Уверенная рука

Казалось, быстро и легко продвигался по службе Евгений Терентьевич Семакин. За каких-то неполных три года после окончания сельскохозяйственного института прошел он путь от рядового совхозного зоотехника до директора племстанции, а затем до начальника районного управления сельского хозяйства.

Повышая в должности Семакина, хозяйственные, партийные руководители исходили из того, что Евгений Терентьевич обладает кипучей энергией, цепким умом, умеет ладить с людьми, образован, самостоятелен, честен и принципиален. За чуткое отношение и помощь уважали его молодые специалисты, за требовательность и умение разобраться в сложном вопросе ценили руководители совхозов и колхозов почтенного возраста.

Уважал и ценил его и старейший председатель Василий Евгеньевич Сигов. Колхоз «Вперед», возглавляемый им, был одним из лучших в районе. В течение ряда лет выдерживал он взятый однажды довольно высокий уровень производства. Получая стабильные урожаи, имея высокую продуктивность скота, хозяйство успешно выполняло и перевыполняло планы по продаже сельхозпродукции. С каждым годом крепла колхозная касса.

– С такими-то средствами, – говаривал, бывало, молодой начальник управления седовласому председателю, – можно б горы своротить. Новые фермы построить, дома колхозникам. Расширять надо производство, Василий Евгеньевич, расширять.

Вот ведь странное дело: и богатый колхоз «Вперед», а болит сердце за него у начальника, болит за капитал, что лежит мертвым грузом. И ездил Семаков в это хозяйство, пожалуй, чаще, чем в какие другие.

Однажды, когда он помогал устанавливать в колхозе кормозапарник, к нему подошел секретарь партийной организации хозяйства Виктор Васильевич Белов и сказал:

– А быть тебе, Терентьевич, председателем у нас. Изберем.

Избрали ведь, хотя даже первый секретарь райкома неодобрительно смотрел на это: где еще найдешь такого начальника управления! Но что поделаешь, если Семакин вроде бы как сам захотел стать председателем. Многим это казалось странным. Вот чудак, остановился на полпути, уже выйдя на накатанную дорогу. Евгений Семакин, когда ему досаждали расспросами по этому поводу, отшучивался: «А чем плохо председателем быть? Сам себе голова. Когда захотел, тогда и спать лег, куда задумал поехать, туда и отправился». А у самого все звучали в ушах слова одного председателя колхоза: «Давать советы легче, чем выполнять. Ты бы, Евгений Терентьевич, на конкретном опыте, сам доказал, как нужно работать».

Первыми почувствовали уверенную руку нового руководителя колхозные строители. Вызвал он их к себе, повел разговор. В хозяйстве ветхие животноводческие помещения – надо строить новые, люди жалуются: плохи дома – будем ставить хорошие, ремонтировать старые. И поведал о своих планах, сколько нужно всего сделать за год: три телятника, коровник, зерносклад, жилой дом. Строители переглянулись, не шутит ли руководитель? Где взять для этого стройматериалы, где рабочая сила?

– Стройматериалы – моя забота. Рабочая сила есть в колхозе. Каждый крестьянин топор держать умеет.

Семакин, конечно, понимал, что не каждый крестьянин, умеющий держать топор, пойдет в строительную бригаду. Кроме как строить дома, нужно и землю пахать, и на ферме работать. И все же сколько еще не занято крестьянских рук в период межсезонья! Почему же в эти руки не вложить мастерок, ведро с цементом?

Собралось правление, пригласили на него председателя сельсовета Леонида Ивановича Мошкова, обсуждали вопросы, как увлечь людей, где надо провести сходы, а с кем поговорить индивидуально.

Сейчас эти хлопоты позади. О строительной бригаде колхоза «Вперед» в районе говорят, что она делает не меньше, чем межколхозная строительная организация. Преувеличивают, конечно. Но, однако, подивиться есть чему. План, с которым знакомил председатель плотников, каменшиков, выполнен. И нынче еще сданы в эксплуатацию телятник, коровник, откормочник, пункт технического обслуживания машин, механизированный зерноток и семь жилых домов.

– Завезли для строителей вот тысячу тонн железобетонных конструкций. 250 тысяч штук кирпича, тысячу тонн песку. Все своими силами, – говорит председатель. И его голубые глаза, в которых и признака усталости нет (что значит молодость!), искрятся.

И тут у меня возник вопрос: а как отражается все это на росте производства? Любопытство удовлетворил бухгалтер. Себестоимость по всем видам сельскохозяйственной продукции снизилась.

Бросилась в глаза тесная связь председателя с сельским Советом. Вот и сейчас Семакин, проезжая по Вахромеевке, попросил остановить машину около здания с развевающимся красным флагом. Первым делом благодарность председателю исполкома Мошкову.

– Спасибо, Леонид Иванович, что активизировали работу депутатских постов на фермах. Чище, жирнее продаем теперь молоко государству. Ясли, спрашиваешь, когда будем строить? Скоро начнем, и не только ясли, но и садик, и столовую.

Разговор заходит о молодежи. Много теперь ее в колхозе. Все хорошие специалисты имеют условия и для труда, и для отдыха. Механизаторов, например, на работу и по домам автобус развозит. Грязным в автобус не сядешь. Надо привести себя в порядок, благо душевые построены в мастерских.

А на улице останавливает председателя колхоза женщина. В годах, но энергичная:

– Терентьич, я к тебе как будущему депутату сельсовета. Помоги с кормом для коровы.

Семакин хмурится:

– Пусть об этом меня твои сыновья попросят.

И, видя мой недоумевающий взгляд, объясняет:

– Три сына у нее великовозрастных, без дела гуляют, а матери не помогут сена для коровы накосить.

И совсем другой разговор:

– Терентьич, дочка замуж выходит, молодым строиться надо.

– Пишите заявление, ссуду выдадим, лес бесплатно получите.

Радостно на душе, когда видишь и слышишь такое.

 

Учили старшие

Поздним вечером, когда ритм трудового дня стихает и гаснет свет в окнах односельчан, Анатолий садится за стол в своей комнате и достает депутатскую папку.

Тихо, спокойно кругом. Можно вновь внимательно прочитать и осмыслить все заявления и просьбы, с которыми к нему обращались сегодня на приеме избиратели.

Приходил директор маслозавода. Нужна ему машина для выездной лаборатории по проверке качества молока. Уже направлял он, депутат Перкун, письмо об этом в республиканское Министерство мясной и молочной промышленности, а сегодня получил ответ. Совсем неутешительный. А ему ли, Анатолию, сельскому жителю, не знать, к чему приводит отсутствие должного контроля за качеством молока. И вот отказали. Перкун достает депутатский бланк и пишет: «Министру мясной и молочной промышленности СССР…»

Многие обращаются к депутату по личным вопросам. Да он и сам видит и нужды, и возрастающие запросы сельских жителей. И его долг – помогать людям, чтобы лучше жилось им, веселее работалось. Вот недавно пронесся над районом ураган. Где крышу сорвало, где сарай повалило. И люди пишут об этом. Надо побывать в райисполкоме, поговорить о том, как быстрее оказать им содействие.

Долго не гаснет свет в окне у Анатолия. И старая вишня, растущая в огороде, дробно стучит ветками в белую стену хаты. Стучит, барабанит, тревожит память.

…Вторые сутки по ночам отец в огороде «роет погреб». «Зачем он? – недоумевает Толик. – У нас уже есть один». Но отец на расспросы не отвечает. Он угрюм и озабочен. Сегодня вечером к вырытой яме подогнал трактор, созвал товарищей своих: Никифора Струся, Моисея Вариводу, Ефима Дзюбенко. Молча подошли они к трактору и начали его разбирать. А утром проснулся мальчонка, глянул в огород – нет погреба, нет трактора. Молодые вишенки посажены на том месте.

Через неделю село заняли гитлеровцы.

Трактор откопали весной сорок четвертого. Радостный, сияющий отец, вышедший тогда вместе с партизанами из леса, прижимал к груди повзрослевшего Толика.

Ушли на запад партизаны, а отца, единственного в селе тракториста, оставили пахать землю и сеять хлеб. Помнит Анатолий: раннее утро, белый-белый пар над черным полем. Помнит себя, босоногого и вихрастого, несущего в нехитром узелке «перехватку» отцу…

Пройдут годы. Вырастет Анатолий. Станет, как отец, механизатором и коммунистом. И всегда будет помнить его слова: «Живи для людей, сынок». Потом, когда за трудовые успехи Анатолий Перкун будет удостоен звания Героя Социалистического Труда, на одной из встреч с учениками местной школы он скажет:

– Любви к нашему общему делу, к Родине своей меня учили старшие товарищи, односельчане, мой отец.

В колхозе имени Шевченко, где Анатолий работает бригадиром тракторно-полеводческой бригады, рассказывали мне, как много лет назад начали в Гайсинском районе создавать механизированные звенья по выращиванию сахарной свеклы.

Дело новое. Побаивались механизаторы брать на себя всю ответственность за землю, за урожай. Кто-то был должен сделать первый шаг, отозваться на новинку с душой, заинтересованно. Такой шаг сделал Анатолий.

Невелико было тогда поле, обрабатываемое механизатором, – 50 гектаров. Но это по нынешним меркам. А в ту пору! За работой Анатолия следил весь район.

По осени убрали урожай, отчитались. Кое-кто не поверил даже: каждый гектар «индустриального поля» дал по 260 центнеров свеклы. И Перкун загорелся идеей создания механизированных звеньев в других хозяйствах. Всю зиму работала на базе звена районная школа передового опыта. Ширилось движение, завоевывало новые позиции. Теперь за каждым звеном свекловодов-механизаторов в хозяйствах закреплено в среднем уже по 150 гектаров, а урожайность достигает на круг более 360 центнеров.

А Перкун пошел дальше. Механизаторы его бригады теперь отвечают не только за работу машинно-тракторного парка, но и за урожай всех культур. И опять результаты превзошли ожидания: пшеницы нынче бригада, получила с гектара по 39,9 центнера, ячменя – 35, проса – 25,6, гречихи – 13, сахарной свеклы – 363.

Прежде чем рассказать об организации труда механизаторов, о технологических приемах, методах обработки полей, Анатолий Софронович не преминет заметить:

– Мы не только берем от земли, но и даем растениям все, что требуется.

За бригадой закреплено 27 тракторов, более десяти зерноуборочных и свеклоуборочных комбайнов. В коллективе – 63 человека. Более половины из них люди, которым и тридцати нет. Большинство механизаторов – специалисты первого и второго класса. А во главе бригады – он, Анатолий Перкун. И, наверное, не только потому во главе, что у него большой опыт и хорошее образование – техническое и агрономическое, – а еще и потому, что он человек особого душевного склада. У него ровный и спокойный характер. Таких людей понимают с полуслова, за ними идут безоглядно. Умеет он людей вокруг себя сплотить, умеет потребовать и не обидеть человека.

…В колхозном клубе шло собрание по выдвижению кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. Председатель колхоза Николай Стародуб предложил вновь выдвинуть Анатолия Сафроновича Перкуна. Один за другим поднимались на трибуну односельчане, говорили о том, что человек он особый, умеющий создавать атмосферу высокого трудолюбия, что на первом плане у него общественные интересы. Многие выступали. И каждый говорил что-нибудь хорошее об Анатолии.

Долго не гаснет свет в окошке колхозного бригадира. Последние записи, заметки: переговорить с председателем колхоза о подвозке топлива пенсионерам, позвонить в райисполком…

Ну, пожалуй, и хватит на сегодня, можно перевернуть листок календаря. Что там на завтра? День тоже полон дел. А вечером в сельском клубе спевка. Что ж, скоро смотр художественной самодеятельности, а хор механизаторов колхоза, которым руководит тракторист его бригады Иван Иванович Матвиенко, – в числе лучших коллективов народного творчества.

 

Как выросли наши люди

Он идёт родным селом не торопясь и в душе любуется им. Все ему здесь мило и дорого: и новая школа, и улица Лесная, выросшая прямо-таки на глазах, и рокот тракторов за околицей, и, конечно же, люди, его земляки, рядом с которыми живет он и которые оказали ему высокое доверие, избрав депутатом Верховного Совета СССР.

Мы встретились с ним в те дни, когда он готовился к отъезду в Москву на внеочередную сессию, чтобы вместе с другими депутатами выразить волю народа, рассмотреть и принять новую Конституцию страны. Стоит ли говорить, что Владимир Александрович Макаронак был в приподнятом настроении и, понятно, волновался. Вспоминая встречи с избирателями, собрания и беседы, на которых обсуждался проект Конституции, он говорил:

– Как изменились, как выросли люди! Вроде бы и тот же простой крестьянин, а уже не тот. Мыслит широко, по-государственному.

