Кто Вы, «Железный Феликс»?

Плеханов Александр Михайлович

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы».

Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бескомпромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции.

Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании?

Как относился Железный Феликс к женщинам?

Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам?

Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского?

 

Предисловие

Уважаемый читатель! В Ваших руках второе издание книги о председателе ВЧК-ОГПУ Феликсе Эдмундовиче Дзержинском (1877–1926), имя которого хорошо известно не только у нас, в России, но и за рубежом. Оценки его личности и деятельности, как правило, диаметрально противоположны: от «рыцаря революции» и «борца за народное дело» до «верховного жреца террора», «апостола террора», «палача и душителя свободы», «кровожадного льва революции». С одной стороны, в советское время историки и журналисты возвеличивали этого человека и с этой целью извращали или умалчивали исторические факты, создавая образ некоего небожителя, пришедшего на землю, чтобы осчастливить людей. Таким образом, достоянием общественности становились «научные» биографии, ничего общего не имевшие с наукой. С другой стороны, на смену былой апологетике и иконизации пришла другая крайность — дегероизация и обличение. Под видом установления истины на самом деле во благо изменившейся политической конъюнктуре появились новые версии, имеющие мало общего с событиями прошлого. Однако крайние точки зрения далеки от исторической правды — политические эмоции часто заслоняют объективные оценки.

Следует отказаться от легенд и стать на научную точку зрения, суть которой заключается в рассмотрении роли личности в конкретной исторической обстановке. Нельзя при изучении недавней истории России объяснять события прошлых лет по законам и нравственным нормам сегодняшнего дня. Пора уже подняться над тем временем и всем признать, что Гражданская война была величайшей трагедией в истории России. Это наши соотечественники истребляли друг друга: одни за «великую и неделимую Россию», другие «за счастливое будущее». В смертельной схватке сошлись не какие-то уголовники, а люди, убежденные в своей правоте и готовые за это отдать жизнь.

Именно таким и был Феликс Дзержинский. Повышенный интерес к его личности объясняется несколькими причинами. Во-первых, это человек иного, более значительного масштаба по сравнению со многими другими руководителями органов безопасности; во-вторых, в сознании большинства людей его имя связано с борьбой со взяточниками, расхитителями, коррупционерами, с разного рода политическими авантюристами, в-третьих, его личность показывает пример того, каким должен быть политический деятель, посвятивший свою жизнь созданию справедливого общества.

В исторической литературе сложилось целое направление по изучению теоретического наследия и практической деятельности Ф.Э. Дзержинского не только на посту председателя ВЧК, ГПУ и ОГПУ, в различные годы он одновременно занимал несколько важнейших государственных и партийных постов: накрома внутренних дел, наркома путей сообщения, председателя ВСНХ СССР, члена ЦК партии, члена Оргбюро, кандидата в члены Политбюро ЦК, РСДРП(б), РКП(б), ВКП(б).

Работы многих историков отражают процессы, происходившие в новом государстве в 1917–1926 гг., прежде всего, поиск действенных форм и методов борьбы с противниками советской власти и правящей коммунистической партии. Автор сделал достоянием научной общественности тысячи документов, помогающих оценить деятельность ведомства безопасности. Впервые был опубликован дневник Ф.Э.Дзержинского, который он вел находясь в застенках царской охранки, а также письма к родным; вышли три издания его избранных произведений, научная биография. Большой фактический материал о председателе ВЧК-ОГПУ содержится в книгах советских историков. Написаны десятки книг, тысячи статей, и все же до настоящего времени нет ни одного всестороннего исследования деятельности Дзержинского на посту председателя ВЧК-ОГПУ. К сожалению, у многих наших журналистов и публицистов зачастую отсутствует диалектический поход к историческим фактам, стремление приблизиться к объективной оценке событий прошлого. Особенно характерным является утверждение, что советские спецслужбы были только карательными органами. При этом, как правило, забывается что (как бы ни называлась советская спецслужба — от ВЧК до КГБ) эта организация защищала безопасность государства, общества и граждан, то есть была ведомством, которое успешно противостояло реальным противникам: шпионам, диверсантам, террористам, контрабандистам, бандитам и др.

Детальное изучение деятельности Дзержинского на посту председателя ВЧК-ОГПУ важно и в силу той роли, которую этот человек сыграл в истории нашей страны в годы Гражданской войны и в период новой экономической политики, безусловно, в силу характера той власти, которая утвердилась в России на многие десятилетия.

После Октябрьской революции партия большевиков создала Всероссийскую чрезвычайную комиссию при Совете народных комиссаров как государственный институт, «боевой отряд партии», то есть как партийно-государственную спецслужбу, имевшую четкую идеологическую установку на решительную борьбу не только с политическими противниками, но и просто со сторонниками иных, чем у большевиков, взглядов как внутри страны, так и за рубежом. Органы ВЧК-ОГПУ главным в своей деятельности считали проведение в жизнь политики правящей партии. Исходя из поставленных им задач, определялись правовое положение органов безопасности, структура, подбор, расстановка, обучение и воспитание кадров, основные направления деятельности и др. Как отмечалось в феврале 1919 г. в обращении ЦК РКП(б) к коммунистам-работникам чрезвычайных комиссий, «ЧК созданы, существуют и работают лишь как прямые органы партии по ее директивам и под ее контролем». Этот принцип был закреплен в постановлении Политбюро ЦК РКП (б) от 15 февраля 1922 г. И Дзержинский постоянно подчеркивал, что основные усилия органов безопасности должны быть направлены на проведение в жизнь партийных решений. Он писал, что органы ВЧК «никогда еще не нарушали партийных директив и линии, а всегда были и есть слуга партии и борец партии»; более того, «ЧК должна быть органом Центрального Комитета, иначе она вредна, тогда она выродится в охранку или в орган контрреволюции». И это утверждалось в условиях перерастания декларировавшейся «диктатуры пролетариата» в диктатуру партии над пролетариатом, которая в условиях Гражданской войны претерпела серьезные изменения, трансформировавшись из общественной организации в мощный бюрократический аппарат, став милитаризованной и в высшей степени централизованной структурой. Поэтому органы безопасности заняли особое место в советской политической системе, став важнейшим инструментом большевистской власти. Созданные 7(20) декабря 1917 г. как временные и чрезвычайные, они превратились в постоянные с чрезвычайными полномочиями не только в годы Гражданской войны, но и в период новой экономической политики.

На ВЧК, ГПУ, ОГПУ возлагался широкий круг задач по укреплению суверенитета и территориальной целостности государства: своевременное информирование высших и местных партийных и советских органов о международном и внутреннем положении страны, политический розыск, борьба со спецслужбами противника и антисоветскими эмигрантскими центрами; ведение разведывательной работы за рубежом, защита оборонного потенциала и экономики, государственных секретов и тайн, участие в подавлении повстанческого движения, мятежей и бандитизма, выполнении чекистами особых поручений советской власти: борьба с голодом и детской беспризорностью, решение многих социальных проблем. Именно в эти годы органы ВЧК-ОГПУ приобрели значительный опыт в борьбе с коррумпированными элементами, организованной преступностью в экономике, с незаконными вооруженными формированиями и др. И все же основной задачей органов ВЧК-ОГПУ было сохранение власти правящей коммунистической партии. Чем труднее было положение в стране, тем активнее политическая элита использовала ведомство безопасности в своих целях.

Ф.Э. Дзержинский возглавил ВЧК по предложению В.И. Ленина. Под руководством Феликса Эдмундовича были определены правовое положение, место и роль ВЧК, ГПУ и ОГПУ в советской политической системе, основные направления их деятельности, порядок комплектования кадрами, сложилась единая система обучения и воспитания сотрудников.

Все изменения структуры ВЧК-ОГПУ, расширение и сужение прав происходили под непосредственным руководством Дзержинского. ВЧК начинала свою деятельность с небольшого по численности аппарата. После образования СССР(30 декабря 1922 г.) ОГПУ стало спецслужбой, объединенной в масштабе всей страны, органом борьбы с зарубежными разведками и эмигрантскими антисоветскими центрами, контрреволюцией и оппозицией политике правящей коммунистической партии и в некоторых отношениях было приравнено к военному ведомству. В составе органов безопасности постепенно оказались крупные подразделения внутренних и пограничных войск.

Вместе с тем именно при Дзержинском были заложены многие отрицательные явления, вполне понятные в годы Гражданской войны, но получившие негативное развитие в 1930-1950-х гг., когда органы безопасности все больше превращались в орудие борьбы со своим народом, активно использовались в борьбе с революционно-демократическими партиями, даже стоявшими на платформе признания советской власти, со всеми инакомыслящими и с оппозицией внутри самой компартии. Это было время, когда они стали ведомством тотального контроля в политике, идеологии, экономике, Красной Армии, государственном аппарате и общественных организациях.

Дзержинский был беспощаден к политическим противникам, не испытывал к ним ни жалости, ни снисхождения. Он лично занимался арестами и допросами, без суда и следствия решал судьбу людей, как это было в дни «красного террора». С одной стороны, он утверждал социалистическую (революционную) законность… с внесудебными полномочиями(!), с другой стороны — при необходимости руководствовался принципом «политической целесообразности».

Председатель ВЧК-ОГПУ целиком разделял политику высылок за границу и в отдаленные места страны не только деятелей оппозиционных политических партий, но и научно-технических специалистов, литераторов, писателей, поэтов, философов, историков и других представителей интеллектуальной элиты России. По поручению Политбюро ЦК РКП (б) он занимался ликвидацией меньшевистской, эсеровской и других политических партий социалистического направления, лично участвовал в определении меры наказания и режима содержания арестованных. То, что к 1925 г. на территории СССР не осталось ни одной политической партии, кроме большевистской, — результат деятельности и Дзержинского. Любые идейно-теоретические споры о путях социалистического строительства, всякое «особое мнение» в партии рассматривались им как враждебные выступления и прямая контрреволюция. Он активно помогал В.И. Ленину и И. В. Сталину во внутрипартийной борьбе и в расправе со своими политическими оппонентами.

Форсированное строительство социалистической экономики все больше требовало умелого использования труда буржуазных специалистов. Многие распоряжения председателя ОГПУ и ВСНХ свидетельствуют о необходимости согласованной работы чекистов с хозяйственниками и внимательном отношении к инженерно-техническому персоналу. Но с каждым годом все больше возрастает роль органов госбезопасности в качестве важнейшего инструмента хозяйственного строительства. Они осуществляют контроль и проверку исполнения решений высших советских и партийных органов.

Как правило, председатель ОГПУ нелегко соглашался на сужение функций и прав, а также сокращение сметы своего ведомства и по другим вопросам. Часто его оппонентами были М. И. Калинин, Н. И. Бухарин, Г. Я. Сокольников, Н. В. Крыленко, Н. В. Чичерин, Л.Д.Троцкий и др.

И все же многие рекомендации Дзержинского по карательной политике Советского государства заслуживают самого внимательного отношения к ним и сегодня: это и его призыв к сотрудникам соблюдать «величайшую осторожность в арестах и величайшую внимательность при ведении самого дела», требования большей гласности при рассмотрении дел, «не втихомолку вести дело», «убить систему, безответственность и беспечность руководителей», предложение применять решительные меры в отношении лиц, совершавших ложные доносы, ведение широкой профилактической работы с теми гражданами, которые совершали проступки без враждебного умысла.

Дзержинский постоянно подчеркивал необходимость улучшения форм и методов работы органов ВЧК-ОГПУ с учетом конкретных исторических условий. Под его руководством активно велась работа по совершенствованию права, укреплению законности, наметилась тенденция к сокращению и смягчению насильственных мер. Регламентирование деятельности всего госаппарата, перенесение центра тяжести в решении вопросов по охране интересов государства и прав граждан на судебные органы давало возможность защитить население от различных злоупотреблений нарождавшейся нэпмановской буржуазии, а предпринимателей — от произвола чиновников.

Стремление опереться на помощь населения, прежде всего на коммунистов, а также других, лояльно настроенных к новой власти граждан, было весьма характерным методом работы Дзержинского. По его рекомендациям применялись самые разнообразные формы связи с населением: обращения, выступления чекистов с отчетами и докладами, проведение беспартийных конференций, шефство, публикации в газетах и журналах о деятельности органов ВЧК-ОГПУ, коммунистическое осведомление, создание групп и бригад содействия, «чекизация» трудовых коллективов. Но масштабы этой работы зачастую превышали потребности спецслужб и зачастую вели к созданию нездоровой обстановки среди сотрудников учреждений, рабочих фабрик и заводов, красноармейцев и командиров.

Актуально звучат рекомендации Дзержинского по совершенствованию аппарата органов безопасности и экономии средств на его содержание. По его мнению, бюджет ВЧК-ОГПУ — это большое «бремя для государства», так как оно «потребляющее, но не производящее ведомство» и должно «жить за счет труда других», «каленым железом выжигать» преступные элементы.

Интересен взгляд председателя ВЧК-ОГПУ на историю органов безопасности. На многих его документах стоят резолюции: «архив», «в архив», что стало хорошей гарантией сохранности очень важных материалов до сегодняшнего дня. К середине 1920-х гг. постепенно сложилась негласная традиция почти ничего не писать о ВЧК-ОГПУ. В известном обращении Дзержинского к ветеранам-чекистам от 13 марта 1925 г., опубликованном во вступлении к книге «Особое задание», он подчеркнул важность изучения истории ВЧК-ОГПУ, и призвал всех бывших сотрудников органов безопасности написать воспоминания, которые в последующем будут востребованы историками. Из этого документа не был опубликован последний абзац, который имеет большое значение для понимания последующих событий: «Все составленные таким образом материалы считаются совершенно секретными, пишутся от руки, на машинках не перепечатываются и в подлинниках (не оставляя у себя копии) направляются через Фельдъегерский корпус лично в адрес зам. пред. ОГПУ Г.Г. Ягоды».

«Совершенно секретные» материалы, разумеется, не могли стать достоянием историков ни в 30-е, ни в 40-е, ни в последующие доперестроечные годы XX века.

В июне 1926 г. заведующий отделом истории партии ЦК ВКП(б) С. Канатчиков обратился к Дзержинскому с просьбой оказать содействие в подготовке к десятилетию Октябрьской революции материала о деятельности органов ВЧК-ОГПУ объемом 50 печатных листов. Председатель ОГПУ выразил свое отношение к предложению Канатчикова в записке Г. Ягоде 18 июня 1926 г.: «Думаю, что это предложение не следует принять. Историю ВЧК-ГПУ можно будет писать лишь после того, как исчезнет нужда в нем». Но необходимость в органах безопасности существует и сегодня, а значит, исходя из элементарной логики, мы, историки, не имеем права писать о недавнем прошлом. Но пришли иные времена, и наша обязанность рассказать о том, каким был руководитель органов ВЧК, ГПУ и ОГПУ.

Данная книга — наиболее полное освещение личности председателя ведомства безопасности. Введение в научный оборот сотен новых документов позволило не только показать его служебную деятельность, но и нравственные качества, взгляды на различные проблемы в годы Гражданской войны и новой экономической политики. Он был человеком своего времени, революционным романтиком, фанатично преданным коммунистической идее, верившим в возможность построения в Советском Союзе самого справедливого общества. За эту идею боролся до конца своих дней.

Книга о Дзержинском написана на основе исторических исследований и документов 32 государственных архивов и архивов социально-политической истории и управлений ФСБ России: документов и материалов парткомов РКП(б) — ВКП(б), органов государственной власти и управления, высших судебных органов, коллегии ВЧК-ОГПУ и др. Последние содержат сведения о событиях, с которыми Дзержинский был ознакомлен, принимал участие в их обсуждении, а также давал по ним свои заключения.

Читатель обратит внимание на повторение в ряде случаев некоторых документов в различных главах книги. Это объясняется важностью каждого из них и желанием автора наиболее полно раскрыть ту или иную проблему. Отношение авторов к различным публикациям по исследуемой теме лишь в определении научной достоверности.

После выхода в свет первого издания монографии прошло шесть лет. Она получила положительную оценку читателей. За эти годы изучен дополнительный материал ряда архивов, что дает возможность дополнить каждую главу. Но автор решил поступит иначе: оставить текст без изменния и издать новые книги и сборники документов, которые дают возможность более детально ознакомиться с теоретическим наследием и практическими рекомендациями первого чекиста России. С 2010 г. в соавторстве с сыном — кандидатом исторических наук А.А. Плехановым подготовлены и стали достоянием научной общественности: «Я Вас люблю…». Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николевой. М.,2007; Феликс Дзержинский. Дневники. Письма. М., 2007; Ф.Э. Дзержинский — председатель ВЧК-ОГПУ. 1917–1926. Документы. М., 2007; Ф. Дзержинский. Белые пятна в биографии чекиста (Военная деятельность Ф.Э. Дзержинского). М., 2010; «Феликс Дзержинский. Альбом. М.,2007 и др.

Данная монография вышла в свет при всесторонней поддержке А.А. Плеханова, который принял активное участие в написании ряда глав, составлении именного указателя и подборе фотографий

Автор выражает признательность сотрудникам Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива социально-политической истории, Центрального архива Федеральной службы безопасности России и других архивов за всестороннюю помощь, оказанную при подготовке книги.

Особая благодарность Л.Г. Плехановой.

А также всем тем, кто оказал поддержку своими советами при подготовке данной книги: М.В. Алексееву, Н.Н. Берсеневу, Н.Н. Булатову, А.П. Горячевскому, А.А. Здановичу, Ю.А. Нешумову, И.П. Полежаеву, М.З. Сапожникову.

Доктор исторических наук, профессор, полковник в отставке, А.М. Плеханов.

 

Глава 1. Образование ВЧК

Активную политическую жизнь Феликс Дзержинский начал в 1895 г. в возрасте 18 лет, скончался в 1926 г., прожив таким образом почти 31 год жизнью профессионального революционера и треть из них являлся государственным деятелем. Что это было за время в истории России? Три революции, Первая мировая и Гражданская войны. Социальные потрясения, смерти и страдания десятков миллионов людей, борьба за «светлое будущее без эксплуатации и угнетений» и за «единую и неделимую Россию», время рождения и ухода с исторической арены политических партий и общественных движений, народных вождей и разного толка авантюристов.

За более чем 1000-летнюю историю России эти годы можно сравнить лишь со Смутой начала XVII в. Тогда речь шла также о спасении российского государства в борьбе с интервентами, необходимости сплочения народа, преодолении его раскола. Но выход из этого положения искали не столько путем диалога, сколько о физическом уничтожении своего противника.

Именно в подобных исторических условиях формировалось мировоззрение будущего председателя ВЧК-ОГПУ. В начале XX в. на первое место вышли проблемы, решить которые без применения насилия, карательной политики государства (России императорской, России советской), ведения ожесточенной классовой борьбы, казалось невозможным.

Немецкий философ Г.В.Ф.Гегель в «Философии права» признавал карательную деятельность государства как выражение силы и разума. Однако в годы Гражданской войны и последующие за ней годы в России все же мало полагались на разум в политике. Миллионы граждан в полной мере впитали в себя военную психологию — убеждение в необходимости решать все острые вопросы жизни силой оружия. Конечно, в идеале государство должно обеспечивать защиту интересов всех законопослушных граждан, всех социальных слоев или подавляющего большинства населения. Большевики декларировали это важнейшее положение, утверждая, что все репрессивные меры направлены против эксплуататорского меньшинства или его агентуры, и они вынуждены широко использовать меры принуждения в отношении своих политических противников, ограничивать их в правах, применять другие, в том числе и насильственные меры вплоть до физического уничтожения. Сам факт использования крайних возможностей государственной машины уже оказывал серьезное эмоциональное воздействие на каждого человека и заставлял его изменять свое поведение: приспосабливаться к власти или, в крайнем случае, бороться до конца, в том числе и с оружием в руках. Еще В.О. Ключевский писал: «Что личность и общество — две силы, не только взаимодействующие, но борющиеся друг с другом, это хорошо известно; известно также, что движение человеческой жизни становится возможным благодаря только взаимным уступкам, какие делают эти силы». Но дело в том, что представители противоборствующих сторон не были настроены на то, чтобы идти на какие-либо компромиссы. Для достижения своих целей они были готовы идти до конца.

Русская мысль не только предвидела, что в XX в. появится новый общественный строй — социализм, но и сумела с поражающей точностью показать его реальную суть и характер. Лучше всего это выразил один из наиболее глубоких мыслителей XIX в. Константин Леонтьев: «Я того мнения, что социализм в XX и XXI веках начнет на почве государственно-экономической играть ту роль, которую играло христианство на почве религиозно-государственной… Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных… то, что теперь — это крайняя революция, станет тогда охранением, орудием строго принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством…социализм есть феодализм будущего», который будет идти «попеременным путем — и крови, и мирных реформ…». Вглядываясь в будущее, Леонтьев утверждал в 1880 г., что «тот, слишком подвижный строй», к которому привел «эгалитарный и эмансипационный (т. е. уравнивающий и освобождающий! — Авт.) прогресс XIX века…должен привести или к всеобщей катастрофе» или же к обществу, основанному «на совершенно новых и вовсе уже не либеральных», а, напротив, того, крайне стеснительных и принудительных началах. Быть может, явится рабство своего рода, рабство в новой форме, вероятно, в виде жесточайшего подчинения лиц мелким и крупным общинам, а общин — государству».

В 1917 г. народы России ждали от революции только позитивных изменений, и надо прямо сказать, что Россия в 1917 г., в точном смысле слова, выбрала (абсолютно свободно выбрала!) социализм: почти 85 процентов голосов на выборах в Учредительное собрание получили партии, выступавшие против частной собственности на основные «средства производства», прежде всего на землю, то есть социалистические партии. Но радикальные преобразования общества привели к крайней жестокости общественных отношений. Такое поведения политических противников имела глубокие корни. «Будущий историк, — писал известный правовед профессор В.М. Гессен, — если он захочет объективно разобраться в бесконечно сложных событиях пережитой нами эпохи, если он захочет понять ту непримиримую ненависть, то безумное ожесточение масс, на почве которых создалась анархия кровавого террора, — этот историк, разумеется, вспомнит, что то поколение, на дела которого выпала тяжелая историческая задача обновления государственного уклада России, является больным, политически и морально развращенным поколением, — поколением, которое не видело иного государственного порядка, кроме порядка чрезвычайных, исключительных по своей жестокости полицейских мер и лишь по книгам знает об общих законах Российской Империи…». Положение в революционной России подтвердило правильность слов К. Маркса о том, что «настанет русский 1793 год, господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории».

Логика классовой борьбы вела к тому, что жестокость одной стороны порождала жестокость другой и наоборот. Сегодня историки спорят о том, кто первым начал применять крайние меры насилия: белые или красные. Однако отметим, что спор ведется не столько о причине, сколько о следствии. Ведь нарастание классовой борьбы, противостояние сторон, которое вело к крайним формам борьбы, шло с конца XIX в. С одной стороны, народ, доведенный до отчаяния, от экономических стачек перешел к вооруженному восстанию, с другой — царское правительство вводило военное положение, военно-полевые суды, применяло массовые расстрелы, провоцировало черносотенные погромы и др. И не случайно летом 1906 г., когда в тумане моря одинокий парус уносил сорвавшегося с виселицы Б.В. Савинкова, в Гельсингфорсе с трибуны громкокипящего митинга раздался клич Леонида Андреева: «Виселицу Николаю!».

В свое время Михаил Бакунин утверждал, что царская империя изжила себя, она стала всем ненавистна. Государство лишилось социальной опоры, достаточно толчка, и оно рухнет.

А вот что писал Константин Бальмонт в 1907 г. в стихотворении «Наш царь»:

…Наш царь-убожество слепое, Тюрьма и кнут, под суд, расстрел, Царь-висельник, тем низкий вдвое, Что обещал, он дать не смел. Он трус, он чувствует с запинкой Но будет, — час расплаты ждет, Кто начал царствовать Ходынкой. Тот кончит — встав на эшафот.

В России только в 1909 г. в тюрьмах томилось 170 тыс. человек. В 1907 г. лишь в Варшаве было казнено 127, а в 1908 г. — 184 революционера. Варшавский генерал-губернатор Скалой подписал тысячу смертных приговоров.

После Октябрьской революции Россия могла избежать однопартийной диктатуры и миллионных жертв. Ставка на уничтожение советской власти западными идеологическими и разведывательными центрами способствовала выработке у части советских лидеров примитивных взглядов на события, как на результат «заговора» сил империализма и реакции. Будущее новой власти политическое руководство Советской республики связывало прежде всего с внешним фактором, считая, что победа ее будет прочной только тогда, когда дело социализма победит во всем мире, «потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию». Следовательно, российская пролетарская революция рассматривалась большевиками как начало мировой революции, которая должна была разрешить трудности создания нового общества. Из анализа международного положения, серьезных социальных изменений в капиталистическом мире, революционной ситуации в ряде европейских государств политическое руководство страны сделало вывод о том, что весь мир стоит в преддверии всемирной революции, и вскоре советская система утвердится на всех континентах. Но чтобы приблизить наступление этого времени, один из лидеров большевиков Н.И. Бухарин еще в 1919 г. говорил не только о ведении оборонительных войн победившим пролетариатом, а и о наступательных войнах, дабы «добить отступающую буржуазию, чтобы поднять на восстание угнетенные еще народы, чтобы освободить и раскрепостить колонии, чтобы закрепить завоевания пролетариата».

И не случайно летом 1920 г. II конгресс Коминтерна принял известный манифест, в котором было прямо указано, что «международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира». Но постепенно эта точка зрения претерпевает некоторые изменения, и уже в 1921 г. обстановка в мире оценивается вождем большевиков как «крайне непрочное, крайне неустойчивое, но все же такое равновесие, что социалистическая республика может существовать — конечно, недолгое время — в капиталистическом окружении», и идея мирного сосуществования все более утверждается в сознании руководителей РКП(б) — ВКП(б), хотя еще не находит всестороннего обоснования.

Уровень отношений между государствами с различным общественным строем, оценки руководством страны результатов политического и идеологического характера преобразований в стране еще не побуждали советское правительство к конкретным шагам в области внешней политики. Главным препятствием мирному сосуществованию была атмосфера взаимного недоверия. Концепция, по которой основным стержнем мирового развития являлась борьба двух противоположных систем, непримиримость социализма и капитализма, легла в основу всей внешней политики СССР на десятилетия.

Антисоветчики рассчитывали на быстрый крах большевистской власти сначала на фронте военном, затем на фронте хозяйственном, делали ставку на мелкобуржуазную стихию и повстанческое движение, на внутреннюю оппозицию, в том числе и в самой компартии. А лидеры большевиков считали, что мировая революция позволит обеспечить безопасность советского общества. Поэтому в условиях противостояния принцип мирного сосуществования был сведен к стремлению оттянуть, как тогда казалось, неизбежную войну с капиталистическим миром.

Постепенно от штурмовых методов и надежды на скорую мировую революцию политическое руководство страны вынуждено было перейти к тактике осады и приступить к реализации концепции строительства социализма в одной стране. Действия политического руководства затрудняли возможность вхождения молодого государства в мировое сообщество.

Отвечая на вызов коммунистов, капиталистические государства стремились не только к укреплению «санитарного кордона», но и оказывали всемерную помощь эмигрантским центрам, внутренней контрреволюции и оппозиционным силам, готовили военную интервенцию. Поэтому оборонное мышление подменило и вобрало в себя идею развития самого государства. К тому же это не только зависело от политического положения страны и расстановки сил, но и было определено идеологизированным подходом руководителей страны ко всей внешней политике. Кроме того, нельзя не учитывать, что неизбежными последствиями Гражданской войны стали недоверие, неприязнь и враждебность к западным странам — вчерашним участникам интервенции, укоренившееся в умах большинства населения, что стало питательной средой для формирования менталитета «осажденной крепости» и атмосферы «холодной войны».

Еще до того как большевики пришли к власти, а Ф.Э. Дзержинский стал председателем ВЧК, Россию охватил террор. Однако все предреволюционные хоть как-то идейно мотивированные теракты левых эсеров, лихих бомбистов, анархистов против царских чиновников, просто померкли в сравнении с беспределом, захлестнувшим Россию после Февральской революции. Акты самосуда, оскорбления и насилия, убийства и расправы были применены не только к сотрудникам охранных отделений, жандармерии и полиции, но и к сотням ни в чем не повинных морских офицеров, которых расстреливали на Балтике, а в армии на штыки поднимали командиров полков. Почти половина помещичьих усадеб выгорела именно в 1917 г., их хозяева были физически истреблены или изгнаны с нажитых мест. Империалистическая война перевернула все представления о нравственности. За три года исчезло уважение к церкви и ее заветам. В образованном человеке, в любом чиновнике стали видеть обманщика, врага. Война стала повивальной бабкой не только революции, но и террора. Народ вооружили и озлобили не большевики.

О «ритуальности» русского народа в смысле «дай полизать крови» писал Александру Блоку В.В. Розанов. И Блок отвечал: «Страшно глубоко то, что Вы пишете о древнем «дай полизать крови». Но вот: Сам я не «террорист» уже по одному тому, что «литератор». Как человек, я содрогаюсь при известии об убийстве любого из вреднейших государственных животных… И, однако так сильно озлобление (коллективное) и так чудовищно неравенство положений, что я действительно не осужу террор сейчас».

На вопроса о причинах братоубийственной войны историки давно дали ответ. Отметим лишь, что в то драматическое время ни большевики, ни белогвардейцы, ни меньшевики, ни эсеры не желали идти на какие-либо компромиссы, а стремились уничтожить своих противников.

Первую акцию эсеровские боевики осуществили в Петрограде 20 июня 1918 г. Был смертельно ранен член Президиума ВЦИК комиссар по делам печати Петроградского совета В. Володарский. После убийства М.С. Урицкого и ранения Ленина большевики перешли к красному террору. «Родившийся в Февральской революции как стихийный самосуд революционной толпы рабочих, солдат и матросов», красный террор, по мнению А.И. Степанова, «трансформировался в строго централизованную, целенаправленную и весьма эффективную систему наблюдения, фильтрации, устранения, подавления и уничтожения всех потенциальных, скрытых и явных противников большевистского режима».

В годы Гражданской войны как белые, так и красные проводили политику физического уничтожения и устрашения по отношению к своим противникам. Так, генерал С.Л. Марков, отправляя в бой последние резервы, напутствовал идущих на смерть: «Имейте в виду, что враг чрезвычайно жестокий. Бейте его! Пленными загромождать наш тыл не надо!». Л.Г. Корнилов говорил: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы!».

Большевики в жестокости также не уступали белым генералам. 17 сентября 1918 г. в одной из влиятельнейших газет «Северная коммуна» было опубликовано беспрецедентное требование члена ЦК РКП(б) и председателя Петроградского совета Г.Е. Зиновьева (с 1919 г. глава Коминтерна): «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожить».

Многие факты свидетельствовали о дальнейшем одичании общества, ввергнутого в жесточайшие испытания. Случаи людоедства и трупоедства в Поволжье, жестокости, выходившие за рамки юридических и нравственных норм, не были единичными. Конечно, роль катализатора насилия в Гражданской войне выполняла ненависть к старому режиму, революционная нетерпимость масс ко всем сомневавшимся и стоявшим в стороне от политической борьбы, непоколебимая уверенность большевиков в правоте своего дела. В этих условиях классовая целесообразность считалась выше общечеловеческих нравственных норм, а жестокость после кровопролитной мировой войны не исчезла. Но и среди политических противников в России большевики отнюдь не были в числе самых жестоких. Националистический террор, погромы и резня на конфессионально-этнической почве также были трагическими реалиями эпохи. Это переплетение различных видов террора порождало все новые и новые, более жестокие и изощренные формы и методы насилия. Только петлюровский террор унес, по некоторым оценкам, 300 тыс. жизней. И А.В. Пешехонов не случайно обратился к А.И. Деникину с таким вопросом: «Или вы не замечаете крови на этой (белогвардейской — Авт.) власти?» Такой упрек мог быть сделан любому белогвардейскому правительству. Между красным и белым террором было много общего. На это обратил внимание С.П. Мельгунов, но «белый» террор всегда был ужаснее «красного», другими словами, реставрация несла с собою больше человеческих жертв, чем революция». Однако красный террор, отмечал он, отличался от белого продуманной системой. «Слабость власти (белой — Авт.), эксцессы, даже классовая месть и… апофеоз террора — явления разных порядков».

И все же в советское время было явно выражено стремление политического руководства оправдать красный террор революционной целесообразностью, потребностью защиты самой власти, отчаянным сопротивлением свергнутых классов, навязавших этот террор большевикам. Вместе с тем, возможность превращения террора в систему беспокоила многих сторонников большевиков, они говорили об опасности развития событий, когда политика подавления не стала бы «общим правилом на длительное время». Об этом предупреждала Р. Люксембург еще в 1918 г. На это же обратил внимание Дзержинского народоволец Н.А. Морозов 11 августа 1921 г.: «…Весь вопрос для меня заключается лишь в том, как сохранить в полной ценности чисто гражданские приобретения революции и сможете ли Вы, сами же, благополучно привести в устойчивое равновесие слишком откачнувшийся влево маятник?

Я очень бы желал этого и надеюсь на это. Иначе произойдет небывалый в истории человечества крах и небывалое кровопролитие. Как беспристрастный наблюдатель, я не могу не видеть, что от него спасает Россию только Ваша чека, да еще красный офицер и курсанты…».

Но в последующем случилось то, что и предвидел Морозов. Трагедия коснулась миллионов людей. Все это трудно понять, если рассматривать события 20-х гг. прошлого века с точки зрения классической законности и нравственности начала XXI в. Тогда жили другие люди, были иными обычаи и традиции, исторические условия, жизнь отдельной личности обесценена. К тому же в России никогда не было глубоких корней уважения к праву и закону. Совершенно правильно отмечал на III съезде Советов СССР М.И. Калинин: «…Закон был законом, а жизнь шла у нас своим путем… Наши революционные законы, вообще говоря, суровы; им же соответствуют и суровые органы. А все это соответствует настоящему жестокому времени борьбы нового мира за право на свое существование и развитие».

В то драматическое время на первом месте стояли не интересы отдельной личности, а борьба за счастье всего человечества в целом, все подчинялось идее светлого будущего всех народов, за которую боролись, не всегда разбираясь в средствах.

Предопределенность последующего государственного развития, неспособность перейти от состояния Гражданской войны к прочному гражданскому миру были во многом обусловлены традициями террора, сложившимися в годы Гражданской войны, колоссальной ролью репрессивных органов в системе новой государственности и в жизни советского общества. Но даже тогда важнейшее значение имело влияние таких факторов, как строгая регламентация и правовое регулирование деятельности охранительных учреждений, их отчетность и подконтрольность в сочетании с соблюдением и защитой прав граждан. И на одно из важных мест выходило воспитание граждан не только законопослушными, но и знающими эти законы.

Но широкое применение насильственных мер оставалось неотъемлемой стороной жизни в Советской России и в 1920-х гг. В расколовшемся обществе нельзя было жить, руководствуясь абстрактным гуманизмом. Жестокие методы борьбы воспринимались как суровая, необходимая мера, и большинство населения, ощущая на себе угрозу физического истребления, поддерживало усилия власти по укреплению порядка в стране. Радикальные элементы общества и после Гражданской войны не отказались от крайних мер борьбы. Например, анархо-коммунисты призывали народ к всеобщему бунту, хотели снова услышать «треск пулеметов», эсеры-максималисты шли дальше, заявляя о себе как о террористах, «углубителях революции», выступали за «стихию террора». А для таких людей, как Б.В. Савинков, «террор превратился в самоцель». Они заявили о праве на политическое убийство, которое им представлялось столь же свободным и несомненным.

В годы нэпа произошли настолько существенные изменения, что до сих пор вызывают повышенный интерес к опыту тех лет. Ярый противник советской власти, бывший госсекретарь США Збигнев Бжезинский, характеризовал нэп как «самую открытую и интеллектуальную новаторскую фазу русской истории XX столетия», как «период экспериментирования, гибкости и умеренности», как «лучшие годы той эры, начало которой возвестила революция 1917 года».

И прав был один из лидеров меньшевиков А.Н. Потресов, который писал: «Инстинкт самосохранения подсказывает власти, что нельзя слишком расходиться с реальностью, и тот же инстинкт напоминает о том, что нельзя и слишком далеко идти этой реальности навстречу. Отказ от реальности — это повторение так называемого военного коммунизма, уже споткнувшегося в свое время о камень крестьянства». Новое государство выбирало свой самостоятельный путь, отказываясь не только от коренных устоев Российской империи, но и от политики военного коммунизма. Оно могло рассчитывать лишь на собственные силы и природные ресурсы, обрекая народ проводимыми реформами на долгие годы тяжелых социальных и экономических последствий. Но у политического руководства к 1921 г. имелась ясная цель и решимость, опиравшаяся на волю большинства народа, добиваться претворения в жизнь плана революционных преобразований. А выход из сложного социальнополитического кризиса был найден с принятием новой экономической политики.

После Гражданской войны и борьбы с интервентами у РКП(б) и ее союзников не было реальной возможности довести до желаемого конца революционные преобразования не только в мире, но и в Европе. В то же время и внутренняя контрреволюция, и оппозиция не имели сил свергнуть советскую власть и правящую партию, которые тогда опирались на значительную поддержку большинства населения страны и сочувствие трудящихся других стран. Росло национально-освободительное движение, обострялись противоречия в капиталистическом мире. Наступившее относительное равновесие сил было очень непрочным.

События конца 1917 г. означали начало формирования административно-командной системы, переросшей в середине 30-х гг. в тоталитарный режим. У истоков этого процесса стояли лидеры большевистской партии, в том числе и Дзержинский.

Что это был за человек, о котором сложены легенды и сочинено столько нелепостей? Поэтому есть настоятельная необходимость сделать пояснения к его автобиографии.

Дзержинский было потомственны дворянином и принадлежал к старинному роду. Предок Дзержинского ротмистр Николай Дзержинский 11 апреля 1663 г. приобрел по купчей ведомости имение Спица с десятью дворами крестьян в Крожском уезде Самогитского княжества, а 4 мая 1703 г. он по духовному завещанию передал его сыну Якову. 11 февраля 1855 г. все его сбережения и имение в Кохиншках перешли жене по второму браку Варваре и их детям, а закладная сумма — дочери от первого брака Марцианне Дзержинской. Она же по духовному завещанию все имущество, доставшееся ей после матери Терезии и отца Якова Дзержинского, передала родным братьям — Лаврентию, Роху и Антону, которые по определению Литовско-Виленского Дворянского депутатского собрания 5 марта 1799 г. были внесены в дворянскую родословную книгу губернии. Потомки Роха и Антона, в том числе и сын Антона Дзержинского Иосиф-Иван и сын последнего Эдмунд-Руфин Дзержинский были записаны в дворянскую родословную книгу Минской губернии по определению Минского дворянского собрания 18 июня 1819 г. и 7 октября 1861 г..

Отец Феликса Эдмунд-Руфин Дзержинский родился 15 января 1838 г. В 1863 г. он окончил физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, и через два года уехал с семьей в Таганрог, где до ухода в 1875 г. в отставку по болезни работал преподавателем физики и математики в мужской и женской гимназиях.

Мать Феликса Елена Игнатьевна, в девичестве Янушевская, происходила из интеллигентной семьи. Ее отец был профессором Петербургского железнодорожного института.

Шестой ребенок у Елены Янушевской и Эдмунда-Руфина появился на свет раньше, чем его ожидали. Мать, будучи беременной, проходила вечером темными сенями и случайно упала в открытый подвал. В ту же ночь, 11 сентября 1877 г., она родила Феликса. В метрике из подлинной книги Деревнинского римско-католического приходского костела, на 54–55 листах, под № 195 записано: «Тысяча восемьсот семьдесят седьмого года, ноября, шестнадцатого дня в Деревнинском римско-католического приходского костела окрещен младенец по имени Феликс Киприаном Жебровским, администратором того же костела, с совершением всех обрядов таинства дворян: коллежского советника Эдмунд-Руфина Осиповича и Гелены, урожденной Янушевской, Дзержинскими, супругов сын, родившийся сего года, августа 30 дня в имении Дзержиново Деревнинского прихода. Воспреемниками были дворяне Франц Вержбовский с Юзефью Войновою, вдовою».

В 1882 г. на 43-м году жизни Эдмунд-Руфин умер от туберкулеза. На руках у тридцатидвухлетней матери осталось восемь детей. Они жили на небольшую пенсию отца и мизерную арендную плату за имение Дзержиново. Их материально и морально поддерживала мать Елены Игнатьевны Казимира Янушевская, проживавшая в усадьбе Йоды под Вильно.

Елена Янушевская создала условия для всестороннего развития детей. В последующем Феликс писал: «Мама наша бессмертна в нас. Она дала мне душу, вложила в нее любовь, расширила мое сердце и поселилась в нем навсегда». Но она ушла из жизни 14 января 1896 г.

С шести лет Феликс учился читать и писать по-польски, а с семи — по-русски. Первыми его учителями были мать и старшая сестра Альдона, которая подготовила его в 1887 г. к поступлению в 1-ю Виленскую мужскую гимназию. Учеба шла с переменным успехом. В первом классе он остался на второй год, потому что слабо знал русский язык. В протоколе заседаний педсовета 1-й Виленской гимназии за первое полугодие 1889/90 учебного года отмечено, что Феликс Дзержинский за поведение получил удовлетворительную оценку. Она была снижена за его шалости и драку с товарищами в гимназии, а также за «умышленный крик при входе в класс преподавателя немецкого языка».

В гимназии преподаватели всех предметов отмечали результаты обучения по трем показателям: успехи, внимание и прилежание. Так, в 5 классе в 1892/93 учебном году больших успехов Феликс достиг в изучении Закона Божьего — 5, 4 получил по латинскому языку, гимнастике, истории, немецкому и французскому языкам; за внимание получил 4 по латинскому, греческому, немецкому и французскому языкам, истории, Закону Божьему; хорошее прилежание было отмечено при изучении латинского, греческого, немецкого и французского языков. Гимнастике обучал его поручик 106-го Уфимского полка Сацукевич, оценивая успехи своего ученика как хорошие и удовлетворительные.

Устное испытание по Закону Божьему Феликс выдержал на «отлично». Но когда подошло время сдавать экзамены на аттестат зрелости, он бросил гимназию, мотивируя это тем, что «развиваться можно и работая среди рабочих, а университет только отвлекает от идейной работы, создает карьеристов».

В свидетельстве о выходе из гимназии отмечалось, что «предъявитель сего ученик восьмого класса Виленской Первой гимназии Дзержинский Феликс, имеющий от роду 18 лет, сын дворянина, в вероисповедании римско-католическом, поступил в гимназию из домашнего воспитания в августе 1887 г. в I класс.

В бытность свою по VIII класс Виленской гимназии поведения был отличного и оказал при удовлетворительном внимании, удовлетворительных успехах, удовлетворительном прилежании следующие успехи в науке…»

О том, что означало слово «удовлетворительно» за успехи, внимание и прилежание, видно из свидетельства об окончании Феликсом семи классов гимназии. В свидетельстве стояли следующие оценки: одна «четверка» (по Закону Божьему), две «двойки» (по русскому и греческому языкам), остальные были «тройки».

Но важнейшей отличительной особенностью Дзержинского было постоянное стремление учиться. Часто в его письмах из Нолинска, Кайгородского, Александровского централа, Варшавской цитадели встречаются слова: «я учусь», «я читаю, учусь», «с утра до ночи читаю», «проходят дни за чтением», «время я провожу преимущественно за чтением». Он выражает удовольствие наличием в г. Нолинске земской библиотеки, тем, что в Александровском централе «есть книги», в Варшавской цитадели библиотека, в Орловской каторжной тюрьме — «довольно хорошая библиотека».

На путь революционной борьбы с царским режимом Дзержинский встал еще будучи учеником 7-го класса 1 — й Виленской гимназии. Пройдя царские тюрьмы и каторгу, испытал на себе действие царской карательной машины, противостоя 20 лет самодержавному режиму. Но путь в революционное движение тоже был нелегким. Как и вся польская шляхта и польское дворянство того времени, он воспитывался в родительском доме в духе строгого католицизма и польского патриотизма. То же самое продолжалось и в первые годы его пребывания в гимназии. В то время в Вильно, по всей Литве и по Белоруссии царскими жандармами, чиновниками и учителями преследовалось все польское и католическое. Эти вполне естественно вызывало протест среди молодого поколения, своими глазами не видевшего виселиц Муравьева-Вешателя, но знавших это по рассказам матерей и живо чувствовавших на каждом шагу свое бессилие.

Как пытливый гимназист, Дзержинский увлекался библейскими и евангельскими мифами и легендами, церковным учением. В 1922 г. он вспоминал: «Будучи еще мальчиком, я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей. Будучи в гимназии до 6 класса, я был очень религиозен, даже собирался поступить в римско-католическую духовную семинарию. Мать и один ксендз отговорили меня от этого. Из-за религиозной практики у меня были даже ссоры со старшим братом. Будучи в 4-м классе, я заставлял их Богу молиться. Когда, уже будучи студентом, приехал на каникулы старший брат и спросил меня, как же я представляю себе своего Бога? Я ответил ему: «Бог — в сердце». И сказал: «Если я когда-нибудь приду к выводу, что Бога нет, пущу себе пулю в лоб. Однако этого не случилось. Когда я был в 6-м классе гимназии, произошел перелом — в 1894 году. Тогда я целый год носился с тем, что Бога нет, и всем горячо доказывал это».

Феликс увлекся чтением книг разных философов, таких как Фихте, Либих, Кант, Гегель, Дарвин, которые своим материализмом отвлекли его от религии. В 16 лет, после знакомства с марксизмом Дзержинский разуверился не только в догмах церкви, но и в существовании божественного начала. И все же, став атеистом, в критических ситуациях Бога не забывал. Вспоминая о побеге из Верохоленска в 1902 г., он отметил, что когда бежал с Сладкопевцевым, «вышли мы на берег, крестясь и благодаря господа Бога за спасение жизни».

В воспоминаниях Дзержинского, записанных В. Мицкевичем-Капсукасом в конце 1922 г. во время возвращения вместе с ним из Тифлиса, он рассказал, что в 1894 г. попал в кружок одного из основателей социал-демократии Польши и Литвы, в последующем одного из идеологов литовской буржуазии Альфонса Моравского, «который дал мне читать «Эрфуртскую программу». В 1895 г. у меня уже был свой кружок, которым я руководил. Знакомил членов кружка с взглядами на вселенную, развитием первобытного общества. Наконец, переходил к «Эрфуртской программе»». В одном из его кружков ремесленных и фабричных учеников состоял и один из будущих вождей Бунда Либер с сестрами.

В эти годы положение семьи Дзержинских было очень трудным. У тридцатидвухлетней матери на руках осталось восемь детей, старшей — Альдоне исполнилось всего лишь 12 лет, младшему, Владиславу, — немногим более года. Чтобы иметь постоянный заработок, Феликс поступил работать в переплетную мастерскую и давал уроки отстающим ученикам.

«С массами я начал знакомиться при содействии одного рабочего поэта, — отмечал Дзержинский. — Заходил вместе с ним на вечеринки и в кабачки, где после получки собирались рабочие. Я там вел агитацию на экономической почве. О политике (царе и прочих) нельзя было говорить. Когда однажды в кабаке возле Стефанского рынка один старый рабочий заговорил о восстании, другие рабочие избили его бутылками. Только после упорной борьбы в кружках перешли от кружковой работы к массовой». Но в большей мере это была экономическая агитация. Он говорил о тяжелом экономическом положении рабочих и неимоверной эксплуатации, призывая их к борьбе за улучшение своего экономического положения. Дзержинский в своих воспоминаниях писал: «Необходимость соединения экономической борьбы с политической я себе усвоил только в ссылке».

Революционная агитация воспринималась рабочими неоднозначно. Так, рабочие завода Гольдштейна однажды поймали «агитатора Яцека» и его друга-поэта и избили их. Дзержинскому нанесли ножевые раны в правый висок и в голову. «Доктор Домашевский потом зашил рану. Поэта меньше избили, так как он сразу свалился с ног, а я защищался».

Во избежание ареста в 1897 г. Дзержинский был направлен по партийной линии в Ковно. «Условия моего существования в Ковно, — отмечал он, — были весьма тяжелые. Я устроился на работу в переплетную мастерскую. И весьма бедствовал. Не раз текла слюнка, когда я приходил на квартиру рабочих, и в нос ударял запах блинов или чего-нибудь другого. Иногда приглашали меня рабочие вместе поесть, но я отказывайся, уверяя, что уже ел, хотя в желудке было пусто».

Взгляды молодого революционера формировались в ходе постоянной работы среди населения и в тюремных застенках. Наиболее полно читатель может судить о его взглядах по дневнику, который он вея в тюрьме. 5 ноября 1898 г. он признавался сестре Альдоне: «Я не могу ни изменить себя, ни измениться. Мне уже невозможно вернуться назад».

Революционное дело для него стало «превыше всех повседневных мелочей».

В основе взглядов Дзержинского лежала непоколебимая вера в успех революционной борьбы: «Когда сидели в 1916 г. в Москве в Бутырках из 12 человек (однокамерников. — Авт.), там я один верил в неизбежность революции. Между прочим, я пошел в пари с анархистом Новиковым. Я утверждал, что к началу 1918 г. революция всех нас освободит. Если же этого не случится, я согласился весь свой заработок отдать Новикову, а если случится — Новиков идет в подчинение ко мне. Когда Февральская революция 1917 г. освободила нас, Новиков действительно «подчинился» мне и стал коммунистом».

Какие же жизненные цели поставил перед собой Феликс Дзержинский, во имя которых надо было страдать? «Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступления, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, публичных домов… чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды… Я хотел бы обнять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни». Чтобы достигнуть этого, «такие, как я, должны отказаться от всех личных благ, от жизни для себя ради жизни для дела». Именно во имя этого, писал молодой революционер, «пока теплится жизнь, жива сама идея, я буду землю копать, делать самую черную работу, делать все, что смогу. И эта мысль успокаивает меня, дает возможность переносить муку. Нужно свой долг выполнить, свой путь пройти до конца». А счастье — это «не жизнь без забот и печалей, счастье — это состояние души» и в душе «есть святая искра… которая дает счастье даже на костре». Силы духа, отмечал Ф. Дзержинский в 1901 г., «у меня хватит ее на тысячу лет, а то и больше».

6 июня 1918 г. Дзержинский писал о своей тюремной биографии: «Первый раз был арестован за принадлежность к с.-д. партии в г. Ковно, в июне 1897 г., после 13 месяцев [заключения] был выслан в Вятскую губернию на три года, откуда в 1899 г. бежал в Варшаву. Там был арестован в феврале 1900 г., в 1902 г. был выслан на 5 лет в Вилюйск, по дороге из Верхоленска бежал. Снова был арестован в Варшаве в июне 1905 г., освободила революция в октябре. Снова арестован там же в декабре 1906 г., в июне 1907 г. отпущен под залог. Затем арестован там же в апреле 1908 г., осужден и выслан на поселение в Енисейскую губернию в октябре 1909 г., бежал оттуда в ноябре. И последний раз арестован в сентябре 1910 г. и осужден за побег на 3 года, а за принадлежность к партии — к шести-семи годам каторжных работ. Отослан в Орловский централ, а потом в Бутырки. Освобожден революцией 1 марта 1917 г.»

«Тюремное образование» способствовало окончательному формированию взглядов на жизнь, на роль и место революционера в преобразовании общества. Имя Дзержинского становится хорошо известно не только царской охранке, но и членам других революционных партий. Его считают одним из лидеров польской и российской социал-демократии, он постоянно работает под разными псевдонимами: Переплетчик, Астрономек, Франек, Юзеф, а также и под фамилиями: Кржечковский, Доманский, Франковский.

Наиболее полно читатель может судить о взглядах Дзержинского, в основе которых лежала непоколебимая вера в успех революционной борьбы, по дневнику, который он вел в тюрьме с 30 апреля 1908 г. по 8 августа 1909 г. «В тюрьме я созрел в муках одиночества, в муках тоски по миру и по жизни. И несмотря на это, в душе никогда не зарождалось сомнение в деле».

«Сомнение не зарождалось», но иногда все же приходила мысль о смерти как о лучшем выходе. Но он ее отбрасывал: «Я буду жить, не лишу себя жизни; меня привязывают к ней чувства других людей и моя работа, а может быть, и тоска и надежда, что возвратится время песни, — надежда бессознательная, надежда, которую тоска старается внушить». При этом все личное уходило на второй план

— «Когда я вижу жизнь других людей, то мне стыдно становится, что нередко мои личные заботы отнимают у меня столько мыслей, чувств и сил». 3 июня 1913 г. в письме к сестре Альдоне Булгак он отметил: «Быть светлым лучом для других, самому излучать свет — вот высшее счастье для человека, какого он только может достигнуть. Тогда человек не боится ни страданий, ни боли, ни горя, ни нужды. Тогда человек перестанет бояться смерти, хотя только тогда он научится по-настоящему любить жизнь».

Его раздражало бессмысленное прозябание, вынужденное безделие, «которое могло бы довести до сумасшествия, если бы не спасала более широкая мысль, понимание неизбежности и необходимости этого прозябания, понимание того, что оно является ценой радостного и творческого будущего, приближающегося к нам в аду современной жизни». И не случайно именно в эти годы у Дзержинского сформировалось отрицательное отношение к интеллигенции: «В настоящее время интеллигентская среда убийственна для души. Она влечет и опьяняет, как водка, своим мнимым блеском, мишурой, поэзией формы, слов, своим личным чувством какого-то превосходства. Она так привязывает к внешним проявлениям «культуры», к определенному «культурному уровню», что когда наступает столкновение между уровнем материальной жизни и уровнем духовной жизни, потребности первой побеждают, и человек сам потом плюет на себя, становится циником, пьяницей или лицемером. Внутренний душевный разлад уже никогда не покидает его».

Письма к жене из Орловского централа были проникнуты оптимизмом: «И глаза мои видят еще, и уши слышат, и душа воспринимает, и сердце не очерствело еще. И песнь жизни живет в сердце моем…».

Серые тюремные будни закончились 1 марта 1917. Февральская революция сделала Феликса Дзержинского свободным. Ему еще не было и 40 лет, но более 20 лет из них он отдал революционной борьбе, из них 11 лет провел в ссылках, тюрьмах и на каторге. МК РСДРП(б) ввел Дзержинского в комиссию по восстановлению большевистских организаций в армии и созданию Красной гвардии. Но здоровье, подорванное каторгой, давало себя знать, и решением ЦК РСДРП(б) его направили на кумысолечение в Оренбургскую губернию. И только в конце июля 1917 г. он возвращается в Петроград.

Накануне и в дни Октябрьской революции Дзержинский был в центре событий. 10 октября 1917 г. участвовал в заседании ЦК РСДРП (б), принявшем решение о вооруженном восстании и образовавшем по его предложению Политбюро из семи человек во главе с В.И.Лениным. Через два дня вошел в состав Военнореволюционного комитета (ВРК), образованного по указанию ЦК при Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов. 16 октября на расширенном заседании ЦК поддержал выступление Ленина о задачах большевиков по подготовке восстания, подвергнув критике оппонентов, считавших, что время восстания еще не пришло из-за его технической неподготовленности. Заседание избрало Военно-революционный центр по руководству восстанием из пяти человек: А.С. Бубнова, Ф.Э.Дзержинского, Я.М. Свердлова, И.В.Сталина и М.С. Урицкого.

С 20 октября в ВРК было установлено круглосуточное дежурство для поддержания связи с районными советами, воинскими частями и боевыми кораблями Балтийского флота. Дзержинский работал круглые сутки, урывками выкраивая часы для отдыха. Он принимал рабочих, солдат, матросов, командиров красногвардейских отрядов, приезжих из других городов, отдавал распоряжения.

21 октября 1917 г. на заседании ЦК была создана комиссия по подготовке II съезда Советов. На следующий день по предложению Дзержинского и Свердлова ВРК назначил комиссарами в штаб Петроградского военного округа своих членов А.Д. Садовского, П.Е. Лазимира и К.А. Механошина. После отказа командующего округом принять комиссаров ВРК приказом по гарнизону объявил недействительными все распоряжения штаба округа без визы комисаров ВРК. В городе отмечался День Петроградского Совета, и Дзержинский выступил на митингах в Московском, Нарвском районах и на Охте, на первой Петроградской конференции красногвардейцев. Весь день прошел под лозунгом «Вся власть Советам!»

24 октября члены ЦК РСДРП (б) получили конкретные задания по подготовке восстания. Дзержинский должен был контролировать почту и телеграф. Он вывел первый отряд из Смольного для занятия Главного телеграфа. К утру 25 октября восставшие захватили все правительственные здания столицы. ВРК опубликовал обращение «К гражданам России!», провозгласившее свержение Временного правительства и переход власти в руки ВРК. Вечером этого дня начал работу II съезд Советов. В воззвании «Рабочим, солдатам и крестьянам!» говорилось о победе революции. Зимний дворец — последний оплот Временного правительства был взят штурмом в два часа ночи 26 октября. Выступая на съезде, Дзержинский заявил: «Мы знаем, что единственная сила, которая может освободить мир, это — пролетариат, который борется за социализм. Когда восторжествует социализм, будет раздавлен капитализм и будет уничтожен национальный гнет».

Съезд избрал Ф.Э.Дзержинского членом ВЦИК.

Одним из первых решений II Всероссийского съезда Советов было поручение местным Советам «принять немедленно самые энергичные меры к недопущению контрреволюционных выступлении».

Дзержинский принимал активное участие в организации разгрома мятежа Керенского-Краснова, отдавая распоряжения об аресте контрреволюционеров, выдаче оружия, боеприпасов и продовольствия воинским частям и Красной гвардии, сражавшимся с мятежниками. 31 октября/13 ноября, отвечая на запрос делегации Лужского совета, Дзержинский отметил, «что касается фактов расправы с юнкерами и т. п., то это ложь и клевета, в чем Военнореволюционный комитет ручается. Ярким доказательством является то обстоятельство, что в Петрограде переворот произошел почти бескровно и Гражданская война началась только с того момента, когда Керенский повел обманутые им войска на Петроград».

В начале ноября на Дзержинского была возложена ответственность за охрану Смольного института, где размещались ВЦИК, СНК, ВРК и другие важные государственные учреждения. Обследовав состояние охраны, он нашел ее неудовлетворительной и предложил реорганизовать комендатуру, удалив из нее контрреволюционные элементы. В ведение Дзержинского перешла выдача постоянных и временных пропусков в Смольный, проверка служащих учреждений, находившихся на территории института. Он занимался охраной винных складов, реквизицией товаров у спекулянтов, разрешением митингов и собраний, заботился об охране границы республики, об отправке в провинцию оружия и агитационной литературы, снабжении воинских учреждений и частей продовольствием, мануфактурой и топливом, руководил операциями по розыску ценностей, похищенных в Зимнем дворце и многим другим.

21 ноября/4 декабря 1917 г. в составе ВРК по предложению Ф. Э.Дзержинского был создан отдел по борьбе с контрреволюцией в составе пяти человек: Н.А. Скрыпника, И.П. Флеровского, Г.И. Благонравова, А.В. Галкина и В.А. Трифонова.

С обострением политической обстановки возник вопрос о борьбе с саботажем и в последующем его вынесли на решение СНК. В наказе ВЦИК от 17 ноября 1917 г. о взаимоотношениях ВЦИК и СНК, в п. 3 говорилось: «Мероприятия по борьбе с контрреволюцией могут быть проводимы Советом Народных Комиссаров непосредственно, под условием ответственности перед Центральным Исполнительным Комитетом».

Дзержинский лично занимался расследованием дел, связанных с саботажем. Не все признавали правомочность новой власти и отказывались давать какие-либо показания, как это сделал 24 ноября/ 7 декабря 1917 г. бывший товарищ министра внутренних дел С. Н. Салтыков, сославшись на то, что «в таких случаях он всегда придерживался такой тактики, как нпр. в 1902 и в 1908 гг. Деятельность его протекала у всех на глазах, и исполнял он в правительстве свои обязанности по поручению партии…».

С каждым днем обстановка в столице становилась все более сложной. 27 ноября 1918 г., выступая на открытии 2-й Всероссийской конференции ЧК, Дзержинский говорил: «Сама жизнь выдвинула эти организации, и наша задача — придать им систематизированный, планомерный, методический характер. Нам предстоит здесь разрешить ряд организационных вопросов, от разрешения коих зависит успешность нашей борьбы…нам предстоит разрешить вопрос о борьбе со всякими мародерами, взяточниками и контрреволюционерами».

5/18 декабря 1917 г. Ф.Э. Дзержинский, ссылаясь на донесения лиц, за правдивость которых ручался И.В. Сталин, записал сообщение об отправке белогвардейцев в войска А.М. Каледина: «в Георгиевском батальоне, на Мойке,20, в Придворной капелле и Комитете увечных воинов выдавались записки на получение денег и инструкций для проезда на Дон: солдату 200 руб., офицеру — 2000 руб., юнкеру — 400 руб. из сумм, получаемых от Франции и Англии через петроградские банки. Деньги выдавали штабс-капитан Веревкин (Нижегородская,17), капитан Межинский (угол Каменноостровского и Большого, № 33, кв.7). Косвенно в Этом замешан полковник Авринский из Михайловского артиллерийского училища». Были арестованы штабс-капитаны Η. М. Веревкин и Ф.Д. Межинский. После допроса Дзержинским офицеров отпустили за отсутствием улик.

5/18 декабря 1917 г. была перехвачена телеграмма Малого совета министров бывшего Временного правительства, призывавшая всех чиновников к саботажу во всероссийском масштабе. В тот же день ВРК принял решение о самоликвидации, один из отделов которого вел борьбу с контрреволюцией, в связи с чем вопрос о борьбе с саботажем был вынесен на заседание СНК под председательством Ленина. На заседании заслушали предложение Дзержинского о необходимости упразднить бывшее Петроградское градоначальство, передать все его дела соответствующим ведомствам и образовать специальный орган для охраны порядка в Петрограде. Ликвидация бывшего градоначальства по плану Дзержинского и организацию специального органа для поддержания спокойствия и порядка в Петрограде поручили К.Е. Ворошилову.

6/19 декабря 1917 г. на заседании СНК под председательством В.И. Ленина был заслушан вопрос «О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе». Советское правительство решило: «Поручить т. Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа.

К завтрашнему заседанию представить списки членов этой комиссии и мер борьбы с саботажем».

7/20 декабря 1917 г. Ленин просил Дзержинского при подготовке декрета учесть его предложения по принятию экстренных мер борьбы с контрреволюционерами и саботажниками. «Буржуазия, помещики и все богатые классы, — писал он, — напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс.

Буржуазия идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов. Сторонники буржуазии, особенно из высших служащих, из банковых чиновников и т. п., саботируют работу, организуют стачки, чтобы подорвать правительство в его мерах, направленных к осуществлению социалистических преобразований. Доходит дело даже до саботажа продовольственной работы, грозящего голодом миллионам людей…».

Здесь же были предложены конкретные меры СНК для борьбы с контрреволюционерами и саботажниками: обязанности домовых комитетов, наказание саботажников и др..

На организационном заседании под председательством Дзержинского присутствовали И.К. Ксенофонтов, В.К. Аверин, Серго (Орджоникидзе Г.К.), Р.А. Петерсон, Я.Х. Петерс, Д.Г. Евсеев и В.А. Трифонов. Был заслушан вопрос «Об организации комиссии» и решено: «Организовать комиссию и назвать ее «Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем». Комиссия должна была «пресекать в корне все контрреволюционные и саботажные дела и попытки к ним по всей России: предавать суду Революционного трибунала контрреволюционеров и саботажников, выработать меры борьбы с ними и беспощадно проводить их в жизнь. Комиссия должна вести только предварительное следствие».

В этот же день состоялось заседание СНК под председательством Ленина. Был заслушан доклад Дзержинского об организации и составе комиссии по борьбе с саботажем и решено назвать комиссию — Всероссийской чрезвычайной комиссией при Совете народных комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее в составе И.К. Ксенофонтова, Н.А. Жиделева, В.К. Аверина, Р.А. Петерсона, Я.Х. Петерса, Д.Г. Евсеева, В.А. Трифонова, Ф.Э. Дзержинского и В.Н. Василевского. Под вопросом остался Серго. Были определены также и задачи комиссии: 1) пресечение и ликвация всех контрреволюционных и саботажнических попыток и действий по всей России со стороны кого бы они ни исходили, 2) предание суду революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними; 3) комиссия могла вести только предварительное расследование, насколько это было необходимо для пресечения. Комиссия делилась на три отдела: 1) информационный, 2) организационный (для организации борьбы с контрреволюцией по всей стране и местных отделов), 3) отдел борьбы. Мерами борьбы избраны — конфискация, лишения карточек, опубликование списков врагов народа и т. д.. Организационному отделу было поручено «выпустить воззвание ко всем советам и другим революционным организациям, призывающее к борьбе и дающее указания». Комиссия поручила обратить внимание, прежде всего на печать, контрреволюционные партии, саботажников и других преступников, проникающих в советские организации. Окончательно комиссия должна была оформиться 8/21 декабря 1917 г. Пока же продолжала действовать Ликвидационная комиссия ВРК. Местом работы ВЧК предложили избрать Петропавловскую крепость или здание бывшего Градоначальства.

10/23 декабря 1917 г. газета «Известия ЦИК» опубликовала постановление СНК об образовании ВЧК и месте ее работы: Гороховая, дом 2; сообщалось также время приема для граждан — от 12 до 17 часов.

Это было время, когда большевики заняли посты в бывших министерствах, найдя там только пустые кресла и столы, закрытые ящики и шкафы без ключей. Остались только курьеры, перешедшие на сторону революции. Чиновники государственных учреждений, без работы которых жизнь в стране была невозможна, саботировали все мероприятия советской власти. К тому же в различные структуры нового госаппарта «бросилась масса авантюристов, людей не идейных, желающих нажиться и обделывать свои делишки, пользуясь тем, что нельзя было наладить контроля». В эти же дни приходилось разоружать деморализованные части демобилизующейся армии, арестовывать лиц, не связанных с большевиками идейно, которые пытались распродать военное имущество, вплоть до пулеметов.

Для удержания власти было необходимо прийти к соглашению с другими политическими партиями, прежде всего с левыми эсерами.

Возникает вопрос: почему во главе ВЧК стал именно Дзержинский. На этот выбор повлияли несколько причин. Во-первых, он был профессиональным революционером, членом РСДРПб), до фанатичности преданным большевистской идее, соратником и ближайшим помощником Ленина; во-вторых, обладал хорошими организаторскими способностями, был беспощаден к врагам; в-третьих, имел большой опыт в борьбе с политической полицией, лично на себе испытал ее методы; в-четвертых, накануне революции и после нее уже возглавлял структуры борьбы с контрреволюцией в формировавшемся советском аппарате.

Первые дела председателя ВЧК свидетельствуют о постепенном приобретении им опыта в новой должности. Он лично принимал участие в обысках, приеме арестованных, ведении следствия, формулировке обвинений, вынесении приговоров.

9/22 декабря 1917 г. поручил Д. Г. Евсееву «запечатать кладовые комиссии по погашению государственных долгов, всех участников хищений и саботажа арестовать и произвести необходимые обыски».

10/23 декабря 1917 г. обязал Воронина реквизировать автомобили в ночь с 22 на 23 декабря и представить их в распоряжение ВЧК для оперативных целей;

15/28 декабря 1917 г. допросил чиновников кредитной канцелярии Минфина Б. А. Стельпу и Η. П. Лелянова, саботировавших, по мнению комиссара по министерству финансов А.Е. Аксельрода, «дела, имеющие существенное значение для сношения с заграницей». После выяснения обстоятельств поведения чиновников и по просьбе министерства финансов они были освобождены из Крестов 2/15 января 1918 г.;

15/28 декабря 1917 г. направил письмо комиссару пересыльной тюрьмы относительно арестованного чиновника Госбанка А.А. Писарского о том, что если тот болен, немедленно его освободить под расписку, что он обязуется из Петрограда никуда не уезжать и по первому требованию явиться к следователю. Копию освидетельствования врача и расписку Писарского просил прислать ему.

16/29 декабря 1917 г., получив информацию о том, что в квартире М. И. Живаго, по адресу Б. Козихинский переулок, д.12, часто собираются спекулянты и ночами играют в азартные игры, и Живаго имеет знакомых среди следователей ВЧК, председатель ВЧК поручил А.Я. Беленькому и С.Ф. Реденсу расследовать обстоятельства дела.

В 20-х числах декабря Дзержинскому стало известно, что в Петрограде чиновники Особого присутствия по призрению нижних чинов и их семей Л.В. Шаромазова и П.П. Блударова саботирует распоряжения советской власти. 30 декабря 1917 г./12 января 1918 г. он дал задание комиссару ВЧК А.Г. Котельникову произвести обыск по Б. Казачьему переулку, в доме Ns 13, в квартире Шаромазова, изъять все документы, деньги и задержать его. При обыске обнаружили ценные бумаги, деньги и оружие, но Шаромазова дома не оказалось. Было установлено, что в его квартире проживает Π. П. Блударов, у которого изъяли 1000 рублей и взяли подписку о явке в ВЧК по первому требованию. Деньги сдали под расписку в ВЧК Ксенофонтову. После разбора всех обстоятельств дела чиновников освободили .

В конце декабря было предъявлено обвинение в злоупотреблении служебным положением, взяточничестве и хищениях М.А. Фаерману, А.И. Казанцеву, Л.И. Любовному.

9/22 декабря 1917 г. помощник главкома Петроградского военного округа и комиссар Фаерман, заехав в клуб Общества по распространению знаний, хотели получить взятку от хозяина Π. П. Ельфимова. После его отказа они арестовали Ельфимова и посетителей и совершили ряд других противоправных действий.

Из протокола допроса Казанцева, проведенного Дзержинским 15–17 декабря 1917 г., было выяснено, что Фаерман часто посещает клубы, при его и Казанцева появлении посетители прятали деньги по карманам. Казанцев незаконно давал документы и ордера на обыски людям, которых не знает. Так, он принял Басина на службу в клуб и тут же вручил ему три документа: 1) мандат на проверку клубов от 9/XII; 2) удостоверение, что тот служит в штабе округа от 9/XII на бланке распущенного ВРК за печатью Военного отдела (отобранною 2/XII) за № 483; 3) предписание от 10/XII командиру Особого конного отряда дать предъявителю 10 человек с печатью Военного отдела за № 484. Казанцев платил за наемные автомобили и извозчиков, на бланке ВРК от 10 ноября дал незаконное разрешение клубу «Вешние воды» быть открытым до 4 часов. К тому же оказывал незаконное давление на Следственную комиссию для освобождения Прямухина и Басина и прекращения их дела.

12/25 декабря 1917 г. ВЧК арестовала Л. И. Любовного и обвинила его в должностном преступлении — по подозрению в расхищении денег совместно с М.А. Фаерманом, оставшихся в кассе бывшего Градоначальства, Любовный окружил себя подозрительными лицами, прикрывавшими его сомнительные сделки, выплачивал им деньги, не ведя никакой отчетности. Как делопроизводитель подписывал представляемые Комиссариатом по внутренним делам ведомости и ассигновки. При аресте у Любовного было обнаружено 1001 руб. 25 коп. 2 ноября 1917 г. после его приезда из-за границы с женой и двумя детьми у него не было ни рубля. Поступив на службу в Комиссариат по внутренним делам к Фаерману 4 ноября, как политический эмигрант, получил пособие в 250 руб. и 200 руб. аванса, который не вернул после получки. И об этом Фаерман ни сказал ни слова при передаче должности Ворошилову. Помимо этого Любовный взял жалование за ноябрь (400 руб.), 60 руб. квартирных (жил же на казенной квартире в Градоначальстве) и 20 руб. столовых. Наконец, после увольнения 4 декабря взял 520 руб. за месяц вперед.

12/25 декабря 1917 г. Ф.Э. Дзержинский поручил Д.Г. Евсееву произвести обыски в квартирах Любовного и Фаермана (Мойка, д.8) и изъять все принадлежащие им документы и деньги.

В заключении по делу Любовного и Фаермана 14/27 декабря 1917 г. Дзержинский указал, что «это человек, способный на кражу народного имущества, доказывает тот факт, что в его вещах, запакованных уже для отъезда, обнаружено много письменных принадлежностей, взятых из Градоначальства, и других вещей, как план морского канала, снаряд 40-мм, библиотечные книжки, австрийский штык. Во время ареста в кармане Любовного обнаружена повестка за № 1179 почтовой кассы № 20 на 113 руб. 93 коп., адресованная комиссару 9-го участка Московской части гор. Петрограда, от 8 ноября 1917 г… В вещах у него были обнаружены 2 чистых бланка Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с печатью Военного отдела. Каким образом у него оказались такие бланки, Любовный пояснить не мог. В обнаруженном у него печатном отчете об израсходовании 4353 руб. 35 коп. (особенно счет № 30–42) прекрасная иллюстрация хищнического хозяйничанья фаермановско-любовской компании. Показания Любовного не только не могут отклонить обвинений, но их подтверждают. Я просил бы обратить внимание на письмо Любовного (нелегально высланное из тюрьмы), где он пишет о том, [что] якобы его арестовали за то, что он знает слишком много. Я его по этому поводу не допрашивал. Я думаю, что следует его допросить на самом суде.

Как Фаерман и Любовный хозяйничали в б. Градоначальстве, видно тоже из показаний Ермилова, прилагаемого отчета кассы (где нет ни копейки дохода из клубов) и по повесткам и где в расходах страшные позиции.

Интересны и расписки Любовного: 29 ноября получает от Фаермана десять тысяч рублей, а через 3 дня получает снова десять тысяч пятьсот семьдесят рублей. Где отчет и на что он получил? Явно, что эти господа мошенники».

Дела Казанцева, Фаермана и Любовного после допросов их Дзержинским были переданы в Следственную комиссию Петроградского ревтрибунала.

20 декабря 1917/2 января 1918 г. Любовного освободили из-под стражи под подписку о явке на следствие и суд. В апреле 1918 г. Следственная комиссия при Петроградском совете не согласилась с доводами председателя ВЧК и постановила дело Любовного и Фаермана прекратить.

31 декабря 1917 г./13 января 1918 г. после получения сообщения о том, что Петроградский Союз защиты Учредительного собрания» собирается провести конференцию антисоветских партий и ряда других организаций для созыва Учредительного собрания Ф.Э.Дзержинский поручил чекисту Успенскому «произвести арест и обыск всех, кто окажется на собрании Союза защиты Учредительного собрания и действовать по обстоятельствам».

Последним документом 1917 г. была расписка Дзержинского от 31 декабря о принятии в ВЧК арестованного солдата 179-го пехотного запасного полка О.Я. Шамброта «вместе с препроводительными бумагами».

Таким образом, 7/20 декабря Ф.Э. Дзержинский возглавил Всероссийскую чрезвычайную комиссию, призванную бороться с контрреволюцией, саботажем и должностными преступлениями. Это было продолжением его революционной деятельности теперь уже в новом качестве. И все свои силы он направил на проведение в жизнь политики пришедшей к власти большевистской партии.

Первые дела председателя ВЧК показывают, что овладевать оперативным искусством борьбы с политическими противниками советской власти ему пришлось в условиях отсутствия четкой нормативной базы.

 

Глава 2. Органы государственной безопасности в Советской политической системе

Диктатура большевиков была опосредованной диктатурой меньшинства, объединенного в политическую организацию, обладавшую своеобразным пониманием исторического процесса, переоценивавшим свои возможности воспроизвести в собственной политической программе реальные интересы абсолютного большинства населения. Внимательный аналитик большевизма Н.А. Бердяев считал, что «большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, — первым явлением было московское царство, вторым явлением петровская империя. Большевизм — за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее. Большевизм вошел в русскую жизнь, как в высшей степени милитаризованная сила».

Вместе с тем шел процесс перерастания декларировавшейся «диктатуры пролетариата» в «диктатуру над пролетариатом», осуществлялась подмена диктатуры пролетариата диктатурой партии и свертывание намечавшейся первоначально полновластной деятельности советов. Это происходило по нескольким направлениям: усиление в верхнем эшелоне власти роли исполнительных органов по отношению к законодательным, концентрация значительной части законодательной работы в Совнаркоме, падение роли съездов и конференций на губернском, городском и уездном уровнях, принятие большинства решений исполнительными органами Советов, концентрация власти у различных чрезвычайных органов узкого состава различной направленности, превращение «чрезвычайщины», основанной на принуждении и насилии, в один из ведущих принципов, методов и приемов управления, а аппарата ряда отделов Советов (военный, хозяйственный и ЧК) в фактически самостоятельные органы с подчинением центральным ведомствам, все большую зависимость Советов в своих действиях и решениях от партийного аппарата.

Пролетариат не стал на деле субъектом власти. Идеологический постулат: «В государстве диктатуры пролетариата управляют рабочие» не подтвердился. Рабочий класс не был однородным, налицо была его дифференциация: с одной стороны, пестрота взглядов и политических настроений, с другой — стороны, расширявшийся разрыв между рабочими и большевиками, советскими органами, оппозиция к власти и большевикам (анархо-синдикалисты, децисты, «рабочая оппозиция»), нередко открытые конфликты с использованием последними методов подавления и репрессий. Но зачастую оппозиция рабочих была продиктована не только и, может быть, не столько их классовыми симпатиями, сколько житейским прагматизмом.

Если в 1917 г. большевистская партия выступила на политической арене как демократическая партия под сильным авторитарным руководством, то после прихода к власти в условиях Гражданской войны она претерпела серьезные изменения: из общественной организации трансформировалась в мощный бюрократический аппарат, стала милитаризованной и в высшей степени централизованной, находившейся почти в постоянной мобилизации и дисциплины. На смену «государству-коммуне», «полугосударству» пришла диктатура не пролетариата, а диктатура иного типа — диктатура партии, а точнее группы лиц, составлявших ее руководство. Правящую партию И.В.Сталин рассматривал «как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий орган последнего и одухотворяющий их деятельность», а органы безопасности не иначе, как «обнаженный меч рабочего класса», «карательный орган Советской власти», «нечто вроде военно-политического трибунала, созданного для ограждения интересов революции от покушений со стороны контрреволюционных буржуа и их агентов».

Такое понимание важных вопросов теории и практики преобразования страны со стороны Генерального секретаря ЦК ВКП (б) имело решающее влияние на организацию и деятельность ВЧК-ГПУ-ОГПУ.

Иначе и быть не могло, потому что формирование новой системы происходило в экстремальных условиях Гражданской войны, когда сверхцентрализация и государственное принуждение играли важную роль в мобилизации сил и ресурсов страны, по мнению Ленина, власть в стране принадлежит советам, что же касается партии, то она не властвует, а руководит и направляет. Это означало, что она являлось самостоятельной и не входившей в систему государства политической силой общества, служащей народу, связывающей массы с советами и помогающей им быть органами народовластия. Но на практике дело обстояло совершенно иначе, и с каждым годом все большую силу набирал процесс подмены государственных органов власти партийными. Этому способствовал ряд обстоятельств: во-первых, сама партия стала живой тканью госаппарата, органом диктатуры; во-вторых, не удалось провести четкое разграничение функций РКП (б) и советов, а реальная власть сосредоточилась в руках узких коллегий: «троек», «пятерок», ревкомов, чека, в которые входили представители партии.

Главная причина такого процесса заключалась в том, что и диктатура большевиков в условиях разделения народа на «своих» и «чужих» в большей мере строилась на основах политической культуры царского времени: цензуры, политической полиции, системы политических преследований, сохранившегося значительного разрыва между народом и властью и др. А созданная военнокоммунистическая организация общества состояла из огромного бюрократического аппарата и системы чрезвычайных органов, которые при необходимости действовали в обход и иногда даже вопреки государственной машины.

Почти за столетний период коренных изменений в стране не произошло, хотя она пережила несколько революций и реформ социально-политической системы. И сегодня нам еще далеко до правового государства. Причин для этого очень много. В их числе можно назвать и стремление всякой власти (в отсутствии гражданского общества), прикрываясь высокими помыслами, сохранить и защитить, прежде всего, саму себя. И это ей удавалось с большим успехом при слабой развитости или отсутствии демократических институтов путем усиления и наращивания количества различных охранительных учреждений, что, как правило, вело к созданию полицейского государства. И в формировавшейся советской системе уже с конца 1917 г. хорошо видны характерные черты прежнего самодержавного порядка: сверхцентрализация и идеологизация власти, отсутствие выраженного разделения властей, пренебрежение к праву, демократическим свободам, нетерпимость к оппонентам, стремление государства к монополизации всего политического пространства, бесконтрольность и все возраставшая роль политической полиции, громоздкость и неповоротливость государственного аппарата, бюрократический произвол и неравноправие граждан, превращение большевиков в своеобразное «служилое сословие».

В этом и сила инерции, и приверженность к системе, которая в глазах представителей правящего класса оправдала себя как наиболее способная защитить его.

Ф.Э. Дзержинский был не просто дисциплинированным исполнителем партийных решений, но человеком, который оказывал существенное влияние на их принятие, прежде всего в области карательной политики. Он, как и большинство тогдашних коммунистов-политиков, переоценивал возможности волевого воздействия на социальные процессы. Методология их мышления и действия определили ценностные приоритеты и пути деятельности всего государственного аппарата. Все большее внимание они уделяли контролю за общественными процессами и управлению через государственные структуры. Создание и совершенствование советской политической системы шло в условиях борьбы между сторонниками и противниками новой власти. Дзержинский писал 8 января 1923 г.: «Чтобы наша система государственного капитализма, т(о) е(сть) само Советское государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов, проблему завоевания этой среды, преодоления психологии и вражды. Это значит, что проблема эта может быть разрешена только в борьбе… Борьба с этой частнособственнической стихией, держащей в руках все наши административные и хозяйственные аппараты, возможна лишь при условии сознания этой опасности и сознания необходимости этой борьбы с намеченным направлениям, как борьбы с Деникиным, Колчаком и другими генералами, как борьбы с с(оциалистами)р(еволюционерами), меньшевиками и всей прямой контрреволюцией».

Огосударствление партии большевиков привело к тому, что, «воплотившись в государственный аппарат, она была вынуждена представлять и защищать и особенные государственные интересы, которые, развиваясь, все более отчуждали большевиков от их первоначальной задачи защиты интересов рабочего класса и трудового крестьянства. Большевистская партия перестала играть традиционную для политической партии роль посредника между обществом и государством. Общество оказалось беззащитным перед тандемом «партия — государство». Возросшая роль партийных лидеров приобрела большее значение, ибо «при отсутствии концепции разделения властей и институтов системы управления ведущая роль партии в обществе превратилась в ведущую роль лидеров над самой партией».

Даже в проведении карательной политики при широчайших правах чрезвычайных органов решающее слово принадлежало партийным структурам. Когда анализируется практика судебных органов Советской республики в 1917–1926 гг., то следует иметь в виду, что всякому судебному (как и внесудебному) постановлению предшествовала партийная директива. Судьи не были свободны в принятии решений. И пример в этом подавало Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б). Вот некоторые вопросы, рассмотренные на заседаниях Политбюро: об освобождении анархистки Таратута.(2 февраля 1922 г); о приговоре по делу Киевского «Областного центра действия»(9 апреля 1924 г.); о судебном процессе белогвардейцев в Армавире и о приговоре Амурского губсуда по делу о контрреволюционном восстании в Благовещенском уезде (3 июня 1924 г.); о приговорах судов по политическим делам (3 июля 1924 г.); о немецких студентах, обвиняемых в терроризме (13 марта 1925 г.); предложение Менжинского о передаче в суд дела эстонских шпионов (22 октября 1925 г.). И этот перечень можно было бы продолжить. Но для понимания сути проблемы приведенного вполне достаточно.

Осуществляя государственное строительство, политическое руководство страны учитывало специфику каждой составной части госаппарата, обращало большое внимание на те его звенья, от которых зависел успех решения задач на данном этапе развития страны.,

Большевистскому руководству для претворения в жизнь своих планов требовалась организация, перед которой можно было ставить задачи специфического характера. Партийные органы для этого не годились. В борьбе с политическими противниками (от членов антибольшевистских партий до оппозиции) самое больше, что они могли дать — это оказать моральное воздействие, исключить из партии и в крайнем случае, выгнать с работы. Но они не могли арестовывать, допрашивать, проводить судебные процессы, и тем более исполнять приговоры. Такие функции были возложены на органы государственной безопасности. Это было и одной из главных причин постоянного уточнения компетенции и функциональных обязанностей органов ВЧК-ОГПУ, неизменного возрастания их роли в жизни страны, в том числе и в совершенно не свойственных им сферах деятельности. Очень часто они наделялись особыми полномочиями, выходившими за рамки социалистической законности, действовали по принципу политической целесообразности. В последующем органы безопасности даже стали орудием внутрипартийной борьбы с оппозиционными группами в самой коммунистической партии.

Органы ВЧК-ОГПУ стали как бы его опорной структурой для реализации сложных политических решений РКП (б) — ВКП (б). Как составная часть механизма советского государства, органы ВЧК-ОГПУ строили свою практическую деятельность на основе единых теоретических принципов и политики РКП (б). Они претворяли в жизнь волю партии, ее вождей, только формально подчиняясь Совнаркому, а фактически — Политбюро ЦК компартии.

Красной нитью через все программные документы РКП(б) — ВКП(б). проходит проблемы политического руководства. При этом принципиальное значение придавалось взаимоотношениям партийного аппарата и органов власти, которые занимали особое место в советской политической системе, постепенно становясь все более сильным инструментом власти большевиков.

Решения вышестоящих партийных органов для них были обязательны: парткомы не имели право вмешиваться только в оперативную деятельность чекистов, но зато внимательно следили за повседневной жизнью каждого сотрудника. Обособленность, ввиду специфики службы и официальной точке зрения партийного руководства, считавшего органы безопасности «вооруженным отрядом партии» свидетельствовали о том месте, которое им отводилось в Советском государстве. Так что чекистское ведомство никогда не играло самостоятельной роли и тем более не «стояло над партией» и само не проводило репрессии вопреки воле партии. Легенда о возвышении органов безопасности над партией и государством была изобретена в середине 1950-х гг. самими партийными функционерами. Наоборот, оно было самым послушным, наиболее дисциплинированным и наиболее острым орудием большевиков.

Кроме того, органы безопасности не входили в организационную структуру партийного аппарата, они работали по директивам правящей партии и под ее контролем, к тому же в Советском государстве не было ни одной структуры, которая не была бы создана без участия РКП(б). Безусловно, органы безопасности были частью системы государственной власти и государственного управления. Но особой ее частью. Именно «от полноты, интенсивности и своевременности мероприятий, принимаемых ВЧК, зависит, быть может, самое бытие Советской республики». Дзержинский указывал на необходимость тесной связи в работе чекистов с Советами и различными наркоматами и другими ведомствами: «У нас должна быть ставка на местную власть». Он писал, что сотрудники органов ВЧК-ОГПУ не должны подчеркивать «прав и власти ЧК», держаться скромнее, работать под руководством губисполкомов и губкомов, «у которых вся полнота власти, а не в губчека». Более того, Дзержинский считал «вообще опасным, если губчека или ос[обые] отделы будут думать, что они только соль земли…Чека и ос[обые] от[делы] должны объективно сыграть громадную роль в борьбе с неурядицами. Но это возможно только тогда, если субъективно и даже формально (в правовом отношении) мы будем только слугами (а не спасителями) других ведомств. А от политики (спецы-антиспецы, верхи-низы и т. д.) мы должны бежать». Он писал, что органы ВЧК «никогда еще не нарушали партийных директив и линии, а всегда были и есть слуга партии и борец партии» ; «ЧК должна быть органом Центрального Комитета, иначе она вредна, тогда она выродится в охранку или в орган контрреволюции»..

Руководитель ведомства безопасности внушал своим подчиненным необходимость слаженной работы с партийными комитетами. 4 апреля 1921 г. Ф.Э.Дзержинский и В.М. Молотов подписали циркулярное письмо, в котором указывалось: «Председатель и члены коллегий ЧК со своей сторон должны держать губкомы в полном курсе своей работы, делать им периодически доклады, информировать о получаемых заданиях из ВЧК, строго согласовать свою работу с, директивами ЦК РКП, получаемыми губкомами, кои информируют о таковых председателей губчека.

Губкомы и губчека должны составлять одно целое в деле своевременного предупреждения и пресечения контрреволюционных выступлении в обслуживаемом ими районе. Только при такой тесной связи как между собой, так равно и с центром можно будет считать успех обеспеченным.

ЦК РКП и ВЧК предлагают немедленно после получения этого письма приступить к проведению в жизнь намеченных в нем мер и обо всем, что будет предпринято губкомами губчека в этом направлении, ставить в известность ЦК и ВЧК».

Внимание к тесной работе административной и партийной структур было необходимо потому, что зачастую чекисты не доверяли друг другу и коммунистам-руководителям и принимали решения самостоятельно, без учета мнения парткомов. Например, в Киеве особый отдел вел агентурное наблюдение за сотрудниками ЧК..

Конечно, руководители центрального аппарата партийных и советских органов стремились устранять возникавшие недоразумения и нарушения партийных директив. В циркулярном письме органам ВЧК от 2 декабря 1921 г., подписанном Дзержинским, подчеркивалось: «ЧК никоим образом не может вовлекаться в склоку, иногда имевшую место в партийных и профсоюзных организациях, и становиться на сторону одной части против другой, попадая в плен к своим, часто недобросовестным или односторонне заинтересованным осведомителям-информаторам.

Задача ЧК — борьба с врагами рабочих и крестьян и контрреволюционными партиями в целом. Если в ЧК поступают сведения о неблаговидных действиях того или другого коммуниста, занимающего ответственный пост, ЧК обязана сейчас же сообщить об этом в партийный комитет или в Бюро ЦК, испрашивая указаний и предоставляя партии дать делу надлежащее направление…»

В приказах ВЧК-ОГПУ было обращено внимание на неукоснительное исполнение партийных решений под руководством парткомов, как важнейшего условия выполнения ими своих служебных обязанностей: «Чекист может только тогда быть борцом задело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответственных перед партией руководителей». Председатель ВЧК-ОГПУ постоянно подчеркивал: «Мы держимся только на доверии партии». Отсюда задача — «не отрываться от партийных комитетов».

Место ВЧК в механизме диктатуры пролетариата было определено постановлением СНК РСФСР от 7/20 декабря 1917 г. И лишь после Гражданской войны деятельность органов безопасности стала постепенно вводиться в конституционные рамки, но партийные приоритеты в руководстве ВЧК-ОГПУ не были отменены. И не случайно через десятки лет в совершенно секретном «Положении о КГБ при СМ СССР», которое было утверждено Президиумом ЦК КПСС, введено в действие постановлением СМ в январе 1959 г. и продолжало действовать до середины 1991 г., место КГБ в политической системе СССР определялось следующим образом: «Комитет Государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы не местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия коммунистической партии и правительства по защите социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также по охране государственной границы СССР. Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства…Комитет Государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС».

Такой «двойной» политико-правовой статус вполне соответствовал сложившейся системе политического режима и методам руководства. Он не был чем-то характерным только для органов ВЧК-ОГПУ. Любая государственная структура создавалась с согласия партии и «по воле партии», и была пронизана ее элементами, начиная от низового и вплоть до центрального звена. В любом подразделении была первичная партийная организация (ячейка), которая отвечала за его деятельность и осуществляла постоянный партийный контроль. И «политическая линия, — отмечал не раз Председатель ВЧК-ОГПУ, — определяется для нас не в наших группах, а в рамках общепартийной организации».Он рассматривал органы безопасности как важную составную часть партии. «Наши ЧК на местах — это отражение наших местных партийных сил. Улучшить ЧК — это значит усилить губком, перед которым губчека, как ВЧК перед ЦК, отчитываются».

Следовательно, органы безопасности занимали особое место в советской политической системе, постепенно становясь все более сильным инструментом власти большевиков.

Как спецслужба советского государства, ВЧК была призвана противодействовать открытым и скрытым угрозам, представлявшим опасность для интересов молодого государства со стороны иностранных спецслужб и организаций, как внутри страны, так и за рубежом, а также преступными посягательствами отдельных лиц.

О состоянии территориальных органов ВЧК в разгар Гражданской войны свидетельствует обстоятельный анализ Дзержинским работы чекистов и, в частности, М.Я.Лациса 22 июля 1919 г. в Украине. Здесь и оторванность от центра, «самостийность» молодых Советских республик, неумение руководителей четко оценить политическое положение региона и др.: «…Κ Вам у нас претензия (если так выразиться) совсем с иной стороны. Прежде всего, мелочь. На наш запрос о расстрелянных профессорах — только запрос — Вы ответили об усах и бороде. Запрос свой мы сделали по поручению ЦК. Затем самое существенное: по отношению к нам Вы стали самостийником — стали такими объективно. Что Вы делали, мы не знали, связи с нами постоянной не поддерживали. К нам за помощью и указаниями в борьбе с самостийностью не обращались. Позволяли без нашего ведома вводить нововведения и реорганизацию. Не ища и не имея у нас поддержки, Вы не в состоянии были бороться с расхлябанностью и прожектерством — украинских советских учреждений. — Имея опору (да и то какую?) только у украинских властей, Вы не могли быть достаточно решительным и твердым. Будучи в очень трудных и тяжелых условиях, Вы не совещались с нами, какую повести линию, чтобы опереться на более широкие слои населения и не быть так блестяще изолированными (ЧК). Наконец, я думаю, ЧК на Украине, как в свое время у нас в Великороссии ЧК губернские, должны быть органом центра, и задачей ВУЧК было быть проводником политики ЦК РКП на Украине…Сейчас положение военное таково, что если мы не пересилим срочно самостийности наших окраинных республик и не введем всюду максимальную экономию и быстроту, что достигается дисциплиной и подчинением единому центру, если не устраним зуда изобретения Америки и пороху, то вряд ли осилим раз навсегда деникинцев. Я лично полагаю, что нашим несчастьем это то, что все Совнаркомы и друг, правительств, органы окраинных республик — принимали себя серьезно, как будто бы они могли быть державными правительствами. Сколько в этом митрофанства и узости политической. Пока кончаю. На днях ЦК будет рассматривать украинский вопрос. Шлите нам материалы о к. — р и шпионаже…».

После Гражданской войны наряду с решение задач по борьбе со спецслужбами противника и врагами советской власти Ф.Э. Дзержинский обратил внимание на участие органов ВЧК-ОГПУ в восстановление и развитие народного хозяйства страны. 23 февраля 1921 г. он писал К.М. Карлсону: «Сейчас мы переживаем самое критическое время, и нужно нам собрать все силы для преодоления кризиса. Основа всего — хозяйственная разруха (нищета) и отсутствие непреклонной воли в рабочем классе и партии преодолеть ее. Значит, наша задача — задача чекистов, людей дела и неутомимой воли — все силы направить на борьбу с этой разрухой. Из-за недостатка топлива замирает вся жизнь, все разваливается, и вся страна почти голодает»..

Проблему совершенствования советской политической системы. Дзержинский рассматривал широко. Ему были хорошо известны ее достоинства и недостатки. Как человек, бывший председателем ВЧК, ГПУ, ОГПУ, наркомом внутренних дел и путей сообщения, и, наконец, председателем ВСНХ, он хорошо видел место и роль ведомства безопасности, считая, что невозможно улучшение его функционирование без коренной перестройки всей системы государственного управления.

В марте 1923 г. на вопрос: «Чем должен быть госаппарат в нашем пролетарском государства?» — ответил: «…аппаратом власти рабочих и крестьян против капиталистов и империалистов, осуществляющем союз пролет. гос[ударства] с крестьянством, удовлетворяющем его нужды и потребности и сигнализир[ующим] своеврем[енно] все то, что может нарушить этот союз; он должен быть дешевым» и аппаратом защиты Красной Армии».

Чтобы госаппарат стал таким, следовало решить многое задачи, прежде всего избавиться от бюрократического централизма. Ранее 6 сентября 1923 г. Дзержинский писал в Политбюро ЦК РКП (б): «Бюрократический централизм заедает не только НКПС, но и все другие ведомства и даже коснулся и партии, и профсоюзов. Все центральное учреждения пытаются в Москве все знать и всем из Москвы непосредственно управлять. Требуют с мест миллионы справок и сведений и на местах только занимаются, что собирают эти сведения и пишут, а для работы нет времени. В центре же не читают этих сведений (в лучшем случае читают канцеляристы) и пишут инструкции и распоряжения, которые проходят миллионы рук начальства, а исполнителей не видать, те должны писать справки и посылать их, как материал для новых инструкций. При этом каждое ведомство конкурирует с другим, старается другого уличить, обвинить и получается то, что воз топчется на месте.

Выход один — радикальный — произвести сокращение самых ответственных и просто ответственных работников в центре на 50 проц. во всех советских и партийных, и союзных органах и послать их на места для работы .

В черновых заметках 1923 г. он пишет не только о бюрократическом централизме и сокращении госаппарата, но и о его удешевлении, преодолении ведомственности, отказе от мелочного контроля и борьбе с «комчванством»..

Он нисколько не приукрашивал положения в руководимом им ведомстве, которому присущи те же недостатки. Об этом можем судить по его письму от 5 апреля 1923 г. Г.И. Благонравову: «Мы все говорим о госаппарате, а у нас самих очень неблагополучно. Раздутие штатов величайшее — только в скрытом виде — «хоз. расчет», т. е сплошные надувательство и очковтирание. Наша «децентрализация», разгрузка Центра — ни — черта не сократила аппарат. Бюрократизм ни чуточки не уменьшился. Волокита и бумагомарание то же. Надо этим всерьез заняться не в ударном порядке, а систематически, постоянно и сделать эту задачу главной работой…».

Какой представлял себе Дзержинский всю советскую систему управления, видно из пространного его письма В.В. Куйбышеву 3 июля 1926 г. «Существующая система — пережиток. У нас сейчас уже есть люди, на которых можно возложить ответственность. Они сейчас утопают в согласованиях, отчетах, бумагах, комиссиях. Капиталисты, каждый из них имел свои средства и был ответственен. У нас сейчас за все отвечает СТО и П/бюро. Так конкурировать с частником и капиталистом и с врагами нельзя. У нас не работа, а сплошная мука. Функционально комиссариаты с их компетенцией это паралич жизни и жизнь чиновника — бюрократа. Именно из этого паралича не вырвемся без хирургии, без смелости. Это будет то слово и дело, которого все ждут. И для нашего внутреннего партийного положения — это будет возрождение. Оппозиция будет раздавлена теми задачами, которые партия поставит. Сейчас мы в болоте. Недовольства и ожиданий кругом всюду. Даже внешнее положение очень тяжелое. Англия все больше и больше нас окружает сетями. Революция там еще не скоро. Нам нужно во что бы то ни стало сплотить все силы около партии. Хозяйственники тоже играют большое значение. Они сейчас в унынии и растерянности. Я лично и мои друзья по работе — тоже «устали» от этого положения. Невыразимо. Полное бессилие. Сами ничего не можем. Все в руках функциональников Шейнмана и Фрумкина. Так нельзя. Все пишем, пишем, пишем. Нельзя так. А вместе стем величайшие перед нами проблемы, для них нету нас времени и сил. Муссолини вводит 9-часовой рабочий день, говорит: «Я знаю моих итальянцев, если призову, будут работать 10 часов». А у нас — мы знаем наших рабочих — при 8 часовом дне будут работать 5–6. Прогуливать будут до 30 % И наши профсоюзы спят. Не находим общего языка. Согласуем. Как же можно драться будет и подготовиться к защите».

Дзержинский писал, что кроме вопросов управления надо серьезно поставить и разрешит вопрос о дисциплине труда, кооперации, частнике и спекуляции и о местничестве, а «у нас сейчас нет единого мнения и твердой власти. Каждый комиссариат, каждый зам. и пом. и член в наркоматах — своя линия! Нет быстроты, своевременности, правильности решений…».

В условиях ожесточенной классовой борьбы, подрывной деятельности спецслужб других государства чекистские органы могли успешно справляться с возложенными на них обязанностями только при всесторонней согласованности своих действий с действиями остальных частей госаппарата. И Дзержинский обращало много внимания на регулирование соподчиненное™ всех звеньев советской политической системы, в особенности между теми, от которых в большей степени зависел успех обеспечения правопорядка. Отношение органов безопасности с различными ведомствами регламентировалось высшими органами власти и управления.

Чаще всего председателю ВЧК-ОГПУ приходилось решать спорные вопросы с руководителями НКВД, НКЮ, НКПС и ВСНХ. Обратим внимание на то, что они касались в большей мере или карательной политики, или проблем экономики.

Эта проблема обстоятельно рассматривается во всех главах книги. Здесь же речь пойдет лишь о согласованной работе с некоторыми ведомствами.

Первые месяцы чаще всего несогласованность была между ВЧК, НКВД и местными советами. Так, летом 1918 г. Иногородний отдел ВЧК получил много сведений о трениях, возникших между местными органами власти и ЧК. Поэтому 29 августа 1918 г. Дзержинский и заведующий Иногородним отделом В.В. Фомин нашли нужным указать всем ЧК на необходимость тесного контакта со всеми местными органами власти, «указав последним, что чрезвычайные комиссии в своей работе, несомненно, автономны и должны беспрекословно исполнять все распоряжения, исходящие от ВЧК как высшего органа, коему они подведомственны.

Советам же чрезвычайные комиссии только подотчетны, но ни в коем случае советы или какие-либо отделы его не могут отменять или приостановить распоряжений чрезвкома, исходящих от ВЧК». Иногородний отдел предложил им строго руководствоваться настоящим приказом, что позволит устранит возникавшие так часто трения».

6 сентября 1918 г. на заседании коллегии НКВД с участием Дзержинского был заслушан вопрос «О наблюдающихся случаях несогласованности между органами уголовного розыска, милиции и транспортными чрезвычайными комиссиями в районе бывшей Северной области». Было решено предложить Главному управлению милиции подтвердить инструкции о взаимоотношениях и согласовании действий железнодорожной милиции и ТЧК совместно с отделом Главмилиции.

14 ноября 1918 г. на заседании Коллегии НКВД состоялось обстоятельное обсуждение доклада Г.И. Петровского «О согласовании действий Всероссийской Чрезвычайной комиссии и Народного комиссариата внутренних дел», который, ссылаясь на постановление Президиума ВЦИК о ВЧК и ее взаимоотношениях в работе с НКВД, отметил общую цель в борьбе с контрреволюцией как ВЧК, так и НКВД, предложив «немедленно установить контакт в работе между обоими учреждениями».

Основываясь на принципиальном решении Президиумом ВЦИК вопроса о взаимоотношениях ВЧК и НКВД, Дзержинский внес предложение приступить к детальному развитию и проведению в жизнь этого постановления. Он считал, что необходимая связь между двумя организациями может решаться следующим образом: председатель ВЧК должен как член коллегии НКВД участвовать в заседании коллегии этого ведомства; представители от НКВД должны входить в ВЧК — Контрольно-ревизионную комиссию, в Президиум, общее собрание комиссии и в ее Иногородний отдел (меры намечаются пока лишь до предполагаемой реорганизации ВЧК).

Выступление М.Я. Лациса касалось работы прифронтовых ЧК, Он говорил, что их работу нельзя отделить от работы исполкома. «Дело выиграло бы, если бы чрезвычайных комиссий как таковых не существовало, а чрезвычайные комиссии, присоединив к себе милицию, составляли бы самостоятельный отдел ИК». И.С. Уншлихт предложил приступить к разработке инструкции, которая бы детально разграничила функции работы ВЧК, НКВД и НКЮ, для этого создать комиссию, которая при подготовке инструкции руководствовалась бы постановлением Президиума ВЦИК. Смирнов, присоединился к мнению Уншлихта и наметил практические указания для комиссии. По его мнению, комиссия должна в инструкции, прежде всего разработать вопросы: о использовании ЧК милицией, порядке финансировании и инструктировании ЧК.

Дзержинский предложил высказать членам Коллегии свое мнение о порядке финансирования и инструктирования, а для разработки остальных вопросов избрать представителя в комиссию.

Уншлихт счел необходимым не ограничиваться при выработке инструкции лишь этими тремя вопросами, а наметить общую границу в работе ВЧК и НКВД, включив в нее и указанные три вопроса.

После обсуждения Коллегия НКВД постановила: 1) о смете ЧК — она должна решаться в Финансовом отделе НКВД под руководством и в согласии с ВЧК; 2) для разграничения функций в работе НКВД и ВЧК, а также о пользовании ЧК милицией подготовить инструкцию, которая должна быть выработана комиссией в составе представителей ВЧК и НКВД: Уншлихта и Тихомирнова; представителем в Контрольно-ревизионную комиссию, Президиум и на общее собрание ВЧК избрать Лациса, а в его отсутствии — Уншлихта с правом решающего голоса..

16 ноября 1918 г. решением СНК в состав Коллегии НКВД введены чекисты Ф.Э. Дзержинский, М.Я. Лацис и М.С. Урицкий..

В июне 1919 г. для установления более тесного контакта между территориальными органами милиции и ЧК на основании резолюции 2 Всероссийской конференции губЧК, ВЧК предложила: в коллегии местных отделов управления ввести председателей ЧК; в коллегии губернских и уездных ЧК ввести заведующих губернскими и уездными управлениями милиции, «добиваясь чтобы во главе милиции стояли испытанные коммунисты»; «там, где в милиции не имеется надежных руководителей местным ЧК выделять из своей среда испытанных товарищей в качестве кандидатов на эти руководящие посты, в частности, на должность зав. уголовно-розыскными отделениями»; включать в местные уголовно-розыскные отделения опытных чекистов, «содействуя реорганизациями этих учреждений и постепенно предавая в их ведение часть функций, лежащих ныне на ЧК в области борьбы со спекуляцией, должностными преступлениями и т. п.; вводить в местные ТЧК в качестве членов коллегии заведующих губернскими, уездными или участковыми отделами железнодорожной милиции».

2 января 1921 г. Дзержинский писал Апетеру о запросе губЧК в губисполком о том, что сделано по санитарии Астрахани — «Необходимо разъяснить губчека, что она не имеет права запрашивать т. обр. губисполком, которому губчека подчинена. Губчека должна была, по имеющимся у нас сведениям, донести в губисполком и просить указаний для себя. Копию этого разъяснения надо направить и в губисполком. Текст прошу прислать мне для подписи».

Вопросы тесного взаимодействия как бы отпали сами собой после назначения Дзержинского наркомом внутренних дел. Со сменившим его А.Г. Белобородовым возникало много конфликтов и часто их приходилось решать высшим партийным и советским органам.

С 1924 г. для решения конкретных задач в процессе работы органы НКВД — милиция и уголовный розыск — были подчинялись в оперативном отношении ОГПУ. Так, 29 января Дзержинский внес в Политбюро ЦК РКП (б) предложение о расширении прав ОГПУ, предоставление ему особых полномочий и подчинения в оперативном отношении милиции и уголовного розыска. «…Одна из причин недостаточных успехов борьбы с бандитизмом, — писал он, — это формализм и волокита наших судов и несогласованность действий угол(овного) розыска, милиции и органов ГПУ. Поэтому вношу предложения:

1. Руководство борьбой с бандитизмом, как политическим, так и уголовным, как в городе, так и в деревне, возложить на ОГПУ и его местные органы.

2. Для этой цели подчинить оперативно ОГПУ органы уголовного розыска и милиции.

3. Предоставить право ОГПУ внесудебного разрешения дел по обвинению в бандитизме не только лиц, захваченных с оружием, но и вообще принимающих участие в бандитизме.

4. Поручить ОГПУ разработать и срочно провести план освобождения крестьянского населения от обирающих его бандитов, включая в это число и конокрадов». Предложения Дзержинского были одобрены.

Но самыми сложными были все же отношения ведомства безопасности с НКЮ, НК РКИ и ЦКК РКП (б), где вырабатывалась не только судебная и внесудебная политика, но и осуществлялся контроль за работой сотрудников ВЧК-ОГПУ. И так было с первых дней образования ВЧК.

18 декабря 1917 г. ВЧК арестовала группу членов контрреволюционного «Союза защиты Учредительного собранию), пытавшихся самочинно, вопреки декрету Совнаркома от 26 ноября 1917 г., открыть «заседание» Учредительного собрания. СНК решил задержать арестованных до выяснения их личности. Вместо того, чтобы выполнить решение СНК, нарком юстиции левый эсер И. 3. Штейнберг и член коллегии НКЮст В.А. Карелин освободили всех арестованных, не поставив в известность об этом ВЧК. Это являлось нарушением принятого левыми эсерами обязательства проводить советскую политику. На следующий день СНК своим постановлением за подписью В.И. Ленина и И.В. Сталина признал, что какие бы то ни было изменения постановлений комиссии Дзержинского, как и Следственной комиссии при Петроградском Совете, Военно-морской следственной комиссии и Комитета по борьбе с пьяными погромами, допустимы только путем обжалования этих постановлений в СНК, а не единоличными распоряжениями комиссара юстиции.

СНК также признал, что освобождение арестованных в ночь с 18 на 19 декабря/ с 1 на 2 января 1918 г. Штейнбергом и Карелиным было и формально, и по существу дела неправомерным, так как противоречило не только правам комиссии Дзержинского, но и прямому решению СНК, принятому вечером 18 декабря 1917 г. о задержании арестованных для выяснения личностей.

Вопрос о взаимоотношениях между НКЮ с ВЧК и другими следственными комиссиями снова был заслушан на заседании СНК 21 декабря 1917 г. по докладу Штейнберга.

В начала 1918 г левые эсеры потребовали включения их представителей в состав ВЧК. Дзержинский выступил с предложением, чтобы ЦК левых эсеров делегировал своих работников только после предварительного утверждения кандидатур СНК. 7 января 1918 г. СНК обсудил «Конфликт Комиссариата юстиции с Всероссийской комиссией по борьбе с контрреволюцией по вопросу о пополнении этой комиссии». Был заслушан доклад Дзержинского о недопустимости системы пополнения ВЧК выбором новых ее членов партией левых эсеров, которую предложил Штейнберг. Вопреки мнения Дзержинского СНК поддержал эсеров, признав «желательным преобразование комиссии в том смысле, чтобы назначить товарищем председателя Чрезвычайной комиссии членов от фракции левых с. — р». Кандидаты в члены ВЧК должны утверждаться СНК.

После мятежа левых эсеров 6 июля 1918 г. они были выведены из состава ВЧК во всех ее структурах. Но отношения с НКЮ не стали лучше. Те же конфликты и споры. 15 ноября 1921 г. СНК вновь вернулся к этому вопросу, поручив «разработку норм, регулирующих взаимоотношения ВЧК и НКЮста, поскольку их деятельность соприкасается, в частности, нормы об установлении надзора НКЮста за следственным аппаратом ВЧК — комиссии в составе тт. Дзержинского, Каменева и Курского. Срок работы комиссии — двухнедельный. Доклад за т. Дзержинским и т. Курским. Созыв комиссии поручить т. Дзержинскому».. Комиссия работала вплоть до реорганизации ВЧК.

14 сентября 1922 г. Дзержинский предложил З.Б. Кацнельсону и А.И. Свидерскому подготовить программу взаимодействия и установления повседневного делового контакта между ЭКУ ГПУ и НК РКИ, «преодолев как с этой, так и с другой стороны ведомственную конкуренцию. Для этого необходимо уяснить себе положение и компетенцию, и цели, и задачи как Эк. упр., так и РКИ, установив работу дополняющую, совпадающую и соприкасающуюся и выработать как центральное соглашение так и по отдельным отраслям для устранения всяких трений и параллелизма. Взаимную вражду надо преодолеть. Прошу Вас представить т. Свидерскому весь необходимый материал и свои соображения, предварительно лично доложив мне».

В препроводительном письме Дзержинский писал, что ему необходимы дополнительные материалы для подготовки доклада в ЦК РКП(б) и просил прислать их в кратчайший срок.

Особое внимание председатель ГПУ обратил на борьбу с мелкобуржуазной стихией, указав, что ее ведут специальные три ведомства: НК РКИ, НКЮ и ГПУ. При этом первые два оторваны от хозяйственной жизни, находятся «вне ее текущего процесса и в одной части, в большей своей части, составленные из тех же враждебных и чуждых советскому строю элементов, зараженных убийственным формализмом (это одна из форм буржуазной психологии и вместе с тем орудие борьбы буржуазных элементов)», а ГПУ, хотя и состоит из преданных делу коммунистов, но не имеющих понятия о хозяйственных вопросах вообще, о том, что такое наш НЭП вообще и наш государственный капитализм, в частности, а потому решающие вопросы борьбы с преступностью «вне времени и пространства без всяких хоз. перспектив». И борьба этих органов, как правило, ведется не только без помощи и поддержки хозяйственных органов, но чаще при явной или скрытой вражде. Поэтому никакого успеха в этой области: аппараты не улучшаются, преступления увеличиваются, государственное имущество расхищаются, «все достижения идут на кормление и усиление этой враждебной нам среды — государственных чиновников».

«Борьба с этой частнособственнической стихией, держащей в руках все наши административные и хозяйственные аппараты, — далее отметил Дзержинский, — возможна лишь при условии сознания этой опасности и сознания необходимости этой борьбы с не меньшим напряжением, как борьбы с Деникиным, Колчаком и другими генералами, как борьбы с с.- р., меньшевиками и всей прямой контрреволюцией. Это должна осознать вся наша партия вообще и те в первую очередь, кому вручено руководство и управление хозяйственной жизнью страны. Призыв т. Ленина в его статье от 2 марта не должен быть сужен к частичному вопросу об организации РКИ и ЦКК, он должен стать знаменем и душой всей работы нашей партии и всех ее ячеек в советских аппаратах. Ибо разрешение вопроса госаппарата — есть вопрос существования рабоче-крестьянской России».

Дзержинский рассматривал утверждение государственного капитализма как одну из важнейших форм борьбы с мелкобуржуазной и «чиновничьей стихией», чтобы «ее знания, опыт и воля построили нам дело. Такая борьба может быть успешной лишь при планомерном ее проведении, при тонкой, обдуманной стратегии, рассчитанной на расслоение и привлечение противников, рассчитанной на долгое время, при непременном руководящем участии всей партии. Придумать рецепты борьбы нельзя, методы ее и содержание, и формы могут вырабатываться и видоизменяться лишь в процессе самой жизни и борьбы при едином руководстве нашей партии и при ясном, сознании целей и необходимости самой борьбы».

Учитывая важность этой проблемы, Дзержинский предложил решить ее на очередном партийном съезде, преодолев два опасных уклона: «бей спеца и чиновника» («нэп — это капитуляция перед буржуазией») и «не трогай их» (без них гибель («нэп — это помощь милой, примирившейся уже буржуазии»).

Свои рассуждения Дзержинский заканчивает практическими предложениями, суть которых сводится к следующему: каждое ведомство и каждый хозяйственный орган, каждая хозяйственная и административная единица при участии РКИ, ЦКК, ГПУ, Госплана и НКФина на основе обобщенных материалов намечает систему и план борьбы, сформулировав точно ее цель, который реализует руководитель данного ведомства и хозяйственного органа. — «Без его согласия аресты и привлечение к следствию его сотрудников по делам, связанным с этой борьбой, не допускаются»; план борьбы должен быть гласный, чтобы привлечь в нее всех, кто понимает ее необходимость, его выполнение рассматривается на периодически созываемых совещаниях; при СТО создать центральный орган, объединяющий борьбу всех ведомств и осуществляющий подбор хозяйственников, устраняя и заменяя тормозящих эту работу. Главная задача НК РКП — изучение основных дефектов данного ведомства или органа и выработка мер их преодоления, обратив, прежде всего внимание на оценку работы и подбор руководящего состава; главная задача ГПУ — «информация руководителей органов путем личных и письменных докладов о том, что у них есть, и беспощадная борьба под руководством и по указаниям главы ведомства»; главная задача НКЮ и прокуратуры — осудить тех, кто хозяйственными органами передан в распоряжение НКЮста для этой цели. «В систему мер воздействия и покорения себе чиновничества, — считает Дзержинский, — необходимо ввести беспощадное уничтожение преступлений и бесхозяйственности по намеченной системе и плану (определенные кампании с широким оповещением и предупреждением) путем изъятия и наказаний (вплоть до террора). Эти изъятия необходимы и для воздействия на трудолюбие и производительность труда остающихся, и для сокращения массы чиновничества — голое сокращение в одном месте даст увеличение в другом. Изъятым чиновничеством следует колонизировать Север и безлюдные и безинтеллигентские местности (Печера, Архангельск, Туруханск)». Все аресты и предание суду должны производиться лишь в том случае, если предрешено, что данное лицо вредно для производства и оно должно быть изъято навсегда, так как нет нужды его попробовать исправить и подчинить делу путем прощения. Вместе с тем необходимо оказание всемерной помощи и поддержка честным хозяйственникам, которые сознают свои ошибки, руководя, учатся делу; на руководящие посты выдвигать и специально готовить рабочих и коммунистов с большим революционным стажем и организаторскими способностями, «не потерявших связи с подлинным заводским пролетариатом и крестьянством».

В числе других мер Дзержинский предложил следующее: объединение в каждой хозяйственной единице «группы работников — патриотов дела — коммунистов вместе с беспартийными для поднятия и создания производственной этики и общественного мнения»; изучение причин роста и уровня преступлений и бесхозяйственности; поднятие при максимальном сжатии аппаратов жалования до реального прожиточного уровня и борьба с подкупом специалистов «путем безумно высоких ставок», потому что эта система не примирила их с советской властью, а породила чувства безответственности и безнаказанности и презрения к ней. Поэтому «вся борьба должна иметь в виду: создание советского аппарата и хозяйства. Максимальную дешевизну и сокращение аппаратов при максимальной четкости и быстроте работы и достижениях в деле, уничтожение преступлений, максимум материального накопления в пользу Советского государства».

Находясь на посту председателя ВСНХ, Дзержинский 8 февраля 1924 г. писал одному из своих заместителей Ю.Л. Пятакову о том, что делами ВСНХ занимаются многочисленные посторонние учреждений и лица, теряя время и «почти без пользы для дела». При этом, дела, возникающие в по Экономическому управлению ОГПУ проходят согласование с ЦК и ЦКК РКП (б), НК РКИ, НКЮ-стом, для этого создаются различные комиссии, но в меньшей мере согласовываются с ВСНХ. А «при правильных взаимоотношениях между ВСНХ и ГПУ не надо было бы втягивать других, устранились бы в максимальной степени ошибки и волокита и была бы гарантирована в необходимых случаях быстрота действий». Поэтому Дзержинский предложил установить следующий порядок: о всех имеющихся и возникающих крупных делах, как агентурных так и следственных, а также о составленных докладах по делам, касающимся ВСНХ, ЭКУ ОГПУ, предварительно докладывает ему «для определения дальнейшего направления»; при необходимой ревизии учреждения ВСНХ для проверки создается специальный орган из представителей: Президиума ВСНХ, ревизионной комиссии ВСНХ, ЭКУ ОГПУ и, если нужно, от РКИ и ЦКК; ЭКУ ОГПУ периодически докладывает руководителям ВСНХ о всех крупных делах для окончательного по ним решения; поручить поддержание постоянной связи между ВСНХ и ОГПУ Юлину и Кацнельсону.

Во взаимоотношениях с другими наркоматами следует особо остановиться на НКИДе и НК Внешней торговли, потому что многие вопросы особенно внешней разведки ведомство безопасности решало через них. Заметно стремление Дзержинского не только быть в курсе всего происходившего в каждом из них, но и влиять на руководство. Для улучшения работы этих наркоматов 24 марта 1920 г. в записке Ягоде он рекомендовал ИНО и ЭКУ ВЧК «целиком заняться» НКИДом и подобрать сотрудников для Внешторга, поручив это Юровицкому, Ихновскому и сотрудникам МЧК. — «Эту работу надо считать ударной. Образовать для этого группу. Привлечь можно Сосновского, найдется много охотников. Вам бы составить план кампании. Привлечь к работе Кизельштейна и по его указанию. На следующий день в ВЧК состоялось совещание по этому вопросу и председателю ВЧК сообщено о принятых мерах для реализации его предложений.

Отношения с НКИДом, по признанию Дзержинского, оставались не только сложными, но в середине 1920-х годов стали враждебными. 8 февраля 1925 г. Дзержинский писал Трилиссеру о том, что необходимо регламентировать их специальным постановлением Политбюро ЦК РКП (б) и затем строго придерживаться установленных правил. Его не устраивало сложившееся положение «в таком виде, как до сих пор…, ибо от этого неслыханно страдают интересы государства. НКИДел является руководителем и проводником, внешней политики СССР и единственным представителем СССР для других государств». Особенно председателя ОГПУ беспокоило то обстоятельство, что отношения ОГПУ и НКИД «дезорганизуют престиж советской власти в глазах заграницы, а нас обрекают на полное бессилие». Он считал «вредным для государства» пассивное отношение сотрудников НКИДа к использованию результатов работы и материалов ИНО и КРО ОГПУ.

При выработке мер по налаживанию нормальных отношений Дзержинский согласился с критикой, прозвучавшей на заседании комиссии В.В.Куйбышева и в Политбюро ЦК РКП(б), обсудившей работу НКИД и ОГПУ. В частности, с заявлением М.М. Литвинова: аресты иностранцев происходят без предупреждения НКИДел; обыски и аресты иностранцев недостаточно обоснованы; незаконный отказ в визах иностранцам на выезд; не судить в ГПУ иностранцев; более полное определение понятия «экономический шпионаж»; урегулирование вопроса о материалах ИНО — посылка через полпредов; запросы НКИДел остаются без ответа или даются неверные ответы, что в результате дискредитирует не только НКИДел, но и СССР.

Последнее Дзержинский назвал самым тяжелым обвинением, «все острие его против нас. В. Ильич нас за это бы раскассировал. И в результате мы организуем против себя всех и даем повод иностранцам поднять кампанию, что в СССР всем правит ГПУ. Политически это опаснейший результат. Он дает возможность врагам СССР делать ОГПУ организующим элементом интервенции и контрреволюции».

Для решения конкретных вопросов с НКИДел, Дзержинский предложил иметь в ОГПУ «особого уполномоченного, целиком отвечающего за это, а не так как сейчас, когда неизвестно, кто наблюдает и отвечает, как в вопросе об обмене с поляками» и поручил представить ему проект регламентации отношений, основанных на постановлениях комиссии Куйбышева, Политбюро и других..

Следовательно, в условиях ожесточенной классовой борьбы, подрывной деятельности спецслужб других государства чекистские органы могли успешно справляться с возложенными на них обязанностями только при всесторонней согласованности своих действий с действиями остальных частей госаппарата.

Органы ВЧК-ОГПУ стали одной из важнейших структур государственного аппарата, максимально приспособленными для проведения в жизнь решений партии большевиков. Как составная часть механизма советского государства, они строили свою практическую деятельность на основе ее единых теоретических принципов и политики. И Ф.Э. Дзержинский обращал много внимания на регулирование соподчиненности всех звеньев советской политической системы, в особенности между теми, от которых в большей степени зависел успех обеспечения государственной безопасности. Отношение органов ВЧК-ОГПУ с различными ведомствами регламентировалось высшими органами власти и управления. Все изменения шли с учетом процесса укрепления госаппарата в целом и его отдельных звеньев, разграничения и уточнения их функций.

 

Глава 3. Становление правового положения органов ВЧК-ОГПУ

Много внимания уделял Ф.Э. Дзержинский уточнению задач отечественных органов безопасности, более четкому определению их правового положения и функциональных обязанностей.

В правовом положении органов безопасности в 1917–1926 гг. следует различать три периода: первый (20 декабря 1917-6 февраля 1922 гг.) — ВЧК — орган с чрезвычайными полномочиями при СНК РСФСР; второй (6 февраля 1922 г. — 2 ноября 1923 гг.) — Государственное Политическое управление при НКВД РСФСР и других союзных республик; третий (2 ноября 1923 — до 20 июля 1926 г.) — Объединенное Государственное Политическое управление при СНК СССР, возглавлявшее борьбу с контрреволюцией в масштабе всей страны. При образовании ВЧК было установлено ее непосредственное подчинение СНК РСФСР, а в последующем — СНК СССР. Лишь короткий отрезок времени, с 6 февраля 1922 г. по 2 ноября 1923 г. органы госбезопасности организационно входили в НКВД. В последующем это было признано нецелесообразным.

По Конституциям 1918 и 1924 гг. — главным правовым документам Советской России и Советского Союза основу единой государственности РСФСР, а затем СССР образовывала система Советов. Именно Советы должны были быть воплощением государства диктатуры пролетариата, призванного проводить революционные преобразования в стране в интересах рабочих и крестьян. Как видим, налицо ярко выраженный классовый подход.

Следует иметь в виду, что все действия органов ВЧК регламентировались нормативными актами. В то время политическое руководство страны толковало право как орудие классового господства, и «государство реализовало этот принцип в революционном правосознании. Оно означало, что власть не собирается заниматься юридическими формальностями: доказательством вины, защитой и правами обвиняемых. Каждый человек мог быть арестован, заключен в тюрьму и даже казнен, если возникало подозрение, что он может оказаться хотя бы потенциально опасным для диктатуры пролетариата».

Председатель ВЧК-ОГПУ рассматривал борьбу с противниками советской власти в широком общегосударственном плане, учил, чекистов не ограничивается изобличением и наказанием конкретных преступников, а видеть задачу органов безопасности в том, чтобы не только разоблачать провинившихся, но и устанавливать причины преступности, принимать меры к недопущению преступлений. Он выступал за неуклонное проведение в жизнь законности. Бесспорно, слово «законность» в те годы понималась лишь с добавлением еще одного важного слова «социалистическая» или «революционная». При рассмотрении проблемы законности нельзя забывать того, что ее становление происходило в годы Гражданской войны и в условиях выхода из ее состояния. Последствия классового противоборства сказывались на всех сферах жизни государства и общества. И здесь, быть может, главный ответ на многие вопросы, которые возникают при обращении к реалиям того времени. Это должно многое объяснить тем, кто старается подойти к пониманию реальностей 1917–1926 гг. с точки зрения сегодняшнего дня.

Функции ВЧК, основные направления ее деятельности и рамки полномочий определялись высшими органами власти и управления РСФСР. Председатель Президиума ВЦИК РСФСР М.И. Калинин, выступая на ΙΥ Всероссийском съезде деятелей советской юстиции, говорил, что в первые месяцы после революции решающим фактором права была вооруженная сила и лишь на следующем этапе за нею выступили чрезвычайные комиссии — один из мощных органов укрепления Советской власти .

Для решения своих задач органы ВЧК имели адекватный объем полномочий.

Участвуя в разработке мер по искоренению преступности, Дзержинский рассматривал укрепление законности как общегосударственную задачу. Пути для достижения цели — убеждение, профилактика, общественное воздействие на правонарушителей, совершенствование юридических гарантий законности в сочетании с принуждением для исполнения правовых установлений. Он настаивал на необходимости решительной борьбы с преступностью. «Либеральное чувство жалости и абстрактной справедливости, — отмечал он в записке в ЦКК РКП, — наносит огромный вред делу борьбы с преступностью, не отвечает задачам защиты классовых интересов трудящихся, разлагает неустойчивые элементы и вместо искоренения преступности, приводит к увеличению числа преступников». В то же время Дзержинский выступал против чрезмерной строгости: «Все излишние строгости, не вызываемые этой целью (изоляция для целей следствия — Авт.), — преступление, рождающее справедливое возмущение и новые преступления… Надо не озлоблять людей и не грешить против нашей коммунистической морали». Он учил внимательному, вдумчивому рассмотрению всех «за» и «против», умению анализировать обстановку и причины, породившие преступления, требовал советских законов.

Основными задачами ВЧК были: выявление и пресечение тайной подрывной деятельности и подавление открытых выступлений противников советской власти. Она осуществляла руководство работой местных ЧК и других подчиненных ей структур, определяла их штаты, производила назначения должностных лиц, издавала инструкции, приказы, утверждала и отменяла решения местных органов и др. При этом сначала ВЧК имела право вести лишь оперативно-розыскную работу, дознание и следствие с передачей дел после окончания предварительного следствия в судебные органы, на предприятия и в учреждения для принятия административных мер воздействия, а в последующем и право на применение мер пресечения: арестов, выемок, обысков, а также административных мер: штрафов и высылок.

В то время политическое руководство страны толковало право как орудие классового господства, и государство реализовало этот принцип в революционном правосознании. Оно означало, что власть не собирается заниматься юридическими формальностями: доказательством вины, защитой и правами обвиняемых. Каждый человек мог быть арестован, заключен в тюрьму и даже казнен, если возникало подозрение, что он может оказаться хотя бы потенциально опасным для диктатуры пролетариата.

После создания ВЧК много внимания было уделено уточнению правового положения силовых структур и судебных органов. 19 декабря 1917/1 января 1918 г. В.И. Ленин внес правку в проект постановления о компетенции НКЮ, предложенный И.З. Штейнбергом от имени левых эсеров — членов СНК: «1) Все существующие сейчас следственные комиссии (в том числе комиссия Дзержинского, Бонч-Бруевича, Козловского и военно-морская) разных наименований должны быть приведены в систему, для чего народному комиссару юстиции, народному комиссару внутренних дел и другим комиссарам, в ведении коих комиссии находятся, надлежит согласиться между собой и войти с соответственным предложением в СНК…». Постановление было принято с поправками В.И. Ленина на заседании СНК 19 декабря 1917 г..

1 января 1918 г. СНК обсудил вопрос «О точном разграничении функций существующих учреждений розыска и пресечения, следствия и суда». Заслушав доклады И.З. Штейнберга, Ф.Э. Дзержинского и В.Д. Бонч-Бруевича, а также заявления В.А. Александровича, председателя Революционного трибунала Зорина и Следственной комиссии при Петроградском Совете, СНК решил упорядочить борьбу с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией, сконцентрировав в ВЧК всю работу розыска, пресечения и предупреждения преступлений, а дальнейшее ведение дел, следствия и постановка дела на суд представить Следственной комиссии при трибунале. Комиссиям было рекомендовано разграничить их деятельности на подотделы — провокационный (подотдел, задача которого состояла в пресечении провокации контрреволюционных элементов), уголовный, спекуляции и контрреволюции.

Решением высших органов власти соответствующими правами наделялись и создаваемые территориальные органы ВЧК. В начале 1918 г. губЧК должна была беспощадно бороться с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, вести наблюдение за контрреволюционной буржуазией, их организациями и поддерживать революционный порядок. Уездные ЧК и комиссары исполняли ту же работу по своему уезду; в волостях из волостного совета назначался комиссар, который должен совмещать в себе и комиссара милиции. Его обязанностью было недопущение контрреволюционной, погромной агитации и выступлений в своей волости, а также наблюдение за поведением кулаков, пресечение их подрывных действий. Волостные комиссары подчинялись УЧК или комиссару.

Для выполнения своих обязанностей чекисты получали соответствующие документы (мандаты). Так, 9 января 1918 г. сотруднице ВЧК Е.П. Баклановой было выдано следующее удостоверение за подписью Дзержинского: «Предъявительница сего Елена Петровна Бакланова состоит агентом Контрразведывательного отдела при Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете Народных Комиссаров. Настоящим Е.П. Бакланова уполномочивается на задержание всякого рода контрабанды, следующей за границу, почему прошу, как военных, так и гражданских властей оказывать ей при исполнении обязанностей службы всякое законное содействие, что подписью с приложением печати удостоверяется».

В процессе развития органов ВЧК менялось и правовое положение органов госбезопасности. Так, 31 января 1918 г. СНК решил разграничить функции органов розыска и пресечения, следствия и суда. «В Чрезвычайной комиссии, — говорилось в постановлении, — концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все же дальнейшее ведение дел, ведение следствий и постановки дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале»

В трудные, критические для советской власти дни, когда немцы, прервав мирные переговоры, начали наступление и в короткий срок захватили значительную часть Украины, всю Латвию и Эстонию и реальная угроза нависла над Петроградом, 21 февраля СНК принял подготовленный В. И. Лениным декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!». Статья 8 декрета гласила: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления .

22 февраля 1918 г. ВЧК через газету «Известия» довела «до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров, когда всемирная буржуазия пытается задушить авангард революционного интернационала — российский пролетариат, Всероссийская Чрезвычайная комиссия, основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления».

ВЧК объявила, что шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники восстания против советской власти, продавцы и скупщики оружия для отправки финляндской белой гвардии и вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда «будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления».

В связи с предоставлением ВЧК права на внесудебную репрессию, следственные функции комиссии были восстановлены. А инструкцией, утвержденной ВЧК 1 декабря 1918 г., право на применение высшей меры наказания получили губернские, фронтовые, армейские и областные ЧК. Это означало, что применять расстрел можно было в административном порядке, без предания человека суду.

Сначала статья 8 декрета СНК применялась ВЧК крайне редко. Первыми же официальными жертвами чекистов считаются самозванный князь Эболи (он же Гриколи, Найди, Моковский, Долматов) и его сообщница Брит. Они были арестованы и расстреляны 26 февраля 1918 г. за дерзкие ограбления под видом обысков от имени ВЧК. Дзержинский первым поставил свою подпись под приговором.

В конце марта 1918 г. за спекуляцию оружием были и убийство самокатчика ВЧК, пьянство и разгульную жизнь были расстреляны Р. Гигашвили, В. Джикидзе, С. Яковлев, В. Герасимов, С. Абрамов и П.Федотов. Распоряжением председателя ВЧК от 22 марта 1918 г. их деньги и вещи переданы в склад вещей и денег, конфискованных в пользу Республики.

В этот же день комиссаром по гражданской части г. Москвы Дзержинскому было выдано удостоверение № 3411 «на право хранения и ношения при себе одного револьвера системы «Браунинг» и «Кольт», а 25 марта 1918 г. товарищ председателя ВЧК В.А. Александрович и секретарь Г.Н. Левитан подписали удостоверение личности Ф. Дзержинского № 159. Ему было дано право «производства обысков и арестов». Всем учреждениям и организациям было предложено «оказывать тов. Дзержинскому всяческое содействие».

В мае 1918 г. возникла конфликтная ситуация после распоряжения Дзержинского о расстреле двух бандитов, задержанных на месте преступления с оружием и взрывчаткой. 15 мая 1918 г. на экстренном заседании ВЧК было рассмотрено предложение Г.Д. Закса о выяснении отношения комиссии к этому «единоличному распоряжению». Комиссия постановила: «В случае, если при доставлении в комиссию задержанных сразу выясняется их принадлежность к бандитам, немедленно подвергнуть расстрелу по постановлению Особой комиссии. В случае отсутствия кого-либо из состава Особой комиссии предоставить право остальным ее членам приглашать для пополнения кого-либо из других членов Комиссии. В случаях разногласий передавать дело немедленно рассмотрению Комиссии или Бюро. Распоряжение Дзержинского одобрить».

В середине 1918 г. еще не был провозглашен красный террор, но право расстрела председатель ВЧК использовал по отношению, прежде всего к сотрудникам правоохранительных органов царской России. Как правило, на деле жандарма или полицейского стояла его резолюция «Расстрелять». Хотел он применить эту меру наказания и к Петроградскому градоначальнику Д.А. Сидорову, «но тот бежал во время расстрела».

19 августа 1918 г. Дзержинский предоставил право и более того, вменил в обязанность чекистам Лиде, Руденицкому и Попаровскому в районе Перловки и Тайнинской «расстреливать по их распоряжению всех подозрительных, у которых будет обнаружено оружие, без разрешения».

После смертельного ранения эсерами 20 июня 1918 г. члена Президиума ВЦИК комиссара по делам печати Петроградского совета В. Володарского (Гольдштейна М.М.), убийства М.С. Урицкого и ранения В.И. Ленина большевики перешли к красному террору.

Декрет СНК о красном терроре был подписан 5 сентября 1918 г. народным комиссаром юстиции Д.И. Курским, народным комиссаром по внутренним делам Г.И. Петровским, управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевичем и секретарем Л.А. Фотиевой по докладу Ф.Э. Дзержинского о деятельности ВЧК.

В сложившихся условиях СНК считал, что «обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обезопасить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».

В последующем, 17 февраля 1919 г., обосновывая необходимость красного террора, Дзержинский говорил на заседании ВЦИК: «Красный террор был не чем иным, как выражением воли беднейшего крестьянства и пролетариата — уничтожить всякие попытки восстания и победить. И эта воля была проявлена. И вот краткий период этого красного террора обнаружил, что в самой России нет другой силы, кроме силы рабочих и беднейших крестьян и их партии — партии большевиков, что нет той группы, что нет той партии и нет того класса, которые могли бы взять власть в России, кроме них. Красный террор победил, показав эту силу. Это было тем условием, при наличии которого можно было влить надежду и уверенность победы в сердца тех, которые среди нас самих, может быть, сомневались в успехе борьбы нашей, и доказать загранице, что силы наши неисчерпаемы».

Во время красного террора Дзержинский лично проводил следствие и выносил приговор. Так, 10–14, 19, 21 сентября 1918 г. им были приняты решения по судьбе 105 человек, при этом освобожден 41 человек, направлено на доследование 15 дел, передано в народный суд — 2, в ревтрибунал — 1, оставлен заложником — 1, отправлены в концлагерь — 26, расстреляно — 17, выслан на родину — 1, оштрафован — 1 человек.

19 сентября 1918 г. Дзержинский подписал «Инструкцию ВЧК о работе местных чрезвычайных комиссий», которой основной задачей ЧК определил беспощадную борьбу с контрреволюцией. Он предложил все дела, по которым закончено следствие, ликвидировать самой комиссии, за исключением дел, относительно которых будет вынесено особое постановление комиссии о их передаче в другие инстанции: революционный трибунал, Верховный и местные, народные суды и т. п.; из преступлений по должности ЧК должны принимать к рассмотрению только дела особой важности, представляющие опасность для Советской республики. Все остальные — передаются ими в народные суды и революционные трибуналы.

Осенью 1918 г. в ряде партийных организаций и советов, а также в периодической печати началась острая дискуссия по вопросам правового положения ЧК. Некоторые партийные и советские работники считали, что наиболее трудный период гражданской войны прошел, контрреволюция разбита и надобность в ВЧК и ее органах отпала. Поэтому они настаивали на ликвидации ВЧК, губернских, и областных ЧК, на передаче розыскных функций уголовному розыску, следственных — ревтрибуналам. Задачу подавления открытых выступлений предлагали возложить на милицию.

2 октября вопрос о ВЧК обсуждался в ЦК РКП (б), который поручил Дзержинскому составить проект положения о ВЧК с тем, чтобы урегулировать деятельность центральных и местных ЧК, а также их взаимоотношения с другими советскими учреждениями. Была создана комиссия, в которую вошли представители ВЧК, НКВД и НКЮ.

Во время работы комиссии в № 3 «Еженедельнике чрезвычайных комиссий» от 6 октября 1918 г. была опубликована статья «Почему вы миндальничаете?», за подписью уездного исполкома Нолинска Вятской губернии. Она была написана по поводу освобождения организатора антисоветского заговора английского дипломата Р.Г.Б. Локкарта. В статье предлагались самые крайние меры воздействия вплоть до пыток арестованных контрреволюционеров при их допросах.

В связи с этим, Президиум ВЦИК признал, что это находится в глубоком противоречии с политикой и задачами советской власти. 25 октября 1918 г. ЦК РКП (б), осудив нолинцев за их статью и редакцию за ее напечатаете, решил «Еженедельник» закрыть и назначить «политическую ревизию ВЧК комиссией от ЦК в составе Каменева, Сталина и Курского. Поручить комиссии обследовать деятельность чрезвычайных комиссий, не ослабляя их борьбы с контрреволюционерами».

Подготовленное комиссией «Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях» было принятого ВЦИК 28 октября. Оно признавало ВЧК центральным органом, объединявшим деятельность местных ЧК и боровшихся с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на территории РСФСР, и вновь подтверждало ее непосредственное подчинение СНК. Местные ЧК создавались советами как один из отделов исполкома.

В Положении отмечалось, что ВЧК работает в тесном контакте с НКВД и НКЮ, ее члены назначаются СНК, а председатель входит в коллегию НКВД. В свою очередь, НКВД и НКЮ делегируют своих представителей в ВЧК; ВЧК и местные ЧК имеют право на организацию при себе особых вооруженных отрядов, численность которых устанавливается исполкомами советов депутатов по согласованию с ВЧК. Все отряды ВЧК и местных ЧК находятся под контролем и на учете РВС Республики; члены местных ЧК назначаются и отзываются местными исполкомами, а председатели избираются исполкомами и утверждаются ВЧК; вышестоящие органы ВЧК имеют право посылать в низшие органы своих представителей с решающим голосом; постановления местных ЧК могут быть приостановлены и отменен ЧК высшей инстанции; ВЧК разрабатывает инструкции для местных ЧК.

В конце 1918 г. в результате улучшения внутриполитической обстановки в стране возникла необходимость в уточнении функций и прав ЧК и приведении их в соответствие с задачами укрепления революционной законности, сформулированными на VI Всероссийском съезде Советов 8 ноября 1918 г.

В декабре 1918 г. в печати снова развернулась дискуссия о ВЧК. В этом же месяце возник конфликт в связи с утверждением члена коллегии ВЧК М.Ю. Козловского о незаконных репрессиях ВЧК. 19 декабря 1918 г. Бюро ЦК РКП (б) заслушало доклад Дзержинского о заседании ВЧК, на котором было решено обраться в ЦК о разрешении конфликта между Козловским и остальными членами коллегии. Дзержинским было отмечено, что в печати за последнее время печатались статьи о деятельности ВЧК, носившие «не столько деловой характер, сколько злобное отношение».

После обсуждения выступления председателя ВЧК было предложено НКЮ временно заменить Козловского в качестве представителя комиссариата в ВЧК до разрешения конфликта, разбор конфликта поручит И.В. Сталину; «на страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях».

8 января 1919 г. Каменев направил В. И. Ленину проект резолюции о реформе революционных трибуналов и чрезвычайных комиссий, который предусматривал немедленную ликвидацию ВЧК и всех ее местных органов, а борьбу с контрреволюцией передать революционным трибуналам. 20 января 1919 г. ВЧК представила В. И. Ленину «Положение о Всероссийской чрезвычайной комиссии и губчк», в котором обосновывались принципы деятельности ВЧК, принятые ВЦИК 28 октября 1918 г. с соответствующими изменениями, внесенными в последующем.

Во второй половине января 1919 г. В. И. Ленин не поддержал Н.В. Крыленко, посоветовав удовлетворить просьбу Ф.Э. Дзержинского. — «Он формально прав, а Крыленко суетится зря — мое таково впечатление». Это было ответом на письмо Крыленко, в котором сообщалось, что Дзержинский потребовал заставить уголовный розыск выдать ЧК дело — карточки бандитов. Он выполнил эту просьбу, но Н.В. Крыленко и К.А. Розмирович утверждали, что это помешает расследованию. Видимо, речь шла об учетных карточках на членов крупных бандитских шаек Я. Кошелкова, Н. Сафонова, Г. Плещинского, орудовавших в Москве и Московской губернии.

29 января 1919 г. началась новая дискуссия о ВЧК. Вопрос стоял о самом ее существовании. 20 января были ликвидированы уездные ЧК. Некоторые советские работники считали, что наиболее тяжелый период Гражданской войны прошел, контрреволюция разбита наголову, политические преступления становятся редким исключением.

Руководители НКЮ разработали проект реорганизации ВЧК и ревтрибуналов, который предусматривал изъятие у ВЧК права на внесудебное разрешение дел и сохранение их лишь как органов розыска и пресечения. Согласно проекту органы ВЧК должна быть подчинена ревтрибуналам и работать под их контролем.

Против ликвидации ЧК решительно возражали Дзержинский, Я.Х. Петерс и ряд других советских и партийных работников. 30 января Дзержинский выступил с докладом на Московской общегородской конференции РКП (б). Итоги дискуссии были подведены 4 февраля 1919 г. на заседании ЦК РКП (б) при обсуждении вопроса «Чрезвычайные комиссии».

Было решено поручить комиссию в составе Ф.Э.Дзержинского, И.В.Стапина и Л.Б.Каменева разработать положение о ЧК и ревтрибуналах, руководствуясь следующим: 1) право вынесения приговоров должно быть передано из ЧК в ревтрибуналы, причем ревтрибуналы должны состоять из 3 человек; 2) аппарат ЧК должен остаться в качестве, во-первых, розыскных органов и, во-вторых, органов непосредственной борьбы с вооруженными выступлениями (бандитскими, контрреволюционными и т. п.); 3) за ЧК сохраняется право расстрелов при военном положении (если это право предусмотрено самими постановлениями об объявлении той или иной местности на военном положении); 4) работа комиссии должна закончиться в кратчайший срок.

Комиссия в составе Дзержинского, Сталина и Каменева в течение двух недель закончила работу над проектом положения о чрезвычайных органах и ревтрибуналах, и 17 февраля 1919 г. председатель ВЧК от имени фракции большевиков выступил на 8-м заседании ВЦИК с мотивированными предложениями от фракции коммунистов о порядке реорганизации ВЧК и ревтрибуналов.

Проект был принят.

В дополнение и развитие положения о ВЧК от 28 октября 1918 г. о правах ВЧК и ревтрибуналов. ВЦИК постановил: «1. Право вынесения приговоров по всем делам, возникающим в чрезвычайных комиссиях, передается реорганизованным трибуналам, причем следствия по всем делам должны быть заканчиваемы не позднее одного месяца.

Примечание. В случае необходимости продолжить срок следствия Чрезвычайной комиссии предоставляется, право возбуждать особые ходатайства перед местными Советами, а Всероссийской Чрезвычайной комиссии — перед Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом.

2. При наличии вооруженного выступления (контрреволюционных, бандитских и т. п.) за чрезвычайными комиссиями сохраняется право непосредственной расправы для пресечения преступлений.

3. Такое право непосредственной расправы сохраняется за чрезвычайными комиссиями в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в самом становлении о введении военного положения.

4. Для решительного пресечения преступления и быстроты разбора дел революционные трибуналы реорганизуются на следующих началах:

а) Революционный трибунал состоит из 3 членов. Судьи избираются на месячный срок губернскими исполнительными комитетами. В городах, насчитывающих более 200 тыс. жителей, могут быть учреждаемы городские трибуналы, члены котортах избираются городскими Советами депутатов.

б) Суд должен назначаться не позже чем через 48 часов после окончания следствия.

в) Заседания трибунала публичны и имеют место в присутствии обвиняемых. Вызов или не вызов свидетелей, равно как допущение или недопущение защиты и обвинения при рассмотрении дела, зависит от трибунала. Трибуналы ничем не связаны в определении меры наказания. Приговоры не подлежат обжалованию в апелляционном порядке.

• Революционному трибуналу предоставляется право прверки следственных действий чрезвычайных комиссий.

• Члены трибунала имеют право посещения мест заключения и проверки закономерности содержания арестованных.

• Настоящее положение входит в силу по создании реорганизованных революционных трибуналов, губернским исполнительным комитетам и городским Советам депутатов (согласно п. 4а настоящего постановления) приступить к организации новых трибуналов.

Всероссийской Чрезвычайной комиссии предоставляется право заключения в концентрационный лагерь».

Как видим, в основу положения были положены директивы ЦК РКП(б) от 4 февраля. ВЦИК дал ВЧК «права непосредственной расправы» лишь при наличии контрреволюционных или бандитских вооруженных выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в самом постановлении о введении военного положения.

20 февраля 1919 г. Ф.Э.Дзержинский подписал приказ о подготовке к реорганизации ревтрибуналов и ЧК в свете решений: ВЦИК. Им предлагалось: ликвидировать до организации новых революционных трибуналов все имеющиеся старые дела, по которым необходимо применить административные меры наказания, чтобы вновь реорганизованные трибуналы могли сразу приступить к разбору новых дел; всячески содействовать организации новых трибуналов; не уменьшать бдительности и в случае надобности, с разрешения и согласия губисполкомов и губкомпарт, решительно бороться с врагам советской власти в местностях, объявленных на военном положении»..

В тот же день Дзержинский и председатель Особого отдела М.С. Кедров подписали приказ, которым предложили особым отделам принять к исполнению следующее: армейским особым отделам в зоне боевых действий предоставляются в отношении непосредственной расправы по пресечению преступлений права и функции губЧК; в том случае, когда боевая зона далеко отстоит от места пребывания армейского особого отдела, последний для непосредственного обслуживания зоны выделяет от себя боевой пункт (отделение), которому передаются принадлежащие ему права непосредственной расправы; граница боевой зоны устанавливается по соглашению местных губЧК, реввоенсоветов армий и особых отделов.

9 марта 1919 г. Президиум ВЧК после обсуждения вопроса «О концентрационных лагерях», постановил поручить М.С. Кедрову и Г.С. Морозу разработать проект о концентрационных лагерях во всероссийском масштабе, а МЧК подыскать коменданта для концентрационного лагеря», а 12 марта 1919 г. после обсуждения вопроса «О высшей мере наказания», постановил: «Поручит губчека применять высшую меру наказания к взяточникам и занимающимся хищениями и по ж. д.».

Весной и летом 1919 г. Дзержинский поставил перед ЦК РКП (б) вопрос о дополнительных мерах обеспечения безопасности страны. 14 марта 1919 г. он выступил на заседании ЦК РКП (б) с докладом «О серьезности переживаемого момента» и предложил объявить на военном положении местности, где происходили контрреволюционные мятежи. ЦК согласился с мнением Дзержинского.

О «серьезности и переживаемого момента» свидетельствует его письмо своей старшей сестре Булгак, направленном из Москвы на следующий день: «Объяснить тебе всего я в письме не могу, — разные люди понимают по-разному, да и не каждый сумеет переварить в уме все то, что душа выстрадала в муках многолетних скитаний. Одну правду я могу сказать тебе — я остался таким же, каким и был, хотя для многих нет имени страшнее моего.

Любовь сегодня, как и раньше, она все для меня, я слышу и чувствую в душе ее песнь. Песнь эта зовет к борьбе, к несгибаемой воле, к неутомимой работе. И сегодня, помимо идеи — помимо стремления к справедливости, — ничто не определяет моих действий…Я вижу будущее и хочу и должен сам быть участником его создания — быть в движении, как пущенный из пращи камень, пока не достигну конца отдыха навеки. Задумывалась ли ты когда-нибудь, что такое война и ее действительных образах? Ты отталкиваешь от себя образы разорванных снарядами человеческих тел, раненых на поле боя и воронов, выклевывающих глаза еще у живых людей. Ты отталкивала эти страшные картины, ежедневно стоящие у нас перед глазами. Меня ты не можешь понять. Солдата революции, борющегося за то, чтобы не было на свете несправедливости, чтобы эта война не отдала на растерзание победителям-богачам целые многомиллионные народы. Война — ужасная вещь».

В этой борьбе на стороне большевиков выступал и сын А.М.Горького. 9 мая 1919 г. Дзержинский подписал ему мандат до 1 июля 1919 г., которым Максиму Алексеевичу Пешкову было предоставлено право «задержания всех подозрительных лиц по его усмотрению для немедленного препровождения в МЧК без права обыска на квартире арестованного». Всем советским учреждениям и партийным органам было предложено оказывать ему всемерное содействие при исполнении им возложенного на него поручения».

11 июля 1919 г. Ф.Э. Дзержинский обратился к лицам, случайно оказавшимся в рядах белогвардейских организаций. Отметив, что враги советской власти стремятся дезорганизовать оборону Республики и ее тыл, о чем свидетельствовали недавние события под Петроградом, на Красной Горке и на Карельском участке Северного фронта, он заявил: «Именно поэтому Всероссийская чрезвычайная комиссия как орган борьбы с контрреволюцией считает своим долгом усилить расправу с виновными в подобного рода преступлениях… Никакой пощады изобличенным в белогвардейских заговорах и организациях не будет. Всероссийская чрезвычайная комиссия объявляет, что, стоя на страже революции, она будет без всякой пощады расправляться со всеми участниками подобных организаций. Но так как из материалов следствия с совершенной очевидностью выяснилось, что главари белогвардейцев втягивают в организации массу лиц, даже не подозревающих о них, причем белогвардейцы не останавливаются ни перед каким обманом, Всероссийская Чрезвычайная комиссия обращается настоящим с последним предостережением ко всем тем, кто втянут по неосмотрительности или излишней доверчивости в белогвардейские организации.

Всероссийская чрезвычайная комиссия предлагает таким лицам в недельный срок явиться к ней и гарантирует явившимся и раскаявшимся полную безнаказанность. По истечении этого срока даже самое поверхностное отношение и связь с участниками белогвардейских организаций повлечет за собой неизменно высшую кару — расстрел, конфискацию имущества и заключение в лагерь взрослых членов семьи» [160] .

В 1919 г. по инициативе Дзержинского происходит уточнение ряда вопросов правового положения органов ВЧК.

13 мая 1919 г. Совет Рабоче-Крестьянской Обороны принял за основу проект постановления об особых отделах при ВЧК и поручил В.И.Ленину подписать его от имени Совета «при условии, если он будет предварительно подписан тт. Кедровым и Дзержинским»; 15 июня 1919 г. председатель ВЧК внес в ЦК РКП (б) проект декрета о расширении права расстрела. ЦК РКП (б) постановил принять декрет за основу, убрав лишь расстрел за подделку документов и соединив в общей формулировке в одном пункте участие в заговорах и в контрреволюционных организациях. Юридическую доработку проекта было поручено провести П.И. Стучке в 2-дневный срок и внести его в Президиум ВЦИК.

14 июня 1919 г. до Дзержинского было доведено постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны от 13 июня о передаче вопроса о порядке проведения военного положения на железных дорогах на обсуждение комиссии из Маркова, Дзержинского и Склянского с правом замены этих лиц «лишь теми товарищами, которые получат от них особые полномочия и с решением которых в комиссии Марков, Склянский и Дзержинский берут на себя обязательство согласиться».

На следующий день Дзержинский представил на рассмотрение объединенного заседания Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б) проект декрета «Об изъятии из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении», который был принят за основу. 20 июня ВЦИК утвердил проект декрета с небольшими уточнениями. После его опубликования 23 июня председатель ВЧК подписал приказ, разъяснявший задачи ЧК, призванных в трудное время «проявить максимум энергии, максимум усилий к тому, чтобы обеспечить тыл нашей армии. Все чрезвычайные комиссии должны превратиться в боевые лагери, готовые в любое время разрушить планы белогвардейских заговорщиков».

Из текущих распоряжений Дзержинского следует остановиться на его распоряжениях о передаче в отдел хранилищ в пользу казначейства конфискованных денег: у разных лиц 71 руб. 50 коп., у расстрелянного в Вологде Митропольского 1 059 руб., у Рыбинского, арестованного Аванесовым по орд. № 912 — 6 000 руб. Всего 7 130 руб. 50 коп.. Этот документ свидетельствует об отлаживании механизма репрессий. Чему способствовало и внесение ясности по вопросу о заложниках.

17 декабря 1919 г. Дзержинский и Лацис подписали приказ Президиума ВЧК всем губЧК, в котором говорилось не только о заложниках, но и об отношении к специалистам и арестованным: «Кто такой заложник…Это пленный член того общества или той организации, которая с нами борется. Причем такой член, который имеет какую-нибудь ценность, которым этот противник дорожит, который может служить залогом того, что противник ради него не погубит, не расстреляет нашего пленного товарища. Из этого вы поймете, что заложниками следует брать только тех людей, которые имеют вес в глазах контрреволюционеров.

За какого-нибудь сельского учителя, лесника, мельника или мелкого лавочника, да еще еврея, противник не заступится и ничего не даст.

Они кем дорожат… высокопоставленными сановными лицами, крупными помещиками, фабрикантами, выдающимися работниками, учеными, знатными родственниками находящихся при власти у них лиц и т. п.

Из этой среды и следует забирать заложников. Но так как ценность заложника и целесообразность на месте не всегда легко установить, то следует всегда запросить центр. Без разрешения Президиума ВЧК впредь заложников не брать. Ваша задача — взять на учет всех лиц, имеющих ценность как заложников, и направлять эти списки нам».

19 февраля 1920 г СНК принял постановления о расширении полномочий ВЧК: «Лиц, обвиняемых в вооруженных грабежах, разбойных нападениях и в налетах, предавать суду революционного трибунала». ВЧК и трибуналу по взаимному соглашению было представлено право учреждать военные трибуналы в местностях, опасных в отношении бандитизма. В то же время, в целях борьбы с нарушителями трудовой дисциплины и с «паразитическими элементами населения», в случае, если дознанием не установлено достаточных данных для направления дел по ним в порядке уголовного преследования, за ВЧК и губЧК сохранялось право заключения таких лиц «в лагерь принудительных работ на срок свыше пяти лет». Следовательно, ЧК, могли без доказательства, минуя судебные органы, проводить репрессивную политику.

На основании постановления СНК от 19 февраля 1920 г. и соглашения Президиума ВЧК с Реввоентрибуналом Республики от 17 марта 1920 г. Ф.Э. Дзержинский и председатель трибунала К.Х. Данишевский предложили губчека и губвоенкомам «все дела о лицах, обвиняемых в вооруженных грабежах, в разбойных нападениях, налетах и восстаниях против Советской власти в местностях, лежащих вне фронтовой полосы, передавать к слушанию и вынесению приговоров в Реввоентрибунал ВОХР; там же, где их не было, по представлению губЧК создавать специальные военные трибуналы только для слушания дела; трибуналы состоят из председателя и двух членов — двух от губчека и одного — от военного комиссара.

В связи с опубликованием основного положения о трибуналах в «Известия ВЦИК» от 27 марта 1920 г., 17 апреля 1920 г. Ф.Э. Дзержинским было предложено всем губЧК выделить из состава коллегии и представить на утверждение губисполкома одного сотрудника для постоянной работы в губтрибунала. Он должен быть в курсе всех проходящих через коллегию законченных следствием дел. При рассмотрении всякого законченного следствием дела в коллегии губЧК последняя могла давать ему в дальнейшем, как общее правило, направлять в народный суд или в трибунал — в порядке подсудности, а в порядке административного разрешения-заключения виновных в лагеря принудительных работ.

При рассмотрении вопроса о направлении дела в трибунал или в народный суд чекисты должны были иметь в виду, что основным положением для проходящих через ЧК дел установлен один признак: насколько крупным представляется данной коллегии то или иное спекулятивное или иное должностное преступление, так как дела контрреволюционные или поступки должностных лиц, дискредитирующие власть, отнесены к ведению трибуналов, а не народных судов.

«Коренным отличием трибунального суда от суда общего, — подчеркнул Дзержинский, — должны быть (а этому новый закон дает трибуналам полную возможность): быстрота, суровость, подсудимый имеет минимум прав и его интересы сознательно приносятся законом в жертву интересам целого». Чекисты должны руководствоваться при определении важности дела исключительно признаками: размер сделки, на какие именно товары, по степени их необходимости для Советской республики, заключена сделка и как была совершена сделка — были ли отягчающие обстоятельства: подкуп, подлог, многократность аналогичных предыдущим сделок, совершенных тем же лицом, товары, происходящие из советских складов, и, наконец, наличность ряда данной местности…».

В годы Гражданской войны чекисты, особенно их руководители, пользовались большими правами. Об этом можно судить по мандату А.Х. Артузову, подписанному 30 октября 1920 г. Ф.Э. Дзержинским и В.Р. Менжинским, как особоуполномоченному Особого отдела ВЧК, который командировался на Западный и Юго-Западный фронты для ознакомления с деятельностью особых отделов. При обнаружении каких-либо злоупотреблений со стороны должностных лиц он получил право «немедленного ареста и предания суду виновных с немедленным доведением об этом до сведения начальников особых отделов фронтов и Особого отдела ВЧК.

Тов. Артузову предоставляется право свободного посещения всех мест заключения, допроса арестованных, пересмотра дел и перечисления по своему усмотрению за собой всех дел и арестованных лиц, не исключая лиц, о которых уже вынесены приговорыи исполнение каковых тов. Артузов имеет право приостанавливать.

Тов. Артузову предоставляется право внеочередного пользования всеми средствами сообщения, а также разговоров по прямому проводу и отправки телеграмм военных вне очереди без печати за счет Особого отдела ВЧК.

Для успешного выполнения данных тов. Артузову поручений все гражданские, военные и железнодорожные учреждения, а также губчека и РТЧК. обязаны оказывать тов. Артузову всемерное немедленное содействие».

Окончание Гражданской войны объективно способствовало серьезным переменам в политике и практике ведомства безопасности, потому что произошли некоторые сдвиги в политической системе в сторону либерализации и отказа от чрезвычайщины и террора, некоторое расширение прав граждан и ограничение прав чиновников госаппарата. Но реальная власть сохранилась в руках большевиков, остались неравенство при выборах в советы, лишение избирательных прав по «классовой принадлежности». И народ продолжал жить по законам военного времени. Во многих губерниях сохранялось исключительное и военное положения на основе «Положения о чрезвычайных мерах охраны революционного порядка».

Исключительное положение вводилось при контрреволюционных выступлениях и иных посягательств на органы власти и отдельных ее представителей, неисполнении или противодействия законным распоряжениям власти со стороны отдельных лиц, если они грозили принять массовый характер, в случае массовых посягательств на личное имущество, при стихийных бедствиях пр. Военное положение вводилось в том случае, когда данная местность становилась театром военных действий или получала для военных целей особо важное значение.

Эти решения принимались постановлениями ВЦИК и СНК сроком до трех месяцев и при необходимости продлевались. Но постепенно, в соответствии с новыми условиями и задачами государства в первые годы нэпа, начинает перестраиваться работа его аппарата, содержание и методы деятельности, в том числе и ВЧК. И здесь решающее значение имело мнение В.И.Ленина, видевшего новое в определении задач чекистов в том, чтобы они более активно участвовали в борьбе на бескровном фронте труда, «который теперь выдвигается на первый план с точки зрения строительства советской власти, сточки зрения укрепления рабоче-крестьянской власти и восстановления разрушенного хозяйства».

1 января 1921 г. на расширенном заседании Коллегии ВЧК с представителями местных ЧК и центральных управлений и отделов ВЧК был определен порядок отношений ВЧК с ЧК автономных республик и областей РСФСР. В постановлении Коллегии говорилось, что представители ЧК автономных республик и областей подчинены помимо центра высшему органу власти области или края, и все распоряжения ВЧК и ЧК автономных республик принципиального характера должны проходить через представителя ВЧК; в оперативном отношении местные ЧК подчиняются ВЧК, а их представители, как правило, являются уполномоченными ВЧК в своих республиках, а нередко и членами Коллегии ВЧК. Наиболее централизованными оставались чекистские органы на транспорте и в армии.

После рассмотрения вопроса о карательной политике ЧК было решено поручить Президиуму разработать проект циркулярного письма к местным органам ЧК о сокращении до минимума судебных функций ВЧК с сохранением непосредственной расправы лишь в случаях активных вооруженных выступлений и необходимости повышения авторитетности трибуналов путем передачи последним для суда всех дел, возникших в ЧК, и направления в их аппараты своих людей; провести определенную линию к сокращению деятельности ведомственных трибуналов и сосредоточению судебных функций в едином виде трибуналов; поручить Президиуму «предложить НКЮ организовать отдельные сессии нарсудов при ЧК, что разгрузит последние от чрезмерного скопления дел и втянет нарсуды в область более живой и массовой работы».

8 января 1921 г. Дзержинский подписал приказ № 10, в основу которого лег принцип создания специального режима для буржуазии и передача рабочих на поруки заводских комитетов, причем особое внимание обращено на то, чтобы ЧК прибегала к арестам лишь в случаях действительной необходимости.

13 января 1921 г. ВЧК созвала совещание для обсуждения вопроса об изменении тюремной и карательной политики в составе представителей от ВЧК, НКВД, НКЮ, МЧК, Кассационного трибунала, Ревтрибунала и ВЦСПС: Ф.Э. Дзержинского, Г.Г. Ягоды, М.К. Ихновского, С.А.Мессинга, И.А.Апетера, З.Г. Зангвиля, Н.В. Крыленко, Л.А. Саврасова, К.Х.Данишевского и В.В. Куйбышева.

Совещание предложило образовать комиссии: в центре при ВЦСПС, а на местах — при губернских профсоюзах. Не имея судебных функций, они должны были поставить своей задачей пересмотр дел осужденных лиц пролетарского и крестьянского происхождения, а также «вовлечение широких пролетарских масс в борьбу с преступностью в пролетарской среде».

После совещания Дзержинский направил письмо в ЦК РКП (б) о картельной политике в условиях перехода от войны к миру. В нем отмечалось, что после прекращения боевых действий ВЧК сама поставила в порядок дня вопросы о применении высшей меры наказания, о сокращении судебных функций ЧК, регулировании карательной деятельности всех судебных органов. Что же касается применения высшей моры наказания, то ВЧК 24 декабря 1920 г. дала телеграмму всем губЧК, запрещающую приводить в исполнение приговоры о высшей меры наказания без санкции на то ВЧК, за исключением приговоров по делам об открытых вооруженных выступлениях. По вопросу о возможности отмены высшей меры наказания ВЧК полагала, что ее можно отменить по всем политическим преступлениям, за исключением террористических актов и открытых восстаний, а по уголовным делам применять эту меру только к бандитам и шпионам и тем должностным преступлениям, которые «резким образом препятствуют советской власти восстановить производительные силы РСФСР». Но чтобы высшая мера наказания на хозяйственном фронте дала такие же результаты в устрашении преступников, какие были достигнуты на фронте контрреволюционном, необходимо согласованность всех карательных органов и единое руководство ими, «хотя бы в области принципиальных решений». Поэтому ВЧК предложила, чтобы все ее органы, за исключением тех местностей, где велись военные действия, передали свои функции в трибунал, что целесообразно сделать ведомственным соглашением.

Дзержинский особо подчеркнул сложность международного и внутреннего положения республики и важность гибкой политики в условиях перехода к миру. — «Но необходимой предпосылкой отказа органов ЧК от судебных функций является упрощение и укрепление судебных органов. ВЧК полагает, что необходимо уничтожить ведомственные трибуналы, как железнодорожные и военные, передать имеющиеся там коммунистические силы в обычные ревтрибуналы и народные суды. Для дел, передаваемых в последние из ЧК, создать специальные камеры, как это уже практикуется в Москве, и, наконец, усилить единый Верховный трибунал при ВЦИК для объединения всей судебной деятельности…Опираясь на эти широкие массы, и в первую очередь на профессиональные союзы, ВЧК надеется достичь того, что деятельность карательных органов будет восприниматься пролетариатом, как осуществление его собственной диктатуры.

ВЧК просит ЦК РКП одобрить занятую позицию относительно ограничений отмены высшей меры наказания в области политических преступлений и усиления репрессии против должностных преступлений на хозяйственном фронте».

При рассмотрении точки зрения Дзержинского о карательной политике советской власти в новых условиях следует обратиться к его точке зрения при обсуждении проблемы взаимоотношений органов ВЧК и ревтрибуналов: «…Раньше мы не имели возможности судить так же, как и на войне и на фронте, это не суд, а борьба — война, поэтому Чрезвычайной комиссии и были предоставлены полномочия расправы, полномочия войны. Теперь, когда нам нужно выискивать отдельные личности, то их нужно судить, ибо уже нет тех контрреволюционных внутри страны сил, с которыми бы, как с массовым, повторяю, сплочением, нам приходилось бы бороться. Поэтому в проекте, который я от имени фракции вношу на усмотрение Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, первый пункт гласит: «Право вынесения приговоров по всем делам, возникаемым в чрезвычайных комиссиях, передается реорганизованным трибуналам, причем следствия по всем делам должны быть заканчиваемы не позднее одного месяца.

Примечание. В случае необходимости продолжить срок следствия ЧК предоставляется право возбуждать особые ходатайства перед местными Советами, а ВЧК — перед ВЦИК»

Но вместе с тем мы не должны убаюкивать себя, мы должны своим врагам сказать, что, если они посмеют выступить с оружием в руках, тогда все те полномочия, которые имела раньше

Чрезвычайная комиссия, она будет иметь и дальше; с этой целью этот пункт должен быть принят: «При наличии вооруженного выступления (контрреволюционных, бандитских и т. п.) за чрезвычайными комиссиями сохраняется право непосредственной расправы для пресечения преступлений». Этот пункт говорит: «для пресечения преступлений» — и обозначает, что непосредственная расправа допускается только до момента пресечения выступления.

Затем 3-й пункт гласит: «Такое же право непосредственной расправы сохраняется за чрезвычайными комиссиями в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в самом постановлении о введении военного положения». Здесь могут некоторые возразить, что у нас положение о введении военного положения еще не разработано. Хотя это и так, но все-таки в практике военное положение вводится (хотя бы сама Москва, она тоже находится на военном положении). Вводится оно в тех местах, которые могут быть угрожаемы в контрреволюционном отношении, с одной стороны, и, с другой — в отношении вторжения неприятеля, когда нужно принять самые решительные меры для того, чтобы шпионские банды не проникали в наш тыл, для того, чтобы сеять панику, взрывать железные дороги и т. д.

Вместе с тем практика Всероссийской Чрезвычайной комиссии показала, что для того, чтобы успешно бороться с преступлениями, необходимо, чтобы суд, чтобы наказание шло в возможно краткий срок после совершения преступления. Поэтому необходимо революционные трибуналы реорганизовать в том смысле, чтобы они могли судить и присуждать непосредственно в самый кратчайший срок после совершения преступления. Поэтому 4-й пункт вносимого проекта следующий: «Для решительного пресечения преступлений и быстроты разбора дел революционные трибуналы реорганизуются на следующих началах:

а) революционный трибунал состоит из трех членов. Судьи избираются на месячный срок губернскими исполнительными комитетами. В городах, насчитывающих более 200 тыс. жителей, могут быть учреждаемы городские трибуналы, члены которых избираются городскими Советами;

б) суд должен назначаться не позже чем через 48 часов после окончания следствия;

в) заседания трибунала публичны и имеют место в присутствии обвиняемых. Вызов или невызов свидетелей, равно как допущение или недопущение защиты и обвинения при рассмотрении дела, зависит от трибунала. Трибуналы ничем не связаны в определении меры наказания. Приговоры трибунала не подлежат обжалованию в апелляционном порядке».

Это значит, что приговоры могут подлежать только кассации, например, если суд состоял не из трех членов, а из двух членов, если были допущены какие-нибудь формальные неправильности или по каким-нибудь другим причинам. 5-й и 6-й параграфы говорят: «Революционному трибуналу предоставляется право проверки следственных действий ЧК. Члены трибунала имеют право посещения мест заключения и проверки закономерности содержания арестованных».

Кроме приговоров по суду, необходимо оставить административные приговоры, а именно концентрационный лагерь. Уже и. сейчас далеко не используется труд арестованных на общественных работах, и вот я предлагаю оставить эти концентрационные лагеря для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного принуждения, или если мы возьмем советские учреждения, то здесь должна быть применена мера такого наказания за недобросовестное отношение к делу, за нерадение, за опоздание и т. д. Этой мерой мы сможем подтянуть даже наших собственных работников.

Таким образом, предлагается создать школу труда, и по поводу этого предложения существует следующее: «ВЧК предоставляется право заключения в концентрационный лагерь, причем ВЧК руководствуется точным положением о порядке заключения в концентрационный лагерь (инструкция), которое утверждается Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом».

Эту инструкцию предлагается разработать в двухнедельный срок. Мне кажется, что необходимость в реорганизации чрезвычайных комиссий и революционных трибуналов настолько созрела, что возражать по этому поводу едва ли кто будет серьезно.

Во многих документах Дзержинского подчеркивается, что невозможно успешное решение оперативных задач без помощи населения, его сочувственное отношение «создает благоприятную для нас ситуацию», поэтому «необходимо по возможности, устранять все то, что отрицательно влияет на отношение населения к соввласти: как-то плохую работу соворганов, бюрократическую волокиту и формализм, произвол и взяточничество местных властей и милиции, неправильное налоговое обложение, неправильность при землеустройстве…».

Он считал, что надо разъяснять решения органов власти, чтобы каждому человеку была ясна ее политика в борьбе с преступными элементами. 20 января 1921 г. отметил он, «лучше в отдельной статье, написать о роли трибуналов и ЧК и вообще карательной системы в борьбе с разрухой и злоупотреблениями. Наши хоз. органы не сознавали всей важности этих учреждений для них же самих, не умели и не хотели ими пользоваться. Поэтому всё репрессии карательн. органов не достигали своей цели, были кустарничеством и заплатами — и чисто случайными. Не сознавали, что наладить хоз. жизнь это преодолеть классового врага, что это длительный процесс, в котором обойтись без орудий пролетарской диктатуры никак нельзя.

Следует особо остановиться на июньских (1921 г.) декретах ВЦИК «Об объединении всех революционных трибуналов республики» и «О порядке наложения административных взысканий». Первый декрет в качестве единого кассационного органа и органа надзора за действовавшими на территории РСФСР трибуналами, а также судебными учреждениями для рассмотрения дел особой важности, при ВЦИК РСФСР предусмотрел создание Верховного трибунала в составе пленума (объединенного заседания): председателей коллегий, члена-докладчика и представителя ВЧК; кассационной, военной и военно-транспортной коллегий. Рассмотрению в судебной коллегии подлежали дела исключительной важности, переданные особым постановлением ВЦИК, НКЮ и ВЧК, причем определение ВЦИК для нее являлось обязательным. Декрет установил применение внесудебных репрессий органами ВЧК лишь в местностях, объявленных на военном положении и только по делам о шпионаже, бандитизме, об участии в вооруженном восстании. ЧК были обязаны предоставлять свои отчеты о принятых ими мерах в Верховный трибунал при ВЦИКе. Другим декретом было четко определено, что административные взыскания могут налагаться лишь за проступки, а все уголовные дела должны разбираться в суде. Но в силу объективных причин это не было реализовано до февраля 1922 г..

Разграничение функций между судебными органами и ВЧК способствовало становлению законности. Июньские декреты, казалось бы, создали основу для выработки гарантий неприкосновенности личности. Однако обстановка в стране продолжала оставаться очень сложной, и ЦИК СССР и СНК РСФСР порой шли на расширение прав ВЧК-ОГПУ и ее органов. Общие права органов безопасности, изложенные в положении о ВЧК, не могли в полной мере учесть все особенности борьбы в различных районах страны. В тех случаях, когда органы ВЧК не имели права без санкции высших законодательных органов принимать решения или эти меры выходили за рамки их компетенции, ВЦИК, СНК РСФСР и СТО давали им дополнительные полномочия на определенный срок. Так, 9 февраля 1921 г. для улучшения снабжения углем Донбасса и в целях успешной борьбы с хищениями топлива органам ВЧК было дано право наказывать лиц, уличенных в хищении топлива, на основе особой инструкции, утвержденной СТО.

Весной 1921 г. ВЧК и ряд губЧК настаивали на расширении прав местных органов безопасности. Но это встретило серьезные возражения со стороны других ведомств, в частности НКЮ. 17 мая Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело просьбу Н.В. Крыленко об отсрочке проведения в жизнь до сессии ВЦИК постановления о расширении прав губЧК в отношении высшей меры наказания за расхищения со складов и государственных фабрик. Но окончательно этот вопрос был решен лишь через неделю.

В некоторых ситуациях при решении ряда вопросов Дзержинский и после Гражданской войны предпочитал крайние меры. Для тех лет характерно его письмо В.Н. Манцеву в Украину 2 августа 1921 г.: «…Ввиду интервенционистских приготовлений Антанты, необходимо арестованных петлюровцев-заговорщиков возможно скорее и больше уничтожить. Надо их расстрелять. Процессами не стоит увлекаться. Время уйдет, и они будут для контрреволюции спасены. Поднимутся разговоры об амнистии и т. д. Прошу Вас срочно этот вопрос решить. В случае, если ЦК КПУ воспротивилось такому решению, сообщите нам немедленно для внесения в ЦК РКП….».

Вряд ли эти рекомендации вызывались даже «революционной необходимостью», скорее всего, они были продиктованы не закончившимся выходом общества из состояния Гражданской войны, его разделением на «своих» и «чужих», когда противоборство сторон было обострено до крайности. Сказывались озлобленность, порожденная войной, стремление уничтожить явного и потенциального противника. И в последующие годы, с подавлением восстаний и мятежей, положение в стране нормализовалось медленно, не все очаги контрреволюции были ликвидированы, во многих районах развился бандитизм. Поэтому чекистам было дано право на применение мер исключительного характера: заложничества, круговой поруки, реквизиций, конфискаций, расстрелов и др.

Отказ от политики военного коммунизма не был отказом от стандартов бюрократического контроля над производством и потреблением, у него были свои глубокие корни в отечественной истории, когда центральная власть в России не только распоряжалась всем, что имелось в стране, но и решала за весь народ. Так было и при Временном, и при Советском правительствах, вводивших продовольственную диктатуру. Утверждение о том, что народ стал хозяином страны после Октябрьской революции, все более подвергалось сомнению. Система укоренившихся в обществе отношений между всеми классами и социальными группами включала в себя не только производственные отношения, но и политические, нравственные, идеологические и др. С окончанием Гражданской войны противоборство в обществе приобрело новые формы.

Весьма примечательно письмо народовольца Н.А. Морозова, полученное Дзержинским после 11 августа 1921 г.: «…Я с самого начала революции считал, что опыт осуществления государственного социализма после падения Русской империи исторически неизбежен и что из всех социалистических партий ни одна не способна так серьезно и умело сделать его, как Ваша. Я сам не бросился его осуществлять, потому что скептически относился к результатам, сейчас современное положение человечества психологически неспособного к коммунальной жизни и был уверен, что в этом отношении (т. е. в экономической области) революция сменится реставрацией.

Протекшие три года разубедили меня в этом. И мне представляется, что обратная волна понесется стихийно, как стихийно шли три года, и углубит революцию и что мелкий собственник неудержимо будет стремится сделаться крупным… Но будучи знакомым с многими из них я не получил впечатления, чтоб они, хотя бы в большинстве были сознательными коммунистами или даже социалистами. Красный офицер — это молодой человек, которого революция сделала офицером и который хочет оставаться именно офицером, а потом не прочь быть и красным генералом. Он уже не считает себя пролетарием или просто солдатом, а курсант хочет быть офицером. Это психология красного офицера, логически понятная для меня, и ближайший логический шаг для спасения гражданских и духовных приобретений революции это союз радикальной интеллигенции и красного офицера с признанием, что и без чека России при малой культурности ее земледельцев и рабочих исторически не могла обойтись, а в коммунизме, мне кажется, неизбежно предстоит все более и более отступать на заранее подготовленные позиции, чтобы спасти остальные приобретения революции».

2 декабря 1921 г. Дзержинский, Реденс и Благонравов подписали циркуляр на имя предгубЧК и ДТЧК о ведении дел органами ВЧК. «ВЧК, — отмечалось в нем, — неоднократно указывала в своих циркулярных письмах на необходимость установления самой тесной связи и дружной работы профессионально-партийных и чекистских организации». Однако эти директивы центра нарушались многим сотрудниками ЧК и ТЧК. Например, Ростовская ВОДТЧК, пользуясь далеко не проверенными сведениями сводившего личные счеты с некоторыми членами Донского райкомвода осведомителя, завело дело против райкомвода, во время подготовки к избирательной кампании на районный съезд произвела обыски у его членов. — «Этим райкомвод как рабочая организация был дискредитирован в глазах масс, а ЧК превысила свою власть».

Дзержинский расценил это как «возмутительный факт» и подчеркнул, что «не должно вестись дело в органах ЧК в отношении рабочих организаций и ответственных коммунистов.

Нужно твердо запомнить, что ни одно дело в отношении рабочепрофессиональной организации и ответственных коммунистов не может вестись без поручения на то соответствующего партийного комитета или высшей инстанции по профсоюзам. ЧК никоим образом не может вовлекаться в склоку, иногда имеющую место в партийных или профсоюзных организациях и становиться на сторону одной части против другой, попадая в плен к своим часто недобросовестным или односторонне заинтересованным осведомителям-информаторам» .

В конце 1921 г. в партийных и правительственных кругах обсуждался вопрос о реформировании ВЧК. Совершенно необоснованным является утверждение В. Сироткина о том, что в 1921 г. ВЧК пыталась сфабриковать дело против группы «рабочей оппозиции», и это послужило для В.И. Ленина «толчком к упразднению ВЧК…». Причина не в этом, она, прежде всего в стремлении руководства страны перестроить органы безопасности в связи с переходом к нэпу.

Н.В. Крыленко предложил разделить розыск и дознание от следствия. Дзержинский направил письмо в Политбюро ЦК РКП (б), выступив категорически против данного предложения, считая, что это «разрывает цепь, неразрывно с собой связанную».

Доводы председателя ВЧК необходимо привести полностью, так как они показывают его точку зрения и по ряду других вопросов: «Это типичная буржуазная юстиция, юстиция богатых. В результате судоговорения — правда». Говорит же на суде мошна. Если же мы эту цепь порвем, как мы правду на суде найдем? Случай, впечатление, та же мошна, развращающая и умеющая создавать впечатление, правду может знать тот, кто верит тем, кто начал дело, был у первоисточника. Почему не потребовалось у нас изменять существующее положение? Если в органах ЧК нет достаточного количества умеющих формулировать, надо их найти. Все равно они нужны и в следств. аппаратах Трибуналов и др. Такое же соединение дает громадную экономию в людях и во времени.

Если же нет к нам доверия, то нас надо разогнать, ибо мы держимся только на доверии партии. Что мы сами не потерпим и уничтожаем всякую сорную траву гораздо успешнее, чем мог бы это сделать кто-либо со стороны.

Мыслимое отделение политической борьбы от борьбы с должностными и хозяйств, преступлениями — несвоевременно, ибо хищения, взяточничество, саботаж, распущенность это проявления у нас той же борьбы против диктатуры пролетариата — и этими проявлениями эта диктатура может быть убита побитой буржуазией, тогда как в буржуазном строе кражи и хищения усиливали только господство собственности. И особенно теперь в переходный период вынужденных уступок наших сдача этих позиций сокращение и ослабление борьбы с этими преступлениями может уничтожить все наши расчеты.

Отдача ВЧК под надзор НКЮста — роняет наш престиж — умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших «беззакониях», по существу не достигая никаких результатов надзором одного лица столь большого аппарата. Это акт не надзора, а акт дискредитирования ВЧК и ее органов. Быть под надзором одного лица, иметь комиссара Коллегии ЧК не заслужили, так как состоят из членов партии, испытанных в боях и со стажем большим, чем завгубюстами. ЧК находится под надзором партии. Введение комиссара губюста означает фактически перемену курса против ЧК, так как губюсты — это органы формальной справедливости, а ЧК органы дисциплинированной партийной боевой дружины. Такой тип, как губюст, так и ЧК сложились в процессе революции Российской.

ЧК, члены ее Коллегии и сотрудники не могут быть гражданами той же категории, что и белые спецы гражданские 2-й категории.

НКЮст имеет общие права и обязанность следить за законностью во всей стране и во всех ведомствах, обществах и общественной и частной жизни. И не только в органах ВЧК. Почему же только мы должны быть под надзором?

Принципиально такая постановка контроля для нас как партийных работников, а не специалистов по арестам и расстрелам — внутренне неприемлема.

С точки зрения деловой также не выдерживает критики. Проект показывать дел агентурных мы не можем — иначе с нас ответственность снимается за успешность борьбы. Тогда не надо ЧК, пусть будет передана вся борьба губюстам и НКЮсту, которые и будут нести ответственность.

НКЮст должен нам помочь, форму нашей борьбы облечь в одежду новой экономической политики — это так, но для этого надо быть сотоварищем по ответственности и по поставленным себе задачам. Надо послать такого же как мы борца, но с юстицевскими знаниями, чтобы нашу борьбу, которую мы вели до сих пор, ЗАМАСКИРОВАТЬ формами всяких гарантий и т. д. Надо научить нас бить врага его оружием, но бить его, а не нас. Для этого надо войти в комиссию и наблюдать за этими формами, следить, чтобы они не нарушались и т. д. Вот как надо сделать, а не сдавать позиции, когда для этого нет нужды еще. Если ЧК потеряла у партии доверие, а губюсты приобрели, то надо распустить ЧК и их борьбу передать губюстам.

Р. S. Еще забыл упомянуть, что надзор за нашим следств. аппаратом по декрету осуществляется трибуналом».

Помимо предложений Н.В. Крыленко свое суждение о реформировании ВЧК внес и Л.Б. Каменев. Он, направляя В. И. Ленину предложения Коллегии ВЧК, с которыми согласился нарком юстиции Д. И. Курский (Коллегия ВЧК возражала против передачи органов розыска и следствия в различные ведомства и считала преждевременным разделение подследственности дел о контрреволюционных, должностных преступлениях и крупных хищениях народного достояния), и проект положения о ВЧК для представления на утверждение Президиуму ВЦИК, писал, что это максимум, на что согласился Дзержинский. В свою очередь, Л.Б. Каменев выступал за оставление за ВЧК только борьбы с политическими преступлениями, шпионажем, бандитизмом, охрану дорог и складов, остальное передать НКЮ, в НКЮ влить и следственный аппарат ВЧК, передав его ревтрибуналам.

Рассмотрим предложения Дзержинского, с которыми согласился Д.И.Курский: «1. Оставить функции ВЧК в общем в тех же размерах, как и сейчас.

2. Применительно к новой экономической политике ввести более точные и строгие нормы и порядок арестов, обысков, содержания под стражей и следствия, наладив действительную связь с ведомствами.

3. Ограничить судебные функции до максимума. Обязать ВЧК просматривать все приговоры местных ЧК (и санкция).

4. Для действительного соблюдения норм и правил, упомянутых в пункте 2, обязать представителя НКЮ в ВЧК и губюстов в МЧК наблюдать и инструктировать работу в этом отношении.

5. Сохранить контроль Ревтрибунала над следственным Производством МЧК (и соответственно Воен, трибун, над ВЧК) по делам, подсудным трибуналам и установить более тесную связь между ЧК и трибуналами.

6. Усилить Верхтрибунал в смысле твердого руководства мест трибуналами.

7. Для объединения и руководства… репрессией трибуналов и адм. органов создать постоянное совещание под председательством НКЮ из представителей ВТР, ВЧК и НКВД.

8. Решительно возражаю против передачи в различные органы розыска и следствия.

9. Считаю сейчас преждевременным отделить друг от друга (передать в различные органы) дела политические и по крупным хищениям народного достояния.

10. Наркомюсту принадлежит наряду с наблюдением за законностью других учреждений также и наблюдение за законностью деятельности ВЧК. Независимо от этого общего наблюдения предс. НКЮ входит в Коллегию ВЧК на основании приложенного листка.

Текст приложения:

Представитель Наркомюста в Коллегии ВЧК имеет все права члена Коллегии, наблюдает за вынесением всеми органами ВЧК всех предписанных законом, норм и порядка ареста, обысков, содержания и следствия, каковые обязанности выполняет как член Коллегии ВЧК. О всех замеченных недостатках, упущениях докладывает Президиуму ВЧК. В случае разногласия докладывает Наркомюсту для ликвидации разногласия путем переговоров НКЮста с ВЧК или в случае не достижения согласия для разрешения дела СНК».

29 ноября 1921 г. В.И.Ленин писал: «т. Каменев! Я ближе к Вам, чем к Дзержинскому. Советую Вам не уступать и внести в Политбюро. Тогда отстоим maximum из максимумов. На НКЮ возложим еще ответственность за недонесение Политбюро (или Совнаркому) дефектов и неправильностей ВЧК.

1 декабря 1921 г. В.И.Ленин внес в Политбюро ЦК РКП (б) проект преобразования ВЧК и сужения круга ее деятельности. (М.Я. Лацис допустил неточность, указав, что реорганизация ВЧК была проведена по предложению Ф.Э. Дзержинского).

В.И. Ленина предложил: «1-ое: компетенцию сузить

2- ое: арест еще уже права

3- ье: срок < 1 месяца

4- ое: суды усилить или только в суды

5- ое: название

6- ое: через ВЦИК провести — серьезные умягчения».

В тот же день Политбюро, обсудив предложения В. И. Ленина и доклады Ф.Э. Дзержинского и Л.Б. Каменева о ВЧК, постановило создать комиссию в составе Ф.Э.Дзержинского, Д.И. Курского и Л.Б. Каменева для подготовки вопроса в пятидневный срок. Комиссии были даны директивы: сузить компетенцию ВЧК и право ареста, усилить суды, обсудить вопрос об изменении названия, «подготовить и провести через ЦИК общее положение об изменении в смысле серьезных умягчений».

3 декабря 1921 г. руководящие работники ВЧК: Т.П. Самсонов, С.Г. Могилевский, Г.И. Благонравов, Г.И. Бокий, Ф.Д. Медведь, С.Ф. Реденс получили указание Ф.Э. Дзержинского ознакомиться с директивами ЦК РКП (б), с заключением И.С. Уншлихта о будущем ВЧК и представить свои предложения. Каждый из них должен был предусмотреть «все вопросы и возможность дальнейшей работы при сокращении и смягчении деятельности ЧК. Один из важных вопросов — это сохранение полностью лучших работников, а, главное — не разрушить аппарат, наоборот, сплотить еще больше его».

Точка зрения руководства ВЧК на будущее органов безопасности была выражена при обсуждении проекта положения о ВЧК на заседаниях президиума ВЧК 12 и 22 декабря. 12 декабря с докладом выступил Дзержинский, 22 декабря — И.С. Уншлихт. В принятом проекте положения было отмечено, что ВЧК остается органом самостоятельным при СНК РСФСР, все чекистские органы являются милитаризованными в смысле подчинения, организационная структура отвечает военной, в сферу компетенции входят: борьба с контрреволюцией, шпионажем, бандитизмом, охрана границы и железных дорог, крупными преступлениям по должности и крупным хищениям, «руководители соответствующего органа чека полностью отвечают за свои действия перед своими высшими инстанциями и никоим образом не могут оправдать своих незаконных распоряжений ссылкой на исполнение предписаний местных советских и партийных органов…».

Фактически это предложение было направлено на то, чтобы положить конец такой практике, когда права территориальных органов безопасности определялись бы местным органами власти, как это было в годы Гражданской войны.

В проекте предлагалось усилить осведомительный аппарат и оставить за ВЧК право изоляции политически вредного элемента на срок не свыше двух лет (заключение и административная ссылка). А ВЧК — переименовать в Государственную Политическую охрану РСФСР при Совнаркоме.

С 19 по 22 декабря 1921 г. работала XI Всероссийская партийная конференция РКП (б). Хотя специально вопрос о ВЧК не обсуждался, однако в ее решениях нашла отражение проблема ограничения компетенции ВЧК. Так, в резолюции «Очередные задачи партии в связи с восстановлением хозяйства» было указано: «Новые формы отношений, созданные в процессе революции на почве проводимой властью экономполитики, должны получить свое выражение в законе и защиту в судебном порядке… Судебные учреждения Советской республики должны быть подняты на соответствующую высоту. Компетенция и круг деятельности ВЧК и ее органов должны быть соответственно сужены и сама она реорганизована».

23 декабря на IX Всероссийском съезда Советов с обоснованием идеи преобразования органов ВЧК выступил В.И. Ленин. Дав положительную оценку ВЧК, он указал, что «та обстановка, которая у нас создалась, повелительно требует ограничить это учреждение сферой чисто политической…необходимо подвергнуть ВЧК реформе, определить ее функции и компетенцию и ограничить ее работу задачами политическими…».

28 декабря 1921 г. IX Всероссийский съезд Советов принял следующее постановление: «Съезд Советов отмечает героическую работу, выполненную органами Всероссийской чрезвычайной комиссии в самые острые моменты Гражданской войны, и громадные заслуги, оказанные ими делу укрепления и охраны завоеваний Октябрьской революции от внутренних и внешних покушений.

Съезд считает, что ныне укрепление Советской власти вовне и внутри позволяет сузить круг деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее органов, возложив борьбу с нарушением законов советских республик на судебные органы.

Исходя из этого, съезд Советов поручает Президиуму Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета в кратчайший срок пересмотреть положение о Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее органах в направлении их реорганизации, суждения их компетенции и усиления начал революционной законности» .

На основании постановления IX Всероссийского съезда Советов от 28 декабря 1921 г. Президиум ВЦИК создал две комиссии: по разработке проекта о реорганизации ВЧК и ее местных органов, положения об органах безопасности и внесудебных приговорах.

В работе комиссии ВЦИК РСФСР прияли активное участие члены Коллегии ВЧК.

18 января 1922 г. Коллегия направила свой проект В.И. Ленину. Судя по проекту, руководство ВЧК выступило против передачи органов розыска и следствия в различные ведомства, считая преждевременным разделение подследственных дел о контрреволюции, должностных преступлениях и крупных хищениях. В то же время к В.И. Ленину поступил другой проект (Л.Б. Каменева и И.В. Сталина), в котором отстаивался «максимум»: разгрузить ЧК, оставив за ними политические преступления, шпионаж, бандитизм, охрану дорог и складов, остальное — передать НКЮсту; следственный аппарат ЧК влить в НКЮст, передав его ревтрибуналам.

23 января 1922 г. Политбюро ЦК РКП (б), заслушав вопрос «О ВЧК», поручило Д.И. Курскому и И.С. Уншлихту в недельный срок разработать проект положения от имени ВЦИК и внести его на утверждение Политбюро ЦК РКП(б). Директивы были следующими: при НКВД создается Государственное политическое управление, местные органы ГПУ в автономных республиках — при ЦИК, в губерниях — при губисполкомах, деятельность ГПУ сосредоточивается на сборе информации о контрреволюционных деяниях, сохраняется боевой «аппарат ВЧК с таким расчетом, чтобы при обострении гражданской войны он мог бы быть быстро и решительно развернут».

26 января 1922 г. И.С. Уншлихт писал В.И. Ленину: «На что нельзя согласиться в проекте Каменева. Не при НКВД должно быть наше учреждение, а при Совнаркоме или ВЦИК. Иначе организационная путаница, невозможность создать централизованный аппарат и ту железную дисциплину, без которой дальнейшая наша работа невозможна… В проекте т. Каменева необходимо добавить, что нам поручается борьба с антисоветскими партиями и контрреволюционными заговорами, а на железных дорогах и с хищениями».

«В.И. Ленин, — отмечал впоследствии И.С. Уншлихт, — не соглашается с моими доводами и посылает мне ответ, в котором говорил, что мои предложения можно и должно осуществить не моим путем, а через проект комиссии ЦК…». Он рекомендовал И.С. Уншлихту поговорить еще со Сталиным и при необходимости показать Сталину его письмо.

Декрет ВЦИК РСФСР от 6 февраля упразднил ВЧК и возложил на НКВД наряду с другими задачами следующие:

«а) подавление открытых контрреволюционных выступлений, в том числе бандитизма;

б) принятие мер охраны и борьбы со шпионажем;

в) охрана железнодорожных и водных путей сообщения;

г) политическая охрана границ РСФСР;

д) борьба с контрабандой и переходом границ республики без соответствующих разрешений;

е) выполнение специальных поручений Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета или Совета Народных Комиссаров по охране революционного порядка».

В составе НКВД было создано Государственное Политическое управление под председательством народного комиссара внутренних дел, а на местах — политические отделы при ЦИК в автономных республиках и областях и при губернских исполкомах — в губерниях. Для территориальных чекистских органов был сохранен принцип двойного подчинения, а особые и транспортные отделы, находясь в составе ГПУ, должны были вести борьбу с преступлениями в армии и на железных дорогах на основании особых положений, утвержденных Президиумом ВЦИК. Внесудебные репрессии отменялись.

ГПУ и его органам были даны права производства обысков, выемок и арестов.

Следовательно, ГПУ были определены более узкие задачи, и оно вошло в состав НКВД и обеспечение безопасности в стране стало его важнейшей задачей. Если раньше республиканские ЧК состояли при СНК республик на основании договоров и в оперативном отношении подчинялись ВЧК, то в результате реформы ГПУ они были включены в состав наркоматов внутренних дел, деятельность которых не подлежала координации в масштабе федерации, так как они относились к категории необъединенных наркоматов. Из прошлых задач органов безопасности сохранились: подавление контрреволюционных выступлений, в том числе и бандитизма, борьба со спекуляцией и шпионажем. Охрана границы была сужена до политической охраны, борьбы с контрабандой и переходом границы без соответствующего разрешения. Органы государственной безопасности были освобождены от борьбы со спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности.

С образованием ГПУ было решено, что общеуголовные дела, в том числе дела по спекуляции, должностным и иным преступления подлежат рассмотрению исключительно в судебном порядке, как дела по преступлениям, направленным против советского строя, т. е. о контрреволюции, а также о нарушении законов. Поэтому становится ясным отказ высших органов власти от предложения руководства ГПУ о ликвидации двойного подчинения органов ГПУ, прежде всего местным органам власти. Они свои задачи должны были решать, безусловно, опираясь на структуры местных органов ГПУ. Местные советы руководили работой чекистов, хотя следует отметить, что это занимало все меньше места в их деятельности.

Вхождение ГПУ в состав НКВД (с 6 февраля 1922 г. по 2 ноября 1923 г.) дало некоторый опыт обеспечения безопасности государства и общества наркоматами внутренних дел союзных республик. Это было впервые в истории советской власти и привело в большей мере к негативным последствиям: ухудшению согласованности, большей затрате сил и средств, дублированию и параллелизму, созданию аналогичных звеньев в каждой республике и др. При внимательном рассмотрении положения органов ВЧК-ОГПУ можно со всей определенностью сказать, что они в 1920-е годы имели в себе элементы общесоюзных, республиканских и объединенных наркоматов, хотя наркоматами не являлись.

Принятые позже «Положение о губернских и областных отделах Госполитуправления», «Положение об уездных (кантонных, улуских) уполномоченных губернских и областях отделов Госполитуправления», «Положение об Особых Отделах Госполитуправления», «Положение о Транспортных Отделах Госполитуправления», подписанные Председателем ВЦИК М.И. Калининым, о Восточном и других отделах и управлениях стали важнейшей правовой основой деятельности органов безопасности. Они определили права и обязанности каждой структуры ГПУ.

Постановлением СТО от 2 июня 1922 г. с войск ГПУ была снята охрана путей сообщения, сооружений НКПС, охрана и сопровождение грузов НКПС и НКВТ, охрана таможен и таможенных складов, учреждений НКПочтеля и Гохрана.

В годы нэпа все больше возрастает роль центра. Несмотря на то, что в ГПУ оставался принцип двойного подчинения его местных органов, все большее значение приобретает работа территориальных органов под непосредственным руководством центрального аппарата. А вхождение ГПУ в состав НКВД дало некоторый опыт обеспечения безопасности государства и общества наркоматом внутренних дел союзных республик. Со всей определенностью можно утверждать, что опыт 1922-23 гг. показал в большей мере негативные последствия этого в союзном государстве и подтвердил, что органы безопасности должны находиться на положении военного ведомства, что позволяет им в большей степени проводить в жизнь принцип единоначалия в чекистских коллективах и наиболее эффективно решать служебные задачи. В ходе судебной реформы 1922 г. были упразднены чрезвычайные судебные органы: революционные трибуналы и создана единая система общих судов РСФСР: народные, губернские и Верховные суды республик, которые действовали на основе демократических принципов судоустройства и судопроизводства, давали большую гарантию прав и свобод советским гражданам. Однако для рассмотрения дел особой категории, наряду с системой народных судов РСФСР, были временно оставлены специальные суды: военные трибуналы, военно-транспортные трибуналы, особые трудовые сессии народных судов, земельные комиссии, Центральная высшая и местные арбитражные комиссии.

При ограничении компетенции ведомства безопасности, широкие права сохранялись у его руководителей.

22 июня 1922 г. Дзержинский подписал удостоверение начальнику Секретно-оперативного управления ГПУ В.Р. Менжинскому, которому были даны полномочия в пределах РСФСР:

«1. Задерживать всюду без предъявления особого ордера под личную ответственность для доставления в местные отделы ГПУ любого гражданина, уличенного или заподозренного в контрреволюционном или ином преступлении.

2. При задержании кого-либо требовать полного содействия от всех представителей как военных, так и гражданских властей, а также от всякого гражданина.

3. Входить без всякого пропуска во все советские (правительственные) и общественные учреждения, во все помещения фабрично-заводских и торговых предприятий, учебных заведений и больниц, тюрем, лагерей, казарм и других мест общественного назначения.

4. Входить без особого разрешения во все помещения железнодорожных станций и вокзалов, а также пароходных пристаней.

5. Требовать во всех железнодорожных и пароходных билетных кассах у комендантов и начальников станций выдачи проездных билетов вне всякой очереди на все поезда, не исключая экстренных и военных.

6. Беспрепятственно передвигаться по всем городам РСФСР во всякое время дня и НОЧИ».

В конце августа-сентября 1922 г. между ГПУ и НКЮ происходил обмен мнениями по различным вопросам.

28 августа 1922 г. Дзержинский поставил вопрос о сужении круга деятельности, уменьшении количества или ликвидации железнодорожных трибуналов, «передав дела о хищениях, взятках и т. п. в губернские трибуналы при участии ТО ГПУ». 21 сентября 1922 г. Дзержинский в записке Петерсу, Ягоде и Менжинскому он настаивал на более активном участии ГПУ в работе трибуналов и судов. — «Сейчас нет в ней ни плана, ни руководства. Мы ничего не знаем, что делается в судах, не имеем ни влияния, ни своей линии. Каждый наш представитель действует вразброд, нет кампании для устранения дефектов в судах и нет организованной информации ЦК с нашей стороны в этой области. Работа наших представителей разрознена и от случая к случаю. Сейчас у НКЮста идет разговор, чтобы наших представителей изгнать, трибуналы упразднить. Таким образом НКЮст, введя прокуратуру и производя реформы в суде, не подготовив кадры работников, создает фикцию правосудия, устраняя нас одновременно от этого дела. Прошу Вас взяться серьезно за это дело и составить план восстановления нашего влияния и информации ЦК». 24 сентября 1922 г. Менжинский доложил Дзержинскому свое мнение по этому вопросу и поручил подчиненным подготовить необходимый материал.

21 сентября 1921 г. заместитель наркома юстиции и Старший Помощник Прокурора Республики Н.В. Крыленко направил в ГПУ отношение о неправомерности внесудебного приговора секретным сотрудникам Г.Н. Анохину и Н.К. Данилову, виновным в расконспирировании себя и методов работы своего ведомства. Крыленко сослался на следующее решение Коллегии ГПУ: «Коллегия ГПУ в судебном заседании от 14 августа с.г. рассмотрела дело Ns 15076 Анохина Георгия Николаевича и Данилова Николая Константиновича и, основываясь на п. 5 § 2 постановления ВЦИК от 6 февраля с.г. (Собрание Узаконений № 16, ст.160)приговорила Анохина к 3 годам заключения и Данилова на один год без зачета предварительного заключения».

Далее он писал: «Между тем из текста означенного выше пункта закона видно, что в нем говорится лишь о выполнении ГПУ специальных поручений Президиума ВЦИК и СНК, но отнюдь не о судебных функциях Коллегии ГПУ, что вообще изъято из ведения органов ГПУ. Усматривая в данном случае превышение Коллегией ГПУ власти, предоставленной ей законом, полагаю 1) впредь никаких такого рода толкований законов не допускать; в противном случае за подобного рода действия виновные мною будут привлечены к судебной ответственности и 2) в течение 48 часов представьте мне в порядке надзора дело о незаконно осужденных гражданах Анохине и Данилове».

От имени Дзержинского был направлен ответ, в котором сообщалось, что еще 9 марта 1922 г. постановлением ЦК РКП (б) за № 110 было признано необходимым, чтобы дела о проступках и преступлениях сотрудников ГПУ следствием велось исключительно в органах ГПУ и допустимость вынесения по этим делам внесудебных приговоров с ведома Президиума ВЦИК. Это постановление было принято Президиумом ВЦИК за основу 20 марта 1922 г., и вопрос оставался лишь за окончательной формулировкой текста закона и его опубликованием. ГПУ же, не дожидаясь последнего, в виду невозможности остановки работы, осуществляет предоставленное ей право — выносить судебные приговоры по делам своих сотрудников, каждый раз имея санкцию Президиума ВЦИК. Так было с делом сотрудника Бородулькина, которое велось в одном из нарсудов. Оно было через НКЮ затребовано в ГПУ. И нарком юстиции Курский признал право ГПУ, ссылаясь на постановление Президиума ВЦИК. На вынесение же приговора по делу Анохина и Данилова была получена санкция Президиума ВЦИК, и ГПУ по этому делу равно, как и по другим подобным делам, понимает «как выполнение ГПУ особого задания Президиума ВЦИК. На основании вышеизложенного ГПУ считает, что Ваше отношение от 21 /X за № 59/сек есть плод недоразумения, а также считает совершенно недопустимой и дискредитирующей прокурорский надзор, ту форму пустой угрозы, которая обращено к Коллегии ГПУ, утвержденной Совнаркомом, каковая может быть проведена другим путем. Этот путь не может быть неизвестным старшему Помощнику Прокурора Республики. Что же касается вопроса второго пункта, на основании Положения о Прокурорском надзоре п. 15, Примечания, в виду секретного характера дела Анохина и Данилова благоволите ознакомиться с ним лично в ГПУ (д. № 15076)».

Конфликт был разрешен личным разговором Дзержинского. 29 сентября 1922 г. Г.Г.Ягода писал: «Дана головомойка». Но кому, не указал.

При выработке правового положения органов безопасности все проекты рассматривались многими ведомствами. Так, проект Положения об охране границы РСФСР и союзных республик обсуждался и согласовывался в 1923 г. с Центральным управлением лесами НКЗема (20 февраля), Морским штабом Республики (20 февраля), НКЗдравом(21 февраля), НКИД(21 февраля), РВСР (24 февраля), НКПочт и телеграфов (27 февраля) и др..

По поручению правительства представители органов безопасности участвовали в подготовке документов, определявших правовое положение других наркоматов и ведомств. Нередко документы СНК РСФСР, ВЦИК РСФСР, СНК СССР, и ЦИК СССР направлялись на заключение ВЧК, ГПУ, ОГПУ. Это давало возможность чекистам быть в курсе предложений и мнений сотрудников других правительственных учреждений, способствовало более полному пониманию места и роли органов ВЧК-ОГПУ в советской политической системе.

Уточнение правового положения органов ГПУ, некоторые изменения карательной политики произошли в процессе объединения Советских республик в единое союзное государство.

6 октября 1922 г. пленум ЦК РКП (б) обсудил и единогласно принял проект постановления об объединении республик. В пункте пятом отмечалось, что центральные органы борьбы с контрреволюцией должны быть подчинены «директивам соответствующих наркоматов и постановлениям Совнаркома и СТО «Союза Республик». Следовательно, пленум наметил принципиально новую постановку вопроса о взаимоотношениях органов безопасности независимых республик: вместо вхождения республиканских ГПУ в НКВД республик, а ЧК Армении, Азербайджана и Грузии — в соответствующие СНК, было создано единое союзно-республиканское ведомство, осуществляющее руководство борьбой с контрреволюцией и внутренней оппозицией в масштабе всей страны.

30 декабря 1922 г. I Всесоюзный съезд Советов провозгласил образование СССР. Это событие означало наступление нового этапа в правовом положении органов безопасности.

12 июля 1923 г. Коллегия ГПУ обсудила доклад И.С. Уншлихта «Об объединенном ГПУ» и постановила «добиваться, чтобы в Положении о ГПУ была полностью проведена идея строгой централизации», а в каждой союзной республике, в том числе и в РСФСР, во главе ГПУ стоял Председатель и при нем имелась Коллегия.

Основные принципы и идеи, выраженные в Декларации и Договоре об образовании СССР, нашли отражение в первой Конституции СССР, принятой вторым съездом Советов СССР 31 января 1924 г. Конституция СССР (1924 г.), которая регламентировала отношения ОГПУ с ЦИК СССР, его Президиумом и СНК СССР, а также подробно и полно определила взаимоотношения с наркоматами Союза ССР и союзных республик. Она закрепила правовые основы единого и целенаправленного развития государства. Глава 9 «Об Объединенном Государственном Политическом Управлении» определила цель создания ОГПУ, систему руководства и подчинения и другие положения. Ст. 62 Конституции 1924 г. гласила, что ОГПУ руководит работой местных органов Государственного Политического управления (ГПУ) через своих уполномоченных при СНК союзных республик, действующих на основании специального положения, утвержденного в законодательном порядке.

ОГПУ вошло в систему исполнительно-распорядительных органов Союза ССР и союзных республик на правах союзнореспубликанского наркомата. Все правовые акты, регулировавшие до этого работу ГПУ РСФСР и его местных органов, сохранили свою силу и после образования ОГПУ при СНК СССР. Это положение было закреплено в статьях 61–63 Конституции СССР.

По Положению об ОГПУ и его органах от 15 ноября 1923 г. оно занималось: «а) руководством работой Государственных Политических Управлений союзных республик и им подведомственных особых отделов военных округов, а также транспортных органов Государственных Политических Управлений на железных дорогах и водных путях сообщения на территории соответствующих союзных республик; б) непосредственным руководством и управлением особыми отделами фронтов и армий; в) организацией охраны границы Союза ССР; г) непосредственной оперативной работой в общесоюзном масштабе».

Следовательно, ОГПУ должно было ведать работой Государственных политических управлений союзных республик и подведомственных им органов, а также особых отделов фронтов и армий в общесоюзном масштабе.

Конституция СССР и Положение об ОГПУ стали важнейшей правовой основой деятельности органов безопасности. При решении своих задач ОГПУ получило право проведения оперативнорозыскных мероприятий, дознания и предварительного следствия, а также принятия других мер пресечения. Однако органы ОГПУ, как и ГПУ в свое время, наделялись решениями ЦИК СССР дополнительными полномочиями.

Таким образом, Ф.Э.Дзержинский внес значительный вклада в становление и развитие социалистической (революционной) законности, приняв непосредственное участие в разработке принципов и положений деятельности органов и войск государственной безопасности Советской России.

 

Глава 4. Репрессивная политика ведомства безопасности

В карательной политике органов ВЧК-ОГПУ превалировал классовый принцип, но если после революции упор делался на социальном положении или происхождение того или иного лица, то позднее подход стал несколько иным.

В середине 1920-х гг. Ф.Э. Дзержинский выступил против классового похода к лицам, совершившим правонарушение. 17 февраля 1924 г. он направил письмо в ЦКК РКП (б): «Я в корне не могу согласиться с предложениями по карательной политике, выработанными комиссией ЦКК (прилож. к прот. № 90 от 13/П-24 г.)

Основная мысль их — это льготы и послабления лицам пролетарского происхождения за преступления и смягчение карательной политики, переводя ее на рельсы воспитания и исправления преступников, с организацией с.-х. и фабр. — зав. колоний и т. д. Такая карательная политика в настоящее время будет иметь своим следствием увеличение преступлений, увеличение числа преступников, разложение рабочих и отвлечение госуд. мысли в этой области по неправильному направлению. Преступления мы изжить сможем исключительно, только поднимая общее благосостояние, преодолевая разруху, развивая производство, увеличивая зарплату, удешевляя производство, увеличивая производительность, поднимая и усиливая чувство общественности и ответственности. А это требует величайшей дисциплины и чувства законности именно у рабочих и трудящихся. Это долгий, тяжелый процесс. Жертвы неизбежны. Этими жертвами и являются т. наз. преступники. И если с ними не бороться, если им давать «льготы», то мы для преходящего либерального чувства жалости и абстрактной справедливости жертвуем будущим, жертвуем самой возможностью изжить преступления, увековечиваем их. Чахотка сейчас неизбежное зло, но если с ней не бороться всеми доступными мерами, чахотка победит человечество.

В психологии рабочих нет этой интеллигентской психологии. У рабочих вор-преступник не встречает сострадания, поэтому именно пойманный вор-рабочий не находит поручителей. А в среде «образованной», умеющей себе много прощать, есть много сострадания к уличному преступнику.

Если мы желаем победить, мы должны быть жестоки и к себе, и к другим.

Наша карательная практика никуда не годится. Вот основные принципы кар. политики, как я ее мыслю:

1. То, что преступно, должно преследоваться самым решительным образом, методами, уменьшающими данный вид преступности.

2. Никакого классового признака самого преступника не должно быть. Само преступление по своему существу должно определяться по классовому признаку, т. е. насколько оно является опасным для власти рабочих и крестьян, долженствующих осуществить коммунизм.

3. К преступнику должен быть подход персональный, поскольку он может исправиться, поскольку его преступление случайно, поскольку, совершив преступление, он сам не преступник, т. е. наши судьи не должны быть формалистами.

4. Размеры наказания должны сообразовываться с задачами и условиями времени.

5. Наказание не имеет ввиду воспитание преступника, а ограждение от него Республики и воспитание общественного мнения трудящихся для того, чтобы в их среде не могли психологически воспитываться преступники и классовое терроризирование общ. мнения классовых врагов трудящихся.

6. Республика не может быть жалостлива к преступникам и не может на них тратить больших средств — они должны покрывать своим трудом расходы на них. Ими должны заселяться пустынные, бездорожные местности — на Печере, в Обдорске и пр.

7. Борьба с преступниками должна вестись по методу коротких, сокрушительных ударов.

Меры самые целесообразные по предупреждению увеличения преступников — это забота о беспризорных детях — вот куда надо направить все сострадание и волю и вовлечение широкого общественного мнения масс по борьбе с преступлениями и преступниками.

Наша же судебная практика — это либеральная канитель».

В годы нэпа репрессии советской власти по отношению к различным категориям населения несколько ослабевают, но после значительного сопротивление со стороны большей части общества жесткой политике советского правительства в период перехода к индустриализации и массовой коллективизации снова усиливаются. И все большие масштабы приобрели внесудебные репрессии органов ОГПУ.

Часто оппонентами Ф.Э.Дзержинского были М. И. Калинин, Н. И. Бухарин, Г. Я. Сокольников, Н. В. Крыленко, Н. В. Чичерин и др. Именно Н.И. Бухарин писал Дзержинскому: «…Я считаю, что мы должны скорее переходить к более «либеральной» форме сов-власти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления (под руководством партии naturalitew) и проч. В статье своей в «Большевике», которую Вы одобрили, теоретически обосновал этот курс. Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих права ГПУ, и т. д. Поймите, дорогой Феликс Эдм. (Вы знаете, как я Вас люблю), что вы не имеете ни малейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах к Вам лично и к ГПУ как к учреждению. Вопрос принципиальный — вот в чем дело…».

Дзержинский не мог пренебречь мнением Бухарина, поэтому 24 декабря 1924 г. направил личную записку В.Р. Менжинскому следующего содержания: «При сем письмо ко мне Бухарина, которое после прочтения прошу мне вернуть. Такие настроения в руководящих кругах ЦК нам необходимо учесть и призадуматься. Было бы величайшей ошибкой политической, если бы партия по принципиальному вопросу о ГПУ сдала бы и дала бы «весну» обывателям: как линию, как политику, как декларацию. Это означало бы уступить нэпманству, обывательству, клонящемуся к отрицанию большевизма, это была бы победа троцкизма и сдача позиции. Для противодействия таким настроениям необходимо пересмотреть нашу практику, наши методы и устранить все то, что может питать такие настроения. Это значит мы (ГПУ) должны, м. быть, стать потише, скромнее, прибегать к обыскам и арестам более осторожно, с более доказательными данными; некоторые категории арестов (нэпманство, преступления] по должностям) ограничить и производить под нажимом или при условии организации за нас общественного партийного мнения; больше информировать МК о всех делах, втягивая плотнее парторганизацию в эти дела. Необходимо пересмотреть нашу политику о выпуске за границу и визы. Необходимо обратить внимание на борьбу за популярность среди крестьян, организуя им помощь в борьбе с хулиганством и др. преступлениями. И вообще наметить меры такие, чтобы мы нашли защиту у рабочих и крестьян и в широких парторганизациях.

Кроме того, еще раз надо обратить внимание на наши информ. сводки, на то, чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах и представили бы всю конкретность. Наши же сводки таковы, что они дают одностороннюю картину — сплошную черную, без правильной перспективы и без описания реальной нашей роли. Мы должны составлять отчеты о нашей работе».

Но это, отнюдь, не значило, что председатель ОГПУ согласен со всеми утверждениями Бухарина, о чем свидетельствует еще один документ, хранящийся в РГАСПИ в личном фонде Дзержинского. Сотрудники архива рассказали, что на одном из заседаний кто-то из членов правительства нарисовал на листке бумаги на фоне меча Председателя ГПУ и под рисунком сделал подпись: «Меч разящей пролетарской диктатуры или Дзержинский на страже революции. 30.6.25». Когда листок передали Дзержинскому, тот пририсовал трех человечков, держащих в руках большой напильник, и дописал: «Надо сбоку нарисовать Бухарина, Калинина и Сокольникова с напильником, подтачивающим «меч».

При изучении данной проблемы следует иметь в виду, что в 1917–1926 гг. всякому судебному (как и внесудебному) решению предшествовала партийная директива. Сотрудники ВЧК-ОГПУ и судьи не были свободны в принятии решений.

При Дзержинском в органах безопасности были выработаны и проверены на практике нормы и правила от ареста до освобождения или применения высшей меры наказания по отношению к лицам, совершившим не только политически преступления, но и в сфере хозяйственных отношений, в пределах полномочий, предоставленных высшими органами власти и управления.

Арест. В годы Гражданской войны практически каждый человек мог быть арестован органами ВЧК и заключен в концлагерь или тюрьму только по подозрению, как потенциальный противник власти или коммунистической идеологии. И все же нельзя согласиться с утверждением авторов книги «Наше Отечество» о том, что органы ВЧК одновременно осуществляли «по своему усмотрению арест, ведение следствия, вынесение и приведение приговора в исполнение». Говоря так, следует вести речь о конкретном периоде Гражданской войны.

В отдельных случаях Дзержинский рассматривал арест не только как меру пресечения, но угроза ареста должна была быть стимулом для улучшения работы. 6 февраля 1920 г. он говорил: «Придется арестовывать товарищей, потому что только таким образом мы сможем возбудить эту необходимую энергию. И поэтому в нашей работе не должны увлекаться тем, что вот тот — негодяй, а этот — хороший человек. Мы должны смотреть на него с точки зрения рабоче-крестьянской власти, с точки зрения более целесообразного использования, с точки зрения той цели, которой мы должны достигнуть».

В конце февраля 1918 г. Дзержинскому стало известно, что один из сотрудников ВЧК допустил грубое обращение с арестованными. Председатель ВЧК лично провел расследование по этому делу. На протоколе допроса от 11 марта имеется его пометка: «Комиссия рассмотрела и решила сделать самое энергичное внушение виновным и в будущем предавать суду всякого, позволившего дотронуться до арестованного». Дзержинский писал, что «вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы повинных людей есть зло, к которому и в настоящее время необходимо еще прибегать, чтобы восторжествовало добро и правда. Но всегда нужно помнить, что это — зло, что наша задача, пользуясь этим злом, искоренить необходимость прибегать к этому средству в будущем. А потому пусть все те, которым поручено произвести обыск, лишить человека свободы и держать его в тюрьме, относятся бережно к людям, арестуемым и обыскиваемым, пусть будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он — представитель Советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть». Он утвердил инструкцию для производящих обыск и дознание. В ней говорилось, что оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность; обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое. Никакие нравоучения и окрики недопустимы; ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда; угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы. «Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трех месяцев, удалению из Комиссии и высылке из Москвы».

25 апреля 1918 г. Дзержинский поручил левому эсеру, управляющему делами и секретариатом ВЧК Пятницкому подготовить циркуляр следователям, в котором указать на необходимость о. каждом арестованном в течение пяти дней составлять постановление об аресте, в котором должно быть сформулировано обвинение. Копия постановления должна быть в тюрьме с подпиской арестованного, что ему прочитано».

В годы Гражданской войны в случае необходимости ВЧК прибегала к массовым обыскам и арестам. В письме И.К.Ксенофонтову 14 мая 1919 г. Дзержинский писал: «Я не против массовых обысков, они создают желательную психологию, но надо выработать план их, иначе пользы не дадут…». И от стихийных обысков ВЧК переходит к плановым. Например, 6 июня 1919 г. на заседании оперативного штаба под председательством Дзержинского был заслушан вопрос о массовых обысках. Было решено для проведения операции назначить тройку в составе В.Н. Манцева, И.П. Жукова и М.А. Дейча, которая должна «выработать инструкцию для производящих обыски (Никакие реквизиции не допускаются)», а В.Н. Манцеву — составить в районных советах и учреждениях ЧК о сборе подробных сведений об адресах подозрительных лиц. Операцию провести в течение недели.

Массовые аресты и обыски не были правилом, а скорее исключением. 17 декабря 1919 г. Дзержинский и М.Я. Лацис подписали приказ Президиума ВЧК всем губЧК, в котором указывалось, что «ЧК весьма часто прибегает к арестам, когда это не вызывается целесообразностью. По одной наслышке, по одному подозрению и подчас мелкому преступлению арестовывать не следует. А в общем во всех тех случаях мелких преступлений, когда имеется уверенность, что преступник не сбежит, к аресту прибегать не нужно, так как дело можно вести и так или завести и передать в другие судебные учреждения». Поэтому ВЧК предложила руководствоваться следующими правилами: взять на учет население, могущее служить заложниками: буржуазию, бывших помещиков, купцов, фабрикантов, заводчиков, банкиров, крупных домовладельцев, офицеров старой армии, видных чиновников царского времени и времени Керенского и видных родственников сражающихся против нас лиц; видных работников антисоветских партий, склонных остаться за фронтом на случай нашего отступления; представить в списки этих лиц ВЧК со своим заключением, указав звание, должность, имущественное положение до революции и после революции; к аресту заложников приступать только с разрешения или предписания ВЧК».

Исходя из политических соображений, руководство партийных комитетов РКП (б) — ВКП (б) и органов ВЧК-ОГПУ особое внимание обращало на индивидуальный подход к аресту некоторых категорий советских граждан. Безусловно, особый подход соблюдался при аресте коммунистов.

В годы Гражданской войны уточняется порядок ареста отдельных категорий граждан: сотрудников правоохранительных органов России, буржуазных специалистов и др. 14 февраля 1919 г. Президиум ВЧК постановил: «В случае, если кто либо из царских бывших чиновников занимая должность в советском учреждении, высказывает свое лояльное отношение к советской власти и, если за невраждебное отношение ручается то учреждение, в коем он служит, данное лицо аресту не подлежит»

В приказе от 17 декабря 1919 г. Президиума ВЧК всем губЧК речь шла об отношении к буржуазным специалистам. «Наши специалисты, — говорилось в нем, — в своем большинстве люди буржуазного круга и уклада мыслей, весьма часто родовитого происхождения. Лиц подобных категории мы по обыкновению подвергаем аресту или как заложников, или же помещаем в концентрационные лагеря на общественные работы. Проделывать это без разбора и со специалистами было бы очень неблагоразумно. У нас еще мало своих специалистов. Приходится нанимать буржуазную голову и заставлять ее работать на Советскую власть. Поэтому к аресту специалистов надо прибегать лишь тогда, если установлено, что его работа направлена к свержению Советской власти. Арестовать же его лишь за то, что он бывший дворянин, что когда-то был работодателем и эксплуататором, нельзя, если он исправно работает. Надо считаться с целесообразностью, когда он больше пользы принесет — арестованным или на советской работе.Но в Президиум ВЧК ежедневно поступали жалобы на то, что подведомственные ВЧК органы, как в центре, так и на местах не исполняют декрета от 14 декабря 1918 г., т. е. не предупреждают соответствующие учреждения о предполагаемом аресте сотрудников этих учреждений, что ставят их в безвыходное положение, так как лишает возможности подготовить на место арестуемых других работников, что расстраивало работу учреждений.

Вообще-то складывалась любопытная ситуация — руководителя учреждения надо было предупреждать о предстоящем аресте сотрудника органами ВЧК. И это в условиях Гражданкой войны, когда сплошь и рядом подразделениями и службами руководили антисоветски настроенные лица. Пока чекисты приедут с ордером, подозреваемый в преступлении постарается скрыться. Тем не менее, 28 февраля 1920 г. Дзержинский подписал приказ, которым обязал все ЧК в центре и на местах точно выполнять декрет СНК от 14 декабря 1918 г., который обязал сообщать до ареста заведующему учреждением, где работал данный сотрудник, чтобы можно было подготовить другого работника; если до ареста этого было сделать нельзя, то после ареста ЧК была обязана в течение 48 часов сообщить, с указанием, почему арестован и в чем обвиняется, и, в зависимости от серьезности дела, предупредить учреждение; но «прежде чем арестовать того или иного гражданина, необходимо выяснить, нужно ли это. Часто можно не арестовывая вести дело, избрав мерой пресечения: подписку о невыезде, залог и т. д. и т. п., а дело вести до конца. Этим ЧК достигает того, что будут арестованы только те, коим место в тюрьме, и не будет ненужной и вредной мелочи, от которой только одни хлопоты, загромождающие ЧК, что лишает ЧК возможности заниматься серьезным делом и отдаляет нас от цели, для достижения которой ЧК существует.

10 февраля 1920 г. Дзержинский направил телеграмму транспортным ЧК о порядке ареста железнодорожников. В ней указывалось, что ТЧК могут производить эти аресты за служебные преступления в каждом отдельном случае только с согласия соответствующего комиссара. Но в случае серьезных преступлениях они вправе задерживать преступников с немедленным извещением соответствующего комиссара, который под свою личную ответственность может изменить меру пресечения. — «Во всех случаях, когда органы ТЧК обнаруживают служебные преступления и непорядки, они должны безотлагательно сообщать о каждом случае ответственным представителям НКПС, обязанным принять надлежащие меры к устранению непорядков и привлечению виновных к ответственности».

Несмотря на наличие директивных документов, в ВЧК продолжали поступать заявления о том, что провинциальные ЧК арестовывают лиц, «абсолютно ничем не вредных Республике или еще хуже наших же товарищей и друзей». Это вызывало законное недовольство органами ЧК. Причина таких действий заключалась в том, что не все ЧК сумели перестроить работу в соответствии с изменившейся обстановкой. Год назад, в период острой Гражданской войны, чекисты были вынуждены, «не останавливаясь перед единичными ошибками, совершать массовые операции, массовые аресты», чтобы решительно изолировать каждого противника, то к началу 1920 г. внутренняя контрреволюция на 9/10 была разгромлена и в этом нужды нет. «Наши методы, — отмечал Дзержинский в циркуляре 22 марта 1920 г., - должны измениться. Прежде всего, об арестах. Ни одно лицо, безвредное по отношению к нам, если оно не совершило какого-либо доказанного преступления, не может и не должно быть арестовано ЧК. Это, конечно, не значит, что в интересах раскрытия какого-либо преступления не может быть применена необходимая изоляция того или иного лица, виновность которого еще не очевидна, но такая мера требует быстроты выяснения, быстрого разрешения и главное — уверенной целесообразности.

Второе: раз и навсегда надо покончить с арестами лиц нашего пролетарского класса за мелкие, не носящие государственного характера преступления, как, например, провоз Уг пуда муки, десятка яиц и пр. Такие дела должны быть переданы местной милиции или в крайнем случае по составлении ЧК протоколов следует отсылать их, не арестовывая виновных, в народные суды.

Третье: необходимо осторожное и вдумчивое отношение к арестам ответственных советских и партийных работников. Тут ЧК должны проявить максимум такта, максимум понимания, что преступления по должности караются строго, но только при наличии этих преступлений. Мелкая придирчивость, раскапывание личной жизни каждого работника, временами преступления, являющегося плодом какой-либо склоки, должны быть отвергнуты ЧК, как органом, не занимающимся разбором и слежкой за нравственностью каждого работника. Только доказанные преступления, только такие, не носящие невольный, несознательный характер, а характер злостный, направленный во вред Республике, должны беспощадным образом караться через ЧК.

Задачи ЧК теперь еще больше усложняются, чем прежде. Необходимо перейти от прямых действий к повседневной нелегкой охране революции от ее врагов. ЧК теперь должны превратиться в орган всевидящий, за всем наблюдающий и доносящий в соответствующие органы об уклонениях тех или иных лиц или органов.

Только в случаях, требующих быстрого, решительного пресечения преступлений, ЧК должны взяться за аресты, высылки и прочее.

ЧК обязаны помнить, что только при выполнении этих указаний они выполнят возложенные на них рабочей революцией задачи. А потому мы еще раз должны запомнить, что за неправильные и бессмысленные аресты будут нести ответственность председатели». Но эти установки на смягчение карательных мер скорее были пожеланиями, потому что в кратчайший срок отказаться от методов Гражданской войны было практически невозможно. Уж очень велик был соблазн силовыми методами решить политические задачи. Поэтому в январе указание-пожелание, а в конце июля — распоряжение В.Р. Менжинскому: «Сегодня в газетах («Известия за границей, печат. о политич. положении») снова говорится о подготовлен, восстании в Питере. Полагаю, что надо произвести массовые аресты и главных арестованных вывезти из Питера. Надо, кроме того, усиленно проверить состояние гарнизона.

P.S. Считаю, что надо дать директиву быстрее вести следствие о заговорах в приграничных местностях и перестрелять заговорщиков».

Что же касается действий чекистов в условиях нэпа, то четко прослеживается стремление руководителей ВЧК-ОГПУ, высших органов власти строго регламентировать право ареста граждан, но на местах по-прежнему во многих случаях не были четкости в формулировках причин и мотивов арестов. В документах ВЧК и даже ГПУ называются такие причины ареста, как: «женат на княгине», «дед был епископом», «при обыске найдены погоны капитана», а в деле заключенного Харьковского отдела ГПУ было даже записано: «содержать под арестом до выяснения причины ареста». Некоторые «лихие» чекисты проявляли чрезмерное усердие в борьбе с мнимыми противниками власти. Иначе чем же можно было объяснить тот факт, что в 1923 г. только уездный уполномоченный Бийского губотдела ГПУ арестовал 419 человек, из них за: контрреволюцию — 172, бандитизм — 85, шпионаж — 7, прочие преступления — 155.

Чтобы исключить такие случаи, Дзержинский в записке Т.П. Самсонову и Г.Г. Ягоде указал, что «единственная цель заключения — это более или менее строгая изоляция для целей следствия или предупреждения и только. А поэтому все излишние строгости, не вызываемые этой целью — преступление, рождающее справедливое возмущение и новые преступления. Необходимо выработать целый ряд практич(еских) указаний и указать, куда жаловаться. Это надо преподать всем губчека, ос(обым) отд(елам). Надо не озлоблять людей и не грешить против нашей коммунистической морали». А к арестам вообще прибегать лишь в том случае, когда серьезное преступление налицо и оставление на свободе виновного может повлиять на ход следствия или уклонению от ответственности.

В годы нэпа, по вполне понятым причинам, особое значение приобрело внимательное отношение к специалистам, потому что неправомерные действия чекистов не только нарушали законы советской власти, но и вели к перебоям работы промышленных предприятий и учреждений.

Не позднее 20 января 1921 г. Дзержинский писал Ксенофонтову «Надо составить и послать телеграмму, чтобы не арестовывали специалистов по старым делам, пусть их немедленно освободят под поручительство заинтересованных в работе ответственных коммунистов. Копию телеграммы надо послать и Грибанову. Дела и объяснения затребовать сюда». Это распоряжение было следствием разбирательства рапорта 19 декабря 1920 г. особоуполномоченного командарма Кавказской трудовой армии и Грозненского нефтеуправления Э. П. Грибанов, который сообщил Народному комиссариату по военным делам и НКПС о том, что органы ЧК, арестовывают старых специалистов за «дела времен 17 года». Эти аресты вносили дезорганизацию в работу по добыче и транспортировке топлива. Рапорт Грибанова был переслан в ВЧК.

Дзержинский был категорически против упоминания в делах об арестах партийными комитетами. 20 июля 1921 г., сославшись на случай с арестованными чехословаками, когда на запрос Оргбюро ЦК, «за кем дело?», сотрудник ВЧК В.Д. Фельдман ответил, что за ЦК РКП(б), да и арестованы они по приказу ЦК и даже в регистратуре ВЧК значилось «За ЦК». Он предложил «устранить возможность таких официальных справок и зачислений».

Председатель ВЧК-ОГПУ протестовал также против нарушений установленного порядка ареста чекистов. 14 июня 1922 г. он телеграфировал в Пензенский губком партии: «Категорически протестую 1) против аресте ответственных работников отдела ГПУ без моего ведома, 2) против новых назначений без предварительного согласования со мною. Новых назначений не утверждаю, равно как и вмешательства в работу осведомления не допускаю».

Дзержинский выступал и против поспешных арестов. 13 сентября 1922 г. он писал Кацнельсону по поводу арестов торговцев, но уж если арестовали, то не надо «сгоряча слишком быстро освободить под давлением ведомства», а «рассмотреть срочно все улики и принять ответственное решение. Прошу Вам доложить мне сегодня все доводы, уличающие арестованных, для дальнейшего доклада зам. пред. СТО т. Рыкову согласно его требования. Доводы эти должны быть сгруппированы письменно и доложены лично» .

После письма М.И. Калинина, обратившего внимание Дзержинского на ненормальность опечатывания квартир и комнат арестованных после ареста, 26 июня 1925 г. он отдал распоряжение: «Это надо совершенно прекратить. Прошу дать мне по этому вопросу справку и предоставить Ваш проект соответствующего приказа по всем управлениями органам ОГПУ».

Ведение следствия. Председатель ВЧК-ОГПУ призывал всех следователей соблюдать «величайшую осторожность величайшую внимательность при ведении самого дела» и «отвечать ему немедленно на запросы о делах и просьбах арестованных». Он настаивал на большей гласности при рассмотрении дел и требовал «не втихомолку надо вести дело, не для того, чтобы найти того или иного виновного, а для того, чтобы убить систему, безответственность и беспечность руководителей». Успехи возрастут «лишь тогда, когда борьба будет задачей и обязанностью не только карательных и контролирующих органов, но в первую очередь самих хозяйственных — Авт.) органов, тех лиц, которые стоят во главе их».

Но первые месяцы деятельности аппарата ВЧК свидетельствовали о непрофессионализме многих следователей. Сам, не будучи юристом, но познавшим на себе все тонкости царской юрисприденции, он учил сотрудников ведению следственных дел. Так, 6 августа 1918 г. в записке Н.А. Скрыпнику Дзержинский писал: «Просматривая наши «дела», прихожу в ужас. Взять дело Рубиса. В этом деле материал богатейший, масса адресов выдающихся членов белой гвардии, писем и т. д. И ему не был по этому материалу задан ни один вопрос». Он предложил «предписать всем следователям, чтобы они арестованного опрашивали подробно обо всем, что имеется в материале, предварительно осмотрев его. Кроме того, должны быть выписаны все фамилии, адреса и указания о них, имеющиеся в материале. Кроме того, в делах кроме ордера должны быть сведения, почему данное лицо арестовано, кто именно указал адрес или что навело на подозрение…Дальше: в деле всегда должны быть бумаги о перемене меры пресечения, а также о мере наказания и о месте заключения».

Поскольку родственники арестованных пытались как-то повлиять на ход следствия,10 апреля 1918 г. в газете «Известия» было опубликовано заявление ВЧК о порядке обращения с заявлениями по поводу арестованных граждан: «За комиссией числятся арестованные по разным делам. Естественно, что ближние родственники и знакомые предпринимают всяческие хлопоты об их освобождении, изменении наказания и т. п., но по старым привычкам буржуазного строя обращаются к разным ходатаям — адвокатам за помощью, платя им за это большие деньги. Ставим в известность всех, что ходатаи-адвокаты не пользуются в комиссии никакими преимуществами, а, наоборот, только ухудшают положение дел.

Просим всех заинтересованных лиц обращаться лично. Они скорее и проще получат ответ и удовлетворение, нежели через бывших присяжных поверенных и т. п. ходатаев».

12 июня 1918 г. ВЧК вынуждена была предупредить население, что всякие ходатайства и защита за определенное вознаграждение лиц, дела которых находятся в делопроизводстве комиссии, не принимаются и никакого влияния на ход дела иметь не могут, и «если кто-либо из граждан г. Москвы позволит себе, пользуясь несчастьем других людей, главным образом, семейств заключенных, брать деньги или условливаться об определенном гонораре за ходатайство или защиту, то тем самым будет признан совершившим преступление, равносильное вымогательству и шантажу, наказуемое по всей строгости революционных законов.

Вместе с тем Комиссия настоящим доводит до всеобщего сведения, что ею принимаются ходатайства только близких к арестованным лиц, как-то: ближайших их родственников или друзей, ходатайствующих совершенно безвозмездно.

Но эти обращения игнорировались многими жителями не только Москвы. 14 марта 1919 г. Дзержинский через газету «Известия» обратился к населению: «Ввиду того, что в последнее время, по слухам, различные темные личности под видом следователей, комиссаров и ответственных должностных лиц ВЧК занимаются всякого рода вымогательствами, вводя в заблуждение родственников и знакомых заключенных под стражу.

Всероссийская Чрезвычайная комиссия доводит до всеобщего сведения следующее:

Все лица в интересах облегчения участи самих арестованных обязаны немедленно обо всех случаях шантажа и вымогательства сообщать об этом во Всероссийскую Чрезвычайную комиссию на имя председателя комиссии с указанием точного адреса и телефона.

Все лица, подавшие такое заявление, найдут полную защиту от шантажистов, будут немедленно выслушаны, и будут приняты самые решительные меры для привлечения виновных к строгой ответственности и удовлетворения пострадавших.

Только при этих условиях ВЧК может гарантировать родственников и знакомых от шантажа и вымогательства со стороны темных личностей, действующих от имени Всероссийской Чрезвычайной комиссии».

24 ноября 1920 г. Ф.Э. Дзержинский подписал приказ о тщательной проверке все обстоятельств дела лиц, привлекаемых к ответственности. Он отметил, что в органы ВЧК на местах поступает много заявлений и указаний на незаконные и преступные деяния того или другого ответственного партийного или беспартийного советского работника, как и вообще граждан, с просьбой возбудить против него дело и привлечь к ответственности. Часто авторами подобных заявлений являются лица, не заслуживающие никакого доверия, а мотивами подачи заявлений — сведение личных счетов, желание дискредитировать того или другого сотрудника, а иногда и убрать его с дороги ради своей личной карьеры. Часто даже подписанные заявления являются анонимными или с подложными фамилиями; в таких случаях необходимо найти самих заявителей, «тем более, что подложные заявления часто носят чисто белогвардейский характер».

«Вызов на допрос ответственных сотрудников или задания агентам по выяснению материалов, указанных в заявлении, тем или другим путем получают огласку, и на этом основании начинаются разговоры — сплетни, преувеличенные толки, весьма вредно отзывающиеся и нервирующие тех, к кому они относятся. Необходимо оберегать честь и доброе имя ответственных партийных и советских работников, а поэтому недопустимо, когда возникают о ком-либо сомнения, называть их имена при допросе свидетелей, если нет прямого обвинителя, который берет на себя всю ответственность за свое обвинение. В случаях, когда возникает против кого-либо только подозрение, необходимо проверить его основательность с таким расчетом, чтобы сама проверка не запачкала имени работника».

Во избежание безосновательного дискредитирования сотрудников советских учреждений и граждан при самом расследовании якобы совершенных ими преступлений, а также, чтобы не дать основания толкам о безнаказанности ответственных сотрудников, Дзержинский приказал:

«1. Всякое заявление, поступившее в органы ВЧК, о преступной деятельности советских работников и вообще граждан, должно быть внимательно просмотрено и сохранено в строжайшем секрете.

2. Лиц, подавшее заявление, основательно обследовать, и, если возбуждать дело, то только в том случае, если подавший заявление заслуживает доверия, заявление его не является клеветой и податель его может быть вполне ответственен за свое заявление.

3. Если после такого расследования заявление окажется ложным, основанным на сведении личных счетов и т. п., привлечь заявителя к ответственности по обвинению в ложном доносе и дискредитировании Советской власти.

4. О всех материалах, поступивших в органы ВЧК, порочащих советских или партийных работников, сейчас же сообщать председателю исполкома, парткома или других советских н партийных органов по принадлежности, и в дальнейшем свои действия согласовать с этими товарищами…».

Ведение наиболее важных дел было на контроле у председателя ВЧК. 30 декабря 1920 г. он направил телеграмму в Тулу А.И. Каулю, чтобы были прекращены всякие допросы Сундукова и, как только позволит его здоровье, прислать его немедленно в Москву. Было также предложено не выносить приговоров по делам левых эсеров максималистов и анархистов и в исполнение не приводить, а все дела, законченные следствием, направлять в Москву ВЧК со своим заключением, оставляя арестованных в Туле до особого распоряжения.

Поскольку в конце 1920 г. Бутырская тюрьма была переполнена арестованными по различным делам, Дзержинского дал указание всем уполномоченным СО ВЧК, ТО ВЧК и начальникам специальных отделений 00 ВЧК в конце 1920 г. в 3-х дневный срок «пересмотреть все дела, как находящиеся в следственной разработке, так и дела осужденных, на предмет изменения меры пресечения в отношении арестованных. Дела на арестованных, предназначаемых к освобождению, немедленно докладывать начальникам соответствующих отделов на предмет рассмотрения и утверждения заключений. В отношении арестованных, к коим не может быть изменена мера пресечения, выяснить возможность их перевода в тюрьмы по месту рождения. Переводы в Бутырскую тюрьму с сего числа прекратить. Учетно-Регистрационному отделению впредь до особого распоряжения политических заключенных направлять в Лефортовскую тюрьму, прочих — в Таганскую тюрьму.

Начальникам отделов впредь вменяется в обязанность на сношениях в учетн. — регистрам, отделении о тех или иных передвижениях арестованных указывать, в какую тюрьму арестованный должен быть направлен».

Дзержинский непримиримо относился к отступлениям следователей от требований советских законов и нормативных актов. 21 марта 1921 г. он предложил ответственному сотруднику ВЧК Т.П. Самсонову по делу А.А. Ховрина «призвать следователя к порядку за искажение слов арестованного». Ховрин будто-то бы сказал, что он не только эсер, но что работал и будет работать по заданию этой партии. Но арестованный передал, что он этого не говорил, — «я ему, безусловно, верю.

Прошу призвать следователя к порядку за искажение слов арестованного и прошу дать не о нем отзыв. Что касается Ховрина, то прошу без моего ведома его не арестовывать, прошу об этом сообщить и МЧК».

Приказом Дзержинского 14 мая 1921 г. всем следователям и уполномоченным было вменено «к неуклонному руководству»:

«1. Каждый гражданин, содержащийся под стражей, должен был допрошен с предъявлением ему обвинения в письменном форме не позднее 48 часов с момента взятия его под стражу

2. Следствие…должно быть окончено не позднее месячного срока с момента начала следствия;

3. В случае невозможности…в установленный срок мотивированное постановление на предмет продления срока следователем должен быть внесен на утверждение ближайшего судебного заседания Президиума ВЧК».

Дзержинский требовал от сотрудников точного знания всех обстоятельств дела. Характерны вопросы председателя ОГПУ А. Андреевой, Г.Г. Ягоде и В.Д. Фельдману 29 июля 1924 г. по делу рабочего Москалева, умершего в тюрьме:

«1) Какие доказательства, хотя бы и косвенные, что Москалев был меньшевиком в прошлом и настоящем и что принимал участие в распространении листовок. В деле, присланном мне о Москалеве, совершенно голословно говорится в одном месте «меньшевик», а в другом «бывший меньшевик». О распространении нет ни слова. Проверено ли агентурное голословное утверждение?

