В тот день, когда начали происходить те самые чудеса, я скакала на швабре по двору, воображая, что еду на лошади. Мы с конём гарцевали на ярко освещённой арене, трибуны восхищённо аплодировали, и со всех сторон нас слепили вспышки фотокамер – я и мой верный конь были цирковыми артистами. И только я приветливо помахала рукой своим выдуманным, но крайне восторженным зрителям, как тут же споткнулась и кувырком, нелепо и стыдно, улетела в пыль.
Верный и прекрасный конь разломился – голова в одну сторону, хвост в другую – и тут же превратился в обычную швабру.
– Ой-ой, – сказала я, – мне совершенно точно попадёт.
Я даже не представляла, что тот день, когда я сломала швабру, перевернёт мою жизнь вверх тормашками раз и навсегда.
Меня зовут Агата, и недавно мне исполнилось одиннадцать лет.
Мы с бабушкой и мамой живём в небольшом городке с красивым названием Дивный, в двухэтажном доме солнечнооранжевого цвета. Когда мама покупала дом, она выбрала именно этот, потому что у меня волосы такого же цвета – рыжие. Мама решила, что мы друг другу подойдём.
У меня ещё нет здесь настоящих друзей – так, обычные школьные приятели. Мы переехали в Дивный не так давно, почти перед летними каникулами, три месяца назад, когда маме предложили новую работу.
Она большая начальница – так все в Дивном говорят. Бабушка зовет её Люсей, потому что она так звала её ещё маленькой, а все остальные зовут маму Людмилой Федоровной.
Мама – директор фабрики, где выпускают ткани, и она так много работает, что мы с бабушкой её почти не видим. Она уходит на работу в семь утра, а встаёт раньше солнца – потому что долго наряжается, красится, делает кудряшки. Она носит туфли на высоком каблуке, любит почти прозрачные шарфики из тонкой органзы и говорит так: «Нельзя делать красоту и самой не быть красивой».
Наверное, она хороший директор, потому что ткани на фабрике получаются очень красивыми, и их покупает весь Дивный и многие другие города. Сейчас я уже привыкла, а раньше всегда удивлялась: вот тётя Наташа идёт в лёгком платье из маминой ткани, а вон в доме напротив занавески на окнах в знакомый цветочный узор, и даже сосед дядя Петя носит ситцевую рубашку из ткани в клеточку, которую выпускает мамина фабрика.
Для меня мама состоит из запахов. Ночная мама пахнет кремом для лица – она всегда целует меня перед сном, и даже спросонья я всегда знаю, что это – мама. Утром меня будит запах духов – она обязательно обнимает меня, иногда ещё спящую, перед тем как убежит на работу. А в выходные дни от неё пахнет гуашью – мама рисует эскизы для новых тканей, потому что, как она говорит, хороших художников на производстве не хватает, а в такую даль, как Дивный, никто не хочет приезжать.
Поэтому, даже когда она дома, она всё равно на работе.
И хотя мама молодец, и её все уважают, бабушка огорчается тому, что её постоянно нет с нами. Не из-за того, что забота о доме и моём воспитании ложится на бабушкины плечи, а только потому, что мама не видит, как быстро я расту.
Бабуля у меня замечательная, она умеет слушать мои истории, печёт лучшие в мире блины и никогда не ругается – для этого у нас есть мама.
В тот день мне действительно попало за швабру. Хотя я и приложила массу усилий, пытаясь склеить её скотчем, швабра чиниться отказалась. Вероятно, только из-за того, что из неё снова могли сделать лошадь.
– Нормальные девочки твоего возраста играют в куклы, в крайнем случае, в компьютерные игры! – вполне ожидаемо заявила мама.
Ей бывает сложно меня понять, я же с самых ранних лет была фантазёркой, вечно придумывала себе разные занятия, чтобы не скучать. Иногда мне это выходило боком, как в тот раз, когда швабра была лошадью.
У вас вот есть мечта, о которой вы думаете всю свою жизнь?
У меня есть. С самого детства.
Я люблю лошадей, очень сильно, так сильно, что, когда вижу их по телевизору, начинаю плакать от счастья. Маму это пугает, и она никогда не зовёт меня, если их показывают, а бабушка понимает, что самое важное в мире для её внучки, и обязательно ищет меня, даже если я гуляю на улице.
У нас в Дивном лошадей нет. Грузы давно перевозят на машинах, землю пашут тракторами, и, хотя автогараж теперь находится в старой конюшне, от лошадей там не осталось даже запаха. Я иногда прихожу туда, когда грузовики уезжают на работу, и брожу одна, пытаясь угадать, где были стойла лошадей, представляю, как они стояли тут и жевали сено.
Над дверью конюшни висит подкова, старая и кривая, уже несколько раз покрашенная в голубой цвет вместе со стенами, – это единственное, что напоминает в Дивном о лошадях.
Смешно, наверное, так сильно любить то, чего ты никогда не видел наяву.
Но, вообще, я всех животных обожаю – и кошек, и собак, и коров даже – у них глаза красивые, с длинными ресницами, только обычно грустные очень.
А ещё я их спасаю, животных: например, если мокрица в ванну падает, ей не выбраться никак, скользко же, я её на расческу пересаживаю, потому что руками ни за что к ней не прикоснусь, – и потом отпускаю. Она ведь такая же живая, как я, и, хотя я всегда боюсь, что она меня укусит за палец, я всё равно не хочу, чтобы она умирала.
Я даже не знаю, что в лошадях такого особенного, отчего они заставляют думать о них постоянно, но, если меня спросит когда-нибудь добрый волшебник, что мне подарить, я точно знаю, что скажу – лошадь!
Я ещё хотела про мир во всем мире загадать, но потом решила, что лошадь важнее.
Очень надеюсь, что волшебник придёт уже, наконец, потому что я это желание всё время задумываю, а толку пока никакого нет.
Недавно я во дворе объела всю сирень – знаете же, что, если найдешь цветочек с пятью лепестками, его нужно проглотить, и тогда самое сокровенное желание сбудется. Ну вот, я этой весной с куста у дома все пятилепестковые цветочки съела. А они горькие, просто ужасно, меня даже тошнило потом ночью. Но зато я своё желание раз сто загадала!
