Проснулся я однажды ночью в гостинице «Пештана Казино Парк» от криков под балконом. Прислушался. Оказалось: не крики, а пение, ну или попытки такового.
Что поразило: пели по-русски, эстрадный хит советских времен. А ведь в то время, в 2000 году, и русских-то на острове почти не было, а уж советских шлягеров Мадейра точно еще не слыхала. Два пьяных голоса горланили громко и фальшиво, получалась не песня, а какая-то декламация заплетающимся языком. «А я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке».
Какие еще шпалы, на Мадейре вот уже почти 60 лет как нет поездов, и вообще при чем тут Хиль с Тухмановым… ничего со сна я понять не мог. Вышел на балкон. Смотрю: внизу два субъекта – один высокий и худой, другой пониже и потолще, нетвердым шагом следуют от казино в город. То ли выиграли много, то ли проиграли, то ли просто злоупотребили. И вот орут посреди ночи на весь Фуншал про электричку и шпалы.
На соседний балкон вышел заспанный англичанин в пижаме. Стал увещевать певцов, дескать, глубокая ночь, будьте людьми, дайте семье поспать. По-английски, разумеется. Те обиделись. Остановились под балконом и вступили в дискуссию. «А ну выходи, – кричал один из них по-русски. – Сейчас разберемся с тобой!» Но, видя, что англичанин по-русски почему-то ни бельмеса не понимает, попытался объясниться по-английски. «One by one!» – кричал он. Хотел, видно, сказать «один на один». Биться будем, сражаться, померяемся силами в честной схватке, но из-за плохой учебы в школе выражение было выбрано неверно. Получалось: «один за другим».
Англичанин впал в недоумение: как это – «один за другим»? Или, может быть, «одно за другим»? В каком смысле? А еще это выражение может значить: «одно к одному». Поняв, что дело темное, стал снова увещевать культурно отдохнувших, взывая к их чувству справедливости и к жалости. Но те не поддавались. «Выходи! Кому говорю! One by one!»
Этот диалог цивилизаций продолжался минут десять, пока не надоел обеим сторонам. Двое русских обозвали англичанина трусом и возобновили презентацию номеров советской эстрады, одновременно удаляясь в сторону центра, а англичанин, так и не понявший, что его мужская честь была поставлена под сомнение, горестно вздохнув, отправился в кровать, чтобы попытаться вернуться ко сну.
Скажу сразу: у нас с женой есть претензии к ночному стилю поведения и местных жителей тоже. Немало мы от них настрадались за эти годы. Но там другое – скажешь им: послушайте, два ночи уже, мы пытаемся поспать, завтра нам рано вставать, что же вы так веселитесь и громко, во весь голос, общаетесь прямо у нас под окном? Но реакция была всегда принципиально иная: никаких вызовов и хамства, – наоборот, сконфуженные извинения: ой, как-то мы не подумали, больше не повторится… Ну и эти конкретно португальцы действительно старались не забыть про нас в следующий раз (хотя бывали и срывы), но находился кто-нибудь еще, из другой квартиры, провожавший гостей глубокой ночью и не задумывавшийся над тем, что это кондоминиум, а не ранчо в лесу…
К концу нашего трехлетнего пребывания на Мадейре мы, кажется, уже вышколили весь наш дом. Ночные инциденты практически прекратились.
Правда, недавно поселились рядом англичане и как-то собрали компашку, выпили и закусили, включили музыку, принялись орать – а как иначе поговоришь под музыку, надо же ее как-то перекричать… При этом одиннадцати еще не было, закона они не нарушали. Но покоя нам и нашей маленькой девочке не давали. Жена пошла объясняться. Просить о милосердии. Эффект получился неожиданным. Принося свои глубочайшие извинения за причиненные неудобства, британец от полноты чувств расцеловал мою несколько обескураженную жену.
Но главное – музыка прекратилась, и собравшиеся перешли чуть ли не на шепот.
Вот такой получился «one by one».
«Узурпаторы!» Такую надпись аршинными русскими буквами в течение многих месяцев можно было наблюдать на стене декоративной беседки в районе «Форума» на западе Фуншала. Местные жители смотрели и ломали голову: что бы значило это граффити? И на каком это, собственно, языке? Не все же здесь умеют отличать кириллицу…
Мне так и не удалось выяснить, что, собственно, имелось в виду, против чего протест. Кого клеймит соотечественник? Кто и что захватил здесь не по праву? Может быть, юмор такой? По анекдоту: что такое висит на стене, зеленое? Ответ: селедка. А почему на стене висит? Моя селедка, куда хочу, туда и вешаю. А почему же зеленое? Чтобы вы не догадались. Вот узурпаторы, и все тут.
Но все равно лучше, чем мат, конечно. А то раньше у соотечественников был в основном именно такой способ самовыражения.
Правда, должен с приятным удивлением признать: в последние годы такого стало меньше. Не могу даже вспомнить, когда это случалось в последний раз. Но одно время происходило регулярно: идет человек по центру столицы и орет по мобильному так, что слышно за версту, распугивая ошизевающих мадерьянцев. И все сплошь ненормативно. Местные слов таких, к счастью, не знают, но слышат агрессивную, угрожающую интонацию, и им делается не по себе.
