Но отдельные успехи в Азии не могли затмить для Визнера провалы на его главном театре военных действий – европейском, где Советский Союз по-прежнему казался непоколебимым. Ставка на бандеровцев и прочих антисоветских эмигрантов не сыграла – никакого роста повстанческого движения за «железным занавесом» нельзя было заметить даже в микроскоп.

Визнеру пришлось переключиться на черную пропаганду. ЦРУ распускало ужасные слухи как про советскую систему, так и про «руку Москвы» повсюду в мире.

Под эгидой «частной» организации Даллеса (Национальный комитет за Свободную Европу) была учреждена радиостанция «Свободная Европа», которая, как и сам комитет, всецело финансировалась ЦРУ. В 1950 году генералы Эйзенхауэр и Клей (тот самый, который предлагал «прорываться в Берлин» в 1948 году) открыли кампанию по сбору пожертвований в специальный фонд даллесовского комитета, на средства которого содержалась (формально) радиостанция «Свободная Европа».

«Нам нужны мощные радиостанции за границей, – заявил Эйзенхауэр, открывая кампанию по сбору средств, – которые не были бы стеснены ограничениями, присущими правительственным радиостанциям». Ему вторил Клей, расхваливая «Голос Америки» как пример для «Свободной Европы».

В 1951 году радиостанция «Свободная Европа» начала первые передачи против Чехословакии из Мюнхена. Затем «Свободная Европа» распространила вещание на все восточноевропейские социалистические страны.

В 1953 году добавилось радио «Освобождение», вещавшее против СССР. Согласно официальной истории радиостанции, «Радио “Освобождение”» было задумано Американским комитетом по освобождению от большевизма как эмигрантское радио, рупор Координационного центра антибольшевистской борьбы для освобождения родины от коммунистической диктатуры. Радиостанция вещала на языках народов союзных республик СССР, а также на татарском и башкирском. В Мюнхене на английском языке издавался журнал «Problems of the people of USSR» («Проблемы народов СССР»).

Через комитет ЦРУ финансировало и Институт по изучению истории и культуры СССР. В соответствии с уставом основанный в 1950 году институт ставил перед собой следующие цели:

● исследовать теорию и практику государственного и социального порядка в СССР, а также различных исторических, культурных, социальных, экономических, национальных и политических проблем народов СССР;

● наладить и поддерживать научные связи с немецкими и иностранными научными организациями и отдельными учеными;

● способствовать взаимному пониманию антикоммунистической эмиграции народов СССР и демократических стран.

На самом деле через институт ЦРУ просто подкармливало антисоветскую эмиграцию и подбирало там перспективную агентуру.

Первым директром института был Николай Троицкий (1903–2011 гг., он же Норман, Норейкис, Борис Яковлев). Родился в семье дьякона в Симбирской губернии. В 1921 году поступил в Симбирский политехнический институт, после окончания которого работал инженером-строителем сначала в Ростове и Краснодаре, а с 1924 по 1930 год – в Богородске под Москвой.

С 1930 по 1932 год учился в Московском архитектурном институте и работал в одном из строительных трестов. С 1933 года Троицкий руководил лабораторией цветовосприятия, организовал и возглавил научно-исследовательскую секцию проектирования театров, клубов и школ при Наркомпросе, одновременно исполняя обязанности ученого секретаря Московского архитектурного общества. С 1935 года работал заместителем ученого секретаря Академии архитектуры СССР, занимался организацией отделения теории и истории архитектуры.

В апреле 1937 года Троицкий был арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности». В течение 16 месяцев он находился в заключении, но не признал предъявленных ему обвинений. После смены наркома НКВД Ежова на Берию был оправдан на суде военного трибунала и освобожден в августе 1938 года.

С началом войны ушел на фронт в составе дивизии народного ополчения. В октябре 1941 года попал в плен под Вязьмой и полтора года провел в лагере военнопленных.

Добровольно вступил во власовскую РОА. Руководил газетой «За Родину», работал в газете «Доброволец». Участвовал в составлении Пражского манифеста КОНР. В апреле 1945 года был откомандирован в качестве представителя КОНР в 1-ю дивизию РОА и назначен на должность начальника отдела пропаганды, получив звание капитана РОА.

После окончания войны жил в Мюнхене в американской зоне оккупации Германии по югославским документам на имя Бориса Северовича Яковлева. В 1955 году переехал в США, где работал уборщиком в больнице. В 1956 году поступил в Колумбийский университет на библиотечный факультет. Получив диплом библиотекаря, в течение нескольких лет трудился сначала библиографом, а затем хранителем славянского отдела библиотеки Корнуэлльского университета в Итаке (штат Нью-Йорк).

Американский комитет по освобождению от большевизма был основан 18 января 1951 года в штате Делавэр и провозгласил своей целью борьбу против тоталитарного коммунистического режима.

На самом деле комитет был частью проекта ЦРУ под кодовым названием «QKACTIVE». Целью всего проекта было разжигание национализма в СССР, особенно со стороны малых народов против русских.

«Нерусских угнетенных» в комитете представлял главным образом белорус Микола Абрамчук (1903–1970). Во время Гражданской войны Абрамчук был сторонником националистической Белорусской народной республики (БНР), после ее краха эмигрировал в Польшу и работал там на польскую разведку. В общей сложности за два года он нелегально переходил границу Польши и Советской России более 30 раз. В 1923 году эмигрировал в Чехословакию, в 1930 году перебрался в Париж. В 1941–1943 годах участвовал в работе организованного нацистами Белорусского комитета самопомощи (БКС) в Берлине. После разгрома нацизма Абрамчук плавно «перетек» в ЦРУ, где числился под псевдонимами «Aecambista-4», «Cambista-4». Автор проспонсированной американской разведкой брошюры «Я обвиняю Кремль в геноциде моего народа» (Торонто, 1950).

Характерно, что в отличие от даллесовского комитета «Свободная Европа», борцы за освобождение СССР в США старались держаться в тени. Это и немудрено – среди членов комитета было много бывших нацистских коллаборационистов.

Помимо радопередач на «советский блок» люди Визнера изготовили и с помощью воздушных шаров переправили за «железный занавес» 300 миллионов листовок (400 тонн). В год водушные шары обходились ЦРУ в 30–35 миллинов долларов. В 1953 году при радиостанции «Свободная Европа» возникла некая организация, именовавшая себя «Прессой свободной Европы». Именно она фабриковала для стран Восточной Европы пропагандистскую литературу, которой начинялись шары из резины и пластмассы. Запуск шаров носил кодовое наименование «Операция “Просперо”», и, естественно, это была операция ЦРУ.

Шары за «железный занавес» запускались и с разведывательными целями.

Существовал сверхсекретный проект WS—119L, которому в разное время присваивали более удобные для произнесения и запоминания словесные обозначения, например «Гофер» (грызун, живущий в Северной Америке). Шары в рамках этого проекта предназначались для пролета с огромными аэрофотографическими установками над территорией Советского Союза. В 50-х годах несколько таких шаров удалось сбить советской ПВО, причем остатки оболочки и аппаратуры демонстрировались прессе.

Шары этой программы сначала испытывались над США, их запускали с авиабаз в Аламогордо (штат Нью-Мексико) и в штатах Монтана, Миссури и Джорджия. Например, только в 1952 году было выполнено 640 полетов. Неудивительно, что в этих и окрестных районах газеты, радио и телеканалы стали сообщать о загадочных летающих объектах. А когда гондола одного из таких шаров разбилась над Нью-Мексико и остатки секретной аппаратуры спешно спрятали на авиабазе в Розвелле, пошли слухи, что в ангаре на базе хранится сбитый аппарат пришельцев с забальзамированными телами этих существ.

В 1952 году на базе в Аламогордо проводили опыт перехвата высотного баллона истребителем F-86, чтобы проверить, смогут ли советские самолеты сбивать американские шары. В прессу попало сообщение: истребитель пытался перехватить НЛО, но потерпел неудачу.

Для пролета над СССР шары программы WS—119L запускали из Турции, из Западной Европы и с тихоокеанского побережья США (а предварительно оттуда запускали шары-зонды для изучения направления воздушных потоков). Многие полеты проходили успешно, а так как они держались в секрете даже от ближайших союзников, то в 1958 году европейский штаб НАТО обеспокоенно сообщал в секретной сводке о пролете на высоте 30 км над Западной Европой нескольких НЛО со стороны Советского Союза. На самом деле это были шары, запущенные с южной оконечности Аляски.

Если шары стартовали с территории ФРГ или Великобритании, то с попутным ветром они летели со скоростью примерно 150 км в час на высоте 8—10 километров. Каждый шар имел своеобразный регулятор высоты – систему балластов, заполненных железными опилками. Если высота снижалась, то автоматически открывалась специальная заслонка и часть опилок сыпалась за борт. Как только шар поднимался, срабатывали барометрические датчики, в электромагниты шел ток и они закрывали заслонки.

