Он стоял там, полусогнувшись и практически не шевелясь. Стоял и разглядывал наш лагерь.

Встав, я оставил Плиния с Титом, и прогуливающейся походкой отошёл в сторону, пока не скрылся из его видимости. Затем, обойдя пригорок по широкой дуге, я оказался за его спиной.

Левой рукой я зажал его рот и, запрокинув ему голову, приставил к его беззащитно открытому горлу свой нож. Теперь он был полностью в моей власти. Он сам прекрасно понял, что стоило ему хотя бы пошевелиться, и он мог быть убит немедленно.

— Не дёргайся, ренсовод, — на всякий случай предупредил я, — или тебе крышка.

Он и не собирался ни дёргаться, ни шуметь.

— На колени, — шёпотом скомандовал я ему.

Как только парень опустился на колени, я уложил его на живот и, сев ему на спину и зажав нож в зубах, скрестил его запястья и связал пеньковым шнуром.

— Не вздумай кричать, — предупредил я его снова.

Насколько я понял, в непосредственной близости от лагеря больше никакого из них не было. Судя по камуфляжной раскраске на его лице, и веткам кустарника, которыми замаскировал свою фигуру, ошибившись только в выборе для этого куста тора, это не был простой ренсовод, оказавшийся здесь случайно занимаясь добычей средств к существованию. Скорее это был следопыт или охотник. И хотя, он был совсем юнцом, только-только вышедшим из детского возраста, к нему следовало относиться всерьёз. Такие как он могут быть опасными, ужасно опасными противниками.

— На ноги, — приказал я.

Как только парень встал, я, толчком в спину, направил его в сторону нашего лагеря, которым он так сильно заинтересовался.

— Ренсовод, — представил я своего нового знакомого, вталкивая его в нашу компанию.

Все сразу повскакивали с мест.

— В дозор, — бросил я, и Тит в сопровождении ещё одного солдата покинули лагерь.

Любопытная Ина тоже мелькнула в толпе мужчин.

— Это — мужчина, — намекнул я любопытной Ине, вынырнувшей в первом ряду, и она тут же встала перед ним на колени, положила ладони на песок и ткнулась между ними головой в песок, отдавая почтение.

Конечно, он был совсем молод, а она уже зрелая женщина, но она была женщиной, а он мужчиной, а потому именно Ина обязана была выказать ему почтение, подчиняя свою женственность его мужскому началу. Ренсовод от такого жеста на мгновение опешил. Похоже, на своём острове он не привык к получению такого внимания и уважения от красивых женщин. Женщины ренсоводов, в целом славятся своим сварливым и ревнивым характером. Многие из них, как мне кажется, полагают, что быть женщинами это унизительно, а потому зачастую ведут себя так, словно скорее являются суррогатом мужчин, чем настоящими женщинами. Правда, теперь в дельту приходят другие времена. Увеличивающееся с каждым годом количеством рабынь, не трудно догадаться, с каким негодованием была встречена эта тенденция местными свободными женщинами, приводит к тому, что многие из мужчин, кому повезло обзавестись невольницей, становятся куда менее расстроенными и униженными чем они привыкли быть прежде. Сами ренсоводки, кстати, как только оказываются в рабстве, и узнают что их нелепые отговорки теперь безвозвратно остались в их прошлом, быстро превращаются в превосходных рабынь, что давно признано работорговцами. Не случайно же они так часто приходят в дельту, чтобы сторговать здесь женщин, обычно лишних дочерей, которые, что интересно, зачастую и сами не горят желанием оставаться на ренсовых островах. Впрочем, точно так же, как и многие другие женщины, которые по собственной инициативе предлагают себя деревенским старостам в качестве товара для подобного торга. Доходили до меня, кстати, кое-какие слухи о том, что на некоторых ренсовых островах, мужчины устроили своего рода бунт и сами поработили своих женщин. Говорят, теперь они держат их в верёвочных ошейниках с подвешенными маленькими дисками, на которых указываются имена их владельцев. Благодаря им, тавро для клеймения кейджер, обычно стандартного вида, теперь стало одним из привычных товаров на торговых площадках в дельте. Полагают, что эти мужчины являются самыми опасными из ренсоводов, поскольку они осознали себя настоящими мужчинами. Подобный всплеск мужской энергии имел место в Тарне, сразу же после ниспровержения тамошнего матриархата.

— Ренсовод, — прорычал один из наших мужчин.

Парень гордо расправил плечи, но попятился.

— Я помню тарларионов и их стрелы, — заявил другой.

— Точно, такое не забывается, — согласился третий.

— А я никогда не забуду наш поход через ренс, — сказал четвёртый.

А паренёк-то оказался не из робкого десятка.

— Видите раскраску на его лице, — указал кто-то.

— Точно, — поддержал его ещё один и, сдёрнув с разведчика ветки кустарника, добавил: — и вот это тоже.

— Прирезать ренсовода, — предложил солдат, доставая нож.

— Точно, убить и дело с концом, — бросил его товарищ.

— Стоять! — прикрикнул я на особо рьяных.

— Давай, я перережу ему горло, — наступал тот что с ножом.

— Назад, — приказал я ему. — Где Лабений?

— Вон там, — указали мне сразу несколько мужчин.

Обернувшись, я увидел Лабения в нескольких ярдах от меня. Офицер стоял лицом к деревом, положив на его ствол свои вытянутые руки. Можно было подумать, что он там медитировал.

— Давайте отведём его к капитану, — предложил я.

Это казалось мне наиболее вероятным способом спасти мальчишке жизнь. Я опасался, что его юный возраст не имел никакого значения для мужчин, которые познакомились со стрелами, прилетающими из ниоткуда, кому пришлось пережить весь ужас похода через дельту и потерять здесь своих товарищей. Для солдат имело значение только то, и я не стал бы упрекать их за это, что такой парень, крупный, здоровый и сильный, даже теперь мажет натянуть большой лук, а если не теперь, то через год или два. Кроме того, в моей голове родилась сумасшедшая по своей абсурдности идея. Признаться, мне было любопытно, нет ли подобных мыслей у Лабения.

— Да, — неожиданно поддержал меня тот, что размахивал ножом, — давайте отведём его к капитану!

Когда его подвели к Лабению, который встрепенулся, словно очнувшись от своей задумчивости, и повернулся к нам лицом, то парень заметно побледнел.

— Мы доставили к вам ренсовода, — объявил солдат с ножом.

