На следующий день все были распущены на выходные перед запланированной поездкой. Ещё через два дня все работники уже закрытого ресторана вылетели в Новосибирск. А я действительно осталась наблюдать за ремонтом, отслеживать, указывать и корректировать неточности нанятых работников. Мне хотелось, чтобы всё было в точности так, как я и запланировала. Всё должно было выйти по высшему разряду предельно близкого к совершенству. За этим уже после моего отъезда взялась наблюдать Катя. Она была весьма изумлена моими планами и с довольно неясным мне рвением пообещала за всем проследить. Отчего-то она выглядела удивительно счастливой, и я не смогла выговорить ей слова своего подозрения и передать поручения кому-либо ещё. К тому же — я ей доверяла. Я знала, что сестра искренне, пусть и не всегда открыто, волнуется и хочет помочь мне. Этого было вполне достаточно, чтобы во время своей отлучки быть поглощенной лишь воплощением задуманного.

И к моему великому облегчению и удовлетворению все мои замыслы по повышению квалификации и сближению между собой персонала проходили довольно гладко. Дни занятий проходили незаметно, но насыщенно. В глазах подчинённых горел интерес, а с лиц почти не сходило довольное выражение.

Я была счастлива. В особенно после того, как один хороший знакомый папы пригласил меня, а после недолгих переговоров и моих сотрудников, к себе на день рождение.

Это был наш последний день перед отъездом и почти все согласились устроить себе заключительную пати-вечеринку. Мы дружно уместились с специально нанятый именинником автобус и примчались на его загородную виллу, где проходило торжество. Народу там было масса и большинство из них мне были знакомы если не лично, то по телевизору или из разговоров отца.

— Очередное сборище знаменитостей, — подумала я, с улыбкой здороваясь со всеми представляемыми мне друзьями знакомого.

К подобным развлечениям я относилась довольно положительно, ведь всякий раз на них можно было узнать, а в особенности увидеть множество примечательных событий. Правда, наблюдать за ними мне больше нравилось со стороны. Поэтому, быстро пристроив сотрудников неподалёку от намеченного места слежки и поприветствовав по пути более-менее близких знакомых, удобно устроилась в тени раскидистого дерева со стаканчиком коктейля. Благо на дворе стояла ночь, а расставленные повсюду прожекторы этот участок освещали совсем слабо. Мне была видна едва ли не весь участок, насколько это позволяло зрение, однако моё присутствие оставалось незамеченным. Почти. Моё уединение совсем скоро неожиданно нарушил мягкий, но от того не менее настораживающий мужской голос.

— Всё также наблюдаете, Виктория Александровна? — спросили с правой стороны моего деревца-убежища, и я испуганно вздрогнула.

— Станислав Викторочив?! — вскричала я в мыслях, не зная, как и реагировать.

Я всё ещё отчётливо помнила наш последний разговор и до сих пор питала к нему глубокую обиду. Я не могла ненавидеть его за те жестокие, унизительные слова, как бы не желала того моя оскорблённая гордость. Будь на его месте любой другой я ни за что бы не допустила в свою сторону такой безжалостной критики и уж тем более не захотела бы иметь после с таким человеком ничего общего. Меня сложно было назвать мстительной, однако моя память никогда не позволяла забыть недопустимого ко мне обращения. Мне всегда довольно легко удавалось заводить знакомства, если хотелось, но куда лучше у меня получалось разрушать их. Однако, разрубить связь со своим идеалом было мне не под силу. Я не могла отказаться от него, не могла не простить вопреки всем своим устоям. Он манил меня своей властностью и непробиваемой аурой серьёзности. Он привлекал меня всем и даже его жестокий нрав находил отклик в моей душе, заставляя восхищаться его внутренней силой и убеждениями. И я не могла его ненавидеть. К тому же, после долгих размышлений его довольно грубые нравоучения не хотя были признаны вполне разумными и обоснованными.

Только у меня всё равно не получалось угомонить задетое самолюбие и теперь, когда причина моих метаний и желания была всего в паре шагов я не знала стоит мне радоваться или же заходиться в праведном возмущении.

— Что вы здесь делаете? — только и сумела я выдать, осторожно разглядывая, наверное, самого очаровательного и красивого мужчину которого мне только доводилось видеть.

Губы Стаса изогнулась в слабой ухмылке.

