Испытав в июле 1945 года атомную бомбу, в Америке были полностью уверены в том, что разоренный войной СССР не сможет создать ядерного оружия в обозримой перспективе. Ядерная монополия США, считали в Вашингтоне, делала США единственной сверхдержавой и позволяла при необходимости шантажировать Москву, выбивая из Сталина («дядюшки Джо») внешнеполитические уступки. Когда США в августе 1945 года сбросили атомные бомбы на мирные японские города Хиросима и Нагасаки, довольный Трумэн заявил, что у него наконец-то появилась дубинка против этих «русских парней». Десятки тысяч погибших японцев были нужны просто для демонстрации этой самой дубинки.

Но если американцы думали, что в Москве ничего не знали о «проекте Манхэттен», то они сильно заблуждались. Прямо в строго засекреченной лаборатории в Лос-Аламосе работал советский агент.

Клаус Фукс родился в 1911 году в Рюссельсхайме в семье теолога-гуманиста. Как и отец, Клаус стал социал-демократом и даже вступил в военизированную организацию СДПГ «Райхсбаннер». По окончании гимназии Клаус Фукс изучал математику в университетах Лейпцига, Киля и Берлина. После прихода Гитлера к власти Фукс критиковал примиренческую позицию СДПГ, был исключен из партии и примкнул к коммунистам, так как только они требовали решительной борьбы против гитлеровской диктатуры. После поджога нацистами рейхстага и запрета КПГ был выписан ордер на арест Фукса, и в августе 1933 года ему пришлось бежать в Париж. Один из родственников помог ему перебраться в Великобританию, где Фукс стал изучать физику в Эдинбурге и Бристоле.

С 1937 года Фукс стал вплотную заниматься в Эдинбурге ядерной физикой как стипендиат известного в мировом масштабе профессора Макса Борна. После начала войны Великобритании с Германией он был интернирован как гражданин враждебной державы и провел полгода в лагере, где, чтобы скоротать время, прочитал курс лекций по физике для остальных интернированных. В 1941 году Фукс подключился к группе Рудольфа Пайерлса, которая в то время работала над уточнением критической массы урана и проблемой разделения изотопов. В том же году, несколько месяцев спустя после начала войны Германии против СССР, Фукс сам вышел на представителей советской разведки и начал передавать сведения о британских разработках в области ядерного оружия.

С мая 1941 года Фукс работал в рамках английского проекта по созданию атомного оружия («Tube alloys»).

В 1942 году он познакомился со своей соотечественницей Рут Вернер (настоящее имя Урсула Мария Кучински). Она родилась в Берлине в 1907 году в еврейской семье видного экономиста Роберта Рене Кучински и после окончания школы училась на специалиста по книжной торговле. В 1926 году вступила в Коммунистический союз молодежи Германии, а позднее в том же году – в Коммунистическую партию Германии. Работала в книжном магазине Прагера в Берлине, в известном немецком издательстве «Улльштайн».

В 1929 году Рут вышла замуж за архитектора Рудольфа Гамбургера и вместе с мужем в 1930 году переехала в Шанхай, где ее супруг получил должность архитектора в Шанхайском муниципальном совете. В Шанхае Рут сотрудничала с советским разведчиком и немецким коммунистом Рихардом Зорге. Так она стала кадровой разведчицей Разведывательного управления (Разведупра) Красной армии. Рут поддерживала связи с находящимися на нелегальном положении китайскими коммунистами, хранила оружие. Когда муж узнал об этом, их брак распался.

В 1933–1934 годах Рут прошла курс разведподготовки (радистка) в Москве. Затем с мая 1934 до осени 1935 года работала на Разведупр в Маньчжурии и Северном Китае (Мукдене и Пекине). Связь с Москвой осуществляла по радио. В 1935–1938 годах работала в Польше. В 1937 году за успешную работу в Китае была награждена орденом Боевого Красного Знамени. В конце 1938 года под именем Урсулы Шульц Рут Вернер вместе с радиопередатчиком перебралась в Швейцарию. Там она была радисткой в группе советского разведчика Шандора Радо («Дора»), а в 1940 году ГРУ направило ее в Великобританию с заданием создать там разведывательную сеть.

Рут вместе со своим вторым мужем Леоном Бертоном (также советским разведчиком, псевдоним «Джек») обосновалась в районе Оксфорда. Там ее дом примыкал к зданию, где англичане поначалу самостоятельно пытались создать атомную бомбу.

Тем временем участник британского ядерного проекта Клаус Фукс установил контакт со своим знакомым Юргеном Кучински, который преподавал в то время в Лондонской школе экономики. Кучински свел его с работником военного атташата посольства СССР, сотрудником ГРУ Семеном Кремером («Александр»). Фукс, исходя из своих убеждений, был готов передавать СССР информацию о британском ядерном проекте. Интересно, что в Англии Фукс и не думал скрывать свои прогрессивные и просоветские взгляды. Он бывал на митингах в поддержку СССР, был членом правления общества культурных связей с Советским Союзом, помогал борющейся республиканской Испании. Английской контрразведке МI-6 это хорошо было известно, и Фукс постоянно находился в поле ее зрения.

Заметим, что в посольство СССР в Лондоне Фукс пришел совершенно открыто, не маскируясь, и там сообщил, что у него имеется важная информация о новом сверхмощном оружии.

Через три месяца «Александр» познакомил Фукса со связником – сестрой Юргена Кучински Рут («Соня»). Поездки в Лондон к этой симпатичной женщине должны были служить для Фукса прикрытием. Как правило, Фукс и Рут приезжали на велосипедах каждый своим путем в лес и там встречались в определенном месте. Фукс передавал «Соне» из рук в руки письменную информацию. Это были или копии его собственных работ, или запечатленные его прекрасной фотографической памятью сведения об атомном проекте. «Соня», по ее воспоминаниям, встречалась с Фуксом шесть раз в течение нескольких месяцев, до 1943 года. К тому времени от Клауса поступило документов «на книгу листов в триста».

«Однажды из любопытства, – вспоминала «Соня», – я взглянула на формулы, но, будучи профаном, ничего не поняла в “иероглифах Фукса”, написанных чрезвычайно мелким почерком. Я не догадывалась о том, что документы представляют собой проект атомной бомбы, но понимала, что это очень важная информация».