И счастливые автобусные билетики съедаю.
И на Новый год всегда, когда куранты бьют, одно и то же загадываю.
Только это всё неправда, наверное, потому что мое желание не сбылось ни разу, и лошадей я до сих пор только по телевизору видела. Но я всё равно верю, что если сильно хотеть, то обязательно сбудется. Потому что иначе о чудесах можно навсегда забыть.
Я так скучала по настоящим лошадям, что стала их себе придумывать.
Начала с велосипеда – привязывала к рулю веревочки и каталась, воображая, как еду верхом на коне. Но у нас дороги не везде асфальтированные, переднее колесо в ямах ходило ходуном, и я часто падала.
И ещё велосипед не живой – железный, – с ним даже не поговорить толком.
Потом я хотела, чтобы наш пёс Алтай был лошадью. Он живёт на цепи у дома, и мы с ним дружим, но вот только он не стал меня катать на спине и в будку залез. Я его хотела выманить косточкой, Алтай у меня её отобрал и начал рычать, когда я его за цепь стала тянуть из будки. Ну он меня и укусил. Несильно, но я очень рассердилась. И передумала Алтая лошадью делать.
Тогда я решила, что соседская коза Мариванна смогла бы стать моей лошадью. Она пасётся на лугу сразу на нашим домом, и я её иногда угощаю хлебными корочками.
Мариванна не убежала, когда я верхом села, – но у неё ноги разъехались, и мы обе упали. А потом, сколько я на козу ни садилась, она – вот хитрая! – сразу ложилась. Я в лужу её завела, подумала, что в грязь она точно не ляжет, – а она взяла и снова шлёпнулась. Лужа была глубокая, Мариванна прямо вся туда поместилась, с головой, только пузыри пошли на поверхности. Лежит в луже – и не выходит. Я испугалась и давай её за рога вытягивать, пока она не утонула. Ну а тут сосед дядя Петя прибежал, думаю, в окно нас увидел, и ка-а-а-ак даст мне хворостиной!
– А ну брысь отсюда, жокейша! – рявкнул дядя Петя.
Вынул козу из лужи и пошёл домой отмывать.
И хотя мне понравилось, что он назвал меня жокейшей, но на всякий случай – ну и из-за хворостины тоже – к козе я больше не приставала.
Бабушка, когда я ей всё это рассказывала, меня внимательно выслушала, хотя у неё дрожал подбородок, и, чем больше я рассказывала, тем сильнее он дрожал.
И тут она как начала хохотать, будто смешинку проглотила, и, когда смогла, наконец, говорить, решила что я перед козой должна извиниться. Взяла полбуханки хлеба, нарезала ломтями, я их посыпала крупной солью, и мы пошли просить у козы прощения.
От Мариванны пахло шампунем, и шёрстка после купания у неё стала белой и кудрявой, как причёска у одной известной эстрадной певицы.
Мы скормили ей угощение, я извинилась и сказала, что больше никогда не буду на ней ездить верхом и купать в луже. Мариванна, пока жевала хлеб, часто-часто кивала головой – так она приняла мои извинения.
А потом мы у дяди Пети пошли прощения просить, но только я про это не хочу рассказывать, потому что мне очень стыдно было.
Но коза и прочие приключения случились гораздо раньше, а в тот день, когда я сломала швабру, начались самые удивительные события в моей жизни.
Вечером мама зашла в комнату, чтобы поцеловать меня перед сном и оставить запах крема. Он ещё витал в воздухе, пока я долго крутилась в кровати, пытаясь соорудить из одеяла норку. У меня ничего не получалось, и наружу вылезали то пятки, то попа. Очень важно все части тела спрятать под одеяло, потому что каждый знает – Тот, Кто Живет За Шкафом, схватит тебя именно за место, которое ты не спрятал!
В итоге я улеглась так, что оказалась лицом к окну, а так спать я очень не люблю, потому что боюсь, что увижу там что-то страшное. На улице был сильный ветер и берёза под окном раскачивалась так сильно, что ветки постукивали по стеклу. Мне мерещилось, что кто-то там скребётся и хочет залезть в дом. Я одним глазом смотрела из-под одеяла, как на стене плясали тени, складываясь в причудливые рисунки. Некоторые из них были похожи на скачущих лошадей, у них шевелились ноги, развевались гривы. Мне казалось, что они поворачивают ко мне головы и приветливо кивают.
Но тут глаза стали сами собой закрываться, и только я успела подумать: «Больше всего на свете я бы хотела иметь свою собственную лошадь», – как улетела в страну сновидений.
Утром, когда я проснулась, в комнате, освещённая ярким утренним солнцем, в лучах, которые обрисовывали её контур, стояла красивая белая лошадь. У неё были длинная волнистая грива, свисающая почти до самой земли, и чёлка, которая лихо закрывала один глаз. Лошадь мягко помахивала хвостом и улыбалась.
– Ну ты и дрыхля, – сказала лошадь.
Я села в кровати и протёрла глаза. А потом ещё раз. Лошадь никуда не исчезла – она всё так же стояла в солнечных лучах.
Тогда я решила, что всё ещё сплю. И прилегла, чтобы досмотреть такой красивый сон про белую лошадь…
Но она стащила с меня зубами одеяло и громко возмутилась:
– Нет, вы только посмотрите! Зачем тебе лошадь, если ты не собираешься с ней разговаривать и предпочитаешь спать?
Тут я вскочила с кровати и сильно-пресильно ущипнула себя за руку.
– А что ты делаешь? – с интересом спросила лошадь, подойдя поближе и взглянув на появившееся красное пятно у меня на руке.
– Пытаюсь проснуться, – пропищала я.
– Так ты уже проснулась, – удивилась лошадь.
Я медленно протянула к ней руку и потрогала за нос. Он был мягкий и теплый, немного волосатый и даже усатый – именно такой лошадиный нос, как я себе всегда и представляла. Лошадь доверчиво потёрлась о мою руку мордой.
– Ой, – сказала я.