— А как ты думаешь? — спросил он в своей странной манере панибратства и я, недовольно прищурив глаза, молча сражалась со своими противоречивыми чувствами.

«Зачем он подошел ко мне? Снова заняться наставничеством? Подразнить меня?»

Я отвернулась, решая, что игнорирование в данном случае будет самым уместным и правильным выбором.

«Пусть знает, что я сержусь на него», — определилась со своей позицией я, допивая остатки коктейля и невидящим взглядом скользя по многочисленным шумным гостям и веселящимся неподалёку сотрудникам.

Станислав мою выходку оставил без словесного замечания и которое время молча изучал толи мои ноги в шортах, толи свой неполный стакан какой-то выпивки. Подобная неточность его взгляда и неожиданная близость порядком нервировали, однако я изо всех сил продолжала стойко придерживаться своего решения.

— Смотрю, до тебя уже начали доходить мои слова, — вдруг подал голос Станислав Викторович, небрежно и удивительно непринуждённо облокачиваясь о ствол дерева.

От его неожиданных слов, нагло и беспардонно обвиняющих меня в глупости, внутри всё вспыхнуло от возмущения.

— Да кем вы себя возомнили?! — разгневанно заголосила я, перекрикивая, казалось, даже звенящий бой музыки и громкие вскрики гуляющих. — Кто вообще дал вам право оскорблять меня, а после надменно заявлять будто поделились бесценным советом?! Думаете я такая безмозглая идиотка, что готова поверить в ваши благие намерения? Самоутверждаетесь за счёт измывательств над другими? — кричала я, а он спокойно слушал, чуть приподняв в ленивом удивлении левую бровь.

— Смысл ты, кажется, поняла, но вот содержание…, - протянул Стас так, словно действительно сомневался в моих умственных способностях.

Я мгновенно вознегодовала и разозлилась ещё больше.

— Да вы хоть представляете, как унизительно тогда звучали ваши «вдохновляющие наставления»? Быть может, вы не в курсе, но так не помогают! Это…

— А разве не помогло? — нагло перебил Станислав Викторович мою отповедь, изобразив на лице искреннее удивление.

Я едва не подавилась от его беспардонного заявления и от назойливо бьющейся на периферии сознания факта, что его нравоучения всё же достигли определённого успеха. И от осознания этого недовольство моётолько росло.

— Да кто так делает?! — Мой голос упал до тихого рыка. — Думаете, это нормально вот так вот изгаляться над человеком? Думаете, такое отношение допустимо? — наступала я, чувствуя, как всё во мне закипает от дикой злости.

Но он, кажется, именно так и считал. Более того, на его лице, пусть и слабо, проявилось подобие довольной улыбки.

— Да вы… вы просто бесчувственная скотина! Безжалостный тиран! Вы… вы! …

Он устало улыбался, словно мои слова были для него не больше, чем пустым и совершенно бессмысленным сотрясанием воздуха. И вот тогда я действительно не выдержала. Не отдавая себе отчёта, я резко вздёрнула свободную от стакана левую руку и так резко замахнулась для удара, что мой корпус неожиданно занесло в сторону. Ладонь, так и не достав до щеки выбешивающего своим спокойствием мужчины, заискивающе скользнула по пустоте и мгновенно устремилась за падающей хозяйкой. Давно опустевший стакан в правой беззвучно отлетел в траву и под всей тяжестью тела моя рука, защищая, заскользила по корке дерева.

Я глухо ахнула, а упав на колени, быстро поднесла к лицу разодранную ладонь, раскрывая рот в беззвучном крике. Боль от десятков занос и разорванной кожи в мгновение ока разлетелась, казалось, по всем нервным окончаниям, заставляя клетки тела судорожно сжаться. На глаза невольно навернулись слёзы, и я по-детски задула на ноющую конечность.

— Перестань! — влез в мой мир страданий требовательный голос Стаса, и я тут же гневно вскинула голову.

— Что хочу, то и делаю! — со всей своей гордостью возразила ему и демонстративно начала дуть на больную ладонь в усиленном режиме, принося ей, однако, этим новую боль.

— Дура! — мгновенно отреагировал мужчина и, резко схватив меня за запястье, в приказном тоне воскликнул: — Вставай немедленно и прекрати уже заносить в рану ещё больше микробов!

— Не твоё дело! — огрызнулась я и тут же скривилась от болезненных покалываний в зажатой руке. — Больно! Отпусти!

