Сегодня в нашей стране и мире происходят глубокие перемены, затрагивающие все сферы жизни людей. Одной из главных характеристик этих перемен является нарастание частоты и масштабов появления экстремальных условий жизнедеятельности. Мировая статистика по стихийным бедствиям, катастрофам и военным действиям говорит о том, что число случаев нервно-психических расстройств – в зависимости от вида экстремальности – может составлять 10–25 % от общего количества вовлеченных в ситуацию людей. Эти психогенные потери требуют привлечения большого числа специалистов для оказания помощи пострадавшим. Но кроме видимых психологических последствий экстремальных воздействий существуют и скрытые, которые в явном виде могут проявиться уже через несколько месяцев после окончания действия экстремальности (посттравматическая фаза). Создание психологических условий успешной адаптации к экстремальности понижает вероятность возникновения психосоматических расстройств в будущем.

1.1. Психологические исследования стресса и экстремальных воздействий

Проблема адаптации человека к критическим факторам среды издавна привлекала людей. Интерес современной науки к этой проблеме возрос в последние десятилетия в связи с ростом так называемых болезней стресса, и в частности, негативных последствий, возникающих в результате воздействия комплекса стрессогенных факторов, источником которых являются различные травмирующие события (аварии, катастрофы, военные действия, насилие). Для того чтобы вскрыть природу этих факторов, механизмы их действия, необходимо рассмотреть существующие в психологической науке взгляды на эту проблему Концепция стресса родилась в результате серии патофизиологических исследований выдающегося канадского ученого Г. Селье. Предпосылкой создания концепции стресса и возможности ее углубленных исследований явилось то, что в конце XIX – первой половине XX века в ряде стран, в том числе и нашей, были проведены фундаментальные разработки проблемы целостности живого организма в его взаимоотношениях с внешней средой и борьбе с вредоносными факторами.

Великий французский физиолог К. Бернар во второй половине XIX века впервые четко указал, что внутренняя среда живого организма должна сохранять постоянство при любых колебаниях внешней среды.

Выдающийся американский ученый Уолтер Б. Кеннон предложил название для координированных физиологических процессов, которые поддерживают большинство устойчивых состояний организма. Он ввел термин «гомеостаз», обозначающий способность сохранять постоянство внутренней среды организма в физиологически допустимых пределах.

Начало созданию концепции стресса положил случайно обнаруженный в эксперименте Г. Селье в 1936 году «синдром ответа на повреждение как таковое», получивший название «триада» – увеличение и повышение активности коркового слоя надпочечников, уменьшение (сморщивание) вилочковой железы лимфатических желез, точечные кровоизлияния в слизистой оболочке желудка и кишечника. При непрекращающемся действии стрессогенного фактора проявления «триады стресса» изменяются по интенсивности. В связи с этим Г. Селье выделяет три стадии этих изменений:

1. Реакция тревоги, когда происходит мобилизация адаптационных ресурсов организма. Автор концепции стресса предположил ограниченность адаптационных возможностей организма. Она проявляется уже на первой стадии стресса. «Ни один организм не может постоянно находиться в состоянии тревоги. Если агент настолько силен, что значительное воздействие его становится несовместимым с жизнью, животное погибает еще в стадии тревоги, в течение первых часов или дней. Если оно выживает, за первоначальной реакцией обязательно следует „стадия резистентности“».

2. Стадия резистентности – сбалансированное расходование адаптационных ресурсов. Человек развивает оптимальную энергию, приспосабливаясь к оптимальным условиям. Если же агрессор продолжает действовать еще дольше, наступает третья стадия.

3. Стадия истощения. На этой стадии так же, как и на первой, в организме возникают сигналы о несбалансированности стрессогенных требований среды и ответов организма на эти требования. В отличие от первой стадии, когда эти сигналы ведут к раскрытию кладовых резервов организма, в третьей стадии это сигналы – призывы о помощи, которая может прийти только извне – либо в форме поддержки, либо в форме устранения стрессора, изнуряющего организм.

В настоящее время сравнительно хорошо изучена первая стадия развития стресса, на протяжении которой в основном заканчивается формирование новой «функциональной системности» организма, адекватной новым экстремальным требованиям среды. Второй и третьей стадиям развития стресса посвящены немногочисленные исследования.

Важным этапом в развитии учения о стрессе явилась концепция Р. Лацаруса. Он подчеркивает специфику психологического стресса в отличие от его биологических и физиологических форм. Автор выдвигает идею опосредствованной детерминации наблюдаемых при стрессе реакций. По его мнению, между воздействующим стимулом и ответной реакцией включены промежуточные переменные, имеющие психологическую природу. Именно поэтому необходимо при анализе психологического стресса учитывать не только внешне наблюдаемые стимулы и реакции, но и некоторые, связанные со стрессом, психологические процессы. Одним из таких процессов является оценка угрозы. Она представляет собой предвосхищение человеком возможных опасных последствий воздействующей на него ситуации. Угроза порождает защитную деятельность или защитные импульсы. Они направлены на устранение или уменьшение предполагаемых опасных воздействий и выражается в различном отношении к ним (в отрицании или принятии ситуации). Природа защитных механизмов зависит как от ситуационных (характер стимула и его локализация), так и от личностных факторов (интеллектуальные возможности субъекта, мотивация, прошлый опыт). Однако Р. Лацарус не раскрывает, каким образом осуществляется эта зависимость, каковы критерии того или иного защитного механизма. Важной чертой его концепции является также требование учитывать индивидуальный, неповторимый характер структуры личности каждого человека.

Анализ различных подходов к определению стресса позволил выявить, что в современной литературе стресс обозначает следующее:

1. Сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на организм, воздействие.

2. Сильную неблагоприятную для организма физиологическую или психологическую реакцию на действие стрессора.

3. Сильные неблагоприятные и благоприятные для организма реакции разного рода.

4. Неспецифические черты физиологических и психологических реакций организма при сильных, экстремальных для него воздействиях, вызывающих интенсивные проявления адаптационной активности.

5. Неспецифические черты физиологических и психологических реакций организма, возникающих при различных на него воздействиях.

В своем исследовании мы предполагаем следующее определение понятия «стресс»: «стресс – это неспецифические физиологические и психологические проявления адаптационной активности при сильных экстремальных для организма воздействиях».

Таким образом, на основе всего вышеизложенного можно сделать вывод о том, что изучение стрессов и их влияния на организм человека является предметом многих психологических, физиологических и медицинских исследований. В последние годы активизация исследований в этой области вызвана рядом причин, в том числе необходимостью изучения жизнедеятельности человека в экстремальных условиях.

В основе большинства представлений об экстремальности лежат конкретные острые события, сопровождающиеся нарушением психического, душевного или эмоционального равновесия. Понятие «экстремальные факторы» окружающей среды утвердилось в литературе в годы второй мировой войны как результат стремлений представителей научной медицины выделить разрушительные факторы военного времени в особую категорию факторов, воздействие которых на организм вызывает напряжение и перенапряжение нервных процессов. Экстремальные факторы небезразличны для организма, более того, они вызывают в нем предельно допустимые по тем или иным соображениям изменения.

Понятие «экстремальное состояние» предполагает определение какого-то предела психологических и физиологических адаптационных преобразований. Большие возможности адаптации человека затрудняют определение этого предела. Прежде всего следует иметь в виду предел существования организма индивида, т. е. начало его разрушения и гибели. Но этому предельному состоянию умирания, деструкции всего организма или его элементов, как правило, предшествует ряд адаптационных состояний, характеризующихся включением аварийных защитных механизмов, которые направлены на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание опасного фактора. В ряду этих состояний можно выделить еще один предел – это промежуточное состояние между нормой и болезнью. Показателем такого состояния могут быть внутриорганизменные сигналы сознания человека, вызывающие у него неприятные болезненные ощущения, заставляющие человека избегать побуждающего их фактора. Это первый субъективный показатель наличия экстремальных воздействий на человека. В качестве второго показателя экстремальности часто используется показатель дееспособности человека (работоспособность, снижающаяся при экстремальном воздействии).

П. А. Китаев-Смык разделяет экстремальные ситуации на кратковременные, когда активизируются программы реагирования, которые в человеке всегда наготове, и на длительные, которые требуют адаптационной перестройки функциональных систем организма. При кратковременных сильных экстремальных воздействиях ярко проявляются различные симптомы стресса. Кратковременный стресс, по мнению автора, это как бы всестороннее проявление начала длительного стресса. При действии стрессоров, вызывающих длительный стресс, начало развития стресса может быть стертым, с ограниченным числом заметных проявлений адаптационных процессов. В основе кратковременного и длительного стрессов лежат идентичные механизмы, но работающие в разных режимах (с разной интенсивностью). Кратковременный стресс – это бурное расходование поверхностных адаптационных резервов и наряду с этим начало мобилизации глубоких. Если поверхностных резервов недостаточно для ответа на экстремальные требования среды, а темп мобилизации глубоких недостаточен для возмещения расходуемых адаптационных резервов, то организм может погибнуть при совершенно неизрасходованных глубоких адаптационных резервах. Длительный стресс – это постепенные мобилизации и расходование и поверхностных, и глубоких адаптационных резервов. Его течение может быть скрытым, т. е. отражаться в изменении показателей адаптации. Максимально переносимые длительные стрессоры вызывают выраженную симптоматику стресса. Адаптация к таким факторам может быть при условии, что организм человека успевает, мобилизуя глубокие адаптационные резервы, подстроиться к уровню длительных экстремальных требований среды. Симптоматика длительного стресса напоминает начальные общие симптомы соматических, а иногда психических состояний. Такой стресс может переходить в болезнь. Физиологические и психофизиологические исследования длительного стресса позволили выделить в первой стадии развития стресса, т. е. стадии тревоги, три периода адаптации к устойчивым стрессогенным воздействиям .

1. Активизация адаптационных форм реагирования за счет мобилизации в основном поверхностных резервов . Его продолжительность при максимально субъективно переносимой экстремальности стресса исчисляется минутами и часами. Этот период стресса у большинства людей отличается стеническими эмоциями и повышением работоспособности. Если мобилизованная по тревоге адаптационная активность не прекращает стрессогенности воздействия, то начинают действовать имеющиеся в организме программы перестройки функциональных систем организма в неэкстремальных условиях и происходит становление ее новой формы, адекватной требованиям среды.

2. Перестройка . Для этого периода часто характерно болезненное состояние человека со снижением работоспособности. Высокая мотивация в этом периоде стресса может поддерживать достаточно высокую работоспособность человека, несмотря на выраженную клиническую симптоматику. Психологические факторы (мотивация и установка) могут за счет временной сверхмобилизация резервов компенсировать неблагоприятные проявления второго периода. Сверхмобилизация при стрессе за счет многообразия психологических побуждений может обострить имеющееся скрытое заболевание, а также вызвать другие болезни стресса (сосудистые, воспалительные, психические).

Как полагает P. M. Баевский, длительное напряжение механизмов адаптации в зависимости от функционального резерва отдельных физиологических систем ведет к истощению процессов управления и регуляции организма и развитию состояния перенапряжения и астенизации. Автор предлагает следующую классификацию состояний:

– состояние физиологической нормы – состояния, пограничные между нормой и напряжением;

– состояние напряжения;

– состояние перенапряжения;

– состояние предболезни: стадия неспецифических изменений; стадия специфических изменений;

– нозологические состояния.

Основываясь на своей классификации, автор говорит о том, что под действием стрессогенных факторов организм последовательно переходит в состояние напряжения, перенапряжения, а в случае недостаточности адаптационных механизмов – в предболезнь, далее в нозологические состояния. В состоянии физиологической нормы все функциональные и структурные изменения организма осуществляются в соответствии со строгим алгоритмом и обеспечиваются четкой временной координацией. В состоянии напряжения организм мобилизует свои защитные возможности, что связано с определенной перестройкой обмена энергией и информацией. Предболезнь характеризуется уже наличием изменений обмена веществ, состояние болезни связано с наличием структурных изменений.

Весьма интересным является взгляд В. В. Авдеева на проблему анализа экстремальности. Для анализа форм и признаков экстремальности автор выделяет следующие типы острособытийных ситуаций:

– стресс;

– фрустрацию;

– конфликт;

– кризис.

Автор определяет стресс через состояние, в котором личность оказывается в условиях, препятствующих ее самоактуализации. В соответствии с таким определением В. В. Авдеев полагает, что признак экстремальности в острых событийных ситуациях типа стресса будет заключаться в границах между нарушением возможности человека контролировать развитие острого события и отсутствием у него условия неотсроченного удовлетворения актуализированной потребности. Признаком экстремальности при фрустрации является отсутствие у человека возможности осуществлять мотивосообразные или целенаправленные действия. В результате человек утрачивает волевой контроль или исходный мотив ситуации. Возникновение признака экстремальности в конфликте становится возможным, когда у человека возникает неразрешимое противоречие, вызывающее у него капитуляцию сознания. Признаком экстремальности в кризисе будет необходимость изменения личностью ценностей и определение ей новой жизненной стратегии, т. е. всего того, что характерно для критических моментов, сопутствующих поворотному пункту на жизненном пути человеческой личности, при субъективной невозможности осуществления ею этой необходимости. Важно отметить, что признаки экстремальности названных ситуаций имеют свойство взаимовлиять друг на друга – как через внутренние психические состояния, так и благодаря их внешнему проявлению. При этом в границах данной типологии в зависимости от условий один тип экстремальных ситуаций может переходить в другой. Поэтому несмотря на относительную устойчивость состояния экстремальности в целом, имеет место ее локальная неустойчивость в границах типа.

3. Анализ существующих в психологической науке представлений об экстремальности позволил установить, что длительное напряжение биологических, физиологических, психологических сил организма ведет к истощению защитных сил организма. Многими авторами подчеркивается тот факт, что психологические факторы, такие как мотивация и установка, могут за счет временной высокой мобилизации резервов организма компенсировать неблагоприятные проявления состояния человека, поддерживать достаточно высокую работоспособность. Если человек находится в состоянии высокой мобилизации длительное время, то это может привести к обострению имеющихся у него заболеваний и вызвать другие – стрессогенного характера.

1.2. Динамика поведения человека в экстремальных ситуациях

Закономерности поведенческих реакций при экстремальных воздействиях являются важным компонентом при рассмотрении проблемы экстремальности, поскольку именно в поведении проявляются как врожденные, наследственные характеристики человека, так и приобретенные в процессе воспитания и социализации его личности. Л. А. Китаев-Смык выделяет две основные группы людей, для которых характерно:

1. Активное поведенческое реагирование при стрессе.

2. Пассивное поведенческое реагирование при стрессе.

Рассмотрим особенности поведенческих реакций у людей, отнесенных к первой группе. Биологическое назначение этих реакций – способствовать за счет усиленных защитных или агрессивных действий предотвращению неблагоприятного развития стрессовой ситуации. Автор отмечает, что активизация поведения при стрессе может быть адекватной или неадекватной решению задачи выхода из стрессогенной ситуации, задачи предотвращения неблагоприятного воздействия стрессоров. При чрезмерной нерациональной активизации эмоционально-двигательных реакций поведения может характеризоваться выпадением отдельных необходимых действий и возникновением ошибочных. При этом неправильно оценивается ситуация, неверными оказываются прогноз развития ситуации и планирование деятельности, снижается контроль за собственными действиями.

В структуре эмоционально-двигательного реагирования на кратковременные стрессы Л. А. Китаев-Смык выделяет две основные фазы, составляющие комплекс эмоционально-двигательной активности.

Первая фаза этого комплекса – реализация фило– или онтогенетически сформированной программы адаптационных защитных реакций в ответ на экстремальные воздействия. Эмоции первой фазы – испуг, гнев, решимость и т. д.

Вторая фаза – фаза ситуационного реагирования. Эмоции этой фазы – чувство удовлетворения и радости, эйфория или смущение, досада и гнев. Восстановлению физиологического и психологического гомеостаза после потрясений первой фазы этого комплекса сопутствуют и позитивные, и негативные эмоциональные реакции второй его фазы, тем более, если они сопровождаются соответствующим этим эмоциям усилением двигательной активности. При чрезмерности экстатических переживаний второй фазы их могут сменять негативные эмоциональные переживания. Это своего рода балансировочная фаза комплекса активного эмоционального реагирования. Как утверждает автор, возникновение отрицательных эмоций, часто со снижением активности поведения постэкстатической фазы, недостаточно изучено. Смена первой фазы комплекса эмоционально-двигательной активности второй его фазой имеет место при реализации разных по сложности и продолжительности действий. Она возникает при окончании разных по масштабу и характеру стрессогенных ситуаций, когда предотвращена опасность, при завершении напряженного труда и т. п.

Перейдем к рассмотрению особенностей пассивного эмоцио-дальноповеденческого реагирования при стрессе . Для людей, отнесенных к этой группе, при достаточно сильных экстремальных воздействиях характерно снижение эмоционально-двигательной активности, уменьшение побудительной роли волевых процессов. Следствием этого является формирование пассивного реагирования в ответ на экстремальное воздействие. Если активное реагирование направлено на удаление экстремального фактора, то пассивное реагирование – на его пережидание. Во время критических ситуаций от человека может потребоваться в одних случаях ускорение его деятельности, в других, напротив, выполнение им роли пассивного наблюдателя. Поэтому следует различать пассивное поведенческое реагирование, адекватное требованиям снижения вредоносности стрессора, и чрезмерное уменьшение двигательной активности, снижающее эффективность пассивно-защитного поведения и деятельности.

Авторы данного исследования различают первичное и вторичное пассивное реагирование. Первичным можно назвать пассивное реагирование при стрессе, возникающее с самого начала экстремального воздействия. Пассивное реагирование, сменяющее имевшуюся до него стрессогенную активизацию поведения, можно назвать вторичным. Пассивное реагирование при достаточной продолжительности и силе стрессора возникает практически у всех людей, то есть и у тех, кто пытался активно удалять кратковременный стрессор, и у тех, кто пережидал его. Однако вторичное пассивное реагирование не есть универсальное проявление при длительном стрессе, оно может охватить одни физиологические и психологические процессы, не затрагивая других.

Активность и пассивность поведения при стрессе предопределяются сочетанием внутренних и внешних факторов. К внутренним факторам относятся: врожденная предрасположенность человека к активному или пассивному поведению в критических ситуациях, а также имеющийся опыт столкновения с такими ситуациями. Опыт активного овладения ими повышает вероятность активного реагирования, прецеденты пассивного реагирования делают более вероятным пассивное поведение в сходных ситуациях. Надежность прогноза деятельности человека в критических условиях возрастает с приближением моделируемого уровня экстремальности ситуации к натуральному ее уровню. Поэтому в практике все чаще используется воспроизведение тренировочных аварийных ситуаций в процессе реальной деятельности человека в экстремальных условиях.

Внешний фактор – это экстремальность воздействия на поведение человека внешней среды, отраженная в перцептивно-когнитивных схемах субъекта. Необходимо отметить, что восприятие и анализ сущности внешних воздействий зависят от субъективных психологических установок. Многими авторами отмечается тот факт, что чем более субъективно значимо событие и чем более определенным оно является для субъекта, тем больше вклад этого воздействия в актуализацию программы активного поведения.

Какое же – активное или пассивное реагирование более целесообразно в экстремальной ситуации? Л. А. Китаев-Смык полагает, что при сильных стрессорах более целесообразно активное защитное реагирование. Пассивная тактика более целесообразна в ситуации, экстремальность которой создает длительность стрессора, а не сила его действия . Многочисленные данные свидетельствуют о том, что в одних и тех же экстремальных условиях у одних людей актуализируется активная, а у других пассивная защита против стрессора. Неблагоприятными для субъекта могут стать и чрезмерно активная, и чрезмерно пассивная эмоционально-поведенческая реакция, мешающая удалению стресса. При стрессовой гиперпассивности, по мнению автора, необходимо сделать так, чтобы исчез момент невозможности, безысходности текущей ситуации и собственной беспомощности. При стрессовой гиперактивности возможны два корригирующих приема:

– исправить или изменить кажущуюся верной ложную понятность ситуации, создав модель стрессогенной ситуации, генерирующую эффективную адаптационную активность;

– сделать ситуацию абсолютно непонятной для субъекта и тем ввести его в пассивное состояние.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что поведение в экстремальных условиях зависит от индивидуально-психологических характеристик человека и от имеющегося у него опыта действий в подобных ситуациях. Поэтому необходимо проводить психологический отбор людей, которым предстоит работать в условиях экстремальности. Подобный отбор поможет прогнозированию возможных непредвиденных ситуаций и выработке адекватного поведения в сложившихся обстоятельствах.

На основе анализа литературы по проблеме экстремальности можно сделать следующие выводы.

Изучению экстремальности и ее воздействию на организм человека уделяется все большее внимание в связи с нарастанием частоты и масштабов появления экстремальных условий. В результате многочисленных исследований в данной области учеными установлен тот факт, что длительное напряжение биологических, физиологических, психологических сил организма ведет к истощению процессов управления регуляции организмом и к развитию состояния перенапряжения. Включение человека в экстремальные условия приводит к резкой перестройке его основных жизненных отношений. Чем более необычными будут условия, тем большие сдвиги произойдут в психике человека. Эти изменения будут протекать по определенным закономерностям, представляя собой определенные тенденции развития. Они будут заключаться в переходе психики на тот или иной уровень своего развития. Воздействие экстремальных факторов на организм человека может также привести к возникновению у него различных расстройств психогенного характера. При этом, как было показано выше, ряд авторов вплотную подходит к определению класса ситуаций, которые, являясь экстремальными в той или иной мере, не имеют заранее определенного срока воздействия, будучи длительными. В этом случае речь уже может идти не просто об экстремальных ситуациях, а об экстремальных условиях жизнедеятельности (ЭУЖД). Этот вопрос подробно был изучен Д. В. Сочивко (2002). Об этом более подробно в следующей главе.

1.1. Причины возникновения, механизмы действия, факторы формирования посттравматических стрессовых нарушений

Круг явлений, вызывающих травматические стрессовые нарушения, достаточно широк и охватывает множество ситуаций, когда возникает угроза собственной жизни или жизни близкого человека, угроза физическому здоровью или образу «я».

Нарушения, развивающиеся после пережитой психологической травмы, затрагивают все уровни человеческого функционирования (физиологический, личностный, уровень межличностного и социального взаимодействия), приводят к стойким личностным изменениям не только у людей, непосредственно переживших стресс, но и у очевидцев, и у членов их семей. Посттравматические стрессовые нарушения способствуют формированию специфических семейных отношений, особых жизненных сценариев и могут влиять на всю дальнейшую жизнь.

Травматический стресс – особая форма общестрессовой реакции. Когда стресс перегружает психологические, физиологические, адаптационные возможности человека, он становится травматическим, т. е. вызывает психологическую тревогу. Травматический стресс – это переживание особого рода, результат особого взаимодействия человека и окружающего мира, это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства.

Впервые термин «посттравматический стрессовый синдром», которым обозначалась разновидность вызванного тяжелым стрессом психического расстройства, был введен в 1980 году М. Горовицом и соавторами и включен в американскую диагностическую систематику OSM-III-P.

Подчеркивая некоторые особенности длительных послестрессовых расстройств, Е. Линдерман в 1944 году предложил использовать для их определения понятие «патологическое горе». По мнению автора, сюда может быть отнесена аномальная реакция субъекта на несчастье, вследствие которой развиваются различные психические и психосоматические расстройства. «Патологическое горе» – это синдром, имеющий специфическую психопатологическую и соматическую симптоматику . Он может развиваться непосредственно после несчастья или спустя какое-то время, может быть преувеличенно выражен или малозаметен. При соответствующем лечении, по мнению автора, этот патологический синдром способен успешно трансформироваться в «нормальную реакцию на горе», а затем исчезнуть вообще.

Все расстройства, наблюдаемые у пострадавших в результате несчастных случаев, сгруппированы автором следующим образом:

1. Психогенно обусловленные соматические расстройства (чувство сжимания в горле, одышка, мышечная слабость и т. п.).

2. Озабоченность постоянным представлением утраты.

3. Чувство тоски.

4. Реакция враждебности и раздражительности.

5. Утрата присущих ранее стереотипов поведения.

Особое внимание клиницистов второй половины 70-х годов привлекло влияние стрессов военного времени. Среди наиболее частых расстройств отдаленного периода в этих случаях отмечались: повторяющиеся навязчивые воспоминания, которые часто имели форму ярких образных представлений и сопровождались угнетением, страхом, соматическими расстройствами, состоянием отчуждения и безразличия с утратой обычных интересов и чувством вины; устрашающие сновидения, связанные с предыдущим военным опытом; повышенная возбудимость и раздражительность. Для обозначения синдрома посттравматических стрессовых нарушений в литературе широко используется аббревиатура PTSD (Post traumatic stress disorder).

В основе PTSD, по мнению большинства исследователей этого вопроса, лежит психическая травма, обозначаемая как «событие», способная вызвать тяжелый психический стресс. Во всех случаях такое событие необычно для личности и сопровождается страхом, ужасом, ощущением беспомощности.

Ряд факторов усиливает психическую травму. Наиболее значимые из них – непосредственная вероятность смерти, идентификация себя с жертвой, утрата социальных связей, неопределенность отдаленных последствий.

Большую сложность представляет определение патогенетических механизмов PTSD. В настоящее время существуют различные взгляды на них и, соответственно, несколько новых подходов к их изучению. В связи с этим Е. Брег предлагает различать психологические, биологические, комплексные модели патогенеза. Среди психологических моделей наибольший интерес представляют модели, предложенные М. Горовицом. Он опирался на идеи 3. Фрейда. Фрейд, обследуя солдат, принимавших участие в первой мировой войне, страдавших ночными кошмарами, предположил, что эти сны отображают первичную локализацию травматических образов, а их повторение – инфантильная форма защиты, когда постоянное восстановление в памяти несчастья приводит к формированию защитного опыта. Имеющиеся при этом у больных расстройства Фрейд классифицировал как невротические («травматический невроз»). Позднее он предположил, что при травматическом неврозе имеются негативные и позитивные реакции. Первые как бы вытесняют травму подавлением, избеганием и фобиями, а вторые, наоборот, напоминают о ней в виде воспоминаний, образов, фиксации.

У М. Горовица этим группам реакций соответствует группа симптомов отрицания и повторного переживания. Фактор внешнего воздействия автор определил как «травматическое стрессовое событие», несущее абсолютно новую информацию, которую индивид должен интегрировать в предыдущий жизненный опыт. В ходе клинического исследования установлено, что симптоматически отрицание проявляется амнезией, нарушением внимания, общей психической заторможенностью, стремлением избегать любых упоминаний о травме или ассоциаций, связанных с ней. Симптоматика «повторного переживания» характеризуется повторяющимися навязчивыми мыслями, расстройствами сна, ощущением тревоги. В настоящее время наиболее перспективны теоретические разработки патогенеза, учитывающие как психологические, так и биологические аспекты развития PTSD. В частности, Л. Колд, обобщив данные психофизиологических и биохимических исследований у ветеранов войны во Вьетнаме, указывает на то, что в результате чрезвычайного по интенсивности и продолжительности стимулирующего воздействия происходят изменения в нейронах коры головного мозга, в первую очередь при этом страдают зоны мозга, связанные с контролем над агрессивностью и циклом сна.

Б. Колодзин в одной из своих работ подразумевает под посттравматическим стрессом прежде всего то, что человек пережил травмирующее событие. Другая сторона посттравматического стресса, по его мнению, относится к внутреннему миру личности и связана с реакцией человека на пережитые им события. Таким образом, говоря о PTSD, автор имеет в виду, что человек пережил одно или несколько травмирующих событий, которые глубоко затронули его психику. Эти события так резко отличались от всего предыдущего опыта или причиняли настолько сильные страдания, что человек отвечает на них бурной отрицательной реакцией. Нормальная психика в подобной ситуации стремится смягчить дискомфорт: человек, переживший такую ситуацию, коренным образом меняет свое отношение к окружающему миру. Автор выделяет следующие клинические симптомы, наблюдаемые при посттравматическом стрессе:

1. Немотивированная бдительность.

2. «Взрывная» реакция.

3. Притупленность эмоций.

4. Агрессивность.

5. Нарушения памяти и концентрации внимания.

6. Депрессия.

7. Общая тревожность.

8. Приступы ярости.

9. Злоупотребления наркотическими и лекарственными веществами.

10. Непрошеные воспоминания.

11. Галлюцинаторные переживания.

12. Бессонница.

13. Мысли о самоубийстве.

14. «Вина выжившего».

В современном виде диагностические критерии посттравматического стрессового расстройства наиболее полно представлены классификации болезней DSM-III-R .

A. Посттравматическое стрессовое расстройство возникает в результате психической травмы, «события», выходящего за рамки обычного опыта и являющегося тяжелым стрессом для любого человека (серьезная угроза для жизни или здоровья детей, близких родственников, друзей).

B. Психическая травма («событие»), вызвавшая PTSD, повторно переживается пострадавшим в следующих формах (не менее чем в одной):

– постоянные или эпизодические угнетающие воспоминания о психической травме;

– частые повторные угнетающие мысли, связанные с «событием»;

– внезапное ощущение того, что «событие» и то, что ему предшествовало, повторяются вновь (включая ощущения, иллюзии, галлюцинации);

– значительное психологическое угнетение, если текущие события напоминают или символически связаны с психической травмой, включая предметы, даты и т. п.

C. Постоянное избегание того, что может ассоциироваться с «событием» или напоминать о нем, а также общая психическая заторможенность (не менее 3-х пунктов):

– стремление избегать ситуаций или действий, которые могут вызвать воспоминание о психический травме;

– стремление уйти от мыслей и чувств, ассоциирующихся с психической травмой;

– невозможность восстановить важные подробности, связанные с травмой;

– значительная утрата интереса к ранее важным аспектам деятельности (у детей – утрата навыков речи и самообслуживания);

– чувство отчуждения и безразличия к другим;

– заметное снижение уровня положительных аффективных переживаний (невозможность испытать чувство любви, радости);

– неуверенность в будущем (невозможность сделать карьеру, вступить в брак, иметь детей или долго жить).

D. Симптомы повышенной возбудимости, отсутствовавшие до психической травмы (не менее 2-х пунктов):

– трудности с засыпанием или сном;

– раздражительность или вспышки гнева;

– трудности при сосредоточении;

– повышенная осторожность;

– повышенная пугливость;

– физиологические реакции при упоминании о «событии» или сопутствующих обстоятельствах.

E. Продолжительность симптомов, включенных в разделы B.C.D. должна быть не менее одного месяца. В этом случае может идти речь о наличии посттравматических стрессовых нарушений – PTSD-синдрома. Приступы, развивающиеся не ранее, чем через шесть месяцев после травмы, принято квалифицировать как специфически отставленные.

Несмотря на то, что эти критерии успешно применяются в диагностике PTSD, в настоящее время продолжаются критический анализ и проверка их валидности и надежности.

Перейдем к рассмотрению проблемы посттравматических стрессовых нарушений в отечественной психологии.

В отечественной литературе проблемы психологических последствий стихийных бедствий, катастроф и военных действий анализируются в основном с позиции динамики психопатологических проявлений.

Итогом многолетней работы ученых стало выдвижение концепции об индивидуальном барьере психической адаптации.

В работах последних лет в основном с позиции этой концепции анализируются психологические последствия стихийных бедствий и катастроф. Их классификация включает в себя:

1. Непатологические (физиологические) реакции.

2. Психогенные патологические реакции.

3. Психогенные неврологические состояния.

4. Реактивные психозы.

По мнению многих авторов, психогенные расстройства могут возникать во время действия экстремальности и самостоятельно исчезают при завершении адаптации человека к ней (особенно непатологические реакции, другие же требуют оказания медицинской помощи). В некоторых случаях как непатологические реакции, так и патологические через несколько месяцев после экстремальных воздействий имеют тенденцию к трансформации в более тяжелые формы психических расстройств. Ю. А. Александровский с другими авторами выделяет следующие основные клинические проявления разных этапов психогенных и психических расстройств.

1. При непатологических невротических проявлениях: астенические нарушения, тревожная напряженность, вегетативные дисфункции, расстройства ночного сна, возникновение и декомпенсация психосоматических расстройств, снижение порога переносимости вредностей. Указанные феномены отличаются парциальностью, симптомы не объединяются в синдромы, существует возможность их полной самокоррекции.

2. При невротических реакциях: контролируемое чувство тревоги и страха, невротические расстройства, декомпенсация личностно-типологических особенностей.

3. При неврозах: стабилизированные и клинически оформившиеся невротические состояния, преобладание депрессивных, неврастенических расстройств, выраженные психосоматические (неврозоподобные) расстройства.

4. При патологическом развитии личности: стабилизация и развитие личностных изменений, потеря связи невротических расстройств с вызывающими их причинами.

5. При реактивных психозах и аффективно шоковых реакциях: чувство страха, достигающее ощущения сиюминутной гибели, дезорганизация поведения, нарушение осознания окружающего, восприятия и осмысления, некритичность к своему состоянию.

Среди современных отечественных исследований по проблеме посттравматических нарушений важное место занимает работа Е. М. Черепановой. Автор анализирует причины возникновения психологической травмы, личностные качества человека, пережившего травму. Особое место Е. М. Черепанова отводит рассмотрению механизмов возникновения посттравматического стресса. Автор считает, что если, представить личность человека в виде концентрических кругов, то в самом центре будет располагаться ядро «я» или самотождественность. Это то, благодаря чему при самых разнообразных обстоятельствах и изменениях мы остаемся самими собой. Первый круг – это схема тела, самым тесным образом связанная с ядром «я» и также составляющая одну из базовых характеристик личности. Чем дальше концентрические круги от центра, тем более поверхностным изменяемым личностным слоям они соответствуют. Самый внешний круг – это психологические защиты. Наносимая психологическая травма проникает в один из слоев, разрушая психологические защиты. Чем сильнее травма, тем более глубинные личностные слои она затрагивает и тем более тяжелые и длительные последствия вызывает. Самый глубокий слой – ядро «я», как правило, оно остается незатронутым. Но иногда травма, пережитая в раннем детстве, проникает очень глубоко, нарушая схему тела. В этом случае возможны настолько тяжелые последствия, что возникает опасность психического заболевания.

Человек, переживший психологическую травму, в одном случае может «проработать» травматическое переживание, принять его и постараться вынести из этого пусть и печального опыта личностное знание. Этот путь является очень сложным и болезненным, но дает хороший результат. В другом случае человек пытается сделать так, чтобы травма перестала причинять душевную боль, хочет избавиться от болезненных впечатлений не меняя ничего в себе. То есть человек отделяет от себя свои болезненные переживания, инкапсулирует их, как бы помещая в «контейнер».

Согласно Е. М. Черепановой, «контейнер» – это психологическое образование, обеспечивающее психологическую защиту от внедрения в сознание травматических впечатлений. В «контейнер» заключены травматические переживания, чрезвычайно негативные, разрушительные: гнев, вина, страх и др.

Травмированный человек, переживший сильные, разрушительные эмоции, больше всего боится их повторения. Но эти эмоции уже возникли и сохраняются в «контейнере», не имея свободного выхода. Если же им удается «вырваться наружу», травмированный человек, как правило, теряет контроль над собой. Зная это, он вынужден предпринимать титанические усилия, чтобы разрушительные, сверхсильные эмоции не нашли выхода. Такому человеку необходимо защищать свой «контейнер» от того, что может напомнить травматическую ситуацию. Поддержание «контейнера» со временем требует все больше и больше сил, и в конце концов может получиться так, что вся энергия человека начнет уходить на это, истощая его. Отсюда переутомление, раздражительность, бессонница, нарушения внимания, памяти и др. Человек истощается в борьбе с самим собой. Если психологическая защита «контейнера» достаточно сильна, то все эмоциональное напряжение как бы уходит внутрь, влияя на физическое здоровье. Поэтому люди, перенесшие психологическую травму, часто имеют проблемы с физическим здоровьем. Можно говорить о связи между телесными проблемами и типом травмы (например, нарушение питания у жертв орального насилия). При травматических стрессах помимо адреналина в кровь выбрасываются эндоморфины – вещества, выполняющие роль внутренних успокоительных средств. При долговременных или травматических стрессах количество эндоморфинов не может поддерживаться на необходимом уровне, со временем его производство истощается. Тогда человек испытывает необходимость в искусственных успокоительных средствах, таких как алкоголь, наркотики, успокоительные таблетки и т. п.

Возникновение «контейнеров» приводит к нарушению целостности личности, и в особых случаях может появляться так называемая «множественная личность», когда параллельно сосуществуют как минимум две личности, совершенно непохожие друг на друга: одна – хорошая, здоровая, другая – больная, травмированная. Это нельзя назвать в полной мере раздвоением личности, но каждая из этих частей живет своей собственной жизнью и совершает свои собственные поступки, которые непонятны или не принимаются другой частью, а иногда даже пугают ее.

Целостная или интегрированная личность более или менее остается сама собой, что бы с ней ни происходило. Множественная или диссоциированная личность кардинально меняется в зависимости от ситуации, становится неузнаваемой.

Е. М. Черепанова отмечает и тот факт, что полученная психологическая травма влияет на восприятие времени. Психологическая травма меняет видение не только настоящего, но и прошлого, и будущего. Видение прошлого может быть искажено, часто идеализированно, а время, когда была пережита травматическая ситуация, несмотря на болезненные, трагические потрясения, именно из-за большой интенсивности пережитых чувств, вспоминается с большой теплотой. По этой причине для таких людей всегда достаточно велика вероятность повторения травматической ситуации в будущем, так как они стремятся вернуться в то время и прожить его вновь. Более того, травматическое событие как бы притягивает к себе и не отпускает человека от себя. Поэтому психологически он как бы остается в том времени, и что особенно важно, в том же возрасте. Переживший травму человек может как бы останавливаться в своем личностном развитии, психологически оставаясь в том возрасте, когда было перенесено травмирующее событие.

Травма влияет не только на прошлое, но и бросает свой отсвет на будущее. Известно, что с людьми, пережившими психологическую травму, чаще происходят несчастные случаи, они чаще, чем другие совершают самоубийства, увлекаются алкоголем и наркотиками. По данным американских психологов, более 70 % насильников сами в детстве пережили травму, связанную с насилием. То есть в данном случае реализуется жизненный сценарий, направленный на саморазрушение. Человек как бы предпринимает все усилия, чтобы погибнуть или просто причинить вред самому себе. Автор выделяет несколько причин, приводящих к подобному явлению:

1. Человек, переживший травму, стремится к ее повторению, для того чтобы отреагировать ее.

