— Хурта! — крикнул я. — Нет!

Но было уже слишком поздно. Мужчина, получив по затылку обратной стороной топорища, тяжело повалился на мостовую, даже не успев ничего осознать перед тем как потерять сознание. Он был одним из последних в людской очереди, стоявшим на самом дальнем конце бархатной веревки, ведущей к Центральной Башне. Борьба за ленты, кстати, шла нешуточная.

— Вот свободная ленточка, — радостно сообщил мне Хурта, держа свой трофей в огромном кулаке. — Завяжи ей вокруг себя и веревки.

— Тот горожанин, возможно, ждал своей очереди с вечера, — укоризненно заметил я.

— Возможно, — пожал плечами Хурта, суя мне в руки ленту.

Я схватил полосу материи и, перебросив ее через плечо поперек тела, завязал петлю вокруг бархатной веревки. Локоть Хурты, увесисто впечатался в бок мужчины, вцепившегося было в с таким трудом отвоеванную ленту, убеждая того поискать удачи в другом месте. Я не думаю, что он даже понял с какой стороны прилетел к нему этот удар. Два других товарища отступили сами, и я приветливо помахал им рукой.

— Продвиньтесь, — скомандовал Таурентианец, и мы дружно сделали шаг вперед.

— Все ленты кончились, — простонал мужчина.

— Кончились! — вторя ему, заплакала женщина.

— А Вы — гражданин Ара? — пристал ко мне какой-то парень.

— А к чему Вы это спрашиваете? — осторожно поинтересовался я.

— Только гражданам Ара, в День Великодушия и Петиций, разрешают приблизиться к регенту, — объяснил он. — Это праздник для граждан, и только для граждан. Вы думаете, что мы хотим, чтобы люди, живущие за тысячи пасангов отсюда, отнимали у нас наши места?

— Полагаю, что нет, — признал я.

— Я думаю, что Вы не из Ара! — заявил он. — Отдайте мне ленту!

— Я лучше оставлю ее себе, — усмехнулся я, посматривая на возвышающуюся за его спиной фигуру Хурты.

— Гвардеец! — крикнул горожанин. — Гвардеец!

Впрочем, он сразу успокоился, поднятый за загривок.

— Ты случайно не знаешь, как алары отрезают язык? — услышал он голос из-за спины.

— Нет, — пропищал он.

— Они это делают топором, — просветил его Хурта, — снизу вверх, через шею.

— Я не знал этого, — тонким голосом признал висящий парень.

— Кстати, топор очень похож на этот, — сообщил алар, держа большое, широкое лезвие перед лицом своего пленника. — Все понятно?

— Отлично, — отчаянно закивал тот.

— Ты, кажется, хотел поговорить с гвардейцем? — напомнил Хурта. — Вон там как раз есть один.

— Почему я должен хотеть сделать это? — спросил товарищ.

— А мне откуда знать? — осведомился Хурта.

— Я тоже не знаю, — сказал мужчина, и едва почувствовав твердую землю под ногами, растворился в толпе.

— Может возникнуть проблема, — сообщил я Хурте. — Я не гражданин Ара.

— А как они об этом узнают? — полюбопытствовал он. — Тут что, предполагается, что Ты должен носить Домашний Камень в своем кошельке?

— Могут быть неприятности, — покачал я головой.

— Ты всегда можешь попросить разъяснить Тебе правила уже после того, как встретишься с регентом, — заметил он.

— Это верно, — согласился я.

— А что они могут сделать Тебе? — спросил Хурта.

— Предполагаю, что фантазия у них может быть богатая, — сказал я.

— Даже если они сварят Вас в масле, как это обычно делается, это ведь может быть сделано только единожды, — успокоил меня мой друг.

— Верно, — кивнул я, хотя спокойствия мне его слова не добавили.

— Единственное, чего действительно нужно бояться, — сказал Хурта, — это того, чтобы твоя честь не была потеряна.

— Не могу с Тобой не согласиться, — признал я. — Но и кипящего масла хотелось бы избежать.

— Само собой, — согласился Хурта. — Это чрезвычайно болезненно.

— Хорош толкаться, — бросил я товарищу позади меня.

— Ну так двигайтесь вперед, — буркнул он, — очередь-то идет.

— Ты всегда можешь спеть, — предложил Хурта.

— Чего? — удивленно спросил я.

— Именно это сделал вождь, Хэндикс, — пояснил он, — согласно легенде аларов, когда его захватили враги и посадили в масло, он сначала кричал на них, смеялся и оскорблял. А когда масло закипело он начал петь веселые аларские песни. Таким образом он показывал свое презрение к врагам.

— Подозреваю, что к концу он потерял ритм или немного фальшивил, — предположил я.

— Возможно, — не стал спорить Хурта. — Я там не был.

