— Я не знала, что это Вы, — прошептала женщина.

— Всё в порядке, это я, — успокоил я Ину.

Снаружи уже совсем рассвело, но здесь в трюме царил полумрак, разрываемый лучами света, проникавшими сквозь щели и проломы в ставнях. Ина прекрасно выглядела в этих колодках, хотя она, на мой взгляд, уже должна была испытывать определённый дискомфорт.

— Мне удалось сбить камнями пару небольших гантов, — похвастался я своей добычей.

Я не стал ставить её в известность, что помимо охоты на гантов, я ещё и занимался разведкой местности, что собственно и было моим основным намерением. У меня появились подозрения, что мы могли уже добраться до тех мест, через которые отступали из дельты солдаты Ара. В подтверждение своих подозрений, я обнаружил остров с остатками походных костров, брошенным снабжением и прочим мусором.

Бросив гантов на скамью, на соседнее с Иной сиденье, я осмотрел внутренности трюма при относительно нормальном освещении. Раньше, по обе стороны центрального прохода, имелись пять скамей, по пять мест на каждой. Сейчас, конечно сохранились далеко не все. Вдоль обоих бортов шли ряды стальных колец. Посредством таких колец и цепей, в этом трюме можно было перевозить неопределенное количество невольниц, это помимо тех, что размещались на пятидесяти сидячих местах на скамьях. Хотя это и не практично в дельте, но вообще-то такие баржи, можно было связать в караван и буксировать все вместе. Впрочем, обычно в такой невольничьей барже, перевозят не больше пятнадцати — двадцати рабынь.

Я окинул взглядом свою пленницу, в который раз убедившись, насколько хорошо она удерживалась в колодках. Осознав, что её рассматривают, женщина втянула живот и выпрямилась насколько смогла, конечно. Да, следует признать, что выглядела она необыкновенно соблазнительно.

— Надеюсь, мой похититель доволен своей пленницей, — прошептала Ина.

— Возможно, — неопределённо пожал я плечами, — как свободной женщиной.

Она не стала спрашивать меня, ни где я был, ни почему меня не было так долго. Она уже успела изучить достаточно, чтобы не делать такой глупости, которая вполне можно стать причиной для наказания.

— Думаю, что в этот раз, ради того, чтобы приготовить гантов, мы можем позволить себе небольшой костерок, — сказал я. — Если развести огонь здесь на железной пластине, дыма будет немного, да и тот будет распределяться по трюму, а выходить в несколько окон. Сомневаюсь, что его можно будет заметить снаружи.

Ина даже не заикнулась, чтобы попросить меня освободить её от колодок. Судя по всему, за те несколько анов, что меня здесь не было, для неё стало ясно очень многое, впрочем, как я и ожидал, даже притом, что она была свободной женщиной. Зато она, тихим стоном, продемонстрировала мне обуревавшие её потребности. Это показалось мне очень интересным. Вообще-то я оставил её в колодках, вовсе не для того, чтобы возбудить, а, прежде всего, ради её же безопасности, ну и немного, чтобы продемонстрировать одну из сторон жизни рабынь.

Теперь она, взволнованно сверкая глазами, призывно смотрела на меня. В её глазах, как в открытой книге, читалось, что теперь она действительно изучила и поняла многое из того, что, возможно, было не до конца ясно ей раньше, и прежде всего то, что её подчинение моим желаниям было бескомпромиссным и абсолютным.

— Ты сидишь, на том самом месте, которое, можешь не сомневаться, много раз полировали своими ягодицами бесчисленное множество рабынь, — сообщил я ей, и услышал ещё один тихий стон, свидетельство женских потребностей.

— И Ты больше не похожа на свободную женщину, — улыбнулся я. — Скорее, я вижу перед собой влюблённую рабыню.

— Первый ан, я был зла, — призналась Ина. — Я даже попыталась бороться некоторое время. Пожалуйста, не бейте меня за это!

— Не в этот раз, — успокоил я женщину.

— А потом, позже, я вдруг поняла, что должна ждать Вас здесь, там куда Вы меня поместили, и в том же положении, в которое поместили, и столько, сколько Вы пожелали. Меня охватили странные чувства.

— И? — протянул я поощрительно.

— Я стала ждать вас. И я тосковала по вам, — призналась пленница.

— Ну, это понятно, — пожал я плечами, — просто тебе хотелось поскорее освободиться.

— Нет, — мотнула она головой, торчавшей из досок. — Не всё так просто.