2. Чувство вины, выступающее базовым переживанием любого травматического стресса. Чувство вины всегда разрушительно и направлено на саморазрушение, переживаемое как заслуженное наказание за неправильное поведение.

Кроме того, эти люди могут быть склонны к излишнему риску, подвергая ему и себя, и других. Это происходит оттого, что по сравнению с травматическим переживанием все остальные жизненные события, присущие «мирной» жизни, кажутся скучными буднями. Для того чтобы компенсировать «дефицит впечатлений», такие люди склонны к рискованным действиям. Этот феномен был отмечен среди американских ветеранов войны во Вьетнаме, которые чаще, чем другие предпочитали становиться наемниками, телохранителями, альпинистами и др.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что если взрослый человек строит свою жизнь в соответствии с рассмотренными выше стремлениями, то это свидетельствует о зарождении особой личности и о появлении специфических жизненных сценариев, типичных для людей, переживших травматический стресс и не справившихся с этим.

1.2. Особенности проявления посттравматических стрессовых нарушений у людей, переживших военные действия

История изучения синдрома военного посттравматического стресса насчитывает несколько десятилетий. Стрессовые реакции, обусловленные участием в боевых действиях, стали предметом широких исследований еще в ходе второй мировой войны. Это явление у разных авторов получало различные названия («военная усталость», «боевое истощение», «военный невроз», «посттравматический невроз» и т. п.). В 1941 году Кардинер в одном из первых систематизированных исследований назвал это явление хроническим военным неврозом. Развивая идеи Фрейда, он ввел понятие «центральный физионевроз», который, по его мнению, служит причиной нарушения ряда личностных функций, обеспечивающих успешную адаптацию к окружающему миру. Кардинер полагал, что военный невроз имеет как физиологическую, так и психологическую природу. Им впервые было дано комплексное описание его симптоматики:

1. Возбудимость и раздражительность.

2. Безудержный тип реагирования на внезапные раздражители.

3. Фиксация на обстоятельствах травмировавшего события.

4. Уход от реальности.

5. Предрасположенность к неуправляемым агрессивным реакциям.

Особый интерес к исследованиям в этой области был вызван необходимостью изучения проблем, связанных с окончанием войны во Вьетнаме. В результате исследований было установлено, что для 70–80 % американцев, воевавших во Вьетнаме, участие в боевых действиях не повлекло за собой ухудшения физического и психического здоровья, и после возвращения к мирной жизни они смогли вполне успешно адаптироваться в новых условиях. При этом имеются данные, свидетельствующие о том, что примерно для 25 % воевавших во Вьетнаме американцев опыт участия в боевых действиях послужил причиной развития у них неблагоприятных изменений личности под влиянием психической травмы (из них: 15,2 % – мужчины, 8,5 % – женщины). В процессе исследования был выявлен рост актов насилия, совершаемых этими лицами, количества самоубийств среди них, отмечается и тот факт, что для этих людей характерно неблагополучие в сфере семейных и производственных отношений.

В результате исследований, проведенных в последующие годы, было установлено, что состояние, развивающееся у участников боевых действий, имеет тенденцию не только не исчезать со временем, но и становиться все более отчетливо выраженным на фоне общего внешнего благополучия человека.

Как показывают наблюдения и экспериментальные данные, жертвы травмирующих ситуаций переживают острое состояние травматического стресса в течение некоторого времени – до месяца – по окончании воздействия стресс-факторов, после чего большая часть людей приходит в обычное для них состояние. Воздействие травмирующих событий на некоторых людей продолжается и после окончания этого срока. При этом они переходят в состояние посттравматического стресса, что затрудняет их адаптацию к обычным условиям жизни и ведет к возникновению различных дезадаптивных форм поведения. В результате у этих людей развивается синдром посттравматических стрессовых нарушений. Важным моментом является неопределенная отсроченность возникновения PTSD-синдрома, что осложняет своевременность оказания медицинской и психологической помощи.

Современные американские исследователи для объяснения нарушений, возникающих после участия в боевых действиях, выделяют следующие понятия:

1. «Боевой шок» (battle shock).

2. «Боевое переутомление».

«Боевой шок» – простая эмоциональная реакция, возникающая через несколько часов или дней интенсивных боевых действий. При прогрессировании «боевой шок» проходит три стадии .

Первая развивается в течение нескольких часов или дней и характеризуется чувством тревоги, депрессией и страхом.

На второй (острой) стадии появляются невротические симптомы. Она длится от нескольких дней до нескольких недель. Прогноз на выздоровление на этой стадии остается благоприятным.

Третья (хроническая) стадия характеризуется проявлениями хронической психической декомпенсации. Пораженные на этой стадии выздоравливают медленно, для них требуются специализированные методы лечения.

«Боевое переутомление» – психические нарушения средней интенсивности, возникающие через несколько недель боевых действий. Авторами указанного исследования подчеркивается и тот факт, что главными причинами психологического стресса в боевой обстановке являются: угроза жизни, ответственность за выполнение задачи, недостаточность и неопределенность поступающей информации, дефицит времени при принятии решений, несоответствие уровня военно-профессиональных навыков требованиям, предъявляемым условиями боя к личности; факторы изоляции.

На воздействие психогенных факторов военных действий организм военнослужащего отвечает «реакцией тревоги». К основным симптомам нормальной реакции тревоги относятся: мышечное напряжение, тремор (дрожание), дисфункции со стороны пищеварительной, сердечно-сосудистой, дыхательной систем, проявление апатии или раздражительности и т. д.

«Реакция тревоги» завершается формированием «состояния резистентности» за счет мобилизации компенсаторных механизмов организма. Под воздействием длительных психогенных факторов «состояние резистентности» сменяется фазой истощения. И если психогенные факторы превышают защитные возможности организма, возникает так называемое «боевое переутомление», о котором говорилось выше.

Для предотвращения возникновения расстройств психогенного характера американскими специалистами разработан ряд мер по профилактике подобных нарушений.

В отечественной психологической науке комплексных и теоретических исследований PTSD-синдрома не проводилось. В последнее время в связи с проблемой адаптации афганских ветеранов и военнослужащих, участвовавших в боевых действиях в Чечне, остро встает вопрос о необходимости оказания психологической и психотерапевтической помощи жертвам посттравматического стресса. В связи с этим представляют особый интерес работы В. В. Знакова, посвященные исследованию вопросов адаптации афганских ветеранов. В частности, в исследовании психологических причин непонимания «афганцев» в межличностном общении было обнаружено, что адекватный «психологический портрет» ветерана в сознании некоторой части населения подменяется набором негативных стереотипов. Стереотипы препятствуют формированию психологических условий взаимопонимания «афганцев» с их невоевавшими партнерами по общению. Как полагают авторы исследования, главные социально-психологические корни стереотипов состоят в неумении отделить политические аспекты афганской войны от психологических и искажении представлений о нравственности, имевшем место в последнее время в общественном сознании.

В другой работе исследовались особенности личности и мировоззрения «афганцев», влияющие на характер понимания ими ситуаций насилия. Экспериментальные данные свидетельствуют о том, что участники войны отрицательно относятся к физическим способам воздействия на человека, а по свойствам личности они не более агрессивны, чем их невоевавшие сверстники. И это несмотря на то, что «афганцы» возвращались домой в состоянии повышенного нервно-психического напряжения. Этот факт противоречит некоторым зарубежным исследованиям, свидетельствующим о росте актов насилия среди людей, участвовавших в военных действиях. По данным исследования, в течение первого года у «афганцев» возникали ощущение психологического дискомфорта, разочарование в окружающих, неверие в правдивость большинства людей и полуосознаваемая обида на них. Вместе с тем в чрезвычайных условиях у молодых воинов развились лучшие человеческие качества: уважение к родителям, активная гражданская позиция, чувство ответственности, преданность товарищам, сочувствие к жертвам физического насилия, готовность помочь людям.

Таким образом, исследования В. В. Знакова, по сути, являются первыми в области изучения посттравматических стрессовых нарушений у нас в стране.

На сегодняшний день существует острая необходимость в разработке эффективных программ психологической и психотерапевтической помощи жертвам посттравматического стресса.

Остановимся на рассмотрении имеющегося зарубежного и отечественного опыта в разработке подобных программ помощи.

1.3. Проблема реадаптации. Некоторые аспекты психосоциальной реабилитации работников органов внутренних дел после чрезвычайных ситуаций

Особый интерес к разработке программ по реабилитации лиц, участвовавших в военных действиях, среди западных исследователей был вызван в конце 70-х годов в связи с окончанием войны во Вьетнаме. Так, в США в рамках государственной программы была создана специальная система исследовательских центров и центров социальной помощи ветеранам Вьетнама.

В ряде исследований было выявлено, что существует тесная связь между способами выхода из кризисной ситуации, способами преодоления посттравматического стресса (устранение и всяческое избегание любых напоминаний о травме, погруженность в работу, алкоголь, наркотики и т д.) и последующей успешностью адаптации пациента. Было установлено, что наиболее эффективными являются две стратегии:

1. Целенаправленное возвращение к воспоминаниям о травмирующем событии в целях его анализа и полного осознания всех обстоятельств травмы.

2. Осознание носителем травматического опыта истинных причин и значения травматического события с точки зрения обычной жизни.

Первая из этих стратегий была использована при разработке психодинамических моделей, описывающих процесс развития PTSD и выхода из него как поиск оптимального соотношения между патологической фиксацией на травмирующей ситуации и ее полным вытеснением из сознания. Необходимо учитывать, что стратегия избегания упоминаний о травме, ее вытеснение из сознания является наиболее адекватной острому периоду, помогая преодолеть последствия внезапной травмы, т. е. собственно стрессовое состояние. При развитии постстрессовых состояний осознание всех аспектов травмы становится непременным условием интеграции внутреннего мира больного, превращения травмирующей ситуации в часть внутреннего мира субъекта.

Другой аспект индивидуальных особенностей преодоления PTSD – когнитивная оценка и переоценка травмирующего опыта – отражен в когнитивных психотерапевтических моделях. Авторы этих моделей полагают, что когнитивная оценка травмирующей ситуации, являясь основным фактором успешной адаптации после травмы, будет в наибольшей степени способствовать преодолению ее последствий, если причина травмы в сознании ее жертвы, страдающей PTSD, приобретет экстернальный характер, т. е. будет лежать вне личностных особенностей человека. В этом случае, по мнению исследователей, сохраняется и повышается вера в реальность бытия, в существующую рациональность мира, а так же в возможность сохранения собственного контроля над ситуацией. Центральная задача при этом – восстановление в сознании гармоничности существующего мира, целостности его когнитивной модели: доброты окружающих, ценности собственной личности, так как именно эти оценки в наибольшей степени искажаются у жертв травматического стресса, страдающих PTSD.

Значение социальных условий, в частности фактора социальной поддержки, для успешного преодоления PTSD-синдрома отражено в моделях, получивших название психосоциальных. Были выделены основные социальные факторы, влияющие на успешность адаптации жертв психической травмы: отсутствие физических последствий травмы (инвалидность), прочное финансовое положение, сохранение прежнего социального статуса, наличие социальной поддержки со стороны общества и особенно близких людей. При этом последний фактор влияет на успешность преодоления последствий травматического стресса в наибольшей степени. Если такая поддержка отсутствует, то возрастает вероятность дезадаптации жертв травмирующего события. Вопрос о механизме позитивного влияния социальной поддержки на процесс реабилитации жертв травматического стресса остается открытым. Некоторые исследователи выдвигают гипотезу, что она обеспечивает активизацию когнитивных структур, тесно связанных с процессом переоценки травмирующего опыта.

Среди американских исследователей существует мнение, что система социальной реабилитации лиц, принимавших участие в чрезвычайных ситуациях, является не вполне эффективной. Идея, заложенная в американской государственной программе психотерапевтической помощи, предполагает, что получивший психическую травму человек должен изменить свое поведение так, чтобы слиться с основной массой сограждан.

Как полагает Б. Колодзин, недостаток этого замысла состоит в том, что «социальная адаптация» вряд ли поможет человеку, пробывшему долгое время в экстремальных условиях, вернуть душевный покой. Такой подход должен внушить, что для выздоровления человек должен изменить свое поведение, чтобы стать как все – «нормальным», а значит, перестать действовать, думать и чувствовать по-своему – «не как все». Фактически этот подход предполагает лечить симптомы заболевания, а не его причину, и целью такого лечения должно быть не здоровье, а соответствие общепринятым нормам поведения. Истинное физическое и душевное здоровье состоит не в том, чтобы соответствовать чьим-то нормам и стандартам, а в том, чтобы прийти к согласию с самим собой и реальными фактами своей жизни. По мнению автора, исцеление и состоит именно в том, чтобы примириться с самим собой, увидеть себя таким, как есть на самом деле и, внося изменения в свою жизнь, действовать не вопреки собственной индивидуальности, а в союзе с ней. Б. Колодзин считает, что бесплодность идеи «социальной адаптации» объясняется тем, что она полностью игнорирует тот факт, что для многих ветеранов войны до сих пор присутствует в их жизни. Связанные с войной переживания и воспоминания реальны для них и в мирной жизни. Лечение не предусматривает обсуждения военных действий и связанных с ними сновидений. У большинства вьетнамских ветеранов, пытающихся адаптироваться к «нормальному поведению», главные трудности возникают из-за того, что им в качестве лечения предлагают забыть прошлое. А это означает, что из памяти будут выброшены не только образы войны, но и уроки благородства, чести, мужества. Подобный путь не ведет к целостности. В связи с этим автор полагает, что истинное исцеление приходит тогда, когда мы отдаем должное всему, что узнаем на жизненном пути, и пользуемся этими знаниями.

Анализ изложенных представлений о различных аспектах реабилитации жертв травматического стресса показывает, что к настоящему моменту не разработана единая система взглядов на эту проблему. Но вместе с тем необходимо отдать должное западным исследователям в том, что разработанные программы помощи приносят положительные результаты и уже сейчас помогли многим людям избавиться от травмирующих переживаний.

В отечественной науке разработка программ психотерапевтической и социальной помощи людям, принимавшим участие в различных экстремальных ситуациях, в том числе в военных действиях и ликвидации катастроф, началась не так давно. В первую очередь это было связано с необходимостью реабилитации ветеранов войны в Афганистане и оказанием помощи пострадавшим от аварии на ЧАЭС. Поскольку в этих чрезвычайных ситуациях участвовали в основном военнослужащие внутренних войск и работники органов внутренних дел, то и разработка различных видов помощи пострадавшим ведется в основном специалистами этих ведомств. Но так как число пострадавших достаточно велико, то возникает необходимость разработки государственной программы планомерной психологической и социальной помощи жертвам травматического стресса.

Анализ основных литературных источников по данной проблеме позволил установить, что в отечественной науке разработаны следующие виды помощи людям, участвовавшим в чрезвычайных ситуациях :

1. Методы фармакотерапии . Лекарственные средства применяются с целью достижения быстрого кратковременного эффекта оптимизации состояния и для коррекции пограничных состояний.

2. Музыкальная терапия . Музыкальные программы являются эффективным средством для предотвращения нервно-эмоциональных срывов и для профилактики утомления.

3. Библиотерапия – «метод лечебного чтения» . Используется для профилактики стресса и чрезмерных эмоциональных реакций.

4. Приемы суггестивного и гипнотического воздействия . Гипноз прежде всего применяется как медицинская и психотерапевтическая процедура при заболеваниях и нарушениях психогенного характера.

5. Методы активного самовоздействия . Целью способов самовоздействия является формирование адекватных внутренних средств, позволяющих человеку осуществить специальную деятельность по изменению своего состояния.

Только на основании проанализированной литературы по проблеме посттравматических стрессовых нарушений можно сделать следующие выводы.

1. Травматический стресс – особая форма общей стрессовой реакции.

2. Посттравматическое стрессовое расстройство возникает в результате психической травмы, «события», выходящего за рамки обычного опыта и являющегося тяжелым стрессом для любого человека.

3. Травматические стрессовые нарушения способствуют формированию специфических семейных отношений, особых жизненных сценариев.

4. Психогенные расстройства имеют тенденцию к трансформации в более тяжелые формы психических расстройств.

5. Военный посттравматический стресс имеет тенденцию не только не исчезать со временем, но становится все более выраженным на фоне внешнего благополучия человека.

6. Существует острая необходимость в разработке эффективных Программ психологической и социальной помощи жертвам посттравматического стресса у нас в стране.

Затронутые выше вопросы психосоциальной реабилитации работников органов внутренних дел показали, что необходимо дальнейшее изучение посттравматических стрессовых расстройств, их клиники, диагностики и терапии. Существует необходимость интенсификации подобных исследований в стране.

Итак, включение человека в экстремальные условия приводит к резкой перестройке его основных жизненных отношений. Воздействие экстремальных факторов на организм человека может привести к возникновению у него расстройств психогенного характера. Травматический стресс – особая форма социальной дезадаптации, выражающаяся в общей стрессовой реакции.

Травматические стрессовые нарушения способствуют формированию специфических семейных отношений, особых жизненных сценариев, т. е. охватывают обширную сферу социальной дезадаптации.

Исходя из вышесказанного, следует указать на необходимость разработки государственной программы планомерной психологической и социальной помощи жертвам травматического стресса.

В последнее время для многих исследователей стало ясно, что без анализа понятия установки невозможно решение многих вопросов социальной, в частности юридической психологии. Это обусловлено тем, что в социуме человек действует как целостная система, поэтому невозможно на основе отдельных абстрагированных психических процессов изучить и охарактеризовать взаимоотношения. Для этой цели наиболее подходящим по сравнению с другими оказалось это явление.

По мнению Г. Оллпорта, который с наибольшей полнотой и систематичностью исследовал историю установки в социологии и психологии, нетрудно объяснить популярность данного понятия, так как оно свободно от тех противоречий, которые существуют в вопросе понимания влияния врожденных и приобретенных факторов. Вследствие плодотворного и разностороннего использования установки в исследованиях, данное понятие стало основой социальной психологии, которую «часто определяют как науку об установках человека» (15, стр. 6).

Как терминологическое, так и понятийное содержание установки объединяет в себе два компонента значения: с одной стороны, в ней присутствует факт приспособления к действительности, соответствия с ней; с другой стороны – факт субъективного духовного состояния, выражающего готовность человека к определенному способу активности.

Г. Оллпорт отмечал, что впервые установка была использована в науке в 1862 году Гербертом Спенсером в книге «Первые принципы», где он писал: «Возникновение правильного мнения при обсуждении определенного вопроса зависит в основном от той духовной установки (Attitude of mind), которую мы занимаем при выслушивании мнения противника. От сохранения правильной установки зависит, разбираемся ли мы в том, что истинно и что ложно».

Первая научная теория об установке была сформулирована в 1888 году Ланге в виде теории моторной установки. В это же время, в 1889 году, Мюстербергом была сформирована теория действия внимания и появилась теория моторной активности Фере, в основе которой также лежит селективное сознательное состояние, то есть установка. Оллпорт определил установку как «нейропсихологическое состояние готовности к физической и психической активности».

Вюрцбургская школа (Германия) утверждает, что установка не является ни аффектом, ни ощущением, ни образом, ни представлением и ни их комбинацией – это лишенное наглядности содержание сознания, находящееся на пороге сознательного и бессознательного. Фрейд причислял ее к бессознательным явлениям психики.

За серьезное обоснование и использование понятия «установка» мы должны быть благодарны Томасу и Знаниецкому, которые ее определяли как реальное, так и потенциальное поведение личности.

Перк сформулировал четыре признака, определяющие установку:

1) ориентация человека на объект действительности или ценность, чем она отличается от простого условного рефлекса;

2) не есть автоматический стереотипный детерминант поведения, но она содержит определенную психическую силу и энергию, иногда латентно;

3) может проявляться с разной степенью интенсивности, как актуальное состояние или сравнительно инаффектно;

4) создается в процессе опыта и не есть явление инстинктивное, врожденное.

Огромный вклад в изучение этой проблемы внесла грузинская психологическая школа. После того как Узнадзе определил специальные методы изучения этого психического феномена, стало возможным и создание специальной теории установки. Согласно теории Узнадзе, установка не врожденное психическое свойство, но и не вторичное образование. Она первична по отношению к деятельности и поведению личности и определяется средой и потребностями: «Все остальные психические процессы осуществляются после нее и на ее основе, так как установка это состояние, определяющее психическую активность». Он четко определяет фактическое положение активности человека: психическое поведение индивида определяется не только воздействующей ситуацией или действием импульсивной потребности, но и целостным состоянием – установкой. Она не представляет собой чисто познавательное отношение к действительности, она является отображенным отношением, определяющим активное обратное воздействие, и отражается с позиций потребностей (постулат дифференциации целостности) (23,24).

В свою очередь Оллпорт указывает четыре условия, влияющих на создание установки:

1) интеграция опыта относительно объекта установки, формирующая целостность;

2) процесс дифференциации, организующий диффузное состояние индивида в виде установки;

3) вследствие многократного повторения установка становится травматической, то есть быстро возникает при соответствующих обстоятельствах и действует с большей силой, что указывает на ее сформированность;

4) подражание – один из основных подготавливающих факторов для создания установки.

В своих исследованиях Турсон главное внимание обращал на аффективную сторону установки: совокупность элементов уверенности (убежденности в прогнозе) и эмоциональное отношение к объекту.

Следует отметить, что значительные работы по изучению отдельных аспектов установки были проведены Смитом и Брауном (уделявшим внимание мотивационной стороне), Озгудом, Суссом и Тенненбаумом (выделяющим аспект личного оценочного отношения), Сенфордом, Ныокомбом и Хендсром (обращавшим внимание на влияние социального окружения и референтной группы на формирование установок), а также Скоттом, Кингом и др.

Сарноф определял установку как диспозицию реакций принятия-непринятия в отношении к какому-либо классу объектов. Шериф и Ксентрил говорили о главном влиянии процесса перцепции и сформулировали теорию «Я – включенности», согласно которой совокупность определенных установок представляет собой часть человеческого Я; а также замечали, что на эти установки стимулы не влияют: они остаются сравнительно неизменными. Применяя достижения теории Хельсона и эффекта координатных систем, рассматривали формирование установки как результат действия четырех факторов:

1) особенности расположения стимулов, создающих установку, во времени и пространстве;

2) место в серии значимых стимулов, на основе которых создается оценочная установка остальной реальности;

3) стимулы, данные в настоящее время для оценки;

4) координатная система, выработанная человеком в отношении этих явлений.

На этой основе человек производит ассимиляцию сходных и контрастную оценку резко отличающихся объектов.

Согласно Кригу, Крачфильду и Белачи, социальная установка не является изолированным явлением, это целостная система позитивной и негативной оценки человеком объекта, его переживаний, тенденций его доброжелательного и враждебного отношения. Эти авторы определили установку как тенденцию формирования в одном определенном направлении компонентов познания, эмоций и действий и считали, что для характеристики установки в основном должны быть использованы два компонента:

1) Валентность, которая создается полярным характером: положительным, отрицательным и нейтральным знаками – и проявляется во всех компонентах установки. Интеллектуальный компонент характеризуется принятием – непринятием; эмоциональный компонент приятностью – неприятностью; компонент действия определяется тенденцией к доброжелательному или враждебному отношению, а также интенсивностью проявления.

2) Сложность организации (поверхностность, обоснованность, иллюзорность или предвзятость и проч.) изучены пока недостаточно.

Особо важным вопросом являются взаимоотношения самих установок. Выяснилось, что существует тенденция к взаимосвязи и формированию системы установок (например, пары (+ + \ —) и (+ – \ – +) в трансактном анализе). Таким образом, внутреннюю организацию человеческой личности возможно измерить, что подтверждают, например, работы Фергюсона и Турсона по изучению установок каркаса личности. Также с интегральной точки зрения установку изучали Гринвальд, Брок, Остром, Фишбейн, Инско и др.

Согласно теории установки, психическая активность человека, на каком бы уровне она ни протекала, осуществляется на основе целостного состояния – установки, играющей существенную роль в организации поведения человека (15).

Выделяют несколько видов установок: установка практического поведения, познания или теоретического поведения, социального поведения и установка творчества.

Установка как феномен психики имеет ряд свойств:

1) может быть фиксированной (в исследованиях Узнадзе показал, что она может существовать продолжительное время, оставаясь актуальной и легко возбудимой снова);

2) возбудимостью установки обусловлены различного рода иллюзии: чем легче протекают фиксация и возбудимость, тем лучше человеку удается сохранять и использовать жизненный опыт.

3) величину эффекта действия установки (генерализация): на похожие явления – реакция ассимиляции, на непохожие – контрастно иллюзорная реакция;

4) устойчивость, или ригидность установки, характеризующаяся тем, как долго человеку не удается вырваться из-под влияния определенной фиксированной установки, которая, оставаясь в господствующем состоянии, мешает воспринимать мир объективно (например, когда все в «розовом цвете»);

5) диффузность, которая проявляется в незнакомых для индивида условиях, где установка еще не стимулирована средой; и дифференцированность, которая проявляется в определенных ситуациях, позволяющих сработать определенному набору установок (определяется посредством сознания) – как признаки ее внутренней организации.

Становится ясно, что проблема изучения такого феномена психики, как установка, с самых различных научных позиций вызывает вполне оправданный и обоснованный интерес и имеет большое прикладное значение.

1.1. Современный трансактный анализ (ТА). Три школы ТА

В современном ТА существуют три школы, каждая из которых имеет свою теоретическую модель и набор терапевтических техник.

Классическая школа ближе всего придерживается разработанного Э. Берном и его коллегами подхода. В ней используется широкий диапазон аналитических моделей с целью усилить понимание Взрослого и в то же время возбудить интерес Ребенка. Первый шаг человека состоит в том, чтобы развить свою способность понимать, как он создает себе проблемы. Здесь особое внимание уделяется групповому психотерапевтическому воздействию как главному методу. Во взаимодействии проигрывается неразрешенная в детстве ситуация, а роль психотерапевта заключается в том, что он способствует развитию группового процесса, а затем знакомит с приемами, помогающими справиться со своими проблемами.

С точки зрения классической школы, одна из важных задач для психотерапевта – дать личности новые Родительские послания. Пэт Кроссман предложила «три пи» (три английских слова): разрешение, защиту и силу (власть), выполнение которых должен обеспечить психотерапевт для достижения эффективного результата.

Школа повторного принятия решения. Боб и Мэри Гулдинг выдвинули новый терапевтический метод, сочетающий в себе теорию ТА и технику гештальт-терапии, разработанную Фредериком (Фрицем) Перлзом. Ранние решения, принимающиеся скорее под действием чувств, нежели мышления, возможно изменить. Достичь этого можно с помощью работы с фантазиями и сновидениями или благодаря работе над ранней сценарной записью, в которой человек вспоминает и вновь проживает травмирующие события, а затем изменяет решение на новое. Здесь акцент делается на личной ответственности, а психотерапевт выступает в роли наблюдателя, группа – в роли свидетелей и дает позитивные поглаживания, которые усиливают процесс изменения. Выражение чувств является самым главным, наряду с пониманием происходящего.

Школа Катексиса. Арон и Джэки Шифф создали центр для лечения психических больных, используя метод, который они назвали воссозданием Родителя, или перевоспитанием. Суть его заключается в том, что сумасшествие является результатом действия разрушительных и непоследовательных посланий Родителя. Терапевт выступает в роли позитивного и последовательного Родителя, дающего шанс подавить эго-состояние «сумасшедшего Родителя» и изменить свое воспитание. В терапии со здоровыми людьми особое внимание уделяется работе с искажениями и итерированиями. Группа должна представлять собой реактивное (отзывчивое) окружение, живо реагирующее друг на друга. «Заботливая конфронтация» выражается в борьбе за активное решение проблем, а не преследование и заключает в себе прямое требование, основанное на позиции (Я +, Ты +).

Цель изменения в ТА

Одним из аспектов пристального внимания Э. Берна была проблема излечения, которое он связывает с понятием автономности (независимости) – поведением, мыслями и чувствами, которые являются реакцией на реальность «здесь и теперь», а не на сценарные убеждения.

Автономность не означает постоянного нахождения во Взрослом компоненте, выбор эго-состояния реагирования происходит свободно. Она характеризуется высвобождением или восстановлением трех человеческих качеств: осознания, спонтанности и интимности.

Осознание — это способность воспринимать чувственные впечатления так, как это делает только что родившийся младенец. Осознающий человек не объясняет и не отфильтровывает ощущения о мире под определения своего Родителя, таким образом заменяя целостное на фрагментарное восприятие реальности в угоду своему мнению.

В процессе развития большинство из нас систематически обучаются тому, как заглушить осознание. Нас учат утилитарному отношению к различным вещам, зафиксированному в словесных определениях сценарному представлению о себе и мире. Здесь обнаруживает себя тенденция к самоподкреплению и стабилизации. Таким образом формируется своеобразная контрольно-пропускная инстанция для истолкования вновь поступающих данных. Избирательность доступа в осознание выглядит так: согласующаяся информация допускается и структурируется сознанием, а противоречащая и вызывающая беспокойство вытесняется, игнорируется как несуществующая.

В соответствии с этим осуществляется регуляция коммуникативного поведения человека: он стремится участвовать в тех ситуациях, где его Я-концепция подкрепляется и избегает или игнорирует моменты, способные болезненно нарушить или поколебать созданную устойчивость.

Спонтанность — способность выбирать из всего, а не только сценарно установленного, разнообразия и диапазона чувств, мыслей и поведения. Такой человек реагирует прямо и открыто, не искажая поступающий образ мира в угоду Родительским определениям.

Спонтанность предполагает, что человек волен свободно реагировать из любого эго-состояния. При этом он может вести себя как Взрослый, используя эго-состояние Взрослого; или при желании войти в своего Ребенка и вновь воскресить в себе те творческие способности, ту интуицию и интенсивность чувств, которыми обладал в детстве. Он способен также прореагировать из Родителя, тем самым проигрывая стереотипы, которым научился у других. И независимо от этого спонтанный человек будет свободен в своем выборе реагирования на конкретную ситуацию, не подчиняясь устаревшим Родительским правилам.

Интимность представляет собой открытое выражение аутентичных (= подлинных) чувств и желаний между людьми, исключающими возможность рэкета (= набор сценарных типов поведения, используемых вне нашего осознания как средство манипулирования окружением) или игр. Находясь в интимности, человек смещается в Свободного Ребенка, предварительно убедившись в безопасности своих действий благодаря заключению контракта со Взрослым и осуществлению Родителем необходимой защиты.

Берн связывает излечение с полным разрывом со сценарием и выработкой нового пути развития. Не находясь в состоянии пассивности, человек занят решением проблем, он адекватно воспринимает и реагирует на реальность, не игнорируя и не искажая ее. Причем такое сценарное излечение может быть поведенческим, аффективным, когнитивным или комбинацией этих трех факторов. Другими словами, из сценария можно выйти, изменив свое поведение, чувства или мысли.

Ряд авторов предлагают соматический подход, состоящий в том, что человек, желающий выйти из сценария, должен изменить телесные ощущения. Например, он может снять постоянное мышечное напряжение или избавиться от каких-либо психосоматических расстройств.

Чтобы терапия, принесла пользу, не обязательно быть немощным и больным. Самодостаточный и цельный человек проходит терапию для того, чтобы получить от жизни еще больше, совершенствуя себя.

Главной целью терапии ТА является ее ориентировка на излечение личности. Понимание и осознание проблем представляют собой инструмент, а само излечение состоит из принятия решения на изменение и затем активного процесса по его реализации.

Взаимоотношения в терапии ТА базируются на посылке о том, что все люди открыто коммуникативны (ОК), при этом пациент и психотерапевт рассматриваются как равные и стоящие на одном уровне люди. Используемый принцип открытой коммуникации подразумевает разговор на простом языке с использованием обычных слов. Кроме того, пациенту рекомендуется читать книги по ТА и пройти вводный курс. Если психотерапевт делает какие-либо записи в процессе работы, то они всегда открыты для доступа пациента. Благодаря всем этим подходам последний хорошо осведомлен обо всем происходящем и принимает активное сознательное участие в процессе терапии.

Началом работы стоит считать осознание своего несовершенства на фоне потребности в изменении: «Все, дальше так продолжать жить я не хочу!» Когда человек оказывается способным смело заглянуть в глаза своим неудачам, проблемам и задуматься, а затем начать поиск помощи извне (в противовес уничтожающим внутренним тенденциям), то стоит познакомить его с тремя типами «успеха», чтобы он смог сам определить свое местонахождение. А последующее превращение в Победителя (Я+, Ты +) следует считать конечным результатом терапии.

Галилей говорил: «Вы ничему не можете научить, человека. Вы можете только помочь ему открыть это в себе». Каждое человеческое существо появляется на свет как нечто новое, еще никогда не существовавшее до сих пор. Каждый рождается способным выигрывать в жизни. Каждая личность по-своему неповторимо видит, слышит, изучает и думает. Каждый, имея индивидуальные возможности (способности и ограничения), может быть творческим человеком – продуктивной личностью, Победителем.

Когда в ТА говорят о Победителях, то имеют в виду не того, кто заставляет других проигрывать в угоду себе, подавляя, унижая и диктуя свои условия, а тех, кто способен подлинно на все реагировать как личность и как член общества, проявляя заботу, доверие, ответственность и искренность. Побежденные – это люди, которым не удается быть подлинными и кто вынуждает себя и других разыгрывать роли и надевать маски, таким образом, проживая чужую, искусственную жизнь.

И здесь возможны только три превращения:

1. В Победителя (Выигрывающего) – человека, преуспевающего (с его точки зрения) в том деле, которое он намерен сделать, и добивающегося поставленной цели, даже если она заключается в том, чтобы удачно поменять работу или просто весело отдохнуть с друзьями. Тактика – выиграть.

Эти люди имеют различные возможности и способности. Самым важным в жизни считают не достижения или звания, а аутентичность (возможность быть собой). Они реализуют себя, познавая все новое и становясь все более откровенными и отзывчивыми. Реализуя свою неповторимость и индивидуальность, они ценят ее и в других. Они не посвящают свою жизнь фантазиям о том, кем они могли бы быть; являясь самими собой, они не заносятся, не коллекционируют претензии и не манипулируют другими. Победители умеют раскрыть себя, а не создавать образы (привлекательные или раздражающие), которые нравятся другим. Они понимают разницу между «быть любящим» и «играть в любящего», между «быть глупым» и «поступать глупо», между «быть знающим» и «изображать знающего». Им нет нужды скрываться за масками. Они отвергают нереальный, искусственный образ себя, не считая себя ни самыми лучшими (избранниками), ни самыми худшими (отвергнутыми). Свобода и независимость, а следовательно и ответственность их не путают: они способны проложить свой путь и собрать свои плоды.

Как все люди, они могут терять почву под ногами и терпеть поражения, но, несмотря на препятствия и неудачи, они не теряют головы и веры в себя и в жизнь.

Победители не боятся самостоятельно мыслить и применять свои знания. Они умеют отделять факты от мнений и не претендуют на то, что имеют ответы на все вопросы. Прислушиваясь к мнению других и оценивая его, они способны сформировать свое собственное заключение. Хотя они способны восхищаться другими и уважать других, но никогда не зависят от них полностью, никогда не связаны ими и не испытывают благоговения перед другими.

Эти люди не разыгрывают из себя беспомощных и не играют в обвинения. Вместо этого они принимают ответственность за собственную жизнь, не ссылаясь на ложные авторитеты, поскольку сами являются своими единственными руководителями и знают это.

Они правильно используют время, реагируя на все происходящее адекватно (их реакции зависят от посланного сообщения) и оберегают значимость, благополучие и достоинство других людей. Выигрывающие знают, что для всего есть свой черед и для каждой деятельности или события – свое время (время спешить и время ждать, быть энергичным или инертным и пр.). Они дорожат своим временем: не убивают его, а живут по принципу «здесь и теперь». Жизнь в настоящем не означает бездумное пренебрежение прошлым или неумение подготавливаться к будущему. Скорее наоборот: зная свое прошлое, возможно глубоко осознавать и чувствовать настоящее и смотреть вперед в будущее.

Выигрывающие учатся понимать свои чувства и ограничения и не бояться их, не зацикливаться на внутренних противоречиях и на двойственных чувствах. Они осознают себя и способны прочувствовать и услышать другого, могут влиять и поддаваться влиянию, но по собственной воле. Они умеют быть непосредственными, не имея раз и навсегда предопределенного, жесткого образа действий. Такие люди могут менять свои планы, когда этого требуют обстоятельства. Они испытывают интерес к жизни и способны получать от нее удовольствие; без чувства ложной скромности радоваться собственным достижениям и без зависти – достижениям других. Хотя Победители способны свободно наслаждаться, они также вольны откладывать удовольствия, могут дисциплинировать себя в настоящем, чтобы усилить результат в будущем. Они умеют без страха реализовывать свои желания адекватным образом. Эти люди не стремятся к безопасности за счет контроля над другими. Они не настраивают себя на неудачу, а идут и делают.

Победители заботятся о мире и о людях, они не отделены от главных общественных проблем, а, интересуясь и сопереживая, борются за улучшение жизни. Даже перед лицом национальных или международных бедствий они не считают себя бессильными. Они живут для того, чтобы сделать мир лучше.

2. В Непобедителя – человека, который не достигает больших вершин, но и не падает слишком низко. Тактика – не проиграть, избежать неудачи. Такой человек предпочитает просто проживать жизнь и не подозревает, на какие вещи на самом деле способен. Серость, прозябание и обыденность – вот его удел.

Лучше синица в руке, чем журавль в небе – девиз этого типа людей. Наверное, это неплохо, поскольку и здесь возможно быть в какой-то степени счастливым, но только при условии, что человек никогда не догадается, насколько он не удался и какие возможности он упустил безвозвратно для себя и всех нас. «Рожденный ползать летать не может», – оправдывают они свою несбыточность. Им не нужны журавли: зачем напрягаться? Да и помнят ли они этих птиц? И только привкус зависти и какая-то смутная злость или боль будут в виде бесформенных теней летящих птиц изредка наводить сомнения в эти светлые головы. Все, что они осмелились оставить при себе, – это призраки и иллюзии, с помощью которых они залепляют себе глаза и посредством которых они создают воздушные замки и свое мнимое благополучие.

