Торлейв летел на лыжах через лес. Мало кто во всей округе смог бы угнаться за ним. Он мчался как ветер, только свистело в ушах. Леса по сторонам он не видел; ветви, снег — все слилось воедино. Лишь поворот мелькал за поворотом да полозья скрежетали о замерзший наст. Он бегом взбирался на холмы и вихрем слетал вниз. Один раз, не рассчитав на спуске, он упал в снег, но тут же поднялся и побежал дальше.

Он пронесся по льду озера, пролетел через выгон, ворвался в северные ворота усадьбы и только здесь остановился и перевел дыхание.

Вильгельмина, увидав его с крыльца, побежала навстречу. — Что с тобою? — спросила она, взглянув в его осунувшееся лицо. Он обнял ее, не говоря ни слова, — просто не в силах был ничего произнести.

— Еще что-то случилось? У тебя рука в крови.

— Я упал. Там, кажется, был камень, — сказал Торлейв, отрывисто дыша.

Они вошли в сени.

— Давай я промою ссадину.

— Нет, — мотнул головой Торлейв. — Собирайся, мы идем к Йорейд. Права была она, когда говорила, что тебе лучше остаться у нее. Позови Оддню и Кальва, они тоже должны знать. Ну же, поторопись.

— О чем ты, Торве? Почему? Что такое могло произойти?

— Скорее, прошу тебя!

— Оддню и Кальва нет, я их отпустила до завтра. Муж сестры Оддню — единственный, хоть и дальний родич старика Клюппа во всей округе. Им пришлось взять все хлопоты о похоронах и поминках на себя. Я ссудила им из тех денег, что отец оставил мне на хозяйство. Скотину я покормила и подоила коров; хотя, сказать по правде, Торве, доить — не самое любимое мое дело, и две коровы на одну меня — многовато. Я, кажется, провела в хлеву целую вечность…

— Послушай меня, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты как можно скорее ушла отсюда.

— А что же усадьба? Останется без присмотра всю ночь?

— Ничего с ней не станется. Собирайся быстрее, я пойду запру конюшню и хлев.

— Хорошо, — пожала плечами Вильгельмина. — Раз ты говоришь. Хотя я ничего не понимаю. На тебе лица нет, ты едва дышишь. Хочешь пахты?

Она дала ему кружку, и Торлейв выпил всё в три глотка: в горле у него пересохло после быстрого бега.

— Ты не голоден?

— Нет.

— Так скажи хотя бы в двух словах: что случилось? — вновь спросила Вильгельмина, все еще держа в руках пустой горшок от пахты.

— У Стюрмира расписка Стурлы — в том, что полгода назад он ссудил Стурле пятьдесят марок чистого золота, — утерев рот рукавом куртки, быстро проговорил Торлейв. — Под залог всего состояния. С условием, что долг будет отдан до Симонова дня.

— Симонов день давно прошел, — тихо проговорила Вильгельмина, цепенея от страха.

— Сегодня в «Красном Лосе» он показывал эту расписку сюсломану Маркусу и всем, кто там был. Сюсломан пообещал, что в среду на тинге Грош получит подтверждение своих прав. Он уже все равно что хозяин Острова. Говорит, что возьмет тебя под свою опеку и выделит тебе хорошее приданое, а себе оставит только то имущество, что пойдет в счет долга Стурлы.

— Отец никогда не берет денег в долг! — покачала головой Вильгельмина. — Я не могу этому поверить!

— Я видел расписку своими глазами. Она составлена по всем правилам. Это подтвердил сюсломан, а он в таких делах знает толк. Там печать Стурлы и его подпись. И документ заверен печатью королевского исполнителя — Нилуса из Гиске.

— Печать Стурлы? — ахнула Вильгельмина и внезапно побледнела так, что Торлейв испугался за нее. — Почему ты не сказал им?

— Что мог я сказать, Мина? Они говорят, что документ был составлен полгода назад. Это похоже на правду: края пергамена потерты и печати не новы.

— Ты мог просто сказать, что это не Стурла там, в часовне!

— Вильгельмина, милая, не мог я им этого сказать! Я-то верю тебе. Верю, что ты и впрямь что-то чувствуешь и знаешь. Но чтобы они поверили, нужны очень серьезные доказательства, понимаешь? Ворожба Йорейд их не убедит. Даже отец Магнус не хочет прислушаться к моим словам — все они считают, что ты не в себе от горя.

— Ты тоже так считаешь?

— Нет. Но ты ведь можешь ошибаться, — осторожно сказал Торлейв, глядя прямо в ее светлые глаза.

— В этом я не ошибаюсь, Торлейв! Вспомни, что говорила вчера Йорейд.