Бывало, матерились и без телефона, вживую, и обязательно на повышенных тонах, чтобы далеко вокруг всем было слышно. Причем представителей ни одной другой из представленных на Мадейре многочисленных наций я никогда за таким занятием не замечал.
Особенно один случай забыть не могу. Произошло это, как назло, в самом моем любимом месте – на мосту Понту-до-Рибейру-Секу. Здоровенный такой дядя обнажился по пояс, чтобы все видели его мощный торс (здесь так по городу вообще-то ходить не принято), стоял и орал с одной стороны моста на противоположную, да так, что его могучий голосина был слышен на весь квартал и звенел в глубоком ущелье высохшей реки. И – сплошной, отборнейший, злобный мат. Очень пугающе обращался он к своим товарищам. И лицо его искажала такая свирепая гримаса – местные точно таких в жизни не видали. А чем его кореша провинились, осталось не до конца ясным, – кажется, просто не поспели за своим полуголым лидером…
Мне показалось, что весь Фуншал тогда остановился и замер в тревоге. Не начнется ли сейчас нечто ужасное, побоище кровавое, небывалое… Ведь Мадейра – это место сладких сновидений, мечтательной, томной расслабленности, милых разговоров… И местные люди совсем не жесткие, и туристы приезжают сюда не собачиться. На фоне всей этой дивной красоты и всеобщего благолепия контраст получился – резче не бывает.
Последний раз к насилию здесь прибегали в 1931 году, во время так называемого «голодного восстания», когда правительство вынуждено было применить войска. Но никакого массового смертоубийства все равно не вышло, восставшие сдались и разбежались, как только убедились в превосходящей силе противника. Смертной казни нет здесь уже полтора века, да и до того была большой редкостью. Ах да, еще в 70-е здесь действовала подпольная сепаратистская организация FLAMA. Но какой народ, какие нравы, такой и терроризм: что-то где-то взрывали, листовки пару раз разбросали, свои флаги (кстати, очень похожие своим дизайном на официальный флаг Мадейры) вывешивали… Потом рассосалось. Теперь, правда, некоторые пишут в Интернете, что, дескать, ФЛАМы на вас нет, устроим вам независимость, если что.
На Мадейре нравы мягкие, отношения спокойные. Может, для некоторых – даже слишком. Поэтому, наверно, в начале века создавали здесь что-то вроде потешных полков, какие-то невсамделишные военно-морские силы, не имевшие никакого флота, но рядившиеся в смешную форму и устраивавшие учения и военные игры. В солдатиков взрослые играли…
А FLAMA – это игра была такая в сепаратизм и терроризм, почему-то не очень страшная…
Годами у меня был принцип: как бы ни торопился, обязательно остановиться хотя бы на секунду на любимом мосту, дать удовольствие глазу посмотреть лишний раз на океан, такой, каким открывается он с моста над ущельем Рибейру Секу. Поглазеть на изумрудную зелень и на разноцветье деревьев на отрогах, на сказочный замок на скале – отель «Ридз». На пару недель, наверное, отбил тот эпизод с матерящимся соотечественником у меня всякую охоту там стоять. Вместо красот виделся мне полуголый мужик, голосящий на весь город злобно…
Но хочу еще раз подчеркнуть: давно это было. Теперь то ли другие категории российских трудящихся стали на Мадейру приезжать, то ли пообтесались как-то. Слава богу, бывают же хорошие новости…
Но не то чтобы все с нашими было тут безупречно. Маша Рягузова, до недавнего времени управлявшая единственным в Фуншале русским магазином, потрясающе сформулировала проблему. Говорит: «Приходили эти. С потухшими глазами».
Точнее не скажешь. По таким глазам, к сожалению, действительно часто узнаешь соотечественников, и не только на Мадейре. Конечно, не все мы такие. И даже не большинство. Но многовато все-таки именно таких.
Маше на Мадейре все нравится. И сама Маша не может не нравиться – уж больно хороша! Глаза голубые, черты лица – правильные, кожа матовая… Красивые светлые волосы, точеная фигурка… Но – хороша Маша, да не наша! По-моему, все у них замечательно обстоит с Володей – могучим, добрым и бесконфликтным парнем. Он похож на добродушного моряка, на капитана, – а впрочем, он и есть капитан. Почти устроился на корабль в Испании, но что-то там сорвалось в последний момент. Ничего, все еще впереди! А пока суть да дело, собираются они с Машей открыть небольшую компанию, организовывать морские рыбалки и прочие развлечения. Володя будет отлично смотреться за штурвалом или на капитанском мостике. Так что будете на Мадейре, уж поддержите молодую красивую русскую семью и молодой бизнес. Если вам интересны рыбалки и морские прогулки как жанр, конечно.
