* * *
Был, видимо, апрель. Только в апреле ветер, прилетавший с востока, так отчётливо пах чужою землёй. Только рано утром, поднявшись на вершину Рога, можно было уловить этот запах. Растворённый в легком, высоком слое воздуха, он напоминал почему-то запах комнаты старинного дома, где веками хранились загадочные вещи, назначения которых никто не знал, в том числе сами хозяева. Это не был дух затхлости, комната содержалась проветриваемой и сухой, прислуга регулярно, может быть, раз в неделю, вытирала там пыль и раз в полгода чистила заморские ковры. Но запах иного мира был неистребим. Запах чужой жизни, чужих тайн. И ещё к нему примешивался еле уловимый аромат пирожных из раннего-раннего детства — сейчас уже не делают таких, и непонятно — почему.
Я знал этот запах — запах далёкого берега — давным-давно. Не помню, может быть, я впервые вдохнул его ещё прежде, чем научился летать. Но, конечно, в те времена я думал, что так пахнет сам ветер — как любое живое существо, он умел быть разным, а запах был одной из его песен.
Как удивительно — чувствовать громадность мира. Образы уже померкли в моей памяти — но ветер разбудил их — просторные долины с мягкой травой, неторопливые, широкие реки, чёрные под туманами болота, пологие холмы и темнеющие дремучими лесами отроги бесконечных гор. Пропасти, на дне которых спрятались совсем другие долины, реки и леса. Огромная, невероятно огромная земля. Я летал высоко-высоко, я летал над облаками и над самыми высокими скалами, но так и не увидел границ этой земли.
Кажется, она всё-таки отравила мою кровь, эта бесконечная земля. Когда-то мне было достаточно Островов и океана. Ветра и неба. Всё это стало таким маленьким теперь. Я вижу поднимающееся солнце и вспоминаю Долину Цветов, её холмы и ручьи. Я вспоминаю горы и облачную страну. Я думаю о лесах, которым нет конца и края — когда-то я мечтал побродить по ним всласть, почувствовать их жизнь, их тайны.
Солнце восходит в зенит, и растревоживший меня аромат исчезает. Я ещё пытаюсь удержать в себе его нежные тона, но скоро понимаю, что это невозможно. Если повезёт, завтра на рассвете я снова встречу этот ветер — но в глубине души я знаю, что до следующей весны волшебство не вернётся.
Всё чаще земля на востоке мне представляется сном. Мрачные страницы и светлые вспышки. Полуденный зной накрывает дремой, смежив веки, я перебираю цветные стеклышки историй. Приблизив то или иное к глазам, я вдруг падаю в бездну, мгновенный страх беспомощности — этот миг я не властен над реальностью — головокружение… и сон длится снова.
* * *
Бывает утро, когда, ещё не проснувшись, ты живёшь в ожидании радостного дня. Солнце уже поднялось высоко, а ты ещё нежишься в постели, ещё весь там, в волшебных краях снов, тебя окружают друзья по приключениям, таким странным, что их невозможно пересказать, и ты ещё захвачен вихрем чудес… но уже чувствуешь солнце, и говоришь всем: подождите минуточку, я только сбегаю туда, в утро , проведаю, попробую, вернусь…
Бывают сны, о которых знаешь, что они случились взаправду. Где-то — то ли в прошлом, то ли в какой-то другой стране. Она такая настоящая, что достаточно отворить дверку…
Бывает прошлое, неотличимое от снов.
Бывает утро, когда всё случившееся с тобой смешивается в невероятном фейерверке — ты вспоминаешь всё сразу и не можешь понять — совсем маленький ты или сам прочитал уже целую полку книжек? Ты умеешь летать или тебе надо бежать долго-долго, чтобы подняться на самый высокий холм и увидеть, как много вокруг земли! На миг тебе становится страшно, потом охватывает восторг — всё взаправду, всё это было, было!
Старый дом, такой весь скрипучий и живой! Я соскользну с постели, и где-то наверху отзовётся, хрустнув рассохшейся дверкой буфет. Что-то прошуршит неуловимо, как будто слетевший от сквозняка листок бумаги…
Но зачем я так медлю, прислушиваясь? Утро зовёт! Распахнув дверь, я сбегаю по лестнице, мелькнув стремительной тенью в потемнелом зеркале в старинной раме. Я бегу, но внутри я как будто замираю, ожидая…
Никто не окликнет. Я один в доме.
Я спускаюсь по узким улочкам, привычно избегая попадаться на глаза. Я знаю, что никто не остановит меня, не спросит. Давным-давно у подножия холма на берегу ручья стоит дом, в котором живёт мальчик. Он живёт там один, и это так же естественно, как роса на траве ясным летним утром.
Город кончается, ручей, изгибаясь, ныряет под обрыв. Там небольшая роща и крохотное озерцо, и полянка на берегу. Я разрываюсь между желанием остановиться, замереть, вслушиваясь в тени времени — или наоборот, не смотреть туда, ускорить бег!
Такое уж это утро, одно-единственное в году, первое утро жаркого солнца и проснувшейся земли. Как будто в воздухе просыпается память, словно призрак, она ищет того, кто способен её принять — и находит.