– Что «ой»? Прости, пожалуйста, ты мне не почешешь – вот тут, справа, – сказала лошадь и подставила мне свою морду.
Я опасливо поскребла пальцами по шерсти.
– Ну кто же так чешет! – возмутилась лошадь. – Не стесняйся – сильнее! Ещё сильнее! О-о-о, вот теперь хорошо!
Её морда расплылась в улыбке, и она потрясла головой, как собака. Её уши захлопали по щекам, а чёлка встала дыбом, и прической лошадь стала похожа на меня. По утрам я имею такой же встрёпанный вид.
И тут я перестала её бояться и засмеялась. Лошадь была забавной, совершенно неопасной и не по-лошадиному болтливой.
Тут за дверью послышались шаги, и в комнату вошла бабушка.
И в ту же секунду лошадь исчезла.
– О, ты уже проснулась! Вот умница! – сказала бабушка. – Давай-ка умывайся, и пойдем на кухню, я блинчики приготовила на завтрак.
Я ещё раз посмотрела на то место, где мгновение назад стояла белая лошадь, и протёрла глаза.
Бабушка увидела моё вытянутое от изумления лицо и забеспокоилась:
– Милая моя, ты что-то странная сегодня, ты хорошо себя чувствуешь? – Она потрогала мой лоб и покачала головой: – Да нет, лоб не горячий. Ох ты и хитрюга, Гашка, по лицу вижу – что-то натворила опять!
Она оглядела комнату, но всё было в порядке – разве что вчерашняя футболка небрежно висела длинной грустной тряпочкой, зацепившись за настольную лампу.
– Ничего не натворила, бабусечка! Сейчас оденусь и сразу приду! Вот прямо сразу-сразу! – затараторила я.
Бабушка недоверчиво покачала головой, хотела что-то сказать, но тут с кухни потянуло горелым.
– Ах ты боже мой, я плиту не выключила! – Бабушка всплеснула руками и убежала.
В ту же секунду лошадь опять появилась в комнате.
– И снова здравствуйте! – весело сказала она. – Завтракай скорее, и пойдем гулять. Застоялась я, ноги нужно размять.
– А почему ты спряталась от бабушки? – поинтересовалась я.
– А потому, моя дорогая Агата… кстати, тебя же Агатой зовут?
– Да, – пролепетала я.
– Ну вот, а я уже решила, что перепутала что-то. Желание ведь ты загадала, а не бабушка. Вот я и явилась к тебе! – И лошадь гордо тряхнула гривой.
– Какое желание?
– Ну с добрым утром! Кто вчера вечером, в Тот Самый День и Тот Самый Час, когда сильный летний ветер доставляет все сокровенные желания до самого неба, сказал: «Как я хотела бы иметь свою собственную лошадь»?
– Ой, – пискнула я, и сердце у меня сначала подпрыгнуло до самой макушки, чуть не выскочив наружу, а потом упало в пятки так, что им сразу стало щекотно.
– Ну здрасте, приехали, – сказала белая лошадь. – Может, я ошиблась и не в тот дом пришла? Ты билетики счастливые автобусные ела, 28 штук? И пятилепестковые цветы сирени – в количестве 86 цветков? На Новый год, 3 раза, лошадь загадывала?
– Загадывала, загадывала! – закричала я.
– Ну вот, значит, всё отлично, – обрадовалась лошадь. – Когда на улицу пойдём? Бегать хочется – сил нет, – сказала она и от нетерпения топнула задней ногой так, что в шкафу на первом этаже зазвенела посуда.
– Ага-а-ата! – донеслось с кухни. – Что ты там делаешь? Быстро завтракать, всё стынет!
– Уже бегу, бабулечка! – закричала я, а лошадь прижала уши и зажмурилась.
– Ух ты, вот это голос! – воскликнула она восхищённо. – Ну завтракай скорее, я тебя подожду. Но быстрее, умоляю: мне так хочется бегать, что даже не знаю, как дотерпеть до твоего возвращения! – И лошадь умоляюще посмотрела не меня.
Я сорвала с лампы повешенную футболку, быстро натянула остальную одежду и уже почти выскочила за дверь, но остановилась и спросила:
– А ты точно будешь здесь, когда я вернусь?
– Разумеется, – шепнула белая лошадь и улыбнулась.
Никогда раньше я не завтракала с такой скоростью. Я съела пять блинов, даже не заметив, что бабушка намазала их вареньем, которое я не люблю, – черничным. Мне ужасно не нравится его вкус, а ещё от него зубы синими становятся. Но бабушка говорит: «Для глаз полезно», – и с ней лучше не спорить.
Но в тот день блины моментально исчезли с моей тарелки, и бабушка недоверчиво покачала головой:
– Агаша, ты сегодня точно какая-то не такая. И завтрак проглотила вон не пикнула, и проснулась ни свет ни заря!
Я отхлебнула молока из кружки, и под носом у меня выросли белые усы. Бабушка промокнула их полотенцем и засмеялась.
– Бабусечка, милая, я просто скорее гулять хочу пойти. Можно? До речки и обратно?
Обычно меня редко отпускали гулять одну, но этот день неслучайно был самым удивительным в моей жизни.
– Можно. Только оденься потеплее, сегодня ветер, – сказала бабушка. – Странная погода… Никогда в это время не бывает такого сильного ветра…
И пока бабушка смотрела в окно на раскачивающиеся ветки берез, с листочками, что чудом держались на тонких побегах; на нежные молодые яблони, ветки которых бросало на ветру то влево, то вправо; на птиц, сражающихся с порывами ветра в небе, а может, и просто кувыркающихся от радости, – я быстро сбежала к себе в комнату.
Лошадь стояла у окна и смотрела на улицу, как и бабушка.
– Отличная погодка! – сказала лошадь. – Самое время прогуляться. Ты верхом ездить умеешь?
– Нет, – огорченно сказала я и быстро добавила: – Я лошадей даже никогда не видела раньше. Только по телевизору.
Лошадь уставилась на меня, а потом возмущённо дунула на чёлку, упавшую ей на глаза, и заявила:
– Безобразие. Сущее безобразие! Как могут дети расти без лошадей?