Но нам с женой очень жаль, что Маша продала свой магазин. Уж очень приятно было к ней туда заходить, потому что она человек, подходящий для Мадейры – лучезарный, веселый, и умела не только торговать, но и общаться. Казалось, она очень рада каждому посетителю. Сейчас у магазина другие, тоже русские владельцы, Лена и Тарас, мы и им тоже были очень благодарны, что они этот бизнес поддерживают. Замечательна, что и говорить, мадерьянская кухня, никогда в жизни мы так качественно, вкусно и разнообразно не питались, как здесь, но человек – странное существо, и заложенное в него с детства ничем не вытравить. Время от времени, не то чтобы часто, но регулярно, что-то вдруг тикает в организме и начинает тянуть на русскую еду. Подавай ему селедку, черный хлеб и творог с ряженкой. Все это магазин исправно обеспечивает, хоть и выходит все куда дороже, чем в Германии или Англии. Но это естественно, везти далеко, через лиссабонскую торговую базу.
Торгует там теперь португальская девушка Сара, тоже, кстати, очень недурна собой, предельно вежлива и обходительна, но, сами понимаете, не совсем то…
Мы русский магазин помним еще с тех времен, когда он располагался в красивом торговом центре «Удино», недалеко от главного рынка «Меркаду душ лавродореш». Сначала там хозяйничала тоже очень милая Ирина (назовем ее так), в которую влюбился один наш знакомый англичанин и увез ее на Альбион. Потом магазин перешел в руки строгой и серьезной Тане, и, наконец, ее сменила Маша. Магазин тем временем переехал на запад Фуншала – в торговый центр «Центромар» недалеко от крупного торгового центра «Форум», того самого, где красовался странный лозунг про узурпаторов.
Маше нравилось работать в магазине – именно потому, что она любит и умеет общаться с людьми (хотя и не с теми, у которых «потухшие глаза»). «Но вообще-то торговать едой – это не мое, я же все-таки экономист по образованию», – говорит она теперь.
Мы с Машей и Володей сидим в кафе на вилле «Витория», столики на парижский манер выставлены наружу, небо над нами пронзительной синевы, сияет ласковое солнце (но мы на всякий случай все же спрятались от него под зонтиком – ласковое-то оно ласковое, но ультрафиолет и на Мадейре никто не отменял). Как всегда, наслаждаемся фантастической мадерьянской погодой и фантастическим кофе. Ребята рассказывают мне, как нелегко им все здесь давалось.
Володя, уже 12 лет здесь работающий и живущий, вздыхает. Здесь отдыхать или жить на пенсии – ничего лучше и представить себе нельзя. Но делать карьеру, работать, деньги зарабатывать – гораздо труднее. Перспектив нет. Или крайне мало. Все местными схвачено. А у них, у местных, тоже дела идут не то чтобы блестяще. Так что растолкать себя не дадут. И только туризм еще дает кое-какие возможности, хотя тоже целая очередь стоит за каждым туристическим евро. «А как было с русским магазином? Можно ли было на нем прилично зарабатывать?» – спрашиваю я. Маша качает головой. Володя говорит: «Как-то жить, выживать можно было. Но не более того. Накрутки чудовищные возникают на пути сначала из Германии в Лиссабон, а потом на Мадейру. На хлеб с маслом, на чашку кофе хватало, но в отпуск, например, уже не съездишь. И – никаких перспектив».
Теперь вот надеются на турагентство с рыбалкой, Володя может быть штурманом-капитаном, сама Маша – экономист по образованию – может подготовить бизнес-план, все рассчитать… Уповают на местных друзей. Кое-кто есть, кто знает секреты, где есть рыба, и готов этими секретами поделиться. Связи кое-какие наработаны…
А вообще, как считает Маша, мадерьянцы гораздо открытее португальцев континента. Правда, и здесь тоже не торопятся звать домой, дом – это для семьи и только очень близких друзей. Но если все же ты в дом попал – все, значит, ты признан, ты уже свой, практически родственник.
Я вспомнил, что не раз что-то в этом духе слышал – от ирландки Ким например, да и наш собственный опыт о том же говорит: мадерьянский друг – это навсегда, это очень серьезно. «В любом случае, с ними легче подружиться, чем с соотечественниками», – вдруг говорит Маша, и будто тень какая-то на секунду падает на ее лицо, – наверное, вспомнились «потухшие глаза». Но через секунду она уже снова лучезарно улыбается.
