Явился паук

Паттерсон Джеймс

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ВСПОМНИТЕ МЭГГИ РОУЗ

 

 

Глава 60

— Пап, ну давай еще разок посмотрим, — умолял Деймон. — Ну пожалуйста!

— Нет уж, теперь посмотрим новости. Узнаем о жизни что-нибудь новое, помимо вашего Бэтмена и прочих.

— Ну смешной же фильм, — убеждал Деймон.

— Новости — тоже! — сообщил я сыну маленький секрет.

Я не говорил Деймону, что нахожусь в ужасном напряжении из-за того, что в понедельник мне предстоит выступать в суде.

В тот вечер по телевидению передали, что Томас Данн намерен выставить свою кандидатуру на выборах в сенат Калифорнии. Что это — попытка вновь вернуться к активной жизни? Возможно ли, чтобы он был сам замешан в похищении? Пока я не пришел ни к какому выводу. Я просто сходил с ума из-за того, что слишком уж много фактов имело отношение к похищению. Может быть, сообщение из Калифорнии содержало нечто большее, чем казалось на первый взгляд? Ведь я дважды обращался с просьбой разрешить провести расследование в Калифорнии, и оба раза просьбу отклонили. Джеззи имела связи в Калифорнии и пыталась помочь мне, но пока ничего не выходило.

Итак, сидя на полу в гостиной, мы смотрели новости. Джанель и Деймон прижались ко мне. Перед этим мы крутили кино «Полицейский в детском саду» — в десятый, если не в двадцатый раз. Дети считали, что вместо Арнольда Шварценеггера там должен был быть я, но, по-моему, как комический актер Арнольд гораздо лучше. Вообще-то мне он больше нравился в «Бенджи» или в «Леди и бродяге».

На кухне Нана играла в карты с тетушкой Тиа. Со своего места я видел телефон со снятой трубкой — чтобы избавиться от звонков репортеров и разных придурков. Все звонки сводились к одному: буду ли я гипнотизировать Сонеджи-Мерфи в переполненном зале суда? Сможет ли он тогда рассказать, что случилось с Мэгги Роуз Данн? Как я думаю — психопат или социопат Сонеджи? Но я не собирался отвечать на вопросы.

Звонок в дверь раздался в час ночи. Нана поднялась наверх задолго до этого. Деймона и Джанель я уложил около девяти, почитав им на ночь волшебные сказки Дэвида Маколея «Черное и белое».

Пройдя через темную гостиную, я отдернул занавеску. Там стояла Джеззи — точна, как всегда. Я вышел на веранду и обнял ее.

— Пошли, Алекс, — прошептала она.

У нее был план. Она утверждала, что ее план — «никаких планов», но такое редко бывало с Джеззи.

В ту ночь мотоцикл просто летел над дорогой. Мы неслись на такой скорости, что остальной транспорт казался застывшим в пространстве. Позади оставались темные дома, лужайки, скверы. Мотоцикл на третьей крейсерской скорости гудел под нами ровно и спокойно, свет фары плясал по мостовой. Джеззи на лету сворачивала в разные проулки, затем, когда с четвертой скорости мы перешли на пятую и понеслись по бульвару Джорджа Вашингтона, стрелка спидометра указывала сто двадцать миль в час, а на 95-й улице — сто тридцать. Как-то Джеззи обмолвилась, что никогда не ездит со скоростью меньше ста миль в час, и я ей верил.

Так, не останавливаясь, мы как будто пронеслись сквозь пространство и время и приземлились у бензоколонки в Ламбертоне, Северная Каролина. Было шесть утра. Должно быть, мы выглядели несколько странно: негр с белокожей блондинкой и мощный мотоцикл. Работник бензоколонки, казалось, был слегка не в духе. Это был паренек лет двадцати, с наколенниками для катания на скейте поверх голубых джинсов, коротко обритый с высоким гребешком. Таких парней полно на побережье Калифорнии, но никак не здесь. Интересно, как это мода столь быстро докатилась до Ламбертона в Северной Каролине? Наверное, идеи носятся в воздухе.

— С добрым утречком, Рори, — улыбнулась ему Джеззи.

Затем подмигнула мне, кивнув на насосы:

— Смена Рори — с одиннадцати до семи. На пятьдесят миль вокруг это единственная станция, которая работает в это время. — Она понизила голос: — Откровенно говоря, у Рори можно купить все, что может понадобиться ночью, — шмелей, черных красавиц, диазепам…

Она говорила низким голосом с подчеркнутой медлительностью, завораживая слух. Белокурые волосы красиво растрепались.

— Экстаз, метамфетамин гидрохлорид, — продолжала она перечисление.

Рори покачал головой, будто она спятила. Думаю, он был к ней неравнодушен. Откинув со лба воображаемые волосы, он выразительно воскликнул:

— Ох, люди, люди!

— Не волнуйся по поводу Алекса, — с улыбкой успокоила его Джеззи. — С ним все в порядке. Просто еще один коп из Вашингтона.

— О Господи! Чтоб тебя! Черт тебя возьми, Джеззи, и твоих дружков-копов! — Торчащие волосы делали Рори дюйма на три выше, а сейчас будто встали дыбом. Он крутанулся на каблуках, будто его ткнули горящим факелом. Работая в кабинете «скорой помощи» бензоколонки, он повидал массу чокнутых. Мы тоже были в его глазах психами. Рассказывай! Какие еще друзья-копы!

Меньше чем через четверть часа мы оказались в домике Джеззи на озере. Это был небольшой коттедж у самой воды, окруженный березами и елями. Погода стояла великолепная: бабье лето наступило намного позже обычного — следствие глобального потепления.

— А ты мне не говорила, что владеешь усадьбой, — заметил я, спускаясь к домику по живописной тропинке.

— Не совсем так. Мой дед оставил этот домик моей матери. Он был местным разбойником и вором. Из нашей семейки у него у единственного водились денежки. За преступления ведь платят.

— Похоже на то.

После езды на мотоцикле я с удовольствием разминал мышцы. Мы вошли в дом. Дверь оказалась незапертой, что заставило меня призадуматься.

Джеззи слазила в холодильник, который оказался битком набит, затем поставила кассету Брюса Спрингстина и вышла наружу. Я проследовал за ней к мерцающей темно-голубой воде. Там была построена новая пристань: узенький мосточек вел к широкой палубе со столом и стульями. Я наслаждался музыкой из альбома «Небраска».

Меж тем Джеззи стащила ботинки, а вслед за ними и полосатые гольфы. У нее были красивые спортивные ноги и длинные узкие ступни изумительной формы. Настоящая леди из университета Флориды, Майами, Южной Каролины или Вандербильта. Я не находил в ней ни одного изъяна.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но температура воды — не ниже семидесяти пяти, — приветливо улыбнулась она.

— А точнее?

— По-моему, так. На поверхности. Ну что, кто смел — тот и съел?

— А что скажут соседи? Честно говоря, у меня нет ни плавок, ничего…

— А это и был мой план: никаких планов! Представляешь, всю субботу провести безо всяких судов и интервью прессе. Без Даннов. Они достали меня за неделю. Эти жалобы на расследование накануне разбирательства… А тут — никаких похищений. Только мы вдвоем — в самой сердцевине… непонятно где…

— Отлично сказано — Непонятно Где. — Я посмотрел вдаль, туда, где ели встречались с линией горизонта.

— Так и назовем это место — Непонятно Где, Северная Каролина.