— Я помню, — кивнул Торлейв. — Надевай лыжи, бери Буски, и пойдем на Таволговое Болото, пока не поздно. Стюрмир сказал, что он хочет уже сегодня поселиться на Еловом Острове. И, похоже, всех, кроме отца Магнуса, это устроило. Мне кажется, будет лучше, если он не застанет тебя дома.

— А Оддню и Кальв? Они придут завтра, и что они увидят? Стюрмира и его людей, которые распоряжаются здесь всем, как хозяева? И они даже не будут знать, где я и что со мной?

— Я схожу с утра предупредить их.

— А как же скотина, Торве?

— Если ты так беспокоишься о скотине, я сам вернусь рано утром, чтобы ее покормить.

— Пожалуй, ты прав, Торве, надо идти.

— Поторопись же. Я видел этих охотников. С ними Нилус Ягнятник из Гиске.

— Кто это? — спросила Вильгельмина.

— Позже объясню.

Торлейв пошел в горницу — забрать Задиру. Сумеречный свет проникал через мутные зеленоватые ячейки оконных стекол. Круглое навершие меча отразило этот свет, блеснуло, точно глаз. И вновь Торлейву почудилось, будто Задира хочет что-то ему сказать. Он привязал ножны к поясу и тронул пальцами рукоять.

«Словно я вступаю с ним в сговор», — подумал Торлейв.

Тем временем Вильгельмина собрала маленькую торбу, взяла несколько лепешек, флягу с водой и потрепанный молитвенник. Надела красный лапландский колпачок и свистнула Буски.

Они заперли дом и дворовые постройки, спешили — но все равно провозились слишком долго. Не успели дойти до ельника, как заметили охотников вдалеке, у самых северных ворот. Стюрмир шел впереди, за ним все остальные.

— Однако они не медлили.

— Что нам делать, Торве?

— Бежим через южные ворота, — предложил Торлейв.

— Они уже видят нас! — возразила Вильгельмина. — От южных ворот до берега гораздо дальше. Если захотят, они успеют нас перехватить. Но Торве, я ведь просто иду навестить свою бабушку, едва ли они захотят мне помешать.

— Кто их знает, — с сомнением проговорил Торлейв.

Вереница лыжников приближалась. Морозный пар легкой дымкой окутывал их лица.

— Племянница! — крикнул Стюрмир еще издали. — Будь добра, придержи своего зверя, ибо я пришел к тебе по важному делу!

Не отвечая, Вильгельмина крепко ухватила Буски за ремень шлеи.

Вид у Стюрмира был уверенный. Приблизившись, он растянул губы в сладкой улыбке, снял с головы маленькую суконную шапочку и поклонился.

— Привет вам, Стюрмир, сын Борда, — строго сказала Вильгельмина.

— Глубоко скорблю и сострадаю! — отвечал Стюрмир. Голос его неожиданно приобрел плаксивый тон, но приторная улыбка прочно прилипла к устам. Взгляд маленьких ржавых глазок будто сверлил Вильгельмину. — Понимаю, что ты сейчас испытываешь. Сам пережил нечто подобное, когда хоронил своих стариков.

— Благодарю вас за ваше сочувствие, Стюрмир, сын Борда.

Стюрмир с усмешкой взглянул на Торлейва:

— Полагаю, я уже не должен объяснять свою роль в этом деле? Доблестный рыцарь опередил меня, дабы предупредить свою королевну?

Вильгельмина промолчала.

— Что за глумливые речи, Стюрмир, — нахмурился Торлейв. — Не место и не время так шутить.

— Ты прав, парень с Пригорков, нынче не до шуток! Соболезную тебе, племянница. Я и сам в великом горе, я ведь знал Стурлу, батюшку твоего, еще в ту пору, когда мы были детьми.

А теперь вот он погиб такой страшной смертью, и мне его хоронить… А вы, я вижу, собрались в дальний путь? — Стюрмир кивнул на Вильгельминину торбу.

— Я собираюсь навестить свою родственницу и намерена заночевать у нее, — сухо произнесла Вильгельмина. — Простите, не знала, что вы пожалуете ко мне так скоро.

— Боюсь, дорогая племянница, что теперь прогулку придется отложить, — сокрушенно вздохнул Стюрмир. — Ибо мое дело не терпит отлагательств.

— Да что вам до меня, Стюрмир, сын Борда? — спросила Вильгельмина, светлые глаза ее сузились, и она внезапно сделалась похожа на маленькую злую кошку. — Вы же теперь хозяин Елового Острова, насколько мне известно? Ну и располагайтесь тут. А я пойду по своим делам!