Задумался, вспоминая что-то, сказал: «А ведь с чего начинали!..» И решив, видимо, удивить меня, лукаво улыбнулся:

– А знаете, отец мой, когда создавались колхозы в наших краях, не сразу пошел в артель. В гражданскую за Советскую власть сражался, всей душой был за эту власть. А поди ж ты! Трудно давалось новое. Вековую крестьянскую психологию ломать надо было. А это, пожалуй, посложнее, чем разбить врага…

Внимательно слушал я его и понимал: не для оправдания «несознательности» отца своего говорит он все это. Нет. Он, его сын, еще и еще раз старается осмыслить всю сложность становления нового человека в деревне и хочет отдать дань сердца своего тем, кто был первым на этом пути.

Первые коммунисты села… Они и сейчас, как живые, стоят перед глазами Владимира Александровича. Школьный учитель Внуков… Председатель колхоза – двадцатипятитысячница Винокурова. Вот она, статная, ладная, выступает на сходке:

«Что такое колхоз, товарищи? Это чтобы вместе работать, чтоб один человек помогал другому».

И в борьбе прошлого и будущего «наше» брало верх над привычным «мое». И за эту новую жизнь, в которой, может быть, впервые люди обрели счастье, они потом, когда нагрянет беда, будут стоять насмерть. И вместе со всеми будет стоять его отец Александр Анисимович.

В центре села памятник: взметнувшаяся к синему небу стела, в черном обрамлении – пепельные плиты. Девяносто девять фамилий на них – это имена 99 жителей, заживо сожженных гитлеровцами. Читаю скорбный перечень жертв. Надпись: «Сожжены 23 февраля 1943 года».

– На нашей земле все в ту пору солдатами были, – говорит Владимир Александрович. – И во время войны здесь колхоз существовал, обеспечивал продуктами партизан.

…Был солнечный день золотой осени. С полей тянуло дымком костров – завершалась уборка картофеля. Звонкие голоса ребятишек доносились из новой школы – началась перемена; совхозный прораб доказывал что-то каменщикам; по улице то и дело проходили грузовики со всевозможной деревенской продукцией… А как выглядело все здесь тогда, в тот трагический февральский день? Чем занимались эти вот малышки-сестрички: Катя и Тамара Лукач, чьи имена на серой плите мемориала? Что делал старший житель села Е. Н. Горбач? Об этом уже не скажет никто. Пришедшие ночью в село партизаны не нашли здесь никого и ничего. Только метель лизала обгорелые стволы деревьев, заметала пепелища.

– Вспомнить об этом и то тяжело. – Владимир Александрович посуровел. – К слову сказать, именно в это время мой отец спасал раненых партизан.

…Отряд, в котором находился и учитель Виктор Николаевич Внуков, выполнив задание, возвращался на базу. Казалось, что все опасности позади. Но вдруг из лесочка, окутанного туманом, ударил фашистский пулемет. Засада!

Помнит Владимир: раненый учитель, принесенный в их дом, рассказывает склонившемуся над его постелью отцу: «Хорошо, что я шел впереди. Смяли мы фашистов, прорвались…»

Быть впереди! Это жизненное кредо коммунистов Владимир осознал впервые, наверное, именно в тот раз, и оно осталось с ним навсегда.

Потом, на фронте, командуя отделением, он не раз окажется в такой же ситуации, в какую попал однажды его школьный учитель, но, выйдя из жаркой схватки живым, он облегченно вздохнет и скажет непроизвольно: «Хорошо, что я был впереди!..»

Человек удивительной скромности, тихий в обращении с людьми, он впереди и сейчас, в мирных сельских делах. Трудным было счастье его, нелегко давалось. Но, наверное, поэтому и радостей было больше, когда дело ладилось, когда приходил успех. И когда люди его поколения говорят, что в их жизни были только заботы да труд, он поправляет: радость труда, радость забот. Детям своим внушает понятия эти. И неспроста идут они по стопам отца. Два сына его, Володя и Вячеслав, окончили зооветеринарный институт; дочь Лариса после школы осталась работать в хозяйстве. Говорят, счастлив человек, если дело, которым он занят, главное в его жизни. Но коль это так, то, наверное, дважды счастлив тот, кто и в детях обрел своих преемников. Владимир Александрович по этому поводу думает именно так.

Будучи в совхозе, я встречался с людьми, хорошо знающими бригадира В. А. Макаронака. И чем больше слушал я их, тем больше убеждался, что Владимир Александрович удивительно близок всем. Высокие нравственные принципы, активная жизненная позиция, сознательное отношение к общественному долгу вызывают уважение к нему.

Он любит деревню, в которой живет, что называется, самой беззаветной любовью. С гордостью говорит о своих земляках, их трудолюбии. И я понял, почему еще задолго до того, как пришла к нему слава, известность, односельчане не раз избирали его депутатом в местный Совет. Он не потерпит несправедливости, поймет человек и в радости, и в беде.

Многое сделал для села совхоза Владимир Александрович как депутат. По его настоятельной просьбе дорогу строить начали. Пришел к селу автобус. За помощью к нему обращались и руководители хозяйства, и директора промышленных предприятий, и все те, кто живет и трудится рядом ним.

– Ну, а как же иначе? Ведь меня народ избирал, живем мы в таком обществе, где закон жизни: забота всех о благополучии каждого и забота каждого о благополучии всех. Так ведь в проекте Конституции нашей записано?!

Я сознательно не привожу здесь высоких показателей, которых добивается ферма, руководимая Владимиром Александровичем, не говорю, как развивалась она, росла, как меняло облик село. Это само собой разумеется. Сельское хозяйство страны за последние годы ушло далеко вперед. И совхоз имени Дзержинского, конечно, тут не исключение. Но об одном не сказать все-таки невозможно: здесь, на совхозной ферме, выведена новая порода свиней – белорусская черно-пестрая. Двадцать пять лет работали рука об руку свиноводы этой фермы с учеными Минского научно-исследовательского института животноводства. Одним стремлением, одной заботой жили ученые и сельские труженики. И это еще одна примета нашего времени.

За день до отъезда в столицу Владимиру Александровичу позвонили из района, попросили выступить перед строителями. О чем он скажет сегодня, накануне великого события в его жизни и жизни всего народа? О том волнении, с каким едет в Москву, о своих предыдущих встречах с избирателями или о тех достижениях, которых добились труженики района, всей страны?!. Конечно, он скажет и об этом. Но главным в его беседе будет все-таки сама наша Конституция. Он скажет, что Основной Закон, который по воле народа едет принимать, – это закон самого народа. И что Конституция, закрепив новые завоевания советских людей, предоставив им еще более широкие права, требует от каждого и строгого исполнения своих обязанностей. Он скажет: Конституция, выражаясь вашими словами, дорогие каменщики, бетонщики, – это строительные леса, помогающие нам поднимать ввысь этажи светлого здания, имя которому – коммунизм.

…Я смотрел на Владимира Александровича, жителя белорусского села, и думал о нем то же, что и он о других: как выросли наши люди!

 

«Будет толк»

Со знатным белорусским мелиоратором, Героем Социалистического Труда Филиппом Семеновичем Горбачем мы встретились в Гомеле на областной партийной конференции. Сухощавый, подтянутый, с благородной сединой на висках, в модном костюме, он сидел в президиуме, внимательно слушал выступающих, изредка делал пометки в блокноте.

Потом, во время перерыва, я разговаривал с ним. Говорил он о том, как смело планируют свое будущее наши люди. Но все реально, все обоснованно. И те высокие рубежи десятой пятилетки, которые представил на всенародное обсуждение Центральный Комитет нашей партии, будут непременно взяты. К примеру, та же мелиорация. Ведется она в Белоруссии давно. Но то, что сделано за последние годы, ни с чем не сравнимо. Шутка сказать, в республике осушено более двух миллионов гектаров заболоченной земли, или мелиорирован почти каждый четвертый гектар!

В своем рассказе он уносится в то далекое, ставшее уже историей время, когда первые колхозники их деревни Будка, что в Речицком районе, шли на ненавистное им болото, вооруженные всего-навсего лопатами. Помнит первый экскаватор, пришедший на помощь его односельчанам. И то, как он, Филипп Горбач, шел за диковинной машиной вместе с деревенскими мальчишками.

Стукнуло ему в ту пору уже шестнадцать лет, и на груди его солнечно сверкала медаль «За трудовую доблесть». Он рано начал работать в колхозе, как и его сверстники, детство и отрочество которых безжалостно растоптала война.

Старший машинист экскаватора Сергей Загоруйко поселился в соседнем доме, и Филипп теперь вечерами пропадал там. «Дядя Сергей» приметил парня и однажды предложил:

– Может, ко мне пойдешь?

– Правда? – обрадовался юноша.

Его взяли рабочим нижней бригады – расчищать путь перед экскаватором и наводить стлани. Черновая, тяжелая работа. Но она не удручала парня. Когда экскаватор становился на тех-уход и подсобные рабочие могли отдохнуть, Филипп крутился около машиниста, помогал ему разбирать узлы, смазывать, шприцевать экскаватор. И пришел день, когда Загоруйко разрешил парню сесть за рычаги. Потом еще раз.

– Из этого будет толк, – решил опытный механизатор и после смены пошел к начальнику участка.

Горбача направили на курсы экскаваторщиков.

На всю жизнь сохранил он великое чувство благодарности к своему первому наставнику Сергею Загоруйко, к внимательному и чуткому руководителю Ивану Алишевскому. Эти люди научили Филиппа отзывчивости, умению разглядеть хорошее в человеке, заставить его поверить в себя.

Добрый пример первых старших товарищей Горбач сделал как бы эталоном для себя в отношении к другим людям. Не потому ли многие ребята, которые начинали работать у Филиппа Семеновича помощниками, стали потом квалифицированными специалистами, известными мелиораторами? Федор Козыревский. Владимир Герасименко, Петр Гармович, Адам Денисенко – это бывшие ученики его, ныне передовики соревнования.

А ведь специалиста вырастить нелегко. Тут мало одного доброго намерения или строгой требовательности. Наставником может быть только человек самоотверженный, влюбленный в свое дело, лишенный чувства корысти, обладающий свойствами педагога, учителя.

Помнится Филиппу Семеновичу, как пришел к нему на машину Володя. Парень смекалистый, ловкий, но любивший после рабочего дня «гульнуть немножко» Не раз говаривал с ним на эту тему экскаваторщик и однажды отстранил того от работы.

– Эх, парень, парень. Руки у тебя золотые. Но боюсь, загубишь ты себя и не сделают они ничего путного. Расстанешься с техникой – чем заниматься будешь?

И словно встряхнул того.

Не просто было учителю пробуждать у начинающих механизаторов веру в свои силы, самостоятельность. Развивая эти качества у помощников, Филипп Семенович попадал и в неприятные истории. Сейчас он о них рассказывает с улыбкой:

– Пришел ко мне Денисенко. Робкий такой. Машины боится. Ничего, думаю, будешь и ты механизатором. Учил, показывал. Однажды оставил за рычагами одного. Приезжаю обратно, а от экскаватора торчит одна стрела. Увязла машина в трясине… Шесть тракторов еле вытащили… А в нынешнем году Денисенко по тресту занял второе место в соревновании. После меня. За ним Володя Герасименко. Отрадно…

Экскаваторщиков, работающих в мелиоративпых организациях, называют порой первопроходцами. И, конечно, не для красного словца. Эти люди и в самом деле первыми начинают работы в зыбких, страшных трясинах, открывая скрытое за семью печатями поистине золотое дно. И эти же люди прокладывают первые пути к обновленной земле: строят шлюзы, мосты, переезды через вырытые ими же каналы.

Десять лет назад Горбач разработал и первым внедрил так называемый метод замывания опорных свай в болотных условиях. Раньше при строительстве мостов их забивали копром. Стоило это недешево. Не просто ведь затащить в урочище этот механизм. Горбач предложил крепить сваи в грунте со стрелы экскаватора в размытое водой отверстие. В то лето он построил таким образом 28 мостов. И это не в ущерб своей основной работе – рытью каналов.

А год спустя Филиппу Семеновичу было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.

– Прочитав Указ, – рассказывал Горбач, – я не поверил своим глазам. И знаете, что в первую очередь в голову пришло тогда? Как же это так. В герои вышел, а образования почти никакого. Вот пригласят в школу перед ребятишками выступить, что я скажу им, как стану агитировать за учебу, если у самого за плечами всего пять классов. Ведь перед ними не оправдаешься тем, что война была, а сейчас семья большая, то да се. Какой же ты, скажут, герой, если трудностей испугался. И пошел я в вечернюю школу. В одном кармане газета с Указом, в другом – просьба принять в шестой класс.

Он успешно закончил среднюю школу. Учился и работал самоотверженно, неистово. Горбача избирали членом бюро райкома партии, депутатом Верховного Совета Белорусской ССР, он выступил инициатором соревнования за экономию топлива и запасных частей, добился рекордной выработки на экскаватор.

Однажды на участке шло профсоюзное собрание. Председатель рабочкома А. Макаревич, призывая мелиораторов работать высокопроизводительно, привел в пример Ф. С. Горбача. Вдруг с задних рядов раздался недовольный голос:

– Да что у вас за Горбач такой? Уж больше недели как приехали сюда, а не видывали его. Хоть и слышали много. А может, он и не работает так, как говорят?