— О-о-о? — вопросительно протянул я.

— Оставленная здесь в полной беспомощности, я начала ощущать странные чувства в животе, да и во всём теле, — попыталась объяснить женщина. — Они как-то связаны с вами.

— Это всё колодки, — сказал я.

Ина жалобно, непонимающе посмотрела на меня, потом в её глазах мелькнул огонёк понимания.

— Ох! — выдохнула она.

— Я вижу, что Ты говоришь правду, по крайней мере, пытаешься, — кивнул я.

— Да! — воскликнула моя пленница.

— Но мне кажется интересным тот эффект, который такие устройства оказывают на женщину, — задумчиво проговорил я.

— Дело не только в этих досках, — сказала она, — уверяю Вас. Здесь что-то другое, значимое, цельное.

Я понимающе кивнул, поощряя Ину.

— Вы сделали меня объектом своего желания, — попробовала объяснить женщина, — и я была беспомощна перед этим!

— Совсем, как рабыня? — уточнил я.

— Да! — воскликнула она.

— Нет, — усмехнулся я, — совсем не так, поверь, нет ничего даже отдаленно напоминающего, поскольку Ты не принадлежишь.

— Дотроньтесь до меня! — вдруг попросила меня Леди Ина.

Всё это связано, как мне кажется, с мужским доминированием и его влиянием на женщину, вдруг обнаруживающую себя абсолютно беспомощной там, где её и надлежит быть, и её пониманием того, что это её истинное место в природе. Думаю, что сексуальность в женщине, это вопрос цельности всего её существа. Это — поразительная, великолепная особенность, способная повлечь за собой полное преобразование женщины, вырвав на поверхность её прекрасную сущность. Рабыня, например, в своём возбуждении и красоте, является истинным воплощением чувственности, любви и служения.

— Дотроньтесь до меня! — повторила пленница.

— Может, стоит сначала освободить? — поинтересовался я.

— Освобождайте или не освобождайте, делайте, как вам нравится, — всхлипнула она, — только дотроньтесь до меня!

Я с интересом посмотрел на беспомощную женщину.

— Я абсолютно беспомощна, — заплакала Ина. — И я умоляю вас об этом!

— То есть, Ты нуждаешься в сексуальном облегчении? — уточнил я.

— Я — свободная женщина. Пожалуйста, не надо заставлять меня говорить об этом! — простонала моя пленница, но наткнувшись на мой взгляд, всхлипнула и ответила: — Да, мне нужно сексуальное облегчение!

— Смелое признание, — покачал я головой.

— Ну пожалуйста! — взмолилась женщина.

— Если Ты получишь такое облегчение сейчас, — предупредил я, — твои потребности, со временем, вновь заявят о себе, возможно ещё более неуклонно и требовательно.

— Пожалуйста, — повторила Ина, глотая слёзы.

— Впрочем, — пожал я плечами, — всё же, это не совсем то, как если бы Ты была рабыней, тогда бы это происходило при полном понимании категоричности полной неволи.

— Пожалуйста!

— Ты соблазнительна, — признал я, проводя рукой по её талии.

— Не так! — простонала она. — По-хозяйски! Так, как дотрагивается хозяин до своей рабини! Пожалуйста, по-хозяйски!

— Но Ты — свободная женщина, — напомнил я, невинным голосом.

— Пожалуйста! — задохнулась Ина. — О-о-оххх! О-о-а-а-ахх!

— Не дёргайся! — прикрикнул я на неё, всё же мне не хотелось бы, чтобы она повредила себе кожу о края колодок и причинила себе боль.

Но Ина уже с трудом могла контролировать своё тело, её маленькие плечи вдруг дёрнулись вверх, и остановились только когда упёрлись в доски колодок. Она потянула руки, словно пытаясь вытащить из отверстий, но кистям рук ни за что не удалось бы пройти сквозь отверстия. Всё что она могла сделать руками, это сжимать и разжимать кулаки. Женщина закрыла глаза и начала мотать головой из стороны в сторону.

— Замри! — приказал я.

Но было очевидно, что Ина уже не могла управлять собой. Женщина уже стала не моей пленницей, но пленницей своих собственных потребностей, которые захватили её тело, и делали с ним и с его владелицей всё, что и как им заблагорассудилось, совершенно не обращая внимания на желания самой Ины.

Наконец, конвульсии начали сходить на нет, а потом тело расслабилось, и его хозяйка, вернув себе контроль над ним, ошарашено уставилась на меня.

