Реальность.

Енм Приор. Марсианская Красная Армия.

… Как я оказался на этой улице я не помнил, да и интересовался этим. Я шел мимо высоких домов, облицованных неровными гранитными плитами, со всех сторон обтекаемый толпой. Люди вокруг не имели отчетливой внешности, лица текли разноцветными пятнами, не задерживаясь в сознании, хотя кто-то казался знакомым. Такие кивали мне, я кивал в ответ, но все это проходило мимо, не вызывая желания остановиться, прищуриться и покопаться в памяти. На домах виднелись надписи, но я не понимал их, пока впереди не замаячила Кремлевская башня.

— Это же улица Горького… — понял я. От этой мысли все стало четким, словно одел очки. Под деревом, в окружении кучки молодежи, я увидел Чухонца, пытающегося учить играть на гитаре Макара. Тот фальшивил и Чухонец досадливо морщился.

— Бред какой-то… — мелькнула в голове мысль.

Толпа слушателей расступилась, и из неё вышел знакомый генерал. Недовольно шевеля седыми бровями, он произнес.

— Нда-а-а, товарищ майор. Мы вас к званию собрались представлять, а вы вот где, оказывается, ходите… Ну-ну… Нехорошо..

И пошел дальше, размахивая взрывной машинкой. Захотелось ответить что-то непочтительное генеральской спине, но вместо генерала передо мной возник танк. На башне, свесив вниз ноги, сидел Шура. Был он в клетчатой рубахе, белых штанах и каске. В руках старый товарищ держал чайник.

— Сэнсэй, гниленького не примешь? Портвейн Агдам!

И не слушая ответа, поднес носик чайника к губам. Я глотнул, закашлялся… Люди вокруг пропали, исчез танк и…

Как это бывает в первый миг пробуждения, когда еще не ясно где явь, а где сон, я молчал, разглядывая Супоньку. Узнал, наконец. В воздухе витал явный спиртовой запах. Я с усилием выдохнул и сел на корточки.

Лавина наверняка снесла нас вниз. К счастью не в ад. Это я сообразил, едва пришел в себя — вокруг царил холод. В тускловатом свете фонаря я увидел, что вокруг лежит снег, кое-как растолканный в стороны пришедшим в себя чуть раньше Супонькой. Свет вокруг дарил такую белизну, что казалось, что нет на свете никаких других цветов, а только оттенки белого…

— Живуч человек! — одобрительно сказал одноногий, наблюдая за мной. — С самолета падал, со скал падал, и стреляли в тебя, и гранатами, и снегом заваливало, а ты все как новый!

Прежде чем ответить, я ощупал себя, проверяя, не преувеличивает ли товарищ. Оказалось — нет. Не преувеличивает. Потерь вроде бы не наблюдалось.

— А что ты хочешь? Экспортное исполнение…

Я покрутил головой. Все оказалось в порядке. Голова крутилась.

— Откуда спирт? — поинтересовался я чуть погодя.

— Оттуда… — Супонька кивнул на разобранный протез. — Гидросистема. Мы без сознания почти час в снегу пролежали вот я и решил живой водой окропиться. Флягу унесло, зато нога осталась.

— Твою ногу надо за спиной носить, — поднимаясь на ноги, сказал я. Сверху сыпануло снегом. Я поежился… Пришло время разобраться с тем, куда нас занесло.

— Не понял? — поднял бровь Супонька. — Что ты против моей ноги имеешь?

— Как рюкзак, — объяснил я, оглядываясь. Толку от этого было чуть — смотреть там не на что. Снег кругом, один снег. — Колбасы у тебя там, случаем, нет?

— Зря смеёшься, — усмехнулся в ответ Супонька.

— А я и не смеюсь, — совершенно серьезно ответил я. — На счет колбасы разговор совершенно серьезный говорю. Мешки-то наши где? Оружие?

Супонька пожал плечами.

— Как-то пока не до них было…

Несколько секунд мы вдвоем ковырялись в снегу, пытались обнаружить хоть что-нибудь, но тщетно. Только снег, лед и холод, скрепляющий их в единое целое.

— Похоже, что мешки наши те ребята с собой в царствие небесное забрали.

Я потёр озябшие руки. За шиворот посыпались ледяные крошки.