И лошадь аккуратно легла на пол, подобрав под живот ноги.
– Забирайся на спину, – решительно сказала она. – Сейчас я буду тебя учить ездить верхом, только, чур, не бояться! Хорошо?
Я ответила не сразу, потому что хотела лихо заскочить ей на спину, как это делают ковбои в кино, но у меня так почему-то не получилось. Я повисла на пузе, словно мешок с картошкой. К счастью, лошадь этого будто бы не заметила и терпеливо ждала, пока я, дёргая ногами, как лягушка, наконец не уселась ровно.
– Теперь держись за гриву. Крепче держись и не бойся, ты не сделаешь мне больно, – лошадь повернула ко мне голову.
Я увидела её глаза близко-близко, они были добрыми и удивительно понимающими. Лошадь ободряюще улыбнулась, потом игриво подмигнула, и мои коленки наконец-то перестали дрожать.
Я вцепилась в её прекрасную белую гриву обеими руками, чтобы не свалиться, и лошадь медленно встала.
– Ух ты, – прошептала я. – Как высоко и как здорово! И ты такая тёплая!
Лошадь засмеялась и немножко потопталась на месте, чтобы я привыкла к её движениям. Меня покачивало из стороны в сторону.
– Не страшно? – спросила она.
– Ни капельки!
– Тогда поскакали! Пригнись! – С этими словами лошадь толкнула мордой раму окна, оно распахнулось, звонко хлопнув створками, и лошадь могучим прыжком выскочила наружу.
Я взвизгнула от неожиданности, прижалась к её шее и ещё сильнее вцепилась в гриву. Лошадь приземлилась на землю мягко-мягко, как кошка, и сразу же одним махом перелетела через забор около нашего дома. Мне казалось, что полёт длится целую вечность, но это было не страшно, а удивительно здорово!
Лошадь притормозила и снова оглянулась на меня:
– Всё в порядке?
Я даже засмеялась от счастья – в порядке ли я? И закричала что есть сил:
– Да-а-а-а-а!!!
Она тоже засмеялась, звонко заржала, и мы поскакали!
Эх, жаль, что никто нас не видел!
Сначала мы скакали по дороге. Мы летели стрелой, я никогда ещё не ездила так быстро – даже на велосипеде, даже на машине! Из-под копыт моей удивительной лошади во все стороны летел песок. А когда мы свернули с дороги и мчались по полю, вокруг нас вихрем взлетали цветы и бабочки. Бутоны цветков застревали в гриве лошади и делали её ещё прекраснее. Иногда лошадь высоко подпрыгивала и брыкалась, как жеребёнок: так ей было весело! Я хохотала над её выкрутасами, и мне было совершенно не страшно, хотя в один момент я не удержалась и от смеха начала сползать набок. Тогда лошадь на секунду замедлила бег и ловко подтолкнула меня плечом, чтобы я снова села ровно. Мы подскакали к реке, и лошадь крикнула:
– Держись!!!
Мы взлетели в воздух. Испуганные утки с возмущенным кряканьем громко захлопали крыльями, внизу промелькнули берег, мостки, неширокое полотно нашей речушки, и вновь показался берег. Там мы приземлились, и лошадь сказала:
– Что-то я запыхалась.
По правде говоря, я тоже немного устала, поэтому слезла с лошади:
– Тебе не тяжело меня катать?
– Ты весишь как пёрышко! – засмеялась лошадь. – Таких, как ты, я могу даже двоих сразу на спину посадить – и не очень-то замечу!
Я обняла её за шею:
– Спасибо тебе большое. Я ещё никогда не была так счастлива.
Лошадь серьёзно посмотрела на меня:
– И тебе спасибо. Очень приятно быть нужной и приносить радость.
Мы стали отдыхать. Лошадь ела траву, а я искала сочные цветочки клевера, делала из них букеты и угощала её. Когда же она находила кислую заячью капустку или невысокие кустики душистой земляники, она звала меня – и так мы делились друг с другом разными вкусностями, пока не наелись до отвала.
Потом мы просто лежали в траве и смотрели в небо, где кувыркались облака.
Ветер рвал их на кусочки и складывал в причудливые фигуры зверей и птиц. Было так здорово лежать вот так в траве, прижавшись к тёплому боку лошади, и чувствовать себя счастливой. Я слышала ровный стук её сердца и, положив руку себе на грудь, вдруг поняла, что наши сердца бьются одинаково.
– А как тебя зовут? – вдруг опомнилась я. Мне даже стало стыдно, ведь мы уже столько времени дружим (почти целый день!), а я всё ещё не знаю имени моей лошади!
– Так, как ты меня назовешь, конечно, – удивилась лошадь. – Ведь я – твоё сокровенное желание. Можешь дать мне имя прямо сейчас.
Я задумалась. Это должно было быть самое замечательное имя.
– Можно я назову тебя Мечта?
Лошадь смущённо улыбнулась и попробовала сказать вслух: «Мечта-а-а-а-а!» Звучало неплохо!
– Как здорово, – сказала она, – когда у тебя есть имя.
Уже вечерело, когда мы вернулись к дому. Я слезла с лошади и сразу задала вопрос, который меня мучил:
– А ты придёшь ко мне завтра?
– Конечно, – ответила лошадь Мечта. – Я буду приходить всегда, когда ты меня позовёшь.
– А как мне это сделать?
– Просто подумай обо мне, я услышу твои мысли и примчусь так быстро, как только смогу. Можешь даже покричать в окно, если захочется, – она засмеялась, – у тебя настолько звонкий голос, что я его точно услышу.
– Где же ты будешь ночевать?
– На небе. Я живу там, где родилась.
– Как это? – удивилась я. – Ты родилась на небе?
– Все мечты рождаются на небесах, – сказала лошадь, немного подумав. – Вернее, сначала они рождаются у тебя в сердце. Потом, когда желание становится таким сильным и могучим, что от него даже поднимается ветер, – на небе появляется новая звезда. Это означает, что чья-то мечта сбылась. Вот на такой звезде я живу.
– И ты всегда будешь со мной?
