— Вот! — взвизгнуло маленькое существо. — Вот! Вот! Люди! Ним-Ним сбежать! Ним-Ним свобода!

Мы находились в распадке между двумя скалистыми невысокими холмами. Шёл десятый ан, гореанский полдень. Покинув город, ранним утром, мы уже достаточно удалились от его стен. Оба мы были полностью раздеты. В результате забега сквозь заросли колючего кустарника вся моя нижняя часть тела была покрыта грязью и кровью. Хватало там ссадин и синяков, полученных от ударов о каменные стенки узких коллекторов городской канализации, через которые мы пробирались.

— Ним-Ним хороший урт, — сказал он мне. — Урты всегда находить дорога!

* * *

— Раздевайтесь и заходите в моечную камнату, — приказал нам надзиратель, за спиной которого маячили пятеро из его вооруженных товарищей. — Смойте зловонье со своих тел, а потом выходите.

Было раннее утор. Цепи, с нас сняли, едва мы оказались в этом тюремном подвале.

— Зачем? — слегка удивился я.

— А ну, повинуйся, — прикрикнул он.

Я был весьма озадачен происходящим. Роскошь ванны редко позволяется гореанским заключенным, безразлично мужчины они или женщины. Безусловно, девушку вычистят и доведут до презентабельного вида прежде, чем выставить её на продажу. Не исключено, что они задумали для нас нечто особенное. Заметив, как охранники угрожающе задвигали оружием, я счёл за благо не спорить, и начал раздеваться.

— Свою одежду оставьте здесь, — скомандовал тюремщик. — Идите в комнату и мойтесь.

Наконечниками своих копий они подтолкнули нас к тяжёлой деревянной двери.

— Помойтесь там хорошенько, — крикнул один из охранников, и заржал.

— Ты же не хочешь своей вонью, оскорбить зрителей, — поддержал его другой мужчина.

Я тотчас же подумал о яме для травли, криках, пари, восторженной толпе зевак на трибуне. Но Ним-Ним говорил, что они запланировали для меня нечто гораздо худшее, чем это.

— Пожалей бедных слинов, — захохотал третий охранник.

— Ты же хочешь, чтобы они переблевались от Вашей вони, не так ли? — спросил ещё один шктник.

Полагаю, ему эта шутка казалось очень забавной. Слин — один из наименее разборчивых в еде гореанских животных. Тарск, обычно подразумеваемый как грязное животное, по сравнению с ним просто эпикуреец. И снова, от их комментариев, мне на ум пришла ямы во внутреннем дворе тюрьмы.

Тяжелая дверь моечной комнаты захлопнулась за нашими спинами. Снаружи донёсся скрежет устанавливаемого на место засова. Внутри была практически полная темнота. Лишь слабый свет, пробивался откуда-то сверху сквозь узкую, прикрытую заслонкой отдушину.

— Я ничего не вижу, — признался я.

— Ним-Ним видеть, — сказал малыш, хватаясь за моё запястье обоими руками.

Я почувствовал, как он потянул меня через комнату. Через пару шагов моя нога скользнула в неглубокий вогнутый жёлоб, ведущий к дренажу. Воняло здесь! Я даже заподозрил, что по своей природе это была скорее тюремная выгребная яма, а не ванна. Спустя некоторое время мои глаза начали весьма сносно различать детали. Возможно глаза людей-уртов, приспосабливаются к темноте гораздо быстрее. Скорее всего, такая быстрая адаптация есть результат их ночного образа жизни, ведь стаи уртов чаще всего активны именно ночью.

— Здесь, здесь, — нетерпеливо пропищал маленький человечек, таща мою руку к решётке закрывавшей сток в полу. — Ним-Ним, не сильный!

Я ухватился руками за прутья, и потянул вверх. Но оказалось, что решётка была намертво вмурована в цементный пол. Но у меня возникло ощущение, что в одного края появилась лёгкая слабина. Я напрягался изо всех сил. Ничего удивительного, что такое маленькое существо как Ним-Ним не смогло поднять её. Интересно, много ли мужчин уже пытались вырвать эту решётку?

— Тяни! Тяни! — подбадривал Ним-Ним.

— Я не могу даже пошевелить её, — признался я.

— Тянуть! Дёргать! — скандировал Ним-Ним.

Я присел, полусогнув ноги, подключая к своим усилиям мощь моих ног, и снова рванул прутья вверх. Та сторона, что, как мне показалось прежде, немного шевелилась, на этот раз, к моему дикому восторгу, с тихим хрустом проломила цемент и приподнялась вверх. Возможно, за годы, что этот сток функционировал в основном в качестве отвода нечистот из тюрьмы, цементная заделка ослабла.

— Смотреть! Смотреть! — восторженно прошептал Ним-Ним.

Я оттолкнул тяжёлую теперь уже полностью освобождённую решётку в сторону.

Ним-Ним тут же нырнул в тёмную, круглую дыру в полу. Через мгновение, борясь с тошнотой вызванный отвратительным зловонием, я бросил моё тело следом за человеком-уртом, и заскользил по покрытой слизью наклонной стене дренажного колодца.

