Йоркшир, Англия

Бог услышал ее молитвы.

Она это поняла, как только с него сняли простыни, в которых доставили туго спутанного.

Он остался таким, каким она его помнила. Большой. Сильный. Настоящий мужчина.

Чертыхаясь и стараясь побыстрее освободиться от веревок, он встал и гневно посмотрел на Питера и Леона.

Но вдруг его взгляд упал на нее… он осекся.

Он немного похудел, побледнел. Золотистые глаза не излучали прежнего света. Но его красота по-прежнему брала за душу. У Анжелы перехватило дыхание. Неужели так будет всегда?

Она сделала знак Питеру и Леону удалиться, не сводя глаз с Николаса. Она не двигалась, давая ему возможность прийти в себя, хотя сердце разрывалось от желания обнять его.

Николас оглядел комнату — стулья, ее рукоделие, ярко горевший огонь в камине. Анжела подошла, развязала веревки, поднесла его ладони к губам, поцеловала. Он пытался сопротивляться, как раненый зверь, не смея поверить наступившему облегчению.

Анжела с недоумением смотрела в его глаза, наполненные затаенной болью, и едва сдерживала слезы.

Она подошла к столу, где стоял кувшин с вином; дрожащими руками налила в золотую чашу — одну из драгоценностей, присланную им на прошлой неделе, — и приблизилась к Николасу. На этот раз он не стоял перед нею на коленях, как в первую ночь их встречи, и руки его не спутывали тугие веревки.

Но сознание оставалось скованным.

Когда-то он снял бремя с ее души, освободил ее от страхов. Теперь Анжела хотела сделать это же для него.

Она предложила Николасу вино, но он и не заметил. Он не мог оторвать глаз от нее, так смотрят на пищу изголодавшиеся люди. Анжела гадала, заметил ли он, как изменилась ее фигура после родов. Вложив чашу в его руку, она поддержала ее снизу.

Он не удержал чашу, уронил со звоном на пол. Схватив ее за руку, он долго смотрел на золотое кольцо с ониксом и жемчугом.

— Я носила его все эти месяцы, — наконец проговорила Анжела, нарушив молчание и сковывавшее его оцепенение.

Николас резко повернулся, отошел к огню.

Анжела поняла его смятение, недоумение.

— Вы заговорили? Как это понимать? — Вопрос прозвучал, как пощечина.

— Я воспользовалась предлогом, чтобы ваши друзья оставили меня в покое. Я ненавидела их за соглашение с королем.

— Говорите… откровенно. Меня вы тоже ненавидели.

— Да. Тогда ненавидела. — Разговор получался более неприятным, чем она ожидала. — Но это длилось недолго. Сначала, когда меня увели, мне показалось, Иоанн хочет повесить вас.

— О, Господи! Я дал ему достаточно денег, он мог бы содержать на них и десять армий!

— Но я не доверяла ему и не знала, насколько он нуждался в деньгах. Не знала, как вам удалось попасть в ссылку, а вашим друзьям получить разрешение навещать вас. Вы мне ничего не сказали!

Он взорвался.

— Черт возьми, как я мог сказать вам?

Анжеле еще не приходилось видеть Николаса в такой ярости.

— Знаю. Потом я это поняла.

— Мне казалось, вы питаете ко мне доверие, — он сделал к ней угрожающий шаг.

Анжела не сдавалась.

— Я действительно доверяла вам, но потом мое доверие поколебалось.

Николас напряженно ждал.

— Я знала, Иоанн не отличался благородством. Никогда мне не приходилось встречать столь совершенного сочетания жестокости, злости и жадности в одном человеке. Неужели вы хотите обвинить меня в том, что я усомнилась в превосходстве Полуночного Дьявола над этим чудовищем?

— Нет, это ведь несправедливо. А я всегда стараюсь относиться к людям справедливо.

— Это мне известно, — прошептала она.

— Тогда я хотел бы знать, зачем я здесь. Скажите мне, и я хочу поскорее вернуться домой.

— Почему?

— Что почему? Почему я хочу вернуться домой? Но это же очевидно. Мой дом такой большой и великолепный. Предыдущий хозяин позаботился о замке Свонсдон, разве для вас это новость? До самый кончины Бартлета от руки палача Иоанна замок обставлялся с редкой роскошью. На прошлой неделе я приказал сжечь все украшения, переплавить серебро.

