— Первый повод! — крикнул я, и Ичиро, который находился позади и правее меня протрубил команду в военный горн.

Две сотни осёдланных тарнов, как один, поднялись над лесом, оставляя далеко внизу лагерь, маячивший среди деревьев.

В обычной тарновой сбруе шесть поводьев. А на хомуте Тарна — шесть колец, к которым прикреплены поводья, идущие от них к седлу, на котором также имеется шесть колец, соответствующих кольцам хомута. Шесть седельных колец установлены на вертикальном кольце. Первое кольцо занимает верхнюю точку главного седельного седла, а четвёртое — соответственно находится в основании. Второе и третье кольца находятся на правой стороне главного кольца, а четвёртое и пятое кольца — слева. Таким образом, потянув первый повод мы давим на основания горла тарна, который отвечает на это давление подъёмом, а если натянуть за четвёртый повод, то хомут надавит на шею птицы сзади, на что она ответит снижением. Точно так же это работает, если надо заложить вираж вправо-вверх или вправо-вниз, влево-верх или влево-вниз, достаточно просто потянуть за соответствующие поводья. Если вам требуется повернуть вбок, то тянуть надо одновременно пару поводьев, вправо — второй и третий, а влево — четвёртый и пятый. Подобным образом можно корректировать полёт одновременным натяжением первого и второго повода, третьего и четвёртого, и так далее. Простой узел на каждом конце препятствует тому, что поводья проскочат через седельные кольца.

— Третий ремень, — отдал я команду, которую Ичиро продублировал горном, и вся стая пошла со снижением вправо.

— Отпустить поводья! — крикнул я Ичиро, и он протрубил соответствующий код.

Отряд перешёл в горизонтальный полёт, держа курс в выбранном мною направлении.

Большую помощь в таких вопросах оказывало естественное стайное поведение тарнов, состоявшее из трёх генетически закодированных манер поведения, две из которых имеют отношение к пространству и одно к скорости. Тарны в стае имеют тенденцию держаться единой группой, а также поддерживать расстояние между птицами. Это пространственная привычка в свою очередь диктует тенденцию придерживаться одинаковой скорости. Это позволяет стае птиц, даже диких, легко производить то, что непосвящённому кажется удивительно быстрыми и сложными манёврами.

— Пятый ремень! — скомандовал я. — Отпустить поводья!

Горн передал мою команду дальше, и вся стая, снизившись левым виражом, выровнялась в полёте.

Лично я предпочёл бы лететь на тарне в одиночку, и, уверен, большинство тарнсмэнов разделили бы это моё предпочтение. Есть в этом некое почти возвеличивающее ощущение дикой свободы, когда сидишь на спине тарна, оставшись с ним один на один, и чувствуешь, как тебя переполняет энергия жизни. Ты словно становится иной формой жизни, единой с птицей, единой с ветром, облаками и небом. Подозреваю, что эти эмоции уже не ощутить в механистическом полёте, но, вероятно, предложение или намёк на них могли бы дать маленькие, отзывчивые, одномоторные самолеты, которые использовались на Земле, скажем, в первой четверти двадцатого века.

По левую руку от меня летел Таджима.

Как и все остальные он был вооружён малым луком, к которому прилагались широкие колчаны по обеим сторонам седла. Там же, по бокам седла крепились шесть ананганских дротиков, по три с каждой стороны. Справа, в свисавшем с седла чехле, крепилось длинная пика из чёрного темового дерева, в полёте она лежала почти горизонтально. Слева, под рукой, находился маленький баклер, способный в случае необходимости отвести в сторону наконечник копья. Позади седла, лежала свёрнутая сеть.

Я отдавал команды Ичиро жестами, дублируя их голосом, и в этот раз указал ему, что мы должны возвращаться к тарновому лагерю, а так же приготовить луки. Разумеется, мой сигнальщик передал мои команды всему отряду тарнсмэнов. На тренировочной площадке были установлены десятки мишеней. Конечно, прежде чем начать воздушные тренировки, я вволю погонял своих подопечных на земле. Занятия включали в себя использование всего комплекса их вооружения, лука и стрел, дротиков, пики, баклера и сети.

По моим подсчётам, до тарнового лагеря оставалось ещё пара енов лёта.