— Не надейся, — отчеканил Станислав убийственно спокойным голосом, затем быстро нагнулся и с удивительной ловкостью поднял свою ошеломлённую жертву. — Пусть не я тебя толкнул, но упала ты, в некоторой степени, из-за меня. Так что не дёргайся и пойдём. — Он уверенно потянул меня куда-то в сторону.

— Ещё чего! — отмерла я и мгновенно вцепилась в его пальцы на моей кровоточащей руке. — Никуда я с тобой не пойду! Отпусти немедленно! — прорычала я и тихо захныкала, когда он ещё крепче сжал запястье и с силой дёрнул его на себя.

Тело по инерции подалось вперёд. Он пошел.

— Больно же, идиот! — зашипела я, против воли засеменив ногами в неизвестном мне направлении.

— Тогда не сопротивляйся, — просто отозвался Стас, даже не повернув головы в мою сторону.

Шумно втянув в лёгкие воздух, я постаралась успокоиться. Ладонь жутко саднило, и я хорошо ощущала, как тёплая кровь струйкой стекает по ослабевшим пальцам и капает в зелень газона. От возникающих перед глазами устрашающих картинок изливающейся кровью раны, меня мелко затрясло, а в горле встал противный ком. Разбушевавшееся воображение, против воли, подло рисовало всё более и более ужасающий вид ладони. И как человеку, совершенно не переносящему кровавых зрелищ, мне становилось всё хуже. Перед глазами всё плыло, ярко выводя лишь мелькающие искрящиеся звездочки. В ушах шумело и создавалось ощущение будто меня окружает плотный и непроглядный туман, через который выйти помогает лишь уверенно сжимающая запястье рука.

— Скоро придём, — зачем-то сообщил мне Стас, ослабляя хватку до лёгкого прикосновения.

Ответить, однако, я ему не смогла и лишь коротко кивнула, нисколько не переживая от того, что он, в принципе, увидеть этого жеста никак не мог. Мне было всё равно. Меня волновало лишь моё предобморочное состояние, чувство слабой тошноты и рука, тянущая за собой.

— Всё. Постой, — негромко оповестили меня, и я послушно остановилась, желая прогнать из глаз светящиеся точки и успокоить рвотные порывы.

Рядом что-то пронзительно пикнуло и, вздрогнув, я тут же испуганно заозиралась.

— Парковка? — выдвинула мысль, замечая перед собой и чуть дальше расплывчатые образы машин.

— Именно, — подтвердил знакомый голос и передо мной словно из ниоткуда появилось лицо Стаса. — М-да, — цокнул он отчего-то языком и, осторожно подтолкнув меня за плечи, предложил сесть на сидение его спортивного автомобиля.

Отказываться от подобного предложения в таком состоянии не стала бы при всём своёмжелании и, сев на край, тут же расслабленно откинулась на сидение. Некоторое время покалеченная рука безвольно лежала на моей коленке, пачкая ту в крови, но потом я почувствовала касание чьих-то тёплых пальцев.

— Будет немного больно, но рану нужно промыть и избавиться от заноз, — заботливо предупредил меня Станислав и мне стало ещё хуже. — Ты пока понюхай.

В моей левой руке оказалась мокрая ватка и я догадливо поднесла её к носу. Запах нашатырного спирта рассеивал пелену перед глазами, однако стоило мне опустить взгляд на окровавленную ладонь, как от моей реакции на кровь лёгкая муть вновь застилала глаза. Так, держа у лица спасительный валик и глубоко вдыхая, я молча наблюдала за ловкими движениями определённо опытного и знающего своё дело врача. Все его действия казались совершенными и точными до такой степени, что невольно в голове появились ассоциации с роботами и Богом, которые, по сути своей, не способны ошибаться. Подобное сравнение вызывало улыбку и наблюдать за профессионализмом Станислава нравилось мне всё больше и больше. Я искренне восхищалась его аккуратностью и безупречностью и, не смотря на болезненные ощущения, вновь беззастенчиво начала любоваться своим лучшим раритетом и первым идеалом из всех, которые мне когда-либо доводилось видеть и находить.