— Ну-ка свет выключи…

Фонарь щелкнул, и наша нора погрузилась в темноту. Я повертел головой, отыскивая хотя бы намек на свет, но напрасно. Темнота вокруг казалась абсолютной, только, несмотря на это во мне жила уверенность, что подсказка есть. Её не могло не быть… Не могли же нас и в самом деле нас бросить и позабыть? Уже давно я чувствовал, что мы не просто так движемся по жизни. Да и не движемся… Судьба переставляла нас как фигурки на шахматной доске. Черное поле, белое поле, потом опять черное… Чья-то воля, чье-то желание… Каприз…

— Это я уже пробовал, — сообщил товарищ из темноты, оторвав от размышлений. — Нигде ничего не видно…

Я ничего не ответил и Супонька снова зажег фонарь. Свет вычертил наши силуэты на белоснежной стене. Я ткнул рукой в ближнюю. Супонька скривился и покачал головой, показывая, что и это он уже делал.

— Ты, давай ногу собирай. Приводи в боевое положение…

Товарищ занялся делом, а я продолжил смотреть по сторонам, ожидая хотя бы намека.

«Если подсказки нет, то, значит, все должно быть очевидно» — подумал я. Подойдя к противоположной стене, я навалился плечом и, обрушив пласт снега, рука проскользнула в глубину.

Вытащив руку, заглянул в дыру. Темно, пусто, холодно. Точно так же как и тут.

— Вот это новость! — удивился мой товарищ, заглянув через плечо. — Здорово у тебя получается! А у меня ничего не выходило…

Я кивнул. Все правильно… Все идет так, как и должно идти… Судьба…

— Такое впечатление, что нам туда…

Особенного выбора я не видел.

— Такое впечатление, что больше просто некуда…

Только мы не успели.

В углу пещеры, где мы только что стояли, замелькали сполохи белого пламени.

Я ткнул Супоньку локтем, но тот и сам увидел, что там формируется уже знакомый портал. Вот и еще одна подсказочка… Хотя не похоже… Слишком много подсказок получается…

— Как везет-то нам. Незаслуженно, я считаю, — прошептал одноногий, словно шепот мог нас уберечь от неприятностей. — Вот сейчас полезут…

— Полезет… Не забыл Кецаль-Мапуцлю? Сейчас как вылезет, как начнет шашкой махать… С мы голые и босые…

Однако из портала вылезло не многорукое чудовище, а вполне человекоподобные мужчины. С одеждой вот только у них было как-то… Странно. Первый оказался вроде как голый, второй — кутался в блестящую фольгу, словно картофелина, приготовленная для запекания, у третьего на плечах оказалось накинуто что-то вроде длинного плаща из желтоватых кружев, и только четвертый оказался одет более-менее нормально. Во фрак и шорты.

— Ну, наконец-то, — сказал бородатый голыш. — Мы вас ждем, ждем…

— А вас носит черти где… — добавил кружевной, для чего-то заглянув при этом в бумажку.

Объяснение тому, что сейчас тут творилось, могло быть только одно и оно напрашивалось само собой. Покосившись в сторону товарища, я спросил нейтральным тоном.

— Слушай, одноногий… Что там, у тебя в ноге-то налито? Точно чистый спирт? Может с примесями?

— До сих пор обходилось, — ответил Супонька. — А что, тебе тоже всякая дрянь мерещится?

— Хватит дурака валять, — произнес «картофель для запекания». — Там Мировая Линия колеблется, а вы тут разлеглись, понимаешь…

— Ну-ка про Мировую линию поподробнее, пожалуйста, — попросил Супонька, поглядывая на портал — не вылезет ли оттуда еще кто-нибудь.

— Зря смеётесь, — один из незваных гостей, тот, что кутался в золотистую фольгу, правильно уловил насмешку в голосе товарища. Он посмотрел на прибор на предплечье и даже издали показал нам какой-то циферблат.

— Колеблется, колеблется… Есть мнение, что…

— У кого это есть мнение? — склочным голосом поинтересовался обладатель фрака и шорт. — Уж не у вас ли?

— На вашем бы месте я вообще молчал бы. Вас, как мы выяснили, нет. И быть не может…

В разговор словно бы нехотя вмешался гость в кружевах:

— Может быть, вы все замолчите, и мы послушаем долгожданных героев?

Странная четверка, вняв призыву разума, наконец, замолчала, расселась так, чтоб не смотреть друг на друга. Они вели себя так, словно уже успели друг другу смертельно надоесть. На мой взгляд, эти ряженные не представляли опасности, и я мог позволить себе быть вежливым.