В 1943 году по рекомендации Пайерлса Клаус Фукс (агент ГРУ «Рест», позднее «Чарльз») стал участником «Манхэттенского проекта». Когда он прибыл в Нью-Йорк, то был передан от ГРУ в НКГБ.

«Манхэттенский проект» родился еще в августе 1939 года, когда физики Лео Силард (венгерский еврей) и Юджин Вигнер составили так называемое «письмо Эйнштейна» президенту США Рузвельту. В нем содержалось предупреждение о возможной разработке нацистской Германией чрезвычайно мощной бомбы нового типа. В связи с этим авторы письма призывали США обеспечить накопление запасов урановой руды и финансирование исследований Энрико Ферми и других ученых в области цепных ядерных реакций. Письмо было подписано Альбертом Эйнштейном и доставлено президенту Франклину Рузвельту. Рузвельт назначил Лаймана Бриггса из Национального бюро стандартов главой Уранового комитета для исследования проблем, поднятых в письме.

В ноябре 1939 года комитет доложил Рузвельту, что использование урана позволит создать оружие, обладающее разрушительной силой, значительно превосходящей что-либо известное. 28 июня 1941 года Рузвельт подписал исполнительный приказ 8807 о создании Бюро научных исследований и разработкe (Office of Scientific Research and Development) с Вэниваром Бушем в должности директора.

К секретному проекту, стартовавшему в 1939 году, были подключены многие крупные ученые, эмигрировавшие в 1933 году из Германии (Фриш, Бете, Силард, Фукс, Теллер, Блох и другие), а также Нильс Бор, вывезенный из оккупированной Германией Дании.

В июне 1944 года в «Манхэттенском проекте» было задействовано около 129 000 служащих, из которых 84 500 были привлечены к строительным работам, 40 500 являлись операторами, и 1800 военных. Позже число военнослужащих увеличилось до 5600. «Манхэттенский проект» объединил ученых из Великобритании, Европы, Канады, США в единый международный коллектив, решивший задачу создания бомбы в кратчайшие сроки. Тем не менее «Манхэттенский проект» сопровождался напряженностью в отношениях США и Великобритании.

В августе 1943 года, встретившись в Квебеке (Канада), Рузвельт и Черчилль подписали секретное соглашение о совместных работах по созданию атомного оружия. Клаус Фукс, известный своими теоретическими трудами в области атомной энергетики, был включен в группу британских ученых, которым предстояло вылететь в Лос-Аламос для совместной работы с американскими коллегами.

И тем не менее Великобритания считала себя обиженной стороной, так как США воспользовались знаниями ученых из Великобритании, но отказались делиться с Великобританией получаемыми результатами.

Именно в силу этого национального эгоизма США многие ученые – участники проекта (собенно европейцы) полагали, что бомба должна принадлежать всему прогрессивному человечекству (на тот момент – ведущим державам Антигитлеровской коалиции). И особое право на нее имеет СССР, понесший страшные жертвы в борьбе против нацизма. Ведь до открытия второго фронта в Нормандии в июне 1944 года Советскому Союзу приходилось сражаться с Германией (а фактически со всей оккупированной немцами Европой) в одиночку.

В СССР, несмотря на тяжелейшее положение на фронтах, тоже не упускали из виду «урановые дела».

В мае 1942 года руководство ГРУ информировало Академию наук СССР о наличии сообщений о работах за рубежом по проблеме использования атомной энергии в военных целях и просило сообщить, имеет ли в настоящее время эта проблема реальную практическую основу. Ответ на указанный запрос в июне 1942 года дал известный советский ученый В.Г. Хлопин, который отметил, что за последний год в научной литературе почти совершенно не публикуются работы, связанные с решением проблемы использования атомной энергии.

Сталин поставил вопрос о создании советской атомной бомбы, опираясь на данные разведки, еще в октябре 1942 года. Тогда состоялось специальное заседание Государственного Комитета Обороны (ГКО). На повестке дня стоял один вопрос: о развертывании в СССР исследований по созданию атомной бомбы на основании данных, полученных советскими спецслужбами. На заседание были приглашены видные советские ученые-физики А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семенов, В.Г. Хлопин, П.Л. Капица и И.В. Курчатов. Главный советский физик Иоффе выразил точку зрения, что для создания бомбы потребуется не менее десяти лет, да и то при условии немедленного ассигнования громадных средств. Мол, догнать американцев и англичан практически невозможно (Иоффе упомянул, в частности, работы Пайерлса, с которым сотрудничал Фукс).

В результате заседания ГКО руководителем советского ядерного проекта был утвержден Курчатов (который на тот момент даже не был академиком). Нарком внутренних дел Берия получил указания передавать Курчатову все данные советской разведки об урановом проекте в США и Великобритании. Сам Берия дал соответствующее поручение главе советской внешней разведки П.М. Фитину.

Следует отметить, что официальное письмо по «атомным вопросам» с информацией о работах по использованию атомной энергии в военных целях за рубежом, предложениями по организации этих работ в СССР и секретном ознакомлении с материалами НКВД видных советских специалистов, варианты которого были подготовлены сотрудниками НКВД еще в конце 1941 – начале 1942 года, осторожный Берия отправил на имя И.В. Сталина только в октябре 1942 года, уже после принятия распоряжения ГКО о возобновлении в СССР работ по урану.

В феврале 1943 года было подписано распоряжение по Академии наук СССР о создании Лаборатории № 2, под руководством И.В. Курчатова, где и начали вести работу по созданию атомной бомбы.

Между тем в Лос-Аламосе над созданием американской атомной бомбы трудились 12 лауреатов Нобелевской премии в области физики из США и стран Европы. Но даже на их фоне Клаус Фукс выделялся своими знаниями, ему поручалось решение важнейших физико-математических задач. С июня 1944 года Фукс передавал своему связнику Гарри Голду информацию, касающуюся своей части исследовательской работы по «Манхэттенскому проекту».

Гарри Голд (Голодницкий) родился в Берне в семье еврея-эмигранта из Украины. Затем семья перебралась в США, где Голд стал сторонником компартии. На советскую разведку он работал с 1935 года. Голд передал СССР информацию о химическом способе производства сахара, а позднее (в годы войны) – о технологии производства нейлона.