Его спадающие чуть ниже ушей чёрные волосы едва заметно отражали тусклый свет от горящего неподалёку фонаря, прикрывая лицо и придавая образу оттенок загадочности. Прямой лоб, ровно очерченные тонкие брови и очки в изящной тёмной оправе, за стёклами которых скрывались удивительные глаза, невероятно сильно притягивающие царящим в них спокойствием и уверенностью, завораживали. Я не могла отвести взгляд от воплощённого в жизнь совершенства и едва ли была способна думать о чём-либо кроме него. Мне хотелось коснуться его тела, дотронуться до его щеки, почувствовать среди пальцев мягкость его волос, поймать на себе его взгляд и узнать насколько чувственны могут быть его губы. Но неожиданно резкая боль в руке в мгновение выдернула меня из мира фантазий, вынуждая порывисто втянуть в лёгкие больше пропитанного спиртом воздуха. Из глаз, вторя издревле заложенным рефлексам, покатились слёзы.

— Я почти закончил. Потерпи ещё немного, — попросил Стас, обматывая ладонь бинтом.

И мне ничего не оставалось, кроме как с видом мученика терпеть режущую боль от контакта ран и лёгкой, но крепко сжимающей ткани.

— Ну вот и всё, — ободряюще оповестил меня мужчина и, осторожно приглаживая бантик, с улыбкой взглянул мне в глаза.

А у меня мгновенно перехватило дыхание и пересохло горло.

«Он улыбается?! Улыбается мне?!»

— Не могла бы ты не смотреть на меня так? — попросил меня мой идеал. — Это сбивает с толку…

— О, простите! — возбужденно воскликнула я и поторопилась выполнить его просьбу, склонив в покорном жесте голову и честно намереваясь смутиться, но… лишь секунда внутреннего сопротивления и. — Но нет. Не могу не смотреть на вас, — призналась я, ощущая, как от прорывающейся наружу откровенности алеют щеки. — Ваша улыбка такая очаровательная! — с придыханием известила я и от его прямого взгляда всё же скромно потупилась. — Она безумно идёт вам! Так идеально сочетается…

— Правда? — переспросил Стас, пребывая одновременно, казалось, и в замешательстве, и в удивлении.

Я вновь подняла голову и практически тут же потерялась в его блестящих, тёмных глазах.

— Да, — прошептала почти беззвучно, успев напрочь позабыть на какой именно вопрос я только что ответила.

— Помниться, когда-то тебе нравились мои глаза…

— О чём это вы?! — встрепенулась я. — Да они всегда будут у меня на первом месте! — пламенно заверила я, бездумно ведясь на его провокацию. — Улыбка на втором!

— А на третьем?

— А на третьем — губы, — уверенно заявила я, гордясь тем, как быстро мне удалось расставить всё по своим местам.

Но на моё утверждение Станислав вдруг как-то криво улыбнулся, и до моего сознания запоздало добрался смыл произнесённых слов.

«О-о, Го-осподи! Ну что за идиотка?!»

— Губы, значит, — задумчиво протянул Стас и его тёмные глаза подозрительно сузились.

Я судорожно сглотнула и невольно отстранилась в глубь салона.

— Знаете, мне это…, - залепетала я, заёрзав на сидении под его изучающим проницательным взглядом. — Пора…

Не заметив каких-либо явных действия по предотвращению моей задумки, я осторожно вытянула из ладони бизнесмена свою и медленно, отчего-то боясь, что он действительно может накинуться, поднялась по краю дверного проёма. Стас лишь проводил меня взглядом, продолжая неподвижно сидеть корточках и смотреть с как боязливо я отступаю в сторону.

— Пойдёшь развлекаться дальше? — вдруг спросил брюнет, и его рука, останавливая, легла на бедро.

— Может, — нерешительно отозвалась в ответ и успела лишь вздрогнуть, когда с удивительной резвостью мой идеал выпрямился во весь рост и замер около меня так близко, что моё сердце тут же бешено затрепетало в груди.

Неожиданная энергичность Станислава Викторовича и интимность ситуации заставила непроизвольно сильнее вжаться в прохладную металлическую преграду и задержать дыхание. Я не знала куда себя деть, куда выкинуть из головы непристойные желания и напряженно застыла, пока, однако, его обжигающее дыхание не коснулось моей щеки. Всё внутри вдруг сжалось и так ощутимо и остро всколыхнуло все чувства, что я даже не подумала сдержать приглушенный стон, что сорвался с губ. Однако после я быстро опустила вниз голову, стремительно втягивая через рот жизненно необходимый кислород и пытаясь хоть как-то заглушить стук сердца, громко отбивающего свою дробь во всём теле.