На следующий день на объект, где урчал экскаватор Филиппа Семеновича, новичков повез сам начальник участка. Прямой, что струна, канал, в котором отражалось голубое небо, тянулся вслед за машиной прославленного мелиоратора. Ровные, как на картинке, откосы. Ни обвалов на них, ни осыпей. По строгой прямой линии проложен вынутый грунт.

– Ну это уже марафет, – проговорили приезжие. – Зря он так старается.

Разговаривая с новичками, Горбач объяснил, почему он так ревниво аккуратен в работе:

– Дашь поблажку себе в малом, потом и в большом уступишь. Высокое качество в деле должно быть привычкой уважающего себя человека.

Рабочая честь, чувство хозяина – эти высокие качества, присущие современному труженику, нашли у Филиппа Семеновича самое яркое выражение. Их заметили и оценили товарищи коммунисты, избрав его на областной партийной конференции делегатом на XXI съезд партии.

…Прощаясь с Ф. С. Горбачем, я спросил, где он работает сейчас.

– Да есть такое урочище, Цаплей называют. Не думали и управиться с ним. Но теперь дело пошло, хоть и довелось повоевать с проектировщиками.

Глаза Филиппа Семеновича лукаво светились, а депутатский значок отливал ярким рубиновым огнем.

 

На командирской высоте

Тогда, впервые встав за трибуну перед своими колхозниками, Леонид Вениаминович волновался очень, но говорил твердо: если ему окажут доверие, он всегда будет вместе с ними, и, работая рука об руку, они выведут хозяйство из прорыва, будут получать на трудодни и хлеб, и картофель, и деньги, обещал быть непримиримым ко всякого рода разгильдяйству.

Давно и недавно вроде бы это было. Давно потому, что перемены, происшедшие на этих землях, настолько велики, что в иное просто не верится. И недавно – поскольку не стало меньше хлопот и забот у председателя, а чувство ответственности, которое со всей ясностью ощутил Эльгудин двадцать пять лет назад, принимая колхозную печать, не ослабло в душе его.

Наверное, не я первый и не я последний, кто, побывав в колхозе «Советская Армия», задавал и задает естественный вопрос: в чем секрет успехов хозяйства? И среди многих моментов непременно выделит и отметит особо эффективность работы руководителя. Она проявляется в его обширных познаниях сельскохозяйственного производства, горячей вере в эксперимент, в неуемной жажде выявлять возможности человека на земле, в умении председателя убедить людей: так сделать можно, так сделать надо.

– Наш председатель на истинно командирской высоте находится, – сказал старейший колхозник Николай Сергеевич Тарабаричев, в прошлом сам председатель колхоза.

Человек на командирской высоте. Как с любой высоты, ему, должно быть, открываются более широкие горизонты и видится порой то новое, перспективное, что другие еще не видят. Но ведь мало только увидеть новое, надо и суметь сделать так, чтобы оно стало всеобщим достоянием. А для этого нужны упорство и мужество, требовательность и настойчивость.

Залог успеха в любом деле, считает Эльгудин, – четкая организация труда, порядок и дисциплина. В хозяйстве умеют спросить и с начинающего работника, и с опытного, порой прославленного труженика. В колхозе помнят, как срезали дополнительную оплату одному из лучших механизаторов за проступок, который казался, на первый взгляд, незначительным. Обиделся тот, когда узнал в бухгалтерии, что наказан, заявление на уход принес. Ни он сам, ни многие другие не верили, что председатель даст «добро» на уход: механизатор-то очень способный. Но Эльгудин рассудил: порядок для всех должен быть единым, и если не наказать виновного, то этим дашь козырь в руки другим нарушителям дисциплины. Подписал заявление председатель, а на другой день парень пришел снова в колхоз проситься.

Мне довелось поприсутствовать на одном из заседаний правления. Слушался отчет главного инженера хозяйства Е. И. Богаченкова о постановке техники на зимнее хранение. Деловые, строгие замечания делались главному специалисту. Евгений Иванович хотел было «отговориться» от наседающих на него правленцев: время-то, отведенное для постановки, еще не истекло.

– Когда истечет, будет поздно тебя критиковать, – сказали ему.

Об Эльгудине в районе говорят как о новаторе, человеке, умеющем опередить обычный ход событий, предвосхитить то или иное явление. Он многое начинал делать в своем хозяйстве чуть раньше других. И материальную заинтересованность в колхозе вводил, когда у соседей ее и в помине не было. И за твердый план по продаже зерна государству первым в районе ставил вопрос. И от строительства многоэтажных домов для колхозников отказался, начав возводить индивидуальные особнячки, как только почувствовал, что труженики хозяйства едут в «секции» не очень охотно. И это, несмотря на то, что многие ратовали только за единственный вариант сельской застройки – за город в селе.

Даже в таком деле, как шефство, содружество с городскими предприятиями, оказался впереди коллег. Шефы «Советской Армии» не копают картошку, не грузят на току зерно, а помогают в подготовке кадров, ремонтируют сложное оборудование и выполняют другие квалифицированные работы, достойные их инженерного ума и смекалки. И на удивление всем выполнили они работ таким образом в хозяйстве за год без малого на 30 тысяч рублей.

А строительство комплекса для дойного стада на 800 голов? Сколько иронических улыбок видел Эльгудин на лицах знакомых председателей колхозов, когда начал возводить и осваивать эту «фабрику молока»: не все ведь удачно складывалось. Зато сейчас, приезжая в «Советскую Армию», те же руководители соседних хозяйств ловят о комплексе каждое слово Героя Социалистического Труда Л. В. Эльгудина – опыт перенимают. Еще бы! Работает там только молодежь. Да какая! Специальную отборочную комиссию прошедшая. И вообще молодеет «Советская Армия». Вот уже средний возраст труженика ее составляет всего 34 года. С такими людьми можно вершить дела. И они вершатся. Посудите сами: в хозяйстве 5.379 гектаров сельхозугодий, а число работающих колхозников 478. И вот эти люди производят ежегодно до 45 тысяч центнеров зерна, более двух тысяч центнеров льносемян, около трех тысяч центнеров льноволокна, до 40 тысяч центнеров картофеля, столько же молока и около шести тысяч центнеров мяса. Все отрасли рентабельны. Выручка от реализации продукции доходит до двух с половиной миллионов рублей. Отсюда и соответственные темпы строительства новых производственных и культурно-бытовых объектов, асфальтирование дорог, приобретение новой техники, повышение материальной обеспеченности колхозников. Отсюда и поток писем в колхоз с просьбой принять на работу.

Вспоминаю первый день приезда в «Советскую Армию». После недолгого разговора в конторе Эльгудин предложил кое-куда проехать. Ехали по гладко укатанному шоссе. Как бусинки на нитку, были нанизаны на него деревушки: Горловка, Липовка, Мозалево. Мелькали за окном «газика» опрятные домики, опоясанные березовым кушаком, здания ремонтных мастерских, животноводческих ферм, трубы агрегатов витаминной муки, зерносушилок, проскочил красочный въезд на комплекс. И хотелось задержаться, обстоятельно со всем познакомиться, но председатель почему-то пока тут не останавливался и вез туда, где за холмами сверкал куполами церквей, белел панельными блоками современных многоэтажных зданий городок его детства, районный центр Рославль.

И он рассказывал о славной истории Рославля, о земляках своих, о их героизме в годы прошлой войны, проутюжившей вдоль и поперек эту многострадальную землю. Он рассказывал о выросшем недавно в городе предприятии – заводе «Автозапчасть», крупнейшей новостройке – заводе тормозного оборудования, о том, как впервые в Союзе применили на Рославльском заводе алмазных инструментов лазерные установки.

Я чувствовал в словах председателя большое уважение к делам промышленников и, откровенно говоря, досадовал: чего же это он так нахваливает соседей и помалкивает об успехах колхоза своего? А есть ведь что сказать! Переходящее Красное знамя ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ дважды получали. И тут председатель, многозначительно посмотрев в мою сторону, сказал:

– Видите, какие под боком у нас «конкуренты» находятся. А мы – ничего, спокойно себя чувствуем. Нас уже в дрожь не бросает, если затевается в районе очередная промышленная стройка. Наоборот, только радуемся.

Одно время в «Советской Армии» столкнулись с таким фактом. Молодежь начала уходить из колхоза не куда-то за тридевять земель, а всего-навсего за 10–15 километров от отчего дома. Поразмыслили в хозяйстве над этим явлением, поизучали его, поставили вопросы: чего ищет человек и что он находит, трудясь, по сути дела, по соседству, в привычной сфере? Ответ подсказали сами ребята, ушедшие в город: «На производстве можно быстро получить любую специальность, а в селе нет. При любом заводе есть курсы слесарей, токарей. А в колхозе?»

– И верно, – согласился Эльгудин, – на промышленных предприятиях система подготовки кадров действует более четко. Потому-то и стремятся туда выпускники наших школ. Но коль это так, то и мы, чтобы закрепить молодежь на селе, должны позаботиться о приобретении юношами и девушками сельских профессий.

В колхозе избрали для этого два пути: направление молодых ребят от хозяйства в учебные специальные заведения и профтехучилища и тесный контакт со школой, где помогли оборудовать кабинет по изучению сельскохозяйственной техники. «Сельские ребята к технике с детства тянутся, так вот и надо помочь им освоить ее, – сказал Эльгудин, – чтобы огонек не погас».

Да что ж тут такого, скажут. Многие теперь так поступают. Верно, многие. Но только теперь, когда на этот момент обращено особое внимание, а из «Советской Армии» посылали на учебу уже в пятидесятые годы.

…Я беру в руки наброски статьи Эльгудина для одного из специальных журналов, читаю: «Урожайность – это обобщающий показатель, в котором находит свое отражение эффективность всех применяемых научно-технических средств и приемов в земледелии, уровень организации производства, активности и квалификации кадров».

– Нет, нет – это не я сказал, – вмешивается Леонид Вениаминович, – это мысль академика ВАСХНИЛ Виктора Дмитриевича Панникова, я ее просто хочу подтвердить на примерах нашего колхоза.

Смотрю выступление Эльгудина на одном из собраний, читаю: «Земля должна быть достойна человека, и для того, чтоб она была вполне достойна его, человек должен устраивать землю так же заботливо, как он привык устраивать свое жилище, свой дом». Это уже Горький. И в этой широте познаний и интересов – еще один характерный штрих руководителя современного сельскохозяйственного предприятия.

 

Словно цветок в степи

Старый Цыбен попыхивал трубкой. Недовольно щурился и все старался не смотреть в глаза председателю. Дамби-Жалсан догадался сразу: чем-то недоволен чабан. Но чем? Уж не тем ли, что он, председатель, решил объединить его отару с отарой Пурбо? Видимо, так и не понял человек, что от этого и колхоз, и он сам только выиграют. А как старался вчера на собрании Дамби!

– Комплексы – наше будущее, – говорил руководитель. – Содержание овец на стационаре принесет нам двойную выгоду. Меньше потребуется людей для присмотра, дешевле станет продукция. Да и люди не будут днями и ночами мотаться по степи. При комплексах дома деревянные построим, телевизоры купим…

Молодежь восторженно гудела: хорошее дело задумал председатель! Теплый, светлый дом – это не юрта. Овцы под крышей – чабану спокойнее. Есть свободная минутка – можно книгу почитать, кино посмотреть. Старики же насупленно молчали: зачем затевает все это Дамби? Овца степь любит, простор. Чабан тоже степь любит. А кто помышляет о каких-то удобствах – тот не степняк, не овцевод. Ай, обидно! Вот и сейчас не утерпел Цыбен, взглянул в глаза Дондокову, спросил с усмешкой:

– Скажи, Дамби, а правду говорят, что устал ты по чабанским стоянкам ездить? Вот и сгоняешь теперь отары в одну кучу.

Закипело от едких слов чабана на душе у Дамби-Жалсана. Но опять сдержался. Дело-то новое затевал он все же, а старики к нему не подготовлены. Молодые – другой разговор. Ум у них гибкий, податливый. И он мягко сказал ветерану:

– Хорошо, Цыбен, твою отару трогать не будем. И Пурбо тоже. Но только смотрите, как бы через годик не пришлось вам учиться к молодежи идти.

Шло время. Однажды, приехав на стоянку к Цыбену, председатель, как всегда, разузнав сначала о делах в отаре, протянул чабану информационный бюллетень.

– Надо было видеть его лицо, – вспоминал потом с улыбкой Дондоков. – Ведь в этой сводке рядом с показателями чабанов-ветеранов были проставлены и показатели работников молодежной бригады «Рассвет». И они оказались по всем позициям лучше.