— Джез, я серьезно — как насчет соседей? Мы ведь в Тархил-Стейт? Не хотелось бы дегтя на подметках…

Она улыбнулась:

— Здесь никого в радиусе двух миль. Поверь, других домов нет. К тому же еще слишком рано, разве что на рыбаков наткнемся.

— С парой местных рыбаков тоже не хотелось бы встречаться — а то примут меня за большого черного окуня. Я ведь читал «Избавление» Джеймса Дики.

— Здесь рыбачат только на южном побережье. Верь мне, Алекс! Дай помогу тебе раздеться.

— Ладно, давай разденем друг друга. — Я подчинился ей и наступавшему чудесному утру.

На берегу озера мы раздели друг друга. Утреннее солнце слегка припекало, я чувствовал, как мою кожу ласкает легкий ветерок с озера. Я поболтал ногой в воде — нет, Джеззи не преувеличила температуру.

— Видишь, я не соврала. Я никогда не вру! — сообщила она с милой улыбкой, затем изящно нырнула, почти не оставив брызг.

Я последовал за ней — туда, где на поверхности воды показались пузырьки воздуха. Уже под водой я представил себе нас: чернокожий мужчина и красивая белая женщина плавают вместе… В самом сердце Юга. В тысяча девятьсот девяносто третьем году. Какое безрассудство! Или мы оба сошли с ума? Неужели мы не правы? Так сказали бы многие или, по крайней мере, подумали бы… Но почему? Разве мы причиняем кому-нибудь зло тем, что мы вместе?

На поверхности вода была теплой, но внизу, на глубине пяти-шести футов, значительно холоднее. Она была сине-зеленой. Где-то на дне били ключи: нырнув, я чувствовал, как упругие струи омывают мое тело.

Насколько сильно мы влюблены друг в друга? Что я чувствую сейчас? — такая мысль вдруг пронзила меня, и я вынырнул на поверхность.

— А ты дотронулся до дна? Когда ныряешь в первый раз, нужно дотронуться до дна!

— А если нет, то что?

— То ты дохлый цыпленок, и утонешь или заблудишься в густом лесу, и будешь там плутать до конца своих дней. Правда-правда! Я такое наблюдала много раз, здесь, в Непонятно Где.

Мы резвились как дети. Накануне мы слишком много работали. Слишком много — в течение целого года. У пристани была кедровая лестница, чтобы легче выбираться из воды. Она была сколочена недавно — чувствовался запах свежего дерева. Но щепок не было. Интересно, не сама ли Джеззи сколотила ее — когда была в отпуске накануне похищения…

Мы держались за лестницу и друг за друга. Вдалеке забавно кричали утки. Поверхность воды подернулась легкой рябью. Маленькие волны разбивались о подбородок Джеззи.

— Мне нравится, когда ты такой… Такой уязвимый! — шептала она. — Ты сейчас раскрываешься по-настоящему…

— Все последние события кажутся мне нереальными, — делился я с Джеззи. — Похищение. Поиски Сонеджи. Расследование в Вашингтоне…

— В данный момент есть только одна реальность: мы вместе, и мне это нравится. Вот так. — И Джеззи положила голову мне на грудь.

— Тебе правда нравится?

— Правда. Видишь, как все просто? — Она указала на живописное озеро, окруженное островерхими елями. — Разве ты не замечаешь? Вот это — настоящее. Поэтому все так чудесно. Я обещаю, что никакие рыбаки нас не потревожат.

И Джеззи оказалась права. Впервые за последнее время я чувствовал, что все будет хорошо — все, что начнется с этого чарующего момента. Здесь все было так медлительно и просто, как только возможно. И никто из нас не желал конца выходных.

 

Глава 61

— Я детектив полиции Вашингтона, должность — начальник сыскного отдела. Мне поручаются задания по расследованию преступлений, где требуется знание психологии, — так я начал свое выступление в переполненном молчаливом зале суда в понедельник утром. Выходные на озере уже отошли в далекое прошлое. На моем лбу выступили капельки пота.

— Объясните нам, почему именно вам поручают подобные задания, — попросил Энтони Натан.

— Я психолог и имел частную практику, прежде чем прийти в полицию, — пояснил я. — До этого еще занимался сельским хозяйством. В течение года был фермером.

— А где вы получили докторскую степень? — настаивал на своем Натан, желая произвести впечатление на аудиторию.

— Как вам известно, мистер Натан, в университете Джона Хопкинса.

— Один из лучших университетов страны, в этой части страны, разумеется, — прокомментировал Натан.

— Возражаю. Это мнение мистера Натана, — внесла Мэри Уорнер справедливое уточнение. Судья Каплан приняла возражение.

— Вы также публиковали статьи в «Архивах психиатрии» и «Американском психиатрическом журнале», — продолжал Натан, полностью игнорируя замечание мисс Уорнер и судьи Каплан.

— Я действительно написал несколько статей, но не вижу в этом ничего примечательного. Многие психологи публикуются.

— Но не в «Журнале» и «Архивах», доктор Кросс. На какую тему были ваши статьи?

— Об умственных способностях преступников. Чтобы напечататься в так называемых научных журналах, большого ума не надо.

— Восхищаюсь вашей скромностью, доктор Кросс, честное слово. Будьте любезны, скажите мне следующее: вы наблюдали за мной в течение последних недель. Как бы вы охарактеризовали меня?

— Для этого необходимо провести несколько индивидуальных сеансов, мистер Натан. Я не уверен, что вы в состоянии их оплатить.

В зале раздался смех, даже судья Каплан, казалось, обрадовалась минутному оживлению.

— А что, можно рискнуть! — нашелся Натан. У него гениально изобретательный ум: он демонстрировал, что я не заранее припасенный эксперт, а независимый свидетель.

— Вы невротик, склонный к поиску окольных путей, — улыбнулся я.

Повернувшись лицом к присяжным, Натан воздел вверх обе руки:

— Вы видите — свидетель абсолютно честен! Сегодня утром мне устроили бесплатный сеанс.

Из ложи присяжных послышался смех. Мне подумалось, что кое-кто из них уже изменил мнение об Энтони Натане и, возможно, о его клиенте. Сначала адвоката откровенно не принимали. А сейчас особенно ярко проступило обаяние его личности. Он работал на своего клиента, демонстрируя блестящий профессионализм.

— Сколько сеансов вы провели с Гэри Мерфи? — Он пошел в атаку. Гэри Мерфи, а не Сонеджи.

— Пятнадцать сеансов за три с половиной месяца.

— Полагаю, этого достаточно, чтобы составить о нем мнение?

— Психиатрия не относится к точным наукам. Мои предварительные выводы нуждаются в подтверждении.

— И каковы же эти выводы?

— Возражаю! — возникла по-деловому суровая Мэри Уорнер. — Детектив Кросс только что заявил, что желал бы провести еще несколько сеансов, чтобы вынести окончательное медицинское заключение!

— Отклоняется! — возразила судья Каплан. — Доктор Кросс сказал, что имеет предварительное мнение. Хотелось бы его услышать.

— Доктор Кросс, — продолжал Натан, как будто его не перебивали. — Вы, в отличие от других психологов и психиатров, наблюдали Гэри Мерфи с самого начала как врач и офицер полиции.

— Ваша честь, мистер Натан намеревается задать вопрос? — вновь перебила обвинитель, явно теряя терпение.

— Это так, мистер Натан?

Энтони Натан, хрустнув пальцами, повернулся к Мэри Уорнер:

— Вопрос? Не беспокойтесь! — И вновь повернулся ко мне. — Как офицер полиции, с самого начала занятый в этом деле, и как опытный психолог, можете ли вы высказать свое мнение о Гэри Мерфи?