Тем временем подоспели остальные охотники. Финн держался за спиной Стюрмира, с опаской посматривал на Вильгельмину. Та сразу же почуяла его страх.

— По каким еще делам? — спросил он хрипло. — К старухе, что ли, собралась?

Вильгельмина молча подняла взгляд. Финн отшатнулся, бормоча что-то себе под нос, точно боялся, что она наведет на него порчу.

— Что тут происходит? — громко проговорил за спиной Вильгельмины Нилус Ягнятник. Она обернулась на звук его голоса и вздрогнула. С неподвижного лица на нее смотрели пустые, мертвые, как почудилось ей, глаза, лишенные всякого выражения. Ухмылка, приоткрывшая желтые лошадиные зубы Нилуса, показалась ей пугающим оскалом мертвеца, а подол алой рубахи — потоком крови, стекающим по его ногам. Вильгельмина закусила губу и схватилась за руку Торлейва, чтобы придать себе храбрости. Буски глухо заворчал. Ему велели молчать, он был послушной собакой, но эти гости пришлись ему не по нраву.

Нилус Ягнятник перевел взгляд на Торлейва и усмехнулся еще шире.

— Сдается мне, эти голубки собрались сбежать вместе! А известно ли тебе, парень, что похищение девицы — преступление, которое по закону не облагается вирой. Если Стюрмир Грош, сын Борда, подаст жалобу, тебе в лучшем случае отрубят правую руку, а в худшем — голову. Могут и повесить. Хотя нет, ты же из тех, кто носит оружие, — значит, подлежишь казни мечом.

Торлейв потемнел лицом. Вильгельмина почувствовала, как напряглась широкая крепкая его ладонь. Он мягко отстранил ее пальцы и положил руку на рукоять Задиры.

— Это ты мне сейчас заплатишь виру за свои слова! — произнес он сквозь зубы и вскинул голову.

— A-а, вижу, парень, тебе есть что представить на оружейном тинге! — насмешливо проговорил Нилус. — Так лучше и прибереги эту штуку до поры, коли не ищешь неприятностей на свою голову.

— Стойте! Стойте! — замахал руками Стюрмир. — Нам тут только драки не хватало. Нилус, мог бы и промолчать иногда, право слово! Ты, плотник, не обижайся на него, это он так шутит. Знаешь, каков Нилус из Гиске? Он таких, как ты, с кашей ест.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Торлейв, убирая меч.

— Запомню твои слова, — прошипел Нилус. — У меня тоже есть такая игрушка, и не худо бы тебе знать, малец, что многим я с ее помощью окрасил кудри.

— Ну всё, угомонитесь! — вскричал Стюрмир. — Вильгельмина, идем в дом, надо поговорить. А ты, парень с Пригорков, шел бы к своей тетушке, она уж небось волнуется, места себе не находит.

При этих его словах Вильгельмина вновь взяла Торлейва за руку.

— Я тоже остаюсь, — сказал Торлейв.

— У нас будет семейный разговор.

— Что ж, прекрасно, — кивнул Торлейв. — Стало быть, не помешает вам знать, что Вильгельмина, дочь Стурлы, — моя нареченная невеста.

Вильгельмина от неожиданности выпустила пальцы Торлейва и в изумлении посмотрела на его посуровевшее лицо. Его серые глаза полны были угрюмого негодования, черные упрямые брови сведены гневом.

— Ежели мне нельзя остаться с нею здесь, значит, она отправляется к своей родственнице, как и собиралась, а я ее сопровождаю, ибо Стурла поручил ее моему попечению, и я отвечаю за жизнь ее и честь. Негоже девушке проводить ночь в доме, где нет ни единой женщины, в то время как вас, Стюрмир, сын Борда, никто еще не признал ее опекуном.

— Так вы жених и невеста! — воскликнул Стюрмир, разведя руками так, точно собирался обнять их обоих. — Поздравляю! И что же, вы с моим родичем Стурлой уже ударили по рукам? Брачный договор составлен? Обручение произошло?

Торлейв молчал, крепко сжав губы.

— Обручения пока не было, — пробормотала Вильгельмина, покраснев как мак. — Но отец дал свое согласие, — закончила она едва слышно.

— Ну, теперь это уже не важно! — радостно воскликнул Стюрмир. — Когда я стану твоим опекуном, а это произойдет на ближайшем тинге, в среду, я еще подумаю, давать ли согласие на этот брак. Неужто Стурла так легко пошел на сговор? Такая богатая невеста — и парень с Пригорков! Хотя, возможно, я и благословлю вас. Говорят, ты добрый мастер — значит, сможешь прокормить семью. Оставайся, Торлейв, так и быть. Раз уж мы с тобою скоро станем свояками.