— Ты в порядке? — заботливо осведомился я.

— Да, — тяжело дыша, вытолкнула из себя она.

Первым делом, я осмотрел кожу на её конечностях, в тех местах, где она соприкасалась к кромками колодок. Некоторое покраснение на щиколотках и шее, да кое-где немного стёрта кожа на запястьях, пожалуй, ничего серьезного.

— Что Вы сделали со мной! — воскликнула женщина.

— Как я уже говорил тебе прежде, — пожал я плечами, — это не я, это — твоё тело и твоя чувствительность.

— Если бы я была рабыней, то Вы владели бы и тем и другим, Вы владели бы всём!

— Ты — свободная женщина, — в который раз уже напомнил я.

Ина бросила на меня дикий, полный невысказанного протеста, взгляд.

— Это — твоё тело, — объяснил я.

— Но именно Вы заставили его сделать то, что Вы хотели, — сказала она, — вести себя так, как Вы пожелали!

— Возможно, — не стал отрицать я.

Первым делом я рассоединил верхние колодки, освободив шею Ины, и отложив уже ненужные доски в сторону.

— Я ничего не могла с собой поделать, — пожаловалась она. — Вы заставили меня почувствовать себя марионеткой на ниточках, за которые Вы дёргали!

— Возможно, — ответил я, освобождая из колодок ноги Ины.

Отложив ножную доску, я встал и столкнулся взглядом с Иной, запястья которой всё ещё оставались прикованными к подлокотникам.

— Я даже поверить не могла в те ощущения, — вздохнула женщина, — которые Вы заставили меня пережить!

Наконец, дело дошло до последней пары колодок. Но сначала я удалил те штифты, которые держали нижнюю доску в прорезях подлокотников. Теперь колодки можно было поднять из их посадочных мест, но снять их со своих рук женщина, конечно, не могла. Если бы Ина смогла встать со скамьи сразу, то они по-прежнему остались бы на ней. Иногда, кстати, такие колодки, или им подобные, используются, чтобы закрепить руки девушки у неё за спиной, или по бокам. На Горе придумано великое множество самых разных видов колодок и прочих приспособлений служащих для самых разных целей.

— На самом деле я сделал не так уж много, — ответил я на её вопрошающий взгляд.

— Но вспомните то, как я реагировала на ваши прикосновения! — воскликнула женщина.

— Моей заслуги в этом очень немного, — повторил я, и вытащив последний штифт, освободил её запястья из колодок, я сами колодки отложил в сторону.

— Но как же моя реакция? — спросила Ина.

— Я в лучшем случае, просто слегка подтолкнул её, — пожал я плечами.

— Нет, — покачала головой женщина. — Вы вызвали её. Это Вы вызвали её!

— Пусть будет так, если Ты того желаешь, — отмахнулся я.

— Вы управляли ей и командовали!

— Считай как хочешь, — не стал я спорить с ней.

— Получается, что Вы теперь с лёгкостью можете управлять и командовать мной! — воскликнула пленница и внезапно опустилась передо мной на колени.

Женщина склонила голову и прижалась губами к моей ноге, также нетерпеливо и страстно как какая-нибудь горячая рабыня, надеющаяся понравиться своему владельцу. Когда Ина подняла голову и посмотрела на меня в её глазах стояли слёзы.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что я чувствовала! — призналась Леди Ина.

— Ты хорошо выглядишь стоя на коленях, — похвалил я женщину.

— Потому, что это, то положение и то место, где мне надлежит находиться, — отозвалась она, — у ваших ног.

— У ног мужчин, — поправил её я.

— Да, — согласилась женщина, — у ног любого из мужчин!

— Это было всего лишь прикосновение, — заметил я.

— Не забывайте, что это Вы подчинили меня своей власти, а потом сделали управляемой и беспомощной, — напомнила мне Ина.

— Повторяю, это пока было всего лишь лёгкое прикосновение, — сказал я.

— Зато сделано оно было очень своевременно, — заметила женщина.

— Это верно, — согласился с ней я.

— И ещё, пожалуй, было во мне что-то, теперь я это чувствую, готовое к этому опыту, — сказала она, — что-то очень подходящее для него. Также, в этом ощущался намек на возможность иной модальности существования, другого возможного образа жизни.

— Причём я для этого сделал не так уж и много, — напомнил я.