В шпионских шарах в специальных контейнерах из пенопласта (такой материал защищал аппаратуру от перегрева днем и от переохлаждения ночью) размещались фотоаппараты. Правда, часто фотоаппараты снимали что попало – облака, луга, реки, хотя качество снимков было высоким. Когда шар пролетал территорию СССР и оказывался над морем, поступала радиокоманда и несущая балка с пенопластовым контейнером отстреливалась и с парашютом устремлялась вниз. В море намокали сухие батареи и начинали давать ток, несущая балка отстреливалась, уходила ко дну, и на поверхности оставался лишь контейнер с фотоаппаратом. После этого включался радиопередатчик и из контейнера вылетала 10-метровая жесткая спиральная мачта-антенна, образовывавшая большую нейлоновую петлю. Кроме того, в воду выделялась оранжевая краска, чтобы контейнер можно было заметить с воздуха. Самолет, оснащенный специальной «кошкой», поднимал фотоаппарат на борт. Дальше, как говорится, дело техники.

Все оборудование шаров питалось от аккумуляторов.

Советская система ПВО довольно быстро наловчилась сбивать эти медленно летящие цели. К тому же в этом помогли и сами американцы. Каждый шар был снабжен коротковолновым передатчиком, который включался автоматически через определенные промежутки времени. Таким образом, радиопеленгаторные станции США осуществляли проводку шара, не давая ему совсем уйти с курса. Но передатчики, естественно, засекала и советская радиотехническая разведка. Сбитые шары отвозили в научно-исследовательский институт ВВС СССР в Чкаловской.

Литературу для «пропагандистских» шаров разрабатывала уже упоминавшаяся выше крупнейшая и самая радикальная антисоветская эмигрантская организация Народно-трудовой союз (НТС).

Образчиком пропагандистского сотрудничества Визнера и НТС может служить секретный документ, якобы обнаруженный у мертвого офицера НКВД и переданный потом неоднократно по радиостанции «Свободная Европа». В документе живописались террористические методы «советской секретной полиции», как в самом СССР, так и за границей (убийства, пытки, психологический террор). «Захваченный документ» даже цитировали на слушаниях в американском конгрессе.

Позднее выяснилось, что «документ» сфабриковали на базе соответствующей фальшивки гитлеровского СД НТС и люди Визнера.

Занимались американцы и воздушной разведкой над территорией СССР (за это отвечал Пентагон), и Белый дом ничуть не заботило, что это было наглым нарушением норм международного права. На войне как на войне. А Визнер считал борьбу против коммунистов настоящей войной. Прилагательного «холодная» он к ней не добавлял. Неудивительно, что вскоре пролилась и американская кровь.

В течение 1949-го и в начале 1950 года разведывательные самолеты США сопровождались советскими истребителями-перехватчиками, которые, демонстрируя свою готовность к решительным действиям, не раз открывали предупредительный огонь по нарушителям. Русские старались сдерживаться из последних сил, но это только раззадоривало американцев.

8 апреля 1950 года над Балтикой был сбит самолет-разведчик ВМФ США PB4Y «Privateer», стартовавший с авиабазы Висбаден (ФРГ). Самолет нарушил советское воздушное пространство в районе военно-морской базы Либава. Поднятая по тревоге четверка Ла—11 из состава 30-го истребительного авиационного полка (ИАП) под командованием старшего лейтенпанта Докина перехватила этот самолет и после того, как нарушитель не выполнил требования следовать на посадку, открыла огонь. Американцы ответили тем же. В ходе перестрелки нарушитель был сбит и упал в море. Экипаж самолета-нарушителя в составе 10 человек погиб.

Но американцы не успокоились.

В начале 50-х самолеты-разведчики США РБ-47 и РБ-45 действовали против СССР с аэродромов Великобритании с опознавательными знаками британских ВВС. Так, 17–18 апреля 1952 года три РБ-45, пилотировавшиеся английскими и американскими летчиками, стартовав из Англии, вторглись в воздушное пространство СССР и прошли по трем маршрутам через Прибалтику, Белоруссию и Украину. Полеты проходили на высоте 12 тысяч метров и достигли линии Псков – Смоленск – Харьков. Советские РЛС следили за этими самолетами, но истребители и зенитная артиллерия не могли их сбить. По мере совершенствования советской системы ПВО риск таких полетов для американцев возрастал. Росли и потери. В 1950 году был сбит один нарушитель, в 1951–1952 гг. – по два, а в 1953 году – три.

Американцы нарушали советское воздушное пространство не только в Европе.

13 июня в 1952 года над Японским морем близ советских берегов исчез американский самолет РБ-29. После этого посольство США в Москве направило запрос о наличии в СССР каких-либо сведений о пропавшем самолете, но не получило ответа. Развивать эту щекотливую тему правительство США не стало. Родственникам лишь сообщили, что самолет пропал без вести. Позднее стало известно, что он был сбит над советскими территориальными водами в 180 километрах южнее Владивостока советским истребителем МИГ-15.

Помимо заброски агентуры в СССР и страны Восточной Европы Визнер внедрял агентуру и в общественные организации США и других стран «свободного мира», чтобы через них воздействать на социалистические страны. Визнер считал, что в этом смысле надо брать пример с коммунистов, которые имели очень сильное влияние в профсоюзах, женских, молодежных и творческих организациях по всему миру.

Свою организацию (ОРС) Визнер шутя называл «мощным Вурлитцером». Надо было запудрить мозги всем, кто в «свободном мире» еще истывал уважение к социализму. Как писал профессор журналистики университета штата Огайо Лури: «Визнер создал организацию, которую он со смехом и любовью называл “мой мощный Вурлитцер”. Это была удивительная машина, которая использовала множество клавишей (благотворительные фонды, профсоюзы, книгоиздательства, студенческое движение) для исполнения вариаций на темы: дискредитация коммунизма и Советского Союза, развитие христианско-демократического движения в Западной Европе и создание позитивного образа Соединенных Штатов за границей».

Американцы начали заниматься систематической пропагандой в Европе сразу же после окончания Второй мировой войны. Поначалу цель была довольно благородной – перевоспитание заблудших в тенетах нацизма немцев. Однако сразу же после речи Трумэна в конгрессе в марте 1947 года у США появился новый враг – мировой коммунизм. Теперь пропаганда была нацелена на то, чтобы Западная Европа не попала в лапы «красных». Для этого следовало завладеть умами и сердцами европейской интеллигенции. Задача для американцев была не из простых, если учесть, что подавляющее большинство деятелей искусств, писателей и философов Европы крайне снисходительно (в лучшем случае) относились к американской культуре. А многие считали, что таковой вообще нет.

К тому же после победы СССР в Великой Отечественной войне престиж Советского Союза в Европе был очень высоким. Советские книги, фильмы, театральные постановки триумфально шествовали по Европе. Цвет европейской интеллигенции от Сартра до Чаплина открыто выражал своим симпатии Москве.

В американской разведке поначалу было немного людей, способных поддержать разговор о чем-то ином, кроме новых машин, престижных сортов виски или красивых (и желательно богатых) женщин. Визнер или его правая рука Оффи вряд ли смогли бы поддержать разговор с Сартром, Пикассо или Бертраном Расселом. Пришлось делать ставку на эмигрантов из России.

Майкл (Михаил) Йосельсон (Джоссельсон) родился в 1908 году в еврейской семье торговца деревом в эстонском городе Тарту. Во время русской революции его крайне антибольшевистски настроенная семья перебралась в Берлин, где Михаил поступил в университет. Но диплома он не получил и устроился менеджером по закупкам в сеть универмагов «Гимбельс-Сакс», став позднее торговым представитлем этой сети в Париже. В 1937 году он со своей женой-француженкой перебрался в США (Нью-Йорк), где продолжал представлять интересы «Гимбельс-Сакс».

В 1943 году его призвали в американскую армию, и со своим европейским опытом и знанием иностранных языков Джоссельсон сразу же попал в разведывательный отдел (Intelligence Section) Управления психологической войны (Psycological Warfare Division). В его функцию входили допросы сотен немецких пленных, на основе показаний которых делался анализ настроений немецкого населения в рейхе. После демобилизации в 1946 году Джоссельсон остался в аппарате Американской военной администрации в Германии в качестве специалиста по вопросам культуры и пропаганды (Cultural Affairs Officer). Формально Джоссельсон должен был решать, кого из немецких деятелей культуры можно было освободить от ответственности за сотрудничество с нацистским режимом и разрешить работать в новой Германии.

Джоссельсон, как и Даллес, быстро приобрел в Германии репутацию германофила. Он был склонен сквозь пальцы смотреть на коллаборационизм немецких «культуртрегеров» с Геббельсом и Гитлером.

В 1948 году Джоссельсон был приглашен в ЦРУ Лоуренсом де Нефвилем. Джоссельсон получил оперативный псевдоним «Джонатан Ф. Саба».

Вместе с Джоссельсоном культурой и пропагандой в Германии занимался Николай (или, как он сам себя называл, Николас) Дмитриевич Набоков, брат известного писателя-эмигранта Владимира Набокова. Он родился в 1903 году в богатой дворянской семье в усадьбе Любча Минской губернии. С детства пристрастился к музыке и игре на фортепиано. В 1911 году переехал в Петербург для продолжения учебы. В 1914 году поступил в Александровский лицей. В 1918 году семья переехала в Крым, где Набоков брал уроки музыки у Владимира Ребикова. В апреле 1919 года Николай Набоков, его мать и братья эмигрировали из России на греческом корабле «Трапезунд».