Это заповедная поляна — люди не приходят сюда. Здесь нет заборов и табличек, что-то другое охраняет потаённый уголок у ручья. Шепот воды или ветра? Не знаю. Город близко, но за много-много лет я не встречал тут никого из людей. Последним, кого я видел на нашей поляне, был Кирис. Много-много лет назад.
Нет, лучше не останавливаться. Я помню, как это было однажды — я встал у ручья и на минуту закрыл глаза. Дал унести себя песне воды и листьев. Потом стало холодно, и заболели ноги, я огляделся — солнце давно село…
А сегодня я должен успеть добежать до Пристани. Почему-то я знаю, что сегодня это особенно важно. Именно сегодня, особенно сегодня, первый раз за много-много лет.
Я обогнул озеро и побежал дальше — тоже вдоль ручья. Маленький водопадик, вода промыла почву до камней, отшлифовала их, плеск воды — будто смех, в какой-то миг мне даже показалось… я был уверен! Что за дрожащими струйками прячется он, Брэндли. И я дал себя обмануть, отодвинул плети травы, чтобы заглянуть ещё и в пещерку под глинистым козырьком. Какая-то птичка рванулась в небо из кустов надо мной. Я улыбнулся, вспомнив одну из наших игр…
* * *
Мир изменился. Он не мог не измениться. Мир начал меняться ещё тогда, тысячелетие назад. Едва лишь Кристалл был создан, он изменил структуру мироздания. Но никто этого не заметил и не понял.
Затем Кристалл был разделён. Казалось, эти маленькие кусочки прозрачного камня не опасны для мироздания. Далеко не так опасны, как эксперименты магов Огня с подземными силами… Я понимал, что Троготт использует души людей, питая ими Кристалл. Но даже Троготт не знал, что делает Кристалл с окружающим его миром. Я думаю, по-настоящему об этом не догадывался даже сам Тионат. И всё же именно он создал Острова — такими, какими их узнали мы. Возможно, он сделал их обитаемыми, основал на них новое государство. Только чтобы удалить Кристалл от материка.
Острова давно уже не существовали в реальном мире. Они вышли из Кристалла — или Кристалл когда-то давным-давно поглотил их в себя — этого уже просто не узнать теперь.
Главная тайна Островов была не в магии Огня. Силу Огня не так сложно контролировать — её достаточно было бы пригасить единожды. С этим справится средней руки Золотой. Но что Эдели могли поделать с рвущейся изнутри Кристалла энергией Белого Пламени? Ничего. Они толком и не понимали, с чем имеют дело.
Хранители Кристалла искали свой способ обуздать высшую стихию. Они знали, что Тионату удалось это сделать извне — создав Двойников. Но повторить этот опыт они не могли — ведь Кристалл был разделён.
Века проб и ошибок. И однажды они были уверены, что получилось. Великий ветряной маг Нимо принял в себя силу Пламени и выжил.
Но… Держать её в себе он не мог. Или не хотел.
И так нас стало двое.
Снова — двое.
* * *
Мы лежим на краю обрыва.
Мягкий камень, превратившийся в песок, исчернён тысячами крапинок-норок — там, под нами, целый город ласточек-береговушек. Мы лежим головами к обрыву и видим только небо и подрагивающие стебельки травы. Иногда над нами проносятся тёмные, стремительные силуэты.
— А почему я не могу превратиться в ласточку?
— Потому что ты — настоящий. Из этого мира…
…Знаешь, почему я не мог раньше найти Острова? Нужно, чтоб кто-нибудь настоящий их увидел и узнал. Поверил. И стал ими жить.
* * *
Потом наступила зима. И ласточки улетели на юг. Но я знаю, я точно видел, что одна стая направилась на запад. Там ведь тоже не бывает зимы…
* * *
Я бегу. Я тороплюсь. Утро уже не просто тёплое — оно горячее!
Один раз в несколько лет начинает дуть ровный и сильный тёплый ветер с запада. Один раз в несколько лет в конце апреля устанавливается летняя погода, и рощи шумят уже совсем зелёные, и уже пушисто гладит ноги трава на холмах. Однажды в воздухе появляется запах… Такой прохладно-свежий, как будто в середине лета, в самой глубине ночи на лесной поляне распустился необыкновенный цветок…
Я замираю на краю обрыва. Море очень далеко, но отсюда я вижу блеск залива. Песчаный обрыв пустой, я успел, ласточки ещё не прилетали.
Тишина. Ветер шепчет еле слышно. Мне кажется, я различаю отсюда мерные удары волн о скалистый морской берег.
Или — это бьётся сердце. Большое, медленное.
Или — звучит из бесконечности исполинский барабан.
…Ветер толкает меня внезапно! Я едва устоял на ногах! Но он тут же стихает.
— Я здесь! — смеётся Нимо. — В этот раз я птиц опередил! Летим?! Прямо сразу! Они там все по тебе ужасно соскучились, Аль!
Я широко раскидываю руки. Это совершенно не обязательно — просто чтобы быстрее вспомнить. За зиму я совсем отвык. Бывали дни — я даже забывал, что умею летать.