Кавалерия, конечно, не была простой стаей или прайдом. Эти две сотни всадников могли бы рассматриваться, как мне кажется, как кавалерийская группа или авиационное крыло, если такая аналогия будет уместна. Весь отряд делился на две, назовём это, центурии, по сто всадников в каждой, каждая центурия далее делилась на пять эскадронов, если можно так выразиться, по двадцать человек в каждый. Эскадрон состоял из двух звеньев по десятку всадников, а звено на два прайда по пять бойцов. Короче говоря, в группе в целом, было две центурии, десять эскадронов, двадцать звеньев и сорок прайдов. Как это часто бывает, довольно трудно подобрать более или менее точные соответствия между определенными гореанскими терминами и терминами английского языка. В целом, я взял примерно эквивалентные выражения. Можно было бы, если желаете, думать об этом с точки зрения пехоты, и назвать это сотням, двадцатками, десятками, а затем пятёрками. В любом случае, принятое разделение давало значительную приспособляемость и гибкость, в атаке, в разведке, в поиске провианта и так далее. Я был капитаном или, точнее, старшим капитаном. Понятно, что у каждого подразделения, сверху вниз, от центурии до самых маленьких единиц, которые я для удобства упомянул как прайды, был свой командир. Группы тарнсмэнов часто называют прайдами, таким образом, в некотором смысле любое из подразделений, включая всю нашу кавалерийскую группу в целом, можно было бы считать прайдом. Мимоходом можно было бы упомянуть, что у всех подразделений были свои названия или номера. Это облегчало планирование, распределение продовольствия и снабжения, ясное и быстрое издание приказов и так далее. Кроме того, это имеет тенденцию порождать чувство локтя и гордость за свой отряд, что хорошо для ответственности, духа товарищества, взаимной поддержки и морали. По тем же причинам у более крупных подразделений были свои собственные вымпелы или штандарты. Эти устройства могут использоваться для множества целей, таких как, идентификации местоположения, часто важного в беспорядке сражения, сигналов к атаке, отступлению, маневру, сплачивает рассеянные войска и так далее. Также, через некоторое время они могут приобретать что-то вроде харизмы или мощи, часто связанной с определенными изображениями, или символами, такими как знамёна. Само собой были введены различные знаки отличия, чтобы отметить звания и должности. Также важным элементом стало то, что по сути своей было униформой. Это тоже имеет тенденцию порождать единство, солидарность, самосознание и так далее, не говоря уже о чисто практической роли, вроде отличия товарищей от врагов, особенно в горячке и неразберихе боя. Кроме того, это может запугать менее организованного и менее дисциплинированного противника. В этом есть некий посыл, словно что-то единое, целеустремленное и опасное надвигается на тебя. Для униформы я выбрал серый цвет, как самый трудноразличимый в слабом свете. В полете это не имело бы большого значения, но если мои парни должны были бы действовать на земле, скажем, в десантно-диверсионной операции или в чём-то подобном, это могло бы быть полезно, по крайней мере, с моей точки зрения. Вероятно, более нарядный, более броский цвет был лучше в парадных целях, но я создавал кавалерию не для парадов. Кос, кстати, обычно идентифицирует свою пехоту с синим цветом, а Ара, по большей части, с красным. В гореанских войнах часто используются шарфы определённых расцветок, особенно наёмниками, поскольку универсальной униформы попросту не существует. У шарфа есть и ещё одно преимущество, и состоит оно в том, что его легко можно снять или заменить в зависимости от хода войны. Никто не ожидает от наёмника, что тот будет драться за Домашний Камень, а не за деньги. Безусловно, есть и такие наёмники, которые готовы умереть за своего командующего. Некоторые командиры заслужили такую верность своих подчинённых, например Дитрих из Тарнбурга, Пьетро Ваччи, Рэймонд из Рив-дэ-Бойса и кое-какие другие.

Я дал сигнал наложить стрелы на тетивы, и отвёл своего тарна вверх, заняв позицию над отрядом, чтобы лучше контролировать результат тренировки.

Мне сообщили, что Лорд Нисида также будет наблюдать за ходом учений, только с земли.

Я полагал, что он будет доволен.