— Тебе там будет лучше? — неожиданно вопросил Стас, словно не заметив моего состояния, которое бы легко могло послужить ему ответом. — Лучше, чем со мной? — Отрешённость его голоса невольно вызвала дрожь по телу, а суть вопроса ставила в тупик.

«Лучше, чем с тобой?! Нет ничего, лучше, чем ты и нет места лучше, чем рядом с тобой», — хотелось мне ему признаться, и я уже подняла голову для этого, но слова застряли в горле, как только наши глаза встретились.

В них не было и капли от того, что я видела в них прежде. Холодность, безразличие, усталость, въевшаяся, казалось, в самое сердце — в его тёмных глазах не было ничего из этого. Они словно оттаяли и за прежней маской показалось то, что заставило всё внутри меня сжаться от неясной боли, сочувствия и жалости к тому, что ему пришлось когда-то пережить. Я не знала, что именно случилось в его жизни, но та тоска, та отчаянная немая просьба о помощи, что читалась в его глазах, не могла оставить меня безразличной. Его страдания будто стали неразделимой частью меня, которую мне безумно захотелось вырезать навсегда.

— Чего молчишь? — как гром раздался его голос, а затем его руки требовательно встряхнули меня за плечи.

Но я не могла ему ответить. Не могла оторвать взор от его раскрытой и опустошенной души. И так невыносимо больно было смотреть в посеянную в нём когда-то пустоту, что непроизвольно по моим щекам побежали слезы. Стас замер, а я, громко всхлипнув и разревевшись от невыносимо давящих чувств, порывисто прижалась к его груди и обняла так крепко, как только могла. Мне безмерно сильно хотелось помочь ему хоть чем-то, хоть как-то заглушить безмолвным крик его души, который он никому не давал услышать. Но я слышала, видела и ясно ощущала всю глубину её беспомощности. Однако, я не знала, что можно для неё сделать и это разрывало мне сердце.

— Что с тобой? — озадаченно спросил мужчина, слегка отстраняя.

Не без труда я сумела поднять на него заплаканные глаза. Ещё сложнее мне давались слова.

— Прости… Прости меня, — только и смогла прошептать я, глотая слёзы и боясь утонуть в плескающихся внутри чувствах. — Прости…

— Что? О чём ты говоришь? — В его голосе я отчётливо различала удивление и беспокойство. — Что с тобой?

Едва ли я могла ответить на его вопрос, но мне хотелось донести до него свои переживания.

— Я…я не знаю, как помочь тебе… Ты выглядишь таким несчастным… таким одиноким… и я не знаю, не знаю, чем тебе помочь!

Я не сумела сдержать новую волну рыданий и опустила голову, стирая с лица непрошенную влагу. Станислав Викторович не спешил обвинять меня в глупых догадках, в безрассудном поведении и какое-то время просто молчал, а когда я уже было подумала, что он вот-вот вновь станет безразличной ледышкой и посмеётся надо мной, он вдруг неожиданно притянул меня ближе и обнял, словно в его руках была не я, а самое настоящее бесценное сокровище.

— Всё-то ты знаешь, — негромко произнёс мой бесценный идеал, коротко хохотнул мне в макушку и тихо вздохнул.

Я заплакала ещё сильнее. Мне было так грустно и так жаль, что, казалось, будто ничего печальнее на свете не может и существовать.

— Перестань, — послышался мягкий, успокаивающий голос Станислава у краешка уха. — Перестань плакать.

Но это было так сложно, что едва ли я могла сейчас исполнить его просьбу. Тогда Стас насильно разорвал наши объятия, требовательно, но аккуратно поднял мой подбородок вверх, осторожно стряхнул с него капельки слёз и нежно поцеловал.

— Не плачь, прошу тебя, — произнёс он в губы, вновь касаясь их и дразня. — Тебе не идут слёзы, — шепнул он и ласково стёр с щеки тонкие ручейки. — А ты ведь хочешь выглядеть для меня красивой, правда?

Я фыркнула, а он усмехнулся и поцеловал. И я ответила, надеясь, что этот поцелуй наполняет и исцеляет не только наши сердца, но и наши души. Мне хотелось думать так, и я искренне в это верила.