2) Запрошена ли была ячейка до ареста и после ареста? Если да, то почему в деле нет следов?

3) Испрашивали ли Вы разрешение на арест рабочего и у кого? И вообще какие у нас в настоящее время меры и формальности для ареста рабочего?

4) Почему дело Москалева, хотя он настойчиво утверждал, что не виноват, так долго у Вас тянулось?

5) Т. Ягода говорил мне, что Москалев должен быть скоро освобожден. В таком случае, какой смысл был его держать?

Поручаю т. Фельдману расследовать правильность и обоснованность ареста Москалева, его 1,5 месячное содержание, выяснить, кто именно вел дело, почему не обратил внимание на необоснованность, почему не ускорил проверку по отношению к рабочему. Прошу т. Фельдмана проверить, какие существуют указания о порядке ареста рабочего и порядке ведения их дел, и выработать меры, обязующие величайшую осторожность в арестах и величайшую внимательность при ведении самого дела. Москалев был допрошен один только раз. Свидетельских показаний о нем в деле нет. Видно, для следователя нет различия, сидит у него рабочий или белый офицер.

О результатах доложите.

Такие случаи, как с Москалевым, готовят гибель ОГПУ как органу рабочей диктатуры».

Важное значение председателем ВЧК-ОГПУ придавалось взаимоотношениям органов безопасности и парткомов при ведении следственных дел. Необходимо отметить, что парторганы оказывали воздействие на работу следователей. Поэтому центральные и местные комитеты вынуждены были разъяснять недопустимость этого, потому что коммунисты-преступники уходили от ответственности. 22 февраля 1922 г. в «Известиях ЦК РКП (б)» было опубликовано решение ЦК РКП (б) по этому вопросу: «В случае же, если совершенный проступок члена РКП является не только нарушением партийной дисциплины и невыполнением партийных решений, но и одновременно нарушением законов Советской власти… — таковой должен привлекаться к ответственности помимо наложения партийного взыскания на общих основаниях через судебные и административные органы советской власти».

Насколько тщательно Дзержинский знакомился с работой следователей свидетельствуют его многочисленные пометки после 31 июля 1922 г. на заключении следователя Грункина по делу К.А. Рончевского: «Ну и заключение. Шедевр. Все это чепуха. Отто знаю — это маньяк. Докладывал мне, что Урицкого убили евреи (Подчеркивания и выделение в тексте Ф.Э.Дзержинского — Авт.). Надо проверить, кто это составитель этого доклада». Обратимся к самому документу: «Заключение по делу № 12376: «1922 года, июля, 11 дня я, врид пом. нач. След. Отдела ГПУ Грункин, рассмотрев законченное дело по обвинению Рончевского Константина Алексеевича, В чем? Вот так дело, наводящее на мысль нашел Рончевский Константин Алексеевич, 27 лет, сын морского врача, тайного советника, в старой армии был прапорщиком понтонного батальона, обучался в Институте путей сообщений. В 18 г. присоединился к партии С.Р. левых, с конца 18 г. был членом РКП. Во время чистки был исключен за не изжитие буржуазной психологии и не проявление себя на партработе. С 18 г. работал в Вечека, в 21 г. был нач. админорг ПП ГПУ Ю.В., в настоящее время служит уполномоченным ИНО ГПУ.

Весь обширный материал, состоящий из 6 томов, представляет из себя, главным образом, дела разных лиц (а не Рончевского), имевших то или иное соприкосновение с Рончевским и наводящих на мысль о их делах.

В первоначально подготовленном докладе следователями ПЧК тов. Отто и Риксом о Рончевском в связи с полученной информацией о нем, как бы укрывается уголовн. преступление Штрауса, Рончевский и его деятельность представляются в следующем виде (не основании сопоставления фактов, но не проверенных следствием).

Рончевский, будучи следователем ПЧК, дважды выручал уголовного преступника Штрауса путем затребования через Президиум из милиции Штрауса вместе с его делом к себе, выставляя вымышленные мотивы. Штраус являлся секретным сотрудником Рончевского, связанного вместе с ним помощника Гарисона. В дальнейшем Штраус попадает за целый ряд других проступков, как шантаж арестованных, взятки и т. п. на скамью подсудимых.

Означенный доклад усматривает проявление со стороны Рончевского покровительственное отношение к Штраусу и Гаррисону и непринятие Рончевским должных мер к раскрытию тех преступлений с ценностями (бриллиантами, золотом, валютой) три тогдашних операции через осведомителей, которым, по мнению докладчиков, Рончевский имел отношение.

В докладе фигурируют и другие осведомители Рончевского-Вишнякова, базарная торговка, которой покровительствовал Рончевский… (в тексте) и Гаррисон, бывший с ней в хороших отношениях, и Батурин-Толстой, быв. милиционер и приятель Вишняковой, которого Рончевский отставляет от мобилизации и на фронт.

В докладе говорится также о разных мелких делишках этих осведомителей и Гаррисона, к_которым._видимо. причастен и Рончевский, но эти сведения из спутанных_показаний, выгораживающего себя Штрауса и показания такого же шантажиста Готлива, подсаженного к Штраусу, и других заключенных в тюрьме.

В докладе высказывается еще целый ряд? подозрений по отношению к деятельности Рончевского, как покрывательство своих сотрудников.

В дальнейшем доклад останавливается на биографии Рончевского со слов жены его, которую он бросил. Рончевский происходит из аристократической семьи. Сын придворного врача во время из патриотических чувств бросил институт путей сообщения и поступил добровольно на военно-инженерные курсы, откуда был выпущен прапорщиком. Во время пребывания в школе юнкеров посетил царь, и Рончевский, восхищенный им, пожелал пойти в железнодорожный батальон охраны Его Величество, но так как для этого нужно было иметь чин поручика, то отправился на фронт заслужить его. На фронте его застает революция, где он связывается с с.-р. организацией. По возвращению в Петроград в 18 г. он нигде не служил, а затем вступил в боевую дружину левых с.-р. и был чином в штабе его.

Имеются указания на его карьеризм, на его переход после окончания разгрома левых с.р. в РКП и ЧК, несмотря на самое его активное участие в организации левых с. — р и время их роспуска. В том же докладе имеются указания на преступное отношение Рончевского и подведение под расстрел неких Зонгенфрей и Бениславского из отношения, что они могут раскрыть его прошлое, т. к. Зоргенфрей якобы его знал раньше. Наряду с этим, Рончевский обвиняется в отставлении от расстрела английского шпиона Берга.

Произведенным в дальнейшем расследовании в ПЧК устанавливается:

1. Неправильное освобождение дважды указанного выше Штрауса с оставлением его дела у себя (не сдавая в архив).

2. Провоцирование налета бандитов с целью и поимки при помощи заключенного Вишнякова — мужа упомянутой Вишняковой.

3. Покровительственное отношение к Виншяковой через Гаррисона, которая безнаказанно торгует на базаре, не будучи ценной осведомительницей.

4. Арест начальника одного из районов милиции Лукина, привлечение его к ответственности по докладу того же Гарисона, причем предполагается, что за то, что Лукин притеснял за незаконную торговлю приятельницу Гаррисона ту же Вишнякову. Главными обвинителями по этому делу являлись Вишнякова и упомянутый Батурин-Толстой.

5. Возникло подозрение, что Батурин-Толстой выручался от мобилизации на фронт Рончевским.

6. По показанию Отто и Рикса, Рончевский подвел под расстрел Зоргенфрей и ее сожителя Бениславского, несмотря на то, что они были оставлены, как ценные осведомители по другим делам и при том в тайне, опасаясь, что Зоргенфрей, оставшись в живых, могла скомпрометировать Рончевского как «где-то его видела».

7. По словам Отто, Рончевский отстоял от расстрела явного шпиона Берга, мотивируя, что Берг будет давать сведения, что не оправдалось.

8. При внимательном рассмотрении всего дела и дополнительным допросом Рончевского и очной ставкой между ним и Отто и Рисом в общем подтверждается происхождение Рончевского, как и его пребывание в штабе левых с-р. в 18 г. Вырисовывается тип Рончевского аристократа, склонного к карьеризму.

Все пункты обвинения против Рончевского в преступлениях по должности доказать не представляется возможным, т. к. весь материал Рончевского непосредственно Рончевского не изобличает, а лишь бросает не него тень, т. к. фигуранты в деле его осведомители и сотрудники скомпрометированы в полной мере. По объяснению Рончевского все эти осведомители непосредственно с ним связаны не были, а сносились через Гарисона. Штрауса он выручил как своего осведомителя, который должен был в это время давать нужные спекулятивные дела. Его дело осталось у него в столе как материал к личности Штрауса, как секретного сотрудника, провоцирование налета действительно имело место, т. к. Вишняков дал сведения о готовящемся налете, что в последствие оказалось провокацией Виншякова. Лукин действительно был привлечен к….

Дело же Рончевский сам не вел, а поручил одному из следователей, т. к. с Лукиным был до этого знаком. С Лукиным же оставался все время в хороших отношениях и Отто, Батурин же был завербован Гаррисоном в качестве осведомителя и как такового Рончевский его действительно отстоял от мобилизации, подробности же Рончевский не помнит. При очной ставке выяснилось, что Риксу было известно, что Рончевский делал доклад в президиум по делу Зергенфрей и Бениславского и что возможен их расстрел, т. к… Зоргенфрей и Бениславский не выполнили полностью взятых на себя обязанностей как осведомителей. Это было когда требовался срочный доклад по делам обвиняемых, которым грозил расстрел накануне декрета об отмене смертной казни. Про Берга же Отто знает, что по слухам он был оставлен в живых по просьбе Рончевского, но от кого слыхал, не помнит, а в деле имеется указание, что кое-какие сведения Берг давал Рончевскому и Комарову.

Установить о том, что Рончевский скрывал свое происхождение, не удалось, т. к. его анкеты первоначальные из ПЧК исчезли (возможно умышленное хищение). В других же анкетах Рончевский указывает на сословие «сын врача» (формально, конечно, правильно) и не скрывает своего офицерского звания и работы у левых с.р., хотя несколько это стушевывает.

На основании изложенного и имея ввиду исключение Рончевского из РКП за неизжитость буржуазно психологии, не находя достаточно данных для привлечения Рончевского к уголовной ответственности, предлагаю его уволить из органов ГПУ без права поступления. как человека ничем не доказавшего свой преданности и готовности к самопожертвованию для пролетарской революции при принял нежности все время до 18 г. к враждебным революции слоям общества и направить как офицера в распоряжение военкомата гор. Москвы».

При ознакомлении с делами подследственных, если зарождалось сомнение, Дзержинский требовал представить ему все материалы и провести допрос повторно. Так, 2 февраля 1923 г. по справке Петроградского ОКТО ГПУ по делу о преступлениях по должности ряда сотрудников материальной службы Николаевской железной дороги он писал Г.И. Благонравову: «Раньше, чем дело передавать на суд, прошу затребовать его сюда для доклада мне. Муста не обязательно допросить в качестве свидетеля по всем договорам и лицам, фигурирующим в этой справке. Допрос должен быть произведен следователем и ведущим все дело в Вашем присутствии и по вопросам, сформулированным письменно и представленным мне предварительно. Показания Водовозова для меня до очевидности лживы. Это обыкновенный] способ всех взяточников — такой клеветой бронироваться. Данные о договорах и о взаимоотношении Муста с Меттом более серьезные. Но для оценки их необходимо выслушать Муста. Вообще дело ведется ненормально. Уже давно Муста должен был быть допрошен в качестве самого важного свидетеля. Сейчас в Питере его допрашивать нельзя, ибо по этой справке очевидно, что следователь пристрастен и что он уже обвинил Муста, даже не допросив его. Дело очень серьезно, ибо Муста, как партийный] тов[арищ], занимал слишком ответственный пост и такие недоказанные и необоснованные обвинения величайший, урон для партии. Если Муста взяточник, то он должен быть первым расстрелян, но я уверен, что это ложь».

Дзержинского беспокоили интриги партаппаратчиков, мешавшие работать следователям. После того, как по требованию сотрудника ЦК А.А. Андреева из ТО ГПУ 18 мая 1923 г было изъято дело Абалова без его ведома, он писал Янсону: «Совершенно очевидно, что т. Андреев стал осью склоки против нас вследствие ошибки, что повел дело против следователей и наших работников, не ожидая окончания следствия против Абалова и других и что изъял это дело чисто уголовного характере из органа, который компетентен вести такие дела. Если т. Андреев полагает, что у нас слишком ярко выражен карательный подход, то его дело было сообщить об этом президиуму ЦКК, а не вести следствие на эту тему и подрывать авторитет ГПУ и наших заслуженных товарищей. Такой подход считаю глубоко неправильным и прошу вынести свое решение по этому вопросу».

22 марта 1923 г. был арестован меньшевик А. Г. Гуревич, управляющий государственным молочным заводом за активную антисоветскую деятельность. 14 апреля по просьбе заместителя председателя СТО А. Д. Цюрупы ГПУ более тщательно рассмотрело дело Гуревича. Дзержинский лично знакомился с материалами дела. И 19 мая 1923 г. он писал Уншлихту: «Прочел внимательно все дело Гуревича. Считаю асе пункты обвинения измышлением. В заключении Гуревич обвиняется:

1). является активным членом партии меньшевиков — материал опровергает это;

2). группирует вокруг себя лиц явно настроенных против Соввласти — нет ни капельки данных в подтверждение;

3). ведет агитацию среди местного населения — голословно;

4). распускает самые нелепые слухи про деятельность Соввласти и ее руководителей — фантазия.

Из дела ясно одно — Гуревич не может остаться в Смоленской губернии.

Необходимо постановление в отношении Гуревича изменить, запретив ему жить и ездить в Смол, губ., освободить.

В отношении других пересмотреть постановление».

19 мая 1923 г. А. Г. Гуревич был освобожден под подписку о невыезде. Затем решением комиссии НКВД по административным высылкам выслан в Рязань на два года.

Ознакомившись с заключением начальника отдела Славатинского по делу арестованного Алексеева, Дзержинский обратил внимание на следующие слова: «Арест Алексеева должен повлиять отрезвляющим образом и на другие театры и кабаре, где зачастую имеют место антисоветские выпады, но и часто контрреволюционные выходки». На это последовала резолюция Председателя ГПУ: «Алексеева немедленно освободить, так как следователь не в состоянии даже сформулировать, что именно ему инкриминируется, кроме общих фраз. В 1923 г. общих фраз мало. Все дело переслать мне».

Ввиду серьезных недостатков при ведении следствия, 29 июля 1924 г. Дзержинский поручил Фельдману выработать меры по обеспечению соблюдения установленных правил при арестах и ведении следствия и дал советы Кацнельсону по одному из дел, предложив тщательно проверить список обвиняемых, не расширяя его «без оснований к этому». «Надо в первую группу выделить жуликов и грабителей, во вторую, тех, кто их сознательно покрывал. В третью — тех, кто недосмотрел. Первые две должны быть в качестве обвиняемых. О третьей группе надо составить доклад мне особо для направления об них дела в порядке административного воздействия».

Дзержинского всегда возмущали элементарные просчеты в работе подчиненных. 8 июля 1926 г. Дзержинский писал В.Л. Герсону: «Сегодня т. Шведчиков мне передал, что вчера пришел к нему освобожденный нами по делу Совкино некий Брокман (?), который сидел у нас три месяца без предъявления к нему какого-либо обвинения. Изучите его дело и доложите мне, почему он был арестован, почему его держали три месяца и почему его освободили?».

Архитектор Е. Ю. Брокман находился под следствием в ОГПУ. Был привлечен к ответственности за дефекты в строительстве одного из объектов «Совкино». По требованию прокурора Верховного Суда дело Брокмана было передано в Московскую губернскую прокуратуру.

Приговоры, внесудебные репрессии. Как уж было отмечено, в первые месяцы после образования ВЧК она не имела права вынесения приговоров и внесудебных полномочий. Но уже к концу 1918 г. территориальные органы ВЧК рассматривали дела, подлежащие разрешению судебных инстанций, и выносили постановление о заключении в тюрьму на срок или без срока, которые могли приниматься революционными трибуналами и народными судами. Так, Витебская ЧК приговорила наказать спекулянтов 10 годами тюрьмы, другие комиссии присуждали к 3 или 5 годам общественных работ и т. п. В приказе от 15 ноября 1918 г. Дзержинский писал: «Все это доказывает, что Чрезвычайная комиссия не вполне ясно представляют себе функции Чрезвычайных Комиссий. Чрезвычайные комиссии, являясь органом борьбы, должны применять меры наказания лишь в административном порядке, т. е. меры предупреждения тех или иных незаконных действий, для чего комиссии и прибегают к арестам (в административном порядке), высылкам и т. д. Незаконченные же следствием дела о незаконных действиях отдельных лиц и организаций должны передаваться в судебные инстанции, каковыми являются революционные трибуналы, народные суды и пр. на предмет осуждения виновных, но ни в коем случае комиссии не должны брать на себя функции этих судов».

Но эта точка зрения была пересмотрена Дзержинским к концу Гражданской войны. В циркуляром письме от 17 апреля 1920 г. он отмечал, что «мы живем в эпоху, когда классовая борьба буржуазии и преступного мира против нас не приняла еще таких форм, когда всякое преступление мы можем карать только путем судебного воздействия или когда всякое преступление настолько дает возможность точно себя определить, что мы безбоязненно можем отдать его на гласное рассмотрение с уверенностью, что преступник будет наказан. С другой стороны, мы вышли, однако, уже из того периода первоначального строительства и ожесточеннейшей борьбы не на жизнь, а на смерть, когда потребность в самообороне была так велика, что мы сознательно могли закрывать глаза на ряд своих ошибок и сознательно допускать возможность таких ошибок лишь бы сохранить республику, как это было в эпоху красного террора».

Следует иметь в виду, что советские руководители постоянно подчеркивали целенаправленный характер репрессий, они, мол, применяются лишь к представителям эксплуататорских классов во имя интересов рабочих и трудовых крестьян и имеют избирательный характер, в частности, против помещиков, крупной буржуазии, «старорежимной интеллигенции». Однако на деле сплошь и рядом не только крестьяне, но и рабочие попадали под жернова этой государственной машины, о чем свидетельствуют многие факты. Подмена закона и законности революционной целесообразностью была весьма характерна для В.И. Ленина и его сподвижников, а затем и в объяснениях советских историков. Но допустимы ли любые средства в политической борьбе и во имя защиты революции? Лишение же «свергнутых классов» гражданских прав и всякое отрицание в стране любой легальной политической оппозиции не оставили шансов для борьбы социальных сил в какой-либо другой форме, кроме как с оружием в руках.

Председатель ВЧК-ОГПУ старался всячески показать непричастность к выносимым приговорам партийных органов. Так, 6 декабря 1920 г. он отверг предложение И.П. Бакаева об утверждении парткомами приговоров считая, что «неудобно партийной организации утверждать приговоры, выносимые советским органом», но весьма желательно присутствие члена парткома на заседаниях Коллегии по вынесении приговоров.

В годы нэпа предметом особой заботы наркома путей сообщения, а затем председателя ВСНХ были специалисты, без которых невозможно было восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства страны. Поэтому всякие незаконные и поспешные аресты и суды над ними парализовали работу предприятий и учреждений.

25 июля 1922 г. Дзержинский сообщил Д.В. Усову о вызове в Верховный Трибунал в качестве подсудимого Ванифатьева и просил Усова следить за ходом этого дела. Он предупредил, что должна быть проявлена величайшая тщательность в этом деле и беспристрастность, так как Ванифатьев занимает высокий технический пост, и все специалисты наблюдают за ходом этого дела. — «Очень поэтому важно, чтобы никто не мог обвинить Верх. Триб. в попустительстве или в пристрастном к спецам отношении. Поэтому и приговор, и мотивировка должны быть очень тщательно сформулированы».

В феврале 1923 г. Г.М. Кржижановский указал, что из-за дела против Швальбаха, Яновицкого и других дезорганизуется работа Центральной электростанция, эти специалисты «могут быть очень полезны для Советской власти, и дело вовсе не требует опорочения и изъятия их по суду». 28 февраля 1923 г. Дзержинский просил Уншлихта «обратить на это дело внимание и, если нужно будет, устроить совещание с Богдановым и другими хозяйственниками. Дело в том, что суд — палка о двух концах, ее можно повернуть против всех на скамью подсудимых. Если в результате суда хозяйство еще более расстроится, если выйдут из строя не неисправимые прохвосты, а те, кто может исправиться, то такого суда не нужно.

Многих следует и можно исправить, не доводя дела до суда. Таким образом, многих полезных людей можно сохранить и приобрести для Советской власти».

Проанализировав практику привлечения к суду и следствию руководящих хозяйственных работников, Дзержинский отметил, что она очень часто наносила существенный вред их работе, «дезорганизуя и выбивая из строя (аресты) или из колеи работоспособности (дискредитация) лиц, работа которых, безусловно, была полезна». Очень часто привлекались к суду и следствию лица за мелкие проступки и упущения, за проступки по чисто формальным признакам — тогда как административное разрешение (самого непосредственного начальства) могло бы не только сохранить работника, но и завоевать его. Но, несмотря на преследования, преступления и расхищения не уменьшаются, не искореняются, «ибо меч борьбы и правосудия действует вслепую без плана». 6 марта 1923 г. он обратился с письмом в ГПУ, НКЮ, ВСНХ, Наркомат Внутренней торговли, НКЗем, ЦКК и ЦК РКП(б) на необходимость борьбы, «иначе все государственное достояние будет расхищено, государственная промышленность восстанавливаться не будет. Но если подойти к этой борьбе с узкой точки зрения — бей виновного, то можно сказать, что надо всех бить без исключения, ибо мы, коммунисты (самые честные из нас), еще дураки — учимся только и делаем миллион промахов, а остальные, как спецы, так и вся конторская братия, — это враги наши и смотрят на государ, имущество, как на источник своего обогащения (это казенное, не наше, не грех брать и рвать).

Очевидно, что для преодоления такой стихии, необходима тонкая, обдуманная, сложная стратегия, рассчитанная на то, чтобы в этой стихии найти союзников, произвести расслоения, внедрять новую этику.

Эту стратегию провести можно лишь тогда, когда борьба будет задачей и обязанностью не только карательных и контрольных органов, но в первую очередь самих хозорганов, тех, кто стоит во главе их. Хозорганы должны понять, что карательные органы работают в их пользу, а карательные органы должны понять, что борьба их со злоупотреблениями в хозорганах против воли руководителей этих хозорганов — бесплодна и вредна.

Для обсуждения этого важнейшего вопроса предлагаю созвать нам совместное совещание, на котором ГПУ, НКЮст и РКИ внесли бы согласовавшие предложения».

Характерно письмо Дзержинского в ЦКК РКП (б) на имя А.А.Сольца от 4 августа 1924 г.: «Завтра Вы будете судить инж. Стюнкеля в дисциплинарном суде. Этот вопрос имеет для нас, хозяйственников, огромнейшее значение. Осуждение и ошельмование Стюнкеля известного] всем тем, что он сразу к нам примкнул и работал честно, как мог — будет означать определенный курс против советских спецов, а за белогвардейцев. За Стюнкеля я хлопочу, как и ЦК Союза текстильщиков, ибо осуждение его будет срывом всей нашей политики по отношению к спецам».

Самым острым в карательной политике органов безопасности был вопрос о применении высшей меры наказания — расстрела. Гражданская война была временем взаимного уничтожения противников в кровавом единоборстве на поле боя и в тылу. Причем красные и белые применяли эту меры не только против лиц, принадлежавших к членам политических партий или организаций, но и в превентивном порядке к тем, кто, по мнению правителей разных советов, директорий, военных диктатур, мог взяться за оружие или оказывать помощь врагу.

Крайней мерой борьбы с политическими противниками и у красных и у белых был террор, ставивший целью путем устрашение и подавление врага крайне суровыми насильственными мерами принуждения вплоть до физического уничтожения. Понятие белого и красного террора впервые появились во время Великой Французской буржуазной революции. Классовая характеристика белого и красного террора возникла в 1918 г. для обозначения и оправдания действий сторон. Террор в России был порожден

Гражданской войной, которая возникла как борьба демократической и тоталитарной альтернатив развития общества, но вскоре за несостоятельностью первой переросла в противостояние военных режимов. Гражданская война велась вне правовых норм. Каждый сражавшийся рассматривал своего противника как предателя родины и нации. В 1918 г. в стране было около 20 различных правительственных режимов, одним из которых являлся советский.

Ответственность за террор, как правило, возлагается на «красных», «белые» остаются в тени. Поэтому есть необходимость остановится более обстоятельно на этой проблеме, хотя она нашла уже некоторое освещение в работах ряда авторов.

Белое движение возникло под лозунгом передачи власти Учредительному собранию. Его сторонники считали себя высшей, законно избранной властью в стране. Над большинством левых и правых эсеров, меньшевиков довлели идеологические догматы. Белый террор включал различные средства: разгром политических организаций, аресты и уничтожение их руководителей и активистов, расстрелы и аресты, запрещение политических демонстраций, митингов, забастовок и т. д. Использование террора являлось одним из важнейших инструментов политики и основным средством управления населением.

Различные формы белого террора проявились не только в России, айв Финляндии, Германии, Венгрии, Баварии, Словакии, охваченных революционным движением. Началом белого террора были не расправа над известными общественными деятелями и принятие документов, узаконивших творящееся беззаконие, а наличие безвинных жертв боровшихся сторон. История показала реакционность и беспочвенность любого террора. Он был деструктивным под разным цветом: белым, красным, зеленым. Армии и карательные отряды, воевавшими со своими собственным народом, были одинаково преступны. При расколе общества каждая из воюющих сторон имела свое видение будущего страны. Отсюда и взаимосвязь и взаимозависимость любого террора, сходность форм и методов их осуществления.

Террор вершили люди, которые руководствовались не законом, а целесообразностью и собственным правосознанием. Стремление к политической и нравственной исключительности одних сводило на нет права других. Правовые декларации и постановления сторон не защищали население от произвола.

Белый террор не был стихийными вспышками насилия, а вполне продуманными, целенаправленными акциями властей. Он проводился Комитетом членов Учредительного собрания (Комучем), Уфимской директорией, Временным Сибирским правительством, Верховным управлением Северной области, белогвардейскими военными режимами и казачьими атаманами.

Комуч образовался в Самаре 8 июня 1918 г. после захвата города чехословацким мятежным корпусом и распространил свою власть на Самарскую, Симбирскую, Казанскую, Уфимскую и часть Саратовской губерний. После поражения в сентябре 1918 г. «народной армии» от Красной Армии Комуч оставил значительную часть территории и самораспустился, уступив 23 сентября 1918 свою власть Уфимской директории — «Временному всероссийскому правительству». В октябре 1918 г. из Уфы оно переехало в Омск. Теперь уже Сибирское правительство восстановило частную собственность на землю, запретило рабочие организации, стачки и др. Несколько ранее, 2 августа 1918 г., после высадки интервентов в Архангельске, было создано Верховного управления Северной области во главе с народным социалистом Н.В. Чайковским.

Характерной чертой «демократических правительств» и военных диктатур была опора на интервентов. Призванная ими на помощь более чем миллионная армия, в том числе 280 тыс. австро-германцев и около 850 тыс. англичан, американцев, французов, чехословаков и японцев, способствовала расширению масштабов Гражданской войны и белого террора.

«Демократы» активно участвовали в становлении всеобщей системы белого террора, хотя его проводили подчас под прикрытием «революционной» риторики. Придя к власти, Временное областное правительство Урала 27 августа 1918 г. установило власть партии народной свободы, эсеров и меньшевиков и заявило о поддержке Учредительного собрания. Комуч декларировал восстановление демократии и свободы, создав 30 августа 1918 г. в Самаре даже «Совет рабочих депутатов». Он отменил декреты советской власти, возвратил заводы и фабрики их прежним владельцам, объявил свободу частной торговли, восстановил земства, городские думы и др. учреждения. В Архангельске и губернии Верховное управление Северной области также высказало свою приверженность Учредительному собранию. Но все рассуждения о демократической республике и Учредительном собрании в условиях Гражданской войны везде оборачивались установлением всевластия террора и подавлением всякого инакомыслия. В действиях по укреплению власти много сходного в Поволжье, Сибири, Архангельске и других районах страны.

Репрессивными органами белого террора были не только гражданские ведомства (юстиции, государственной охраны, внутренних дел), но и военных ведомств. Глава Комуна В.К. Вольский заявил: «Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же чрезвычайка и едва ли лучше».

Комун учредил «Государственную охрану», цензурные отделения штаба «народной армии» и главноуполномоченные в губерниях и уездах. В августе 1918 г. картельная организация выделена в специальную часть охраны во главе с Е.Ф. Роговским. 18 сентября 1918 г. образован «чрезвычайный суд» из представителей чехословаков, «народной» армии и юстиции. В военном ведомстве действовало Военно-судное управление. Под его началом находились следственные органы в частях «народной армии», военно-полевые суды, специальные места заключения, а также концлагеря. Сначала военно-полевые суды при Комуче были только во фронтовых частях, но затем и в тылу, в села направлялись картельные отряды.

Временное Сибирское правительство 3 августа 1918 г. образовало политический суд Всесибирского учредительного собрания.

Для подавления политических противников антисоветские правительства приняли чрезвычайные законы. Специальными постановлениями они объявили о принудительной мобилизации в армию, ввели систему безжалостных реквизиций различного имущества для нужд армии и хлебных запасов у крестьян и др. 20 июня 1918 г. Комуч объявил военное положение сначала в прифронтовой полосе, 7 июля — в Самаре, а 3 октября 1918 г. на всей территории. Население местностей, объявленных на военном положении, подлежали преданию военно-полевым судам за выступления против существующей власти и любые сопротивление ей, за шпионаж др. Военно-полевые суды получили право безжалостно карать «врагов» вплоть до осуждения их к 20-летней и пожизненной каторге. 18 сентября 1918 г. Комуч ввел смертную казнь, запретил всякие собрания, совещания и митинги. Главноуполномоченные Комуна в губерниях и уездах наделены были исключительными полномочиями. Они могли заключить под стражу, закрыть любое собрание и съезд, подвергнуть аресту и штрафу.

Временное Сибирское правительство 3 августа 1918 г. постановило предать всех представителей советской власти политическому суду Всесибирского учредительного собрания. В результате только в Омске было расстреляно 1500 человек. Верховное управление Северной области сразу начало арестовывать большевиков, левых эсеров, советских работников.

На территории, подконтрольной антисоветским правительствам, обычным явлением стали самосуды, погромы, показательные и массовые аресты по доносам, телесные наказания, повальные обыски жителей городов и сел без соблюдения установленных правил. По отношению к арестованным царил произвол. Наказывались не за конкретную деятельность, а лишь за принадлежность к политической партии и за идейные убеждения. Только в местах заключения на подвластной Комуну территории министерством юстиции содержалось около 20 тысяч человек. На Севере за один год на территории с населением в 400 тыс. чел. только через архангельскую тюрьму прошло 38 тысяч арестованных, из них 8 тысяч расстреляно и более 1 тысячи умерло от побоев и болезней. Город Екатеринбург превратился в одну сплошную тюрьму. Почти все здания заполнены в большинстве невиновными арестованными. В Восточной и Западной Сибири все тюрьмы были также переполнены. В Ижевске около 3 тыс. и содержалось на баржах, приспособленых под временные тюрьмы. В Мурманске интервенты превратили корабли и баржи в плавучие тюрьмы. За колючей проволокой в десятках концлагерей под открытым небом в Тоцком, Бузулуке и уездах содержались арестованные; концлагерь смерти был создан на безлюдном о. Мудьюг. Условия, в которых содержались арестованные, были невыносимо тяжелыми. Никакие человеческие и гражданские права за арестованными не признавались, и в любой момент они могли стать жертвой грубого произвола.

Кровавые расправы были учинены в Казани, Ижевске, Воткинске, во многих заводских поселках и деревнях Прикамья, в Архангельске. На большевиков и сторонников советской власти устраивалась настоящая охота, была установлена система заложничества. Неудачи на фронте вели к ужесточению «беспощадных расстрелов» дезертиров, пленных красноармейцев. При наступлении Красной Армии узников тюрем и лагерей эвакуировали в «эшелонах смерти» в Самару, Уфу, а оттуда в «белую» Сибирь и на Дальний Восток в лютые морозы, когда свирепствовала эпидемия тифа и др. болезни при отсутствии теплой одежды и медицинской помощи. С особой жестокостью подавлялись восстания недовольных существовавшим режимом: в начале сентября 1918 г. были расстреляны из орудий и пулеметов около 1000 рабочих Казанского порохового завода, арестованные, женщины и дети.

Политические режимы в различных регионах опирались не только на собственные интересы, а и на ту часть населения, которая предпочитала политике большевиков более демократические лозунги социалистов. Но всюду, где у власти оказывались деятели «третьей силы» и мелкобуржуазных партии, наряду с радикальными белыми офицерами они расчищали путь белой контрреволюции: «народной армией» Комуна командовал полковник В.О. Каппель, главной военной силой являлись легионеры чехословацкого корпуса; Верховное управление Северной области проложило в 1919 г. дорогу военно-диктаторскому режиму генерала Е.К. Миллера; еще до установления в Омске диктатуры А. В. Колчака режим Прикамья скатился к методам неприкрытой военной диктатуры. До переворота Колчака фактическая власть в Омске находилась в руках монархистского белогвардейского отряда атамана Красильникова. Выступая на съезде земств и городов Поволжья, Урала и Сибири, Вольский заявил: «О социалистических экспериментах и речи быть не может».

Военно-диктаторские режимы А.В. Колчака, А.И. Деникина, П.Н. Врангеля, Е.К. Миллера, пришедшие на смену социалистам, являлись военной буржуазно-помещичьей диктатурой на Севере и Юге России, в Украине, Крыму, в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке. Главной целью военных формирований белогвардейских режимов являлось свержения советской власти и восстановления буржуазно-помещичьего строя. Они опирались на блок кадетов и октябристов. Вся полнота военно-политической, судебной и административной власти в занятых районах белогвардейскими войсками принадлежала генералам. Разнузданный террор был характерным признаком и основой военной диктатуры. Открытые террористические режимы белогвардейских генералов превратили всю систему государственной власти в орудие массового террора и создали широкую разветвленную сеть специальных органов сыска, уничтожения и изоляции политически неугодных людей.

18 ноября 1918 г. при поддержке кадетов, белогвардейских офицеров и командующего войсками Антанты в Сибири произошел переворот и была установлена военная диктатура Колчака, который принял титул «Верховного правителя Российского государства» и звание верховного главнокомандующего (до 4 января 1920 г.). Еще в августе 1918 г. Колчак писал: «Гражданская война по необходимости должна быть беспощадной… Военная диктатура единственная и эффективная система власти». В Омске были арестованы члены Уфимской директории. Кроме Совета министров был создан Совет верховного правителя. Во главе губерний поставлены губернаторы, восстановлены старые царские законы. Колчак признал все иностранные долги России, вернул фабрики и заводы старым хозяевам, жестоко преследовал коммунистов, революционных рабочих и крестьян, ликвидировал Советы. Аграрная политика Колчака была направлена на восстановление частного землевладения и укрепление кулачества; национальная политика проводилась под лозунгом «единой и неделимой России».

При Деникине на Юге России было образовано «Особое совещание», призванное придать военному режиму видимость демократичности. Для проведения белого террора у Деникина в конце 1918 г. образовано Осведомительное агентство (ОСВАГ), полиция именовалась государственной стражей. Ее численность достигла к сентябрю 1919 г. почти 78 тыс. человек, а в армии — около 110 тыс. штыков и сабель.

Все выступления крестьян против политики «белых» были жестоко подавлены, только в Екатеринбургской губернии уничтожено свыше 25 тыс. человек. Деникинская власть из пулеметов расстреляла арестованных крестьян Екатеринославской губернии, в декабре 1919 г. генерал Кутепов приказал повесить на фонарях центральных улиц Ростова заключенных, находившихся в тюрьмах. О грабежах в Царицыне и Тамбове ходили страшные легенды. Широкое распространение получили черносотенные погромные организации. Только в Украине в 1918–1920 гг. было совершено 1225 еврейских погромов, убито 200 тыс. евреев и около миллиона избито и ограблено. 29 апреля 1920 г. Врангель приказал «безжалостно расстреливать всех комиссаров и коммунистов, взятых в плен». Над виновными и невиновными совершало расправу упрощенное военное правосудие. Так же действовали и генерал Юденич под Петроградом, и Миллер на Севере страны.

Политику белого террора проводили и разные атаманы, выступавшие от имени регулярной армии: Б.В. Анненков, А.И. Дутов, Г.М. Семенов и др. Деревни сжигались дотла, крестьян, их жен и детей расстреливали или вешали на столбах. Семенов лично визировал приговоры и контролировал пытки в застенках, где было замучено до 6,5 тыс. чел.

Военные режимы белых генералов, казни, насилия и грабежи встретили решительный отпор населения. Сначала оно отказывалось от выполнения повинностей, уплаты налогов, не являлось по призыву в армию, а затем перешло к вооруженной борьбе. Это явилось одной из причин победы Красной Армии в Гражданской войне.

В Советской России высшей мерой наказания в те годы был только один вид казни — расстрел. На начальном этапе Гражданской войны это право давалось не только высшими органами власти и управления, но и решениями ВЧК. В этом плане характерно постановление заседания ВЧК с представителями МЧК в конце января — начале февраля 1919 г. по положению ВЧК. Оно было принято с дополнением — губЧК создаются в городах, где население не менее 350 000 человек и они имеют право расстрела.

После разгрома основных сил интервентов, Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска и Красноярска, взятия в плен «верховного правителя» сложились новые условия в борьбы с контрреволюцией. Ликвидация контрреволюционных организаций, укрепление советской власти дали возможность Дзержинскому выступить с предложением отказаться от применения высшей меры наказания (расстрела) к противникам советской власти, «отложить в сторону оружие террора». 13 января 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б), заслушав его предложение напечатать от имени ВЧК приказ о прекращении с первого февраля всеми местными ЧК применения высшей меры наказания и о передаче всех дел, по которым могло бы грозить такое наказание, в ревтрибунал, постановил: «Предложение принять с тем, чтобы приостановка расстрела была тем же приказом распространена и на ВЧК». Для подготовки приказа об этом была избрана комиссия в составе Ф.Э. Дзержинского, Л.Б.Каменева и Л.Д.Троцкого.

Через четыре дня ВЦИК за подписями В.И.Ленина, Ф.Э. Дзержинского и А.С. Енукидзе постановил: «Отменить применение высшей меры наказания (расстрела) как по приговорам Всероссийской чрезвычайной комиссии и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и Верховного при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете трибуналов». Здесь же было подчеркнуто, что «только возобновление Антантой попыток, путем вооруженного вмешательства или материальной поддержки мятежных царских генералов, вновь нарушить устойчивое положение Советской власти и мирный труд рабочих и крестьян по устроению социалистического хозяйства может вынудить возвращение к методам террора, и, таким образом, отныне ответственность за возможное в будущем возвращение Советской власти к жестокому методу красного террора ложится целиком и исключительно на правительства и правительствующие классы стран Антанты и дружественных ей русских помещиков и капиталистов».

Но данная мера осталась в прифронтовых районах. Телеграммой Дзержинского 28 января 1920 г. прифронтовые ЧК были извещены о том, что «во всей полосе, подчиненной фронтам, за губчека и гражданскими трибуналами по постановлению Президиума ВЦИК сохраняется право непосредственной расправы, т. е. расстрела за преступления, упомянутые в постановлении ВЦИК от 22 июня 19 года».

В феврале 1920 г. Президиум. ВЦИК еще раз подтвердил не только право расстрела прифронтовых ЧК, но предоставил такое право военных трибуналов революционным тройкам. А 12 февраля 1920 г. Дзержинский телеграфировал в Ташкент Г.И.Бокию о том, что отмена высшей меры наказания на Туркестан, не распространяется.

7 марта 1920 г. Дзержинский разъяснил особым отделам фронтов и армий, что на территории фронта, помимо военных трибуналов, коллегиям губЧК и гражданским трибуналам предоставлены права полевых ревтрибуналов, т. е. право расстрела; для получения такого права особому отделу необходимо образовать коллегию из трех лиц при особотделе во главе с его начальником, которая представляется на утверждение Президиума ВЧК через Особотдел ВЧК; применение расстрела единичными решением начособотдела ни в коем случае не допускается; точное соблюдение данного порядка возлагается на «строжайшую ответственность начальника особотдела».

Но ввиду прекращения военных действий на всех фронтах и ослабления непосредственной угрозы со стороны белых армий, 24 декабря 1920 г. Дзержинский и Ягода предложили губЧК местностей, объявленных военном положении, не приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания без утверждения ВЧК. Исключение составляли только приговоры по делам открытых вооруженных выступлений.

Из Гражданской войны Россия вышла с тяжелыми наследием: принцип децимации, «торжественные расстрелы», уничтожение невиновных людей. Ожесточение, накопленное за многие годы, не могло уйти сразу в прошлое. Только в 1920 г. органами Цупчрезкома Украины было расстреляно 3879 человек. И многие органы ВЧК на местах подтвердили слова М.Я. Лациса: «Чрезвычайные комиссии все время старались так поставить работу и так отрекомендовать себя, чтобы одно напоминание о комиссии отбило всякую охоту саботажников вымогать и устраивать заговоры, но чтобы всякий честный гражданин видел в них защиту своих прав и завоеваний Октябрьской революции».

Объясняя применение расстрела в годы Гражданской войны, Дзержинский в ответном слове на приветствие делегатов IV Всероссийской конференции ЧК 6 февраля 1920 г. по случаю награждения его орденом Красного Знамени, говорил: «И точно так же, как раньше мы со спокойной совестью убивали врагов, потому что иначе их было нельзя победить, точно так же мы теперь должны приять другие методы, с такой же энергией и таким же чистым сердцем».

«Другие методы» означали пересмотр картельной политики и в плане сокращения применения высшей меры наказания. 26 января 1921 г. пленум ЦК РКП(б) по предложению председателя ВЧК постановил создать комиссию в составе Ф.Э. Дзержинского, Д.И. Курского и А.И. Рыкова (с правом замены Рыкова и Дзержинского) для рассмотрения вопроса о применении некоторых мер репрессий и о реорганизации трибуналов.

Но это отнюдь не означало отказа от крайней меры борьбы с противниками советской власти. Дзержинский это объяснил необходимостью тактики по изловлению и беспощадному уничтожение анархо-бандитов и кулацко-петлюровских элементов. Данная тактика «не подходит под терминологию красного террора, ибо в ней отсутствуют основные признаки террора: это устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности или роли их в прошлые дореволюционные периоды. Настоящие мероприятия будут направлены исключительно против тех, кто уже выступил в роли прямых сообщников злейших врагов советской власти. «Даже перебежчики из иных лагерей, либерально настроенные, встретят радушный прием, если только будет уверенность, что они пришли к нам не с камнем за пазухой, а с целью честно служить Советской власти».

Нередко на документах Дзержинского и в 1920-е гг. встречается слово: «Расстрелять». Так, 28 марта 1921 г. он отдал распоряжение Ягоде: «Если это верно, надо негодяя там же расстрелять». Данное распоряжение отдано после получения сообщения о том, что в Орловском уезде коммунист проиграл пайковые деньги в карты.

Дзержинский лично контролировал расследование некоторых дел, связанных с высшей мерой наказания. 10 февраля 1922 г. Царицынская губЧК арестовала старшего контролера отделения «АРА» М. И. Арзамасова по обвинению в контрреволюционной деятельности и приговорила его к расстрелу. Приговор подлежал утверждению ВЧК. Дело Азрамасова и сам обвиняемый были направлены в Москву. По ходатайству полномочного представителя правительства при заграничных организациях Помгола А. В. Эйдука дело Арзамасова было пересмотрено и постановлением Коллегии ГПУ от 25 апреля 1922 г. прекращено. 14 мая 1922 г. Дзержинский писал Фельдману: «О деле прошу доложить т. Уншлихту. Полагаю, что приговор к расстрелу Арзамасова без наказания оставлен быть не может. Необходимо послать кого-либо в Царицын для окончательного расследования и принятия репрессивных мер (суд[ебно] или администр[ативое] наказания с исключением из рядов чекистов навсегда)».

5 января 1923 г. телефонограммой ВЦИК № 529 было приостановлено приведение в исполнение смертного приговора над осужденным уполномоченным Петроградского губотдела ГПУ Свярковским Болеславом Осиповичем и Гельфманом Федором. Свярковский выдавал себя за коммуниста и чекиста, усиленно просил заинтеросовавшуюся им польскую делегацию о заступничестве и обмене его на польских военнопленных. Подал кассационную жалобу во ВЦИК.

1 февраля 1923 г. Дзержинский обратился в Президиум ВЦИК к Сапронову, заявив, что «знал лично хорошо это дело». «Убедительно прошу» — писал он, — Презид. ВЦИК приведение в исполнение приговора утвердить. Если б это дело вызвало какие-либо недоразумения, то прошу обязательно вызвать меня.

31 марта 1923 г. Президиум Верховного Суда, заслушав дело о приговоре Цепляку и Буткевичу за антисоветскую деятельность, перечислил осужденного Судебной Коллегией Верховного Суда прелата Буткевича за ГПУ, поручив ГПУ приведение в исполнение приговора. В тот же день, в 11 ч. 30 мин. Дзержинский сообщил коменданту Верховного Суда Туманову: «Согласно распоряжения ПредВЦИК т. Калинина приведение в исполнение смертного приговора над осужденным Буткевичем может лишь последовать по получении Вами от меня соответствующего приказания».

В 21 час 40 минут это приказание последовало: «Коменданту Верховного Суда Туманову. Предлагаю Вам немедленно привести в исполнение смертный приговор над осужденным Буткевичем. Об исполнении донести». Приговор над Бутквичем был приведен в исполнение в 22 часа 45 минут. Смертная казнь архиепископу Цепляку заменена другим наказанием решением ВЦИК.

В поле зрения органов ВЧК римско-католический священник Иоанн Цепляк попадал еще в 1920 г. В начале апреля вокруг него возникла конфликтная ситуация. В ночь на 2 апреля вооруженными лицами без предъявления мандатов он был увезен из своей квартиры. Об обстоятельствах этого дела поступили противоречивые сообщения из ВЧК. 14 апреля 1920 г. Л. М. Карахан в письме к Дзержинскому обвинил чекистов в глупости, просил его внести ясность или легализовать арест, а «не играть в конспирацию или освободить». Он отметил, что в Польше это будет использовано теми, «кто хочет сорвать возможность мирных переговоров с папой. Это хороший аргумент для шовинистической прессы».

Дзержинскому ничего не оставалось как согласиться с утверждением Карахана, а виновным сделать внушение.

Нередко в исторической литературе утверждается, что органы после реформы ВЧК и образования ГПУ оно получило право на внесудебные репрессии лишь 16 октября 1922 г. Уточним, не 16 октября, а значительно раньше: уже 9 марта 1922 г., когда Политбюро ЦК РКП (б), рассмотрев вопрос «О бандитизме», согласилось с предложением заместителя ГПУ Уншлихта предоставить право ГПУ «непосредственной расправы: а) с лицами, уличенными в вооруженных ограблениях, б) с уголовниками-рецидивистами, захваченными с оружием».

27 апреля 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) решило предоставить ГПУ «право непосредственного расстрела на месте» преступления участников вооруженных ограблений, захваченных при совершении преступлений

10 августа 1922 г. Коллегия ГПУ под председательством Дзержинского обсудила вопрос «О суде над сотрудниками органов ГПУ». По информации председателя ГПУ она постановила: «Создать судтройку для суда над нашими сотрудниками в составе тт. Уншлихта, Петерса и Ягоды. Предоставить тов. Уншлихту в случае отъезда одного из членов тройки назначить ему заместителя из начальников управлений и отделов». Но лишь 28 сентября 1922 г. Дзержинский писал Ягоде:

«Сегодня принято Политбюро постановление о расширении наших прав, в том числе и право ведения нами следствия и вынесения приговора по должностным преступлениям наших сотрудников.

Цель этого права — суровость наказания — должна быть нами разъяснена всем губ. отд., иначе опасения Крыленко могут оправдаться и это может превратиться в безнаказанность.

Напишите циркуляр по этому вопросу для рассылки его одновременно с принятием постановления Президиумом ВЦИК.

Прошу Вас еще раз подготовить мне для ЦК материал о положении сотрудников ГПУ и наладить в Адм. упр. аппарат постоянно наблюдающий за положением наших сотрудников по губерниям, за мерами, принимаемыми по улучшению этого положения, за преступностью сотрудников, за партийным составом, за их уровнем. Сейчас это должно быть главной работой Адм. упр.

Без такого заботливого отношения развалимся.

Прошу прислать точную справку о выполнении. Не забудьте включить транспортников.

Хорошо будет, если придете ко мне сегодня с докладом вместе с Воронцовым».

Постановление Президиума ВЦИК по этому вопросу состоялось только 16 октября 1922 г. Исходя из специфики задач и характера работы, необходимости соблюдения конспирации в деятельности ГПУ, он дал ему «право ведения следствия и вынесения Коллегией ГПУ внесудебных приговоров по всем должностным преступлениям чекистов, но всякий раз с ведома НКЮ». «Каждый сотрудник ГПУ, — говорилось в приказе от 23 октября 1922 г., - должен знать, что цель данного права помимо сохранения конспирации работы ГПУ имеет суровость наказания и создание известной дисциплины».

24 мая 1923 г. решением Президиума ЦИК СССР право внесудебных репрессий было расширено и на сотрудников Разведывательного управления штаба РККА и его органов по ходатайствам ГПУ. 17 ноября 1923 г. Президиум ЦИК СССР предоставил право внесудебных репрессий Особой комиссии по административным высылкам (высылка и заключение в концлагерь на срок более трех лет). А с 1 апреля 1924 г. — во внесудебном порядке органы ОГПУ стали рассматривать дела фальшивомонетчиков. 20 ноября 1924 г. по предложению Д.И. Курского, В.Р. Менжинского и Г.Я. Сокольникова Политбюро ЦК РКП (б) приняло решение о расширении прав ОГПУ «в отношении лиц, занимающихся подделками денчеков.

Как видим, право органов безопасности на внесудебные репрессии постоянно расширялись: от борьбы с контрреволюционерами и уголовными элементами до профессиональных нищих. Хотя в это же время в стране существовали уголовный розыск и милиция. Но политическое руководство страны не только не ограничило это чрезвычайное право органов ОГПУ, а в последующие годы даже значительно его расширило. И количество приговоров к высшей мере наказания оставалось значительным. Только за 10 месяцев 1923 г. суды вынесли 971 приговор к ВМН, трибуналы — 296, всего — 1267, из них было утверждено в отношении 487 лиц. За это же время ГПУ были осуждены и расстреляны 604 человека. Н.В. Крыленко писал Ф.Э. Дзержинскому 1 февраля 1924 г., что этот показатель «должен быть признан чрезмерно высоким».

Председатель ГПУ был солидарен с Н.В. Крыленко. Еще 16 августа 1923 г. он писал И.С. Уншлихту: «Мне кажется, что размеры применения высшей меры наказания в настоящее время (как по суду, так и по нашим решениям) не отвечают интересам дела и сложившейся обстановке при НЭПе и мирной полосе развития. Высшая мера наказания — это исключительная мера, а поэтому введение ее, как постоянный институт для пролетарского государства, вредно и даже пагубно. Поэтому я перед ЦК хочу поставить этот вопрос. Я думаю, что высшую меру следует оставить исключительно для государственных изменников (шпионов) и бандитов и поднимающих восстание. По отношению к ним — этого требует наша самозащита — в окружении врагов. Но все остальные преступления должны караться изоляцией и принудительными работами. Причем в таком случае надо решить, что присужденные к срокам выше определенного предела (скажем от 5 лет) никаким амнистиям не подлежат.

Необходимо будет далее заняться действительно организацией принудительного труда (каторжных работ) — лагеря с колонизацией незаселенных мест и с железной дисциплиной. Мест и пространств у нас достаточно. Прошу Вас этот вопрос срочно поставить на обсуждение Коллегии ГПУ для внесения его (желательно было бы от имени ГПУ при единомыслии) в ЦК.

Я уверен, что будь Владимир Ильич у руля, он был бы за это предложение, а, м. быть, пошел бы еще дальше. Пришло время, когда мы можем вести борьбу и без высшей меры. Это было бы большим оружием в руках коммунистов заграницей для привлечения интеллигентских и мелкобуржуазных масс».

По мнению руководства ОГПУ, и в середине 1920-х гг. еще нельзя было отказаться от ряда мер военного времени. Выступая на втором Всесоюзном съезде сотрудников особых отделов ОГПУ 23 января 1925 г., Ф.Э. Дзержинский говорил: «Может быть, органам ОГПУ уже пришло время отживать свой срок, и нужно перейти с наших боевых позиций на мирную основную работу, которая сможет обеспечить и повести к основам социалистического, коммунистического государства. Но это не так, и те, которые так думают — заблуждаются…».

В 1917–1926 гг. органы ВЧК-ОГПУ широко использовали право решать судьбу людей административным порядком. Необходимость этого была объяснена Дзержинским в циркулярном письме 17 апреля 1920 г. Он отметил, что закон дает ВЧК возможность «административным порядком изолировать тех нарушителей трудового порядка, паразитов и лиц, подозрительных по контрреволюции, в отношении коих данных для судебного наказания недостаточно и где всякий суд, даже самый суровый, их всегда или в большей части оправдает». Сюда он отнес лиц: которые 1) арестовывались как бывшие помещики, капиталисты, князья, царские чиновники; 2) подозреваемых в соучастии в спекуляции, но в отношении которых сумма собранных против них улик ограничивается только знакомством с уличенными лицами или арестом у них на квартирах, или хранением их документов или ценностей; сами по себе эти факты не являются преступлением, караемым по закону; 3) уличенных в связях с контрреволюционерами, хранившие их переписку или деньги, причем не может быть доказано, что им было известно содержание этой переписки, 4) нарушителей трудовой дисциплины или саботажников, действия которых не могут быть квалифицированы как злостный саботаж; 5) лиц, в отношении которых имеются бесспорные данные розыска, но не позволяющие из соображений того же розыска быть приводимыми в качестве судебного доказательства.

Помимо внесудебных полномочий Коллегии ВЧК-ОГПУ на местах существовали чрезвычайные «тройки», которые также выносили внесудебные решения. В органах ВЧК первая «тройка» появилась весной 1918 г. в составе В.А.Александровича, Ф.Э.Дзержинского и Я.Х.Петерса. Приговоры «тройки» о высшей мере наказания должны были приниматься единогласно.

Внесудебные тройки были при каждой губернской ЧК (губотделе ГПУ-ОГПУ). О том, что из себя представляли тройки и как они «работали», свидетельствует многие документы. Так, 13 января 1920 г. на заседании внесудебной тройки в составе Ф.Э.Дзержинского, А.Аванесова и Я.Х.Петерса по докладу Я.С.Агранова, А.Х.Артузова, Ф.Э.Дзержинского, К.И. Ландера, В.Р. Менжинского и И.П. Павлуновского была решена судьба 79 человек: приговорены к расстрелу — 58, направлены в концлагерь до конца гражданской войны — 14, освобождены — 2, освобождены — 2 человека, в отношении 3 человек было постановлено провести доследование. А вот протокол заседания чрезвычайной тройки по борьбе с политическим и уголовным бандитизмом Крымского отдела ГПУ от 30 июля 1924 г. На заседании присутствовали: члены тройки: от окружного отдела РКП (б) — Мастынь, от прокуратуры СССР — помощник прокурора Р.П. Катанян, помощник прокурора КССР Скрипчук, а также от ЦИК СССР — Нагаев и особоуполномоченный ЦИК СССР по борьбе с бандитизмом в Крыму и председатель КРО ГПУ Крыма Шварц. В течение одного заседания (!) было заслушано дело № 210 по обвинению 152 человек. Тройка решила: 5 человек направить в концлагерь на 3 года каждого, 4-х — в концлагерь на 2 года, 97 — выслать в северные губернии страны на 3 года, 5 — высылать из страны, 10 — из пределов Крыма на 3 года, 3 — выслать условно, 3 — выслать из Крыма, по отношению к остальным — следствие прекратить.

О решениях троек можно получить представление и по выдержкам из приказа ГПУ от 1 сентября 1923 г.: в Соловецкий лагерь был направлен на три года Розанов Иван Иванович — бывший секретный сотрудник ГО ГПУ по Илецком уезду Оренбургской губернии «за совершение преступления, выразившегося в даче вымышленных сведений о существовании контрреволюционной организации в доме принудработ с целью скорейшего освобождения себя из тюрьмы, следствием чего являлся арест 39 человек — заключить в Соловецкий лагерь сроком на 3 года». В Архангельский концлагерь на 3 года была опредлена Попова Нина Ивановна — бывшая машинистка Милиционного полка 9-го Донского дивизиона, изобличенную в том, что, «состоя в вышеуказанной должности и одновременно являясь осведомителем особого отдела дивизии, разглашала методы работы органов ГПУ».

Ознакомление с этими документами свидетельствует о крайне широком, не конкретном толковании высшими законодательными органами самого состава преступления. Например, что такое халатность? По советскому уголовному праву — это вид должностного

преступления. Оно заключается в невыполнении или ненадлежащем выполнении должностным лицом своих обязанностей (вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения), причинившем существенный вред государственным или общественным интересам, либо охраняемым законом правам и интересам граждан». И снова возникают вопросы: что такое «небрежное или недобросовестное» отношения? Как определить меру ответственности того или иного человека? Ясно, что все должен был решить суд. Причем здесь органы безопасности? Безусловно, за всем этим «существенным вредом» виделась рука врага.

Заметим, что все больше прослеживается тенденция в действиях органов власти многим уголовным делам придавать политический характер. За всем этим видится ее стремление подавить всякое сопротивление населения путем предоставления дополнительных прав органам безопасности на внесудебные репрессии.

По существу, решение о создании троек не вносило ничего нового во внесудебный процесс. Ведь на коллегиях губЧК при проведении внесудебных заседаний, как правило, не присутствовало более трех человек.

В период новой экономической политики, как и в годы Гражданской войны, органами безопасности широко применялась административная высылка. Высылка была трех видов: 1) из данной местности с воспрещением проживания в других определенных пунктах РСФСР, 2) из данной местности в определенный район, 3) за пределы страны.

Центральные и местные органы ВЧК-ГПУ широко использовали это право, особенно в начале 1920-х гг. Так как в этой сфере деятельности было много злоупотреблений, ввиду отсутствия четких правил, органы власти старались упорядочить порядок содержания и освобождения ссыльных.

Декретом «О порядке наложения административных взысканий», принятом 23 июня 1921 г., было четко определено, что административные взыскания могут налагаться лишь за проступки, а все уголовные дела должны разбираться в суде.

Декретом ВЦИК от 10 августа 1922 г. ГПУ было предоставлено право административной высылки «в целях изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям, в отношении которых испрашивается у Президиума ВЦИК разрешение на изоляцию свыше 2-х месяцев, в том случае, когда имеется возможность не прибегать к аресту». Президиум ВЦИК установил высылку в административном порядке двух видов: за границу или в определенные ГПУ местности. Комиссии было дано право высылать или заключать в лагеря принудительных работ (на срок не свыше трех лет) деятелей оппозиционных партий, а также лиц, дважды судимых за преступления, предусмотренные рядом статей Уголовного кодекса.

Рассмотрение вопросов о высылке отдельных лиц было возложено на эту комиссию, которая работала под председательством Народного Комиссара внутренних дел и представителей от НКВД, НКЮ, утвержденных Президиумом ВЦИК.

Чекисты занимались высылкой, выполняя постановления центральных и местных органов власти. С образованием ГПУ оно не могло принимать самостоятельных решений о высылке, это было обязанностью Особой комиссии при НКВД, хотя все предварительные решения прорабатывались губисполкомами и губотделами ГПУ. Так, в январе 1922 г. были выселены из Кронштадта семьи повстанцев, а в 1921–1922 гг. состоялось массовое выселение населения из районов, охваченных повстанческим движением, из приграничной полосы и др. 4 ноября 1925 г. права ОГПУ в части административных высылок были распространены на лиц без определенных занятий и на спекулянтов. Такая участь постигла в 1925 г. бывших помещиков. Им было предоставлено право переселения в районы, намеченные для колонизации, с наделением их землей «в пределах трудовой стоимости».

В 1923 г. были разработаны «Правила движения дел о лицах, подлежащих административной высылке». По ним местный отдел ГПУ, вынесший постановление о высылке, направлял все делопроизводство по делу в ГПУ (при наличии ПП ГПУ — через него); поступившее в ГПУ дело о высылке регистрировалось в Центральной регистратуре и направлялось на рассмотрение в соответствующий отдел ГПУ, который после рассмотрения дела вносил свое предложение в Коллегию ГПУ с заключением по делу; в случае утверждения Коллегией ГПУ постановления органа ГПУ по высылке начальник отдела является докладчиком по делу на Особой комиссии по административной высылке при НКВД.

Все губотделы ГПУ под личную ответственность их начальников были обязаны немедленно, по прибытию ссыльных на места ссылки, ставить об этом в известность соответствующий отдел ГПУ; регулярно, каждые две недели, извещать ГПУ о поведении ссыльных, их заработке, работе и др., а о побеге с места ссылки — немедленно телеграфом.

17 ноября 1923 г. Президиум ЦИК СССР предоставил право внесудебных репрессий Особой комиссии по административным высылкам (высылки и заключения в концлагерь на срок более трех лет ряда категорий социально-опасных элементов).

В годы нэпа органы ВЧК-ОГПУ постепенно отказались от массовых административных высылок, которые порождали атмосферу недоверия, прежде всего интеллигенции к власти, наносили ущерб науке и народному хозяйству, вели к другим негативным последствиям. Анализируя практику работы ВЧК-ОГПУ, Ф.Э. Дзержинский пришел к выводу, что практика широких высылок, даже к политическим противникам в отдаленные местности, особенно по подозрению, опасна, и выступил против этого. 27 мая 1923 г. Он высказал свою озабоченность Уншлихту и Менжинскому:

«Массовые высылки возбуждают у меня большие опасения:

1. Они организуют и воспитывают высланных и закаливают их и доканчивают партийное образование и спайку.

2. Они организуют семейства высланных и «симпатиков».

3. Они поэтому содействуют развитию и укреплению данной партии в будущем и вырабатывают будущие кадры.

Поэтому я читаю установившуюся практику широких высылок по подозрению опасной для Республики, содействующей созданию антисоветских партий, и полагаю необходимым повести борьбу с этой практикой.

Прошу Вас прислать мне данные, сколько, за что, куда мы выслали и высылаем из Москвы, так и других мест и какими принципами мы руководствуемся.

Необходимо войти по этому вопросу с докладом в ЦК. Я думаю, что необходимо установить следующие принципы:

1. Высылаются только активные и не по подозрению, а когда есть полная уверенность.

2. В тройке докладывает не только следователь или юридический отдел, а один из членов комиссии, которые кроме ознакомления с делом знакомится и с самим подсудимым (иначе тройка будет всегда в руках следователя).

3. Не высылаются те, которые можно ожидать после освобождения перестанут быть активными.

4. Не судить о человеке и деле по формальным признакам — отказался дать подписку (между прочим, требование подписок считаю вредным и нецелесообразным) и т. п.

5. Ко всем свидетельским показаниям (хлопотам) относиться с полным вниманием.

Лучше в 1000 раз ошибиться в сторону либеральную, чем сослать неактивного в ссылку, откуда он сам вернется, наверное, активным, а его осуждение сразу будут мобилизовано против нас.

Ошибку всегда успеем исправить.

Высылку потому только, что он когда-то был меньшевиком, считаю вредным делом. Прошу дать ход этой моей записке».

Вопрос об административных высылках и выселениях рассматривался на заседаниях Политбюро 18 января, 13 и 29 декабря 1923 г, 6 марта 1924 г.

Чтобы избежать произвольного толкования и злоупотреблений в этой области, 28 марта 1924 г. Президиум ЦИК СССР принял «Положение о правах Объединенного Государственного политического управления в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь», которым вынесение постановлений о высылке было возложено на Особое совещание в составе трех членов Коллегии ОГПУ по назначению председателя с обязательным участием прокурорского надзора»; особым совещаниям ГПУ союзных республик было предоставлено «исключительное право высылки лишь в пределах территории данной республики…». ОГПУ было обязано «руководствоваться тем, чтобы заключение в концентрационные лагеря применялось преимущественно только к категории лиц, причастных к контрреволюционной деятельности, шпионажу и бандитизму; во всех же остальных случаях это применение может производиться только при самых исключительных обстоятельствах. ОГПУ было поручено «разработать список местностей, куда будет производиться высылка, согласовав его с ЦИКами Союзных республик и представить на утверждение Президиума ЦИК Союза ССР».

При Союзных республиках «право вынесения постановлений было дано таким же совещаниям в составе членов коллегий ГПУ при Союзной республике под председательством уполномоченного ОГПУ с представлением Особому совещанию при ОГПУ права пересмотра или изменения любого постановления особого совещания ГПУ при Союзной республике».

Приказом Дзержинского от 12 июня 1924 г. объявлено, что «на основании ст. 2 Положения о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь, опубликованного в приказе ОГПУ № 172 от 2/У с.г. состав Особого Совещания определить: тт. Менжинский, Ягода, Бокий.

За чекистским ведомством было сохранено право изоляции в административном порядке бывших помещиков, членов мелкобуржуазных партий и лиц, в отношении которых имелись данные розыска, но в интересах дальнейшей разработки дела нельзя было приводить эти данные в качестве судебных доказательств. ОГПУ получило право «а) высылать таковых из местностей, где они проживают, с запрещением дальнейшего проживания в этих местностях на срок не свыше трех лет; б)высылать таковых из тех местностей с запрещением проживания сверх того, в ряде местностей или губерний, согласно списка, установленного ОГПУ, на тот же срок; в) высылать с обязательством проживания в определенных местностях по специальному указанию ОГПУ и обязательно в этих случаях гласным надзором местного отдела ГПУ, на тот же срок; г) заключать в концлагерь сроком до трех лет; д)высылать за пределы государственной границы Союза ССР на тот же срок.

Исключительно ведению Особого совещания при ОГПУ при рассмотрении вопроса о применении этих мер подлежали лица, причастные к контрреволюционной деятельности, шпионажу, подозреваемые в контрабандной деятельности или переходе границы без соответствующих на то разрешений или способствовавшие этому переходу; по подозрению в подделке денежных знаков и государственных бумаг; спекулирующие золотой монетой, иностранной валютой, драгоценными металлами.

По данным на 1 мая 1924 г., Особым совещанием при Коллегии ОГПУ, пришедшим на смену бывшей комиссии НКВД, и Коллегией ОГПУ было направлено в ссылку 3064 человек, из них «политических — 1458. В ссылку продолжали направляться и другие категории населения.

Для всех высылаемых решением ЦИК СССР от 6 июня 1924 г. определены места дальнейшего проживания: Архангельская, Северо-Двинская, Вологодская, Вятская, Иркутская губернии, Уральская область, Боткинская автономная область, Киргизия, Туруханский край, Нарым и др.

К Дзержинскому поступало много обращений по поводу ссыльных, и он принимал решения не всегда в пользу заявителей.

18 мая 1921 г. Дзержинский писал Менжинскому: «Я помню мы обещали, что Бориса Чернова в Нарым не пошлем. Между тем, он туда послан. Меня, конечно, интересует сейчас невыполнение нашего обещания, которое нас дискредитирует И. С. Уншлихт ответил, что нет никакой дискредитации, он переговорил с Н.К. Крупской, и та ответила, что не намерена вмешиваться в дела ВЧК.

27 августа 1922 г. Л.Б. Красин обратился к председателю ГПУ по поводу предстоявшей высылке из Питера за границу профессора Ефима Лукьяновича Зубашева, одного из лучших специалистов по сахарному делу и технологии органических веществ; ему исполнилось 68 или 70 лет, он болел астмой. После революции работал в Советской России, хотя имел возможность уехать за границу. «Не думаю, чтобы хотел и мог нам вредить. Убедительно прошу, — писал Красин, — ознакомиться с его делом, и уверен придете к выводу, что старика не за что и не следует трогать. Ведь даже и врага лежачего не бьют. Этот, повторяю, никогда и нигде против Советском власти не выступал.27/VIII-22 г». Без каких-либо мотивов 1 сентября 1922 г. Дзержинский отказал в выполнении просьбы Красину.

После получения информации Е.П. Пешковой 27 мая 1923 г. Дзержинский поставил вопрос перед Уншлихтом о высылках без всякого предупреждения, отказа в свидании с родными, так, что «увозили без вещей. «Кто у нас этим делом ведает и какая практика? — спрашивал он — Я думаю, что надо запретить высылать (без какой-либо экстренности) без предупреждения родных и высылаемых заблаговременно и без дачи им перед отправкой свидания и передач иве случаях отступления от этого без Вашего согласия — наказывать.».

29 декабря 1925 г. Н.Ф. Владимирова просила ОГПУ, ввиду заболевания мужа брюшные тифом, заменить ему место ссылки: Туруханск на Минусинск. 22 января 1926 г. Ф.Э.Дзержинский пишет В.Л. Герсону: «Если нет данных, опровергающих это заявление, то удовлетворить немедленно».

Многие приказы и распоряжения Дзержинского относятся к режиму содержания под стражей арестованных и осужденных.

О карательной политике органов ВЧК-ОГПУ написаны целые тома, но в большей мере не бывшими в заключение, а со слов других. Вот что, например, отмечал, основываясь на слухах, П.Н. Милюков: «У каждого провинциального отдела ЧК были свои излюбленные способы пыток. В Харькове скальпировали череп и снимали с кистей рук «перчатки». В Воронеже сажали пытаемых голыми в бочки, утыканные гвоздями и катали, выжигали на лбу пятиконечную звезду, а священникам надевали венок из колючей проволоки. В Царицыне и Камышине пилили кости пилой.

В Полтаве и Кременчуге сажали на кол. В Екатеринославе распинали и побивали камнями. В Одессе офицеров жарили в печи и разрывали пополам. В Киеве клали в гроб с разлагающимся трупом, хоронили заживо, потом через полчаса откапывали».

Эти слухи собраны воедино скорее от «любви» к советской власти вообще и к чекистам, в частности. И даже такой политик, как Милюков, занимался сбором и публикацией нелепостей (сам-то он в советской тюрьме не сидел).

Любопытную мысль высказал, далекий от симпатий к большевикам один из деятелей эмиграции Я.Е. Шапирштейн-Лерс. Он писал, что мученичество эсеров, меньшевиков и анархистов смешно, а «политические страдания за то, чтобы жизнь сделала несколько шагов назад, могут вызвать в широких кругах только усмешку, в худшем случае — индивидуальное сожаление».

Сложно писать о содержании арестованных и отбывавших наказание в годы становления новой системе, жесточайшего классового противоборства. В тюрьмах и лагерях находились тысячи людей не за совершенные преступления, а в качестве заложников, лишь за то, что они не были рабочими и крестьянами. Да и последних советская власть не жаловала, направляя в концлагеря участников крестьянских восстаний и в тюрьмы за принадлежность к «антисоветским» партиям. Поэтому тюрьмы и лагеря были переполнены. И даже Дзержинский вынужден был подыскивать новые места для строительства новых лагерей и тюрем. Так, 20 сентября 1921 г. он телеграфирует в Ростов-на-Дону полномочному представителю ВЧК Г.А.Трушину и в Астрахань предгубЧК Степному: «По первому требованию члена Коллегии ВЧК Кедрова из Баку предлагается Вам выслать его распоряжение в организуемый им острове Челекене лагерь ВЧК требуемое им количество заключенных лагерей». Через шесть дней обязал ростовских чекистов оказывать М.С. Кедрову содействие в организации лагеря на острове Челекене. А 7 июня 1925 г. писал Г. Ягоде: «Т. Чуцкаев указал мне, что на Урале, вблизи Нижней Туры, имеется «прекрасная» тюрьма б. Николаевской роты в пустынном месте, хорошо до сих пор сохранилась. Имеется 30 одиночек. Туда подходит железная дорога. Надо обследовать. После ликвидации Соловков может пригодиться».

Знаменитую Внутреннюю тюрьму ВЧК в доме № 2 устроили в 1920 г. Разместилась она на двух этажах внутренней части здания. При реконструкции тюрьму надстроили еще на четыре этажа.

Размеры камер Внутренней тюрьмы составляли в основном семь шагов в длину и три в ширину. В них стояло по четыре железные кровати. Устроить прогулочные дворики во дворе — колодце как старой, так и новой тюрьмы было невозможно: не было места. Поэтому шесть прогулочных двориков с высокими стенами располагались на крыше нового здания. Никаких «расстрельных» подвалов и собственного крематория, как настаивает многолетняя легенда, во Внутренней тюрьме не имелось. Строго говоря, Внутренняя тюрьма не была собственно тюрьмой, а являлась следственным изолятором. Арестованных содержали здесь недолго, лишь для допросов, и только по серьезным делам. Затем их переводили в другие тюрьмы, главным образом, в Лефортовскую и Бутырскую.

Что же касается тюремного и лагерного режима, то хорошо известно, что Ф.Э.Дзержинский выступал против чрезмерной строгости содержания под стражей, посещал тюрьмы, по просьбе арестованных беседовал с ними в камерах. Он требовал от подчиненных знания инструкций, чтобы «не превратиться в преступников против советской власти, интересы коей мы призваны блюсти».

В ВЧК еще в годы Гражданской войны стали вырабатываться четкие правила содержания арестованных. Им разрешалось «иметь спальные принадлежности, одежду, белье, принадлежности для умывания, для чистки зубов, головную щетку, посуду для еды. Не разрешалось иметь при себе ножей и вилок. Пища, белье, книги для арестованных принимались раз в неделю в установленные часы. Но у лиц, приехавших из деревень, передача принималась ежедневно. Чтобы избежать злоупотреблений со стороны охранников, было введено правило, согласно которому «на принятую передачу составляется записка: кому и что передается. Передача вместе с запиской направляется в арестное помещение для вручения арестованному, который и расписывается в получении. Записка возвращается коменданту для вручения лицу, принесшему передачу».

Безусловно, режим содержания заключенных в тюрьмах и лагерях во многом зависел от администрации и от категории арестованных или отбывавших наказание. Снисходительными лагерные работники были к тем, кто находился там за хозяйственные преступления. В обход установленного законом режима многие пользовались различными привилегиями, проживая в больницах под видом больных, устраивали себе командировки, отпуска и др. Но к политическим заключенным тюремная администрация относилась иначе. 30 декабря 1920 г. Дзержинский подписал приказ о режиме содержания арестованных членов политических партий, в котором отмечалось: «Поступающие в ВЧК сведения устанавливают, что арестованные по политическим делам члены разных антисоветских партий часто содержатся в весьма плохих условиях, отношение к ним администрации мест заключения некорректное и зачастую даже грубое». Поэтому ВЧК указывает, что эти категории лиц должны рассматриваться не как наказуемые, а как временно, в интересах революции изолируемые от общества, и условия их содержания не должны иметь карательного характера.

В декабре 1920 г. председатель ВЧК приказал Г.Г. Ягоде поручить «надежному» врачу освидетельствовать в Бутырской тюрьме больных левых эсеров, которым угрожала смерть: Р.Гольдина, С.Панова, Н. Железнова, М.Богданова, К.Троцкую, И. Шабалина и И. Майорова. Это поручение было выполнено на следующий день. А А.Я.Беленького Дзержинский просил «завести в нашей тюрьме швабры. Некоторым (Нпр. Богданову) со слабым сердцем трудно мыть пол руками — надо слишком нагибаться».

До 1921 г. и режим содержания политических заключенных был либеральным. В белоэмигрантских изданиях признавали, что во многих тюрьмах работали библиотеки и даже своего рода школы с регулярными занятиями и штатом преподавателей, читались лекции по научным и политическим вопросам, устраивались дискуссии. К услугам заключенных всегда были врачи, им была разрешена переписка, получение посылок и денег, заключение браков. В той же Бутырской тюрьме камеры были открыты в течение всего дня, заключенные проводили собрания и диспуты, ставили спектакли. Но уже 13 декабря 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение Ягоде и Самсонову о значительном изменении режима в Бутырках. — «Не должно быть общения коридора с коридором; двери с коридора и на двор должны быть заперты, прогулок по коридору и скопищ не должно быть; камеры могут быть открыты только для пользования уборной и т. д. За тюрьму ответственен т. Мессинг (МЧК), а посему все распоряжения должны исходить только через него. Сразу изменить режима нельзя. Необходимо предварительно ослабить сопротивление, для этого освободить тех немедленно, кого можно освободить, для этого затребовать сейчас же все списки политиков и в 3-х дневный срок поручить пересмотреть следователям все их дела и написать заключение, кто может быть освобожден, а кто нет и почему и решить на тройке; перевести на родину в тюрьму (место ареста) не особенно опасных, но не подлежащих освобождению; никого из политиков — новых в Бутырки не сажать до введения нового режима. Сажать в Таганку и Лефортово. Завести новый режим и в одиночках, где камеры не должны быть открыты (надо обсудить). Интеллигентов никоим образом не сажать вместе на одном коридоре с рабочими и крестьянами. Рабочих держать отдельно. При тюрьме вести институт ответственных следователей, разбирающихся в людях и программах партии — для личного ознакомления с заключенными и приема всех жалоб и заявлений. (Представить проект и кандидатов), они должны обращать внимание, чтобы тюрьмы не орабочивались.

Прошу срочно разработать совместно с Мессингом и доложить».

К Дзержинскому поступала негативная информация о грубейших нарушениях установленных правил содержания арестованных, в частности, в Ярославской тюрьме. Сомневаясь в ее правдивости, 27 ноября 1921 г. он поручил Самсонову и Ягоде «срочно расследовать и доложить мне. Заявления с.-р. прошу мне вернуть. Необходимо, однако, издать общее распоряжение циркулярное с объявлением его во всех наших тюрьмах о том, что не в наших задачах мучить людей заключенных. Единственная цель заключения — это более или менее строгая изоляция для целей следствия или предупреждения и только. А поэтому все излишние строгости, не вызываемые этой целью — преступление, рождающее справедливое возмущение и новые преступления. Необходимо выработать целый ряд практич. указаний и указать куда жаловаться. Это надо преподать всем губчека, ос. отд. Надо не озлоблять людей и не грешить против нашей коммунистической морали».

С 1922 г., после судебного процесса над партией правых эсеров, содержание политических заключенных стало еще строже. И те были вынуждены выступать против введенных администрацией ограничений. Так, Президиум ВЦИК РСФСР 10 апреля 1922 г. рассмотрел заявление 42 левых эсеров (интернационалистов), содержавшихся в тюрьме в Малом Кисельном переулке (Москва). Они указали, что «сидят без суда и следствия многие тяжело больны, в том числе туберкулезом в острой форме и др.» Считая «борьбу за освобождение в таких условиях элементом борьбы за жизнь» и исчерпав все возможности путем переговоров с представителями Советского правительства «прекратить систему расправы РКП над членами партии ЛСР, не получив никакого официального ответа на письменное заявление коллектива на имя ВЦИК и ГПУ от 27 марта с.г. о срочной ликвидации наших дел», левые эсеры с 4-х часов дня 1-го апреля объявили голодовку, выдвинув ряд требований:

1) немедленного освобождения всех левых эсеров (интернационалистов) из тюрем на всей территории РСФСР; 2) предоставления свободного выезда за границу тем из них, которые этого пожелают или кого правительство не сочтет возможным освободить. От имени заключенных заявление подписали Б.Д. Камков, А. Попов и Я. Богачев.

ГПУ вынуждено было отреагировать на эти требования, и 6 апреля 1922 г. И.С. Уншлихт сообщил М.И. Калинину: «Представителями ГПУ приняты все меры для прекращения голодовки, а именно:

а) назначено медицинское освидетельствование всех голодающих и в спешном порядке наиболее слабые помещаются в санаторий;

б) в течение 2 недель будут закончены дела всех ЛСР, причем им будет объявлено о решении, кто передается в ревтрибунал, высылается или освобождается».

По заданию Дзержинского следователем ГПУ С.М. Грункиным была обследована тюрьма Московского уголовного розыска. В своем докладе Грункин отметил переполненность тюрьмы заключенными (при вместимости тюрьмы на 200 человек содержалось 526), жалобы на грубое отношение при допросах, а заключенный Семенов заявил об избиении при допросе. 4 апреля 1922 г. Дзержинский наложил резолюцию: «Дело об избиении Семенова выделить, настоящий же доклад передать Центророзыску и нач. МУР для принятия возможных мер».

Дзержинский внимательно относился к просьбам и заявлениям, касавшимся заключенных. Так, в январе 1921 г. он получил от наркома здравоохранения Н.А. Семашко письмо А. Невзоровой-Лозовской с ходатайством об улучшении положения арестованного анархиста В.М. Эйхенбаума и переводе его из Бутырской тюрьма на общий режим. Не ранее 14 января 1921 г. Дзержинский писал Герсону: «Если возможно, перевести и доложить мне».

14 июня 1922 г. в ответе на обращение в Президиум ГПУ от председателя Московского комитета Политического Красного Креста Е.П. Пешковой о состоянии здоровья М.А. Спиридоновой им было указано своему секретарю. «Вернуть мне это с актом о состоянии здоровья Спиридоновой (скоро ли сумеет принимать участие в работах своей партии? Это главный вопрос для нашего врача.

2) Фишману разрешить уехать,

3) Богоявленской не разрешать ухаживать за Спиридоновой.

19 сентября 1922 г. в записке в Политбюро ЦК РКП (б) Дзержинский предложил передать тюрьмы из НКЮ в ведение НКВД, обосновав необходимость этого решения. Он писал, что «международная политическая сторона не играет роли так как и во Франции, и в ряде других государств тюрьмы находятся в ведении МВД. Для передачи тюрем в НКВД Дзержинский указал на ряд причин: с упразднением местных отделов юстиции и введением независимости от исполкомов и прокуратуры НКЮ лишилось, связанных и подчиняемых исполкому, могущих заведовать тюрьмами; создание местных отделов, административно подчиненных прокурору и не подчиненному исполкому — «бессмыслица в деле управления тюрьмами. Точно так же, как и создание органа, подчиненного и исполкому и прокурору, или передача этого дела непосредственно суду»; подчинение тюрем НКЮ отвлекает его от организации судов и надзора за законностью во всех учреждениях, в том числе и в тюремном управлении; «содержание арестованных — есть источник всяких незаконностей», находясь в ведении юстиции, борьба самой юстиции с этими незаконностями осложняется личными мотивами и безответственностью в этом деле самих представителей НКЮ.

Зато передача в ведение НКВД налаживает тесную связь на местах с исполкомами, ведет к сокращению аппарата управления: в нем милиция, розыск и тюрьма. Это обеспечит и интересы ГПУ, которые требуют гибкости в зависимости от места, времени и непредвиденных обстоятельств, и даст гарантию, что НКЮ организует надзор за законностью содержания арестованных, не будучи заинтересован сам в этом деле».

Предложение Дзержинского ВЦИК решил положительно.

А в центре его внимания текущие дела. 1 сентября 1923 г. он предлагает М.М.Луцкому ознакомиться с делом, поехать в Бутырскую тюрьму, лично допросить и побеседовать с Дружининым и Левицким «для того, чтобы уяснить психологию этих людей и дать себе отчет в характере дела, которое имеет громадное значение политическое и симптоматическое. К делу никоим образом нельзя отнестись чисто формально, необходимо выявить душу этого дела и душу Дружинина».

21 декабря 1923 г. во внутренней тюрьме ГПУ покончил с собой член ЦК ПСР С.В. Морозов. Осколком стекла он вскрыл себе вены, приняв меры к тому, «чтобы льющаяся кровь не была замечены охраной». «Социалистический вестник» писал, что Морозов выполнил «до конца свое намерение принести себя в жертву за своих ближайших друзей, за сотни и тысячи социалистов, томящихся в тюрьмах Советской России». Это событие стало предметом специально разбирательства Дзержинского. Он постоянно интересовался количеством заключенных, режимом их содержания, соблюдением установленных правил. 6 апреля 1924 г. он просил К.Я. Дукиса прислать список арестованных, содержащихся во Внутренней тюрьме ОГПУ, указав: «с какого времени сидит, за кем числится, на каком этаже?» А 11 апреля 1924 г., указав Г. Ягоде на большое количество арестованных во внутренней тюрьме ОГПУ (295 человек), просил «просмотреть список совместно с теми, за кем числятся арестованные на предмет сокращения сидящих здесь и продвижения их дел. Такой просмотр прошу производить ежемесячно».

Во Внутренней тюрьме находились только подследственные. Всего же на 1 апреля 1924 г. число подследственных за органами ОГПУ составляло 6089 человек, из них 2918 «политических», а в местах заключения и лагерях — 3393 человека, из них «политических» — 458. А по Советскому Союзу в 1924 г. было осуждено за контрреволюционные преступления 1564 человека, против порядка управления — 290 434, за должностные преступления — 23 578, за хозяйственные преступления — 268 390 человек; в 1925 г. соответственно — 1042, 142 826, 29 963, 69 925 человек.

Концлагеря. В 1918 г. советская власть создала концентрационные лагеря для содержания заложников и превентивной изоляции лиц, которые могли выступить против нее: в последующем туда стали направляться военнопленные (белогвардейцы и подданные иностранных государств), участники восстаний и мятежей и др. Так, 18 июня 1919 г. Совет Труда и Обороны предложил Дзержинскому согласовать с НКИД и Военным ведомством вопрос о направлении иностранных подданных призывного возраста в концентрационный лагерь.

А варварский институт заложничества в Советской России существовал формально до 1922, фактически же — до 1926 гг. Например, 22 июня 1926 г., в связи с угрозой террора петлюровцев, Ф.Э. Дзержинский отдал распоряжение в Украину «захватить достаточное количество заложников».

Для применения этой меры выдвигались следующие мотивы: «подозрительный элемент», «в станице произошло убийство продовольственного агента», «из семьи бандита» и др. В отдельных случаях устанавливалась норма заложников: «по 10 с хутора», «по 25 от каждой станицы», «всех родственников бандитов». В апрельском приказе 1921 г. Саратовского губернского ревкома прямо говорилось: «За всякую попытку насилий над верными советской власти работниками (коммунистами и беспартийными) со стороны бандитов будут отвечать головы заложников, взятых по всей губернии».

На положении заложников были тысячи граждан, проживавших в местностях, охваченных восстаниями. Так, только за особым отделом 10 дивизии в Тамбовской губернии на 10 июня 1921 г. числилось 279, на 22 июня — уже 377 заложников.

Для содержания заложников и участников вооруженных выступлений существовали лагеря преимущественно в местностях, охваченных восстаниями и мятежами.

Делами заложников занимались Особый отдел ВЧК, Особый отдел МЧК, коллегия по делам заложников при ВЧК, Отдел принудительных работ, заведующие лагерями, члены коллегии, ведавши делами иностранных подданных, местные ЧК и особые отделы армий. 13 января 1920 г. Дзержинский предложил им «в трехдневный срок со дня получения сего представить все списки, которые должны были вестись специально на этот предмет, всех иностранных граждан, числящихся за вами в качестве заложников, уголовных, политических осужденных или подследственных, или вообще содержащихся по какому-либо поводу, а если таковых списков нет, то немедленно их составить. В списках должно быть указано основание ареста, с какого времени содержится и какой национальности иностранец. Списки представить в Президиум ВЧК (копию в Наркоминдел) и впредь неукоснительно вести таковые, а также сообщать об аресте каждого иностранца Наркоминдел».

Приказом Дзержинского и начальника войск К.М. Валобуева 31 января 1920 г. было решено охрану лагерей принудительных работ возложить на войска внутренней охраны. О выполнение решения затянулось, и 6 апреля 1920 г. Дзержинский предложил Г.Ягоде «выяснить, сколько для этого потребуется красноармейцев и гарантировать возможность получения их, подготовив заключение».

С переходом к миру, 28 января 1921 г. Президиум ВЧК, обсудив вопрос «О лицах, содержащихся до конца гражданской войны», решил поручить И.А. Апетеру «дать распоряжение по всем местам заключения о применении ко всем лицам, заключенным до конца гражданской войны, амнистии, т. е. механически перевести на 5 лет лагеря».

Следовательно, содержавшиеся в концлагерях тысячи людей, подвергнутых превентивной изоляции, без какого-то состава преступления, а лишь за социальное положение или происхождение или родственными связи с противниками власти, должны были остаться в концлагерях еще на пять лет.

И все же процесс освобождения из лагерей набирал силу. Сначала получали свободу заключенные на определенных условиях. Так, в марте 1921 г. в ответ на заявление 379 арестованных повстанцев Курганского уезда, содержавшихся в лагерях, с просьбой о помиловании и клятву «впредь никогда не поднимать оружия против советской власти», 24 марта 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение Ягоде послать запрос по данному вопросу в Челябинскую губЧК, «чтобы она снеслась с местным губкомом и тех из военнопленных, которые действительно раскаялись, освободить, объяснив им нашу политику к крестьянам».

Из концлагерей освобождаются лица и по другим причинам. В буднях Гражданской войны среди военнопленных и перебежчиков оказались и коммунисты, направленные на подпольную работу за линию фронта. 28 апреля 1921 г. Дзержинский направил телеграмму всем губЧК и особым отделам, а копию — Управлению принудительных работ НКВД, в ведении которых находились лагеря, которой предложил во избежание подобных явлений «срочно проверить совместно с отделами принудработ состав лагерей перебежчиков и военнопленных гражданской войны и в случае получения заявления от кого-нибудь из них о вышеизложенном немедленно принять меры к выяснению, запросив те организации, откуда товарищи были командированы. Копии анкет [лиц], заявивших себя коммунистами, немедленно направить в ВЧК. Об исполнении донести».

В годы нэпа для политзаключенных были построены специальные лагеря, которые уже не назывались концентрационными. 21 сентября 1922 г. Политбюро ЦК РКП (б) заслушало доклады Дзержинского и Крыленко «О местах лишения свободы».

Таким местом лишения свободы был лагерь на Соловецких островах. 5 сентября 1923 г. Дзержинский предложил Менжинскому «политических из Соловков следует увезти в другие места еще в этом году». Но в октябре 1923 г. СНК РСФСР поручил ГПУ создание Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения и двух пересыльно-распределительных пунктов в Архангельске и Кеми: «Обязать ОГПУ немедленно приступить к организации труда заключенных для использования сельскохозяйственных, рыбных, лесных и пр. промыслов и предприятий».

Прибывшие в Соловецкий концлагерь были размещены в сборных барках, снабжены теплыми зимними одеялами. Сотрудники ОГПУ приступили к «организации их трудового воспитания». Но уже 19 декабря 1923 г. произошли события, которые оказались в центре внимания не только советского руководства, но и зарубежной печати. После прекращения подачи электроэнергии 180 заключенных вышли на демонстрацию. Охрана применила оружие. Был убит 1 человек и 7 тяжело ранено, 6 из них умерли от ран.

5 января 1924 г. решением Политбюро ЦК РКП (б) была создана. комиссия ЦИКа СССР в составе А.П. Смирнова, Р.П. Катаняна и Коростелева по положению дел в Соловецком лагере. Дзержинский писал В.Р. Менжинскому, чтобы Г.И. Бокий доложил «о всем деле Смирнову с тем, чтобы уклон дела никоим образом не был против нас, но, наоборот, против эсеров».

Комиссия расследовала происшествие и в своем решении отметила, что «в действиях администрации Соловецкого лагеря не усматривается состав преступления», и предложила установить для политзаключенных «более строгий лагерный режим».

Заключенные заявили протест на необъективное разбирательство. Заграница их поддержала. Политбюро создало специальную комиссию в составе Г.В. Чичерина, Лозовского, В.Р. Менжинского для противодействия зарубежной пропаганде.

3 июля 1924 г. Дзержинский писал Ягоде: «За границей поднята бешеная кампания против Соловков. Если верить т. Лозовскому (зам. наркома иностранных дел — Авт.), и против нашего режима с требованием амнистии и прекращения преследований. Каковы размеры этой агитации по нашим данным или мы проспали? П/б передало этот вопрос на рассмотрение комиссии. Подготовьте материалы.

При сем телеграмма протеста против ареста Рубинчика. Прошу прислать проект ответа за моею подписью на запрос Догадова, составленный так, чтобы Догадов мог его передать протестующим или присоединить проект ответа».

Для продолжения разбирательства событий 1923 г. была создана новая комиссия ВЦИК, ГПУ и НКЮ (П.А.Красиков, Р.П.Катанян, Г.И. Бокий), работавшая в лагере в октябре 1924 г., которая рассмотрела требования политических заключенных. Основными из них были следующие:

«1. Решительно отказаться от попыток превращения режима концлагеря в тюремный режим.

2. Ограничение прогулки по времени внутри проволоки д(олжно) б(ыть) отменено…

4. Возвратить систему свиданий с родными, установленную комиссией ГПУ осенью 1923 г., т. е. приезжающие на свидание живут в течение недели в корпусе у заключенных…

5. Прекратить недопустимые издевательства и оскорбления, практикуемые для определения партийной принадлежности вновь прибывших заключенных…

8. Освобождение в срок лиц, окончиваших заключение в концлагере…

10. Предоставить право заключенным социалистам и анархистам производить необходимые улучшения их положения работы (огороды, ловля рыбы, собирание ягод) вне проволоки лагеря.

11. Отменить запрет пользоваться электрическим светом позже 12-ти часов ночи».

Стремясь избежать повторения событий 1923 г., комиссия приняла решение несколько смягчить режим содержания заключенных на Соловках.

Амнистии. Успешному проведению военных и чекистских операций в районах, охваченных повстанчеством и бандитизмом, а также уменьшению количества заключенных в лагерях и тюрьмах, ликвидации последствий Гражданской войны способствовали регулярно объявлявшиеся решениями высших и местных органов власти амнистии, как правило, к знаменательным датам. Они свидетельствовали и о гуманности власти, вели к отрыву рядовых участников от руководителей восстаний и банд.

Вопрос об амнистиях, прежде чем стать решением высших государственных органов власти, всесторонне обсуждался высшим политическим руководством страны на уровне Политбюро ЦК РКП(б). Он касался как отдельных групп граждан, так и конкретных лиц. В общей постановке вопроса только в годы нэпа он был рассмотрен 16 августа 1923 г.; о порядке проведения амнистии врангелевцев и савинковцев по предложению ЦК КПУ — 30 марта 1922 г.; об амнистии белой эмиграции — 20 апреля 1922 г.; о немедленном освобождении бывших басмачей, перешедших на сторону советской власти и сложивших оружие, — 6 ноября 1923 г.; о предоставлении персональной амнистии карельским беженцам, не успевшим зарегистрироваться до 1 мая 1924 г.-16 марта 1925 г. В некоторых случаях предметом специального обсуждения был вопрос о предоставлении персональной амнистии, как это было 24 ноября 1921 г. при решении судьбы генерала Слащева.

Дзержинский лично просил об амнистии некоторых лиц, не приурочивая это к определенны датам. Так, 23 мая 1921 г. он направил в Президиум ВЦИК письмо Большого Лухтана, ходатайствуя о вынесении постановления «о полном забвении грехов в прошлом до Октябрьской революции т. Лухтана. Товарищ Лухтан по отзывам всех товарищей и учреждений, с которыми и в которых он работал, достоин быть в рядах борцов за пролет, дело. Между тем, грехи его прошлого, не преданные формальному забвению, дают возможность возникновению клеветы и мешают ему работать. Я обратился за советом к т. Сольцу (председателю Центральн. Контрольн. комиссии) и тот того же мнения, что такого человека не следует отталкивать и что надо раз и навсегда поставить крест на его прошлом».

Председатель ОГПУ проявлял заботу о трудоустройстве некоторых амнистированных. После освобождения в МК РКП(б) пришел меньшевик Богданов-Хорошев. Секретарь ЦК Михайлов сообщил об этом в ОГПУ. Дзержинский предложил Кацнельсону: «Надо ему дать работу. Он товаровед, химик, колорист по краскам, кооператор. Такого надо, безусловно, использовать, дав ему максимальную нагрузку. Наведите о нем справки в Секр. Отделе — чтобы знать его историю. Он участвовал в Ярославском восстании. Я думаю, что его можно бы использовать…Адрес у Михайлова из МК. Богданов знает несколько языков».

По амнистиям из тюрем и лагерей тысячи людей возвращались к мирному труду. Таковых было бы значительно больше, если бы амнистии не носили ограничительный характер. Так, 3 ноября 1921 г. в честь четырехлетней годовщины октябрьской революции Президиум ВЦИК объявил полную амнистию всем рядовым участник военных организаций Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Пермыкина и Юденича в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильно втянутых в борьбу против Советской власти». Им была предоставлена возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на родину военнопленными, НКИД, НКВД и ВЧК были обязаны «немедленно принять все необходимые меры к обеспечению за ними прав, даруемых им настоящим постановлением.

Амнистированным, как правило, давались твердые гарантии от возбуждения судебного преследования. Но в инструкции о проведении амнистии солдат белых армий было подчеркнуто, что «не пользуются амнистией: фельдфебели, подпрапорщики, прапорщики, подпоручики, корнеты, юнкера, участники кадетских отрядов, делопроизводители в гражданских и военных учреждениях белогвардейских армий (военные чиновники), а также соответствующие вышеперечисленные чины других видов войск». Амнистия также не распространялась на осужденных за бандитские преступления, за участие в белогвардейских заговорах, шпионаже и открытых вооруженных выступлениях, на служивших в карательных частях и на деятелей антибольшевистских партий. Эти люди, не прощенные и преследуемые советской властью, оставались в рядах тех, кто сражался с ней с оружием в руках. Мешало и своеобразное понимание амнистии в некоторых органах безопасности.

И в то же время по этому декрету были освобождены от наказания, независимо от срока осуждения, сектанты, не связанные с контрреволюционными организациями, осужденные за невыполнение продразверстки, участники Кронштадтского мятежа рабочие и крестьяне, «вовлеченные в движение по малосознательное™», дезертиры Гражданской войны.

Следует также отметить, что руководство ВЧК-ОГПУ иногда проявляло непоследовательность при проведении амнистий: с одной стороны, оно обязывало губЧК(губотделы ГПУ-ОГПУ), особые и транспортные отделы неукоснительно соблюдать решения высших органов власти, с другой — принимало постановления, сводившие их на нет. Так, 8 октября 1921 г. Президиум ВЧК решил признать подлежащими расстрелу членов волостных комитетов СТК, бандитов, захваченных с оружием в руках, командный состав мятежников.

В то же время Ф.Э. Дзержинский не мог не знать о распоряжении, направленном в Архангельск его заместителем И.С.Уншлихтом 24 октября 1921 г. ПП ВЧК по Северному краю З.Б. Кацнельсону: «Высланный Вам Тамбовской губЧК добровольно явившийся, сдавшийся комсостав антоновских банд: Вострякова И.А., Французова М.В., Полякова П.Г., Старых И.А., Уварова Ф.Н., Кулдошина А.Б., Арефьева Ф.М., Куксова С.М., Пригорьевских Я.С., Гладышева С.А., приговоренных официально к высылке в Архангельск, согласно постановления Президиума ВЧК от 8 октября предлагается расстрелять, по возможности соблюдая конспирацию».

Так же поступали и местные власти: в Полтавской губернии после объявления амнистии были публично расстреляны добровольно сдавшиеся властям бандиты, а их семьи отправлены в ссылку. Это не только вело к попранию законности, но и нравственных норм и в конечном итоге отрицательно сказались на решении чекистами служебных задач.

И все же, несмотря на непоследовательность власти, порой невыполнение обещаний, принимаемые меры по ослаблению и ликвидации повстанческого движения и бандитизма, как-то: амнистии, недели явки, добровольной сдачи оружия и др., давали положительные результаты.

Серьезное воздействие на противников советской власти оказывали частные амнистии видным ее противникам. Например, осенью 1921 г. в порядке частной амнистии с группой генералов и офицеров вернулся на родину Я.А. Слащев, а в начале января 1924 г. ВУЦИК объявил об амнистии одного из петлюровских атаманов Ю.Тютюника. Приезд Я.А. Слащева явился полной неожиданностью даже для симферопольских чекистов. Поведение Слащева перед чекистами произвело неприятное впечатление. Слащев стоял навытяжку перед допрашивавшим его чекистом и отвечал характерными для него фразами: слушаюсь, надеюсь заслужить, постараюсь оправдать доверие. После ответа из Москвы Слащев и его спутники были посажены в вагон, куда им было доставлено несколько ведер вина, и отправлены в Москву.

Знаменитого белого генерала Якова Александровича Слащева, того Слащава, который послужил прообразом Хлудова в пьесе М. Булгакова «Бег», встречал лично Дзержинский.

Дзержинский не только спас Слащева, но и устроил его судьбу.

Якова Слащева, полковника времен Первой мировой войны, произвели в генералы уже в годы Гражданской. Он был ранен то ли семь, то ли девять раз (только при защите Крыма тремя пулями, выпущенными из «Максима» красным пулеметчиком). Это был человек абсолютной величайшей храбрости, талантливый тактик и стратег, Имя его было на устах и у красных, и у белых. Этот тот Слащев, который подписал не менее ста смертных приговоров, которые приводились в исполнение немедленно. Обычно приговоренных вешали, причем к столбу прибивалась «черная доска», на которой указывались фамилия, положение казненного и характер преступления, а также предписание — сколько трупу висеть… Казнил даже за украденного у крестьянина гуся. Слащев в Симферополе в игорном доме лично задержал трех офицеров, ограбивших ювелира-еврея, и приказал их немедленно повесить. Среди жертв Слащева был даже полковник, которому покровительствовал сам Врангель. Принцип Слащева звучал: «Погоны позорить нельзя». Между генералом и Врангелем были натянутые отношения. Оказавшись за границей, Слащев понял, что «красные» являются той силой, которая стремится возродить великую державу, как бы она не называлась. О настроения Слащева и его приближенных узнали в ВЧК. Приезд Слащева нанес бы сильный удар по настроению врангелевского (и особенно кутеповского) офицерства, Следовало учитывать и то, что — Слащев одна из самых ярких фигур в военном деле и будет полезен для преподавания в военной академии Красной Армии. Л.Д. Троцкий поддержал эти доводы Дзержинского. Затем была создана комиссия в составе Каменева, Сталина и Ворошилова, и вопрос был решен положительно.

Поздней осенью 1921 г. на итальянском пароходе «Жан» Слащев, генерал-майор Мильковский, полковники Гильбих, Мезерницкий, Нина Нечволодова, князь Трубецкой и еще несколько офицеров прибыли в Севастополь. Дзержинский даже прервал отпуск для встречи «возвращенцев». После прибытия в Москву бывший враг был назначен преподавателем тактики на высших курсах красных командиров (будущие курсы «Выстрел»), В 1929 г. Слащева на его квартире застрелил некто Лазарь Коленберг, который брал индивидуальные уроки у бывшего генерала на дому. На суде Коленберг объяснил, что мстил за своего брата, казненного по приговору Слащева в 1920 г. Суд оправдал убийцу.

По поводу проведения амнистий, тех, кто побывал в большевистских тюрьмах и лагерях было свое мнение. Так, в записках бежавшего в 1925 г. А. Клингера, который провел три года в «местах заключения особого режима», отмечалось, что Советское правительство обычно ежегодно объявляло амнистию «всем врагам рабоче-крестьянской власти», но провинциальные органы ГПУ амнистировали своих заключенных следующим способом (регулярно повторяющимся каждый год): за несколько недель, а иногда и за день до 25 октября часть «контрреволюционеров» расстреливалась в «ударном порядке», остальные спешно отправлялись в Соловки».

Освобождение из-под стражи. В проведении карательной политики органами ВЧК-ОГПУ Дзержинский важное значение придавал установлению правил освобождения лиц, подвергшихся наказанию, по личным просьбам или ходатайствам организаций, видных советских и партийных деятелей. Еще 3 декабря 1918 г. комиссия Совета Обороны, обсудив вопрос о работе ВЧК, решила, что задержанные освобождаются из-под ареста во всех случаях под поручительство двух членов коллегии комиссариата или двух членов губернского, или городского парткома РКП (б), или когда под поручительство местных или центральных правлений профсоюзов с подписями всех членов правления, но ВЧК предоставляется право отводить такие поручительства с передачей дела в высшую инстанцию. ВЧК было предложно более строго проверять доносы и расстреливать за ложный донос, публикуя обо всех случаях расстрелов в печати.

В органы безопасности часто поступали личные или коллективные заявления на явно преступных лиц об их благонадежности, положительные характеристики, просьбы об освобождении из-под ареста под поручительство, ускорение разбора дела или даже о прекращении такового. Больше таких заявлений было, если под следствием или арестом находился кто-либо из руководящих сотрудников. Каждое освобождение их под поручительство вызывало, в свою очередь, толки о безнаказанности и недоступности правосудию этих людей, что отрицательно влияло на психологию населения и служило хорошей почвой для антисоветской агитации.

7 марта 1923 г. секретарь ЦКК РКП (б) М.Ф. Шкирятов направил циркуляр всем губернским контрольным комиссиям: «По-прежнему наблюдаются случаи, когда члены партии дают свои поручительства и в частности в судебно-карательные органы без разрешения парткомитетов. Считаем необходимым в корне пресечь это явление. ЦК РКП (б) предлагает Вам начать с ним решительную борьбу путем применения суровых партийных репрессий к этим членам партии».

Тем не менее, эти правила как бы не были обязательны для руководителей высшего партийного и советского звена. И Дзержинский часто принимали решения, не по рекомендации двух членов партии, профсоюзов или парткомов о смягчении участи заключенных и об их освобождении, а, исходя из личного понимания важности рассматриваемого дела. Таких примеров было много и все они, как правило, были свидетельством постороннего вмешательства в деятельность судебных и внесудебных органов республики, оказанием давления на ведение следствия. С особым вниманием он относился к просьбам В.И.Ленина. 19 февраля 1918 г. Ленин обратился к Дзержинскому с просьбой принять участие судьбе его личного секретаря матроса 1-го Балтийского флотского экипажа С. М. Сидоренко — «Я был им вполне доволен. Уволен он был за один случай, когда в пьяном виде он кричал, как мне передали, что он «секретарь Ленина».

Сидоренко говорит мне, что он глубоко покаялся. И я лично склонен вполне верить ему; парень молодой, по-моему, очень хороший. К молодости надо быть снисходительным.

На основании всех этих фактов судите сами, смотря по тому, на какое место прочите его». Сидоренко не был наказан, но перестал исполнять обязанности секретаря председателя СНК.

В октябре 1918 г. органами ВЧК в Москве был арестован профессор Петроградского технологического института Д. С. Зернов по обвинению в принадлежности к партии кадетов. 2 ноября 1918 г. В.И. Ленин запросил Дзержинского: «Есть ли серьезные обвинения против арестованного вами профессора Зернова? Горбунов и Красин просят освободить». Вскоре Зернов был освобожден из-под стражи и 30 ноября 1918 г. возвратился в Петроград.

В середине 1918 г. были арестованы ВЧК по подозрению в контрреволюционной деятельности бывшие работники Генштаба царской армии Л. И. Савченко-Маценко и Б. П. Поляков, которые служили в аппарате главкома вооруженных сил. 2 января 1919 г. заведующий Особым отделом М.С. Кедров просил Петроградскую ЧК о немедленном освобождении указанных лиц при отсутствии против них серьезных обвинений и направлении в распоряжение РВС Республики. 29 декабря 1918 г. Ленин писал Дзержинскому и председателю Петроградской ЧК: «В течение нескольких месяцев сидят арестованные Вами генштабисты Савченко-Маценко и Поляков, Главком ходатайствует об их освобождении. Телеграфно сообщите: какие обвинения предъявлены этим лицам, а если обвинение не предъявлено, почему они не освобождены. Не медлите с точным и ясным сообщением». Вскоре Савченко — Маценко и Поляков были освобождены из-под стражи.

В марте 1919 г. к В.И. Ленину обратился с просьбой В. В. Адоратский о выдаче сестрам его жены Н.М. и В.М. Сапожниковым разрешение возвратиться на жительство в Казань. При отступлении белых сестры вместе с ними бежали в Самару, где жили на заработок от преподавания рисования. После освобождения Самары Красной Армией сестры хотели возвратиться в Казань, но боялись подвергнуться «ограничительным мерам» как представители буржуазного класса. Сапожниковы просили брата, работавшего в Казанском университете, помочь им. 24 марта 1919 г. Ленин писал Дзержинскому, что «тов. В. Адоратский — большевик, которого я знаю больше 10 лет. Доверия он заслуживает безусловно.

Будьте добры, распорядитесь навести справки и дайте мне ответ завтра». Справки был наведены и помощь оказана.

28 февраля 1919 г. В.И. Ленин просил Ф.Э. Дзержинского принять жительницу Вологды Р. П. Трапезникову, обратившуюся к нему с просьбой о прекращении уголовного дела на ее мужа, публично выступавшего против большевиков. 21 марта 1919 г. Президиум ВЧК сообщил Р. П. Трапезниковой, что дело на ее мужа прекращено и ВЧК не возражает против его проживания в Москве.

Из приведенных документов может сложиться суждение, что Дзержинский по первому требованию Ленина освобождал арестованных. Это не так. Как правило, этому предшествовало тщательное изучение обстоятельств дела.

В октябре 1919 г. чекисты арестовали в Петрограде студента Петроградского института Путей сообщения Алексея Сапожникова, который по заданию французской разведки нелегально перешел линию фронта для передачи шпионских сведений белогвардейцам. 21 ноября 1919 г. В.И. Ленин писал Дзержинскому о том, что к нему обратилась А.М. Коллонтай по поводу ареста А.А.Сапожникова — «Арестован — де за то, что с чужими документами пробрался в полосу военных действий.

Сделал-де он это потому, что «до болезненности любит мать», а его родители оказались отрезанными при наступлении Юденича.

Коллонтай пишет, что знает Алексея Сапожникова как «человека абсолютно аполитичного» «и притом болезненно впечатлительного, нервного, который впутался в историю по глупости».

Коллонтай боится, чтобы его не расстреляли.

1) — Можете навести справку?

2) — приостановить решение?

3) — или мне позвонить Зиновьеву? .

После изучения дела Сапожникова ему было отказано в освобождении, а в январе 1920 г. он был осужден.

16 июня 1921 г. академик Н.С. Таганцев направил В.И. Ленину письмо с просьбой о смягчении участи его сына, профессора В.Н. Таганцева, арестованного Петроградской ЧК. В письме сообщалось также о конфискации вещей, принадлежащих лично Н.С. Таганцеву. На следующий день Ленин направил записку одного и того же содержания председателю ВЦИК, секретарю ВЦИКа, Д.И.Курскому и Ф.Э.Дзержинскому (как будто было недостаточно одной — Дзержинскому): «Очень просил бы рассмотреть возможно скорое настоящее заявление в обеих его частях (смягчение участи и увоз из квартиры Таганцева вещей, принадлежащих ему лично) и не отказать в сообщении мне хотя бы самого краткого отзыва».

19 июня 1921 г. Дзержинский дал справку Ленину, в которой указал, что сын профессора, Таганцев В.Н. - непримиримый и опасный враг советской власти, активнейший член террористической организации «Союз возрождения России», связанной и организующей матросов из Кронштадта в Финляндии, взорвавшей для опыта памятник Володарского, и организовавшей покушение на убийство Г.Е. Зиновьева, Кузьмина, Анцеловича и Л.Б. Красина, — «Дело очень большое и не скоро закончится. Буду следить за его ходом….. А Петроградской ЧК уже отдано распоряжение о немедленном возврате всех вещей Н.С. Таганцеву.

Внимателен Дзержинский был и к просьбам Н.К.Крупской.

В начале июля 1923 г. она обратилась к нему по поводу арестованного в Петрограде 15 июня директора Путиловской образцовой школы Владимира Александровича Герда, сообщив, что знает его с детства, он аполитичен и настроение у него сменовеховское, но. «сестра его жена Струве. Видно, поэтому арестовали. В Москву приехала делегация путиловских рабочих». 6 июля 1923 г. Дзержинский поручил Герсону позвонить в Петроград и, «если нет против него прямых серьезных улик, пусть освободят, если есть, пусть немедленно пришлют мне лично его дело».

Эта история имела продолжение: 7 сентября 1923 г. Дзержинский писал в Оргбюро ЦК РКП(б): «В дополнение к заключению комиссии ЦК РКП по делу арестованных рабочих Путиловского завода и верфи, считаю возможным в виду преклонного возраста и болезненного состояния здоровья подлежащего административной высылке в Туркестан меньшевика Герда Владимира Александровича заменить ему высылку в Туркестан высылкой в Тверь под надзор губотдела ГПУ, на что прошу согласия».

25 мая 1924 г. Дзержинский по просьбе Н.К.Крупской поручил Дерибасу прислать ему справку о меньшевичке Л. Кудашевой Радченко и предложения, что с ней следует сделать?» В 1925 г. ПП ОГПУ в Ленинградском военном округе был арестован писатель Виталий Валентинович Бианки как примыкавший в 1921 г. к эсерам и служивший в армии Колчака, а после его разгрома проживавший под фамилией Белянин. Особым отделом ОГПУ он был осужден к высылке из Ленинграда на 3 года. По этому поводу Н.К. Крупская писала Г.Г. Ягоде: «Т.Ягода. С разных сторон ко мне обращаются с просьбой обратиться в ГПУ по поводу Бианки. Он — детский писатель, естественник. Был, говорят, в студенческой группе эсеров, потом он в никаких партиях не состоял. Жена его недавно родила, и с двумя детьми в очень тяжелом положении. Жена не имеет пока разрешения переписываться с мужем. Бианки куда-то высылают. О нем, между прочим, писали А.М. Калмыкова и Лилина. Обе не стали бы писать по поводу враждебного нам человека.

Лично я Бианки не знаю.

Если не затруднит, можете позвонить, как обстоит дело.

8 февраля Дзержинский поручил Дерибасу доложить обстоятельства дела Бианки Ягоде. И в тот же день было принято решение отказать в пересмотре дела Бианки по ходатайству Н.К. Крупской.

В июне 1923 г. в ГПУ обратился Н.Н. Крестинский по поводу арестованного Шлегеля, ручаясь в его преданности советской власти. 26 июня Дзержинскому запросил Менжинского: «Надо ли держать его в тюрьме?

Нужен он производству?».

Секретарь председателя ГПУ В.Л. Герсон по согласованию с В.Р. Менжинским сообщил, что арестованный Шлегель в ближайшие дни будет освобожден.

В марте 1924 г. эсер А. Е. Бейлин, находившийся в ссылке в Вятке, направил члену ЦК РКП (б А. А. Андрееву письмо о том, что его, больного туберкулезом, направляют в Челябинскую тюрьму. Бейлин взял на себя обязательство никогда не заниматься политикой и просил довести об этом для сведения ОГПУ. Копию письма А. А. Андреев направил в ОГПУ. «Считаю, что после таких заявлений наших противников, нам следует идти навстречу, не требуя от них полного унижения, т. е. расписки, — писал 12 марта 1924 г. Дзержинский Менжинскому. — Наше упорство — поверить только после опубликования — может иметь в результате только усиление рядов противников.

Если нас даже в том или другом случае обманут, это меньший вред, чем наша твердокаменность.

Полагаю, что Бейлину надо приговор изменить и освободить его от наказания полностью с обязательством уведомления о месте пребывания. Повод — болезнь его… О последующем просьба уведомить».

Дело Бейлина было пересмотрено, и ему было разрешено свободное проживание.

В конце августа 1918 г. Красин просил Дзержинского дать подробную справку об арестованном 28 августа Юнкерте Эдварте Федоровиче и директоре фабрики Цинделя Таирова, арестованном 30 августа «за револьвер (пришли с обыском не к нему: думал, что грабители, выскочил с револьвером. Разрешение имел». Таирова Красин был готов взять на поруки, за него хлопотали и рабочие. Председатель ВЧК решил освободить этих лиц.

В марте 1923 г. Вятская губЧК арестовала Г. Овчинникова, И.Сергиевич в подозрении их в хозяйственном разложении» и Емельянова якобы за подложные документы. В заявлении от 23 марта 1921 г. в ВЧК члена коллегии НКЗема Ивана Теодоровича говорилось о том, они являются выдающимися по своей преданности коммунистами и в годы Гражданской войны отличились храбростью, у Овчинникова белогвардейцы расстреляли мать и брата, Сергиевич ранен в боях. 24 марта 1921 г Дзержинский телеграфировал в губЧК Вятки: «Вами арестован Овчинников Георгий, Сергиевич Илья и Емельянов якобы за подложные документы. Наркомзем Теодорович удост. товарищей их подлинность и принадлежность РКП. Немедленно освободите и верните все отобранное. Ответ немедленно».

Многие арестованные и заключенные освобождались о ходатайствам партийных и общественных организаций, но с конца 1921 г. были запрещены «всякие ходатайства не за рабочих…чтобы тюрьмы не орабочивались бы».

И все же большинство арестованных, находившихся под следствием, в тюрьмах и лагерях освобождалось личными распоряжениями председателя ВЧК-ОГПУ, особенно это характерно для 1918 г. Так, 23 июня 1918 г. он посетил Бутырскую больницу, ознакомился с содержанием арестованных и, выслушав их просьбы, отдал следующие распоряжения Г.Н. Левитану:

«1. Сидит некая Ольга Алексеевна Семенова, был ордер на освобождение Ольги Семеновны Семеновой. Не освобождена. — Необходимо справиться и виновного в небрежности привлечь к ответственности.

2. Графов, курьер Свердлова, посажен за пьянство, сошел с «ума», но уже здоров. — Запросите Свердлова, что с ним сделать.

3. Сергей Георгиевич Танеев, ар. 10.VI.командир 3-го бат. 3-го Моек. Совет. Полка — за дезорганизацию и к.- р. Невиновен. Вел дело Гальперштейн. — Доберите справки о деле. Прошение прилагается.

4. Ремнев и Цейтлин. В каком положении их дело? Цейтлин просит разрешить свидание с женой. — Уведомить больницу. Утверждают, что их могут взять на поруки Муралов, его секретарь и Раскольников.

5. Гончаренко Юрий Сергеевич — пом. комис. по продовольствию Прудникова со ст. Лозовая. Ар. 18.У, ни разу не допрашивали. Просит отдать жене забранные музык. инструменты и отослать ему в больницу забранные у него в нашей тюрьме 325 руб.

6. Корольков (из штаба Ремнева) спрашивает о положении его дела.

7. Белянкин из Вологды просит допросить его. Говорит, что обвиняется в к.-р. неправильно.

Необходимо послать в больницу бумагу, что он числится за нами. Иначе его могут освободить. Дело было у Закса.

8. Берг Вас. Серг. — просит освободить на поруки.[Обвиняется] κ.-p., говорить, что ни в чем не виновен. Прошение его прилагается. — Проверить по телефону, не ошибка ли, что получил 1 год тюрьмы и за что?

9. Коваленко Б.В. Прошение прилагается.

— «У Пицковского.

Все прошения и бумаги верните мне со справками».

25 июня 1918 г. Ф.Э. Дзержинский распорядился освободить Владимира Николаевича Белявского «за неимением обвинительно материала», а 15 августа освободить из Бутырской тюрьмы бывшего гардемарина Сергея Юрьевича Завадского, потому что «в деле никаких данных о его подрывной деятельности нет, к тому же «мать клянется, что сын невиновен, что жил он в квартире, хозяин которой уехал, и вот там поселились незнакомые офицеры…Слова матери производят впечатление правды. Можно взять от него слово, что не будет против Совета выступать».

20 августа 1918 г. Дзержинский поручил Г.Н. Левитану тщательное изучение всех ходатайств об освобождении арестованных:

Густава Петровского — «говорят, что, вероятно, сидит за происки своего начальства, он наемный служащий, дома нищета»; старика Глинка, который «долго сидит в Таганке, как говорят, политикой не занимается»; X. Цетлина, которого подозревают в том, что дал взятку, но рабочие, утверждают, что это неверно».

11 сентября 1918 г. Дзержинский писал в ВЧК: «Искали Герштейн М.Р., поймали И.У. Авситиянского.

Немедленно его освободить (арестован без причины 11/VII по заявления жены был раз допрошен Моновичем, протокола допроса однако (неразборчиво) нет.

К этому же присоединили бумаги арестованного 28/VII Н.Н. Прейс с делом И.У. Авсит. — не имеющего ничего общего. Вот наши порядки!).

В квартире была оставлена засада — результат в деле без следов».

В тот же день Дзержинский отдал распоряжение о немедленном освобождении 7 арестованных, добавив: «золотой крест, найденный у Троицкого, конфисковать в пользу Сов. Республики, Ричарда Карловича Гарлея задержать как англичанина». Приказом председателя ВЧК 17 сентября 1918 г. освободили К.А. Коцяткевича, К.К. Коцяткевича и А.В. Железновского как непричастных к делу высылки польских легионеров на Мурманский фронт». 2 ноября 1919 г. под подписку не выступать против советской власти Дзержинским были освобождены арестованные по делу Христианского Союза Молодежи: В.П. Григорьев, Н.П. Ремизов, Н.В. Андриянов, Н.В. Волоков и А.В. Ходат.

Дзержинский иногда проявлял снисходительность к больным, делая им послабления. 1922 г. телеграфировал в ГПУ Крыма: «Если нет особых данных и причин на арестованного в Ялте и находящегося ныне (сейчас) в Симферопольск. больнице Арнольда Георга Федоровича, о котором Москве возбуждается ходатайство, то освободите. Если обстоятельства требуют его изоляции Крыма, вышлите Россию».

Студент Ленинградского горного института А. Е. Берлин, являвшийся в недалеком прошлом активным членом сионистской партии, был арестован 9 января 1925 г. ПП ОГПУ в Ленинградском военном округе. 20 марта 1925 г. Особое совещание ОГПУ его осудило и выслало на 3 года в Зырянский край. Его дядя, работник НКФ, К. Берлин обратился к Ф.Э. Дзержинскому с просьбой об отмене высылки и освобождении племянника под поручительство о неучастии в дальнейшем в сионистской организации. 22 марта 1925 г. Дзержинский писал Мессингу — «если есть только какая-либо возможность, пусть освободят Берлина». Решением Особого совещания ОГПУ от 24 апреля 1925 г. прежнее постановление о высылке Берлина было отменено.

13 марта 1925 г. Дзержинский поручил Дерибасу разобраться с делом Дубинского: «При сем письмо Дубинского. Оно мне кажется искренним, ибо нет оснований иначе ему обращаться ко мне с таким письмом.

Не ошибка ли эта история с паспортами и утверждением, что он член ЦБ?

Необходимо это выяснить. Ибо нет смысла преследовать человека, поскольку он не борется с нами.

Сомневаюсь, чтобы враг написал ко мне такое письмо».

По данным Е.П. Пешковой, он пять лет не работал, был знаком. только с Мулиным и Цюрупой, его обвинили в хранение паспортов, которых у него не было, о чем он на стал бы врать. Об этом он подал заявление и в ВЦИК. «Из всего рассказа Пешковой у меня осталось впечатление, что Дубинского зря сослали и втиснули его снова в ряды активных. Прошу пересмотреть дело и прислать мне его со своим заключением».

В конце мая 1925 г. В.Л. Герсон просил указаний Дзержинского о высылке Митрополитанского, отметив, что В. Р. Менжинский предложил эту меру наказания, потому что «несмотря на его заявление о беспартийности с 1922 г., по своим поступкам он «далеко не беспартийный». 24 мая 1925 председатель ОГПУ писал своему секретарю: «Приведенные данные ье говорят об активности Митрополитанского, надо иметь его на учете, но высылать, полагаю, нет нужды, как равно и удалять с завода, где он нужен. Ведь нет никаких данных, что он на заводе что-либо меньшевистское делает. Самое лучшее отпустить и следить».

Дзержинский решал дела и по коллективным заявлениям арестованных. В конце марта 1921 г. в ВЧК пришла телеграмма от 65 заключенных Ярославского концлагеря с просьбой «о своем освобождении и отпуске на родину к строительству новой жизни на пользу Советской России», а поэтому просили дать распоряжение Вологодскому особому отделу штаба 6-й армии и Архангельскому военно-революционному трибуналу. 27 марта 1920 г. в телеграмме председателю Ярославской губЧК Председатель ВЧК разъяснил, что «вопрос персональный политической безвредности, а также об освобождении упомянутых лиц должен быть разрешён комиссией в составе трех представителей: губчека, губкомпартии и губвоенкома».

Следует отметить, что обращения в высшие органы власти и ВЧК-ОГПУ часто игнорировались, если они поступали не только от репрессированных, но и от их родственников. Всем известна трагическая судьба командарма 2-ой Конной армии Ф.К. Миронова, огромная популярность и непререкаемый авторитет которого основывались на реальных фактах. Ростом своего авторитета Миронов был обязан военным победам и постоянными заботами о нуждах земляков. Скромность в быту и доступность сделали его любимцем донского казачества и трудового крестьянства. Он выступал против смертной казни, приказывал бережно относиться к пленным. Частые встречи с Лениным, с Дзержинским завершились вступлением Миронова в большевистскую партию по рекомендации Феликса Эдмундовича.

Несмотря на это, он в начале 1921 г. он пал жертвой интриг Л.Д. Троцкого.

Драматичной была судьба его семьи. Его жена Стефанида Петровна Миронова, обращалась к командованию Красной Армии, в ВЧК, и, наконец, 4 декабря 1922 г. к М.И. Калинину: «Мучения души, тяжелые условия жизни, а главное, двухлетняя неизвестность о моем муже — командарме 2-й Конной Красной Армии, Филиппе Кузьмиче Миронове, заставляют меня прибегнуть к Вам, Михаил Иванович, как к единственному человеку, которого не знаю, но душевный инстинкт говорит мне, что Вы не оставите меня без внимания, отзоветесь на мою судьбу и подадите руку помощи в минуту абсолютной моей гибели с детьми и дряхлым стариком-отцом Ф.К. Миронова.

Уважаемый и добрейший М(ихаил) И(ванович)., повторяю, что горькая нужда заставляет Вас беспокоить. Прошу Вас сообщите мне о судьбе мужа, жив он или расстрелян он и, если нет его, то когда он расстрелян. Конец его жизни забросил меня в пучину ужасной нужды с детьми. Все, что было, разграблено белыми, как красноармейская семья. Дети разуты, раздеты, хотят учиться, а я не в силах им ничего дать. Прошу хоть маленькой помощи, как семье бывшего красного вождя».

Не известно, как поступил «всерссийский староста», получив это послание, но те факты, что жена ничего не знает о расстреле мужа, что она с детьми брошена на произвол судьбы, говорят о многом. Заметим, что за Ф.К. Миронова просил не кто иной, а М.В. Фрунзе. Он писал в ЦК РКП (б): «30/8 мною получено от арестованного бывшего командарма 2 Конной Миронова письмо с просьбой о его реабилитации. Ввиду исключительных заслуг Миронова, проявленных в борьбе с Врангелем, прошу Цека РКП о проявлении внимания к делу…». Но Миронов был застрелен часовым во время прогулки.

По предложениям и распоряжениям председателя ВЧК-ОГПУ принимались меры к сокращению количества лиц, находившихся в тюрьмах и концлагерях, в том числе и «ввиду перегруженности» этих заведений. В 1921 г. при ряде губЧК работали тройки «для разгрузки мест заключения» и пересмотра всех дел подследственных «на предмет возможности замены меры пресечения».

Эта работа велась на основании решения комиссии ВЧК от 13 января 1921 г. об изменении карательной политики в составе представителей ВЧК, Революционного трибунала и ВЦСПС. Под председательством Дзержинского был обсужден вопрос «Об изменении тюремной и карательной политики ВЧК и других судебных органов» и решено: образовать в Центре и на местах комиссии по пересмотру всех дел служащих пролетарского и крестьянского происхождения, и вовлечения рабочих в борьбу с преступностью; в состав центральной комиссии входят 4 представителя от: ВЦСПС (Куйбышев), ВЧК (Ягода) и 1 от Кассационного трибунала и РВТР (Анский) для разработки инструкции и положений о комиссиях; проект положения о комиссии, представленный Ягодой, принять за основу и поручить Саврасову доработать проект к следующему заседанию комиссии; комиссии создаются в центре при ВЦСПС, а на местах при губпрофсоюзах; они не имеют права непосредственного освобождения, а только представляют материал в судебные органы.

Руководство ОГПУ вынуждено было удовлетворять многие требования заключенных и иногда даже прибегало к досрочному освобождению. Но это касалось лишь тех лиц, которые были осуждены в судебном порядке на срок до трех лет; к осужденным же в административном порядке Особым совещанием при ОГПУ, в частности, находившимся в лагерях ОГПУ, подобная мера не применялась, потому что среди них было много людей, дела которых не могли рассматриваться в судебном порядке за недостаточностью улик. Чтобы исправить это положение, заместитель наркома юстиции и старший помощник прокурора Н.В. Крыленко обратился во ВЦИК с просьбой создать специальную комиссию, которая бы пересмотрела дела лиц, осужденных в административном порядке, и разгрузить лагеря. Такая комиссия была создана Президиумом ВЦИК 14 июля 1924 г. в составе двух представителей: от ОГПУ и прокуратуры НКЮ. На местах по постановлениям прокуроров систематически проводились проверки и осмотры мест заключения с целью немедленного освобождения из-под стражи всех «незаконно арестованных». Однако это пожелание Председателя ОГПУ не было выполнено и в 1925 г., о чем свидетельствует письмо председателя кассационной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Челышева после поступления обращений из различных районов страны. В нем говорилось о том, что по многим делам за контрреволюционные преступления, совершенные в 1921–1922 гг., а иногда и гораздо раньше, среди осужденных преобладают крестьяне-бедняки и середняки, рядовые участники выступлений минувших лет, приговоренные к большим срокам наказания в виде лишения свободы, что «в корне противоречит основам нашей карательной политики, которая имеет своей целью репрессии только по отношению к лицам, являющимся социально-опасными».

Но среди подследственных и заключенных было немало таких, которые не подлежали освобождению. Так, 21 октября 1918 г. Петроградской ЧК был арестован Павел Александрович Александров, работавший при Временном правительстве следователем по особо важным делам. Он проводил следственные мероприятия в отношении видных большевиков, в том числе и В. И. Ленина по обвинению в шпионаже в пользу Германии после вынесения в июле 1917 г. Временным правительством постановления о их аресте. Петроградский комитет по топливу неоднократно обращался в Петроградскую ЧК с ходатайством об освобождении Александрова, лояльно относившегося к советской власти.

Дзержинский в категорической форме отказал в просьбе и 20 мая 1919 г. поручил ВЧК арестовать ходатаев за Александрова, б. следователем по особо важным делам.

12 марта 1925 г. Дзержинский поручил Герсону узнать, в чем заключаются обвинения против Браза — эксперта при Эрмитаже. По словам Екатерины Павловны Пешковой, это единственный эксперт лучше Бенуа. Он сидел под арестом уже 8 месяцев, за него хлопотали художники.

В тот же день Герсон сообщил Дзержинскому, что Браза «оценен только в Ленинграде». В освобождении Браза было отказано.

Дзержинский отказывал в освобождении и иностранцам, несмотря на заступничество видных представителей этих стран.

В 1925 г. В.А. Гарриманом было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Марии Александровны Гудович, приговоренной к высылке в Оренбургскую губернию. Председатель ОГПУ распорядился внимательно рассмотреть дело Гудович, проверив, не было ли допущено при рассмотрении дела какой-либо ошибки. После этого 24 апреля 1925 г. Дзержинский направил Гарриману обстоятельный, весьма деликатный ответ:«…Честь имею сообщить… Нам вполне понятны руководившие Вами при заступничестве за Гудович гуманные чувства, продиктованные невиновностью последней. К величайшему нашему сожалению, мы принуждены констатировать, что Вы, очевидно, неверно информированы о характере политической деятельности гр-нки Гудович. М.А. Гудович совершила определенные антигосударственные деяния, предусмотренные Уголовным Кодеком РСФСР. Следствием по делу преступление гр-нки Гудович доказано. Свою противогосударственную работу Гудович проводила нелегально, тайно, вследствие чего в процессе ее службы у Вас Вами и не могли быть замечены какие-либо неблаговидные и нелояльные поступки гр-нки Гудович, нарушающие основные законы нашей страны. При всем нашем желании удовлетворить Вашу просьбу, вызванную состраданием к гр-нке Гудович, мы вынуждены были согласиться с необходимость оставления в силе состоявшегося по ее делу приговора. Что касается вопроса о том, что на месте ссылки гр-нка Гудович будет лишена возможности найти себе заработок, мы должны Вас заверить, что со стороны Объединенного Государственного Политического Управления не предполагается чинить какие-либо препятствия к подысканию и получению Гудович какой-либо работы или поступлению на какую — либо работу, тем более, что согласно полученной мною справки, как гр-нке Гудович, так и матери будет разрешено в пределах Оренбургской губернии проживание в каком — либо уездном городе, каковым обстоятельством подыскание заработка будет гр-нке Гудович несомненно облегчено».

Обращения к Дзержинскому и решения его по различным делам показывают механизм принятия решений в высшем эшелоне власти, но то же самое происходило и на уровне губерний и областей, уездов и волостей, когда решающее значение имели не законы, хорошо написанные циркуляры и инструкции, а личные отношения, связи, протекция и др. Не помогали и строгие партийные директивы. В частности циркуляр секретаря ЦКК РКП(б) М. Шкирятова губернским контрольным комиссиям 7 марта 1923 г. В нем говорилось: «По-прежнему наблюдаются случаи, когда члены партии дают свои поручительства и в частности в судебно-карательные органы без разрешения парткомитетов. Считаем необходимым в корне пресечь это явление. ЦК РКП (6) предлагает Вам начать с ним решительную борьбу путем применения суровых партийных репрессий к этим членам партии».

Следовательно, в борьбе с политическими противниками карательная политика председателя ВЧК-ОГПУ была карательной политикой чрезвычайного органа власти в условиях Гражданской войны Произошедшие некоторые сдвиги в политической системе в условиях нэпа в сторону либерализации и отказа от чрезвычайщины и террора, а также некоторое расширение прав граждан и ограничение прав чиновников госаппарата, замена ревтрибуналов судами, учреждение прокуратуры все же не означали коренных изменений в практической деятельности чекистов. Это положительно сказалось на развитии экономики страны и укреплении социальной базы советской власти. Но сохранилась реальная власть в руках партии большевиков, неравенство при выборах в Советов, лишение избирательных прав по «классовой принадлежности». И Дзержинский, постоянно утверждая «социалистическую законность», по-прежнему руководствовался принципом политической целесообразности.

 

Глава 5. Контроль за работой чекистов

В рассуждениях многих авторов по истории органов ВЧК-ОГПУ содержится совершенно необоснованное утверждение о бесконтрольности этого ведомства. Контроль был всесторонним. Наряду с высшими законодательными и исполнительными органами власти, контроль за работой чекистов осуществляли по советской линии — СНК РСФСР, СНК СССР и СТО, НК РКИ, НКЮ, прокуратура; по партийной линии — от ЦК РКП(б) — ВКП(б) до первичной партийной организации; по административной линии — вышестоящие структуры над нижестоящими. До середины 1920-х гг. существовал и общественный контроль.

Контроль за работой чекистов со стороны высших органов власти и прокуратуры дополнялся контролем местных советов. Так, в Курске за работой губЧК наблюдал военно-административный подотдел исполкома, в Архангельске — отдел судебно-административный и сообщений, но чаще всего это было функцией административных отделов ГИКов или одного из членов президиума.

Ф.Э.Дзержинский активно участвовал во всех этих видах контроля: как член ЦК компартии, член правительства и руководитель ведомства.

По советской линии. Как член ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР Дзержинский выезжал для проверки работы советских органов, в том числе и чекистских: — в Сибирь и Украину, в другие местаИтоги проверок обсуждались на текущих и специальных заседаниях.

Председатель ведомства регулярно отчитывался во ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР о своей деятельности, которые по ряду вопросов устанавливали конкретные сроки отчетности. Дзержинский считал вообще недопустимым выход ЧК из-под контроля советских органов. В конце ноября 1920 г. он подверг критике проект циркуляра ВЧК, в котором чрезмерно выпячивались права ЧК, и рекомендовал чекистам держаться скромнее, не забывая, что вся полнота власти принадлежит Советам, а не губЧК.

Дзержинский внимательно относился ко всем замечаниям главы Советского правительства.

18 апреля 1919 г. В.И. Ленин просил Ф. Дзержинского «назначить расследование построже». Речь идет о записке В.И.Ленина на письмо представителей крестьян села Пьяный Рог Почепского уезда Черниговской губернии Н.Д. Горелова и П.И. Новикова Они неоднократно обращались на якобы незаконные действия местных властей в связи с реквизицией комбедами хлеба. Проведенным комиссиями НКВД РФСР и Наркомгосконтроля расследования факты, изложенные в жалобах Горелова и Новикова, не подтвердились.

21 января 1920 г. В.И. Ленин направил на срочное заключение Дзержинскому заявление А.В. Луначарского, который просил Главу государства выяснить обстоятельства ареста членов комиссии по делам несовершеннолетних при Наркомате соцобеспечения. Они были арестованы 18 января 1920 г. Следственной комиссией Ревтрибунала при ВЦИК. На следующий день председатель ВЧК ответил председателю СНК, что арестованным предъявлены серьезные обвинения за хищения и злоупотребления. 6 мая 1920 г. Ревтрибунал при ВЦИК приговорил бывшего председателя комиссии А.М. Тарабыкина к пяти годам тюремного заключения, к остальным членам комиссии были применены меры общественного воздействия.

16 апреля 1920 г., в связи с злоупотреблениями в издательском кооперативе «Зачатки знаний», Ленин просил Дзержинского: «Распорядитесь, пожалуйста, проверкой построже. Нельзя ли назначить для проверки беспристрастных людей, не питерцев?

Я еще из одного источника (кроме данных писем + Калмыковой) слышал, что в деле данном местная Чека допустила безобразия.

Надо проверить до конца и быстро.

Будьте любезны, по окончании дела, вернуть мне прилагаемые документы и распорядиться, чтобы Ваш секретарь прислал мне телефонограмму об итоге».

29 апреля 1920 г. секретарь председателя ВЧК В. Л. Герсон сообщил В. И. Ленину, что для расследования дела этого дела в Петроград выезжал следователь ВЧК. Было установлено, что дело возникло в декабре 1918 г. Бывший издатель и владелец типографии Белопольский и его компаньоны обвинялись в незаконных сделках при поставке тетрадей в Наркомпрос, но тогда дело прекратили. 3 марта 1920 г., в связи с заявлением Союза работников полиграфического производства, Петроградская губчека возобновила следствие. Было установлено, что основная часть средств кооператива принадлежит Белопольскому, его родственникам и знакомым, а кооператив создан для предотвращения национализации издательства и типографии.

По постановлению Президиума ВЧК от 27 апреля 1920 г. дело Белопольского было прекращено и типография кооператива передана Петроградскому СНХ, издательство — петроградскому отделу Госиздата.

В конце декабря 1920 г. Ф.Э.Дзержинский поручил Г.Г.Ягоде составить текст ответа В.И. Ленину и прислать ему об общем состоянии лагерей.

Председатель ВЧК требовал от своих сотрудников неукоснительного выполнения решений высших государственных органов. Например, 13 июня 1921 г. Президиум ВЦИК решил удовлетворить ходатайство Л.А. Азарха о его освобождении от наказания и восстановить в правах гражданства РСФСР. Азарх был осужден Петроградской губЧК. Петроградская губЧК не выполнила постановления ВЦИК и направила письмо в Президиум ВЦИК, указав, что состав преступления, совершенного Азархом, не дает ей возможности согласиться с постановлением ВЦИК, и поэтому она ходатайствует о пересмотре постановления по делу Азарха. Это ходатайство 10 июля 1921 г. было поддержано И.С.Уншлихтом, который направил Ф.Э. Дзержинскому весьма примечательную записку: «Не первый случай, что ВЦИК дает такие предписания, не запросив нас, и делает это помимо нас». На следующий день Дзержинский ответил: «Постановление ВЦИК надо немедленно выполнить, жалобу Петрогубчека передать в ЦКК, уведомив об этом предварительно через т. Енукидзе — ВЦИК».

Дзержинского осуществлял постоянный контроль за неукоснительным выполнением решений высших государственных органов и поручений их руководителей: «Прошу сообщить, что сделано… Сообщите лично также, как идет исполнение намеченных совещанием мер?», «о результатах прошу мне сообщить». Характерен его документ от 8 февраля 1926 г.: «При сем выписка постановления СТО. Прошу срочно организовать работу ОГПУ по всем пунктам постановления для проведения этого… решения и для наблюдения за его выполнением в отношении нас и других ведомств. О намеченных мерах прошу мне письменно доложить с указанием, на кого и за что возлагаете ответственность… Прошу Вас 1 и 15 каждого месяца присылать справку, что делается и сделано…».

28 марта 1921 г. СНК, рассмотрев вопрос об общей деятельности НК Внешней Торговли, решил «поставить на вид Особому Отделу ВЧК неисполнение постановления Совнаркома от 24 марта с.г. о предоставлении письменного доклада о деятельности НК Внешней Торговли. Слушание вопрос отложить на 13.1 У. Просьба прислать в СНК письменный доклад». Дзержинский поручил М.К. Ихновскому разобраться в причинах неисполнения решения СНК. 9 апреля 1921 г. Ихновский сообщил Дзержинскому, что доклад Особого отдела ВЧК о НКВТ был поставлен в СНК после разговора с Гойхбаргом С. Г.Могилевского по его возвращении из-за границы. «Могилевский послал свой доклад в СНК, и 13-го будет присутствовать на его заседании».

Дзержинский выступил против создания специальных доверенных лиц для контроля за деятельностью ВЧК, обстоятельно объяснив причину этого. 8 декабря 1921 г. он писал в Управление делами СНК Дивильковскому: «Я боюсь, что предложенная система применения не в отдельных, очень редких случаях, а введения как постоянное правило, в результате своем будет иметь дезорганизацию. Ведь в самом деле создание института доверенных СНК-ока на местах, не возлагает на них никакой фактической ответственности и минуя установленные законом органы не устраняется волокита, а увеличивается, так как порождается недоверие и большая переписка. Все равно устранить зло могут только те, кто имеет на это полномочия. Мне кажется, что обращаться нужно по инстанциям — партийным или советским. Только таким путем и можно увидеть недостатки этих инстанций и принять меры по устранению их, подыскать для возглавления их лучших товарищей и т. д.

И если меня, как председателя ВЧК, запрашивают к кому обратиться по моей линии, то я просил бы, чтобы СНК обращался в ВЧК — можно назвать определенное лицо, скажем т. Уншлихту, а он, как глава ВЧК, обратился бы на места к тем, кто стоит во главе наших органов. И дело уже наше и Ваше следить за тем, чтобы не было волокиты и отписок».

С конца 1920 по 1922 гг. существовала своеобразная форма государственного контроля, которая впоследствии не получила развития — представительство ВЧК при Председателе Президиума ВЦИК РСФСР. В 1921–1922 гг. представителем ВЧК, ГПУ при Председателе Президиума ВЦИК был Скрамэ.

14 июня 1921 г. зампред ВЧК И.С.Уншлихт подписал следующий мандат: «Представитель сего, комиссар особых поручений при Президиуме ВЧК тов. Скрамэ, командируется в составе поезда «Октябрьская революция» для сопутствования председателя ВЦИК тов. Калинина.

Тов. Скармэ имеет право ревизиовать и обследовать все чрезвычайные комиссии, а равно и другие советские учреждения, пресекая все обнаруженные злоупотребления, привлекая виновных к ответственности. Всем гражданским, военным и партийным органам оказывать содействие тов. Скрамэ при исполнении им возложенных на него обязанностей».

Во время поездки по Уралу Скрамэ не только лично ревизовал работу чекистских подразделений, но и доводил до их руководителей мнение Калинина. Так, 30 июня 1921 г. он писал из Алапаевска председателю Екатеринбургской губЧК: «От имени Председателя ВЦИК тов. Калинина передаю вам, что с беззаконностью, самовольными арестами, расстрелами беспощадным образом пора покончить и восстановить революционную законность… Ликвидируйте скорее свой подвал, произведите чистку личного состава арестного дома № 1….».

6 сентября 1921 г. после поездки с Калининым в поезде «Октябрьская революция» Скрамэ представил доклад в ВЧК. Он подверг ревизии 14 августа Пензенскую губЧК, 15–18 — Самарскую, 20–22 августа — Саратовскую, затем Астраханскую. Скрамэ писал, что «необходимо перетряхнуть и обновить коллегию Пензенской губчека.», «Самарская организация нашей партии серьезно больна», «в работе губчека расхлябанность и разгильдяйство и в колоссальных размерах развито взяточничество», в Саратовской губЧК «приказы ВЧК исполняются точно», «губчека чутко прислушивается к голосу голодных крестьян и рабочих и своевременно умеет принять предупредительные меры. Чувствуется железная дисциплина не только среди чекистов», а в Астрахани «вся коллегия губчека чрезвычайно неосторожно и неумело подходит к «калмыцкому вопросу». По докладам Скрамэ Калининым было освобождено 1818 заключенных .

После реформирования ВЧК и образования ГПУ И.С.Уншлихт считал форму контроля представителя ГПУ при Председателе Президиума ВЦИК нецелесообразной и 1 июня 1922 г. направил телеграмму на имя Скрамэ телеграмму: «Прошу указать, на каком основании Вы подписываете телеграммы как представитель ГПУ при ВЦИК, и предлагаю в дальнейшем не подписывать бумаг от имени ГПУ».

Но Калинин возразил Уншлихту и обратился к Дзержинскому:

«Уважаемый Феликс Эдмундович!

Я думаю, оснований лишать хорошего обычая, когда я делаю распоряжения, что моя подпись скреплялась полномочным представителем ГПУ.

Прошу Ваших распоряжений в этом духе».

Дзержинский согласился с М.И. Калининым:

«Т. Уншлихту.

Т. Калинин прислал мне прилагаемые бумажки. Я думаю, не следует вступать с Михаил. Ивановичем в конфликт, тем более, что от прикомандирования от нас т. Скрамэ была только польза. Если в этом или в другом случае вышло недоразумение-то, я думаю лучше разрешать их каждое отдельно, чем запрещать Скрамэ принимать вообще решения. В таком случае прикомандирование потеряло бы всякий смысл».

Однако эта форма контроля в 1923 г. была отменена.

Отметим, что Президиуму ВЦИК и СНК приходилось не раз указывать И.С. Уншлихту на превышение им своих полномочий. Так было и 24 марта 1923 г., когда он направил во ВЦИК письмо, в котором отметил, что за последнее время Президиум ВЦИК восстановил в правах гражданства некоторых лиц, «игнорируя заключение ГПУ». Уншлихт просил сообщить, чем объясняется разный подход к решению этих дел. Член Президиума ВЦИК Т.Сапронов ответил: «Считаю необходимым указать, что тон этого отношения таков, будто Президиум ВЦИК является органом, который должен не решать дела, а согласовывать их с ГПУ.

Расхождение мнений Президиума ВЦИК с ГПУ, если и бывает, то это объясняется тем, что Президиум ВЦИК не согласовывает, а решает.

В случае Вашего несогласия с тем или иным решением Президиума ВЦИК, надлежит ходатайствовать о пересмотре дела или же для избежания недоразумений присылать докладчика по делам о восстановлении в правах гражданства. О времени рассмотрения будем сообщать предварительно».

Важнейшей частью государственного контроля был контроль наркомата юстиции, особенно после создания прокуратуры, которая помогала проводить в жизнь принцип единой законности. Во главе прокуратуры в качестве прокурора республики был поставлен народный комиссар юстиции. В его непосредственном подчинении находился отдел прокуратуры НКЮ.

В постановлении ВЦИК РСФСР от 6 февраля 1922 г. отмечалось: «В целях согласования деятельности судебных учреждений Республики лиц прокурорского надзора и органов ГПУ при исполнении последними возложенных на их задач по охране революционного порядка постановляет:

Ограничить функции прокурорского надзора по наблюдению за следствием и дознанием по делам политическим и по обвинению в шпионаже исключительно наблюдением за точным соблюдением органами ГПУ правил…».

В примечании к положению о прокуратуре подчеркивалось, что «органы Госполитуправления, признавая то или иное дело имеющим особо секретный характер, вправе требовать, чтобы ознакомление с делом производилось непосредственно самим прокурором».

С 16 октября 1922 г. общий контроль по наблюдению за органами ГПУ был возложен на губернских, военных и военно-транспортных прокуроров по принадлежности, а для непосредственного контроля назначен один из помощников прокурора со стажем работы не менее трех лет.

27 сентября 1922 г. Дзержинский предложил Кацнельсону или его заместителю дважды в неделю делать доклад в НКЮ Курскому о всех делах, проходящих через Экономическое управление ГПУ. — «Это необходимо во избежание всяких недоразумений на почве компетенции и т. д. Эти недоразумения могут сорвать всю нашу работу. Путем докладов Крыленко мы его вовлечем в нашу работу. Договоритесь с ним».

В своем ответе Дзержинскому Курский согласился с его предложением, отметив, что существует «крайняя необходимость установить полный контакт между ревизионной деятельностью Рабкрина и деятельностью Экономического Управления ГПУ, которые в настоящее время друг другу только мешают».

Ввиду того, что следует назначить специального Помощника Прокурора Республики вместо К. Ландера, «которого ЦК не дает», Курский предложил: назначить специальным Помощником Прокурора Республики при органах ГПУ Розмирович, подчинив ей «в качестве рабочего аппарата юридический отдел Президиума ГПУ вместе с Фельдманом Рабкрина с освобождением от всех других обязанностей Рабкрина, что дает возможность сосредоточить в одном кулаке наблюдение за производством всех дел по экономическим преступлениям как в ГПУ, так и в Рабкрине и в Судах»; сохранить за ней одновременно руководство юридическим отделом. «На иных условиях ее Рабкрин не отдаст. Она же лучше других сможет поставить эту работу.

В случае согласия, прошу написать на обороте и возвратить, т. к. вопрос должен быть разрешен ЦК в самом срочном порядке».

Однако Дзержинский не одобрил этого предложения.

Вообще-то несогласованность в работе и конфликтные ситуации были постоянными во взаимоотношениях органов безопасности, НКЮ и прокуратуры. В этом большая часть вины ложилась на Дзержинского, который был против введения еще одного контролирующего органа, а иногда воспринимал это как недоверие. Это особенно ярко проявилось при обсуждении установления порядка контроля со стороны НКЮ. Дзержинский в письме на имя Крыленко в 1923 г. прямо указал, что «отдача ВЧК под надзор НКЮста — роняет наш престиж — умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших «безобразиях»… Быть под надзором одного лица, иметь комиссара Коллегия ЧК не заслужила, так как состоит из членов партии, испытанных в боях, со стажем более, чем завгубюстами. ЧК находится под надзором партии.

Введение комиссара губюста означает факт(ическую) перемену курса против ЧК, так как губюсты — это органы формальной справедливости, а ЧК органы дисциплинированной партийной боевой дружины… Если ЧК потеряла у партии доверие, а губюсты приобрели, то надо распустить ЧК и их борьбу передать губюстам».

После образования СССР была создана прокуратура Верховного Суда СССР. Конституция возложила на Верховный Суд и прокуратуру Верховного Суда СССР задачу «утверждения революционной законности на территории СССР». В главе 9-й Конституции «Об Объединенном Государственном Политическом управлении» говорилось, что «надзор за действиями ОГПУ Союза ССР осуществляется прокурором Верховного Суда СССР» на основании специального постановления ЦИК Союза ССР. Согласно ст.63 Конституции СССР и статей 10 и 12 Положения об ОГПУ, прокуратура, в частности, наблюдала за производимым дознанием, следствием, рассмотрением дел в административном порядке, за местами лишения свободы, находившимися в ведении ОГПУ. Ст. 19 установила при прокуратуре Верховного Суда СССР наличие двух помощников: одного — для наблюдения за ОГПУ, другого — для наблюдения за военной прокуратурой. Согласно статье 61 Конституции СССР, ОГПУ являлся органом, объединявшим все ГПУ союзных республик, но в Закавказье существовала Закавказская ЧК.

Отношения с органами прокуратуры у чекистов не были безоблачными еще и потому, что прокуроры часто указывали на превышение ими своих прав и на отступления от буквы закона. Это вызывало недовольство, в т. ч. и Председателя ОГПУ. 9 марта 1924 г. он писал Фельдману: «Сейчас проходит съезд работников юстиции. Прошу Вас следить за работами его и потом передать мне лично важнейшее. Кроме того, прошу собрать материал для меня, как НКЮст в своих циркулярах и разъяснениях понимает и разъясняет классовый принцип юстиции и приговоров, поскольку этот принцип относится к определению самого преступления и поскольку он является привилегией самого преступника или происходящего из правящего класса, т. е. пролетариата или вообще из «бедняков».

Сложными отношения Председателя ОГПУ с НКЮ остались и в последующие годы. Незадолго до кончины, вечером 4 февраля 1926 г. Дзержинский просит В. Р. Менжинского «составить записку в П/бюро о практике и теории НКЮст, которые ничего общего с государством диктатуры пролетариата не имеют, а составляют либеральную жвачку буржуазного лицемерия» и «сделать выписки из премудростей Крыленко и других». «И до тех пор, — продолжает он, — пока НКЮст будет тем, чем он есть, наше государство не сможет быть в безопасности без прав ОГПУ, за которые как ведомство вовсе не держимся. Во главе прокуратуры должны быть борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов, для которых безразлично, контрреволюция или простой мордобой, или нарушение уличного порядка.

Я уверен, что никто иной, а именно НКЮст готовит для пошлой «демократии» идеологические силы и растлевает революцию».

При осуществлении контроля за работой чекистов Дзержинский тесно взаимодействовал с Наркоматом Рабоче-Крестьянской инспекции. Сотрудники наркомата вскрывали нарушения законности в деятельности органов безопасности. Каждый факт доводился до сведения их руководства. Роль НК РКИ не ограничивалась укреплением законности, он помогал чекистам в улучшении работы, хотя эти усилия не всегда встречали понимание, о чем свидетельствуют совещания сотрудников НК РКИ. Они говорили, что связь с ЧК «чисто внешняя» (Вологда), «с ЧК отношения не налажены, так как этот орган никак не может встать на путь законности» (Вятка), «были случаи, когда сотрудники РКИ, идя на ревизию, попадали прямо в губподвал (тюрьму), прекращались ревизионные действия».

По партийной линии контроль Дзержинского был более жестким и всесторонним, чем по линии государственный. Не мог член ЦК РКП (б) — ВКП (б) допустить стихийного развития каких-либо отрицательных процессов в ВЧК-ОГПУ. Ему помогали не только все партийные структуры, но и члены партии, занимавшие ответственные посты в высших и местных органах госаппарата. Работа чекистов рассматривалась на заседаниях парткомов от Политбюро ЦК до уездных комитетов. Дзержинский и его заместители часто выступали с различными докладами, отчетами, сообщениями на заседаниях Политбюро, Оргбюро, Секретариата ЦК и пленумах ЦК РКП (б) — ЦК ВКП (б).

С докладами о работе органов ВЧК-ОГПУ на Политбюро выступили Т.Д. Дерибас, В.И. Зоф, В.Р.Менжинский, С.А.Мессинг, Наумов, И.В. Сталин, И.С.Уншлихт, М.Ф. Шкирятов, Г.Г. Ягода и другие. Но чаще всего заслушивали Дзержинского. Вот темы некоторых докладов Дзержинского в ЦК только в 1921–1926 гг.: о Кронштадтском мятеже (16 марта 1921 г.), об итогах поездки в Сибирь (13 марта 1922 г.), о политическом положении в Сибири (1922 г.), о борьбе с бандитизмом (1924 г.), о подготовке Польши к нападению на Советский Союз (июль 1926 г.) и др.

Контроль за работой чекистов Дзержинский осуществлял и при вхождении в состав различных комиссий, создаваемых органами власти при обследовании работы советских и других учреждений.

Важное значение председателем ВЧК-ОГПУ придавалось взаимоотношениям органов безопасности и парткомов при проведении ими судебной и внесудебной политики. Парторганы оказывали воздействие на ведение судебных и следственных дел в органах ВЧК.

Поэтому Дзержинский вынужден был разъяснять недопустимость этого.

К началу 1920-х гг. широкое распространение получила своеобразная форма контроля на основе личных отношений должностных лиц. Иногда это заканчивалось обменом мнениями, а порой выносилось на обсуждение пленарных заседаний, было предметом разбирательства партийных органов, но, как правило, руководители ВЧК-ОГПУ быстро реагировали на полученные замечания и принимали необходимые меры.

В ЦК компартии постоянно заслушивались отчеты Дзержинского и других руководителей ВЧК-ОГПУ. С 1922 г. они должны были ежемесячно представлять их в ЦК. Как правило, Секретариат ЦК напоминал об этом Коллегии ведомства безопасности.

Дзержинский требовал, чтобы отчеты были краткими, о важнейших успехах и неудачах работы чекистов.

Одной из форм контроля за деятельностью территориальных органов ВЧК-ОГПУ на заседания Оргбюро ЦК были доклады секретарей губкомов. 1 марта 1924 г. Дзержинский высказал пожелание Менжинскому, чтобы к этим заседаниям он имел материал о работе губернских отделов ОГПУ, а именно: о положении отдела и расходуемых на него средствах, его личном составе с оценкой его работы, о положении губернии по материалам ОГПУ, нелегальные партии, настроение рабочих и крестьян, преступления по должности (ЭКУ), уголовщина, местничество. Материалы должен представляться за два дня до заседания, по субботам.

Помимо ЦК Дзержинский участвовал в работе ЦКК. XII съезд РКП (б) определил, что «основной задачей ЦКК является работа по обеспечению во всех отношениях партийной линии в деятельности всех советских органов».

Существует много свидетельств о том, что каждый документ, исходивший из ЦКК и касавшийся работы чекистов, Дзержинский в обязательном порядке рекомендовал к исполнению.

Контроль Дзержинского за работой чекистов прослеживается по его повседневным распоряжениям и при выработке нормативных документов по совершенствованию контроля. В поле зрения руководителя органов безопасности была работа сотрудников центрального и губернского аппаратов, нормативные акты, решения коллегий и др. К нему стекалась вся информация по линии государственного и партийного аппаратов о работе подразделений и служб ВЧК-ОГПУ. По этим материалам он принимал решения и давал поручения своим подчиненным.

24 апреля 1918 г. Дзержинский отдал распоряжение во все отделы комиссии прислать краткий доклад о деятельности отдела, его задачах и о видах на будущее, а также о тех мерах, которые отдел считает необходимым предпринять для успешной работы. Это ему было необходимо для доклада о деятельности ВЧК на Президиуме Моссовета. В последующем просил Воронцова составить доклад о состоянии Административно-организационного управления, «только без лишней беллетристики, иначе читать не буду».

13 мая 1918 г. на заседании ВЧК был заслушан вопрос «Об организации действительной борьбы с замечающимися в последнее время злоупотреблениями некоторых сотрудников комиссии». Для недопущения необоснованных обвинений сотрудников ВЧК, было решено обратиться в ЦК РКП (б) в ЦК левых эсеров и во ВЦИК с предложением направить в ВЧК «надежных партийных и работоспособных товарищей для образования постоянной контрольной комиссии». Выполнение этого постановления было поручено Дзержинскому, Кизельштейну и Заксу.

Контрольно-ревизионная комиссия при ВЧК была образована только в ноябре 1918 г. в составе представителей ЦК РКП (б), ВЦИК, МК РКП (б), НКВД и НКЮ. Она проверяла следственные дела, принимала жалобы от населения, проверяла работу местных органов ЧК. Контрольные комиссии были также созданы при местных ЧК. После образования в феврале 1919 г. Инструкторского отдела ВЧК контрольно-ревизионная комиссия при ВЧК была упразднена. Одновременно прекратили свое существование и местные контрольные комиссии.

Дзержинский принимал меры, если получал негативную информацию о работе чекистов. Так, в письме А.П. Горбунова в Центральное бюро партии народников-коммунистов от 30 сентября 1918 г. приводились факты злоупотреблений сотрудниками уездной Усольской ЧК и Соликамской губернской ЧК. Письмо было направлено в ВЧК. 25 ноября 1918 г. Иногородний отдел ВЧК обратился к Уральскому обкому РКП (б) с просьбой тщательно изучить дело и строго наказать виновных. 4 октября 1918 г, Дзержинский писал Фомину: «Надо принять самые энергичные меры против такого хулиганства и злоупотреблений в уездах. Надо это огласить в приказе по всем комиссиям».

29 января 1920 г., в 21 час в Президиум ВЧК была получена телефонограмма от заместителя коменданта Рыболовьева о том, не встречается ли препятствий к освобождению Ф.А. Зубова, который числиться за Президумом. Он подлежал освобождению постановлением Коллегии МЧК еще 19 января. Поэтому 6 февраля 1920 г. Дзержинский распорядился «привлечь канцелярию МЧК к ответственности. Виновного посадить на 10 дней с исполнением обязанностей».

Секретарь МЧК Я.Л. Березин писал Ф. Э. Дзержинскому о том, что причиной не освобождения Зубова было отсутствие соответствующих распоряжений при передаче дел из ВЧК в МЧК. К ответственности за это будут привлечены сотрудники Бутырской тюрьмы.

В июне 1920 г. Дзержинский выехал на Украину для оказания помощи в работе органам советской власти. После ознакомления с работой украинских чекистов он направил несколько писем в ВЧК И.К. Ксенофонтову. 27 июня он сообщил, что «ТО ВЧК слишком серьезные задачи имеет, чтобы о нем заботиться больше и людьми и материальными средствами, обеспечив и средствами передвижения, связи и довольствия. Вся к-p идет по железным дорогам, по ним и вся спекуляция. Затем, что еще важнее, ТО ВЧК должен быть более самостоятелен, чем до сих пор по самой природе своей работы ж[елезные] дороги и пути сообщения централизованы и экстерриториальны, а потому и борьба на них должна быть централизована одним руководством. Орган руководства должен быть достаточно авторитетен и силен. А потому надо ему представить больше самостоятельности, сохраняя за президиумом ВЧК только общее руководство. Вся организационная текущая работы и вся текущая борьба должна быть в руках только ТО. Для поднятия авторитетности начальник ТО должен быть членом Коллегии ВЧК… После возвращения я думаю в ЦК поставить вопрос о смене и обновлении Коллегии… Я пишу в ЦК, чтобы дали нам людей. В ТО ВЧК надо ответственных людей посылать в первую очередь и обеспечить их работников материально».

Председатель ВЧК-ОГПУ старался лично разобраться в случаях неправомерности применения чекистами крайних мер. 9 февраля 1922 г. он поручил Л.П. Серебрякову срочно выяснить обоснованность сообщений НКИД «о расстрелах на 86 версте в Забайкалье добровольно перешедших к нам солдат ген. Смолина. Слухами об этом неисполнении нами обещаний амнистии пользуется Старк.

Необходимо разоблачить в печати лицемерие и ложь адмирала. Результаты расследования телеграфируйте».

На совещании полномочных представителей ГПУ 6 мая 1922 г. под руководством Дзержинского был обсужден вопрос «О направлении дальнейшей работы ГПУ». Принятым постановлением ПП ГПУ были обязаны совместно с Секретно-Оперативным управлением разработать план проверки работы с осведомителями. «Обязать всех Полномочных Представителей объехать находящиеся на их территории губотделы для проверки соблюдения инструкции о революционной законности, наложения мер взыскания на виновных и последующего доклада ГПУ…».

28 сентября 1922 г. Дзержинский поручил Ягоде «назначить комиссию для обревизования в срочном порядке расходования денежных и пайковых средств за этот год и распределения их по губотделам. До назначения такой ревизии прошу потребовать для меня все сведения от т. Берензона в 3 дневный срок с указанием существующего у нас порядка распределения кредитов».

В записке Сталину от 17 октября 1922 г. Дзержинский заявил, что совершенно не возражает «против постановки в Политбюро вопроса о работе ГПУ согласно предложения т. Троцкого». Он только просил поставить его «на следующей неделе, так как я и т. Ягода завтра уезжаем в отпуск, а т. Уншлихт возвращается только в эту субботу или воскресение. Моя просьба вызвать при рассмотрении этого вопроса в Политбюро т. Уншлихта».

Дзержинский лично знакомился с материалами следствия, посылал запросы по делам арестованных и др. 3 октября 1922 г. он просил Кацнельсона проверить обоснованность всех арестов экономической частью Московским губотделом и впредь производить их только по согласованию с хозяйственными органами и прокуратурой. Помимо этого он распорядился подготовить проект циркуляра о порядке арестов ЭКУ ГПУ и о наказаниях за нарушение законности.

В феврале 1923 г. Дзержинский просил сотрудника центрального аппарата ГПУ Б.М. Фельдмана провести разбирательство по делу врача М.Я. Лукомского: расследовать, каким образом Петроградский отдел ГПУ мог предъявить необоснованные обвинения, кто возбудил дело, были ли какие-либо свидетели и т. п.

Врач М.Я. Лукомский был арестован Петроградским ГО ГПУ в 1922 г. по обвинению в организации на своей квартире нелегального сбора меньшевиков. ГО ГПУ решил выслать его из Петрограда, а комиссия НКВД по административным высылкам, пересмотрев дело, постановила выслать Лукомского на 3 года за границу. Лукомский обратился в правительственные инстанции с заявлением о пересмотрё указанного постановления, так как не занимался враждебной деятельностью. Ф. Дзержинский дал указание приостановить его высылку за границу, а особоуполномоченному ГПУ СССР проверить обоснованность материалов, послуживших основанием к принятию решения о высылке.

10 февраля 1923 г. Дзержинский сделал заметки по делу Лукомского и просил следователя М. Луцкого «познакомится со всем материалом, в том числе и с письмом Лукомского и дать мне заключение».

В результате изучения дела Луцкий сделал вывод, что Лукомский ни в чем предосудительном в политическом отношении не был замечен. Агентурные сведения о том, что у него в квартире бывают люди и ведут разговоры, ничего не доказывают. ГПУ нашло, что антисоветская деятельность Лукомского материалами, имеющимися в деле, не подтверждается. Он арестовывался, освобождался и снова арестовывался, что указывает на колебания в его деле и отсутствие конкретных данных. Показания Лукомского были признаны правдоподобными, а «его неоднократные категорические и письменные заверения, что он друг Соввласти и по убеждениям коммунист, не могут вызвать сомнений, т. к. старик 52 лет не стал бы давать против себя таких определенных документов. Во-вторых, штрихи его биографии, на которые он ссылается, указывают на то, что он расходился часто с меньшевиками, а в последнее время стал всецело на сторону программы компартии.

На основании вышеизложенного полагал бы высылку Лукомского за границу не нужной, запретив ему однако пребывание в Петрограде, где у него создались осложнения с некоторыми партийными товарищами».

13 февраля на заключении следователя Дзержинский обязал Фельдмана «расследовать, каким образом Петр. ГО ГПУ мог предъявить необоснованное обвинение? Кто возбудил дело, были ли какие-либо свидетели, уличающие его и что это за «агентурные» сведения?

Был ли Лукомский в списке, утвержденном ЦК?».

Дело в отношении Лукомского было пересмотрено, высылка за границу отменена и дело прекращено за отсутствием состава преступления .

В 1923 г. Петроградским ГО ГПУ был арестовал директор Путиловской судостроительной верфи И.И. Бобров за несвоевременную выплату зарплаты и спецодежды рабочим, что привело к забастовкам. Комиссия НКВД 21 декабря 1923 г. осудила Боброва к высылке в Архангельск сроком на 3 года. В 1924 г. руководство ВСНХ, Судостроительного треста и др. возбудили ходатайство об отмене высылки Боброва и возвращении его на работу. Ленинградский губком РКП(б) не возражал против этого. 20 мая 1924 г. Дзержинский предложил Ягоде поставить этот вопрос на рассмотрение комиссии по высылкам. Дело Боброва передали особому совещанию ОГПУ, которое 23 мая 1924 г. отменило высылку Боброва и разрешило ему проживать в Ленинграде, лишив его права работать в судостроении.

5 июня 1924 г. Дзержинский заинтересовался судьбой бывшего начальника ЭКО ПП ОГПУ Юго-Востока Менем, уволенным за должностные преступления. — «Так ли это с ним сделано и где и кем он сейчас?». В.Л. Герсон сообщил, что по сведениям секретного учета ОГПУ, Мень «давно расстрелян»Особое внимание в годы нэпа Дзержинский уделял борьбе с преступлениям в области хозяйственных отношений сотрудниками ГПУ.

24 декабря 1925 г. он писал Ягоде об опыте Балицкого в Украине, который выработал систему контроля в связи с обнаруженными злоупотреблениями (дело контрабанды и др.). И просил прислать ему описание плана и схемы контроля и обратить особое внимание и «принять ряд мер (вплоть до посылки комиссий или лиц) для проверки состояния наших органов. В настоящее время особенно важно почиститься нашим органам так, чтобы имя наше не было замарано, чтобы все элементы разложения были отсечены»Наряду с контролем по линии государственной и партийной, а также в порядке подчиненности Дзержинский поддерживал тесные связи с сотрудниками газет и журналов, с издательствами, часто выступал с интервью, встречался с коллективами фабрик, заводов, коммун, учреждений, партийных организации и др., стараясь информировать население о деятельности органов и войск госбезопасности. Он реагировал на запросы различных общественных организаций. Так, 8 марта 1921 г. он ответил на вопросы Уполномоченному Общества Красного Креста Екатерине Павловне Пешковой:

«1. «Освободить Ховрина». Возьмите дело и, если нет особых данных, то можно освободить.

2. «Дать ему в случае освобождения пропуск на выезд в провинцию для посещения польских военнопленных» — отказать.

3. На кварт, жены Чернова О. А. Колбасиной засада. Об этом известно. Надо снять засаду. Если дочь Колбасиной Наташа (17 л.) арестована, то освободить, если нет особых данных.

4. Пешкова и Винвар просят пропуска в тюрьмы на провинции для посещения политических. Не давать общего пропуска, а для каждой поездки особо на определенное время.

5. Просят дать право посещения тюрьмы Любови Ефимовне Елинер, жене присяжного поверенного. Навести о ней справки и доложить мне.

6. Ускорить выдачу мандата для Тулы (для польских военнопленных). Свенскому (дело знает Кудрявцев).

7. Горький ходатайствует об увольнении из Кожухов, лагеря б. офицера Ионина Бориса Александровича для работы в экспертной комиссии при Внешторге. Навести справки и дать заключение.

8. Ходат. за Шабалина лев. с.- р. Болен, сердечные припадки, не имеет больше сил сидеть. Заключение Самсонова.

9. Винвар все утверждает, что сестры Шауфуз и Родзянко не виновны. Может быть, стоит дела передать Пилявскому? Спросите Фельдмана» [459] . {3}

25 марта 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение коменданту Бутырской тюрьмы предоставьте возможность члену редакции газеты «Правда» Н.Л. Мещерякову в сопровождении уполномоченного президиума ВЧК И. Кизильштейна «осмотреть всю тюрьму в обстановке совершенно свободного общения со всеми заключенными в пятницу 25 сего марта». 2 мая 1922 г. он подписал удостоверение Е.П. Пешковой, которое позволяло ей «беспрепятственно посещать места, в коих находятся заключенные поляки с возможностью внеочередного получения билетов в международных вагонах (пользоваться по служебным делам городским и междугородним телефоном и правом подачи телеграмм).

Переговоры с заключенными производятся в присутствии тюремной администрации».

После появления в газете «Известия» статьи «Взяточничество на железных дорогах» рекомендовал Благонравову на всех крупных станциях организовать бюро жалоб и содействия пассажирам и грузоотправителям. — «Бюро эти должны были бы вести борьбу со взяточничеством и отмечать нерадивых служащих для их увольнения. Бюро эти не должны иметь новых штатов — это бюро из агентов ГПУ и представителей] начальников] станций, который должен получить от Вашей тройки инструкцию и взять н себя обязательства. В этом деле должны принять участие и уполн[омоченый] наркомпути».

Усилению контроля за работой сотрудников ВЧК-ОГПУ способствовало создание бюро жалоб во всех губернских центрах, на предприятиях, в учреждениях, избах-читальнях, красных уголках и др.

Жалобы на неправильные действия чекистов подлежали передаче в органы безопасности, которые должны были уведомлять бюро о результатах разбирательства и сообщать итоги подавшему жалобу.

Таким образом, во многом стараниями Дзержинского совершенствовался контроль за деятельностью сотрудников войск и органов ВЧК-ОГПУ. Как член Советского правительства и ЦК компартии и в порядке подчиненности он вел поиск наиболее эффективных форм и методов контроля. И это шло в условиях возрастания секретности, сужения гласности и практического отсутствия общественного контроля, а также ограниченного в своих правах прокурорского надзора. Контроль Дзержинского заключался на практике в непосредственном ознакомлении им с положением дел в подразделениях ВЧК-ОГПУ, во время работы специальных комиссий и др. По итогам проверок он принимал конкретные решения по устранению отмеченных недостатков, вырабатывал дополнительные меры по совершенствованию работы.

 

Глава 6. Совершенствование аппарата и методов работы органов ВЧК-ОГПУ

При рассмотрении структуры органов ВЧК-ОГПУ нельзя ограничиваться, как это делают некоторые исследователи, лишь анализом динамики развития штатов, потому что содержание деятельности каждой части данного ведомства зависело не только от того, сколько было в отделе, службе или управлении чекистов, но и от их принадлежности к той или иной общественной организации, участия в работе, например, аппарата партии большевиков. Ведь они выполняли не только служебные обязанности, вытекавшие из принятых положениями высшими органами власти и управления, уставом, инструкциями, решениями парткомов компартии, но и работали в различных комиссиях, создаваемых с участием органов безопасности. Их туда делегировали постановлениями государственных или партийных органов, распоряжениями начальников.

Поэтому структура органов ВЧК-ОГПУ состояла из трех частей: административной (штатной), общественной (точнее, политической, правящей партии коммунистов) и представительской. Каждая из них принципиально отличалась одна от другой, но в то же время находилась в диалектическом единстве. Отличие базировалось на различных основах их создания и решаемых задачах; общее — вся их деятельность была подчинена одной цели — проведению в жизнь политики правящей партии.

При проведении работы по совершенствованию системы управления органами безопасности Дзержинский исходил из принципа «сохранение полностью лучших работников, а, главное — не разрушить аппарат, наоборот, сплотить еще больше его».

Руководитель ВЧК-ОГПУ, как и большинство тогдашних политиков, переоценивал возможности волевого воздействия на социальные процессы. Методология его мышления и действия определили ценностные приоритеты и пути деятельности госаппарата. С каждым годом все большее внимание им уделялось контролю за общественными процессами. Создание и совершенствование советского аппарата шло в условиях борьбы между сторонниками и противниками новой власти. Дзержинский писал 8 января 1923 г.: «Чтобы наша система государственного капитализма, т. е. само Советское государство не обанкротилось, необходимо разрешить проблему госаппаратов, проблему завоевания этой среды, преодоления психологии и вражды. Это значит, что проблема эта может быть разрешена только в борьбе…».

После создания ВЧК комиссия имела небольшой аппарат, который ограничивал свою работу Петроградом. В его распоряжении находился лишь отряд красногвардейцев в количестве 30 человек, который вскоре был пополнен петроградскими рабочими, группой революционных солдат Свеаборгского полка и рядом других подразделений. На местах отряды формировались из добровольцев-красногвардейцев, революционных солдат и матросов, рабочих, рекомендованных партийными и профсоюзными организациями и исполкомами советов. Но обстановка потребовала создания новых боевых отрядов. Начало им было положено постановлением СНК Советской республики от 4 января 1918 г. об организации отрядов ВЧК для борьбы с контрреволюцией. 14 января 1918 г. СНК поручил Ф.Э. Дзержинскому организовать их из энергичных, идейно стойких бойцов. 27 января 1918 г. председатель ВЧК направил записку в штаб Красной гвардии: «Для успешной борьбы с преступность капиталистов на почве банковских] операций, преступлениями, которые сводят на нет все декреты Советской власти, образован банков, подотдел Вс. Чр. комиссии. Этому подотделу необходимо иметь 5-10 тов. красногвардейцев, сознающих великую свою миссию революционеров, недоступных ни подкупу, ни развращающему влиянию золота.

Просим Вас отрядить в распоряжение этого подотдела в самом спешном порядке таких товарищей. Комиссия берет на себя весь расход и заботу по содержанию и продовольственному вознаграждению».

В начале 1918 г. была разработана структура и определены обязанности ЧК. Во главе всех ведомства стоял ВЧК при СНК, которая являлась высшим органом административно-исполнительной власти, ей были подчинены в своих действиях территориальные органы, а также комиссары. В каждом губернском городе создается губернская, а в крупных уездах — уездные ЧК. ГубЧК являлась высшим органом административно-исполнительной власти, ей подчинялись УЧК, комиссары городов и железных дорог.

Наряду с созданием нового аппарата ведомства безопасности следовало решить судьбу структур Временного правительства. Уже в январе 1918 г. Дзержинский поднял вопрос о реорганизации старой военной контрразведки. По предложению бывшего агента царских спецслужб К.А. Шевро-Войцинского он санкционировал создание контрразведывательного бюро (КРБ) ВЧК. Оно действовало в Петрограде и Финляндии, в ее штате было 35 человек, включая 25 агентов. Но деятельность бюро была парализована тем, что революционные матросы, прикомандированные к Шевро-Войцинскому, заподозрив своего начальника в измене, расстреляли его.

После неудачи с образованием КРБ ВЧК руководство РКП(б) в мае 1918 г. создать военный контроль при оперативном штабе Наркомвоена (с осени — РВС Республики), не только для ведения разведки, но и борьбы со шпионажем и наблюдения за военными специалистами.

В условиях разгоравшейся Гражданской войны шел поиск наиболее приемлемых структур для решения повседневных задач. 5 марта 1918 г. Дзержинский сделал черновые наброски на проекте организации при ВЧК Оперативного штаба по охране Петрограда в составе представителей Комитета охраны Петрограда, социалистических партийных отрядов при ЦИК, боевых дружин большевиков и левых эсеров. Штаб должен был объединить борьбу с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и хулиганством работать под руководством ВЧК. — «Все донесения направляются в ВЧК, которая разрабатывает и дает задания штабу для немедленного выполнения. В задачи штаба входит вооружение и обучение всех боевых сил, объединяющихся около ВЧК, налаживание службы связи, дела обмундирования, продовольствия, помещения. Ближайшие задачи — разведка, наведение порядка в районах, внешние и внутренние дозоры. Текущие дела: помещение для людей комитета охраны. По линии уголовного розыска затребовать адреса бандитов. Меры борьбы: облавы, штрафы, расстрелы».

7 марта 1918 г. Коллегия ВЧК приняла решение об объединении всех отрядов ВЧК и установления для них единых принципов организации и использования, а 18 марта 1918 г. подтвердила решение о слиянии всех отрядов в столице в единый Боевой отряд ВЧК и обратилась с письмом к местным советам, предложив им наряду с организацией ЧК сформировать при них вооруженные отряды из добровольцев. Боевой отряд ВЧК к концу апреля состояли из 5 пехотных рот по 125 человек, 50 кавалеристов, 60 пулеметчиков, 40 артиллеристов, 80 самокатчиков и 3 экипажей бронеавтомобилей. 20 марта 1918 г. на заседании ВЧК Дзержинский поддержал предложение Шахова «сохранить целостность отряда самокатчиков, как однородной боевой единицы, находящейся в распоряжении комиссии». Каждая губернская ЧК имела небольшие вооруженные отряды. 8 апреля 1918 г. Дзержинский обратился к командующему Московским военным округом с просьбой передать отряд «в полное наше распоряжение, дабы не пользовались силами его для других целей.

До середины марта 1918 г. деятельность ВЧК ограничивалась районами Петрограда и Москвы. 18 марта 1918 г. ВЧК рассмотрела «Организационный вопрос» и решила преобразовать организационный отдел в Иногородний и при нем бюро по борьбе с контрреволюционной печатью; была принята резолюция В.В. Фомина с поправкой Дзержинского, в которой было предложено всем местным советам организовать однотипные с одинаковым названием комиссии, которые должны борются с контрреволюцией, спекуляцией, [антисоветской] печатью, злоупотреблением по должности; все аресты, обыски, реквизиции, конфискации и проч. «принадлежат исключительно этим комиссиям, как в Москве, так и на местах»; кроме того, в каждом отделе создать разведку, общую для всей комиссии.

22 марта 1918 г. газета «Известия ВЦИК» опубликовала подписанное Дзержинским постановление ВЧК о создании местных чрезвычайных комиссий.

К августу 1918 г. уже существовало 38 губернских и 75 уездных ЧК.

Весной 1918 г. возникли первые конфликтные дела в работе ВЧК и ее территориальных органов. Так, в апреле 1918 г. ВЧК была обвинена в содержании задержанных без допроса и вела «маловажные и негромкие дела». В Петроград выезжала специальная комиссия для расследования всех обстоятельств дела. 23 апреля 1918 г. на заседании ВЧК был заслушан доклад Дзержинского о результатах деятельности Ликвидационной комиссии. Он рассказал, что обвинения, возводимые на ВЧК касаются не столько ВЧК, сколько Петроградской ЧК во главе с М.С. Урицким. Ликвидационная комиссия выяснила факт освобождения губЧК «преимущественно лиц состоятельных, в то время как бедняки сидели под арестом, и лишь с приездом Ликвидационной комиссии освобождено было около 30 чел. из них». Другое обвинение в адрес ВЧК «объяснялось исключительно различием в тактике и способах борьбы с преступностью». «Единственным более или менее основательным укором ВЧК, — отметил Дзержинский, — может быть признано некоторое несовершенство в техническом смысле построения обвинений и в самом учете обвиняемых, объясняемое недостатком юридических познаний работников комиссии». ВЧК предложила продолжить работу Ликвидационной комиссии и «принять срочные меры к закреплению за ВЧК лиц, сумм и вещественных доказательств, перевезенных из Петрограда в Москву.

28 апреля 1918 г. на экстренном заседании ВЧК под председательством Дзержинского был заслушан отчет о деятельности отдела по борьбе с контрреволюцией. И.Н. Полукаров сообщил, что работа отдела идет по двум направлениям: борьба с внутренними и внешними (союзническими и германскими) империалистами, контрреволюционные силы концентрируются около В. Мирбаха, с мест поступают сведения, что при участии разложившихся военных отрядов, а также отрядов охраны железных дорог происходят пьяные бунты и погромы. Но «для наблюдения и разведки за контрреволюцией, надвигающейся извне, нет соответствующего аппарата. Даже для разведки над внутренней контрреволюцией имеющаяся разведка далеко не совершенна в смысле персонального характера состава. Необходимо произвести коренную ломку всей организации разведки по специальностям. Необходимо улучшение следственного аппарата; необходимо лицо одно, определенное, объединяющее и направляющее деятельность следствия» Предложение Полукарова были реализованы несколько позднее.

Обстановка на фронте требовала от председателя ВЧК принятия срочных решений. 11 мая 1919 г. он поручил М.С. Кедрову обратить особое внимание на состояние армии на Литовско-Белорусском фронте и организовать особые отделы в штабе в Смоленске, в Западной и Литовской дивизиях. — «Там полная расхлябанность и признаки измены».

На основе решения 1-ой Всероссийской конференции губернских ЧК 13 июня 1918 г. Коллегия ВЧК приняла постановление об объединении всех отрядов ЧК в центре и на местах в Особый корпус войск ВЧК.

Корпус должен был состоять из дисциплинированных и хорошо подготовленных в военном отношении людей, комплектоваться из пролетарских элементов по рекомендации профсоюзов, партийных и фабрично-заводских коллективов. Каждый вступавший в корпус принимал торжественное обязательство (присягу). Это решение было одобрено ЦК РКП(б) и ВЦИК РСФСР. Руководство корпусом возлагалось на Ф.Э. Дзержинского и военный штаб, подчиненный. Президиуму ВЧК, который должен осуществлять оперативные, снабженческие, строевые, инструкторские и инспекторские функции. Управление корпусом на всей территории РСФСР осуществлялось штабом через губернские ЧК, ни одна часть корпуса не могла быть использована для решения какой-либо задачи без их решения и ведома командира батальона. В состав корпуса вошли губернские батальоны численностью по 750 человек, которые состояли из 3 рот пехоты, конной и пулеметной команд, взвода артиллерии, команды связи и броневого отделения. На местах командиры батальонов и отрядов войск ВЧК находились в распоряжении председателей губернских ЧК.

По Положению от 15 июля 1918 г. части корпуса пополнялись добровольцами — рабочими и крестьянами в возрасте от 19 до 36 лет по рекомендации партийных и фабрично-заводских комитетов, комитетов бедноты или 2-х членов РКП (б). Они давали подписки с обязательством прослужить не менее 6 месяцев «непоколебимо и твердо защищать Советскую власть, соблюдать революционную и военную дисциплину».

Декретом СНК от 19 августа 1918 г. комплектование, снабжение и обучение всех войск вспомогательного назначения было возложено на Наркомвоен, который получил право боевого использования всех частей, находившихся в районе военных действий, независимо от их ведомственной принадлежности. Корпус ВЧК уже состоял из 33 отдельных батальонов, объединенных в 6 округов. Право ВЧК иметь вооруженную силу было закреплено Положением о Всероссийской и местных ЧК, утвержденным ВЦИК 28 октября 1918 г. При этом войска ВЧК ставились под контроль РВСР и являлись, как и другие войска вспомогательного назначения, резервом Красной Армии. Решением Коллегии ВЧК численность войск была установлена в 30 тыс. человек, из которых 1/3 должна была находиться на фронте. Первый боевой опыт чекисты получили в Москве в апреле 1918 г. во время операции по разоружению анархистов. К концу 1918 г. в корпусе было уже 21 466 человек. При осложнении обстановки на фронтах они вместе с частями Красной Армии участвовали в боях против белогвардейцев и интервентов. До 1919 г. свыше 40 тыс. бойцов было направлено на фронт. Войска ВЧК сражались в боях в составе 3-й и 14-й армий, в обороне Уральска и др., а также использовались для подавления антисоветских выступлений и бандитизма, ликвидации контрреволюционных организаций, охраны правительственных учреждений и др. в целях повышения эффективности взаимодействия ВЧК и губЧК.

28 октября 1918 г. ВЦИК РСФСР утвердил новое Положение о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях, в котором было юридически закреплено право комиссий формировать особые вооруженные отряды, численность которых устанавливалась местными исполкомами советов. Приказом по корпусу от 12 ноября 1918 г. вся вооруженная сила ВЧК была объединена в отдельные отряды по губерниям.

В циркуляре Иностранного отдела ВЧК о структуре прифронтовых органов ВЧК, подписанном Ф.Э. Дзержинским и В.В. Фоминым 19 ноября 1918 г., указывалось, что с этого времени существуют только такие комиссии, как ВЧК — центральный орган, губчрезкомы, уездчрезкомы, фронтчрезкомы, армчрезкомы. Все прифронтовые комиссии упраздняются, а подчинение осуществляется следующим образом: «уездчрезкомы — губчрезкомам, эти последние — Всечрезкому; армейские чрезкомы — фронтовым, фронтовые — Всечрезкому. Кроме того, уездчрезкомы, губчрезкомы подчинены исполкомам, а фронтовые и армейские ВЧК и военному ведомству».

В конце ноябре 1918 г. II Всероссийская конференция губернских ЧК приняла решение о создании транспортного отдела для работы на железнодорожных, водных и шоссейных путях.. Решение о разработке Положения о ТО ВЧК было принято 3 декабря 1918 г. комиссией Совета Обороны, которая, обсудив вопрос о работе ВЧК, решила: «Поручить Комиссариату путей сообщения совместно с представителем Всероссийской чрезвычайной комиссии переработать положение о Транспортном отделе Всероссийской чрезвычайной комиссии с точки зрения невмешательства в технически-распорядительные функции Комиссариата путей сообщения. Издать это положение как инструкцию за подписью т. Дзержинского. Если соглашение достигнуто не будет, обратиться снова в настоящую комиссию».

15 ноября 1918 г., в связи с принятием постановления ВЦИК об аннулировании Брестского договора, Дзержинский и заведующий Иногородним отделом В.В. Фомин отдали распоряжение Петроградской, Великолукской. Новгородской. Псковской, Смоленской, Могилевской, Брянской, Орловской, Курской ЧК о перестройки работы ЧК: до принятия общегосударственных решений пограничную полосу охранять по-старому, пограничные чека не распускать; в местностях, где существует опасность, немедленно создавать ЧК, а где нет возможности — нелегальные ЧК, в виде заграничной разведки; там, где имеются у неприятеля силы, боев нигде не открывать, предоставляя это Военному ведомству; «всеобщее стремление должно быть направлено к тому, чтобы все оккупированные территории покрыть сетью чрезвычкомов». В распоряжении было особо подчеркнуто, что оно относится и к Украине, Белоруссии, Литве и другим районам.

23 ноября 1918 г. было объявлено о том, что «на днях начнет функционировать Московская чрезвычайная комиссия, организация которой совершенно закончена. Состав комиссии следующий: председатель — т. Дзержинский, члены: тт. Юровский, Бреслав, Мессинг и Манцев».

В конце 1918 г., в соответствии с решением II Всероссийской конференции губернских ЧК, намечалась реорганизация аппарата ВЧК: вместо отделов по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности планировалось создать Юридический и Секретно-оперативный отделы. 5 декабря 1918 г. Дзержинский писал Фомину: «…С организаций Юридич. и Секретного отделов нам придется несколько задержаться. Необходимо передать все дела и арестованных МЧК, а затем взяться за организацию ВЧК. В воскресенье или понедельник созовем комиссию, зафиксируем список членов Коллегии ВЧК и распределим работу и работников».

21 декабря 1918 г. решением Дзержинского была распущена Всеукраинская ЧК и все местные ЧК подчинены и обязаны были руководствуются инструкциями и указаниями ВЧК, которая направила в Киев одного из членов Коллегии «для информации Совнаркома Украины и контроля за выполнением местными ЧК распоряжений Всероссийской Чрезвычайной комиссии».

Обострение классовой борьбы в 1918 г. потребовало улучшения координации деятельности и централизованного управления войск вспомогательного назначения: корпуса войск ВЧК, Продармии, железнодорожной охраны, войск судоохраны, охраны сахарного производства и др., которые состояли в распоряжении различных ведомств и учреждений (ВЧК, Наркомпрода, Наркомпути, Главвода, Главсахара и др.). Поэтому 1 января 1919 г. штаб корпуса войск ВЧК был переименован в штаб войск ВЧК, в феврале их численность составила 22 тыс. штыков и сабель. 12 марта 1919 г. Коллегия ВЧК утвердила Положение о войсках ВЧК и определила общую численность войск и губернских ЧК в 30 тысяч человек, из которых 10 тысяч должны были находиться на фронте.

Пребывание на Восточном фронте в январе 1919 г. по расследованию Пермской катастрофы убедило Дзержинского в необходимости слияния фронтовых и армейских ЧК с органами военной контрразведки (Военконтроль). Такой опыт он уже провел в 3-й армии. По согласованию с РВС Республики на базе Военного отдела ВЧК и Военного контроля был создан единый орган борьбы с контрреволюцией и шпионажем в армии и на флоте — Особый отдел ВЧК и особые отделы фронтов, армий, дивизий. 3 февраля 1919 г. Дзержинский подписал проект постановления об особых отделах ВЧК, а 6 февраля это постановление было принято ВЦИКом. В оперативном отношении особые отделы были подчинены ВЧК, а политическое руководство их деятельностью возложено на РВС и политотделы фронтов и армий.

Весной 1919 г. под руководством Дзержинского были реорганизованы транспортные органы ВЧК. Они изымались из подчинения губЧК, строились по экстерриториальному принципу с учетом структуры аппарата НКПС.

16 марта 1919 г. Дзержинский был назначен по совместительству народным комиссаром внутренних дел РСФСР, что было продиктовано необходимостью устранения возникавших между ВЧК и НКВД разногласий. Одновременно он остался на постах председателя ВЧК и председателя Военного совета войск ВОХР.

Активизация контрреволюция внутри страны весной 1919 г. потребовала усиления и укрепления вспомогательных войск (войска ВЧК, продовольственная армия, войска охраны железных дорог и водного транспорта, Главсахара, Центротекстиля), занятых охраной и обороной тыла, совершенствования их организации и органов управления. Встал вопрос о слиянии всех вспомогательных войсковых сил, подчинении их единому командованию.

19 мая 1919 г. на заседании Совета Рабоче-Крестьянской Обороны Дзержинский поставил вопрос об объединении всех внутренних войск. 26 мая 1919 Совет под председательством Ленина обсудил этот вопрос и решил образовать комиссию для выработки положения об объединении войск особого назначения. Через два дня Совет Рабоче-Крестьянской Обороны принял постановление, по которому с 1 июня 1919 г. все вспомогательные войска (особого назначения), за исключением войск железнодорожной и пограничной охраны, вошли в подчинение НКВД через Штаб войск ВЧК, который был переименован в Штаб войск внутренней охраны (ВОХР). Объединение войск специального назначения произошло на базе частей ВЧК. Общее руководство войсками возлагалось на начальника войск, который назначался по согласованию РВС Республики с ВЧК и утверждался СНК РСФСР. В составе войск ВОХР насчитывалось более 40 батальонов ВЧК. Они сохранили известную самостоятельность и оперативно подчинялись председателям губернских ЧК, а командиры бригад и секторов войск ВОХР могли их использовать только с ведома председателей ВЧК и местных ЧК.

24 июня 1919 г. объединенное заседание Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б) постановило: «Особые отделы реввоенсоветов армий подчиняются реввоенсоветам; заведующие ими назначаются реввоенсоветами по соглашению с ВЧК получают задания, и ЧК прифронтовых губерний — указания от особых отделов. Оргбюро совместно с т. Дзержинским поручается найти ответственных руководителей для Особого отдела ВЧК».

21 июля 1919 г. Дзержинский утвердил структуру войск внутренней охраны и штаты. Были сформированы бригады, полки, батальоны, эскадроны, батареи и команды различного назначения. Численность войск установлена в 120 тысяч человек. Вся территория страны разделена на 11 секторов по числу имевшихся в то время военных округов. Территория сектора, как правило, совпадала с территорией военного округа. В сектор входило несколько бригад по числу обслуживаемых ими губерний. Количество батальонов зависело от характера выполняемых задач. Войска каждого сектора возглавлял штаб.

К августу 1919 г. в войсках было 35 отдельных бригад, объединявших 1 полк, 151 батальон, 8 эскадронов, 6 батарей, 20 рот. На 1 января 1920 г. численность войск ВОХР составила 105 тысяч человек. К 25 сентября 1919 г. — 120, к 1 мая 1920 г. — 140 тыс. человек.

Порядок службы, строевая подготовка, комплектование и снабжение войск были установлены по норам и положениям военного ведомства.

На заседании Совета Рабоче-Крестьянской Обороны 15 августа 1919 г., проходившем под председательством В.И. Ленина, по докладу Ф.Э. Дзержинского и К.М. Валобуева было принято решение о формировании Реввоенсоветом 7 полков из вспомогательных войск особого назначения, а в укрепленных районах Курска, Воронежа, Тамбова, Камышина, Тулы и Пензы предоставить в распоряжение Советов этих районов 50 % войск особого назначения, в том числе и ВЧК.

Войска ВОХР не только вели борьбу с внутренней контрреволюцией, но и были резервом Красной Армии, активно участвовали в разгроме белогвардейцев на всех фронтах. Только во 2-м полугодии 1919 г. в Действующую армию было отправлено 95 батальонов (52 700 штыков) или 52 % личного состава. Войска ВОХР участвовали в боях с конницей К.К.Мамонтова и войсками Н.Н. Юденича.

В связи освобождением территории от белых армий, были приняты меры по развертыванию дополнительных структур в ВЧК. Так, 18 декабря 1919 г. Ф.Э. Дзержинский, начальник войск К.М. Валобуев, начальник штаба В. Афанасьев и начальник оперативного управления Краснов отдали приказ об организации Западно-Сибирского сектора в районе вновь занятой территории Западной Сибири, которому именоваться — Западный Сибирский сектор войск ВОХР для охраны тыла Восточного фронта, борьбы с контрреволюционными, дезертирскими мятежами, движениями и волнениями на вновь занятой территории, охраны железных дорог и водных путей сообщения, предоставление вооруженной силы в распоряжение представителей Наркомпрода для проведения в жизнь заданий Наркомпрода «по выкачке продовольствия, обеспечение спокойствия для правильного и безболезненного строительства Советской власти в занятых местностях». 31 декабря 1919 г. Дзержинский предложил образовать при Особом отдела ВЧК специальный подотдел по борьбе с контрреволюцией на Востоке и поставить во главе его Вадима Лукашева. Политбюро ЦК РКП(б) постановило не создавать «особого подотдела и вообще руководимого из Москвы специального аппарата борьбы с контрреволюционным движением среди мусульман, ограничиться сосредоточением в Особом отделе всех сведений, собираемых ЧК в населенных мусульманами губерниях, и дачей этим губчека общих руководящих указаний».

15 марта 1920 г. Дзержинский и начальник войск Валобуев подписали инструкцию частям ВОХР, находившимся в распоряжении губЧК. В ней указывалось, что эти батальоны подчиняются ЧК. Командиры батальонов в отношении военно-строевого обучения, поверки несения караульной службы, хозяйственной и политической работы, во всех остальных отношениях непосредственно подчиняются председателю ЧК или лицу, уполномоченному на это коллегией ЧК.

Исполняя решения IV Всероссийской конференции, Дзержинский и Менжинский 7 апреля 1920 г. издали приказ об организационных изменениях в особых отделах в связи с разгромом основных сил военной контрреволюции и неприятельского шпионажа. Учитывая важности интересов «успешной борьбы с контрреволюцией в войсках и шпионажем, наличие войсковых частей, крупных заводов и фабрик, работающих на оборону и на воссоздание транспорта, важность железнодорожных и водных путей и что в некоторых местах задачи особых отделов могут быть выполнены при посредстве уполномоченных по борьбе с контрреволюцией в войсках и шпионажем при секретно-оперативных отделах губчека и при политбюро уездных городов», руководители ВЧК решили ввести отдельные штаты для особых отделов Московской и Петроградской губЧК; расформировать особые отделы губчека: Костромской, Владимирской, Рязанской, Тамбовской, Калужской, Курской, Симбирской, Тверской, Брянской, Иваново-Вознесенской, Екатериненштадтской (области Немцев Поволжья), Череповецкой, передав их функции уполномоченным при секретно-оперативных отделах губчека; в то же время организовать особые отделы (с нормальными штатами) губчека в Архангельской, Олонецкой, Казанской и Астраханской, поручив это соответствующим начальникам особых отделов армий. Но особое внимание Дзержинского было обращено на Украину. Из Харькова он сетовал И.К. Ксенофонтову 28 мая 1920 г.: «…Вы простите, что я все откладывал свое возвращение в Москву, но здесь, на Украине надо с азов ставить все. Нет аппаратов никаких — миллионы планов в пустоте. Даже уборные не умеют в чистоте и опрятности содержать. Приходится сейчас подготовлять аппараты для массовых операций и для руководства работами комиссий на местах. Украина сейчас — это наша база, нельзя ее потерять, должна стать «честной советской…Мы решили здесь повести беспощадную борьбу, необходимы только вооруженные силы. Без них ничего не сделаешь. ВОХР должна на Украине иметь не менее 50 000 человек. Пусть Корнев требует людей от Военного ведомства».

27 июня 1920 г. Дзержинский писал Менжинскому о необходимости совершенствования организационной структуры и деятельности ВЧК: «Чувствую, что с моим долгим пребыванием в Харькове между Вами (Особым отделом) и Президиумом ВЧК пробегает все более черная кошка. Этому необходимо противодействовать в интересах дела». Он предложил все работу чекистов объединить в ВЧК, перестроив ее так, чтобы каждый из его отделов был ответственен и мог проявить максимум инициативы. Председатель ВЧК предложил план реорганизации Президиума ВЧК. — «В том виде, как он есть, его надо упразднить», а отвечать за работу ВЧК должен председатель и его заместитель. Для решения общих принципиальных вопросов председатель или заместитель созывают собрание заведующих отделами, для решения общих вопросов работы одного отдела, председатель или заместитель совещаются с заведующим или его заместителем. «Вячеслав Рудольфович, — обращается Дзержинский к Менжинскому, — Вы должны стать патриотом ВЧК — как единственного боевого органа и не проводить линии обособления, а принять самому участие в укреплении ВЧК и ее органов там и тогда, где это понадобиться в данный момент. Не нужны окружные особые отделы — как правило…Органы борьбы с контрреволюцией и шпионажем должны быть едины — наши отделы — это дополняющие друг друга части, необходимость применять различные подходы, ведущие в одно и то же место…».

23 июля 1920 г. Дзержинский писал Ксенофонтову о принципах работы Коллегии ВЧК, одобренные ЦК РКП(б). — «Президиум, как определенная коллегия, упраздняется. Коллегиальность вообще сводится к минимуму. За работу отдела несет полную ответственность стоящий во главе отдела член Коллегии. За работу всех отделов ответственен зампредседателя…».

В конце Гражданской войны был решен спор между Ф.Э. Дзержинским и Л.Д. Троцким о судьбе военной разведки. Еще в сентябре 1920 г. произошла ее реорганизация. В «Положении о Регистрационном управлении» указывалось, что оно является самостоятельным органом стратегической агентурной разведки глубокого тыла. А в ноябре принято постановление СТО о подчинении Регистрационного управления не только командованию Красной Армии, но и ВЧК на правах отдела и о включении начальника управления в Коллегию ВЧК с правом решающего голоса. Но Троцкому удалось отстоять независимость военной разведки и постановление (в части включения Региструпа в состав ВЧК) не было выполнено..

В ВЧК же разведывательную работу на территории сопредельных с Советской Россией стран вело Иностранное отделение Особого отдела и его отделения в особых отделах фронтов и некоторых приграничных губернских ЧК.

15 октября 1920 г. Дзержинский был назначен председателем комиссии по выработке мер для усиления охраны государственной границы. Советская пограничная охрана была создана 28 мая 1918 г. и вначале находилась в ведении Наркомата финансов, затем была передана в ведение Наркомвнешторга. Комиссия Дзержинского пришла к выводу о необходимости передачи этого важного государственного дела в руки одного органа. И 24 ноября 1920 г. СТО возложило охрану границы на Особый отдел ВЧК по охране границ. В его распоряжение была выделена часть частей Военного ведомства и войск ВНУС, которые уже охраняли пути сообщения, наиболее важные предприятия, склады, учреждения связи и другие объекты, участвовали в подавлении мятежей, вели борьбу с бандитизмом.

Приказом Ф.Э Дзержинского от 20 декабря 1920 г. Иностранный отдел Особого отдела ВЧК был расформирован и создан Иностранный отдел ВЧК с передачей всех сотрудников, инвентаря и дел ИНО 00 ВЧК в распоряжение ИНО ВЧК. Отдел был подчинен начальнику Особого отдела В.Р. Менжинскому, временно исполняющим должность начальника ИНО назначен Я.Х. Давыдов, которому было поручено в недельный срок представить на утверждение штаты ИНО. Вся работа остальных отделов с Наркоминделом, Наркомвнешторгом, Центроэваком, Бюро Коминтерна должна была производиться только через ИНО ВЧК.

Через четыре дня для объединения борьбы со шпионажем, контрреволюцией, и бандитизмом Дзержинский принял решение о реорганизации особых отделов. В войсковых частях и военных учреждениях при Цупчрезвычкоме Украины был создан Особый отдел с подчинением ему всех особых отделов, находившихся на территории Украины и Крыма; при Киевском и Харьковском военных округах сформированы окружные особые отделы с подчинением Особому отделу при Цупчрезкоме; расформирование и реорганизация фронтовых, армейских, окружных и пограничных особых отделов на территории Украины были возложены на Особый отдел Цупчрезкома; в распоряжение Особого отдела Цупчрезкома переданы аппараты и сотрудники бывших особых отделов Южного фронта и входивших в них армий. Особый отдел 14 армии был переформирован в пограничный особый отдел с обслуживанием румынской границы от Каменец-Подольска до Маяки включительно.

25 декабря 1920 г. Ф.Э Дзержинский писал И.П. Павлуновскому: «У нас сейчас идет объединение ВЧК и Ос. От., хотя несколько болезненно, но думаю, что преодолеем; различие методов и построения вызвали разную психологию в товарищах и патриотизм к учреждению — отсюда трения…».

В то же время в письме к Ксенофонтову он выразил недовольство Менжинским об организации окружных особых отделов — «Я в корне не согласен. Борьба со шпионажем и контрреволюцией вообще едина есть, а посему все попытки создать ведомственные чека (сиречь Ос. Отд. для военного ведомства) обречены на разложение и трату сил. Из этого мы уже выросли и возвращаться не к чему».

1921 г. был характерен перестройкой структуры к условиям мирного времени, хотя борьба с вооруженными формированиями противников советской власти продолжалась. Поэтому основное внимание было уделено военному компоненту. В годы Гражданской войны и борьбы с интервентами был накоплен значительный опыт создания наиболее приемлемой организационной структуры и системы управления. Но она в большей мере соответствовала эпохе военного коммунизма и оказалась во многом непригодной с переходом к новой экономической политике. Это была значительная трудность, которую следовало преодолеть для того, чтобы органы и войска ВЧК-ОГПУ могли эффективно работать в новых условиях. Реформирование началось с войск ВЧК. При этом было обращено внимание на то, чтобы войсковые ее части не были «родными сестрами полевых дивизий РККА», т. е. более маневренными и меньшими по численности, «сплоченными не только дисциплиной, но и подбором и близостью с ЧК».

15 января 1921 г. в ВЧК состоялось обсуждение вопроса о пограничных войсках. На совещании присутствовали: Ф.Э Дзержинский, С.С. Каменев, Лебедев, В.С. Корнев, М.Н. Тухачевский, И.С.Уншлихт, Д.Н. Авров, Пермяков и от пограничной стражи комиссар финляндской границы Березинский. Было решено определить для охраны границы общее число войск в 100 000 человек, в том числе до 1/6 конницы; Полевому штабу совместно с Особым отделом ВЧК выработать инструкцию, определяющую принципы охраны границы и расчетов пограничных военных сил; организация связи в пограничной полосе возложена на Военное ведомство; между пограничными войсками и Военным ведомством предложено установить «тесную органическую связь».

Ввиду сокращения численности армии и сосредоточения всей вооруженной силы страны в одном ведомстве, постановлением СТО от 19 января 1921 г. войска ВЧК были снова сведены в особый вид войск под названием «войска Всероссийской Чрезвычайной комиссии», во всех отношениях подчиненные ВЧК. В их состав вошли части и подразделения губернских и областных ЧК, полномочных представительств ВЧК, транспортных и особых отделов ВЧК, а также пограничные войска, железнодорожная и водная милиция. Особый штат войск ВЧК должен был утверждаться председателем ВЧК и содержаться на особых основаниях, вырабатываемых Коллегий ВЧК. Комплектование войск ВЧК предложено было производить на основаниях, вырабатываемых соглашениями председателей ВЧК и РВСР. На войска ВЧК кроме лежавших на них обязанностей, была возложена задача охраны границы РСФСР, железнодорожных станций и пристаней.

29 января 1921 г. Коллегия ВЧК уточнила основные положения организации войск ВЧК. Они должны были обслуживать местные ЧК, особые отделы войсковых частей и соединений, а также особые отделы по охране границ, подчиняясь Дзержинскому, который руководил ими через командующего войсками ВЧК, входившего в Коллегию ВЧК. Аппаратом управления войсками ВЧК являлся штаб. В феврале 1921 г. вместо штаба войск ВЧК было создано управление войск ВЧК. На местах части войск ВЧК подчинялись председателям губернских (областных) ЧК, а в Сибири, на Украине, Кавказе и в Туркестане — полномочным представителям ВЧК. 15 февраля 1921 г. Дзержинский утвердил инструкцию частям войск ВЧК, охранявшим границу РСФСР. Части войск ВЧК, обслуживавших особые отделы ВЧК по охране границы, были объединены на каждом участке границе и подчинены начальникам особых отделов ВЧК. Охрана границы разделена на войсковые районы, участки и посты.

18 марта 1921 г. Дзержинский, ссылаясь на единодушное мнение всех делегатов пограничных губерний Западного фронта и партийных и советских руководящих работников Украины, предложил срочно пересмотреть схему организации Особого отдела по охране границ: «вся организация на местах включается в губчека, с оставлением отделений, объединенных в губернии Ос. от. по охр. границ губчека и под общим руководством по всему фронту ос. от. Зап. фронта и Киев, округа и Крымского представителя».

25 марта 1921 г. должность командующего войсками ВЧК была упразднена и введена в штаты ВЧК должность начальника войск ВЧК. Командующий войск ВЧК В.С. Корнев был освобожден, а начальником войск ВЧК назначен М.И. Розен.

1 апреля 1921 г. было подписано Положение об организации войск ВЧК. В нем говорилось, что войска ВЧК предназначаются: для обслуживания органов ВЧК и ее областных и местных представительствах, особых отделов фронтов и армий, особых отделов по охране границ, для выполнения особых заданий ВЧК. Количественный состав войск ВЧК и их состав по родам войск определял председатель ВЧК по соглашению с РВСР и утверждался СТО. Войска ВЧК состоят из отдельных единиц, прикрепляемых к особым отделам фронтов и армий, отдельных самостоятельных частей при органах ЧК, пограничных частей, придаваемых особым отделами охраны границ, частей особого назначения, находящихся в непосредственном распоряжении ВЧК. Самостоятельной единицей войск ВЧК являются отдельные батальоны войск ВЧК и отдельные сотни (эскадроны), которые прикрепляются по одному при каждой губернской и окружной ЧК и при представительствах ВЧК. Кроме частей, прикреплённых к ЧК, могут быть образованы отдельные соединения войск (особого назначения) в непосредственном распоряжении ЧК для выполнения особых задач. Войска ВЧК во всех отношениях подчиняются Председателю ВЧК, который руководит ими через начальника войск ВЧК. Руководство частями начальник войск ВЧК осуществляет непосредственно через Управление войск ВЧК. Вооружение и обеспечение всеми видами довольствия, комплектование производятся органами Народного комиссариата по военным делам в порядке, установленным ВЧК по согласованию с РВС Республики.

К июлю 1921 г. войска ВЧК состояли из 11 пограничных бригад, 3 отдельных полков, 68 отдельных батальонов, 4 отрядов, 2 авиаотрядов, 7 кавалерийских эскадронов, 4 отдельных рот.

Реформирование и поиск наиболее приемлемой структуры продолжались в пограничных войсках. 2 июля 1921 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Надо скорее с этим вопросом покончить. Очевидно, наша конференция выскажется за оставление войск погранохраны за ВЧК, я тоже к этому склоняюсь. Доводы — упразднить погранохрану— принять нельзя, иначе разложатся полевые части. У нас они будут меньше политически разлагаться при условии поддержки со стороны Военведа. Эта поддержка обязательна. Обеспечить личный состав погранвойск нетрудно. Охрану границ в мирное время отделить от борьбы с контрреволюцией и с бандами, где система разведки должна занимать все больше места, нельзя. Я думаю, что надо вам окончательно вопрос этот решить с Даниловым, чтобы не было слухов».

В Украине председатель ВЧК дал право В.Н. Манцеву организовать охрану границы по губерниям. Там при каждой пограничной губЧК был образован особый отдел по охране границы с подчинением губЧК и особому отделу по охране границ при Киевском военном округе; права и взаимоотношения губЧК и особого отдела при Киевском военном округе урегулированы особым положением. «Эта система по-моему самая правильная, — писал Дзержинский Уншлихту 15 августа 1921 г. — согласно принципу: единая чекистская власть в пределах губернии. Я не настаиваю на проведении этой системы всюду, но категорически возражаю против ломки установившейся системы на Украине без согласия т. Манцева и Раковского (их персонально)». Он выразил недоумение позицией П.К. Студеникина, который «не зная истории», только из его записки узнал «о системе охраны укр(аинской) границы», казалось бы, по должности он должен был быть об этом осведомлен и «приказал выполнить принятое решение…».

Дзержинский неоднократно обращал внимание членов Колегиии ВЧК на важность деловых отношений с украинскими чекистами: «…До сих пор наши взаимоотношения не совсем нормальны. Есть взаимная сдержанность и взаимные чепуховые претензии, которые при желании легко разрешаются и которые в интересах дела борьбы с врагами должны быть разрешены. Связь не может осуществляться только через меня.

ВЧК должна с ВУЧК завязать связь повседневную, дружескую, товарищескую. Тов. Уншлихт является повседневным руководителем борьбы, а не я. Он получает директивы от ЦК и других высших органов. Поэтому я и говорил ему, что он должен поехать, познакомиться, связаться, рассеять недоразумения, представиться украинскому правительству и т. д.».

Дзержинский считал, что организационными принципами построения ЧК Украины должны быть: единое руководство всеми органами РТЧК, особыми отделами и губЧК; все распоряжения ВЧК передаются через Цупчрезком; отчетность перед ЦК и некоторая самостоятельность местных ЧК в отношениях с губкомами там, где партийно — советская жизнь не совсем налажена; право перевода за Цупчрезкомом, назначение председателя только с согласия ЦК РКП(б). Он обратил внимание на формирование Крымской ЧК. В записке И.С. Уншлихту, ссылаясь на вновь назначенного председателя КрымЧК Розенгольца, писал, что там процветают «уголовщина, пьянство, грабежи», и пока в этой ЧК будут деклассированные матросы, «хулиганство не прекратиться».

5 апреля 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б), обсудив просьбу Крымобласткома постановил: «Создать в Крыму сильную ЧК с подчинением ей всех особотделов Крыма (армии и флота), Признать необходимым особые отделы армии и флота подчинить Крымчека. Поручить т. Дзержинскому организационно и персонально провести в жизнь».

6 июня 1921 г. председатель ВЧК провел совещание в Киеве с участием руководящих работников Красной Армии, П.Е. Дыбенко и др., члена Коллегии ВЧК В.Н. Манцева, начальника укрепленного района Одессы. Было установлено, что учреждения Морского ведомства во многих случаях были притонами белогвардейцев. По вине его руководителей в Одессе произошло в порту две аварии: английский пароход «Камилла Джильберт» с грузом с 8 тыс. тонн угля был посажен на мель, а тральщик «Бессарабец» наскочил на давно затонувшую подводную лодку. «Обе аварии, — отметил Дзержинский, — результат преступного бездействия и разгильдяйства чинов Морведа в течение долгого времени до катастрофы». Поэтому Дзержинский предложит создать специальную структуру для наблюдения за Морским ведомством. В последующем, 26 ноября 1921 г. он отдал распоряжение о создании в Особом отделе ВЧК морской части, «иначе флот всегда будет вне нашего ока».

14 сентября 1918 г. Дзержинский подписал «Положение ВЧК о губернских и уездных чрезвычайных комиссиях» и предложил немедленно приступить к организации губернских ЧК, которые должны разделяются на четыре главных отдела: 1) отдел но борьбе с контрреволюцией, 2) отдел по борьбе со спекуляцией, 3) отдел по борьбе с преступлением по должности и 4) отдел иногородний; в менее важных губернских городах отдел по борьбе с контрреволюцией и отдел по борьбе с преступлением по должности могут быть совмещены в один отдел. ГубЧК и УЧК могут назначать в отдельные пункты комиссаров. В качестве вспомогательных отделов при губЧК создаются хозяйственный отдел и комендатура. Дзержинский подчеркнул, что «только при этой организации чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности выполняет те задачи, которые на нее возложены».

Немало времени Дзержинский уделял работе особых отделов, проводя в жизнь необходимость централизации чекистского аппарата. После 5 июля 1921 г. он писал Менжинскому: «Неподчинение Особому Отделу ЮгоЗапу фронта Особ. Отд. Черноморского и Азовского морей считаю неправильным. При неподчинении Особ. Отд. Юго-Зап. фронта — Морск. Особ. Отд. он обязательно выродится. При отсутствии фактического контроля при неподчиненности Ос. Отд. Юго. Зап. фронта конфликты Морского Ос. Отд. с 00 13 и 14 армиями, а также с губчека неизбежны. Разделить борьбу за шпионаж на морскую и сухопутную — бессмыслица, а посему предлагаю выработать проект предложения о соподчиненности Морского Особ. Отд. Черного и Азовского морей в своей деятельности от грузинской границы до Таганрога Особ. Отдела Кавказского фронта, а от Таганрога до Днестра — Особ. Отд. от Кавказского фронта Юго-Зап. фронта и командованию морским силами в духе аналогичном взаимоотношениям 00 ВЧК и командованию отдельным фронтом».

25 декабря 1921 г. Дзержинский снова писал Манцеву о важности не столько реорганизации, сколько упразднения особых отделов, считая, что особое существование ЧК и Особого отдела при отсутствии внешних фронтов — «доведет до драки и упадка. По-моему, в конечном счете, Ос. от. не должно быть. Персональная уния на верху не решает вопроса…Ужасно туго идет объединение, товарищи все друг друга «лучшие» особотделисты и вечекисты. А если объединения не произойдет, упразднят нас быстрее, чем это нужно. Сейчас положение таково, что какой-нибудь инцидент, даже мелкий, может вызвать крупные последствия. Каждый «обиженный» станет «обличителем». Но черт с этим. Пишу это не для нытья, нам нужно сейчас напрячь силы для перестройки, для избежания справедливых нареканий, быть на чеку. Злюсь на себя, что в связи с некоторыми перипетиями сам я расхлябался и несколько нервничаю». Органы ВЧК на местах, по мнению председателя ВЧК, должны быть едины, их базой является местная власть, и только там, где есть особые политические соображения, не следует передавать всей власти местным советским органам, а можно оставлять особые отделы для свободы действий центральной власти. Но представителем центральной власти по линии ВЧК должен быть ее представитель, он же начальник всех ЧК. — «Теперь это нетрудно было бы сделать вхождением Фрунзе в Совнарком». И Дзержинский предложил следующую схему построения чекистского аппарата: «Цупчерзком — единый и единственный орган ВЧК на Украине, Ос. от. не пщ Цупчр., а Цупчрезкома (как и у нас ни при ВЧК, а просто ВЧК). Никаких окружных Ос. от. (Какая их база? Окрвоенком?). Если нужно, при окрвоенкоматах могут быть уполномоченные нач. Цупчрезкома с правами, определяемыми не Конституцией, а Вашими полномочиями. Каждая губчека имеет там, где нужно, свой Ос. от. На случай военных действий и необходимости образовать армейские Ос. от. (подвижные, а не территориальные, приспособленными для войны, а не мира) должен быть мобилизационный план, уже сейчас составляемый.

Несмотря на эти мои взгляды, я приказ Ваш подпишу, ибо моя схема должна быть тенденцией, провести ее сразу трудно при не определившемся еще достаточно военном положении запада Украины и из-за персональных соображений. Ваши соображения.

В 1921 г. была улучшена организационная структура органов ВЧК на транспорте. 3 марта из подчинения войск ВЧК выведены железнодорожная и водная милиция, 27 июня, в соответствии с административным делением речного и морского транспорта, реорганизованы ТЧК. В первую очередь были созданы водные отделы при Петроградской, Южной, Кавказской, Сибирской ОКТЧК и ЮгоЗападной ДТЧК. Выступая на совещании представителей ВЧК, Центрального Комитета транспорта (ЦекТрана) и НКПС 17 мая с докладом о реорганизации ТЧК и их роли на транспорте, Дзержинский отметил, что принципы организационного строения ТЧК и транспорта должны совпадать, и главная задача ТЧК помогать НКПС, а борьба с контрреволюцией не может быть специализированной, ибо она «едина и ее нельзя подразделять на железнодорожную и гражданскую…»

Важной мерой явилась реорганизация Экономического управления, связанная со значительным повышением роли органов безопасности в защите важнейших экономических интересов государства и общества, основного экономического потенциала Советской России. Рассуждая о цели реорганизации ЭКУ ВЧК, 24 марта 1921 г. Дзержинский в письме Ихновскому отметил, что он напрасно нападает на построение ВЧК — «оно ни при чем. Наш аппарат — один из самых экономных и производительных и может быть лучше — это верно». Главная причина того, что «наше Экон. упр. хиреет, потому что нет в партии, в главках сознания его важности, с одной стороны, а с другой, потому что мы Эк. управлению поставили слишком широкие задачи. Мы слишком разбросались во все стороны. Экон. упр. нужно сосредоточиться на ударных группах. Этими, полагаю, должно себе поставить кроме топлива, НКВнешторг. Обсудите это у себя и с Ягодой (чл. кол. НКВТ). Надо составить план кампании, привлечь людей, привлечь внимание партии и бить в эту точку, не отвлекаясь до тех пор, пока не достигните результатов, т. е. пока НКВТ (не будет) реорганизован, сокращен в штатах, сменой в личном составе и т. д.

Достигнув этой задачи, надо перейти к другой. Третья ударная группа — это транспорт. Надо ТО ВЧК осознать свою основную задачу. Бороться за налаженность НКПС, который нуждается в лечении и поддержке ТО ВЧК не сознает этой задачи полностью. Поговорите с Благонравовым».

10 июля 1921 г. Дзержинский сделал ряд принципиальных замечаний к проекту положения ЭКУ, в частности, указав, что ЭКУ ВЧК должно быть органом содействия всем наркоматам и учреждениям, предложив исключить восьмой пункт проекта, как неправильный. Авторы проекта подчеркивали в нем, что ЭКУ является единственным органом борьбы с преступностью в экономике. Это противоречило идее централизации и поставило бы ЭКУ над другими управлениями и отделами ВЧК. Но особенно Дзержинский возражал против пункта 13, в котором говорилось, что «по экономическим вопросам, возникающим в ВЧК или поступающим в ВЧК, Экономическое управление является единственным представителем в высших органах республики». Он расценил это как нежелание руководства ЭКУ полностью подчиняться руководству ВЧК: «Что это за бундовская монополия на «единственное представительство»? Эк. Управлению не хочется быть подчиненным полностью ВЧК. Вот что сквозит из целого ряда пунктов». Замечания Дзержинского были учтены при окончательном редактировании положения об ЭКУ ВЧК. В принятом положении говорилось, что основную борьбу с преступностью в экономике ведет ЭКУ ВЧК, но в этой борьбе участвуют и другие подразделения и службы ВЧК.

В процессе реорганизации ЭКУ ВЧК во всей его структуре приоритет был отдан обеспечению оперативными средствами безопасности оборонного комплекса, транспорта, средств связи, объектов жизнеобеспечения городов, всех промышленных центров и тех объектов, которые имели стратегическое значение и могли представлять особый интерес для спецслужб и диверсантов противника. Аппарат не только ЭКУ, но и других оперативных управлений и отделов получил возможность ведения легальной, агентурной и технической разведок.

В 1921 г. Дзержинский отдал ряд распоряжений об упорядочении взаимоотношений органов ВЧК с местными органами власти и центром. 14 апреля он довел до сведения Дальбюро ЦК РКП(б) о том, что «согласно постановлению ЦК РКП от 14 апреля 1921 г. представитель ВЧК в ДВР в оперативном, административном и организационном отношении подчиняется полномочному представителю ВЧК по Сибири тов. Павлуновскому. Представитель ВЧК в ДВР является помощником тов. Павлуновского по ДВР». А 21 апреля просил Благонравова обратить внимание Манцева на отношение с Украинской ЧК: «Украина имеет своего наркоминдела т. Раковского, с этим надо считаться».

Для ликвидации параллелизма в ряде регионов страны произошло объединение особых отделов и губЧК. 12 июля 1921 г. Дзержинский утвердил «Положение об уездных политбюро», которые должны были работать под руководством ВЧК, исполняя ее приказания, но в то же время являться отделом уездного исполкома; начальник политического бюро имел в своем распоряжении сеть осведомителей, агентуру, подразделение войск ВЧК..

После Гражданской войны были несколько увеличены штаты органов и войск безопасности. Так, численность центрального аппарата ВЧК с января по сентябрь 1921 г. выросла в 1,6 раза — с 1648 до 2645 человек. В центральный аппарат ВЧК входили три управления и два отдела: Административно-организационное управление для осуществления контроля за работой органов ВЧК и инструктирования подчиненных ему подразделений; Экономическое управление для борьбы с «экономическим шпионажем, вредительством и диверсиями в народном хозяйстве»; Секретно-оперативное управление (впоследствии получивший название «Секретно-политический отдел») для координации деятельности оперативных подразделений, ведения борьбы с «антисоветскими партиями, политическими группами и организациями» и должностными преступлениями, а также для наблюдения за интеллигенцией и духовенством (в его состав вошли Иностранный, Информационный, Оперативный, Особый и Секретный отделы); Особый отдел — для борьбы со шпионажем и контрреволюционными преступлениями, осуществления контроля за личным составом Красной Армии и Красного Флота; Транспортный отдел — для борьбы с «враждебными элементами» на железнодорожном и водном транспорте и надзора за его деятельностью. Эта сфера интересов советских органов безопасности впоследствии остались неизменными (менялись лишь названия) и находили свое оформление в том или ином структурном подразделении центрального и местных аппаратов органов безопасности (отделение, отдел, управление).

Наряду с этим была оказана помощь тем губЧК, которые работали в особо трудных условиях. Так, по распоряжению Дзержинского были усилены Тамбовская и Гомельская губЧК.

Реорганизация губЧК позволила несколько сократить численность их аппарата, упорядочить работу отделов и служб. К ноябрю 1921 г. губЧК, как правило, имели в своем составе секретно-оперативную часть (оперативное и особое отделения, регистрационно-статистическое отделение, следственный аппарат), административно-организационную часть(канцелярию, хозяйственное отделение, секретариат), отделение по борьбе с политическим бандитизмом, экономическое отделение, один-два батальона войск ВЧК.

Одновременно с созданием чекистского аппарата и совершенствованием организационной структуры в ряде регионов началось его сокращение. «Первой ласточкой» было решение Малого СНК от 10 марта 1921 г., которое рекомендовало ВЧК «сократить число обслуживающих (курьеров, дворников, судомоек и т. п.) различные учреждения ВЧК не менее чем на 25 %»; ВЧК было предложено «совместно с РКИ в месячный срок выяснить возможность дальнейшего сокращения числа сотрудников», а вспомогательные учреждения ВЧК: аптеки, амбулатории, клубы и др. — передать в соответствующие учреждения.. 9 июня 1921 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Сейчас важнейшей задачей поставлено фактическое сокращение штатов. Необходимо и нам произвести возможное сокращение. Полагал бы, что для [этого следует] создать боевую комиссию. Просил бы для этой работы привлечь т. Ягоду, а также и Беленького, который указывал мне часто, что у нас много лишних ртов. Думаю, что комиссии (или отдельным лицам) надо дать задание на разработку общего плана сокращения числа сотрудников и практических ежедневных предложений — того то и того уволить, его работу возложить на того-то, такую-то работу вовсе прекратить.

Было бы самое лучшее, если бы можно было найти лицо одно, которому поручить всю работу (предложения, решение осталось бы за Президиумом). Оно привлекло бы всех заинтересованных и имеющих что-либо сказать». (Не пошел ли бы Реденс?».

Но масштабно сокращение началось с реформой ВЧК в конце 1921 г. Хотя отдельные решения правительством были приняты ранее. Так, 19 октября 1921 г. при выработке программы сокращения Красной Армии, как одну из мер, СТО постановил: «войска пограничной охраны расформировать, предоставив ВЧК использовать личный состав и имущество этих войск для укомплектования прочих войск ВЧК с передачей излишков Военному ведомству».

Характеризуя чекистский аппарат 1921 г., Ф.Э. Дзержинский отмечал: «Наш аппарат один из самых экономных и производительных», «У нас аппарат сильный и в общем дисциплинированный и крепко связанный от центра до мест». Но иные исторические условия поставили новые задачи и потребовали коренной перестройки органов безопасности. Стало ясно, что полумерами здесь не обойтись. Поэтому была провозглашена реформа ВЧК.

В период ее подготовки от Л.Д.Троцкого поступило предложение о сокращении войск ВЧК до 20 тыс. человек. Считая это предложение абсолютно неприемлемым, Дзержинский 12 января 1922 г. телеграфирует из Сибири в Политбюро ЦК РКП(б), Уншлихту и Троцкому с просьбой приостановить решение вопроса до его возвращения. — «Такое предложение, подрывающее организацию внутренней безопасности Республики, вносится в СТО без согласования со мной, как наркомвнуделом и пред. ВЧК».

Выполняя решение IX Всероссийского съезда Советов, ВЦИК 6 февраля 1922 г. принял постановление «Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и о правилах производства обысков, высылки и арестов». В нем говорилось, что для проведения в жизнь задач по обеспечению безопасности страны необходимо «образовать при НКВД РСФСР Госполитуправление под личным председательством наркома НКВД или назначенного СНК его заместителя, а на местах политотделы: в автономных республиках и областях при ЦИК и в губерниях при губисполкомах». В непосредственное подчинение ГПУ были переданы войска ВЧК. Структура ГПУ в основном не отличалась от структуры упраздненной ВЧК.

1 марта 1922 г. войска ВЧК преобразованы в войска ГПУ, в составе которых создано управление войсками с подчинением ему внутренних, конвойных и пограничных войск. На 10 апреля 1922 г. численность войск ГПУ составила 130 тыс. человек, из них 455 высшего и 13 050 среднего командного состава. Ввиду сокращения войск ГПУ, с 1 мая 1922 г. с них были сняты: охрана железнодорожных и технических сооружений, охрана и сопровождение грузов, товарных и пассажирских поездов. Несмотря на значительное сокращение войск в условиях борьбы с бандитскими формированиями было решено создать особые части войск ГПУ.

После образования ГПУ значительные изменения произошли в центральном аппарате, в частности в структуре ЭКУ, что напрямую было связано с желанием приспособить его к новым условиям борьбы с преступлениями в сфере экономических отношений. Говоря о необходимости реформы ЭКУ, Дзержинский в письме к Уншлихту 16 июля 1922 г. отметил: «Если бы Экономическое управление ГПУ было более-менее на высоте своих задач, оно могло бы сыграть большую роль в деле восстановления нашего хозяйства. В нем самом масса отрицательных сторон, раскрываемых при наблюдении других отраслей хозяйства. Вместе с тем другие ведомства, как общее правило, не считаются с интересами транспорта. До сих пор я от Эк. упр. не имел никакой помощи, хотя и ждал ее и готов всячески содействовать. Если бы Эк. упр. сознало свою роль, как, хотя очень важное не подсобное хоз. ведомственное учреждение и имело всегда ввиду интереса этих ведомств, то, наверное, было бы меньше в докладах беллетристики, а были бы данные, которые могли иметь существенное значение… С Эк(ономическим) управлением в его настоящем составе надо покончить. Лучше раньше его целиком раскассировать, компрометация — неслыханная».

В ходе реорганизации было признано целесообразным включить в структуру ЭКУ восемь отделов: внешней торговли, сельского хозяйства, минерального топлива, общей информации, транспорта, промышленности, финансовый и внутренней торговли.

Говоря об улучшении структуры экономического отдела ТО ГПУ, Дзержинский в записке в ГПУ 25 июля 1922 г. подчеркнул, что он должен быть нацелен прежде всего на транспортную политику и приспособлен к реформам на транспорте. — «Без этого знания работа Эк. от. будет рвачеством и кустарничеством».

К 19 сентября 1923 г. ЭКУ ГПУ имело в своем подчинении: отдел промышленности и торговли в составе отделений: тяжелой индустрии и топлива, легкой индустрии и военно-хозяйственного; отдел внешней торговли и финансов с отделениями: внешней торговли, финансов, транспорта и связи; отдел сельского хозяйства и кооперации с отделениями: земледелия, животноводства и сельскохозяйственной промышленности и кооперации; отдел информации и агентуры с отделениями информации и агентуры.

Для проведения в жизнь единых методов работы регистрационного аппарата была образована Центральная регистратура. В положении об этой службе было указано, что она рассматривается, как вспомогательное звено в работе по выявлению лиц, совершивших преступления в прошлом и привлекающимся по новым делам. 6 июня 1922 г. военно-политическая цензура, как в центре, так и на местах, решением СНК РСФСР была реорганизована в подотделы, отделения и пункты политического контроля (ПК) с подчинением СОУ ГПУ.

Наряду с реорганизацией центрального аппарата, были реформированы местные органы безопасности. 6 февраля 1922 г. губЧК преобразованы в губернские отделы ГПУ, вместо политбюро и информационных пунктов в уездах введены должности уполномоченных.

Была упрощена и структура ПП ГПУ губернских отделов. На 12 июля 1922 г. в составе каждого ПП ГПУ имелось две части: общая и секретно-оперативная, в которую входило пять отделов: секретный, особый, контрразведывательный, экономический и оперативный. Весь штат ПП ГПУ насчитывал 217 человек. Все территориальные органы ГПУ разделены на четыре категории, за исключением ГПУ при НКВД РСФСР, ГПУ Украины и Московского губернского отдела, у которых имелся особый штат. В штате губернского отдела первой категории было две части: общая и секретно-оперативная, в которую входило семь отделений: секретное, особое, контрразведывательное, экономическое, оперативное, информационное и регистрационное. В штате губернского отдела первой категории насчитывалось 165 человек, второй — 126, третьей — 92, четвертой — 35 человек.

11 октября в разговоре с председателем Моссовета Л.Б. Каменевым Дзержинский предложил упразднить МГО, образовав московские отделы ГПУ отделов и управлений и сокращая губернские аппараты. Каменев одобрил этот план — «усилить у нас центр отборными людьми, ослабить и уменьшить наши губерн. аппараты, заставить все наши органы вести баланс, что они дают и берут у Республики». На следующий день руководитель ГПУ писал Ягоде: «…Необходимо поручить всем отделам нашим разработать план осуществления этого проекта в кратчайший срок. Определите его и сообщите мне».

Несколько ранее, 6 мая 1922 г. Дзержинский провел совещании ПП ГПУ, которое, обсудив его доклад о реорганизации особых отделов, приняло за основу внесенные председателем ГПУ предложения и решило создать тройку в составе В.Н. Манцева, С.А. Мессинга и Г.Г. Ягоды, которой поручить редактирование положения об особых отделах и дать на утверждение Дзержинскому, при этом «тройке обратить внимание при разработке положения по возможности избегать организационной ломки и не допустить расширения штатов».

В первой половине 1922 г. было произведено значительное сокращение личного состав войск и органов ГПУ. На 1 августа по штату в ГПУ состояло 114 324 гласных и негласных сотрудника.Во всех ПП ГПУ насчитывалось 12 000 человек, в губернских и областных отделах — 720, в 00 округов и фронтов — 760, в ОКТО ГПУ — 2700, в уездных ЧК и политбюро — 4450, на должностях уездных уполномоченных — 2028, в военно-цензурных отделениях — 9164, остальные в ряде других подразделений. Всего же по штату в ГПУ насчитывалось 49 487 человек. К тому же надо учесть и 12 492 секретных сотрудников и 52 345 осведомителей. К концу 1922 г. было значительно увеличено количество негласных сотрудников: до 36 400 человек.

Однако тяжелое экономическое положение страны требовало еще большего сокращения госаппарата. Председатель ГПУ предложил СТО не позднее 12 октября 1922 г. «перевести ГПУ и его органы в пределах отпущенных им денежных и продовольственных средств на коллективное снабжение с максимальным сокращением штатов, с тем, чтобы с 1 февраля, исходя из достигнутого сокращения, установить новые ставки, обеспечивающие прожиточный минимум сотрудников». Для ведения дальнейшей работы по сокращению штатов 16 октября 1922 г. Ф.Э. Дзержинский поручил подготовить циркуляр, в котором учесть, что бюджет ГПУ является «бременем для государства», что оно «потребляющее, но не производящее ведомство» и должно «жить за счет труда других… Поэтому необходимо со всей энергией приступить к экономии расходов и к сокращению штатов, не допуская ни развала, ни тунеядства…. необходимо в ежемесячных отчетах отмечать, сколько губотдел стоил государству и что он дал государству».

1923 г. начался с организационных изменений в пограничной охране. В связи с решением ВЦИК и СНК РСФСР от 11 января 1923 г. местные органы Центроэвака подлежали ликвидации, поэтому все его пограничные и карантинные пункты были переданы в ведение ГПУ. На местные пограничные органы ГПУ были возложены обязанности по организации приема и направлению к месту жительства возвращавшихся на родину бывших солдат Русского экспедиционного корпуса во Франции и бывших чинов белых армий.

Продолжалось сокращение войск и органов ГПУ. За счет перестройки организационной структуры, упрощения ряда звеньев и сокращения обслуживающего персонала с 1 октября 1922 г. по 1 февраля 1923 г. штаты ГПУ уменьшились на 40 %, а штаты ПП ГПУ — к концу 1923 г. на 50 %..

6 марта 1923 г. Дзержинский предложил Уншлихту сократить отдел по борьбе с бандитизмом, «дав Самсонову и Благонравову по одному уполномоченному, если это нужно…».

В процессе работы в составе комиссии ЦК РКП (б) по госаппарату накануне XII съезда РКП (б) Председатель ГПУ дал поручение начальнику Административно-организационного управления И.А. Воронцову подготовить доклад о возможности сокращения центрального аппарата и улучшении его структуры. Воронцов 10 апреля 1923 г. представил ему доклад о недочетах в деятельности ГПУ, больше обратив внимания на раздутость аппарата, ненормальное соотношение обслуживающей части и основных оперативных подразделений, отсутствие четкого разграничения функций управления и исполнения и др. «Единственным выходом из положения, — отмечал Воронцов, — является… создание научноисследовательской комиссии из достаточно авторитетных работников ГПУ, которая сумеет учесть, переработать и применить к ГПУ лабораторный опыт научных станций и других ведомств и теоретических изысканий ЦИТа и других институтов нормализации».

Внимательное рассмотрение предложений Воронцова было необходимо и для претворения в жизнь постановления Политбюро ЦК РКП (б) от 21 апреля 1923 г. о постепенном дальнейшем сокращении штата ГПУ: к январю 1924 г. он должен был составить вместо 36 400 — 12 500 человек. На самом деле число сотрудников центральных и местных органов ГПУ в 1923 г. было следующим: в сентябре — 20 811 человек, в ноябре — 19 989, в декабре — 19 579 человек.

Анализ документов коллегии и управлений ГПУ показывает, что усилия их сотрудников были направлены на упрощение структуры, сокращение до минимума обслуживающих частей (канцелярии, хозяйства, связи), реорганизацию делопроизводства, объединение чекистских органов, находившиеся на одной территории. Центр тяжести был перенесен на агентурное осведомление.

11 июня 1923 г. была создана комиссия по нормализации работы ГПУ под председательством члена Коллегии Я.Х. Петерса. В положении о комиссии подчеркивалось, что в ее обязанность входит разработка приемов научной организации труда и управления, изучение действующей структуры ГПУ, опыта работы местных органов ГПУ, учреждений и институтов, знакомство с вопросами организации труда и управления.

Свою деятельность комиссия начала с анализа структуры ГПУ, каждого подразделения центрального аппарата, изучения материалов с мест, знакомства с опытом других учреждений применительно к ГПУ. В плане работы на второе полугодие 1923 г. основной задачей было создание организационной схемы с более упрощенной структурой ГПУ, исключающей параллелизм, раздробленность управления и безответственность, но в то же время предполагающей налаживание постоянного информирования органов ГПУ, отчетности и статистики.

На Коллегии ГПУ 27 сентября 1923 г., после обсуждения доклада Петерса о работе комиссии по нормализации работы ГПУ, было решено сократить центральный аппарат с 2300 до 150 человек.

Но за 20 дней до этого, ввиду финансового положения страны и в связи с этим очень низкой зарплатой рабочих, Дзержинский в письме Ягоде и Менжинскому, отметив, что расходы ГПУ ложатся «целиком своей тяжестью на страну (так как мы орган не производственный), поручил максимально сократить расходы ведомства и, в частности «раскассировать штабы наших войск (центр и округа), политсекретариат, предельно уменьшить в губерниях и ОГПУ нестроевой состав наших войск, сократить в аппар. ГПУ конторск. элемент и обслуживающий само ГПУ.

Урезать предельно расходы из секретных сумм, переложить тяжесть содержания погранвойск на доход от контрабанды и т. д…».

После образования ОГПУ аппарат центра и мест продолжал совершенствоваться. Были приняты меры, направленные на поиск новых организационных форм в условиях жесткой экономии средств.

На 1 ноября 1923 г. в состав ГПУ входили: 13 ГПУ союзных республик, 82 контрольно-пропускных пункта, 234 пограничные заставы, 8 окружных транспортных отделов, 15 ДТО. Штатная численность территориальных органов и войск ГПУ (без Дальневосточной республики) составила 33 152 человек, т. е. 63 % численности, утвержденной Политбюро ЦК РКП (б) 25 ноября 1921 г. Число штатных секретных сотрудников было сокращено на 80 %. ГПУ располагало собственными воинскими формированиями, аппаратом уполномоченных при СНК союзных республик, представителем в Верховном Суде Союза ССР.

1 ноября 1923 г. была создана комиссия, которой поручено подготовить предложения о возможном сокращении сметы органов безопасности. Но с этого времени Дзержинский начинает активную борьбу за сохранение оставшегося штата ГПУ, считая дальнейшее его сокращение недопустимым. 2 ноября 1923 г. он писал в Политбюро ЦК РКП (б): «Сокращение сметы ОГПУ на 5 мил. рублей после имевшего в прошлом опер, году сокращения с 72 мил. до 59 — ставит нас в положение, когда мы не в состоянии будем выполнить возложенную на нас задачу. Сейчас внутреннее положение в смысле натиска всех антисоветских и шпионских и бандитских сил очень напряженное. Мы уже сокращение довели до пределов. Возможная экономия должна покрывать новые увеличенные ставки войскам, непредвиденные в нашей смете. Поэтому я ходатайствую о восстановлении нашей сметы до первоначально принятой суммы. Для рассмотрения этого ходатайства и проверки правильности его прошу назначить комиссию в составе Куйбышева, Сокольникова и Дзержинского с правом замены Менжинским».

Предвидя возможность дальнейшего уменьшения численности сотрудников ГПУ, Дзержинский намечает реализовать предложение К.В. Паукера «чекизировать» милицию и уголовный розыск. С соображениями по этому плану он делиться с Г.Г. Ягодой 25 ноября 1923 г.: «…Раньше, чем дать ход этому делу надо уже сейчас иметь кандидата или кандидатов на эту работу (правильнее — на эти работы) и наметить правильные взаимоотношения с Моек. Советом, ибо иначе никогда на это М. Совет не согласится.

Я думаю, что необходимо пока подчинение произвести фактически, но не формально путем назначения начальника отдельного управления Мос. совета кого-либо из членов нашей коллегии или наших ответст. работников по совместительству, но такого, который от нас не станет отрываться. И через него мы должны будем постепенно чекизировать милицию и угол, розыск. Вся трудность сейчас найти такого кандидата, но без этого этот проект не пойдет. Подумайте об этом вместе с Вячеславом] Р[удольфовичем] и посоветовавшись с членами Коллегии. А перспективы были бы большие. Но имейте ввиду, что такой шаг — это начало движения в направлении упразднения НКВнудел и ГПУ и создания Комиссариата охраны революционного] порядка».