– Всегда, пока ты этого хочешь, – сказала Мечта, и отчего-то в её голосе прозвучала печаль. – До тех пор, пока я буду нужна. Но, как только ты забудешь обо мне, это будет означать, что у тебя появилась новая мечта. И тогда я уйду.
У меня почему-то защемило сердце, потом предательски защипало в носу, и я обняла лошадь за шею, чтобы она не видела, как у меня появились слезинки.
– Ты будешь нужна мне всегда-всегда! Я мечтала о тебе, и я так рада, что теперь ты у меня есть…
Прошел месяц. Лето всегда летит незаметно, но это – побило все рекорды по стремительности.
Мечта приходила ко мне каждый день! Когда я просыпалась, она уже стояла в комнате и терпеливо ждала, пока я открою глаза. Если же ей не хватало терпения ждать, она стаскивала с меня зубами одеяло, называла «дрыхлей» и щекотала носом пятки.
А потом мы с ней отправлялись на поиски самых интересных приключений и каждый раз придумывали что-то новое. Скучать было некогда!
Однажды я была индейцем, который скачет на верном мустанге по прерии в поисках стада бизонов (бизонами мы сделали совхозных коров). В волосах у меня торчали вороньи перья, на Мечте я нарисовала круги и гуашью оставила отпечатки ладоней на белой шерсти, а гриву выкрасила в огненно-красный цвет – ведь именно так выглядят индейские мустанги!
Потом я была ковбоем, который укрощает дикого скакуна. Я запрыгивала на Мечту, а она начинала бешено крутиться и скакать на месте. Если я соскальзывала, она тут же останавливалась и ждала, пока я усядусь, а потом со ржанием и топотом снова начинала дикие прыжки!
Затем мне довелось побывать сказочной принцессой, которая должна была сбежать из замка дракона. На помощь к ней неслась верная белая лошадь – она подпрыгивала к окну моей комнаты на втором этаже.
И принцесса, уцепившись за гриву прекрасной лошади Мечты, уносилась вдаль, назло страшному дракону.
А еще однажды мы придумали сделать из Мечты единорога, и я скотчем прикрутила ей рог из новогодней мишуры!
После мы начали играть в цирк, и я была наездницей и дрессировщицей, а Мечта – лошадью, которая умеет петь песни и считать до ста. А ещё она ходила на задних ногах, я кричала: «Оп-па!» – и кланялась зрителям: чаще всего ими становились коровы в поле, которые глазели на наши трюки.
Когда же приключения нам надоедали, мы просто валялись в траве и разговаривали.
Я жаловалась Мечте, что мне бывает одиноко, когда я скучаю по маме.
А лошадь рассказывала истории о жизни на звезде, что оттуда ей видно весь мир как на ладошке. Только когда на небе облака, ей ничего сквозь них не видно, и ночью ничего не разглядеть – темно.
Мечта считала, что люди слишком много заботятся о совершенно неважных вещах, и старалась научить меня тому, как быть счастливой.
Она говорила, что у нас самая красивая страна в мире, но в ней часто бывает пасмурно потому, что мы редко улыбаемся. Ведь, когда человек улыбается, от его улыбки становится светлее вокруг. Это означает, надо чаще улыбаться, и тогда солнечных дней в году будет больше и мир станет ярче!
Нужно уметь радоваться самым простым вещам – лучику солнца, пению птиц, мурлыканью кошки и шелесту дождя.
– Вот смотри, летит бабочка, – и Мечта, кивая головой, показывала мне ярко-жёлтую капустницу, которая, вычерчивая узоры в воздухе, перелетала от цветка к цветку. – Улыбнись ей просто потому, что ты увидела красоту. И сразу станешь немножко счастливее.
– Ну да, – спорила я, – а если погода плохая, дождь и грязно на улице, чему тут улыбаться?
– Агата, если у тебя такое настроение от того, что за окном идёт дождь, это означает, что ты просто не умеешь слушать его песни! – говорила Мечта. – Прислушайся к шелесту капель, и они расскажут о том, что им миллионы лет. Они только и делают, что умирают и рождаются вновь. Капли – это и туман, и дождь, и лёд под ногами или пар в морозный день… Удивительно, правда? И ведь их жизнь не назвать лёгкой, но несмотря на это они умеют приносить счастье. Подставь ладонь дождю, и капли пощекочут тебе руку – это тоже повод улыбнуться! А когда ты засыпаешь в дождь, они поют тебе колыбельную песню – ты ведь замечала, какие хорошие сны приходят в это время?
Мечта учила меня видеть красоту и радость во всём, терпеливо объясняя мне самые простые вещи. Мой мир постепенно стал очень ярким, и мне казалось, что это она раскрасила его.
Неожиданно я поняла, что стала счастливее не только потому, что моя мечта сбылась.
Бабушка не могла на меня нарадоваться, потому что каждое утро я просыпалась рано-рано, чтобы не пропустить ни одной минутки приключений, быстро съедала свой завтрак и даже не капризничала, когда она готовила липкую овсяную кашу, которую я не люблю.
Каша проглатывалась молниеносно – мне было некогда капризничать: меня ждала Мечта.
Вечером же я приходила домой такая уставшая, что рыжие косички уже не торчали во все стороны, а утомлённо висели вдоль спины. На радость бабушке, у меня был отличный аппетит – ещё бы, целыми днями я участвовала в таких похождениях, о которых раньше даже подумать не могла! С утра до самой ночи замечательное настроение не покидало меня, и каждый день приносил новые знания.
Бабушка была счастлива от того, что я без конца смеюсь и шучу, и сама стала улыбаться гораздо чаще.
Так я узнала ещё один секрет того, как устроен мир, – счастьем можно поделиться! Нужно щедро раздавать улыбки и радость, и люди рядом с тобой начнут становиться лучше – ведь счастливый человек не может быть плохим.
Я точно знала, кому не помешает стать более счастливой. Мама в последнее время приходила с работы такая уставшая, что совсем перестала улыбаться, и даже её разноцветные жизнерадостные шарфики поблекли. Она говорила, что на работе проблемы, не найти художников, а покупатели требуют новые модные ткани. А где же их взять без хороших рисунков?