С 1920 по 1922 год Николас жил в Германии, учился в консерваториях Штутгарта и Страсбурга. В Берлине брал уроки фортепиано у Ферруччо Бузони. В 1923 году переехал в Париж и продолжил музыкальное образование в Сорбонне. В Париже Набоков познакомился с Дягилевым и стал сочинять музыку для Русского балета. Сотрудничество продолжалось до смерти Дягилева в 1929 году. Первой значительной музыкальной работой Набокова был балет-оратория «Ода» (по оде Ломоносова), сочиненный в 1928 году. Затем последовали балеты «Жизнь Афродиты» и «Лирическая симфония» (1931).

В 1933 году, по совету и настоянию жены, Набоков переехал в США, чтобы читать лекции по музыке в Фонде Барнса. С 1936 по 1941 год преподавал музыку в колледже Уэллс в Нью-Йорке. Позднее перешел в колледж Святого Джона в Мэриленде. С осени 1944 до весны 1945 года преподавал в Консерватории Пибоди. К тому времени Николас скромно считал себя композитором.

Друзьями и знакомыми Набокова были философ-эмигрант Исайя Берлин, писательница Мэри Маккарти, немецкий политик Вилли Брандт и американский композитор Джордж Гершвин. Контакты Набокова в интеллектуальной среде (Николас любил давать шумные вечеринки, желательно не за свой счет) не могли не привлечь внимание ЦРУ. Сам Николас, правда, всегда отрицал, что был кадровым сотрудником ЦРУ, но задания этой организации (как будет показано ниже) он выполнял без всяких угрызений совести.

Как и Джоссельсон, «Николас» был ярым антикоммунистом и мягко относился к бывшим звездам культуры Третьего рейха. В управлении культуры и пропаганды американской администрации в Германии он отвечал за вопросы музыки.

Общественное мнение в США было возмущено, когда Набоков «денацифицировал» видного немецкого дирижера Вильгельма Фуртвенглера. Нацисты хорошо относились к Фуртвенглеру, и он был важной фигурой в культурной жизни Третьего рейха. В июне 1933 года Геринг лично назначил Фуртвенглера первым капельместейром, а в следующем году – директором Берлинской государственной оперы.

Его концерты часто транслировались немецким войскам для поднятия духа. Отношение дирижера к евреям по-прежнему вызывает полемику. С одной стороны, он часто восхищался артистами еврейской национальности, но с другой стороны – поддерживал бойкоты еврейских товаров и критиковал доминирование евреев в области СМИ. В 1935 и 1938 годах Фуртвенглер дирижировал музыкальными постановками в честь съездов НСДАП.

Реабилитация Фуртвенглера вызвала в апреле 1947 года возмущение Ньюэлла Дженкинса, главного специалиста по вопросам театра и музыки американской военной администрации в Баден-Вюрттемберге. Набоков объяснил свое решение просто: если бы американцы не «отмыли» Фуртвенглера от его коричневого прошлого, то гениального дирижера подобрали бы русские. В 1949 году Фуртвенглер путешествовал по миру на американские деньги, пропангандируя культуру «свободного мира».

Использование бывших звезд нацистского режима американцами возмущало многих деятелей культуры, например Артура Миллера.

Помимо Фуртвенглера Набоков реабилитировал члена НСДАП с 1933 года Герберта фон Караяна, который после войны опять возглавил оркестр Берлинской филармонии.

Все эти меры оправдывались необходимостью противодействать «красным» в борьбе за умы и сердца европейцев.

В американской разведке справедливо полагали, что Москва на этом поприще сильно обставила Вашингтон. В 1947 году в Берлине на главной улице Унтер-ден-Линден советская военная администрация открыла прекрасно обставленный и хорошо отапливаемый (зима 1946/47 г. в Европе была самой холодной за всю историю метеонаблюдений) «Дом культуры». Среди дорогих ковров, прекрасных люстр и утонченной мебели проводились диспуты, концерты и лекции. Деятели искусства в советской зоне оккупации получали усиленные продовольственные пайки (в Германии в то время царил голод).

Американцы ответили учреждением по всей Европе «Домов Америки» как «форпостов американской культуры». Конечно, у американцев было куда как больше денег и дефицитных продуктов, чем у СССР, потерявшего в 1941–1945 гг. половину всего накопленного национального богатства. Блок американских сигарет, стоивший в военном магазине армии США 50 центов, можно было продать на черном рынке за 1800 рейхсмарок (180 долларов по официальному обменному курсу). За 24 блока можно было купить роскошный «мерседес» 1939 года выпуска. Тот же «Николас» Набоков с удовольствием наблюдал, как хорошо одетые немцы в Берлине подбирают за ним брошенные окурки.

И тем не менее американцы с большим трудом боролись в Европе против устойчивого имиджа Америки как «культурной пустыни», страны жвачки и комиксов.

К тому же США в Европе справедливо считали расистской страной (в то время в южных штатах негры и белые ели в разных ресторанах, учились в разных школах и ездили в разных автобусах). Чтобы как-то подправить столь нелестный имидж, военная администрация США в Германии в марте 1947 года предложила провести концерты известных негритянских вокалистов в Европе. Причем в обосновании прямо отмечалось, что главной целью этих гастролей было противодействие советской пропаганде, бичевавшей расизм в США.

В Германии в рамках программы культурной пропаганды прошли выступления таких американских композиторов, как Сэмюэл Барбер, Леонард Бернстайн, Элиот Картер, Аарон Копленд, Джордж Гершвин, Джанкарло Менотти.

Правительство США финансировало постановку в европейских театрах пьес таких американских драматургов, как Теннеси Уильямс, Уильям Сароян, Лилиан Хеллман, Юджин О’Нил, Торнтон Уайлдер.

В то же время не очень сведующие в культуре американские офицеры запретили ставить трагедию Шекспира «Юлий Цезарь» за «прославление диктатуры». «Живой труп» Льва Толстого также был исключен из репертуара за «асоциальную критику общества».

Управление психологической войны спонсировало издание и распространение в Европе таких книг американских авторов, как «Гражданин Том Пейн» Говарда Фаста, «Янки при дворе короля Артура» Марка Твена, «Книга чудес» Натаниэля Готорна, «Маленький домик в прериях» Лоры Инглз-Уайлдер.

Все эти произведения бесспорно являются выдающимися и украшают собой историю американской литературы. Но была и специальная антикоммунистическая издательская программа, где ненависть к СССР была главным художественным критерием. На американские деньги большими тиражами издавались «Возвращение из СССР» Андре Жида, «Слепящая тьма» Артура Кестлера и «Хлеб и вино» Иньяцио Силоне. По книге Джорджа Оруэлла «Скотный двор» был сделан мультипликационный фильм – его производство и распространение по всему миру финансировало ЦРУ.

Интересно, что, наоборот, попали под запрет книги, в которых СССР описывался позитивно, или где хотя бы пропагандировались идеи сотрудничества Запада с Москвой по прагматическим соображениям (например, подержание всебщего мира). Дошло до того, что запретили книгу будущего госсекретаря и ярого антикоммуниста Джона Фостера Даллеса «Россия и Америка: тихоокеанские соседи».

После провозглашения летом 1947 года «плана Маршалла» «культурную» пропаганду в Европе стали финансировать из этого источника.

Помимо пропаганды американцы пытались сорвать культурные мероприятия, осуществляемые под эгидой СССР в Европе и в самих США. Здесь на руку американцам играла начавшаяся в СССР в 1947 году борьба против космополитизма, вылившаяся в закручивание гаек в сфере культуры.

В 1947 году американец Мелвин Ласки пытался своим бурным антисоветским выступлением сорвать конгресс писателей в Берлине. Он наряду с Кестлером позднее стал одним из главных бойцов ЦРУ на «культурном фронте».

Ласки родился в 1920 году в Нью-Йорке в еврейской семье. Он учился в Мичиганском и в Колумбийском университетах, и с юношеских лет числил себя троцкистом. Работал Ласки гидом на знаменитой статуе Свободы, а затем вошел в редколлегию левого антисталинского журнала «Нью лидер». Когда его призвали в армию, он работал в штабе 7-й армии США в должности ее официального военного историка. После демобилизации он стал корреспондентом журналов «Нью лидер» и «Партизан ревью» в Берлине.

После скандала на конгрессе писателей в немецкой столице Ласки в кругах американской военной админситрации и разведки стали величать «отцом холодной войны в Берлине».

Ободренный такой репутацией Ласки направил 7 декабря 1947 года на имя главы американской военной админситрации в Германии генерала Клея предложения по коренной перестройке американской пропаганды в Европе. В документе, в частности, говорилось: «Долгое время использовавшаяся США формула “дайте людям свет и они сами найдут свой путь” преувеличивала наши возможности по легкому переубеждению людей в Германии (и Европе)… Было бы глупо ожидать от примитивного дикаря, что он отречется от своей веры в магические травы после того, как ему предоставят современную медицинскую и научную информацию… Мы не преуспели в борьбе против многочисленных факторов – политических, психологических, культурных, – которые действуют против внешней политики США…»

Конечно, в том, что европейские дикари никак не желали восхвалять американский образ жизни, были, по мнению Ласки, виноваты «красные»: «Выспренные надежды на мир и международное единство ослепили нас, и мы не заметили, что против США подготоваливается и осуществляется срежиссированная политическая война, особенно в Германии… Все те же старые антидемократические и антиамериканские формулы, которыми потчевали много европейских поколений… сегодня возрождаются. Речь идет, например, о якобы эгоистичности США (“дядя Сэм” в образе Шейлока), их глубокой политической реакционности (“наемная капиталистическая пресса” и т. д.), их якобы культурной пошлости (“мания джаза”… “искусство чизкейков”…), их моральном двуличии (негритянский вопрос…) и т. д. и т. п.».