Я бросил взгляд на Сонеджи-Мерфи. Сейчас он был Гэри Мерфи. В данную минуту на скамье подсудимых сидел симпатичный добропорядочный провинциал, которого втянули в такой кошмар, что хуже некуда.

— Вот мои первые чисто человеческие впечатления, — начал я. — Меня потрясло похищение детей учителем. Это было абсолютное злоупотребление доверием, даже нечто худшее. Я видел своими глазами изуродованное тело Майкла Голдберга и никогда этого не забуду… Я беседовал с мистером и миссис Данн об их дочери, и у меня такое чувство, будто я знал Мэгги Роуз лично. Я также видел жертвы в домах Тернеров и Сандерсов.

— Возражаю! Возражаю! — вскочила на ноги Мэри Уорнер.

— Принимается. — Судья Каплан смерила меня ледяным взглядом. — Сотрите эту запись. Присяжные должны быть объективны, а у нас пока нет доказательств, что подзащитный имеет отношение к этим убийствам.

— Вы просили дать честный ответ, — обратился я к Натану, — вы хотели услышать, что я думаю. Вот об этом я и говорю.

Кивнув, Натан подошел к ложе присяжных и оттуда объявил:

— Да-да, вы искренни, вы абсолютны честны, доктор Кросс, нравится мне это или нет. Нравится это Гэри Мерфи или нет. Вы просто на редкость правдивы. И я не собирался прерывать вашу речь, покуда этого не сделает обвинитель. Будьте так добры, продолжайте.

— Я страстно жажду поймать похитителя. Этого желает вся Группа по спасению заложников. Для большинства из нас это близкое, личное дело.

— Итак, вы ненавидите похитителя. Стало быть, вы хотите, чтобы он получил максимальное по закону наказание?

— Хотел и хочу.

— Вы участвовали в задержании Гэри Мерфи. Он был обвинен в тяжких преступлениях. Затем неоднократно встречались с ним. Что вы сейчас думаете о Гэри Мерфи?

— Честно говоря, не знаю, что и думать.

Энтони Натан не упустил своего шанса:

— У вас возникли сомнения?

Мэри Уорнер немедленно внесла поправку:

— Это намек! Вы направляете свидетеля.

— Присяжные не придадут этому значения, — отреагировала судья Каплан.

— Опишите свои чувства по отношению к Гэри Мерфи на данный момент. Изложите ваше профессиональное мнение, доктор Кросс, — попросил Натан.

— Для меня все еще неясно, кто он — Гэри Мерфи или Гэри Сонеджи. Я не уверен полностью, но в принципе допускаю возможность того, что мы имеем дело со случаем раздвоения личности.

— А если это и есть раздвоение личности?

— В таком случае Гэри Мерфи может не ведать, что творит Сонеджи. И в то же время он может быть одареннейшим социопатом и обманывать всех нас, и вас в том числе.

— Хорошо. Я принимаю все ваши сомнения и допущения, и чем дальше, тем больше.

Натан сложил у груди руки так, будто зажал в них маленький мячик. Ему явно хотелось вытянуть из меня что-нибудь более определенное.

— Ваши сомнения представляются основательными, не так ли, доктор Кросс? Именно вы могли бы помочь присяжным принять верное решение. Я хочу, чтобы вы загипнотизировали Гэри Мерфи! — провозгласил Натан. — Да, прямо здесь, в зале суда. Мы дадим присяжным возможность решить все самим. Я абсолютно убежден, что когда эти люди увидят все своими глазами, они непременно найдут верное решение. Так вы согласны, доктор Кросс?

 

Глава 62

На следующее утро в зал суда были принесены два простых красных кожаных кресла для Гэри и для меня. Чтобы помочь ему расслабиться, убрали верхний свет. Перед нами обоими включили микрофоны. Судья Каплан не допустила особых послаблений.

Конечно, можно было бы представить суду видеокассету с записью сеанса, но Гэри сам хотел, чтобы его загипнотизировали прямо в зале суда. Того же хотел его адвокат.

Я решил вести сеанс так, будто Сонеджи-Мерфи находится в своей камере, чтобы наличие зрителей не отвлекало его внимания. Никакой уверенности, что это сработает, и исход будет удачным, не было. Чувствуя спазмы в желудке, я уселся в кресло и попытался отрешиться от публики. Я небольшой любитель выступать на сцене, особенно сейчас.

Раньше для гипноза я использовал простую вербальную технику и сейчас начал с того же. Гипноз — не такая уж сложная штука, как принято думать.

— Гэри, сядьте поудобнее и расслабьтесь, а там посмотрим, что у нас получится.

— Я постараюсь. — Ответ прозвучал трогательно и искренне. На нем был синий костюм, белая рубашка и полосатый галстук. Он походил на адвоката куда больше, чем настоящий адвокат.

— Я попытаюсь снова загипнотизировать вас, поскольку мистер Натан полагает, что это поможет делу. Вы говорили, что и сами верите в это. Я прав?

— Да, правы, — подтвердил Гэри. — Я очень хочу сказать вам правду… Я бы сам хотел ее узнать.

— Хорошо, тогда начинайте считать от сотни в обратном порядке. Как мы раньше делали… Вы почувствуете, что расслабляетесь. Начинайте.

Гэри начал считать.

— Глаза закрываются. Вы расслабляетесь… засыпаете… дыхание глубокое… — Мой голос становился все спокойнее и тише, все монотоннее. В зале стояла такая тишина, что слышалось равномерное гудение кондиционера.

Наконец Гэри перестал считать.

— Как самочувствие? Все в порядке?

Его карие глаза заблестели и увлажнились. Он чрезвычайно легко переходил в состояние транса, хотя невозможно было знать наверняка, не игра ли это.

— Все в порядке. Я чувствую себя хорошо.

— Если по какой-либо причине захотите прервать сеанс, то вам известно, как это сделать.

— Да, знаю. Хотя все хорошо, — отвечая, он слегка кивал головой. Казалось, он воспринимает мою речь лишь наполовину. Учитывая сложную ситуацию, в которой мы находились, почти невозможно было представить себе, чтобы он притворялся.

— В прошлый раз мы говорили о вашем пробуждении у «Макдональдса». Вы говорили, что очнулись, как будто после сна. Вспоминаете?

— Да, все так и было. Я очнулся в полицейской машине около «Макдональдса». Я пришел, а там полиция… Они арестовывают меня…

— Что вы чувствовали во время ареста?

— Что это невозможно, так не может быть. Кошмарный сон… Я объяснил, что я — коммивояжер, живу в Делавэре. Думал, они меня приняли за кого-то другого. Я не преступник. Я никогда не имел дел с полицией.

— Еще мы говорили о том, что произошло перед арестом. Когда вы вошли в ресторан.

— Не знаю… Не уверен, что помню… Разрешите подумать… постараться… — Казалось, в нем происходила какая-то борьба. Что это, игра? Или ему страшно вспоминать правду?

Во время сеанса в тюрьме я был несколько удивлен, когда обнаружилась личность Сонеджи. Интересно, может ли такое произойти сейчас, учитывая неординарные обстоятельства?

— Итак, вы зашли в «Макдональдс», чтобы посетить туалет. Еще решили выпить кофе, чтобы быть внимательнее за рулем.

— Да… Я вспоминаю… Вижу себя в «Макдональдсе». Уверен, что был там…

— Вспоминайте. У нас есть время.

— Очень много народу… Весь ресторан заполнен. Я подошел к туалету. Но не вошел туда. Не помню почему. Смешно, но не помню…

— Что вы чувствовали? Что чувствовали, когда остановились перед туалетом? Помните свои ощущения?