* * *

Пекло полуденное Солнце. Мы стояли на небольшом холме, в нескольких пасангах от стен Брундизиума. Сюда мы забрались по скалистому усыпанному камнями склону. Там где мы стояли, камней и валунов разной величины тоже было предостаточно. Возможно, когда-то раньше здесь были каменоломни. В своей массе эти камни, в беспорядке разбросанные на обширной территории вокруг нас, казалось, почти сформировали пилообразный горный хребет некогда огромного, древнего, природного амфитеатра, ныне по большей части выкрошенного и выветренного. Эти скалы окружали обширную долину, возможно, шириной не меньше двух пасангов. Я добрался до этого места направляемый Ним-Нимом, который иногда ехал на моей спине, а в остальное время на моих плечах. Теперь же он, наконец, спрыгнул с меня.

— Ним-Ним, теперь спасаться! — радостно закричал он, указывая вниз на мелкую, почти круглую долину, расстилавшуюся под нами. В этой широкой, вогнутой области я разглядел то, что Ним-Ним, назвал «народ». Никогда прежде не видел столь огромную стаю уртов. По самым скромным прикидкам, здесь было не меньше четырёх, если не пяти тысячи животных.

— Стоять! — вдруг раздался властный голос из-за моей спины.

Я резко обернулся.

— Хороший обман! Хороший обман! — закричал Ним-Ним. — Ним-Ним хороший урт! Нет яма для Боска! Хуже! Много хуже! Ним-Ним помогать! Ним-Ним помогать!

Я почувствовал внезапную слабость. Мне вспомнились слова Ним-Нима, сказанные им в клетке. Я не сразу их понял, там я предположил, что он хотел помочь мне убежать, и его последующие действия, казалось, подтверждали его слова. Только теперь я понял, что далеко не случайно, он был подселён в мою камеру. Он с самого начала был агентом моих врагов.

— Ним-Ним помогать? — радостно закричал урт переросток. — Ним-Ним помогать! Ним-Ним хороший урт! Ним-Ним теперь свободный урт!

— На колени, Боск из Порт-Кара, — приказал Фламиниус, и я подчинился, ведь позади него стоял мой тюремщик и остальные его товарищи.

Некоторые из мужчин держали взведённые арбалеты, острия болтов которых, были нацелены на меня. И что ещё более важно один из них держал поводки трех рычащих слинов.

— А Боск из Порт-Кара неплохо смотрится, стоя голым на коленях перед мужчинами Брундизиума, — усмехнулся надзиратель.

— А разве Ты из Брундизиума? — спросил я Фламиниуса.

— Я работаю на Брундизиум, — пояснил он. — Но я Ара.

Признаться, мне был не понятен триумф, который, казалось, звучал в голосе тюремщика. Союзником Брундизиума был Ар, а вовсе не Тирос или Кос. Я прикинул расстояние между мной и надзирателем. В уме сидел лишь один вопрос, сколько времени мне понадобится, чтобы сломать ему шею. Я не был женщиной, что радостно и покорно, готова стоять на коленях перед мужчинами. Но со всей очевидностью я понимал, что мне не достать его прежде, чем его подельники нашпигуют меня болтами.

Но тут я зацепился ещё за одну мысль. Акцент Фламиниуса! Сейчас, когда я задумался об этом, то смог заметить, что в нём действительно были оттенки, которые намекали на Ар. Безусловно, подобные нюансы довольно трудно определить с приемлемой точностью. Но в целом для меня совершенно очевидно было, что это не акцент жителя Ара. Если он и был из Ара, то, скорее всего, покинул город многие годы назад.

— Я подумал, что Тебе стоило принять ванну, — улыбнулся Фламиниус. — Вместо этого, Ты, кажется, решил извозиться ещё больше.

Я не счёл нужным отвечать на его шутки.

— Ты насладился своей экскурсией по канализации Брундизиума? — полюбопытствовал он.

Я по-прежнему молчал.

— Безусловно, Твоя утренняя пробежка на свежем воздухе и солнце, несколько выветрила ароматы городской канализации, — заметил Фламиниус, под хохот охранников стоявших позади него. — Даже сейчас мужчины восстанавливают различные решётки, которые мы ослабили или убрали для твоего удобства, как и кое-какие сужения в нескольких трубопроводах.

Я удивлённо уставился на него.

— О, да, — усмехнулся он, — всё было отлично спланировано.

— Не проще ли было просто убить меня в тюрьме? — спросил я.

— Проще, да, — кивнул Фламиниус, — но ведь не так забавно.

— Понятно, — сказал я.

— Мебель в твоей камере, её местоположение, и тому подобное, всё было предназначено, чтобы поощрить твои опасения, и заставить думать о побеге.

— Не думаю, что нуждался в столь активном поощрении, — усмехнулся я.

— Может быть и так, — кивнул он. — Между прочим, мы заметили, что Ты не пользовался постельными принадлежностями. Весьма разумная предосторожность. Без чего-то вроде этого было бы труднее поставить слина на твой след.

— Я думал, что Вы могли бы использовать его, чтобы натравить слинов на меня в яме, — пояснил я.