3. В Побежденного (Проигрывающего, Неудачника) – человека, который не в состоянии осуществить намеченное и достичь поставленной цели. Тактика – проиграть, собрать весь возможный набор неудач и превратить свою жизнь в один непрекращающийся кошмар с метаниями от одного провала к другому. Эти «счастливчики» ухитряются проморгать абсолютно все: синиц, а журавлей и подавно, даже воздушные замки у них имеют какой-то убогий вид. Но по части фантазий они превзошли всех. Досада лишь в том, что им по каким-то странным обстоятельствам не приходит в голову попытаться реализовать хотя бы одну из них.

Хотя люди рождаются, чтобы побеждать, они все-таки появляются на свет беспомощными и полностью зависящими от своего окружения. Выигрывающие успешно осуществляют переход от полной несостоятельности к независимости и затем к взаимозависимости. Неудачники – нет. С какого-то момента они начинают избегать появляющейся ответственности за собственную жизнь.

Недостаточная отзывчивость на потребность в заботе, плохое воспитание, конфликты в семье, грубость, болезнь, длительные неприятности, отсутствие любви, чрезмерная физическая работа, травмирующие события являются некоторыми из многих фактов, которые способствуют формированию Проигрывающих. Эти условия мешают, сдерживают или останавливают нормальное развитие независимости и самоактуализации. Чтобы совладать с этими отрицательными переживаниями, дети учатся манипулировать собой и другими. От навыков манипуляции, ведущих к потере себя, в последующем тяжело отказаться, и часто они превращаются в тип поведения. Выигрывающие стремятся избавиться от них, Проигрывающие крепко к ним прикованы.

Некоторые Побежденные (Подавленные) говорят о себе как о преуспевающих, но тревожных (или попавших в ловушку, или несчастных). Другие жалуются, что они совершенно измучены, безвольны и не способны стремиться к чему-либо, «полуживые» или до смерти скучные. Они не в силах осознать, что в большинстве случаев сами «посадили себя в клетку», сами роют себе яму и сами себе наскучили.

Проигрывающие редко живут в настоящем, предпочитая уничтожать его, и сосредотачиваются на воспоминаниях о прошлом или ожиданиях будущего.

Те, кто живет воспоминаниями, пребывают в старых добрых временах или в прошлых личных несчастьях. Тоскуя по прошлому, они или цепляются за то, как «могли бы» произойти те или иные события, или оплакивают свою несчастную судьбу. Они жалеют себя и перекладывают ответственность за свою неудовлетворительную жизнь на других. Обвинение других и оправдание себя является частой ролью Проигрывающих. Побежденные, которые ЖИВУТ в прошлом, могут сокрушаться, размышляя о том, что произошло бы, если бы только: если бы только я имел другую работу, если бы только я родился богатым или если бы только я имел лучших родителей.

Люди, которые живут в будущем, могут мечтать о каком-либо чуде, после которого они смогут «зажить счастливо». Вместо того чтобы следовать своей собственной жизни, они ждут волшебного спасения (а).

Какая замечательная жизнь начнется, когда: когда я разбогатею, когда я сменю работу или когда наконец явится прекрасный принц или идеальная женщина.

В противоположность тем, кто живет с иллюзией волшебного спасения, некоторые Побежденные живут со страхом будущих несчастий (б), вызывая в воображении предвкушение того, что если: что если я потеряю работу, что если я допущу ошибку, что если я не понравлюсь им. Непрерывно концентрируясь на будущем, они испытывают тревогу в настоящем. Они беспокоятся сверх меры из-за своих предчувствий (реальных или воображаемых) проверок, кризиса, любовных историй, уплаты счетов, болезни, погоды и пр.

Люди, слишком погруженные в свои сомнения, упускают действительные возможности настоящего, которые проходят мимо них. Они занимают голову мыслями, не относящимися к делу в текущий момент. Их беспокойство искажает восприятие реальности. Следовательно, такие люди сами мешают себе видеть, слышать, чувствовать и понимать.

Проигрывающие неспособны полностью использовать возможности своих ощущений, их восприятие фрагментарно (неточно и неполно) и предвзято-субъективно: они видят себя и весь мир в кривом зеркале. И следовательно, эффективное использование их способностей в реальной жизни затруднено.

Большую часть своего времени они играют роли, притворяясь, манипулируя, повторяя старые роли своего детства; они расходуют энергию на сохранение масок, часто пряча свое настоящее лицо даже от себя. Карен Хорни пишет: «Появление ложной самости происходит ценой реальной самости, последняя презирается в лучшем случае как бедный родственник». Для играющего роли Побежденного сама игра часто более важна, чем реальность.

Эти люди подавляют свои возможные порывы к непосредственному и адекватному выражению полного спектра типов поведения. Они могут не подозревать о возможности иного, более продуктивного, наполненного жизненного пути. Проигрывающие боятся оказаться в новых обстоятельствах и прежде всего стремятся сохранить статус-кво (лат. status quor букв. – «состояние, в котором»; то есть сложившееся, существующее положение вещей), повторяя не только собственные ошибки, но не менее часто и ошибки своей семьи и культуры.

Побежденные избегают взаимной близости (привязанности) и не вступают в честные и откровенные отношения. Вместо этого они пытаются манипулировать другими так, чтобы те поступали в соответствии с их ожиданиями; им кажется, что обман – кратчайший путь к победе и исполнению своих желаний. Их силы также часто направлены на то, чтобы жить, следуя ожиданиям других, предпочитая, например, говорить то, что хотелось бы услышать собеседнику.

Они используют свои умственные способности не лучшим образом, направляя их на рационализацию и интеллектуализацию. В первом случае они пытаются придать своим действиям благовидные предлоги; во втором стремятся засыпать других пустым красноречием. Поэтому многие возможности у них остаются скрытыми, нереализованными, неосознанными или приобретают уродливую форму. Подобно сказочной Царевне-лягушке, Побежденные заколдованы и живут в этой жизни, являясь кем-то другим, а не самим собой (4).

Следует заметить, что мало кто в реальной жизни является полностью Победителем или абсолютным Побежденным. Большинство из нас бывают Выигрывающими в одних обстоятельствах и ситуациях и Проигрывающими в других. Следовательно, не стоит задаваться или опускать руки, просто у нас всегда есть над чем поработать.

Самое прекрасное в данной ситуации, так это предоставляющаяся возможность для творчества и изменения самого себя: никогда не поздно начать свое совершенствование, пока жив. Хочешь быть счастливым – будь им!

Итоги, о которых говорит психотерапевтическая практика, можно свести к четырем основным разновидностям плохого, проигрышного сценария: одиночество, бродяжничество, сумасшествие и смерть. Наркотики и алкоголь – один из путей к любому названному варианту. Насилие – это особый вид подытоживания судьбы, которое случается в так называемых «плотских сценариях», а разменной монетой служит жизнь. Если родители еще в детстве предоставили ребенка самому себе, то он постоянно будет озабочен проблемой денег. Опыт свидетельствует о том, что многие люди оказываются в больнице как раз потому, что кто-то из любимых или даже ненавидимых близких людей пожелал им смерти.

В жизни человека сценарный итог предрекается, предписывается родителями, однако он будет недействительным до тех пор, пока не примется ребенком (Вы утверждаете, что я такой? Хорошо, я назло вам буду таким!). Страдая, он все-таки длительное время все прощает и принимает решение следовать директиве только после многих, может быть, сотен трансакций.

1.2. Происхождение жизненных позиций

В ТА нет полного согласия относительно причин и времени возникновения жизненных установок. Берн считал, что «жизненная позиция принимается в раннем детстве (от трех до семи лет) с целью оправдать решение, основанное на более раннем опыте». Другими словами, по Берну, сначала идут решения, принятые в раннем детстве, а затем – жизненные позиции, которые принимаются в более позднем детском возрасте с целью оправдания. Например, младенец может принять следующее решение: «Никогда в жизни я больше никого не полюблю, так как моя мать не любит меня». Затем он оправдывает это решение, начиная верить, а то, что «меня никто никогда не полюбит», что переводится на языке ТА как утверждение: «Я – плохой». Если маленькую девочку оскорбляет отец, она может решить: «Я никогда больше не буду доверять мужчинам, так как отец плохо обращается со мной». Затем она обобщает это и приходит к убеждению, что «мужчинам нельзя доверять» или «Они – плохие».

По мнению Клода Стайнера, жизненные позиции принимаются гораздо раньше, уже в первые месяцы кормления ребенка. Для Стайнера установка (Я +, Ты+) находит свое отражение в приятной атмосфере взаимозависимости между сосущим ребенком и его матерью. Он приравнивает ее к позиции «основного доверия», описанной специалистом в области детского развития Эриком Эриксоном, которая «представляет собой такое состояние дел, при котором младенец чувствует, что он живет в гармонии с миром и все в мире находится в гармонии с ним».

Стайнер считает, что вначале все дети начинают с позиции (Я+, Ты +). Она меняется только в том случае, если что-то вмешивается в их взаимоотношения с матерью, например когда ребенок начинает ощущать, что мать перестает защищать его и заботиться о нем, как она это делала ранее. Некоторые дети само рождение воспринимают как подобную угрозу. В ответ на эти неудобства малыш может решить, что (Он —) или что другие люди не хороши, перейдя из состояния «основного доверия», по Эриксону, в состояние принципиального недоверия. В соответствии с этим принципиальным представлением о себе и окружающих, ребенок начинает писать собственный сценарий жизни, который затем методично и последовательно реализует, наблюдая все вокруг себя только с определенной позиции, например сквозь черные или розовые очки.

Таким образом, Стайнер согласен с мыслью Берна о том, что жизненные позиции оправдывают сценарные решения. Однако, по Стайнеру, сначала принимаются жизненные установки, а после этого сценарные решения.

Итак, жизненную позицию (= установку) можно определить как СОВОКУПНОСТЬ «основных представлений о себе и окружающих, которые призваны оправдать решения и поведение человека» (22).

В свою очередь, решение — это мнение о наилучшем имеющемся в наличии способе выживания и удовлетворения потребностей, связанном с ограниченными возможностями для ребенка чувствовать, понимать, интерпретировать и тестировать реальность. А сценарий жизни – это бессознательный план жизни, принятый в детстве, усиливаемый родителями и оправдываемый ходом событий (22).

«Мы называем сценарием жизни то, что человек еще в детстве планирует совершить в будущем, а жизненный путь — это то, что происходит с ним в действительности» (2).

Жизненный путь в некоторой степени предопределен генетически, а также отношением, которое создают родители, и различными внешними обстоятельствами. Болезни, несчастные случаи, война способны сорвать даже самый благополучный жизненный план. То же может случиться, если «Герой» вдруг войдет в сценарий какого-нибудь незнакомца, например хулигана, убийцы или автолихача. Комбинация подобных факторов может закрыть путь для реализации определенной линии и даже предопределить трагический жизненный путь. Обычно это происходит, когда мы имеем несчастье столкнуться с людьми, которые не живут сами и получают наслаждение (конечно, в скрытом даже от себя виде, как бы случайно и под давлением обстоятельств, и из лучших побуждений), разрушая судьбы других или просто преследуя свои цели, несмотря ни на что.

Жизненные сценарии основываются в большинстве случаев на Родительском программировании. Они передают свое понимание жизни, опыт, привычки, все то, чему научились (или думают, что научились). Если они Неудачники, то передают свою программу неудачников, если Победители, то, соответственно, учат побеждать. И хотя результат предопределен предками в добрую или дурную сторону, ребенок может избрать свой собственный сюжет, путь к запланированному финалу.

«В целом, как показывает мифология и практическая деятельность, к прародителям относятся с благоговением или ужасом, тогда как родители вызывают восхищение или страх» (2).

К восьми годам у детей развивается представление о ценности всего вокруг. К этому времени выкристаллизовывается их жизненный опыт, и они решают, что он означает для них, какие роли и как они собираются играть: такие дни являются днями решений для ребенка (3).

Понятно, что, когда решения принимаются слишком рано, они могут оказаться совершенно нереалистичными. Они, по всей вероятности, и будут отчасти искаженными или нерациональными, так как ребенок воспринимал мир лишь через призму собственного существования. Эти искажения могут достичь различной степени патологии, от непосредственности в поведении до серьезных нарушений. Тем не менее они кажутся логичными и имеющими смысл для ребенка в тот момент, когда он принимает их.

Первоначальное сценарное программирование начинается еще в период кормления и происходит в виде кратких указаний, которые позже «перерабатываются» в сложные трансакции. Обычно это двусторонние сцены, в которых участвует младенец и мать, иногда с появляющимися зрителями со стороны. В это время они связаны краткими фразами и отдельными словами (2).

Пройдут года, но сформировавшиеся тогда ощущения благополучия или неблагополучия, вытесненные из сознания по причине малого словаря и давности лет, будут с неизменным упорством напоминать о себе смутными ощущениями или туманными состояниями. Их можно будет наблюдать в человеке в виде слабо осознанного автоматизма, стандартизированной реакции или навязчивого, иногда болезненного, настроения, навыка или принципиальной точки зрения на все вокруг. Эти решения, переходящие позднее в установки, во многом определят жизненный путь маленького человечка.

Поскольку человек есть результат миллиона разнообразных мгновений, состояний ума, различных приключений его предков, но рождается он от двух родителей, to углубленное исследование его может открывать много сложностей и явных противоречий. Тем не менее все же можно найти одну основную установку, возможно искреннюю или неискреннюю, непластичную или небезопасную, на которой базируется вся жизнь и согласно которой человек играет свои игры в соответствии со сценарием. Эта позиция необходима человеку для того, чтобы чувствовать себя уверенно, как бы стоящим «обеими ногами на твердой почве». Отказаться от нее ему так же немыслимо, как вынуть фундамент из-под собственного дома, не разрушив его.

Перейдем к рассмотрению наиболее ярких разновидностей жизненных установок.

Простейшие двухсторонние позиции – это Ты и Я. Они основываются на убеждениях, которые впитываются с молоком матери, и наиболее ярко проявляются в критических обстоятельствах. Это может быть, к примеру, стрессовая, личностно значимая или конфликтная ситуация.

Изобразим их сокращенно так:

плюс (+) – это хорошо, минус (-) – это плохо.

Сочетание этих элементов дает нам в результате четыре установки:

(Я +, Ты +) = успех;

(Я—, Ты—) = безнадежность;

(Я+, Ты—) = превосходство;

(Я—, Ты +) = депрессивность.

Но прежде позволим себе заметить, что позицию иногда можно изменить; это возможно только при воздействии внешних обстоятельств. Устойчивые изменения могут происходить как бы изнутри, спонтанно либо с помощью психотерапевтического воздействия (профессионального лечения). А могут наступать и благодаря возникшему сильному чувству любви – этому целителю, представляющему собой естественную психотерапию.

Установка (Я —, Ты +): «У меня неблагополучно, у вас благополучно» = «Моя жизнь ничего не стоит»

Это универсальная установка раннего детства, являющаяся логическим заключением ребенка и вытекающая из ситуации его абсолютной беспомощности и зависимости по сравнению с заботящимися о нем всемогущественными великанами, которые именуются взрослыми. В этой позиции имеется ощущение благополучия, как следствие поглаживаний и ласк, поскольку в первый год жизни без ухода, даже минимального, младенец не выживет. Имеется также установка неблагополучия (бессилие, неумение владеть собой и ситуацией) – заключение о самом себе.

Разрыв Адлера с Фрейдом касался именно этого пункта: в основе жизненной борьбы человека лежит не секс, а скорее чувства собственного неблагополучия, которые кажутся универсальными. Он заявил, что ребенок, в силу своей малости и беспомощности, неизбежно считает себя неполноценным относительно взрослых людей.

Адлер оказал большое влияние на Харри Стек Салливена, центральным вкладом которого в психоаналитическую мысль была его концепция «межличностных отношений», или трансакций. Он утверждал, что ребенок строит свою самооценку в целом на мнении других, что он назвал «рефлективными оценками». Он говорил, что «малышу не достает багажа и опыта, необходимого для формирования точной картины самого себя, так что его единственным ориентиром являются реакции других „на него“. Причины поставить эти оценки под вопрос очень малы, во всяком случае, он слишком беспомощен, чтобы изменить их или протестовать. Он пассивно принимает суждения, которые первоначально передаются путем эмпатии, а также словами, жестами и действиями… Таким образом, собственные отношения, усвоенные в раннем периоде жизни, всегда удерживаются личностью наряду с некоторым допускаемым влиянием экстраординарных обстоятельств окружения и изменением благодаря более позднему опыту» (27).

При этой установке личность чувствует себя зависимой от сострадания других. Здесь есть надежда, так как имеется источник поглаживаний – ваше благополучие, – даже если эти ласкания непостоянны. Такой человек чувствует огромную потребность в одобрении и поддержке, рискуя прослыть липучкой: «Что я должен сделать, чтобы заслужить их симпатию?»

В глазах других это существо будет казаться обузой, болезненно реагирующей на любое проявление невнимания. Такая личность ищет друзей и общения с теми, у кого сильный компонент Родитель, так как здесь будет больше одобрения, контроля и ответственности, а следовательно, можно без излишних сложностей приступать к разыгрыванию роли маленького, беспомощного котенка, который только и способен радоваться жизни, играть да получать очередную порцию любви, а правда жизни, борьба за существование – это привилегия сильных, при которых и за счет которых он намерен жить в качестве миленькой приживалки.

Такая личность стремится, готова, согласна исполнять требования других. Некоторые из наших «лучших людей» таковы по причине усилий, направленных на то, чтобы заслужить одобрение. Однако они всю жизнь взбираются на горы, и когда они достигают вершины одной горы, перед ними возникает другая. «Мое неблагополучие пишет сценарий; ваше благополучие (а я хочу быть, как вы) пишет контрсценарий». Но ничего не ведет к счастью или к чувству устойчивой ценности, пока не меняется установка: «Не имеет значения, что я делаю, у меня все еще неблагополучно».

Имеется два пути, посредством которых люди могут изжить эту установку. Во-первых, следует изменить жизненный сценарий, который утверждает неблагополучие. Его бессознательно записывает компонент Дитя. Сценарий может предусматривать бегство от жизни, так как она слишком тягостна среди благополучных людей. Здесь возможно искать одобрения, поверив или вступив в тщательно разработанную желаемую жизнь.

Сценарий другой личности может предусматривать поведение, в результате которого другие проявляют недовольство (или отрицательное одобрение), и она снова встает перед своим неблагополучием. Это и есть причина появлений «плохих маленьких детей»: «Вы сказали, что я плохой, и я буду плохим!» – своеобразная протестующая месть за собственную несостоятельность. Такой человек может рвать и метать, жаловаться и брюзжать на своем жизненном пути и прийти таким образом к единственно постоянной для мошенника честной установке, на которую он может положиться: Я —, Ты +. В этом есть что-то жалкое, но лишь это чувство поддерживает установку цельной, но и оно же ведет к отчаянию и безысходности. Поскольку он плох по определению, то получить мирские блага естественным способом не представляется возможным; ему остается либо выклянчивать их, как нищенке, либо красть или обманывать, разыгрывая всевозможные роли, но такое лицемерие не может удовлетворить, поскольку вызывает ответное притворство, а полученные или судорожно выцарапанные наслаждения оказываются в результате дешевыми подделками.

В социальном смысле позиция (Я —, Ты +) приводит к отдалению от людей и самоуничижению, передаваемому детям. Носители такой позиции склонны сознательно унижаться перед различными людьми, используя при этом их слабости. Это в основном меланхолики, неудачники, нытики; люди, которые мучают сами себя самоедством и одиночеством. На жаргоне это называется «отказаться от принадлежности к человеческой расе», и терапия, естественно, заключается в том, чтобы пациент восстановил свое членство, получил назад свой членский билет, от которого он отказался где-то между годами младенчества и подростковым возрастом.

В менее серьезных случаях возможен определенного рода компромисс. Так, например, имеется опыт создания специальных центров социальной реабилитации для бывших преступников, людей, потерпевших крушение в жизни. Каждый из таких людей упорно держится за членство в компании неблагополучных своего типа, получая некоторую порцию признания, если носит униформу и придерживается выработанной здесь культуры.

У людей, которые строят свою повседневную жизнь с этой позиции, среди самых распространенных предикатов, выносимых из детства, выделяются те, которые касаются обращения с деньгами и всего с этим связанного: «Есть бедные и богатые. Я принадлежу к бедным». Если такому человеку случится получить много денег, то он не становится Небедным человеком, он просто Бедный человек, у которого оказалось много денег.

Окончательное решение по этой установке – отказ от нее (ведущий к поиску помощи) или самоубийство.

Наиболее общий способ изжить эту установку – создать контрсценарий (также бессознательно) с заимствованием из компонента Родителя: «У тебя может быть благополучно, если…» Когда же установка вскрыта и изменена, достижения и мастерство, явившиеся из контрсценария, могут очень помочь личности в построении новой и сознательной жизненной позиции со Взрослым компонентом.

Следует заметить, что позиция (Я —, Ты +), впрочем, как и три другие, может проявляться в трех совершенно отличных по сути вариантах поведения и при внешней сходности принципиально отличаться по происхождению:

1. С одной стороны, мы имеем дело с человеком в какой-то степени «аномальным», и в этом заключается его беда. В силу различных причин (родительское «программирование»; решение, принятое в состоянии сильного эмоционального потрясения и боли, сопровождающееся заниженным уровнем сознания и перешедшее в несознательную реакцию (27); или разновидность мироощущения) данная установка заняла доминирующую позицию и окрасила как саму личность, так и весь окружающий ее мир в определенную «цветовую гамму». Понятно, что такой человек оказался как бы пойманным в ловушку собственных константных реакций и теперь сам страдает от этого, независимо от того, проявляется ли это в виде агрессии или подавленности.

В данном случае мы имеем дело с неосознанными, подавленными либо вытесненными конфликтами, которые после квалифицированной коррекционной работы в значительной мере будут осмыслены и ослаблены.

2. С другой стороны, подобную позицию может совершенно сознательно занимать манипулятор или авантюрист, разыгрывающий роль слабака и старающийся поиметь для себя какую-либо выгоду.

Очевидно, что такому человеку психологическая поддержка вряд ли будет необходима, по крайней мере по его мнению.

3. С третьей стороны, любой человек переживает в жизни взлеты и падения. Общеизвестно, что кризисные периоды, связанные с дальнейшим развитием, могут сопровождаться депрессивными состояниями – собственной неудовлетворенности и осознания своего несовершенства.

Следовательно, необходимо различать жизненную позицию (Я—, Ты +) от маски и от состояния, переживаемого как (Я—, Ты +), так как оно может протекать так же выразительно и глубоко, но будет отличаться от установки относительной кратковременностью и нестабильностью. Например, в подростковом возрасте люди склонны чаще и острее переживать неуверенность в себе и сомнения. В такие периоды терзаний психологическая помощь желательна и полезна, поскольку сможет оказать необходимую поддержку и уменьшить объем негативных переживаний.

Установка (Я—, Ты—): «У меня неблагополучно, у вас неблагополучно»= «Жизнь вообще ничего не стоит»

В конце первого года жизни происходит нечто замечательное – ребенок пытается ходить. Его не надо больше носить на руках; телесный контакт уменьшается. Если его мать сурова и неласкова, если она заботилась о нем в первый год жизни только из чувства долга, тогда с момента овладения ходьбой его «младенческие дни» кончаются, а с ними прекращаются ласки и утешения. Вдобавок вместе с увеличением активности наказания становятся все более тяжкими и частыми: ведь он уже способен вылезать из кроватки и дотрагиваться до разных вещей; он не остается на одном месте и этим доставляет массу хлопот и раздражения. А из-за собственной подвижности он чаще причиняет себе боль и повреждения. Словом, комфортная жизнь первого года теперь становится иной. На фоне увеличивающихся испытаний поглаживания, одобрения и ласки уменьшаются, а порой и заменяются наказаниями.

Если это тяжкое состояние заброшенности длится без облегчения, на втором году жизни ребенок заключает, что и у них неблагополучно. При такой установке Взрослый компонент прекращает развиваться, а личность сдается, поскольку нет никакой надежды и стимула к развитию, нет образа, к которому следовало бы тянуться, и любви, которой бы хотелось быть достойным.

Ребенок привыкает просто тратить жизнь и в конечном счете может кончить ее в заведении по излечению умственных расстройств в состоянии крайнего бегства от жизни с регрессирующим поведением, отражающим смутное, архаическое желание вернуться назад, к первому году жизни, когда он получал единственную, какую он когда-либо знал, ласку – как младенец, которого держали и кормили.

Трудно представить себе человека, прошедшего жизнь без какой-либо ласки: даже при холодной матери всегда найдутся лица, способные позаботиться о малыше. Однако если отношение к окружающему миру уже определилось, теперь все переживания интерпретируются выборочно, чтобы поддерживать стабильность сформировавшейся установки. Словом, позиция (Ты —) переносится и применяется теперь ко всем остальным людям: малыш отвергает любые одобрения, хотя те могут быть и искренними – такова фиксированная природа установки.

Имеется условие, при котором позиция (Я—, Ты—) может быть первоначальной, исходной; таковы условия для ребенка, больного аутизмом (от греч. auto – сам – форма нарушения контактов, уход от реальности в мир собственных переживаний, где аутическое мышление подчинено аффективным потребностям, его произвольная организация нарушена, при сохранении произвольности мышления все это находится в границах нормы), он остается психологически не рожденным. Инфантильный аутизм (задержка в развитии организма на фоне неумения устанавливать контакт) является реакцией неразвитого организма в ответ на катастрофический стресс во внешнем мире, где нет никакого тепла, поддержки и одобрения, которые бы достигали его. Это ребенок, который в первые недели своей жизни не чувствовал себя спасенным от тяжелых переживаний рождения; можно сказать, что он не нашел «никого там, во вне» после своего катастрофического изгнания в жизнь.

Шоплер делает вывод о наличии психологического фактора, который в сочетании с недостаточным поглаживанием приводит ребенка к аутизму. Предполагается, что этим фактором является высокий барьер к стимулам, так что поглаживания, отдаваемые малышу, им не регистрируются – ему необходимы – сильные воздействия, чтобы заметить их. Он как бы лишен чувства восприятия или «накопления» слабых ощущений. В таком ребенке родители видят нереагирующее дитя (ему не нравится, чтобы его держали на руках, он просто лежит там, он не такой как другие), и тогда он лишается последних скудных контактов; при этом родители считают, что он в них больше не нуждается, так как демонстрирует отказ (не любит быть на руках), а ребенок считает, что их у него отняли в силу непонятных ему причин. Возможно, энергичные поглаживания (более, чем их делают обычно) могут помочь преодолеть этот барьер и вернуть чувствительность. Позиция (Я —, Ты —) приводит в конце концов к потере интереса к жизни (это позиция безнадежности), проявлению шизоидного типа поведения или к выбору эстетического или озлобленного самоубийства. Эстетическое может обосновываться тщательно разработанными философскими рационализациями, и это является важнейшим фактором, обусловливающим шизоидный интерес к философии. Озлобленный суицид обычно лишь слегка завуалирован рационализацией, от которой пациент легко отказывается, прямо провозглашая мотив мщения. Эксгибиционистское самоубийство может быть отчаянной, жалкой и часто мстительной попыткой обратить на себя внимание родителя, живого или умершего, даже таким ужасным путем добиться Признания: «Ну, наконец-то ты сделал что-то, что заслуживает моего внимания!»

Есть данные, указывающие на то, что эстетическое самоубийство является следствием недостатка прикосновений (знаков внимания) в раннем младенчестве, что приводит к глубоко укоренившейся депрессии (точнее отчаянию) со слабыми попытками возмущения, проявляющимися в шизоидном поведении. Когда это ни к чему не приводит, пациент делает последний выбор. Он может неопределенно долго откладывать действие, но как только выбор сделан, он становится по жизни спокойным наблюдателем, возможно, пускаясь в последний разгул или собирая дополнительные обоснования для акта самоубийства, в попытке получить по максимуму, выжав из своей жизни все до капли. У женщин каждый из этих типов самоубийства может быть следствием внебрачной беременности, которая используется Взрослым пациентки (под влиянием Ребенка) для доказательства тщетности всех усилий, повышения цены мести или, в случае эксгибиционистского типа, для подпитки почвы для сплетен. Такой суицидальный выбор в трансактных группах называется «расправа над собой».

Установка (Я+,Ты—): «У меня благополучно, у вас неблагополучно» = «Ваша жизнь ничего не стоит»

Ребенок, с которым родители в течение долгого времени обращались грубо и жестоко, от первой установки (Ты +) переходит на третью, или криминальную: я – хороший, вы – плохие.

Предположительно, вывод о своем благополучии малыш делает в результате самоласкания. Маленькая личность успокаивает, излечивает свои болезненные ушибы и раны, причиняемые обычно малышу в процессе «воспитания». Это внутренняя атака «забитого ребенка», которая позднее проявится во вне.

Каждый, кто ломал кости или имел массивные синяки с порванной кожей, знаком с этой болью. Общим для всех жестоко избиваемых детей являются очень болезненные повреждения, раны, сломанные ребра, отбитые почки и разбитые скулы. Каково ребенку, начинающему ходить, чувствовать при каждом вздохе или движении мучения, о которых он даже не может рассказать: каким способом выплакать, избавиться от части болезненных переживаний, обретя поддержку, сочувствие или защиту? Поэтому маленький человек учится утешать себя сам. Он успокаивает боль и «зализывает раны», испытывая ощущение теплоты к самому себе, и это средство по улучшению самочувствия резко контрастирует с острой болью, только что им испытанной. Это словами можно выразить так: «Со мной будет все в порядке, если вы оставите меня одного. Я сам пожалею себя и осознаю свое благополучие! У вас неблагополучно!» История ранних лет жизни многих преступных психопатов, придерживающихся этой установки, содержит этот вид грубых физических злоупотреблений.

Так маленькой личностью переживается жестокость, но так же пережито и выживание. То, что случилось, может повториться снова: «Я выжил, я выживу снова». Он не сдается. Когда он подрастает, то начинает возвращать удары: он видел грубость и знает, как быть грубым. У него также есть позволение на жестокость в его комплексе Родителя. Ненависть поддерживает его, хотя он может научиться скрывать ее под маской рассчитанной учтивости. Кэрил Чессмэн сказал: «Нет ничего, что бы так поддерживало вас, как ненависть, лучше быть кем угодно, чем испытывать страх».

Для такого ребенка установка (Я +, Ты—) спасительна. Трагедией для него самого и общества является то, что он идет через жизнь, отказываясь заглянуть внутрь. Он не способен объективно видеть свою собственную роль в том, что с ним случается. Это всегда «их вина», все «из-за них». Этой позиции придерживаются неисправимые преступники; лица «без стыда и совести», убежденные в собственной непогрешимости независимо от того, что они делают, и в том, что вся вина в любом случае лежит на других. Это условие, которое в какое-то время можно отнести к «нравственной имбецильности (= тупоумие)», является фактически условием, при котором личность блокирует ввод любой информации о чьем-либо благополучии и о каком-либо своем неблагополучии. По этой причине лечение – очень трудная задача, так как терапевт неблагополучен заодно со всеми остальными.

Это позиция людей, которые чувствуют себя обманутыми или преследуемыми и поэтому обманывают и преследуют других. Аферисты и преступники, упрекающие других в своих ошибках, часто имеют эту позицию, принимающую форму параноидного поведения.

Подобная точка зрения на мир подходит для ситуации, когда надо избавиться от кого-нибудь. Человек с этой позицией чаще всего изображает себя опозоренным, причем иногда развлекаясь, иногда играя всерьез. Эти люди обычно издеваются над своими супругами, сдают своих детей в детские дома и интернаты для трудных подростков, гонят от себя друзей и близких людей. Это они затевают крестовые походы, войны или собираются в группы, чтобы искать пороки у своих реальных или воображаемых противников. Это позиция превосходства: в худшем случае – убийцы, в лучшем – непрошеного советчика, который лезет помочь «неблагодарным» людям в том, в чем они вовсе не нуждаются и совсем не ищут его помощи. В большинстве случаев это позиция серой посредственности, желающей демонстративно корчить из себя величие.

У относительно здоровых людей подобная установка может приводить к выбору определенных профессий, таких как миссионер или окружной прокурор; поскольку они предназначены для устранения всякой «порочности», то эти люди здесь обретают способность социально приемлемо реализовать себя. У менее здоровых выбором может стать устранение вполне конкретных людей для того, чтобы избавиться от «паскудных» претензий или ответственности, которые они связывают с этими лицами.

Как мы видим, результаты такого выбора могут варьироваться от религиозных или политических акций на одном полюсе до убийства или детоубийства на другом.

Конечным выражением этой установки является убийство, которое убийца чувствует как оправданное, позволительное или праведное (таким же образом он ощущает оправданность выдвижения подобной позиции на первое место), и вот перед нами предстал борец за справедливость, как он себя называет.

Следует заметить, что, страдая от недостатка ласки, такая личность пытается найти утешения и одобрения, но поддержка хороша настолько, насколько хорош утешитель; а благополучных людей, как известно, нет, поэтому нет и благополучных утешений. Такой человек может создавать вокруг себя окружение из подхалимов, которые интенсивно восхваляют и одобряют его; и все же он знает, что они – не настоящие, иначе бы он должен был поставить их на место себя. Чем больше они его хвалят, тем больше презрения к себе вызывают, и так до тех пор, пока он не отвергнет их в пользу новой группы подпевал.

Представителей этой позиции можно увидеть среди ярко одетых людей, они любят демонстрировать себя, словно пытаясь доказать всем, насколько они хороши. Например, такой женщине очень важно быть богатой по сравнению с обойденными судьбой бедняжками. Но чувствовать себя хорошо она будет только при наличии более бедных, а если они, не дай бог, богаты, как и она сама, то удовольствие будет окончательно испорчено. В таких тяжелых случаях пребывания среди равных эти люди начинают изгаляться как только могут, лишь бы превзойти остальных. Здесь хороши все способы – от прямого подавления до причуд в характере и манерах. Испытывая финансовые проблемы, они не откажутся от своей позиции. Даже лишившись своего богатства, они постараются остаться для окружающих теми же «богачами», только имеющими временные денежные затруднения.

Установка (Я+, Ты+): «У меня благополучно – у вас благополучно» = «Жизнь стоит того, чтобы мы все жили»

Эта установка качественно отличается от предыдущих: первые три – бессознательные, они были сделаны в ранние годы жизни. Установка (Я—, Ты +) появилась первой и для большинства людей сохранилась на всю жизнь. Для некоторых, крайне несчастливых людей она изменилась на (Я +, Ты—) или (Я—, Ты—). К трем годам жизни эти установки фиксируются в каждой личности. Эти три установки принимаются на основе информации из компонентов Родитель и Дитя; они основаны на эмоциях и впечатлениях, то есть крайне субъективны и без благотворного воздействия внешней, видоизмененной информации о мире в целом.

Четвертая позиция представляет собой сознательное и вербальное решение, может содержать не только неопределенно большое количество информации об индивидууме и других, но еще и неиспытанные возможности, которые существуют в абстракциях философии и религии. Первые три базируются на чувствах, четвертая – на размышлении, вере и риске активного действия. Наше понимание установки благополучия не связано с нашими собственными личными переживаниями, так как мы можем переступить за их пределы в абстрактной конечной цели всех людей. Это решение, которое мы принимаем, напоминает переосмысление прошлого опыта без полагания на волю случая. Мы можем подойти к четверти установке, имея значительно больший объем информации, чем доступно большинству людей, относительно обстоятельств формирования первичных позиций. Счастливые те дети, которым в первые годы жизни помогают обнаружить, что у них все благополучно и что все в этом мире прекрасно, повторно вводя их в ситуацию, в которой они могут доказать себе собственную ценность и ценность других.

В конечном счете важно понять, что (Я +, Ты +) есть установка, а не чувство. Запись неблагополучия, сделанная в детстве, не стирается решением в настоящем. Решение задачи – в умении начать собирать записи благополучия и накапливать успехи, которые имеют значение и программируются Взрослым компонентом, а не Родителем или Дитя, успехи, основанные на этике, которым можно разумно содействовать. Человек, который в течение многих лет руководствуется в жизни решениями Взрослого, имеет большую коллекцию таких прошлых переживаний и может сказать с уверенностью: «Я знаю, что это работает». Доводом в пользу работы установки (Я +, Ты +) служит свобода от ожидания мгновенной радости или спокойствия.

Представители этой позиции чаще всего становятся хорошими лидерами, ибо даже в крайних ситуациях они могут демонстрировать абсолютное уважение к себе и своим подчиненным.

Персональные или социальные штормы не собираются утихать немедленно после того, как вы решили, что все в порядке. Наш компонент Дитя хочет мгновенных результатов, Взрослый компонент может понять, что необходимы терпение и вера.

Мы должны быть чувствительны к присутствию старых записей, но стоит быть независимыми от их давящих команд и страхов. Мы должны предпочесть отключить внимание от них, когда они повторно проигрываются таким образом, что подрывают веру в новый образ жизни, который со временем создаст новые результаты и новое счастье в нашей жизни.

Некоторые авторы называют эти четыре взгляда на жизнь экзистенциальными позициями: это означает нечто большее, чем просто какое-то мнение о своем поведении и поведении других людей. Когда ребенок принимает одну из этих установок, весь остальной свой сценарий он подстраивает под нее. В этой связи Берн писал, что «любая игра, сценарий и судьба человека основана на одной из этих позиций».

Ребенок, который выбрал установку (Я +, Ты +), скорее всего выберет сценарий Победителя. Он считает, что его любят, и принимает решение о том, что его родители хорошие люди, которым можно доверять, распространяя впоследствии этот взгляд на всех окружающих.

Если ребенок избирает (Я —, Ты +), то, скорее всего, он напишет банальный или проигрышный сценарий. Для согласования этой позиции со сценарием он построит его вокруг тем, связанных с преследованием себя и проигрышем другим людям.

На первый взгляд установка (Я +, Ты —) может быть основой для победы. Однако такой ребенок убежден, что ему необходимо быть первым, при этом принижая других. Он может вести себя подобным образом, достигая своих целей лишь путем неустанной борьбы и подавления. Возможно, окружающим надоест быть приниженными, и они отвернутся от него. Тогда из Победителя он моментально превратится в Побежденного и снова будет вынужден искать людей, согласных какое-то время понаходиться в мазохистском состоянии.