— Это шпион! — пояснил другой солдат.

— Его Тэрл поймал! — добавил третий.

— Судя по внешности, это охотник и убийца, — уточнил четвёртый.

— Это — мальчишка, — сообщил я.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил Лабений, повернув голову к ренсоводу и продемонстрировав тому свои глаза, представлявшие сплошной уродливый шрам.

— Хо-Тенрик, — не без гордости представился тот.

— Это что-то означает? — поинтересовался я.

Я решил, что стоит уточнить причину его решения представиться таким образом, поскольку, мне показалось, что это могло бы иметь некое значение. «Хо», кстати, на Горе является приставкой, обычно указывающей на происхождение. Она иногда используется, а иногда нет. В данном контексте её использование, по-видимому, указало на то, что молодой человек был сыном или потомком, родным или приёмным, человека по имени «Тенрик». Можно было бы, конечно, перевести его имя как «Тенриксон», но пусть уж лучше оно остаётся в своём оригинальном, гореанском звучании.

— Я — сын Тэнрика, — пояснил он, — брата Тамруна.

Мужчины недоумённо посмотрели друг на друга. Не трудно догадаться, что это имя мало что могло сказать кому бы то ни было из них.

— Я племянник Тамруна, — гордо добавил Хо-Тенрик.

— Я уже понял, — кивнул я, про себя отметив, что Лабений запомнил это имя, всё же я когда-то упоминал его в одном из наших разговоров.

— Ты пришёл сюда из деревни Тамруна? — уточнил я.

— Нет, — ответил парень.

— Значит из одной из тех, что находятся поблизости от его деревни? — предположил я.

— Да, — не стал отрицать он.

— Далеко же Ты — забрался от дома, — заметил я.

— Мы здесь охотимся на солдат Ара, — усмехнулся он.

— Убить его! — крикнул один из солдат.

— А кто такой этот Тамрун? — проявил любопытство другой.

— Тамрун — это верховный вождь здешних ренсоводов, — объяснил я, — своего рода легенда, стратег и государственный муж местного уровня, почти как Хо-Хак, для ренсоводов западных болот, один из немногих, кому когда-то удалось организовать и сплотить вокруг себя большинство их кланов.

— Значит, это он был организатором нападений на нас? — уточнил солдат.

— Полагаю, что да, — кивнул я.

— Да! — гордо заявил юнец. — А ещё я и все мужчины моей деревни участвовали в этом.

Честно говоря, я не думал, что эти его нетерпеливо хвастливые заявления, в данных обстоятельствах, были разумны и необходимы.

— Превосходная месть, — криво усмехнулся один из солдат. — Нам в руки попался племянника этого самого Тамруна.

— Я не боюсь пыток! — заявил Хо-Тенрик.

Похоже он действительно был отчаянным храбрецом. Сам я всегда питал здоровую неприязнь к пыткам, даже, если можно так выразиться, на грани полного отвращения к ним.

— Почему Вы на нас нападали? — спросил Лабений.

— Вы — наши враги, — ответил ренсовод. — Вы вторглись в наши земли.

— Но мы же преследовали косианцев! — воскликнул один из солдат.

— Если в дельте и есть косианцы, то их очень немного, — заметил Хо-Тенрик.

— С его точки зрения, он абсолютно прав, — сказал я. — В конце концов, они-то знали, что в дельту не входили никакие отступающие косианские войска, а, следовательно, они вполне обоснованно могли предположить, что и вы тоже это знали. Затем, к сожалению, одна была сожжена из их деревень, и этот факт естественно был расценён как начало боевых действий против них. Если Ты пнул ларла, то не стоит обвинить его в том, что он заметил этот факта.

— Ты что, встал на их сторону? — опешил мой оппонент.

— А что бы Ты сам подумал, если бы был одним из них? — спросил я.

— Мы знали, что вы — наши враги, — снова влез со своими заявлениями Хо-Тенрик, — даже до того, как вы вошли в наши земли.

— Откуда же Вы это узнали? — поинтересовался я.

— Наши друзья, косианцы, предупредили нас, — ответил он.

— И Вы им поверили? — усмехнувшись, осведомился я.

— Сначала нет, но ваше поведение показало, что они были правы, — пожал он плечами.

— Нет! — возмутился один из собравшихся.

— Но именно так всё и выглядело для ренсоводов, — поддержал я Хо-Тенрика.

Мужчины сердито переглянулись.

— Да убить его и дело с концом, — проворчал кто-то.

— Я не боюсь смерти, — заявил юнец, вот только губа его при этом немного дрогнула.

— Ты пришёл поохотиться на солдат Ара, не так ли? — спросил один из собравшихся, вдруг приставив свой нож к его подбородку.

— Да, — не стал отпираться парень, но подбородок немного приподнял, по-видимому, остриё слишком сильно кололо его.

— Но вышло так, что это Ты попался нам, и теперь стоишь здесь связанным, — заметил другой.

— Кажется охотник, стал тем, на кого охотятся, — усмехнулся третий.

— Ага, добычей, — прокомментировал четвёртый.

— Меня взяли не вы! — презрительно бросил им парень.

У многих из присутствующих руки дёрнулись к рукоятям мечей.

— Но любой из них мог бы это сделать, — заметил я.

— Возможно, — признал Хо-Тенрик.

Это признание, по моему мнению, казалось одним из первых разумных ответов, который мы услышали от этого юнца.

— А ведь здесь поблизости должны быть и другие, — осенило одного из мужчин.

— Не исключено, — признал его правоту другой.

— Тогда давайте разденем этого и используем его в качестве приманки, — предложил первый, — свяжем, заткнём рот и подождём, когда они придут его выручать.

— Правильно, — кивнул второй, — вот тогда мы сможем перебить их всех.

— Нет у нас на это времени, — проворчал тот, что держал нож у подбородка парня. — Проще порубить его на куски и развесить по веткам, в качестве предупреждения его сородичам.

Парень, вполне оправданно, заметно побледнел, услышав эти несколько зловещие предложения. Признаться, я был рад, что не оказался на его месте.

— Капитан? — спросил один из мужчин.

— Я думаю, — отозвался Лабений. — Я должен всё обдумать.

— Проверьте пикеты, — посоветовал я Плинию. — Пусть смотрят внимательнее. Вдруг здесь действительно есть другие группы.

Один из мужчин кивнул и оставил нас.