Мне было известно о нескольких казнях, произошедших, правда, вне моего отряда. Что поделать, пани были склоны не быть терпимыми к ошибкам.

Кроме того, по лагерю ходили упорные слухи о шпионах.

Конечно, пани наняли довольно много народу из разных мест, кроме того, частые высадки на пляжах северного побережья большого количества вовлеченных мужчин, поставки продовольствии, снабжения и товаров скрыть было трудно.

В общем, в тарновом лагере чувствовалась некоторая напряженность.

Далеко внизу и впереди, я разглядел наблюдательную платформу, построенную в одном конце тренировочной площадки. Какие-то люди толпились на ней. Среди них выделялась фигура в белом, державшаяся в центре группы. Я предположил, что это был Лорд Нисида.

Рёв военного горна раздался подо мной, и я увидел, как мой кавалерия, пошедшая на снижение строем клина, внезапно раздалась в стороны, сформировав широкие шеренги, увеличивая тем самым ширину фронта обстрела.

Рискну предположить, что многим, определенные вещи могли бы показаться ужасными, если не отвратительными, вой военного горна, дробь тарновых барабанов, быстрое пикирование для атаки, крики тарнов, музыка тетивы, лиры крови, исполняющей свою песнь смерти. Но я надеюсь, что будут некоторые, пусть немногие, для кого так говорит жизнь, для кого в этой музыке звучит желание, риск и опасность, для кого это говорит о страсти и драгоценности жизни.

Хотя я говорил о двухстах тарнах и всадниках, и это кажется мне приемлемым, нужно подразумевать, что, как и любая воинская часть, данный отряд мог, время от времени, быть выше или ниже своей официальной силы. Точно так же я не включал в эти две сотни, некоторых младших командиров, адъютантов, курьеров и так далее. Кроме того, очень важными, но не включенными в цифру двести, были различные наземные войска, и подразделения ответственные за техническую поддержку, вроде кузнецов, шорников, столяров, тарноводов, маркитантов и прочих.

Я потянул первый повод, посылая тарна ещё дальше вверх, а затем, коротко натянул все поводья разом. Птица зависла на одном месте, яростно перемалывая воздух своими могучими крыльями.

Первая волна выпустила стрелы, и слаженно отвернула в сторону, уходя на второй заход, чтобы повторить атаку, когда до них дойдёт очередь. В этот раз упражнение было простой, непрерывной фронтальной атакой, в которой каждая волна должна была зайти на цель и отстреляться три раза.

Думаю, нет нужды говорить, что одним из преимуществ атаки тарнов является то, что парапеты, стены и прочие оборонительные сооружения для них не преграда. Всадники способны обстреливать обороняющихся с внутренней стороны укреплений. Местами, это преимущество частично нейтрализовано настилами над парапетами, но это всего лишь вынуждает сначала использовать зажигательные стрелы или сосуды с горючей смесью. На этот случай защитники обычно защищают кровлю влажной кожей или черепицей. Атака тарнов часто оказывается эффективной против наземных войск, в тот момент, когда они скучены в на небольшом участке местности, например, идут в маршевых колоннах, встали на отдых в открытом лагере, стеснены пересекая заболоченную землю, или переходя вброд реку и так далее. Тарновая кавалерии весьма полезна в создании помех поискам врагом провианта. Последовательные тревожащие атаки тарнов могут изнурить наземные войска, которые вынуждены держать свою собственную воздушную кавалерию, способную очистить небеса. Обязательным компонентом всех гореанских, да и не только, войн, является разведка. Само собой, самый эффективный и недосягаемый из разведчиков — тарнсмэн, парящий высоко в небе. Можно было бы ещё упомянуть, что тарны обеспечивают высокую скорость передачи сообщений, своевременную доставку приказов, информации и так далее. Немаловажна и функция поставки снабжения к удалённым отрядам. Для этого используются корзины, подвешенные под грузовыми тарнами, специально выведенной породой, в которой важны не скорость и проворство, а сила и выносливость. Кроме того, тарнамм можно забросить в тыл противника или внутрь стен, небольшие группы диверсантов или разведчиков. С этой целью иногда используются тарновые корзины, но, если дистанция невелика, то даже обычный тарн, может перенести к месту назначения достаточно воинов, семь точно, цепляющихся за веревку с узлами. Эта тактика довольно распространена.