Рассказывают они мне интересные истории. Володя работал некоторое время в той самой суперзнаменитой гостинице «Ридз». Так вот, самый дорогой номер там, люкс Черчилля, стоит 3300 евро в сутки. Богатые англичане изредка берут его – на три-четыре дня. Но только русские – и никто другой – запросто арендуют его на несколько недель или на месяц. А что тут особенного? Для них – ничего. Но вот вызывает ли это уважение мадерьянцев? Не факт. Хотя, конечно, таким клиентом дорожат, и даже если приходят кому-то негативные мысли в голову, то вида никто никогда не подаст… Но все же, но все же… По мадерьянским понятиям тот, кто так легко расстается с деньгами, тот, значит, слишком легко их получил. Ведь они – труд и пот. Разве можно ими бросаться? В доме, где живут Маша с Володей, работает популярный ресторан «Beef & Wines». Так вот, недавно зашла одна русская пара, съела что-то типа вареньица какого-то в пределах 10 евро, оставила сотню евро на столике и пошла себе. У официанта – глаза на лоб. Он долго бежал за ними, уговаривал взять сдачу. А они говорили: да ладно, чего ты, не парься, возьми себе на чай. Такую сумму чаевых он обычно за несколько месяцев собирает. Мадерьянцы рассказывают об этом, не слишком одобрительно качая головами. Не вызывает у них такое поведение уважения. В лучшем случае снисходительно к таким людям относятся. Хотя от денег, конечно, не откажутся…
Тем временем к нашему столику подсаживается местный житель. Собственно, его Маша с Володей и поджидали. Не тот ли это друг, носитель рыболовных секретов? Я с любопытством приглядываюсь к нему, а он обезоруживающе улыбается в ответ. Маша с Володей лихо переходят на португальский.
Без слов понятно, что бывают очень разные русские. В том числе и на Мадейре. Один наш знакомый, назову его Сережей, четыре года прожил на острове, который ему в принципе очень нравится, но так и не выучил португальского. Впрочем, и английского тоже. То есть, как говорится, полное отсутствие всякого присутствия, а значит, и общения никакого нет, и тем более – дружбы. Но он говорит, что ему никто не нужен. Достаточно жены и дочери.
Зато Александр и Светлана болтают по-португальски очень бегло и знают столько всего про Мадейру и мадерьянцев, что просто диву даешься. И друзей у них полно. Очень общительна обаятельная Инна Кологривова. Она держит ресторан в Канису, я у нее пробовал индейку в каштанах – очень здорово. А сколько видов мороженого у нее в ресторане – не счесть. Ресторан популярен, но все же доходы от него не могут считаться удовлетворительными, а потому Инна приспособилась помогать клиентам (в основном русским, но не только) в поисках жилья: она отлично знает рынок и понимает, что нужно русскому человеку, решившему обосноваться на Мадейре. Причем рассчитывает она не на каких-нибудь олигархов (те и сами о себе позаботятся), а на нормальных представителей среднего класса. А таких – все больше и больше. Хотя, по официальным данным, русскоязычных резидентов на острове – примерно шестьсот человек, из них граждан Российской Федерации – примерно треть.
Когда мне довелось пообщаться с бывшим мэром Фуншала и, как многие считают здесь, следующим президентом всей Мадейры Мигелем де Альбукерком, тот сам перешел на русскую тему.
Мне-то хотелось больше говорить с ним о другом: об истории города и острова, об аристократах и пиратах… Во-первых, он сам немного похож на пирата. На голливудского сверхобаятельного злодея, который в конце фильма окажется вовсе не злодеем, а совсем наоборот. Глаза пронзительной синевы. Действительно какой-то голливудской синевы, какой в жизни не бывает. На щеках тщательно, видимо, отмеренная и ухоженная, но все же усиливающая ощущение киношности щетина. Когда он быстро подошел близко, посмотрел на меня в упор, пожимая руку, мне даже на секунду стало не по себе. И похож на своего тоже знаменитого брата, главного винодела и дегустатора Мадейры, и не похож.
Брат решительно убрал частичку «де» из фамилии. Ну его, говорит, это дворянство, так короче. А Мигель настаивает на «де», говорит, «это часть фамилии, доставшейся от родителей, зачем же ее корежить?»
Родства с печальной славы корсаром Альбукерком Мигель не признает. Но вот вице-король португальской Индии Афонсу де Альбукерк, прозванный Великим, принадлежал к тому же роду. Все это, правда, Мигелю не очень интересно. Про русских беседовать хочет. Как здорово было бы, если бы они больше денег в остров вкладывали. Ведь кризис потихоньку идет к концу, скоро будет новый подъем, новые сумасшедшие возможности. А он, как политик и как финансист, гарантирует русским инвесторам наибольшее благоприятствование… Стал вспоминать, как открывал памятник – бюст Брюллова в муниципальном парке, когда был еще столичным мэром, как мило тогда побеседовал с российским послом Олегом…
Ну, это, говорю я, не по моей части. А вот знает ли Мигель, что уже даже профессия такая на Мадейре есть, такая форма заработка: присматривать за квартирами и виллами богатых российских граждан. Да что вы? Вежливо удивляется. Но вообще, он знает, что капиталовложения растут, и это прекрасно. Напишите, пожалуйста, в вашей книге, что русские не пожалеют, если вложат деньги в наш остров!
Да, некоторые русские, уже обосновавшиеся на острове, не могут не произвести сильного впечатления. Чего стоит один Александр Лепешко. Я в какой-то момент подумал, что о нем впору отдельную книгу писать.
Много потеряла украинская разведка, когда он опоздал к назначенному ему времени явки к месту специального обучения. Такие люди, склонные к хорошей доброй авантюре и умеющие находить выход из самых невероятных ситуаций, не теряя при этом присутствия духа и чувства юмора, – наперечет! И вот последнее его приключение – взять и открыть ресторан, на Мадейре. В центре Фуншала.