— Знаю. Слышала о горящих в замке кострах. — В действительности, когда до Анжелы дошли эти слухи, она впервые начала серьезно опасаться за душевное здоровье Николаса.

Это и подтолкнуло ее к решению дать поручение Леону доставить к ней графа. Леону пришлось придумать благовидный предлог, чтобы попасть в замок. Николас поспешил выйти в надежде услышать новости от Анжелы, но слуга опередил его, успел связать и доставить хозяйке.

— Еще я собирался сжечь всю мебель.

— Но зачем? — Сердце Анжелы обливалось кровью.

— А что меня должно остановить? Что для меня значит это место? Я там жил всего несколько лет. Это не мой дом.

— Это ваш наследственный дом. Вы законный граф Свонсдон. Почему же не сохранить его?

— Вам доводилось когда-нибудь бывать там? Это дьявольское место. — Анжела отрицательно покачала головой. — Это дворец, — в сердцах бросил Николас. — Бартлет считал себя принцем. Никогда не видел столько украшений, разве только во дворце дожа в Венеции — дядя однажды водил меня туда. Как и того тирана, Бартлета отличала непомерная жадность. Замок Свонсдон провонял им насквозь. Мне доставляет удовольствие вытравливать его дух из Свонсдона.

— Но вы останетесь в голых стенах. Когда-то вы жаждали вернуться в замок, считали его своим домом, это являлось пределом ваших мечтаний.

— Не пределом, — он жадно пожирал ее глазами. — Когда-то давно я хотел вернуть его, потому что он принадлежал мне, а потом его несправедливо отняли. Я мечтал вернуть замок, желая иной жизни, свободы, радости. Это тоже у меня отняли.

— В силу обстоятельств.

— Сейчас причины не имеют значения. Он мой, это все, что я знаю и хочу знать. Все, что я хочу чувствовать, ощущать всем существом.

Он невольно поднял руку, желая погладить ее волосы, лицо, но сдержал порыв и направился к двери.

— Подождите! — Анжела подошла к Николасу. — Вы не можете просто так уйти!

— Господи, помилуй! — Он повернулся и до боли сжал ее плечи. — Вы, наверное, думаете, я сделан из камня. — Он встряхнул ее, словно хотел вытрясти душу.

По лицу Анжелы потекли слезы.

— Из плоти, конечно, — рыдала она, — и из костей. Кровь и железо! — Она положила руку ему на грудь, туда, где билось сердце. — Вы сделаны из любви и нежности. О, Николас, мой дорогой, — молила она. — Вы все, что мне нужно в этой жизни. Не покидайте меня, душа моя, останьтесь, вы так нужны мне!

— Вы с ума сошли!

— Да, — немедленно согласилась она. — Сошла с ума, поэтому украла вас снова. Безумна, так как хочу, чтобы вы остались со мной, хочу сказать, я люблю вас и не могу забыть.

— Об этом стоило подумать раньше, до того, как удаляться в монастырь и давать обеты!

— Я не давала никаких обетов, я же говорила. Просто использовала предлог…

— Не делайте этого, не отрекайтесь, — он с силой прижал ее к стене, но в глазах стояли слезы. — Вы не должны мне лгать. Я никогда не лгал вам.

— Знаю, — прошептала она. — Но прошу поверить, я не давала обета молчания.

— Молчание — ерунда, — прорычал он. — Меня интересует другое — давали ли вы обет не знать больше меня… вообще мужчин?

— О чем вы говорите?

В отчаянии он прижимал ее к стене всем телом. Анжела с трепетом ощущала его так близко после долгих месяцев одиночества, но понимала — он делает это не из любви, а от волнения.

— Дали обет целомудрия или нет?

Анжела застыла от изумления.

— Кто сказал вам эту чушь?

Он, все еще злясь, обвил ее плечи руками.

— Что вы делаете со мной? — Николас оторвал ее от стены, прижал к себе. Приблизил губы к ее губам.

— Какое право вы имеете посылать своих людей и увозить меня из дома, когда знаете, как я нуждаюсь в вас? Вам недостаточно знать о моей непреходящей тоске? Я не могу забыть вашу улыбку, ваше тело. Почему вы не можете оставить меня в покое?

Анжела хотела прервать его упреки поцелуем. Это казалось таким простым и таким окончательным — и все же нет. Она никогда не давала обета целомудрия, и ей предстояло доказать ему это. Лучшим доказательством, прежде чем он убедится в ее никогда не угасавшей страсти, могли послужить доводы, которые она берегла для данного случая.