Комиссия, созданная Политбюро ЦК РКП(б) по предложению Дзержинского от 2 ноября 1923 г., 12 декабря внесла свои предложения в Политбюро. После обсуждения данной проблемы Политбюро образовало новую комиссию, уже в составе В.В. Куйбышева, Ф.Э. Дзержинского и Г.Я. Сокольникова. По ее докладу Политбюро ЦК РКП(б) утвердило годовую смету ОГПУ в 72 миллиона рублей. Вместе с тем комиссия указала на необходимость продолжения работы по изучению возможности сокращения ОГПУ и его сметы до 65 773 тысяч рублей.

В этот же день Дзержинский писал ЦК РКП (б) Сталину, направив копии письма Куйбышеву и Сокольникову. Он указал, что создана специальная комиссия, по докладу которой Политбюро утвердило годовую смету ОГПУ в 72 мил. руб. «с тем, чтобы комиссия продолжала свою работу по изысканию дальнейшей возможности сокращений»; ОГПУ наметила сокращение годовой сметы до 65 778 042 руб., что определяет его смету на январь 1924 г. в 5 361 000 руб. вместо 6 мил. руб. Но НКФин, не считаясь с работой комиссии, намечает смету на январь в 4 500 000 руб., т. е. на 195 мил. меньше, чем в декабре. — «Я категорически протестую против таких действии НКФина как по формальным соображениям, так и по существу и прошу ЦК РКП указать НКФину, что он не может сокращать нашей сметы без решения П/бюро по заключению комиссии П/бюро,

Я должен еще раз указать, что нами (ОГПУ) самими ведется работа по дальнейшему планомерному сокращению, но такое НКФиновское механическое сокращение даст в результате только полную дезорганизацию ОГПУ и его органов». Но, исходя из установок ЦК РКП (б) и СНК СССР о сокращении расходов на госаппарат, комиссия в начале 1924 г. установила минимальную смету ОГПУ до 58 миллионов рублей в год. Решение комиссии было утверждено Политбюро ЦК РКП (б). Для того, чтобы уложиться в указанную смету, ОГПУ свернуло строительство пограничных кордонов, значительно уменьшило охраняемый участок морской границы, численность войск. Однако НКФ провел через СТО постановление о сокращении предельной сметы ОГПУ еще на 0,5 миллиона рублей. ОГПУ было поставлено перед необходимостью уменьшения ассигнования на продовольственное и вещевое снабжение чекистов, возникли трудности с проведением демобилизации и призыва нового набора.

Поэтому 20 февраля 1924 г. Дзержинский ходатайствовал перед Политбюро ЦК РКП (б) о том, чтобы оно дало указание НКФ о недопустимости дальнейшего снижения сметы ОГПУ, хотя уже «проведено через СТО постановление, которым по февральскому плану, утвержденному для ОГПУ в 5.000.000 руб. падает снижение на сумму 250 000 руб., и мартовский план, равный для ОГПУ также 5 000 000 руб., предложен таковым же снижением.

Таким образом, общая сумма сметы ОГПУ за февраль н март месяцы подверглись сокращению на 500.000 руб., каковы должен быть почерпнуты из операционных кредитов ОГПУ, так как фонд зарплаты, естественно, не может быть снижен, вследствие чего сокращения февральского и мартовского планов, определяемое Наркомфином в 5 %, фактически для сметы ОГПУ является равным 14 %,

При указанном сокращении сметы ОГПУ становится перед необходимостью уменьшения ассигнований на текущий февраль м-ц продовольствию и вещевому довольствию войск, что повлечет за собой неполное удовлетворение полагающимися по положенной норме пайком красноармейцев и приостановку платежей трестам по договорам за поставленное вещдовольствие.

Кроме того, ОГПУ лишено будет возможности провести демобилизацию и замену демобилизуемых новым набором, т. к. кредитов на таковую операцию совершенно не будет.

В силу вышеизложенного ОГПУ ходатайствует об указании Наркомфину СССР на невозможность проектируемого снижения но мартовскому плану, о предложении Наркомфину открыть по ОГПУ назначенные кредиты полностью в пределах, утвержденных комиссией тов. Куйбышева, т. е. в сумме, равняющейся на март м-ц 5 000 000 руб. и об увеличении таковой на 250 000 руб., т. е. на сумму, удержанную по февральскому плану».

На следующий день Политбюро ЦК РКП(б) постановило не производить сокращения бюджета ОГПУ без внесения этого вопроса в Политбюро.

После 21 февраля 1924 г. Дзержинский снова обращается в Политбюро ЦК РКП (б): «Политбюро на заседании от 21 февраля с. г. постановило в дальнейшем не производить сокращения бюджета ОГПУ без внесение вопроса в Политбюро ЦК РКП.

На другой же день (22 февраля) на заседании СТО в общем порядке было произведено дальнейшее сокращение бюджета ОГПУ без предварительного уведомления заинтересованного ведомства и без внесения в Политбюро.

Ввиду этого ОГПУ вносит протест против этого сокращения, как по формальным основаниям, так и по существу». Несмотря на это, 22 февраля без согласования с Политбюро ЦК РКП (б) СТО сократил смету ОГПУ еще на 725 тысяч рублей. 26 февраля 1924 г. Дзержинский снова внес протест в Политбюро ЦК РКП(б): «По постановлению П/бюро смета ОГПУ сокращенная специальной комиссией П/ бюро (Куйбышев, Сокольников, Дзержинский) не подлежала дальнейшему сокращению без санкции П/бюро. Между тем, мартовская смета ОГПУ снова сокращена СТО на 725 000 рублей чисто механическим путем (с 5 миллионов смета сокращена до 4 275 000).

Протестуя против этого сокращения и прося П/бюро восстановить нашу смету в размерах 5 миллионов, я должен предупредить, что при таком положении ОГПУ обречено на неминуемый развал и разложение».

В течение 1924 г. по инициативе руководства ОГПУ уже были ликвидированы губотделы в Москве, Ленинграде, Ростове-на-Дону и Новониколаевске и их функции возложены: в Москве — на аппарат ОГПУ, а в остальных городах — на аппараты областных (краевых) уполномоченных. Приказом от 28 февраля 1924 г., «виду оторванности начальников отделов от судебного разбирательства преступлений сотрудников своих отделов и для лучшего ознакомления с личным составом и лучшей увязки в работе, а также ввиду сокращения штатов» было решено упразднить юридический отдел ОГПУ. А для инструктирования сотрудников, юридического оформления и надзора учредить при Коллегии ОГПУ должность особоуполномоченного, к которому стали направляться «все следственные дела по преступлениям сотрудников».

Председатель ВЧК несколько смягчил свою позицию. 19 июня 1924 г. он писал Кацнельсону: «Смета наша в 5 911 000, безусловно, для государства чрезмерна. Прошу сформировать группу для проверки целесообразности такой сметы путем ознакомления с действительностью по каждому расходу, проверив, нет ли дополнительных доходов, лишних штатов, должностей, учреждений, помещений, складов, изданий etc etc. Для этой работы не жаль людей. Найдите их, сговоритесь с Манцевым, надо привлечь лучших из РКП, ЦКК. Линия: все лишнее долой, то, что необходимо, оставить, жалование давать приличное за работу, а за безделье гнать вовсе». А 9 июля 1924 г. Дзержинский направил в Политбюро ЦК РКП (б) записку на имя И.В. Сталина, в которой предложил еще сократить численность войск ОГПУ. «Я думаю, — писал он, — кадровый постоянный контингент полевых войск должен быть максимально сокращен — обратить все внимание на технику, на спорт, на физкультуру и пр. и прежде всего обратить все средства для поднятия советского патриотизма у рабочих и крестьян».

И все же Дзержинский резко и весьма аргументировано выступил против намерения НКФина снова урезать смету ОГПУ на 1924/1925 финансовый год. Не позднее октября 1924 г. он писал заместителю наркома финансов СССР Н.П. Брюханову: «Отношением своим от 18 августа с. г. за № 027/ОТ/189 °C Народный комиссариат финансов обратился с предложением о сокращении аппарата органов и количества войск ОГПУ в целях сокращения ассигнований по смете будущего 1924/25 бюджетного года… для достижения возможно благоприятного баланса по госбюджету и обращения максимального количества средств на покрытие хозяйственных и производственных нужд страны. — Признавая всю важность стоящей перед Наркомфином задачи и принимая также все меры к сокращению расходов по линии нашего аппарата, я все же вынужден не согласиться с Наркомфином, ибо предлагаемое сокращение существенным образом должно отразиться в отрицательную сторону на деле выполнения ОГПУ возложенных на него высшими инстанциями задач».

Дзержинский утверждал, что в отличие отданных НКФ, местные органы ОГПУ в своих донесениях отмечают физическую невозможность справляться с возложенными на них задачами, нагрузка в работе доходит до наивысших размеров, чего нет ни в одном советском органе; большинство сотрудников измотаны, они служат, если не с момента образования ЧК, то не менее 4–5 лет, а из-за недостаточной материальной обеспеченности «могут выйти из строя». В сравнении с материальной обеспеченностью работников других ведомств, сотрудники ОГПУ обеспечены на 20–30 % ниже. Исходя из этого, с учетом пожеланий НКФ, председатель ВЧК счел возможным после точного подсчета уложить потребность ОГПУ в 26 тыс. денежных пайков по 50 руб. и включить в смету на 1924/25 год, но отметил, что и снижение фонда зарплаты невозможно — это приведет к нежелательным явлениям. — «Попутно указываю, что по условиям работы ОГПУ не считаю возможным проведение штатов последнего в общем порядке, установленном для остальных ведомств, и нахожу, что постановления комиссий, рассматривающих штаты ОГПУ и определивших количество денежных пайков для такового, достаточно авторитетны и не нуждаются в подтверждении.

Переходя к вопросу о сокращении численности территориальных войск, заявляю, что таковое сокращение произведено быть не может по целому ряду обстоятельств, уже неоднократно докладываемых в законодательных инстанциях. Вопрос о сокращении погранвойск не имеет места. Конвойные же войска из ведомства ОГПУ переданы, и вопрос об их сокращении следует поднять по месту их настоящего подчинения…»

В это же время Дзержинский просил Ягоду составить проект письма в комиссию Политбюро ЦК РКП (б) следующего содержания: «В связи с неслыханным нажимом НКФина сократить смету ОГПУ, я вынужден письменно со всей ответственностью заявить комиссии и П/бюро, что я, как председатель ОГПУ, которому партия доверила этот пост с октября 17 г., ответственности за это сокращение сметы взять на себя не могу и вынужден предостеречь партию, что этот эксперимент может стать началом развала органа охраны Революции и его работ. Я никогда с такими заявлениями в связи с сокращениями не обращался. Я всегда сам производил огромнейший нажим внутри в сторону сокращения, и теперь должен заявить, что дальше нельзя, ибо наши органы перенапряжены работой. Дальнейшее сжатие возможно столь ничтожно, что нам неслыханно трудно произвести такую перегруппировку, чтобы найти средства (столько-то) для увеличения жалования войскам согласно повышения военных тарифов. В самом деле, работа наша по объему по сравнению с прошлым годом не сократилась, она еще более усложнилась, между тем, мы на протяжении истекшего года столь уплотнились и упорядочили свою работу, что сократили свою смету на 20 мил. рб. в год. В 1 квартале 23/24 г. наша смета вместе с ДВО и Закавказскими была 19 849 117 рб., ныне мы просим на квартал 14 750 000 рб., т. е. на 5,1 мил. меньше на один квартал, т. е. на год на 20,4 м. меньше.

Такая смета для нас столь мала, что она потребует от нас величайшего напряжения и экономии. Я не прошу больше, ибо понимаю необходимость величайшей экономии, хотя в этом году повышение военных тарифов потребует от нас новых расходов, около 2 миллионов рублей.

Т. Сокольников требует сокращения сметы нашей (он требует сокращения, начиная со II квартала, на остальные 3 квартала столько-то, т. е. он требует сокращения в годовом масштабе на 12 597 000 рб., т. е. на 21 с лишним %, безусловно, подходит сейчас по вопросу политически, желая ГПУ ослабить и свести на нет, считая [что] этот орган уже свое время отживает. Это выявилось на первом заседании комиссии совершенно определенно.

Между тем, такой уклон чреват колоссальными опасностями. Сдача позиции и отступление по линии ГПУ, когда отношение и рабочих и крестьян к этому органу как в СССР, так и за границей самое дружественное, когда этот орган не потерял живой души и всегда первый сигнализировал партии всякие настроения и опасности и когда этот орган никогда еще не нарушил партийных директив и линии, а всегда был и есть слугой и борцом партии, когда этот орган сплошь коммунистичен и несет свое тяжелое бремя как верные сыны революции и партии, когда дисциплина в нем жива и сильна, когда он работает с полной нагрузкой, сдача это позиции, безусловно, означает дальнейшее отступление пред нэпом обывателей и буржуев всех только и разоружение революции. Я потому решительным образом возражаю против дальнейшего сокращения нашей сметы.

У многих представление, что чекистам хорошо живется. Это неверно. Мы канцелярский и по хозяйству труд ужали до пределов. Огромное большинство наших сотрудников — это оперативники — в большинстве бывшие рабочие высокой квалификации — работают без ограничения времени — в напряжении. А жалование получают самое скромное — в среднем… отдельные примеры….а в других учреждениях, где работают по часам..

Мы заботился о своих, оказываем всяческую поддержку, мы — тесная коммунист, семья — и это — как сознание важности нашей работы, держимся». Дзержинский просил утвердить смету, как она была принята первоначально, т. е. в 54 млн. руб. в год, без конвойной стражи, с 20 млн. годовым сокращением по сравнению со сметой 1 квартала прошлого года. 18 марта 1925 г. он писал Г.Е. Зиновьеву, что «для ОГПУ пришла очень тяжелая пора», видя главную причину этого в недооценке значения органов безопасности Н.И. Бухариным, Г.Я. Сокольниковым, М.И. Калининым и некоторыми работниками НКИД.

В РГАСПИ есть любопытный рисунок. Кто-то из членов правительства на одном из заседаний 30 июня 1925 г. нарисовал портрет председателя ОГПУ на фоне меча и написал: ««Ф. Дзержинский — меч пролетарской революции». Дзержинский рядом дорисовал трех человечков, держащих напильник, и подписал: «А это Бухарин, Калинин и Сокольников, подтачивающие «меч».

Полемика Дзержинского и Сокольникова была отражением борьбы мнений о роли органов безопасности в политической системе общества. Следовало учитывать, что на решение этого вопроса влияло много обстоятельств. Во-первых, шел постоянный поиск оптимального варианта организационной структуры ВЧК-ОГПУ, который бы позволил им действовать наиболее эффективно. Во-вторых, во всем сказывалась нехватка средств. В государстве, которое восстанавливало народное хозяйство, решало важнейшие задачи развития экономики, приходилось заботиться о сбережении государственных средств. Наркомат финансов имел возможность видеть эту проблему более широко, чем руководители других ведомств. Да и сокращение ассигнований шло не только по линии ОГПУ. Поэтому в большинстве случаев предложения НКФ поддерживались и в Политбюро ЦК РКП (б), и в СНК СССР, и в СТО. И сам Дзержинский, понимая, что сокращение отдельных подразделений ГПУ ведет к отрицательным результатам и негативным явлениям, шел на это сознательно, потому что иного выхода не было. Но Дзержинскому лучше, чем кому бы то ни было, виден был тот предел, до которого можно было идти по пути сокращения и который не был заметен Сокольниковым и другими. И в этих случаях он боролся на всех уровнях, вплоть до высших советских и партийных органов. В-третьих, у ряда руководителей в центре и на местах было несколько иное, чем у руководителей ОГПУ, понимание роли органов безопасности, путей их совершенствования. Об этом свидетельствует дискуссия 1924 г. о судьбе ОГПУ и НКВД.

18 апреля 1924 г. Дзержинский предложил Ягоде направить секретное письмо в губотделы ОГПУ о решении Политбюро ЦК РКП (б), чтобы они рассмотрели у себя этот вопрос и прислали свою и местных исполкомов точку зрения с изложением всех «за» и «против» по каждому варианту. «Надо написать, — подчеркнул он, — подробно и вполне объективно без агитации и без тени какого бы то ни было давления в сторону передачи нам милиции и уг. розыска. Вариант: упразднение НКВДел с передачей милиции и розыска полностью местным советам, а оперативным нам подчинением не так уж плох. Надо подумать, что именно по милиции и уг. розыску не может быть централизовано. Не достаточны ли общие законод. нормы, принимаемые ЦИКом, СНКом и СТО? без существования оперативного центра?».

Советские руководители в центре и на местах придерживались двух точек зрения на будущее ОГПУ и НКВД: первой — оставить эти ведомства без изменений, второй — подчинить многие структуры НКВД органам безопасности. Об этом можно судить по переписке руководителей НКВД и местных Советов, которые внесли и другие предложения. Из 52 губисполкомов 10 высказались за оставление этих ведомств самостоятельными с некоторыми структурными изменениями, 5 — за передачу ОГПУ в НКВД, 2 — за ликвидацию ОГПУ, 4 — за объединение милиции с ОГПУ и их подчинение губисполкомам, остальные — за то, чтобы ничего не менять.

Это объясняется прежде всего тем, что в основе своей он был максимально приближен к потребностям мирного времени. Однако ввиду нехватки средств на его содержание, руководство ОГПУ вынуждено было пойти на сокращение объема работы некоторых структур.

Вместе с тем в ряде случаев правительство шло на усиление некоторых структур ОГПУ по ходатайствам Дзержинского. 24 апреля 1925 г., сославшись на просьбу Чичерина о необходимости усиления пограничной охраны на Дальнем Востоке, в Средней. Азии и Закавказье, он поручил Ягоде возбудить перед ЦК «срочно совместно с НКИДел формальное ходатайство об увеличении наших войск до необходимых пределов и об отпуске средств на улучшение техники вооружения в погранполосе и на развитие агентурной работы по охране границы».

При подготовке к рассмотрению проекта контрольных цифр бюджета на 1925/1926 г. НКФ снова запланировал сокращение ассигнований ОГПУ. 3 июля 1925 г. Дзержинский поручил Ягоде «подготовить наше предложение. По-моему, бюджет наш в 25/26 г. должен быть больше, чем в 24/25 г..

Следовательно, всестороннее обсуждение вопроса о месте и роли органов ГПУ в политической системе способствовало более четкому пониманию их функциональных обязанностей, отношений с другими ведомствами, путей совершенствования организационной структуры ОГПУ. В последующем проводимые сокращения уже в меньшей степени касались аппарата чекистского ведомства, чем сокращения 1922–1924 гг. Это объясняется, прежде всего тем, что в основе своей он был максимально приближен к потребностям мирного времени. Однако ввиду нехватки средств на его содержание, руководство ОГПУ вынуждено было пойти на сокращение объема работы некоторых структур, в частности, политического контроля. С 9 декабря 1925 г. он был упразднен в уездах и округах и оставлен лишь в губернских и областных центрах, а также в тех окружных центрах, которые по своим масштабам были равны губернским. Для ведения профсоюзной работы в ОГПУ вместо профсоюзов были созданы культурно-бытовые комиссии, которые в своей работе руководствовались «Положением о членстве сотрудников ОГПУ и об органах союза в учреждениях ОГПУ», принятом ВЦСПС и ОГПУ 11 октября 1924 г..

В связи со складывавшимся международным положением и изменениями во внутренней политике ВКП (б) и Советского правительства, новыми правами и обязанности органов ОГПУ произошло дальнейшее уточнение структуры ОГПУ. К концу 1925 г. его центральный аппарат состоял из Председателя, Коллегии, Секретариата и трех управлений: Экономического, Административноорганизационного, Секретно-оперативного; пятнадцати отделов: Иностранного, Пограничной охраны и Главной инспекции войск ОГПУ, Специального, Финансового, Хозяйственного, Связи, Секретного, Контрразведывательного, Особого, Информации и Политконтроля, Транспортного, Восточного, Оперативного, Центральной регистратуры и тюремного, а также специального отделения, особоуполномоченного, санитарной части, комиссии по распределению и контролю секретных сумм, Центрального шифровального бюро. С ноября 1926 г. Отдел пограничной охраны и Главная Инспекция войск ОГПУ стала именоваться «Главным управлением погранохраны и войск ОГПУ».

Повышенное внимание к госаппарату в середине 1920-х гг. объяснялось стремлением большевистской партии создать органы власти в центре и на местах, соответствовавшие ее требованиям, но оно во многом не увенчалось успехом. «Надо прямо признать, — писал Ф.Э. Дзержинский, — что в этой борьбе до сих пор мы биты. Активнее и победоноснее другая сторона. Неудержимое раздутие штатов, возникновение все новых и новых аппаратов, существующая бюрократизация всякого рода дела — горы бумаг и сотни тысяч писак, захватывание больших зданий и помещений, автомобильная эпидемия, миллионы излишеств. Это легальное кормление и пожирание гос (ударственного) имущества этой саранчей. В придачу к этому неслыханное и бесстыдное взяточничество, хищения, нерадение». Поэтому «разрешение вопроса госаппарата, — по мнению Председателя ОГПУ, — есть вопрос существования рабочекрестьянской России».

Эти недостатки, хотя и в меньшей мере были присущи и аппарату ОГПУ.

Наряду с совершенствованием организационной структуры административных органов управления, не меньшее внимание Ф.Э. Дзержинским было уделено и общественно-политическим структурам. Речь идет в большей мере об аппарате партии большевиков в органах ВЧК-ОГПУ.

Идея руководителей компартии о четком разделении функциональных обязанностей между советским административным государственным аппаратом и политическим (партийным) не была проведена в жизнь. Более того, постепенно начали стираться различия между органами коммунистической партии и государства. И вся высшая власть в стране сосредоточилась в Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б). Она стала абсолютной и через широкую сеть различных элементов общепартийной структуры охватила все стороны жизни и деятельности коллективов сотрудников ВЧК-ОГПУ. Ни одно важное решение, касавшееся органов безопасности, во всех государственных структурах не принималось без участия партийных органов. Следовательно, общественно-политическая структура в лице аппарата коммунистической партии, от первичной партийной организации до ЦК, была важнейшим элементом чекистского ведомства, позволявшей ей предметно руководить всеми сторонами деятельности органов ВЧК-ОГПУ.

При этом много внимания уделялось тесной работе двух структур: административной и партийной. Это было необходимо, потому что не всегда чекисты и коммунисты-руководители доверяли друг другу, а сотрудники ВЧК-ОГПУ принимали решения без учета мнения парткомов.

Одним из существенных факторов влияния партии коммунистов на все стороны жизни и деятельности органов безопасности была работа их руководителей в составе парткомов в центре и на местах. Так, Дзержинский являлся членом ЦК РКП (б), Оргбюро, а с июня 1924 г. — кандидатом в члены Политбюро ЦК партии. Руководители ВЧК-ОГПУ: Ф.Э. Дзержинский, И.К. Ксенофонтов, В.Р. Менжинский, И.С. Уншлихт, М.А. Трилиссер и другие избирались делегатами партийных съездов, конференций, принимали участие в заседаниях всех руководящих партийных органов: Политбюро, Оргбюро, Секретариата и отделов ЦК РКП (б) при обсуждении самых актуальных вопросов, связанных не только с работой чекистских органов. Полномочные представители и руководители губЧК (отделов ГПУ-ОГПУ) являлись членами областных бюро, бюро губкомов и других партийных комитетов, делегатами губернских и областных конференций и др.

В борьбе с восстаниями, мятежами и бандитизмом чекистам серьезную помощь оказали части особого назначения (ЧОН). Они действовали с весны 1919 г. Эта «партийная гвардия» была созданной по решению ЦК РКП (б) при губернских и уездных партийных комитетах «для оказания помощи органам советской власти по борьбе с контрреволюцией». В 1921 г. ее кадровый состав насчитывал около 40 тыс. человек. Всего же в ряды чоновцев было вовлечено 363 045 человек.

ЧОН в дополнение к структурам ВЧК-ОГПУ имели осведомительный аппарат и разведывательные отряды, состоявшие в основном из молодежи, а в некоторых селах т. н. разведывательные базы. Разведчики собирали сведения о политических настроениях населения, его отношении к власти, о численности, вооружении и дислокации контрреволюционных элементов. «Положение об организации секретно-осведомительной сети частей особого назначения» было выработано начальником КРО ГПУ А.Х. Артузовым.

В нем указывалось, что секретно-осведомительная сеть ЧОН работает на основе параллелизма с осведомительной сетью ГПУ под руководством органов ГПУ. Личный состав осведомителей назначается из числа коммунистов ЧОН в порядке воинской и партийной дисциплины соответствующими командирами ЧОН».

Информация от агентурно-осведомительной сети ЧОН в ГПУ стала поступать с конца 1922 г. о «всякого рода контрреволюционной деятельности на фабриках, заводах, в учреждениях, селах и деревнях». В приказе № 264 от 20 октября 1922 г. отмечалось, что такая осведомительная работа, «дающая в каждом случае несистематизированный и отрывочный материал при умелом руководстве и направлении его, а также и тщательном изучении результатов данных, представляет значительную ценность».

Наряду с наличием двух постоянных структур аппарата ВЧК-ОГПУ (штатной и общественной) существовал и аппарат, создаваемый на определенный срок путем делегирования ее представителей в состав различных комиссий, инспекций, временных совещаний и др. Эта практика была широко распространена и имела важное значение для работы органов безопасности. Она позволяла лучше знать положение дел в той или иной отрасли народного хозяйства, государственной или политической структуре, работавших там сотрудников и решать многие вопросы в процессе работы, опираясь на знание дела, укрепляло связи органов ВЧК-ОГПУ с другими ведомствами и парткомами РКП (б) — ВКП (б). Так, постановлением СТО от 5 января 1921 г. чекисты вошли в губернские комиссии по улучшению условий жизни войск, 9 февраля 1921 г. решением СТО они были включены в состав временного совещания по Донбассу при СТО, образованному для улучшения снабжения углем рабочих и служащих Донбасса и выработке мер борьбы с хищениями топлива; 20 апреля постановлением СТО — в комиссии по борьбе с незаконным использованием железнодорожного и водного транспорта.

23 февраля 1921 г. Дзержинский был назначен председателя Топливной комиссии в Украине. Он дал распоряжение Карлсону образовать такие же комиссии в составе предгубисполкома, губчека, гублеском, губкомтруд, губвоенком, губпартком и губсовпроф…».

Чекисты часто входили в комиссии, создаваемые ЦК РКП (б) и парткомами. Так, 31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) образовало комиссию в составе Н.И. Бухарина, Г.Я. Сокольникова, Ф.Э. Дзержинского, Д.И. Курского и В.М. Михайлова. Ей было поручено в недельный срок изучить и переработать циркуляр о взаимоотношении судебно-следственных органов с парткомами.

Образование временных структур с участием чекистов вызывалась сложной обстановкой. Так, 28 мая 1919 г. на совместном заседании Коллегии ВЧК, МЧК, НКВД и представителей МК РКП (б) был обсужден вопрос об организации оперативного штаба по объединению борьбы с контрреволюцией. В своем выступлении Дзержинский указал на необходимость создания единого работоспособного, не громоздкого органа, который был бы объединяющим центром всех отделов, боровшихся с контрреволюцией в Москве. Этот орган должен был заняться разработкой и подготовкой планов ликвидации контрреволюционной деятельности. «Необходимость создания такого органа, — подчеркнул председатель ВЧК, — вызывается данным моментом, ввиду исключительного его положения в связи с некоторыми нашими неудачами на фронте, давшими повод контрреволюционерам поднять головы. Попутно с этим необходимо обязать всех коммунистов Москвы в помощи чрезвычайной комиссии в ее борьбе с контрреволюцией. Для этого можно будет снабжать всех партийных товарищей по указанию районных комитетов мандатами на право задержания всех лиц в г. Москве, ведущих контрреволюционную деятельность».

Представитель МК РКП (б) В.М. Загорский указал, что затронутый Ф.Э. Дзержинским вопрос обсуждался в МК «и не может быть разговоров о необходимости создания единого органа». В.Н. Манцев считал необходимым заранее выработать точные инструкции для органа, который предложил создать Дзержинский и указал на необходимость устранения параллелизма в борьбе с контрреволюцией. Дзержинский предложил, чтобы в единый орган, т. е. в штаб, вошли бы М.А. Дейч в качестве постоянного там работника и в качестве представителя ВЧК Я.Х. Петерс. Дейчу указать на необходимость тесного контакта ЧК в провинции с местными милицейскими комиссариатами, и это бы облегчило работу ЧК в том смысле, что ЧК могли бы уделить больше внимания на борьбу с контрреволюцией.

Для координации борьбы с контрреволюцией совещание постановило образовать руководящую коллегию при МЧК во главе с Я.Х. Петерсом и по одному представителю от МЧК, Особого отдела и Транспортного.

29 декабря 1920 г. комиссия ВЧК с участием Дзержинского заслушала вопрос о борьбе с бандитизмом, в том числе и об организации специального аппарата. За подписью Э.М. Склянского, Х.Г. Раковского, Ф.Э. Дзержинского и С.С. Каменева были предложены конкретные меры для ликвидации бандитизма, в том числе и организацию при командующем всеми вооруженными силами на Украине постоянного совещания в составе представителей от Всеукраинского ЦИК, Наркомпрода, Наркомвнудела, начальника всех чрезвычайных комиссий и особых отделов на Украине и начальника политотдела фронта..

В ряде случаев создание дополнительных структур диктовалось необходимостью улучшения работы местных органов безопасности, прежде всего для получения оперативной информации. В 1921 г. Коллегия ВЧК предложила организовать при всех ЧК бюро связи с рабочими заводов и фабрик. Все предприятия должны были иметь своих представителей в бюро, которые ежедневно сообщают о состоянии дел в каждом коллективе, а ЧК принимает меры устранению замеченных недостатков. И еще одну цель преследовали члены Коллегии ВЧК: «Все рабочие, зная о постоянном контроле, подтянутся», к тому же — «эта работа не будет стоить ЧК никаких расходов, а результаты будут колоссальны, т. к. мы приобретем массу осведомителей и будем чекизировать рабочих, превращая их в бойцов за свое собственное дело».

Дзержинский стремится работе придать организующее начало. 18 марта 1921 г. он писал члену Коллегии ВЧК С.А. Мессингу: «Для того, чтобы привлечь рабочих к работе в ЧК и чтобы нам содействовать рабочим, считаю, было бы очень полезным образовать при правлениях профсоюзов чекистские группы — скажем тройки (двух от них при нашем согласии и одного от нас). Задачи этих троек: борьба с злоупотреблениями, замечаемыми профсоюзом. Наш кандидат должен быть высокой квалификации, тактичный и не действующий необдуманно. Ваше мнение? Может быть, произвести опыт в одном союзе?…».

Вопросу, поднятому Дзержинским, было придано настолько важное значение, что он был обсужден на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 8 декабря 1921 г. Но это обсуждение приобрело несколько иной характер и свелось к разработке мер по «изъятию» меньшевиков и эсеров из профсоюзов, кооперативов и хозяйственных органов, учреждений Наркомата труда.

По итогам обсуждения на заседании Политбюро 8 декабря 1921 г. была создана комиссия, которая 23 января 1922 г. приняла специальное постановление. В нем говорилось о том, что в областных и губернских органах ВЧК создаются особые бюро содействия ВЧК и ее местным органам. Они состояли из трех человек, исключительно коммунистов-руководителей с партийным стажем не менее двух лет. Бюро должно изучать политическую благонадежность служащих, осуществлять расстановку кадров, взять на учет эсеров и меньшевиков, оказывать содействие органам ЧК в получении необходимых справок, содействовать в поступлении на службу секретным сотрудникам, вести наблюдение «за подозрительными эсерствующими и меньшевиствующими элементами, предоставлять в Секретный отдел ВЧК систематически информацию…»

ВЦСПС, НКТруда и Центросоюзу, центральным хозяйственным органам (по списку ВЧК). ВЧК было поручено разработать в недельный срок совместную инструкцию по проведению этого постановления в жизнь.

22 марта 1922 г. ЦК РКП (б) направил телеграмму в адрес секретарей губкомов о создании Бюро содействия органам ГПУ: «… Предлагается Вам в срочном порядке сконструировать Бюро содействия в составе 3-х членов, коммунистов с партстажем не менее 2-х лет, список назначенных товарищей представить во II отдел СОЧ ПГО ГПУ лично тов. Антонову. В Бюро содействия могут войти только ответственные руководители учреждений (зав., члены коллегии, ответственный секретарь комячейки). Сконструировать БС надлежит с таким расчетом, чтобы оно через своих отдельных членов охватывало все учреждение в целом или его важнейшие отделы. Канцелярии или аппарата БС не имеет, работу свою ведет в условиях чрезвычайной конспиративности…».

Широкая сеть особых бюро была раскинута по всей стране. Число осведомителей за это время значительно возросло. Так, в уездах Омской губернии на 1 января 1921 г. оно составило от 73 до 108 человек, а на 1 января 1922 г. — от 79 до 340, а в самом же Омске соответственно от 186 до 508.

Особые бюро содействия существовали во всех городах. Например, в небольшом сибирском городке Енисейске их было 18 с 34 членами, а к августу число достигло 25 с 56 членами. На 1 января 1923 г. бригады содействия имелись при губкоммунхозе, ГСНХ, губпо, губревтрибунале, губисполкоме, губтруде, губздраве, горсоюзе, губсоюзе, хлебопродукте, собесе, РКИ, милиции и др. Но бюро содействия не оправдали себя. Они были дополнением к имевшемуся чекистскому аппарату, но тот работал на профессиональной основе (информационные тройки). БС по существу было лишним, надуманным звеном и «приказало долго жить». В отчете Енисейского ГО ГПУ уже в начале 1923 г. отмечалось, что «члены БС, взявшиеся за дело в начале с рвением, сейчас несколько охладели, некоторые отказываются выполнять задания, мотивируя перегруженностью своей работой…».

Создание различных общественных структур в интересах органов безопасности характерное явление тех лет. На это было несколько причин. Во-первых, постоянная нехватка средств заставляла искать возможности более активного привлечения к активной работе ту часть населения, которая была нацелена на оказание помощи чекистам; во-вторых, это проистекало и из важнейшего принципа организации и деятельности органов ВЧК-ОГПУ — связь с массами. Процесс все большей закрытости ведомства безопасности начал претворяться в жизнь лишь со второй половины 1920-х гг.

Следовательно, под руководством Дзержинского в органах и войсках ВЧК-ОГПУ была проведена унификация структуры. Реформирование и дальнейшее совершенствование органов безопасности, как составной части государственного аппарата, одной из важнейших силовых структур, было проведено с учетом менявшейся исторической обстановки, международного и внутреннего положения страны и для решения задач, поставленных перед ними высшими органами власти и управления, политического руководства страны.

Совершенствование методов работы органов ВЧК-ОГПУ. Наряду с совершенствованием аппарата органов и войск безопасности Дзержинский много внимания уделял специальным формам и методам борьбы с учетом конкретной исторической обстановки и политической линии руководства страны. В ответном слове на приветствие делегатов IV Всероссийской конференции ЧК 6 февраля 1920 г. по случаю награждения его орденом Красного Знамени Дзержинский говорил: «в тот период, когда нужно было прибегать к оружию, красному террору, эта энергия не должна ослабевать и теперь, когда этого оружия нет. Эта энергия должна превратиться в работу мысли, ума, изворотливости, чтобы иными методами и средствами, не нарушая других государственных органов, что мы делали раньше, когда это было необходимо, по возможности не мешая другим, извлекать врагов. Раньше, когда нам некогда было разбираться в деталях, мы били в определенную точку и, таким образом, не раз расстраивали те органы, которые были призваны для воссоздание экономической жизни».

Дзержинский говорил и о том, что чекисты в годы Гражданской войны в разных регионах применяли различные методы и тактику. 23 апреля 1918 г. на заседании ВЧК он отметил разницу в тактике борьбы с контрреволюцией в Москве и Петрограде: «в то время, как комиссия Урицкого едва ли не намеренно допускала совершаться преступлениям, после чего уже проявляла активность своих действий, ВЧК ставила всегда, как ставит и теперь, своей целью предупреждение преступления, что, разумеется, в смысле внешнего эффекта производит меньше впечатления, по существу же дает несравненно большие результаты».

Председатель Президиума ВЦИК РСФСР М.И. Калинин, выступая на ΙΥ Всероссийском съезде деятелей советской юстиции, утверждал, что в первые месяцы после революции решающим фактором права была вооруженная сила. А Дзержинский уже 3 февраля 1920 г. на открытии 4-й конференции губернских ЧК заявил: «Оружие террора нам не нужно, мы должны вместо этого оружия террора, вместо арестов и обысков, которые не давали возможности скопляться нашим врагам, чтобы ударить нам в тыл, теперь, когда эта опасность миновала, теперь, когда эта опасность в ближайшем будущем не предвидится, мы должны перестроить Секретнооперативный отдел; нам необходимо изыскать такие методы, при помощи которых нам не нужно было бы производить массовых обысков, не пользоваться террором, однако все время вести наблюдение и пресекать корни козней и злонамерений врагов».

С переходом к новой экономической политике Дзержинский нацелил чекистов на решение служебных задач новыми методами: «…Вопрос вооруженной борьбы, окончившейся в нашу пользу, сменился сейчас периодом борьбы на экономическом фронте, на поле достижений по производительности труда, по одолению сил природы».' [584] В подписанном им 8 января 1921 г. приказе о подчеркивалось, что с окончанием острого периода Гражданской войны «старыми методами, массовыми арестами и репрессиями, вполне понятными в боевой обстановке, при изменившемся положении Чека будет только лить воду на контрреволюционную мельницу, увеличивая массу недовольных». Выступая на торжественном собрании 17 декабря 1922 г., посвященном 5-ой годовщине ГПУ, он говорил: «Методы изменились. Сейчас вы обязаны идти по тому пути, который Советская власть и партия начертали — по пути революционной законности, придерживаясь декретов, строго следя за их выполнением, согласуя свои действия с прокурорским надзором».

Но при различных подходах Дзержинский настаивал на централизации ведомства безопасности. 27 июня 1920 г. он писал Менжинскому: «Тов. Лацис приходил к шпионажу, исходя из гражданской контрреволюции. Вы приходили к «Национальному центру», исходя из шпионажа. И у Лациса тенденция: Особый отдел сделать частью Секретно-оперативного отдела, а у Вас есть тенденция стать самостоятельным органом по борьбе с контрреволюцией, организованной вообще. Эти тенденции надо перебороть. Организационно надо их изжить, сделав ответственных лиц в отделах ответственными за всю ВЧК, т. е. надо будет просить ЦК ввести в Коллегию ВЧК Вас, Зимина…надо поднять ТО ВЧК на должную высоту. Не жалеть ему людей ответственных и материальных средств. Может быть, этот отдел сейчас даже важнее, чем Особый отдел…». При применении методов борьбы Дзержинский указывал и на необходимость учета специфики региона. Он сослался на письмо группы партийных и советских работников Казахстана от 14 октября 1920 г. в ЦК РКП (б). В нем, как в фокусе, были сконцентрированы имевшие место ненормальности в деятельности чекистских органов национальных окраин: «Приезжающие сюда товарищи сплошь и рядом принимаются за работу с готовыми мерками и приемами, в большинстве совершено ложно осведомленные о положении, и поэтому их большое рвение всегда принимает опасные и нежелательные формы возбуждения скрытого недовольства масс властью». Далее отмечалось, что эти чекисты не всегда учитывают своеобразие развития революции в Казахстане: «Те методы, которыми мы боремся с буржуазией, как организованным классовым врагом, здесь применены целиком быть не могут». Их копирование приводило к тому, что «отдаляло местное население от органов ЧК, вело к неправильным отношениям с местной властью». В конце письма была высказана просьба, чтобы ЦК РКП(б) прислал вдумчивого и опытного работника, который бы сумел правильно понять свои задачи и «сделал бы губчека органом, действительно являющимся маяком революции».

Применение различных методов борьбы во многом зависело от поведения политических противников.

«После Гражданской войны, — говорил Дзержинский, — наши внутренние враги — бывшее офицерство, буржуазия и чиновничество царское — разбиты, распылены. Теперь этой массы, сплоченной контрреволюционной, нет, мы их распылили, разбросали; часть из них убежала по ту сторону фронта, часть из них уничтожена и часть, потеряв всякую надежду на скорую победу, покорилась экономической нужде и пошла навстречу Советской власти, поэтому «для чрезвычайных комиссий заканчивается период разрастания. Фронт неимоверно для них сократился и «нет нужды расправляться с массовыми сплочениями, с группами; теперь система борьбы и у наших врагов изменилась, теперь они стараются пролезть и наши советские учреждения, чтобы, находясь в наших рядах, саботировать работу, чтобы дождаться того момента, когда внешние наши враги сломят нас, и тогда, овладев органами и аппаратами власти, использовать их против нас…Эта борьба, если хотите, уже единичная, эта борьба более тонкая, и тут надо разыскивать, тут нельзя в одно место бить. Мы знаем, что почти во всех наших учреждениях имеются наши враги, но мы не можем разбить наши учреждения, мы должны найти нити и поймать их. И в этом смысле метод борьбы должен быть сейчас совершенно иной».

Дзержинский постоянно подчеркивал необходимость улучшения методов работы органов ВЧК-ОГПУ, поэтому под его руководством активизировались поиски в области права, наметилась тенденция к сокращению и смягчению насильственных мер. Именно тенденция. И установка председателя ВЧК на смягчение карательных мер скорее была пожеланием, потому что в кратчайший срок отказаться от методов Гражданской войны было практически невозможно. Уж очень велик был соблазн силовыми методами решить политические задачи. Отсюда были и нарушения законности, да и сама политика правительства и руководства ВЧК-ОГПУ не была последовательной. Все это вело к нежелательным результатам.

Советские органы безопасности противостояли спецслужбам противника, применяя в своей практической деятельности специальные формы и методы, которые были в арсенале средств других государств. Речь шла, прежде всего, о широком применении агентуры, то есть тех лиц, которые конспиративно (тайно), добровольно или вынуждено, на постоянной или временной основе выполняли поручения спецслужб, не являясь их кадровыми сотрудниками.

В первые месяцы после создания ВЧК руководители этого ведомства были против использования агентуры в борьбе с политическими противниками, считая это неэтичным для революционера, считая это провокацией. Но есть объективные законы борьбы спецслужб, и они диктуют необходимость ее широкого применения. И уже 17 февраля 1918 г. ВЧК под председательством Дзержинского, обсудив вопрос «О секретных сотрудниках», признала, что «можно пользоваться услугами, но с условием, чтобы это было вне Комиссии».

Постоянно, и в годы Гражданской войны и после нее Дзержинский учил самому внимательному отношению и тщательной подготовке тех лиц, которые соглашались на сотрудничество с органами безопасности в специфической сфере деятельности. Об этом свидетельствуют многие документы. Приведем лишь два из них. 1918 и 1926 г. В сентябре-декабре 1918 г. Дзержинский направил телеграмму председателю Курской губЧК И.И. Каминскому следующего содержания: «(Лично. Совершенно секретно): «Откомандируйте распоряжение ВЧК одного или двух самых опытных, вполне политически грамотных и расторопных, с инициативой разведчиков для весьма ответственной государственной и партийной работы. Снабдите его лучшим паспортом на чужое имя, деньгами на дорогу и проездным билетом до Москвы. Командируемый не должен иметь каких-либо удостоверений от Чрезвычайной Комиссии кроме двух фотогр. карточек среднего размера, на обороте которых должна быть краткая анкета: 1) имя, отчество и фамилия (настоящая), 2) подпись командируемого, 3) краткие сведения о его партийном стаже и о работе в Комиссии. Все эти сведения должны быть заверены Вами и печатью комиссии. Эти фотограф, карточки командируемый должен спрятать на себе возможно лучше и отнюдь никому не показывать. Равным образом запретите командируемому обнаруживать кому бы то ни было свою принадлежность как к комиссии, так и к партии. Он должен иметь вид беспартийного обывателя или рабочего, или крестьянина. Выехать он должен возможно конспиративнее, чтобы никто не знал, куда он отправился, когда отправился или даже вообще отправился ли он. Должен употребить все усилия, чтобы никто не заметил и не проследил за ним. По приезде в Москву командир., отнюдь не заходя в какую-либо чрезвыч. комиссию или ВЧК, должен немедленно явиться на Кузнецкий Мост, д. № 6, в Совдеп Городского района, зайти в административный отдел, спросить заведующего тов. Веселовского и ему лишь сказать пароль: «О реквизиции вещей Гольдфе». Он на это ответит «Хорошо, зайдемте ко мне в кабинет, разберем дело». Тов. Веселовский укажет дальнейший адрес. <К товарищу, который будет руководить работой. Этому товарищу командируемый должен передать свои фотографические карточки после того, как он покажет собственноручную записку тов. Дзержинского. Командируемый не имеет права заходить к своим знакомым или родным в Москве или по дороге и должен их всячески избегать») (Слова, взятые в угловые скобки, вычеркнуты Ф.Э. Дзержинским — Авт.)

16 марта 1926 г. Дзержинский после ознакомления с делом И.И. Лукичева писал Г.Г. Ягоде, выразив крайнее неудовольствие с постановкой вербовки и работы в ЭКУ ОГПУ, отступление от его требований. Он отметил, что был незаконным вызов Лукичева для вербовки, к тому же она была нецелесообразной, потому что Лукичев подозревался во взятке или «чудовищной халатности, т. е. он должен был быть привлечен в качестве обвиняемого, а не осведомителя». «Такие осведомители не только бесполезны, но и вредны. Это ясно. Они могли бы быть полезны лишь после того, как их вина [была] бы полностью выявлена и доказана. Тогда только мы могли бы, если бы это нужно было по каким-либо очень важным причинам, завербовать такого и то не в качестве постоянного секретного сотрудника, а для разработки данного дела или круга дел, связанных с данным лицом или местом его службы; метод «подписок» в ЭКУ должен быть вовсе упразднен, исключения могут допускаться лишь с моего согласия; дело вербовки и вообще секретных сотрудников в ЭКУ должно быть срочно упорядочено. Прошу Вас представить мне, как это дело поставлено у нас, а также разработать конкретные предложения». Дзержинский просил сообщить: «Список всех секретных сотрудников ЭКУ — кто каждый [из] них член ли партии, было ли за ним дело. Когда, кем завербован и к[ому] подчинен. Дали «подписку» (Текст подписки). Сколько получает и как оплачивается? Какие секретные расходы ЭКУ, на что и какая смета? Кто контролирует вербовку и самих секретных сотрудников?».

Хорошо известно, что ведомству безопасности свойственна специфика, не позволяющая ему работать в сфере гласности, хотя и в самые трудные они были заинтересованы, если не во всесторонней поддержке населения, то хотя бы в лояльном отношении.

По его рекомендации Дзержинского применялись самые разнообразные формы связи с населением. Так, 30 марта 1921 г. Дзержинский направил распоряжение губЧК и особым отделам бросить все силы в деревню, вербуя в «крестьянской массе агентов, связывая чрезвычайных уполномоченных с политбюро, каковые посылаются непосредственно губчека только степени развития агентуры, куда бросить лучших, самых опытных товарищей можно предотвратить развитие бандитизма….местностям, где скрываются главари бандитов, сделать все возможное установить их местопребывание, не останавливаясь перед наградами, ни денежными, ни материальными…».

В борьбе со шпионажем, антисоветски настроенными гражданами и преступниками Дзержинский придавал большое значение учету (регистрации), который позволял держать в поле зрения тех граждан, которые участвовали в вооруженной борьбе с властью и могли снова взяться за оружие. Уже 21 марта 1918 г. на заседании ВЧК Дзержинский предложил регистрировать арестованных. Было решено, что «дежурные оперативного штаба должны вести регистрацию арестованных». Первым декретом, обязывавшим чекистов заниматься регистрационной работой не только отдельных лиц, но и различных обществ и союзов было решение СНК РСФСР от 24 октября 1919 г.

Негласному учету подлежали десятки тысяч граждан, совершивших уголовные и хозяйственные преступления и потенциальных противников советской власти. На учете губЧК, а затем губотделов ГПУ находились не только конкретные лица, но и предприятия и хозяйственные учреждения. Об объеме их работы можно судить по данным Курской и Омской губЧК. В Курске на учете в 1921 г. состояло 606 человек, совершивших в прошлом уголовные и хозяйственные преступления; в Омске взято на учет 226 кооперативов, 27 трудовых артелей, 6 фабрик, 2 типографии, 11 заводов и других предприятий с количеством рабочих и служащих 10 117 человек.

Категории лиц, находившихся на учете в органах безопасности, постоянно пополнялись новыми. После Гражданской войны решением Оргбюро ЦК РКП (б) в апреле 1921 г. были взяты на учет все руководящие сотрудники советских и хозяйственных учреждений, «дабы бороться с проникающим жульем».

6 апреля 1921 г. Ф.Э. Дзержинский сообщил С.Г. Уралову о том, что Оргбюро ЦК РКП (б) приняло предложение ВЧК о создании регистрационной службы и просил его в трехдневный срок разработать проект декрета для внесения в СНК от имени ВЧК. «Полагаю, — отмечал он, — что мы должны вести личные дела всех служащих, начиная от завед(ующих) отделами, всяких уполномоченных и т. д.

Необходимо также обязать все судебные органы присылать нам копии своих постановлений и приказов по делам о советских служащих».

Через два дня Председатель ВЧК получил от Уралова докладную записку об организации учета и регистрации ответственных служащих советских, кооперативных и общественных учреждений, организации и предприятий в органах ВЧК. Тот писал: «Армия ответственных сотрудников РСФСР насчитывает, вероятно, не одну сотню тысяч человек. Вопрос о действенных мерах борьбы с теми преступными ее элементами, которые занимаются хищениями, взяточничеством, спекуляцией и т. д., в силу, с одной стороны, подчиненности этих элементов, с другой — огромности территории, на которой они действуют, также слабости нашей связи между отдельными пунктами и целый ряд других условий создают в разрешении этого вопроса огромные трудности».

В связи с этим Уралов предложил не загружать ВЧК и местные ЧК многочисленной и излишней технической работой, которая потребовала бы увеличения штата сотрудников, центр тяжести этой работе перенести на периферию, в учреждения, организации и предприятия и в местные органы ВЧК, установить двойной контроль, с одной стороны, самих учреждений, а с другой стороны, ВЧК и ее местных органов; во всех учреждениях РСФСР ввести «систему личных дел».

В проекте декрета было указано, что все предприятия и организации сведения о сотрудниках направляют в ЧК. ЧК заводят карточный алфавит и систематизируют эти данные и особую картотеку на ответственных служащих. Кадровые сотрудники предприятий и учреждений от одного до двух раз в месяц передают новые данные «об изменениях, о проступках и новых назначениях». Все это контролируется ЧК путем отметок на карточках. Имея эти данные, ЧК проверяет всех взятых на учет ответственных служащих своей регистратурой по особой инструкции «со следующих сторон: а) прежней судимости по данным регистратуры ЧК, НКЮ и Революционного архива, б) по регистратуре ЧК по отделу разыскиваемых, в) данных самой основной анкеты ответственного сотрудника. Каждые три месяца или полгода органы ЧК на основании особых списков выявляют лиц, «пробравшихся на ответственные посты» по следующим группам: группа «А» — лица, лишенные навсегда права работать в советских учреждениях, группа «Б» — лиц, лишенные навсегда права занимать ответственные должности, группа «В» — лица, лишенные права занимать ответственные должности в течение 5-10 лет, группа «Г» — лица, лишенные права занимать ответственные должности в течение 1–5 лет». Центральная картотека ВЧК систематизирует и объединяет полученные списки, печатает их книжками и рассылает во все ЧК, которые по ним в дальнейшем ведут контроль ответственных служащих…».

В проекте Уралова четко прослеживается идея о недопущении на советскую службы не только «жулья», но и лиц по политическим мотивам. Основные идеи предложения были приняты, и в ВЧК, в составе центрального аппарата и территориальных органов была создана регистрационная служба, которой принадлежала важная роль в осуществлении эффективного контроля за государственным аппаратом всех советских учреждений и предприятий.

Несколько ранее, 24 марта 1921 г. Ф.Э. Дзержинский писал С.И. Филлеру о необходимости выполнения постановления ЦК

РКП (б) о регистрации всех коммунистов, совершивших преступление или подвергавшихся аресту. — «Займитесь этим по линии ВЧК (всех ее органов). Необходимо у нас не только централизовать эти сведения, но и изучать и делать выводы и вносить в ЦК предложения. Подумайте об этом, выработаете проект для внесения в ЦК на утверждение. Кронш[тадтские] события показали, какая измена гнездится у нас же в партии. Это дело серьезное, и надо над этим подумать и принять меры».

Помимо общей постановки регистрации Дзержинский отдавал распоряжения о постановки на учет других лиц. 29 сентября 1921 г. Дзержинский предложил всем губчека, ТЧК, губернским отделам труда в связи с сокращением рабочих и служащих, взять на учет всех сокращаемых, потому что «этот озлобленный элемент ведет агитацию среди работников транспорта, а иногда прибегает прямо к методам «разрушения транспорта». 27 мая 1922 г. Дзержинский поручил Трилиссеру вести регистрацию эмигрировавшей промышленной-финансовой-торговой буржуазии. — «Материалы эти имеют крайне важное значение для руководителей всей нашей хозяйственной] жизни. Необходимо снестись с Куйбышевым (РКИ) для выработки порядка ознакомления с ними руководителей ведомств и Правительства. Использование этих материалов исключительно только ГПУ недостаточно. О принятом Вами доложите. О записке этой доложите Менжинскому и Уншлихту».

Об объеме регистрации местных органов ГПУ можно судить по типичному для того времени распоряжению начальника Саратовского губернского отдела ГПУ Панкова от 10 ноября 1922 г., согласно которому в семидневный срок должны были явиться в отдел ГПУ для регистрации все владельцы кооперативных и частных и руководители государственных типографий, литографий, книжно-печатных, фотопечатных издательств, книжные киоскеры, директора театров, клубов, музеев, цирков, выставок, кинолабораторий.

Одним из эффективных методов работы органов безопасности Ф.Э. Дзержинский считал политическую фильтрацию которая велась в целях выявление шпионов, организаторов бандитских и контрреволюционных выступлений, членов монархических организаций и революционно-демократических партий. Политфильтрация осуществлялась путем опроса, наблюдения и осмотра багажа; при ее ведении учитывались сведения, полученные от советских заграничных организаций и агентуры.

16 декабря 1921 г. приказом ВЧК № 425 фильтрационные комиссии по бывшим белым офицерам и военным чиновникам были упразднены. Дела на них переданы в особые отделы, а там, где их не было — в особые отделы губЧК. . Офицеры и военные чиновники, в отношении которых следствие установило их незначительную роль в белых армиях, как не принимавшие активного участия в борьбе с советской властью, и насильно мобилизованные, не занимавшие ответственных должностей, не являвшиеся руководителями отдельных частей и отрядов, «пребывание коих на свободе не может принести вреда и ущерба Рабоче-Крестьянскому правительству, подлежат освобождению», но не снимаются с оперативного учета, а явно себя скомпрометированные перед Советской властью, подлежат заключению сроком не свыше двух лет».

Особому контролю подлежали лица, подозреваемые в причастности к иностранному шпионажу, служащие секретных частей советских учреждений, практически все лица, которые могли быть источником информации для шпионов.

Большой объем задач решал политический контроль. Отдел политконтроля (ПК) при СОУ ГПУ был учрежден в целях сохранения военной, политической и экономической тайн республики, принятия предупредительных мер по пресечению преступной деятельности служащих государственных, кооперативных, а также частных учреждений, которые по своим планам издавали и распространяли произведения «печатного и устного слова».

Работа ПК усугублялся недостатками, которые в основном сводились к трудностям в подборе кадров, частой смене руководителей, нарушениями правил конспирации и слабым техническим оснащением подразделений. Тем не менее органы политконтроля стали основным орудием политического и идеологического контроля компартии за населением. В «Инструкции по работе секретной части органов политконтроля ОГПУ» (1924 г.), в п.1, говорилось, что «право контроля органов ПК ОГПУ распространяется на всю печатную, телеграфную и радиотелеграфную корреспонденцию, как внутреннюю, так и международную, за исключением официальной корреспонденции ЦИК, СНК, наркоматов, Коминтерна, ЦК РКП, местных организаций РКП, органов ГПУ и официальной переписки дипломатического характера советских и иностранных представительств».

С начала 1920-х гг. Ф.Э.Дзержинский стал все больше уделять внимания профилактике преступлений, но эта работа еще не носила системного характера. Он подчеркивал, что нельзя увлекаться судами. Многие совершившие проступки, могут быть полезны власти, и нередко возникшие дела вовсе не требовали предания суду: «…дело в том, что суд — палка о двух концах… В результате суда хозяйство еще более расстроится… Многих следует и можно исправить, не доводя дело до суда. Таким образом, многих полезных людей можно сохранить и приобрести для советской власти». А если дело дошло до суда, то «не втихомолку надо вести дело… для того, чтобы убить систему, безответственность и беспечность руководителей».

Таким образом, структура ВЧК-ОГПУ представляла собой уникальное явлением в истории спецслужб. Она объединила в себе часть внешней разведки, контрразведку, военную контрразведку, обеспечение безопасности транспорта и связи, защиту экономики, политический розыск, охрану высшего руководства, пограничные и специальные войска, службу дешифровки и радиоперехвата и др. Ее сильной чертой была жесткая централизация и комплексный характер, позволявший в условиях нехватки ассигнований осуществлять маневр силами и средствами и эффективно решать служебные задачи. Наличие помимо штатной структуры общественно-политической в лице партийных организаций и парткомов правящей партии и различных временных комиссионных образований объединяло аппарат ведомства безопасности в единую монолитную организацию, спаянную жесткой дисциплиной.

В соответствии с новой обстановкой происходит перестройка работы органов безопасности. Теперь уже много усилий чекистов направляется на упреждающую работу, которая бы не давала возможности различным антиправительственным организациям внутри страны и спецслужбам из-за рубежа создать воинские и иные вооруженные формирования для борьбы с советской властью. Из основных оперативных мероприятий следует особо выделить: развитие осведомительной сети, совершенствование оперативного учета (регистрации), политическую фильтрацию, продолжающееся разоружение населения.

 

Глава 7. Подбор и расстановка чекистских кадров. Материальное положение чекистов

Взгляды Ф.Э. Дзержинского на работу с кадрами имели решающее значение для ВЧК-ОГПУ. Он был глубоко убежден в правоте своего дела, считал, что политика компартии проводится в интересах пролетариата и трудового крестьянства, то есть абсолютного большинства населения. Стремясь к созданию справедливого общества и к мировой революции, он был беспощаден к противникам. И в аппарат органов безопасности подбирал себе подобных.

Решение этой задачи было облегчено тем, что в годы Первой мировой и Гражданской войн начал складываться новый тип людей, умеющих переносить тяготы военного времени и трудности мирной жизни, подчинявшегося силе и способного на насилие. Этот тип людей, преимущественно из рабочих и крестьян, писал Н.А. Бердяев, «прошел через дисциплину военную и партийную». Большинство чекистов в процессе своей деятельности овладевали методами борьбы с противниками советской власти. Сам характер службы — не на жизнь, а на смерть — выработал у них решительность, твердость, жесткость, порой перераставшую в жестокость, непримиримость, «красно-белое» видение мира. Их политическая культура выступала своеобразным гарантом незыблемости политических завоеваний революции. Многие из них были людьми, посвятившими свою жизнь борьбе за идею. Они могли заявить о себе так, как писал В.Г. Кривицкий («Вальтер»): «В 1917 году мне исполнилось 18 лет, и большевистская революция казалась мне абсолютно единственным путем покончить с нищетой, неравенством и несправедливостью. Я с открытой душой вступил в партию большевиков. За марксистско-ленинское учение я взялся как за оружие в борьбе со злом, против которого восставало все мое существо».

Дзержинский рассматривал кадровую политику как важнейшее условие выполнения любого намеченного мероприятия: «Все внимание должно быть обращено на подбор людей», постоянно подчеркивая важность подбора сотрудников, умение «подбирать людей в живой жизни для дела». Он усматривал прямую связь между подбором сотрудников и авторитетом государственного учреждения: «Только тогда, когда мы сами осознаем необходимость подбора работников, честного отношения к тому делу, которое вручено, — только тогда будем иметь то великое орудие, которое называется доверием правительства, доверием партии, доверием всей страны для всего учреждения в целом и для отдельных его отрядов в частности». А в этом доверии Дзержинский видел силу чекистских органов: «Это доверие пришлось завоевывать долгой, упорной, самоотверженной, полной жертв борьбой, в результате которой ВЧК стала грозной защитницей рабоче-крестьянской власти».

Требования к чекистским кадрам были определены решениями высших органов власти и управления, высказаны в выступлениях и статьях, приказах и циркулярах Дзержинского. В них подчеркивалась необходимость исходить из исторической обстановки, учета выполняемых задач и перспектив использования сотрудников, обращалось внимание на то, что для работы в органах и службы в войсках нужны люди, преданные делу Коммунистической партии и социалистической идее, способные бороться с врагами советской власти. Поэтому на первое место при подборе кадров ставилась идейная убежденность. «Каждый чекист, — писал Дзержинский, — должен быть человеком, имеющим перед собой великую цель», «борцом в самом малом деле… Иначе ничего не выйдет».

На необходимость подбора преданных коммунистов постоянно указывали решения парткомов РКП (б) — ВКП (б) и документы, регламентировавшие прохождение службы в органах ВЧК-ОГПУ. Но таких людей не хватало, и Дзержинский сформулировал один из главных критериев подбора кадров в органы ВЧК-ОГПУ в 1920-х гг.: «Если приходиться выбирать между, безусловно, нашим человеком, но не совсем способным, и не совсем нашим, но очень способным, — у нас, в ЧК, необходимо оставить первого…. вся суть по-моему, в подборе людей, безусловно, честных всех и, где нужно, умных». Значит, главное, чтобы приходившие в ЧК были, прежде всего «нашими», идейно убежденными, потому что только это качество рождает «твердость духа», развивает такие черты характера, как настойчивость, упорство в достижении цели, мужество, помогает преодолевать любые трудности, как бы сложны они ни были. Для чекистской работы не годятся люди, проявляющие малейшие колебания. 25 мая 1924 г. председатель ОГПУ писал Г.Г.Ягоде: «Ленингр. ком. желает назначить начальником] Новогородского ГПУ т. Миллера председателем Совнархоза. Т. Мессинг против. Мне сегодня передали, что т. Миллер по вопросам внутрипартийной дискуссии колеблется. Если это верно, то при всей его деловитости и преданности делу у нас держать его не стоит». Значит, в ВЧК-ОГПУ нужны были не всякие коммунисты, а только те, которые безоговорочно поддерживали политику руководства.

Наряду с одухотворенностью «великой идеей создания рабочекрестьянского государства» Ф. Э. Дзержинский большое значение придавал таким положительным качествам сотрудников, как честность и скромность: «Должна быть ставка на честного и опрятного в работе». «Здесь нужны уже не государственные мужи и не литераторы, а скромные муравьи-практики». Как видим, делалась ставка на сотрудника скромных интеллектуальных и духовных запросов, хорошего исполнителя, усвоившего простую схему объяснения современного мира, проникшегося идеей построения нового общества и готового бороться за нее.

Важное значение при подборе кадров Дзержинский придавал социальному, прежде всего «пролетарскому» происхождении, как панацеи от всяких отрицательных сторон в работе чекистов. Так думали в ВЧК-ОГПУ, но нельзя не согласиться с А.Н. Потресовым, который писал, что «пролетарское происхождение меньше всего гарантирует в его обладателе наличность пролетарского духа, что оно легко сочетается с духом совсем не пролетарским и даже антипролетарским, ибо, как полагается всякому марксисту, — не сознание определяет бытие, а бытие-сознание, и сколько-нибудь длительное пребывание на посту коммуниста «с положением» способно решительно вытравить и последние остатки пролетарского самосознания».

Официальная ставка на лиц пролетарского происхождения отнюдь не означала невозможность работы в органах ВЧК-ОГПУ представителям других социальны слоев. Так, одним из первых советских разведчиков был сотрудник военной разведки царской России Алексей Николаевич Луцкой. В годы Гражданской войны он вскрыл заговор начальника КВЖД генерала Хорвата, добыл через агентуру ценные сведения о продвижении к Харбину японских войск, возглавлял в Иркутске разведывательную работу против японцев и банд атамана Семенова. Видным представителем плеяды первых чекистов был Сергей Васильевич Пузицкий, подпоручик царской армии, закончивший Александровское военное училище и юридический факультет Московского университета.

Следует иметь в виду, что в подборе кадров встречались большие трудности. Постоянные реорганизации органов безопасности, откомандирование многих чекистов на работу в партийные, советские и хозяйственные органы обусловили необходимость притока новых сил. Важность пополнения вызывалась и другими причинами: естественной убылью, личного состава: боевыми потерями, заболеваниями, как следствие большого напряжения в работе, отсутствия отпусков и выходных дней в течение нескольких лет. При проведении обследования состояния здоровья чекистов самыми распространенными болезнями сотрудников были: неврастения, туберкулез легких, малокровие, расстройство сердечной деятельности, переутомление и др.

Трудиться чекистам приходилось в очень сложных условиях. Сама по себе чекистская работа требовала колоссального напряжения сил и отказа от личного времени, труда без выходных дней и отпусков. Хорошо эту обстановку передал М. Я. Лацис: «Они делали возложенное на них партией и советской властью дело, работая без требований. Они не знали праздничного отдыха. Все эти годы для них были сплошным рабочим днем». В информации партийных и советских органов постоянно подчеркивалось, что чекисты работают неограниченное число часов в сутки, кроме того, несут оперативную службу, не считаясь со временем.

Да и Ф.Э. Дзержинский писал И.И. Ксенофонтову: «Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная государственная, вызывающая сильное недовольство отдельных лиц и саботажных учреждений. Вместе тем, работа, полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод»

Через приказы всех лет красной нитью проходит требование усиления интенсивности работы сотрудников. Так, 29 апреля 1918 г. председатель ВЧК писал в Президиум ВЦИК: «В настоящее время в силу внешних и внутренних условий перед нами ставит перспектива колоссального увеличения работы как в количественном отношении, так и в смысле интенсивности ее… От полноты, интенсивности и своевременности мероприятий, принимаемых ВЧК, зависит, быть может, самое бытие Советской республики.

Работники комиссии, уже перегруженные работой, в течение нескольких месяцев оторваны ввиду своей занятости от какого бы то ни было общения со своей партией, Советами и массами. Связь же эта необходима и для успешности работ Комиссии и для привлечения самих масс к этой работе, без чего труды ВЧК не могут быть плодотворными». 14 марта 1919 г. Ф.Э. Дзержинский подписал приказ: «В последнее время замечается сильное понижение деятельности чрезвычайных комиссий. На местах многие ответственные работники ЧК вследствие реорганизации и до некоторой степени похода против существования ЧК забыли стоящие перед ними задачи и свели ЧК на нет. Между тем положение страны таково, что только при напряжении и усилении деятельности всех абсолютно советских органов мы выйдем из тяжелого положения…»

И в последующие годы в центре и на местах издавались приказы: «Нас ждут тяжелые времена», «каждый чекист должен забыть об отдыхе, работать, не покладая рук».

22 августа 1924 г. до чекистов было доведено постановление ЦИК и СНК СССР «О нераспространении законов о труде на сотрудников ОГПУ и его местных органов». И это в те годы, когда возрастали льготы для государственных служащих и рабочее время для них сокращалось. Например, с 1 мая по 30 сентября 1925 г. занятия в государственных учреждениях на всей территории СССР были установлены с 9 до 15 часов.

8 марта 1925 г. Ф.Э. Дзержинский с горечью писал Г.Е. Зиновьеву: «…Для ОГПУ пришла очень тяжелая полоса. Работники смертельно устали, некоторые до истерии. А в верхушках партии известная часть начинает сомневаться в необходимости ОГПУ. (Бухарин, Сокольников, Калинин, весь НКИД)».

В октябре 1924 г. Ф.Э.Дзержинский проанализировал работу сотрудников наружного наблюдения и пришел к таким выводам: «Физическая тяжесть работы Работа разведчиков производится только на улице, под открытым небом, идет ли дождь, слякоть, снег, под 30° мороз — разведчик никоим образом не может ни на одну минуту оставить свой пост или слежку. Работа его в этих тяжелейших условиях продолжается минимум 8 час. в сутки, но чаще всего она продолжается 10–12 час. и больше, и нередки случаи, когда смена не пришла и работа его продолжается до 20 час. в сутки.

Процент выбытия из строя. Естественно, что при таких неимоверно тяжелых условиях работы не всякий человек долго выдержит такую работу. Самые крепкие люди быстро изнашиваются, теряют, к этой работе способность, а многие превращаются в инвалидов (не считая немалое количество убитых, раненых во время исполнения своих обязанностей). В Опероде, например, за 11 месяцев текущего года всего пребывало 617 разведчиков, но из них выбыло из строя (больные туберкулезом, нервным расстройством и др. тяжелыми заболеваниями) 161 чел., т. е. 30 %. Эти цифры говорят сами за себя и не нуждаются ни в каких комментариях.

Сколько разведчик получает за свой труд За свой воистину каторжный труд разведчик получает: в провинции — 50 руб. в месяц, а в Центре — 70–75 руб. Чаще всего это семейные люди, которым еле хватает на скудное пропитание, и, конечно, нечего им думать об одежде для членов семьи. Но их обстоятельства усугубляются еще тем, что разведчик, находясь целый день или ночь на непрерывной работе и не имея возможности сбегать домой поесть, вынужден кое-что купить на улице, закусить и, следовательно, урывал значительную часть своего бюджета.

Социальное страхование. Разведчик, находясь на нелегальном положении, во всех отношениях невыгодно для себя отличается от рядовых советских служащих. Кроме тяжелых условий его работы, он, во-первых, был морально подавлен тем, что не может принимать участия в общественной и партийной работе, а, во-вторых, при сильной заболеваемости и выбывании из строя не имеет возможности лечиться, поехать в санаторий или на курорт, и часто приходилось товарища, ставшего инвалидом на боевой работе, уволить на милость социального обеспечения, ибо отпускаемые 8-10 % на социальное страхование, конечно, мизерны при таком большом проценте заболеваемости.

Многие чекисты не выдерживали такого большого напряжения, предпочитая работе в ОГПУ даже крайнюю меру — уход из жизни. По данным ПП ОГПУ Юго-Востока России, с 1 января 1923 по сентябрь 1925 гг. число сотрудников, покончивших жизнь самоубийством, было больше, чем погибших в борьбе с бандитизмом.

Ф.Э.Дзержинским были разработаны документы, регламентирующие прием, похождение службы и увольнение сотрудников. Он стремился «подтянуть наши органы до уровня чисто партийных».

Правила прохождения службы вырабатывались годами и получали закрепление в нормативных документах. Так. 20 марта 1918 г. на заседании ВЧК при обсуждении вопроса о «милитаризация комиссии» Дзержинского отметил, что «в то время, как во всех учреждениях замечается развал, нашей организации необходимо сохранить всю свою твердость и сплоченность; всякий вступающий в нее должен отречься от своей воли и подчиняться лишь долгу. Безусловное беспрекословное исполнение всех приказов».

Наиболее полное эти правила были сформулированы к концу Гражданской войны. 15 декабря 1920 г. председатель ВЧК поручил Г.Г.Ягоде урегулировать вопрос приема и увольнения сотрудников, указав, что «без согласия завед. отделами или управлен. никоим образом ни увольнять, ни навязывать им. Необходимо это точно определить, чтобы не было трений. Кроме того, необходимо урегулировать взаимоотношения между Адм, — орг. управл. и отделами (Самсоновым, Благонравовым, Артузовым). Проект положений по этим двум вопросам представьте мне».

Инструкция о порядке приема и увольнения сотрудников ВЧК была утверждена Дзержинским 19 декабря 1920 г. Основные ее положения сводились к следующему: прием на службу, увольнение, перемещения, командировки, предоставления отпусков сотрудникам ВЧК отдаются приказами по Управлению делами; новые сотрудники принимаются начальниками отделов и утверждается председателем ВЧК или управляющим делами; при несогласия на утверждение управляющего делами сотрудника вопрос переносится на решение Президиума; для приема соискателю необходимо подать рапорт о своем желании поступить на службу в ВЧК и приложить:

1) Документы с места последней службы.

2) Документы, удостоверяющие отношение к воинской повинности.

3) Партийные документы,

4) Рекомендации.

5) Заполненный анкетный лист из отделения личного состава Управления делами .

После Гражданской войны были внесены уточнения в правила приема на работу в органы и на службу в войска ВЧК. В инструкции ВЧК от 21 мая 1921 г. указывалось, что для зачисления в чекистские органы необходимо подать заявление о приеме, заполнить анкеты, представить документы с последнего места работы с указанием причин увольнения или перевода, предъявить справку о состоянии здоровья и рекомендации двух членов партии, проработавших не менее одного года в ВЧК. Приему в органы безопасности не подлежали служащие Департамента полиции, жандармерии и других правоохранительных органов царского и Временного правительства.

Одним из важнейших условий успешной работы органов ВЧК Дзержинский считал их комплектовании в первую очередь кадрами из коммунистов. В выступлении на открытии 4-й конференции губернских ЧК 3 февраля 1920 г. он говорил: «Наша ЧК является самым лучшим, самым острым и самым действительным орудием и самым действительным оружием рабочей диктатуры. Нигде, ни в одном учреждении нет такого процента рабочих-коммунистов, как у нас. По тем сведениям, которые у нас имеются, процент коммунистов среди сотрудников вообще в ЧК доходит до 50, а ответственные работники почти целиком состоят из коммунистов».

Дзержинский сам давал рекомендации и поручительство для приема в ВЧК и в компартию тем из сотрудников, которых хорошо знал. Например, 22 февраля 1918 г. он рекомендовал для работы в ВЧК Бродского, как заслуживающий «полного доверия», а 24 марта 1919 г. — в партию Герсона Вениамина Леонардовича, так как знал «по совместной работе в ВЧК с конца 1919 года на должности секретаря Ос. От. ВЧК и проявившего себя как работника очень хорошего…».

Историкам хорошо известно имя Е. Ф. Муравьева. Как-то в одной из бесед с Евдокимом Федоровичем автор спросил его о том, встречался ли он с Дзержинским после тамбовской операции. Он ответил утвердительно и сказал еще, что в 1924 г. просил Феликса Эдмундовича о рекомендации ему для вступления в партию, но ответа не получил. Мне же было хорошо известна точка зрения Дзержинского. Она изложена в короткой записке от 19 июля 1924 г., содержание которой почему-то не дошло до адресата:

«Т(ов) Е. Муравьеву.

Ваше желание вступить в партию я целиком поддерживаю и приветствую и уверен, что Ваша преданность делу рабочего класса и коммунизма, проявленная Вами в работе на Тамбовском фронте, настолько очевидна, что ряд наших работников даст Вам необходимую рекомендацию, за которой прошу обратиться к т. Ягоде.

Мне лично давать Вам формальную рекомендацию по формальным соображениям неудобно…»

Однако до января 1925 г. вопрос о приеме в партию Е.Ф. Муравьева не был решен, и 3 января Дзержинский запросил Г.Г. Ягоду:

«Генрих Григорьевич!

В чем дело? Почему Муравьеву мы не содействуем вступить в партию?

Он тысячу раз это заслужил. Разве у Вас или Дерибаса есть что против него, насколько серьезного.

Прошу Вас ускорить это дело».

Через два дня Г.Г.Ягода ответил Ф. Э. Дзержинскому, что ЦК РКП (б) просил от Е. Ф. Муравьева, как выходца из другой партии, пять рекомендаций. Он же в течение 7 месяцев этого не сделал. Помимо этого Воронежский губком выступил против приема в партию Муравьева, который после подавления антоновского восстания «значительно разложился», став склочником и шкурником.

Для работы в ВЧК Дзержинский принимал коммунистов по рекомендации своих соратников. Так, 27 января 1918 г. стал чекистом по предложению Я.М. Свердлова «наш партийный товарищ Беленький», 18 февраля — депутат Екатеринодарского совета Манцев.

Дзержинский часто получал письма с просьбой о приеме на работу в ВЧК-ОГПУ. Но если он не был знаком с заявителем, то просил навести о нем справки. Так, 23 апреля 1921 г. просил А.Х. Артузова прислать ему характеристику на бывшего начальника Особого отдела IV армии Батурлова. В ответе А. X. Артузова 25 апреля 1921 г. сообщалось, что Батурлова он знает по работе в Особом отделе. Был осведомителем в военном учреждении, но с этим не справился, ушел на Южный фронт, где выдвинулся и был назначен членом РВС экспедиционного корпуса. В польскую войну был начальником особого отдела 4-й армии, но зарекомендовал себя отрицательно. Жена его эстонка, из буржуазной семьи. «На меня, — писал Артузов, — он производит впечатление нечистоплотностью в денежных отношениях и авантюриста, производит впечатление случайного у нас человека».

24 декабря 1922 г. Дзержинский сделал запрос В.Л. _Герсону: «У нас года 1,5–2 т. назад был следователем Вершилесов. Сейчас он обратился ко мне за рекомендацией для службы в НКПС. Последнее время работал в Киев. губ. ЧК. У меня в памяти осталось какое-то воспоминание, что он от нас скрылся и подозревался, кажется, во взяточничестве. Не помню, у кого он работал. Наведите справки. Между прочим, спросите у Беленького, у его комиссаров, у Лациса, Ротенберга, Манцева и других и результат срочно сообщите мне».

Для работы среди иностранцев Ф.Э. Дзержинский привлекал коммунистов, владевших иностранными языками. Поэтому в ВЧК-ОГПУ немало трудилось иностранцев, разделявших коммунистические идеи. Одним из них был Деляфар. Француз по национальности, аристократ по происхождению, юрист по образованию, идейный анархист по партийной принадлежности, поэт по призванию, он пришел в ВЧК с твердым убеждением в необходимости уничтожить контрреволюционные элементы ради скорейшей победы мировой революции. В годы Гражданской войны был выслежен французской контрразведкой в Одессе и расстрелян в море, на барже. Умер со словами «Да здравствует мировая революция!».

23 июня 1919 г. Дзержинский писал И.Т. Смилге: «Я не знал, что Вы проектируете перевести т. Ст. Бродянского на другой фронт. Было ли это целесообразно? Для связи с поляками и с польской работой в тылу у противника я думаю необходимо иметь польского товарища в Реввоенсовете армии на польском фронте. Я хотел бы внести этот вопрос в ЦК, и пока просил бы Вас оставить т. Бродянского на прежнем посту. Напишите мне о своих соображениях.

Характеризуя положение в Украине, в письме В.И. Ленину 26 июня 1920 г. председатель ВЧК отмечал: «Украина станет скоро честной, советский. И будут достигнуты успехи в борьбе с контрреволюцией, если из центра будут направлять украинцев-чекистов». Но не всякий сотрудника, владевший иностранными языками, мог работать за рубежом. 7 января 1921 г. Дзержинский выступил против назначения Сонье председателем Смешанной комиссии в Варшаве, потому что «во — 1) председателем должен быть более русский, чем Сонье, во- 2) Сонье в дружбе со многими из белой Польши, в — 3) он сын Патека, в — 4) не отказывается от вина, и отец сумеет его угостить.

В нашей печати часто можно столкнуться с мнением, что ВЧК, а затем ГПУ, ОГПУ вообще, мол, «еврейское» дело. Но до середины 1920-х гг. на самых ответственных постах в этих учреждениях (председателя ВЧК-ОГПУ и его заместителей) евреев не было, главную роль в «органах» играли тогда поляки и прибалты (Дзержинский, Петерс, Менжинский, Уншлихт и др.). Только в 1924 г. еврей Г.Г. Ягода становится 2-м заместителем председателя ОГПУ, а в 1926 г. возвышается до 1-го заместителя, а 2-м заместителем назначается тогда еврей М.А. Трилессер. Однако отметим, что все же количество лиц еврейской национальности на других руководящих постах было достаточно велико. Любопытное и не бесспорное суждение высказал А.М. Горький в 1922 г.: «Я верю, что назначение евреев на опаснейшие и ответственные посты часто можно объяснить провокацией, так как в ЧК удалось пролезть многим черносотенцам, то эти реакционные должностные лица постарались, чтобы евреи были назначены на опаснейшие и неприятнейшие посты»..

При подборе и расстановке чекистских кадров Ф.Э. Дзержинский уделял особое внимание соответствию соискателя должности специфике работы. Для выполнения важнейших чекистских функций сотрудники, по мнению Дзержинского, обязаны обладать определенными знаниями и навыками. Он постоянно интересовался расстановкой кадров в ВЧК — ОГПУ: «Где он работал? Кто по профессии, как давно у нас и в партии? Кто по национальности?». Феликс Эдмундович предъявлял высокие требования к подбору кадров на любой участок работы, большой или малый, считая, что буквально от каждого сотрудника зависит успех общего дела. Так, лица, назначаемые на должности, связанные с управлением, должны иметь высокую квалификацию «в смысле ориентации».

Нередко он принимал непосредственное участие в подборе почтальонов, машинисток, фельдъегерей, секретарей и других работников низшего звена чекистского аппарата.

По мнению Дзержинского, для успешной работы на Кавказе необходимо было заменить И.П. Бакаева и направить туда С,А. Кудеяра, М.Г. Калужского и Н.И.Демиденко, а также «больше дельных следователей», которые хорошо знали специфику этого региона. Чтобы активизировать работу ТО необходимо было не только улучшить материальное положение сотрудников, укрепить дисциплину, подобрать абсолютно честных и преданны революционеров» начальников и агентов, но и знающих военное дело, железнодорожные правила, помня при этом, что задача восстановления транспорта сейчас должна преобладать над политическими задачами».

В марте 1921 г. Дзержинский рекомендовал К.М. Карлсону Мануильского, как «ценного работника и по борьбе с бандитизмом, и по поднятию производительности [труда] шахтеров». 29 марта 1926 г. он предложил сотрудника ИНО ОГПУ Михельса Г.А. Русанову как хорошего журналиста.

30 июля 1924 г. Дзержинский писал З.Б. Кацельсону о К.П. Журавлеве: «Т. Томский рассказал мне о некоем бухгалтере Константине Петровичей) Журавлеве, как о выдающемся бухгалтере, знающем все фокусы и проделки в этой области и могущим очень успешно разоблачать всякие махинации. Томский познакомился с ним на каторге, куда тот был осужден за подделку векселя. Этот Журавлев отличается тем, что, увидевши раз чью-либо подпись, умеет «блестяще» ее воспроизвести с точностью. Сейчас он такими делами не занимается, и т. Томский думает, что он был бы у нас незаменимым в области проверок бухгалтерий трестов. Я думаю такого стоило бы иметь у Вас в Экон. упре как спеца и при ревизиях использовать, давать Самсонову для использования. Как вы думаете?»

Дзержинский хотел привлечь к работе в ВЧК из Главугля начальника снабжения Донбасса Подвица, по профессии химика, которого хорошо знал Уншлихт, как «очень честного, преданного и инициативного» сотрудника, который в годы Гражданской войны служил в 16 армии, знал 7 иностранных языков. Из Главугля ответили, что Подвиц «единственный человек, который вошел в курс дела и которому Пятаков все доверяет». 13 августа 1921 г. Дзержинский писал: «Ввиду такого заявления, нельзя снимать его с Донбасса, положение снабжения которого катастрофическое».

Важное значение Дзержинский придавал подобру технического персонала: «Кто у нас будет получать всю почту и направлять ее? И как у нас с записью входящих и исходящих и вообще с движением бумаг, с дачей справок и уведомлением об исполнении?». На этой должности, по мнению председателя ОГПУ, важен не просто механический работник, а думающий человек, который не только обязан регистрировать поступающую корреспонденцию, но должен уметь подбирать необходимые справочные материалы, и другие документы, «чтобы не надо было двадцати лицам читать бумаги и собирать дополнительные данные». А вот как подошел Феликс Эдмундович, к подбору секретаря ГПУ по вопросам зарплаты, Этот сотрудник, говорил он, обязан знать процесс производства, способен разбираться в цифрах, отчетах и, статистике, уметь разоблачать очковтирателей, проявлять, инициативу, работать по заданиям самостоятельно, составлять «доклады без фразеологии» и, наконец, «могущий усвоить мою линию, работать по-чекистски, то есть с любовью к делу».

Особое внимание Дзержинский уделяя подбору агентуры. Ведь хорошо известно, что любая спецслужба, в том числе и советская, не могла и не может обойтись без хорошо поставленной агентуры. И все рассуждения о безнравственности не имеют под собой серьезного обоснования. И видный советский разведчик Леонид Шебаршин писал: «Для меня совершенно очевидно, что правоохранительные органы и госбезопасность не могут работать без агентуры. Иная точка зрения представляется либо заблуждением, либо попыткой ввести в заблуждение общественность».

Не всякий рядовой гражданин мог состоять на негласной работе, а только тот, который мог приобрести навыки быстро с первого взгляда запоминать наблюдаемого не только по лицу, но и по характерным чертам и привычкам, по наружным приметам и одежде. В осведомители вербовались самые надежные люди. Задача каждого осведомителя заключалась в том, чтобы сообщить самые подробные сведения о состоянии той части или учреждения, в котором он служит. Осведомитель должен быть «как можно более развитым человеком, уметь определить, где главные сведения, где второстепенные, отличать ложные слухи и всякого рода сплетни от действительности». К тому же, отмечал Дзержинский, «разведчик во время работы находится в полнейшем напряжении всего своего организма, и особенно нервной системы: никоим образом не быть замеченным объектом и в то же время не упустить его из виду, замечать и изучать все его особенности, манеры, выражение лица и прочее…».

В работе с чекистскими кадрами явно прослеживается тенденция при сокращении численности чекистских подразделений переносить центр тяжести на работу с агентурой. Как отмечалось в одной их инструкций, осведомительная служба считается вспомогательным средством в работе секретно-оперативных частей, «являясь секретными щупальцами органов ЧК, посредством коих мы должны видеть и все знать, что скрыто в обыденной жизни или скрывается от карательных органов советской власти». Информационная сеть должны быть раскинута в квартирах, улицах и домах города, в отдельных кружках и группах, на ряде предприятий и учреждений, на железных дорогах и водном транспорте, в военных учреждениях и войсковых частях, в общественных и увеселительных местах, в учебных заведениях, в селах и деревнях.

Самым наилучшим способом привлечения сотрудников для целей разведки и контрразведки, как это признано всеми теоретиками и подтверждено практикой, является убеждение. Но уж очень велик был соблазн у руководящих работников ВЧК-ОГПУ решать стоявшие проблемы не умением, а числом.

Труднее всего было вербовать убежденных сторонников других политических партий. Например, эсеры и анархисты при вербовке в 99 % случаев говорили: «Я в тюрьмах сидел не один раз, сидел в дореволюционное время, сидел и при вас, слава богу. И еще сяду».

В подборе агентуры Дзержинский рекомендовал использовать опыт Регистрационного (Разведывательного) управления РККА. 7 января 1921 г. он писал В.Р. Менжинскому: «Думаю, что для того, чтобы Иностр. наш отдел воспользовался практикой Региструпа (в смысле руководства агентами, системы заданий, классификации сведений и т. д.) и чтобы ближе связаться с Региструпом (это дает возможность узнать и их недостатки) стоит пригласить 2–3 товарищей из Региструпа в наш Иностр. отдел.

Опасаюсь, что иначе отдел долго будет идти ощупью»..

В конце июня 1920 г. Ф.Э.Дзержинский писал И.К. Ксенофонтову о важности усиленного внимания политической обработке польских военнопленных — «это дело мирового значения. Необходимо: во-первых, кроме отделения рабочих и крестьян от дворян, интеллигенции и офицерства поставить внутреннюю разведку в самих лагерях: во-вторых, в самом лагере вести коммунистическую пропаганду и оказать им свою заботу о них для того, чтобы пленные, вернувшись в Польшу были нашими; в-третьих, дать возможность спропагандированным сбежать из лагеря и вернуться в Польшу и, в-четвертых найти среди них агентов для разоблачения шпионажа польского. Необходимо под видом сбежавшего из плена посылать наших агентов ксендзам и др. подозрительным полякам».

В процессе вербовки очень часто нарушались элементарные права граждан. Таких примеров было немало. Дзержинский же считал вербовку агентуры делом крайне важным и «глубоко политическим», о чем свидетельствует дело инженера Гинзбурга.

20 мая 1925 г. председатель ОГПУ ознакомившись с его заявлением, писал Г.И. Благонравову о нарушении порядка вербовки секретных сотрудников и, прежде всего принципа добровольности: «…Очевидно, это правда. Я уже дал инструкцию, что подобные действия не только недопустимы, но и преступны. Прошу Вас лично произвести расследование, отстранив обвиняемых Шмерлинга, Витебского и Кропотова от исполнения своих обязанностей до результатов расследования и доклада мне. Поручаю Вам одновременно ознакомиться с постановкой дела вербовки секр. сотрудников и проконтролировать, как были завербованы все секр. сотрудники в Эконупре. Это дело столь важное, что я предпочитаю не иметь вовсе в ОГПУ секретных сотрудников, чем иметь их в таком порядке…. прошу мое распоряжение строго выполнить. Прошу Вас предупредить всех, что Гинзбурга от всякого возможного мщения я беру под свою защиту»..

16 марта 1926 г. Председатель ОГПУ писал Г.Г. Ягоде: «Дело вербовки и вообще секретных сотрудников в ЭКУ должно быть срочно упорядочено. Прошу Вас представить мне, как это дело поставлено у нас, а также разработать конкретные предложения».

В некоторых случаях Дзержинский лично занимался подбором агентуры. Так, 23 марта 1918 г. на заседании ВЧК был рассмотрен вопрос о Похопине, который по предложению Дзержинского был утвержден негласным сотрудником по собиранию сведений среди польских легионеров. 9 апреля 1918 г. на заседании ВЧК была заслушана информация Дзержинского об осведомителе А.Ф. Филиппове, юристе, бывшем издателе ряда газет и журналов. В декабре 1917 г. он сообщил А. В. Луначарскому об угрозе покушения на В. И. Ленина, в связи с чем был принят Ф. Дзержинским. После добровольно давал различную информацию в ВЧК. Действовал под псевдонимом «Арский». Филиппов предложил комиссии «свои услуги в том же деле». Было предложено «Принять под ответственность тов. Дзержинского».

Костяк агентуры составили не отбросы общества, за спасенные жизни и продовольственные пайки решившие стать секретными сотрудниками, — как нередко пишут «доброжелатели» органов безопасности, — а люди, прошедшие большую школу жизни, не очень-то верившие в мировую революцию, но как русские патриоты, видевшие в большевиках людей, которые боролись за сохранение мощного государства — наследника Российской империи. Но среди секретных сотрудников было немало случайных людей.

Дзержинский лично интересовался состоянием работы с агентурой. «Как дело у Вас с осведомителями? — запросил он З.Б. Кацнельсона 12 августа 1922 г. — Почему не дается мне списков на утверждение? До утверждения не разрешаю издержать ни одной копейки из секретных сумм. Эти осведомители — это наша гибель.

Наверное, нет ни одного стоящего? Ожидаю доклада и списка осведомителей с их характеристикой. Сколько в Экономическом управлении расходовалось секретных средств?». Он взял под личный контроль отправку агентуры за рубеж. 12 декабря 1920 г. Дзержинский приказал Ягоде подготовить «секретный приказ за моею подписью о том, что ни один отдел ВЧК не имеет права самостоятельно отправлять агентов или уполномоченных, или осведомителей за границу без моего на то согласия. Дальше, составьте проект приказа об Ин. От. Ос. от. ВЧК (с ликвидацией Ин. отд. Ос. от. ВЧК) и начальнике его и о том, что все агенты за границу от ВЧК (кроме Региструпа) могут посылаться только этим отделом».

Перед 20 декабря 1920 г. Дзержинский предложил Менжинскому под его руководством созвать совещание из представителей Региструпа и ИНО ВЧК для решения вопроса о едином начальнике всех агентов как ВЧК и Региструпа, а также наметить кандидатов на пост начальников в Эстонии, Латвии, Литве, Финляндии и других районах. При этом начальник всех агентов должен быть подчинен через ИНО ВЧК непосредственно председателю ВЧК.

В подборе чекистских кадров особое внимание было уделено руководящему звену. В его составе должны были быть люди, не только более подготовленные и понимавшие сущность политики партии, но и умевшие воплотить ее в реальные дела, обладавшие организаторскими способностями и навыками работы в коллективе и с коллективом. При этом идейно-политические качества имели решающее значение, а безоговорочная поддержка политики партии обязательна. 3 декабря 1918 г. комиссия Совета Обороны, обсудив вопрос о работе ВЧК, решила: «Членами коллегий губернских и железнодорожных чрезвычайных комиссий могут быть только коммунисты при условии, что во главе должны стоять коммунисты не менее чем с двухлетним стажем.

14 декабря 1918 г. Дзержинский, Фомин и Ксенофонтов подписали приказ всем губЧК: согласно декрету ВЦИК от 2 ноября 1918 г. по положению ВЦИК о ВЧК и местных ЧК, принятое 28 октября и опубликованное 2 ноября 1918 г. председатели ЧК утверждаются ВЧК, а согласно постановление комиссии Совета Рабочей и Крестьянской Обороны, созданной для рассмотрения вопроса о деятельности транспортных органов ВЧК от 3 декабря 1918 г. «все ответственные работники ЧК должны быть коммунистами»; на этом основании ВЧК предлагает Вам в семидневный срок со дня получения данного отношения прислать в Иногородний отдел следующую заполненную ведомость об ответственных работниках в губчека, т. е. о членах комиссии…».

Следует иметь ввиду, что повышенные требования Дзержинским предъявлялись к председателям губЧК (начальникам губотделов ГПУ).

В одном из приказов председатель ВЧК писал:

«4. Председатели ЧК, отвечая перед ВЧК и Советской властью за работу своих учреждений, а также и члены коллегии ЧК обязаны знать все декреты и ими в своей работе руководствоваться. Это необходимо для того, чтобы избежать ошибок и самим не превратиться в преступников против советской власти, интересы коей мы призваны блюсти. Сборники декретов всем ЧК Президиум ВЧК разослал, а где таковых нет, немедленно сообщить в Президиум для высылки, а также хранить все номера «Известий Советов», где все декреты публикуются.

Президиум ВЧК последний раз предупреждает председателя ЧК и членов коллегий, что неисполнение имя декретов, постановлений Советской власти и приказов ВЧК, а также всякое отступление от точного исполнения будут караться беспощадно.

Копии этих приказов должны быть расклеены в ЧК в каждом отделе, у каждого ответственного работника, у председателя ЧК и заведующего секретным отделом — на столе, и, кроме того, президиуму губисполкома и губкому должны быть посланы копии». При подборе руководящих кадров важнейшее значение Дзержинского придавал их профессионализму, компетентности. Много претензий он предъявлял к сотрудникам ЭКУ — «С Эк. упр. в его настоящем составе надо покончить. Лучше раньше его целиком раскассировать. Компрометация — неслыханная. При сем безграмотный ответ Мулявко о госфондах. Если не знал, что такое гос. мат. фонд, мог справиться у меня или у компетентных лиц. В своем ответе обнаружил не только полное невежество, но незнание основ нов. эк. политики, рекомендуя централизацию продукции всех трестов и доказал, что и ни чему не сможет научиться, так как подписывает бумаги о вещах, о которых не может не знать, что ни черта не знает. Надо его убрать с этого поста немедленно. Пятакова мы получим. Т. Сталин мне рекомендует Тамарина, который сейчас член коллегии РКИ и Сибревкома. Он сейчас в Москве. Я не возражаю. Во всяком случае будет в тысячу раз лучше Мулявко и установит контакт и дружественные отношения с РКИ».

О способностях П.С. Мулявко и его сотрудников свидетельствовал его ответ на запрос Дзержинского по одному из дел. И получил ответ «прямо возмутительный». Мулявко из НКВТ получил справку не по существу и переслал ее Дзержинскому. Он же требовал расследования. Но никакого расследования не было произведено, не допрошен автор справки, откуда он взял свои цифры, нигде, ничего не проверили. Председатель ВЧК был категоричен: «Нельзя терпеть. Они берут паек и жалование без пользы. Неряшливость величайшая. Прошу Вас наложить взыскание как на Мулявко, так и на других. Прошу назначить лицо, которое выполнило бы срочно мое задание по прилагаемым бумагам».

9 августа 1921 г. Дзержинский писал А.И. Догадову: «В ВЧК нет человека, который мог бы стать во главе Эконом, упр. Задачи этого управл.: 1) Инструктиров. всех местных органов ЧК о нашей хозяйств. политике и текущих ее конкретных задачах, 2) Содействие всем хозяйств, органам и 3) Руководство и регулирование борьбы со спекуляцией.

Не могли ли бы Вы выдвинуть крупного кандидата на эту должность, связанного с ВЦСПС и хозяств. жизнью Республики. При авторитетном руководителе это Управление могло бы многое сделать. У нас аппарат сильный и в общем дисциплинированный и крепко связанный от центра до мест. Не подошел ли бы для этой роли т. Куйбышев и могли ли бы Вы его уступить?»

Дзержинский стремился укрепить специалистами основные участки работы органов безопасности. Так, после отъезда в командировку одного из специалистов по борьбе с антибольшевистскими партиями Агранова, он считал, что в ГПУ «в этой области большое кустарничество. У нас нет с отъездом Агранова лица, достаточно компетентно, который этим делом занимался бы сейчас. Зарайский слишком мал для руководителя. Это подручный. Мне кажется, что дело не двинется, если его не возьмет на себя сам т Менжинский. Переговорите с ним, дав ему эту мою записку».

В конце 1921 г. сложным было положение в Петрограде и Украине. Дзержинскому удалось убедить ЦК РКП (б) оставить В.Н. Манцева на Украине, а в Петроград направить С.А. Мессинга, хотя в губком Петрограда настаивал на кандидатуре С.С. Лобова, «прекрасного партийца и чекиста».

Какие же доводы выдвинул Дзержинский? «На Лобова ни ЦК, ни мы не могли согласиться, так как он слишком питерец, хотя прекрасный партиец и чекист. (Сейчас он едет в качестве нашего полномочного представителя на Кавказ). Против Мессинга питерцы выдвигали, что МЧК в борьбе с белогвардейщиной мало опыта. ВЧК, мол, этой борьбой руководила. Я убедился, что опасность в Питере несколько преувеличивали и что нет данных для уверенности, что пожары произошли от поджогов. И что там нужно больше всего так сорганизовать ЧК, чтобы она от нас, т. е. от ВЧК не удалялась и чтобы они там не вели политики, а занимались своим делом. Мессинг с работой справится.

Не очень-то понятно, почему Дзержинский весьма благосклонно отнесся к просьбе Х.В. Пинеса занять руководящую должность в ГПУ. 9 июля 1923 г. он писал ему:

«Уважаемый товарищ!

Не имел времени подыскать Вам должность. Кроме того меня смущает высота оклада, которую Вы требуете — 500 миллионов. Я все-таки привык в Вас видеть чекиста, а не нэписта, который думает не только о себе, но и о будущности своих внуков и наследников. И Вам после стольких лет работы в ЧК как-то не к лицу занимать нэповские позиции. Не согласились ли бы Вы быть у меня для поручений? Первая задача, которую мне хотелось бы Вам дать, это изучение постановки транспортно-экспедиционного дела и нахождение мер успешной борьбы с взяточничеством. Как Вы к этому предложению отнеслись бы?».

Дзержинский возражал против назначения Иванова на должность ПП ОГПУ в Закавказье после трагической гибели Г.С. Могилевского в авиационной катастрофе. 29 марта 1925 г. он писал В.Р.Менжинскому: «Относительно Иванова на место Могилевского я передумал. Опасаюсь, что он нас скомпрометирует, и что мы ни черта знать не будем о Закавказье. А ведь Закавказский объект и арена вожделений и интриг Англии и др. Опасно посылать Иванова.

М. б., послать Медведя?».

С Закавказьем было связано решение вопроса о дальнейшей работе Ледера, который просил его перевести оттуда, ввиду «невыносимо тяжелой для него обстановки в связи с чисткой профсоюза, на которой опорочили его, поставив публично его под сомнение». 30 января 1923 г. Дзержинский писал, что знает Ледера по отзывам многих людей, как преданного делу работника, «таких у нас мало и ясно, что в такой обстановке Республика скоро потеряет, измотав его». Поэтому он просил откомандировать Ледера в его распоряжение «во имя сохранения работника».

Дзержинский отвергал кандидатуры на руководящие должности в случае их непригодности по профессиональным качествам. Так, 21 апреля 1925 г. в письме к Фельдману он выступил против назначения на должность представителя ГПУ при Главном управлении принудительных работ одного из сотрудников, потому что он не подготовлен «к серьезной и вдумчивой работе», а незрелость, развязанность, неоправданное самолюбие и упрямство «делают его совершенно непригодным для выполнения ответственных обязанностей».

Не очень-то доверял председатель ВЧК и лицам, склонным к употреблению спиртных напитков. 10 февраля 1921 г. он писал И.К. Ксенофонтову: «Раковский очень хвалит Портнова для работы по разведке в деревне. Сам Портнов просится из Сибири. У Портнова слабость — к вину. Если бы он мог урегулировать эту свою слабость и отказаться от того, чтобы когда — л. искать и иметь кампанию для удовлетв. этой слабости, то я думаю, что стоило бы его послать на Украину. Как Вы полагаете?». 10 февраля 1921 г. И. К. Ксенофонтов сообщил, что решено вызвать Портнова и переговорить с ним, и лишь после это определить место работы.

По мнению Дзержинского, во главе частей и подразделений войск ВЧК-ОГПУ должны стоять твердые, испытанные коммунисты, знающие военное дело и имеющие опыт борьбы с врагами. А поэтому на всех участках важен подбор людей, «все внимание должно быть обращено на подбор людей и технику, которая должна заменить количество». В сентябре 1924 г. обращаясь к первому выпуску Высшей пограничной школы он говорил, что «вам предстоит еще долгое время работать в тяжелых условиях, с удесятеренной энергией, чтобы в кратчайший срок с минимальными затратами материальных средств (которых в Республике так мало), сберегая каждую копейку, поставить работу пограничной охраны на должную высоту.

Чекист — командир и политработник, служащий примером преданности делу рабочего класса, передающий свои знания младшим товарищам, неустанно пополняющий собственные познания, чтобы лучше справиться с порученным делом, помнящий всегда, что он слуга рабочего класса и представитель боевого органа диктатуры пролетариата…».

26 апреля 1925 г. в речи на открытии Всесоюзного совещания начальников пограничных частей Дзержинский говорил: «…Ваша задача — охранять границы от контрабанды так, чтобы мы могли поставить промышленность на такую высоту, которая помогла бы нам через 2 года сделать ненужными таможенные границы, экономический базис должен сделать ненужной охрану границ от контрабанды.

…Нужно добиться того, чтобы несущий охрану границы был известен населению как на нашей стороне, так и на той, как честный, преданный защитник рабочих и крестьян. Нужно добиться связи и доверия населения. Это необходимо для нашей победы.

Но вместе со всем этим мы должны всегда помнить, что мы являемся солдатами революции. Для этого нам нужна военная дисциплина и умение владеть оружием. Основной задачей при вооружении войск должна быть техника вооружения и умение этой техникой овладеть. На вооружение потребуются средства, которыми Республика бедна, но при умело разработанном плане этого можем достигнуть…».

Дзержинский считал необходимым поставить во главе войск ГПУ чекиста, «твердого, испытанного, знающего военное дело».

6 июля 1922 г. он обратился к секретарю ЦК РКП (б) В.В. Куйбышеву с просьбой об откомандировании на эту должность Э.С. Кадомцева: «Тов. Кадомцев, как никто, справится с имеющей быть возложенной на него задачей, так как имеет громадный опыт, военный стаж — как в старой, так и в нашей Красной Армии, особенно войсках ГПУ, где тов. Кадомцев был довольно долгое время начальником] войск ГПУ Приуральского округа». Как видим, выбор именно Кадомцева на эту должность не был случаен. Следует иметь ввиду, что он в 1902 г. окончил Павловское военное училище, во время русско-японской войны командовал ротой; в период первой русской революции отвечал за организацию боевых дружин Урала; в годы Гражданской войны боролся с бандами атамана А.И. Дутова, был начальником особого отдела Туркестанской армии, возглавлял разведку Восточного фронта(А в характеристике начальника СО ГПУ Андреева от 6 июля 1922 г. утверждается, что 3. С. Кадомцев был во главе войск ВОХР Приуральского сектора — командующим войсками ВНУС Приуралья и Башкирской республики, в Туркестане же — заведующим водным хозяйством.).

Работа ведомства безопасности в многом зависела от «команды Дзержинского», прежде всего членов Коллегии, начальников управлений отделов и служб центрального аппарата.

В 1917–1926 гг. заместителями Дзержинского были И.К. Ксенофонтов, В.Р.Менжинский, Я.Х. Петерс, И.С. Уншлихт, Г.Г.Ягода, М.А.Трилиссер. 13 апреля 1921 г. постоянными членами Президиума ВЧК были утверждены И.С. Уншлихт, В.Р. Менжинский и Мессинг.

Постановлением Коллегии ВЧК от 16 марта и приказом Дзержинского от 13 апреля 1921 г. И.К Ксенофонтов был освобожден от занимаемой должности заместителя председателя ВЧК. На эту должность назначен Уншлихт, постоянными членами Президиума ВЧК утверждены Уншлихт, Менжинский и Мессинг.

6 июля 1921 г. Дзержинский внес предложение о назначении Г.Г. Ягоды заместителем В.Р. Менжинского, который нуждался по состоянию здоровья в ограничении времени для работы в ВЧК.3 сентября 1923 г., ввиду назначения Уншлихта членом РВСР и невозможностью совмещения должностей, он был освобожден от обязанностей зампреда. С 18 сентября 1923 г. 1-м заместителем председателя стал Менжинский, 2-м — Ягода.

28 января 1926 г. Дзержинский обратился в Политбюро ЦК ВКП (б) с просьбой утвердить его заместителем М.А. Трилиссера, потому что «Менжинский и Ягода чрезвычайно перегружены работой. Им необходим помощник в работе, который мог бы их заменять как в текущей работе, так и в случае болезни или отсутствия одного из них, вступая в исполнение их обязанностей со всеми их правами.

В отдельных случаях Дзержинский расширял права своих замов. Так, 17 декабря 1920 г. Дзержинский поручил Ягоде подготовить приказ о предоставлении ему права подписывать приказы Административно-организационного управления за председателя ВЧК.

Членами Коллегии ВЧК-ОГПУ в 1917–1926 гг. были В.А. Аванесов, В.А. Балицкий, Г.И. Бокий, К.М. Волобуев, Н.А. Жуков, Н.Н. Зимин, М.Я. Кедров, И.К. Ксенофонтов, В.С. Корнев, М.Я. Лацис (Судрабс), В.Н. Манцев, Ф.Д. Медведь, С.А. Мессинг, С.Г. Могилевский, Г.С. Мороз, Я.Х. Петерс, С.Г. Уралов, В.В. Фомин, А.В. Эйдук, И.Д. Чугурин, Г.Г. и Ягода; на правах членов Коллегии работали Г.И. Благонравов, Т.П. Самсонов, И.П. Павлуновский и др.

Кандидатуры на руководящие должности в ВЧК-ОГПУ помимо Политбюро и Оргбюро ЦК всесторонне рассматривались и на совещаниях заведующих отделами ЦК. Это позволяло более предметно обсуждать каждую кандидатуру.

Все кандидатуры на должности председателей губЧК (начальников ГО ГПУ) подбирались при участии председателя ВЧК-ОГПУ, согласовывались с губкомами и обязательно утверждались ЦК компартии. Назначение на эти посты и посты ПП ВЧК-ОГПУ, как правило, сначала рассматривалось на заседаниях Политбюро и Оргбюро ЦК, а затем утверждалось высшими органами советской власти (ВЦИК РСФСР, ЦИК СССР, СНК РСФСР, СНК СССР).

После подавления левоэсеровского мятежа СНК удовлетворил просьбу Ф. Дзержинского об отставке с поста председателя ВЧК, оставив его членом Коллегии ВЧК. Во главе ВЧК был поставлен Я. X. Петерс. 22 августа 1918 г. СНК под председательством В. И. Ленина, заслушав вопрос о назначении Дзержинского председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, решил, что «председателем ВЧК вновь назначается т. Ф. Дзержинский, отставка которого была принята больше месяца тому назад по собственному его прошению».

В ноябре 1918 г. президиум Моссовета назначил Дзержинского председателем Московской ЧК; 18 августа 1919 г. Оргбюро рекомендовало утвердить его председателем Особого отдела ВЧК.; 17 декабря 1920 г. Пленум ЦК РКП (б), обсудив постановление Оргбюро об освобождении Дзержинского от работы в ВЧК и направлении его на хозяйственную работу, отменил это постановление; 14 апреля 1921 г. Дзержинский по предложению В.И. Ленина назначен народным комиссаром путей сообщения с оставлением председателем ВЧК и народным комиссаром внутренних дел.

Являясь Председателем ВЧК-ОГПУ, Ф.Э. Дзержинский все большее внимание уделял сначала работе в НКПС, а с 1924 г. в ВСНХ, совмещая эти должности. Практика совмещения должностей была широко распространена в ВЧК-ОГПУ. Одной из этого была нехватка квалифицированных кадров и по политическим мотивам — «надежности». Хотя уровень подготовки некоторых начальников управлений и отделов центрального аппарата, которые подбирали себе кадры, не был высоким.

Желающих же работать в ведомости безопасности было немало, и они обращались к Дзержинскому с просьбами принять их на различные должности. Так, 23 марта 1918 г. в ВЧК поступило прошение бывшего старшего помощника комиссара по уголовноследственной части Сущевского комиссариата г. Москвы, студента 3 курса Александра Александровича Оприца, проживавшего в Москве по Долгоруковской ул. в доме № 14. кв.7.: «Желая вступить в число сотрудников Чрезвычайной Следственной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, приемлю сметь ходатайствовать о предоставлении мне какого-либо места в Комиссии.

С ведением следственного процесса знаком хорошо, т. к. в течение трех лет работал в камере судебного следователя по особо важным делам и в канцелярии прокурора окружного суда…Ныне, желая принести посильную пользу своим трудом и знанием дела — приемлю долгом предложить свой труд». Дзержинский запросил ВЧК, «кто лично его может нам рекомендовать».

18 июня 1921 г. С. И. Махмуд-бек просил Ф. Э. Дзержинского дать ему работу, чтобы не умереть с голоду большой семье. 23 июня 1921 г. Дзержинский дал распоряжение В.Л. Герсону запросить Мороза, можно ли взять на работу Махмуд-бека. «Я думаю, что должен», — добавил он .

Коммунист В. Григорьев после службы в бронечастях, командиром и комиссаром бронеотряда и комиссаром армии обратился к Дзержинскому помочь ему устроиться на работу. 1 декабря 1921 г. Дзержинский писал А.Я. Беленькому: «Срочно справьтесь у Абалова о Григорьеве. Отзыв о нем и на какую работу годится и сообщите мне.

Часто приходиться читать статьи некоторых авторов о засоренности ЧК-ОГПУ разного рода авантюристами и более того, преступными элементами. Так Э. Хлысталов пишет о том, что «начиная с января 1918 г., в органы ВЧК хлынули селевым потоком убийцы-фанатики, психопаты, параноики, откровенные садисты и сексуальные маньяки». Оставим на совести заслуженного работника МВД СССР такое категорическое утверждение. В органах ВЧК, особенно на местах, могли быть и такие сотрудники. Обратимся к письму В.И. Ленина от 4 июня 1919 г. председателю Всеукраинской ЧК М.Я.Лацису: «Дорогой товарищ! Письмо Ваше и приложения получил. Каменев говорит — и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, — что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся.

Надо построже проверить состав, — надеюсь, Дзержинский отсюда Вам в этом поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся.

При удобной оказии сообщите мне подробнее о чистке состава Чека на Украине, об итогах работы».

В ответном письме М. Я. Лацис сообщал о неоднородном составе ЧК на Украине, о значительном количестве примазавшихся лиц, в частности ранее изгнанных из ЧК в Москве, как малоспособных и малонадежных. Он также указал, что решено принимать в ЧК только коммунистов, упразднены уездные ЧК и приняты другие меры.

Как видим, уже в те годы начал вырабатываться механизм противодействия, который бы изгонял подобных из чекистской среды. Не подтверждается утверждение и Ф.А. Щербины о том, что «большевистские чрезвычайки полны бывшими царскими жандармами, членами «Союза русского народа», полицейскими чинами».

По вполне понятым причинам при Дзержинском была поставлена задача «беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление». Руководство ведомства старалось освобождаться от одиозных фигур, от людей, злоупотреблявших своим служебным положением, от всякого, дискредитирующего звание сотрудника органов безопасности. Оно не могло игнорировать и сотен жалоб, которые поступали от граждан на нарушения норм и установленных правил, на ставшими привычными для многих чекистов грубость и хамство. В органах и войсках было немало таких людей, которые не только не обладали необходимой правовой культурой, но и нарушали законы и элементарные права граждан.

Информация о таких случаях становилась известной руководителям, и она была одной из причин того, что начальники управлений, отделов и служб в кадровой политике не отказались от принятия крайних мер. Не кто иной, а Председатель ВЧК-ОГПУ говорил: «… жуликов и всяких контрреволюционеров в моем аппарате вы смело можете найти 1000 человек, которые работают для корыстных целей….без карательной системы нельзя аппарата исправить».

26 апреля 1918 г. на заседании ВЧК был заслушан доклад Дзержинского о необходимости некоторой чистки личного состава комиссии, ввиду обнаружения злоупотреблений с арестами и освобождениями. При обсуждении М.Н. Гуркин отметил, что «арестованные освобождаются и вещи выдаются иногда по явно подозрительным документам. Необходимо в дальнейшем, чтобы это делалось лишь по точно запротоколированным постановлениям отделов». Было решено «поручить комиссии в составе Дзержинского, Фомина и Полукарова выяснить деятельность заподозренных лиц, разрешив в случае надобности привлечь в помощь и других членов комиссии, а «по отдельным расследованиям и надежных членов из отделов».

1 августа 1921 г. Ф. Дзержинскому сообщили, что органы ЧК Крыма находятся в стадии разложения, в них проникло много лиц, не заслуживающих доверия — «уголовщина, пьянство, грабежи».. Он предложил провести массовую чистку личного состава, усилить ЧК новыми сотрудниками.

Одним из путей избавления органов безопасности от ненужных людей были партийные и административные чистки.

Первичные партийные организации при решении вопроса о конкретном коммунисте не очень-то считались с его занимаемой должностью, и исключали из партии не только за неумение или нежелание работать, но и за неумение строить отношения со своими подчиненными. Именно за это в ноябре 1921 г. был исключен из партии начальник войск ВЧК В.С. Корнев. В дело вмешался Дзержинский, считая, что данное решение несправедливо. 7 декабря 1921 г. он обратился в Центральную проверочную комиссию с просьбой пересмотреть это решение. «Тов. Корнева я знаю по его работе в войсках ВЧК, ВОХРа и ВНУС и по Комитету Обороны г. Москвы. У него есть недостатки, но партии и делу рабочей революции он предан до глубины». Постановлением губернской проверочной комиссии В.С. Корнев был восстановлен в партии .

Проведение чисток не раз рекомендовал своим подчиненным сам Дзержинский. Так, 1 апреля 1922 г. он писал Г.И. Благонравову: «В связи с положением на дорогах Поволжья, прошу усилить Ваши аппараты на участках Сызрань-Батраки, Сызрань-Рузаевка. На узле Инза тов. Антонов-Овсеенко передавал мне, что там при чистке исключено 95 % коммунистов (железнодорожников и ортчекистов) и все они остались на местах. Вам необходимо назначить Вашего уполномоченного в Самару как помощника ПП ГПУ на 4 губернии. Сговориться с Уншлихтом и Самсоновым на предмет принятия действительных] мер по борьбе с контрреволюцией».

Но чистки зачастую приводили к ухудшению положения дел в чекистских подразделениях. Так, 2 декабря 1921 г. Дзержинский отметил, что тяжелое положение сложилось на Самаро-Златоустовской железной дороге в связи с тем, что «чистка вырвала очень много работников».

В приказе от 9 сентября 1922 г. «О чистке секретных сотрудников органов ГПУ» говорилось, что при проверке местных органов выяснилось, что руководители на это «обращают слишком мало внимания, вследствие чего таковая теряет смысл и часто приводит к совершенно обратным результатам… В состав агентуры проникло много чуждого и непонимающего своей задачи элемента. Систематическая чистка негодных элементов не проводится, а если и проводится, то в недостаточной мере. Секретные сотрудники инструктируются слабо, от чего не понимают стоящие перед ними задачи, культурно-просветительная и партийная работа ведутся слабою, местами не ведутся совершенно. Более хорошие сотрудники по долгу не меняются, вследствие чего во многих случаях себя расконспирировали и реальной пользы принести не могут…». Поэтому было решено назначить комиссии из трех человек под председательством начальников секретных частей, «которой немедленно приступить к чистке» При этом особое внимание обращать не «а) пригодность, б) политическую благонадежность и в) классовое происхождение».

При рассмотрении каких-либо вопросов Дзержинский считался с точкой зрения других руководителей. Так, он выступает против чистки специального отдела ГПУ, «поскольку т. Бокий возражает и ручается, чистку спецотдела прошу приостановить до его возвращения… Вопрос решим после его возвращения». А в ходе чистки порой вносил свои коррективы, в частности, в работу Центральной комиссии ГПУ по чистке сотрудников. В сентябре 1922 г. комиссией были уволены «как чуждый элемент» вахтеры Выборнов и Зубов и машинистка Клюквина. Дзержинский распорядился отложить увольнение и представить данные о том, что они «не признают советскую власть законной и считают большевиков захватчиками».

Проведя личное расследование, Дзержинский писал 12 сентября 1922 г. председателю комиссии А.А. Андреевой, что ее справка об увольнении Выборнова, Зубова и Клюквиной — неверна. «Допрошенный Выборнов заявил, что никому, никогда не говорил о том, что Соввласть незаконна и большевики захватчики». Клюквину он знает как «скромную, трудолюбивую работницу машинистку: видел сам ее при моей поездке в Сибирь. Никакого большого круга посторонних знакомств не ведет. Политическая грамотность от нее не требуется. Она ведь не коммунистка. Требуется честность и умение работать. Обвинение в легкомыслии не обосновано.

Ваше постановление в отношении всех троих отменяю. Прошу доложить о результатах и принципах Вашей работы».

Но в то же время Дзержинский отдал распоряжение Г.И. Благонравову, Г.Г.Ягоде, Ф.Д.Медведю и И.А. Воронцову «произвести в самом срочном порядке чистку органов ДОТО ГПУ, сократив их аппараты и реорганизуя их руководящий центр МОКТО ГПУ (вплоть до упразднения, если понадобиться) который не сумел предупредить разложения своих дорожных органов». Для проведения этих чисток и реорганизации он предложил образовать под председательством Благонравова тройку.

Учитывая неудачный опыт чистки, Дзержинский давал совет более внимательно относиться к ее проведению. 13 марта 1924 г. он писал Кацнельсону о необходимости проверки списка лиц, подлежащих чистке. «Мне кажется, — отметил он, — что он составлен слишком поспешно. Удалять людей только потому, что они беспартийные, не резон.

Прошу проверить также список антисоветских элементов по их фактической работе. Что касается Гинзбурга и Соколовского, то по свидетельству работающих с ними, они честно работают. Наша тактика должна быть — ценить всех тех, кто работает честно и с успехом, а не отталкивать. Поймавши на обмане или преступлении, наказать нещадно.

При сокращении штатов элемент негодный надо сократить».

31 марта 1924 г. Дзержинский предложил Менжинскому «по линии ГПУ соорганизовать чистку вроде партийной на предмет выявления, отсечения и предупреждения связей с враждебным нам миром», создав для этого в центре авторитетную тройку и проведя чистку сначала в центральном аппарате, а затем во всех органах ОГПУ. Он подчеркнул, что «при чистке надо не только изгонять, но и инструктировать каждого сотрудника, предупреждая его об опасности. Чистке подлежали бы все сотрудники без исключения». Председателем ОГПУ был даже составил вопросник для проходивших проверки и чистки:

«1. Среда и лица, среди которых живет, с которыми связан сотрудник.

2. Семья.

3. Болтливость сотрудника, выпивает ли и если да, то с кем.

4. Берет ли на дом дела и документы…

6. Спаянность и близкая жизнь сотрудника вне работы.

7. Где живет, в общежитии или отдельно.

8. Падок ли к бабам или падка к мужчинам.

9. Интеллигент или рабочий.

10. Кого (из личной жизни) знает из враждебно к нам настроенных

11. Родственники — враги наши, члены других партий

12. Ходит ли в увеселительные места

13. Кого из врагов Советской власти изобличил сам помимо даваемых ему дел».

24 декабря 1925 г. писал Г.Г.Ягоде: «В настоящее время особенно важно почиститься нашим органам так, чтобы имя наше не было замаранною, чтобы все элементы разложения были отсечены»

Безусловно, избавляться от случайных людей было крайне необходимо. Тем более, что таковых было немало, особенно в территориальных органах.

Дзержинский вообще считал, что необходимо рвать всякие связи с «сомнительными элементами». «Среди хозяйственников, — писал он Г.И. Благонравову, — ходят упорные слухи, что на службе в Эконупре находится некий Виленский и что якобы он содержит ряд чекистов, с которыми ведет личную дружбу. Прошу Вас этого Виленского отшить вовсе от всякого соприкосновения, где бы то ни было не только с ГПУ, но и с нашими работниками, которых прошу осведомить о настоящем моем распоряжении».

Дзержинский считал важным расставаться и с теми сотрудниками, которые не срабатывались с коллективом. 11 апреля 1924 г. возникла конфликтная ситуация, связанная с взаимоотношениями сотрудников с О.К. Григорьевой. Дзержинский просил Дейча «принять ее к себе а службу, чтобы таким безболезненным образом разрешить трения». Однако Григорьева отказалась. Поэтому Дзержинский отдал распоряжение И.А. Воронцову: «Ввиду того, что во взаимоотношениях наших сотрудников и тов. О. Григорьевой возникли недоразумения, необходимо О. Григорьеву из ГПУ уволить, так как в наших органах не должно быть взаимного недоверия…. уплатив по закону».

Административные и партийные чистки привели не только к изгнанию карьеристских и сомнительных элементов, но и к исключению всех инакомыслящих, членов революционно-демократических партий, оппозиционных групп внутри самой партии. Последнее снижало интеллектуальный потенциал и отрицательно сказывалось на работе органов ВЧК-ОГПУ. Господствовавшее и все насаждавшееся в обществе деление на «своих» и «чужих» не позволяло патриотам, стоявшим не на большевистской платформе, внести свой скромный вклад в обеспечение безопасности Отечества.

В органы безопасности шел отбор людей, прежде всего по политическим мотивам, а затем уж — по профессиональным качествам. Формировался слой общества, ставший в последующем составной частью номенклатурной системы СССР.

В ВЧК-ОГПУ оставались люди, которые должны были научиться требовать и неукоснительно выполнять требования других. В большинстве своем они в трудные 30-е годы оказались не на высоте, не проявили должной принципиальности, соглашались и проводили в жизнь политику Сталина, поступившись многими принципами и забыв о лучших чекистских традициях.

Важнейшим направлением политического руководства органами безопасности Дзержинским была постоянная забота о расстановке кадров. Для закрепления кадров в органах и войсках ВЧК были разработаны документы, регламентировавшие порядок назначения, перемещения и увольнения чекистов. Всякое перемещение членов партии из одной губернии в другую решениями губкомов не допускалось. Правящая партия в условиях нехватки кадров выделяла основные участки. И, несмотря на нехватку кадров в самих чекистских органах, ЦК РКП(б) своими решениями направил коммунистов-чекистов на хозяйственную работу, в Красную Армию, органы юстиции, уголовный розыск и милицию, для работы в деревне.

10 марта 1919 г. Дзержинский в письме в Информационный отдел ЦК РКП (б) сообщил о нецелесообразности перемещения сотрудников ВЧК на другую работу. В нем отмечалось, что в связи с бывшей кампанией против органов ВЧК на страницах печати в провинции начался «массовый уход ответственных партийных товарищей с занимаемых ими постов». При этом на местные партийные организаций в ряде случаев способствуют или в этом проявляют инициативу. Так, были отозваны председатели Самарский и Нижегородской ЧК, председатель ЖЧК Александровской железной дороги и многие другие. В ряде городов парткомы отпускали руководящих работников ЧК в Белоруссию, Литву и Латвию (Тамбов, Псков и др.). Поэтому председатель ВЧК просил ЦК издать циркуляр с указанием всем провинциальным организациям РКП (б) о необходимости «оставления старых работников на занимаемых ими постах в ЧК, которые уже приобрели опыт и знания, необходимые для работы, указав одновременно, что ЧК являются столь же необходимыми органами, как и все прочие нашей Советской республики и что ЧК требуют наиболее ответственных, наиболее преданны делу революции товарищи».

При необходимости согласования кадровых вопросов с другими ведомствами в отдельные случаях Президиум ВЧК поручал это Дзержинскому. Так было 12 марта 1919 г. при обсуждении вопроса «О тов. Валобуеве». Было решено: «обратиться в РВСР с предложением оставления тов. Валобуева на занимаемом им месте или дать взамен его подходящего кандидата. Одновременно урегулировать вопрос в Реввоенсовете об откомандировании на фронт частей войск корпуса ВЧК и ЧК, что возложить на тов. Дзержинского».

6 июня 1920 г. ЦК КПУ и Дзержинский направили в адрес всех губревкомов и исполкомов, губЧК и РТЧК Екатеринослава, Луганска, Николаева, Одессы Полтавы, Харькова, Чернигова, Житомира Киева и ст. Знаменка телеграмму о недопустимости отстранения от службы отдельных руководителей ЧК, указав, что «подобное явление абсолютно недопустимо. Все перемещения могут производиться лишь с согласия председателя соответствующей ЧК, а в случае несогласия должны передаваться на разрешение в центр».

14 марта 1921 г. И.А. Апетер направил письмо Дзержинскому: «По материалам с мест видно, что с усилившейся работой органов ЧК в связи с общим положением в Республике, наблюдается крайний недостаток сотрудников, а также наблюдается широкое стремление уйти из работы ЧК, поэтому я считал бы своевременным поднять вопрос перед ЦК о прикреплении всех ныне работающих в органах ЧК к местам их работы и разъяснить местным парткомам, что без согласия предгубЧК или ВЧК ни одного работника не отзывать. Смещение или отзыв предгубЧК производить только с согласия ВЧК или возбуждая вопрос перед ЦК об отзыве или переброске». Через три дня Д. ответил, то «будет выписка из протокола».

Учитывая трудное положение с кадрами в ВЧК, Дзержинский предложил руководителям губЧК «немедленно войти с докладом в местные партийные комитеты о необходимости пополнения работников ЧК, указав одновременно на необходимость оставления для работы всех ответственных работников». Одновременно он обратился в ЦК РКП(б): «Знаем, что и вы не богаты работниками, но уверен, что все изложенное выше дает нам право и уверенность, что хотя бы за счет напряжения своих сил вы не откажете в помощи и дадите необходимое пополнение из своих рядов в лице наиболее идейных ответственных товарищей для тяжкой, но необходимой работы защиты нового строя, нашей рабочей революции»

Чекисты должны были поддерживать связь с органами безопасности и после ухода из них. 31 марта 1921 г. Дзержинский подписал приказ № 86: «При переходе сотрудников ЧК в другие советские учреждения упомянутые сотрудники не должны прерывать связи с ЧК, а, наоборот всеми мерами помогать последним. Изучив детально структуру того учреждения, в котором они работают, и о всех замеченных недостатках и преступных деяниях регулярно сообщать в местный орган ЧК, поддерживая постоянно связь».

На основании обобщения опыта работы губкомов, с учетом предложений местных организаций в августе и ноябре 1921 г. ЦК РКП (б) и Бюро ЦК РКП (б) издали циркуляры о перемещении и отзыве коммунистов-сотрудников ВЧК. В них были уточнены правила расстановки чекистов: уездные комитеты могли перемещать чекистов только с разрешения губернских или областных комитетов, которые имели право осуществлять расстановку всех чекистов, кроме председателей и членов коллегий губЧК (облЧК), вопрос о которых должен был решаться лишь по согласованию с ЦК РКП (б); ВЧК (или губЧК) обязаны были сообщать губкомам (обкомам) о всех назначениях на постоянную или временную работу. В циркуляре особо подчеркивалось, что «всякие необоснованные отзывы и перемещения сотрудников ВЧК парткомы будут рассматривать как серьезное нарушение партийной дисциплины».

Многие документы Дзержинского свидетельствуют о самом внимательном отношении к тем сотрудникам, которые по каким-либо причинам хотели перейти из органов безопасности на другую работу. 31 августа 1921 г. Дзержинский писал Я.Д. Березину: «Дорогой товарищ! Напрасно нервничаете. Уходить так из ВЧК Вам нет никакого смысла. В ВЧК Вы вложили столько работы и себя, что нельзя так легко расставаться, и из-за чего? Я согласился на Ваш уход из Управления делами только из-за НКПС. Не нервничайте, работа Ваша важнее и ценнее, чем потуги чьи-то Вас опорочить. Доведем это до конца. А Вы сейчас пользуйтесь отдыхом и восстанавливайте силы. Я знаю о мелочных уколах по отношению к Вам. Обращайтесь со всем ко мне. Лучше записками о всех Ваших нуждах…».

21 июня 1922 г. Ф.Э. Дзержинский старался успокоить одного из активных участников процесса над правыми эсерами Я.С.Агранова, который, «глубоко принял к сердцу» постановление Верховного Трибунала, выразившее ему формальнее порицание за методы допросов арестованных. «Это для всех ясно, как для партии, так и для самих эсеров. В самом деле, что дурного в том, что заставили дать правдивые показания не путем насилия или угрозы ареста, а путем успокоения интеллигентско-эсеровской “морали”? И это все отлично понимают. Право это пустяки и для Вас они обидны только потому, что это дело слишком Вас издергало»

Дзержинский выступал против отзыва коммунистов из ВЧК-ОГПУ без согласования этого вопроса с ним. 21 сентября 1923 г. он выразил протест секретарю МК РКП (б) А. Зеленскому по поводу отзыва на другую работу решением бюро МК РКП (б) секретаря ячейки ГПУ/ МГО Шкляра: «Я должен протестовать самым категорическим образом против такого шага, ибо при теперешней обстановке ни под каким видом нельзя ослаблять партийную нашу (ГПУ) организацию».14 июня 1922 г. председатель ГПУ направил телеграмму в Пензенский губком РКП(б): «Категорически протестую: 1) против ареста ответственных работников отдела ГПУ без моего ведома, 2) против новых назначений без предварительного соглашения со мною. Новых назначений не утверждаю, равно как и вмешательство в работу осведомления не допускаю».

Неоднократно Дзержинский обращался в ЦК РКП (б) с просьбами о направлении коммунистов для работы в ВЧК-ОГПУ. Так, 18 мая 1918 г. ЦК решил усилить ВЧК «новыми товарищами. Перевести т. Лациса из Комиссариата по внутренним делам в Чрезвычайную комиссию, поручить т. Свердлову переговорить с т. Яковлевой, Стуковым для привлечения их к заведыванию отделом по борьбе с контрреволюцией при Чрезвычайной комиссии».

Дзержинский не возражал против возвращения в ВЧК бывших сотрудников, зарекомендовавших себя положительно в работе на различных должностях. Например, 27 мая 1920 г. он ответил Зильберману: «Ввиду изъявленного Вами желания, мотивированного домашними обстоятельствами, возвратиться к постоянно работе в Москве и считая, что наиболее продуктивно Вы можете быть использованы как работник ЧК, с моей стороны не встречается препятствий к назначению Вас на ту или иную ответственную работу в Москве по соглашению с тт. Ксенофонтовым, Мессингом или Менжинским».

27 декабря 1920 г. Ф.Э. Дзержинский предложил М.Я. Лацису вернуться с хозяйственной работы в ВЧК. «Мы хотели, — писал он, — предложить Вам быть нашим редактором и заняться исключительно отчетами, изданиями, статьями, политическими циркулярами и т. д. У нас самым большим недостатком — это отсутствие отчетности, о нас никто ничего не знает. Надо издать официальный отчет за три года. Возьмитесь за это. Наметьте проект самого отчета и кого привлечь, кому дать какое задание. Черкните мне — Ваше отношение к моему предложению».

9 августа 1921 г. Дзержинский писал С.С. Лобову: «Пора уже вернуться Вам для работы в ВЧК. Для этого имеются необходимые постановл. Орг. бюро, да и по существу дела. Сейчас на ВЧК выпала большая работа. Мне не хочется привлекать для этой работы вопреки желанию. Но разве Вы недостаточно отдохнули от чекистской работы?

Нам приходиться работать без всякого даже перерыва. Откликнитесь. Вы могли бы взять на себя или обязанности нашего полномоч. представителя в одну из областей или, что сейчас важнее, взять на себя в ВЧК организацию наблюдения за центральными и местными комитетами помощи голодающим. Без такого наблюдение эти комитеты превратятся в центры помощи в организации белогвардейских сил. Откликнитесь!».

По настоянию Дзержинского партийные и советские органы принимали решения об отзыве чекистов из других государственных структур. Так, 17 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) обсудив просьбу Дзержинского вернуть в ВЧК из всех советских учреждений бывших и нескомпрометированных чекистов и издать циркуляр всем губкомам и губчека о необходимости регулярных докладов губчека и губкома, постановило: «а) По возможности удовлетворить просьбу о возвращении в ВЧК работников-чекистов. Практическое разрешение вопроса поручить Секретариату ЦК.

б) Предложить т. Дзержинскому представить проект циркулярного письма».

В циркулярном письме ЦК РКП (б) указывалось, что в органы ВЧК возвращаются бывшие чекисты, которые «без особого ущерба для данной работы могут быть сняты с таковой в интересах наиболее успешной охраны советской власти от покушения на нее и борьбы с техническим предательством, подпольной контрреволюционной работой и т. д.

Здоровое политическое и коммунистическое чутье должно подсказать правильное решение вопроса о распределении сил в каждом данном случае. Не этим одним должна ограничиваться наша поддержка органов ЧК, необходимо вокруг них создать атмосферу коммунистического доверия, необходимо оказывать им всяческую материальную и моральную поддержку».

4 апреля 1921 г. секретарь ЦК В.М. Молотов и Ф.Э.Дзержинский направили телеграмму губкомам, в которой указали, что в связи с открытием торговых операций с заграницей и изменением продовольственной политики необходимо усилить бдительность и органы ВЧК — «Сюда мы должны бросить силы наиболее стойких и закаленных в борьбе партийных товарищей. Губкомам необходимо серьезно учесть эту потребность ЧК и всячески идти им навстречу».

Много внимания Дзержинский уделял оказанию помощи местным органам безопасности, которые работали в особо трудных условиях. Так, по его распоряжению были усилены Тамбовская и Гомельская губЧК. На самом внимательном отношении к формированию Крымской ЧК настаивал Дзержинский, получивший информацию от Розенгольца. В записке И.С. Уншлихту он указывал: «Розенгольц устно характеризовал гораздо резче словами «уголовщина, пьянство, грабежи». Указывал на то, что очень много в Крымской ЧК деклассированных матросов и если их всех изъять, то хулиганство прекратиться». Он всегда шел навстречу местным органам власти в работе с чекистскими кадрами. Так, в начале января 1920 г. по просьбе Сибревкома для организации чрезвычайной комиссии и борьбы с контрреволюцией в Новониколаевск был направлен И.П. Павлуновский.

При командировках и выездах на места Дзержинский обстоятельно вникал в работу чекистов. Так было во время пребывания его в Украине в 1920 г. Об этом можно судить по его письмам В.И. Ленину и И.К. Ксенофонтову.

14 мая 1920 г. он ознакомил И.К Ксенофонтова с положением в Украине, отметив, что там отсутствует исполнительный аппарата власти и работа идет «холостым ходом», — «Никому от этого ни тепло, ни холодно». Он скептически отнесся к кратковременному пребыванию в Харькове и высказал пожелание «засесть здесь на постоянную работу, преодолевать изо дня в день расхлябанность и прожектерство, а не давать только хорошие советы, указания, распоряжения. Украину нужно и можно завоевать только упорным повседневным трудом работников из центра, приезжающих сюда не на короткий срок.

Дзержинский положительно оценил работу органов ВЧК и их руководителя: «Произведена большая работа. Манцев правильно бросил все силы на места, не оставляя их себе. Но сейчас укрепление органа Центр, управления необходимо, иначе нельзя руководить ни организационно, ни боевыми действиями местных ЧК». «Нашим ЧК, — отметил он, — приходится в общем работать здесь как в чужой стране. Местные заскорузлые коммунисты стараются выжить приезжих, наблюдают за каждым их шагом и стараются выжить. Меня прельщает мысль остаться здесь на более продолжительный срок — не для гастролей. Осев здесь и имея опору в ЦК РКП, я мог бы в продолжении 2–3 месяцев дать возможность окрепнуть ЧК, защищая их от украинщины. Если Вы согласны, переговорите в ЦК. Гастролером я не умею быть. Вы в ВЧК могли бы и без меня справиться, а председателем Главкомтруда мог бы быть Сокольников. Переговорите с ЦК и пришлите мне постановление ЦК….».

26 июня 1920 г. Ф.Э. Дзержинский из Харькова направил письмо на имя В.И. Ленина, охарактеризовав обстановку в Украине — «Украина станет скоро честной, советской». Он высказал просьбу остаться там на более продолжительный срок: «Мое пребывание здесь усиливает темп работы ЧК, и мне кажется, что дальнейшее пребывание необходимо. Но из Москвы т. Ксенофонтов и другие по ВЧК и Главкомтруду жалуются, что я слишком засиделся на Украйне и от этого там работа страдает. Мне самому трудно решить. Я думаю побыть здесь еше недели две, потом на неделю вернуться в Москву, чтобы затем приехать сюда обратно. Буду ждать решения ЦК». 4 июля 1920 г. секретарь ЦК РКП (б) Η. Н. Крестинский направил телефонограмму Ф. Э. Дзержинскому следующего содержания: «В ответ на Ваше письмо Владимиру Ильичу от 26/VI по вопросу о сроке пребывания на Украине сообщаю: ждем Вас в Москву к пленуму, т. е. по позднее 15 июля; здесь, вероятно, придется пробыть недели две (пленум, Интернационал, совещание Комтрудов), потом сможете вернуться на Украину».

Важнейшим направлением в работе Дзержинского с кадрами была всемерная помощь национальным ЧК (ГПУ). Это было частью национальной политики Советского правительства. Разве не прав последний министр геологии СССР Г.А. Габриэлян, который, осмысливая опыт недавнего прошлого, заметил: сейчас много говорят и пишут об империи СССР, но, согласитесь, это было очень странная империя, ибо характеризовалась она невиданным, просто гигантским прогрессом национальных окраин в развитии промышленного потенциала, науки, образования, культуры. «Назовите мне другую такую империю, в которой бы все это создавалось за счет усилий метрополии, затрат и жертв исконно российских нечерноземных областей, хиреющих и теряющих свой основной человеческий потенциал и в результате превратившихся в безлюдные пустыни».

Так было во всех областях, в том числе и в работе с кадрами.

Направлявшиеся туда чекисты должны были отличаться от других пониманием политики правительства в национальном вопросе, умением вести решительную борьбу с проявлениями великорусского шовинизма и местного национализма, знать национальные языки, обычаи и традиции местного населения. Усиление местных ЧК и отделов ГПУ шло за счет центральных районов или тех губерний, где положение советской власти упрочилось.

Даже в очень трудные годы было запрещено откомандирование чекистов из национальных районов.

В 1920 г. по черновым заметкам Дзержинского можно судить об оказании помощи Всетатарской ЧК, где были нарушения законности, злоупотребления властью и случаи пьянства сотрудников, незаконные расстрелы евреев.

Для улучшения работы Всеукраинской ЧК 27 мая 1921 г. Дзержинский внес ряд предложений, в том числе: сосредоточить политическую информацию в Харькове под контролем ЦК КПУ и СНК Украины; начальника Регистрационного отдела Северного отозвать из-за его «недопустимого поведения»; выяснить, почему начальник войск до сих пор не отдал приказа о реорганизации командования войсками ВЧК на Украине в аналогичное управление с Центром; немедленно выслать в Харьков «Положение о снабжении войск ВЧК»; все доклады о борьбе с бандитизмом регулярно направлять в управление войск ВЧК.

В 1923 г. Дзержинский распорядился об удовлетворении всех просьб представителей Туркестана: был увеличен аппарат уполномоченного ГПУ на 5 человек, решено не направлять в этот район «негодный элемент» — и в ГПУ, и в погранохрану». Было больше уделено внимания погранохране, «которая на границе является представительницей СССР, по ней судит население Афганистана и Персии об СССР», в г. Полторацке созданы специальные курсы; началась подготовка сотрудников из туркмен (что «имело большое политическое значение»), рассмотрен вопрос об организации коллегии ГПУ вместо уполномоченного и приняты меры для четкого проведения национальной политики и «облегчены условия перехода границы населением для бытовых условий, приняты меры к тому, чтобы «из-за боязни английских шпионов не восстанавливать против себя все местное население»

Для более предметной помощи территориальным органам были упорядочены командировки сотрудников. 6 марта 1920 г.

Ф.Э. Дзержинский подписал «Наказ ВЧК сотрудникам, командируемым на места»: «1. Каждый командируемый должен получить мандат, в котором фиксируются права командируемого, задачи и цель командировки.

2. При отъезде командируемый обязан ознакомится с материалом, по коему командируется, задачами и целью и, усвоив все дело, приступить к его исполнению.

3. По приезде на место командируемый обязан явиться к председателю ЧК или его заместителю и познакомить последнего с целью командировки.

4. Командируемый обязан также явиться в губком для предъявления своего мандата и должен работать в контакте с местной партийной организацией, чтобы не повредить делу. О явке должна быть отметка на мандате.

5. При разногласии между уполномоченным ВЧК и местной партийной организацией уполномоченный запрашивает ВЧК телеграфно, с точным изложением дела и причиной разногласий.

6. За неисполнение наказа или отступления от него виновные строжайше наказываются.

15 декабря 1920 г. Ф.Э.Дзержинский дал указание Г.Г. Ягоде «урегулировать командировки отделами агентов, сотрудников и т. п. в провинцию» Его предложения сводились к следующему:

1. Ни один отдел самостоятельно не имеет права посылать.

2. В случае нужды посылаются с точным определением задачи командировки — с согласия председателя или заместителя, которым докладывается исключительно через управделами.

3. Мандат подписывается председатель или заместитель и заведующий отделом.

4. Каждый командированный обязан визировать на месте свой мандат, о чем должно быть написано в самом мандате с указанием, у кого нужно визировать,

5. В провинции, где имеются наши представители — о всех командировках — представители должны быть уведомлены».

В Инструкции ВЧК от 19 декабря 1920 г. говорилось, что начальники отделов, командирующие своих сотрудников в провинцию, заблаговременно упреждают Управление делами об откомандировании запиской с указанием: 1) фамилии командируемого, 2) должности, 3) места командировки, 4) приблизительной продолжительности командировки и 5) задания. Управление делами заготовляет и выдает согласно этой записке: I) удостоверение личности командируемому, 2) документы для проезда, 3) суточные деньги, и отдет приказ о командировке. Каждый командируемый должен на месте командировки визировать свой командировочный документ в местной чрезвычайной комиссии или особотделе.

Дзержинский лично решал вопросы, связанные с увольнением сотрудников. Оно производилось председателем ВЧК по представлению управляющего делами или начальника соответствующего отдела и обязательно о каждом увольнении сообщать в Управление делами для отдачи в приказе. Всякое перемещение с одной должности на другую происходит по соглашению начальников отделов, из которого и в который переводится сотрудник с ведома управляющего делами, и отдастся приказом по Управлению делами.

Несмотря на существование общих правил увольнения чекистов, председателю ВЧК-ОГПУ зачастую приходилось лично решать многие вопросы. Например, по ситуации в Украине в начале 1921 г. Туда была направлена группа чекистов, но многие вернулись обратно. Не желая работать, они ссылались на болезни и врачебные свидетельства. 6 марта 1921 г. Дзержинский писал в В.А. Балицкому: «Прошу дать распоряжение по всем комиссиям, чтобы сообщали поименно о таких гастролерах, недостойных работать в чека, дабы их заклеймить или привлечь тех, которые посылали больных людей.

19 марта 1921 г. Дзержинский поручил Г.Г. Ягоде упорядочить увольнение чекистов, которых увольняли, «не наблюдая совершенно за тем, чтоб отправить их в военкомиссариат».

При каждом увольнении Дзержинский рекомендовал более внимательно относиться к сотрудникам. 13 марта 1924 г. решался вопрос о сокращении Административно-хозяйственного отдела ОГПУ и его руководителя Раттеля, на его место предполагалось назначить «хозяйственника — рабочего, жесткого и строгого работника». Но при этом «Раттеля не следует удалять, он б. генерал, честно служил Сов. Власти. Надо ему найти более подходящую для него должность».

Дзержинский старался удовлетворить просьбы сотрудников. 14 апреля 1921 г. к нему обратился член РКП (б) младший делопроизводитель отряда ВЧК Г. Я. Прикул, который ввиду трудных условий жизни семьи, просил откомандировать его в распоряжение Великолуцкого уездного парткома РКП(б) для назначения на какую-либо должность. «За наши идеи, — писал он, — я могу бороться как в Москве, так и в провинции, и я думаю, что с моим откомандированием ВЧК ничуть не пострадает…». 20 апреля 1920 г. Дзержинский писал Беленькому: «Полагаю, что надо откомандировать. Если хороший и там пригодится. Доложите Уншлихту».

8 марта 1925 г. Дзержинский поручил Благонравову расследовать «по существу и с формальной стороны» дело Лимонова. Если Лимонова надо было уволить, то правильно ли что это делается постановлением ОДТО ГПУ и что на это ссылаются и что об этом дают копию самому Лимонову? Надо ли было увольнять Лимонова? Если он вредный элемент, уменьшится ли вред от него, если он будет уволен. Правильно ли, что его увольняют без указания причин. Такие увольнения по предписанию ГПУ без указания причин — только вредны для ГПУ.

Предметом особой заботы председателя ВЧК-ОГПУ было материальное положение сотрудников, он лично знакомился с состоянием дел и поручал своим заместителям поступать также. Он дал задание Г.Г. Ягоде составить письмо в Политбюро ЦК РКП (б), в котором потребовал указать следующее: «У многих представление, что чекистам хорошо живется. Это неверно. Мы канцелярский и по хозяйству труд ужали до пределов. Огромное большинство наших сотрудников это оперативники — в большинстве бывшие рабочие высокой квалификации — работают без ограничения времени — в напряжении. А жалование получают самое скоромное…».

Нельзя не сказать о том, что политическое руководство страны не тревожило сложившееся положение. Этот вопрос неоднократно по предложению Дзержинского только в годы нэпа обсуждался даже на заседаниях Политбюро ЦК РКП(б): 3 ноября 1921 г. — о пайках для ВЧК, 6 сентября 1921 г. — просьба ВЧК ассигновать в ее распоряжение золотую валюту для обмундирования войск пограничной охраны, 18 мая 1922 г. — о материальном положении работников ГПУ, 16 февраля 1922 г. — об отпуске обмундирования ВЧК, 1 марта 1922 г. — о вещевом довольствии сотрудников ГПУ, 1 ноября 1923 г. — об улучшении быта сотрудников пограничных отделений ГПУ.

С первых дней существования ВЧК Дзержинский стремился упорядочить оплату за работу сотрудникам и их помощникам. Так, 7 февраля 1918 г. ВЧК под председательством Дзержинского, обсудив вопрос «О плате за услуги», постановила «платить осведомителям за услуги не более 10 % и только за оконченные дела.

26 июня 1918 г. по ходатайству Дзержинского об упорядочении материального обеспечения сотрудников ВЧК, которое к этому времени не было определено, СНК принял следующее постановление: «Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем довольствуется из Интендантства по следующим нормам: члены боевых отрядов, комиссары, разведчики, следователи, шоферы и члены комиссии довольствуются по нормам, установленным для строевых частей, остальные и канцелярские служащие, приезжие по делам и арестованные — по общим нормам». Это решение было первым документом, приравнивавшим чекистов к военнослужащим.

В марте 1919 г. из многих ЧК поступили запросы, как поступить с выплатой издержек, израсходованных вызываемыми ЧК свидетелями из деревень, сел, уездов и т. д. В связи с этим, 22 марта 1919 г. Дзержинский предложил «при поступлении требований на выплату расходов свидетелям, руководствоваться следующими положениями:

1. Прогонные получают лишь те свидетели, жительство коих находится от города на расстоянии свыше 5 верст.

Примечание: Прогонные выплачиваются впредь до особого распоряжения по 3 руб. за каждую обратную версту.

2. Суточные выплачиваются в тех случаях, когда свидетель, по требованию следствия потратит времени не менее двух дней.

3. Расходы по оплате выплачиваются из статьи непредвиденных расходов».

Постановлением Совета Труда и Обороны Республики от 17 сентября 1920 г., объявленным приказом ВЧК за № 118, все работники чрезвычайных комиссий в своих правах и обязанностях были приравнены к военнослужащим Действующей Красной Армии, что внесло много нового в характер работы органов ВЧК. В связи с этим Дзержинский в приказе от 24 сентября 1920 г. писал: «С указанного момента аппарат чрезвычайных комиссий является по темпу своей работы тождественным военной боевой организации и должен немедленно воспринять ту быстроту техники, на основании коей эта организация построена, работает и управляется руководящим центром….

Всероссийская чрезвычайная комиссия устанавливает:

1. Строжайшую военную централизацию всех органов ЧК, выражающуюся в непосредственном, полном и безоговорочном подчинении их во всех отношениях центральному органу — ВЧК.

2. Исключительную персональную ответственность всех работников ЧК и в первую голову председателей губчека, за состояние и деятельность вверенных им органов.

3. Порядок воинской подчиненности низших должностных лиц высшим в смысле точного и беспрекословного исполнения приказов ВЧК и отдельных распоряжений непосредственных и прямых начальников.

4. Точность и быстроту исполнения заданий, исходящих от Центра, и оперативных предложений всех органов ЧК, донося немедленно о выполнении их начальников и своевременно представляя все требуемые Центром сведения.

На основании изложенного объявляется во всеобщее сведение, что работа ЧК отныне рассматривается как выполнение боевых задач в военной обстановке на внутреннем фронте, а поэтому малейшие нарушения установленных настоящим приказом положений будут караться со всей суровостью ВЧК».

23 февраля 1921 г. Дзержинский писал К.М. Карлсону: «во что бы то ни стало эти войска сделать и по духу чекистскими, т. е. стойкими и преданными делу революции. Это достигнуть можно, втягивая их в нашу жизнь и работу постоянной близостью и заботой о них, как о материальной их жизни, так и духовной». Но решение этой задачи осложнялось тем, что СТО все войсковые части и военные учреждения, не расположенные на фронте, причислил к тыловым частям и перевел их на тыловой пакет и тыловое снабжение.

25 марта 1921 г. в докладной записке в СТО: Дзержинский обратил внимание на то, что постановление «не сделало никакого исключения для войск специального назначения, расположение которых в тылу нисколько не уменьшает их задачи и не сокращает возложенных на них обязанностей. Особенно сильное и неблагоприятное влияние перевод на тыловой паек и тыловое снабжение оказывает на войска ВЧК».

Председатель ВЧК просил «внести в вышеуказанное постановление Совета Труда и Обороны поправку и разъяснение, что постановление Совета Труда и Обороны о переводе войсковых частей, не расположенных на фронте, на тыловой паек, на войска ВЧК не распространяется». Свое предложение он обосновал следующими аргументами:

«Во-первых, войска ВЧК имеют свои специальные задачи и специальное назначение, которые не меняются от их расположения на фронте или в тылу, от перехода Красной Армии на мирное или полумирное положение, а, напротив, в некоторых случаях с развалом некоторых армейских частей даже увеличивается;

во-вторых, части войск ВЧК несут службу пограничной охраны, работа которой ничуть не отличается от работы на боевом фронте по напряженности вниманию и трудности несения службы, уменьшается только опасность смерти, но не исключается;

в-третьих, малочисленность войск ВЧК в сравнении с возложенными на них задачами перегружает их работа так, что наряды в караул красноармейцы должны идти через сутки, а во время, предназначенное для отдыха, исполнять оперативные задания ЧК или особого отдела, чего в тыловых частях никогда не бывает, ибо они кроме своих внутренних и внешних нарядов других несут только редко и в исключительных случаях;

в-четвертых, в местностях, отличающихся бандитскими шайками и кулацкими восстаниями, каких в настоящее время на территории РСФСР немало, войска ВЧК находятся в постоянном боевом положении».

К этому Дзержинский добавил: «Войска ВЧК должны быть исключительно надежные и дисциплинированные, готовые к выступлению по первому требованию, вербоваться из людей, на которых можно надеяться и которым можно доверять. В особенности это относится к войскам, несущим охрану границ РСФСР, где нет групповой работы, а надежда возлагается на честность и исполнительность каждого бойца в отдельности, а голодный и раздетый человек всегда легче поддается соблазну и подкупу, чем сытый».

6 мая 1922 г. Дзержинский провел совещание ПП ГПУ, на котором был обсужден вопрос «О материальном положении ГПУ». По докладу И.С. Уншлихта было решено произвести максимальное сокращение личного состава сотрудников с тем, чтобы фактически отпуск количества пайков не уменьшился и мог обеспечить наличное количество сотрудников; поручить С.Ф. Реденсу совместно с Полномочными Представителями в кратчайший срок разработать проект о дальнейшем сокращении личного состава всех органов ГПУ (транспортных, особых, секретных и гласных сотрудников и т. д„которой рассмотреть на совещании с начальниками отделов); «создать Центральный секретный фонд материальный и денежный путем привлечения экономических комиссариатов».

Трудное материальное положение чекистов усугублялось тем, что при низком и не во время выплачиваемом денежном содержании они в «добровольно-принудительном порядке» делали многочисленные отчисления для «красных» инвалидов, детских домов, для ликвидации последствий голода, бастовавшим немецким и японским рабочим, для нужд Общества друзей воздушного флота (ОДВФ), Международной организации помощи революционерам (МОПР), а также обществам ликвидации технической неграмотности, «Друг детей», Доброхиму и другим организациям.

5 июля 1922 г. председатель ГПУ Украины В.Н. Манцев обратился к Дзержинскому с письмом о бедственном положении чекистов: «…Я думаю, что это общий вопрос и в России положение их едва ли лучше. Денежное вознаграждение, которое уплачивается сотруднику, мизерное так же, как продовольственный паек. Сотрудник, особенно семейный, может существовать, только продавая на рынке все, что имеет. А имеет он очень мало. И потому он находится в состоянии перманентного голодания. На этой почве происходит общее понижение работоспособности, настроение сотрудников озлобленное, дисциплина падает, и нужны исключительные условия, чтобы в нужный момент заставить их работать, хотя бы вполовину против прежнего, зарегистрирован ряд случаев самоубийств на почве голода и крайнего истощения». «Я лично, — писал Манцев, — получаю письма от сотрудниц, в которых они пишут, что принуждены заниматься проституцией, чтобы не умереть с голоду. Арестованы и расстреляны за налеты и грабежи десятки, если не сотни сотрудников и во всех случаях установлено, что идут на разбой из-за систематической голодовки. Бегство из чека повальное. Особенно угрожающе стоит дело с уменьшением числа коммунистов среди сотрудников. Если раньше мы имели 60 % коммунистов, то теперь с трудом насчитываем 15 %. Очень часты, если не повседневны, случаи выхода из партии на почве голода и необеспеченности материального существования. И уходят не худшие, а в большинстве пролетарии.

Мы штаты уменьшили уже процентов на 75. Что же еще сокращать? Имеем ли мы право делать это?…есть один выход, чтобы государственная власть поняла, наконец, что такие учреждения, как чека, необходимо удовлетворять полностью, чтобы даны были совершенно удовлетворительные кредиты». И Манцев просил поставить перед высшими органами власти вопрос так: «Если чека не нужна, то об этом нужно сказать прямо и твердо. И мы соответствующим образом будем тогда поступать».

На следующий день после ознакомления с письмом Манцева

Дзержинский направил всем членам Политбюро и Оргбюро ЦК РКП (б) следующую записку: «Вчера 5/УП на заседании Оргбюро секретарь Донецкого губкома докладывал о невозможно тяжелом положении сотрудников губ. отд. ГПУ, о бегстве коммунистов из ГПУ, о выходе даже из партии и т. д. Оргбюро не раз слышало такие доклады беспристрастных товарищей. Киевский отдел ГПУ, например, существовал на отпускаемое ему за время от февраля до мая включительно 1,4 миллиарда ежемесячно. При сем записка тов. Манцева, рисующая положение на Украине, где не хуже, чем в РСФСР. Необходимо на это обратить серьезное внимание. Органы ГПУ еще необходимы для безопасности государства.

У меня сейчас просьба одна — дать указания Наркомфину, Наркомпроду и Наркомвоену, чтобы отпущенное нам по смете госснабжение, как продовольственно-вещевое, так и денежное, не было фикцией, а было передано нам полностью. Только при этих условиях мы сможем бороться железной рукой с разложением, уменьшить штаты до максимальных пределов, подобрав лучших и выполнить свое задание…»..

4 августа 1922 г. Дзержинский обратил внимание В.А. Балицкого на материальные условия работы ОРТЧК, у которой не было «ни средств передвижения, ни канц. принадлежностей, ни мебели и т. д».

И снова письмо, на этот раз в СТО о безвыходном положении ГПУ и просьбы: отпустить ГПУ средства в фонд заработной платы на квартал октябрь-декабрь для гласных сотрудников из расчета 53 600 сотрудников по 5000 (знак. 22 г.) на каждого в месяц в среднем, т. е. вместо отпущенных ВТС на квартал; отпустить сверх этого на обмундирование вместо отпущенных Бюджетным советом при НКФ; разрешить ГПУ в пределах отпущенного ему фонда установить для своих сотрудников собственные разряды; перевести ГПУ и его органы в пределах опущенных им денежных и продовольственных средств на коллективное снабжение с максимальным сокращением штатов с тем, чтобы с февраля исходя из достигнутого сокращения установить новые ставки, обеспечивающие прожиточный минимум сотрудников».

25 сентября 1922 г. Оргбюро ЦК РКП (б) обсудило доклад секретаря Николаевского губкома Киселева и постановило «предложить т. Киселеву довести до сведения тов. Дзержинского о положении органа ГПУ, поручив тов. Дзержинскому в недельный срок представить в Оргбюро ЦК РКП практические предложения об улучшении положения работников и об увеличении отпускаемых кредитов».

На следующий день Дзержинский писал Ягоде: «Вчера, 25/ 1Х секретарь Николаевского губкома т. Киселев на докладе в Оргбюро указывал на тяжелое материальное положение служащих ГПУ, на то, что среди них самый большой выход из партии и что, если не будут приняты меры, губПО будет потерян. Оргбюро обязало меня в следующем заседании Орг. бюро (2/Х) сделать доклад с практическими предложениями об улучшении положения работников всех органов ГПУ и об увеличении отпускаемых кредитов.

Прошу такой доклад подготовить. Кроме того примите т. Киселева».

28 сентября 1922 г. Дзержинский направил письмо в ЦК РКП (б) на имя Молотова: «Состояние органов ГПУ внушает опасение. Нет наплыва свежих ответственных товарищей, старые болеют, другие бегут. О матер, обеспечении я вношу предложения в Орг. бюро согласно заданию. Здесь просьба рассмотреть в Секретариате возможность присутствия на докладах секретарей губкомов о положении губерний в ЦК нашего (ГПУ) начальника Админорга для того, чтобы он был ближе привлечен к положению губерний и ближе знакомился с состоянием наших органов. Начальником Админорга у нас т. Воронцов».

11 октября 1922 г. материальное положение сотрудников снова обсуждается в ЦК. На этот раз в Бюро секретариата. С докладами выступили Г.Г. Ягода, Ф.Э. Дзержинский и М.В. Фрунзе. Было отмечено, что «тяжелое материальное положение работников ГПУ, разлагающе действующее на работу органов ГПУ». Бюро решило «направить представленный ГПУ материал в советском порядке, поручив зам. пред. СТО т. Каменеву (или Рыкову) в срочном порядке принять меры к созданию условий для надежного функционирования органов ГПУ».

Несмотря на принимаемые меры центральной властью, вина за необеспеченность чекистов положенным довольствием ложилась на местные органы. 11 января 1923 г. Дзержинский писал Благонравову: «Сегодня, 11 января 1923 г., т. Асаткин в докладе своем в Оргбюро ЦК РКП о Донецкой губ. отметил, что агенты ДО ГПУ и морского отд. ГПУ (в Таганроге) ходят «в рубищах», не в пример как у нас, изнурены. В Таганроге их не пускают из-за этого на заграничные пароходы. Необходимо принять меры. Ведь этого не должно быть по тем средствам, которые ТО ГПУ имеет.

Очевидно чья-то тут вина — Харькова или самой дорожи. ГПУ.

Сообщите, что Вами будет сделано, и о результате».

Однако постепенно материальное положение чекистов улучшается. Прежде всего были введены «твердые оклады» сотрудников. В центральном аппарате они были несколько выше. Но любопытно, что фактически не было большого разрыва в денежном содержании чекистов. Так, оклад председателя ОГПУ составлял 225 руб. Такой же оклад получали по должности его заместители, секретарь, особоуполномоченный при председателе, начальники управлений, их помощники, начальники отделов, начальник Центрального шифровального бюро, секретарь Коллегии, помощники начальников частей, комендант, старший инспектор, старший юристконсультант, комендант Бутырской тюрьмы. Меньше на 30 руб. получали: помощник секретаря Коллегии, начальники отделений и их помощники, особоуполномоченные; самые низкие оклады были у надзирателей (по 70 руб.), вахтеров (по 50 руб.), полотеров, посудомоек, курьеров и дворников (по 45 руб.). 16 марта 1923 г. по сетке разрядов оклады сотрудников уже составили: первый разряд — 110 руб., пятый — 198, десятый — 330, двенадцатый — 385, пятнадцатый — 473, семнадцатый — 550 руб..

И все же Ф.Э.Дзержинский считал необходимым упорядочить снабжение войск и органов ГПУ, сократив средства на их содержание. 15 ноября 1923 г. он поручил Ягоде подготовить по этому вопросу обстоятельную справку: по войскам: сколько войск налицо и по штатам; сколько пограничных, на какой границе сколько, протяженность границы; территориальных в распоряжении губотделов. поскольку на губотдел, в распоряжении ПП — сколько у каждого, в распоряжении ос. отделов (без погранохраны), в распоряжении ТО ГПУ, как они распределены, сколько у ОГПУ и в резерве; сколько конвойных и где; сколько всех войск по родам в Дальневосточной области, в Закавказье; сколько было соответствующих войск в царское время; сколько мы испрашиваем денег на содержание всех войск и по подразделениям и обоснование этого требования? Сколько мы должны были бы требовать по нормам Красной Армии? Сколько тратил царь?; сколько составляет жалованье, довещевое, вещевое довольствие, квартир и т. д. по всем войскам и по подразделениям — составить таблицу — дать общие суммы в рублях и на человека».

Дзержинский просил дать по войскам данные по подразделениям, «сколько комсостава, сколько рядовых, жалованье тех и других. Сколько «бойцов» и тыла? И сравнить с армией, отдельно указать, какая польза Республике от пограничных войск?

По ОГПУ в справке должны быть данные о штатах — гласные расходы: общие штаты и общая смета и наличие по управлениям и отделам; сколько канцелярских штатов и обслуживающих? Сколько испрашивается денег на содержание ОГПУ и обоснование по статьям расхода? Сколько по смете на каждое управление и отдел? Такие же данные по ПП и губотделам и уездным аппаратам, по ТО ГПУ. Их обоснование

По секретным расходам ГПУ — сколько было и обосновать, сколько необходимо; как распределяются секретные суммы по центральным отделам и по местным; есть ли у нас подсчеты, сколько нам стоило из секретных сумм дело Тютюника и др., имеющие большое значение».

Помимо этого Дзержинский просил Ягоду «дать анализ жалованью в 50 руб. в месяц, т. е. в год 600 руб. Как на такую сумму можно жить? Самое лучшее приравнять к довоенным деньгам, т. е. сколько это рублей по бюджетному индексу. Это выйдет сейчас 40 руб. довоенных. Мне кажется эта сумма чрезмерной на нашу нищету. Прошу подсчитать, сколько у нас во всех органах ответств. работников и сколько обслуживающих, и Вы увидите, что мы грабим Республику таким жалованьем — 40 руб. в месяц, в среднем…».

И становится не очень-то понятным его раздражение на «необоснованные упреки» со стороны некоторых руководителей. Так, 11 марта 1924 г. в письме Менжинскому и Ягоде Дзержинский отметил: «Сегодня т. Сокольников бросил нам ряд упреков: 1) привилегированное положение сотрудников. 2) бессистемность и бесхозяйственность в расходовании секретных сумм, 3) бесконтрольность (оценка слов Дерибаса), 4) увеличение нашей секретной сметы против прошлого года, 5) ОГПУ слишком дорого стоит.

Безответными эти упреки оставаться не могут, ибо они могут оставить гибельные для ОГПУ следы. Моя нервная реакция на заседании может усугубить эти последствия. Необходимо собрать исчерпывающий материал, чтобы я мог отразить все эти упреки в письменном докладе на имя ЦК. Необходимо кроме того посмотреть самим нам, нельзя ли что-нибудь сжать, сэкономить еще дабы быть в порядке перед самими собой и перед партией и революцией.

Прошу Вас наметить план подбора всего материала и доложить мне.

Прошу прислать мне Ваши ведомости с разбивкой секретной сметы и поручить всем отделам подобрать материалы для личного доклада мне в ближайшие дни с тем, чтобы я мог с их материалов составить по этому вопросу доклад в ЦК.

Прошу Вас дать данные, указав на их источники расходов царского правительства] на аналогичные расходы.

Прошу дать данные расходов на милицию сейчас и полицию до войны и штаты этих учреждений. То же об армии.

Для сравнения положения наших сотруд. с другими необходимо данные о фактич. раб. дне и жаловании у нас и у других. И о нашем личном составе — сколько рабочих, сколько канцелярских, сколько уполномоченных], следователей и руководителей.

К какому времени дадите мне этот материал?

Указание Сокольникова на построение нашей сметы на резерв и постоян. расх. правильно. Только резерв надо относить не только к Вам (фонд зампреда), но и к каждому отделу и ПП»

Дзержинский выступил против решения наркома путей сообщения Я.Э. Рудзутака в связи с тем, что в смете НКПС на 1923/24 финансовый год на обмундирование несущих службу на транспорте агентов ТО ОГПУ НКПС отказался от дальнейшего выделения средств. Рудзутак просил обеспечить эти расхода из общесоюзных источников. 2 июня 1924 г. он писал: «Такой отказ считаю ошибкой с точки зрения интересов самого НКПС. ТО ОГПУ, благодаря своей деятельности, сохраняет НКПСу многие миллионы. Ухудшение его положения очень чувствительное для него при ничтожном расходе НКПС (0,2 %) не в интересах НКПС. Конечно, настаивать не могу. Вам виднее».

Через многие документы председателя ВЧК-ОГПУ проходит требование об экономии государственных средств. Всем хорошо известно, что одним из узких мест в работе чекистов было недофинансирование, у государства (как и сегодня — правда, по другой причине, не хватало денег даже на обеспечение своей безопасности). К тому же некоторые руководители не очень-то берегли народную копейку.

В целях экономии 31 декабря 1920 г. Дзержинский распорядился убрать из всех служебных помещений ВЧК излишнюю мебель и предметы обстановки, а 31 марта 1921 г. приказал «изъять у ВЧК все диваны (кроме обслуживающих ночных дежурных) и передать в общий котел для рабочих домов».

Председатель ВЧК-ОГПУ потребовал установить жесткий контроль за расходованием средств на агентурную работу.

Из отчетов о расходовании этих средств видно, что они зачастую тратились неэкономно и не по назначению. На содержании находилась масса секретных сотрудников, которые далеко не соответствуют своему назначению и состояли в ГПУ только потому, что полагалось по штату. Сплошь и рядом утверждались счета на нецелесообразные, иногда даже фиктивные расходы на наем секретных квартир и др.

15 августа 1922 г. Дзержинский отметил, что «такое бесконтрольное отношение к делу имеет два недопустимых для органов ГПУ явления: во-первых, преступное разбазаривание народных денег; во-вторых, разлагает секретных сотрудников и тех, кто им отпускает таким порядком народные средства. Поэтому он приказал: во-первых, немедленно проверить всех секретных сотрудников, для чего образовать специальные комиссии в составе зам. начальника губотдела и начальника секретной части; оставить только тех, которые действительно дают серьезные сведения и пригодны к работе, остальных немедленно уволить; во-вторых, осторожно отнестись к расходам на угощения, посещение трактиров и тому под., каждый раз, серьезно проверяя, какие были последствия этих расходов. Сотрудников, у которых выявится тенденция к постоянным посещениям трактиров, кафе и к угощениям, взять под серьезное наблюдение и в случаях их испорченности немедленно уволить; в-третьих, начальникам лично установить строгий контроль над выдачей секретных сумм и ограничить израсходование таковых до минимума; в-четвертых, после проверки секретных сотрудников новых принимать после серьезной проверки их на работе, предварительно зачислив их временно или оплачивая по отдельным заданиям; в-пятых, всяческие вознаграждения выдавать в минимальной сумме. За исполнение данного приказа вся ответственность была возложена персонально на начальников губотделов и секретных отделений».

21 сентября 1922 г. Дзержинский распорядился сократить расходы на содержание автотранспорта, «дорого обходящегося ГПУ вследствие отсутствия и истощения запасов технического автоимущества в Республике, благодаря чему за некоторые технические автопредметы приходится переплачивать большие средства». Он предложил в ГПУ заменить автомобильный гужевым транспортом и городским трамвайным движением, «каковое за последнее время вполне налажено». В то время в гараже ГПУ было 9 автомобилей и 3 мотоцикла, четыре из них были машинами «особого назначения и подавались только Дзержинскому, Уншлихту, Менжинскому и Ягоде; одна — для обслуживания нужд Оперативного отдела; другая — для СО ГПУ и лично для Самсонова, остальные — «в общей разгон для обслуживания всех отделов ГПУ по нарядам». По одному мотоциклу было закреплено за СО, Оперативным отделом и «в общий разгон».

16 октября 1922 г. Дзержинский поручил Ягоде подготовить циркуляр, в котором снова указать, что бюджет кладется тяжелым бременем для государства, так как мы потребляющее, но не производящее ведомство, и мы должны жить за счет труда других. Поэтому необходимо со всей энергией приступить к экономии расходов и к сокращению штатов, не допуская ни развала, ни тунеядства. Элементы разложившиеся должны быть беспощадно изгнаны, к остальным при сокращена необходимо проявить заботливость, подыскивая им работы в других ведомствах и учреждениях, дабы не выбросить их на улицу. А в месячных отчетах отмечать, сколько губотдел стоил государству и что он (губ. отдел) дал государству, т. е. результаты работы; в работе по должностным и хозяйственным преступлениям надо теснейшим образом в повседневной жизни связываться не только с хозяйственными органами, но и с прокурором, сообщая в Москву о всех неувязках.

21 октября 1922 г. Дзержинский поручил Н.Н. Зимину разослать циркуляр ЦК и ЦКК РКП (б) о борьбе с излишествами, чтобы «все до единого члена партии на транспорте и в органах ГПУ прочли его и познакомились с ним. Это будет единственно правильный метод предупреждения и сокращения тех излишеств, о которых говорит циркуляр. Для того, чтобы склочные ячейки не использовали этого циркуляра для своих склочных целей, стоит этот циркуляр переслать с запиской, что разбирательство всех таких дел должно проводиться с распоряжения губкома и губКК…» .

16 ноября 1923 г. Дзержинский снова возвратился к вопросу о борьбе с излишествами. Всем ПП и на ГО ОГПУ было предложено принять к руководству и «повести решительную борьбу со всякого рода излишествами, допускаемыми как отдельными работниками, так и целыми местными органами ОГПУ….дабы в кратчайший срок наши органы стали образцом в области экономии, а работники — примером в образе жизни». В приказе ОГПУ особо было подчеркнуто то обстоятельство, что специфичность работы чекистов «находит известное отражение в глазах населения, посему борьбу с излишествами органам ГПУ надлежит вести постоянно и в самых жестких рамках, тем более что при скудной материальной оплате труда сотрудников ОГПУ широкий образ жизни того или иного сотрудника сам по себе подозрителен и требует самого внимательного и осторожного отношения к себе».

Несмотря на партийное послушание, характерное для Дзержинского, он выступал против некоторых решений парткомов. Так было после постановления МК РКП (б), предложившее коммунистам сдать все драгоценные вещи вплоть до обручальных колец и золотых часов. 23 августа 1921 г. он обратился в Оргбюро ЦК РКП (б): «Считаю такое постановление неправильным и вредным, суживающим нашу партию до секты. Есть немало рабочих и работниц, которые на свои сбережения, полученные не путем спекуляции, а тяжелого труда купили часы и кольца, серьги и другие предметы; другие получили в подарок или от родителей. С этими предметами у них связаны хорошие воспоминания. Затем эти предметы, это источник для черных дней, во время бедствия, тяжкой нужды можно обменять и получить все необходимое. Такое решение МК озлобит часть товарищей, а другую часть не возвысит. И с формальной стороны такое решение МК неправильно. Никакой парт, устав не дает права местным парткомам выносить таких решений. Если есть серьезные основания, чтобы вынести такое решение, — это должен был сделать Цека. В Москве нельзя коммунисту иметь обручального кольца, а в Питере или Тифлисе можно. Кроме того, как такое решение будет принято за границей? коммунистами и рабочими?

По-моему, это решение секты, а не рабочей партии.

Прошу Оргбюро вынести по этому вопросу свое решение».

По каждой информации о злоупотреблениях председателем ВЧК-ОГПУ принимались необходимые меры. Когда ему стало известно, что в Политсекретариате войск ГПУ обнаружены многочисленные нарушения, 6 марта 1923 г. он поручил З.Б. Кацнельсону прислать справку о штаты и структура этой организации, список ответственные работников, их оклады; бюджет (все средства из ГПУ и ПУРа и расходы) за 6 месяцев; какие и где занимают помещения, сколько комнат; автомобили, лошади, склады; прикомандированные и резерв».

29 марта 1926 г. Дзержинский даже просил Г.А. Русанова поручить сотруднику ИНО Михельсу, пописывающему статьи в «Известиях», поручить подготовку публикаций в связи с режимом экономии.

Следовательно, в основу работы Ф.Э. Дзержинского с кадрами органов ВЧК-ОГПУ была положена большевистская концепция о подборе и расстановке, обучении и воспитании сотрудников. Именно при нем были выработаны требований к чекистским кадрам. В работе с постоянным и переменным составом было использовано много новых форм и методов. Свою работу он строил с учетом конкретных условий и решаемых задач органами и войсками госбезопасности. Председатель ВЧК-ОГПУ требовал от каждого чекиста активной позиции и неукоснительного проведения в жизнь политики компартии.

 

Глава 8. Обучение и воспитание чекистов

Сложная работа в ВЧК-ОГПУ требовала всесторонней подготовки кадров. Дзержинский, понимая, что одной революционной энергии и энтузиазма недостаточно, поставил задачу повышения квалификации и общеобразовательного уровня каждого сотрудника: «Без знаний, без учебы нашей собственной…без поддержки науки… мы без этого не сможем выполнить той задачи…, которая перед нами поставлена». «Некультурность и неумение, как исправить зло» Дзержинский считал главными врагами в налаживании всей работы.

В ВЧК-ОГПУ были сотрудники разного уровня подготовки, от высшего образования до начального, среди рядового состава встречалось немало и неграмотных. Поэтому ликвидация неграмотности не была какой-то кратковременной кампанией, а велась постоянно. В губЧК (отделах ГПУ) были созданы кружки и школы, проводились индивидуальные занятия с сотрудниками. Ликвидация неграмотности шла под лозунгами: «Безграмотность — родная сестра разрухи», «Где у неграмотного колос, так у грамотного два».

Здесь уместно отметить, что многие чекисты в процессе работы получали не только практические навыки, но и повышали уровень своей подготовки. Пример в этом подавал их руководитель.

Феликс Дзержинский, уйдя их гимназии в революционное движение, получил свидетельство об окончании 7 классов, в котором среди оценок были «тройки» и две «двойки» (русский и греческий языки). Вполне понятно, что его основной школой была сама жизнь.

Будучи на постах председателя ВЧК-ОГПУ, наркома путей сообщения, председателя ВСНХ, он постоянно учился у своих подчиненных, не стеснялся прямо говорить, что мало знаком с там или иным вопросом и просил оказать ему помощь. Весной 1921 г. после назначения наркомом путей сообщения хорошо знал в большей мере Сибирскую магистраль «по обстоятельствам каторги и ссылки». Поэтому начал с транспортной терминологии, с экономии топлива маневренными паровозами. И уже к осени 1923 г. провел реформу железных дорог да так, что они стали рентабельными. И в 1924 г., став во главе всей промышленности страны, он говорил хозяйственникам: «Я сейчас должен учиться делу и должен учиться этому у вас» . Он рекомендовал хозяйственникам «покончить с остатками комчванства, будто бы нам, коммунистам, море по колено….Я должен сказать, что без знаний, без учебы нашей собственной, без уважения к людям, которые знают…..без поддержки науки, которая именно имеет целью поднять нашу промышленность и подвести научную базу под производственные процессы, мы без этого не сможем выполнить той задачи по поднятию производительности труда».

Такие люди, как Дзержинский, не могли быть необразованными. Даже не имея полного школьного образования и вузовской подготовки, они во многом превосходили своих соратников, и все потому, что не стояли на месте, их образование дополнялось знаниями, полученными в ходе практической работы.

При обучении чекистов упор делался на специальную подготовку того состава, в котором была большая нужда, с учетом перспективной потребности в кадрах. С этой целью на местах открывались различные школы и курсы. Была значительно улучшена система подготовки частей и подразделений войск ВЧК-ОГПУ на основе изучения опыта Первой мировой и Гражданской войн и произошедших изменений в военном деле. При этом учтено, что на вооружение войск поступили новые винтовки драгунского образца, тяжелые и легкие пулеметы, револьверы-наганы, бинокли, противогазы и др.

Обучение велось с учетом специфического предназначения каждого рода войск, отделов и служб различных управлений. В частности, в погранохране командование заботились о постепенном переходе к комбинированной охране границы с учетом топографических условий. Особое внимание заострялось на «придании ей оперативного уклона, на увязку сторожевого охранения границы с осведомительной работой».

31 декабря 1923 г. Дзержинский писал Менжинскому о важности повышения квалификации сотрудников Экономического управления в связи с борьбой с «ножницами» и резолюцией ЦК по экономическим вопросам путем откомандирования туда лучших работников: «Работа Эконупра должна выявлять все уязвимые места и намечать исправления как текущую работу. А посему необходимо усилить квалификацию личного состава работников Экономического управления. Прошу вызвать т. Кацнельсона и наметить с ним план усиления его».

Он поддерживал стремление чекистов учиться. В 1923 г. к нему обратился ПП на Северном Кавказе Е.Г. Евдокимов, который «настаивал, чтобы ему дали передышку и что хотел бы учиться». Сейчас через т. Манцева он снова обращается. 12 марта 1923 г. он писал Менжинскому: «Может быть, и надо дать ему эту передышку, отозвав его в Москву, а на его место послав т. Самсонова, если т. Самосонов согласится. М. быть, Вы переговорили бы с т. Манцевым. Я опасаюсь, что если т. Евдокимов все настаивает, а мы упрямимся, чтобы не потерять совсем работника, так как т. Евдокимов по всей вероятности сам чувствует, что такая беспрерывная работа ему уже не по силам».

9 декабря 1923 г. по инициативе Дзержинского была открыта Высшая пограничная школа ОГПУ. В ней шла подготовка руководящих кадров пограничных войск, сочетавших в одном лице функции военного начальника и руководителя оперативной работой. Штат переменного состава был 200–250 человек. ВПШ не могла полностью удовлетворить потребность войск в кадрах высшего звена, поэтому их подготовка продолжалась и в академиях РККА.

При поддержке Дзержинского с 1918 г. получила дальнейшее развитие и система практикантства. ВЧК рекомендовалось вновь поступавших на службу сотрудников зачислять в резерв назначения для двухнедельных испытаний с прикреплением к одному из опытных чекистов для теоретической и практической подготовки. Практикантами становились рабочие-коммунисты, красноармейцы, начальствующий состав войск, служащие Фельдкорпуса, разведчики, секретные сотрудники, обслуживающий персонал и, как исключение, некоторые беспартийные, «лишь из давно работающих и проверенных сотрудников наших органов».

Важное значение Председателем ВЧК-ОГПУ придавалось профессиональной подготовке в самих отделах, особенно «чекизации начальствующего состава». Она шла, главным образом, по линии учебно-воспитательной работы, переподготовки командного и политического состава через Высшую пограничную школу и соответствующую учебную и практическую боевую работу в частях, а также «втягиванием» его в простейшие виды оперативной работы.

Планы руководителей органов безопасности были еще большими, и Ф.Э. Дзержинский в записке к Г.Г. Ягоде от 25 ноября 1923 г. прямо указал: «мы должны будем постепенно чекизировать и милицию, и уголовный розыск», а в перспективе начать «движение в направлении упразднения Наркомвнутдела и ГПУ и создания Комиссариата охраны революционного порядка». Поэтому первейшее значение стало уделяться специальной (чекистской) подготовке личного состава органов и войск. Больше внимания обращалось на создание необходимых условий для того, чтобы сотрудники хорошо знали жизнь войск, а красноармейцы и командиры — работу чекистских подразделений. Для повышения квалификации личного состав войск и органов было признанно необходимым дать им четкое представление об истории органов и войск безопасности, их функциональных обязанностях, правах и методах работы.

В органах и войсках ВЧК-ОГПУ постоянно совершенствовалась воспитательная работа. Ее содержание по-прежнему обуславливалось местом органов безопасности в советской политической системе, решаемыми задачами, реальной политической обстановкой и политикой правящей партии. Она велась в условиях тяжелого экономического положения страны, политической, юридической и всеобщей неграмотности населения, инерции старых традиций, последствий Первой мировой и Гражданской войн.

Своя, особая во многом среда, сформировала взгляды тех, кто проводил политику построения нового общества. Наиболее характерными для них были не только крайние суждения, но и действия, во многом предопределявшие основные направления воспитательной работы. Она велась не только в новых условиях, но и с людьми, пришедшими к активной политической деятельности в конце 1910-х гг. В большинстве своем они вышли «из вчерашнего рабства», не могли усвоить традиции российской культуры и жили верой в «светлое будущее».

Российская интеллигенция многое сделала для восприятия социализма народами своей страны. Именно она долгие годы боролась за социальную справедливость и равенство против эксплуатации и угнетения, воспитала отвращение к капитализму и буржуазии, придала марксизму характер религиозного верования. Но вчерашний раб, бесправный и неграмотный человек, вызывал у интеллигенции большие опасения, и не случайно А.М. Горький с большим недоверием относился к таким людям: «…недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего».

«Быть владыкой» была возможность у чекистов, облеченных не только особым доверием, но и властью, в том числе и внесудебной. И чем выше они занимали посты, тем большими правами пользовались. Нельзя не сказать, что это не беспокоило Дзержинского.

Многие приказы и циркуляры, подписанные им, были направлены на ограничение поведения и всевластия чиновников от безопасности, когда злоупотребления или нарушения приобретали нетерпимый характер.

Система воспитания в ВЧК-ОГПУ должна была, с одной стороны, сформировать убежденного сторонника и защитника коммунистической идеологии, «политического бойца», с другой — сделать его «законопослушным» (точнее, «партийнопослушным»). В ВЧК-ОГПУ принимались меры к тому, чтобы вся воспитательная работа велась комплексно, с применением разных форм и методов, была систематической и охватывала весь личный состав. При этом обращалось внимание на учет специфики службы. Например, службу по охране границы мог нести человек, обладавший определенными моральными качествам и физическими данными. Поэтому Дзержинский подчеркивал, что в пограничных частях требуется «особо учитывать качественный состав и моральное состояние красноармейцев». Он обращал внимание и на важность всесторонней подготовки выезжавших за границу, потому что они «обыкновенно не имеют никакого понятия об условиях, в которых и там придется работать, о тех опасностях, которые им угрожают»

В сознание сотрудников постоянно внедрялись стереотипы: «солдат партии», «беспартийный большевик», «верный ленинец» и др. «Для большевиков, — писал видный меньшевик А.Н. Потресов, — в их победном умонастроении все было ясно и просто — упрощено их российской удачей. Через крушение капитализма, через Гражданскую войну к новому социальному строю — немедленно и повсеместно».

Оценки чекистов были всегда категоричны: вот — друг, вот — враг, вот — свой, вот — чужой.

Но самой отличительной особенностью ВЧК-ОГПУ было то, что «личный состав органов безопасности РСФСР, а в дальнейшем СССР, без сомнения, был глубоко предан коммунистическим идеям. И хотя общеобразовательный уровень большей части руководящего, не говоря уже об оперативном составе, был невысок, четкая политическая линия, революционный пафос, чувство исключительности, прививаемое чекистам с первого дня службы, сделали советские органы госбезопасности в течение 10–12 лет одной из самых сильных спецслужб в мире» .

И совершенно правы были те, кто говорил, что «слишком долго они жили и работали чувством, которому ими были отданы лучшие годы в пролетарской революции, чтобы они могли в случае быстрого перехода от одной системы участия партии и вместе тем наших органов, к другой, быстро подравняться и ориентироваться в новой обстановке». Новая экономическая политика, пришедшая на смену «военного коммунизма», повлекла за собой денационализацию многих предприятий и легализацию частного капитала, совершила в умах чекистов какой-то хаотический переворот. Для них было ясно лишь, что партия отступила, буржуазия победила, жертвы Гражданской войны напрасны и т. п. И многие сотрудники чувствовали себя обманутыми и преданными вождями. Такое положение признавал и председатель ВЧК: «Были случаи, когда из партии в связи с нэпом, уходили те, которые дрались с Колчаком и в 17-м были с нами. Некоторые потеряли веру…»

Многие коммунисты переживали, видя недостатки и отрицательные стороны, несовершенство аппарата ВЧК-ОГПУ, желали его улучшить. В числе их был и сам Дзержинский. Он беспокоился более всего за «коммунистическую нравственность». Так, ссылаясь на поведение одного из сотрудников, он писал 23 июля 1922 г., что отступление от норм морали становится делом очень серьезным и важным для работы с кадрами

22 января 1924 г., в 14 часов, в связи с кончиной В.И. Ленина, Ф.Э.Дзержинский направил полномочным представительствам, губернским отделам ОГПУ, особым и транспортным отделам ОГПУ телеграмму следующего содержания: «Вчера в 7 часов вечера скоропостижно скончался Владимир Ильич, о чем извещает правительственное сообщение. Наши органы должны: первое — мобилизоваться, второе — сохранить полное спокойствие и предотвратить панику, не давая для нее повода внешними проявлениями и массовыми арестами, третье — выявлять настроение масс и улиц; четвертое — обратить главное внимание на поведение черносотенцев, монархистов, белогвардейцев; пятое — оказать все[мерное] содействие для поднятия духа армии, шестое — сплотиться вокруг губкома, руководствуясь его указаниями, седьмое — о всем важном держать нас в курсе. 22 января 1924 года. 14 часов».

Ф.Э. Дзержинский обращал вниманием активизацию работы чекистов-коммунистов. В структуре органов безопасности была развернута широкая сеть первичных партийных организаций, которая способствовала усилению партийного влияния. Если в Красной Армии на июль 1925 г. число коммунистов-военнослужащих составляло 12 %, то в погранохране и в войсках ОГПУ на 1 января 1925 г — 15, 6, а вместе с комсомольцами — 22 %. В 1926 г. в погранохране и войсках ОГПУ было членов и кандидатов ВКП(б) — 7892 человека(14,69 %), членов и кандидатов ВЛКСМ — 6,089 (12,08 %). Итого: 26,77 %..

Путем вовлечения каждого коммуниста в общественную работу ставилась задача преодоления имевшихся недостатков в работе организации. Дзержинский рекомендовал через газеты и журналы доводить до личного состава ВЧК-ОГПУ важнейшие правительственные решения, материалы по вопросам воспитания — «Надо идти навстречу пожеланиям редакторов газет и журналов, знакомить их с материалами, представляющими интерес для печати»С учетом низкого общеобразовательного уровня сотрудников были организованы громкие читки партийных документов.

Для чекистов было важно хорошее знание политической обстановки в стране и за рубежом, правильное понимание партийной линии. Исходя из этих соображений, Дзержинский первостепенное значение отводил партийной информации, требуя, чтобы все партийные решения, касающиеся чекистов, были своевременно доведены до них для практического претворения в жизнь: «Резолюцию Пленума ЦК РКП(б) об очередных задачах работы в деревне надо было разослать всем нашим органам с циркулярным письмом и с указаниями, что и как наши органы в этой области должны делать». В другом случае он писал: «При сем циркуляр ЦК и ЦКК…необходимо его разослать, с тем, чтобы все до единого члена партии на транспорте и в органах ГПУ прочли его и ознакомились с ним».

Дзержинский нетерпимо относился к несогласованной работе чекистов с партийными комитетами.

15 апреля 1920 г. Дзержинский телеграфирует Пятакову о том, что РКП(б) поручает ему выехать в Челябинск для расследования и принять все меры к успокоению и налаживанию нормальных отношений с губкомом: «Губчека должна работать под контролем и при полной поддержке губкома. Без этого работа губчека не может быть плодотворной».

В 1921 г. от секретаря Башкирского обкома РКП (б) Викмана и члена ВЦИК Зудова в ЦК РКП поступило письмо Дзержинскому и Сталину, в котором они утверждали, что посланная телеграмма за подписью БашЧК от 17 марта о заговоре ответственных работников Башкирии не соответствует действительности и является результатом паники и непонимания условий работы в Башкирии. 22 апреля 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение И.С. Уншлихту: «Ввиду решения об отзыве Каширина, надо его немедленно отозвать, назначив Востотделу (Могилевскому) расследование по обвинению, выдвинутому обкомом».

Приехавший из Крыма Н.И. Бухарин рассказал Дзержинскому о секретном циркуляре Особого отдела, подписанном Вихманом, в котором предлагалось выбирать на партийную конференцию его сотрудников «для поднятия авторитета». 18 мая 1921 г. Дзержинский в письме к Манцеву указал, что считает издание таких циркуляров делом недопустимым и антипартийным и предлагает Вихмана «немедленно из Крыма убрать, назначив и следствие. Через два дня Манцев сообщил в ВЧК о том, что «Вихман уже откомандирован в распоряжение ВУЧК и должен на днях выехать из Крыма. О сообщаемом Вами меня Крымский областком поставил в известность, причем им постановлено просить ВУЧК об отозвании Вихмана из Крыма и о запрещении ему работать в Чека, занеся об этом в его партийную книжку. Ваше отношение к циркуляру Вихмана вполне разделяю и по приезде Вихмана в Харьков приму соответствующие меры, о таковых уведомлю Вас».

Дзержинский пресекал всякое нарушение партийной дисциплины. Об этом свидетельствует дело полномочного представителя ГПУ на Северном Кавказе И.В. Трушина. Как к работнику руководящего звена, к нему и ранее предъявлялись серьезные претензии. Например, начальник секретного отдела ВЧК Т. Самсонов 29 декабря 1921 г. писал: «Ввиду того, что работа по политпартиям является одной из важнейших теперешних функций ВЧК и чтотов. Трушин по политпартиям доказал свою несостоятельность,

СО ВЧК просит снять т. Трушина с ПП ВЧК и назначить на его место более толкового и опытного по политпартиям работника». Но по каким-то причинам он не был снят, а более того, повышен в должности, в 1922 г. возглавил ПП ГПУ Юго-Востока России. 2 сентября 1922 г. ЦКК РКП (б) получила от А.А. Холщевникова данные о злоупотреблении Н.В. Трушиным и его подчиненными служебным положением: необоснованные аресты, хищения и растраты денег, продовольствия и др. Ему вменили в вину необоснованный арест супругов Шишковских «без достаточного материала», обвинение их в шпионаже, избиение арестованного Шабалина. Шишковская неоднократно вызывалась в кабинет Трушина «на допрос» и находилась там до утра, затем она была освобождена и ей выделена квартира, где встречи с Трушиным продолжались. Об их сожительстве стало известно всем сотрудникам ПП ОГПУ, да и сам Трушин не скрывал этого, а даже хвастался. Шишковская по заданию Трушина посылалась в Батуми для определения на закордонную работу, но оба раза по распоряжению В.Р. Менжинского возвращалась обратно. Трушин оформил ей паспорт подданной Греции и отправил из Новороссийска в Константинополь. После получения этого заявления началось разбирательство, которое закончилось тем, что Трушина… пожурили. За него вступились А.И. Микоян и К.Е. Ворошилов, говоря о нем, как «о весьма крупном организаторе».

5 сентября 1922 г. к Дзержинскому приехал С.М. Буденный, который говорил о колоссальных заслугах Трушина «по борьбе с бандитизмом и на спайке с армией, спайке, которой армия его до приезда Трушина не могла добиться». И ни Буденный, ни К.Е. Ворошилов, не видели необходимости снятия Трушина с занимаемой должности. Буденный прямо указал, что «в такой большой работе могли быть и промахи, но это не основание шельмовать такого человека и угрожать выгоном из партии. Т. Буденный усиленно ходатайствует ликвидировать это дело». Дзержинский предложил членам Коллегии запросить мнение секретаря Юго-Востбюро А.И. Микояна, отозвать комиссию и в Москве рассмотреть дело Трушина — «Необходимо принять во внимание мнение Ворошилова, Буденного и действительно большие заслуги т. Трушина».

Материалы на Трушина были переданы в ГПУ для принятия необходимы мер по его проступкам. Ими занялся следователь Хундадзе, который после ознакомления с документами 17 сентября 1922 г. направил в ЦКК на имя М.Ф. Шкирятова личное письмо.

Есть необходимость привести его полностью. «Моя обязанность, — писал он, — Вам это сказать — Ваше дело действовать, как Вы хотите. Напомню только, что простой перечень трушинских безобразий способен поднять бурю на любом рабочем и партийном собрании. В тиши же кабинетов, наоборот, эта отвратительная грязь превращается в обычное чуть ли «приличное» происшествие.

Негодяи, умеющие крепко связаться с «нужными людьми», останутся безнаказанными благодаря этим высоким авторитетным заступникам. А что скажут сотни и тысячи людей, над которыми издевался этот человек всем своим образом жизни, поведением, работой?

Никакой ответственности, уверенность в поддержке «своих людей», полное забвение не только классовых, но и простейших правил честного человека, это с одной стороны, а с другой, сверху форменное покрывательство и «отеческое ворчание» тех, кто должен судить и наказывать их. Такой строй в учебниках называется феодальным. Это даже не буржуазный, потому что в буржуазном государстве каждый представитель правящего класса, осмелившийся так наплевать на интересы своего класса, был бы жестоко покаран.

Надо было Вам сперва знакомиться с материалом, а потом служить его заступником.

И то, что этот вопрос хотят решить без Сольца, лично знающего все дело, решить не запрашивая даже его, это мне дает полную уверенность, что я правильно понимаю и оцениваю эту поспешность. Хундадзе».

21 сентября 1922 г. Дзержинский в письме Г.Г. Ягоде и В.Д. Фельдману выразил свое возмущение поступком Хундадзе, нарушившим, по его мнению, партийную и служебную дисциплину: «…Хундадзе, следователь ГПУ и как таковой, познакомившись с делом т. Трушина, не имел права выступать с какими бы то ни было частными письмами и делать свою политику, а тем более с таким гнусным письмом, которое должно быть предметом расследования по существу ЦКК на предмет наложения на Хундадзе партийного наказания. По нашей линии прошу немедленно — сегодня же следователя Хундадзе уволить (за недисциплинированность и хулиганство в своем письме) без права поступления на службу в органы ГПУ. Об исполнении сообщите». В тот же день Г.Г. Ягода сообщил Дзержинскому, что следователь «уволен без права поступления в органы ГПУ».

Учитывая наличие разногласий между руководителями органов безопасности, парткомами и советами по различным вопросам, Дзержинский нацеливал чекистов на их преодоление. Характерным в этом отношении является письмо члену Туркестанского бюро ЦК РКП (б), полномочному представителю ВЧК в Туркестане Я.Х. Петерсу, всем ЧК, политбюро, особым отделам и РТЧК, в котором подчеркивалось, что каждый чекист и все ЧК должны твердо помнить: «Как чека, так и истинный коммунист, заинтересованы (в) создании в Туркестане твердой Советской власти, и в общей работе ЧК должна нести пример не только в смысле порядка, дисциплины, самоотверженного труда, но и выдержки, такта, твердости и вежливости», а задача «приезжающих товарищей должна сводиться не к генеральствованию и стремлению сесть на шею мусульманскому населению, а к тому, чтобы помочь этому населению безболезненно изжить невежество, выбраться из-под влияния мглы и суеверий, в которых его держал капиталистический мир, на свет знания, поднять его до сознания своих собственных сил, чтобы он мог стать у власти», и важнейшими задачами чекистов являются: «помощь мусульманской бедноте, полный контакт с партийными организациями и самое широкое использование опыта работы партийных товарищей…».

В 1921 г. предметом разбирательства Коллегии ВЧК стало положение в Туркестане. Г.И. Бокий доложил Коллегии о взаимоотношениях Сафарова и Петерса. Вся кампания Сафарова, писал Бокий, «против чекистов оказалась ни на чем не основанной, и расстрелы, утвержденные Петерсом, не имели под собой никакой почвы. В начале января были арестованы Сафаровым чуть ли не все ответственные работники особого отдела Туркфронта по обвинению в пьянстве, причем дело сознательно раздувалось с целью, видимо, очернить работников чекистских учреждений…Естественным выводом из того, что Петерс, как руководитель в самостоятельной области — картельной политике должен быть признан не на месте, тем более, что фактическое руководство этой областью взял в свои руки Сафаров, создавая особые следственные комиссии, практикуя расстрелы, выносимые ТуркЦИКом».

В начале апреля в ВЧК поступило письмо сотрудников Туркестанской ЧК. 9 апреля 1921 г. Дзержинский поручил своим заместителям составить проект ответа через Петерса для подписи секретарем ЦК РКП (б) и председателя ВЧК. «Они, — писал Дзержинский, — в некоторой мере правы — нельзя всегда и всех расстреливать провинившихся. К тем из рабочих и кр.(трудящимся), которые могут исправиться и которые совершили преступление потому, что о них не было никакой заботы — можно и должны быть снисходительнее. Главное, ЧК и губкомы должны поставить сотрудников в такие условия — моральн. и материальн., чтобы они себя чувствовали парт, организацией, связанной с партийн. и рабочими массами. Если к чекистам относятся как к жандармам, это означает, что плоха партия и руководство. Обновить состав необходимо».

В то же время Дзержинский предложил секретариату ЦК РКП (б) послать письмо Я.Х. Петерсу для ознакомления и принятия необходимых мер, «если действительно расстрелы чекистов слишком широко и необдуманно применяются. На такое письмо следует откликнуться — производит впечатление письма людей с наболевшей душой.

Нельзя в самом деле всегда всех провинившихся так наказывать. К тем из рабочих, которые совершили преступление случайно, только потому, что жили в слишком тяжелых условиях, без заботы об их моральн. и матер, положении — без связи и поддержки партии — применять в.м. надо с величайшей осторожностью. И если много преступлений, если на них смотрят, как на жандармов — это значит они все погибнут. Тут надо врачевать ЧК не расстрелами, а действительно более частой сменой, обновлением состава, сближением с партией и заинтересованием самой партии. Если тов. смотрят на них как на жандармов- это смерть ЧК. С этим надо бороться внутри самой партии — и посылать в ЧК не «жандармов», а товарищей, которых партия на каждом шагу поддержит и окажет партдоверие».

Выполняя распоряжение Дзержинского, И. А. Апетер представил проект письма на имя Полномочного Представителя ВЧК в Туркестанской области Я. X. Петерса, но проект был признан неудовлетворительным, и в конце апреля новое письмо было направлено в секретариат ЦК РКП (б).

Оргбюро ЦК РКП (б) обсудило вопрос «О незаконных действиях т. Сафарова в Туркестане» и постановило: «Ввиду наличия Полномочного Представителя ВЧК члена Туркбюро т. Петерса, член Туркбюро т. Сафаров не имеет права помимо Петерса делать какие бы то ни было организационные или оперативные распоряжения как по охране границ так и по линии ЧК и Особым Отделам. Все аресты и применение каких-либо мер наказания, произведенные т. Сафаровым по его инициативе помимо т. Петерса или его заместителя, являются незаконными. По поводу незаконных действий т. Сафарова т. Петерсу произвести расследование и представить материал ВЧК для представления его в ЦК РКП».

Дзержинского отличало настоящее знание людей, их политических и деловых качеств, индивидуальных особенностей и черт характера. Он требовал от каждого руководителя собирать и накапливать в процессе работы такой материал, который помогал бы оценивать достоинства и недостатки каждого сотрудника, расставлять их на таких участках работы, на которых они могли бы дать максимум того, на что были и способны по своим личным качествам. Слаженной и дружной работы сотрудников Дзержинский достигал благодаря своим личным качествам. Он часто выступал перед чекистами, выкраивал время для задушевных бесед с ними, считал, что личный пример руководителя, личные контакты с подчиненными многое значат, что без этого вообще невозможна политическая деятельность. ‘Впоследствии один из видных чекистов В. И. Манцев писал, что «к многим чертам Дзержинского как руководителя ЧК нужно отнести величайшую обаятельность его характера, благодаря которой основной кадр работников ЧК безгранично был предан ему и беспрекословно выполнял его приказы».

Председатель ВЧК-ОГПУ хорошо знал своих подчиненных, строго спрашивал с них за проступки, но всегда брал под защиту тех, по отношению к кому проявлялась несправедливость. Важное значение в воспитании чекистов придавалось им дисциплинарной практике.

Когда требовалось поощрить особо отличившихся чекистов, Дзержинский ходатайствовал перед высшими органами власти об их награждении. 11 марта 1921 г. он писал председателю РВСР Л.Д. Троцкому: «Прилагая при сем рапорт пом. нач. Ос. Отд. ВЧК Артузова, я со своей стороны поддерживаю ходатайство о награждении т. И. И. Добржинского постановлением РВСР орденом Красн. Знамени за проявление героической самоотверженности в деле борьбы за коммунизм». По предложению Дзержинского Президиум ВЦИК 18 июля 1921 г. наградил высшей воинской наградой Орденом Красного Знамени: А.Х. Артузова (Фрауча), Е.Г. Евдокимова, Я.Н. Кожевникова, А.М. Левина, В.Н. Манцева, И.П. Павлуновского и Т.П. Самсонова.

В письмах к подчиненным Дзержинский выражал благодарность за хорошую работу. Он, в частности, 25 декабря 1920 г. дал высокую оценку работе И.П. Павлуновского: «…Доклад Ваш прочел и в общем согласен с Вами, с Вашими выводами. Деятельность Ваша совершенно отвечала той линии, которой ВЧК должна держаться, и я очень рад, что Вам удалось так остро и хорошо наладить работу, поставить ее в государственные рамки — не только без конфликтов с партийными и советскими органами, но в полном с ними контакте».

19 мая 1925 г. Дзержинский писал З.Б. Кацнельсону: «Соколовскому надо прибавить 50 руб. Он работает, безусловно, с полной нагрузкой и преданностью делу».

Председатель ВЧК-ОГПУ заботился о здоровье своих сотрудников. Так, 6 июня 1922 г. он направил телеграмму на имя начальников губотделов ГПУ Курска, Орла, Воронежа, Нижнего Новгорода, Тамбова и Полномочному представителю ГПУ в Ростове-на-Дону о подыскании мест для открытия санаториев. Им предлагалось согласовать все вопросы с губкомами и губисполкомами, посоветоваться с врачами. — «Место должно быть сухое и не малярийное. По возможности на возвышенном месте. Помещение должно быть вместительное, требуемый ремонт и оборудование будет произведен. Ответ сообщите в течение ДЕСЯТИ ДНЕЙ с отзывом врачей».

В 1920 г. Дзержинский писал в ВЧК: «Я думаю, что необходимо дорожить т. Мармузовым и поручить кому-либо удовлетворять его нужды. Боюсь, что свалится, а найти такого другого будет невозможно».

19 июля 1922 г. Дзержинский по обращению к нему А.А. Андреевой предложил своему секретарю В.Л. Герсону попросить И.К. Ксенофонтова «более близко озаботиться Буциевичем и о результате скажите мне и т. Андреевой». Андреева сообщила Дзержинскому 17 июня о том, что жена Буциевича, работавшая в Секретном отделе ГПУ, сообщила ей, что Буциевич опасно заболел в Ростове-на-Дону, у него крупозное воспаление легких с осложнениями, и, «вероятно благодаря его необычной щепетильности он помещен в очень скверные условия. Пример, его два недели лечили как подозрительного по тифу. Значит не предупредили крупоз. воспал. легких, ибо методы лечения той и др. болезни разные.

Жена его говорила об этом Ксенофонтову. Я не знаю, что сделано ЦК, но боюсь, что одного заявление тов. Буциевич мало.

Она просила напомнить Вам об А. А. Буциевиче и сказать о нем в ЦК».

В мае 1924 г. к Дзержинскому обратилась в Ливадии служащая Внешторгправления Искрицкая с жалобой, что ее муж, сотрудник ГПУ Искрицкий умер два года тому назад от тифа. Работал в Ростове, она осталась с ребенком на руках, ГПУ не оказало никакой помощи. Дзержинский просил секретаря навести справки и оказать помощь Искрицкой».

В другом случае Дзержинский 6 апреля 1924 г. поручил Ягоде: «Убитому товарищу необходимо устроить похороны так, чтобы почти все сотрудники и войска приняли участие. Семью необходимо полностью обеспечить».

17 мая 1925 г. Дзержинский писал Беленькому о необходимости выплачивать ежемесячно 1/3 жалования Уткиной, жене комиссара на содержание сына Уткина. — «В этом не может быть никаких колебаний. Прошу Вас принять меры и сообщить мне о результате. Надо оформить так, чтобы не нашлось толкователей, которые отменили бы это решение».

К своему председателю сотрудники ВЧК-ОГПУ обращались с различными просьбами частного характера. Так, 12 сентября 1922 г. секретарь Деткомиссии ВЦИК Назаров просил Дзержинского помочь ему в решении жилищного вопроса. Он проживал в квартире, которая ранее принадлежала начальнику милиции Корневу, после отъезда которого в порядке самоуплотнения вселился Назаров и Царьков с женой. Новые руководители Главмилиции старались выселить проживавши там семьи. Назаров просил Дзержинского «оградить нас от этих притязаний и возможности быть выброшенными на улицу». После наведения справок квартира осталась за жильцами.

Дзержинский защищал сотрудников от клеветы и нападок. Он считал, что при начале разбирательства по любому вопросу необходимо «прежде всего выяснить вполне лицо заявителя со стороны его наличности партийности, честности, ибо очень часто заявители оказываются анонимами или лицами, абсолютно не заслуживающими доверия, а между тем, давая ход таким очень часто клеветническим заявлениям, дискредитируются честные товарищи и люди». Например, по делу обвиняемых Кобозевым руководителей НКПС, которые будто бы мобилизовывали коммунистов «в наказание за обличения на фронт оказалось, что это клевета, основанная исключительно на заявлениях анонимов, что не было Кобозеву известно только потому, что не выяснил и не проверил лиц, подписавшихся под заявлением». Дзержинский распорядился издать циркуляр, в котором указать, что «всех клеветников и обвинителей без достаточных данных наказывать самым беспощадным образом… Приказ этот должен быть распечатан и прочитан ответственными работниками и следователями ЧК».

В связи с распространяем слухов о жизни члена оперативного штаба боевого отряда ВЧК С. Чернова, порочивших его, 14 мая 1918 г. Дзержинский просил назначить расследование в спешном порядке, поручив это коллективу фракции большевиков…».

В феврале 1921 г. Дзержинский обязал Менжинского разобраться в отношениях между сотрудниками Киевской губЧК и Особым отделом, хотя для него была «ясна вся вздорность обвинений, основанная на бывшем между Ос. от. Киев. воен. окр. и губчека антагонизме. Всякие сплетни, смешения лиц и т. п. могли на такой почве разрастаться в дела». Особый отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК, что было грубейшим нарушением. К делу были причастны чекисты Деницкий и Шнейдерман. 25 февраля 1921 г. Дзержинский просил Менжинского «дать циркулярное разъяснение всем Ос. отд., что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому — дело препровождать в Центр для дальнейшего направления.

Кроме того, считал бы полезным запретить Ос. от. заводить дела и производить аресты по делам им не подведомственным».

23 сентября 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту о интриге Будникова против Г.И. Бокия, считая, «нельзя не верить Бокию, которого мы все знаем. Я потому приостановил чистку его отдела до его возвращения».

Дзержинский считал необходимым отстаивать в спорах тех сотрудников, которых хорошо знал по совместной работе. Так, 27 апреля 1920 г. после ознакомления с содержанием телеграммы на имя председателя военного трибунала К. Данишевского от предревтрибунала Донобласти относительно привлечения Н.Д. Скрыпника к суду. Феликс Эдмунович писал: «…Должен указать, что тов. Скрыпник мне лично известен еще с подпольной работы, и Цека неоднократно давал ему ответственные поручения. Еще задолго до этого там не Кавфронте создалась склока и сплетни, и я не допускаю и мысли, чтобы тов. Скрыпник был бы причастен и к уголовному преступлению. Ввиду этого прошу В/ срочного распоряжения предревтрибуналу Донобласти о прекращении дальнейшего ведения следствия по этому делу и выслать весь материал к нам в Москву для совместного его обсуждения в интересах беспристрастности.

Одновременно указываю, что на днях туда, на Кавфронт выезжает тов. Ландер, обличенный широким правом от ВЧК и Особого отдела ВЧК, который вполне сумеет продолжить ведение следствия, если оно потребуется.

О последующем прошу Вас уведомить меня».

22 июля 1921 г. Дзержинский обратился в НКЗем к Козыреву: «Прежде чем пересылать прилагаемое заявление в ЦКК, я думаю обратить на это дело Ваше внимание, т. Козырев. Тов. Артузов (Фраучи) честнейший товарищ, и ему не могу не верить как себе. Просил бы Вас принять меры для того, чтобы положить конец описуемым безобразиям Юркина. Уведомите меня, пожалуйста, как Вы решили поступить по этому делу».

Дзержинский поддерживал своих сотрудников, занимавшихся разработками членов эсеровской партии. В середине апреля заявила об уходе из ГПУ Андреева. Причиной послужило заявление Штейнберга о ведении следствия по делу левых эсеров. Без предъявления обвинения они содержались в тюрьме. 11 апреля 1922 г. он писал Андреевой, что не придал никакого значение информации Штейберга, но важно то, «что мы не предъявили обвинения, хотя по отношению к левым с.-р. не было ничего более легкого это сделать: обвиняетесь в принадлежности к партии л. с.- р., к ее активной подпольной группе, которая поставила себе целью и т. д. Напр., Майоров, об этом даже я знаю, экспроприатор и террорист. И действительно, держать людей два года, произвести ликвидацию ВЧК и не предъявить обвинения — это нас, безусловно, компрометирует, и на это я обрушился. Вы тут, конечно, ни при чем. Общая наша постановка дела не приноровлена к потребностям нэпа. Это нам урок. Мы никто не должны держать после двух недель без предъявления обвинения. Вопрос суда или изоляции это совсем другой вопрос. И при изоляции обвинение должно быть предъявлено. Что касается Вас, то по всем дошедшим до меня сведениям, являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать, работа тяжелая, но это не основание для ухода.

12 июня 1924 г. председатель ОГПУ писал некоторым членам Коллегии: «Согласно предложения т. Сольца, прошу войти в комиссию под председательством т. Сольца для детального расследования жалобы т. Некваса на т. Дукиса и порядка и условий содержания в Бутырской тюрьме. В тот же день он направил письмо в ЦКК А.А.Сольцу: «Дорогой товарищ! Дукис — преданнейший делу товарищ. Против комиссии и ее состава не возражаю. Но когда вся уголовная шпана устроила концерт на весь квартал, мы дали распоряжение принять все необходимые меры воздействия для прекращения безобразий. Вопрос шел не о голодовке, а о неслыханном кошачьем концерте. Тюрьма-тюрьмой. Расследовать жалобу, безусловно, нужно, но я Дукиса знаю и спокоен за его судьбу, он преданнейший член партии и не рожденный тюремщик».

30 марта 1926 г. возникла конфликтная ситуация на заседании Деткомиссии ВЦИК под председательством А.Г. Белобородова при рассмотрении вопроса о субсидии детской коммуне ОГПУ. между Белобородовым и представителями ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Об этом инциденте Дзержинский узнал от Ягода, который рассказал о пристрастном отношении к представителям ОГПУ и ЦК ВЛКСМ. Через несколько дней была получена записка от Белобородова с нападками на представителей ОГПУ и ЦК ВЛКСМ за их «недопустимое поведение», причем Белобородов указал, что на такое «дерзкое и вызывающее поведение представители» имели, очевидно, полномочия от соответствующих учреждений (ОГПУ) и организации (ЦК ВЛКСМ)».

5 апреля 1926 г. Дзержинский направил письмо в ЦКК ВКП (б) и его копию Белобородову. Он отметил, что «эта выходка т. Белобородова делает для меня невозможным рассмотрение и исчерпание инцидента путем совместного с ним обсуждения, поэтому я вынужден обратиться в ЦКК с просьбой разрешить как сам инцидент на заседании Деткомиссии, так и выходку т. Белобородова по отношению к ОГПУ и ЦК ВЛКСМ».

В отдельных случаях Дзержинский был снисходительным к проступкам чекистов, учитывая их молодость и порой непонимания той или иной ситуации, и иногда сам выступал с ходатайствами. Так, 29 декабря 1922 г. он писал Председателю ВЦИК М.И. Калинину: «Постановлением Коллегии ГПУ от 27/III с.г. был осужден на 6 месяцев лагерного заключения с лишением права работы в органах ГПУ бывш. секретарь предГПУ Украины Захаров Александр Осипович за дискредитирование советской власти по I ч. 109 ст. Уг. Кодекса(за спекуляцию — Авт.).

Принимая во внимание, что Захаров А.О. старый работник чрезвычайных органов, что уже самый факт содержания его под стражей является для него достаточным наказанием, что его действия, за кои он понес наказание, не связаны с его служебными обязанностями, а являются несовместимыми со званием чекиста и что Коллегия ГПУ поэтому не могла вынести никакого другого решения, как вышеупомянутое, считаю дальнейшее содержание Захарова А.О. под стражей излишним, а посему ходатайствую о его частичном помиловании в смысле освобождения его от отбывания наказания с оставлением в силе лишения права работать в органах ГПУ и карательных органах республики».

5 января 1923 г. вопрос был решен положительно. Но Захарову было запрещено работать в правоохранительных органах. 6 января 1923 г. Дзержинский просил Захарова «после поступления на новую службу уведомить его и выразил надежду, что тот поставьте себе задачу искупить вину перед Республикой своей неутомимой работой в ее пользу» и будет очень рад узнать об этом.

28 августа 1921 г. Дзержинский обратился в ЦКК РКП (б) по поводу письма И.М. Гадпо: «Тов. Гадло работает в ВЧК очень давно, кажется, с начала 18 года. Товарищ, преданный делу. Но, к сожалению, при исполнении служебных обязанностей превысил свою власть, чего не сознает до сих пор. Из прилагаемого дела видно, в чем обвинялся т. Гадло. Он послал своего подчиненного в кабинет ответствен, работника НКПС с тем, чтобы тот дал в продолжение часа письменные ответы. Не по обвинению его в чем-либо, а по анкете с вопросами, касающимися работы транспорта, топлива в частности. Вопросы, на которые можно было бы дать ответ только в результате подготовительной работы, подбора материалов и т. д. Превышение власти заключалось в том, что заставил ответственного работника отвлечься от его работы для незаконных и неумных требований. Жалобу на меня нахожу несправедливой, так я слишком мягко наказал его за дискредитирование ВЧК, имея в виду его преданность делу. По правде, что он не знает, за что он наказан, я сомневаюсь, так как ко мне он не обращался с вопросом, а из самого заявления его видно, что знает. Дело о нем мною было поручено вести т. Фельдману. 2 сентября 1921 г. ЦКК заслушала письменное объяснение Ф.Э. Дзержинского по делу И. М. Гадло и сочла вопрос исчерпанным.

Дзержинский, безусловно, хотел, чтобы поведение чекистов, имевших заслуги в борьбе с контрреволюцией, служили примером всем остальным. 15 июля 1923 г. он писал Хрусталеву: «Заслужили на суровое наказание. Вы должны были быть для всех образцом по Вашей работе в ВЧК и по боевым заслугам. Если Вы себе позволяете, то все остальные тем более будут себе позволять. Тогда ГПУ надо будет разогнать, ибо не польза, а вред от него будет. На этот раз наказание отменяю, надеясь, что Вы слово свое сдержите».

Председатель ВЧК-ОГПУ был требовательным человеком, и часто прибегал к наказаниям за провинности и упущения по службе и тем более за преступления. Обращаясь к чекистам 23 июня 1919 г., он писал, что «суровое наказание ждет всех тех, кто вздумает злоупотреблять предоставленными ЧК правам. В случае применения высшей меры наказания к каким-либо лицам в корыстных целях виновные будет расстреливаться. Ответственность за проступки чекистов он возложил на местные коллегии ЧК в целом и на председателей в частности».

19 января 1921 г. Дзержинский предложил И.К. Ксенофонтову составить циркуляр ко всем председателям и начальникам ЧК и особых отделов об отношении к преступлениям и проступкам чекистов и к неправильным на них обвинениям. При этом учесть следующее:

«I. Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц и саботажных учреждений. Вместе с тем — работа полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод.

2. Чтобы чекист мог выполнить свои обязанности и остаться твердым и честным на своем пути, для этого необходима постоянная товарищеская поддержка и защита со стороны председателя, членов Коллегии, заведующих отделами и т. п. Чекист может только тогда быть борцом за дело пролетарское, когда он чувствует на каждом шагу себе поддержку со стороны партии и ответств. перед партией руководителей. Но, с другой стороны, слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК. И защита, и укрывательство тех, кто впал в искушение и злоупотребил своей властью для своей корысти — недопустимы и преступны троекратно.

Совершает преступление тот председатель и заведующий, который замазывает и покрывает преступление чекиста. Преступник против пролетарской революции, преступник против партии, ответственной за ЧК, преступник против всех честных чекистов и самой ЧК. Чтобы выполнить свои обязанности для революции, чтобы быть в состоянии защищать и оказывать поддержку своим сотрудникам в их тяжелой борьбе — для этого ЧК должны беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление.

В 1919 г. член коллегии Петроградской губЧК Д.Я. Чудин вступил в интимную связь с некой Свободиной-Сидоровой. За «любовь» приходилось платить. И Чудин по ее просьбам освободил из-под ареста ее сожителя спекулянта В.М. Дрейцера и спекулянтов Эменбекова, Баршанского и Розенберга, с которых его любовница получала крупные взятки за заступничество в ЧК.

Дзержинский отправился в Петроград, чтобы лично разобраться с этим делом. Ввиду важности дела, ВЧК назначила для рассмотрения его комиссию из трех членов ВЧК и трех членов Петроградской губчека под председательством Дзержинского. Были арестованы Чудин, Свободина-Сидорова и освобожденные Чудиным спекулянты. Показаниями обвиняемых и всеми обстоятельствами дела вина Чудина была установлена. Он, узнав от Свободиной о полученной ею от Эменбекова крупной взятке, хотя сам и отказался от предложенных ему 25 тыс. руб. из этой взятки, не только не арестовал ее, не сообщил об этом в губЧК и не прервал с нею преступной связи, продолжая брать от нее разные продукты. Когда ЧК напала на след сожительницы Чудина, тот рассказал об этом ей и заявил: «Я боюсь к тебе ходить, за мной следят». Узнав от Свободиной также, что к ней ходит разыскиваемый ЧК Габаев, чтобы с ее помощью добиться освобождения своей жены за взятку от 50 до 100 тыс. руб., Чудин опять-таки ограничился только предупреждением, сказав ей, чтобы Габаев перестать к ней ходить.

Комиссия единогласно постановила Чудина расстрелять. В приговоре от.22 августа 1919 г. Дзержинский записал: «..вина Чудина усугубляется еще тем, что он, состоявший несколько лет в рядах Коммунистической партии и занимавший такой ответственный пост, как пост члена Чрезвычайной комиссии не мог не понимать как предательски он нарушает интересы партии и злоупотребляет доверием своих товарищей по ЧК».

Н.А. Свободиной-Сидоровой за использование интимной связи с Чудиным для шантажа и взяточничества, а В.М. Дрейцер за освобождение ряда лиц за взятки были расстреляны 23 августа.

29 апреля 1920 г. Дзержинский приказал арестовать и доставить в Москву бывшего заместителя председателя РЧТК Петрограда Д.В. Усова, как дезертира, самовольно оставшегося в Киеве.

22 июня 1922 г. Дзержинский ознакомился с предварительным заключением уполномоченного Следственного отдела ГПУ Де-Решак-Вельмора, который обвинил в преступлении по должности уполномоченного активной части Оперативного отдела ГПУ А. В. Карпова и фельдегеря ГПУ П. И Матвеева в систематическом пьянстве. К тому же Карпов терроризировал своим поведением жильцов дома, где проживал, вымогал у них деньги, угрожал револьвером, содействовал незаконному получению удостоверений и пропусков скупщику золота и бриллиантов, вел антисемитскую агитацию.

Карпов и Матвеев были арестованы 21 июля 1922 г. Через два дня Дзержинский просил Фельдмана доложить, почему Карпов «так долго после поступления на него обвинения не был арестован, а также кто из его сотоварищей за него ручался и заступался? Все они должны быть опрошены, ибо иначе некоторая тень может пасть и на них. Ибо трудно предположить, чтобы могли ускользнуть от их внимания антисемитизм и разгульная, не по средствам жизнь Карпова. Дело это очень важное. Каленым железом надо выжить из ГПУ таких подлецов. Докладывайте мне о ходе дела. Мера наказания должна быть определена при моем участии. Приговор должен навести ужас на подобных лиц — дабы ушли от нас».

В 1925 г. группа лиц во главе с Путиловым, имевшая тесные связи с ОГПУ, расшифровала секретных сотрудников. По этому делу проходил 81 человек, из них 27 были приговорены к расстрелу, 32 к заключению в концлагерь на различные сроки, 13 — к ссылке в отдаленные места СССР, 4 — к другим наказаниям, в отношении 3 лиц дело прекращено, одно отложено и одно направлено на доследование. 16 марта 1925 г. Дзержинский писал Менжинскому: «Для меня из дела Путилова совершенно ясно, что организация эта имела глубокие связи в ГПУ. Только эти связи могли обеспечить их успех в раскрытии работающих у нас. Речь идет о раскрытии 15-ти (а не 8-ми). Необходимо этим заняться особо, поручив это дело одному товарищу, независимо от общего ведения дела. Пр. Манцеву. Прошу сделать это, сообщив мне, кому вы поручили это дело.

Надо выяснить точно, кто ими был разоблачен, когда. Опросите всех разоблаченных. Добиться и у арестованных по этому вопросу безусловного признания. Особенно надо добиться показаний Путилова, который признался, что передал через Рактера список 15 секретных сотрудников ГПУ. Безусловно, у нас в оперативных аппаратах должны быть провокаторы.

В 1926 г. Троцкий направил на имя Дзержинского доклад о начальнике Особой части НКФ Л.Л. Волине, который зарекомендовал себя как карьерист. Проходя службы в ВСНХ, Госзнаке и НКФ, он использовал свое положение в преступных целях: мешал выработке положения об Особой части НКФ, расходовал большие средства, подбирал кадры из родственников, играл на понижении курса, совершал увеселительные поездки за границу, был связан с белой эмиграцией. 8 апреля 1926 г. Дзержинский писал Ягоде: «Я думаю, Волина надо закатать лет на 10 (десять) в ссылку, подержать года два-три в тюрьме».

Многие сигналы о поведении сотрудников, поступавшие в ВЧК-ОГПУ, были предметом тщательного изучения Дзержинского.

13 марта 1921 г. Дзержинский просит Э.М. Склянского принять меры по сообщению Р.С. Землячки о том, что в Тюмени части ВНУС разложены, требуется обновление командного состава и замена комбрига Полисонова, который «во всех отношениях слаб». В этот же день он просил И.А. Апетера поверить информацию о том, что с Землячкой в одном вагоне ехал член Вятской губЧК Варьятов, который скрывал спекулянтов, везших мясо и продававший его на станциях; он говорил, что едет к Ксенофонтову для получения нового назначения. И если это правда, то «надо расследовать через Валескална и гнать его от нас в шею».

В середине 1921 г. в ВЧК обратился Иорданский с жалобой на нетактичное поведение следователей и И.С. Уншлихта, которые завели на него дело на основании сплетен. 8 июля 1921 г. Дзержинский предложил Уншлихту выйти из этого положения обстоятельным разбирательством заявления и путем «удовлетворения».

8 августа 1922 г. Дзержинский объявил строгий выговор Усову, Медведю и Карпенко за то, что они не поехали на место происшествия в ночь 6 на 7 августа на ст. Подмосковная, как только узнали об этом происшествии — об убийстве рабочего депо Бабакина.

В феврале 1924 г. некий Тимофеев устраивал скандалы, вступал в драку и шантажировал людей ссылками на Дзержинского и других партийных и советских руководителей. Однажды даже в казино сослался на председателя ГПУ и был доставлен на Лубянку. 22 февраля 1924 г. Дзержинский писал Фельдману, что о Тимофееве ничего не знает, кроме того, что он сам ему говорил, и просил «произвести самое строгое расследование его поведения, выяснить полностью его прошлое и его заслуги перед революцией на основании свидетельских показаний и официальных отзывов. От него потребовать описание его жизни с указанием, кто именно может подтвердить правильность его сообщений. Если он сам написать не в состоянии, пусть Вам расскажет со стенографич. записью.

Кроме того, прошу провести врачебную экспертизу и если она признает, что поступки его объясняются болезнью, то поместить его в соответствующую больницу и если являются злоупотреблением своей болезнью, то соответственно поступить с докладом мне».

Дзержинский не проходил мимо незначительных упущений своих сотрудников. Он интересовался у Г.Г. Ягоды: «какие права имеют начальники отделов и управлений и другие в отношении административного ареста своих сотрудников и как эти права применялись…».

4 декабря 1920 г. в рапорте вахтера ВЧК Таланова отмечалось, что после окончания работы в комнате № 67 не было потушено электричество, комната заперта и ключ, по всей вероятности, забран с собой, потому что на доске, где вешают ключи, его не оказалось. Работали в этой комнате Бахвалов и другие, фамилий которых выясняются. Такие явления бывают часто и не соблюдается приказ по управделами ВЧК от 29-го октября». Дзержинский написал резолюцию: «Дать 3 суток ареста в помещении комиссии с исполнением служеб. обяз. Провести по приказу». В.Л. Герсон доложил Дзержинскому о том, что распоряжении не выполнено, так как Бахвалов оказался невиновным.

Строго спрашивая с подчиненных, Дзержинский иногда уступал давлению со стороны руководителей партии, как это было в 1921 г. в деле Л.П. Берия.

Формальной причиной начала разбирательства стала информация о том, что Берия потребовал передачи всех дел, возникших в железнодорожных ЧК Баку, в АзЧК. Но все ЖЧК подчинялись непосредственно ТО ВЧК, и возникавшие вопросы между органами ЧК Баку и ТЧК ст. Баку решались путем согласования. Поэтому начальник ТО ВЧК Г.И. Благонравов дал указание инспекторам М.А. Гурьеву, Штейману и Васильеву выехать в Баку и во всем разобраться. Инспектора установили не только ненормальности во взаимоотношениях между ТЧК и АзЧК, но и неблаговидное поведение Берии, который освобождал преступников и арестовывал многих людей по вымышленным обвинениям, вынуждал увольняться честных сотрудников и т. д.

В 1921 г. в Баку работала комиссия по ревизии деятельности органов ВЧК Украины и Северного Кавказа во главе с М.С. Кедровым. Она также установила многие нарушения законности со стороны Берии. Кедров продиктовал своем сыну Бонифатию письмо, в котором сообщил о положении дел в АзЧК, выразив политическое недоверие Берии. Бонифатий отвез письмо и докладную М.С. Кедрова в Москву. В.А. Антонов-Овсеенко утверждает, что «Дзержинский не принял никаких мер» по докладной Кедрова. А сын Я.Д. Берзина добавил, что «докладная Кедрова осталась у Дзержинского, он не передал ее в аппарат ЧК. Что стало дальше с докладной — неизвестно».

Сделаем некоторые уточнения. Докладную М.С. Кедрова Ф.Э. Дзержинский действительно оставил у себя, но судьба ее известна. В личном фонде Дзержинского РГАСПИ есть дело, в котором осталась только опись документов 1921 г., в том числе упоминается и докладная Кедрова, а сама докладная уничтожена.

После дополнительного разбирательства и уточнения обстоятельств дела Берии в декабре 1921 г. Дзержинский вызвал Берзина и вручил ему ордер на арест Берии. При этом Дзержинский указал, что в докладной Кедрова приводятся факты провокаторской деятельности Берия. Для задержания и ареста Берии был выделен наряд из 4 человек, но старший наряда не знал, кого они должны взять под стражу. Ночью, за несколько часов до прибытия поезда из Баку, Дзержинскому позвонил Сталин и, сославшись на поручительство А.И. Микояна, попросил не применять строгих мер к Берии. Дзержинский снова вызвал Берзина и сказал, что арест Берия отменен, попросил сдать ордер и порвал его. В последующем Берзин писал, что «главным ходатаем за этого подонка выступал Микоян, который знал его с 1919 года». С полным основанием можем добавить, по крайней мере, еще одну фамилию — Г.К. Орджоникидзе. На это указали Н. Кванталиани и С. Агабеков. Последний писал: «Берия мог держаться так долго на своем посту не благодаря личным способностям, а вследствие личной близости к Орджоникидзе».

Перед Микояном и Орджоникидзе, которых поддержал Сталин, Дзержинский не устоял, и в 1922 г. дело Берии закончилось для Лаврентия Павловича благополучно. Более того, приказом Председателя ГПУ № 45 от 6 февраля 1923 г. он был награжден револьвером «Браунинг» «за энергичное и умелое проведение ликвидации закавказской организации» партии социалистов-революционеров.

Одним из важнейших направлений работы Ф.Э.Дзержинского с кадрами было интернациональное воспитание. Это исходило из учета многонационального состава частей и подразделений чекистского ведомства. В 1921 г. среди сотрудников ВЧК было 77,3 % русских, 9,1 % — евреев 3,3 % — латышей 1,8 % — поляков, 0,5 % — белорусов. Таким же многонациональным был и состав войск ОГПУ. Так, в погранохране на 1 января 1925 г. насчитывалось 67,8 % русских, 20,3 — украинцев, 3 — белорусов, 2 — евреев, 1,5 — латышей и литовцев, 1 — татар и др..

В приказах Ф.Э. Дзержинского указывалось на необходимость учета того, что в сознании народа, в его памяти были воспоминания о крепостничестве, великодержавных гонениях, резне в Закавказье. Встречавшиеся факты грубого обращения с населением строго осуждались в чекистской среде. Он требовал от своих сотрудников ведения борьбы с великодержавными тенденциями, чуткого отношения ко всем народам, уважения национальных обычаев и традиций. Встречавшиеся факты грубого обращения с местным населением им строго осуждались, а к сотрудникам, нарушавшим принципы национальной политики, принимались меры административного воздействия.

Интернациональное воспитание было частью нравственного воспитания. Следует иметь в виду, что в Советской России главным критерием морали и высшей ценностью культуры была поддержка и укрепление власти большевиков. Гуманизм и общечеловеческие ценности были отнесены к области мелкобуржуазной культуры. Это своеобразное «оголение» человека, освобождающее его от моральных ограничений, привычка к аргументации подавления и насилия было следствием эпохи войн и революций. Участие в арестах, реквизициях, конфискациях, арестах не могло не оказывать психологического воздействия, не вызывать у них изменений в сознании. И в органах безопасности понимание морали и норм нравственности было несколько деформировано господствующей идеологией.

Кстати, эти понятия в то время не были основными требованиями ни одной политической партии, а не только РКП б). Все это в немалой степени предопределило утверждение психологии, атмосферы, методов и политической риторики времен Гражданской войны в обществе и стало живительным источником сталинизма.

Впоследствии в советской историографии сформировалось представление о чекистах, как о рыцарях революции, ее беззаветных и бесстрашных защитниках, а сам термин причислен к наиболее популярным в советской политической лексике. Но в действительности в рассматриваемый период все было далеко не так однозначно. В чекистской среде сложно переплетались готовность к самопожертвованию, честность и честолюбие, вседозволенность и самодовольство, суждение о себе как о передовой части партии и как о «чернорабочих революции» и пр. Поэтому отношение к чекистам в обществе было сложным и чаще всего негативным (как и прежде ко всем работникам спецслужб Российской империи). Чувство неприязни не столько к сотрудникам, сколько к методам работы ВЧК-ОГПУ, было широко распространенно и среди значительной части коммунистов, особенно с дореволюционным стажем. Безусловно, часть критических замечаний в адрес чекистов даже со стороны членов правительства не соответствовала действительности. Например, утверждение Г.Я. Сокольникова о «привилегированном положении» чекистов.

Это заявление было сомнительным в части материального положения, но бесспорно в другом, в привилегированных отношениях с властью, точнее к осуществлению ими властных функций в пределах предоставленных прав. Имея власть, они боролись с внешними и внутренними противниками. Но их число не уменьшалось не потому, что их столько было, а по другой причине: в органах ВЧК-ОГПУ годами культивировался образ врага. Даже в день 5-ой годовщины органов ГПУ Ф.Э. Дзержинский говорил, что ГПУ «имеет миллион врагов….они живы и питают надежды на интервенцию и взрыв изнутри». Верно подметил В.П. Макаренко, что «специфика большевизма, состоит в использовании принципа: научный социализм есть истина в последней инстанции, и она должна быть навязана народным массам, которые не способны понять свои интересы из-за систематического оглупления…».

В вопросах нравственного воспитания сотрудников основные усилия Дзержинского были направлены на то, чтобы обеспечить влияние членов партии на беспартийных личным примером, постоянной заботой о своих подчиненных. В процессе воспитания многое зависело от личных качеств руководителей. Среди них большинство было преданных идее, боровшихся за ее осуществление, не жалея себя и своей жизни. Но встречались и другие, число которых возрастало по мере бюрократизации госаппарата, ослабления общественного контроля за работой чиновников от ведомства безопасности, все более проявлявшейся двойной морали.

С каждым годом менялся микроклимат в чекистских коллективах, особенно негативно влияла начавшаяся борьба с оппозицией и политические процессы, поиск все новых противников власти.

В период, когда органами безопасности руководил Дзержинский, предметом особой заботы было утверждение нравственного климата в чекистских коллективах, создание в их атмосферы сотрудничества. Он писал: «Я ужасно дорожу миром у нас, а это может его обеспечить и дать возможность многое увидеть и знать по внутренней жизни. — писал Ф. Э. Дзержинский. Дружность, по-моему, необходимое условие успеха и силы нашей».

Нравственность была залогом успеха в повседневной работе чекистов. В июльской 1918 г. «Памятке сотрудникам ЧК», которую утвердил председатель ВЧК, говорилось о том, что должен помнить каждый комиссар, следователь и разведчик, работая по розыску должен:

«Быть всегда корректным, вежливым, скромным, находчивым.

Не кричать, быть мягким, но, однако нужно знать, где проявлять твердость.

Прежде, чем говорить, нужно подумать.

На обысках быть предусмотрительным, умело предостерегать несчастья, быть вежливым, точным до пунктуальности.

Быть всегда в обращении с публикой вежливым, а при случае уметь проявить твердость.

Каждый сотрудник должен помнить, что он призван охранять советский революционный порядок и не допускать нарушения его, если он сам это делает, то он никуда не годный человек и должен быть исторгнут из рядов Комиссии.

Быть чистым и неподкупным, потому что корыстные влечения есть измена Рабоче-Крестьянскому государству и вообще народу.

Быть выдержанным, стойким, уметь быстро ориентироваться, принять мудрые меры.

Если ты узнаешь, где о небрежности и злоупотреблении, не бей во все колокола, так как этим испортишь дело, а похвально будет, если ты их тихо накроешь с поличным, а затем к позорному столбу перед всеми.

Храни, как зеницу ока, данные тебе поручения.

Конечно, это не десять христианских заповедей, тем не менее-служебные правила поведения чекистов в 1918 г.

После окончания Гражданской войны Ф.Э. Дзержинского беспокоило ослабление деятельность органов ВЧК, которые вместо того, чтобы совершенствовать свои аппараты и улучшать работу, допускали трения и несогласованность, занимались выяснением прав друг друга и др. Так, в декабре 1920 г. ВЧК получила телеграмму уполномоченного СОВЧК в Ростове-на-Дону о произведенном у него обыске, в ходе которого был отобран портфель и изъяты документы. Обыск произведен по ордеру Терской областной ЧК. Считая такое явление недопустимым, Дзержинский и Ягода поручили 18 декабря 1920 г. Ксенофонтову срочно произвести расследование. В начале марта 1921 г. возник конфликт между революционным военным трибуналом 6-й армии и Херсонской ЧК. Трибунал произвел обыски у руководителей ЧК, сославшись на то, что эта операция произведена якобы по распоряжению РВС 6-й армии. Комиссия, образованная партийным органом и РВС, ни к каким выводам не пришла, ввиду отказа зампред реввоентрибунала Кауфмана дать объяснения. «Создается невыносимое положение, — писали чекисты, — или ответственные работники ЧК жулики, тогда их нельзя оставлять на работе, а они остались или им нанесено незаслуженное оскорбление, тогда надо принять меры».

17 марта 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде запросить реввоентрибунал и потребовать отзыва Кауфмана.

Чтобы не допускать подобных фактов и добиться согласованной работы всех чекистских органов, в тот же день Дзержинский приказал:

«1. Всем органам ВЧК, как-то: губчека, политбюро, особым отделам и ТЧК, приложить все силы к налаживанию как технического аппарата революционной борьбы, так и постановки самой работы, напрягая и сосредоточивая особое внимание на информационную сеть, способную охватить всю жизнь и выявить ненормальные явления ее во всех закоулках.

2. Отбросить и уничтожить всякую склоку, подкапывания, интриги, науськивания и сплетни в своей среде.

3. В разработке дел сохранять строжайшую конспирацию. Всякое полученное сведение о ходе разработок должно сохраняться в папке дела и быть известно только тому, кто имеет непосредственное отношение к разработке дела.

4. Агентурную разработку против сотрудников другого органа ВЧК, о которых поступили данные о их преступной деятельности, вести только с согласия начальника или председателя данного органа. В случае, если поступили данные против начальника или председателя, пересылать этим данные немедленно в ВЧК.

5. О поступивших обвинениях и о разработке дел против ответственных работниках советской власти и компартии ставить в известность местный парком и поступать по его указаниям сообщая о деле в ВЧК.

6. В случаях особо серьезных обвинений против вышеуказанных работников когда в целях успешной ликвидации невозможно поставить в известность партком, немедленно по телеграфу запрашивать ВЧК указаний, воздерживаясь от каких-либо шагов».

Председатель ВЧК-ОГПУ много внимания уделял воспитанию молодежи. Он писал В.Л. Герсону о том, что «необходимо как следует заняться молодежью и подростками и поставить это дело образцово в пример другим», наблюдать, чтобы не нарушались постановления об охране труда, обеспечить действительное обучение работе, а не безделью или прислужничеству, помочь ей в усвоении науки и овладении техникой. — «И всего этого надо добиться не путем привилегий и опеки, не путем оторванности от НКПроса и др. органов, ведающих этим, а путем вовлечения самой заинтересованной молодежи, сотрудников ЧК и соответст. ведомств — союз молодежи, бюро ячейки и исполком. Займитесь этим…Родители должны знать, что молодежь у нас воспитывается как следует».

Многие документы и воспоминания современников председателя ВЧК-ОГПУ свидетельствую о том, что эту задачу он предлагал решать не только с опорой на родителей, но и на представителей общественных организаций, прежде всего на комсомольцев и молодых коммунистов. Они должны были своим примером вовлекать молодежь в активную общественную работу. Он советовал своим сотрудникам не стоять в стороне от этого важного дела. Ведь речь шла не столько о настоящем, сколько о будущем Советской республики. Именно это должно быть гарантией дальнейших успехов в народнохозяйственном строительстве и повышении обороноспособности страны.

15 сентября 1924 г. Дзержинский просил И.А. Кроваля заняться 75 комсомольцами, прибывшим по постановлению ЦК РКП (б), обратив внимание не только на распределение, но и на индивидуальный подход к каждому, проинструктировать, учить в процессе самой работы, нацелить на то, что «главная их задача учиться делу самому, учиться видеть и анализировать, учиться выискивать все то, что способно поднять производительность, достигнуть и перешагнуть заграницу, имея всегда в перспективе великую цель и великие задачи». «Если наша молодежь, — писал он, — кроме своей собственной учебы у нас, дает нам выявление всех недочетов на первое время, то и тогда это будет большое достижение. При выборе из этой молодежи, по-моему, надо обращать внимание на борьбу с комчванством и на поддержку молодого оптимизма и энтузиазма, остальное приложится… Это очень трудная и тонкая задача, но в перспективе и у нас кадр настоящих советских работников-организаторов, администраторов, техников и экономистов…».

Дзержинский стремился к омоложению кадров органов безопасности. Так, 26 января 1926 г. после разговора с комсомольцами он писал Герсону: «Эти ребята были у меня. Они производят на взгляд очень хорошее впечатление. М. быть, Вы их вызвали бы к себе и поговорили. М. быть, можно будет где-либо у нас использовать».