В 1941 году в США под дипломатическим прикрытием прибыл Анатолий «Яковлев» (настоящая фамилия – Анатолий Антонович Яцков). В 1932 году Яцков поступил, а в 1937 году окончил Московский полиграфический институт. Был распределен инженером-технологом на Московскую картографическую фабрику имени Дунаева.

В 1938 году по партийной разнарядке Яцкова направили в НКВД. В 1940 году он окончил разведывательную Школу особого назначения и был направлен во французское, затем в англо-американское отделение научно-технической разведки Главного управления госбезопасности НКВД СССР.В феврале 1941 года в качестве уполномоченного по научно-технической разведке прибыл в Нью-Йорк. Работал в резидентуре НКГБ в США под прикрытием должности стажера и секретаря Генерального консульства СССР (оперативный псевдоним «Алексей»). Поскольку в разведшколе Яцков учился на французском отделении, то английский язык пришлось изучать уже в Америке.

С 1942 года Яцков руководил работой агентурной группы «Волонтеры» во главе с Моррисом Коэном и Леонтиной Коэн, будущими Героями России. Довелось ему работать и с другими ценными агентами по «Манхэттенскому проекту», в частности с Клаусом Фуксом.

Целью нового сотрудника резидентуры было расширить агентурную сеть, чтобы получить важные сведения по «Манхэттенскому проекту». Согласно одному из важнейших принципов советской разведывательной службы Яковлев («Джон До») не мог лично встречаться с учеными-физиками, работавшими на Москву. Контакты осуществлялись через проверенного агента Гарри Голда. Гарри передавал источнику информации перечень материалов, которые нужно получить, и договаривался с ним о предстоящих встречах, а затем после каждой такой встречи составлял подробный отчет и передавал Яковлеву. В работе строго соблюдались законы конспирации: источник (Фукс) не знал ни подлинного имени Гарри Голда, ни его адреса, а Голд, в свою очередь, не имел права самостоятельно выходить на связь с Яковлевым.

От Фукса через Голда поступали сверхценные сведения не только теоретического, но и научно-практического характера. Так, в январе 1945 года он передал информацию по урановой бомбе и одновременно сообщил о начале работ в США по созданию плутониевой бомбы.

Фукс не считал себя шпионом и денег за свою работу на советскую разведку не получал. Передавая СССР секреты атомного оружия, он полагал, что лишь восстанавливает историческую справедливость. Ведь Советский Союз, ведя каждый день жестокую борьбу против нацизма, не мог, в отличие от США, позволить себе роскошь тратить миллиарды на урановый проект.

Но Фукс не был единственным источником советской внешней разведки по атомной тематике.

Охота за данными уранового проекта Америки началась по инициативе начальника отдела научно-технической разведки НКВД Л. Квасникова еще в 1942 году, но полностью развернулась только после прибытия в Вашингтон известной пары советских разведчиков-нелегалов: Василия Зарубина и его жены Елизаветы. Именно с ними взаимодействовал резидент НКВД в Сан-Франциско Григорий Хейфиц, сообщивший, что виднейший физик Америки Роберт Оппенгеймер и многие его коллеги выехали из Калифорнии в неизвестное место, где будут заниматься созданием какого-то сверхоружия.

Перепроверить данные «Харона» (псевдоним Хейфица) было поручено подполковнику Семену Семенову (псевдоним «Твен»), работавшему в США с 1938 года и собравшего там большую и активную агентурную группу. Именно «Твен» подтвердил реальность работ по созданию атомной бомбы, назвал код «Манхэттенского проекта» и местонахождение его главного научного центра – бывшей колонии для малолетних преступников Лос-Аламос в штате Нью-Мексико. Семенов также сообщил фамилии некоторых ученых, работавших там, которые в свое время были приглашены в СССР для участия в больших стройках и которые, вернувшись в США, не потеряли связей с левыми организациями.

Основных же руководителей «Манхэттенского проекта» удалось установить Елизавете Зарубиной (агентурный псевдоним «Вардо»). Ее главной заслугой явилось внедрение в мозговой центр «Манхэттенского проекта» Клауса Фукса, который был передан на связь супругам Зарубиным.

После своего приезда в США, Елизавета Зарубина подружилась с любовницей Альберта Эйнштейна, женой известного русского скульптора Коненкова Маргаритой, по простоте душевной рассказавшей Лизе о том, что у Эйнштейна бывают главные лица «Манхэттенского проекта»: Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми, Лео Силард и другие. Под аккуратным давлением «Вардо» Маргарита познакомила ее и сотрудника резидентуры Пастельняка с Оппенгеймером и его женой Кэтрин.

Ставшие своими в семье научного руководителя проекта, советские разведчики уговорили его добиться перевода в Лос-Аламос Клауса Фукса, который и стал главным источником научно выверенной информации для Москвы. Но и, кроме того, Лиза близко сошлась с еще одним крупнейшим ученым в атомном проекте, Силардом, и убедила его допустить в этот проект несколько завербованных специалистов, в том числе – Мортона Собелла, Теодора Холла и Дэвида Грингласса. Последний стал работать механиком в лаборатории Лос-Аламоса. Еще одним весьма важным агентом был итальянский эмигрант, физик Бруно Понтекорво.

Однако в самый разгар налаживания агентурных действий Елизавета и Василий Зарубины были срочно отозваны в Москву. Они терялись в догадках, ведь ни одного провала не произошло. Выяснилось (как уже упоминалось выше), что в Центр поступил донос сотрудника резидентуры Миронова, обвинявшего Зарубиных в предательстве. И почти полгода контрразведка проверяла эти обвинения. Они не подтвердились, тем не менее Зарубиных больше за границу не выпускали.

Тем временем работа внедренной в «Манхэттенский проект» агентуры уже принесла первые результаты – стали поступать донесения, и их надо было оперативно отправлять в Москву. Эта работа была возложена на группу специальных курьеров. Самыми оперативными и не знавшими страха были супруги Коэны, Моррис и Лона.