Бросив взгляд в сторону Ины, я отметил, что она, по-прежнему стояла на коленях, на том же самом месте, где и была, но её колени были плотно сжаты. Думаю, она была изрядно напугана происходящим, так что я не стал выговаривать ей за это.

— Полюбуйся пока на небо, парень, — порекомендовал ренсоводу тот что держал нож.

Кстати, небо сегодня, подсвеченное лучами клонящегося к закату солнца, действительно было очень красиво. Юноша с трудом сглотнул слюну.

Спустя несколько енов появился тот солдат, который уходил проверять пикеты.

— Не замечено даже признаков кого-либо, — доложил он. — Похоже, парень пришёл в одиночку.

— Жаль, — протянул один из солдат. — А могли бы прикончить больше, чем одного из этих негодяев.

— Выкинь из своей головы все мысли даже о попытке побега, парень, — посоветовал тот, который рекомендовал смотреть в небо.

— Я подумал, — объявил Лабений стоявший неподалёку от нас, рядом с деревом, и мы все дружно повернулись в его сторону.

Капитан спокойно протянул руки к дереву и почти нежно коснулся его ствола. Он казался тихим, почто робким. Мы все были несколько озадачены его неподвижностью. Затем, внезапно, в какое-то незаметное глазу мгновение, его лицо оказалось искажено гневом, из горла вырвался крик, в котором не было ничего человеческого, лишь одна животная ярость. Пальцы, словно когти, врезались в дерево, и вырвали с обеих сторон ствола кору с приличными кусками древесины. В разные стороны полетели опилки и защеплённые волокна. На мгновение мне показалось, что ещё чуть-чуть и Лабений превратится в бешеного слина.

— A-а-а! — ошеломлённо закричал юнец и, шарахнулся назад, прижавшись ко мне спиной.

Впрочем, даже многие из нас среагировали подобным образом, и это притом, что мы уже кое-что знали о силе Лабения и его странных практиках. Чего уж там, все присутствующие, и я в том числе, были напуганы увиденным. Проведя бок о бок со своим капитаном столько дней, до сего момента мы ещё не до конца осознавали, на что он был способен. Эффект же, произведённый на увидевшего такое впервые парня, бывшего среди нас и вовсе незнакомцем, был заметен невооружённым взглядом. Белое как полотно лицо, ошарашено выпученные глаза, гусиная кожа по всему телу. Впрочем, я думаю, в тот момент многие из нас выглядели немногим лучше.

Сделав это Лабений, замер. Это было какое-то странное оцепенение. Мужчина стоял, вытянув перед собой серые изуродованные руки, больше похожие на крючья, или на железные когти, нацеленные на дерево перед ним. Затем Лабений, повернулся к нам лицом, вперив в нас свои белёсые, невидящие глаза.

— Капитан? — осторожно окликнул его один из его солдат.

— Вот нож, Капитан, — сказал тот, что уже давно покушался с этим ножом на жизнь Хо-Тенрика. — Мне раздеть пленника?

Пленников и заключенных на Горе зачастую держат раздетыми. На то есть много самых разных причин. Например, таким образом они выделяются на фоне остальных и легко могут быть опознаны как пленники или рабы. Это помогает им понять, что теперь они находятся во власти других. И что немаловажно, на голом теле невозможно скрыть оружие. Разумеется, многое зависит от контекста. Некоторые гореанские рабочие, например, работают обнажёнными, или почто раздетыми. Нагота, считается вполне нормальным явлением в спортзалах, на спортивных площадках и термах.

— Нет, — остановил его Лабений. — Не надо. Оставь ему одежду.

— Спасибо, капитан, — поблагодарил Лабения ренсовод, в голосе которого слышалось уважение и благодарность.

Рискну предположить, что он был благодарен не столько из-за самого себя, сколько из-за определенных деликатных вопросов связанных с честью его клана и его важности среди народа болот.

Лабений повернул свои ужасные, изуродованные глаза на голос Хо-Тенрика.

— Капитан? — спросила ренсовод, но, так и не дождавшись ответа, неуверенно поинтересовался: — Я — ваш пленник, капитан?

— Мы не берём пленных, — ответил ему Лабений.

— Ага! — обрадовано закричал, солдат поднимая нож.

Ина тихонько пискнула от страха и сострадания. Парень побледнел.

— Освободите его, — неожиданно для всех приказал Лабений.

— Капитан? — озадаченно переспросил мужчина, так и замерев с занесённым ножом.

— Освободить его, — повторил свой приказ офицер.

Солдат что-то недовольно буркнул себе под нос, но верёвки на руках парня разрезал.

— Мы не берём пленных, — повторил свои слова Лабений. — Ты свободен, и можешь идти куда хочешь.

— Ничего не понимаю, — признался парень, потирая затёкшие запястья, всё же верёвку я затягивал не из расчёта на покорную рабыню.

— От имени Гнея Лелиуса, регента Ара, и высшего совета Ара, — торжественно начал Лабений, — Я, де-факто являющийся их посланником в дельте, выражаю их сожаление по поводу недоразумений возникших между нашими государствами и народами, и в особенности прошу прощения за произошедшее жестокое и неспровоцированное нападение на невинную деревню. Я не могу ничего сказать в своё оправдание по поводу того инцидента, но если кровь может искупить кровь, то я хочу верить, что наши счета в этом вопросе можно считать закрытыми.

Молодой ренсовод ошеломлённо молчал. Признаться, меня тоже потрясла речь произнесённая капитаном. Я, конечно, надеялся на что-то подобное с его стороны, но я даже не смел надеяться на что-либо столь унизительное для Ару, и одновременно, по-своему, столь величественное.

— Косианцы, — продолжил Лабений, — могут быть вашими друзьями, а могут и не быть таковыми. Я этого знать не могу. Вы должны сами вынести своё решение по этому вопросу. Однако, одно я знаю точно, люди Ара вашими врагами не являются.

Закончив свою речь, Лабений протянул руку, которую тут же подхвати Плиний, и увёл своего командира к его месту в лагере.

— Ты свободен, — сообщил я парню, выводя того из ступора, — можешь идти.

— Он приведёт к нам остальных, — недовольно проворчал один из солдат.

— К тому времени, нас уже здесь не будет, — отмахнулся я.

— Вы говорите не так, как те, что пришли из Ара, — заметил Хо-Тенрик.

— Я из Порт-Кара, — пожал я плечами.

— У ренсоводов, нет вражды с Порт-Каром, — сказал парень.

— Как и у Порт-Кара с ренсоводами, — кивнул я.