На другой день, оставив отары на помощников, ветераны были в «Рассвете». Мимо деревянных домиков, в которых жили молодые животноводы, и даже мимо столовой старики прошли равнодушно-гордо, но около каркасно-пленочных помещений, где размещались овцематки, стояли долго и задали по нескольку вопросов. Люся Долсоронова звонко и четко, как на уроке, рассказывала:

– В каждом помещении по 1.200 овцематок. Обслуживают их пять человек. Если бы эти овцы были разбиты по отарам, то для присмотра за ними потребовалось бы выделить не менее двенадцати чабанов. Другой выигрыш: на строительство кошары хозяйство тратит 46 тысяч рублей, а на установку каркасно-пленочного помещения всего лишь 7 тысяч. Третье преимущество…

Дондоков стоял в сторонке, в разговор не вмешивался, но на душе у него было радостно. Чувствовал: заинтересовались старики. Но в то же время председатель понимал: ветераны из гордости будут сопротивляться до конца. Надо было пощадить их самолюбие, и он пришел им на помощь.

– Люся, – обратился Дамби к девушке, – а что если вызвать вам на соревнование опытных чабанов?

– Но они ведь в других условиях…

– Это не так уж трудно исправить. Если есть у нас молодежный комплекс, то почему бы не быть и комплексу ветеранов? Пурбо, Цыбен, что вы на это скажете?

– Однако надо попробовать, – согласились чабаны.

…Приезжающие в колхоз имени XXII партсъезда неизменно задают вопрос: в чем причина успехов хозяйства? Трудно однозначно ответить на это. Но, думается, среди многих факторов нужно непременно выделить эффективность работы председателя. Она проявляется у Дамби и в глубокой нацеленности его на достижения науки и передового опыта, и в умении выявлять способности человека. Озабоченный экономическими расчетами, Дондоков постоянно помнит и о духовных силах людей. И он умеет взывать к этим силам, умеет создать вокруг себя климат высокого самосознания.

У каждого человека есть, говорят, такая черта характера, которая является как бы определяющей. У Дондокова такой чертой можно считать его прямо-таки юношескую увлеченность делом, способность заражать своим энтузиазмом и одухотворенностью других.

…Четырнадцать лет назад принял хозяйство коммунист Дамби-Жалсан Дондоков. Четырнадцать лет неуклонно идет вперед, подымается со ступеньки на ступеньку колхоз имени XXII партсъезда. Давно уже здесь получают стабильные урожаи трав, зерновых. По 29 центнеров с гектара собрали в прошлом году, например, пшеницы. Высока в хозяйстве продуктивность животных. Из года в год перевыполняют тут планы и обязательства по производству и продаже государству сельскохозяйственной продукции. А между тем колхозу не больше, чем другим, выделяют и техники, и удобрений. Другое дело, что используется у Дондокова все это с умом.

Богатеет хозяйство. Около трех с половиной миллионов составили его денежные доходы в прошлом году. Увеличивается жилой фонд, ширится культурно-бытовое строительство. За последнее время на центральной усадьбе выросли комбинат бытового обслуживания, средняя школа, интернат для детей животноводов, ясли-сад, родильный дом, фельдшерский пункт, столовая, два продовольственных магазина, универмаг и банно-прачечный комбинат.

В хозяйстве подобрались сильные специалисты. Но это и не удивительно. Только за три последних года на подготовку кадров, повышение классности, на стипендии студентам израсходовано тысячи рублей. А председатель – натура творческая, любит и поощряет людей, смело идущих навстречу новому. Молодежь это особенно чувствует и ценит. К тому же условия в колхозе для всех работников созданы отменные. Не зря же выпускники местной школы целыми классами остаются в селе. Дочка председателя – Соелма, кстати, тоже осталась. И не где-нибудь с бумагами дело имеет – в овцеводстве трудится.

…Мы уезжали из Цокто-Хангила, центральной усадьбы колхоза, вечером. Около Дома культуры толпились люди. Были тут и парни, и девушки, и пожилой народ.

– Вот так каждый вечер, – сказал шофер. – Любят у нас ходить в Дом культуры. И в кинотеатр тоже. Уютно там, красиво. Между прочим, строились эти здания по проекту Дамби. Здорово, правда? Квартиры для колхозников в двух уровнях начали делать. Опять же Дондокова идея. А давно ли вроде здесь еще юрты стояли…

Мы ехали тихими улицами поселка. Обрамленные тополями тротуары, аккуратные домики, обшитые выкрашенным масляной краской тесом, клумбы, газоны – все говорило о высокой культуре быта и любви к своему селу его жителей. С вершины крутобокой сопки, на которую вскарабкалась наша дорога, мы еще раз взглянули на Цокто-Хангил – в пропыленной рыжей степи он казался ярким цветком.

 

Песня

Когда Андрей Макагонов, разъездной киномеханик, привёл в родительский дом свою суженую, мать и отец его, насторженно взглянув на маленькую худенькую молодицу, скромно стоящую с маленьким чемоданчиком у порога, неловко улыбнулись, отвели глаза в сторону.

Андрей слыл в селе женихом завидным, многие матери прочили за него дочек-невест, богатых, ядрёных. И вообще, село Вольное славилось в округе особого рода прочностью: дома здесь ставили каменные, заборы высокие. Перед свадьбой приданое в огромных деревянных сундуках в дом жениха родственники невесты, тяжело согнувшись, несли на виду у всей деревни. Кое-кто для тяжести на дно сундуков даже каменья клал… Поэтому-то бесприданница Нина со своим тощим чемоданом сразу попала на острые языки местным кумушкам. «Слыхали, – судили и рядили на все лады они, – какую невесту Макагоновы в дом приняли? С одним чемоданчиком да гитарой!»

Справедливости ради надо сказать, что и гитары у Нины не было. Всё, что имела при себе в ту пору девушка – платье, несколько книжек и диплом об окончании Ростовской культпросветшколы, – умещалось легко в её чемоданчике.

Выросшая в деревне, по натуре своей и добрая и мягкая, Нина на эти пересуды не обижалась – хорошо понимала, что «на чужой роток не набросишь платок», знала, что в человеческих сердцах нередко уживается рядом хорошее и плохое. Только хорошее, светлое не всегда на поверхности лежит, и надо его разглядеть и вызволить наружу.

– Умейте любить людей такими, какие они есть, – говорил не раз на занятиях в культпросветшколе своим ученикам прекрасный педагог Алексей Павлович Артамонов, ростовский композитор. – И тогда вам будет легко работать с ними. Проще естественнее станут они вести себя с вами, станут доверять вам, пойдут за вами. Авторитет, уважение людей – главное для культпросветчика…

Помнит Нина, как пели девушки и парни на ее свадьбе:

вели энергично и упруго мелодию мужские голоса, а женские грустно и нежно подхватывали:

Слушала их Нина, и грусть, с которой исполнялась песня, ей передалась. Видела она, как действует песня и на самих исполнителей: лица одухотворенные, задумчивые. У пожилых – светлая грусть в глазах, свою юность вспомнили. Но вот печаль сменилась радостью, восторгом – и уже одно праздничное веселье вокруг.

– Какие таланты пропадают! – склонился к Нине Андрей.

– Не пропадают, а расцветают, – возразила она и мечтательно добавила: – Записать бы все эти мелодии да показать специалистам…

А вскоре она попала совершенно случайно на выступление фольклорной группы из села Михайловки. Была эта группа небольшой – несколько пожилых женщин, – но исполненные ими обрядовые и старые казачьи песни произвели на присутствующих неизгладимое впечатление.

Нина слушала похвалы в адрес михайловцев, по-доброму завидовала им и думала: «А в нашем-то селе не группу, а целый фольклорный ансамбль организовать можно. Завтра же соберу старушек».

…Совсем недавно Воленскому хору, созданному Ниной Трифоновной Макагоновой, присвоено звание народного коллектива, о нем много пишут и говорят знатоки, его выступления транслируют по радио и телевидению. Это понятно. Хор – неоднократный лауреат и дипломант многочисленных смотров и фестивалей. Пишут и об организаторе хора. Порою так: «Просто и быстро сошлась Нина Трифоновна с людьми, распахнувшими перед ней кладовые народных талантов».

Нет, не просто и не быстро удалось собрать драгоценные россыпи народного творчества, организовать людей, убедить не только рядовых тружеников села, но и кое-кого из руководителей в пользе, необходимости задуманного дела.

– Человеку нужно общение, независимо от его возраста, – говорила Нина Трифоновна и в конторе хозяйства, и в сельсовете, – и если молодым созданы у нас для того все условия, то пожилые в нерабочее время предоставлены сами себе. Поверьте, если мы их привлечем в самодеятельность, оживится не только культурная жизнь села, оживится, станет эффективней вся воспитательная работа, людей перестанут поглощать мелочи быта!

Первым из руководителей в колхозе «Красный партизан» на ее увещевания откликнулся председатель правления Георгий Захарович Камнев. Пришел как-то вечером в ДК вместе с женой Анной Степановной. Улыбнулся застенчиво:

– Мне-то, Трифоновна, поверь, не всегда есть время на спевки ходить, а вот Степановне моей можно для этого часок-другой выкроить. Нечего ей от жизни отгораживаться.

Пример этой супружеской пары очень многих «подтолкнул к клубу» – и молодых, и пожилых.

– А некоторые из них стали прямо-таки лучшими моими помощниками, – с жаром говорит Нина Трифоновна. – Взять хотя бы пенсионеров Анну Ефимовну Попикову и Евдокию Семеновну Данькову – прирожденные организаторы и режиссеры. Это благодаря им поставили мы, как ее потом назвали рецензенты, инсценированную поэму «Воленская свадьба». А «Веселую кадриль» помогла нам воссоздать совсем молоденькая девушка – Валя Новохатская. У родителей своих плясать кадриль научилась и науку эту нам передала. Исполняли здесь этот танец бойко, жизнерадостно, когда-то под особую гармошку с колокольчиками. Так Валя и гармошку такую где-то достала!

Веселые народные наигрыши, мелодичные песни разбудили интерес у молодежи. В хор стали записываться девчата и парни. И возникла мысль создать при хоре танцевальную группу. Вошли в нее продавщица Нина Шиленко, трактористы Толя Белоусов и Володя Чернов, учетчица Таня Новохатская и другие.

Много было труда положено, волнений, много было хлопот, прежде чем пришло заслуженное признание.

– Чего там говорить, – сказала мне одна из старейших участниц художественной самодеятельности Тамара Ивановна Лобойко, – зазря медаль никому не дают!

Да, Нина Трифоновна за работу свою награждена медалью «За трудовую доблесть».

Нина Трифоновна хорошо помнит семейный праздник по этому поводу. Влюбленно смотрели на «мамку» сидевшие за одним столом со взрослыми дети – Сергей и Лида, довольно улыбался муж, многозначительно поглядывали на разволновавшуюся невестку свекровь и свекор. Нине хотелось сказать всем им – ребятам и мужу, матери и отцу – сердечное спасибо за то, что мирились с ее частыми отлучками, ежедневными репетициями, поздними возвращениями, что ни разу не попрекнули ее, быть может, недостаточным участием в работе домашней. Нине хотелось сказать, что ее медаль – это и их медаль, что благодаря их труду смогла она больше сил отдать работе. Но свекровь Дарья Федоровна, пока невестка собиралась с мыслями, поднялась с места:

– Я предлагаю за медаль выпить. За нашу. За общую!

…Репетиция была назначена на девять вечера. Мы пришли в ДК чуть пораньше. В кабинете директора уже собралось руководство: худрук Валентина Лотникова, баянист Петр Езепчук, хореограф Светлана Норкулова. Пока подходили остальные, директор и художественный руководитель рассказывали о себе, о работе, немножко сетовали на трудности. Не хватает комнат для кружковой работы, с транспортом туговато. Но, кажется, дело это поправимое. Колхоз планирует строить новый Дом культуры. Уже есть проект.

Огромный спрос здесь на культуру. За год было около шестидесяти концертов художественной самодеятельности и спектаклей, десятки тематических вечеров прошли – и все вроде бы мало!

Подходили участники самодеятельности, немного усталые после рабочего дня. Но аккуратные, красиво одетые, подтянутые. Артисты! Я видел этих людей в поле, на пастбищах, в механических мастерских. Они и в работе не теряли своего артистического обаяния.

– Как наши люди тянутся к культуре! – говорила мне Нина Трифоновна. – Известно, искусство облагораживает и под его влиянием мягчают нравы деревни, красивее становится жизнь.

В домашних библиотеках воленцев попадался мне на глаза объемистый, красиво изданный сборник «Сто русских народных песен Астраханской области». Открыл его и удивился: оказывается, немалая часть этих песен записана в селе Вольное, среди них и известная всем «Грушица». Потом узнал, что с той поры, как увидел свет этот сборник, мало кому ранее знакомое степное астраханское село стало местом паломничества любителей и знатоков устного народного творчества. Академия наук, институт Русской литературы направили сюда фольклорные экспедиции. Многие старожилы Вольного получили от ученых благодарственные письма. Получила такое письмо и заслуженный работник культуры РСФСР Нина Трифоновна Макагонова. Дорого оно ей. Но еще дороже то доброе настроение, с которым идут в клуб и уходят из него ее односельчане.