Для проигрышного сценария характерна позиция (Я —, Ты —); в этом случае ребенок убежден, что жизнь бесполезна, бесплодна, бессмысленна и полна разочарований. Он чувствует себя приниженным и нелюбимым, полагая, что никто не в силах ему помочь, так как остальные тоже плохи. Таким образом, его сценарий будет разворачиваться вокруг сцен, в которых он отвергает других, а другие отвергают его (5).

Итак, подведем некоторые итоги.

1. Установка (Я +, Ты +) – позиция свободного человека, имеющего сценарий Победителя и предоставляющего возможность быть таковыми и другим.

2. Установка (Я+, Ты—) – позиция бесспорного Победителя по отношению к представителям установки (Я—, Ты +), в которых остро нуждаются для успешной и победной реализации своего сценария возможного Победителя, но Непобедителя по сравнению с установкой (Я—, Ты—) и однозначно Побежденного в контакте с людьми (Я +,Ты +). Именно поэтому представители данных позиций так сильно друг друга раздражают и нередко враждуют.

3. Установка (Я—, Ты +) – позиция нежизнеспособная и проигрышная во всех отношениях. Самое лучшее, что может произойти – это реализация сценария Непобедителя. К представителям (Я+, Ты +) тянутся и, согреваясь рядом с ними, развивают свой потенциал до Победителя. Рядом с (Я+, Ты—) превращаются в жертву и беспощадно эксплуатируются, всегда оставаясь жалкими, Проигравшими, в худшем случае погибают духовно, морально или физически. Люди (Я—, Ты—) успешно самоутверждаются за их счет, отыгрываясь за все былые и грядущие поражения.

4. Установка (Я—, Ты—) – позиция Непобедителя по отношению к (Я+, Ты +), но в этом контакте заложен шанс для развития; возможного Побежденного перед (Я+, Ты—), поскольку в бесподобных достоинствах вторых обычно сомневаются, чем вызывают ответное удивление и протест; и Победителя по сравнению с (Я—, Ты +), где черпают вдохновение и личное превосходство.

5. Следует заметить, что в трудные жизненные минуты представители (Я+, Ты +) могут цепрессировать до ощущения состояния (Я—, Ты—), а представители (Я +, Ты—) временно перевоплощаться в (Я—, Ты +), но это только до момента нормализации, затем все встает на свои места.

Схематично всю цепочку перевоплощения жизненного опыта в судьбу можно представить в следующем виде (как решение задачи с несколькими действиями):

1. Ребенок (со своими переживаниями) + Ситуация (событие) +

Люди (со своими комментариями, поучениями и приказаниями) =

= Результат (Опыт)

2. Опыт + Опыт + ……… + Опыт = Представления, Выводы (Навыки общения).

3. (1)+ (2)= Осознание, Понимание, Отношение (с точки зрения ребенка, и выработка типов отношений с определенной манерой поведения).

4. (3) + Эмоции, Переживания и Аффекты (страдание, боль, радость)= Решение, Мировоззрение (правильное и логичное с точки зрения выживающего ребенка и под давлением обстоятельств жизни).

5. Решение и Отношение к себе и миру создают Установку, которая содержится вне сознания.

6. (5) + Образ жизни = Сценарий, Судьба, Характер и Мироощущение (правильные с точки зрения и опыта малыша). Вот перед нами и появляются Победители или Побежденные.

7. Реализация Сценария и Установки + Опыт Интеллект Взрослого человека = Противоречия и Потребность в изменении, пересмотре Опыта и Отношений (корректива).

8. (7) = Проблема + Решение = Результат

9. Результат:

(а) Конструктивный = здоровье, радость

(б) Деструктивный = страдание, болезнь и (себя или других, или всех).

Коротко: Ребенок + Аффекты + Жизненные обстоятельства + Родители + Приказы = Решения и Установки и Навыки Поведения = Жизненный сценарий + Победитель (или Побежденный)

Психологическое вмешательство, направленное на разрушение деструктивных тенденций (например, изменение решений и установок, а также разъединение прошлого опыта с аффективной наполненностью подсознания, освобождение от вытесненных болезненных переживаний и пр.), посредством и через осознание позволяет изменить мироощущение и поведение, а следовательно – и личность, и судьбу: у людей появляется возможность перестать мучиться самим и прекратить мучить других. На наш взгляд – это прекрасная перспектива, ради которой стоит жить и работать.

Трехсторонние позиции

Кроме рассмотренных вариантов двусторонних позиций (Я – Ты), которые включают в себя четыре базовых установки, возможно столкнуться с их усложненными разновидностями. Встречаются следующие комбинации:

1а. (Я+, Ты+) + (Они+).

Это позиция целых семей в демократическом обществе. Многие люди с этой установкой видят идеал, к которому надо стремиться, и предпочитают жить в гармонии с миром и собой. Девиз: «Мы всех любим».

Недостаток подобного взгляда на мир кроется, на наш взгляд, лишь в чрезмерной доверчивости и наивности: такие люди могут стать легкой добычей обманщика, манипулятора или авантюриста.

Сердечность, добродушие и сострадание – бесспорные достоинства этой установки.

1б. (Я +, Ты +) + (Они—).

Предвзятая позиция, чаще всего демагога (лица, которое использует для достижения своих целей заведомо лживые обещания, лесть либо преднамеренно извращенные факты, например для привлечения на свою сторону каких-либо сил или для создания о себе определенного мнения), сноба или гангстера, высказываемая обычно так: «Кому они нужны?!»

Это группа «идеальных» людей, которые, собираясь вместе, предпочитают конфронтацию со всем остальным миром, бесспорно, порочным и нуждающимся в их «бесподобном воздействии». По всей видимости, насильственное исправление и национальное превосходство, а также военизированное истребление и порабощение из «лучших и гуманных соображений» следует отнести именно сюда.

Поскольку каждый из них в тайне считает себя наиболее избранным, а для перехода в стан противника достаточно лишь попасть в категорию «Они», то и конкурентные междоусобные войны, прикрытые видимой доброжелательностью, следует считать естественной частью данного типа общения.

2а. (Я +,Ты—) + (Они +).

Позиция недовольного человека типа разного рода миссионеров: «Здесь вы, ребята, не так хороши, как они там». Для таких «экземпляров» характерна «война» с конкретными людьми из ближайшего окружения, которые недостаточно хороши по сравнению со всеми: «Все люди как люди, а вот ты…» Они предпочитают считать себя частью какого-либо крупного образования и, выступая от его имени, быть выразителями высших идей, которые, в силу своей исключительной одаренности, могут комментировать или уточнять. Причем ответственность за такое вольное толкование будет полностью возложена на первоисточник: поскольку именно это там и имелось в виду.

2б. (Я+, Ты—) + (Они—).

Это установка одинокого самоуверенного критикана, надменная позиция в чистом виде: «Все должны склоняться передо мной и быть похожими на меня, конечно, настолько, насколько смогут эти ничтожные люди». Бесспорно, этот экземпляр считает, что он лучше всех нас вместе взятых и если он соизволил обратить на вас свое внимание, то вы обязаны воспринимать это снисходительное одолжение как подарок судьбы. Разве вы еще не поняли, что столкнулись с «божеством», все порывы которого – истина в последней инстанции!? Такие люди очень часто заканчивают свою жизнь в одиночестве (в том числе в келье отшельника, тюрьме или больнице).

3а. (Я—, Ты +) + (Они +).

Самоуничижительная позиция святого или мазохиста, меланхолическая в чистом виде: «Я ничтожнейший человек в мире». Грусть и подавленность здесь вызваны переживанием всепоглощающего собственного несовершенства. Это может быть бессильный хронический неудачник, опустивший руки и истрачивающий жизнь на собственное тихое истребление (в виде курения, алкоголизма или пр.), либо человек, превративший себя в «тряпку», который процесс «вытирания ног» воспринимает как единственно возможный способ общения с собой и даже этому рад, ведь это лучше, чем ничего. Здесь имеет место болезненный страх потерять любое, даже самое унизительное общение, поэтому такая бессловесная «жертва» не способна покинуть своего «мучителя».

С другой стороны, именно здесь возможен беспредельный рост духовности, ненасытная неудовлетворенность собой, скромное творчество, без притязаний на идолопоклонство или славу, и страдание в материальном (телесном) отношении. Такой человек может многое сделать для мира, ничего не желая взамен, и при этом оставаться при мнении, что его деяния, успехи и заслуги ничтожны. Труд таких людей любят присваивать проходимцы, если он осязаем. Это как раз те, кем можно «безболезненно» пожертвовать, а потом посмертно прославлять, если, конечно, про них смогут вспомнить.

К концу жизни они начинают чувствовать свое ничтожество, причем неважно, в какой конкретной сфере жизни.

3б. (Я—, Ты +) + (Они—).

Сервильная (от лат. servilis – раболепный, рабский, угодливый) позиция человека, выслуживающегося скорее из-за снобизма (претензию на избранность здесь следует наблюдать в гениальности подхалима «ценить и восторгаться» величием представителя (Ты +) позиции), чем по необходимости: «Я унижаюсь, и ты наградишь меня, а не тех ничтожных людей». Так может выглядеть процесс «обожествления» или идеализации, противопоставленный всеобщему несовершенству. Здесь, по всей вероятности, мы, с одной стороны, будем наблюдать человека-присоску, угодливую и льстивую приживалку, которая пользуется силой другого (чужими руками) для решения своих проблем посредством сопливого и слезливого выклянчивания и предпочитает «питаться объедками с барского стола». С другой стороны, мы можем наблюдать своеобразный способ вымогательства благ за верное служение: ему трудно отказать, поскольку есть опасность для авторитета «хозяина» прослыть неблагодарным. Следует заметить, что пение дифирамбов, доносы, «обливание грязью», науськивание (подстрекательство к нападению) и прочее относятся именно сюда: поскольку все плохи, то дело лишь в том, кто скорее и удачнее «подставит» и сорвет куш.

4а. (Я—, Ты—) + (Они +).

Позиция льстивой зависти, а иногда и политического действия: «Они нас ненавидят, потому что мы не так хороши, как они». По всей видимости, тягу к путешествиям и дальним странам, а также представление о «траве, которая где-то там зеленее», следует включить в список носителей данной установки. Чего бы ни добились в жизни эти люди, они обречены на то, что у «соседа» всегда будет лучше.

4б. (Я—, Ты—) + (Они—).

Пессимистическая позиция циников или тех, кто верует в первородный грех: «Хороших людей уже нет». Поскольку все люди плохи, без исключения, то и нечего с ними церемониться. В этой установке можно черпать силы для оправдания всех человеческих грехов: «Все так делают и живут…» Для таких людей средством достижения духовной свободы является отказ от общепринятой морали, а нравственность – это всего лишь покрывало для неблаговидных поступков окружающих. Наградой за подобное проявление бесстыдства обычно бывает мироощущение, проникнутое унынием, безнадежностью, неверием в лучшее будущее и склонность во всем видеть только плохое.

Существуют неопределенные трехсторонние позиции, а также подвижные, дающие третьей стороне возможность измениться.

1"?". (Я+, Ты+) + (Они?). (? – позиция жестко не закреплена и предполагает варианты)

Позиция евангелиста: «Я и ты в порядке, но о них мы ничего не знаем. Они должны показать, каковы они, или перейти на нашу сторону».

2"?". (Я+, Ты?) + (Они —).

Аристократическая классовая позиция: «Другие люди в большинстве своем дурны. Что же касается тебя лично, то в этом еще надо разобраться».

3"?". (Я? Ты?) + (Они?).

В этом случае речь идет о человеке, которому трудно строить свои отношения с окружающими, его полная дезорганизация может только пугать или вызывать сочувствие.

Итак, мы имеем большой набор математически возможных типов позиций. Этого вполне достаточно, чтобы каждому человеку было интересно жить, чтобы наша жизнь была насыщена разнообразным приятным общением.

1.3. Соотношения внутренних эмоциональных жизненных установок с типами конфликтного поведения

В своем подходе к изучению конфликтных явлений К. Томас делал акцент на изменение традиционного отношения к подобным ситуациям, заключающееся не в создании некоего бесконфликтного пространства, а в умелом управлении ими, поскольку находил наравне с негативной стороной и позитивное влияние столкновения интересов и мнений. В соответствии с этим К. Томас считает нужным сконцентрировать внимание на следующих аспектах изучения конфликтов и сопутствующих явлений: какие формы поведения в конфликтных ситуациях наиболее характерны для людей и по каким соображениям; какие из них являются более продуктивными и разумными, а какие стоит отнести к нерациональным и деструктивным; каким образом возможно стимулировать продуктивное поведение.

Для описания поведения людей в исследуемых ситуациях К. Томас считает приемлемой применение двухмерной модели регулирования конфликтов, основополагающими измерениями в которой являются кооперация, связанная с вниманием человека к интересам других людей, вовлеченных в конфликт, и напористость, для которой характерен акцент на защите собственных интересов. Соответственно этим двум основным измерениям К. Томас выделяет следующие способы регулирования конфликтного взаимодействия:

1) конкуренция (соревнование) как стремление добиться удовлетворения своих интересов в ущерб другому;

2) приспособление, означающее в противоположность соперничеству принесение в жертву собственных интересов ради другого;

3) компромисс как форма взаимоприемлемых уступок, сделка терпимости;

4) избегание, для которого характерно как отсутствие стремления к взаимодействию и кооперации, так и отсутствие тенденции к достижению собственных целей;

5) сотрудничество, когда участники ситуации приходят к альтернативе, полностью удовлетворяющей интересы обеих сторон.

Считается, что при избегании ни одна из сторон не достигает успеха; при конкуренции, приспособлении или компромиссе – или один из участников оказывается в выигрыше, а другой проигрывает, или оба проигрывают, так как идут на уступки; и только в ситуации сотрудничества обе стороны способны оказаться в выигрыше (8).

Итоги в конфликтной ситуации

Любая коммуникация предполагает только три варианта итога и нормализации межличностных отношений (2/):

1. Обе стороны довольны результатами контакта, добились желаемого результата и готовы к дальнейшему плодотворному сотрудничеству все оказываются в выигрыше. Перспектива развития общения в дальнейшем, скорее всего, пойдет по пути интеграции и творческого содружества. Итог – взаимное примирение и согласие, достигнутые за счет выработки и сформирования общих интересов, целей и ценностей.

2. Победа одной из сторон, сопровождающаяся признанием (может быть, молчаливым) другими превосходства позиций, точки зрения их интересов с последующим, возможно временным или мнимым, выжидательным подчинением. Контакт вызвал раздражение и недовольство у обеих или у одной из сторон, продолжение коммуникации носит строго вынужденный характер и сопровождается острой потребностью в прекращении или ограничении контакта (проигрывающая сторона); или желанием продолжать дальнейшее общение на удобных для себя позициях (выигрывающая сторона). Возможен компромисс (согласие на основе взаимных уступок и терпимости при сохранении своих несхожих основных взглядов, отношений и позиций) как временная ситуация, дающая возможность передохнуть, набраться сил и сориентироваться в ситуации переходного равновесия. Никто в полной мере не осуществил желаемого. Обе стороны находят нежелательным продолжение коммуникации в будущем: одна по причине проигрыша, другая из-за вполне обоснованных опасений; а при неизбежном контакте считают допустимым проявление некоторой доли (явной или скрытой) враждебности. Сам результат такого общения предполагает в будущем возникновение на этой почве конфликтной ситуации. Наибольшего успеха добилась только одна из сторон.

3. По ряду причин коммуникация оказалась невозможной или безрезультатной. Никто не добился желаемого, каждый потратил силы впустую. Такое оттягивание времени может привести к поиску другого варианта решения (или партнера), а также к развитию ситуации по первому или второму типу.

Окончательно исчерпать конфликт – значит установить и уничтожить истинную причину, отделив ее от повода, и устранить возможные эмоциональные или мировоззренческие последствия с целью создания благоприятных возможностей для дальнейшего межличностного взаимодействия.

В заключение этой главы попытаемся ответить на банальный вопрос: какая стратегия поведения лучше всего. На первый взгляд можно предположить, что, например, сотрудничество – хорошо, а конкуренция – плохо…

Каждый тип поведения имеет смысл только тогда, когда нам становится ясно, ради каких целей он используется, то есть какие ценности стоят за конкретным видом коммуникации.

Для простоты описания воспользуемся условными обозначениями: (—)= негативная (деструктивная) форма проявления; (+) = позитивная (конструктивная) форма проявления.

1. Соперничество (сохранение собственной неизменности при изменении среды):

(+) Созидательная форма лидерства, когда руководитель подчиняет и организует группу, может быть даже подавляя чье-либо честолюбие, амбиции и частные выгоды, ради общего успеха. Или рыночная конкуренция, которая заставляет совершенствовать виды услуг и развивать научные исследования и производство. Непреклонность ради отстаивания своих жизненно важных интересов, например защита от нападения или утверждение своих законных прав, а также сопротивление неоправданному давлению, когда человек заставляет других считаться с его интересами и взглядами; а также научная полемика, спорт и другие виды соревнования. Основная ценность такого состязательного общения заключена в том, что даже в случае проигрыша одной из сторон это будет достаточно справедливо и в философском отношении позитивно.

(-) Упрямство как форма самоутвердительной компенсации собственной слабости и безволия. Угрозы и запугивание, шантаж, манипуляции информацией и извращение фактов; а также эгоизм, равнодушие и безразличие к потребностям других или ненависть, месть и вражда. К этому виду коммуникации, на наш взгляд, в крайнем своем проявлении возможно отнести порабощение, вооруженное нападение или диктат. Конечная цель – полная реализация своих интересов при полном игнорировании потребностей других людей, вплоть до физического уничтожения. Конечный результат такого вида контакта приводит к отвратительному развращению победителя (в том числе и моральному) и к убогому и деградирующему прозябанию побежденного. Таким образом, даже победа здесь оборачивается поражением обеих сторон.

2. Сотрудничество (согласованное и синхронное изменение себя и среды в соответствии с имеющимся соглашением):

(+) Творческое объединение интересов сторон в новое, усиливающее ситуацию взаимодействия качество, нахождение точек соприкосновения в обоюдно выгодной созидательной деятельности, а также дружба и любовь.

(—) Прикрытие и маскировка враждебности с целью запутывания ситуации или использование чужих возможностей под благовидным предлогом за счет пустых обещаний. Сотрудничество и реализация вредных для общества или глупых планов, пособничество в грязных делах или поддержка нечистоплотных людей и отношений. Результат: содействие и служение злу.

3. Кооперация (частичное, основанное на договоре взаимно терпимых уступок, изменение себя и среды):

(+) Соглашение враждующих сторон в целях нахождения решения; все виды сделок и договоренностей, где задачей является урегулирование и уравновешивание интересов, нахождение взаимовыгодных форм контактов и создание пространства для плодотворного дальнейшего сотрудничества.

(—) Временное соглашение с целью заставить противоположную сторону выполнить первыми свои обязательства, а затем продолжить торг на более выгодных для себя условиях, ничего не сделав для оппонента; различные формы обмана, прикрытые ширмой договоренности, которая впоследствии оказывается мнимой или законодательно беззащитной в отношении одной из сторон. Цель – сорвать куш, ничего не заплатив взамен.

4. Приспособление (изменение себя при сохранении неизменности среды):

(+) Принятие убедительных и правомерных доводов противоположной стороны, умение сконцентрироваться и научиться подчиняться разумным и грамотным в производственном отношении требованиям руководителя. Умение проявлять доверие и быть беспрекословным ведомым, умалив свои амбиции, например, в учебном процессе, с целью совершенного овладения необходимым объемом знаний и навыков. А также все виды самосовершенствования, развивающие возможности и способности человека в соответствии с требованиями времени и его личными предпочтениями или потребностями. Уступка оппоненту, экономящая силы и время, в вопросах, не имеющих особой важности для соглашающейся стороны. Результат – умение находить в приспособлении положительные стороны и способность, изменяя себя, черпать вдохновение и силы для развития.

(—) Раболепная позиция подчинения внешнему бессовестному давлению. Проявление нежизнеспособности, беспомощности и неумения защищать и отстаивать свои взгляды и интересы. Отказ от борьбы из-за чувства собственной неполноценности или принятие чужих приоритетов за свои по причине низкого уровня осознания собственных истинных потребностей или из-за трусости и глупости. Основной результат общения – предоставление возможности за свой счет и в ущерб своим интересам реализовать противоположной стороне свои планы: находка для авантюриста и манипулятора, который не способен по окончании контакта даже поблагодарить за такую необоснованную жертвенность или бездарность.

5. Уход (отказ от контакта и изменения как себя, так и среды):

(+) Избегание по каким-либо основаниям неприемлемых для себя форм взаимодействия или результатов с целью нахождения других, благо приятных, разумных и социально одобряемых, возможностей воплотить свои интересы и потребности. Пассивное вмешательство в реализацию чужих неблаговидных решений – своеобразная форма «собаки на сене». Основная цель – прерывание или ограничение возможностей создания непродуктивных или вредных форм общения.

(—) Отказ от контакта по причине апатичности и незнания, тюхой ориентации в проблеме, неуверенности в своих силах, из-за неумения контролировать ситуацию и доверительно относиться к партнерам. Основной результат заключается в упускании шанса решить свои вопросы и реализовать свои потребности.

Таким образом, становится совершенно ясно, что тонкость и ценность содержится не в способе коммуникации, а в умении адекватно и продуктивно строить свои отношения с другими людьми, умело используя все формы общения в уместных для этого условиях допустимыми способами с целью реализации своих интересов и потребностей. Понятно, что каждый зрелый человек должен уметь блестяще пользоваться всеми пятью видами контакта, чтобы успешно организовывать себя и пространство, созидать и творить, а также умело сопротивляться, отражать выпады и жестко наказывать разного вида сомнительных персон с их неблаговидными порывами.

Следует заметить, что возможно любое сочетание установок и вариантов поведения, однако каждое такое совмещение будет иметь свои основания и особенности.

1. Представители установки (Я +, Ты +) будут выбирать тип поведения, исходя из следующих соображений:

Сотрудничество — наиболее предпочтительный и естественный способ общения. Характеризуется доброжелательностью и взаимопониманием, а также потребностью совместно с партнером реализовать творчески переосмысленные взаимовыгодные интересы. Ценностью в данном случае являются не только сиюминутные стремления и выгоды, но и сами взаимоотношения с оппонентом. Такой контакт сопровождается положительным эмоциональным настроем, и даже в случае неудачного исхода каждая сторона сохраняет достоинство, взаимное уважение и признательность к противоположной стороне. Партнеры настраиваются на возможное продолжение коммуникации в форме открытого диалога. Для успешной реализации этого вида взаимодействия требуются высокий уровень развития волевых качеств, умение видеть перспективу и творчески осмысливать интересы обеих сторон, твердые нравственные позиции и умение строить контакт на эмпатийном уровне, без манипулятивных тенденций. Враждебность в данном случае реализуется в форме состязательности без потребности поставить в проигрышное положение противоположную сторону. Во враждебной среде такая форма общения крайне затруднена и может признаваться как нецелесообразная.

Конкуренция — состязательная форма общения привлекает только в качестве развлечения или отражения нападения. Особых симпатий к такому виду взаимодействия такие люди не испытывают: действительно, зачем сражаться, если можно все решить спокойно и цивилизованно, учитывая интересы всех сторон. Но, столкнувшись с манипуляциями или ложью, представители позиции (+\+) способны оказать безжалостный и жесткий отпор и, игнорируя интересы другой стороны, идти к своей цели, правда не испытывая при этом удовольствия. Такая тактика возможна как ответная реакция на враждебное поведение другой стороны. Сохранение добрых взаимоотношений здесь не планируется.

Компромисс — при наличии сомнений относительно чистоплотности партнера или недоверии к выносимым для обсуждения вопросам такие люди предпочитают идти на разумно обоснованную и юридически закрепленную сделку. Торг их не привлекает, хотя они находят его вполне уместным. Если не удается найти точек соприкосновения для объединения усилий, тогда ничего не остается, как пойти на допустимые и взаимно терпимые уступки.

Приспособление — не считают унизительным, если находят а нем рациональное зерно. Не боятся быть ведомыми и не воспринимают подчинение как опасность для своего авторитета, если противоположной стороне удалось убедительно доказать правильность и полезность своей позиции. С удовольствием учатся, если при этом никому не приходит в голову самоутверждаться или оскорблять их. Умеют хорошо и мобильно реагировать на изменение ситуации. Этот вид контакта могут находить полезным, если он содержит в себе потенциал для развития и совершенствования.

Уход — пользуются этим способом коммуникации, когда находят невозможным для себя продолжать общение. Избегают строить отношения с людьми, показавшими себя с плохой стороны, или игнорируют недопустимые возможности реализовать свои интересы. Такое взаимодействие характеризуется полным отказом поддерживать какие-либо контакты.

2. Представители установки (Я +, Ты—) будут выбирать тип поведения, исходя из следующих соображений:

Сотрудничество — находят странной формой взаимодействия, возможной только в качестве временного объединения для борьбы с третьей стороной или в качестве временной маскировки своих настоящих интересов либо вынужденной меры, чтобы не ударить в грязь лицом. Совершенно ясно, что сотрудничать с людьми, которым не стоит доверять, поскольку они безнадежно плохи, глупо.

Конкуренция — наиболее освоенный и понятный способ общения. Доминирование, самоутверждение, соперничество или диктат – совершенно естественная и приемлемая форма взаимодействия. Здесь все предельно ясно: они плохие и ими надо управлять. Понятно, что поддержание теплых или дружеских отношений эти люди находят нерациональным и опрометчивым.

Кооперация — вполне понятный и часто используемый способ взаимодействия с достаточно сильным или выгодным партнером в целях усиления своих позиций за счет потенциала другой стороны. Правда, втайне такие люди тяготятся и раздражаются по поводу временного слияния, поскольку воспринимают для себя такое общение как проявление слабости или снисходительной уступки, что совершенно для них неприемлемо.

Приспособление — воспринимают как угрозу своему авторитету или унижение. По определению оказываются неспособными вести себя подобным образом. Людей, которым удалось каким-либо способом подчинить их, страстно ненавидят, и при случае обязательно им это припомнят. Бывают плохими и своенравными учениками, поскольку не способны увидеть свое несовершенство или оценить достоинства собеседника, считая их обманом или позерством. В ситуации жесткого давления и возможной опасности превращаются в раболепных подпевал, но это только из соображений самосохранения и только до поры до времени.

Уход — используют, когда сталкиваются со столь же непреклонным и бессердечным противником, либо когда ничего другого не остается, либо из соображений увеличения цены сделки через косвенный шантаж своей ценностью в качестве демонстративной меры воздействия.

3. Способы взаимодействия людей с установкой (Я—, Ты +) будут таковы:

Сотрудничество — понимают всю выгоду и пользу для себя от совместной деятельности с сильным партнером, которого возможно заставить поработать и на, и за себя, устроив концерт собственной беспомощности. Немного пожульничав, могут урвать для себя льготы и поблажки, но это только до тех пор, пока им не надоест тащить «не битого». Когда ситуация исчерпывает себя невыгодным образом, могут разыграть обиду на эгоистичного товарища, отказавшегося протянуть руку помощи своему маленькому и беззащитному партнеру. Сами действительно могут быть беспомощными и неспособными продуктивно строить коммуникацию.

Конкуренция — в принципе чуждая для этих людей форма общения. Они способны на такое только в случае крайней нужды, когда опасность неумолимо больше собственного беспомощного страха и когда драться – единственный способ защитить себя. Однако по отношению к более слабому могут быть потрясающе безжалостны, чем здорово удивляют наблюдателя.

Кооперация — вполне приемлемая форма общения, но только с такими же слабаками; торговаться с мощным противником им бывает не под силу. Возможно упрямство, пока им позволяют.

Приспособление — это все, на что они способны, у них слишком много апатии и страха, а также слишком мало веры в свои силы. Уступки ради возможного вознаграждения – вот их расчет.

Уход — самая частоупотребимая форма упускания всех подворачивающихся возможностей. Общение с миром, который в принципе совершеннее и лучше тебя, оказывается слишком тягостным и нестерпимым.

4. Представители установки (Я —, Ты —) действуют из следующих соображений:

Сотрудничество — находят возможным, но портят все своим скепсисом. Во всем склонны видеть плохое и сомнительное, поэтому с ними трудно находить общий язык и строить планы. Пассивны и нерасторопны.

Конкуренция — возможна, но только среди равных, которые не внушают страха или не обладают силой.

Кооперация — способны заключать соглашения и сделки, но бывают очень медлительны и равнодушны ко всему на свете, поэтому больше возможностей упускают, чем реализуют, вызывая этим вполне обоснованное недовольство противоположной стороны. Могут хитрить и этим окончательно отбивают охоту для совместной деятельности.

Приспособление — самое доступное средство для контакта, но могут, прощупав ситуацию, изменить манеру поведения и найти более хороший вариант. Они предпочитают ждать, а не действовать.

Уход — имеет форму выжидательной дистанции. Они словно созерцают на недоступном расстоянии проплывающие мимо них возможности, но в силу своей слабости обычно упускают их.

Проведенные нами исследования позволили выделить следующие тенденции в предпочтениях испытуемых. Исследуемая группа по параметру доминирующей установки выдала следующие результаты:

(+/+) = 81%

(—/—) = 14%

(+/—) = 37%

(—/+) = 84%

Из вышеприведенных данных становится ясно, что обсуждение на практическом материале всех теоретически возможных сочетаний типов конфликтного поведения и видов установок отпадает, поскольку в рамках данного исследования не было выявлено необходимого количества доминант установок (—/—) и (+\—) для достоверного анализа. Вопрос относительно этих позиций остается открытым и нуждается в дальнейшем исследовании и уточнении. В процессе работы встал вопрос об уточнении доминирующей позиции, так как примерно одинаковые процентные величины набрали установки (+\+) и (—\+). Для получения необходимой информации мы обратились к тесту MMPI. Точнее, к его параметру D (депрессия), с помощью которого было установлено, что искомая величина находится в пределах нормы; это, в свою очередь, указывает на доминанту установки (+\+).

Таким образом, выстраивается иерархическая цепочка установок по силе их акцентированности у данной группы.

1. На первом месте находится установка (+\+), которую и стоит признать в качестве ведущей внутренней эмоциональной позиции. В самом деле, используя метод опроса, нам удалось уточнить, что данная экспериментальная группа в достаточной степени успешно справляется с социальными проблемами, не испытывает трудностей в обучении и признается как благополучная. Становится понятно, что добиваться успеха в развитии наиболее легко представителям именно этой установки, поскольку они, с одной стороны, не тратят силы на отчаянное сопротивление и самоутверждающую борьбу со всем миром (+\—), а с другой стороны, не убивают свою жизненную энергию на сопротивление болезненному и гнетущему ощущению собственной неполноценности (—\+). Они воспринимают реальность с радостью, раскрашивая все вокруг себя в самые разнообразные цвета (+\+), и категорически отказываются видеть мир сквозь серые очки уныния (—\—).

2. На второй позиции оказалась установка (—\+), которую стоит рассматривать в качестве актуализированной, то есть пребывающей в активном состоянии. Эта позиция не является доминирующей и основополагающей, но она насыщена психической энергией и оказывает ощутимое влияние на поведение испытуемых. Следовательно, возможно говорить о факте переживания этой позиции как актуального ощущения или некоего состояния сознания – настроения, переживания. Такое положение вещей может быть обусловлено как возрастными особенностями, так и положением выбора жизненного пути, периодом сомнений относительно своего дальнейшего развития. Это характерно для молодежи, вступающей в жизнь. По истечении времени и всех стрессовых ситуаций эта установка, предположительно, опять уйдет в тень; сейчас же она переживается как состояние терзаний или сомнений. Молодежь не чувствует в себе уверенности, поскольку еще не имеет реального опыта самостоятельной жизни. Сейчас юноши и девушки напоминают птенцов, которые, окрепнув, взгромоздились на край гнезда, но еще не решаются прыгнуть из него в огромный мир и свободно, уверенно и сильно взмахнуть своими уже выросшими крыльями. Они еще живут с предчувствием неизвестности и страхом неопробованных возможностей, но эти последние минуты ощущения беспомощности на исходе, и скоро они отправятся в свое первое путешествие.

3. Установка (+\—) занимает третье место, что позволяет нам отнести ее в разряд подавленного, находящегося в положении между сознанием и не сознанием состояния. Исследователь позволил себе проявить любопытство и включил в батарею тестов опросник, затрагивающий отдаленное будущее молодежи. Была предложена ситуация, когда испытуемые должны были представить себя в роли главы крупного преуспевающего производства. К сожалению, подавляющее большинство респондентов отдали однозначное предпочтение авторитарному типу руководства (примерно 80 %), что говорит в пользу завуалированности, скрытости данной установки в силу ее сомнительности в данной подчиненной ролевой позиции, но отнюдь не о ее отсутствии. Стоит отметить, что, находясь в таком задавленном состоянии, эта установка может проявлять себя неожиданными вспышками самоуверенности или самодовольства, что мы нередко наблюдаем у подростков: они как бы выпускают пар, освобождаясь от лишней энергии; скопившейся в скрытой установке (+\—).

4. На самое последнее место попала жизненная позиция (—\—). Она, предположительно, вытеснена из сознания как неактуальная или не соответствующая действительности. Видимо, единственное, для чего она остается пригодной, – так это для активизации в минуты неудач, когда люди пребывают в состоянии беспомощности или сомневаются относительно своей правоты. Но, видимо, такие сравнительно мимолетные туманности не характерны для исследуемой группы людей. Они в основном настроены на радость и преодоление, а не на серость и терзания.

В рамках нормы была выявлена четкая тенденция к взаимосвязи явлений:

а) паранойяльные тенденции (+\—) по MMPI соотносятся с высокими (от 50 % и выше) показателями по конкурирующему типу конфликтного поведения (100 % респондентов с показателем Ра, находящимся в верхней границе нормы, выдали этот тип предпочтения);

б) шизоидные (Se) тенденции также оказывают влияние на выбор конкурирующего типа общения, но в меньшей степени, чем Ра.

С помощью теста К. Томаса были выявлены следующие тенденции:

1. Четкого предпочтения какого-либо одного типа поведения у группы не выявилось – «симпатии разделились», однако стоит заметить, что первое место заняли виды поведения в последовательности:

Конкуренция (соревнование) – 21, 2 %

Сотрудничество – 14,1 %

Компромисс – 17,5 %

Избегание (уход) – 24,7 %

Приспособление – 22,4 %

Следовательно, можно говорить о том, что в ситуации конфликта первой реакцией будет уход – желание избежать столкновения и решить возникшую проблему в другом месте или в другое время или с другими людьми. Такой подход следует признать экономичным и рациональным, но только в случае наличия возможного выбора. В ситуации отсутствия вариантов выбора, то есть когда избегание не даст позитивного решения, вступает в силу следующий способ реагирования – приспособление. Поскольку делать вид, что ничего не происходит, больше оказывается невозможным, приходится идти на уступки и лишения в надежде, что это удовлетворит оппонента и ситуация конфронтации будет исчерпана. Думаем, что для людей, потенциально ощущающих свою незрелость, слабость и неопытность, такой маневр поведения будет привычным и оправданным. Когда эти два способа не приносят желаемого успокоения или удовлетворения, то поведение резко меняется в сторону агрессивного сопротивления, которое находит свое выражение в конкурентном поведении. Теперь человек не намерен молчать или идти на уступки – он будет открыто или тайно защищать свои интересы, не обращая никакого внимания на проявления противоположной стороны. В случае, если силы оказываются достаточно уравновешены и победы не последовало, а демонстрация силы и протеста не привела к желаемому результату, то поведение смягчается в сторону поиска компромиссного решения или соглашения, позволяющего ценой взаимных уступок урегулировать ситуацию. Самым трудным и недоступным способом поведения оказывается сотрудничество, которое предполагает наличие хорошо развитой воли, способности видеть как свои, так и чужие интересы, уметь позитивно объединять их в одно целое и обладать способностью разумно доверять противоположной стороне понятно, что для молодежи такой тип поведения оказывается достаточно сложным.

2. Вторые места по предпочтению были заняты следующим образом:

Конкуренция – 10,3%

Сотрудничество – 24,3%

Компромисс – 19,6%

Избегание – 30%

Приспособление – 15,9 %

Следует отметить, что члены группы в целом настроены доброжелательно, так как на первый план выходит комбинация «избегание – сотрудничество – компромисс». Суммарно первая и вторая позиции выдают нам следующие выборы.

Уходу от конфликтной ситуации отдается бесспорное предпочтение, это может быть обусловлено неопытностью и неуверенностью в своих силах. Второе место занимает комбинация «приспособление 4– сотрудничество», что позволяет судить о наличии готовности к совместной плодотворной работе в случае обнаружения доброжелательного ответа противоположной стороны. Третье место занимает сочетание «конкуренция + компромисс» – это свидетельствует о том, что в случае провала позитивного контакта группа в целом настроена на жесткое ведение переговоров и преследование своих целей с учетом небольшого количества уступок.

3. Последнее место заняли виды поведения в следующей последовательности:

Конкуренция – 32,9 %

Сотрудничество – 9,4 %

Компромисс – 16,5%

Избегание – 14,1%

Приспособление – 27%

Как наиболее нежелательная форма взаимодействия выделяется конкуренция (видимо, ее интуитивно находят грубой и малорезультативной, поскольку она требует достаточно эгоистичного и враждебного настроя по отношению к противоположной стороне). С другой стороны, этот тип коммуникации соответствует высокой мобильности, сообразительности и изворотливости при полном игнорировании взаимоотношений между людьми как ценности. Приспособление также вызывает мало симпатий. Люди стремятся не уступать или не пасовать перед трудностями, а активно преодолевать препятствия, самоутверждаться и преобразовывать пространство в соответствии со своими предпочтениями, взглядами и интересами. К компромиссному типу поведения обозначилось нейтральное отношение. Избегание и сотрудничество набрали меньше всего отрицательных оценок. Скорее всего, уход следует понимать как выражение неуверенности в своих силах, а сотрудничество – как крайне конструктивный способ общения (однако многие ощущают свою неготовность к такому серьезному и ответственному виду контакта).

Выделяется совершенно очевидное взаимоотношение актуализированной установки (—\+) с избегающим типом конфликтного поведения: первое место по тесту К. Томаса и второе место по ММРI и ориентировочному опроснику. Следовательно, можно говорить, что отказ от общения обусловлен переживанием состояния неудовлетворенности собой, сомнениями и терзаниями по поводу своей состоятельности (—\+).