Наряду с постоянной заботой о профессиональной подготовке и воспитании сотрудников в органах и войсках ВЧК-ОГПУ много внимания Дзержинским уделялось совершенствованию стиля работы чекистов. Он личным примером воспитывал своих подчиненных. В. Р. Менжинский писал, что у Дзержинского был «моральный талант, талант непреклонного революционного действия и делового творчества, не останавливающегося ни перед какими препятствиями, не руководимого никакими побочными целями, кроме одной — торжества пролетарской революции». Председатель ВЧК-ОГПУ всегда последовательно отстаивал свою точку зрения, обращаясь по важнейшим вопросам в государственные и партийные органы, вплоть до Политбюро ЦК. Нередко в его докладах и записках можно встретить фразы: «Я не могу согласиться», «Считаю неправильным», «Я категорически протестую». И это не просто слова, а возражения по существу, всесторонне аргументированные доказательства.

Дзержинский считал, что совершенствование руководства органами безопасности невозможно без учете данных науки, обобщения передового опыта и поднятия квалификации, без постоянного повышения сознательности и укрепления дисциплины труда, добросовестного выполнения каждым сотрудником своих обязанностей, без согласования работы всех частей государственного аппарата. Он подчеркивал, что сложность организационных отношений в процессе управления вытекает из масштабов нашего общественного производства, многообразия и разнохарактерности действующих в нем факторов, их зависимости от политического и экономического положения внутри страны и международной обстановки. Из общих организационных проблем управления Дзержинский выдвигал два круга вопросов, характеризующих управление как структуру и управление как процесс.

Структура всей системы управления должна быть рациональной, гибкой и обеспечить соподчиненность ее органов, взаимодействие между объектам и субъектом управления.

Успех многих мероприятий, подчеркивал Дзержинский, зависит от уровня организации. «В случае неправильной организации даже и при величайшей интенсивности труда хороших результатов не получится». При этом особые требования им предъявлялись к центральному аппарату, ибо от его деятельности зависла эффективность работы всех местных органов. «На места не обращаем внимания и загоняем их в гроб, требуя от них для себя работы бумажной — разными сведениями, справками и издаем миллионы приказов и распоряжений, остающихся висеть в воздухе».

Дзержинский не раз указывал, что все дело должно быть проникнуто сознанием государственной его важности, деловитостью, необходимо воспитание сознательного отношения к исполнению служебных обязанностей, проявлять творческую инициативу. И он требовал от своих сотрудников «практически ежедневных предложений» по улучшению постановки дела. Деловитость, по его мнению, должна быть направлена на всемерное повышение производительности труда, истинной мерой которого предлагалось считать безотлагательное прохождение через учреждение дел в соответствии с установленным порядком, без канцелярских проволочек, формализма и заседательской суетни, всестороннее рассмотрение поступивших дел, какими бы незначительными они ни казались на первый взгляд.

Распоряжения Ф. Э. Дзержинского кратки и содержательны, предложения точны, справки безупречны. Существо вопроса излагается четко, с указанием конкретных задач и предстоящего объема работы. Примером этому может служить следующая его записка: «При сем бумага из комитета по делам мобилизации, наводящая на мысль, что этот комитет паразитическое учреждение… выявить:

1) личный состав, их прошлое,

2) их работу: кому от нее и какая польза,

3) их смета и оклады, штаты и имущество,

4) постановка дела с точки зрения конспирации и секретности,

5) их отчетность».

Для успешной работы, по мнению Дзержинского, необходимы: четкая трудовая дисциплина и высокая ответственность каждого сотрудника за порученное дело. Не учреждения работают, а люди работают в учреждениях, указывал Дзержинский, «центр тяжести должен заключаться в ответственности работающих», поэтому каждый руководитель должен перейти «на самостоятельные решения, на ответственность». Он учил чекистов не бояться ответственности при принятии решений: «Надо опасаться только сваливать всю ответственность на других и решительно с этим бороться». При этом речь шла о конкретной ответственности: «О намеченных мерах прошу мне письменно доложить с указанием, на кого, за что возлагаете ответственность».

Для повышения ответственности сотрудников за тот или иной участок работы, за порученное дело Дзержинский предлагал ввести учет производимой работы: «Надо подсчитать, сколько часов своего рабочего дня сотрудник фактически ничего не делает (это, конечно, не касается руководителей, тех, кто больше головой работает) и какой объективный результат его работы. Я уверен, что результат получится убийственный. Необходимо же, чтобы каждый имел полную нагрузку хотя бы в пределах официального рабочего дня и чтобы за это отвечал начальник части, отделения и отдела. Необходимо же, чтобы каждый имел полную нагрузку хотя бы в пределах официального рабочего дня». Наряду с этим составить анкету по категориям труда и контрольный лист «для тех, кто под подозрением, что не находит работы… Кроме нагрузки полезной работы надо одновременно уничтожить ненужную, которой у нас достаточно». Важным считал Дзержинский составление краткого описания работы сотрудниками «с указанием, является ли он так называемым ответственным работником или чисто техническими с обозначением его специальности и делового стажа.

Повышению ответственности, по мнению Дзержинского, способствовали критика и самокритика. Он считал, что «вся сила нашей пролетарской власти именно в том, что мы не скрываем своих ошибок и недостатков, наоборот, сами их вскрываем и гласно анализируем и, опираясь на сознание и волю миллионов, вовлекая в творчество эти миллионы, преодолеваем эти ошибки и недостатки и выходим победителями, идем вперед быстрым темпом…».

Способность чекиста критически оценивать свою деятельность должна являться составной чертой его морального облика, его стиля работы. Смелая, прямая, честная и деловая критика и самокритика помогали вовремя заметить ошибки и упущения в работе, вскрыть их причины, обеспечить быстрое исправление недостатков. Поэтому «не надо бояться критики, не надо затушевывать недостатков», а, наоборот, вскрывать их бороться с ними, «уметь видеть правду и воспринимать ее от масс». Среди чекистов Дзержинский считал особенно нетерпимыми элементы «комчванства», недисциплинированности, волокиты, высокомерного отношения к партийным решениям и советским законам, пренебрежения к жалобам граждан. Он говорил, что нельзя скрывать ошибки под предлогом якобы дискредитации, потому что «дискредитирован может быть только тот, кто скрывает свои недостатки, кто со злом не желает бороться, т. е. тот, кто и должен быть дискредитирован». Выступая на ІУ Всероссийской конференции губернских ЧК, 6 февраля 1920 г. он говорил: «Я думаю, что мы не должны никогда закрывать глаза перед теми отрицательными сторонами, которые у нас бывают. Мы должны на такие вещи смотреть открыто и сказать: правильно это или нет. И если мы признаем, что это неправильно, то принять соответствующие меры, чтобы ничего подобного не было в будущем». Он учил правильно определять перспективу, шире подходить к проблеме в целом, четко представлять себе объем и характер предстоящей работы, не хвататься за множество дел, найти главное звено, при помощи которого можно было решить поставленную задачу: «Мы Экономическому] Управлению] поставили слишком широкие задачи. Мы слишком разбросались во все стороны… Экономическому] Управлению] сосредоточиться на ударных группах».

В целях лучшей организации труда Дзержинский требует от чекистов составления планов работы. Сам же он свою работу всегда планировал на текущие дни и на перспективу. Обратимся к одному из планов работы председателя ГПУ и наркома путей сообщения в 1922 г.:

«Общий по дням (на всю неделю)

а) Руководство как НКПуть, ПредГПУ/НКВнДел, член ЦК

б) Собств. подготовка — теоретич. и практическая.

в) Общение — клуб. НКПС

Доклады: Князева, ЦН, ЦБН, ЦФ, ЦИ, ЦА, Цужел, Цурек, Цумор, ЦХТ, Трансплан, Науч. Орг. Труда.

Техн. улучшение Дельгаза.

Совещания и Коллегия: Серебряков, Фомин, Халатов, Коган-Бернштейн, Чуцкаев, Андреев, Ударов.

Приемы: УЦ, Н (дорог 1 категории). Взять под личное наблюд. — дорогу, реку, море. Чтение «Вестника» и других изданий НКПС и Цектрана.

Обязат. изучение серьезной ж.д. литературы.

Труды ком. ин. Петрова.

ГПУ. Доклады: Герсон, Уншлихт, Менж., Ягода, Самсонов, Кацнельсон, Благонравов, Беленький, Артузов.

Ут 11-го доклад Герсона у меня на квартире.

11-2, 2–4 ГПУ и НКВ Дел

9-11 ч. подготовка и газеты.

11-4 — НКПС

4-6 — обед и отдых.

6-8 — ГПУ, НКВД

8-11 чтение и изучение.

(Обед дома, вставать 8–9 часов, ложиться 11–12 час., прекр. тел. 8 час.)

Обращаясь к чекистам, Дзержинский рекомендовал им «составить план работы», «наметить порядок, сроки работы», «разработать точный план», «составить план кампании», «наметить план подбора всего материала и доложить мне», «наметить план, привлекши кого следует и поставив предварительно свой план на обсуждение».Планирование рассматривалось им как один из важнейших элементов научной организации труда, способствовавших более эффективной деятельности каждого сотрудника и учреждения в целом. Главным принципом планирования в чекистских органах он считал координацию действий всех подразделений в решении какой-либо оперативной задачи. Так, 23 декабря 1923 г. он пишет В. Р. Менжинскому: «Необходимо иметь со стороны ГПУ постоянный надзор за деятельностью концессионеров в СССР. Необходимо развить целый план этого наблюдения. Прошу поручить разработать этот план, согласовав его с РКИ (Аванесовым) и Литвиновым (в соответствующей части), и представить мне».

После принятия плана требовалось сосредоточить все усилия для его претворении в жизнь. И здесь решающая роль принадлежала руководителям. От их умения организовать и сплотить коллектив в борьбе за выполнение решений зависел успех дела. Поэтому Дзержинский много внимания уделял организационной работе, предшествовавшей принятию решения. До начала совещания, издания приказа, циркуляра и выработки других документов, принятия решений он требовал проведения всесторонней разработки проектов документов, продумывания различных вариантов, исходя из учета всех обстоятельств дела. «Прошу прислать более подробный доклад», «необходимо собрать исчерпывающий материал», «пополните своими данными и внесите с конкретными предложениями, как дальше поступить».

При подготовке всех документов Дзержинский требовал тщательного продумывания предложений, которые «должны быть краткими, четкими, реальными и конкретными, а не так, как у нас часто бывает, когда мы хотим решить задачу, а в голове у нас ничего нет и пишем поэтому что-нибудь вроде: «Принять меры и т. п.». Большое внимание Ф. Э. Дзержинский уделял тому, чтобы принимаемые решения были всесторонне обсуждены, основывались на научном анализе событий и явлений. В этой связи он требовал более подробных докладов, сбора исчерпывающего материала, конкретных предложений, обращения к более компетентным лицам в обсуждаемых вопросах. На многих материалах, поступающих в ВЧК-ОГПУ, есть резолюции, Дзержинского, аналогичные этим: «было бы полезным получить… отзыв людей компетентных», «дать на отзыв». Ко многим сотрудникам он обращался с просьбами: «Прошу дать Ваше заключение» и т. д. Все заключения по вопросам, считал Дзержинский, должны быть объективными и доказательными с указанием числа, к которому относятся данные, и источников, на основании которых они составлены.

Чтобы быть в курсе решаемого вопроса, Ф.Э. Дзержинский ежедневно давал поручения своим заместителям по различным вопросам. Например, 16 декабря 1920 г. направляет несколько записок Г.Г. Ягоде:

«1) Пришлите мне, пожалуйста, проект циркул. письма Ц.К. о ходатайствах, необходимо сегодня поставить на рассмотрение комиссии, завтра Пленум.

2) Созовите у меня к 2–3 часам собрание коллегии (с Мессингом) для обсуждения вопроса отрабочения тюрем.

P.S. В каком положении данное мною предложение, чтобы в 3-дневный срок все следователи дали заключение, кого можно освободить?

Что с Таганкой?»..

1 июля 1924 г. он пишет Ягоде: «Было бы желательным кроме голых цифр получить соображения, чем объяснить такое усиление хулиганства, а также охарактеризовать, какое хулиганство. Можно ли вывести заключение, что у нас (у кого?) культурный уровень понизился и почему?

Анализ такой может иметь огромнейшее значение».

Дзержинский рекомендовал участникам заседаний знакомится с обсуждаемыми материалами до начала работы. «Когда я, например, идя в СТО, буду идти с чистой совестью?» — спрашивал он и отвечал: «Тогда, когда все доклады и предложения прочитал». А поэтому непременное правило: к предстоящему собранию с тезисами ознакомиться заранее. О том, что Дзержинский сам неукоснительно соблюдал это правило, свидетельствует такой факт. 31 ноября 1922 г. он писал Герсону:

«1. В целях упорядочения моей работы по ГПУ, НКВДел, комиссиям и др. отраслям кроме НКПС прошу к субботе вечером заготовлять мне список и расписание моих приемов, заседаний, работ и т. д., предполагаемых и назначенных на следующую неделю.

Прошу наметить также список лиц, которых желательно и необходимо систематически вызывать для докладов.

2. Достаньте мне итоги переписи служащих учреждений г. Москвы 16/Х.22. Если нет всех итогов, то хотя бы перечень 37 зарегистрированных переписью учреждений НКПС с количеством служащих по каждому из них (общее количество было названо в газетах 6395 человек)».

В начале 1920-х гг. на заседаниях Оргбюро ЦК РКП (б) стали систематически заслушиваться доклады секретарей губкомов. Наряду с общими вопросами партийной работы обсуждалась деятельность чекистских подразделений. Дзержинский часто присутствовал на этих заседаниях и выступал с деловыми предложениями. Так, 1 марта 1924 г. он обратился к В. Р. Менжинскому с просьбой представлять материалы по линии ОГПУ «за 2 дня до заседания». Дзержинский хорошо знал важнейшие дела, касавшиеся работы чекистских органов: «О всех возникающих делах и важнейших докладах в ЦКК, РКИ, НКЮст, ЦК РКП (б)… докладывать предварительно и лично мне…». Наиболее принципиальные вопросы он выносил на обсуждение в высшие партийные и советские инстанции, часто обращаясь непосредственно в Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК РКП (б), СНК, ВЦИК и к руководителям наркоматов. При необходимости всестороннего согласования обсуждаемых вопросов, затрагивающих интересы других государственных органов, Феликс Эдмундович предлагал их решать на межведомственных совещаниях. Так, говоря о привлечении к суду и следствию ответственных работников хозяйственных органов, он считал целесообразным созвать «совместное совещание, на котором ГПУ, НКЮст И РКИ внесли бы согласованные предложения».

Дзержинский считал, что уж если решено провести совещание, то должна быть обеспечена своевременная явка всех заинтересованных лиц. Еще 11 мая 1918 г. на заседании ВЧК было заслушано его предложение о необходимости принятия крайних мер для точной и аккуратной явки членов комиссии на заседания. Было решено «обратиться к членам Комиссии от лица настоящего собрания с приглашением обязательной явки на специальное заседание Комиссии для выяснения, как этого, так и общеорганизационных вопросов относительно численного состава пленума Комиссии. Началом заседаний Комиссии и Бюро в дальнейшем установить 6 часов вечера. Заблаговременно оповещать о заседаниях всех членов Комиссии под их личную расписку.

Вместе с тем он выступал за упорядочение проведения заседаний и совещаний, и учил чекистов дорожить каждой минутой времени, заботиться о повышении работоспособности сотрудников, резко выступал против заседательской суетни, поглощавшей много времени, и требовал максимального сокращения различного рода совещаний. В записке, направленной начальнику ЭКУ ОГПУ Г. И. Благонравову и другим, он указал, что «эти заседания столь сильно вошли в нашу практику, что необходимы огромные усилия всех ответственных работников, чтобы свести их до минимума». «Может быть, — писал Дзержинский, — обязать ввести обычай на каждом заседании первым пунктом ставить вопрос: нужно ли это заседание и кто из присутствующих может и должен быть освобожден от участия в нем, нельзя ли было вопрос разрешить без заседания». Настаивая на ликвидации ненужных совещаний и заседаний, он исходил также из того, чтобы не «забирать дорогое время и силы других органов», дать возможность сотрудникам отдохнуть и «немного подремонтироваться. Иначе мы очень скоро лишимся всех работников». Дзержинский запрети «практику отвлечения работников от их дела», считая ее неправильной.

Такие рекомендации председателя ВЧК-ОГПУ сегодня весьма актуальны для сотрудников государственного аппарата, когда многие руководители увлекаются бумаготворчеством, предпочитая его общению с конкретными исполнителями принятых решений, совершенно не беспокоясь о потерянном времени.

3 июня 1926 г. Дзержинский еще раз вернулся к вопросу о роли совещаний в работе: «Самым большим бедствием для нас в настоящее время является бесконечное обилие всяких заседаний, поглощающих бесконечно много времени без достаточных результатов, не окупающих ни в какой мере потерянных часов; эти заседания столь сильно вошли в нашу практику, что необходимы огромные усилия всех ответственных работников, чтобы свести их до минимума. Для этого необходимо, чтобы каждый работник вел борьбу с этим злом и оказывал сопротивление, когда его вовлекают на заседания, на которых он мог бы и не участвовать без ущерба для дела…

Роль начальников должна сводиться больше именно к руководству, т. е. определении линии и наблюдению, чтобы линия была правильной. Вопросы практически во всем объеме должны больше даваться определенному работнику, который «сам должен согласовать с кем следует, если встретится к этому деловая необходимость. (У нас же согласование больше для формалистики, чем по существу надобности). За данную работу должен работник целиком сам отвечать…».

Важнейшее значение в работе чекистов Ф. Э. Дзержинский придавал методам организационного воздействия (администрированию), то есть методам, отражающим использование руководителем предоставленных ему властных полномочий для укрепления дисциплины и ответственности подчиненных. При этом он подчеркивал, что разумное администрирование невозможно без использования мер убеждения, воспитания, развития творческой инициативы — все это призвано было подкрепить и усилить административные меры. В организационные методы Дзержинский включал методику подготовки, принятие и реализацию решений, распределение ответственности, организаторскую работу (нормирование, планирование, поддержание дисциплины, инструктаж, обобщение передового опыта).

В начале 1920-х гг. в Советской России возникло движение за внедрение элементов научной организации труда, которое вскоре приняло массовый характер. Дзержинский указывал, что научная организация труда невозможна без совершенствования его нормирования с учетом данных науки, квалификации и опыта, без постоянного повышения сознательности, укрепления дисциплины, добросовестного выполнения каждым сотрудником своих обязанностей, согласованной работы всех чекистских подразделений. Правильная организация труда рассматривалась им как первооснова его эффективности, как общий результат, который получается от общих усилий. Председатель ВЧК-ОГПУ принимал живейшее участие в улучшении организации труда в своем ведомстве, рекомендовал активно использовать в работе чекистского аппарата, изучать работы Центрального института труда (Москва), Казанского института научной организации труда, Всеукраинского института труда (Харьков). По его указанию в чекистских подразделениях были созданы многочисленные кружки и ячейки по НОТ, «лиги времени», занимавшиеся изучением оптимальных способностей человека в процессе работы, реализации организационных методов.

Особенность НОТ заключалась втом, что она развивалась в рамках широкого общественно-политического движения за научную организацию труда, охватившего всю страну, «по действительному улучшению методов и системы нашего управления…»' [882] .

Правильная организация труда рассматривалась как первооснова повышения его эффективности, как «общий результат, который получается от общих усилий. В случае неправильной организации даже и при величайшей интенсивности труда хороших результатов не получится». Правильная организация труда должна была предусмотреть «все детали, все условия», сочетая их так. «чтобы дать максимальный результат». Правильная организация труда ничего общего на имеет с организационным фетишизмом: «Нам кажется, что, для того чтобы организовать какое-нибудь дело…достаточно взять бумагу, сесть в свой кабинет, написать: «Принят энергичные меры», «Изыскать средства» и все прочее, и т. д. и т. д… Центр тяжести должен заключаться в ответственности работающих, в противопоставлении организационному фетишизму живых людей, ответственных людей».

Особое значение Ф. Э. Дзержинский придавал систематической проверке исполнения, рассматривая ее как важнейшую составную часть организационно работы. При проведении контроля и проверке исполнения он, прежде всего, преследовал цель оказания помощи кадрам в улучшении работы, в овладении искусством руководства. Контроль и организация исполнения рассматриваются им как единый и неразрывный процесс, живая практическая деятельность, цель которой облегчить успешное выполнение стоящих задач, воспитать у чекистов высокую требовательность к себе и другим, укрепить трудовую дисциплину. Проверка исполнения, по мнению Дзержинского, только тогда имела смысл, когда вела к исправлению недостатков, к ликвидации упущений, повышала ответственность сотрудников и одновременно учила их. Важное значение в этом придавалось совершенствованию делопроизводства. 4 июля 1921 г. Дзержинский писал Ягоде: «Надо и у нас изгонять лишний пробег бумаг и сокращать штаты. Упростить надо делопроизводство. Контроль можно установить не механический, а повышая уровень сотрудников на самых низших должностях. Подумайте снова об устранении нашего проклятия: «исходящие», «входящие». Интересно высчитать, сколько километров и рук проходят бумаги у нас в ВЧК внутри. У нас, в отличие от других учреждений, бег быстрый, по пробег остается — растрата сил и средств».

Своим секретарям он поручал держать его в курсе текущей работы. 7 февраля 1921 г., в связи с командировкой на Украину, В.Л. Герсону было поручено следить для доклада ему после возвращения из Донбасса за работой комиссий: Либина (по отрабочению тюрем), комиссии Курского, Крыленко, Рыкова (по применению высшей меры наказания и реорганизации трибуналов), комиссии при ВЦИК по заботе о детях, о подготовительной работе через тт. Корнева и Курского, комиссии по бандитизму (Данилов, Склянский, Артем и Главком при участии Корнева, Ягоды и др.), а также за работой ЭКУ(Крыленко, Ихновский), шифровального отдела (Бокий) и штатной комиссий.

Для предметного контроля Дзержинский считал необходимым создать аппарат «наблюдения, производится ли преподанная мной линия и указания на местах», иначе он будет «сам в плену у аппарата и не смогу взять руководство в свои руки. Этим аппаратом моим ГПУ не может быть, так как оно не в состоянии осуществить задачи в этой плоскости и так как это встретило бы бешеное сопротивление. Поэтому не было ли бы целесообразным создать при мне штат инспекторов из коммунистов и спецов, стоящих вполне на моей позиции и не боящихся остракизма со стороны рутинеров и скрытых врагов. Такие инспектора могли бы следить за тем, чтобы намеченные меры были доведены до конца. Как Вы на это смотрите? Набрать 5-10 человек для этой работы не было бы трудно. Одновременно это был бы резерв для работников, которые почему-либо временно оказались без работы или которые здесь могли бы подготовляться к работе…».

19 февраля 1925 г. Ф.Э. Дзержинский предложил создать должность секретаря ОГПУ по делам НКИД. «Для наблюдения за правильным, быстрым и согласованным прохождением в отделах и органах ОГПУ дел по запросам и претензиям НКИДел, — писал он, — при заместителе и пред. ОГПУ т. Менжинском учреждается должность секретаря ОГПУ по делам НКИДел. Секретарем этим назначается т. В. Герсон по совместительству. Об этом уведомляется НКИДел. Сношения НКИДел с ОГПУ ведутся как и до сих пор через ИНО ОГПУ. В случае желания со стороны НКИДел, чтобы по какому-либо его обращению в ОГПУ было установлено наблюдение за прохождением этого обращения, оно адресуется ИНООГПУ т. Трилиссеру через т. Герсона!! Все претензии и обращения, имевшие место до сегодняшнего дня и не ликвидированные еще, разрешаются непосредственно соглашением ИНО с НКИДел, а если соглашение не будет достигнуто, путем обращения к т. Менжинскому или ко мне».

Дзержинский нетерпимо относился к проявлениям бюрократизма и волокиты, пресекая формальное и бездушное отношение к людям, к делу, ставил задачу: «Искоренить бюрократизм и взяточничество — эти пережитки капитализма и царских порядков…». Проявления бюрократизма объяснялось тем, что, во-первых, к управлению были привлечены старые специалисты, часть из которых внесла в советские учреждения дух косности, равнодушия и бюрократизма былых времен. Дзержинский писал, что «советское государства вынуждено все свои аппараты для организации административного управления… формировать в 99,9 % из среды квалифицированных и неквалифицированных интеллигентов, б(ывших) собственников, дельцов, банкиров, коммерсантов и их б (ывших) приказчиков. Элементы эти во всей своей массе не только чужды интересам Советского государства…но активна враждебны этой системе на всей своей собственнической психологии и устремлениям». Во-вторых, значительное числа новых кадров, сформированных из рабочих и крестьян, не могла еще активна и четко выполнять сложные управленческие функции из-за недостаточной общеобразовательной и профессиональной подготовки. Некоторые лица умышленно насаждали бюрократические порядки, используя служебное положение в карьеристских целях.

Проявления бюрократизма и волокиты встречались и в рабате чекистского аппарата. «К сожалению, и мы подвержены этой болезни, но в меньшей степени, — писал Ф. Э. Дзержинский. — Волокита гнездится и у нас. Необходимо ее вытравить… Задача обнаружить волокиту и уничтожить ее не только не расширяя штатов, но сокращая их».

На случаи волокиты в чекистском ведомстве указывают многие документы. Так, 21 декабря 1918 г. В.И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому: «Прилагаю жалобу.

Прошу непременно разыскать виновного в волоките (с 3/XII до 20/XII без ответа!! А декрет от21/Х1!!!) и предать суду. Нельзя же такое безобразие оставлять без кары. Очевидно, есть саботажники в канцелярии.

Затем надо, чтобы Вы назначили ответственное лицо за быструю, немедленную передачу складов.

Сообщите, что сделали».

Речь идет о запросе в Совет Обороны от 20 декабря 1918 г. о волоките с передачей Наркомпроду складов с продуктами промышленного и кустарного производства, находившихся в распоряжении ВЧК. Эта передача должна была состояться на основании постановления СНК от 21 ноября 1918 г..

5 июля 1921 г. Дзержинский просил Мессинга «произвести расследование по волоките во Внешторге, плановое управление которого сорвало важное предложение для страны. 11 — го июня оно направило бумагу в несуществующий Главвод с запросом о покупке во Владивостоке уже занятом Семеновым. — «Здесь волокита, саботаж, контрреволюция и издевательство. Оставить безнаказанным нельзя. О результате следствия прошу доложить мне, прежде чем направить в Ревтрибунал».

30 августа 1924 г. Дзержинский обратил внимание Кацнельсона на жалобы «на неслыханную волокиту с получением согласия и виз на выезд заграницу по командировкам хозорганов» и поручил принять необходимые меры.

8 января 1926 г. в записке С.Ф. Реденсу председатель ОГПУ выразил недовольство тем, что направленные в ОГПУ материалы где-то пролежали более месяца и просил срочно сообщить, «где они лежали и у кого, и что Вами предпринимается, чтобы впредь такого безобразия не было. Кроме того, кто следит (и кто отвечает) за исполнением моих записок и резолюций?».

Дзержинский неоднократно отмечал, что борьба с бюрократизмом и волокитой требует совершенствования работы государственного аппарата, улучшения всей системы управления, развития советской демократии, точного и неукоснительного неисполнения советских законов, установления личной ответственности за порученное дело и проверки исполнения. «Призыв т. Ленина в его статье от 2 марта. (Речь идет о работе В. И. Ленина «Лучше меньше, да лучше»), не должен быть сужен к частичному вопросу об организации РКИ и ЦКК. Он должен стать знаменем и душой всей работы нашей партии и всех ее ячеек в советском аппарате. Ибо разрешение вопроса госаппарата есть вопрос существования рабоче-крестьянской России». Борьба с бюрократизмом и волокитой «возможна лишь при условии сознания этой опасности и сознания необходимости этой борьбы с намеченным направлением, как борьбы с Деникиным, Колчаком и другими генералами, как борьбы с с.-p., меньшевиками и всей прямой контрреволюцией. Это должна осознать вся наша партия вообще и те в первую очередь, кому вручено руководство и управление хозяйственной жизнью страны».

Председатель ВЧК-ОГПУ вносит практические предложения по ликвидации бюрократизма и волокиты в работе, в числе которых четкая постановка работы, согласование, резкое сокращение управленческого аппарата, создание специальных комиссий, изжитие параллелизма, сокращение переписки, свести бумажную переписку и отчетность до минимальных размеров, заменив их методами личного общения, выезда руководителей на места, «ввести режим личного общения с теми, кем мы управляем и кому мы поручаем ту или иную работу», «категорически отказаться от больших докладов», «изгонять лишний пробег бумаг и сокращать штаты, упростить делопроизводство, установить контроль, заменить «писания» личными встречами, личным согласованием или телефонным», потому что «сплошь рядом согласовать вполне возможно простым телефонным разговором».

Феликс Эдмундович предлагает своему заместителю вновь продумать вопрос об устранении «нашего проклятья» — «исходящие» И «входящие». «Интересно высчитать, пишет он, — сколько километров и рук проходят бумаги у нас в ВЧК внутри. У нас в отличие от других учреждений бег быстрый, но пробег остается — растрата сил и средств».

Одной из предложенных Дзержинским мер по борьбе с бюрократизмом и волокитой было упорядочение и пересмотр форм отчетности, различных докладов и сводок — «Все отчеты доведены до такой степени, что они превратились в свою прямую противоположность, они утеряли всякий смысл, а мы, однако, тратим на них громадное количество времени». Он глубоко вникает в существо дела, стремится наладить четкую работу чекистского аппарата. 8 мая 1925 г. Дзержинский интересуется у своего секретаря В. Л. Герсона рассылаемыми сводками: «Прошу собрать мне все вышедшие у нас сводки за один месяц — по всем отделам и управлениям — с указанием, кому они рассылались. Кроме того, соберите сведения по каждой сводке… и сколько над этими сводками работает у нас и на местах…». 14 июля 1926 г., ознакомившись с формой доклада по военной промышленности, установленной особым отделом, он признал ее «совершенно неудовлетворительной». «Наши органы больны… ненужной заведомо для ОГПУ отчетностью». Он предложил отменить эту форму отчетности, сконцентрировав внимание чекистских органов «на основные моменты, на командные высоты и самые слабые звенья».

Дзержинский считал недопустимым составление сводок, дающих «одностороннюю картину — сплошь черную, без правильной перспективы и без описания реальной нашей роли». 24 декабря 1924 г. он еще раз обратил внимание В. Р. Менжинского на необходимость составления всесторонних, содержательных сведений ОГПУ, «чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах».

Все документы, исходившие из ВЧК, писал Дзержинский 11 декабря 1920 г. Ягоде, должны иметь нумерацию ВЧК и проходить через общую канцелярию. Если нет возражений, прошу ввести в практику. Каждая справка не должна быть «голой справкой, без обоснования необходимости расхода и его размеров». Всякий раз он возвращал документы, в которых утверждения не были объяснены и обоснованы» и считал недопустимым поверхностное отношение к их подготовке. 31 августа 1923 г. на записке Бюро секретариата ЦК РКП(б) относительно двух выписок из политического доклада секретаря Харьковского губкома РКП (б) о коменданте и его помощнике Харьковского ГПУ Дзержинский писал Менжинскому: «Если верно то, что пишется в выписках, то это сверхразгильдяйство ГПУ Украины, но у меня впечатление, что это не факты, а передача слуха. Надо проверить. Полагаю надо послать кого-либо в Харьков, дабы совместно с Балицким и ЦК КП КПУ проверить. О последующем прошу сообщить мне».

7 августа 1922 г. на докладе П.С. Мулявко Дзержинский написал резолюцию В.Л. Герсону З.Б. Кацнельсону: «Сообщите мне, кто автор этой премудрости. Упраздните недопустимый обычай подписывать такие доклады не тому, кто сочинял. Искорените такие общие рассуждения в докладах Эк. Упр. ГПУ. Доклады Эк. Упр. ГПУ должны опираться на факты, а не быть тем, чем этот доклад: потуги казаться, что автор что-нибудь понимает в этом деле…».

Будучи противником канцелярщины и кабинетного руководства, он не давал засиживаться руководящим работникам в Москве, подавая личный пример живого общения с населением. 21 ноября 1920 г. Дзержинский предложил Г.Г. Ягоде «быть пионерами в деле борьбы с бюрократизмом и волокитой, считая залогом успеха подбор сотрудников — «тогда не нужно будет канцелярщину разводить». Например, получающий почту должен быть в курсе всех дел и направлять дело тому, кто его будет окончательно разрешать. Поэтому «никаких входящих не надо. Принимающий почту пишет резолюцию не только о направлении, но и что надо приобщить (справки, другие документы и т. д.) так, чтобы не надо было двадцати лицам читать бумаги и собирать дополн. данные и направлять. Я мало в канцелярщине понимаю, но это аксиома, чем меньше ее, тем скорее идет дело».

Следовательно, при Ф.Э. Дзержинском постоянно совершенствовалась политическая, профессиональная и общеобразовательная подготовка, была создана единая система обучения чекистов. Она прошла проверку на практике и в своей основе действовали и в последующие годы. В подразделениях и частях была развернута широкая сеть политического просвещения для изучения коммунистической идеологии, постановлений партии и правительства. Работали кружки, советские и партийные школы и другие учебные заведения, обучение происходило и в академиях РККА, гражданских вузах и втузах, действовал институт практикантов. При этом много внимания уделялось теоретической подготовке, «сращиванию» войск и органов в целях объединения в одном лице командира, политработника и чекиста. Все эти годы больше значение имело обучение сотрудников на практике.

В органах и войсках задачи воспитания решали первичные партийные организации, составлявшие основу чекистских коллективов. Сотрудники, командиры и красноармейцы воспитывались в духе коллективизма, верности идеям защиты социалистического Отечества, любви к Родине, пролетарского интернационализма, политической бдительности, нетерпимости к врагам и ко всякой оппозиции компартии. Поэтому по сравнению с другими государственными структурами нэповской России чекистское ведомство было менее заражено болезнями госаппарата и прежде всего коррупцией. И в последующие годы оно отличалось этой особенностью от других министерств и ведомств. Даже академик А.Д. Сахаров, которого в любви к чекистам заподозрить трудно, и тот публично признавал, что это одно из немногих ведомств, не погрязшее в коррупции, и потому способное вести борьбу с этим злом. Но самой отличительной особенностью ВЧК-ОГПУ было то, что «личный состав органов безопасности РСФСР, а в дальнейшем СССР, без сомнения, был глубоко предан коммунистическим идеям. И хотя общеобразовательный уровень большей части руководящего, не говоря уже об оперативном составе, был невысок, четкая политическая линия, революционный пафос, чувство исключительности, прививаемое чекистам с первого дня службы, сделали советские органы госбезопасности в течение 10–12 лет одной из самых сильных спецслужб в мире»' [906] .

 

Глава 9. На фронтах Гражданской войны и борьбы с интервентами

В годы Гражданской войны органы ВЧК под руководством Дзержинского разгромили контрреволюционные организации, обезвредил тысячи шпионов, диверсантов, террористов, вредителей, бандитов и других преступников. В повседневной работе он опирался на приобретенный опыт боевой работы в составе Петроградского ВРК, когда писал боевые приказы и распоряжения, давал устные указания приходившим в ВРК комиссарам из военных частей, с предприятий, командирам красногвардейских отрядов, проверял боевую готовность революционных частей, занимался охраной Смольного и решал другие задачи. Дзержинский работал с величайшей энергией. Председатель ВРК Н.И. Подвойский рассказывал: «Владимир Ильич восхищался кипучей энергией Феликса Дзержинского, мнением которого всегда дорожил и к советам которого прислушивался».

С такой же отдачей и целеустремленностью, исходя из конкретной исторической обстановки, сложившейся после Октября, и выполняя постановления ЦК РКП (б) и СНК РСФСР, председатель ВЧК руководил подавлением антибольшевистских и антисоветских мятежей и бандитизма, раскрытием контрреволюционных организаций, шпионской сети спецслужб капиталистических государств, борьбой со спекуляций и преступлениями по должности, а также участвовал в ликвидации топливного кризиса, в борьбе с эпидемиями и т. д. «Наша задача, — говорил Дзержинский, — борьба с врагами Советской власти и нового строя жизни. Такими врагами являются как политические наши противники, так и все бандиты, жулики, спекулянты и другие преступники, подрывающих основы социалистической власти».

Но в большей степени на его плечи легла работа по укреплению советского тыла, ограждению Красной Армии и Флота от попыток противника ослабить их боевую мощь. «Дело Красной Армии, — говорил он, — защищать социалистическое Отечество. Наше дело — защищать армию от всего того, что может ослабить или замедлить ее удар, что может причинить ей вред и вызвать лишние жертвы».

За 3,5 месяца советская власть была установлена почти на всей территории бывшей Российской империи. Иностранные формирования или объявили нейтралитет (Чехословацкий корпус) или были разоружены (Польский корпус). Но в то же время росло число регионов, от Украины через Дон и Кавказ до Оренбурга, не признававшие власти советского центра и стремившихся организовать вооруженное сопротивление.

В январе 1918 г. внимание советского руководства было приковано к событиям на Северо-Западе. Еще 3 ноября 1917 г. по указанию Дзержинского была закрыта граница с Финляндией, а в январе для разоружения белой гвардии он предложил направить в Финляндию красногвардейцев. В ночь с 27 на 28 января 1918 г. в независимой Финляндии было свергнуто правительство Свинхувуда и властью овладели финские большевики.

После заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. в органы советской власти поступили просьбы от военнопленных об освобождении из плена. Такое заявление поступило в ВЧК от немца Г. Ф. Шпигельгласа, который, ссылаясь на заключение Брестского мирного договора, просил содействия в отправке на родину, Дзержинский ответил: «После ратификации мирного договора будет препровожден за границу».

С подписанием Брестского мира Советское правительство предприняло энергичные меры по созданию новой армии. 4 марта 1918 г. Ставка была заменена Высшим военным советом во главе с бывшим генералом М.Д. Бонч-Бруевичем, которого с 18 марта 1918 г. сменил Л.Д. Троцкий.

Первое время Красная Армия весьма мало напоминала обычную армию. Она комплектовалась на добровольной основе, красноармейцы не имели определенной формы, кто в чем пришел, в том и ходил, отсутствовал твердый порядок, не было четких установленных правил. При помощи военных специалистов из офицеров и генералов старой армии в ходе Гражданской войны она становится регулярной с железной дисциплиной. Важную роль в повышении ее боеспособности сыграли комиссары и сотрудники особых отделов ВЧК.

На первых порах В.И. Ленин даже говорил о массовом вовлечении военнопленных в Красную Армию, общее число которых в России на 1 сентября 1917 г. составило около 2 млн. человек.

«Наступление немцев, — писала Н.К. Крупская, — взятие ими Пскова показали, какой опасности подвергалось правительство, находившееся в Питере. В Финляндии разгорелась гражданская война. Решено было эвакуироваться в Москву. Это было необходимо и с точки зрения организационной. Надо было работать в центре хозяйственной и политической жизни страны».

Поэтому с потушенными огнями с товарных путей Николаевского вокзала Советское правительство покинуло Петроград, и столицей Российской Федерации с 15 марта 1918 г. стала Москва.

В марте-апреле 1918 г. Дзержинский продолжал расследование несколько дел о незаконной продаже оружия и спирта владельцами чайных и столовых Москвы. В апреле 1918 г. по обвинению в преступлениях по должности был арестован командующий Особой армией Западного фронта А. И. Ремнев и заключен под стражу в Бутырскую тюрьму. Затем в связи с заболеванием он находился в тюремной больнице и психиатрической лечебнице, откуда бежал. Скрывался в Самарской губернии, но в июле 1919 г. был вновь арестован. 27 апреля 1918 г. Дзержинский поручил отделу по борьбе с преступлениями по должности и сотруднику М. К. Ихновскому ведение следствия по делу, допросив «всех лиц, не исключая и должностных, по своему усмотрению».

Весной 1918 г. значительно осложнилось положение Советской России. Германия направила в Финляндию сводную дивизию генерала фон дер Гольца в составе 3 спешенных кавалерийских полков, 3 егерских батальонов и несколько батарей, которые повели наступление с юга на север, в то время как Маннергейм с Белой гвардией атаковали красных с севера на юг. К 13 апреля они овладели столицей Финляндии Гельсингфорсом. К 29 апреля 1918 г. страна была очищена от большевиков. 4 мая 1918 г. советские отряды были изгнаны немцами с территории Украины. Свергнув советскую власть, оккупанты прогнали и Раду и посадили правителем Украины царского генерала П.П. Скоропадского.

С мая 1918 г. Гражданская война прибрела «глобальный и крайне ожесточенный характер», преобладали задачи борьбы с вооруженными антибольшевистскими силами, военной интервенцией, подпольными организациями и восстаниями. И основными методами решения всех этих задач были задачи военные, включая и красный террор и секретно-оперативную деятельность, политические, административно-организаторские, пропагандистские и дипломатические. Но чаще всего все эти методы применялись в комплексе, но уже с самого начала доминировали военные, а в целом — насильственные. В работе председателя ВЧК они были направлены на сохранении стабильного положения в тылу воюющей армии.

В мае 1918 г. ВЧК арестовала некоторых членов контрреволюционной подпольной военной организации «Союз защиты родины и свободы», созданной в феврале-марте 1918 г. в Москва Б. В. Савинковым. Она ставила целью свержение советской власти мятежами в Москве, Ярославле, Муроме, Рыбинске, Елатьме, Казани и др. городах. На что от Франции получила 3 млн. руб.

Раскрытию заговора помогла одна из сестер милосердия, которая сообщила командиру латышского полка о готовящемся восстании. Об этом рассказал ей находившийся на лечении влюбленный в нее юнкер. Он умолял девушку на время покинуть Москву. Это заявление было передано в ВЧК. За юнкером и лечебницей было установили наблюдение, где часто собирались заговорщики. Чекисты арестовали находившихся там людей и нашли документы, позволившие им раскрыть московскую, а затем и казанскую организации Союза. Лишь в Москве было арестовано 100 человек. Эти аресты сорвали намеченные восстания в Москве и Казани. Однако полностью ликвидировать Союз чекистам не удалось.

5 мая 1918 г. Ф.Э. Дзержинский дал показания следственному отделу Комиссариата публичных обвинении по делу офицера царской армии М.А. Муравьеве, участника Первой мировой войны, в 1917 г. подполковника. Во время революции он предложил свои услуги Советскому правительству. 28 октября/10 ноября 1918 г. был назначен начальником обороны Петрограда, а 30 октября/12 ноября, командовал войскам, участвовавшими в ликвидации мятежа Керенского-Краснова. В декабре 1917 г. Муравьев был начальником штаба Южного революционного фронта, в начале 1918 г. командовал войсками Одесской советской республики, действовавшим против Украинской Центральной рады. В апреле 1918 г. уехал в Москву и был арестован за злоупотреблении властью.

В Комиссариате публичных обвинений Дзержинский показал, что ВЧК неоднократно получала сведения о Муравьеве, «как о вредном советской власти командующем». Все обвинения сводились к тому, что «худший враг наш не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими кошмарными расправами, расстрелами, самодурством, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это он проделывал от имени нашей советской власти, восстанавливая против нас все население. Грабежи и насилия — это была его сознательная военная тактика, которая девая нам мимолетный успех, несла в результате поражение и позор. «И я считал, — утверждал Дзержинский, — что если советская власть не накажет его со всей революционной строгостью, то весь позор и вся ответственность за эту тактику падет на советскую власть. Арестовал я его после того, как получил сведения, что штаб его как главнокомандующего Кавказской нашей армией уехал уже в Царицын, и что он сам уезжает туда же».

За несколько дней до этого Троцкий уведомил Дзержинского, что Муравьев лишен мандата и, следовательно, является самозваным главнокомандующим.

По данным ВЧК, сообщил Дзержинский, Муравьев послал свое доверенное лицо в Москву с предложением анархисту Льву Черному подготовить отряд анархистов оружием для борьбы с советской властью Но после отказа Л.Черного Муравьев замял свое предложение, передав анархистам два пулемета. К тому же заместитель председателя ВЧК Александрович сообщил, что Муравьев рассказывал левым эсерам, будто после его назначения главнокомандующим Кавказским фронтом «большевики дали ему инструкцию ударить в тыл сражающимся с турками меньшевикам, но что он на такую подлость не пойдет». В ВЧК были и документы, уличающие Муравьева в том, что после Октябрьской революции он вел себя как монархист и провокатор. В ответ на запрос № 40 от 21 мая 1918 г. следственного отдела Комиссариата публичных обвинений 24 мая Дзержинский отдал распоряжение Г.Н. Левитану отпечатать и направить ответ, в котором давались пояснения по делу М.А.Муравьева. Утром в день его ареста в ВЧК пришел матрос и предъявил Дзержинскому документы начальника отряда одесских террористов и предписание Муралова, в которой говорилось, что его отряду террористов, прикомандированному к армии Муравьева, предписывается немедленно отправиться в Царицын в штаб Муравьева. Начальник террористов также заявил, что Муравьев должен тоже уехать туда как главнокомандующий Кавказской армией. «Это сообщение, — писал Дзержинский, — и заставило меня еще раз запросить тов. Троцкого о полномочиях Муравьева и ускорить арест последнего. Отряд террористов находился не в самой Москве, а где-то верст за 20 от Москвы, на какой-то ж. д. станции».

После проведения расследования ревтрибунал не придал серьезного значения показаниям Дзержинского и освободил Муравьева по ходатайству ряда военных деятелей. 14 июня 1918 г. он был назначен командующим Восточного фронта.

13 мая 1918 г. Совет Рабоче-Крестьянской Обороны обязал Склянского и Дзержинского «собирать и доставлять еженедельные точные сведения о том, сколько эшелонов фактически следует с достаточным количеством сопровождающих и сколько следует без таковых. Первые сведения должны быть доставлены через две недели…».

25 мая 1918 г. начался подготовленный Антантой чехословацкий мятеж. 27 мая 1918 г. Дзержинский писал жене: «Кольцо врагов сжимает нас все сильнее и сильнее, приближаясь к сердцу… Каждый день заставляет нас прибегать ко все более решительным мерам… Гражданская война должна разгореться до небывалых размеров. Я выдвинут на пост передовой линии огня, и моя воля — бороться и смотреть открытыми глазами на всю опасность грозного положения и самому быть беспощадным…».

В конце мая 1918 г. СНК принял постановление о введении по всей стране военного положения и мобилизации всех надежных частей армии. Это вызывалось трудным положением Советской России. Летом 1918 г. немцы оказали помощь белофиннам, оккупировали Украину и заняли Крым, турки помогли азербайджанским мусаватистам и грузинским меньшевикам, страны Антанты англичане захватили Мурманск, помогли чехословакам и правым эсерам отрезать Сибирь и от центральных губерний. 27 июня 1918 г. в Мурманске англичане высадили около 2 тыс. пехоты. Но окончательное решение о союзной интервенции было принято Верховным советом в Версале 2 июля 1918 г. На Севере англичане высадились в Архангельске 2 августа 1918 г.

Органы ВЧК активизировали борьбу на незримом фронте. 30 мая 1918 г. Дзержинский поручил Я.Я. Буйкису «произвести обыск, ревизию, выемку документов и книг, наложений запрещения и ареста у одно из активных членов белогвардейской организации «Союз защиты родины и свободы» Сергея Николаевич Чистякова по Долгоруковской ул., д.29, кв.62, в зависимости от обыска задержать гражданина Чистякова и реквизировать или конфисковать его товары и оружие.

В начале октября 1918 г. Дзержинский выехал в Швейцарию для свидания с семьей, которую не видел около восьми лет. Жена его работала в советской дипломатической миссии. Дзержинский прибыл как бы по делам советской миссии по предложению Я.М. Свердлова, чтобы повидать жену и сына и немного отдохнуть (белых отбросили на всех фронтах, на внутреннем фронте — разгромлен савинковский «Союз», заговор Р.Г.Б. Локкарта, активность контрреволюции понизилась). Против поездки не возражал и В.И.Ленин. Я.М.Свердлов «на всякий случай» направил с Дзержинским секретаря Президиума ВЦИК В. Аванесова, который мог взять его под свою защиту в случае каких-либо осложнений. Он жил в Берне, часть отпуска провел с женой и сыном в Лугано. В конце ноября Дзержинский и Аванесов выехал из Швейцарии через Берлин в Москву, за несколько дней до первой годовщины революции. И как раз во время. 5 ноября германское правительство порвало дипломатические отношения с Советской России и выслало из Германии советское посольство. 9 ноября отрекся от престола Вильгельм II. Монархия в Германии пала, но власть оказалась в руках буржуазии.

Одним из первых дел после возвращения к своим обязанностям председателя ВЧК было дело С.П. Мельгунова, будущего историка Октябрьской революции и органов ВЧК. 9 ноября 1918 г. Дзержинский писал в ВЧК: «Принимая во внимание, что С.П. Мельгунову не предъявлено обвинение в содействии организации, поставившей себе целью вооруженную борьбу против Совет, власти, ВЧК на основании п.1, постановления VI Всероссийского съезда Советов от 6 ноября постановила:

1. Мельгунова Сергея Петровича освободить из-под стражи.

2. Дело производством прекратить».

В ноябре 1918 г. президиум Моссовета назначил Дзержинского председателем Московской ЧК. На этом посту он работал до середины 1920 г.

Осенью 1918 г. международная обстановка резко изменилась: 11 ноября 1918 г. закончилась Первая мировая война, которая продолжалась 42 месяца. Германия и ее союзники потерпели полное поражение и капитулировали перед Антантой. В ноябре 1918 г. Советское правительство аннулировало грабительский Брестский договор и отдало приказ о выдвижении советских войск на территорию Украины, Белоруссии и Прибалтики вслед за отходившим германскими войсками для оказания помощи населению этих областей в восстановлении советской власти.

В 1918 г., по неполным данным, ВЧК раскрыла 160 антибольшевистских организаций: 25 кадетских, 26 эсеровских, 5 левоэсеровских, 15 меньшевистских, 68 — черносотенных и др..

Победы Красной Армии и успехи ВЧК не приблизили конца Гражданской войны, во все больше степени на положении страны оказывал влиянии внешний фактор, изменение расстановки сил на международной арене в пользу Антанты. Ее главное командование разработало подробный план интервенции, политической целью которой было уничтожение большевизма. К концу 1918 г. силы интервентов составили 23 тыс. человек, из которых 10 тыс. прикрывали Мурманск, а 13 тыс. — Архангельск.

Январь 1919 г. у председателя ВЧК начался с поездки на Восточный фронт. 3 января 1919 г. председателем Совета Обороны был подписан мандат членам Совета Обороны И.В. Сталину и Ф.Э. Дзержинскому о том, что они уполномочены Советом Рабочей и Крестьянской Обороны и Революционным Военным Советом Республики расследовать причины падения Перми, «сдачи в плен частей 3-й армии, дальнейших неудач наших войск в районе действий этой армии и причин несвоевременной эвакуации Перьми». Им были предоставлены права: «1) требовать объяснений от всех властей, находящихся в этом районе; 2) смещать должностных лиц, причем ответственных военных работников с согласия Революционного Военного Совета Республики; 3) предавать суду Военнореволюционного трибунала виновных.

Все советские организации были обязаны Сталину и Дзержинскому «оказывать полное содействие».

К моменту прибытия комиссии Вятку (5 января 1919 г.) части 3-й армии еще продолжали отступление. Положение их оставалось крайне тяжелым. Члены комиссии отмечали: «…от 3-й армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника. Присланные Главкомом части ненадежны, частью даже враждебные нам и нуждаются в серьезной фильтровке».

В начале января 1919 г. Ф.Э. Дзержинский и И.В. Сталин составили перечень вопросов, которые должны быть освещены в докладе о сдаче Перми. Их интересовали: оперативное положения армии от Кушвинских боев до падения Перми и в настоящее время; оборона города, боевое и квартирное расписания к Кушвинским боям и до конца катастрофы; оперативная их характеристика; вопрос о резервах; винтовки и снаряжение; значение обстановки 2-й армии и после взятия Ижевска; артиллерийская оборона Перми; вопросы снабжения; помощь со стороны местных советов и партийных организаций; эвакуация (цифры, сколько осталось готовых у противника, сколько вывезено); взрыв моста; предложения формированиям в тылу; работа отдела особых формирований, управление армией, фронтом и какие мероприятия нужны, чтобы не повторилась катастрофа; осведомление с нашей стороны; авиационная часть; разведка всех видов; двухнедельный запас в дивизиях; личный состав командиров и комиссаров, начиная от бригады; общий доклад и оценка положения армии; санитарная часть.

В заметках Дзержинского начала января 1919 г. о падении Перми поставлены вопросы и даны некоторые ответы о причинах этой катастрофы:

«1. Картина падения Перми (наличность обходного движения со стороны противника, наличность паники в наших войсках, сила натиска со стороны противника, сдача в плен наших частей).

2. Основная причина падения Перми (большая организованность армии противника и полная дезорганизованность нашей? Может быть, подъем в рядах противника? Может быть, упадок духа в нашей армии?).

3. Ближайшая причина падения Перми (неумелое командование из Центра? То же самое из фронта? То же самое из армии? Измена? Отзыв частей?).

4. Чем объяснить сдачу в плен (заговор или неизбежная сдача?).

5. Когда оставлена Пермь, когда вошел туда противник, какая добыча осталась противнику, кто решил сдачу?.

6. Слабость тыла (было ли белогвардейское восстание в тылу? Когда, какие меры были приняты против него? Чем объяснить возможность такого восстания? Какие элементы восстали в социальном и национальном отношениях?).

Обеспеченность тыла в настоящее время.

7. Почему не был взорван мост на Каме, есть ли постановление о взрыве моста?

8. Картина эвакуации (Кем она велась? Когда началась? Что именно не удалось вывезти? Что помешало правильной эвакуации?).

9. Постановка разведки (были ли у нас агенты в тылу противника? Оставлены ли теперь агенты в местах, занятых противником?).

10. Личный состав всех служащих в военном, политическом отделах, в Советах, в партийных организациях.

Работоспособность лиц и учреждений.

Работа политического отдела (количество партийных ячеек в частях, настроение солдат, населения).

Организационные, тактические и стратегические перспективы — (связь со второй армией, перегруппировка сил, ближайшая база обороны, очертание фронта).

13. Организация контроля, его состав, качество.

14. Планы противника по данным разведки, ближайшие и отдаленные.

15. Количество, качество, состав сил противника, действующих и резервных.

16. Количество, качество и. состав наших сил, действующих и резервных.

17. Поведение Советов, момент их эвакуации, их работа в тылу, на фронте.

18. Партийные организации в момент их эвакуации, их работа в тылу и на фронте.

19. Взаимоотношения внутри и между собой военных, партийных и советских учреждений (доверие к командному составу).

20. Связь частей между собой и с центром».

Эти заметки весьма примечательны тем, что дают некоторое представление о том, насколько Дзержинский овладел военным делом на начальном этапе Гражданской войны.

На основе изучения многочисленных документов в начале января 1919 г. им было отдано распоряжение о задержании лиц, причастных к Пермской катастрофе: члена Пермского отдела губернского снабжения Лихачева Сергея за пьянство во время эвакуации, причем большая часть готового к вывозу имущества губернского снабжения осталась не вывезенной по его вине; членов Пермской центральной комиссии Кальнина Германа Михайловича — «за преступную халатность» и Кантора Юрия Моисеевича — «за небрежность и бездеятельность», Поливанова Льва Львовича — ответственного за эвакуацию «подлежащих ведению Центркомиссии грузов»; начальника военного снабжения 3-й армии и начальника эвакуации Перми Стогова с 12 декабря 1918 г. — «за преступную бездеятельность и нераспорядительность, в результате чего наиболее ценные, готовые к вывозу грузы, остались у противника; сотрудника управления снабжения 3-й армии Ишмаева Никиту Ефимовича «за преступную бездеятельность в деле снабжения 3-й армии».

11 января 1919 г. И.В. Сталин и Ф.Э. Дзержинский из Глазова направили В.И. Ленину срочную телеграмму: «Пробудем командировке еще пять дней. Результаты расследования сообщить по телеграфу не представляется целесообразным. Можем лишь сказать, что без серьезных перемен не обойдется». Они еще раз настаивали на снабжении 3-й армии всем необходимым и кадровым переменам, а также выразили протест «против пагубной политики предреввоенсовета Республики по этому вопросу».

Помимо расследования причин Пермской катастрофы Дзержинский и Сталин высказали свои соображения по поводу обеспечения продовольствием личного состава 3-й армии. 16 января 1919 г. они направили из Глазова телеграмму Ленину и наркому продовольствия Брюханову о том, что, по проверенным данным, на складах Вятского губернского продовольственного комитета имеется 30 тыс. пудов мороженого мяса. — «Имея ввиду тяжелое положение армии, питающейся одном лишь хлебом при 35 градусном морозе, просим распоряжения Вятскому губпродкому срочно предоставить управлению снабжения 3 армии десять тысяч пудов».

23 января 1919 г. они снова послали телеграмму из Вятки на имя Ленина и Брюханова, в которой отметили, что 3-й армии были даны наряды получить по январскому плану из Уфимской губернии 20 тыс. пудов муки, 22 тыс. пудов крупы, из Саратовской губернии 11,5 тыс. пудов жиров, из Перми 35 тыс. пудов мяса. Но ввиду потери Перми и загромождения Северной железной дороги из-за эвакуации Дзержинский и Сталин настоятельно просили «удовлетворить ходатайство комиссара снабжения 3 армии перевести срочно наряды на Вятскую губернию».

Вернувшись в Москву, Сталин и Дзержинский отчитались о свой работе по расследованию причин поражения 3-й Красной армии под Пермью. Дзержинский также выступил с докладом на совместном заседании ВЧК и МЧК об обстоятельствах сдачи Перьми.

В феврале 1919 г. был создан Западный фронт. На юге активизировалось махновское движение, которое не было локальным движением, а распространилось на значительной территории от Днестра до Дона. «Армия» Махно сражалась то с красными, то с белыми. Во время успехов она разрасталась, на ней появлялись полки, дивизии, корпуса, но при неудачах распылялась, а сам Махно с отдельными отрядами уходил от преследования. В феврале 1919 г. части Махно вошли в состав 2-й советской Украинской армии и в марте-мае вели бои с белогвардейцами. Но 19 мая 1919 г. были разбиты деникинцами и бежали с фронта в район Гуляй-Поля. В Прибалтике и Белоруссии буржуазно-националистические войска перешли в наступление. Поляки в апреле захватили города Лида, Барановичи и Вильнюс. В Латвии немецко-русско-латвийская армия фон дер Гольца в марте овладела Елгавой, а в мае — Ригой, перешел в наступление на Петроград сформированный на территории Эстонии белогвардейский Северный корпус. Белогвардейцам удалось захватить Гдов, Ямбург и Псков. 29 мая 1919 г. части Махно выступили против советской власти. 8 июня Махно и его приближенные были объявлены вне закона.

В Красной Армии участились измены военных специалистов, порой они носили массовый характер. Только в 3-й армии из 500–600 офицеров за январь-февраль 1919 г. ЧК и ревтрибуналы зафиксировали до 100 измен, из них около 50 случаев перехода на сторону противника.

Обстановка требовала усиления работы сотрудников особых отделов. Еще в феврале 1919 г. Особый отдел был подчинен ВЧК, и с этого времени особые отделы армий, и фронтов и дивизии стали основными «рабочими» органами ВЧК в армии. В их деятельности преобладали не агентурные методы, а непосредственная расправа, что не всегда позволяло выявлять разведывательные сети противника, но вызывало многочисленные, зачастую необоснованные репрессии.

19 мая 1919 г. на заседании Совета Обороны был обсужден доклад Дзержинского «О пропуске беженцев через Западный фронт и их политическом настроении». Было решено: принять к сведению данные, сообщенные Дзержинским, и предложить ему представить дополнительный доклад по этому вопросу в Совет Обороны.

21 мая 1919 г. СТО направил Дзержинскому письмо с разъяснением постановления СТО об аннулировании отсрочек от призыва чекистов в армию. В нем говорилось, что постановление СНК от 14-го ноября 1918 г. не освобождало незаменимых штатных сотрудников ЧК от военной службы. Военному ведомству и ВЧК было поручено представить точные сведения о том, какое ими достигнуто соглашение о порядке проведения в жизнь постановления СНК. ВЧК также было поручено представить сведения о том, доставлены ли были штаты ВЧК в Военное ведомство. Доклад должен быть представлен Склянским и Дзержинским.

28 мая 1919 г. СТО поручил Дзержинскому и Склянскому разработать вопрос о привлечении политотдела и РВС Республики к осуществлении контроля за сопровождением эшелонов и маршевых рот; о строгой ответственности «семей мобилизованных и их околотка за дезертирство и о круговой поруке эшелонов и маршевых рот за дезертирство».

18 июня 1919 г. В. И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому: «Обратили ли Вы внимание на поголовную мобилизацию для работ по укреплению позиций в губерниях Воронежской, Тамбовской, Саратовской?

Дали депеши по Чека?

Массовые обыски по Москве подготовляются?

Надо непременно, после Питера, ввести их повсюду и неоднократно.

Что вышло на деле с магнитом для поисков оружия?»

Ф. Э. Дзержинский ответил:

«1) Телеграммы разосланы всюду — сегодня и вчера.

2) Работает сейчас массовая разведка — операции подготовляются. Ожидать большого результата в Москве в смысле нахождения оружия нельзя, так как буржуи и белогвардейцы вытаскивают из потайников только накануне прихода белых. Мобилизованы для этой работы районы. Работают усердно.

3) Магнито — слабое средство для поисков. Испытывали. Собираемся использовать его для того, чтобы добровольно сдавали оружие под опасением, что магнит все найдет».

На следующий день Совет Рабоче-Крестьянской Обороны решил поручить РВСР и НКВД «распространить на район Западного фронта постановления Совета Обороны от 28/IV-19 о снабжении рабочей силой работ по укреплению позиций на Донском фронте, о чем тт. Дзержинский и Склянский обязуются немедленно дать соответствующее распоряжение и наблюсти за точным его исполнением».

В связи с поступившим отношением от Центральной Комиссии по борьбе с дезертирством об отданном ею распоряжении в июне 1919 г., Дзержинский предложил чекистам «проверить отношение к отбыванию воинской повинности личные составы советских учреждений, оказывать всякое содействие местным органам по борьбе с дезертирством в выполнении ими выше упомянутых обязанностей».

23 июня 1919 г. Дзержинский направил всем губЧК разъяснение постановления ВЦИК от 22 июня с. г. о борьбе с противниками советской власти, указав, что декрет возложил на органы ВЧК задачу очистить Советскую республику от всех врагов рабоче-крестьянской России. В то время, писал он, как Красная Армия защищает наш внешний фронт, внутри страны белогвардейцы, пользуются нашими неудачами, подымают головы и стараются связаться с Колчаками, Деникиными, финскими, польскими и другими белогвардейцами; в тылу армии происходят взрывы мостов, складов, кража и сокрытие необходимого армии оружия и др.; к тому же, уголовные элементы используются белогвардейцами в своих целях: во многих местах замечается усиление бандитизма, ограбления, хищения грузов и пр. и пр. Поэтому Дзержинский поставил следующие задачи органам ВЧК: «проявить максимум энергии, максимум усилий к тому, чтобы обеспечить тыл нашей армии. Все чрезвычайные комиссии должны превратиться в боевые лагеря, готовые в любое время разрушить планы белогвардейских заговорщиков. Все явные и скрытые враги Советской России должны быть на учете ЧК и при малейшей попытке повредить революции должны быть наказаны суровой рукой. Чрезвычайным комиссиям с изданием сего декрета предоставлены широкие полномочия, с них и много потребуют. Ответственность за спокойствие и революционный порядок тыла возложена на ЧК. Все на боевые посты по охране революции — вот лозунг сегодняшнего дня ЧК. Вместе с этим ВЧК считает нужным указать, что суровое наказание ждет всех тех, кто вздумает злоупотреблять предоставленными ЧК правами. За применение прилагаемого декрета к каким-либо лицам в корыстных целях виновные будут расстреливаться. Ответственность за правильность проведения прилагаемого декрета возлагается на местные коллегии ЧК в целом и на председателей в частности».

В конце июня 1919 г. М.Д.Бонч-Бруевич просил Дзержинского, чтобы тот передал В.И. Ленину о трудном положении на Южном фронте. 24 июня 1919 г. Дзержинский писал Ленину о том, что «необходимо принять меры по обеспечению тыла южных армий. Дезертиры там сорганизовались и, очевидно, действуют в связи с Деникиным. Каждый день промедления может иметь роковое значение.

Относительно чистки и сокращения Полевого штаба мы уже сговорились. С 1200 человек доведет до 300. В связи с сокращением стоит вопрос о передислокации штаба из Серпухова в Москву» Тут же он высказал свое мнение о М.Д. Бонч-Бруевиче — «произвел не меня хорошее впечатление человека делового, без камня за пазухой».

М.Д. Бонч-Бруевич был одним из специалистов, кто поддерживал советскую власть, однако многие из них оставались непримиримыми противниками большевиков. К 8 июля 1919 г. было закончено расследование очередного заговора военных специалистов. Дзержинский лично допросил арестованных Б.И. Кузнецова, Е.И. Исаева и Ю.И. Григорьева, что позволило более обстоятельно выявить планы заговорщиков. В частности, он установил подготовку выступления в Туле с захватом оружейных заводов; желание заговорщиков «использовать Вацетиса для переворота, но некоторые из них возражали, «ссылаясь на его непостоянство и болтливость в пьяном виде», были предприняты попытки связаться с Деникиным, интервентами и с зарубежными организациями. Эти задачи решали Исаев, Меньшов, Н.Н. Доможиров, Кузнецов и Григорьев. Заговорщики планировали захват Тулы, Серпухова и поход на Москву, они шантажировали Вацетиса. В то время, как противник походил к Курску, подготовили к передаче информации Деникину о начале переброски войск с Восточного фронта на Южный.

В рапорте Ф.Э. Дзержинского и заместителя председателя Особого отдела ВЧК И.П. Павлуновского в РВС Республики сообщалось о событиях в укрепленном районе Кронштадтской крепости, которые были подготовлены организацией военных специалистов, связанных с белогвардейскими организациями Кронштадта и Западного фронта. Допросы главных участников организации Западного фронта — начальника штаба и командарма Η. Н. Доможирова дали возможность раскрыть основную организацию в Полевом штабе РВСР, которая координировала действия фронтов за исключением Восточного и готовила захват аппарата управления Красной Армии в руки своих людей. Заговорщики должны были через своих людей, назначенных на ответственные посты в армии, подготовить захват военного аппарата в свои руки и с его помощью произвести военный переворот и установить военную диктатуру. Об этом свидетельствуют следующие факты: в Серпухове организация опиралась на 5-й стрелковый латышский полк, в Москве через преподавателя академии Генштаба Григорьева, связанного с московской белогвардейской организацией, — на часть расквартированных в городе полков, с этой же целью начальник штаба Западного фронта назначается командармом 15 армии, а Эрнест Вацетис — членом РВС той же армии. Доможиров и Вацетис должны были руководить восстанием 15 латышской армии, где главком Вацетис якобы был очень популярен. Главком Вацетис должен был встать во главе восставших частей и по его словам: «Тряхнуть Москву».

Помимо этого организация Полевого штаба имела связи с Колчаком, Деникиным и в Париж передавала сведения военного и политического характера в Париж.

Поэтому ВЧК и Особый отдел ВЧК арестовали Главкома И.И. Вацетиса и исполняющего обязанности начальника штаба Костяева «за недонесение о существовании в Полевом штабе организации, подготовлявшей восстание», и участников организации: состоящего для поручений при главкоме Исаева, начальника разведки Полевого штаба Кузнецова, порученца при начальнике штаба Малышева, преподавателя Академии Генштаба Григорьева, Эрнеста Вацетиса, его личного адъютанта Дылана, коменданта штаба и его помощника.

В телеграмме Троцкому и Ленину Ф.Э. Дзержинский, Н.Н. Крестинский и Э.М. Склянский сообщили: «Вполне изобличенный в предательстве и сознавшийся Доможиров дал фактические показания о заговоре, в котором принимал деятельное участие Исаев, состоящий издавна для поручений при главкоме и живший с ним в одной квартире. Много других улик, ряд данных, изобличающих главкома в том, что он знал об этом заговоре. Пришлось подвергнуть аресту главкома».

Данные о И.И. Вацетисе не подтвердились, и после 97-дневного заключения он был освобожден. В последующем, 6 ноября 1919 г, Политбюро ЦК РКП (б) по предложению Дзержинского и Павлуновского решило применить объявленную ВЦИК амнистию ко второй годовщине Октябрьской революции к арестованным в июле месяце по делу Полевого штаба генштабистам Доможирову, Малышеву, Григорьеву и Исаеву, причем последнему не давать никаких «ответственных назначений», а ВЧК установить за ним надзор.

11 июля 1919 г. Ф.Э. Дзержинский говорил, что за последние недели органам ВЧК удалось захватить руководителей белогвардейских военных организаций, готовивших и отчасти пытавшихся уже осуществить вооруженное выступление для оказания помощи белогвардейцам и интервентам на Севере и в других районах. Среди уничтоженных предателей оказались: начальник Кронштадтской крепости А.В. Будкевич, начальник штаба крепости А.Ю. Рыбалтовский, помощник главного инженера Кронштадтского порта С.А. Грицай, инженер-механик миноносца «Достойный» А.М. Ануров, помощник командира эскадренного миноносца «Украина» А.А. Ливанов, старший штурман линейного корабля «Петропавловск» С.А. Селлинга, писарь Кронштадтского порта, социалист-революционер В.Я. Кулеш. «Помимо перечисленных преступников, — указал Дзержинский. — арестовано и расстреляно большое количество лиц, изобличенных (частью сознавшихся) в участии в белогвардейских организациях военного характера. Относительно других ведется следствие, которое дает обильный материал для раскрытия белогвардейских организаций в различных городах и районах.

22 июля 1919 г. Дзержинский высказал обеспокоенность Смилге нахождением в Казани до 70 тыс. мобилизованных, из которых — У* составляют мусульмане, — «Опасно там столько держать». А в Харьков на имя начальника войск ВОХР К.М. Валобуева послал запрос: ««Почему рота не была снабжена бельем? Что предпринято для снабжения и снаряжения батальонов на Украине?».

В связи с получением информации о преждевременной эвакуации ВУЧК, 3 августа 1919 г. Дзержинский направил в ВУЧК Лацису телеграмму: «…Слухам не верим, так как считаем, что эвакуация должна произвестись в последний момент.

В начале октября 1919 г. органы советской власти обратили внимание на борьбу с дезертирством. О важности этой проблемы свидетельствует тот факт, что только в июле-августе 1919 г. добровольно явилось более 400 тыс. дезертиров. В октябре 1919 г. Дзержинский и Валобуев подписали приказ, которым борьба с дезертирством в губерниях была возложена на губЧК и войска ВОХР. При губЧК предлагалось образовать «стол по борьбе с дезертирством. На означенный стол от Комдезертира взять все материалы о положении дезертиров в губернии, сведения о неявившихся по мобилизации, место пребывания, скопления дезертиров и немедленно организовать разведку».

24 января 1920 г. за проявленные «крупные организаторские способности, неутомимую энергию, хладнокровие и выдержку» в борьбе с контрреволюцией, обеспечение спокойного тыла, что дало «возможность Красной Армии уверенно делать свое боевое дело», ВЦИК наградил Ф. Э. Дзержинского орденом Красного Знамени.

В феврале-марте 1920 г. чекисты занимались разгромом контрреволюционных организаций в тылу Красной Армии. 25 февраля Дзержинский предложил Калужской губЧК «ликвидировать организацию военного заговора целиком, не оставляя на свободе даже рядовых работников подпольной организации». А в середине марта 1920 г. поручил Артузову вместе с Самсоновым и другими сотрудниками подготовить «материал о гуляющих на свободе кадетах, соприкосновенных с Национальным и Тактическим центрами, бывших помещиках, черносотенцах и другой дряни для ликвидации. Прошу запрашивать его, когда материалы будут подготовлены для доклада мне».

5 апреля 1920 г. ЦК РКП(б) решил командировать Дзержинского в Украину для организации работы по проведению всеобщей трудовой повинности. Но вскоре стало ясно, что этим командировка не ограничиться. Дзержинский прибыл в Харьков 5 мая 1920 г. и наряду с выполнением задания ЦК многое сделал в налаживании работы чекистских органов Украины, повышении их боевой готовности, расширении и укреплении их связи с ВЧК. Но опасность новой интервенции нависла над Советской республикой. Еще в докладе о работе ВЦИК и СНК на первой сессии ВЦИК VII созыва 2 февраля 1919 г. В.И.Ленин говорил: «..Мы должны быть бдительны ввиду того, что война с Польшей возможна… потому что с Польшей вопрос стоит очень остро. Мы имеем целый ряд сообщений, что помимо буржуазной, консервативной, помещичьей Польши, помимо воздействия всех польских капиталистических партий все государства Антанты из кожи лезут, чтобы втравить Польшу в войну с нами».

Опасения председателя СНК не были напрасными. Весной 1920 г. Франция передала Польше 1494 орудия, 2800 пулеметов, 327,5 тыс. винтовок, 42 тыс. револьверов, 350 самолетов, 800 грузовых автомобилей, США выделила в первой половине 1920 г. более 200 бронемашин, более 300 самолетов, 3 млн. комплектов обмундирования, средства связи и медикаменты. В Польшу еще в середине 1919 г. была переброшена сформированная в 1917–1918 гг. из поляков во Франции 70 тыс. армия генерала Ю.Галлера. Помощь Антанты позволила Польше создать к весне 1920 г. армию численностью 738 тыс. человек.

План поляков сводился к тому, чтобы окружить и разгромить 12-ю армию и овладеть Киевым, затем разгромить 14-ю армии и занять Одессу. После выхода на рубеж Днепр перегруппировать силы и занять Белоруссию. На помощь полякам наносила удар из Крыма армия П.Н. Врангеля. Украина, лишь недавно освобожденная от деникинцев и петлюровцев, кишела крупными и мелкими бандами. Махно и «атаманы» нападали на железнодорожные станции и поезда, громили советские учреждения, склады, срывали продразверстку.

21 апреля 1920 г. польское правительство заключило договор с петлюровцами, признав «независимость» Украины за уступку части земель. А через четыре дня польские и петлюровские войска, обладавшие 5-ти кратным превосходством против войск Юго-Западного фронта, перешли в наступление и заняли Житомир, Коростень, Казатин, а 6 мая вступили в Киев.

Советское командование в срочном порядке перебросило на Западный фронт войска с Урала, Кавказа, из Сибири. До июня 1920 г. сюда прибыло пополнение в 40 тыс. человек. За 28 дней Первая Конная армия преодолела расстояние в 700 километров, переправилась через Днепр у Берислава и Каховки и перешла в наступление.

26 апреля 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б) решило направить на Украину Дзержинского. Он приехал в Харьков 5 мая, вместе с ним прибыл целый эшелон — 1400 человек — московские чекисты, командиры и бойцы войск внутренней охраны. В последующем от каждого сектора ВОХР было направлено в Харьков по 200 кавалеристов. В его непосредственное распоряжение поступили также авиационное звено, бронепоезда и необходимо количество вооружения и боеприпасов.

Через несколько дней после приезда в Харьков утром, когда он вышел из машины у подъезда ЧК, к нему подскочила молодая женщина. Он ожидал услышать какую-либо просьбу, но, увидев озлобленное лицо, понял, в чем дело. А она уже целилась в упор из револьвера. Не спуская с нее взгляда, он мгновенно отвел голову в сторону. Это его и спасло.

9 мая 1920 г. Дзержинский дал интервью сотрудникам «Укрроста» объяснив свой приезд в Украину насущной необходимостью ознакомления с условиями работы и обстановкой непосредственно на самой Украине, для того чтобы эти вопросы не были чужды политическим деятелям в процессе строительства советской власти», приезд был ускорен и событиями на Западном фронте, подпольной деятельностью антисоветских организаций, анархобандитских шаек, ставшей более активной в связи с наступлением на Польском фронте, вся Украина «превратилась в кипящий котел. Вспышки восстаний повсеместны. Украина не очищена от петлюровщины, и мужик украинский смотрит на город, как на пиявку на его шее и всегда готов пограбить города».

В эти дни председатель ВЧК говорил и о работе ЧК, которая по его оценке «значительно усовершенствовалось», но крайне важно «единство руководства борьбой всех местных комиссий». Для этого необходим аппарат, которого до сих пор не было, создать Секретно-оперативный отдел, в первую очередь (в отличие от России) «поставить разведку в деревне, без этого военный разгон банд является вредной операцией, ибо бандиты разгоняются и не приставшее к ним население восстанавливается против нас».

В связи с наступлением белополяков он подписал приказ, в котором говорилось: «Наступление польских панов на Советскую Украину и Россию объединило в едином мощном порыве рабочих, беднейших крестьян и красноармейцев. Весь IV съезд Советов Украины объявил себя мобилизованным, и перед лицом всемирного пролетариата все делегаты торжественно поклялись победить или умереть…В этот исторический момент на нашу долю выпала почетная и ответственная обязанность стоять на страже того, чтобы ни одна капля крови не пролилась бесцельно из-за непредусмотрительности, беспечности, нерадения или волокиты. Враг не дремлет. Его агенты шныряют повсюду. Польские шпионы сообщают врагу расположение наших войск, портят дороги, разрушают мосты, телеграфные и телефонные сообщения, распространяют тревожные слухи, поднимают восстания, объединяясь в этом иудином деле со всеми контрреволюционерами, саботажниками и спекулянтами, все еще надеясь на то, что при помощи польских панов им удастся восстановить свою власть.

Дело Красной Армии — защищать социалистическое Отечество. Наше дело — защищать армию от всего того, что может ослабить или замедлить ее удар, что может причинить ей вред и вызвать лишние жертвы.

Товарищи! Каждый контрреволюционер, организующий в тылу заговоры с целью отвлечь силы с фронта, как изменник и убийца, должен быть немедленно уничтожен. И не завтра, а сегодня — немедленно. Каждая минута промедления грозит гибелью сотням жизней рабочих и крестьян.

Спекулянт, вздувающий цену на продукты и этим обрекающий на голод и красноармейца, отстаивающего завоевания революции на фронте, и рабочего, дружно помогающего ему в этом за своим станком, должен быть немедленно обезврежен. Вы, товарищи, как стража революции, должны быть всюду и везде: в городе и деревне, на людном собрании и в пустынных захолустьях. Наши братья на фронте должны сознавать и чувствовать, что в тылу вы такая же Красная Армия революции, как и они, с таким же самоотвержением, бдительностью и решительностью участвует в этом последнем, навязанном нам панами бою, предотвращаете выступления кулаков, уничтожает шпионов, контрреволюционеров и спекулянтов. Внутренний фронт такой, как и внешний. Всякая неряшливость, медлительность, нерешительность является преступлением…» .

26 мая 1920 г. советские войска перешли в наступление. 12 июня 1920 г. был освобожден Киев.

На завершающем этапе Гражданской войны и борьбы с интервентами, 29 мая 1920 г., решением ЦК РКП (б) Дзержинский был назначен начальником тыла Юго-Западного фронта. В новом качестве свою работу он начал с того, что весь тыл фронта разделил на несколько зон: собственно тыл фронта (Харьковская, Полтавская и Донецкая губернии), тыл 12-й армии (Черниговская, Волынская, Киевская губернии), тыл 13-й армии (Екатеринославская, и Таврическая губернии). В свою очередь, тыл фронта и армий был разделен на губернские, уездные и районные участки; приказами начальника тыла фронта и армии назначались начальники губернских участков, а их помощниками становились представители губернских ЧК, в уездных участках создавались комендатуры. Соответствующим начальникам тылов на их территории подчинялись все приданные полевые войска и части ВОХР.

13 июня 1920 г. Дзержинский подписал приказ о создании первой легкой подвижной ударной группы для преследования банд Махно, а вскоре было создано еще пять сильных маневренных отрядов. На следующий день он отдал распоряжение о мобилизации и присылке в его распоряжение всех поляков-чекистов, а 26 июня 1920 г. поручил И.К. Ксенофонтову «издать циркуляр, чтобы ГЧК не брали в лагеря поляков и других в качестве заложников, должны их брать в качестве заподозренных в содействии воюющих с нами (по шпионажу, саботажу, взрывам и т. д.)». Здесь же он разъяснил, что понятие «заложник» имеет в себе «элемент наказания невиновных за преступление не пойманных сородичей», а это дает повод серьезной агитации против нас, поэтому мы «из своих анкет, бумаг etc категорию «заложников» должны исключить и ввести термин «заподозренных». Этот термин будет отвечать действительности».

1 июля 1920 г. Дзержинский писал Ксенофонтову, что по имеющимся у него данным, «ксендзы в деле организации шпионажа и заговоров играют крупную роль. Необходимо их обезвредить. Для этого предлагаю издать циркуляр по всем губчека, чтобы все ксендзы были взяты на учет и под наблюдение. Кроме того, так как ксендзы обделывают свои дела на исповеди, фанатизируя католиков, то надо иметь своих женщин католичек (но не верующих), которых надо посылать на исповедь, и таким; путем проникнуть в ксендзовскую конспирацию. Надо подумать об организации такой разведки. Необходимо по этому вопросу снестись с Особым отделом».

5 июля 1920 г. Ф.Э.Дзержинский предложил назначить начальником Харьковского сектора войск ВОХР П.К. Мармузова. «Соглашение с тов. Сталиным и Реввоенсоветом Юго-Западного фронта о передаче его нам достигнуто. Тов. Мармузов блестящий организатор, хотя недавний коммунист, но за него можно вполне поручиться. Нападки на него пустяковые. Мармузов сейчас начальник штаба тыла фронта. Был командиром. Военное дело знает превосходно. Одновременно принимается Реввоенсовета Юго-Западного фронта приказ об объединении штаба тыла фронта со штабом сектора ВОХРа. Это даст нам людей. Я останусь тут начальником тыла фронта на правах помощ. командующего фронта. На местах, там, где комбриг не на высоте — назначаются начальники губтыла вместо военкомов».

21 июля 1920 г. в письме к В.Н. Манцеву он дал оценку обстановки и изложил свои планы на предстоящие дни в связи с отъездом на фронт: «Судьба играет человеком. Я Ильичем, а значит, и ЦК мобилизован для Польши. Думали послать сначала меня туда через армию Буденного, но сейчас это изменяется, так как Западный фронт уже подошел к Польше». Поэтому ему не удастся быть в Киеве, а надо ехать дня через 2–3 на линию фронта. Он обратил внимание Манцева на то, что «Украина теперь важнее, чем когда-либо», в связи с новой кампанией против Советской России, противник хочет при помощи Румынии и других стран создать фронта на юге от Румынии до Грузии включительно, на Кубани ведется бешеная белогвардейская работа по подготовке восстания. Дзержинский поручил Манцеву заняться организацией тыла, связаться с фронтом и поддерживать постоянную связь с Москвой — с Главкомом, ВОХР, Лениным, а по линии ВЧК — с его секретарем В.Л. Герсоном. Он сообщил, что в распоряжение Украинской ЧК и на Кубань в течение недели прибудет 20–30 батальонов и эскадронов из других губерний.

Перед отъездом на фронт 23 июля 1920 г. Дзержинский обязал Герсона оставаться в Москве в качестве секретаря для выполнения здесь поручений по связи с ним Москвы и Харькова и для наблюдения за выполнением всех обязательств перед Украиной, руководствуясь не его, а Ксенофонтова указаниями. Он просил также «держать связь с остающимся здесь временно членом Польского Бюро ЦК РКП тов. Прухняком и держать меня в курсе всех интересующих меня вопросов. Если по обстоятельствам необходимо будет Ваша поезда в Харьков или ко мне, на Запад, то поезжайте только с ведома Манцева (в Харьков) и моего (ко мне). Держите также связи с т. Владимирским, который теперь будет нести полную ответственность за весь комиссариат, т. е. и за ВОХР. Поэтому Вы должны по делам ВОХРа ему докладывать и руководствоваться его указаниями в этих делах».

25 июля 1920 г. Дзержинский, Ксенофонтов и Лацис подписали циркулярное письмо о борьбе с контрреволюцией на внутреннем фронте после того, как было отклонено посредничество правительства Англии для заключения перемирия с Польшей и Врангелем. Советское правительство заявило, что оно это сделает без непрошенных двуличных посредников. — «Наш решительный и твердый ответ вызовет со стороны Антанты не менее решительные действия, она попытается натравить на нас Румынию, и Венгрию, и Финляндию, и Грузию, чтобы задушить растущего не по дням, а по часам коммунистического великана — Советскую Россию. Мы приняли вызов, но мы должны выйти из этого боя победителями. Поэтому и все внимание чека должно быть сосредоточено на борьбе с контрреволюцией внутреннего фронта. Никаких послаблений, пока победа окончательно не очутится в наших руках».

В этот же день Дзержинский выехал в Минск и просил передать Склянскому просьбу срочно выслать в его распоряжение один вагон салон, один служебный, один классный, также три легких автомобиля, два грузовика и склад письменных принадлежностей».

29 июля 1920 г. председателю ВЧК стало известно, что В.И. Ленин утвердил новый состав Коллегии ВЧК из 13 человек: Ф.Э. Дзержинский, И.К. Ксенофонтов, Я.Х. Петерс, В.А. Аванесов, М.С. Кедров, В.Н. Манцев, Ф.Д. Медведь, М.Я. Лацис, В.Р. Менжинский, Г.Г. Ягода, Н.Н. Зимин, С.А. Мессинг, В.С. Корнев. В 22 часа 30 минут этого дня он телеграфировал Герсону о том, что 30 июля выезжает в Гродно и просил сообщить об этом Склянскому и Прухняку и срочно подыскать чекиста на должность коменданта ревкома.

30 июля 1920 г. в 16 час 50 мин. Дзержинский телеграфировал В.Л. Герсону о том, чтобы тот ускорил выезд Пинеса в Белосток и направил для автомобилей камеры и покрышки, потому что отсутствие средств передвижения тормозит всю работу, и сообщить Фомину, что оборудованные теплушки могут заменить классные вагоны, а также найти в совнархозе бывшего заведующего электротехническим отделом Кастелянского и просить А.И. Рыкова командировать Кастелянского в его распоряжение.

Красная Армия, развивая успех, полностью освободила Белоруссию и Украину и в конце июля вступила в пределы Польши.

30 июля 1920 г. был образован Временный революционный комитет Польши (Польревком). Его председателем стал Ю. Мархлевский, членами — Ф. Дзержинский, И.С. Уншлихт, Э. Прухняк и Ф. Кон.

В конце июля после обстоятельно знакомства с положением дел; в письме начальнику штаба Западного фронта Шварцу Дзержинский дал отрицательную оценку состояния политической разведки, так как она не имела постоянной связи с партийными организациями, все ее осведомление кроме нерегулярных частных и партийных сведений черпалось из газетных материалов. Он указал, что «Польревком считает необходимым создание при нем политической разведки, для чего нужно откомандирование соответственных партийных специалистов».

11 августа 1920 г. из Белостока Дзержинский отдает распоряжение Менжинскому об усилении борьбы с преступностью в армиях по отношению к населению и уведомить всех об образовании Польского ревкома и о том, что «всех арестованных на территории Польши польских граждан, исключая шпионов, не отправлять в глубокий тыл, а в распоряжение органов Польревкома». А на следующий день просит Герсона сообщить Л.Д. Троцкому и ЦК РКП (б), что вся военная сила Белостока и округа состоит всего лишь из семидесяти человек. Единственный отряд, бывший в городе, 10 августа отправлен на фронт, — «Такое положение признаю недопустимым, чреватым печальными последствиями. Предлагаю Корневу в самом срочном порядке экстренным маршрутом отправить для охраны Польревкома один дисциплинированный батальон Чека. Об исполнении немедленно телеграфируйте». Вместе с тем он просил Герсона сообщить А. И. Рыкову и наркомату Внешней торговли о том, что в связи с выходом частей Красной армии на границу с Германией открываются широкие возможности для приобретения германского военного и иного имущества, поэтому необходимо прислать «своих уполномоченных для организации этого дела».

13 августа 1920 г. Дзержинский дал задание Менжинскому о мобилизации всех поляков сотрудников особых отделов для работы в армиях Польского фронта а также прислать своего уполномоченного при Польревкоме для руководства особыми отделами на территории Польши. Одновременно, в виду выхода на границу с Германией и политической важности этого события, считая необходимым иметь при Польском ревкоме разведывательную политическую агентуру, он просит И.С. Уншлихта из РВС «прислать для этого людей и аппарат самым ускоренным темпом. Если нельзя дать Верховского, просим Пупко».

14 августа 1920 г. из Белостока Дзержинский снова отдал распоряжение И.К. Ксенофонтову о мобилизации и присылке к нему «всех поляков чекистов» и телеграфировал в Минск члену РВС Западного фронта Смилге: о назначении в Граево и остальных пограничных пунктов ответственных комендантов, потому что, по сведениям ВЧК, в пограничной с Германией полосе развит антантовский и немецкий шпионаж. — «Подозрительными в этом отношении являются лица, выдающие [себя] спартаковцами, которые встречают хороший прием у наших доверчивых товарищей. Необходимы специальные воинские части для охраны границы». Он также сообщил И.С. Уншлихту о том, что присылаемые по мобилизации польские работники распределяются в местные ревкомы и поступают в распоряжение уполномоченных армиях и выразил несогласие на огульный принцип направления 30 % мобилизованных в передовые части, потому что при распределении важно принимать во внимание все нужды. Он предложил после переезда в столицу Польши всех мобилизованных направлять через Варшаву. Вместе с тем Дзержинский признал несостоятельной телеграмму Верховского, что тот не может отвечать за работу агентуры из-за назначения Нацарендсом Логановского комендантом Белостока, его жалобы в центр без согласования с ним ведут к дезорганизации работы, держать в агентуре Логановского, как офицера-поляка, «когда нет власти Белостоке из-за недостатка людей недопустимо. Вообще считаю недопустимым работу агентуре красных офицеров поляков Следзя, Раппопорта, Павловского и других. Интересы польской революции целом требуют устранения намечающейся конкуренции распределения поляков. Для этой цели Цека и назначил под моим председательством свое Польбюро. Думаю, что Ваше участие работах Польбюро при постоянной связи устранит это зло».

Во время июльско-августовского наступления Красной Армии было взято много пленных. В письме в ВЧК Дзержинский предложил при допросах военнопленных в армейских особых отделах обращать «сугубое внимание на политическую сторону, памятуя, что каждый военнопленный с первым шагом на советской территории должен почувствовать, что он имеет дело не с национальным врагом, а с товарищем рабочим, освободившим его из-под панского гнета…».

15 августа 1920 г. Дзержинский просит Герсона сообщить Карахану о необходимости направить телеграмму в Берлин, чтобы послать заключенным в Познани польским коммунистам деньги и предпринять «меры по освобождению за деньги или иначе». В тот же день Дзержинский просил Герсона поддерживать с ним связь через этот город и постоянно сообщать сводки о состоянии тыла. Он выразил беспокойство тем, что А.И. Рыков не ответил на его просьбу от 5 августа о присылке русских инструкторов и организаторов белостокской текстильной, кожевенной, химической промышленности и по топливу из Главного Лесного комитета. А также сообщил о переговорах относительно польских заложников и об аресте епископов Лещинского и Михалькевича — «ничего не знаем. Должно быть недоразумение. Узнаем и сообщим Вам» и просить Данилова и начальника Всероссийского Главного военного штаба ускорить выполнение решения о пополнении на 24 тыс. человек ВОХР. — «Войска внутренней службы надо пополнять и не сокращать, а расширять работу и заботу. Мной получена телеграмма, что из Ярославского местного полка 7 августа отправляется на ст. Молодечно наряду с Всеросглавштаба 600 красноармейцев. Сообщите назначение отряда…». В другой телеграмме в тот же день Дзержинский просил Герсона сообщить Склянскому, что, по сведениям прибывшего из Парижа, по всей Франции происходит мобилизация русских и поляков до 35-летнего возраста. Русских срочно направляют к Врангелю, а поляков собирают и направляют полками морем в Данциг. Второго августа к Врангелю направлены четыре тысячи. Так как мобилизовывали поголовно[всех], среди высылаемых часть выражала недовольство. Многие бегут в Германию, особенно евреи».

Планам Дзержинского, связанным с выходом на границу с Германией и превращением Польши в одну из советских республик не было суждено воплотиться в жизнь. Попытка командования Западного фронта взять Варшаву с ходу провалилась. 16 августа белопольские войска нанесли мощный контрудар, прорвали фронт Красной Армии и перешли в наступление. 17 августа 1920 г. Польревком вместо Варшавы возвратился в Белосток.

19 августа 1920 г. Ф.Э. Дзержинский отдал ряд распоряжений В.Л. Герсону, некоторые из них были запоздалыми:

— «сообщить В.Р. Менжинскому о том, что им подтверждено назначение начальника особого отдела и его заместителя Первой конной армии, приостановить огульное выселение поляков из пределов Западного фронта, а выселять только заподозренных,

— узнать у С.М. Буденного, взят ли в плен Минкевич — «это крупная фигура для белополяков»,

— сообщить Я.С. Ганецкому, открываются широкие возможности крупного товарообмена с Германий и покупки на валюту и николаевские.

26 августа 1920 г. Дзержинский телеграфировал Герсону и начальнику штаба Дрыбину о том, что остается до выяснения положения в Минске и просил привезти дела ВЧК, Особого отдела и Корнева, требовавшие его решения, а также сообщил, что им получены два миллиона по запросу Э. Прухняка, о прибытии автомобилей и др..

Повседневно занимаясь польскими делами, Дзержинский уделял внимание и борьбе с контрреволюцией и в других районах страны. В середине августа ему стало известно из шифровки заместителя председателя РВС Кавказской трудовой армии А. Г. Белобородова о борьбе с белогвардейским десантом на Кубани. Десант был высажен Врангелем при поддержке Антанты, чтобы отрезать от Советской республики один из самых хлебородных районов страны и поднять там восстание

Не ранее 28 августа 1920 г. В.И. Ленин писал: «Тов. Дзержинский! Прилагаю шифровку т. Белобородова.

Опасность, по-моему, громадная.

Предлагаю:

от Политбюро принять директиву.

просить Оргбюро по соглашению с НКвоен и ВЧК выработать экстренные меры борьбы с опасностью восстания и мобилизовать достаточное количество сил военных, чекистских и партийных.

Передайте, пожалуйста, все это тотчас т .Крестинскому (он уезжает сегодня только на несколько часов) и со своей стороны тотчас примите все меры.

Если мы получим восстание на Кубани, вся наша политика (о которой говорили в Цека) крахнет. Надо во что бы то ни стало не допустить восстания, не пожалеть на это людей и сил. Не послать ли туда Манцева?».

Дзержинский отдал распоряжение своим заместителям о срочном выполнении указания Ленина, а сам продолжил заниматься польскими делами. В начале сентября 1920 г. десант был разгромлен, его остатки бежали в Крым.

2 сентября 1920 г. в 10 часов вечера по предложению. \ Л.П.Серебрякова Ф.Э. Дзержинский выехал на два дня в Москву,а затем вернулся на фронт.

Победа поляков во второй половине сентября 1920 г. устранила) непосредственную угрозу коммунизма в Европе. Начались переговоры. В сентябре 1920 г. польский министр Сапега обратился к; Чичерину просьбой освободить арестованного в Баку Титуса Филипповича и делегацию при нем. 12 сентября 1920 г. Дзержинский телеграфировал: «Согласиться на это никоим образом нельзя. Филиппович виднейший враг Совроссии и пребывание его у нас в тюрьме спасет многим коммунистам жизнь. Выясните местонахождение Филипповича и переведите его в Особотдел Вечка».

20 сентября 1920 г. пленум ЦК РКП (б) по предложению Л.Д. Троцкого решил демобилизовать Ф.Э. Дзержинского и возвратить его к работе в ВЧК, обязав отбыть отпуск для лечения.

В то время как Красная Армия вела борьбу с польскими войсками, Врангель добился больших успехов, его армия, выйдя из Крыма, широко распространилась по Таврии и заняла угрожающее положение по отношению к правобережной Украине. Неудачи на врангелевском фронте привели к середине сентября 1920 г. к решению выделить этот участок в самостоятельный фронт. До этого врангелевский фронт подчинялся командующему Южного фронта, действовавшему против белополяков. Южный фронт был переименован в Юго-Западный. Фронт же против Врангеля был наименован Южным. Его командующим был назначен М.В.Фрунзе. Под его руководством Крым был освобожден: один за другим пали Симферополь, Феодосия, Севастополь и Керчь. К 16 ноября 1920 г. полуостров был занят Красной армией.

Подписание большевиками и поляками 12 октября 1920 г. Рижского перемирия можно считать концом интервенции и заключительным актом влияния на нашу Гражданскую войну мировой войны. Эвакуации врангелевцев из Крыма (14–16 ноября) через месяц после Рижского перемирия по существу явилась и концом Гражданской войны в Советской России.

Война с Польшей свидетельствовала о необходимости улучшения разведывательной работы. Не случайно в сентябре 1920 г ЦК РКП(б) отмечал, что «мы шли на Варшаву вслепую и потерпели катастрофу». Но в работе органов ВЧК и военной разведки РККА были и серьезные успехи. Во время войны с Польшей чекистам удалось арестовать и привлечь сотрудничеству главу резидентуры польской разведки в Советской России И.И. Добржинского. А.Х. Артузов подметил и использовал некоторые взгляды резидента, интересовавшегося марксизмом и критически относившимся к политике Ю. Пилсудского, а главное Дзержинский согласился выполнить его условие отпустить в Польшу агентов, сотрудничавших с Добржинским по патриотическим убеждениям. В результате чекистам удалось разгромить главную резидентуру польской разведки. Более того, Доборжинский уже в качестве сотрудника Особого отдела ВЧК Сосновского и бывший резидент польской разведки в Петрограде В. Стацкевич были откомандированы на Западный фронт, где сорвали покушение на командующего фронтом М.А. Тухачевского.

С возвращением в Москву Дзержинский занялся текущими делами ВЧК и выполнением партийных заданий. 29 сентября 1920 г. ЦК РКП (б) поручил ему ознакомиться с заявлением Коллегии НК РКП П. А. Кобозева, в котором утверждалось, что руководители НКПС отправляли на фронт коммунистов, разоблачавших злоупотребления в аппарате наркомата. Была создана комиссия для проверки указанных фактов. Оказалось, что заявление Кобозева основано на анонимных письмах. 10 ноября 1920 г. ЦК РКП (б) утвердил доклад комиссии Ф. Э. Дзержинского о клеветническом характере заявления Кобозева. Председатель ВЧК дал указание подготовить приказ о тщательной проверке каждого заявления, дискредитирующего граждан. 13 ноября 1920 г. он поручил Г.Г. Ягоде «издать циркуляр по всем ЧК, ос. от. и ОРТЧК, что, если чьим-либо заявлениям или показаниям дается ход по возбуждению или прекращению дела, необходимо прежде всего выяснить вполне лицо заявителя со стороны его наличности партийности, честности, ибо очень часто заявитель оказывается анонимом или лицом, абсолютно не заслуживающим доверия, а между тем, давая ход таким, очень часто клеветническим заявлениям, дискредитируются честные товарищи и люди». В качестве примера Дзержинский привел дело Кобозева, оклеветавшего руководящих работников НКПС на основе анонимных заявлений, «что не было Кобозеву известно только потому, что не проверил и не выяснил подписавшихся под заявлениями».

«Необходимо, — отметил Дзержинский, — также в том же циркуляре приказать всех клеветников и обвинителей без достат. данных наказывать самым беспощадным образом… Приказ этот должен быть под распечатан и прочитан всеми ответственными работниками и следователями ЧК».

Для объединения усилия чекистских и военных органов по охране революционного порядка в столице 20 октября 1920 г. СТО назначил Дзержинского председателем Московского Комитета обороны, подчинив ему в отношении внутренней службы войска Московского военного округа.

11 ноября 1920 г. Ф.Э. Дзержинский обратил внимание членов Оргбюро ЦК РКП(б) на расхлябанность комиссарского состава гарнизона Московского округа. Оргбюро решило «поручить тов. Соловьеву и Дзержинскому разослать циркулярную телеграмму по округу и губвоенкомам о необходимости поднятия дисциплины».

С окончанием военной кампании в Крыму встал вопрос о стихийной и неорганизованной эвакуация пленных врангелевцев. 27 ноября Дзержинский и Склянский направили телеграмму в РВС Южного фронта, что это недопустимо, так как может привести к возникновению эпидемий. Они предложили немедленно принять решительные меры для прекращения эвакуации пленных из Крыма без предварительной санитарной обработки и установления в нужных случаях карантина; сообщить о количестве военнопленных, часть их распределить в районе Южного фронта, других — эвакуировать на север; срочно принять меры, чтобы ни один эшелон и даже отдельное лицо не проникали пока на север без указания центра, в отношении белья, обмундирования и мыла принять во внимание невозможность срочной помощи центра, а поэтому всемерно использовать местные средства; чрезвычайной военносанитарной комиссии принять меры для обеспечения участия санитарных органов в эвакуации; иметь в виду, чтобы эпидемия ни в коем случае не должна быть занесена в армию, за что отвечает чрезвычайная санитарная комиссия Южного фронта.

4 декабря 1920 г. возникла необходимость решить вопрос о содержании анархо-махновцев, арестованных на Украине. «Я думаю, — писал он Г.Г. Ягоде, — что придется не расправляться с ними административно, а передать трибуналу, но в таком случае с их стороны будут жестокие попытки бегства. Надо предупредить. Перевести главных в Москву. Подготовить для них место, обеспечить безопасный и без побегов провоз их сюда. Надо бы для этого кого-нибудь выбрать и послать к Манцеву. Советуйтесь по этому вопросу с оперативной тройкой». Через четыре дня пленум ЦК РКП (б) заслушал доклад Дзержинского о махновцах и постановил поручить ему представить в ЦК доклад о судебном процессе над махновцами, когда все материалы по данному делу будут собраны.

С окончанием Гражданской войны органы советской власти решили, что военнопленные и перебежчики, захваченные на фронтах, благонадежность которых для особых отделов при РВС республики выяснить представляется затруднительным по первоначальному материалу, направляются в лагеря принудительных работ. Для установления единого порядка в откомандировании в Красную Армию военнопленных и перебежчиков, моральнополитическая благонадежность которых будет в достаточной степени выяснена, освобождения инвалидов, предоставления отпусков и т. д. заместителем председателя РВСР Склянским и народным комиссаром внутренних дел Дзержинским при Главном управлении принудительных работ НКВД и подведомственных ему органов были созданы особые комиссии в составе представителей отдела принудительных работ НКВД, Особого отдела ВЧК, военного ведомства и по мере заинтересованности Революционного Военного трибунала. Эти комиссии должны были рассматривать следующие вопросы:

1. Откомандирование военнопленных и перебежчиков, лояльность которых будет в достаточной степени выяснена, в Трудовую или Красную Армию.

2. Освобождение инвалидов, болезнь и неспособность к труду которых будет установлена врачами после медицинского освидетельствования.

3. Откомандирование и распределение контингентов военнопленных и перебежчиков, числящихся за особыми отделами ВЧК и революционными военными трибуналами, на принудительные работы по месту их жительства, поскольку в данной местности установлена и укреплена советская власть.

Основанием для отнесения к одной из указанных групп мог служить материал комендантов лагерей состоящими при лагерях политическими агентами и другими должностными лицами и учреждениями, о морально-политической благонадежности каждого лица, свидетельства врачебных комиссий и т. п. Постановления, принятые по военнопленным офицерам, утверждаются Особым отделом ВЧК. Постановления комиссии носили обязательный характер и в мотивированном виде представлялись в отдел принудительных работ НКВД для исполнения.

Таким образом, в годы Гражданской войны контрреволюция зародилась на периферии бывшей Российской империи. Революция владела центром страны. В этом было преимущество красных, и в этом была слабость контрреволюции. С единым большевистским политическим центром боролась коалиция, интересы отдельных членов которой часто были прямо противоположными друг другу. Война, в которой обе стороны поставили на карту самый вопрос своего физического существования, после трехлетней исключительно ожесточенной борьбы закончилась победой красных. Белые были разбиты на всех фронтах. Но не везде победили и большевики: Финляндия, Эстония, Латвия и Польша при активной поддержке западных государств отстояли свою независимость.

В борьбе с противниками советской власти участвовали все государственные органы и общественные организации: парткомы и ячейки РКП (б), советы, ревкомы, комбеды, ревтрибуналы, суды, различные наркоматы и комиссии. Но в победу большевиков решающий вклад внести Красная Армия и ВЧК, которая обеспечивала безопасность Советской республики, а в ряде критически важных сфер ее вклад был решающим.

ВЧК под руководством Ф.Э. Дзержинского выявила и разгромила большинство крупных антисоветских подпольных организаций, участвовала в подавлении многочисленных мятежей и восстаний, парализовала деятельность спецслужб капиталистических государств, белых армий и эмигрантских центров, что явилось одной из важнейших предпосылок победы большевиков в Гражданской войне. Органы ВЧК, созданные в кратчайший срок, в сложных условиях смогла развернуть широкую и разностороннюю работу.

 

Глава 10. Подавление мятежей, повстанческого движения и борьба с бандитизмом

В 1917–1926 гг. сложным было не только международное, но и внутреннее положение Советской России. До 1921 г. у нее были лишь короткие передышки между военными действиями. Передышка после заключения Брестского мира 3 марта 1918 г. была недолгой. Разработанная и намеченная В.И. Лениным в «Очередных задачах Советской власти» программа создания основ экономики не могла быть реализованной в условиях начавшейся Гражданской войны и интервенции. РКП (б) стала воюющей партией, а страна — военным лагерем. После разгрома армии А.И. Деникина до начала борьбы с Польшей и войсками П.Н. Врангеля передышка также была короткой (февраль-апрель 1920 г.). И молодая республика использовала каждую передышку для укрепления своей экономической и оборонной мощи.

Важнейшей обязанностью председателя ВЧК в годы Гражданской войны являлось руководство чекистами в подавлении мятежей и восстаний, хотя главные усилия были направлены на борьбу со спецслужбами белогвардейских правительств и интервентов и на охрану тыла действующей армии.

После революции большевистская власть сразу же столкнулась с вооруженным сопротивлением противников. В первые дни в Петрограде отрядами революционных солдат и Красной гвардии было подавлено выступление юнкерских училищ.

13-17 марта 1918 г. были восстания в Орле, Брянске, Самаре и Симбирске, 24 марта в Гомеле. Одним из важнейших распоряжений Дзержинского в 1918 г., был приказ ВЧК от 25 июня об изъятии оружия у населения: всем лицам, не имевшим права и разрешения от органов власти на ношение и хранение огнестрельного и холодного оружия, взрывчатых веществ, бомбометов, кортиков, пулеметов, патронов, пулеметных лент, биноклей, бомб и пр., было предложено доставить все упомянутые выше в ВЧК в двухнедельный срок со дня опубликования приказа. Все губЧК были обязаны издать такой же приказ по уездам, волостям, селам и деревням «о разоружении богатеев, мужиков кулаков, попов, правых эсеров и меньшевиков». Через две недели дать еще три дня, после чего «приступить к планомерному разоружению и отбиранию всего вышеперечисленного, обходя дом за домом, деревню за деревней, улицу за улицей. «Необходимо это провести так, чтобы ни у одного кулака, ни у одного буржуя не осталось ни одного штыка, ни одного патрона». На все изъятое составить ведомости, оружие привести в порядок, смазать и сохранить; ведомости из уездов, волостей, сел и деревень доставить в губЧК, а из них — в ВЧК «без замедления». Председатель ВЧК предупредил, что «виновные в неисполнении сего будут подвергнуты суровому наказанию».

Самыми трудными месяцем на первом году существования советской власти был июль 1918 г. после разрыва союза с левыми эсерами в связи с левоэсеровским мятежом в Москве и мятежом правых эсеров в других городах центра России.

6 июля во время работы V Всероссийского съезда советов они подняли мятеж. Около 3-х часов дня левые эсеры И.А. Андреев и Я.Г. Блюмкин, подделав подпись Дзержинского, с фальшивым удостоверением проникли в германское посольство и убили посла графа В. Мирбаха. Это было на руку военной партии Германии, которой важен был повод для начала наступления на Петроград, Москву и Царицын.

Еще в середине июня 1918 г. Дзержинский получил от Л.М. Карахана сведения, исходившие из германского посольства, подтверждавшие слухи о готовившимся покушении на жизнь членов германского посольства и о заговоре против советской власти. Немцами был дан список адресов, где должны были быть обнаружены заговорщики. Кроме этого списка, был дан в немецком переводе текст двух воззваний. Дело было передано для расследования Я.Х. Петерсу и М.Я. Лацису. Несмотря на конкретные указания, предпринятые ВЧК обыски ничего не обнаружили, и все арестованные по этому делу были освобождены. Дзержинский был уверен, что германскому посольству кто-то умышленно дает ложные сведения для шантажа или для других политических целей. Его уверенность опиралась не только на то, что обыски не дали никакого результата, но и на то, что доставленные чекистам воззвания в городе не распространялись.

28 июня председателю ВЧК Карахан передал новый материал, полученный им от германского посольства, о готовящемся заговоре. В частности, сообщалось, что в Москве против сотрудников германского посольства и представителей советской власти готовятся покушения, но одним ударом можно раскрыть все нити заговора для чего необходимо в этот же день, в 9 вечера направить верных неподкупных людей для обыска по адресу: Петровка, дом 19, кв. 35 и исследовать тщательным образом все находящееся в квартире: книги, журналы, каждый клочок бумаги и др. и, если будет найдено что-либо шифрованное, немедленно доставить в посольство, где его расшифруют. Хозяином этой квартиры был доктор И.И. Андрианов, у него проживал главный организатор заговора англичанин Ф.М. Уайбер.

После получения этих сведений Я.Х. Петерс и М.Я.Лацис послали по указанному адресу наряд для обыска. Было задержано несколько лиц, в том числе учитель английского языка Уайбер, у которого было найдено на столе в книге шесть шифрованных листков. Уайбер на допросе заявил, что он политикой не занимается и не знает, каким путем попали в его книжку шифрованные листки. Один из найденных листков, начинающийся шифром, был передан Караханом в посольства для расшифровки. Посольство отослало в ВЧК расшифрованный листок и сам ключ шифра. Остальные листки расшифровали Дзержинский, Карахан и Петерс.

Ознакомившись с содержанием этих листков, Дзержинский пришел к убеждению, что кто-то шантажирует и ВЧК, и германское посольство и, может быть, Уайбер тоже жертва этого шантажа. Чтобы развеять сомнения, Дзержинский попросил Карахана познакомить его непосредственно с кем-либо из германского посольства. На встрече с Куртом Рицлером и лейтенантом В.А. Миллером, он высказал свои сомнения и уверенность, что кто-то их шантажирует. Рицлер указал, что шантаж трудно предполагать, так как денег дающие ему сведения лица от него не получают. Председатель ВЧК указал, что могут быть и политические мотивы предполагаемой мистификации, как, например, желание врагов направить их внимание по ложному следу.

Что в деле кроется какая-то интрига, Дзержинский еще более убедился после получения достоверных сведений о том, что именно Рицлеру сообщено, будто ВЧК смотрит сквозь пальцы на заговоры против германского посольства. Недоверием к себе Дзержинский объяснял тот странный факт, связывающий ему руки в раскрытии заговорщиков или интриганов, когда ему не было сообщено об источнике сведений о готовящихся покушениях. Этим недоверием он объяснял и тот факт, что в ВЧК сразу не был прислан ключ к шифру и потребовалось убеждать Рицлера дать его ВЧК, но тот первоначально предлагал весь найденный материал направить в посольство. Очевидным для Дзержинского было и то, что это недоверие было возбуждено лицами, имевшими какую-либо цель помешать раскрытию настоящих заговорщиков, о существовании которых, на основании всех имеющихся данных, не приходилось сомневаться. Он опасался покушений на жизнь Мирбаха со стороны монархистов, желавших добиться реставрации при помощи военной силы германского милитаризма, а также со стороны савинковцев и спецслужб Англии и Франции. Недоверие к Дзержинскому со стороны дававших материал, связывало ему руки.

Результаты обыска и содержание шифрованных листков и с&м способ шифрования (шифр детский — каждая буква имела только один знак, слово отделялось от слова, употреблялись знаки препинания и др.) и неизвестность источника не давали никаких нитей для дальнейшего следствия. Опыт же ему подсказывал, что источникам, не подлежавшим проверке, нельзя доверять. Кроме того, в данном случае трудно было доверять и потому, что упоминаемая в шифрованном письме некая Бендерская, видимо, соучастница заговора, была, как было сказано Рицлером, одновременно и осведомительницей посольства. Рицлер попросил ее пока не арестовывать, так как можно лишиться ценного источника информации. В расшифрованном в немецком посольстве первом листке фамилия «Бендерской» была заменена точками

Дзержинский попросил Рицлера спросить своего осведомителя, откуда он знал, что можно обнаружить материал, произведя обыск ровно в 21 час, не раньше и не позже, откуда получил шифр, какое было назначение найденных шифрованных листков, кого он знает из заговорщиков и др. Через Карахана он просил свести его с осведомителями. Но фамилия главного осведомителя не была названа, а о Бендерской сообщено, что, когда она пришла в посольство в первый раз, у нее был замечен и отобран револьвер (Поред обнаружением шифрованных листков Бендерская была приведена в ВЧК по какому-то маловажному делу и отпущена. Следствие вел заведующий уголовным подотделом Визнер,).

Наконец, Рицлер согласился познакомить Дзержинского со своим осведомителем. За два дня до покушения Дзержинский встретился с осведомителем. В начале беседы присутствовал лейтенант Миллер. Председатель ВЧК распросил осведомителя и понял, что его сомнения подтверждаются неуверенными ответами и старанием посеять к нему недоверие со стороны Миллера. Когда лейтенант стал уходить, осведомитель В.И. Гинч хотел тоже уйти, но, услышав заверение Миллера, что ему нечего опасаться и с ним ничего не случится, и он остался. В конце беседы Гинч попросил Дзержинского о пропуске в ВЧК, сказав, что он несколько раз был там со сведениями, но его не хотели выслушивать, был и в отряде Попова, но тоже толку не добился.

После свидания с осведомителем у Дзержинского больше не было сомнений в факте шантажа, но он не мог понять цели, думая, что цель шантажистов «сбить комиссию с толку» и занять ее не тем, чем нужно. А германскому посольству сообщил, что считает арест Гинча и Бендерской необходимым, но ответа не получал. Они были арестованы только после убийства графа Мирбаха.

Заместитель председателя ВЧК В.А. Александрович был введен в комиссию в декабре 1917 г. в качестве товарища председателя по категорическому требованию членов Совнаркома — левых эсеров. Он имел такие же права, как и председатель: подписывать все бумаги и делать распоряжения вместо него. Он хранил большую печать, которая была приложена к подложному удостоверению от якобы имени Дзержинского, при помощи которого Блюмкин и Андреев совершили убийство. Яков Блюмкин был принят в комиссию по рекомендации ЦК левых эсеров для организации в контрреволюционном отделе контрразведки по шпионажу. За несколько дней до покушения Дзержинский получил от Ф.Ф. Раскольникова и О.Э. Мандельштама, работавшего в Петрограде у А.В. Луначарского, сведения о том, что Блюмкин не раз заявлял, что жизнь людей в его руках, подпишет бумажку — через два часа нет человеческой жизни; вот, мол, у меня сидит большая культурная ценность поэт. Пусловский, подпишу ему смертный приговор, но, если собеседнику нужна эта жизнь, он ее оставит и т. д. Когда возмущенный Мандельштам запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать, что, если тот кому-нибудь скажет о нем, он будет мстить всеми силами. Эти сведения Дзержинский передал Александровичу, чтобы тот взял от ЦК левых эсеров объяснения и проверил сведения о Блюмкине для предания его суду. И тогда же на собрании комиссии было решено контрразведку распустить, Блюмкина пока оставить без должности. До получения объяснений от ЦК левых эсеров Дзержинский решил о полученных данных против Блюмкина комиссии не докладывать.

Сведение об убийстве графа Мирбаха Дзержинский получил 6 июля около 3 час. дня от В.И.Ленина и немедленно поехал в посольство вместе с Караханом и отрядом чекистов, следователями и комиссарами для поимки убийц.

В.Д. Бонч-Бруевич вспоминал, что как только стало известно о покушении на германского посла Мирбаха, они с Дзержинским подъехали к посольству, был быстро очищен переулок от скопившейся толпы и установлен строгий порядок.

Миллер встретил председателя ВЧК горьким упреком: «Что вы теперь скажете, господин Дзержинский?» и показал на бланке комиссии удостоверение с его подписью. Оно давало полномочия Блюмкину и Андрееву просить по делу аудиенции у графа Мирбаха. Но такого удостоверения Дзержинский не подписывал, подписи его и И.К. Ксенофонтова были скопированы. Блюмкин повел себя как провокатор.

Они вошли в комнату и увидели развороченный взрывом пол, выбитые стекла, испещренные ямками и ссадинами потолок и стены, что свидетельствовало о мощном взрыве. Дзержинский, сделав распоряжения по ВЧК, вышел из комнаты весь взволнованный, Бонч-Бруевич сообщил ему, что сюда едут Ленин и Свердлов.

«Это хорошо, — бросил мне Дзержинский…

В это время приехал на автомобиле один из чекистов и сообщил, что конный полк ВЧК, находившийся под командой левого эсера Д.И. Попова, восстал и отказался повиноваться распоряжениям Советского правительства.

— Как? — воскликнул возмущенный Дзержинский. — Это не может быть! Это ерунда!..Я сейчас поеду туда и разберусь, в чем дело…

— Ни в коем случае вам ехать не надо, — сказал Бонч-Бруевич Дзержинскому, — вы только испортите дело…

Свердлов присоединился к мнению Дзержинского, говоря, что стоит Феликсу приехать, и все будет в порядке.

Тут же были получены сведения по телефону, о том. что все левые эсеры, работавшие в ВЧК, исчезли из помещений, а заместитель председателя ВЧК Александрович не только исчез, но и захватил с собой кассу ВЧК, в которой было около полутораста тысяч рублей.

Дзержинский негодовал. Сведения, приходившие с разных сторон, его не только раздражали, не только волновали, но очень сильно возбуждали.

— Нет, я поеду к ним во что бы то ни стало… твердил он свое».

Тогда еще Дзержинский не подозревал левых эсеров в измене, считая, что Блюмкин обманул их доверие, и распорядился немедленно разыскать и арестовать убийц. Не подозревая предательства левых эсеров, он выехал в отряд Попова, куда мог скрыться убийца. Он, как и Я.М. Свердлов, был убежден, что личная поездка даст возможность установить не только местопребывание убийцы, но и выяснить, насколько это убийство не личный акт, а заговор всей партии. Но партия левых эсеров начала мятеж против советской власти. Мятежники захватили здание ВЧК, телефонную станцию и начали военные действия, заняв вооруженными силами небольшую часть Москвы. Большинство отряда Попова состояло из деморализованных черноморских матросов и разоруженных анархистов. Попов и Александровичем приняли в отряд ВЧК этих людей, скрыв его численность. Ранее в отряде служили красноармейцы-финны, большинство которых ушло на чехословацкий фронт, а многих Попов выгнал, оставив около 200 человек. На вооружении отряда были три броневика и три мортирные пушки и около трех тысяч гранат. Всего же мятежников насчитывалось около 1800 человек, в их распоряжении было до 8 орудий, 4 броневика и 48 пулеметов.

Приехав в отряд, председатель ВЧК задал вопрос, где находится Блюмкин, и получил в ответ, что его в отряде нет, он ухал в какой-то госпиталь. Дзержинский потребовал, чтобы к нему привели дежурных, которые стояли у ворот и могли бы подтвердить отъезд Блюмкин. Но дежурных ему не привели. Заметив колебание Попова и шапку скрывшегося Блюмкина на столе, Дзержинский потребовал открыть все помещения, приказав отряду остаться на своих местах, в сопровождении трех чекистов, начал обход помещения. В это время к нему в сопровождении нескольких десятков вооруженных матросов подошли члены ЦК левые эсеры П.П. Прошьян и В.А. Карелин и заявили, напрасны поиски Блюмкина, он убил графа Мирбаха по распоряжению ЦК партии эсеров. Дзержинский объявил Прошьяна и Карелина арестованными и сказал присутствовавшему здесь же Попову, что если он не подчинится и не выдаст их, то, как изменник, получит пулю в лоб. Попов ответил: «Я вам подчинялся и выполнял ваши требования до тех пор, пока не получил приказа из ЦК нашей партии, которому должен подчиниться». А Прошьян и Карелин заявили, что они повинуются приказанию, но перешли в соседнюю комнату, где заседал ЦК левых эсеров, вызвали М.А. Спиридонову, Ю.В. Саблина, Б.Д. Камкова, Черепанова, В.А. Александровича, В.Е. Трутовского, начальника их боевой дружины Э. Фишмана и др. Дзержинского со всех сторон окружили матросы, а Саблин приказал сдать оружие. Дзержинский обратился к матросам, спросив, позволят ли они, чтобы был разоружен председатель ВЧК, в отряде которого они состоят. Матросы заколебались. Тогда Саблин с пришедшими 50 матросами из соседней комнаты при помощи Прошьяна обезоружили Дзержинского. После этого. Черепанов и Саблин заявили, что большевики стоят перед совершившимся фактом: Брестский договор сорван, война с Германией неизбежна, пусть будет и здесь так, как на Украине, мы уйдем в подполье; коммунисты могут оставаться у власти, но должны перестать лакействовать перед Германией, которая займет Россию до Волги; Муравьев уже идет на Москву, латыши 1-го стрелкового полка и солдаты Покровских казарм перешли на их сторону, с ними и отряд Я.К. Венглинского, авиационные части и две тысячи донских казаков, все Замоскворечье, рабочие и красноармейцы Москвы.

Дзержинский им ответил, что они выполняют желания и планы английских и французских банкиров и являются предателями и изменниками революции. Из другой комнаты вышла Спиридонова и, чтобы поддержать настроение матросов, обратилась к ним с речью, указав, что большевики являются изменниками революции, так как они лакействуют перед немцами, выполняя их волю.

Видя нерешительность матросов, Спиридонова и другие члены ЦК устроили митинг. В это время их каптенармус выдавал мятежникам по две пары сапог, консервы, баранки и сахар.

Помимо Дзержинского левые эсеры арестовали председателя Моссовета П.Г.Смидовича, М.Я. Лациса и еще 27 коммунистов.

Постепенно становилась ясной лживость заявлений левых эсеров: они арестовали Я.К. Венглинского, из его отряда они заманили к себе обещанием раздачи консервов 20–40 человек, которых задержали под страхом расстрела; был доставлен командир из Покровских казарм, который показал, что находящиеся там люди остались верны советской власти.

Почти все мятежники были пьяными. Сам Попов на глазах у всех выпил стакан спирту. Насколько они были пьяными, свидетельствует разорвавшаяся граната, которой были смертельно ранены два человека.

Днем мятежники стали обстреливать чердаки незанятых домов, всех, пытавшихся уйти от их патрулей, расстреливали на месте. Из трех разведчиков, посланных Кремлем, расстреляли одного. По рассказам спасшихся от этой беспорядочной стрельбы, пострадали многие посторонние лица. Все финны и солдаты из отряда Венглинского, обслуживавшие две пушки, были на стороне пленников, но они были терроризированы матросами, среди которых раздавались угрожающие голоса о расправе над пленными. Большинство же, чувствуя себя неуверенно, действовало нерешительно. Но на слова Дзержинского, что они сами призывают немцев, в подполье могут уйти только главари, а приход немцев означает полнейшее порабощение народа, отвечали заученной фразой Спиридоновой: не хотим лакействовать перед Мирбахом.

Вечером прибежали Саблин и Попов, которые сообщили, что на съезде принята резолюция о подавлении мятежа левых эсеров, а фракция левых эсеров во главе со Спиридоновой арестована. Действительно, VI Всероссийский съезд советов арестовал фракцию левых эсеров (352 человека). Попов в ответ на это грозил снести пол-Кремля, полтеатра и пол-Лубянки. Но настроение в отряде с каждым новым известием становилось все более подавленным.

К 2 часам ночи 7 июля левые эсеры были окружены советскими войсками, которые утром перешли в наступление. Когда загремели пушки и первый снаряд попал в их штаб, весь ЦК левых эсеров обратился в бегство, переодевшись в гражданское платье. «Подлые трусы и изменники убегают», — кричали им арестованные.

С каждым новым выстрелом оставалось все меньше матросов. После разрушения здания штаба снаряды стали попадать в дом, в котором находились арестованные. Из сочувствующих им финнов и других они организовали себе охрану и перешли с ними в мастерскую. Во время перехода, они обратились к собравшимся там солдатам со словами: как не стыдно им поддерживать изменников революции. В ответ Саблин, ругаясь, стал угрожать солдатам, приказал занять свои посты. Но солдаты в мастерской передали арестованным оружие и гранаты. Мятежники взяли лошадей и пушки без замков, вынутых сочувствующими Дзержинскому солдатами, и ушли к Курскому вокзалу.

Мятеж был ликвидирован, около 300 мятежников захвачено в плен. 8 июля 13 активных участников мятежа, в том числе и Александрович, по постановлению ВЧК были расстреляны. 27 ноября 1918 г. Верховный Революционный трибунал приговорил к расстрелу успевшего скрыться Попова и заочно 9 членов ЦК левых эсеров к тюремному заключению на различные сроки.

Если в Москве мятеж был подавлен в течение суток, то большие трудности чекисты и армейские части встретили в Ярославле. Но мятежники выступили и в Муроме, Владимире, Ростове, Рыбинске, Елатьме. Они рассчитывали на поддержку Антанты, но те с помощью запоздали. Однако ожесточенные бои шли 17 дней, с 6 по 21 июля, за Ярославль. Там мятеж организовал «Союз защиты родины и свободы». Он являлся частью общего плана антисоветских мятежей в городах верхней Волги для создания единого фронта с интервентами с Севера и с белочехами в среднем Поволжье, а затем наступления на Москву и свержения советской власти.

Восстание в Ярославле подготовила подпольная организация офицеров во главе с А.П. Перхуровым, направленная Савинковым из Москвы. Мятеж начали в ночь на 6 июля 106 заговорщиков, к которым присоединилась часть населения. Мятежники обезоружили милиционеров, захватили арсенал с оружием, почту, телеграф, банк, центральную часть города, арестовали более 200 коммунистов. Перхуров объявил себя «главнокомандующим Ярославской губернии» и командующим группой войск «Северной добровольческой армии». Мятежники провозгласили необходимость созыва Народного Учредительного собрания. В городе начался белый террор.

Антисоветские мятежи не имели успеха, они были подавлены в Рыбинске 8 июля, в Муроме — 9 июля. После жестокого подавления восстания была проведена фильтрация населения. Следственная комиссия, направленная Дзержинским, за 5 дней (24–28 июля) расстреляла 428 человек.

Любопытна дальнейшая судьба полковника Перхурова. 11 августа 1921 г. из Екатеринбурга по распоряжению Дзержинского под усиленной охраной он был выслан в Москву. В виду важности преступника, ответственность за его доставку была возложена на губЧК Екатеринбурга. 24 апреля 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Полагаю, что Перхурова лучше было бы сначала судить, а потом можно было бы и помиловать. Стоило бы зафиксировать Ярославское восстание в судебном процессе. А вопрос о помилований следовало бы рассмотреть детально».

Московское восстание левых эсеров имело резонанс и в Поволжье. Главком Восточного фронта Муравьев, хотя и призвал 9 июля 1918 г. в своем приказе войска «к исполнению своего революционного долга», но на следующий день переехал из Казани, где находился штаб фронта, в Симбирск с отрядом около тысячи человек, занял несколько объектов города, арестовал ряд советских и партийных работников, в том числе командующего 1-й армией М.Н. Тухачевского. Назвав себя «главкомом армии», телеграфировал в СНК, германскому посольству и командованию Чехословацкого корпуса об объявлении войны Германии. В то же время призвал добиваться поддержки местного совета, приказав «войскам своего фронта перестроиться фронтом на запад и двигаться на Москву».

СНК декретом от 11 июля объявил Муравьева вне закона. Войска фронта не поддержали мятеж. При аресте 11 июля Муравьев оказал вооруженное сопротивление и был убит. Историки называют его политическим авантюристом. Но так ли то? От советской власти он не отказался, а выполнял все ее решения, сражался на фронтах, и, подчиняясь партийной директиве руководства свой партии, не признал Брестского мира и выступил против большевиков.

В годы Гражданской войны шло по нарастающей недовольство крестьянства политикой коммунистов. Судьба страны в большей мере зависела от поведения крестьянства-основного класса до и после революции. Оно в своей массе по-прежнему оставалось мелким, раздробленным, сохранило частную собственность на орудия и средства производства. После революции произошло осереднячивание бедноты, улучшилось материальное положение крестьян. Они от большевистской власти получили землю (по крайней мере, в районах помещичьего землевладения), о которой мечтали несколько веков. Поэтому на стороне большевиков было абсолютное большинство деревни-бедняки и батраки, и всякая угроза возвращение помещиков и потери земли, установление диктатуры белых генералов рассматривались ими как большая опасность, чем диктатура большевиков. Преобразования в деревне проходили в очень сложной обстановке.

Крестьянство, мечтавшее о возделывании земли, было крайне заинтересовано в мире. Но после разгрома белогвардейцев и интервентов ожесточенная борьба не прекратилась. Окончание Гражданской войны и борьбы с интервентами не означало наступления мира во многих районах страны.

После Гражданской войны страна, как отмечал В.И. Ленин, получила не передышку, а нечто более серьезное. «Мы имеем, — говорил он 21 ноября 1920 г., - новую полосу, когда наше основное международное существование в сети капиталистических государств отвоевано». Он расценил положение страны, прежде всего с точки зрения военной опасности, и тактика РКП (б), по его мнению, должна была быть такой, чтобы «помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас».

Вполне понятно, что противники советской власти за рубежом оказывали всяческую поддержку антибольшевистским выступлениям. Так, открытая антисоветская политика Японии выражалась в оказании всесторонней поддержки «Приморскому правительству» М.К. Дитерихса, якутскому тойонству и бандитам, свирепствовавшим в тайге.

До конца 1920 г. крестьянское движение блокировалось то с «белыми», то с «красными», оставаясь относительно самостоятельной силой. После войны значительная его часть перешла к организованному повстанческому движению, выступив против советской власти с оружием в руках. Это было следствием внутреннего политического кризиса, конфликта между властью и значительной частью ее социальной базы. В.И. Ленин так определил источник кризиса: «Наша обстановка, наша собственная среда».

Новая крестьянская война была продолжением войны против помещиков и власти «за землю и волю», развернувшейся, по мнению ряда авторитетных историков, с начала XX в., и то затихая, то усиливаясь, продолжалась в 1917–1918 гг., вылилась в конце концов в широкомасштабную Гражданскую войну, которая охватила ряд районов страны.

Внутренний кризис в стране обнаружил недовольство и значительной части населения. О ее настроении свидетельствует стихотворение Жуковского-Жука «Родные картинки»: «Иностранцы, интервенты, // Заморские черти, // Эполеты, позументы // И вагоны смерти, // Комячейки, чрезвычайки, // Госполитохрана, // Плети, шомпола, нагайки, // Пытки, атаманы, // Всюду сеть «демократизма» // С примесью дворянской // И утопии марксизма // Во стране крестьянской.

На главную причину недовольства значительной части, например, сибирского крестьянства указывал Ленин: они улучшения от революции не видели. Да и продразверстка воспринималась очень остро и вызывала недовольство. Принудительные заготовки по уездам и деревням вели к отказам и сопротивлению крестьян.

Политическое руководство Советской России видело выход из создавшегося положения в переходе от военного коммунизма к новой экономической политике. Нэп была введена резолюцией X съезда РКП (б) от 15 марта 1921 г. «О замене разверстки натуральным налогом». А 21 марта 1921 г. декретом ВЦИК РСФСР была отменена государственная хлебная монополия и продразверстка как способ ее осуществления. Но для реализации нэпа требовалось время, следовало учитывать и сложное положение и в социальнопсихологическом отношении. В деревню возвратились не только демобилизованные красноармейцы, но и бывшие солдаты белых армий, амнистированные участники мятежей и др. И победители, и побежденные оказались в одной деревне, нередко являясь соседями и родственниками. Только в Тамбовскую губернию к августу 1922 г. прибыло из лагерей и ссылки до 20 тыс. человек.

Уникальным явлением для советской действительности был «красный бандитизм», как следствие отрицательного отношения части населения к нэпу. Вместо заслуженного поощрения и чувство удовлетворения за нечеловеческое напряжение военных лет, нэп обернулся для многих крушением идеалов и личных надежд, нищетой, лишением постов в советах, кооперации, при этом зачастую увольнение сопровождалось «шутками», как писал в газету «Беднота» секретарь Жуковского волостного парткома Пензенской губернии И. Пиреев: «Было вам время — прокомбедились и отъячейкились».

Сущность «красного бандитизма» проявлялась в активных действиях отдельных групп населения, взявших на себя функции органов власти, в самочинных расправах без суда и следствия над советскими служащими и видными коммунистами, убийствах специалистов и др. В составе этих групп и отрядов были многие исключенные из РКП (б) и органов власти в результате партийных и административных чисток. Например, в 1921 г. почти целиком были изгнаны руководители губЧК Новгорода, Пскова, Астрахани и других городов. Во время чисток было много произвола, отсутствовала элементарная забота об оставшихся без работы и средств существования. Среди исключенных было много людей, не принявших новую экономическую политику и посчитавших ее «предательством интересов революции»; к тому же среди рядовых граждан росла ненависть к бюрократизму и новому чиновничеству. Поэтому-то они и начинали борьбу против нэпманов, административного персонала, бюрократов. Наибольший размах «красный бандитизм» получил в Екатеринбургской, Енисейской и Иркутской губерниях, в Кузнецком бассейне, Щегловском и Мариинском уездах Томской области и на Алтае.

Между мятежами и бандитизмом была сама тесная связь. Нередко разгромленные формирования мятежников превращались в бандитские отряды. У Советского правительства не было возможности приступить к восстановлению народного хозяйства из-за повстанческого движения и бандитизма в ряде регионов страны. В этой связи нельзя не согласиться с мнением Ф. Энгельса о нетерпимости Вандеи в сердце государства.

Принципиальное отличие французской Вандеи и восстаний крестьян в Советской России заключалось в том, что Вандея была инспирирована иностранной державой, а восстания в России имели глубокие социальные корни и опирались на широкую социальную базу для антиправительственных выступлений не только в лице бывших белогвардейцев, остатков помещичьего класса и буржуазии, но и значительной части крестьян, рабочих и интеллигенции.

Крестьянское повстанческое движение было одним из видов вооруженной борьбы, особой войны, противоборства, пожалуй, органично присущей только России XX в., как стремление определенных социальных групп разрешить накопившееся проблемы.

Повстанчество и бандитизм наносили огромный ущерб народному хозяйству: взрывались мосты, водокачки, железнодорожное полотно, уничтожались телефонная и телеграфная связь, сжигались здания советов, клубы, народные дома, устраивались крушения поездов. Бандитизмом были в большей или меньшей степени поражены как центральные, так и окраинные районы страны.

Для пополнения своих формирований руководители мятежей и восстаний прибегали к различным методам: от насильственных мобилизаций до провокаций. Часто мобилизации проводились под угрозой расстрелов, конфискации имущества. Так, в Тамбовской губернии было мобилизовано мужское население в возрасте от 16 до 35 лет, в Западной Сибири — от 18 до 46 лет, в Карелии — все взрослое мужское население.

У повстанческих формирований, как правило, не было программы, ее заменяли лозунги. Так, руководитель восстания в Якутии генерал А.Н. Пепеляев следующим образом сформулировал политическое кредо мятежников: «Интернационализму мы противопоставляем горячую любовь к народу и Родине, безбожию — веру в бога и партийной диктатуре коммунистов — власть всего народа».

Но требования восставших были близки и понятны многим красноармейцам (в основном выходцам из крестьян), поэтому командование часто сталкивалось с их нежеланием выполнять приказы и было вынуждено свои части пополнять или расформировывать, как «зараженные бандитизмом и массовым дезертирством», а для восстановления боеспособности личного состава применять аресты, предавать суду ревтрибунала многих красноармейцев.

В ликвидации повстанчества и бандитизма большой вклад внесли чекисты, которые применяли специальные методы борьбы. И главными из них были: внедрение агентуры в банды в целях выявления их состава и планов, уничтожали главарей банд, разлагали банды изнутри, применяли вооруженную силу по согласованию с военным командованием и др. Важным подспорьем в борьбе с бандитизмом был оперативный учет (регистрация), как составная часть наблюдения за противниками власти. В числе лиц, подлежавших регистрации, были участники повстанческого движения и бандитизма. Но, несмотря на наличие самостоятельных структур и своих войсковых формирований, учитывая их многочисленность и организованность, ВЧК не была в состоянии не только подавить мятежи и повстанческое движение, но и ликвидировать бандитизм. Поэтому предпочтение в решении этой задачи на начальном этапе было отдано частям РККА, которые координировали свои действия с аппаратом ВЧК. На втором этапе — при завершении операций, органы ГПУ-ОГПУ решали свои задачи собственными силами при активной помощи частей и подразделений РККА и частей ЧОН.

В 1919 г. для подавления мятежа на Дону в числе других были направлены командные курсы, и В.И. Ленин поручил 25 апреля Э.М. Склянскому, чтобы тот согласовал многие вопросы с Ф.Э. Дзержинским, в том числе и о направлении «самых энергичных людей».

Весной 1919 г. в Землянском уезде Воронежской губернии произошли выступления крестьян и дезертиров, организованные эсерами. Бандитами был разгромлен уездный комитет партии и ряд советских учреждений. По сообщению Землянского уездного исполкома, уезд оказался в катастрофическом положении. Восставшие дезертиры нарушили работу советских учреждений, прекратился сбор налогов. Медицинский персонал, не получая жалованья уже три месяца, отказался работать. Отсутствие средств грозило остановкой работы всех государственных учреждении. Уездный исполком просил выделить ему два миллиона рублей. 5 мая 1919 г. В.И. Ленин направил этот материал Ф.Э. Дзержинскому. Принятыми мерами ВЧК выступление крестьян и дезертиров было подавлено.

19 мая 1919 г. СТО поручил Дзержинскому и Склянскому «принять самые энергичные меры к тому, чтобы извлечь из страны то оружие, которое до сих пор не используется для военных надобностей, и передать его Военному ведомству». Особое внимание было обращено на Донскую область. Вместе с тем они должны проверить фактическую наличности оружия у Военного ведомства, еженедельно делая доклады в Совете Обороны по данному вопросу.

13 июня 1919 г. в фортах «Красная Горка», «Серая Лошадь» и «Обручев» вспыхнул мятеж, который по плану заговорщиков должен был послужить сигналом к восстанию в Кронштадтской крепости и в Петрограде. Чекисты, руководимые Я.Х. Петерсом и М.С. Кедровым, сумели в короткий срок выявить и взять под свой контроль нити заговора и в ночь на 14 июня нанесли упреждающий удар. Были арестованы руководители заговора в Кронштадте и на кораблях Балтийского флота, а при массовых обысках и облавах, проведенных совместно с отрядами рабочих удалось изъять 7 тыс. винтовок, более 140 тыс. патронов 600 револьверов и много другого оружия. В ночь на 16 июня быстрыми и решительными ударами по фортам с моря и с суши мятеж был подавлен.

11 июля 1919 г. по докладу Дзержинского «О восстаниях дезертиров и зеленых» СТО поручил РВС Республики принять меры к увеличению числа войск ВЧК.

В начале 1920 г. Дзержинский снова в центре событий. На севере Башкирии вспыхнуло восстание против советской власти. Положение в республике осложнилось из-за попытки руководителей Башкирского ревкома разгромить обком РКП (б). 16 февраля 1920 г. в ЦК РКП (б) Ф.Э. Дзержинским был сделан доклад о политическом положении в Башкирии. ЦК возложила на него борьбу с контрреволюцией в этой республике, а Артем (Ф.А. Сергеев) был назначен уполномоченным ВЧК по борьбе с башкирской контрреволюцией.

На следующий день Дзержинским была направлена телеграмма представителю ЦК РКП(б) в Башкирской республике Ф.А.Сергееву (Артему). В ней говорилось, что в Башкирии действуют контрреволюционные силы при содействии эсеров и антисоветских агентов, что подтверждается письмом правого эсера В.М. Чернова и бюллетенями партии правых эсеров, в которых указывается на желание этой партии создать «третью силу» Гражданской войны, объединить национальные республики Запада, Кавказа, Украины и Востока для борьбы с Советским правительством. Все ЧК и особые отделы, находившиеся на территории Башкирии и прилегающих к ней губерний, Дзержинский подчинил во всех отношениях Артему. Ему было предложено немедленно принять следующие меры: показать населению, что все попытки контрреволюционных агентов: белогвардейцев, правых эсеров и т. п., стремящихся поднять темные, несознательные массы Башкирии против Советской республики, натолкнуться на беспощадные репрессии со стороны ВЧК; повести твердую политику и заставить местные власти немедленно произвести аресты и выдать всех активных и пассивных действующих всех лиц, замешанных и подозреваемых в контрреволюционной деятельности; приступить к сбору материалов о башкирской контрреволюции; установить и сообщить, где и какие находится части войск ВНУС (род оружия, боеспособность) и привести их в боевую готовность; «твердой рукою карать всех контрреволюционеров, не останавливаясь перед применением высшей меры наказания через специально устроенные полевые трибуналы»; копии материалов о контрреволюционерах высылать с нарочным председателю ВЧК, с которым поддерживать связь по телеграфу не менее двух раз в неделю, а записками сообщать о ходе событий; особое внимание обратить на группы русских переселенцев, осевших в Башкирии, которые используются контрреволюцией, разъяснять усиленной агитацией среди местного населения политику правительства, «указывая, что РСФСР с должным вниманием и уважением относится и будет относиться к независимой Советской Башкирии, но в то же время железной рукой будет бороться со всеми контрреволюционными элементами, правыми эсерами и их попытками использовать Башреспублику в свои целях. Укажите, что РСФСР будет защищать всеми имеющимися у нее средствами Башреспублику от контрреволюционных авантюр».

В рекомендациях председателя ВЧК особо подчеркивалось, что Ф.А.Сергеев(Артем) должен своей политикой и действиями создать такую обстановку, при которой бы сложилось полное убеждение, как среди населения Башкирской республики, так и контрреволюционеров, что всякая попытка сбросить советскую власть неосуществима, «а потому наряду с применением суровых репрессий по отношению к контрреволюционерам, необходимо самым решительным образом и не меньшей беспощадностью через партийные и советские органы и в специальных выступлениях бороться

1) со всеми руссофикаторскими тенденциями, откуда бы они не исходили;

2) с попытками бороться с самой идеей Советской Башкирской республики, исходящими как от партийных, советских работников, так и от русского населения самой Башкирии и окружающих ее губерний». Все же попытки поддержать вспыхнувшее на севере Башкирии восстание, пресекать в корне железной рукой, локализовав его и подавив в корне.

Дзержинский выразил уверенность, что Артем сделает «все возможное для подавления в корне контрреволюции а Башкирии».

В конце февраля 1920 г. он сделал запрос телеграммой Артему, насколько тот считает действенными приятые меры для того, «чтобы раз навсегда обезопасить себя от всяких неожиданностей», потому что события Мензелиском и Белебеевском уездах внушают опасения». Восстание в Башкирии началось с событий в Мензелинском и Белебеевском уездах. Благодаря решительным мерам Артема, было подавлено, а состав ревкома обновлен.

После начала польского наступления в 1920 г. Украина превратилась в кипящий котел. Вспышки восстания стали повсеместными, потому что она «не очищена от петлюровщины, и мужик украинский смотрит на город как на пиявку на его шее, всегда готов пограбить города». Дзержинский, находившийся в Украине, в письме в ВЧК отмечал 28 мая 1920 г. трудности борьбы с отрядами Н.И. Махно, «требуется длительная систематическая, сложная борьба и работы по закреплению деревень и сел».

Вооруженные отряды анархистов под руководством Махно, действовали в Украине в 1918–1921 гг. Признавая на словах советскую власть и даже участвуя в отдельных боевых операциях на стороне Красной Армии, они внезапно изменяли.

Для того, чтобы покончить с бандитизмом, Дзержинский предложил командующему войсками ВОХР В.С. Корневу «не ослабляет своей энергии», и из мер борьбы усилить проверку документов пассажиров на железных дорогах и водных путях сообщения, назначив для «этого особых контролеров по хорошо разработанному плану и с подчинением этих котролеров центру» и провести по этому вопросу совещание руководителей ТО ВЧК и Особого отдела.

25 июня 1920 г. Ф.Э. Дзержинский писал И.К.Ксенофонтову из Харькова: «Пока мне вернуться нельзя. Надеюсь, что скоро удастся мне сплотить особую военную группу для борьбы с Махно, — тогда сумел бы на некоторое время приехать в Москву». На следующий день он отметил: «В области моей специальности здесь обильный урожай… Громадной помехой в борьбе — отсутствие чекистов-украинцев. С Махно мне не везет. С ним можно было скоро расправиться, имея конницу. У меня ее не было. Только теперь удается мне сколотить полк из эскадронов, которые удалось выклянчить. Надеюсь через неделю пустить этот полк в действие.

А в это время активизировались повстанцы в Тамбовской губернии, где восстание возглавил уроженец Кирсановского уезда, член партии социалистов-революционеров с 1905 г., участник нескольких террористических актов против царских чинов А.С. Антонов. Он создал мобильную, хорошо вооруженную армию. Главный оперативный штаб, политические руководители в каждом отряде, полку и бригаде, печатные органы, службы снабжения, санитарные части — все, как в регулярных войсках. 24 сентября 1920 г. Ленин предложил Дзержинскому и Склянскому спешно приять «архиэнергичные меры. Спешно!».

В октябре 1920 г. восставшие захватили суконную Болдыревскую (Рассказовскую) фабрику. Не ранее 19 октября 1920 г. В.И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому, что это «верх безобразия» и предложил прозевавших это чекистов (и губисполкомщиков) Тамбовской губернии отдать под военный суд, строгий выговор объявить Корневу, послать архиэнергичных людей тотчас, дать по телеграфу нагоняй и инструкции.

В этот же день Ленин направил следующую телеграмму Корневу и Дзержинскому: «Тов. Шлихтер сообщает мне об усилении восстании в Тамбовской губ., о слабости наших сил, особенно кавалерии.

Скорейшая (и примерная) ликвидация безусловно необходима.

Прошу сообщить мне, какие меры принимаются. Необходимо проявить больше энергии и дать больше сил.

Через день повстанцы были выбиты из Рассказовской фабрики.

Но крестьянские восстания вспыхивали то в одном, то в другом районе, а белогвардейцы готовили захват власти в столице. И 28 октября 1920 г. Дзержинский подписал приказ о проведении операции по предупреждению белогвардейского восстания. В нем отмечалось, что по имеющимся в ВЧК сведениям, русские контрреволюционеры, опираясь на поддержку мировой буржуазии, поставили себе задачу свергнуть советскую власть вооруженной рукой, поднять восстание, прежде всего в Москве.

Поэтому ВЧК предложила всем губЧК принять к исполнению нижеследующее: совместно с парткомами выработать ряд мер по предупреждению возможных восстаний; при объявлении забастовок принимать различные меры к их ликвидации, вплоть до суровых репрессивных мер к руководителям и злостным подстрекателям, а в отношении рабочих применять предупредительные меры; немедленно приступить к аресту всех контрреволюционеров как в военных, так и в гражданских учреждениях, в отношении которых имеются данные, как-то: активных членов партии правых и левых эсеров, монархистов, народных социалистов, кадетов, меньшевиков и анархистов, могущих принять участие в выступлении; по согласованию с парткомами «подготовить на всякий случай ударный кулак из надежных и преданных советской власти товарищей»; немедленно арестовать «всех гнусных и злостных шептунов, распространителей ложных панических слухов, подстрекателей-агитаторов»; при проведении операций обращать особое внимание на уничтожение связей белогвардейцев с другими городами, немедленно сообщая по телеграфу соответствующим губЧК.

В конце приказа Дзержинский дал ряд рекомендаций местным губЧК по проведению операций, направленных на предупреждение восстаний: не проводить операций вслепую, изолировать только тех лиц, против которых есть фактический материал; при арестах ответственных спецов соблюдать все формальности; решение о массовых операциях и сама операция должны производиться с ведома и согласия парткома и губисполкома; случайно задержанных немедленно освобождать; о принятых мерах сообщить в кратчайший срок; через неделю после операции сообщить в ВЧК о количестве арестованных с указанием: кто взят, партийная принадлежность и выдвинутое обвинение; под личную ответственность председателя губЧК «принять все зависящие меры к тому, чтобы слух о предполагавшемся белогвардейском восстании не распространился в широких кругах обывателей…Срок начала операции считать трехдневный с момента получения настоящего приказа».

18 ноября 1920 г. Политбюро ЦК РКП (б), обсудив вопрос «О борьбе с махновщиной», поручило Дзержинскому «как особо важную задачу принять экстренные меры для полного обезвреживания отряда Махно и махновщины, находиться все время в полном контакте с т. Троцким». Доклад Дзержинского в Политбюро был назначен через 2 недели.

Меры, предложенные Политбюро, были необходимы, потому что Махно отказался выполнить требование советского командования о переброске его отрядов на Кавказ и издал секретный приказ о подготовке захвата ряда городов. Приказ был перехвачен чекистами. В ночь на 25 ноября 1920 г. Цупчрезвычком Украины потребовал от всех губчека арестовать махновцев. Ряд из них был арестован органами ЧК в Харькове и направлен в ВЧК. 27 ноября 1920 г. Дзержинский отдал распоряжение В.А. Балицкому о немедленном аресте анархо-махновцев на территории Украины, а главарей секретно препроводить в Москву. Для этого привлечь все силы ВНУС, губЧК, особых отделов и фронта, чтобы разоружить и ликвидировать банды анархистов «одним коротким ударом, как было сделано Москве в 18 году, сломав самым беспощадным образом всякое сопротивление».

29 декабря 1920 г. состоялось расширенное заседания специальной комиссии по обсуждению состояния борьбы с бандитизмом в Украине, на котором присутствовали Данилов, Ф.Э.Дзержинский, С.С. Каменев, Лебедев, Х.Г. Раковский, Самойло, Э.М.Склянский и М.В.Фрунзе. Были обстоятельно обсуждены шесть вопросов: о командовании и вооруженных силах, привлекаемых к борьбе с бандитизм в Украине, об организации аппарата, об организации частей, привлекаемых для борьбы с бандитизмом, о методах партизанской борьбы, применяемых бандитами, о дислокации войск в Украине, о необходимости содействия ВЧК.

Совещание приняло следующие решения:

О командовании и вооруженных силах, привлекаемых к борьбе с бандитизм в Украине: вооруженная борьба с бандитизмом по-прежнему сохраняется за командующим всеми вооруженными силами на Украине М.В. Фрунзе, для борьбы с бандитизмом привлекаются как войска внутренней службы, так и полевые войска; командование войсками внутренней службы возлагается на помощника командующего всеми вооруженными силами в Украине; войска внутренней службы остаются в подчинении командующих округов на общих основаниях.

Об организации аппарата: в составе штаба командующего всеми вооруженными силами в Украине сохранить те части штаба ВНУС Украины, которые необходимы для выполнения войсками ВНУСа всех возложенных на них функций; по предложению СНК Украины при командующем всеми вооруженными силами в Украине признать необходимым организацию постоянного совещания в составе представителей: а). Всеукраинского ЦИК, б). Наркомпрода, в). Наркомвнудел, г). начальника всех чрезвычайных комиссий и особых отделов в Украине и начальника политотдела фронта; при тех органах, которые привлекаются для борьбы с бандитизмом, создавать постоянные совещания по тому типу, по которому такое совещание создано при командующем всеми вооруженными силами в Украине; в тех случаях, когда это возможно по условиям дислокации войск или представляется необходимым по местным условиям, признать возможным объединение в одном лице губвоенкома нли уездвоенкома и командующего войсками внутренней службы на данной территории.

Об организации частей, привлекаемых для борьбы с бандитизмом: для организации наиболее успешной борьбы с бандитскими шайками командующему всеми вооруженными силами в Украине разрешается выделить для этой цели наиболее подходящие части, а равно давать им соответственную организацию и технические средства.

О методах партизанской борьбы, применяемых бандитами: обратить особое внимание на методы партизанской борьбы, а равно применения методов, употребляемых бандитами для борьбы с ними же.

О дислокации войск в Украине: Поручить командующем всеми вооруженными силами разработать дислокацию войск на Украине в соответствии с выявившимися очагами бандитизма для полного его искоренения.

О необходимости содействия ВЧК: обратить внимание председателя ВЧК на необходимость отправки в Украину агентов для выявления и поимки руководителей бандитизма..

Наряду с Украиной на Тамбовском фронте советской власти не удалось добиться коренного перелома.

27 декабря 1920 г. оперативная пятерка ВЧК обсудила вопрос «О Тамбовском восстании банды Антонова». Пятерка предложил «Самсонову разработать план борьбы (агентурный) по материалам для взрыва банд изнутри».

31 декабря 1920 г. на совещании по борьбе с бандитизмом в Тамбовской губернии с участием Ф.Э. Дзержинского, В.С. Корнева, делегации Тамбовского военного совещания и Главкома С.С. Каменева было решено усилить войска, оперирующие в этом районе, непосредственное управление всеми частями в Тамбовской губернии возложить на Павлова, всех коммунистов Тамбовской губернии вооружить винтовками, в Тамбов отправить группу партийных работников, поручив решение этого вопроса Дзержинскому.

По ходу совещания Дзержинский сделал черновые заметки: «Количество частей — достаточно ли, роды оружия; качество частей, что надо сделать для поднятия полит, раб., санит. кварт.;связь с частями; советская работа и раб. ЧК агентурная; мародерство; техника — аэропл., броневики, винтовки; топливо для заводов; просьбу в ЧК и ПУР о людях; террор» .

Самым сложным в борьбе с бандитизмом и повстанческим движением был 1921 г. К весне в стране переплелись воедино многочисленные социальные, экономические, политические, национальные и межнациональные противоречия. Они слились в вооруженное противоборство, разнообразные конфликты и столкновения. Историк Л.М. Спирин считал, что с начала 1920-х гг. пошел третий этап, «самой настоящей гражданской войны, войны народной».

Она началась с Кроншадтского мятежа, затем вспыхнуло восстание в Западной Сибири, продолжалась борьба с антоновщиной и махновщиной, неспокойно было на Кавказе. Решительный протест крестьянства вызывала продовольственная диктатура, повсеместная жестокость ее проведения. Например, в Омской губернии по инициативе командиров продотрядов Володина и Волжского по отношению к неплательщикам применяли массовые аресты, конфискации имущества без суда, изгнание крестьян с семьями из домов, раздевание догола, посадку в хлева, амбары и в воду, демонстрацию расстрелов, пиление шей тупым концом шашки и др. После обследование продналоговой кампании в Алтайской губернии, член ВЦИК М.А. Чернов отметил, что приговоры судебных органов по отношению к неплательщикам колеблются от нескольких месяцев до 10 лет лагерей принудительных работ, местами арестов в большинстве случаев являются холодные амбары, иногда горячие бани, при этом в амбары сажают крестьян раздетыми, а в горячие бани в меховых тулупах, избиение наблюдалось во всех уездах; в Рубцовском и в двух волостях Бийского уезда они носили сплошной характер и сопровождались издевательствами и пытками по несколько часов.

Обстановка в стране настолько накалилась, что достаточно было малейшей искры для того, чтобы разгорелся пожар. Таковой искрой стал Кронштадтский мятеж. Даже после его жестокого подавления деревня и национальные окраины не успокоились и продолжали борьбу. Самыми крупными были выступления в Тамбовской губернии, Западной Сибири, Карелии, Якутии, в Туркестане, в Хиве и Бухаре, на Дону, Кубани и в Украине. В результате мощных крестьянских волнений советская власть перестала существовать к весне 1921 г. на обширной сельской территории страны. Повстанцы взяли под свой контроль и ряд городов. Вооруженная борьба с ними Красной Армии, только что победоносно завершившей борьбу с белыми, оказалась малоэффективной.

На Северном Кавказе и в Закавказье положение осталось также крайне напряженной из-за противоречий в политике Советской России, Турции и Персии. До февраля 1921 г. помощь контрреволюционерам оказывало меньшевистское правительство Грузии. Несмотря на мирный договор от 7 мая 1920 г. с Советской Россией, Грузия оставалась базой для ее противников. Там нашли приют «Горское правительство», «Комитет содействия горцам и терским казакам по их освобождению от большевиков», представители «Северо-Кавказского эмиратства», муссаватистское правительство, видные деникинцы и др. Весь 1920 г. меньшевики снабжали армию П.Н. Врангеля оружием, снарядами, углем, нефтью, авиационным бензином и пр. Вполне понятно, почему Советское правительство стремилось изменить создавшееся положение в Закавказье. И эта проблема была решена вооруженным путем. В ночь с 11 на 12 февраля 1921 г. в Лорийском, Горийском и других уездах началось восстание, инспирированное большевиками. 16 февраля 1921 г. в Шулаверах восставшие создали ревком Грузии, который провозгласил Грузинскую Советскую республику. По просьбе ревкома 25 февраля 1921 г. части XI Красной армии вошли в Тбилиси и свергли меньшевистское правительство.

Сложнее было справиться справиться с бандитами и повстанцами на территории России, Украины и Белоруссии, с басмачами в Средней Азии.

В районах мятежей и бандитизма уничтожались ссыпные пункты. В первом полугодии 1921 г. было расхищено около 20 млн. пудов хлеба. Восстание в Западной Сибири прервало сообщение с европейской частью страны почти на три недели, не позволило направлять в центр ежедневно по пять составов с хлебом, мясом, маслом, рыбой, что вызвало продовольственный кризис. В Якутии были разгромлены склады Дальторга и Внешторга.

Восставшие были далеки от проблемы продовольственного обеспечения населения, они мыслили другими категориями, ставя своими задачами свержение или ослабление советской власти в данном районе. У них, как правило, не было четкой политической программы, а требования более всего выражены в лозунгах: «Советы без коммунистов», «Вся власть советам, а не партиям» и др. Но многие крестьяне были полны решимости добиться выполнения своих требований: свободы хозяйственной деятельности и торговли, восстановления гражданских свобод, денационализации промышленности и др.

Положение усугублялось и тем, что наряду с политическим развивался и уголовный бандитизм, и порой невозможно было отличить один от другого. Так, в западных районах Белоруссии свирепствовали банды С.Н. Булак-Балаховича. Например, в местечке Плотницы они сварили в огромном котле заживо еврея и заставили жителей «хлебать коммунистический суп». Характерной чертой погромов было большое количество изнасилованных: только в Мозырьском уезде число их достигло 1500 человек.

Все это вызывало чувство неуверенности населения, не давало ему спокойно трудиться. Бандитизм показывал и бессилие власти. О каком спокойствии можно было вести речь, например, в районе с. Поныри Курской губернии, где действовала банда «Кузенка», грабившая кооперативы, почтовые конторы и даже облагавшая налогом зажиточных крестьян; за невыполнение их требований бандиты насиловали женщин, отрезали им руки и груди, обливали керосином и сжигали.

Но реальной угрозой советской власти в начале 1920-х гг. были мятежи и восстания. Только в Кронштадтском мятеже участвовало около 27 тыс. солдат и матросов, в их распоряжении было 2 линкора и другие боевые корабли, до 140 орудий береговой обороны и более 100 пулеметов.

У большинства восставших крестьян не было такого вооружения, но была решимость бороться с надоевшим режимом. Так, крестьяне Ишимского и Тюкалинского районов Западной Сибири 20 февраля 1921 г. созвали в Ишиме беспартийную конференцию. На ней присутствовали делегаты от 9 волостей и 116 сел. Выступая перед ними, делегат Падышев выразил мнение большинства: «Встречали советскую власть с радостью, но приходится плакать. Крестьянина замучили разверстками и повинностями. Он хочет покоя и говорит: для меня безразлично, кто будет у власти, хоть царь, хоть палка, лишь бы оставили меня в покое».

Восставшие в ряде волостей Западной Сибири и в других районах были поддержаны коммунистами и сотрудниками органов ЧК, недовольными введением нэпа. Например, в Кирсановском узде Тамбовской губернии почти все члены партии в начале 1921 г. пополнили ряды армии А.С.Антонова.

Действия повстанцев и мятежников были почти одинаковыми: агитация против налогов, диверсии, разграбление имущества, свержение органов власти, мобилизация населения, распространение слухов о ширящемся восстании, арест советских активистов и коммунистов, расправа над ними и членами их семей. Следует отметить, что в большинстве случаев, зверства восставших не были спонтанными, а направлялись руководителями движения, о чем свидетельствуют приказы барона Р.Ф. Унгерна, Н.И. Махно и др. Вот выдержка из приказа № 15 от 2 мая 1921 г. Унгерна:

«…2.Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковывать.

З.Суд над виновными может быть или дисциплинарным, или же в виде применения разнородных степеней смертной казни».

Главарь одной из банд полковник Емлин обещал поголовно вырезать всех коммунистов в приграничных районах. Он и другие поступали на основе инструкции порученца атамана Г.М. Семенова генерал-лейтенанта Глебова, 4-ый параграф которой гласил: «Сознательные члены коммунистической партии объявляются вне закона и подлежат беспощадному уничтожению», а параграфе 8 рекомендовал: «Провести несколько налетов на почтово-пассажирские поезда для добычи средств. Коммунистов расстрелять».

За последние годы наметилась тенденция идеализации и романтизация повстанческого движения и его лидеров. Но им не были суждены идеалы гуманизма. На силу они нередко отвечали силой, на жестокость — еще большей жестокостью, повсеместно проводили реквизиции и погромы, а нередко стремились «погулять вволю». Так, в Западной Сибири коммунистов не расстреливали, а пилили им головы, распиливали пополам, раздевали догола, обливали на морозе холодной водой, превращая людей в ледяные фигуры. В Ишиме были вырезаны все коммунисты и их семьи, а в с. Омутинском расстреляны и замучены 490 человек, часть пленных красноармейцев была заколота вилами или заморожена. Около трех тысяч человек пали жертвами восстания. В некоторых селах у пленных красноармейцев делали на теле глубокие надрезы, а в раны насыпали соль или толченое стекло, в прорубях топили даже беременных женщин, предварительно вспоров им животы. В Лебяжьей волости повстанцами был изрублен на куски начальник отряда ВОХР Белоглазов. 20 февраля 1921 г. начальник Сибирского фронта В. Родин издал приказ № 30:

«семьи всех расстрелянных коммунистов должны быть взяты под самый строгий надзор и, если местное население сочтет нужным, под арест.

12. Скот коммунистических семей закалывать и отправлять на фронт…».

Политика руководителей восстаний и мятежей не имела существенных отличий от политики большевиков. Например, в Западной Сибири восставшие, проклиная свергнутую большевистскую власть, объявили все свои действия как «благо для народа». И, несмотря на то, что эта власть просуществовала всего лишь 38 дней, она успела издать приказы и постановления о «продуктовых карточках на все продукты, включая клюкву», о «сборе» денег, одежды и продуктов для Народной армии», о «свободе передвижения» только между 8 утра и 6 часами вечера, о беспрекословной «сдаче оружия», о мобилизации всех мужчин в возрасте от 18 до 35 лет и др. А за невыполнение этих требований подразумевалось наказание «по законам военного времени».

Учитывая опасность повстанческого движения и бандитизма, политическое руководство страны уделило большее внимание этой проблеме. Она рассматривалась высшими советскими органами власти и управления, а основные политические директивы разрабатывались на уровне ЦК РКП (б) — ЦК ВКП (б). Так, 12 января 1921 г. пленум ЦК после обсуждения вопроса о настроении среди крестьянства решил назначить комиссию составе Ф.Э. Дзержинского, главкома С.С. Каменева, С.С. Данилова и Ф.А. Артема с заданием специально подготовить меры военной ликвидации бандитизма.

На подавление мятежей и восстаний были брошены лучшие силы РККА и войск ВЧК. Общая их численность в Тамбовской губернии доходила до 120 тысяч человек, в Украине с 150 тысяч красноармейцев и 28 тысяч бойцов ВОХРа, в Карелии — 12 тысяч. Во главе частей стояли видные военачальники времен Гражданской войны: М.Н. Тухачевский, С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов, Г.И. Котовский, В.А. Антонов-Овсеенко и др..

Большую роль в борьбе с бандитизмом сыграла Центральная межведомственная комиссия, осуществлявшая руководство ликвидацией восстаний и бандитизма. В ее состав входили представители СТО, РВС Республики, ВЧК (ГПУ), ЧОН, НКПС, НКПрод, Главного командования РККА, ЦК РКП (б). Комиссия работала под непосредственным руководством СНК и ВЦИК РСФСР, ЦК РКП (б).

Только в 1921 г. она рассмотрела десятки вопросов об участии. чекистов в борьбе с восстаниями и бандитизмом: 12 февраля 1921 г. решила направить коммунистов и группу чекистов в Тамбов, 17 марта — ввести строгий учет бывших офицеров и наладить получение информации о настроениях в воинских частях, участвующих в подавлении восстаний и бандитизма; 20 марта

— активизировать борьбу с бандитизмом в Поволжье силами чекистов; 24 апреля — усилить борьбу с антоновщиной и нанести удар по бандитизму на Кавказе.

Дзержинский не принимал непосредственного участия в подавлении Кронштадтского мятежа. Он руководил чекистами из Москвы.

2 марта 1921 г. постановлением СТО в Петрограде было ведено осадное положение, мобилизованы преданные власти армейские части, партийный актив и чекисты.

По поручению Дзержинского его секретарь В.Л. Герсон 15 марта 1921 г. в 23 часа вел разговор с Н.Н. Мещеряковым, находившимся в Петрограде.

Герсон: Каково состояние частей?

Мещеряков: Состояние большинства единиц неустойчивое.

Герсон: Состоялся ли уже суд.

Мещеряков: Тройка постановила 60 ликвидировать, о чем будет отдано в приказе по частям.

Герсон: Каково настроение рабочих?

Мещеряков: Пока сносное.

Герсон: Какая прокламация появилась на фабрике Лаферм?

Мещеряков: Относительно Лаферма не знаем. У нас имеется прокламация 14/111, в которой говорится о поддержке Кронштадта и подписанная якобы от уполномоченных собраний представителей фабрик и заводов. Происхождение ее выясняют. Вероятнее всего белогвардейская.

Герсон: т. Дзержинский думает, что надо было бы прекратить высылку матросских частей из Питера и найти способ на месте к их изоляции.

Мещеряков: Больше не высылают. Теперь передаю следующее: нужно прислать чекистов человек 20.

Нужно прислать проверенные и крепкие части, снабженные всем необходимым и обмундированием, а также коммунистов для укрепления частей и обработке их ввиду разлагающей обстановки.

— Ос. отп. Для проведения в жизнь (Курсивом выделены заметки Дзержинского на стенограмме разговора — Авт.).

Необходимо выделенные частей для охраны границ и отпуска особотделам средств для зарубежной агентуры по примеру других пограничных отделов.

Части, которые будут сюда направлены, должны сопровождаться своими особотделами или отделением и по прибытии немедленно связываться с местными особотделами и сообщать о настроении прибывающих частей, чтобы избежать неожиданностей.

Желательно переговорить с РВСР об освобождении долгосрочных по месту их нахождения, что многих удовлетворит и не потребует их перевозки. Эта мера во многим развяжет руки, — Гэрсону. Смотри мою записку.

Необходимо приказом РВРС обязать командование сообщать особотделам об исполнении указанных особотделам недостатков в частях, что устранит волокиту и предотвратит нежелательные явления. — Ос. отд. т. Склянский затрудняется найти форму для такого приказа. Представьте мне сегодня (16/III) Ваш проект.

Необходимо усилить контроль на ж. д. для воспрепятствования проезда агентуры противника и усилить контроль корреспонденции. Почтой посылают ими прокламации — Секр-опер упр. Обсудить и принять меры совместно с Благонравовым. Обратить внимание военной цензуры.

Сегодня мы были на Южгруппе в Ораниенбауме. Завтра будем в Сестрорецке.

Меры для укрепления частей принимаются как с нашей стороны, так и со стороны командования.

Принимаются репрессии, которые действуют отрезвляюще.

16 марта 1921 г. Пленума ЦК РКП (б) поручил Ф.Э. Дзержинскому, Ем. М. Ярославскому и представителю РВС Республики составление правительственных сообщениях о кронштадтских событиях.

К утру 18 марта мятеж был подавлен. Сотни восставших были расстреляны, тысячи матросов переведены на Черноморский флот, многие эмигрировали в Финляндию. 19 марта 1921 г. 1921 г. по распоряжению Дзержинского был командирован в Петроград Я.С. Агранов для расследования обстоятельств Кронштадтского мятежа. Всем советским, военным и железнодорожным властям и ТЧК было предложено «оказывать полное содействие тов. Агранову при исполнении возложенного на него поручения».

В марте-апреле 1921 г. Дзержинский отдает распоряжения о судьбе кронштадтских матросов и просит просил Склянского прислать справку, «сколько, куда и когда послано из Питера матросов и какие директивы были даны командованию на Украине». 19 апреля 1921 г. Ленин высказал большие опасения по поводу расположения кронштадтских матросов в Крыму и на Кавказе и считал, что их надо бы сосредоточить где-нибудь на севере и запросил мнение Дзержинского.

Большее внимание в начале 1921 г. Дзержинский обращает на Украину. На совещании руководящих чекистских работников 1 февраля 1921 г. в г. Харькове он отметил, что «по сравнению с предыдущим месяцем две злые стороны украинской жизни: хищения угля и бандитизм. Отнюдь ни не стали слабее». И до сих пор главные силы Махно не ликвидированы, хотя они и понесли значительный урон; махновцы потеряли значительную долю своего военного имущества, но распыленные банды захватили для своих операций гораздо большие районы. Отряды Махно срочно из Гуляй-поля пошли на северо-запад, обошли Харьков с севера, захватили южные уезды Курской губернии и к 1 февраля были в районе Юго-Восточных железных дорог.

3 февраля 1921 г. Дзержинский писал Герсону из Харькова: «Ввиду того, что за последние дни наши красноармейские части, преследующие банды Махно по пятам, не отставая ни на шаг от него, несут большие потери и геройски дерутся, необходимо Вам немедленно снестись с тов. Енукидзе, Ксенофонтовым и Мессингом на предмет присылки в Харьков, на адрес тов. Фрунзе, около 2000 штук подарков для красноармейцев. Это очень важно. Предметы могут состоять из серебряных портсигаров, металлических и серебряных часов, цепочек, шашек, кинжалов и прочее.

Если в МЧК и ВЧК не окажутся, то обратитесь к тов. Енукидзе и Ксенофонтову, чтобы выписали из банка. Постарайтесь, чтобы человек выехал с подарками спустя два дня». Для борьбы с бандитизмом 11 марта 1921 г. Дзержинский просил Склянского выделить от Военного ведомства «весьма спешно» для рабочих отрядов и войск ВЧК в Донецкой губернии 3 тыс. винтовок и соответствующе количество пулеметов и сообщил В.Н. Манцеву о том, что Орбюро ЦК РКП (б) выделило Донецкой РТЧК наряд в 500 человек и о возможности своего выезда через Харьков в Донбасс. Не позднее 21 марта 1921 г. он дал указание В.А. Балицкому, что все сведения о бандах должны быть согласованы со сводками Воен. Ведомства.

В ночь с 26 на 27 мая 1921 г. Дзержинский провел в Харькове оперативное совещание руководящих работников ВЧК и ВУЧК.

При обсуждении организационного вопроса «Охрана и защита поездов от нападения банд» он привел пример, когда крайняя неналаженность информации ВЧК со стороны ВУЧК поставила в неудобное положение И.С. Уншлихта на заседании Комиссии по борьбе с бандитизмом при СТО, так как главком С.С. Каменев располагал данными о том, что борьба с бандитизмом в Донецкой губернии передана в ведение ЧК, в то время как Уншлихт не имел таких данных. Кроме того, Самсонов говорил ему, что ничего не знает о постановке борьбы с политическими партиями в Украине и их характеристику.

Дзержинский считал необходимым, чтобы материалы о работе особых отделов о борьбе с бандитизмом и политическими партиями сдавались курьерами непосредственно заведующим соответствующими отделами под личную расписку. Он выдвинул следующие пункты на обсуждение совещания: а) самооборона едущих в поездах, б) создание на каждой дороге специального совещания при начальнике ДТЧК, в) при ОКТЧК должен быть уполномоченный по борьбе с бандитизмом, подчиненный начальнику Отдела по борьбе с бандитизмом ВУЧК, или же эта работа должна быть выделена в самом отделе».

После обсуждения было принято постановление о налаживании постоянной информации ВЧК об оперативных материалах органов ЧК Украины, все распоряжения ВЧК и доклады ей ЧК УССР должны проходить через ВУЧК, всю политическую информацию сосредоточить в ВУЧК под контролем ЦК КПУ и СНК УССР.

Также было решено срочно провести совещания с военными руководителями Украины, начальниками войск ВЧК, заведующим отделом по борьбе с бандитизмом и начальниками ОКТЧК об охране поездов и железных дорог; войти с предложением в ЦК РКП (б) и ЦК КПУ о выделении работников для борьбы с бандитизмом и пополнении ТЧК вооруженной силой.

На бланке 1921 г. Дзержинский писал, что в борьбе с бандитизмом необходимо использовать полностью ТЧК. За все, не предусмотренные нападения на железные дороги и непринятие мер их руководителей надо привлекать к ответственности. Чтобы справиться с задачей борьбы с бандами, ОКТЧК и РТЧК должны быть тесно связаны с Цупчрезкомом, губернскими и уездными чека, а некоторые ОРТЧК получить права и функции уездных чека. «Надо взять, — указал он, — карту ж.д. и расположение очагов бандитизма и определить, какие ОРТЧК должны быть на правах уездчека. Все

РЧТК по линии должны немедленно получать сводки о бандитах в местностях, прилегающих к району их деятельности. Для этой цели при Цупчрезкоме и губчека должны быть органы, получающие все сведения о бандитах и направляющих их куда следует. У них должна быть самые полные сведения — по Украине по губерниям. В первую очередь должно быть обращено внимание на освещение по вопросу о бандитах прилегающей к ж.д. местности для чего бросить туда все силы и всю изобретательность.

Разведка при осведомлении должна быть задачей ОР и РТЧК, но в подчинении губчека.

30 марта 1921 г. все губЧК и особые отделы получили от Дзержинского и управляющего делами ВЧК Ягоды шифровку, в которой сообщалось о том, что «банды Антонова Тамбове, Махно Украине, Маслакова Дону разбиты нашими войсками. Антонов с сотней сабель скрывается в неустановленном еще месте, Махно с десятком людей скрылся, местонахождение также неизвестно, та же участь постигла Маслакова. Разбитые бандиты разбегаются по своим домам. Поражение бандитов абсолютно не значит прекращение бандитизма, не значит также смерть главарей указанных банд. Скорее предполагать, что банды только на время распутицы и бездорожья прекратили свои действия, но с восстановлением дорог сконцентрируются с новой силой, поднимая восстания, срывая посевную кампанию и тому подобное». Председатель ВЧК приказал: 1) развить максимальную энергию, приложить все силы и средства, чтобы «добить окончательно рассеявшиеся банды, вылавливая из халуп, куда они разбежались в ожидании сигнала к поднятию нового восстания с восстановлением путей; 2) для одиночек бандитов и установления их скопления все силы губЧК направить в деревни и села, вербуя из крестьян агентов, связывая их через уполномоченных с политбюро, — «только от степени развития агентуры, куда бросить лучших самых опытных товарищей можно предотвратить развитие бандитизма»; 3) в местностях, где скрылись главари бандитов, сделать все возможное установления их местопребывание, не останавливаясь перед наградами: ни денежными, ни материальными .

21 августа 1921 г. произошел очередной бой Н.И. Махно с красноармейцами, которые его настигли. Он был ранен в 11 — й раз за годы Гражданской войны. И снова в печати, в газете «Коммунист» появилось сообщение о гибели Махно. Пока днем и ночью непрерывно стучали десятки телеграфных аппаратов, уточняя жив или убит «батька», тот медленно продвигался проселочными дорогами к Днестру.

26 августа 1921 г. В.А. Балицкий телеграфировал И.С. Уншлихту и Ф.Э. Дзержинскому: «В дополнение к войсковым сведениям от 24/8 об убийстве Махно, Маруси, Иванюка и Лося во время боев 20 и 22 августа в районе Софиевка (20 верст в Зал. и Буга) добытым от пленного бандита — по линии ЧК из СО ХВО получены сведения, где указывается, что во время боя в вышеуказанном районе 38 полком 7 кавдивизии убиты Махно, Маруся, Иванюк и Лось. В результате боя банда потеряла все пулеметы, 100 лошадей и много убитыми, остатки банды до 40 человек рассеялись. Сведения, добытые по линии ЧК, подтверждаются показаниями пленных. Нами высланы сотрудники на место боя для детального расследования. Попутно отдано распоряжение 00 ХВО через Криворожскую уЧК, Николаевскую губЧК и Бобринецкое политбюро путем тщательного расследования, опросом местных жителей установить факт, сфотографировать все труппы и добыть голову Махно. Результаты ожидаются и будут сообщены дополнительно».

В борьбе с бандитизмом в Украине, несомненно, были достигнуты большие успехи. Если в конце 1920 г. насчитывалось 89 организованных банд, общей численностью около 56 тыс. человек, то к концу 1921 г. осталось только около 13 мелких, разрозненных и деморализованных банд с 300 участниками. В 1921 — первой половине 1922 гг. в основном оперативными сотрудниками отделов по борьбе с бандитизмом было уничтожено до 90 % видных атаманов, деморализованы десятки банд и ликвидированы их опорные пункты.

На территории России основное внимание Дзержинского в борьбе с повстанческим движением и бандитизмом было сосредоточено на Тамбовщине и в Западной Сибири.

12 февраля 1921 г. он сообщил в ЦК РКП(б), что ввиду слабости оперативной борьбы с бандитизмом в Тамбовской губернии, Президиум ВЧК в своем заседании 10 февраля решил отозвать в распоряжение ВЧК Тамбовской предгубчека Громова назначении вместо него Михаила Михаила Антонова и просил утвердить данную кандидатуру.

8 марта 1921 г. Дзержинский поручил Менжинскому удовлетворить все требования Антонова-Овсеенко и Тамбовского губкома РКП (б): убрать ненадежный (из тамбовцев) батальон ЧК, заменив его другим; назначить дельного начальника особого отдела, обратив внимание на штаб Павлова (в нем и в ряде частей «есть гнезда измены»); в губЧК «послать срочно первоклассных работников», сняв их из других районов.

12 марта 1921 г. он снова вернулся к этому вопросу, поручив Герсону собрать данные от Апетера, Самсонова, Корнева и Склянского о том, что сделано ими по требованиям Антонова-Овсеенко и Тамбовского губкома: усилить ЧК и заменить батальон ЧК, назначить нового начальника особого отдела, дать заведующего секретнооперативным отделом и начальника военного сообщения, отозвать трудовые части из тамбовских дезертиров и расследовать, кто их послал в Тамбов..

На запрос Дзержинского начальник Административного управления ВЧК сообщил, что в Тамбов переброшен особый отдел Царицынской губЧК в количестве 90 человек, туда отправляются, сотрудники расформированного особого отдела Пермской губЧК, заменено руководство Тамбовской губЧК. Помимо этого, начиная с февраля, в Тамбов послано 50 чекистов.

По поручению Дзержинского к 15 марта 1921 г. ВЧК составила справку делегату X съезда РКП (б) от Тамбовской губернии Васильеву о том, что сделано по докладу Антонова-Овсеенко: сделаны выписки из доклада и разосланы в учреждения для принятия соответствующих срочных мер; по усилению чека: начальником особого отдела назначен Чибисов, который с 5-ю ответственными сотрудниками убыл в Тамбов; отдано распоряжение губЧК из расформированного особого отдела всех сотрудников, не местных уроженцев, откомандировать в распоряжение Тамбовского особого отдела; небольшими группами послано в Тамбовскую ЧК 50 человек; срочно подбирается начальник и штат секретного отдела; по батальону Тамбовской ЧК — Корнев распорядился заменить батальон поротно из батальонов других губЧК; начато расследование о направлении в Тамбов тамбовских дезертиров.

24 марта 1921 г. Дзержинский подписал приказ № 60 о мероприятиях по борьбе с бандитизмом. Он отметил, что в связи с развитием бандитизма и близкого подхода банд к губернским и уездным городам за последнее время в ВЧК стали поступать донесения с мест нервного, а иногда панического содержания от предгубЧК, что является результатом неуяснения военной обстановки, с одной стороны, с другой — ввиду отсутствия хорошей агентуры и разведки. По получении от председателей губЧК таких телеграмм ВЧК принимает экстренные меры как нажима на военное командование, которое, абсолютно доверяя донесению председателя губЧК, не имеющего права поддаваться общей панике, посылает войска, снимая зачастую их с мест, где действительно опасность велика, а иногда направляет бронепоезда. В результате, по выяснении действительной боевой обстановки, оказывается, что все это было сделано напрасно, потому что банда находится на расстоянии десятков верст и небольшой численности и местных войск вполне достаточно для ее уничтожения. Так было 11 марта 1921 г. в Пензенской губернии, где предЧК Аустрин передал по телефону паническое сообщение о наступлении на Пензу крупных сил антоновских банд, занятии города Чембар и угрозе воейковским складам взрывчатых веществ. После такого донесения главнокомандованием по соглашению с ВЧК для усиления гарнизона Пензы немедленно из других мест были посланы на станцию Воейково бронепоезд, пехотный полк с батареей и, открыв закрытый участок железной дороги, направили еще два воинских эшелона. Но оказалось, что на ст. Воейково находится лишь небольшой инженерный склад, а отряды Антонова не угрожали Воейково и были разбиты частями ВЧК в 30 верстах южнее г. Чембар и в 50 верстах от ст. Воейково. Из-за неосмотрительности и невыдержанности председателя ЧК страна израсходовала топливо на эшелоны и бронепоезда, нарушив планы и расчеты НКПС и Наркомпрода, нервировала войска, а главное — подрывала доверие ВЧК к своим местным органам и предгубЧК, «заставляя критически относиться ко всем донесениям с мест, что, безусловно, вредно отражается на работе последней. Когда действительно нужна помощь, то она такими действиями предчека может не всегда поспеть».

Поэтому председатель ВЧК предложил руководствоаться следующим:

«Первое: немедленно сноситься с командующим войсками данной местности на предмет выяснения наличия вооруженных сил губернии.

Второе: немедленно связаться со всеми политбюро по проводам, где нет — живой связью, указав последним о высылке глубокой разведки навстречу противнику на предмет точного выяснения количества банд, их вооружения и направления, также выслав непосредственно от губчека надежных, крепких товарищей для руководства разведкой политбюро.

Третье: все поступающие сведения немедленно доносить местному командующему войсками.

Четвертое: сейчас же по получении сведений о бандах связаться по проводам с соседними губерниями, информировать их о всех изменениях в направлении банд и выяснить, какую реальную помощь могут оказать соседние губернии.

Пятое: выяснить точную обстановку, учтя все имеющиеся силы как в губернии, так и возможности помощи соседних губерний, и только по выяснении совместно с предгубисполкома, команд, войск, губкомом всей общей обстановки сообщать в ВЧК коротко, ясно и точно, учтя все свои возможности и требуя уже помощи из Центра, указывая, что соседние губернии помощи дать не могут. За точность и своевременность посылаемых сведений отвечает предгубчека».

Было предложено этот приказ «весьма секретно довести до сведения и неуклонного исполнения всем политбюро».

В борьбе с мятежниками и бандитами командование армии и руководители чекистов, парткомы РКП(б) и местные Советы не останавливались перед принятием крайних мер. Районы, охваченные бандитизмом и восстаниями, переводились на осадное и военное положение, предводители повстанцев и бандиты объявлялись вне закона. Пример подавала Полномочная комиссия ВЦИК. Так, в соответствии с ее приказом № 130 дома злостных бандитов предлагается разбирать и затем сжигать, а лиц, предоставляющих приют их семьям, рассматривать как укрывателей бандитов .11 июня 1921 г. по всем селам был оглашен новой,171-й по счету приказ Полномочной комиссии:

«…1. Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполкомиссий и райполиткомиссий объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на мест без суда.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и выселению из губернии и имущество конфисковывается. Старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда.

5. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать.

6. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Председатель полномочной комиссии Антонов-Овсеенко. Командующий войсками Тухачевский. Председатель губисполкома Васильев. Секретарь Лавров.

Приказ прочесть на сельских сходах».

Широко была применена практика взятия заложников.

Только в Тамбовской губернии на 22 июня 1921 г. за особым отделом 10 дивизии числилось 1002 человека, из них бандитов 533, шпионов — 27, дезертиров — 114, заложников — 377 и за различные преступления был задержан 51 человек.

В оперативной сводке от 27 июня 1921 г. указывалось, что в районе Борисоглебска в районе села Туголуково разведкой 89 полка был захвачен, судим и расстрелян главарь банды. После этого взято 30 заложников и собран сход, на котором местным жителям объявлено о сдаче остальных членов банды. И если это условие не будет выполнено через 2 часа, то заложники будут расстреляны. В указанный срок сдались 99 человек.

29 июня 1921 г. Коллегия ВЧК заслушала вопрос «О тамбовских событиях». После доклада Дзержинского было решено: поручить Менжинскому представить сотрудников Секретного отдела к награде, а П.К. Студеникину отдать в приказе о действиях бронеотряда и других воинских частей ВЧК в Тамбовской губернии.

После заслушивания доклада командира автоброневого отряда 1 июля 1921 г. Дзержинский предложил Уншлихту образовать военную партийную комиссию с участием представителя Скпянского и Левина для рассмотрения действий военных властей в борьбе с Антоновым: организовать комбинированный отряд с авточастью и конницей, чтобы он мог оперировать как самостоятельная армия; выработать с главкомом «твердые правила, запрещающие кому бы то ни было забирать для каких бы то ни было целей из авточасти отдельные машины» и подготовить инструкцию о борьбе с бандами авточастей.

В письме Дзержинского Манцеву от 1 августа 1921 г. он прямо указывает «измотался и расхворался», но главное то, что Самсонову «удалось проникнуть в самое сердце антоновщины и, кажется, Антонову не удастся уже воскреснуть…».

Речь шла о том, что чекисты по заданию Ф.Э. Дзержинского под руководством начальника Секретного отдела ВЧК Т.П. Самсонова разработали и провели операцию, которая позволила им арестовать видных антоновцев. При этом особую находчивость проявил Е.Ф. Муравьев, который в течение полутора месяцев, постоянно рискуя своей жизнью, давал ценную информацию из лагеря Антонова и убедил все руководство повстанцами прибыть в Москву якобы на совещание всех антибольшевистских сил для координации своих действий в борьбе с советской властью. Все они были арестованы, кроме Антонова, который после контузии отлеживался на одном из хуторов.

По мере ликвидации больших формирований повстанцев, все большее значение приобретает агентурная работа. 10 ноября 1921 г. Президиум ВЧК счел необходимым вести ее в тесной связи с военным командованием и местными советами. Вместе с тем в приказе от 31 декабря 1921 г. подчеркивалось, что «отдел по борьбе с бандитизмом является единым руководящим органом, объединяющим борьбу на территории Республики».

На другом фронте — борьбы с восстанием в Западной Сибири задачу его ликвидации удалось решить в более короткий срок. Оно началось 4 февраля 1921 г. в Ишимском уезде и за три дня достигло Акмолинска, а в марте-апреле перебросилось далеко на Север, от Тюмени и Тобольска, до берегов Карского моря, от Нарыма до Печеры, охватив некоторые районы Екатеринбургской, Челябинской, Пермской и даже Архангельской губерний, территорию около 1,5 млн. кв. км.

В черновых заметках от 24 июля 1921 г. об обстановке в Западной Сибири отмечалось: положение устойчивое кроме Ишимского района и Тюменской губернии, там не идет на убыль восстание; рабочие — полная пассивность, индеферентность, абсентизм огромный; ухудшение продовольственного положения, многие получают по 10 — 7 фунтов; красный бандитизм — самочинные расправы, ненависть к бюрократизму; политбюро в большинстве несут службу связи красных бандитов. В партийной работе: «недостаток работ., бегство раб.; склоки; оппозиция; явления разложения — ком. ячейки — основа кр. банд; нелегальные организации; роль политбюро. Заражение барнаульской орг. белогвардейщиной. На рабочие ячейки нельзя рассчитывать, тоже на крестьянские. Разграбление амбаров комячейками.

В Ишимском районе ком. яч. были во главе восстания».

Оправдывая жестокость мер, применявшаяся при подавлении восстания не только к повстанцам, но и к лицам, проявлявшим колебания, Ф.Э. Дзержинский писал 8 февраля 1921 г. Л.П. Серебрякову: «Красная Армия, видящая, как сажают раздетых в подвал и в снег, как выгоняют из домов, как забирают все, разложилась. Необходимо прислать сюда товарищей, бывших в голодных местах, чтобы они рассказали красноармейцам ужасы голода, чтобы в их душе померкли ужасы продналога в Сибири и поняли, что так надо было поступать (выделено Авт.), иначе — ведь армия наша крестьянская не вылечиться от виденных ею образов».

Многие документы Дзержинского свидетельствуют о том, что они касаются и других городов и районов страны, где население выступало с оружием в руках против советской власти или готовились заговоры. Таковыми были Петроград, Башкирия и Северный Кавказ.

Одной из «срочных» мер ликвидации бандитизма на Северном Кавказе Дзержинский считал организацию «самой решительной борьбы с развивающимся политическим бандитизмом, в частности, объявление линии Северо-Кавказской железной дороги на чрезвычайного положения. Он также предложил усилить бдительность и очистить транспортные учреждений от враждебных и сомнительных элементов, составить об этом в ЦК «яркий доклад».

24 марта 1921 г. Дзержинский сообщил И.А. Апетеру, что два дня назад у него были Зудов и один из членов ВЦИК из Башкирии. Они просили вместо председателя башкирской ЧК Каширина прислать С.С. Лобова, но Оргбюро ЦК РКП (б) им отказало, поэтому необходимо дать указание И.Д. Каширину не отрываться от областкома, он «несколько партизан и с областкомом мало считается». От них же поступила информация, что весной — летом можно ожидать восстания.

29 марта 1921 г. Ф.Э.Дзержинский и В.М.Молотов направили в Стерлитамак областкому РКП (б) и Каширину телеграмму, поставив их в известность о том, что по имеющимся сведениями в ближайшее время можно ожидать восстания в Башкирии. Для своевременного и безболезненного его предупреждения необходимо «установить полнейший контакт работе всех органов Соввласти и (в) особенности строжайшая согласованность действий чека и облпарткомом в духе постановлений десятого партсъезда при полной взаимной информации о полученных директивах ЦК РКП и ВЧК. Только при условии такой дружной работы можно рассчитывать на общий успех дела.

6 апреля 1921 г. Дзержинский телеграммой Ф.Д. Медведю в Смоленск предложил срочно собрать «все сведения действительного участия польских властей для возбуждения дипломатическим путем дела», потому что сводки говорят о все усиливающемся бандитизме в приграничной полосе, питаемом поляками».

12 апреля 1921 г. в телеграмме председателям губЧК Самары, Симбирска, Пензы, Нижнего Новгорода и Чебоксар предложил давать разведывательные и агентурные сведения и исполнять разведывательные заданий командующего войск Приволжского военного округа, ввиду того, что на его возложено руководство борьбой с восстаниями и бандитизмом.

После получения сведений о готовящемся восстании в Петрограде 26 июля 1921 г. Дзержинский отдает распоряжение Менжинскому «произвести массовые аресты и главнейших арестованных вывезти из Питера. Надо кроме того усиленно проверить состояние гарнизона… Считаю, что надо дать директиву быстрее вести следствие о заговорах в приграничных местностях и перестрелять заговорщиков».

С августа 1921 г. чекисты усилили оперативный розыск. Из центра на места было направлено несколько десятков запросов по конкретным лицам. В числе других в Екатеринбургской губернии был обнаружен на должности местного чиновника Александр Петрович Перхуров, 45 лет, генерал-майор белой армии, потомственный дворянин Тверской губернии, называвший себя беспартийным, но по убеждению правый эсер савинковского толка. Именно он возглавлял Ярославский мятеж эсеров 1918 г. 11 августа 1921 г. в Екатеринбургскую губЧК поступило распоряжение Ф.Э. Дзержинского о немедленном сопровождении под усиленной охраной в Секретный отдел ВЧК Перхурова. Ввиду важности преступника, ответственность за его доставку была возложена на председателя губЧК.

После прибытия Перхурова в Москву Т.П. Самсонов направил записку И.С. Уншлихту:

«Руководителя Ярославского восстания Перхурова мы держим до особого вашего разговора и разрешения этого вопроса с т. Дзержинским.

Прошу указаний, как быть с Перхуровым дальше?»

Судьба Перхурова была предрешена Ф.Э. Дзержинским.24 апреля 1922 г. он писал И.С. Уншлихту: «Полагаю, что Перхурова лучше было бы сначала судить, а потом можно было бы помиловать. Стоило бы зафиксировать Ярославское восстание в судебном процессе. А вопрос о помиловании следовало бы рассмотреть детально».

Дзержинский обращал внимание чекистов на то, чтобы они усвоили себе понимание борьбы в широком смысле, не ограничивались карательными мерами, а участвовали в политической работе среди местного населения, которая была направлена на разъяснение действий органов безопасности. Выступления чекистов открывали глаза крестьянам, втянутым в антисоветские выступления, способствовали окончательному переходу их на сторону советской власти. Председатель ВЧК положительно оценивал работу будущего Героя Советского Союза, чекиста 1920-х гг. Дмитрия Медведева. А. Цессарский писал: «Помнят старожилы, как Дмитрий Медведев… ездил по селам, не страшась и не таясь, и агитировал и убеждал тех, кто по темноте своей заблудился. Рассказывал, как к молодому председателю учека с повинной приходили сотни обросших и одичавших людей, били шапкой оземь и навсегда отрекались от своего прошлого».

Помогли в ликвидации восстаний амнистии, которыми воспользовались многие. Только после мартовской (1921 г.) амнистии, объявленной У Всеукраинским съездом советов, в Украине с повинной явилось более 10 тыс. человек, в Воронежской губернии в 1921 г. сдалось 4 тыс., в Тамбовской губернии в июле 1921 г. — около 13 тыс. дезертиров и 5586 бандитов. К 1 июня 1921 г. на ЮгоЗападе России было 93 банды общей численностью 6 920 штыков и сабель. Общая амнистия способствовала на Юго-Востоке отказу многих из них от вооруженной борьбы с властью: сдались Екатеринодарский полк белых есаула Самуся, остатки пластунского батальона во главе с есаулом Поница и остатки Запорожского полка во главе с есаулом Дарбой и остатки штаба Кубанской повстанческой белой армии, банды Фомина. К осени 1921 г. в Поволжье вместо отрядов конницы до 500 и более сабель остались лишь мелкие уголовные шайки, насчитывавшие по 5-10 бандитов.

К концу 1921 г. главные формирования повстанческих армий были разгромлены, и Л.Д.Троцкий в докладе на 1Х Всероссийском съезде Советов 27 декабря 1921 г. имел все основания сказать, что «бандитизм, как социальное явление, как вооруженные отряды широких кулацких и отчасти середняцких масс в разных районах страны, отошли в прошлое. Это мы наблюдаем во всех частях страны».

Конечно, Лев Давидович поторопился отрапортовать. Его заявление говорило лишь об общей тенденции, четко обозначившейся в конце 1921 г., но она не исключала серьезных рецидивов. Например,16 декабря 1921 г. банда численностью около 1700 человек ворвалась на окраину г. Гурьева и всю ночь грабила население, расправляясь с советскими работниками и коммунистами; но уже к концу следующего дня бандиты бежали, оставив 148 убитых и 200 пленных.

И все же решающее значение в работе чекистов принадлежало хорошо налаженному осведомлению. После 11 января 1922 г. при всех губЧК — отделениям по борьбе с бандитизмом. В дополнении к этому 15 февраля 1922 г. при окружных и губернских отделах ГПУ были созданы отделы по борьбе с бандитизмом в составе особых отделов военных округов. В работе отделов по борьбе с бандитизмом было выделено два основных направления: борьба с тайными организациями, вооружавшими и обучавшими бандитов, и борьба с вооруженными бандитскими формированиями и содействовавшими им лицами и группами.

Об успешной работе чекистов свидетельствуют многое операции на Кубани, Украине и в Белоруссии, в Западной Сибири, Карелии, в Тамбовской губернии и в других районах страны.

Одной из успешных операций чекистов была ликвидация руководителя тамбовского восстания. А.С. Антонов был выявлен агентурой чекистов и убит во время перестрелки в хуторе Верхний Шибряй летом 1922 г..

С весны 1922 г. чекистам стало известно от агента Е.Н. Ластовкина, что Александр Антонов вместе со своим братом Дмитрием скрываются в Уваровской волости, Борисоглебского уезда, в 110 верстах от Тамбова в лесной чаще на берегу р. Ворона и иногда приходит к сожительнице П. Касатоновой. У Ластовкина были свои счеты с Антоновым. Тот хотел привлечь очень авторитетного сельского учителя в свое движение. Ластовкин отказывался под различными предлогами. Тогда Антонов пошел на провокацию: под видом работника милиции подослал бандита, который ограбил дом и изнасиловал жену Ластовкина, и тот сам пришел в банду. Но вскоре узнал, как все было на самом деле, и сбежал, скрывшись в с. Курдюки. Придя домой, он направил жену к начальнику милиции Кирсановского уезда с предложением отравить Антонова. Но ее не допустили к начальнику милиции. Ластовкин скрылся в подполье. В банде его считали «без вести пропавшим». Через своих близких Ластовкин все же связался с ПП ВЧК в Тамбовской губернии, предложил свои услуги и был завербован под псевдонимом «Мертвый». С его помощью была возможность несколько раз взять Антонова, но просчеты чекистов не позволили сделать этого. Наконец, 14 июня 1922 г., после установления места нахождения Антонова, был выработан план действий. Группу в составе шести человек возглавил начальник отделения ГО ГПУ М.П. Покалюхин. В нее вошли Е.Н. Ластовкин, Н.Н. Хвостов, Я.В. Сапфиров, А.И. Куренков и Е.Ф. Ярцев. В пятницу, как обычно, братья Антоновы пришли в Верхний Шибряй. На следующий день, в село вошла группа чекистов под видом плотников и приблизилась к дому, где засели Антоновы. Сотрудники ГПУ окружили дом и вызвали хозяйку. На вопрос: кто у вас есть, она ответила, что пришли двое: Степан и Матвей. Но тут из-за двери прозвучал выстрел. Началась перестрелка, которая продолжалась несколько часов. Темнело, и чтобы не дать Антоновым уйти, чекисты подожгли избу. Антоновы, выскочив через окно, отстреливаясь, побежали к лесу, но были убиты меткими выстрелами Ефима Ярцева. В последующем, 23 ноября 1922 г., в представлении ГПУ в Президиум ВЦИК о награждении Е.Ф. Ярцева орденом Красного Знамени, о нем было написано, как о человеке, «проявившем особую храбрость, хладнокровие» и то, что, будучи на главном посту, он выдержал ряд атак Антоновых и меткой стрельбой из карабина убил обоих.

26 июня 1922 г. начальник Тамбовского ГПУ Мосолов сообщил Самсонову: «В дополнение к нашему № 1848 от 30 мая сообщаем, что после установления связи с Антоновыми, его братом Дмитрием и детального освещения его деятельности через осведомителя «Виктора» 24 июня в 22 ч. 20 мин. вечера и после двух часов перестрелки наших сотрудников с Антоновым и его братом последние нашими убиты и трупы доставлены Тамбов. 25/VI.22.». На этом сообщении Дзержинский написал резолюцию: «Сфотографировать убитых».

Следует иметь в виду, что Е.Ф. Муравьев и тысячи других чекистов и их помощников исполняли свои обязанности по идейным соображениям, а не за вознаграждение. Именно они сорвали подготовку переворотов в Тюмени, в районе Гусятина и Олевки и не допустили мятежа банд Ю.В. Тютюника, предотвратили выступление антисоветски настроенного амурского казачества.

В ноябре 1922 г. В.И. Ленин обратил внимание коммунистов на то, что государство 9/10 времени занято борьбой с буржуазией. «Пять лет мы держим власть, и притом в течение всех этих пяти лет мы находились в состоянии войны».) Речь шла и о борьбе на внутреннем фронте уже после окончания Гражданской войны.

Таким образом, было покончено с одним из самых тяжелых последствий Гражданской войны — мятежами, восстаниями и бандитизмом, как массовым явлением. Оставшиеся мелкие группы могли быть ликвидированы силами территориальных органов, поэтому приказом ГПУ от 18 апреля 1923 г. отделы КРО по борьбе с бандитизмом были упразднены.

Вклад чекистов был значителен. Лишь в 1921-первой половине 1922 г. войска ВЧК-ГПУ и части Красной Армии при участии работников особых отделов разгромили 75 крупных банд общей численностью более 55 тыс. человек. Это было бы невозможно без упрочения положения советской власти, новой политики по отношению к крестьянству, оказания реальной помощь ему семенами, сельскохозяйственными машинами, четко выраженного курса на установление законности и порядка, улучшения работы госаппарата и других мероприятий правительства.

Ряды противников советской власти таяли и после объявлений амнистий и обращений вчерашних предводителей восставших, захваченных и преданных суду. Они, или по убеждению, или надеясь на снисхождение власти, как правило, выступали с обращениями к повстанцам с призывами о прекращении борьбы. Так, генерал А.Н. Пепеляев писал своим сторонникам: «Мы считали, что Советская власть способна только разрушать, сейчас мы видели, что она стала на путь возрождения России. То, что я видел вокруг себя, убеждает меня в том, что незачем «спасать Россию» Я глубоко убежден, что «всякая борьба с советской властью сейчас будет борьбой с Россией… Я пишу это не из страха. Я — старый солдат, не раз смотрел в лицо смерти. Цель моего обращения — предупредить искренне любящий народ и родину, дабы они не очутились в таком трагическом положении, в какое попали мы».

И в последующем, на суде, он снова говорил: «Всеми силами души сожалею, что не понял революции. Искренне и сердечно раскаиваюсь в своих преступлениях против народа. Приговор приму как заслуженное, должное. Прошу у суда снисхождения, чтобы мог искупить свою тяжкую вину перед Советской Россией». Его с 20 сообщниками приговорили к расстрелу.

С 1923 г. у политического руководства страны особое беспокойство вызывал Северный Кавказ. Его проблемы, чаще всего Чечни, были обсуждены в Политбюро ЦК РКП (б) 18 октября 1923 г., 24 января 1924 г., 1 октября 1925 г. В этом регионе были сосредоточены значительные армейские формирования и подразделения ГПУ.

Некоторые военные руководители полагали, что справиться с повстанчеством и бандитизмом на Северном Кавказе следует военной силой. Но видные работники ГПУ И.С. Уншлихт и Я.Х. Петерс считали, что «мы сейчас к такой войне не готовы и по политическим, и чисто военным соображениям. Сейчас следует принять меры для ограждения железных дорог и граждан от разбойничьих набегов чеченцев. Использовать для этой борьбы местные элементы, которые от упомянутых набегов страдают. В то же самое время подготовить планы и силы для более широкой операции»’.

Летом 1923 г., когда по инициативе правящих кругов Англии вынашивались планы организации новой военной интервенции против Советской России, между Н. Гоцинским, А. Митаевым и К. Челокаевым было достигнута договоренность о совместном выступлении против советской власти, религиозные авторитеты призывали верующих готовиться к «газавату» против большевиков. Они располагали серьезной силой: только в Чечне насчитывалось в т. н. шариатских отрядах более 10 тысяч бойцов. Там велась усиленная подрывная работа турецких офицеров и агентов панисламизма. И чекисты начали готовиться к широкомасштабным операциям, которые были проведены ими в 1925 г.

Методы руководства Дзержинского борьбой с бандитизмом стали носить характер текущих распоряжений. 27 января 1923 г. он писал Благонравову о том, что в крупных железнодорожных узлах оперируют банды грабителей, специалисты своего дела — эстонские взломщики по прорезыванию крыш вагонов. Считая секретаря В.Н. Манцева Ф.Я. Мартынова специалистом по борьбе с такого рода хулиганства, он предложил привлечь его к борьбе с грабителями, дав ему широкие права, через высшие органы власти провести закон об административной высылке в Архангельский лагерь профессиональных грабителей — «Я уверен, что Мартынов с этой задачей справиться быстро к успешно» Мартынов на несколько месяцев поступил в подчинение Г.И.Благонравову и работал под его руководством.

17 августа 1923 г. Дзержинский направил телеграмму в ОКТО ГПУ Нижнего Новгорода, РТО ГПУ Саратова, Астрахани, Самары и ее копию губотделам ГПУ эти городов: «Пристани Щербаковка ограблен бандитами пароход «Володарский». Уполнаркомпуть Ищенко опасается перерыва движения. Органам ГПУ принять все меры уничтожения корне бандитизма и донести принятых мерах».

На ежедневной информационной сводке ТО ГПУ за 1 и 2 декабря 1923 г. о нападении бандитов на поезда и ограблении пассажиров Дзержинский 6 декабря написал резолюцию: «т. Ягоде: «Бандиты должны быть срочно изловлены и уничтожены. Прошу передать это Евдокимову».

На следующий день, в связи с крушением скорого поезда на 139 версте Курской железной дороги, В.Л. Герсон предложил Ф.Э. Дзержинскому организовать на перегоне Шульгино-Лаптево хорошую разведку и опросить всех крестьян. Станцию Шульгино крестьяне прозвали «Жульино». За все время там не удалось задержать преступников и бывало так, что крестьяне чинили суд Линча. В этот же день Дзержинский_предложил Благонравову «воспользоваться этими весьма ценными сведениями и соорганизовать решительную экспедицию, которая могла бы завоевать симпатию и доверие честных крестьян и уничтожить бандитов.

Необходимо составить доклад во ВЦИК для испрошения широких полномочий.

Предварительная разведка необходима — может быть, можно использовать знакомую Герсона или получить от нее ту или другую помощь и указания. Например, с ее письмом поехать с дешевым товаром поторговать или вести переговори о торговле».

И все же по-прежнему частыми были нападения на поезда. Порою это вело к международным конфликтам. 21 декабря 1923 г. нарком иностранных дел Г.В. Чичерин сообщил В.Р. Менжинскому о нападении бандитов на поезд, в котором ехал из Москвы в Баку персидский курьер. У него был похищен дипломатический багаж. Поэтому Дзержинский 23 декабря просил Благонравова «наметить план действительных мер и доложить мне. Необходимо на это обратить сугубое внимание. Случаи, о которых пишет Чичерин, должны быть расследованы со всей энергией с тем, чтобы выловить бандитов».

В этот же день он обязал Герсона «следить за всеми нашими сводками и докладывать мне о всех проявлениях недовольства, бандитизма и т. п., а также об использовании нашей дискуссии белогвардейцами, меньшевиками и т. д. и их прессой».

27 декабря 1923 г. Дзержинский поручил Менжинскому составить в ЦК РКП (б) доклад «О положении с бандитизмом, нападениями на поезда, разборкой путей, уголовщиной, которые терроризируют население. Указать на полную беспомощность уголовного розыска, особенно в деревне, которая часто попадает в полный плен к хулиганам. Указать на формализм и либерализм наших судебных и прокурорских органов. Необходимо дать ОГПУ полномочия по борьбе с хулиганством и дать директиву обратить внимание на деревню. Надо присоединить заявление Чичерина или заручиться от него специальным освещением с международной точки зрения усилившегося бандитизма. Надо упомянуть о благодарности крестьян Мартынову и нашему (ТО ГПУ) станции Шульгино-Лаптево. Вопрос срочный. Евдокимов тоже привез богатый материал. У Балицкого тоже должен быть». Начальник особой группы ОГПУ СССР Ф. Я. Мартынов, боровшийся с бандитизмом в Белоруссии, заслужил благодарность от жителей Минской губернии «за неустанные труды по охране Советской Белоруссии от наемных убийц и подлых поджигателей».

12 января 1924 г. после получения доклада Е.Г. Евдокимова о тревожном положении на Северном Кавказе Ф.Э. Дзержинский направил письмо в ЦК РКП (б), преложив принять срочные меры, в том числе: оздоровление аппарата власти, центральные органы которой оторвались от масс, низовые же проводят политику только в интересах некоторых племен и родов; оказание горскому населению необходимой материальной помощи в форме: предоставления кредитов, главным образом, натурой для организации общественных работ по ирригации, восстановлению путей сообщения и предприятий перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию и т. п., выработать методы борьбы с усиливающимся бандитизмом; организация самой решительной борьбы с развивающимся политическим бандитизмом, в частности, объявление линии СевероКавказской железной дороги на чрезвычайном положении. Он внес предложение «для выработки мер назначить комиссию в составе Ворошилова, Орджоникидзе, Сокольниикова, Лежавы, Хинчука, заместителя Ногина по текстильному синдикату т. Петерса от ОГПУ, от НКПС — меня под председательством т. Рудзутака».

Помимо этого Дзержинский предложил подчинить ОГПУ в оперативном отношении милицию и уголовный розыск.

30 января 1924 г. в отзыве на предложение Дзержинского Г.В. Чичерин писал: «По поводу обращения т. Дзержинского в Политбюро от 29 января за № 194/т, Коллегия НКИД считала бы возможным ввести предлагаемую т. Дзержинским систему предоставления особых полномочий ОГПУ для борьбы с бандитизмом в указанной им форме лишь в тех районах, где фактически свирепствует бандитизм, точно указав их пределы. Предоставление ОГПУ права внесудебного разрешения дел, по мнению коллегии НКИД, возможно только для бандитов, захваченных с оружием в руках. Дальнейшее расширение права ОГПУ на внесудебное разрешение дел коллегия НКИД считала бы опасным».

Против предложения Дзержинского о расширении внесудебных полномочий ОГПУ 1 февраля 1923 г. выступил Н.В.Крыленко, считая, что это предложение «ведет на деле к внесудебной расправе со всеми, в отношении коих «по агентурным данным» имеется подозрение в том, что они причастны к бандитской шайке, наводчики бандитов, укрыватели, пособники и т. д. Он обратил внимание на то, что за последнее время ОГПУ усвоил себе практику расширять свою подсудность путем обращения к Президиуму ЦИКа за разрешением рассмотреть то или иное дело во внесудебном порядке, причем сначала рассматривает дело и выносит приговор, а потом просит ВЦИК утвердить этот приговор, — становится совершенно ясным, что и в пределах действующего законодательства и практики ГПУ имеет достаточный простор и достаточно возможностей для принятия экстренных мероприятий по борьбе с бандитизмом».

Крыленко сообщил, что «за десять месяцев прошедшего года приговорено к расстрелу судами — 971, трибуналами — 296, а всего 1267 человек, причем за разбой и участие в бандах 721 человек или 57 %. Приговор утвержден в отношении 497 человек или 39 % к общему числу.

За то же время ГПУ осужден 121 человек, из них за разбой и бандитизм 16 человек. Общее число осужденных, в отношении коих приговор приведен в исполнение, равняется 604 человека, что дает в среднем по два человека в сутки. Этот процент не может считаться низким, и, наоборот, должен быть признан чрезмерно высоким. Если же приводились в исполнение все приговоры, то он увеличился бы в два раза и достигал бы 4-х человек в сутки».

Он также не согласился с мнением Дзержинского о причинах роста бандитизма в виде формализма и волокиты судов: «Все дела о бандитизме, как общее правило, ведутся ГПУ, и в суд дело поступает после того, как его промаринуют в ГПУ. Дела слушаются обыкновенно либо в военных трибуналах, либо в уголовных отделениях губсудов, где они уже не лежат потом, что по этим делам следствие всегда сравнительно просто и не требует никаких особых дополнительных действий».

По предложению Дзержинского Политбюро ЦК РКП(б) обязало НКЮст разослать циркуляры о том, чтобы ни одно дело не задерживалось в судах более трех месяцев, причем губпрокуратура и губсуды обязаны представлять двухнедельную отчетность о количестве пропускаемых дел. Что же касается предложения об оперативном подчинении ОГПУ милиции и уголовного розыска и о внесудебных репрессиях к участникам бандитизма, они были рассмотрены на заседании Политбюро ЦК РКП (б) 14 февраля 1924 г., которое в целях более тесного взаимодействия силовых структур приняло специальное постановление «О борьбе с бандитизмом». Выступили Ф.Э. Дзержинский, Н.В. Крыленко, Г.В. Чичерин и А.Г. Белобородов. Постановили: «Признать необходимым усиление борьбы, как в городе, так и в деревне, возложив руководство ею на ОГПУ и его местные органы, подчинив ему в оперативном отношении органы уголовного розыска и милиции и признав необходимым соответственно временное расширение прав ОГПУ в области внесудебной репрессий, а также представить Президиуму ЦИКа СССР соответствующий конкретный план расширения прав ОГПУ на внесудебные репрессии и освобождения крестьянского населения от бандитов, с тем, чтобы в этом плане были указаны районы, сроки и методы борьбы».

После того, как ЦИК СССР 9 мая 1924 г. возложил на органы ОГПУ борьбу с бандитизмом во всесоюзном масштабе, Коллегия ОГПУ в июне 1924 г. нацелила местные чекистские органы опираться на помощь населения, улучшить агентурную и оперативную работу с использованием сил уголовного розыска и милиции. Поэтому ПП ОГПУ внесли некоторые уточнения в направления работы чекистов с учетом обстановки своих районов. Так, внимательное агентурное наблюдение за каждым шагом украинской эмиграции позволяло чекистам пресечь ее усилия по подготовке восстания на территории западных областей Советского Союза. Но решающее значение в этом регионе все же имела позиция Польши и других правительств Европы, не готовых еще пойти на широкомасштабные военные действия против СССР. Они постоянно помогали националистическим и другим антисоветски настроенным группировкам, как бы держали их «в запасе» до определенного времени.

Вспышки бандитизма были характерны для 1924–1925 гг. 26 декабря 1924 г в ТО ОГПУ сообщили из Полторацка о появлении банды в 40 верстах от полотна железной дороги в Каршинской волости численностью в 1200 человек, бандиты грабили население, уничтожали небольшие советские отряды власти. Дзержинский писал Ягоде: «Что это за такая банда? Это настоящий фронт. Надо обратить внимание на скорейшее уничтожение этой банды. Сообщите мне, что это за банды и какую опасность они представляют. Пришлите мне и карту, чтобы я мог ориентироваться, где это происходит. На границе с Персией? Так ли?».

В 1924 г. совместными усилиями армии и органов ОГПУ было подавлено восстание амурского казачества в пограничной полосе Буссе Черняево. В Украине разгромлены банды А.А. Гулого-Гуленко, Палия-Сидорянского и Ю.В. Тютюника, «Волынская повстанческая армия» и др.

По данным ОГПУ, в 1924 г. в борьбе с бандитами было захвачено в бою 27 пулеметов, 799 револьверов, 2576 обрезов, 89 гранат; добровольно сданы: 1 пулемет, 84 револьвера, 272 винтовок и обрезов, 2 гранты, «выкачено» — 6 пулеметов, 893 револьтвера, 29977+483 винтовок и обрезов, 102 гранаты; убито 205 главарей, 2132 рядовых, 3232 добровольно сдались, ранено 36 главарей, 1312 рядовых, захвачено в плен 229 главарей, 10 633 рядовых; добровольно сдались 211 главарей, 2361 рядовой.

Бандитизм постепенно уходил из жизни советских людей, но все же значительная часть сельского населения проявляла недовольство мероприятиями власти. И после подавления мятежей и восстаний положение в деревне осталось крайне сложным. Очаги сопротивления политике советской власти возникали то в одном, то в другом месте. Зачастую крестьяне объединялись с другими недовольными или поддерживали их, независимо от партийной принадлежности или политической платформы. Один из руководителей военной контрразведки Р.А. Пиляр, выступая на 2 Всесоюзном съезде сотрудников особых отделов, отмечал, что крестьяне возмущены репрессиями в связи с проведением налоговой кампании, ложащиеся тяжелым бременем на бедняцкие семьи. Эти репрессии превратились в уродливые явления. Например, в Саратовской губернии было арестовано около 250 тыс. человек за невзнос налогов, в Симбирский — 10 тыс. человек». У крестьян, не уплативших налог, отбирались скот, остатки зерна и др. продукты крестьянского производства, что, если не разоряло, то во всяком случае ослабляло хозяйство. Причем сплошь и рядом, вследствие неналажености соответствующих аппаратов, отобранное крестьянское добро, тут же на глазах крестьян портилось и его приходилось выбрасывать.

1925 г. стал годом окончательной ликвидации повстанчества и бандитизма не территории Советского Союза. Лишь в ряде районов Средней Азии остались басмаческие банды.

В этом году основное внимание было обращено на Северный Кавказ. Дзержинский считал, что в решении северокавказских проблем следует наряду с мерами по линии ОГПУ принять меры экономические. 17 января 1925 г. он писал С.К. Орджоникидзе: «…Необходимо, по-моему, создать совещание для выработки и проведения мер, которые бы кавказские народы связали бы экономически с нами тесным образом так, чтобы для всего населения была очевидной польза в принадлежности к Союзу ССР. Такое совещание, если создавать, то самое лучшее при ВСНХ под моим председательством. Как Вы смотрите на это? Не стоит ли нам — цекистам Сев. Кавказа и Закавказья собраться со мной и обсудить для внесения предложения в ЦК. Я уверен, что Англия бросит большие миллионы, чтобы оторвать от нас Закавказье, подняв хотя бы бутафорское восстание для вмешательства и чтобы натравить Турцию».

По чекистской линии началась операция, которая готовилась с 1924 г. — установление строго контроля за наличием оружия у населения. Чекисты во взаимодействии с частями Красной Армии, выполняя решение ЦИК СССР, только в Чечне с 25 августа по 11 сентября 1925 г. изъяли 25 299 винтовок, 4319 револьверов, арестовали 39 главарей, том числе Н. Гоцинского, А. Шамилева, Каим Ходжу и др., и 270 рядовых бандитов. С 18 сентября по 6 октября были разоружены Ингушетия и Осетия. При этом изъято 19 559 винтовок, 3229 револьверов, 45 656 патронов, арестован 51 бандит. В отличие от других районов Северного Кавказа население Балкаро-Кабардинской и Карачаево-Черкесской областей саморазоружилось с 18 по 30 октября, сдав при этом 12 631 винтовок и 2924 револьверов. К 7 сентября 1926 г. в Дагестане было изъято и добровольно сдано 38 201 винтовка, 19 589 револьверов, 12 пулеметов и 561 граната. Арестовано 1867 человек, через центральную оперативную группу прошло 349 арестованных, внесудебной тройкой рассмотрено 139 обвиняемых, 7 из них приговорено к высшей мере наказания (расстрелу), 41 — к 3-м годам концлагеря, 3 — к 3-м годам высылки в Сибирь. К концу операции освобождено — 1518 человек.

При проведении операции не обошлось и без эксцессов. Например, в ряде районов Дагестана стало нормой введение войск в аулы, поголовные обыски, многочисленные аресты, принуждение населения к клятве на Коране, что у него нет оружия, угрозы расстрела. Военный нажим не дал никаких существенных результатов, но озлобил население и вызвал в нем потерю симпатий к власти, породил разговоры о «русском сапоге», о власти «Ивана». На требование властей о сдаче оружия оно отвечало: вам нужно оружие, мы отдаем его, но вместо оружия пришлите нам кирки, лопаты для проведения дорог, оросительных каналов, дайте нам работу; вы отбираете оружие, но теперь вы сами должны будете охранять нас от воров, конокрадов и бандитов».

Дзержинский всегда выступал за применение крайних мер борьбы с бандитами. Одним из последних его документов была резолюция на сводке ДТО Юго-Западной железной дороги за 15 июля 1926 г. о том, что была раскрыта и задержана организованная банда из 7 человек во главе с атаманом А. Ткачуком. Резолюция председателя ОГПУ была однозначной: «Надо их расстреливать беспощадно».

Следовательно, можно было с полной уверенностью утверждать, что к середине 1920-х гг. были погашены тлевшие очаги контрреволюции, мятежи, ликвидирован политический бандитизм в Западной и Восточной Сибири, в Тамбовской и Саратовской губерниях, на Северном Кавказе и в Украине.

К более «мягкой» политике органы безопасности под руководством Дзержинского перешли в большей мере после 1922 г. Время и опыт показали, что только репрессивными мерами, рассчитанными на уничтожение противника и запугивание населения, невозможно было подавить повстанческое движение и бандитизм. Поэтому парткомы РКП (б) и местные советы их проводили в сочетании с другими, каковыми были: продуманная агитационнопропагандистская работа партийных и советских органов при активном участии чекистов, создание благоприятных условий для «разоружения» банд и повстанцев (недели явки, амнистии) и др.

К тому же надо учитывать и настроение населения. Автор книги о сибирском восстании, мой односельчанин, Константин Лагунов пишет о том, что сибиряки очень быстро «разочаровались в созданной в ходе восстания власти, и народ «не только спешил покинуть повстанческие полки, но и помогал Красной Армии поскорее затушить пламя восстания».

И прав был Б.В. Савинков, когда писал: «Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и «савинковцы», и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом, и именно между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть».

Борьба с повстанцами, мятежниками и бандитами свидетельствовала о том, что деятельность чекистских и военных органов носила подчиненный характер по отношению к мероприятиям общеполитического и экономического характера и достигала успеха лишь при активной поддержке народа.

Работа всех звеньев аппарата ОГПУ в центре и на местах позволила бы и в последующие годы бы сохранить status cwo не только в деревне, но и в городе. Но это при условии спокойного развития страны, без революционных взрывов и новых «коренных преобразований», чем явилась насильственная коллективизация. О каких-то продуманных, всесторонне обоснованных мероприятиях властей, в том числе и ее представителей, сотрудников ОГПУ не могло быть и речи. Политическому руководству важно было в течение двух-трех лет уничтожить кулаков и «подкулачников» повернуть деревню на путь социалистического развития. Ведомство государственной безопасности, претворяя в жизнь политику большевистской партии, начало вести борьбу с новыми врагами советской власти (к ним были отнесены не только кулаки, но и «подкулачники», фактически все, недовольные политикой в деревне) на пути радикального поворота крестьянства. Массовое сопротивление значительной части населения означало наступление новой фазы борьбы, потребовавшей коренной перестройки работы органов ОГПУ.

 

Глава 11. Внешняя разведка. Борьба со шпионажем спецслужб противника и эмигрантскими центрами. Контрразведывательная работа

После Октябрьской революции и в последующие годы будущее новой власти политическое руководство Советской республики связывало, прежде всего, с внешним фактором, считая, что победа ее будет прочной только тогда, когда дело социализма победит во всем мире, «потому что мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию». Возвращаясь к этой мысли 5 июля 1921 г., В.И. Ленин отмечал, что без поддержки международной мировой революции «победа пролетарской революции невозможна. Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или, по крайней мере, очень быстро, наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть». Но большевики не довольствовались ожиданием, а всячески стимулировали революционное движение в странах Европы и Азии. Они помогали повстанческому движению в восточных районах Польши, в частности, боевым операциям, проводимым партизанским отрядом «Союз крестьянской самозащиты», действовавшим под общим руководством начальника особого пограничного отделения Лепельского. Отряд громил польские учреждения, уничтожал линии связи, взрывал мосты, наносил удары по жандармским и военным командам. «Мы дали сильный урок панской Польше и отбили у них желание играть с огнем». Помощь кадрами, финансовыми средствами и оружием революционерам не только Польши, но и Болгарии, Германии, Турции, Китая и других стран не привели к желаемым результатам. Инспирированные «революции», не поддержанные народами, были подавлены в короткий срок: от 4-х часов до нескольких дней. В 1923–1924 гг. советская агентурная сеть в Германии и Болгарии понесла большие потери, а в Польше оказалась проваленной, и дефензива через внедренных в нее провокаторов частично ее ликвидировала. «Ультиматум Керзона» в мае 1923 г. свидетельствовал о хорошей осведомленности английской разведки о работе советской агентуры в Персии, Индии и странах Африки.

Отвечая на вызов коммунистов, капиталистические государства стремились не только к укреплению «санитарного кордона», но и оказывали всемерную помощь эмигрантским центрам, внутренней контрреволюции и оппозиционным силам, готовили военную интервенцию. Они использовали изменившееся геополитическое положение России, стараясь втянуть в орбиту военных интересов страны Восточной Европы, прежде всего государства, ставшие самостоятельными после распада империи (Латвию, Литву, Эстонию, Финляндию и Польшу). Поэтому понимание того, что он живет в осажденной крепости, не покидало наш народ и в 1920-е, и в 1930-е гг.

Оборонное мышление подменило и вобрало в себя идею развития. К тому же оно не только зависело от политического положения страны и расстановки сил, но и было определено идеологизированным подходом руководителей страны ко всей внешней политике. Нельзя не учитывать и того, что одним из последствий Гражданской войны стали недоверие, неприязнь и враждебность к западным странам — вчерашним участникам интервенции, укоренившееся в умах большинства населения, что стало питательной средой для формирования менталитета «осажденной крепости» и атмосферы «холодной войны». И все же, в истории отношений Советской России с западными странами сначала был «санитарный кордон», а уж затем «железный занавес».

Шпионские и эмигрантские центры противника в своей работе опирались на многочисленные антисоветские организации, поддерживавшими тесный контакт со спецслужбами противника. Так, в Петрограде существовал «Союз освобождения» — организация профессора В.Н. Таганцева, связанного с 1919 г. с английским шпионом Поль Дюксом. В ней насчитывалось только в одном городе более 200 человек. Это преимущественно бывшие офицеры, адвокаты и моряки. Борьбу с властью они вели с использованием экономических и политических средств, вплоть до террора. В Семиречьи действовала белогвардейская организация полковника Бойкова, в которой состояло более 1 тыс. человек. В Белоруссии группа эсера Ю. Листопада в г. Слуцке вела антисоветскую агитацию, призывала крестьян к неуплате налогов, саботажу и террору, готовило восстание. В Ростове-на-Дону бывшим царским генералом К.Э. Ухтомским была создана «Армия спасения России». Сторонники Ухтомского установили связь с рядом бывших офицеров, с Деникиным, начали вести вербовку на заводах, в железнодорожном депо, связались с «партизанскими отрядами» на Дону и Кубани. Ухтомский разработал план восстания и захвата города. С другой стороны, были факты и иного рода. Так, в 1925 г. в Ленинграде было арестовано около 200 бывших лицеистов. Местный отдел ГПУ хотел инициировать заговор, но сфабриковать «дело» не удалось.

О численности лиц, состоявших в контрреволюционных организациях в середине 1920-х гг., дают некоторое представление данные губернских, областных, краевых и народных судов об осужденных за контрреволюционные преступления. Таковых в 1924 г. насчитывалось 1564, в 1925 г. — 1042 человек.

Вполне понятно, что в 1917–1926 гг. спецслужбы противника не могли не использовать исключительно благоприятные условия для ведения подрывной работы против Советской России. Их агентуру интересовали все стороны жизни советского государства и общества, но, прежде всего — политика правящей партии и Советского правительства, оборонительный потенциал страны: пропускная способность транспорта, состояние оружейных и авиационных заводов, комплектование РККА кадрами, техникой, мобилизационные планы и др. Особый интерес представляла деятельность органов ВЧК-ОГПУ. Подрывная работа выражалась не только в сборе шпионских сведений, но и в попытках создать свои опорные пункты на территории страны, в распространении антисоветских листовок, в дискредитации политического руководства.

Противники советской власти наращивали свои усилия в борьбе. Для достижения своих целей иностранные спецслужбы стремились создать широкую шпионскую сеть на территории всей страны, в наиболее крупных промышленных и политических центрах, местах дислокации воинских частей и нахождения оборонных объектов. Шпионажем занимались лица, прошедшие специальную подготовку на курсах и в школах, профессиональные разведчики. Противник опирался на агентуру времен Гражданской войны, вербовал кадры среди интернированных, военнопленных, эмигрантов и др„использовал разного рода «инициативников» из числа изменников Родины.

Многие шпионы прикрывались дипломатическим статусом. Агентура противника возлагала большие надежды на антисоветски настроенных специалистов, занимавших в ряде случаев ответственные посты в советском госаппарате, учебных заведениях, кооперативах и даже наркоматах. Сбор сведений шпионы вели также под видом торговцев, промышленников, арендаторов, концессионеров. Центрами шпионажа на территории СССР были различные посольства, торговые представительства, миссии и общественные организации. Например, из показаний инженера Ю. Матова следует, что его организация, выполняя директивы, полученные из-за границы от съезда горнопромышленников(Париж), собирала данные о работе шахт юга России.

Особый интерес для спецслужб капиталистических государств представляли приграничные районы Советской России. Они их рассматривали не только как плацдарм для развертывания наступления в глубь страны, но и как место для заброски своей агентуры. На западном участке границы сопредельные приграничные пространства, ранее принадлежавшие России, стали ареной военно-политического противоборства. Руководители Финляндии, Польши и Румынии приобрели новых союзников, которые использовали территорию этих стран для борьбы с Советской Россией. Они даже шли на провокации. Так, в 1924 г. в Ревеле были скомпрометированы сотрудники советского полпредства: подосланный агент эстонской разведки вручил им личное письмо, якобы содержавшее ценные разведывательные данные. Они были арестованы эстонской спецслужбой и обвинены в шпионаже.

Следует иметь также в виду, что охрана многих участков государственной границы после Гражданской войны находилась в плачевном состоянии.

Руководство спецслужб противника предприняло усилия для координации своих действий в борьбе с Советской Россией. Так, англичане встречались с лидерами эмиграции во Франции, Турции, Чехословакии и Китае в целях объединения различных антисоветских групп. Разведки Германии, Франции, Польши и США предприняли усилия по согласованию своих действий с охранками Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, Румынии, Чехословакии и других стран, для «борьбы с коммунизмом». 1 апреля 1921 г. в Пекине с участием японцев состоялось совещание главарей белогвардейского движения на Дальнем Востоке: барона Р.Ф. Унгерна, А.С. Бакина, Б.В. Анненкова, Савельева, Кайгородова и др., на котором при помощи японского Генерального штаба был разработан план военного нападения на Дальневосточную и Советскую республики. По этому плану предусматривалось одновременное вооруженное выступление белых в Приморье, вторжение в Забайкалье банд Унгерна из Монголии и Манчжурии и наступление белогвардейцев с китайской территории и на Амурскую область. Месяцем раньше в Лондоне состоялась встреча начальника английской секретной полиции с представителем спецслужбы Германии и речь шла о создании единой системы борьбы с большевиками. Значительно активизировались спецслужбы Англии, Франции, Турции, Чехословакии и Китая. В июне 1925 г. начальник польской дефензивы Сволькен посетил Швейцарию и Болгарию с целью привлечения спецслужб этих государств к уже существовавшему согласию в борьбе с партиями Коминтерна спецслужб Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, Румынии и Чехословакии. В декабре 1925 г. всем представителям Англии за границей был направлен секретный циркуляр, предписывающий выявлять политические эмигрантские группы и вести доверительные переговоры с их лидерами в Константинополе, Париже, Праге для использования этих групп в подрывных целях против Советской России. Савинковские группы в Варшаве, Париже, Праге занимались вербовкой и заброской резидентов в нашу страну.

Ф.Э. Дзержинский в записке З.Б. Кацнельсону 31 июля 1925 г. отмечал, что «можно безошибочно предвидеть в скором времени всякие выступления банд в СССР и попытки поднять восстание у Вас, в Грузии, для помощи Англии и Антанте. Ни на секунду не забывайте этого, чтобы события не повторились».

Особую активность в ведении шпионажа проявляли англичане, опираясь на широкую агентурную сеть в различных учреждениях, редакциях газет, главках, концессиях и др. Сотрудники английского представительства стремились парализовать деятельность органов ВЧК-ОГПУ и всячески помогали противникам советской власти. Каждого посетителя спрашивали о том, кого из своих знакомых он подозревает в связях с ОГПУ, показывали им списки уже выявленных англичанами провокаторов, рекомендовали запомнить этих людей и никакого дела с ними не иметь. С англичанами сотрудничал бывший колчаковский офицер С.Е. Мазуренко, служивший в центральном управлении Морского транспорта и поставлявший информацию о военных перевозках английскому поверенному в делах Ходжсону.

Наиболее тесное взаимодействие было налажено между английской спецслужбой и дефензивой (военной контрразведкой) Польши, которая опиралась на украинскую антисоветскую эмиграцию. Правительство Польши стремилось расчленить Советский Союз на «независимые территории» путем активизации буржуазных националистов. По условиям Рижского мирного договора Польша обязалась уважать государственный суверенитет и не вмешиваться во внутренние дела России, не заниматься враждебной пропагандой, не допускать образования и пребывания на своей территории организаций и групп, ведущих борьбу с советской властью. Однако эти обязательства постоянно нарушались. Так, украинским националистам была предоставлена целая область с центром в Тарново. Там продолжало существовать марионеточное правительство «Украинской народной республики». Для переброски банд и агентуры в городах, расположенных вдоль границы с СССР (Дубно, Изъяслав и др.), были созданы нелегальные петлюровские штабы. В самой Польше находились остатки разбитой петлюровской армии общей численностью более 20 тыс. человек. Польша поддерживала террориста Б.В. Савинкова, бандитские рейды С.Н. Булак-Балаховича, атамана Ю.В. Тютюника, помогала националистам Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана, Крыма и др.

В начале 1920-х гг. у Председателя ВЧК сложилось мнение, что Польша готовиться к широкомасштабной войне. Эту точку зрения он не изменил до конца своей жизни. «Целый ряд данных, — писал Дзержинский 11 июля 1926 г. И.В. Сталину, — говорит с несомненной (для меня) ясностью, что Польша готовится к военному нападению на нас с целью отделить от СССР Белоруссию и Украину. В этом именно заключается почти вся работа Пилсудского..». Однако анализ многих документов не подтверждает правильности вывода Ф.Э. Дзержинского. Да и сам начальник польского государства Ю. Пилсудский говорил о том, что «он победил в одной войне и зачем ему рисковать другой?».

Налицо было не только противостояние армий, но и разведок, и контрразведок. Ф.Э. Дзержинский отмечал, что польская разведка на Правобережной Украине «работает великолепно. Сведения у нее точные и быстро получаемые». Значительные усилия польской разведки были направлены на установление тесных связей с петлюровцами и на привлечение на свою сторону украинских политических партий в Галиции, настроенных враждебно к полякам. Особое старание в этом проявляли генералы Безручко, Сальский и Чеботарев.

В декабре 1920 г. во время ведения мирных переговоров России с Польшей в Умани поручик дефензивы Жайковский завербовал бухгалтера комиссии по ликвидации военного имущества Ягодинскую, которая собирала сведения о частях Красной Армии, состоянии транспорта, планах военного командования. В июне 1923 г. в Россию был заброшен шпион Линчевский с подложными документами на имя Фомичева для сбора сведений о дислокации частей и учреждений Красной Армии в Пскове, Старой Руссе, Дриссе и Петрограде. Для ведения разведки он получил более 3 млн. марок.

В меньших масштабах шпионажем против Советской России занимались спецслужбы других государств, решая свои специфические задачи. Так, на территории Финляндии скопилось около 12 тысяч беженцев карелов. Самозваное «Ухтинское правительство», образованное в апреле 1920 г., было переброшено в Карелию и находилось на нелегальном положении. Его эмиссары вели усиленную агитацию среди беженцев за вступление в добровольческие отряды, которые должны были сражаться в Советской Карелии. Финские газеты публиковали объявления о вербовке в группы, уже посланные в Карелию. Костяк создаваемых формирований составляли лица, участвовавшие в боевых действиях в Карелии в 1919 г. и служившие в разведывательных органах финской армии, из перебежчиков финская разведка готовила агентов для заброски в СССР.

Для подрывной работы против Советской России Антанта активно использовала и боярскую Румынию, на территории которой формировались банды и велась подготовка диверсантов. Военный представитель С.В. Петлюры при румынском правительстве атаман А.А. Гулий-Гуленко разместил свой штаб в Кишеневе. Штаб вел вербовку агентуры в Бессарабии, Буковине и Румынии. Всестороннюю помощь атаман получал от французского генерала Нисселя и польского генерала Сосновского, а также от правительства Турции. В 1923 г. на западном участке границы СССР были сосредоточены белоэмигрантские военные формирования общей численностью 43 тысячи человек.

Между многими спецслужбами существовала «разведывательная конвенция»: поляки обменивались информацией с японцами, японцы — с латышами и англичанами, литовцы — с финнами, финны — с эстонцами и т. д..

На содержании иностранных спецслужб находились многие центры белой эмиграции: «Российский общевоинский союз», «Высший монархический совет», «Братство русской правды», «Народный союз защиты родины и свободы», «Российский фашистский союз» и др. Руководство этими объединениями с помощью засылаемых эмиссаров и агентов стремились установить контакт с внутренней контрреволюцией, создать новые и активизировать действовавшие контрреволюционные организации. Однако большее внимание они обращали на подготовку вооруженных восстаний, организацию диверсионных и террористических актов, бандитских налетов из-за рубежа, ведение антисоветской агитации среди населения.

В начале 1920-х гг. одним из серьезных противников советской власти оставался Б.В. Савинков, крайне опасный противник советской власти, тесно сотрудничавший со спецслужбами и ведущими политиками капиталистических государств, которые осуществляли финансирование подрывной работы в Советском Союзе. В состав руководящей группы кроме Бориса Савинкова и его брата Виктора вошли А.А. Дикгоф-Деренталь, литератор, профессор Д.В. Философов, бывший штабс-ротмистр лейб-гвардии кирасирского полка Г.Е. Эльвенгрен, казачий полковник М.Н. Гнилорыбов, полковник С.Э. Павловский и некоторые другие, достаточно авторитетные личности. Под «внепартийные знамена» Савинкова стекались монархисты и либералы, черносотенцы и социалисты. Савинков засылал своих эмиссаров (они же резиденты его разведки) в губернские, городские, уездные и даже волостные комитеты образованного им Союза в западных областях России и Белоруссии. «Идеологическую работу» они подкрепляли бандитскими нападениями на советские учреждения, ограблениями банков и сберкасс, злодейскими убийствами партийных и советских работников, активистов, просто сочувствующих советской власти. Особой жестокостью отличались банды С.Э. Павловского в 1921–1922 гг. терроризировавшие приграничные районы Белоруссии. Павловский выделялся безудержной храбростью, собачьей преданностью Савинкову. Савинковские группы в Варшаве, Париже, Праге занимались вербовкой и заброской агентов в Советскую Россию.

Савинковцы разработали план создания в польской армии особых формирований из белогвардейцев и военнопленных. К весне 1922 г. их численность должна была достигнуть 100 тыс. человек. Предполагалось, что «Русская армия» будет вести операции самостоятельно.

Спецслужбы и эмигрантские центры использовали различные каналы для получения шпионской информации.

Одним из каналов проникновения агентов спецслужб противника был легальный въезд в страну. Огромное перемещение людских контингентов из страны и в страну в условиях Советской России было вызвано самой революцией и Гражданской войной, а также непринятием многими политики большевиков. Каких-либо серьезных ограничений на этот счет тогда не существовало. И после Гражданской войны под видом амнистированных, перебежчиков, реэмигрантов, бывших военнопленных или лиц, желавших «строить новое общество» приезжали тысячи людей. Из доклада Центроэвака видно, что с 1 января по 2 декабря 1921 г. перевозка за рубеж только через КПП Себеж, Остров, Ямбург составила 210 622, а из-за границы — 160 674 человека, всего же подлежало перевозке за границу и из-за границы 1 103 300 человек. Нельзя было не учитывать и того, что «репатрианты отдельных] стран периодически являются средством политического воздействия на их правительства…». В большом их потоке трудно было распознать агентов. Спасаясь от безработицы, границу переходили граждане сопредельных государств. В 1922 г. только на участке Украинского округа границу перешли 4004 человека.

После Гражданской войны многие выходцы из России изъявили желание вернуться на родину. По имевшимся сведениям, таковых насчитывалось более 1,2 млн. человек. И только за несколько июньских дней 1921 г. через станцию Белоостров в Петроград прибыло около 1,5 тыс. бывших «кронштадтцев», а в начале апреля 1921 г. на турецком пароходе «Рейд Паша» прибыло в Одессу 3,8 тыс. солдат и казаков, ранее служивших в армиях П.Н. Врангеля и А.И. Деникина. Всего же в 1921 г. через одесский порт вернулось на родину 17 тысяч бывших солдат белой армии.

Разведки капиталистических стран использовали в своих целях и некоторых из 53 тыс. интернированных красноармейцев, возвратившихся на родину в 1921 г. В конце августе 1920 г. они в составе 4-й армии, двух дивизий 15-ой армии и 3-го кавалерийского корпуса Г.Д. Гая вместе с ранеными и 2 тысячами поляками, взятыми в плен во время наступления, перешли границу Восточной Пруссии, были интернированы и находились в Германии до середины 1921 г.

Особые надежды спецслужбы возлагали на иностранцев, которых на 1 января 1925 г. только на территории РСФСР (без Московской губернии) проживало 146 190 человек, из них большинство (126 323) находилось на Дальнем Востоке, остальные — в европейской части страны. Следует отметить, что число граждан СССР только за один год, с июня 1924 по июнь 1925 гг. возросло на 7805 человек за счет иностранных подданных, получивших советские паспорта.

Пристальное внимание Дзержинского было обращено на некоторые общественные организации, поддерживавшие связи с заграницей. 18 июня 1926 г. он писал С.А. Мессингу: «Для меня, безусловно, ясно, что в Комитете по делам изобретателей нечисто. ни на счет денег, ни на счет сношений с заграницей. Между тем никак нельзя к ним подойти. Нет ли у Вас материалов и каково Ваше мнение? Все, что у Вас есть по этому комитету, пришлите Герсону, которому я поручил заняться этим делом».

Разведывательные службы противника вели разведку при помощи и под прикрытием посольского и консульского корпусов, заграничной агентуры, тайной агентурной разведкой и др. Вместе с тем особое значение придавалось изучению печатных материалов. Специалисты по разведке признавали, что даже «беллетристика, поскольку она выражает нравы, обычаи и быт народа, интересна для шпионажа, чтобы определить культурный уровень населения, чтобы иметь полное представление о силах страны».

Агентура спецслужб и эмигрантских центров стремилась использовать для сбора сведений, прежде всего официальные периодические и другие издания. Тем более, что в печати было много сведений о заводах военной промышленности, воинских частях и др.

В статьях нередка давалась характеристика боевого состава, внутренней организации, дислокации частей и др. На основании публикаций газет «Правда», «Трудовой Дон», «Коммуна» и др. спецслужбы противника составляли сводки состоянии частей Красной Армии .

Добытые агентами материалы в Советской России публиковались в эмигрантской печати. Например, в апреле декабря 1921 г. в меньшевистском «Социалистическом вестнике» опубликовано совершенно секретное циркулярное письмо ВЧК № 5 от 1 июня 1920 г., в котором подробно излагались методы борьбы с меньшевиками, причем упор был сделан на агентурную работу. То же издание 10 декабря 1922 г. напечатало выдержки из секретного отчета Одесской губЧК за 1921 г.