— Вы кто? — поинтересовался я. — И чего вам нужно?

— Мы ученые. Отслеживаем исторический момент… — ответил голо-бородатый и поскольку остальные промолчали, я понял, что они заняты тем же…

— Вы ведь из группы Енм Приора? — задал вопрос «фрак и шорты». — Или из резервной?

Супонька поднял брови и вопросительно посмотрел на меня. Про резервную группу я догадывался, но точно ничего не знал. Потому, поколебавшись, ответил:

— Ну… Некоторым образом. А вы-то кто?

— А мы некоторым образом ваши потомки…

Это вот «некоторым образом» показалось мне наполненным полноценным ехидством. Надо же — характер показывают…

— Это вы-то потомок? — вскипел «кружевной». — Да вас, как мы уже выяснили, нет и никогда не было…

Этот бардак следовало быстренько прекратить. Я хлопнул в ладоши, требуя внимания.

— Кто вы и что вам от нас нужно… Быстро. Двумя словами.

То, что от них помощи можно не ждать, я уже сообразил.

— Двумя словами не получится. — покачал головой «фрак и шорты». -Мы действительно ваши потомки. Не конкретно ваши, конечно, а…

— Вы пришли нам помочь?

— Нет.

— Ну, тогда мы пойдем. Дела у нас…

— Вы не можете просто так уйти!

Это прозвучало в разнобой, но каждый из гостей выкрикнул одну и ту же фразу. А золотистый так замахал руками, что я невольно носом потянул заинтересованно — почудился мне запах печеной картошки.

— Вы не можете просто уйти! Вся прогрессивная общественность смотрит за вами.

Вот это становилось интересным.

— Что за общественность?

— Общественность 24 века Основной Реальности!

— Простите, каким боком… — несколько растерялся я.

— Ваши действия в самое ближайшее время окажут очень серьезное влияние на дальнейшее течение Мировой Истории…

Медленно, словно с дураком говорил, объяснил «кружевной» гость.

Мы переглянулись. Нет. Я их дураками не считал, но что бы они не предполагали, мы видели свою цель на ближайшее время совершенно конкретно.

— Наши действия, к вашему сведению, в самое ближайшее время будут направлены исключительно на то, чтоб пристрелить Президента. Не более того… Ничем иным мы заниматься не намеренны.

Мои слова их даже обрадовали. Почти всех. Только голыш насупился.

— Именно!

«Кружевной» искренне зааплодировал.

— Мы и не возражаем! Но каждый из нас заинтересован в определенном способе…

Он интеллигентно замялся.

— Решения проблемы.

Мне показалось, что я ослышался. Нет. Все слова по отдельности мне были понятны, но вот в общей последовательности смысла я не находил.

— Простите?

Я постарался вежливостью скрыть растерянность.

— То, как вы это сделаете, и сформирует Основную Историческую Последовательность, — объяснил «кружевной». — То, что будет после Развилки, если хотите…

— Верно ли я понял, — адвокатским голосом осведомился Супонька, — что, от такой малости, как мы грохнем Президента…

— И если грохните, — напомнил о себе нахохлившийся голыш. — По моим данным вам не удастся сделать это.

— Ну, это мы еще посмотрим. Но неужели от этого зависит само течение Мировой Истории? Быть того не может!

— Может, может, молодой человек. Что вы знаете о роли личности в Истории и роли Случая в ней же? Думаю, что очень мало… — «Печеный картофель» снова зашуршал фольгой. — Так вот повторюсь: от того как вы себя поведете, зависит каким путем пойдет История, какой станет Реальность… Каждый из нас, как мы это уже успели между собой выяснить, представитель одной из вероятностей. Моя реальность, например, образовалась вследствие того, что смерть Президента произошла во время отдыха на морских купаниях в каком-то курортном городке…

— А по моим сведениям Вы Президента грохнули на военных учениях…

— Когда это должно произойти? — поинтересовался Супонька. — Мы тут мимо одних уже пробежали…

— И как? — привстал тот, что щеголял кружевами.

— Вот у вас хотели спросить.

— По моим сведениям это были учения военно-морского флота.

— Не те… — с сожалением покачал головой Супонька.

— На самом деле вы ликвидировали Президента на открытии выставки «История парусного флота»…

«Фрак и шорты» покачал головой.

— Чушь. Ничего подобного. Президента грохнули не они, а запасная группа.

— А основная? — спокойно спросил я.