Также были подмечены некоторые другие особенности и закономерности.

Конкурирующий тип поведения выбирают два различных типа людей – с высокими волевыми показателями (они знают, что и зачем хотят делать) и с низкими волевыми показателями (они проявляют компенсаторную форму упрямства). Люди с высокими показателями агрессии на данном этапе стараются сдерживать ее проявления и реагируют по приспособительно-компромиссному варианту, хотя тенденция выбора конкурирующего типа общения достаточно высока. Превышенная тревожность способствует избеганию и приспособлению, на защиту своих позиций у таких людей еще не хватает духу.

Депрессия в своих завышенных вариантах способна парализовать продуктивное поведение, а в допустимо высоких способствует увеличению агрессивных тенденций в поведении.

В целом можно отметить, что разброс по типам конфликтного поведения необычайно разнообразен. Это свидетельствует в пользу того, что в норме (+\+) выбор типа поведения может быть обусловлен самыми разнообразными факторами.

В заключение этой главы, подводя итог рассмотренным проблемам, сделаем основные выводы:

1. Доминирующая внутренняя эмоциональная жизненная установка оказывает влияние на предпочтение типа конфликтного поведения.

2. По наиболее часто используемому виду коммуникации, в том числе и конфликтному, можно сделать вывод о виде доминирующей или актуальной внутренней эмоциональной жизненной установки.

3. В рамках нормы, когда доминирует установка (Я +, Ты +), предпочтение выбора поведения обусловлено самыми разнообразными факторами (от мотивов и прошлого опыта до уровня тревожности и т. п.), перечислить и учесть которые крайне сложно, но по манере поведения можно заключить, какая вторичная, переживаемая субъектом как актуальное состояние, установка находится в активной форме.

4. Люди с доминирующими разновидностями установок предпочитают различные типы поведения:

а) для представителей позиции (Я+, Ты +) характерно наиболее частое употребление такого вида контакта, как сотрудничество;

б) представители установки (Я+, Ты —) чаще пользуются тактикой, построенной по принципу избавления, поскольку от тягостного и несовершенного явления действительности хочется поскорее отделаться, чтобы наконец заняться собой – «бесподобным». Поведение строится с позиции доминирования и конкуренции (соперничества); кооперативный тип поведения в данном случае будет иметь вид вынужденной или снисходительной уступки;.

в) для представителей позиции (Я-, Ты-) наиболее предпочтительной является выжидательная стратегия поведения, которая, скорее всего, найдет свое воплощение в приспособительно-кооперативном типе общения;

г) для представителей позиции (Я-, Ты +) характерно предпочтение поведения по типу ухода, избегания контактов и может быть реализована приспособительно-уступчивая стратегия общения.

1.4. Эмоциональная реадаптация и ресоциализация. Закон «не будь как все»

Для чтения этого параграфа необходимо ознакомиться с методикой исследования психодинамики эмоциональности личности по Д. В. Сочивко (см. приложение) и расчетом психодинамических коэффициентов, точнее одного из них – коэффициента дезадаптации (см. выше). В этом параграфе мы намерены прояснить роль эмоционального компонента социальной адаптации, с акцентом на механизмы ресоциализации. В проведенном эксперименте выяснилось, что эмоции играют роль как бы пусковой кнопки. Запуская процесс адаптации к УЖД, они настраивают познавательный контур человека на определенную волну социальных взаимоотношений. Но обратимся к экспериментальным данным. В данном параграфе мы предлагаем рассмотреть, как люди различных эмоциональных типов адаптируются к условиям жизнедеятельности. При этом различать условия жизнедеятельности (УЖД) мы будем по степени их экстремальности для человека. Мы обследовали три группы испытуемых, первая из которых представляла собой случайным образом подобранных граждан и может рассматриваться как группа испытуемых, находящихся в обычных УЖД. Вторая группа состояла из сотрудников роты охраны колонии строгого режима. Эта группа объединяет испытуемых, находящихся в УЖД повышенной экстремальности. Третья группа состояла из осужденных, находящихся в той же колонии, и может рассматриваться как группа испытуемых, проживающих в максимально экстремальных условиях по сравнению с двумя другими.

Для оценки адаптированности человека к его УЖД мы использовали, как уже говорилось, коэффициент дезадаптации (Кда):

В числителе и знаменателе ставятся ранговые места цветов второго выбора согласно инструкции теста Люшера (подробнее см. выше).

В практической деятельности психолога следует рассматривать не только те эмоции, которые составляют циклический тип, но и все остальные переходы, каждый из которых может сигнализировать консультанту о возможных направлениях психотерапевтической беседы. Однако главное внимание, конечно, обращается на те эмоциональные состояния, которые вошли в цикл (см. приложение). Цикл представляет собой реальную психодинамическую составляющую всей жизнедеятельности человека, в то время как примкнувшие эмоции, по всей видимости, возникают ситуационно и, угасая, переходят в то или иное состояние, входящее в цикл.

Причины того, что преобладающими эмоциональными типами являются радость/страх (РС) и радость/печаль (РП), пока установить не удалось. Возможно, они носят социокультурный характер, т. е. преобладают исключительно на выборке русских людей, возможно, что обследованные нами категории граждан имеют что-то общее в условиях жизнедеятельности (УЖД). Так или иначе во всех обследованных нами группах от 60 до 70 % испытуемых принадлежали к одному из двух указанных типов, т. е. их эмоциональный фон составляла либо циклическая смена радости и печали, либо циклическая смена радости и страха, другие эмоциональные циклы (иногда состоящие из большого числа эмоциональных составляющих, т. е. трех и четырех) встречались различно у различных испытуемых, так что редко два или три человека имели сходный эмоциональный тип, если только это не был (РП) или (РС). Однако соотношение типов в разных группах было различным (см. табл. 1).

Таблица 1. Распределение эмоциональных типов в разных группах испытуемых (в %)

Таблица 2. Соотношение эмоциональных типов у студентов и руководителей (в %)

Из таблицы хорошо видно, что если у случайных граждан преобладающим типом является (РС), то у осужденных преобладающим типом становится (РП). Интересно сравнить соотношение эмоциональных типов у сотрудников и осужденных колонии. Из приведенных данных видно, что тип, преобладающий у сотрудников, напротив оказывается в меньшинстве у осужденных, и наоборот, тип преобладающий у осужденных оказывается в меньшинстве у сотрудников. Соотношение типов у случайных вольных граждан является как бы средним, в то время как в двух указанных группах оно является полярным. Из этого следует, что само соотношение эмоциональных типов в группах с разными УЖД отражает какие-то существенные особенности этих УЖД. Какие?

Чтобы ответить на этот вопрос, приведем данные наших прошлых исследований (1990 года). В таблице 16 приведены соотношения типов группы руководителей промышленных предприятий и студентов Ленинградского педагогического института. Можно видеть, что соотношение типов у руководителей аналогично соотношению у осужденных с большим преобладанием типа (РП). У студентов же соотношение типов практически совпадает с таковым у случайных граждан.

Из приведенных данных становится ясным, что соотношения эмоциональных типов в тех или иных группах испытуемых отражают, очевидно, не личностные или поведенческие особенности, а условия жизнедеятельности, точнее экстремальность УЖД. Соотношение типов у случайных граждан, проживающих в разных условиях, по всей видимости, является характерным для групп с минимальной экстремальностью УЖД, поэтому ближе всего к нему соотношение типов у беззаботных студентов.

Экстремальность УЖД руководителей в период кризиса промышленного производства в России (1990 год) вполне могла даже превышать таковую у осужденных колонии строгого режима. Что же касается соотношения эмоциональных типов у военных сотрудников, то такое, наверное, характерно для групп со средней экстремальностью УЖД. Итак, результаты сравнения различных групп испытуемых свидетельствуют о том, что соотношение эмоциональных типов в той или иной группе, связанной определенными УЖД, отражает экстремальность этих УЖД. Чтобы еще нагляднее продемонстрировать это, вернемся к трем группам, непосредственно принявшим участие в данном исследовании, а именно случайным вольным гражданам, военным сотрудникам колонии строгого режима и осужденным, отбывающим срок в той же колонии.

Таблица 3. Зависимость коэффициента дезадаптированности от эмоционального типа

Как же меняется коэффициент дезадаптированности (Кда) в разных группах испытуемых в зависимости от эмоционального типа. Для ответа на этот вопрос обратимся к таблице. Из таблицы мы видим, что усредненный Кда (т. е. независимо от эмоционального типа) приблизительно одинаков во всех трех группах и колеблется вокруг 0,4. Эта цифра, по всей видимости, может рассматриваться как среднее значение Кда, значения ниже которого мы можем рассматривать как зону высокой адаптированности, а выше – зону низкой адаптированности (высокой дезадаптированности). Однако, если мы обратимся к рассмотрению Кда отдельно в каждом эмоциональном типе, мы увидим резкие расхождения значений в различных по экстремальности УЖД группах.

Эмоциональный тип радость/страх, который у осужденных встречается достаточно редко, имеет очень низкий коэффициент дезадаптированности, т. е. эти осужденные, по всей видимости, хорошо адаптируются к условиям зоны.

Напротив, у сотрудников, у которых тип радость/страх встречается чаще всех других, его коэффициент дезадаптированности очень высокий, т. е. сотрудники данного эмоционального типа хуже других адаптируются к условиям службы.

Относительно эмоционального типа радость/печаль мы видим в точности противоположную картину. Сотрудники этого типа, у которых он встречается редко, имеют невысокий коэффициент дезадаптированности, т. е. хорошо адаптируются к экстремальным УЖД. Что же касается осужденных, у которых тип радость/печаль встречается чаще всех других, его Кда весьма высок, что говорит о том, что осужденные этого типа плохо адаптируются к условиям зоны.

Итак, можно сделать вывод: эмоциональный тип, который чаще другого встречается в группе испытуемых, объединенных определенными УЖД, хуже адаптируется к этим УЖД, чем противоположный эмоциональный тип, который в данной группе встречается реже. Это означает, что к УЖД повышенной экстремальности легче адаптироваться тому человеку, эмоциональная жизнь которого не похожа на ту, которой придерживается большинство окружающих его соратников.

Проще говоря, если хочешь лучше адаптироваться в условиях повышенной экстремальности, внимай себе и не будь как все.

Итак, хорошо адаптируются к экстремальным условиям именно меньшинство, а большинство адаптируется хуже. При этом, это меньшинство и большинство представлены разными эмоциональными типами, и не просто разными. У одних хорошо адаптирован именно тот тип, который у других адаптирован плохо и наоборот. Таким образом, адаптированность определена не самим эмоциональным типом, а его «пригодностью» в структуре общения в данном коллективе. Адаптация как бы требует на первый взгляд противоестественного волевого действия – примкнуть к меньшинству. Таким образом, социальная адаптация начинается с эмоционального анализа ситуации. А результатом адаптации является эмоциональный синтез, когда человек уже овладевает ситуацией в целом (по всей группе общения). Эмоциональный анализ заключается в частности и в том, что человек может ориентироваться и на несвойственный ему эмоциональный тип. Такая перестройка эмоциональной жизни в процессе общения требует тонкого психологического анализа эмоциональных потоков среди участников непосредственного окружения. Эмоциональный синтез уже предполагает некоторое влияющее на эти потоки выбранное место, что и является непосредственным результатом адаптации. Представленная здесь последовательность смены управляющих ролей эмоций, воли и когниции, которая через адаптацию (когнитивно-эмоциональный процесс) вновь замыкается на эмоциональный компонент, характерна, видимо, для тех типов социальной адаптации, когда в результате человек занимает место лидера организатора (собственно ресоциализации). Мы проверили это предположение в эксперименте, проведя социометрию в том же коллективе сотрудников роты охраны. О чем в следующем параграфе.

1.5. Закон «не будь как все» в действии. Результаты обследования психологического климата в роте охраны

Кроме метода социометрии для индивидуального тестирования использовался уже упоминавшийся метод оценки эмоциональности и метод оценки акцентуации характера Шмишека. В результате проведенного обследования были получены следующие результаты по методике Шмишека (табл. 4).

Обратимся к анализу данной таблицы. Оставляя в стороне интерес, который могут представлять эти данные сами по себе, перейдем к извлечению той информации, которая может иметь отношение к психологическому климату в роте охраны (РО). У мужчин мы видим отчетливую тенденцию к акцентуации по шкале гипертимности. Означает ли это, что в данном коллективе собрались исключительно склонные к озорству весельчаки. Нет, как это будет видно из последующих сопоставлений с другими методами. Это означает, что в данном коллективе такое поведение является социально поощряемым, т. е. передает характер психологического климата общения. Что же касается индивидуальных данных, то эти оценки явно завышены. Точно так же, как занижены оценки по шкале тревожности. Потому что показывать свою тревожность на службе в РО не принято. Таким образом, подавление своей тревожности, т. е. сокрытие возникающих личных проблем, ведет к нарастанию искусственно гипертимного поведения, т. е. бесшабашно веселого, излишне самостоятельного, с завышенной самооценкой в обычных ситуациях и раздражительно гневливого в проблемных.

К чему же приводит такой определяющий фактор психологического климата в коллективе? Часть людей начинает демонстрировать излишне застревающее поведение, другая же часть (как это видно уже из социометрической методики – изгои, непринятые) – излишне экзальтированное, очевидно, с целью социального принятия. Особенно ярко это выражено у женщин, у которых чрезвычайно завышена оценка эмотивности, а также застревания и педантичности.

Таблица 4. Средние показатели акцентуации характера у испытуемых роты охраны

Таблица 5. Средние показатели акцентуации характера в группах испытуемых с различными эмоциональными циклами

Характерно, что оценка гипертимности у них достаточно низкая, т. к. женщины составляющие меньшую часть в мужском коллективе, не могут формировать психологический климат, а могут только реагировать на уже сложившийся (см. табл. 4).

Сопоставим полученные данные с результатами, полученными по методу экспресс-анализа эмоциональности.

Приведенные в таблице данные подтверждают, на наш взгляд, сделанное выше предположение о гипертимизации психологического климата в коллективе РО, т. к. эта оценка оказалась статистически не различающейся в обоих основных типах и лишь несколько повышается в «гневсодержащих» типах, что еще более укрепляет мнение об этом показателе, как показателе психологического климата. Показатели же по другим шкалам, наоборот, имеют различия. Так мы видим, что именно для типа (РС) характерна акцентуированная реакция на психологический климат по показателям застревания и экзальтированности, при этом «гневсодержащие» типы, очевидно, разозлившись на слишком веселую и бесшабашную атмосферу, стремятся вести себя педантично, с повышенным застреванием. Тип же (РП) характеризуется неакцентуированной реакцией на климат в коллективе, в чем, видимо и проявляется тот максимум адаптации, о котором шла речь в предыдущем параграфе.

Сопоставим теперь полученные данные с результатами социометрии. В результате обработки социометрических выборов было выявлено три неформальных лидера.

Таблица 6. Тестовые показатели по гипертимности и эмоциональному типу у лидеров роты охраны

При этом по первому вопросу (выбор командира) безусловным лидером выступает лидер У., а по второму вопросу (обращение с личной проблемой) безусловным лидером выступает лидер С. Итак, с личными проблемами сотрудники РО склонны все-таки обращаться к неакцентуированным личностям эмоционального типа (РП), а в командирах видят акцентуированных по гипертимности личностей типа (РС). С одной стороны объяснение этому можно найти в том, что в боевой или экстремальной обстановке командир должен давать эмоциональный заряд подразделению. Однако необходимо, чтобы военнослужащий мог и снять напряжение, прийти в себя, собрать силы для дальнейшего несения службы. Таким образом, подтверждается гипотеза, сформулированная в предыдущем параграфе о психодинамическом типе адаптации лидера организатора. Используя символику скобок (см. подробнее следующую часть) циклическая последовательность эмоциональных, волевых и познавательных процессов может в этом случае выглядеть так (ЭВП) = (ПЭВ) = (ВПЭ). Это означает, что замыкание цикла происходит через новые круги адаптации, замыкающиеся через «эмоциональную кнопку». Из трех замкнутых в цикл составляющих возможно образовать только два различных типа (посредством единственно возможной перестановки). Следовательно, теоретически должно существовать два типа личности по соотношению основных ее составляющих. Второй тип будет выглядеть как (ЭПВ) = (ВЭП) = (ПВЭ). Учитывая адаптивность первого построенного эмпирически типа личности, следует предполагать, что второй как-то будет отличаться от него в этом качестве. Действительно, даже умозрительное исследование второй возможной последовательности включения основных составляющих личностного синтеза говорит об усложненности поведения такого типа. Эмоции здесь непосредственно запускают когнитивные механизмы, а волевое участие фактически уже последует результатам работы познания. В просторечьи такой тип называют «сначала делает, потом думает».

На крутом переломе истории России одна из важнейших задач, стоящих перед нашим обществом, связана с повышением эффективности работы правоохранительных органов, в частности по перевоспитанию правонарушителей. Общество ждет от вчерашнего осужденного после отбытия им уголовного наказания законопослушного поведения. Перестройке деятельности ИУ, гуманизации и педагогизации исправительно-трудового процесса препятствует несоответствие между новыми требованиями, предъявляемыми к перевоспитанию правонарушителей, и существующими формами, методами и содержанием этой работы. Одна из характерных особенностей нынешней исправительно-трудовой системы – частичное, одностороннее стимулирование исправления личности. Это связано с тем, что ряд процессов, происходящих в ИУ, способствует перевоспитанию осужденных, другие же препятствуют ему. Разрешить данное противоречие невозможно, если ограничиваться лишь совершенствованием отдельных средств исправления и перевоспитания правонарушителей или некоторых направлений воспитательной работы с ними. Хотя в практике ИУ был накоплен большой опыт по совершенствованию отдельных направлений воспитательной работы, проблема в целом не была решена (См. решения коллегий МВД: «Опыт ИТК-17 УВД Вологодского облисполкома по организации направленно воспитывающих коллективов осужденных» (1972); «Опыт работы коллектива сотрудников ИТК-З УВД Челябинского облисполкома» (1974): «Опыт организации индивидуального шефства над осужденными в ИТУ МВД Белорусской ССР» (1975); «Опыт организации трудового воспитания осужденных ИК-2 УВД Саратовского облисполкома» (1977): «Опыт работы ИТТУ УВД Челябинского облисполкома» (1982): «Организация воспитательного процесса в отряде осужденных ИТУ УВД Челябинского облисполкома» (1985); «Опыт работы коллектива сотрудников ИТУ УВД Пермского облисполкома по индивидуально-психологическому воздействию в процессе исправления и перевоспитания осужденных» (1982–1987)).

Привычные, устаревшие представления и подходы к исправлению осужденных не могут полностью раскрыть нравственно воспитывающий потенциал центрального интегративного компонента пенитенциарной системы – процесса исполнения уголовного наказания. Для перестройки деятельности исправительно-трудовых учреждений необходимо, чтобы исправительно-трудовая наука (право, психология, педагогика), опережая реальный процесс, опираясь на его ведущую тенденцию, создавала целостную, демократическую пенитенциарную систему, составные элементы которой (исполнение уголовного наказания и ресоциализация личности) теснее соотносились бы с социально-нравственной и психологической структурой личности. Такая система должна активизировать социальные связи и отношения личности осужденного.

К сожалению, мы должны констатировать, что ныне существующая система исполнения уголовного наказания не в состоянии решить эту задачу. Для нее (системы) по-прежнему остается характерной односторонняя, прагматическая направленность деятельности ИУ. Только если раньше система была ориентирована на трудоиспользование осужденных, то в настоящее время во главу угла ставится задача обеспечения правопорядка в ИУ и законопослушного поведения осужденных в период отбывания уголовного наказания. Нет сомнения, что и та и другая задача имеют важнейшее значение, однако их абсолютизация приводят к тому, что не решаются две другие важные задачи – формирование опыта эмоционально-ценностных отношений и социально-нравственной деятельности. При анализе исправительно-трудовой системы мы установили, что в карательно-воспитательном процессе заметно сужено действие эмоционально-волевого и социально-практического, деятельностного факторов. Речь идет об этическом содержании практической деятельности осужденных, нравственном характере отношений администрации и осужденных, организации нравственно-правовой деятельности и общения. Содержательная и структурная деформация процесса исполнения, уголовного наказания – одна из причин неэффективности ресоциализации личности осужденных, проявления у них таких негативных нравственных черт, как эгоцентризм, социальная безответственность, неразвитость нравственных чувств, чувства долга, совести и т. д.

Привычные, традиционные представления о процессе уголовного наказания и его воспитывающем воздействии на правонарушителя как о средстве формирования в первую очередь нравственного сознания не позволяют предложить удовлетворительное решение данной проблемы. Даже выделение ее в самостоятельную – связано с определенными трудностями. С функциональных (по формулировке М. А. Данилова) позиций педагогическая коллизия – попытка сформировать нравственное сознание осужденного в процессе исполнения уголовного наказания и невозможность организации опыта социально-нравственного поведения в этих условиях неразрешима.

Следовательно, переориентация процесса исполнения уголовного наказания на развитие трех основных структурообразующих компонентов нравственной сферы личности – познавательно-когнитивного, эмоционально-волевого и практически деятельностного – открывает возможность полнее использовать социально-нравственный потенциал процесса уголовного наказания в исправлении личности, заложить основу ее нравственно-правовой ресоциализации, оптимизировать процесс исполнения уголовного наказания.

Разработка теоретических и методических основ, ресоциализации личности осужденных важна и в практическом отношении. Дело в том, что процесс исполнения уголовного наказания (в настоящее время) не формирует ни ее устойчивой нравственной структуры, ни нравственных основ личности, в то время как воспитательная работа с осужденными ориентируется, как правило, на дальнейшее развитие нравственных качеств личности, якобы априори ей присущих. Это приводит к тому, что воспитание принимает вербальный характер, нравственные ценности воспринимаются осужденными только «на слух», а все большее количество воспитательных мероприятий приводит к возрастающему отчуждению осужденных от нравственных ценностей.

Таким образом, необходимо создать и реализовать комплексную систему ресоциализации личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания, в котором только и возможно построить нравственно-правовой фундамент личности, ее нравственные основы. Разработка социально-педагогических (теоретических и методических) основ решения проблемы соответствует практическим запросам обновляющейся пенитенциарной системы.

2.1. Концепции исправимости личности преступника и их реализация в различных пенитенциарных системах

Вопросы исполнения уголовного наказания занимают большое место как в исправительно-трудовом (уголовно-исполнительном) праве, так и в пенитенциарной педагогике. Внимание к проблеме исполнения уголовного наказания обусловлено ее значимостью в системе мер борьбы с преступностью. Уголовное наказание, выступая как мера государственного принуждения, применяемая судом от имени государства к лицам, виновным в совершении преступлений, становится методом воздействия на социальные процессы, регулятором человеческого поведения (Наташев А. Е., Стручков Н. А., 1967). Говоря о сущности наказания. М. Д. Шаргородский утверждал, что «наказание является лишением преступника каких-либо принадлежащих ему благ и выражает отрицательную оценку преступника и его деятельности государством» (Шаргородский М. Д., 1973). Эволюция наказания, системы его исполнения, как считает И. И. Карпец, зависит прежде всего и главным образом от изменений общественного строя, а в соответствии с этим – от изменений в этике, идеологии, выборе средств борьбы с преступностью.

В кратком обзоре мы не ставим перед собой задачу всесторонне рассмотреть, как возникла и сформировалась проблема ресоциализации личности в процессе исполнения уголовного наказания. Наши цели заключаются в том, чтобы на историческом материале показать многообразие подходов к решению данной проблемы, сложность ее структуры, связей и опосредований; выявить ведущую тенденцию в ее развитии.

В истории человеческого общества эволюция наказания происходила параллельно изменению понимания цели наказания: первоначально это было возмездие за преступление, в дальнейшем – средство предупреждения преступлений. Если рассматривать наказание как возмездие за преступление, то главным в содержании наказания будет устрашение, прямо пропорциональное силе и количеству страданий, испытываемых преступником. Такая установка приводила к идее материального воздаяния равным злом за причиненное зло, что выражалось в членовредительских и телесных наказаниях, смертной казни. Причем исполнение уголовных наказаний носило, как правило, публичный характер: «Казнить смертию безо всякой пощады, чтобы на то смотря иным не повадно было так делати» – говорилось в Уложении 1649 г. (Карпец И. И., 1973).

Новые, гуманистические взгляды на наказание и его цели связаны с эпохой Возрождения. Гуманистические идеи Монтескье и Беккариа на первый план выдвинули идею предупреждения преступлений. Эта цель, по их мнению, может быть достигнута как уничтожением физической возможности совершать преступления, так и юридическим исправлением преступника, в основе чего лежит устрашение последнего. Дальнейшее развитие системы уголовного наказания связано с осознанием отрицательного влияния жестоких наказаний на общественное сознание: в социуме, применяющем в законе и на практике подобные наказания, личность гражданина не уважается и более того воспитывается привычка к жестокости.

Другая возможность достижения цели уголовного наказания – это нравственное исправление и перевоспитание преступника. Гегель в «Основах философии права» отмечал, что развитие уголовной политики в области наказаний шло от общего предупреждения (устрашения) преступников и суровых мер наказания к их смягчению, более характерному для специального предупреждения (исправления). Он подчеркивал, что «если положение самого общества еще шатко, тогда закону приходится посредством наказания устанавливать пример, ибо наказание само есть пример, направленный против примера данного преступления». По его мнению, суровость наказаний находится в определенном соотношении с состоянием общества в данную эпоху, поэтому «сила общества, его уверенность в своей силе и прочности … приводит к большей мягкости наказания».

Виднейшие правоведы России прошлого столетия также разделяли эту точку зрения. Так, Н. С. Таганцев считал, что наказание должно по возможности загладить причиненный преступлением нравственный вред. Фойницкий И. Я. видел цель наказания в том, чтобы удержать человека от дальнейших преступлений. Эта цель, указывал он, достигается как угрозой применения наказания, так и самим его исполнением.

«Само введение тюремного заключения, – писал Гегель, – как наказания наиболее нормального, составляло эпоху по сравнению с временем применения смертной казни и членовредительских наказаний за сколько-нибудь важные преступления. Дальнейший переворот совершался тогда, когда по упрочении за тюремным заключением значения нормального наказания этому заключению поставлена была совершенно новая задача – не столько устрашать, сколько исправлять».

В течение XIX в. эта задача ставилась и решалась в различных пенитенциарных системах. Обернская пенитенциарная система возникла в 1830 г. в городе Оберн (штат Нью-Йорк). Существовавшие в тюрьме правила подвергали осужденных мощному психологическому прессингу – от них требовали соблюдать абсолютное молчание (при совместной работе), а на ночь заключали в одиночные камеры. Заключенные были заняты на тюремном производстве, которое материально и обеспечивало деятельность тюрьмы. Исправление правонарушителя достигалось через подавление его личности.

В основе пенсильванской пенитенциарной системы (1876) лежало религиозное воздействие на преступника с целью вызвать у него «смиренное покаяние» (в условиях жесткой изоляции – одиночного заключения).

В середине XIX в. появилась прогрессивная система исполнения уголовного наказания, которая во многом отказалась от односторонности прежних систем. Суть ее заключалась в разбивке срока наказания на 3–5 этапов с разными условиями содержания правонарушителей в зависимости от их поведения.

В начале XX в. сформировалась медицинская модель исполнения уголовного наказания. Преступление в ней рассматривалось как социальная болезнь, преступники – как «больные», имеющие какие-то отклонения от социальной нормы. Такие отклонения, по данной системе, можно выявить и устранить путем применения лекарственных средств. Личность же – возвратить к социальной норме.

Во второй половине XX в. возник еще ряд моделей исполнения наказания:

– просветительно-образовательная, ставящая своей целью развитие личности осужденного, повышение его общеобразовательного уровня, выявление и устранение факторов, мешающих адаптации к жизни в обществе;

– сотрудничества заключенных с администрацией, опирающаяся на возможности самих осужденных в их перевоспитании:

– терапевтическая (модернизированная медицинская), основывающаяся на психотерапевтическом воздействии на осужденных;

– ресоциализации, в которой задачи перевоспитания решаются с помощью групповых методов и методик, дающих осужденным навыки социального взаимодействия;

– общественного воздействия, опирающаяся на участие общественных и благотворительных организаций в перевоспитании заключенных.

Естественно, что ни одна из этих моделей исполнения наказания не существует в чистом виде. Чаще всего используются элементы нескольких моделей при доминирующей роли какой-то одной.

Для России также характерна тенденция гуманизации исполнения уголовного наказания. В середине XIX в. у нас впервые стали проводиться специальные исследования уголовного наказания как социального явления – правовые, социологические, психологические. Под руководством А. Я. Герда в 50-х гг. XIX в. в Санкт-Петербурге создается первая в России колония для несовершеннолетних правонарушителей (1841–1848), в основу деятельности которой были положены идеи трудового перевоспитания осужденных, уважения их личности, самоуправления, сотрудничества педагогов и воспитанников. Профессор Московского университета И. Я. Фойницкий, впервые в России разрабатывая учебный курс «Тюрьмоведение», рассматривал комплекс проблем уголовного наказания, в котором нашли отражение и вопросы обращения с преступниками, нравственно-религиозные средства и методы воздействия на них.

Известный русский исследователь наказания профессор С. В. Познышев, утверждая, что наказание имеет только «одну цель – предупреждение преступлений, отмечал, что достижение ее возможно в форме или физического удержания (для правонарушителей), или психологического противодействия преступлению (для других членов общества)». Позднее С. В. Познышев ввел понятия юридического и нравственного исправления преступника как цели уголовного наказания. Он подчеркивал, что постановка вопроса о достижении цели исправления заключенных в условиях тюрьмы вполне реальна. Если исправление человека вообще возможно, то оно (исправление) возможно и в тюрьме. Конечно, если под исправлением преступника понимать превращение его в высоконравственную личность, которой сама мысль об асоциальном поступке глубоко противна, то тюрьма этой задачи решить не сможет. Роль тюрьмы значительно скромнее – она должна исправлять, т. е. подвергнувшегося ее режиму человека она должна выпустить настолько изменившимся, социально годным, чтобы он был способен жить не преступно, честным трудом.

Нравственное исправление – это умение управлять собой, отвергать возникающие в сознании идеи совершения тех или иных преступлений, всесторонне взвешивать «за» и «против», умение руководить своим поведением. Непременным элементом нравственного исправления в таком случае является формирование практических побудителей поведения, которые могли бы вложиться в процесс обдумывания поступка и предупреждать возникновение решимости совершить преступление. Таким образом, нравственное исправление – это не превращение порочного человека в добродетельного, что недостижимо средствами наказания, а лишь некоторое изменение к лучшему его психической конституции, характера, достаточное для предупреждения рецидива. Таковы исходные положения отечественной пенитенциарной науки в начале XX в.

Октябрьская революция в России поставила в повестку дня и реформу тюремного дела (как одного из элементов государственного механизма). Первым нормативным актом, принятым новым Российским правительством – Советом народных комиссаров, стала Временная инструкция «О лишении свободы как мере наказания и о порядке отбывания такового» (23 июля 1918 г.). Эта инструкция провозглашала исправительно-трудовой характер лишения свободы и ставила задачу выработки воспитательно-трудовых методов и карательных мер (п. 7). Наряду с тюрьмами в ней также определялись и новые места лишения свободы: реформатории, колонии как учреждения, наиболее приспособленные для решения задач перевоспитания преступников.

В основу построения системы исполнения уголовных наказаний были положены принципы исправимости преступников, подчинения кары (наказания) целям исправления и перевоспитания преступников через участие в общественно полезном труде. В 20-е гг. был принят целый ряд декретов, касающихся системы исполнения уголовных наказаний: об обосновании конкретных целей и средств перевоспитания осужденных; о стимулировании исправления путем предоставления условно-досрочного освобождения лицам с примерным поведением; о распределительных комиссиях; о работе с несовершеннолетними, привлекаемыми к уголовной ответственности; о передаче Народному комиссариату просвещения культурно-просветительной работы в местах лишения свободы и др. Ведущую тенденцию в организации исполнения наказаний в тот период можно определить как постепенное усиление воспитательного начала в работе с правонарушителями. В местах лишения свободы создаются учебно-воспитательные части, педагогические коллегии, активно ведется работа по изучению преступности и личности преступника, дифференциация осужденных, разработке средств и методов исправительно-трудового воздействия. От персонала, работающего в исправительно-трудовых учреждениях, требуется иметь специальную пенитенциарную подготовку. Исправительно-трудовой кодекс 1924 г. законодательно закрепил в местах лишения свободы основные средства перевоспитания заключенных – режим, труд в сочетании с профессиональным обучением и культурно-просветительную работу. В октябре 1928 г. было проведено первое Всесоюзное совещание пенитенциарных работников, основное внимание на котором уделялось необходимости совершенствования пенитенциарно-педагогического процесса в системе пенитенциарного воспитания, в частности подготовке пенитенциарных педагогов.

Однако прогрессивные тенденции преобразования системы исполнения уголовных наказаний не могли, быть реализованы в полном объеме в силу противоречий в общественном развитии России после Октябрьской революции. Как справедливо отмечает И. П. Стурова, в деятельности ИГУ отражаются многие негативные процессы, происходившие на различных исторических этапах развития нашего общества.

В истории советской пенитенциарной системы выделяются три основных периода, соответствующие складывающимся в стране общественно-политическим и экономическим условиям.

Первый период (1917–1928) – ломка дореволюционной тюремной системы, ориентация на замену тюрем исправительно-воспитательными учреждениями. Для этого периода характерны попытки разработки научных основ исправления правонарушителей, развертывание в исправительно-трудовых колониях культурно-воспитательной работы, движение за ликвидацию неграмотности, вовлечение осужденных в производительный труд.

Во втором, или так называемом «гулаговском», периоде (1929–1958) пенитенциарная система была полностью подчинена тоталитарным политическим интересам и решению государственных экономических проблем. Тяжелый, фактически неоплачиваемый труд в тот период не только утратил исправительно-воспитательное значение, но и стал фактором воспитания у осужденных ненависти к труду вообще. Закрытость системы, жестокий режим отбывания наказания, усиление в среде осужденных неформальной власти уголовных лидеров полностью исключили воспитательное содержание института лишения свободы.

Третий период (с 1959 г. по настоящее время) характеризуется демонтажем системы ГУЛАГа, возрождением идеи перевоспитания осужденных. Была восстановлена политико-воспитательная работа, создана отрядная система с целью объединения осужденных в положительно направленные общности, расширена сфера общеобразовательного и профессионально-технического обучения, стали действовать самодеятельные организации осужденных. Получило развитие «собственное производство» исправительно-трудовых учреждений, повышена оплата труда осужденных.

Перестройка общественно-политических и экономических отношений, бурные процессы демократизации общества обнажили серьезные недостатки в деятельности пенитенциарной системы, и в частности ее воспитательной службы, декларативность многих применяемых форм и методов исправительного воздействия. Существующая система перевоспитания осужденных оказалась не способной не только исправлять лиц, лишенных свободы, но и предупреждать психологическую и социальную деградацию значительной их части.

Такое положение в системе ИТУ обусловили различные факторы. Среди них:

– невозможность при существующей организации исправительно-трудовых учреждений нейтрализовать отрицательное влияние микросреды на осужденных:

– ориентирование воспитательной работы преимущественно на общие мероприятия:

– отсутствие системы стимулирования у осужденных положительной мотивации изменения своего поведения;

– психологическое неприятие осужденными персонала исправительно-трудовых учреждений как воспитателей.

Выход из создавшегося кризиса пенитенциарной системы возможен только путем реформирования как структуры, так и содержания процесса исполнения уголовного наказания, ориентацией последнего на конкретную личность осужденного, реальные возможности его исправления в местах лишения свободы.

Исторический анализ проблемы перевоспитания личности преступника в процессе исполнения уголовного наказания, проводимый отечественными и зарубежными специалистами, позволил прийти к выводам, имеющим важное значение для теоретического и методического решения ее в современных условиях. Исследователи советской пенитенциарной системы 20-х – 50-х гг. С. В. Познышев, Б. С. Утевский, Е. Г. Ширвиндт осветили разные аспекты многогранной проблемы перевоспитания личности в процессе исполнения уголовного наказания. Однако по ряду причин (в частности из-за одностороннего, аспектного подхода) им не удалось охватить изучаемый процесс в целом. Вместе с тем в работах В. Е. Гмурмана, В. И. Куфаева, А. С. Макаренко и других пенитенциарных педагогов еще с начала 20-х гг. развивалась тенденция по преодолению аспектного изучения процесса перевоспитания личности преступника, что позволило перейти от покомпонентного анализа к целостному воздействию на личность как наиболее продуктивному. На основании полученных ими научных данных можно выделить основные компоненты структуры перевоспитания личности в процессе уголовного наказания:

1) нравственное просвещение – т. е. выработка у осужденных системы нравственных понятий и нравственных убеждений:

2) воспитание нравственных чувств, организация переживания осужденными нравственного смысла отношений;

3) накопление опыта нравственного поведения в жизнедеятельности осужденных.

Потребность в синтезе различных аспектных подходов к перевоспитанию личности в процессе исполнения уголовного наказания стала ярко проявляться уже в середина 70-х гг. Вновь привлекли к себе внимание идеи А. С. Макаренко, С. Т. Шацкого и других педагогов 30-х гг., исследовавших в свое время педагогические аспекты уголовного наказания. Однако проводившиеся с 50-х гг. эксперименты по совершенствованию педагогического процесса в исправительно-трудовых учреждениях (Вологда: формирование направленно воспитывающих коллективов осужденных; Горький и Кемерово: строгая регламентация распорядка дня. «военизация»; Иваново: шефская работа; Харьков: работа с общественностью; Саратов: трудовое перевоспитание осужденных: Челябинск: самовоспитание осужденных, работа в отрядном звене) не привели к реформированию процесса исправления и перевоспитания осужденных в силу доминирования одностороннего аспектного подхода к анализу процесса исполнения уголовного наказания. Назрела острая необходимость преодоления аспектных подходов к анализу процесса исполнения уголовного наказания, анализа его как целостного социального явления.

2.2. Состояние проблемы ресоциализации личности осужденного в современной пенитенциарной педагогике

Анализ педагогической сущности процесса исполнения уголовного наказания показывает, что наиболее значимыми проблемами в этой области знания в настоящее время являются исследование воспитательной функции уголовного наказания с позиций системно-структурного подхода, разработка теории и методики перевоспитания личности правонарушителя в процессе исполнения уголовного наказания и ее нравственно-правовой ресоциализации.