Исходя из директив ЦК компартии и решений Советского правительства, органы ВЧК-ОГПУ под руководством Ф.Э. Дзержинского вели активную внешнеполитическую разведку по сбору и обобщению данных о капиталистических странах, в политических партиях и правительственных кругах Запада, решали задачи внутриполитического характера, осуществляли политический сыск, доставляли информацию политического, военного и научно-технического характера, внедряли свою агентуру в разведывательные и контрразведывательные органы противника, в зарубежные антисоветские центры. Для решения этих и других задач сентябрьским постановлением Политбюро ЦК РКП (б) (1920 г.) была создана закордонная разведка в системе ВЧК. В нем было подчеркнуто, что «только серьезная, правильно поставленная разведка спасет нас от случайных ходов вслепую». 20 декабря 1920 г. Дзержинский подписал приказ об образовании Иностранного отдела ВЧК. На работу в ИНО были направлены наиболее подготовленные сотрудники из военной разведи, в том числе Регистрационного отдела штаба Западного фронта. ИНО ВЧК — ОГПУ решал вопросы в тесном контакте с Разведывательным управлением РККА и НКИД.

В конце Гражданской войны Дзержинский отдал распоряжение Менжинскому подготовить совещание сотрудников Региструпа и ИНО ВЧК для решения вопроса о назначении руководителя всех агентов, как ВЧК, так и Региструпа и подбора кандидатов на пост начальников в Эстонии, Латвии, Литвы и Финляндии и в других странах. А в письме к Сталину 23 мая 1925 г., «в связи с информацией, организованной ОГПУ по заграничным делам, а также с нашей борьбой со шпионажем и организуемой капиталистическими странами контрреволюции» настаивал на более тесном контакте» с НКИД. Вопрос о согласованной работе ВЧК с НКИД был обстоятельно рассмотрен еще в 1921 г. после так называемого дела заведующего отделом стран Согласия НКИД Нуортевы, арестованного 19 марта 1921 г. по подозрению в шпионаже. И он даже трижды обсуждался на Политбюро ЦК РКП (б): 8 ноября 1921 г. и 3 января и 7 сентября 1922 г.

Взаимоотношения ВЧК-ОГПУ, НКИД и Разведупра РККА, указывал советский разведчик В. Кривицкий, «носили деловой, дружественный характер».

К июлю 1921 г. в ВЧК имелись оперативные подразделения для ведения работы в 27 странах. С 25 октября 1921 г. вся разработка дел по иностранцам была сосредоточена в руках специально уполномоченного, «вполне ответственного работника». С 20 марта 1923 г. дела по шпионажу со стороны спецслужб Японии, Китая и Кореи были переданы Контрразведывательному отделу ГПУ. Материалы по мусульманам Китая должны были направляться в Восточный отдел ГПУ, который вел разработки среди мусульман Западной и Восточной Сибири и Внешней Монголии.

Постепенно работа советских разведывательных органов приобретает более плановый характер с учетом долгосрочной перспективы и намерений противника. Так, в связи с возросшим влиянием Англии на Востоке, было решено усилить активность советской разведки, прежде всего в Персии. В центре был разработан план проведения этой линии в жизнь.

Агентурная работа за рубежом находилась под личным контролем Дзержинского. 12 декабря 1919 г. он поручил Ягоде издать секретный приказ о том, что «ни один отдел ВЧК не имеет права самостоятельно отправлять агентов или уполномоченных, или осведомителей за границу без моего на то согласия».

О тщательном подборе сотрудников для работы за рубежом свидетельствует переписка 1924–1926 гг. по делу М.А. Михайлова («дяди Миши»).

29 февраля 1924 г. Дзержинский поручил Герсону собрать все сведения о «дяде Мише» и доложить о его деле после заключения Менжинского — «На меня производит впечатление бреда маньяка, за спиной которого стоят шпионы. Запросите сведений у Кацнельсона, Трилиссера. Пусть они всюду соберет сведения. Попросите у т. Назаретьяна или Товстухи — сведений об этом «дяде» и кто его лично знает. М. быть, знает его Менжинский?».

Выяснилось, что Михаил Александрович Михайлов до 1914 г. был членом РСДРП б). После революции 1905 г. эмигрировал в Париж, где занимался адвокатское деятельностью, после Февральской революции вернулся в Россию. В Париже основал общество по снабжению России школьными пособиями. В ноябре 1922 г. ему был разрешен въезд в Россию. Далее Михайлов занимался организацией снабжения школ. По данным ЭКУ ОГПУ, концессионная деятельность Михайлова наносила большой ущерб государству. В докладной записке начальника ЭКУ З.Б. Кацнельсона говорилось, хотя Михайлов «не является злостным врагом Советской России…но помимо его воли, используется своими заграничными патронами в целях экономического шпионажа». Поэтому ЭКУ ОГПУ считало «необходимым тем или иным путем положить конец деятельности Михайлова в Москве».

9 марта 1924 г. Ф.Э. Дзержинский писал в ЦК РКП (б) В.М.Молотову, В.В. Куйбышеву, В.Н. Яковлевой и Г.В. Чичерину: «При сем документы о деятельности М. А. Михайлова — он же «дядя Миша».

Считая эту «деятельность» вредной и компрометирующей Советскую власть, вношу предложение: 1) запретить «дяде Мише» заниматься этим делом, как равно и концессиональными, чем он занимается в качестве вольного посредника и 2) всю его «деятельность» расследовать РКИ-ЦКК».

Но председатель ОГПУ в записке 10 июня 1924 г. Гусеву все же не исключал возможности косвенного использования Михайлова за рубежом, но по линии НКИД: «Дядю Мишу» я лично не знаю, сужу о нем на основании его собственных «посланий». Полагаю, что никакой ответственной работы ему давать нельзя. Если он будет послан во Францию как вольный стрелок на свой риск и страх для того, чтобы давал НКИДелу частную информацию и если НКИДел сумеет отличать в его информацию — фантазию и дезинформацию со стороны его французских друзей, то тогда я не возражаю, но думаю, что «дядя Миша» плохой будет для нас разведчик».

В другой записке Дзержинский писал о М.А. Михайлове: «Я уже узнал, кто это Михайлов, «будучи сам вне всякого подозрения, попал в чьи-то не наши руки. Я думаю, надо было бы ему посоветовать бросить эту фантазию». После ареста Михайлова в 1926 г. Дзержинскому пришлось отвечать и на запрос из Америки. 8 марта 1926 г. в письме Гарриману по поводу ареста Михайлова он подчеркнул, что это «не стоит ни в какой связи с Вашими концессиями. Михайлов уже неоднократно арестовывался раньше за неблаговидные проступки. В настоящее время он обвиняется гораздо более серьезно.

Необходимо в интересах самого же Михайлова доведения дела до полной ясности».

После Гражданской войны чекисты активизировали экономическую разведку в других странах. Так, хорошо известный по процессу правых эсеров 1922 г. Г.И. Семенов в 1923 г. собирал и переправлял из Германии информацию о технологии вольфрамового производства. Он вышел на квалифицированных немецких специалистов (рабочих-коммунистов), имевшим доступ к секретам технологии. К этому были причастны также руководители Главэлектро ВСНХ А.З. Гольдман, К.В. Уханов и Н.А. Булгагин. Необходимая информация была получена уже к лету 1924 г.

Органы ВЧК-ОГПУ прилагали немало усилий для того, чтобы получать необходимую информацию для советских и партийных органов о положении в капиталистических государствах и эмигрантских кругах. 13 марта 1921 г. Дзержинский поручил Менжинскому собрать все материалы о замыслах и политике стран Антанты, всех эсеровских группах за границей и «связать их с всеохватывающими восстаниями и заговорах для составления правительств. Сообщения… Работа очень спешная». В тот же день он отдал распоряжение В.Р. Менжинскому помочь достоверной информацией С.И. Аралову для работы в Праге и «дать человека и информацию о людях и т. д. в Чехии, а также обстановке связи с нами…»

По указанию Дзержинского каждое сведение, поступавшее в адрес ВЧК, о положении в сопредельных государствах нуждалось в дополнительной проверке. В 1920 г., после получения В.И. Лениным телеграммы из Одессы от посла Грузии Хундадзе для СНК (без указания источника) о намерении правительства Азербайджана при наступлении Красной Армии на Баку, уничтожить нефтяные промыслы, сжечь и затопить их, 5 апреля 1920 г. Дзержинский направил председателю ЧК Одессы Реденсу телеграмму о немедленном аресте Хундадзе и замешанных в этом деле лиц, проведении расследовании, откуда они получили свои сведения и угрозы.

В апреле 1922 г. ГПУ довело до сведения ЦК РКП(б) о состоявшемся в Белграде 5-12 марта совещании наиболее влиятельных врангелевцев, дав точную информацию о наличии у монархистов воинских формирований в 31 тысячу человек, о большой прослойке среди них офицерского состава (30 %) и проведении принудительного призыва русских беженцев и военных чиновников для пополнения своих частей.

В сентябре 1922 г. в Москву были доставлены документы секретного совещания, проведенного великим князем Н.Н. Романовым, объявившим себя местоблюстителем российского престола в эмиграции. На совещании присутствовали П.Н. Врангель, А.И. Деникин, А.П. Кутепов, И.Г. Эрдели, А.С. Лукомский, Н.Н. Денич, а также представители от английского и французского Генштабов. На нем были обстоятельно обсуждены и приняты решения о ведении разведки, активизации работы по разложению Красной Армии, организации военных формирований для подготовки к вторжению в СССР.

Дзержинский давал различные поручения разведчикам. В сентябре 1922 г. ему стало известно от Г.М. Кржижановского через Н.И. Бухарина о статье в немецком журнале инженеров-электриков с отчетом «о заседании Русско-немецкого общества в Москве» из коего видна самая беспардонная борьба и критика Сов. власти и большевиков со стороны немецких инженеров». Поэтому 21 сентября 1922 г. он обязал Менжинского:

«1) Достать журнал (Г.М. К. приезжает сюда на днях, через Степанова или другого),

2) Узнать, где и что это за общество,

3) Установить членов его, докладчиков,

4) Наблюдать за ним, 5) Принять наши меры»

После выступления Х.Г. Раковского на Политбюро ЦК РКП(б) Дзержинский просил Менжинского 22 августа 1923 г. предоставить ему материал, полученный из Лондона о подготовке в Ленинграде, Москве и Ростове-на-Дону восстания. 27 апреля 1925 г. он дал задание М.А. Трилиссеру «найти пути для проникновения в «Русский торг. — пром. — финанс. Союз во Франции» для наблюдения за их связями с Россией и загран. государствами», а также «доставлять мне их издания, как гласные, так и негласные».

Председатель ОГПУ не мог допустить сужения возможности получения информации ни по одному из каналов. 19 ноября 1925 г. он выразил несогласие с заместителем наркома Иностранных Дел М.М. Литвиновым о предоставлении виз нашим делегациям, направив письмо Гуревичу: «Я думаю, что т. Литвинов не прав и что необходимо добиваться получения виз. Мне кажется, что каждая страна заинтересована в наших делегациях и что не было случаев, чтобы наши делегации занимались политикой подрыва основ. Конечно, надо только списки так составлять, чтобы не было людей, которым поездка не нужна и чтобы было для заграничных правительств очевидным, что данное лицо по своему положению заинтересовано в поездке. О списках каких делегаций пишет т. Литвинов в последнем абзаце своего письма?

Прошу Вас составить проект ответа моего т. Литвинову и прислать мне вместе с письмом последнего».

Неудачи революционных выступлений в европейских странах и провалы агентуры потребовали коренной перестройки внешней разведки. По существу, она началась еще с приходом к руководству ИНО соратника Дзержинского М.А. Трилиссера, прошедшего хорошую школу под руководством профессионального разведчика A. Н. Луцкого. Благодаря этому улучшилась информационная работа органов безопасности, все более ощутимыми были успехи.

К этому времени за рубежом существовала «активная разведка». Она была нацелена на всемерное оказание всесторонней помощи коммунистическим партиям и просоветским элементам.

В этой работе участвовали ОГПУ и Разведупр РККА. Но по разным причинам в середине 20-х годов выступали несогласованно. Об это свидетельствует документ начала 1925 г. В письме к Балицкому Дзержинский возмутился «безответственными действиями Разведупра, втягивающими нас в конфликты с соседними государствами» и считал, что «надо положить властно предел». Речь шла о том, что в СССР были банды, которые выступали против поляков на их территории при содействии советских спецслужб. Он срочно прислать ему весь материал и собрать дополнительные сведения:

«1) Какие банды, их количество, местоположение, как с нашей стороны границы, так и по ту сторону. Их вооружение. Что они из себя представляют, идейность и дисциплинированность?

2) Кому они подведомственны и подчинены, какому учреждению и каким лицам в приграничной зоне, в Киеве, Харькове, Москве?

3) Каковая организация управления ими в центрах и на местах. Линия их подчинения?

4) Что представляет у Вас из себя Разведупр и его органы? Какие идеи?

Характеристика лиц и оценка, кто им дает указания?

5) Какие их взаимоотношения с нами и с погранвойсками? Каким образом наша погранохрана их пропускает через границу?

6) Ваши предложения и Ваше отношение к бандам, к их деятельности, а также к Разведупру. Надо ли их ликвидировать и как это можно сделать? Можно ли и следует ли банды эвакуировать в глубь страны и куда? Не могут ли эти банды выступить против нас, кой кого из них перебросить на сторону врага.

Прошу лично заняться этим делом. Копии с моего письма не снимать, а вернуть его мне с ответом и материалами, которые мне нужны для комиссии П/бюро, в которую я вхожу».

В 1925 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) была создана комиссия В.В. Куйбышева по «активной разведке». К 18 февраля 1925 г. Ф.Э. Дзержинский подготовил проект постановления комиссии

B. В. Куйбышева об активной разведке: «Активную разведку в настоящем ее виде (организация связи, снабжения и руководства диверсионными отрядами на территории Польской республики) — ликвидировать.

Ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство.

Вся боевая и повстанческая работа и группы ее проведения, поскольку они существуют и целесообразны (что определяется в чисто партийном порядке), должны быть руководимы и находиться в полном подчинении у национальных партий, действующих в данной стране. Эти группы должны выступать, руководствуясь и от имени исключительно их революционной борьбы, а не СССР.

Группы эти не должны ставить себе целью и заниматься разведывательными и другими заданиями в пользу Военведа СССР. Этими вопросами они занимаются для своих революционных целей.

Задача РКП и Коминтерна помочь сорганизовать при национальных партиях работу в армии и по созданию своих боевых кадров там, где это по положению необходимо. РКП и Коминтерн, однако, не должны иметь для этой цели специального органа или учреждения для руководства. РКП должна иметь только орган, изучающий боевые силы революции во всех странах для чисто информационной цели. Никаких оперативных функций и непосредственных связей с военной работой в других странах иметь не должна.

Ликвидация разведупровских боевых групп на территории других стран должна быть проведена очень умело и осторожно. Для этого необходимо ассигновать средства.

Зона границы на нашей стороне должна быть целиком очищена от активных партизан, которые самостоятельно переходят границы для боевой работы. Их надо эвакуировать, никоим образом, однако, не озлобляя их, но наоборот оказывая как им, так и перешедшим на нашу сторону или эвакуированным с той стороны партизанам помощь. Их, в общем (кроме ненадежных) на надо распылять, а свести в военные единицы или другие группы с тем, чтобы в случае войны или другой необходимости использовать их как ценнейший материал. Для этого необходимо ассигновать средства.

Для военных целей СССР вместо настоящей активной разведки должны быть организованы самым конспиративным образом в Польше и других соседних странах комендатуры по образцу польской ПОВ. Эти организации активны только во время военных действий. В мирное же время изучают военные объекты, весь тыл противника, изучают людей, завязывают всюду связи и т. д., т. е., подготовляются к деструктивной работе во время войны в тылу у противника. С партией они никоим образом не связаны, работники их не состоят в партии. Во время революции они передаются в ее распоряжение.

На нашей зоне организуются строго законспирированные небольшие боевые группы с необходимым вооружением. В случае занятия нашей территории противником их задача дезорганизация вражеского тыла и партизанская война.

Проведение всего вышеизложенного возложить на РВСР с докладом в Политбюро.

Ответственность за состояние границ и переход через них партизан возложить целиком на органы ГПУ.

Проведение этой линии должно быть обусловлено и дипломатическим ее использованием и проведением НКИДелом твердой линии по отношению к Польше. Ямпольскому нападению и призывам в Польше к террору (Арцыбашев «За свободу») должен быть дан твердый отпор. Польша не имеет никаких прямых (кроме догадок) улик против нас. Этого нельзя забывать. Вместе с тем по отношению к Польше нет у нас проведения ясной ни политической, ни торговой линии и необходимо этот вопрос поставить пред П/бюро.

Намеченные выше меры могут оказаться вредными, если не последует твердое и быстрое проведение линии в польской политике, уже намеченной Политбюро…»

Помимо этих предложений Дзержинский распорядился «расконспирированных на границе начальников и руководителей активной разведки сменить немедленно, не дожидаясь общей ликвидации, которая требует более продолжительного времени.

14 марта 1925 г. по предложению Уншлихта и Фрунзе Политбюро ЦК компартии приняло решение о ликвидации активной разведки.

В 1926 г. зона советско-польской границы была очищена от партизан, самовольно переходивших границу для развития повстанческого движения.

26 октября 1925 г. Ф.Э. Дзержинский в письме к Г.А. Русанову выступил против предложения передачи Разведупру о сборе информации о достижениях заграничной техники, которое просило на организацию этого дела 50 тыс. руб. — Оно должно «заниматься своим делом военным, а для этого должна быть особая организация или в ВСНХ или у нас, в ГПУ». «За эти деньги, — писал он, — разве мы не могли бы наладить этого дела. Я думаю, нам нужно или при ИНО, или отделе рационализации создать ячейку (орган) информации о достижениях заграничной техники. Ячейку с открытой деятельностью. Эта ячейка имела бы быть руководителем и давать директивы для другой, скрытой ячейки у нас в ГПУ или в ВСНХ о получении секретов, моделей и т. д. Если же это дело будет в Разведупре, то это будет только предлогом для пополнения средствами ВСНХ своего бюджета. Подумайте, посоветуйтесь и после возвращения моего из отпуска доложите мне».

1920-х гг. чекисты и сотрудники других силовых ведомств провели ряд операций по ликвидации наиболее одиозных фигур антисоветского движения за рубежом: А.И. Дутова, А.П. Кутепова, Б.В. Анненекова, С.В. Петлюры и др.

25 мая 1926 г. был убит лидер украинских националистов С.В. Петлюра. После Октябрьской революции и образования в декабре 1917 г. в Харькове Советского правительства Украины он объявил себя сторонником независимости и противником большевиков. В январе 1918 г. Петлюре принадлежала решающая роль в подавлении большевистского восстания в Киеве. После разгрома его отряда он вступил в союз с немецкими оккупантами, во время войны с Польшей остатки его армии присоединились к польским войскам. После подписания перемирия члены правительства Украинской народной республики эмигрировали в Польшу, но по настоянию Советского правительства были выдворены оттуда и выехали сначала в Будапешт, затем в Вену, а осенью 1924 г. — в Париж. Антисоветская активность Петлюры была пресечена убийством агентами советской спецслужбы. Организатором выступил М. Володин, а убил С. Петлюру Ш. Шварцбард.

Наряду с руководством внешней разведкой Дзержинский много внимания уделял работе контрразведки, основной задачей которой был борьба со шпионажем.

Советское законодательство подчеркивало особую опасность такого рода преступлений и повышало ответственность за него. Так, постановлением Президиума ЦИК СССР от 14 августа 1925 г. «О шпионаже, а равно собирании и передаче экономических сведений, не подлежащих оглашению» за шпионаж полагалось: «лишение свободы на срок не менее трех лет, а в тех случаях, когда шпионаж вызывает особо тяжелые последствия для интересов государства — расстрел».

Борьба со шпионажем спецслужб противника являлась крайне сложной, потому что «у шпионажа нет никаких границ, нет никаких пределов существованию шпионов в их работе. Шпионы бывают всюду ив то же время нигде». И в противостоянии им «приходится оперировать мыслями и намерениями людей, очень тщательно и хитро скрываемых, а не с конкретными ощутимыми объектами».

При противоборстве со спецслужбами противника, руководство органов безопасности уделяло постоянное внимание тесному взаимодействию с Регистрационным управлением штаба РККА, занимавшимся внешней разведкой.

Советские органы безопасности противостояли спецслужбам противника, используя в своей практической деятельности специальные формы и методы, которые не были в арсенале средств других государственных органов власти и управления. Речь шла о широком применении агентуры, то есть тех лиц, которые конспиративно (тайно), добровольно или вынуждено, на постоянной или временной основе выполняли поручения спецслужб, не являясь их кадровыми сотрудниками. Именно вербовка и использование агентуры позволяли спецслужбам проникнуть к важнейшим секретам другой стороны. Эта деятельность называлась агентурнооперативной.

В центре внимания органов ВЧК-ОГПУ были и зарубежные центры контрреволюции, которые рассматривались как база для пропаганды антибольшевистских идей и подрывных действий. К ним были отнесены: группа великого князя Николая Николаевича и ее филиалы; Константинопольский центр монархистов; группа Кирилла Владимировича; Объединенный совет Донского, Кубанского и Терского правительства и атамана Донского, Кубанского и Терского; Общеказачий сельскохозяйственный союз (ОКЗС). Последний вел среди казаков подпольную агитацию, внушая им мысль: «… скоро придут наши, и за то, что я ничего не делал, повесят вместе с коммунистами, надо кое-что сделать, чтобы меня похвалили», т. е. получить «подпольный антисоветский стаж».

В конце 1917-начале 1918 гг. прежде всего усилиями ВЧК были разгромлены контрреволюционные организации: «Союз Союзов служащих государственных учреждений», «Союз защиты Учредительного собрания», «Организация борьбы с большевизмом по отправки войск к Каледину», «Все для Родины», «Белый крест», «Военная Лига» и др.

Но уже весной 1918 г. в изменившихся условиях были созданы новые, гораздо более радиально настроенные, нелегальные организации: «Правый центр», «Национальный центр», «Союз возрождения России» и др. Из них самой мощной организацией был «Союз защиты Родины и свободы» под руководством Б.В. Савинкова. «Союз» был связан с Антанты, имел в своем составе до 5,5 тыс. человек в 34 городах и готовился к вооруженному свержению советской власти.

В январе 1918 г. Дзержинский участвовал в продолжении следствия по делам «Союза Союзов» и «Союза защиты Учредительного собрания» и других контрреволюционных организаций вместе со Следственной комиссией при Петроградском совете. Одного за другим он вызывал лиц, имевшим прямое или косвенное отношение к этим организациям. До 11 января 1918 г. был допрошен художник и издатель «Золотого руно» Н.П. Рябушинский. Тот заявил, что никакого отношения к политике не имеет. За 5 дней до ареста к нему пришел арестовавший его человек и говорил что-то о «Союзе Союзов», советуя мне принять меры. «Фамилия его что-то вроде той, которую вы называете (Валендинский). Никакого знакомого по фамилии Мингольма не знает и к юнкерам и Каледину никакого отношения не имеет. 11 января 1918 г. Рябушинский был освобожден.

После 12 января от председателя Следственной комиссии М. Козловского поступил запрос с просьбой сообщить, на основании каких именно данных стало известно, что «Союз Защиты Учредительного Собрания» под видом защиты Учредительного собрания «организует контрреволюционные силы для борьбы с советской властью, призывает к ниспровержению советской власти, продолжает созывать собрания ЦИК 1 — го созыва и противопоставлять его. ЦИК, а также откуда известно, что Брамсон, Богданов, Ванштейн, Хозан, Топер, Ермолаев и Островская, члены «Союза Защиты Учредительного Собрания». Ф. Дзержинский ответил, что все эти лица являются членами и сотрудниками ЦИК 1 — го созыва и были арестованы на собрании «Союза защиты».

Председателем ВЧК был допрошен и М. Совинский. Выяснилось, что тот в 1914–1915 гг. издавал в Петербурге газету в типографии, принадлежавшей жене Дезобри — отставного офицера и активного контрреволюционера. Они получили субсидии по 30 000 руб. МВД и от Оболенского. Типография была куплена на средства МВД. Совинский имел конспиративную контору на Итальянской улице.

В заметках конца января 1918 г., сделанных Дзержинским на основании показаний арестованных из группы руководителя контрреволюционной «Организации борьбы с большевиками и отправки войск Каледину» А.П. Орла, готовившей вооруженное восстание в крупных городах страны и похищение В. И. Ленина, председатель ВЧК отметил, что в подвалах дома 88 по Невскому проспекту хранится оружие, на Ждановской улице (д. № 1А) — взрывчатые вещества. Собраниями офицеров руководит кавалерист Лидак. Дзержинский отдал распоряжение чекистам арестовать Лидака для чего прибыть к его квартире, позвонить между 10 и 11 часами и попросить Лидака, «сказав, что говорит отставной офицер и желает переговорить и присоединиться. И тогда нагрянуть туда».

Одновременно Дзержинский решил судьбу агента ВЧК П.П.Смирнова. 11 января 1918 г. он допросил его. Агент узнал от своего дяди, Мухина, содержателя чайной на углу Финского переулка и Нижегородской улицы, что в чайной часто бывают скупщики оружия. Он пришел в чайную, чтобы поверить, нет ли подозрительных лиц, и увидел финна. Желая его испытать, он предложил ему покупку двух револьверов: одного браунинга калибра 6,35 и второго «Смит и Виссон». Осматривая браунинг, тот по неосторожности выстрелил и ранил в лоб посетителя. Председатель ВЧК дело прекратил и оставил Смирнова на службе.

После подписания Брестского мира чекистам пришлось вести упорную борьбу с агентами германской, английской и французской разведок. Последние стремились всеми мерами втянуть Советскую Россию в войну, создать новые фронты, и одновременно выкачать из России материальные ресурсы. Именно в это время происходят многочисленные заговоры офицерства и чиновников при активном содействии бывших союзников. «Это был период самой острой и беспощадной борьбы с раскрываемыми контрреволюционными организациями, — указывал Дзержинский, — назывались ли они «Союзом спасения родины и революции» или носили другие названия. Во главе их стояли агенты Алексеева, правые эсеры— Савинковы, Локкарты, Нулансы. Это был период самой напряженной внутренней борьбы с теми, которые поддерживались и опирались на союзных империалистов».

14 апреля 1918 г. Ф.Э. Дзержинский поставил в известность управляющего Делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича о том, что американскому подданному гражданину Бари предъявляются следующие обвинения: 1) финансирование офицеров и юнкеров, отправляющихся к Каледину и Корнилову; 2) хранение оружия без разрешения и не сдача его советским властям и 3) покупка и хранение подложных документов.

13 августа 1918 г. Дзержинский писал Н.А. Скрыпнику о полученных сведениях о том, что англо-французские агенты получили задание «составить списки совет, служащих по категориям: 1) большевики, 2) работающие честно, 3) работающие из-за нужды, 4) саботажники. Поэтому необходимо приять меры, потому, что скоро «должен приехать в качестве датского или норвежского курьера главный агент на этой работе». В середине сентября 1918 г. председатель ВЧК писал, что через англичанина В.Л. Казалетти белогвардейцы получали деньги. Надо немедленно арестовать его с и его друзей».

В разгар Гражданской воины противоборство спецслужб продолжается с нарастающей силой.

7 июня 1919 г. телеграммой в Харьков Дзержинский распорядился задержать курьера Деникина, который должен из Москвы через Тулу прибыть в Харьков. У него документы военнопленного на имя Кузнецова, а настоящая фамилия Ведерников. Это человек выше среднего роста, крупного телосложения, большие кудри, шатен, возможно, теперь остригся, блестящие глаза. — «Установите строжайшее наблюдение над прибывающими поездами. Арестуйте при прибытии. Наблюдение продолжайте включительно по двадцатое июня сего года. Результаты телеграфируйте».

В июне 1919 г. ВЧК арестовала членов «Национального центра» военных специалистов, поднявших мятеж на фортах «Красная горка» и «Серая лошадь», а в июле началась ликвидация Петроградского отделения «Национального центра» (В.И. Штейнингер и др.) и связанной с ним шпионской организации П. Дюкса. Письма, найденные у убитого и двух задержанных при переходе границы, помогли чекистам выйти на след подпольщиков и в июле-августе 1919 г. ликвидировать в Петрограде отделение Центра. Но московское отделение Центра продолжало готовить восстание в те дни, когда армия Деникина пыталась прорваться к городу. Как в свое время под Петроградом враги сдали Красную Горку и чуть было не сдали Кронштадта и Питера, так теперь они пытались открыть врагу ворота в столицу.

«Национальный центр» возник в июне 1918 г. путем отхода части заговорщиков союзнической ориентации от германофильского «Правого центра». Программа его сводилась к трем тезисам: насильственное свержение советской власти и искоренение большевизма, 2) установление единоличной диктатуры и постепенный переход к конституционной монархии, 3) немедленное восстановление частной собственности на землю, фабрики и заводы.

Еще в Петрограде чекисты получили данные о существовании более крупного заговора в Москве. В результате усиленной работы им удалось захватить не только руководителей, но и ликвидировать всю организацию, возглавляемую «Национальным центром». Ее председатель Щепкин был арестован, когда принимал донесение от посла Деникина. Были захвачены очень ценные документы. Затем чекисты напали на след военной организации, состоявшей в связи с «Национальным центром», но имевшей свой собственный штаб «Добровольческой армии Московского района».

В заговоре участвовали кадетские домовладельцы, «благородные» педагоги, офицеры и генералы, инженеры и бывшие князья, бароны и правые меньшевики: князь Андронников, друг Распутина и Николая II, обвинявшийся в германском шпионаже, кадет Щепкин, генерал Махов, барон Штремберг и меньшевик Розанов, попавший в засаду на квартире шпиона Вильгельма Штейнингера. Но общее политическое направление давали кадеты. Цель их была захватить Москву и дезорганизовать центральную власть. На последних заседаниях они окончательно подготовились к выступлению, был даже назначен час: 6 час. вечера. Они надеялись захватить Москву хотя бы на несколько часов, завладеть радио и телеграфом, оповестить фронты о падении советской власти и вызвать таким образом панику и разложение в армии. Были даже подготовлены «органы власти» на случай своего успеха. Сотрудничавший с английской разведкой «Национальный центр» должен был выйти на поверхность после взятия Москвы.

Для осуществления плана заговорщики сосредоточили в городе офицеров, в их руках были 3 военные школы. Выступление предполагалось начать в Вишняках, Волоколамске и Кунцеве, отвлечь туда советские силы, а затем поднять восстание в самом городе. В подробном плане Москва была разбита на секторы по Садовому кольцу, за Садовым кольцом на улицах предполагалось устроить баррикады, укрепиться по линии Садового кольца и повести оттуда в некоторых пунктах наступление к центру.

Заговорщики были настолько уверены в победе, что заготовили даже ряд воззваний и приказов, которые говорят и о характере «Национального центра» и штаба «Добровольческой армии Московского района»(военная организация во главе с генералом Н.Н. Стоговым и полковником В.В. Ступиным). «Национальным центром» руководили кадеты, в штабе же были в большинстве черносотенцы.

Чтобы вооружить своих сторонников, они сосредоточили оружие в школах, которые были под их влиянием, а также закупили на складах.

Силы их, по подсчетам, составляли 800 кадровых офицеров, кроме того, они рассчитывали на некоторые части, в которые им удалось послать своих людей. Благодаря большим связям в штабах, они расставили своих людей там, где это считали необходимым.

2 августа 1919 г. заместитель председателя Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновского представил В.И. Ленину доклад о «Национальном центре», который субсидировался Антантой и Колчаком. Эта организация снабжали белых разведывательной информацией и готовились при приближении войск Деникина поднять восстание.

В докладе отмечалось, что «Национальный центр» объединял кадетов — проантантовски настроенных бывших членов «Правого центра», представителей Церковного собора, торгово-промышленных кругов. Возглавлял НЦ бывший октябрист Д.Н. Шипов, затем кадеты М.М. Федоров и Н.Н. Щепкин. Центр претендовал на роль главного штаба контрреволюционных сил в борьбе против советской власти за создание «единой и неделимой России», установление «военно-буржуазной диктатуры». Осенью 1918 г. правление НЦ переехало в Киев, затем в Одессу, а в ноябре — в Екатеринодар. Отделения НЦ были в Петрограде, Москве, Ростове-на-Дону, Таганроге, Харькове, Батуми, Тбилиси, Баку других городах.

По поводу «Национального центра» по докладу И.П. Павлуновского 23 августа 1919 г. В.И. Ленин писал: «Т. Дзержинский!

1. На прилагаемую бумажку, т. е. на эту операцию, надо обратить сугубое внимание. Быстро и энергично и пошире надо захватить.

2. Газета «Народ» имеет тесные связи с правыми эссерами. Не закрывая ее, надо их выследить» [1188] .

Под руководством Дзержинского были разработаны мероприятия по раскрытию заговоров противников советской власти. О тщательной отработке им оперативных документов свидетельствует подготовка инструкции по проведению специальной операции в Москве: «Рабочих не брать, если нет прямого приказа; проверить, прописаны ли и отмечать в протоколе; в квартирах оставлять засады, дав им строгое предписание конспирации, бдительности и не отпускания кого бы то ни было из зашедших; телефоны с момента обыска выключить; всю одежду в большом количестве забирать, обыски производить с 5-ти часов утра; исходным пунктом операции не должно быть МЧК, ни ВЧК, цель — настоящую операцию замаскировать; наметить лиц, подлежащих заключению в одиночку; дать инструкцию обыска сараев, чердаков, подвалов; забрать все документы, письма и писанное; прежде всего производить личный обыск, отнимая все, обратить внимание, чтобы не пропали и не перемешались записные книжки, записки, заметки; фотографировать сейчас же всех, если не хватит сил в одиночку, то группами; забрать на обысках все фотографические карточки».

Разгрому заговорщиков помог сигнал одной из учительниц о подозрительных лицах, задержание в Вятской губернии человека с большим количеством денег, оружием и затем его попытки передать из тюрьмы записку сообщнику. Только по делу штаба было арестовано около 700 человек, а общее число арестованных превысило 1000 чел.

Кроме того, чекисты раскрыли английскую разведывательную сеть. Была ликвидирована и группа анархистов, причастных к теракту в Леонтьевском переулке. Зацепкой для чекистов послужила находка у одного из задержанных письма о взрыве. Следствие по «Национальному центру» позволило выйти на другую организацию — «Тактический центр», который объединял «Национальный центр», «Союз возрождения России» и «Совет общественных деятелей». В результате операции чекистов оказались под арестом все члены московского и петроградского «Национального центра», этой «будущей власти», члены их военно-технической организации, вспомогательные агенты и т. д., всего около 700 человек. На следствии они стали выдавать друг друга, что помогло ВЧК раскрыть всю сеть заговорщиков. Большинство арестованных были пойманы с поличным. Чекисты захватили десятки шпионских донесений, сведений о советских войсках, приказов и инструкций из «Добровольческой армии» Деникина, шифрованных записей, адресов и оружия.

По филиалам «Национального центра» чекисты нанесли удары в конце 1919-весной 1920 г. Но свое существование он прекратил с разгромом белого движения. В 1920 г. были также ликвидированы Польская военная организация и ряд белогвардейских разведывательных групп.

Что же касается фронтовых дел, то их у Дзержинского добавилось с 18 августа 1919 г., когда он был рекомендован ЦК РКП б) на должность начальника Особого отдела ВЧК, а 27 августа РВС Республики объявил о назначении его на этот пост с оставлением на постах председателя ВЧК и наркома внутренних дел.

12 сентября 1919 г. Ленин поручил Дзержинскому провести расследованием по поводу недооценки РВСР и командующим Южного фронта данных разведки об охране военного имущества. Те заявили, что «это пустяки, и если казаки даже и прорвутся, то они очутятся и мешке». «Все это, — сообщил в докладе заместителю наркома государственного контроля А.К. Пайкесу К.Ф. Мартинович. — привело к тому, что около: 0 вагонов имущества вещевого склада осталось в Козлове и разграблено казаками и населением.

Ввиду этого считаю необходимым настаивать на детальном и подробном расследовании хода эвакуации учреждений штаба Южного фронта и в особенности вещевого интендантского склада, поручив производство расследования комиссии в составе представителя Ревтрибунала Республики. Совета Обороны и Наркомгоскона».

В.И. Ленин сделал подчеркивания в докладе и поручил Л.Д. Троцкому и Ф.Э.Дзержинскому «назначить расследование через ВЧК».

21 сентября 1919 г. на заседании ЦК РКП (б) Дзержинский выступил с докладом о ликвидации контрреволюционной организации «Национальный центр» и его военной группы «Добровольческой армии Московского района». Организация была тесно связана с командованием белых армий, имела разветвленную сеть агентов в советском государственном аппарате. «Добровольческая армия Московского района» готовила на конец сентября 1919 г. военное выступление. Заговорщики ставили своей целью захватить Москву и ликвидировать советскую власть. Доклад был принят к сведению.

Через два дня ВЧК обратилась «Ко всем гражданам Советской России», которое заканчивалось призывом: «Товарищи! Будьте начеку! Стойте на страже Республики днем и ночью. Враг еще не истреблен целиком. Не спускайте с него своих глаз!

Всероссийская Чрезвычайная комиссия обращается к остальным гражданам:

Граждане! Знайте, что пролетариат стоит на своем посту. Знайте, что всякий, кто посягнет на Республику пролетариата, будет истреблен без всякой пощады. На войне, как на войне. За шпионаж, пособничество к шпионажу, участие в заговорщической организации будет только одна мера наказания: расстрел.

Отражая бешеный натиск врагов, Всероссийская Чрезвычайная комиссия приговорила к расстрелу следующих шпионов и изменников в документе дан список из 67 человек. — Авт.), приговор над коими в исполнение приведен».

24 ноября 1919 г. Московская общегородская конференция РКП (б) заслушала доклады секретаря МК РКП (б) В. М. Загорского о деятельности Комитета обороны Москвы и председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского о разгроме контрреволюционной организации «Национальный центр». Конференция единогласно приняла резолюцию, в которой одобрялись меры, принятые Комитетом обороны и ВЧК по ликвидации белогвардейских заговоров, о чем сообщили «Известия ВЦИК» 27 сентября 1919 г.

В конце октября 1919 г. Я.С. Ганецкий просил В.И.Ленина принять усиленные меры борьбы со спекуляцией и белогвардейским шпионажем, тесно связанных друг с другом. Он предложил установить тесный контакт партийных организаций с ЧК, обязав всех членов партии, занимающих руководящие посты, сообщать в ЧК все сведения, поступающие к ним как частным, так и официальным путем и представляющие интерес для борьбы с контрреволюцией и шпионажем, а при ВЧК создать Особый ревтрибунал для борьбы со спекуляцией и для разбора дел по контрреволюции и шпионажу. 30 октября — 1 ноября 1919 г. В.И. Ленин предложил Ганецкому переговорить по этому вопросу с Дзержинским, а затем сообщить ему о результатах разговора.

Для того, «чтобы прекратить всякие заговоры и для того чтобы разбить эту сплоченную офицерскую массу, — писал Дзержинский, — нам пришлось действительно быть беспощадными. Нами была предпринята, с одной стороны, регистрация офицерства, а с другой стороны, уничтожение всех тех, которые были уличены в принадлежности и участии в белогвардейской организации».

В повседневной работе в борьбе со спецслужбами противника и эмигрантскими центрами Дзержинский рекомендовал своим сотрудникам сосредоточить основные усилия на странах Антанты и Германии . Основными направлениями этой борьбы являлись: наблюдение за иностранцами, установление контроля за перемещением населения, закрытие каналов получения информации, ужесточение режима секретности и контроля на границе.

Органы ВЧК-ОГПУ уделяли много внимания ведению наблюдения за иностранцами. Отношение чекистов к иностранцам было однозначным: как к людям, крайне сомнительным, потенциальным противникам и шпионам. И совершенно прав М. Восленский, отметивший, что поездка в Россию «для иностранных дипломатов, журналистов, туристов — это означает постоянную полицейскую слежку, подслушивание, перерывание вещей в отеле…».

В годы Гражданской войны иностранцы были интернированы в лагеря. После нее не только иностранные подданные, но и лица, имевшие связь с заграницей, а также приезжавшие из-за границы, обладавшие какими-либо сведениями о работе штабов, особенно их секретных частей, сотрудники учреждений, «могущих быть источником сведений для шпионских организаций», были взяты под особое наблюдение губЧК.

Основной надзор за иностранцами был возложен на губернские чекистские органы. Все граждане других государств были разделены на пять основных групп: 1) политические эмигранты, 2)рабочие предприятий СССР, 3) лица, не относящиеся к первым двум группам, но занимающиеся общественно полезным трудом, 4) лица, не имевшие определенных занятий, 5) лица, поддерживающие связь со спецслужбами иностранных государств и руководителями антисоветских организаций. Особый интерес для чекистов представляла пятая группа, и поэтому не раз давались указания по усилению лицами этой группы «агентурно-осведомительной работы».

Анализ документов показывает, что наблюдение за иностранцами велось круглосуточно, на территории всей страны, особенно тщательно за подозреваемыми в шпионаже: от военного атташе до футболиста, во взаимодействии с другими ведомствами, с регулярными донесениями в центр.

Наружное наблюдение органов ВЧК-ОГПУ позволяло контролировать каждый шаг иностранца. О направлении и содержании контроля свидетельствуют распоряжения центра на места. Вот одно из них: 20 января 1926 г. — в Ленинград. ПП ОГПУ ЯВО С.А. Мессингу: «Из Лондона Ленинград через Себеж едет приглашению судостроительного треста страховой инспектор Альберт Гельер. Будет знакомиться строящимися судами. Подозревается нами шпионаже. Установите тщательный контроль. Пом. нач. КРО ОГПУ Стырне».

Для ограничения контактов чекистов и членов их семей с иностранцами им было запрещено посещать миссии, консульства и посольства других стран, а также поддерживать знакомства с сотрудниками этих учреждений. Более того, все сотрудники органов безопасности и местных органов, которые лично или члены семей которых имели знакомства в иностранных миссиях и представительствах, обязаны были доложить об этом своему руководству. Эти меры были вызваны тем, что каждая миссия и представительство имели много разведчиков, а сами учреждения по существу были филиалами спецслужб в России и занимались сбором разведывательной информации. В конце декабря 1920 г. Дзержинский писал Г.Ягоде «Необходимо всех, побывавших в миссиях, опрашивать ввиду сплетен, поставив их в известность об. ответственнпсти за неправду. Опрос этот (каждая миссия должна иметь дело) поручить Иностр. отделу. Надо опросить бухг. Ганецкого Сайрио (Поварская, 46) и бывшего в Ревеле Петерса-Блюменфельда (через Карахана).

К 1 ноября 1923 г. по предложению ГПУ были уволены со службы в НКИДе и других советских учреждениях иностранные подданные, за исключением членов РКП(б) и тех, за кого были ходатайства об оставлении их на службе и персональные поручительства «за политическую надежность и честность» руководителей учреждений или предприятий и санкции КРО ОГПУ. В самом ведомстве безопасности приняты меры к соблюдению режима секретности.

Контроль за перемещением населения. Среди больших потоков населения ВЧК обратило внимание на то, что в репарационной массе ряд лиц представляют «особую важность» и следует выпускать «до срока и без эквивалента», «репатрианты отд(ельных) стран периодически являются средством политического воздействия на их правительства в смысле определенных задержек отправок, либо полного прекращения таковых или иных репрессалий». Серьезным фактором, по мнению руководства ВЧК, являлась и необходимость «протолкнуть за границу большее число пролетарских и беженских масс, в большинство своем неработоспособных, в особенности из голодающих районов…Интересы иностранных миссий в этом случае кардинально противоречат нашим задачам. Их домогательства всегда имеют в виду преимущественно интеллиген(тный) элемент отд(ельных) лиц…, причем чаще спец(иалистов) интеллигентного труда».

17 сентября 1919 г. Дзержинский и И.П. Павлуновский подписали приказ о порядке контроля за передвижением пассажиров по водным, грунтовым, и железнодорожным путям на территории РСФСР, чтобы мешать свободному передвижению на территории страны шпионов, белогвардейцев, спекулянтов и др. преступных элементов; контроль был возложено на ТЧК и особые отделы. При этом особые отделы осуществляли контроль в прифронтовой полосе. При проверке поездов и пароходов в прифронтовой полосе, как особые пункты, так и ТЧК были «обязаны требовать от пассажиров разрешения на въезд или выезд из прифронтовой полосы от особых отделов. Лица, не имеющие таких разрешений от особых отделов, подлежат задержанию и приводу обязательно на особые пункты». Помимо гласной проверки было предложено негласное наблюдение. Ответственность «за проникновение шпионов и контрреволюционеров через пределы прифронтовой полосы» была возложена на местные особые пункты, ТЧК, ЖЧК и УТЧК.

31 мая 1921 г. Дзержинский предложил всем ЧК и особым отделам, начальникам округов путей сообщения и железных дорог «принять строжайшие меры к прекращению самовольного движения беженцев к Москве и западной границе», следить за выполнением приказа и при «обнаружения виновности железнодорожных агентов в незаконном предоставлении беженцам возможности такого проезда неуклонно привлекать к ответственности».

При решении текущих задач Дзержинский всегда видел, прежде всего политическую сторону проблемы. Так было и с возвращением беженцев в Польшу. Они испытывали большие затруднения и неудобства при следовании по железным дорогам: составы часто простаивали в станционных тупиках в ожидании прицепок, вагоны не отапливались, люди были нередко подвержены эпидемическим заболеваниям из-за плохих санитарных условий. Испытав эти мытарства, даже лояльные к советской власти беженцы, вернувшись в Польшу, с негодованием отзывались о «советских порядках». Об этом часто писала буржуазная пресса для агитации против Советской России. Большая часть трудностей беженцев была порождена невнимательным отношением к своим обязанностям транспортников и ТО ВЧК.

22 декабря 1921 г. председатель ВЧК подписал циркуляр о внимательном отношении к беженцам, возвращающимся в Польшу. Все начальники и комиссар округов и дорог, ПП ВЧК, губЧК и начальники ОКТЧК и ДТЧК были обязаны: проинструктировать своих подчиненных о взятии «под контроль эшелоны с беженцами и оказывать им содействие в продвижении, наблюдая за санитарным состоянием вагонов и обеспечением их минимальными материальными удобствами (как-то: кипяченой водой, дровами и пр.)»; немедленно «образовать на всех узловых пунктах по дорогам ответственные тройки из представителей администрации дороги (по усмотрению комиссара дороги или участка), врачебно-санитарной службы и ТЧК под председательством представителя администрации дороги, в каждую тройку ввести представителя от Центроэвака; на тройки возложить: строжайшую ответственность за своевременное оборудование вагонов доскам, печами и санитарным состоянием вагонов, своевременным приготовлением кипятку к приходу эшелонов и на время их стоянок, своевременным продвижением эшелонов с беженцами — поляками. Не допускать подачу вагонов предварительно, не продизинфецировав последние. Следить за своевременной подачей вагонов под нагрузку и немедленного их отправления, для чего каждая тройка ежедневно несет на своем участке очередное дежурство. За малейшую расхлябанность и невыполнение своих обязанностей агентами дорог отношении беженцев сейчас же составлять акт с выяснением персональных виновников и предании их судебной ответственности. Обратить внимание на то, чтобы в местах, где ощущается недостаток досок, печей и топлива, администрация дорог изыскивала эти средства и в случав критического положения с указанными средствами на дороге немедленно обращалась за помощью к городским органам, одновременно ставя губчека и прося ее помочь в этом деле. Зорко следить за своевременной изоляцией больных, а в случае смерти кого-либо из беженцев производить немедленную уборку трупов. Требовать от санитарных пунктов максимума внимания к проходящим эшелонам с беженцами. Наблюдать, чтобы эшелоны с беженцами подавались в непосредственной близости к пунктам питания…».

С конца августа 1921 г. въезд в РСФСР был разрешен лишь лицам, о приезде которых было достигнуто соответствующее соглашение, а с 20 октября 1921 г. въезд в страну был возможен только по особым разрешениям, выдаваемым полномочными представителями Советской республики за границей. Руководство ГПУ обратило внимание, прежде всего на возвращавшихся на родину бывших солдат Русского экспедиционного корпуса во Франции и белогвардейцев. Это было и выполнением ряда решений Политбюро ЦК РКП(б): об эмигрантах, прибывших из Америки и Англии (28 марта 1921 г.), о возвращении в РСФСР врангелевцев (5 апреля 1921 г.), о врангелевцах (10 октября 1921 г.), о белогвардейцах на Дальнем Востоке (8 мая 1924 г.), об эмигрантских центрах (30 июля 1925 г.), об эмигрантах (29 октября и 12 ноября 1925 г.)

24 января 1922 г. постановлением Президиума ВЦИК РСФСР были отмены всякие ограничения проезда по железнодорожным и водным путям сообщения страны (в связи с уничтожением прифронтовых заградительных зон и по случаю эпидемий) до пограничных пунктов, а 6 сентября 1922 г. Президиум ВЦИК РСФСР разрешил беспрепятственный проезд всем гражданам на территории СССР.

Ввиду прекращения массовых перемещений граждан Советской России и других государств, 30 апреля 1923 г. было решено ликвидировать Центроэвак. Задача принятия врангелевцев, бывших солдат Русского экспедиционного корпуса во Франции, белогвардейцев, находившихся в Китае, карельских беженцев, остатков кронштадских мятежников была поручено пограничным карантинным пунктам, которые перешли в ведение ГПУ.

Для пресечения свободного проезда по железнодорожным и водным путям сообщения по территории РСФСР шпионов, дезертиров и лиц, разыскиваемых органами власти, был установлен контроль за передвижением пассажиров. Он осуществлялся сотрудниками ТЧК (ТО ГПУ).

Органами безопасности были приняты меры к упорядочению служебных командировок. 16 марта 1921 г. Дзержинский писал Э.М. Склянскому: «Белогвардейцы пользуются поддельными и настоящими командировочными свидетельствами для проезда и жительства в Москве, Питере и др. городах. Для борьбы с этим необходимо строго следить за явкой их куда следует и за визировкой их свидетельств.

Прошу распорядиться прислать все имеющиеся на сей предмет декреты и постановления, а также справку, как обстоит на самом деле, а также у кого именно и где должны визироваться приезжающие и уезжающие, командируемые Военным ведомством, как комсостав, так и красноармейцы. Это дело необходимо срочно урегулировать. Просил бы прислать мне и Ваши соображения.

После письма Я. Ганецкого об обмене денег дипкурьерами и ограничении командировок в Рижское представительство 24 января 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде: получить списки всех, которые «за последние два месяца ездили по делам — паспортами (в особ, «сопровожд.» курьеров) и мотивы их командировок», в будущем регулярно представлять в ИНО ВЧК списки всех лиц, уезжавших за границу с дипломатическим паспортом, за 24 часа, потому что «несмотря на все обещания и настойчивые требования с нашей стороны — это не выполняется. — «Тогда мы все будем в курсе всех фиктивных командировок. Бывали случаи, когда 00 ВЧК отказывал в визе, а НКИД давал дипл. пасп. сотрудникам НКИД, чтобы не затягивать отъезда (!1 из-за наших виз (секретной. Надо все это проверить и можете сделать только Вы теперь! Расследовать все случаи, этот «отдых» недопустимое безобразие.

По распоряжению Дзержинского были приняты меры к отказу в выдаче мандатов государственных учреждений лицам, высланным за границу, чтобы они не могли поступать на службу в отделения Внешторга, Центросоюза и других советских учреждений за рубежом. В отношении же тех, кто добросовестно сотрудничал с советской властью, Председатель ГПУ рекомендовал «принять меры и содействовать устранению всего того, что мешает специалистам работать с полной продуктивностью и честно». Вместе с тем по линии НКИД было дано указание всем представителям дипломатических и торговых миссий и посольств не давать никаких справок без предъявления соответствующих мандатов.

Закрытие каналов получения информации. Органы ВЧК-ОГПУ были нацелены на сообщения в центр о положении на местах для принятия экстренных мер. 13 марта 1921 г. Дзержинский направил телеграмму всем предгубисполкомов и губЧК: «Ввиду тревожного положения Республики настоящее время, необходимо в порядке беспрерывной и постоянной связи предгубчека с Центром о всех крупных событиях губернии немедленно извещать телеграфно вечека. Вечека просит губисполкомы обязать всех предгубчека на вызов из вечека по прямому проводу подходить немедленно, уже имея готовую информацию о состоянии губернии».

Особое внимание было обращено на недопущение утечки секретных сведений из госаппарата. По каждому случаю нарушения правил конспирации проводилось разбирательство. Только в 1921 г. таковых было два. В марте 1921 г. были разглашены секретные сведения о валютных операциях сотрудниками НКВТ Гефтером и Эпштейном. 30 марта Дзержинский поручил Могилевскому арестовать этих лиц и проверить, как они были приняты на работу, расследовав, «ηιω им было известно.

12 апреля 1921 г. 1921 г. Дзержинский выступил с докладом в Политбюро ЦК РКП(б) «О разглашении секретных сведений Наркомвнешторга». Политбюро решило «Поставить на вид т. Аванесову недостаточную осторожность в обращении с секретными сведениями Наркомвнешторга и предложить в будущем к такого рода сведениям относиться с сугубой осторожностью ведя запись, кому персонально передаются сведения».

Органами ВЧК была усилена работа по разоблачению вражеской агентуры среди сотрудников госаппарата. С 18 июля 1921 г. «в целях охраны и сохранения как военной, так и технической и экономической тайны государства», чекисты были обязаны вести наблюдение за состоянием режима секретности на всех предприятиях и в учреждениях, за работой лиц, имевших доступ к государственной тайне, политическим, экономическим и военным секретам. Этому уделяется все больше внимания. По предложению ГПУ были установлены более строгие требования к проверке всех назначаемых на должности, связанные с секретной перепиской. Проверка и постановка на учет всех служащих проводились специальными отделами ГПУ, и допуск к работе осуществлялся только с их согласия. Наркоматы и другие советские ведомства издавали распоряжения, в которых учитывались рекомендации ОГПУ. Например, приказ по ВСНХ № 269 от 6 января 1925 г. гласил: «Всякая кандидатура на секретную переписку предварительно согласовывается с органами ОГПУ, на местах с соответствующими губотделами ОГПУ, а в центре со Специальным отделом при ОГПУ и только с их согласия допускается к исполнению секретной переписки». А с 11 февраля 1925 г. ВСНХ, исходя из предложения Спецотдела ОГПУ установил новый порядок личного состава своих подразделений, занимавшегося «секретной перепиской, согласуя каждое назначение с соответствующим губотделом ОГПУ».

Под сомнением были сотрудники, у которых родственники находились за границей. 12 марта 1925 г. председатель ОГПУ просил Ф.Кона навести справки о том, «работает ли в НКИДел машинисткой некая Леонова,б. раньше в Риге, где вышла замуж с парт. тов. Леоновым — кретином и калекой. Обратить на нее внимание — из Риги по подозрению она была отослана (муж откомандирован)».

Дзержинский внимательно следил за работой общественных организаций, которые могли быть связаны с зарубежными спецслужбами. 16 августа 1921 г. он писал Менжинскому о «Союзе эсперантов-коммунистов» — «Сегодня Оргбюро решило их ликвидировать, но выяснилось, что это была самозваная организация, идеальная для постановки против нас шпионажа. У них отделы и связь с заграницей — в Ревеле, Праге и др. городах. Необходимо поручить Артузову и Могилевскому заняться ими. Надо снестись с Соловьевым и Залуцким». 18 июня 1926 г. председатель ОГПУ обратился к Мессингу с запиской: «Для меня, безусловно, ясно, что в Комитете по делам изобретателей нечисто ни на счет денег, ни на счет сношений с заграницей. Между тем никак нельзя к ним подойти. Нет ли у Вас материалов и каково Ваше мнение? Все, что у Вас есть по этому комитету, пришлите Герсону, которому я поручил заняться этим делом».

Органы безопасности приняли меры к тому, чтобы периодическая печать не была источником информации для противника.26 апреля 1923 г. И.С. Уншлихт обратил внимание органов ГПУ на появление в ряде журналов и газет статей о военной промышленности с указанием адресов заводов, числа рабочих, производственных программ и других сведений, представлявших военную тайну. ГПУ довело до губотделов список 69 предприятий военной промышленности, и чекистам было вменено в обязанность не пропускать о них сведения в печать.

В параграфе 26 перечня сведений, не подлежавших оглашению, утвержденном зампредом РВСР М.В. Фрунзе 14 апреля 1924 г., были указаны и «сведения, прямо или косвенно относящиеся к оперативной работе органов ОГПУ». Еще раз было подчеркнуто, что публикация фактов, хотя бы и косвенно относящихся к работе ОГПУ, разрешается только с ведома ОГПУ и ПП ОГПУ. С 17 августа 1925 г. Президиум ВЦИК запретил посылку секретных печатных материалов в Центральную книжную палату, предложив направлять таковую в местные органы ОГПУ.

В документах, принятых 1917–1926 гг., особо подчеркивалось, что необходимо и в самих органах безопасности «строго следить за исполнением всех положений о сохранности секретных сведений, шифров и секретной переписки. Всех, не умеющих соблюдать конспирацию, привлекать к ответственности и подвергать строгим наказаниям вплоть до лишения права работать в ВЧК. Болтунов и неуместно интересующихся секретами, удалять из органов ВЧК». Необходимо понять и учесть, говорил Дзержинский в те дни, что «государство воплощается в людях, а сплошь и рядом в советских учреждениях на трех-четырех сознательных коммунистов приходятся сотни буржуазных служащих, пропитанных капиталистической психологией…».

Руководство ГПУ снова обратило внимание своих сотрудников на сохранность и пересылку секретных документов, в первую очередь, приказов, циркуляров, шифров и других материалов по вопросам оперативной деятельности. Так, 27 октября 1922 г. ГПУ отметило, что «хранение и учет приказов во многих местных органах поставлены крайне небрежно». Это было необходимо, потому что участились случаи, когда чекистские документы становились достоянием иностранных разведок и эмигрантских центров. Утрата секретных документов и шифров вела к раскрытию специфических методов работы органов безопасности.

Но подчас пропадали не только документы. Достоянием противника становились даже святая святых — шифры. У после Гражданской войны выяснилось, «что раскрытие шифров было детской игрой для польских специалистов», поскольку в «Красной Армии в тот период еще применялись кодовые таблицы, сохранившиеся со времен империалистической войны», имевшиеся, конечно, и у поляков.

В 1921 г. Дзержинский поручил Уншлихту «издать приказ, чтобы Шифровальный отдел шифрованные телеграммы посылал в одном экземпляре только адресату, оставляя у себя в разносной книге отметки: номер телеграммы, число, откуда и от кого, кому и ясную расписку получателя. Размножение таких телеграмм должно быть урегулировано особыми правилами, проект которых было поручено разработать Спецотделу.

31 марта 1921 г. своим приказом Дзержинский объявил «для строгого и неуклонного исполнения», что «секретные бумаги, доклады, следственные дела, информационные бюллетени, оперативные сводки, дислокации и вообще все пакеты с надписью «совершенно секретно» посылать только курьерами, а не почтой, ввиду возможности пропажи их».

Некоторые губЧК (губотделы ГПУ) издавали свои газеты и журналы, где помещали материалы о структуре чекистского аппарата и методах его работы. Это вело к отступлению от общих правил конспирации. 16 марта 1923 г. распоряжением Уншлихта и приказом ГПУ от 23 мая 1923 г. всем губотделам ГПУ было запрещено без санкции ГПУ печатать документы, доклады, брошюры и отчеты с описанием методов работы, давать какие-либо сведения для печатных изданий. Это право было предоставлено центральному аппарату. С 3 апреля 1926 г. ни одно печатное произведение о чекистах не издавалось без разрешения зампреда ОГПУ Г.Г. Ягоды.

Принцип конспирации нередко нарушался и уволенными сотрудниками, занимавшимися литературной деятельностью. Поэтому были приняты меры к запрету ими публикаций о работе органов безопасности, кроме статей «общего характера». С 20 августа 1925 г. приказом ОГПУ все чекисты при увольнении были обязаны давать подписку о том, что при занятии литературной или сценической деятельностью, прямым или косвенным путем не будут разглашать в печати, при чтении лекций, написании сценариев и т. п. сведений об агентурно-оперативной работе органов ВЧК-ОГПУ.

Подписка давалась по определенной форме и обязывала бывших чекистов согласиться на цензуру своих произведений: «Я, нижеподписавшийся… даю настоящую подписку в том, что, если по увольнению из органов ОГПУ буду заниматься литературной или сценической деятельностью, то обязуюсь ни в коем случае не разглашать прямым или даже косвенным путем в печати (периодической или непериодической), сценической деятельности, литературных и т. п. диспутах, лекциях и отдельных выступлениях сведений об агентурно-оперативной работе ВЧК и ОГПУ, как в прошлом, так и в настоящем, а в тех случаях, когда вышеуказанные произведения уже имеются в виде рукописей, подготовленных к изданию — не продавать издательству или не выпускать автор(ским) изданием без согласия на то соответствующих органов ОГПУ, для чего их предварительно передавать последним на просмотр».

Несмотря на грозные приказы и другие принимаемые меры случаи нарушения сотрудниками конспирации были не единичными. В середине апреля 1917 г. по рапорту заведующей отделом по борьбе с контрреволюцией МЧК Н. А. Рославец на имя Ф.Э. Дзержинского о хищении из отдела текста с ценными бумагами, находившимися в незапертом шкафу у следователя Тер-Каспаряна, председатель ВЧК распорядился подвергнуть следователя аресту на месяц с исполнением обязанностей».

17 июня 1922 г. у фельдегеря ГПУ Маттисона была похищена секретная почта. 10 июля 1922 г. Дзержинский поручил В.Л. Герсону сообщать о том, «как наказан фельдъегерь (его фамилия), у которого пропала почта, удален ли он, установлено ли за ним наблюдение. Какие меры приняты против повторения таких случаев? Что дало расследование здесь и в Ростове? Кто ведет это следствие здесь и в Ростове? Может ли быть подозрение, что фельдъегерь был подкуплен? Необходимо обдумать средства предупреждения таких случаев с особо секретными пакетами. Может быть, посылать в таком случае двоих. Прошу сделать письменный доклад для доклада в ЦК».

Похищенные пакеты были найдены. Фельдкорпус принял дополнительные меры для обеспечения надежной охраны секретной корреспонденции.

Важнейшей задачей органов безопасности в годы нэпа было пресечение деятельности спецслужб противника на границе и в приграничных районах страны.

В годы Гражданской войны немало было желающих выехать за рубеж. Но органы ВЧК пресекали эти попытка. 30 июня 1918. на Ярославском вокзале были задержаны И. В. Box, И.М. Нагавецкого, С.К. Жубра. М. Золотницкого и Г.В. Петросяка, которые хотели выехать во Францию на Западный фронт за исключением Петросяка, провожавшего своего товарища — Закржевского.

26 сентября 1918 г. Ф.Дзержинский и Э.Прухняк подписали заключение, в котором было указано, что Закржевский, «проживая в Москве, как человек не безграмотный, знал по газетам отношение французской миссии к нашим внутренним делам и несмотря на это, считал возможным войти в связь с нею. Закржевский не может быть рассматриваем как человек несознательный, втянутый в дело другим лицом.

Предлагаю направить его в концентрационный лагерь как французского военнопленного».

Что же касается других, то авторы заключения считали, что «узжающие люди интеллигентные, не могущие не сознавать, что их предприятие в момент, когда связь между французской миссией и чехословацким мятежом была очевидна для всякого, являлось шагом весьма нелояльным по отношению к нам» и за поддержание связей с французской миссией и нелегальный выезд было предложено И.В. Воха, И.М. Нагавецкого, С.К. Жубра и М. Золотницкого отправить в концентрационный лагерь, а Г.В. Петросяка — освободить.

В 1918–1920 гг. под особым контролем находилась вопросы пересечения границы. Только в мае 1919 г. это вопрос обсуждался в Совете Рабоче-Крестьянской Обороны, СНК и ВЧК.

13 мая 1919 г. Совет Обороны заслушав вопрос «О пропуске высылаемых из Финляндии и Мурмана», постановил «поручить ВЧК принять меры по установлению особо строгого контроля при въезде в Россию беженцев из Финляндии и Мурманского края с тем, чтобы подозреваемых в сочувствии белогвардейцам не пускать ни в коем случае, а остальных пропускать с особой осторожностью и направлять их на работы по соглашению с ВСНХ и Нар комземом». Данное постановление было передано Дзержинскому. Был также обсужден вопрос «Об отправке беженцев в Галицию и Польшу и др. места». Было решено поручить ВЧК создать комиссию для расследования вопроса о пропуске беженцев через Западный фронт «с принятием особых мер к задержанию мужчин призывного возраста и подозрительных лиц», а также выяснить политическое настроение беженцев. С докладом по этому вопросу через неделю было предложено выступить Дзержинскому.

26 мая 1919 г. Совет Рабоче-Крестьянской Обороны принял к сведению доклад Дзержинского о пропуске беженцев через Западный фронт и их политическом настроение и назначил в Совете Обороны его доклад через две недели о дальнейшем ходе работ комиссии по проверке беженцев, направляющихся через Западный фронт»

31 мая 1919 г. В.И. Ленин и Ф.Э. Дзержинский обратились к населению с воззванием «Берегитесь шпионов!». В нем говорилось, что «наступление белогвардейцев на Петроград с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройства восстаний в тылу, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций». Поэтому все должны быть на посту, удвоить бдительность, «обдумать и провести самым строгим образом ряд мер по выслеживанию шпионов и белых заговорщиков и по поимке их».

После заключения Брестского мира 20 июня 1919 г. органы ВЧК задержали В. М. Виноградова при оформлении пропуска в прифронтовую полосу и направили в Особый отдел ВЧК по подозрению в шпионаже в пользу Японии. Петроградский комитет продовольствия обратился к Ленину. 24 июня Ленин просил Дзержинского: «распорядиться проверкой и ответом мне». На запрос В. И. Ленина ВЧК ответила, что 27 июня Виноградов осужден к заключению на два года. Затем дело его было пересмотрено. 31 июля 1919 г. Президиум ВЧК, учитывая поручительство А. Е. Бадаева и ходатайство коллегии Продовольственного комитета, освободил Виноградова из-под стражи.

Дзержинский был категорически против допуска отдельных лиц на территорию Советской России. 22 апреля 1920 г. В.И.Лениным была получена телеграмма из Ревеля от Э.И. Гуковского о требовании группы белых офицеров, не сочувствующих никаким партиям, права возвращения в Россию и работать для нее при «полной неприкосновенности, гарантии». В. И. Ленин телеграмму Э. И. Гуковского передал Ф. Э. Дзержинскому 26 апреля 1920 г., тот заявил, что «с ними и говорить не следует, раз они требуют».

После разгрома армии Врангеля, 16 ноября 1920 г. Ф.Э. Дзержинский отдал распоряжение В.Н. Манцеву о принятии дополнительных мер для того, чтобы «из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец. Поступайте с ними согласно данных Вам мною в Москве инструкциям. Будет величайшим несчастьем Республики, если им удастся просочиться. Из Крыма не должен быть пропускаем никто из населения и красноармейцев. Все командированные должны быть сугубо контролированы. Примите самые энергичные меры и ежедневно докладывайте мне, что Вами предпринято и с каким результатом во исполнение данного приказа».

После Гражданской войны, 22 марта 1921 г. Дзержинский писал Ягоде: «Контроль на погран. пунктах, говорят, ниже критики. Нет записей, кто презжает и кем выдан паспорт. Необходимо наладить дело как в «доброе» старое время. Прошу доложить справкой».

В конце июня 1921 г. председатель ВЧК получил докладную записку уполномоченного Президиума ВЧК Губина и сотрудника МЧК Попова, в которой отмечалось, что бежавшие за границу участники Кронштадтского мятежа, примыкавшие к контрреволюционной организации профессора В.Н. Таганцева, активно используются финской, английской и американской разведками для подрывных акций против Советского государства. Еще во время операции по разгрому организации В.Н. Таганцева чекисты выявили ряд переправочных баз контрабандистов в районах Ораниенбаума и Петергофа. Иностранные разведки использовали эти базы для переброски агентов и диверсантов через советско-финскую границу.

В связи с этим Дзержинский приказал принять меры по усилению охраны границы с Финляндией. 3 июля 1921 г. он писал в Оперативное управление: «Необходимо обратить внимание на охрану финляндской границы и во что бы то ни стало связаться с бежавшими в Финляндию кронштадтцами».

В Советскую Россию иностранные агенты прибыли под видом членов компартий других стран. Поэтому 15 марта 1921 г. Дзержинский приказал Ягоде всех «назвавшихся коммунистами и командированными в Россию немедленно с провожатым (если нельзя сразу проверить правдивость заявлений) отправлять в Питер или Москву, где немедленно выяснить личность…». 29 ноября 1921 г. он поручил Ягоде «наладить контроль над приезжающими из-за границы партийными товарищами в Коминтерн, его здешние секции и РКП.

Коминтерн и его секции выдают членские билеты и на основании их и РКП выдает билеты РКП. Необходимо кому — н. поручить заняться этим вопросом, расследовать, снестись с А. и затем доложить нам. Таким путем очень легко к нам могут проникнуть шпионы самые опасные»'.

И в то же время председатель ВЧК считал возможным допуск в страну некоммунистов. Так, в ответ на письмо представителя АРЕ полковника Хаскеля от 23 февраля 1921 г. на просьбу о разрешении въезда в Россию Джона А. Перса Дзержинский ответил, что после ознакомлении с данными, имевшимися в его распоряжении, «вынес убеждение, что г-н Джон Лере во всяком случае не является другом Советской России, а сочувствует старой умирающей России.

Несмотря на это, я считаю возможным изменить свое первоначальное решение и дать г-ну Персу под Вашим поручительством разрешение на въезд в Советскую Россию».

В августе 1923 г. была издана инструкция контрольно-пропускным и карантинным пунктам губернских и областных отделов ГПУ по приему, отправке, учету и регистрации контингентов, возвращавшихся из заграницы в Россию по амнистии или по решениям СНК с целью обнаружения агентов, направленных зарубежной белой эмиграцией и иностранными разведками для ведения шпионажа и организации бандитских выступлений; офицеров и других лиц, занимавшихся контрреволюционной деятельностью и возвращавшихся под видом рядовых участников «в силу тоски по родине»; разного «вредного элемента, проникающего в Россию под видом жен, родителей и прочих родственников».

Многие агенты иностранных спецслужб выдавали себя за перебежчиков по политическим мотивам. Только в Ленинградском военном округа в 1923–1925 гг. их число достигло 7157 человек, в том числе 3209 русских, 711 финнов, 936 эстонцев, 660 латышей, 96 немцев, 242 литовца, 283 поляка, 141 еврей, 2 румына и лица других национальностей. В 1926 г. на границе СССР было задержано 54 269 нарушителей, из них 17 434 были перебежчиками (задержанными без контрабанды).

Добровольная явка в органы ОГПУ перебежчиков, не пойманных при переходе границы, говорила о том, что значительный процент их проник незамеченным, и таким образом, число нарушителей границы было значительно большим.

Еще 14 октября 1922 г. НКВД отдал распоряжение отделам управления пограничных губерний «иметь неослабное наблюдение за всеми перешедшими нелегально пограничную линию, дабы под видом эмигрантов не проникали элементы, могущие причинить вред республике». А 3 октября 1923 г. ГПУ был издан приказ «О порядке движения и направления лиц, задержанных при переходе границы».

Каждый перешедший границу и возвращавшийся в Советскую Россию должен был допрошен для получения оперативной информации. Характерно распоряжение Дзержинского 1924 г. Менжинскому: «Из Китая сейчас вернулся б. нач. штаб Дутова ген. Зайцев. Был у Стеклова. Тот говорит, что передает очень интересные вещи. Необходимо и нам с ним снестись, если. это до сих пор не сделано».

Многие перебежчики после фильтрации рассылались органами ОГПУ по всей территории СССР, но, оказавшись в тяжелых материальных условиях, пускались в бродяжничество или устраивались на какую-нибудь работу, «являясь хорошим материалом для вербовки закордонными шпионскими диверсионными организациями». Так, бывший дворянин и камергер, член Государственного Совета, член монархической группы великого князя Николая Николаевича — А.А. Микулин содержал квартиру, на которой укрывал прибывавших из-за границы шпионов, диверсантов и террористов. По приговору Коллегии ОГПУ он был расстрелян .

В связи с обострением международного и внутреннего положения страны политическое руководство по предложению Дзержинского наряду с другими принимало превентивные меры по отношению к отдельным группам населения. Эта мера практиковалось не только в Советской России, но и в других странах. Сошлемся на США. Так, после нападения Японии президент Ф. Рузвельт приказал выселить всех японцев с тихоокеанского побережья. И никакого шума по этому поводу ни тогда, ни позже не поднималось. Но стоило Советскому Союзу накануне Великой Отечественной войны осуществить аналогичные, но несопоставимые по масштабу меры, как его обвинили в массовых репрессиях, в депортации коренного населения и уничтожении сотен тысяч невинных людей.

В пограничной полосе из милиции и органов таможенного надзора были удалены беспартийные поляки, эстонцы, латыши, финны, румыны, цыгане, лица других национальностей, семьи которых проживали в Польше и Румынии, и «заподозренные в шпионаже, контрабанде и пособничестве контрабандистам».

Важное значение в борьбе со шпионажем на границе уделялось оперативной работе (по терминологии того времени, политической охране границы). К 1926 г. ею непосредственно руководил КРО ОГПУ с учетом специфики каждого района. Так, в Украине успешно сотрудничали КРО и управление пограничной охраны УССР. На 1 апреля 1925 г. по всем пограничным отрядам имелось 917 осведомителей, примечательно, что при этом «недостатка в средствах на борьбу с контрабандой при ведении агентурной работы не ощущалось». С октября 1925 г. по октябрь 1926 г. сотрудники КРО и УПО задержали 243 шпиона и 208 их пособников и связников, ликвидировали 11 уголовных банд, задержали 2437 перебежчиков, из которых 2170 было выдворено обратно.

Наряду с разработкой общих мероприятий по борьбе со шпионажем и антисоветскими эмигрантскими центрами Дзержинский осуществлял конкретное руководство многими операциями.

Наиболее активным было противоборство органов ВЧК-ОГПУ под руководством Дзержинского с английской разведкой.

28 июня 1918 г. ВЧК арестовала учителя английского языка Ф. М. Уайбера за причастность к организации, готовившей покушение на немецкого посла Мирбаха. Во время обыска на его квартире в одной из книг были обнаружены листки с зашифрованным текстом, один из которых был передан в германское посольство. Посольство возвратил листок в ВЧК, приложив к нему ключи для расшифровки текста. С помощью ключа все шесть листков были прочитаны. 16 июля 1918 г. Дзержинский в записке Н.Е. Гальперштейну отмечал, что П.И. Стучка предложил выслать Уайбера за границу. На основании постановления Особой следственной комиссии Уайбера выслали за границу, изъятые у него при аресте деньги ему возвратили.

В 1919 г. был разоблачен заговор послов, в котором участововал английский посол Р.Г.Б. Локкарт. Целью заговора были: дезорганизация Красной Армии и подкуп латышских стрелков, охранявших Кремль (возглавлял сам и Локкарт и офицер английской разведки Сидней Рейли), взрыв мостов, поджоги продовольственных складов и др.(ответственен французский офицер Вертамон), шпионаж, организация которого была поручена американскому торговому агенту Каломатиано.

Дело Локкарта закончилось распоряжением Дзержинского от 11 ноября 1919 г. о перечислении в секретариат ВЦИК ассигновки в 696 912 руб.78 коп. и наличными 490 083 руб., полученных Березиными, из них 1 200 тыс. были даны Р.Г.Б. Локкартом.

В 1921 г. возникло дело, связанное с английской разведкой — дело А.Ф. Нуортевы.

19 марта 1921 г. ВЧК арестовала Нуортеву по обвинению в шпионаже. В связи с его жалобой на необоснованность ареста была создана особая комиссия ЦК РКП(б), которая вынесла заключение, что «ВЧК имела достаточно оснований не только для задержания Нуортевы, но и для содержания его под стражей на все время предварительного следствия до выяснения всех обстоятельств дела». По одному делу с Нуортевой 19 марта1921 г. ВЧК арестовала и В.Б. Вильямса (Клермана), уличив его в шпионаже в пользу Англии.

24 марта 1921 г. Дзержинский писал Ягоде и Менжинскому: «В связи с делом Нуортеве, надо вопрос о НКИнделе поставить во всей широте. Может та же комиссия (Менжинский, Горбунов и Катаньян) разработать и этот вопрос для внесения в ЦК. Считаю, что в настоящее время следует вскуэаботу Иностр. отдела сосредоточить на НК Инделе самом, т. е. дать настоящее лицо этого комиссариата и всех его сотрудников и изыскать меры его полного обновления и реорганизации. Иначе вся наша работа по борьбе со шпионством — впустую.

Привлечь к этой ударной работе следовало бы цепиком Могилевского (передав его потом, м. быть, в НКИДел) и частично Бокия. Прошу сегодня же доложить Ваши предложения, согласованные со всей комиссией Менжинского».

На следующий день Дзержинский сообщил В.И.Ленину о том что получил его записку о информации Луизы Брайант и письмо Вандерлипа Вашингтона Б. и сообщил о данные о Нуортеве. Нуортеве принял на пост фактического секретаря отдела стран Согласия и Скандинавии агента английской полиции В.Б. Вильямса, который должен был вскрывать всю, в том числе и секретнейшую переписку. Против Вильямса были возражения, даже дошедшие до Нуортевы указания, что Вильямс шпион, на что Нуортева не обращал внимания. Вильяме пытался даже вступить в РКП б), но ячейка его не приняла, пытался также устроиться в особый отдел, но и там не был принят. Нуортева старался сорвать переговоры с Вандерлипом, мотивируя это тем, что сейчас в Америке влиятелен иной трест. На такую политику никто из коллегии Народного комиссариата иностранных дел его не уполномочивал. К тому же Нуортева сознательно не докладывал Г.В. Чичерину многих деталей по делу Вандерлипа, имевших важное политическое значение. Он исказил текст телеграммы в Америку, исправленный Л.К. Мартенсом, после беседы с В.И. Лениным, восстановив свой текст (о закупке продовольствия для рабочих за границей) и задержал на 10 дней отправку срочной телеграммы, составленной Л.К. Мартенсом. Из кабинета Нуортевы неоднократно на несколько дней пропадали секретнейшие документы в оригинале (например, письмо Вандерлипа о его полномочиях). Документы обычно находил потом Вильямс, причем Нуортева о пропаже знал, но никогда об этом не сообщал в ВЧК. При обыске у Нуортевы найдены для отправки с дипломатической почтой в Финляндию вместе с партийными бумагами Финской компартии подозрительные письма с условными подписями и целым рядом фотографий финских коммунистов для отправки в Финляндию, причем Нуортева путается в своих показаниях и не может установить авторов. Он поддерживал тесную связь с представителями правительства Финляндии, неоднократно встречаясь на частных квартирах с секретарем миссии, скрывая это.

У Нуортевы было обнаружено значительное количество материалов из-за границы, находившейся у него до месяца и предназначенных для ВЧК для принятия мер против шпионов. Нуортева объяснил это тем, что не удосужился передать нам. В его кабинете обнаружена сводка о дислокации частей Красной армии на 20 февраля 1921 г. Нуортева испугался этой сводки и заявил, что не может быть, чтобы у него была эта сводка. Карахан же заявил, что у них бывали такие сводки.

Ко всему этому Нора Хелльгрен обвинила Нуортеву в ряде мелких дел и в том, что Нуортева задержал ее телеграмму Мартенсу, предупреждающую о том, что в Россию хочет поехать шпион Дукворт, которому не следует давать визы. Мартенс, не получив телеграммы, визу наложил, и только Литвинов уже не пропустил его в Россию. Хелльгрен готова и требует огласки своих обвинений на суде. Сама Хелльгрен, по показаниям Мартенса, заслуживает полного доверия.

В заключение Дзержинский отметил, что «сам Нуортева, по собранным о нем данным, человек неопрятный в денежных делах и делах материального характера. Вандерлип прямо обвиняет его в присвоении его ящиков с провизией. Нуортева в этом сознался, сказав, что роздал знакомым. Надо добавить еще, что Нуортева, привлекая к себе шпиона Вильямса, не имел никаких данных доверять ему, обвиняет легко товарищей в предательстве (Фрейна, Грузенберга)».

26 марта 1921 г. Председатель ВЧК информировал В.И. Ленина о предъявлении обвинения Нуортеве. В этот же день было проведено совещание о работе НКИД, на котором признано необходимым обследовать постановку дела в НКИД специально созданной комиссией из 5 человек, а Ф.Э. Дзержинскому поручено «провести через ЦК РКП образование указанной комиссии», в состав которой от ВЧК включить Давыдова, Могилевского и Ягоду.

23 января 1922 г. комиссия сообщила в ЦК РКП (б) свое заключение: дело следствием продолжить, Нуортеву из-под стражи освободить.

7 сентября 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) создало еще одну комиссию для решения вопроса о реабилитации Нуортевы. Комиссия согласилась с заключениями НКЮста от 22 января 1922 г., ГПУ от 22 февраля 1922 г. и ЦКК РКП (б) от 2 марта 1922 г. и определила, что «хотя для признания Нуортевы виновным в шпионаже достаточных данных не установлено, тем не менее в свое время имелись все основания для принятия по отношению к нему необходимых предупредительных мер» .

Коллегия ГПУ 13 мая 1922 г. решила шпиона Вильямса, принимая во внимание его польское подданство, выдворить из Советской России в Польшу. Но польское правительство отказалось признать его польским подданным, и комиссия НКВД по административным высылкам 16 июня 1923 г. постановила выслать Вильямса в Екатеринбургскую губернию сроком на 3 года.

В 1923 г. сотрудник газеты «Гудок» Коньков-Гобби был заподозрен в шпионаже. Он познакомился с секретарем английской миссии Г. Гароди в начале ноября 1923 г. в Музее изящных искусств. Гароди предложил Конькову-Гобби заняться пропагандой идеи сближения России с Англией, за что готов был давать вознаграждение. 15 ноября 1923 г. Коньков-Гобби встретил любовницу Гароди на улице и просил ее во что бы то ни стало устроить свидание с англичанином, так как располагал «очень важным материалом для передачи ему». Это были сведения о положении в высшем партийном руководстве, о ходе партийной дискуссии и другие документы.

При передаче материалов Коньков-Гобби был арестован ГПУ.

25 ноября 1923 г. Дзержинский писал Менжинскому: «Дело Конькова-Гобби имеет огромное значение для партии. Необходимо послать детальное сообщение ЦК и т. Андрееву» и просил распорядиться составить проект такого сообщения и дать ему на подпись. В сообщении он предложил дать детальное описание и партийную принадлежность этого Гобби, кто его рекомендовал, его социальное положение, как попал в «Гудок», что он говорил о склоках в редакции «Гудка», как познакомился с англичанами и детально о том, «что он говорил англичанам (в кавычках и без кавычек) о внутрипартийном] положении».

28 ноября 1923 г. Дзержинский сообщил в ЦК РКП (б) Сталину об аресте «с поличным» сотрудника редакции газет «Гудок» английского шпиона-коммуниста с 1918 г. Конькова-Гобби и предложил: «В этой связи правильно будет провести в партийном порядке чистку редакции «Гудка» и чистку от меньшевистской заразы типографии «Гудка», если есть хотя бы доля правды в ревеляциях шпиона Гобби, для чего (а также для проверки его сведений) назначить тройку в составе Андреева (председатель), ЦКК и меня.

Транспорт надо во что бы то ни стало, в связи с международной обстановкой, очистить от меньшевиков и неустойчивых элементов, докатывающихся до английской разведки».

В продолжение дела английского шпиона 12 марта 1924 г. Дзержинский писал Благонравову: «Еще 2/III П/бюро поручило Андрееву, мне и представ. ЦКК заняться пересмотром аппарата «Гудка» в связи с делом Конькова-Гобби. Т. Андреев не созвал нас, и дело заглохло.

Просьба собрать информацию об аппарате «Гудка» и прислать мне с заключением. Есть ли нужда заняться сейчас этим вопросом нашей тройке?».

В 1925 г. английская разведка лишилась одного из лучших своих агентов. На следующий день после окончания сенсационного суда над Б.В. Савинковым помощник А.Х. Артузова положил на его стол новое дело, на картонной обложке которого было выведено только одно слово — «Рейли».

Английский супершпион Сидней Рейли никогда не скрывал, что борьба с Советами остается для него делом всей жизни, и он вел ее по трем направлениям: пропаганда, террор и диверсии. Он не был простым шпионом. Так, всякий раз, оправляя документы в Лондон, он прилагал к ним собственные комментарии, рекомендации, исходившие из оценки политического, экономического и военного положения в Советской России.

Еще в ноябре 1918 г. С. Д. Рейли за шпионскую деятельность заочно был приговорен к расстрелу Верховным революционным трибуналом республики. Но ему удалось сбежать.

В апреле 1925 г. Рейли отправил в адрес легендированной антисоветской организации (МОЦР) письмо, в котором рекомендовал перейти к тактике активных действий, решительным способам борьбы с советской властью вплоть до проведения террористических актов против руководителей партии и правительства. Именно после ознакомления с этим планом Дзержинский дал Артузову указание принять все меры к выводу Рейли на территорию СССР и его аресту.

Так продолжалась оперативная игра ОГПУ с целью поставить под контроль антисоветское монархическое подполье в СССР, проникнуть в белогвардейские зарубежные центры и парализовать их террористическую активность, обеспечить дезинформацию спецслужб противника. Частью этой игры была тщательно подготовленная операция «Трест», чтобы вывести С. Рейли на советскую территорию и арестовать.

Его переход через границу обеспечила финская разведка. Этому предшествовала переданное им (через английского агента в Финляндии белоэмигранта Н.Н. Бункакова) письмо Якушеву с различными советами по борьбе с большевиками. На встрече с Рейли в Хельсинки А.А. Якушев и Мария Захарченко-Шульц убедили его приехать в Москву.

25 сентября представители финской разведки встретили Рейли на станции Куоккала. В половине двенадцатого ночи они направились к реке Сестре. До самой границы Рейли сопровождала Мария Захарченко-Шульц. На советской стороне Рейли встретил сам начальник погранзаставы Тойво Вяхи.

В Москве через два дня, после встреч с руководителями «Треста» Н.М. Потаповым и сотрудниками КРО ОГПУ В.А. Стырне и С.В. Пузицким Рейли был арестован и прямо из кабинета Г.Г. Ягоды специальным нарядом доставлен во внутреннюю тюрьму ОГПУ. Ему присвоили № 73. Следующей ночью «при попытке перехода границы» на глазах встречавших его на финской стороне двойник «семьдесят третьего» был «смертельно ранен» советскими пограничниками.

О судьбе же пограничника Тойво Вяхи стало известно лишь через несколько десятилетий. Тогда же знали только то, что он был расстрелян «за предательство». Но через некоторое время на одной из южных застав появился молодой командир с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Звали его Иван Михайлович Петров.

На Лубянке допросы С. Рейли вели руководители КРО ОГПУ А. X. Артузов, В.А. Стырне, В.А. Уколов, Г.Г. Ягода и М.А. Трилиссер.

На первом же допросе Рейли назвал свое настоящее имя и признался в нелегальном переходе советской границы с помощью «Треста» и отказался от дальнейших объяснений. Первые дни С. Рейли держался твердо, надеясь на вмешательство в его судьбу английской спецслужбы и британского правительства. И тогда ему показали не только советские, но и лондонские газеты, в которых он прочитал сообщения о собственной гибели, потерял самообладание.

Во время общения с Рейли чекисты обращались к нему не по имени, а по номеру — 73.

«73» был причастен к одной из тайн политической истории Великобритании XX в. — к появлению известного фальсифицированного «Письма Г. Зиновьева». Политическая провокация во многом обеспечила консерваторам победу над лейбористами на октябрьских выборах 1925 г. и их возвращение к власти.

«Семьдесят третий» был известен английской разведке как специалист по большевизму, консультант военного министра Великобритании У. Черчилля Сидней Джордин Рейли, заочно приговоренный в ноябре 1918 г. к расстрелу Верховным революционным трибуналом РСФСР. Операция «Трест» позволила вывести на советскую территорию 53-летнего агента английской разведки «ST1» Соломона Розенблюма, уроженца Одессы, международного торговца оружием, в совершенстве владевшего 4 языками, капитана английских ВВС, кавалера «Военного креста» Британии.

В письме помощнику начальника КРО В.А. Стырне от 17 октября 1925 г.: Рейли отметил: «Мой последний опыт с «Трестом» до конца убедил меня в бесполезности и нецелесообразности искания какой бы то ни было опоры для антисоветской борьбы как в русских, так и в эмигрантских организациях. Во мне сложилось довольно сильное впечатление о прочности советской власти. Поэтому мне приходится смотреть на всю интервенционную политику (какого бы то ни было рода) как на нецелесообразную».

Рейли, несомненно, представлял большой интерес для советской контрразведки. И чекисты старались убедить его дать необходимые показания, но натолкнулись на сопротивление. И тогда применили «специальные методы воздействия». Об этом свидетельствует дневник С. Рейли, найденный у него в камере после расстрела. Вот запись 30 октября 1925 г.: «Поздно днем Стырне… сообщил, что Коллегия ГПУ пересмотрела приговор и что, если только я не соглашусь, приговор будет приведен немедленно. Сказал, что это не удивляет меня, что мое решение остается то же самое и что я готов умереть. Был спрошен, хочу ли я получить время на размышление… Дали 1 час. Повели обратно в камеру…. привели обратно… Я рад, что могу показать им, как англичанин и христианин понимает свой долг… Сказал, что о моей смерти никто не узнает… Немедленно надели наручники, держали в ожидании около 5 минут. В течение этого времени заряжание оружия во внешней комнате и др. приготовления… Очень холодно. Бесконечное ожидание на гаражном дворе, в то время как исполнитель вошел внутрь. Грязный разговор часовых и шутки… Сообщили об отложении на 20 ч. Ужасная ночь».

Однако С. Рейли ничего не записал в дневнике о том, что, забыв о христианском долге, он в этот же день обратился к Ф.Э. Дзержинскому со следующей запиской: «После происшедшего с В.А. Стырне разговора я выражаю свое согласие дать вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританской разведки и поскольку мне известны такие же сведения относительно американской разведки, а также тех лиц русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело».

Но этих показаний, вероятно, было мало, и чекисты, скорее всего, строили планы об использовании С. Рейли в большой политической игре. На эти размышления наводит новая запись в дневнике от 31 октября: «…в 8 вечера поездка. Я одет в форму ГПУ. Прогулка за город ночью. Прибыли Москву, прекрасное помещение. Чай. Ибрагим…Предложение любых денег или положения… имя исполнителя Дукис (главный тюремщик)». Но С. Рейли против. И, наконец, последняя запись от 2 ноября: «Разговор с Артузовым… Письмо Зиновьева… разочарован моим состоянием. Ст. надеется кончить в среду. Сомневаюсь этому. Спал очень скверно. Эту ночь читал до 3 утра. Становлюсь слаб».

После 30 октября 1925 г. допросы заключенного 73 продолжались еще несколько дней, пока из высших инстанций не пришло уведомление, что приговор Верховного революционного трибунала РСФСР от 3 декабря 1918 г. по отношению к Сиднею Джорджу Рейли отмене не подлежит…Со двора ОГПУ выехали совместно с «73-м» начальник тюремного отдела и Внутренней тюрьмы ОГПУ К.Я. Дукис, уполномоченный 4-го отдела КРО ОГПУ Григорий Федулеев, Г.С. Сыроежкин и Ибрагим Абисалов ровно в 8 часов вечера 5 ноября 1925 г. Они направились в Богородск, что находится за Сокольниками…На дороге шофер продемонстрировал поломку машины. Стырне предложил Рейли прогуляться. Он шел по правую, Ибрагим — по левую сторону, а Сыроежкин — шагах в 10 от них. Отойдя шагов 30–40 от машины, Ибрагим отстал немного и выстрелил в «73-го», который, глубоко вздохнув, повалился, не издав крика. Ввиду того, что пульс еще бился: Сыроежкин произвел в лежащего Рейли еще выстрел в грудь. Подождав 10–15 минут, когда окончательно перестал биться пульс, внесли его в машину и поехали прямо в санчасть, где уже ждали М.Г. Кушнер — начальник санчасти ОГПУ в Варсанофьевском переулке и фотограф…Сказали, что этого человека задавило трамваем, да и лица не было видно, так как голова была в мешке… Всю операцию окончили в 11 часов вечера… 9 ноября 1925 г. из морга труп перевезли в приготовленную ему яму — могилу во дворе прогулок внутренней тюрьмы ОГПУ и положили так, как он был в мешке…Через несколько лет секретное место захоронения С.Рейли оказалось в зоне выемки под многометровой глубины котлован под новый фундамент.

Показания Сиднея Рейли были использованы Советским правительством в ноте правительству Англии по поводу подрывной деятельности, проводимой британскими спецслужбами в СССР.

В 1927 г. в Ленинграде была разоблачена шпионская организация под руководством английского разведчика Бойса, который опирался в своей работе на монархистов и финскую разведку. Она поставляла в английскую миссию в Гельсингфорсе и Ревеле сведения о Балтийском флоте, Красной Армии и военно-химической промышленности.

С английской разведкой была тесно связана польская дефензива, которая работала под ее руководством.

13 марта 1920 г. Ф.Э.Дзержинский поручил органам ВЧК Орши, Смоленска и особому отделу Западного фронта при разработке дела польских легионеров выяснить связь с Варшавой: ее характер, организация и работа, объединение польских контрреволюционных элементов в военных и гражданских учреждениях, работу среди поляков-красноармейцев и все полученные данные сообщать Особому отделу ВЧК. А телеграмме от 25 марта 1920 г. на имя начальника особого отдела 12-й армии выразил озабоченность тем, что варшавская политическая полиция имеет точные сведения обо всем, что делается в Польской военной секции 12-й армии и приказал приять «экстренные меры».

После заключения мира поляки активизировали разведывательную деятельность. 12 января 1921 г. командир штаба Киевского военного округа Калун сообщил в ВЧК, что в Варшаву отправлено из различных местностей Польши около шестисот надежных людей, где они инструктируются принимают присягу, после чего будут направлены в Советскую Россию, прежде всего «на Украину для внутреннего разложения». — «Система такой борьбы намечена Антантой. Польская контрразведка исчерпывающих результатов ожидает через два месяца». Дзержинский поручил Оперативному управлению «принять меры не только уведомления, но и усиления органов борьбы с польскими агентами. 19 января 1921 г. он писал Манцеву: «По имеющимся у нас данным, поляки обратили сугубое внимание на Киев и Правобережье Украины. Работа их и Петлюры в полном ходу. Опасность нападения на нас весной или летом не миновала. Польская разведка на Правобережье работает великолепно. Сведения у нее точные и быстро получаемые. Мы (Президиум ВЧК) после моей беседы с Березиным рассмотрели вопрос и сочли очень желательным обратить сугубое внимание на Правобережье, объединенное военным органом, а не объединенное чекистским и имели смелость полгать, что для этой задачи стоило бы, чтобы Вы назначили своего представителя на все Правобережье…»

10 февраля 1921 г. Дзержинский телеграфировал в Харьков Манцеву об удовлетворении просьбы о расширении полномочий Киевской комиссии Маковского в «смысле предоставления ей права дачи оперативных заданий по борьбе с польским шпионажем, обязательных выполнению всеми органами ЧК и особых отделов на территории Киевского и Одесского военокругов и контроля за выполнением их».

В начале 1920-х гг. органы ГПУ ускорили разработку всех выявленных белогвардейских и шпионских резидентур, провели операции по «подозрительным полякам, а также лицам, политически ненадежным, имевшим связи с Польшей», взяли на учет подозреваемых в шпионаже служащих Красной Армии, учреждений и заводов оборонной промышленности, продовольственных баз и огневых складов. Чекистами были пресечены провокации польских спецслужб. Так, во время ведения переговоров Советской России с Польшей в 1921 г. польским генштабом была подготовлена провокация: агент штаба доставил в советское посольство якобы секретные документы о польском шпионаже в Германии и предложил сотрудникам посольства купить их за 500 тыс. марок. Провокатор был разоблачен. Были также разоблачены и осуждены и другие польские шпионы. Так, в Борисовском округе осуществлена разработка «Собственник», по которой арестован бывший дворянин Ю.В. Песляк, его брат состоял на службе во 2-м отряде Польского Генштаба и неоднократно переходил границу с разведывательной целью. Песляк имел агентуру в структурах материально-технического снабжения и получал сведения военного характера, а в последнее время сам собрался уйти в Польшу. Песляк вел антисоветскую агитацию среди крестьян и сбор сведений для польской разведки.

В 1925 г. на курсах польских коммунаров окончил жизнь самоубийством курсант Добролюбов. Дзержинский считал, что это следствие работы польских спецслужб, которые делают все, от их зависящее, чтобы дезорганизовать работу курсов и завербовать себе агентов. 24 февраля 1925 г. он поручил Р.А. Пиляру «не только это дело до конца распутать, но с нашей стороны окружить так школу, чтобы уничтожить и перехватить всякие связи с курсами польской разведки. Прошу Вас поэтому доложить мне и о таком плане».

2 апреля 1925 г. во время обсуждения в Политбюро вопроса «Об обмене» с докладами выступили И.С. Уншлихт, Ф.Э. Дзержинский, М.М. Литвинов, М.И. Фрумкин и Богуцкий. В итоге обсуждения были приняты предложения Дзержинского, в том числе: дать указание судам и прокуратуре о том, чтобы уличенные в контрреволюционных преступлениях, связанных с Польшей, и шпионаже в пользу Польши судились со всей строгостью существующих законов, без применения смягчения приговоров; по отношению к осужденным судами, согласно п.1, не может быть применена амнистия и помилование (ЦИКом СССР и ЦИКами Союзных Республик) без предварительного согласия Комиссии ПБ (т.т. Дзержинский, Куйбышев, Крыленко); привести в исполнение задержанные (ЦИКом) приговоры к высшей мере наказания над осужденными судами польскими шпионами и контрреволюционерами; ОГПУ предложить усилить борьбу с польским шпионажем и контрреволюцией…».

К 1926 г. у Председателя ВЧК сложилось твердое убеждение, что Польша готовиться к широкомасштабной войне с СССР. Эту точку зрения он не изменил до конца своей жизни. «Целый ряд данных, — писал Ф.Э. Дзержинский 11 июля 1926 г. И.В. Сталину, — говорит с несомненной (для меня) ясностью, что Польша готовится к военному нападению на нас с целью отделить от СССР Белоруссию и Украину. В этом именно заключается почти вся работа Пилсудского…».

15 июля 1926 г. Дзержинский предложил Ягоде вывезти из городов, лежащих близ польской и румынской границы, архивы ГПУ в Москву и «как можно меньше держать в тюрьмах шпионов, белогвардейцев и бандитов тоже держать их подальше от границы».Через три дня он писал Ягоде: «Прошу сообщить, что сделано по усилению польского отделения КРО и работы у нас в центре в отношении Польши, Белоруссии, Украины и Румынии? Сообщите лично так же, как идет исполнение намеченных совещанием ПП мер?».

Ф.Э. Дзержинский много внимания уделял борьбе с немецким шпионажем. В 1918 г. его беспокоила осведомленность немцев о том, что происходит в партийном руководстве РКП (б). 30 июля 1918 г. он просил Бродовского прислать ему свое суждение на это счет и «точное описание фактов с деталями и что именно немцы знали и как Вам это стало известно? Нет ли по Вашим данным кого-либо в окружении лиц, ведущих с немцами переговоры и бывающих на заседаниях ЦК (Чичерин, Копп, Красин, Крестинский), которые имеют связи с немцами как жены. Секретарши (близкие), сестры жен и т. д. и которые могли бы разбалтывать. Повторяю, вопрос слишком серьезный и поэтому я прошу Вас прислать мне все, что могло бы дать нить. Всякая мелочь тут важна. Мне передавали, что сестра жены Коппа вышла замуж недавно за немца, занимающего очень высокий официальный пост.

Так ли это?…Письмо после прочтения должно быть уничтожено тут же».

В последующем немецкая разведка использовала в своих целях особые отношения, сложившиеся между Германией и Советской Россией, прежде всего в области военного сотрудничества. Германия помогала СССР в строительстве предприятий оборонной промышленности, Советской Союз — в обход Версальских соглашений помогал Германии в подготовке военных кадров. За короткий срок в Москву и другие города, где возводились объекты при участии немецкой группы Нидермайера, посетили высокие чины немецкого Генштаба: Бломберг, Хассе, Шлейхер и др. Крупные концессии в СССР получили многие, субсидированные рейхом фирмы, в том числе «Борзинг» и «Демаг». В Москве побывал и шеф военной разведки В. Николаи, под чьим покровительством находились эти фирмы. В районе Филей, в Харькове, Самаре, Рыбинске и Ярославле началось строительство авиационных заводов, близ Самары в Иващенкове — объекта военно-химической промышленности. С приездом в СССР немецкого разведчика В.А. Фолька, работавшего под прикрытием на должности официального представителя германского концерна «О. Вольф», была создана широкая агентурная сеть в Москве в количестве 34 человек. Они собирали сведения о крупных заграничных заказах НКТорговли, НКПС, военных заводах и научных центрах. Будущие немецкие летчики проходили обучение в авиационной школе в Липецке, будущие танкисты — в Казанской танковой школе. В 1923 г. немцы открыли в Москве, в доме по Хлебному переулку представительство рейхсвера, его назвали «Вогру» — военная группа. Для финансирования работы и координации в строительстве заводов было основано общество «Гефу». «Вогру» и «Гефу» помимо осуществления официальных обязанностей вели сбор военной и экономической информации, следили за ходом военной реформы, анализировали состояние командного состава Красной Армии и др. Эту задачу они решали под руководством немецких офицеров т. н. московского отделения «Зондергруппы» Нидермайера, находившихся на каждом заводе. У. Брокдорф-Ранцау вспоминал: «По меньшей мере пять тысяч немецких специалистов работает на промышленных предприятиях, рассеянных по всей огромной стране Советов… Эти инженеры были ценным источником информации… Я не думаю, чтобы когда-нибудь любая другая страна располагала столь обширным информационным материалом, как Германия в те годы».

Не случайно 6 августа 1925 г. после процесса Хильгера Ф.Э. Дзержинский писал М.А. Трилиссеру и А.Х. Артузову: «Процесс студентов доказал, что Хильгер наш прямой враг. У меня сложилось впечатление, что вообще германское правительство и монархические и националистические немецкие круги ведут работу по низвержению большевизма в СССР и ориентируются на будущую монархическую Россию. Верно ли это мое мнение? Надо собрать и подытожить весь имеющийся наш по этому вопросу материал. Участие немцев в питании белогвард. организаций? Случайно ли, что концессия «Юнкере» фактически ничего почти делового нам не дала? Верно ли, что в этом только мы сами виноваты? Что из себя политически представляет фирма «Юнкере» и ее аппарат? Помогли ли нам немцы в налаживании химического или иного производства? Анализ немецких концессий?

Прошу представить мне на эту тему докладную записку».

20 апреля 1924 г. Дзержинский поручил Менжинскому принять превентивные меры в борьбе с румынским шпионажем. «Не подлежит сомнению, — писал он, — что Румыния станет очагом формирования и присылка к нам банд и разовьет сильную и активную шпионскую деятельность. Надо наметить и провести меры по нашей разведке и контрразведке в самой Румынии и по наблюдению и изловлению их шпионов и опорных пунктов у нас, в СССР. Для этого, я думаю, между прочим, надо бы условиться с Балицким и послать с ним вместе и кого-ниб[удь] из нас, как из КРО, Погранотдела, так и ИНО, в пограничную] с Румынией губ., дабы там сделать обзор и на ряде совещаний выработать эти меры…».

Для повышения эффективности борьбы со шпионажем на Кавказе Ф. Э. Дзержинский считал необходимым разработку планов по поимке агентов спецслужб противника, ведение сбора сведений о его действиях «для возбуждения дела дипломатическим путем». По его предложению при Цупчрезкоме был создан особый отдел с подчинением ему всех особых отделов Украины и Крыма, что должно было способствовать усилению борьбы со шпионажем, контрреволюцией, «атаманщиной» и бандитизмом.

А чтобы предотвратить восстания в Закавказье 28 февраля 1925 г. он поручил Менжинскому «усилить разработки константинопольские и парижские в отношении Закавказья и Грузии. Безусловно, приготовления к восстанию идут. Надо перехватить их связи и пути. Нельзя ли собрать факты, что они идут и против Кемаля (за султанат и за Англию) и дипломатическими мерами выслать монархистов и грузин из Константинополя и Турции? Нельзя ли принять меры, чтобы поймать их транспорты и склады оружия и места переправы?»

В 1920-х гг. была пресечена подрывная деятельность не только отдельных лиц, но и сотрудников ряда общественных организаций, действовавших на территории страны, в частности, Американской организации помощи («АРА»), 24 января 1922 г. Политбюро рассмотрело вопрос о мерах предосторожности на случай чрезмерного расширения аппарата АРА. Было признано необходимым обязать ВЧК усилить осведомительную работу по АРА. На основании этой политической директивы Дзержинский нацелил чекистские органы на выявление шпионажа и связи иностранных дипломатических учреждений с антисоветскими элементами в АРА.

Спецслужбы иностранных государств в ведении разведывательной работы опирались на националистов, прежде всего Украины. Поляки использовали в качестве ударной силы крайние украинские элементы. Одним из шагов было решение Центрального украинского комитета (петлюровской организации в Варшаве) по предложению польского Генштаба размещение по военным училищам Польши 36 украинских офицеров с тем, чтобы они прошли курсы обучения.

После поездки одного из лидеров националистов Чеботарева в Западную Европу состоялось несколько совещаний в Праге и Париже, на которых решено было подчинить все мелкие эмигрантские кружки центру УНР и перенести центр тяжести деятельности в Польшу, откуда в случае начала военного конфликта легко было бы вести непосредственную борьбу с Советам. Чеботарев также заявил, что поддерживает полный контакт со своими сторонниками в Советской Украине и даже имеет много своих работников в КП (б)У, и эта партия «будто бы сейчас стоит тайно на платформе отделения от СССР».

7 июня 1920 г. Дзержинский отдал распоряжение И.К. Ксенофонтову разыскать приехавшего из Харькова «дней 6 тому назад для свидания с В. К. Винниченко члена КПЧ Лапчинского Георгия Федоровича. Он член Цека, там возможно получить его адрес. Жена его Лапчинская в семи верстах от Москвы врачом, возможно, что живет там. Аусен (из) Региструпа должен знать, где он. Необходимо его немедленно арестовать, произведя тщательнейший обыск у него и жены с выемкой всех документов и переписки. Содержать его так, чтобы не мог сообщаться внешним миром (при) особом отделе в хороших условиях. Причины ареста будут сообщены особо. Пустить версию, что поймано в Москве письмо к нему Петлюры».

В. Л. Герсон сообщил Ф. Э. Дзержинскому о том, что Г.Ф. Лапчинского задержать не удалось, он уехал в неизвестном направлении.

Наряду с наблюдением за агентурой спецслужб западных государств и УНР чекисты проводили маневр силами и средствами, сосредоточивая усилия на главных направлениях. Например, ввиду того, что советская приграничная резидентура на Галичине работала, главным образом, по освещению УНДО и давала малоценные материалы, резидент «Михалюк» распоряжением начальника КРО ГПУ УССР Добродицкого был переброшен во Львов с задачей выявления работы активной украинской контрреволюционной эмиграции.

Для пресечения работы спецслужб противника органы ГПУ Украины поставили на специальный учет 1394 бывших старшин, членов повстанческих комитетов и старшин УНР и 5300 бывших «политбандитов». Дополнительная агентурная проработка позволила установить посещение нашей территории петлюровскими агентами: Барвинский, Ивановым — Орловым — бывшим помощником атамана Струка, были вскрыты места явок закордонных агентов, выявлено и ликвидировано несколько шпионских групп, в том числе в 7-м стрелковом батальоне,7-м и 3-м дивизионах. 99-й дивизии и 60-й авиоэскадрилии .

17 июня 1923 г. (по другим данным, 26 июня) чекисты заманили на Украину и арестовали ярого врага Советской власти, сотрудничавшего с польской разведкой атамана Ю.В. Тютюника («Дело № 39»). Он раскрыл планы украинской националистической эмиграции и передал чекистам свой архив, написав до суда покаяние. 28 декабря 1923 г. Президиум ВУЦИК его амнистировал, но, несмотря на это, 12 февраля 1929 г. Тютюника арестовали и расстреляли 3 декабря 1929 г.

Ф.Э. Дзержинский руководил работой чекистов по пресечению деятельности агентов эмигрантских разведывательных центров, тесно связанных со спецслужбами капиталистических государств. При этом основные усилия были сосредоточены на савинковцах. 13–16 июня 1921 г. в отеле «Брюль» г. Варшавы в обстановке строгой секретности (как полагали устроители) состоялся съезд реанимированной контрреволюционной организации «Союз защиты родины и свободы». От прежней она отличалась введением в старое название еще одного слова — «Народный». На съезде присутствовали представители польского генерального штаба Сологуб, французской военной миссии майор Пакайе, английской и американской спецслужб.

В начале 1920-х гг. чекисты нанесли ряд серьезных ударов по савинковцам. Так, в мае 1921 г. они вышли на след организации (правда, еще не оформленной как НСЗРС и получившей в этом районе название «Западного областного комитета» (ЗОК) и обезвредили десятки заговорщиков, бандитов и шпионов, разгромили несколько отрядов, прорвавшихся из-за границы. Газета «Известия» от 24 июля 1921 г. по этому поводу писала: «… Всероссийской Чрезвычайной комиссией раскрыта крупная боевая террористический организация Бориса Савинкова, раскинутая на территории Западной и Северо-Западной областей и имевшая ячейки на всей территории РСФСР. Центр раскрытой организации — Западный областной комитет так называемого Народного союза защиты Родины и свободы во главе с представителем Всероссийского комитета по Западной области находился в городе Гомель.

Ликвидация Западного областного комитета не остановила савинковцев. Наоборот, они активизировали свою подрывную деятельность. Семенов и его жена и коллега по разведработе Наталья Богданова готовили покушение на Ленина и Троцкого, которое должно было парализовать деятельность правительства во время всеобщего восстания, которое намечалось на 28 августа 1921 г. И в этот день савинковские партизанские отряды из Польши, Латвии и Эстонии под командованием Эльвенгрена, Эрдмана-Бирзе, Павловского и Данилова должны были начать наступление и захватить Псков, Полоцк, Витебск, Смоленск, а затем Петроград и Москву, при поддержке эсеров. Об этих планах сообщил в Москву… Семенов (Об этом человеке обстоятельный разговор еще впереди). Ознакомившись с донесением, Дзержинский передал его Ленину.

В 1922 г. на советской территории были ликвидированы почти все ячейки НСЗРС. Но в информации из Парижа сообщалось, что Б.В. Савинков не отказался от намерения создать под своим командованием единый центр антибольшевистской борьбы.

И в ГПУ возникла идея «помочь» Савинкову. Для его обезвреживания было принято решение принудить савинковцев искать контакт с вымышленной контрреволюционной организацией, заставить постепенно раскрыть свои карты. Так была задумана и проведена классическая операция «Синдикат-2».

При помощи операций «Синдикат-2», «Центр действия», «Дело № 39» и др. было осуществлено успешное проникновение в основные центры белой эмиграции, что позволило не только перехватить основные каналы заброски в Советский Союз, но и навязать белоэмигрантским формированиям тактику «накапливания сил, ожидания переворота изнутри», а главное, отказаться от проведения в СССР актов политического террора и диверсий. Операцией «Синдикат» был также нанесен удар по наиболее экстремистскому крылу белой эмиграции, нейтрализована активность «Высшего монархического совета», «Российского общевоинского союза», «Братства русской правды», «Братства Белого Креста» и др. Чекисты получили сведения о расстановке сил в эмиграции, ее связях с разведками западных стран, планах борьбы с советской властью.

И сегодня без всяких оснований такие, как Ю. Безелянский носятся с ложкой «дегтя» и пишут о том, что «в мифологии КГБ это блистательные операции, но на самом деле в них много темного и неясного. Не вся еще правда стала достоянием гласности. Скорее всего, это были провокации, цель которых поднять вес и престиж карательных советских органов…». Ему надо бы читать побольше научной литературы. Уже доказано, что речь идет о классических операциях советских спецслужб, которые внимательно изучаются не только в Академии ФСБ России, но в ЦРУ США.

«Синдикат-2» стал первой операцией КРО ОГПУ. Проведением этой оперативной игры занимались А.Х. Артузов, его заместитель Р.А. Пиляр и помощник С.В. Пузицкий. а также личный состав 6-го отделения КРО ОГПУ: И.С. Сосновский, Н.И. Демиденко, А.П. Федоров, Г.С. Сыроежкин, С.Г. Гендин, И.П. Крикман. Общее руководство осуществляли Ф.Э. Дзержинский и В.Р. Менжинский.

Чекист А.П. Федоров отлично сыграл роль одного из руководителей несуществующей антисоветской организации «Либеральные демократы». Савинков поверил в существование этой организации и в возможность своего выезда в СССР под чужим именем. Его обнадежил доклад благополучно возвратившегося в Париж Фомичева и письма другого эмиссара Павловского.

В борьбе со своими политическими противниками сотрудники ВЧК-ОГПУ опирались на помощь бывших сотрудников правоохранительных органов царской России. Антисоветское движение можно было разложить, лишь внедрив в него людей, близких его деятелям по происхождению и биографии.

Одним из активных помощников чекистов был генерал-лейтенант старой армии В.Ф. Джунковский — примечательная и противоречивая личность последнего десятилетия существования дома Романовых. Много лет он служил губернатором Московской губернии и оставил о себе добрую память. Боролся с продажностью чиновников и полиции. Был товарищем (заместителем) министра внутренних дел и шефом Отдельного корпуса жандармов. Он стремился совместить обеспечение безопасности государства с нравственным началом, считая недопустимым раскрывать имена проштрафившихся, либо давно оставивших службу, а также умерших агентов, справедливо полагая, что такие действия подрывают основы агентурной работы спецслужб. Именно он докладывал царю о скандальных похождениях Распутина. Джунковский не принадлежал к числу людей, принимавших важные решение под воздействием сиюминутного эмоционального порыва. И Дзержинский принял решение пригласить бывшего шефа Отдельного корпуса жандармов на работу в ВЧК-ОГПУ в качестве своеобразного консультанта, будучи глубоко уверен в патриотизме, порядочности и честности Джунковского. А необходимость в его услуге была велика. Дзержинский раньше других сотрудников понял, что без изучения опыта бывшего Департамента полиции, жандармерии, равно как военной разведки и контрразведки, ВЧК не обойтись. И он убедил Джунковского, что его патриотический долг в служении новому российскому государству. В ноября 1918 г. Джунковский выступил свидетелем по делу провокатора Р.В. Малиновского, а затем приступил к своим неопределенно очерченным обязанностями негласного консультанта ВЧК. На Лубянке об этом знали несколько человек.

В дальнейшем Джунковский принимал участие в качестве консультанта в конкретной разработке и проведении операций «Трест» и «Синдикат-2».

Активным участником операции «Синдикат-2» был А.О. Опперпут (Стауниц). В Первую мировую войну он был младшим офицером в Дикой Кавказской дивизии. В конце 1920 г. связался с Б.В. Савинковым и вступил в «Союз защиты Родины и Свободы». Как человек, весьма смелый и энергичный, природный конспиратор, к весне 1921 г. он уже становится руководителем западного комитета союза. Ко времени провала в апреле 1921 г. его организация насчитывала более 700 человек. Будучи арестован, долго упорствовал, наконец, сознался и выдал всю организацию. Ее разгром облегчил и дальше поимку Савинкова. После ликвидации организации Савинкова он был использован для раскрытия организации профессора Таганцева (познакомившись с Таганцевым, он вычислил руководителей заговора). В январе 1922 г. Опперпутбыл освобожден и вовлечен под фамилией Стауниц в работу только что созданного «Синдиката».

Операция началась летом 1922 г. с ареста адъютанта Савинкова бывшего царского офицера Л.Д. Шешени. При допросе он подробно рассказал о деятельности НСРЗиС, на основании его данных было ликвидировано несколько ячеек этой организации. Затем осуществлено легендирование антисоветской организации «Либеральные демократы» в Москве («ЛД»), лидером которой назначен сотрудник КРО по закордонной работе А.П. Федоров.

Умелые действия чекистов привели к тому, что интерес Б.В. Савинкова к легендированной организации («либеральных демократов») возрастал, и он решил лично ознакомиться с положением дел в антисоветском подполье.

Нет необходимости подробно описывать ее ход. Об этом можно прочитать в ряде источников. Только отметим, что информацию, получаемую через «Синдикат-2» центральном аппаратом КРО, большей частью реализовали территориальные органы ОГПУ. Так, в 1924 г. на территории только Западного военного округа было задержано до сотни крупных агентов иностранных разведок. И это были настоящие враги нашей страны диверсанты, шпионы и террористы.

Операция «Синдикат-2» вступила в завершающую стадию в середине августа 1924 г. 15 числа лидер НСЗРиС, несколько изменив свою внешность, с паспортом на имя Виктора Ивановича Степанова вместе со своими помощниками супругами Диктоф-Деренталями, Фомичевым и «Мухиным» (чекистом А.П. Федоровым) через Вильно выехали к границе и перешел ее. Было около семи часов утра 16 августа 1924 г., когда они вошли в предместье Минска. Здесь из осторожности разделились на три группы, Савинкова и супругов Деренталь встретили очень приветливо. На заранее подготовленной конспиративной квартире дверь им отворил огромного роста богатырь, лет тридцати пяти, и пригласил в гостиную. Рядом с ним стояли худощавый, примерно такого же возраста мужчина, уже обычного роста и телосложения («хозяин квартиры») — полномочный представитель ОГПУ по Западному краю Филипп Демьянович Медведь и заместитель начальника КРО ОГПУ Роман Александрович Пиляр. После знакомства сели за стол и начали разговор о «делах текущих». Позволив Савинкову выговориться, Пилляр поднялся, как бы желая произнести очередной тост, вместо этого сказал как-то очень обыденно: «Вы арестованы, Савинков! Вы в руках ОГПУ!..». Всю дорогу Савинков молчал, только во внутреннем дворе здания на Лубянке, выйдя из автомобиля и оглянувшись по сторонам, сказал: «Уважаю ум и силу ГПУ!».

27-29 августа 1924 г. на открытом процессе Военная коллегия Верховного Суда СССР заслушала дело Бориса Савинкова. По всем пунктам обвинения Савинков признал свою вину. В заключительном слове 28 августа он сказал:«….После тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие и многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовками за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакой другой. И каждому русскому, каждому человеку, который любит Родину свою, я, прошедший всю эту кровавую и тяжкую борьбу с вами, я, отрицавший вас, как никто, — я говорю ему: если ты русский, если ты любишь Родину, если ты любишь свой народ, то преклонись перед рабочей и крестьянской властью и признай ее без оговорок…». Суд приговорил Савинкова к расстрелу. Однако по представлению самого суда в тот же день, 29 августа Президиум ЦИК СССР заменил осужденному высшую меру наказания лишением свободы сроком на десять лет.

После суда Савинков содержался во Внутренней тюрьме ОГПУ. 18 сентября 1924 г. Дзержинский выступил с докладом на заседании Политбюро ЦК РКП (б) «О Савинкове». Были приняты его предложения: «1. Дать директиву Отделу печати наблюдать за тем, чтобы газеты в своих выступлениях о Савинкове соблюдали следующее:

а) Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди;

б) Влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений в его искренности;

2. Поручить Отделу печати на основании этой директивы дать разъяснения редакторам газет и предложить им все возбуждающие сомнения статьи и т. п. согласовывать с отделом печати».

С Савинковым продолжал часто беседовать председатель ОГПУ, но ему требовались дополнительные материалы. Не позднее 15 октября 1924 г. Дзержинский пишет в Берлин заместителю заведующего отделом политической информации ПП СССР в Германии С. А. Раевскому: «Уважаемый товарищ. Для того, чтобы полностью использовать Савинкова, который, будучи дружен с Пилсудским, не желает всего детально говорить из-за личной «щепетильности» и в политике он очень слабо разбирается, необходимо восстановить ряд фактов, относящихся к Польше, к Пилсудскому и к его правительству, и сформулировать конкретные вопросы Савинкову. Вы могли бы нам в этом деле быть очень полезным. Поэтому моя просьба к Вам — помочь нам и, кроме того, было бы очень желательно получить от Вас сводки и вырезки из польской печати о Савинкове и Ваши нам указания, как их можно использовать в конкретных случаях.

Ввиду моего отъезда в отпуск, прошу направлять всю почту на имя моего секретаря т. Герсона, который и передаст куда нужно».

В ответе Раевского было указано, что ему не удалось собрать материл о планах Пилсудского и его связях с Савинковым, потому что данный вопрос не нашел отражения в прессе.

Великий террорист XX в. покончил с собой, выбросившись из окна кабинета ОГПУ на Лубянке.

После ареста С. Рейли не было сомнений в том, что лидеры белой эмиграции откажут в доверии «Тресту». А на него большие надежды возлагали и А.П. Кутепов, и П.Н. Врангель.

Поэтому для подкрепления пошатнувшейся веры в существование МОЦР ОГПУ организовало поездку в СССР в декабре 1925 г. бывшему депутату Государственной думы монархисту, хорошо известному среди белых эмигрантов В.В. Шульгину. После поездки он издал книгу «Три столицы» о Москве, Киеве и Ленинграде, о достижениях большевиков.

«Трест» позволял контролировать одно из течений белой эмиграции — евразийство. В 1926 г. была устроена «нелегальная» поездка в Москву одного из лидеров этой организации Ю. Арапова, которому была продемонстрирована бурная «деятельность» МОЦР.

В 1926 г. «Трест» остановил посылку из Финляндии диверсионной банды офицеров в 200 человек, которые предполагали сделать налет на Карелию. Удалось провалить и уничтожить отдельных террористов. В то же время в пределах самого «Треста» под разными предлогами были провалены и расстреляны более 20 прибывших из-за границы активистов. В результате «Трест» успешно использовал эти случаи, как доказательство невозможности пользоваться работой возвращавшихся эмигрантов, которые «шага не умеют ступить в большевистской России». Таким образом, «Тресту» удавалось играть роль тормоза, задерживая приток активных эмигрантов в пределы СССР.

В борьбе со шпионажем сотрудники органов ВЧК-ОГПУ, несомненно, добились больших успехов. Только за шесть месяцев 19221923 гг. на территории страны они обезвредили более 500 агентов зарубежных антисоветских центров и империалистических разведок, а в 1922–1925 гг. лишь на участке пяти пограничных отрядов западной границы было задержано 2742 нарушителя, из которых 675 оказались разведчиками спецслужб противника.

Наряду с пресечением разведки эмигрантов Дзержинский обращал серьезное внимание органов ВЧК-ОГПУ на разложение антибольшевистских организаций и прежде всего военных формирований. Русская армия за рубежом оставалась значительной силой, находившей непосредственно у границы Советской России. Поэтому органы ВЧК-ОГПУ стремилась ослабить военную эмиграцию. Эта задача решалась во взаимодействии с Разведупром РККА. Так, военному разведчику Борису Иванову была поручена разведка и разложение былой эмиграции в Болгарии и Румынии. Он стал одним из руководителей операции в Варне в августе 1922 г. по срыву десанта генерала В.Л. Покровского на Кубань. Усилиями его резидентуры был привлечен у разведывательной работе бывший полковник Белой армии А.М. Агеев, который стал активным деятелем «Союза за возвращение на родину», одним из основателей, редактором и автором газеты Союза «Новая Россия», членом советской миссии Красного Креста.

Важным успехом чекистов стало создание комитетов «Союза за возвращение», деятельность которых по разложению частей Белой армии удачно сочеталась с официальной задачей «Союза за возвращение на родину». В 1922–1923 гг. с его помощью в СССР вернулось 9550 солдат, казаков и офицеров бывшей врангелевской армии. Но многие из прибывших по амнистии, ссылались в северные и дальневосточные губернии, младший и средний офицерский состав расстреливался, генералы погибали при загадочных обстоятельствах.

Таким образом, шпионажем, террором и диверсиями против РСФСР и СССР занимались спецслужбы капиталистических государств, белоэмигрантские центры и подрывные организации внутри страны. Чекисты совершенствовали контрразведывательную и разведывательную работу, внедряли свою агентуру в специальные органы капиталистических государств и белоэмигрантских центров, дезинформировали противника с целью ввести его в заблуждение, проводили сложные операции.

Работа чекистов включала оперативные мероприятия, направленные на решение разнообразных задач: розыск вражеской агентуры в целях пресечения подрывной деятельности спецслужб противника и обнаружения преступных связей с ними советских граждан, установление лиц, подозреваемых в принадлежности к агентуре иностранных разведок и др. Чекисты стремились не только обезвредить отдельного шпиона, но и «установить все его связи и обезвредить всю организацию, в которой он вращается, и выпытать все данные о методах и способах работы для использования в будущем». Вместе с тем они всеми мерами старались разложить этим организации и парализовать их работу. Благодаря подготовленным чекистским операциям, был нанесен удар по эмигрантским центрам, во многих районах страны вскрыта сеть шпионских и террористических организаций, арестованы, осуждены и выдворены из СССР сотни агентов польской, английской, американской, немецкой, французской, японской и других разведок.

 

Глава 12. Борьба с террористами и диверсантами

Одной из важнейших задача советской контрразведки была борьба с диверсантами и террористами, особенно разведок государства, граничивших с Советской Россией. Спецслужбы противника на ее территории занимались не только шпионажем, но диверсиями и террором. При помощи своей агентуры они стремились установить наиболее уязвимые в стратегическом отношении объекты и нанести по ним удар поджогами и взрывами, ослабить военный потенциал и дезорганизовать работу железных дорог страны. Польский Генштаб разработал план диверсий, в котором было предусмотрено, какие именно цеха и на каких заводах взорвать или повредить для того, чтобы вывести из строя отдельные отрасли нашей военной промышленности. Помимо этого, в мелких деталях разработан план диверсий на строительных участках железнодорожной сети. При финском штабе имелся специальный аппарат, который осуществлял диверсии на нашей территории, уделяя особое внимание разрушению электротехнической и авиационной промышленности. Диверсионной работой активно занимались и другие штабы приграничных государств, находясь под постоянным контролем английского генерального штаба.

При анализе диверсионной и террористической работы спецслужб противника следует сделать вывод, что она шла по нарастающей. Потерпев поражение на полях сражений Гражданской войны, противники советской власти стремились всячески ослабить молодую республику, деморализовать население, возложив надежды на военную интервенцию. По мере укрепления власти и реальных успехов на пути мирного строительства они активизировали свои действия. Особенно это было характерно при переходе политического руководства страны к новой экономической политике, затем к форсированной индустриализации. И здесь явно видно два существенных элемента: с одной стороны, противник был заинтересован в активизации подрывной работы, с другой — советская власть многие свои неудачи стремилась списать на различных «вредителей», организуя один судебный процесс за другим. Но, нисколько не сомневаясь в фальсификации «Шахтинского» и других дел, нельзя умалять заслуги чекистов в пресечении реальной, а ненадуманной подрывной деятельности спецслужб противника.

Террором и диверсиями не гнушались заниматься в годы Гражданской войны и внутренние враги большевиков. Об этом свидетельствуют сотни фактов взрывов мостов, правительственных зданий, оборонных заводов, артиллерийских складов, покушения на руководителей компартии и Советского правительства, самыми известными из них являются убийство В. Володарского и М.С. Урицкого, ранение В.И. Ленина. Дзержинский писал: «Одним из главных средств борьбы у контрреволюции является дезорганизация нашей обороны, нашего тыла…Они (белогвардейцы. — Авт.) проникают на командные посты, в различные государственные учреждения, обслуживающие армию. Там они стремятся или., прямой изменой, или дезорганизацией тыла и фронта подвергнуть революцию разгрому».

Органы ВЧК принимали меры, чтобы оставить волну диверсий и террора, в том числе и по прямому указанию В.И.Ленина. Так, в связи с убийством в Петрограде председателя ЧК М. С. Урицкого юнкером Л. И. Каннегисером, 30 августа 1918 г. В. И. Ленин написал записку Ф.Э.Дзержинскому: «…Не сочтете ли полезным произвести ночью аресты по указанному адресу, т. е. в районном комитете? Может быть, удалось бы найти нити и связи контрреволюционеров; особенно важно то, что здесь (едва ли не впервые) есть официальное удостоверение связи стреляющих с партией социалистов-революционеров». В этот же день Ф. Э. Дзержинский выехал в Петроград. Но прозвучали выстрелы Ф. Каплан, и он вернулся в Москву

15 ноября и 20 декабря 1918 г. на нелегальных конференциях левые эсеры приняли решение о конспиративной подготовке свержения большевиков, организации экспроприации и террористических актов, снабжение оружием все своих партийные организации, установлении паролей и шифров для связи между организациями, о наблюдении за местожительством ответственных работников-коммунистов, в особенности членов чрезвычайных комиссий.

В конце января 1919 г. ЦК левых эсеров вновь подтвердил свои указания о проведении террора против большевистских руководителей. При этом была сделана характерная оговорка: «исполнение террористических актов должно производиться не от имени партии, дабы не навлечь репрессивных мер со стороны большевиков».

Левые эсеры подготовили тайный заговор, направленный на свержение советской власти. Заговор был разоблачен ВЧК в феврале 1919 г. Конспиративные квартиры левых эсеров были разгромлены, а лидеры заговорщиков — Штейнберг, Спиридонова, Трутовский, Прокопович, Розенблюм, Сирота, Кроник и другие были арестованы.

О своевременности принятых мер свидетельствовали последующие события. 13 марта в Петрограде левые эсеры подняли открытый мятеж. Их вооруженные отряды ворвались на заводы Нарвского, Петергофского и Московско-Заставского районов с целью остановить работу и спровоцировать выступление рабочих. В Рождественском трамвайном парке левые эсеры созвали небольшой митинг, на котором призвали рабочих к немедленному вооруженному выступлению против СНК.

Восстание было подавлено.

В 1919 г. огромной силы взрыв разрушил особняк графини Уваровой в Леонтьевском переулке, где помещался Московский комитет РКП (б). Полуторопудовая бомба была брошена в зал заседаний в то время, когда проходило собрание партийного актива, лекторов и агитаторов. Дзержинский к месту взрыва прибыл одним из первых. Пожарные уже тушили пламя. Поднятая по тревоге дежурная часть батальона ВЧК установила оцепление. 12 убитых и 55 раненых были отправлены в больницы или получили помощь на месте. Среди них Е.М. Ярославский. А.Ф.Мясников, М.С. Ольминский, Ю.М. Стеклов М.Н.Покровский и др. видные партийные и советские работники.

Все силы МЧК Дзержинский бросил на розыск преступников. Вскоре выяснилось, что взрыв подготовлен и осуществлен контрреволюционной организацией «Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан», в который входили «анархисты подполья» и группа левых эсеров, возглавляемая Д. Черепановым, Во главе «комитета» или «штаба» стоял анархист Казимир Ковалевич. МЧК выявила в Москве несколько конспиративных квартир, установила за ними наблюдение, организовала засады. Было задержано 18 человек, в том числе и участники взрыва. При аресте некоторые анархисты оказали вооруженное сопротивление. В схватке были убиты Казимир Ковалевич и Петр Соболев. В ходе следствия выяснилось, что анархисты готовили взрыв в Кремле и несколько терактов, приуроченных к второй годовщине Октябрьской революции. В ходе допросов выяснилось, что типография и «штаб» находятся на даче в Красково по Казанской железной дороге. В ночь на 5 ноября отряд чекистов под руководством В.Н. Манцева окружил дачу. Анархисты отстреливались, а затем взорвали дачу. Это все, что осталось от «штаба» «революционных партизан».

Члену ЦК партии левых эсеров Д.А. Черепанову, участнику левоэсеровского мятежа 6–7 июля 1918 г., удалось скрыться. 27 ноября ревтрибуналом при ВЦИК он заочно приговорен к тюремному заключению. В феврале 1920 г. был арестован и выслан в Сибирь, где умер от тифа.

Разбирательством этого теракта занимался лично Дзержинский. 1 октября 1919 г. он просил чекистов обратить особое внимание на группы «Набат» и украинских анархистов. На подозрении находилась и группа «Социал-техникум».

В ходе длительной беседы ночью 10 октября с анархистом В. Гординым (группа «Набат») председатель ВЧК выяснил, что эти анархисты не только не принимали участия, но даже не знали о готовившемся покушении. Они, как и чекисты, считали, что теракт совершили белогвардейцы, которые для сокрытия следов издали извещение от имени несуществующей анархисткой группы. В свое время Гордины выпустили прокламацию в пользу советской власти. Это оттолкнуло от них анархистов. Питерский анархист Вульф Гордин даже ездил к Н.И. Махно и после знакомства с ним выступал открыто в воззваниях и при чтении лекций против него. Он стал на точку зрения необходимости создания армии, а не партизанщины.

Группа «Социал-техникум» из 10–12 сектантов-коммунистов, разочаровавшись в русской революции, больше занималась научной работой. Она отреклась от частной собственности и не воевала с государством, не желая силой его разрушать, создала свою коммуну, живущую вне государства. Она не признает неприкосновенности своих членов, которые совершают эксы, занимаются уголовщиной, спекуляцией и др., но и власти не содействует. Группа не заявила протеста против взрыва только потому, что сотрудники ВЧК оскорбили их обыском, и члены ее говорят, что чекисты льют воду на мельницу их противников, наглядно доказывая невозможность сотрудничества «даже не боевого, а и мирного анархизма».

Они не могут примириться с возможностью, что взрыв произведен какой бы то ни было группой анархистов и указывают, что террористов надо искать в притонах среди хулиганов, гулящих с проститутками. Но Дзержинский отметил, что относительно группы «Набат» у них нет достаточной уверенности. У него сложилось впечатление об откровенности не только Гордина, но и других допрошенных анархистов, что они были откровенными и поэтому «их надо освободить, а помещение их опечатать». Они согласны некоторое время не устраивать собраний и лекций, чтобы не дать возможности заговорщикам воспользоваться их помещением для явок. Анархисты также просили вернуть забранные у них деньги (свыше 90 тысяч), потому что они были честно заработаны. Дзержинский считал возможным удовлетворить эту просьбу после проверки.

После новой встречи с Гордиными 14 октября 1919 г. Дзержинский отмечал: «Гордины в разговоре говорили, что бомба на Леонтьевском была украинской бомбой, что бомбиста укрывали беспартийные рабочие. Что этого ради анархисты желали убить Троцкого уже давно, что сами Гордины могут противодействовать террористич. актам, только имея газеты. Рассказывали, что за месяц до заговора им беседой удалось предотвратить анархическую авантюру в Московском гарнизоне».

Занимаясь расследованием обстоятельств теракта в Леонтьевском переулке, Дзержинский считал необходимым обратить внимание всех губЧК на важность борьбы с эсерами-максималистами. 12 декабря 1919 г. он направил специальное письмо на места, в котором привел новые данные об участии групп Б. Нестерова и Зверина Союза социалистов-революционеров максималистов в ограблениях советских учреждений и подпольной работе внутри Советской России: организация боевых дружин, складов оружия, паспортных бюро, приобретения шрифта. В Москве была арестована вся организация этого Союза. Но необходима ликвидация всех его провинциальных организаций за исключением Союза максималистов групп Светлова и Бердникова, которые вполне лояльны. — «Дополнительный материал будет прислан незамедлительно. Всем арестованным предъявлять обвинение в принадлежности к противосоветской организации, мнимо легальной, фактически подпольной. В случае ареста Петракова и Ривкина направлять в Москву».

Дзержинский считал, что и в конце Гражданской войны белогвардейцы не откажутся от террора.

Получив сведения из Харькова о готовящихся террористках на территории Украины и считая, что надо спешить, так как полагаться на агентурную работу нельзя, а «их можно предотвратить только массовыми беспрерывными операциями», 20 июня 1920 г. он предложил украинским чекистам «действовать с завязанными глазами… Сейчас надо все силы напрячь и мобилизовать силы для нашей работы в районах… Работу Секретно-опер. отдела надо поднять до высшего напряжения инициативы и действия.

По-моему, мы сейчас должны заняться Регистрац. отделом, не столько, м.б., для того, чтобы наладить это отдел, сколько для того, чтобы использовать имеющийся там материал для непосредственных операций. Сейчас необходимо по старым к.-р. московским делам по старым адресам и у соприкасающихся делать обыски. Необходимо наблюдать за арестованными и осужденными к-p, кто к ним приходит, кто им помогает и делать у них обыски…».

Для поимки диверсантов и террористов Дзержинский потребовал от чекистов принятия энергичных мер. Все дела по фактам диверсий, взрывов и пожаров он предложил поручить «лучшему следователю». А при ведении следствия помнить также «в деле не столько о стрелочниках, сколько состоящих во главе экспедиции, таможни, складов снабжения». «Для меня… важно, — писал он, — получить ответ, почему они воспламенялись, почему это не было предусмотрено».

Судя по черновым заметкам, Дзержинский, наметил ряд мер в борьбе с заговорщиками, в том числе: обыски и осмотры домов, могущих быть их опорными пунктами, быстрота и энергия в подавлении преступности и применения мер военного положения за хранение оружия, причастность к белогвардейщине, подделку и пользование чужими и подложными документами, распространение панических слухов, объявление о всех расстрелах и др. наказаниях, очистка вокзалов, контроль в поездах и облавы, наблюдение за пропиской всех граждан, регистрация всех красноармейцев и командного состава в отпуску и командированных, патрулирование по городу, проверка частей и др..

После Гражданской войны особенно сложной была работа транспорта, пришедшего в упадок. Чекистов не могло не беспокоить то, что то на одной, то на другой железных дорогах частыми стали аварии и крушения поездов, пожары и взрывы на промышленных предприятиях, участились поломки машинного оборудования в цехах заводов и фабрик.

Частыми были случаи террора, вредительства и преступной халатности хозяйственников, деятельности террористов. Об этом свидетельствовали поджоги телефонной станции в Петрограде, Александровских мастерских, авиационного завода «Гамаюн» и др.. В Рыбинске было уничтожено военное имущество стоимостью в 700 тыс. рублей, большие убытки нанесены пожарами в Коломне, Костроме и Ташкенте. Следственными органами в ряде случаев были доказаны террористические акты. Пожары, по мнению Дзержинского, приняли «размер государственной катастрофы».

В марте 1921 г. председатель ВЧК в записке С.А.Мессингу обратил внимание на то, что в последнее время на Московском узле участились крушения особенно на Окружной и Курской железных дорогах и поручил ему «на более широком совещании узла наметить эти меры. Московский узел мог бы при нажиме и средоточении всех сил (ЧК и комис.) быть образцовым».

«Почти во всех случаях, — отмечал Ф.Э. Дзержинский в начале 1922 г. в телеграмме во ВЦИК А.С. Енукидзе из Западной Сибири, — обнаружены взрывчатые вещества и подготовлялись взрывы. Во многих местах желдорпути найдены пироксил(иновые) шашки. В паровозах (в топках) обнаружены капсулы от бомб и т. д. Все это ясно указывает, что наши враги не без ведома Японии, в связи событиями на Дальнем Востоке, поставили себе целью разрушение железнодорожн(ой) сети Сибири…».

Свой вклад в активизацию террора и диверсий внес и один из активных участников операции «Трест» А.Е. Опперпут. Сбежав на Запад и желая выслужиться перед А.П. Кутеповым, он составил своего рода программу террористов, которая по своем цинизму показывает их идейный и моральный облик: «После первых ударов по живым целям центр тяжести должен быть перенесен на промышленность, транспорт, склады, порты и элеваторы, чтобы сорвать экспорт хлеба и тем подорвать базу советской валюты…

Я не сомневаюсь, что даже частичное отравление 3–4 пароходов, груженных советским хлебом, независимо от того, где это будет сделано, удержит все солидные фирмы от покупки советского хлеба… Надо немедленно начать отправку в Россию различными способами: агитационной литературой с призывом к террору и к самоорганизации террористических ячеек, выступающих от имени СНТ (Союз национальных террористов — Авт.)…

Необходимо, чтобы отправляемые террористы при выступлениях всегда бросали записки, что покушение или акт сделан такой-то группой СНТ, постоянно меняя нумерацию, чтобы создать иллюзию мощи СНТ и сбить с толку ГПУ… Для уничтожения личного состава компартии придется, главным образом, применить культуру микробов эпидемических болезней (холера, оспа, тиф, чума, сибирская язва, сап и т. д.)…

При выборе целей для таких терактов надо иметь ввиду только те учреждения, где все без исключения служащие, а также посетители, являются коммунистами. Таковы…все областные комитеты ВКП(б), все губернские комитеты ВКП(б), все партийные школы, войска ГПУ и органы ГПУ…».

Весной 1921 г. на Анжеро-Судженских копях чекистами была раскрыта организация из рабочих-коммунистов, ставившая своей целью физическое уничтожение ответственных работников, проявивших себя бюрократами и волокитчиками, а также тех «спецов», которые при Колчаке зарекомендовали себя явными контрреволюционерами. В организации было около 150 человек, преимущественно старых партизан.

В середине июня 1921 г. Дзержинский представил В.И.Ленину справку и список арестованных Петроградской ЧК по делу «Союза Возрождения России». В ней говорилось о роли Владимира Николаевича Таганцева в организации «Союза»: связь с агентурой в Финляндии, вербовка для поджогов, взрывов железнодорожных мостов и заводов, террорные и активные выступления. Особо были показаны цели и задачи организации «Союз Возрождения России»: вербовка лиц для активного выступления против советской власти, террор видных работников коммунистов (были намечены тт. Зиновьев, Кузьмин и Анцелович), взрывы железнодорожных мостов, заводов, складов и пр., сбор сведений для передачи их французской разведке об экономическом положении и о состоянии воинских частей, распространение антисоветской литературы.

19 июня 1921 г. Дзержинский писал Т.П. Самсонову о деле В.Н.Таганцева: «За делом Таганцева надо наблюдать. Имеет огромное значение. Можно разгромить все очаги правых белогвардейцев. Не стоит ли важнейших перевести в Москву в нашу одиночку? Из писем надо сделать выписки мест, имеющих политическое значение, и переслать Чичерину и членам Цека. Это дело может нам раскрыть пружины Кронштадского восстания».

Советское правительство принимало меры для борьбы с диверсантами. Так, по предложению В.И.Ленина в октябре 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) поручило ВЧК немедленно усилить в Петрограде и Москве охрану наиболее важных объектов. Но в первой половине 1920-х гг., несмотря на принимаемые меры, органам ВЧК-ОГПУ все же не удалось покончить с терроризмом и диверсиями на территории страны. Они продолжались и в последующие годы. Так, с начала 1924 г. до середины октября на железных дорогах страны было совершено 53 диверсии (расшивка рельсов, завалы путей, закладка взрывчатки и др..

С 1924 г. актуальной становится борьба с террором в деревне против сельских активистов. Некоторые крестьяне, недовольные политикой компартии, прибегали к крайним мерам. Только с апреля по октябрь 1924 г. в Алтайской, Енисейской, Иркутской, Новониколаевской и Томской областях было совершено 11 убийств, 57 избиений и покушений на убийство, угроз открытой расправы, 28 поджогов и др. Всего в 1924 г. было отмечено 313 террористических актов, в 1925 г. — 902, в 1926 — 711.

15 февраля 1925 г, Дзержинский просил Менжинского дать отзыв на его обращение в Политбюро ЦК РКП (б) по поводу убийства селькоров и организовать учет этих убийств, запросив — «имеются ли у нас по отделу сводка, материалы, выводы, мнения, предложения?».

21 февраля 1925 г. он направил в Политбюро ЦК РКП(б) письмо, в котором отметил: «По далеко не полным данным ОГПУ, картина террора (убийства, избиения, покушение на жизнь, поджоги против советских работников, селькоров, коммунистов, комсомольцев и бедноты)

Эти цифры очень знаменательны: они говорят:

1. Вопрос террора в деревне идет гораздо дальше вопроса террора против селькоров.

2. Террор в деревне симптоматически и грозно растет, усиливаясь и расширяясь во всех основных районах.

3. Необходимо обратить на это явление внимание всех губкомов и губКК, обязав их уделять максимальное внимание изучению каждого случая в отдельности с принятием ряда необходимых мер, которые должны быть ориентировочно намечены и выработаны комиссией ЦК по работе в деревне.

4. Сообщения в газетах о терроре и убийствах в деревне не помещать (мотивировка в предыдущем моем письме)».

Ф.Э. Дзержинский отрицательно относился к газетной шумихе, считая, что это только вредит делу.

Рекомендация в четырех пунктах его письма связана с тем, что в начале 1925 г. в газетах стало появляться много заметок и отчетов о процессах над убийцами сельских корреспондентов. Это приняло характер широкой кампании. Дзержинский предложил отказаться от обширных публикаций по этому поводу и сосредоточить усилия партии на повседневной текущей работе по укреплению союза рабочего класса и крестьянства. 15 февраля 1925 г. он писал в Политбюро ЦК партии: «Печатание в газетах статей, заметок, сообщений об убийстве селькоров, а также отчетов о судебных по ним процессах считаю вредным. Эти сообщения в нашей печати прежде всего организуют силы, враждебные нам, учат их, каких ошибок избегать, чтобы не попасться и воодушевляют идти по тому же пути. Мы видим, что несмотря на репрессии и шум в газетах, количество убийств растет. По-моему, тут нужна совсем не газетная шумиха, а огромная, длительная работа, вытекающая из наших всех резолюций и лозунгов «л и ц о м к д е р е в н е». Репрессии необходимы, но ни их, ни самих убийств не надо рекламировать. Эти убийства говорят о том, что вопрос взаимоотношений с деревней и в деревне серьезно осложнился и обострился и что метод борьбы со злом «селькорами» требует пересмотра, ибо он фактически обанкротился. Метод обличения в печати без достаточной и необходимой организации подготовки — это нереальный метод борьбы. Ведь мы знаем, что всюду, чем ниже, тем хуже масса злоупотреблений, масса произвола. Единоборство самого честного с этим злом селькора может кончится только его поражением. Здесь необходимо не единоборство, а ряд согласованных длительных мероприятий. Селькоры должны связываться непосредственно или через газеты с комиссиями по работе в деревне и с губ. КК и должны быть не только персонально проверены, но и постоянно инструктированы. Корреспонденции должны быть так составляемы, чтобы учесть практический и положительный результат. Сведения, получаемые от проверенного селькора, должны быть всесторонне разработаны с намечением плана кампании, как обновить и улучшить низовой советский аппарат, на кого опереться, кого выдвинуть и т. д.

Это огромнейшая текущая работа, которой, по-моему, и ЦК, и губкомы, и ЦКК, и губКК должны уделить много сил и внимания. Газетная же шумиха заменить этой работы не в состоянии». В.Р. Менжинскому председатель ОГПУ рекомендовал поставить учет этих убийств, собрать по этом вопросу «сводки, материалы, выводы, мнения, предложения».

Ознакомление с материалами центральных и губернских газет о процессах селькоров, помещенными после февраля 1925 г., показывает, что публикации стали готовиться более тщательно и число их значительно сократилось.

Предпринимая меры, направленные на утверждение новой власти в деревне, Дзержинский в это время занимался другими неотложными вопросами. 30 марта 1924 г. он запросил В.Р. Менжинского: «Как у нас поставлена оперативная обработка материалов, поступающих из- за границы, о группах террористических?

Ведутся ли списки участников этих групп и выявляются ли их родственные и другие связи в России?

Я уверен, что раздобыть эти сведения не так уж трудно. Взять хотя бы этого Сергея Трубецкого, за него, помню, ручались, он в наших советских органах работал, и здесь его должны знать и должны знать его друзей, родственников и знакомых.

При помощи обысков, выемок, арестов можно бы получить и информацию, и осведомителей.

Установление, кто получает из Франции письма и кто пишет туда — даже самые невинные письма, — может дать нам нити. Политконтроль мог бы в этом отношении дать очень многое.

Очень многое мог бы дать и оперативный анализ корреспонденций из России и многое другое.

Кто у нас всем этим ведает и как у нас эта работа поставлена?».

Очень важным для обороны страны Ф.Э. Дзержинский считал надежную охрану артиллерийских складов, складов боеприпасов и военного имущества, так как малейшие упущения в этом не только грозили большими убытками, но и наносили ущерб обороноспособности страны. К тому же, надо было распорядиться военным имуществом, захваченным у белогвардейцев и интервентов. 1 августа 1921 г. Дзержинский писал Г. Ягоде о том, что в Крыму находятся «громадные склады захваченного имущества, надо от них эти склады целиком забрать. Стоит внести в СТО проект передать в распоряжение тройки: 1) уполн. СТО, 2) уп. Воен вед. 3) уп. НКПС для окончательного распределения…».

После Гражданской войны многие склады находились во временно приспособленных помещениях: в полуразрушенных строениях, бывших казармах, пакгаузах железнодорожных станций и пристаней, зданиях пустовавших заводов и фабрик. Боеприпасы в большинстве случаев хранились с нарушением правил пожарной безопасности и зачастую в железнодорожных вагонах. Из 95 700 вагонов с боеприпасами и артиллерийским имуществом из-за отсутствия помещений для хранения и под открытым небом находились в 85 500 вагонах. В вагонах была сосредоточена большая часть мобилизационного запаса войсковых частей Красной Армии. К тому же караульные подразделения состояла из нештатных и вольнонаемных команд и пополнялись личным составом, не имевшим необходимой подготовки. Служба, как правило, неслась в две смены, что приводило к переутомлению красноармейцев; пожарная охрана была малочисленной и недостаточно обученной.

9 декабря 1921 г. ВЦИК и СТО приняли совместное постановление об охране складов, пакгаузов, кладовых и сооружений на железнодорожных и водных путях сообщения. На НКПС и его местные органы была возложена их охрана, а ВЧК обязана была усилить свои органы на транспорте. Как одну из мер улучшения охраны складов боеприпасов Дзержинский предложил образовать при РВС Республики ударную тройку, которая принимала бы оперативные меры и давала бы информацию всем заинтересованным ведомствам, тем более что местные партийные и советские органы настаивали на улучшении охраны складов.

25 апреля 1925 г. в связи с обращением к нему властей Татарской республики по поводу положения артиллерийских складов, Дзержинский пишет Уншлихту, Ягоде и Пиляру: «Я опасаюсь, если не будут приняты реальные и срочные меры, нашим врагам будет стоить пара пустяков взорвать их там и в корне подорвать нашу оборону.

Мне кажется, что положение настолько серьезно, что необходимы самые серьезные меры со стороны РВС Республики».

В тот же день он поручает Г.Г. Ягоде дать задание Особому отделу подготовить исчерпывающий доклад в РВСР и настоять на том, чтобы РВСР «серьезно занялся этим вопросом. В случае безнадежности в этом направлении, необходимо обратиться лично к т. Рыкову, как председателю Комиссии П/б по обороне. Прошу Вас Рыкову во всяком случае сообщить об опасности лишиться складов и артимущества».

В других районах страны положение было также сложным: в Рыбинске было уничтожено военного имущества на 700 тыс. руб., большие убытки понесли от взрывов и пожаров в Коломне, Костроме и Ташкенте, а также в Георгиевске. В Полтаве банда совершила налет на артиллерийский склад.

После взрыва и пожара на Рыбинских артиллерийских складах 14 апреля 1925 г. Дзержинский писал Ягоде: «За последнее время это второй пожар. 1 — ый военного завода. По первому случаю я просил через Герсона подробного доклада о следствии, но не получил. Необходимо Вам заняться этим делом. Для меня не подлежит сомнению, что это шпионская работа. Надо принять самые энергичные меры по предупреждению по отношению ко всем важнейшим объектам шпионажа для уничтожения».

19 апреля 1925 г. просил Р.А. Пиляра сообщить ему о результате предложения Пиляра образовать при РВСР ударную тройку и «систематически сообщать о принимаемых мерах по упорядочению и охране огнескладов. Полагаю, что необходимо, чтобы РВСР заслушал по этому вопросу доклад в связи с этими двумя пожарами и наметил реальные меры», а 25 апреля поручил Ягоде «в связи с вопросом о катастрофическом положении с артскладами», подготовить доклад в ЦК и настоять на принятии экстренных мер. В случае необходимости он предложил снова обратиться к председателю комиссии Политбюро ЦК РКП(б) по обороне «об опасности лишиться складов и артимущества». Дзержинский писал Уншлихту: «Положение настолько серьезно, что необходимы самые серьезные меры со стороны РВС Республики», и нельзя недооценивать опасность, исходящую от противников советской власти, которые стараются подорвать обороноспособность страны.

Для поимки диверсантов Дзержинский потребовал от ОГПУ и НКВД принять энергичные меры. Все дела по фактам диверсий, взрывов и пожаров он предложил поручить «лучшему следователю». А при ведении следствия помнить также «в деле не столько о стрелочниках, сколько состоящих во главе экспедиции таможни, складов снабжения». Это также было вызвано активизацией шпионской и диверсионной деятельности спецслужб противника.

Только в середине 1925 г. было задержано пять английских диверсантов, получивших задание уничтожить Гатчинскую авиационную базу.

13 июня 1925 г. Дзержинский писал Балицкому: «Налеты на Полтавский и тяжартдива 8 склады свидетельствуют о наличии диверсионных групп врага на Украине. Необходимы энергичные меры для их обнаружения и изловления. Разве при помощи ищеек нельзя найти участников налетов?».

23 ноября 1925 г. Дзержинский поручил Артузову составить для комиссии Обороны А.И. Рыкова доклад о том, что «Ленинград является объектом очень усиленного внимания и по линии шпионажа, и по линии активной диверсии со стороны Англии (и Германии?) через эстонцев и финляндцев.

И надо наметить ряд наших разведупровских, военных, дипломатических, судебных и общих мер. Прошу разработать и доложить мне»®.

3 апреля 1926 г. Артузов получил новое поручение от председателя ОГПУ «составить проект циркулярного письма от имени председателя ВСНХ для рассылки председателям важнейших трестов и ВСНХ республик с описанием тактики и организации польским штабом диверсионной работы и использованием для этой цели перебежчиков, в первую очередь и с требованием бдительности и неприема на работу этих категорий, как в отношении поляков, так и других наших соседей.

Не случайно внимание Дзержинского было обращено «на соседей». 2 июля 1926 г. на Дубровском комбинате в Ленинградском уезде произошел пожар. Сгорел до основания лесопильный завод. Общий убыток составил 1,5 млн. рублей. Причиной пожара явился поджог, произведенный с диверсионной целью двумя финскими перебежчиками при содействии служащих комбината, Поджог был совершен по поручению финского гражданина Ч.Э. Буттенгофа, работавшего до 1926 г. на комбинате и к тому времени проживавшего в Финляндии®.

5 июня 1926 г. председателю ОГПУ стало известно из доклада А. С. Бубнова на заседании комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по обороне об отсутствии надежной охраны Растяпинского военного завода. 6 июля Дзержинский распорядился принять срочные меры по линии ВПУ и ОГПУ для устранения этих недостатков. На следующий день писал Ягоде и Аванесову: «Вчера т. Бубнов сделал сообщение в комиссии] т. Рыкова о полном отсутствии охраны и противопожарных мер на Растяпинском заводе (завод, склады и взрывное поле) Военпрома. Кругом завода сухой лес. Поджечь сущие пустяки. Прошу срочно и совместно принять необходимые меры, сообщив мне после их проведения уже на месте», а 17 июля — предложил всем руководителям трестов и заводов, имевших оборонное значение, в кратчайший срок проверить надежность и бдительность охраны предприятий, обеспечить заводы противопожарными средствами и совместно с органами ОГПУ очистить оборонные заводы от явно враждебных элементов.

Середина 1926 г. потребовала от чекистов усиления борьбы с террористами в связи с их активизацией в различных регионах страны и за рубежом. Чекистам удалось пресечь попытку эстонских шпионов, стремившихся организовать порчу авиационного оборудования .

Особое внимание центральные и местные органы безопасности уделяли охране членов правительства и руководителей Коммунистической партии. Людей, желавших разрешить политический спор силой оружия, было немало за рубежом и в стране.

В центре внимании чекистов было окружение руководителей компартии и Советского правительства. Так, 16 июня 1919 г. Дзержинский направил письмо Петерсу, в котором указал, что заведующий одним из отделов у А. В. Луначарского Штернберг во время поездки из Петрограда в Москву 9 июня слышал подозрительный разговор «очевидных белогвардейцев», что они все сведения получают от «комиссара с Казанской улицы. Луначарский убежден, что этим комиссаром не может быть кто-либо иной, как только бывший антрипринер Якобсон, секретарь Лилиной, в социальном обеспечении, «проныра, темная личность, постоянный посетитель у Зиновьева в квартире», проживающий на Казанской улице. Дзержинский отдал распоряжение: «Необходимо этого Якобсона взять на мушку.

Я спрашивал Лилину, не давая понять в чем дело, об этом фрукте. Она его расхваливает неимоверно. Но надо помнить, что очень часто привыкнув к человеку и нуждаясь в нем, не видишь правды.

Обратите на него осторожно внимание.

A priori можно знать, что белые пытаются иметь своих агентов всюду. Это возможно достичь только при условии, что этот агент — человек по работе незаменимый. Лилина говорит, что этот Якобсон друг Иоффе, но Иоффе далеко и не знаю, стоит ли письменно его запрашивать.

И в последующем Дзержинский не раз возвращался вопросу о ближайшем окружении советских руководителей. Характерно его распоряжение В.Р. Менжинскому от 29 мая 1924 г. по поводу П.И. Пальчинского, связанного с Г.М. Кржижановским и Ю.Л. Пятаковым: «Я думаю этого негодяя Пальчинского надо законопатить как следует быть. Надо дать задание КРО или Секретному] отд. вести за ним тщательное агентурное наблюдение с тем, чтобы посадить его крепко. Очевидно, это нахал — серьезнейший наш враг, имеет связи с заграницей и все знает. Надо, безусловно, выяснить весь круг его друзей и знакомств — этот круг, безусловно круг, наши активных врагов. Надо о нем и о самом Пальчинском собрать весь материал и по прошлому времени.

Прошу поручить еженедельно, каждую субботу посылать мне рапортичку, что делается и что сделано.

Около Пальчинского группируются претенденты на власть, это видно из всего. Прошу выяснить, какая польза от Пальчинского послужила основанием для отношения к нему Кржижановского и Пятакова».

В Советской России было немало людей, недовольных политикой властей. Это недовольство проявлялось в различных формах, в том числе и в желании идти на крайние меры. В их числе были не только антисоветчики, но и рабочие-активисты, что видно из протокола допроса задержанного в помещении Замосковорецкого райкома ВКП(б) и готовившего покушение на И.В. Сталина и секретаря райкома Караваева: «Я рабочий-слесарь, состоял членом РКП (б) и РКСМ. Работал на заводе, в фабзавкоме, в редколлегии, в культурном комитете, в последние 2–3 месяца был безработным. Считаю, что партия, стоя у власти и сама власть не рабочая и не крестьянская, а замаскировалась под рабоче-крестьянскую власть. Она не дает рабочим и крестьянам жить, выгоняет их с завода, платит рабочим мизерное жалование, в то время, когда ответственные работники получают оклады в 300–400 рублей. Крестьянство обременено налогами, нищенски живет и ненавидит Советскую власть. Я хотел убить кого-нибудь из видных вождей РКП.

Я готовился к убийству секретаря ЦК РКП Сталина, для каковой цели дважды пытался проникнуть в помещение ЦК РКП, но меня туда не пустили. Я пытался также проникнуть в МК с целью убийства секретаря Московского комитета 1 мая с.г., пытался проникнуть на Красную площадь с целью убийства влиятельных членов Всероссийской конференции, проникнуть на Красную площадь мне не удалось. Этим и объясняется, что я ударил по голове Караваева бросив стул, стоя на его письменном столе. Вслед я выхватил наган для того, чтобы добить. Но был обезоружен. Целью ряда групп рабочих…. в которых я принимаю участие и на которых обсуждаем положение в стране. Мы листовки давали рабочим, они одобряют. Я считаю, что методом индивидуального террора можно дать почувствовать ожиревшим бюрократам, что рабочие не являются пешками…».

Если этого рабочего удалось задержать, то было немало удачных покушений на руководителей советского государства и компартии, прежде всего из-за упущений в их охране не только от террористов, но от бандитов.

Предметом особой заботы органов ВЧК-ОГПУ была охрана Кремля. Этому уделяли внимание и правительство, и ЦК компартии. Так, 13 апреля 1919 г. на пленуме ЦК РКП (б) был обсужден вопрос о положении дел в Кремле. Дзержинский доложил, что при расследовании краж, совершенных в Кремле за последнее время, выяснилось, что в нем проживает более 1000 старых служащих, имеющих большие семьи, а в дворцовом управлении служит до 400 человек. Как первые, так и вторые не представляют никакой гарантии безопасности и через них в Кремль могут проникнуть все желающие. В арсенале наблюдается колоссальная небрежность к оружию. Ввиду всего изложенного председатель ВЧК предложил «установить единую власть». Сталин добавил о необходимости перенести кабинет В.И. Ленина и совершить «ряд перемещений для большей гарантии безопасности».

После обсуждения вопроса пленум поручил Оргбюро ЦК РКП(б) ЦК совместно с Президиумом ВЦИК «составить тройку, которая должна обследовать весь Кремль и соединить всю власть в своих руках, причем в ее состав желательно ввести Малькова, Государственному контролю проверить штаты и расходы дворцового управления, а вопрос о безопасности В.И. Ленина перенести на Политическое бюро ЦК.

В конце июня 1920 г. Дзержинский из Харькова обращает внимание И.К. Ксенофонтова на охрану Кремля, ссылаясь агентурные данные и полученные письма от сторонников советской власти из лагеря противника. Он предложил своему заместителю, чтобы Н.Н.Крестинский сообщил об этих письмах и В.И. Ленину, и Л.Д. Троцкому, и сообщил, что направил в Москву группу чекистов в главе с Ф.Я. Мартыновым, которые помогут обнаружить подкопы и разоблачить агентов Н.И. Махно. — «Дайте им только возможность проявить инициативу. Более опытных и преданных революции разведчиков и боевиков у нас нет. Мобилизуйте ос[обый] от[дел] МЧК для разведки среди воинских частей, а также необходимо проверить курсы и военные учреждения, особенно специального рода оружия. Необходимо обыскать арсенал, а также где — нибудь в подвалах и колодцах в разных местах Кремля, особенно со стороны Спасской и Неглинной. Поставить микрофоны. Специалисты могли бы дать указание, как подслушать звуки от подкопа днем и ночью. Вы помните в арсенале была обнаружена вырытая яма в стороне стены Ильинских ворот».

Дзержинский также предложил еще раз проверить всех сотрудников во всех наших органах в Москве, в том числе и отряды ВЧК и кроме предварительной слежки за Историческим и Румянцевским музеями «до повального обыска» найти планы этих музеев и их подвалов, которые могут быть в архиве Городской Думы. А в начале обыска выселить всех жильцов из этих музеев на 1–2 недели для того, чтобы тщательно проверить все стены и подвалы, поручив предварительную разведку Мартынову.

25 июня 1920 г. Дзержинский снова пишет И.К.Ксенофонтову о необходимости посоветоваться с коммунистами-саперами и обследовать все дворы, подвалы и нижние этажи домов и церквей около Кремля и в самом Кремле, в том числе в Арсенале и в электростанции у ворот Кремля, мобилизовав коммунистов, рабочих и курсантов; установить наблюдение за вывозом оттуда земли и песка. Обыски подвалов можно мотивировать поиском неучтенных товаров. Кроме того, «производить ежедневно (еженочно) массовые обыски в домах и на улицах, вечером или ночью с проверкой документов и арестовывать всех подозрительных и не прописанных. Дальше на жел. дорогах за несколько станций до Москвы проверять всех пассажиров. Дальше надо ликвидировать всех заподозренных в к.-р. и родных расстрелянных и сидящих в лагере или тюрьме к.-р. Надо проявить максимум деятельности всех органов ВЧК в Москве. Поставьте мои предложения на рассмотрение тройки для того, чтобы изыскать источник людей для этих операций.

Несмотря на мобилизацию всех сил ВЧК в Москве, в Кремле и его окрестностях не было обнаружено ни террористов, ни диверсантов.

22 сентября 1922 г. Дзержинский потребовал обстоятельного отчета от временного коменданта Кремля Лашенова о ремонте квартиры В.И.Ленина: «кто заведует ремонтом и кто от ответственен за организацию ремонта? Как подобраны и кем производящие работу? Чья была обязанность убрать мебель и вещи? Какие были и от кого директивы? Почему она не была убрана? Какой был надзор, чтобы при ремонте не было что-либо подброшено или вложено? Какие и от кого получил поручения т. Беленький? И привлекался ли он кем-либо к этому делу? Требовалась ли от него охрана и когда и для чего? Какие обязанности были коменданта Кремля? Сколько рабочих и руководителей работ находилось в квартире (описать ее)? Какие повреждения, характер их и чем были сделан? Когда? Точное описание, когда это имело место и по отношению к чему? Что уворовано? Соображения, кем это и как могло быть это сделано и кто ответственен?

По характеру повреждения определить, чем они сделаны: стамеской, топором и т. д. и по этим признакам разыскать виновных.

Почему так много было рабочих в конце и сколько было в начале. Сколько было 21 и 22 сентября? Менялись ли они и как? Сколько оторвано от шкафов? Кем были закрыты на ключ шкафы?

Сдавалось ли кем имущество под охрану?».

Как видим, Дзержинского интересовало не столько состояние мебели в кабинете Ленина, сколько организация его охраны и сохранности документов.

12 октября 1925 г. Дзержинский направил в ЦК РКП (б) записку о состоянии охраны Кремля, в которой отметил, что для решения этой задачи необходимо установить ответственным одного человека. К этому времени за охрану отвечали комендант Кремля К.А. Петерсон, назначенный секретарем ЦИКа СССР А.С. Енукидзе, но вся хозяйственная часть, здания, связь, и др. не были ему подчинены и имели много хозяев. Поэтому Дзержинский внес предложение: «Все, что есть на территории Кремля (охрану, хозяйство, связь, музеи, дворец) и Большой театр подчинить одному лицу — коменданту Кремля с подчинением его только секретарю ЦИК СССР. Только такая мера может гарантировать успешность мер по охране как съездов, так и ответственных работников. Прошу ЦК РКП (б) утвердить это мое предложение».

ЦК ВКП(б) утвердил это предложение председателя ОГПУ.

Для предотвращения массовых беспорядков в столице органы ВЧК-ОГПУ и НКВД порой принимали неоправданные меры предосторожности, затрудняя жизнь города, создавая неудобства для его жителей. Поэтому 18 ноября 1920 г. Дзержинский указал командующему внутренними войсками Корневу о порядке оцепления улиц и площадей: «На будущее время… когда встречается надобность оцепления целых площадей и закрытия целых улиц или тому подобное, прошу заблаговременно докладывать лично мне, поскольку я нахожусь в Москве».

21 мая 1923 г. Политбюро ЦК РКП(б) вынуждено было создать специальную комиссию в составе Ф.Э. Дзержинского, Н.И.Муралова, Р.С. Землячки и Богуславского для расследования массовых беспорядков в связи с похоронами В.В. Воровского. После 1 июня 1923 г. Дзержинский выступил в Политбюро с докладом по этому вопросу, отметив, что основными причинами этих беспорядков были: непредвидение, что в демонстрации примет участие несколько сот тысяч, а предполагалось — до 25 тысяч человек; объявление в газетах о свободном входе на Красную площадь; отсутствие единого руководства организаций демонстрации при неясном распределении ролей между отдельными членами комиссии (председателем Свободиным и комендантом г. Москвы Яковлевым); отсутствие связи между членами комиссии.

Комиссия предложила: ответственным за проведение в Москве всяких демонстраций должно быть одно определенное лицо, а именно командующий войсками Московского военного округа Н. И. Мурапов; «при нем состоит постоянная комиссия в составе представителей от МК РКП, Моссовета и ГПУ с привлечением кого окажется нужным; аналогичные постоянные комиссии создать в районах, подчиненные Н.И. Муралову; милиция никоим образом не должна играть руководящую роль, а только подсобную по определению Н. И. Муралова».

Особое внимание Дзержинского было обращено на охрану членов Политбюро. Например, предметом заботы был и поезд Л.Д. Троцкого. Так, 13 марта 1922 г. он отдал распоряжение И.А. Апетеру: «Вы назначаетесь представителем ГПУ в поезде Предреввоенсовета тов. Троцкого, выбывшего из Москвы тринадцатого сего месяца в Смоленск. Вменяется в обязанность встретить поезд и доложить рапортом и сопровождать в дальнейшей проездке. Об исполнении донести телеграфно».

В начале 1924 г. белоэмигранты готовили покушение на Троцкого, стремясь отравить его. 1 февраля 1924 г. Дзержинский писал Троцкому о том, что «анализ крови (правда, недостаточный) тоже не обнаружил вовсе присутствия ядовитых веществ». Но, по имеющимся в ОҐПУ сведениям, «мысль покушения на Вас все же у них сильна. Сейчас получили сведения, что грузинские националисты имеют такое желание. Поэтому моя просьба к Вам: возвращайтесь не через Батум и не в своем вагоне — пусть он идет без Вас? а через, скажем, Новороссийск, в другом вагоне. Такая мера обманула бы врагов и дала бы максимальную гарантию. Прошу согласия (пусть Каузов телеграфирует мне «согласен») и уведомления на 3 недели вперед о сроке выезда для подготовки парохода и поезда».

Дзержинский поручал своим подчиненным проверять каждый факт, относящийся к состоянию охраны. 1 апреля 1918 г. был арестован В. К. Струков за принадлежность к подпольной организации, ставившей целью арест и убийство членов Советского правительства. При обыске у него были обнаружены документы о принадлежности Струкова к легальной плехановской группе «Единство». 27 апреля 1918 г. Дзержинский писал: «Ко мне поступили сведения, что Струков арестован по ложному доносу человека из личной мести. Хлопочут тут за него знающие его партийные товарищи. У меня сложилось впечатление, что Струкова действительно ложно обвиняют».

Вскоре Струков был освобожден под подписку о явке в ВЧК или трибунал по первому требованию.

8 февраля 1925 г. ночью после посещения театра он писал А.Я. Беленькому: «Сегодня при входе с тов. Сталиным в театр и около дверей заметил подозрительное лицо, читавшее объявление, но очень зорко осмотревшее автомобиль, на котором мы приехали, и нас. При выходе из театра тоже какой-то тип стоял (другой) и тоже читал объявление. Если это не наши, то, безусловно, надо понаблюдать. Выясните и сообщите».

Порою его поручения не имели отношения к охране высших чиновников и партийных деятелей. Так, 28 февраля 1926 г. Дзержинский обязал Г.Г.Ягоду принять меры к шантажистке: «А. А. Иоффе уже обращался к нам с просьбой принять меры против какой-то особы, выдающей себя за жену его и вымогающий под этим званием деньги и пр. Это имело место в Крыму. Обращение осталось без последствий. Подробности у секретаря А.И. Радина».

Многие советские руководители, как правило, отдыхали в Крыму и на Черноморском побережье Кавказа, и вся ответственность за их охрану ложилась на сотрудников центрального и местных чекистских органов. А ЧП все же случались. Так, весной 1922 г. бандитами был убит заместитель наркома просвещения Литкенс. Чекисты Крыма бросили все силы, чтобы поймать бандитов. Наконец, ночью с 21 на 22 апреля сотрудники пограничного особого отдела Ялты засадой ликвидировали банду из 5 человек, и начальник отдела Кораблев 22 апреля направил телеграмму на имя В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого и А.В. Луначарского о проведенной операции.

Впредь по распоряжению Дзержинского перед каждым приездом «вельможных особ» в дополнение к существовавшим инструкциям из центра на места давались обстоятельные рекомендации об усилении их охраны. 21 июля 1923 г. И.С. Уншлихт писал С.Ф. Реденсу: «По дошедшим из Крыма сведениям, дорога Севастополь-Ялта неблагоприятна в смысле бандитизма — ограблений. Южный берег Крыма почти поголовно занят партработниками и членами ЦК РКП. Прошу принять все меры обеспечения их и сокращения бандитизма».

Принятых мер оказалось недостаточно, потребовались дополнительные права, и 18 июня 1924 г. председатель ГПУ Крыма Шварц и уполномоченный ГПУ Киятковский просят Г.Г. Ягоду немедленно возбудить «ходатайство ЦИК СССР о признании Крыма угрожающим бандитизму…». На следующий день Шварц получил ответ от Г.Г.Ягоды: «Сообщаю постановление Президиума ЦИК СССР от 18 июня 1924: объявить Крымскую автономную ССР неблагополучной по бандитизму сроком на два месяца».

Любопытно, что само постановление было принято в день запроса, что свидетельствовало не только об оперативности, но и важности данной меры.

В сентябре 1925 г., в связи с намечавшимся отпуском М.В. Фрунзе в Крыму, в Симферополь, на имя председателя ГПУ Крыма Тропкина 8 сентября была получена телеграмма А.Я. Беленького: «Прошу прикомандировать Фрунзе время его отпуска комиссара хорошего, расторопного, знающего Крым. Каково состояние Фрунзе? Не отразилось на его здоровье? где поместили, как держать ним связь. Прошу лично проследить. Лично шифр, переданный Карповичу, передать назначенному Вами комиссару фамилию сообщите…». Аналогичные телеграммы направлялись и при убытии на отдых других высших политических и государственных руководителей. И не только начальникам территориальных органов ВЧК-ОГПУ, но и всем начальникам транспортных отделов ОГПУ южного направления (Москвы, Курска, Харькова, Ростова-на-Дону, Минеральных Вод), как это было 12 августа 1926 г.: «14 августа 14 часов поездом N 1, вагон 432 из Москвы в Кисловодск едет т. Троцкий. Примите меры охране и наблюдения пути и вагона техническом отношении и со стороны возможно нападения неблагоприятных участках усилить охрану. Всем начальникам ОДТО сопровождать поезд по своим участкам. О продвижении поезда доносить без малейшего промедления по прямому проводу со всех узловых станциях и станциях расположения ДОТООГПУ. Качестве личной охраны из ТО ОГПУ сопровождать [будут] поезд два курсанта пулеметом. Зам. нач. ТО ОГПУ Кишкин».

Дзержинский не только проявлял заботу об охране членов правительства и партийных деятелей, но и заботился о продовольственном обеспечении курортов Крыма и Черноморского побережья Кавказа.

27 июня 1922 г. он писал Уншлихту: «За последнее время начали поступать неоднократно жалобы товарищей на тяжелое продовольственное положение наших курортов, в особенности Крыма и Кавказа. Товарищи, находящиеся там на лечении, голодают. По данному вопросу я запросил Халатова. Из прилагаемых при сем материалов (которые прислал тов. Халатов) видно, что курорты снабжаются продовольствием удовлетворительно. Прошу Вас обратить серьезное внимание на это обстоятельство, требующее расследования.

Необходимо запросить наших полномочных представителей Юго-Востока, Кавказа и Крыма по существу данного вопроса.

О результате прошу Вас мне сообщить».

22 июня 1926 г., в связи с тем, что польская и украинская петлюровская пресса обвинили большевиков в убийстве Петлюры и полученным сообщением о намерении адъютанта Петлюры, работника 2-го отдела польской армии жестоко «отомстить большевикам», Дзержинский предложил Ягоде принять ряд мер для предотвращения покушений на руководящих работников компартии и Советского правительства:

«1) Предупредить всех членов ЦК и всех наших послов о замыслах петлюровцев. Составьте текст уведомления и представьте мне на утверждение.

2) Вести энергичную агентуру за границей в петлюровских кругах и наблюдение за их действиями.

3) Произвести массовую операцию против петлюровцев, тщательно ее подработав и ударивши по их московским связям.

4) Усилить бдительность по охране высших партийных и советских учреждений на Украине и вождей, проверивши их аппараты с точки зрения связи с петлюровцами.

5) Усилить охрану Раковского.

6) Захватить достаточное количество заложников.

7) Усилить охрану ЦК ВКП (б)…».

На следующий день зампред ОГПУ Ягода и заместитель начальника КРО ОГПУ Ольский направили телеграмму в Харьков Балицкому и в Минск Пиляру о том, что после убийства Петлюры активизировались петлюровцы, а агент 2-го отдела Польского генштаба Чеботарев поклялся отмстить советским вождям. Поэтому для предотвращения терактов за границей и на территории СССР было предложено всем резидентам в Европе выявлять намерения петлюровских кругов, тщательно подготовить операцию для разгрома их агентуры, вплоть до взятия заложников, предупредить о намерении петлюровцев членов ЦК КП(б)У, усилить охрану членов ЦК и государственных учреждений, имея в виду, что базой терактов могут быт польские резидентуры и консульства.

25 июня 1926 г. Дзержинский поручил Ягоде разработать план и систему мероприятий для выполнения указанных директив и созвать специальное совещание, на котором обсудить меры борьбы с противником, отдать распоряжение всем органам ОГПУ «взяться за дело, подтянуться, усилить бдительность без вредной шумихи и суетни». — «Еще два пункта: 1) враги, безусловно, пойдут и по линии террора — надо на это указать и иметь в виду и 2) обратить снова внимание на положение на транспорте — на поднятие бдительности, на изгон с транспорта враждебных и подозрительны без массовых увольнений. Точный учет этих элементов на случай необходимости изоляции их при нападении на нас».

18 июля 1926 г. Дзержинский писал Ягоде о необходимости выполнении решения Политбюро ЦК ВКП (б) о подготовке специальных групп для борьбы с диверсантами на случай войны. Речь шла о постановлении комиссии по Обороне при Политбюро ЦК от 25 мая 1925 г. и разработке мер по организации партизанской борьбы в тылу противника в связи с угрозой нападения на СССР, о создании на территории враждебных стран специальных групп, которые в мирное время должны собирать информацию, а в случае войны вести диверсионную работу и заниматься руководством партизанским движением, что дезорганизует польский тыл противника и оттянет их вторжение на нашу территорию. — «Дело в том, — писал тогда Дзержинский В.Р. Менжинскому, — что мы сможем закончить мобилизацию армии в 30 дней, а поляки в 14». Его беспокоила информация Уншлихта о том, что ОГПУ ничего не сделало «в части к нам относящейся из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) 1925 г. в связи с диверсионной работой спецслужб противника».

Опасения председателя ОГПУ не были напрасными. По данным КРО ОГПУ от 24 июля 1926 г., на совещании лидеров УНР в Париже главой правительства был избран заместитель Петлюры Левицкий и выдвинуто требование мести за смерть Петлюры, в частности, решено убить Шварцбарда во время суда или после окончания такового. Исполнение поручено Капустянскому. Чеботарев с одобрения правительства УНР направил в Украину (в район города Гусятина) двух своих бывших офицеров (Барвинского и Лебеденко с воззванием Левицкого и с задачей устроит покушение на жизнь Чубаря. Кроме того, Чеботарев готовит покушение на секретаря советского консульства в Варшаве — Репу.

Приведенные документы свидетельствуют, каким важнейшим направлением деятельности органов ВЧК-ОГПУ была борьба с террористам и диверсантами, действовавшими против сторонников советской власти крайними средствами борьбы, вплоть о физического уничтожения. Эти акции осуществлялись не только спецслужбами противника, но и контрреволюционными организациями. В борьбе с этими видами преступлений Ф.Э. Дзержинский предпринимал всесторонне продуманные меры, включавшие как гласные, так и негласные методы, опираясь на всестороннюю поддержку населения.

 

Глава 13. На идеологическом фронте

К середине 1920-х гг. не осталось фактически ни одной сферы жизни и деятельности граждан, не подконтрольной ведомству безопасности. Это происходило в условиях, когда шел процесс формирования целостной системы партийно-государственного руководства культурой и просвещением. А.В. Луначарский, выступая на X съезде РКП (б) в 1921 г., подчеркнул, что в социалистическом государстве все просвещение «может быть только коммунистическим и никаким другим; все науки, все искусства должны быть пропитаны коммунистическим духом». Это была не только личная точка зрения наркома просвещения, но официальная линия большевистской партии после прихода к власти. Проводя такую политику, большевистское руководство преследовало цель укрепления влияния коммунистической идеологии в стране, в том числе во всех сферах культуры и искусства, в науке, а также не допускать инакомыслия. В решении последней задачи важнейшая роль принадлежала органам ВЧК-ОГПУ, и, безусловно, их руководителю Ф.Э.Дзержинскому.

Но чекистам было не под силу одолеть весь объем серьезных проблем без опоры на интеллигенцию. Ведь предстояло фактически изменить мировоззрение большинства населения. Люди умственного труда, составляли интеллектуальное, идеологическое и нравственное ядро каждого из противоборствующих лагерей. Именно она направляла свой талант и способности на обеспечение победы идеологии «белых» или «красных».

В «преобразовании мира» большевики опирались на ту часть интеллигенции, которая разделяла их политику и прямо или косвенного оказывала поддержку. Среди деятелей литературы того времени было немало людей, имевших опыт работы в ВЧК, ГПУ, ОГПУ: И.Э. Бабель, О.М. Брик, А. Веселый, Б. Волин, И.Ф. Жига, Г. Лелевич, Н.Г. Свирин Этот список можно продолжить. Именно в те годы Э.Г.Багрицкий с чувством восклицал:

Механики, чекисты, рыбоводы, Я ваш товарищ, мы одной породы.

Но даже в условиях Гражданской войны и новой экономической политики, в условиях жесточайшего контроля интеллигенция сумела в своей значительной части сохранить независимость, критичность мышления и способность находиться в оппозиции к власти.

При тяжелейшем положении рабочих и крестьян, не легче было интеллигенции. Она находилась в крайне тяжелом материальном положении, нищенствовала, особенно учителя и преподаватели вузов. Если машинистка главка в 1924 г. получала зарплату 12 червонцев в месяц, то высококвалифицированный педагог с университетским образованием, работавший в школе, — 3 червонца. Но более всего интеллигенцию угнетало навязывание единой идеологии, отсутствие свободы творчества, жесткий бюрократический контроль различных государственных структур. Многие интеллигенты, боровшиеся за гражданские свободы общества еще в монархической России, вспоминали слова Ивана Каляева о завоеванной свободе: «И вот когда сбылась мечта,// Мы о весне давно мечтали, // Поняв, узнав: она — не та».)

Интеллигенция не была однородной, отсюда и ее отношение к власти было различным. В качестве активной силы контрреволюции выступал влиятельный, хотя и немногочисленный ее слой, тесно связанной с прежними господствующими классами — крупное чиновничество, духовенство, часть профессоров, публицистов, литераторов, студенчество. Ядро белого движения составило офицерство. Пережившее унижение в ходе революции, которая привела, в конечном счете, к деморализации и ликвидации армии, к позору Брестского мира, офицерство превратилось в «новый маргинальный слой», сконцентрировавший в себе мощный заряд ненависти к своим гонителям, огромную жажду социальнополитического реванша. И многие из офицеров пополнили ряды противников власти.

Наиболее многочисленная часть традиционной интеллигенции, люди массовых профессий — учителя, медицинские работники, инженеры и техники, служащие и др., придерживалась в своей основной массе пассивных и нейтральных позиций. Динамика изменений настроений и поведения этой части интеллигенции находилась в зависимости от хода изменений в стране, от собственного материального положения и ряда других факторов. Почвой для законного недовольства являлись недостатки в деятельности советов, повсеместные нарушения провозглашенных демократических принципов работы советских органов, бюрократические извращения со стороны служащих госаппарата и остатки прежних порядков в учреждениях, значительная оторванность части руководства от населения, пренебрежение их интересами. Не случайно В.И. Ленин подчеркивал, что «самый худший у нас внутренний враг-бюрократ…».

Новая экономическая политика советской власти создала опасность объединения и консолидации сил буржуазных и мелкобуржуазных групп, находивших себе все усиливающуюся опору в условиях развития НЭПа. Антисоветская интеллигенция использовала открывшиеся ей возможности организации и собирания своих сил, созданные новым курсом и ослаблением деятельности репрессивных органов. Мощь этого слоя интеллигенции усилилась еще и тем, что среди коммунистов, в связи с ликвидацией фронтов и НЭПом установилось определенное «мирное» поле деятельности. Широкие слои интеллигенции были возмущены чистками вузов, советских учреждений, армии, высылками за границу и ссылками в отдаленные районы страны тысяч людей, единственной виной которых было недовольство своим положением и политикой правящей партии или дискриминационным отношением к определенному классу. Возмущала и топорная политика власти по отношению к верующей части населения, гонение на православную церковь. Последнее даже у убежденных атеистов вызывало протест.

Против такой политики протестовали не только противники советской власти, но и ее сторонники, даже очень близкие к Ленину, Дзержинскому и др. Таковым был писатель А.М. Горький, который очень резко выступал особенно против арестов творческой интеллигенции. Именно он писал В.И. Ленину: «Для меня богатство страны, сила народа выражается в количестве и качестве интеллектуальных сил. Революция имеет смысл только тогда, когда она способствует росту и развитию этих сил. К людям науки следует относиться возможно бережливее и уважительнее — особенно необходимо у нас, где семнадцатилетние мальчики идут в казармы и на бойню Гражданской войны и где рост интеллек. сил страны будет надолго задержан.

Мы, спасая свои шкуры, режем голову народу, уничтожаем его мозг.

Очевидно, у нас нет надежды победить и нет мужества с честью погибнуть, если мы прибегаем к такому варварскому и позорному приему, каким я считаю истребление культурных сил страны.

Что значит этот прием самозащиты, кроме выражения нашей трусости и сознания слабости, и, наконец, желания мести за нашу собственную бездарность.

Я решительно протестую против этой тактики, которая поражает мозг народа и без того достаточно нищего духовно. Знаю, что Вы скажете обычные слова: «Политическая борьба», «Кто не с нами, тот против нас», «Нейтральные люди опасны» и др.

Огромное большинство представителей положительной науки — нейтрально и объективно, как сама наука: это люди аполитичные. Среди них большинство старики, больные. Тюрьма убьет их. Они достаточно уже истощены голодом.

Владимир Ильич, я становлюсь на их сторону и предпочитаю арест и тюремное заключение — участию хотя бы и молчаливому, в истреблении лучших, ценнейших сил русского народа.

Для меня ясно, что «красные» такие же враги народа, как и «белые».

Лично я, разумеется, предпочитаю быть уничтоженным «белыми», но и «красные» — тоже не товарищи мне…».

Власть не могла не считаться с мнением авторитетнейшего писателя и зачастую шла ему навстречу, когда решалась судьба отдельных лиц, но она не меняла своей политики.

Главными очагами борьбы антисоветской интеллигенцией против власти стали: печать, высшие учебные заведения, различные общества, ведомственные съезды, театр, кооперация, тресты, торговые учреждения, церкви и др.

В 1917–1926 гг. недоверие и всесторонний надзор лежали в основе политики власти по отношению ко всем людям интеллигентного труда. Оперативное наблюдения органов ВЧК-ОГПУ в сфере идеологии осуществлялось за всеми слоями населения, но прежде всего за интеллигенцией. Именно в ней власть видела противников своей монополии влияния на умы людей. По заданию большевистского руководства под особым контролем чекистов были писатели, журналисты и вообще лица, связанные с печатным словом, издательской деятельностью.

Компартия с первых дней советской власти была поставлена перед необходимостью принятия ряда мер против контрреволюционной печати. «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага… оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы», — утверждалось в подписанном В. И. Лениным Декрете о печати. В своей речи о печати он говорил на заседании ВЦИК 4 (17) ноября 1917 г.: «Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет значит перестать быть социалистом».

Дзержинский неуклонно проводил эти линию партии в жизнь.

В конце 1917 г. в соответствии с постановлением СНК от 7 декабря 1917 г. о борьбе с лицами, использующими печать в антисоветских целях, Дзержинский по следственному делу, обвинив журналистов петроградской прессы в саботаже, вынес постановление о взятии под стражу Аргунова, Яроцкого и Дмитриевского. 2 и 3 января 1918 г. были произведены аресты в редакциях газет правых эсеров «Воля народа» и меньшевиков «День». Были изъяты материалы, содержащие клевету на советскую власть. В заключении ВЧК по делу арестованных было указано на причастность Д.И. Заславского и С.А. «ливанского к этому преступлению.

21 января 1918 г. член Трибунала печати А.А. Шрейдер направил письмо в управление Чрезвычайной Следственной комиссии: «Ввиду того, что ныне уже организован Трибунал печати, который начинает функционировать с понедельника 22 января 1918 г. и в виду того, что по инструкции Трибунала печати ответственности подлежат лишь произведения, а отнюдь не лицо. Прошу Чрезвычайную комиссию сделать распоряжение об освобождении из-под стражи всех осужденных^ преступления в печати». К этой просьбе присоединился народный комиссар юстиции И.З. Штейнберг. Ф.Э. Дзержинский ответил, что за ВЧК «осужденных нет: арестованные в «Дне» и «Воле Народа» обвиняются в контрреволюционных деяниях против Советской власти, которые проявились не только в печати, но и в определенной политической деятельности. Комиссия считает, что освобождение Заславского и «ливанского, как равно выдающихся членов правых с.р., в то время, когда заговоры не уничтожены, невозможно».

16 января 1918 г. по подозрению в том, что во время корниловского мятежа занимался агитацией против большевиков, был арестован председатель Временного исполкома служащих наркомата продовольствия, в прошлом журналист М. В. Совинский. На допросе 17 января 1918 г. он показал Ф.Э. Дзержинскому, что в 1915 г. был сотрудником газеты «Столичная газета». Газета была без политической окраски, чисто городская, она вела борьбу с дороговизной, ни один № не выходил без купюр. Газета обанкротилась. Типография находилась на Клинском проспекте у Забалканского. Контора была на Итальянской, № 31. Совинский заявил, что знает А. И. Ядрова, с которым познакомился через «Маленькую газету». Он был зицредактором. Совинский же сотрудничал в «Петроградском листке», «Новостях» — Знатовича, «Петербургских ведомостях», в «Neue Wiener Tageblatt (корреспондент) — в 1905 г, «Маленький» и «Новой Маленькой», «Биржевых», «Московском листке», «Биржевых известиях», «Новом времени», «Военном голосе». И «вообще был хроникером (интервьюером), а не политическим публицистом». Дезобри и мужа ее — отставного офицера не знал и не видел никогда. Сам же работает в Комиссариате по продовольствию председателем Временного исполнительно комитета служащих.

После допроса М.В. Совинский был освобожден за отсутствием данных, подтверждающих полученную информацию.

На основании донесения работников НКПС от 23 января 1918 г. был арестован бывший надворный советник Н.Д. Красильников за распространение написанной им брошюры антисоциалистического содержания. На допросе он рассказал Дзержинскому, что брошюра им отпечатана до октябрьского вооруженного восстания. После заявления о признании советской власти Красильников был освобожден.

Доносили в ВЧК не только работники наркоматов, но и частные лица. По такому доносу была арестована и дочь Льва Николаевича Толстого Александра Львовна. У нее была изъята вся частная корреспонденция. 15 июля 1919 г. бывший секретарь Л.Н.Толстого В.Г. Чертков обратился с просьбой к Дзержинскому об освобождении из-под стражи А.Л. Толстой и возвращении изъятой корреспонденции. Через 10 дней председатель ВЧК распорядился: «Освободить, взяв подписку».

24 января 1918 г. заместитель наркома юстиции левый эсер А.А. Шрейдер обратился в СНК с предложением изъять из ведения ВЧК дела, связанные с использованием печати в контрреволюционных целях, но СНК отверг это предложение.

В мае 1918 г. ВЧК завела дело о клевете эсеровских и меньшевистских газет, которые сообщили о том, что якобы германские власти предъявили СНК ультиматум о разоружении латышских частей и вводе в Россию немецких оккупационных отрядов. Несмотря на опровержение слухов Я. М. Свердловым, эсероменьшевистская печать продолжала их широкое распространение. Тогда ВЧК закрыла газеты «Вперед», «Родина», «Земля и воля», «Народное слово» и оштрафовала ряд других изданий, что вызвало возражение со стороны некоторых руководителей Моссовета. 10 мая 1918 г. Ф.Э. Дзержинский и Я.Х. Петерс направили письмо в редакции газет следующего содержания: «В связи с появившейся в номере 23 Вашей газеты статьи «Новые требования германского правительства» и целым рядом статей, помещенных в предыдущих номерах Вашей газеты, содержащих в себе ложные сведения с целью создать в широких массах панику, Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией считает своим долгом закрыть Вашу газету и дело о ней передать в революционный Трибунал».

11 мая 1918 г. на заседании ВЧК были заслушаны доклады И.А. Визнера и Ф.Э. Дзержинского «О конфликте с Московским Советом в связи с закрытием ВЧК газет и предполагавшейся на 12 мая облавой на уголовные и преступные элементы Москвы в широком масштабе без предварительного и подробного оповещения Московского Совета». ВЧК постановила: «Меры, принятые тт. Дзержинским и Визнером по выяснению и смягчению конфликта путем личных переговоров, одобрить. Операцию облавы временно отложить до осуществления возможности принятия участия в ней и представителей Московского Совета».

В конце мая после доклада Я. X. Петерса Моссовет одобрил действия ВЧК.

В декабре 1918 г. возник конфликт в связи с тем, что М. Ю. Козловский поддерживал ложные утверждения о незаконных репрессиях, якобы осуществляемых ВЧК. 19 декабря 1918 г. Бюро ЦК РКП (б) заслушало вопрос о ВЧК. Дзержинский доложил о заседании ВЧК, на котором было постановлено обратиться к ЦК о разрешении конфликта Козловского с остальной коллегией. Далее выяснилось, что в печати за последнее время печатались статьи о деятельности ВЧК, которые не носили делового характера. После обсуждения было принято решение, в котором было указано, что «на страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях».

Ф.Э. Дзержинский прекрасно понимал значение печати в жизни общества и в работе чекистов частности. Его взгляды на роль печати окончательно сформировались в годы новой экономической политики и далеко выходят за рамки сугубо чекисткой работы. Это подтверждают сотни документов. Он рассматривал печать как одно из важнейших средств, способствующих превращению экономически отсталой России в могучее государство, считал, что газеты должны стать «мощным орудием возрождения», «могущественным орудием руководства и управления». Председатель ВЧК-ОГПУ твердо следовал принципу партийности печати, суть которого заключается в неукоснительном следовании политике партии, пропаганде ее идей, мобилизации населения на проведение ее директив. В этом он видел высшее выражение классового характера печати, ее идейную направленность. Его убеждения исходили из решений VIII съезда РКП (б) (1919 г.), в резолюции которого «О партийной и советской печати» говорилось о печати, как важнейшем средстве воздействия на самые широкие народные массы.

Дзержинский высоко оценивал роль печати в деле культурного воспитания населения. Печать, по его мнению, должна способствовать ликвидации неграмотности и формированию коммунистического мировоззрения. От этого, говорил он, во многом зависит решение всех задач. «Там, где нет грамоты… где нет культуры, там нет пролетарской власти, там будет взяточничество, шкурничество, но не будет сознания той миссии, которую пролетариат выполняет».

Весьма примечательно, что Дзержинский проявлял постоянную заботу по обеспечению работников местных ЧК необходимой литературой. Так, находясь в Сибири в начале 1922 г., он поставил перед И. С. Уншлихтом вопрос о посылке фельдсвязью для сибирских ТЧК газет «Правда», «Известия», «Экономическая жизнь» и «Гудок». Из Новониколаевска он писал, что нужно попросить В.Л. Герсона, «пусть соберет всю литературу, без которой мне можно обойтись (дома у меня в кабинете есть), и достанет еще и шлет сюда мне. Самая главная литература — о фронте напряжения труда, о международной ситуации и о новой экономической политике».

Дзержинский не терпел поверхностного отношения к публикациям и предлагал авторам, прежде всего исходить из интересов дела. Об этом красноречиво говорит один случай. 28 марта 1925 года в «Рабочей газете», органе ЦК партии, была помещена статья Л. Сосновского «Радиовредители, радиопростаки, или как покупают «кота в мешке». Автор ставил вопрос о якобы ошибочном заключении концессионного договора с французской радиокомпанией по использованию у нас французской радиотехники, хотя этот вопрос уже был решен высшими государственными инстанциями. Кроме того, в статье содержались оскорбительные выпады против руководителей народного хозяйства. В связи с появлением статьи Л. Сосновского Ф. Э. Дзержинский обратился с письмом в ЦКК к В. В. Куйбышеву, выслав копию письма в ЦК на имя И. В. Сталина. В письме он заявил, что считает статью Сосновского «преступной и недопустимой для члена партии и для партийной газеты», и ходатайствовал перед ЦКК о «привлечении к партийной ответственности как Л. Сосновского, так и редакции «Рабочей газеты». Это было 28 марта. А через три дня «Рабочая газета» поместила письмо председателя правительственной комиссии по радиоделу В. В. Куйбышева, осудившего действия Л. Сосновского. «Статья Сосновского, — говорилось в нем, — излишне обостряет и без того разгоревшиеся страсти и ни в какой мере не способствует беспристрастному решению вопроса».

9 июля 1924 г. Дзержинский писал в Политбюро ЦК РКП (б) Сталину: «И вот все газеты, как «Правда», «Труд», «Рабочая газета», «Экономическая Жизнь» пишут статьи, заметки и помещают издания изо дня в день безответственные корреспонденции, что производительность труда достигла двоенной, превысила ее в % на 20–25, а зарплата отстала и т. д.

Между тем, для каждого умеющего смотреть на все открытыми глазами, ясно, что это вранье.

Один я остаюсь голосом вопиющего, мне самому приходиться и возбуждать вопрос и защищать правильную точку зрения и даже пускаться в несвойственное мне дело — писать статьи и вести печатную полемику. Но голос мой слаб, никто ему не внемлет. Я должен поэтому и обращаться в Политбюро и привести типичные примеры, отчасти опубликованные мной в печати и никем еще прямо не опровергнутые, но косвенною обиняками опровергаемые.

Необходимо запретить писать в наших газетах небылицы о наших успехах, необходимо запретить заниматься учеными и волокитными опровержениями того, что ясно каждому, а именно что мы мало производим, а много потребляем. Необходимо покончить с рвачеством по линии зарплаты и создать твердое руководство в сторону действенного походе к осуществлению на деле союза с крестьянами, необходимо твердое сознание всех рабочих, что борьба с неурожаями, нынешними и по предупреждению в будущем потребует много жертв со стороны рабочих».

Требование всесторонней проверки сведений, поступающих в ВЧК — ОГПУ, проходит через все распоряжения Дзержинского. Он говорил о необходимости передачи наблюдения за контрреволюционной деятельностью интеллигенции в печати «сильному человеку», «достаточно компетентному», предлагая поставить во главе этого дела В. Р. Менжинского. На многих материалах, поступивших в ВЧК — ОГПУ, есть такие резолюции его председателя: «было бы полезным получить отзыв людей компетентных», «дать на отзыв оперативным органам для оценки и внесения дополнений и изменений».

Требуя от сотрудников газет и издательств критического подхода к тем или иным проблемам, Дзержинский учил видеть принципиальную разницу между критикой недостатков и обывательским смакованием, «критикой» с намерением подорвать советский строй. По его мнению, печать должна быть направлена на улучшение дела по принципу «не столько обличать, сколько учить». В критике должна быть соблюдена мера. Беспокойство Дзержинского не было случайным. В те годы страницы газет и журналов, особенно сатирических, были наполнены критическими заметками, фельетонами, баснями, карикатурами, бичевавшими недостатки в работе хозяйственных органов, а доброжелательных статей, направленных на четкую организацию дела, было крайне мало. Характерно его письмо сотруднику 8 июля 1926 г. одного из наркоматов Савельеву: «Мне сегодня показали № 25 «Крокодила» (моя дружест. карикатура на последней стр.) с рисунками, с травлей наших хозяйственников на первой странице. Нэпмановские рожи с повесткой доклада предс. правления. Я просил бы Вас подобрать мне материал травли наших хозяйств, в печати для того, чтобы выступить в печати в защиту наших хозяйственников и для доклада в ЦК. Реклама мне в противопоставление другим — только вред делу.

Зачем и кому это нужно?».

Дзержинский часто участвовал в полемике по различным вопросам. 3 июля 1925 г. в ответе на открытое письмо в газете «Экономическая жизнь» он писал о сущности политической полемики: «В цитированной выше статье «Несколько слов нашим противникам»

Плеханов отличает «резкость» от «грубости», приводя в пояснение Пушкина:

Нельзя писать: такой-то де старик,

Козел в очках, плюгавый клеветник,

И зол, и подл — все это будет личность,

Но можете печатать, например,

Что «господин парнасский старовер (В своих статьях) бессмыслицы оратор,

Отменно вял, отменно скучноват,

Тяжеловат и даже глуповат — Тут не лицо, а просто литератор.

В наших условиях, когда споришь не с политическим противником. правило Плеханова и Пушкина должно соблюдаться в полной мере. А если т. Соколовский был резок, то обозреватель печати был груб».

Обмен мнениями в печати, отмечал Дзержинский в докладе на совещании руководителей московской печати 16 апреля 1926 г., должен быть направлен на своевременное раскрытие неправильных методов организации производства и управления. Он считал печать важнейшим источником информации о процессах, представлявших оперативный интерес для органов безопасности, и требовал от чекистов, чтобы они были всегда в курсе международной и внутренней жизни страны, внимательно следили за печатью в интересах своей повседневной практической работы, своевременно откликались на каждую публикацию, имевшую прямое отношение к сфере их компетенции. Так как чекисты зачастую не были специалистами в конкретных хозяйственных областях, то, как правило, при возникновении каких-либо сомнений они обращались к экспертам. На многих материалах, поступавших в ВЧК-ОГПУ, есть такие резолюции Дзержинского: «Было бы полезным получить отзыв людей компетентных», «Дать на отзыв оперативным органам для оценки и внесения дополнений и изменений». Дзержинский отрицательно относился к газетной шумихе, полагая, что это только вредит делу и что в публикациях печати не должно быть как лакировка, парадности, замазывания недостатков, так и огульного охаивания — «Надо изгнать из газет демагогию и вранье». Он рекомендовал чекистам более активно использовать в печати имевшиеся в их распоряжении материалы. Его беспокоило, что эти «наши материалы политически достаточно не используются. Это наш коренной дефект». Председатель ВЧК-ОГПУ считал, что надо идти навстречу пожеланиям редакторов газет, знакомя их с документами, представляющими интерес для печати: «Стеклов просил получать (будет возвращать) для прочтения сводки наши. Просил с января месяца. Полагаю, что ему, как редактору «Известий», знать надо. М[ожет] быть, обязать его таким путем работать у нас по политическому] использованию имеющихся у нас материалов». Вместе с тем 31 ноября 1922 г. Дзержинский писал Благонравову о том, что сотрудники в своей работе недостаточно знакомятся с газетными публикациями. «Если мы на это дело обратим внимание, — писал он, — то газеты станут мощным орудием возрождения транспорта. Теперь важнее всего работа в деталях. Надо изгонять из газет демагогию и вранье и пригласить всех транспортников через газету указывать на все случаи бесхозяйственности, тунеядства и безделья…».

Конечно, с особым вниманием Дзержинский относился к материалам в советской печати, касающихся чекистской работы. В данном случае он рассматривал печать как средство, помогающее расширить и укрепить связи чекистских органов с населением. Центральная и местная печать, по его мнению, должна показывать место и роль органов государственной безопасности в процессе строительства социалистического общества. В приказах по ВЧК-ОГПУ предлагается «обратить внимание на осведомление окружающих о деятельности ЧК», всем ЧК систематически выступать на страницах газет и журналов со статьями о своей деятельности, «каждая ЧК на страницах местного органа должна иметь свой отдел». Известно много указаний Дзержинского об освещении в печати задач, решаемых чекистами, к примеру, записка от 20 января 1921 г., адресованная в ЭКУ ВЧК с рекомендацией написать статью о значении карательной политики в борьбе с разрухой и злоупотреблениями.

Исходя из пожеланий председателя ВЧК-ОГПУ, «Правда», «Известия», «Беднота» и другие центральные и местные газеты постоянно предоставляли свои страницы для помещения чекистских материалов. Некоторые губернские газеты отводили специальные полосы для сообщений о работе ЧК. Вот перечень статей газеты «Советский Юг»: «Кого и за что карает ЧК», «Новая экономическая политика и ЧК» (в порядке дискуссии), «Борьба с бандитизмом» (беседа с председателем ДонЧК: тов. Емельяновым). «Советская Сибирь» под рубрикой «Партийная жизнь» наряду с другими материалами регулярно помещала заметки о работе комячеек губернских отделов ГПУ Омска и Новониколаевска, о шефстве, выступления полномочного представителя ОГПУ в Сибири И.П. Павлуновского. В «Тамбовской правде» в отделе «Жизнь РКП» рассказывалось о работе партийной ячейки при отделении ДТО ГПУ.

В печати сообщалось о раскрытии заговоров, о формах и методах борьбы контрреволюции с советской властью и др.

Литературно-издательская деятельность губкомов и местных советов оказывала большую помощь чекистам в решении оперативных задач. Так, Тамбовский губком партии с 1 марта по 1 августа 1921 года (период ожесточенной борьбы с кулацким бандитизмом) издал 57 000 брошюр и 39 различных листовок (в количестве 657 000 штук) о борьбе с бандитизмом. Это способствовало разоблачению бандитов, истинных целей участников контрреволюционных выступлений, политики антисоветских партий.

Пожелания Дзержинского об опоре на печать в воспитании чекистов чекистские партийные ячейки выполняли в обязательном порядке. Об этом говорят повестки дня заседаний исполнительных бюро (президиумов) и общих собраний ячеек. Так, в мае 1922 года президиум бюро объединенной ячейки особого отдела ЗападноСибирского военного округа, Омского губотдела ГПУ и 75-го дивизиона войск ГПУ обсудил вопрос о выписке центральных газет5 января 1923 г. исполнительное бюро комячейки Новониколаевского линейного транспортного отдела, рассмотрев циркуляр райкома партии о коллективной выписке центральных газет, решило предложить общему собранию выписывать на средства членов ячейки три центральные газеты, «газеты должны группироваться в библиотеке-читальне и ни в коем случае не растаскиваться сотрудниками по кабинетам».

Особое значение для чекистов имели рекомендации Ф. Э. Дзержинского по применению печати в целях борьбы с преступными элементами, с противниками советской власти.

Через печать Дзержинский сам обращался к населению. Так, 2 апреля 1919 г. в «Известиях» от имени ВЧК он предупредил, что всякого рода выступления и призывы против советской власти «будут подавлены без всякой пощады.

Во имя спасения от голода Петрограда и Москвы, во имя спасения сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская Чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания».

Дзержинский стремился также через печать привлекать внимание общественности к нерешенным задачам. Например, в начале 1922 г., он во главе специальной комиссии СТО находился в Западной Сибири для выяснения положения с продовольствием и отправки продовольственных грузов в центральные районы. Вместе с ним в Омск и Новониколаевск выехала большая группа сотрудников ВЧК, так как для нормализации обстановки в Сибири большое значение имело улучшение деятельности чекистского аппарата. Оттуда Дзержинский обратился к редактору «Известий» с просьбой поместить письмо А.В. Глузмана об экспедиции в Сибирь. «Положение здесь таково, что, если не обратить внимания на Сибирь, мы можем ее потерять…». Обстановка в этом районе страны была действительно тревожной: «парт(ийная), проф(союзная) и культработа отсутствуют», а местные работники «нов(ой) эконом(ической). политики не понимают, не чувствуют, что это новый этап борьбы за существование, никто не разъясняет им, литературы нет, организации в зародыше, настроения антиспецовские и индивидуалистические. Положение материальное тоже очень тяжелое… В результате не можем справиться с боевым заданием. Январь потерян. Необходимо на Сибирь обратить внимание…». Газета «Известия» поместила статью А. Глузмана «Экспедиция особоуполномоченного ВЦИК и СТО т. Дзержинского (письмо из Сибири)».

Большинство документов Дзержинского о печати посвящено борьбе с противниками советской власти и преступностью в сфере хозяйственных отношений. «Главная задача ГПУ, — писал Дзержинский, — информация руководителей органов путем личных и письменных докладов о том, что у них есть и беспощадная борьба под руководством и по указаниям главы ведомства». Так, в октябре 1922 г. после опубликования в «Известиях» статьи И. Бегового о волоките при организации подъема затонувшего парохода в Архангельском порту Дзержинский просит Благонравова собрать все сведения, относящиеся к делу, и сделать заключение по статье. В другом случае после ознакомления с материалом «Известий» о плохой работе Госиздата он дал указание С. А. Мессингу «произвести расследование по заметке… и наказать виновных».

Публикации в печати нередко помогал чекистам в борьбе с преступностью, различного рода злоупотреблениями и халатностью. 4 апреля 1924 г. ОГПУ предложило при помощи «Торговопромышленной газеты» провести анкетирование по вопросам борьбы со спекуляцией и взяточничеством.

12 августа 1925 г. в газете «Экономическая жизнь» была помещена заметка «Опять принудительный ассортимент». В ней говорилось о злоупотреблениях в торговле треста «Пестроткань». Поводом для написания заметки послужило письменное заявление в наркомат здравоохранения представителей ленинградского и нижегородского губздравов, о том, что трест, имеющий на своих складах марлю, соглашается отпускать ее лишь при условии покупки других товаров, совершенно ненужных медицинским учреждениям. При такой политике треста развивалась спекуляция, так как посредники могли покупать марлю и перепродавать ее по завышенной цене.

После ознакомления с заметкой председатель ОГПУ пишет начальнику Транспортного отдела ОГПУ Благонравову: «При сем вырезка из «Эк(ономической) ж(изни)» от 12.VIII. Прошу тщательно расследовать, произведя формальное расследование с передачей затем дела в уголовный или дисциплинарный суд, смотря по обстоятельствам дела».

Одной из важных мер в борьбе со спекуляцией Дзержинский считает широкое привлечение к сотрудничеству в местной и центральной печати партийных и советских работников, в том числе и чекистов. В служебной записке от 4 апреля 1924 г. по поводу спекуляции в торговых организациях он предлагает «организовать «Торг[ово]- промышленной]» газетой анкету по этому вопросу, обратиться к местным властям, предоставить им место в газете… К этой работе не мешало бы привлечь Экономупр[авление] ОГПУ и его материалы». К этой мысли Ф. Э. Дзержинский возвращается 16 октября 1925 г. после ознакомления со статьей «Рыночная цена и рыночный ажиотаж», помещенной в газете «Экономическая жизнь». В ней говорилось о том, что оптово-розничные ножницы цен раздвигаются под влиянием такой силы, как отсутствие товаров. Но наряду с товарным голодом это положение усугублялось ростом наценок, чрезмерным повышением цен и самой организацией торговли. По данным торговой инспекции, например, в Донецком округе кооперативные организации продавали мануфактуру с надбавкой от 30 до 50 процентов. Ознакомившись с материалами газеты, Дзержинский пишет В. Н. Манцеву: «…в сегодняшней «Экономической] ж[изни]»… обвиняются некоторые кожевенные тресты в том, что они вздувают цены, продавая своим оптовым покупателям через розничные магазины. Необходимо это проверить и… одновременно предупредить о том, что будем карать за нарушение указаний наших и правительства». Несколько ранее, в 1922 г., Ф. Э. Дзержинский дает поручение ТО ГПУ «подготовить И собрать весь материал, касающийся взяточничества, для опубликования в печати».

По предложению Дзержинского проводится агитационная кампания через органы печати против взяточников, выпускаются специальные листовки. С редакцией «Гудка» достигается договоренность о выпуске специального номера о борьбе с взяткой, а в ЦК РКП (б) передается материал «для организации идеологической стороны борьбы…». Центральные и местные газеты поместили обращение Ф. Э. Дзержинского о необходимо ведения беспощадной борьбы со взяточничеством. «Будьте зорки и бдительны! — писал он. — Пролетарские руки не должны и не могут быть замараны взятками».

Важнейшей обязанностью чекистских органов было разоблачение лживых сообщений и дезинформации в печати. Для опровержения вымыслов противников советской власти в конце марта 1919 г. по докладу председателя Дмитриевского исполкома Курской губернии Чубакова Дзержинский распорядился: «Описать в прессе зверства восставших и указать на виновников — лев. с. р. Он счел также целесообразным для опровержения сообщений иностранных журналистов использовать зарубежную прессу. Так, после появления сообщений в печати о немецких студентах, якобы замученных ГПУ, он считал целесообразным предложение Сталина: «Каким-нибудь иностранным корреспондентам (английским или американским) показать внутр(еннюю) тюрьму, в том числе и немцев, чтобы выбить аргумент, что они замучены».

1 февраля 1925 г. Дзержинский писал Трилиссеру об передаче материалов в газеты для разоблачения политики правых эсеров: «Эти материалы должны быть использованы для статей во всех органах так, чтобы все красноармейцы и крестьяне знали, до какой измены дошли Чернов и Сот.

Переговорите с Агитпропом…»

Для контроля за печатными изданиями Дзержинский предлагал создавать специальные структуры в ведомстве безопасности. 26 апреля 1921 г. Президиум ВЧК под его председательством обсудил вопрос «О работе Литературной группы ВЧК» и постановил: «Предложить тов. Давыдову выяснить в 3-х дневный срок учреждения и лиц, кои получают русские и иностранные белогвардейские газеты через НКИД для внесения в ЦК на предмет урегулирования(так в тексте — Авт.)». Литературной коллегии было поручено издавать два раза в месяц бюллетень под редакцией ЦК РКП (б) для информации мест о положении Республики и рассылать бюллетени по списку, выработанному и утвержденному ЦК РКП. В Информационном отделе образовать Литературное отделение, назначив его начальником Стукова, которому подчинено Литературное отделение. Стукову было поручено установить связь с газетами «Правда» и «Коммунистический труд» и регулярно помещать статьи, написанные по материалам ВЧК, в журнале «Коминтерн», поддерживать связь с «Роста» для информации провинции. Самсонов бы обязан «к письмам политическим прилагать практические чекистские указания».

12 марта 1925 г. Дзержинский поручил Г.А. Русанову создать специальное бюро для проверки публикаций в газетах в целях борьбы с бесхозяйственностью: «В газетах сейчас есть масса конкретных указаний на недочеты и расходы в наших хозорганах. Необходимо создать Вам у себя или в ОРО после его перехода ко мне «Бюро по проверке устранения недочетов, выявленных в нашей прессе и нашими ревиз. органами». В это Бюро должно быть привлечено Эк. упр-ние ОГПУ. Подумайте, как эту проверку организовать на практике. Об организации Бюро надо будет широко оповестить путем издания моего циркулярного письма о ходе всех наших кампаний (режим экономии, розница, произ. труда. Такой циркуляр могли бы составить Савельев и Краваль».

Особое внимание чекистов председатель ВЧК-ОГПУ обращал на усиление наблюдения за деятельностью частных и государственных издательств. Это направление деятельности исходило из указаний В.И. Ленина, который предлагал не останавливаться и перед применением административных мер в борьбе против проводников буржуазной идеологии в тех случаях, когда их деятельность носила антисоветский характер. Нельзя было не учитывать и того, что в центре и на местах недоставало профессионально подготовленных большевистских журналистских кадров. Эта проблема стала весьма актуальной в условиях перехода к нэпу. Только в Москве к февралю 1922 г. было зарегистрировано свыше 143 частных издательств. На чекистов была возложена важнейшая задача всестороннего наблюдения за печатью, и особенно за работой сотрудников газет и журналов.

Разрешение советской властью частных издательств и периодической печати дало в руки антисоветской интеллигенции могучее орудие борьбы, которым она не преминула воспользоваться. В столичных городах и в провинции появилось значительное количество изданий с более или менее ярко выраженными антисоветскими тенденциями: журналы «Экономист», «Экономическое возрождение», «Летопись Дома литераторов», журнал Пироговского общества и пр.

Частная печать дала возможность объединиться контрреволюционным группировка под определенными политическими лозунгами и издавать для книжного рынка антикоммунистическую литературу. Частные издательства, находившиеся в руках нэпманов, развернули пропаганду буржуазно-реставраторской идеологии «сменовеховства». В издаваемых ими журналах пропагандировались идеи буржуазной демократии, предлагалось провести денационализацию промышленности, земли, ликвидировать монополию внешней торговли.

Вокруг некоторых издательств организовываются политические группы наиболее непримиримых противников власти. Например, в издательстве «Задруга» группировались члены партии народных социалистов (С.П. Мельгунов, Мякотин, А.В. Пешехонов и др.) и некоторые члены ЦК партии кадетов (Кизеветтер); вокруг издательства «Берег» — преимущественно члены кадетского ЦК, бывшие члены Тактического центра, Национального центра, Совета общественных деятелей, привлекавшиеся к суду в 1920 г. и впоследствии выпущенные из тюрьмы; издательство «Книга» находилось в руках ЦК меньшевиков.

В журналах «Экономист», «Возрождение» и «Право и жизнь» работала старая профессура: П.А. Сорокин, Н.А. Бердяев, Н. Кондратьев и др., защищавшие буржуазное право и законность. Многие из них выступали за ликвидацию монополии внешней торговли, передачу промышленности и транспорта в частные руки, восстановление частных банков и др.

Буржуазный журнал «Летопись Дома литераторов» открыто писал, что есть достаточно эффективные обходные пути борьбы с государственной политикой в вопросе о свободе печати, ибо «никакой цензурный устав, никакие кары не создают надежной преграды против гибкости языка и изворотливости мысли, способной словно вода, просочиться сквозь любую плотину».

Вместе с тем некоторыми центральными ведомствами и наркоматами была допущена фактическая свобода печати, позволявшая использовать некоторые специальные органы для противников советской пропаганды (Наркомзем, Наркомздрав).

Поэтому чекисты контролировали работу издательств и редакций, просматривали всю ведомственную литературу Наркомзема, ВСНХ, НКПС и других наркоматов с точки зрения прежде всего неуклонного выполнения партийных директив. «Необходимо нам организовать наблюдение за прессой, — писал Дзержинский, — как она выполняет(вернее, не выполняет) партийную директиву… Дайте задание кому-либо в отделе Эк. Труда, с тем, чтобы составлялись вырезки для меня (через Вас) для обжалования в ЦК. Сегодня (14/Х «Экон. Ж.» в передовой дала свою антипартийную директиву». Кроме наблюдения за ведомственной литературой обязанностью чекистов являлось недопущение помещения в газетах и журналах сведений, представлявших интерес для наших политических противников. Официальные периодические издания не должны были служить источником снабжения иностранных государств материалами о Красной Армии, оборонных предприятиях и пр.

Дзержинский предложил чекистам усилить наблюдение за антисоветски настроенными литераторами, для чего выработать план, постоянно корректируя и дополняя его. Антисоветски настроенных лиц разделить на группы: беллетристы, публицисты, экономисты, техники, врачи, генштабисты, профессора, преподаватели и т. д. Сведения о них должны собираться всеми отделами ОГПУ и стекаться в отдел, который ведет работу среди интеллигенции. Поступающие сведения должны «проверяться со всех сторон, чтобы заключение чекистов было безошибочно.

На каждого интеллигента должно быть дело каждая группа и подгруппа должна быть освещаема всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом. Сведения должны проверяться с разных сторон так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пар не было из-за спешности и односторонности освещения. Надо в плане далее наметить очередность заданий и освещения групп. Надо помнить, что задачей нашего отдела должна быть не только высылка, а содействие выпрямлению линии по отношению к спецам, т. е. внесение в их ряды разложения и выдвижение тех, кто готов без оговорок поддерживать совет, власть. Обратите внимание на статью Кина в «Правде» от 3/1X. Такими обследованиями следовало бы и нам заняться. Необходимо также вести наблюдение за всей ведомственной литературой НКЗема, ВСНХ, НКФ, НКПС и других. Нпр., автор сборника НКФ № 2 «Очер. вопр. фин. политики» — явно белогвардейцы, как А. А. Соколов. О принятом решении и выраб. плане сообщите мне».

Дзержинский также рекомендует «тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя «наших» литераторов давать отзывы. Распределять между ними всю литературу. Составлять списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборн[иков] «Мысль» и «Задруга». В письме к Уншлихту он указал, что «у нас в этой области большое рвачество, кустарничество. У нас нет с отъездом Агранова лица, достаточно компетентного, лица, который этим делом занимался бы сейчас…Мне кажется, что дело не двинется, если е возьмет этого на себя сам т. Менжинский. Переговорите с ним, дав ему эту мою записку».

При обысках и арестах частных лиц, национализации зданий и др. объектов в распоряжение сотрудников ВЧК попадали библиотеки, книги, журналы и газеты, среди которых были очень ценные издания. 28 апреля 1919 г. Дзержинский подписал приказ № 159 «О порядке конфискации ценных книг». Он разъяснил, что изъятые при обысках книги, учебные пособия, издания для детей, беллетристика подлежат немедленной передаче в местные школьные отделы для распределения их между школами сел и деревень. Научные книги: политической экономии, социологии, древней истории и др. передаются в партийные школы и школы инструкторов по подготовке советских работников. Если таковые на местах отсутствую, то направлять в Москву, в Школу Советских инструкторов при ВЦИК. Этот порядок передачи был установлен и для книг на иностранных языках. Книги, имевшие историческую ценность, должны были пересылаться в Народный Комиссариат Просвещения.

В борьбе с антисоветски настроенной интеллигенцией особое внимание Дзержинский, придавал контролю над профессорскопреподавательским составом вузов и студентами. Еще в дореволюционные годы у него сформировалось отрицательное отношение к интеллигенции. Будучи интеллигентом, как говорится, с головы по пят: по происхождению — сын учителя, по профессии — профессиональный агитатор, учитель народных масс, он был человеком без «интеллигентщины», которая убийственна для души, потому что «влечет и опьяняет как водка. Своим мнимым блеском, мишурой, поэзией формы, слов, своим личным чувством какого-то превосходства. Она так привязывает к внешними проявлениям «культуры», к определенному «культурному уровню», что когда наступает столкновение между уровнем материальной жизни и уровнем духовной жизни, потребности первой побеждают, и человек сам потом плюет на себя, становится циником, пьяницей или лицемером. Внутренний душевный разлад уже никогда не покидает его».

Вузовские работники выражали свое недовольство, саботируя выполнение постановлений советских органов просвещения, бойкотируя назначения на должности. Они подавали записки, заявления со своими требованиями, устраивали забастовки, призывали студенчество поддержать их выступления. В ряде вузов прошли забастовки профессоров (МВТУ, государственный университет, институт путей сообщения, Петровская сельскохозяйственная и др.). Профессора отказывались обучать студентов, если не будет выполнено их требование об автономии высшей школы.

Профессура многих вузов вела борьбу с официальной политикой власти в основном в двух направлениях; а) борьбой за «автономию» высшей школы и б) за улучшение материального положения профессуры и студенчества. И эта борьба по существу имела исключительно политические цели, направленные против влияния в высшей школе коммунистической партии и классового принципа в школе. Под разными предлогами многие студенты и преподаватели, прежде всего Москвы и Петрограда стремились к утверждению в высшей школе принципов, отвечающих их политическим убеждениям. С введением нэпа борьба за гегемонию профессуры в высшей школе приобрела особенно острые формы. Сознавая свою силу, в виду незначительного количества советской профессуры, эти элементы создавали благоприятную почву для воспитания студенчества в антисоветском духе. В вузах активно действовали партийные организации эсеров, меньшевиков кадетов. ГПУ имела сведения о том, что московская профессура, руководимая «объединенным советом профессоров», в 1922 г. готовила новую забастовку на экономической почве, рассчитывая начать ее в первый день процесса эсеров. Организатором этого выступления была профессура Высшего технического училища. По расчетам профессоров забастовка должна была увлечь за собой весь технический персонал вузов и студентов. Такое же выступление готовилось и в Петрограде.

Дзержинский распорядился принять решительные меры по предупреждению антисоветских выступлений в высшей школе.

После суда над партией правых эсеров политическое руководство страны дало директиву усилить работу по интеллигенции вообще и по вузовской, в частности. Уже 1 ноября 1922 г. по распоряжению Дзержинского ОГПУ направило на места циркуляр «Об антисоветском движении среди интеллигенции». В нем говорилось, что «органы ГПУ должны серьезно учесть перспективы вновь нарождающегося движения….Задачи органов ГПУ в деле организации этой борьбы чрезвычайно сложны и требуют осторожного подхода. Работа наших органов не должна носить характера единовременный массовой операции по изъятию неблагонадежного элемента интеллигенции. Она должна свестись к напряженному, систематическому и планомерному освоению нового движения в верхах буржуазной интеллигенции и к принятию в административном порядке своевременных мер по обезвреживанию той или иной группы или отдельных лиц». Вся работа должна быть направлена на освещение положения в вузах, издательствах, различных обществах, кооперации, съездов, совещаний и др. Особое внимание было обращено на вузовскую интеллигенцию. С этой целью предлагалось организовать осведомительную сеть среди профессоров и студентов на всех факультетах. Аппарат бюро содействия в вузах должен быть создан из «кадра верных, политически развитых людей, хорошо ориентировавшихся в положении высшей школы». Бригады содействия в вузах должны были вести вербовку осведомителей среди беспартийных. Целью сбора информации среди профессоров, преподавателей и активных студентов были: отношение профессоров к вопросу об автономии высшей школы, задачам втузов, рабфаков, случаи использования кафедры для контрреволюционной пропаганды во время лекций, контакты с зарубежными белогвардейскими кругами. На каждого профессора и политически активного студента рекомендовалось составить карточку-формуляр, куда заносить все сведения, представлявшие интерес для органов ГПУ, а на все вузы должны быть заведены литерные дела.

В циркуляре особо подчеркивалось, что «к вопросу о применении административных репрессий к студенчеству надо относиться с особой осторожностью, прибегая к этому лишь в случае крайней необходимости. Ненужные репрессии против студентов помимо общего раздражения студенческих масс могут привести к формированию из пострадавших студентов контрреволюционных борцов».

22 сентября 1922 г. Дзержинский указал С.А. Мессингу на ряд ошибок в работе с московскими студентами. Он просил его проверить московский опыт личных переговорами со всеми предполагаемыми к высылке студентами, «исправить все возможные ошибки и повлиять на них». Мессинг ответил Дзержинскому, что лично пересмотрел все дела высылаемых студентов и после беседы с ними у него сложилось впечатление, что многих из них нет смысла высылать.

В связи с негативным настроением студенчества Дзержинский обязал 15 мая 1924 г. Менжинского усилить работу по информации и агентуре среди студентов, «создать оперативную тройку — как это было всегда в тревожные моменты; устроить совещание при МК по этому вопросу, а также с центральной организацией, руководящей чисткой ВУЗов; мобилизовать все наши силы, могущие соприкасаться со студенчеством; обсудить план мобилизации нашего студенчества и меры в случае демонстрации; рассмотреть целесообразность смягчения чистки; все внимание обратить на этот вопрос; назначить т. Ягоду ответственным за принятие всех мер…».

В начале августа 1924 г. ОГПУ получило сведения о распространении на ряде московских заводов антисоветских листовок. 13 августа начальник СО ОГПУ Т. Д. Дерибас доложил об этом Ф. Э. Дзержинскому. При этом он сообщил, что пока не удалось установить, какой организацией и каким тиражом размножена листовка. 20 августа 1924 г. Дзержинский: «Возвращаю. Мне из МК говорили, что листовка широко распространена. Арестован ли кто и кто? Нащупали ли Вы группу или это дело рук одиночки? Каково настроение масс? Необходимо тщательно следить за ним (настроением) и его причинами».

В октябре 1924 г. ОГПУ арестовало студента Электромашиностроительного института Н. И. Лазаревича руководителя группы, распространявшей листовки. Преступная деятельность группы в ходе рледствия была полностью доказана. Ее организатор Лазаревич был осужден к лишению свободы на 3 года, впоследствии замененному высылкой за границу. Остальные члены группы осуждены или профилактированы.

Подвергалась репрессиям и профессура вузов. Так, в октябре 1922 г. Петроградский губотдел ГПУ вынес заключение о высылке за границу профессора университета Д.Ф. Селиванова, занимавшегося антисоветской деятельностью. Заведующий Петроградского отдела народного образования В.И. Невский просил об отмене высылки. Ф. Э. Дзержинский запросил мнение Петроградского губкома РКПб), высказавшись против отмены высылки. Мнения

Петроградского губкома данных в деле не имеется. Из материалов дела видно, что Селиванову с женой были выданы заграничные паспорта и выехать они должны были 15 ноября 1922 г. Дзержинский также высказался против отмены высылки.

В феврале 1924 г. в Секретный отдел ОГПУ поступило сообщение, что в комнате преподавателя Сельскохозяйственной академии и сотрудника Центросоюза И.Д. Михайлова, обнаружена брошюра антисоветского содержания, изданная за рубежом. 25 февраля органы ОГПУ произвели обыск по новому месту жительства и обнаружили незарегистрированный револьвер. На допросе Михайлов отрицал свою причастность к хранению указанной брошюры, а наличие незарегистрированного огнестрельного оружия объяснял отсутствием времени на оформление необходимого документа в связи с загруженностью по работе. 28 февраля 1924 г. Дзержинский писал Т.Д. Дерибасу: «Следствие, как в отношении брошюры, так и в отношении револьвера продолжить и вести очень тщательно. Если Михайлов не сможет доказать, когда и от кого он получил револьвер, то арестовать его. Независимо от этого дело должно быть закончено судом с тем, чтобы получил полагающееся по закону наказание в форме отсидки, а не штрафа или условного наказания. Михайлов занимает слишком ответственные должности, что только усугубляет его вину». 7 марта 1924 г. материалы, свидетельствовавшие о незаконном хранении Михайловым огнестрельного оружия, были переданы в Московский губернский суд.

Как правило, чекисты более внимательно относились к профессорам вузов, которые были хорошо известные среди студентов и преподавателей. Например, очень популярным был видный меньшевик, член РСДРП с 1905 г., литературный сотрудник «Книги», Н. А. Рожков. Его арестовали в феврале 1921 г за антибольшевистскую деятельность. В середине 1921 г. он выступил с заявлением о том, что его партия должна прекратить политическую работу, но В.И. Ленин писал, что надо выслать Рожкова, который «неисправим». 7 декабря 1922 г. Политбюро ЦК РКП (б) отложило его высылку, но по настоянию Ленина через неделю это решение было отменено, и Рожкова выслали в Псков. За ним был установлен строжайший надзор и при первом проявлении враждебной деятельности против советской власти его должны были выслать за границу. В конце декабря 1923 г. Рожков написал письмо Л.Б. Каменеву с просьбой разрешить ему ездить в Петроград раз в неделю для читки лекций. Ф.Э. Дзержинский выступил с другим предложением. На заседании Политбюро ЦК РКП (б) он заявил, что Рожкову «можно разрешить поселиться в Ленинграде. Его высылку в Псков считаю излишней».Это предложение было утверждено. Но 21 мая 1924 г. в обращении в Политбюро председатель ОГПУ высказал иное предложение: «По собранным сведениям Рожкова не следует пускать в Ленинград. Но не следует держать и в Пскове, где он может пользоваться большим научным авторитетом. Было бы более целесообразно поселиться ему в Москве, где аппарат наш мог бы за ним наблюдать». На следующий день по его докладу Политбюро ЦК РКП (б) «О Рожкове» решило: «Принять предложение тов. Дзержинского о переводе Рожкова в Москву».

Под руководством Дзержинского чекисты контролировали работу съездов. Следует иметь в виду, что интеллигенция активно использовала легальные формы борьбы, проводя различные съезды (всероссийские, губернские), сплошь и рядом создавая под самыми невинными предлогами свои организации.

Съезды и Всероссийские совещания спецов, устраиваемые различными наркоматами, использовались антисоветской интеллигенцией для организации своих сил во всероссийском масштабе и проведения решений, противоречивших политике советской власти. Эти съезды были трибуной антикоммунистической пропаганды. Например, съезд Сельскохозяйственной кооперации эсеры использовали для созыва 10-го совета партии, всероссийский съезд врачей объявил поход против советской медицины и показа желание врачей стать вне общепрофессионального рабочего движения. Аналогичные решения были прияты и всероссийским съезде земельных отделов.

На состоявшейся в мае 1921 г. конференции петроградских врачей было выдвинуто требование об отмене смертной казни. Призывы члена петроградской комиссии здравоохранения Первухина к дружной работе с советской властью были высмеяны. На пироговском съезде в конце августа того же года врачи снова высказались за отмену смертной казни, на что нарком здравоохранения Н.А. Семашко в своей ответной речи потребовал от врачей «беспрекословного повиновения».

Первый Всероссийский геологический съезд в мае 1922 г. принял резолюцию, в которой говорилось «о гражданском бесправии» всего русского народа. Съезд выдвинул требование об автономии высшей школы, отмене классового подхода при отборе студентов в вузы.

Контроль органов безопасности дополнялся тщательным наблюдением за политическими процессами, происходившими среди творческой и технической интеллигенции. 8 июня 1922 г. после обсуждения в Политбюро ЦК РКП (б) вопроса «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» была создана комиссия для рассмотрения предложений И.С. Уншлихта. Суть их сводилась к следующему: ни один съезд или всероссийское совещание специалистов не могли быть созваны без разрешения НКВД; ГПУ через аппарат НКВД производит перерегистрацию всех обществ и съездов; незарегистрированные — объявляются нелегальными и распускаются, «предложить ВЦСПС не допускать образования и функционирования съездов специалистов помимо обще-профессиональных объединений, а существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение, устав для секций спецов должен быть пересмотрен при. участии ГПУ, разрешение на образование секции спецов при профобъединениях может быть дано ВЦСПС только по согласованию с ГПУ. 12 июня 1922 г. предложения И.С. Уншлихта в основном было приняты, и Председатель Президиума ВЦИК М.И. Калинин подписал соответствующее постановление. Но 29 июня 1922 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) прозвучала критика со стороны М.П. Томского: «Я не возражаю против необходимости запрашивать ГПУ, но против редакции, ибо формулировка «только по согласованию с ГПУ» предполагает детальное соглашение по вопросам строения данной организации и союзных взаимоотношений, в чем ГПУ абсолютно некомпетентно». Вероятно, Томского беспокоило чрезмерное расширение прав ОГПУ, и он выступил как бы по формальным соображениям. Уж он-то знал, что органы ГПУ вели наблюдение не только за всеми предприятиями и учреждениями, но и за профсоюзами.

Надзор за работой съездов и конференций различных общественных организаций в большей мере осуществлялся территориальными структурами ВЧК-ОГПУ. Они постоянно давали необходимую информацию в местные и центральные органы власти и парткомы компартии.

О том, как следовало контролировать работу съездов, можно судить по письму Дзержинского В.Д. Фельдману 9 марта 1924 г.: «Сейчас происходит съезд работников юстиции. Прошу Вас следить за работами его и потом передать мне лично важнейшее. Кроме того, прошу собрать материал для меня, как НКЮст в своих циркулярах и разъяснениях понимает и разъясняет классовый принцип юстиции и приговоров, поскольку этот принцип относится к определению самого преступления и поскольку он является привилегий самого преступника, принадлежащего или происходящего из правящего класса, т. е. пролетариата или вообще из «бедняков».

Председатель ВЧК-ОГПУ не оставлял без наблюдения и общественные организации, которые росли как грибы, так как в самом порядке регистрации частных обществ была неразбериха: в то время как одно ведомство не разрешало открытие какого-либо общества, другое же регистрировало его. Тревожным сигналом для Дзержинского было стихийное появление многих частных общественных союзов: научных, экономических, религиозных и пр., вокруг которых группировались антисоветские элементы, которые в первые годы советской власти не проявляли особой активности и поэтому оставались нетронутыми органами ВЧК. С введением нэпа в частных обществах начали создаваться группы, которые выступали в общественной жизни с призывами к свержению советской власти. Таковым было Пироговское общество, существовавшее полуофициально.

15 марта 1918 г. Дзержинский обратил внимание Н.А. Скрыпника на дело «Рабочего Совещания», в бумагах кадетов найденных им в комнате № 15, был «богатый материал (печатно) об уполномоченных г. Петрограда и Москвы». 11 июля 1921 г. он писал М.К. Ихновскому: «Как с Ассоциацией ученых? Были ли собрания, комиссии и какие решения? Надо раз и навсегда с ними покончить. Самое лучшее, если Мессинг (МЧК) поручит это дело какому-нибудь следователю, или лучше нам это сделать, так как эти ученые имеют в Совете плечи. Переговорите с Мессингом и пришлите мне сегодня же вечером справку об этом. Назовите следователя, кому будет поручено это дело, чтобы я мог давать указания и наблюдать за делом».

До 11 июня 1924 г. Дзержинский сообщил Ягоде о том, что на совещании в СНК присутствовали представители Всероссийской ассоциации изобретателей и Всероссийской ассоциации инженеров. «О первой я ничего не знаю, о второй знаю, что она была против нас. Сейчас она ходатайствует о распространении ее устава на весь СССР (сейчас она РСФСР). Прошу собрать материал и представить мне об этих ассоциациях доклад, что они из себя политически представляют». Кроме того, он запросил данные: сколько и кто там из коммунистов и в каком качестве? кто верховодит — характеристики их, члены президиумов и правлений — характер их, а также председателей секций; как поставлено наблюдение за ними, кто наблюдает и что Вами предпринято для усилении наблюдения». Г.Г. Ягода поручил А.А. Андреевой собрать материалы и ответить на вопросы Дзержинского.

21 апреля 1925 г. ОГПУ увидела «реальную угрозу» для использования легальных возможностей для объединения части бывших белогвардейских офицеров, которые состояли в Военно-научном обществе наряду со слушателями РККА, и предложило своим местным органам «принять меры, обеспечить непрерывное наблюдение за работой местных органов ВНО».

Органы советской власти вели активную борьбу с религиозными течениями. В этом участвовал и репрессивный аппарат. Так, 11 марта 1921 г. Дзержинский подписал циркуляр, направленный всем губЧК, в котором говорилось, что в силу декрета от 14 декабря 1920 г. об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям, который отменил декрет от 4 января 1919 г., Московский объединенный совет религиозных общин и групп лишен прав, предоставлявшихся ему до декабря 1920 г.

Согласно основному Декрету о свободе совести от 23 января 1918 г. религиозные общества какого бы то ни было культа лишены прав юридического лица. Следовательно, впредь какие бы то ни было религиозные объединения должно рассматривать как отдельные группы верующих, собирающиеся исключительно в целях культа, а отнюдь не как объединения, присваивающие себе экономические, финансовые, судебные и вообще государственные функции. «Посему. — писал Дзержинский, — сделайте выемку в бывших канцеляриях провинциальных отделений Московского объединенного совета всех бланков, канцелярских удостоверений, печатей, равно и документов, носящих характер уставов, циркуляров, протоколов всяческих съездов и принципиальных директив, не относящихся непосредственно к делам культа. Также сделайте выемку всех документов, изобличающих бывший Московский объединенный совет в дальнейшей деятельности, противоречащей указанным декретам. При применении этого циркуляра соблюдать следующие соображения. Циркуляр имеет целью борьбу с обществами, под флагом религии открыто ведущими агитацию, способствующую разложению Красной армии, против исполнения продовольственных разверсток и трудовых повинностей. К общинам, не приносящим вред пролетариату, должно проявлять отношения самые осторожные, стараясь не раздражать религиозные объединения, не руководимые каким-либо контрреволюционным центром, каковым оказался Московский объединенный совет. При проведении циркуляра строго воздерживайтесь от каких-либо мероприятий, могущих возбудить нарекания на агентов нашей власти в смысле разрушаемости хозяйственной деятельности и стеснений чисто культовой свободы. Изъятый материал перешлите срочно нарочным в Секретный отдел ВЧК».

Борьба со служителями церкви усилилась с началом изъятия церковных ценностей и инспирированного большевиками раскола церкви. Противники власти помимо обычной агитации против изъятия ценностей и прямого сопротивления последнему, готовили почву для единого фронта борьбы с атеизмом.

Чекисты проводили в жизнь решения политического руководства по изоляции и разгрому даже тех общественных организаций, которые выступали за конструктивное сотрудничество с коммунистами. После Гражданской войны даже за рубежом с изменением положения эмиграции все больше становилось людей, которые выступали за примирение и сотрудничество с Советской Россией. К ним относилась часть интеллигенции. Уже в конце 1921 г. появилось новое политическое течение «сменовеховство», названное по сборнику статей «Смене вех». Авторы сборника, переосмысливая события недавнего прошлого, пришли к однозначному выводу: «Россия переживает не переворот, не бунт, не смуту, а именно великую революцию со всеми характерными ее особенностями».

Но при этом, выполняя решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 мая 1926 г., ОГПУ запретило создание организации «Новая Россия», конфисковав ее имущество, поскольку это «главная экономическая база и самый удобный путь для выработки и распространения новых идеологий». Главлиту было предложено не допускать впредь публичных лекций и выступлений сменовеховцев, как «ничем не прикрытой пропаганды чуждой нам идеологии». Чекисты провели обыски у восьми лидеров устряловско-лежневской группы и по результатам обысков начли следствие. Лидерами группы помимо известного писателя М.А. Булгакова сотрудники ОГПУ считали профессора 1 — го МГУ, научного сотрудника Коммунистической академии Ю.В. Ключникова: литератора, юрист-консультанта академии общества «Тепло и сила» Ю.Н. Потехина;, научного работника академии наук В.Г Тан-Богораза, профессора Ленинградского университета В.Г Адрианова; профессора ЛГУ А.М.Редько; литератора А.В. Бобрищева-Пушкина; литератора М.В.Устрялова.

Работа чекистов была выполнением решений высших партийных и советских органов. Большевики создали цензурно-контрольные органы — первоначально политотдел Госиздата РСФСР (20 мая 1919 г.) позднее Главлит (6 июня 1922 г.), комитет по контролю за репертуаром — Главрепертком (9 февраля 1923 г.). Эти организации работали в тесном контакте со спецслужбами, а вернее под двойным руководством ЦК РКП(б) и ВЧК-ОГПУ.

По положению о Главлите все произведения печати, как периодической, так и непериодической (газеты, журналы, книги, брошюры, листовки, воззвания, афиши, плакаты, карты, музыкальные ноты и др.), предназначенные к изданию, при его поступлении в типографию для напечатания, должны иметь разрешительную визу. Сотрудники политконтроля были обязаны осуществлять контроль и просмотр ввозимых из-за границы и вывозимых за границу печатных произведений, рукописей, кинолент, грампластинок, марок, шрифтов и др.

Об объеме работы подразделений политконтроля некоторое представление дают данные отчета Крымского ГПУ с 15 декабря 1921 г. по 1 января 1922 г.: перлюстрировано 92 221 письмо, просмотрено 37 376 писем и 25 117 телеграмм.