— Конечно, — признал Фламиниус. — Всё это было предназначено, чтобы заставить Тебя опасаться этого. Но с другой стороны, Ты мог бы догадаться, что это не оказалось бы политически целесообразным, по крайней мере, не в это время. Неужели не понятно, что нам не выгодно публично затравить в одной из наших ям Боска из Порт-Кара, адмирала города, теоретически являющегося нейтральным к Брундизиуму.

— Полагаю, что это было бы неразумно, — признал я.

Всё-таки, в Брундизиуме были люди, чиновники, солдаты или, к примеру, охранники в тюрьме, знающие меня в лицо. Конечно, в таких условиях, было бы трудно скрыть от толпы, посещающей публичное зрелище, кто именно находится в яме.

— Вот мы и устроили твой побег, — сказал Фламиниус, — ничем не рискуя, конечно.

— Ничем? — переспросил я.

— Конечно, ничем, — усмехнулся Фламиниус. — Неужели Ты думаешь, что мы всё это время осторожно следовали за Тобой, позволяя Тебе отрыв в один ан, пока к нашему удовольствию мы не захотели бы настигнуть и арестовать Тебя именно здесь?

— Значит, меня завели сюда сознательно, — сделал я логичный вывод, посмотрев вниз на гигантскую стаю уртов в долине под нами.

— Конечно, — кивнул Фламиниус. — Но даже если бы Ты не захотел бы следовать совету нашего маленького друга относительно выбора пути бегства, то мы, просто схватили бы Тебя где угодно поблизости, а затем всё равно привели бы сюда.

— Слин, — догадался я.

— Само собой, — ухмыльнулся Фламиниус. — Смотри.

Он махнул одному из мужчин, стоявшему позади парня со слинами, и тот вытащил из своего мешка рваную тунику, в которую я был одет в клетке.

— Умно, — признал я.

Перед дверью моечной комнаты, прежде, чем втолкнуть мы были вынуждены под угрозой копий наших охранников войти туда, Ним-Ним и я разделись. В тот момент, это казалось вполне естественным. Но теперь до меня дошло, что и это было частью плана Фламиниуса. Как только дверь за нами закрылась, одежда, по крайней мере, моя, была унесена в загон к слинам. Оставалось всего лишь, чуть позже, вывести зверей к концу одного из канализационных трубопроводов, где он опустошается в один из длинных, полусухих каналов приблизительно в полупасанге от стены, и позволить слинам взять наш след.

— Смотри, смотри, — усмехался Фламиниус, и снова махнул своему человеку, державшему тряпки, которые я прежде носил.

Тот поднёс их к самым носам слинов. Немедленно, неистово рыча, звери вцепились зубами в тунику. Послышался треск рвущейся ткани, каждый из слинов тащил добычу к себе.

— Достаточно! — крикнул Фламиниус.

Ловчий, зло крича, кое-как вырвал то что осталось от моей одежды из зубов слинов. Даже притом, что он был их егерем, и они, несомненно, были выдрессированны повиноваться ему, и возможно только ему, но даже ему оказалось нелегко отобрать у них предмет моей одежды.

Фламиниус забрал остатки моей туники, и презрительно посмотрел на меня.

— Вы только посмотрите, вот он — Боск из Порт-Кара, — засмеялся он, — стоит голым перед нами, на коленях, обманутый, запуганный до отчаянного желания побега, и ещё недавно убеждённый в том, что его бегство, было удачным. Зато сейчас, когда его надежды разбились вдребезги, до него наконец-то, дошло, что он никогда не был вне пределов нашей досягаемости. Полюбуйтесь на глупого, обманутого дурака!

Мне нечего было ему ответить. Разве что признать его правоту.

— Неужели Тебе не любопытно, что мы для Тебя приготовили? — поинтересовался он.

— Пожалуй, да, — ответил я.

Фламиниус швырнул в меня лохмотья ещё недавно, до встречи с зубами слинов, бывшие моей туникой.

— Надевай это, — приказал он. — Э нет, не вставая. Натягивай, как есть, стоя на коленях.

Мужчины просто заржали надо мной, когда я, стоя перед ними на коленях, нарядился в несколько висевших тут и там лоскутов. Слины не спускали с меня своих злобных глаз.

— Не будет ли быстрее покончить с этим ударом меча? — спросил я.

— Быстрее да, но это не будет так забавно, — пояснил Фламиниус.

— Возможно, Тебе было бы разумным отойти в сторонку, чтобы не быть раненным взбесившимся слином, — предложил я.

— Оставайся на коленях, — предупредил он меня.

— Я несколько озадачен кое-какими вещами, — заметил я. — Возможно, сейчас самый подходящий момент, чтобы их прояснить. Могу я полюбопытствовать, с чего это у Вас возник такой интерес к моей скромной персоне? Зачем, например, для охоты на меня в Порт-Кар послали Бабиниуса? Какой в этом смысл? Откуда у Брундизиума такое страстное желание моей смерти? Кто, или что, в Брундизиуме, имеет столь страстный интерес ко мне, и почему?

— Ты хотел бы, чтобы я ответил на твои вопросы, не так ли? — уточнил Фламиниус.