— Потому что вы не пребываете в покое, любовь моя, равно как и я.

Его лицо исказила гримаса душевной боли.

— Значит, мне уготована такая доля. Я прожил так почти всю свою жизнь. — Он хотел повернуться и выйти.

Еще раз Анжела остановила его.

— Нет, вы не уйдете, пока мы не решим все вопросы. Я… Я хочу кое-что сказать и кое-что показать. Потом, если вы все еще не убедитесь, сможете уйти. Обещаю. — Она пошатнулась, подумав, что может потерять его. — На этот раз я разрешу вам уйти и никогда не стану пытаться вернуть вас.

Избегая смотреть на него, Анжела подошла к столу и налила себе вина, желая подбодриться. Она должна высказать ему все — точно и без запинки, — иначе она его потеряет.

— Вы знаете, я полюбила вас с первого взгляда. Вы оказались непохожи на других мужчин — добрый, честный, заботливый. Относились ко мне, как никто никогда не относился, даже лорд Кретьен. Предложили поддержку и равное право на уважение. Даже в постели вы проявили такое бережное отношение, словно я, как хрупкая ваза, могла разбиться. Благодаря вам я стала сильней. Я нуждалась в этом, не так ли? Ибо против меня ополчилось великое множество врагов. Мы даже не знаем точно, сколько их. — Анжела налила себе еще вина, оно возбуждало ум и развязывало язык.

— Когда Иоанн отправил меня домой с отцом и лордом Алленом, я поняла, что узнала худшего из людей и лучшего тоже. Мне рассказали о вашей ссылке, но я боялась верить. Зная Иоанна, я приготовилась к худшему. Прибыв в замок Уиндом, я заперлась в своих покоях. Подобно вам, я пребывала в отчаянии, роптала на Бога, покинувшего меня в тяжелую минуту, — вы тоже считали, будто Бог отвернулся от вас.

— Бог никогда особенно не пекся обо мне.

— Неправда.

— У меня нет доказательств обратного.

Анжела умиротворенно улыбнулась.

— Они есть у меня, дорогой.

Поставив чашу, она подошла к Николасу, обняла его. Он не отстранился.

— Я никогда не давала обета целомудрия. Да и не могла. В монастырь я приехала в феврале, любовь моя. Я хотела спрятаться от мести короля. Он разбойничал в наших местах, жег и убивал. Его наемники бесчинствовали — насиловали и похищали, требуя деньги там, где могли их получить. Я боялась оставаться в замке даже с преданными слугами. Боялась, потому что стоило Иоанну узнать о моей любви к вам, он бы уничтожил меня.

— Нет, мой Ангел. Если бы Иоанн решился приблизиться к Уиндому ближе, чем на двадцать миль, мои союзники рассчитались бы с ним, это входило в наш договор.

Николас нежно погладил ее волосы, провел рукой по щеке.

— А я не хотела, чтобы ему досталась хоть частица от вас.

— Когда мне сообщили о вашем отъезде в монастырь и о ваших обетах, я поклялся вернуться и мстить до конца.

— Вы так и поступили, любовь моя. Анжела светилась гордостью за своего избранника.

Он нежно гладил ее лицо.

— Но последние две недели стали для меня адом. Я не привык к мирной жизни… Не знаю, что делать, как жить дальше. Союзники вернулись домой к своим женам, семьям. Мои лесные люди разбрелись, кто куда. Некоторые из них вернулись в Свонсдон.

— А Ибн и отец Самюэль?

— Оба со мной, но все равно мой замок напоминает мне склеп. В голове продолжает звучать ваш голос, смех, нежные слова. Я не могу так жить и не могу убежать от пустоты. — Николас смотрел ей прямо в глаза. — Столько людей ищут моего общества, но та, которая больше всех нужна, не со мной. А я так истосковался по вам, дорогая.

Анжела не сдерживала слез. Подавляя рыдания, она попросила его не уходить и направилась к двери. Прошла через зал в комнату. Через мгновение Леон придержал для нее дверь, и Анжела вернулась в светелку, где ждал ее Дьявол, стоя спиной к дверям у камина.

Повернувшись на шаги Анжелы, он покачнулся, увидев ее ношу.

Два младенца мирно посапывали носиками у нее на руках. Она с улыбкой смотрела на их розовые личики, потом перевела взгляд на застывшего в оцепенении их отца.