— Вся основная группа погибла при попытке перехода через перевал в Секондарво. Живых не осталось, — небрежно бросил он. — Тут другое важно…

— Что? — опешив, переспросил Супонька. — Все? В каком-то чертовом Секондарво? И где это вообще?

— Что ж вы все путаете?.. — не выдержал «картофель для запекания» — Что вы все время всех путаете? Вы тут из какого года?

— Из 2263-го.

— А я из 2302-го. «Институт поляризованного времени». Я точно знаю, что группа не погибла, а…

— Я тоже, между прочим, из 2302-го, — заметил кружавчатый, — и почему-то вас не знаю. И про институт ваш впервые только от вас услышал.

— Значит вы с детства глухой. И неграмотный. Если б вы умели читать, что могли бы ознакомиться с моими статьями по этому вопросу в специальной литературе…

— А где вы публиковались? Это ваша работа «Структура временных сдвигов с точки зрения нерелятивистской физики»? Кажется в «Физическом журнале» за 2300 год?

— Вот именно что кажется. Статья действительно опубликована мной в 2300 году, но называлась «Структура временного перехода. Границы „мягкого“ времени».

— Я вообще-то на память не жалуюсь и слово «кажется» употребил исключительно из вежливости.

— Эй, эй, — остановил я не поделивших свой склероз спорщиков. — Вы о чем? И вообще, что тут происходит?

— Я устал вам объяснять, что тут происходит. Вы глупее моих студентов! Тут твориться История!

От витавшей вокруг меня патетики меня начало подташнивать. Вселенная! История! Время! Кстати…

— Не знаю, каким временем располагаете вы, а нам с товарищем следует заниматься своими делами. И скажу откровенно нам совершенно безразлично каким образом выполнить задачу. Если мне подвернется такая возможность, я расстреляю Президента даже с борта летающей тарелки.

Супонька поднял брови.

— Ну, если подвернется… — пояснил я.

— Так вам и позволят стрелять оттуда… — проворчал голый бородач. — У них там все строго…

Мой тон и слова произвели впечатление, но не совсем такие, какие я рассчитывал.

— Если вам действительно все равно, то, что вам стоит просто бросить это дело? — предложил голый. Остальные от него не отстали, загомонив. В этом гомоне мне слышались «милостивец», «отец родной» и тому подобное… Очень они хотели уговорить нас сделать то, что мы и так собирались сделать.

— Нет. Не бросайте ничего!

— Доберитесь до вашего Президента на военно-морских учениях. Будут же у вас такие когда-нибудь?

— А лучше во время перелета с официальным визитом в Гондурас…

Я посмотрел на них свысока. Все они хоть и стояли рядом, обретались в далеком будущем.

— Ничего не обещаю. Мне не нравится ни один из оглашенных вами вариантов…

Поднявшись, знаком позвал Супоньку с собой.

— Чем вам не нравятся наши миры? — чуть не разом и одинаково обиженным тоном спросили визитеры из будущего.

— С гардеробом у вас хреново, — ответил за меня старший товарищ. — Могу вам обещать, что мы постараемся до Президента добраться, но таким способом, чтоб получилось общество, в котором картофель для запекания не сможет выбиться в профессора и учить порядочных людей, что и как им делать…

— Согласен… — добавил я. — Нечего всяким разным…

Я посмотрел на голого потомка, но сдержался.

— Разным там всяким проекциям из будущего указывать нам, что делать. Пошли вон.

Они не двинулись, непонятно на что надеясь.

— Кыш, говорю…

Над реальностью.

— Ну и что тут без нас случилось?

Первый зубочисткой ковырялся в зубах.

— А что тут могло случиться? — спросил из-за спины Второй. — Отдохнули мои. Сил набрались и выход обнаружили. Теперь горят желанием пролить кровь.

Он тронул клавиатуру, но экран остался темным. Люди переглянулись.

— Завис?

— Вероятно…

Второй пошевелил мышкой, но снова безо всякого результата…

— Я же говорил — глюки у него какие-то иногда… Заняться им надо…

— Нет… Это он какие-то вои концы прячет… Чтоб мы не видели…

Экран, наконец, вспыхнул…

Реальность.

Енм Приор. Марсианская Красная Армия.

Первые метров двести мы протискивались по узкой расселине. Справа и слева вверх росли ледяные стены, потом их сменил камень и что уж вовсе удивительно — бетон…

Супонька оперся на стену, и мне на мгновение почудилось, что сейчас та рассыплется и Супонькина рука провалится туда, как совсем недавно его собственная прошла сквозь ледяную стену, обещая скорые, приятные перемены, но ничего такого не случилось. Товарищ безо всяких последствий похлопал по бетону и покивал. Что-то понял.