 

«Давайте считать…»

Домик директора совхоза стоит в низине около пруда. Построенный наскоро в послевоенные годы, посеревший от дождей и ветров, он как-то теряется на фоне белоснежных двух– и трехэтажных красавцев, выросших в совхозном поселке за последнее время. Наверное, он уже тесноват для многочисленной семьи руководителя: как-никак, семь человек под одной крышей, но не слышно, однако, чтобы директор думал о собственном новоселье.

Познакомившись ближе с Евгением Федоровичем, его делами и поступками в тех или иных ситуациях, я все больше убеждался, что Миронович принадлежит к той замечательной когорте людей, которых обычно называют подвижниками. Неподкупные, не думающие о собственном благополучии, эти люди всю свою энергию отдают избранному делу, которое служит общественной пользе, людям.

В конторе совхоза я с любопытством всматривался в столбцы цифр статистической отчетности, которую готовила главный экономист Е. И. Рязанцева. Директора тогда на месте не оказалось, а Елена Иосифовна была любезна и предупредительна. Читаю: в прошлом году в «Любани» получили более 315 тысяч рублей чистой прибыли. Все отрасли дали доход. В структуру прибыли входили добавками и доходы от консервного завода, от выращивания шампиньонов. Добавки эти были не так уж значительны по сравнению с основным производством. Елена Иосифовна улыбнулась:

– Разочарованы нашими подсобными отраслями? Не вы первый. Вот у нас кумысная ферма есть. Единственная в районе и республике. Производим целебный напиток, передаем его в больницу в Куренец. Думаете, очень прибыльно? Нет. Но, как говорит наш директор, во имя человека надо делать все.

…Сын белорусского крестьянина, знавшего голод, холод и панскую нагайку, Евгений Миронович прошел суровую жизненную школу. Дух нового времени, его идеалы выковали в нем замечательные качества: оптимизм, твердость духа, неутомимую работоспособность, стремление быть на земле созидателем.

Хозяйство он принял в сорок пятом году. Вернее, хозяйства не было никакого. От всей «Любани» осталась лишь землянка с перекошенной дверью. Прихрамывая (давали знать о себе еще раны), Миронович вошел в нее. Взгляд упал на пожелтевшую от времени немецкую листовку, что валялась на грязном полу. Усмехнулся, прочитав броский заголовок: «600 тысяч рейхсмарок за голову командира партизанского отряда Евгена Мироновича!»

А за окном бушевала весна. Земля властно требовала приложения человеческих рук. И властно требовало горячее сердце партизанского командира, агронома Евгения Мироновича мирной работы.

В хозяйстве еще не было скота, а без удобрений не родили поля. Первые массивы заправляли прудовым илом, выгребая его лопатами.

– Между прочим, тогда и возникла мысль, – вспоминает Евгений Федорович, – использовать очищенные водоемы для разведения рыбы. Промысел этот подсобный, но выгодный. И основному производству не во вред. – Подумал, добавил: – Собственно, по такому принципу организовали мы потом и другие подсобные предприятия. Имеем вот и мельницу, и шерсточесалку, занимаемся пчеловодством, производим овощные консервы…

Директор вставал до рассвета и шел на работу: в кузницу, в поле, к прудам. Своей энергией, увлеченностью делом он заражал окружающих. Собирал коммунистов и комсомольцев, бывших фронтовиков, говорил открыто и честно: «Никто, кроме нас самих, не подымет хозяйство. Наше благополучие – в наших руках».

Он хорошо знал цену как призывного слова, обращенного к чести и совести труженика, так и силу справедливой требовательности.

…Строительная бригада отделывала дом для работницы совхоза, но каменщик ушел, не доложив печи… «Сегодня же закончи работу, не позорь себя!» – сказал необидно, но твердо директор.

…Тракторист пахал поле. Зоркий глаз руководителя заметил, что один лемех восьмикорпусного плуга выворачивает нижний слой почвы. «Исправьте, не позорьте хлеборобской чести!» – совет молодому бригадиру Коркоцкой.

Он развивал в людях чувство коллективизма, ответственности за общее дело. Говорил на собраниях: «Мы решили», «Мы подумали», «Мы сделали». Только «мы», и никогда «я». Когда же возникал вопрос, требующий коллективных раздумий, он призывал: «Давайте считать…»

– Давайте считать! – приглашал он, беря пригоршню семян ржи «белта». – На гектаре – шесть миллионов растений, в колосе – 23 зерна, вес тысячи зерен 50 граммов. Это значит: мы можем иметь урожай более чем 60 центнеров на круг.

– Давайте считать! – предлагал он на открытии совхозного кормоцеха. – Витаминные добавки в рацион скота увеличивают ежесуточный привес телят до 1.400 – 1.500 граммов. Сколько же за год можно сэкономить зерна?

– Давайте считать! – повторял он на совхозной пасеке. – Для того чтобы собрать килограмм меда, пчеле надо взять нектар у 19 миллионов цветов и пролететь 300 тысяч километров. А если мы посеем медоносы и сократим это расстояние вдвое?

И люди считали, когда расширяли производство, строили жилые дома и очаги культуры. За цифрами, «арифметикой», они учились видеть и свои личные заботы об общественном хозяйстве, и свое благосостояние: 119 квартир построили в «Любани» в минувшую пятилетку. Это значит, 119 молодых семей закрепили в хозяйстве. В семьях будут дети. А каждого новорожденного надо встретить радостно, празднично. И «растут» в совхозе детсады и ясли, пионерские лагеря и новая школа-десятилетка.

Он знает свое хозяйство, все отрасли его досконально. Это хорошо понимают специалисты. В разговоре со мной они признавались: «С нашим директором легко работать». И тут же начинали говорить об особом такте этого человека, об умелой организаторской работе его. Так вот, оказывается, почему тут такая стабильность кадров! Агроном Н. И. Завадская проработала с Мироновичем вместе 18 лет, инженер Г. И. Рязанцев – 20, зоотехник И. Н. Тетерук – 15.

За последние годы слава о производственных успехах «Любани» далеко перешагнула пределы района и области. Оно и понятно. По сорок центнеров зерновых берут здесь с гектара, за десять лет продуктивность пашни возросла в пять раз. «Любавский гектар» вполне может «говорить» на равных с кубанским, черноземным.

А ведь тут не больше, чем в ином другом хозяйстве, тракторов и машин, не больше, чем другим, выделяют совхозу туков. Другое дело, что используют любанцы все это с умом. И уж, конечно, «не оставляют в резерве собственные резервы». Только за счет строительства навозохранилищ, например, получают в совхозе за год по 40 тысяч тонн органических удобрений. В «Любани» с давней поры своими силами ведут мелиорацию. И нет сейчас тут ни одного клочка неокультуренной земли.

В большой дружбе Миронович и с наукой. Академик Альсмик выделил ему как-то 12 килограммов картофеля нового сорта, доктор сельхознаук Мухин – пуд семян ржи «белта». Картофель «сеянец-18» на испытательных участках совхоза дал по 403 центнера клубней с гектара с крахмалистостью 26.5 процента, а «белта» – 50 центнеров зерна на круг. И что интересно: испытывали-то новые сорта на пришкольных участках. А вела это дело, чрезвычайно ответственное, учительница биологии – старшая дочь Мироновича, Евгения Евгеньевна.

– Знаете, что важно здесь? – размышляет Евгений Федорович. – Работая на пришкольных участках, ребята видят, как важен их труд. Проверенные ими сорта высеваются на полях совхоза. И поле отцов становится их полем.

Он вспомнил об этой преемственности, о делах молодежи и во время нашей недавней встречи в Москве. Он – депутат Верховного Совета СССР, приезжал на сессию. Был Евгений Федорович весь какой-то торжественный, в праздничном костюме, на лацкане пиджака – звезда Героя Социалистического Труда. Говорил приподнято:

– Мы еще поработаем! Уже замахнулись на 60 центнеров зерна с гектара. Сомневаетесь? Давайте считать…

Я не сомневался. Да и можно ли не верить человеку, не отступившему ни разу в жизни от поставленной цели?

 

Под городом горьким…

Странно, но с годами Анатолия Михайловича Тужилкина, начальника крупнейшего на Горьковском автозаводе цеха, начало одолевать какое-то душевное смятение. Покидая вечерами свой неистово гремящий и ревущий ремонтно-механичеекий цех, шагая по залитому неоновым светом Октябрьскому проспекту, он вдруг ни с того ни с сего останавливался и задумывался, пристально вглядываясь то в всполохи электросварок, гуляющие под стеклянными крышами заводских корпусов, то в прямоугольные, современнейшей архитектуры многоэтапные коробки домов Соцгорода.

Он любил этот величественный индустриально-городской пейзаж. Любил, потому что сам, своими руками создавал его. Анатолий помнил, как в далекой юности, когда будущий гигант отечественного автомобилестроения еще лежал, свернутый в проектных листах и бумагах, он в числе многих парней и девчат из нижегородских сел и деревень пополнил ряды рабочего класса и им овладел восторг от сознания собственной причастности к великому делу индустриализации доселе тележной и санной Руси.

Но интересно устроен человек! Анатолий Тужилкин, сформировавшийся собственно на заводе, привязавшийся к городу и полюбивший его, хранил в глубине души все-таки память о родной приокской деревеньке. Эта память с годами стала обостряться, особенно после того как Михалыч поддался на уговоры домочадцев и переехал из рабочего поселка, где был у него домовито устроенный, со двором и огородом деревянный особнячок, в благоустроенную городскую квартиру. Ему почему-то казалось, что этим самым он порвал последнюю ниточку, которая связывала его, крестьянского сына, с матушкой-землей. Эта мысль работала в голове начальника цеха подспудно, неясно. И, наверное, поэтому одолевало его душу непонятное беспокойство, похожее вроде бы на смутное чувство вины. Но перед кем? Уж не перед оставленной ли в далекие двадцатые годы лесной деревенькой, в которой родился? Вероятнее всего, так оно и было.

– Будто долг за собой я чувствовал, – рассказывал мне в одну из встреч Анатолий Михайлович. – Поверь, неприятное чувство, – Тужилкин усмехнулся и добавил: – Так бы, может, и переживал я до конца дней своих, если б не это вот дело. Слушай-ка…

Началось все с телефонного звонка, раздавшегося однажды утром в кабинете начальника цеха.

– Кто кто? Иван Кондратьевич Кундик? Председатель колхоза «Заря»?.. Сейчас закажу вам пропуск. – Анатолий Михайлович опустил на рычаг трубку, подумал с удовлетворением: «Однако шустрый, видать, человек этот Кундик. Не успели еще и закрепить наш цех за его хозяйством, а он уже у ворот проходной».

Вообще-то отношение к подшефным у Тужилкина было сдержанным. Как-никак, он являлся начальником цеха и отвечал в первую очередь за свое производство. И потом, он не считал нормальным укоренившийся с некоторых пор стиль шефских отношений, при котором все сводилось к тому, что квалифицированные заводские рабочие и «итэ-эровцы» использовались в деревне в основном как физическая сила – то на уборке картошки, то на погрузке, то еще на чем. «Однако с какой бы это стати Кундик пожаловал к нам? – подумал Тужилкин. – В это время обычно в деревне рабочие руки не требуются».

Председатель «Зари» оказался человеком примерно одного возраста с Михалычем. Но в отличие от него был худощав и очень подвижен. На лацкане поношенного, но тщательно отутюженного серого пиджака у Ивана Кондратьевича поблескивала золотая звезда Героя Социалистического Труда.

Как-то сразу, непринужденно и быстро, инициативу в разговоре взял Кундик. Не прошло и пяти минут, как Анатолий Михайлович понял: этот подшефный не под стать предыдущим, сумеет извлечь для своего хозяйства истинную пользу от дружбы с таким могучим предприятием, как автозавод. Ведь что говорит, что говорит, бес седой! Послушать любо!

– Нам, дорогой Анатолий Михайлович не просто руки ваши нужны, нет. Мы чего от вас ждем? Чтобы вы пришли на село с инженерной смекалкой, подкрепленной индустриальной мощью завода. Нам вот в мастерские кран-балку бы сделать нужно. Для вас это, право, не трудно. Надеюсь, поможете? А уж картошку мы сами переберем и посадим. Идет?

Ничего не мог выставить против такого подхода к делу Анатолий Михайлович. Не мог. И мало того, обрадовался (заговорила, знать, крестьянская кровь), что подобрали ему в парткоме завода такого «лихого» подшефного.

Бригаду из слесарей и сварщиков снарядили в колхоз на той же неделе. А когда ребята возвратились, Тужилкин пригласил их к себе и долго расспрашивал о хозяйстве и людях «Зари».

– Знаете, Анатолий Михайлович, этот колхоз надо видеть своими глазами, – восторженно отзывались парни. – Там на центральной усадьбе город, по сути дела, растет. Дома – двухэтажные, кирпичные, со всеми удобствами коммунальными. На улицах – фонари неоновые горят. А какой порядок, какая дисциплина в хозяйстве – не хуже нашей, заводской! Да, там много всего интересного, а главное – председатель требовательный, беспокойный, корнями в землю врос крепко.