Но одним из главных новшеств, которые я ввёл в отряде, была дрессировка птиц, реагировать на голосовые команды ассоциировав их с натяжением того или иного повода. Например, я приказал всадникам выкрикивать номер повода одновременно с тем, как они его натягивали. После определенного числа повторов птица начинала отвечать на один только крик, словно повод был натянут. Я подумал, что это могло бы оказаться полезным в бою. Прежде всего, это было необходимо, чтобы освободить руки для стрельбы из лука и не потерять при этом управления. Как нетрудно догадаться, прежде чем начать стрельбу, что кайилу тачаков, что тарна моих бойцов сначала следовало установить на определённый курс, которому те будут следовать с отпущенными поводьями. Например, хотя некоторые тачаки удерживают поводья в той руке, в которой держат лук, большинство из них предпочитают иметь руки полностью свободными для стрельбы, а поводья набрасывают на луку седла, обращаясь к ним только, когда они хотят изменить направление движения кайилы. Тот же самый принцип работает и на спине тарна, используете ли Вы лук или арбалет. Если кайила или тарн отклоняются с курса, что не редкость, то и стрелку приходится реагировать, внося корректировки в прицел. Если же кайила или птица склонны к неравномерному бегу или полёту, что, например, можно проверить резкими криками или шумом в движении, то таких животных не стоит использовать в военных целях. Желательно, насколько это возможно, иметь под собой устойчивую, надёжную платформу, с которой можно пускать стрелы. Очевидно, что в этом отношении плавный полёт тарна, особенно в парении с распростёртыми крыльями, далеко превосходит галоп скачущей кайилы.

Я отказался воспользоваться предложением Лорда Нисиды устроить тренировку по стрельбе из лука в воздушном бою тарн против тарна, с использованием в качестве мишеней связанных пленников, посаженых в сёдла буксируемых тарнов. Вместо этого я предпочёл использовать маленькие, деревянные диски, висящие на веревках под тарном перевозчиком. Если мои лучники научатся выцеливать, сопровождать и поражать такие мишени, куда меньшие, чем тело мужчины, я нисколько не сомневался, что они смогут справиться с более вероятными целями. К тому же есть большая разница между отстрелом беспомощных заключенных и встречей в реальном бою с несвязанным противником, намеревающимся вас убить. Если человек знаком только с суррогатом боя, не исключено, что он может запаниковать в ситуации, когда никаких «понарошку» не будет. Кроме того, я собирался обучать воинов, а не мясников.

— Да, да! — шептал я. — Давайте, стреляйте, стреляйте!

Все атакующие волны должны были сделать по три захода.