— Я возбужден. Мне все хуже и хуже… Я чувствую, как кровь в голове пульсирует. Я очень подавлен, не знаю почему.

Сонеджи-Мерфи смотрел прямо перед собой, влево от меня. Я слегка удивился себе: так быстро забыть, что находишься перед огромной аудиторией, наблюдающей за нами обоими.

— А Сонеджи был в ресторане? Он слегка склонил голову странно трогательным движением:

— Да, Сонеджи здесь. Он в «Макдональдсе». — Гэри вдруг возбудился. — Требует кофе, но он зол… Он… по-моему, он действительно сумасшедший. Настоящий псих.

— Почему он сумасшедший? Откуда вы знаете? Что его разозлило?

— Думаю, потому… что все складывается плохо… Копам повезло… Его план провалился. Все погибло… Он чувствует себя, как Бруно Ричард Хауптманн. Он тоже проиграл.

Вот это новость! Раньше он не заговаривал о похищении. Теперь я абсолютно забыл о том, где нахожусь, и не отрывал взгляда от Гэри Сонеджи-Мерфи. Я старался говорить тихо и медленно, без тени угрозы и агрессии в голосе. Как на краю бездны: либо я ему помогу, либо свалимся оба.

— Что произошло с планом Сонеджи?

— Все пошло не так.

Он оставался Гэри Мерфи — я это видел. Он не стал Сонеджи: но Гэри Мерфи знал о действиях Сонеджи и мог под гипнозом проникнуть в его сознание.

В зале стояла мертвая тишина. Краешком глаза я видел, что аудитория сидела не шелохнувшись.

— Он осмотрел Голдберга, но мальчик был мертв. — Гэри излагал детали похищения. — Его лицо посинело. Слишком много барбитурата… Сонеджи не верил, что совершил ошибку. Он все делал так осторожно и тщательно… Консультировался с анестезиологами о дозах…

Я задал основной вопрос:

— Почему тело мальчика избито и изувечено? Что на самом деле случилось с Голдбергом?

— Сонеджи немножко спятил… Он не мог поверить в злой рок. Он бил по телу мальчика тяжелой лопатой…

То, как он говорил о Сонеджи, заслуживало доверия. Возможно, он и вправду жертва раздвоения личности — а это меняет ход судебного процесса. Тогда изменится и приговор.

— Что это была за лопата?

— Лопата, чтобы их откапывать. — Гэри говорил все быстрее и быстрее. — Они спрятаны в амбаре. У них запас воздуха на пару дней. Такое убежище… Система подачи кислорода работала отлично. Сонеджи сам все придумал. И сам сделал.

Мой пульс участился, и в горле пересохло.

— А что с девочкой? Что с Мэгги Роуз?

— С ней порядок. Сонеджи дал ей валиум, чтобы она опять заснула. Она испугана, кричала — потому что под землей темно. Там черно, как в могиле. Но не так уж там плохо. Сам Сонеджи видел и похуже… В подвале.

Здесь я должен проявить максимальную осторожность, чтобы не утратить с ним связь. Что за подвал? Я позже к этому вернусь.

— Где теперь Мэгги Роуз?

— Не знаю. — Он не колебался.

Не знаю, она мертва… Не знаю, она жива… НЕ 3НАЮ… Почему он не делится информацией? Знает, что именно это мне нужнее всего? Что все в зале хотят узнать о судьбе Мэгги Роуз Данн?

— Сонеджи вернулся за ней, — продолжал Гэри, — ФБР согласилось на десять миллионов. Обо всем условились. Но она исчезла! Когда Сонеджи вернулся, ее уже не было. ОНА ИСЧЕЗЛА! КТО-ТО ДРУГОЙ ЗАБРАЛ ЕЕ!

В зале суда началось волнение, но я сосредоточился на Гэри. Чтобы не стучать молоточком, судья Каплан встала и попыталась жестами призвать к порядку — но все оказалось бесполезно. КТО-ТО ДРУГОЙ ЗАБРАЛ ДЕВОЧКУ. ОНА У КОГО-ТО ДРУГОГО.

Я спешил задавать вопросы, покуда публика и с ней Сонеджи-Мерфи еще не окончательно вышли из-под контроля. Мой голос оставался на удивление спокойным и мягким.

— Это ТЫ откопал ее, Гэри? ТЫ спас маленькую девочку от Сонеджи? ТЫ знаешь, где теперь Мэгги Роуз?

Но он не ответил на эти вопросы. Казалось, он понимал меня с трудом, покрылся испариной, глаза засверкали.

— Нет, конечно нет. Я не имею с этим ничего общего. Это все Сонеджи… Я не могу контролировать его. Никто не может. Вы что, не понимаете?

Я наклонился вперед, ближе к нему:

— А Сонеджи сейчас здесь? Он тут, с нами? — При других обстоятельствах я бы не стал толкать его так далеко. — Могу я спросить Сонеджи, что случилось с Мэгги Роуз?

Голова Гэри Мерфи, как маятник, качалась из стороны в сторону. С ним что-то происходило, он знал что-то еще. Вдруг он сказал:

— Как жутко.

По его лицу стекал пот, волосы увлажнились.

— Все жутко. Для Сонеджи все очень плохо. Больше не могу говорить о нем! Не могу. Помогите, доктор Кросс! Пожалуйста, помогите!

— Все, Гэри, достаточно.

Я тотчас вывел Гэри из состояния гипноза — в данном случае это было единственное гуманное решение. Выбора у меня не было. И Гэри. Мерфи внезапно оказался вместе со мной в переполненном зале суда. Его глаза доверчиво глядели прямо в мои — в них был только страх.

Между тем толпа окончательно вышла из-под контроля. Стоял невообразимый шум, репортеры рванулись к телефонам сообщить последние новости. Судья Каплан напрасно стучала своим молоточком.

МЭГГИ РОУЗ ОСВОБОДИЛ КТО-ТО ДРУГОЙ. Возможно ли это?

— Все в порядке, Гэри, — сказал я успокоительно. — Я понимаю, почему вы испуганы.

Он пристально посмотрел на меня, затем обвел глазами беснующуюся публику.

— Что это было? — спросил он тихо. — Что здесь сейчас произошло?

 

Глава 63

Я частенько вспоминаю Кафку — особенно начало «Процесса»: «Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест». Именно в это Гэри Мерфи заставлял нас поверить: что он просто втянут силой в этот кошмар, а сам невинен, как Йозеф К.

Прежде чем я покинул зал суда, меня сфотографировали раз сто. Каждый борзописец нацелился со своим вопросом, но я не собирался отвечать ни на один. Не следует упускать возможность промолчать.

Жива ли Мэгги Роуз? — вот что желала знать пресса. Я не собирался произносить вслух то, что думал: по всей видимости, нет.

На выходе из здания суда я обнаружил Кэтрин и Томаса Даннов, направляющихся ко мне в окружении репортеров. Я бы не отказался поговорить с Кэтрин, но никак не с Томасом.

— Почему вы помогаете ему? — начал Томас Данн на повышенных тонах. — Вы что, не знаете, что он лжет? Что с вами сталось, Кросс?

Он явно был на пределе, лицо пошло красными пятнами, на лбу вспухли вены. Он не контролировал себя. Молчавшая Кэтрин выглядела жалкой и растерянной.

— Меня вызвали как свидетеля защиты, — пояснил я. — Я делаю свою работу, вот и все.

— Плохо же вы ее делаете! — заорал Томас Данн. — Мало того, что вы потеряли нашу дочь во Флориде, так теперь еще выгораживаете похитителя!