Вскоре в «Зарю» Тужилкин собрался сам. Уж очень захотелось ему поближе познакомиться с хозяйством и председателем. Повод для этого представился подходящий. Кундик снова звонил начальнику цеха и просил помочь с приобретением фрезерного станка.

Откровенно говоря, ехать в деревню Тужилкин побаивался. Опасался, завязнет еще где-либо на бездорожье машина. И каково же было его удивление, когда, свернув за районным центром на проселок, ведущий в Ушаково – центральную усадьбу «Зари», он увидел, что асфальт не кончается.

– Недешево обошлось нам удовольствие это, – рассказывал потом Кундик, – но ведь как говорят: строить дорогу дорого, а не строить еще дороже. Хорошая дорога – это значит жить по-людски. Это и культура, и экономика, и здоровье людей.

Словоохотлив и гостеприимен был Иван Кондратьевич. С удовольствием показывал хозяйство свое, рассказывал про себя. Тужилкин слушал, смотрел и дивился энергии этого человека, его жизнелюбию, оптимизму.

– Знаешь, – делился со мною мыслями по этому поводу Анатолий Михайлович, – энтузиазм и энергия Кондратьевича поражают. И что интересно – находясь рядом с ним, чувствуешь, что и сам заражаешься силой его. Я еще тогда, в первый день приезда к Кундику, задумался: что же движет этим человеком, какие внутренние пружины не дают успокоиться душе председателя? В чем главный секрет успехов его? Не в том ли, как говорили мои рабочие, что он крепко корнями врос в землю? Не эта ли земля и люди, его окружающие, дают ему силу?

…Отец Кундика слыл на селе книгочеем. Очень мечтал он сыну Ванюшке образование хорошее дать. Да война помешала.

На фронте Иван оказался с первых же дней. Воевал под Брестом, Великими Луками. Там его ранило осколком в левую ногу. В горячке вырвал кусок металла своими руками и побежал дальше с солдатами. Второе ранение оказалось серьезней. Но ничего, отлежался – и снова в строй. Третий раз ранило подо Ржевом. На всю жизнь от тех ранений зарубки остались: «На левой ноге и сейчас такая вмятина, что ладонь целиком помещается». Тогда по лазаретам «провалялся» он более года Врачи дивились: «Силен ты, однако. Кондратьич…»

В последнем госпитале, что находился под Горьким, узнал Иван: погибли на войне отец его и брат Виктор, попала в фашистскую неволю мать – Агафья Яковлевна. Что делать? Куда пойти? На костылях доковылял коммунист Кундик в горком партии. Там ему предложили работу завклубом в одной из деревень Богородского района. Согласился солдат.

Так он остался в этих краях, прижился, нашел судьбу свою. Женился на учительнице сельской школы, дети пошли.

По мере выздоровления должности у Ивана Кондратьевича менялись: шофер, механик, председатель сельсовета. И вот – председатель колхоза.

Хозяйство он принял тяжелое. Но все же решили строить на центральной усадьбе новый поселок. Нелегко шло поначалу. И со стройматериалами было туго, и с деньгами бедно. Председатель, однако, был настойчив. «С началом строительства я даже отдельную папку завел, – вспоминал Иван Кондратьевич. – До этого все дела у меня в записной книжечке умещались. А что прикажешь делать? Вот такой момент, например. Нужны трубы для стройки. Еду за ними в облсельхозтехнику. Там говорят: «Нет таких». А я – в папочку. И решение обкома и облисполкома достаю, где черным по белому написано, что организация сия обязана нам помогать в этом вопросе. И ответственный указан – председатель облсельхозтехники Анатолий Федорович Клементьев. Попробуй поспорь со мной после этого. Я знаю, в Сельхозтехнике все есть, но могут там подчас поволынить».

С переселением никого не неволили. Люди сами убедились вскоре, что переехавшие «в квартиры» приобрели значительно больше, чем потеряли. И теперь более 500 человек живут в новом поселке. А председатель до недавнего времени новоселья справить не мог. Все уступал свою очередь остро нуждающимся. Сейчас в Ушакове есть АТС и школа, торговый центр и детский комбинат, прекрасный клуб и Дом быта. Но вместе с тем чувствуется тут и деревенская стать: простор, сады, огороды.

Тужилкин побывал в гостях у колхозников. Квартиры ему понравились: богато и со вкусом обставленные, светлые, просторные, с паровым отоплением, с ванными комнатами, канализацией.

– Да так, пожалуй, скоро из города к вам люди будут на работу проситься, – заметил начальник цеха.

– Не исключено, – улыбнулся председатель, – только ведь нам много народу не надо. Еще человек двадцать добавить – и хватит. О Городецком колхозе «Красный маяк» слышали, конечно? Там условия, как и у нас. Так председатель Иван Порфирьевич Железов рассказывал мне: от желающих переехать из города в их село – отбоя нет. А в таких условиях можно крепить производство, повышать ответственность каждого за порученное дело.

В вопросах дисциплины Тужилкин и Кундик сходились полностью. «Если разгильдяя не наказать, то этим хорошего человека, рядом с ним работающего, обидеть можно», – говорил гость. «Что верно, то верно, – поддакивал хозяин. – Взять ту же квартиру. Плата за нее не зависит ведь от того, кто как работает. И в столовой по сниженным ценам кормят у нас всех одинаково. К тому же детишек в садике бесплатно содержим. Вот почему и хотим мы, чтобы все в колхозе работали добросовестно».

В «Заре» умеют потребовать строго. «Но порой, – рассуждает председатель, – одного этого недостаточно».

Залогом порядка и сознательного отношения к делу считает Кундик в первую очередь организацию труда. И тут особый, главный спрос с самого себя, специалистов. «Пробуй, экспериментируй, даже ошибайся (ничего, поправим) – только на месте не стой!» – таков лозунг Ивана Кондратьевича. Не потому ли и сформировался вокруг него крепкий, инициативный коллектив надежных помощников. Вот они: инженер Виктор Ветошенко, зоотехник Надежда Гусева, агроном Александр Филиппов, экономист Михаил Мудрецов. Все, чем гордится сейчас «Заря», связано с их творчеством, их повседневной работой. Тут и высокая культура земледелия, и подбор дойного стада, и четкая организация труда на фермах, в поле. Да мало ли всего?

«Мы работаем честно, – любит повторять Кундик. – Наши колхозные прибыли – результат эффективной работы всех отраслей, результат большого труда хлеборобов, животноводов, механизаторов. И это действительно так. Деньги в колхозную кассу идут здесь от продажи зерна, мяса и овощей – той основной продукции, которую производит хозяйство. Люди полностью отдают свои силы и ум земле, и она сторицею их вознаграждает. В прошлом, весьма неблагоприятном году урожайность зерновых составила тут без малого 30 центнеров с гектара, от каждой коровы было надоено по 3.294 килограмма молока. Колхоз сработал рентабельно. Доходы пошли на расширение производства, культурно-бытовое строительство.

– Сидеть на деньгах не резон, – говорил Иван Кондратьевич Тужилкину, показывая новый коровник на 400 мест. – Вот построим еще кормоцех, установим молокопровод – чем тебе не комплекс, а? – И, обращаясь к проходящей мимо доярке, весело спросил:

– А что, Ирина Михайловна, поработаем на комплексе?

– Почему не поработать, если там, как вы говорите, и кормораздача будет механизирована, – ответила спокойно женщина. Председатель засмеялся:

– Ну, коль Егорова за комплекс, то значит это дело и впрямь стоящее. – Кундик повернулся к Тужилкину, серьезно сказал:

– Ирина Михайловна – человек осторожный. Было время и против мехдойки выступала, и в двухсменку не сразу поверила. А, кстати, хорошая доярка. От каждой коровы по 3.820 килограммов молока за год получает. Два ордена Ленина имеет. А вот к новшествам не сразу с доверием относится. И я, если откровенно, признателен ей за это. Взять ту же мехдойку. Далеко ведь не каждая корова хорошо доится таким способом. Одна отдает легко молоко, другая – нет. А аппарат-то – не руки доярки – работает без учета индивидуальных особенностей животных. Об этом и говорила нам Егорова, когда коров переводили на механическое доение. Конечно, жизнь требовала этого перевода, и мы осуществили его, но не формально, не прямолинейно, так сказать, а с умом, подобрав, сформировав сначала однородное дойное стадо. Так что такой подход к делу, как у Ирины Михайловны, просто необходим.

И снова дивился Тужилкин умению Кундика работать с людьми, способности быстрее других хозяйственников находить новым веяниям практическое применение. Не зря, знать, идет о Кундике молва как о человеке, умеющем заглянуть далеко вперед.

Каким-то обновленным, «по-кундиковски» бодрым и жизнерадостным уезжал в тот день из «Зари» Анатолий Михайлович Тужилкин. Вот что значит встретить доброго человека!

Дорога, как и утром, бежала по лесистому крутому берегу Оки. За окном машины проносились небольшие деревеньки. Примыкавшие к ним колхозные поля то скатывались к реке, то вклинивались в сосновые и березовые перелески. Натруженно гудели тракторы, вывозившие на поля удобрения, пахло свежей еловой стружкой на околицах деревень. «Вот он, наш горьковский край, – подумалось Анатолию Михайловичу. – Типичнейшее Нечерноземье. Давным-давно вроде бы обжитое, но лишь теперь по-настоящему осваивающееся».

Родное, любимое Нечерноземье! Такое красивое на картинах русских художников и такое трудное и сложное для сельского хозяйства. Холодные лесные почвы, и лето с затяжными дождями, и, крошечные поля, где современной технике и развернуться-то негде. Но ведь здесь важный промышленный район страны, которому по развитию непременно должно соответствовать и сельское хозяйство. Тужилкину вспомнились вдруг слова Ивана Кондратьевича, сказанные во время их первой встречи: «Мы чего от вас ждем? Чтобы вы пришли на село с инженерной смекалкой, подкрепленной индустриальной мощью завода».

Тужилкин на своем веку перевидал немало подшефных. Были среди них всякие люди. И нередко такие, которые все ждали да ждали какой-то особой помощи со стороны – то ли от государства, то ли от промышленных предприятий, не проявляя при этом, вообще-то, личной активности. Нет, Кундик к такому разряду не относился.

На другой день Тужилкин назначил в цехе собрание. «Надо серьезно поговорить, – объяснил он своему заместителю, – о наших шефских связях с колхозом. Обсудить чтобы шефство это было не эпизодическим, а постоянным и целенаправленным».

– После того собрания, – делился со мною начальник цеха, – у нас комиссия по связям с селом была создана. Реальный результат? Есть, конечно. Нынче по договору мы, например, в «Заре» выполним всевозможных слесарных, строительных и прочих квалифицированных работ более чем на 33 тысячи рублей. Конкретно? Наладим молокопровод. Оборудуем зернохранилища. В основном-то мы уже построили их. Транспортеры установили… И, вообще, ты бы съездил в «Зарю» – то!

Дорогой Анатолий Михайлович! Не сказал я тебе, что уже побывал там. И после этой поездки стал искать встречи с тобой. Потому что из уст председателя Кундика довелось мне услышать о тебе весьма лестный отзыв как о человеке, «любящем и понимающем землю». И тогда зародилась мысль у меня поведать о вас обоих, о деловой вашей дружбе, символизирующей, говоря высокими словами, нерушимый союз Серпа и Молота.

 

Воспитатель

Они были столярами, известными на всю округу. Шкафы, столы, тумбочки, оконные рамы и двери, сделанные их руками, славились красотой, мастерством отделки и прочностью. Но была у этих мастеров этакая тяга к «свободе», своеобразно ими понимаемой. После длительной напряженной работы наступал у них период не менее длительного загула.

Когда они пришли наниматься на работу, директор райпромкомбината Аким Петрович Лексиконв немало смутился. Особенно озадачило его то, что столяры сразу же поставили условие: никаких работ в бригадах, каждый делает мебель сам от начала до конца.

– Будь по-вашему, но чтоб порядок соблюдать, – согласился директор (столяры, а особенно опытные, уж очень были нужны). А про себя подумал: «Сами скоро убедитесь в отсталости своего метода».

Работали они хорошо, со временем не считались. Нужно выполнить заказ к сроку, и вечер, и выходной день потратят.

Как-то после получки один из столяров в установленное время на работу не пришел.

Часа через два, крадучись, прошмыгнул он в мастерскую и принялся за дело. Когда туда вошел Аким Петрович, тот усердно строгал доску и всем своим видом показывал, что работает так с утра. Аким Петрович подошел к нему, протянул руку, сказал:

– Здравствуй, Александр Васильевич!

И пошел дальше, как ни в чем не бывало.

– Вот, черт! – размышлял столяр, ведь и виду не показал, что знает о моем опоздании, а дал понять: с другими-то, мол, раньше поздоровался.

– Да, ловко он тебя, – соглашались приятели и отмечали:

– А, однако, человек с бухты-барахты срамить не стал.

– Деликатный. Как видно, с этим опрыскиванием получек надо, ребята, кончать.