Моррис Коэн (псевдоним «Питер Крогер») родился в 1920 году в Нью-Йорке в еврейской семье выходцев из России. Окончил Колумбийский университет (ему помогло то, что он прекрасно играл в регби, – американские университеты гордились своим спортивными командами и поэтому предоставляли многообещающим спортсменам стипендии). В 1937 году Коэн поехал добровольцем сражаться против франкистов в Испанию и там на идейной основе дал согласие работать на советскую разведку. В 1938 году по заданию советской разведки Коэн возвратился в США в качестве агента-связника. В 1941 году женился на Леонтине Терезе Петке, с которой познакомился на антифашистском митинге в Нью-Йорке. Супруга полностью разделяла жизненные идеалы и взгляды мужа.

После того как Морриса в 1942 году призвали в американскую армию, Лона стала самостоятельно доставлять информационные материалы из штата Нью-Мексико в Нью-Йорк. Для этого она ездила в небольшой городок Альбукерке, где для видимости посещала туберкулезный диспансер. Там она встречалась с агентами с агентурными псевдонимами «Млад» и «Эрнст».

В 1945 году Моррис Коэн был демобилизован и вернулся в США. В декабре того же года с ним была восстановлена связь. Несмотря на поражение нацизма, Моррис Коэн без колебаний дал согласие продолжать сотрудничество с советской разведкой. Однако до 1948 года связь с агентом была заморожена в связи с резким обострением обстановки антисоветизма и шпиономании в США.

Лона Коэн была на связи с еще одним физиком, передававшим СССР информацию прямо из недр «Манхэттенского проекта».

Теодор Холл, настоящий вундеркинд, родился в 1925 году в еврейской семье Хольцбергов, отец поменял фамилию на Холл, чтобы избежать антисемитизма. В 14 лет был принят в Колумбийский университет, в 16 лет – в Гарвард. Там он получил ученую степень уже в 18 лет, в 19 лет был принят в «Манхэттенский проект» для разработки ядерного оружия, где работал очень интенсивно, чтобы опередить аналогичные разработки в нацистской Германии. Именно Холл участвовал в расчете критической массы урана для американской атомной бомбы «Малыш» (убившей в течение минуты 66 тысяч человек в Хиросиме 6 августа 1945 года).

Летом 1944 года неизвестный человек передал в советское генконсульство в Нью-Йорке запечатанный пакет. При вскрытии пакета оказалось, что в нем находятся совершенно секретные материалы по атомной проблематике. Однако установить имя визитера резидентуре совесткой разведки сразу не удалось. Москва, получив эти материалы, оценила их как «исключительно представляющие для нас интерес» и одновременно здорово отчитала резидента за то, что тот не принял мер по немедленному установлению контакта с посетителем.

Холл вышел на «Яковлева» через сотрудника советского журнала «Soviet Russia Today» русского эмигранта Сергея Курнакова. Холл передал ему материалы о работе Лос-Аламоса, и вскоре они уже были у Яцкова.

Холл («Млад») по идейным соображениям передал советской стороне в 1944 году чертежи плутониевой бомбы «Толстяк». При этом, по всей вероятности, он раскрыл советской стороне важный принцип работы бомбы – имплозию. По некоторым источникам, «Млад» сообщил также дату первого ядерного испытания в США.

Агентом советской разведки стал и однокашник «Млада» по Гарварду Сэвилл Сакс («Стар»). Именно Сакс был курьером Холла, забирая от того информацию в Лос-Аламосе.

5 ноября 1944 года главой советской внешней разведки Фитиным был утвержден план мероприятий по агентурной разработке проекта «Энормоз» (так в советской разведке окрестили планы создания атомного оружия за рубежом).

В этом документе состояние «урановых» работ характеризовалось следующим образом: «Наиболее важный центр – США. Срок изготовления атомной бомбы – должна быть готова осенью 1944 г.». Работы англичан по «Энормоз» были поставлены в зависимость от американцев, благодаря «меньшим экономическим возможностям Англии».

Занималась советская разведка и Канадой, куда «работы англичан были перенесены из-за соображений большей безопасности от вражеских налетов с воздуха и с целью сближения с американцами».

Точно были указаны атомные центры в этих трех странах, дана характеристика атомных установок. Перечислялись «мощности атомных машин, системы, время пуска машин». Подробно описывалось, чему уделяется в данный момент «наибольшее внимание – работам по быстрым нейтронам, т. е. выделению урана 235 из природного урана диффузионно-магнитным способом для непосредственного использования их в атомной бомбе».

Делался в документе и еще один, важнейший для Москвы вывод. Хотя в Германии и есть известные ученые – специалисты в атомной области, «при ее экономическом и военном положении она не может вести сколько-нибудь серьезных работ в области “Энормоз”». Вывод этот был абсолютно верным.

В заключение плана мероприятий констатировалось: «За период ведения агентурной разработки, т. е. с конца 1941 г. до настоящего времени, достигнуты довольно внушительные результаты. За это время была создана агентура, систематически снабжавшая нас ценной информацией, позволившей следить за развертыванием научных работ по странам, а также ценными техническими материалами по существу проблемы».

В апреле 1945 года советской разведкой была получена информация о конструкции американского атомного реактора, разработанного ученым-физиком, специализировавшимся в области атомной энергии, Энрико Ферми.

В начале июня 1945 года состоялась очередная встреча с Клаусом Фуксом, который передал подробную документальную информацию по устройству ядерной бомбы. Фукс также проинформировал советскую разведку, что в июле 1945 года состоится испытание первой американской ядерной бомбы. Эти сведения были исключительно важными и в виде спецсообщения были доложены Сталину.

Когда Трумэн, как бы походя, сообщил Сталину в Потсдаме об атомной бомбардировке Японии, советский лидер никак не отреагировал, и Трумэн даже решил, что престарелый «дядюшка Джо» не понял важности сделанного ему сообщения. На самом деле для Сталина все это просто не было новостью.

Через две недели после атомной бомбардировки Хиросимы постановлением ГКО № 9887сс/оп от 20 августа 1945 года за подписью Сталина был создан Специальный комитет для руководства всеми работами по использованию атомной энергии во главе с Берией. Спецкомитет был наделен чрезвычайными полномочиями по привлечению любых ресурсов, имевшихся в распоряжении правительства СССР, к работам по атомному проекту.