— Ты чего?

— Я думаю это один из старых укрепрайонов. Помнишь, в конце Большой Войны все ждали десанта нацистов?

Я кивнул. В истории Сен-Колона я более-менее ориентировался.

— Вот и готовились…

— Тогда много чего говорили…

— Точно… Таких тут на моей памяти десятка полтора построили…

— Кто-то из строителей и правительства руки, наверное, погрел…

Супонька улыбнулся и развел руками. Мол, не маленькие. Сами все понимаем.

— Ну, а когда война закончилась, выяснилось, что эти зарытые в землю деньги никому не нужны. Так потихонечку, полегонечку все забылось и быльем поросло…

— А это осталось…

— А куда оно денется? Первое время эти вот катакомбы военные использовали, потом, когда стало ясно, что с океана никакой опасности прийти уже не может, военных убрали. А тут так все и осталось…

— Это нам повезло, что они все это с собой не унесли… — улыбнулся Енм.

— Согласен. Тут, пошарить если, много чего, наверное, полезного осталось…

— Осталось, осталось… Осталось дверь найти.

Теперь мы шли, целенаправленно глядя не только под ноги, но и на стены. Фонарь выхватывал то изгиб трубопровода, то провисший кабель, сорвавшийся с крючьев… Сырые стены безо всяких дверей. Люков также не было. Переходов — не было. Оставался только коридор, длинный как слоновьи кишки.

— Что это такое? — сквозь зубы поругивался Супонька. — Что ж они прямо в коридорах жить собирались? Архитекторы, фортификаторы… Мудрецы помойные…

Двигаясь позади него, я на бурчание не разменивался — считал на всякий случай повороты — и поэтому первым уловил чужие шаги. Кто-то невидимый, не особенно сторожась, двигался нам на встречу. Впереди коридор немного искривлялся, но этого хватало, чтоб другого конца коридора мы не видели.

Ощущение опасности отчего-то отдалось холодом в ладони. Я почувствовал, как её наполняют ледяные иголочки, так же как это произошло совсем недавно.

Тронув товарища за плечо, я прикоснулся пальцем к губам, призывая к молчанию.

Присев на корточки, одноногий осторожно выглянул из-за поворота.

— Свои… — улыбнулся через пару секунд. — Два товарища… Вон там слева Корявый стоит.

Что удивительно — он не ошибся! Новообретенные товарищи были целы, правда выглядели как-то пришибленно.

— Что случилось? Как сюда попали?

Корявый с Маленьким переглянулись.

— Мы до перевала не дошли…

— Это я понял, — подтвердил я. — Почему?

— Сунулись через пещеру…

— Вертолеты там летали… — добавил из-за спины товарища Корявый.

Маленький кивнул.

— Ну да. Вертолеты впереди услышали и свернули. Хотели отсидеться, но пришлось спешно уходить вглубь. У них там собаки…

— Обнаружили вас?

Террористы переглянулись. Молчание несколько затянулось. Наконец Корявый выдавил из себя.

— Нет. Некому стало обнаруживать. Некому…

Казалось, он стыдится своих слов.

— Что, не стали вас преследовать?

Он помялся.

— Ну… Можно сказать и так.

— Да что ты крутишь? — рассердился я. Видно было, что не все говорит товарищ. И даже не меньшую половину того, о чем следовало бы сказать. — Что случилось?

Они снова переглянулись, словно искали друг у друга поддержки.

— Вход в пещеру исчез…

— Завалило? — переспросил Супонька настороженно. Выглядели ребята чистыми. Рядом с завалом такими чистыми не останешься.

Маленький отрицательно покачал головой.

— Нет. Исчез… Прямо на глазах. Вот он есть — я мигнул, и его не стало…Стена… Камень…

В голосе его слышалась тоска человека, вынужденного говорить то, во что он и сам не верил.

— Чудеса… Как в кино, — сказал Супонька, а я ничего не сказал. И не спросил, рассматривая Корявого.

Тот словно китайский болванчик кивал, подтверждая, что все так и случилось.

— Тут что-то вообще странное творится… Не только со стенами.

Маленький протянул календарь.