— Стюрмир! — удивленно прохрипел Финн. — Только этого нам не хватало! Пускай убирается!

— Брось, колдун. — Стюрмир быстро переглянулся с Нилусом. — Не все ли равно?

— По мне, одним больше, одним меньше, — загадочно произнес Нилус и вновь явил желтозубый оскал, так напугавший Вильгельмину. Она смотрела на него, и ее не оставляло чувство, что этот человек уже мертв. Мертв и лежит на снегу в ельнике.

«Не схожу ли я с ума?» — подумала она, крепко держась за рукав Торлейвовой куртки.

— Иначе шуму потом не оберешься. — Стюрмир продолжал смотреть на Вильгельмину и Торлейва с тою же сладкой улыбкой. — В конце концов, недаром говорится: бери весло, как оно легло. Ну, пойдемте в дом. Созывай, племянница, слуг да представь меня им.

— Вы ведь знаете, Стюрмир, сын Борда, что у нас всего двое слуг, — отозвалась Вильгельмина. — Но их сейчас нет. Они оба на поминках Клюппа.

— Ах, да. За несчастьем, что постигло нас с тобою, племянница, я и вовсе позабыл о той беде. Да не зови меня «Стюрмир, сын Борда»! Зови родичем. Или, еще лучше, — дядюшкой. И как это вы с отцом обходились только двумя слугами?

— К чему нам больше? Мы не живем доходом с хутора.

— Это знаю, — кивнул Стюрмир. — Стурла свои богатства держал в Нидаросе.

— Его богатства плавают по морю, — сказала Вильгельмина.

— Довольно, идем в горницу! — объявил Стюрмир. — Там сядем, поговорим.

Вильгельмина отпустила Буски бегать по двору и вошла в дом вместе со всеми.

— Скажи-ка, племянница, найдется у тебя немного доброго пива для меня и гостей? Я, видишь ли, не очень-то рад, что мне приходится теперь здесь распоряжаться, но что поделаешь!

Вильгельмина вопросительно посмотрела на Торлейва.

— Я принесу бочонок, — кивнул он.

Охотники сняли теплые куртки и короткие подбитые мехом плащи. В сенях не было места для такого количества верхней одежды, поэтому всё попросту свалили на сундук. Друг за другом неторопливо перешли в гостевую горницу — здесь всегда было убрано, но с тех пор как уехал Стурла, огонь в печи разжигали редко. Покуда Торлейв ходил в кладовую за пивом, Вильгельмина принесла дров и затопила высокую изразцовую печь. Стюрмир зажег свечи, стоявшие повсюду в шандалах, и горница наполнилась светом.

Охотники ходили кругами, осматривали немногочисленные украшения и оружие на стенах: сарацинскую саблю, копье, два небольших тарча, арбалет Стурлы, его серебристый доспех; кожаный гамбезон, видавший виды, исцарапанный кольчужными кольцами и носивший следы их ржавчины, — в давние немирные годы Стурла надевал его под хауберк; это было задолго до рождения Вильгельмины.

Нилуса Ягнятника особенно заинтересовали несколько серебряных кубков и два веницейских кувшина синего стекла со светлыми прожилками. В ясную погоду, когда свет щедро лился сквозь зеленоватые ячейки окон, эти кувшины, пронизанные солнечными лучами, точно сами источали сияние. В такие моменты Вильгельмина любила затаив дыхание следить, как внутри стекла загораются, вспыхивают и гаснут голубые огни.

«Есть такой город, — говорил отец, — город Венеция, который построен на воде. Жители его никогда не ездят на повозках — потому что вместо улиц и переулков там каналы, в которых плещется вода. И ни на лыжах, ни на коньках там тоже не ездят, даже не знают, что это такое, потому что у них всегда тепло. Снег там выпадает очень редко, а если выпадет, то на другой день уже растает. Зато они плавают на лодках — на чудесных лодках, что похожи на огромных лебедей. А вода в каналах полна синевы и света. Когда веницейцы выдувают из стекла свои кувшины и кубки, они вдыхают в них эту синеву и блики солнца. Если ты приблизишь к уху горлышко синего кувшина, ты услышишь, как шумят волны теплой веницейской лагуны и как кричат чайки над водой». И Вильгельмина послушно наклоняла ухо к большому гулкому кувшину — и сперва просто слышала шум волн, а потом начинала различать и крики чаек.

Три шпалеры, которые Стурла привез из Нидароса в прошлом году, также привлекли внимание охотников. На одной из них, навесив копья и крепко упершись ногами в стремена, летели друг другу навстречу два рыцаря. За их спинами высился замок с зубчатой башней и прекрасной, хотя несколько косоглазой желтоволосой принцессой. Две другие представляли сцены охоты. Остановившись против них, охотники закивали головами. Оживился даже мрачный Весельчак Альгот, и они вдвоем с Дидриком Боровом принялись обсуждать стати палевой выжлы и ошибки в изображении травли кабана.