— Да, — признал я.

— Что-то мне не хочется этого делать, — ухмыльнулся он, и его сопровождающие весело засмеялись.

Я сжал кулаки.

— Только не думай, что мы не способны на жесты невероятной доброты, или, что милосердие вне круга наших интересов, — сказал он.

— Ну и?

— Мы готовы предоставить Тебе самому, выбрать свою судьбу, — предложил он. — И мы даже готовы дать Тебе некоторое время, чтобы помучиться перед смертью.

— Не понял, — прищурился я.

— Уверен, Ты не думаешь, что это случайность, что мы использовали нашего маленького друга в наших планах? И конечно же, Ты не думаешь что, Тебя заманили в это место простое совпадение?

— Полагаю, что нет, — вздрогнув, ответил я.

Ним-Ним радостно запрыгал вверх — вниз.

— Ним-Ним помогать. Ним-Ним хороший урт! — провизжал он.

— Иди, маленький урт, — благосклонно сказал Фламиниус. — беги к своему народу.

— Ним-Ним умный! — пропищало существо. — Ним-Ним обманывать красивый Боск!

— Поспеши домой, маленький урт, — дружелюбно сказал Фламиниус.

Ним-Ним посмотрел на меня своими яйцевидными глазами.

— Хуже чем яма, — сказал он мне, — хуже, много хуже. Ним-Ним помогать. Ним-Ним обмануть красивый Боск. Совсем плохо, красивый Боск!

— Беги, поторапливайся, — подстегнул его Фламиниус.

И Ним-Ним поскакал вниз по травянистому склону к огромной стае уртов. Фламиниус засмеялся, глядя ему вслед. Его поддержали смешки некоторых из его спутников. И смех их не был приятным.

— Сейчас Ты медленно, не вставая с колен, повернёшься, — приказал мне Фламиниус. — Потом медленно поднимешься и шагом спустишься с холма. Иди к стае уртов. А мы останемся здесь на холме, какое-то время. Ты всё время будешь под нашим наблюдением. Если Ты попытаешься бежать или свернёшь в сторону, попытавшись обойти стаю по краю, мы немедленно спустим слинов. Ты должен, если конечно захочешь, войти в это скопление уртов. Если Ты не захочешь этого сделать то мы, через некоторое время, спустим слинов, и они найдут Тебя везде, где бы Ты не спрятался. Тебе всё ясно?

— Ясно, — подтвердил я.

— Интересно, что ты выберешь? — полюбопытствовал Фламиниус.

— Держу пари, что он зайдет в стаю, — крикнул один из мужчин.

— А я ставлю на то, что будет ждать слина, — ответил ему другой.

— Не хотелось бы, влиять на твоё решение, — заметил Фламиниус, — но из моего опыта, в подобных ситуациях, человек до последнего ждёт слина, а когда тот уже почти прыгает на него, он, по-видимому, потеряв контроль над собой бросается в стаю.

— Для Тебя было бы лучше, дождаться слинов, — посоветовал тот, что держал пари на это. — Слин убьёт быстрее.

— Немногим хватает храбрости на то, чтобы ждать их, — сказал другой.

— Так что Ты будешь делать, Боск из Порт-Кара? — спросил Фламиниус.

— Пока не знаю, — честно ответил я.

— Превосходный ответ, — признал Фламиниус. — Многие мужчины думают, что они знают, что они сделают, но когда наступает момент истины, зачастую всё оказывается, вовсе не так, как они ожидали. Иногда тот, кто думал, что он храбрец, вдруг узнает, что он — всего лишь трус. А иногда, я полагаю, бывает и наоборот, и тот, кто считал себя трусом, узнает, что он смел.

Я, медленно, на коленях, отвернулся от них, затем встал.

— Теперь, медленно, очень медленно, — напомнил Фламиниус.

Я начал спуск с холма к стае уртов. Ним-Ним ещё не вошёл в неё. Вполне возможно, что он мог бы захотеть увидеть, как именно я поступлю.

Я приблизился к стае и замер в нескольких ярдах от её границы. Большинство животных не обратило на меня ни малейшего внимания. Некоторые особи посмотрели на меня подозрительно. Конечно, я не нарушил периметр их группы, и не приблизился до критического расстояния. Оглянувшись назад, я бросил взгляд на гребень холма. Фламиниус, его люди и слины по-прежнему стояли там и сохраняли неподвижность. Вероятно, у меня было несколько енов, прежде чем они спустят слинов. Я, как предполагалось, должен провести это время, в мучительных раздумьях, относительно того какую судьбу мне выбрать. Само собой, я не был в восторге от любой из предложенных мне альтернатив. Я задумчиво смотрел на стаю уртов. Никогда прежде мне не попадалась настолько огромная. Количество животных здесь было просто неисчислимо. В воздухе висел тяжёлый запах грызунов. Я прикинул протяжённость стаи. Пожалуй, она простиралась приблизительно на четверть пасанга в обе стороны от меня. Если бы я попытаюсь побежать вдоль периметра, мужчины, несомненно, немедленно спустят слинов. На то чтобы настичь меня им хватит считанных инов. Я посмотрел через стаю. До противоположного края приблизительно двести или триста ярдов. Я не думал, что даже слин будет в состоянии прорваться через эти ярды. Нет, мне не казалось вероятным, что слин смог бы преодолеть такую плотную массу крупных и разъярённых вторжением существ.

