Вначале вокруг Савинкова сгруппировалась небольшая кучка людей, в состав которой входили полковники Страдецкий, Гейер, Бреде и я, капитаны Клементьев и Осколков, военный врач Григорьев и юнкер Клепиков.

Несколько позднее я познакомился и с журналистом Дикгоф-Деренталем.

Людей было немного, а работы очень много. Поэтому первоначально точного распределения работы я обязанностей между нами не было, и каждый делал то, что нужно было выполнить в данное время.

Сущность работы этого периода (март 1918 г.) сводилась к тому, что мы отыскивали подходящих для организации лиц, знакомили их с задачами Союза и, в случае согласия вступить в Союз, создавали из них известные единицы формирований.

В основу формирований была положена схема организации командного состава отдельной части соответствующего рода войск.

Каждому согласившемуся вступить в организацию предлагалось набрать себе по возможности не меньше четырех человек, лично ему знакомых и вполне надежных.

Эти пять человек составляли кадр роты, эскадрона и батареи.

Сумевший набрать большее количество людей распределял их по должностям по своему усмотрению, в зависимости от личных качеств, и вместе с тем сам занимал соответственно высшую должность.

Работа была трудная и утомительная.

Денежных средств иногда не хватало па пропитание, не говоря уже об извозчиках или трамваях.

Приходилось из-за этого путешествовать при всякой погоде пешком, делая громадные концы.

При этом приходилось вести дело крайне осторожно, чтобы не нарваться не только па провокатора, но даже просто па болтливого человека, не умеющего держать язык за зубами.

С Савинковым мы имели свидания не чаще одного-двух раз в неделю, обыкновенно в какой-нибудь гостинице, адрес которой сообщал нам Клепиков, равно как и время для сбора.

Для получения этих сведений, а ташке для передачи Савинкову наиболее важных донесений, у каждого из нас были назначены определенные места и время, где происходили встречи с юнкером Клепиковым, который таким образом поддерживал связь, числясь в то же время адъютантом Савинкова.

Отсутствие денежных средств до крайности затрудняло работу, так как многие согласившиеся вступить в организацию уезжали из Москвы, не имея возможности прокормиться в Москве за свой счет.

Лично мне неоднократно приходилось ночевать на вокзале, так как постоянной квартиры не было, а устройство в гостиницах встречало много затруднений.

Как общее правило было не посещать друг друга на частных квартирах и даже, по возможности, не знать их адресов.

Местами для встреч и переговоров назначались вокзалы, бульвары и т.п.

В апреле дело несколько улучшилось. Савинкову удалось получить откуда-то первую денежную субсидию, при помощи которой явилась возможность нанять квартиру и в ней вполне легально, через врача Григорьева, открыть лечебницу для приходящих больных.

Квартира эта была нанята в Молочном переулке д. 12, кв. 7.

Несмотря на то, что эту лечебницу посещали настоящие больные, и ней в то же время фактически работал и штаб организации.

Распределение комнат в квартире и принятые меры делали то, что ни больные, ни даже врачи, приглашенные врачом Григорьевым по специальностям, не могли и подозревать, что они находятся на конспиративной квартире.

Порядок был заведен такой: в квартире в качестве служителя при лечебнице был помещен капитан Клементьев.

По документам он значился демобилизованным солдатом, а по наружности и по добросовестному исполнению обязанностей слуги, подозрения не вызывал.

Когда раздавался звонок в дверь, Клементьев отворял дверь и спрашивал у прибывшего:

— Вы к доктору?

На это должен был следовать ответ:

— Да, меня прислал доктор Попов.

— Вам прописали массаж?

— Нет, электризацию...

Правильно произнесенный диалог показывал, что прибывший — свой и его проводили в одну из комнат 1, 2, 3 или 7 в зависимости от того, которая была свободна.

Не давший правильной явки, проводился в комнату 8, откуда и принимался врачом, как действительно больной.

В этом штабе я мог уже более спокойно ночевать, приходя туда незаметно.