Примерно в то же самое время руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Гровс самоуверенно докладывал специальной комиссии американского конгресса: «Для того, чтобы нас догнать, Советам потребуется в лучшем случае 15 лет». Но уже 25 декабря 1946 года в СССР состоялся пуск советского атомного реактора «Ф—1».

Более оптимистично оценивал возможности СССР непосредственный создатель атомной бомбы Оппенгеймер (в США его считали «красным»). В ответ на вопрос о том, сможет ли Советский Союз создать ядерное оружие, он ответил: «Они преодолеют отставание через четыре года». Оппенгеймер оказался прав: в 1947 году Советский Союз на весь мир объявил, что отныне для него не существует секретов в ядерной сфере.

Почти абсолютно все материалы о «Манхэттенском проекте» передавались советской разведкой из США в зашифрованном виде по радио. Но, хотя американская служба радиоперехвата регулярно записывала эти тексты, ее пеленгаторы не могли обнаружить местоположение раций, а дешифровщики – раскрыть содержание радиограмм.

Павел Судоплатов, начальник группы «С», созданной НКВД в 1944 году для координирования работы разведки в сфере атомных исследований, вспоминал: «Качество и объем полученной нами информации от источников в Великобритании, Канаде и США были крайне важны для организации и развития советской атомной программы. Подробные доклады об устройстве и эксплуатации первых атомных реакторов и газовых центрифуг, по специфике изготовления урановой и плутониевой бомб сыграли важнейшую роль в становлении и ускорении работы наших атомщиков, потому что целого ряда вопросов они просто не знали. Это, в первую очередь, касается конструкции системы фокусирующих взрывных линз, размеров критической массы урана и плутония, сформулированного Клаусом Фуксом принципа имплозии, устройства детонационной системы, времени и последовательности операций при сборке самой бомбы и способа приведения в действие ее инициатора… Атомная бомба в СССР была создана за 4 года. Если бы не разведчики, этот срок был бы в два раза больше…»

Большую помощь советской разведки в США оказали также супруги Этель и Юлиус Розенберг. Юлиус родился в 1918 году в Нью-Йорке, в семье еврейских иммигрантов, в юности увлекся левыми идеями и на одном из собраний Лиги молодых коммунистов США в 1936 году познакомился с Этель Грингласс. Спусти три года они поженились. По своему образованию Юлиус был инженером-электротехником.

В 1940–1945 гг. Юлиус Розенберг работал в секретной лаборатории службы связи армии США в Форт-Монмут, но был уволен, когда начальство узнало о его коммунистическом прошлом. С 1942 года Юлиус был сотруднком советской разведки (к работе его привлек Семен Семенов). После 1944 года на связи с ним был Александр Феклисов. Юлиус (псевдоним «Либерал») передал советской разведке довольно много совершенно секретных сведений, в том числе и чертеж радиовзрывателя.

Когда Юлиус узнал, что брат его жены Дэвид Грингласс работает в «Манхэттенском проекте», он привлек его к сотрудничеству с советской разведкой (сентябрь 1944 года). Грингласс до своей мобилизации в армию в 1943 году также был членом молодежной коммунистической лиги и согласился работать по идейным соображениям. Его повысили до сержанта и направили на объект по обогащению урана в Оук Ридж (штат Теннеси), а затем перевели в Лос-Аламос. После увольнения Розенберга из армии США Грингласс (псевдоним «Калибр») передавал советской разведке информацию через Гарри Голда. На СССР работала и его жена Рут («Оса»).

Тем временем предстояло возвращение Фукса в Великобританию, и на встрече ему были переданы условия связи в Лондоне с представителем резидентуры советской разведки. Однако до осени 1947 года советская разведка не имела связи с Фуксом. В сентябре 1947 года в Лондон в качестве заместителя резидента по научно-технической разведке прибыл Александр Феклисов, который получил задание восстановить связь с ученым-физиком. В Москве перед командировкой в Лондон начальник советской внешней разведки генерал-лейтенат Савченко сказал Феклисову, что Фукс сотрудничает по идейным соображениям, поэтому отношение к нему должно быть крайне бережным.

В конце того же месяца связь с Фуксом была восстановлена. На этой встрече Клаус сообщил советскому оперативному сотруднику, что ученые Чикагского университета Ферми и Теллер работают над созданием еще более разрушительного оружия – водородной бомбы, и разъяснил принцип ее устройства. По заданию резидентуры в дальнейшем он собрал и передал советской разведке подробные сведения о конструкции водородной бомбы: принципиальную схему и теоретические выкладки по ее созданию, которые были разработаны учеными США и Англии.

В 1947–1949 гг. Феклисов встречался в Фуксом раз в три-четыре месяца. Каждая встреча тщательно готовилась, план каждой явки утверждался в Центре. Фукс знал Феклисова как «Юджина». По вопросам Феклисова Фукс понял, что работа над советской атомной бомбой идет быстро и успешно, и искренне радовался этому: «Неужели ваш “бэби” скоро проявится на свет?.. Я-то вижу, что дела у советских коллег продвигаются успешно. Никто из американских и английских ученых не ожидает, что Советский Союз создаст свою “штучку” ранее чем через шесть – восемь лет. Я очень рад, что они ошибаются».

Если у советской разведки были ценнейшие источники прямо в сердце «Манхэттенского проекта», то ничем подобным в СССР американская разведка похвастаться не могла. Однако это не означает, что американцы не пытались всеми силами выяснить состояние и перспективы ядерных исследований в Советском Союзе.

В течение 1946 года преемник УСС SSU передавал главе «Манхэттенского проекта» (Manhatten Engineer District, MED) генералу Гровсу все, что хотя бы как-то указывало на ядерный проект в СССР. Атомный шпионаж против СССР получил кодовое наименование «Азуза», затем – «Рамона».

Например, в январе 1946 года со ссылкой на «очень хороший источник» разведка сообщила, что существует «секретный русско-чешский договор», согласно которому уран из шахт Яхимова (Йохимсталя) идет в Советский Союз. Это была чистая правда.

Позднее (февраль 1946 года) американская агентура в советской зоне оккупации Германии сообщила, что многие видные немецкие физики (например, Густав Герц и Манфред фон Арденне), скорее всего, находятся в СССР. И эта информация соответствовала действительности – группы немецких физиков работали над ядерным проектом на черноморском побережье Грузии.