Мы сидим в его заведении, он рассказывает мне про свою жизнь, и у меня глаза вылезают на лоб. А ведь много чего я-то уже и сам понавидался и понаслушался… Но Александр сумел удивить и поразить. Чего только не сделал и не перепробовал он, как только не куролесил в годы своей бурной молодости! Сколько стран исколесил! Сколько профессий освоил – от строителя высокой квалификации, маляра, до сварщика и гида. И во французском Иностранном легионе побывал – правда, всего провел там месяц, откормился на потрясающих тамошних харчах («еще поискать надо ресторан, где бы так кормили», говорит он сегодня). И даже в консерватории год учился по классу вокала и саксофона, но это уже в конечной точке его странствий – в благословенном Фуншале.
А начался этот удивительный путь в его родных Черкассах. Когда Александру было 24 года, дефолт и жажда приключений вытолкнули его с родины. К тому моменту он неплохо владел английским: были какие-то природные лингвистические способности, и, что важнее, он был большим поклонником английской культуры, заочным, никогда не бывавшим в Англии англофилом. (Бывают такие, я и сам входил в их число до 38 лет, когда попал в Альбион впервые.)
Предложили Александру идти работать в украинскую разведку – но при условии, что выучит еще какой-нибудь язык. С английским, сказали, у нас – как собак нерезаных… И вот за два месяца прошел он всю школьную программу французского – ту, что учат с шестого по десятый класс, но французский на душу не лег. И вообще, Александр проявил легкомыслие, опоздал к набору и в разведку не попал, после чего решил прорываться на Запад самостоятельно.
Но именно французский ему в первую очередь и пригодился, потому что во Францию было куда легче попасть, чем в Англию. Спал в ночлежках, пользовался благотворительностью монахинь-францисканок и не только их одних. На поездах научился бесплатно ездить. Рождество 1999 года встречал в обществе мэра Канн, который пришел в ночлежку продемонстрировать заботу о бездомных. Долго жали друг другу руки, и этот момент был даже запечатлен фотографом местной газеты. Первый раз его депортировали, поймав работающим нелегально в Нанте на рыбном заводе. Первый купленный фальшивый документ был на имя политического беженца в Германии. А потом были и другие высылки, и другие документы. Каких только паспортов и всяких других ксив он не использовал! Гражданами каких только стран не числился! Но ничто не могло его остановить, раз уж он твердо решил стать жителем Западной Европы.
Александр находил удивительные способы заработка. Оказывается, в Голландии можно жить припеваючи, продавая журналы, издаваемые в помощь наркоманам. Сердобольные голландцы приносили от 70 до 100 долларов в день дохода. Еще чуднее профессия – открывать дверь на почту во французской провинции. Французы не очень сердобольны, но есть неписаные законы. Если ты открыл перед ними дверь, то на чай дадут обязательно, даже если ты швейцар самозваный. Это был стабильный и высокий заработок. Даже на машину можно было накопить. Что Александр и сделал. Приобрел авто и поехал на нем в Португалию. Где он и прослышал, что есть такой волшебный остров – Мадейра. Но его-то главным мотивом было не волшебство, а другое – узнал он, что живет на том острове очень много англичан. А ему хотелось общения с носителями языка. Хотя даже не знал он еще в тот момент, что это за остров такой и где искать его на карте.
В Фуншале как раз строился роскошный отель «Royal Savoy». Удивительное дело, наш герой сразу попал на свободно говорившего по-русски негра. Можно вообще с ума спятить – проехать через всю Европу, и на ее дальнем краю первый чернокожий, с которым ты пытаешься общаться, оказывается бывшим советским студентом из Анголы! Еще и учтите при этом, что чернокожие вообще на Мадейре большая редкость, их здесь куда меньше, чем в Лондоне или даже в Москве.
Но вот этот конкретно свободно говорил по-русски и был на стройке кем-то типа прораба или мастера. Но у каждого свои недостатки. Конкретно этот индивидуум почему-то решил, что можно специализироваться на обирании бывших советских граждан. И денег рабочим своей бригады не платил вообще. Но не на того напал! Недооценил он Александра, не понял, что тот к тому моменту прошел жесткую школу выживания. Забастовка оказалась успешной – вмешалось португальское начальство, окоротило русского негра, и все полагающиеся за работу деньги были выплачены. Но долго задерживаться на стройке Саше не хотелось. Знание языков помогло получить другую работу – в баре другой знаменитой гостиницы «Cliff Bay». Через месяц уже с закрытыми глазами находил бутылки, знал что, где и зачем. Работа не пыльная. Но все это было не по душе. Вот бы гидом поработать, думал он. Но формального образования, квалификации, опыта и рекомендательных писем – ничего необходимого не было. Да и конкурентов, желающих заниматься этим делом, и без него хватало. И все же Александр взял одну женщину измором, уговорил дать ему попробовать поработать. Согласилась, сказала: ладно уж, так и быть. Но работать будешь трудосдельно. Что наработаешь, то и полопаешь. Платила отдельно за каждую проведенную экскурсию.
