С ноября 1953 по апрель 1954 года, будучи студентом-медиком, я проработал шесть месяцев в родильном отделении одной парижской больницы в качестве экстерна. В то время экстернам в клиниках доверяли лишь простейшие обязанности. На практику по акушерству я попал случайно — просто место было вакантным. Никакого интереса к родам у меня не было, акушером становиться я не собирался, к тому же мне было нужно время для серьезной подготовки к важным экзаменам, так что в родильном отделении я старался бывать как можно меньше. Практика длилась достаточно долго, и я смог изучить основы акушерского дела и понять, что в истории деторождения наступает новый этап.
Мои комментарии как наблюдателя
После конференций мне, прежде всего, вспоминается то, о чем говорилось в кулуарах между заседаниями или в ресторане. В больнице тоже нередко больше узнаешь в нерабочей обстановке. Однажды мы обедали с одним из интернов того самого родильного отделения, где я был экстерном. В 1950-е годы интернами в парижских больницах работали молодые практикующие доктора, и их полномочия были весьма серьезны. Когда разговор зашел о том, какой стремительный скачок сделала медицина после Второй мировой войны, он рассказал мне, как ему видится будущее акушерства. «Практическая часть акушерства станет очень простой», — говорил он. — «Если роды идут легко и без проблем, значит, можно рожать их обычно, а если они затяжные и трудные, то медлить нечего: кесарево сечение в нижнем маточном сегменте. Это будет пустячная операция!» Такая техника кесарева сечения была в ту пору новой и в 1950-е годы в силу своей безопасности постепенно стала вытеснять классическую. За время полугодовой практики в качестве экстерна мне однажды представилась возможность ассистировать при кесаревом сечении в нижнем сегменте. Этого было достаточно, чтобы понять основные этапы операции. В то время в парижских клиниках кесарево сечение делалось примерно в 1% случаев.
На пути развития новой техники лежали серьезные препятствия. Главным из них было то, что акушеры редко имели хирургическую подготовку. В большинстве случаев они зависели от хирургов, а те еще мало владели новой техникой. У акушеров было устоявшееся пристрастие к щипцам, ставшим в течение трех веков символом акушерской врачебной практики. Разговорившись с толковым интерном, я понял, что многие доктора предпочитали не замечать появления новой, безопасной техники кесарева сечения, словно побаиваясь своих коллег-хирургов и их столь престижного статуса. То, что я был в родильном отделении всего лишь малоискушенным наблюдателем (ведь я собирался становиться хирургом), помогло мне понять, какими мотивами были движимы многие врачи-практики: им «мешали» возраст и профессиональный опыт. Не примечательно ли, что врач, заведовавший в то время родильным отделением и давший свое имя одной из разновидностей акушерских щипцов, почему-то никогда не поддерживал разговоров ни о кесаревом сечении, ни о его перспективах?
Мои комментарии как участника событий
Едва став интерном, я стал активно заниматься хирургией, ведь я мечтал об этом еще в бытность студентом-медиком. Успех, результат — вот к чему я стремился, так что меня не могла удовлетворить работа в терапевтических отделениях, где занимались преимущественно диагностикой. (Это было сразу видно, так как с первого же дня учебы мы активно участвовали в буднях больничной жизни). Бросалось в глаза, что блистательные доктора, обсуждавшие мудреные диагнозы, мало интересовались лечением и зачастую не могли повлиять на течение болезни. В хирургии все было по другому. До сих пор помню одну из первых пациенток, которую видел в хирургическом отделении. У нее было ущемление грыжи, и нехитрая операция спасла ей жизнь.
Однажды, когда я был на ночном дежурстве в отделении хирургии, мой приятель из родильного отделения позвал меня ассистировать при экстренном кесаревом сечении. Так я научился новой технике этой операции. Я не мог и предположить тогда, что эта случайность предопределит мою будущую врачебную карьеру.
Позже, в 1958-59 годах меня призвали в армию и, как многих других, отправили на алжирскую войну. Я был приписан к госпиталю в Тизи-Узу, административном центре Большой Кабилии, населенной в основном берберами. Мы были заняты работой днем и ночью, было много операций, и это была преимущественно военно-полевая хирургия. Время от времени к нам поступали из горных селений женщины с затяжными родами. Я спасал новорожденным жизнь с помощью кесарева сечения в нижнем маточном сегменте, и на следующий день после операции все селение говорило об этом спасении, как о чуде. Позднее, летом 1960 года открылась вакансия хирурга в Гвинее, в Западной Африке. Там новая безопасная техника мне тоже очень пригодилась.
В 1962 году я узнал, что больнице в 80 км от Парижа потребовался доктор в хирургическое отделение. Я послал резюме, даже предварительно не посетив эту больницу. Мне подходил вариант жить за пределами столицы, но неподалеку от нее. Так я перебрался в маленький городок Питивье. В одном здании с хирургическим находилось небольшое родильное отделение, в котором работали две акушерки. Они очень обрадовались моему появлению, узнав, что я владею современной безопасной техникой кесарева сечения. Там же был хирург старшего поколения, который по-прежнему оперировал классическим способом. Когда я впервые сделал кесарево сечение в Питивье (между операцией вправления грыжи и удалением желчного пузыря), старшая операционная сестра всплеснула руками: «Что за чудесная операция! Это просто спасение!»