— Мы его там вон нашли…

Я повертел бумагу в руках. Календарь как календарь. Отрывной. На каждом листочке свой день. Все месяцы на месте, числа вроде тоже. Он перевел взгляд на Маленького, ожидая объяснений.

— На дату глянь…

Календарь оказался на 1944 год. Несколько секунд я держал его в руке, но так ничего и, не сказав, передал товарищу.

Взяв из командирских рук бумагу, Супонька потер её и даже понюхал.

— И что? — спросил Маленький, не скрывая скептического интереса.

— Не лежалая бумага, — сказал Супонька задумчиво. — Та пахнет иначе…

Безо всякой уверенности в голосе предположил:

— Новодел что ли? Сувенир для туристов?

— Кто его знает…

После тех странностей, что происходили с нами не так уж и давно, страшно было подумать, что это на самом деле может означать.

«Не дай Бог!» — мысленно перекрестился я, — «Неужели и правда 44-й? Эти, из будущего к нам, а мы, получается… Что ж такое на свете твориться-то?»

А вслух, для всех сказал:

— Ладно… Все непонятки на потом оставим… Задача остается прежняя. Сейчас нам отсюда как-то выбраться надо.

За этими словами таилось лукавство. Я точно знал, что выход найдется. И выход и много чего еще…

Перед глазами всплыла картинка, как Монстр ладонью разбивает камень и за обломками кирпичей обнаруживаются ящики с оружием.

На всякий случай я провел рукой по стене и слегка толкнул её…

Я не удивился.

Камни осыпались, словно не рукой я ударил, а молотом, и не по камню, а по источенной сотнями лет древней кирпичной кладке. Облако пыли вспухло и почти мгновенно рассеялось. Супонька покачал головой. Это произошло хоть и неожиданно, но… Скажем так. Если б получилось как-то иначе, я удивился бы…

Когда пыль осела стали видны ящики… Разумеется оружие. Только вот…

Я провел рукой по стволу шмайсера. Не зря, видно, ходили слухи о том, что кто-то из тогдашних генералов водил шашни с нацистами. Вставив магазин, щелкнул затвором. Слегка обалдевшие товарищи стояли рядом.

— Вооружайтесь. Получить что-то лучшее в ближайшее время вряд ли получится…

Оружие в руках снова делало нас действующими лицами Истории. Теперь мы могли не только отвечать, но и спрашивать… Теперь бы еще сухпайков. Я потянул носом… В воздухе мелькнул запах колбасы…

Над реальностью.

Первый и Второй стояли перед экраном. Первый держал в руках бутерброд, Второй — вилку с насаженной сосиской. Пережевывая, Первый спросил.

— Это что тут вообще происходит?

На экране и впрямь суетились герои их экшена, расковыривали какие-то ящики… Звука не было, да и зачем там звук? Милитаризм так и пер с каждого квадратного сантиметра экрана.

— Я думаю, пока нас нет, комп сам с собой играет… — прожевав откушенное предположил Второй. — У нас на кухне свои дела, а тут — свои. Жизнь-то там, за экраном, своим ходом идет…

— Да я о другом. Ты же говорил, что нет у тебя больше складов с оружием?

— Нет.

— Это что тогда?

Он потыкал пальцем в экран.

— Это?

Куча оружия говорила сама за себя, но как-то выворачиваться нужно было.

— Ты же видишь, что это за оружие. Остатки со Второй Мировой. Их тут оставил не я, а фашистское подполье, когда готовили путч в 43 году. Точно знаю. Мамой клянусь…

Первый ничего не сказал. Тогда Второй добавил:

— Слушай, что тут стоять? Там водка греется…

Реальность.

Енм Приор. Марсианская Красная Армия.

Я не успел ничего сказать, как где-то рядом заработал мотор. Электромотор. Звук был глухим и жужжащим.

— Электромотор… — сказал Маленький. — Лифт?

Что бы там не гудело, встречать это в коридоре никак не хотелось.

— Туда!

Я рванул ближайшую дверь. Она распахнулась, не сдерживаемая защелкой замка, и на нас обрушилась темнота. Супонька провел рукой по стене рядом с собой. Есть тут враги или нет, еще неизвестно, но даже для того, что понять это, нужен свет.

Вспышка заставила нас отпрянуть к стенам.

Мы оказались в комнате. Даже нет, не в комнате, а скорее в маленьком зале. Стол, стулья… Окон в тут не имелось, но их обозначали полотна драпировки — они смотрелись, словно закрытые шторы, придавая залу какой-то домашний вид.