Я достаточно натерпелся от Томаса Данна. Ему мало травли, устроенной через прессу и телевидение. Я жаждал избавиться от его нападок так же сильно, как отыскать Мэгги Роуз.

— Да будь я проклят! — рявкнул я прямо в камеры, направленные на нас. — Всем известно, что у меня были связаны руки! Сначала я был отстранен от дела, затем, по чьей-то прихоти, возвращен. И я единственный, кто добился хоть каких-то результатов!

Я умчался от четы Даннов вниз по лестнице. Их боль понятна мне, но Данн просто добил меня. Он абсолютно не прав. Никто не желал понять элементарного факта: я был единственным, кто старался узнать правду о Мэгги Роуз. Единственным!

В конце лестницы меня нагнала Кэтрин Роуз. Она все время бежала следом. За ней неслись вездесущие репортеры, щелкая фотокамерами. Чертова пресса.

— Мне жаль, что так вышло, — сказала Кэтрин прежде, чем я успел вымолвить слово, — утрата Мэгги разрушает Тома, разрушает наш брак. Я знаю, что вы сделали все возможное. Извините нас, Алекс. Простите за все.

Странный был момент. Я взял Кэтрин Роуз за руку, поблагодарил ее и пообещал и впредь делать все от меня зависящее. Нас окружили фотографы. Тогда я ушел, категорически отказавшись объяснять, что произошло между Кэтрин Роуз и мной. Молчание — лучшая месть этим шакалам.

Я направлялся домой. Я продолжаю искать Мэгги Роуз, но теперь уже в памяти Сонеджи-Мерфи. Мог ли ее забрать кто-то другой? Почему Гэри Мерфи так сказал? На пути в Саут-Ист эти мысли не оставляли меня. Возможно ли, чтобы его поведение под гипнозом оказалось блестящей игрой? Жутковатый вариант, но со счетов не сбросишь. Может, это и было частью его ужасных планов?

На следующее утро я вновь попытался загипнотизировать Гэри Мерфи. Неподражаемый доктор Кросс снова на сцене! Примерно так это прозвучало в утренних новостях. Но на сей раз гипноз не сработал: Гэри был слишком напуган — так пояснил его адвокат. Собралось чересчур много шумных зрителей. Судья Каплан даже попросила очистить зал, но это не помогло.

В тот день я подвергся перекрестному допросу со стороны обвинения, но в принципе Мэри Уорнер больше была заинтересована в моем скорейшем удалении со сцены, нежели в установлении истины. Моя роль была сыграна, что, впрочем, вполне меня устраивало.

До конца недели мы с Сэмпсоном не появлялись в зале суда, где продолжались выступления свидетелей. А мы вернулись к работе — возникли новые дела. Попутно мы разрабатывали парочку новых версий, возникших в деле о похищении. Кое-что проанализировали вновь, проводя целые часы в конференц-зале, окруженные толстыми папками. Итак, если Мэгги Роуз была увезена из Мэриленда, возможно, она еще жива. Хотя шансы невелики.

Мы снова посетили Вашингтонскую частную школу для беседы кое с кем из учительского состава. Честно говоря, нам там не особенно обрадовались. Мы разрабатывали версию о соучастнике: ведь по идее Сонеджи с самого начала мог быть не один. Быть может, принстонский дружок Саймон Конклин? Если не он, то кто же? Но в школе никто не натолкнул нас на возможного сообщника Сонеджи.

Около полудня мы покинули школу и отправились перекусить в Джорджтаун. У Роя Роджерса цыплята лучше, чем у Полковника, и горячие крылышки делают превосходно. Лично мы заказали пять порций на двоих и две бутылки коки на тридцать две унции. Мы поели за крошечным столиком близ детской площадки. После ленча можно и на качельках покачаться.

Поев, мы вознамерились прокатиться в Потомак, Мэриленд. Оставшаяся часть дня прошла в обследовании Соррелл-авеню и прилегающих улиц. Мы заглянули примерно в двадцать домов, где нас встречали безо всякого восторга. Но холодный прием не охладил наш пыл.

Никто из опрошенных не замечал поблизости ни незнакомцев, ни чужих машин. Ни в день похищения, ни до, ни после. Никто не припомнил никакого необычного грузовика, да и обычного, который развозит цветы и продукты, — тоже. Уже после полудня я отправился в Крисфилд, туда, где Мэгги и Майкла держали под землей в первые дни после похищения. Тайник? Подвал? Под гипнозом Сонеджи-Мерфи говорил о каком-то подвале. В детстве его самого запирали в подвал.

На сей раз я хотел собственными глазами увидеть ту ферму. Меня чертовски беспокоили все «нестыковки» в этом деле. Отдельные детали метались в моем мозгу, и я не знал, к чему их приложить. Мог ли кто-то другой забрать Мэгги Роуз у Сонеджи-Мерфи? Тут у самого Эйнштейна волосы встали бы дыбом, расследуй он это дело.

Осматривая окрестности зловещей фермы, я вспоминал разные эпизоды дела. Я припомнил, что именно из загородного дома был похищен сын Линдберга.

Итак, первая нерешенная проблема — сообщник Сонеджи. Второй потерянный конец — Сонеджи у дома Сандерсов и человек в машине, замеченные Ниной Серизьер. Если ей верить.

Действительно ли здесь — раздвоение личности? Мнение психологов по этому поводу разнится. Раздвоение случается чрезвычайно редко в практике. А может, это часть хитроумной византийской мозаики, любовно сконструированной Сонеджи? Может, он искусно играет обе роли?

Наконец, что же с Мэгги? Я постоянно мысленно возвращался к ней. Что случилось с девочкой? На приборной доске моего «порше» все еще стояла одна из крохотных свечек в память Мэгги, которые раздавались возле здания суда в Вашингтоне. Я зажег ее и поехал домой при тусклом колеблющемся пламени в сгущающейся тьме. Помните Мэгги Роуз.

 

Глава 64

Вечером у меня было свидание с Джеззи, мысль о котором помогала прожить день. Мы заранее сняли номер в мотеле Арлингтона. Поскольку вся городская пресса была занята судом, мы старались быть особенно осторожны, чтобы нас не застали вместе.

Джеззи приехала вскоре после меня, очень соблазнительная и сексуальная в короткой черной тунике, черных чулках и туфлях на высоком каблуке. На полных губах — яркая помада, а на щеках — румяна. В волосах поблескивала серебристая заколка. О сердце, успокойся!

— Я с официального обеда, — пояснила она, сбрасывая туфли на высоких каблуках. — Подожди минутку, Алекс! — и скрылась в ванной.

Через пару минут Джеззи выглянула. Я валялся на кровати. Напряжение покинуло меня — жизнь снова казалась прекрасной.

— Давай вместе примем ванну! Смоем дорожную пыль!

— Я не пыльный. Я такой от природы. Ванна оказалась квадратной и необычно большой. Вся она сверкала белым и голубым кафелем. Свои нарядные вещи Джеззи швырнула на пол.

— Торопишься? — спросил я.

— Угу.

Она наполнила ванну до самых краев. Вслед за паром к потолку поднялись мыльные пузырьки. Она добавила освежителя — и вода заблагоухала как розовый сад. Джеззи потрогала воду кончиками пальцев, затем обернулась ко мне. В волосах сверкала серебристая заколка.

— Что-то я нервничаю, — призналась она.

— Я думаю. Я кое-что понимаю в этом.