Ласки, конечно, не знал известную русскую поговорку о зеркале и кривой… физиономии. Зря – она бы могла пригодиться ему в его проникнутом глубокой обидой анализе американского образа жизни.

Ласки требовал активизации всей пропагандистской машины США, «вступления в борьбу», отказа от роли «зрителя на олимпийских играх». Он утверждал, что «суть холодной войны в основном культурная. И как раз здесь существует серьезный пробел в американской программе (пропаганды), который в наибольшей степени эксплуатируется врагами американской внешней политики… Этот пробел реальный и ужасный».

В частности, Ласки предложил издать в Германии (бесспорно, стране высокой культуры) интеллектуальный журнал, который должен был демонстрировать, что «Америка и американцы достигли зрелого триумфа во всех областях человеческого духа, общих для Старого и Нового Света».

Ласки дали добро, и в октябре 1948 года увидел свет антикоммунистический журнал на немецком языке с не очень-то интеллектуальным названием «Дер Монат» («Месяц»). Тут как раз «подоспел» берлинский кризис, и американские самолеты доставляли журнал в «осажденный Советами» Западный Берлин. Сам журнал поначалу печатали в Мюнхене, и Ласки стал, естественно, его главным редактором. Первые номера финансировались за счет средств «плана Маршалла», затем все расходы оплачивало ЦРУ. Потом ЦРУ в этом деле помогал Фонд Форда.

Журнал позиционировал себя как трибуна «некоммунистических» левых. В 1966 году общественность ФРГ узнала, кто на самом деле финансировал этих «левых», разразился скандал, и журнал был продан редакции леволиберального еженедельника «Ди Цайт». В 1971 году «Месяц» закрылся, но его возобновили в 1978 году, пока детище Ласки окончательно не почило в бозе в 1987 году.

Помимо уже упоминавшихся Кестлера и Сионе с журналом сотрудничали Белль, Джилас, Томас Манн, Оруэлл и др.

Единомышленниками Ласки в Вашингтоне были Даллес, Форрестолл и Кеннан. По инициативе последнего СНБ США утвердил 19 декабря 1947 года директиву NSC-4. В приложении к директиве (NSC-4А) говорилось о праве директара ЦРУ проводить «тайные психологические операции». В июне 1948 года (как уже упоминалось) эту директиву сменила новая – NSC-10/2, – окончательно закрепившая за ЦРУ тайные операции всех видов, в том числе и «психологические».

После этого осенью 1948 года Джоссельсон был назначен шефом подразделения тайных операций (Covert Actions, CA) резидентуры ЦРУ в Берлине. Видимо, в то же самое время в ЦРУ по протекции Кеннана перешел и «Николас» Набоков. Хотя и он и Ласки впоследствии отрицали, что были штатными сотрудниками американской разведки. Набоков, Джоссельсон и Ласки немедленно взялись за дело.

25 марта 1949 в Нью-Йорке в фешенебельной гостинице «Уолдорф-Астория» должна была открыться «Культурная и научная конференция за мир во весм мире» (Cultural and Scientific Conference for World Peace). В ЦРУ немедленно решили сорвать это мероприятие, так как туда должны были приехать выдающиеся деятели советской культуры – Фадеев и Шостакович. На деньги американской разведки на 9-м этаже гостиницы был снят номер, который превратился в штаб по саботажу конференции. Формально номер снял «философ» из Нью-Йорка Сидни Хук.

Хук родился в бедном квартале Бруклина в 1902 году. В 1923 году поступил в Колумбийский университет. Защитив диссертацию, получил стипендию фонда Гуггенхайма и уехал на учебу в Германию, откуда приезжал в Москву. Как и многие интеллигенты того времени, Хук восхищался Советской Россией. Вернувшись в США, он начал свою карьеру в университете Нью-Йорка на отделении философии, где проработал до 1972 года. В конце Первой мировой войны Хук женился на коммунистке и стал членом профсоюза преподавателей, близких к компартии США. Он работал над переводом трудов Ленина.

В начале 30-х годов Хук порвал с коммунистами и присоединился к троцкистам – членам основанной в 1938 году Американской рабочей партии. Он организовал «Следственную комиссию по выявлению правды в московских процессах», цель которой – доказать невиновность Троцкого, отстраненного от власти Сталиным. В 1938 году Хук окончательно отказался от революционных идеалов и в 1939 году основал Комитет за свободу культуры – антисталинскую организацию, которую после войны взяло под свое крыло ЦРУ.

Помимо Хука к срыву конференции в «Астории» готовились Набоков, итальянский журналист Никола Чиаромонте, писательница Элизабет Хардвик, Дэвид Дубински из профсоюза производителей женской одежды и другие «интеллектуалы». Привлечь на борьбу против «сталинистов в культуре» по-настоящему видных американских деятелей культуры ЦРУ не смогло. А вот на конференцию прибыли такие звезды интеллектуальной жизни США, как Артур Миллер, Леонард Бернстайн, Дешил Хэммет и Лилиан Хеллман. Их, а также главного спонсора конференции миллионера Карлисса Ламонта, криками «Предатели!» встречали нанятые ЦРУ пикетчики (в том числе и монашки).

В противовес оргкомитету конференции ЦРУ организовало «контркомитет» в составе Игоря Стравинского, Карла Ясперса, Бертрана Рассела, Андрэ Мальро, Жака Маритена и Томаса Стернза Элиота. От имени этого контркомитета группа Набокова пыталась перехватывать почту конференции и саботировать ее контакты со СМИ. От всех американских участников шумно требовали «раскрыть» членство в компартии США.

Хук разработал целый план срыва церемонии открытия конференции. Для этого пробравшиеся в зал «антисталинисты» должны были громко стучать зонтами по полу и привязать себя к креслам, чтобы их не вывели вон. Однако вопреки ожиданиям сталинисты дали возможность всем оппонентам выступить, и «партизанский» план Хука оказался ненужным. Тогда участников закидали глупыми и провокационными вопросами типа: позволили ли бы американскому философу Ральфу Уолдо Эмерсону (умер в 1882 году) жить и работать в СССР. Фадеева укоряли за то, что под давлением «политбюро» он частично переписал «Молодую гвардию».

Как «композитор» «Николас» Набоков решил «добить» Дмитрия Шостаковича. Он требовал от советского гостя высказаться относительно неподписанной статьи в «Правде», в которой критиковали Стравинского как буржуазного декадента и формалиста. В зале раздались крики «Провокация!» – что, собственно, и было нужно «Николасу». Набоков считал своим грандиозным успехом тот факт, что якобы подавленный и сбитый им с толку Шостакович был вынужден публично поддержать «Правду». Сам Шостакович позднее вспоминал об «идиотских» вопросах «Николаса» и его сторонников, оплаченных ЦРУ (последнего факта советский композитор не знал).

Между тем число пикетчиков у входа в «Асторию» достигло тысячи, чему удивлялись многие нью-йоркцы, но только не Хук и Набоков. По просьбе ЦРУ издатель Генри Люс в апреле 1949 года опубликовал в принадлежащем ему и самом популярном американском журнале «Лайф» список подозрительных западных деятелей культуры, продавшихся коммунистам. Причем фото этих людей «Лайф» дал в формате полицейского протокола. В «черный список» попали Чарли Чаплин, Артур Миллер, Леонард Бернстайн, Лилиан Хеллман, Норман Мейлер и Альберт Эйнштейн.

Миллер вспоминал: «Было опасным участвовать в этой судьбоносной попытке спасти альянс с Советским Союзом военного времени (имелась в виду конференция в «Астории». – Примечание автора) перед лицом растущего давления холодной войны…»

Естественно, что за всеми «коммунистами Уолдорфа» следило ФБР. Причем от участников конференции не отстали и после ее завершения. Например, по указнию Гувера агенты ФБР потребовали от издательства «Литтл, Браун» отказаться от публикации романа «Спартак», написанного в тюрьме американским писателем Говардом Фастом. Бывшего сотрудника министерства обороны США и военного корреспондента Фаста посадили на три месяца за неуважение к конгрессу – на заседании Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности он отказался назвать имена своих друзей – членов компартии. В 1950 году после отказа нескольких издательств (люди Гувера поработали на славу) Фаст сам опубликовал «Спартака». Заметим, что именно по сценарию Фаста Голливуд снял в 1960 году свой культовый фильм «Спартак» с Кирком Дугласом в главной роли.

В пику Гуверу в 1953 году Фаст стал лауреатом Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами». В то время он был одним из самых издаваемых в Советском Союзе американских авторов.