Однажды вечером я подошла к окну и, задрав голову к небу, сказала:
– Дорогая моя Мечта! Завтра я хочу кое-что сделать для мамы. Пожалуйста, не обижайся на меня, но я должна остаться дома.
Звёздочка, на которой жила лошадь, понимающе мигнула мне в ответ, и я помахала ей рукой.
На следующий день я достала краски и карандаши и начала рисовать. И хотя я испортила много листов бумаги, но всё же смогла сделать для мамы красивые картинки.
Руки у меня были по самый локоть в разноцветных пятнах краски, волосы всклокочены, а весь пол комнаты усыпан бумагой.
Бабушка смотрела на то, как я рисую, качала головой, улыбалась и старалась мне не мешать.
Когда мама вечером пришла домой уставшая, с тёмными кругами под глазами, я помогла ей раздеться, принесла тапочки и только потом протянула стопку бумаги:
– Вот, мамочка, это тебе!
– Что это такое, Гаша? – удивилась мама и стала разглядывать рисунки.
– Это для твоей работы. Я подумала, что тебе, наверное, очень трудно бывает всё время придумывать что нарисовать на тканях, и решила помочь.
Мама молча перебирала листы бумаги и ничего не говорила. Я очень расстроилась, потому что мне показалось, что ей не нравится моя работа, но, когда она подняла голову, я увидела, как она улыбается, а в её глазах стоят слёзы. И я сразу поняла, что это хорошие слёзы. Мама была счастлива. «Вот это да, – подумала я, – оказывается, можно плакать от счастья!»
– Агашенька, как красиво ты нарисовала! И цветы, и бабочки! И эта белая лошадь – она же есть на каждом рисунке!
Я чуть было не проболталась про Мечту, но вовремя прикусила язык.
– Это придуманная лошадь, – сказала я. – А это её мир – звезда, где она живет. В том мире ещё есть бабочки, рыбки, цветы, облака… А вот, смотри, так она спасает принцессу из лап дракона. А это цирк.
– А кто эта девочка, которая скачет на лошади? – спросила мама, глядя на рисунок. Там рыжеволосая девочка, стояла на спине у скачущей лошади, раскинув руки от счастья. – Уж не ты ли?
Я засмущалась. Мама улыбнулась, увидев мои покрасневшие щёки.
– Мне кажется, ты создала очень красивые фантазии и здорово всё нарисовала, – мама обняла меня крепко-крепко. – Я прямо чувствую, как счастлива эта девочка на лошади. У тебя настоящий талант, ты не просто замечательно рисуешь, но и умеешь поделиться своим настроением, а это большая редкость. – Она снова перебрала рисунки, а потом сказала: – Я обязательно покажу их на работе. Спасибо, что сделала мне такой подарок.
В тот вечер мама счастливо улыбалась. Мы пили чай из праздничных пузатых чашек, которые обычно доставали только по особому поводу, и долго-долго болтали. Я даже не помню, когда мы в последний раз так хорошо говорили, – мама мне и про работу рассказала и про то, что очень хочет в отпуск поехать на море и нас с бабушкой с собой возьмёт.
А потом виновато сказала:
– Прости, пожалуйста, что я так мало уделяю тебе времени. Работа отнимает столько сил, но я обещаю исправиться. Мне очень стыдно: я не заметила, как ты выросла и стала совсем взрослой. Я ведь даже не знала, что ты умеешь рисовать…
Бабушка была в восторге от рисунков и на следующий день побежала показывать их соседям. Все охали и ахали, а дядя Петя про рисунок с цирком сказал, что он теперь знает, что я имела в виду, когда села верхом на Мариванну. И посоветовал мне учиться на художника.
Мечта, посмотрев на рисунки, просто сказала, что она очень мной гордится. Я обняла её и прошептала, уткнувшись в гриву:
– Это ты меня научила быть такой.
Но лошадь не согласилась:
– Ты всегда такой была, только не знала об этом, – и потёрлась мордой о моё лицо.
В тот день мы долго гуляли по лесу и по полям.
Я не садилась верхом и не предлагала разные игры, потому что мне было приятнее спокойно идти рядом, положив руку на её гриву так, словно мы одно целое. И это был такой день, когда нам не нужно было разговаривать, чтобы понимать друг друга.
В тот день я твердо решила, что хочу сделать этот мир лучше, счастливее. Но ещё не понимала, как.
Лето продолжалось, мы с Мечтой каждый день искали и придумывали новые приключения, и я почти забыла о тех рисунках. Но однажды вечером мама ураганом ворвалась в дом, стуча каблучками по деревянным полам и сияя от радости.
– Гашка! – закричала она прямо с порога. – Гашка, ты не поверишь! Твои рисунки запускают в производство!
Мне очень понравилось, что мама такая счастливая, но я ничего не поняла. Запускают куда? Запустить можно воздушного змея в полёт… ну или рыбку в пруд…
– В производство! – воскликнула мама и, не дав опомниться, подхватила меня на руки и начала кружить. – В про-из-вод-ство!!!
Из кухни показалась встревоженная бабушка – ведь бабушек так легко испугать!
– Люся! Что случилось?! – спросила она.
– Гашкины рисунки так понравились, что мы решили выпустить целую серию тканей с её картинками! И представьте – не только на ситец, но и на шёлк!
Я ничего не понимала, пока мама не достала из сумки лоскуты ткани. И вдруг я с удивлением узнала на них свои рисунки. Мои рисунки напечатали на ткани?
– Смотрите! Вот её замечательная белая лошадь! Вот цирк! А вот и сама Гашка в мечтах скачет на лошади по ромашковому полю! – Мама тараторила, как маленькая девочка, и я вдруг поняла: случилось не просто что-то важное, а что-то очень-очень-очень важное.
– Из тканей с твоими рисунками люди будут шить одежду! – сказала мама. – Яркие платья, необыкновенные блузки! Просто представь, как здорово будут смотреться дети в таких нарядах! Это жизнерадостно, свежо, это какое-то волшебство! Ты бы видела, как на твои рисунки реагируют люди – все немедленно начинают улыбаться!