— Но именно Вы стали тем, кто создал ту ситуацию, при которой стали возможны моя капитуляция, беспомощность и подчинение.

— Подчинение? — переспросил я.

— Да! — воскликнула женщина.

— Интересно услышать такое замечание, — усмехнулся я, — от косианской шпионки.

— Да забудьте Вы уже, о том кем я была, — вздохнула бывшая шпионка. — Отныне думайте обо мне только как о той, кем я стала теперь, всего лишь женщиной у ваших ног!

— Понимаю, — кивнул я.

— Впервые, — вздохнула она, — я начала ощущать то, на что могло бы быть похоже — принадлежать мужчине, быть его полностью.

— И это тоже можно понять, — признал я.

— И ещё совершенство и законность этого, — добавила Ина. — Уже совсем рассвело.

— Да, — подтвердил я.

Тогда Ина, встав на четвереньки, немного отползала назад и, прижавшись лбом к полу и положив ладони рук по сторонам от головы, то есть приняв стандартную позу почтения проговорила:

— Я надеюсь, что Вы будете довольны мной сегодня.

— Знаешь ли Ты, что это фраза рабыни? — осведомился я.

Именно такой, или похожей фразой невольница могла бы приветствовать своего хозяина утром.

— Я знаю, — ответила мне женщина.

— А Ты знаешь, что вовлечено в такие фразы? — уточнил я.

— Да, — уверенно ответила она.

— И, несмотря на это, Ты всё же осмеливаешься это произносить?

— Да.

— Ну что ж, очень хорошо, — кивнул я. — В таком случае, я буду держать тебя как рабыню, и если Ты вызовешь моё неудовольствие, то, точно так же, как и любая рабыня, Ты будешь соответственно и строго наказана.

— Это именно то, чего я желаю сама, — заявила пленница.

— Можешь поднять голову, — разрешил я ей.

Ина подняла голову, и я увидел, какими дикими и влажными были её глаза. Её трясло от возбуждения.

— О-о-ох, — простонала она, — мне нужно ваше прикосновение. Пожалуйста, будьте добры ко мне! Умоляю вас.

— Но у нас тут есть парочка гантов, которых следует приготовить, — заметил я. — Можно сказать, что у нас будет пир.

— Позвольте Ине быть первым блюдом на вашем пиру, — попросила Ина.

— А Ты хоть догадываешься, что надо делать, чтобы действительно быть настоящим лакомством на пиру? — спросил я, улыбнувшись.

— Ну так научите меня, — улыбнулась она в ответ. — Научите меня быть настоящим угощением для мужчины!

— Встань, — скомандовал я. — Подойди.

Женщина послушно выполнила каждую команду, оказавшись прямо передо мной.

— Вы позволите мне стоять с вами лицом к лицу? — недоверчиво, не о надеждой спросила Ина.

— В данный момент мне этого хочется, — ответил я.

Пленница посмотрела на меня с благодарностью в мокрых от слез глазах.

— Почему нет, ведь это часто разрешается даже рабыням, — добавил я.

— Я понимаю, — кивнула она.

Стоило мне только кивнуть ей, как она бросилась в мои руки и со стоном обняла моё тело. Женщина плотно, что было сил, прижалась ко мне, не переставая постанывать. Туника на моей груди моментально вымокла от её слез. Когда я, взяв её за плечи, немного отстранил от себя, то, как и ожидал, увидел след перевязи моего меча, по диагонали перечеркнувший её тело, и отпечатки двух пряжек оставшейся в её плоти. А если присмотреться, то можно было разглядеть и следы от кошелька и рукояти ножа на её животе.

Подхватив женщину на руки, я отнёс её туда, где на настиле трюма нашлось достаточно свободного от мусора пространства, и аккуратно уложил её на спину.

Потом, я расстегнул пряжку и, сняв кошель и ножны, сложил ремень вдвое и поднёс к ней. Ина, ни на мгновение не задумываясь, взяла тугую кожу в руки и поцеловала так, как рабыня могла бы поцеловать плеть.

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, каковы теперь наши отношения? — спросил я.

— Да, — прошептала женщина, и стоило мне опуститься на колени рядом с ней, подняла руки и обхватила ими мою шею.

— Они заключаются в том, что я буду вашей рабыней, — добавила она шёпотом.

— Но Ты ведь не рабыня, — улыбнулся я.

— Не-е-ет, — простонала Ина, и в этот момент, я склонился над ней, закрыл её рот своими губами.