Атака такого вида может длиться неопределенно долго, но я приказал ограничиться только тремя заходами. Я решил, что этого будет достаточно для лучников, чтобы приспособится к стрельбе, оценить её скорость и наклон, и внести впоследствии необходимые корректировки. Я ожидал бы, что третий заход каждой шеренги будет успешнее первого или второго, конечно, в первую очередь первого. Это был первым разом, когда я демонстрировал атаку тарновой кавалерией наземной цели публично, так сказать, при наблюдении официальных лиц. В распоряжении каждого всадника, как уже было указано, имелось по два широких колчана, содержавших по сотне стрел. Обычно в колчан большого лука, известного как крестьянский, входило что-то бы между двадцатью и тридцатью стрелами. Арбалетчик обычно имел при себе и того меньше. Но давайте предположим, что у арбалетчика на спине тарна было двадцать болтов. На натягивание тетивы, извлечение болта из контейнера, крепление его в направляющей и прицеливание, может понадобиться двадцать инов, как минимум. Таким образом, на то, чтобы израсходовать весь боекомплект, то есть сделать двадцать выстрелов, уйдёт четыреста инов или десять енов. С другой стороны, короткий лук позволяет пускать стрелы каждые пять инов. То есть, за те же четыреста инов он мог бы выпустить восемьдесят стрел. Таким образом, стрелок с коротким луком, за то же самое время сделать в четыре раза больше выстрелов, по сравнению с арбалетчиком. Далее, арбалетчик лишится боеприпасов за десять енов, тогда как тарнсмэн с коротким луком, учитывая количество стрел, размещённых в двух широких колчанах, даже при увеличенной в четверо скорострельности, расстреляет боекомплект только за двадцать пять енов. Таким образом, лучник в четыре раза превосходит арбалетчика по скорострельности и в два с половиной по длительности стрельбы. Само собой, эти цифры очень примерные, взятые исходя из средних значений и типичных стрелков. Так что, разница в мощи, как в плане скорострельности, так и продолжительности стрельбы, явно в пользу бойца с коротким луком, причём значительно, по крайней мере, пока противник не предпринял подобные меры. При вычислении этого соотношения я взял стрелка вооружённого арбалетом, взводимым с помощью рук и стремени, на перезарядку и выстрел из которого уходит намного меньше времени, чем у арбалета с лебёдкой, воротом, рычагом или чем-то подобным. Дальность стрельбы и убойная сила любого арбалета, конечно, несколько превышают эти показатели короткого лука. С другой стороны, принимая во внимание обычную близость к цели в обоих случаях, скорострельность и продолжительность стрельбы короткого лука в этом виде военных действий даёт явное преимущество, как это было бы в налётах тачакской кавалерии. При этом не стоит отрицать определённые преимущества арбалета. Например, как в случае с винтовкой, он не требует особого умения и опыта для своего эффективного применения, в то время как на освоение длинного или короткого лука потребуются едва ли не годы. Это важно, если Вы работаете с многочисленными группами новичков различного происхождения, которых, возможно, привлекли на службу материальными стимулами, или, что нередко, заставили служить. Кроме того арбалет может оставаться изготовленным к стрельбе в течении ана, что делает его полезным в уличном бою, в преследовании, в засаде и так далее. Эти преимущества оружия делают его особенно любимым кастой Ассасинов.

Вторая волна отстрелялась.

Затем шеренга за шеренгой кавалерия пошла на третий заход на цели.

Скорость, с которой эти атаки могут быть проведены и завершены, внушает уважение.

Моё внимание было, прежде всего, сосредоточено на действиях звеньев и прайдов. Третья атака была в полном разгаре.

Мишени внизу были утыканы стрелами.

«Неплохо, парни, — подумал я. — Так держать! Однако стоит напомнить вам, что столбы и мишени не отстреливаются».

Крайние шеренги начали своё длинное, пологое пикирование.

«Пожалуй, надо будет отработать более сложные построения и запланировать отработку других способов атаки, — подумал я. — Возможно, стоит устроить воздушные маневры, с боем отряд на отряд с использованием тупых стрела. Это могло бы быть полезным. Также, их нужно будет научить нападать и драться парами или больше, и приучить их не ввязываться в бой, если это возможно, на равных. Следует, по возможности, избегать боёв если нет преимущества в силе, в идеально, навязывать бой только при подавляющем превосходстве. Врага следует последовательно дробить на части и нападать уже на них. Враг разделённый обречён на поражение».

Генеральные сражения иногда неизбежны, и даже часто неизбежны, но их результат слишком часто, как могли бы сказать гореане, вопрос не каиссы, а броска костей. Изменение ветра, поднятая пыль, изменение положения солнца из-за длительности сражения, потеря командующего, потеря штандарта, неожиданная, непредсказуемая волна паники в шеренгах, основанная на провокационном слухе, неспособность фланга удержать удар, колебание или опоздание резерва, почти всё что угодно, может привести к нарушению порядка, а отсюда ломка строя, а затем поражение, и как следствие — бойня. Помимо этого, вне зависимости от того, за кем осталось поле боя, кто в конце дня украсил дерево трофеями, в реальности зачастую получается так, что генеральное сражение проигрывают обе стороны. Две таких победы могут стоить армии и, как следствие, потери государства. Войны часто выигрываются по частям, но проигрываются в целом. Нередко победа оказывается плодом не столько доблести, сколько информации, терпения, расчёта и хитрости.