5 марта 1946 года SSU доложила, что урановая руда из Яхимова идет в СССР вагонами, и их даже не хватает.

Правда, все эти сведения поначалу натыкались на скепсис в штабе Гровса. Там полагали, что промышленность СССР настолько примитивна, что русским бомбу в ближайшем будущем никак не сделать. Например, представитель МЕD в Англии подполковник Эдгар Дин назвал сообщения разведки нонсенсом и «чистыми фантазиями», игнорирующими факты.

В мае 1946 года контрразведка SSU (правда, со ссылкой на источник, чья надежность оценивалась как сомнительная) сообщила, что известный советский физик Капица получил от правительства СССР «неограниченный кредит» на создание бомбы. Он же и стал руководителем советского ядерного проекта (на самом деле им был Берия).

В июне 1946 года разведка США доложила, что советские специалисты планируют искать уран в Маньчжурии.

Все эти отрывочные сведения, большинство из которых были верными или правдоподобными, все же не давали американцам ответа на главный вопрос – когда у русских появится атомная бомба?

В декабре 1946 года аналитик МЕD Генри Левенгаупт (защитивший докторскую по химии в Йельском университете в 1943 году) составил аналитическую записку «Русско-чешские операции в районе чешско-немецкой границы» на 9 страницах. Но и в этом документе никаких точных прогнозов будущего советской бомбы не было.

В январе 1946 года, как уже упоминалось, Трумэн создал ЦРГ, а через семь месяцев вместо МЕD на свет появилась Комиссия по атомной энергии (Atomic Energy Commission, AEC). Оба ведомства немедленно затеяли спор на тему, кто будет главным в деле ядерного шпионажа против Москвы. Трумэн несколько месяцев не мог принять решения, однако на заседании Национального органа по разведке (National Intelligence Authority, NIA) 12 февраля 1947 года сбор данных оставили за ЦРГ, которая должна была делиться ими с AEC. Накопленные в ведомстве Гровса сведения, а также лучшие аналитики «Манхэттенского проекта» (типа Левенгаупта) перекочевали в ЦРГ.

Но не успел разрешиться этот административно-бюрократический спор, как 26 июля 1947 года на свет появилось ЦРУ. В ответ на это AEC создала в декабре 1947 года собственное подразделение разведки. В ЦРУ ядерный шпионаж сначала передали под крыло управления специальных операций, а затем – в Офис научной разведки (Office of Scientific Intelligence, OSI).

Между тем армия США также не желала стоять в стороне от урановой темы. Там ядерными делами занимался Проект вооруженных сил по специальному вооружению (Armed Forces Special Weapons Project). В его рамках генерал-майор Альберт Хегенбергер возглавил специальное подразделение AFMSW—1, которое в июле 1948 года превратилось в AFOAT—1 (Air Force Deputy Chief of Staff for Operations, Atomic Energy Office, Section 1). Если ЦРУ пыталось напасть на след советского ядерного проекта с помощью агентуры, то люди Хегенбергера использовали в основном технические методы разведки.

Чтобы исключить внутриведомственную грызню по столь важному вопросу и обеспечить единый анализ всех поступающих сведений, военно-морская, военно-воздушная разведка, разведка сухопутных войск и ЦРУ подписали 31 декабря 1947 года меморандум о создании Совместного комитета по разведке в сфере ядерной энергии (Joint Nuclear Energy Intelligence Committee, JNEIC).

Американцам помогали и англичане. Через свои источники они, например, выяснили, что чистый кальций идет с восточногерманского завода в Биттерфельде в подмосковный город Электросталь. Из этого был сделан правильный вывод, что русские строят реактор для получения плутония. Допрос англичанами вернувшегося из СССР немецкого военнопленного выявил важнейший советский ядерный объект – Челябинск-40, о чем британцы немедленно сообщили США. При этом, правда, был сделан неверный вывод, что усилия русских по получению изотопов урана путем газовой диффузии находятся пока на примитивном уровне.

И англичане, и американцы продолжали внимательно следить за урановыми месторождениями в чешском Яхимове, и в 1948 году выяснилось, что русские вывозят оттуда в 6–8 раз больше урана, чем предполагалось ранее.

Пентагон в 1948 году резко нарастил усилия по технической разведке против СССР – перехватывались переговоры по радиотелефонам, тем более, что они обычно велись открытым текстом.

И все же единства мнений относительно того, когда же «Советы» проведут первое успешное испытание ядерной бомбы, у различных американских ведомств не было.

В 1946 году ЦРГ, оговорившись, что не обладает серьезной информацией, сдалала прогноз, что советская бомба появится в 1950–1953 гг. В этом же году разведка ВВС США сделала более точный прогноз – конец 1949 года. В июле 1947 году разведсообщество (ЦРУ, армейская и военно-воздушная разведка) сошлись во мнении, что у русских нет квалифицированных инженеров и технологов, а урановая руда на контролируемых СССР территориях – с малым содержанием металла. Поэтому вероятно, что русские произведут испытание бомбы не ранее 1950 года, а скорее всего – в 1952 году. Примерно тот же самый прогноз разведка выдала на гора и в июле 1948 года: середина 1950 года – это «самая ранняя дата, когда Советы могут взорвать свою бомбу». А середина 1953 года – дата «наиболее вероятная».

Берлинский кризис на фоне военной истерии в США усилил внимание Вашингтона к советскому ядерному проекту. В июле 1948 года директор ЦРУ Хилленкоттер направил Трумэну специальный меморандум «Оценка состояния русского проекта в сфере атомной энергии». В нем скромно признавалось, что «остается невозможным определить точное состояние (проекта) или установить дату, намеченную Советами для завершения работ над их первой атомной бомбой».

В начале 1949 года разведка ВВС США пришла к выводу, что самым ранним сроком следует считать 1950 год. В марте 1949 года директор офиса научной разведки ЦРУ Машле доложил Хилленкоттеру свой прогноз – самый ранний срок – середина 1950 года, самый вероятный – середина 1953 года. В основе прогноза лежали три вывода-предположения:

– Советы начали работу над бомбой не ранее конца 1945 года (неверно. – Примечание автора);

– русские хотят создать плутониевую бомбу (верно);

– у русских достаточно урана только для одного реактора по производству плутония (неверно).