Органы политического контроля осуществляют надзор и контроль над всеми видами зрелищ согласно п.6, постановления СНК от 9 февраля 1923 г. Еще в марте 1922 г. из ГПУ на места поступило распоряжение о том, что «все пьесы: отрывки и куплеты впредь не могут быть допущены к представлению или демонстрации без предварительной визы цензора военно-политического центра ГПУ».

С 30 июня 1924 г. объектами контроля стали театры, цирки, кинотеатры, эстрада, клубы, кинопроизводство, прокат, театральномузыкальные студии, музеи, выставки. При выполнении постановления СНК работа чекистов в этой области состояла из официального контроля, осуществляемого ведомственными порядком, и осведомления. Ведомственный контроль и осведомление тесно увязывались с особенностями обслуживаемых объектов.

Каждое открываемое и работающее предприятие должно было иметь удостоверение соответствующих органов исполкома и быть зарегистрированным в местных органах политического контроля. Органы ПК не имели права препятствовать постановке произведений, демонстрации кинокартин, разрешенных Главным комитетом и его органами на местах, и также не отменять запреты, наложенные на постановки и кинофильмы. Нарушителей установленных правил они могли привлекать к административно-судебной ответственности через соответствующие административные и судебные органы.

16 июля 1924 г. ОГПУ обязало все свои территориальные органы на основании циркуляра Государственного репертуарного комитета за № 315 руководствоваться следующим: не допускать к публичному исполнению как на эстраде, так и в клубах «новых эксцентрических» танцев: фокстрота, шимми, тустепа и проч.; этих танцев не допускать на танцевальных вечерах в клубных и др. зрелищных мероприятиях; запретить исполнение названных танцев в опереттах и др. сценических произведениях.

Местным органам ОГПУ было предложено в контакте с органами Главлита обратить особое внимание на эстрадный репертуар запретив исполнение песен улицы Таганлицкого: «Улица ночью», «Яблочко», «Гадалка», «Куманек», «Желтые перчатки», «Ботиночки», «Слесарша», «Чулочки», «Дождевой зонтик», «Ну-ка, Трошка» и др. Вместе с тем было обращено внимание органов политконтроля на слабую работу по проведению регулярных обследований рынков «для обнаружения и изъятия граммофонных, патефонных и т. п. пластинок с неразрешенным и нежелательным содержанием».

Чекисты контролировали и работу театров. В 1923 г. ГПУ арестовало секретаря политсовета «Театра революционной сатиры», управляющего делами правления артели писателей и книгоиздательства «Круг» Я. Е Шаперштейна по обвинению в распространении в корыстных целях ложных слухов, дискредитирующих советскую власть, и во взяточничестве. 18 февраля 1923 г. Дзержинский писал Кацнельсону: «Необходимо о Шаперштейне допрость в качестве свидетеля т. Аросева из «Круга», он знает про художества этого типа, играющего роль «наивного малого».

В мае 1923 г. Шаперштейн был осужден к ссылке в Иркутскую область.

В 1923 г. была проведена чистка библиотек и книжного рынка от антисоветских и религиозных изданий. Несколько ранее в губЧК были образованы комиссии для «пересмотра фонда библиотек с целью удаления книг контрреволюционного содержания». В числе изъятых книг была и книга Тамирова «Александр Ильич Ульянов».

В своем рвении некоторые сотрудники ОГПУ изъяли из школьных библиотек даже учебники, и 9 июня 1924 г. ОГПУ вынуждено было направить всем полномочным представителям, начальникам областных и губернских отделов предписание: «Для исполнения и руководства сообщается, что учебники, подлежащие изъятию, согласно инструкций и списков ОПК ОГПУ, из школьных библиотек не подлежат изъятию, ввиду невозможности достаточного обеспечения школ новыми учебникам».

С 25 октября 1924 г. все демонстрируемые документальные и художественные фильмы стали подконтрольными отделу политического контроля ОГПУ. Руководство отдела предложило местным органам ОГПУ проверять документы на каждый фильм с целью выяснения «№№ разрешительных удостоверений на демонстрирование, кем выдано удостоверение, дату выдачи и кому принадлежит фильм». При этом кинофильмы с пометкой «для центральных районов», «не для рабоче-крестьянской и красноармейской аудитории» надлежит снимать с экрана и пересылать в Москву для вторичного просмотра ГРК».

В поле зрения Дзержинского, не только по политическим соображениям, находились и организаторы различных выставок. 11 февраля 1923 г. он писал З.Б. Кацнельсону: «Ко мне дошли слухи о том, что находящийся в фаворе некий Брагин, которому поручено организовать Сельско-хоз. выставку — темная личность. Необходимо проверить и составить curricul. Vitas. Говорят, что способ организации выставки на голом поле будет стоить бешеные деньги без пользы, что, если бы выставку устроить в Петровско-Разумовском, это подняло бы постановку дела сельского хозяйства и истраченные средства не были бы выброшены на воздух. Ваши соображения?».

Под особым контролем Дзержинского были работники киноиндустрии. 12 сентября 1923 г. он поручил М.М.Луцкому расследование по делу кино-конторы (бывший «ЭКРАН»), находящейся в ведении Мукомля, предложив выяснить: штат служащих, какие договора заключены им или Административно-организационным управлением ГПУ, с кем и на каких условиях; соблюдены ли ставки профсоюза; возможно ли немедленное нарушение договоров с нашей (ГПУ) стороны; есть ли среди сотрудников коммунисты — и какие ставки?»

После избрания Дзержинского председателем правления «Общества друзей советского кино», 4 апреля 1926 г. он писал в ЭКУ ОГПУ, что целью этого общества является содействие кинематографии. Поэтому «на ближайшее время самым лучшим содействием будет выявление всяких безобразий и излишеств в этой области, а также принятие мер по снижению себестоимости и пр.» Он просил сотрудников ЭКУ помочь в сборе необходимые материалы. — «Хорошо было бы, если бы тот товарищ, который занимается этим делом, доложил мне о положении. Между прочим, необходимо наметить меры по увлечению сниматься, что является только растратой средств и материалов. Мне передавали также, что в Кино господствуют прямо неслыханные нравы режиссеров по отношению к артисткам. Так ли это?» .

В июле 1926 г. возникло «дело» Шведчикова. Дзержинского возмутило то, что К.М. Шведчиков в присутствии многих сообщил ему «авторитетно», что после трехмесячного ареста освобожден сотрудник «Совкино» Е.Ю. Брокман, «которому даже не было предъявлено никакой статьи обвинения». 14 июля 1926 г. Дзержискний писал Шведчикову: «…Вы относительно арестов в «Совкино» так и знали, что неправильны…Я проверил, оказалось, что еще 30 апреля Брокману было предъявлено обвинение по 90, 16 и I ч. 128 ст. УК, о чем Брокман лично расписался. Вы видите, как легкомысленно Ваше утверждение. Ознакомившись лично с делом и принимая во внимание, что Брокман как злостный лгун, дискредитирующий органы государственной власти, может сбежать от суда, я дал распоряжение об изменении меры пресечения… Прошу Вас тем товарищам, при которых Вы говорили о необоснованности ареста, сообщить о действительном положении дел».

Всесторонний контроль чекисты осуществляли и за работой скульпторов и художников. Особое внимание уделялось тем мастерским и предприятиям, которые изготовляли портреты и этикетки с изображением В.И. Ленина на папиросных и спичечных коробках, носовых платках и пр. С 11 апреля 1924 г. им было запрещено помещение изображения Ленина на всех предметах домашнего обихода. 21 июля 1924 г. в Государственное издательство на имя Н. Мещерякова поступило письмо из ОГПУ: «Возвращаю отношение с резолюцией: «т. Мещерякову. Оба барельефа с изображением В.И. Ленина (скульптора Талицкого) одобрены тов. Дзержинским. Официальное оформление через т. Енукидзе, к которому прошу Вас обратиться».

Дзержинский лично контролировал выезд за границу артистов, художников и других представителей творческой интеллигенции с определенной целью — максимально сузить информационную базу зарубежным организация для получения сведений «из первых рук» о положении в Советской России. У многих из выезжавших был широкий круг знакомств не только в руководстве страны, но и среди белых эмигрантов.

Он выступал против отъезда из страны тех лиц, которых считал «неблагонадежными». Так, 4 апреля 1924 г. Дзержинский писал Кацнельсону: «Т. Савельев передал мне, что слышал, будто экспертом по нефтяным делам в делегацию в Англию назначен Любимов. Тов. Савельев указывает, что вряд ли это свой человек. Он представил когда-то в редакцию «Торг. Пр. Газеты» статью по нефти не нашу. Очень странную. Вместе с тем он является сотрудником заграничных журналов по нашей нефти. Соберите о нем справки, снеситесь с Ломовым и Савельевым и дайте мне заключение».

26 апреля 1923 г. в письме в Политбюро ЦК РКП (б) Дзержинский выступил против направления за рубеж экспедиции Козлова для научных исследований Монголии и Тибете, «принимая во внимание, что состав экспедиции состоит их лиц, чуждых интересам Советской России, что сам глава этой экспедиции Козлов был связан в конце 21-го года с американским консульством, что Монголия и Тибет находятся под господствующим влиянием Англии, что в этих районах Наркоминделом ведется в течение нескольких лет вполне определенная дипломатическая работа, что подобный состав экспедиции может создать почву для новой очередной провокации английского правительства, которой может быть сорвана работа Наркоминдела». Он просил Политбюро «создать особую комиссии, которая бы по существу рассмотрела вопрос о целесообразности посылки в настоящий момент этой экспедиции в Монголию и Тибет».

После рассмотрения всех «за» и «против» экспедиция под руководством Козлова отправилась в научную командировку.

Много сил и средств затратили чекисты для постоянного наблюдения за процессами, происходившими в эмигрантских кругах. После Гражданской войны большинство эмигрантов жило надеждой на скорое возвращение, но в то же время пыталось осмыслить по-новому и понять причины произошедших в России катаклизмов: Первая мировая война, русские революции 1917 г., гибель монархии, Гражданская война, проигрыш Белого движения, укрепление советской власти. Но до примирения было с советской властью, как неизбежным злом, было далеко. Наиболее радиально настроенные призывали к крайним методам борьбы. Даже представители «творческой» интеллигенции из эмигрантов вносили свою лепту в разжигание страстей. Никто иной, как известная поэтесса, писатель и литературный критик З.Н. Гиппиус, писала: «Как ясен знак проклятый// Над этими безумными, // Но только в час расплаты,// Не будем слишком шумными, // Не надо к мести зовов // И кликов ликования:// Веревку уготовив, //Повесим их в молчании».

У противников большевиков за рубежом во время Гражданской войны и после нее были прочные позиции, прежде всего для пропаганды своих взглядов. Они развернули активную кампанию для дискредитации советского строя, внесения разложение в ряды его сторонников. О том, в каком объеме издавалась за рубежом чуждая советской власти литература, можно судить по выпущенному в 1924 г. в Праге изданию «Русская зарубежная книга» (часть 1). В ней отмечалось, что первые русские издания за границей относятся к 1918 г., всего их насчитывалось 414 в 81 месте, главным образом, в Европе, Азии, Америке и Африке. Центрами издательской деятельности были: в Европе — Берлин, Париж, Прага, в Азии — Харбин, Шанхай. Если рассмотреть по годам возникновения мелкобуржуазных, буржуазных и монархических издательств, то картина будет следующая: до 1918 г. — 2, в 1918 г. — 2, в 1919 г. — 12, в 1920 г. — 138, в 1921 г. — 112, в 1922 г. — 109, в 1923 г. — 33, 1924 г. — 2..

Эмиграция широко использовала свои возможности. 26 октября 1920 г. в докладе на пленуме Моссовета Дзержинский говорил, что в 1919 г., в то время как войска Юденича и Деникина подходили к Петрограду и к Туле и готовился удар в спину Красной Армии, зарубежная пресса распространяла ложь чтобы обезоружить советскую власть забастовкой. И в 1920 г. «они надеялись подготовить общественное мнение в международном масштабе среди английских и других рабочих, что восстание поднимали не агенты, а рабочие и работницы, как это говорится в этих телеграммах, что на поддержание порядка выступили не русские рабочие и не крестьяне, а китайцы, чехословаки, венгры и другие воинские части».

Высшее партийное руководство внимательно следило за зарубежными изданиями различного толка. Предметом рассмотрения Политбюро ЦК компартии были вопросы распространения в Советской России белогвардейской литературы (29 сентября 1921 г., 26 мая 1922 г.), об иностранных газетах и журналах (12 июля 1923 г.), «О разрешении ввоза в СССР германской буржуазной газеты «Gamburger fremdenblat» (25 сентября 1924 г.), о сменовеховских изданиях за границей(9 февраля 1922 г., 8 апреля и 7 июня 1926 г.), и др.

Дзержинский рекомендовал чекистам внимательно анализировать публикации в зарубежной печати. Так, 12 декабря 1924 г. он писал Менжинскому: «В Ns 22/23 от 1/XII «Соц. вести.» снова появилась корреспонденции из заводов и от молодежи. Необходимо требовать от соответствующих ПП анализа этих корреспонденций, оценки их и доклада по ним в Секр. отдел ОГПУ с отчетом, какие меры ими принимаются для извлечения корреспондентов».

Выполняя решения высших партийных и советских органов, распоряжения Дзержинского, в ВЧК-ОГПУ был хорошо налажен сбор информации зарубежных изданий в служебных целях. Редакционно-издательское отделение Информационного отдела ВЧК просматривало получаемые из-за границы русские газеты и журналы, составляло обзоры новостей — бюллетени «Обзор зарубежной прессы», снабжало газетами государственные и партийные учреждения по запросам.

Были поставлены также препоны для недопущения ввоза враждебной литературы в Советскую Россию. Антисоветские элементы прибегали к различным ухищрениям, чтобы провезти печатные издания в Советскую республику. Так, литература «Белого Креста» и воззвание Высшего монархического союза в большом количестве посылались в Россию посредством вклеивания их в сельскохозяйственные и электрические каталоги и прейскуранты, которые отправлялись почтой на адреса сельских комитетов, земельных отделов и исполкомов.

При ввозе иностранной литературы губЧК с февраля 1922 г. руководствовались телеграммой И.С. Уншлихта. В ней говорилось, что допущение в Россию всех иностранных газет признается преждевременным. К свободному обращению в Советской России были разрешены лишь издания коммунистических партий и социалистических групп, книги и журналы научного и технического содержания, а «ввоз издаваемой за границей русской и белогвардейской литературы, безусловно, запретить». Но отдельные зарубежные издания, которые можно было использовать для разоблачения истинных целей политических противников, рекомендовались к распространению в стране. Так, приказом ВЧК № 2 378 от 15 ноября 1921 г. был объявлен первый список в количестве 15 изданий, не подлежащих конфискации и разрешенных к продаже через советские учреждения.

Местные партийные органы приграничных регионов также принимали специальные решения, обязывающие чекистов усилить наблюдение за ввозом антисоветских изданий в страну. Так, бюро Петроградского губкома 29 сентября 1922 г., рассмотрев вопрос о борьбе с распространением белогвардейской литературы, постановило: а) предложить Мессингу в пограничной полосе Ямбург — Гдов — Псков усилить борьбу с контрабандным ввозом контрреволюционной литературы; б) признать необходимым введение систематического надзора за всеми частными книжными и кооперативными магазинами и общественными издательствами и т. д… принять меры также по улучшению работы политцензуры».

Дзержинский лично просматривал многие зарубежные издания. Так, 12 мая 1924 г. он просил Герсона навести справки у ИНО ОГПУ о получении белогвардейской литературы «по хозяйственно-экономич[еской] жизни СССР, издаваемая за границей? Если да, то какая? Как вообще издается — кем и где? Если нет, то почему? ОГПУ и я, в частности, обязательно должны получать».

Меры, принимаемые Дзержинским по материалам зарубежной печати, были действенны и своевременны. Он показывал чекистам пример оперативного решения вопросов, учил не пренебрегать данными, полученными из иностранных газет и журналов, делать выводы для практической деятельности. 16 марта 1924 г. он писал В.Р. Менжинскому: «Т. Стеклов обратил мое внимание на статью Соколова в XIII томе Архива Гессена о защите Учр(едительного) собрания. Она дает большой материал и для непосредственной розыскной работы. Прошу прочесть и дать указания т. Дерибасу».

Статья Б. Соколова «Защита Всероссийского Учредительного собрания» была помещена в «Архиве русской революции», издаваемой Г.В. Гессеном в Берлине. В ней автор освещает события с конца 1917 года до разгона Учредительного собрания. Соколов — ярый антисоветчик. Он принадлежал к партии эсеров и был сторонником террора. В самой статье автор старался прибегнуть к мерам конспирации: в ряде случаев не приводил фамилии участников событий, а ограничился инициалами или одной буквой. Говоря о покушении на В.И. Ленина в декабре 1917 г., он указывал: «Впрочем, точное и детальное описание всего этого эпизода принадлежит будущему. Сейчас это было бы несвоевременно. Участники этого покушения живы и притом в России».

Вместе с тем Соколов выболтал в статье любопытные подробности о разброде в партии эсеров в конце 1917 г., назвав много фамилий антисоветски настроенных лиц. В числе упомянутых — активные эсеры из избирательного списка (С.И. Моисеенко, Филипповский), члены Учредительного собрания от меньшевиков, призывавших к вооруженным действиям против Советской власти (Фортунатов, Маслов), народные социалисты Н.В. Чайковский и Биркенгейм, выступавшие в поддержку эсеров и агитировавшие за всеобщую забастовку. В статье говорилось об активной антисоветской агитации в районах Петрограда, которую вели Брушвит, Гуревич, Утгоф, о деятельности эсеровской боевой группы во главе с Онипко, готовившей покушение на В.И. Ленина.

Сведения, почерпнутые из данной статьи, были использованы чекистами при розыске противников большевиков.

3 июля 1922 г. Дзержинский поддержал предложение Самсонова от 1 июля 1922 г. начать кампанию против Вандервельде его сторонников, которые вели за границей антисоветскую агитацию в печати. — «Нам следовало бы огрызнуться и начать против них также кампанию в печати, упомянув о их маникюрах, шнуровых ботинок и пр. Ваше мнение?». Дзержинский поручил Ягоде «внести конкретный план в тройку ЦК».

По отношению к белогвардейским монархическим изданиям, изданиям мелкобуржуазных партий, которые не просто фальсифицировали факты, искажая существо событий, а повседневно проводили антисоветскую агитацию, Дзержинский стоял за принятие чекистскими органами крайних мер.

В 1923 году в Берлине издавалась газета «Дни». Она имела свои отделения в Праге и Париже. В ее работе принимали участие Н. Д. Авксентьев, Эд. Бернштейн, Е. К. Брешковская, И. И. Бунаков, А. Белый, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов, А. Ф. Керенский, Е. Д. Кусков, А. В. Пешехонов и другие. Сам состав сотрудников газеты говорил о ее направленности. Хотя газета и называла себя республиканско-демократической, на самом деле она ничем не отличалась от махровой монархической газеты. 23 января 1923 г. в ней была помещена передовая статья, пронизанная клеветой на хозяйственную деятельность наркоматов. 31 января 1923 г. после ознакомления с содержанием этой статьи, Дзержинский писал В. Р. Менжинскому: «При сем «Дни»… прочтите передовицу… Более гнусного трудно придумать. Необходимо за этими «Днями» установить неустанное наблюдение, выяснить авторов этих статей и всех сотрудников, составить их списки с их биографиями, выяснить, с кем они связаны в России… и начать против них беспощадные гонения, выгоняя их за границу. «Дни» должны почувствовать, что ГПУ еще живо. Я думаю, что необходимо было бы и в прессе нашей охарактеризовать эти «Дни», для того чтобы поставить их последователей вне закона».

Ввиду постоянных нареканий со стороны иностранных миссий и торговых представительств различных стран о чинимых препятствиях на пограничных пунктах и в других местах к пропуску печатных произведений на иностранных языках, 14 августа 1923 г. ОГПУ приказало всем Полномочным представителям и начальникам губотделов ОГПУ дать право сотрудникам аккредитованных иностранных миссий, торговых представительств на правах последних и консульств беспрепятственно получать из-за границы печатные произведения на иностранных языках «для личного пользования в количестве, на вызывающем особого подозрения». Следовательно, вопрос о количестве экземпляров и степени «подозрения» решался руководителями органов ОГПУ на местах.

Нарекания на работу цензоров были не только у иностранных миссий, но даже в Академии наук. Туда книги приходили с большим запозданием или пропадали. 16 мая 1925 г. Дзержинский писал в политконтроль И.З. Сурте: «…Я думаю, что книги в адрес Академии нечего вскрывать. Надо посадить своего человека в самой Академии для приема и осмотра книг. Этот человек был бы в штатах Академии и получал бы от нее жалование. Прошу прислать Ваше заключение и справку, как обстоит дело».

Дзержинский внимательно следил за работой различных отделов, связанных с контролем за печатными изданиями, перепиской и пр. 1 сентября 1922 г. он писал в Секретно-оперативное Управление Ягоде: «При сем конверт и полученные в нем 2 воззвания Кирилла.

Что делает наша цензура? Прошу обследовать и доложить мне о просмотре заграничной почты, постановке дела, о достигнутых успехах, о том, что обнаружено и т. д., а также как велика вообще загранич. почта по родам посылок: письма, пакеты, бандероли и т. д., как вскрываются они как заказные, так и не заказные.

Таким же путем рассылают по учреждениям и с. — ры, и другие. Сообщите мне также, какие оперативные будут даны задания по самим воззваниям (послать в прессу), воззвания, конечно, и ист-парт пошлите, и т. Полякову из НКВД».

Председатель ГПУ потребовал упорядочить работу цензуры: «У нас несколько цензур для публикации сведений о событиях. Не было ли бы полезным, если бы Вы взяли на себя созвать совещание для урегулирования этого вопроса», — пишет он В. Р. Менжинскому 13 марта 1921 г.

Меры, принимаемые органами ОГПУ, не смогли закрыть все каналы получения информации противниками большевистской идеологии. И совершенно был прав Питирим Сорокин, который утверждал в газете «Воля России», что «несмотря на рогатки цензуры, выходит ряд трудов и печатается ряд научных журналов. Вопреки всем препятствиям, книги все же выходят, и среди них немало антикоммунистических. Если в них не все сказано ясно, то читатель понимает и намеки. Спасает положение дела только безграмотность цензоров, порой пропускающих действительно вредное для коммунизма».

Таким образом, Ф.Э. Дзержинский, возглавлявший ВЧК-ОГПУ, выполняя директивы правящей коммунистической партии, вел борьбу с антибольшевистской идеологией с таким же упорством и настойчивостью как на фронтах Гражданской войны. И меры применялись крайние: задержание, обыски, аресты, тюремное заключение, расстрел. Но самым распространенным наказанием была ссылка в отдаленные регионы страны и высылка за границу.

Председатель ВЧК-ОГПУ был за массовую высылку из страны членов оппозиционных политических партий, деятелей науки и культуры. В этом он полностью поддерживал В.И.Ленина.

19 мая 1922 г. Ленин писал Дзержинскому о высылке за границу писателей и профессоров, «помогающих контрреволюции»: «Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить такие меры подготовки.

Собрать совещание Мессинга, Манцева и еще кое-кого в Москве.

Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий.

Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов (Стеклова, Ольминского, Скворцова, Бухарина и т. д.).

Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей.

Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ.

Мои отзывы о питерских двух изданиях:

«Новая Россия» № 2. Закрыта питерскими товарищами.

Не рано ли закрыта? Надо разослать ее членам Политбюро и обсудить внимательнее. Кто такой ее редактор Лежнев? Из «Дня»? Нельзя ли о нем собрать сведения? Конечно, не все сотрудники этого журнала кандидаты на высылку за границу.

Вот другое дело питерский журнал «Экономист», изд. XI отдела Русского технического общества. Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3 (тол ь к о третьем!!! это nota вепе!) напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все — законнейшие кандидаты на высылку за границу.

Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу.

Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, свозвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и

Ваше заключение.

Речь шла о сотрудниках журналов, занимавших антисоветскую позицию или критиковавших политику большевистской партии. 26 мая 1923 г. решением Политбюро ЦК РКП (б) было поручено Главному управлению по делам печати разрешить выход журнала «Новая Россия», отменив постановление исполкома Петрограда о его закрытии. Газета «День» была закрыта 26 октября/1918 г. еще в феврале 1918 г., а журнал «Экономист» в июне 1922 г.

17 июля 1922 г. В.И. Ленин вернулся к вопросу о высылке интеллигенции за границу. Он писал в ГПУ: «К вопросу о высылке из России меньшевиков, п-с-ов, кадетов и т. п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас». Руководитель компартии предложил «решительно искоренить» всех народных социалистов и выслать их за границу. Такая же мера предлагалась и по отношению к А.Н. Потресову, В.В. Розанову, Н.А. Рожкову и др. «Комиссия, — указал В.И. Ленин, — под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить список и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистить Россию надолго… Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!». Д.А. Волкогонов пишет, что В.И.Ленин болел с начала сентября, но, несмотря на болезнь, все же отдал распоряжение Ф.Э. Дзержинскому.

После процесса правых эсеров в 1922 г. органы ГПУ были поставлены в известность, что при начальнике Секретно-оперативного управления создано Особое Бюро по административной высылке антисоветской интеллигенции во главе с его начальником Я.С. Аграновым. Подобные особые бюро были образованы при всех полномочных представительствах и губернских отделах ГПУ.

Кроме суда ГПУ осуществило еще две акции против ПСР и антисоветски настроенной интеллигенции. В ночь с 16 на 17 августа 1922 г. оно произвело первые массовые аресты в городах России и Украины. Помимо Москвы и Петрограда операцией были затронуты Харьков, Киев, Казань, Нижний Новгород, Одесса и Ялта. Центральным же мероприятием стала высылка в ноябре 1922 г. на двух «философских» пароходах в Штеттин фактически представителей всех отраслей знаний: философов, историков, социологов, правоведов, экономистов, литераторов, медиков и др..

Еще 8 августа 1922 г. ГПУ направило В.И. Ленину списки высланных из Москвы, Петрограда и Украины. В московском списке значилось 67 фамилий, в петроградском списке 51 фамилия.

5 сентября 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Директивы В.И. 4/ΙΧ. Продолжить неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков, в первую очередь) за границу…

Тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы… Сведения должны собираться всеми нашими отделами и стекаться в отдел по интеллигенции. На каждого интеллигента должно быть дело. Каждая группа и подгруппа должна быть освещаема всесторонне компетентными товарищами, между которыми эти группы должны распределяться нашим отделом… Сведения должны проверяться с разных сторон, так, чтобы наше заключение было безошибочно и бесповоротно, чего до сих пор не было из-за спешности и односторонности освещения».

От всех высылаемых чекисты потребовали гарантий, что они никогда не возвратятся на родину. Им объявили, что самовольный приезд обратно будет караться расстрелом. В качестве примера ознакомимся с текстом расписки Ивана Ильина: «Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным Государственному Политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти (статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающего за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания), мне объявлена».

17 ноября 1922 г. первым к одному из причалов германского порта пришвартовался небольшой пароход, на борту которого белой краской было выведено «Preussen». Через час, после оформления необходимых формальностей с борта парохода спустились пассажиры, имена которых были хорошо известны культурной и научной общественности Западной Европы: философы С.Л. Франк, и Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин и Н.О. Лосский, экономисты Б.Д. Бруцкус и А.И. Угримов, публицисты А.С. Изгоев и Н.М. Волковысский, писатель М.А. Осоргин, математик В.В. Стратонов и другие.

Высылка неугодной большевикам интеллигенции была продолжена в 1923 г. — высылались не только группы, но и отдельные лица. Еще, в октябре 1922 г. Петроградский ГО ГПУ вынес заключение

0 высылке за границу профессора университета Д.Ф. Селиванова, занимавшегося антисоветской деятельностью. Заведующий Петроградского отдела народного образования В.И. Невский просил об отмене высылки. Ф. Дзержинский запросил мнение Петроградского губкома РКП(б), высказавшись против отмены высылки. Мнения Петроградского губкома данных в деле не имеется. Из материалов дела видно, что Селиванову с женой были выданы заграничные паспорта, и выехать они должны были 15 ноября 1922 г.

Помимо высылки за границу, ОГПУ направляла в ссылку за уголовные преступления и по политическим делам. По данным на

1 мая 1924 г., Особым совещанием при Коллегии ОГПУ, пришедшим на смену бывшей комиссии НКВД, и Коллегией ОГПУ было направлено в ссылку 3064 человек, из них «политических» — 1458.

В ссылку направлялись и другие категории населения. Такая участь постигла в 1925 г. бывших помещиков. Им было предоставлено право переселения в районы, намеченные для колонизации, с наделением их землей «в пределах трудовой стоимости».

В борьбе в сфере идеологии важнейшее значение имела хорошо поставленная информация.

Среди важнейших обязанностей органов ВЧК-ОГПУ была всесторонняя информация советских и партийных органов о международном положении, внутренней обстановки в стране и др. В одном из первых приказов 1921 г. Дзержинский писал о предстоящей гигантской информационной работе, вышедшей после Гражданской войны на первый план, подразумевая под этим прежде всего оперативное наблюдение за всеми процессами в стране.

Анализируя характер информационной работы чекистов под руководством Дзержинского в 1917–1926 гг., следует отметить, что основными ее направлениями был сбор сведений: во-первых, об отношении к мероприятиями советской власти, во-вторых, политике различных политических партиях, планах белогвардейцев и эмигрантских центров, о мелкобуржуазной стихии, ее влияние на советский и партийный аппарат, на профсоюзные организации и кооперативы; в-третьих, о подрывной деятельности различных организаций и группировок, революционно-демократических партиях, духовенстве, состоянии вузов, армии, торговли и др.

Информационная работа охватывала все стороны общественного развития, классы и отдельные социальные группы. Например, говоря о роли хорошо налаженной информации о частях и подразделениях Красной Армии и Красного Флота, Дзержинский подчеркивал, что она имеет особое значение для поднятия их боеспособности и боевой готовности. Во многих его выступлениях не раз указывалось, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян.

Ввиду того, что основные усилия органов ВЧК-ОГПУ были направлены на выполнение партийных решений, Дзержинский считает, что руководители ведомства должны быть в курсе решений высших партийных органов. 30 сентября 1922 г. он направил на имя секретаря ЦК РКП (б) В.М. Молотова письмо, в котором просил разрешить знакомить членов Коллегии ГПУ с теми постановлениям, письмами и материалами ЦК, которые могут им дать направление и указание в их работе. «Так, например, письмо к Туркестанской компартии Петерсу по вопросам иностранной политики, Менжинскому — по вопросам армии. Такое знакомство могло бы предупредить ГПУ от многих оплошностей. Конспирация же у нас соблюдается, так как это наша профессия». Более того, он просил, чтобы все партийные решениям, касающиеся чекистов, своевременно доводились до них для практического претворения в жизнь: «Резолюцию Пленума ЦК РКП(б) об очередных задачах работы в деревне надо было разослать всем нашим органам с циркулярным письмом и с указаниями, что и как наши органы в этой области должны делать». «При сем циркуляр ЦК и ЦКК… необходимо его разослать, с тем, чтобы все до единого члена партии на транспорте и в органах ГПУ прочли его и ознакомились с ним».

9 ноября 1920 г. для лучшей постановки информации ВЧК Дзержинский приказал всем предгубчека, начальникам РТЧК, и особотделов фронтов и армий в недельный срок «нарочным выслать Москву краткие доклады и копии важнейших показаний имеющихся разработке делах по шпионажу, белогвардейским организациям заговорщицкого, шпионского, активным противосоветским политическим партиям — направлениям, имеющих хоть малейшие связи Москвой. Обзоры должны содержать фактические данные для минимальской возможности немедленной разработки их Центре. Доклады представляют: секретно- оперативные отделы губчека — в Секретный ВЧК, РТЧК — в ТО ВЧК, особотеделы — Особотдел ВЧК. Порядок, устанавливаемый настоящей телеграммой, сохранить на будущее время, впредь до распоряжения. Ответственность исполнением указанного возлагается персонально предгубчека, нач. ОКТЧК, начособотдела…».

2 апреля 1921 г. Дзержинский запрашивает Ягоду: «Какие отделы у нас издают сводки? Кому рассылаются?» и предлагает все сводки объединить в одну и совместно с Секретариатом ЦК РКП (б)составить списки, кому посылать. — «Держать их только у нас нет смысла. Надо рассылать всем нашим представителям раз в неделю через курьеров».

1 апреля 1921 г. председатель ВЧК не прочь помочь информацией и американскому губернатору Гудричу, сочувствовавшему Советской России — «Необходимо собрать сведения, подлежащие оглашению, о работе ЧК. Соберите то, что у нас есть, и дайте мне» .

В приказах ВЧК указывалось, что «на обязанности осведомительного отделения ВЧК лежит всестороннее освещение работы учреждений, предприятий, войск и населения и выявление преступных деяний целых групп или отдельных личностей, суммировка полученных сведений на предмет выяснения причин ненормальных явлений и взыскание средств к их удалению…». Секретное отделение должно было заниматься разработкой «дел и направлений борьбы с различными противосоветскими политическими партиями и группировками, сектантскими общинами духовенства, а также различных видов проявления недовольства советской властью среди гражданского населения». Сотрудникам агентурного отделения следовало исполнять задания начальника секретнооперативной части и начальников отделений по разработке; вести наружное и внутреннее наблюдение за подозрительными или уличенными в преступном деянии элементами; разыскивать преступные элементы; обобщать агентурные сведения; вербовать и готовить «нужных агентов».

В развитие положений приказов были выработаны инструкции и циркуляры, более обстоятельно регламентировавшие работу подразделений и служб ВЧК. Так, в «Инструкции органам ВЧК на местах по осведомительной службе» (1921 г.) говорилось, что ее основная задача сводится к тому, чтобы «..знать все наши слабые стороны, обнаружить пункты, в которых следует ожидать вражеского удара, выявить лиц и группы, носящие организованный ущерб советской власти (должностные преступления, техническая измена, вредительский шпионаж и т. д.), вскрыть примняемые противником в данный момент методы».

16 марта 1921 г. Дзержинский поручил Менжинскому подготовить справку о постановке ежедневной государственной оперативной информации ВЧК: информация местами Центра (ВЧК, ЦК РКП(б), СНК); ее содержание (с предварительные совещания ВЧК, ЦК РКП (б), Военного ведомства, НКПрод и ВЦСПС; источник информации (губчека, губком, губисполком); техника информации (через губчека и связи округа или губернии; какое провода); аппараты на местах и в органах ВЧК; редакция и руководство информацией ее подчиненность(кому?); аппарат для оперативных выводов из информации и наблюдение за выполнением; и т. д. «до конца, какие люди есть, какие нужны?».

Такая справка понадобилась председателю ВЧК в связи с тем, что во ВЦИК и ЦК РКП(б) уже было принято решение об улучшении государственной информации, которые на следующий день издали циркуляр о госинформации.

19 апреля 1921 г. Дзержинский направил всем губЧК, ДТЧК и особым отделам фронтов и армий распоряжение об организации троек в составе начальника информационного отдела, представителей губкома и губисполкома; сведения получать от губисполкома, губпрофсовета, губкома, губвоенкомата, сверяя их с полученными данными из уездов и сообщая телеграфно в ВЧК каждые три дня. «Ответственными за сведения, — указал председатель ВЧК, — являются тройки. Доносите о политположении, а именно: о настроении рабочих, крестьян, красноармейцев, об отношении масс к коммунистам, крестьянам, посевкампании, степень их участия в посевкомах, контрреволюционная агитация, волнения, беспорядки, их причины, выступления банд, вооруженные восстания, мятежи, погромы, их размеры, забастовки, их причины, тариф, снабжение, меры, принятые по ликвидации указанных явлений, объявление военного, осадного положения; доносите о партийной, союзной, советской работе, как-то: внутрипартийное, союзное настроение, поведение организаций и работников в моменты конфликтов, осложнений, влияние других партий в массах крестьян, рабочих, красноармейцев, о нелегальных союзных партийных организациях, их целях, работе, быте рабочих, охрана труда, питание, жилища, работа комиссий по улучшению быта рабочих, экономии, техническом саботаже в советских учреждениях, на железных дорогах. Доносите об экономическом положении, отношении крестьян, рабочих к продналогу, проведении продналога, о работе продотрядов, посевкомов, селькомов, об отношении населения к гужповинности, спекулятивные цены, их колебания, о степени обеспеченности местности продовольствием, снаряжение, обмундирование в воинских частях, об обеспечении рабочих прозодеждой, снабжение предприятий топливом, рабсилой, об изменениях производительности, причинах, прогулах, труддезертирстве, о нецелесообразных распределениях сил, средств, состояние железнодорожного узла с топливом, в техническом, провозоспособном отношениях, об эпидемиях, мерах борьбы с эпидемиями, ходе демобилизации, дезертирстве, причинах, поведение демобилизованных в местах пополнения частей, их боеспособности. Сводки составлять кратко, не более двухсот слов, отмечая наиболее характерные факты. Введением сводок Госинформации чисто ведомственные чекистские сводки не отменяются. Подробные инструкции, положения, формы высылаются почтой. Копию его немедленно вручите предгубисполкому и губкому».

К середине мая 1921 г. во всех губерниях были образованы госинформтройки, главной задачей которых было более полное освещение политического и экономического положения страны для своевременного принятия необходимых мер. В составе губЧК информационную работу вели осведомительные, а во всех ТЧК — информационные отделения. Каждый член тройки отвечал за свою часть информации: представитель губкома РКП (б) — за сведения о положении дел в партийных организациях, представитель губисполкома — о состоянии советской работы в губернии. Они, в свою очередь, использовали информацию всех гражданских и военных учреждений, представляемую в губком и исполком каждые три дня. ГубЧК прежде всего получала сведения от своей агентуры.

Для анализа собранных материалов информационные тройки не имели специальных штатов, а использовали аппараты губЧК.

Объем и направления информации постоянно уточнялись с учетом приобретенного опыта и возникавших потребностей. В инструкции по информации, введенной ВЧК с 14 сентября 1921 г., говорилось, что ее основная цель — изучение положения на местах. В других документах были указаны следующие задачи: обнаруживать пункты, откуда исходит угроза вражеских ударов, выявлять лица и группы, наносящих ущерб власти, вскрывать применяемые противником методы.

Каждая тройка составляла также трехдневные телеграфные сводки, в которых кратко сообщалось о важнейших событиях в. губернии. Тройками готовились и двухнедельные бюллетени с общими выводами, предпринятыми и намеченными мерами. После проведенного анализа тройками при губЧК(губотделами ГПУ) вся информация обобщалась и телеграфно передавалась в оперативный отдел ВЧК(ГПУ), затем — в ЦК РКП(б) — ВКП(б), СНК РСФСР и СССР, ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР.

В 1922 г. были приняты меры для более согласованной работы отделов управления исполкомов и губернских отделов ГПУ. 24 июля 1922 г. Дзержинский подписал приказ, которым была отменена обязанность отделов управ составлять секретные сводки об общем политическом состоянии и экономическом положении. Ведение секретной отчетности было возложено исключительно на органы ГПУ, которым отделы управ были обязаны оказывать всяческое содействие. В свою очередь, госинформтройкам было предложено ежемесячно освещать организацию контроля за исполнением распоряжений правительства и местных властей и результаты контроля, о предании суду нарушителей, развитии преступности, уделяя особое внимание должностным преступлениям.

При подготовке информационных сводок, прежде всего для высшего политического руководства страны, документы, особенно о работе органов безопасности, тщательно отрабатывались, ибо полученная информация являлась основой для принятия важных решений. Председатель ВЧК-ОГПУ считал недопустимым составление сводок, дающих «достоверную» картину — сплошь черную, без правильной перспективы и без описания реальной нашей роли». 24 декабря 1924 г. он обратил внимание Менжинского на необходимость составления всесторонних, содержательных сведений ОГПУ, «чтобы они членам ЦК действительную дали картину нашей работы в кратких словах и представили бы всю конкретность…» .

Центр не раз указывал на обязательную проверку поступавших сведений. В этом плане не раз в качестве образцовых Дзержинский приводил сводки полномочного представителя ВЧК-ОГПУ Сибири И.П. Павлуновского. Так, 7 мая 1924 г. ОГПУ направило в ЦК РКП (б) на имя И.В. Сталина письмо о политических процессах в Красной Армии и в деревне, в основу которого был положен его доклад. «Доклад, — подчеркивал Дзержинский, — считаю глубоко верным и улавливающим тенденции не только Сибири. Мне кажется необходимым, чтобы ЦК дал задание комиссии по работе в деревне, РВСР и ОГПУ рассмотреть этот доклад и внести в ЦК практические предложения и проект директив ЦК парторганизациям». Двумя днями раньше, давая оценку информации Павлуновского, Дзержинский отметил: «Здесь главное — вопрос линии партийной, хозяйственной и в армии».

Дзержинский считал весьма опасным обобщение различных неурядиц и представление их в партийные органы как всеобщих, — «Таким путем, боюсь, мы сеем панику и смуту. Тон наших циркуляров должен быть другой. Чека и Ос. От. должны объективно сыграть громадную роль в борьбе с неурядицами…» Это требование касалось и других документов. Так, после прочтения проекта циркуляра о тройках, расследующих положение красноармейцев, Дзержинский писал Ягоде 25 ноября 1920 г.: «Проект задерживаю до решения комиссии ЦК. Хочу сделать однако несколько замечаний. Думаю, что нам не стоит вообще в таком тоне писать циркуляров, т. е. преувеличивать, сгущать краски, давать обоснования, которые могут на местах быть поняты как тенденция и агитация против спецов, не подчеркивать так прав и власти ЧК, а всегда скоромнее рекомендовать им держаться, заставляя принять участие губисполкомы и губкомы, у которых вся полнота власти, а не в губчека. Я считаю вообще опасным, если губЧК или Ос. Отделы будут думать, что они только соль земли».

Дзержинский требовал, чтобы чекистские материалы получали те лица, которым они могли оказать помощь в работе. 18 мая 1924 г. он писал Кацнельсону: «Материалы как из сводок ЭКУ, так и общий, необходимо посылать тем, от кого зависит устранение дефектов, безобразий. Было бы хорошо, если бы Вы сорганизовали это дело. Наметить, кому посылать (то, что к нему относится) и какой результат — проверка сообщения и меры. Иначе эти сводки теряют свою ценность». 15 февраля 1925 г. Дзержинский писал Ягоде: «Прошу Вас сговориться с ПУРом о сводках Ос[обого] отдела в смысле, как их составлять, как их использовать и как поставить контроль этого использования и, наконец, как проверять их правдивость. Эти сводки производят довольно угнетающее впечатление — сплошное пятно без просвета. А 8 марта 1925 г. он поручил В.Л. Герсону «собрать мне все вышедшие у нас сводки за один месяц — по всем отделам и управлениям с указанием, кому они рассылались. Кроме того, соберите сведения по каждой сводке, как эти сводки собираются и сколько над ними, этими сводками работает у нас и на местах народу. Кроме того, кто и как фактически использует эти сводка и какие меры по ним и кем принимаются».

Вместе с тем, местным органам ОГПУ было предложено улучшить составление информационных сводок, потому что качество некоторых из них заставляло желать лучшего. Об этом, в частности, говорил Р.А. Пилляр на 2-м Всесоюзном съезде особых отделов ОГПУ в январе 1925 г.: «Когда нам приходит здесь в центре читать ваши отчеты, мы приходим в ужас. Это в несколько сот страниц целые тетради, там есть все, что хотите, но уловить картину интересующих нас явлений, чрезвычайно трудно…»

Помимо издания бюллетеней готовились различного рода справки, сводки, сообщения и обзоры для ВЦИК РСФСР, ЦИК СССР, СНК РСФСР, СНК СССР, СТО и ЦК РКП (б) — ВКП(б). Только в 1921–1922 гг. на имя В.И. Ленина ВЧК было направлено восемь информационных сообщений: о политическом и экономическом положении Советской республики, заключение особого уполномоченного экономического отдела ВЧК о работе Свирьстроя, доклад члена Коллегии ВЧК Г.И.Бокия о положении в Гохране, информация ГПУ о сельскохозяйственной и кустарно-промысловой кооперации, о политическом положении в военных округах, о борьбе с голодом, обзор материалов зарубежной печати и др..

На основе обобщенных чекистами информационных материалов ЦК РКП (б) издавал циркулярные письма, в которых доводил до всех коммунистов задачи, вытекавшие из политического и экономического положения страны. Только с августа 1921 по декабрь 1922 гг. парткомам было направлено шесть циркулярных писем ЦК РКП (б).

Глава Советского правительства высоко оценивал информацию чекистов. Об этом, в частности, свидетельствует хотя бы записка В.И. Ленина членам ЦК РКП(б) от 9 марта 1921 г., в которой рекомендовалось «обратить внимание на сообщение Дзержинского о Сибири. Опасность, что с сибирскими крестьянами наши не сумеют поладить, чрезвычайно велика и грозна».

Зачастую Дзержинский сам обращался в информационные структуры ВЧК-ОГПУ по интересовавшим его вопросам. Так он писал Уншлихту 5 сентября 1922 г.: «Просьба поручить информ. отделу, а также т. Степанову подобрать для меня весь имеющийся материал о фашистах и прислать мне все материалы о них.

Хотел бы выяснить историю их возникновения, их идеологию, их действия и цели, их вожаки и руководители, систему организации, на кого опираются, их силы и средства, их методы, их распространение по городам и деревням, связи их с армией, их вооружение, жертвы их террора и жертвы их собственные и т. д. Также является необходимым нам изучать и знать их первоисточники.

Кто у нас в Риме? Можно ли получить эти сведения из Коминтерна?».

Наряду с рекомендациями по активному использованию в печати материалов ВЧК — ОГПУ по инициативе Ф. Э. Дзержинского принимаются меры к ограничению круга лиц, получающих чекистскую информацию. Это вызывалось соображениями конспирации. Был установлен порядок поступления материалов о работе органов ВЧК — ОГПУ в редакции газет и журналов. В приказе от 10 июля 1922 года обращается внимание местных органов ГПУ на то, что они иногда преждевременно сообщают газетным корреспондентам сведения о результатах работы ГПУ и ее местных органов, что влияет на ход разработок. А поэтому «без соответствующего решения ГПУ никаких сведений или материалов, хотя бы и по законченным делам, в печать не давать». Было указано на недопустимость появления в открытой печати данных о работе и структуре ОГПУ. Такие сведения были изъяты из подготовленных к печати номеров журналов «Рабоче-крестьянская милиция», «Власть Советов» и из «Указателя по статистике преступлений, наказаний и самоубийств».

Давая информацию органам власти и управления, парткомам компартии, руководство чекистского ведомства заботилось об обратной связи — информировании своих сотрудников, прежде всего о получении дополнительных сведений руководящим составом для внесения корректив при определении текущих задач борьбы с политическими противниками и преступниками. С этой целью было налажено издание информационных сводок для «внутреннего использования» о положении дел в той или иной отрасли народного хозяйства. Только в 1925 г. такие сводки были даны о состоянии сахарной промышленности, кустарного производства, кооперации, по концессии «Мологолес» и др. В них большее внимание было обращено на необходимость ведения наблюдения за политическими процессами, на борьбу с революционно-демократическими партиями и др..

Руководство чекистского ведомства заботилось о том, чтобы информация чекистов активно использовалась партийными, советскими и хозяйственными органами. В частности, 20 января 1922 г. Председатель ВЧК просил Сиббюро ЦК РКП (б) обратить внимание губкомов на своевременное получение и действенное использование сводок, дал указание ТЧК представлять свои материалы в соответствующие подотделы губкомов партии. 9 декабря 1924 г. Информационный отдел ОГПУ направил во ВЦИК РСФСР письмо, в котором отметил, что есть настоятельная необходимость более полного использования поступавшего материала о недостатках в работе низового советского аппарата. Отдел ОГПУ сослался на положительный опыт некоторых губернских исполкомов, создававших специальные группы по устранению недостатков, вскрытых чекистами.

13 января 1925 г. Секретариат ВЦИК обратил внимание всех губернских и областных исполкомов на то, чтобы местные органы власти в полной мере использовали информационные сводки ОГПУ и предпринимали меры по фактам «засилья в сельсоветах и волисполкомах чуждых советской власти элементов, своими поступками дискредитирующих советский аппарат». Этого же требовали и высшие партийные органы. Вот почему Северо-Западное бюро ЦК РКП(б) утвердило циркуляр об использовании материалов ОГПУ. Всем парткомам было предложено разослать циркуляр руководителям учреждений и предприятий для их ознакомления с настроением населения, причинами недовольства, «обратить особое внимание на сообщаемые ОГПУ факты нарушений революционной законности и злоупотреблений со стороны отдельных организаций и отдельных работников, принимаемые меры к их устранению, как по линии парторганов, так и по линии советской и хозяйственной, в частности, через органы прокуратуры и РКИ».

Таким образом, в области идеологии к средине 1920-х годов фактически все области духовной жизни общества оказались под жестким контролем органов власти и партийного аппарата ВКП(б). Органы ВЧК-ОГПУ выполняли их решения по недопущения влияния антикоммунистической идеологии, используя легальные и нелегальные методы работы. Можно со всей уверенностью утверждать, что о всех значительных изменениях в настроении населения, о политических партиях и общественных организациях органы ВЧК-ОГПУ оперативно информировали руководство компартии и Советское правительство, местные советские и партийные комитеты.

 

Глава 14. Ликвидация антибольшевистских партий и общественных организаций. Борьба с оппозицией в РКП(б) — ВКП(б)

Одним из важнейших направлений деятельности советских органов безопасности был политический розыск, который вел «борьбу с внутренним врагом государства, объектом его воздействия были враждебные правительству политические партии, группировки, организации и отдельные лица, стремившиеся к свержению власти, к замене правительства, или добивавшиеся нежелательных правительству реформ».

При рассмотрении данной проблемы следует учитывать крайне важное замечание П.А. Судоплатова: трагизм спецслужб в том, что они, как правило, функционируют «в условиях их подчиненности режиму личной власти, что дает возможность манипулировать видимыми со стороны обстоятельствами политических убийств, скрывать в действиях убийцы какую-либо личную или политическую мотивацию, а тем самым — развязывать политический террор».

Ф.Э. Дзержинский считал всякое общественное движение, не согласное с политикой большевиков, злейшим врагом советской власти и призывал к беспощадной борьбе с ним.

После Октябрьской революции РСДРП (б) из чисто тактических соображений пошла на союз с левыми эсерами, включив их представителей в состав Советского правительства и мирилось с деятельностью меньшевиков и анархистов, когда те были ее союзниками в борьбе с монархистами, кадетами и белым движением.

Уже с первых дней начались конфликты с левыми эсерами, которые в начале 1918 г. потребовали включения их представителей в состав ВЧК. Дзержинский дал согласие на это только при условии, чтобы ЦК левых эсеров делегировал своих работников только после предварительного утверждения кандидатур СНК. После доклада председателя ВЧК СНК постановил: «Признать желательным преобразование комиссии в том смысле, чтобы назначить товарищем председателя Чрезвычайной комиссии членов от фракции левых с.-р. Центральн. Исполнительн. Комит.»

В органах и войсках безопасности постоянно культивировалась обстановка непринятия всякого инакомыслия, а за оппозицией уже велось агентурное наблюдение. Жесткий стиль руководства, проводившаяся в РКП (б) линия X съезда на запрещение оппозиционных групп и фракций, не позволяли членам партии иметь собственное мнение. Угроза репрессий вела к унификации суждений внутри партийных организаций.

Предметом постоянной заботы чекистских партийных организаций и политических органов было воспитание сотрудников в духе беспрекословного выполнения партийных решений. При этом они исходили из указаний XII Всероссийской конференции РКП(б) о том, что «строжайшая партийная дисциплина является первейшей обязанностью всех членов партии и всех партийных организаций».

После вхождения левых эсеров в состав ВЧК конфликты продолжились. 6 апреля 1918 г. В.И. Ленин в записке Ф.Э. Дзержинскому: «Поручаю Вам арестовать немедленно (обыскать и отобрать все бумаги равным образом) Спиро, делегата от Черноморского Центрофлота и от Таврического ЦИК, по обвинению в преступлении по должности.

Эта записка последовала после ознакомления председателя СНК с протоколом экстренного заседании ЦК Черноморского флота от 23 марта 1918 г., на котором при актином участии чрезвычайного комиссара Румынского фронта В.Б. Спиро была принята резолюция, провозгласившая Центрофлот высшим, независимо от СНК, органом управления всем Черноморским флотом. Вопрос об аресте Спиро был рассмотрен на заседании СНК 6 апреля, который утвердил распоряжение В.И. Ленина. В тот же день Спиро был арестован ВЧК. 16 апреля Спиро освободили по болезни и под поручительство ЦК партии левых эсеров с запрещением публичных выступлений.

Отношения с анархистами у коммунистов тоже были сложными. Анархисты отрицали все формы государственной власти и выступали за организацию общества путем «вольной федерации», промышленных и земледельческих ассоциаций, за абсолютную свободу личности, против Советов, дисциплины труда, создания регулярной армии. В середине января 1918 г. они угрожали Смольному, потребовав освобождения уголовника М.В. Дальского, арестованного постановлением ВЧК. 14 января СНК, обудив сообщение И.З. Штейнберга, постановил немедленно назначить суд над Дальским.

После заключения Брестского мира и переезда правительственных учреждений из Петрограда в Москву анархисты задерживали и арестовывали население, создали и вооружили отряды «черной гвардии», захватили многие особняки и открыто угрожали советской власти. 26 марта 1918 г. группа анархистов во главе с Ф.С. Горбовым по поддельному ордеру Моссовета реквизировала на складе транспортного общества «Кавказ и Меркурий» якобы для уничтожения большой партии опиума, но продала его спекулянтам.

В этот же день под председательством Дзержинского состоялось заседание ВЧК, обсудившее вопрос «Об анархистах и их разоружении». В.В. Фомин предложил издать приказ о сдаче оружия. Дзержинский возразил против разоружения таким способом и считал необходимым мобилизовать всю комиссию и разоружить анархистов. Полукаров предложил войти в Моссовет с ходатайством издать постановление, чтобы анархисты все имеющееся у них огнестрельное и холодное оружие сдали Моссовету и получили от него новое разрешение, тех же, кто не сдаст оружие, объявить врагами народа, арестовать и предать суду. Заседание единогласно решило принять предложение И.Н. Полукарова, поручив ему подготовить обращение в Моссовет.

29 марта 1918 г. Дзержинский произвел обыск в одной из гостиниц, арестовал Ф.С. Горбова и его соучастников. 30 марта 1918 г. в протоколе, составленном председателем ВЧК и А.Я. Беленьким, было указано, что в чемодане анархиста Горбова были найдены: «1) золотые мужские часы № 145990, 2) золотой браслет — часы, 3) золотое обручальное кольцо, 4) золотое кольцо с зеленым камнем, 5) 24 серебряных рубля, 6) 7 серебряных полтинников, 7) шесть разной стоимости серебряных монет, 8) дамский серебряный кошелек, 9) 10 патронов «Маузера», 10) 10 патронов «Кольта», 11) один капсюль, 12) казенное белье, штаны и полотно».

В ходе следствия опиум был изъят у спекулянтов.

30 марта 1918 г. ВЧК заслушала доклад И.Н. Полукарова об анархистах. Дзержинский в своем выступлении отметил, что уже принято решение о их разоружении, но разведка ничего не дала. ВЧК постановила разоружить всех анархистов, приняв поправку Дзержинского, что всем идейным анархистам необходимо возвратить оружие.

На следующий день ВЧК под председательством Дзержинского заслушало ходатайство члена ВЦИК анархиста А.Ю. Ге (Гольдберга) об освобождении арестованного по ордеру ВЧК анархиста Ф.С. Горбова. Было решено отклонить ходатайство, «ввиду явно уличающих данных против Горбова как корыстного участника в вывозе со спекулятивными целями опиума со склада «Кавказ и Меркурий». Для предупреждения попыток к освобождению перевести Горбова под стражу в Кремль. Материал по делу Горбова передать в Информационный отдел для самого широкого опубликования».

Конфронтация большевиков с анархистами в апреле 1918 г. шла по нарастающей. Одно за другим следовали заседания ВЧК, Моссовета и СНК.

2 апреля 1918 г. ВЧК заслушала доклад Дзержинского «о срочной необходимости организовать планомерную борьбу с анархистскими бандами, продолжающими усиленное вооружение своих сочленов и занимаемых ими особняков, что грозит в ближайшем будущем серьезными осложнениями». Было решено «немедленно приступить к разоружению трех особняков, занятых анархистами, наиболее активно проявляющими свою вызывающую деятельность». Выработку плана операции и проведение его было поручено отделу по борьбе с контрреволюцией совместно с оперативным штабом. А 4 апреля 1918 г. в газете «Известия ВЦИК» было опубликовано обращение Дзержинского к гражданам, пострадавшим от вооруженных ограблений анархистов, с просьбой явиться в уголовно-розыскную милицию для опознания задержанных грабителей.

9 апреля ВЧК заслушала доклад Дзержинского об анархистах группы А. Ге (Гольдберга), занимавшейся «реквизицией опиума для использования ценности его на нужды фракции», и постановила: «По окончании операции против независимых анархистов предложить ВЦИК исключить фракцию анархистов настоящего ЦИК из своего состава, принять меры к аресту анархистов группы Ге и преданию лиц, входящих в нее, революционному суду».

11 апреля 1918 г. на экстренном совместном заседании Моссовета, ВЧК, представителей Военного ведомства и районов Москвы было решено разоружить анархистов. Дзержинский и Полукаров направили предписание Центральному комиссариату Москвы о разоружении анархистов «согласно адресам и инструкции, данной тов. Штродаху 11-го сего апреля. Разоружение начать в пять часов утра 12-го сего апреля. Разоруженных задержать на местах до распоряжения».

Важность принятия крайних мер была вызвана реальной угрозой советской власти. Столицу следовало очисть от уголовников, которые входили во фракцию анархистов. Несмотря на обещания идейных анархистов изолировать от себя преступные элементы, это обещание ими не было выполнено. В ВЧК имелись сведения, что противник советской власти стремились использовать то обстоятельство, что при занятии особняков были захвачены стратегически важные пункты города около советских учреждений. В инструкциях, найденных при аресте анархистов, было указано, в каких районах следует занимать особняки:

«1. Найти особняки в районе Мясницкой ул. и переулков Гудовского, М. или Б. Харитоньевского.

2. Найти особняк в районе Неглииного проезда, против ГБ (Госбанка).

3. Моховая улица, № 6, Красильщиковой (разузнать все насчет дома).

4. Пречистенская наб., особняк найти напротив А. Д. (против этого пункта нарисованы пушки).

Тов. Нелидов в районе Мясницкой в М. Харитоньевском переулке, особняк г. Зуттер (напротив Политехнического, о-ва), 2-й эт. Охраны в доме нет (охрана соседнего дома). В Гудовском переулке, д. Ns 5, Пастуховой, 2-й этаж, охраны нет, 4 квартиры, в доме не живут (гараж). Дом № 6, Высоцкий, 3-й этаж, охрана есть немногочисленная».

В помещении одной из групп найдено предписание переменить свое местопребывание и найти особняк, который бы находился на углу улицы, чтобы тем самым занять лучшее стратегическое положение. В ночь на 12 апреля одна из групп анархистов заняла особняк; на протест хозяев, требовавших разрешения от советской власти, ответила, что советская власть еле дышит.

В ночь на 12 апреля 1918 г. ВЧК и воинские части окружили особняки, занятые анархистами и предъявили им ультиматум. Дзержинский предложил анархистам, находившимся в доме Ns 4 по Скорятинскому переулку, в течение пяти минут сдать все имеющиеся у них оружие, в противном случае с ними «будет поступлено, как с врагами советской власти».

Операция по разоружению анархистов была продолжено и днем. В некоторых местах ими было оказано вооруженное сопротивление, но оно было сломлено, и анархисты разоружены и арестованы. 12 апреля Дзержинский подписал пропуск № 1422 в Кремль следователю Визнеру для допроса арестованных.

16 апреля 1918 г. в беседе с сотрудниками газеты «Известия» о мотивах, вызвавших разоружение анархистов, Дзержинский рассказал о том, что задачей ВЧК с самого начала ее возникновения, как органа борьбы с антиреволюционными явлениями, была борьба с преступностью во всех ее проявлениях. Поэтому совершенную операцию по очищению города от уголовных банд следует рассматривать как одно из мероприятий, осуществленное в широком масштабе.

Он категорически опроверг слухи, распространяемые печатью о том, что ВЧК входила в СНК с ходатайством о предоставлении ей полномочий для борьбы с анархистами». Чекисты не имели в виду и не желали вести борьбу с идейными анархистами, задержанными в ночь на 12 апреля. Они освобождаются, но некоторые из них будут привлечены к ответственности за прикрытие преступлений, совершенных уголовными элементами анархических организаций. Далее т. Дзержинский коснулся обстоятельств, сопровождавших самую ликвидацию анархических групп. Интересно отметить, сказал он, что многие арестованные утверждали, что они не анархисты, а просто безработные, однако большинство из этих «безработных» оказались с уголовным прошлым. Среди них выделяются явные контрреволюционеры. И ВЧК будет продолжать с должной энергией довершение начатого дела по очищению города от преступных элементов. В ближайшем будущем нами образуется особый подотдел, который систематически займется борьбой с преступными элементами».

В заключение Дзержинский опроверг сведения, помещенные в Ns 63 газеты «Вперед», о том, будто бы арестованные, числящиеся за Чрезвычайной комиссией, содержатся в ужасных условиях, в подвале и испытывают грубое обращение. За ВЧК числилось не 126, как указано в газете «Вперед», а всего 66 человек, и они сидели не в подвале, а в сухом хорошем помещении, были допрошены и всем им предъявлено обвинение. Некоторые из них были опознаны, как грабители.

12 мая 1918 г. на заседании исполкома Моссовета после доклада члена Коллегии ВЧК Г. Д. Закса меньшевики и правые эсеры предложили резолюцию, осуждающую методы ликвидации банд анархистов, как «недемократические». На следующий день ВЧК заслушала предложение Дзержинского о необходимости выработки ответа на внесенный меньшевиками и правыми эсерами запрос в Моссовет о репрессиях против печати и правых эсеров, принятых ВЧК. Было решено для доклада на пленуме Моссовета 14 мая делегировать: по вопросу об анархистах Закса, о печати и правых эсерах — Петерса. Специально был обсужден вопрос «о противодействии со стороны Московского Совета к осуществлению полномочных прав ВЧК в деле борьбы с контрреволюционной печатью». В постановлении было отмечено, что «до тех пор, пока Московский Совет полностью не предоставит ВЧК всей полноты прав, — действовать в контакте с президиумом Московского Совета. В случае резких разногласий апеллировать во ВЦИК».

Исполком Моссовета в заседании 14 мая отверг предложение меньшевиков и признал, что разоружение было «вызвано необходимостью положить предел организованным вооруженным захватам и грабежам…».

После разоружения анархистов преступность в Москве уменьшилась на 80 %.

1918 год был характерен стремлением крестьянства создать организацию для защиты своих интересов. Такие попытки были предприняты крестьянством еще до революции. Первый «Крестьянский союз» в России возник в 1898 г. Это была подпольная «братская» организация в с. Павлодаре Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. «Братство» обратилось ко всем крестьянам России с призывом объединиться в тайное общество для защиты своих прав.

15 марта 1917 г. в «Известиях Петроградского Совета» появилось заявление «Крестьянского союза», подписанное его председателем С. Е. Мазуренко. Оказалось, что из остатков Крестьянского союза 1905 г. был образован центр и областное бюро содействия во главе с Главным комитетом. Такой же союз возник в Москве. 26 марта в Морском корпусе был митинг, созванный Крестьянским союзом, на котором была обещана поддержка Временному правительству. Но крестьянство в большинстве своем тогда объединилось вокруг советов и земельных комитетов. Избранный председателем Крестьянского союза С.Е. Мазуренко перенес свою деятельность на Дон и примкнул к ненавидимому крестьянством генералу А.М. Каледину.

Позиция большевиков по крестьянскому вопросу была выражена в заявлении председателя ВЦИК Я.М. Свердлова 20 мая 1918 г.: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на две непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту гражданскую войну, что и в городе, только тогда мы сможем сказать, что мы по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов».

23 мая 1918 г. СНК поручил ВЧК усилить борьбу с враждебной деятельностью оппозиционных партий и общественных организаций.

Угроза потери власти большевиками в середине 1918 г. исходила не только от белогвардейцев и интервентов, но и от революционнодемократических партий, которые не ограничивались диалогами, а начали прибегать к крайним мерам борьбы. Уже в мае при ЦК ПСР был создан Центральный боевой отряд из 15 человек для физического уничтожения руководства РКП (б).

В начале июля произошел разрыв союза коммунистов с левыми эсерами.

Для изучения всех обстоятельств левоэсеровского мятежа Советское правительство создало Особую Следственную комиссию под председательством П. Стучки.

7 июля 1918 г. Дзержинский обратился в СНК с просьбой об освобождении его с поста председателя ВЧК: «Ввиду того, что я являюсь, несомненною, одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха, я не считаю для себя возможным оставаться дальше во Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и пр. в качестве ее председателя, равно как и вообще принимать какое-либо участие в комиссии. Я прошу Совет Народных Комисаров освободить меня от работы в комиссии».

СНК удовлетворил просьбу Дзержинского оставив, его членом Коллегии ВЧК. Председателем комиссии был назначен Я.Х. Петерс.

В отдельных случаях Дзержинский принимал участие в следствия по левоэсеровскому мятежу. В частности, он вел разбирательство дела морского офицера С. С. Карцев, арестованного ВЧК по подозрению в связях с левыми эсерами. 9 июля 1918 г. после беседы с Карцевым Дзержинский написал справку в ВЧК: «Сим удостоверяю, что тов. Карцев Сергей Сергеевич пришел ко мне как к председателю Вс. Чр. комиссии с докладом о контрреволюционерах, дезорганизующих военные наши силы в Петрограде. Доклад этот у меня, копии переданы тов. Троцкому и Урицкому. С Александровичем тов. С. Карцев познакомился как с товарищем председателя ВЧК, раньше с ним знаком не был. Тов. Карцев явился ко мне по поручению тов. Юренева…С моей стороны препятствий к возвращению тов. С. Карцеву оружия не имеется.

Будучи членом Коллегии ВЧК около месяца, Дзержинский фактически оставался во главе этого ведомства, осуществляя руководство его работой. Так, 22 июля 1918 г. он отдал распоряжение отделу о борьбе с контрреволюцией о розыске и аресте освобожденных по недоразумению членов левоэсеровского штаба Нудьгу, Котляревского, Г. М Орешкина и секретаря ЦК партии лев. с.-р. Сироту . В виду измены партии Дашнакцутюн в Баку, 29 июля, ссылаясь на постановление ЦК РКП(б), он распорядился арестовать «их главарей в Москве как заложников». А всем губЧК была направлена телеграмма: «Ввиду новой волны восстаний, являющихся продуктом меньшевистской и левоэсеровской агитации, учредить самый строгий надзор за этими партиями, забирать заложников из ихней среды, устно заявлять, что они отвечают своей головой. Отречению лев. эсеров не верить».

2 августа 1918 г. постановлением СНК Дзержинский вновь был назначен председателем ВЧК. 15 августа он дал поручение Н.А. Скрыпнику «разыскать и арестовать меньшевиков: Мартова (Цедербаума), Дана д-ра (Гурвича), Б. Горева (Б. Гольдмана), Либера (М. Гольдмана), Потресова и других. «У Вас в политическом отделе и бюро печати, — писал он, — должны быть адреса, по которым (а также по адресному столу) можно установить и адреса вождей…».

27 ноября 1918 г. Дзержинский приказал ЧК Нижнего Новгорода «арестовать федерацию и всех анархистов. Произвести серьезное следствие по распоряжению ВЧК». Такое же поручение было дано и ЧК Курска: «Разыскать федерацию анархистов, арестовать всех. Имеются сведения, что федерация существует тайно в особняке. Произвести серьезное следствие по распоряжению ВЧК».)

По мере упрочения советской власти шло размежевание различных политических партий. Это являлось следствием не только жесткой политики компартии по отношению к антибольшевистским силам, но и наличием близких по содержанию программ. Так, от левых эсеров в ноябре 1918 г. откололись народники-коммунисты. А проходившая в Москве с 6 по 9 февраля 1919 г. конференция меньшинства партии эсеров высказалось за соглашение с большевиками и объединение усилий в борьбе против белогвардейцев и интервентов. В.И.Ленин писал Н.Н. Крестинскому: «Помочь, если Дзержинский не возражает. (Если он против, внести тотчас в Политбюро)».

В сентябре 1920 г. от эсеров откололись революционные коммунисты; в декабре 1919 г. от меньшевиков — социал-демократы — интернационалисты. Летом 1920 г. в РКП (б) вошли боротьбисты, в декабре 1920 г. из партии социалистов-революционеров вышла группа «Крестьянская Россия», ее заграничные представительства были созданы в Чехословакии, Югославии и Франции. 16 марта 1921 г. Всероссийская чрезвычайная конференция «Бунда» приняла предложение Коминтерна о слиянии с РКП(б). В обращении ЦК Бунда члены партии были призваны «внести свой опыт пролетарской борьбы и творческой мысли в ряды единственного руководителя интернационала пролетарской России — РКП». Из ЦК РКП (б) сразу же поступило распоряжение о немедленном слиянии Бунда с РКП(б) — «все члены Бунда автоматически принимаются в члены РКП…».

В дальнейшем была решена судьба Еврейской коммунистической рабочей партии (Поалей-Цион). 4 декабря 1924 г. по предложению И.В.Сталина опросом членов Политбюро ЦК РКП (б) было принято следующее постановление: «Ввиду того, что ЕКП (П.-Ц.) сама распадается, считать нецелесообразным ее ликвидацию мерами ГПУ, но и не допустить ее регистрацию в НКВД».

Ведя борьбу с революционно-демократическими партиями, Дзержинский не упускал из поля зрения и православную церковь. Политика большевиков была направлена на ликвидацию различных конфессий, как «опиума народа», и органы ВЧК под его руководством поддерживали раскол церкви, вводили различные запреты, устраивали физические расправы над священнослужителями. 25 мая 1918 г. в обращении в СНК Дзержинский писал: «Пензенский архиепископ Путята в конфликте с высшим епископским советом, окончившемся осуждением его и в ответ на это объявлением автокефалии Пензенской епархии.

Необходимо оказать поддержку Путяте».

В связи с открытием 17 августа 1918 г. Вселенского Собора, за два дня до этого Дзержинский отдал распоряжение Н.А. Скрыпнику об установлении наблюдения, послав «туда своего человека — интеллигентного и даже нескольких». 31 января 1919 г. член Всероссийского церковного собора Н. Д. Кузнецов просил СНК разрешить выезд делегации от всероссийского патриарха к константинопольскому патриарху для разрешения общецерковных дел в составе трех человек: епископа, священника и мирянина. 20 февраля В.И. Ленин направил это письмо на заключение Ф.Э. Дзержинскому и наркому юстиции Д.И. Курскому.

В тот же день Курский ответил: «Полагаю, что ходатайство В. П. Собора о разрешении послать делегацию может быть удовлетворено, но встречает с точки зрения декрета и инструкции об отделении церкви, с точки зрения советской политики в этом вопросе». Дзержинский в отличие от Курского, занял иную позицию, выступил против направления делегации. «Духовенство, — писал он, — особенно его высшие иерархи с патриархом Тихоном во главе не только не было лояльно по отношению к Советской России, но и было всегда враждебно и входило в непосредственную связь с врагами России, содействуя планам англо-американским империалистов. Поэтому посылка официального «представительства русского православного народа» в Константинополь за пределы России в страну, находящуюся в руках наших противников, а друзей русских православных иерархов, может только содействовать замыслам врагов наших. Полагаю, что православные иерархи должны отсрочить посылку своей делегации в Константинополь до того времени, когда Советская Россия будет там иметь свое официальное представительство».

Запреты и репрессии большевиков, включая крайние меры по отношению к политическим противникам, продолжались и в 1919 г. В середине марта 1919 г. Дзержинский поручил Артузову, Самсонову и др. подготовить «материал о гулящих на свободе кадетах, соприкосновенных с Нац. и Тактич. Центрами, б. помещиках, черносотенцах и другой дряни — для ликвидации».

И все же основная борьба велась с эсерами и меньшевиками, которые возглавляли забастовки рабочих и выступления крестьян. В начале апреля 1919 г. Совет Обороны поручил Дзержинскому разобраться в причинах возникновения забастовки на тульских оружейных заводах в разгар наступления белогвардейцев, приняв меры к ее ликвидации. Рабочие бастовали из-за трудного продовольственного положения и невыдачи зарплаты. В телеграмме председателя Тульского губисполкома Г.Н. Каминского в СНК сообщалось, что «события развиваются, как предвидели. Уверены в скорой ликвидации. Красноармейский паек нужен, полгода рабочие не получали жиров. Об этом знает Красин. В губернии голод. В гарнизоне спокойно. Подробности знает Дзержинский. Шлите через Томского временно, испытанного профессионалиста». 4 апреля 1919 г. на этой телеграмме В.И. Ленин написал: «Созвонитесь с Дзержинским об ускорении его поездки». Чекистские органы выявили и разоблачили подстрекателей и к 12 апреля 1919 г. забастовка была прекращена.

13 апреля 1919 г. пленум ЦК РКП (б) обсудил вопрос «Правые социалисты-революционеры и меньшевики». Дзержинский сообщил, что в Москве арестовано 55 правых эсеров и 16 меньшевиков и 22 — по районам; выяснилось, что в числе арестованных находятся и уфимские эсеры. Пленум постановил: решение вопроса обо всех арестованных отложить до следующего пленума. Отдельные случаи персонального освобождения могут быть решены только Оргбюро. Вольского не арестовывать, Яхонтов, Маслов, Сахаров и Буревой «освобождаются под солидное поручительство и должны быть под строгим надзором».

Несмотря на принятые меры, выступления рабочих продолжались. Вину за подрывную деятельность большевики сваливали на меньшевиков и эсеров, которые разлагали части Красной Армии в Брянске, дезорганизовывали работу фабрик и заводов в Петрограде и Туле, мешали налаживанию транспорта. 23 мая 1919 г. Дзержинский от имени ВЧК заявил, что «карающая рука Чрезвычайной комиссии опустится с одинаковой тяжестью на головы тех и других.

Арестованные лев. соц. рев. и меньшевики будут нами считаться заложниками и от поведения обеих партий будет зависеть ихняя судьба».

26 июня 1919 г. председатель ВЧК отдал распоряжение председателю ЧК Великих Лук Матсону о ночной облаве и аресте всех левых эсеров, «даже бывших по имеющимся у Вас секретным сведениям. Одновременно арестуйте спекулянта Ягора, зятя Краснолуцкого, проживающего против Летнего сада, дом тринадцать. При аресте упомяните, что ищите Мошина. Для маскировки арестуйте нескольких правых эсеров, меньшевиков, анархистов. Не трогайте Белоусова и его жену. Примите меры аресту пытающихся уехать по известным Вам подложным бланкам. К арестованным примените самую строгую изоляцию между собой и волей. Об исполнении немедленно телеграфируйте. Дальнейшие инструкции привезет Семенов».

В поле зрения ВЧК постоянно находились наиболее активные члены революционно-демократических партий и церкви. Они как бы находились под постоянным прессом ВЧК, лично Ленина и Дзержинского.

11 марта 1920 г. сотрудник НКИД Я. Л. Берзин сообщил Ленину о том, что цензура НКИД пропустила за границу письмо меньшевика Р. Абрамовича одному из оппортунистических лидеров германской социал-демократии Р. Гильфердингу. Берзин предложил провести чистку аппарата НКИД от враждебных элементов. В этот же день Ленин направил записку в ЦК РКП(б): «за этот случай надо уцепиться, расследовать дело до конца, привлечь на помощь Дзержинского, найти ту «сестру», о коей пишет меньшевик, и вычистить карахановских чиновников».

25 апреля 1920 г. председатель ВЧК отдал распоряжение председателю Тульской губЧК А.И. Каулю о принятии беспощадных мер к меньшевикам и эсерам, инициаторам забастовок. А 2 мая 1920 г. он предложил председателю губЧК Ростова-на Дону К. Ландеру судить меньшевиков на месте и лишь после этого направлять их Москву.

В 1920 г. увеличилось число обращений населения в ВЧК и высшие органы власти и управления по разным вопросам. Так, 21 июля О.П. Кропоткина писала Ф.Дзержинскому о том, что при ее аресте 31 августа 1919 г. в Петрограде у нее были взяты деньги (двадцать пять фунтов стерлингов пятью пятифунтовыми банкнотами). Деньги, как было указано ею в протоколе, были суммой, данной отцом для оплаты за хранение его книг на складе в Лондоне. Дзержинский отказал в удовлетворении этой просьбы.

В сентябре 1920 г. к В.И.Ленину обратился с письмом писатель A. М. Горький в связи с арестом органами ВЧК председателя коллегии Главного управления по делам кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации Л. П. Воробьева, который обвинялся в укрывательстве лидера правых эсеров В. М. Чернова и в связях с правой эсеркой И. С. Сермус, нелегально проживавшей в Москве. Между 23 и 26 сентября 1920 г. В.И. Ленин просил Дзержинского проверить и поручить секретарю прислать ему итоги проверки. 26 сентября Дзержинский на письме Горького ответил

B. И. Ленину, что лично проверил дело бывшего эсера Воробьева и установил, что тот скрывал эсеров «по доброте сердечной», а не из политических соображений. Дело было передано в партийный суд. 6 октября 1920 г. Воробьев был освобожден.

20 октября 1920 г. по подозрению в антисоветской деятельности был арестован ВЧК заведующий научно-учебным отделом ЦСУ, профессор Московского университета, сотрудник Наркомпроса П. А. Вихляев. Управляющий ЦСУ П. И. Попов в телефонограмме Ленину от 22 октября 1920 г. просил освободить арестованного, ручался за него и изъявил готовность взять его на поруки.

Ленин просил Дзержинского дать отзыв по этому делу. Тот на записке секретарю СНК М. И. Гляссер, направленной вместе с телефонограммой П. И. Попова в ВЧК, написал, что Попов освобожден 20 октября.

К концу Гражданской войны из всех революционно-демократических партий наиболее непримиримым оставались правые эсеры. Резолюция сентябрьской Всероссийской конференции 1920 г. правых эсеров подчеркивала: «Констатируя наличность широкого повстанческого движения масс для ниспровержения коммунистической диктатуры и установления власти народа, конференция ПСР предвещает неизбежность в будущем возобновления вооруженной борьбы с большевистской властью, очередной задачей является работа по организации активных народных сил, необходимых для достижения указанных целей». И при этом лидеры эсеров нисколько не были смущены тем, что поддерживают вчерашних врагов. Об этом в частности свидетельствует заявление одного из близких сподвижников барона Р. Ф. Унгерна генерала А.С. Бакича, известного свирепым нравом и исключительной жестокостью.

Еще весной 1920 г. ЦК ПСР дал директиву о проведении всеми ее организациями двух кампаний: 1) «приговорного движения» с суровым осуждением советской власти и поддержки созыва Учредительного собрания, 2) создания «Крестьянского союза» в селах как «Союза братьев для защиты народных прав».

В декабре 1920 г. в Москве небольшая группа вышедших из партии эсеров выработала «основные положения» и начала агитацию по стране за создание союза крестьян. Они объездили десятки губерний и получили одобрение разработанным документам о целях и задачах союза. Крестьянские союзы возникли в Сибири, Тамбовской и других губерниях. На Северном Кавказе создан «Союз трудовых земледельцев». Один из представителей Крестьянского союза нелегально направился за границу для образования представительства организации в других странах. Открытое выступление «Крестьянской России» началось публичным докладом С.С. Маслова в декабре 1921 г. в Париже, затем вышла его книга «Россия после 4-лет революции», а в мае 1922 г. под Прагой состоялось собрание первых заграничных членов «Крестьянской России». В октябре 1922 г. были выпущены первые книжки сборников «Крестьянской России» под редакцией А.А. Аргунова, А.Л. Бема и С.С. Маслова. В 1921 г. на всей территории страны зарегистрировано 139 случаев агитации за создание «Крестьянского союза», в 1923 — 543, а за первое полугодие 1926 г. — 748. В 17 пунктах программы Союза трудового крестьянства (СТК) были изложены цели крестьянской борьбы до созыва Учредительного собрания. Эсеры требовали установления «временной власти на местах и в центре на выборных началах союзами и партиями, участвующими в борьбе против коммунистов».

Отношение к СТК у РКП (б) — ВКП (б) оставалось крайне отрицательным. 31 марта 1921 г. Оргбюро ЦК РКП (б) признало «недопустимым и нецелесообразным легализацию крестьянских союзов». Один из лидеров большевиков Н.И. Бухарин прямо указал причину такого отношения к СТК: «Если бы в крестьянстве выросла другая партия против коммунистической партии (под каким угодно названием), она могла бы иметь и неизбежно должна была бы иметь только один смысл, только одно значение, она будет всемерно усиливать, организовывать и «нетрудовую душу» крестьянина; она будет организовывать и усиливать как раз его уклоны в сторону к буржуазии…» [1537] .

Председатель ВЧК продолжал внимательно следить за эсеровской и меньшевистской партиями, требуя постоянной информации о каждой из них. Так, 8 декабря 1920 г. он получил от Т.П. Самсонова записку такого содержания: «При сем прилагаю копию постановления конференции партии прав. с.-р. и сопроводительного письма Цека той же партии на Ваше распоряжение» с приложением постановлений конференции и ЦК ПСР. Через два дня Дзержинский обязал Самсонова: «Числа 20/ХІІ надо перепечатать и послать Троцкому, Ленину, Бухарину».

27 декабря 1920 г. на заседании оперативной пятерки ВЧК были обсуждены проекты циркулярных писем о меньшевиках (решено передать Самсонову или Зиновьеву для редакции); о правых эсерах (решили: утвердить, добавив о крестьянских восстаниях, о крестьянских союзах и др., тактика в этой части по изъятию правых эсеров из деревни должна быть беспощадна, обратить внимание на кооперативы, в городах взять на учет всех эсеров и ждать распоряжения из центра; о кадетах (решили: поручить Артузову и Самсонову собрать весь материал о кадетах «Союза Возрождения» и «Национального Центра» и передать Агранову, которому в двухнедельный срок написать циркулярное письмо.

Следует иметь в виду, что власть не была последовательной в отношении членов оппозиционных партий. Например, в соответствии с приказом ВЧК № 186 от 30 декабря 1920 г., все арестованные по политическим делам члены различных партий должны были рассматриваться «не как наказуемые, а как временно, в интересах революции, изолируемые от общества, и условия их содержания не должны иметь карательного характера». Но практически этот приказ не выполнялся. Разницы между членами оппозиционных политических партий не делали и зачастую смотрели на них, как на белогвардейцев. Не иначе, как глумлением был циркуляр № 1 Главного управления принудительных работ от 15 мая 1922 г., подписанный заведующим Главного управления С. Роднянским: «Настоящим Главуправление принудработ при НКВД разъясняет, что циркуляр НКЮ от 21/XII-21, обязывающий все судебные органы засчитывать предварительное заключение в срок наказания, на постановления ГПУ и его органов не распространяется, т. к. ГПУ не судебный орган, и назначаемое ими заключение являются не наказанием, а лишь изоляцией лиц, опасных для Республики».

В 1921 г. положение противоборствующих сторон оставалось крайне сложным. Пожалуй, одним из серьезных показателей тенденции к неуклонному падению влияния революционнодемократических партий, их политической сути является численность, анализ которой подтвердил процесс их колебаний в различные периоды. Если на Чрезвычайном съезде РСДРП (м) в декабре 1917 г. имела в своих рядах (без Закавказья) около 100 тысяч человек, то к 1921 г. сколько-нибудь серьезной политической силы она уже не представляла. Основной центр меньшевиков находился за рубежом. Именно оттуда шли инструкции и диктовались правила поведения членов партии. В России они все больше теряли свои позиции. Одно за другим поступали сообщения о событиях, аналогичных тому, что произошло в Екатеринославле: профсоюз печатников, бывшей цитадели меньшевиков, совершенно освободился от их влияния, печатники горячо заверяют Ленина, что они будут бороться за укрепление достигнутых коммунистической партией революционных завоеваний.

Изменилась и расстановка внутри всего антибольшевистского движения. Окончательно скомпрометировали себя монархисты. Внутри страны они не представляли для большевиков серьезной угрозы. Многие сторонники монархистской идеи стали бесповоротно на позицию власти. Причин для этого было немало. Например, монархист А.А. Якушев понял, что сохранить Россию, как самостоятельное суверенное государство в те годы была способна лишь новая власть. Отвергая идею интервенции, он написал в заявлении в ОГПУ: «Если кому-нибудь пришло в голову снова затеять такую авантюру, то я первый взял бы винтовку и пошел бы защищать Россию от всяких насильственных, навязываемых ориентаций, и это не только мое личное мнение, но и большинства интеллигентов, с которыми я знаком». А генерал Н.П. Потапов высказался еще более определенно: «Идея монархизма для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов — монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако советский режим принимаю, так как вижу, что идея «великой и неделимой» России большевиками разрешена, хотя и на свой, особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками».

К 1921 г. в центре страны и в регионах выжили только эсеровская и меньшевистская партии, а в ряде районов страны остались малочисленные группы анархистов с громким названием «конфедерации». Но будучи явным меньшинством, анархисты объединялись с меньшевиками, правыми и левыми эсерами, «меньшинством» эсеров, с максималистами под лозунгами: «Долой партийную диктатуру!», «Да здравствуют свободно избранные Советы!». Они противостояли «бешеной» и «кровожадно-бесстыдной», по словам Юлия Мартова, кампания против меньшевиков, которая была вызвана рядом частных успехов РСДРП на выборах в местные советы в 1919–1920 гг. В 1920 г. меньшевики получили 46 мандатов в Московском совете, 205 — в Харьковском, 120 — в Екатеринославском, 78 — в Кременчугском и т. д.. И на выборах в январе 1921 г. в Моссовет, несмотря на противостояние коммунистов, рабочие ряда предприятий, в том числе и бывшего завода «Гужон», избрали в Моссовет эсеров Чижикова и Соколова. И это случилось после того, как горком РКП(б) провел разъяснительную работу о политике эсеров и меньшевиков, мобилизовав весь партийносоветский и профсоюзный актив на фабрики и заводы. С докладами выступили ведущие партийные и государственные деятели: М.Ф. Владимирский, Ф.Э. Дзержинский, М.И. Калинин, Н.К. Крупская, Н.И. Подвойский и др..

И после Гражданской войны политические партии и группы предпочли бескомпромиссную политическую борьбу с большевиками, хотя силы были неравными. В конечном итоге, они потерпели поражение, но это случилось через годы, и им иногда казалось, что победа близка, потому что и правящая партия шла через кризисы и неудачи, постоянно сотрясаясь от внутриоппозиционной борьбы. Но в связи с трудностями перехода от войны к миру, от военного коммунизма к нэпу, авторитет меньшевиков, эсеров и даже анархистов на некоторое время усилился. Однако они по-прежнему выступали разрозненно, не имея единых, согласованных требований к советской власти.

Нельзя отрицать, что успехи большевиков были следствием насилия и подавления политической оппозиции. Но большевики обладали реальной властью, опирались на поддержку значительной части народа. Поражение интервентов и белогвардейцев не означало окончания борьбы, в том числе и вооруженным средствами. Остатки помещичьего класса и буржуазии выступали не только против большевиков, но и против советской власти. Монархисты и кадеты рассчитывали на интервенцию и повстанческое движение. Хорошо известно, что контрреволюция не обязательно выражалась в терроре по отношению к сторонникам власти, а во многих случаях в демагогии, псевдосоциалистических лозунгах о свободе слова, печати, собраний и демонстраций, в ослаблении институтов государственного и хозяйственного аппаратов, институтов власти и прежде всего армии, органов безопасности и суда, в создании неуверенности у людей. Все это весьма успешно использовалось противниками советской власти. Большевики же стремились удержать власть и укрепить ее в своих политических интересах ради достижения поставленных целей. Вот почему переход к нэпу фактически не привел к ограничению политического террора в стране по отношению к реальной и потенциальной оппозиции, к революционно-демократическим партиям и объединениям, препятствуя тем самым оформлению в стране демократических прав и свобод.

Бывшие противники большевиков, перешедшие на их сторону, старались заслужит доверие у руководства ВЧК. Так, бывшие левые эсеры меньшинства (боротьбисты) предложили X. Г. Раковскому убить Б. В. Савинкова и организовать за группами А.Ф. Керенского, В.М. Чернова наблюдение. Они сообщили об этом Дзержинскому, который 18 января 1921 г. ответил: «Такие авантюры нам не нужны». Но на следующий день в письме к Раковскому несколько изменил свою позицию: «Ко мне уже несколько раз обращались добровольцы из б. эсеров (разных толков) с предложением убить Савинкова. Я отклонял эти предложения, так как считаю, что такая авантюра нам никогда никакой пользы причинить не может, а может быть санкцией для их актов против наших товарищей. Но второе их предложение — наблюдение за Керенским, Зензиновым, Черновым и др. вполне приемлемо — и желательно, если это люди для этого подходящие. М[ожет] быть, им пройти через фильтр Манцева и приехать к нам в Москву для дальнейшего направления за границу».

В выполнении партийных директив по ликвидации оппозиционных партий в годы нэпа органам безопасности отводилась важная, если не решающая роль. В 1921 г. Секретное отделение ВЧК занималось борьбой с членами различных политических партий: монархистами, кадетами, правыми эсерами, эсерами центра, левыми эсерами, анархистами разных оттенков, меньшевиками, дашнак-цутюновцами, мусаватистами и группировками, входившими в их состав.

В процессе ознакомления с документами и материалами о деятельности оппозиционных партий Дзержинский отдавал конкретные рекомендации своим заместителям об усилении борьбы с ними. Например, 28 февраля 1921 г. он писал Менжинскому, что необходимо дать кому-нибудь секретное задание составить карточки на всех лиц (фамилия, имя, отчество, инициалы), упоминаемых в протоколах и переписке ЦК ПСР с обозначением, что в них говорится и в какой связи, с отметкой, когда был и не был на заседаниях ЦК, что даст возможность знать, кто из них сидит, кого искать и т. д. А также составить списки эсеров первого созыва ВЦИК, Петрограда, Москвы, собрать другие факты и искать их, поручив это сотруднику главного архива И. Вардину. Дополнительные данные можно получить из архива ВЦИК и других организаций.

Председатель ВЧК рекомендовал использовать в печати для разоблачения организаторов мятежей протокол ЦК ПСР от 28 февраля 1921 г. о посылке групп работников помимо Москвы и Петрограда в Поволжье, Урал и Сибирь — в районы восстаний.

СО ВЧК было поручено приложить усилия к вербовке осведомления в среде меньшинства партии эсеров, принять участие в губернских и городских конференциях меньшинства, чтобы «иметь правильное и полное освещение и всестороннюю информацию о внутренней жизни и деятельности организаций М.ПСР». Наряду с этим осведомители должны были выяснять и брать на учет всех членов организаций, имеющих связи с подпольными группами ПСР, «через осведомление в меньшинстве нащупать правых эсеров…».

31 января 1921 г. в циркулярном письме ВЧК Ns 10 «О партии социалистов-революционеров (правых и центра)» начальником Секретного отдела Т.П. Самсоновым перед чекистами была поставлена задача «вести работу на совершенное уничтожение и ликвидацию партии как таковой «.

На основании установок Дзержинского, наряду с активизацией работы агентурного аппарата, чекисты вели наблюдение и регистрацию членов меньшевистской и эсеровских партий, под разными предлогами срывали их выступления в местной печати, на митингах, задерживали их сторонников во время выборов на 24 часа, после чего отпускали, перехватывали и перлюстрировали корреспонденцию, готовили компрометирующий материал для печати, осуществляли репрессии и др. К началу 1921 г. количество только меньшевиков, содержавшихся в тюрьмах и лагерях, достигло около 2 тыс. человек.

В начале февраля 1921 г. Дзержинскому снова пришлось заняться делом дочери одного из идеологов анархизма П.А. Кропотника, умершего в г. Дмитрове 8 февраля, А.П. Кропоткиной. 9 февраля она обратилась к В.И. Ленину с просьбой в день похорон отца (13 февраля) освободить арестованных анархистов и членов Дмитровского союза кооператоров для участия в похоронах. На следующий день В.И. Ленин писал Дзержинскому: «Посылаю Вам, согласно нашему телефонному разговору, письмо дочери Кропоткина. Надеюсь, удастся освободить тех, за кого она просит. Найти ее через управдел Совнаркома Η. П. Горбунова». К этому времени вопрос уже был решен: 8 февраля 1921 г. В. И. Ленин внес на обсуждение СНК телефонограмму комиссии по организации похорон П. А. Кропоткина с просьбой об освобождении арестованных анархистов для участия в похоронах. СНК постановил направить просьбу в Президиум ВЦИК. 10 февраля Президиум ВЦИК удовлетворил просьбу комиссии и принял решение возложить венок от ВЦИК.

Такое вежливое обращение с родственниками Кропоткина вызывалось большим его авторитетом в революционной среде не только в Советской России, но и за рубежом. Но чекисты не отказались от репрессий к политическим противникам, а, наоборот, их усилили в связи с Кронштадтским мятежом и активизацией повстанческого движения в ряде районов страны.

В это время в области политического движения параллельно наблюдалось два процесса: распад партий и борьба с ними чекистов, которая не прекращалась ни на минуту. В ВЧК одно за другим шли донесения губернских ЧК об арестах меньшевиков, эсеров, анархистов и др. Так, в конце апреля 1921 г. в Севастополе был арестован местный комитет РСДРП в количестве десяти человек, конфискована печать с лозунгом «Да здравствует Учредительное собрание». В июне 1921 г. в Смоленске чекистами было ликвидировано временное Центральное бюро анархистов Запада России, как незаконный, самочинный орган, отобрана печать, изъяты все документы, а члены Бюро лишены права «функционирования от лица этого учреждения»·

Тюрьмы и лагеря пополнились новыми заключенными по политическим мотивам: меньшевиками, эсерами, анархистами всех толков, беспартийными социалистами и др. Но заметим, что все же их численность постепенно сокращалась в тюрьмах и лагерях и увеличивалась в местах ссылки. Если в феврале 1921 г. в тюрьмах содержалось 1,5 тыс. меньшевиков, то в сентябре — 846, в декабре — 262, а к 21 апреля 1922 г. — несколько десятков.

В этих условиях руководство ПСР и РСДРП(м) старалось принять адекватные меры, которые бы помогли сохранить партии от разгрома чекистами. Так, Центральное организационное бюро ПСР 8 июня 1921 г. выпустило циркулярное письмо, в котором наметило меры борьбы с теми, кто покидал партию и мог выдать ее секреты, в целях «самозащиты против практикуемой правящей партией системы использовать в целях сыска и провокации лиц, уходящих из партии». Затем оно потребовало: «сохранение в тайне тех сведений о внутренней партийной жизни, которыми располагает выходящий и огласка которых может быть использована розыскными организациями во вред партии».

Меньшевики через журнал Заграничной делегации РСДРП «Социалистический вестник», распространявшийся нелегально и имевший широкое хождение в рабочей среде Советской России, постоянно информировали общественность об арестах своих сторонников, режиме содержания их в тюрьмах, лагерях и ссылке. Например, в № 10 от 19 июня 1921 г. сообщалось, что в Лефортовской тюрьме находятся члены ЦК РСДРП Ежов, Б.И. Николаевский, А. Плесков, члены ЦК ПСР А.Р. Гоц, Е. Тимофеев, А. Цейтлин, С.В. Морозов; члены ЦК партии ЛСП — Б.Д. Камков, И. Майоров, М. Самохвалов, Я. Богачев.

Связь эсеров с мятежниками не только в Кронштадте, но в других районах страны, и поддержка их меньшевиками были очевидны. Поэтому еще 13 марта 1921 г. Ф.Э. Дзержинский отдал распоряжение «собрать все материалы о замыслах и делах Антанты, социалистов-революционеров (всех групп) за границей и у нас и связать их с вспыхивающими восстаниями и заговорами для составления правительственного сообщения. Полагаю, что надо это возложить на Т.П. Самсонова, Я.Х. Давыдова и Б.М. Футоряна. Последнему собрать воедино. Работа очень спешная». Это были меры по мобилизации общественного мнения на сторону советской власти в условиях нарастания активности ее противников: во многих районах создавались вооруженные отряды, забастовки следовали одна за другой, в городах и селах разбрасывались листовки, как это случилось в Москве, Петрограде, Курске, Омске, Брянске и в др. городах.

Некоторые руководители РКП (б), в частности, Г. Е. Зиновьев настаивали на расстреле ряда лидеров эсеров и меньшевиков, считая их заложниками за Кронштадт. Он из Петрограда направил в ЦК РКП (б) и СНК РСФСР телеграмму с просьбой разрешить применение такой меры, но получил отказ. О событиях того времени и настроении охранников написал один из лидеров меньшевиков Ф.И. Дан: охранники после ареста «на нас волком смотрели и, вероятно, готовы были тут же на месте убить нас». «Поверьте, — говорил Дану начальник охраны, — я очень уважаю Вас и всей душой желаю вам всего хорошего. Но, если мне сейчас прикажут расстрелять Вас, я сделаю это сию же минуту… Более чем год спустя Радек подтвердил это».

После подавления Кронштадтского мятежа борьба чекистов с оппозиционным и партиями была сосредоточена на ПСР и меньшевиках, служителях церкви и забастовщиках. В марте 1921 г. Дзержинский предлагает привлечь к ней даже профсоюзы и Союз Молодежи. «Пусть, — писал он Мессингу, — МГСПС и ВЦСПС и Цектран выделят комиссии с нашими представителями для этой цели.

Кроме того, можно бы привлечь и из Союза Молодежи — особо с.-р. надо разбить в прах, ведя подготовительную работу для кампании против меньшевиков».

Помимо публикаций статей и писем 26 марта 1921 г. председатель ВЧК поручил Т.П. Самсонову собрать материал для подготовки правительственного сообщения — «обвинительного акта всех грехов» эсеров и меньшевиков». А для борьбы с массовыми демонстрациями изыскать способы борьбы с массой, потому что против рабочих нельзя применять оружие. — «необходимо нам выработать план и организацию противодействия без оружия», для чего образовать комиссию из представителей ВЧК, МК, ЦК и Военного ведомства и разработать проект, основанный на использовании московского опыта.

Массовые репрессии зачастую приводили к аресту людей, не имевших никакого отношения к оппозиционным партиям. 17 марта 1921 г. Ленин писал Дзержинскому, Зиновьеву и в Петроградскую ЧК: «Настоятельно прошу не арестовывать без моего ведома Петра Семеновича Осадчего\ он не должен быть смешиваем с Павлом Сергеевичем Осадчим — эсером. Первый никакого отношения к эсерам не имеет, за что абсолютно ручается т. Кржижановский». 21 марта 1921 г. в ВЧК пришел ответ из Петрограда на письмо В. И. Ленина, и секретарь ВЧК, по указанию Дзержинского, сообщил телефонограммой в СНК В. И. Ленину, что ректор Петроградского электротехнического института Петр Семенович Осадчий был арестован во время кронштадского мятежа и уже освобожден и что его с Осадчим — эсером Петроградская ЧК не смешивала. 1 апреля 1921 г. постановлением Петоградской ЧК дело по обвинению П. С. Осадчего было прекращено.

21 апреля 1921 г. ВЧК представила в ЦК РКП (б) примерный план своей работы, в котором были предусмотрены: «доликвидация» эсеровской и меньшевистской партий, усиление надзора за их членами, продолжение систематической работы по разрушению аппарата партий, а также осуществление массовых операции против в масштабе всей страны, в том числе «чистка Саратова и Самарской губернии». Чистка означала прежде всего исключение из партии и увольнение из государственных учреждений меньшевиков и эсеров, в том числе тех, которые перешли к большевикам. Это вытекало из отношения к таким меньшевикам В.И. Ленина, который писал: «По-моему, из меньшевиков, вступивших в партию позже начала 1918 г., надо бы оставить в партии примерно не более одной сотой доли, да и то проверив каждого оставленного трижды и четырежды».

В этот же день Ф.Э. Дзержинский отдал распоряжение Секретному отделу ВЧК о принятии дополнительных мер борьбы с правыми эсерами: срочно сговориться с Радеком об опубликовании письма В.М. Чернова к мятежникам Кронштадта и запросить его о сроках выполнения данного ему поручения ЦК РКП(б) — написать брошюру о Кронштадте с показом роли лидера ПСР; направить циркулярную телеграмму на места о новых данных, подтверждающих план эсеров поднять восстание, нацелив чекистов на повышение бдительности, арестовать эсеров и не освобождать без согласия ЧК. Помимо этого было предложено использовать материалы В.М. Чернова НКИДом (Г.В. Чичериным и М.М. Литвиновым) за границей, подготовить оперативное проникновение в эмигрантские, эсеровские организации, установить наблюдение за их курьерами, путями связи и персонально за наиболее активными деятелями; арестовать Д.Ф.Ракова, Е.С. Берга и Д.Д. Донского.

30 июня 1921 г. всем органам ВЧК было предложено взять на оперативный учет активных членов эсеровской и меньшевистской партий. Губернские ЧК были нацелены на постоянное наблюдение за их выступлениями на митингах и собраниях, на высылку взятых ими на учет неактивных меньшевиков из крупных городов, промышленных центров в глухие места, преимущественно на далекие окраины страны. По отношению же к анархистским группам и федерациям, ввиду их малочисленности и слабого влияния на рабочих и крестьян, чекистские операции должны были проводиться «по мере проявления ими активной деятельности», при этом обязательно должны быть взяты на учет все анархисты, приезжающие с эмигрантскими эшелонами из Америки.

1 июля 1921 г. Дзержинский в записке Благонравову выразил недовольство методами борьбы с меньшевиками в связи с забастовками: ТО ВЧК разрешило их арестовать только после увольнения в связи с сокращением штатов. — «Надо было их арестовать именно как смутьян, а не дать им возможность развернуть агитацию в связи с сокращением штатов». Помимо этого, в связи с раскрытием заговора Савинкова, он предложил Благонравову, Самсонову и Менжинскому разработать план созыва съезда делегатов железных дорог Западного фронта и там разработать план ликвидации контрреволюции на этих дорогах — надо бить савинковцев, «имеющих корни среди ж. д.», бить, пользуясь раскрытием заговора.

Отец и мать Ф.Э. Дзержинского. 1866 г.

Семья Дзержинских на крыльце дома в Иоде.

Дом. в котором провел детство Феликс.

Феликс с матерью и братьями Казимиром и Станиславом на крыльце дома бабушки К. Янушевской в имении Иоды.

Феликс Дзержинский. 1896 г.

Маргарита Николева 1898 г.

Вятская губерния, г. Нолинск. Конец XIX в.

Феликс Дзержинский.1905 г.

Юлия Гольдман. 1903 г.

Дом в Кракове по улице Чапских, № 1, в котором жил Феликс Дзержинский в 1903 г.

Дзержинскай Ф.Э. Цюрих. Швейцария. 1910–1911 гг.

Дзержинскай в группе польских революционеров. Краков. 1910 г.

Ф.Э. Дзержинский в каторжном централе г. Орла. 1914 г.

Орловская каторжная тюрьма.

У Смольного. Октябрь 1917 г.

Дзержинскай Ф.Э. во дворе ВЧК. 1918 г.

Ф.Э. Дзержинский в кабинете. 1922 г.

Дзержинскай Ф.Э. среди руководящих работников ВЧК

18 июля 1921 г. Дзержинский предложил Менжинскому: «Было бы не вредно составить кратное обоснование для внесения в ЦК предложения выгнать официально через сессию ВЦИК меньшевиков из Советов. Я думаю, прочтя их один номер газеты, что это надо сделать, как зрителей и помощников разрухи и развала и вдохновителей Кронштадта. Голод требует концентрации всех сил и изгнания за нас».

Но пока что многие эсеры и меньшевики находились не в советах, а в тюрьмах и лагерях и слали оттуда в ВЧК, СНК и ЦК РКП (б) жалобы на тюремный режим. Так, 1 июля 1921 г. в письме в ЦК РКП(б) и СНК члены ЦК ПСР М. Веденяпин, С.Морозов, А. Гоц и др. и члены ЦК РСДРП В. Николаевский, С. Ежов, Я.Г. Цедербаум и ЦК партии левых эсеров М. Самохвалов и Б. Камков утверждали, что «тюремный режим хуже режима царского времени: сидят без предъявления обвинения, нет прогулок, голодный паек, многие больны». В резолюции на имя И.С. Уншлихта от 7 августа 1921 г. Дзержинский написал: «Было бы большой ошибкой, если бы ВЦИК им ответил на это нахальство…Надо постоянно помнить, что эта публика хитра и думает о побеге».

О слабой правовой проработке дел арестованных членов революционно-демократических партий и низкой квалификации следователей ВЧК свидетельствует дело Колерова.

22 августа 1921 г. политбюро при Судогодской уездной милиции на основании телеграммы ВЧК от 11 августа 1921 г. арестовало заведующего отделом здравоохранения врача В. А. Колерова за тесную связь с эсерами и меньшевиками. С протестом против ареста Колерова выступил Н. В. Крыленко, находившийся на отдыхе в Судогде. В начале сентября 1921 г. Колеров был освобожден из-под ареста, а его дело передано на заключение помощнице уполномоченного Секретного отдела В. П. Брауде, которая поверхностно ознакомилась с документами. Дзержинский лично изучил дело Колерова и не позднее 14 сентября 1921 г. дал тщательный анализ заключения Брауде, отметив, что оно неправильно, необоснованно и даже легкомысленно, так как в деле нет указаний, что Колеров официально заявил в «Призыве» о своем уходе из ПСР кроме голословного утверждения Крыленко, что Колеров в момент образования Уфимской «учредилки» отошел от эсеров. А Брауде в своем заключении писала об этом заявлении в «Призыве», как о доказанном факте. Далее он указал, что все дело основано на личных счетах и велось лишь благодаря политической безграмотности Судогдского политбюро, что неправильно и несправедливо. Ведь дело велось на основании обоснованного подозрения, что Колеров — правый эсер. И основания для подозрения были: не только недавнее прошлое Колерова, когда он как вожак эсеров выступал в Судогде, но и его двуличие в общественной жизни как представителя «беспартийных». Этого вполне достаточно для подозрения и установления наблюдения. И напрасно Брауде ссылалась на безграмотность агентурных сводок политбюро, даже «в грамотном СО ВЧК, где работает т. Брауде, бывают тоже безграмотные агентурные сводки». Брауде, видимо, не читала всего дела, иначе она бы не писала, не проверив и не доследовав, о «каком-то» съезде эсеров в Москве 20 января. Из дела она увидела бы, что владимирскими разведчиками наблюдаемые были переданы московским разведчикам CQ ВЧК, и если бы Брауде не действовала под давлением Крыленко, то проверила бы все данные в материалах СО ВЧК и написала бы в своем заключении о результатах наблюдения ВЧК.

Далее Брауде писала о единственной улике и «без всяких собственных усилий найти правду повторяла (и снова неверно), аргументацию защитника Колерова — т. Крыленко. Она обвинила политбюро в фальсификации этой улики. Но на это даже Крыленко не указал, ибо для таких обвинений надо иметь данные. Но тот об этом только думал, а в своей защите благоразумно умолчал и эту мысль высказал при своем нелегальном и вопиющем допросе осведомительницы, не имея на то никакого права». «Из совокупности дела, — писал Дзержинский, — видна полная добросовестность политбюро. Получив печать в апреле, посылают в губчека, не арестовывают (и нет никаких данных, чтобы осведомительница требовала ареста, значит, и они в порядке, видно, это человек политически наивный), т. к. нет у них данных других на активность Колерова. И только в конце августа после нашей телеграммы его арестовывают. Где же здесь фальсификация политбюро? — фальсифицируют в апреле, чтобы после телеграммы циркулярной ВЧК в августе арестовать!! Вот величайшее легкомыслие заключения т. Брауде.

Все ее выводы поэтому и заключение неправильны. В оценке ареста самого главного она не отметила: Колерова как активного правого с.-р. можно было бы не арестовывать (хотя можно было и арестовать). Но здесь вмешался новый элемент — это протекция, которую обрел ненавистный для всех коммунистов Судогды прохвост Колеров у Крыленко. И меня не удивляет активное отношение коммунистов к этому аресту. Колерова нельзя было не арестовать. Его надо было выслать из Судогды без права возвращаться во Владимирскую губернию хотя бы на час. Поведение Крыленко, гостя Колерова на отдыхе и вступившего в исполнение роли адвоката, члена ВЧК и ВЦИК, было возмутительно и неправильно.

Мы своим постановлением скомпрометировали имя ВЧК. Надо это исправить».

Для этого Дзержинский предложил:

«1. Заключение т. Брауде отвергнуть.

2. Дело против Колерова продолжить, запретив ему жить во Владимирской губернии и обязав покинуть губернию и приехать в Москву в 24 часа (наблюдение за исполнением поручить Владимирской губчека).

3. Поручить т. Уралову произвести расследование против Колерова в полном объеме.

4. Материал о действиях т. Крыленко вместе с делом передать в ЦКК РКП.

5. Т. Брауде сделать замечание за легкомысленно составленное заключение.

6. Руководство всем делом поручить следчасти под наблюдением т. Уншлихта…».

В связи с распоряжением Дзержинского, дело об аресте Колерова было расследовано уполномоченным ВЧК С. Г. Ураловым, который подтвердил правильность сведений об антисоветских настроениях Колерова.

15 сентября 1921 г. Президиум ВЧК принял решение о лидере левых эсеров М.А. Спиридоновой. Еще 10 февраля 1919 г. она была арестована чекистами за «антисоветскую деятельность» и приговорена к «изолированию от политической и общественной жизни на один год». 2 апреля 1919 г. Спиридонова совершила побег и скрывалась в Москве под чужой фамилией, но 20 октября 1920 г. ее задержали и, «в связи с расстройством здоровья», поместили в лазарет ВЧК, а с июня 1921 г. — в Пречистенскую психиатрическую больницу. 2 июня Дзержинский просил своего секретаря Герсона представить акт о состоянии здоровья Спиридоновой, «скоро ли сумеет принимать участие в работе своей партии — это главный вопрос для нашего врага», и запретил Богоявленской ухаживать за Спиридоновой. В середине сентября М.А. Спиридонову освободили под поручительство эсеров И.З. Штейнберга и Бокала, а 18 сентября она переехала в один из домов отдыха на ст. Малаховка. Но в последующем, когда встал вопрос о возможности выезда Спиридоновой за границу, Дзержинский высказался против. Его резолюция от 15 июня 1922 г. на справке начальника СО ГПУ Самсонова о работе эсеров была очень краткой: «Согласен». А в справке отмечалось, что жалобы А.А. Измайлович и М.А. Спиридоновой на тюремный режим, на поведение охраны несостоятельны, так как при нахождении в тюрьме и на свободе, охрана их была поставлена таким образом, что они не были стеснены наружным и внутренним наблюдением. Их ссылки на поведение охраны «есть не что иное, как средство, зацепившись за которое, они пытаются выехать за границу». Исходя из этого, а также, принимая во внимание, что нельзя усиливать эсеров и меньшевиков, находящихся за границей, СО ГПУ полагает, что отправка Спиридоновой и Измайлович за границу нецелесообразна».

1 декабря 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б), заслушав вопрос об освобождении Ф.И. Дана и других меньшевиков, решило поручить ВЧК рассмотреть и внести в Политбюро предложение о допустимости освобождения Дана, Ежова и некоторых других видных меньшевиков, отправив их в какой-нибудь отдаленный непролетарский район для занятия какой-нибудь должности по их специальности.

В соответствии с этим постановлением Президиум ВЧК, рассмотрев дела меньшевиков, арестованных за антисоветскую деятельность, 17 декабря 1921 г. вынес постановление об освобождении Ф. И. Дана (Гурвича), В. Ежова (Цедербаума С.О.) и других лидеров меньшевистской партии с последующим направлением их в ссылку на 2 года в различные районы страны.

8 декабря 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) вернулось к обсуждению вопроса о меньшевиках, приняв специальное постановление, первый пункт которого гласил: «Политической деятельности не допускать, обратив сугубое внимание на искоренение их влияния в промышленных центрах». Органам ВЧК были даны рекомендации, которые сводились к следующему: при привлечении к ответственности членов меньшевистской партии в вину им должна ставиться не простая принадлежность к РСДРП, а прямо или косвенно направленная против советской власти; самых активных меньшевиков высылать в административном порядке в непролетарские центры, лишив их права занимать выборные должности, связанные с общением с широкими массами; комиссии в составе Уншлита, Шмидта и Курского разработать вопрос об отстранении меньшевиков и эсеров из профсоюзов, Наркомтруда, кооперативных и хозяйственных органов.

В декабре 1921 г. прошли повсеместно партийные чистки, во время которых из РКП (б) изгонялись чуждые, «негодные элементы», прежде всего меньшевики, эсеры, бундовцы «с меньшевистским уклоном» и др. Одновременно проводилась чистка советских учреждений и вузов. Но особых усилий в борьбе с меньшевиками со стороны парткомов РКП(б) уже не требовалось. С уходом А.С.Мартынова, А.Ерманского, Н.Н.Рожкова, Б.И.Суханова, Б.И. Горева фактически ликвидировалась старая меньшевистская партия, опиравшаяся на значительные слои рабочих. Новые же лидеры старались опереться на непролетарские элементы — интеллигенцию, высших служащих, спецов, часть молодежи. Именно они, писал И.В. Вардин, — «уже определяют физиономию меньшевизма».

С учетом происходивших изменений в Советской России в своей практической деятельности меньшевики неоднократно вносили уточнения в программу и тактику борьбы с большевиками. Один из видных меньшевиков П.Б. Аксельрод писал Л. Мартову (Ю.О. Цедербауму): «Наше морально-политическое право на борьбу с большевиками всякими, хотя бы и военными средствами, являлось и является для меня предпосылкой, не требующей доказательств…». Однако лидер этой партии Л. Мартов всегда был противником крайних мер. Комментируя принятую новую программу меньшевиков, он указал на конечную ее цель: «…возможно безболезненный переход от режима диктатуры большевистской клики к режиму демократической республики. Стремление к безболезненному переходу, к избежанию новой Гражданской войны, подсказывает партии выдвижение тактических переходных лозунгов: «свободные советы», «соблюдение советской конституции»… борьба всеми средствами организованного массового движения за переход к нормальному режиму….борьба против террора, борьба за независимость профдвижения и кооперации, за свободу деятельности политических партий и,т. д.». Поэтому меньшевики требовали демократизации советского строя, гражданских и политических свобод, отказа от диктатуры РКП (б) и от режима террора. В Париже они создали всеменьшевистский «Заграничный административный центр» с военными отделениями в Варшаве, Праге, Гельсингфорсе и в других городах. Видный меньшевик Н.Н. Жордания считал, что необходимо наладить частную корреспонденцию из России и не только из центра, но и из провинции, обратив главное внимание на следующее: 1) прежде всего о репрессиях и терроре: кто арестован, где и по какой причине; кто выслан, где находится и по какой причине; фамилии пытаемых в ЧК, виды пыток и чем они вызваны… Сведения должны быть верны и подробные…». В письме одному из своих единомышленников Жордания подчеркнул: «Мы должны знать о каждом событии… Мы особенно нуждаемся в подробных сведениях о репрессиях, положении политических заключенных, действиях ЧК и ее аппарата».

Осенью 1921 г. их основными лозунгами были: ликвидация диктатуры одной партии и свободные перевыборы в советы, а главной задачей — «пробить брешь в системе врага, пробить путь демократии». Но это ни в коей мере не предполагало применения оружия. Акцент был сделан на защите экономических требований рабочих.

В меньшевистском «Социалистическом вестнике» № 1 от 1 января 1922 г. было опубликовано письмо ЦК РСДРП. «Задачи и методы борьбы». Наипервейшей из них была задача «собрать воедино все остатки разбитых организаций и усилить нашу организационную связь и партийную спайку», вести сбор информации о положении в Советской России и «усилить денежный фонд партии». При этом было обращено серьезное внимание на соблюдение правил конспирации. 23 августа 1922 г. Бюро ЦК РСДРП прямо указало всем членам партии на важность конспирации, сократив «легальные возможности до минимума», а центр тяжести перенести в отрасли работы, требующие особого охранения», уделив большее внимание партийной печати, ведению усиленной пропаганды среди рабочих. По существу, лозунги меньшевиков не изменились: демократия, свобода и политические права для всех, безусловная ликвидация власти большевистских советов, нет единому фронту с коммунистами. Чекисты информировали Кремль о том, что совещание меньшевиков постановило войти в правительственную комиссию помощи голодающим и «работать не за страх, а за совесть» под своим меньшевистским именем, чтобы вновь приобрести влияние в массах.

Органы ВЧК-ГПУ в своей работе учитывали изменения в тактике политических противников. 19 сентября 1921 г. Коллегия ВЧК обсудила циркулярное письмо всем губЧК о новой экономической политике. В нем основание внимание было обращено на стремление политических противников использовать в своих целях переход к нэпу, на возможность разложения народнохозяйственного механизма страны. В следующем циркуляре ВЧК № 11, посвященном на этот раз партии меньшевиков, много места было отведено агентурной работе, особенно в профсоюзном движении, хозяйственной и продовольственной политике. — «Поэтому в настоящий момент все наше внимание должно сосредотачиваться на осведомлении, без которого работа ЧК будет кустарной, не достигающей цели, и возможны крупные ошибки. Центр тяжести нашей работы возложить в настоящее время на осведомительный аппарата, ибо только при условии, когда ЧК будет достаточно осведомлена, будет иметь точные сведения… она сможет избежать ошибки, принять своевременно нужные меры».

Советское ведомство безопасности продолжало репрессивную политику по отношению к церкви. В начале декабря 1921 г. А. В. Луначарский направил письмо В.И.Ленину о том, что арестован и сидит в Бутырской тюрьме митрополит Сергий. По сведениям наркома просвещения, Сергий мог бы быть полезен в борьбе с церковью и помог бы в этом архиепископу Владимиру в Казани. Дзержинский направил письмо Луначарского на отзыв Лацису, высказав при этом свое мнение по этому вопросу: «…Мое мнение — церковь разваливается, этому нам надо помочь, но никоим образом не возрождать ее в обновленной форме. Поэтому церковную политику развала должна вести ВЧК, а не кто — либо другой. Официально или полуофициально сношения партии с попами недопустимы. Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Лавировать может только ВЧК для единственной цели — разложения попов. Связь, какая бы то ни была с попами других органов бросит на партию тень — это опаснейшая вещь, хватит нам одних спецов».

Лацис представил обстоятельный доклад В.И.Ленину, а Дзержинскому направил следующую записку: «Ей право не стоит поднимать старого вопроса. Это очередное увлечение «богостроительством». Сергий уж совсем для этой цели не гож».

В конце 1921 г. началась подготовка беспрецедентного политического процесса — суда над одной из революционно-демократический партий, вчерашним союзником социал-демократов в борьбе с царским и Временным правительствами — партией правых эсеров. К 1922 г. из всех эсеровских групп на крайне правом фланге стояла группа Б.В. Савинкова, готовая ради свержения советской власти на все — террор, поджоги и бандитизм. Это только 26 августа 1924 г., находясь во внутренней тюрьме ОГПУ, Б.В. Савинков, в разговоре с Дикгоф-Деренталь признал: «Для меня ясно, что я ошибался, что все мы ошибались. Ясно уже давно, с 1923 года. Одно из двух: либо умереть, не признаваясь в своей ошибке и смертью своей снова звать на борьбу. А борьбу эту я считаю уже бесплодной, если не вредной… Или иметь мужество умереть, признавшись в своем заблуждении. В первом случае за границей заклеймят моих «палачей», но еще тысячи русских людей погибнут зря, без пользы для России. Во втором случае — заклеймят мою память…».

За редким исключением работа эсеровских организаций, их пропаганда и агитация, распространение литературы носили ярко выраженный антибольшевистский характер и были направлены на самую решительную и непримиримую борьбу с партией коммунистов.

В Советской России еще в мае 1922 г. во многих городах группы эсеров, в том числе и левых, существовали легально, имея свои библиотеки, проводя собрания и занимаясь другими видами политической деятельности. Несмотря на декларированную эсерами защиту интересов рабочих и крестьян, в это не верили даже противники коммунистов. Так, в «Манифесте анархистов-коммунистов» подчеркивалось: «У нас нет никаких оснований думать, что партия левых социалистов-революционеров, захватив в свои руки власть, будет лучше партии коммунистов — большевиков. Наоборот, у нас имеются основания думать, что названная партия некоторыми симпатиями своими тяготеет не столько к рабочему, сколько к интеллигентному классу общества».

До 1923 г. эсеры, как и меньшевики, входили в состав местных советов. Следовательно, окончательно не утратили своего влияния в народе, чего нельзя сказать об анархистах. В 1922 г. под наблюдением органов ВЧК находилось: 1136 правых эсеров, 539 левых эсеров, 701 меньшевик, 771 анархист, всего 3147 человек. Из них, по мнению чекистов, «активными» были: 634 правых эсеров, 175 левых эсеров, 377 анархистов, 278 меньшевиков.

28 декабря 1921 г. пленум ЦК РКП (б), рассмотрев вопрос «Об эсерах и меньшевиках», постановил: «а) Предрешить вопрос о предании суду Верховного трибунала ЦК партии с. — р.; б) Поручить комиссии в составе Дзержинского, Каменева, Сталина определить момент опубликования…».

Комиссия «дала старт» 28 февраля 1922 г., когда газета «Правда опубликовала от имени ГПУ статью «Работа эсеров» — сообщение о контрреволюционных действиях и террористической деятельности партии правых эсеров. В ней, в том числе, утверждалось, что «в распоряжение ГПУ в последнее время поступил ряд важных и ценных материалов, подтверждающих имевшиеся давно сведения о террористической и боевой деятельности ПСР в годы Гражданской войны». В это же время за границей при содействии ГПУ была опубликована брошюра Г.Семенова (Васильева), бывшего начальника центрального летучего боевого отряда ПСР и руководителя террористической группы, занимавшегося организацией покушений на советских вождей, в частности, на В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Г.Е. Зиновьева, В. Володарского, М.С. Урицкого и проведшего ряд экспроприаций.

В этой брошюре, вышедшей под названием «Военная и боевая работа ПСР в 1917–1918 гг.», были помещены разоблачительные материалы о роли правых эсеров в годы Гражданской войны. Газета «Правда» также напечатала показания одного из бывших крупных деятелей ПСР Лидии Коноплевой, подтвердившей данные брошюры Семенова.

Григорий Иванович Семенов происходил из семьи революционеров, в революционном движении начал участвовать с 1904 г., в 1906 г. вступил в группу анархистов-коммунистов и был связан с ними вплоть до 1912 г.; впервые арестован в 1907 г. и сослан в Архангельскую губернию; в 1912 г. эмигрировал во Францию, с 1912 по 1921 гг. состоял в партии эсеров, в 1915 г. вернулся в Россию, а после 1917 г. стал членом исполкома Петроградского совета, возобновил знакомство с видными большевиками: Н.Н. Крестинским и А.С. Енукидзе. После октября 1917 г. Семенов стал членом Петроградского комитета ЦК партии левых эсеров, руководил Петроградской военной организацией, был активным сторонником физического устранения видных большевиков. В 1918 г. организовал «центральный боевой отряд» в количестве 15 человек для проведения терактов против В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого. Первой его жертвой стал нарком по делам печати В. Володарский, убитый 20 июня 1918 г.

К началу процесса над эсерами Семенов уже был штатным сотрудником Разведывательного управления РККА и членом РКП (б) с сентября 1918 г., арестован военконтролем (военной контрразведкой РККА) за принадлежность к военной организации ПСР. В то время, как Ф. Каплан была расстреляна, Семенов содержался в тюрьме, просидев 9 месяцев, до весны 1919 г. Три года спустя, на процессе он утверждал, что именно в тюрьме «происходит глубокий внутренний процесс, идет коренная переоценка… пришел к признанию необходимости диктатуры пролетариата». Это письмо было подготовлено Семеновым с участием чекистов, пытавшихся склонить его к сотрудничеству в обмен на жизнь и свободу. Сам Семенов отмечал, что его взял на поруки. А. Енукидзе. После амнистии в феврале 1919 г. он начал сотрудничать с Разведывательным управлением РККА, официально оставаясь в партии «меньшинства» партии эсеров, и в основном находился на закордонной работе в военных кругах белой эмиграции, строившей планы свержения советской власти. В 1920 г. был арестован польскими властями, сидел в тюрьме, но весной 1920 г. сумел вернуться в Россию, в конце 1920 г. инспирировал разрыв с меньшинством ПСР.

Семенов оказался для советской разведки уникальным приобретением. Внутри страны и на закордонной работе он успешно использует репутацию непримиримого борца с большевиками и старые связи в кругах эсеров и анархистов. Дзержинский высоко ценил работу Семенова.

В начале 1920-х г. Семенов получил задание — принять участие в нанесении решающего удара по вчерашним соратникам по партии эсеров. В соответствии с планом ГПУ ему и Л. Коноплевой, как наиболее авторитетными бывшими функционерам ПСР, отводилась главная роль «могильщиков партии». С этой целью Семенов и написал брошюру, которая была тщательно отредактирована в ГПУ, а затем издана в Германии и стала серьезным фактом стороны обвинения.

Сразу после ее выхода, 28 февраля 1922 г., «Известия ВЦИК» опубликовали информацию о предложении Президиума ГПУ предать суду Верховного ревтрибунала арестованных лидеров ПСР. Характерно, что имя Семенова первым было названо в этом документе: «ГПУ призывает гражданина Семенова (Васильева) и всех с.-p., причастных к деяниям этой партии, но понявших ее преступные контрреволюционные методы борьбы, явиться на суд над партией социалистов-революционеров». Пользуясь «персональным приглашением ГПУ», Семенов и Коноплева явились на следствие и дали разоблачающие показания. Летом 1922 г., в числе прочих обвиняемых, Семенов и Коноплева предстали перед судом по процессу 34 членов ЦК и активистов партии эсеров. По сути дела они вдвоем своими показаниями предопределили судьбу многих обвиняемых.

Во время подготовки процесса возникли проблемы чисто этического свойства. Дело в том, что в связи с книгой Семенова бывшие члены партии эсеров, «теперь находящиеся в наших рядах или работающие фактически как коммунисты», оказались в совершенно невыносимом положении. Как среди эсеров, так и обывателей многие не могли понять «всей глубины переживаний этих товарищей, отношения к ним неизбежно выливаются в самой омерзительной форме. «Для мещанской психологии, — писал Дзержинский, — они являются авантюристами, убийцами, взломщиками, «темными личностями». Для психологии связанных с эсеровской работой людей и для самих эсеров они тому же ренегаты, предатели и провокаторы». Для ГПУ же моральная чистота побуждений этих людей была вне всякого сомнения». Учитывая сложное положение, Дзержинский в обращении ЦКК РКП(б) считал необходимым, чтобы они нашли полное понимание и нравственную поддержку и просил издать специальный циркуляр, разъясняющий обязанности коммунистов в отношении к таким, как Семенов и Коноплева. Сам же председатель старался поддерживать выходцев из других партий, если они зарекомендовали себя безупречной работой. Например, 31 декабря 1921 г. он дал положительный отзыв о Брагинском в Центральную Проверочную Комиссию: «Считаю своим долгом дать свой отзыв о тов. Брагинском, который два последних года работал в ВЧК. За все это время т. Брагинский ценился мною как деловой работник и преданный товарищ. Его бывшее эсерство абсолютно не сказывалось в его работе и не вызывало в процессе его работы подозрений со стороны кого-либо из его сотоварищей и непосредственных его начальников. Партийные свои обязанности он тоже выполнял. Относительно его личности тоже ни разу никто, никогда не возбуждал передо мной каких-либо вопросов. На основании этого я ценил т. Брагинского как дельного, преданного делу революции товарища».

3 июля 1922 г. письме в ЦКК РКП (б) Дзержинский дал отзыв о Э. Фишмане, в котором написал, что знает Фишмана с октябрьских дней 1917 г. Будучи левым эсером, он «принимал активно участие в октябрьские дни. После июльского восстания перешел на нелегальное положение. Затем был арестован. Был выпущен и наконец изъявил желание вступить в РКП и был принят. Полагаю, что переход у него искренний. Личных качеств его не знаю».

Судебный процесс над эсерами происходил в Москве 8 июня — 7 августа 1922 г. 34 членам ЦК и активистам партии правых эсеров Верховным революционным трибуналом были предъявлены обвинения в контрреволюционной деятельности в годы Гражданской войны, совершение террористических актов, соучастие в покушении на В. И. Ленина, убийстве М. С. Урицкого и В. Володарского.

Намерение большевиков начать судебный процесс над ПСР вызвало протесты не только в собственной стране, но и за рубежом. На имя В.И. Ленина и Г.В. Чичерина поступили телеграммы от Национального совета Независимой рабочей партии Англии, датской социал-демократии, Всеобщего немецкого рабочего союза, от Э. Вандервельде и других политических деятелей, в которых они просили отменить суд над членами ПСР до берлинского собрания представителей II, 111/2 и III Интернационалов. А В.М. Чернов опубликовал в «Голосе России» воззвание «К социалистическим партиям всего мира», в котором просил «дорогих товарищей» Носке, Ф.Шейдемана, А.Гендерсона, Э.Вандервельде и др. «помешать расправе большевиков над их политическими противниками и не допустить того, чтобы непоправимое свершилось.

3 июля 1922 г. А.М. Горький по просьбе Л. Мартова обратился к Анатолю Франсу с письмом, в котором говорилось, что суд над эсерами носит циничный характер публичного приговора к убийству людей, искренне служащих делу освобождения народа. «Убедительно прошу Вас, — писал Горький, — обратитесь еще раз к советской власти с указанием на недопустимость преступления». К этому письму была приложена копия заявления писателя к А.И. Рыкову: «Если процесс социалистов-революционеров будет закончен убийством — это будет убийство с заранее обдуманным намерением, гнусное убийство…за все время революции я тысячекратно указывал советской власти на бессмыслие и преступность истребление интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране».

Во время процесса чекисты осуществляли охрану арестованных и здание суда, принимали меры по обеспечению безопасности высшего политического руководства страны.

Верховный революционный трибунал установил участие эсеров в вооруженных восстаниях, контрреволюционных заговорах против советской власти и террористической деятельности и приговорил А.Р. Гоца, Е.М. Тимофеева, М.Я. Гиндельмана, М.А. Лихача, Е.М. Ратнера, Д.Д. Донского, Н.Н. Иванова, Л.Я. Герштейна, С.В. Морозова к высшей мера наказания. Эта же мера была назначена за участие в террористической работе и покушении на В.И. Ленина члену боевой организации ЦК ПСР Е.Н. Иванову и за участие в военной работе ПСР в 1918 г. А.И. Альтовскому и В.В. Агапову. Члены ЦК ПСР М.А.Веденяпин, Д.Ф. Раков, Ф.Ф.

Федорович, Η.Н. Артемьев и член МК ПСР А.В. Либеров приговорены к 10 годам тюремного заключения со строгой изоляцией, члены ЦК ПСР М.Н. Львов, Е.С. Берг и В.Л. Утгоф В.Л. - на 5 лет. А Семенов, Коноплева, Ефимов, Усов, Зубков, Федоров-Козлов, Полевин, Ставская, Дашевский и Игнатьев были от наказания освобождены. 8 августа 1922 г. Президиум ВЦИК РСФСР в отношении 12 человек принял решение о приостановлении приведения смертного приговора в исполнение с мотивацией: «Если ПСР фактически и на деле прекратит подпольно-заговорщическую, террористическую, военно-шпионскую, повстанческую работу против власти рабочих и крестьян, она тем самым освободит от высшей меры наказания тех своих руководящих членов, которые в прошлом этой работой руководили и на самом процессе оставили за собой право ее продолжать.

Наоборот: применение партией с.-р. методов вооруженной борьбы против рабоче-крестьянской власти неизбежно поведет к расстрелу осужденных вдохновителей и организаторов контрреволюционного террора и мятежа». Осужденные фактически были объявлены бессрочными заложниками на случай вооруженных и террористических выступлений эсеров против советской власти.

Проблемы процесса правых эсеров обсуждались в Политбюро ЦК РКП(б) 27 февраля, 15, 20 и 23 марта, 13 апреля, 4 и 11 мая, 1, 12, 29 и 22 июня, 23 ноября 1922 г. и др. По — существу не судебная власть решала вопрос о мере наказания лидерам ПСР, а руководство большевистской партии. Именно Политбюро ЦК РКП (б) 13 июля 1922 определило порядок высылки эсеров.

Не стоял в стороне при определении меры наказания эсерам и Дзержинский. 18 сентября 1922 г. в Верховный трибунал поступило заявление Григория Лаврентьевича Горькова-Добролюбова, в котором тот подчеркивал, что «…ни разу и ни слова не говорил о своем принципиально-отрицательном отношении к вооруженной борьбе, поэтому подобные утверждения, имеющиеся в приговоре, являются ничем иным, как сплошным недоразумением и в корне неверны. Кроме того, заявляю, что в вопросе о вооруженной борьбе, как и в других вопросах, у меня с ЦК ПСР, а стало быть и с моими товарищами по партии никогда, никаких расхождений не было, нет их и теперь и во всем была полная солидарность…».

Письмо стало достоянием Дзержинского. И вместо того, чтобы понять этого человека, проявившего благородство и элементарную порядочность, председатель ГПУ 23 сентября 1922 г. направил записку на имя помощника прокурора РСФСР Н.В. Крыленко: «Прилагая при сем заявление осужденного члена ПСР Г.Л. Горькова-Добролюбова, считал бы полезным [поставить] вопрос о мере наказания по отношению к нему повысить до 10-ти лет, созвав для этого новое заседание Верхтриба».

Дзержинский следил за каждым шагом активных эсеров, находившихся на свободе. 26 сентября 1922 г. он писал Дерибасу: «Вчера, 25/ІХ в 4-м часу дня видели едущей с кем-то на автомобиле № 642 видную эсерку Марию Аполлоновну Пустовойтову. Видали на углу Воздвиженки и Моховой.

Муж ее Борис Иванов тоже эсер.

Известно ли Вам про них.

Примите меры».

И после суда над правыми эсерами Дзержинский считал, что «теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам…». 21 августа 1922 г. он поставил задачи начальнику Секретного отдела ГПУ Т.П.Самсонову о разработке плана дальнейших действий против ПСР. «Необходимо, — писал он, — не допустить собрания и сплочения их остаткам и выработать программу действий, и идеологии (лозунги), и выпускать какие-либо воззвания и листовки. Необходимо порвать их связи совершенно с заграницей, обратив на эту связь особое внимание. (Взять под особое наблюдение заграничную делегацию ПСР).

Для этого необходимо громить их во всероссийском масштабе, не давая им опомниться, не допуская съездов, совещаний. Внимательно изучать их литературу, особенно письма и корреспонденцию из России, что дает богатый оперативный материал и указания. Оперативно изучить архив Керенского. Изъять всех дипографов с.-р. Обязать всех ответств. коммунистов информировать об эсерах. Изъять эсеров с жел. дорог вовсе. Установить агентурное наблюдение за посещающими эсеров в тюрьме и т. д. и т. п.».

Через два дня состоялось совещание сотрудников Секретного и Иностранного отделов ГПУ, на котором присутствовали Т.П. Самсонов, Т.Д. Дерибас, М.А.Трилиссер и Г.Е. Прокофьев. Обсудив распоряжение Дзержинского о ликвидации эсеровской партии за границей, они постановили поручить ИНО в срочном порядке заняться выяснением связи эсеров через миссии, в частности, через чехословацкую и эстонскую; просить НКИД использовать материалы о административном эсеровском Центре и др. организаций для соответствующих нот к иностранным правительствам; улучшить работу закордонного агентурного аппарата и прикордонных органов ГПУ по выявлению путей связи эсеров с Россией находящихся за границей; СО ГПУ в срочном порядке выделить несколько осведомителей для направления через ИНО за границу; ИНО и СО ГПУ срочно изучить и разработать архив Керенского; за границей организовать газетную кампанию против эсеров. Материалы совещания были отпечатаны и разослано Ф.Э. Дзержинскому, И.С.Уншлихту, Г.Г. Ягоде и М.А. Трилиссеру.

Важнейшее значение в изменении направления удара по остаткам партий меньшевиков и эсеров имела проходившая в августе 1922 г. Всероссийская конференция РКП (б). В ее постановлении «Об антисоветских партиях и течениях» говорилось: «Репрессии, которые неизбежно не достигают цели, будучи направлены против поднимающегося класса (как, например, в свое время репрессии эсеров и меньшевиков против нас) диктуются революционной целесообразностью, когда дело идет о подавлении отживающих групп, которые пытаются захватить старые, отвоеванные у них пролетариатом позиции. Однако партийные организации не должны переоценивать роль репрессий и должны твердо памятовать, что только в сочетании со всеми остальными вышеуказанными мерами репрессии будут достигать цели».

После партийной конференции главной заботой и ЦК РКП(б), и ГПУ была ликвидация остатков оппозиционных политических партий. Решающая роль в разработке предложенных Г.Е. Зиновьевым «комбинационных мер» принадлежала органам ГПУ. Они опирались на инициативу бывших рядовых членов эсеровской партии, в частности, Златоустовских рабочих. В Москве было создано Центральное бюро по созыву легального съезда бывших эсеров для обсуждения двух вопросов: об отношении к Коммунистическому Интернационалу и о ликвидации ПСР.

Задолго до представления этих предложений в ЦК РКП(б) чекисты проделали предварительную работу. Вот почему после одобрения мер по созыву съезда бывших рядовых эсеров по всей стране они приступили к конкретным действиям. Как это было, можно проследить по работе Омского отдела ГПУ. Уже 18 декабря 1922 г. в городе состоялось заседание инициативной группы рядовых эсеров, на котором было образовано бюро по созыву съезда бывших рядовых эсеров. Работу чекистов возглавил сотрудник губернского отдела ГПУ Захваткин. Именно он предложил состав бюро из трех человек: В.М.Горбунова, В.Е. Волкова и С.И. Богомолова. Последний в сопровождении чекистов и за их счет съездил в Москву, где получил обстоятельный инструктаж о дальнейшей работе от Т.П.Самсонова и вернулся в Омск.

В середине декабря к этому движению этому примкнули Сибирь, Москва и Петроград, и 18 декабря состоялось заседание организационной группы из 6 авторитетных рядовых эсеров, подобранных сотрудниками ГПУ. Так было образовано Центральное бюро по созыву Всероссийского съезда бывших членов ПСР. Оно существовало более 2, 5 месяцев, причем его члены большую часть рабочего времени проводили на местах, выполняя обязанности уполномоченных. «Совершенно ничтожными средствами» им удалось охватить всю территорию страны, объединив до 2 тыс. человек. На местах были проведены городские, областные и губернские конференции.

Как видим, созыв съезда бывших рядовых эсеров был не столько инициативой самих эсеров, сколько «заготовкой» чекистов, и вся работа велась на средства ГПУ.

27 декабря 1922 г. Центральное бюро опубликовало воззвание к эсерам: «Уважаемые товарищи!..Образовавшееся с этой целью в Москве ЦБ по созыву съезда решило обратиться предварительно ко всем известным ему лично товарищам, стоящим, по его сведениям, приблизительно на этой же позиции, дабы еще до съезда восстановить органическую связь с единомышленниками путем обмена мнениями с товарищами на местах…Посылаем Вам экземпляры принятой им декларации и инструкции и просим Вас обсудить…».

В положении о выборах на Всероссийский съезд бывших эсеров, подготовленном членами ЦБ и сотрудниками ГПУ, отмечалось, что делегаты избираются: по одному от ячеек, имеющих от 10 до 24 человек, по два — в ячейках, имеющих от 25 до 50 человек, в ячейках, имеющих 50 человек — от первых 50-ти — по два, от последующих 50-ти — по одному.

Бюро разослало на места своих уполномоченных, поручив им организовать областные бюро и районные ячейки. Уполномоченные объехали Сибирь, Урал, Центральную Россию, Поволжье, Украину, Азербайджан, Грузию.

К концу января 1923 г. губернские бюро были учреждены в Омске, Семипалатинске, Барнауле, Новониколаевске, Томске, Красноярске, Иркутске, Благовещенске, Хабаровске и Владивостоке. Всесибирское бюро было организовано 21 января 1923 г., при этом в состав бюро был включен в качестве третьего члена осведомитель ГПУ С.И. Богомолов, и, как указывало ПП ГПУ по Сибири, «конспиративность нашего участия в этом ходе была сохранена полностью».

Стремясь как-то себя оградить от непредсказуемого поведения членов бюро, чекисты брали с них подписку, аналогичную той, которую 24 января 1923 г. дали В.М. Горбунов и В.Е. Волков:

«Подписка.

В интересах устойчивости и укрепления единой власти, отражающей интересы только рабочих и крестьян, а именно власти Российской Социалистической Федеративной Советской республики, возглавляемой рабочей партией (большевиков), в интересах подрыва престижа партии социалистов-революционеров, в интересах уничтожения влияния на рабочих и крестьян…увеличения влияния III Интернационала на трудящиеся массы всего мира, я вхожу в организационное бюро по созыву конференции бывших членов ПСР, которые вышли из последней по своей инициативе из-за солидарности к платформе РКП (б), причем конференция обязана сказать свое вето, которое определенно должно скомпрометировать ПСР, в чем и подписываемся».

После тщательной подготовки в губернских городах прошли съезды бывших рядовых эсеров, на которых они заявили о полном разрыве с теорией и практикой ПСР и высказали просьбу о их приеме в ряды РКП (б).

Работа Центрального и местных бюро велась под контролем чекистов и подкреплялась организационными мерами губернских отделов ГПУ.

Заключительный, Всероссийский съезд рядовых эсеров состоялся в Москве с 18 по 20 марта 1923 г. в актовом зале Дома Союзов под председательством старейшего члена партии, питерского рабочего С.Е. Кононова. На съезде помимо московских делегатов присутствовало 50 делегатов из провинции, они представляли 864 рядовых эсера. Съезд открылся исполнением пролетарского гимна «Интернационала», делегаты заслушали доклад Центрального бюро(В.А.Филатов) и отчеты с мест, затем состоялось их обсуждение. Итоги съезда подвел Моргенштерн. Он заявил: «Мы, съехавшиеся сюда, одинаково перестрадали отход от старой партии. Мы, продумав каждый порознь все пережитое, пришли к общему выводу, что не можем оставаться за бортом революции».

Съезд принял резолюцию, в которой единогласно была осуждена теория и практика ПСР, объявлено о роспуске этой партии и создании единого с РКП(б) фронта, тех же эсеров, которые не подчинятся этому решению, «считать политическими врагами». Делегаты высказали просьбу принять их в РКП (б).

Съезд прошел на высоком эмоциональном уровне. На нем присутствовал член Политбюро ЦК РКП(б) Н.И.Бухарин. Газета «Правда» писала, что в конце съезда многие делегаты плакали, пожимали руку вчерашнему политическому противнику Бухарину, целовались с К. Радеком и с чекистом С.Ф. Реденсом. Но по существу это был съезд осведомителей ГПУ.

К решениям съезда в индивидуальном порядке присоединилось 4256 бывших рядовых эсеров. Заявление каждого из них о выходе из партии было опубликовано в губернских газетах. В тех же районах, где еще не было губернских съездов или конференций бывших эсеров, они состоялись.

Накануне окончания работы Всероссийского съезда бывших рядовых эсеров Дзержинский предложил Самсонову: «Безусловно, необходимо использовать съезд бывших эсеров для разложения сидящих в тюрьме, для того, чтобы многие из них покинули эсеров. Продумайте об этом. Я полагаю, что если на некоторых ошибетесь, то невелика беда. Посадите их обратно. Изловить их Вам не трудно будет. Я думаю, что в этом отношении можно пойти навстречу съезду»..

22 марта начальник секретного отдела ГПУ И.Ф. Решетов, подводя итоги работы чекистов по подготовке и проведению съезда, писал Дзержинскому: «Начавшийся 18-го и окончившийся 20-го сего марта съезд был в высшей степени единодушным по решениям и однородным по социальному составу, так и по своему революционному прошлому». Оценивая подготовительную работу к созыву съезда, Решетов указал на то, что так называемые «мартовские» эсеры и, главным образом, из интеллигенции от всякой политической и общественной работы отошли и являются обывателями; старые «партийцы», в основном, рабочие от партии давно отошли и никакой партийной работы не ведут, своем большинстве они уже пересмотрели свою прежнюю идеологию и давно являются «советскими» хотя в этом многие и открыто не признаются по самым различным причинам; позиция ЦБ и его платформа встретили на местах горячее сочувствие и поддержку со стороны, главным образом, рядовых и рабочих — бывших эсеров; оставшуюся не затронутую массу бывших рядовых членов ПСР в тех местах, где не велось подготовительной работы к созыву съезда, легко организовать, потому что она готова для этого и идеологические, и психологически.

В докладе Дзержинскому подчеркивалось, что принятые съездом решения свидетельствуют о полном отходе эсеров от народнической идеологии и об окончательном разрыве с эсеровской практикой, съезд поднял и вскрыл все больные вопросы, которые мучили бывших эсеров и удерживали их от полного признания пролетарской революции и советской власти. Принятые съездом решения будут иметь громадное значение: 1) как свидетельство осуществления единого фронта в России и развала партии эсеров для Западной Европы; 2) полнейшая моральная изоляция ЦК и Заграничной делегации ПСР от рядовых членов ПСР; 3) разлагающие воздействие на остатки партии эсеров, работающих активно против советской власти и 4) ряды РКП (б) пополнятся новыми членами».

Оценивая итоги съезда, Решетов считал, что органы ГПУ в центре и на местах должны поставить перед собой следующие две основные задачи:

«Во-первых, разложение, которое вносят в ряды эсеров решения съезда, усилить путем широкого распространения и пропогандирования их через партийные, советские аппараты и путем амнистии всех рабочих эсеров, находящихся в местах заключения и в ссылке, безоговорочно присоединяющихся к принятым съездом решениям, при этом амнистия не должна распространяться на членов партии эсеров, не признающих и не присоединяющихся к решениям съезда, и на членов ПСР интеллигентов, в искренности которых у органов ГПУ будет возникать сомнение.

Во-вторых, не допускать использования работы по осуществлению принятых съездом решений на местах активными эсерами в антисоветских целях. Это возможно при условии контроля органами ГПУ всей деятельности бывших эсеров по осуществлению принятых съездом решений через своих осведомителей, которых необходимо ввести в комиссии бывших эсеров как в центре, так и на местах, а также путем усиления работы осведомителей среди активных эсеров и среди бывших членов ПСР».

В конце доклада И.Ф. Решетов сделал практические выводы:

1) Работу по созыву легального съезда бывших чл[енов] ПСР признать весьма удачной, принесшей положительные результаты.

2) Решения съезда необходимо через советские и партийные органы широко распространить, а через агитпропы РКП широко пропагандировать.

3) Предоставить возможность всем эсерам, находящимся в местах заключения, ознакомиться с принятыми съездом решениями.

4) Согласиться на амнистию всех эсеров, гл[авным] образом, рабочих, признающих решения съезда правильными и безоговорочными к ним присоединяющихся. При условии подачи каждым эсером соответствующего письменного заявления прокуратуре Республики или в другие органы Советской республики.

5) Согласиться на организацию особых комиссий по осуществлению принятых съездом решений в центре, губернских городах и в крупных рабочих центрах, причем (в) состав этих комиссий ввести представителей от губкомов РКП обязательно.

6) Местным органам ГПУ дать директивы контролировать всю деятельность особых комиссий».

На докладной Решетова Дзержинский написал: «Т.Самсонову. См. мое мнение в тексте. Доложить Менжинскому и Уншлихту на распоряжение. 23 марта 1923 г.».

В тексте же он сделал пометку (подчеркнуто выше): «Полагаю, что этого требовать не надо ото всех. Достаточно наше убеждение, что данный эс. — ер. отошел от ПСР. Ф.Д.».

В начале 1924 г. сильный удар по ПСР был нанесен, разоблачениями члена Исполбюро ПСР и агента ГПУ П.А. Селецкого. Они были дополнены «покаянными показаниями» секретного осведомителя ГПУ Беспалова. Все это окончательно разрушило эсеровскую работу в Советской России, внесло в местные организации разложение, атмосферу недоверия и постоянных взаимных обвинений. Такое разрушение связей привело к тому, что всякая работа на долгое время была прервана, а центр лишился возможности руководства местными организациями. К весне 1924 г. чекистами были ликвидированы: Исполнительное Бюро ПСР (дважды), Московское бюро ПСР, Всеукраинский комитет ПСР, 7 областных и краевых бюро, нелегальная газета, не допущен созыв XI съезда Совета ПСР.

После 9 января 1924 г. Ф.Э.Дзержинский направил письмо в секретариат ЦК РКП (б) о пересмотре приговора по процессу партии правых эсеров. «В настоящее время, — отметил он, — ОГПУ полагает смягчить приговор по делу ЦК ПСР, а именно присужденным членам ЦК ПСР к высшей мере наказания и объявленным бессрочными заложниками Гоцу, Тимофееву, Донскому, Лихачу, Гиндельману, Геберштейну, Иванову, а также боевичке Ивановой заменить бессрочное заложничество 10-летним тюремным заключением. Уменьшение по отношению к этим лицам тюремного заключения на срок ниже 10 лет нецелесообразно, т. к. они являются крупными политическими фигурами и с.-р. убеждений и активности не потеряли и до настоящего времени. Кроме того, они уже отсидели по 3 года, засчитываемы в этот 10-летний срок.

Остальным членам ЦК ПСР Веденяпину, Ракову, Федорову и Артемьеву, присужденным к 10 годам, срок можно сократить до 7 лет, также зачтя предварительное заключение.

В отношении же членов ЦК ПСР, а просто бывших активных работников 18–19 гг., в настоящее время не являющихся политическими фигурами, в значительной мере разложившихся, присужденных по делу ЦК ПСР к высшей мере наказания за участие в военной работе 18 г., Альтовскому Агапову, а также присужденным к 10 годам Либерову и на 5 лет Львова и Берга срок наказания таковых имеет быть сокращен еще в большей степени, а именно Агапову, Альтовскому, Либерову до 5 лет, а Львов и Берг могут быть направлены в 3-х летнюю административную ссылку (Берг — в Верный, Львов — в Чердынь).

Что касается осужденного на 5 лет Утгофа, то ввиду его крайнего демонстративного поведения и непрекращающихся антисоветских выходок, сокращать ему 5-ти летний срок, безусловно, не следует, тем более, что он сидит в тюрьме только с начала 1922 года».

Президиум ЦИК СССР, учитывая укрепление советской власти и поведение самих заключенных за истекшие с момента приговора 1,5 года, не считая их настолько опасными, чтобы «приведение в исполнение приговора в отношении осужденных действительно необходимо», решил 11 эсерам заменить высшую меру наказания лишением свободы на 5 лет со строгой изоляцией, а остальным — сократить наполовину срок лишения свободы и после освобождения запретить на 3 года проживание во всех промышленных центрах и «густо населенной местности», предоставить ГПУ право определения меры их проживания с надзором за ними местного отдела ГПУ.

В 1925 г. после окончания срока тюремного заключения были отправлены в ссылку члены ИБ ПСР и их сопроцессники: Гоц — в Ульяновск, Тимофеев — в Коканд, Ратнер — в Самарканд, Донской — в Нарым, Утгоф — на Урал, Веденяпин — в Пензу. Остальные находились на свободе, но на положении административно высланных. В местах проживания за ними было установлено постоянное гласное и негласное наблюдение. Передвижение, переписка, частная жизнь, все было под жестким контролем чекистов.

Из агентурных сведений, поступавших из различных источников, Дзержинскому было известно, что еще во время нахождения во Внутренней и Бутырской тюрьмах осужденных по процессу ЦК ПСР цекисты из тюрьмы руководили работой эсеров в России через своеобразное политическое бюро в составе Гоца, Тимофеева и Ракова, а в особо важных делах принимали участие, кроме того, еще Ратнер и Веденяпин.

ОГПУ отдавало себе отчет в том, что после освобождения чекистов из тюрьмы часть из них и в ссылке будет вести партийную работу, другая — убежит за границу, а остальные перейдут на нелегальное положение для ведения партийной работы в России.

Последующие события подтвердили это предположение. Из освобожденных чекистов Горьков-Добролюбов и Львов уже из ссылки бежали. Из-за границы сообщили: «Прага сильно радуется по поводу частичной амнистии смертников (особенно рады, что Гоц на свободе) и думает со временем их всех выудить за границу, чтобы развязать себе руки для перехода партии к активной работе. Между прочим, в данное время заграничная делегация ПСР находит, что сейчас почва в достаточной степени вспахана для того, чтобы ПСР могла заняться уже и террористической деятельностью в России».

В одной из бесед арестованного Е.Е. Колосова с членами Центрального бюро ПСР он заявил, что на предстоящий конгресс II-го Интернационала будет направлен представитель ПСР из России, который «произведет большой фурор, ибо явится как бы воскресшим из мертвых». Поедет кто-то из крупных из освобождаемых цекистов.

Члены ЦБ ПСР очень быстро установили связь с заграницей и повели оживленную переписку. Этим в большей мере занималась жена Гоца. Сам же Гоц намеревался скрыться за границу, а из ссылки нелегальным путем отправлял письма в газету «Дни». Из-за границы же цекисты через Красный Крест на своих жен получали и деньги. А Тимофеев однажды получил письмо и доллары через одно лицо, живущее в Киеве.

После прибытии в ссылку цекисты объединили ссыльных, вели среди них партийную работу и большую переписку не только между собою, но и со многими другими ссыльными эсерами. Путем этой переписки они старались прежде всего учесть наличные эсеровские силы и затем дать им соответствующие директивы. Анализ просмотра корреспонденции ссыльных эсеров показал, что ими в целях наибольшей законспирированности письменной связи и широкой информации о партийной работе, местной жизни и др. применяются способы тайнописи: «в письмах на полях и между строк пишут тонким пером или остро отточенной палочкой прозрачной и белой жидкостью, пятипроцентным раствором медного купороса, чистой водой, сахарным сиропом или сырым молоком и другими химическими веществами».

«Нахождение цекистов на свободе, — писал Дзержинский Сталину 6 июля 1925 г., - приподняло настроение эсеров в России и за границей, развязало им руки для начала террористической деятельности (настроения террористические у эсеров растут), подняло настроение ссыльных и позволило эсерам питать некоторые надежды строить известные планы на усиление партийной работы как за границей, так и в России». Поэтому ОГПУ положило «срочно произвести арест всех эсеровских цекистов, находящихся сейчас на свободе». Политбюро ЦК РКП (б) — ВКП (б) шло навстречу предложениям председателя ОГПУ. Еще 14 марта 1925 г. в Туркестан была выслана М.Я. Браун-Ракитина, а Н. Кузнецова — в Семипалатинскую губернию, 8 июля 1925 г. — арестованы Тимофеев и А.Р. Гоц, 8 сентября 1925 г. было одобрено предложение ОГПУ о приговоре Гоцу и Тимофееву к двум годам тюремного заключения. Наиболее активное участие в обсуждении вопросов о судьбе руководителей антибольшевистских партий в ЦК принимали помимо Ф.Э. Дзержинского Я.С.Агранов, Н.И. Бухарин, Н.В. Крыленко, А.В. Луначарский, И.А. Пятницкий, М.П.Томский, И.С. Уншлихт, Г.В. Чичерин, Г.Г. Ягода, Яковлев и Е. М.Ярославский.

После пребывания в «дополнительной» ссылке внесудебным решением ОГПУ руководители ПСР не освобождались. В Москву, в ОГПУ, поступали предложения от губернских отделов о продлении срока. ссылки еще на три года, как «не разоружившимся перед советской властью». Через три года все повторялось снова. При этом ссыльные не раз арестовывались и освобождались. И так было до 1937 г., когда их за исключением руководителя ЛПСР М.А. Спиридоновой, расстреляли. Свой жизненный путь борец против царизма и большевизма закончила 11 сентября 1941 г. в числе 157 заключенных Орловского централа. Расстреляны они были в Медведевском лесу под Орлом. Вместе с Марией Спиридоновой трагическую судьбу разделили ее муж, известный левый эсер Илья Майоров, видный государственный и партийный деятель Христиан Раковский, престарелый профессор Дмитрий Плетнев, жена Каменева и сестра Троцкого Ольга Каменева, около тридцати иностранных эмигрантов.

Судьба осужденных цекистов ПСР была схожей с судьбой члена этой партии с 1901 г. В.В. Агапова — в 1919 г. редактора газеты «Дело народа», впоследствии члена Московского областного комитета ПСР и ЦК ПСР. За активное участие в работе ПСР он неоднократно арестовывался, и в 1922 г. по решению суда должен быть расстрелян, но приговор ему заменили 5 годами тюремного срока с зачетом всех предварительных сроков ареста. После тюрьмы он побывал в ссылке в Ишиме, Оренбурге, содержался в саратовской тюрьме. И везде тесно сотрудничал со ссыльными и арестованными эсерами и меньшевиками и поддерживал постоянную связь с ссыльными цекистами в других городах: А.Р. Гоцем, Веденяпиным, Блох-Кацнеленбогеном, Артемьевым и др..

В ссылке и тюрьмах Агапов подвергался допросам «с пристрастием», психологическому воздействию следователей и тюремщиков. Об этом свидетельствуют, например, рапорта охранников тех камер, где содержался Агапов. В каждом из них отмечалось поведение заключенного (днем и ночью) с точностью до минуты.

Агапов был осужден Верховным трибуналом к расстрелу. Эта мера была изменена Председателем Президиума ВЦИК РСФСР М.И. Калининым — высшим должностным лицом Советской России. Но в 1937 г. решение о его расстреле было принято старшим сержантом госбезопасности. Вот такая эволюция законности: от председателя Президиума ВЦИК (президента) до сержанта, правда, старшего и госбезопасности.

Ведя борьбу с эсерами, чекисты не ослабляли усилий в ликвидации партии меньшевиков, которые и в 1922 г. выступали за «демократическую республику», «политические свободы для всех». Руководители эсеров и меньшевиков нацеливали проживавших в Советской России членов своей партии на сбор различной информации и передачу ее в эмигрантские центры. Так, Бюро ЦК РСДРП 23 августа 1922 г. обратилось ко всем своим организациям с циркулярным письмом, в котором потребовало собирать материалы о действиях местной власти, политической обстановке и т. д..

Один из лидеров грузинских меньшевиков Н.Н.Жордания считал необходимым наладить частную корреспонденцию не только из центра, но и из провинции, обратив главное внимание прежде всего на репрессии и террор: кто арестован, где и по какой причине; кто выслан, где находится и по какой причине; фамилии пытаемых в ЧК, виды пыток и чем они вызваны… Сведения должны быть верны и подробные. В письме одному из своих единомышленников Жордания подчеркнул: «Мы должны знать о каждом событии… Мы особенно нуждаемся в подробных сведениях о репрессиях, положении политических заключенных, действиях ЧК и ее аппарата».

Вообще-то грузинские меньшевики стояли особняком, обвиняя своих сторонников в России в нежелании вести совместную конструктивную работу. В книге «Наши разногласия», изданной в Париже в 1928 г., их лидер Ной Жордания писал: «Взятые нами на себя вместе с русскими социалистами обязательства мы выполнили; они же их не выполнили, и тут проходит линия нашего исторического расхождения. Они в эмиграции по воле своего народа, мы — против воли нашего народа, благодаря нашествию извне… У нас падение советского строя мыслится как восстановление демократии».

Грузинские меньшевики образовали «Паритетный комитет». При нем имелась военная комиссия, которая создала контрреволюционные организации в национальных частях грузинской дивизии и разведывательные группы, объединила под своим руководством действовавшие в Грузии повстанческие организации. «Паритетный комитет» имел специальную группу, совершавшую террористические акты над грузинскими меньшевиками, заподозренными в сотрудничестве с ГПУ. Более того, грузинские меньшевики активизировали подготовку к вооруженному выступлению. Так, их видный руководитель Н.В. Рамишвили заявил: «Если падение большевизма будет вызвано внутренним кризисом, мы должны немедленно взять государственную власть в свои руки, арестовать большевиков и восстановить независимую республику Грузию. Одновременно мы должны помочь азербайджанскому народу и горцам, чтобы они восстановили и утвердили независимые республики».

Усиление репрессий по отношению к меньшевикам вызвало обращение некоторых из них к видным советским чиновникам с просьбой о заступничестве, памятуя совместные революционные дела в царской России. Но, как правило, эти ходатайства аргументировано отклонялись. Так было и с письмом Г.М. Кржижановского Ф.Э. Дзержинскому по делу Ф.И. Гуревича. 11 апреля 1922 г. Председатель ГПУ писал Глебу Максимилиановичу: «Гуревич оказался очень хорошим меньшевиком-конспиратором. Он активнейший член их ЦК. Автор воззвания на пятую годовщину Февральск. революции. Нашли у него массу материалов и корреспонденции, предназначенных для «Социал. Вестника». Семь месяцев не переписывался, т. е. скрывался от ГПУ. Отказаться от содержания его под стражей не можем».

Особую активность ссыльные меньшевики проявляли в Архангельской и Вологодской губерниях. По информации Вологодского губотдела ГПУ, «в Вологде меньшевики пытались под видом организации взаимопомощи создать активные группы для борьбы с советской властью. В этих целях они блокировались с эсерами, кадетами и другими антисоветскими элементами».

После публикации статьи Л. Сосновского «Господин Оссовский — не тот ли самый?» в газете «Правда» 13 июля 1922 г. Дзержинский поручил Самсонову рассмотреть дело меньшевика В.А. Оссовского, который находился под оперативным наблюдением Московской ЧК. Еще в 1920 г. он был замечен в антисоветской агитации и подстрекательстве к забастовкам рабочих 27-й и 1-й Образцовой типографий. После ареста Оссовского СО ГПУ получил из Екатеринбургского ревтрибунала материалы, изобличавшие его в сотрудничестве с колчаковской администрацией. Начальник 2-го отделения СО ГПУ Р. И. Аустрин в рапорте на имя начальника СО ГПУ Т. П. Самсонова сообщал, что член Московского комитета партии меньшевиков В. А.Оссовский после ареста 3 июля содержится в Ярославской тюрьме. 13 июля 1922 г. отдал распоряжение не освобождать меньшевика без его согласия, а «статью присоединить к делу и произвести расследование здесь и н а Урал е».

Комиссия НКВД по административным высылкам 7 октября 1922 г. осудила Оссовского к высылке за границу. 23 февраля 1923 г. высылка была заменена заключением в ИТЛ сроком на 2 года.

28 августа 1922 г. председатель ГПУ обязал Самсонова найти подход к тульским меньшевикам и эсерам на Оружейном и Патронном заводах и вести наблюдение за губсельпромсоюзом и кооперативом, при этом особое внимание обратить на Центральный сельскохозяйственный кооператив, поддерживающий на местах кооперативы против коммунистических, а также «на квартиру Оружейного Тульского завода в Москве (Чистопрудный, Лобковский пер., д. № 2). Там все меньшевики, связывающие Тулу с Москвой и снабжающие новинками».

Жесткая политика ГПУ вынудила меньшевиков к весне 1923 г. окончательно уйди в подполье. Они ничего не смогла противопоставить чекистам, которые все более усиливали репрессии.

22 марта 1923 г. Дзержинский предложил Менжинскому, Уншлихту и Самсонову подготовить обстоятельный план борьбы с меньшевиками, считая, что «сейчас это одна из главнейших наших задач — обезвредить их», приняв меры по партийной, советской, чекистской линиям. По партийной линии — вести «неослабевающую кампания в прессе с тем, чтобы рабочие не дали им возможности жить и агитировать», привлечь для этой работы Бухарина и использовать нелегальную и издаваемую за границей меньшевистскую литературу; вести наблюдение за работой и составом комячеек на фабриках и заводах, мастерских, месткомах, там, где меньшевики имеют влияние; выработать специальную директиву коммунистам-студентам мобилизации их на борьбу с меньшевиками. По линии ГПУ: внедрять агентуру, подготовить план высылки с определением мест; предусмотреть меры для лишения меньшевиков средств; провести чистку от меньшевиков и заподозренных в меньшевизме госаппарата, вузов и трестов, уничтожить их связи с заграницей и печатную технику; вести курс на расслоение меньшевиков — интеллигентов и рабочих — «сокрушительный удар по интеллигенции, метод убеждения рабочим»; привлечь к работе по меньшевикам «членов ЦК, губкомов, лекторов и др.: составить список таких коммунистов (могущих быть нам полезными своей информацией) и составить проект к ним письма (дав мне для подписи), прося у них ежемесячно указаний (к такому-то числу) с обращением нашего внимания на то или другое и характеризуя опасности и лица (источник их осведомления: литература меньшевиков, наши сводки и их политическая деятельность); ежемесячно давать сводки о влиянии и «работе» меньшевиков. По советской линии: бойкот и изгнание меньшевизма, тесная связь с ГПУ и помощь ему».

По распоряжению председателя ГПУ в этот же день состоялось совещание о мерах борьбы с меньшевиками, на котором присутствовали В.Р. Менжинский, С.А. Мессинг и Т.П. Самсонов. Они обсудили записку Дзержинского по этому вопросу и конкретизировали его предложения. По партийной линии: особую кампанию против меньшевиков в печати проводить там, где отмечена их активная деятельность: заводы, фабрики, мастерские и др., в частности, на Дальнем Востоке, в Питере и Москве; в губкомах выделить особых газетных работников, которым поручить вести в печати кампанию против меньшевиков; особое внимание по борьбе с влиянием меньшевиков парторганам обратить на комсомол. По линии ГПУ: получить санкцию ЦК РКП(б) на право производства в государственном масштабе массовых операций по меньшевикам, Бунду и Поалей-Цион; как правило, местом ссылки для меньшевиков должен быть для взрослых — Нарымский край, для молодежи до 25 лет — Печорский край и для особенно больных — Туркестан на Кашгарской границе; изъятие меньшевиков из учреждений и предприятий согласовывать с их руководителями; признать необходимым изгнание меньшевиков из всех видов кооперации; при производстве дознания по меньшевикам отказ последних от активной работы или выход из партии в расчет не принимать, если о выходе из партии не было специального заявления до октября 1922 г.; при вузах создать фильтровочные комиссии с представительством ГПУ, которые должны функционировать лишь при наборе студентов в начале учебного года, активных меньшевиков-студентов отчислить; строгое изъятие меньшевиков произвести в НКПочте, НКПС, Наркомвнешторге, НКИД, ВЦСПС и Профинтерне для пресечения связей меньшевиков с заграницей; усилить работу ИНО ГПУ за границей в направлении пресечения связей меньшевиков с Россией, то же проделать Коминтерну и Профинтерну; просить ЦК РКП(б), ВЦСПС и ГПУ дать указания усилении борьбы с меньшевиками местам, коммунисты должны оказывать помощь ГПУ, предоставляя «посильную информацию», за всякое содействие меньшевикам и ручательство за них коммунистов привлекать к строгой партийной ответственности.

24 марта 1922 г. по распоряжению Дзержинского состоялось совещание, обсудившее записку председателя ГПУ и решение тройки (Менжинский, Мессинг, Самсонов) о мерах борьбы с меньшевиками, на котором присутствовали В.Р. Менжинский, И.С. Уншлихт, Т.П. Самсонов, Мессинг, М.А. Трилиссер, Г.Г. Ягода. Оно внесло некоторые уточнения в ранее принятые решения о мерах по партийной линии: «Постановления тройки принять полностью с дополнениями: а) развить усиленную кампанию в печати против II Интернационала; б) для борьбы в печати с меньшевиками, Бундом и Поалей-Цион просить ЦК РКП(б) выработать специальные тезисы и преподать их местами для руководств; в) обратить серьезное внимание парторганизации на состояние марксистских кружков и недопущение в них в качестве лекторов бывших меньшевиков». Было предложено первый пункт решения тройки отредактировать таким образом: «получил санкцию ЦК РКП(б) на право производства в гос. масштабе одновременных обысков и по результатам изъятия меньшевиков, Бунда и Поалей-Цион»; представление списков на меньшевиков в Главк и центры признать непреемлемыми, так как опыт показал, что это дает только отрицательные результаты; просить ЦК РКП (б) о том, чтобы главкам и центрам было сделано указание о том, чтобы все требования ГПУ о персональном изъятии меньшевиков для них должны быть обязательными. Секретарь Самсонов. 24 марта 1923 г.».

29 марта 1923 г. Политбюро ЦК РКП (б) по докладу Дзержинского приняло постановление «О меньшевиках» об одобрении в основном предложений председателя ГПУ о мерах борьбы с меньшевиками, для окончательной разработки этих мер наблюдения за их проведением в жизнь создать комиссию в составе В.М. Молотова (с правом замены В.В. Куйбышевым), Н.И. Бухарина и И.С. Уншлихта; этой же комиссии: поручить провести собрание из 70-100 наиболее ответственных работников с информацией о деятельности меньшевиков, обсудить возможность постановки широкого процесса, специально на основании материалов группы «Зари», «обсудить и провести в жизнь партийную ответственность руководителей советских учреждений в тех случаях, если в их аппаратах находят себе место с их ведома хотя бы отдельные меньшевики».

В апреле 1923 г. в газетах стала появляться информация о выходе меньшевиков из партии. В конце апреля тифлисские газеты поместили сообщение о выходе 211 человек из РСДРП, омский «Рабочий путь» опубликовал письмо 6-ти меньшевиков о том, что они покидают партию и «категорически ее осуждают». К середине 1923 г. в Советском Союзе были проведены аресты меньшевиков, их родственников и даже знакомых. В тюрьмах и концлагерях оказались тысячи людей, имевших косвенное отношение к членам РСДРП. Вполне справедливо меньшевистский «Социалистический вестник» сообщил, что «со второй половины марта 1923 г. начался грандиозный поход ГПУ против социал-демократии».

Но характерной чертой этого времени было резкое усиление репрессивных мер не только по отношению к меньшевикам, а и к оппозиционным партиям и организациями «всех толков». Протестуя против этого, они стали обращаться в высшие органы власти. И та вынуждена была рассматривать эти заявления. Так, 20 апреля 1923 г. Президиум ВЦИК, обудив заявление эсеров, содержавшихся во Внутренней тюрьме ГПУ, о голодовке, постановил: «Разрешить ГПУ увеличение прогулок и участить свидания для заключенных с.-p.». Но в то же время «перевести в другие тюрьмы некоторых из числа заключенных по усмотрению ГПУ; в представлении же общении заключенных между собой — в просьбе отказать».

17 мая 1923 г. видная левая эсерка А.А. Измайлович заявила протест в Президиум ВЦИК против «ничем не обоснованного» нового ареста и заключения во Внутреннюю тюрьму ГПУ М.А. Спиридоновой. Это, писала она, «представляет собой настолько вопиющий произвол со стороны ГПУ, что М.А. и я требуем от Президиума ВЦИК: 1) назначить расследование незамедлительно «дела» М.А.Спиридоновой и 2) прислать к нам Кнопуленко для настоящих личных объяснений». Президиум ВЦИК направил ответ в Президиум ГПУ Т.Д. Дерибасу: «Объявите числящимся за вами арестованным членам партии лев. с.-р. Спиридоновой и Измайлович, пославших в Президиум ВЦИК 19 мая и Майорову, подавшему. такое же заявление 20 мая, что комиссии НКВД, вынесшей решение по таким делам, принадлежит право внесудебных решений по соответствующей] ст. Уголовного Кодекса и поэтому в ее действиях Президиум не усматривает никаких нарушений».

Однако нарушений законности все же было немало. В этом убеждался и сам Дзержинский, знакомясь со следственными делами эсеров и меньшевиков.

При решении судьбы членов антибольшевистских партий Дзержинский учитывал мнение общественных деятелей. 7 марта 1922 г. Петроградским ГО ГПУ на конспиративной квартире была арестована неизвестная женщина, которая предъявила паспорт на имя Игнатовой Ольги Алексеевны. Было установлено, что она является видным членом партии правых эсеров Зубелович Юлией Михайловной, партийная кличка «Даша Кронштадская». Зубелович, находясь на нелегальном положении, активно занималась работой в правоэсеровских организациях, поддерживая связь с их лидером Черновым и другими деятелями эсеровской партии за границей. Коллегией ОГПУ 3 июля 1922 г. Зубелович была осуждена к высылке на 2 года в Оренбург под гласный надзор. Е. П. Пешкова обратилась в ГПУ с ходатайством об освобождении под ее поручительство Зубелович на одну неделю. Ходатайство рассмотрел Ф. Дзержинский и удовлетворил эту просьбу, Зубелович также был разрешен свободный проезд (без конвоя) к месту ссылки.

В конце 1923 г. Зубелович возбудила ходатайство о выезде в Польшу к проживавшим там матери и сестре, которое было поддержано Пешковой и положительно рассмотрено Дзержинским.

По постановлению комиссии НКВД от 4 января 1924 г. Зубелович была выслана за границу с запрещением, возвращаться в СССР в течение 3-х лет.

В 1923–1924 гг. по всей стране, в каждой губернии, области и союзной республике под негласным руководством сотрудников ГПУ-ОГПУ были проведены съезды рядовых эсеров, меньшевиков, дашнаков, укапистов и др., на которых делегаты действовали по заранее подготовленному чекистами сценарию. Деятельности парткомов РКП (б) и органов ГПУ способствовала завершению работы конференций и съездов бывших меньшевиков. 28 августа 1923 г. открылся Всегрузинский съезд бывших меньшевиков, на который прибыло 220 делегатов от 12 000 членов партии. На съезде с основным докладом выступил А.С. Мартынов, с содокладом «Тактика грузинской социал-демократии и самоликвидация партии» — Чумбуридзе.

Съезд осудил деятельность своих прежних лидеров, признав ее контрреволюционной.

В борьбе с меньшевиками Дзержинским много внимания уделялось тщательному подбору кадров. Так, он писал В.Л. Герсону 5 декабря 1923 г. о том, что «надо испробовать Шпицберга на деле меньшевиков», поэтому следует переговорить с Самсоновым и Шпицбергу дать дело ростовских меньшевиков для подготовки материала к судебному процессу; или предложить Ягоде поручить Шпицбергу разработать брошюру-руководство «с главными принципиальными инструкциями о ведении следствия и др. Надо его использовать во всю».

На партийные и советские органы старались воздействовать и заграничные центры оппозиционных партий, направляя деятельность своих организаций внутри страны и делая различные запросы на имя высших органов власти и управления. Так, Заграничная делегация партии левых эсеров и максималистов просила СНК СССР сообщить о судьбе заявления, поданного в начале октября 1923 г. на имя А.И. Рыкова, легально существовавшего в Москве Центрального Бюро объединения партии левых социалистов-революционеров и максималистов с протестом против ссылок в самые отдаленные места СССР, которые являются «в буквальном смысле слова мерой незаметного истребления инакомыслящих революционеров и социалистов».

Несмотря на открытое осуждение европейским общественным мнением политики большевиков, операции ГПУ по «самоликвидации» политических партий продолжались.

3 января 1924 г. секретарь ЦК РКП(б) В.М. Молотов направил директиву всем губкомам: «Не чинить препятствий объединению бывших меньшевиков в целях ликвидации меньшевистской партии…Образование таких групп (из рабочих меньшевиков — авт.) на многих промышленных центрах страны, где существовали сильные меньшевистские организации, дает возможность поставить вопрос об организованной ликвидации меньшевистской партии во всесоюзном масштабе».

Вслед за бахмутским съездом 1–4 февраля 1924 г. в Харькове состоялись съезды бывших меньшевиков, Екатеринославской, Киевской и Одесской губерний. Весной 1924 г. съезды бывших меньшевиков прошли в 10 губерниях, а в 24 созданы инициативные группы по созыву подобных съездов.

Следовательно, при участии чекистов как бы все было готово к. завершению кампании по ликвидации меньшевистской партии. Последнюю точку должен был поставить Всесоюзный съезд бывших меньшевиков. Но он не состоялся. О причинах этого свидетельствует работа созданной решением Оргбюро ЦК РКП(б) 16 октября 1924 г. особой комиссии в составе А.А.Сольца, В.Г.Кнорина и Н. Попова «для руководства конференцией бывших меньшевиков». После тщательного изучения положения дел комиссия высказалась однозначно о созыве съезда бывших меньшевиков во всесоюзном масштабе в циркулярном письме губкомам партии: «В настоящее время кампания конференций почти закончена и нужно решить вопрос о всесоюзном съезде бывших меньшевиков.

Комиссия считает созыв такого съезда нецелесообразным. На состоявшихся конференциях (Украина, Питер, Нижний, Брянск, Бежица, Саратов) было представлено не более 1000 человек (если к этому прибавить еще и группы, не устраивавшие никаких конференций в виду ничтожности своего созыва).

Сейчас этот состав быстро тает, так как рабочие — бывшие меньшевики, стремятся пройти в РКП, влиться с ленинским призывом…Кроме того, если для руководства губернскими (и даже Всеукраинским) съездами имелись налицо подходящие фигуры, то для руководства Всесоюзным съездом таковых нет…..Ввиду этого, комиссия считает момент для созыва общесоюзного меньшевистского съезда совершенно неподходящим».

Как видим, меньшевистская партия оказалась более «крепким орешком» для правящей партии. Она сумела противостоять идеологической кампании, напору, угрозам террора и конкретным мерам ГПУ-ОГПУ, сохранив основной костяк своих организаций не только за рубежом, но в внутри страны. И основной упор в работе РСДРП в СССР был сделан на использовании конспиративных средств и методов борьбы. Поэтому наряду с участием в подготовке и проведении съездов бывших эсеров и меньшевиков чекисты активизировали свои усилия на противостоянии подпольными организациями оппозиционных политических партий.

Нежелание большевиков вести диалог с оппонентами, отсутствие официальных ответов на многие обращения, вероятно, считалось нормой их поведения. Но, если не было диалога, то противоположная сторона переходила к монологу оружия, террора и диверсий. И эсеры в Баку приняли резолюцию с призывом к свержению советской власти, установили связь с Организационным Административным центром в Париже, который начал присылать эсерам директивы, литературу и деньги на ведение подпольной работы. Шла подготовка к восстанию и в Грузии.

Поэтому не случайно в середине 1924 г. в борьбе с меньшевиками основное внимание Председателя ОГПУ было приковано к Грузии. 6 августа 1924 г. был арестован В.А. Джугели — член партии с 1905 г., бывший организатор и председатель Главного штаба народной гвардии Грузии, член Президиума ЦК и Заграничного бюро, нелегально вернувшийся в конце апреля в Грузию.

Оказавшись в тюрьме и поняв бессмысленность восстания, Джугели обратился с просьбой к чекистам разрешить ему под честное слово или под поручительство, или же после принятия медленно действующего яда выйти на 3–4 дня из Закавказской ЧК на волю и разрешить этот «проклятый вопрос». «Новая кровь, — писал он, — никому уже не нужна». 9 и 12 августа он повторил эту просьбу. Но ЧК Грузии не использовала шанс избежать кровопролития. Сложилось впечатление, что восстание было необходимо, чтобы окончательно расправиться с партией меньшевиков и с другими оппозиционными силами в республике.

12 августа Джугели через свой канал, контролируемый чекистами, обратился к нелегальному ЦК меньшевиков, ко всем бывшим народогвардейцам со следующим письмом: «Дорогие товарищи!.. у них имеется серьезная агентура и серьезные агенты. У меня подозрения на кого-нибудь нет, но у них среди наших кругов имеются серьезные сотрудники, которые дают им полную информацию…». Однако это письмо не было принято в расчет на проходившем 18 сентября заседании Паритетного комитета, готовившего восстание.

За восстание проголосовали меньшевики, национальные демократы и эсеры, схивисты же и федералисты выступили против под тем предлогом, что восстание приведет к большим жертвам.

Дзержинский считал, что необходимо нанести основной удар по агентуре грузинских меньшевиков в Грузии и Москве. 20 августа 1924 г. он направил записку Менжинскому: «В каком положении вопрос о деле террористов Грузии, связанных с Джугели и находящихся в Москве. Притоны-шашлычные и столики — грузинские в Москве — опаснейший очаг. Надо составить план осведомления о них и обезврежения (так в тексте — Авт.), выработать меры вплоть до разгрома и изгнания из Москвы». Через два дня в Грузии на очередном заседании Паритетного комитета было подтверждено решение о вооруженном выступлении против большевиков в конце августа. Но еще 13 августа парткомы РКП(б) были предупреждены о том, что на 15–20 августа ожидается вооруженное выступление меньшевиков. Они приняли ряд превентивных мер, проведя аресты ряда руководителей, усилив охрану правительственных зданий и военных объектов.

20 августа 1924 г. Дзержинский в записке к Менжинскому интересовался, «в каком положении вопрос о деле террористов Грузии, связанных с Джугели и находящихся в Москве…».

Восстание началось в ночь с 28 на 29 августа и было быстро подавлены. В ряде городов и крупных населенных пунктов, таких как Хони, Самтреди и Тквибули, выступлений не было.

Состоялся скорый суд, и уже 31 августа 1924 г. Дзержинский писал В.Р.Менжинскому: «Согласно решения правительства Закавказской республики, прошу распорядиться о немедленном приведении в исполнение высшей меры наказания по отношению к 1) Пагава, 2) Нодия, 3) Цимизоваришвили, 4) Хомерики и 5) Чхиквишвили». В.Р.Менжинский отдал аналогичное распоряжение Г.Г.Ягоде, тот направил записку А.Я. Беленькому: «На исполнение». 1 сентября 1924 г. секретарь Дзержинского В.Л.Герсон доложил ему: «Приговор приведен в исполнение».

В советских газетах появились сообщения о том, что в Тифлисе в начале сентября 1924 г. расстреляны организаторы восстания. Грузинская ЧК привела в исполнение приговор ГрузЧК над 24 его организаторами. 6 сентября, чтобы не допустить самочинных расправ, в Закавказскую ЧК на имя С.Г. Могилевского Ф.Э. Дзержинским была направлена срочная телеграмма: «Вы должны принять все меры, чтобы директива ЦК была строго выполнена. Ни один расстрел не должен быть произведен без санкции ЦК вообще… Все предложения о применении высшей меры присылать нам, то есть Коллегии ОГПУ, на предварительную санкцию».

О срочности говорит и время отправления телеграммы: «О час.20 мин. 6 сентября 1924 г.».

В оценке событий августа 1924 г. в Грузии более близок к истине глава английской рабочей делегации Ф. Адлер, побывавшей в Советском Союзе: «Эта грузинская Чека «ликвидировала» восстание, и она ответственна за многочисленные казни и ссылки. Суровое подавление восстания, вовсе не представлявшего большой опасности, чекисты оправдывают обычными в таких случаях аргументами».

В результате деятельности органов ГПУ-ОГПУ в 1923–1924 гг. все находившиеся под надзором на территории СССР антибольшевистские группировки были в стадии разложения. Некоторые из них почти сошли на нет, другие — с большим трудом старались сохранить организационные связи, основное ядро партийного актива. И это им удалось только отчасти. Сотрудники ОГПУ не ограничивались только оперативными мероприятиями, а участвовали и в подготовке агитационного материала по важнейшим группировкам, разрушали связи с заграничными центрами. Многочисленные провалы и выходы из их рядов опытных работников привели к тому, что среди лиц, оставшихся в оппозиционных партиях, преобладало подавленное настроение. Уже в отчетах губернских ЧК 1922 г. встречались однозначные формулировки: «Работы антисоветских партий не наблюдалось», а в 1924 г. — «антисоветские партии и группировки ничего существенного против соввласти и ее политики не проявили».

Церковь, будучи дезорганизованной, также не представляла какой-либо политической силы. Хорошо известный сегодня как непримиримый борец с советской властью патриарх Тихон 16 июня 1923 г. писал в Верховный Суд: «…Я раскаиваюсь в своих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т. е. освободить меня из-под стражи.

При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархической белогвардейской контрреволюции».

Для большевиков, по мнению Дзержинского, не представляли серьезной опасности и сионистские организации. 15 марта 1924 г. после просмотра сионистских материалов писал В.Р. Менжинскому и Г.Г. Ягоде: «Признаться, точно не пойму, зачем их преследовать по линии сионистской принадлежности. Большая часть их нападок на нас опирается на преследование их нами. Они преследуемые в тысячу раз опаснее для нас, чем не преследуемые и развивающие свою сионистскую деятельность среди еврейской мелкой и крупной, спекулирующей буржуазии и интеллигенции. Их партийная работа поэтому для нас совсем не опасна — рабочие (доподлинные) за ними не пойдут, их крики, связанные с арестами их, долетают до банкиров и «евреев» всех стран и навредят нам немало.

Программа сионистов нам не опасна, наоборот, считаю полезной.

Я когда-то был ассимилятором. Но это «детская болезнь».

Мы должны ассимилировать только самый незначительный процент, хватит. Остальные должны быть сионистами. И мы им не должны мешать под условием не вмешиваться в политику нашу. Ругать евсекцию разрешить, тоже и евсекции. Зато нещадно бить и наказывать спекулянтов (накипь) и всех нарушающих наш закон. Пойти также сионистам навстречу и стараться давать не им должности, а считающим СССР, а не Палестину своей Родиной».

В письме к Менжинскому 24 марта 1925 г. он снова высказал сомнение в необходимости борьбы с сионистскими организациями: «Правильно ли, что мы преследуем сионистов? Я думаю, что это политическая ошибка. Еврейские меньшевики, т. е. работающие среди еврейства, нам не опасны. Наоборот, это не создает рекламы меньшевизму.

Надо пересмотреть и нашу тактику. Она неправильна». 26 мая 1925 г. Дзержинский поручил Герсону узнать, сколько сидит в тюрьме сионистов, сколько сослано в различные губернии, на какие сроки, сколько приговорено в тюрьмы и концлагерь и скольким разрешен выезд за границу? Верно ли, что многие из арестованных желают вместо ссылки ехать за границу, их мы не пускаем?».

Агитационно-пропагандистская и организационная работа парткомов ВКП (б), подкрепленные специфическими методами борьбы, разброд и массовый выход из партий, не только инспирируемый чекистами, но в большинстве случаев по своей воле членами оппозиционных партий, привели к тому, что в уже в 1925 г. на всей территории СССР не существовало ни одной серьезной организации эсеров, меньшевиков и анархистов. Однако это не означало, что в стране не было социальной базы для появления враждебных партии большевиков новых буржуазных и мелкобуржуазных организаций вместо пришедших в упадок «старых» партий. На такую возможность указала резолюция Июльского(1926 г.) Объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП (б). В ней подчеркивалось, что «в условиях нэпа, при наличии частичного восстановления капиталистических отношений и продолжающегося еще развития массы кустарных и крестьянских хозяйств на мелкобуржуазной основе, неизбежны со стороны остатков мелкобуржуазных политических партий (меньшевиков, эсеров) новые попытки восстановить свои организации и влияние».

За рубежом остались эмигрантские центры и различные организации, продолжавшие борьбу против большевиков. Эта оппозиция носила ярко выраженный антибольшевистский характер. Она стремилась четко определиться к тем процессам, которые происходили в Советском Союзе. В числе других образовались новые карликовые партии и группы, ставившие своей целью борьбу с Советской Россией. Такой была «Российская народная крестьянская партия зеленых», провозгласившая себя военно-политической диктаторской организацией фашистского толка. В основном документе «Зеленая программа есть путь к спасению России», ее сторонники рекомендовали населению: «В случае войны с Польшей, Румынией или Китаем, убегайте к неприятелю, сдавайтесь в плен… Железные дороги, склады, мосты взрывайте! На спящие гарнизоны по ночам нападайте! Своих разведчиков посылайте в Красную Армию! Ведите там пропаганду, вредную для советской власти. Ярых коммунистов и комсомольцев попросту перевешайте без милости где попало: на телеграфных столбах, на фонарях!».

О причинах поражения самых крупных оппозиционных партий России (эсеров и меньшевиков) видный кадет П.Н. Милюков писал: «Если они теперь выдерживают более радикальную линию тактики и готовы осудить свое прежнее (добольшевистское) отношение к идее «коалиции», то теперь это просто потому, что, во-первых, несоциалист. элементы сильно дискредитировали себя в глазах русских масс, а, во-вторых, потому, что внутри России эти элементы слишком дезорганизованы, чтобы среди них можно было искать деятельных союзников». Более категоричен был один из лидеров меньшевиков А.Н. Потресов. «Меньшевизм, — писал он, — увы, вступал в революцию с величайшим надрывом в своей идеологии, в своей политической психологии. Он было надломлен и раздвоен войной. Он испытал жестокое разочарование, ощутив бессилие и несостоятельность Интернационала перед лицом мировой катастрофы».

Добавим, разношерстность взглядов их лидеров, от соглашательства до непримиримой борьбы, обусловила множественность групп и течений внутри самих партий, которые то объединялись, то раскалывались, создавая временные аморфные образования. Белогвардейский журнал «Зарница», издававшийся в Константинополе, справедливо писал: «Боже! Что за дикий гвалт, что за вакханалия, что за отвратительный шабаш! Эсеры правые, эсеры левые, эсеры — шанжан, меньшевики, энесы, кадеты правые, кадеты левые, махновцы, черносотенцы, петлюровцы, анархисты, авантюристы, жулики — хаос! И как все орут… Прямо понять ничего невозможно».

Противники коммунистов всегда возлагали больше надежды на интервенцию и на раскол внутри правящей партии. Опыт чекистов, накопленный в борьбе с различными антибольшевистскими партиями и общественными организациями, не был сдан в архив, политическое руководство страны активно использовало его теперь уже в борьбе с оппозицией внутри своей партии.

Дзержинскому, как члену ЦК и главе органов госбезопасности принадлежала особая роль в борьбе с оппозицией. Любые идейнотеоретические споры о путях социалистического строительства, всякое «особое мнение» в компартии он квалифицировал как враждебную деятельность и прямую контрреволюцию, а принцип демократического централизма рассматривал как диалектическое единство и взаимодействие внутрипартийной демократии и централизма, считая, что организационные формы партии должны отвечать интересам строительства социализма. «Мы никогда не были кретинами демократизма…. - подчеркивал Дзержинский, демократию можно и должно развивать только на той платформе, которую дал нам партийный съезд». Соблюдение коммунистами партийной дисциплины, выполнение партийных решений на деле показывает, что они за единство «не формально…а по существу», потому что «раз съезд партии принял постановление, что единство партии должно быть соблюдено, нужно этому подчиниться».

Дзержинский считал, что защита завоеваний социалистической революции несовместима с существованием фракции и группировок внутри партии, поскольку они дезорганизуют ее позитивную деятельность, раскалывают ее ряды, ослабляя тем самым идейное и организационное единство большевистской партии. И всякая дискуссия в партии воспринималась им чуть ли не как состояние войны, введения особого или чрезвычайного положения.

Следует отметить, что Дзержинский отстаивал свою точку зрения, иногда не соглашаясь с В.И.Лениным, но зачастую уступая его аргументам, и подчиняясь в спорах с И.В. Сталиным, которому помогал расправляться с политическими противниками.

В начале 1918 г. шла дискуссия по поводу заключения с Германией Брестского мира. Дзержинский в числе многих членов ЦК был в оппозиции к Ленину, поддерживая «левых коммунистов», которые выступали против заключения мира, считая, что немцы не будут наступать, так как они знают о русской революции и жаждут мира, к тому же в Германии и в Австро-Венгрии вот-вот разразиться революция, а заключение мира может ее ослабить. По мнению Дзержинского, подписание мира усилит германский империализм и вместе с тем не избавит от новых ультиматумов. «Подписывая этот мир, мы ничего не спасем», — говорил он..

Но все эти рассуждения оказались несостоятельными с 18 февраля 1918 г. в связи с переходом германских войск в наступление на всем русском фронте.

Надо сказать, что в годы Гражданской войны оппозиция в РКП(б) не проявляла себя столь характерно. Шла война, вопрос о судьбе советской власти и самой правящей партии решался не на трибуне съездов и конференций, а на полях сражений. И больше вопросов было связано с мировым коммунистическим движением.

Так, в начале сентября 1920 г. Дзержинский занимался расследованием убийства членов ЦК компартии Финляндии, которое произошло 31 августа на улице Красных Зорь, в помещении финского рабочего клуба имени Куусинена, в 9-м часу вечера. Во время собрания активных работников партии, туда вошли вооруженные финны и при входе выстрелами из револьверов убили члена ЦК ФКП И. Рахья и ранили чертежника Э. Суркаулса, после расстреляли в зале члена ЦК В. Искинена, кассира военной организации К. Линдквиста, заведующего пропагандой Т. Хюрскюмурто, заведующего регистрационным отделом Ф. Куттунена, красного командира И. Виисасаари и члена партии И. Сайнио. При нападении были ранены: член ЦК Г. Эвя, секретарь военной организации Э. Саволайнен, заведующий административным отделом Я. Рахья, заведующий агитацией И. Лехтинен, заведующий конспиративными квартирами И. Састемойнен, член коллегии бюро И. Вастен, секретарь бюро М. Виркки и члены партии А. Лайне, А. Петерсон и А. Поккинен. После расправы убийцы удалились из помещения и при выходе были разоружены прибывшей на выстрелы милицией.

По горячим следам для расследования дела создана комиссия под председательством Дзержинского. В сообщении ВЧК утверждалось, что финские белогвардейцы, пользуясь эмигрантской склокой и неопытностью группы финской молодежи, сделали ее слепым орудием своих планов. На самом деле это было продолжением внутрипартийной борьбы в компартии Финляндии. Участники нападения были осуждены, содержались в тюрьме, а затем были высланы на постоянно жительство в Читу.

В конце ноября 1920 г. Дзержинский занимался делом Галана, 9 ноября обратившимся к В. И. Ленину с письмом, в котором указал на ошибочность выдвинутого против него обвинения в критике ряда коммунистических организаций и на незаконность его ареста 12 октября 1920 г. 25 ноября 1920 г. В.И. Ленин направил письмо Ф.Э. Дзержинскому, высказав возмущение из-за «вообще неудачного» ответа начальника ИНО ВЧК Могилевского. В ответе арест мотивирован «критикой советской власти». — «Мотив нелепый. Из дела же видно, что суть совсем не та. Суть — заявление Меринограциа, делегата Коминтерна. Он нашел Галана подозрительным. И Галан не нашел ни свидетелей в свою пользу, ни доказательств.

При таком положении дела странно, что т. С. Могилевский, поторопившийся первый раз (неудачная мотивировка), поторопился затем второй раз (освободил Галана 21/ХІ)

Как теперь быть, надо обдумать. Может быть, правильнее всего было бы:

1. спешно навести добавочные справки, формально допросив еще раз Мееровича и затребовав отзыв Коминтерна, проверив, кто такой Меринограциа, кто может и должен знать Галана (Бухарин говорил мне на днях, что из Испании, есть здесь еще приехавшие) и т. д.;

2. после этого Галана, если он останется подозрительным, арестовать вторично, потребовав от него: докажите, что вы от такой-то организации, что вы можете найти свидетелей за вас».

После расследования дела в декабре 1920 г. Галан выехал за границу.

В конце Гражданкой войны, проанализировав положение в РКП (б), Дзержинский считал, что причины всех ее болезней — война, увеличение численности, слабая подготовка новых членов партии, а также нищета, примазавшиеся и привилегии партийных чиновников.

Переход к новой экономической политике был началом одного из кризисов в РКП (б). Это выразилось в партийных дискуссиях, в недовольстве политикой руководства РКП(б) в центре и на местах. Например, в середине февраля 1921 г. в Челябинске рабочие и рабочие-коммунисты выступили против губкома и губревкома с требованием перерегистрации всех членов партии губернии. На секретном совещании рабочих коммунистов с участием районного железнодорожного комитета был избрана тройка для руководства вооружением рабочих. 15 февраля секретарь ЦК Л. Серебряков и Ф. Дзержинский от имени Оргбюро ЦК РКП (б) телеграфировали в Екатеринбург Пятакову о том, что ему поручено срочно выехать в Челябинск для принятия от имени ЦК срочных мер. ВЧК уполномочила его, кого посчитает нужным из губЧК, выслать в Москву в распоряжение ВЧК и, если потребуется, временно назначить нового председателя.

Накануне X съезда РКП(б) (3 марта 1921 г.) Дзержинский писал И.П. Павлуновскому: «…Сейчас переживаем самое трудное время. Партийный съезд, надеюсь, создаст снова единую волю, без которой победить будет немыслимо. Сейчас надо снова стать бойцами как в октябрьские дни».

В мае 1921 г. вместе с М.В.Фрунзе и И.В.Сталиным в составе специальной комиссии ЦК РКП (б) Дзержинский расследовал антипартийную деятельности Томского и в это же время по поручению ЦК РКП (б) принял участие в разработке и подготовке документов по проведению чистки партии. В сентябре 1921 г. на заседании Оргбюро ЦК РКП (б) он выступил с докладом «О порядке и способах поверки и чистки РКП(б)».

В марте 1922 г. XI съезд РКП(б) создал комиссию в составе Ф.Э. Дзержинского, Г.И. Петровского, С.М. Кирова, Е.М. Ярославского и других делегатов съезда, которой было поручено расследовать фракционную деятельность одной из организаций «рабочей оппозиции» (так называемой «группы 22-х»).

В конце 1922 г. Дзержинский выехал в Грузию для разбора дела группы национал-уклонистов во главе с П.Г.Мдивани, выступившей против образования Закавказской федерации и вхождения в нее Грузии. Дзержинскому не удалось ликвидировать конфликт, наоборот, он его усугубил категоричностью суждений и своим нетактичным поведением. 12 декабря 1922 г. Дзержинский возвратился в Москву. Ленин в письме «К вопросу о национальностях или об «автономизации» отметил, что Дзержинский «отличился тут тоже только своим истинно русским настроением…».

К 1923 г. в РКП (б) действовали две нелегальные оппозиционные организации «Рабочая группа» и «Рабочая правда».

«Рабочая группа» возглавляла забастовочное движение, создавала конфликтные ситуации в партийных организациях, стояла за всеобщую политическую стачку.

В «Рабочую правду» в основном входили пролеткультовцы, бывшие меньшевики и бундовцы. Идейным вдохновителем ее являлся А. Богданов, исключенный из большевистской партии за оппортунистическую деятельность еще в 1909 г. Эта организация предлагала партии схему общественного развития, основой смысл которой сводился к тому, что на смену империализму в связи с «некультурностью» рабочего класса должен прийти не социализм, а госкапитализм во главе с буржуазией нового типа. «Рабочая правда» отрицала социалистический характер Октябрьской революции, требовала предоставления избирательных прав эксплуататорским классам и различных уступок буржуазии.

Особое внимание Дзержинского было уделено лидеру оппозиционной сталинскому руководству «Рабочей группы» Г.И. Мясникову. В июне 1922 г. он отдал распоряжение Агранову проверить достоверность показаний Блодвина в ЦКК РКП (б) об окружении Мясникова: Кузнецова, Петрова, Кликанова и Железянка, и если необходимо, то задержать их; уточнить, когда Демидов и Берзина были исключены из партии, выявить связи Хохлова с «Рабочей Группой», «обратить сугубейшее внимание» на железные дороги; представить дело «IV Интернационала» и ликвидировать эту группу; предоставить список арестованных и «дойти до последнего человека из «Рабочей, группы».

Исключенный из партии Г.И. Мясников обвинил ее руководство в антирабочей политике и жесткой цензуре. В письме к В.И. Ленину, в мае 1923 г. выступил против жестких мер цензуры: «Я хочу свободы слова и печати для меня — пролетария, который состоит в партии 16 лет и состоит не за границей, а в России. Из 11 лет до 17 г. моей партийности 7,5 лет сидел в тюрьмах, на каторге, где 75 дней в общей сложности голодал в виде протеста. Был нещадно избиваем, подвергался пыткам… Вы разве не знаете, что за такой разговор, который веду я, не одна сотня и тысяча пролетариев сидит в тюрьмах…».

Учитывая тот факт, что «Рабочая правда» и «Рабочая группа» выступили против политики партии, Политбюро ЦК РКП (б) создало комиссию во главе с Дзержинским, которой было поручено расследовать деятельность этих организаций и доложить о намечаемых мерах по ее пресечению. В августе 1923 г. на заседании Политбюро ЦК и в сентябре на пленуме ЦК, проходившем при участии представителей 60 крупных партийных организаций, Дзержинский доложил о положении в партии в связи с деятельностью «Рабочей правды» и «Рабочей группы». Он отметил, что руководитель «Рабочей группы» Г.И. Мясников, находясь в Германии, при содействии одного из лидеров левооппортунистической группировки в Германской коммунистической партии Рут Фишера напечатал 4 тыс. экземпляров так называемого «Манифеста «Рабочей группы РКП», носившего ярко выраженный антисоветский характер.

7 сентября 1923 г. Дзержинский направил полпреду СССР в Германии Н.Н. Крестинскому письмо с выпиской из постановления комиссии НКВД об отмене ее постановления от 25 мая с. г. о высылке за границу Гаврила Ивановича Мясникова. Он просил Крестинского лично вызвать Мясникова к себе и объявить ему об отмене высылки и разрешении вернуться в СССР.

Высылка был отменена, ввиду того, что пребывание Мясникова в Германии стало нежелательны, вследствие развитой им антипартийной и антисоветской работы и установлении им контакта с левым крылом Германской компартии. Необходимость возвращения Мясникова на родину была признана руководством РКП (б). В конце письма Дзержинский просил Крестинского «принять все меры к тому, чтобы Мясников выехал немедленно обратно в Совроссию». «Из беседы с Вами, — подчеркнул он, — у Мясникова должно сложиться впечатление, будто вопрос о репрессиях против него отпал. О достигнутых Вами результатах просьба меня уведомить».

Мясников вернулся из Германии и был изолирован сотрудниками ГПУ. Ему предъявили обвинение во враждебных акциях против партии и Советского государства.

25 сентября 1923 г. Пленум ЦК РКП (б) принял специальное постановление по докладу Дзержинского, в котором отмечалось, что участие в «Рабочей группа» и «Рабочей правде» и оказание содействия им являются несовместимыми с пребыванием в партии.

Осенью 1923 г., воспользовавшись экономическими трудностями и болезнью В. И. Ленина, троцкисты развязали новую дискуссию в партии. Дзержинский особенно остро реагировал на действия троцкистов. Он обратил внимание коммунистов на важность борьбы с ними, раскрыл политический вред оппозиции, отметив в одной из своих записок, что в борьбе против троцкистов на карту поставлена судьба большевистской партии и государства. «За партию, — писал он, — дело немалое. Вопрос идет, быть ли нашей большевистской ленинской партии коммунизма или нет. Вопрос идет, быть ли Советскому Союзу Республик или нет».

В начале октября 1923 г. в ЦК РКП(б) поступило письмо Л.Д. Троцкого и «заявление 46-ти», подписанное троцкистами, децистами, остатками групп «левых коммунистов» и «рабочей оппозиции». Это была попытка троцкистов противопоставить рядовых коммунистов партийному аппарату, добиться свободы фракции и группировок внутри партии. Дзержинский возглавил избранную пленумом комиссию по выработке резолюции. Одна из правок проекта резолюции, внесенная Дзержинским, дает четкое представление о его предложениях, направленных на укрепление единства партии: «Пленумы ЦК и ЦКК с представителями 10-ти парторганизаций признают выступление Троцкого в переживаемый международной революцией и партией ответственнейший момент глубокой политической ошибкой в особенности потому, что нападение Троцкого, направленное на Политбюро, объективно приняло характер фракционного выступления, грозящего нанести удар единству партии и создающего кризис партии».

В проекте резолюции подчеркивалось, что «революционным долгом всех активных работников партии является обеспечить ЦК-ту в это трудное время полное доверие и непоколебимую поддержку»' [1669] . (Курсив Ф.Э. Дзержинского — Авт.). В выступлениях оппозиционеров противники большевиков за рубежом увидели симптом раскола партии. Ведущая газета американской буржуазии «Нью-Йорк таймс» писала 23 января 1924 г., что «в РКП (б) начался процесс распада, который приведет к окончательному крушению партии. Конец, возможно, является вопросом нескольких месяцев». Имея в виду эти выступления буржуазной и белоэмигрантской прессы, Дзержинский отмечал: «Когда наши враги замечают те или другие внутренние трения или разногласия, они это стараются раздуть и сделать из этого колоссальнейшую основу для раскола. Если вы будете читать и следить за заграничной прессой, за газетами наших врагов, вы увидите, как они ловят всякие слухи, всякие сплетни и разукрашивают их и говорят о том, что партии приходит конец…».

19 ноября 1923 г. Дзержинский вернулся делу Г.И. Мясникова. В письме в ЦК РКП (б) на имя В.М. Молотова он отметил: «Считаю пребывание Мясникова на свободе сугубо опасным. Во-первых, для всех это непонятно и является доводом, что ЦК боится его или чувствует свою неправоту в отношении «Раб. группы», ибо Мясников абсолютно не изменил своих взглядов и этого не скрывает.

Затем Мясников, вернувшись сюда и не находя того, за чем сюда приехал (переговоров и договоров с ЦК) — теряет всякую почву и, будучи психически неуравновешенным, может выкинуть непоправимые вещи, о чем говорил в свое время Рязанов.

Поэтому я думаю, что Мясников должен быть арестован. О дальнейшем необходимо решить после его ареста. Думаю, что надо будет его выслать так, чтобы трудно было ему бежать».

Через три дня опросом членов Политбюро ЦК РКП (б) предложение Дзержинского о немедленном аресте Г.И. Мясникова было утверждено.

Следует иметь в виду, что чекисты принимали активное участие в партийных дискуссиях. Их партийные организации были достаточно большими, поэтому мнение коммунистов-чекистов было важно для ЦК и губкомов РКП (б). Например, в Москве в конце 1923 г. в центральном аппарате и губотделе ОГПУ насчитывалось 1500 коммунистов. Во время дискуссии большинство чекистов отстаивало линию ЦК. Такая позиция объяснялась подбором состава коммунистов в ГПУ и той атмосферой непримиримости, которая сложилась в партии и всячески насаждалась и поддерживалась сверху усилиями руководства. Люди, которые думали иначе или сомневались в политике партии, вызвали особое беспокойство у Дзержинского, который рекомендовал всем руководителям прежде всего «обратить внимание] на партийных] середняков».

Председатель ВЧК-ОГПУ, начальники управлений, отделов и служб следили за положением дел в партийных организациях. Например, он внимательно анализировал соотношение сил в аппарате ОГПУ в дискуссии 1923–1924 гг. Из его личных подсчетов видно, что из 551 членов РКП (б) линию ЦК поддерживало 367 человек, 40 — были против, 129 проявляли колебания, мнения других не было известно. И Дзержинский принял меры, чтобы ослабить силы оппозиции. В конце декабря 1923 г. общее партийное собрание центрального аппарата ОГПУ фактически единодушно одобрило линию ЦК РКП (б) и постановило: «Партстроительство должно вестись в соответствии с резолюцией ЦК, которая намечает действительный путь для сплочения партии».

19-20 декабря 1923 г. в клубе ОГПУ состоялось общее собрание коммунистов ОГПУ, Московского губотдела ОГПУ, особого отдела МВО и типографии № 29. На собрании был представлен весь «цвет» троцкистской оппозиции, возглавляемой Е.А. Преображенским. Оппозиционеры явно рассчитывали на то, что им удастся привлечь на свою сторону чекистские ячейки.

Обстоятельства сложились так, что Дзержинский не смог 19 декабря присутствовать на дискуссии. В это день коммунисты заслушали доклад члена Коллегии ОГПУ М.А. Трилиссера, отстаивавшего линию ЦК, и содоклад Преображенского, который обещал улучшить экономическое и политическое положение в стране, поднять жизненный уровень населения, обеспечить развитие внутрипартийной и рабочей демократии.

Дзержинский появился на собрании 20 декабря. Чекист Ю.В. Садовский вспоминал: «В конце речи Дзержинский сказал, что раньше он ценил и уважал Преображенского. Кто-то из зала прервал его репликой: «А теперь?» — «Теперь… — Дзержинский смерил побледневшего Преображенского, — теперь…я его ненавижу. Он враг партии. Он наш враг, он мой враг» и закончил речь словами: «Противникам линии Центрального Комитета нашей партии не место в ОГПУ. Уходите!».

Собрание осудило «фракционность и группировки внутри РКП(б), а также попытки создавать таковые, считая, так как они подрывают «столь необходимое единство партии и внесут разложение в ее ряды». Политическую линию ЦК поддержали местные партийные чекистские организации Омска, Петрограда, Курска, Ростова-на Дону, Новониколаевска и других городов. Но острая идейная борьба с троцкистской оппозицией не утихала вплоть до января 1924 г. Дзержинский неоднократно выступал на собраниях партячеек Московской организации РКП(б) и районных партконференциях. Он боялся раскола партии, который мог привести к отстранению от власти большевиков: «Дело немалое. Вопрос идет, быть ли нашей большевистской ленинской партии коммунизма или нет. Вопрос идет, быть ли Советскому Союзу республик или нет.

Демократия. — Твердая рука.

Что такое партия — это аппарат рабочего класса.

Положение республики — ножницы.

Роль партии в деле руководства] государственными] и хозяйственными] органами».

Председатель ОГПУ внимательно следил за реакцией за рубежом. 24 декабря 1923 г. просил В.Л. Герсона представить ему сводки о слухах в связи с дискуссией», и отдал распоряжение: «Прошу завести сводку об использовании дискуссии нашей белогвардейской русской прессой и буржуазной заграницей». Начальник ИНО ОГПУ М.А. Трилиссер через два дня информировал Ф.Э. Дзержинского, И.В. Сталина, Г.В.Чичерина, В.Р. Менжинского о том, что в Берлине усиленно распространяются слухи о близком падении советской власти, и германские правительственные органы уже принимают меры по охране и передаче «законной власти» имущества посольства, разрабатывают планы аресте сотрудников советских учреждений. В информации подчеркивалось, что «слухи эти характерные в связи с повышенным интересом иностранцев к развивающейся у нас партдискуссии».

После ликвидации оппозиционных «Рабочей партии» и «Рабочей группы» все политические дела внутрипартийной оппозиции стали рассматриваться специально созданной Политбюро ЦК партии комиссией по политическим делам.

Внутрипартийная борьба привела к выходу из партии тысяч коммунистов, что было характерным и для последующих лет: в 1924 г. оставили ряды правящей партии 7 501, в 1925 г. — 12 094, в 1926 г. — 21 045 ее членов. Но это не беспокоило руководство компартии, оно считало, что, очищаясь от оппозиционеров, партия укрепляет себя.

ХIV конференция РКП (б) приняла «Тезисы о задачах Коминтерна и РКП(б) в связи с расширенным пленумом ИККИ», в подготовку которой немалый вклад внес Дзержинский. Она подвергла критике взгляды троцкистов и других оппозиционеров. Члены Политбюро Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев голосовали за решение конференции, но начали сколачивать свою группировку в Ленинграде и Москве. Зиновьев пытался превратить ленинградскую организацию в опорную базу борьбы против ЦК партии.

Правящая партия была вынуждена принять меры для отпора раскольникам. Тогда оппозиционеры решили дать бой партии по всем коренным теоретическим вопросам экономической политики Центрального Комитета и внутрипартийной жизни на XIV съезде ВКП (б).

Трибуна XIV съезда партии (18–31 декабря 1925 г.) стала ареной борьбы против «новой оппозиции». Взгляды и оппозиции были осуждены в выступлениях А. А. Андреева, К. Е. Ворошилова, Ф. Э. Дзержинского, А. А. Жданова, М. И. Калинина, С. М. Кирова, Г. К. Орджоникидзе, И. В. Сталина, М. Э. Рудзутака и других. Е. Ярославский в своих воспоминаниях писал: «Он [Дзержинский — Авт.] был одним из тех, кто наиболее резко боролся против оппозиции. Он назвал выступление оппозиции на съезде не иначе, «как измену интересам партии».

Во время работы съезда 28 декабря 1925 г. был созван Пленум ЦК для обсуждения вопроса о «новой оппозиции». В его работе активное участие принял Ф.Э. Дзержинский. На Пленуме лидеры «новой оппозиции» Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев выступили с предложением опубликовать их речи, произнесенные на XIV съезде ВКП (б). Дзержинский решительно выступил против этого предложения. Он заявил, что идеологически ошибочные и политически вредные речи оппозиционеров, прозвучавшие с трибуны съезда, не только нельзя издавать, но и решением съезда необходимо наложить запрет на все выступления представителей «новой оппозиции» перед коммунистами Ленинградской партийной организации, поскольку их фракционная работа все еще продолжается.

Разоблачая попытки Зиновьева дезавуировать решение съезда об оппозиции, Дзержинский отмечал: «Никакая партийная демократия не может быть направлена…против решений партийного съезда… Партийный устав и наша партийная демократия зиждется только исключительна на единстве партии… мы должны сохранить во что бы то ни стало единства нашей партии».

На Пленуме ЦК ВКП (б) 1 января 1926 г. Дзержинский резко выступил против произвольного толкования оппозицией внутрипартийной демократии, против нарушений зиновьевцами партийной дисциплины и Устава партии. «Есть определенная линия, — говорил он, — ты должен выполнять эту линию. Ты можешь иметь свое мнение, но только в границах определенной линии, которая дана. В этом заключается наше большевистское единство. И только при таком единстве мы до сих пор побеждали, и только и таком единстве мы будем побеждать…».

11 февраля 1926 г. ХХIII Чрезвычайная партийная конференция ВКП(б) Ленинграда отстранила зиновьевское руководств и избрало новый губком во главе с С.М. Кировым. На конференции с докладом о хозяйственном строительства СССР выступил Дзержинский. «Разрешение стоящих перед нами задач, — говорил он в заключительном слове, — требует величайших усилий. Этого мы сможем достигнуть лишь при стальном единстве. Поэтому мы должны вбить осиновый кол в попытки разбить стальное ленинское единство».

На Апрельском (1926 г.) пленуме ЦК, обсуждавшем вопрос о хозяйственном положении в стране и хозяйственном строительстве, Л.Д.Троцкий. Л.Б. Каменев и Г.Е.Зиновьев выдвинули идею о «сверхиндустриализации» за счет безудержного выкачивания денежных средств из деревни, ограбление крестьян. О том, к каким пагубным для советского государства последствиям могло привести принятие этого предложения, в своей речи сказал Дзержинский: «В тех речах, с которыми здесь вступали Каменев и Троцкий, совершенно ясно и определенно нащупывалась почва для создания новой платформы, которая приближалась бы к замене не так давно выдвинутого лозунга «лицом к деревне» лозунгом «кулаком к деревне». Он дал политическую оценку точки зрения оппозиции, заявив, что «этот совершенно ошибочный политический уклон может быть и для нашей промышленности, и для советской власти убийственным».

Потерпев поражение на апрельском пленуме ЦК, лидеры «новой оппозиции» летом 1926 г. вступила в блок с троцкистами и остатками других оппозиционных групп. Они проводили конспиративные совещания, подпольные собрания и начали создавать нелегальную организации для борьбы внутри партии. Отмечая вред, наносимый партийному единству и советской власти действиями оппозиционеров, Дзержинский 11 июля 1926 г. в одной из записок на имя И.В. Сталина подчеркивал, что партийную дискуссию по-прежнему всячески пытаются использовать наши враги и в частности белополяки, Пилсудский «рассчитывает на наше партийное разложение…».

На Июльском (1926 г.) Объединенном пленуме ЦК и ЦКК Дзержинский вновь выступил с обличительной речью против троцкистско-зиновьевского блока. Он обвинил их в применении методов демагогии и политиканства. Разоблачая политический вред оппозиции, Дзержинский отметил, что вся ее аргументация основана «не на фактических данных, а на желании во что бы то ни стало помешать той творческой работе, которую Политбюро и пленум ведут».

20 июля 1926 г. в 12 часов дня, за три часа до кончины он произнес страстную речь, бичуя оппозицию. Это было последнее его выступление. Оно прозвучало призывом к сплоченности коммунистов.

 

Глава 15. Забота об обороноспособности республики и о ее Вооруженных силах

Ф.Э. Дзержинский внес большой вклад в повышение обороноспособности Советской Республики, в создание и строительство Красной Армии. В годы Гражданской войны и борьбы с интервентами он принимал активное участие в укреплении Красной Армии, пограничных войск и войск внутренней охраны, в организации разгрома белогвардейских армий, возглавлял борьбу с внутренней и внешней контрреволюцией. Он работал на постах председателя Военного совета войск внутренней охраны, председателя Комитета обороны Москвы, начальника тыла Юго-Западного фронта, члена реввоенсовета Западного фронта, в составе партийно-следственной комиссии по установлению причин сдачи г. Перми; внес большой вклад в постановку партийно-политической работы в разработку тактики разгрома политического бандитизма, в организацию охраны тыла Красной Армии. По инициативе Дзержинского были созданы крупные маневренные соединения для окружения и полного уничтожения бандитских формирований, проведена мобилизация железнодорожного транспорта на огромной территории нашей страны, четко осуществлялась перевозка войск, было улучшено снабжение армии вооружением, боеприпасами, продовольствием, организована охрана железнодорожных коммуникаций и вагоннопаровозного парка от диверсий и других враждебных акций.

В мирное время работа Дзержинского, по словам М.Н. Тухачевского, была «тесно связана с вопросами обороны нашего Союза. Он предметно руководил укреплением и упорядочением транспорта и развитием промышленности, т. е. теми элементами, на которых в значительной степени базируется обороноспособность страны. Сделав многое для прошлых побед Красной Армии, тов. Дзержинский сделал многое и для ее будущих побед».

Дзержинский считал, что нельзя обеспечить обороноспособность страны без подъема народного хозяйства страны, прежде всего развития металлургической и машиностроительной промышленности, увеличения добычи топлива и электрификации. «Моя точка зрения, — писал он И.В. Косиору, — такова, что мы должны всю нашу национализированную промышленность….особенно основную: топливную, металлургическую и всю тяжелую, а также и транспорт — рассматривать с точки зрения рабочего государства — как единую, органически связанную интересами своего развития…». Дзержинский не раз подчеркивал, что от положения в промышленности «зависит и оборона страны». При этом первостепенное значение имели темпы ее восстановления и развития, ибо в этом «вся будущность Советского государства, его обороноспособность, его внутренняя сила и мощь; и внутренний мир, и его вес во всем мире в международном масштабе».

Важное значение для улучшения работы оборонной промышленности имело назначение Дзержинского 2 февраля 1924 г. первой сессией ЦИК СССР по предложению ЦК РКП (б) на пост председателя ВСНХ СССР. Став во главе ВСНХ, Дзержинский проводил экономическую политику партии с учетом двух основных задач: вырвать страну из нищеты и разрухи и укрепить ее оборонную мощь.

В центре внимания председателя ВСНХ и ВЧК-ОГПУ была постоянная забота об укреплении обороноспособности страны, повышении эффективности работы военной промышленности, оснащении ее новейшим оборудованием, обеспечении материалами и сырьем, о своевременном выполнении заказов Красной Армии и Красного Флота. Как руководитель ВСНХ и органов безопасности Дзержинский многое делал для оборонной промышленности. В служебной записке одному из членов Политбюро ЦК 8 марта 1925 г. он писал: «…я не могу оторваться ни отдел ОГПУ, ни от ВСНХ… По ВСНХ работы непочатый край: военная промышленность, электропромышленность и электрификация, горное дело, металлопромышленность, вся торговля и финансовая политика и т. д.

Для того чтобы выправить линию, поставить людей и упорядочить, мне надо еще не менее двух лет».

Ф.Э. Дзержинский считал, что нельзя обеспечить оборону страны без развития металлургической и машиностроительной промышленности, увеличения добычи топлива и электрификации. «Моя точка зрения, — писал он И.В. Косиору, — такова, что мы должны всю нашу национализированную промышленность… особенно основную: топливную, металлургическую и всю тяжелую, а также и транспорта — рассматривать с точки зрения рабочего государства — как единую, органически связанную интересами своего развития…». Он не раз подчеркивал, что от положения в промышленности зависит и обороны страны.

Большое внимание Дзержинский уделял каменноугольной промышленности Донбасса, созданию основ машиностроения и приборостроения, организации добычи и производства цветных металлов, нефти, обеспечению армии высококачественными сортами бензина.

К началу 1924 г. советская промышленность добилась несомненных успехов. Среднегодовой ее прирост в 1921–1923 гг. составил 41,1 %, а в тяжелой индустрии — 48,3 %, производство стали в 19221923 годах по сравнению с 1921 г. выросло почти в 3,5 раза. Однако в 1923–1924 гг. наша промышленность давала только 40 % довоенной валовой продукции.

Развитие металлопромышленности рассматривалось Дзержинским как основа, на которой покоится мощь всего государства.

В начале 1920- х годов выплавка цветных металлов была незначительной, потому что до революции цветной металлургии фактически не существовало. В январе 1925 г. по распоряжению председателя ВСНХ в СТО был представлен доклад о необходимости восстановления всех существовавших ранее медных заводов. В марте 1925 г. СТО решил возобновить работу медных заводов: Карабашского, Танлык-Баймакского, Аллавердинского, Зангезурского и построить три новых завода. Учитывая опасность развязывания новой войны против СССР и зная ограниченные в то время возможности внутреннего производства цветных металлов, Дзержинский поставил вопрос о закупке за границей меди, свинца, цинка «в большом количестве на случай осложнений».

Выступая на XIV партийной конференции в апреле 1925 г., он говорил: «Рабоче-крестьянская Россия — разве она может быть другой, как не металлургической, как именно такой базой, которая могла бы защитить наше государство и крепко держать октябрьские завоевания? Только с металлом, как со своей базой, она может это выполнить…» Вопрос о металлопромышленности был в центре внимания январского (1925 г.) пленума ЦК РКП (б). На нем Дзержинский предложил ввести новые мощности по производству металла.

Важное значение в укреплении обороны страны Ф. Э. Дзержинский придавал развитию авиации.

Россия в 1913 г. имела лишь 9 авиамоторных и самолетостроительных заводов. Несмотря на трудности Гражданской войны, Советское правительство уделяло большое внимание развитию Военно-воздушных сил. Уже в первой половине 1920 г. были не только восстановлены, но и реконструированы старые заводы, заложены основы авиационной промышленности. Количество действовавших самолетов в течение всей гражданской войны составляло 300–350 единиц. К середине 1921 г. в стране уже имелось 14 предприятий авиационной промышленности, но этого было недостаточно для удовлетворения потребностей ВВС страны. Главное управление военной промышленности разработало трехлетнюю программу восстановления и развития авиационной промышленности. Она была утверждена СТО в декабре 1922 г. Для выполнения программы Дзержинский предложил «тщательно проработать вопрос об авиации», просил держать его «в курсе дела по авиа», усилить наблюдение за авиацией. Став во главе ВСНХ СССР, Дзержинский продолжал заниматься авиацией, постоянно заботился о повышении ответственности Президиума ВСНХ за работу авиационной промышленности, контролировал планирование и выполнение производственных заданий по выпуску самолетов и авиамоторов, заботился об обеспечении авиационных заводов новыми облегченными высокопрочными отечественными материалами. Когда ему стало известно, что заводы испытывают недостаток в специальных сортах древесины, он помог в ее заготовке и обратился к ученым с просьбой найти такие сорта заменителей древесины, которые бы не ухудшали летно-технических данных самолетов.

Под непосредственным руководством Ф. Э. Дзержинского авиапромышленность сделала новый шаг вперед: в 1923–1924 гг. уже было выпущено более 200 самолетов.

Для совершенствования руководства авиационной промышленностью по инициативе Дзержинского был создан Авиатрест. Он указывал, что в состав правления треста должны войти «живые, любящие и болеющие за дело работники, умеющие подойти и воодушевить великими задачами авиации всех рабочих…». А в записке в Авиатрест 25 апреля 1925 г. подчеркнул, что нужна кропотливая работа — «Дело авиастроения надо во что бы то ни стало поставить на крепкие ноги».

Вопросы развития авиапромышленности рассматривались на Политбюро ЦК 12 ноября 1925 г. В их обсуждении принял активное участие Дзержинский. Он в тот же день направил записку В. И. Межлауку, в которой изложил перспективы развития авиадела: «придать авиаработе и работе по обслуживанию авиадела характер хотя и длительной, но боевой, первоочередной работы», «разработать вопрос массового моторо- и самолетостроения…. новому правлению Авиатреста улучшить работу, иметь более тесную связь с РВС и управлением ВВС, продумать с ними «методы согласованной работы с кратчайшими безволокитными путями связи». Межлауку было поручено подготовить проект доклада в Политбюро ЦК с изложением мер, способных «двинуть дело авиастроительства».

Дзержинский рекомендовал включить в план работы комиссии Политбюро по обороне пункт о защите городов от авиационных атак. Это не было случайным. Вопросам организации противовоздушной обороны страны он придавал большое значение, считая, что важная роль принадлежит «антиавиации». 25 апреля 1925 г. Дзержинский писал Ягоде: «После съезда Советов я думаю вплотную заняться ГУПВ-ом и Авиатрестом. Но меня заинтересовал вопрос, что, м.б., не меньшее, а большее значение имеет «антиавиация», т. е. вопрос как успешнее бороться с вражеской авиацией, как уничтожать аэропланы и дирижабли врага с суши. Кто у нас занимается этим? Есть ли специальный какой-нибудь орган или ячейка? Разрабатывается ли техника защиты в каком-либо научном органе и в каком? Если нет, то есть ли возможность создать такую ячейку. Наведите справки у Военведа и сообщите». И 14 марта 1926 г. он просил Я.К. Ольского держать его в курсе дел по авиации.

Считая, что нужно создавать новые типы самолетов, Дзержинский уделял внимание работе ЦАГИ, помогал А. Н. Туполеву и другим авиаконструкторам, поощрял изобретательство и рационализаторство, поддерживал постоянные контакты с руководством авиационной промышленности, партийными и общественными организациями заводов, руководил работой постоянного совещания председателя ВСНХ СССР по вопросам военной и авиационной промышленности.

Предметом особой заботы Дзержинского была подготовка кадров авиации и авиационной промышленности. Он участвовал в создании и руководил деятельностью Высшего авиационного училища, был его почетным курсантом и одним из активных организаторов первого «Общества друзей воздушного флота» (ОДВФ).

При активном участии Дзержинского в 1925 г. авиационная промышленность добилась несомненных успехов. В докладе М. В. Фрунзе на III Всесоюзном съезде Советов (май 1925 г.) делегатам было сообщено, что с 1925 г. потребности Советских Вооруженных Сил в самолетах полностью обеспечиваются отечественной авиапромышленностью.

4 марта 1926 г. Ф. Э. Дзержинский принял участие в работе Политбюро ЦК ВКП (б), где было решено расторгнуть договор с немецкой фирмой «Юнкере» об организации производства самолетов и признано «необходимым развивать авиапромышленность средствами Союза».

Как человек, постоянно заботившийся о развитии авиации, Дзержинский постоянно проявлял интерес к проблеме развития авиации и к вопросу ее будущего. И был избран членом президиума Общества изучения межпланетных сообщений наряду с Ф.А. Цандером, К.Э. Циолковским и др..

Много внимания Ф.Дзержинский уделял возрождению и развитию морского флота. Он писал, что «водный транспорт, особенно морской» приобретет все большее значение».

Накануне революции в России насчитывалось на морях 974 парохода и 105 теплоходов. За годы войны было уничтожено около 60 морских судов и угнано белогвардейцами и интервентами за границу 362 судна. Только из Владивостока пред занятием города Народно-революционной армией генералом Старком было уведено 27 судов в Гензан, Шанхай и Манилу.

11 июля 1921 г. Дзержинский дал задание А.Х. Артузову собрать материал по Балтийскому флоту, «в самом сочном порядке и дать исчерпывающую оценку». Для обстоятельного выяснения дел он просил Артузова согласовать вопрос с Петроградским комитетом РКП (б), руководителями Балтийского флота и транспорта о возможности проведения совместно совещания, на котором обстоятельно проанализировать положение на Балтийском флоте.

Дзержинский всесторонне изучил вопрос о состоянии судостроения в интересах обороны страны и изложил свое мнение на заседаниях Высшей правительственной комиссии о метаплопромышленности 19 июня и 30 июля 1924 г., настаивая, в частности, на оказании финансовой помощи со стороны Наркомфина. Комиссия признала необходимым сохранить судостроительные заводы Ленинграда, Николаева и Севастополя и улучшить их работу.

Летом 1922 г. начали вступать в строй возрожденные корабли на Балтийском, Белом, Каспийском и Черном морях. Правительством были приняты меры для возвращения угнанных белогвардейцами судов. 10 марта 1923 г. на заседании межведомственного совещания, созванного СНК, отмечалось, что возвращенные суда необходимы «для обороны побережья и наших промыслов», это «имеет существенное значение как в политическом и экономическом смысле». 3 апреля 1923 г. Советское правительство выделило РВС Республики 2 тыс. американских долларов для перевода их адвокату Ч. Рехту на ведение дела о возвращении Советской России угнанных судов.

Как председатель ВСНХ, Ф. Дзержинский заботился и о развитии тракторной и автомобильной промышленности. Он просил Политбюро ЦК РКП (б) 28 июля 1924 г. поручить СТО «ускорить разрешение вопроса о тракторостроении на наших заводах», и в письме В. И. Межлауку 23 декабря 1924 г. указывал: «На тракторостроение надо обратить максимум внимания и сил Главметалла…». Он обосновал необходимость строительства нового, оборудованного по последнему слову техники тракторного завода. В 1925–1926 гг. в стране было выпущено около 250 автомобилей. Первые шаги нашего автомобиле- и тракторостроения имели важное значение для укрепления обороны страны..

Особую роль в укреплении обороноспособности страны Дзержинский отводил железнодорожному транспорту. «Мы должны, — писал он, — держать наш транспорт в таком состоянии, чтобы в любой момент выполнить все возможные требования Республики, если она окажется в опасности». В одной из записок в Политбюро ЦК РКП (б) 3 октября 1923 г. прямо отмечал, что «наши международные обязательства требуют, чтобы транспорт работал без перерывов в полной готовности выполнить требования экспорта и мобилизации».

После X съезда РКП (б) правительством было уделено большое внимание развитию транспорта как решающего фактора в борьбе за восстановление народного хозяйства страны. С переходом от войны к миру он стал ее главной заботой. В. И. Ленин считал транспорт самым трудным местом «на бескровном фронте». В ноябре 1923 г. Дзержинский в письме к Сталину предложил уделить больше внимания заводам, работающим преимущественно на транспорт и оборону.

В начале 1920-х гг. положение на железнодорожном транспорте было крайне тяжелым. Г. М. Кржижановский писал: «Развороченные мосты на деревянных срубах под железными фермами, явные перекосы полотна, не выправленные линии рельс, убийственные стоянки — кладбище разбитых вагонов и паровозов….наглые хищения грузов, угрожающий рост крушений».

Трудности усугублялись тем, что в административном аппарате железнодорожного транспорта было много буржуазных чиновничьих элементов, саботировавших дело восстановления народного хозяйства, отсутствовала дисциплина, тяжелым было продовольственное положение рабочих и служащих, широко распространены, мешочничество и взяточничество.

14 апреля 1921 г. постановлением Президиума ВЦИК по рекомендации ЦК РКП (б) Дзержинский был назначен наркомом путей сообщения с оставлением на посту председателя ВЧК и наркома внутренних дел. Исходя из указаний. В. И. Ленина о том, что для спасения транспорта «нужны меры поистине героические и революционные», он разработал конкретные предложения, в частности, новую схему организации НКПС, которая была одобрена В. И. Лениным и 28 июля 1921 г. утверждена СНК. 6 августа 1921 г. бюро коммунистической фракции ВЦСПС рассмотрело предложения Дзержинского о мерах по улучшению работы транспорта и также поддержало его, а через два дня этот же вопрос рассмотрел Пленум ЦК РКП (б), проходивший под председательством В. И. Ленина. На Пленуме Дзержинский проанализировал создавшееся положение, на железных дорогах в целом и состояние партийно-политической работы среди водников и железнодорожников, в частности. Дзержинский верил в возможность скорого восстановления транспорта. На заседании Петроградского Совета 13 декабря 1921 г. он заявил, что «у нас должен быть один ответ: мы выполним все стоящие, перед нами задачи, — как бы велики они ни казались, если только у нас будет твердая воля к победе».

Ведя борьбу с контрреволюцией, сотрудники ТО ВЧК-ОГПУ оказали большую помощь хозяйственникам в строительстве железных дорог. Дзержинский первым поставил вопрос о необходимости соединения железнодорожным путем Сибири и Туркестана, что имело большое значение не только для развития народного хозяйства страны, но и для обороны Советской республики. Он сделал много для ускорения строительства Семиреченской железной дороги, ставшей началом Туркестано-сибирской магистрали.

За период работы Дзержинского на транспорте была восстановлена его материально-техническая база (путь, подвижной состав, здания, сооружения). В 1921–1923 гг. было построено 564 км. новых железных дорог, много мостов, заменено 47,9 млн. шпал.Парк паровозов мощных серий в 1923 г. увеличился по сравнению с довоенным уровнем почти в 3,5 раза. Подводя итоги работы Дзержинского на посту наркома путей сообщения, XIII Всесоюзная конференция РКП (б) (январь 1924 г.) отметила, что «транспорт находится в таком состоянии, когда он без особых затруднений способен удовлетворять все предъявляемые к нему народным хозяйством требования».

Перейдя на работу в ВСНХ, Ф. Э. Дзержинский по-прежнему много внимания уделял транспорту. Он поддерживал тесные, контакты с руководством НКПС, вносил предложения по улучшению дисциплины, повышению ответственности служащих, ибо пренебрежение этим «составляет огромнейшую государственную опасность уже ныне, во время же войны может сыграть роковую роль…».

Улучшению положения транспорта во многом способствовала работе ТО ВЧК-ОГПУ. Дзержинский считал, что это орган советской власти, содействующий восстановлению транспорта. В конце ноября 1922 г. Дзержинский указывал начальнику ТО ГПУ, что надо больше, чем до сих пор обратить внимание «на всякие происшествия (крушения, схождения и т. д.) на железных дорогах. Ни одно не должно остаться без анализа и принятия мер. Стоят они нам слишком дорого и должны при анализе вскрыть все болячки…». По каждому происшествию он требовал обстоятельного разбирательства и выработки конкретных решений, согласованной работы всех ведомств.

Обращаясь к курсантам второго выпуска школы ТО ОГПУ (1924 г.), Дзержинский подчеркивал: «Вы призваны рука об руку вместе с нашими хозяйственниками, партийными и профсоюзными организациями бороться за восстановление нашего транспортного хозяйства и охранять наш красный транспорт от контрреволюционных ударов».

По поручению правительства Дзержинский занимался разработкой мобилизационных планов. Так, при подготовке к выступлению на сессии ВЦИК в июне 1923 г., перечитывая доклад Л.Д.Троцкого на VIII съезде Советов, он обратил внимание на его указание о том, что нападение Польши на Советскую Россию было обусловлено состоянием транспорта: поляки рассчитали, что Красная Армия не сможет перебросит свои части, и «Киев они смогут занять коротким ударом»; в резолюции же VIII съезда было подчеркнуто, что «задачи обороны страны сводятся в основе своей к вопросу о транспорта и военной промышленности». 5 июня 1923 г. Ф.Э. Дзержинский писал Э.М. Склянскому о желании заняться в комиссии обороны подготовкой транспорта для обороны страны. И поэтому просил его «внести этот вопрос в комиссию от своего и моего имени и вместе с тем дать штабу подработать вопрос, в каком положении должен быть наш транспорт, чтобы для обороны получился максимальный успех. Необходимо дать суммарные требования и все слагаемые по времени и месту».

Обращаясь к В.Н. Манцеву 16 июня 1923 г., Дзержинский писал о поручении правительства представить план мобилизации транспорта на случай войны. План должен исходить из учета необходимых мер, наличия материальных ресурсов и средств составить календарный план и корректировать его по мере выполнения. В плане учесть резерв исправных паровозов и вагонов, запасных путей, топлива, досок, печей, помещений для столовых и др. Для решения этой задачи привлечь сотрудников, «которые сознают, что состояние транспорта может предотвратить нападение и в случае нападения обеспечит нам победу быстрой переброской мобилизованной армии».

25 мая 1925 г. комиссия Обороны при Политбюро ЦК поручила РВСР и ОГПУ в течение месяца подготовить и доложить о плане организации и необходимых мерах партизанской борьбы в тылу противником при нападении Польши на СССР, исходя из того, что мобилизация Красной Армии может закончиться в течение 30 дней, а поляки — в 14, что может решить судьбу начала войны. Речь шла о создании на территории враждебных стран специальных групп, которые в мирное время должны были собирать информацию, а в случае войны вести диверсионную работу и заниматься организацией партизанского движения. «Я этой подготовке, — писал Дзержинский Менжинском у 25 мая 1925 г., - придаю первостепенное значение. Надо заняться, как следует быть. Прошу кому следует дать указания и снестись с РВСР (т. Уншлихтом)».

11 июля 1926 г. он предложил И. В.Сталину составить план осуществления общего контроля за мобилизационной готовности, проверить нашу «эвакуационную способность».

С украинскими чекистами. Сидят: В.Н. Манцев, Ф.Э.Дзержинский, В.А. Балицкий

Ф.Э.Дзержинский на Всероссийской конференции железнодорожников. Декабрь 1923 г.

Ф.Э. Дзержинский и А.И.Рыков.

Ф.Э.Дзержинский и И.В.Сталин. Июнь 1922 г.

Ф.Э. Дзержинский на отдыхе. Сухум. 1922 г.

Ф.Э. Дзержинский и С.К.Орджоникидзе в группе отдыхающих. Сухум 1922 г.

Ф.Э. Дзержинский у гроба В.И.Ленина. 1924 г.

Ф.Э.Дзержинский в группе у мавзолея В.И.Ленина. 1924 г.

Ф.Э. Дзержинский в Ленинграде у Института прикладной химии с группой сотрудников института. 16 июня 1925 г.

Ф.Э. Дзержинский при подписании соглашения с японской торговой делегацией. 1925 г.

Ф.Э. Дзержинский с женой и сыном Яном. Сестрорецк 14 июня 1925 г.

Последняя прижизненная фотография Ф.Э. Дзержинского 1926 г.

Похороны Ф.Э. Дзержинского 22 июля 1926 г.

Могила и бюст Ф.Э. Дзержинского у Кремлевской стены.

Дзержинский принимал активное участие в работе образованной в 1922 г. решением СТО комиссии по учету и реализации государственного фонда. В нее входили представители Госплана, НКФ и ГПУ. 12 июля 1922 г. Дзержинский писал в ЭКУ ГПУ М.К. Ихновскому: «Прошу Вас дать мне срочно к завтрашнему дню справку, в каком положении находятся государственные материальные фонды. В чьем они ведении — кто их держатель, кто ими распоряжается, кто их учитывает, кто их реализует? В каком положении их сохранность? Как велики они? Каковы данные о расхищении их ведомствами, трестами и др.? Кто по Вашему должен их держать и реализовать для государства?». Его интересовали военные заказы для промышленности. 2 апреля 1925 г. ему стало известно, что военными заказами текстильной промышленности занимается Юлин. В записке к нему Дзержинский просил «рассмотреть во всем объеме и наметить ряд необходимых мер, которые исчерпали бы жесточайшую задолженность Военведа. Только при этом условии мы можем и должны напирать на снижение себестоимости, улучшение качества и обеспечить бесперебойную работу. Вопрос о неоплате должен быть ликвидирован. Вопрос надо довести — в случае разногласий о с НКВоеном и НКФином до Политбюро».

Дзержинский проявлял заботу об импорте для нужд обороны, в частности для текущих потребностей армии и создания мобилизационных запасов на случай войны. Главное внимание было обращено на материальные ресурсы СССР. И «с точки зрения обороны страны, с точки зрения основной базы реконструкции нашего основного капитала, — отмечал Председатель ГПУ, — нам необходимо обратить величайшее внимание на использование тех огромнейших богатств, которыми наш Союз и наша Республика обладают» [1726] .

Дзержинский считал, что в интересах обороны страны необходимо иметь «постоянный ненарушимый для этой цели резерв… Опыт империалистических и гражданской войны у нас этому должен научить». Он. связывал наличие больших материальных и людских резервов с возможностью предупреждения войны: «Наличие такого достаточно мощного резерва не только может решить исход войны, но и предупредить ее, особенно у нас при столь огромном населении и при столь огромных пространствах». Поэтому вся работа по учету и реализации госфондов это работа «первостепенной государственной важности». Но главное — материальные ресурсы. И «с точки зрения обороны страны, с точки зрения основной базы реконструкции нашего основного капитала… .нам необходимо обратить величайшее внимание на использование тех огромнейших богатств, которыми наш Союз и наша республика обладают».

По поручению СТО Дзержинский занимался вопросами сохранения донецкого минерального топлива, так как эта задача была возложена на органы ВЧК 9 февраля 1921 г. В начале 1922 г. он проделал огромную работу в Сибири по вывозу продовольствия. На станциях и пристанях вблизи железной дороги скопилось более 17 млн. пудов хлеба и более 0,7 млн. пудов мяса. За короткий срок из Сибири в центр было отправлено большое количество продовольствия, зерна, мяса и рыбы.

Важным источником накопления необходимых материальных и финансовых средств для нужд обороны страны Дзержинский считал режим экономии. Это вызывалось и трудностями экономического положения республики, вышедшей из войны. Наше «финансовое положение катастрофично, и надо проявлять скупость во всем. Мелочи в совокупности вырастают в колоссальные цифры», — писал он. Поэтому наряду с постоянной заботой о соблюдении режима экономии он проявлял внимание к сбережению военного имущества, охране складских помещений, зернохранилищ, портов и др. Он принимал меры по каждому сигналу о неблагополучном сбережении государственного имущества и продовольствия. 6 апреля 1921 г., получив информацию от заведующего политбюро ЧК Ижевска, обратился в РВС Республики: «В Ижевске имеется изготовленных винтовок около 5000. Есть опасность расхищения их». В марте 1921 г. Дзержинский информировал все исполкомы советов о необходимости принятия энергичных мер «к охране заготовительных пунктов от возможного расхищения» зерна.

19 июля 1926 г. председатель ОГПУ поручил Гуревичу совместно с Военно-промышленным управлением подготовить вопрос об импорте для нужд обороны страны, для текущей потребности, для мобилизации и на случай нападения Польши.

Важное значение для решения проблем военного строительства имело создание 30 марта 1923 г. решением пленума ЦК РКП(б) после обсуждения вопроса «О Красной Армии» специальной комиссии при Политбюро ЦК РКП(б) в составе Л.Д. Троцкого, А.И. Рыкова, Ю.Л. Пятакова, Г.Я. Сокольникова, Ф.Э. Дзержинского, И.Н. Смирнова, Богданова, М.В. Фрунзе и К.Е. Ворошилова для решении «неотложных текущих мероприятий в соответствующем порядке». На ее заседаниях часто рассматривалось состояние военной промышленности страны.