Шум мотора стих, послышался металлический лязг открывающихся дверей и шаги. Шло несколько человек. Я кивком головы отправил товарищей за портьеры и сам укрылся за ближайшим полотнищем.

Шаги становились все отчетливее, и не прошло и десятка секунд, как в зал вошел первый человек…

Я почувствовал, как сжатая где-то в груди пружина ожидания расслабляется, отпуская перетянутые нервы.

— СС… — озадаченно прошептал Супонька за моей спиной. — Самый настоящий СС…

Я не стал отвечать. Тут ни возразить, ни согласиться — человек выглядел стопроцентным эсэсовцем. Но именно эта стопроцентность и делала его немного нереальным — не мог нормальный человек полностью соответствовать идеальному образу, а вот у этого — получалось. Все в нем было настоящим — и до блеска начищенные сапоги, и фуражка с черепом-кокардой, и серебряные шнуры погон, и портупея, в которой наверняка лежал так любимый всеми кинорежиссерами парабеллум. Но вот все вместе это и представляло его мифом.

«Кино!» — с облегчением подумал я и вопросительно посмотрел на товарища. Тот вопрос понял и вместо ответа пожал плечами. Это, по крайней мере, объясняло все странности: и ненастоящую стену, и древнее оружие за ней, и календарь… Правда все это не объясняло, как мы попали сюда, но это все потом… Ни одна теория в мире не может объяснить все сразу. Я еще держал эту мысль в голове, как в двери показался второй артист, поставивший все на свои места.

«Точно кино… Надо же… Вырядился как…». Если первого я бы мог условно назвать «черным» то второй вполне заслуживал слова «золотой». Блестящая золотом шапка, похожая на снарядную гильзу с козырьком и золотого же цвета хламида, похожая на греческий хитон. Все это сверкало и переливалось, создавая впечатление богатства и безвкусицы. К тому же на зеленого цвета лице, кроме полагающихся от природы глаз, рта и носа, рисовалось столько презрения к окружающим, что у меня мелькнула мысль — «Кинозвезда что ли какая?»…

Оба они и по отдельности были выше здравого смысла, а уж вместе… Глянув на них я перестал сомневаться.

«Не самый скверный вариант. Ничего страшного… На съемочной площадке всегда бардак и людей разных — прорва… Отбрешемся».

Я откинул портьеру, выходя на первый план.

— Извините, господа, мы тут к вам случайно попали… Похоже перепутали павильоны…

Реакцию мои слова вызвали совершенно неадекватную. Начни они ругаться — все пошло бы нормально, но черный то ли в роль вжился, то ли впрямь испугался, приняв за нахальных поклонников…

— Охрана! — вдруг завопил он, цапая кобуру. — Охрана! Ко мне!

Второй, что стоял рядом в блестящем золотом хитоне, отшатнулся, и в его лице появилось что-то человеческое. Озадаченность что ли? Недоумение? Это длилось пару секунд, не больше, а потом произошло удивительное. «Золотой» коснулся ладонями щек и… исчез. Только воздух с легким хлопком занял освободившееся место.

Я знал, что на свете существует такая вещь, как комбинированные съемки, слышал про «зеленый экран», но это-то не кино! Это-то самая всамделишная жизнь! А значит и пистолет, что поднимал эсэсовец, тоже был настоящим. Не дожидаясь уточнения настоящие оружие в руках у «черного» или всего лишь муляж, я, отклонившись в сторону, выбил «парабеллум» из рук. Тут бы и поговорить по-хорошему, объясниться, но не получилось — из распахнувшейся двери появились двое «черных», но уже с карабинами…

— Стоп! — вскинул ладонь Маленький. — Перерыв! Антракт!

Ага. Так ему и поверили.

Он ушел от выстрелов буквально чудом — присев и ногой уронив на пол одного и сбив прицел другому.

Супонька не вдаваясь в размышления, прикладом обездвижил обоих и растерянно обернулся.

— Да что тут такое?

В коридоре еще звенел крик черного офицера, но его уже заглушал топот сапог. Слева, там, где метрах в 20-ти впереди, коридор поворачивал, показалось несколько фигур в форме вермахта. Над моим ухом пророкотала автоматная очередь и выскочившие из-за поворота смельчаки нырнули назад.

— К лифту, быстро! Это все по-настоящему!