Я теребил свою изодранную в клочья тунику. Слины, и я это превосходно знал, неутомимые охотники, бесстрашные, стойкие и упрямые следопыты. Я посмотрел на Ним-Нима, который стоял в нескольких ярдах от меня, немного ближе к стае. Он был напряжён, и, очевидно, приготовился, если я решу приблизиться к нему, скрыться в стае.

— Ним-Ниму, здесь безопасно! — крикнул он, указывая на уртов. — Народ не обижать Ним-Ним!

Интересно, были ли где-нибудь в этой огромной стае грызунов другие представители народа людей-уртов. В любом случае, если и были, они не собирались раскрывать своего инкогнито. Конечно, они не всегда держатся в стае, но почти всегда они остаются поблизости от неё, и довольно редко покидают её на долгое время. Ним-Ним, как я помнил, был пойман в государственном саду.

— А ты уверен, что это — твой народ? — спросил я, заинтересовавшись этим вопросом.

На мой взгляд, все урты выглядели совершенно одинаково. Само собой, если прожить с ними некоторое время, то можно начать отличать их одного от другого.

— Да, — заносчиво ответил Ним-Ним. — Это они.

И он издал свистящий звук, потом ещё один несколько иной тональности.

— Наш вождь! — указал он на большого, покрытого тёмным мехом урта со сломанным зубом, маленькими глазами и посеребренной мордой.

Он был просто гигантского размера для этого вида животных.

Я не сомневался, что Ним-Ним знал, о чем он говорил. Конечно, это была, его стая. В этом не было никаких сомнений.

— Народ разорвать Боск на части! — крикнул Ним-Ним. — Народ не обижать Ним-Ним! Ним-Ним со свой народ. Ним-Ним спасаться!

Я оглянулся назад на гребень холма. Слинов ещё не спустили.

— Ним-Ним обмануть красивый Боск! — сказал чеовек-урт. — Ним-Ним умный! Ним-Ним, теперь свобода! Ним-Ним теперь спасаться!

Интересно, как получалось, что люди-урты могли путешествовать со стаями уртов. Мне было известно, что даже уртов из других стай часто разрывали в клочья, когда они пытались приблизиться к чужой стае. Должно быть что-то, некий параметр, по которому стая, так или иначе, признаёт и принимает людей-уртов за своих. Я обратил внимание, что седой урт, идентифицированный Ним-Нимом как вожак стаи, повернул морду в мою сторону. Я сомневался, что он мог бы разглядеть меня в деталях. Урты, насколько мне известно, животные близорукие. А вот его нос, нацеленный на меня, шевелился весьма активно. Наконец вожак дернулся и фыркнул. Внезапно я почувствовал, как волосы на моём затылке встали дыбом.

— Не входи в стаю! — посоветовал я Ним-Ниму. — Не делай этого!

— Красивый Боск хотеть обидеть Ним-Ним! — крикнул он и отступил к стае.

— Не входи в стаю! — закричал я. — Я стою здесь! Я не приближаюсь! Я не обижу Тебя! Только не входи в стаю!

Ним-Нима поймали в государственном саду, и посадили в тюрьму Брундизиума. С тех пор прошло, по крайней мере, шесть месяцев. Я вспомнил язвительный смех мужчин на холме, глядевших вслед быстро спускавшемуся по слону Ним-Ниму, торопившемуся к своей стае. А ещё, я думал о величественных, изящных, золотистых Царствующих Жрецах живущих в их тоннелях, в основании Сардарарских гор.

— Не входи в стаю! — отчаянно закричал я, уже вбегавшему туда Ним-Ниму, — Не-е-ет!!!

С моего места, могло показаться, что он почти переходит вброд коричневое озеро. Вот только озеро это, казалось, начало расступаться перед ним, оставляя его, на сухом месте, изолированном, одиноком островке, окруженном желтовато-коричневыми водами. И воды эти, необъяснимым образом расступившиеся вокруг него, имели глаза и зубы, направленные на его фигуру. Я видел, что он не понимал того, что произошло.

— Выходи! — позвал я его. — Выходи, пока ещё не поздно!

Глаза смотрели на него со всех сторон. Я видел узкие, удлиненные мордочки, поднятые к нему. Я видел дергающиеся ноздри.

Ним-Ним начал издавать свистящие и шипящие звуки, явно обращаясь к уртам. Можно предположить, что именно такими звуками люди урта могли бы общаться друг с другом, а возможно, также, подавать сигналы, стае. Я заметил, что животные заволновались. Они дрожали. В их реакции появилось почти лихорадочное беспокойство.

— Выходи! — звал я Ним-Нима.