В ЦРУ расценили «успешную» обструкцию конференции в Нью-Йорке как начало мощного наступления против «сталинизма» на культурном фронте. Теперь войну следовало перенести в Европу, в чем американской разведке помогали англичане в лице Департамента по информации и исследованиям (Information Research Department, IRD). Эта главная структура внешнеполитической пропаганды Великобритании была создана в феврале 1948 года в рамках МИД.

Ободренные нью-йоркским «успехом» Визнер и Оффи решили сорвать следующую конференцию «сталинистов» (Всемирный конгресс сторонников мира), намеченную на 20–25 апреля в Париже. Госдепартамент обещал любую поддержку. Визнер запросил у Администрации по европейскому сотрудничеству (американская структура, распределявшая деньги в рамках «плана Маршалла») 5 миллионов французских франков (16 тысяч долларов по курсу того времени) на срыв коммунистической конференции в Париже.

Проедставитель Визнера в Париже Ирвинг Браун («официально» он представлял там американский профцентр АФТ-КПП) связался с французским социалистом Давидом Руссе и левой антисоветской газетой «Франтирер». На этой базе в противовес «сталинистам» был устроен Международный день сопротивления диктатуре.

Из Москвы в Париж приехали настоящие интеллектуальные звезды того времени – Илья Эренбург, Константин Симонов, Александр Маресьев и Александр Фадеев. Не уступали им по «калибру» и западные участники Всемирного конгресса мира – Поль Робсон, Говард Фаст, Фредерик Жюлио-Кюри, Луи Арагон. Приветственную телеграмму прислал Чарли Чаплин. На конгрессе общественности был представлен присланный Пикассо голубь мира, ставший популярным «брендом» движения сторонников мира. «Безбожный сталинизм» своим выступлением поддержал митрополит Крутицкий и Коломенский Николай.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий в своем Призыве к миру, в частности, отметил: «За все время своего существования СССР неизменно проводил и проводит одно и то же последовательное решение поддерживать мир, бороться против войны, против поджигателей войны, разоблачать их и способствовать разоблачению их… Мы знаем, что и сейчас на разных материках существуют очаги войны. Внимательно посмотрите, кто разжигает эти очаги, кому они нужны. Кровавая авантюра в Греции длится много лет… Кто потратил миллионы долларов на бесплодную поддержку предателей китайского народа во главе с Чан Кайши?.. Разве Североатлантический пакт не напоминает пресловутую фашистскую ось – Берлин – Рим – Токио?»

В целом 2065 делегатов представляли на конгрессе 72 страны. Такого представительного мероприятия в истории человечества еще не было. 561 организация, участвовавшая на форуме, насчитывала в общей сложности 600 миллионов членов.

Открывшийся 30 апреля 1949 года «контрконгресс» Визнера поддержали приветствеными телеграммами Элеанор Рузвельт (вдова президента США Франклина Рузвельта), Эптон Синклер, Джон Дос Пассос. Другие «сторонники» были не очень-то известны. На деньги Визнера в Париж прибыли такие «интеллектуалы», как Сидни Хук, Иньяцио Силоне, Франц Боркенау. Но «контрконгресс» провалился как раз в интеллектуальном смысле. Хук с горечью писал: «Никогда с тех пор, когда я был маленьким мальчиком 30 лет тому назад и слушал самозваных ораторов на Мэдисон-сквер, и не слышал больше банальностей и пустой риторики».

К тому же левые в Париже переняли нью-йоркскую методику ЦРУ. Группа анархистов ворвалась в зал, захватила микрофон и осудила «борцов против диктатуры» в непарламентских выражениях.

Даже с точки зрения Визнера, не любившего признавать собственные поражения, Париж был «проигран» русским. Причем Визнера не устроил тон «контрконгресса» – он был слишком левым и слишком «нейтралистским». То есть участники «форума» хотя и критиковали СССР, но воздерживались от славословий в адрес США. Мало того – на деньги Визнера досталось и самим американцам. Так, Оффи констатировал, что группа вокруг журнала «Франтирер» – антиамериканская по сути. Визнер, который уже провозгласил «контрконгресс» «маленьким Деминформом», выразил опасение, что он превратится в «сборище козлов и обезьян, чье фиглярство полностью дискредитирует работу и заявления серьезных и ответственных либералов».

Хук признал, что французская общественность (а Париж тогда считался центром если не мировой, то европейской культуры) «контрконгресс» проигнорировала. Французы по-прежнему невысоко оценивали американскую культуру, и Хук вернулся к теме «перевоспитания дикарей»: «Информационное перевоспитание французской публики кажется мне самой фундаментальной и самой срочной задачей американской демократической политики во Франции…»

И англичане и американцы чувствовали, что в противостоянии с СССР им не хватает идеологии, позитивного «мессиджа». Было принято решение бороться с коммунистами руками бывших коммунистов, «осознавших» губительность сталинизма. Мол, социализм в принципе неплох (так тогда в Европе думало большинство интеллектуалов), но Сталин извратил его и в СССР никакого социализма нет и в помине.

Собственно, здесь ЦРУ всего лишь воскресило взгляды Троцкого 30-х годов. Но 1949 год казался для ренессанса «левой антисталинской политики» очень подходящим. Сталин поссорился с Тито, в социалистических странах шли показательные процессы против «национальных» коммунистов, не желавших подчиниться диктату Москвы. В этих условиях надо было срочно вовлечь в пропагандистскую войну известных антисоветских деятелей левого толка.

ЦРУ сделало главную ставку на Артура Кестлера.

Кестлер родился в Будапеште 5 сентября 1905 года. В 1920 году его семья переехала в Вену, и там он поступил в политехнический университет. Поначалу Кестлер слыл сионистом, причем ярым, и в 1925 году перед окончанием университета он неожиданно решил уехать в Палестину, сжег свою зачетную книжку и прибыл на Землю обетованную в 1926 году. Там до 1929 года он был корреспондентом немецкого издательского концерна Ульштайна, а в 1929–1930 годах работал в Париже.

В 1931 году Кестлер переехал в Берлин, где стал научным редактором газеты «Фоссише Цайтунг». В том же году он совершил на немецком дирижабле «Граф Цеппелин» полет к Северному полюсу. Он также увлекся коммунистической идеологией и в декабре 1931 года вступил в КПГ.

В середине тридцатых годов писатель предпринял большое путешествие по Центральной Азии и год прожил в Советском Союзе. В сентябре 1933 года, после прихода Гитлера к власти, Кестлер вернулся в Париж, где писал антифашисткие пропагандистские статьи. Во время гражданской войны в Испании он дважды посетил эту страну. В 1937 году, во время второго посещения, он был арестован франкистами и приговорен к смертной казни по обвинению в шпионаже. Кестлер провел пять месяцев в камере смертников в Малаге (наблюдая массовые расстрелы республиканцев) и затем был обменян на жену франкистского летчика-аса.

В 1938 году в связи с показательными процессами в Советском Союзе Кестлер вышел из компартии. После начала Второй мировой войны он был интернирован французскими властями и был освобожден лишь в начале 1940 года. После этого Кестлер вступил в Иностранный легион, эвакуировался с ним в Северную Африку, дезертировал, добрался в Лиссабон, а оттуда вылетел на самолете в Великобританию, где провел шесть недель в тюрьме за незаконный въезд в страну.

После освобождения он поступил добровольцем в британскую армию и попал в саперную часть. Раз в неделю он приезжал в Лондон для участия в пропагандистских радиопередачах на немецком языке, писал листовки для немецких солдат, выступал с лекциями о природе тоталитаризма. Он также дежурил по ночам во время воздушных тревог и водил санитарную машину.

В 1940 году Кестлер опубликовал в Великобритании свой самый известный роман «Слепящая тьма» («Darkness at Noon»), в котором критически описывал советскую действительность.

На ниве политической пропаганды Кестлер подвизался с 1942 года, когда поступил в распоряжение британского министерства информации, для которого писал памфлеты и сценарии документальных фильмов, выступал на Би-Би-Си.

После войны (в 1948 году) на деньги IRD в Европе было распространено более 50 тысяч экземпляров «Слепящей тьмы». Французская компартия в ответ попыталась скупить все книги во Франции. В феврале 1948 года англичане оплатили Кестлеру тур с лекциями по США. На корабле Кестлер столкнулся с Джоном Фостером Даллесом, и они обсуждали необходимость активизации антикоммунистической пропаганды. В марте Кестлер встретился в Нью-Йорке с Донованом, и они понравились друг другу, так как «Дикий Билл» считал психологическую войну крайне важной. Кестлер записал в своем дневнике: «обсуждали потребность в психологической войне».

Кестлер с энтузиазмом вопринял идею организации антисоветской пропаганды силами «некоммунистических левых». В этом его поддержал Ричард Кросман, возглавлявший во время войны немецкий отдел Органа по психологической войне (Psychological Warfare Executive, PWE). Кросман в августе 1948 года привлек к «левому проекту» самого видного американского специалиста по психологической войне Чарльза Дугласа Джексона.

Кестлер, Кросман, Джексон и Ласки решили издать сборник откровений бывших коммунистов, порвавших со «сталинизмом», под рабочим названием «Утраченные иллюзии». Ласки переводил присылаемые ему статьи для сборника в редакции журнала «Месяц», и в этом же журнале все они были первоначально опубликованы. В 1949 году сборник вышел под наванием «Бог, который провалился» («The God That Failed»). Среди авторов помимо Кестлера были уже знакомые нам Андре Жид, Иньяцио Силоне, Ричард Райт Стивен Спендер и Луис Фишер.