Торлейв, вернувшийся с бочонком в руках, отметил, что Стюрмир не сел на Высокое кресло — хозяйское место, на котором всегда сидел Стурла, — а опустился рядом на скамью. Весельчак, Дидрик и Нилус Ягнятник расселись кто где. Слуги встали у двери — оба они были крупные плечистые молодцы, и Торлейв не мог отделаться от мысли, что они заняли это место не из почтительности к своим хозяевам, а чтобы перекрыть выход.

Вильгельмина села на поперечную — женскую скамью, неторопливо перекинула за спину распущенные по плечам волосы и внимательно оглядела всех, кто находился в горнице. Ее подбородок был упрямо вскинут, губы строго сжаты, глаза прозрачны, точно ледяной ручей.

Люди Стюрмира открыли бочонок, кто-то уже снял с полки большие кружки, и Дидрик принялся цедить в них пиво. Торлейв присел на край скамьи боком, так чтобы в любой момент он мог обернуться к Вильгельмине или выхватить меч.

— Славное пиво! — сдув пену и пригубив, сказал Стюрмир. — Сама варила, племянница? Вижу, будет из тебя добрая хозяйка.

— Это не я, это Оддню, — равнодушно ответила Вильгельмина.

— Не важно. Давай о главном, племянница. Собираюсь я предложить тебе переехать отсюда в мою усадьбу, что на Вороновом мысе. — Стюрмир покосился на Торлейва. — Там много женщин, и будет кому присмотреть за тобой. По мне, не пристало такой девушке, как ты, богатой невесте, жить на хуторе одной с двумя слугами. Будь у меня дочь, я никогда бы не оставил ее в таком небрежении.

— Благодарю вас, — отвечала Вильгельмина. — Меня вполне устраивает та жизнь, которую я веду здесь.

— Теперь я твой опекун, — покачал головой Стюрмир. — Мне и решать.

— Пока еще нет, — заметил Торлейв.

— Это вопрос нескольких дней.

— Пока тинг не признал вас опекуном, Стюрмир, сын Борда, вы не можете указывать Вильгельмине, как ей себя вести, и не вправе распоряжаться ею как вам угодно.

— Ах, как я понимаю тебя, парень! — сказал Стюрмир, откинувшись назад на скамье. — Ты бы, конечно, сам хотел поскорее распорядиться этой девицею… Но придется подождать! На хуторе наверняка есть ценные вещи, деньги, золото — неужто ты, племянница, не боишься, что в один прекрасный момент придут лихие люди из лесу и все это заберут?

Вильгельмина пожала плечами.

— Здесь ничего нет. Отец оставляет мне немного денег, когда уезжает, но мы с Оддню и Кальвом ничего не тратим. У нас нет никакого золота, кроме старинной Библии в золотом окладе, она принадлежала еще нашему пращуру, Орму Лодмунду. Никто не станет грабить нас ради такой малости, да и редко такое случается у нас в округе.

— Никогда нельзя ручаться! — назидательно произнес Стюрмир. — Такая юная девушка, как ты, должна жить в безопасном месте! А что за Библию ты упомянула, племянница? Нельзя ли взглянуть на нее? Старинные вещи чрезвычайно меня интересуют. Тем более, ты говоришь, она принадлежала Орму Лодмунду.

— Она лежит вон в том ларце, под крестом. И всегда там лежала, и никто никогда не пытался ее украсть.

Стюрмир, сдерживая шаг, прошел к большому распятию. Под ним на поставце стоял резной ларец светлого дерева — его сделал в свое время мастер Асгрим, учитель Торлейва, специально для этой Библии.

Откинув высокую крышку ларца, Стюрмир вынул тяжелую книгу, обернутую чистым полотном, положил на край стола, развернул и провел рукой по золотым обводам ее углов.

— Смотри, Нилус, — взволнованно сказал он. — Смотри, это она!

Нилус из Гиске с равнодушным любопытством поддел ногтем золотую пластину застежки.

— Та самая! Она была среди вещей, привезенных Хравном из Валланда, — объяснил Стюрмир.

— Ты, что ли, видал перечень? — недоверчиво спросил Нилус. — Небось Хравн и писать-то не умел.

— В брачном договоре она упоминалась, это точно. Старики рассказывали.

— Стурла тоже говорил, — сказала Вильгельмина. Стюрмир живо обернулся к ней:

— Что говорил Стурла?