— Сейчас самое время для сеанса исцеления. И мы начали сеанс. Руки Джеззи поиграли с пуговицей на моих брюках, затем с молнией. Наши губы слились в поцелуе. Неожиданно Джеззи потянула меня на себя, затем вдруг резко отстранила. Ее лицо, грудь и шея покраснели — на секунду мне даже подумалось, что что-то не так. От ванны шел пар.

Я был охвачен удивлением, радостью, наслаждением, то лаская ее, то быстро отстраняясь. Она была явно взбудоражена и охвачена страстью.

— Что с тобой происходит? — спросил я в какой-то момент.

— Сердечный приступ, — прошептала она. — Придется тебе сочинить историю для полиции. Ох, Алекс!

Она потянула меня в ванну. Вода была теплая, в самый раз. Как и все остальное. Я все еще был в белье, но мой старина Питер вовсю рвался оттуда. Я стянул трусы. Мы кружились в воде лицом друг к другу. Джеззи отклонилась назад, сплетя руки над головой. С детским любопытством она вглядывалась в мое лицо. Ее шея и грудь покраснели еще сильнее. Внезапно она обхватила меня своими длинными ногами и стала толчками продвигаться вперед. Тело ее напряглось. Мы оба застонали. Вода волнами выплескивалась на пол. Она обвилась вокруг меня руками и ногами. Вода доходила мне до носа.

Затем я ушел под воду, а она осталась наверху. Я уже готов был захлебнуться. Джеззи снова застонала. Я дошел до кульминационной точки, когда мне уже не хватало воздуха. Наконец я всплыл, вдохнул, заглотнул воды и закашлялся. Джеззи спасла меня — вытащила и взяла мое лицо в руки. Благословенное облегчение!

Мы оставались в ванне, держась друг за друга, усталые и выдохшиеся. На полу воды было больше, чем в ванне.

В этот момент я чувствовал, что люблю ее все сильнее и глубже. Остальная жизнь представлялась мне темным хаосом, лишь с ней я находил спасение. Она стала для меня всем.

В час ночи я должен был выехать, чтобы вернуться домой к пробуждению детей. Джеззи все понимала. Мы собирались расставить все по местам после процесса. Она хотела поближе узнать Деймона и Джанель, и это было правильно.

— И опять я тебя теряю, — грустно промолвила она, когда я уже оделся. — Черт возьми, останься! Нет, нет, знаю, что тебе пора…

Она вынула серебристую заколку из волос и вложила мне в руку. Я вышел в ночь. Ее голос все еще звучал у меня в ушах. Вокруг была тьма.

Внезапно передо мной выросли две фигуры. Рука автоматически потянулась к кобуре. Один ослепил меня светом, другой направил прямо в лицо камеру. Журналисты разыскали нас с Джеззи — вот дерьмо! Похищение приковало к себе всеобщее внимание, так что нездоровое любопытство прессы было направлено на всех, имевших к нему малейшее отношение.

Рядом с мужчинами возникла молодая длинноволосая брюнетка с явно искусственной завивкой. Втроем они походили на съемочную группу из Нью-Йорка или Лос-Анджелеса.

— Детектив Алекс Кросс? — поинтересовался один из них, в то время как второй снимал меня. Вспышки в темноте ярко освещали все вокруг. — Мы из «Нэшнл стар», хотели бы побеседовать с вами.

Я уловил британский акцент. «Нэшнл стар» — американское издание, базирующееся в Майами.

— И какое это имеет отношение к происходящему? — поинтересовался я, вертя в кармане заколку Джеззи. — Моя личная жизнь никого не касается и не имеет отношения к новостям.

— А уж это мы сами решим, — нагло заявил обладатель акцента. — Впрочем, не знаю, товарищ. Возможно, тут ведутся тайные переговоры между Секретной службой и полицией округа Колумбия, и всякое такое.

Между тем женщина стучала в дверь мотеля, вопя громким голосом:

— «Нэшнл стар»! Откройте!

— Не выходи! — крикнул я Джеззи. Но дверь распахнулась, и на пороге появилась полностью одетая Джеззи. Она окатила женщину с кудрями волной презрения:

— Да, для вас наступил великий момент. Приближаетесь к Пулитцер.

— Ха! — развеселилась брюнетка. — Я знакома с Роксаной Пулитцер. А теперь — и с вами обоими!..

 

Глава 65

Я наигрывал попурри из произведений Кейта Свита, Хаммера, Белла Бива Деву и группы «Враги народа» на пианино. Таким образом я развлекал Деймона и Джанель с восьми утра. Была среда — середина недели, начавшейся с того, что нас с Джеззи выследили в Арлингтоне.

На кухне Нана читала свежий номер «Нэшнл стар», купленный мной специально для нее. Я все ждал, что меня призовут к ответу, но не дождался и отправился к ней сам, повелев детям оставаться на месте:

— Стоять, не двигаться! И руки вверх! Нана, как и всегда, пила чай. На столе были остатки яиц и гренок. Здесь же валялась газета. Читала она? Или нет? Ни по ее лицу, ни по состоянию газеты ничего сказать нельзя.

— Ты прочла?

— Ну, я достаточно прочла, чтобы уяснить суть. Полюбовалась твоей фотографией на первой странице, — сообщила она. — Но не думаю, что подобные газетенки читают многие. Вообще не понимаю тех, кто их покупает воскресным утром после службы в церкви.

Я уселся напротив. Меня захлестнула волна воспоминаний и чувств. Я припомнил наше с ней общее прошлое и массу разговоров вроде этого…

Нана взяла крохотный кусочек гренки и окунула его в джем. Если бы птицы были людьми, они бы ели, как бабуля Нана. Она — само изящество.

— Она — красивая и привлекательная белая женщина. А ты — красивый чернокожий мужчина, и вдобавок имеешь голову на плечах. Многим, конечно, все это не понравится, особенно фотография. Но ты ведь не удивлен?

— А что думаешь ты, Нана? Как ты к этому относишься?

Она еле слышно вздохнула и со звоном поставила на стол чашку.

— Ну что тебе сказать… Я не знаю медицинских терминов, но, по-моему, ты так и не оправился от потери матери. Я заметила это, когда ты был еще маленьким, и сейчас иногда вижу.

— Называется «синдром посттравматического стресса» — если тебя интересуют термины.

Мой медицинский жаргон заставил Нана улыбнуться. Она видела, что ее слова подействовали.

— Насколько я могу судить, с тех самых пор, как ты приехал в Вашингтон, тебя не оставляет тревога. Ты с детства был не такой, как все. Конечно, у тебя это не так резко, как бывает у детей: ты занимался спортом и подворовывал в магазинчиках со своим дружком Сэмпсоном, вы всегда выглядели крутыми. И в то же время ты помногу читал и отличался чувствительностью. Улавливаешь мою мысль? Я хочу сказать, что ты крутой только снаружи.

Далеко не всегда я соглашался с выводами Нана, но ее наблюдения отличались поразительной верностью. Я все еще не до конца приспособился к роли мальчишки из Саут-Иста округа Колумбия и все-таки кое-чего достиг. Как-никак детектив доктор Кросс.

— Я не хотел обидеть или разочаровать тебя. — Речь снова пошла об истории, пропечатанной в газете.

— Что ты, Алекс, — произнесла бабуля, — я ничуть не разочаровалась. Ты — моя гордость. Каждый день ты приносишь мне огромное счастье! Когда я вижу тебя с ребятишками, вижу, как ты работаешь, да еще знаю, что тебе не безразлично мнение старухи…

— Это, к сожалению, неотъемлемая часть полицейской рутины. В смысле — газетная история. Думаю, недельку или около того будет невыносимо, а потом все забудется.