США представлял Луис Фишер, некогда прогрессивный журналист, как и Кестлер, пришедший к коммунизму из сионизма. В 1917 году Фишер, еврей по национальности, записался в Еврейский легион, находившийся в Палестине. После возвращения в США нашел работу в нью-йоркском агентстве новостей. В 1921 году отправился в Германию и начал сотрудничать с газетой «New York Evening Post» как европейский корреспондент. В следующем году женился на переводчице советского посольства Берте Марк и был направлен корреспондентом в Москву. С 1923 года писал статьи для еженедельника «The Nation».

Первая книга Фишера «Нефтяной империализм» (1926) была посвящена борьбе великих держав за нефть (в 1933 году была включена нацистами в список книг, подлежащих сожжению). Получив разрешение НКИД СССР изучить его архивы, Фишер написал двухтомное исследование «Советы в международных отношениях» (1930). Интересно, что в 1935 году Фишер (считавшийся тогда твердым сталинистом) разоблачил американского журналиста Роберта Грина, который под именем Томаса Уолкера выпустил несколько статей о голодоморе, объявлявших его преднамеренным геноцидом украинцев. Как установил Фишер, Грин вообще не был на Украине. Сам Фишер считал «голодомор» делом рук украинских контрреволюционеров. На одной из лекций в 1933 году Фишер твердо завил, что никакого голода в СССР нет.

Фишер освещал гражданскую войну в Испании и некоторое время сам воевал в составе интернациональных бригад. В 1938 году он вернулся в США и поселился в Нью-Йорке, продолжив работать в «The Nation».

В 1945 году покинул «The Nation», не согласный с симпатиями журнала к Сталину. Забегая вперед, скажем, что Фишер преподавал «советологию» в Принстонском университете до своей смерти в 1970 году.

Фишер назвал сборник «новым Кронштадтом», немекая на антисоветский мятеж 1921 года.

ЦРУ и IRD активно распространяли книгу «Бог, который провалился» по всей Европе.

Между тем фиаско в Париже натолкнуло Хука и Ласки на идею создать постоянно действующую организацию антикоммунистических интеллектуалов. И, конечно же, надо было сделать это под самым носом у красных – в Берлине. В январе 1950 года Ласки, Джоссельсон и Кестлер обратились с таким предложением к Визнеру. Тот не возражал, и Ласки без труда уговорил мэра Западного Берлина, известного антикоммуниста и по совместительству социал-демократа Эрнста Ройтера. 7 апреля 1950 года Визнер одобрил проект проведения в Берлине антикоммунистического конгресса интеллектуалов и выделил на это (опять-таки из средств «плана Маршалла») 50 тысяч долларов. При этом Ласки, уже засветившемуся своим сотрудничеством с американскими спецслужбами, было дано строгое указание «держаться в тени».

Однако Ласки был уже к тому времени мотором всего мероприятия. Он хотел повторить успех русских в Париже и добился поддержки будущего антикоммунистического конгресса со стороны Карла Ясперса, Бенедетто Кроче, Бертрана Рассела. Люди Визнера через посредников купили билеты для американской делегации, составление которой курировали Хук и Джеймс Бернхем (один из лидеров американского троцкизма до войны). Однако всемирно известных имен и умов там, как и раньше, не было. Вряд ли в Европе хорошо знали издателя журнала «Нью Стейтсмен» Сола Левитаса или чернокожего издателя газеты «Питтсбург Курир» Джорджа Шайлера (его взяли именно как «образцово-показательного» негра). На деньги ЦРУ прибыл в Берлин и «Николас» Набоков.

В Берлине Хук постоянно озирался по сторонам – ему казалось, что русские танки вот-вот войдут в город. И, конечно же, только для того, чтобы арестовать его, Хука.

Из Англии приехали помимо прочих Джулиан Эмери, историк Хью Тревор-Рупер, из Франции – Раймон Арон, Андрэ Мальро, из Италии все тот же Силоне. Естественно, присутствовал и Кестлер. К 25 июня 1950 года в Берлине собрались все 200 делегатов. Открытие на следующий день совпало с началом корейской войны, что сразу же придало конгрессу истерические нотки. На церемонии открытия Конгресса за свободу культуры Ройтер попросил минутой молчания почтить память погибших в концентрационных лагерях (имелся в виду, конечно же, только ГУЛАГ). Темы дискуссионных секций тоже говорили сами за себя: «Наука и тоталитаризм», «Гражданин в свободном обществе», «Защита мира и свобода», «Свободная культура в свободном мире».

О том, как понимали на этом мероприятии защиту мира, красноречиво свидетельствовало высказывание американского делегата Бернхема: «Я выступаю против бомб, размещенных в Сибири или на Кавказе, направленных на уничтожение Парижа, Лондона, Рима, (…) и всей западной цивилизации (…), но я приветствую бомбы, размещенные в Лос Аламосе (…), которые в течение пяти лет являются защитой – единственной защитой – свобод Западной Европы». На это французский делегат Андрэ Филип справедливо возразил, что если падает атомная бомба, то она не делает различий между друзьями и врагами сободы.

Делегаты регулярно взбадривали себя слухами, что их вот-вот похитят советские спецслужбы. Особенно свирепствовал Кестлер – он истерично призывал «свободу» немедленно перейти во фронтальное наступление против сталинизма, называл коммунистов «падшими ангелами». Британский историк Тренвор-Рупер был потрясен тональностью конгресса, пронизанной нетерпимостью к любому инакомыслию (особенно досталось Сартру): «Было очень мало серьезной дискуссии. По моему мнению, это все никак нельзя было назвать интеллектуальным… Это оставило такое негативное впечатление, как будто мы ничего не могли сказать, кроме “Ату их!” …Я чувствовал, что мы приглашаем Вельзевула для борьбы с Сатаной». Мнение Тревор-Рупера разделяла практически вся британская делегация, стремившаяся как можно быстрее покинуть Берлин.

Любые попытки некоторых делегатов (в основном французских) развивать тему равноудаленности европейской культуры от СССР и США энергично пресекал Ласки, который вопреки приказу Визнера фактически открыто руководил конгрессом: «Нейтрализм – это идея и движение, спонсируемые Советами».

На собранном Ройтером финальном митинге 29 июня 1950 года Кестлер выкрикнул 15 тысячам присутсвовавших: «Друзья, свобода перешла в наступление!» Затем он зачитал «Манифест свободы», подготовленный совместно с Ласки и Хуком. Причем британцы выступили резко против попыток американцев включить в манифест осуждение идей Маркса. Нейтрализм был осужден в документе как «предательство по отношению к человечеству». На этом настаивал Визнер: только что было образовано НАТО, и призывы к нейтралитету воспринимались тогда в Вашингтоне как осуждение этого блока.

В целом Визнер расценил берлинский конгресс как грандиозный успех ЦРУ, смывший позор Парижа. Такое же мнение высказал и генерал Джон Макгрудер из министерства обороны США: «… тонкая тайная операция, выполненная на высочайшем интеллектуальном уровне… необычная война в ее наилучшем виде». Тревор-Рупер в газете «Манчестер Гардиан» сравнил конгресс с нацистскими митингами.

Берлинский конгресс было решено сделать постоянно действующей организацией. Так родилась операция ЦРУ «Qkopera». Базироваться новая структура «тайной войны» должна была в Париже – интеллектуальной столице Европы. Курировать операцию от ЦРУ стал Джоссельсон. Оперативник ЦРУ Ирвинг Браун вошел в руководящий комитет организации, там же оказался и Бернхем – к тому времени консультант Визнера по вопросам «культуры». Правда, некоторых в ЦРУ возмущало левое прошлое Бернхема, но Визнер заметил, что сереьезные коммунисты никогда бы не стали троцкистами.

Для противодействия «красным» на направлении культуры и искусства в 1950 году был создан Отдел международных организаций ОРС (International Organizations Division, IOD) во главе со специалистом по психологической войне Томом Брейденом. Он стал курировать, в том числе, и операцию «Qkopera».

Брейден родился в 1918 году в заштатной Айове в семье страхового агента. Его мать писала романы и привила Брейдену любовь к литературе (например, к произведениям Хемингуэя). В 1940 году Брейден записался добровольцем в британскую аримю, а затем вступил в УСС. В отличие от Визнера этот человек не только любил войну, но и сам рисковал жизнью. На счету Брейдена были прыжки с парашютом в оккупированную Францию, где он боролся в одних рядах с партизанами-коммунистами.

В ЦРУ Брейдена привлек Даллес, занявший в 1950 году пост заместителя директора. Отныне Брейден стал «Гомером Д. Госкинсом». Визнер поначалу не хотел создавать новый отдел «под Брейдена», но тот был другом «Эла» Даллеса – формального начальника Визнера.