— Как вышло, что Вы оказались с ними? — полюбопытствовал он.

— Я захотел оказать им помощь, — объяснил я. — В конце концов, они, воюют не с ренсоводами, а с Косом, как и Порт-Кар.

— Остерегайтесь косианцев, — предупредил Хо-Тенрик. — Они и их наёмники просто кишат у границ дельты.

Я понимающе кивнул. Не скажу, что его слова меня обрадовали, но я и сам подозревал, что так оно и будет.

— И оставьте их, — кивнул он на солдат. — Им ни за что не пройти.

— Возможно, Ты будешь не против, задержаться с нами на несколько енов, — предложил я.

— Нет, — мотнул головой юный ренсовод, — я должен идти.

— Мой друг, Плиний, — сказал я, — насколько я знаю, припас немного чёрствого хлеба в своём мешке, ломоть или даже два. Конечно, чёрствый и несвежий, но для тебя он мог бы представлять интерес. У вас ведь такого нет, не так ли?

— Нет, — признал он. — У нас такого не бывает.

— Ты мог бы угоститься?

— Не думаю, что меня это заинтересует, — отмахнулся Хо-Тенрик.

— Плиний сейчас занят, но хлеб может быть принесён сюда, — заметил я.

— Принесён? — переспросил ренсовод.

— Женщиной, конечно, — пояснил я.

— А, конечно, — закивал он.

— Ина, — позвал я.

Женщина вскочила со своего мести и, подбежав, встала на колени перед нами, покорно склонив голову.

— Это — рабыня? — поинтересовался Хо-Тенрик.

— Нет, — ответил я, — просто пленница.

Юнец с заметным любопытством рассматривал красотку Ину, стоявшую в очень подходящей ей позе подчинения.

— Ина, сходи к Плинию, — приказал я, — попроси его, передать тебе ломоть хлеба для меня и моего юного друга.

— Да, мой похититель, — отозвалась пленница и, поднявшись с колен, поспешил к Плинию, дежурившему рядом Лабением.

— Она быстро повинуется, — заметил Хо-Тенрик, не сводя жадного взгляда с удаляющейся фигурки.

— Просто она знает, что если не будет хорошо повиноваться, то будет хорошо стегаться, — усмехнулся я.

— Понятно, — кивнул парень.

Не прошло и пары енов, как Ина уже прибежала обратно, и опустилась на колени на прежнее место, аккуратно держа в руке маленький ломоть чёрствого хлеба. Подозреваю, это был один из последней пары, что сохранилась в заначке запасливого Плиния. Надо ли говорить, как я был благодарен ему за его великодушие, проявленное к нам. Это было пожалуй единственное, из того что было у нас в лагере, что, вероятно, показалось бы съедобным нашему гостю ренсоводу. По крайней мере, это не была сырая тарларионина.

— Разломи хлеб напополам, Ина, — велел я, — ту часть, что больше, предложи нашему гостю.

— Да, мой похититель, — отозвалась женщина.

Разумеется, вовсе не чёрствым хлебом надеялся я задержать нашего юного друга в лагере на некоторое время.

— Сначала обслужи нашего гостя, Ина, — приказал я, исправляя её поведение, поскольку она, очевидно, собралась обслужить меня первым.

— Да, мой похититель, — кивнула она, и поспешив исправиться, не вставая с колен, протянула Хо-Тенрику больший из двух получившихся у неё ломтей.

Парень с достоинством принял предложенное угощение. Лишь затем Ина точно так же обслужила меня.

— А почему она почти голая? — спросил Хо-Тенрик, не сводивший глаз с женщины, стоявшей на коленях у наших ног.

— Мне так захотелось, — пожал я плечами.

— А, понятно, — протянул юноша.

— Просто мужчины любят смотреть на красивых пленниц и рабынь, — пояснил я. — Тебе же нравится?

— Ага, — нерешительно кивнул он, но потом улыбнулся, и уже увереннее сказал: — Да!

— Ну вот и хорошо, — улыбнулся я.

Руки Ины, покрасневшей под нашими пристальными взглядами, рефлекторно прыгнули вверх и скрестились на груди, постаравшись прикрыть свои прелести.

— Тебе не давали разрешения прикрыть грудь, Ина, — напомнил я пленнице, и она покорно опустила руки на бёдра.

— Простите меня, мой похититель, — попросила она.

— У тебя красивая грудь, — сказал я ей, — и Ты должны показывать её, если твои похитители того желают.

— Спасибо, мой похититель, — поблагодарила Ина. — Да, мой похититель.

— Или любой другой, или все кто сочтёт это интересным, — добавил я.

— Да, мой похититель. Простите меня, мой похититель.

— Как жёстко Вы с ней! — восхитился Хо-Тенрик.

— Она — женщина, — пожал я плечам, признаться, немного озадаченный, его восторгом.

Оставалось заключить, что он до сих пор не сталкивался с женщинами, побывавшими в полной мужской власти.

— Да, — вздохнул он, — женщины красивы.

— Верно, — не мог не согласиться я. — Что же Ты не присядешь и не угостишься хлебом?

— Мне нужно идти, — упрямо заявил парень, но взгляда от женщины не оторвал.

Я строго посмотрел на Ину, и та, правильно поняв мой взгляд, быстро расставила колени, заметно задрожав.

— А у тебя когда-нибудь уже была женщина? — осведомился я.

— Возможно, — сказал он, сглотнув слюну, — я мог остаться на немного.

Мы сели на песок и принялись неторопливо грызть почти высохший хлеб. Не трудно было заметить, что Хо-Тенрик был не в состоянии оторвать глаз от пленницы, которая теперь не пыталась прикрыться, а наоборот, выпрямилась, как могла, но при этом не осмеливалась встречаться с ним взглядом.

— Как это тебе? — поинтересовался я.

— Красивая! — выдохнул юный ренсовод.

— Я про хлеб, — сказал я.

— Ах это! — сказал он, посмотрев на кусок в его руке. — Ну да, интересно.

Не трудно было заметить, что парень просто проявил вежливость. Такой хлеб обычно входит в рацион сухого пайка солдат. Его можно найти в походных рюкзаках солдат практически любой армии Гора. Кое-кто даже утверждает, что любит его. Плиний, например, хранил эту пару ломтей в течение многих недель. С другой стороны, возможно, он просто, не мог позволить себе съесть их, держа в качестве последнего шанса, на случай крайнего голода. Впрочем, он без сомнений пожертвовал своей заначкой ради наших нужд. Конечно, я бы не исключал, что мой бывший конвоир действительно питал слабость к солдатскому хлебу, в конце концов, я и сам отдавал ему должное, по крайней мере, в определённых ситуациях. Само собой, я не рекомендовал бы подавать это на каком-нибудь важном дипломатическом банкете, если только не в ситуации подобной нашей.