— Приветствую, — сказал мужчина, подходя ко мне, тот самый, с которым мы говорили на Рынке Тэйбан. — Ну как, нашли жилье?

— Да, спасибо, — поблагодарил я. — В инсуле Ачиатэса.

— Он — хороший малый, — улыбнулся мужчина, — хотя, конечно, немного жадный негодяй.

— Извините меня, — сказал я.

— Да?

— Подойдите поближе, пожалуйста, — попросил я.

— Да? — спросил он приблизившись.

— Это правда, — поинтересовался я, — что только гражданам Ара разрешено встретиться с регентом в этот день?

— Думаю, Вам нечего бояться, — заметил он, — хотя Вы и прибыли из Торкадино, но совершенно ясно, что Вы из Ара.

— А что, если нет? — поинтересовался я.

— А разве нет? — заинтересованно спросил он.

Я начал торопливо перебирать в уме разумные варианты ответов.

— Безусловно, — сказал мужчина, — Ваш акцент, теперь, когда я задумался о нем, звучит не вполне правдоподобно. Возможно, Вы были вдали от города в течение долгого времени. У жителей Ара обычно мелодичный нежный говор. На мой взгляд, это — один из самых прекрасных гореанских акцентов.

— А что если я не из Ара? — спросил я, озираясь и отмечая расстояние до ближайших гвардейцев, прикидывая, сколько времени мне потребуется, чтобы сбросить ленту и, надеюсь без боя, исчезнуть в переулке.

— Конечно, Ваш вопрос чисто теоретический, — заметил он.

Я взялся за ленту.

— Да ладно Вам, — рассмеялся он, успокаивающе протягивая руку. — Оставайтесь на своем месте. Знаю я, что Вы не из Ара, или не считаете, что из Ара, это ясно по Вашей речи. Я всего лишь поддразниваю Вас.

Думаю, он нашел бы свою шутку немного менее восхитительным поводом для юмора, если бы обернулся и посмотрел на стоящего позади него Хурту, с топором наизготовку. Хурта медленно опустил топор.

— В этот день не граждане Ара могут приблизиться к регенту наравне с гражданами, если смогут получить место на веревке. Это все часть значимости дня, великодушие и благосклонность Ара, и тому подобное.

— Один человек недавно заявил мне, что только граждане могут быть на веревке, — пояснил я.

— Нет, — улыбнулся товарищ. — Он просто пытался заполучить Ваше место.

— Это правда? — спросил я мужчину стоявшего позади меня.

— Надеюсь, что да, — ответил тот. — Я вообще из Венны.

— Это правда, — заверил меня человек, следующий за ним в очереди.

— Отойдите, — приказал таурентианец Хурте. — Удалитесь от веревки.

Мы дошли до места, где толпа должна быть удалена от веревки.

— Вы откуда прибыли? — спросил меня мужчина из Венны.

Мужчины вокруг нас переговаривались между собой.

— Ленты закончились.

— Их редко стало невозможно получить, по крайней мере, так поздно.

— Что происходит позади очереди?

— Побоище, но гвардейцы уже рассеивают толпу.

— Как Вы получали ленту? — поинтересовался я.

Как свою-то получил, я и сам знал отлично. Мне ее вручил Хурта, получивший ленту в качестве своего рода пожертвования, от человека, который в это время оказался не в состоянии воспользоваться ей. Интересно, я регент знал о погроме, который сопровождал приобретение лент. Безусловно, большинство соискателей, пришли заранее, и вероятно, получили их цивилизованным и организованным способом.

Этим утром у меня, как обычно, возникла трудность с подъемом Хурты. Это был уже наш третий день в Аре. Вчера мы много времени провели, бродя по городу. Приятно было посмотреть на рабынь. Фэйка, следовавшая за нами, насколько я заметил, тоже привлекла к себе от оборачивающихся мужчин более чем достаточную долю благодарных оценок, случайных вздохов, различных комментариев и замечаний, а иногда и буквально сексуальных предложений, частью смелых, частью ненавязчивых, сделанных как комплимент или шутка, которыми владельцы иногда вынуждали своих девушек, следовавших за ними, ревниво хмыкать. Это было понятно. Она была превосходным рабским мясом. Где сейчас была Боадиссия, я не знал. Вероятно, где-нибудь в городе. Она хотела увидеть как можно больше. Фэйку она, скорее всего, оставила в инсуле.

— Гвардейцы предлагают, — сообщил он мне по секрету. — Я заплатил за им серебряный тарск.

— Понятно, — протянул я.

— Продвиньтесь, — скомандовал Таурентианец.

— Слава, Гнею Лелиусу! — выкрикнул кто-то.