Предприятие переходило на новую систему планирования и экономического стимулирования. Аким Петрович вызвал к себе начальника столярного цеха, Василия Васильевича Аксёнова.

– Слушай, мастера в твоем цехе неплохие. Но вот с ростом производительности труда дело плохо обстоит. Знаешь, почему?

– Как же не знать. Каждый столяр все операции по изготовлению, допустим, шкафа один выполняет. А следовательно, делает и малоквалифицированную работу: пилит доски, строгает рейки.

– Верно. Поговори-ка об этом с коммунистами. Обсуди. Пора, давно пора вам применить поточный метод работы.

– Да, боятся мастера, Аким Петрович, что придётся им в таком случае работать за новичков.

– Ничего, мы им разряд повысим.

Но Василию Васильевичу никого не пришлось уговаривать. Инициаторами бригадного метода выступили лучшие столяры: Василий Андреевич Корнюшонков, Василий Владимирович Карепкин, Александр Иванович Клестов.

А тут как раз поступили крупные заказы из птицеводческих хозяйств на изготовление решетчатых батарей УКБ-4. Столяры, разделившись на бригады, дали такую выработку, что заказчики не успевали отвозить готовую продукцию.

Подводили итоги предъюбилейного года. Щелкали счетами в бухгалтерии, засиживался над бумагами экономист, волновался Аким Петрович Лексиков. Результаты превзошли ожидания: основной показатель – план по реализации – был выполнен на 102,9 процента.

Директор собрал коллектив промкомбината, поздравил с успехом и, как бы между прочим, сказал:

– Не все резервы повышения эффективности производства мы исчерпали. И нет у нас еще необходимой бережливости, о которой так много говорят всюду. Взять хотя бы наш столярный цех, посмотрите, что идет там в отходы. Порою по 40–60 сантиметров рейки выбрасывают.

Хозяйство у Акима Петровича трудное. Кроме столярного цеха, в промкомбинате имеются бондарный, лесопильный, тарный, лесозаготовительный и швейный цехи. Особенно трудно доставать ткани для швейного цеха. Автомашин в хозяйстве мало, да и те изношенные – далеко не пошлешь.

– Есть у нас еще и тракторы. Но они работают в основном в лесу, – рассказывает Аким Петрович. – Ведь мы заготавливаем древесину не только для своего промкомбината, занимаемся заготовкой дров для городского населения.

Конечно, можно было бы попридержать заготовку деловой древесины и за счет этого увеличить выпуск дров. Но тогда остались бы без работы и бондарный, и столярный цехи комбината. Не мог директор пойти на это. Да к тому же поверил Лексиков руководителям городских организаций, обещавших устроить воскресник по вывозке дров. Но осталось это одним разговором, а Акиму Петровичу стыдно сейчас встречаться со своими заказчиками.

– В январе, правда, наши ребята на вывозке древесины потрудились неплохо. План перевыполнили. Положение с дровами нормализуется. Надо как-то отметить наших шоферов.

И Аким Петрович склоняется над листом бумаги большого формата. Художник уже написал сверху: «Молния». Экстренный выпуск.

Ознакомившись со стилем работы Акима Петровича, приходишь к выводу, что такт, деликатность, умение заметить всё хорошее, не оставить без внимания проступок – вот то главное, что отличает его метод. Большой опыт руководителя, педагогическое образование (Лексиков окончил в свое время педагогический институт) позволяет ему подобрать так называемый ключик к душам рабочих. Лексиков не только хозяйственник и администратор, он и умелый воспитатель.

Готовясь к выступлению перед рабочими, Лексиков всегда руководствуется правилом: избегай голой агитации, подкрепляй сказанное примерами из жизни своего предприятия.

 

Дорога к вершинам

Так называется документальная повесть о директоре крупнейшего на Псковщине совхоза «Победа» Г. И. Гецентове, о том, как глубокие социально-экономические преобразования на селе, происшедшие за последнее время по воле партии, формируют новый тип руководителя, организатора, хозяйственника.

Еще недавно председателя колхоза или директора совхоза в кино и литературе изображали буквально замотанным делами и заботами. От зари до зари мыкается он по полям и фермам, всюду ждут его руководящих указаний. Гецентову это знакомо. Сам так начинал, когда принял одно из отстающих хозяйств в районе и области.

Теперь иное положение. Создана материальная база, сформированы кадры специалистов, руководителей среднего звена. Есть на кого опереться. Однако нелегко расстаться со старым. «С любой бумагой идут к председателю и просят, чтобы он поставил свой крючок, – сетует Гецентов в разговоре с секретарем парторганизации. – Некоторые наши руководители боятся ответственности за свои распоряжения, не привыкли к самостоятельности, чувствует себя удобнее за спиной разных опекунов, вроде нас с тобою».

Терпеливо и настойчиво работает с людьми Григорий Иванович Гецентов, развивая у них чувство долга и ответственности за порученный участок работы, деловитость, инициативность, исполнительность. Незаурядные качества воспитателя и организатора обнаруживает он при этом. Гецентов убежден: главное, чем нужно заниматься руководителю, – созидание подлинно социалистического хозяйства в сочетании с истинно социалистическим образом жизни тружеников.

В соответствии со своими принципами и действует Григорий Иванович. Тепло, интересно рассказывает об этом автор книги, показывая своего героя и на молодежной вечеринке, и в гостях у старейших тружеников, и среди школьников. Предстает перед нами Гецентов и в критических ситуациях, когда от руководителя требуется проявление воли и мужества, умение отстоять свою позицию.

Эта история поначалу многих удивила: в совхозе «Победа» отказались строить молочный комплекс.

– Наши реконструированные фермы, – доказывал Гецентов проектантам, – ничуть не хуже комплекса, который вы, извините, навязываете нам. Кстати, сколько приблизительно будет стоить на комплексе одно скотоместо?

– Где-то около пяти тысяч рублей.

– А у нас оно обошлось в двести тридцать рублей. Мы вели реконструкцию на собственные прибыли и считали каждую копейку.

И доказал свое.

Предусмотрительность, безупречная выверенность, всесторонняя готовность – вот залог успеха в хозяйствовании, считает Гецентов.

Богатый опыт руководителя Г. И. Гецентов передает молодым хозяйственникам в школе управления, созданной на базе совхоза. Его уроки – это наука движения к вершинам. И раскрывший их суть, рассказавший четко и доходчиво о педагогическом опыте директора совхоза, сделал доброе дело. Думается, его книгу с большой пользой для себя прочтут как рядовые труженики села, так и руководители.

 

Лучший помощник: жизнь

Преподаватель математики Достоевской средней школы Николай Александрович Кухарчук, сидел у секретаря партийной организации колхоза «Красная звезда» Ануфрия Тимофеевича Котляра и просматривал список слушателей школы, где ему предстояло быть пропагандистом.

– Николай Бондарчук – тракторист. Знаю хорошо. Спокойный, любознательный парень. Николай Скакун – экономист. Этот мне добрым помощником станет…

Задолго до первого занятия обошел Николай Александрович всех своих будущих подопечных, познакомился, поговорил. И когда они пришли в первый раз «на урок», то чувствовали себя непринужденно. Легко было и учителю со знакомыми.

О пропагандистском мастерстве, о втором призвании учителя Николая Александровича Кухарчука я услышал случайно, далеко за пределами колхоза «Красная звезда». Городская жительница, весьма пожилая женщина, в автобусе с удивлением рассказывала своей попутчице:

– Приехала я в гости к подруге в Достоево. Дело было под вечер. Поговорили мы немного, и вижу: уходить она собирается. Оказывается, не хочет пропускать лекцию: Кухарчук будет читать. Что же, думаю, за лектор такой, если она подругу оставить решила? Пошла с ней. И не пожалела. Скромный с виду мужчина, а как начал говорить – заслушаешься. Каждое слово так в душу и входит. Такое впечатление, будто он с каждым в отдельности беседует. Так у него все складно идет. Говорит и одновременно фильмы показывает.

Вспоминая столь лестный отзыв, я в беседе с Николаем Александровичем попытался более конкретно узнать, в чем же причина популярности его лекций, бесед.

Кухарчук действительно широко применяет технические средства пропаганды: записи выступлений видных людей, диафильмы, старается построить лекцию в форме беседы. Но все же не в этом главный секрет успеха. Слушателей всегда покоряют знания и убежденность пропагандиста. Именно знания и убежденность, взятые вместе, а не в отдельности. А этих качеств Кухарчуку не занимать. Сын полкового комиссара времен гражданской войны, он был – свидетелем и участником суровой борьбы белорусских крестьян за лучшую долю. В этой борьбе формировались его взгляды и убеждения, в этой борьбе закалялся он как истинный боец партии. А начиналось это тридцать лет назад.

Колыхалась золотая завеса осеннего леса. На полянке, на свежесрубленных чурках, сидят детишки. У большой березы, на стволе которой висит фанерный лист, стоит Мария Александровна Кухарчук – старшая сестра Николая. Она учительница. Лист фанеры – классная доска. Лесная поляна – классная «комната». Партизанские дети – ученики. Николай здесь старше всех.

После «школы» он идет на другие занятия: Петр Кузьмич Задора – веселый, подтянутый партизан – учит его стрелять из винтовки в глухом, отдаленном овраге.

Однажды отец Николая пришел в лесную школу посреди урока. Что-то шепнул Марии и велел сынишке идти за ним.

– Сегодня вечером повезешь газеты и листовки в Достоево. Иди, приготовься.

– А это – ответственное задание?

Отец погладил мальчонку по вихрастой голове, улыбнулся и медленно, но веско сказал:

– Еще бы! Самое ответственное задание – нести людям слово правды.

Таким было начало его пропагандистской деятельности. Но идейным бойцом в подлинном смысле слова он почувствовал себя не тогда.

Послевоенные годы… Николай Кухарчук носит ещё солдатскую гимнастёрку и кирзовые сапоги. В школе он комсомольский вожак, судит обо всем горячо и прямолинейно. Однажды, когда со свойственной ему горячностью он доказывал своему товарищу «правоту», к нему подошел Александр Иванович Борейко, руководитель школьного кружка по изучению марксистско-ленинской философии, и тихо сказал:

– Николай, убеждай человека не громким голосом, а знаниями.

Вот тогда-то и понял Кухарчук, что для научного спора, для серьезного разговора мало, так сказать, одной голой убежденности, следует еще до тонкости знать предмет. Факты – упрямая вещь, но их надо уметь истолковывать, надо понимать внутренний мир вещей, их сущность. И главное – уметь донести свои знания до людей, уметь сделать поворот в их сознании. А для этого следует быть и политиком, и педагогом, и психологом.

Немало пройдет бессонных ночей, немало будет прочитано книг, прежде чем Николай Александрович почувствует, что обретен тот прочный сплав коммунистической убежденности и хорошей теоретической подготовки, без которого нет пропагандиста.

Мне довелось говорить с коммунистами колхоза «Красная звезда», которым Кухарчук помогал изучать основы политических и экономических знаний, а затем основы марксизма-ленинизма. Характеризуя пропагандиста, они все отмечали такую своеобразную черту его, как основательность. Требует он от коммунистов знания того или иного раздела программы по-особому. «Как-то не вяжется это, – скажет он иному слушателю – Вы такие материальные ценности создаете, а что такое себестоимость продукции – не знаете!» Тут уж ночь просидишь над учебником, а подготовишься. И что интересно: после этого на колхозное производство совсем другими глазами смотришь.

Многие из слушателей школ системы партийного просвещения, где был пропагандистом Николай Кухарчук. стали сами партийными активистами. руководителями производственных участков. Перебирая старые дневники, Николай Александрович называет имена и фамилии:

– Константин Василькович – бригадир, Семен Житко – секретарь парткома…

И слышится в этих словах гордость человека за своих питомцев, радость, что удалось передать им частицу той великой силы, которую получил в наследство от своего отца, от друзей-партизан, от старших товарищей – коммунистов.

Я спросил под конец беседы Николая Александровича Кухарчука, а кто ж его лучший помощник в пропаганде великих идей. Он мне не ответил, а повел по Достоеву. Новая школа, красивое здание универмага, добротные жилые дома колхозников глядели на нас. Рокот машин за околицей, веселые лица прохожих – все говорило: лучший помощник – жизнь!

 

Посочувствовать?

Деревня Думиничи, раскинувшаяся по берегам безымянного ручья, застроена на редкость хаотично. Ни четких границ улиц, ни какой-либо элементарной планировки. Дома стоят так, что сарай с хлевом выпирают или под окна к фасаду дома, или прямо на улицу. Бетонированные, как доты, погреба нередко «красуются» посреди проезжей части дороги. Видимо, долгое время ни сами жители, ни сельский Совет не беспокоились о внешнем облике деревни – о чистоте, порядке, культуре.