— Ина, — позвал я, — принеси нам воды.

— Да, мой похититель! — сказала женщина и сорвалась с места спеша выполнить моё поручение.

— А в вашей деревне есть такие женщины? — спросил я, глядя вслед Ине.

— Нет, — вздохнул Хо-Тенрик. — Нет никого даже близко похожего на неё.

— Но у вас же должны быть какие-нибудь миловидные девицы, — предположил я, — которые после соответственного обучения стали бы похожи на неё.

— А-а-а! — протянул ренсовод. — Возможно!

Я не сомневался, что говоря это, парень имел в виду ту или иную знакомую ему девицу или даже нескольких.

Мы оба любовались на то как Ина, изящной походкой, дошла до ямы служившей нам своего рода колодцем, в которую сквозь песок фильтровалась вода из болота, и опустившись там на колени, принялась наполнять маленькую металлическую чашку.

— А где Вы её подобрали? — небрежным тоном, словно человек, для которого приобретение женщин было делом привычным, спросил Хо-Тенрик.

— В ренсе, — улыбнулся я.

— Что-то я сомневаюсь, что она — ренсоводка, — усомнился он.

— Нет, конечно, — признал я. — Она — женщина Ара.

— Ну да, такие иногда попадаются в дельту, — понимающе сказал парень.

— Похоже, что так, — кивнул я.

— Вот одну такую, — сказал он, — недалеко поймали около моей деревни. Она на пурпурной барже заплыла. А её телохранители, как наших увидали, так и сбежали все.

— Ну и как она? — полюбопытствовал я.

— Да я и не видел её, — вздохнул Хо-Тенрик. — Мне мать не разрешила рассматривать её, она же голая была, в одних только путах.

— Почему не разрешила? — осведомился я.

— Наверное, боялась, что я её захочу, — пожал он плечами.

— Скорее она боялась, что Ты мог бы стать мужчиной, — предположил я.

— Возможно, — признал юный ренсовод.

— А как Ты думаешь, что она была очень похожа на эту? — спросил я, указывая на Ину, которая уже заполнила чашу.

— Нет, — отмахнулся мой юный собеседник, — та была надменной холодной женщиной. Наши мужчины объявили её недостойной даже, чтобы быть рабыней.

— Нельзя терпеть женщину, если она надменная и холодная, — усмехнулся я, — нужно просто исправить её. Поверь, это даже забавно взять такую женщину и превратить её в задыхающуюся и умоляющую рабыню.

— Ну уж эту-то, они точно не объявили бы не достойной того, чтобы быть рабыней, — заверил меня Хо-Тенрик.

— А на каком основании? — поинтересовался я.

— На основе её характера, — ответил он.

— Так ведь в рабстве, — засмеялся я, — можно с лёгкостью преобразовать характер любой женщины. Ведь в этом случае, может использовать плеть при первой необходимости.

— Возможно, — не стал спорить он.

— А что сделали с той, которую не сочли достойной? — спросил я.

— Её выставили на съедение тарларионам, — сообщил парень.

— И как, они её съели? — уточнил я.

— Полагаю, что да, — ответил Хо-Тенрик. — Говорят, что даже шест, к которому она была привязана, был вырван из песка.

— А что насчёт этой? — поинтересовался я, указывая на Ину, уже приближавшуюся к нам, и осторожно нёсшую перед собой чашу с водой.

— Эта совсем другая, — вздохнул он.

— В чём? — уточнил я.

— Ну, она тёплая, мягкая, послушная, — перечислил парень, и покраснев добавил: — А ещё она возбуждает.

— Она кажется тебе достойной быть рабыней? — спросил я.

— Да, — кивнул он.

— И как же Ты узнал об этом? — полюбопытствовал я.

— Я могу это сказать, — набычился он.

— С чего? — не отставал я от юнца.

— Я видел рабынь, — сказал он.

— Так, в твоей деревне всё-таки есть рабыни? — осведомился я.

— Нет, — вздохнул Хо-Тенрик, — но как-то раз, отец брал меня с собой в Вен. И вот там я видел настоящих рабынь.

— И как они тебе, понравились? — поинтересовался я.

— Да! — чуть не закричал паренёк.

— И Ты использовал какую-нибудь из них? — спросил я.

— Да, — поспешил заверить меня он.

Ина наконец-то добралась до нас и опустилась на колени, аккуратно держа в руках чашку с водой.

— В дельте тоже есть рабыни, — похвастал Хо-Тенрик, — правда я их не видел.

— Мама не одобрила бы? — уточнил я.

— Ага, — кивнул он.

— Возможно, в деревне Тамруна такие водятся? — предположил я.

— Да, — ответил он, — там всех женщин держат как рабынь. Тамошние мужчины устроили это два года назад.

— Понятно, — усмехнулся я.

— Моя мать теперь не позволяет мне ходить в ту деревню, — сказал юный ренсовод, — но те из моей деревни, кто постарше, ходят.

— Могу их понять, — кивнул я.

— Они рассказывали, что там целых пять женщин носят диск Тамруна.

— Должно быть, он настоящий мужик, — улыбнулся я.

— Ага, они хорошо обслуживают его в его хижине, — с завистью сообщил мне Хо-Тенрик.

— Могу себе это представить, — заверил я парня.

— Вскоре после этого, — сказал парень, — Тамрун стал одним из самых великих вождей в дельте.

— Это интересно, — задумчиво произнёс я и поглядел на Ину.

— Мой похититель? — среагировала женщина.

— Можешь обслужить нашего гостя, — бросил я ей.

— Тем способом, который Вы мне показали? — уточнила она.

— Да, — кивнул я.

Она поёрзала, удостоверившись, что её колени расставлены максимально широко, а затем опустила голову вниз и, протянув руки с чашей к нашему молодому гостю, предложила:

— Воды, похититель?

Хо-Тенрик принял чашу из её рук и, не отводя взгляда от склонившейся перед ним фигуры, отпил из неё.

— К сожалению, вина у нас нет, — развёл я руками, — и, конечно, она не рабыня.