Внезапно один из уртов издал сердитый, пронзительный, режущий уши, высокочастотный визг. В тот же момент, по поверхности коричневого озера пробежала волна, как если бы в то место где стоял Ним-Ним, ударило током. Эта волна, казалось, пробежала через всю стаю. Её распространение сопровождалось вздыбливанием меха на их спинах. Там где прошла волна, животные внезапно замирали, настораживались и начинали дрожать от возбуждения. Казалось, вся стая, ещё недавно столь спокойная, внезапно превращалась в беспокойное, бурлящее от злой энергии озеро.

— Выходи! — заорал я на него.

Ещё один урт стоявший недалеко от Ним-Нима разразился тем же сердитым, пронзительным, оглушительным визгом, его сразу поддержал другой, за ним ещё один. Животные начали неудержимо дрожать, их глаза, казалось, вылезали из орбит, их вставший дыбом мех, потрескивал от статического электричества, их уши прижались к головам. Каждое животное всей этой огромной стаи теперь было ориентировано точно к тому месту, откуда доносились яростные визги. Некоторые из них уже начали нетерпеливо, не разбирая дороги пробираться к этому звуку, перелезая через спины попадавшихся по пути менее нетерпеливых уртов. Теперь уже каждое животное, находившееся в первом кругу около Ним-Нима, гневно визжало. И визг этот теперь подхватывали, всё больше животных. Он поднимался вверх, ударяясь в соседние утесы, отражался от них, бился в камни и валуны, рикошетил, снова и снова, усиливался, заполняя эту чашеобразную долину. Он резал уши, разрывал сознание, заставлял трястись воздух, поднимался в небеса, и казалось, даже облака, в ужасе расступались перед его мощью. Казалось, этот визг напугал даже само небо, и весь мир. Я бы не удивился, что сейчас в Брундизиуме, люди озадаченно оборачиваются, пытаясь разобраться, откуда прилетел этот тревожный звук.

Я сложил руки рупором и отчаянно пытаясь заглушить яростный визг уртов, заорал:

— Выходи оттуда!

— Я не смогу! — зашевелились его губы.

Разъярённые животные, начали приближаться к нему, и он бросился к границе стаи, попытавшись проскочить между ними. На моих глазах он дважды оступился, но оба раз успевал вскочить. К тому времени, когда ему удалось добраться до края стаи, он лишился ноги и руки. Но он не уже не мог упасть, из-за животных, напиравших со всех сторон и поддерживавших его. Некоторые из них просто висели на его теле, впившись в него зубами, другие набрасывались и, оторвав кусок мяса, отскакивали, поглощая свою добычу. Когда он оказался в пределах нескольких футов от меня, у него уже не было половины лица. Его голова дико моталась из стороны в сторону. Я даже не был уверен, что он всё ещё жив, пока не видел его глаза. В ярости я прыгнул к нему, разбрасывая уртов в стороны, подальше от него. Кого-то я хватал за загривки, других за задние ноги, и зашвыривал их назад в стаю. Разрывая его тело, они, казалось, совсем забыли обо мне. Я уже был среди них, но на меня никто не нападал. Зато нападал я. Поймав одного зверька, я сдавил его шею пальцами, ломая его шею. Его безвольная тушка, кувыркаясь, улетела за мою спину. Другие урты с визжанием устремились вперёд, пытаясь карабкаться по их товарищам, лишь бы достичь то, что теперь оставалось от Ним-Нима. Поняв, что ничем не смогу помочь, я, задевая ногами пушистые тела грызунов, отступил из владений стаи. В просветах кишащих желтовато-коричневых тушек, иногда ещё мелькали части тела Ним-Нима, которого стая тянула назад на свою территорию. Я же, остался в одиночестве, тяжело дыша, стоять у границы их владений. Ноги мои подкосились, и я, дрожа всем телом, опустился в траву.

Теперь я совершенно ясно понимал, что опознание и принятие в стаю связано с запахом. Вероятно, их запах служил стае своеобразным паролем. Если у кого-то он есть, его принимают. Если запаха нет, или он недостаточен, то это сигнал к атаке. Скорее всего, именно недостаток запаха стаи вызывает рефлекс нападения. А пронзительный визг, столь ужасающий, столь душераздирающий и всепроникающий, который привлёк внимание других животных, был, по-видимому, чем-то вроде сигнала «чужак среди нас», так сказать сигнал опознания чужака. Именно на него среагировали остальные животные стаи, именно визг вызвал столь бурную реакцию, реакцию защиты, или если можно так выразиться реакцию отторжения чужака. Ясно, что визг сыграл роль сигнального рельса требующего ответного нападения от всех членов сообщества уртов.

Я задумчиво смотрел на стаю. Сейчас она уже была относительно спокойна. И не осталось никаких следов Ним-Нима.

Я оглянулся назад, бросив взгляд на мужчин, стоявших на гребне холма. Слины всё ещё были на поводках. Возможно, они хотели, прежде чем они спустят животных, дать мне ещё немного времени, чтобы у меня была возможность подумать и представить то, что очень скоро должно произойти со мной.