Бабушка перебирала ткани и мяла их в руках, будто не могла поверить, что они настоящие. Она надела очки на самый кончик носа и пристально разглядывала рисунки.
– Но, Люся, как же такое может быть? Ведь она ещё ребёнок, а тут серьёзное дело, – удивлялась бабушка. – Неужели действительно так оно и будет?
Мама перевела дыхание и опустилась на стул, словно она долго бежала, и у неё устали ноги. Но всё равно улыбалась.
– Вы даже не можете себе представить, – торжественно произнесла мама, – каким успехом пользуются эти ткани. Мы отправили пробные образцы в магазины, и у нас уже хотят заказать большие партии. Все спрашивают, как нам пришло в голову такое гениальное решение – использовать детские рисунки? – Она разложила кусочки тканей на столе. – Например, вот из этой ткани можно сшить постельное белье для детских кроваток, и малыши будут спать среди облаков, в которых летают бабочки и белые лошади!
– Но, мама, – удивилась я, – разве может такой ребёнок, как я, делать ту же работу, что и взрослые?
– Такой ребёнок, как ты, – может, – твёрдо сказала мама и крепко обняла меня. – Ни один взрослый не в состоянии придумать, что в небе одновременно летают бабочки, рыбки и лошади! – Она засмеялась. – Я только очень тебя прошу – не переставай рисовать. У тебя талант, который нужно растить. Но растить очень бережно, чтобы не испортить твоё умение видеть окружающий мир в таких жизнерадостных цветах и в таком точном настроении счастья.
И в этот момент я неожиданно получила ответ на вопрос – как сделать этот мир лучше. Если мои рисунки действительно творят чудеса, то пусть их будет как можно больше!
На следующий день дядя Петя, узнав последние новости, смастерил для меня мольберт. Он пожал мне руку и сказал, что теперь я просто обязана стать настоящим художником.
– Может быть, ты даже нарисуешь портрет Мариван-ны? – улыбаясь в усы, спросил он.
Мама с бабушкой купили мне много-много кисточек, красок, карандашей, фломастеров и целую стопку акварельной бумаги.
Стол, за которым я обычно делала уроки, передвинули ближе к окну, рядом поставили мольберт, и я начала рисовать.
Никто не говорил, что нужно делать, я просто вставала перед чистым листом бумаги, и картинки сами приходили ко мне. Образы проплывали в голове вереницами – корабли в море, птицы в небе, маленькие божьи коровки на листьях, рыбки в реке – и мне оставалось лишь ловить их кисточкой и превращать в рисунки.
Я могла рисовать целыми днями, иногда даже просыпалась ночью от того, что хотела взять в руки карандаш и начать переносить на бумагу свои сны. И когда бабушка приходила будить меня утром, случалось, что пол в моей комнате не был виден из-за новых картинок.
Я рисовала ложкой в каше, если что-то интересное приходило мне в голову во время завтрака, и пальцем на запотевшем стекле автобуса – я рисовала везде, на чём угодно и чем угодно.
Я переносила на бумагу то, что видела вокруг себя, и всё, что чувствовала. У меня появлялось больше хороших рисунков, потому что рука становилась смелее с каждой новой работой.
Я научилась смешивать краски, и непослушная кисточка всё меньше своевольничала. Капризные поначалу карандашные линии теперь получались точнее.
Когда заканчивалась бумага, я брала старые газеты и рисовала на них.
Мама называла это «радостью творчества», а бабушка старательно собирала все рисунки и складывала в очень быстро ставшую пухлой папку:
– Когда Агата станет известной художницей, всем будет интересно взглянуть на её первые рисунки!
Дни летели за днями, я была полностью, с головой и пятками, погружена в творчество. И вдруг однажды на мой чистый лист пришла Мечта.
Карандаш, послушно следуя руке, нарисовал одну плавную линию, другую, и вдруг из них сложился образ лошади с длинной гривой, которая скачет стремительным галопом, почти прорывая бумагу в своём желании прийти ко мне.
Я вдруг поняла, что не видела её уже очень давно – ведь Мечта не приходила, если не слышала мой зов.
– Мечта! – вскрикнула я. – Я забыла про неё!
Подбежав к окну, я стала вглядываться в небо. Уже темнело, зажигались первые звёзды… Найдя среди них искорку моей Мечты, я крикнула что есть сил:
– Мечта-а-а-а-а!
Одна из звездочек в небе послушно блеснула, будто подмигивая, и через секунду в моей комнате появилась прекрасная белая лошадь.
– Привет, Агата! – сказала она. – Я не видела тебя, кажется, целую тысячу лет! – Она улыбалась, но выглядела потерянной и печальной.
– Милая моя, дорогая Мечта, прости меня! Я совершенно забыла о тебе, – обняв лошадь за шею, я спрятала лицо в её гриве. – Мне очень стыдно, пожалуйста, прости! Я рисовала, рисовала и всё на свете забыла!
– Ну что ты, – сказала лошадь, – я же видела, как ты занята. Ты так повзрослела за то время, пока мы не виделись.
Я боялась поднять на неё глаза и всё так же прижималась лицом к гриве, вдыхая знакомый и чудесный запах лошади. Мне было стыдно за себя и больно за неё.
Она мягко изогнула шею и прижала меня к себе головой:
– Не грусти, Гаша. Просто ты изменилась, у тебя появились другие мечты.
– Нет, – вскричала я, – не говори так! Моя мечта – это ты. Моя сбывшаяся мечта!
Белая лошадь вздохнула:
– Ты стала старше, и я уже не нужна тебе. По крайней мере так, как раньше. У тебя теперь много дел, и все твои мысли и силы направлены на рисование. Я ведь прекрасно знаю, для чего ты это делаешь, и горжусь тем, что ты нашла свою цель в жизни.
Она потёрлась о меня мордой. Я громко всхлипывала и не могла говорить от слёз.
– Эй-эй, – сказала Мечта, – не нужно так расстраиваться, я просто хотела сказать, что пришло время для твоей новой, совершенно другой мечты.