В процессе работы комиссии уточнялось ее положение и задачи. Ознакомившись с проектом нового положения о Комиссии Обороны при Политбюро ЦК РКП (б) Дзержинский 7 марта 1925 г. в записке в Политбюро ЦК РКП(б) и Фрунзе выступил против ее превращения из чисто советской в новый, конспиративный орган СТО по делам обороны с огромными полномочиями. — «Этот проект чисто советские функции передает партийном органу. Этот проект права Политбюро и СТО передает новой комиссии. Это не выйдет и практически получится огромнейшая путаница и невозможность (при конспиративности органа) солидной проработки вопросов.

По-моему, задача комиссии прорабатывать все вопросы, связанные с обороной (а не только мобилизацией) для Политбюро, для СТО и для СНКома. Самой же комиссии не давать таких прав, как это проектируется в положении».

Будучи членом комиссии Обороны при Политбюро ЦК РКП (б) и председателем ВЧК-ОГПУ, он внес большой вклад в развитие советской военной промышленности, опираясь на указание В.И. Ленина о том, что без «серьезнейшей экономической подготовки вести современную войну против передового империализма для разоренной крестьянской страны вещь невозможная».

Еще во время подготовки к X съезду РКП (б) В. И. Ленин обосновал конкретные меры военного строительства в условиях мира. Состоявшийся в марте 1921 г. съезд полностью их одобрил. Был взят курс на сокращение армии с сохранением ее постоянного кадрового состава, на усиление партийно-политической работы и идейного воспитания красноармейцев и командиров, улучшение работы политического аппарата. Основное внимание было обращено на развитие специальных технических частей.

Вопросы строительства социализма и укрепления обороны страны решались в органическом единстве, так как военное строительство — одна из важнейших составных частей общегосударственного строительства.

Советская военная промышленность была создана в кратчайший исторический срок. Царская Россия почти полностью зависела от иностранных государств. В 1914–1917 гг. она не могла обеспечить армию всем необходимым для ведения войны. В стране не было заводов, производящих танки, самолеты, авиационные и танковые двигатели, средства радиосвязи и др. Поэтому надо было строить заводы, обеспечивать их сырьем и оборудованием, готовить кадры, совершенствовать систему управления. И всем этим занимался Дзержинский. С его именем связано техническое оснащение Красной Армии и Красного Флота, создание современных для того времени видов вооружений. В.И. Межпаук отмечал: «Писать о работе Ф.Э. Дзержинского в области народного хозяйства, — это значит писать историю народного хозяйства с момента введения новой экономической политики. Не найдется ни одной проблемы, которая была бы поставлена развитием народного хозяйства перед партией и правительством с весны 1921 г., в которой не принимал бы самое непосредственное участие Ф.Э.Дзержинский».

Проблемы технического оснащения Красной Армии обсуждались и на III Всесоюзном съезде Советов (май 1925 г.), который поставил задачу обеспечения частей и подразделений новой военной техникой.

Находясь на посту председателя ВСНХ СССР, Дзержинский провел организационное укрепление управления военной промышленностью путем создания трестов и объединений. Кроме того, он говорил о необходимости согласованных действий ВСНХ, ОГПУ и Главного управления военной промышленности, личных связей руководителей.

В августе 1925 г. им были приняты меры по совершенствованию связей управления военной промышленностью со всем аппаратом ВСНХ. «Военное дело, — отмечал его председатель, — по линии ВСНХ можно наладить, лишь втянув для этого дела весь аппарат ВСНХ, выделив штаб, руководящую головку с постепенным развитием и управлением. Во главе отдела мы ставим члена президиума — это обеспечивает неоспоримую авторитетность отдела и возможность в случае нужды обратиться непосредственно к председателю ВСНХ или его заместителю. Вхождение его в состав ГЭУ обеспечивает вовлечение в работу по военному делу всех отделов». Дзержинского возмущала неповоротливость аппарата управления и поведение чиновников. В конце декабря 1924 г. по его просьбе ЦК РКП (б) направил в ВСНХ 75 коммунистов-студентов для решения проблемы повышения производительности труда в военной промышленности. Но со стороны сотрудника ВСНХ Горюнина они встретили «недопустимое враждебное отношение, чисто формальный и саботажный подход». Дзержинский поручил П.А. Богданову вызвать студентов Петрова, Тутке и Изаксова и выслушать их объяснение, а к Горюнину приять необходимые меры.

Бюрократизм, отмечал Дзержинский 23 января 1925 г. в записке Аванесову, привел Главное управление военной промышленности к загниванию, к его сотрудникам нельзя подступиться — «настоящая антисоветская броня», они ограждают себя от всякого общения с людьми, вместо решения вопроса телефонным звонком затягивают его на многие дни. — «Надо взгреть их за это…И почистить аппарат — этих «не тронь меня».

21 марта 1925 г. Дзержинский поручил Пиляру при докладе в РВСР о работе ГУВП участвовать в заседании и «омрачить оптимизм и самодовольство начальника ГУВП для пользы дела».

14 мая 1926 г. по поручению Дзержинского член президиума ВСНХ, руководитель Военно-промышленного управления В. А. Аванесов представил доклад «О современном состоянии заводов военной промышленности». После ознакомления с докладом Дзержинский направил его членам комиссии Политбюро ЦК ВКП (б) по Обороне. 20 мая 1926 г. основные положения доклада «О современном состоянии заводов военной промышленности» были одобрены. Комиссия поручила Ф.Э. Дзержинскому и В.А. Аванесову более обстоятельно рассмотреть этот вопрос на Президиуме, ВСНХ и принять необходимые меры.

Дзержинский все же не был удовлетворен работой военной промышленности. 28 мая 1926 г. он писал Кравалю и Штерну: «У нас по Военпрому очень неблагополучно во всех отношениях. Неслыханно раздутые штаты, как служащих, так и рабочих. До смешного такие нормы труда. Запутанные совершенно финансы. Неплатеж зарплаты и т. д. Прошу Вас каждого по своей линии собрать имеющийся у Вас материал и представить мне свои предложения для санации Военпрома».

6 июля 1926 г. Дзержинский снова вернулся к положению в военной промышленности, повышенное внимание к которой диктовалось внешней опасностью. — «Развал же там полный». В письме руководителям ОГПУ и ВСНХ Русанову, Межлауку, Ягоде, Юлину и Лобову он предложил в каждый трест назначить «лучших работников, жестко сократить служащих, рабочих, подтянуть дисциплину, упорядочить финансы. Нужны крепкие люди. Прошу каждого из Вас назвать т. Русанову кандидатов из известных Вам работников. До организации трестов они смогут начать работу в Военпроме». А Военпром разбить на 5 трестов: орудийно-снарядный, ружейно-пулеметный, трубочно-патронный, военно-химический, военно-оптический и хирургический.

Дзержинский боролся за расширение производства и повышение качества продукции заводов и фабрик, требовал, чтобы Президиум ВСНХ СССР нес ответственность за планирование производственных заданий и тщательно контролировал их исполнение. Вся работа велась в тесном контакте с руководством наркоматов, трестов, директорами, рабочими под руководством парткомов. В одном из приказов Дзержинский указывал: «…необходимо обратить сугубое внимание на состояние и улучшение работы заводов и органов нашей военной промышленности… установив тесную связь с партийным руководством самих органов военной промышленности».

В системе оборонной промышленности важная роль принадлежала заводам Москвы и Ленинграда. В 1924 г. Политбюро ЦК РКП (б) создало специальную комиссию по ленинградской промышленности во главе с Дзержинским. В составе комиссии работала подкомиссия под руководством М. В. Фрунзе, которая рассмотрела вопрос о роли оборонных предприятий города. 25 июня 1924 г. Дзержинский составил для Политбюро ЦК доклад о работе комиссии. «Усиленное развитие ленинградской промышленности вообще… — говорилось в нем, — увеличит экономическо-политическое значение Ленинграда, превратит его в еще более могучий фактор хозяйственного возрождения Республики, а также обороны морских и сухопутных границ….резко поднимет влияние пролетарской революции, Советской власти за рубежом и особенно в пограничных странах». Комиссия отметила, что надежную оборону города можно обеспечить лишь при условии проведения мероприятий по линии военного ведомства и, «если ленинградская промышленность (в особенности металлопромышленность) будет представлять собой мощную экономическую и пролетарскую базу».

26 ноября 1925 г., ознакомившись с планом работы комиссии по обороне, он предложил дополнительно рассмотреть вопросы о защите Ленинграда, военных изобретениях, противовоздушной обороне городов и политическом состоянии Красной Армии. В приказе ОГПУ от 17 июля 1926 г. указывалось, что «необходимо обратить внимание сугубое на состояние и улучшение работы заводов и органов нашей военной промышленности. А посему:

1. Усилить качественный состав уполномоченных по военной промышленности. Нач. 00 и нач. губотделов лично руководить и наблюдать за работой.

2. Усилить и улучшить, максимально используя сеть органов ИНФО и ЭКУ, информацию о состоянии этих заводов. Возбуждать в партийном и советском порядке в соответствующих местных и через ОГПУ центральных органах власти вопросы по устранению замеченных недостатков, установив тесную связь с партийным руководством самих органов военной промышленности.

3. Принять меры по охране заводов и органов военной промышленности от возможности всяких диверсионных попыток…».

Дзержинский много внимания уделял строительству Красной Армии с учетом международного и внутреннего положения страны, стратегических установок Коммунистической партии, касающихся построения социалистического общества и защиты его завоеваний. Он постоянно заботился о повышении боеготовности и боеспособности частей и подразделений Красной Армии, об ограждении армии и флота от подрывной деятельности спецслужб противника и контрреволюционных элементов. Он считал, что строительство Красной Армии должно осуществляться на базе всемерного укрепления социально-политических и экономических основ союза рабочего класса со средним крестьянством при опоре на бедноту и при руководящей роли рабочего класса. «Наша основная сила, — говорил он, — рабочие массы» .

Упрочение союза рабочего класса и трудового крестьянства в эти годы было главной задачей РКП (б). На ее XII съезда прямо было указано, что «под этим углом зрения партия должна подходить к разрешению всех важнейших очередных проблем», в том числе проблемы укрепления Красной Армии. Именно на это обстоятельство обратил внимание Дзержинский, выступая на II Всесоюзном съезде работников особых отделов ОГПУ в январе 1925 г.: «Наша военная мощь, так же как и наша хозяйственная мощь, целиком зависит от того, насколько этот союз рабочих и крестьян крепок».

Несколько позднее, в апреле 1925 г., на совещании начальников частей пограничной охраны Ф. Э. Дзержинский отмечал, что основной задачей партии и Советской власти в данный момент является укрепление союза рабочего класса с крестьянством, что пролетариат может осуществить диктатуру лишь при условии, если органы пролетарской власти будут проводить политику смычки с крестьянством, «так как мы живем в стране — с преобладающим крестьянским населением», а отсюда понимание и удовлетворение интересов трудового крестьянства Дзержинский считал «одним из главных элементов, двигающих революцию».

В числе организационных мероприятий, направленных на поддержание боеспособности Красной Армии, важная роль, по мнению Дзержинского, принадлежала мерам по усилению ее пролетарского ядра, коммунистической прослойки, подбору командного состава. Особенно это относилось к территориальным дивизиям. В конце 1924 г. Дзержинский поинтересовался у одного из своих заместителей состоянием территориальных дивизий, их классовым составом. Для него важна была, прежде всего политическая надежность войсковых частей.

В силу объективных причин армия в своем большинстве по составу оставалась крестьянской: крестьяне в ней составляли 70,8 %, рабочие — 17,9 %. Поэтому крайне важно было усиление Красной Армии рабочими и коммунистами. Выполняя решения X и XII съездов РКП (б), решение ЦК партии от 26 марта 1921 г. о направлении губкомами коммунистов в части, которые вели борьбу с бандитизмом, местные парткомы откомандировали в Красную Армию и на Красный Флот 18 497 человек. На 1 октября 1924 г. Советские Вооруженные Силы насчитывали в своих рядах 46 тыс. коммунистов и 36,7 тыс. комсомольцев. К июню 1925 г. партийная, прослойка составляла 12,7 % личного состава Красной Армии.

По мнению Дзержинского, важнейшее значение в деле строительства Советских Вооруженных Сил имел вопрос об отношении к военным специалистам. Он исходил из ленинского положения о том, что военным специалистам «надо поручать работу, но вместе с тем бдительно следить за ними, ставя над ними комиссаров и пресекая их контрреволюционные замыслы». Дзержинский требовал, с одной стороны, наладить связь с теми, кто сотрудничал с Советской властью, с другой — вести беспощадную борьбу с агентурой международной и внутренней контрреволюции, проникшей в штабы, военные учреждения, на оборонные предприятия. Особо он настаивал на наблюдение за верхушкой буржуазной интеллигенции, зачастую сотрудничавшей с зарубежными эмигрантскими центрами и империалистическими разведками. Необходимо понять и учесть, учил Феликс Эдмундович, что «государство воплощается в людях, а сплошь и рядом в советских учреждениях на трехчетырех сознательных коммунистов приходятся сотни буржуазных служащих, пропитанных капиталистической психологией». В отношении же тех, кто сотрудничал с советской властью, Дзержинский рекомендовал «принять меры и содействовать устранению всего того, что мешает специалистам работать с полной продуктивностью и честно» и настаивал на внимательном отношении к каждому военспецу особенно при решении вопроса об его аресте. 8 ноября 1920 г. он направил телеграмму в Нижний Новгород В. И. Плятту, приказав ему «аресты как комиссаров, так и военспецов по делу разложения гарнизона производить с согласия утвержденной ЦК РКП тройки составе товарищей Катаняна, Данишевского и Плятта, последнему предоставляется производить аресты по своему усмотрению, но [с] ведома двух других. Необходимо гласным судом показать всех виновников, независимо от занимаемых ими должностей, как не проявивших никакого внимания красноармейским нуждам».

30 июня 1924 г. он предложил выработать ряд жестких мер против враждебных нам сил и составить обдуманный план их расслоения. Наряду с этим потребовал установить более действенный контроль за работой специалистов, составить списки всех меньшевиков и эсеров, занятых в центральном аппарате., улучшить организацию учета бывших офицеров, вести тщательное наблюдение за настроением личного состава войсковых частей и учреждений».

Особое беспокойство у Дзержинского вызывала несогласованность в работе военного и чекистского ведомств. В апреле 1920 г. он направил письмо Л.Д.Троцкому: «Возвращая Вам при сем обратно телеграмму окрвоенком Пет[рограда] т. Биткера, уведомляю Вас, что арестованный личный секретарь окрвоенкома гр. Борисов был задержан за выдачу своему двоюродному брату, не имеющему никакого отношения окрвоенкомату, фиктивного командировочного удостоверения и отпускного свидетельства (билета).

Борисов в своем поступке сознался. Тов Биткер об аресте Борисова был поставлен в известность в тот же день, а на следующий день Борисова освободили под подписку.

Обо всем этом сообщил нам телефонограммой из Питера председатель ЧК товарищ Бакаев, заслуживающий полного доверия. Со своей стороны просил бы Вас дать соответствующее распоряжение окрвоенкому Биткеру, дабы впредь предотвратить излишнюю переписку, загромождающую В/канцелярию и телеграф скоропалительными телеграммами. Если бы даже арест совершен был в таком виде, как сообщил тов. Биткер, то он должен был обратиться ко мне как ПредВЧК. Должен заметить, что в разговоре моем с тов. Бакаевым выяснилось, что обо всех арестах, которые производятся ПЧК среди сотрудников, окрвоенком Петрограда всегда, по мере возможности заблаговременно известим Биткер».

В январе 1921 г. возникла конфликтная ситуация по заметке Ардова, опубликованной в одной из газет. 10 января 1921 г. Дзержинский направил письмо председателю ревтрибунала Республики Данишевскому с просьбой доложить об этом деле Л.Д. Троцкому. «Необходимо раз навсегда сказать этим господам белогвардейцам и лакеям, — писал он, — руки прочь от вбивания клина между нашими ведомствами». Его удивило, что за Ардова ходатайствовал начальник вузов Петровский, а «редакция официального органа НКВоен состоит из таких типов», тем более, что «теперь подобрать сотрудников коммунистов не так уж трудно… Думаю, что по этому делу надо до суда и после суда дать заметку официальную от РВТр. Респ., исходящую от Военного ведомства».

Советское политического руководства было обеспокоено настроением командного состава армии и флота. К концу 1920 г. среди командиров Красной Армии каждый третий был военным специалистом старой армии. Всего же в ее рядах находилось более 100 тысяч бывших офицеров, генералов и военных чиновников, и противники власти рассчитывали на поддержку антисоветски настроенных военных специалистов, предпринимая попытки собрать свои разрозненные силы и создать опору в частях и подразделениях. Об этом свидетельствовали участившиеся случаи распространения листовок с призывом к свержению существующего в стране строя, создания различных группировок в основном в полках и военных училищах. Некоторые военные специалисты старались подбирать кадры, руководствуясь старыми знакомствами и связями. В действиях ряда из них просматривалось стремление скомпрометировать красных командиров и политсостав, наблюдались небрежность и расточительство в расходовании государственных средств, тенденция к образованию замкнутой касты, к занятию руководящих постов, восстановлению своего привилегированного положения.

Хорошо понимая, что своевременное четко налаженное снабжение Красной Армии и Красного Флота является одним из факторов обеспечения их боеспособности, враждебные советской власти специалисты не принимали мер по выполнению военных заказов, поставок сырья нужного качества, умышлено размещали заказы военного ведомства на тех фабриках и заводах, которые не могли их выполнить.

Готовясь к совещанию, на котором должен был обсуждаться вопрос о состоянии флота, 11 июля 1921 г. Дзержинским в самом срочном порядке поставил задачу А.Х Артузову «дать исчерпывающую оценку по вопросам: боеспособность нашего флота — количество и качество боевых единиц, их вооружение и оборудование, их боевая польза, личный их состав (командный и низший), разложение его, политическая физиономия; средства и сила, поглощаемые этим флотом — топливо, продовольствие, обмундирование, помещения; возможно ли возрождение флота при наших условиях; взаимоотношения с НКПС…». Специальная комиссия Политбюро ЦК РКП (б) в 1922 г. установила, что на Балтийском флоте военспецы мешали снабжению моряков продовольствием и обмундированием, допустили случаи выдачи матросам гнилого табака, испорченного растительного масла и др. Во многих частях велась подрывная работа. Так, в конце марта 1921 г. в четвертом дивизионе Первой Конной Армии были пресечены попытки антисоветской агитации.

Некоторые из бывших морских офицеров, находившихся на службе в учреждениях Морского ведомства, старались использовать недостаточную техническую подготовку ряда руководителей и своими действиями всячески подрывали боевую мощь Красного Флота. Они вели работу по сплочению на антисоветской основе бывших морских офицеров на кораблях и в учреждениях, по разложению моряков, натравливали их на политсостав, поддерживали связи с белогвардейскими морскими организациями за границей, в частности с «Морскими союзами» (Берлин, Париж), «Морским штабом» (Кобург), с английскими шпионскими центрами в Териоки, Копенгагене, Лондоне.

В связи с неурожаем противники власти большевиков возлагали большие надежды на широкое крестьянское антисоветское движение, которое должно было сказаться и на Красной Армии. Они надеялись возглавить его, опираясь на осевших среди крестьянства белых офицеров и вернувшихся из-за границы врангелевцев. Их очагами была Тамбовская губерния, в Поволжье Саратовская губерния, на Юго-Востоке — Донская и Кубанская области, Украина, Крым. Дальневосточная область, опорой, — отмечал Дзержинский в письме к Сталину 9 июля 1921 г., - могли быть исключенные из вузов студенты, сокращенные служащие, озлобленные преследованиями торговцы и др.

Трудное положение в городе, особенно в деревне сказалось негативно на армии и войсках ОГПУ. К 1925 г., с переходом от войны к миру, численность Красной Армии с 5,5 млн. человек сократилась до 562 тысяч. Многие красноармейцы были недовольны политикой власти в деревне. Они прямо заявляли: «Нам здесь рассказывают, что соввласть проводит правильную политику. Это неверно. Будучи на селе, я убедился, что крестьян душат хуже, чем при царе», «власть обманывает крестьян, каждый день пишут, что налоги уменьшаются. Политика партии неправильна, нужно из такой партии бежать». И бежали не только из партии, но и из комсомола.

Участились и случаи дезертирства, отказа от службы в армии и на флоте по различным причинам. В марте 1924 г. в СНК обсуждался вопрос о службе в армии сектантов. 22 марта 1924 г. Дзержинский писал Менжинскому о том, что сектантов следует поменьше жалеть; воинскую повинность заменить им высоким налогом в пользу армии или семей красноармейцев и, кого можно, привлекать в тыловое ополчение. — «Важно определить, кто будет исполнителем, чтобы не было взяток, поблажек, привилегий».

Для недопущения негативных последствий Дзержинский рекомендовал знать истинное положение в армии. Выступая 23 января 1925 г. на 2-м Всесоюзном съезде советов Дзержинский говорил: «…Если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасности влиянию контрреволюционных сил, мы должны изучить так называемые настроения армии, настроения крестьянства и искать пути, искать дороги и знать эти дороги, куда должны обращаться для устранения того, что иногда создает недоразумение..».

На 2-м съезде сотрудников особых отделов ОГПУ в 1925 г. отмечалось, что в РККА развиваются «демобилизационные настроения среди красноармейцев и сильный упадок дисциплины….нас поражает огромное количество дезертиров….имеются письменные заявления о нежелании служить…в некоторых частях красноармейцы в виде протеста устраивают всякие демонстративные выходки, например, выливают пищу, не хотят принимать пищи и т. д…приказы выполняются нехотя, неточно». На этой почве была низкая дисциплина и велико число красноармейцев, преданных суду военного трибунала: в 1925 г. — 21 338, в 1926 г — 20 601.

Проанализировав влияния положения в деревне на политикоморальное состояние частей РККА и РККФ, помощник начальника особого отдела Северо-Кавказского военного округа Диаконов писал в марте 1925 г.: «С одной стороны — недовольство крестьянства налогами, с другой — недостаточная экономическая обеспеченность частей и с третьей — еще не изжитая грубость командного состава, дают возможность антисоветскому элементу повседневно указывать красноармейской массе на то, что виновниками крестьянской нищеты являются советская власть и РКП (б). Нередко это агитация достигает среди некоторой части красноармейцев своих результатов, красноармейцы становятся недоверчивыми к комполитсоставу и усиливают свое недовольство службой в Красной Армии». На антисоветские настроения многих красноармейцев указывал и заместитель начальника Особого отдела ОГПУ СКВО П.Г. Рудь в обзоре политического настроения частей округа 29 мая 1925 г.: «Среди части красноармейцев (меньшинство) имеется резко враждебное отношение к дисциплине….пишут, ведут разговоры о том, что, «когда пойдем воевать, то в первую очередь перебьем своих командиров… Подобных разговоров, угроз в различных тонах и вариантах за последние месяцы фиксируются десятками».

Болезненно сказывались на положении армии и флота различные реорганизации, скоропалительные и порой непродуманные меры по ее сокращению.

8 декабря 1920 г. СТО образовал комиссию под председательством Дзержинского в составе Склянского, Преображенского и Рыкова для обсуждения вопроса о необходимости сокращения Красной Армии и отпуска части красноармейцев, передаче их на трудовые цели. Через два дня Дзержинскому было поручено сделать доклад, но он, ссылаясь на то, что Преображенский и Склянский были больше его «в курсе дела», попросил их выступить вместо него.

С окончанием Гражданской войны Советское правительство начало сокращение армии при обязательном сохранении ее боеспособности. К середине 1922 г. в составе Вооруженных Сил Советской Республики с учетом войск ГПУ и конвойной стражи насчитывалось 850 тыс. человек.

В апреле 1921 г. СТО утвердил состав специальной комиссии с задачей разработки конкретных мер по сокращению численности Красной. Армии и трудоустройству демобилизованных. В комиссию вошли М. И. Калинин, Ф. Э. Дзержинский, Э. М. Склянский другие. Одновременно с уменьшением численности Красной Армии в районах с наиболее сплоченным пролетарским населением (города Петроград, Москва, районы Урала) осуществлялся переход к смешанной (территориально-милиционной) системе, которая давала возможность социалистическому государству иметь необходимое количество кадровых дивизий на случай войны, а также вести подготовку всех призывных возрастов. Эта задача решалась в соответствии с постановлением X съезда РКП (б), в котором было сказано, что «по вопросу о милиционной системе у партии нет никакого основания пересматривать свою программу. Формы, методы и темп перехода к милиции целиком зависят от международной и внутренней обстановки, от продолжительности передышки, взаимоотношений города и деревни и пр.». Съезд признал, что на ближайший период «основой наших вооруженных сил должна являться нынешняя Красная Армия, по возможности сокращенная за счет старших возрастов, с повышенным пролетарским и коммунистическим составом».

Частичный переход к милиционной системе был также вызван трудностями экономического положения страны, необходимостью уменьшения расходов на содержание армии. Первая территориально-милиционная дивизия была сформирована в конце 1922 г. К концу 1923 г. на смешанную систему было переведено 7,2 % всех стрелковых дивизий, через год 52,4 %.

В ходе реформы происходили изменения и войсках ВЧК. 14 марта 1921 г. В.С. Корнев от 14 марта 1921 г. заявил о необходимости формирования отдельных запасных батальонов на окраинах республики для предварительной подготовки и планомерного пополнения войск ВЧК. 16 марта 1921 г. Ф.Э. Дзержинский представил это предложение на заключение Г.Г. Ягоде. Тот дал отрицательный ответ, считая, что сначала необходимо укомплектовать части, которые раздеты, вооружить и пополнить штаты войсковых подразделений при губЧК, а лишь потом можно говорить о запасных батальонах, «а то мы создадим еще одну раздетую, не боеспособную часть, каковая будет числиться за ВЧК и только. Если т. Корнев подтвердит, что у него части губЧК одеты, обуты, вооружены и укомплектованы, то можно разрешить дальнейшее формирование.

22 марта 1921 г. Дзержинский отдал распоряжение В.С.Корневу о приятии мер по доведению 39-го Гомельского батальона «до полного штата людьми, вооружением и обмундированием». 27 июля 1921 г. председатель ВЧК подверг сомнению предложение П.К. Студеникина о сформировании слишком большой войсковой единицы ВЧК по штату полевых частей РККА и «оперирует жупелом партизанщины», «поэтому я думаю, ничего не выйдет» — «Боюсь, что в результате его проекта получится не особая дивизия ЧК, а сестра родная имеющихся у нас полевых дивизий». Он предложил Уншлихту создавать небольшие части «всех родов оружия, легко подвижные и сплоченные с собой не только дисциплиной, но и подбором и близостью с ЧК. Это достижимо при количественно небольших частях. Все внимание должно быть обращено на подбор людей и технику, которая должна заменить количество». В то же время Дзержинский постоянно интересовался состоянием территориальных дивизий, «парализовыванием их отрицательных сторон», обращая особое внимание на их классовый состав и работу особых отделов».

25 декабря 1921 г. Дзержинского беспокоил процесс передачи ВНУС Военному ведомству, который мог привести к их дезорганизации, разложению полевых войск в борьбе с бандами, потому что Военное ведомство не было приспособлено к решению задач борьбы на внутреннем фронте. Он просил В.Н. Манцева «следить за разрешением этого вопроса на Украине» и делиться с ним своими наблюдениями».

При совершенствовании структуры армии, флота и войск ВЧК-ОГПУ Дзержинский исходил из того, что проводимые мероприятия ни в коем случае не должны подрывать «организацию внутренней безопасности Республики». Он решительно выступал за сохранение численности пограничных войск, учитывая, что с прекращением военных действий шел процесс восстановления границ Советской Республики, протянувшейся на десятки тысяч километров. К тому же с окончанием военных действий значительно увеличилось число нарушений государственной границы вражескими лазутчиками и контрабандистами. О масштабе заброски агентуры в страну можно судить по тому, что только на участке пяти пограничных отрядов западной границы за 1922–1925 гг. было задержано 2742 нарушителя, из которых 675 оказались разведчиками империалистических государств. Все это требовало коренного улучшения охраны границы и работы контрольно-пропускных пунктов пограничных войск.

Во многих случаях председатель ВЧК-ОГПУ обращался к руководителям об оказании помощи подразделениям и частям. 20 ноября 1920 г. Дзержинский и Склянский просили военкома Перми помочь кавалерийскому полку «по политическим и военным соображениям». Помощь должна выразиться в оказании содействия «в снабжении их всем необходимым, в предоставлении им без всяких задержек помещений и перевозочных средств, а равно поставит их в наивыгоднейшие условия в отношении политического воспитания и обучения». В середине июня 1921 г. Дзержинский направил телеграмму в Бахмут на имя предгубЧК К.М. Карлсона с просьбой об оказании всяческого содействие и поощрение инженерному батальону ВЧК, обращая внимание на дисциплину. 15 ноября 1923 г. он сделал обстоятельный запрос Ягоде о состоянии войсковых формирований на территории страны: пограничных, территориальных, конвойных; сколько составляют жалование, вещевое довольствие и квартирные деньги; сколько рядовых и командного состава; сравнить расходы на них с расходами в царское время; какой дополнительный доход от поимки контрабандистов, какая польза от пограничных войск и др..

Характерны заметки Дзержинского на одном из документов 1924 г. по вопросам дискуссии в партии. В центре его внимания — постановка информации о Красной Армии, обеспечение частей и подразделений, работа комиссаров, «коммунизация штабов», положение территориальных дивизий, борьба с дезертирством. Он рекомендовал «вплотную заняться расходами на Красную Армию». Готовя доклад по этому вопросу в ЦК РКП (б), Феликс Эдмундович провел сравнительный анализ расходов на содержание армии до и после революции (солдат и красноармейцев, офицеров и красных командиров, техники), численности с точки зрения того, «какой эффект как по количеству, так и по качеству». Он предложил сделать больший упор на улучшение всесторонней подготовки личного состава. 9 июля 1924 г. Ф. Э. Дзержинский писал в Политбюро ЦК РКП (б) на имя Сталина, что необходимо «обратить все внимание на технику, на спорт, на физкультуру и пр., и прежде всего обратить все средства для поднятия советского патриотизма у рабочих и крестьян».

30 июня 1924 г. Дзержинский обязал Кацнельсона объединить работу ЭКУ, Особого отдела, РКИ, РВСР, соответствующие синдикаты и тресты по улучшению и удешевлению изделий для армии, но предварительно подготовить данные о стоимости обмундирования «всей армии и одного красноармейца и сколько стоило содержание царской армии и одного солдата». Особо его интересовало: «почему до войны все обмундирование солдата стоило около 18 руб., ныне около 110 рублей, причем ныне красноармеец гораздо хуже обмундирован, чем до войны. Такое бремя для госбюджета непосильно и давит на всю промышленность».

9 июля 1924 г. в записке в Политбюро ЦК РКП (б) Сталину Дзержинский предложил пересмотреть расходы на Красную Армию. — «Они нам непосильны. Они нас экономически подрезают и они при всей своей (относительной, конечно) огромности не дают для обороны того, что следовало бы. У нас на технику идет очень мало, большая часть сметы проживается, хотя войск у нас сейчас очень мало, судя хотя бы по Москве, где трудно из-за отсутствия достаточного количества строевых (бойцов) устроить даже парад».

Для предметного обсуждения вопроса в ЦК РКП (б) Дзержинский 22 июля 1924 г. просил Ягоду прислать дополнительную ведомость, в которой дать более подробные данные расходов на солдат и красноармейцев (казармы, отопление, жалование и др.), на офицеров и командиров, на административный и канцелярский состав, указав, «как эти данные выведены и какой общий расход на всю армию по этим статьям в царское время и сейчас»; расходы на всю армию по статьями о ее численности, о количестве бойцов, тыла, рядовых и комсостава и т. д.; какие были расходы на технику (ружья, артиллерия др. «у царя и у нас — и какой эффект — как по количеству, так и по качеству.

Необходимо вплотную заняться расходами, ибо они страну губят, а мощи в обороне не создают».

На урезании расходов на воинские формирования настаивали и другие члены правительства. 14 августа 1924 г. на заседании комиссии Политбюро по вопросу о штатах и смете Военного и Морского наркомата Л.Д. Троцкий предложил сократить войска ОГПУ на 10 тысяч. Дзержинский запросил у ОГПУ справку — «Возможно ли дальнейшее сжатие сметы и штатов? Эти данные мне нужны для доклада на Пленуме ЦК». Его интересовали: численность «наших войск в настоящее время по родам войск и как она сокращалась на протяжении 2-х лет? входит ли конвойная команда и сколько ее? какая смета этих войск в 23/24 г. и предположительно в 24/25 г.? сколько у нас (ОГПУ), кроме войск, сотрудников (движение численности за 2 года?); смета за два года и на 24/25 г. ОГПУ, кроме войск. — по родам наших органов — ОО ГПУ, ТО ГПУ, погранотдел и прочее.

Вопросы обеспечения армии и флота всем необходимым были предметом обсуждения и в 1925 г. И снова Дзержинский 22 августа 1925 г. для доклада в ЦК Ф.Э. Дзержинский просит Рейнгольда прислать имеющиеся у него «сравнительные данные о расходах на армию — царскую и нашу — и о результатах этих расходов, т. е. как наша армия и оборона обеспечены в сравнении с царской армией и какой у нас расход на одного едока и бойца и технику.

Дзержинского усматривал прямую связь между боеспособностью части и ее снабжением всем необходимым. Так, в августе 1921 г. 16 августа 1921 г. Президиум ВЧК признал, что создавшаяся политическая обстановка требует чрезвычайных мер для улучшения охраны границы «от Финляндии до Румынии включительно как в военном, так и в политическом отношении». Наряду с другими мерами было предложено: обеспечение обмундированием и полным пайком пограничных войск, обеспечить погранвойска имуществом связи, внести в СТО проект постановления об ассигновании 1 млн. золотом на закупку обмундирования за границей для погранвойск, оказание продовольственной и вещевой помощи сотрудникам пограничных особых отделений; «установление премии как для сотрудников пограничных особых отделений, так и для погранвойск за поимку контрреволюционеров и контрабандистов».

1 сентября 1921 г. Дзержинский направил в ЦК РКП (б) записку о потребности войск ВЧК в зимнем вещевом довольствии: шинелях — 88 046, теплых кальсонах — 210 859, гимнастерках — 99 538, полушубках — 99 614, шароварах — 112 701, валенках — 100 626, телогрейках — 188 992, рукавицах — 189 868, теплых шароварах -201467, обуви — 47 413, папахах — 173 305. Плановым назначением ЦУСа в августе 1921 г. эта потребность в главнейших предметах в среднем в % отношении покрывается: в шинелях на 10,28 %, гимнастерках — 5,06 %, шароварах — 4, 56 %, телогрейках -4,7, ватных шароварах — 4,2, обуви — 54,7. Но по заявлению начальника снабжения Красной Армии и Флота в течение сентября не предвиделось значительного отпуска предметов вещевого довольствия, ввиду отсутствия ресурсов. Предполагался в дополнение к полученным 7000 шинелям при общей потребности в них в 88 046 могло быть отпущено лишь 5000. «Такое положение вещей, — отмечал председатель ВЧК, — в связи с приближающейся зимой требует принятия срочных исключительных мер, направленных к немедленному удовлетворению одной из основных потребностей войск ВЧК — в обмундировании.

Проведение этих мер является тем необходимее, если принять во внимание совершенно особые условия службы войск ВЧК и исключительно важное значение выполняемых ими заданий. Непрерывная борьба с бандитизмом, охрана всех границ, выполнение всех заданий по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, незаконным использованием транспорта и т. д. создают условия, равные службе в беспрерывной боевой обстановке, требующей усиленных занятий и энергии.

Условия службы по охране границ заставляют обратить на себя особое внимание. При распыленности и разбросанности небольшими по численности командами, постами и пикетами по всей линии границ, при лишенности зачастую вследствие особых условий службы, элементарных житейских удобств, при несении службы под открытым небом при разных климатических условиях (сырые, болотистые места) невозможно допустить неснабженность красноармейцев шинелями и прочими самыми необходимыми предметами.

Здесь, на границах, приходится особо учитывать качественный состав и моральное состояние красноармейцев. Недовольные, полураздетые при общих трудных условиях пограничной службы красноармейцы тем легче поддаются подкупам как со стороны контрабандистов, так и шпионов, находящих для работы своей при таких обстоятельствах себе благоприятную почву, что уже имело место.

В соответствие с изложенным, Президиум ВЧК, учитывая все возможности и имея ввиду как затруднительное положение Республики в отношении наличных ресурсов вещ. имущества, так и, главным образом, срочность в вопросе осуществления практических мер по данному делу, полагает необходимым и целесообразным закупить обмундирование за границей в количестве до 60 000 комплектов. Имея ввиду стоимость одного комплекта в среднем до 30 руб. зол., Президиум ВЧК просит ЦК РКП ассигновать на эту надобность I 800 000 руб. золотой валютой».

25 августа 1924 г. Дзержинский предложил Ягоде и Благонравову создать экономический подотдел при Особом отделе ОГПУ и «чем скорее, тем лучше». Это было вызвано тем, что «армия поглощает у нас непосильно большие ресурсы и эти ресурсы не расходятся достаточно экономно и рационально; военное хозяйство самое неэкономное и самое хищническое, ибо оно чисто потребительское; в армии есть масса учреждений, которые смело можно распустить. Если мы на эту сторону не обратим внимание, то средства для самой армий и обучения ее и технического оборудования не хватит, и армия будет разлагаться. Ваш экономотдел должен стоять в центре работы Особого отдела. Наметьте людей и план работы и доложите мне». Он считал что исходной точкой должно быть изучение сметы Военного ведомства в ее выполнении и изыскание всего того, что можно сократить и сэкономить. Вряд ли эта работа найдет поддержку у военных, но ее важно произвести, чтобы предохранить армию от разложения и снять лишнее бремя с государства. В качестве примера Дзержинский привел ненужную работу на дорогах военных комендатур.

В деле снабжения красноармейцев и командиров не должно быть мелочей, все важно, что касается армии и флота и каждого красноармейца. 10 октября 1918 г. председатель ВЧК отдал распоряжение в хозяйственных отдел ВЧК «отпустить вне очереди срочно для т. Ровинского кожаную тужурку на меху, а также необходимые ему продукты для дороги на фронт». «Почему рота не была снабжена бельем, — запрашивает он в 1919 г. предгубЧК Иванова. — Что предпринято для снабжения и снаряжения батальонов на Украине?», делает внушение З.Б. Кацнельсону и объявляет взыскание лицам, ответственным за перебои в материальном обеспечении дивизии ОСНАЗ при переходе ее в летние лагеря. А 1 октября 1919 г. в письме в «Главкожу», ссылаясь на решение Президиума ВЧК, просит «отпустить для отряда ВЧК и МЧК126 000 (сто двадцать шесть тысяч) фунтов кожи».

11 февраля 1922 г. он обратился в РВС Сибири и Сибревком по поводу состояния охраны «осадных районов». И в тот же день писал И.П. Павлуновскому о приятии срочных мер. — «Положение нетерпимо — при нем ничего легче шпионам разложить наши части и использовать для своих целей упадок бдительности и дисциплины. Положение это создалось потому, что части, охраняющие районы, снабжаются на общих основаниях со всей дивизией. Это надо изменить. Полагаю, что Сибревком с РВС и Вами должны срочно заняться и разрешить этот вопрос. О последующем просьба уведомить».

Дзержинский много внимания уделял частям, боровшимся с бандитизмом. В феврале 1921 г. он предложил направить около двух тысяч подарков на имя М. В. Фрунзе для красноармейцев, дравшихся с махновцами.

При ведении партийно-политической воспитательной работы в частях и подразделениях Дзержинский подчеркивал важность учета специфики службы родов войск. Он отмечал, что, например, части войск ВЧК не похожи на полевые дивизии. Часто выступая перед воинами, он находил время для задушевных бесед, считая, что личное воздействие наиболее сильное средство воспитания и без него невозможна политическая деятельность. В воспитательной работе советовал опираться на коммунистов и на тех воинов, которые имели политическую закалку и опыт службы, рекомендовал воспитывать своим личным примером. По своей инициативе и по поручению высших партийных органов Дзержинский, как член ЦК партии, изучил положение дел в ряде армейских партийных организаций. Так, в конце февраля 1919 г. в ЦК РКП (б) поступила анонимка на начальника Управления снабжении Красной Армии Аржанова о том, что на собрании при обсуждении политики партии эсеров было сорвано принятие резолюции за высшую меру наказания, так как один из коммунистов сослался на мнение Аржанова, Но это имело обратный эффект, так как «спецы его ненавидят». Аржанов же на собрании не присутствовал. По инициативе ячейки на собрании был выставлен караул, потому что «служащие не желают ходить на собрания, и такой метод вообще, а не только к этому собранию применялся ячейкой». 27 февраля 1919 г. Дзержинский сообщил в Оргбюро ЦК РКП(б), что «ячейка крепкая», и «в связи с этой анонимкой не следует ячейки обревизовывать. Просмотреть состав служащих, произвести чистку среди них. Запретить ячейке выставлять караулы. Произвести это через ПУР и в ведомственном порядке.

25 июля 1922 г., в связи с тем, что Оргбюро поручило ему обследовать красноармейскую ячейку в Москве, Дзержинский просил Ягоду наметить «несколько ячеек, находящихся в различных условиях, с различным составом и дать мне свои соображения, какую ячейку желательно обследовать и Ваш проект порядка обследования и самого его содержания. Такое обследование в результате может иметь соответств. меры со стороны ЦК, а потому желательно подойти к этому вопросу основательно».

Дзержинский требовал воспитывать красноармейцев активным строителями нового общества, готовить их уже в армии к работе в трудовых коллективах. Для демобилизованных красноармейцев была составлена памятка. Вот ее подзаголовки: «Не на отдых ты едешь!.. Помоги местному совету!..Не забудь о семьях красноармейцев!.. Разъясни декрет о землепользовании!..Помоги собрать продналог!.. Организуй помощь голодающим!.. Борись с суевериями!..Разъясни коварство хищников-капиталистов».

Особое внимание председатель ВЧК-ОГПУ уделял демобилизованным красноармейцам и командирам. Он лично занимался организацией продвижения эшелонов с демобилизованными. Так, 18 января 1921 г. он запросил В.Л. Герсона о принятых мерах по письму председателя ревтрибунала 4-й Армии Перфильева о непорядках при перевозке демобилизованных по железной дороге на станциях Джанкой, Харьков, Орел, Курск, вызвавших массовые недовольства красноармейцев. После получения сообщения М.И. Калинина о задержке эшелонов с уволенными в запас красноармейцами он отдал распоряжение о расследовании причин и привлечении виновных к строжайшей ответственности, 16 марта 1921 г. Дзержинский выступил против разрешения освобождать демобилизованных по месту нахождения. — «Есть опасения, что если это примет широкие размеры, образуются бандиты».

4 апреля 1921 г. после ознакомления с докладом уполномоченного ТО ВЧК по эксплуатации НКПС Федведева о расследовании случая задержания в подаче 15 оборудованных теплушек к изоляционному пропускному пункту ст. Москва-товарная РязаноУральской железной дороги для перевозки демобилизованных красноармейцев, председатель ВЧК распорядился сообщить итоги расследования «соответствующим учреждениям для наказания виновных с просьбой уведомления о принятых мерах. О конечном результате сообщить т. Склянскому».

В конце декабря 1921 г. в ВЧК поступили сведения о незаконных действиях 17 декабря некоторых делегатов, следовавших на IX съезд Советов, на ст. Лихая по отношению к начальнику поезда. Они требовали отцепить теплушки с демобилизованными красноармейцами. Их поддержал уполномоченный ВЧК Визнер. 23 декабря Дзержинский приказал Визнеру представить свои объяснения по этому делу.

Председателя ОГПУ беспокоило состояние дел в правительственном комитете по делам мобилизации. «При сем бумага из комитета по делам мобилизации, — писал 22 августа 1924 г. З.Б. Кацнельсону Дзержинский, — наводящая на мысль, что этот комитет паразитическое учреждение. Я подозреваю, что там может гнездиться и военный шпионаж, и экономический шпионаж, и саботаж, и все, что угодно. Необходимо ими заняться вплотную и выявить:

1) личный состав, их прошлое,

2) их работу: кому от нее и какая польза,

3) их смета и оклады, штаты и имущество,

4) постановки дела с точки зрения конспирации и секретности,

5) их отчетность.

Это делать надо путем агентуры, собрания всех сведений и формальной ревизии. Поэтому разбирательство по делу этого комитета должно было вестись с участием представителей РВС республики, ЦКК, РКИ и ОГПУ».

В конце 1923 г., получив данные о наличии контрреволюционных сил в армии Западного фронта и о ведении ими подрывной работы в частях, Дзержинский предлагает В. Р. Менжинскому «наметить план наблюдения и выяснения также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей. Меры должны быть приняты по всем линиям нашей работы: ос(обые) от(делы), КРО, погранохрана, губотделы, а также по линии партии — ЦК и губкомы».

Дзержинский требовал от аппарата ведомства безопасности разоблачать ложь о Красной Армии. 11 августа 1922 г. он распорядился арестовать бывшего слушателя военной академии М.А. Кручинского-Шуфа «по обвинению в клевете с контрреволюционной целью» за его сообщение «О положении в Академии» — «Это бред маньяка или авантюриста. Необходимо ознакомить тт. Белобородова, Бубнова др. (комиссию ЦК по делу Кручинского) и т. Склянского»

31 августа 1922 г. в «Известия» появилась статья «Очередная ложь». Речь шла о заграничных радиосводки, сообщивших о бегстве в Эстонию начальника штаба РККА Платона Лебедева. Ягоде было поручено «выяснить источники такого сообщения. Ознакомиться с ними в подлиннике». 31 августа 1922 г. в записке Ф. Э. Дзержинскому Г.Г. Ягода указал, что Платон Лебедев даже не родственник генералу П.П. Лебедеву, который принял эстонское гражданство.

Важное значение для укрепления обороноспособности страны и армии имела работа особых отделов.

Внутренняя и внешняя контрреволюция объединенными усилиями стремилась всячески ослабить боевую мощь Красной Армии, вела работу по созданию в войсках подрывных антисоветских организаций, сбору разведывательных данных, разложению частей и соединений. Подрывная работа выражалась не только в сборе шпионских сведений, но и в попытках создать свои опорные пункты в войсках, в распространении антисоветских листовок, в дискредитации командного состава РККА и РККФ. За положением дел в частях, на предприятиях военной промышленности, в советских учреждениях следили спецслужбы противника.

Дзержинский усматривал прямую связь иностранной агентуры с подготовкой антисоветских выступлений. Особую опасность для боеспособности РККА и РККФ представляла агентура противника в штабах, частях и учебных заведениях. Об этом свидетельствовали многие факты. Так, летом 1921 г. 00 ВЧК в Красной Армии была установлена заговорщицкая организация под названием

Донская повстанческая армия, которая подразделялась на девять т. н. «полков», объединенных штабом ДПА во главе с командующим, скрывавшимся под именем Орленок. Он оказался слушателем Академии Генштаба, коммунистом с 1918 г., опытным боевым командиром Красной Армии и в момент ареста был начальником штаба 14-й кавалерийской дивизии армии С.М. Буденного.

Как отмечалось в одном из циркуляров ОГПУ, агентура противника ставит основной задачей по сбору сведений через широкое знакомство прежде всего с начальствующим составом, многими военнослужащими, использует «нашу болтовню, несдержанность. В целях того военные атташе устраивают банкеты для представителей штаба РККА. Наши товарищи часто на этих банкетах напиваются… Васильев Н. Г. - начальник отдела ЦУПВОСО, будучи в доме отдыха, среди отдыхающих рассказал о совершенно секретной командировке в Китай; Сунгуров С.Я. - помощник начальника штаба 8 стрелкового полка УВО рассказал о выполнении в Китае важного задания».

Агенты Савинкова под видом бывших офицеров царской армии возвращались на родину. Они были снабжены николаевскими деньгами, документами и имели задание устраиваться на службу советские учреждения, воинские части и извещать об этом свои организации.

Контрразведывательным обеспечением армии и флота занималась советская военная контрразведка, которая была создана 19 декабря 1918 г. решением Бюро ЦК РКП (б) с участием В. И. Ленина. Основой задачей Особого отдела стало ограждение Красной Армии от происков контрреволюции. «Дело Красной Армии, — писал Ф. Э. Дзержинский, — защищать социалистическое Отечество. Наше дело — защищать армию от всего того, что может ослабить или замедлить ее удар, что может причинить ей вред и вызвать лишние жертвы».

В целях укрепления Красной Армии по линии Особого отдела ВЧК в течение апреля-мая 1919 г. был принят ряд мер.

В соответствии с решением Совета Обороны от 7 апреля Особый отдел объявил 18 апреля учет всех бывших военных специалистов по следующим категориям: 1.Бывшие офицеры Генштаба, военные инженеры, артиллеристы, кавалеристы, саперы. Минеры, понтонеры, офицеры телеграфных и железнодорожных войск, автомобильных, броневых и радио частей.

2. Бывшие военные чиновники, служившие раньше в штабах, управлениях и учреждениях Военного ведомства.

3. Медицинские работники: врачи лекарские помощники, формацевты.

С 24 по 31 мая Особый отдел провел переосвидетельствование медицинских работников, состоявших на службе в учреждениях и лечебных заведениях: Красного креста, Центропленбежа, железных дорог и др..

И после окончания Гражданской войны Дзержинский указывал, что особые отделы в новых исторических условиях являются «одним из самых значащих помощников как для нашего правительства, так и для нашего военного командования в деле укрепления нашей Красной Армии». Совместная, дружная работа командования, революционных трибуналов и особых отделов должна была «предохранить армию от разложения и тлетворного влияния антисоветских элементов», а также содействовать развитию оборонной промышленности, всего народного хозяйства страны. Работая в ВСНХ, Дзержинский в обращении к сотрудникам особых отделов писал: «Надеюсь, что именно особые отделы будут той правой моей рукой, которые в этой области могут принести мне большую помощь».

С первых дней своего существования особые отделы работали по директивам и под контролем большевистской партии, ЦК которой строго следил за выполнением ими важнейших партийных постановлений и решений СНК и СТО по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, бандитизмом и сохранностью государственной и военной тайн.

В годы Гражданской войны под руководством Ф. Э. Дзержинского сотрудники особых отделов ликвидировали многочисленные контрреволюционные организации, помогли в подборе командного состава, вели борьбу с враждебными элементами и спецслужбами противника. Эта работа была продолжена и после Гражданской войны.

31 марта 1921 г. Дзержинским был подписан приказ № 89 о перестройке работы особых отделов при переходе войсковых частей Красной Армии на казарменное положение или долгосрочную стоянку. Каждое особое отделение оставляет на месте расположения штаба дивизии минимально количество сотрудников, достаточное для его обслуживания, всех остальных — распределяет для работы в войсковых частях, создав при штабах бригад особые пункты, начальники которых обязаны руководить осведомительной и агентурной работой в учреждениях и войсках бригады. При расположении частей в разных, отдаленных друг от друга пунктах, бригадный особый пункт назначает туда секретных уполномоченных по информации. Местные ЧК и бригадные особые пункты работают в тесном контакте и взаимно информируют друг друга. Для агентурных разработок, если силы пункта недостаточны, его начальник обращается за содействием в ЧК или политбюро. Информационные и агентурные сведения в порядке текущей работы в виде сводок представляются из полков в бригадные особые пункты и из бригад в дивизионные особые отделения, которое после разработке данных сводок в виде меморандумов направляет в армейский особый отдел или в губЧК.

При руководстве работой особых отделов Ф. Э. Дзержинский опирался на богатейший опыт, накопленный им на должностях председателя ВЧК, наркома внутренних дел и начальника тыла Юго-Западного фронта. Находясь на этих постах, он координировал действия всех органов советской власти, отвечавших за борьбу с контрреволюцией и за поддержание общественного порядка. Успешному решению этих задач способствовало и хорошее знание политического положения в стране, особенно в таких районах, как Центральная Россия, Украина, Сибирь. И не случайно пленум ЦК РКП (б) 7 марта 1921 г. признал необходимым «участие тов. Дзержинского во всех совещаниях, касающихся Украины».

Как председателю ВЧК-ОГПУ, Дзержинскому давались поручения, связанные с контрразведывательным обеспечением армии и флота. Так, 11 июля 1919 г. СТО заслушал сообщение В.И. Ленина по «Проекту постановления о мерах борьбы с контрреволюционными элементами в армии» и постановил: «Поручить т. Склянскому, Смилге и Дзержинскому ознакомиться с проектом постановления о мерах борьбы с контрреволюционными элементами в армии и дать свое заключение не позже среды, 16/VII с. г. В случае единогласного одобрения его поручить т. Ленину подписать от имени Совета Обороны.

После Кронштадтских событий велась активная переписка руководства страны по поводу моряков, участвовавших в мятеже. Дзержинский рекомендовал более внимательно рассматривать вопросы расселения рядовых участников и предложил для всестороннего рассмотрения этой проблемы созвать военно-морское совещание, высказав 9 марта 1921 г. В.Р. Менжинскому сомнение в целесообразности направления моряков из Петрограда в Одессу и Мариуполь, так как эти районы находились в зоне действия банд Махно.15 марта 1921 г. он просил Склянского прислать «справку сколько и куда и когда послано из Питера матросов и какие директивы были даны командованию на Украине…».

Через три дня в записке по прямому проводу из Харькова В.А. Балицкий просит Дзержинского сделать через РВСР распоряжение командующему войск Украины о том, чтобы эшелоны с матросами направлялись в Мариуполь, а не в Крым, «так как в Крыму сосредоточивать такое количество матросов во всех отношениях нежелательно».

19 апреля 1921 г. В.И. Ленин тоже высказал большое опасение по поводу расположения кронштадтских матросов в Крыму и на Кавказе, полагая, что надо бы их сосредоточить где-нибудь на севере.

Например, готовясь к совещанию, на котором должен был обсуждаться вопрос о состоянии боеготовности армии и флота, Дзержинский 11 июля 1921 г. ставит перед А.Х. Артузовым задачу в самом срочном порядке «Дать исчерпывающую оценку: 1) боеспособность нашего флота — количество и качество боевых единиц, их вооружение и оборудование, их боевая польза, личный состав…2) средства и сила, поглощаемые этим флотом — топливо, продовольствие, обмундирование, помещения, 3) возможно ли возрождение флота при наших условиях, 4) взаимоотношения с НКПС…».

15 октября 1922 г. в письме к Дзержинскому и членам Политбюро ЦК РКП (б) Л.Д. Троцкий отметил явную ненормальность и неправильность в работе ГПУ и комиссии В.А. Антонова-Овсеенко в деле кронштадтских моряков. Они состояли в том, что предварительное расследование, сбор сведений, «наблюдение, донесение вверх и проч. происходит совершенно без участия наиболее авторитетных партийных работников» Морского ведомства: от члена РВС Балтийского флота Наумова и от Зофа. «Как раз в вопросе о Балтфлоте, — отметил Троцкий, — были уже со стороны ГПУ в прошлом крупнейшие ошибки, по поводу которых Политбюро выносило определенные постановления. Но и сейчас получается такое впечатление, как если бы работники ГПУ считали делом чести для себя преподнести «сюрприз», а не разработать вопрос совместно с теми работниками, которые ближе всего стоят к делу».

Конфликт был исчерпан обменом записками Троцкого и Дзержинского.

6 ноября 1922 г. Ленин потребовал от Дзержинского принятия самых решительных мер по пресечению нелегальной эмиграции в Советскую Россию. В соответствии с этим, 16 ноября 1922 г. было совещание представителей СТО, НКВД и ГПУ, которое наметило практические меры по усилению борьбы с тайным переходом границы.

В связи с данными о наличии в армии Западного фронта контрреволюционных сил, 1 января 1924 г. Ф.Э.Дзержинский предложил В.Р. Менжинскому обратить на этот фронт «сугубое внимание», предложив: «I) составить срочно сводку всех имеющихся у нас данных о положении на Зап. фронте, использовав и весь материал, имеющийся в ЦКК-РКИ (Гусев — Шверник), 2) наметить план наблюдения и выявления, а также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей». При этом меры должны быть приняты особыми отделами, КРО, погранохраной, губотделами и по партийной линии — ЦК и губкомами.

«Обратить внимание» в данном случае означало усилить агентурную работу. Еще в марте 1922 г. для повышения боеспособности армии и предупреждения нежелательных последствий ГПУ приняло инструкцию по осведомительной работе в частях РККА. Вся осведомительная работа была разделена на три части: осведомление коммунистическое (членов партии), осведомление беспартийное и осведомление особоквалифицированное(агентурно е). Осведомители должны были давать полную картину состояния воинских подразделений и частей, так как они «видели жизнь части». «При его помощи, — писал А.Х. Артузов, — мы будем иметь внешнюю картину всего, что делается в части».

На основе многих данных, поступавших из различных источников, Дзержинский отдавал распоряжения, делал заметки о положении дел в армии и на флоте и обороны страны. Они, как правило, были весьма обстоятельными. В черновых заметках 1925 г. речь шла об обороне: демобилизации, составе военных руководителей, снабжении кавалерии, плане обороны, мобилизации, диверсиях, дезинформации, авиации, территориальных и национальных частях, партийных ячейках в армии, организации тыла; по обороне: дипломатии — «купить Латвию и Эстонию», «давление на Германию и Францию, польская опасность, внимание к Персии, Афганистану, Турции и Румынии».

В пресечении происков противников советской власти в Вооруженных Силах важное значение придавалось оперативному учету бывших офицеров под неослабным оком ВЧК-ОГПУ.

Вообще-то в истории русского офицерства с февраля 1917 г. уже много было трагических страниц. Именно оно стало едва ли не главным объектом социального насилия, что наложило на них морально-психологическое состояние неизгладимый отпечаток. И никак нельзя оспорить того факта, что главными создателями и вождями Белой армии являлись «детьми Февраля». Советская власть тоже боялась офицеров и поэтому упразднила де-юре офицерский корпус старой русской армии. И это вполне понято. Именно офицеры и казаки были профессионалами в военном деле и оказали самое упорное сопротивление новой власти, от их поведения во многом зависел ход и исход борьбы в будущем. Не надеясь на их поддержку, чекисты стремились установить за ними всесторонний контроль, и при малейшем сомнении в лояльности к власти шли на приятии крайних мер. Об этом свидетельствуют многие документы, в том числе и телеграмма Дзержинского прегубЧК Архангельска от 17 марта 1921 г. о фильтрации белых офицеров:

«С получением сего Вам надлежит принять следующие меры: 1) срочно перебрать весь морской командный состав, изъяв весь белогвардейский ненадежный элемент; 2) немедленно изымать агитирующий и ведущий себя подозрительно матросский элемент, особенно судов, а главным образом, обратить внимание на команды ледоколов, каковой тщательно профильтровать; 3) ликвидировать тех белых офицеров, кои были уже приговорены, сообщив список нам; 4) ликвидировать тех белых офицеров, кои внушают опасения и кои подходят под пункты ранее данных указаний о порядке фильтрации белых офицеров(выд. — Авт.); 5) переберите тщательно все штабы как морской, так и округа, изъяв беспощадно весь подозрительный и ненадежный элемент; 6) потребуйте у округа на укомплектование батальона ВЧК, если не удовлетворит, сообщите. По всем пунктам донесите».

20 сентября 1921 г. были приняты «Временные правила по вопросам бывших офицеров (белых) и военных чиновников». Учет должен был осуществляться персонально на всех офицеров, где бы они ни находились, и даже «за снятыми с учета бывшими белыми должен быть установлен тайный надзор, т. е. официально считая их полноправными гражданами, негласно следить за их деятельностью». Каждый бывший офицер был обязан заполнить специальную анкету, в которой было 38 пунктов среди них такой: «Укажите ваше политическое настроение в данный момент». И, несмотря на примечание, обязательное в таких случаях: «Давшие неверные сведения в анкете или уклонившиеся от прямых ответов, будут подвергнуты строжайшей ответственности», было мало желающих дать иной ответ, чем тот, которого ждали чекисты.

И все же постепенно настроение среди офицеров менялось в пользу советской власти. Реальные её успехи на хозяйственном фронте в условиях новой экономической политики, постепенная стабилизация обстановки в стране, полоса признания на международной арене вели к отказу от вооруженной борьбы или, в крайнем случае, к лояльному отношению или сотрудничеству. Поэтому несколько изменятся и политика власти. Конечно, нельзя было надеяться на коренные перемены в такой короткий промежуток времени. Речь шла только о некоторых подвижках, более внимательном отношении к данной проблеме.

Постановлением Президиума ЦИК СССР от 12 декабря 1924 г. за долгосрочную безупречную службу в рядах РККА, РККФ и гражданских учреждениях и проявленный героизм, преданность советской власти были сняты с особого учета с распространением на них всех прав и преимуществ военнослужащих и военнообязанных следующие категории бывших белых офицеров: 1) награжденные орденами Красного Знамени, 2) находящиеся в рядах Красной Армии и Красного Флота. “Несмотря на некоторые послабления к бывшим офицерам, — писал Дзержинский Менжинскому 21 октября 1925 г., - отношение к ним меняется крайне медленно». Он, в частности, сослался на записку ему Н.И. Мурапова, побывавшего в Дальневосточном округе, в которой утверждалось, что «положение с обязательной регистрацией белых офицеров в ДВО совершенно ненормально. Это положение бьет по лояльным, стесняет их, делает париями, создает волокитнейшую переписку и т. д., не давая им возможности найти работу и стать к нам лояльными».

В 1926 г. на особом учете состояло 63 836 бывших белых офицеров, затем 37 437 из них было снято с особого учета.

В укреплении обороноспособности страны важное значение имела работа особых отделов и территориальных органов ВЧК-ОГПУ по контрразведывательному обеспечению заводов и фабрик, работающих на оборону, портов и сооружений, имевших стратегическое значении от поджогов, диверсий и пожаров. Еще 3 апреля 1919 г. Дзержинский издал приказ губЧК об установлении бдительного надзора за хлебными складами, железнодорожными сооружениями и путями, за всеми объектами стратегического назначения.

13 мая 1919 г. Совет Обороны, заслушав доклад Склянского «Об охране Тульского патронного завода», поручил. Дзержинскому и Склянскому организовать обследование Тульского патронного завода в отношении охраны при непременном участии в обследовании комиссара завода т. Орлова или заместителя его. Доклад поручить представить через неделю т. Склянскому». 19 мая СО заслушал сообщение Склянского «Об обследовании Тульского патронного завода в отношении охраны». Было решено поручить Склянскому и Дзержинскому «принять самые энергичные меры к организации успешной и строгой охраны Тульского патронного завода» и предствить доклад в СО в понедельник..

6 июня 1921 г. Ф. Э. Дзержинский провел совещание в Киеве с участием руководящего работника Красной Армии Π. Е. Дыбенко, члена Коллегии ВЧК В. Н. Манцева, начальника укрепрайона Одессы Урицкого, председателей Одесской и Николаевской губЧК, начальника морского транспорта Иванова и других представителей морского транспорта. Совещание признало доказанным, что Морское ведомство является притоном белогвардейщины. По вине его руководителей в Одессе произошли в порту две аварии: 1 и 2 июня 1921 г. 1 июня норвежский пароход «Камилла Джильберт», зафрахтованный англичанами, с грузом 420 тыс. пудов угля был посажен на мель у Санджейского поста, в пяти милях от Одессы, лоцманом, нарушившим правила безопасности кораблевождения.

Старшим на рейде был начальник минообороны Максимов. Он взял на себя руководство операцией и пошел на помощь на тральщике «Бессарабец», который в самом порту напоролся на давно затонувшую подлодку «Пеликан» и, получив пробоину, стал тонуть. Максимов первым сошел на шлюпку и той же ночью уехал в Севастополь, оставив «Бессарабец» без внимания и указаний.

Следствие установило, что непринятие мер к спасению тральщика привело к погружению его кормы в воду на 3–4 фута, к затоплению кочегарка и машинного отделения, затем корма проломилась. Дзержинский писал Склянскому: «Следствием вполне установлено, что обе аварии — результат преступного бездействия и разгильдяйства чинов Морведа в течение долгого времени до катастрофы. Придавая случившемуся государственное значение и принимая во внимание, что изложенное является лишь частью обширного фактического материала, доказывающего белогвардейскую работу чинов Морведа, совещание единогласно признало необходимым в корне пресечь возможность повторения, постановило арестовать виновников аварии: начальника минообороны Максимова, начальника Управления безопасности кор[аблевождения] Черназ[морей] Сполатбога и капитана «Бессарабца», предав их суду.

Дальнейшее следствие и установление остальных виновных производится. Распоряжение [об] арестах мною отдано».

Вскоре судно было снято с мели. Тральщик «Бессарабец» также был поднят судоподъемной службой Николаевского военного порта.

По инициативе Дзержинского улучшается охрана портов. На заседании Президиума ВЧК 6 августа 1921 г. после обсуждения вопроса о положении в Петроградском порту было решено создать особое отделение, в функции которого входила охрана порта и военконтроль за приходящими и уходящими судами. 26 ноября 1921 г. им было отдано распоряжение о создании в особом отделе морской части, «иначе флот всегда будет вне нашего ока». 14 июня 1922 г. Дзержинский приказал начальнику Особого отдела Г.Ягоде связаться со Склянским для «принятия мер и отдачи под суд виновных, кем бы они не были». Речь шла о решении сотрудников НКИД предоставить порты Одессы, Феодосии и Новороссийска для обслуживания пароходов «АРА», в том числе и о разрешении американским линкорам входить во все порты Черного моря, не исключая Севастополя и Николаева.

21 июня 1922 г. СТО назначил Дзержинского Чрезвычайным уполномоченным СТО по Петроградскому порту, дав ему право контроля и принятия необходимых мер для улучшения его работы. Через пять дней Дзержинский телеграфировал в Одесский отдел ГПУ: «Соберите и пришлите мне срочно сведения о деятельности Одесского порта, его недостатках, нуждах, условиях и постановки работы, о произведенной работе, о предполагаемых к приемке грузов и об обеспечении своевременной разгрузки и выполнении этих работ». Председателем ВЧК-ОГПУ была оказана помощь в восстановлении и развитии портов Петрограда, Батуми, Новороссийска, Одессы, Поти и Сухуми.

После пожара на первом военном заводе Дзержинский потребовал принятия самых энергичных мер по пресечению происков спецслужб противника и контрреволюционных элементов. 4 июля 1921 г. он писал Благонравову: «Пожары на Казанской и Пермской дорогах принимают размеры государственной катастрофы. Необходимы меры. Надо срочно созвать совещание противопожарное (при НКВДеле) с привлечением всех, кто может оказать помощь: ТО ВЧК, ВЧК, НКПС, ЦК РКП (людьми) Военведомство, НКЗем (леса горят), Главтоп и выработать целую программу, внести на утверждение в СТО.

Противопожарная комиссия должна собираться ежедневно, члены ее должны заниматься только этим. За непринятие мер же персонально должен быть ответствен. Надо еще сегодня (4/VIII) собраться и в среду внести в СТО предложения.

Принимаемые меры были направлены на достижение главной цели — защиты оборонной промышленности и оснащения Советских Вооруженных Сил военной техникой. Хотя в начале 20-х годов в армии основной ударной силой были кавалерийские части (на 21 мая 1921 г. по штатам мирного времени потребность в лошадях составляла 533 тыс.), все большее значение придавалось техническому оснащению войсковых частей самолетами, танками, новыми артиллерийскими системами, автомобилями и др.

Для поднятия боеспособности и боевой готовности Красной Армии, по мнению Ф. Э. Дзержинского, важнейшее значение имела хороша налаженная информация о положении дел в частях и подразделениях. Во многих выступлениях он указывал, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян, потому что «армия выражает и не может не выражать тех настроений, которые имеются в крестьянстве».

При анализе политического положения особое внимание, считал Дзержинский, должно уделяться тем процессам, которые свидетельствуют об активном действии антисоветских, контрреволюционных сил. 7 мая 1924 г. он направил И. В. Сталину письмо о политическом положении в сибирской деревне и политических процессах в частях Красной Армии, дислоцированных в этих районах. В основу его был положен доклад И. П. Павлуновского. Дзержинский, в частности, писал: «Доклад считаю глубоко верным и улавливающим тенденции не только Сибири. Мне кажется необходимым, чтобы ЦК дал задание комиссии по работе в деревне, РВСР и ОГПУ рассмотреть этот доклад и внести в ЦК практические предложения и проект директив ЦК парторганизациям». Двумя днями раньше, давая оценку информации, поступившей от Павлуновского, председатель ОГПУ отметил: «Здесь главное — вопрос линии партийной, хозяйственной и в армии».

Наряду с информированием высших партийных и советских органов Дзержинский заботился о всемерном совершенствовании информационных сообщений в интересах военного ведомства. Он обязал чекистов сообщать руководству Красной Армии сведения о всех контрреволюционных выступлениях и выполнять разведывательные заданий командующих военными округами. Кроме того, просил Главкома С.С. Каменева присылать в ВЧК копии всех оперативных и разведывательных сводок, поступающих в штаб РККА.

Дзержинский наладил процесс согласования сводок со всеми ведомствами, от которых поступала информация. Так, 15 февраля 1925 г. он дал указание Г.Ягоде «сговориться с ПУРом о сводках ос(обого) отдела в смысле, как их составлять, как их использовать и как поставить контроль этого использования и, наконец, как поверять их правдивость». Он обязывает давать полное представление о положении дел, поэтому в информации не следует «преувеличивать, сгущать краски… Считаю опасным также обобщение наших неурядиц и представление их как всеобщих». Дзержинский рекомендовал тщательно проверять сводки: «если нужны сведения, то брать их у других государственных учреждений», а «для проверки основных данных ОГПУ может посылать иногда их нашим органам на места, чтобы выявить вранье. Тогда будет польза».

Более обстоятельной информации Дзержинский требовал о всех негативных явлениях. Так, 6 марта 1923 г. он просил З.Б. Кацнельсона представить доклад о злоупотреблениях в одном из учреждений военного ведомства. В сообщении изложить подробные сведения о штатах и структуре организации, список ответственных сотрудников, их оклады, расходы, наличие складов, автомобилей, лошадей и др..

Ввиду усилившейся агрессивной политики западных держав, Дзержинский обратил внимание на войсковые части, дислоцированные в районах Украины, Белоруссии и на северо-западе России, предложил «улучшить нашу информацию, дабы не прозевать процессов по накоплению сил и консолидации наших врагов», срочно составить сводку и использовать весь материал, имевшийся в ЦКК-РКИ, наметить план наблюдения и выявления, а также меры по предупреждению всяческих злоупотреблений. Эти меры, считал он, должны быть приняты по всем линиям: особого отдела, пограничной охраны, губернских отделов ОГПУ и губкомов партии.

5 января 1925 г. после получения сообщения председателя ГПУ УССР В. А. Балицкого о нападении польских войск на управление 2-й комендатуры Ямпольского отряда на Волыни Дзержинский поручил Г.Г. Ягоде расследовать дело — «до полной ясности мотивы и причины таких действий поляков», добавив: «Вопрос очень серьезный».

Дзержинский внимательно следил за событиями в Польше и информировал об этом Советское правительство и ЦК ВКП (б). Так, 18 ноября 1925 г. он писал Менжинскому:

«В следующий четверг в Политбюро будет стоять вопрос о Польше. Вам надо к этому подготовиться, чтобы сообщить Политбюро наши сведения и соображения. Мне ситуация представляется следующей: то, что происходит в Польше с падением валюты, правительственным кризисом, появлением на сцене Пилсудского, — происходит не без активного участия Англии, проводящей политику Локарно и изоляции нас — в данном случае Польши и примирение ее с Германией, по всей вероятности, за счет отказа (в будущем хотя бы) от Данцигского коридора и включения в Польшу Литвы и Мемеля. Таким образом, Польша могла бы все свои военные и шпионские силы (хотя бы и сокращенные) бросить против нас. По этой линии идет и демонстрация дружбы Румынии с Польшей. По этой линии идет и огромная работа Польши в Турции против нас. (Вы должны поговорить по этому поводу с Сурицем, который сейчас в Москве). Надо собрать все материалы и дать анализ ситуации и игры и вместе с тем наметить ряд мер по линиям НКИД, НКВоен, нашей и Внешней торговли. Между прочим, поляки и турки добиваются от нас транзита, и Внешторг всеми силами противится. В результате поляки с турками ведут переговоры о постройке в Турции жел. дороги, которая будет для нас в военном отношении очень опасна».

Польским делам Дзержинский стал больше уделять внимания после переворота и прихода к власти 13 мая 1926 г. Ю. Пилсудского. 11 июля 1926 г. он снова обращается в ЦК ВКП (б) к И.В. Сталину: «Целый ряд данных говорит с несомненной (для меня) ясностью, что Польша готовится к военному нападению на нас с целью отделить от СССР Белоруссию и Украину. В этом именно заключается почти вся работа Пилсудского, который внутренними делами Польши почти не занимается, а исключительно военными и дипломатическими для организации против нас сил. В скором времени Румыния должна получить из Италии огромные массы вооружения, в том числе и подводные лодки. Одновременно оживилась деятельность и всех белогвардейцев в Лимитрофах (Имеются в виду Финляндия, Эстония, Латвия, Литва и Польша) против Кавказа. Неблагополучно у нас и Персией и с Афганистаном. Между тем у нас в стране в широких кругах очень благодушное настроение и необходимо дать указание РВС, а также проверить состояние Красной Армии — ее настроение, снабжение и нашу мобилизационную и эвакуационную способность.

Пилсудский относится к нашим территориальным дивизиям с полным пренебрежением и рассчитывает на наше партийное разложение в связи с нашей дракой на ХІУ съезде (речь идет о борьбе с «новой оппозицией на XV съезде ВКП(б) — Авт.)

Я опасаюсь, что такой его взгляд может его толкнуть раньше выступить, чем это предполагают у нас (в РВС говорили: год 1927-й).

Необходимо ЦК этим вопросом заняться. Я думаю, что надо дать задание самое срочное — обсудить этот вопрос комиссии т. Рыкова (комиссии Обороны)».

14 июля 1926 г. Дзержинский просил Г.Б. Лауэра подобрать документы и составить перечень фактов для того, чтобы облегчить доклад на пленуме ЦК и «не упустить чего» о военной опасности со стороны Пилсудского и об английском окружении нас». В этот же день он выразил Г.Ягоде неудовольствие формой доклада по военной промышленности, установленной еще 14 мая 1925 г. Ос. Отделом, считая «ее совершенно неудовлетворительной. Наши органы больны тем же, чем и ВСНХ, т. е. неслыханной бюрократизацией и ненужной заведомо для ОГПУ отчетностью.

Надо отменить эту форму и сконцентрировать внимание наших органов на основные моменты, на командные высоты и самые слабые звенья.

Прошу пересоставить в корне эту форму. Если нам нужны все эти сведения, то надо их взять в ВПУ или Военпрома и для проверки основных данных ОГПУ может посылать иногда их нашим органам на места, чтобы выявить вранье. Тогда будет польза.

В какой срок сможете представить мне на утверждение новую форму?».

17 июля 1926 г. на основании многолетнего опыта органов ВЧК-ОГПУ Дзержинский подписал приказ об улучшении оперативной работы на предприятиях военной промышленности: «Об усилении обслуживания органами ОГПУ заводов военной промышленности», обязав все ПП, ОО округов и начальников губотделов, обслуживающих заводы военной промышленности, «в связи с подготовкой враждебных по отношению к СССР действий со стороны наших внешних врагов и белогвардейцев», обратить сугубое внимание на состояние контрразведывательного обеспечения заводов и всей системы управления военной промышленности. В этих целях: усилить качественное состояние уполномоченных по военной промышленности, начальникам особых и губернских отделов лично руководить их работой; максимально использовать сеть органов ИНФО и ЭКУ для информацию о состоянии этих заводов, в партийном и советском порядке возбуждать в местных органов власти и через ОГПУ сообщать в центр вопросы, требующие устранения замеченных недостатков, установить тесную связь с партийным руководством самих органов военной промышленности; принять меры по охрана заводов и органов военной промышленности от возможностей всяких диверсионных попыток путем: согласованной с соответствующими инстанциями проверки и чистки личного состава, устранения перебежчиков, в первую очередь, из Польши и явно враждебных нам элементов, усилением охраны, принятие мер против пожаров и поджогов и т. д.; активизировать имеющиеся разработки; держать в курсе работ в этом направлении и своевременно информировать ОГПУ о состоянии военной промышленности; особое внимание в своей информации обратить на: а) принимаемы необходимые меры по улучшению военной промышленности; б) на недостатки военной промышленности; в) освещение руководства; г) настроение рабочих и причины этого настроения; д) производительность труда и режим экономии, е) на характеристику и настроения личного, особенно командного состава».

Давая анализ международного положения Советского Союза в последнем выступлении на июльском (1926 г.) пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Дзержинский еще раз подчеркнул, что, несмотря на большие расходы и материальные затраты, всегда важен учет состояния безопасности страны: «Армию сокращать нельзя, а армию и расходы на армию надо сейчас увеличивать».

 

Глава 16. Борьба с преступностью в сфере хозяйственных отношений

Активное участие чекистов в борьбе с преступностью в сфере хозяйственных отношений в большей мере проявилось в годы новой экономической политики, хотя с первых дней образования важнейшей обязанностью органов ВЧК наряду с борьбой с контрреволюцией была борьба с саботажем и должностными преступлениями. Но уже в 1918 г. на первый план вышли задачи вооруженного противоборства. С введением нэпа значительно расширилась социальная база буржуазии, появились промышленники, арендаторы, биржевики, крупные торговцы, служащие частных предприятий и др. Частный капитал пытался любыми средствами выйти за рамки, установленные властью. Нэпмановская буржуазия не была в стороне от политики и стремилась создать различные организации, расширить свои политические права. Имея слабые экономически позиции, она разлагала управленческий аппарат взяткой, спекуляцией, хозяйственными преступлениями.

После окончания Гражданской войны классовая борьба постепенно переместилась в сферу хозяйственных отношений. Политические оппоненты большевиков хорошо восприняли слова их руководителей о том, что нэп вводится «всерьез и надолго», но опасались обещания вернуться к террору экономическому. Радикально настроенные противники власти изменили методы борьбы. Они начали создавать различные организации. Их объединение шло по трем основным признакам: совместному обучению в высшей школе, прежнему месту службы и с заранее поставленной целью. Особую опасность представляли группировки, созданные по последнему признаку. В них входили так называемые «бывшие люди», занимавшие прочное место в промышленности. На это возлагали свои надежды и эмигранты. Лидер правых эсеров В.М. Чернов в газете «Революционная Россия» от имени редакции писал: «Теперь, когда все советские учреждения полным-полны эсерами, меньшевиками и другими противниками большевистского бюро-державия, мы надеемся, что присылка нам всякого рода документов дает нам возможность в ближайшем будущем открыть отдел «За кулисами правительственного механизма». В Советской России антисоветчики, будучи объединены целями, путем взаимных рекомендаций и протежирования заняли ряд руководящих должностей в промышленности и вступили в преступную связь со своими бывшими хозяевами, находившимися за границей. Значительный ущерб экономике наносили и некоторые предприниматели путем перекачивания значительных государственных средств (мошенничеством, посредничеством, взятками и пр.). От советских и партийных органов, от населения в центр шла информация о многочисленных злоупотреблениях, грабеже и спекуляции сотен представителей госторгов, трестов, синдикатов и пр.

Разруха в промышленности и на транспорте, прекращение работы многих заводов и фабрик привели к сокращению численности рабочих, превращению части из них в кустарей, к уходу в деревню, к безработице. (В середине 1923 г. общее число безработных составило 500 тысяч человек). Многие рабочие или погибли на фронтах Гражданской войны и в борьбе с интервентами, или после нее перешли на советскую и хозяйственную работу. Перебои в снабжении продовольствием, топливом и предметами первой необходимости вызвали недовольство всего населения. Рабочие высказались за ослабление ограничения мелкой торговли и обмена, за отмену заградительных отрядов, которые препятствовали ввозу в города продуктов, вымененых в деревне. Их раздражало и отступление от эталитаристского принципа военного коммунизма. Требования к уравнению в потребностях рядового и ответственного работника, как отмечалось на X съезда РКП(б), «проходит красной нитью по всем постановлениям и резолюциям беспартийных ораторов на любом рабочем собрании». Отрицательное отношение части рабочих к политике большевиков нашло выражение в забастовках на ряде предприятий Петрограда, Москвы, Новгорода, антиправительственных выступлениях в Саратове и других городах. Свидетельством демонстративного отчуждения рабочих от власти стали выборы в Моссовет в 1921 и 1922 гг., которые проходили в условиях бойкота с их стороны. Выступления рабочих продолжались и в последующие годы. Только в 1926 г. в стране произошло 873 забастовок, в которых участвовало 105 176 человек. Причинами выступлений были недовольство уровнем зарплаты, расценками норм выработки, задержками выплаты зарплаты и др.

Остатки помещичьего класса и буржуазии выступали не только против большевиков, но и против советской власти. Монархисты и кадеты рассчитывали на интервенцию и повстанческое движение. Хорошо известно, что контрреволюция не обязательно выражалась в терроре по отношению к сторонникам власти, а во многих случаях в демагогии, псевдосоциалистических лозунгах о свободе слова, собраний, в ослаблении институтов государственного и хозяйственного аппарата, институтов власти, прежде всего армии, органов безопасности, суда, прокуратуры, в создании неуверенности и запугивании людей. Все это весьма успешно использовалось противниками советской власти. Большевики стремились удержать власть и укрепить ее в своих политических интересах ради достижения поставленных целей. Вот почему переход к нэпу фактически не привел к ограничению политического террора в стране по отношению к реальной и потенциальной оппозиции, к революционнодемократическим партиям и объединениям, препятствуя тем самым оформлению стремления народа к демократическим правам и свободам.

Советскому государству не приходилось рассчитывать на помощь извне, более того, ведущие капиталистические страны и эмиграция надеялось на скорое свержение советской власти, которой удалось победить противника на фронте военном, но неспособной, по их мнению, одержать ее на фронте экономическом. Трудное положение народного хозяйства, переход к новой экономической политике, рост преступности привели к повышению роли органов безопасности в сфере хозяйственных отношений, оказанию ими всемерной помощи государственным и общественным организациям в решении задач народнохозяйственного возрождения и развития страны. А без экономического подъема, отмечал глава Советского правительства, не могло «быть и речи о сколько-нибудь серьезном повышении обороноспособности» и обеспечении безопасности Советской России.

Немаловажное значение для чекистов имела и точка зрения члена ЦК РКП (б) Дзержинского, выступавшего против отделения политической борьбы от борьбы с хозяйственными преступлениями, считавшего, что «хищения, взяточничество, саботаж, распущенность — это проявление у нас той же борьбы против диктатуры пролетариата и этими проявлениями эта диктатура может быть убита побитой буржуазией…». Отсюда вполне понятно, почему работа органов ВЧК-ОГПУ в сфере экономики была неразрывно связана с политическими оценками и политикой правящей коммунистической партии.

За границей возникли «Финансово-торгово-промышленный союз», «Всероссийский союз торговли и промышленности», «Комитет представителей русских коммерческих банков» и др. В конце 1924 г. в Европе уже насчитывалось 16 союзов и обществ русских инженеров, связанных с антисоветскими элементами. Основная их цель — подрыв советской экономики. Произошло объединение верхушки буржуазной интеллигенции и деловых кругов. Известный русский промышленник П.П. Рябушинский прямо заявил: «Мы смотрим отсюда на наши фабрики, и они нас ждут, они нас зовут. И мы вернемся к ним, старые хозяева…». Кадетские «Последние новости» писали, что торгово-промышленные круги поддержат всех тех, кто будет содействовать падению большевиков. В.Д.Набоков прямо говорил, что «придает глубокое национальное, моральное и политическое значение верности принципу вооруженной борьбы». Созданному «Комитету возрождения хозяйственной жизни России» было поручено вступить в непосредственные контакты с представителями торгово- промышленной буржуазии». На опасность действий «спецов» указывал Ф.Э. Дзержинский: «…верхи наших служащих могут сыграть роль «песка, насыпанного» в коммунистическую машину. Иностранный капитал поднимет дирижерскую палочку, песок посыплется, и машина остановится».

К 1921 г. у политического руководства Советской России имелась ясная цель и решимость, опиравшаяся на волю большинства народа, добиваться претворения в жизнь революционных преобразований. А выход из сложного социально-политического кризиса был найден путем введения новой экономической политики.

Успехи и неудачи власти во многом зависели от политики по отношению к специалистам в области народного хозяйства, к хозяйственникам. Советского правительства в народном хозяйстве предполагала всемерное усиление позиций государства и постепенный отказ от частного предпринимательства. Курс на форсирование строительства социализма вел к созданию условий затратной экономики. Огромным перенапряжением советских людей в кратчайшие сроки возводились фабрики и заводы, но они не имели «запаса прочности». Частые аварии и поломки стали постоянным явлением. Усматривая главную причину в происках врагов внутри страны, власти пошли на принятие более жестких законов.

Догматическое понимание роли частной собственности, отрицательное отношение к частнохозяйственному капиталу политического руководства страны парализовало инициативу деловых кругов, а всемерная поддержка только государственных предприятий мало оставляли места для инициативы и творчества и вела к созданию административно-командной экономики. Но так как у государства не хватало своих кадров, оно исходило из того, что построение нового общества без привлечения и перевоспитания буржуазной интеллигенции «мысль ребяческая».

Еще не окончилась Гражданская война, но уже 3 февраля 1920 г. Дзержинский на открытии 4-й конференции губернских ЧК 3 февраля 1920 г. говорил, что «в настоящий момент центр тяжести переносится на экономическую жизнь… В этом вопросе опасность может быть в сто раз больше, чем опасность в тот момент, когда к Пулковским высотам подходил Юденич, а Деникин был севернее Тулы. На эту опасность следует обратить большое внимание».

Четкая линия политического руководства страны была необходима, потому что после Гражданской войны пренебрежительное отношение к специалистам не было преодолено. На местах, как отмечала Сибирская областная комиссия по проверке личного состава 2 сентября 1921 г., нередкими были самочинные расправы над специалистами и даже ответственными работниками. И этим занимались милиционеры и чекисты, а также члены РКП (б), особенно деревенских ячеек. Комиссар-инспектор Селезнев докладывал комиссару главной инспекции НКПС, что условия работы линейного и технического персонала Томской и Забайкальской железных дорог осложнялись из-за обвинений органами ОДТЧК почти всего персонала в технической контрреволюции и саботаже. На Алтайском участке железной дороги около 30 служащих просидели в заключении более двух с половиной месяцев и лишь после приезда заместителя наркома путей сообщения А.И. Емшанова были освобождены.. Такие случаи были нередкими. И Дзержинский, не оправдывая этих случаев, объяснил причину жесткого контроля со стороны ВЧК в ответом слове на приветствие делегатов IV Всероссийской конференции губЧК 6 февраля 1920 г. по случаю награждения его орденом Красного Знамени: «То отношение, которое было по отношению к специалистам, которое было по отношению к лицам, перешедшим из буржуазного строя, это недоверие было здоровое, и, чтобы эти специалисты не организовывались, мы должны [были] окружать их целым рядом коммунистов, посадить его [специалиста] в атмосферу рабочих и использовать его так, чтобы он, работая на нас, в то же время не имел общения с другими специалистами. И сейчас наша решительность должна быть та же». В новых условиях он, с одной стороны, потребовал наладить связь с теми специалистами, которые честно сотрудничали с властью — «мы оставлять спецов без поддержки не можем и не должны, и должна быть завязана между нами и ними более теплая связь, вникающая в их законные нужды», с другой стороны — вести беспощадную борьбу с агентурой международной и внутренней контрреволюции, прежде всего с верхушкой буржуазной интеллигенции.

При выполнении служебных задач чекисты действовали в рамках предоставленной им компетенции. Председатель ВЧК-ОГПУ нацелил их на оказание всемерной помощи хозяйственникам, транспортникам и водникам, обязал бывать на заводах и фабриках, на станциях и пристанях, в мастерских и учреждениях, хорошо знать руководителей предприятий, отраслей и служб, принимать своевременные меры по очищению хозяйственного аппарата от сомнительных и преступных элементов, вести борьбу с нарушениями законности, противниками правящей партии и коммунистической идеологии.

Сложное положение в экономике, курс советской власти на восстановление и развитие промышленности и сельскохозяйственного производства потребовали организационной перестройки и совершенствование методов работы органов ВЧК-ОГПУ. Как составная часть госаппарата и правоохранительной системы, они были призваны вести борьбы с преступностью и решать эти задачи в тесном единстве с другими государственными учреждениями и общественными организациями, в большей мере с НКПС, НК РКИ, НКВД и ВСНХ. Практической борьбой чекистов руководили советские и партийные органы в центре и на местах.

Активное участие чекистов в хозяйственных делах было обусловлено тем, что их руководитель после Гражданской войны занимал должности сначала наркома путей сообщения, а со 2 февраля 1924 г. председателя ВСНХ. На этом посту он оставался до конца свой жизни, возглавляя ОГПУ. Кроме того, с 23 ноября 1925 г. до 5 февраля 1926 г. он исполнял обязанности председателя ВСНХ РСФСР.

Форсированное строительство социалистической экономики все больше требовало умелого использования труда буржуазных специалистов. Многие распоряжения Дзержинского свидетельствуют о необходимости согласованной работы чекистов с хозяйственниками и внимательном отношении к инженерно-техническому персоналу.

Эту проблему, по мнению Дзержинского, следовало рассматривать значительно шире, чем просто борьбу с преступными элементами. Так, в письме в ЦК РКП (6), НК РКИ, Госплан, ВСНХ, Внешторг, Внуторг, НКЗем и ЭКУ ГПУ, направленном 6 марта 1923 г. он прямо указал, что «если подойти к этой борьбе с узкой точки зрения — бей виновного, то можно сказать, что надо всех бить без исключения, ибо мы, коммунисты (самые честные из нас), еще дураки — учимся только и делаем миллион промахов, а остальные, как спецы, так и вся конторская братия — это враги наши и смотрят на государственное имущество, как на источник своего обогащения (это казенное, не наше, не грех брать и рвать).. Очевидно, что для преодоления такой стихии необходима тонкая, обдуманная, сложная стратегия, рассчитанная на то, чтобы в этой стихии найти союзников, произвести расслоение, внедрить новую этику…».

Эту задачу можно решить только при активной помощи самих хозяйственников. Дзержинского беспокоило то обстоятельство, что «наши хоз(яйственные) органы не сознавали всей важности этих учреждений (ВЧК-ГПУ — Авт.) для них же самих, не умели и не хотели ими пользоваться. Поэтому все репрессии карательн(ых) органов не достигали своей цели, были кустарничеством и заплатами и чисто случайными».

При Дзержинском с каждым годом все больше возрастет роль органов госбезопасности в качестве важнейшего инструментов хозяйственного строительства. Они осуществляют контроль и проверку исполнения решений высших советских и партийных органов.

Наряду с мерами по защите добросовестных специалистов Дзержинский предложил «выработать ряд жестких мер против враждебных нам и также составить обдуманный план расслоения их». Он постоянно подчеркивал, что их работа с хозяйственниками требовала особого такта и глубокого знания дела. Сотрудники и агентура не должны принимать участия в спорах по техническим вопросам — «наши работники должны всегда быть объективными, т. е. в технических спорах не должны принимать непосредственно участия. В таких делах они должны быть сами в стороне и не вовлекаться в споры». 20 августа 1921 г. им был подписан приказ, в котором указывалось, что, несмотря на неоднократные распоряжения о невмешательстве местных органов ВЧК в техническую работу железнодорожного и водного транспорта, поступающие сведения говорят, что эти распоряжения на местах, а особенно на пограничных пунктах, не выполняется. Вмешательство как губчека, так и особых отделов, совершенно не знакомых с условиями работы транспорта, помимо органов ТЧК, «разрушает его основы». Дзержинский напомнил руководителям губЧК и особых отделов, что «охрана транспорта поручена специальному органу ТЧК, каковому и представлено право производства операций на транспорте».

Особого внимания требовало ведение наблюдения за представителями торгово-промышленных кругов капиталистических стран. Чекистам рекомендовалось не допускать мелочной опеки и придирчивости, необдуманных действий, чтобы не помешать ведению торговых операций. Однако следовало усилить контроль за иностранцами, но так чтобы чекисты «…не испортили бы и не отбили бы у иностранных купцов желания и стремления вести с нами торговые сношения…Вместе с тем органы ЧК должны бессменно стать на сторону интересов Республики и наблюдать за тем, дабы под видом купцов не приникли к нам шпионы, контрреволюционеры, а под предлогом торговых сделок не таились бы контрреволюционные заговоры».

Однако проблему бережного отношения к специалистам не удалось решить до конца. Об этом свидетельствует, в частности, переписка Дзержинского по делу инженера Шрагина. 11 августа 1925 г. он писал И. Косиору в Грозный, что письмо Шрагина «производит потрясающее впечатление. Если в документе правда, а она чувствуется в письме, то надо Шрагина поддержать и не дать ему погибнуть и, кроме того, сделать надлежащие выводы вообще. Я перешлю этот документ Мессингу в Ленинград на его заключение, что можно сделать, ибо я думаю можно и до суда кой чем помочь и, кроме того, разошлю письмо Шрагина членам П/бюро, ибо надо сделать и общие выводы. Мы оставлять спецов без поддержки не можем и не должны, должна быть завязана между нами и ними более теплая связь, вникающая в их законные нужды. Я сам болен. Уже 3 недели болею, и на днях меня высылают из Москвы на лечение. Но я дам поручение секретарю т. Гагарину следить за этим делом и уведомить Вас. Я лично не возражаю, чтобы он работал у Вас в Грозном, если удастся дать ему условное наказание». В тот же день Дзержинский направляет письмо аналогичного содержания Цвибелю, в котром отмечает, что это «человеческий документ», требующий обращения внимания на положение наших специалистов, дабы охранить их от упадка и дабы помочь, если можно поскользнувшимся.

Моя просьба к Вам, дать мне по письму свое заключение и общее, и частичное относительное самого инж. Шрагина. Я одновременно пишу и т. Мессингу с просьбой переговорить с Вами».

На следующий день Дзержинский просит неустановленного автора в ОГПУ дать заключение по делу Шрагина, предлагая спасти инженера «для дела и тем выявить нашу волю морально завоевать специалистов, без которых или при разложении которых мы не наладим дела. Нельзя ли дать ему условный приговор и согласиться, чтобы искупил свое преступление своей работой в Грознефти, на что т. И. Косиор согласен». Он советует переговорить с Цвибелем и сообщает, что направляет письмо всем членам Политбюро, потому что оно «выявляет нашу общую болячку».

Наряду с внимательным отношением к хозяйственникам Дзержинский заботиться о возвращении из эмиграции тех, кто хотел сотрудничать с советской властью. 23 сентября 1922 он писал Благонравову о том, что накануне член Государственного и Транспортного планов инженер П.С. Янушевский сообщил ему об обращении Юлия Адольфовича Петеля из Константинополя с запросом, может ли он вернуться, «это, по словам Янушевского, выдающийся знаток эксплуатации…был при белых управляющим Юго-Вост. дорогами(в Ростове), ранее нач. движения Северо-Донецких. К политике не причастен». Полагая, что если не будет о нем отрицательных данных, Дзержинский поручил Благонравову навести справки о Ю.А. Петеле, предварительно переговорив с В.Р. Менжинским.

В конце июня 1925 г. Дзержинский вел переписку с Ляуером и Г.А. Русановым о возвращении в Россию из эмиграции инженеров Анчицынина, Плашникова, Мещерского, Ломшакова и Карцева. 20 июня 1925 г. им был положительно решен вопрос о возвращении Мещерского и принятие его на службу «под одним только условием, что желает вернуться для работы в пользу Советской России и промышленности». По остальным инженерам было поручено Русанову продолжить ведение переговоров, собрать о них все данные и наметить, где и как их надо целесообразнее всего использовать. — «Привлечение их будет иметь политическое большое значение. По этому вопросу снеситесь с ГПУ, сообщив о моей директиве не препятствовать, но собирать необходимый материал о них».

Однако порой препятствием к прибытию специалистов из-за границы были не политические, а другие причины. 28 марта 1924 г. Е. Д. Стасова писала Дзержинскому о том, что в ЦК КПГ обратились рабочие из Иены с оптических заводов Цейса с просьбой об эмиграции в Россию. Он ответил Стасовой 4 апреля, указав, что «у нас имеется только один оптический завод, да и тот малюсенький в Ленинграде». К тому же «опыт доказал полностью, что приезд к нам эмигрантов кончается очень печально и для них, и для нас, если это не персональный приезд по персональному вызову на определенную должность.

Поэтому я не советовал бы и этим 6 товарищам приезжать. Лобов сказал мне, что одного-двух можно было бы устроить в Ленинграде, но он сам сейчас занят, будучи Председателем Промбюро, что вряд ли сможет заняться устройством их.

Кончаю. Больше чем когда-либо сейчас тону в новых для меня делах».

Налаживая деловые отношения со специалистами, Дзержинский все обращал большее внимание на борьбу с преступностью, которая при всеобщем дефиците, слабой работе правоохранительных органов, отсутствии необходимых законов, зачастую и некомпетентности руководства использовались уголовными и радикальными элементами против советской власти. Поэтому чекисты вели борьбу с должностными преступлениями, с взяточничеством, фальшивомонетничеством, контрабандой и другим видами нарушений законов, заботились о сбережении народного имущества и экономии государственных средств.

Органы ВЧК-ОГПУ осуществляли контроль за служащими и рабочими, принимали участие в подборе и расстановке кадров, в подавлении забастовочного движения, чистке государственного и хозяйственного аппаратов. На съездах, конференциях, собраниях и совещаниях они особое внимание уделяли наблюдению за буржуазной интеллигенцией, концессионерами, кооператорами, членами революционно-демократических партий и уголовными элементами. Для обобщения итогов наблюдения и доведения их до высших и местных органов власти и парткомов компартии была создана государственная информация, налажен учет(регистрация) всех заводов, фабрик, учреждений, кооперативов и пр.

Следует отметить, что в практической деятельности чекистов постоянно декларировалась необходимость опоры на трудовые коллективы и общественные организации, но речь шла более всего об опоре на свою агентуру и мерах догляда и принуждение, широкое применение карательных мер от организации показательных процессов до административной высылки, от увольнения с работы, заключения в концлагерь и расстрела. На всех предприятиях и в учреждениях, в кооперативах и профсоюзах, акционерных обществах и частях особого назначения была широко развернута осведомительная сеть. В нее входили все коммунисты и комсомольцы «в порядке военной и партийной дисциплины», руководящие работники, многие рабочие и крестьяне. Важнейшей задачей была поставлена «чекизация рабочих».

Органы ВЧК-ОГПУ участвовали в чистках советских и хозяйственных аппаратов, проводимых решениями центральных и местных органов власти и парткомов РКП (б). Они принимали меры к тому, чтобы из советского и хозяйственного аппаратов подлежали увольнению не только лица, совершившие ранее какое-либо уголовное преступление, но и члены некоммунистических организаций, наиболее активные представители делового мира, участие которых было невозможно в хозяйственной жизни лишь в силу прошлого социального происхождения и положения в прошлом.

Под особым вниманием органов ВЧК-ОГПУ в годы нэпа находились верхи буржуазной интеллигенции. Это являлось частью контроля государства с целью не допустить политического влияния оппозиции, «заставить… не участвовать активно в контрреволюции…»Чекистам в своей работе было рекомендовано исходить из ленинского совета о важности расслоения буржуазной интеллигенции и усиления ее колебаний, ибо «через эти колебания идет одна, самая твердая линия: контрреволюцию отсекать, культурно-буржуазный аппарат использовать». Именно такой подход, по мнению Дзержинского, обеспечивал изоляцию радикальных элементов и поддержку тех, кто стоял на позиции активной помощи правительству.

Основные задачи в сфере экономики по линии ведомства безопасности решались Экономическим управлением и Транспортным отделом ВЧК-ОГПУ. Дзержинский считал, что в новых условиях ЭКУ должно способствовать развитию народного хозяйства, а ТО — содействовать восстановлению и развитию транспорта. Он постоянно нацеливал чекистские органы на всемерное оказание помощи наркоматам на хозяйственном фронте. Выступая на совещании представителей ВЧК, Цектрана и НКПС о работе ТЧК и их роли на транспорте, он отмечал, что главная задача ТЧК — помогать НКПС, а общество «Транспорт»(Первое акционерное транспортное предприятия, в состав которого входили и государственные предприятия — Авт.) «в своей работе должно встретить со стороны Госполитуправления полное содействие…». В конце октября 1925 г. Председатель ОГПУ отдал распоряжение о тесном взаимодействии подразделений ОГПУ с учреждениями ВСНХ: оказывать органам ВСНХ всемерное зависящее содействие, усилить наблюдение за злоупотреблениями и преступлениями в области торговли, с личными еженедельными мне докладами начальника ЭКУ.

После Гражданской войны была распространена практика сочетания чекистской работы с работой в хозяйственных учреждениях, что являлось выполнением решения Коллегии ВЧК от 5 марта 1921 г.: «Каждый более или менее ответственный чекист должен получить какую-нибудь работу в хозяйственных органах республики, совмещая эту работу с работой в ЧК. В каких хозяйственных органах должны работать чекисты, нужно распределить через Высший Совет Народного Хозяйства. Все это должно быть сделано с согласия ЦК. При переходе сотрудников ЧК в другие советские учреждения они не должны прерывать связь с ЧК, а, наоборот, всеми мерами помогать последним». Изучив детально структуру того учреждения, в котором они работают, о всех замеченных недостатках и преступных деяниях регулярно сообщать в местный орган ЧК, поддерживая постоянную связь».

В общем — то это не было чем-то необычным. Сам председатель ВЧК-ОГПУ, оставаясь на этих постах, возглавлял сначала НКПС, а затем — ВСНХ. Его заместители фактически постоянно работали в различных наркоматах. Другие руководители одновременно трудились в местных советских и хозяйственных структурах. Даже после увольнения из губЧК (отделов ГПУ) их бывшие сотрудники были обязаны не прерывать связей с территориальными органами. После реорганизации ВЧК и сокращения штатов многие чекисты перешли на заводы и фабрики, в гражданские учреждения, вернулись в села и стали оказывать всемерное содействие чекистам.

При ведении борьбы с преступностью в сфере экономики одним из сложных вопросов были проблемы арестов и судов. С одной стороны, следовало наказывать совершивших преступление, с другой делать это с учетом положения переступившего закон, как это могло повлиять на работу учреждения или предприятия.

28 февраля 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) 26 января 1921 г. Дзержинский направил телеграмму всем губчека, особым отделам и РТЧК о том, что по имеющимся в ВЧК сведениям, местные органы ЧК производят аресты квалифицированных специалистов, работающих по важнейшим отраслям промышленности страны, обвиняя их в контрреволюции во время пребывания в белой армии, «чем парализуется налаживающаяся созидательная работа» и предложил «прекратить аресты специалистов по обвинению в «старым делам», также немедленно освободить специалистов, арестованных по вышеуказанным мотивам, под поручительство ответственных коммунистов, заинтересованных в работе», а 28 апреля 1921 г. его заместитель Уншлихт подписал приказ, в котором начальникам ТЧК было «предложено» при арестах специалистов проявлять особую осмотрительность».

На этом же настаивали и руководители наркоматов и партийных органов. Например, нарком продовольствия А.Д. Цюрупа прямо заявил, что нельзя ставить «карательную политику во главу угла», сам же Дзержинский считал, что «карательной системой нельзя нам аппарат исправить. Я придаю борьбе классовый характер, характер борьбы с частновладельческими инстинктами…».

Да и другие руководители ГПУ пришли к выводу о том, что существовавшая практика привлечения к суду за мелкие проступки и упущения по чисто формальным признакам наносила большой вред работе хозяйственных органов. Поэтому ими было предложено провести 4 апреля 1923 г. совещание с участием представителей НК РКИ, НКЮ и ГПУ под руководством А.Д. Цюрупы, на котором обсудить порядок привлечения к суду и следствию руководителей хозяйственных органов.

На более осторожном подходе при предании хозяйственников к суду настаивал председатель управления коммунистической торговли при СТО А.М. Лежава. В письме в Президиум ВЦИК 6 апреля 1923 г. он ходатайствовал о смягчении наказаний работникам государственной торговли, делая упор на том, что с увеличением судебных процессов растет и число правонарушений. «Выношу вполне определенное убеждение, — писал он, — что, уничтожая по приговорам судов отдельных, выдающихся по своему практическому уму и энергии преступников, мы вместе с тем убиваем в массе остающихся в живых честных и преданных работниках энергию, творчество и инициативу. Это страшно, ибо такой паралич, столь необходимой нам энергии, конечно, не ограничится кратким временем, но может стать глубоко разлагающим, психологическим фактором… наши репрессии прошли мимо своей цели, они взрывают нас самих. Жутко, что наши лучшие работники в своих чувствах и переживаниях так восприняли наш суд и наш закон».

«Несмотря на энергичную борьбу с хозяйственными и должностными преступлениями, — писал 2 декабря 1923 г. Дзержинский в Политбюро ЦК РКП (б), — число их ни количественно, ни качественно не уменьшается. Один за другим проходят перед судебными органами процессы сотрудников наших государственных] и. хозяйственных] органов в качестве расхитителей и растлителей народного достояния.

Результаты этих судебных процессов крайне ничтожны, ибо мы видим, что в тех же гос. и хозорганах, в которых только что была раскрыта «панама», атмосфера хищничества и бесхозяйственности осталась не изжитой. Главной причиной этого является то, что наш судебный процесс заражен неслыханной формалистикой и волокитой, а потому носит характер лотереи, где хищнику и расточителю предоставляется громадное количество шансов или остаться совершенно безнаказанным, или оттянуть репрессию на долгое время и тем самым ослабить ударность процесса, или, наконец, разводить процесс громаднейшим числом привлекаемых мелких сошек и мелких второстепенных подробностей и тем самым отвлечь от себя удар пролетарской кары.

Между моментом выявления преступления и вынесением приговора проходит столько времени, что самый процесс теряет свое значение и иногда в том же хозучреждении назревает новый процесс. К делу привлекается громадное количество лиц, в отношении каждого из них производится колоссальное количество формальностей следствия. Произведенное органами ОГПУ следствие по этим делам прокуратурой признается обычно только дознанием, не имеющим юридического веса — по нему следователи суда производят заново все следственные действия. Так происходит от начала следствия до слушания дела обычно около года».

Считая, что «только быстрая, непосредственно следующая за раскрытием преступления репрессия и при том репрессия, ударяющая в головку расхитителей, а не закапывающаяся в бесчисленное количество мелких сошек, может дать нам возможность действительной, продуктивной и реальной борьбы с должностными и хозяйственными преступлениями», председатель ГПУ предложил: одобрить настоящий документ, дать директиву Верховному суду и судам главных губерний (Москва, Петроград, Харьков, Киев), прокуратуре, и НКЮсту «в делах о хозяйственных и должностных преступлениях свести формальности до минимума с тем, чтобы дела слушались не позже чем в продолжении 1–3 месяцев со дня начала дела; предоставить по этим делам ОГПУ и его органам права следственного] производства; суду слушать эти дела вне всякой очереди в ударном порядке в специально подобранном для этого составе; не затягивать ведение дел по отношению к главным виновникам выяснением побочных обстоятельств и более мелких соучастников; просить ЦКК специально проследить выполнение данной директивы».

Для 1920-х гг. нередкими были ходатайства ведомств и организаций подобно тому, которое поступило 8 марта 1923 г. в Верховный Суд РСФСР: «По постановлению Московского губернского суда от 8 марта с. г. по делу о кооперативе Петровской Сельскохозяйственной академии сотрудники НКПС Аборин Η. Н., Преображений Л. В., Шонин Π. П., Пузанов Μ. П., Кравец Ф. П., Бухтеев И. Е., Игнатов М. И., Зябрев М. В., Тимошев Н. Д. и Смирнов А. К., осужденых к лишению свободы и взятых под стражу.

Ввиду острой нужды в высококвалифицированных работниках, прошу Верховный Суд до вступления решения суда в законную силу и до пересмотра дела, ввиду поданной кассации, изменить меру пресечения в отношении указанных лиц с немедленным освобождением из-под стражи и допущению к исполнению служебных обязанностей.

В случае требования суда, перечисленные лица немедленно являться по указанию суда».

Одной из важнейших обязанностей органов ВЧК-ОГПУ была борьба с должностными преступлениями. Уже в первые месяцы после образования ВЧК его руководителю пришлось заниматься расследованием нескольких дел. Так, 15 января 1918 г. на допросе П. Ю. Киселиса (Каневского) он выяснил, что некий Герман говорил Киеслису, что после ареста Залкинда через секретаря Л.Д. Троцкого можно освободить его и вернуть из ВЧК изъятые товары и деньги. Герман успокаивал Киселиса, что если сделка провалится, то ему достаточно будет одно слово сказать Троцкому, «чтобы выпутаться». А сестра Германа Э.И. Стернок обещала его жене, что за 5 % освободит через Запкинда арестованные деньги».

18 января 1918 г. был арестован комиссар военной гостиницы «Астория», бывший член ВРК, левый эсер Е. К. Ярцимирский «за бездеятельность и бесхозяйственность». По полученным данным, в гостинице во время октябрьского восстания проживали контрреволюционеры. По поручению Дзержинского чекисты должны были произвести выемку и конфисковать деньги, если обнаружатся крупные суммы. Обыск результатов не дал. 19 января 1918 г. Ярцимирский был освобожден под подписку о невыезде из Петрограда.

По данным, полученным ВЧК, из Христиании (Осло) на имя бухгалтера русского отделении немецкой фирмы «Всеобщая компании электричества» В.Т. Осинского пришла телеграмма от норвежского коммерсанта Хауге с просьбой о содействии в отправке меди в Германию. 24 февраля чекисты обыскали квартиру Осинского и арестовали его и проживавшего там его родственника Μ. М. Сальникова. Свою причастность к продаже меди Осинский отрицал. 27 февраля 1918 г. Ф. Дзержинский писал И.Н. Полукарову по делу В.Т. Осинского и М.М Сальникова, что «няня В. Осинского сообщила мне, что он не виновен «дает за него свою голову» и говорит, что это месть солдата — любовника кухарки». 10 марта арестованные были освобождены из-под стражи.

21 марта 1918 г. был задержан контролер Московского акцизного управления К.А. Скиндер, у которого были изъяты незаполненные бланки на получение спирта и другие документы, уличавшие его в преступной деятельности. Акцизное управление обратилось в ВЧК с ходатайством об освобождении Скиндера на поруки, но получило отказ. 28 марта 1918 г. Дзержинский запросил документы, компрометирующие Скиндера и поручил следователю допросить его, по поводу найденных документов и отобранных у него костей для игры.

Весьма обстоятельно Дзержинский вел разбирательство по т. н. делу чайной «Отрада».

До «Отрады» было еще событие, связанное тоже с чайной. 11 января 1918 г. он допросил начальника контрразведки при ВЧК Константина Шеварье. Тот узнал от дяди Смирнова, — Мухина, владельца чайной, что туда приходит подозрительный человек, скупавший оружие. Тогда Смирнов, желая проверить, предложил покупателю револьвер, Но во время осмотра оружия нечаянно выстрелил и убил посетителя трактира. Смирнов ранее не был замечен в неблаговидных поступках, был. полным георгиевским кавалером, имел 4 ранения, поступил «опрометчиво из чрезмерного усердия».

Дзержинский разрешил ему продолжить работу в ВЧК.

Вечером 20 марта 1918 г. в московской чайной «Отрада» был убит самокатчик ВЧК Марычев (или П. Гноевой), по ошибке принятом буфетчиком за одного из вымогателей, требовавших от хозяина 10 тыс. рублей.

Были арестованы убийца — друг хозяина Гигашвили и сотрудники Центрального штаба Красной гвардии С. С. Яковлев, С. А. Абрамов, В. Л. Герасимов, служащий мебелированных комнат П.П. Федоров, владелец А. Малобишвили, работники и посетители чайной.

На допросе П.П. Федоров рассказал Дзержинскому, что проданный карабин в кафе «Отрада» принадлежал Абрамову. Он приехал с винтовкой, затем появились красногвардейцы из штаба, однажды они привезли пять винтовок и куда-то продали. Часто приезжали с винтовками и гранатами, гуляли с девицами. Одна из них (Шурка) знала человека, который искал покупателей оружия. Это могут подтвердить Кватешидзе, районный надзиратель Онуфриев, вся прислуга. Пять карабинов дней 4–5 назад привезли и продали Абрамов и Герасимов. На протоколе пометка Ф.Э. Дзержинского: «Расстрелян. 22. П. Ф.Д.»

При допросе красногвардейца С.А. Абрамова Дзержинский установил, что ему 23 года, он служит писарем в Центральном штабе Красной гвардии на Арбате. 19 марта по приглашению Яковлева пришел к нему около 11 Уг ночью. Пропил и пронюхал кокаину на 250 руб. (150 руб. наличными и на 100 руб. авансом). Утром, в 11 часов снова пошел с П. Федоровым в «Отраду», выпить. Тот нес карабин. В «Отраде» он продал карабин хозяину за 60 руб. Потом снова был в чайной, «сидел с гармошкой на стуле, был слишком пьян, оттуда ушел домой и спал до самого ареста».

На следующий день в записке по акту, составленному сотрудником ВЧК И.В. Успенским об опечатании 21 марта 1918 г. чайной, он поручил одному из чекистов путем опроса Успенского выяснить, сколько лиц и кто был задержан при опечатании чайной и предложил установить адреса задержанных Н. Капегавадзе, Д. Капегавадзе, Плакадзе, Д. Кчухидзе и Беридзе, произвести конфискацию имущества и опечатание всех их чайных и кафе и выяснить, откуда получили спирт и оружие и всех их выслать из Москвы на родину этапным порядком за торговлю спиртом и скупку оружия».

22 марта 1918 г. ФЭ Дзержинский сделал заявление для бюро печати: «По постановлению Всероссийской Чрезвычайной комиссии при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией в ночь на 22 марта были расстреляны Рожден Семенович Гигашвили и Виктор Ефимович Джикидзе за убийство, торговлю водкой и покупку оружия, принадлежащего Республике. Кроме того были расстреляны за вооруженное вымогательство, продажу оружия, принадлежащего Республике и дикий разгул заведующий штабом по сформированию маршевых отрядов Красной Армии Сергей Семенович Яковлев, его помощник Василий Ларионович Герасимов, писарь того же штаба Семен Александрович Абрамов и служащий мебелированных комнат Павел Павлович Федотов».

24 марта 1918 г. на заседании отдела по борьбе с преступлениями по должности был заслушан отчет Дзержинского по делу об убийстве самокатчика. Дзержинский предложил возбудить дело против штаба Красной гвардии. Было принято следующее решение: всех грузин, замешанных в деле и в торговле спиртом, отправить этапным порядком на родину и возбудить дело против штаба Красной гвардии. Расследовать дело Войцеховского, у которого был найдена записка о получении бутылки вина; кокаиниста Н. Алексеева направить в больницу для нервнобольных, аптекаря Гайгапа, продававшего кокаин, выселить из Москвы, передав аптеку городу; В.П. Родионова, который 20 марта приходил требовать деньги у владельца чайной, держать под арестом; А.А. Бахареву — лицу без определенных занятий, посредничавшей при продаже оружия, отправить на родину под надзор милиции; торговца, арестованного в связи с убийством самокатчика Марычева, обязать подпиской о немедленном выезде его из Москвы в Иваново-Вознесенск; Чавчанидзе отправить на родину; дело Леонтьева передать в Спекулятивный отдел.

В этот же день Дзержинский отдал распоряжение следователю ВЧК о выяснении причин и обстоятельств ареста в связи с убийством самокатчика Нахманова В., Яцынского А., Егина Е., Томкадзе Ш., Хачикуридзе А. и Сладкова Н., потому что «никаких документов, ни протоколов относительно их нет…»; а также, «где и при каких обстоятельствах арестованы Акимов С..Лобанов Н..Ахвледиани Е. и Анисьянц У., относительно которых есть некоторые документы, но нет протоколов ареста.

26 марта 1918 г. под председательством Дзержинского состоялось заседание ВЧК. Был обсужден отчет отдела по борьбе с преступлениями по должности. Председатель ВЧК отметил, что отдел не требовал обсуждений от организации, а прямо приступил к работе, арестовав много лиц разного типа, вел первое дело о вымогательстве, а затем об убийстве самокатчика и торговле спиртом. Всего отделом было произведено 47 арестов, Дзержинский отметил, что встречается много дел спекулятивного характера и предложил, чтобы все дела о спекуляции немедленно передавались в соответствующий отдел. Затем был заслушан отчет Дзержинского о деле Денисова, который участвовал в ликвидации дел Русско-Французского банка. Используя свое положение, он шантажировал клиентов, вымогал у них деньги. Путем шантажа он получил незаконно от бывшего директора банка Персица 150 тыс. рублей. На следствии, которое вел Дзержинский, Денисов сознался в совершенном преступлении и возвратил 130 тыс. рублей. Но в связи с рассматриваемы делом поступили еще жалобы, поэтому Дзержинский предложил Персица задержать. Было решено: принять предложение Дзержинского, поручив это Деляфару и Беленькому.

В конце 1921 г. в ВЧК стало известно, что в автобазе СНК орудовали спекулянты, которые занимались систематической кражей автомобильного имущества и топлива. Следствие выяснило, что стоявший во главе гаража Ушаков — бывший дворянин и бывший заведующий царским гаражом, вел разгульный образ жизни и тратил тысячи рублей на «мелкие» расходы, несмотря на получаемое жалованье в 3 тыс. рублей. Эти «мелкие» расходы он покрывал продажей топлива из гаража. Не отставали от своего начальника и подчиненные ему шоферы. При обысках и арестах был обнаружен украденный бензин у шоферов Демидова, Жукова, Соломовича и др.

Ушаков не только не следил за сохранностью автомобильного имущества и топлива, а, наоборот, не обращая внимания служащих, также расхищавших имущество. Ушаков использовал автомобили для своих надобностей: поездки в театр, на прогулки и т. д.

Характерно, что, воруя советское имущество и накапливая большие суммы денег, преступники устраивали балы и вечера.

29 декабря 1919 г. Дзержинский подписал приказ, которым довел до сведения заведующих гаражами, всех шоферов, мотоциклистов как гражданских, так и военных учреждений, о следующем: «Рассмотрев это дело, ВЧК постановила, хотя и все виновные вполне заслужили это, не применять к ним высшей меры наказания (расстрела), ограничившись заключением в тюрьму на 5 лет с применением принудительных работ, приняв во внимание общее явление, царящее в гаражах, но вместе с тем обратиться с настоящим предупреждением ко всем начальникам гаражей, шоферам, мотоциклистам, заведующим кладовыми автомобильного имущества и горючей смеси о том, что если в дальнейшем не прекратятся хищения народного добра, если борющаяся наша Красная Армия благодаря хищничеству, мародерству господ Ушаковых, Жуковых, Демидовых и др. терпит недостаток в автомобилях, мотоциклах, смеси, бензине и пр., то твердая рука честных пролетариев в лице ЧК не пощадит их в дальнейшем за малейшее желание поживиться достоянием всего народа. Предупреждаем, что за всякую кражу бензина, смеси, автомобильного имущества виновные будут наказаны по законам революционного военного времени с применением к ним высшей меры наказания».

Особое внимание было обращено на недопущение вредительства и различных злоупотреблений в сфере хозяйственных отношений. Примеров этого было больше, чем достаточно. Например, на предприятиях «Югостали» подручные старого правления свертывали работу, подделывали отчетность. Начальник сталелитейного цеха скрыл 0,5 млн. пудов зеркального чугуна. Саботировалось выполнение заказа НКПС на 216 тыс. железнодорожных подкладок якобы из-за отсутствия стали, тогда, как на складах ее было более тысячи пудов.

В Главрезине орудовала группа преступников, проводивших в жизнь план прежних своих хозяев. Десятки тысяч пудов сырья и миллионы готовых изделий лежали на складах мертвым грузом, не доходя до потребителя. Агенты подпольного правления угрожали расправой всем тем, кто работал добросовестно. В 1921 г. были выведены из строя заводы «Богатырь», «Проводник», «Каучук» и готовился к сдаче в концессию завод «Треугольник».

1 декабря 1921 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) было рассмотрено дело Нефедова и Кетница из треста «Главрезина». С сообщениями кроме Дзержинского выступили Богданов, Грожан и Уншлихт. Было решено: «Сдать вопрос в комиссию в составе тт. Дзержинского (с правом замены т. Уншлихтом) и Богданова с заданием в 3-дневный срок: 1) выяснить новые данные, относящиеся к делу Главрезины, 2) дать свое заключение о нем во всем объеме и 3) рассмотреть вопрос, не является ли надобность в общем постановлении о направлении и ходе дел, подобных делу о Главрезине (экономический саботаж и т. п.) вообще. Созыв за т. Богдановым, доклад в краткой письменной форме».

Комиссия в составе Ф.Э. Дзержинского и П.А. Богданова направила дело на доследование в Следственную комиссию Верховного трибунала при ВЦИК. Многие факты по делу «Главрезины» не подтвердились, и 4 мая 1922 г. по заключению Следственной комиссии Верховного трибунала дело на Нефедова и Кетница было прекращено.

В марте 1922 г. по приказу Дзержинского был арестован ТО ГПУ подрядчик НКПС Хайкевич, «который вносил в НКПС и кругом себя растление, атмосферу преступления. Оказалось, что это уже судившийся уголовный тип, оказавшийся не свободе как условно освобожденный». Дело из ТО ГПУ был передано в Верховный Трибунал, который его освободил, и Хайкевич требовал допуска а поставку шпал по заключенному с ним договору. Поэтому председатель ГПУ 17 августа 1922 г. писал Военно-транспортную коллегию Верховного трибунала: «Считая абсолютно невозможным явного преступника допускать в какое-либо соприкосновение с НКПС, прошу ускорить разбор его дела и сообщить мне, как нар. комиссару путей сообщения, мотивы его освобождения».

Во многих распоряжениях Дзержинского речь идет о превышении должностными лицами своих прав и хищениях государственных средств. Так, осенью 1922 г. Дзержинский просил Степанова секретно собрать материал о деятельности за границей представителя Добровольного флота и начальника Транспортного управления НКВТорга Богомолова, заключившего «какой-то позорный договор с Гершовичем о вывозе из России эмигрантов…Вопрос сугубо серьезный……

В 1922 г. руководитель Театра революционной сатиры М.А. Разумный и бывший управляющий Народным театром в Петрограде А. А. Евреинов получили разрешение Моссовета на открытии клубов для игры на деньги и устройства спектаклей и концертов. К декабрю 1922 г. в ЭКУ ГПУ были заведены десятки уголовных дел о хищении и растратах денег, проигранных в клубах. 17 февраля 1923 г. Разумный, Евреинов и ряд связанных с ними лиц были арестованы ГПУ. В ходе следствия были выявлены многие факты преступной деятельности этой группы лиц.

Предлагая конфисковать имущество Евреинова и Разумного, Дзержинский писал в Президиум ВЦИК 23 мая 1923 г. о том, что 11 мая 1923 г. комиссией НКВД по административным высылкам было заслушано дело за № 17436 по обвинению гр. Разумного М. А. по ст. ст. 73, 83, 130, 132 и 194 Уголовного кодекса РСФСР и гр. Евреинова А.Н. по ст. ст. 16, 130 и 136 Уг. кодекса. Разумный и Евреинов были признаны виновными в совершении преступлений вышеуказанными статьями и высланы в административном порядке: Разумный на 3 года в один из сибирских концлагерей с содержанием под строгой изоляцией, а Евреинов в г. Томск на 2 года. В отношении же движимого и недвижимого имущества этих лиц комиссия постановила «просить Президиум ВЦИК о конфискации такового, так как ст.130 УК РСФСР предрешает конфискацию имущества, а также ввиду того, что все имущество, как отобранное у означенных граждан, так и опечатанное в квартирах по материалам дела, накоплено ими, когда они злостно нарушали заключенный ими договор с Моссоветом, создав задолженность до 3 триллионов, тогда как на выручку клубов затрачивались большие суммы на покупку художественных картин, беговых лошадей, бриллиантов, золотых и платиновых вещей. Кроме того, при обыске на квартире матери Разумного была найдена иностранная валюта и золотые монеты приблизительно на ту сумму, которая фактически должна была быть внесена по договору Моссовету. Значительная часть накопленного богатства была составлена Разумным благодаря практиковавшимся в клубе ростовщичеству и мошенничеству родственников Разумного, устроенных им на службу в клубе.

Из обнаруженных у Разумного сумм около триллиона рублей была приобретена им у своих компаньонов путем шантажа, будто бы эти средства берутся для передачи «кому-то в Моссовете» за получение договоров на клубы». Поэтому Президиум ГПУ просил вынесения постановления ВЦИК «о конфискации движимого и недвижимого имущества М.А. Разумного и А.А. Евреинова, где бы таковое не находилось».

Это ходатайство было ВЦИК удовлетворено.

Одним из последних дел, рассмотренных Дзержинским, было дело «Мологолеса». Он получил от Свидерского данные о том, что «Мологолес» фактически объединяет бывших частных русских лесопромышленников и их капиталы и что они начинают на лесном рынке играть очень крупную роль. 21 марта 1926 г. он отдал распоряжение Ягоде: «поручить, кому следует, обследовать этот вопрос и прислать мне доклад. Кроме того, я прошу дать справку, какой капитал и в чем «Мологолес» ввез к нам из Германии, какой вывоз за границу продукции «Мологолеса» и какой сбыт на внутреннем рынке. Кроме того, в каких пунктах СССР у «Мологолеса» отделения и конторы и не могут ли они являться опорными пунктами для шпионажа и диверсий на случай войны».

Вопрос о борьбе с саботажем и спекуляцией был предложен на рассмотрение СНК Ф.Э. Дзержинским в связи с резким усилением саботажа бывших чиновников, поддерживаемых крупной российской и иностранной буржуазией, а также спекуляции товарами первой необходимости. 14/27 января 1918 г. СНК заслушал проект декрета, предложенного Дзержинским, о борьбе с саботажем и спекуляцией и постановил: «Передать проект декрета на разработку комиссии: Дзержинский, Менжинский, Вронский и представить таковой в возможно скорый срок».

На основании декрета 25 февраля 1918 г. Ф.Дзержинский поручил сотруднику ВЧК Ларионову произвести обыск, ревизию, выемку документов и книг, наложить запрет и арестовать товары во всех помещениях и на улицах Петрограда и пригородов и «в зависимости от обыска задержать граждан и реквизировать или конфисковать все товары и оружие».

В последующем Дзержинский сообщил: «Что касается спекуляции, особенно акциями, то и при тех массовых распродажах и передачах акций в руки немецких хищников, которые имели место при деятельном участии Мирбаха и других с Денежного переулка, пришлось применить самую сильную меру — расстрел. Эта мера была применена к Череп-Спиридовичам, которые продали немцам акции копий и рудников. Одной из мер борьбы со спекуляцией было материальное поощрение доносителей. 30 апреля 1918 г. распорядился отделу по борьбе со спекуляцией выдать 19 452 рублей за указание Слуцкером золота 63 ф. 31 з. — «Оправдательный на это золото документ в приеме такового кладовой комиссией при сем препровождаем».

2 мая 1918 г. по его же приказанию было выдано 12 500 руб. 80 коп. Ерохину «за указание им спекулянта нитками». «Оправдательный документ отдела хранилищ при сем прилагается». 1 июля 1918 г. Дзержинский поручил чекисту Хрусталеву произвести обыск, ревизию и выемку документов и книг, наложить запрещения и арест на товары в Трамвайном парке Замоскворецкого района, отобрать «воззвание и задержать заподозренных в зависимости от обыска задержать граждан по усмотрению и реквизировать и конфисковать его товары и оружие».

31 августа 1918 г. отдел ВЧК по борьбе со спекуляцией обратилась к населению с воззванием. В нем указывалось, что Президиум Моссовета разрешил рабочим и беднейшему населению ввоз в Москву 1,5 пуда продовольственных запасов, но мародеры и спекулянты стремятся использовать эту меру в своих целях. Поэтому ВЧК «предупреждает всех врагов рабочих и беднейшего населения, что суровая беспощадная кара ждет их за малейшее желание воспользоваться правами, предоставленными трудящимся. Все уличенные в скупке и перепродаже продуктов в целях спекуляции, систематически расстраивающие транспорт мешочники, — различного рода мародеры будут сурово наказаны». Она просила население «бдительно смотреть, чтобы мера, принятая для облегчения жизни трудящихся, не была бы использована врагами рабоче-крестьянской революции».

Для выполнения декрета СНК о борьбе со спекуляцией, опубликованного 22 июля, 19 сентября 1918 г. была издана инструкция о работе местных ЧК. В ней говорилось, что ЧК «пресекают преступления, передавая дела об уличенных спекулянтах с наложением ареста на все их имущество в народные суды. Что же касается обнаруженных у спекулянтов продовольственных продуктов и всех других предметов, имеющих характер товара, реквизируются в самый момент наложения на них ареста и которые передаются в соответствующую организацию самими чрезвычайными комиссиями. Стоимость реквизированного товара вносится той организацией, которая этот товар приняла, в депозит чрезвычайной комиссии впредь до разбора дела в соответствующей инстанции.

В апреле 1918 г. ВЧК арестовала по подозрению в контрреволюции торговца хлопком Потеляхова. При разборе дела выяснилось, что он еще занимался и спекуляцией в крупных размерах. 26 ноября 1918 г. Дзержинский писал Аванесову на справке по делу: «Мы предложили отдать его родственникам, если они дадут за него на несколько миллионов хлопка».

28 декабря 1918 г. Ф. Дзержинский и В.Фомин подписали приказ, в котором говорилось, что «в целом ряде губернских, уездных городов и районов наблюдается злостная спекуляция табачным сырьем, что вредно отражается на производстве табачных фабрик, поднимает цены и расстраивает все мероприятия Советской власти». Поэтому Президиум ВЧК обязал все ЧК принять самые решительные меры в борьбе с этим видом спекуляции.

17 сентября 1919 г. на заседании Малого СНК Дзержинским был предложен проект декрета об усилении борьбы со спекуляцией, который был утвержден. Вскоре, 21 октября 1919 г. СНК принял декрет, по которому при ВЧК был создан Особый ревтрибунал и Особая межведомственная комиссия для изучения всех источников спекуляции и связанных с ней должностных преступлениях. Этот трибунал действовал до конца марта 1920 г. и сыграл существенную роль в борьбе со спекуляцией и расхитителями государственной собственности.

В 1917–1926 гг. по поручению правительства органы ВЧК-ОГПУ решали задачи, не имевшие никакого отношения к обеспечению безопасности страны. Например, занимались высылкой «паразитических элементов», нищих, пьяниц и других социально-опасных лиц. Этот вопрос был даже предметом рассмотрения на Политбюро ЦК компартии, на заседаниях которого выступали с обоснованием «разгрузки» Москвы, о выселении из нее «социально-паразитического элемента: 1 ноября 1923 г. Дзержинский, 10 ноября 1923 г. — Дзержинский, Сокольников, Лежава, 22 октября 1925 г. — Рыков.

По вполне понятным причинам спекуляция приобрела широкий размах с переходом к нэпу. 24 апреля 1922 г. Дзержинскому поступили жалобы на то, что на городской станции очень трудно приобрести железнодорожные билеты, а у перекупщиков-спекулянтов их много. Он писал Благонравову: «Не могли ли бы кому-либо поручить выяснить этот вопрос. Очевидны здесь злоупотребления не только спекулянтов, но и продавцов билетов — железнодорожных чиновников. О результате расследования сообщите мне».

Отношение к спекулянтам высшего партийного руководства было однозначным. Об этом свидетельствует записка И.В. Сталина Дзержинскому от 23 августа 1922 г.: «Недавно узнал случайно, что т.т. Красин, Енукидзе и Серебровский обратились в ГПУ с просьбой освобождения из-под стражи арестованного за спекуляцию и взяточничество инженера Багдатьяна под поручительство этих товарищей. Давно зная Багдатьяна, как человека безусловно враждебного Советской власти и повинного в целом ряде преступлений против рабочего класса России, считаю своим долгом заявить, что было бы непоправимой ошибкой, если бы ГПУ уважил просьбу поименованных выше товарищей и освободил инженера Багдатьяна».

Поэтому не случайно Дзержинский обратился 22 октября 1923 г. с обстоятельным письмом именно к Сталину: «Одним из немаловажных факторов вздувающих цены на фабрикаты, являются злостные спекулянты, которые своей профессией избрали вздувание цен (особенно валюты) и опутывание своими махинациями трестов и кооперации и их работников. Особенно Москва — местонахождение главнейших трестов, Центросоюза и банков — их привлекает к себе. Съезжаются сюда со всех концов СССР. Они овладевают рынками, черной биржей. Метод их действия — подкуп и развращение. Если спросите, чем они живут, они Вам этого не смогут рассказать, но живут они с полным шиком. Для них при квартирном голоде в Москве всегда вдоволь шикарнейших квартир. Это тунеядцы, растлители, пиявки, злостные спекулянты, они-то развращают, втягивая постепенно и незаметно наших хозяйственников. И когда весь гнев партии обрушивается на развратившихся членов партии, эти господа дальше продолжают искать новых жертв.

Мое предложение — разрешить Комиссии по высылкам расширить свои права на высылку по отношению к этим злостным спекулянтам, принимая к рассмотрению дела в отношении этих элементов по моим, т. е. председателя ОГПУ Ф. Дзержинского, докладам.

Я уверен, что в месячный срок мы оздоровим Москву от этих элементов и что это скажется, безусловно, на всей хозяйственной жизни».

В конце октября Дзержинский дает задание Кацнельсону «высылать спекулянтов по штук 15–30» и подготовить проект выселения из Москвы «обременяющего ее непроизводительного элемента».

Уже 15 ноября 1923 г. ОГПУ направляет в ЦИК СССР проект постановления ЦИК СССР и просит срочно его утвердить «в целях разгрузки и очищения города Москвы и крупных центров СССР от преступного элемента». В проекте постановления предусматривалось предоставление Особой комиссии по административным высылкам права высылки и заключения в лагерь на срок свыше трех лет лиц, не имеющих определенных занятии, шулеров, аферистов, наводчиков, содержателей притонов, домов терпимости, торговцев наркотиками, контрабандистов, спекулянтов черной биржи и др.

В январе 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о высылке из столицы и других крупных городов «паразитических элементов». Эта операция прошла почти что незамеченной, но вызвала большой резонанс, прежде всего в Москве. Началось с того, что глава еврейской общины Д.С. Шор направил письма в адрес председателя СНК СССР А.И. Рыкова и председателя ОГПУ Ф.Э. Дзержинского примерно одного содержания. В них говорилось о том, что январские аресты и высылки среди московских обывателей евреев названы «вторым изгнанием евреев из Москвы» (первое знаменитое изгнание было в царствование императора Александра III в 1891 г.), а «большевики устраивают бескровный еврейский погром». «Практикуемые ныне меры арестов и выселений противоречат элементарным понятиям о праве и справедливости, отражаются губительно на хозяйстве Москвы, будят низменные националистические инстинкты и наносят сильный ущерб престижу советской власти». Шор просил приостановить массовые высылки «на основании односторонних и шатких данных», пересмотреть списки уже высланных и арестованных, вернуть обратно всех, невинно пострадавших.

При подготовке ответа на запрос А.И. Рыкова Ф.Э. Дзержинский дал задание З.Б. Кацнельсону подобрать данные по письму Д.С. Шора. 5 февраля тот представил докладную записку, в которой утверждалось, что «никаких массовых ночных облав нами не производилось, а производились на основании предварительно установленных данных аресты и обыски по соответствующим ордерам и с соблюдения установленной практики».

Чекистами было установлено, что в Москву съехалось значительное число лиц, живущих исключительно за счет полученных ими крупных суммы от родственников бежавшей буржуазии. В годы НЭПа еврейское население выросло до 130 тыс., тогда как до революции оно не превышало 40 тыс. человек. Многие из них говорят о высылке из «родного города», тогда как подавляющее большинство высланных переехало в Москву только в 1921 и 1922 гг., т. е. с началом нэпа, и ничего общего с Москвой до сего времени не имело. «Я считаю, — писал Кацнельсон, — что такие лица могут с таким же успехом на полученные средства из-за границы жить и вне Москвы и крупных центров СССР, тем более, что все они одновременно являются зарегистрированными у нас валютчиками, комиссионерами и т. п. и, с другой стороны, все они находятся в нелегальной переписке с их родственниками эмигрантами на предмет контрабанды ценностей, валюты и т. п.».

В этот же день (5 февраля) Дзержинский поручил своему секретарю Герсону сообщить Шору следующее: «Вы не правы, если солидаризируете с присланным мне письмом еврейской общины на имя Председателя СТО. Такие писания сами могут порождать антисемитизм, ибо наша карающая преступный и социальноопасный элемент — рука не знает ни эмина, ни иудея.

Мы выслали из Москвы только 723 еврея, т. е. 47 проц. всех высланных. Если бы я был еврейским патриотом, я бы первый требовал решительной борьбы с теми евреями, которые своей злостной спекуляцией и вздутием цен порождают антисемитизм и своей жаждой наживы дискредитируют тот строй, который дает освобождение всем угнетенным национальностям, и я бы требовал, чтобы прежде всего покарали моих сородичей, нарушающих интересы широких масс. Ведя борьбу с такими элементами среди еврейского населения, мы ведем там самым борьбу с антисемитизмом».

В ответе на запрос А.И. Рыкова Ф.Э. Дзержинский писал: «Присланные Вами мне не отзыв документы представителей московской еврейской общины являются уже не первой попыткой срыва производимой на основании директивы ЦК РКП высылки из г. Москвы и крупных центров СССР паразитического элемента». На 1 февраля 1924 г. было арестовано 1290 человек, половина из них выслана. Да, процент евреев из высланных высок и равен 47 процентам, но высылаются валютчики, комиссионеры-посредники, спекулянты, дельцы черной биржи и др. лица, «в основном из пришлого еврейства». На каждого из арестованных и высланных с семьями заводятся следственные дело, проверяется агентурный материал ОГПУ, дело рассматривается с участием прокуратуры, поэтому возможные ошибки немедленно устраняются. При высылке учитываются время проживания в Москве, род занятий, судимость. Прокуратура принимает жалобы и заявления, и ни одна из этих жалоб и заявлений не остается без расследования и ответа».

Тем не менее, 12 февраля 1924 г. Председатель ОГПУ попросил Д.С. Шора «прислать письменно об известных Вам фактах в подтверждение Вашего письма». В этот же дань Дзержинский писал Кацнельсону и присланном Шором материале и просил поручить кому-нибудь проверить материал, чтобы окончательно, «как следует доказать Шору, насколько эти факты правильны».

Оказалось, что все они арестованы и высланы за конкретные преступления: А.В. Шик — известный валютчик биржевик, в течение более года поставлял платину иностранцам; Я.И. Агаркан — известен органам ВЧК с 1920 г. под кличкой «Сейфовик», все время работал с сейфами, последнее время является крупным ростовщиком и работает с ценностями на черной бирже, нечестно нажил капитал около 5 млн. рублей золотом; Х.О. Шафран — крупный ростовщик, работает на черной бирже, не платит налоги, имеет фиктивное удостоверение о службе в одном из учреждений; М.С. Ашкиназер — валютчик, занимается скупкой платины. Аналогичными были данные и на других лиц.

После того, как Дзержинскому стали известны эти факты, он направил гневное письмо Д.С. Шору; «Вместо обещанного Вами указания лиц, якобы совершенно ошибочно высланных как социальновредные элементы, Вы присылали мне ходатайства на лиц, являющихся наиболее злостными валютчиками, платинщиками и ростовщиками. Считая, что в данном случае имела место попытка ввести меня в заблуждение, впредь отказываюсь принимать от Вас какие бы то ни было ходатайства».

Поэтому Дзержинский писал Менжинскому: «Не считаете ли, что было бы полезно возобновить высылку накипи и дать в «Известиях» подробный отчет о выселенных — за что, с подразделением на национальность и с образным описанием их проделок. Что это за «Евр. обществ, комитет»? Как реагировать на эту мерзость? Может быть, передать весь материал Евсекции для использования в прессе против сионистов, общины и комитета?

Не использовать ли через суд ходатайства Шора?».

Практика административной высылки лиц определенных категорий продолжалась и в последующие годы. При этом решения высших органов власти вели к расширительному толкованию и часть из них порождала беззаконие. Так, 22 октября 1925 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление о высылке «паразитических элементов из Москвы и других крупных городов страны». Оно было законодательно оформлено постановлением СНК СССР. После завершения операции Ягода сообщил в ЦК: «Согласно постановлению СНК СССР о высылке паразитического элемента из Москвы — ОГПУ в ноябре месяце была проведена операция, коей изъято 2400 человек, из коих 1237 мужчин и 535 женщин, как более злостно вредные, были приговорены и направлены в Соловецкий концлагерь на сроки от 1 года до 3 лет, а также к различным срокам наказания, как-то; к высылке в Сибирь, в Нарымский край, Среднюю Азию, на родину под надзор милиции и трудовые исправительные дома — 628 чел.».

28 октября 1925 г. Дзержинский поручил Манцеву принять меры по публикации в «Торгово-промышленной газете». Речь шла о спекуляции, в которой принимали участие и государственные органы: торги, тресты и Московское отделение ВТС, заводы и др. — «Необходимо сейчас же образовать нашу следственную комиссию по отношении к нашим органам для выяснения виновных и передачи суду. Комиссия должна быть образована по моему и ВСНХ РСФСР мотивированному приказу, который должен быть опубликован во всей прессе. Комиссию надо согласовать с ВСНХ СССР, привлечь из Эконупра ОГПУ. Председателем предлагаю т. Русанова. Комиссия должна получить материалы от Внуторга РСФСР и продолжить свое расследование на органы, которые не были подвергнуты обследованию. Эта комиссия попутно должна выявить дефекты нашей плановой практики. Торговая] же комиссия должна сама тоже изучить все, доставленные Внуторгом РСФСР материалы, и сделать необходимые выводы. Реализовать надо немедленно, ибо иначе моральная ответственность ляжет в общественном] мнении и на нас».

7 ноября 1925 г. после публикации в одной из газет 6 ноября 1925 г. статьи «Пробел в законе» о борьбе со спекуляций на рынке Дзержинский поручил Манцеву для ликвидации этого пробела в законе «представить ГЭУ в Президиум проект закона для внесения в спешном порядке в высшие органы».

Продолжая принимать меры по борьбе со спекуляцией на рынке, председатель ОГПУ 24 ноября 1925 г. просил Благонравова центр тяжести борьбы со спекуляцией перенести на органы, подчиненные ВСНХ (работая согласованно с В.Н. Манцевым) и кооперацию (согласовав меры с Центросоюзом и центральными органами сельскохозяйственной и кустарной коопераций), борьба со злоупотреблениями в частной торговли должна быть строго согласована с НКВнуторгом, в частности с А.Л. Шейнманом. — «Иначе я брать ответственность на ОГПУ опасаюсь. При могущих иметь место заминках с нашей валютой нас могут обвинить в том, что мы своим административным] воздействием вызываем и усугубляем их. Дело борьбы с частниками — это дело Внуторга. Я прошу Вас быть в этом отношении очень осторожным и обратить силы Эк. упр. на помощь ВСНХ очистить наши аппараты и помочь своей информацией нашим синдикатам и трестам следить за тем, что делается с их изделиями. Кроме того, прошу проверить, верно ли, что некоторые торговые органы и частники задерживают у себя товары, надеясь, что цены еще больше вздуются. Имеются ли такие у Вас сведения и факты?».

28 марта 1926 г. Дзержинский дал задание ЭКУ ОГПУ подготовить доклад в ЦК ВКП(б) о выработке мер по борьбе со спекуляцией. Он писал, что на почве товарного голода нэп, особенно в Москве принял характер ничем не прикрытой спекуляции, обогащения и наглости. Этот дух спекуляции уже перебросился в государственные и кооперативные учреждения и втягивает в себя все большее количество лиц вплоть до коммунистов. Этому надо положить конец. «Прошу Вас составить на эту тему доклад в ЦК нашей партии (включив в него данные по контрабанде от Кацнельсона), указав, как эти явления влияют на рабочих, зарплата которых не только сейчас не может быть повышена, но и понижается в связи с падением курса рубля». Вместе с тем он предложил разработать ряд мер, а именно: выселение из крупных городов и пригородов с семьями (точно разработать план с перечислением городов и районов с приложением географической карты); конфискация имущества и выселение из квартир; ссылка с семьями в отдаленные районы и в лагеря, колонизация ими безлюдных районов (разработать план и определить эти районы); издание и развитие законов против спекуляции; наказание судом и т. д. и т. п.; эти меры и предложения согласовать с МК ВКП (б) и с Катаняном».

Для дополнительной проработки законов Дзержинский просил М.А Дейча 2 июня 1926 г. разработать проект законодательного постановления для борьбы со служебными преступлениями и спекуляцией в торговле как государственной и кооперативной, так и для частников. Это постановление должно было предусмотреть наказание как по суду так и административные (в порядке предоставления прав исполкомам советов издавать обязательные постановления с установлением штрафов и высылки за нарушение правил торговли, за незаконные перепродажу и торговлю, за вздутие цен (даже без «злостности») и т. д. «Надо изучить наш кодекс, — писал он, — изучить методы спекулянтов и дать такие формулировки, чтобы наши суды могли вести борьбу и со спекуляцией и с теми, кто ее питает».

Одной из важнейших задач органов ВЧК-ОГПУ была борьба с взяточничеством Дзержинский считал взяточничество «вечным позорищем» России, а в начале 1920-х гг. «система откупа, лихоимства и взяточничества свила себе прочное гнездо» в хозяйственном организме и стала «нормальным» явлением: все можно купить и продать за определенную мзду. Спекулянты за взятку «вдоль и поперек и обволакивают молодую Советскую республику паучьей сетью». Бедствия, причиняемые этим злом государству, неисчислимы и кошмарны по своим последствиям».

Сразу после революции взяточничество не достигло такого размаха, каковым он стал в годы нэпа, но все же были дела и по этому виду преступления. Одним из первых дел, которые вел Дзержинский, было расследование сообщения, полученного от В.Д. Бонч-Бруевича о бывшем члене Следственной комиссии Алексеевском. Сторож у 2-го директора ресторана «Медведь» Барецкого подслушал разговор между Алексеевским и Барецким 19 декабря 1917 г. о том, что Алексеевский требовал у Барецкого 5 тысяч рублей за освобождение 1-го директора ресторана Леонарди, арестованного за покупку поддельной печати. 5 января 1918 г. дело Алексеевского было передано в Следственную комиссию Революционного Трибунала.

17 января 1918 г. по делу Митина, обвиненного во взяточничестве, Дзержинский писал, что Модель на Следственной, комиссии в «Крестах» обращался к Митину несколько раз с предложением отдать его сестре бриллианты из сейфа Русско-Азиатского банка. 27 января 1918 г. он сделал дополнение по делу Митина: «Штельман говорит, что Митин брал взятки для освобождения арестованного и говорил отцу Штельмана, что можно освободить сына, но что это будет стоить денег».

Помимо этого Дзержинский поручил ОГПУ указать те меры, которые уже намечены. «Главное — это помнить, что транспорт не для себя существует, а для передвижения грузов и людей, а поэтому нужды пассажиров и грузоотпр. должны быть всегда у нас на первом месте и рассмотр. жалоб их и доступ их должны быть обеспечены».

6 декабря 1921 г. Дзержинский обратился к железнодорожникам, указав, что беженцы из голодного Поволжья застревают на узловых станциях и обрекаются на нечеловеческие мучения; рабочие организации, отправившиеся для покупки хлеба для голодных семейств, кочуют месяцами «за отсутствием подвижного состава»; продовольствие, идущее для спасения детей и женщин Поволжья, где-то блуждает или мрачно стоит на путях в ожидании «чего-то недостающего». «А за этим мрачным за[на]весом разыгрываются сцены бесстыдного, подлого подкупа и бесшабашного разгула продающих трудовую Россию, выбивающуюся из сил в тисках вражеского окружения, экономической разрухи и покрывают неслыханным позором славное имя железнодорожного пролетариата». Он предупредил: «Где бы негодяй ни сидел: в кабинете ли за зеленым столом или в сторожевой будке — он будет извлечен и предстанет перед судом Революционного трибунала, карающий молот которого опустится со всей сокрушительной мощью и гневом, на которые он способен, так как нет пощады смертельным врагам нашего возрождения. Никакие обстоятельства не будут учитываться при вынесении приговора взяточнику. Самая суровая кара ждет его. Вместе с тем Советская власть призывает всех честных граждан, в ком живо гнетущее сознание несмываемого позора и разлагающего влияния взяток, прийти на помощь для обнаружения и извлечения негодяев — взяточников. Будьте зорки и бдительны. Пролетарские руки не должны и не могут быть замараны взятками!».

25 января 1922 г. Дзержинским был подписан приказ «О борьбе с взяточничеством», который обязал центральные и местные органы ВЧК улучшить работу агентурного аппарата, для чего задания осведомителей и агентов «направить в сторону выяснения лиц, преимущественно крупных, берущих, дающих, посредничающих в деле взятки и знающих об этом, а также для выявления недочетов в учреждениях, способствующих волоките и взяточничеству» создать ударные группы для проведения операций».

По черновым заметкам Дзержинского 1922 г. можно составить представление об основных направлениях борьбы со взяточничеством и мерах пресечения этого преступления: определение взятки; уточнение и более четкая формулировка степени виновности дающего (в каких условиях, кто являлся инициатором), берущего и вымогающего; не усиление наказания от Кодекса, а не отклонение от 3–5 и высшей меры и проведение систематической, неослабевающей борьбы»; заключение приговоренных за взятку в Архангельском лагере; создание органа при НКЮ (НКЮ, НКВД и РКП), наблюдающего за проведением системы наказания; создание органа изыскания мер борьбы со злоупотреблениями в хозяйственной жизни при СТО и изучение их (НКФ, Госплан, ГПУ, РКП и председатель от СТО); создание ведомственных органов совместно с ГПУ и профсоюзом; партийные меры: исключение из партии за взяточничество (дает-берет), хотя бы и в замаскированном виде, предание партсуду за сокрытие и непринятие мер и борьбы. Обязательство всех коммунистов сообщать в ГПУ (Дзержинскому) о всех известных им фактах взяточничестаа, хищений и мародерства.

И все же основной упор в борьбе с взяточничеством был сделан на гласную и негласную помощь населения. В решениях Коллегии, в выступлениях Дзержинского постоянно подчеркивалось, что в борьбе с преступлениями в экономической области, также как и в других, важно опираться на помощь население, на наиболее сознательную его часть, «ЧК должна прежде всего связаться с рабочими массами», «поддержка тысяч рабочих нам особенно ценна».

В ряде городов было установлено круглосуточное дежурство по приему граждан с заявлениями и жалобами на взяточников. 22 апреля 1922 г. через газеты «Известия ВЦИК», «Правда», «Экономическая Жизнь» и «Коммунистический труд» население было извещено, «что заместитель Председателя ГПУ тов. Уншлихт принимает представителей от учреждений и вообще граждан по делам от 14 до 16 часов ежедневно, кроме неприсутственных дней».

С 1922 г. все губкомы партии по решению ЦК РКП (б) от 1 июня провели неделю борьбы со взяточничеством. Многие парткомы поручили чекистам возглавить эту борьбу и подготовить для печати имевшиеся у них материалы.

15 июля 1922 г. Дзержинский подписал приказ ТО ОГПУ о борьбе со взяточничеством на путях сообщения, поставив задачу искоренить это зло во что бы то ни стало, для чего организовать при ГПУ специальную комиссию (центральную тройку) в составе: представителя Цектрана, ЦА Ю.Ю. Межина, с правом заместительства и начальника ТО ГПУ, под председательством последнего; на местах создать комиссии (окружные. тройки, дорожные тройки) при ОКТО и ДТО ГПУ в составе представителей Бюро ЦЕКТРАНа, ОКТРАНа или Дорпрофсожа и уполнаркомпути под председательством начальников ОКТО-ДТО ГПУ или особоуполномоченных ОКТО ГПУ по дорогам».

«И если в роли раздатчика взятки первой категории выступает разночинец — пассажир, то второй род взятки культивируется преимущественно некоторыми руководителями наших хозяйственных органов». «Взятка выступает здесь прямо или в своем неприкрытом виде или скрывается под фиговым листочком так называемой «технической консультацией», этот последний род взятки и является наиболее злостным, так как открыто узаконивает ее.»

В письме в Политбюро в августе 1922 г. он отметил, что взяточничество происходит от того, что руководителей хозяйственного органа захлестывает нэповская волна, с низкой колокольни своей хозяйственной ячейки они не видит ничего, кроме ее границ и в своем стремлении улучшить ведомственное дело применяют все средства, в числе их и взятку. Таким образом, в ущерб узковедомственными интересами растлевается государственный транспорт, разбрасываются многомиллионные суммы, которые могли бы быть с успехом израсходованы на улучшение нашего транспорта и устранение дефектов, мешающих перевозкам грузов. Дзержинский привел примеры развращающей политики руководителей хозорганов; «Москуста», «Коопута», «Москвотопа», дельца инженера Багдатьяна, НКВТ.

Далее он отметил, что в «Известиях» от 25 июня 1922 г. была опубликована заметка «Взятка», из которой видно, что товарный отдел Госбанка открыто принимает счета об израсходовании всеми сотрудникам средств на раздачу взяток железнодорожным служащим за продвижение грузов и за «прочие услуги». «Помещение такого рода заметок вызвано, несомненно, желанием Госбанка снять с себя ответственность за легализацию взятки». ГПУ приняло меры по расследованию фактов, содержавшихся в этой заметке, но встретило противодействие со стороны заведующего Госбанком А.Л. Шейнмана. «Все эти факты, — отметил Дзержинский, — позволяют сделать только один вывод: этому разврату должен быть положен конец. Партия должна начать энергичную борьбу против разложения».

Дзержинский предложил: предать суду лиц, легализирующих взятку, опубликовать в прессе имена виновников с изложение обстоятельств дела, так как меры судебного характера недостаточны и лишают государственной помощи ведомства и тресты, уличенные во взятках и не принимающие меры к их искоренению; исключить из партии тех коммунистов, которые попустительствуют взяточничеству и не доносят о взяточниках в соответствующие органы; обязать все учреждения, имеющие транспортные отделы, войти в соглашение с НКПС на предмет организации транспортных контор при НКПС, который поставил целью не коммерческие выгоды, а интересы грузоотправителей и оздоровление транспорта, для чего ЦК обязать заинтересованные ведомства выделить работников на это дело; обязать имеющиеся в распоряжении ведомств средства передать НКПС для создания специального фонда премирования за скорейшее продвижение грузов и для улучшения условий транспортировки грузов; немедленно образовать при Верховном трибунале ВЦИК особую сессию до делам о взяточничестве и поручить ей повести самую энергичную борьбу с ним, усилив репрессии до максимальных размеров, особенно в отношении тех лиц, кои дают взятку, и тех, кто вымогает ее; ведомства и тресты, уличенные в деле взяток и не принимающие к их искоренению, лишаются государственной помощи и субсидий и подвергаются большим штрафам. Кроме того, такие учреждения и лица опубликовываются на черной доске в прессе».

18 августа 1922 г. Дзержинский поручил Благонравову подготовить сводку о всех родов преступности на транспорте (взяточничество: кем, за что; хищения: наших и посторонних; хищение ж.д.: состав их, угон и грабеж целых вагонов, похищение кассиров (из каких сборов) и т. д., пользование подложными перевозочными документами. Он просил в тройке с привлечением заинтересованных служб выработать организационные меры борьбы по каждому виду преступлений и «составить циркуляр во все ОК и ОДТО ГПУ о методах борьбы и увязки этой борьбы с администрацией дорог. Указать, что борьба с преступностью может окончиться победой лишь при условии, если ее будут вести не только органы ТО ГПУ, но прежде всего и непрерывно сама администрация дороги и профсоюз, находя организационные методы борьбы и не оставляя без внимания ни одного преступления, изобличенного нашими органами. Поэтому во всех докладах и отчетах наших органов о преступности на транспорте и борьбе с нею должно быть указано, что именно предпринято было самой администрацией дороги и кем именно для устранения этих преступлений и какое содействие и внимание было уделено сообщениям и мерам ГПУ».

Особо тревожные сигналы печати Дзержинский выносил на рассмотрение партийных органов, обращаясь в некоторых случаях в ЦК и Политбюро ЦК компартии. В письме в Политбюро в августе 1922 г. он отмечал: «…в «Известиях» заметка «Взятка», из которой видно, что товарный отдел Госбанка открыто принимает счета об израсходовании всеми сотрудниками средств на раздачу взяток железнодорожным служащим за продвижение грузов и за «прочие услуги». Помещение такого рода заметки вызвано, несомненно, желанием Госбанка снять с себя ответственность за легализацию взятки». ГПУ приняло меры по расследованию фактов, содержащихся в этой заметке, но встретило противодействие со стороны заведующего Госбанком А. Л. Шейнмана. «Все эти факты, — пишет далее Дзержинский, — позволяют сделать только один вывод: этому разврату должен быть положен конец. Партия должна начать энергичную, борьбу против разложения». Он предлагает опубликовать в прессе имена виновников с изложением обстоятельств дела, так как меры судебного характера недостаточны, и лишать государственной помощи ведомства и тресты, уличенные во взятках и не принимающие мер к их искоренению».24 августа 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б), заслушав доклад Дзержинского о взяточничестве, постановило: «11.а) Считать необходимым принятие ряда карательных мер партийного характера в отношении членов партии, дающих взятки или попустительствующих взяточничеству; б) Для разработки вышеуказанных мероприятий создать комиссию в составе тт. Куйбышева (председатель), Дзержинского, Рыкова. Созыв комиссии за т. Куйбышевым; в) предложить комиссии рассмотреть все имеющиеся у т. Дзержинского материалы; г) предложить т. Рыкову не позднее начала сентября закончить начатую в СТО работу по борьбе с взяточничеством и по результатам посредничества с внесением доклада в Политбюро».

28 августа 1922 г. Дзержинский потребовал от Благонравова добиться того, чтобы пути сообщения не были проходным для всех желающих двором и чтобы товарные поезда не возили безбилетных, которые продолжают разрушать вагоны. «В Туле, — указал он, — мне самому пришлось наблюдать, как машинист берет на паровоз публику и как на бегу на буфера и площадки садятся безбилетные. Для того, чтобы бороться с этим, необходима система, а не увеличение количества охраны. Может быть, Вы, прежде всего собрали бы материалы. Наши фельдегеря могли бы их дать со своих поездок. Верно ли, что теперь безбилетных может судить только нарсуд по месту жительства и что право посылки на принуд, работы от нас отобрано? Получают ли наши Трансп. отделы свои 25 % за безбилетных и как эти деньги взыскиваются? Составьте план борьбы и систему и представьте мне».

План был подготовлен и 31 августа обсужден на заседании Коллегии ГПУ 31 августа 1922 г. Но вопрос был поставлен значительно шире — вообще о борьбе со взяточничеством. Доклад сделали Г.И. Благонравов и З.Б. Кацнельсон В прениях участвовали Ф.Э. Дзержинский, И.С. Уншлихт, Г.Г. Ягода, Т.П. Самсонов, Я.Х. Петерс, РАПиляр, МАТрилиссер, Э.С. Кадомцев, А.М.Левин, М.А.Дейч, Ф.Д.Медведь и В.Д. Фельдман. Было принято развернутое решение: признать, что борьба со взяточничеством может вестись успешно только если партия признает ее своей ударной задачей; 2) беспощадная борьба с взяточничеством должна повестись в первую очередь среди коммунистов; 3) должна быть проведена чистка учреждений от взяточников как в партийном, так и в советском порядке; 4) признать необходимость проведения систематической борьбы: с посредничеством, комиссионными, совместительством, выдачей всяких мандатов, применяя по отношению ко взяточникам крайние репрессивные меры вплоть до Архангельского лагеря и высшей меры наказания для вымогателей и коммунистов (о последних дать директиву в партийном порядке); 5) в ГПУ специального органа по борьбе со взяточничеством не создавать, возложив борьбу с ним на ЭКУ, ТО и Особый отдел по принадлежности, предложив ЭКУ использовать для этой работы хозяйственные органы; 6) для объединения борьбы со взяточничеством и изыскания мер признать необходимым создание специальной комиссии при СТО под председательством лица, им назначаемого в составе представителей Госплана, НКФ, ГПУ, НК РКП и ВСНХ — комиссия не создает собственного аппарата, а опирается на существующие, в первую очередь на ГПУ; 7) для координации репрессивной политики по отношению к взяточникам признать необходимым создание комиссии при НКЮ из представителей НКЮ, ГПУ и РКИ; 8) для ведения борьбы со взяточничеством в отдельных ведомствах признать необходимым создание ведомственных комиссий по борьбе со взяточничеством; 9) просить ЦК РКП(б) обязать членов партии давать информацию органам ГПУ о всем известном им в этой области; 10) обратиться в ЦК с просьбой мобилизовать бывших чекистов и часть хозяйственников в ЭКУ ГПУ для работы по борьбе со взяточничеством; 11) просить ЦК принять решительные репрессивные меры по отношению к лицам, ходатайствующим за взяточников; 12) в основном план работа ЭКУ одобрить, предложив ему согласовать их с принятым постановлением; 13) поручить Уншлихту в ближайшее время оформить юридически право ГПУ вести предварительное дознание и следствие по экономическим делам».

Создание троек оказалось недостаточным для активизации борьбы со взяточничеством. Поэтому по предложению НК РКИ постановлением СТО от 1 сентября 1922 г. была образована специальная комиссия в масштабе всей страны под председательством Дзержинского. В нее также вошли З.Б. Кацнельсон (ГПУ), А.И. Свидерский (НКПрод), В.Н. Крыленко (НКЮ), Н. Смирнов (ВСНХ).

В постановлении, в частности, говорилось, что впредь считать подсудимыми по статье о взяточничестве не только лиц, дающих и берущих взятку, но и лиц, которые знают о факте взятки и по служебному положению могут или обязаны были принять меры для немедленного преследования этих лиц, но никаких мер не приняли. Их предложено было рассматривать как виновных в укрывательстве преступников. На комиссию была возложена и координация репрессивной политики по отношению ко взяточникам. 16 сентября 1922 г. Дзержинский подписал приказ ГПУ № 218 о том, что Постановлением СТО образована под его председательством комиссия по борьбе со взяточничеством. Ставя об этом в известность ПП ГПУ и начгуботделов ГПУ, он обязал их «теперь же приступить к подготовлению аппарата органов ГПУ к проведению широкой борьбы со взяточничеством».

Несколько ранее, 8 сентября 1922 г. комиссия СТО по борьбе с взяточничеством просила Политбюро ЦК РКП(б) «усилить ответственность коммунистов за поручительство. Поручить ГПУ, Наркомюсту и Рабкрину войти с ходатайством в ЦК РКП об усилении своих аппаратов, как в центре, так и на местах, для борьбы с взяточничеством. Просить ЦК РКП дать Комиссии СТО права по партийной линии».

Решения, постановления, ходатайства, были необходимы, но решающее значение имела все же повседневная работа. 9 сентября 1922 г. Дзержинский получил от Колегаева информация о том, что ст. Люблино находится целиком в руках взяточников. Там ничего без взятки добиться нельзя. «Между тем, — писал он Благонравову, — на этой станции выкупается весь уголь и другие грузы. Необходимо обследовать этот узел сначала агентурным путем, без ведома наших местных органов (как НКПС, так и ГПУ), а затем официально, приняв ряд решительных мер, в том числе и репрессивных».

Дзержинский по-прежнему уделял внимание публикациям газет. 17 ноября он пишет З.Б. Кацнельсону и Д.Д. Михельману о том, что в газете «Труд» № 207 есть передовица Саратьянова о взяточничестве, и отдает распоряжение связаться с автором и с Демьяном Бедным для того, чтобы они правильно и систематически вели кампанию в прессе. Предоставить им необходимые материалы и рекомендации о направлении работы ГПУ, указав, что оно не претендует на роль спасителя, что только дружные усилия самих ведомств и трестов в состоянии искоренить это зло и «что здесь поле для спайки коммунистов с честными спецами, без помощи которых успешной борьбы вести нельзя. Необходимо, чтобы у Вас кто-либо связался и систематически информировал о борьбе со взяточничеством как редакции газет, так и отдельных пишущих. Необходимо издавать информац. бюллетени. К следующему заседанию представьте план».

18 сентября 1922 г. Дзержинский довел до сведения населения, что состоящей при нем Центральной комиссией по борьбе со взяточничеством на транспорте при активном содействии ТО ГПУ 16-го сентября была произведена внезапная ревизия всех вокзалов Московского узла и отходящих поездов с целью обнаружения и изъятия преступных элементов, занимавшихся продажей пассажирских билетов, приемом багажа и предоставлением мест в поездах и проч».

Произведенным ТО ГПУ предварительным дознанием обнаружены на вокзалах группы организованного взяточничества и спекуляции, начиная с носильщиков и кончая ответственной администрацией и агентами охраны. В списке задержанных 80 носильщиков, 60 агентов охраны, 3 помощника начальников станций, 3 кассира, 3 контролера и ревизора, 2 кондуктора, 4 весовщика, 7 сторожей и уборщиков, 11 заведующих и служащих буфетов, 38 спекулянтов и других разных лиц.

По приказу Центральной комиссии пассажиры, приобретавшие билеты и места в поездах и отправлявшие багаж по спекулятивным ценам, были немедленно освобождены. Следствие производится в самом срочном порядке. Виновные в вымогательстве взятки при сдаче багажа и злостной спекуляции пассажирскими билетами и местами в поездах, предаются суду и понесут суровое наказание.

Дзержинский призвал «всех честных граждан взяток не давать, а в своих же собственных интересах оказывать полное содействие Центральной и Дорожным тройкам по искоренению разъедающей организм нашего транспорта взятки» и напомнил, что «согласно ст.114 Угол. Кодекса граждане, своевременное об этом не заявившие властям и изобличенные в даче взятки, подлежат наказанию по суду до 3-х лет принудительных работ».

Для активизации агентурной работы в борьбе со взяточничеством. 25 сентября 1922 г. Дзержинский издал приказ ЭКУ, ТО, Особому отделу, которым обязал руководителей: а) задания секретным осведомителям и агентам направить в сторону выяснения лиц, преимущественно крупных, берущих, дающих, посредничествующих в деле взятки и знающих об этом, а также выяснения организационных недочетов в учреждениях, способствующих волоките и взяточничеству; б) ввести в очаги взяточничества секретных агентов и дать им задание в том же направлении; в) в целях возможно скорейшего продвижения дел о взяточничестве направлять их в судебные места по подсудности с точным соблюдением установленных законом процессуальных сроков (не более месяца ст. 107 Уг. — процесс, кодекса и двух месяцев при предварительном следствии — ст. 7 Положения о ГПУ), выделив для этого в каждом губернском и областном органе ГПУ особую группу наиболее опытных следователей и по возможности сократив вдвое допускаемый законом срок, т. е. до двух недель при дознании и месяц при следствии; г) произвести срочную разработку агентурных материалов, в которых подозревается взяточничество; д) выделить ударную группу разведчиков для проведения операций, связанных с разработкой агентурных дел о взяточничестве; е) усилить финансирование секретных операций по борьбе с взяточничеством.

Приказом также было предусмотрено улучшение деятельности следственного аппарата, для чего: а) выделить особо опытную и исполнительную группу активистов для проведения операций по делам о взяточничестве (техническое выполнение обысков, выемок, ареста и проч.); б) выделить часть транспортных средств для производства по делам о взяточничестве операций во всякое время дня и ночи; в) выделить экспедиционные средства для срочного доставления повесток, вызовов и вообще для связи в течение круглых суток, составить списки лиц, которые когда-либо привлекались за взяточничество, в настоящее же время работающие в госучреждениях; организовать широкий прием заявлений о взяточничестве; при обэкосо, губэкосо будут созданы специальные комиссии по борьбе со взяточничеством, установите контактную работу с этими комиссиями через представителей органов ГПУ в этих комиссиях; наметить группы сотрудников, на которых комиссиями по борьбе со взяточничеством в период проведения кампании будут возлагаться ревизионные функции; деятельность органов ГПУ должна охватит в первую очередь НКПС, ВСНХ, НКВТ, НКПрод, Центросоюз и НКВД (по коммунхозу и милиции), а также торговые фабрично-заводские и посреднические органы этих ведомств на местах.

Подсудными по статьям о взяточничестве считаются не только лица, дающие или берущие взятку, но и лица, которые знают об акте взятки и по служебному положению могут и обязаны были бы принять меры для немедленного пресечения; этих лиц, рассматривать как виновных в укрывательстве.

Настоящий приказ принять к исполнению в порядке ударности. За точное и неуклонное исполнение его ответственны персонально ПП ГПУ и начальники губотделов ГПУ, если последние не подчинены ПП ОГПУ.

Одновременно с сим рассылаются инструкции по борьбе со взяточничеством органами НК РКИ и НКЮ, с коими предлагается согласовать свои действия на местах».

В письме в Политбюро ЦК РКП(б) Дзержинский отметил, что взятка для многих стала чем-то обыденным и обязательным, о ней говорят открыто, как о чем-то узаконенном; взятка разлагает личный состав государственных и кооперативных учреждений, срывает хозяйственные планы и обескровливает государственные ресурсы; она становится рычагом в хозяйственной жизни Республики; атмосфера взяточничества даже захлестнула и партийную среду, некоторых буквально, а большинство коммунистов стали безмолвными зрителями вакханалии взяточничества, примирясь с этим явлением.

Комиссия при СТО по борьбе с взяточничеством признала, что успешное проведение всей работы возможно при условии, если РКП (б) признает борьбу со взяточничеством ударной задачей партии. — «Прошлое показало, что только всколыхнувшаяся коммунистическая масса может довести всякое начинание Советского правительства до благоприятного конца».

От имени Комиссии при СТО по борьбе со взяточничеством Дзержинский просил Политбюро ЦК РКП (б):

1). Признать, что борьба со взяточничеством является ударной задачей РКП,

2). Обязать всех членов РКП давать органам ГПУ и РКИ широкую информацию обо всем известном им о взяточничестве и взяточниках и установлении ответственности членов РКИ за умалчивание об известном им в этой области.

3). Усилить ответственность за поручительство вплоть до наложения взыскания на членов партии в случае обнаружения несознательного отношения к поручительству.

4). Срочное рассмотрение в КК вопросов и заявлений о членах РКП, подозреваемых во взяточничестве, и очистка партии от этого элемента.

5). План и проведение широкой агитационной кампании по борьбе со взяточничеством в партийной прессе,

6). Письмо ко всем парторганизациям.

Комиссия при СТО по борьбе со взяточничеством твердо убеждена, что только проведение в жизнь указанных мероприятий может предопределить успешное проведение кампании. Одновременно комиссия просит о предоставлении ей прав партийных организаций».

12 октября 1922 г. последовало новое обращение председателя комиссии, но теперь уже к чекистам. «Мы должны, — писал он, — отдать себе ясный отчет в том, что взятка имеет глубокий классовый характер, что она есть проявление мелкобуржуазной частно-капиталистической стихии, направленной против самих основ ныне существующего строя. Роль и значение взятки в пролетарском государстве и при царизме далеко не одинаковы. Если раньше она было общепризнанным и неизбежным явлением, одним из видов налога в пользу царского чиновничества, необходимым дополнением к установленному окладу жалования, вытекала из самой природы полицейского государства, которое приличия ради прикрывалось лишь видимостью «законов» против взятки, то теперь, наоборот, взятка противна всей сущности пролетарского государства, целиком направлена против него, является средством полнейшей дезорганизации государственного хозяйственного аппарата, переводом весьма солидных материальных ресурсов рабоче-крестьянской казны в «частный» карман спекулянтов».

Он привел несколько дел о взяточничества, раскрытых ТО ГПУ:

1) 35 железнодорожников, в их числе ответственные специалисты, оказывали «содействие» одному тресту. Это «содействие» было не бескорыстным: одни получали пайки, другие — денежные вознаграждения. Некий инженер получал от «МОСКУСТА» жалование золотом сначала по 60 рублей в месяц, затем по 150. Другой спец оплачивался суммой 225 миллионов рублей в месяц. Деньги и пайки выдавались якобы за консультацию, которая выражалась в «ускоренной даче справки», «предоставлении для «МОСКУСТА» более удобных мест в пассажирском поезде и т. п.

2) Группа железнодорожников содействовала топливному учреждению и продвижению топливных маршрутов. Было установлено, что за содействие взималась соответствующая мзда. Отдельные взятки достигали 200 миллионов рублей. Они получали вознаграждение также «за быстрое составление документов», «отправление поезда», «постановку на цистерны общего пользования трафарета «МОСКВОДОТОПА», включения цистерн в топливные маршруты «МОСКВОДОТОПА» и т. д.

3) Ряд ответственных специалистов, состоя на продовольственном и денежном изждивении кооператива сотрудников НКПС «МОСКО-ОПУТ», предоставлял последнему незаконным образом маршруты для перевозки соли, также включал в плановую перевозку заявки владельца конторы «Сибиряк», который перепродавал получаемые вагоны коммерсантам Сибири. В то же время государственные организации получали отказ на плановые перевозки».

Дзержинский призвал чекистов к дружной работе с НКПС и Цектраном для искоренения преступности на транспорте. — «Интересы грузоотправителя и пассажира на первом плане, и нужно создать такой порядок по линии, чтобы пользующиеся транспортом в случае к-л. затруднений или беззаконий всегда могли принести жалобу и получить немедленно помощь и защиту от взяточников и пр. негодяев».

Точка зрения председателя Комиссии по борьбе со взяточничеством была поддержана ЦК РКП (б), который 30 ноября і 922 г. направил губкомам, обкомам и областным бюро, национальным ЦК циркуляр № 114 «О борьбе с взяточничеством». «Громадное распространение взяточничества в связи с общей некультурностью и экономической отсталостью страны, — говорилось в нем, — грозит развращением и разрушением рабочего государства». Отметив первые шаги Комиссии по борьбе со взяточничеством, ЦК призвал все партийные органы ужесточить наказания к коммунистам, предложив следующие меры: расправа партийных органов должна быть беспощадной в соответствии с мероприятиями, выработанными по этой борьбе Советом Труда и Обороны; коммунистов, уличенных во взяточничестве, исключать из партии автоматически; исключать попустителей и замалчивающих об известных им фактах; запретить коммунистам ходатайствовать за лиц, уличенных во взяточничестве; выделить при всех губкомах РКП б) специальное лицо или комиссию для руководства в партийном порядке борьбой со взяточничеством, в частности, для связи с ЭКУ ГПУ и его органами в повседневной борьбе и систематическому разоблачению взяточничества».

Мобилизация усилий общественности и государственных органов позволили добиться некоторых успехов в борьбе со взяточничеством. В результате принятых мер по стране с 10 октября 1922 г. по 1 января 1923 г. было привлечено к ответственности 1338 человек: из них 978 осуждено. Но борьба продолжалась.

В феврале 1923 г. Комиссия СТО была преобразована в бюро по борьбе со взяточничеством и созданы специальные аппараты при НКПС, НКПрод, НКВТ, Центросоюзе, НКФ, НКВД, НКП и ТРВСР, НК РКП, НКЗеме и НКЗдраве. Однако стремление покончить со одним из самых распространенных преступлений российской действительности одними административными мерами оказалось иллюзорным. И через три года, 13 июля 1926 г. в докладной записке Дзержинскому о борьбе с взяточничеством отмечалось, что она «вновь стала приобретать массовый характер. Почти во всех крупных следственных делах в производстве ОГПУ мы сталкиваемся с системой взятки, как основной причиной всех прочих экономических преступлений…. взятка в данный момент являются огромным злом, угрожает интересам хозяйства Союза». Об этом свидетельствовали дела «Мологолеса», «Маслотреста», «Машинотреста», «Росгосстраха», «Аркоса» и др. При помощи взяток ряд государственных лесных трестов стали поставщиками крупнейших потребителей леса: Грознефти, Госсельсклад, Люберецкого завода, железных дорог и др. Благодаря взятке сорвано строительство крупных промышленных предприятий в Туле и Иваново-Вознесенске. Как показало дело Кронштадтского военного порта, взятка снижала обороноспособность страны. В докладной записке отмечалось, что: «а) взятка влечет за собой бесхозяйственность, граничащую с экономической контрреволюцией; б) взятка, как общее правило, влечет за собой ряд невыгодных договоров и крупные убытки для госучреждений (взятка является основным побудителем к предпочтению интереса частника интересам государства); в) в результате именно взятки мы имеем налицо преступную спайку между недобросовестной частью наших государственного и кооперативного аппарата с частными купцами, как внутри страны, так и за границей в наших торгпредствах. Тем не менее борьбе власти со взяточничеством за последнее время не уделяется внимания достаточно».

И что же предложил автор записки начальник управления ОГПУ Г.Е. Прокофьев? Как всегда, помимо работы ОГПУ «поставить перед советскими и партийными органами вопрос о необходимости широко развернуть работу по борьбе со взяточничеством, причем в качестве первой конкретной меры наркомату юстиции издать приказ всем судам усилить меры репрессии в отношении взяточников».

Но время показало, что репрессивными мерами только удалось загнать взятку в глубокое подполье. Эффективными мерами восстановления и развития народного хозяйства при недостатке необходимых средств Дзержинский считал борьбу с бесхозяйственностью и режим экономии.

Экономия на всем, даже на музеях. 8 сентября 1922 г. на рапорте финансового комитета об отпуске 100 тыс. рублей на ремонт древних памятников в Туркестане Дзержинский написал следующую резолюцию: «Эк. упр. Собрать сведения о расходах НКПроса на всякие музеи, памятники древности и другие ненужные статьи».

В феврале 1923 г. Дзержинский договорился с Сокольниковым о том, чтобы положить конец бесплатному проезду за взятку, подделкой билетов, злоупотреблением служебными билетами, чтобы поднять доход железных дорог и искоренить злоупотребления. Он считал, что надо четко сформулировать задачи, для чего подготовить данные по довоенному времени, сколько тогда было бесплатных пассжироверст и сколько сегодня и сколько это стоило в денежном выражении; провести кампанию в прессе. 4 февраля он поручил Благонравову разработать меры борьбы с злоупотреблениями служебным положением вагонами и билетами путем строгого контроля, проверки документов и др. и обратил внимание на состав контролеров — «Не жулье ли это? Проверяют ли фактически поезда агенты ТО ГПУ и какой результат! Какой подбор начальников поездов? Не следовало бы посылать в качестве контролеров свердловцев рабфаковцев, дав им пару лекций? Не послать ли их для того, чтобы они на выдержку учли и записали, сколько в поезде едет бесплатно по служебным билетам в течение месяца.

Эта работа большая, но долженствующая в результате дать большой приток средств. Это надо проверить, особенно на тех поездах, где наплыв пассажиров больше, чем есть мест.»

25 сентября 1923 г. в письме в ТО ГПУ Д.В. Усову и в НКПС Л.М. Брагинскому Ф.Э. Дзержинский предложил срочно приять меры по борьбе с злоупотреблениями в продаже железнодорожных и водных билетов на Нижегородскую ярмарку — «эти билеты котируются на бирже. Достаточно предъявить этот билет, чтобы касса выдала ж. д. и со скидкой в 50 %, а на пароход бесплатно…»

2 декабря 1923 г. он был на Курском вокзале при отходе скорого поезда в Севастополь в 18 часов. — «Поезд был почти что пуст, в вагонах из 40 мест было занято 10–14. Я спросил проводников, случайно ли это — ответили, что нет, что сейчас такая нагрузка нормальная». Его поразила такая бесхозяйственность. Он запросил Благонравова, чем занимаются сотрудники, которым поручено следить за пассажирскими перевозками на поездах, проходящих через Московский узел, и какие принимают меры. Ему также стало известно, что один из сотрудников ехал из Читы один в целом вагоне — других пассажиров не оказалось.

Г.И. Благонравову было поручено принять меры по сокращению «бесполезных поездов» и организовать контроль, разработав предложения по повышению ответственности за своевременное принятие мер. — «Кроме того, в багажном отделении (там, где проход на площадь, около помещения ГПУ) бегают крысы. Очевидно, портят имеющиеся там грузы. Разве нельзя их истребить? Очевидно, развелось их очень много, если не стесняются людей».

7 апреля 1924 г. в ОГПУ поступило сообщение из ВоенноИсторического музея (бывший особняк князей Юсуповых), что под лестницей вестибюля обнаружен тайник, в котором через отверстие в вершок — полтора, проделанном в стене, видны какие-то блестящие предметы. Так как этим домом чекисты интересовались давно (еще в 1923 г. они агентурным путем обнаружили там 2 сейфа английского посольства, и комендант дома — старый служащий Юсуповых, сейчас находится в ссылке за сокрытие), то тут же направили своего представителя. В тайнике оказались сложенные на полу старинные серебряные кубки, чаши и др. и несколько запертых сундучков, за исключением одного железного, полуразвалившегося от долгого пребывания в сыром помещении). Не зная содержимого ящиков, поздно вечером все обнаруженное с описью незапертых вещей было доставлено в ОГПУ. Комиссия с участием представителей музейного отдела Главнауки, произвела опись вещей, причем в одном из ящиков оказались драгоценные камни и украшения из них. По определению эксперта стоимость составляет несколько миллионов рублей.

Дзержинский просил Политбюро ЦК РКП(б) после выяснения точной стоимости разрешить ОГПУ получить 25 % из нее в распоряжение бюро, созданного постановлением СНК СССР от 20 января 1924 г. под его председательством, на постройку опытнообразцовых жилых домов для рабочих.

14 марта 1925 г. Дзержинский заинтересовался, куда девалось золото Бухарского эмира. Он просил Кацнельсона при помощи Петерса секретно, никого не тревожа, навести справку, как были распределены (кому, сколько) до 15 мил. рублей.

Дзержинского беспокоила беспечность, порождавшая чрезвычайные происшествия, приводившие к большим затратам средств. Так, в октябре 1924 г. по халатности одного из сотрудников произошел взрыв муфты на одной из турбин Каширской ГЭС. 21 октября 1925 г. он поручил Коросташевскому произвести самое тщательное и строгое расследование с привлечением виновных к ответственности и принятием необходимых мер для предотвращения в будущем подобных случаев. — «В таких случаях вошло в обычай ссылаться на «независимые» причины. Это пустяки. Для этого существуют специалисты, чтобы все предвидеть и предупредить. О результатах расследования и принятых мерах прошу мне письменно сообщить».

Через неделю Дзержинского узнает, что в Кашире на гидростанции работает только одна турбина, а ремонт второй неоправданно затянут. Он просит Коросташевского «немедленно послать ответственного товарища в Каширу для проверки этой информации», а также просит принять меры для устранения бесхозяйственности и привлечения виновных к ответственности».

После Гражданской войны пристальное внимание Дзержинского было сосредоточено на нарождавшейся буржуазии. Новая экономическая политика, открывшая широкий простор частной инициативе в торговле и промышленности, создала новой класс — класс капиталистов-богачей, предпринимателей, посредников, торговцев, в обиходе называемых нэпманами. Это предшественники нынешних «новых русских», с теми же замашками безумной траты средств, с подчеркнутым пренебрежением к общественной нравственности, к нуждам своего народа, выставляющими напоказ свой «светский» образ жизни. Разница между теми и нынешними очень существенная. Она в том, что тогда нэпманы и власть были разделены, ныне «новые русские» оказывают серьезное влияние на принятие решений во многих звеньях государственного аппарата. Тогда им разгуляться не давали, а ныне…власть делает робкие шаги в борьбе с преступностью.

5 сентября 1922 г. Дзержинский писал Кацнельсону: «Необходимо взяться Вам в порядке ударной (но постоянной) задачи за ведение (с. секретно) списка наших нэповских богачей-триллионеров. Сведения через биржу, госбанк, тресты, осведомителей-спекулянтов и т. д. В списке должны быть сведения: кто такой, на чем нажился, какие дела ведет, где держит деньги, имущество, с кем имеет дело И Т.Д.

Поставить разведку также в домах — игры (Эрмитаж) и других злачных местах для выяснения, кто бросает бешенные деньги и откуда их берет.

Разработайте и наметьте план своей работы в этой области и сообщите мне. Дайте задание местам, Питеру в первую очередь».

22 сентября 1922 г. председатель ГПУ, временно исполнявший должность начальника ЭКУ З.Б. Кацнельсон и начальник Административно-организационного управления И.А. Воронцов дали уже более обстоятельно задание своим сотрудникам по решению этой «ударной» задачи — «ведения секретных исчерпывающих списков всех представителей этого нового класса — наших нэпмановских богачей-триллионеров».

Сведения должны были собираться по прилагаемой на каждое лицо отдельной анкете и подразделяться на следующие категории:

«I. Члены и посетители фондовой биржи (легальной или нелегальной, так называемой черной биржи). Эта категория делиться на следующие группы: скупщики и продавцы валюты, золота, платины и драгоценностей, а также лиц, способствующие вывозу их за границу, владельцы и совладельцы частных кредитных учреждений, ростовщики.

II. Члены и посетители товарной биржи и оптовые торговцы, владельцы или совладельцы крупных торговых предприятий. Эту категорию следует в свою очередь разбить на группы по роду торговли, например: мануфактурщики, хлебофуражники, жировики, рыбники, бакалейщики и т. д.

III. Крупные частные промышленники, предприниматели, арендаторы, владельцы, совладельцы промышленных предприятий. Эта категория делится на группы по отраслям производства: металлургия, машиностроение, кожевенное дело и т. д.»

Эти сведения, — отметил Дзержинский, — собрать необходимо, с одной стороны, путем негласных справок от государственных органов (Госбанка, НКФ, совнархозов, отделов управления и юстиции, податных и налоговые инспекторов и др.); с другой стороны, при помощи секретной агентуры, для чего в качестве осведомителей завербовать спекулянтов и биржевиков. — «Необходимо также взять на учет и под наблюдение все легальные и нелегальные клубы, игорные дома, дома свиданий, крупные кабаре, ночные кафе и т. п. и путем разведки и внутреннего наблюдения отмечать и вести учет всех лиц, бросающих бешеные деньги на кутежи, игру в карты, на женщин и т. п., выясняя затем агентурным путем, откуда они эти деньги берут.

Собираемые таким путем сведения должны Вами разрабатываться на каждое лицо (кроме агентурного), должно заводиться литерное дело и ежемесячно необходимо направлять в Эконуправление ГПУ сведения о важнейших лицах, взятых на учет.

Разработка должна вестись Вами в таком направлении, чтобы в конечном итоге выявить и иметь список новых нэпманов — триллионеров и полную картину того, на чем и каком образом они нажили свой капитал. Выступив на арену экономической жизни вместе с нэпом, к тому же без всякого капитала или с ничтожно уцелевшим остатком своего капитала, они, благодаря умению использовать все обстоятельства и не гнушаясь никакими средствами (казнокрадство, обман, подлог, взяточничество и проч.) перекачали из кармана государства в свои громадные богатства».

К распоряжению была приложена анкета с вопросами, на которые следовало собрать данные на каждого крупного нэпмана:

«Фамилия, имя и отчество, адрес; приезжий, откуда приехал когда; какой имел капитал, когда и чем занимался до революции; какой имеет капитал в настоящее время; в чем состоит его капитал (деньги, имущество движимое, предприятия, ценности); какие у него предприятия, где, адрес; где хранит деньги, ценности (дома, в банках, каких, русских или за границей); на чем и как он нажил свой капитал; пользуется ли кредитами, имеет ли ссуды, долги

Как, уважаемый читатель, смотрит на то, чтобы на эти же вопросы ответили нынешние «хозяева жизни»? Если бы этим заинтересовались налоговые службы, прокуратура, ФСБ, то это бы намного поубавило у них спеси.

Несколько ранее, 12 сентября 1922 г. Дзержинский, ознакомившись с докладом Медведя о казино, просил его прислать справку, «как оно возникло и куда идут отчисления». Он напомнил, что скоро выйдет декрет, запрещающий азартные игры. Поэтому «необходимо до этого установить с возможной полностью, кто там бывает, и получить списки этих посетителей. Было бы очень хорошо, если бы можно было возбудить официальное дело, найдя достаточно солидный повод.

Пришлите мне более подробные данные о деле, рекомендации Штейнберга и Бюробин и кто из сотрудников ГПУ играет в тотализатор».

И все же у Дзержинского зарождается сомнение о целесообразности существования игорных домов. Он стоит перед дилеммой: настаивать на закрытии или использовать поступающие от них средства на «благие дела». Своими сомнениями 5 января 1923 г. он поделился со своими соратниками, отдав распоряжение Герсону выяснить у Кацнельсона, Медведя и других, «сколько и какое в Москве и других городах картежные дома, какой доход от них Моссовету и другим городам (каково обложение), на что эти средства идут, он просил выяснить у Уншлихта и других членов Коллегии, как они смотрят на это: больше ли вреда или пользы для государства».

«Не есть ли это самый лучший способ высасывания от спекулянтов и совворов их «прибылей» в пользу государства. А затем раз такая практика введена, то нельзя ли и мне, как НКПС, прикоснуться к этому источнику для финансирования культработы на транспорте. А что культработа издыхает и транспортники дичают, а могли бы именно они быть призванной смычкой в области пролетарской культуры между городом и деревней. Не важнее ли пеританизма и отдельных фактов разврата даже коммунистов. Между тем, среди организаторов этих «домов» есть два железнодорожника (А.Ф. Милгородский и И.М. Демин), которые когда-то финансировали железнодор. школы и училища и хотели бы и сейчас нам помочь (конечно, не забывая и о себе).

Я т. Кацнельсону дал задание дать мне справку с учетом наших потерь при существ, таких домов. Я думаю, что при НЭПе нельзя фактически запретить тратить нажитые средства по своему усмотрению.

Просил бы дать срочно результат».

9 сентября 1923 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) Дзержинский предложил НКФину «увеличить налоги на предметы роскоши, на буржуазию вообще» и повести, «реальную борьбу с излишествами…», а 20 марта 1926 г. в записке Янсону, комментируя публикация в «Вечерней Москве», предлагает внимательно отнестись к расходованию валюты на гастроли на зарубежных артистов, «которые, безусловно, заработанные здесь червонцы обменяют на валюту и станут богачами». И это в то время, когда приходиться закрывать фабрики из-за недостатка валюты.

Очень важным направлением работы чекистов было оказание помощи в работе железнодорожного и водного транспорта страны. Надо отметить, что повышенное внимание к НКПС объяснялось не только трудным положением в этой отрасли народного хозяйства, но и тем, что Дзержинский, будучи председателем ВЧК-ОГПУ, в 1921–1923 гг. являлся наркомом путей сообщения.

Предшественником Дзержинского были А.П. Кудрявцев и Л.Д. Троцкий, работу последнего на посту наркома путей сообщения он оценил очень высоко. 9 сентября 1922 г., после ознакомления с докладом В.И. Межлаука об итогах пятилетки работы транспорта в письме к нему он предложил дать более объективную оценку работы Троцкого: «Надо изменить. Надо подчеркнуть, что в период Троцкого с задачей можно было справиться лишь при железной воле его и партии («Все для транспорта!») и при условии привлечения специалистов на работу не только за страх, но и за совесть. Что тогда вся Республика была военным лагерем и что поэтому ж. дор. и транспорт должны были быть милитариз. в квадрате и что не могло быть тогда и речи о частных грузах и пассажирских. Иначе снабжение страны и фронтов не было бы обеспечено и что величайшей заслугой Троцкого было не только то, что при нем эта задача была блестяще выполнена при порыве всего пролетариата, но что при нем впервые при том же порыве была намечена плановая работа (приказы 1042 и 1157), являвшаяся в результате умелого сочетания. Сознательность отношения транспортников (через мобилизации партийной акции), умения привлечения частных специалистов — их знания и работы преданных делу бойцов и коммунистов-комиссаров.

Такая характеристика исторически будет правильной, и мы не. должны умалять великой роли на транспорте т. Троцкого».

Помощь чекистов железнодорожникам была всесторонней. Она касалась различных «болевых точек».

Зимы 1918 и 1919 гг. в некоторых районах Республики были суровыми, и Советское правительство принимало специальные решения о трудовой повинности населения по расчистке снежных заносов. (Декреты от 3 ноября и 10 октября 1918 г.».

Но так как на местах эти декреты многими исполкомами не исполнялись, 24 февраля 1919 г. Совет Рабоче-Крестьянской Обороны решил принять репрессивные меры к нарушителям декретов и постановил: «2) Поручить Всероссийской чрезвычайной комиссии потребовать более энергичных мер от железнодорожных чрезвычайных комиссий и губернских чрезвычайных комиссий по исполнению телеграммы от 18/П за подписью 4-х ведомств в части, возложенной на железнодорожные чрезвычайные комиссии и Всероссийскую Чрезвычайную комиссию».

В этот же день Совет, обсудив требование Костромского губернского чрезвычайной железнодорожной комиссии о предъявлении дубликатов на прибывающие грузы для регистрации, поручил Дзержинскому принять необходимые меры в отношении Костромского ЖЧК и предписать всем ЖЧК не чинить препятствий железнодорожным властям путем произвольного вмешательства».

СНК образовал чрезвычайную комиссию по борьбе со снежными заносами на железных дорогах и назначил Дзержинского ее председателем. Тот, распорядился о выделении 50 % личного состава войск внутренней охраны на расчистку путей и обязал ЧК «взять под свой контроль выполнение всех распоряжений советских органов по борьбе со снежными заносами». Но эти меры мало помогли. Поэтому нарком путей сообщения А.П. Кудрявцев в начале апреля 1919 г. направил телеграмму В.И. Ленину о невыполнении советских декретов о трудовой повинности по расчистке железнодорожных путей от снежных заносов Ряжским, Моршанским, Кузнецким и Сызранским исполкомами. Они не высылают рабочих для расчистки путей, открытии кюветов и канав к пропуску наступающих весенних и очистки станций от загрязненного снега, «что ставит дорогу в крайне критическое и безвыходное положение от перерыва движения, размывов пути, сооружений и развития эпидемических болезней». Он просил Совет Обороны содействовать выполнению декрета о трудовой повинности. 8 апреля 1919 г. на телеграмме Кудрявцева Ленин написал: «Запросить Дзержинского, что сделано» и предложил ему за неисполнение исполкомами декретов об очистке железнодорожных путей от снега: «Не арестовать ли по 1–2 члена каждого исполкома?».

Дзержинский разослал по телеграфу предписание всем ЧК о принятии решительных мер по выполнению декретов и постановлений Советского правительства о трудовой повинности по расчистке железных дорог от снежных заносов.

28 декабря 1919 г., ввиду участившихся снежных метелей, которые грозили приостановкой железнодорожного движения, что могло привести к тяжкими последствиям, Дзержинский обязал органы ВЧК «принять срочные меры для предотвращения хотя бы минимальных остановок железнодорожного движения. О всех предпринятых мерах сообщать в ВЧК. Неисполнение будет караться по законам военного времени. Настоящее предписание действительно и обязательно на всю зиму».

12 января 1921 г. Дзержинский подписал приказ о борьбе с хищениями кольев и щитов, устанавливаемых для борьбы со снежными заносами на железных дорогах. Он предложил принять следующие меры: круговая порука населения ближайших к железнодорожной станции и проживающих в полосе отчуждения железнодорожников; виновные в хищении передаются ревтрибуналу, так как все железные дороги объявлены на военном положении; надзор за сохранностью кольев и щитов и проведение мер борьбы возложить на ВНУС и железнодорожную милицию, а контроль за выполнением несения охраны — на ОРТЧК..

После Гражданской войны транспорт был технически разрушен, железнодорожная сеть не представляет единой системы, взорваны пути, мосты, выведено из строя большинство паровозов. В начале 1920-х гг. серьезное влияние на работу транспорта оказывало перемещение беженцев, военнопленных и др. Из доклада Центроэвака видно, что с 1 января по 1 декабря 1921 г. предстояло вывезти из России и Украины 783 тыс. поляков, 60 тыс. латышей, 80 тыс. литовцев и др., ввести в Россию и в Украину 104,3 тыс. политических заключенных из стран Западной Европы.

Начальники ТО ВЧК и ТЧК всех наименований понесут строжайшую личную ответственность за нарушение настоящего приказа как ими, так и их подчиненными».

Ввиду крайне тяжелого положения транспорта, постановлением СТО от 15 апреля 1921 г. органы ВЧК были обязаны арестовывать всех лиц, нарушавших правила пользования железнодорожным транспортом, проезжавших на паровозах и на тормозных площадках «на предмет дальнейшего направления их в концентрационный лагерь сроком до 5 лет». В дополнение к этому 1 июня 1921 г. СТО принял постановление о пресечении беспорядочного перемещения беженцев.

В тот же день Дзержинский приехал в Одессу, где ознакомился с работой Одесского отдела Юго-Западных железных дорог, управления Черноморского транспорта, морского порта, Одесской губЧК и в течение трех дней провел несколько совещаний с сотрудниками этих учреждений. Положение Одесского порта было сложным. При отступлении весной 1919 г. интервенты увели из порта 112 торговых судов, разграбили все склады и базы.

Спустя 4 месяца, в августе 1919 г. в город ворвались деникинцы, которые в течение полугода довершили процесс разрушения порта и судов. Из 62 причалов годными к эксплуатации остались лишь 29. После освобождения Красной Армией Одессы зимой 1920 г. в порту сохранился только одно исправное «судно» — разъездной катер.

После поездки в Одессу для более эффективной борьбы с контрреволюционными и должностными преступлениями была несколько изменена структура органов безопасности. 27 июня 1921 г. при ВЧК создано Бюро содействия транспорту, как составная часть ЭКУ под председательством Дзержинского. В состав Бюро вошли Дальгаз, Финляндский, Благонравов, Барановский и Герсон. Работа бюро стала осуществляться через аппараты всех отделов ВЧК.

По текущим распоряжениям Дзержинского видно разнообразие круга вопросов, которыми ему пришлось заниматься. По его предложениям принимались меры по ужесточению наказания за нарушение железнодорожных правил. Так, 29 сентября 1921 г. решением высших органов власти было рекомендовано направлять в концлагеря работников транспорта и «элемент антисоветский, уклонившийся, самым тщательным образом надо установить и, если он окажется преступным, препроводить в концентрационные лагеря». 3 января 1922 г. агенты ТЧК были обязаны «оказывать всяческое содействие медицинскому персоналу в производстве надзора санитарных мероприятий в полосе отчуждения»; с 23 июня приказом НКПС и ТО ГПУ агентам ТО ГПУ предоставлено право проверки у пассажиров личных документов, помимо билетов и дорожных документов на грузы.

Дзержинский относился нетерпимо к фактам, когда по вине сотрудников ГПУ были какие-то сбои в работе транспорта. Так, в марте 1922 г. он направил телеграмму С.А. Мессингу: «В 24 часа сообщите мне, почему отведены капитан парохода «Карл Маркс» и другие. Такие отводы накануне отхода парохода являются дезорганизацией транспорта. Отводы должны быть предъявляемы организованно и заблаговременно по спискам комсостава МОРТРАНА. ПП ВЧК поручается наказать виновных».

11 апреля 1922 г. Дзержинский дал указание Ягоде подготовить предписание, указав в нем, что если особые отделы будут дезорганизовывать работу транспорта, то будут беспощадно наказываться. — «Действия ос. отд. и вообще органов ГПУ не должны задерживать отправлений поездов и пароходов».

В начале ноября 1922 г. Дзержинский просил Благонравова «через ЭКУ или иным путем собрать сведения об аппаратах и средствах Главного Управления Государственными сооружениями о строительстве новых железных дорог и проведении изыскании по проведению новых линий, как в центре, так и на местах: бюджет, штаты, оклады, склады, снабжение, ставки по коллективному договору, характеристика по постановке дел — хозяйственности и экономии, успешности построек, перечень работ, характеристика руководителей, подрядчики и посредники». Речь шла о правильном расходовании средств.

Уже перестав быть наркомом путей сообщения, Дзержинский интересовался положением дел в НКПС, но в большей мере как руководитель ГПУ-ОГПУ. Так, 2 апреля 1925 г. он просил Благонравова заняться установлением учета и наблюдения за положением на железных дорогах и расследовать, не причастны ли поляки к увеличению крушений и происшествий, особенно на Казанской железной дороге. — «Где живут и что делают поляки ж. — дорожники, переведенные с западных дорог?».

3 июня 1921 г. он обратил внимание Благонравова: на Управление Юго-Восточных железных дорог. По сведениям начальника ДТЧК, там подобрались контрреволюционеры (Таллако, Мовчан, Кухарчук и Аплаксин). — «Надо выяснить личность этого последнего, розыскиваемого ВЧК, и почему он розыскивается. К арестам пока не надо прибегать. Затребуйте сведения о работе дороги (по эксплуатации, тяги, пути, управления) и сообщите мне… За Таллако и Мовчаном должно быть тщательное наблюдение».

Важнейшей задачей чекистов была борьба с хищениями и охрана грузов на транспорте. 4 июля 1921 г. Дзержинский снова обратился к Благонравову на этот раз по поводу охраны сооружений и грузов на железных дорогах. Он просил его подготовить проект, согласованный с другими ведомствами, и решить вопрос: кто должен нести охрану сооружений и грузов в поездах (милиция, сторожа, войска ВЧК). — «Надо раз навсегда уничтожить параллелизм. Я готов склониться к мысли не брать эту обузу на НКПС». При разработке постановления Дзержинский предложил повысить персональную ответственность — «Борьба должна быть беспощадная. Надо внести в СТО драконовских мер наказаний проект. Дать директиву всем ЧК, трибуналам. Наказание служащим или работающим на путях за хищения должны быть суровые меры. Это широко надо оповестить, расклеив по вагонам и станциям.

В совещании по этому вопросу должны были принять участие представители ТО ВЧК, штаба РККА, ГУПВОСО, милиции, и НКПС. К этому совещанию: собрать все проекты иданные о современном положении, и разработать отношение ВЧК.

Охрана грузов на магистралях беспокоила и В.И. Ленина. 15 июля 1921 г. он просил Дзержинского и Уншлихта «принять самые энергичные меры борьбы и сообщить мне, что именно вы сделали и как установили проверку действенности принятых мер».

В результате всестороннего обмена мнениями 16 ноября 1921 г. наряду с повышением ответственности железнодорожников, охрана грузов и сооружений на путях сообщений была передана НКПС, а функции железнодорожной милиции — ТО ВЧК. Но этих мер оказалось недостаточно. Поэтому 29 ноября 1921 г. по предложению

Дзержинского была образована комиссия под председательством начальника ТО ВЧК Благонравова. Дзержинский лично занимался решением многих вопросов, требовавших согласования с другими ведомствами и в интересах ГПУ. Так, 28 июля 1922 г. он поручил Д.В. Усову секретно собрать сведения через свой аппарат или через ЭКУ о правлении Добровольного флота, его составе с характеристикой каждого члена как в прошлом, так и в настоящем, его политической физиономии и служебного стажа и сведения о самом флоте — сколько пароходов, какие, где стоят, какую произвели работу и т. д.».

В тот же день, ознакомившись с запиской на циркуляре за подписью А.Г. Белобородова и И.С. Уншлихта о проверке документов в железнодорожных кассах при получении билетов и об оставлении в кассах копий документов, счел все это «необдуманным» и предложил вычеркнуть. «Не дело НКПС, — писал он, — проверять документы. Это дело ГПУ. Надо проверять в вагонах, а не в кассах. НКПС должен иметь право продать билеты тому, кто уплатит деньги, а дело ГПУ отобрать билет и арестовать кого нужно».

23 сентября 1922 г. после ознакомления с мнением А.Л. Шейнмана о нелегальных поборах и ненужных пропусках при переезде из порта в порт Черного моря Дзержинский писал Ягоде: «Эти пропуска и поборы за них надо уничтожить. Прошу срочно разработать этот вопрос, привлекши Трушина и кого-нибудь, знающих практику Одессы и Крыма. Эти пропуска для передвижения внутри нашей Республики — это вреднейший пережиток, не достигающий никакой цели. Пересмотрите вообще правила передвижения в прифронтовой полосе и в прифронтовую полосу из центра и доложите мне конкретные радикальные предложения».

Серьезное внимание пришлось уделить Дзержинскому охране грузов. Только в 1922 г. было расхищено и потеряно на железных дорогах 14,5 млн. пудов грузов. Поэтому 15 декабря 1922 г. он обязал Благонравова заняться борьбой с хищениями. «До сих пор, — писал он, — мы к нему подходили одностороннее и неправильно увеличением чинов охраны. В результате попадали в заколдованный круг — надо было охранять груз от нашей охраны». Было предложено «пойти по другом пути, более верному, хотя и более длительному и тяжелому», а именно: уменьшить предельно охрану, обеспечив ее и делая постоянный подбор; выяснить и устранить условия, способствующие хищениям (оградить станционные пути (товарные в первую очередь); накладывать беспощадные денежные кары за хождение по путям, заменяя для несостоятельных принудительным работами для транспорта; принимать неослабные меры по борьбе с оцепками, накладывать кары на виновных, определив, кто является ответственным за недосмотр и неисправность вагонов, за отсутствие смазки и т. д.; усилить меру наказания за железнодорожные хищения; выдавать премии и наградные с широким оповещением за раскрытие и указание похитителей; изучить вопрос о скорости товарных вагонов и принять меры к ее увеличению; привлечение управления дорог к ответственности за пропажу грузов; премирование соответствующих агентов за уменьшение % пропаж и хищений…Наряду с борьбой со взяткой это важнейшая задача».

31 декабря 1922 г. Дзержинский поставил перед Благонравовым как «очередную боевую задачу» борьбу с хищениями самой выручки и платежей разных клиентов железных дорог и водных путей за предоставляемые им услуги, так как это труднейший вопрос, надо его изучить при помощи компетентных людей. При изучении вопроса он рекомендовал не применять репрессий, а, наоборот, «надо от них в этот период изучения отказаться, дабы ценой безнаказанности виновных, те не боялись рассказать всего. После этого наметить меры. Надо изучать также, что делается с выручкой во время до платежей. М. быть, надо будет нам самим настоять, чтобы все деньги сдавались в Банк и чтобы для этого Госбанк имел в важнейших узлах и на важнейших станциях свои агентства. Вопрос серьезный, и отнеситесь к нему со всей серьезностью».

7 января 1923 г., получив справку о хищениях, Дзержинский отдал распоряжение Благонравову: «Справка о хищениях дает ужасающую картину. Необходимо общие годовые цифры хищений разбить по родам грузов и перевести их в деньги (довоенные с переводом на советские по настоящему индексу), а также высчитать, какой это % от всех перевезенных грузов. Данные эти необходимо опубликовать в моем приказе, требующем от всех агентов неусыпной борьбы с хищениями и беспощадной расправы с похитителями. Представьте проект приказа. Кроме того, ТО ГПУ должно вести учет всех дел по хищениям и наблюдать за приговорами. Надо обратиться к Крыленко с просьбой издать циркуляр судам о беспощадной борьбе и суровых наказаниях. Необходимо предписать дорогам произвести совместно с ТО ГПУ чистку как ж. д„так и других органов, имеющих отношение к транспорту, с точки зрения хищения грузов. Может быть, стоило бы хищников и укрывателей высылать в Архангельский лагерь или Туруханск? Кроме того, необходимо данные о хищениях разбить по дорогам, дабы видеть, которые из них худшие и лучшие, и Вам обратить внимание не на все, а на некоторые, на них сосредотачивать внимание. Это зло должно быть преодолено во что бы то ни стало. Оно опаснее — взятки».

В результате принятых чекистами мер только за первые 9 месяцев 1923 г. размер хищений уменьшился более чем в 70 раз, а к началу 1926 г. с этим видом преступности фактически было покончено. Охраняя транспорт, чекисты под руководством Дзержинского решали не только народнохозяйственные, но и боевые задачи. Лишь за 4 месяца 1925 г. органы ТО ОГПУ совместно с губернскими отделами ОГПУ, охраной НКПС и частями Красной Армии провели 87 операций, в ходе которых было арестовано 244, ранено 2 и убито 23 бандита.

Рекомендую подателя, т. Соловьева, и прошу оказать ему всяческое содействие, особенно в деле ареста контрреволюционных организаций». Н. И. Соловьев с декабря 1917 г. по февраль 1918 г. возглавлял Особое совещание по топливу (Особтоп) — чрезвычайный орган по борьбе с топливным кризисом. По-видимому, Соловьев сообщил Ленину о наличии саботажников и других враждебно настроенных к власти лиц среди служащих топливных учреждений и организаций Петрограда. Осенью 1919 г. ЦК РКП (б) и СНК специальным решением возложили на ВЧК оказание помощи советским органам в преодолении топливного кризиса. Но эта задача в полном объеме встала перед ВЧК в 1921 г. 2 февраля, ввиду снижения добычи, погрузки и доставки угля, СТО постановил: «…12.Предложить Всероссийской Чрезвычайной комиссии дать инструкцию всем своим местным органам на предмет установления агентурного наблюдения за расхищением топлива на железных дорогах и замены его суррогатом…».

После решения СТО Дзержинский выехал в Украину.

На межведомственном совещании руководящих сотрудников ВЧК 1 февраля 1921 г. в Харькове был рассмотрен вопрос о борьбе с хищениями угля. При его обсуждении выяснилось, что в центре имелись неверные сведения о наличии имевшихся в Донбассе по охране угля войск: по документам, полученным в ВЧК 14 января, в Донбасс было введено 4 бригады в составе 13 тыс. бойцов, в действительности же этих войск не оказалось, потому что они были выведены для борьбы с бандитизмом. Было признано иметь аппарат, который бы следил за тем, как ведомства исполняют свои обязанности, а чекистские органы сделать ответственными за всю работу по сохранению угля. Следовательно, межведомственное совещание разделило точку зрения Дзержинского, признав правильным организационный принцип о возложении ответственности за борьбу с хищениями угля на органы ВЧК, и сочло необходимым создать при начальниках ЧК межведомственные совещания из представителей заинтересованных ведомств’.

Принцип возложения ответственности за всю работу на органы ВЧК одобрило и авторитетное совещание советских руководителей Донбасса 5 февраля 1922 г., проходившее в Бахмуте.

На заседании совета Украинской трудовой армии 7 февраля был также обсужден доклад Дзержинского о положении в Донбассе. Оно разделило точку председателя ВЧК относительно передачи всей ответственности за борьбу с хищениями угля на органы ВЧК.

Ознакомившись с положением дел в Донбассе, председатель ВЧК вернулся в Москву и ходатайствовал перед СТО о необходимости принятия срочных мер по увеличению добычи угля и усилению его охраны. 9 февраля 1921 г. СТО возложил на органы ВЧК борьбу с хищениями донецкого минерального топлива, утвердил инструкцию для ЧК и удовлетворил ходатайство Донбасса.

В тот же день В.И. Ленин подписал инструкцию СТО о борьбе с хищениями топлива в Донбассе.

Центральные и местных органы ВЧК оказали содействие хозяйственным органам в проведении в жизнь всех постановлений центральных и местных органов власти и приняли меры к пресечению хищения топлива и волокиты при исполнении всех топливных заданий правительства..

10 февраля 1921 г. под председательством Дзержинского Президиум ВЧК обсудил «Вопрос о топливе» и решил:

«1. В связи с разноречивыми сообщениями и слухами о существовании контрреволюционной организации, связанной с работами топливных органов Республики, поручить Секретному отделу усилить тайную агентуру в топливных главках ВСНХ и топливных органах НКПС, как в центре, так и на местах; по согласованию с топливным отделением ЭКУ выработать секретную инструкцию по этому поводу и представить в Президиум ВЧК на утверждение.

2. Предложить СТО возложить на ВЧК и ее органы обязательства содействия топливным органам в проведении в жизнь всех постановлений центральной и местной власти. 3. Обязать все органы ВЧК, как в центре, так и на местах, немедленно и не позднее чем в 48 часов со дня получения настоящего постановления сообщить, какие меры они могут предложить для содействия топливным органам в борьбе с топливным кризисом. Обязать ТО ВЧК подготовить доклад по этому же вопросу и в ближайшие же дни представить этот доклад в Топливную Комиссию».

12 мая 1921 г. ЦК РКП (б) командировал Дзержинского на юг страны для руководства подготовкой железнодорожного и водного транспорта к предстоящим перевозкам продовольствия и топлива. Выехав из Москвы 25 мая, он пробыл в Украине две недели, завершив работу по ликвидации топливного кризиса.

Важное значение для развития народного хозяйства имело привлечение иностранного капитала. За рубежом была развернута пропагандистская кампания против установления деловых, экономических связей с Советской Россией. Но, несмотря на это, с 1921 по 1924 гг. поступило более 1200 предложений на концессии. В числе их от американских предпринимателей С. Рутгерса, Г. Кальверга и В. Хайвуда, которые взяли в эксплуатацию Надеждинский завод и часть Кузнецкого каменноугольного бассейна, А. Хаммер получило концессию по разработке асбестовой руды на Урале. Председатель ВЧК прекрасно понимал роль иностранного капитала в экономике страны, но очень осторожно относился к повышению его активности в отечественной промышленности, стремясь не допустить иностранцев, прежде всего в оборонные отрасли народного хозяйства. Это сегодня руководители России не прослеживают негативных последствий иноземного проникновение во все сферы жизни нашего общества. Оно настолько велико, что остро встает вопрос о балансе собственно российских интересов и интересов других государств в каком — либо проекте или совместном предприятии. А в начале 20-х гг. чекисты ставили прочный заслон иностранному вмешательству не только внутри страны, но и изучали процессы в экономике европейских государств. Так, 22 марта 1922 г. Дзержинский дал задание Уншлихту «проникнуть в святыню капитала — биржу. Необходимо раскусить эту штуку, знать ее дельцов и знать, почему так растет цена на золото, т(о) е(сть) падает наш рубль. Необходимо обзавестись своими маклерами, купцами, спекулянтами и т. д. Дело это сосредоточить в Эк. упр.»

И он сам искал пути решения этой задачи. В 1922 г. русские ученые и многие общественные деятели создали общество русскогерманского сближения, во главе Исполнительного Бюро которого был избран В. Бруновский. В своих воспоминаниях «Дело было в СССР» он отмечал, что «Дзержинский делает попытку использовать общество для своих специальных надобностей. Указываю ему, что это абсолютно не представляется возможным для меня. Немедленно после этого общество было разогнано».

После 4 сентября 1922 г. Ф.Э. Дзержинский писал И.В. Сталину, что по поводу представления концессий следует руководствоваться следующим принципами В.И. Ленина:

«— дать концессию Уркарту только при условии предоставления нам большого займа;

— все членам Политбюро ознакомиться с запиской комиссии Михайлова, выезжавшей для обследования подлежащих сдаче в концессию Уркарту заводов и высказавшая отрицательно; — враги рассчитывают на полное разрушение основного капитала нашего транспорта и промышленности. Необходимо изыскать средства на восстановление этого капитала путем обложения всех предметов потребления, доведя до максимума на такие предметы, как сахар и пиво.

Имейте ввиду внутренний принудительный заем и подоходный налог».

Большее внимание было уделено тем концессионерам, которые нарушали законы, подписанные контракты, занимались экономическим шпионажем. 22 декабря 1923 г. Дзержинский рекомендовал сотрудникам ГПУ вести постоянный надзор за работой владельцев частных предприятий и концессионеров на территории СССР. Необходимо развить целый план этого наблюдения. Он просил поручить разработать этот план, согласовав его с РКИ (Аванесовым) и Литвиновым (в соответствующей части) и представить ему. Кроме плана наблюдения должен быть и план содействия им в пределах договоренности — без чего наше наблюдение на практике может превратиться в борьбу с концессиями». В середине 1923 «решалась судьба Урало-Эмбинских нефтяных месторождений. 11 мая Дзержинский направил в Политбюро ЦК РКП(б) письмо А.И. Рыкова с ходатайством о разрешении ГПУ реализовать ценности для эксплуатации Эмбы: «Доведение до конца дела, намеченного 3–4 года тому назад, будет иметь для СССР историческое значение. Это дело с возвратом Баку заглохло, хотя значение его не уменьшилось, если смотреть в будущее. Запасов у нас нет. Баку — приманка для всех империалист, хищников. Разрешите нам — ГПУ совместно с НКПС взять на себя эту задачу — усилить рвение и работу ГПУ по поискам и поимке нелегально увозимых ценностей лля выполнения большой исторической хозяйственной задачи. Это не отвлечет ГПУ от его прямых задач, ибо вся хозяйственная сторона падает на хозяйственный орган — на НКПС и Рязано-Уральскую дорогу…при рассмотрении вопроса прошу вызывать т. Уншлихта».

16 июня 1923 г. Дзержинский писал в СНК, что с учетом общегосударственного значения эксплуатации этих месторождений и той пользы, которую она принесет, НКПС по проекту, утвержденному в принципе Главным Концессионным Комитетом, приступает к организации акционерного общества по эксплуатации Урало-Эмбенских нефтяных месторождений. Но для этой цели необходимо располагать хотя бы минимальным основным капиталом, которого у НКПС нет, а государство в настоящий момент не в состоянии ассигновать. Поэтому он предложил для создания необходимого капитала обязать ГПУ в течение 1923 и 1924 гг. «передавать организуемому акционерному обществу все ценности, конфискованные как в административном, так и в судебном порядке, все суммы, вырученные от реализации ценностей, акционерное общество обязуется вернуть государству в сроки, установленные финансовым комитетом».

25 мая отношением Секретариата ЦК за Ns 720/с было предложено Цюрупе провести в советском порядке вопрос об организации Урало-Эмбенского акционерного общества с обращением на это дело задерживаемых органами ГПУ и конфисковываемых соответствующими судебными инстанциями ценностей. Несмотря на то, что все три зампредсовнаркома были согласны передать НКПС полученные указанным путем ценности, 19 июня при рассмотрении этого вопроса в Совнаркоме большинством на 2 голоса (9 против 7) предложение НКПС о передаче ему ценностей было отвергнуто. Главным мотивом являлось то, что ГПУ будет налево и направо заниматься незаконно конфискациями. Мотив совершенно не заслуживает внимания, так как, с одной стороны, органы ГПУ достаточно дисциплинированны, а с другой, «вся работа их проходит под надзором прокуратуры и в этом деле будет заинтересована Коллегия ГПУ, [а] не отдельные ее агенты».

Ввиду изложенного, Дзержинский просил Политбюро отменить Постановление СНК от 19 июня и разрешить НКПС обратить законно конфискуемые ценности на поднятие Урало-Эмбенского нефтяного района, в чем кровно заинтересована Киргизская республика, к тому же это «даст возможность ГПУ приобщиться к восстановлению хозяйственной жизни республики. При рассмотрении вопроса прошу вызвать также и тов. Уншлихта».

Решением Политбюро ЦК РКП(б) от 21 июня 1923 г. было рекомендовано вторично рассмотреть проект Ф. Э. Дзержинского об организации Урало-Эмбенского акционерного общества.

22 октября 1923 г. Дзержинский поделился мнением с Ягодой и Менжинским о переговорах с Синклером о концессии в Баку и Грозном. «Если концессия будет сдана, — писал он, — то Эмба для нас станет играть колоссальнейшее значение. Тогда у государства будут деньги для Эмбы. Об этом говорил мне Сталин. Он указывает, что необходимо будет проложить нефтепровод гораздо более мощный». Дзержинский предложил подготовить следующие данные: длина нефтепровода и путь его от Эмбы до (Саратова?); какого диаметра нефтепровод и сколько ежедневно он сможет подавать? стоимость и необходимый срок постройки? необходимо ли проводить железную дорогу, какой длины и стоимость ее постройки? необходим ли водопровод? длина и путь? стоимость постройки? какое участие мы сможем принять, т. е. ОГПУ (принудительная рабочая сила) и Рязано — Уральская дорога, и местные власти по тем данным, которые Вы собрали? какова вся смете и сроки платежей и постройки? не имеете ли кандидата во главу этого предприятия, но целиком который бы ушел в это дело?». Дело это выясните срочно».

23 декабря 1923 г. Дзержинский писал Менжинскому: о необходимости иметь со стороны ГПУ постоянный надзор за деятельностью концессионеров в СССР: «Необходимо развить целый план этого наблюдения. Прошу поручить разработать этот план, согласовав его с РКИ (Аванесовым) и с Литвиновым (соответствующей части) и представить мне. Кроме плана наблюдения должен быть и план содействия им в пределах договоренности — без чего наше наблюдение на практике может превратиться в борьбу с концессиями».

Важное значение для развития экономики Советской России имела борьба с контрабандой, подрывавшей монополию внешней торговли. Она стимулировалась разрушенным народнохозяйственным комплексом, разорванными ранее существовавшими связями и политикой сопредельных государств. Вопросы борьбы с контрабандой стали предметом обсуждения на Политбюро ЦК компартии 10 мая 1923 г., 2 февраля и 6 марта 1924 г., 23 и 29 апреля 1926 г.

Нередко эти вопросы рассматривались и при обсуждении состояния охраны и защиты государственной границы: об охране границы (июль 1925 г.), об охране морского участка границы (12 июля, 2 и 9 августа 1923 г.), о пограничной полосе (8 августа 1925 г.), о пограничных вопросах в Средней Азии (8 августа 1925 г.), об очистке пограничной полосы (8 марта 1923 г.), и др.

При обсуждении многих из этих вопросов активное участие принимал Дзержинский. В условиях хозяйственной разрухи контрабанда приняла угрожающие размеры. Она получила широкое распространение не только в приграничных, но в и других губерниях страны. Бежавшие за границу буржуа и помещики стремились вывезти драгоценные металлы, меха, произведения искусства и пр. Почти вся пушнина скупалась преимущественно английскими и американскими фирмами, имевшими свои отделения в Кашгаре, Кабуле и Мешхеде. Контрабанда шла и через морскую границу. Для пресечения контрабанды Советское правительство приняло меры экономического и политического характера, усилило войсковую охрану границы. С необходимость закрытия границы для контрабандистов советская власть столкнулась в первые месяцы своего существования. В начале января 1918 г. в одной из записок Дзержинский отмечал, что по агентурным сообщениям, контрабандой ежедневно через Белоостров идет в Финляндию в больших количествах машинное масло.

9/22 января 1918 г. на заседании СНК В.И.Ленин потребовал от Дзержинского представить проект декрета о пресечении деятельности контрабандистов на границе с Финляндией, о направлении агентов в Торнео «для ловли продавцов». Это было при обсуждении вопроса о контрабандном вывозе через границу оружия, цветных металлов и, главным образом, смазочных материалов. Преступные элементы скупали оружие для белой гвардии в Финляндии, а смазочные материалы переправляли немецким агентам, снабжавшим машинным маслом кайзеровскую Германию. Об этих фактах Дзержинский информировал Ленина.

В годы Гражданской войны единственным «окном в Европу» был участок границы с Финляндией, который активно использовался не только для эмиграции противников советской власти, но и спецслужбами иностранных государств для ведения шпионажа под видом контрабандистов. Тогда еще при отсутствии четких правил и надежного прикрытия границы при задержании нарушителей возникали вопросы, которые были предметом обсуждения правительства. В феврале 1919 г. на границе у артистки А.И. Федоровой были изъяты деньги, золотые портсигар и зажигалка, коробка для лекарства, платиновый браслет с бриллиантами, две брошки и другие предметы. 5 марта 1919 г. Президиум ВЦИК обсудил ее ходатайство о возвращении конфискованных вещей и денег и решил отобранную сумму денег положить в банк на текущий счет Федоровой, а бриллианты и ценности конфисковать.

24 марта 1919 г. Дзержинский от имени ВЧК ответил А. И. Федоровой, что ее ходатайство в ВЧК о возврате конфискованных согласно декрета СНК драгоценностей и денег за попытку вывезти их из пределов Советской республики отклонено, т. к. «ничем не доказано, что конфискованные драгоценности и деньги были подношением».

После Гражданской войны вопрос о борьбе с контрабандой был специально рассмотрен на заседании СНК РСФСР 21 ноября 1921 г., который утвердил решение о премировании задержателей контрабанды. А 8 декабря 1921 г. был принят декрет о борьбе с контрабандой. СНК образовал при ВЧК Центральную комиссию по борьбе с контрабандой, в которую вошли представители ВЧК, РВС и Наркомторга. Председателем этой комиссии позднее стал Дзержинский. Это стало необходимым, потому что значительно возросла активность контрабандистов особенно на западном и восточном участках границы. К середине 1920-х гг. лишь через Ревель и Ригу ушло за рубеж 19 пудов платины. В Латвии и Эстонии в селах на границе с Псковской губернией было открыто около 89 лавок, где лен, конопля, рожь и другие товары обменивались на спирт, водку, сахар и наркотики. Вместе с тем лавки являлись очагами шпионажа и контрабанды.

В последующем только на Дальнем Востоке из общего объема добычи золота в 760 пудов на 1924/25 хозяйственный год за границей оказалось 260 пудов. В 1923 г. было нелегально вывезено за границу 300 пудов золота и 75 % всей пушнины. Одной из причин этого было незначительное число кооперативов на советской территории, и население предпочитало пользоваться услугами китайских лавочников на той стороне границы, которые обменивали золото на продукты и товары первой необходимости.

29 января 1924 г. Дзержинский писал в Политбюро ЦК РКП (б) о том, что, по данным Главного концессионного комитета, идет колоссальная контрабанда платины за границу и предложил принять дополнительные «энергичные» меры, в том числе и о распространении права административной комиссии по высылкам в отношении скупщиков и контрабандистов сырой платины на весь Урал — «Без этой меры борьба бесполезна, ибо наша прокуратура подходит и к таким делам с формальными своими критериями.

Понимая, что одними репрессивными мерами нельзя решить этой проблемы, 23 марта 1924 г. Ф.Э. Дзержинский просил В.А. Аванесова дать свое согласие от имени НКВТорга о принятии дополнительных решений экономического воздействия против контрабанды — «участие ВСНХ в этой работе архиважно».

По просьбе ОГПУ 26 февраля 1924 г. постановлением СНК СССР, во изменение постановления СНК РСФСР от 14 июля 1922 г. было решено 30 % процентов от реализации конфискованного товара направлять в распоряжение ОГПУ на улучшение продовольственного и вещевого снабжения пограничных войск, а сотрудникам таможен было повышено вознаграждение за задержание контрабанды. Ягода должен был предоставить ему данные о предметах, которые являются объектом контрабанды.

28 марта 1924 г. — Дзержинский направил записку Ф.И. Долгову о том, что подписал проект постановления об ужесточении мер борьбы с контрабандой, отметив, что «предложение наше бесспорно, но оно, безусловно, недостаточно, и аргументация наша гораздо шире, чем наше предложение», считая, что крайне важно разработать план комбинированных экономических мер наряду с административным воздействием и взяться энергично за его проведение. «Органы охраны границ (ОГПУ) могли бы нам помочь в проведении намеченных нами мер. Необходимо произвести анализ, что и в каких размерах контрабандой к нам провозится, какой рынок сбыта этой контрабанды, по какой цене продается здесь и т. д., и наметить меры: 1) самим ввозить из-за границы для определенных районов; 2) завоевать рынок нашими изделиями, сокращая накл. расходы, и др. мерами».

28 марта 1926 г. Дзержинский снова рассматривает вопрос борьбы с контрабандой только в сочетании административных и экономических мер воздействия на нарушителей. В письме Килевицу он указывает: «Совершенно очевидно, что спекулянты пользуются и будут пользоваться сокращением производства по текстилю для своих спекулятивных целей и покупать в запас и для перепродажы для огромной наживы. Надо было бы заняться выработкой и проведением ряда контрмер как экономического характера, так и административного воздействия (и через ОГПУ). Этой выработкой мер должен заняться BTC. Займитесь. В отношении мер ОГПУ тоже пусть ВТС внесет предложения. Я думаю, надо пару тысяч спекулянтов отправить в Турухан и Соловки.

Помимо этого центром было предложено в Украине повысить эффективности работы осведомителей (было задействовано лишь 38 %), перенести центр тяжести на пограничные заставы, добиваясь практических результатов в увязке осведомления со сторожевым охранением, провести репрессии по отношению к лицам, нарушающим пограничный режим в 500-метровой полосе, крайне осторожно. Но некоторые меры Дзержинский считал малоэффективными. Так, 16 апреля 1926 г. он писал А.Х. Артузову: «Надо Вам искоренить этот удивительный обычай — снижать штраф за контрабанду члену КНС. Я думаю, что надо наоборот провести через соответствующие органы постановление об исключении из КНС контрабандистов. Займитесь этим совместно с Кацнельсоном. Эта выписка из отчета показывает и доказывает, как контрабанда связана с дефензивой и шпионажем. Поэтому на контрабанду и Вам следует обратить большое внимание. Необходимо контрабандистов, связанных со шпионажем, карать гораздо суровее. Необходимо также заняться очисткой пограничной зоны от таких групп, о которых говорит отчет — групп явных наших врагов, друзей поляков. По этому вопросу надо наметить ряд мер и получить одобрение ЦК ВКП и Украины, и Белоруссии. Займитесь этим. В случае войны эти группы поднимут против нас крестьян в пограничной] полосе».

Борьба с контрабандой в 1920-х гг. была затруднена отсутствием надежного войскового прикрытия границы. Так, несшие охрану ее морского участка на Дальнем Востоке суда погранохраны и «Даль-рыбы» находились в плачевном состоянии и не могли решать служебные задачи по задержанию нарушителей границы. Лишь в 1925 г. побережье СССР без разрешения властей посетили 6 американских контрабандных шхун, но задержана была только одна, да и та с большим трудом из-за отсутствия плавсредств.

Если на западном участке границы, как указывал член комиссии ОГПУ С.В. Пузицкий 15 апреля 1926 г., речь шла лишь о мерах по улучшению работы КРО и отделений погранохраны, то на Дальнем Востоке — о необходимости использования закордонного аппарата. Там, несмотря на неоднократные указания центра, вообще не велось никакой работы с бывшими белогвардейцами, контрреволюционерами, белыми офицерами и др., совершенно отсутствовали агентура и оперативный учет. И ПП ОГПУ не могло ориентироваться ни по казачеству, ни по белым офицерам, ни по другим антисоветским прослойкам населения. Поэтому решением КРО и УПО ОГПУ были приняты срочные меры по налаживанию осведомительной работы в приграничной полосе и уточнению прав пограничников. Так, 6 января 1926 г. поставлен вопрос о предоставлении пограничным отрядам Дальнего Востока права работы в 22-х километровой полосе: насаждения специального осведомления по борьбе с контрабандой, организации осведомления в таможне, учета контрабандного элемента и задержанных, а также изучение границы в “контрабандном отношении”. Дзержинскому часто приходилось давать ответы на вопросы о задержании на границе должностных лиц. Так, отвечая на запрос о Мапоземове, он писал, что тот 12 сентября 1924 г. вез с собой. 106 фунтов стерлингов. По существовавшему положению каждый гражданин, выезжавший за границу, имел право повезти с собой единовременно валюты на сумму не более 300 рублей, а превышающая эту сумму валюта подлежала конфискации. К тому же Малоземов не имел разрешения Особого Валютного совещания НКФ, поэтому у него было конфисковано 74 фунта стерлингов.

В борьбе с контрабандой Дзержинский не делил проблемы на важные и неважные, о чем свидетельствует такой факт: 18 апреля 1924 г. он направил в ЭКУ ОГПУ записку: «8/IV, уезжая в отпуск, я получил от т. Беленького 2 пачки по 10 коробок спичек. Пачки и спички оказались без бандероли и шведского происхождения. Прошу выяснить и привлечь виновных к ответственности. Виновность: ввоз без лицензии и неоплата акциза».

После Гражданской войны получило широкое развитие фальшивомонетничество. Если в 1921 г. было арестовано 2 фальшивомонетчика, то в 1922 г. — 327, а за первое полугодие 1923 г. — 324. Выпуск денег возрос после постановления СНК от 24 октября 1922 г. о введении в обращение денег образца 1923 г. с приравнением одного рубля образца 1923 г. к 1 миллиарду рублей и изъятия из обращения образцов или 100 рублей образца 1922 г. Фальшивые деньги печатались не только в Советской России, но и за рубежом. 1 июля 1923 г. Дзержинский. Уншлихту: «При сем поддельный дензнак с еврейской звездой — 10 000 рб. (таких в 10 000 рб. у нас не выпускалось). Знак этот прислан Сокольникову из Питера. По всей вероятности, печатают в Эстонии или вообще за границей. Было бы желательно установить размеры подделок и принять драконовские меры против поддельщиков, составив план их поимки и искоренение. Кто у нас этим ведает? Я думаю, что угол, розыск не справлялся и не справится. ГПУ могло бы этим заняться в порядке короткой ударной задачи, поставив кампанию по всему СССР и за границей».

29 марта 1924 г. председатель ОГПУ на заседании Политбюро ЦК РКП (б) внес ряд предложений о борьбе с фальшивомонетчиками: о предоставлении ОГПУ особых полномочий. Политбюро согласилось с предложением Дзержинского и поручило ЦИКу СССР «срочно провести это расширение полномочий в советском порядке».

30 сентября 1924 г. Дзержинский просил Ягоду дать краткую справку: «Сколько, когда и где поймано фабрик фальшивых денег? Сколько арестовано лиц, что с ними сделано? Как долго каждая фабрика работала, какие именно деньги, на какую сумму могла выпустить этих денег? Как распространено это преступление. Как поставлена борьба с ним? Кто ведет борьбу в центре и на местах, наши органы изловили эти фабрики? Методы борьбы?». В письме к Ягоде он изложил свое видение проблемы, как покончить с этим видом преступления: объявить, что ЦИК дал ОГПУ особые полномочия по борьбе с этим преступлением, но не писать какие: использовать право расстрела ОГПУ для успехов следствия и быстроты расправы, если иначе она не будет гарантирована (лучше их, конечно, расстреливать по суду — быстро и беспощадно; право ОГПУ — это резерв, следует сговориться на местах с председателями судов); поставить себе «основной задачей изловить граверов и их уничтожить и тех, кого мало и без кого нельзя поставить фабрикации; затем не менее важная [задача] — это установить связь с Гознаком, Монетным двором и т. д.; назначить лицо, ответственное за борьбу, написать во все отделы циркуляр…».

Органы ВЧК-ОГПУ участвовали в борьбе с забастовочным движением рабочих, которое нарушало работу промышленных предприятий. Это не было столь существенной задачей, потому что в своей основной массе рабочие не проявляли активности в борьбе за свои политические права и социальные требования. 29 июля 1921 г. Дзержинский отметил: «Рабочие — полная пассивность, индиффер(ентность). Абсентизм огромный… Ненависть к бюрократизму…». Но это отнюдь не означало их полного отказа отстаивать свои требования, о чем свидетельствовали забастовки на заводах Петрограда, антисоветские демонстрации в дни Кронштадтского мятежа в феврале 1921 г. и др. Массовые выступления трудящихся в защиты своих экономических интересов были характерны для 1923 г. Только в октябре в них приняло участие 165 тыс. человек. Кроме репрессивных мер по отношению к организаторам забастовок и наиболее активным участникам, чекисты порой принимали неординарные решения. 16 марта 1921 г. Дзержинский телеграфировал всем губЧК: «Возникшее в конце февраля под руководством эсеров и меньшевиков забастовочное движение в Саратове закончилось избранием контрольной комиссии рабочих, которая увеличивалась кооптацией представителей предприятий, ранее спокойных, требовала включения в свой состав представителей красноармейцев, превращаясь таким образом как бы во второй совет или объединенный забастовочный комитета Саратовская комиссия разбилась на секции по отделам губисполкома, в частности на секцию чрезвычайной комиссии. Последняя после докладов предгубчека и обследования дел комиссии <между прочим> вынесла резолюцию о всемерной поддержке работы губчека в ее борьбе с врагами рабочих и крестьян со сторона рабочих. «Образование подобных комиссий является тактическим шагом эсеров и меньшевиков, стремящихся своим руководством организовать массы. В случае обнаружения таковых тенденций:». Сообщаем вам для сведения, дабы в подобных случаях при невозможности ликвидировать их в зародыше через губкомпарты овладеть движением, идя навстречу действительно беспартийной массе, и дабы заслужить подобный же отзыв» (Текст, в угловых скобках, зачеркнут Ф.Э. Дзержинским. Курсив также принадлежит ему — Авт.). Председатель ВЧК-ОГПУ внимательно следил за настроением рабочих, реагируя на каждое сообщение негативного плана. Так, 9 апреля 1925 г. на информационной сводке заместителя начальника ИНФО ОГПУ А.А. Буцевича о причинах забастовки на Глуховской мануфактуре он писал В. И. Межлауку: «Забастовка на Глуховской мануфактуре является для нас предупреждением, чтобы проводить новые нормы после достаточной подготовки самих рабочих, иначе может получиться обратный результат. Прошу обратить внимание на эту сводку и принять все меры для безболезненного проведения. Надо снестись с ЦК Союза, райкомом и ЦК партии. В случае забастовок вся наша кампания будет сорвана».

Чтобы информация ОГПУ о положении рабочих для органов власти и управления была более достоверной, Дзержинский предлагал направлять сводки руководителям народного хозяйства. 19 апреля 1925 г. он просил начальника Информационного отдела ОГПУ Прокофьева «все сводки, касающиеся настроения рабочих, посылать т. Кравалю — заведующему отделом экономического труда в ВСНХ. Кроме того, сводки и сообщения, касающиеся металлистов, т. В.И. Межлауку, текстильщиков — т. Брагинскому (от. директору по текст, пром. в ЦУ пром. трестов), электропромышл. Гольцману, топливной промышл. Чубарову. Необходимо, чтобы упомянутые товарищи давали Вам отзывы об этих сообщениях и сводках, насколько они отвечают действительности и не односторонние ли они — и приняты ли какие-либо меры и какие. Без этого эти сводки много теряют. Предлагаю] договориться от об этом прежде всего с тов. Кравалем».

В борьбе с хозяйственными преступлениями Дзержинский значительное место уделял агентурной работе и другим методам ведомства безопасности. Противники советской власти не примирились с поражением на полях сражений и в мирное время продолжали борьбу, но иными средствами, мешая восстановлению народного хозяйства, разваливая промышленность и нанося ей существенный ущерб. Поэтому Дзержинский обращал особое внимание чекистов на недопущение вредительства и различных злоупотреблений в сфере хозяйственных отношений. А примеров этого было более чем достаточно. Так, в состав Московского машиностроительного треста входил Климовский завод, подлежавший ликвидации. Но «спецы» его восстановили, а более мощный и ценный по оборудованию (бывший «Добров и Набгольц») законсервировали, так как владельцы завода, находившиеся в эмиграции, хотели взять его в концессию. Заказы на промышленное оборудование за границей часто выполнялись недоброкачественно. Лица, следившие за приемом оборудования, получали подачки от иностранцев. Поэтому ввозимые для Грознефти трубы на 90 % оказывались бракованными. А в 1923 г. было установлено, что многие запасные части паровозов, полученные из-за границы, были частями старых паровозов Колменского завода, проданных в Германию в 1922 г. как металлолом..

При анализе работы чекистов на предприятиях промышленности создается впечатление, что все трудовые коллективы были пронизаны метастазами доносительства, подозрительности и недоверия. Нельзя отрицать того, что ряд мер, принимаемых органами безопасности, был необходим. Но часто дела по хозяйственным преступлениям были «дутыми», вследствие работы неквалифицированной агентуры, о чем свидетельствовал арест инженеров Свирьстроя. В Свирьстрое старшим инженером работал бывший военно-морской инженер. Дзержинский распорядился «обратить внимание самое серьезное на состав комгосоров военно-инженерных учреждений, вообще инженеров, а также их командировки. Дело считаю очень серьезным. Не принимать мер без моего ведома».

17 марта Ленин писал Дзержинскому: «Прошу немедленно выяснить, в чем обвиняется профессор Графтио Генрих Осипович, арестованный Петрогубчека, и не представляется ли возможным его освободить, что, по отзыву т. Кржижановского, было бы желательно, так как Графтио крупный специалист».

По постановлению Петроградской ЧК от 18 марта 1921 г. Графтио был освобожден из-под стражи ввиду непричастности к делу, о чем 19 марта 1921 г. ВЧК сообщила В. И. Ленину. В конце мая 1921 г. нарком внешней торговли Л.Б. Красин обратился к Ф.Э. Дзержинскому с письмом: «Проездом через Питер мне пришлось познакомиться с делом Свирьского строительства, по которому было арестовано несколько десятков инженеров и всякого звания людей.

Дело это явно несерьезное, возбуждено по доносу каких-то очень благонамеренных, но еще более незрелых коммунистов, большая часть арестованных выпущена, а с оставшимися еще под арестом, сама следственная часть, кажется, не знает, что начать…»

Мне говорят, что тут, наверное, был злостный донос — клевета каких-либо обиженных или мстящих.

Если Вы не знаете, поручите сообщить мне, кто (из ответственных товарищей, вполне надежных) хорошо знает, сам изучал все это дело.

После завершения расследования ВЧК направила В. И. Ленину докладную записку, в которой излагалась суть дела и сообщалось о приговоре. Разбирательство по указанию Дзержинского не подтвердило наличия на Свирьстрое контрреволюционной организации, но были выявлены крупные злоупотребления и бесхозяйственность в строительства.

В августе 1921 г. главный инженер строительства В.П. Шаверновский и его помощник В.Ф. Погоржельский и ряд других были осуждены к различным срокам лишения свободы, остальные освобождены.

В сентябре 1921 г. решением Коллегии ВЧК оно было установлено наблюдение за акционерами, занятыми в народном хозяйстве. Многие инженеры в большинстве поддерживали связь с иностранными соискателями концессий, снабжали последних разного рода сведениями, поэтому «при ведении переговоров союзным правительством с иностранцами последние проявляют большую осведомленность о состоянии недр земли и в некоторых случаях большую, чем наши правительственные учреждения». В последующем система учета совершенствуется: конкретизируется по группам служащие, которые должны были находиться в поле зрения чекистов. Не позднее 30 ноября 1922 г. Дзержинский отдал распоряжение Благонравову «составить списки бывших членов правлений и главных акционеров бывших частных железных дорог с указанием, кто из них за границей, кто в России и где служит». Он также считал крайне важным «выявлять и брать на учет всех спецов, входивших в различные союзы за границей». 16 декабря 1924 г. ЭКУ обязал все ПП и начальников ГО ГПУ «взять на учет инженеров, связанных по своей бывшей службе с иностранными фирмами и отдельными соискателями концессий, вербуя из их среды секретных осведомителей — установить внутреннее наблюдение, перлюстрировать их корреспонденцию, информируя нас об уже установленных в этой области и намечающихся разработках.

В поле зрения органов ВЧК-ОГПУ находились не только руководящий состав ключевых отраслей советской экономики, но и рабочие фабрик и заводов, члены кооперативов и различных организаций. В 1920-х гг. чекисты приняли участие в подготовке правил по тщательному подбору служащих наркоматов и ведомств. Этому способствовали принятые СНК «Временные правила о службе в государственных предприятиях и учреждениях», которые обязывали руководителей вести работу по подбору и расстановке кадров в тесном контакте с чекистскими органами, наркоматы также принимали меры к недопущению в учреждения чуждых лиц. Например, в приказе НКПС от 2 февраля 1922 г. говорилось, что органы ТО ГПУ проводят проверку всех поступающих на работу.