Для решения этой задачи явно недостаточно данных, полученных в результате уже проведенных исследований. Теоретические выводы, сделанные, в частности, М. П. Прокоповым, основываются на теории информации, причем в основу процесса нравственного перевоспитания осужденных положена идея компенсации воздействий на них. Экстенсивный характер процесса нравственного воспитания, в трактовке М. П. Прокопова, кроме всего прочего затрудняет его практическую организацию.

Недостаточно исследованной в пенитенциарной педагогике остается область противоречий в нравственно-правовом воспитании как источника и движущей силы нравственно-правовой ресоциализации осужденных. Эти противоречия могут быть осмыслены при изучении взаимосвязи компонентов личности в ходе ее ресоциализации, уточнении особенностей формирования отдельных компонентов, выяснении их взаимозависимостей в ходе решения различных задач перевоспитания, взаимосвязи перевоспитания и самовоспитания личности в процессе уголовного наказания – все перечисленное имеет важное значение для выстраивания динамичной системы нравственно-правового перевоспитания осужденных в процессе исполнения уголовного наказания с ориентацией на конечные результаты – ресоциализацию преступника.

Вызывает возражение стремление исследователей и практических работников ИТУ не оставлять каких-либо временных и пространственных пауз в потоке воспитывающих воздействий на осужденных, привычная установка на непременное их заполнение этической информацией и другими «воспитывающими» воздействиями, что вступает в противоречие с самой природой нравственного перевоспитания и его психологическими механизмами.

Существует объективная взаимосвязь между направленностью, содержанием, характером внешних воздействий на личность осужденного и состоянием, содержанием, структурой внутренней нравственной сферы личности, ее направленностью. Эта диалектическая взаимосвязь состоит в том, что нравственная сфера личности определяется содержанием и характером внешних воздействий на нее, от которых в немалой степени зависит степень и глубина их принятия личностью.

Вместе с тем отношение к внешним воздействиям обусловливается не только их содержанием и характером, но и степенью социально-нравственной запущенности личности, состоянием внутренней нравственной сферы правонарушителя как субъекта перевоспитания, его избирательным отношением к воздействиям внешнего мира.

Влияния извне не вызывают у осужденных однозначного отношения и поведения, а преломляются через их социальный, (криминальный) опыт, потребностно-мотивационную сферу. Понимание этого заставило пенитенциарных психологов и педагогов обратиться к изучению внутреннего мира личности. В 70-е–80-е гг. исследовались стимулы и мотивы социальной деятельности осужденных в процессе исполнения уголовного наказания, их нравственные понятия и суждения, система социальных отношений (Ю. В. Гербеев. В. Ф. Клюкин, В. Ф. Пирожков, Н. С. Фомин).

В исследованиях различных аспектов перевоспитания личности осужденного в процессе уголовного наказания заметно нарастают интегративные тенденции. В работах В. Г. Деева и Л. А. Высотиной справедливо подчеркивается, что решающим условием эффективного перевоспитания осужденных является их активная социальная деятельность. М. П. Стурова убедительно показала, что нравственное влияние уголовного наказания проявляется через всю систему воспитательной работы МТУ, содержание, формы, методы исполнения уголовного наказания, совокупность тех реальных отношений, которые возникают на их основе в процессе перевоспитания.

В пенитенциарных исследованиях конца 70-х – начала 80-х гг. все настойчивее звучат идеи о единстве процессов взаимосвязанного формирования основных структурообразующих компонентов нравственной сферы личности правонарушителя. В основе понимания сущности нравственного перевоспитания в процессе исполнения уголовного наказания лежит идея единства трех компонентов личности: морального сознания, чувств и привычек социального поведения; единства мировоззрения, нравственного сознания и поведения; единства знаний, убеждений и поведения. При этом имеется в виду, что нравственное перевоспитание – двусторонний процесс, в котором личность преодолевает отрицательные стереотипы поведения, отказывается от асоциальных нравственных норм («преступной» морали) и активно формирует социально-нравственные качества на основе общественной морали. Однако внутренние связи между этими компонентами в процессе нравственного перевоспитания изучены недостаточно. Вместе с тем мы не считаем последнее обстоятельство сколько-нибудь серьезным основанием для того, чтобы отказываться от самой идеи взаимосвязанного формирования основных структурообразующих компонентов нравственной сферы (нравственного облика) личности, недооценивать роль нравственного просвещения, формирования нравственного сознания.

В начале 80-х гг. в работах В. М. Литвишкова и Н. С. Фомина были сделаны попытки выяснить, как соотносятся между собой нравственные знания, убеждения и нравственный опыт осужденных. Значительные успехи в изучении соотношения нравственных знаний и поведения, выявлении причин противоречий между ними и определении условий их единства достигнуты благодаря исследованиям, проведенным под руководством Пищелко А. В. коллективом общественной лаборатории по проблемам перевоспитания осужденных (при кафедре психологии и педагогики деятельности ИТУ ВИПК МВД СССР) В 1988–1990 гг.

В свое время Л. А. Высотина пришла к выводу о существовании двусторонней связи между нравственными знаниями и поведением: обучение навыкам деятельности и поведения базируется на усвоенных знаниях о морали, а завершается осознанием уже своего личного опыта, его нравственного содержания, мотивов поведения (Высотина Л. А., 1977). В наших исследованиях нравственная ресоциализация личности рассматривается как процесс (и результат) изменения сознания, чувств и поведения на основе внутренней переработки влияний объективных и субъективных факторов самовыражения личности в деятельности и поведении.

Однако решающая роль сферы потребностей и мотивов личности в поведении и реализации ее нравственных знаний пока раскрывается явно недостаточно. Нравственное знание проходит процесс мотивации, соотносится с потребностями, от которых зависит образование личностного смысла нравственных знаний, превращение их во внутренний регулятор поведения. При наличии необходимых объективных обстоятельств, воли и других субъективных условий нравственное знание, прошедшее этап мотивации и ставшее нравственным убеждением, реализуется в поведении. К настоящему времени психолого-педагогические механизмы формирования нравственных убеждений у осужденных достаточно широко исследованы А. В. Будановым (1983) и А. В. Пищелко (1991, 1992). Интенсивно разрабатываются вопросы теории и методики определения уровней нравственной воспитанности осужденных (Н. С. Фомин, 1994). Опираясь на теорию ценностного осознанно-эмоционального усвоения нравственности (Л. И. Рувинский), теорию персонификации нравственного воспитания (И. Ф. Харламов), глубоко и всесторонне изучаются объективные и субъективные факторы нравственной ресоциализации личности в процессе перевоспитания и их взаимодействия, разрабатывается на этой основе теория эффективного нравственного перевоспитания и ресоциализации личности. По этой теории, реальный процесс нравственного перевоспитания протекает в системе развивающихся отношений осужденных, которые складываются, проявляются и формируются в различных видах деятельности и общения.

Под влиянием администрации ИТУ осужденные получают нравственные знания, понятия, ориентации, вырабатывают нравственные отношения, накапливают опыт социально-нравственного поведения. Осмысление своих отношений и их (осужденных) практического взаимодействия между собой, а также реконструкция отношений на основе новых нравственных понятий – необходимые условия нравственного перевоспитания и самовоспитания осужденных, так как субъективное отношение личности выражается в ее желаниях, стремлениях, чувствах, мотивах, поведении. Вместе с тем преобладание функционального подхода к исследованию проблем перевоспитания осужденных приводило к тому, что одни исследователи акцентировали внимание на изучении процесса правового воспитания, другие – процесса и механизма нравственного воспитания и самовоспитания осужденных. Покомпонентный анализ ориентировал исследователей на выбор приоритетных направлений перевоспитания, формирование нравственного сознания или нравственного поведения. Однако противоречия между уровнем развития нравственного сознания осужденных и нравственным поведением не удавалось в должной мере объяснить и использовать для построения целостного процесса нравственного перевоспитания главным образом из-за неточности выбора исследовательских координат.

Концепция нравственного воспитания осужденных, опирающаяся на опережающее развитие нравственного сознания (Н. П. Прокопов), была в 80-е гг. дополнена концепцией нравственного развития личности правонарушителя через накопление опыта нравственных отношений в ее жизнедеятельности (А. В. Пищелко, М. П. Стурова). Суть процесса нравственного воспитания рассматривалась как организация деятельности, приобретение опыта нравственного поведения, формирование новых, более социально значимых мотивов и способов поведения. В то же время ряд исследователей пытались выявить такой интегративный компонент личности, который мог бы послужить основой системы и процесса перевоспитания. В одном случае таким компонентом представлялась направленность личности (В. Г. Деев), в другом – ее качества (В. А. Семенов, А. И. Ушатиков). в третьем – нравственное сознание (В. М. Литвишков).

И тем не менее в этот период все более отчетливо прослеживалась тенденция к комплексному, системному изучению процессов перевоспитания осужденных (А. В. Пищелко, М. П. Стурова). Особое значение придавалось положению, что определяющим фактором перевоспитания в процессе исполнения уголовного наказания должна выступать организация социальной деятельности как источник формирования социально-нравственного опыта, социальной направленности личности. Усиление интегративной тенденции стало следствием постепенного осознания пенитенциарными педагогами и психологами недостаточности прежних подходов к исследованию проблем перевоспитания осужденных вообще и нравственного их перевоспитания в частности, выражением общественной потребности в ресоциализации личности правонарушителя.

Эта тенденция оказалась наиболее устойчивой и плодотворной. От воздействия на отдельные компоненты личности (сознание, чувства, потребности, мотивы, поведение), преодолевая односторонность такого подхода, следовало перейти к воздействию на личность в целом, к управлению процессом ее ресоциализации, к сотрудничеству администрации ИТУ и осужденных, направленному на взаимосвязанное формирование всех основных структурообразующих компонентов социально-нравственной сферы личности последних. Опираясь на прогрессивное наследие прежних лет и требования времени, нами была предпринята попытка преодолеть сложившиеся стереотипы в представлениях о процессе исполнения уголовного наказания как факторе, формирующем преимущественно законопослушное поведение (в условиях ИТУ), которое затем закрепляется и реализуется в жизнедеятельности бывшего осужденного на свободе. Практический и научный опыт решения этой проблемы убеждает нас в неэффективности такого пути. Кризис исправительно-трудовой системы показал, что она не добилась сколько-нибудь серьезного результата в ресоциализации правонарушителей. Карательно-трудовая направленность исполнения уголовного наказания (исправление правонарушителя путем принуждения его к законопослушному поведению и участию в трудовой деятельности) существенно ограничивает влияние на него других, не менее важных факторов перевоспитания: содержания и характера отношений, социальной и нравственно-правовой деятельности осужденных, их общения друг с другом. А ведь жизнедеятельность правонарушителей в период исполнения уголовного наказания не сводится лишь к усвоению правовых норм и их воспроизведению в поведении (под давлением администрации).

Осужденные и в ИТУ остаются живыми людьми, со своими интересами, потребностями, стремлениями. Однако именно в процессе исполнения уголовного наказания взаимодействие и общение осужденных ограничено. В общении доминирует система «администрация – осужденный», выступающая в качестве канала и средства информационного обмена между ними и воспитательного воздействия на правонарушителя и только при определенных условиях – как способ сотрудничества.

В исправительно-трудовой системе сложилась парадоксальная ситуация: хотя общение – один из важнейших факторов нравственного воспитания (А. В. Мудрик, 1990), в процессе исполнения уголовного наказания общение осужденных принимает криминогенный характер (А. Н. Сухов, 1993). В нравственно-правовом воспитании осужденных действие этого фактора весьма ограничено и по функциям и по сферам проявления. Наш анализ 375 воспитательных мероприятий, проведенных в различных исправительно-трудовых учреждениях, показал, что нравственно-правовая деятельность в общении осужденных достаточно ярко проявилась лишь на 13,8 %, проявилась средне – на 14 %, слабо проявилась – на 15,2 % и не проявилась вовсе – на 57 % воспитательных мероприятий. Таким образом, общение осужденных (на социально-нравственной основе) и их нравственно-правовая деятельность были эпизодическими, слабыми или не обнаруживались совсем на 86,2 % воспитательных мероприятий, что не может не сказываться на нравственной ресоциализации личности осужденных. Мы затронули проблему, решить которую невозможно, ничего по существу не меняя в процессе исполнения уголовного наказания. Дефицит социально-нравственной деятельности и общения, испытываемый осужденными в основной сфере их жизнедеятельности – исполнении уголовного наказания, не может быть восполнен какими-то частичными усовершенствованиями, полумерами. Негативное влияние уголовного наказания на личность осужденного, криминогенный характер его жизнедеятельности, преграды на пути к социально-нравственной деятельности и общению – важнейшие причины криминализации личности осужденного и рецидива преступного поведения. Таким образом, интегративные возможности социально-нравственной деятельности и общения осужденных в процессе исполнения уголовного наказания используются очень слабо. Потребность человека в другом человеке (Сухомлинский В. А., 1971) как одна из основных потребностей человека при этом не удовлетворяется. Радикальное преобразование процесса исполнения уголовного наказания должно начинаться прежде всего с обеспечения гуманистических начал, создания оптимальных условий для формирования когнитивно-познавательного, эмоционально-волевого и практически-деятельностного компонентов, из которых структурируются элементы нравственных основ личности.

А следовательно, необходимо устранить и препятствия социально-нравственной деятельности и общению осужденных в процессе исполнения уголовного наказания, предметом которого выступали бы в их единстве система нравственно-правовых знаний, законопослушное поведение социально-нравственные отношения и опыт социальной деятельности, что создает условия для нравственно-правового перевоспитания и ресоциализации личности осужденного.

Для решения данной проблемы требуется методологически правильно решить вопрос о создании новой воспитывающей ситуации в процессе исполнения уголовного наказания.

2.3. Системно-структурный подход как основа построения системы ресоциализации осужденных

Попытки разработать систему исправления правонарушителя предпринимались неоднократно. Они основывались на теориях: информации, мотивации деятельности, непрерывного воспитательного воздействия и др. Однако в полной мере проблему решить не удалось.

Недостаточность теории информации как методологического подхода к созданию системы исправления преступника заключается в том, что она предопределяет рассмотрение перевоспитания в ходе исполнения уголовного наказания как процесса информационного, формирующего нравственное сознание личности. А это ориентирует практических работников ИТУ на нравственное просвещение осужденных, выработку у них нравственных понятий и представлений преимущественно вербальным путем. Информационный подход основывается на утверждении, что процесс исполнения уголовного наказания обладает весьма ограниченными возможностями в становлении эмоционально-волевого и практически-деятельностного компонентов социально-психологической структуры личности.

Теория мотивации не может разрешить противоречия между преступным сознанием и поведением правонарушителя и формированием у него социальных мотивов и стремлений. Готовность личности совершать социально-нравственные поступки предполагает наличие не только определенных объективных условий, но и субъективных факторов, прежде всего волевых качеств и опыта социально-нравственного поведения.

Теория деятельности не решает до конца вопрос о включении осужденных в социальную деятельность таким образом, чтобы она обеспечивала ресоциализацию личности. Идея непрерывности воспитательных воздействий на осужденных основывается на устаревшем понимании сущности процесса перевоспитания как педагогического воздействия, а не взаимодействия. При этом осужденного рассматривают только в качестве объекта воспитательных воздействий, что препятствует решению задач исправления преступника.

Не могли помочь в решении проблемы и методы, применяемые в пенитенциарной педагогике. Если в общей педагогике и теории воспитания нашел достаточно широкое применение системный подход (целостный процесс воспитания рассматривался в работах Ю. П. Азарова, Л. И. Новиковой, Б. Т. Лихачева; Ю. П. Сокольников осуществил системный анализ воспитания школьников; вопросы нравственного воспитания рассматривались О. С. Богдановой, Д. М. Гришиным, И. С. Марьенко. В. И. Петровой, И. Ф. Харламовым), то в исправительно-трудовой педагогике преобладал функциональный, покомпонентный подход. При этом та или иная педагогическая проблема, например, проблема формирования какого-либо нравственного качества личности в ходе перевоспитания, рассматривалась безотносительно к тем изменениям, которые при этом происходят с личностью в целом. Даже использование суммарных характеристик процесса перевоспитания личности осужденных не дает возможности проникнуть в сущность происходящих изменений, обладающих интегративными свойствами. Стремление получить целостное представление об объекте через изучение его частей, распространение закономерностей их функционирования и развития на объект в целом привело к накоплению обширного эмпирического материала, описывающего, как зависят отдельные личностные характеристики от свойств процесса перевоспитания. Немало исследований было посвящено воспитанию отдельных качеств личности осужденных: социальной активности, дисциплинированности, нравственной устойчивости и др. Анализ этих работ показал, что при изучении отдельных сторон перевоспитания личности в процессе исполнения уголовного наказания (в отрыве от тех изменений, которые происходят с личностью в целом) рассматриваются не грани единого целого, а разные объекты – не связанные друг с другом социально-нравственные качества. В этом случае интеграция полученных знаний становится практически невозможной. К тому же такие теоретические разработки ориентируют практиков на функциональный подход, на воспитание личности «по частям», против чего решительно выступал еще А. С. Макаренко.

Экстенсивный подход к организации процесса перевоспитания осужденных неизбежно вел к увеличению количества проводимых воспитательных мероприятий, что якобы «усиливало воспитательное воздействие на осужденных, но тем не менее не давало положительного конечного результата – исправления личности».

Осознание малопродуктивности существующих подходов к решению проблемы ресоциализации личности правонарушителя заставляет исследователей обратиться к идеям системности и целостности, интенсификации и оптимизации, ориентируясь на изучение не отдельных сторон процесса перевоспитания, а его интегральных, системных свойств, на формирование не отдельных, а целостного комплекса наиболее социально значимых качеств личности.

Методология системного подхода раскрыта в трудах В. П. Афанасьева, И. В. Бладберга, В. П. Кузьмина, В. Н. Садовского, З. Г. Юдина. В основное содержание системного подхода входят: интеграция, проектирование и формирование целостных динамических систем и процессов. Если в свое время для понимания и объяснения явления как процесса считалось достаточным выявить его причину, то с позиций системно-структурного подхода для этого нужно знать связи и отношения элементов, системообразующие связи и отношения, причину процесса и его структуру. Еще Ф. Ф. Королев указывал, что в педагогике «нужно исследовать системы как нечто целое, а не как сумму частей, исследовать прежде всего взаимодействие и связи различных компонентов целого, находить в системе этих отношений ведущие тенденции и основные закономерности» (Королев Ф. Ф., 1970).

В последние годы в ряде исследований изучался процесс воспитания определенных совокупностей социально-нравственных качеств личности, представляющих собой подструктуры ее нравственной сферы, и на этой основе выстраивались те или иные стороны целостного процесса перевоспитания (В. Г. Деев, 1985; А. И. Ушатиков, 1989).

Системный подход достаточно ярко проявился в исследованиях М. П. Стуровой (1988. 1991). Были проанализированы состояние, структура и динамика воспитательного процесса в ИГУ, определены объективные и субъективные факторы, влияющие на эффективность процесса перевоспитания осужденных, исследован воспитательный потенциал основных средств перевоспитания осужденных в их взаимосвязи и взаимообусловленности.

Сделаны глубокие выводы о системе педагогических средств перевоспитания, дана характеристика воспитательной системы исправительно-трудовых учреждений. Однако остался неразрешенным вопрос об организации процесса перевоспитания, ресоциализации осужденных путем их включения в нравственно-правовую и социальную деятельность. Нравственная ущербность личности может проявляться и при разнообразии ее деятельности.

Для построения с позиций системного подхода сущностной и нормативной моделей процесса исполнения уголовного наказания, ориентированного на социально-нравственную и психологическую структуру личности, необходим анализ системы ресоциализации личности. В состав такой системы входит личность воспитателя как субъекта перевоспитания, уровень его профессионально-этической зрелости, содержание, характер и направленность его воспитывающей деятельности и отношений к осужденным. Воспитатель и его деятельность выполняют системообразующую функцию.

Вторым компонентом системы является личность осужденных как субъект и объект перевоспитания; уровень их социально-нравственной и педагогической запущенности, нравственной воспитуемости: характер, содержание и направленность их деятельности. Воспитатель и осужденные, администрация ИТУ (коллектив воспитателей) и общность осужденных взаимодействуют в процессе исполнения уголовного наказания. В результате совместной деятельности и взаимодействия между ними устанавливается и развивается система социально-нравственных и нравственно-правовых отношений.

Совместная деятельность и развивающиеся взаимодействия воспитателя (администрации ИТУ) и осужденных образуют процесс перевоспитания, представляющий собой единство компонентов процессуального уровня: совместное выдвижение социально-нравственной цели; этическое содержание реального процесса жизнедеятельности осужденных и администрации ИТУ; стимулирование и мотивация деятельности и взаимодействия осужденных по освоению нравственно-правового содержания социальной деятельности и достижения социально-нравственной цели; деятельность (действие, содействие, взаимодействие) администрации и осужденных и их общение: формы, методы, средства: личности воспитателей и осужденных в деятельности и общении; контроль и самоконтроль, регуляция и саморегуляция деятельности и общения воспитателя и осужденных, анализ и самоанализ, оценка и самооценка воспитателем и осужденными социальных и нравственно-правовых результатов совместной деятельности.

Система ресоциализации функционирует в определенных социально-правовых, пространственно-временных, материально-бытовых условиях, от которых в различной степени зависит ее эффективность.

Таким образом, систему ресоциализации составляет:

1) личность сотрудника ИТУ как субъекта перевоспитания;

2) личность осужденного как субъект и объект воспитания;

3) процесс и условия исполнения уголовного наказания.

Эффективность системы ресоциализации определяется в первую очередь качеством непосредственно взаимодействующих компонентов: личностью сотрудника ИТУ и личностью осужденных. К социально-педагогической характеристике личности осужденных мы и перейдем.

2.4. Влияние уголовного наказания на личность осужденного

Осужденный к лишению свободы характеризуется особым правовым положением. Его ограничивают в реализации значительной части прав и свобод человека, изолируют от общества, помещают под охрану и надзор. Выполнение предписанных законом специфических обязанностей осужденного обязательно. Специфика его жизни в ИТУ проявляется прежде всего в том, что элементарные нравственные нормы, которые лежат в основе жизнедеятельности человека, превращаются здесь в нормы права. Лишение свободы включает осужденного в субъективно новые для него социальные процессы и различные виды социальной деятельности.

Осужденный за совершение преступления воспринимает свой новый официальный статус как акт социального клеймения, осознает собственную социальную неполноценность.

Одна из сложностей исправительно-трудового процесса заключается в том, что общность осужденных (микросреда ИТУ) состоит из лиц, криминальная зараженность и нравственно-педагогическая запущенность которых различна.

Здесь преобладают нормы и ценностные ориентации, характерные для преступной среды. Они оказывают на осужденного непосредственное влияние и определяют его поведение, криминализируя личность осужденного, что типично для нынешней системы исполнения уголовного наказания.

Осужденный в ИТУ становится частью особой социальной системы, время нахождения в которой ограничено сроком наказания. Временными параметрами для осужденного становятся начало и конец срока наказания.

Каждый осужденный существует как бы в трех измерениях: к прошлому относится все то, что было на свободе (до попадания в ИУ); настоящее – это жизнь в ИУ, к которой надо адаптироваться; все, что наступит после освобождения, – будущее.

Поэтому, анализируя причины того или иного поведения осужденного, необходимо учитывать его прошлый социальный (и преступный) опыт, поведение в условиях ИУ, отношение к собственному преступлению и наказанию, основным средствам исправления и перевоспитания, своему будущему (планы на жизнь).

Изучая личное дело осужденного, следует выяснить, что привело его к преступлению, возникновению криминальной зараженности и нравственно-педагогической запущенности. Однако не менее важно выявить те отрицательные качества личности, которые формируются у правонарушителя в условиях ИТУ. Обнаружить их возможно, только анализируя систему жизнедеятельности осужденного в учреждении. С психологической точки зрения она представляет собой стабильную сеть непосредственных взаимодействий осужденного, служащих для удовлетворения актуальных потребностей его личности.

Лишение свободы как социальный институт является дистрессом, вызывающим типичные психические состояния осужденных, такие, как фрустрация, конформность, дискомфорт.

К фрустрации приводит крушение жизненных ценностей, установок, целей и перспектив. Но в силу того, что человек не может жить без перспектив, он выдвигает новые, хотя бы на время отбывания наказания. Конформность вызвана мощным психологическим прессингом, которому микросреда подвергает каждого осужденного, что отражается на его поведении. Дискомфорт обусловлен самим фактом осуждения, разрушением социальных связей и привычного круга общения, он неизбежно активизирует механизмы психологической защиты. Последние обеспечивают адаптацию личности через смягчение страданий, вызванных изоляцией от общества. Интеграция в неформальные группы дает возможность осужденному реализовать свои потребности без утраты образа своего «я».

В силу социальной идентификации в сообществе личности осужденных присущи следующие типичные особенности:

– акцентуация качеств личности, которые в условиях свободы или не проявлялись или не доминировали:

– усиление качеств и свойств личности, сформировавшихся у осужденного в процессе преступной (асоциальной) деятельности;

– формирование и закрепление социально-групповых качеств.

Принятые в группах ценности и стандарты поведения вступают в противоречие с социально ценными нормами и моделями взаимодействия, принятыми в формальной структуре ИУ.

В рамках криминальной субкультуры меняется и субъективная привлекательность для личности мер исправительного воздействия. Они могут менять свой потенциал на противоположный в зависимости от членства в той или иной группе. Так, с одной стороны, наказание в виде помещения в ШИЗО за совершение каких-либо проступков поднимает престиж осужденного в глазах асоциальной группы. С другой стороны, участие в самодеятельных организациях, содействие администрации, оказываемое в той или иной форме, увеличивает для осужденного угрозу стать объектом насмешек и преследований, что зачастую может привести «к падению его статуса» со всеми вытекающими из этого последствиями. Это происходит потому, что в условиях пенитенциарного учреждения наряду с социально ценными, нравственно-правовыми нормами насаждаются ориентации и ценности преступной среды, отрицаемые обществом.

Несмотря на то, что и формально организованные, и стихийно возникающие группы составляют единую микросоциальную среду, они выполняют различные социальные функции и являются носителями разных социальных ценностей (Мокрецов А. И. и др., 1992). Неформальные группы отрицательной направленности осуществляют негативную социализацию личности за счет блокирования воспитательных программ, декларирования групповых целей, субкультурных ценностей, стандартов поведения и негативных представлений. Массовая криминализация общности осужденных связана с тем, что социальный институт лишения свободы представляет систему, характеризующуюся коренными правоограничениями, и тем самым создает острую экстремальную ситуацию, которая накладывает отпечаток на ценностно-ориентационную сферу личности, ее психические свойства, систему отношений.

Реакция на лишение свободы у каждого осужденного индивидуальна. Можно выделить ряд факторов, влияющих на поведение правонарушителя в ИУ. К наиболее значимым из них относится срок наказания.

Для осужденного «срок» – инструмент отсчета времени, в соответствии с которым он строит свою жизнь в ИТУ. Точки отсчета для него – получение посылок, свидания, 1/2 срока – представление на, условно-досрочное освобождение и т. д. Чем больше срок лишения свободы, тем крупнее единицы измерения времени, тем медленнее оно идет. Типична ситуация, когда в начале срока отбывания наказания время измеряется годами, после половины – месяцами, в последнюю четверть – неделями, в последние месяцы – днями. Характерны следующие варианты поведения – «подстегнуть время», чтобы оно поскорее проходило, или же «убить время», т. е. занять себя так, чтобы ослабить его давление на личность.

Лишение свободы, кроме того, коренным образом перестраивает систему общения осужденных. Резкое ограничение круга общения приводит к тому, что значительно большую роль в жизни осужденных начинают играть такие формы общения, как переписка и посылки (передачи, бандероли). В условиях ИТУ они выступают в качестве средства общения, компенсируя дефицит личного общения, восстанавливая или поддерживая родственные и дружеские связи, т. е. эти формы общения выполняют, помимо коммуникативной, психотерапевтическую, сублимирующую и воспитательную функции. Большое значение в жизни осужденного имеют свидания, позволяющие поддерживать (восстанавливать) социальные связи и отношения и тем самым в какой-то степени компенсировать дефицит непосредственного личного общения, испытываемый осужденным. Лишение свободы для осужденного означает, помимо прочих правоограничений, и принудительное помещение его в социально негативную среду. Замкнутую систему общения. Осужденный не может по своему желанию уйти из одного первичного коллектива (звено, бригада) в другой, даже если ему крайне тяжело находиться в первом. Затруднено и снятие психологического напряжения в отношениях между членами бригады или звена в силу «жесткой» привязке к этому коллективу. В результате возникает психологическая несовместимость в сочетании с криминальной несовместимостью. Поэтому принудительное общение в замкнутой системе воспринимается и переживается осужденными как элемент кары. Несовместимость их принимает, как правило, крайние формы взаимной агрессии и является одним из центробежных механизмов, блокирующих воспитательные воздействия на личность.

Стремление осужденных преодолеть психологическую и криминальную несовместимость, ослабить ее «карательное» воздействие зачастую приводит к удалению несовместимых лиц из микросреды, причем способами, имеющими асоциальную направленность, что также мешает воспитывающим воздействиям на правонарушителей.'

К основным средствам исправления и перевоспитания осужденных закон относит режим, труд, политико-воспитательную работу и обучение. Однако в силу перестройки индивидуальной и групповой деятельности осужденные в средствах исправления и перевоспитания выделяют прежде всего карательное содержание. Таким образом, возникает противоречие между объективным социальным содержанием режима, труда, ПВР, обучения и субъективной их значимостью для осужденных.

Режим исполнения уголовного наказания, выражающийся в охране и надзоре за осужденными, предусматривает строгую регламентацию жизни последних в ИУ, создание условий для исправления и перевоспитания.

Однако поскольку осужденные помещены в систему требований режима не по своей воле и не имеют положительных внутренних мотивов для соблюдения этих требований, то режим воспринимается ими прежде всего как кара. В ИУ встречаются следующие типичные реакции осужденных на режимные требования: психологическая усталость и желание укрыться от них; привыкание и безразличное к ним отношение: сопротивление, стремление нарушить, обойти эти ограничения. Существуют различные способы психологической защиты для снятия давления режима на осужденных: самооправдание, вытеснение (ничего страшного в этих требованиях нет, все выдерживали, выдержу и я): замещение (в других «зонах» еще хуже, а здесь жить можно): отключение (стремление не замечать систему режимных требований).

Воспринимая прежде всего карательное содержание основных средств исправления и перевоспитания, осужденные вырабатывают к ним отрицательное отношение. В практике ИТУ встречаются как минимум два вида «сопротивления восприятию» (по А. С. Макаренко). Первый вид – открытое сопротивление в виде нарушения режима, отказа от работы, участия в воспитательных мероприятиях, учебе. Как правило, это мотивируется неположенностью заниматься теми или иными видами деятельности в связи с приверженностью осужденного к нормам преступного сообщества. Второй вид – скрытое сопротивление, когда осужденный использует различные предлоги, чтобы уклониться от режимных ограничений и воспитательных воздействий.

В результате интенсивных групповых и межличностных контактов в среде осужденных активно формируется так называемая солидарная оппозиция. Причем она складывается независимо от принадлежности к той или иной системе ценностей и направлена на принятие таких норм и стандартов поведения, которые символизируют общую лояльность к преступной субкультуре и подчеркивают негативное отношение к администрации, органам самоуправления и различным социальным институтам.

В рамках таких неформальных структур микросреды осужденных шлифуются преступные навыки, приобретаются новые приемы совершения преступных действий, укрепляется сплоченность вокруг значимых идей и криминальных интересов, вырабатывается готовность к агрессии.

Мокрецов А. И. (1992) выделяет следующие цели асоциальных групп: сведение до минимума влияния администрации ИТУ: осуществление скрытых способов контроля за ее действиями; достижение максимальных благ для членов группы. В конечном счете это приводит к формированию такой модели поведения, которая позволяет осужденному чувствовать себя «хозяином своих поступков», быть справедливым и честным в глазах окружающих, причем справедливость и честность понимается опять-таки в свете той же субкультуры.

Если лишение свободы, сам факт уголовного наказания переживаются осужденным как исключение из жизни общества, как социальное клеймение, – это может быть основой исправления. Подобное переживание имеет сложную структуру и включает в себя как чувство вины (переживание своей виновности), так и чувство социальной неполноценности (ущербности).

Однако значительная часть осужденных не осознает своей вины в совершенном преступлении. По данным В. А. Елеонского (1980), более 80 % осужденных склонны отрицать ее в той или иной степени (от полного отрицания – до признания вины, но всегда утверждается несоответствие тяжести наказания содеянному). К тому же у осужденных срабатывают механизмы психологической защиты, снимающие психологический дискомфорт. Это прежде всего самооправдание, вытеснение, замещение. Внутренне такая психологическая защита ориентирована на повышение самооценки личности. Внешняя же направленность психологической защиты сводится к самоутверждению и самовыражению личности, причем в социально-негативной среде осужденных легче всего добиться самоутверждения преступным путем. Если не снять или не ослабить действие механизмов психологической защиты у осужденных, то эффективность уголовного наказания и воспитательных воздействий будет весьма низкой.

Функционирование в исправительно-трудовом учреждении относительно автономной неформальной системы с жесткой дифференциацией статусов и крепкими взаимосвязями является значимым криминогенным фактором. Прежде всего потому, что функционирование неформальных групп с противоречивыми стандартами повеления стимулирует межличностную и межгрупповую напряженность. Более всего нуждаются в адекватных способах коррекции те осужденные, кто в наименьшей степени ориентирован на просоциальные ценности и формальную структуру общения.

2.5. Динамика личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания

Как мы уже отмечали выше, лишение свободы, резкое снижение социального статуса, помещение в социально-негативную среду вызывают у осужденного комплекс проявлений, затрудняющих его исправление. Выбор линии поведения осужденным в первые дни пребывания в ИТУ во многом зависит от его отношения к своему преступлению, наказанию в целом и режиму в частности. Влияет на выбор осужденного и микросреда. Механизмы психологической защиты в определенной степени снижают психотравмирующее воздействие самого фактора лишения свободы: осужденный постепенно осознает свое положение, хотя внутренне его не приемлет. Период адаптации заканчивается постепенным привыканием осужденного к своему, новому статусу и условиям жизнедеятельности.

Динамика личности осужденного и его системы отношений подчиняются определенным закономерностям. Исходной точкой отсчета в измерении системы отношений и динамике психических состояний является начальная стадия отбывания уголовного наказания – период адаптации. К критическим точкам, в которых неизбежно меняются система отношений и психические состояния осужденного, относятся основной (исправительный) период и период подготовки к освобождению.

Период адаптации к условиям жизни в ИТУ весьма сложен для новичка: он сталкивается с многочисленными трудностями, необычными для него новыми требованиями к своим поведению и поступкам: должен выработать собственное отношение к режиму.

Сумеет ли осужденный успешно адаптироваться к новым условиям, какое место займет в групповой иерархии неофициальных и официальных отношений – эта неопределенность вызывает у него состояние повышенной тревожности, эмоциональной неустойчивости. Как правило, период адаптации занимает 1/3 срока лишения свободы.

По истечении 1/3 срока наказания для осужденного наступает основной (исправительный) период, когда психические состояния и личностные реакции на факт лишения свободы стабилизируются. Осужденные становятся как бы похожими друг на друга («все на одно лицо»). Их психические состояния отличаются устойчивостью, эмоциональный баланс уравновешивается. Если в процессе адаптации психологической «переработке» подвергается факт лишения свободы и осужденный стремится как-то примирить свое прошлое и настоящее, то в исправительном периоде отбывания наказания осужденный живет настоящим с надеждой на будущее. Но будущее от настоящего отделено подчас очень значительным промежутком времени. Под влиянием этого обстоятельства психическое состояние осужденного может периодически ухудшаться, что отражает трудности приспособления (адекватного реагирования) к развивающейся жизненной ситуации.

Период подготовки к освобождению (субъективно для осужденного) начинается, как правило, за 1/3 до окончания срока наказания. Психологически этот период характеризуется стремлением осужденного «обогнать» время, подстегнуть его и приблизить день освобождения. Нарастание тревожного ожидания – главная особенность состояния осужденных в период подготовки к освобождению.

Естественно, что психическое состояние осужденных меняется не только в критических точках, но и в связи со значимыми для них событиями (получение письма, посылки, передачи; ожидание предстоящего свидания: водворение в ШИЗО или ПКТ и т. п.). Такие события в жизни осужденного в рамках определенной стадии сами становятся моментами смены психического состояния, которая происходит неоднозначно: предшествующее состояние может смениться противоположным или же сходным, но более глубоким.

Типично для осужденного некоторое отставание переживаемых им психических состояний от его действительного положения (например, находясь в колонии, осужденный переживает свое поведение на суде). Однако переживаемые психические состояния могут и опережать действительное положение осужденного (ожидая освобождение из ИТУ, он уже испытывает состояния, которые возникнут у него при выходе на свободу – во время встречи с родными, друзьями и т. п.).

Переживаемые осужденным психические состояния характеризуются разной глубиной и силой. В условиях изоляции от общества правонарушители практически всегда склонны к самокопанию в собственном прошлом, что, как правило, углубляет и закрепляет их тяжелые переживания. При этом каждому этапу уголовного наказания свойственен определенный «набор» психических состояний осужденного, наиболее выраженных и интенсивных. Такие психические состояния взаимосвязаны и проявляются в виде синдрома, в котором доминирует одно из состояний.

Для осужденных характерен прежде всего фрустрационный синдром, возникающий в процессе ломки жизненных планов и перспектив, проявляющийся в чувстве безнадежности и незащищенности. Однако в условиях ИТУ безнадежность у осужденного всегда сочетается с надеждой на лучшее. Поэтому безнадежность и надежда у осужденных как бы «пульсируют». Осужденному легко внушить надежду, но еще легче вызвать у него безнадежность. Состояние незащищенности у осужденного обусловлено требованиями, которые к нему предъявляет и администрация, и микросреда осужденных, особенно ее отрицательная часть.