— Нет, — мотнула головой Нана, и шапка белоснежных волос колыхнулась. — Люди этого не забудут. Некоторые из них будут напоминать тебе об этом до конца твоих дней. Как это говорится: «Не можешь изменить эпохи — не преступай ее закона».

— А в чем я преступил?

Нана ручкой ножа смахнула со стола крошки:

— Сам знаешь. Почему вы с Джеззи Фланаган что-то делаете тайком, если между вами все честно? Если ты ее любишь, то ты ее любишь. А ты ее любишь, Алекс?

Я не сразу ответил Нана. Конечно, я люблю Джеззи. Но насколько сильно? И к чему это приведет? И должно ли это куда-нибудь вести?

— Не знаю наверняка, во всяком случае, в том плане, в каком ты спросила… — пробормотал я наконец. — Мы сами пытаемся это понять. О возможных последствиях мы оба знаем.

— Алекс, если ты по-настоящему любишь ее, — заявила бабуля, — то я тоже люблю ее. Я люблю тебя, Алекс. Просто иногда ты берешься рисовать на слишком большом холсте. Иногда ты уж слишком ярок, чересчур своеобразен — во всяком случае, для мира белых.

— За это ты меня и любишь, — констатировал я.

— Это лишь одна из причин, мой милый. В то утро мы с бабулей долго не вставали из-за стола. Мы сидели вдвоем: я — огромный и мускулистый, и моя хрупкая, изящная, но тоже очень сильная Нана. И все было как раньше, в том смысле, что ты никогда не повзрослеешь, покуда рядом мама и папа, или же бабушка с дедушкой, и уж конечно, если рядом бабуля Нана.

— Спасибо, старушка, — сказал я с нежностью.

— Гордись этим! — как всегда, последнее слово оставалось за ней.

В то утро я несколько раз пытался дозвониться до Джеззи, но ее не было дома или она не брала трубку. Автоответчик был отключен. Я все вспоминал нашу ночь в Арлингтоне. Как она была возбуждена, взволнована… До приезда «Нэшнл стар».

Я хотел поехать к ней домой, но передумал. Хватит с нас фотографий и статей в газетенках, покуда процесс не окончен.

На службе в тот день со мной почти никто не разговаривал. Если раньше я сомневался, то теперь сомнения рассеялись: я осознал, насколько все серьезно. Это был удар. Я направился к себе в кабинет и просидел там долгое время в четырех стенах с чашкой кофе, глядя на стены, покрытые записями моих соображений о похищении. Я испытывал одновременно чувство вины, возмущения и бешеной злобы. Хотелось бить стекла, что я и делал раза два после того, как убили Марию.

Сидя за своим казенным письменным столом спиной к двери, я вперил глаза в свое недельное расписание, но не видел перед собой ничего.

— А-а, наслаждаешься одиночеством, скотина, — послышался за спиной голос Сэмпсона. — Твой вид навевает тоску. Ах ты, чертов кусок жареного мяса.

— Уж не думаешь ли ты, что все понимаешь? — спросил я, не оборачиваясь.

— Я думал, ты поговоришь со мной, когда сочтешь нужным, — заявил деликатный Сэмпсон. — Ты знал, что я знал о вас двоих.

Мой взгляд был прикован к следам, оставленным кофейной чашечкой на планах. Эффект Браунинга? Да что, наконец, происходит? Или память и все остальное подводят меня в последнее время?

Я развернулся и уставился на Сэмпсона. Он вырядился в кожаные брюки, черную нейлоновую фуфайку и старомодную шляпу. Наряд эффектно дополняли солнцезащитные очки. Он явно старался быть очаровательным и отзывчивым.

— Как ты думаешь, что происходит? — спросил я. — Что они говорят?

— Никто не испытывает восторга от того, как продвигается это дерьмовое дело о похищении. Слишком мало народу полетело сверху. Думаю, они подыскивают агнцев для заклания. Наверняка ты будешь одним из них.

— А Джеззи? — Но я уже знал ответ.

— И она — за то, что якшается с ниггером. Похоже, не все новости до тебя дошли.

— Что там еще?

Коротко выдохнув, Сэмпсон поведал мне свежие новости:

— Она неожиданно исчезла, возможно, ушла из службы. Это произошло лишь час назад, Алекс. Никто не знает наверняка, сама прыгнула или подтолкнули.

Я тотчас набрал номер офиса Джеззи. Секретарша ответила, что сегодня ее не будет. Я позвонил домой. Ответа не было.

Тогда я поехал туда, пару раз превысив скорость по дороге. По радио вещал Дерек Мак-Гинти. Мне нравится его голос, особенно если не вслушиваться в слова.

Дома у Джеззи никого не было. Спасибо, хоть журналисты не бродили вокруг. Видимо, нужно ехать в ее домик на озере. Я позвонил в Северную Каролину с уличного телефона, и местная телефонистка ответила, что номер отключен.

— Когда это произошло? — изумился я. — Только ночью я по нему разговаривал!

— Сегодня утром, — был ответ. — Он был отключен только сегодня утром. Джеззи исчезла.

 

Глава 66

Скоро должны были огласить приговор по делу Сонеджи-Мерфи. Одиннадцатого ноября присяжные удалились на совещание и вернулись лишь через три дня. Не прекращались слухи о том, что они никак не могли решить, виновен или невиновен подсудимый. Весь мир между тем пребывал в ожидании.

Утром Сэмпсон заехал за мной, и мы отправились в суд вместе. На улице вновь была теплынь, после краткого похолодания, предвещавшего наступление зимы. Я не переставал думать о Джеззи даже на подъезде к Индиана-авеню. Уже неделю я не видел ее и гадал, не приедет ли она в суд услышать приговор. Она сообщила мне, что находится в Северной Каролине. И это было все. Я вновь в одиночестве, от которого уже отвык.

Джеззи у здания суда я не обнаружил, зато узрел, как из серебристого «мерседеса» выбирается Энтони Натан собственной персоной. Настал его звездный час. Борзописцы буквально слетелись к нему, как голуби к помойке.

Журналисты и телевизионщики попытались также заполучить нас с Сэмпсоном, прежде чем мы укроемся в здании суда. Мы отнюдь не жаждали давать интервью.

— Доктор Кросс! Пожалуйста, доктор Кросс! Я узнал этот визгливый голос: он принадлежал корреспондентке с местного телевидения. Пришлось остановиться — нас окружили сзади, спереди и с боков. Сэмпсон пропел: «Никуда, никуда не сбежать».

— Доктор Кросс, как вы думаете, ваши показания помогут Гэри Мерфи избежать петли? Вы намеренно помогали ему выйти сухим из воды?

У меня внутри словно что-то щелкнуло.

— Мы счастливы участвовать в суперигре! — Я скроил серьезную мину и уставился прямо в объективы камер. — Алекс Кросс намерен целиком сосредоточиться на ней. Остальные сами о себе позаботятся. Алекс Кросс благодарит Господа Всемогущего за возможность поиграть на таком уровне.

Я слегка поклонился журналисту, задавшему столь ценный вопрос:

— Вы поняли, о чем речь? Вам все ясно?

А Сэмпсон сообщил с широкой улыбкой:

— Что до меня, так я готов принять материальную помощь в виде теннисных туфель и безалкогольных напитков.

И мы продолжили путь в здание суда. В фойе стоял невообразимый шум, ударивший по барабанным перепонкам. Публика здесь двигалась и толкалась, но относительно цивилизованным способом — как ребята в черных смокингах, которые интеллигентно пихают вас в спину в Центре Кеннеди.