– Уж очень трудно найти энтузиастов, – говорит председатель исполкома Думиничского сельсовета Анна Васильевна Тамарова. – На словах вроде все за красоту деревни, а рук приложить не желают. Возьмем хотя бы строительство колодцев. В некоторых из них вода плохая. Ходишь уговариваешь: почистите колодец, заплатим – не соглашаются. Вот Анатолий Прохоров около своего дома и то не хочет привести колодец в порядок. Конечно, есть и сознательные. К примеру, Иван Соколов. Отремонтировал колодец сам. Но таких людей раз – два и обчелся. А строить новые колодцы дело нешуточное.

Возникает вопрос: что же предпринял сельский Совет, чтобы найти энтузиастов, пробудить инициативу? Обсуждались ли вопросы благоустройства села на сходах граждан? Действенной ли была в этом направлении работа культурно-бытовой комиссии Совета? К сожалению, на все эти вопросы можно услышать только отрицательный ответ.

Вот план работы культурно-бытовой комиссии, председателем которой является фельдшер медпункта З. А. Козейкина. План формальный, да и составлен всего на два квартала. А во второй половине 1970 года комиссия вообще перестала чем-либо заниматься.

В Думиничском районе есть немало примеров, когда сельсоветы умело организуют население и на озеленение улиц, и на ремонт дорог. Показателен в этом опыт Хотьковского сельсовета, где только за прошлый год жителями деревень было посажено около 3000 деревьев. В Чернышевском сельсовете широко развернулось соревнование за звание «Дом образцового обслуживания». Но Думиничский сельский Совет так и не смог перенять положительный опыт соседей.

Между тем Анна Васильева продолжает говорить о пассивности думиничских жителей.

– Два раза намечали в новом клубе провести устный журнал «Земля и люди», да так и не провели. Никто не приходил. В художественную самодеятельность никого не затащишь.

– А правда, что у вас в клубе нет заведующего? – спрашиваю я А. В. Тамаро– ву.

– Да, это верно, заведующего у нас нет. Ключ от клуба у меня хранится.

– Так кто же занимается организацией художественной самодеятельности? Вы?

– Я отзанималась уже. До того, как стала председателем, была завклубом.

И Анна Васильевна, забыв только что сказанные слова о пассивности жителей, начала увлеченно рассказывать, как еще в стареньком клубе собирались они вместе с трактористами, доярками и разучивали песни и танцы. Сколько людей приходило тогда на концерты! Организатор нужен.

Посочувствовать Анне Васильевне, что нет в сельском клубе заведующего, пожалуй, и можно было бы, не будь она председателем исполкома сельского Совета. Ведь решение-то этого вопроса как раз и зависит от нее. Клуб находится на бюджете сельского Совета, и уж, конечно, за его работу в первую очередь должен отвечать Совет.

Деревня Думиничи находится от районного центра в полукилометре. Наверняка можно найти на должность завклубом подходящего человека, пусть даже без специального образования. Да и в самой деревне есть молодежь. Следовало бы ранее перед правлением колхоза «Дружба», куда входит деревня Думиничи, поставить вопрос о посылке на учебу в культпросветучилище своего человека. Механизаторов-то колхоз учит, почему же не позаботиться о работнике культурного фронта?

Вообще надо заметить, что контакт между Думиничским сельским советом и колхозом «Дружба» весьма слабый. Уже несколько лет деревня утопает в грязи. Дороги разрыты тракторами, машинами. Как писал в редакцию один из жителей Думиничей: «На территорию деревни невозможно смотреть. В центре ее два моста. Оба поломаны. Случись несчастный случай, на другой конец деревни не попадешь. Ночами освещается только центральная улица, да и то не всегда».

Безусловно, своими силами сельский Совет отремонтровать дороги не может. Нужна помощь колхоза. Но вопрос этот так и остался открытым. Правда, в решении одной из сессий Совета было записано: отремонтировать дорогу и мосты в деревне Думиничи. Ставка делалась на колхоз. Колхоз же, как потом выяснилось в разговоре с председателем А. Г. Савиным, понадеялся на помощь шефов – на Думиничский чугунолитейный завод. – Пробовали мы засыпать промоину у ручья, – рассказывает А. В. Тамарова, – да рядом стоит погреб. И если его не снести, то отремонтировать дорогу трудно.

И опять Анна Васильевна расписывается в собственном бессилии. Ведь сельсовет вправе потребовать перенести погреб. Кстати, и сама Анна Васильевна признает, что требовательности со стороны исполкома к жителям деревни нет, как нет и связи с избирателями. Ни сходов не собрали по благоустройству деревни, ни с депутатского актива не спрашивали за это. За год депутаты даже перед своими избирателями отчитались всего один раз вместо положенных двух.

В письме в редакцию приводятся и другие факты. «Построили в деревне Думиничи школу. Построили плохо. С топора. Стены не проструганы. Крышу покрыли шифером без мягкой кровли. Сейчас на потолок снег попадает. Имеется на территории деревни Думиничи магазин. Там грязно».

По первому факту говорил я с председателем колхоза А. Г. Савиным, потому что школу строил колхоз. Алексей Григорьевич горячо мне доказывал, что возможно покрытие шифером и без мягкой кровли. Зато какая, мол, экономия.

Многие факты свидетельствуют о том, что в работе Думиничского сельского Совета есть серьезные недостатки. Они тем более нетерпимы сейчас, когда в стране уделяется огромное внимание повышению организующей роли низовых органов государственной власти. А работает сельский Совет плохо потому, что райисполком не принимает действенных мер к повышению роли Советов.

 

Государственный человек

Село Валя-Пержий, раскинувшееся в тихой долине, выглядывает из нее телеантеннами и островерхими крышами добротных домов под черепицей и шифером.

– А я хорошо помню в сущности не столь уж давнее время, когда крыши домов здесь почти сплошь были из дерна.

Савелий Михайлович Пармакли, с которым мы встретились в его доме, задумался. Что он вспомнил? Нелегкое детство свое? Фашистскую оккупацию? А может, то, как после освобождения учились вместе с отцом в только что открытой школе: он – утром, а батька – вечером? «Жизнь-то какая начинается, сынок! – сказал однажды Савелию отец и поделился радостью: – Меня ведь в сельскохозяйственную школу направить хотят».

Окончил эту школу Пармакли-старший. И стал агрономом в родном селе. До выхода на пенсию работал.

– И всё, помнится, поначалу дивился этому, – улыбается Савелий. – Как же так: сын батрака и стал руководителем, образование получил. Сейчас, правда, уже не удивляется. Даже тому, что меня депутатом Верховного Совета СССР избрали, довольно спокойно отнёсся. При Советской власти, говорит, человек может до любых высот подняться. А то, бывало, придет к нам в поле, разговор с ребятами поведет. Дескать, все у вас есть теперь: и работа хорошая, и условия, и почет. Молодые парни иногда реплику бросят: потому и почет, дедушка, что работаем хорошо и много. А отец, в ответ: «Да ведь в старое время и мы работали неплохо и немало. Но только не ценился наш труд». Не правда ли: как здорово схватил отец сущность труда и перемен в нашем обществе?

Я слушал Савелия и любовался им, был очарован широтой его кругозора, сдержанностью и умением ненавязчиво, но убедительно изложить свои мысли. Такими способностями, как правило, обладают люди, хорошо знающие жизнь, имеющие твердые убеждения и доброе сердце.

И мне вспомнился рассказ председателя Чадыр-Лунгского райисполкома И. П. Романова.

Прошлым летом район отмечал своеобразный юбилей. Исполнилось пять лет с того дня, который стал своего рода поворотной вехой в жизни не только тружеников окрестных колхозов, но и многих хозяйств республики. Шло расширенное заседание районного совета колхозов. И решало оно вопрос: как повысить эффективность использования сельскохозяйственной техники? Вызвано это было тем, что за последнее время в районе темпы роста объема производимой продукции стали значительно отставать от роста технической оснащенности и энерговооруженности хозяйств. В числе других слово попросил и бригадир механизаторов из колхоза «Красное знамя» Савелий Пармакли.

– Мне кажется, – сказал он, – беда в том, что техника в колхозах используется плохо. Мощные тракторы выполняют зачастую мелкие работы. К тому же, насколько мне известно, и распределены они по хозяйствам не совсем рационально: в одних машин не хватает, а в других – избыток. Инженерно-технический состав хозяйств порой только тем и занимается, что добывает запчасти, которые лежат запасами у соседей. Не пора ли нам подумать о том, как улучшить использование техники? Может быть, есть смысл объединить ее в пределах района?

Спор вокруг этого предложения разгорелся горячий. Но после долгих дебатов собравшиеся все же поддержали предложение. А вскоре эту инициативу одобрил и президиум Совета колхозов Молдавской ССР. Так в республике появилось первое межхозяйственное объединение механизации и электрификации сельского хозяйства.

Встречаясь после этого с Савелием, односельчане шутили:

– Смотри, Михалыч, ты так и в историю попадешь. Надо же, до чего додумался!

– Не я, а вы, – отмахивался бригадир. – Сами говорили, что такое объединение нужно. А я только изложил ваши мысли там, где следует.

Наверное, в каждом селе, в любом хозяйстве есть люди, которые лучшим образом отражают дух времени! Задавая в работе тон, они определяют лицо коллектива, являются как бы ядром его. Этих людей называют нередко правофланговыми, впередсмотрящими. К этой когорте с полным основанием можно отнести и Савелия Пармакли. Исконный земледелец, человек пытливой мысли, он первым возглавил один из механизированных отрядов во вновь созданном объединении, первым в районе поставил на подлинно индустриальную основу производство кукурузы. Слава о дружном коллективе механизаторов, возглавляемых коммунистом Пармакли, далеко ушла от его родного села. По 70 и более центнеров золотых початков собирают они на богаре с гектара, тратя при этом на производство центнера продукции лишь 0,3 человеко-часа. Многие работники отряда получили правительственные награды, а сам Савелий был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Его избрали депутатом Верховного Совета СССР.

Столь высокие знаки общественного признания не лишили его скромности. Напротив, заставили отнестись к себе и другим с еще большей требовательностью. Его волновало уже то обстоятельство, что возделывание кукурузы по новой технологии практикуется далеко не всюду. И он предлагает создать в районе школу передового опыта, а когда она начинает действовать, становится в ней главным учителем. За первую зиму он передал свой опыт 310 механизаторам, и весной по новой технологии в районе обрабатывалось уже 18 тысяч гектаров кукурузы.

Пармакли – частый гость у соседей, советует, помогает им делом. Днями и ночами пропадает он на полевых станах.

– Летом, – рассказывала мне его жена Татьяна Ивановна, – мы с сыном дома почти и не видели его. Соскучимся – идем к диспетчеру. Узнаем, на каком он поле, и едем туда.

Осень принесла добрый результат. Более 60 центнеров кукурузы на круг получено в Чадыр-Лунгском районе на полях, которые обрабатывались без затрат ручного труда. И опять поехали к Пармакли за опытом механизаторы. Уже из других районов Молдавии, из других республик.

Росло число последователей. В прошлом году в Молдавской ССР по новой технологии кукуруза была выращена уже на многих десятках тысяч гектаров.

Непосредственно общаясь с механизаторами, руководителями хозяйств, работая в сфере материального производства, Савелий Михайлович Пармакли глубоко проникается интересами и заботами тружеников села. Постепенно он приходит к выводу, что для более широкого применения новых технологий в сельском хозяйстве нужна принципиально новая техника. Он говорит об этом на представительных совещаниях и собраниях. Поднял он этот вопрос и на восьмой сессии Верховного Совета СССР девятого созыва. Выступление депутата С. М. Пармакли, в котором прослеживалась озабоченность государственного человека, вызвало заинтересованные отклики. Пошли в далекое молдавское село письма с грифом «Правительственное». Беру одно из них, от заместителя министра сельского хозяйства СССР Н. А. Столбушкина, читаю:

«Уважаемый Савелий Михайлович! На ваши замечания и предложения, высказанные на сессии, сообщаю, что в соответствии с утвержденной системой машин средняя мощность тракторов за пятилетие в поставке возрастет на 20 процентов и к 1980 году составит 83,5 лошадиной силы. В первую очередь средняя мощность тракторов возрастет за счет увеличения поставок, таких мощных тракторов, как К-701, Т-150, МТЗ-80…

В девятой пятилетке не были увязаны планы поставок тракторов и машин, и это привело к тому, что мощные потенциально высокопроизводительные тракторы в хозяйствах простаивали даже в периоды напряженных полевых работ. В текущей пятилетке принят ряд мер к тому, чтобы исправить это положение…»

В депутатской папке писем разного рода немало. В этой же папке увидел я и плотно исписанные листки из ученической тетради.

– Мои записки, – объяснил Савелий. – Знаете, приходят на прием избиратели, делятся сокровенным, а я потом осмысливаю заявления. Многие, случается, похожи друг на друга. А коль это так, значит, назревает какой-то вопрос и проблема. А их надо решать уже не в частном порядке. Вот и беру все это на заметку.

«Государственный человек», – говорили мне о Савелии односельчане, товарищи его по работе. И я понимал, почему столь единодушно он вновь был выдвинут кандидатом в депутаты высшего органа власти нашей страны – Верховный Совет СССР.

* * *