— Вот, — проговорила она, словно ничего особенного не произошло, — возьмите Джеймса, он гораздо тяжелее сестры, у меня занемела рука.

Николас, непривычный к роли родителя, неуклюже держал младенца. Ему пришлось переменить несколько положений, прежде чем он удобно прижал малыша к сердцу. Долго рассматривал личико ребенка, потом откинул уголок одеяльца дочки.

— А как ее зовут?

— Констанца.

— Конечно, любовь моя, я не удивлен. Вы назвали их в память о моих родителях и этим вернули мне мою семью, — прошептал Николас, продел палец в ладошку дочери и со слезами умиления на глазах долго смотрел на крошечный стиснутый кулачок.

— Когда? — спросил он, запинаясь.

— Первого сентября. Это был прекрасный день. Голубое безоблачное небо, солнце позолотило все вокруг. Этот день я запомню навсегда. Послушницы старались облегчить мои муки, хотя они и не очень искусны в принятии родов. Все очень удивились, когда я родила двоих.

— Да, — произнес он, задыхаясь от переполнявших его чувств.

Они сели рядом, держа на руках детей.

Поправляя одеяльце под головкой Констанцы, Анжела посмотрела в золотистые глаза Николаса.

— Теперь вы понимаете, почему я удалилась в монастырь и почему оставалась там. До меня дошли слухи о вашем побеге в Уэльс — отец написал. Видите ли, я никого не принимала, боялась, что они узнают о моем положении… У меня был такой огромный живот… Они доставили мне массу хлопот, — она кивнула на малышей и прослезилась, вспомнив тяжелые месяцы, проведенные вдали от него.

Николас обнял ее за плечи одной рукой.

— О, моя дорогая Анжелика, мой ангел, — прошептал он. — Что вам пришлось вынести из-за нас. Вас больше никто не обидит, я не допущу этого.

— Я вас так люблю, — проговорила Анжела, целуя его в щеку.

Его глаза сияли неподдельным счастьем.

— Люблю вас, мой Ангел. С первых моментов нашей встречи. Я любил вас так долго и так безнадежно. Мне казалось, я недостоин быть мужем такой необыкновенной леди, такой сильной и смелой. — Он с нежностью посмотрел на детей. — Но обещаю, всю оставшуюся жизнь посвящу вам, постараюсь дать вам счастье, вы его заслуживаете.

— Вы уже осчастливили всю Англию, дорогой, дали нам всем мир и покой. Теперь пора спрятать меч в ножны, забыть все заботы… И разрешите мне позаботиться о вашем счастье. Возьмете меня в жены?

— Да! И на этот раз все обряды мы соблюдем в точности. — Он поцеловал ее в губы. — Обожаю вас, мой Ангел, на всю жизнь.

* * *

Местные легенды говорят, пятый граф Свонсдон прибавил к своему фамильному гербу — черному лебедю на золотом фоне — символ дома своей жены, сущего ангела. Их дети и дети их детей — до восемнадцатого поколения — все еще пользуются этой геральдикой.

Древний замок Свонсдон все еще хранит великолепное наследие того графа и его возлюбленной жены: его лук и повидавшую виды золотую чашу для вина; ее арфу и отрез бесценного шелка цвета слоновой кости, в который воткнуты ее иголки.

Это место пользуется известностью в мире; ежегодно сотни туристов посещают хорошо сохранившийся замок, желая посмотреть на восточные украшения, привезенные хозяином замка за много десятилетий до того, как путь в землю Кублайхана стал доступным для европейцев.

В богато обставленной женской светелке посетители издают возгласы восторга над золотыми ожерельями тончайшей работы индийских мастеров, над первыми изделиями из китайского фарфора, достигшими берегов Британии. Над шкатулкой, содержащей неописуемой красоты рубины и изумруды. Над сосудами с истлевшим порошком, превратившимся в пепел, с надписями «Кости Дракона», «Зубы Тигра». И над одной длинной ниткой крупного жемчуга, совершенного по форме и красоте.

В фамильной часовне замка Свонсдон можно видеть вырезанные из дерева фигуры Анжелы и ее Полуночного Дьявола в полный рост. Их руки сплелись в вечном объятии, а внизу надпись:

Здесь покоится Полуночный Дьявол,

боровшийся за свободу.

Здесь покоится Полуночный Ангел,

доказавшая, что любовь побеждает смерть.