Синдром ожидания также свойственен осужденным. Он связан с ожиданием наступления важного для личности события (предоставление свидания, получение посылки и т. п.). Здесь проявляется тревожность, вызванная недостатком или неопределенностью информации о важном событии: боязнь его наступления, если оно неприятно: нетерпение, если событие принесет удовольствие или радость.

Еще один синдром – синдром тоски и скуки. Тоска по дому (родным, друзьям) вызывает у осужденных повышенную возбудимость, раздражимость, персеверацию – навязчивое повторение одних и тех же образов памяти и воображения. Особенно острая тоска возникает после получения писем из дома, окончания свидания, в канун семейных праздников. Усиливает тоску у осужденных отсутствие непосредственных и дальних перспектив, самоизоляция и одиночество, незанятое свободное время, однообразие и монотонность жизни в ИТУ. Скука, которая, как правило, сопровождает тоску, порождается не только теми же причинами, но и субъективными особенностями личности, ее психологической неподготовленностью к условиям жизни в ИТУ. Осужденные прибегают к различным развлечениям, с помощью которых пытаются избавиться от тоски и скуки. Еще более тягостно состояние апатии, из-за которой осужденный становится пассивным, воля его парализуется. Апатия весьма часто завершает ряд тревожных состояний, переживаемых осужденным в период адаптации.

Дальнейшее развитие подавленности личности осужденного может привести к депрессивному синдрому (Пищелко А. В., 1989). Чаще всего он проявляется в нарушениях сна, например в бессоннице, раздражительности, растерянности, озлобленности, повышенной агрессивности и аутоагрессии, которые способны накапливаться, требуя разрядки. Для снятия депрессивного (и других синдромов) осужденные чаще всего используют следующие способы:

Алкогольную и наркотическую «терапию», т. е. с помощью алкоголя или наркотиков стараются снять эмоциональное напряжение.

Деятельность, отвлекающую от самого переживания факта лишения свободы и преодолевающую монотонность жизни в ИТУ (различного рода развлечения, часто асоциальные, – азартные игры, групповые нарушения режима и т. п.).

«Тюремное искусство» – различного рода поделки (в том числе запрещенные: порнография, татуирование).

Музыкально-песенная «терапия» и «самотерапия», объясняющая склонность осужденных к песням с жалобами на неудавшуюся судьбу, с интимным содержанием, печальными мелодиями.

Для понимания психологии осужденного следует знать, что на разных этапах отбывания уголовного наказания соотношение переживаемых им состояний виновности и невиновности изменяется. У правонарушителей в ИТУ наблюдается ярко выраженная тенденция ослабления чувства виновности и нарастания ложной убежденности в своей невиновности. Эта тенденция усиливается по мере отбывания срока наказания. На динамику указанных состояний основное влияние оказывают механизмы психологической защиты, что позволяет осужденному, несмотря на отрицательную оценку обществом его преступного поведения и его личности, сохранять удовлетворительное отношение к самому себе.

В связи с этим для осужденного типичны специфические синдромы: «синдром невинно пострадавшего» и «синдром ожидания досрочного освобождения (условно-досрочного, амнистии, помилования и т. п.)». К структурным элементам этих синдромов относятся: нарастание тревожности, появление фобий, астено-депрессивных состояний, возрастание зависимости поведения личности от внешних воздействий. Причиной возникновения столь тяжелых психических состоянии является то, что психика осужденного не справляется с прессингом психотравмирующих и фрустрационных ситуаций из-за ослабления (по тем или иным причинам) механизмов психологической защиты и действия механизмов неадекватной защищенности. Для преодоления тяжелых психических состояний, негативно влияющих на личность осужденного, необходимо комплексное применение психологических, педагогических и медицинских мер.

Воспитательное воздействие в исправительно-трудовых учреждениях должно обеспечивать предотвращение социальной дезадаптации, ущерба психическому и физическому здоровью осужденных в местах лишения свободы.

Таким образом, анализ состояния проблемы ресоциализации и динамики личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания позволяет нам сделать следующие выводы:

– воспитание в системе исполнения уголовного наказания не преследует нереальную в условиях лишения свободы цель превращения преступника в высоконравственную личность, а ограничивается выработкой установки на исправление и предоставление осужденным возможности подготовить себя к жизни на свободе:

– реальный уровень исправления определяется индивидуально, в зависимости от глубины и устойчивости социально-нравственной деформации личности, соответствующих социально-педагогических средств уголовно-исполнительной системы;

– социально-педагогические средства уголовного наказания обеспечивают нравственно-правовую детерминацию деятельности и общения осужденных, создание системы воспитывающих ситуаций, развитие субъект – субъектных отношений в процессе исполнения уголовных наказаний, рефлексивное управление процессом ресоциализации;

– ресоциализация личности осужденного детерминирована созданием социально-педагогической системы исполнения уголовного наказания, уровнем его (осужденного) социально-нравственного, функционального и личностного развития, характером взаимодействия исправительно-трудовых учреждений с социальной средой.

Ниже мы и перейдем к рассмотрению социально-педагогической концепции ресоциализации личности осужденного.

2.6. Социально-педагогическая концепция ресоциализации личности осужденного (методологические и теоретические проблемы ее разработки)

При определении понятия социально-педагогической концепции мы исходили из общенаучного определения понятия научной концепции, которая определяется как комплекс идей или система взглядов по проблеме в целом или по отдельным аспектам. Обязательным для научной концепции является наличие базовой (опорной) идеи, которая может быть как гипотетической, так и аксиоматической. Естественно, если научная концепция основывается на гипотетической идее, то основу ее должны составлять достоверная идея или апробированные факты. Общенаучная методология не определяет структуру той или иной научной концепции в силу специфики соответствующей отрасли знаний, необходим лишь выбор базовой идеи и соответствие конкретной научной концепции общим логическим и методологическим требованиям, предъявляемым к научным гипотезам (Т. Кунн, 1975). Перенося эти общеметодологические положения в область разработки педагогических концепций, мы, разумеется, учитываем известную условность применимости к педагогическим, субъективным законам методов, связанных с познанием объективных научных законов, к которым педагогические законы не относятся. Но так как педагогика отражает и в определенной степени воспроизводит объективно сложившиеся общественные отношения, то любой субъективный закон в той или иной степени отражает объективную действительность и поэтому может быть частью процесса познания.

Приведенные положения позволили нам разработать понятие и структуру социально-педагогической концепции ресоциализации личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания.

Педагогическую концепцию следует понимать как систему (или комплекс) педагогических идей, определяющих цели, основные направления и средства воспитания и образования. Четкая и логически стройная система педагогических идей позволяет судить о зрелости педагогики того или иного исторического типа.

Составными элементами педагогической концепции, по нашему мнению, являются:

1. Ведущая (базовая или опорная) идея. Она может быть как педагогической, так и не педагогической. Однако если в основе концепции лежит педагогическая идея, то ее сущностью должна быть социальная или нравственная идея, или принципы, или научные факты и т. д.

2. Цель или система целей. Выбор цели производится на основе изучения, анализа и всестороннего учета социальных потребностей в воспитании и образовании человека в данный исторический период. Весь комплекс социальных потребностей целесообразно систематизировать и создать однородные «блоки», с помощью которых определяются главная и сопутствующие цели воспитательно-образовательного процесса. Главная цель определяется совокупностью наиболее стабильных социальных потребностей, сохраняющих свое значение на длительную перспективу, имеющих главное значение и отражающих наиболее глубоко сущность общественных отношений. При выборе и систематизации целей важно учитывать возможность существования противоречий между отдельными «блоками» социальных потребностей с тем чтобы педагогические средства, применяемые для достижения одной цели, не разрушали бы системы педагогических средств, используемых для достижения других целей. В этом состоит наиболее типичная ошибка практиков, обусловленная отсутствием педагогической концепции. Выбранные цели конкретизируются постановкой задач, способных более четко определить, какие социальные потребности педагогика способна удовлетворить в данный момент, а какие в перспективе. С помощью целей и задач определяются основные направления воспитания и образования в условиях существующих общественных отношений, с учетом этих направлений производится отбор и систематизация педагогических средств, необходимых для достижения каждой из поставленных целей.

Система педагогических средств включает в себя: а) принципы педагогики или ее отдельной отрасли, или систему локальных принципов; б) формы организации обучения и воспитания: в) систему педагогических методов, в которых реализуются принципы. По нашему мнению, принципы входят именно в систему педагогических средств, а не в систему педагогических целей, так как в отличие от задач принципы педагогики представляют собой исходные руководящие педагогические идеи, уже воплощенные в педагогических средствах тем или иным способом.

Педагогическая концепция ресоциализации личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания представляет собой комплекс социально-педагогических идей, определяющих цели, основные направления, сущность и характер ресоциализации и опирающихся на идеи гуманизации, психологизации и педагогизации процесса исполнения уголовного наказания. Структура этой концепции та же, что и структура любой педагогической концепции, ее специфика отражается лишь в содержании. Разработка этой концепции осуществлялась по тем же логическим и методологическим требованиям, которые сформулированы для педагогической концепции.

Содержание социально-педагогической концепции ресоциализации личности осужденного в соответствии с приведенной структурой педагогической концепции раскрывается при дальнейшем изложении.

Принципиальной основой построения нашей концепции является положение о субъектном развитии личности, о том, что заставить человека развиваться в социальном и духовном отношении, корректировать его установки посредством навязанных ему «воспитательных» мероприятий, невозможно. Осужденные могут и должны изменить свое поведение сами, осознав невыгодность нахождения в местах лишения свободы и тем более не желая повторно подвергаться этому наказанию. Педагогическая сущность уголовного наказания заключается в том, что оно может лишь побуждать их к этому и оказать им помощь в коррекции своего отношения к закону и принятым в обществе моральным нормам.

Рассматривая наказание, в том числе и уголовное, как социально-педагогическое явление, автор исходит из понимания наказания как метода (способа) изменения поведения личности. В отличие от юридической трактовки цели наказания – кара за совершенное преступление, мы считаем, что кара не является целью наказания, а составляет его содержание. Общественным сознанием кара воспринимается как восстановление попранной социальной справедливости, а в личностном плане кара воспринимается человеком как невозможность удовлетворить жизненно важные потребности личности вследствие тех или иных ограничений, налагаемых условиями наказания. Осознание невозможности удовлетворения потребностей при сохранении их стимулирует стремление личности к изменению своего поведения, т. е. к исправлению. В практике исполнения уголовного наказания в настоящее время под исправлением понимают цель деятельности исправительно-трудового учреждения, под перевоспитанием же понимается процесс изменения личности осужденного под воздействием системы воспитательных воздействий (М. П. Стурова, А. В. Пищелко).

Целью перевоспитания, таким образом, является исправление правонарушителя – коррекция его поведения до выработки привычки соблюдения правовой нормы. В структуре конкретных целей в содержании перевоспитания на первый план выдвигается задача приведения в соответствие двух сторон взаимодействия – общества, представителем которого выступает администрация ИТУ, направляющая воспитательные возможности всех субъектов и сфер жизнедеятельности осужденного, и самой личности правонарушителя, являющейся активным участником этого процесса.

Основной же целью уголовного наказания как социального института, по мнению автора, является ресоциализация личности осужденного, формирование в процессе отбывания им уголовного наказания качеств личности, обеспечивающих включение вчерашнего осужденного в жизнь общества. Мы считаем, что ресоциализация личности осужденного в условиях исправительно-трудового учреждения ограничивается формированием таких качеств личности, как законопослушность и социальность, т. е. соблюдением правовых норм как свойством личности и ориентацией личности на социально полезный образ жизни (нравственно-правовая ресоциализация).

Связано это ограничение с тем, что в отличие от социализации личности в условиях свободы, система ресоциализации личности осужденного в местах лишения свободы включает в себя в основном внутреннюю среду пенитенциарного учреждения и лишь в весьма ограниченной степени в нее входят отдельные элементы внешней среды.

Таким образом, ресоциализация – это педагогически ориентированная и целесообразная комплексная система воздействия на осужденного с целью его исправления и включения в социальную жизнь. В нее входят администрация ИТУ, осужденные, отбывающие уголовное наказание, процесс ресоциализации, условия, в которых функционирует система. Основную структуру системы ресоциализации образуют связи и отношения, взаимодействия сотрудников ИТУ и осужденных, единство деятельности и развивающихся взаимодействий которых и составляют основу процесса ресоциализации. Процесс ресоциализации складывается из целенаправленного влияния на поведение и деятельность человека в процессе исполнения уголовного наказания со стороны общества (представителем которого является администрация ИТУ), воздействия среды (как необходимого условия развития личности) и активности самой личности как субъекта этого процесса, проявляющейся в избирательном отношении к ближайшему окружению, его нормам и ценностям, к воспитательным воздействиям, самовоспитанию и саморегулированию поведения. Система и процесс ресоциализации личности осужденного сопряжены с системой и процессом уголовного наказания, имеют общую структуру и отличаются специфическими механизмами действия.

Ведущей (опорной) идеей социально-педагогической концепции ресоциализации личности осужденного является идея гуманизации процесса исполнения уголовного наказания. Приведение законодательства России в соответствие с международными нормами, ориентация на соблюдение прав человека определенным образом гуманизируют процесс исполнения уголовного наказания как социально-правового явления. Однако при этом возникает необходимость анализа социально-педагогической сущности гуманизации уголовного наказания, т. к. институт исполнения уголовного наказания – один из немногих государственных институтов, в основу деятельности которых положены цели воспитания (изменения) человека. Все остальные цели пенитенциарной системы вторичны. В связи с этим гуманизация уголовного наказания, характеризуя его ценностные аспекты, выступает социально-педагогическим феноменом, отражающим современные общественные тенденции в построении и функционировании системы исполнения уголовного наказания.

По своим целевым функциям гуманизация уголовного наказания является условием ресоциализации личности правонарушителя, ее социально-нравственного развития. Вместе с тем гуманизация представляет собой и процесс, направленный на ресоциализацию личности как субъекта социальной (нравственно-правовой) деятельности и общения. Гуманизация системы исполнения уголовного наказания составляет и важнейшую характеристику жизнедеятельности (образа жизни) исправительно-трудовых учреждений, предполагающую установление гуманных (нравственно-правовых) отношений как в среде осужденных, так и между осужденными и администрацией ИТУ. Кроме того, гуманизация – ключевой элемент нового социально-педагогического мышления сотрудников исправительно-трудовых учреждений, изменяющий взгляд на характер и суть исправительно-трудового процесса, в котором и администрация ИТУ, и осужденные выступают как субъекты ресоциализации личности осужденного. Таким образом, гуманизация выступает социально-ценностной и нравственно-психологической основой жизни, деятельности и отношений людей, включенных в систему исполнения уголовного наказания.

Гуманистическая сущность процесса исполнения уголовного наказания состоит в ориентации на ресоциализацию личности правонарушителя на основе признания его права на определенную свободу (в условиях несвободы), возможность развития и творческого проявления своих сущностных (физических и духовных) сил в социально ценной деятельности в противовес ранее доминировавшей ориентации на формирование послушного поведения индивида в жестко очерченных рамках ролевых функций.

Гуманизация системы исполнения уголовного наказания предполагает реально функционирующую систему исправительного воздействия на осужденных, обеспечивающую их нравственно-правовое и социально-нравственное развитие. Такое развитие, исходя из методологии ценностного подхода, предполагает формирование мотивационно-ценностного отношения осужденного к нравственно-правовой и социально-нравственной деятельности, являющегося центральным звеном в сложном синтезе структур, характеризующих его личностную готовность к ресоциализации.

Это отношение представляет собой единство объективного и субъективного, где объективное положение осужденного выступает основой его избирательной направленности на социально-нравственные ценности. Под социально-нравственными ценностями понимаются те нравственные нормы, которые позволяют человеку удовлетворять свои духовные и материальные потребности социально допустимыми способами. Это ценности, связанные с утверждением в обществе, удовлетворением потребностей в общении, самосовершенствовании личности, ее самовыражении и т. д.

Анализ динамики мотивационно-ценностного отношения осужденных к социально-нравственным ценностям показал, что те или иные социальные ценности становятся объектом потребности осужденного только в том случае, если осуществляется целенаправленная работа по отбору объектов и созданию условий, которые ее (потребность) вызывают. Психологическим механизмом развития социально-ценностного отношения осужденных является интериоризация и экстериоризация социально-нравственных ценностей в побудительную силу поведения от неосознаваемого подчинения правовым нормам под влиянием внешних условий до устойчивой нравственной направленности личности, определяющей ответственность личности перед обществом.

Перестройка мотивационной сферы осужденного на том или ином этапе отбывания уголовного наказания зависит в первую очередь от определяющего вида деятельности, под которым мы понимаем динамические, содержательные тенденции нравственно-правовой деятельности и общения, обусловливающие развитие у осужденных доминирующих ценностных ориентаций. Основными содержательными видами деятельностей, которые в своей совокупности характеризуют деятельность осужденных по отбыванию уголовного наказания, являются: ценностно-ориентировочная, правовая (соблюдение режима отбывания наказания), трудовая, познавательная, коммуникативная. Именно эти виды деятельности выступают средством разрешения диалектических противоречий, возникающих на различных этапах исполнения уголовного наказания и связанных с противопоставлением и столкновением социально-нравственных и асоциальных (преступных) норм, образа жизни, просоциальной и преступной деятельности. Поэтому процесс субъектного преобразования личности осужденного нужно рассматривать с точки зрения разрешения этих противоречий. Деятельность личности как раз и является тем механизмом, который позволяет преобразовать совокупность внешних влияний в собственно развивающиеся изменения, в новообразования личности как продукты развития. Это обусловливает особую важность реализации личностно-деятельностного подхода как ведущей стратегии гуманизации процесса исполнения уголовного наказания. Данный подход позволяет преобразовать собственно социально-педагогические задачи уголовного наказания в «личностный смысл» деятельности осужденных и тем самым обеспечить субъектную позицию их развития. Естественно поэтому главным в осуществлении личностно-деятельностного подхода является учет ведущей мотивации личности, без понимания которой развитие личности будет стихийным и неполным (А. В. Мудрик, 1983, 1990).

Обеспечение субъектной позиции осужденного в процессе ресоциализации объясняет необходимость отношения к осужденному как к своеобразной, отличной от других, личности, требует персонализации перевоспитания. Последнее связано с тем, чтобы и сам осужденный воспринимал себя таковой личностью, непохожей на других, и видел ее в каждом из окружающих. Персонализация перевоспитания, таким образом, обусловлена установкой на восприятие каждого человека, в том числе и осужденного, как заведомо интересного, на признание за каждым права на непохожесть на других. В соответствии с данной установкой и администрация ИТУ, и осужденные должны относиться к каждому человеку как к самостоятельной ценности, а не как к средству достижения через него своих целей. Подход к человеку как к средству – это или непризнание, или осуждение, или стремление изменить его индивидуальность.

2.7. Цели ресоциализации личности осужденного в процессе уголовного наказания

Ресоциализация осужденных требует поиска наиболее оптимальных средств воздействия на личность с учетом того обстоятельства, что личность преступника в местах лишения свободы модифицируется в личность осужденного. Что же характеризует личность осужденного? В социальном плане прежде всего это потеря социального статуса. Если под статусом мы понимаем место человека в системе социальных отношений, то статус человека определяется совокупностью наиболее значимых (в обществе) социальных ролей, связанных, как правило, с профессиональной деятельностью, материальным благополучием, авторитетом в обществе.

Социальный статус преступника как личности, опасной для общества и изолированной от него, естественно занимает самое последнее место в системе социальной иерархии. Но в условиях ИТУ возникает парадоксальная ситуация. С одной стороны, все осужденные обладают одинаковым статусом (с точки зрения общества, в том числе и администрации), с другой – в колониях постоянно идет стихийный процесс социальной стратификации и обретение каждым осужденным определенного места в системе отношений и в общности осужденных. Практика показывает, что основу статуса осужденного составляют роли, связанные с материальным благополучием и авторитетом в общности осужденных, причем авторитет в общности осужденных – производное от авторитета в преступной среде. Связано это с тем, что всех осужденных в местах лишения свободы можно разделить на две группы: ситуативные и профессиональные преступники. Ситуативный преступник – человек, совершивший преступление в криминогенной ситуации в силу личностных особенностей. Профессиональный преступник – человек, постоянно занимающийся преступной деятельностью как источником средств существования, т. е. с социальной точки зрения профессиональная преступность – это насильственное перераспределение материальных ценностей (автор вводит эти определения как рабочие, рассматривая преступность как вид профессиональной деятельности). А. И. Гуров (1987) выделил четыре признака профессиональной преступности: преступления являются источником дохода; специализация по видам преступной деятельности: высокий уровень преступной квалификации; связь с преступной средой.

Для пенитенциарной системы наиболее значимым признаком является связь с преступной средой. Она осуществляется в следующих формах: участие преступника в сходках и выработке норм жизни преступного сообщества; поддержание этих норм («воровских традиций», «закона»); сбор денежных средств («общак») в помощь осужденным членам преступных групп и их семьям; участие в преступных группировках.

Если рассматривать преступность как вид социальной деятельности, цель которой – материальное благополучие («накопление капитала»), то вполне естественно, что статус человека, занимающегося этой деятельностью, опирается на материальное благополучие. Поскольку преступная деятельность антиобщественна и преследуется государством, преступник отказывается от социальных норм, запрещающих преступную деятельность, тем самым изолируясь от подавляющего большинства членов общества – законопослушных граждан. Сохранение у преступника потребности в общении обрекает его на общение, в основном только с себе подобными. Но как только возникает процесс общения, возникает и необходимость в новых нормах, которые регулируют этот процесс (т. к. преступник отказался от норм общества, нарушил их). Направленность возникающих в преступной среде норм однозначна – они всегда нацелены на сохранение преступного сообщества и преступной деятельности, соблюдение их является для профессионального преступника обязательным. Любое нарушение этих норм является недопустимым и жестоко карается со стороны сообщества, причем санкцией может быть только расправа. Совокупность этих норм получила в научной литературе наименование асоциальной субкультуры или «другой жизни» (А. Подгурецкий, 1974).

Асоциальная субкультура – это скрытый образ жизни правонарушителя, основу функционирования которого составляют нормы, ценности, традиции, обычаи преступной среды. В связи с этим статус профессионального преступника в преступной среде обусловлен материальным благополучием, местом в преступной иерархии, знанием преступных норм и их соблюдением. Поэтому арест и осуждение не влияют на статус профессионального преступника, так как он опирается на нормы преступной среды и существует только в ней.

Таким образом, общность осужденных в местах лишения свободы состоит из ситуативных преступников (ранее имевших социальный статус и потерявших его в результате преступления) и профессиональных преступников, сохранивших свой статус. Придание обществом всем осужденным статуса лиц, опасных для общества и изолированных от него, способствует консолидации общности осужденных, появлению такого социально-психологического феномена, как осознание своей принадлежности к этой общности, наличие прав и обязанностей, связанных с принадлежностью к ней. Осужденные остро ощущают свою исключенность из жизни общества, практическую невозможность восстановления своего социального статуса. Поэтому консолидация осужденных происходит на основе норм преступной среды, которые начинают доминировать в общности осужденных. «Мы все – зеки». «Мы все пострадали от этого общества». «Мы должны защищать свои права и противостоять администрации» – вот самые примитивные лозунги, сплачивающие осужденных.

Сообществу осужденных присуща внутренняя противоречивость. С одной стороны, идут консолидация и противопоставление обществу, с другой – общение внутри общности носит резко конфликтный характер. Это объясняется тем, что функционально-ролевой статус личности в системе отношений осужденных гарантирует личности защищенность и определенное материальное благополучие в условиях ИУ. Вследствие этого возникает конкурентный характер общения и отношений, построенных на нормах асоциальной субкультуры и определяющих характер стратификации (деление на слои) осужденных. Изучение особенностей стратификации осужденных в различных регионах и различных ИУ показало, что несмотря на всю вариативность (нам известен факт 12-членной классификации), в основе стратификации лежит трехчленный принцип: верхи (лидеры, авторитеты), низы («обиженные», «муллы»), средний слой («мужики», «нормально живущие»).

Важнейшими особенностями стратификации являются: жесткое деление на «своих и чужих», а также однозначное определение статусов и ролей осужденных с однозначным определением прав и обязанностей; устойчивость статуса (попытки от него избавиться, пользоваться привилегиями не по статусу жестоко наказываются); затрудненность мобильности вверх при облегченной мобильности вниз, т. к. смена социальных ролей с низших на высшие затруднена (для ряда категорий осужденных исключена), с высших на низшие – облегчена, основанием повышения статуса является успешное прохождение «испытаний», а понижения – нарушение норм и правил «другой жизни», т. е. поведения, не соответствующего ожиданиям асоциальной группы; строгая субординация в межличностных отношениях «верхов» и «низов»; беспощадная эксплуатация и притеснение «верхами» «низов»; автономность существования каждой страты (слоя), социальное клеймение (В. Ф. Пирожков, 1988, А. В. Пищелко. 1990).

Попадая в места лишения свободы, осужденный проходит «прописку» как форму принятия новичка в общность и определения его статуса (прав и обязанностей). С одной стороны, «прописка» – ритуал вхождения в новую субкультуру, с другой – это потребность группы изучить своего нового члена, его возможности, возложить на него определенные обязанности и помочь ему адаптироваться в новой среде. Не проходят «прописку» лица, статус которых определен и не подлежит изменению («авторитеты», «отверженные»). Формы «прописки» весьма многообразны и их варианты зависят от условий СИЗО и ИУ, традиций, обычаев в них. В настоящее время особенно жестокие, изуверские формы «прописок» практически не встречаются, но как способ социально-психологической адаптации в среде осужденных «прописка» существует повсеместно.

На функционально-ролевой статус осужденного наибольшее влияние оказывают криминологические факторы (принадлежность к преступной группе, стаж преступной деятельности, поведение во время следствия и суда, срок наказания); индивидуально-личностные (личные качества, физическая сила, «бывалость» – жизненный опыт); социально-групповые (возраст, религиозная, социальная принадлежность); психолого-поведенческие (поведение в СИЗО, ИУ в период адаптации, отношение к активу, к администрации, к наказанию). В условиях лишения свободы осужденные теряют многие стороны своей индивидуальности: чувство собственного достоинства, того, что имеет общепризнанную ценность (вещей, услуг, гетеросексуальных связей, независимости, т. е. собственного распоряжения своей жизнью). В ответ на эти условия осужденные создают собственную социальную структуру и организацию. Как указывает Кресси (1973) – «Постороннему человеку не под силу оценить всю тонкость системы». В этой системе действует свой сложный кодекс оценки с выраженными правилами поведения, социальными ролями и статусами.

Осужденный становится частью этой системы в процессе так называемой «тюремизации». Это процесс социализации, с помощью которого осужденный адаптируется к новой для него системе, начинает думать и действовать применительно к тюремной социальной среде. Процесс характеризуется принятием роли осужденного, накоплением информации об условиях жизни в ИУ, усвоением новых навыков, касающихся еды, одежды, работы, сна, усвоения жаргона, признанием отсутствия какого-либо долга перед окружающей средой за удовлетворение своих потребностей. Явление «тюремизации» – усвоение нравов, представлений, традиций и общего уклада жизни в местах лишения свободы в той или иной степени охватывает всех осужденных и приводит к тому, что подавляющее большинство строго соблюдает неформальные нормы поведения в общности («воровской кодекс», «зековский кодекс»).

Сущность этих норм в том, что осужденный не должен создавать помех интересам других осужденных: не конфликтовать с другими осужденными; спокойно заниматься своим делом, не привлекая внимания администрации; нельзя эксплуатировать других осужденных (красть, грабить, обманывать «своих»); должен быть стойким (нельзя подчиняться, уступать администрации) и держать «дистанцию» (держаться на расстоянии от администрации); осужденный должен подчиняться прямым приказам администрации, но не должен открыто взаимодействовать (общаться) с представителями администрации. Вся система правил, которая усваивается осужденными, служит обособлению от администрации и регламентированию межличностных отношений осужденных и сводится к преданности сообществу.

Как и в любой другой социальной системе, внутренняя структура общности осужденных характеризуется набором функционально-ролевых статусов, обусловленных потребностями осужденных и степенью их следования нормам сообщества. Практика исправительно-трудовых учреждений позволяет выделить четыре их вида, характеризующихся особым типом отношений, складывающихся в ИУ: «воры в законе», «тянущие срок», «мужики», «отверженные».

«Воры в законе» – это лидеры отрицательных группировок в ИУ. Они не подвержены явлению тюремизации, т. к. являясь профессиональными преступниками, имеют соотнесенность с внешним миром, в своем поведении и на свободе, и в ИУ они ориентируются на нормы преступной среды и отбывают срок с целью последующего возвращения к преступной деятельности. Статус таких осужденных в сообществе весьма высок, их считают людьми, преданными преступному миру, стоящими рангом выше «рядовых» осужденных. Они всегда следуют нормам преступного сообщества («воровскому закону»), стойко защищают свои права, отказываются от сотрудничества с администрацией ИУ.

«Тянущие срок» – осужденные, ориентированные на жизнь в условиях ИУ («тюремную жизнь»). В эту категорию входит несколько подгрупп, различающихся функционально-ролевым статусом и степенью отклонения от неформальных норм преступного сообщества («воровского закона»). Это осужденные, использующие условия ИТУ для получения личной выгоды, создания комфортных условий в период отбывания наказания, зачастую эксплуатирующие других осужденных путем угроз и насилия.

Иногда они вообще не ориентированы на какую-либо систему норм (так называемый «беспредел»). Последняя категория является наиболее опасным типом осужденного в ИУ.

«Мужики» – честно работающие и не нарушающие режим отбывания наказания. В основе своей они не криминальны, подвержены определенной тюремизации, но остаются относительно независимыми от норм преступной среды, хотя свое поведение ориентируют также на «зековский кодекс». Свой срок, как правило, они отбывают бесконфликтно, не причиняя беспокойства администрации ИУ, а при освобождении из ИУ планируют вести законопослушный образ жизни.

«Отверженные» – лица, нарушившие нормы жизни сообщества осужденных («зековский кодекс») и потерявшие в силу этого свой статус в микросреде (совершившие кражу у других осужденных, пассивные гомосексуалисты и т. п.). Они занимают самое низкое место в социальной структуре общности осужденных, не пользуются никакими правами, подвергаются постоянным притеснениям и гонениям.

По нашему мнению, большинство осужденных все же занимает смешанное положение в этих группах (кроме первой и последней). Все, как минимум, выражают некоторую поддержку «зековскому кодексу», хотя часть «тянущих срок» проявляет избирательную тенденцию к поддержке его, причем в той степени, в какой «кодекс» позволяет этим осужденным улучшить свое положение в ИУ. Такая категория, как «менялы», нарушает «кодекс», эксплуатируя и обирая других осужденных, но при этом считает, что никто не должен их останавливать или осуждать, т. к. тот же «кодекс» требует от осужденного заниматься только своими делами и не вмешиваться в дела других. Большинство осужденных в той или иной степени подвержены влиянию системы оценок высоко котирующейся группы «воров в законе». В последнее время мы отмечаем определенное изменение традиционной для мест лишения свободы социальной структуры. Многие роли, характерные для нее в прошлом, стали немногочисленными и менее значимыми. Появились роли, связанные с принадлежностью к организованной преступности; традиционная, так называемая вульгарная, преступность в значительной степени утратила свои позиции в общности осужденных. Наши исследования показали, что в ряде ИУ доминирующей в настоящее время оказалась социальная роль, в определенной степени сходная с традиционной ролью «беспредела». Статус «уважаемого» осужденного сегодня получает тот, кто способен убить другого (хотя бы для самозащиты), сохраняет преданность своей группе и готов ограбить, напасть на своих врагов или других, более слабых осужденных (из числа чужих), и не препятствует совершению этих действий другими членами группы. Такие осужденные, как правило, открыто и упорно противодействуют администрации ИТУ, даже если это влечет за собой суровые наказания, пытаясь обойти установленные законом ограничения.

Экспериментальная работа, проводившаяся нами в 1988–1992 гг. в психологической лаборатории, СИД и СР УВД Саратовской области, позволила классифицировать весь массив испытуемых осужденных по отношению к социальным ценностям и выделить следующие типологические группы.

К первому типу относятся осужденные, обладающие положительным комплексом социальных установок, сильным типом личности, объективными задатками лидерства. Характерными чертами представителей данного типа являются: достаточно высокий уровень интеллекта, позволяющий осуществлять надежный контроль над эмоциями; высокая устойчивость структуры личности; высокая конкурентоспособность; развитое чувство социальной отзывчивости; общительность, способность к адаптации в коллективе; позитивное отношение к труду; низкий уровень враждебности по отношению к окружающим; минимальный уровень алкогольных изменений личности.

Ко второму типу относятся осужденные, обладающие потенциально положительным комплексом социальных установок, слабым, конформным типом личности, без уверенно выраженных задатков лидерства. Характерные черты представителей названного типа в основном совпадают с предыдущим, отличаясь от них наличием следующих качеств: заметной моральной зависимостью от чужих точек зрения; завышенной оценкой собственных достоинств; наивностью в социальном плане.

Как правило, общим для представителей первого и второго типов является позитивное отношение к искусству, литературе, средствам массовой информации, т. е. у них фиксируется наличие определенных познавательных интересов.

К третьему типу относятся осужденные, не обладающие ярко выраженными психологическими качествами, позволяющими отнести их к иным типам. Следует отметить, что значительная часть представителей данного типа (более трети) при определенных условиях могут быть подвержены идее преследования, что зачастую вызывает неадекватные поведенческие реакции, вплоть до криминогенных.

К четвертому типу относятся осужденные, обладающие отрицательным комплексом социальных установок, слабым, конформным типом личности, без уверенно выраженных задатков лидерства. Для всех без исключения представителей данного типа характерно наличие четко выраженных психических отклонений от нормы. Кроме того, присутствие указанных отклонений осложняется, как правило, наличием следующих качеств: повышенная склонность к алкоголизму, значительный уровень алкогольных изменений личности; плохо сдерживаемая импульсивность поведения; враждебность, агрессивность по отношению к окружающим; завышенная оценка собственных достоинств; гипертрофированное властолюбие; выраженные тенденции к уклонению от труда; склонность к нарушению существующих социальных норм; неспособность урегулировать конфликтные ситуации примеряющим образом; цинизм, предубежденность по отношению к окружающим. К пятому типу относятся осужденные, обладающие отрицательным комплексом социальных установок, сильным типом личности с объективными задатками лидерства. Характерными чертами представителей данного типа являются: озабоченность проблемой собственного авторитета; эгоизм; устойчивая склонность к нарушению существующих социальных норм; повышенная возбудимость; низкая социальная отзывчивость.

Помимо этого, для представителей четвертого и пятого типов характерно наличие двойственности в отношении к формальному и неформальному окружению. С одной стороны, не исключены сочувствие, солидарность, отзывчивость, а с другой – агрессивность, злобность, мстительность, которые, как правило, более-менее надежно маскируются под официально одобряемые стандарты поведения – забота о слабых, защита их прав от всяческих посягательств, повышенная принципиальность в отношениях с администрацией и следовании неформальным нормам. В целом ряде случаев характерным для них является и отсутствие познавательных интересов, развлекательное восприятие литературы, радио, телевидения и т. п.

Конечным результатом проведенных исследований явились составленные на конкретных правонарушителей психологические портреты, достаточно ярко и с учетом индивидуальных черт отражающие существо личности и позволяющие на этой основе сделать более или менее достоверный прогноз поведения каждого индивидуума. Так, обращаясь к приведенной классификации, можно уверенно предположить поведение представителей первого типа: им отводится роль позитивного лидера, потенциального руководителя общественных формирований осужденных, который, скорее всего, твердо встанет на путь исправления сам и поведет по этому пути других. При умелом руководстве администрации ИУ, коллектива воспитателей осужденный – представитель этого типа станет их искренним и надежным помощником, освободится из мест лишения свободы полноценным членом общества.

Представители второго типа в условиях ИУ – это основная масса рядовых членов актива осужденных, которая честным трудом и хорошим поведением при содействии администрации и руководителей общественных формирований осужденных утверждает свое действительное исправление. Скорее всего, после освобождения они будут ресоциализированы, т. е. будут жить в соответствии с социальными законами и нормами.

Представители пятого типа полярны представителям первого типа. Это признанные негативные лидеры, чьи способности и устремления позволяют им управлять отрицательно настроенной частью осужденных, насаждать в ИУ «воровские традиции», активно противодействовать администрации в выполнении служебных задач, определенных законодательством. Это люди с глубоко укоренившимися асоциальными чертами, коррекция их поведения, по-видимому, может осуществляться лишь под угрозой достаточно сурового наказания.

Представители четвертого типа, как правило, в силу объективной совокупности их личностных черт являются наиболее опасной в криминогенном отношении частью осужденных. Они психически неуравновешенны, не способны к объективной критической оценке действительности, руководствуются в поведении искаженными представлениями. В условиях ИТУ они чаще всего оказываются основным оружием в руках носителей «воровской морали» – отрицательных лидеров. Коррекция их поведения возможна лишь при строжайшем контроле за ними со стороны администрации и актива осужденных, постоянном сочетании мер убеждения и принуждения.

Практические рекомендации по исправлению и ресоциализации каждого конкретного осужденного основываются на знании его положительных и отрицательных черт и заключаются в развитии одних и подавлении других установленными законом способами исправительного воздействия, причем в каждом конкретном случае подобное воздействие должно быть строго индивидуальным.

2.8. Система социально-педагогических средств ресоциализации

Принципы ресоциализации не формируют целей ресоциализации. Они являются педагогическими средствами достижения этих целей. В течение ряда лет нами также разрабатывалась система принципов ресоциализации, без которой, как представляется, невозможно выявить преемственность отдельных положений, являющихся исходными для пенитенциарной педагогики. Система принципов ресоциализации определяется нами как единый логический ряд, в котором каждому принципу отведено особое место в зависимости от степени его важности и ценности:

1. Исправление через субъектное развитие личности.

2. Единство деятельностного и полисубъектного подходов к развитию личности.

3. Нравственно-правовая ресоциализация личности осужденного.

4. Рефлексивное управление процессом ресоциализации на различных этапах отбывания уголовного наказания.

5. Опережающее педагогическое прогнозирование развития личности осужденного.