— О-о? — несколько удивился парень.

— Я имел в виду представление — «Вино — Господину», — пояснил я, — в котором рабыня предлагает владельцу для его внимания не только вино, но и саму себя, и свою красоту.

— Однажды в Вене рабыня предложила мне вино, — похвастал Хо-Тенрик.

— Ну тогда Ты понимаешь о чём идёт речь, — улыбнулся я.

— Да, — солидно кивнул он.

— Ну вот и превосходно, — сказал я.

— Вы очень щедры, — заметил он.

— Нисколько, — поспешил заверить его я, и Ина съёжилась под моим пристальным взглядом. — Поскольку Ты — всё ещё свободная женщина, а не рабыня, то есть не животное, то для тебя вполне допустимо иметь интерес к политическим вопросам.

— Мой похититель? — удивлённо уставилась на меня женщина.

— Несомненно, Ты не прочь внести свою лепту с улучшение отношений между ренсоводами дельты и Аром, — намекнул я.

— Конечно, — испуганно задрожав, заверила она меня.

— Впрочем, в любом случае, — улыбнулся я, — как у пленницы, у тебя нет права голоса в таких вопросах.

— Конечно, нет, — согласилась со мной она.

— Ты дашь мне то, что я желаю? — спросил Хо-Тенрик у Ины.

В конце концов, она оставалась свободной женщиной.

— Вы — мужчина, а я — пленница, — сказала она, — таким образом, я должна дать вам всё, что Вы пожелаете.

— И Ты приложишь все усилия, чтобы сделать это очень хорошо, не так ли, Ина? — осведомился я.

— Да, мой похититель! — пообещала Ина испуганно.

— Не думаю, конечно, что моя мать одобрила бы это, — засомневался было наш юный гость.

— Зато я не сомневаюсь в том, что твой отец не возражал бы, — поспешил успокоить его я.

— Это точно, — признал он.

— Как Ты думаешь, что он сам бы сделал, если бы оказался здесь на твоём месте, в этой ситуации? — поинтересовался я.

— Верно! — сразу же плотоядно заулыбался Хо-Тенрик, а Ина испуганно отпрянула под его взглядом.

Парень уже не мог оторвать глаза от женщины. Что поделать, но она и на самом деле относилась к тому типу женщин, увидев которую, очень трудно заставить себя не смотреть на неё, а точнее не пожирать глазами. За прошедшие несколько дней, постепенно она фактически превратилась в мягкую и красивую рабыню. Конечно, когда женщины становятся настолько мягкими и красивыми, как она, то они автоматически подвергают себя опасности. Дело в том, что мужчины в их присутствии начинают проявлять беспокойство и нетерпение, а зачастую и вовсе теряют всякий контроль над собой.

— Правда, до сих пор у меня была всего одна женщина в Вене, — прошептал мне Хо-Тенрик.

— Об этом можешь не волноваться, — успокоил я его.

— Зато семь раз, — добавил он не без бахвальства.

— Ну Ты даёшь, — уважительно сказал я.

— Но она была рабыней, — напомнил ренсовод.

— Ну и что в этом такого? — не понял я его опасений.

— Дело с том, — сказал Хо-Тенрик, — что я никогда не занимался любовью со свободной женщиной.

— Не бери в голову, — отмахнулся я.

— Но я не знаю, как заниматься любовью со свободной женщиной, — признался мне парень.

— Да не волнуйся Ты так об этом, — успокоил его я. — Обычно в них нет ничего достойного того звания, которое они носят.

— О-о? — удивился он.

— Поверь, — сказал я. — Они слишком обеспокоены своим статусом, достоинством, свободой и независимостью, чтобы от них был какой-то толк на мехах.

— Я должен предупредит тебя, женщина, — обратился наш гость к Ине, — что я не знаю, как заниматься любовью со свободной женщиной.

— Тогда просто используйте меня как рабыню, — предложила та.

— С Вашего разрешения? — уточнил Хо-Тенрик, посмотрев на меня.

— Конечно, — заверил его я. — Более того, советую тебе отбросить любые колебания, поскольку, можешь мне поверить, наша смазливая малышка Ина уже знакома с тем, что такое грубое властное использование, которому обычно подвергают только рабынь.

— Ну и отлично, — обрадовался юный ренсовод.

Конечно, я провёл Ину через всё это, не только потому что я лично, как и большинство мужчин, отношусь к женщинам так, как того требует от нас природа, то есть с позиции своего превосходства и их очарования, как господин к рабыне, но и потому что считал, что это, могло бы оказаться в интересах самой Ины в том случае, если раскалённое железо когда-нибудь должно будет оставить след на её плоти. Увы, но далеко не все гореанские рабовладельцы терпеливы с новообращёнными рабынями. Кроме того, по вполне понятным причинам, многие женщины испытывают определённые трудности первое время с тем, чтобы приспособиться к столь драматическому повороту в их судьбе, связанному с переходом от статуса высокой уважаемой свободной женщины к состоянию имущества у ног хозяина. Я надеялся, что до некоторой степени смягчил опасности этого перехода, на тот случай если он должен когда-либо произойти в судьбе Ины. В конце концов, к этому времени, благодаря мне она уже изучила кое-что о повиновении и служении.

Хо-Тенрик торопливо затолкнул последний кусочек солдатского хлеба в рот, быстро залил его глотком воды из чаши и, вскочив на ноги, схватил Ину за волосы, вздёрнул на ноги, тут же согнув в поясе и удерживая её голову у своего бедра, потащил задыхающуюся женщину в направлении ближайших кустов. Прежде, чем они скрылись из виду, я успел увидеть лицо Ины, смотревшей на меня с удивлением и дрожью. Потом густые заросли скрыли от меня и Хо-Тенрика, и женщину, спешившую за юным владельцем своего использования к месту выбранному им.

Сам я спокойно доел свой кусок хлеба и допил воду, что оставалась в чаше.

Хо-Тенрик, посвежевший и взволнованный появился из кустов только с наступлением сумерек.

— Вы хотели задержать меня, не так ли? — весело поинтересовался он.

— Верно, — признал я, — я предпочёл бы, чтобы Ты не соединился со своими товарищами до нашего выхода в путь. Однако верно и то, что я не стал бы настаивать, чтобы Ты остался в лагере, если бы Ты того не категорически не пожелал.

— Да я особенно и не возражал, — заверил меня парень, и обернулся, чтобы понаблюдать, как Ина выползает из-за кустов.