Брейден описал главную задачу своего отдела следующим образом: «Целью IOD было объединение интеллектуалов против всего того, что им предлагал Советский Союз… Мы хотели объединить всех деятелей искусства, писателей, музыкантов, и всех тех, кто следовал за этими людьми, чтобы продемонстрировать им, что Запад и Соединенные Штаты были сторонниками свободы выражения интелектуальных достижений без любых жестких барьеров относительно того, что вы должны писать и что вы обязаны говорить и что вы должны делать и что вы должны рисовать (выделено самим Брейденом. – Примечание автора), как это имело место в Советском Союзе. И я думаю, мы сделали это чертовски хорошо».

В марте 1950 года СНБ США утвердил директиву NSC-68, которая действовала фактически до распада СССР. В ней говорилось: «Практические и идеологические соображения… приводят нас к выводу, что у нас нет иного выбора, как продемонстрировать превосходство идеи свободы путем ее конструктивного применения на практике». С юридического на нормальный язык эту мысль «перевел» Карл Ясперс: «Истине тоже нужна пропаганда». В 1950–1951 гг. было решено истратить на пропаганду «свободы» 34 миллиона долларов.

В ЦРУ считали работу коммунистов с деятелями культуры образцом, поэтому решили скопировать у противника структуру новой организации. Был создан руководящий Международный комитет из 25 членов (в том числе пять почетных председателей конгресса). Реальную работу вели Исполнительный комитет (5 членов) и генеральный секретарь. «Николас» Набоков величал исполнительный комитет «наше политбюро». На учредительном заседании всех этих органов в Брюсселе в ноябре 1950 года Кестлер призвал разгромить нейтралистов и вывести европейских инттелектуалов из-под влияния «всех этих Жюлио-Кюри».

Самого Набокова Джордж Кеннан и Джоссельсон активно продвигали на роль генерального секретаря «политбюро». Ему предложили годовой оклад в 6000 долларов, но «Николас» требовал 8 тысяч (он любил жить на широкую ногу – сказывались дворянские корни). Бернхем сказал людям Визнера, что обеспечит Набокову «надбавку», и с тех пор он фактически контролировал «Николаса».

Ласки руководил бюро конгресса в Берлине, Джоссельсон – в Париже.

Однако в ЦРУ решили, что ярый антикоммунизм Кестлера лишь отталкивает любого думающего человека, поэтому было дано указание убрать его из всех структур организации.

В мае 1951 года свежеиспеченный генеральный секретарь Конгресса за свободу культуры Набоков представил в Париже перебежчика поляка Чеслава Милоша, участника нью-йоркской конференции 1949 года (тогда он еще был на стороне СССР). В июне на деньги ЦРУ он прочел лекцию в Западном Берлине об искусстве в условиях тоталитаризма.

На средства ЦРУ не скупилось, и вскоре отделения конгресса возникли в Австралии, Ливане, Индии, Японии, Дании, Исландии, Аргентине, Чили, Уругвае, Перу, Колумбии, Пакистане и Бразилии. В Париже конгресс с 1951 года издавал журнал «Преве» («Доказательства»). Причем идея заключалась в том, чтобы подорвать позиции Сартра и его издания «Ле Тан». Интересно, что ни один француз, хотя бы что-то представлявший из себя в мире культры, не согласился возглавить редакцию «Преве». Пришлось согласиться на кандидатуру малоизвестного швейцарца Франсуа Бонди, бывшего коммуниста, ранее сотрудничавшего с «Месяцем» Ласки. «Преве» увидел свет в октябре 1951 года.

В Лондоне в противовес авторитетному журналу «Нью Стейтсмен» запустили хронически убыточный «Двадцатый век».

С самого начала практически все известные европейские интеллектуалы сторонились конгресса Набокова. Организация явно жила на широкую ногу, и у излишне щепетильных интеллигентов невольно возникал вопрос, кто за все это платит. Ответ тоже лежал на поверхности – правительство США. Так считали в Париже практически все. И они не ошибались.

В самом ЦРУ на конгресс шли внебюджетные средства из фонда «плана Маршалла». Денег никто не считал и скрупулезного отчета не требовал. Брейден вспоминал, что давал своим людям в Париже то 10, то 15 тысяч долларов: «Я не уверен в том, что они с этими деньгами делали». Только в 1951 году конгресс получил примерно 200 тысяч долларов (около 2 миллинов в ценах 2015 года). В месяц только на работу секретариата конгресса в Париже тратилось 5 миллионов франков. Деньги выделялись через подставные фирмы или через банковские счета в Швейцарии.

Еще в начале 1951 года «Николас» Набоков, любивший вечеринки любого рода (при условии, что они были не за его счет), предложил ЦРУ организовать грандиозный фестиваль американского искусства в Париже. Цель была определена как разрушение господствовашего в Европе мифа об отсталости американской культуры. Джоссельсон и Ласки поначалу колебались – они не были уверены в притягательности «американского образа жизни» для европейцев. Однако Брейден (романтик, как и его мать) воспринял идею Набокова с энтузиазмом. Шеф IOD яростно критиковал культурную политику госдепартамента, который, по его мнению, только и делал, что организовывал постановку за границей нудных американских пьес: «Эл (Даллес) и я знали, как это делать лучше…»

15 мая 1951 года генеральный секретарь Конгресса за свободу культуры Набоков получил формальное указание начать реализацию проекта. Он немедленно отправился в США (в том числе в свой любимый Голливуд) и привлек Игоря Стравинского, Леонтину Прайс (оперная певица и к тому же негритянка), Сэмюэла Барбера, писателей Джеймса Фаррелла и Гертруду Стайн, композитора Аарона Копленда, поэтов Уистена Хью Одена и Аллена Тейта, Нью-йоркский балет, Музей современного искусства в Нью-Йорке и Бостонский симфонический оркестр (лучший в Америке).

В Европе под знамена Набокова встали Лоуренс Оливье, Жан Кокто, Клод Дебюсси, Сальвадор де Мадариага, Чеслав Милош, Венская опера, лондонская опера «Ковент гарден».

Люди Брейдена открыли в Нью-Йорке частный благотворительный счет в поддержку фестиваля, якобы от имени американского филиала конгресса за свободу культуры (он именовался Американским комитетом за свободу культуры). На самом деле практически все «пожертвования» пришли из ЦРУ и госдепартамента. Средства «отмывались» через «Фонд Фэрфилда» (Farfield Foundation). Свою долю внесли и англичане (IRD).

Набоков не смог поначалу убедить Бостонский симфонический оркестр приехать в Европу, так как стоимость гастролей была «огромна». Тогда в переговоры включился Брейден и ЦРУ выделило 130 тысяч долларов, что и решило исход дела.

1 апреля 1952 года в Париже открылся фестиваль «Шедевры двадцатого века» – Бостонский оркестр в присутствии президента Французской республики Ориоля сыграл музыку «Весны священной» Стравинского. Затем на протяжении месяца на Париж обрушился целый шквал концертов, выставок, литературных вечеров и т. д. Правда, как раз литературные вечера получили много критических замечаний со стороны французской прессы – слишком мало выдающихся пистелей и слишком нудные выступления тех, кто приехал. Фолкнер якобы «пробубнил несколько несвязанных фраз».

В целом всем было понятно, кто заказывает музыку, как в прямом, так и в переносном смысле. Сартр отказался принять участие в фестивале, заявив, что он не настолько антикоммунист. Левая некоммунистическая газета «Комба» охарактеризовала мероприятие Набокова как «натовский фестиваль» и саркастически заметила, что туда не пригласили французских музыкантов, наверное, потому, что они никогда не слышали о таких очагах мировой культуры, как Алабама или Айдахо.

Таким образом, идея Набокова представить фестиваль как неполитическое и далекое от пропаганды явление полностью провалилась. Лидер балетной труппы Парижской оперы Серж Лифарь направил организаторам фестиваля открытое письмо, в котором раскритиковал абсолютно ненужный во Франции «крестовый поход» против якобы грозящего стране господства коммунистов.

Предсказуемым был комментарий газеты ФКП «Юманите»: фестиваль – это попытка «облегчить идеологическую оккупацию нашей страны Соединенными Штатами, заразить французские умы милитаристскими и фашистскими идеями…».

Джоссельсон вспоминал, что во время фестиваля весь Париж был пронизан атмосферой «янки, гоу хоум». Американская делегация выражала возмущение «неблагодарностью» европейцев.

Правда, Бостоский симфонический оркестр выступил успешно, и ЦРУ профинансировало его гастроли по Европе (они обошлись в 16 635 984 доллара).

Помимо работы с Конгрессом за свободу культуры Визнер, Брейден и его люди регулярно встречались с ведущими американскими журналистами и рассказывали им, что писать. Иногда Визнер сам сочинял статьи и размещал их в самых респектабельных американских СМИ. С ним советовались в «Нью-Йорк таймс», «Ньюсуик» и CBS.

На европейские профсоюзы ЦРУ пыталось влиять через дотации по линии американского профцентра АФТ-КПП. Эту тему курировал бывший видный «раскаявшийся» американский коммунист Джей Лавстоун. Через него «свободным» от коммунистического влияния европейским профсоюзам ЦРУ передавало до 2 миллионов долларов в год. В обмен «свободные профсоюзы» не должны были участвовать в забастовках и прочих акциях, организованных коммунистическими профцентрами. Например, когда докеры в Марселе отказалсь разгружать суда с американскими грузами по линии плана Маршалла, ЦРУ подкупило их, и корабли были разгружены.