Педагогизация процесса исполнения уголовного наказания предполагает создание системы ресоциализации личности осужденного, сопряженной с системой уголовного наказания: они имеют общую структуру и отличаются специфическими механизмами действия. Это определяет необходимость согласования, приведение в соответствие процессов перестройки деятельности ИТУ с тенденциями, закономерностями и особенностями социальной ситуации ресоциализации осужденных, перестройкой их социально-психологической и нравственно-правовой сферы, необходимостью и реальными проявлениями идентификации процессов социально-нравственной и нравственно-правовой «переоценки ценностей», становлением и развитием качественно новых социально-нравственных и нравственно-психологических образований. Центральное положение среди них занимает феномен «нравственно-правовой ресоциализации», стремление к нравственно-правовому самоопределению. Его ведущие направления многообразны и многовариантны. Однако инвариантной характеристикой нравственно-правовой ресоциализации осужденных является освоение нравственного содержания правовой нормы и определение общего направления развития нравственно-правовой сферы личности.

Процесс освоения нравственного содержания правовой нормы сложен и противоречив. Ведущим противоречием этого процесса является противоречие между привычным для осужденного способом удовлетворения своих потребностей путем преступной деятельности и невозможностью в условиях ИУ вследствие жесткой правовой регламентации жизнедеятельности осужденного, надзора и контроля за его поведением, привычного способа поведения. Опора на внутренние противоречия и их разрешение средствами уголовного наказания создает для осужденных реальные условия для того, чтобы они стали субъектами социальной и нравственно-правовой деятельности, общения, позволяет существенно ослабить внешние противоречия процесса уголовного наказания, вносящие рассогласование и отчуждение, противостояние в отношении к сотрудникам ИУ, уголовному наказанию и ИУ в целом.

Нравственно-правовая ресоциализация осужденных протекает крайне неравномерно, противоречиво, отягощена рассогласованиями, проявляющимися в неадекватности нравственной структуры их личности составу и структуре нравственности, иерархии ее ценностей. Нравственные мотивы социальной деятельности осужденных занимают нижнее положение в структуре мотивов социальной деятельности осужденных, не заняли должного места в механизме саморегуляции поведения и факторы долга: ответственность, совесть, честь, стремление к решению сложных нравственных проблем, выработке целостной нравственно-правовой сферы.

В настоящее время, по мнению автора, основными регуляторами поведения осужденных как при выработке законопослушного поведения, так и при ориентации поведения на неформальные нормы общности осужденных является чувство страха: страх перед наказанием со стороны администрации или страх перед санкциями со стороны общности осужденных. Это порождает культ жестокости обращения персонала с осужденными и осужденных между собой. В результате у осужденных накапливается чувство враждебности к администрации ИУ, а в его лице – к государственной власти и обществу, создается атмосфера психологической напряженности, межличностного недоверия, зависти к более сильным, т. е. объективно наращивается основа антиобщественного поведения. Борьба администрации ИУ с «нарушениями режима» без воздействия на их коренные причины усугубляет указанные состояния, образуя «порочный круг».

В связи с этим нужны иные регуляторы поведения, в основе которых лежали бы ценности и интересы, которыми осужденные особенно дорожат. К ним относятся: свобода как высшая человеческая ценность (осужденный очень чувствителен к дополнительным ограничениям и запретам в процессе отбывания наказания, равно как и к их отмене); безопасность (жестокие традиции межличностных отношений среди осужденных, неформальная власть преступных лидеров дополняют юридическую несвободу моральным бесправием); здоровье (особенности условий отбывания наказания – переуплотненное размещение, несбалансированное питание, нарушение норм гигиены труда, недостатки в медицинском обслуживании и т. п. повышают восприимчивость осужденных к заболеваниям); общение с близкими и знакомыми (крайне редкие встречи с ними нарушают родственные и социальные связи, создают дополнительный фон напряжения, обостряют сексуальный голод); потребность в психологической разрядке (отсутствие разнообразного досуга и других естественных форм уменьшения напряжения стимулирует развитие конфликтов); духовная (моральная) поддержка, потребность в заинтересованном сочувственном собеседнике (специфическое для мест лишения свободы недоверие к окружающим людям – как к осужденным, так и к администрации формирует чувство одиночества и своей ненужности в обществе); заинтересованный труд (неквалифицированный, малооплачиваемый труд в условиях лишения свободы усугубляет его восприятие как принудительного, т. е. как средство наказания).

Предлагаемое нами создание в пенитенциарных учреждениях условий отбывания наказания, различающихся по степени реализации осужденными названных и других ценностей и интересов в зависимости от характера поведения, дает им возможность выбора условий отбывания наказания, соответствующих их установке на исправление.

Таким образом, взамен прямого режимно-дисциплинарного воздействия, регулирующего поведение мерами ответственности (в основе которых лежит страх перед наказанием), предполагается целенаправленное стимулирование у осужденных интересов, мотивов и установок, направленных на самокоррекцию, поведения и образа жизни с опорой на жизненно важные человеческие ценности.

Наши исследования показали, что значительная часть осужденных первой и второй типологических групп интеллектуально готовы и мотивационно стремятся к освоению нравственного содержания правовых норм, однако проявляют недостаточно высокую сензитивность и не владеют средствами и способами социальной и нравственно-правовой деятельности и общения в условиях традиционной системы исполнения уголовного наказания. Однако сама противоречивость нравственной и правовой жизни осужденных создает условия для интенсивной работы по «переоценке ценностей» в сторону предпочтения наиболее социально значимых качеств, стимулирует стремление осужденных к исправлению.

Система нравственно-правовой ресоциализации личности осужденного как функция процесса уголовного наказания разрешает противоречия между нравственно-правовой ресоциализацией личности и процессом наказания, добиваясь оптимизации и комплексности в нравственно-правовой ресоциализации личности. Оптимизация здесь рассматривается как основа преодоления разрыва между социально-нравственной и нравственно-правовой структурами личности достижения социально-нравственного единства.

Оптимизация нравственно-правовой ресоциализации личности предполагает наличие необходимых и достаточных компонентов для образования относительно устойчивой социально-нравственной структуры, которая включает: процесс взаимодействия и отношений личности со средой ИТУ и микросредой осужденных, функционирование ее нравственной сферы (переживание, осознание и принятие нравственного содержания правовых норм, нравственных ценностей, практические действия по их реализации); состояние нравственной сферы, проявляющейся в степени нравственной активности; нравственную направленность, ядром которой является система нравственных потребностей и мотивов; нравственные возможности и способности с ведущей способностью к нравственно-правовой деятельности и социально-нравственному поведению; систему нравственных качеств и нравственно направленную волю как основу характера; управление личности своей деятельностью и поведением по нравственно-правовому критерию.

Комплексность в нравственно-правовой ресоциализации личности понимается как системное качество, отражающее единство ее нравственно-правового мира, деятельности и поведения, образования ее относительно устойчивой социально-нравственной структуры как результата взаимодействия ее необходимых и достаточных для функционирования и ресоциализаций компонентов друг с другом и средой ИУ. Благодаря этому качество сохраняется, получает развитие и служит основой ее нравственно-правового единства. Это системное качество и образует целостную нравственно-правовую структуру личности.

Личностно-деятельностный подход к решению проблемы нравственно-правовой ресоциализации позволяет определять промежуточные и конечные результаты. Закольцованность, по определению С. Л. Рубинштейна, всех необходимых компонентов нравственно-психологической личности, их тесная взаимосвязь предполагают проектирование и осуществление адекватного процесса ресоциализации, моделировать который позволяет системно-структурный подход.

Идея единства личностно-деятельностного и системно-структурного подходов открывает возможность взглянуть на процесс уголовного наказания под новым углом зрения. В его традиционной, исправительно-трудовой структуре ресоциализирующая функция может быть выполнена в целевом, в стимулирующе-мотивационном и содержательном компонентах. Операционно-деятельностный компонент представлен как совокупность действий-операций, в которых содержатся действия-поступки. Постановка комплексной цели – ресоциализация личности, стимулирование и мотивация социальной и нравственно-правовой деятельности осужденных, нравственно-правовая информация, передаваемая им, не получает достаточного выхода в их духовно-практическую деятельность, в социальную практику на последующих этапах уголовного наказания. В этой структуре отчетливо представлена активность администрации и операционно-исполнительская деятельность осужденных.

Несоответствие между системообразующим и последующим компонентами процесса уголовного наказания в теоретическом плане состоит в том, что комплексное целеполагание, стимулирование социально-нравственной и нравственно-правовой деятельности, обновленное и обогащенное нравственное содержание правовых норм не могут быть реализованы в полной мере в социально-нравственной и нравственно-правовой структуре личности в силу одностороннего, операционно-исполнительного характера социальной и нравственно-правовой деятельности осужденных. В них серьезно сужены возможности для коммуникативных связей, социально-нравственных отношений. В структуре традиционного процесса уголовного наказания образовались своеобразные (мы называем их технократическими) барьеры, которые стали тормозом в нравственно-правовой ресоциализации личности осужденных.

Перестройка структуры и содержания процесса уголовного наказания вызывается необходимостью усиления нравственного содержания деятельности и администрации ИУ, и осужденных. Оно выражается в целевых установках на целостное познавательное, эмоционально-волевое и практически-деятельностное в их единстве – освоение нравственного содержания правовых норм, стимулирования и мотивации социальной и нравственно-правовой деятельности осужденных, их межличностного общения, системном характере нравственно-правовой ресоциализации, включающей нравственно-правовые знания, умения, навыки и систему эмоционально-ценностных, нравственно-правовых отношений. В экспериментально-опытной работе происходит преобразование операционно-деятельностного компонента в коммуникативно-деятельностный. В структуру процесса уголовного наказания вводится необходимый компонент, когда преднамеренно организуется нравственно-правовая деятельность и общение. На завершающих этапах процесса уголовного наказания организуется опыт саморегуляции, самоконтроля, самоанализа и самооценки деятельности и подведения их результатов.

Модификация структуры опытно-экспериментального процесса уголовного наказания с усиленной, ярко выраженной ресоциализирующей функцией приобрела следующий вид: целевой, стимулирующе-мотивационный, содержательный, коммуникативно-деятельностный, коммуникативно-личностный, контрольно-регулировочный и оценочно-результативный. Коммуникативно-личностный означает развернутость процесса к социально-нравственному миру личности, ее социально-нравственной деятельности. На первом плане здесь оказывается не уголовное наказание само по себе, а личности осужденных в процессе наказания, включенные в различные виды деятельности и общения, обменивающиеся нравственно-правовой информацией, знаниями, умениями и навыками, переживаниями, решениями, действиями, познающие и преобразующие нравственно-правовой мир друг друга и самих себя.

В соответствии с принципом единства деятельности, сознания и поведения личности нравственно-правовая ресоциализация достигается в соответствующей системе деятельностей, отличающейся высокой степенью упорядоченности и дающей осужденным определенную свободу выбора социально-нравственных, трудовых и нравственно-правовых действий. Чрезмерная регламентация, жесткая заданность, стереотипность исполнения уголовного наказания серьезно суживают его возможности для самостоятельного выбора осужденными вариантов поведения и отрицательно сказывается на нравственно-правовой ресоциализации личности, натренированной на исполнительской, операционной деятельности и не способной к социально-нравственному действию по собственной воле, инициативе.

Упорядочить и оптимизировать социальное содержание жизнедеятельности осужденных в процессе уголовного наказания, осуществить прорыв из противоречий его состояния позволяет введение и разработка категории – «нравственно-правовая деятельность».

Возникновение категории «нравственно-правовая деятельность» связано с тем, что для осужденных основные нормы морали принимают характер правовых (не по своему содержанию, а по последствиям, наступающим за неисполнение их). Это интегративный вид деятельности, пронизывающий все другие виды деятельности осужденных (режимно-правовую, трудовую, общение и т. д.), сознательно совершаемый по социально-нравственным мотивам нравственно-правовыми средствами и направленный на достижение социально-нравственной цели – ресоциализацию личности осужденного.

Сопряженность социальной и нравственно-правовой деятельности проявляется в отношениях (цель, намерение, мотив), выступающих как общий элемент структуры социального действия и поступков. Правовое действие или бездействие, поступок представляют собой сторону, аспект социального действия. Ориентация и направленность социальных действий на освоение и реализацию нравственно-правовых знаний, умений, навыков и опыта эмоционально-ценностных, социально-нравственных отношений в целях ресоциализации личности способствуют возникновению и развитию качественно новых действий – нравственно-правовых, содержательное, структурное и функциональное единство которых и образует нравственно-правовую деятельность.

2.9. Педагогические условия ресоциализации личности осужденного

Социально-нравственное содержание жизнедеятельности осужденных в процессе уголовного наказания сознательно проектируется и осуществляется администрацией совместно с осужденными в нравственно-правовой деятельности, имеющей четкую структуру и функции, сопряженные с общей структурой уголовного наказания. В состав системы нравственно-правовой деятельности входят: социально-нравственное целеполагание, стимулирование и мотивация нравственно-правовой деятельности, принятие осужденными социально-нравственной цели, этическое содержание действий, и развивающихся взаимодействий и отношений администрации и осужденных, формы и способы освоения осужденными содержания и структуры нравственно-правовой деятельности, выбор нравственно оправданных средств достижения социальных целей, самоорганизация и саморегуляция социальной и нравственно-правовой деятельности, самоконтроль и самоанализ, самооценка деятельности, поведения и их результатов, последствий. Организация нравственно-правовой деятельности осужденных стимулирует необходимые компоненты нравственно-правовой сферы их личности, вызывает эффект интеграции.

Педагогическое моделирование социально-нравственной и нравственно-правовой деятельности и общения осужденных направлено на упорядочение, системную организацию нравственно-правового содержания их деятельности, создание достаточной степени свободы для проявления нравственно-правовой и социально-нравственной активности. Моделируемые комплексная система и процесс ресоциализации направлены на создание условий для возникновения и развития специфического интегрального вида деятельности, в которой наиболее полно реализуется функция ресоциализации нравственно-правовой деятельности.

Природа нравственно-правовой деятельности и общения, их педагогические возможности, соотношение с категорией «поведение» как результат нравственно-правовой деятельности предполагают активное нравственно-правовое целеполагание, сознательное освоение социально-нравственных ценностей жизни. Отличаясь от поведения, охватывающего всю совокупность действий и поступков человека, нравственно-правовая деятельность включает только поступки, совершенные для исполнения правовых норм, но сознательно, преднамеренно подчиненные достижению социально-нравственных целей; поведение, в том числе и законопослушное, не всегда содержит сознательное полагание социально-нравственной цели и выбор нравственно оправданных правовых средств ее достижения. Нравственно-правовая деятельность выступает как фактор формирования и развития правопослушного и нравственного поведения личности.

Педагогические (ресоциализирующие) возможности нравственно-правовой деятельности определяются ее направленностью на достижение социально-нравственных целей и системно-комплексным характером ее влияния на личность осужденного, его нравственно-правовую ресоциализацию.

В организованной нравственно-правовой деятельности осужденных в процессе уголовного наказания происходит взаимосвязанное формирование и развитие необходимых компонентов нравственно-правовой структуры личности, ее нравственно-правовой сферы. Социальная деятельность (все ее виды) в процессе уголовного наказания выступает как средство проявления, формирования и развития нравственных способностей и возможностей, потребностей и мотивов, нравственных и волевых качеств характера, нравственной саморегуляции деятельности и поведения осужденных.

Организация межличностного общения осужденных в социальной деятельности, в качестве предмета которой задаются правовые и нравственные ценности, становится способом включения осужденных в нравственно-правовую деятельность. Социальная деятельность структурируется из двух отношений: субъект-объектных и субъект-субъектных. Общение выступает как особая, самостоятельная форма активности осужденных, в результате которой между ними устанавливаются и развиваются связи, социальные и нравственно-правовые отношения. В актах общения осуществляется презентация внутреннего, нравственно-правового мира осужденных друг другу. Социальная и нравственно-правовая деятельности посредством общения не просто организуются, а осваиваются. В них возникают и развиваются новые связи и отношения. Нравственно-правовая сущность общения осужденных заключается в стремлении и умении взаимодействовать с другими людьми, не нарушая их интересов и соблюдая правовые нормы. Общение – это одновременно и процесс нравственно-правового взаимо– и самовоспитания, в котором осужденные преобразуют друг друга.

Нравственно-правовая деятельность, пронизывая процесс исполнения уголовного наказания, проявляется в общих и конкретных формах. К общим формам относится духовная и практическая нравственно-правовая деятельность, общение на нравственно-правовой основе.

В духовной нравственно-практической деятельности различаются следующие конкретные формы: нравственно-правовая мотивация; нравственно-правовой выбор; проектирование нравственно-правовой деятельности; прогнозирование нравственно-правовой деятельности и поведения; нравственно-правовое взаимовоспитание: нравственные искания; нравственное самовоспитание.

В практической нравственно-правовой деятельности выделены следующие конкретные формы: нравственно-правовое действие; нравственно-правовое взаимодействие; нравственно-правовое содействие; саморегуляция деятельности и поведения; сотрудничество; взаимопомощь; нравственно-правовое поведение; нравственно-правовые отношения.

Практическая нравственно-правовая деятельность выражается в формах труда, познания, общения. В системе общих и конкретных ценностей духовной и практической нравственно-правовой деятельности проявляется нравственная жизнь осужденных в процессе уголовного наказания.

Организация системы духовной и практической нравственно-правовой деятельности в их конкретных формах и взаимосвязи выступает как решающий, комплексный метод ресоциализации личности осужденного.

Поведение осужденного выстраивается по системе отношений, в которой осужденный выступает как объект воздействия: микросреда осужденных – администрация ИУ – воздействия на осужденного – его отношение к воздействиям. В нравственно-правовой деятельности это «объективное отношение» перевертывается: отношение осужденного к воздействиям микросреды и администрации – воздействие на среду с целью ее преобразования и развития – формирование качественно новых отношений. Осужденный активно устанавливает, утверждает свое отношение к среде ИУ (в целях ее преобразования в соответствии с потребностями личности). Нравственно-правовая деятельность выступает как фактор интенсификации и оптимизации социальной деятельности и общения осужденных.

В условиях общения осужденных процесс уголовного наказания выступает не только как карательный, но и нормативный, если предметом общения задается системное, социально-нравственное содержание (деятельность), которое включает нравственно-правовые знания, умения, навыки, ценности.

Основанное на субъект-субъектных отношениях общение способствует упорядочению, организации и стимулированию социальной и нравственно-правовой деятельности осужденных. С изменением в результате нравственно-правовой деятельности социальной ситуации ресоциализации осужденных ими переживается потребность перейти к более высокой форме социальной деятельности, в которой бы открылась реальная возможность для проявления нравственно-правовой активности, нравственного самоопределения и ресоциализации личности.

Оптимальность, комплексность и целостность системы и процесса ресоциализации в формах организации уголовного наказания в решающей степени зависят от личности воспитателя, его этико-профессиональной зрелости, способности системно и нравственно мыслить и действовать.

Системообразующим компонентом ресоциализации личности в процессе уголовного наказания выступают сотрудник ИТУ и осужденный, их совместная деятельность. От их нравственно-правового потенциала зависят содержание и характер их отношений, нравственно-психологическая атмосфера в общности осужденных. Изучение реального состояния нравственно-правовой сферы осужденных и нравственного облика современного сотрудника ИУ как субъектов ресоциализации позволяет повысить уровень системности ресоциализации осужденных, достигнуть его оптимума.

Преодоление внешних противоречий, рассогласований и недостатков современного процесса уголовного наказания необходимо для стимулирования нравственно-правовой активности осужденных и тем самым для их ресоциализации. Так возникла необходимость в направленности воспитательной деятельности администрации ИУ на установление и развитие в процессе уголовного наказания системы нравственных отношений с осужденными, основанных на принципах гуманизма, чести и совести. Это открывает реальные возможности для развертывания индивидуальных, групповых и коллективных форм социальной и нравственно-правовой деятельности и межличностного общения осужденных.

Осужденные могут стать субъектами ресоциализации своей личности при условии соответствующей направленности личности сотрудника (воспитателя) ИУ и его воспитывающей деятельности. В связи с этим на основе разработанных нами типологий нравственных качеств исследована их сформированность у сотрудников ИТУ (начальников отрядов и заместителей начальников ИУ по воспитательной работе, начальников отделов воспитательной работы с осужденными) как субъектов ресоциализации личности осужденных. Анализ аттестационных характеристик 782 сотрудников ИТУ, экспертные оценки и ранжирование нравственных качеств и особенностей воспитывающей (педагогической) деятельности позволили установить, что в их нравственном облике как основной подструктуры профессиональной зрелости доминируют морально-деловые качества. Интересы дела – принуждение осужденных к работе на производстве и выполнению режимных требований – оттеснили гуманистические и моральные проявления, нравственную саморегуляцию деятельности и поведения воспитателя, принизили их значение и функции.

Нравственный мир сотрудника ИУ развернут к делу, т. е. исполнению наказания – карательной и производственной функциям, к субъект-объектным отношениям. В связи с этим образовался устойчивый дефицит гуманности и нравственности в отношениях администрации ИУ и осужденных. Нравственным образцом во всех отношениях для них выступают поэтому всего лишь 3,7 % сотрудников. Серьезно сужены проявления моральных качеств личности. Они отмечены у 16,8 % сотрудников, что характеризует слабо выраженную нравственную направленность деятельности большинства сотрудников ИУ.

Профессиональная деятельность и нравственный облик сотрудника ИУ оказались деформированными, что вступает в противоречие с составом и структурой нравственной личности, приоритетное положение у которых занимают гуманистические, нравственные качества, общечеловеческие ценности, отражающие субъектные отношения, и определяет отчужденность сотрудников ИГУ и осужденных друг от друга. В основе этой отчужденности лежит технократическая направленность деятельности сотрудников ИГУ и дефицит нравственных проявлений его личности. Для преодоления этого противоречия необходимо гуманизировать и оптимизировать систему ресоциализации осужденного.

Можно выделить следующие пути гуманизации системы: определение системного характера содержания социально-нравственной деятельности, включающего нравственно-правовые знания, умения, навыки, систему эмоционально-ценностных, нравственно-правовых отношений; установление и развитие нравственно-правовых отношений в системах «администрация – осужденный» и «осужденный – осужденный»; придание социальной деятельности гуманистической, активно-деятельностной направленности на освоение нравственно-правовых ценностей; организация и стимулирование социальной и нравственно-правовой деятельности и общения осужденных; выбор оптимальных сочетаний фронтальных, групповых и индивидуальных форм при организации процесса ресоциализации.

К основным средствам и способам реализации указанных путей относятся: комплексное проектирование и программно-целевое планирование процесса ресоциализации личности в условиях уголовного наказания; организация, стимулирование и мотивация социальной, нравственно-правовой деятельностей и общения осужденных; анализ, переживание социальных и нравственно-правовых ситуаций, принятие на этой основе поведенческих решений.

Это создает качественно новую воспитательную ситуацию в процессе уголовного наказания, главным свойством которой является оптимизация процесса ресоциализации. При проведении исследования программа наблюдений за процессом позволила зафиксировать устойчивую интегративную тенденцию к интенсивному, взаимосвязанному нарастанию проявлений нравственно-правовых отношений осужденных в условиях эксперимента и опытной работы, а также выявить основные направления оказания помощи осужденным в их социально-психологической переориентации. К этим направлениям относятся следующие.

1. В обыденной сфере отбывания уголовного наказания: обеспечение условий труда и быта осужденных в соответствии с законом; своевременное решение всех вопросов, возникающих у осужденных в их повседневной жизни; оказание помощи в поддержании связи с родственниками, трудовыми коллективами, другими лицами и организациями, имеющими значение в предупреждении социальной дезадаптации лиц, лишенных свободы, и их подготовке к освобождению; моральная и духовная поддержка в перенесении тягот отбывания уголовного наказания.

2. В создании среди осужденных психологически благоприятного микроклимата: поддержка администрацией исправительно-трудового учреждения неформального объединения осужденных в малые группы на основе общих интересов, взаимоотношений, моральной и материальной взаимопомощи, легализации в этих целях естественно складывающихся «семей», вовлечение их представителей в самодеятельные организации осужденных; образование самодеятельных организаций, исходя из интересов осужденных, в соблюдении в ИУ установленных законом условий отбывания наказания, защиты их законных прав и интересов, обеспечения безопасности основной части контингента от посягательств со стороны отрицательно настроенных лиц с криминогенными установками, самостоятельное для каждого учреждения определение структуры (задач, функций) самодеятельных организаций; наделение их соответствующими правами при работе под контролем администрации; содействие осужденным в создании коллективных фондов материальной взаимопомощи; создание условий для заинтересованного досуга осужденных за счет расширения возможностей занятий физической культурой и спортом, другими оздоровительными мероприятиями, развития самодеятельного творчества и т. п.; формирование в учреждении фонда общественной поддержки добрых дел на основе различных форм гласного чествования осужденных, отличающихся добротой по отношению к своим товарищам и участием в решении их вопросов.

3. В работе осужденных по саморазвитию: обеспечение осужденных, в том числе за счет их личных средств, практическими пособиями и художественной литературой, раскрывающими социальную и духовную сущность человека, основы и методику построения взаимоотношений в обществе, выработки психологической устойчивости к неблагоприятным факторам, приемов саморегуляции душевного состояния и т. д.; предоставление осужденным возможности посещать проводимые в исправительном учреждении занятия по изучению вопросов саморазвития; оказание помощи силами специально подготовленного персонала и других специалистов в усвоении методического материала по саморазвитию и его практической ориентации; организация диспутов, читательских конференций на тему о человеке, его возможностях, силе и слабости.

4. В сфере оказания специальной помощи: предоставление возможности индивидуального психологического консультирования с диагностикой особенностей личности, прогнозированием вариантов поведения в различных жизненных ситуациях, рекомендациями и конкретной психологической помощью при неблагоприятных психологических состояниях и в определении целевых установок в жизни; психотерапевтическая помощь при невротических реакциях и других пограничных состояний психики; социально-реабилитационная помощь посредством участия осужденных в учебных программах по выработке навыков ориентирования в различных социальных институтах и во взаимоотношениях при планировании своего бытового и трудового устройства после освобождения, реализации этих планов, организация и оказание практической помощи конкретным лицам в решении данных вопросов.

2.10. Социально-педагогическая система исполнения уголовного наказания

Педагогическая концепция ресоциализации личности осужденного, разработанная автором, неизбежно предполагает и реформу самой системы исполнения уголовного наказания. Проблема построения системы исполнения уголовного наказания как особого типа деятельности, обеспечивающей ресоциализацию личности, решается нами, с одной стороны, на основе современных психолого-педагогических знаний о динамике психологического состояния правонарушителей в процессе исполнения уголовного наказания и характере изменения их деятельности, с другой – на основе анализа реально сложившейся в ИУ практики исполнения уголовного наказания, где ее роль и задачи акцентированы на задачах исправления и ресоциализации личности.

В настоящее время осужденные в процессе исполнения уголовного наказания практически участвуют в многообразных видах деятельности: деятельности, связанной с исполнением уголовного наказания в отношении конкретного осужденного (режимно-правовая), социально-полезной (трудовой), социально-ценной (общественной) и др. Однако анализ организации различных видов деятельности осужденных выявил ряд весьма серьезных недостатков: до сих пор не определены место, роль и взаимосвязь различных видов деятельности осужденных, отсутствует преемственность между отдельными видами этой деятельности, их развитием на различных этапах уголовного наказания, не раскрыто полностью их содержание, нет единства требований к условиям и принципам их организации, не разработана конкретная методика включения осужденных в различные виды деятельности.

Фактически в ИТУ не организуется система деятельности осужденных по отбыванию уголовного наказания, а осужденные в системе исполнения уголовного наказания включаются в отдельные виды деятельности.

Поэтому в настоящее время деятельность осужденных в процессе отбывания уголовного наказания не может быть определена не только как заданный тип деятельности, но и как система целенаправленной деятельности, что серьезно снижает ее воспитательные возможности.

Построение же системы деятельности по отбыванию уголовного наказания (ДОУН) предполагает, прежде всего, выделение и четкое определение роли и места различных видов деятельности, оптимальных путей их организации, обеспечивающих эффективность влияния на развитие мотивационно-потребностной сферы личности. Представляется целесообразным понимать под системой ДОУН диалектически противоречивое единство множества ее видов, взаимодействия которых, протекающие в рамках исполнения уголовного наказания, дают целостную организацию, влияющую на формирование социально-ценных качеств личности. Несомненно, что роль и значение этой организации зависит от характера и типа взаимодействия различных видов деятельности осужденных в общей, единой, целостной системе ДОУН и определяется эффективностью ее влияния на нравственно-правовую ресоциализацию личности осужденного.

Исследуя роль и место различных видов деятельности осужденных в общей системе ДОУН, мы исходим из важных признаков направленности деятельности и ее воспитательного потенциала. При этом мы выделяем следующие основные виды деятельности осужденных: связанную с выполнением правовых норм (режимно-правовая), трудовую (включающую в себя как производственную деятельность осужденных, так и труд по самообслуживанию). В социально-ценную деятельность осужденных входят и организационно-общественная работа, учеба, религиозная деятельность, спорт и т. д.

Все эти виды деятельности в системе ДОУН, составляя компоненты одной системы, имеют свою нагрузку, свой объем, свои возможности. Характерно, что различные виды деятельности приобретают для осужденного не только личностный, но и социальный смысл, создавая сеть разнообразных взаимоотношений личности с социальной средой и администрацией ИУ, а в конечном счете и с обществом.

Деятельность, связанная с выполнением режимных требований, направлена на предупреждение противоправного поведения и принуждение к правовой норме. Трудовая деятельность существенно влияет на психологию человека, создавая сложное переплетение отношений ответственной зависимости и взаимного контроля, действенно формируя качества личности. Социально-ценная деятельность формирует качества гражданской ответственности, сознания долга, социальной активности.

Построение целостной системы ДОУН непосредственно связано с созданием соответствующих условий, соблюдением психолого-педагогических принципов и требований, четким выявлением ее структуры, определением основных компонентов, их места, взаимосвязей, воспитывающего потенциала. Деятельность представляет собой способ, условие, форму существования и основу развития личности. Осужденный существует в системе заданной многоплановой деятельности, в которой формируется система его отношений, мотивационно-потребностная сфера, опирающаяся на систему потребностей личности.

Традиционная структура исполнения уголовного наказания сводится к тому, что для осужденного сохраняется возможность удовлетворения своих потребностей, но ограничивается степень их удовлетворения. Это происходит потому, что для осужденного в условиях ИУ сохраняется возможность включения в любые виды деятельности, причем как просоциальной, так и асоциальной. В силу этого ослабляется воздействие уголовного наказания на личность правонарушителя. Типичным примером служат высказывания осужденных типа «И в зоне жить можно», «Тюрьма – дом родной» и т. п.

Более эффективной, на наш взгляд, представляется система исполнения уголовного наказания, где ограничиваются прежде всего виды деятельности (а вследствие этого, естественно, ограничивается и степень удовлетворения различных потребностей). Ведущим противоречием уголовного наказания становится противоречие между привычными для осужденного асоциальными способами удовлетворения своих потребностей и невозможностью продолжения в ИТУ преступной деятельности. Включение осужденного в систему социально-нравственной (и нравственно-правовой) деятельности создает основу для разрешения этого противоречия путем формирования системы моральных потребностей. Анализ жизнедеятельности осужденных в ИТУ позволяет выделить следующую систему их деятельности: правовую, трудовую, социально-ценную (общественная работа, учеба, спорт и т. п.) и общение. Некоторые из этих видов деятельности носят для осужденного обязательный, другие – добровольный характер. В процессе уголовного наказания появляется новый, специфичный для осужденного вид деятельности – нравственно-правовая.

В отличие от общей теории нравственного воспитания, которая строится на нравственном просвещении и нравственном упражнении в нравственном поведении, в усвоении нравственного содержания правовых норм в процессе ресоциализации действует другой механизм. Связано это с тем, что нравственный мир осужденного представляет собой весьма пеструю картину: это и асоциальные нравственные нормы, типичные для преступной среды, и элементарные нравственные нормы, действие которых распространяется только на узкий круг людей, близких преступнику, и извращенное понимание ряда моральных норм и т. д. Доминирующее положение здесь занимают асоциальные нормы, в соответствии с которыми и строятся привычные формы поведения и деятельности правонарушителей. Для них таким доминирующим видом деятельности является преступная деятельность (в зависимости от степени вовлеченности в преступную деятельность у преступника проявляются или преступный навык, или преступное умение).

Поэтому на первом этапе ресоциализации решается задача предупреждения привычных форм преступного поведения осужденных. Достигается это путем максимального ограничения видов деятельности, в которые включен осужденный. Сохраняется как обязательная правовая (соблюдение режима отбывания наказания), общение сводится к минимуму (общение только с представителями администрации). Нравственно-правовая деятельность как интегративный вид деятельности проявляется только через отношения осужденных в различных видах деятельности и заключается в отношении осужденного к режиму отбывания наказания и к наказанию в целом. Все другие виды деятельности для осужденного исключаются. Первый этап – этап строгой изоляции, где вновь поступившие в ИТУ осужденные содержатся изолированно от основной массы, и цель его – лишить осужденного возможности продолжать привычную для него преступную деятельность. В качестве одного из вариантов можно предложить одиночное камерное заключение на этом этапе.

Второй этап – принуждение к выполнению правовой нормы. Если в результате первого этапа осужденный отказался от привычного асоциального поведения, то на втором этапе для него создается возможность организации своей жизни в ИУ в соответствии с правовыми нормами. Расширяется (но строго контролируется) деятельность общения, которая строится на социально-приемлемых нормах. Осужденный включается в социально-полезную (трудовую) деятельность, носящую добровольный характер. Причем одним из условий перехода с первого на второй этап является желание осужденного трудиться. Второй этап – этап усиленного контроля заключается в том, что в условиях жесткой регламентации и контроля жизнедеятельность осужденного строится и подчиняется правовым нормам.

Третий этап – приучение осужденного к нравственной норме. Расширяется деятельность общения; осужденный включается в более разнообразные виды трудовой деятельности; для него становится возможным социально-ценная деятельность (участие в самодеятельных организациях и других общественных формированиях, частичное самоуправление своей деятельностью). Сущность этого этапа в том, что осужденные получают возможность организации своей жизни на социально-нравственной основе в результате добровольного принятия нравственных норм, но под внимательным надзором администрации.

Четвертый этап – упражнение в социальном поведении. Резко изменяются в сторону расширения практически все виды деятельности, в которые включен осужденный. Для него создается возможность организации своей жизни практически в условиях свободы. Этот этап социальной реабилитации сводится к тому, что осужденный приобретает социальные навыки, но под наблюдением администрации. Таков, на наш взгляд, социально педагогический механизм ресоциализации личности правонарушителя.

Ниже приводится предложенная нами социально-педагогическая модель исполнения уголовного наказания и вытекающая из нее структура пенитенциарного учреждения (см. табл. 7).

Таблица 7

Естественно, в этой структуре необходимым является перевод осужденного с этапа на этап в зависимости от характера его поведения. Все осужденные отбывание наказания начинают с первого этапа. На каждом этапе осужденный находится до тех пор пока не докажет (или администрация не убедится) в его готовности к переходу на следующий этап. В зависимости от личности осужденного, степени его криминальной и социально-нравственной запущенности могут варьироваться как сроки пребывания на этапах, так и условия.

Предложенная нами социально-педагогическая модель опирается на психологический механизм воздействия уголовного наказания на личность преступника. Отдельные элементы этой системы были реализованы в эксперименте по новой модели ВК в опыте работы широко известного «Белого лебедя», при создании межобластных единых помещений камерного типа. В настоящее время уже в основном решены вопросы о комплексной нормативно-правовой проработке этой модели и ее правовом регулировании.

Итак, постановка и исследование проблемы ресоциализации личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания вызвана задачами преобразования исправительно-трудовой системы в новых условиях социально-экономического развития общества. Разработанная концепция, основывающаяся на социальной и личностной природе человека, его целостности, противоречиях его жизнедеятельности как источника саморазвития, позволяет с широких социально-педагогических позиций рассмотреть исполнение уголовного наказания, проникнуть в его внутреннее строение, ввести в теорию и практику исполнения уголовного наказания его педагогическую сущность как проявление нового мышления, которое выражается в:

– выделении ведущего объекта уголовного наказания процесса ресоциализации, установлении диалектической взаимопомощи процесса ресоциализации с процессом исполнения уголовного наказания. Причем ресоциализация личности осужденного является приоритетным по отношению к другим аспектам уголовного наказания, а ее методы и средства диалектически взаимосвязаны с методами и средствами уголовного наказания;

– гуманизации процесса исполнения уголовного наказания как основы психологизации и педагогизации деятельности ИГУ;

– построении целостной системы исполнения уголовного наказания, сущность которой состоит в объединении всех подсистем, направленных на преобразование личности осужденного, вокруг деятельности администрации ИУ по ресоциализации личности осужденного как системообразующей;

– включении в систему ресоциализации не только администрации ИУ, но и микросреды ИУ и элементов внешней среды;

– педагогическом прогнозировании как основы процесса ресоциализации личности осужденного в процессе исполнения уголовного наказания, что послужит исходной целеполагательной позицией для определения перспектив исправления личности, критерием принятых педагогических решений, эталоном контроля и оценки результатов исправления осужденных на различных этапах исполнения уголовного наказания.

Данные концептуальные позиции позволили определить и детально разработать содержание, целеполагательные компоненты, принципы, методы, средства и формы ресоциализации, что в своей совокупности позволяет рассматривать ресоциализацию как системное многоуровневое образование, обладающее устойчивой совокупностью ведущих признаков целостной системы, включающей различные подсистемы.

Таким образом, система ресоциализации личности осужденного обладает всей совокупностью признаков целостных социальных систем. Специфичность целевого назначения заключается в организации процесса формирования у осужденных социальных ценностей, норм и способов социально ценной деятельности. Как организованная форма социальных воздействий на осужденных ресоциализация представляет собой управляемый процесс восстановления, накопления и развития положительного социального опыта правонарушителей.

Проведенное теоретико-методологическое исследование открывает перспективы для изучения психолого-педагогических основ эффекта оптимизации, комплексности и целостности, способов и средств реализации принципа меры в уголовном наказании, путей и способов повышения этической зрелости сотрудников ИГУ, обеспечения гуманистической направленности их практической деятельности.

Решение этих и других, вытекающих из проведенного исследования вопросов будет способствовать дальнейшему развитию теории ресоциализации личности в процессе уголовного наказания.