Американцы страшно боялись за свою ядерную монополию потому, что еще с конца 1945 года не исключали возможности нанесения ядерного удара по СССР. Но он был возможен только в одном случае – если не было угрозы такого же ответного удара. В ноябре 1945 года был опубликован доклад главнокомандующего ВВС США генерала Арнольда военному министру, в котором указывалось, что США должны «указать потенциальному агрессору – за нападением на США немедленно последует всесокрушающий атомный удар по нему с воздуха».

Причем американцы были готовы ударить и первыми, если СССР близко подойдет к созданию ядерного оружия. Объединенный комитет начальников штабов США в секретном докладе взвесил желательность нанесения атомных ударов по Советскому Союзу, как в виде возмездия, так и первыми. Объединенный разведывательный комитет наметил двадцать советских городов, подходивших для атомной бомбардировки. Этот комитет рекомендовал атомное нападение не только в случае неминуемого выступления СССР, но и в том случае, если успехи врага в области экономики и науки будут указывать на создание возможностей «в конечном итоге напасть на США или создать оборону против нашего нападения».

Еще в начале 1946 года под руководством генерала Гровса американцы стали развивать мощности по техническому обнаружению возможного советского ядерного испытания с баз за пределами территории СССР.

За основу был положен опыт Хиросимы и Нагасаки. Тогда американские самолеты Б-29 на высотах 15–30 тысяч футов пять раз пролетели над местами сброса ядерных бомб. Они были снабжены специальными бумажными фильтрами, на которых осаждались продукты взрыва.

Примерно в это же самое время разведка ВВС запустила собственный проект по техническому обнаружению ядерных взрывов – операция «Могул». Ученые пришли к выводу, что в мировом океане на глубине 4 тысячи футов есть слой воды, по которому звуковые волны передаются без искажения на любое расстояние. В октябре 1945 года было принято решение поискать такой же слой и в атмосфере. Заместитель начальника штаба ВВС по исследованиям и разработкам подполковник Вильсон выделил для обнаружения такого слоя необходимые ресурсы. Однако ученые считали, что этот магический слой воздуха расположен на высоте не менее 45 тысяч футов, а Б-29 могли работать с потолком лишь до 30 тысяч футов.

Пришлось выделить деньги на разработку специальных высотных воздушных шаров с датчиками. Именно их в то время многие принимали за неопознанные летающие объекты.

Между тем американцы проводили и испытания, чтобы понять, как быстро и далеко передвигаются в атмосфере продукты ядерного взрыва и ударная волна от него. 1 июля 1946 года ядерная бомба мощностью 23 килотонны была взорвана над группой старых американских и японских кораблей (на высоте 520 футов) в районе атолла Бикини. Самолеты Б-29 обследовали атмосферу в радиусе 1600–8000 миль от эпицентра на высоте 30 тысяч футов.

Вторую бомбу взорвали под водой (чтобы проверить, как там распространяются звуковые волны) 23 июля.

Результаты этих испытаний («операция «Перекресток») выявили, что предстоит еще много работы. Сейсмические датчики в Калифорнии зафиксировали подводный взрыв, но пропустили воздушный. К тому же эти датчики никак не различали атомный взрыв малой мощности и обычный взрыв большой мощности. В целом американцы пришли к выводу, что точно засечь ядерный взрыв можно на расстоянии не более 2000 миль от эпицентра.

Надо было что-то делать, и срочно.

21 мая 1947 года представители ЦРГ, ВВС, ВМС, сухопутных сил, АЕС собрались на совещание, в результате которого был создан рабочий «Комитет по дальнему обнаружению» (Long-Range Detection Committee). Были намечены три цели работы:

– устновление места и времени советского ядерного взрыва;

– получение образцов продуктов взрыва из воды и воздуха;

– определение природы взрыва путем химического и радиологического анализа.

Вести весь проект дальнего обнаружения логично поручили ВВС. Именно после этого были созданы упомянутые выше структуры ВВС AFMSW—1 и AFOT—1.

Следует признать, что американцы не жалели ни сил, ни средств. В июле 1947 года в воздух поднялись первые группы пробных высотных воздушных шаров, достигших потолка в 48 тысяч футов.

В апреле – мае 1948 года вблизи атолла Эниветок (Маршалловы острова) американцы взорвали три атомных бомбы, чтобы отработать технику дальнего обнаружения (операция «Песчаник»).

Приказ о проведении операции был отдан президентом США Гарри Трумэном 27 июня 1947 года. В отличие от операции «Перекресток», эта серия испытаний проводилась Комиссией по атомной энергии (MED). В ходе операции тестировались атомные бомбы второго поколения. Во-первых, во всех испытанных устройствах между темпером из урана-238 и ядром заряда был оставлен зазор. Во-вторых, само ядро заряда теперь выполнялось не из чистого плутония, а из сплава плутония с высокообогащенным ураном (заряд X-Ray) или только из высокообогащенного урана (остальные два заряда). Этого потребовала промышленность: производство обогащенного урана сильно обгоняло наработку плутония.

К тому же в США пока точно не знали, взорвут ли русские плутониевую или урановую бомбу.

Работу ВВС по обнаружению взрывов в районе атолла Эниветок окрестили «операция Фитцуильямс». Помимо использования обычных датчиков (акустических, радиологических и сейсмических) специалисты ВВС уделили внимание и откровенно экзотическим способам обнружения. Например, было решено, что свет от ядерного взрыва отразится от темной стороны Луны. Поэтому на всякий случай было решено наблюдать и за спутницей Земли, для чего было задействовано 19 объектов в разных странах.

Но все же главный упор, как и в 1945 году, делался на регулярное патрулирование самолетов с датчиками обнаружения продуктов ядерного взрыва. Восемь специально оборудованных Б-29 (WB-29) летали с баз на обоих побережьях США, а также с Бермудских и Азорских островов и из Северной Африки. Всего только в рамках операции «Фитцуильямс» было совершено 466 вылетов и налетано в воздухе 4944 часа.

Сейсмические станции были размещены помимо США в Японии и Германии.

Продолжался запуск воздушных шаров с Гуама, Гавайских островов, с баз в Нью-Мексико и Аризоне.