Никто не кричал «Стоп», «Мотор» или что там еще кричат в подобных моментах киношники, так что и впрямь Маленький прав — не кино тут снимают…

Пользоваться лифтом — это для дураков. Не хватало еще загнать группу в такую примитивную ловушку — но где-то рядом с ним наверняка проходила обычная лестница. Не ошибся.

Не сомневаясь, что товарищи последуют моему примеру, я бросился вверх. Позади дважды грохнуло — кто-то не пожалел гранаты. Задержавшись, я бросил взгляд вниз по лестнице. Припав на колено, Маленький бодро садил длинными очередями вдоль коридора.

Я остановился в пролете. Перекрывая грохот выстрелов, проорал, свесившись вниз:

— Маленький! Назад! Прикрываю!

Опустошив магазин, тот послушно бросился к нам. Я подождал, пока тот поднимется на пролет вверх, и швырнул под лестницу похожую на длинную толкушку-гранату. В дверном проеме мелькнула чья-то рука, протянувшаяся к ней и, не колеблясь, я пятипатронной очередью отбил охоту хвататься за чужие гранаты. А там и ахнуло!

От грохота заложило уши, внизу заорали, заклубившаяся пыль скрыла проем. Сорванная с петель дверь, накренившись, перегородила выход. Я швырнул туда еще одну толкушку и припустил вверх, догоняя товарищей. Догнав Маленького, спросил набегу.

— Ты когда понял, что это не кино?

Маленький молча показал ему руку. На предплечье куртка была порвана и рана сочилась кровью. Царапина, слава Богу, но её оказалось достаточно для вразумления.

Да уж… Другого объяснения и не нужно было. Муляжи не стреляют. И не взрываются.

Лестница кончилась дверью, выведшей нас в маленький зал. Снаружи висела тишина. Ни шума сирен, не грохота сапог, что казалось, честно говоря, удивительным. В щель Супонька осторожно попытался разглядеть, что там происходит.

— Командир! — возбужденно сказал он. — Там — летающая тарелка!

— Какая к чертям тарелка? — спросил я, но глазом к щели приложился. За дверью оказался небольшой вестибюль со стеклянной стеной, а вот за ней открывался вид на большую, со стадион, площадку, на которой и расположился аппарат действительно похожий на летающую тарелку. Во всяком случае, на такую, какую любили вставлять в свои фильмы режиссеры — соединенные между собой блестящие диски с полусферами внизу и вверху. По бортам виднелись ряды отверстий. Если б они светились, то тарелка напоминала бы огромный пассажирский теплоход, вроде «Титаника» или «Лузитании», но «иллюминаторы» оставались темны, и оттого тарелка казалась необитаемым объектом. У меня мелькнула мысль — «Неужели все-таки кино?» Ну никак не могло такого быть в реальном мире.

Глаза невольно сами собой искали признаки съемочной площадки — софиты, камеры, толпы статистов… Искали, но не находили. Я вспомнил кровь на рукаве Маленького и покачал головой. Нет. Не кино… Значит и тарелка настоящая. Или что это еще…

— Куда же нас все-таки занесло? — спросил я вслух, не надеясь на ответ, а просто чтоб выбросить из себя озадаченность.

— В 44-й год… — ответил Супонька. — На фашистскую базу подводных летающих тарелок.

Ему никто не стал возражать, так как все о чем говорилось, стояло перед глазами у всех. Внутреннего противоречия ответ не вызвал, но очевидно если это и являлось правдой, то наверняка не всей.

— А тарелка откуда?

— А кто знает, что тут было в 44 году? Может быть, тарелкам тут самое место.

Супонька осторожно просунул ствол автомата в щель, расширяя её.

— Американцам в Розуэлле в 47-м повезло, а нацистам — в 44-м тут… Ну, вот так вот жизнь повернулась. Только ведь в любом случае валить отсюда надо. Нашего-то Президента тут точно нет.

— А что, на инопланетян так и не посмотрим? — с неприкрытым любопытством спросил Корявый. В том, что это самая настоящая тарелка он поверил первым.

— А что на них смотреть? — хладнокровно отозвался я. — Уродцы какие-нибудь… Зеленые… И вообще Супонька прав. Президент Кашенго, если он еще жив, где-то в другом месте нашей пули дожидается…

Аккуратно и тихо, пока суматоха снизу не докатилась до поверхности, мы боком-боком выбрались из зала. Поднырнув под колючую проволоку, выползли к сараю, который Маленький безошибочно назвал гаражом.

— Уйдем на колесах…