— Что Библия наверняка привезена из Валланда и что она очень старая. Он всегда просил меня быть осторожной с нею, потому что страницы в некоторых местах слежались и истлели.

— Ничего, главное, золото цело, — усмехнулся Нилус.

— Золото — оно тем и хорошо, что все гниет, а оно остается, — подтвердил Весельчак Альгот.

Дидрик Боров громко загоготал над его словами.

— А о других вещах отец твой ничего не говорил? — спросил Стюрмир.

— О каких вещах? — удивилась Вильгельмина.

— О тех, что были привезены вместе с этой книгой?

— Нет, — она покачала головой. — А что это были за вещи?

— Так, разные… Те, что перепали в приданое жене Орма Лодмунда, Ионе, от ее отца. Он ведь был знаменитый морской хёвдинг. Или Стурла тебе и об этом ничего не рассказывал?

— Как же, о Хравне Бешеном отец мне говорил не раз.

— Иона и моя прапрабабка Халльдора были родными сестрами, — сказал Стюрмир. — Так что, если тебе интересно, наше с тобою родство идет от самого Хравна.

Он аккуратно положил книгу обратно в ларец и поставил на место, под крест. Глаза его странно блестели, и это не укрылось от взгляда Торлейва.

— Эта Библия стоит немало, племянница. Если бы разбойники из леса прознали про нее, давно бы уже наведались к вам. Теперь ты сама понимаешь, что тебе необходима защита более серьезная, чем двое старых слуг.

— Коль скоро вас так беспокоит безопасность Мины, — сказал Торлейв, — можно нанять людей здесь, в хераде. Это если еще вас признают на тинге хозяином Елового Острова.

— Вильгельмина переедет ко мне! А кабы сам ты хоть немного поразмыслил, плотник, то понял бы, что это правильное решение.

— Может, хватит уже рассусоливать? — сквозь зубы пробормотал Нилус Ягнятник. Он широко развалился на подушках, на лавке у стены. — Эти ваши семейные разговоры уже в печенках сидят.

— Ты куда-то спешишь? — тихо спросил Стюрмир.

— Может статься.

— Пока все идет почти так, как я и думал, — прошептал Стюрмир. — Кроме этого молодого олешка, который оказался здесь так некстати.

— Олешку подрежем рожки, чтоб бодаться было несподручно, — ухмыльнулся Нилус. — Давай, Коротышка, решай уже все скорее. Чего тянуть-то? Или ты впрямь надумал обосноваться здесь, как добропорядочный селянин?

— Не здесь, — скривился Стюрмир. — Дом в Нидаросе мне больше по душе. Запасись терпением, Ягнятник, хотя бы до этой среды. А потом она уедет со мной отсюда на Воронов мыс и слова не скажет.

Торлейв видел, что Стюрмир шепчется с Нилусом. Разговора он не слышал, но выражение их лиц тревожило его. Стюрмир меж тем обернулся и произнес в полный голос:

— Разумеется, переезд состоится не сегодня и не завтра. Не такой я жестокосердый человек, чтобы не дать дочери похоронить отца и справить поминки.

Вильгельмина выпрямилась и строго посмотрела ему в глаза.

— Мой отец жив, — сказала она, и улыбка Стюрмира вдруг опала.

— С чего это ты взяла? — грубо спросил Нилус. Откинув голову назад, он разглядывал Вильгельмину из-под полуприкрытых век. Торлейв вскипел было — и от его взгляда, и от слов. Но в этот момент Вильгельмина тихо произнесла:

— Я знаю, что в часовне лежит не он.

— Откуда… — начал было Дидрик и умолк на полуслове, ибо Стюрмир яростно впился в него глазами. Вильгельмина не заметила оговорки, но Торлейв весь напрягся, лоб его покрылся испариной.

— Ну вот, видишь? — Стюрмир обернулся к Торлейву. — Бедное дитя! Для ее же душевного благополучия надобно увезти ее отсюда как можно скорее.

— Мина, — позвал Торлейв. — Не могла бы ты принести мне еще кружку пахты?

— Конечно, — кивнула Вильгельмина, пытаясь сообразить, что же хочет сказать Торлейв своим странным, пристальным взглядом.

«Беги, беги, — думал Торлейв. — Ну же, ты всегда так хорошо меня понимала. Сделай вид, что идешь за пахтой, а сама надевай лыжи и беги! Скорее!»

Она слабо улыбнулась ему, поднялась со скамьи, оправив подол юбки, и вышла. Нилус проводил ее долгим взглядом. Сердце Торлейва вновь метнулось в груди от ярости, он с силой сжал край скамьи.