Однако результаты «Фитцуильямса» все же нельзя было признать ободряющими. Самый мощный взрыв «Песчаника» (49 килотонн) сейсмодатчики засекли только на расстоянии не более 500 миль от эпицентра. Звуковые датчики были лучше – 1700 миль, но и это означало невозможность выявить советский ядерный взрыв где-нибудь в центре СССР. Воздушные шары не дали ничего лучшего, и весь проект «Могул» был свернут.

Вся надежда оставалась только на самолеты с фильтрами обнаружения продуктов взрыва. 8 июля 1948 года ВВС США доложили Трумэну, что они уверены в своей способности засечь ядерное испытание в СССР. Систему постоянного патрулирования Б-29 в воздухе назвали операцией «Сумка с инструментами» (Workbag). Самолеты поднимались в воздух с баз на Гавайях, Аляске, в Калифорнии и на Бермудских островах.

И здесь не обошлось без помощи англичан – британцы взяли на себя патрулирование Северной Атлантики. Американцы обычно совершали полеты через день.

29 августа 1949 года СССР произвел испытание атомной бомбы РДС-1 («Ракетный двигатель Сталина») мощностью 22 килотонны. Ровно в 7 часов утра на полигоне в районе Семипалатинска раздался взрыв. Небо осветила яркая вспышка, затмившая солнце. Стальная 70-метровая вышка через секунду испарилась. По полигону прокатился оглушительный гром. Курчатов выскочил из укрытия наружу с криком: «Она, она!» Его вернули обратно в укрытие.

Берия, не веривший в успех эксперимента, расцеловал И. Курчатова и Ю. Харитона, руководивших работами по сборке бомбы.

В начале сентября 1949 года американцы получили от своей военной разведки фотоснимки верхних слоев атмосферы над территорией Советского Союза. На фотографиях отчетливо просматривался грибовидный след от атомного взрыва.

3 сентября 1949 года американские самолеты, совершавшие полет между Аляской и Японией, засекли резкое превышение уровня радиации в атмосфере. Такой скачок никак нельзя было объяснить естественными причинами (типа извержения вулкана). Исследования продолжались до 17 сентября и полностью подтвердили искусственную природу повышенной радиации.

Однако многие в американском истеблишменте по-прежнему отказывались признавать, что «примитивные» русские взорвали ядерную бомбу. Такого мнения придерживался, например, министр обороны Джонсон. Объяснение странных даннных авиаразведки искали в инциденте с ядерным реактором.

Создали группу видных ученых, которая на своем заседании 20 сентября все же была вынуждена констатировать: 26–29 августа на территории СССР в районе севернее Каспийского моря произошел ядерный взрыв.

На основании анализа проб воздуха в атмосфере комиссия доложила президенту США, что в Советском Союзе произвели испытание плутониевой бомбы. 23 сентября 1949 года Трумэн был вынужден созвать пресс-конференцию и сделать неприятное для себя заявление: «У нас есть доказательства, что в течение последних недель в СССР произошел атомный взрыв».

В США это вызвало состояние шока. Газета «Вашингтон Пост» вышла с характерной шапкой «Трумэн разоблачил атомный взрыв красных».

Атомная монополия США была принципиально подорвана. Но американцы намеревались теперь сохранить подавляющее количественное превосходство над СССР по количеству ядерных зарядов и средств их доставки. Соответственно, разведке дали указание прогнозировать развитие советского военного ядерного потенциала, чтобы поддерживать американский атомный потенциал на недосягаемом для русских уровне.

В середине 1950 года ЦРУ сообщило, что СССР имеет, видимо, 10–20 бомб. В середине 1951 года это количество возрастет до 25–45, через год – до 45–90, а еще через год – до 70—135. Это сообщение, вспоминал тогдашний начальник Комитета начальников штабов генерал Брэдли, «стало ужасным шоком для Луиса Джонсона (министра обороны. – Примечание автора)».

На самом деле ЦРУ как тогда, так и в дальнейшем обычно сильно преувеличивало «красную опасность». В СССР к концу 1949 года были изготовлены еще две бомбы РДС-1, а в 1950 году – еще 9. Но все эти бомбы представляли собой экспериментальные устройства, а у Советского Союза на тот момент не было к тому же и средств доставки. В январе – феврале 1951 года было изготовлено еще четыре атомные бомбы. Таким образом, у СССР к 1 марта 1951 года имелось 15 атомных бомб типа РДС-1. К концу 1951 года было произведено в общей сложности 29 атомных бомб РДС-1, в том числе первые три серийно изготовленные.

После успешного испытания 24 сентября 1951 года советского атомного заряда «502-М» (РДС-2) к концу 1951 года было освоено производство атомных бомб этого типа. Таким образом, на 1 января 1952 года у СССР имелось 35 атомных бомб, 29 из которых были РДС-1 и 6 РДС-2.

Эти бомбы СССР теоретически мог доставить до США, но именно теоретически. Ведь ракетного оружия у Советского Союза еще не было, а полет к берегам США стратегических бомбардировщиков был фактически самоубийством. Но бомбу еще и следовало «подогнать» по габаритам под единственный советский дальний бомбардировщик того времени – Ту-4. 18 октября 1951 года первая советская авиационная атомная бомба (РДС-3 с ядерным зарядом «501-М») была впервые испытана путем сброса ее с самолета Ту-4. Эту бомбу стали готовить к принятию на вооружение (была принята лишь в 1954 году). В 1952 и 1953 годах были проведены успешные летные контрольные испытания авиабомбы РДС-3.

У США уже в 1948 году было 110 ядерных бомб, в 1949 году – 235, в 1951 году – 640, в 1952 году – 1005. То есть в 1952 году ядерный арсенал США превосходил советский в 20 раз.

Были у американцев и средства доставки. Самые первые американские атомные авиабомбы, поступившие на вооружение в конце 40-х годов прошлого века, весили около 9 тонн, и их могли доставить к потенциальным целям только тяжелые бомбардировщики.

К началу 1950-х годов в США были разработаны более компактные бомбы с меньшим весом и диаметром, что позволило оснастить ими самолеты фронтовой авиации.

Естественно, что США стремились воплотить свое огромное превосходство в ядерной сфере в конкретные военные планы.