Дело Сонеджи-Мерфи было не первым случаем в судебной практике, когда защита выдвинула феномен раздвоения личности в качестве своего аргумента. Впрочем, пожалуй, это был наиболее знаменитый случай. Действительно, вопрос о степени виновности возникал на уровне эмоций, что создавало серьезные трудности при вынесении приговора. Если Гэри Мерфи невиновен, как можно обвинять его в похищении и убийстве? Адвокат приложил все усилия, чтобы этот вопрос засел в сознании у каждого.

Натана я увидел наверху. Он надеялся, что все в этом деле довел до конца.

— Ясно, что существуют две личности, борющиеся друг с другом в мозгу подсудимого, — заявил он присяжным в своем заключительном слове. — Один из них невинен, как и мы с вами. Нельзя обвинять Гэри Мерфи в похищении или убийстве. Он — порядочный человек, муж и отец. Гэри Мерфи невиновен!

Для юристов все это выглядело величайшей дилеммой. Быть может, Гэри Сонеджи-Мерфи — великолепный актер и опаснейший социопат? Быть может, он прекрасно контролирует себя и отвечает за свои действия? Был ли у него сообщник при похищении и убийстве ребенка? Или же он с самого начала действовал в одиночку?

Правды не знал никто, кроме самого Гэри. Ни эксперты-психологи, ни полиция, ни пресса. Ни даже я.

Как же решат присяжные его судьбу?

Первым крупным событием этого дня было появление Гэри в переполненном зале суда. Он выглядел как обычно: чисто выбрит и одет в простой синий костюм, словно провинциальный банковский служащий. У него по-мальчишески открытый взгляд, словно и не его обвиняют в похищении и убийстве ребенка.

Раздались хлопки аплодисментов. Даже похитители детей в наши дни могут вызывать восхищение. Процесс привлек внимание именно своей таинственностью и патологическими вывертами.

— Кто сказал, что в Америке нет своих героев? — прокомментировал Сэмпсон. — Свихнувшиеся ослы! Глянь, как горят их поросячьи глаза! Перед ними — новый, усовершенствованный Чарли Мэнсон! Вместо неистового хиппи — неистовый яппи!

— Сын Линдберга, — напомнил я Сэмпсону. — Интересно, может, такой оборот дела входил в его планы? Может, это часть его пути к всемирной славе?

В зал суда вошли присяжные, выглядевшие измученными и болезненно напряженными. Что же они решили — вчера, далеко за полночь? Один из присяжных по пути к месту за перегородкой из темно-красного дерева споткнулся и упал на одно колено. Процессия приостановилась. Этот краткий эпизод ясно обозначил уязвимость и человечность происходящего.

Бросив взгляд на Сонеджи-Мерфи, я уловил слабую улыбку, скользнувшую по его губам. Что это — маленький промах? Какие мысли бродят в его голове? Какого приговора он ожидает? Так или иначе, но Гэри Сонеджи, Плохой Мальчишка, не мог не оценить иронии происходящего. Ведь все состоялось: свершилась фантастическая постановка с ним в главной роли. Это его звездный час.

ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!

— Господа присяжные вынесли приговор? — поинтересовалась судья Каплан, когда измученные присяжные расселись по местам.

В ответ ей был передан маленький сложенный лист бумаги. Она прочла приговор с непроницаемым лицом, затем листок вновь вернулся к присяжным. Процесс есть процесс.

Глава присяжных начал речь слегка дрожащим, но твердым голосом. Это был почтовый служащий по имени Джеймс Хикин, лет пятидесяти пяти. У него было красное, почти малиновое лицо, что свидетельствовало о повышенном кровяном давлении либо о сильнейшем стрессе, который он в данный момент испытывал.

Джеймс Хикин провозгласил:

— Мы признаем подсудимого виновным в похищении двоих детей. МЫ признаем подсудимого виновным в убийстве Майкла Голдберга.

Имени Мерфи Джеймс Хикин не произнес: просто «подсудимый».

Зал суда пришел в состояние неописуемого волнения. Шум усиливало эхо, отдающееся от мраморных колонн. Журналисты рванули к телефонам. Мэри Уорнер принимала поздравления от ликующих членов своей команды. Энтони Натан с ассистентами быстро удалился, чтобы избежать вопросов.

Затем на выходе из зала суда разыгралась мучительная сцена. Когда охрана уводила Гэри, к нему подбежала жена, Мисси, и маленькая дочка Рони. Они все втроем обнялись и, не таясь, зарыдали. Раньше я не видел, чтобы Гэри плакал.

Если это и была сцена, то абсолютно безукоризненная, чрезвычайно правдиво сыгранная и в удачном месте — прямо перед зрителями зала. Я не мог отвести от них глаз. Наконец двое охранников буквально вырвали его из объятий жены и дочери и вывели вон.

В этой сцене не было ни одного фальшивого жеста. Гэри был абсолютно поглощен женой и дочкой и ни разу не обернулся к зрителям. Это было великолепно.

Может быть, он невиновен и напрасно обвинен в похищении и убийстве?

 

Глава 67

— «Напряжение, напряжение…», — Джеззи вслух мурлыкала мелодию, спускаясь по извилистой горной дороге без тени осторожности или страха. На каждом повороте она наклонялась вместе с мотоциклом почти вровень с землей, но продолжала ехать на четвертой скорости. Все вокруг — темные ели, валуны, телефонные провода над головой — сливалось в непрерывном движении. Все выглядело таким нереальным. Ей казалось, что она пребывает в состоянии свободного падения уже год, а может, и всю жизнь. Значит, скоро столкнется с землей.

И всем невдомек, каково это — быть так долго под таким давлением. Еще будучи ребенком, она страшно боялась совершить хоть малейшую оплошность — ведь если она не будет идеальной маленькой Джеззи, мамочка с папочкой не станут любить ее.

Крошка Джеззи — само совершенство.

«Лучшее — враг хорошего», «Хорошее — враг великого», — любил ежедневно повторять ее папаша. И она была примерной ученицей, всегда в потоке «А», она была Мисс Популярность, первой на любой скоростной трассе, которую только могла выискать. Несколько лет назад Билли Джоел записал свой хит «Напряжение». Именно так она и жила всю жизнь. Пора было с этим кончать, и, похоже, такая возможность наконец появилась.

Подъезжая к домику, Джеззи перешла на третью скорость. Внутри горел свет. Кругом — тишина и спокойствие. Темная озерная гладь на горизонте сливалась с горами. Но кто зажег электричество? Она не оставляла свет, это точно.

Джеззи быстро вошла в дом. Парадная дверь открыта, но в гостиной пусто.

— Кто здесь? — выкрикнула она. Тишина. Она проверила кухню и обе спальни. Нет ничьих следов. Лишь свет включен.

— Эй, кто здесь?

Задвижка на кухонной двери, ведущей к озеру, отодвинута. Джеззи вышла на пристань. Кругом пусто. Неожиданно слева раздался шум крыльев, хлопающих прямо по поверхности воды.

Стоя на краю пристани, Джеззи глубоко вздохнула. Песенка Билли Джоела все еще звучала в ушах, словно насмехаясь и передразнивая. «Напряжение, напряжение».

Внезапно кто-то обхватил ее сзади. Вокруг талии обвились сильные, как тиски, мужские руки. Она вскрикнула. Тут ей что-то сунули в рот. Сигарета: она узнала «Колумбийское золото». Классный допинг. Джеззи затянулась разок и тут же расслабилась. Успокоилась в держащих ее крепких руках.

— Я скучал по тебе, — раздался голос.

В голове все звучала песенка Билли Джоела.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спросила она.