А она, действительно, выползала. На четвереньках.

— Она не должна вставать, пока я не покину лагерь, — предупредил он.

— Превосходно, — улыбнулся я, показав ему отогнутый вверх большой палец.

Хо-Тенрик щёлкнул пальцами и указал, что Ина должна приблизиться к нам, что она и сделала, и лишь когда доползла, подняла голову.

— Прошу прощения, сказал я, — что забыл посылать плеть в кусты вслед за вами.

— В этом не было необходимости, — заверил меня он.

— Это хорошо, — кивнул я.

Ина испуганно опустила голову.

— Нам в дельте нужно побольше, таких как она, — заявил племянник Тамруна, — только чтобы они были настоящими рабынями.

— Сама она тоже неплохо бы выглядела с клеймом на бедре и ошейником на шее, не так ли? — поинтересовался я.

Наши взгляды скрестились на Ине.

— Да, — согласился мой юный гость, и заметив, как задрожала пленница, добавил: — Она возбуждает по-рабски.

— Или по крайней мере возбуждает настолько по-рабски, насколько может возбуждать женщина, не будучи рабыней, — поправил я.

— Согласен, — кивнул ренсовод.

— О чём Ты задумался? — полюбопытствовал я.

— Да так, ни о чём, — отмахнулся Хо-Тенрик.

— Не хочешь говорить об этом? — спросил я.

— Просто я подумал о своих отце и матери, — вздохнул он.

— О-о? — удивился я.

— Мне кажется, что мой отец холоден, подавлен и неудовлетворён моей матерью, — пожаловался парень.

— Головы не поднимать, — приказал я Ине, и та немедленно опустила, поднятую было от любопытства, голову.

Молодой человек продолжал рассматривать пленницу.

— Ты думаешь о том, хорошо ли твоя мать будет смотреться у ног твоего отца, заклейменная и в ошейнике? — попытался угадать я.

— Я очень люблю её, — сказал Хо-Тенрик, — но это, то место, которое она должна занимать.

— Я не сомневаюсь в этом, — кивнул я.

— Возможно, мне нужно будет поговорить с моим отцом, — вздохнул он.

— В любом случае, решение следует принимать именно ему, — признал я.

— Конечно, — согласился ренсовод.

— Если бы все женщины были там, — заметил я, — их сыновьям, было бы куда легче стать мужчинами.

— Верно, — не стал спорить со мной племянник Тамруна.

Матери в Тарне, кстати, в действительности, не просто держатся в качестве рабынь, они и есть рабыни.

— Желаю тебе всего хорошего, — сказал я.

— Как Вы узнали, что я наблюдал за вами? — полюбопытствовал он напоследок.

— Куст тора, никогда не вырастает выше пояса мужчины, — ответил я.

— Да, — признал ренсовод, — это было глупо с моей стороны.

— Нет, — успокоил я его, — скорее небрежно.

— Я допустил ошибку, — вздохнул парень.

— Это точно, — согласился я.

— Такая ошибка, — сказал Хо-Тенрик, — может стоить мужчине жизни.

— Не исключено, — кивнул я.

— Зато теперь я никогда не повторю её снова, — заверил он меня.

— Это будет правильно с твоей стороны, — улыбнулся я.

— Вы ведь мне не враг, не так ли? — уточнил юный ренсовод.

— Нет, — признал я. — Как и никто другой из здесь присутствующих.

— Хочу поблагодарить за угощение, — сказал он.

— Ну, — усмехнулся я, — угостил, чем смог.

— А ещё спасибо, за использование белокурой женщины, — добавил парень.

— Ты — более чем любезен, — кивнул я.

— Всего хорошего, — попрощался Хо-Тенрик.

— И тебе всего хорошего, — ответил я, и парень, повернувшись, растворился в зарослях.

— Нам стоит поторопиться с выходом, — заметил Плиний подошедший сразу, после того как наш гость покинул лагерь.

— Ты прав, — кивнул я.

Правда я не думал, что этот юнец, возвратившись к своим товарищам, захочет напасть на нас, но у них, наверняка, имелись ренсовые челны, а значит, двигаться они могут намного быстрее, чем мы пешком. Значит, что бы я себе ни думал, но меры безопасности принять следовало. Соответственно, исходя из предположения, что ренсоводы решат, что мы продолжим путь на юго-восток в направлении противоположном тому, с которого появился Хо-Тенрик, шпионивший за нашим лагерем, я принял решение, этой ночью двигаться на юго-запад. Честно говоря, с некоторых пор я начал сомневаться, что выследить мужчин, таких как те, с которыми я теперь выходил из дельты, будет легко. За последние дни эти парни здорово изменились, отлично изучив способы войны на болотах. Пожалуй, теперь я бы не позавидовал тем, кто захотел бы поохотиться здесь на столь опасную дичь.

— Можешь говорить, — бросил я Ине, вопросительно смотревшей на меня.

— Он ушёл, — заметила она. — Я могу теперь встать.

— Оставайся на четвереньках, — велел я ей.

— Да, мой похититель, — ответила женщина.

На её лице, на мгновение, мелькнуло напряжённое выражение.

— Надеюсь, Ты хорошо обслужила нашего юного гостя? — осведомился я.

— Я приложил все усилия, — пожала она плечами. — Думаю, что он был доволен. По крайней мере, его рычание и крики удовольствия позволяли предположить, что неудовлетворённым он не остался.

— Очень хорошо, — кивнул я.

Следует заметить, что я и сам слышал некоторые из этих звуков, доносившихся из-за кустов.

— Но его использования были короткими и быстрыми, — заметила она.

— Что поделать, — развёл я руками, — он — ещё мальчишка.

— Но я-то, женщина, — заметила Ина.

— Ты ответила на его действия? — поинтересовался я.

— Я не могла ничего поделать с собой, — призналась она. — Очевидно Вы приучили моё тело к этому.

— Почти всё это Ты сделала сама, — пожал я плечами.

— Но Вы просто не оставили мне выбора, — улыбнулась женщина.

— Верно, — не стал спорить я.

— Но раз за разом, мне не удавалось получить полного удовольствия, — пожаловалась Ина.

— Он — ещё мальчишка, — снова напомнил я.

— В конце концов, — вздохнула женщина, — кроме получения собственных быстрых удовольствий, он преуспел только в том, что немного возбудил меня.