Наконец, отстрелялась и третья волна, освободив от стрел тетивы своих луков, но когда замыкающие шеренги уже с разворотом уходили от мишеней, до меня снизу донеслись крики. Повернув своего тарна, я послал его вниз, в направлении конца тренировочной площадки, к которой, после предварительной подготовки, должна была вернуться вся кавалерия. Однако прежде чем зайти на посадку, я сделал ещё один круг, озадаченный суматохой, происходившей ниже. На наблюдательной платформе было заметно оживление, если не сказать паника, сопровождавшаяся криками и воплями. Окинув взглядом небо, я увидел одного из своих курсантов, который после заключительного захода третьей волны, не пошёл на посадку вместе со всеми, а отделился от своей группы, и теперь удалялся в южном направлении. Фигуру в белом кимоно, ниже на платформе, поддерживали два пехотинца, или, как их называют пани, асигару. Понимание произошедшего не заняло у меня много времени. Я буквально взвыл от ярости. Почему я не был одиночным тарнсмэном, который мог бы немедленно броситься вдогонку за беглецом! Но я был капитаном и не мог поступить так. Я должен был оставаться со своими людьми, которые уже приземлились, но оставались в сёдлах, не получив иного приказа. К тому же, они тоже были полны нехороших предчувствий, если не испуга, поскольку всем было ясно, что около наблюдательной платформы происходило что-то неправильное. Ни один из них не покинул своего места. Только приблизительно двадцать процентов из них были пани, но они своей склонностью к железной дисциплине сплачивали вокруг себя наёмников. Через мгновение после посадки я послал Таджиму и Пертинакса, которых я взялся тренировать вместе, преследовать беглеца, которого они даже не видели. Признаться, я сомневался, что они смогут его настичь. Кто это был, я узнал позже. Следом за ними я отправил в воздух Ичиро, моего связного и сигнальщика, того самого парня, ритуальное самоубийство которого я запретил несколько недель назад, с приказом барражировать над площадкой и следить за окрестностями. Я опасался, что беглец мог быть не один. Затем я назначил Торгус и Лисандра командирами центуриями, первой и второй соответственно, приказав держаться наготове. Лисандр был наёмником, чьим Домашним Камнем когда-то был камень Рынка Семриса. Впервые я с ним познакомился на пляже, когда он высадился на берег вместе с Торгусом и его людьми. Это был тот самый мужчина, о котором я подумал, что он вёл себя как тот, кто мог бы быть Воином. Моё предположение оказалось верным. Он и правда был тарнсмэном, подавшимся в наёмники. Я не счёл разумным приставать к нему и копаться в его прошлом. В таких случаях весьма часто замешано убийство, или, иногда, женщина, чаще всего рабыня, обольстительная, хитрая, коварная, которая ради своей выгоды, или от ощущения власти, стравила рабовладельцев друг с другом. Есть даже такое высказывание, что, то, что мужчина завоевывает мечом, рабыня добивается поцелуем. Поскольку Лисандр был подчинённым Торгуса в его отряде, я считал, что было бы разумнее всего держать его вторым и здесь. Как командир центурии, конечно, он становился ему равным. Имея дело с мужчинами, способный командующий должен, насколько это возможно, просчитывать последствия своих решений и назначений, поскольку последствия эти могут повлиять на эффективность его сил. И здесь надо считаться тем, что можно было бы назвать факторами сердца, такими нюансами как восприятие уместности, предположительно неуместное продвижение по службе, вопросы чести и почти неизбежные конфликты, замешанные на тщеславии. Эти соображения не диктуют командиру его решения, но они влияют на них. Во главе угла всегда максимальная эффективность боевой единицы, как в долгой, так и в короткой перспективе, в зависимости от сложившейся обстановки. Решения, которые принимаются на любой другой основе, не только работают на руку врагу, но и являются предательскими.

Ичиро уже забрался достаточно высоко в небо.

Я спешился и, спотыкаясь, рванул через тренировочную площадку к наблюдательной платформе.

Через пару мгновений я уже был у её подножия.

Фигура, облачённая в белое, цвет достоинства, так выделявшийся на фоне остальных, лежала на платформе. Голову мужчины придерживал руками один из асигару. Стрела засела в его плече, и вокруг её на белом кимоно расплывалось небольшое кровавое пятно. Конечно, стрела, закрывая собой рану, не даёт столько крови, сколько могло бы вытечь из раны, оставленной ножом, мечом или иным видом холодного оружия. Кровопотеря начинается, когда стрелу выдернут. Один из пани, специалист по ранам, присел подле распростёртой фигуры.