Но надо было еще как-то чему-то научиться… Так вот, нашел Александр старую-престарую книгу про Мадейру. На английском. Правда, там было немало ошибок и устаревших сведений. Например, там говорилось, что наука до сих пор не выяснила, как размножается легендарная рыба Эшпада. Давно уже известно: икру мечет! По вечерам отправлялся в консерваторию (ну, консерваторией это учебное заведение только гордо называется, – на самом деле, скорее музыкальное училище, но и то хорошо, что оно на Мадейре есть) учиться по классу вокала и саксофона. И чего это его вдруг в музыканты и певцы понесло? А вот захотелось. Интересно показалось. Почему бы и нет, если хочется? Действительно… Только что-то я о других подобных случаях среди трудовых мигрантов не слыхал.
А ведь были у Саши и всякие другие ниши. Очень даже выгодные. Например, одно время он трудоустраивал русских, украинцев, вообще всех русскоязычных – имел по 400 долларов с человека. А это были достославные времена безумного строительного бума на Мадейре. (Придет кризис и наступит горькое похмелье. А тогда казалось – так будет всегда.)
Во времена бума была на острове такая острая нехватка рабочих рук, что Александр, как правило, устраивал людей на работу за один день: плиточниками, малярами, каменщиками. Один день человек отдыхал, а потом уже выходил работать. У входа для персонала висели объявления: «Если вы приведете к нам на работу своего товарища и он продержится шесть месяцев, мы вам заплатим сто евро».
Иногда Александр устраивал на работу по 10–15 человек в день. Ездил в аэропорт встречать. Пакет услуг за эти 400 долларов предоставлял жилье, трудоустройство, помощь в отстаивании прав – это на случай, если какие-нибудь чернокожие из Анголы пытались не платить. Деньги вперед Саша никогда ни с кого не брал. Только когда человек начинал зарабатывать.
Но потом вся эта малина резко закончилась. Произошло пресыщение рынка. Перенаполнение рабочей силой. В Португалии был принят закон: все, кто оказался в стране до 30 ноября 2002 года легализуются, получают вид на жительство. Визовая амнистия. Все, кто после, – всё, привет горячий. Адеуш. А потом и вовсе в Португалии разразился острейший кризис, начались массовые сокращения.
Общий итог: прошли достославные времена, когда в любое время дня (а то и ночи) на всех центральных улицах – русская речь, стайки мужчин, «отдыхающих» с пакетами дешевого вина или банками пива в руках. (Среди португальцев, говорит Саша, такое совершенно не принято, для них это было дикое зрелище: так ведь поступают разве что опустившиеся, спившиеся бомжи).
Несколько лет поработав гидом, Александр очень от этого занятия устал. Одно и то же, одно и то же… Хотя вроде как обустроился. Даже денег накопил. Бывало, целые чартерные самолеты обслуживал – по 200 человек, – ничего себе «тургруппа»!
И тут случай представился, от которого невозможно было отказаться, – по крайней мере, такому любителю приключений и острых ощущений, как Александр. Приятель внезапно предложил по дешевке купить небольшой ресторан в центре. Тому надо было избавиться от этой собственности срочно, не дав управлявшему им британцу (и его русской жене) «отжать» ее, пользуясь некоей юридической неясностью вокруг статуса этого заведения.
Сумма сделки была столь фантастически невелика, что хватило даже Сашиных скромных сбережений, ни цента кредита брать не пришлось. Но, правда, и натерпелся… И угрозы физической расправы пришлось пережить, и с непомерными долгами что-то делать. Правда, португальский закон позволяет в таком случае зарегистрировать предприятие заново, под новым названием, в качестве нового юридического лица. Иначе объем долгов мог превысить расходы на приобретение. За одно электричество предшественники задолжали 18 тысяч евро…
Но ждали Александра и приятные сюрпризы. Он был поражен отзывчивостью городского муниципалитета – Камары. Когда он по недоразумению указал неправильный номер счетчика воды (и оказался должен платить шестьсот евро в месяц вместо ста), то письма, написанного на имя мэра, оказалось достаточно, чтобы уже через три дня (!) пришел чиновник и быстро во всем разобрался. И никаких особых бюрократических рогатин и – самое удивительное для нашего человека – никаких взяток. Ни на одном этапе. Как странно, правда?
Тем временем у неутомимого искателя приключений появился якорь. Здесь, на Мадейре, он познакомился с очаровательной украинкой Наташей. Вскоре после того как они поженились, появился на свет и новый украинский мадерьянец – Алеша.
Теперь они работали вдвоем, но хотя трудились не покладая рук, дело шло туго. Трудно конкурировать с десятками, сотнями ресторанов вокруг.