Уже можно было разглядеть высокий стул на возвышении. Гней не носил пурпурный цвет Убара, на его плечах лежал коричневый плащ вида, который носят Администраторы в некоторых городах, гражданские руководители, слуги народа, если можно так выразиться. Интересно, а знал ли регент о бизнесе на продаже лент. Некоторые, как можно предположить, будут проданы гражданами, которые получили их ранее при легальном распределении.

— Продвиньтесь, — скомандовал Таурентианец.

Я сжимал письма от Дитриха из Тарнбурга под полой моей туники. Моя рука вспотела. Я уже знал, что за два места передо мной, за подачу некоего ходатайства люди заплатили по десять монет золотом. Это — огромная сумма. Толпа периодически взрывалась криками радости и удивления.

— Слава, Гнею Лелиусу! — услышал я. — Регенту слава!

Большинство просителей, насколько я смог понять, получали только доброе слово от регента, или серьезную гарантию, что их ходатайства будут внимательно рассмотрены. Однако, кое-кто их людей получал от регента горстку монет, главным образом медных, которые он с улыбкой опустив руку в чашу черпал оттуда, а затем высыпал в протянутые руки благодарных получателей.

— Слава, Гнею Лелиусу! — снова услышал я.

Таурентианцы стояли вокруг регента, непрерывно сканируя толпу. Еще там присутствовали несколько писцов, записывавших имена просителей, их требования, обиды, ходатайства, и прочие связанные с ними данные. Я не заметил, чтобы охраны было чрезмерно много. Похоже, регент действительно был необыкновенно популярен.

— Слушаю Вас, Гражданин? — сказал регент.

Наконец я смог рассмотреть его. Гней оказался величественно выглядящим мужчиной, высоким и сухопарым. Он казался честным, и доброжелательным. Я подумал, что он, вероятно, действительно добросовестный и преданный городу чиновник, возможно даже весьма способный государственный деятель. Конечно, он был одним из высших консулов Ара, теперь ставшим регентом.

— Гражданин? — вывел он меня из задумчивости.

Голос не резкий, доброжелательный. Нетерпения не заметно. Полагаю, что весьма естественно для обычного гражданина, внезапно оказавшегося в присутствии столь великого деятеля, потерять дар речи.

Я сунул руку внутрь своей туники и вынул письма.

— Ага, у него петиция или прошение, — кивнул один из писцов. — Передайте их мне.

Но я отдернул письма, не отдав их писцу.

— Эти бумаги, Ваше превосходительство, лично для Вас, — сообщил я. — Я отдам их только в Ваши руки. И я не гражданин. Я пришел издалека.

Я на мгновение повернул письма так, чтобы Гней смог рассмотреть печать серебряного Тарна, после чего вернул в прежнее положение печатями к себе.

Двое или трое из писцов напряглись. Я видел, что они узнали печать. Один из них направился ко мне. Он показался опасным, двигался он совсем не как писец. У меня появилось подозрение, что некоторые из писцов в действительность были вовсе не писцами, а телохранителями.

— Спасибо, — любезно поблагодарил регент, взяв письма и повернув их печатями вниз.

— Кто Вы? — спросил он. — И где живете?

Его голос ничем не отличался от того, которым он говорил с другими просителями. Все же я был уверен, что он разглядел печати.

— Я — Тэрл, — представился я, — из города Порт-Кара, в настоящий момент я снимаю комнату в инсуле Ачиатэса в Переулке Рабских Борделей Людмиллы.

— Запишите, — велел регент писцу, тому, который стоял к нему ближе всех, — что, мы получили петиции от Тэрла из Порт-Кара, живущего в доме Ачиатэса, которые мы внимательно рассмотрим.

— Благодарю Вас, — поклонился я, — за то, что Вы согласились тщательно изучить содержание этих писем. Уверяю Вас, что довольно близко знаком с вопросом, и берусь свидетельствовать относительно правдивости того, что, как я предполагаю, является их содержанием.

— Я понял, — кивнул Гней.

— Ваше Превосходительство, — поклонился я ему.

Он также чуть склонил голову, любезно отвечая на мое приветствие. Я снял ленту с тела. Можно считать, что моя миссия выполнена. Письма я доставил по назначению. Служба Дитриху из Тарнбурга и Ару завершена. Большего сделать я не мог.

Регент показал жестом, что я должен приблизиться к нему.

— Спасибо, — сказал он. — Я ждал этого уже в течение долгого времени.

— Это — пустяк, — ответил я.

— Подождите, — остановил он меня, видя, что я разворачиваюсь уходить, и в мои руки посыпались монеты, медные тарски.

— Благодарю, Ваше Превосходительство, — снова поклонился я, с благодарностью, как если бы я, возможно, был одним из обычных просителей.

— Слава, Гнею Лелиусу! Регенту слава! — услышал я, приветственные крики толпы, прославлявшей великодушие регента.

Я тогда развернулся, и покинул возвышение перед Центральной Башней.