Какой приметной целью было белое кимоно на наблюдательной платформе!

Безусловно, попасть в него из короткого лука со спины летящего тарна учитывая расстояние для моих людей было непростой задачей. Это была бы намного более вероятной целью для неподвижного стрелка, вооружённого крестьянским луком. Но даже в этом случае это не был бы стопроцентно смертельный выстрел учитывая приличную удалённость платформы от возможных укрытий.

Я услышал крик полный боли, раздавшийся на платформе, и увидел человека, вставшего на ноги и держащего обеими руками окровавленную стрелу.

Теперь крови было много, и требовалось срочно остановить кровотечение. На платформе рядом с телом начала расплываться красная лужа.

Я не мог разглядеть лица упавшей фигуры из-за столпившихся вокруг неё мужчин.

Они позволили ране ещё некоторое время кровоточить, вымывая из неё грязь. Но уже через несколько мгновений один из них придавил к ране кимоно, и заключил:

— Он будет жить. Принесите носилки, уложите его на них и унесите в барак.

— Не понимаю, — сказал я мужчине, стоявшему около меня. — Разве Лорда Нисиду не должны перенести в его павильон?

— Лорда Нисиду, конечно, — кивнул тот, — отнесли бы в его павильон.

— Не понял, — удивился я.

— Это не Лорд Нисида, — пояснил мужчина.

Осмотревшись, я увидел Лорда Нисиду стоящего чуть в стороне. Он был одет точно так же, как и все остальные, собравшиеся на платформе.

— Тал, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — поприветствовал меня Лорд Нисида.

— Лорд Нисида! — слегка поклонился я.

— Тренировка, — сказал он, — похоже, прошла замечательно, хотя мой глаз не слишком опытен в таких вопросах. А каково ваше мнение?

— Люди пока ещё сырые, но старательные, — ответил я. — И они постоянно растут в дисциплине и умении.

— Превосходно, — похвалил он.

— Признаться, я испугался, что это в вас попали стрелой, — сказал я.

— Тот, кто сбежал, будет думать так также, — заметил Нисида.

— Я отправил двоих преследовать его, — сообщил я.

— Почему не два десятка? — осведомился он.

— Тех двоих будет достаточно, — заверил его я.

— Отлично, — кивнул Лорд Нисида.

— Это Таджима и Пертинакс, — добавил я.

— Пертинакс? — слегка удивился он.

— Да, — улыбнулся я. — Он становится мужчиной.

— Превосходно, — сказал Лорд Нисида. — Нам понадобятся мужчины.

Я не стал уточнять, что он имел в виду говоря это, но понял его так, что под мужчинами он подразумевал не просто существа мужского пола, а именно мужчин.

— Но я не думаю, что они догонят его, — признался я.

— Давайте надеяться на это, — улыбнулся он. — Поскольку я хотел бы, чтобы другие были уверены, что его миссия была успешна.

— Понимаю, — кивнул я.

— При этом, конечно, важно, чтобы противник полагал, что его преследуют по-настоящему.

— Логично, — согласился я.

— На меня работает много шпионов, и во многих местах, — сказал Лорд Нисида.

— Нужно иметь карты, но нужно иметь и глаза, — процитировал я.

Важность разведки трудно переоценить. Это — тихий бизнес, без боя барабанов и рёва труб, не столь очевидный для глаза как фургоны, поступь тарларионов, пыль марширующих колонн, повозки с осадными машинами, вытягиваемыми из грязи и прочие прелести походов, но я не думаю, что менее важен.

Информация на войне имеет первостепенное значение. В сражении интеллект должен вести в бой свои мускулы. Если интеллекта нет, то бесполезны будут и мускулы!

В белом кимоно на платформе стоял не Лорд Нисида.

Разве хитрость не второе имя войны?

Есть люди, и даже целые города, которые можно купить за золото. Это особой главой отмечено в «Дневниках», обычно приписываемых Карлу Коммению из Аргентума. Но подобные высказывания не были неизвестны и до него. «Тот из мечей самый острый, у которого один край золотой». «Не столько ворот открыто железным ключом, сколько золотым». «Не стоит платить кровью за то, что может быть куплено за золото». Им нет числа.