В своем ресторане-кафе они одно время пытались работать на российско-украинских туристов, и даже в большей степени – на обслуживающий персонал круизных теплоходов, чуть ли не ежедневно заходивших в фуншальский порт. Поэтому готовили и селедку под шубой, и салат оливье, и борщ, и даже котлеты в русском понимании этого жанра, то есть изготовленные из мясного фарша. Но потом вдруг этих постсоветских сотрудников как ветром унесло, новых контрактов они не получили (по крайней мере, на мадерьянском направлении). А туристам котлеты с борщом в ресторане на экзотическом острове оказались не очень интересны. В общем, в годину кризиса найти какую-то оригинальную нишу Александру с Натальей так и не удалось… Такую нишу, которая удовлетворила бы неугомонного Александра. «Нет, все ничего, все в порядке, все нормально…», – говорит он, и я слышу в конце фразы непрозвучавшее «но…».
Все чаще задумывается непоседливый Александр о новой эмиграции, о новой перемене участи и страны, почему-то особенно его тянет в Норвегию…
А жаль, если они с Натальей и Алешей уедут. Для нас они как-то незаметно стали неотъемлемой деталью мадерьянского «пейзажа».
Но всем в эту кризисную годину нелегко. Вот и очаровательная Яна Лоскутова (какие у нее красивые, зеленые глаза, на всем острове таких не сыскать!) тоже бьется, сражается за каждый евро в своем туристическом агентстве, а сегодня все больше сосредоточивается на работе с недвижимостью.
С Яной мне было интересно поговорить не о ее скромном бизнесе, а вот о чем: каково это было симпатичной украинке с русскими корнями, из города Днепропетровска, вполне себе укорененной на родине, вдруг взять и очертя голову нырнуть в совершенно чужое общество. В чужую, непонятную, загадочную среду! Не зная языка, не понимая нравов, привычек, традиций, вообще понятия не имея, что это еще за Мадейра такая.
Яна отвечает не сразу, задумывается, что-то такое мелькает в ее изумительно зеленых миндалевидных глазах…
«Да, – говорит, – сомневалась, колебалась до последней секунды. В буквальном смысле слова до последней. Стояла, что называется, уже под венцом и думала: что это я делаю? Вообще, и период ухаживания, и свадьба – все было невероятно странным. Сюр! У меня английский был совсем слабенький, а у него – в два раза хуже. Англичане бы услышали – животы бы надорвали от смеха, если бы поняли, конечно, на каком это языке эти два человека общаются, собираясь, ни много ни мало, создавать семью. И вот так, наполовину жестами, объяснялись в том числе и тогда, когда я попросила прояснить серьезность намерений. Он не сразу понял, конечно, потом растерялся. Подумав хорошенько, сделал предложение на ломаном английском. Ну и тут я его еще раз удивила: сказала, что теперь мне надо подумать. Он совсем обалдел. Но я действительно думала. И все то время, пока свадьба готовилась, и даже уже в Праге…»
Я слушаю Яну и думаю: ну надо же! Какие же два удивительных, отважных человека! Оба не фрики какие-нибудь, оба – достаточно хорошо устроенные, каждый в своем обществе. Она – экономист, кандидат наук. Он – коммерческий директор пивоваренной компании. А общества, к которым они принадлежат, бесконечно далеки друг от друга по всем показателям. Просто две разные планеты, ей-богу. И вот вдруг взять и прыгнуть в чужую ледяную воду… Чаще всего из таких авантюр ничего хорошего не получается. Но это, кажется, счастливое исключение. (Стучу по дереву, чтобы не сглазить.)
«А почему в Праге?» – спохватился я.
«Потому что там меньше всего формальностей… бумажек в несколько раз меньше надо было собирать, чем в Украине или в Португалии… и как-то психологически проще – как будто на нейтральной полосе…»
«Ну и скажите откровенно, не жалеете?»
Яна отрицательно качает головой.
«Точно?»
Секунду она как будто вслушивается во что-то внутри себя. И потом уже уверенней говорит:
«Нет, не жалею. Нет, точно не жалею! Глупо жалеть».
«А он не жалеет?»
Яна смеется. Ну, действительно смешно…
Но поначалу ведь тоже сомневался и колебался. Оба боялись. Будущий муж приезжал на Украину с Мадейры, как из теплицы – в буквальном и в переносном смысле.
«Это сейчас, в кризис их тут немного потрепало, а до того – жили как в каком-то коконе благополучия. Ну, и климат… В марте в Киеве он в кедах на босу ногу ходил, как привык на Мадейре, – и замерзал как цуцик. Потом – в Днепропетровске каждый день что-нибудь происходило: то дома взрывались со множеством жертв, то еще что-нибудь в этом роде… Потом попил водички из-под крана, как делал на родине, и получил понос. А летом на Украине было градусов сорок, так он тепловой удар заработал с непривычки, ведь на Мадейре выше тридцати почти никогда не бывает… Но особенно его шокировали диковинные для него отношения между людьми: он чувствовал разлитую в воздухе напряженность, хотя и не успел испытать ее на своей шкуре. Так что как ему, бедному, было не сомневаться? Но виду храбро не подавал».
«А что было потом?»
«А потом…»
Яна опять на секунду задумывается, вспоминает что-то. Улыбается чему-то еле заметно, как бы про себя.