— Бедняжка! — вздохнул Стюрмир. — Такая страшная смерть постигла ее отца. Не удивительно, что в голове ее что-то повредилось. Но не беда, это пройдет со временем. — Он отхлебнул большой глоток пива. — Напрасно ты дергаешься, парень. Кто сказал, что если она будет жить на Вороновом мысе, то она потеряна для тебя навсегда? Напротив, ты даже нравишься мне. Я тоже в твоем возрасте был такой — горячая голова!

— Стюрмир, — произнес Торлейв, глядя в его часто моргающие глаза. — Теперь, когда дочь Стурлы вышла, скажи начистоту: что за игру ты ведешь?

Дидрик Боров вдруг расхохотался, так что задрожал стол и пиво заплескалось в кружках. Весельчак стукнул его по спине ребром ладони. Боров поперхнулся и умолк.

Мурашки пробежали меж лопаток Торлейва от этого смеха.

Стюрмир устало покачал головою.

— Какую игру, плотник? Я и сам не рад, что судьба так распорядилась. Зачем мне этот хутор, а в придачу еще и заботы о сироте? Однако я человек хозяйственный, хоть и небогатый. Раз уж так случилось, хочу привести здесь все в порядок. Может, и осяду, выдам замуж племянницу — да вот хоть бы и за тебя. Совет да любовь. Я и сам бы не прочь жениться. Возьму какую-нибудь вдовушку — не молодую, но и не старую, чтобы детишек еще могла мне нарожать. Поселюсь здесь на озере: красивые места, славные люди кругом. Будете ко мне по-соседски приходить. Почему бы и нет?

Торлейв слушал настороженно. Он чувствовал себя в западне и не видел выхода. Нилус хранил тяжелое молчанье, лишь усмехался время от времени. По своему статусу он был выше всех присутствующих и держался соответственно. Финн за все время не проронил ни слова, сидел нахохлившись в углу и зло поглядывал на Торлейва. На лице Весельчака Альгота не отражалось вообще ничего. Он играл с небольшим ножом, непрестанно втыкая его в край столешницы. На среднем пальце правой его руки сверкал начищенный серебряный перстень с черненой печатью в виде драконьей головы. Торлейв заметил его еще днем, на постоялом дворе: перстень был массивен и тяжел, но изящной работы и, вероятно, стоил больших денег.

— Ну так что, согласен? Налить тебе пива, свояк? Выпьем за твою грядущую свадьбу.

— Нет, — сказал Торлейв. — Я не хочу пива. Ты, Стюрмир, из тех, кто умеет мягко стелить, да потом жестко спится.

— Я из тех, свояк, — беззлобно возразил Стюрмир, — кто много чего видал в жизни. Зачем мне ссориться с людьми? Всегда можно найти способ договориться, верно? А то ведь, когда людям не хватает слов, в разговор вступают мечи.

— Бывает и так.

Стюрмир благодушно вздохнул.

— Чем лучше мы поладим с тобою, тем больше будет мне по душе. Вот слышал я, ты чуть не стал монахом-веревочником, правда ли это?

— Правда.

— А что ж не вышло?

— Видать, не гожусь я.

— Так решил жениться?

Торлейв коротко кивнул. Этот новый наигранно душевный тон Стюрмира лишь еще больше его настораживал.

— Думаешь, Вильгельмина будет тебе доброй женой?

— Я думаю то, что думаю, — отвечал Торлейв.

— Ты не очень-то вежлив, свояк!

— Я покуда тебе не свояк, Стюрмир.

— Ох, плотник. С тобою, сколько ни бросай кости, — все выходит голь да чека! — Сладость вдруг разом слетела с лица Стюрмира. Маленькие глазки сверкнули холодом, взгляд стал мрачен, и улыбка искривила рот в жестокую гримасу.

— Да уж! — гаркнул Нилус Ягнятник. — Может, пора уже поставить на кон что покрупней? А то что-то ты мелко играешь, Грош!

Торлейв обернулся к Нилу су. Тот изучал его исподлобья, осклабившись, будто оценивал товар на рынке. И снова Торлейву вспомнился разговор, случайно подслушанный давно, в детстве. За дверью говорили Хольгер и Стурла.

«…Страшнее лютого зверя», — сказал тогда Стурла.

«Даже дикий вепрь являет порой милосердие, но не Ягнятник, — дрогнувшим голосом ответил Хольгер. — Ты помнишь, как погиб Сэмунд с Согнсьяра?» «Они загнали его в угол, — прошептал Стурла. — Меч его сломался. Подонок Ягнятник велел ему лечь на землю, лицом вниз. Сэмунд лег, раскинув руки крестом и сказал: „Рази сильнее!“ И тогда Ягнятник зарубил его с трех ударов; с одного не сумел».