– Я… не хочу… расставаться с тобой, – сквозь слёзы прошептала я и оторвалась, наконец, от её гривы, которая насквозь пропиталась моим горем.
– Теперь я вся мокрая! – сказала белая лошадь и засмеялась. – Вот уж не думала, что мой рассказ про дождевые капли получит такое живое подтверждение!
Я улыбнулась:
– Ты такая же, как и раньше.
– Конечно! – ответила Мечта. – А вот ты изменилась. От маленькой одинокой девочки не осталось и следа. Я вижу перед собой взрослую, по-настоящему увлечённую своим делом художницу. Мне нравятся твои рисунки, там есть твоя душа. И очень много счастья.
– Это ты сделала меня такой! – Я изо всех сил старалась оттянуть неизбежную минуту расставания.
– Нет, – твердо сказала лошадь, – каждый сам создаёт своё счастье. Все остальные твои поступки – это порывы чистой и доброй души, и я знаю, что ты принесёшь людям много радости своими рисунками. А мне пора уходить, освободить место для новой мечты.
– Нет! Нет! Я не отпущу тебя! – В отчаянии я обхватила её шею руками. – Я не смогу без тебя!
– Ты уже смогла. Я – всего лишь фантазия, которая помогла тебе найти путь к себе. Поверь, я всегда буду знать, как ты живёшь: ведь мне видно тебя сверху. И если хочешь, иногда я могу приходить к тебе в снах, чтобы ты не слишком скучала.
– Да, я очень этого хочу, но… – Я судорожно сжимала в руках её гриву и боялась отпустить, как будто это могло остановить уходящую Мечту.
– Кроме того, вот-вот начнутся занятия в школе. И у тебя не останется времени на наши приключения. Но ты ещё не раз встретишь меня, – сказала Мечта. – И спасибо тебе за это чудесное лето! – Она улыбнулась, ещё раз бережно прижалась ко мне головой, обняв, замерла на мгновение и… исчезла.
Я стояла в комнате совершенно одна. В распахнутом окне были видны звёзды, и где-то среди них была та, на которой жила моя сбывшаяся Мечта.
Схватив карандаш, я начала спешно набрасывать в альбоме черты моей лошади – чтобы оставить в памяти каждый штрих и изгиб. По моим щекам текли слёзы, а карандаш, чуть поскрипывая, послушно скользил по бумаге. Я рисовала добрую белую лошадь, которая летит к своей звезде, чтобы вскоре вновь стать чьей-то сбывшейся Мечтой.
Лето, так спешившее к финишу, закончилось. В начале учебного года я поступила в художественную студию в соседнем городке, и у меня появились хорошие друзья в школе.
Мама и бабушка считали, что я очень повзрослела. И хотя я по-прежнему была Гашей, которая терпеть не может овсяную кашу и хохочет по любому поводу, я понимала, что потеря Мечты изменила меня. Благодаря ей впервые в жизни у меня появились не мечты, а цели.
Я приняла решение стать настоящим художником.
Моя чудесная лошадь часто снилась мне, и мы снова скакали по ромашковому полю, или выступали в цирке, или просто летали над рекой.
Каждый из этих снов становился темой нового рисунка, удивляя и радуя учителей, маму и бабушку.
Однако грусть иногда заглядывала в гости.
Она приходила в сером, пропахшем нафталином и слезами плаще, унылая и неприятная, садилась на подоконник, свесив худые ноги наружу, и в комнате сразу становилось промозгло. Грусть была плохим собеседником, но она была той единственной, с кем я могла поговорить об ушедшей Мечте.
…Наступила та замечательная уютная пора осени, когда снова ненадолго можно надеть летнее платье и, несмотря на опадающие листья, жмуриться от солнца и радоваться теплу.
Я шла по улице, возвращаясь с занятий в художественной школе, любуясь опавшими листьями и набирая из них букет, когда обратила внимание на нарядную женщину, идущую мне навстречу. Её яркое платье с широкой юбкой трепетало на осеннем ветру, и вдруг… я увидела Мечту!
Она неслась счастливым неудержимым галопом, а на её спине, широко раскинув руки в восторге полёта, улыбаясь, смело стояла маленькая девочка с рыжими косичками.
На рисунке – моём рисунке! – перенесённом на шёлковую ткань, Мечта скакала по бесконечному кругу подола платья, игриво взбрыкивая и меняясь от игры причудливых складок ткани.
Женщина заметила, что я смотрю на её наряд, и сказала:
– Чудесное платье получилось, правда? Увидела эту ткань и просто не смогла удержаться – купила и впервые в жизни сама смастерила себе костюм! Всегда мечтала научиться шить! – Она гордо улыбнулась, поправила сумочку на плече и поспешила дальше.
Её платье заиграло на ветру, и там, на ткани, мы с Мечтой снова были вместе и щедро дарили людям счастье и искренние улыбки, которые умеют менять даже самую плохую погоду.
Радость и гордость наполнили меня. Я бросила взгляд на небо, чтобы удостовериться в том, что погода и в самом деле не собирается портиться, а может быть, для того, чтобы нежданные слезинки не выпрыгнули из глаз, и замерла от неожиданности. Там, появившись из тумана легких облаков, по небу летела белая лошадь с длинным развевающимся хвостом. Она несла на своей спине встрёпанного мальчугана с лихо заткнутым за ухо индейским пером. Мальчишка заливисто смеялся, крепко ухватившись за гриву лошади, и кричал:
– Быстрее! А ещё быстрее – можешь?
И Мечта, послушная его просьбам, выписывала в небе над крышами Дивного немыслимые пируэты. Внезапно, заметив меня, она на секунду зависла в воздухе, приветливо подмигнула и тут же умчалась, сияя улыбкой и унося вдаль маленького всадника.
Моя прекрасная белая лошадь снова стала чьей-то сбывшейся мечтой, крыльями исполнившихся желаний – до той самой поры, пока на смену им не придут новые.
И уже где-то кто-то, не зная ещё, что самые сокровенные мечты однажды сбываются, в который раз загадывал: «Как же я хочу, чтобы у меня была лошадь!»