«Вот что было удивительно: старшие братья и их жены сначала посмеивались над ним, что он вздумал себе новую (после развода) жену искать в столь далеких и экзотических местах, но я об этом ничего не знала… Когда я появилась, меня приняли очень радушно, не показывали, что я для них – чужая. Психологически поддерживали, и это очень помогло. Очень… Но вообще, конечно, было и странно, и трудно. Но ничего, приспособились, притерлись. Через пару лет я уже достаточно уверенно чувствовала себя в португальском, стала русский преподавать местным… Представляете, с украинским акцентом они у меня разговаривают на языке Пушкина… Потом ребенок появился, а ребенок скрепляет семью…»
Подумав еще немного, Яна говорит то, что как будто кажется ей самым важным:
«У нас конфликтов практически не бывает. Спорит иногда, чуть-чуть, может быть раздражается, если не согласен, но даже голос ни разу не повысил. Ни единого раза! Однажды только два дня со мной не разговаривал, когда я разбила его любимый черный кабриолет, не вписалась в поворот перед гаражом. А потом все равно простил…» (Кстати, кабриолет успешно отремонтировали! Яна ездит на нем до сих пор, могу засвидетельствовать: машина выглядит и по сию пору очень даже элегантно).
«…потом как-то еще раз эту машину поцарапала. Бросилась в обеденный перерыв покраску срочную организовывать, чтобы муж не заметил. Но не потому, что я его боюсь, – расстраивать ужасно не хочу».
Вот это «расстраивать ужасно не хочу» мне действительно, кажется, все объяснило. Но я, въедливый писатель, все пристаю к человеку. Не может быть, чтобы все было безоблачно. Может быть, что-нибудь в муже все-таки раздражает?
Яна серьезно задумывается и начинает откровенно перечислять то, что ей не нравится. Список, правда, не очень длинный.
«Что неприятно поражает, так то, что он при мне может вслух обсуждать менструации дочери, все называя своими именами. Когда он голый моется в душе, дочь может зайти к нему спросить о чем-нибудь, и это считается нормальным. Руки держит в карманах… ну, это всеобщая португальская привычка».
Тут в разговор вмешивается моя жена (всегда она почему-то оказывается рядом, когда у моих собеседниц глаза красивые)… Впрочем, надо признать, ее реплика к месту: она говорит, что после купания в общественном бассейне разнополые дети моются вместе.
«Кстати, о детях, – продолжает Яна. – Они тут имеют привычку не спускать за собой воду в туалете. А взрослые с этим не борются. Говорят, когда поймут, тогда поймут… Что еще? И еще манера эта странная: целоваться всем мужчинам со всеми женщинами…»
Тут я хотел сказать: а мне нравится! Отличная манера! Особенно когда вокруг столько симпатичных девушек! Но прикусил язык. Вместо этого рассказал, как директриса самой маленькой школы в Европе, госпожа Тешейра, приехав из ЮАР с обретенным там мадерьянским мужем, решила показать новым родственникам, что она уже приобщилась к местным порядкам, и как пошла расцеловывать всю огромную семью. И перестаралась… «С прислугой-то зачем было целоваться?» – прошептал сконфуженный муж. Оказалось, поцелуи здесь имеют строгие классовые рамки…
Яна с нами вместе похихикала и говорит:
«Но вообще, солидарность у них невероятная: за две недели, взявшись всем городом, ликвидировали все последствия наводнения 2010 года, которое сильно город изуродовало. Все трудились: и работяги, и интеллигенты… А уже через две недели надо было сильно всматриваться, чтобы увидеть следы катастрофы. Не могу себе даже представить такого на родине… Очень спокойные, уравновешенные, совсем не как испанцы и не итальянцы. Но при этом ведут себя иногда как дети, могут без всякой задней мысли загородить вам дорогу, остановившись поболтать по телефону».
Жена тут же вспоминает, как местные ходят мимо нашего окна и громко разговаривают, а акустика такая, что точно у нас в доме разговор. Будут сто раз извиняться, если им объяснишь, но самим в голову не приходит о соседях подумать.
«Ну, а большие семейные проблемы есть у вас?»
Вот тут Яна ни на секунду не задумывается! Ответ на этот вопрос ей ой как хорошо известен.
«Главная семейная проблема в том, что он никак не может курить бросить, а ведь обещал клятвенно. Ну ничего, я…» – И не договаривает фразу до конца. Наверно, хотела сказать: «дожму его». И я уверен: дожмет!
«Я восемь лет ждала, пока мой муж выполнил такое же предсвадебное обещание», – торжественно объявляет жена.
По лицу Яны я вижу, что она так долго ждать не намерена. Ну и правильно. Жизнь-то одна. Но про себя я думаю: если это единственная серьезная проблема, то я за эту славянско-португальскую семью совершенно спокоен.
Главное, что есть общий язык. В буквальном и в переносном смысле. Хотя русскоязычному человеку для того, чтобы освоить португальский, надо совершить настоящий интеллектуальный подвиг.