Я снова уставился на стаю. Всё дело в запахе, я уже был в этом уверен. Это объясняло, почему чужой урт, даже того же самого вида, уничтожался при попытке присоединиться к данной конкретной стае. Это объяснило, и то почему Ним-Ним был отвергнут уртами. За время, проведённое в тюрьме, а это ни много ни мало почти шесть месяцев, он потерял запах стаи. Я вспомнил, что и Царствующие Жрецы опознавали, кто был «из Гнезда», а кто не был именно по запаху Гнезда. Конечно, этот запах приобретался, после того, как человек проводил в гнезде некоторое время. Предположительно, точно так же запах стаи может быть приобретен после некоторого времени нахождения в стае. Но тогда каким образом первый из людей-уртов смог попасть в стаю впервые? Я подозревал, что это произошло сотни лет назад.

Какой-то не иначе очень умный человек, или группа людей, должно быть, поняли суть проблемы. Возможно, они решили эту задачу, а потом, со сменой поколений, эта тайна была вновь утеряна, или сознательно забыта, чтобы другие не смогли выдать её врагам, а те не использовали в своих интересах и во вред народу людей-уртов. Теперь же, люди-урты рождаясь среди грызунов, просто растут в стаях, впитывая их запах, и не задумываются над этим вопросом, полагая, что так и должно быть, поскольку так оно и было с незапамятных времен. И всё же, подумал я, неужели никто и никогда не задумывался над этим? Ведь нельзя же всегда полагать, что это — просто необъяснимый факт, данный людям, нечто, что не должно быть исследовано ими. Ведь не могло не быть причины в том, почему трава зелёная, и небо голубое? Не могло не быть причины движения ветров и вращения ночного неба, или скажем в том, почему мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины?

Внезапно я прыгнул к трупу урта, который со сломанной шеей валялся рядом со мной. Бросив взгляд на вершину холма, я отметил, что Фламиниус ещё не отдал команды спустить слинов. Бешеным рывком я выломил острый длинный резец из верхней челюсти мертвого животного, и затем, лихорадочно, со всей возможной энергией и спешкой, втолкнув его в кожу, потащил вниз, разрывая шкуру напополам, помогая себе руками, и даже зубами. Торопясь, как никогда в жизни, я принялся срывать шкуру с трупа. Надеюсь, они подумали, что я сошел с ума. Однако, я не стал себя успокаивать, уверен Фламиниусу не потребуется много времени, чтобы понять моё намерение.

Я мельком мазнул взглядом по гребню холма. Слины, уже были спущены с поводков, и мчались вниз по поросшему редкой травой склону.

Я продолжил свою работу, стараясь не думать о приближающейся зубастой смерти. Часть шкуру была сорвана. Работая ребром ладони, как ножом, я втискивал ей между шкурой и горячим подкожным жиром. Потом я поставил ногу на грудную клетку и надавил, ослабил давление, снова надавил, и опять ослабил, затем, выворачивая грудную клетку, потащил шкуру, понемногу стягивая её с тушки. Не отрываясь от работы, бросил взгляд на стремительно приближающихся слинов. Я уже мог разглядеть их горящие нетерпеливой яростью глаза. До меня им оставались считанные ины. Большая часть шкуры была в моих руках, но времени на её отделение от безвольно болтавшейся головы у меня уже не оставалось. Наступив ногой на окровавленные останки, я диким рывком оторвал свою добычу то тела и внутренностей и, прижимая это обеими руками к бёдрам, вошёл в стаю.

Свежесодранная шкура была ещё тёплой, влажной и липкой. Мои ноги и бедра были покрыты кровавыми потёками. Я протискивался между уртами, стремясь увеличить расстояние между мной и границей стаи. Мех грызунов был теплым и маслянистым. Я даже чувствовал их ребра и движение мускулов под кожей животных. Носы их поворачивались вслед за мной. Я торопливо, не разбирая дороги, прорывался к центру стаи. В этот момент первый слин достиг края этого живого бурого озера и, не заботясь о последствиях, нырнул в него вслед за мной. Он, азартно порыкивая, проворно побежал прямо по телам плотно стоявших уртов. Его челюсти щёлкнули в считанных дюймах от моей ноги, но на большее у него не осталось времени. Он повалился на землю под напором разъярённых грызунов. Я же продолжая расталкивать уртов, двигался к противоположному краю стаи, до которого ещё оставалось не меньше полтораста ярдов. Вдруг, позади меня снова раздался тот самый ужасный визг урта — сигнал опознания чужака.

Слин — упорный следопыт, говорил я себе. Он — бесстрашный, решительный, упрямый охотник. Такие мысли мелькали в моей голове раньше, когда я только подошёл к краю стаи. Казалось, они призывали меня обратить на что-то внимание, на что-то важное, но, в тот момент я никак не мог ухватить их истинного значения. Тогда, они так и застряли на границах моего сознания. Но теперь, я понял то, с чем забавлялся мой мозг. Изумительная, поразительная возможность, в которой в тот момент я не смог полностью разобраться. И эта возможность, теперь, когда я полностью был осведомлён о ней, казалась безнадёжно устаревшей, но всё равно необыкновенно интригующей. Но разве я не поступил инстинктивно и немедленно, практически так, как было единственно возможно, в полном соответствии с моим озарением, которое только теперь полностью выкристаллизовалось в моём сознании? Именно так я и действовал. То, что в тот момент было всего лишь намёком, свербящей, интригующей мыслью, которую я едва мог ухватить, в кризисный момент, стало подсознательным побуждением к действию. Мне требовался только способ прохода сквозь стаю. Но найдя его, я и все остальные части головоломки расставил по своим местам. Никто не мог преследовать меня через стаю уртов. Никто, даже слины.