— Пленницы, — пожал я плечами, — почти такое же ничто, как и рабыни, может чуть-чуть повыше. С пленницей, как и с рабыней, можно делать всё, что нравится. Пленница, точно так же, как и рабыня, должна принимать использование любого рода, которому похитители или рабовладельцы решили их подвергнуть. Пусть они, наделенные правом ожидать немного, если они — пленницы, и не наделённые никакими правами вообще, если они — рабыни, довольствуются тем, что получают. Радуйся тому, что он тебя не избил.

— Да мой похититель, — вздохнула Ина.

Кстати, Хо-Тенрик, по-видимому, из-за своей поспешности или недостатка опыта, возможно, для моих целей и всё сделал даже намного лучше, чем мог бы. Не то, чтобы пленниц и рабынь недостаточно уместно иногда подвергать короткому, случайному и даже унизительному использованию, хотя бы для того, чтобы напомнить им, что они — пленницы или рабыни. Просто парень пока ещё не понимал, что если бы он позаботился вызвать в пленнице долгие и изысканные экстазы, то обнаружил бы, что и его собственное удовольствие стало бы на удивление глубже, дольше и многократно сильнее. В конце концов, одно из самых больших удовольствий в обладании полной власти над женщиной, заключается в том, чтобы вынудить её, согласно вашей воле и желанию, испытать невероятное удовольствие, ведя её то вверх то вниз по лестнице страсти, через серии рабских оргазмов, делая её ещё беспомощнее, пока она не станет бесповоротно вашей рабыней, потерянной в муках её экстазов подчинения.

— Нам поры выступать, — предупредил я. — Парни уже сворачивают лагерь.

— Но Вы же не можете оставить меня в таком состоянии! — попыталась возмутиться пленница.

— На живот, — скомандовал я.

— Да! — радостно воскликнула она, растягиваясь на песке.

Я же уселся прямо на её ягодицы.

— Похититель? — озадаченно спросила женщина.

Просунув руку под её животом, опоясал её талию пеньковой верёвкой.

— Ой! — пискнула Ина, когда я плотно затянув верёвку, завязал узел на спине, и приложил к нему её скрещенные запястья.

— Что Вы делаете? — опасливо поинтересовалась женщина.

— Связываю твои руки у тебя за спиной, — спокойно объяснил я, закрепляя запястья двумя свободными концами верёвки.

Когда я встал с её тела, Ина обернулась через левое плечо и наградила меня укоризненным взглядом.

— И что всё это значит? — недовольно осведомилась она.

— Мы сворачиваем лагерь, — напомнил я ей. — Боюсь, что до утра тебе, моя смазливая Ина, придётся потерпеть.

— Нет! — разочарованно воскликнула моя пленница.

— Можешь встать на колени, — сообщил я её, а когда ей, с некоторым трудом удалось это сделать, объяснил: — Иногда рабыню возбуждают, а затем загоняют в конуру с руками, закованными в наручники за спиной и удерживаемыми цепью или верёвкой опоясывающей талию. Почти такой же эффект может быть достигнут, если невольницу приковать цепью за шею в рабской яме, а запястья прикрепить к ошейнику.

В глазах Ины мелькнул ужас.

— Можешь встать на ноги, — бросил я женщине. — Через ен мы выступаем.

Когда пленница оказалась на ногах, я поинтересовался:

— Поводок не потребуется?

— Нет! — поспешила заверить меня Ина.

— Мы готовы, — доложил Плиний.

— Держим направление на юго-запад, — сообщил я ему своё решение.

— Юго-запад? — удивлённо переспросил он.

— Да, — кивнул я.

— Молодой ренсовод попался на западе от лагеря, не так ли? — уточнил Лабений, которого придерживал за руку Тит.

— Да, — ответил за меня Плиний.

— Тогда делаем так, как решил Тэрл, — сказал капитан.

— Через три — четыре дня мы скорректируем наш курс и возьмём южнее, — пообещал я.

— Выступаем, — объявил Плиний, и солдаты разойдясь широкой цепью покинули остров.

Несколько раз в течение первой пары анов, Ина пыталась жалобно прижаться ко мне, впрочем, каждый раз я отпихивал ее в сторону. Потом она просто следовала за мной стараясь держаться насколько возможно близко. Иногда с её стороны доносились тихие стоны, мало чем отличающиеся от одного из невербальных сигналов потребностей рабыни.

Один раз, сразу после полуночи, во время одной из наших остановок для отдыха, она подползла вплотную ко мне и жалобно уставилась на меня. В лунном свете я заметил блеснувшие на её щеках мокрые дорожки.

— Я могу говорить? — спросила он шёпотом.

— Да, — разрешил я.

— Я больше не могу терпеть это! — простонала женщина.

— Значит, к утру, Ты будешь горячей, — заметил я.

Подобный ответ иногда получает девушка, запертая в конуре, и прижавшая заплаканное лицо и тело к прутьям решётки, чьи руки, прикованы цепью к талии, или та, которая стоит на коленях в яме, прикованная цепью к кольцу, и держит руки у горла, поскольку они прикованы к её ошейнику.

— Я уже вся горю, — призналась Ина, — я словно в огне!

— Мы в походе, — отмахнулся я от неё.

— Но Вы же позволите мне облегчение этом утром! — простонала Ина.

— Может быть, — пожал я плечами, — но может быть и нет.

— Я не рабыня, — прошептала она.

— К счастью для тебя — нет, — заверил её я, — иначе, Ты бы уже знала, что такое настоящее бедствие от отказа в облегчении.

Ина посмотрела на меня с ужасом.

— Именно поэтому они столь рьяно стремятся ублажать своих владельцев, — усмехнулся я.

— А чтобы рабыня сделала утром, оказавшись в такой ситуации? — спросила моя пленница.

— Окажись она в твоей ситуации, — уточнил я, — не ограниченная длиной цепи или решёткой её конуры?

— Да, — кивнула она.

— Полагаю, что она ползала бы за мной или за любым другим мужчиной, на коленях и умоляла бы его о снисхождении, — предположил я.

— Но я уже теперь прошу о снисхождении! — простонала женщина.

— Утром, — усмехнулся я, — Ты, несомненно, будешь попросить ещё настойчивее.

— Утром, — всхлипнула она, — я точно буду ползать за вами на коленях и умолять об этом.

— С чего бы это тебе это делать? — поинтересовался я.

— А разве Вы сами не догадываетесь? — заплакала пленница, но я уже поднял руку, давая сигнал остальным, о продолжении движения.