Торлейв сжал зубы. Одна надежда, что Вильгельмина его поняла. Тогда, может статься, она уже бежит через выгон или даже через лес. Что будет с ним самим, его не очень беспокоило. В конце концов, с ним был Задира. «Рази сильнее!» — снова вспомнил он и посмотрел на Нилуса.

Тот вдруг поднял голову. Серые глаза Торлейва смотрели спокойно, лишь стальной их блеск выдавал гнев, переполнявший сердце. Нилус начал багроветь, но потом расхохотался Торлейву в лицо и отвернулся.

— Сдается мне, ты, сын Хольгера, знаешь куда больше, чем говоришь! — вдруг проворчал Финн, сверля Торлейва своим правым, карим глазом. — Требуешь речей открытых, а сам таишь что-то? Уж не то ли, что мы потеряли здесь третьего дня?

Вещь, между прочим, ценная, за ее сокрытие можно тебя обвинить и в воровстве.

— Да, ты прав, Финнбьёрн Черный Посох, — сказал Торлейв. Колдун вздрогнул, услыхав свое настоящее имя. — Я собирался вам сразу его вернуть, да запамятовал за разговорами.

Он опустил руку в поясную сумку, нащупал оплавленный наконечник болта и метнул его по столу так, что тот с грохотом покатился к Финну. Колдун вскочил на ноги, накрыл наконечник ладонью, потом поднес его к глазам.

— О, проклятье тебе, сын Хольгера! — прошипел он.

— Что это? — спросил Стюрмир, наклонившись к колдуну.

— Смотри! — воскликнул тот.

— Проклятье! — завопил и Стюрмир. — А я-то рассчитывал отыскать ее!

— Теперь не получится, — сказал Финн дрогнувшим голосом. — Серебро потеряло свою силу. Кто научил тебя сделать это, Торлейв, сын Хольгера? Ибо не мог ты сам, своим умом, дойти до такого. Старуха, старуха, старая ведьма!.. Она почуяла мой наговор, она пела мне во вред! Сломала мою ворожбу. И ты все это знаешь, сын Хольгера!

— Мне, право, жаль, — насмешливо сказал Торлейв. Под столом он ощупал рукоять Задиры. Тот отозвался на прикосновенье, рукоять сама удобно легла в ладонь.

— Я сделаю новый! — пообещал Финн. — За три ночи сделаю! Повторю сочетанье рун и наложу другое заклятье.

— Но полнолуние сегодня! — Круглое лицо Стюрмира вытянулось.

— Именно так, — подтвердил Финн. — Но что же ты хочешь от меня? Не в моих силах запретить Мани выходить на небосклон.

— Мне плевать на вашу ворожбу и на ваши полнолуния! — стукнув кулаком по столу, вскричал Нилус из Гиске. — Этот щенок должен ответить за свою наглость! Скажи, сын Хольгера с Пригорков, ты ведь уже догадался обо всем? Вижу по твоим глазам, что да: я хорошо изучил вашу мужичью породу. Но не надейся, что сможешь отвертеться; ты ответишь за всё.

— Спокойно! — Стюрмир пытался сдержать накалявшиеся страсти. — Настанет время, и он за всё ответит! После тинга.

— Где девчонка? — рявкнул Нилу с. — Почему ее до сих пор нет? Уж не сбежала ли?

Тут дверь распахнулась, и на пороге появилась Вильгельмина, одетая в теплую отцову куртку, с кружкою пахты в руках. Торлейв вскочил. А он надеялся, что она давно покинула усадьбу! Страх горячей волной ударил ему в виски.

— Я принесла, что ты просил, — сказала Вильгельмина. — Прости, что так долго, пришлось ходить в погреб. Пахта холодная, может, подождешь, пока согреется?

— Что-то я расхотел пить, извини, Мина, — проговорил Торлейв. — Полагаю, мне и в самом деле пора домой. Тетка беспокоится, когда я поздно возвращаюсь.

— Торве?.. — Вильгельмина смотрела на него растерянно.

Он прошел вдоль стола и встал рядом с нею, сильно сжав ее локоть.

— Правильно, — закивал Стюрмир. — Ступай, парень с Пригорков. Завтра тяжелый день, встретимся на похоронах.

— Стюрмир, — начал Нилус, — ты хочешь его отпустить после всего, что…

— Заткнись, — оборвал тот. — Что он может кому-то сказать? Кто будет слушать его бред? Ступай, плотник, ступай себе. Увидимся завтра.

— Выйдешь меня проводить? — спросил Торлейв, глядя Вильгельмине в глаза и подталкивая ее к двери.

— Конечно.

Она поставила кружку на стол и вышла в сени вместе с Торлейвом.