Я пробирался дальше. За моей спиной послышался всё усиливающийся визг. Слин — упрямый охотник. По-своему, это — замечательное животное. Он не умеет сдаваться, но никогда не отступает. Я обернулся, чтобы удовлетворить моё любопытство. В трёх точках стаи происходило нечто напомнившее мне роение насекомых карабкающихся друг на друга, только насекомые эти были гигантские и желтовато-коричневые. Одному из слинов бешеным усилием удалось сбросить с себя навалившихся на него грызунов и вздыбиться на задних лапах. Голова и плечи показались над роем карабкающихся животных. В зубах было зажато безжизненное тело урта. Слин яростно встряхнул им, отбрасывая в сторону. А потом он снова утонул в набежавшей волне взбешённых уртов, и я больше не видел его. Мне некогда было любоваться гибелью моих преследователей, своих дел было по горло. Но повернувшись к другой стороне стаи, я вдруг понял, что у меня больше нет возможности двинуться вперёд хотя бы на шаг. Слишком много уртов, на вид полных решимости выяснить, кто я такой, столпились вокруг меня. Я оказался полностью окружён. Внезапно оказалось, что я стою на пустом открытом месте, чистом месте, в центре небольшого круглого островка окружённого желтовато-коричневым озером. Я замер. Вытянутые ко мне шеи, дергающиеся и фыркающие носы, подслеповато прищуренные глаза. Я не шевелился. Я стал центром всеобщего внимания.

Через тела сородичей местами раздвигая, а чаще просто идя прямо по ним, в первый ряд выбрался большой, тёмный урт. Его отличительной чертой был сломанный резец. Он был приблизительно четыре фута в холке, просто гигант для этого вида животных. А ещё у него была седая, словно посеребренная морда. Я узнал его. Это был тот самый урт, которого Ним-Ним ранее признал вожаком стаи. Гигант начал обнюхивать меня, что было понятно по перемещению и дерганью его носа.

— Тал, уродливая скотина, — тихо сказал я.

Я медленно поворачивался вокруг своей оси, не выпуская из виду обходящего меня по кругу, фыркающего зверя. Наконец, он завершил свой обход. Бусинки его маленьких, близоруких глаз, прищуриваясь, всматривались в меня.

— Ты — вонючая, уродливая скотина, — прошептал я.

Он, озадаченно, снова принялся обнюхивать меня, начиная с моих ног, затем поднимая голову всё выше и выше, пока, казалось, не уставился мне прямо в глаза. Когда он опустил свою голову, я понизил шкуру, стараясь держать её всё время так, чтобы она была между мной и его носом. Я поднимал шкуру по мере того, как поднималась его голова. Казалось, его совершенно не волновала голова урта, которая всё также болталась на защищавшей меня шкуре. Его рефлексы в данной ситуации, я полагал, я верил, я надеялся, должны были активироваться исключительно запахом, и причём не запахом крови, или человека, а запахом шкуры соплеменника, запахом его стаи.

Наконец, я вздохнул с облегчением. Он отвернулся. Остальные животные, один за другим, начали возвращаться к своим рутинным делам. Снова вокруг меня расстилалось спокойное светло коричневое озеро, за исключением тех трёх мест, где некоторые особо ретивые урты, рвали на кусочки то, что осталось от слинов.

— Прощай, уродливая скотина, — бросил я.

Я возобновил свой поход через стаю, то и дело преступая через тушки уртов. Один раз, в нескольких ярдах передо мной и чуть правее, я заметил, как тонкая долговязая фигура внезапно появилась над телами грызунов, всматриваясь в меня. Мгновение, и фигура исчезла. Снова, передо мной расстилалась ровная бурая поверхность. Это был единственный безошибочный знак того, что здесь были люди-урты, путешествующие со стаей.

Ещё через несколько инов я пересёк границу владений уртов. Обернувшись, я увидел Фламиниуса, и его людей, стоявших с другой стороны стаи, почти вплотную к её периметру. Некоторое время я понаблюдал за их действиями. Они разрядили свои арбалеты в мою сторону, ни болты потеряли энергию задолго до того как долетели до моего края стаи, и упали довольно далеко от меня. Наконец, поняв, что так меня не достать они развернулись и заторопились назад вверх по склону.

Очень возможно, что где-то за холмами остались их тарларионы. А я повернулся и направился в другую сторону. Перевалив через изломанный зазубренный гребень линии холмов ограждавших эту скрытую от лишних глаз долину, я оказался на открытой равнинной местности, и пошел неторопливой, зато позволяющей экономить силы воинской походкой в противоположную от Брундизиума сторону. Эту походку, которой воины обучаются с самого детства, можно поддерживать сколь угодно долго, даже с весом оружия, снаряжения и щита, и преодолевать в этом темпе многие пасанги.