Правда, несмотря на эту кропотливую работу ЦРУ, большинство профсоюзов в ключевых западноевропейских странах (например, Италии и Франции) по-прежнему шли за коммунистами.

Несмотря на скромные успехи в Европе, а тем более в СССР (на это Визнеру не раз указывал Беделл Смит), ведомство Визнера (ОРС) разрасталось год от года с необыкновенной скоростью. В 1949 году в ОРС было 302 сотрудника, обходившихся официальным бюджетом в 4,7 миллиона долларов. В начале 1952 года Визнер командовал уже 2812 оперативниками (47 резидентур за границей) и распоряжался 200 милионами долларов (на конец года).

Со временем Визнер сделался для многих подчиненных невыносимым (или трудно переносимым) боссом. Несмотря на разросшийся аппарат, он стремился вникать во все мелочи. Его прозвали «часовщиком в Детройте». То есть в огромном ведомстве (таком, как автомобильная фабрика в Детройте) Визнер вел себя как часовщик-кустарь, по-прежнему собственноручно разбирая каждые часы на мелкие детали. Присланные Визнеру сотрудниками докладные записки часто возвращались исписанные его замечаниями не только на полях, но и с обратной стороны.

Ничего, кроме работы, для Визера не существовало – он любой ценой должен был победить коммунистов. Некоторые работники ОРС считали, что их шеф просто не «довоевал». Ведь никакой реальной опасности в годы Второй мировой войны он не подвергался, и теперь хотел чувствовать себя на переднем крае.

Генерал Беделл Смит считал Визнера никчемным и самовлюбленным чудаком. Как и многие военные, он с пренебрежением относился к писхологической войне, считая ее бесполезным баловством. Как-то он сказал своему заместителю Джексону (гуру психологической войны еще со времен войны мировой), что единственным успехом акции по сбрасыванию листовок над нацистской Германией был случай, когда тяжелый мешок с листовками не раскрылся, попал в немецкую баржу на Рейне и затопил ее.

Директор ЦРУ приказал своему заместителю проинспектировать визнеровский «мозговой центр» по психологической войне – «Мастерскую психологической войны» (Psychological Warfare Workshop) под руководством Джо Брайана. Джексон обнаружил там массу юных талантов из престижных ВУЗов, которые занимались всякой ерундой. Одного сотрудника даже пришлось отправить в психбольницу за странную любовь к животным. Беделл Смит не скрывал своего гнева: «Могу я иметь людей, которые не нанимают тех, кто сожительствует с коровами?» Особенно возмутила Беделла Смита акция с воздушными шарами, которую он считал абсолютно бесполезной. Одному из сотрудников «мастерской» шеф ЦРУ с угрозой сказал, что если он еще раз принесет ему на одобрение подобный проект, то «вылетит вон».

Визнеру и Даллесу, которые считали психологическую войну главным инструментом работы против «советского блока», частенько доставалось от Беделла Смита. Но если Даллес относился к разносам генерала философски и старался отшучиваться, то Визнер принимал все близко к сердцу. Особенно когда Беделл Смит приказал Визеру немедленно уволить всех дилетантов, которыми тот себя окружил. Критерий для увольнения с точки зрения генерала был простой – вышвырнуть вон завсегдатаев коктейльных вечеринок в Джорджтауне.

Инспекция резидентуры ЦРУ в Германии (самой большой в мире – 1400 оперативных работников), с которой Беделл Смит отправил в Европу генерала Траскотта, выявила массу провалов и очень мало успехов. Сотрудники ЦРУ, правда, успешно подбрасывали бомбы-«вонючки» на митинги коммунистических молодежных организаций ГДР или рассылали приглашения на фиктивные приемы, которые якобы давали посольства социалистических стран.

С целью привлечения перспективных кадров для выпускников Йельского университета 1950 года устроили показательные прыжки с парашютом недалеко от Мюнхена. Жены богатеньких выпускников могли воочию наблюдать героизм мужей из своих открытых лимузинов последних моделей.

По-прежнему и с тем же успехом забрасывали за «железный занавес» и реальных агентов. ЦРУ денег не жалело. Была даже построена бумажная фабрика, которая производила бумагу по советской технологии для изготовления фальшивых советских документов.

Успеха люди Визнера в Германии хотели любой ценой, и к этому их всячески подначивал сам Визнер. При таком подходе провалы были скорее правилом, чем исключением. Например, один бывший офицер ВВС Польши предложил Визнеру купить для него на «черном рынке» (!) новейший советский истребитель МиГ. Визнер немедленно выделил поляку 400 тысяч долларов, которые тот лихо использовал для кутежей с девочками в дорогих мюнхенских отелях.

В 1950 году один из оперативников Визнера в Западной Германии завербовал примерно сотню членов так называемой Лиги младогерманцев. Они должны были в случае вторжения русских остаться за линией фронта и досаждать красным оккупантам диверсиями и саботажем. ЦРУ, как и раньше, не волновало, что «младогерманцы» представляли из себя бывших нацистов и членов СС. ЦРУ платило этой организации по 50 тысяч долларов в год, и предоставило оружие и взрывчатку. Но в октябре 1952 года СМИ ФРГ выяснили, что «младогерманцы» планировали с помощью предоставленного американцами оружия убить 40 членов социал-демократической партии.

Траскотт принял решение сократить штаты бесполезных бойцов Холодной войны в Германии. Даллес, по своему обыкновению, попытался отговорить генерала своими фирменными шуточками. Но когда он встал, чтобы покинуть кабинет Траскотта, тот рявкнул на него: «Сесть!» Визнеру Траскотт приказал наконец-то научиться писать документы нормальным английским языком, а не наукообразным гарвардским стилем.

Визнер все это переживал, но желание победить коммунистов было для него гораздо сильнее, чем бюрократические склоки. Срочно нужен был успех, и успех мирового значения.

К сожалению для Визнера, бандеровцы из УПА в 1952 году вообще уже не выходили на связь с Украины. В сфере спецопераций царило ненавистное Визнеру затишье, и тут, как по заказу, с ЦРУ вышла на связь мощная повстанческая организация из Польши «Свобода и независимость» (Wolnosc i Niepodlenosc, WiN).

Такая антисоветская боевая организация действительно возникла в Польше в 1945 году из остатков распущенной лондонским эмигрантским правительством Армии Крайовой (АК). В структуре «ВИН» было три отдела, соответственно ее основным задачам: а) пропаганда (издание газет, листовок и устная агитация); б) разведка (сбор военной, политической и экономической информации и передача этих материалов в Лондон); в) контрразведка (охрана подполья от репрессий со стороны органов общественной безопасности).

Первоначальной целью ВИН была якобы только политическая борьба с польскими коммунистами и предотвращение их прихода к власти. Несмотря на заявленный гражданский характер, некоторыми членами организации предполагалась также и вооруженная борьба. На практике полевые командиры WiN часто не подчинялись указаниям руководящих органов организации. В организации были вооруженные отряды, действовавшие в подпольных условиях главным образом в восточных районах Польши.

С 1946 года руководство «Свободы и независимости» стало подчиняться польскому правительству в изгнании и Верховному главнокомандующему польских вооруженных сил, находившемуся в Великобритании. «Свобода и независимость» выступала за вывод советских войск с территории Польши, отрицала новые границы Польши, которые были установлены после Ялтинской конференции (то есть требовала возврата Западной Украины и Западной Белоруссии, вошедших в состав СССР в сентябре 1939 года).

Несмотря на запрет руководящих органов ВИН, Центральная зона организации в 1945 году вступила в переговоры с УПА. В 1946 году вооруженные отряды «Свободы и независимости» провели совместно с бандеровцами несколько вооруженных акций на востоке Польши, самой известной из которых было нападение 28 мая 1946 года на город Грубешов.

Хотя после 1947 года ВИН потерпела ряд сильных поражений в боях с польскими силами госбезопасности, организация успешно преувеличивала свои силы в контактах с американской и британской разведками. Якобы 20 тысяч сторонников ВИН готовы к восстанию, если получат оружие и, естественно, деньги, причем в золоте.

Визнер распорядился передать полякам оружие, рации и 1 миллион долларов в британских золотых соверенах. Всего американцы направили свом польским друзьям помимо 17 радиостанций несколько сот килограммов золота. Визнер и не подозревал, что вся организация ВИН на тот момент представляла собой плод воображения сотрудников польской госбезопасности. Польские чекисты в полной мере использовали опыт ОГПУ по созданию в 20-е годы мифических контрреволюционных организаций в Советской России (знаменитая операция «Трест»).

В обмен на золото Визнеру из Польши поступили несколько фотографий с «плодами» работы ВИН – на них можно было различить взорванные мосты и автомобили Советской армии. Визнер был вполне доволен, пока 27 декабря 1952 года Радио Варшавы в деталях не рассказало всему миру об успешной операции польской госбезопасности. Над Визнером впервые смеялись по всему миру (раньше удалось скрывать провалы от широкой общественности).

Но череда унижений для него на этом не закончилась. Всплыли подозрения, что хороший друг Визнера, офицер связи британской разведки СИС в Вашингтоне Ким Филби, возможно, является советским агентом.