В городах всегда есть ревность, негодование, ненависть и фракции, и умный придумает как использовать их к своей выгоде.

Многое может быть принесено в жертву многими ради положения и власти.

Слишком часто Домашние Камни предают те, кто должен их защищать!

Мне как-то сразу вспомнился Ар.

У меня не было сомнений, что Лорд Нисида был знатоком человеческой природы. Порой меня беспокоило, не знал ли он так же хорошо и о моей собственной природе, причём, возможно, даже лучше чем я сам. Человек стоит слишком близко к себе. Может ли глаз видеть себя? Ведь даже в воде, или отполированном металле, или в прозрачных зеркалах, он видит лишь образ себя, но кто может знать то, что стоит за этим образом?

— Тарнсмэнов, — сказал Лорд Нисида, — наняли более чем их двух дюжин городов.

— К чему это Вы, — не понял я.

— Если командующий армии пал, — намекнул он, — не будет ли это идеальным временем для нападения?

— Конечно, — признал я и вздрогнул.

В этот момент сверху протрубил военный горн Ичиро, сигнализируя тревогу, а затем протрубил снова, но уже сигнал занять сёдла.

В небе, далеко на юге, казалось, из ниоткуда образовалось облако, сначала выглядевшее сумрачным, неясным маревом, но затем быстро потемнело, а спустя какие-то мгновения, стало казаться, что облако могло бы быть роем насекомых, тёмным роем, хищным.

Не мешкая ни секунды, я бросился к своему отряду. Торгус и Лисандр уже начали раздавать команды, и первые птицы в колоннах, уже взлетали.

С юга примчались два тарна. Это вернулись Таджима и Пертинакс, первыми увидевшие приближающийся рой. Они пронеслись над площадкой, развернулись и заняли своё место в поднимающемся в воздух и строящемся в боевой порядок подразделении.

Сверху снова и снова долетал рёв горна Ичиро, трубившего тревогу.

Я вцепился седельную лестницу своего тарна и, буквально взлетев в седло, втянул её за собой. Страховочный ремень на месте, первый повод на себя, и вот уже тарн мчит меня ввысь, оставляя под собой проплешину тренировочной площадки, уставленную многочисленными, утыканными стрелами мишенями.

Внизу мужчины тарнового лагеря спешно вооружались и разбегались по укрытиям.

Рабынь плетями загоняли в помещения, которые тут же запирались. Если бы было время, то их бы ещё приковали цепями к кольцам, чтобы они ожидали, как могли бы ждать тарски или кайилы, результата деятельности мужчин.

Они были имуществом, и, как зачастую бывает с женщинами, будут принадлежать победителям.

Что может быть более желанной добычей, чем красотки?

Мужчины готовы убивать, ради того, чтобы обладать и иметь возможность надеть на них ошейник. Кроме того, если есть желание, их можно продать, спрос на них никогда не исчезнет.

Я повернул свою птицу на юг. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь многочисленный отряд тарновой кавалерии, как тот, что теперь приближался к нашему лагерю.

Я занял место во главе нашего строя и прокричал свои первые приказы. Первая и вторая центурии разлетелись в стороны, уходя на фланги приближающегося роя. Мы не собирались встречать его в лоб. Пусть он пронесётся мимо нас, словно поток между двух берегов. Мы ударим по нему с боков, а затем, центурии, разделившись на звенья, начнут обстреливать врага ещё и сзади и сверху. А пока пусть беснующийся рой тратит свои болты и стрелы на крыши сараев и бараков.

Как тачакская кавалерия мы будем кружить рядом, но не позволяя приблизится к себе слишком близко.

Наши тарны несли меньше груза, и это увеличивало их скорость и манёвренность, так что мы могли сами выбирать время и место наших атак, и выходить из боя, как и куда нам хотелось, не опасаясь быть настигнутыми.

Мы планировали и отрабатывали сто манёвров на небесном поле боя, финтов и окружений, вылазок и заманивания, сплачивания и рассредоточения, но все эти маневры не были проверены в сражении, а наши люди, по большому счёту, были новичками в седле.

Снизу нам вслед летел звон сигнальных рельсов.