С апреля начальником штаба бы я, а полковники Страдецкий, Гоппер и капитан Осколков выбыли из Москвы. Первый для устройства своих дел, а два других — по болезни.

Но состав штаба к этому времени пополнился, и кроме меня были начальники отделов:

1) иногороднего — врач Григорьев;

2) разведки и контрразведки — полковник Бреде;

3) сношения с союзниками — Дикгоф-Деренталь;

4) конспиративный — В. В. Никитина;

5) зав. пехотным формированием — капитан Пинка

6) кавалерийским — корнет Виленкин;

7) артиллерийским — капитан Жуковский;

8) инженерным — подполковник Никольский:

9) резервным — подполковник Сахаров.

Фактически вся работа штаба выполнялась до самого конца только этими лицами. Приблизительно в середине апрели образовался еще особый отдел, вернее — отряд, под начальством поручика Пирогова

Отряд этот находился в непосредственном распоряжении Савинкова и деятельности ни в чем не проявлял. В нем насчитывалось 7-10 человек.

За неимением в организации оружия, за невозможностью приобрести его и хранить в безопасном месте роль начальников отделов мобилизационного, оперативного и снабжения сводилась к нулю, должности эти числились только на бумаге.

Кроме перечисленных выше лиц, допуск в штаб разрешался только вполне надежным и существенно важным для организация лицам, преимущественно из числа приезжающих от организаций других городов, которые примкнули к Союзу.

Дли встреч со всеми другими лицами, по-прежнему, служили нейтральные места: кафе, столовые, бульвары, вокзалы и пр.

В этот период завязались отношения с представителями союзных миссии.

Переговоры с ними велись преимущественно Дикгоф-Деренталем и иногда Савинковым.

Союзников сильно заинтересовала возможность возникновения каких-то сил, могущих действовать против немцев со стороны России и тем удержать на этом фронте возможно большее количество немецких сил, которые могли бы быть при других условиях переброшены на Западный фронт и тем затруднить конечный результат войны.

Со своей стороны союзники предлагали помощь, о виде и характере которой и шли переговоры.

Судя по докладам Дикгоф-Дсренталя Савинкову, к союзникам обращались за помощью какие-то организации, возникшие раньше нашей, но не смогшие доказать своей жизнеспособности. Между прочим, союзники просили нашу организацию доставать им сведения о положении дел в тылу немецких войск, оперировавших на русской территории, и вообще о состоянии и настроении этих войск.

Задача эта была блестяще выполнена под руководством полковника Бреде.

Это заставило союзников понять, что наша организация не дутая, несмотря на полное отсутствие у нее технических средств и малое количество денег.

После ЭТОГО переговоры с союзниками приняли более определенный характер, тем более, что силы организации выяснились более точно. В Москве насчитывалось до 2000 человек, в городах вокруг Москвы и по Волге, от Рыбинска до Казани включительно, более 3000.

Штаб организации принял все меры, чтобы сговориться с местными и удержать их от преждевременных выступлений. В результате стали получать ответы, что сочувствующие движению согласны ждать и выполнять указания штаба, но при условии, что штаб снабдит их оружием.

Наступил май месяц, и положение оказалось очень обостренным: для выступления не было нужных средств, а ждать было опасно, учитывая настроение на местах и то, что 2000-я организация уже с трудом конспирируется.

Вопрос о возможности выступления в Москве мною был решен отрицательно, и доводы мои были признаны правильными.

Было решено перенести организацию из Москвы в Казань, как более хлебное и спокойное место, откуда легче было сноситься с крестьянами верхнего Поволжья.

Союзники обещали дать нужную для выполнения этой операции сумму.

Однако обещания этого своевременно они не выполнили и тем поставили нас в критическое положение.

Вследствие случайности в середине мая произошел провал организации, открыто местонахождение штаба и выяснен его состав. Были выявлены и другие конспиративные, хотя и второстепенного значения квартиры. Произошли аресты.

Связь между различными частями организации нарушилась, и дело стало

Потребовалось много времени, чтобы восстановить связь и выяснить действительные потери.

На это ушло около двух недель. Наступил июнь.