Дзержинский настаивал на более внимательном наблюдение за теми хозяйственными структурами, в которых обнаруживались злоупотребления. Так, 6 июня 1923 г. он писал Благонравову: «При сем вырезки из газет, доставленных мне Рубинштейном. Все эти трансы — это растлители транспорта в духе «Транс-Униона». Надо за ним иметь постоянный надзор и уничтожать или учиться у них. Ведется ли их учет? Сговоритесь с Рубинштейном, выработайте план кампании, назначьте ответственное за их лицо. Понаблюдайте за ним. Соберите о нем сведения.

О всем доложите».

При возникновении каких-либо сомнений в реализации планов строительства Дзержинский ставил вопросы перед хозяйственными руководителями. 28 марта 1925 г. он писал С.С. Лобову о том, что ответственные специалисты и коммунисты говорили, что Волховстрой не имеет основной базы, достаточного количества воды и что поэтому не будет давать необходимого количества энергий в течение круглого года и будет дороже стоить, чем энергия аналогичных станций в других районах. «Необходимо этот вопрос точно выяснить без каких-либо туманностей и недоговоренности хотя бы для того, чтобы избежать подобных ошибок в будущем к другим станциям. Займитесь этим вопросом и сообщите мне».

В мае 1925 г. Дзержинский поручил аппарату ОГПУ подготовить данные о всех хозяйственных учреждениях СССР. Его интересовали следующие вопросы: штаты, результаты сокращения, роль специалистов, их состав (образование, квалификация, стаж), политика к спецам (программа, привилегии — жалование, пайки, квартиры, пособия и т. п.), отношение спецов, влияние этой среды на коммунистов (дела в ЦКК и ГПУ), типичные случаи массовых злоупотреблений по процессам и разработкам; роль бывших собственников и их приказчиков; связь с заграничными эмигрантами и их махинации; данные об основных успехах и неудачах в организации нашей промышленности; положение с сырьем и с основным капиталом; состав членов и сотрудников Госплана, Трансплана, Промплана и всех «планов» трестов и синдикатов; процент коммунистов; оценка их работы в советском строительстве, «т. е. какой ими и кем дан план, исходящий из наших ресурсов и дающий перспективу возрождения».

18 ноября 1924 г. Дзержинский предупредил Самсонова, Реденса и Иванченко о том, что все характеристики на руководителей хозяйственных органов, составляемые в ЭКУ ОГПУ, «должны до их какого бы то ни было использования предварительно быть рассмотрены и протокольно утверждены тройкой в составе т. Самсонова, Реденса и Кацнельсона (с правом замены во время отпуска). Тройка должна составить календарный план своих работ для систематической проверки личного состава правлений хозорганов». За эту работу несет ответственность Реденс .

В черновых заметках Дзержинского 1925 г. о работе ЭКУ ОГПУ отмечалось: значительное уменьшение преступлениив Москве и в союзных трестах, полоса процессов прошла, меньше стало показательных дел, но среди крупные: «Эльмаштрест», «Ленинкожтрест» (7 расстрелянных), «Сахаротрест» (шпионаж), «Лензолото» (шпионаж и бесхозяйственность): по легкой промышленности и кооперации нет больших дел, а масса мелких по растратам и присвоениям; в кино было собрание жуликов со всего мира, сейчас очищено и др.».

29 марта 1926 г. Дзержинский возвращается к неоправданному расходованию средств на приглашение артистов из-за границы. Он сделал запрос С.Н. Маркарьяну:

«1. Кем именно заключены договоры, т. е. кем они подписаны?

2. По чьему разрешению — персонально и наркомат?

3. Согласовано ли было НКФином и НКТоргом, как именно, а также с ГПУ?

4. Утверждено ли было правительством?

5. Можно ли этих гастролеров прогнать? Сколько это нам будет стоить?

6. Как положить конец этим безобразиям сейчас и на будущее время?

7. Кого персонально надо привлечь к ответственности и почему?

8. Роль Б. Красина во всей этой истории.

9. Принять срочные меры по телеграфу, запрещающие выехавшими для найма загранич. артистов, кого-либо контрактовать. Не выдавать виз на въезд в СССР.

Одним из важнейших направлений работы чекистов в сфере хозяйственных отношений было обеспечение политики партии в деревне, борьба со стремлением оппозиционных сил использовать в своих целях кооперацию, выборы в Советы и др., пресечение попыток противника использовать прежде всего легальные возможности. Кооперация была наиболее удобным местом для объединения и концентрации антисоветских элементов, потому что там работало мало коммунистов и это давало возможность антисоветским элементам оказывать серьезное влияние на широкие слои населения. Именно там они сплачивали свои силы и получали материальные средства».

Так, в 1919 г., накануне ожидавшейся оккупации Петрограда часть правления Центросоюза по полученным из Англии от Беркенгейма инструкциям, поручила заведующему петроградским отделением Центросоюза В.Н. Крохмалю провести финансовые операции на случай занятия города белогвардейцами. В инструкциях говорилось: «Разыщите экспортные товары, затратьте на них все имеющиеся у вас средства, затратьте все, что выручите от продажи наших товаров, и шлите все это нам. О выгоде особенно не заботьтесь. Продавайте по ценам, какие сможете выручить, покупайте, почем можете купить, а прибыли и убытки посчитаем потом. Не очень разборчивы будьте и в отношении товаров. Лен, пенька, лес — нам здесь все пригодится. До книг включительно! (Мы слышали, что в Петрограде имеются по сравнительно недорогой цене издания русских классиков, а здесь этот товар сейчас в большом спросе. Рекомендуем поэтому серьезно об этом подумать).

В поисках экспортных товаров не следует ограничиваться Петроградом, а обследовать и округу, оставив, конечно, для нее некоторую долю товара. В нужных случаях входите в контакт и работайте через другие кооперативные организации.

Вообще говоря, это — самый большой вопрос, и от удачного его разрешения зависит все будущее наших отношений». На основании этих данных ВЧК арестовала членов правления Центросоюза Д.С. Коробова, В.А. Кузнецова и А.Н. Лаврухина и произвела по данному делу всестороннее расследование..

28 апреля 1920 г. в газете «Правда» было опубликовано сообщение Ф.Э. Дзержинского «Белогвардейские кооператоры». В нем говорилось, что советская власть в области снабжения и распределения среди населения предметов первой необходимости прибегает к услугам и опыту старых кооператоров. Те постоянно указывали, что, несмотря на разность политических убеждений и взглядов на ход революционных преобразований в стране, могут честно работать вместе с коммунистами в кооперации, так как последняя абсолютно нейтральна. Существование старой кооперации оправдывается аполитичностью, невмешательством в политику государства и т. п. Но на деле все это оказалось на словах. Эта «нейтральность» превратилась в подпольную борьбу, опираясь на зарубежную кооперация, находящуюся под влиянием белогвардейцев. Произошло объединение внутренней и заграничной коопераций в единый фронт врагов большевизма. Так, в докладе А.И. Деникину, напечатанном в № 2 «Бюллетеня кооперации Юга России» 10 декабря 1919 г., член правления Центросоюза Н.М. Михайлов заявил: «Везде, где кооперативные организации входили в сферу влияния Добрармии, они немедленно и на этот раз искренне и охотно устанавливали тесные отношения свои, иногда жестоко страдая от большевиков при временном возврате большевистской власти». Председатель ВЧК отметил, что ВЧК располагает достаточным количеством материалов, которые с неопровержимой ясностью вскрывают эту подрывную работу.

В деревне органы ВЧК-ОГПУ решали также сугубо политические задачи. Например, боролись с революционно-демократическими партиями. Так, при подготовке плана работы ВЧК в начале июня 1921 г. в разделе «О мерах в отношении кооперативных органов» ставилась задача не допустить объединения в кооперативном движении всех «собственнических элементов города и деревни». Поэтому было намечено два направления: борьба за идейное преобладание коммунистической партии в городской и, главным образом, сельской кооперации и за организационное руководство кооперативными органами и систематическое и непрерывное изъятие из кооперативных учреждений всех эсеров и меньшевиков.

8 июля 1922 г. ЦК РКП (б) издал специальный циркуляр, которым на ГПУ была возложена задача обеспечения планомерного проведения продовольственной кампании. Органы ГПУ должны вести свою специфическую работу в деревне и в борьбе с бандитизмом по изучению настроения крестьян и причин, побуждающих к невзносу продовольственного налога и пособничеству бандитизму; очистить села от вредно влияющего элемента — кулачества, сельской интеллигенции, пособников и укрывателей бандитов; содействовать партийным и советским органам в их работе» и др..

Ежегодно правительство обязывало органы безопасности «обеспечить своевременное и полное выполнение плана хлебозаготовок текущего года», подводило итоги за предшествующий год, в частности, не раз отмечалась недостаточная активность органов ОГПУ «в изъятии всякого рода частных перекупщиков и спекулянтов», что приводило к невыполнению плана.

По итогам оперативного наблюдения органы ГПУ прибегали к арестам кооператоров. Но иногда шли навстречу ходатайствам руководителей, освобождая их для выполнения служебных обязанностей. Так, в сентябре 1923 г. на имя Дзержинского поступила телеграмма от Л.М. Хинчука о том, ГПУ был арестован П.А. Щепетов за то, что поддерживал тесные отношения с заграничной эмигрантской кооперацией. Но это был старый кооперативный работник из первых членов правления Центросоюза. Его арест мог тяжело отразиться на экспорте хлеба и урожая. 13 сентября 1923 г. Дзержинский телеграфировал в Симферополь ПП ГПУ Реденсу и Корженко: «Ввиду настойчивых требований Хинчука, не прекращая дела, освободите, если возможно, Щепетова П.А., дав ему возможность реализовать урожай. Если освободить нельзя, сообщите срочно шифром мотивы».

6 января 1924 г. член ЦК РКП(б) И. И. Коротков 6 января 1924 г. напечатал в «Правде» статью «В деревню!» В ней отмечались факты нарушения законности, неуважения к крестьянству и указывалось на распространение в деревне хулиганства, самогоноварения, краж, поджогов. Статья была помещена редакцией в дискуссионном плане. После ознакомления с ней Дзержинский писал Менжинскому 5 февраля 1924 г.: «Вопрос, поднятый т. Коротковым, колоссальной важности. Прошу Вас дать свои соображения и предложения о той роли, которую могли бы сыграть органы ГПУ в борьбе с бесправностью в деревне и хулиганством. Огромную роль могли бы сыграть и наши красноармейцы, поскольку нами будет организована их связь и руководство с деревней. Органы ТО ГПУ могли бы тоже сыграть большую роль с пользой для крестьян и транспорта».

Менжинский согласился с мнением Дзержинского и обязал чекистов вести борьбу с хулиганством в тесном контакте с губкомами РКП(б).

Положение в деревне в 1924–1925 гг. было сложным. Глава правительства А.И. Рыков признавал: «Когда я слышал доклад о крестьянстве и прения по докладу (на XIII съезде), то мне было совершенно ясно, что и мы к крестьянскому вопросу и к крестьянству, к деревне вплотную еще не подошли». А нарком финансов Г.Я. Сокольников, выступая на ХІУ съезда РКП (б), говорил об ошибочности курса Сталина на ограбление деревни. В ЦК РКП (б) поступала информация из обкомов и губкомов партии, что «настроение на местах у наших работников неважное. Деревня представляет возбужденный улей, все толкуют о налогах и о ценах на хлеб». Эти сообщения пришли из Гомельской, Курской, Тульской, Нижегородской и Ульяновской губерний, из Сибири и с Юго-Востока России,

Подтверждая данную информацию, Дзержинский писал 9 июля 1924 г. в Политбюро ЦК РКП (б) Сталину: «Вот иллюстрация настроения крестьян: на волостных конференциях крестьянами Орехово-Зуевского уезда задавались следующие вопросы:

1. Почему крестьяне не пользуются социальным страхованием, как и рабочие?

3. Почему безработность увеличивается, между тем как промышленность расширяется?

4. Почему рабочие пользуются и отпусками, и домами отдыха, а с крестьян берут только налоги?».

Подавление восстаний и бандитизма привело к некоторому успокоению деревни. Хотя основная масса крестьян поддерживала советскую власть, но в то же время стремилась противопоставить ей старые общинные органы деревни. Сводки ОГПУ за 1924 г. отмечают повсеместное нарастание политической активности крестьян, которая выражалась в требования создания СТК и союзов хлеборобов, в стремлении установить общественный контроль за работой советов. Более всего это замечалось в Гомельской и Ярославской губерниях, в Сибири и Поволжье. Дзержинский отмечал, что «крестьянство приобрело способность к ясному пониманию и учету своих интересов, сознательной постановке вытекающих отсюда задач и к резкой критике экономических мероприятий Соввласти».. Осенью 1924 г. крестьяне, как и в 1922 г., бойкотировали выборы в местные советы. В целом по 49 губерниям России в выборах приняло участие лишь 28,9 % от общего числа избирателей. В 1925 г. дело дошло до вмешательства органов ОГПУ в избирательную кампанию.

Особое значение для работы чекистов в деревне имели решение Октябрьского (1924 г.) Пленума ЦК РКП(б) «Об очередных задачах работы партии в деревне». Пленум принял программу усиления руководство сельскими коммунистическими ячейками, активизации влияние партии на все стороны жизни села, улучшения деятельности советов, работы кооперативных и других организаций. Особо была подчеркнута необходимость строгого соблюдения законности, борьбы против всех видов административного произвола, взяточничества и бюрократизма.. 5 ноября 1924 г. Дзержинский, обращаясь к сотрудникам органов ОГПУ, писал: «Резолюцию пленума ЦК РКП (б) об очередных задачах работы в деревне надо было разослать всем нашим органам с циркулярным письмом и с указанием, что и как наши органы в этой области должны делать».

Выполняя решения Октябрьского(1924 г.) пленума, чекисты пресекали политическую активность кулачества, стремившегося подчинить крестьянство и призывавшего к неуплате долгов и налогов, саботажу и террору. Всякое противодействие крестьян, прежде всего «крепких хозяев», политике большевиков в деревне квалифицировалось властями как «антисоветское», «контрреволюционное», «кулацко-бандитское», а в случае участия в этом движении середняцких и бедняцких слоев населения их называли «подкулачниками».

Активизация деревни в середине 20-х гг. для органов ОГПУ стала «неожиданной». В ряде мест при ликвидации этих выступлений, они пренебрегали возможностями и средствами мирного воздействия на крестьян. Совершенно прав автор книги о Н.И. Ежове Алексей Полянский в том, что «ОГПУ тогда еще не на должном уровне осуществляло информационно-осведомительную работу. В некоторых деревнях и селах, особенно в украинских и сибирских, не было осведомителей».

Работа чекистов в деревне велась под флагом укрепления союза рабочего класса и трудового крестьянства. Еще в апреле 1925 г. на совещании начальников частей погранохраны Дзержинский отмечал, что основной задачей советской власти в данный момент является укрепление союза рабочего класса с крестьянством, что пролетариат может осуществить диктатуру лишь при условии, если органы пролетарской власти будут проводить политику смычки с крестьянством, а отсюда понимание и удовлетворение интересов трудового крестьянства один «из главных элементов, двигающих революцию», «так как мы живем в стране с преобладающим крестьянским населением».

Председатель ВЧК-ОГПУ требовал от чекистов постоянно следить за политическими процессами в деревне, повышать политическую бдительность. В.Р. Менжинскому он рекомендовал улучшить работу по завоеванию авторитета у крестьян, оказывая им помощь в борьбе с хулиганством и другими преступлениями в деревне.

Для завоевания авторитета среди крестьян чекистам Дзержинский рекомендовал участвовать в агитационно-пропагандистской работе, в беспартийных крестьянских конференциях, усилить борьбу с хулиганством, разного рода преступлениями и др.

Выполняя решения правительства, чекисты вместе с сотрудниками уголовного розыска и милиции боролись с хулиганством, самогоноварением, поджогами и другими преступлениями. Они исходили из решений Политбюро ЦК РКП(б), принятым 26 марта и 22 апреля 1925 г. по информационному докладу Ф.Э. Дзержинского о работе в деревне и содокладам Н.И. Бухарина, В.М. Молотова, А.И. Рыкова и С.И. Сырцова. При проведении линии РКП (б) в деревне сотрудникам органов ВЧК-ОГПУ было дано задание дифференцированно подходить к крестьянству, руководствоваться ленинской рекомендацией: «Трудовому крестьянину надо помочь, среднего не обидеть, богатого принудить».

Центральные и местные органы власти, парткомы компартии давали различные поручения вне компетенции ВЧК, ГПУ,ОГПУ. Да и сами руководители зачастую предлагали своим территориальным органам, транспортным и особым отделам выполнение обязанностей, мало соответствовавших их предназначению.

Вот некоторые из них:

15 ноября 1919 г. Ф.Э. Дзержинский, Наркомздрав Н.А. Семашко, уполномоченный ВЧК по Санчасти М.С. Кедров и заведующий ТО ВЧК Жуков подписали приказ № 203 о мерах борьбы с разрухой и эпидемиями: «Ввиду широко развивающейся эпидемии сыпного тифа и других и угрожающего положения санитарного дела на местах, одной из главнейших задач губЧК, РТЧК и УТЧК должна быть борьба с разрухой в санитарном отношении…».

7 февраля 1921 г. Президиум ВЦИК РСФСР поручил губЧК привлекать к административной ответственности сотрудников гублескомов за неаккуратное предоставление отчетности в Главлеском, 15 марта 1921 г. Курский губком РКП(б) поручил губЧК раскрыть, «кто из коммунистов участвует в пьянстве».

20 июля 1921 г. президиум Моссовета обязал МЧК «привлекать к судебной ответственности всех лиц, у которых при обыске будут обнаружены невозвращенные книги с печатью библиотеки».

14 сентября 1923 г. Дзержинский писал Л.М. Брагинскому о выселении жильцов в центре Москвы без суда, административным порядком — «Выселяемые могут сами обжаловать в суд без приостановления выселения. В случае предоставления другой квартиры и транспортных средств, выселение производится немедленно. В случае не предоставления необходимо предоставить срок для подыскания квартир. Предложение не выселять зимой отклонить. В отношении выселяемых рабочих должны быть даны гарантии, что не будут выброшены на улицу…»..

22 апреля 1922 г. Екатеринбургский губисполком принял постановление «О мерах борьбы с лесными пожарами», которое обязало губотдел ГПУ, ДТОГПУ «проследить исполнение настоящего обязательного постановления».

27 июня 1924 г. постановлением Политбюро ЦК РКП (б) «О борьбе с кражами в Москве по докладу Дзержинского ОГПУ было поручено «принять срочные меры для прекращения краж, согласовав свою работу с милицией». Дзержинский это решение объяснил тем, что в Москве «неслыханно развились карманные кражи на улицах, в трамваях и пр. Вырезываются карманы и забирается содержимое. На это обратили внимание и иностранцы, которых карманники не пощадили. Ввиду того, что размеры этих краж из роду вон выходящие и что они могут получить и политическое значение, как бедствие, свидетельствующее о нашей слабости, прошу поручить ОГПУ принять срочные меры для прекращения этих краж в таких размерах».

Губисполкомы местных Советов обязывали чекистов «установить наблюдение и не допустить незаконного премирования рабочих полиграфического производства».

Дополнительные обязанности, возлагавшиеся на ВЧК, ГПУ и ОГПУ органами центральной и местной властью, вытекали из старой привычки времен Гражданской войны многое поручать ревтрибуналам и ЧК. Но органы безопасности не могли быть «палочкой-выручалочкой» на все случаи жизни. Их ресурсы должны были сосредоточиваться прежде всего на выполнении тех задач, которые не могли быть решены другими ведомствами. И дополнительная нагрузка не только отвлекала силы и средства органов ВЧК-ОГПУ от выполнения своих непосредственных задач, но и вела к подмене одних государственных органов другими, порождала параллелизм и атмосферу недоверия, а значит, снижала эффективность работы государственного аппарата.

Таким образом, трудное положение в народном хозяйстве страны, курс советской власти на восстановление и развитие экономики, необходимость борьбы с преступностью способствовали повышению роли органов ВЧК-ОГПУ в сфере хозяйственных отношений. Совершенствование связей с населением, упрочение власти создали предпосылки для их работы. Свои задачи органы безопасности решали в единстве с другими государственными и общественными организациями. Они усилили наблюдение за буржуазией, эмигрантскими центрами и концессионерами и установили тотальный надзор за рабочими и служащими заводов и фабрик, кооперативов, общественных организаций и учреждений, что способствовало проведению в жизнь политики РКП(б) — ВКП(б). Органы безопасности защищали экономику страны от контрреволюционных посягательств и боролись с преступностью. Это способствовало укреплению экономической и оборонной мощи Советского Союза.

Внимательное изучение деятельности Ф.Э. Дзержинского ясно показывает важность четкой государственной политики руководителя ведомства безопасности в области экономики в конкретных исторических условиях. Она должна защищать национальные интересы, которые являются интересами абсолютного большинства населения. Власть обязана вести себя скромно, когда за гранью выживания находится большинство граждан великой и богатейшей страны. Нашему народу ясно, что первопричиной его нищенского существования является не отсутствие необходимых ресурсов и средств, а неэффективное руководство правящей элиты по-настоящему заняться наведением элементарного порядка в нашем Отечестве. И в этих условиях следует экономить средства, так необходимые для нужд народного хозяйства путем совершенствования организационной структуры, сокращение непроизводительных расходов, установления жесткого контроля за расходами, бережного отношения к сохранению государственного имущества и др.

 

Глава 17. В борьбе с голодом и детской беспризорностью

Помимо решения чисто политических задач под руководством Ф.Э. Дзержинского органы ВЧК-ОГПУ участвовали в проведении в жизнь продовольственной политики, в борьбе с голодом и детской беспризорностью.

Одним из методов борьбы с советской властью были саботаж, спекуляция и использование трудностей в снабжении продовольствием населения. Уже 1 июня 1918 г. Ф.Э. Дзержинский и заведующий Иногородним отделом В. В. Фомин отдали приказ всем губЧК «направить все усилия на борьбу со спекуляцией, мешочничеством и мародерством в области продовольствия. Немедленно войти в тесный контакт с органами и агентами Компрода, приходя последнему на помощь всеми имеющимися в Вашем распоряжении силами».

Во время Гражданской войны Дзержинский нацеливал чекистов на проведение в жизнь политики «военного коммунизма». 30 декабря 1918 г. он подписал приказ Ns 122, разъяснявший Декрет СНК от 21 ноября 1918 г. о порядке конфискации продуктов и товаров. 15 февраля 1919 г. в своем приказе Дзержинский уточнил его положения, суть которых сводилась к тому, что реквизиция и конфискация оптовых товарных складов и национализация соответствующих товарных фирм могут осуществляться только местными органами Компрода с утверждением исполкома, а продукты для личного потребления и домашнего хозяйства, находившиеся 834 на учете или реквизированные учреждениями ВСНХ, сдаются в распоряжение Компрода. В случае реквизиции или конфискации кем бы то не было (в том числе железными дорогами, судом ВЧК) эти продукты должны сдаваться в течение двух недель после реквизиции или конфискации в центральный и местные органы Компрода».

ВЧК раскрыла попытки совершения диверсионных актов на важнейших железных дорогах, попытки взрыва Петроградской станции водопровода, где в подвале были обнаружены взрывчатые вещества и «адская машина». 2 апреля 1919 г. было опубликовано сообщение ВЧК за подписью Дзержинского о раскрытии заговора, ставившего своей целью посредством взрывов, порчи железных дорог и поджогов вызвать вооруженные выступления против советской власти. «Во имя спасения от голода сотен и тысяч невинных жертв Всероссийская Чрезвычайная комиссия принуждена будет принять самые суровые меры наказания против всех, кто будет причастен к белогвардейским выступлениям и попыткам вооруженного восстания».

Опасаясь намерения белогвардейцев и бандитов помешать подвозу продовольствия из хлебородных губерний к голодающим, их попыток взрыва железнодорожных мостов и путей, складов на станциях, 3 апреля 1919 г. Дзержинский приказал всем губЧК и УЧК установить бдительный надзор за всеми железнодорожными постройками, имеющими стратегическое значение, чтобы не дать возможности злоумышленниками хоть на минуту приостановить доставку продовольственных грузов, а «ко всем пойманным на месте преступления применять самую суровую кару. Всех агитировавших против советской власти предавать суду реорганизованного ревтрибунала, не считаясь с их партийной принадлежностью».

Зимой 1920 г. возникли трудности в доставке грузов, виду снежных заносов. На борьбу с ними были направлены части ВОХР. 7 февраля 1920 г. Дзержинский приказал командирам бригад «немедленно стянуть 50 % всех своих частей, за исключением работающих по выкачке хлеба и несущих охрану железных дорог», эти части сосредоточить у ближайших железнодорожных пунктов, подчинив их начальникам железных дорог для использования по очистке путей от снега». Каждая часть должна иметь комсостав, хозяйственный аппарат, кухни и продовольствие на 20 суток.

В проведении продовольственной политики важное значение имели отношения чекистов с хозяйственниками. 22 декабря 1919 г. он рекомендовал всем сотрудникам ЧК оказать всемерное содействие всем продовольственным работникам при исполнении возложенных на них обязанностей, а к арестом прибегать только в тех случаях, когда саботажем и спекуляцией они срывают продовольственную политику, ставя в известность вышестоящие органы ВЧК.

Случаев несогласованности в их работе был немало. Так, в адрес ЦК РКП (б) и наркомат продовольствия Η. П. Брюханову поступили письма губпродкомиссара Области Немцев Поволжья о разногласиях между губпродкомиссаром и губЧК, что привело к террору продработников, с предложением оградить их от вмешательства губЧК. Дзержинский дал задание Ягоде составить ответ и 13 ноября 1920 г. в телеграмме органам ВЧК этого района предложил «прекратите мелкие дела, возникшие благодаря недопустимой придирчивости, подозрительности продработникам с Вашей стороны. Срочно сообщите обстоятельства ведущегося Вами дела губродкомиссара. Вмените в обязанность сотрудникам, чтоб все Ваши агентурные мероприятия действительно проводить секретным порядком, внимательно относясь к заявлением крестьян на неправильные действии отрядов, передавая все дела в трибунал».

Чтобы избежать нареканий чекистам за использование служебного положения, Дзержинский запретил «под страхом ответственности» провоз в отдельных вагонах каких-либо предметов и продуктов, запрещенные к ввозу и вывозу соответствующими декретами, кем бы то ни было». Каждая ЖЧК обязана была следить за исполнением данного распоряжения.

В начале 1921 г., как председатель ВЧК и нарком путей сообщения, он принял меры к улучшению работы транспорта по вывозу продовольствия. 22 февраля 1921 г. он предложил К.М. Карлсону, находившемуся в Бахмуте, немедленно командировать руководящих работников в Дебальцевскую ОРТЧК для расследования причин невывоза из депо паровозов и принятия срочных мер для улучшения работы депо, чтобы работа продовольственных и других грузов не тормозилась доставка продовольствия. На следующий день в телеграмме Карлсону Дзержинский отметил, что Дебальцево — один из самых важных узлов, там продбаза для всего Донбасса. Но там же на станции, в службе движения и в депо «саботаж самый отчаянный»: паровозы не выходят во время из депо, военные отнимают паровозы, маршруты не составляются и вагоны не переадресовываются. Председатель ВЧК приказал Карлсону обратить внимание на Дебальцево, по согласованию с ЦК РКП (б) послать туда «первоклассных работников».

После декрета о переходе к новой экономической политике 17 марта 1921 г. Дзержинский направил всем губЧК телеграмму, в которой указал, что принятое партийным съездом постановление о замене продовольственной разверстки натуральным налогом может быть неправильно истолковано сельским населением в том смысле, что сданные продовольственным органам продукты подлежат возвращению. Поэтому чекистам было предложено усилить охрану заготовленных продуктов от возможного расхищения и разъяснить крестьянам, что все ранее изданные законы и распоряжения имеют силу и подлежат выполнению.

Дзержинский пресекал всякие злоупотребления в обеспечении населения продовольствием. Так, 24 марта 1921 г. он предложил Мессингу расследовать постановление бюро ячейки РКП(б) НовоСокольнического трамвайного парка о распределении двух вагонов пшеницы: «откуда она была получена, виновных лиц предать суду, а все дело через МК передать Московской Контрольной Комиссии, которая должна в открытом заседании расследовать это дело».

После записки В.И. Ленина, обратившего внимание Дзержинского на данные Комиссариата продовольствия и предложившего принять действенные меры усиления погрузки, сообщая ежедневно о ходе работ. 28 марта 1921 г. он вместе с Цюрупой направили «семенную» телеграмму на имя губпродкомиссаров, председателей губЧК и губисполков в Вятку, Пермь, Тамбов, Симбирск, Уфу и Смоленск. Они указали на недопустимость игнорирования распоряжений центра и непредоставления требуемых ежедневных и пятидневных сведений. Губернским продовольственным комиссарам был объявлен строгий выговор и сделано предупреждение, что в дальнейшим за подобные упущения они будут предаваться суду ревтрибунала».

Одной из причин дезорганизации работы транспорта было мешочничество, вызванного нехваткой продовольствия. Оно получило большие масштабы после декрета правительства о замене продразверстки продналогом и снятия заградительных отрядов.

Понятие «мешочничество» было введено в обиход советской властью. Это слово унижало и оскорбляло тысячи людей. Ведь речь шла о доведенных до отчаяния нехваткой продуктов, желавших как-то прокормить семьи. Если бы были продукты в магазинах, кто бы поехал из дому за сотни верст в неизвестность, в районы, охваченные бандитизмом и крестьянскими восстаниями. Это, как правило, были рабочие, собравшие для обмена на хлеб и другие продукты свои пожитки.

Железные дороги, особенно Украины, Кавказа и Сибири оказались в трудном положении. Это вызвало беспокойство у правительства. 29 апреля 1921 г. В.И. Ленин писал Ф.Э. Дзержинскому: «…великая угроза транспорту и железнодорожному и водному…».

Для борьбы с мешочничеством 28 марта 1921 г. при ВЧК была организована Особая центральная тройка для охраны транспорта под председательством начальника ТО ВЧК Г.И. Благонравова. В нее вошли также представители НКПС и Военного ведомства. На тройку было возложено общее руководство борьбой с продвижением мешочников по железной дороге и водным путям сообщения и организация и руководство деятельностью аналогичных ей местных троек, образованных при ОКТЧК, ДТЧК и ОДТЧК.

В этот же день Дзержинский и Склянский направили телеграмму чекистским и военным органам. В ней говорилось, что в связи с заменой разверстки продналогом можно ожидать еще большего наплыва мешочников на путях сообщения, особенно на магистралях хлебородных районов в Украине, на Кавказе и в Сибири. Это может принести значительный вред и без того слабому транспорту, приведет к окончательному разрушению подвижного состава. Поэтому при ВЧК была создана особая центральная тройка для общего руководства борьбой и тройками, созданными при ОКТЧК, ДТЧК и ОДТЧК. Всем начальникам ТЧК было предложено в двадцать четыре часа после получения телеграммы организовать тройки под председательством начальников ТЧК, представителей Военного ведомства и НКПС (соответствующих комиссаров округов, дороги или района). Тройки не допускают проезд мешочников по железнодорожным и водным путям сообщения, но не отбирать продукты. Задержанные трудоспособные граждане, снятые с поездов, направляются на общественные работы через соответствующие отделы труда. В подчинении троек находятся милиция, аппараты ТЧК и при необходимости воинские части.

Через три дня Дзержинский направил телеграмму всем ТО ВЧК, в основном повторившую положения предыдущей. Она лишь конкретизировала работу чекистов на транспорте: тройки охраняют транспорт организацией правильного движения населения по железнодорожным и водным путям сообщения, как в местах посадки, так и в пути следования, не присваивая себе функций заградительных отрядов и не занимаясь отбором продуктов; всех лиц, нарушающих существующие правила, задерживать, трудоспособных отправлять на принудительные работы, а нетрудоспособных — к месту жительства попутными поездами, о чем договориться с местным начальником службы движения; ни в коем случае не допускать провоза ручной клади сверх положенного количества, т. е. более двух пудов; особое внимание обратить на недопустимость проезда граждан на паровозах и тормозных площадках, возложив ответственность на машинистов и остальную паровозную бригаду, к тем лицам, которые ехали на паровозах и тормозных площадках, применять продолжительные принудительные работы; ответственность за пропуск безбилетников и плохую охрану транспорта от разрушения была возложена всецело на председателей троек — начальников ТЧК.

Меры, предложенные Дзержинским, были необходимы, ведь только на одной Южной железной дороге скопилось до 100 000 мешочников и демобилизованных красноармейцев, преимущественно из Калужской, Тульской и Рязанской губерний.

29 апреля 1921 г. В.И. Ленин после беседы с И.И. Скворцовым-Степановым, приехавшим в Москву, снова пишет о «великой угрозе транспорту из-за засилия мешочников и «совбуров», которые под предлогом служебных поручений посылают десятки вагонов «комиссий», а на деле мешочничают. Он просил Дзержинского «принять меры сугубые» [2084] '. Наследующий день, 30 апреля 1921 г., Ф. Э. Дзержинский прислал В. И. Ленину записку, в которой сообщал, что он переговорит с И. И. Скворцевым-Степановым и примет меры против мешочников.

16 мая 1921 г. пленум ЦК РКП (б) обсудил просьбу Х.Г. Раковского «об оказании реального содействия Украине в деле борьбы с мешочничеством и в вопросе о запрещении въезда на Украину» и обязал Ф.Э. Дзержинского и члена СТО Э.М. Склянского разработать дополнительные меры по усилению борьбы с этим явлением. До 24 мая 1921 г. Ленин направил телеграмму в Южный округ Дзержинскому, снова обратив его внимание то, что все руководители Украины «самым настойчивым образом настаивают на усилении борьбы с мешочничеством, которое грозит разрушить начатую и дающую уже хорошие результаты заготовку хлеба для голодающих центров республики»

27 мая 1921 г. В.И. Ленин снова обратил внимание Председателя ВЧК на необходимость усиления борьбы с мешочничеством и просил сообщить о принятых мерах и достигнутых результатах.

Решением СНК РСФСР от 21 июня 1921 г. чекистам было поручено в недельный срок проверить достоверность мандатов на поездки в Сибирь, Украину, на Северный Кавказ и в Туркестан, куда въезд был запрещен без особого разрешения и в связи с эпидемиями.

С большим опозданием, 5 сентября 1921 г. Дзержинский, подписал приказ о содействии рабочим организациям, выезжающим на закупки продовольствия.

Во все партийные и советские органы поступали тысячи протестов по поводу действий органов ВЧК по отношению к рабочим, выезжающим на закупку продовольствия. Многочисленные организации рабочих в поисках продовольствия выезжали в различные губернии. При технической слабости транспорта, бюрократизме, расхлябанности и невнимательном отношении железнодорожной администрации они надолго задерживались в пути, простаивали на отдельных станциях по нескольку дней. Дороговизна и отсутствие продуктов питания в полосе отчуждения обрекали рабочих на многие лишения, способствовали развитию среди них различных заболевании, вынуждали растрачивать скудные материальные и денежные ресурсы, захваченные с собой для приобретения продовольствия. Такое положение рабочих создавало благоприятную почву для недовольства органами советской власти. При обращении представителей рабочих в органы ТЧК за оказанием содействия, они вместо помощи получали ответы, что это не дело ТЧК, потому что они не имеют права вмешиваться в техническую сторону дела и т. п. И из ТЧК рабочие уходили с тяжелым чувством полной своей беспомощности, с сомнением в действительной заботы о них власти. И после возвращении домой, озлобленные и неудовлетворённые, рассказывала о своих мытарствах и об отношении к ним на местах, что вселяло среди населения озлобление и полную безнадежность на улучшение положения. Такое состояние рабочих использовалось контрреволюционными элементами.

Дзержинский обратил внимание на недопустимость создавшегося положения и приказал: относиться чутко и внимательно к заявлениям рабочих и служащих, немедленно проверяя и устраняя замеченные непорядки; следить за продвижением и отдельных групп, не допуская длительных простоев и задержек на станциях; оказывать группам рабочих, служащих и крестьянам голодающих губерний всемерное содействие при разрешенных им организованных поездках за продовольствием; наблюдать за работой железнодорожников. Ответственность за выполнение приказа была возложена на начальников ТЧК.

Меры центральных и местных органов власти и ВЧК позволили покончить с мешочничеством в основном к концу 1921 г. С 5 мая по 15 декабря было задержано и отправлено на родину 19 479 мешочников, изолировано в концлагеря — 9730, определено на работу вне полосы отчуждения — 127 204, отправлено на работу на железной дороге — 101 533 человека.

Политика продразверстки фатальным образом предопределило наступление голода на обширной территории Поволжья, Приуралья, Северного Кавказа, Крыма и юга Украины. Голод свирепствовал чуть ли не на 40 % территории страны. Голодали Украина, Крым, Приуралье. В этих районах проживало около 35 миллионов человек. В деревнях Европейской России было съедено все, что собрано и запасено впрок, беспощадно истреблялся скот. Крестьяне ели желуди, лебеду, солому, нередкими были случаи людоедства и трупоедства. К январю 1922 г. в Самарской губернии это явление стало массовым. В Бузулукском и Пугачевском уездах были случаи убийства людей для питания. ВЧК решила людоедов-убийц расстреливать. Об этом Уншлихт доложил в Политбюро ЦК РКП (б) 21 января 1922 г.

Переход к нэпу несколько изменил ситуацию в деревне, но эти меры, как пишет Э. Карр, слишком запоздали, чтобы как-то повлиять на урожай 1921 г. К тому же дело затормозилось из-за необычной засухи.

Правительством были приняты экстренные меры для спасения голодающих. Наркомат внешней торговли закупил за границей 12 млн. пудов хлеба, из которых к началу октября 1921 г. половина доставлена страну. С июля по 20 сентября 1921 г. из голодающих губерний в Донбасс, Сибирь, Чечню было переселено 115 858 человек.

Чекисты были обязаны бороться со злоупотреблениями в снабжении населения продовольствием. Пример подавал Дзержинский. 24 июня 1921 г. ему стало известно о злоупотреблениях пайками в экскурсионном отделе НКПС в Петрограде: выписывали пайки на большее количество экскурсантов, чем их было на самом деле. Он поручил М.К. Ихновскому провести тщательное разбирательство.

В связи с тяжелым продовольственным положением страны не снимался с повестки дня вопрос о борьбе с саботажниками. 4 июля 1921 г. Дзержинский обратил внимание Благонравова на усиление саботажа под предлогом продовольственных затруднений; ТЧК должны были совместно с комиссарским аппаратом и дорожными профсоюзами повысить бдительность и направлять тюрьму всех помогавших голоду.

После опубликования в газетах обращения ВЦИК в связи с неурожаем в Поволжье, обязавшего все наркоматы обсудить этот вопрос и принять зависевшие от них меры, Дзержинский в письме к Уншлихту от 12 июля 1921 г. наметил первоочередные задачи органов ВЧК: «Необходимо и нам заняться этим вопросом срочно. Полагаю следующие меры необходимо срочно пока принять:

1. Издать ко всем ЧК (по губчека, ТО ВЧК и Ос. отд.) циркуляр, описующий бедствие, его последствия для страны, несомненные надежды к-p. в связи с этим бедствием, необходимость всяческой помощи в местностях, постигнутых неурожаем, и остальных в смысле налаживания сбора продналога, организации; широкой пом. и т. д. Бедствие это диктует нам необходимость в кратчайший срок уничтожить всю белогвардейщину и заговорщиков, спекулирующих на бедствии для своих целей. ЧК всюду должны вносить в губкомы и губисполкомы предложения, объявлять всех политических спекулянтов на бедствии врагами народа с поручением ЧК беспощадной расправы. Только при условии сосредоточения всего внимания республики на борьбу с бедствием, на помощь пострадавшим можно справиться с задачей. Циркуляр этот должен быть одобрен ЦК и написан хорошим политиком (Бухарин)

2. Послать в голодные губ. выдержанных серьезных уполномоченных и работников.

3. Наладить правильную, точную, ежедневную информацию с мест бедствия.

4. Усилить органы трансп. ЧК для надзора за передвижением (переселения), за к.-р. на путях, за состоянием санитарии, за организацией питательных пунктов и т. д.

5. Вербовка добровольцев из пострадавшего населения в части войск ВЧК для посылки в урожайные губернии (это надо более детально рассмотреть).

Вот пока что необходимо, я полагаю, сейчас же в первую очередь принять».

Одной из актуальных задач стала охрана продовольственных грузов. С мест постоянно поступала информация о хищениях на транспорте. Так, в телеграмме председателя Ярославского губисполкома от 14 июля 1921 г. сообщалось о хищении продовольственных грузов, перевозимых по Волге. 15 июля 1921 г. Ленин писал Дзержинскому в НКПС и Уншлихту в ВЧК: «Обращаю ваше внимание на полученную мной следующую телеграмму. Прошу принять самые энергичные меры борьбы и сообщить мне, что именно вы сделали и как установили проверку действительности принятых мер».

В связи с запиской В. И. Ленина, И. С. Уншлихт отдал распоряжение «о принятии ряда мер, о которых и будет доложено Владимиру Ильичу».

7 августа 1921 г. в Ярославле состоялось межведомственное совещание по вопросу о борьбе с хищениями грузов. В совещании участвовали члены ревизионной комиссии ВЧК.

Исходя из указаний Председателя СНК, Дзержинский обратил внимание транспортников и чекистов на ударную борьбу с хищениями, которые наносили огромный материальный ущерб народному хозяйству: только в 1922 г. было похищено 11,15 тыс. пудов грузов стоимостью более 37 миллионов рублей золотом, что составило 10–15 % всего бюджета НКПС .

Пленум ЦК РКП (б) 25 февраля 1921 г. поручил главкому С.С. Каменеву обеспечить охрану хлебных маршрутов из Сибири. Постановлением СТО, подписанным В.И. Лениным, Наркомвоен был обязан взять под охрану железные дороги: Ростов-Козлов, Петроград-Омск, Омск-Самара и др.

Для мобилизации общественного мнения важное значение имело страстное обращение Дзержинского к населению в конце декабря 1921 — начале января 1922 г.: «В то время, когда все усилия трудового народа направлены к борьбе с разрухой и надвинувшимся стихийным бедствием — голодом.

В то время, когда дорог каждый вовремя добытый и доставленный нуждающимся и голодным кусок хлеба и каждый пуд зерна для обсеменения обширных полей пострадавшего Поволжья, — находятся паразиты и негодяи, которые расхищают народное добро из вагонов, пакгаузов и складов.

Хищники пользуются всякими способами, чтобы за счет несчастья другого, за счет награбленного создать свое благополучие.

Им нет дела до миллионов страдающих детей и крестьян голодных губерний.

Им нет дела до тех лишений и испытаний, которые терпит все трудовое население городов.

Часто они бывают неуловимыми, скрываясь под маской должностных лиц, причастных к нагрузке, выгрузке, хранению и перевозке грузов на транспорте.

Они не только сами воруют, но и потворствуют сторонним бандитам и ворам, скрывая следы их преступных дел.

Советская власть, в интересах трудящихся масс, примет все меры, чтобы положить предел этим преступлениям.

Суровые кары, вплоть до высшей меры наказания, — расстрела, будут применяться не только к непосредственным участникам в хищениях на транспорте, но и пособникам и скупщикам краденого.

Советская власть призывает всех честных граждан на борьбу с паразитическими элементами, ворами и бандитами, разрушающими благосостояние республики.

Все честные транспортные работники должны принять участие в этой борьбе совместно с карательными органами.

Будьте бдительны и вместе с рабоче-крестьянской властью беспощадно боритесь с волками и хищниками народного достояния».

Наряду с мобилизацией чекистов на оказание помощи голодающим Дзержинский настаивал перед Президиумом ВЦИК на пересмотре практики уголовно-розыскных и карательных органов с учетом широко развития хищений в условиях нэпа, когда появилась возможность сбыта похищенного. Голод в Поволжье содействует развитию хищений, бандитизма и контрреволюционной агитации, — все это. требовало суровой и решительной репрессии. 10 апреля 1922 г. он писал, что изъятие из органов ГПУ карательных функций и передача всех дел по бандитизму, хищениям и контрреволюционным выступлениям в ревтрибуналы 18 января 1922 г. в целях скорейшей и решительной репрессии по вышеуказанным делам, позволяющей задавить нарождающийся профессиональный бандитизм, вынуждают просить Президиум ВЦИК о восстановлении права президиумов губисполкомов не пропускать кассационные жалобы и ходатайства о помиловании на приговоры о расстрелах ревтрибуналов по этим делам.

18 апреля 1922 г. Дзержинский подписал приказ № 48 по поводу поступивших в ГПУ заявлений на незаконные действия губполитотделов и особых отделов, расположенных в портовых городах, которые руководствуясь только своими ведомственными интересами, задерживают отправку пароходов из портов на целые часы, а иногда и дни.

Органы ГПУ были обязаны помогать командирам судов, а не тормозить их работу. Поэтому им было предложено: прекратить задержку судов в портах; все необходимые операции, связанные с пребыванием судна в порту, производить до его отхода из порта или пристани; беспощадно карать сотрудников, которые задерживали по своему усмотрению или по другим причинам отправку судов; командирам судов при задержке отхода парохода в установленный час агентом ГПУ немедленно составлять протокол, направляя его непосредственно в Особый отдел ГПУ для наказания виновного; на начальников ГО ГПУ и особых отделов была возложена ответственность за нарушение этого приказа подчиненными им органами и агентами.

29 декабря 1922 г. приказом Дзержинского была образована комиссия под председательством Г.И. Благонравова для усиления борьбы с хищениями. «Это зло, — подчеркивал Дзержинский, — должно быть преодолено во что бы то ни стало». В результате принятых мер только за первые девять месяцев 1923 г. хищения уменьшились более чем в 70 раз.

В борьбе с голодом важное значение имела помощь общественных организаций государственным органам. 20 июля 1921 г. состоялось предварительное заседание Всероссийского комитета помощи голодающим, на котором присутствовали некоторые члены правительства, а также представители общественности. Через неделю ВЦИК РСФСР утвердил статус Всероссийского комитета помощи голодающим. В него вошли известные деятели науки и культуры, представители буржуазной интеллигенции, которых советская власть стремилась заинтересовать деловым сотрудничеством: Е.Д. Кускова, Н.Н. Кутлер, С.Н. Прокопович, В.Н. Фигнер и другие. Комитет работал по принцу автономного вхождения в него таких же комитетов в Петрограде, Нижнем Новгороде, Владимире, Казани, Самаре, Саратове и в других городах.

28 июля 1921 г. Коллегия ВЧК под председательством Дзержинского обсудила вопрос «О Главном Комитете по борьбе с голодом» и решила создать при Секретно-Оперативном управлении специальный отдел для наблюдения за работой комитетов по борьбе с голодом и внести предложение в Политбюро ЦК РКП (б) о разработке циркуляра от имени ЦК и ВЧК, разъясняющего причины создания комитетов по борьбе с голодом.

Руководство страны беспокоило, как бы созданные общественные организации не установили тесные связи с антибольшевистскими элементами вне России и внутри нее. Еще перед 24 марта 1920 г. В. И. Ленин в ответ на запрос правления «Лиги спасения детей» в СНК с просьбой о разрешении послать за границу делегацию для выяснения условий закупки товаров для детей и доставки их в Россию, запросил Дзержинского дать отзыв, считая, что «это подвох». 24 февраля 1920 г. Дзержинский ответил, что считает отпуск для этой цели за границу Кусковой, Салтыкова (бывшего товарища министра) и других вредным. — «Нет ни одного признающего честно советскую власть. По существу тоже полагаю, что кормить наших детей не заграница будет». В 1921 г. большевиков насторожило заявление лидера кадетской партии П.Н. Милюкова, который советовал повсеместно создавать отделения комитета помощи голодающим, шире вовлекать в них местных антисоветских деятелей и постепенно забирать власть у советов.

С первых же дней возникновения Комитета в ВЧК стали поступать сведения, указывающие на то, что группа членов Комитета, не порвавшая на деле со своим политическим прошлым, подошла к голоду как к средству политической борьбы и заговора против советской власти. Один из членов комитета В.Ф. Булгаков, характеризуя политическую деятельность комитета, цинично отмечал в своем дневнике: «И мы, и голод — это средство политической борьбы».

Установленное чекистами наблюдение привело к Всероссийскому комитету помощи голодающим. В Тамбове ВЧК раскрыла главную разведывательную организацию Антонова, во главе которой стоял присяжный поверенный кадет Д.Ф. Федоров. Данными агентуры удалось установить связь этой организации с кадетами в Москве. В конце июня в столице была арестована присланная Антоновым для связи группа бандитов, в том числе два члена оперативного штаба Антонова Д. Ф. Федоров (Горский) и эсер Донской (Герасев). Арестованные сознались и назвали ряд лиц, в том числе Η. М. Кишкина, с которым должны были связаться как с представителем заграничного ЦК кадетов. Установленное наблюдение за некоторыми активными эсерами привело ВЧК к Комитету помощи голодающим.

27 августа 1921 г. ВЧК арестовала некоторых членов комитета и произвела обыски. Среди арестованных оказались многие активные правые эсеры, в том числе и члены ЦК. При них обнаружены разные партийные документы, воззвания и протоколы недавно состоявшегося совета партии (в середине августа), на котором был избран ЦК; у Б.М. Кафьевой — члена партии кадетов, секретаря Н.М. Кишкина, была найдена схема переустройства будущего правительства Советской России в «демократическую» и «федеративную» с «верховным правителем» во главе, с канцлером, Государственной думой и Государственным советом, с областными, губернскими, уездными и волостными начальниками; у члена комитета П.Т. Саламатова обнаружены тезисы доклада по поводу записки «Воссоздания единой России», у другого члена Комитета обнаружены те же тезисы, которые, очевидно полемизировали с вышеназванной схемой, указывая на то, что необходимо образование в переходное время, непосредственно следующее за низвержением Советской России, единой сильной национальной власти; недопустимость федерации; ограничение автономии провинций; непреемлемость парламентализма в автономных провинциях России, а только единоличная диктаторская власть сверху донизу.

В начале сентября 1921 г. И.С. Уншлихт направил В.И. Ленину доклад о том, что англичане и русские эмигранты используют в своих целях организации помощи голодающим, а 8 сентября 1921 г. ВЧК объявила об арестах во Всероссийском комитете помощи голодающим. Вскоре А.И. Рыков сообщил, что председатель комитета Помощи голодающим С.Н. Прокопович «держал противоправительственные речи».

26 августа В.И. Ленин распорядился о роспуске комитета, аресте Прокоповича и ссылке в уездные города всех его сподвижников. В письме «И.В. Сталину и всем членам Политбюро» ЦК РКП (б) он объяснил свое решение тем, что Комитет готовился к захвату власти в стране. На следующий день ВЧК выполнила ленинское указание.

Органы ВЧК ликвидировали разветвленную контрреволюционную организацию, оказали существенную помощь в доставке продовольствия населению пострадавших губерний, пресекли попытки внешней и внутренней контрреволюции использовать стихийное бедствие в целях подрыва советской власти.

Чекисты по всей стране развернули агитационную работу, читали лекции, устраивали митинги, концерты, вечера, субботники и вырученные средства перечисляли на открытие и содержание детских домов, яслей отдавали продукты, деньги, предметы вещевого довольствия.

Находясь на скромном пайке, они отдавали голодающим часть своей зарплаты и продовольствия. В Москве чекисты отчислили по месячному жалованию и по четверти фунта хлеба, в Новониколаевске — месячную зарплату и трехдневный паек, в Череповце — половину зарплаты и по 10 фунтов хлеба, в Рыбинске — месячное жалование. Итак по всей стране. Всего же к середине декабря 1921 г. в ВЧК было собрано пожертвований на сумму 367 445 599 руб. 80 коп., 7224 пуда 29 фунтов продуктов. Кроме того, чекисты на свои средства открыли в ряде городов страны 9 детских домов на 1700 мест.

Десятки тысяч советских людей были спасены чекистами от голодной смерти.

В трудные дни на помощь голодающим пришли зарубежные организации: Американская ассоциация помощи(АРА), Международный рабочий комитет помощи голодающим(Нансена), Международный рабочий комитет помощи, Международная Федерация профсоюзов, менонисты и др..

В письме на имя А.И. Елизаровой предложили свою помощь баптисты и мексиканское посольство. С этим связан курьезный случай. 23 августа 1921 г. Дзержинский в записке Ягоде сообщил ему о том, что не помнит, кому передал ее бумаги: или ему, или Герсону, — «Я в преглупейшем положении. Она переслала мне дополнительные бумаги по этому вопросу, но я их не получил. Видимо, Герсон их куда-то направил. Одним словом моя репутация как Пред. ВЧК пострадала. Прошу Вас, как управделами, добиться, где эти бумаги и дать А.И. Елизаровой ответ».

Самой крупной зарубежной организацией была Американская ассоциация помощи (АРА), созданная в 1919 г. под руководством министра Г. Гувера для оказания безвозмездной помощи европейским странам, пострадавшим в Первой мировой войне. Правительство США поручило министру начать сбор денег и продовольствия для голодающих детей Поволжья.

Представительства АРА были развернуты в Москве, Петрограде, Астрахани. Саратове и в других городах России и Украины. Советское правительство приняло на свой счет содержание всех служащих этой организации, приглашенных на службу в Россию, ассигновав значительные суммы, взяло на свой счет оборудование столовых, провоз продовольствия до места его выдачи и другие расходы.

Через Дальний Восток пошли поезда с хлебом. Только за три месяца своей работы в 1921 г. АРА получила из Америки 17 263 тысячи тонн продовольствия и других грузов для голодающих. К 10 декабря продовольствие АРА получили в Самарской губернии 185 625 детей, Казанской — 157 196, Саратовской — 82 010, Симбирской — 6075, Оренбургской — 7514, Царицынской — 11 000, Уфимской — 4692, в Москве 22 000. Всего 565 112 детей.

Дзержинский внимательно следил за работой АРА и других зарубежных организаций на территории Советской России. 19 ноября 1921 г. ему сообщили о том, что АРА привозит взрывчатые вещества, а к служащему НКПС обратились сотрудники АРА с предложением работать у них. Председатель ВЧК поручил Уншлихту «завести дело».

Черновые заметки Дзержинского свидетельствуют о том, что он был хорошо осведомлен о работе АРА: «на Московском узле 12 ее агентов следят за его работой, американец Дарг выехал в Кокчетавку, агентура АРА «поставлена великолепно», помощник полковника Хаскеля Матьюе — контрразведчик, собирает сведения, многие сотрудники ведут себя как в завоеванной стране, я вообще уверен, что Американское правительство, в частности министр торговой промышленности Гувер имел настолько большой интерес имеет возможность посылать сюда несколько сот своих сотрудников для экономической разведки и пр.(из письма из Риги (от совпредст.)».

24 января 1922 г. Политбюро рассмотрело вопрос о мерах предосторожности на случай чрезмерного расширения аппарата АРА. Было признано необходимым обязать ВЧК усилить осведомительную работу по АРА.

На основании этой политической директивы ГПУ 7 и 10 марта 1922 г. нацелило чекистские органы на выявление шпионажа и связи иностранных дипломатических учреждений с антисоветскими элементами в АРА.

19 апреля 1922 г. Ф.Э. Дзержинский, А.Х. Артузов и А.В. Эйдук направили телеграмму начальникам отделов ГПУ в Минск, Харьков, Казань, Крым; полпредам ГПУ: Манцеву, (Харьков), Апетеру (Смоленск), Г.А. Трушину (Ростов); начгуботдел ГПУ: Самара, Саратов, Симбирск, Царицын, Уфа, Оренбург, Рыбинск, Киев, Одесса, Ростов, Новороссийск, Витебск о том, что правительством предоставлены «АРА» дополнительные права — срочное транспортирование их грузов и о привлечении виновных в задержках и хищениях грузов к суровой ответственности. Аресты русских сотрудников «АРА» должны были производиться только с разрешения центра, с согласия ОО ГПУ Москвы, присылая на каждого арестованного весь материал. Органам ГПУ было предоставлено право ареста за уголовные преступления с разрешения представителя правительства при «АРА» Эйдука, а в случаях, требовавших немедленной изоляции преступника, как меру пресечения, под личную ответственность начальника ГО ГПУ, о чем немедленно доносить в Москву. Чекисты были обязаны «принять все меры предупреждения нежелательных конфликтов с «АРА», учитывая важность работы помощи голодающим и нежелательность ее срыва. Местным отделам ГПУ соответственно необходимо «усилить агентурную разработку путем увеличения сети внутренней и наружной разведки опытными работниками и умелыми руководителями».

24 апреля 1922 г. Дзержинский в приказе уточнил порядок ареста русских граждан — сотрудников АРА: они могли быть арестованы органами ГПУ только по предварительному соглашению с полномочным представителем РСФСР при всех заграничных организациях Помгола А.В. Эйдуком; аресты без предварительного согласования могут быть произведены только в исключительных случаях для немедленного пресечения политического или уголовного преступления, если преступное лицо, оставленное на свободе, может продолжать свою вредную деятельность, замять следы преступления или скрыться от правосудия; по каждому аресту без предварительного согласования с Эйдуком, должно быть ему донесено в течение 48 часов с подробным изложением причин необходимости немедленного применения меры пресечения.

По заданию председателя ГПУ был подготовлен обзор о работе АРА. Ознакомившись с ним 7 августа 1922 г., в записке Уншлихту он указал на то, что глава «Шпионаж» слишком преувеличивает шпионскую роль АРА и просил прислать ему «краткий доклад с перечислением фактов и фамилий, подтверждающих характеристику АРА в обзоре за май-июнь 1922 г.».

4 июня 1923 г. работа АРА была прекращена решением Политбюро.

В конце 1921 г. был решен вопрос об экспедиции Дзержинского в Западную Сибирь для вывоза продовольствия. 31 декабря 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) предложило СТО «послать в Сибирь т. Дзержинского в качестве уполномоченного СТО по урегулированию всех вопросов, связанных с вывозом хлеба в части работы продовольственных, топливных и ж.д. органов. Отъезд т. Дзержинского ускорить всемерно».

С Дзержинским должны были выехать начальник ТО ВЧК Г.И. Благонравов и член Главного железнодорожного воен, трибунала Н.Н. Зимин.

Перед отъездом в Сибирь, 2 января 1922 г. направил во ВЦИК телефонограмму с просьбой о расширении его полномочий в связи с положением в Сибири. Там с 1-го ноября по 26 декабря 1921 г. было 20 случаев пожаров в железнодорожных мастерских и почти во всех случаях были обнаружены взрывчатые вещества и подготовлялись взрывы; во многих местах и на железнодорожном полотне найдены пироксилиновые шашки, в паровозных топках обнаружены капсулы от бомб и др. — «Все это ясно указывает, что наши враги не без ведома Японии в связи с событиями на Дальн. Востоке, поставили себе целью разрушение железнодорожной сети Сибири, чтобы не дать нам возможность вывести продовольствие и одновременно лишить нас оказания помощи голодающим Поволжья». Поэтому Дзержинский просил ВЦИК включить в состав выездной сессии Военно-транспортной коллегии Верховного Трибунал сотрудников, выехавших в командировку, а ему, как наркому Внутренних Дел и председателю предоставить право санкции приговоров всех трибуналов.

4 января 1922 г. председатель ГПУ распорядился об откомандировании из каждой ОКТЧК и ТЧК по 5 сотрудников для направления в его распоряжение в Омск.

5 января 1922 г. от платформы Ярославского вокзала отошел поезд уполномоченного ВЦИК и СТО по вывозу хлеба и продовольствия из Сибири. Экспедиция состояла из 40 человек. В Москву она вернулась 8 марта 1922 г. Это была самая длительная командировка Дзержинского.

7 января 1922 г. Дзержинский поручил управляющему делами В.В. Дельгазу вести дневник экспедиции и установить контроль за выполнением его поручений и заданий как отдельными лицами, так и созданными комиссиями, а каждому сотруднику экспедиции ежедневно вечером передавать Дельгазу рапорта о произведенной ими работе для составления общей сводки.

Ознакомившись с состоянием ТЧК Омска, Дзержинский оценил ее состав «чрезвычайно слабым — полупартизанским», многие сотрудники больны тифом, и просил срочно прислать сотрудников. О положении же в Сибири он сообщил Ю.М. Стеклову 31 января 1922 г., прямо указав, что «если не обратить внимания на Сибирь, мы можем ее потерять. Продналог возбудил против нас крестьянство в Сибири, так как урожай был гораздо ниже предположений, по которым был определен размер налога. Пролетариата, кроме транспортников, почти нет или только формируется (копи Кузбасса). На транспортников же никто не обращает внимания», к тому же отсутствуют партийная, профсоюзная и культурная работа, отсутствует необходимая литература, «настроение антиспецовское», тяжелое материальное положение населения. — «В результате не можем справиться с боевым заданием. Январь потерян».

На следующий день Ф.Э. Дзержинский сообщил Л.П.Серебрякову из Новониколаевска, что подготовил для ЦК РКП(б) обстоятельный доклад, в котором выразил тревогу за положение в Сибири: «Здесь, в Сиббюро, боятся говорить, что есть, из опасения подорвать силы, сосредоточенные все на продовольственном] «налоге» и требующие самоотречения и не рассуждения, а исполнения. И еще боятся прослыть «паникерами, находящими увертки для своей слабости. Красная Армия, видящая, как сажают раздетых в подвал и в снег, как выгоняют из домов, как забирают все, разложилась». Он просил Серебрякова дать «верному человеку» перепечатать доклад и направить его в ЦК, на Коллегии НКПС обсудить его предложения, а также прислать в Сибирь «товарищей, бывших в голодных местах, чтобы они рассказали красноармейцам ужасы голода, чтобы в их душах померкли ужасы продналога в Сибири и поняли, что так надо было поступать. Иначе — ведь армия наша крестьянская, не вылечится от виденных ею образов.

Еще 28 января 1922 г. после согласования с Дзержинским Уншлихтом было утверждено «Положение о местных комиссиях по борьбе с голодом органов и войск ВЧК». На его основании при всех губернских и областных ЧК были созданы комиссии для организации помощи голодающим, борьбы с эпидемиями и хищениями продовольственных грузов, направляемых в местности, охваченные голодом. Для руководства работой комиссий при комитетах помощи голодающим и в штабах округов в войсках ВЧК были созданы военные секции. Комиссии состояли из 3-х человек во главе с председателем-заместителем предгубЧК (или обЧК) и двух членов: от местной ЧК и военной секции.

Положение четко определило обязанности комиссий: «усиление до максимума бдительности по отношению к контрреволюционным элементам, спекулирующим на голоде, изоляции их и привлечения к ответственности, контроль за работой организаций и учреждений, ведущих непосредственную борьбу с голодом, эпидемиями и хищениями продовольственных грузов, оказание помощи голодающим в детских домах, больницах, яслях, сбор пожертвований и др.».

7 февраля 1922 г. В. Л. Герсон в разговоре но прямому проводу с А. Я. Беленьким передал, что В.И. Ленин интересовался состоянием здоровья Дзержинского и мнением врача и может ли он далее оставаться в Сибири и сообщить ему так, чтобы Дзержинский не знал. В этот же день Феликс Эдмундович писал своей жене из Омска: «Тебя пугает, что я так долго должен буду оставаться здесь. Быть может, я смогу уехать отсюда в первых числах марта, еще не знаю, но я должен здесь работать с отчаянной энергией. — чтобы исправить дело, за которое я нес и несу ответственность. Адский. сизифов труд. Я должен напрячь всю свою силу воли, чтобы не сдаться, и устоять, и не обмануть ожиданий Республики. Сибирский хлеб и зерно для весеннего засева — это спасение для нас и наша опора в Генуе.

Неоднократно я доходил здесь до такого состояния, что не мог почти спать, и бессильный гнев подсказывал мне мысли о мести по отношению к тем подлецам и идиотам, которые сидят здесь. Они обманывали нас — здесь было абсолютно пустое место. А в массах, даже партийных, — равнодушие и непонимание того, какой грозный период мы переживаем. Всем надо было заняться нам самим — связать раздробленные части длинной нитки сибирских дорог в одно целое и с округом. Необходимо следить за каждым распоряжением, чтобы оно не осталось лишь на бумаге, всех надо было встряхнуть и привлечь к участию в выполнении боевого задания, порученного нам. Я должен усмирять свой гнев, чтобы окончательно не разбить организации. Вдобавок и в политическом отношении здесь не все благополучно. Чувствуется рука эсеров и агентов Японии. В такой атмосфере я должен работать. Правда, при мне отдельные помощники — партийные товарищи и спецы, и, в конце концов, я надеюсь, что мы свою задачу выполним. Но так уехать отсюда не могу, несмотря на то, что здесь так тяжело.

Я не мог бы никому взглянуть в глаза, и это было бы для меня невыносимое мучение, оно отравило бы жизнь. Сегодня Герсон в большом секрете передо мною спрашивал Беленького по поручению Ленина о моем здоровье, могу, ли я здесь в Сибири оставаться дольше без ущерба (вреда) для здоровья. Конечно, работа моя здесь не содействует здоровью. В зеркале я вижу лицо злое, нахмуренное, с подпухшими глазами и состарившееся. Но если бы меня отозвали раньше, чем я мог бы сказать сам себе, что миссия моя в значительной степени окончена, я думаю, что здоровье мое ухудшилось бы. Отозвать меня должны только в таком случае, если мое пребывание здесь оценивают отрицательно или как бесполезное, если хотят меня осудить, как наркомпуть, который несет ответственность за то, что не знал, в каком положении находится его хозяйство.

Этот месяц пребывания и работы в Сибири научил меня больше, чем весь предыдущий год, и я внес в ЦК ряд предложений. И если удастся в результате адской работы исправить дело — вывезти все — я буду рад, ибо и я, и Республика воспользуются опытом и упростят свои аппараты, устранят централизацию, которая убивает живое дело, устранят ненужный и вредный аппарат комиссаров на транспорте, обратят больше внимания на места, на культурную работу, перебросят своих работников из московских кабинетов на живую работу на местах.

21 февраля 1922 г Дзержинский писал Герсону, что едет на один день в Новониколаевск, а в Москву вернется не ранее 15 марта. Но 8 марта уже был в столице.

Работа экспедиции Дзержинского позволила значительно улучшить снабжение центра страны продовольствием и спасти тысячи соотечественников от голодной смерти.

Вернувшись из Западной Сибири, Дзержинский продолжал следить за выполнением правительственных заданий подразделений и службы ГПУ и НКПС по доставке продовольственных грузов. Он выразил недовольство работой руководителей железных дорог и ТО ГПУ, которые «несмотря на неоднократные категорические распоряжения Центра о незамедлительном продвижении всех грузов Помгола», мало уделяют внимания розыску отцепленных вагонов с грузами, и предложил, чтобы они сообщили по телеграфу, сколько и на каких станциях на 20 июля имелось отцепленных по технической неисправности и другим причинам вагонов с грузами русского или иностранного Помгола, указав номера вагонов, станции отправления и назначения и от какого маршрута вагон отцеплен; если среди отцепленных вагонов, будут сняты с маршрута с хлебом, закупленным в Финляндии на реализованные церковные ценности, то указать помер маршрута, в какой вагон предполагается перегрузить, когда и куда отправить; немедленно принять действительные меры к срочному направлению и продвижению по назначению всех отцепленных с грузами Помгола вагонов; сведения о количестве оцепленных вагонов железнодорожники дают за совместными с агентами ТО ГПУ подписями».

В феврале 1923 г. Дзержинский обязал И.С. Уншлихта принять меры по охране портов и зернохранилищ, чтобы не позволить противнику сорвать экспорт.15 марта 1923 г. он просит В.Н. Манцев оказать помощь по вывозу топлива из Донбасса, чтобы сорвать заговор врагов «не дать нам вывезти хлеб заграничный, создать для себя базы американского] хлеба, забить пробками наши жел. дороги, остановить их из-за неимения топлива, которое у нас есть. Для того, чтобы справиться с задачей этой, необходимо преодоление всех ведомственных трений, конкуренции и неувязок». Он рекомендует Манцеву обратиться к Х.Г. Раковскому и учесть «некоторые моменты, от которых зависит успех»: преодолеть ведомственность и трения; на местах погрузки назначить вполне компетентных и ответственных людей с полномочиями от всех ведомств; проверять получение на местах всех распоряжений и их выполнение; улучшить аппарат для погрузки; наблюдать за своевременной подачей порожняка, освобождать все вагоны, ожидающих разгрузки, и за выпуском из депо и мастерских из ремонта паровозов. Эти и другие предложенные Дзержинским меры, при активной помощи органов ТО ГПУ позволили увеличить вывоз угля из Донбасса до 1200 вагонов в сутки.

Одним из важнейших направлений работы председателя ВЧК-ОГПУ было участие в ликвидации детской беспризорности

Первая мировая и Гражданская войны, массовые переезды населения, голод, эпидемии и разруха, гибель родителей сделали беспризорность массовым явлением. Борьба на фронтах не дали возможности советской власти принять необходимые меры для обеспечения и снабжения детей и окружить их заботой. Но эту работу вели из чувства сострадания многие люди, далекие от коммунистических идей. Уже в феврале 1919 г. в разгар Гражданской войны был образован Государственный совет защиты детей под председательством А.В. Луначарского для проведения мероприятий по охране подрастающего поколения. Совет проработал до начала 1921 г. По различным оценкам, число детей, нуждавшихся в помощи государства, составляло в 1921 г. 4–6 млн. человек. Улицы городов были полны беспризорниками, шла торговля детьми, развилась проституция. Особенно тяжелым стало положение детей с началом голода.

Советская власть приняла серьезные меры для преодоления детской беспризорности и порожденных ею тяжелых социальных последствий. В их числе создание государственной системы социально-правовой защиты несовершеннолетних и помощи, образование специальных органов и учреждений по борьбе с беспризорностью и ее последствиями, комиссии по делам несовершеннолетних, детская и социальная инспекция, приемники-распределители, детские дома, коммуны и др.

27 января 1921 г. для объединения и согласования деятельности всех ведомств по оказанию помощи детям и борьбы с беспризорностью была создана Комиссия по улучшению жизни детей — «Деткомиссия ВЦИК» во главе с Ф.Э. Дзержинским. Предварительно на пленуме ЦК РКП (б) 26 января 1921 г. был рассмотрен вопрос о создании комиссии о детях при ВЦИКе и решено: «Принять в принципе как сущность предложения, так и кандидатуру тов. Дзержинского и направить в советском порядке».

В тот же день за подписью Председателя ВЧК всем чрезвычайным комиссиям было направлено на места циркулярное письмо о срочных мерах по улучшению жизни детей. В нем говорилось, что во время Гражданской войны власть не смогла обеспечить детей всем необходимым. К тому же, этим занимались преимущественно люди, которые «оказывались врагами пролетарской революции, чуждыми ей и пролетарским детям». Они сплошь и рядом не прививали детям коммунистических идей и чувств, обкрадывали их и лишали того, чем советская власть при общих тяжелых условиях желала снабдить детей. Теперь же настало время, когда она «может со всей энергией взяться и за это дело, обратить свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей нашей опоре коммунистического строя.

И чрезвычайные комиссии, как органы диктатуры пролетариата, не могут остаться в стороне от этой заботы, и они должны помочь всем, чем могут, советской власти в ее работе по охране и снабжению детей… Каждая чрезвычайная комиссия прежде всего обязана рассмотреть, что и как она может сделать для детей, назначить для этой работы ответственного руководителя и подыскав соответствующих работников как у себя, так и через компарт, женотдел, губпрофсоветы и т. п. При этом необходимо помнить, что работа чекистов будет плодотворна лишь при том условии, если ее будут проводить в тесной связи с государственными органами, ведающими работой с детьми. С этой целью губернским ЧК немедленно связаться с соответствующими отделами Наробраза, Наркомздрава, собеса, Компрода и др. и оказывать им всяческие содействие и поддержку в их работе, получая от них задания и «давая им свою информацию». ЧК должны не вмешиваться, а помогать органам, на которых лежит обязанность заботы о детях, должны устранять и изобличать преступников и изыскивать источники средств и сил, новых работников, помогать всем, чем только можно».

Председатель ВЧК особо подчеркнул: «…чтобы втянуть аппараты ЧК, Президиум ВЦИК назначил меня председателем упомянутой комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей. Пусть это будет указанием и сигналом для всех чрезвычайных комиссий».

Назначение Дзержинского не было случайным. Всем была хорошо известна его позиция о воспитании подрастающего поколения и забота о детях. Именно он писал своему секретарю В.Л. Герсону: «Нам необходимо заняться как следует молодежью и подростками — и поставить это дело образцово, в пример другим…».

10 февраля 1921 г. Президиум ВЦИК РСФСР рассмотрел и утвердил положение о комиссии при ВЦИКе по улучшению жизни детей и состав комиссии:

«1. Учредить при ВЦИК комиссию по улучшению жизни детей в составе председателя, назначаемого Президиумом ВЦИК, и 6 членов, по одному от: Наркомпрода, Нарокмпроса, Наркомздрава, РКИ, ВЧК и ВЦСПС.

2. На комиссию по улучшению жизни детей возлагаются следующие задачи:

а) помощь в отношении продовольствия, жилищ, топлива и т. д. учреждениям, которым вверяется забота о детях и в первую очередь оказание помощи учреждениям, ведающим охраной жизни и здоровья беспризорных детей;

б) наблюдать за выполнением постановлений центральных и местных органов созданных в ограждении детей и в целях обеспечения их всем необходимым, а также законодательную инициативу по этим вопросам;

в) издание на основе действующих законов и постановлений центральной власти и в пределах прав комиссии распоряжений, касающихся охраны жизни и здоровья детей».

Особо было подчеркнуто, что «все эти мероприятия Деткомиссия проводит через соответствующие органы ведомств, а на местах — через губернские и указанные исполкомы, которые назначают по одному уполномоченному на губернию и уезд для непосредственной работы по руководству комиссии».

В состав Деткомиссии ВЦИК вошли: председатель — Ф.Э. Дзержинский (с 1926 г. во главе комиссии — А. Г. Белобородов (НКВД), заместитель В.С. Корнев — от ВЧК, члены: Сенюшкин — от ВЦСПС (с правами заместителя), Хлоплянский — от НКПрода, Ветошкин — от РКИ, Радин — от НКЗдрава. В последующем комиссия признала желательным включение в ее состав с правом совещательного голоса также представителей от железнодорожного отдела ЦК РКП (б) — Менжинской, от отдела правовой защиты детей — Капелянской, от ЦКПрос — Савельевой, от ЦК ВЛКСМ — Холина и одного человека — от ЦС физкультуры.

Деткомиссия при ВЦИКе фактически приступила к работе с 14 февраля 1921 г. Вместе с общественными, прежде всего крестьянскими и бывшими земскими организациями, она собирала продовольствие и подарки для детей, направляла в голодающие губернии, санитарные и продовольственные поезда, распределяла между детскими учреждениями государственные пайки и выделенные государством деньги.

Председатель Деткомиссии выступил со специальным обращением «Призыв Москвы», в котором отметил, что «во время голода Москва настежь распахнула двери детских домов для детей голодающего Поволжья». В период ликвидации голода только 12,7 процентов общего числа голодающих детей Москва отправила на родину по желанию родителей, после ликвидации голода около 13 тыс. беспризорных малышей снова стали питомцами Москвы. «Изнемогая под этой тяжестью, Москва бьет в набат и бросает громкий призыв… Присоединяясь к ее голосу, Деткомиссия ВЦИК со своей стороны призывает все живые организации прийти на помощь в борьбе с общерос(сийским) несчастьем — детской беспризорностью».

В докладной записке в ЦК РКП(б) Дзержинский подчеркивал, что «мерами, самыми целесообразными по предупреждению увеличения преступников, является забота о беспризорных детях — вот куда надо направить все сострадание и волю и вовлечение широкого общественного мнения масс по борьбе с преступлениями и преступниками..»

Исходя из решений Президиума ВЦИК, председатель ВЧК перед центральным аппаратом, губернскими и транспортными ЧК поставил следующие задачи:

«тщательно и объективно обследовать фактическое положение детей, состояние детских домов, приютов, детских садов, яслей, детских больниц и санаториев, выявлять количество беспризорных и информировать исполкомы и ВЧК;

наблюдать, выполняются ли декреты о детском питании и снабжении;

оказывать помощь отделам народного образования и здравоохранения и продовольственным органам в обеспечению детей продовольствием;

не допускать незаконного изъятия зданий детских домов и помогать в подыскании новых;

помогать детдомам в ремонте и снабжении их топливом и оборудованием;

ТО ВЧК взять под защиту беспризорных детей на вокзалах и в поездах;

о всех случаях хищений, злоупотреблений или преступного отношения к детям и разгильдяйства чрезвычайные комиссии должны доводить до сведения своего исполкома и соответствующего отдела его и все дела, требующие наказания, передавать в ревтрибунал или в народный суд по важности дела для гласного разбирательства».

Дзержинский рассматривал работу по спасению детей не как текущую срочную кампанию, а как «лучшее средство истребления контрреволюции», как заботу о молодом поколении, считая, что, «поставив на должную высоту дело обеспечения и снабжения детей», советская власть приобретет в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем «широкую опору в борьбе с контрреволюцией».

За пять месяцев работы Детская комиссия позаботилась о более чем 10 тысячах беспризорных детей и правонарушителей, значительно улучшила работу детских инспекций в профилактических целях. К работе в этом аппарате были привлечены общественные силы: студенты всех вузов, члены секций советов и женотделов; усилена борьба с уличной торговлей детьми, родители и опекуны, проявлявшие нерадивость в воспитании детей, стали привлекаться к административной ответственности. Большее внимание было обращено на детские дома.

Дзержинский немедленно реагировал на всякую негативную информацию о положении детей. Так, 24 марта поручил Мессингу расследовать сообщение о состоянии детей детской коммуны № 89 имени Р. Люксембург, заболевших скарлатиной и находящихся в Сущевской больнице.

Чекисты и члены их семей вносили свою лепту в воспитание беспризорных детей. Ведь в детских домах, колониях и коммунах различного типа в 1918 г. воспитывалось 30 тысяч, в 1919 г. — 125, в 1921 г. — уже 540 тысяч детей. Но отсутствие опыта, недостаток кадров, тяжелые материальные условия, слабое внимание ряда органов власти мало что изменили в положении детей. Особенно острым оставался жилищный вопрос. С одной стороны, ряд помещений, занимаемых детскими учреждениями, не соответствовал своему назначению, с другой — рост численности детских интернатов, необходимость развития их сети требовали подыскания новых помещений. Положение усугублялось тем, что многие бывшие школьные здания были заняты различными ведомствами, несмотря на принятие правительством двух декретов: от 13 мая и 6 сентября 1921 г. об освобождении детских помещений и предоставлении жилой площади детским учреждениям. Местные власти не только не торопились выполнять декреты, но зачастую старались «уплотнить» детские учреждения и даже вселяли в здания, занимаемые детьми, посторонних лиц.

Не были исключением в части принятии незаконных решений и некоторые руководители губернских ЧК. Так, в апреле 1921 г. Ф.Э. Дзержинский получил из Тамбова телеграмму от губернского уполномоченного по улучшению жизни детей Пешкова: «Воздействуйте местную губчека деле помощи детям. Губчека не только не идет навстречу согласно приказу № 23, но и тормозит. Особым отделом занят дом, отремонтированный детской больницей, заняты огороды, земля, отведенная под огороды детучреждений».

14 апреля 1921 г. Председатель ВЧК отдал распоряжение предгубчека Тамбова Левину: «Немедленно примите меры полному оказанию содействия и изысканию помощи губуполномоченному по улучшению жизни детей. Занятый особотделом отремонтированный дом передать под детскую больницу, а также отведенные огороды. Вопрос улучшения жизни детей один из важных вопросов республики, и губчека должна идти всемерно навстречу, а не ставить препятствий».

В этот же день Ф.Д. Дзержинским было принято еще одно решение, о чем его секретарь Герсон сообщил управляющему делами Моссовета: «По обозначенному на обороте сего заявления от тов. Дзержинского последовала резолюция: «Дом по Мал. Харитоньевскому № 5 — предоставить детям», о чем сообщается для В / сведения».

28 сентября 1921 г. в ГПУ был издан приказ, обязывавший чекистов «оказывать всякое содействие, уполномоченным по улучшению жизни детей, отделам народного образования и здравоохранения Исполкомов в предоставлению им помещений для детских учреждений; очистить детские учреждения от проживавших там посторонних лиц; принять меры к недопущению уплотнений детских учреждений без соблюдения соответствующих постановлений центра; не допускать возвращения или передачи в арендное использование бывших частновладельческих помещений, ныне занятых детскими учреждениями».

Весной 1922 г. некоторые советские работники высказали суждение о нецелесообразности дальнейшего существования Деткомиссии ВЦИК, потому что ее задачи могла решать Особая комиссия при СНК РСФСР Г.М. Леплевского. Дзержинский вынужден был выступить с категорическими возражениями против ее упразднения. В письме Председателю ВЦИК М.И. Калинину от 25 марта 1922 г. он прямо указал, что с помощью детям, оказанную комиссией ВЦИК, «другое ведомство абсолютно не в состоянии будет справиться» и просил Президиум ВЦИК «об аннулировании вышеуказанного постановления».

Президиум ВЦИК согласился с доводами Дзержинского. Органы ГПУ, в центре и на местах, были ориентированы на усиление работы с детьми. Эти вопросы стали предметом обсуждения советских и партийных органов, которые оценивали работу чекистов и давали им новые поручения.

В конце 1922 г. были подведены некоторые итоги работы Деткомиссии ВЦИК и других организаций и ведомств страны по спасению детей. В 1921–1922 гг. только в Поволжье получили питание и одежду около 5 млн. детей, 150 тыс. детей было эвакуировано, 200 тыс. — принято на содержание Красной Армии, профсоюзных и крестьянских организаций.

Однако в такой короткий срок решить сложную задачу на территории огромной страны оказалось трудно, и анализ состояния дел в этой области вызвал большую тревогу не только у членов Деткомиссии. Из докладной записки комиссии во ВЦИК 12 сентября 1922 г. можно судить об этом. Прежде всего, было признано катастрофическое положение со снабжением детей обувью и верхней одеждой. Так, в Пермской губернии одно теплое пальто приходилось на 15 детей, в Царицынской — на 14, в Горской республике — на 20; обуви же — по 1 паре на 20 детей в Царицынской, по 17 — в

Пермской губерниях. Не было кроватей, и дети спали на полу, без матрацев. Всюду отсутствовала посуда, а в Вотской губернии вместо тарелок и чашек дети пользовались масленками; были дома, где дети ели и пили из банок и жестянок, даже в городах йа одного школьно-санитарного врача приходилось 1 тыс. детей. Помощь государственных и общественных организаций страны и из-за рубежа оказалась недостаточной. На 1 января 1923 г. имелось лишь 210 тыс. государственных пайков и 1400 пайков от иностранных организаций.

31 марта 1923 г. Дзержинский обратился к населению с воззванием «Все на помощь детям»: «Детская беспризорность, часто выявляющаяся в самых уродливых, ужасающих формах — как детская преступность…

Деткомиссия надеется, что трудящиеся за границей откликнутся на ее призыв своею материально-финансовой помощью и помогут ей в борьбе с детской беспризорностью в России.

Деткомиссия обращается также ко всем заграничным организациям помощи голодающим в России с просьбой усилить до возможных пределов свою работу в части помощи детям. Все на помощь детям!».

На содержание и снабжения бывших и создания новых детских домов требовались большие средства. Государство, обескровленное мировой и Гражданской войнами помочь в требуемом объема не могло. И тогда по предложению Дзержинского и при содействии местных ЧК при Деткомиссии стали создаваться предприятия, которые своими доходами должны были обеспечить детские учреждения всем необходимым. Кроме того, для пополнения средств были проведены выигрышные лотереи, направленные на пополнение бюджета. А с 30 апреля до 6 мая 1923 г. впервые на всей территории Советского Союза была проведена «Неделя беспризорного и больного ребенка». Средства, полученные в качестве пожертвований, были использованы так: 80 % пошло уже созданным учреждениям, а 20 % — вновь созданным. Впоследствии такие недели проходили неоднократно.

К 1924 г. в РСФСР имелось уже более 280 детских домов, 420 трудовых коммун и 880 «детских городков» В 927 фабричнозаводских школах, созданных при участии комсомола, прошли обучение более 90 тыс. подростков. В результате совместных действий государственных и общественных организаций количество беспризорных к 1928 г. сократилось до 200 тысяч. Заботой сотрудников ЧК-ГПУ только на Украине было спасено около 50 тыс. бездомных подростков.

Настойчивость председателя Деткомиссии, понимание важности работы с детьми на всех уровнях руководителями общественных организаций и государственных учреждений привели к тому, что в 1923 г. в стране помощь получили более 1 млн. детей-сирот.

По существовавшим тогда правилам, в интернатах Наркомата просвещения содержались дети только до 15-ти летнего возраста. В большинстве своем, не получив никакой профессиональнотехнической подготовки, они оказывались на улице. Это было одной из причин нищенства, торговли детьми, преступности и проституции. Поток беспризорных детей в поисках хлеба и крова перекатывается с одного пункта республики в другой, проникая в самые отдаленные из них, такие, как Туркестан и Сибирь. Общая численность всех детей, нуждавшихся в постоянной помощи лишь в Поволжье и Крыму достигала до 2 млн. человек.

19 ноября 1923 г., ввиду занятости делами ВСНХ и ОГПУ, по просьбе Дзержинского он был заменен в Деткомиссии ВЦИК А.Г.Белобородовым Но, уйдя с поста председателя этой комиссии, он продолжает заботиться о детях. К нему часто обращались с различными просьбами, связанными с положением детей. Так, 23 марта 1924 г. К. Цеткин просила оказать детскому дому ее имени всемерную помощь. В записке в Деткомиссию Дзержинский обратил внимание на то, что о «значении поддержки этого дома не надо распространяться», указав, что не имеет права и не должен этого делать. «Дело ВСНХ наладить производство и дать стране дешевые изделия, всю прибыль отдать государству. Было бы хорошо, если бы мы справились с этой тяжелой задачей». В этот же день он ответил К.Цеткин: «Письмо Ваше к Данишевскому от 25/П.24 было им направлено ко мне на разрешение. Но, к сожалению, и я не могу дать согласия, так как законом нам запрещено средства государства ассигновать на дело, которое нам государством не поручено, как бы важно оно не было.

Поэтому я направляю письмо Ваше в Деткомиссию при ВЦИКе с просьбой поддержать детский дом, о котором идет речь.

Учитывая в ряде случаев непонимание важности заботы о детях, в докладной записке в ЦК РКП (б) от 17 февраля 1924 г. он отметил: «Мерами, самыми целесообразными по предупреждению увеличения преступников является забота о беспризорных детях — вот куда надо направить все сострадание и волю, и вовлечение широкого общественного мнения масс по борьбе с преступлениями и преступниками…».

Многие документы, прежде всего личного фонда Ф.Э. Дзержинского в РГАСПИ, свидетельствуют о его постоянном внимании к воспитанию и обучению подрастающего поколения. Вот один из их. 18 марта 1925 г. Дзержинский обратился с письмом к С.И. Сырцову, в котором указал о получении его женой сообщения из школы ВЦИК, где учился их сын, о том, что в школе «предполагают окончить занятия в марте, дав возможность детям и педагогам отдохнуть месяц, а затем в начале мая уехать на два месяца в колонию» и возобновить занятия в конце сентября — в начале октября. «Такой порядок, — писал Дзержинский, — я считаю безобразным. Дети без школы выбиваются из колеи. Что они в марте должны делать? Как они могут в марте отдыхать? И почему отправка в колонию требует предварительного отдыха. Разве детей можно посылать в колонию для того, чтобы они там уставали, а не отдыхали при правильном сочетании труда, занятий и пр., сна, питания и т. д.

Дети фактически изводятся и недостаточно учатся. Я не знаю, к кому обратиться? Разве каждая школа имеет право на детях делать эксперимент, как ей вздумалось? Разве нет общих норм? Разве нет наблюдения?».

Дзержинский просил Сырцова указать, к кому ему обратиться и что «тут можно и должно предпринять. Если наши дети в таких условиях, то, что делают с другими? Как подойти к этому вопросу и сдвинуть его с места?».

Во многом благодаря усилиям Дзержинского сеть приемников-распределителей, в которых оказывалась помощь беспризорным детям и проводились их подготовка к переводу в стационарные детские учреждения, составила в 1921 г. — 175, а в 1926 г. уже 284.

Весной 1924 г. по инициативе Дзержинского была организована первая трудовая коммуна ОГПУ. Чекисты взяли над ней шефство. Вместе с воспитанниками коммуны они построили здание, мастерские, наладили учебный процесс. А.М. Горький писал об этом как о дерзком опыте борьбы с преступностью и удивительном успехе.

Вскоре многие детские дома, колонии и коммуны приобрели широкую известность, добившись больших успехов в воспитании и обучении беспризорных детей: колония имени А.М. Горького, коммуна имени Ф.Э. Дзержинского, Прилукская трудовая коммуна, Болшевская коммуна ОГПУ, Лопасненский интернат трудового воспитания «Новая жизнь» и др.

Среди них выделялось открытое 29 декабря 1927 г. в поселке Новый Харьков (пригород Харькова) на добровольные отчисления из заработной платы чекистов Украины для увековечения памяти Председателя ВЧК-ОГПУ детское воспитательное учреждение — коммуна имени Ф.Э. Дзержинского. Она имела славную предысторию. В 1920 г. это была колония, организованной Полтавским губернским отделом народного образования под Полтавой, как воспитательное учреждение для несовершеннолетних правонарушителей. В 1921 г. ей было присвоено имя А.М. Горького, в 1923 г. она стала опытно-показательным воспитательным учреждением Наркомпроса УССР. В 1926 г. колонию перевели под Харьков (Куряж). В 1920-28 гг. колонией заведовал А.С. Макаренко. Ядром коллектива колонии были бывшие воспитанники колонии имени Горького. Воспитательный процесс в коммуне строился на основе сочетания обучения с производительным трудом, первоначально в мастерских, затем — в производственных цехах.

В результате проводимой многолетней работы государственных и общественных организаций, детская беспризорность значительно сократилась: в 1924 г. в детских домах находилось 280 тыс., в 1926 г. — 250 тыс. человек.

Налицо были серьезные успехи. И в этом плане не очень-то понятна точка зрения Сталина по данному вопросу. Это видно из письма Дзержинского на имя Григоровича от 4 февраля 1926 г.: «Тов. Сталин запрашивает, нельзя ли у нас среди чекистов найти кого-либо, кто занялся бы во всем объеме делом о беспризорных детях, на которое тратятся без пользы бешенные миллионы». Вероятнее всего, Сталин особенно ценил богатейший опыт сотрудников органов ВЧК-ОГПУ в ликвидации детской беспризорности.

В результате совместных действий общественных и государственных. организаций, в том числе и ВЧК-ОГПУ, количество беспризорных в стране к 1928 г. сократилось до 200 тысяч. Детская беспризорность в основном была ликвидирована в середине 1930-х гг. И в этом несомненная заслуга чекистов и, прежде всего их руководителя. Государство и общество хорошо знали об этом, и даже после кончины Дзержинского весьма своеобразно отметили эту скорбную весть. В день смерти Феликса Эдмундовича президиум Московского Совета принял решение «взамен возложения венка на гроб скончавшегося тов. Дзержинского Ф.Э. ассигновать 5000 рублей на организацию дома беспризорных имени тов. Дзержинского».

 

Вместо заключения. Штрихи к портрету

По большому счету у автора были сомнения в необходимости этой главы. Сотни документов, приведенных выше, говорят о Дзержинском не только как о государственном и общественном деятеле, но и как о человеке со своими сильным и слабыми сторонами, человеке, активно участвовавшем в трех революциях и Гражданской войне. Феликс Эдмундович Дзержинский — это неординарная, яркая и сложная фигура, революционный романтик, свято веривший в правоту дела, которому посвятил всю свою жизнь.

12 января 2005 г. автор почти два часа беседовал с одним из «архитекторов перестройки» А. Н. Яковлевым. Это был разговор с профессионалом. Мне очень понравилось, что Александр Николаевич, считая меня человеком «несколько иного мировоззрения», не оказывал никакого давления, не пытался «обратить в свою веру», а предложил подготовить сборник документов «Ф. Э. Дзержинский — председатель ВЧК-ОГПУ» «без всяких купюр». «Не будем, — сказал он, — навязывать свою точку зрения другим, пусть они сами составят мнение на основе документов».

И автору, имеющему в своем распоряжении несколько тысяч документов, в конце этого многолетнего труда очень хочется, чтобы читатель сам составил мнение о деятельности Феликса Эдмундовича на одном из ответственнейших постов по обеспечению безопасности советского государства в очень сложное и противоречивое время, насыщенное событиями чрезвычайной важности.

Как относились современники к этому человеку? Отметим сразу, что очень по-разному. Враги — ненавидели, друзья и соратники любили и уважали. Сегодня о любви говорить трудно, столько нагромождено о нем нелепостей и легенд самого отрицательного толка. Противники исторической правды ставят памятники Колчаку; приписывают Дзержинскому идею создания концлагерей (как будто таковых не было, например, в США во время Гражданской войны между Севером и Югом), пишут, что он по числу жертв превзошел и якобинцев, и испанскую инквизицию, и террор других одиозных режимов. По этому поводу скажем, что Гражданская война (подчеркиваем эти слова), унесла и искалечила миллионы человеческих жизней, и в этом виноваты и «красные», и «белые» — наши соотечественники. Именно в этом трагедия народов России. На вопрос о причинах братоубийственной войны историки уже дали ответ.

Дзержинский бесспорно, заслуживает уважения за свой титанический труд по выводу страны из состояния Гражданской войны, налаживанию мирной жизни и восстановлению народного хозяйства. Среди сотрудников правоохранительных органов он пользуется авторитетом за вклад в борьбу с противниками Советского государства, интервентами, шпионами, диверсантами, террористами, бандитами и иными уголовными элементами.

Приведем некоторые оценки председателя ВЧК-ОГПУ современниками Дзержинского — весьма известными людьми:

Г. И. Петровский, советский государственный деятель: «Если нужно было бы изобразить революцию со всей ее решительностью, если нужно было бы изобразить преданность солдата и гражданина, если нужно было бы изобразить в революции правдивость, то для этого нужно было бы выбрать только образ товарища Дзержинского».

Эдуар Эррио, премьер-министр и министр иностранных дел Франции в 1924–1925 гг.: «Золото всех тронов мира не могло отклонить Дзержинского от предначертанной цели. Перед его моральной чистотой порой склоняют головы даже его непримиримые враги».

А. М. Горький, советский писатель: «Благодаря его душевной чуткости и справедливости было сделано много хорошего».

Ф. И. Шаляпин, знаменитый певец: «Дзержинский — поборник правды и справедливости».

А. С. Макаренко, выдающийся педагог: «Как прекрасна была жизнь Феликса Эдмундовича, так же прекрасна история коммунаров. Не презрение, не ханжеское умиление перед человеческим несчастьем подарили чекисты этим искалеченным детям. Они дали им самое дорогое в нашей стране — плоды революции, плоды своей борьбы и своих страданий. Главное — новое отношение к человеку, новая позиция человека в коллективе, новая забота и новое внимание».

Альберт Рис Вильямс, американский журналист: «Призовите на суд истории, с одной стороны, большевиков, обвиняемых в красном терроре, а с другой стороны — белогвардейцев и черносотенцев, обвиняемых в белом терроре, и предложите им поднять руки. Я знаю, что когда они поднимут руки, мозолистые и загрубелые от работы, руки рабочих и крестьян будут сиять белизной по сравнению с обагренными кровью руками этих привилегированных леди и джентльменов».

И, наконец, мнение В. В. Маяковского:

Юноше, обдумывающему житье, решающему — сделать бы жизнь с кого, скажу не задумываясь — «Делай ее с товарища Дзержинского» [2157] .

Итак, какие же качества председателя ВЧК-ОГПУ они выделяют? Это прежде всего решительность, правдивость, душевная чуткость, бескорыстие, чувство справедливости, отсутствие ханжеского умиления.

Для характеристики личности Дзержинского этого, наверно, достаточно. Но все же продолжим этот разговор и подтвердим приведенную оценку архивными документами, которые малоизвестны или до сих пор неизвестны уважаемому читателю.

Председатель ВЧК-ОГПУ был и остается нравственным авторитетом для сотрудников органов и войск безопасности. Именно о них он говорил, что это не каста, а слуги народа.

Он не только говорил, но и так вел себя, подавая пример подчиненным, стараясь приблизить «светлое будущее», он и погиб на боевом посту. С октября 1917 по июль 1926 г. он был бессменным председателем ВЧК-ОГПУ, в 1919–1923 г. — наркомом внутренних дел, с апреля 1921 по февраль 1924 г. исполнял обязанности наркома путей сообщения, а с февраля 1924 года — председателя ВСНХ. В апреле 1920 года Дзержинский был избран кандидатом в члены Оргбюро ЦК, а с июня 1924 года — кандидатом в члены Политбюро ЦК РКП(б). Кроме того он работал в составе десятков различных комиссий, в том числе по вывозу продовольствия из Сибири в голодающие районы центра России, по борьбе с детской беспризорностью, по ликвидации топливного кризиса в Донбассе, по улучшению быта рабочих, в Комитете обороны Москвы и др.

Дзержинскому была свойственна колоссальна работоспособность, для дела он не жалел себя, часто его ежедневная нагрузка превосходила пределы разумного.

Вот некоторые выписки из дневника Дзержинского, свидетельствующие о его работе 1, 2, 5 и 7 апреля 1924 г.: 1 апреля весь день работа на пленуме ЦК РКП(б), вечером — служебное совещание с участием Манцева, Дейча, Менжинского, Ягоды, Артузова; 2 апреля — беседы с сотрудниками ОГПУ, ВСНХ, ряда наркоматов: Долговым, Кацнельсоном, Яковлевым, Судаковым, Штридаком, Никифоровым, Гроссманом, Шмелевым, Остроумовым, Смилгой, Яковлевым; 5 апреля — беседа с Пятаковым и Губкиным, участие в заседании Политбюро ЦК РКП(б), в совещании по металлу, беседы с Менжинским, Ягодой и Богдановым, посещение внутренней тюрьмы в связи с попыткой побега заключенных; 7 апреля — встреча с Кацнельсоном, Ломовым и Яковлевым, обсуждение вопросов внешней торговли, беседа с Таненбаумом и Пятаковым, работа в составе комиссии по чистке ВСНХ и Оргбюро ЦК РКП(б), вечером беседы с Менжинским, Ягодой и Петерсом.

И еще выписки из дневника председателя ОГПУ за 16–18 июня 1926 г.: 16 июня — 9.15–12.00 — ВСНХ; 12.00–18.30 — СТО; 18.30

— 19.30 — обед; 19.30–23.20 — ГПУ; 17 июня — 9.30–12.00 — ГПУ и ВСНХ; 12.00–15.00 — комиссия Андреева о кооперации; 15.00–17.30

— Политбюро ЦК ВКП(б); 17.30–18.45 — обед; 18.45–24.20 — ГПУ; 18 июня — 9.30–13.00 — ГПУ, ВСНХ; 13.00–18.20 — СТО; 18.20–19.30 — обед; 19.30–23.15. — ГПУ.

8 марта 1925 г. Дзержинский писал Г. Е. Зиновьеву, что «только по ВСНХ работы непочатый край: военная промышленность, электропромышленность и электростанции, горное дело, металлопромышленность, вся торговая и финансовая политика и т. д.

Для того чтобы выполнить линию, поставить людей и упорядочить, мне надо еще не менее двух лет…».

Даже решая вопрос о свом отпуске, Дзержинский на первое место ставил интересы дела. Характерна его записка в Политбюро ЦК РКП(б) от 2 октября 1923 г. к заседанию на следующий день, где одним из пунктов в повестке дня был вопрос о его отпуске. «Считаю, — писал он, — что давать мне сейчас отпуск вредно для дела и для меня лично по следующим соображениям.

По линии ОГПУ: в связи с внутренним и международным положением, а также с сокращением нашей сметы ОГПУ будет переживать сейчас очень трудное время и вместе с тем политическое значение ее работ и ее ответственность неимоверно возрастут. Необходимо мое присутствие как для обеспечения полной связи с ЦК, так и для самой работы ОГПУ и для наиболее безболезненного сжатия его аппарата, что по моей инициативе ныне проводится (уничтожение штабов войск ГПУ, отсечение и уничтожение хоз. предприятий, которыми мы за мирное время обросли).

В такой критический момент покидать мне Москву и работу было бы преступно.

По линии партийной: в связи с неликвидированным еще вопросом о «Рабочей группе» уезжать мне тоже на следует, ибо могу понадобиться.

Точно так же по вопросам ножниц, сжатия аппаратов я мог бы быть полезным.

Все эти вопросы в связи с международной ситуацией требуют величайшего темпа и напряжения всех партсил. Уходить в отпуск мне сейчас и психологически было бы очень трудно, и отпуск не дал бы мне того, что требуется от отпуска, тем более что здоровье мое требует не отпуска, а некоторого сокращения часов ежедневной работы, на что и испрашиваю согласия.

Ввиду этого, прошу снять с обсуждения вопрос о моем отпуске».

Вот телеграмма Дзержинского в Политбюро ЦК РКП(б) от 18 июня в 20 часов 25 минут с просьбой дать ему отпуск на 5 дней с 22 июня «для подготовки к докладу о ВСНХ». Отпуск для подготовки к докладу(!). Политбюро удовлетворил эту просьбу на следующий день.

Характерной чертой Дзержинского была забота о бережном расходовании государственных средств, отсутствие всяких излишеств, экономия на всем не только потому, что ведомство безопасности «не производящее, а потребляющее», но и потому, что иначе поступать нельзя было в разоренной стране, когда на счету была каждая копейка. Поэтому не случайно соблюдение режима экономии было одной из важнейших задач всех структур органов ВЧК-ОГПУ.

Когда мы обращаемся к образам наиболее авторитетных руководителей ведомства безопасности, то есть к Ф. Э. Дзержинскому и Ю. В. Андропову, то видим многое, что объединяло их: оба были государственниками; оба общественные интересы всегда ставили выше личных; никто не мог упрекнуть их в использовании власти для личного обогащения или извлечения каких-либо выгод. Ф. Э. Дзержинский, введя строгую отчетность за расходованием бюджетных средств, переживал за каждую народную копейку, приход Ю. В. Андропова к власти «положил конец не только обильным пиршествам в Кремле, набегам разного рода руководителей высокого ранга на охотничьи угодья и заповедники по всей стране, подаркам начальству в десятки и сотни тысяч рублей… Были напуганы и владельцы роскошных дач…».

И во всем этом был высокий нравственный смысл. Сегодня большая часть государственных предприятий перешла в частные руки, но жизнь для рядового россиянина, будь-то рабочий, крестьянин или служащий, не стала лучше. Несмотря на некоторые перемены в обществе за последние два года, все же ведущей и главной силой в стране остается чиновничество и крайне небольшой слой «олигархов», которые очень слабо связаны с тем, что принято называть реальным производством или национальным капиталом. «Наблюдая, как растут подобно грибам роскошные виллы и настоящие дворцы, принадлежащие не только банкирам, но также главным бухгалтерам, таможенным начальникам и спиртовым королям, недавним директорам совхозов и мясокомбинатов, овощных баз и рынков, руководителям пенсионных фондов и налоговых ведомств, генералам обнищавшей армии, главам спортивных федераций и главарям криминальных группировок, даже начальникам статистических управлений, самый обычный российский обыватель начинает нередко вспоминать о временах Андропова не с осуждением, а с ностальгией». Он видит, что на глазах всех правоохранительных органов, в том числе и спецслужб, воруют миллионы и миллиарды долларов и рублей, СМИ открыто их называют, приводят конкретные факты (что стало бы немедленно началом разбирательства не только в ВЧК-ОГПУ), но мер не принимается. Значит, если воров почему-то не судят и не сажают в тюрьмы, кому-то выгодно под прикрытием чужого воровства скрыть свои махинации и масштабы хищений того, что создано трудом многих поколений.

В этих условиях трудно говорить об авторитете власти и о построении правового, тем более социального государства.

Опыт советского периода четко показал, что чем активнее руководители борются с преступностью в сфере экономики, тем выше у них авторитет среди населения и обеспечена повседневная поддержка со стороны работающего человека и тем большую ненависть испытывают к ней всякого рода преступники и проходимцы. Слова Владимира Маяковского — делать жизнь с товарища Дзержинского — не фраза, а насущный совет, как вести себя сегодня, когда более трети населения России живет ниже прожиточного уровня. И это на фоне жирующей и богатеющей буржуазии, которая все наглее ведет себя, выставляя напоказ богатства и изощряясь в их расходовании. Вероятно, правительство не знает, что «в этой стране» оно готовит социальный взрыв, который трудно будет сравнить со многими революциями.

Дзержинский учил соратников скромности, ограничению своих потребностей, исходя из реального положения дел в стране.

Вот как описывает очевидец кабинет председателя ВЧК на Лубянке: «Зайдя в кабинет Дзержинского, мы нашли его согнувшимся над бумагами. На столе перед ним полупустой стакан чаю, небольшой кусочек черного хлеба. В кабинете холодно. Часть кабинета отгорожена ширмой. За ней кровать, покрытая солдатским одеялом. Поверх одеяла накинута шинель. По всему было видно, что Феликс Эдмундович как следует не спит, разве только приляжет ненадолго, не раздеваясь, и снова за работу».

31 декабря 1920 г. Дзержинский распорядился убрать изо всех служебных помещений ВЧК излишнюю мебель и другие предметы обстановки". Несколько ранее, 5 декабря, он отдал распоряжение о снятии во всех подведомственных помещениях его портретов, оставив «только групповые снимки», потому что «неприлично это» В 1923 г., когда Дзержинскому стало известно, что его портреты «являются „украшением" разных лавок, пивных, чайных, палаток и т. п. Центрального Трубного рынка и красуются почти во всех домах Цветного бульвара (центра разврата и притонов Москвы», он провел специальное расследование и выяснил, что каждый портрет навязывается торговцам управляющими домами и участковыми милиционерами по цене за 2 рубля золотом, при этом деньги за портреты они получали без расписок и квитанций. «Это доказывает, — писал председатель ОГПУ 28 ноября 1923 г. в ЦКК РКП(б) В. В. Куйбышеву, — насколько неблагополучно в московской милиции, которая занимается непристойным навязыванием портретов сов. работников как источником своего питания».

В стране, где народ голодал и нищенствовал, остро ощущалась нехватка продуктов и товаров, а на счету у государства была каждая копейка, Дзержинский считал непозволительной роскошью затраты на обслуживание нарождавшейся советской номенклатуры. 31 августа 1922 г. он писал Кацнельсону: «Машины по Москве гоняют так, как будто бы мы богатейший народ с колоссальной промышленностью. Это растрачивается народное достояние. Откуда столько средств на шоферов, резину, бензин? В провинции же колоссальный недостаток средств передвижения. Между тем трамваи у нас ходят отлично, а тех, кто работает без ограничения времени, очень мало, т. е. количество лиц, которые должны пользоваться машинами, ограничено». Он предложил начальнику ЭКУ ГПУ изучить проблему и привлечь к этой работе А. Я. Беленького, Π. П Рубинштейна, Ф. Д. Медведя и других. — «Обследованию этому я придаю большое значение».

24 марта 1924 г. он писал Ягоде: «По городу ездят автомобили, купленные за границей. Нельзя ли бы было расследовать, сколько и кем и во сколько это нам обошлось и кто дал на эту покупку разрешение. Полагаю, что такие дела надо быстро расследовать для передачи или в Контрольную] комиссию или в трибунал. Между прочим, и Коминтерн имеет заграничную машину. Ездит на ней Мирович (со слов Мархлевского».

Еще 9 апреля 1923 г. Дзержинский в записке Уншлихту и остальным членам Коллегии ГПУ предложил «упразднить персональные машины, в том числе и мою. Я слышал, что у нас 11 персон, машин. Если есть одна персональная, то будет всегда и больше. Надо упразднить это, а пользование машинами сократить максимально, заменяя, где возможно, лошадьми. Прошу обсудить и принять меры… Наше [Республики] финансовое положение катастрофично и надо проявить скупость во всем. Мелочи в совокупности вырастают в колоссальные цифры».23 сентября 1924 г. он писал Ягоде: «Экономия во всем — в том числе и в выписывании газет должна быть обязательной и для ОГПУ. Прошу представить мне данные, сколько газет мы выписываем и сколько это в месяц стоит, а также проект сокращения с 1-го X. Многие, в том числе и я, можем выписывать за собствен, средства».

В сентябре 1925 г. Дзержинский представил в финансовую часть ОГПУ расходную ведомость за время отпуска (16–28 августа), в которой отчитался за каждый рубль, потраченный за время отдыха (существовало тогда такое правило). Вот выдержки из этого документа:

«16. VIII.25. В пути к Кисловодску: яблоки 3 шт. — 45 коп., бутылка воды «Ессентуки» Ns 24–30 коп., арбуз — 65 коп., газеты — 10 коп.

17. VIII. 25. Ст. Невиномысская, слива — 30 коп., арбузы, там же — 1 руб. 20 коп., минеральные воды в Кисловодске — 2 руб. 80 коп.

21. VIII. 25. — Извозчик — 1 руб. 80 коп., телеграмма № 4046 — 1 руб. 60 коп., газеты — 22 коп., резинка к шляпе — 60 коп.

25. VIII. 25. — Парикмахеру — 10 руб.

26. VIII. 25. — За химическую чистку — 3 руб.

27. VIII. 25. — Газеты — 26 коп.

28. VIII. 25. — В замке «Коварства и Любви». Ситро — 1 руб. 50 коп..

И такой подробный отчет за каждый день.

По буржуазным и современным российским меркам человек, который мог бы стать самым богатым в стране (председатель ВСНХ и председатель ОГПУ), писал 1 июля 1925 г. своему секретарю А. В. Беленькому:

«1. Я до сих пор не получил справки, за что я через Реденса получил гонорар в 500 рб.

2. Сколько я должен за костюм, ботинки, белье и т. д.?

3. Одолжите мне из имеющихся у Вас 15 рублей».

Дзержинский в корне пресекал малейшие «подарочные поползновения». Однажды председатель Азербайджанской ЧК Хапуалов направил в Москву на его имя «для поправления здоровья» посылку с икрой и шестью бутылками сухого вина. На приложенном к посылке письме 14 января 1921 г. Феликс Эдмундович тотчас же начертал: «Сдать в больницу», а в Баку послал такую депешу: «Благодарю Вас за память. Посылку Вашу я передал в санитарный отдел для больных. Должен Вам, однако, как товарищу, сообщить, что не следует Вам, как предЧК и коммунисту, ни мне и никому бы то другому, посылать такие подарки».

Скромность его была во всем, в том числе и в партийных делах. Вот что писал один из делегатов X съезда РКП(б) в марте 1921 г. После того как значительная часть делегатов отправилась к Кронштадту для подавления восстания матросов, на квартире члена ЦК РКП(б) Л. П. Серебрякова собрались сторонники Л. Д. Троцкого, чтобы выработать фракционную программу, но сам Троцкий отсутствовал. Он был в Петрограде. Среди собравшихся был и Ф. Э. Дзержинский. Автор заметок вел записи, считая их сугубо секретными. С протокольной точностью он писал: «После того как среди других была названа кандидатура Дзержинского в члены ЦК, Феликс Эдмундович попросил слова и выступил очень взволнованно: «Товарищи, вы называете мою кандидатуру в члены ЦК, вероятно имея в виду, что я буду продолжать работу в качестве председателя ВЧК. А я не хочу, а, главное — не смогу там больше работать. Вы знаете, моя рука никогда не дрожала, когда я направлял карающий меч на головы наших классовых врагов. Но теперь наша революция вступила в трагический период, во время которого приходится карать не только классовых врагов, а и трудящихся рабочих и крестьян в Кронштадте, в Тамбовской губернии и в других местах. Вы знаете, товарищи, что я не щадил своей жизни в революционной борьбе, боролся за лучшую долю рабочих и крестьян. А теперь и их приходиться репрессировать. Но я не могу, поймите, не могу! Очень прошу снять мою кандидатуру!». Но ему поручила этот пост партия, а партийная дисциплина для него не была пустым звуком.

Будучи занят большими делами, он порой забывал о малых. 23 октября 1925 г. к нему обратился секретарь «Общества старых большевиков» П. Кобозев с письмом, в котором указал, что Дзержинский не посещает собраний и не вносит членские взносы. «В случае отсутствия отклика Вашего и на это приглашение, об-во, к сожалению, своим долгом будет считать Вас выбывшим из состава членов общества». 2 ноября Дзержинский писал Герсону: «Прошу внести в общество 1 червонец и указать, что, будучи в отпуску, не могу лично внести. Возьмите червонец с моего ноябрьского жалования».

Как же Дзержинский строил свои отношения с окружающими? Что для него было определяющим? Холерик по натуре, иногда в спорах Дзержинский допускал бестактность, но всегда старался не испортить отношения с товарищами. 12 июня 1924 г. он писал Рейнгольду: «Дорогой товарищ, я прошу у Вас извинения, если в пылу полемики я позволил себе сказать лишнее, но обидеть Вас у меня не было намерения, как равно и дискредитировать, так как я считаю Вас прекрасным работником, что вовсе не означает, что я должен во всем с Вами, как с защитником интересов казны, согласиться, тем более что все-таки эта защита у Вас односторонняя. Мое личное мнение, что работа Ваша в производстве была бы очень желательна и желательнее, чем в НКФ, конечно, только мое мнение и даже не предложение. Никто Вас с НКФина не снимет и, конечно, Вашей отставки не примет. Прошу не сердиться».

12 марта 1926 г. Дзержинский принес извинение М. А. Савельеву: «Вы, наверно, сильно сердитесь на меня за опубликование письма т. Ройзенмана. Однако так нужно было поступить, иначе вся наша борьба за режим экономии, которую Вы так успешно развернули — пошла бы насмарку. Я прошу Вас очень не огорчаться и на меня не сердиться. Те огромные цели, которые мы поставили сейчас перед собой, требуют небольших жертв. Они, безусловно, залог, что мы цели достигнем. Прошу Вас и долее быть моим основным помощником по борьбе за развитие и силу нашей промышленности».

При принятии того или иного решения, которое затрагивало интересы сотрудника или воспринималось им не совсем правильно, Дзержинский умел снимать напряженность во взаимоотношениях со своими подчиненными, учил их преодолевать обиды: «Вы слишком приняли к сердцу наше предложение, это совсем напрасно», — пишет он одному из чекистов. «Что касается, Вас, — обращается он к другому, — то по всем дошедшим до меня сведениям Вы являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать».

25 декабря 1921 г. Дзержинский откровенно писал Манцеву: «Я как-то расклеился в последнее время и чуть было не подвел Вам свиньи в виде предвечека. Хотел уйти, но ЦК не согласился. А сейчас ноша нелегкая и по общим условиям, и по нашим специфическим».

Если возникала конфликтная ситуация или трудности в ее разрешении, Дзержинский обращался за советом к другим. В конце декабря 1920 г. у него появились сложности во взаимоотношениях с Полозовым. 24 декабря он писал В. Р. Менжинскому: «Арестовывать его у меня нет охоты, но использовать его „падение", чтобы заставить его работать и чтобы перестал вести свои тонкие интрижки против меня в комиссариате, это было бы очень желательным. Если бы я мог его вызвать на объяснения без необходимости ареста, было бы хорошо. Если это можно сделать без вреда для дела… то составьте ко мне бумагу с требованием ареста Полозова. Оставление на свободе будет орудием нажима в работе».

В другом случае Дзержинский, наоборот, дает совет сотруднику, как ему самому выйти из создавшегося положения. 23 сентября 1922 г. он пишет Л. П. Серебрякову: «При сем два заявления с приложением на мое имя т. Межина. Ввиду того, что Груниным возбужден вопрос, прошу Вас наметить путь и самому принять участие в ликвидации этого инцидента. Кроме того, полагал бы необходимым дать строжайший выговор т. Березину за то, что никем на то не уполномоченный выдал комячейке справку-удостоверение о высоте получки. Т. Березин не имел права без моего ведома и согласия этого делать. А затем вдобавок справка его неверна и носит характер неприличный. Прошу высказать свое мнение и по этому вопросу».

Отношение с членами ЦК компартии не были простыми. Чаще всего он спорил с Н. И. Бухариным, М. И. Калининым, порой относился с неприязнью к Л. Д. Троцкому, Н. В. Крыленко и Г. И. Сокольникову, дружеские отношения были с В. В. Куйбышевым, сугубо официальные — с И. В. Сталиным, Из членов Коллегии, вопреки расхожему мнению, более тесно сотрудничал с Г. Г. Ягодой.

Дзержинский очень переживал, если возникали какие-то сложности при общении с А. И. Рыковым. Так, в мае 1924 г. ему передали, что 19 мая на заседании Совета труда и обороны Рыков сказал о введении председателем ОГПУ «в заблуждение высших государственных органов» при обсуждении административных прав НКЮ. 20 мая Дзержинский запросил председателя правительства Рыкова: «Верно ли?». Тот ответил весьма деликатно о исполнительской дисциплине подчиненных чиновников, которые иногда «подставляют» своих руководителей, становящихся «игрушкой в руках чиновников и спецов, которые над нами хохочут вовсю». Речь шла о неисполнении постановления СТО о снабжении армии и по делам НКПС. «Последнее возмутительно — писал Рыков, — тем, что нас с тобой и правительство ввели в заблуждение, заставивши тебя подписать, а нас принять заведомо глупое постановление об отпуске с бюджета средств, которых нет.

Нельзя допускать, чтобы над нами смеялись до такой степени и необходимо внушить всем и каждому, что справка правительству есть государственное дело и глупые шутки здесь недопустимы».

Принято считать, что писать о родственных отношениях Дзержинского сложно из-за малочисленности архивных документов. Но в РГАСПИ хранятся десятки писем (на польском языке), которые еще не стали достоянием общественности.

Сестры Феликса были старше его — Альдона на 8, Ядвига — на 6 лет, Ванда — на 1 год; разница в возрасте с братьями была меньше: старше его были Станислав (на 5 лет), Казимир (на 2 года), Игнатий и Владислав же — моложе соответственно на 2 и 4 года.

Некоторое представление о взаимоотношениях родственников с Дзержинским дает «Дневник заключенного» и его письма к родным. Вся переписка по существу ведется со старшей сестрой Альдоной Булгак. Они были людьми разного мировоззрения, но сестра всячески поддерживала брата, помогала ему. Сестра Ванда погибла от выстрела вследствие неосторожного обращения с охотничьим ружьем. Судьбы братьев сложились так. Станислав был убит бандитами в 1917 г. После 1920 г. остальные братья, кроме Владислава, и сестра Ядига — в Советской России, Альдона — на территории Польши. Во время Великой Отечественной войны Казимир, инженер по образованию, жил в Дзержиново, вместе с женой был замучен в 1943 г. гитлеровцами. Игнатий в 1903 г. окончил физмат МГУ, работал в Варшаве, был учителем географии и естествознания, после жил в Выленгах под Казимиром Дольним. Этот удаленный уголок уберег его от гитлеровских убийц. Владислав, доктор, профессор, после окончания МГУ работал на Украине. В РГАСПИ пока что найден лишь один документ, свидетельствующий о том, что он поддерживал какие-то отношения с Феликсом. Это телеграмма от 28 мая 1922 г. на имя начальника Екатеринославского отдела ГПУ: «Передайте немедленно следующую записку профессору Владиславу Дзержинскому и сами примите ее к руководству: „Необходим твой немедленный приезд в Москву. Ответь немедленно запиской по прямому желдор. телеграфу.

Убедительно прошу не отказать и не медлить. Нач. губотдела ГПУ и железнодорожным властям предлагаю сделать все, что потребуется, для бесплатного приезда профессора в отдельном купе в Москву. № 81124. 28 мая 1922 года».

В последующие годы Владислав жил в Лодзи. Известный невролог, автор научных трудов был арестован гестапо в качестве заложника и убит в 1943 г..

В 1920-е годы, как и ныне, немало было авантюристов, стремившихся использовать имя Дзержинского в своих корыстных целях. Так, в Москве проживала Ядвига Эдмундовна Кушелевская-Филиппова, выдававшая себя за сестру Феликса Эдмундовича. 20 января 1924 г. он поручил В. Луцкому «со всей обстоятельностью выясните, чем занимается Филиппов, что это у него за дело, так как слухи были, что у него какая-то подозрительная контора, под прикрытием которой ведутся темные делишки. Надо выяснить и допросить всех сотрудников этой конторы и установить, на какие средства живет Филиппов.

Если будут материалы против Ядвиги Эдмундовны Кушелевской-Филипповой, называющей себя часто Дзержинской и моей сестрой, — следствие должно быть проведено со всей тщательностью и строгостью. О результате доложите мне лично». И добавил: «Филиппов может быть освобожден только с моего ведома».

В. Луцкий в докладной записке Ф. Дзержинскому указал, что Алексей Фролович Филиппов обвинялся по ст. 83 — антисоветская агитация (заявил — «Вся Советская власть сволочи» и т. п.); наказание по статье не ниже одного года со строгой изоляцией, а также по ст. 109 — дискредитация власти (вовлечение в невыгодную сделку «Винсиндиката», бравирование именем Дзержинского — карается тем же наказанием. Постановлением коллегии ОГПУ Филиппов был выслан на три года в Иркутск. Но неизвестно, поехала ли вслед за ним Ядвига.

Филиппов попал в поле зрения ВЧК еще в 1918 г. 8 июля он был арестован по требованию председателя Петроградской ЧК М. С. Урицкого якобы за причастность к делу монархического «Союза спасения родины» и «Каморы народной расправы». 30 июля. Дзержинский писал Урицкому: «Ко мне обращается А. Ф. Филиппов с просьбой вникнуть в его положение, что сидит совершенно зря. Не буду распространяться, пишу Вам, потому что считаю сделать это своей обязанностью по отношению к нему как к сотруднику комиссии. Просил бы Вас только уведомить меня, в чем именно он обвиняется?» В сентябре 1918 г. после установления непричастности к делу этих организаций Филиппов был освобожден.

Многие граждане Советской России доверяли Дзержинскому и обращались к нему с различными просьбами. Только в 1925 г. на его имя поступили заявления и письма о: предоставлении жилплощади, оказании помощи детдому, работе института научной организации труда, подыскании работы, оказании денежной помощи, недостатках в транспортировке грузов, направлении в военную школу, случаях безнаказанного хищения зерна, беспорядках в детском доме и др.

Дзержинский старался помочь каждому. В апреле 1918 г. следователи Деляфар и Η. Е. Гольперштейн взяли у Юлья Зомера паспорт и чековую книжку, заявив ему, что везут это с собой в Москву и обещали вернуть, но не вернули. 27 апреля Дзержинский поручил Г. Н. Левитану запросить Гольперштейна и Деляфара — «пусть они дадут мне справку немедленно».

В апреле 1921 г. Дзержинский направил телеграмму в Тверь на имя председателя исполкома и в гуБЧК: «По имеющимся достоверным сведениям, в Зубцове притесняют семью Боголеповых. Комиссар Трофимов отобрал у старика Боголепова кровать, несмотря на то, что были две свободные. Предупреждаю, что если немедленно не прекратятся издевательства и притеснения над Боголеповыми, предаю революционному трибуналу. Пришлите немедленно объяснения по делу».

Дзержинский шел навстречу просьбам хорошо известных революционных деятелей. Так, после 11 августа 1921 г. он получил письмо от народовольца Н. А. Морозова, который высказал ряд просьб: о женихе племянницы Екатерины Зыковой Михаиле Тихоновиче Смирнове, служившем в Твери делопроизводителем губернского земельного отдела и лишенным права выезда за то, что при возвращении из немецкого плена был мобилизован Юденичем в Эстонии; об облегчении участи двоюродного брата жены, Николая де-Роберти, содержащегося в концлагере в Москве, который пишет «Вере Фигнер очень трогательные письма». В конце письма Морозов добавил: «Вы не подумайте, что я сочувствую Юденичу или Врангелю. Если б я им сочувствовал, то всегда сумел бы сделать это». 14 августа Дзержинский поручил Ягоде разрешить Смирнову перевестись в г. Мальгу Рыбинской губернии.

Н. А. Морозов просил также помочь ему в издании книги. «Дело в том, — писал он, — что с 1881 г. я работаю постоянно (хотя и с перерывами) над приложением к астрономии, к определению времени религиозных книг, содержащих астрономические указания, и пришел к неожиданным результатам о позднем времени их происхождения. Этот делает переворот во всей древней истории и потому мне хочется заинтересовать этим вопросом и Вас с целью содействия к напечатанию этой книги в спешном порядке (она уже год назад принята Государственным издательством и мне выдан аванс, но к печатанию все не приступают) тогда я был бы свободен и для других общественных дел».

Дзержинский поручил своим подчиненным оказать всемерное содействие Морозову.

В Ленинградском отделе Госбанка работал на мелкой должности брат В. Р. Менжинского, финансист по специальности, хорошо знающий банковское дело. 20 июля 1925 г. Дзержинский просил Г. А. Русанова «навести справу о нем и дать ему соответствующую работу в тресте, банке или ВСНХ. Предпочтительно в Ленинграде, можно и в Москве».

25 октября 1925 г. Дзержинский получил письмо от X. Г. Раковского и Вронского из Себежа с просьбой «спасти жизнь известного поэта Есенина, несомненно, самого талантливого в нашем Союзе.

Он находится в очень развитой стадии туберкулеза (захвачены и оба легкие, температура по вечерам и пр.), найти, куда его послать на лечение, нетрудно. Ему уже было предоставлено место в Надеждинском санаториуме под Москвой, но несчастье в том, что он вследствие своего хулиганского характера и пьянства не поддается никакому врачебному воздействию». Авторы сочли, что единственным средством остается встреча и беседа с поэтом, чтобы заставить его лечиться, отправить в санаторий вместе с сотрудником ГПУ, «который не давал бы ему пьянствовать. Жаль парня, жаль его таланта, молодости. Он многое еще мог дать, но только благодаря своим необыкновенным дарованиям, и потому, что, будучи сам крестьянином, хорошо знает крестьянскую среду». Дзержинского в это время не было в Москве, и он писал своему секретарю: «т. Герсон. М. б., Вы могли бы заняться».

Особую заботу Дзержинский проявлял о семьях погибших воинов. Так, 6 апреля 1924 г. он дал указание одному из своих заместителей: «Убитому товарищу необходимо устроить похороны так, чтобы почти все сотрудники и войска приняли участие. Семью необходимо полностью обеспечить».

Очень многие документы председателя ВЧК-ОГПУ посвящены заботе о сохранении здоровья населения страны. Например, 1 сентября 1919 г. во время поездки в Тамирскую волость Наро-Фоминского уезда Дзержинский побывал в усадьбе Головково, которая ранее принадлежала Μ. Ф. Ильиной. Дом был принят «в заведывание» комиссией по охране памятников старины и искусства во главе с Н. Троцкой. Запрещались без разрешения комиссии всякие уплотнения и даже осмотр. В доме из 20 комнат, где проживала Ильина и двое детей, никаких памятников старины и искусства не было, но была мебель из карельской березы, галерея гравюр всех царствующих дома Романовых, картины в богатых рамах и фарфоровая посуда. Сам Ильин, бывший миллионер, в прошлом секретарь Наро-Фоминского совета, являлся заведующим на фабрике в Наро-Фоминске. Дзержинский, считая, что «очевидно, Ильин через кого-то ввел комиссию и т. Троцкую в заблуждение», предложил Л. Б. Каменеву признать незаконность принятого решения и использовать усадьбу, как «помещения для рабочих, для клуба, школы, санатория для пролетариев и т. п.».

В ВЧК-ОГПУ нередкими были следующие распоряжения его председателя: 20 мая 1923 г. — В. Л. Герсону: «Отпустите т. Сорокину необходимые средства для подкрепления здоровья т. Самсонова. Доложите об этом т. Уншлихту»; 24 июня 1925 г. Г. Г. Ягоде: «Я не возражаю против выдачи т. Кацнельсону 6 (шести) тысяч рб. для пособий больным сотрудникам из резерва секретных средств».

Особое внимание Дзержинского обращал на поддержание здоровья членов Коллегии ВЧК-ОГПУ. 6 июля 1925 г. он писал Ягоде: «На здоровье и лечение т. Менжинского надо обратить серьезное внимание. Прошу сорганизовать консилиум врачей по специальностям для того, чтобы наметить лечение: где, при каких условиях, сколько времени и т. д. О решении консилиума прошу мне сообщить».

25 августа 1925 г. Ф. Э. Дзержинский писал В. М. Молотову: «Врачи в Кисловодске находят, что т. Менжинский не может прервать лечения и должен его продолжить до сентября. У него сердце и склероз. Должен был лечиться в прошлом году, этого не сделал и в результате, несмотря на усиленное лечение сейчас, состояние скверное, хотя и излечимое. Между тем т. Ягода по определению консилиума переутомлен до крайности (с расширением и неврозом сердца) и нуждается в немедленном лечении и отдыхе. Все сроки его прошли, и дальнейшая проволочка принесет непоправимый вред его здоровью».

Через четыре дня Дзержинский обратился к Ягоде с просьбой уделить больше внимания своему здоровью и назначил Г. И. Бокия его помощником до окончания отпуска, с тем, чтобы он вошел в курс дела и смог мог заменить его до приезда Менжинского. Он отметил, что Менжинский, возможно, поправится настолько, что сможет проработать до будущего сезона в Кисловодске, «а это значит, что нельзя ему сейчас срываться и ехать. Не забывайте, что это относится не только к нему, но и к Вам, как и ко мне. У нас по ОГПУ впереди очень тяжелая работа и, возможно, очень тяжелые для нас времена. Никто из нас выбыть из строя не может по нашей конфигурации руководителей».

6 сентября 1925 г. во время нахождения в отпуске в Кисловодске Дзержинский направил шифротелеграмму на имя Ягоды, которую он просил передать В. М. Молотову, о разрешении отпуска Ягоде «не позже 15 сентября. Бокий справится в течение двух недоль до приезда Менжинского вполне. Главная работа сейчас на местах, а не в центре, поскольку бюджет утвержден, Вам очень легко безвозвратно испортить здоровье, а Вы нужны будете. Эту телеграмму покажите Молотову».

15 сентября Дзержинский выразил М. Г. Кушнеру свое неудовольствие из-за отсутствия полной информации о здоровье Ягоды: «Между тем надо Менжинскому до начала работы закрепить достигнутое, ибо иначе ГПУ останется на зиму и без Ягоды, и без Менжинского. Зачем Вы не пишите об установленном для Ягоды режиме и как он его выполняет. Я боюсь, что мы Ягоду таким образом выведем из строя на слишком продолжительный срок. Почему вы мне не пишите? Я поправляюсь: принял 12 ванн, но стала болеть правая нога в бедренном суставе. Прошу Вас не только написать мне о здоровье Ягоды, но и что Вами делается, чтобы максимально сберечь его. Будет ли хорошо в октябре посылать Ягоду в Кисловодск?».

В российской печати появились статьи по весьма деликатной теме: Дзержинский и женщины. Отметим, что Дзержинский не был равнодушен к прекрасному полу. Началось с юношеских увлечений в гимназии. Сестра Ядвига в своих воспоминаниях 24 декабря 1926 г. писала, что в 1893 г. Феликс хотел перейти из гимназии в Духовную семинарию, чтобы в будущем стать ксендзом, но преподаватель Закона Божьего ксендз Ясинский отговорил его от этой мысли, так как «Феликс был слишком весел и кокетлив, ухаживал за гимназистками. А те влюблялись в него по уши и, наконец, подвели его. Было так: когда преподаватель Древней истории учитель Правосудович после занятия в женской гимназии шел в мужскую, гимназистки вкладывали в его калоши любовные письма Феликсу и П[равосудович], не подозревая того, был удобным почтальоном туда и обратно. Однажды между двумя гимназистками вышла ссора, которой из них Феликс прислал письмо. Из ревности секрет был выдан учителю П[равосудовичу]. Почта прервалась. Дошло до преподавателя ксендза Ясинского, и тот отговорил Феликса поступать в семинарию».

Одна из сотрудниц ГАРФ опубликовала статью под названием «Палач королевства любви». И что же мы из неё узнали? Оказывается, Дзержинский «был красивым и, наверняка, имел успех» у слабого пола, но «любовная линия будущего «железного Феликса прослеживается весьма слабо. В Вильно Дзержинский клеил листовки на заборах вместе с прехорошенькой Марысей Деймкович. А еще была рядом Юлия Гольдман. Когда Дзержинский попал в тюрьму, Юлия не пропускала ни одного свидания. Она верила, что путем участия и сострадания можно завоевать сердце непреклонного революционера. Но надежда не оправдалась. Дзержинский веско заметил, что они не могут быть вместе и что любовь и революция несовместимы, и запретил Юлии приходить к нему в тюрьму». Неплохо бы знать работнику одного из центральных архивов, что Юлия была невестой Феликса и скончалась от чахотки у него на руках в Швейцарии 4 июня 1904 г.

Другая, по мнению архивного работника, несостоявшаяся пассия Дзержинского была во время его ссылки в Кайгородское. Это Маргарита Федоровна Николева. Но и в этом случае любовь не получила своего развития. Да, это так, но на то были веские причины.

Жительница г. Нолинска М. Ф. Николева курсистка-бестужевка, сосланная в Нолинск за участие в студенческих беспорядках, была первой любовью Дзержинского. 10 января 1899 г., будучи выслан далее на Север, в село Кайгородское, он писал: «…Кажется, что хотя мы так мало жили с тобой, однако бросить все, порвать ни Вы, ни я не в состоянии будем. Вы когда-то говорили, что боитесь с моей стороны только увлечения — нет, этого быть не может. В таком случае я бы с Вами порвал. Победа над собой могла бы тогда только в этом выразиться. Я действительно увлекся, но не только. Кроме этого, мне нравилось в Вас очень многое идейно. Я вас глубоко уважал, и хотя узнал Вас хорошенько, однако еще более стал уважать, что со мной никогда не случалось. Я обыкновенно при первом знакомстве с женщинами робел, при более же близком был грубым и терял всякое уважение. Теперь же случилось иначе. Ведь это нельзя отожествлять с увлечением».

В своем дневнике Дзержинский писал о том, что же его привлекло в этой женщине: «…Она стоит на высоком нравственном уровне, она одна только может правду сказать в глаза, она обладает в высшей степени гражданским мужеством. Как же такой человек не может не нравиться, особенно мне, жаждущему самому обладать этими качествами».

Через некоторое время после побега из ссылки Дзержинский снова оказался в тюрьме. Узнав адрес, Маргарита написала ему. 10 ноября 1901 г. он ответил ей из Седлецкой тюрьмы: «…Когда же попал в тюрьму, и более года был абсолютно оторван от внешнего мира, от друзей и знакомых, а потом сразу попал в довольно свободные условия заключения, связи мои с товарищами и внешним миром возобновились, и я получил свидание — тогда я стал жить и живу теперь и личной жизнью, которая никогда хотя не будет полна и удовлетворенная, но все-таки необходима. Мне кажется. Вы поймете меня, и нам, право, лучше вовсе не стоит переписываться, это только будет раздражать Вас и меня. Я теперь на днях тем более еду в Сибирь на 5 лет, и значит, нам не придется встретиться в жизни никогда. Я — бродяга, а с бродягой подружиться — беду нажить. И мне хотелось бы знать, что слышно с Вами, как живете, но я не имею права просить Вас писать ко мне, да и не хочу. Прошу Вас, не пишите вовсе ко мне, это было бы слишком неприятно и для Вас, и для меня, и я потому прошу об этом. Что, как Вы пишете, Ваши отношения ко мне нисколько не изменились, а нужно, чтобы они изменились, и только тогда мы могли бы быть друзьями. Теперь же это невозможно.

А затем будьте здоровы, махните рукой на старое и припомните те мои слова о том, что жить можно только настоящим, а прошлое — это дым. Еще раз будьте здоровы и прощайте».

«Феликс заявил мне, что он не может искать счастья, когда миллионы мучаются, борются, страдают. Вот так мы и выяснили наши отношения, — грустно писала Μ. Ф. Николева в своих воспоминаниях. — И он был искренен, он хочет целиком отдаться революции. Я буду помнить его всю жизнь». Николаева умерла в 1957 г., 84 лет от роду. После ее смерти была найдена шкатулка с письмами Дзержинского. Вот это люди! Он ей сказал честно, а она, несмотря на то, что он отказался от ее любви, поминала его всю жизнь добрым словом.

Автор статьи разобралась и в отношениях Феликса с Софьей Мушкат, которой «повезло больше всего. Она влюбилась в Дзержинского заочно: «Я слышала легенды о его революционной страстности, неиссякаемой энергии, о его мужестве и героических побегах из ссылки». Ну, прямо шекспировская Дездемона: она его за муки полюбила». Зачем же ерничать! «А он? Он, очевидно, тоже испытывал к ней любовное чувство, но оно было другое: общее революционное дело». (Это мало? Или очень плохо?).

За границей Дзержинский некоторое время был увлечен Сабиной Файштейн, которая в письмах в X павильон Варшавской цитадели называла его «дорогим моим Феликсом» и понимала его увлеченность революционной борьбой: «…Когда мы опять увидимся и увидимся ли еще в жизни? Ведь перед нами такой страшный, грязный и одновременно такой величественный исторический момент, что любовные страдания, боль, недомогание, болезнь, даже смерть…незначительны, лишь в мере человеческого переживания…».

«Что наши страдания, впереди надежды… Все эти мечты и перед нами гроза. Помни, ты мне нужен. Тоска ужасная, когда я думаю о тебе, о нас всех… Обо мне не беспокойся, милый мой. Ведь я не сама — есть родня. И что я беспокоюсь, здоров ли ты… Помнишь ли… Тебя целую, не забывай обо мне».

Несомненно, что совместная революционная работа способствовала зарождению серьезных отношений Феликса Дзержинского и Софьи Мушкат. После встреч в Варшаве, Кракове и Закопанье они стали мужем и женой, но вместе пробыли недолго. Зоею арестовали. В тюрьме она родила сына Яна-Ясика, которого Дзержинский обожал. «Он вообще пылал какой-то фантастической любовью к детям, потому что дети не несли в себе пороков взрослых и это так очаровывало идеалиста Дзержинского. Воссоединение семьи состоялось в 1919 г…». И опять для автора все нехорошо. Тот, кто так любит детей, идеалист. И то, что он бросит силы ВЧК — ГПУ на борьбу с беспризорностью детей, тоже исходит не от реалиста, а опять же от идеалиста.

Всем моим современникам, кто интересуется взглядами Ф. Э. Дзержинского не только по «женскому вопросу», хочется посоветовать взять книгу «Дневник заключенного. Письма», а специально для автора статьи перескажу очень любопытный документ из 76 фонда РГАСПИ. Это простая канцелярская книга, на которой писали рапорты дежурные по ВЧК-ГПУ. У председателя ВЧК было правило знакомиться с ними в начале рабочего дня и оставлять там свои резолюции, порой для принятия необходимых решений. Вот рапорт одного их «ретивых» сотрудников. Он писал, что, окончив работу, некоторые чекисты не выключили свет, не опечатали свои кабинеты, а в одной из комнат он обнаружил даже двух «занимающихся любовью». Рапорт на страницу. А резолюция Дзержинского на пяти с выговором дежурному. За что? Да за то, что он не имеет права писать об этом в каких-то рапортах, «нужен максимум деликатности», тем более не имеет права вмешиваться в отношения этих людей — «мы их знаем, как замечательных сотрудников, они любят друг друга. У них нет квартиры, у них нет возможности общаться…». А далее… гимн любви!

В ВЧК трудилось немало представительниц прекрасного пола. После революции подвергся серьезному испытанию институт семьи. Это было время проповедников свободной любви, теории «чистого стакана», губернских декретов «о национализации женщин» и др., но и в этих условиях Дзержинский постоянно утверждал святость отношений мужчины и женщины и вместе с тем настаивал на тщательной проверке любого факта неэтичного отношения к женщине. В конце июня 1920 г. он писал И. К. Ксенофонтову: «Что касается д-ра Грундганд, то Вы, право, слишком суровы к нему. Я не знаю обстановки, изначально не могу согласиться на расстрел. Я не могу себе представить, чтобы один мужчина мог изнасиловать без молчаливого пассивного содействия насилуемой. Это одно, другое — не могу представить себе, чтобы Грундганд мог сделать это хладнокровно. С расчетом на безнаказанность [за] это преступление, что сделал это в состоянии возбужденного порыва. И почему мы его должны судить? Если бы он, сотрудник ВЧК, изнасиловал арестованную, тогда это другое дело, но он это совершил не как сотрудник ВЧК… это обыкновенное преступление, не имеющее к ВЧК отношения. Доктор изнасиловал пациентку, — вот и все. По-моему, это дело даже не революционного трибунала, а народного суда.

10 июля 1922 г. Дзержинский направил протест в НКЮст по поводу решения особой сессии народного суда от 4 июля, вынесшей по делу содержательницы дома терпимости Комаровой и др. приговор «весьма мягкий, найдя в этой позорной профессии смягчающие вину обстоятельства». Он писал, что его интересует не юридическая сторона, а бытовая — политическая: «Разве в рабочем государстве суд может к таким преступлениям подходить с индивидуальной точки зрения? Это чисто буржуазный, мещанский подход, в корне противоречащий нашему сознанию, как рабочего государства. Каленым железом надо вытравлять это наследие капитализма — жить с эксплуатации чужого женского тела. Когда я прочел в газете приговор, я обратился к обвинителю с указанием на необходимость протестовать, но мне кажется, что НКЮст должен был бы публично в печати по этому вопросу высказаться, иначе нэп победит наш суд».

После 12 июля Д. И. Курский прислал Дзержинскому ответ по делу Комаровой. Согласившись с необходимостью решительной борьбы с проституцией, он поставил на вид Президиуму Московского нарсуда недостаточную подготовку судебного процесса и прямое нарушение циркуляров НКЮ, по которым председатель и заседатели особой сессии должен быть обязательно коммунистами, тогда как председателем был назначен врач-психиатор Сегалов, «беспартийный, мягкотелый интеллигент» — это бесцельно, недопустимо. К тому же обвинитель Луцкий отказался обвинять сотрудников милиции, допустивших попустительство содержательнице притона. Во второй половине июля Комарова была осуждена особой сессией народного суда.

21 апреля 1924 г. Дзержинский направил в ЦКК РКП(б) на имя Μ. Ф. Шкирятова письмо, в котором отрицательно отозвался об анонимной анкете, рассылаемой по почте во все государственные учреждения, в том числе и в ОГПУ, о половом воспитании рабочей молодежи: «Я слышал, что такие анкеты придуманы нашими умниками. Считаю их преступлением против молодежи и Соввласти и таких, кто придумал, по-моему, надо гнать. Вам следовало бы этим заняться».

Дзержинский нетерпимо относился к пьянству, считая, что носители этого порока не должны служить в ведомстве безопасности.

5 апреля 1918 г. руководители ВЧК обсудили доклад Дзержинского об учиненном накануне ночью двумя сотрудниками отряда А. Я. Полякова дебоше, когда один из них был задержан пьяным, другой арестован за стрельбу в извозчика и ранение его. Было решено расформировать отряд, поручив секретариату совместно с Черновым и Д. Г. Евсеевым «произвести строжайшую выборку из людей отряда; непригодных удалить, виновных и преступных предать суду, остальных причислить к общему отряду комиссии, причем состоявших в отряде Полякова не назначать в качестве разведчиков».

5 мая 1918 г. сотрудник отдела по борьбе со спекуляцией Пузыревский напился, стрелял в гостинице, а «затем болтал всевозможные глупости, свидетельствующие о том, что этот человек с нами ничего общего не имеет». 6 мая он снова напился «при исполнении обязанностей, захватил автомобиль председателя больничных касс, сказав ему, что он член нашей комиссии и т. д.». Поэтому 7 мая Дзержинский предложил заведующего отделом Пузыревского за компрометацию ВЧК «немедленно уволить, отобрав у него все удостоверения и уведомить меня».

В конце марта 1921 г. председатель ВЧК получил информацию от председателя революционного военного трибунала о пьянстве и дебоше начальника особого отдела 5-й армии Белова и его помощника Новикова в доме бывшего военкома Иркутской губЧК Иванова. 22 марта он направил телеграмму в Омск полномочному представителю ВЧК И. П Павлуновскому, предложив проверить «действительность вышеуказанного факта, случае подтверждения откомандируйте Белова и Новикова в распоряжение вечека».

12 февраля 1922 г., будучи в специальной командировке в Омске, Дзержинский отдал следующее предписание: «Прошу находящееся в нашем поезде у кого бы то ни было, в каком бы то ни было количестве и какого бы сорта вино или спиртной напиток уничтожить. поскольку нет предписания врача. Прошу вместе с тем сообщить всем, кому следует, что за нахождение вина в моем поезде буду карать самым беспощадным образом».

Получив копию рапорта инспектора НК РКИ Ермолаева и разрешение заместителя заведующего таможенным отделом Иванова на выдачу сотрудникам ГПУ спиртных напитков, 20 сентября 1922 г. Дзержинский писал Мессингу: «Приказываю прекратить эти безобразия, объявить мой строжайший выговор тем лицам из органов ГПУ, которые получали и требовали эти напитки из таможни, за их незаконные действия и за дискредитирование органов ГПУ. Вместо того, чтобы соблюдать закон, Вы сами его нарушали. Расписки всех, кому объявлен выговор, в том числе и Ваша (Вы не имели права из таможни требовать для оперативных действий) должны быть срочно пересланы мне. Все спиртные напитки таможни, как Госфонд, должны быть предохранены от разграбления. Принятие мер возлагается на Вас. Жду объяснений и доклада о принятых мерах».

Во многих публикациях нашего времени даже положительные качества Дзержинского авторы стараются выдавать как отрицательные: «Все товарищи по революционной борьбе заметили одержимость Дзержинского: он не пил, не посещал кабаки, он вообще органически не умел расслабляться и веселиться. Только дело и еще раз дело: освободить рабочих от пут эксплуатации и принести им освобождение и счастье». Да, конечно, он посвятил себя революционной идее преобразования общества в интересах трудового человека, а не идее обогащения за счет других и ограбления своего народа, прозябающего в нищете в «этой стране». Наших оппонентов удивляет поведение рабочих — работников Тульского ГПУ, которые возложили венок на могилу Дзержинского: «Венок был сделан из винтовок, револьверов и скрещенных шашек — ничего живого и естественного. Только орудия убийства». Но ведь можно сказать, что это оружие защиты. На дворе-то был июль 1926, а не 2013 год.

Говоря о личных качествах Дзержинского, часто делается упор на крайних мерах его борьбы с политическими противниками, как будто бы те были только агитаторами и пропагандистами, а не брались за оружие. Об этом разговор уже состоялся, нет необходимости повторяться.

Вопрос все же возникает: а не использовал ли Дзержинский свое служебное положение в корыстных целях? Ведь в первые годы советской власти многое делалось благодаря личным связям, знакомству, правильной партийной принадлежности. В годы нэпа пышным цветом расцвела коррупция. Найти документы, уличающие Дзержинского в «неблаговидных поступках», оказалось весьма сложным делом, но все же они есть. Например, 26 февраля 1925 г. он просил В. Л. Герсона достать в квартиру шкаф-библиотеку: «Достаньте или у нас (ГПУ), или в ВСНХ. Платить мне не удастся, потому за казенный счет. Это же безобразие: в свою квартиру мебель за казенный счет! Но дело-то в том, что это была. не просто квартира, а рабочий кабинет председателя ОГПУ.

Или поручение от 12 октября 1925 г. произвести ремонт в его квартире: «Осмотреть и наладить все форточки, чтобы закрывались и не дуло; обить двери, выходящие на коридор, чтобы не было щелей и не дуло и не были слышны разговоры на коридоре и обратно; сделать колпаки на отдушины, чтобы в комнаты из них не шла пыль, копоть; почистить проходы отопления; осмотреть вновь сделанную печь, уже треснувшую, в маленькой комнате; сменить грязные и совсем рвущиеся занавески на окнах, один письменный стол и четыре венских стула, малый круглый стол для телефона, столик для радио на четырех ногах. От нас забрать стол для картежников; осмотреть все двери, чтобы их можно было плотно закрывать и открывать».

Что же это была за квартира у председателя могущественного ОГПУ на седьмом году революции: неисправные форточки, дверь не закрывалась и в нее дуло из коридора, в комнату шли копоть и пыль, в треснувшей печи засорены проходы отопления, грязные и рвущиеся занавески, а мебель… И где же были хозяйственники ОГПУ? И опять «злоупотребления» — заменить мебель за казенный счет.

10 ноября 1920 г. Коллегия ВЧК в составе Ксенофонтова, Менжинского, Манцева, Евдокимова, Зимина, Мессинга, Ягоды и Самсонова обсудила мероприятия в связи с 25-летним юбилеем революционной деятельности Дзержинского и решила: «1. Просить ЦК назвать какую-либо партийную школу или факультет одного из народных университетов именем т. Дзержинского.

2. Внести в Исполнительный комитет МСРД предложение о переименовании Б. Лубянки в ул. Дзержинского, а Лубянской площади в Площадь Дзержинского.

3. Просить тов. Мархлевского собрать материал и издать книгу, посвященную 25-летней революционной деятельности юбиляра».

В основном пожелания членов Коллегии ВЧК были реализованы уже после кончины Дзержинского, и это в то время, когда именами здравствовавших вождей назывались города Советской республики.

Врагов у председателя ВЧК-ОГПУ было немало не только за рубежом, но и в Советской России. Речь тут идет не только о политических противниках, но и о всякого рода недоброжелателях. Дело доходило до клеветы. Так, 18 мая 1918 г. в № 62 газеты «Анархия» появилась статья «Будем готовы», автор которой некто «Андрей» писал о председателе ВЧК: «Он каторжник, отбывал каторгу в Александровском централе. Но… можно быть на каторге и пользоваться большими, недопустимыми для искреннего революционера привилегиями; это было и с Дзержинским. Он находился на особом счету у администрации. Фактически он содержался на положении «скрывающегося» и обретался больше всего в одиночке. («Скрывающиеся» на тюремном языке — это доносчики и провокаторы, нетерпимы в общих камерах. — Ф. Д.). Он при проверке заключенных ходил сбоку начальства и записывал просьбы и заявления арестантов и позволял иногда подавать свои реплики отрицательного свойства…».

В ноябре 1921 г. некий Либенфельд во время суда по одному из уголовных дел утверждал, что Дзержинский способствовал закрытию дела. 13 ноября Феликс Эдмундович писал Герсону: «При сем письмо. Прочтите. Письмо конфедециальное. Фамилии Фортунатовой и Ольминского должны остаться в стороне.

Ваша задача узнать, что это за публика, в частности Либенфельд, составить мне письмо к судье с просьбой прислать мне выписку из места протокола, касающиегося меня, для привлечения Либенфельда к ответственности за клевету, дайте мне для подписи».

С 1922 г. по мере бюрократизации госаппарата и ослабления общественного контроля за работой чиновников ведомства безопасности с каждым годом постепенно менялся микроклимат в чекистских коллективах, но особенно негативно на него повлияла начавшаяся борьба с оппозицией, политические процессы, поиск все новых противников власти. Обстановка недоверия проникла и в центральный аппарат ОГПУ. Даже на Дзержинского по заданию прокурора В. А. Радус-Зеньковича следователь по особо важным делам Левенгтон собирал компрометирующие материалы.

30 мая 1922 г. в обстоятельном письме Н. В. Крыленко (копия была также направлена В. В. Куйбышеву) по делу М. И. Гольдмана Дзержинский высказал недоумение передачей дела новому следователю, Эльмановичу, потому что, во-первых, «это не дело Гольдмана, а «дело» Дзержинского, Борисова и Фомина, т. е. члена ЦК, двух членов ВЦИК и одного члена коллегии»; во-вторых, и Курский, и Крыленко согласились с предложением комиссии Цюрупы о методах и порядке направления подобных дел через тройки в составе главы ведомства, прокурора и РКИ-ЦКК. «В данном случае, — отметил Дзержинский, — когда дело идет о членах правительства, другое направление я считаю абсолютно недопустимым. Эльмановича не знаю и протестую против передачи ему дела до разрешения спора между мной и прокуратурой. Я полагаю, что дело при том направлении, которое оно получило, заслуживает того, чтобы не неизвестный никому Эльманович его решал. Я думаю, что тройка из Вас, Куйбышева и меня должна предварительно собраться и обсудить.

Вы скажете, может быть, что дело вовсе не направлено против меня, Борисова и Фомина, а против Зимина, Сидоренко и других. Во-первых, обвинение Зимина во взятке такая же подлость и гадость, как если бы обвинение было направлено против Вас или меня или другого преданного делу революции честного коммуниста. А, во-вторых, не обвинили нас, а обвинили других — юридический нонсенс, абсурд. Я, Борисов, Фомин не дети и знаем, что подписывать. Мандат Гольдману был мною подписан. Определение 4 коп. зол. с пуда подписано Фоминым. Ведомость лиц на получение премии и размер ее подписан Борисовым. Эти три момента определяют и решают все дело. Этого Вы ничего отрицать не сможете. И прокурор, и следователь, начиная дело не от нас, конспирируя от меня, как главы ведомства, мог иметь одну цель — виновных допросить последними — компрометируя их в глазах подчиненных. Другие могли бы привлекаться только в том случае, если бы мы дали трусливое подлое объяснение, что нам «подсунули» для подписи. Но ведь нас не спросили, и Радус-Зенковичу должно бы быть известно, что мы все трое уже годы на транспорте и вполне ответственные руководители его.

И это дело направлено Радус-Зенковичем против нас, это ясно и из того, что позволил себе Левенгтон. Все направление дела — толком высказать его мысль. Это сделал, конечно, человек поглупее, ибо умный молчит. Это ясно и из того, что дело, порученное НКПС инспектором Щавинским, было от него отобрано на основе 176 ст. без уведомления меня об этом и не путем официального затребования дела из НКПС. Что это дело получило такое направление, ясно и из слов агента РКИ Романовского Свидерскому о «секретности» и «пикантности» дела, а также из слов Радуса Свидерскому, что передачей дела мне Свидерский все дело испортил, т. е. прокурор Радус-Зенкович дело хотел законспирировать от меня».

Сбор компромата, сплетни, склоки, подсиживания, — все это было проявлением подковерной борьбы в высшем эшелоне власти. Отметим, что к таким приемам Дзержинский не прибегал, считая это унижением для себя. Как прямой, честный человек и в жизни, и в политике, он старался решать все недоразумения товарищеским выяснением отношений, и все же в конце жизни его особенно угнетали отношения с некоторыми членами Советского правительства и ЦК ВКП(б).

Особо стоит вопрос об отношениях Дзержинского с Сталиным. Автор глубоко убежден в том, что высшее руководство органов ВЧК-ОГПУ в полной мере соответствовало стоявшим перед ними задачам. Но после отказа Сталина и других членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК РКП(б), в том числе и Дзержинского, от выполнения политического завещания Ленина, в условиях свертывания новой экономической политики, нарождавшегося культа личности и формирования тоталитарной системы судьба председателя и его сторонников не могла быть другой, кроме как трагической. Такие люди не были нужны ни новой бюрократии, ни самому Генеральному секретарю и были расстреляны в 1937–1938 гг. — более 4 тысяч оперативных работников, как правило, старавшихся остановить маховик насилия.

Феликс Эдмундович скончался 20 июля 1926 г., но если бы это не произошло, ему была бы уготовлена судьба М. В. Фрунзе или С. М. Кирова. Нельзя не согласиться с Н. В. Валентиновым (Вольским), который работал в 1921–1928 гг. в ВСНХ. Он писал: «Дзержинский — шеф ВЧК-ГПУ, неоспоримо «правый», даже самый правый. Коммунист. Проживи он еще десяток лет, и подобно Бухарину и Рыкову… кончил бы жизнь с пулей в затылке в подвалах Лубянки».

Да что Дзержинский? До нас дошли и слова, сказанные Крупской: «Если б Володя был жив, он сидел бы сейчас в тюрьме».

Дзержинский во многом не соглашался с политикой Сталина, находясь как бы неофициально в оппозиции. В 1924 г. он начал говорить об этом. 9 июля он писал Сталину и другим членам Политбюро ЦК компартии: «Один я остаюсь голосом вопиющего, мне самому приходится и возбуждать вопрос и защищать правильность точки зрения и даже пускаться в несвойственное мне дело — писать статьи и вести печатную полемику. Но голос мой слаб — никто ему не внемлет». Как человек, возглавлявший в начале 1920-х гг. годов наркомат путей сообщения, а с февраля 1924 г. — ВСНХ СССР, он хорошо знал положение дел в партии и государстве. При нем штаб советской индустрии стал ревностным поборником такого развертывания нэпа, которое обеспечивало смычку города и деревни, бескризисное возрастание роли промышленности в жизни страны. Невозможно представить, сколько энергии затратил Дзержинский…

Сталина беспокоила позиция председателя ВСНХ и ОГПУ, все же авторитет его в высшем партийном руководстве был достаточно высок. 25 июля 1925 г. он пишет Дзержинскому:

«Узнал я от Молотова о Вашем заявлении об отставке. Очень прошу Вас не делать этого, нет оснований к этому: 1. Дела у Вас идут хорошо. 2. Поддержка ЦК имеется… 3. СТО перестроим так, чтобы отдельные наркоматы не могли блокироваться в ущерб государственным интересам. 4. Госплан и его секции поставим на место.

Потерпите еще месяц-два — улучшим дело, е-ей.

Крепко жму руку.

Ваш Сталин.

Р. S. Как здоровье?»

Позднее, 6 декабря 1925 г., Дзержинский укажет на причины неэффективной работы госаппарата в записке на имя Сталина, подготовленный, но не отправленной: «…при колоссальнейших трудностях, связанных с все осложняющейся обстановкой, весь наш государственный аппарат строится по принципу все большего и большего усиления функциональных ведомств и все большего ослабления производственных и оперативных, связывая их всякую инициативу, делая их все более несоответственными и бессильными. Без согласования они ничто…». Он писал В. В. Куйбышеву: «Я таки, ей-ей, не могу быть в ВСНХ. Я умоляю Вас всех снять меня и поставить своего человека, т. е. такого, которому не пришлось бы испытывать столько сопротивления по всякому вопросу».

Сложные вопросы, решаемые на постах председателей ВСНХ и ОГПУ, перипетии борьбы с оппозицией и ухудшавшихся отношений со Сталиным он пропускал через свое больное сердце. Обращаясь к А. И. Рыкову 2 июня 1926 г., Дзержинский прямо заявил: «Политики этого правительства я не разделяю. Я ее не понимаю и не вижу в ней никакого смысла», а в последней своей записке жене С. С. Дзержинской 3 июля 1926 г. признался: «Мне уже стало так тяжело постоянно быть жестоким „хозяином". И он снова 3 июля 1925 г. пишет Куйбышеву: «Я всем нутром протестую против того, что есть. Я со всеми воюю. Бесполезно. Но я сознаю, что только партия, ее единство могут решить задачу, ибо сознаю, что мои выступления могут укрепить тех, кто наверняка поведут партию и страну к гибели, т. е. Троцкого, Зиновьева, Пятакова, Шляпникова. Как же мне, однако, быть? У меня полная уверенность, что мы со всеми врагами справимся, если найдем и возьмем правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством, если возьмем потерянный темп, ныне отстающий от требований жизни.

Если не найдем этой линии и темпа, оппозиция наша будет расти и страна тогда найдет своего диктатора-похоронщика революции — какие бы красные перья ни были на его костюме. Все почти диктаторы ныне — бывшие красные — Муссолини, Пилсудский.

От этих противоречий устал и я.

Я только раз подавал в отставку. Вы должны скорее решить. Я не могу быть предателем ВСНХ при таких моих мыслях и муках. Ведь они излучаются и заражают! Разве ты этого не видишь?».

Мысль о «похоронщике революции» для 1926 г. не случайна. Можно предположить, кого имел в виду опытнейший чекист, преотлично знавший расстановку сил в верхних эшелонах власти. Троцкий, Зиновьев, Каменев уже сходили с политической арены. Руководящую роль играл, как позднее стали говорить, двуумвират — И. В. Сталин и Н. И. Бухарин. Дзержинский знал каждого и не мог не видеть явное различие их «весовых» категорий .

Всё это — письма и записка — свидетельствуют не только о серьезных разногласиях председателя ОГПУ с руководителями правительства и большевистской партии, но и о личном кризисе в отношениях с многими членами ЦК ВКП(б), разочаровании из-за невозможности перестроить систему управления государством и обществом, крушении многих надежд.

Все это сказывалось на настроении Дзержинского, ухудшало здоровье. Все окружающие хорошо знали о его болезни. Есть необходимость остановиться на этом подробнее, тем более что в средствах массовой информации появились различные версии ухода из жизни председателя ОГПУ.

Еще в 1901 г. Дзержинский писал в дневнике, что плохо чувствовал себя: «Температурил, слабость разливалась по всему телу. Ночью просыпался от удушья, в липком поту…туберкулез».

Последствия тюрьмы и каторги сказывались на его здоровье и в последующие годы. После освобождения из Бутырской тюрьмы уже в мае 1917 г. оно резко ухудшилось, особенно давал себя знать туберкулез легких, поэтому МК РСДРП(б) решил направить его на лечение кумысом в Оренбургскую губернию. В Москву он возвратился в начале июля. 17 августа 1918 г. Я. М. Свердлов распорядился «выдать тысячу рублей т. Дзержинскому, члену ЦИК, в качестве единовременного пособия».

По лечению Дзержинского ЦК компартии принимал специальные постановления, но он не очень-то их выполнял. 26 июня 1920 г. Дзержинский из Харькова направил письмо на имя Ленина: «Спешу ответить, что я не подчинился только букве предписания ЦК. Я не на даче, но я усиленно лечусь водолечением. Врачи нашли только нервное переутомление, а все остальное в полном порядке, в том числе и легкие. Я лечусь усердно, желая еще поработать».

На следующий день секретарь председателя ВЧК В. Л. Герсон просил В. Н. Манцева прислать деньги на лечение Дзержинского, отметив, что из личных сумм у него осталось лишь около восьми тысяч рублей. «Я стараюсь, — писал он, — Феликса Эдмундовича хорошо кормить и уговорить его лечиться, — он ежедневно теперь утром идет к врачу и принимает лечение электризацией, а потом едет в водолечебницу. Врачи установили, что сердце и легкие у него здоровые и лишь у него сильное переутомление от нервов и поэтому водолечение будет очень хорошо. Я пока не останавливался ни перед какими расходами для него в смысле продовольствия и прочее — как прикажете мне в дальнейшем — ведь я должен буду в деньгах отчет делать Вам?».

1 марта 1921 г. Ягода писал: «Тов. Дорогой Феликс Эдмундович! Мне пришла идея — хочу предложить Вам — давайте хотя бы на неделю поедемте куда-нибудь отдохнуть. Правда, тяжело и Вам, и мне. Без Вас никуда не поеду». И что же получил в ответ: «Ну, ну, идея блестящая! Первым должны выполнить Вы, а за Вами и я… К исполнению».

12 июля 1921 г. Политбюро ЦК РКП(б) постановило: «Предложить т. Дзержинскому правильно лечиться, т. е. работать не более чем до 9 часов веч. каждый день и два полных дня в неделю обязательно проводить в деревне. Затребовать от д-ра Готье письменного отзыва о здоровье тт. Дзержинского и Менжинского».

13 ноября 1921 г., почувствовав переутомление, Дзержинский писал Г. И. Благонравову: «Я не в состоянии за отсутствием времени наблюдать за Трансбюро. Не нашли ли бы Вы возможность взять на себя руководство и титул председателя этого бюро — иначе придется распустить. Я лично должен буду ограничить свою работу вообще до основных вопросов, иначе зашьюсь окончательно».

Во время экспедиции в Западную Сибирь, отвечая на запрос Ленина, 7 февраля 1922 г. Беленький писал Герсону из Омска: «Здоровье Дзержинского не хуже, чем в Москве. Работы не меньше. Нервничает. Большей частью ругает, так как округ и вообще дела из рук вон плохи. Присутствие Дзержинского здесь необходимо, иначе может наступить полный крах.

В докторском обследовании нет нужды, не понимаю, как это ты, Герсон, требуешь освидетельствовать так, чтоб он не знал. Научи-ка меня. Отьезд Дзержинского из Сибири был бы для него ударом».

Перед возвращением в Москву в 1922 г. доктор в Сухуми прямо сказал Дзержинскому: «Вас хватит не более чем на два-три года, если не будете лечиться и не соблюдать режим».

В июне 1924 г. после решения тройки по охране здоровья партийной гвардии, которая обсудила вопрос «Об освобождении т. Дзержинского от занятий по субботам и воскресениям», ему было направлено предписание, которым было предложено «впредь до отпуска освободиться от всех занятий по субботам и воскресениям и эти 2 дня недели никакой работой не заниматься».

Но резкого улучшения здоровья не было. 29 марта 1925 г. Дзержинский писал Кушнеру: «Я все кашляю, особенно по ночам, мокрота густая, желтая. Просьба дать мне лекарство для дезинфекции легких и для отхода мокроты. Осматривать меня не нужно. Не могу смотреть на врачей и на осмотр не соглашусь. (Курсив мой. — Авт). Прошу и не возбуждать этого вопроса».

В 1925 г. Дзержинский получал различные рекомендации врачей, в том числе и по «пищевому режиму»: «Можно: чай (не крепкий и не горячий), кофе (не крепкий и не горячий с молоком или со сливками), хлеб (лучше черный, если белый, то не очень свежий, лучше вчерашний, следует избегать сдобного хлеба, пирогов, кулебяк), суп (лучше вегетарианский, мясные супы не чаще 2-х раз в неделю, суп д. б. не очень горячий), мясо — вареное, раз в день (лучше курица, рыба, цыпленок, телятина); зелень — всякая, фрукты — всякие, вино немного, лучше столовое (красное, белое), если можно, лучше совсем не пить. Но избегать: копченых закусок, мясных супов, жирных сортов мяса, сдобного теста, блинов, пирожных и крепленых вин (ликер, шампанское, коньяк)».

Улучшение наступало лишь во время отпусков. В августе 1925 г. из Кисловодска Дзержинский писал: «Я поправляюсь. Принял 12 ванн, но стала болеть правая нога в бедренном суставе. 24 апреля 1926 г. из Мухалатки сообщил: «Здесь погода чудесная. Только понедельник был дождливый. Я успел уже так обжечь нос, что не могу показываться вовсе на солнце. Весь горит, вспух и выскочил волдырь. На солнце 25 и больше градусов. Утром в тени ок. 15». Но после возвращения в Москву 16 июня 1926 г. записал в дневнике: «После обеда разболелась голова, взял порошок, поясница — небольшая боль», 17 июня 1926 г. «боль в правом ухе — уколы».

В середине 1926 г. врачи дали следующий прогноз Дзержинскому: «Если пациент сам себя не будет беречь и его не будут беречь, то припадки [сердечные] вновь возобновятся.

Умерить страстность в работе, много спать, отдыхать не менее 8 часов, после обеда отдыхать 1 час, не засыпая, 2 раза в год отпуск не менее 4 недель, каждый с пребыванием на Кавказе, который оказал уже благодетельное влияние».

Но и этот прогноз не умерил страстности Дзержинского, во время выступления на Июльском пленуме ЦК ВКП(б) при полемике с оппозицией с ним случился очередной сердечный приступ. Прав Ст. Иванович, который усматривает главную причину смерти Феликса Эдмундовича в перенапряжении работой: «Дзержинский был гениальным чекистом… его сердце не выдержало».

Обратимся к протоколу вскрытия тела Дзержинского от 21 июля 1926 г., подписанного профессором А. И. Абрикосовым, производившим вскрытие и присутствовавшими при этом профессорами В. Щуровским, Д. Российским и М. Дитрихом, а также В. Розановым, А. Канелем, А. Зеленским и Обросовым:

«21 июля 1926 г. с 0.30 до 1.30 протокол вскрытия тела Ф. Э. Дзержинского, скончавшегося 20 июля в 16.40.

Анатомический диагноз: резкий общий артериосклероз с преимущественным поражением веночной артерии сердца. Артериосклероз аорты. Гипертрофия левого желудочка сердца. Острое застойное полнокровие внутренних органов.

Заключение: Основой болезни т. Дзержинского является общий артериосклероз, особенно резко выраженный в венечной артерии сердца.

Смерть последовала от паралича сердца, развившегося вследствие спазматического закрытия просвета резко измененных и суженных венечных артерий».

20 июля ЦК и ЦКК выступили с обращением к населению Советского Союза в связи со смертью Дзержинского. В нем Дзержинский был назван грозой буржуазии, верным рыцарем пролетариата, благороднейшим борцом коммунистической революции, неутомимым строителем промышленности, вечным тружеником и бесстрашным солдатом великих боев. «Наша партия в лице товарища Дзержинского теряет одного из самых выдающихся и самых героических своих вождей. В застенках царской России, в сибирской ссылке, в нескончаемо долгие годы каторжной тюрьмы, в кандалах и на свободе, в подполье и на государственном посту, в ЧК и на строительной работе — всегда, везде, всюду Феликс Дзержинский был на передовой линии огня… Дзержинский вскоре стал на самый тяжелый и мучительно трудный пост. Под его руководством ЧК отражала натиски врагов. В самые тяжелые времена… проявлял нечеловеческую энергию, дни и ночи, ночи и дни без сна, без еды, без малейшего отдыха работал на своем сторожевом посту. Ненавидимый врагами рабочих, он пользовался громадным уважением даже среди них. Его рыцарская фигура, его личная отвага, его глубочайшая принципиальность, его прямота, его исключительное благородство создали ему громадный авторитет. Его заслуги громадны. Переоценить их нельзя…

Но вот кончилось время гражданских боев. И Дзержинский посылается на новую передовую позицию. Он собирается в поход против разрухи, с нечеловеческой энергией борется за наш транспорт, а потом за нашу промышленность. «Мирная полоса», которая для других стала временем отдыха, для Дзержинского этого отдыха не дала. И теперь он работал и днем и ночью. И теперь он не знал «праздников». И теперь он все силы своей личности, своего огромного темперамента, своего ума и своей воли отдавал делу, за которое сражался всю жизнь».

29 июля 1926 г. ОГПУ призвало чекистов теснее сомкнуть свои ряды. — «Единой, непоколебимой чекистской стеной мы отразим все натиски контрреволюции…».

Через десять лет, 19 июля 1936 г. состоялось постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О 10-летии со дня смерти Феликса Эдмундовича Дзержинского»:

«1. 20 июля в «Правде», «Известиях», «За индустриализацию», «Комсомольской правде» и других газетах широко осветить жизнь и деятельность Феликса Дзержинского — одного из ближайших соратников Ленина, непоколебимого борца за единство ленинских рядов, организатора ВЧК-ОГПУ и первых крупных побед партии в промышленности и на транспорте.

2. Установить на площади им. Дзержинского в гор. Москве памятник Феликсу Дзержинскому.

3. Присвоить имя Феликса Дзержинского:

а) Тагильскому вагоностроительному заводу,

б) Краснопресненской Трехгорной мануфактуре,

в) Курской железной дороге,

г) Люберецкой трудовой коммуне НКВД.

4. Поручить МГК ВКП(б) и НКВД 20 июля с. г. организовать в клубе НКВД общегородское собрание партактива и работников НКВД, посвященное памяти Феликса Дзержинского».

И сегодня имя Дзержинского носят сотни предприятий, улиц и даже городов. Ему поставлены памятники. Был еще один в центре столицы. Но его уже нет. Его снесли с Лубянской площади и переместили на задворки напротив Парка культуры и отдыха им. Горького.

Споры в нашем обществе по поводу памятника «железному Феликсу» еще не закончились. Есть диаметрально противоположные точки зрения.

Этот памятник работы скульптора Е. В. Вучетича был установлен по решению правительства в 1958 г. Полупьяная толпа в 1991 г. совершила незаконные действия на площади Дзержинского и сняла памятник с пьедестала при попустительстве мэрии, возглавляемой тогда Г. Поповым. Позже в свое оправдание он написал статью в «Московский комсомолец», высказав и разумные мысли, в том и числе и о причинах популярности в народе Дзержинского. Есть необходимость процитировать Попова обстоятельнее: «За десятилетия после Дзержинского страна увидела, какого масштаба палачей способны выдвинуть партия и госбезопасность: Ягода, Ежов. Берия. На их фоне Дзержинский стал выглядеть и более умеренным, и более честным. Конечно, он расправлялся с помещиками, с капиталистами, с православным и иным духовенством. Но до масс простого народа он в основном не дошел. Скажем, над крестьянами Тамбовщины глумились части Красной Армии, в Средней Азии целиком вырезала целые кишлаки Красная Армия, а не ЧК. Поэтому первым фактором, сказавшимся на итогах опроса по Дзержинскому — его образ на фоне его преемников.

Второй фактор — тоже фоновый. За 10 лет российских реформ наш народ видел много расхитителей, прихватизаторов, беззастенчивых и беспредельных стяжателей, коррупционеров, бессовестных деятелей, оплевывавших свои же собственным заявления и обещания. На фоне таких деятелей прошедшего десятилетия деятели советского прошлого даже при всех их преступлениях теряют ореол исключительности и выступают в новом свете.

Еще один фактор — обида.

Поэтому готовность возвратить Дзержинского — это оценка и взявшимся за реформы номенклатурщикам из КПСС, и разного рода «младореформаторам», и вообще деятелям из правых и олигархов»….

Автор же подписывается под оценкой событий начала 1990-х гг. Виктора Смирнова: «Дело, в конце концов, не в монументах, в правде. Правда важнее бронзы и камня… Бестолковая ругань в адрес Дзержинского, одного из основателей социалистической мощнейшей державы страшнее пустого постамента, потому что подрастающие люди, которых уверяют, что их история — лишь дерьмо и кровь, и творили ее какие-то монстры-марсиане, никогда не смогут создать чего-либо прочного. Цинизм и презрение к предкам подобны гнилой арматуре внутри балки… Это наша история. Наша боль. Не осуждаю, но и не выражаю знаков любви и благодарности. Знаю твердо лишь одно: в тот памятный вечер 1991 года при свете прожекторов пигмеи свергли колосса. Но они не понимали и не понимают, что с пьедестала истории свергнуть нельзя. Слишком значительна личность, слишком малы пигмеи».

 

Список сокращений

авиоатака — авиационная атака

Авиотрест — Авиационный трест

агиткампания — агитационная кампания

Админоргупр, Адм. — орг. управление — Административно-организационное управление ВЧК-ОГПУ

адм. — адиминистративный

адмотдел — административный отдел

адмссылка — административная ссылка

Азербайджанчека, АзЧК- Азербайджанская чрезвычайная комиссия

АОУ — Административноорганизационное управление

АРА — Американская организация помощи

АРКОС — Англо-советское торговое акционерное общество

армчрезком - армейская чрезвычайная комиссия

АССР — Автономная Советская Социалистическая республика

артимущество — артиллерийское имущество

артсклад — артиллерийский склад

АУФСБОО — Архив управления ФСБ по Омской области

АУФСБП и ЛО — Архив управления ФСБ Санкт-Петербурга и Ленинградской области

АУФСБСарО — Архив управления ФСБ по Саратовской области

АУФСБРО — Архив управления ФСБ по Ростовской области

АХО — административнохозяйственный отдел

АХУ — административнохозяйственное управление

б. — большой(в топонимических названиях)

б., быв., бывш. — бывший, — ая, — ое

Балтфлот — Балтийский флот

бандналеты — бандитские налеты

бат. — батальон

ББ — борьба с бандитизмом

б\г- щина — белогвардейщина

боротьбисты — члены украинской мелкобуржуазной националистической партии.

б. б-п — беспартийный

БС — Бригада содействия

Бунд — Всеобщий еврейский социал-

демократический союз.

Бут., Бутырка — Бутырская тюрьма

БЧК — Белорусская чрезвычайная комиссия

быв. — бывший

ВВ — внутренние войскаа

ВВС — Военно-воздушные силы

Верхсуд — Верховный суд

Верхтриб — Верховный трибунал

вечекист — сотрудник ВЧК

вещдовольствие — вещевое довольствие

ВКП (б) — Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков)

ВЛКСМ — Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи

ВМН — высшая мера наказания

ВМС — Высший монархический совет

Внешторг, НКВТ — Народный комиссариат внешней торговли

ВНО — Военно-научное общество

ВНУС — внутренняя служба Республики, войска внутренней службы

ВО — военный округ

ВОДТЧК — водная транспортная чрезвычайная комиссия

Военвед — военное ведомство (Народный комиссариат по военным и морским делам)

военкомиссариат — военный комиссариат

ВОКТО ГПУ — водный окружной транспортный отел ГПУ

вол. — волость, волостной

волисполком — волостной исполнительный комитет

ВОХР — войска внутренней службы Республики

ВПШ — Высшая пограничная школа

ВПС — журнал «Вестник путей сообщения»

врид — временно исполняющий обязанности

ВРК — Военно-революционный комитет

Всерос главвоенштаб- Всероссийский Главный военный штаб

Всеросглавштаб — Всероссийский Главный штаб

ВСНХ- Высовнархоз- Высший совет народного хозяйства СССР

ВТР — Верховный трибунал республики (Верховный революционный трибунал при ВЦИК)

ВТС — Всероссийский текстильный синдикат

вуз — высшее учебное заведение, военно-учебное заведение

ВУЦИК — Всеукраинский центральный исполнительный комитет

ВЧК, Всечрезком — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности

Высовнархоз — Высший Совет народного хозяйства

г. — год, город, губерния,

ΓΑΜΟ — Государственный архив Московской области

ГАСПб — Государственный архив Санкт-Петербурга

ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации

ГАСвО — Государственный архив Свердловской области

ГАСПИНО — Государственный архив социально-политической истории Новосибирской области

ГАСПИОО — Государственный архив социально-политической истории Омской области

ГАСПИСПб — Государственный архив социально-политической истории Санкт-Петербурга

ГБ — государственная безопасность

ГБ — Государственный Банк

Генштаб — Генеральный штаб

ГИК, губисполком, губернский исполнительный комитет

гл., глав. — главный, — ая, — ое

Главзнак — Главное управление производством государственных знаков, монет и орденов

ГКП и Т — Государственный комитет промышленности и транспорта

главком — главнокомандующий Вооруженные силами Республики

Главкомтруд — Главный комитет по всеобщей трудовой повинности

Главконцесском — Главный концессионный комитет ВСНХ

Главкустком — Главное управление кустарной промышленности

Главлеском — Главный лесной комитет

Главлит — Главное управление по делам литературы и издательств (позднее Главное управление по охране государственных тайн в печати).

Главмилиция — Главное управление милиции

Главнаука — Главное управление науки

Главполитком — Главный политический комитет

Главполитпросвет — Главный политико-просветительный комитет Наркомпроса РСФСР

Главрезина — Главный комитет по делам резиновой промышленности (ВСНХ)

Главрыба — Главный комитет по рыболовству (ВСНХ)

Главтоп — Главный топливный комитет (ВСНХ)

Главэвак — Главная эвакуационная комиссия Совета Обороны

Главэлектро - Главное управление электротехнической промышленности

ГО ГПУ — губернский отдел Государственного политического управления (при НКВД РСФСР)

Гознак — Главное управление производством государственных знаков, монет и орденов

Госиздат — Государственное издательство

госинформация — государственная информация

Госконтроль, Госконт — государственный контроль

Госплан — Государственная плановая комиссия

Госполитуправление — Государственное политическое управление

Госснаб, госснабжение — государственное снабжение

Госфонд — государственный фонд

Гохран — Государственное хранилище ценностей РСФСР

ГПО — государственный политический отдел ГПУ-ОГПУ

ГПУ — Государственное политическое управление НКВД РСФСР

гр., гр-н, гр-нка — гражданин, гражданка

Грознефть — Грозненское нефтяное управление

Грузчека — Грузинская чрезвычайная комиссия

ГСНХ — губернский совет народного хозяйства

губ. — губерния

губвоенком — губернский военный комиссариат

губисполком — губернский исполнительный комитет Совета

губКК — губернская контрольная комиссии РКП (б), ВКП (б)

губком — губернский комитет РКП (б), ВКП(б)

губкоммунхоз — губернский комитет коммунального хозяйства

губкомпарт — губернский комитет РКП(б)

губотдел — губернский отдел исполкома

губПО — губернский политический отдел

губревтрибунал — губернский революционный трибунал

губтрудком — губернский отдел трудового комитета исполкома

губЧК, губчека, губчрезком — губернская чрезвычайная комиссия

губюст — губернский отдел юстиции

ГУВП — Главное управление военной промышленности

ГУПВОХР — Главное управление военизированной охраны

ГУТ — Главное управление топливом

губэкосо — губернское экономическое совещание

губюст — губернский отдел юстиции исполкома

ГЭУ — Главное экономическое управление

д. — дело, депо, дом

Дальбюро — Дальневосточное бюро ЦК РКП (б)

Дальрыба — трест «Дальневосточная рыба»

ДВО — Дальневосточная область

ДВР — Дальневосточная республика

деж. — дежурный

дер. — деревня

Деткомиссия ВЦИК — Детская комиссия ВЦИК

ДО — дорожный отдел

ДО ГПУ — дорожный отдел ГПУ

ДОН — дивизия особого назначения

Донбасс — Донецкий бассейн

ДОСААФ — Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту

ДОТО ГПУ — дорожный отдел Транспортного отдела ГПУ

др., друг., - другие

ДТО — дорожно-транспортный отдел

ДТЧК — дорожно-транспортная чрезвычайная комиссия

евсекция — еврейская секция РКП (б)

ЕКП — Еврейская коммунистическая партия

ж. д., жел. дор., желдорога — железная дорога

ЖЧК — железнодорожная чрезвычайная комиссия

зав. — заведующий

завгубюст — заведующий отделом юстиции

зам. — заместитель

зампред. — заместитель председателя

Запфронт — Западный фронт

ЗакЧК — Закваказская чрезвычайная комиссия

зампред — заместитель председателя

зал. — западный

Запобласть — Западная область

Запфронт — Западный фронт

ЗД ПСР — Заграничная делегация партии социалистов-революционеров(эсеров)

земотдел — земельный отдел исполкома

ЗСФСР — Закавказская Социалистическая Федеративная республика

и. о. — исполняющий обязанности

ИК — исполнительный комитет

ИККИ — Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала

им. — имени

ИНО, инотдел — Иностранный отдел ГПУ, ОГПУ

ИНФО — информационный отдел

Иргубчека — Иркутская чрезвычайная комиссия

Истпарт — Комиссия по собиранию и изучению материалов по истории Октябрьской революции и истории коммунистической партии

ИТЛ — исправительно-трудовой лагерь

Кавфронт — Кавказский фронт

к. д., κ.-д., кадет — конституционный демократ

к.- д. — кадеты (конституционнодемократическая партия)

к.-р. — контрреволюция, контрреволюционер

к\б — контрабанда

КВЖД — Китайско-Восточная железная дорога

КГ — участковый младший ревизор НКПС

КГБ — Комитет государственной безопасности СССР

КК — контрольная комиссия,

ком. — комитет, комиссия, командир

команвойск — командующий войсками

командЗап — командующий Западным фронтом

комбриг — командир бригады

коморси — командующий морскими силами

компрод — комитет продовольствия

Комсомол — Коммунистический союз молодежи

Комтруд — Народный комиссариат труда

Комтрударм — командующий трудовой армией

комячейка — коммунистическая ячейка

КНС — комитет незаможных селян

КПГ — Коммунистическая партия Германии

КП(б)У — Коммунистическая партия(большевиков) Украины

КПП — Коммунистическая партия Польши

КПП — контрольно-пропускной пункт

КПР — Коммунистическая партия Румынии

КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза

КПУ — Коммунистическая партия Украины

к. р., к.- р. — контрреволюция

крайисполком — краевой исполнительный комитет

крайком — краевой комитет

КРО — контрразведывательный отдел

КрымЧК — Крымская чрезвычайная комиссия

КСМ — Коммунистический союз молодежи

КССР — Казахская ССР

Кузбасс — Кузнецкий угольный бассейн

культпросветработа — культурнопросветительная работа

л. — лист

ПВО — Ленинградский военный округ

ЛД — либеральный демократ

литкомиссия — литературная комиссия

литотдел — литературный отдел

ЛСР — левые социальсты-революционеры

ЛФД — Личный фонд Ф.Э. Дзержинского

МВД — Министерство внутренних дел

МВО — Московский военный округ

МГО — Московский губернский отдел ГПУ

МК — Московский комитет РКП(б)

Можерез — Московский железнодорожный ремонтный завод

МОКТО ГПУ- Московский окружной транспортный отдел ГПУ

монополки — государственные магазины, монопольно торговавшие спиртом и водкой

МОПР — Международная организация помощи борцам революции

Морвед — Морское ведомство

мортранс — морской транспорт

Моссовет, МСРД — Московский совет рабочих и крестьянских депутатов

МПСР — партия социалистов-революционеров(меньшинства)

МУР — Московский уголовный розыск

МЧК — Московская чрезвычайная комиссия

Н. - начальник дороги

нарком — народный комиссар

Наркомвнешторг, НКВТ — Народный комиссариат внешней торговли

Наркомвнудел, НКВнутдел, НКВД — Народный комиссариат внутренних дел

Накомздрав — Народный комиссариат здравоохранения

Наркомзем — Народный комиссариат земледелия

Наркоминдел, НКИД — Народный комиссариат иностранных дел

Наркомпочтель — народный комиссариат почты и телеграфа

Наркомпрод — Народный комиссариат продовольствия

Наркомпуть, НКПС, Накомтранс — Народный комиссариат путей сообщения

Наркомпрос — Народный комиссариат просвещения

Наркомфин, НКФ. — Народный комиссариат финансов

Наркомюст, НКЮ — Народный комиссариат юстиции

нац. — национальный

нач. — начальник

начособотдела — начальник особого отдела

НК — народный комиссариат

НКО, НКВоен — Народный комиссариат обороны

НКПС, наркомпуть, наркомтранс — Народный комиссариат путей сообщения

НК РКП — Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции

НСЗРС — Народный союз защиты Родины и Свободы

НКТ — Народный комиссариат труда

НЭП — новая экономическая политика

ОББ — отдел по борьбе с бандитизмом

об-во — общество

обком — областной комитет

обл. — область

областком — областной комитет

облЧК — областная чрезвычайная комиссия

облэкосо — областное экономическое совещание

огнесклад — склад боеприпасов

ОГПУ — Объединенное Государственное Политическое управление при СНК СССР

ОДВФ — Общество друзей воздушного флота

ОДТЧК — отделение дорожной транспортной чрезвычайной комиссии

ОДТО — отделение дорожной транспортной чрезвычайной комиссии

окрвоенком — военный комиссар военного округа

ОКТО — окружной транспортный отдел

ОКТЧК — окружная транспортная чрезвычайная комиссия

ОО, ос. отд., особотдел — особый отдел ВЧК, ГПУ, ОГПУ

Оп. — опись

Оперотд — оперативный отдел ВЧК-ОГПУ

оперуполномоченный — оперативный уполномоченный

ОПК — Отдел политического контроля

ОПО — Отдел пограничной охраны

ОРА — Объединенная Русская армия

Оргбюро — Организационное бюро ЦК РКП (б) — ЦК ВКП (б)

ОРТЧК — отделение районной транспортной чрезвычайной комиссии

ОСНАЗ — дивизия особого назначения ОГПУ

особмежком — особая междуведомственная комиссия при ВЧК

отд. — отдел, отделение

партгвардия — партийная гвардия

партком — партийный комитет

ПВО — Петроградский военный округ

Петрогубчека — Петроградская чрезвычайная комиссия

пех. — пехотный

ПК — политический контроль

Пленбеж — Центральная комиссия по делами пленных и беженцев при НКВД РСФСР

ПО — политический отдел

ПОВ — Польская организация войсковая

Политбюро, П\бюро — Политическое бюро ЦК РКП б), ВКП б)

Политпуть — Политический отдел НКПС (Главполитпуть - Главный политический отдел НКПС)

Польревком — Польский революционный комитет

пом. — помощник

Помгол — Комитет помощи голодающим

ПП ВЧК, ГПУ, ОГПУ — полномочное представительство (полномочный Представитель) ВЧК, ГПУ, ОГПУ

ППС — Польская социалистическая партия

пр., прот. — протокол

принудработа — принудительная работа

продорганы — продовольственные органы

ПСР — партия социалистов революционеров (эсеров)

Рабкрин, РКИ — Рабоче-крестьянская инспекция

рб., руб. — рубль

РВР — революционный военный трибунал

РВСР — Революционный Военный Совет Республики

РВТ — Революционный военный трибунал

РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории

ревком — революционный комитет ревтрибунал — революционный трибунал

Региструп — Регистраиционное управление (Полевого штаба РВСР)

РК — районный комитет

РКИ — Рабочее-крестьянская инспекция

РККА — Рабоче-крестьянская Красная Армия

РКП (б) — Российская коммунистическая партия (большевиков)

РКСМ — Российский коммунистический союз молодежи

р-н — район

РНО — Русское национальное объединение

РОВС — Русский общевоинский союз

РСДРП (б) — Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков)

РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая республика

РТО — районный транспортный отдел

РТЧК — районная транспортная чрезвычайная комиссия

Русская Польша — территория Польши, входившая в состав Российской империи.

с. г. — сего года

c.-д., эсдек — социал-демократ

с.-р. — социалисты революционеры

санчасть — санитарная часть

Свирьстрой — строительство Свир-ской ГЭС

СДП и Л. - социал-демократия Польши и Литвы

селькор — сельский корреспондент

Сиббюро — Сибирское бюро ЦК РКП (б)

Сибревком — Сибирский революционный комитет

СМИ — средства массовой информации

СНК, Совнарком — Совет народных комиссаров

СНТ — союз национальных террористов

СНХ — Совет народного хозяйства

совкино — советское кино

совнарсуд — советский народный суд

СОУ — Секретно-Оперативное управление ГПУ.ОГПУ

СОЧ — секретно-оперативная часть

с. р., с.-р. — социалисты — революционеры

СССР — Союз Советских Социалистических республик

ст. — старший

СТК — Союз трудового крестьянства

СТО — Совет труда и обороны

США — Соединенные Штаты Америки

Т. - том

т. г. — текущий год т. д. — так далее

тердивизия — территориальная дивизия

т. к. — так как

Теробчека — Терская областная чека

ТО — транспортный отдел ВЧК, ГПУ, ОГПУ

тов. — товарищ

т. п. — тому подобное

Трансбюро — Транспортное бюро

Туркбюро — Туркестанское бюро ЦК РКП (б)

ТЧК — транспортная чрезвычайная комиссия

тыс. — тысяча

угрозыск — уголовный розыск

УК — Уг. код — Уголовный кодекс

уком — уездный комитет

УКРРОСТА — Украинское отделение Российского телеграфного агентства(РОСТА)

униаты — часть населения Белоруссии и Украины, признавшая объединение католической и православной церкви под верховенством римского папы

УССР — Украинская Советская Социалистическая республика

УЧК — уездная чрезвычайная комиссия

Ф. - фонд

Фельдкорпус — Фельдегерский корпус ГПУ, ОГПУ

Финкомитет — Финансовый комитет

«фраки» — члены правого крыла ППС, т. н. «Революционной фракции ППС»

ФСБ РФ — Федеральная служба безопасности РФ.

хозорганы — хозяйственные органы

ЦА ФСБ — Центральный архив Федеральной службы безопасности РФ

ЦЕКТРАН — Центральный комитет объединенного профессионального союза работников железнодорожного и водного транспорта

ЦК, Цека — Центральный комитет

ЦИК — Центральный исполнительный комитет

ЦКК — Центральная контрольная комиссия РКП (б), ВКП (б)

ЦПА ФСБ — Центральный Пограничный архив ФСБ РФ

ЦУПЧРЕЗКОМ — Центральное управление чрезвычайных комиссий Украины

ЦШУ — Центральное шифровальное управление

чел., ч. — человек

ЧОН — части особого назначения

ЧК, чека, чрезком — чрезвычайная комиссия

чрезвком, чрзвычком — чрезвычайная комиссия

ЭКО — экономический отдел ГПУ, ОГПУ

эксы — насильственная экспроприация казенных денег

ЭКУ, Экупр., Экоупр. — Экономическое управление ВЧК, ГПУ, ОГПУ

Энесы — народные социалисты — члены Трудовой

народно-социалистической партии

ЭПРОН — Экспедиция подводных работ особого назначения

эсеры — члены партии социалистов-революционеров

Южбюро — Южное бюро ВЦСПС

Южгруппа — южная группа Красной армии

 

Именной указатель

Абалов - 130

Абисалов И. - 515, 516

Аборин Н.Н. - 759,

Абрамов С.А.- 70, 761,762.

Абрамович Р. - 629

Абрикосов А.И. - 900.

Аванес- В, — 381,398.

Аванеску — 708.

Аванесов В.А. - 80,150,290, 498, 548, 360, 381,709, 768, 806, 808, 811,

Аверин В.К. - 33, 34,

Авксентьев Н.Д. - 598.

Авринский — 32,

Авров Д.Н. - 224.

Авситиянский И.У. -179.

Агапов В.В. - 652, 664.

АгарбековС. - 349.

Агаркан Я.И. - 772.

Агеев А.М. - 530

Агранов Я.С. - 150, 286, 300, 437, 580, 602, 663, 682.

Адлер Ф. - 675

Адоратский В.В. - 173,174.

Адрианов В.Г. - 590.

Азарх Л.А. - 192.

Акимов С. - 762.

Аксельрод А.Е. - 35,

Аксельрод П.Б. - 645

Александров П.А. - 183.

Александрович В.А. -68, 70,149, 379, 413–415,416.

Алексеев — 131,486.

Алексеевский — 776.

Альтовский А.И. - 652, 661,

Андреев — 359

Андреев А.А. - 130, 176, 688.

Андреев И.А.-410, 413, 512.

Андреев Л. -15,

Андреева А.А. - 124, 295, 338, 341,588.

Андрианов И.И. - 411

Андриянов Н.В. -179.

Андроников — 488

Андропов Ю.В. - 873.

Анисьянц У. - 763.

Анненков Б.В. - 141, 469, 483.

Анохин Г.Н. - 103, 104

Анский -182.

Антонов А.С. - 427, 430, 434, 440, 443, 445, 446, 450, 460, 846,

Антонов М.М. - 441.

Антонов-Овсеенко В.А. - 254, 435, 441, 442, 731,

Ануров А.М. -391.

Анцелович Н.М. - 175, 542.

Анчицынин — 753.

Апетер И.А. - 55, 85, 164, 299, 336, 347, 442, 447, 554, 849.

Аплаксин — 800.

Аралов С.И. - 478

Арапов Ю. - 529.

Аргунов А.А. - 565, 631.

Ардов-714,

Арефьев Ф.М. -169.

Аржанов — 725,

Арзамасов М.И. -145

Аросев а. Я. - 591.

Артем (Сергеев Ф.А.) — 365,424, 425, 435, 525.

Артемьев Н.Н. - 652, 661,664,

Артузов (Фраучи) А.Х. - 82, 83,150, 250, 275, 277, 337, 341,359, 392, 403, 499, 512, 513, 520, 548, 632, 700, 714, 731,732, 812, 849,871.

Арцыбашев — 482.

Асаткин-314

Аусен — 522.

Аустрин Р.И. - 443, 666

Афанасьев В. -219.

Ахвледиани Е. - 762.

Ашкиназер М.С. - 773,

Бабель И.Э. - 562,

Багдатьян — 769.

Багрицкий Э.Г. - 562,

Бадаев А.Е. - 504.

Бакаев И.П.-133, 279, 713.

Бакич А.С. - 469.

Бакич А.С. - 630

Бакланова Е.П. - 69.

Бакунин М. -15,

Балицкий В.А. - 205, 290, 307, 313, 370, 429, 438, 441,455, 480, 548, 558, 731,738,

Бальмонт К. - 15,

Барановский — 798,

Барвинский — 523, 559.

Барии — 486

Баршанский — 345.

Басин — 36, 37.

Батурин-Толстой — 127–129

Батурлов — 277.

Бахарев А.А. - 762.

Бахвалов — 348

Бедный (Придворов) Д. - 783.

Беем А.Л. -631.

Безручко — 471.

Бейлин А.Е.-176,177

Беленький А.Я. - 36,159,233, 277, 292, 308, 339, 359, 553, 555, 556, 619, 674,763, 813, 853,875, 876, 899.

Белобородов А.Г. - 56, 342, 401,457, 727, 801, 858, 863.

Белов — 890, 891.

Белоглазов — 435.

Белопольский -192.

Белоусов — 628 Белый А. - 598.

Белявский В.Н. -178.

Белянин -176.

Белянкин -178.

Бендерская — 412, 413

Бениславский — 127–129

Бенуа — 183.

Берг В.С.-127, 128,178.

Берг Е.С. - 640, 653. 661.

Бердников — 540.

Бердяев Н.А. - 41,269, 578, 603.

Березин Я.Д. - 202, 629, 879.

Березинский — 224

Берензон Л.И. - 203.

Берзин Я.Л. - 300, 349, 682

Беридзе — 761.

Берия Л.П. - 348–350, 902.

Берлин А.Е. - 179,180

Бернштейн Эд. — 598.

Бжезинский 3. - 21,

Бианки В.В. -176.

Биркенгейм — 598

Биткер-713,

Благонравов Г.И. - 31, 52, 92, 96,129, 231, 275. 282, 290, 295, 296, 297, 314, 348, 359, 362, 437, 453, 512, 572, 574, 575, 640 736, 753, 769, 774, 780, 781, 783, 790, 798, 802, 818, 838, 845, 851, 899.

Блок А.-18,

Бломберг-519.

Блох-Кац Неленбоген — 664.

Блударов П.П. - 36,

Блюмкин Я.Г. - 410, 413–415.

Бобрищев-Пушкин А.В. - 590.

Бобров И.И. - 205.

Богачев — 638.

Богачёв Я. -161.

Богданов А. - 485, 682.

Богданов М. -159.

Богданов П.А. - 706, 708, 764, 765, 871.

Богданов-Хорошев -168

Боголеповы — 882.

Богомолов С.И. - 655, 656, 765

Богоявленская -161

Богуславский — 554.

Богуцкий — 518.

Бойков — 467

Бойс-516

Бокал — 643

Бокий Г.И. - 96, 143,155,166, 290, 295, 335, 340, 365, 610, 884.

Болен — 206.

Бонифатий — 349

Бонч-Бруевич М.Д.-388, 376, 389

Бонч-Бруевич В.Д. - 68, 71, 4134, 486, 776,

Борисов-713, 894

Бородулькин -103.

Брагинский Л.М. - 651, 790, 816, 826

Браз- 183

Брайант Л. - 509

Брамсон — 485.

Брауде В.П. - 641–643

Браун-Ракитин М.Я. - 663.

Бреслав-216

Брешковская Е.К. - 598

Брик О.М. - 562,

Бродский — 276, 767.

Бродянский С. - 278.

Брокман Е.Ю. - 132, 593.

Бруновский В. - 806

Бруцкус Б.Д. - 603.

Брушвит — 598.

Брюханов Н.П. - 243, 385, 836,

Бубнов А.С. - 29, 548, 727,

Буденный С.М. - 333, 401,435, 728,

Будкевич А.В. - 391.

Буйкис Я.Я. -381

Булак (Дзержинская) А. - 28, 78, 880.

Булак-Балахович С. Н — 168, 433, 470.

Булгагин Н.А. - 478

Булгаков В.Ф. - 846,

Булгаков М.А. - 170 589.

Бунаков И.И. - 598.

Бункаков Н.Н. -513

Буревой — 628

Буткевич -145, 146

Бухарин Н.И.- 8,16,111,112,246, 251,273, 332, 600, 631,658, 663, 669, 825, 842, 879, 895, 897.

Бухтев И.Е. - 759

Буцевич А. А. -815.

Буциевич — 338

Бюробин — 794,

Валендинский — 485

Валентинов (Вольский) Н.В. - 895.

Вапескалн — 347

Валобуев К.М. - 164, 219,220, 391.

Вандервельде Э. - 652

Вандерлин — 509

Ванифатьев -133.

Ванштейн — 485

Вардин И.В. - 635, 645

Варьятов — 347.

Василевский В.Н. - 34,

Васильев Н.Г. - 348, 442, 728,

Вацетис И.И. - 390.

Вацетис Э. - 389, 390

Вашингтон В. - 509

Веденяпин М.А. - 641,652,661,662, 664.

Ведерников — 487

Венглинский Я.К. -416.

Веревкин Н.М. - 32,

Вержбовский Ф. - 23.

Верховский — 399

Веселый А. - 562

Ветошкин — 858.

Вешняков — 128, 129

Визнер И.А. - 567, 622, 726

Викман — 332.

Виленский — 297.

Вильгельм 11-381.

Вильямс (Клерман) В.Б. - 509

Вильямс А.Р. - 870.

Винвар — 206.

Винниченко В.К. - 522

Виноградов В.М. - 504

Виркки М. - 679.

Витебский — 283

Вихляев П.А. - 630

Вишняк А.В. - 598.

Вишнякова -127,128

Владимир — 647

Владимиров Н.Ф. - 156.

Владимирский М.Ф. - 397, 634

Водовозов -130

Войнова Ю. - 23.

Волин Б.- 562

Волин Л.Л. - 347.

Волков В.Е. - 655, 656 Волковысский Н.М. - 603.

Волкогонов Д.А. - 602.

Волобуев К.М. - 290, 298

Володарский В. (Гольдштейн М.М.) -18,71, 175, 536,651,649

Володин М. - 483

Волоков Н.В. -179.

Вольский В.К. - 138, 140, 628.

Воробьев Л.П. - 629, 630.

Воровский В.В. - 554.

Воронцов И.А. - 201,237, 295, 297, 314, 792.

Ворошилов К.Е. -32, 37, 171, 333, 435, 456, 688, 706,

Восленский М. - 492.

Востряков И.А. - 169.

Box И.В. - 503.

Врангель П.Н. - 140,168, 170,182,

393, 400, 401,402, 409, 432, 460, 473, 478, 505, 529, 882.

Вронский — 883.

Вучетич Е.В. - 902.

Выборнов-295

Высоцкий — 621.

ВяхиТойво-513.

Габаев — 345.

Габриэлян Г.А. - 304

Гадло И.М. - 343.

Гай Г. д, — 473

Галан-680.

Галкин А.В.-31,

Галлер Ю. -392

Гальперштейн Н.Е. - 178, 508

Ганецкий Я. - 497

Ганецкий Я.С. - 492

Гарлей Р.К. -179.

Гароди Г. -511

Гарриман В.А. - 183.184, 477.

Гаррисон — 126–129

Ге (Гольдберг) А.Ю. - 620,

Геберштейн — 660.

Гегель Г.В.Ф. - 12, 25,

Гельфман Ф. -145

Гендерсон А. - 652

Гендин С.Г. - 525.

Герасимов В.Л. - 70, 761,762,

Герд В.А. - 175.

Герман — 759, 760,

Герсон В.Л. - 131, 156, 161,180,183, 192, 205, 276, 277, 292, 338, 348, 354, 359,361,365,366,369, 370, 397, 398,400. 401,436,437,438, 454, 476, 502, 522, 528, 547, 568, 597, 610, 643, 671,676, 687, 771,794, 798, 848, 853, 854, 857, 877, 883, 884, 892, 893, 898, 899.

Герштейн Л.Я.-652

Герштейн М.Р. - 179.

Гессен В.М. -14,

Гессен Г.В.-597.

Гефтер — 498

Гигашвили Р.С. - 70, 761,762.

Гильбах- 171.

Гильфердинг — 629.

Гиндельман М.Я. - 652, 660

Гинзбург — 282, 283, 296.

Гинч В.И.-413

Гиппиус З.Н. - 595.

Гладышев С.А. -169.

Глебов 434 Глинка — 179.

Глузман А.В. - 574.

Глиссер М.И. - 630.

Гнилорыбов М.Н. - 472

Гойхбарг-193

Гольдин Р. -159.

Гольдман А.З. - 478

Гольдман М.И. - 894.

Гольдман Ю. - 885.

Гольдштейн — 26,

Гольперштейн Н.Е. - 881.

Гольдман-816,

Гончаренко Ю.С. -178.

Горбов Ф.С. - 619, 620

Горбунов А.П. - 201.

Горбунов В.М. - 655, 656

Горбунов Н.П. -636

Гордин В. -538, 539.

Горев (Гольдман) Б. - 625, 645

Горелов Н.Д. -191.

Горький А.М. - 79, 206, 279, 329, 563, 629, 652, 864, 865, 869.

Горьков-Добролюбов Г.Л. - 653, 654, 662.

Горюнин — 708.

Готье — 899.

Гоц А.Р. - 638, 641. 652, 660, 662–664

 Гоцинский Н. - 453, 459.

Графов — 178.

Графтио Г.О. -817,

Грибанов Э.П.-119

Григорович-865.

Григорьев — 389, 390, 460.

Григорьев В.П. - 179, 292.

Григорьев Ю.И. - 389

Григорьева О.К. - 297.

Грицай С.А. -391.

Грожан-764.

Громов-441.

Гроссман — 871.

Грундганд — 889.

Грунин-878

Грункин С.М. - 126, 161

Гувер Г. - 848, 849,

Гудович М.А. - 183. 184.

Гудрич-605.

Гуковский Э.И. - 504.

Гулий_Гуленко А.А. -458, 471

Гуревич А.Г. - 130, 131,598, 706.

Гуревич Ф.И. - 479, 665

Гуркин М.Н. -293.

Гурьев М.А. -348.

Гусев-Шверник — 732,

Давыдов — 576.

Давыдов Я.Х. - 222, 511.

Дальгаз В.В. - 798, 851.

Дан (Гуревич) Ф.И. - 625, 638, 644

Данилов — 429

Данилов — 524.

Данилов Н.К. - 103,104, 226, 365, 400.

Данилов С.С. - 435

Данишевский К.Х. - 81,85, 340, 713, 714,

Дарба — 449

Дарвин Ч. - 25.

Дарг — 849,

Дашевский — 653.

Дезобри — 485, 566.

Деймкович М. - 885.

Дейч М.А. - 114, 252, 775. 781,871.

Деляфар — 278, 763, 881.

Демиденко Н.И. - 279.

Демиденко Н.И. - 525

Демидов — 682, 763, 764.

Демин И.М. - 795,

Деникин А.И. -19, 44, 59, 140, 141, 168, 368, 388–390, 409, 460, 467, 473, 478, 487, 489, 490, 595, 749, 821

Деницкий — 340.

Денич Н.Н. - 478

Де-Решак-Вельмор — 346

Дерибас Т.Д. - 175,176,180,199, 316, 583, 584, 597, 654, 670

Де-Роберти Н. - 882.

Джикидзе В.Е. - 70, 762.

Джугели В.А. - 673.

Джунковский В.Ф. - 525, 526

Дзержинская М. - 22.

Дзержинский В. - 880.

Дзержинский Н. - 22,

Дзержинский Э.-Р. - 22.

Дзержинский Я. -22.

Дивильковский -193.

Дикгоф-Деренталь — 472, 527, 647

Дитерихс М.К. - 420

Дитрих М. - 900.

Дмитриевский — 565

Добржинский И.И. - 337, 403.

Добродицкий — 522

Добролюбов — 518.

Догадов А.И. - 166, 286.

Долгов Ф.И. - 811, 871

Доманский — 28.

Домашевский — 26

Доможиров Н.Н. - 389, 390

Донской (Герасев) — 846,

Донской Д.Д. - 640, 652, 660, 661.

Дрейцер В.М. - 345,

Дружинин -162.

Дрыбин — 401

Дубинский -180.

Дукис К.Я.-163, 342, 515.

Дутов А.И. - 141,289, 483, 507.

Дыбенко П.Е. - 227, 735,

Дылан — 390

Дюкс П. - 466, 487.

Евдокимов Е.Г. - 337, 454, 455, 892.

Евреинов А.А. - 765, 766.

Евсеев Д.Г. - 33, 34, 35, 37, 890

Егин Е. - 762.

Ежов Н.И. - 825, 902.

Ежов С. (Церенбаум С.О.) — 638, 641, 644

Елизарова А.И. - 848,

Елинер Л.Е. - 206.

Ельфимов П.П. - 36,

Емельянов -177, 572.

Емшанов А.И. - 749,

Енукидзе А.С. - 142, 192, 438, 541, 553, 593, 649, 650, 769, 650,

Ерманский А. - 645

Ермолаев — 485.

Ерохин — 767.

Есенин С.А. - 883.

Ефимов — 653.

Жайковский — 471.

Жданов А.А. - 688.

Железнов Н. -159.

Железновский А.В. -179.

Железняк — 682.

Жембровский К. - 23.

Живаго М.И. - 36,

Жига И.Ф. 562.

Жиделев Н.А. - 34,

Жордания Н.Н. - 645, 646, 664. 665.

Жубр С.К. - 503.

Жуков — 763, 764, 826

Жуков И.П.-114.

Жуков Н.А. - 290

Журавлев К.П. - 280

Завадский С.Ю. -178.

Загорский В.М. - 252, 492, 538.

Зайцев — 507.

Закржевский — 503

Закс Г.Д. - 71,178,201,623

Залкид — 759.

Залуцкий — 499

Зангвиль З.Г. - 85.

Заславский Д.И. - 565,

Захаров А.О. - 342, 343

Захарченко-Шульц М. - 513

Захваткин — 655 Зверин — 539.

Зеленский А. - 301,900.

Землячка Р.С. - 347, 554.

Зензинов В.М. - 598.

Зернов Д.С. - 173.

Зимин В. - 257

Зимин Н.Н. -290, 319, 398, 851,892

Зиновьев Г.Е. (Радомысльский О.-Г. А.) — 18,175, 273, 246, 514, 515, 542, 549, 631,639, 649, 655, 687–689, 871,897.

Знатович — 566

Золтницкий М. - 503.

Зомер Ю. - 881.

Зонгенфрей — 127–129

Зорин — 68.

ЗофВ.И.-199, 731.

Зубашев Е.Л. - 156

Зубелович — 670.

Зубков — 653.

Зубов Ф.А.-202, 295.

Зуттер — 621.

Зыкова Е. - 882.

Зябрев М.В. - 759,

Иванов — 287

Иванов — 735,

Иванов — 660, 890.

Иванов Б. - 530, 654.

Иванов Е.Н. - 652

Иванов Н.Н.-652

Иванова — 660.

Иванович С. - 900.

Иванов-Орлов — 523

Иванченко-819,

Иванюк — 441.

Игнатов М.И. - 759,

Игнатова О.А. - 670

Игнатьев — 653.

Изаксов — 708.

Изгоев А.С. - 603.

Измайлович А.А. - 644, 670.

Ильин И. - 602.

Ильина М.Ф. - 883.

Ильич Я. - 396

Ионин Б.А. - 206.

Иорданский — 347

Иоффе А.А. - 549, 555.

Исаев — 389, 390.

Исаева Е.И. - 389.

Искинен В. - 679.

Искрицкая — 339.

Ихновский М.К. - 61, 85,193, 230, 339, 365.587,705,841,

Ишмаев Н.Е. - 385

Кадомцев Э.С. - 289, 781.

Казалетти В.Л. - 487

Казанцев А.И. - 36, 38.

Кайгородов — 469

Калегаев — 783,

Каледин А.М. - 32, 485, 486, 624 Калинин М.И.- 8,20,66,100,111, 112, 120, 145, 161, 194, 195, 246, 256, 273, 342, 586, 634, 664,

Калинин — 688, 717,726,861,879.

Калмыкова А.М. - 176

Калужский М.Г. - 279.

Кальверг Г. - 805,

Кальнин Г.М. - 384.

Каменев (Розенфельд) Л.Б. - 58, 73, 74, 75, 76, 94, 96, 98, 142, 235, 314, 584, 648, 664, 687–689, 883, 897.

Каменев С.С. - 223, 252, 429, 430, 435, 664, 738, 843,

Каминский Г.Н. - 627

Каминский И.И. - 258.

Камков Б.Д. - 161,416, 638, 641

Канатчиков С. - 9,

Канегисер Л.И.-536

Каннель А. - 900.

Кант И.-25.

Кантор Ю.М. -384.

Капегавадзе Д. - 761.

Капегавадзе Н. - 761.

Капель В.О. -140.

Капелянская — 858.

Каплан Ф. - 536, 649

Караваев — 550

Карахан Л.М. - 146, 400, 410–412, 414.

Карелин В.А. - 57, 415, 416.

Карлсон К.М. - 50, 279, 310, 719, 836.

Карпенко — 347.

Карпов А.В. - 346

Карпович — 556

Карр Э. - 841,

Карсавин Л.П. - 603.

Карцев С.С. - 624, 625, 753.

Касатонова П. - 450.

Кастелянский — 398.

Катанян Р.П. - 150, 166, 713, 775.

Каузов — 555.

Кауль А.И.-123, 629.

Кауфман- 353.

Кафьева Б.М. - 847,

Кацнельсон З.Б. - 58,169,120,196, 203, 242, 280, 283, 296, 313, 320, 327, 338, 359, 367, 370, 476, 469, 591,592, 594, 609, 720, 724, 738, 770, 771,781, 783, 791,792, 794, 795, 812, 819, 871, 875, 884.

Каширин И.Д. - 332, 447.

Кванталиани Н. - 349.

Квантешидзе — 761.

Кедров М.С. - 77, 78, 80,157, 173, 213, 290, 349, 398, 424, 826.

Керенский А.Ф. - 30, 115, 378, 598, 635,

Керзон — 466

Кетниц — 764.

Кизеветтер А.А.- 578.

Кизильштейн И. - 201,206.

Килевиц -811.

Кин — 579.

Кирилл — 599.

Кирилл Владимирович — 484.

Киров С.М. - 681,688, 895.

Киселев-313, 314

Киселис (Каневский) П.Ю. - 759,

Кишкин Н.М. - 846, 847,

Киятковский — 556.

Кливанский С.А. - 565,

Кликанов — 682.

Клингер А. - 171.

Клюквина- 295

Ключников Ю.В. - 589.

Кнорин В.Г. - 672.

Князев — 359

Кобозев П. - 339, 877.

Кобозев П.А. -403, 404

Ковалевич К. - 537, 538.

Коваленко Б.В. - 178.

Коган-Бернштейн — 359

Кожевников Я.Н. - 337.

Козловский М.Ю. - 68, 74, 485, 567.

Козырев 341.

Колбасина Н. - 206.

Колбасина О.А. - 206.

Коленберг Л. -171.

Колеров В.А. - 641–643

Коллонтай А.М. -174.

Колосов Е.Е. - 662.

Колчак А.В. -44, 59, 140, 141,168,

388, 390, 460, 542

Комаров Н.П.- 129.

Комарова — 889.

Кон Ф. - 398

Кондратьев Н. - 578

Кононов С.Е. - 657

Коноплева Л. - 650,653

Коньков-Гобби — 511,512

Копп-519.

Кораблев — 556.

Корженко — 822

Корнев В.С. - 221,223, 225, 290, 294, 339, 365, 398, 426, 430, 442, 718, 858.

Корнилов Л.Г. - 18, 48.

Коробов Д.С. - 821,

Корольков -178.

Коросташевскому — 791

Коростелев -166

Коротков И.и. — 823.

Косиор И.В. - 696, 697, 752

Котельников А.Г. - 36,

Котовский Г.И. -435.

Коцяткевич К.А. - 179.

Коцяткевич К.К. -179.

Кошелков Я. - 75.

Краваль — 577, 709, 816,

Кравец Ф.П. - 759,

Красиков П.А. -166.

Красильников Н.Д. - 140, 566

Красин Б. - 820,

Красин Л.Б. - 175, 156, 177, 519, 628, 769, 817,

Краснов П. - 30, 378,

Краснолуцкий — 628

Крестинский Н.Н. - 176, 390, 402, 519, 551,304,626,649, 683.

Кржечковский — 28,

Кржижановский Г.М. - 134, 479, 550, 639, 665, 702, 817,

Кривицкий В. Г. - 269, 475.

Крикман И.П. - 525.

Кроваль И.А. - 354

Кроник — 537.

Кропоткин П.А. - 629

Кропоткина О.П. - 636.

Кропотов — 283

Крупская Н.К. - 156, 175, 176, 377. 634, 895.

Кручинский-Шуфа М.А. - 727.

Крыленко В.Н. - 8, 75, 85, 92, 94, 102, 111, 147,148, 182, 196, 198, 365, 456, 457, 518, 641–643, 653, 663, 782, 802, 879, 894.

Ксенофонтов И.К. - 33, 34, 36, 114, 118, 202, 220, 223, 250, 272, 282, 284, 288, 289, 290, 301,303, 304, 338, 344, 347, 353, 395, 396, 397, 398, 399, 413, 918 414, 426, 438, 522, 551,552, 889, 892.

Кудашева-Радченко Л. - 175.

Кудеяр С.А. - 279

Кудрявцев А.П. - 206, 795, 797,

Кузнецов — 487

Кузнецов Б.И. - 389, 390.

Кузнецов В.А. - 821,

Кузнецов Н.Д. - 627, 663, 682

Кузьмин — 175, 542

Куйбышев В.В. - 52, 62, 63, 85,182, 239, 240–242, 286, 289, 477, 480, 518, 542, 569, 669, 781,874,

Куйбышев -879, 894, 897.

Кулдошин А.Б. -169.

Кулеш В.Я. - 391.

Куренков А.И. - 451

Курский Д.И. - 58, 71,73, 94, 95, 103, 144, 147, 175,196, 251,365, 627, 644, 889, 894.

Кусков С.М. -169.

Кускова Е.Д. - 598, 845, 846,

Кутепов А.П. - 141,541,478, 483, 529.

Кутлер Н.Н. - 845,

Куттунен Ф. - 679.

Куусинен — 679.

Кухарчук — 800.

Кушелевская-Филиппова Я.Э. - 880, 881.

Кушнер М.Г. - 516, 885, 899.

Кчухидзе Д. - 761.

Лавров- 445

Лаврухин А.Н.-821

Лазаревич Н.И. - 583.

Лазимир П.Е. - 30,

Лайне А. - 679.

Ландер К. - 150,197, 341,629

Лапчинский Г.Ф. - 522

Ларионов — 767.

Ластовкин Е.Н. - 450. 451.

Лауэр Г.Б. - 740,

Лаферм — 436

Лацис М.Я. -49, 54, 55, 80, 96, 114, 144, 256, 272, 278, 290, 292, 301, 391, 397, 411,416,647

Лашенов — 552.

Лебедев — 223, 429.

Лебедев П.П. -727.

Лебедев Платон — 727,

Лебеденко — 559,

Левенгтон — 894.

Левин А.М. -337, 445, 781, 860.

Левитан Г.Н. -70, 177, 178, 881.

Левицкий -162, 559..

Ледер — 287.

Лежава A.M. - 455, 757, 769,

Лежнев — 601.

Лелевич Г. - 562,

ЛеляновН.П.-35,

Ленин (Ульянов) В.И. - 6, 7, 18, 29, 32, 33, 35, 57, 59, 62, 68, 69, 71,74, 75, 80, 84, 92, 94, 96–99, 133, 142, 148, 173 — 175, 181,183, 191,219, 278, 283, 291,292, 303, 304, 330, 367, 368, 375, 377, 381,385, 387, 388, 390, 392, 397, 398, 401, 409, 414, 420, 423, 424, 427, 438, 451, 465, 478, 486, 489, 491,492, 504, 509, 510, 524, 536, 542, 543, 551, 553, 556, 563–565, 577, 584, 593, 597, 598, 600, 601,602 610, 611,618, 626–629, 631,632, 636, 639, 647, 649, 652, 679, 680, 682, 701,702, 707, 728, 730, 731,797, 800, 803, 804, 806, 809, 817, 837–840, 843, 846, 847, 853, 895, 898, 899.

Леонарди — 776,

Леонова — 499

Леонтьев К. - 13, 762.

Леплевский Г.М. - 861.

Лере Д.А. - 506

Лехтинен И. - 679.

Лецис М.Я. - 398

Лещинский — 400

Либенфельд — 893.

Либер (Гольдман) М.- 26, 625

Либеров А.В. - 652, 661

Ливанов А.А. - 391

Лидак — 486

Лилина — 176, 549.

Лимонов — 308

Линдквист К. - 679.

Линчевский — 571.

Листопад Ю. - 467.

Литвинов М.М. - 62, 360, 479, 510, 518, 640, 806, 808,

Лихач М.А. - 652, 660

Лобанов Н. - 762.

Лобов С.С. - 286, 302, 447, 709, 819,

Логановский — 399

Лозовский -166.

Локкарт Р.Г.Б. - 73, 381,486, 508.

Ломов — 594, 871

Ломшаков — 753.

Лосский Н.О. - 603.

Лось — 441.

Лукашев В.-219.

Лукин — 128, 129

Лукичев И.И. - 259.

Лукомский М.Я. - 203, 204, 478.

Луначарский А.В. - 191,283, 413, 549, 556, 561,647, 663, 855,

Луцкий А.Н. - 272, 480.

Луцкий В. - 880, 881,890.

Луцкий М.М.-162, 204, 592.

Львов М.Н.-653, 661,662

Любовный Л.И. - 36–38.

Люксембург Р. - 19, 859.

Мазуренко С.Е. - 470, 623.

Майоров И. - 159, 341,638, 664, 670

Макаренко А.С. - 865, 869.

Макаренко В.П. - 351.

Максимов — 735,

Малиновский Р.В. - 526.

Малобишвили — 761.

Малозёмов-813.

Малышев — 390

Малышев — 390.

Мамонтов К.К. - 219.

Мандельштам О.Э. - 413.

Манев — 453.

Маннергейм — 377

Мануильский Д.З. - 279.

Манцев В.Н. - 90, 114, 216, 226–228, 231,236, 243, 252, 277, 278, 286, 290, 303, 312, 313, 327, 337, 346, 396, 397, 398, 404, 445, 505, 517, 538, 575, 600, 601,704, 719, 735, 773, 774, 849, 855, 871,878,892, 898.

Маркарьян С.Н. - 820

Марков — 80.

Марков С.Л. -18,

Маркс К. - 14,

Мармузов П.К. - 396

Мартенс Л.К. - 509, 510

Мартинович К.Ф. - 491

Мартов Л. (Цедербаум Ю.О.) — 625, 633, 645, 652

Мартынов А.С. - 645, 671.

Мартынов Ф.Я. - 453, 455, 551,552.

Маруся — 441.

Мархлевский — 875, 893.

Мархлевский Ю. - 398.

Марычев (или П. Гноевой) — 761

Маслаков — 440.

Маслов С.С. - 598, 628, 631

Мастынь- 150.

Матвеев П.И. - 346

Матов Ю. - 468

Матсон — 628

Махмуд-бек С.И. - 292

Махно Н.И. - 386, 393, 426–429, 434, 438, 440, 441,460, 488, 538, 551,730,

Маяковский В.В. - 870, 874.

Мдивани П.Г. - 681.

Медведев Д. - 449.

Медведь ФД. - 96, 287, 290, 295, 347, 398, 447, 527, 781,794, 875.

Межин Ю.Ю. - 778, 878.

Межинский Ф.Д.- 32,

Межлаук В.И. - 699, 701,708, 709, 795, 815,816

Мезерницкий -171.

Мельгунов С.П. - 19, 381,578,

Менжинский В.Р. - 45, 82, 101,102, 111, 118,147, 150,153, 155, 165, 166, 176, 180,198, 199, 200, 205, 220–223, 228, 238, 239, 240, 250, 263, 279, 282, 284, 286, 287, 289, 290, 296, 301,316, 318, 327, 333. 340, 355, 359, 361,366, 369, 398, 399, 401,445, 448, 454, 476, 478, 479, 499, 509, 511,521,525, 543, 545, 550, 558, 570, 580, 583, 596 598, 600, 604, 606, 608, 635, 640, 641,660, 667–669, 674, 676, 687, 704, 727, 730, 732, 734, 739, 753, 767, 808, 823, 858, 871, 878, 884, 892, 899.

Меньшов — 389

Мессинг С.А. -60, 85, 159,160, 180, 199, 216, 236, 253, 271, 286, 287, 290, 301,361. 367, 438, 474, 493,499, 541, 574, 752, 753, 582, 583, 587, 597, 600, 667, 668, 752, 753, 799, 837, 859, 891, 892.

Метт -130

Механошин К.А. - 30,

Мещерский — 753.

Мещеряков Н.Л. - 206, 593.

Мещеряков Н.Н. - 436.

Микоян А.И. - 333, 349.

Микулин А.А. - 507.

Милгородский А.Ф. - 795,

Миллер В.А, — 411,413.

Миллер Е.К.-140,141,271.

Мильковский -171.

Милюков П.Н. - 156, 677, 846

Мингольм — 485.

Минкевич — 401.

Мирбах В. - 213, 410, 412–415.

Мирович — 875.

Миронов Ф.К. - 181,182.

Миронова С.П. -181.

Митаев А. - 453

Митин — 776,

Митрополитанский -180.

Митропольский — 80.

Михайлов В.М. - 168, 251.

Михайлов И.Д. - 584.

Михайлов М.А. - 476, 477

Михайлов Н.М. - 821,

Михалькевич — 400

Михельман Д.Д. - 783,

Михельс Г.А. - 280, 320.

Мицкевич-Капсукас В.- 25,

Мовчан — 800.

Могилевский С.Г. - 96,193, 290, 332, 498,499,509,511,674,680

Моисеенко С.И. - 598.

Молотов (Скрябин) В.М. - 47, 302, 314, 447, 477, 604, 669, 672, 685, 825, 884, 896.

Монович -179.

Моргенштейн — 657

Мороз Г.С.-78, 290.

Морозов Н.А. - 19, 20, 91, 638, 882.

Морозов С.В. - 162, 641,652

Москалёв -125

Мосолов — 451

Мошин — 628

Мукомль — 592

Мулявко П.С. - 285, 286, 370.

Муравьев Е.Ф. - 276, 277, 445, 451.

Муравьев М.А. - 25, 378, 379, 380,419.

Муралов Н.И. -178, 380, 554, 734,

Муссолини Б. - 52, 897.

Муст - 129,130

Мухин — 527, 760.

Мушкат С.С. - 887, 888.

Мякотин — 578.

Мясников Г.И. - 537, 682, 683, 685

Набоков В.Д. - 748,

Нагавецкий И.М. - 503

Нагаев -150.

Назаретьян — 476

Назаров — 339.

Нансен Ф. - 848,

Наумов — 199, 731,

Нахманов В. - 762.

Невзорова-Лозовская А. - 161.

Невский В.И. - 583, 603

Неквас — 342.

Нелидов — 621.

Нестеров Б, — 539.

Нефедов Е.И. - 764

Нечволодова Н. - 171.

Нидермайер — 519

Никифоров — 871.

Николаевский Б.И. - 638

Николаевский В. - 641

Николаи В. - 519

Николай Николаевич — 484.

Николева М.Ф. - 886, 887.

Ниссель — 471

Новиков П.И. - 27,191, 890, 891.

Ногин — 455

Нодия — 674.

Нуланс Ж.-486

Нуотрева А..Ф. - 475, 508–510.

Обросов — 900.

Овчинников И.С. -177.

Ольминский М.С. - 537, 600, 893.

Ольский (Куликовский) Я.К. - 558, 699,

Онуфриев — 761.

Опперпут (Стауниц) А.О. - 526, 541.

Оприц А.А. - 291

Орджоникидзе (Серго) Г.К. - 33, 349, 455, 459, 688,

Орел А.П. - 485.

Орешкин Г.М. - 625.

Орлов — 735,

Осадчий Павел С. -639..

Осадчий Петр С. - 639

Осинский В.Т. - 760.

Осоргин М.А. - 603.

Оссовский В.А. - 666

Островская — 485.

Остроумов — 871.

Отто-126,128, 129

Павловский С.Э. - 400,430,442, 472, 524.

Павлуновский И.П. - 150, 223, 231, 290, 303, 337, 338, 389, 390, 489, 494, 573, 609, 681, 724, 737, 890.

Пагава — 674.

Падышев — 433

Пайкес А.К. - 491.

Пакайе — 523

Палия-Сидорянский — 458

Пальчинский П.И. - 550.

Панков — 263.

ПановС.-159.

Пастухова — 621.

Патека — 278

Паукер К.В. - 239.

Пепеляев А.Н. - 452

Первухин — 585

Пермыкин - 168.

Пермяков — 224

Персиц — 763.

Перхуров А.П. - 418,448.

Петель Ю.А. - 753,

Петерс Я.Х. - 33, 34, 75,102, 146, 149, 150, 238, 252, 279, 289, 290, 291, 335, 336, 398, 411,424,453, 455, 549, 567, 604, 624, 781, 871.

Петерсон К.А. - 553, 679.

Петерсон Р.А. - 33, 34,

Петлюра С.В. - 168, 460, 471, 483, 522, 557, 559,

Петраков — 540.

Петров И.М. - 359, 513, 682, 708.

Петровский Г.И. -54, 71, 179, 681, 869.

Петросяк Г.В. - 503.

Пешехонов А.В. - 19, 578, 598,

Пешков М.А. - 79, 860.

Пешкова Е.П. - 156,161,180,183, 205, 206, 670.

Пилсудский Ю. - 403, 470, 529, 739, 740, 897.

Пилявский — 206.

Пиляр Р.А. - 458, 518, 525, 527, 546, 547, 558,610,709, 781,

Пинес Х.В. - 287.

Пиреев И. - 421

Писарский А.А. - 35,

Пицковский -178.

Плакадзе — 761.

Плашнтков — 753.

Плесков А. - 638

Плетнев Д. - 664.

Плеханов Г.В. - 571.

Плещинский Г. - 75.

Плятт В.И.-713.

Погоржельский В.Ф. - 817,

Подвида — 280.

Подвойский Н.И. -375. 634

Покалюхин М.П. - 451

Поккинен А. - 680.

Покровский В.Л. - 530.

Покровский М.Н. - 537.

Полевин — 653.

Поливанов Л.Л. - 385.

Полисонов — 347.

Полозов — 878.

Полукаров И.Н. - 213, 619, 621,

Поляков А.Я. - 599, 890.

Поляков Б.П. -173.

Поляков П.Г. -169.

Полянский А. - 825.

Поница — 449.

Попов А. -161.

Попов Г.Х. - 902.

Попов Д.И.-414-418.

Попов П.И. - 630.

Попова Н.И. - 150, 672.

Портнов — 288.

Посляк Ю.В. -518

Потапов Н.М.-513

Потапов Н.П. - 633

Потеляхова -768.

Потехин Ю.Н. - 589.

Потресов А.Н. - 21,271,329, 601,625, 677.

Правосудович — 885.

Преображенский Е.А. - 686.

Преображенский Л.В. - 717, 759,

Пригорьевских Я.С. - 169.

Прикул Г.Я. - 307.

Прокопович С.Н. - 537, 845, 847,

Прокофьев Г.Е. - 654, 789, 816,

Прошьян П.П. - 415, 416

Прухняк Э. - 398, 401

Прясухин — 37,

Пузанов М.П. - 759,

Пузицкий С.В. -272, 513, 525, 812.

Пузыревский — 890.

Пупко — 399

Пустовойтова М.А. - 654.

Путилов — 346, 347

Путята — 626

Пушкин А.С. - 571.

Пятаков Ю.Л. - 61,280, 332, 550, 681, 706, 897.

Пятницкий И.А. - 1154, 663.

Радек К. - 658.

Радин А.И. - 555, 858.

Радус-Зенькович В.А. - 894, 895.

Раевский С.А. - 528.

Разумный М.А. - 765, 766.

Раков Д.Ф. - 640, 652, 661, 662.

Раковский Х.Г. - 226, 252, 288, 429, 479, 557, 635, 664, 839, 855, 883.

Рактер — 347.

Раппопорт — 400

Раскольников Ф.Ф. - 178, 413.

Распутин — 488, 525.

Ратнер Е.М.-652, 661,662

Раттель — 307.

Рахья И. - 679.

Реденс С.Ф. - 36, 92, 96, 233, 367, 478, 658, 819,822,

Редько А.М. - 590.

Рейли С. - 508, 512, 514, 515.

Рейнгольд — 721,877.

Ремизов Н.П. -179.

Ремнев А.И. - 178, 377

Рехт Ч. - 701,

Решетов И.Ф. - 658, 659.

Ривкин — 540

Рикс-126, 128, 129

Рицлер К.-411 -413.

Роговский Е.Ф. -138.

Родзянко — 206.

Родин В. - 435.

Родионов В.П. - 762.

Роднянский С. - 632.

Рожков Н.А. - 584, 585, 601,645

Розанов В.В. - 18, 488, 601,900.

Розанов И.И. - 150.

Розен М.И.-225

Розенберг — 345.

Розенблюм — 537.

Розенгольц — 227.

Розмирович К.А. - 75,197.

Ройзенман — 878.

Романовский — 895.

Рончевский К.А. - 126,127

Рославец Н.А. - 502.

Российский Д. - 900,

Ротенберг — 278.

Рубинштейн П.П. - 818, 875.

Рубис- 120

Рудзутак М.Э. - 317, 455, 688

РудьП.Г.-717,

Рузвельт Ф. - 507

Русанов Г.А. - 280, 320, 482, 577, 709, 754, 774, 882.

Рутгере С. - 805

Рыбалтовский А.Ю. - 391.

Рыболовьев — 202.

Рыков А.И. - 144, 120, 314, 365, 398, 399, 400, 547, 548, 652, 671,706, 717, 769, 771,772, 781,806, 823, 825, 847, 879, 895, 897.

Рябушинский Н.П. - 485, 748.

Саблин-416, 417.

Саблин Ю.В.-416

Савельев М.А. - 469, 472, 570. 577, 594, 878.

Савельева — 858.

Савинков Б.В. - 15, 21,378, 418, 460, 469, 470, 486, 523–528, 635, 640, 647, 728,

Саволайнен Э. - 679.

Саврасов Л.А. - 85.

Савченко-Маценко Л.И. - 173.

Садовский А.Д. - 30,

Сайнио И. - 679.

Саламатов П.Т. - 847,

Салтыков С.Н. - 31,846

Сальников М.М. - 769.

Сальский — 471.

Самойло — 429.

Самохвалов М. - 638, 641.

Самсонов Т.П. - 96, 118,124, 160, 206, 275, 280, 290, 294, 327, 332, 337, 359, 392, 430, 439, 442, 445, 448, 451,543, 598, 631,632, 636, 639, 640, 644, 654, 656, 660, 666, 669, 781,819, 884, 892.

Самусь — 449.

Сапега — 402 Сапожников А. -174.

Сапожников В.М. -173.

Сапожников Н.М. -173.

Сапронов Т.В. - 145,195.

Сапфиров Я.В. - 451.

Саратьянов — 783.

Састемойнен И. - 679.

Сафаров — 335–337.

Сафонов Н. - 75.

Сахаров — 628.

Сахаров А.Д. - 371.

Сацукевич — 24.

Свенский — 206.

Свердлов Я.М. - 29, 30, 178, 277, 381, 414,415, 567, 624, 898.

Светлов — 540.

Свидерский А.И. - 58, 782, 895.

Свирин Н.Г. - 562.

Свободина-Сидорова Н.А. - 345.

Сволькен — 469.

Свярковский Б.О. -145.

Селецкий П.А. - 660.

Селиванова Д.Ф. - 584, 603.

Семашко Н.А. - 161,585, 826.

Семенов А. - 649, 650, 653.

Семенов Г.И. - 477, 650.

Семенов Г.М. - 141, 161, 272, 367, 434.

Семенова О.А. - 177.

Семенова О.С. -177.

Сенюшкин — 858,

Серебровский — 769.

Серебряков Л.П. - 202, 359, 402, 446, 681,876,878, 852.

Сермус И.С. - 629

Сидоренко — 894.

Сидоренко С.М. -173.

Сидоров Д.А. - 71.

Синклер — 808.

Сирота — 537, 625.

Сироткин В. - 92.

Скворцов — 600,

Скворцов-Степанов И.И. - 839,

Скиндер К.А. - 760.

Склянский Э.М. - 80, 252, 347, 365, 380, 387, 390, 397, 398, 400, 404, 423, 424, 427, 429, 437, 442, 445, 497, 704, 717, 719, 726, 727, 730, 734–736, 839,

Скоропадский П.П. - 378

Скрамэ- 194. 195

Скрипчук -150.

Скрыпник Н.А. - 31, 120, 340, 487, 587, 625, 626

Сладков Н. - 762.

Слащев Я.А. - 168, 170, 171

Следзь — 400

Cлуцкер — 767.

Смидович П.Г. - 416

Смилга И.Т. - 278, 391,730, 871.

Смирнов А.К. - 759, 761,769.

Смирнов А.П. -166

Смирнов В. - 903

Смирнов И.Н. - 706,

Смирнов М.Т. - 882.

Смирнов Н. - 782,

Смирнов П.П. - 486

Смолин — 202.

Соболев П. - 538.

Совинский М.В. - 485, 566.

Соколов А.А — 580

Cоколов Б. - 597. 598. 633.

Соколовский — 296, 571.

Сокольников Г.Я. - 8, 111, 112, 147, 239, 240, 242, 245, 246, 251,273, 304, 317, 351,455, 706, 769, 790, 823, 879

Соловьев И.Н. - 499, 803.

Сологуб — 523

Соломович — 763.

Сольц А.А. - 135, 168, 334, 342, 672.

Сонье А.С. - 278.

Сорокин П.А. - 578, 600, 884.

Сосновский И.С. - 525

Сосновский Л. С. - 62, 471,569. 666.

Спиридонова М.А. - 161,416, 417, 537, 643, 644, 663, 670.

Спирин Л.М. -431

Спиро В.Б.-618.

Ставская — 653

Сталин (Джугашвили) И.В. - 7, 32, 42, 57, 73–76, 98, 99, 171, 199, 240, 243, 285, 298, 349, 382, 383, 385, 396, 470, 475, 512, 550, 551,555, 569, 609, 626, 648, 663, 679, 681, 687–689, 702, 704, 715, 720, 737, 739, 769, 770, 806, 808, 823, 847, 865, 879, 895, 896, 897.

Старк — 700.

Старых И.А. - 169.

Стасова Е.Д. - 754,

Стеклов Ю.М. - 507, 537, 572, 597, 600,

Стельп Б.А. - 35,

Степанов — 479

Степанов — 765.

Степанов А.И. -18,

Степанов В.И. - 527

Степной -157.

Стернок Э.И. - 760.

Стогов Н.Н. - 385, 488.

Стратонов В.В. - 603.

Струве — 175.

Струков В.К. - 555.

Студеникин П.К. - 226, 445, 718,

Стуков — 577.

Ступин В.В. - 488

Стучка П. - 80, 508, 624

Стырне В.А. - 513–515.

Стюнкель — 135.

Судаков — 871.

Судоплатов П.А. - 617.

Сулин -180.

Сунгуров С.Я. - 728.

Сундуков -123.

Суриц — 739,

Суркаулс Э. - 679.

Сурта И.З. - 599

Суханов Б.И. - 645

Сыроежкин Г.С. - 515, 516, 525.

Сырцов С.И. - 825, 864.

Таганлицкий — 591.

Таганцев В.Н. - 175, 466, 505, 526, 543.

Таганцев В.Н. - 466

Таганцев Н.С. - 174., 175

Таланов — 348.

Таллако — 800.

Тамарин — 285.

Тамиров — 591.

Тан-Богораз В.Г. - 589.

Танеев С.Г. -178.

Тарабыкин А.М. -191.

Таратута — 45.

Теодорович И. -177.

Тер-Каспарян — 502.

Тимофеев — 347, 348.

Тимофеев Е.М. - 638, 652, 660–663.

Тимошев Н.Д. - 759,

Тихомиров — 55,

Тихон-627, 675.

Ткачук А. - 460

Товстуха — 476

Толстая А.Л. - 566.

Толстой Л.Н. - 566.

Томкадзе Ш. - 762.

Томский М.П. - 280, 586, 663, 681.

Топер — 485

Трапезников Р.П. -174.

Трилиссер М.А. - 62, 250, 263, 279,

289, 290, 366, 476, 479, 513, 520, 576, 654, 655, 781,668, 686,

Трилисс — 687.

Трифонов В.А. - 31,33, 34,

Троицкий — 179.

Тропкин — 556.

Трофимов — 882.

Троцкая К. - 159.

Троцкая Н. - 883.

Троцкий (Бронштейн) Л.Д. - 8, 91,142, 171,181,203, 221,233, 337, 347, 376, 379, 380, 390, 398, 402, 428, 449, 524, 539, 554, 551,556, 625, 631,649, 664, 684, 689, 703, 706, 713, 721,731,759, 760, 795, 796, 876, 879, 897.

Трубецкой С. - 171,545.

Трутовский В.Е. - 416, 537.

Трушин Г.А. - 157, 849.

Трушин Н.В. - 332., 333

Туманов — 145, 146

Туполев А.Н. - 699,

Тутке — 708.

Тухачевский М.Н. - 223, 403, 419, 435, 445, 695.

Тютюник Ю.В. - 170, 451,458, 470, 523.

Уайбер Ф.М. - 411

Уаров Ф.Н. -169.

Угримов А.И. - 603.

Ударов — 359 Уколов В.А. - 513

Ульянов А.И. - 591

Унгерн Р.Ф. - 434, 469, 630.

Уншлихт — 54, 55, 98, 99, 105,130,134, 146, 148. 153, 156, 161, 169, 192–195. 199, 203, 224, 226, 227, 232, 233, 234, 237, 250, 263, 279, 289, 290, 303, 308, 311,318, 332, 347, 359, 398, 399, 439, 445, 448, 453, 482, 500, 501,518, 546, 547, 556, 557, 558, 568, 580, 586, 596, 602, 611,630, 641,643, 644, 655, 660, 663, 667, 669, 704, 718, 757, 764, 778, 781,782, 794, 800, 801,805, 807, 813, 843, 847, 849, 850, 855, 875, 884.

Уралов С.Г. - 261,290, 643.

Урицкий М.С. - 18, 29, 55, 71,126, 213, 255, 536, 625, 651,649, 735, 801.

Усов Д.В. - 133, 346, 653, 801.

Успенский И.В. - 38, 761.

Устрялов М.В. - 590

Утгоф В.Л. - 598, 653,661.

Уткина — 339

Уханов К.В. - 478

Ухтомский К.Э. - 467

Ушаков — 763, 764.

Фаерман М.А. - 36–38.

Файштейн С. - 887

Федоров — 661.

Федоров (Горский) Д.Ф. - 846,

Федоров А.П. - 525, 526.

Федоров М.М. - 489

Фёдорова А.И. - 810,

Федорович А.Г. -179.

Федорович Ф.Ф. - 652

Федоров-Козлов — 653.

Федотов П.П. - 70, 761,762

Федулеев Г. - 515

Фельдман Б.М. - 203

Фельдман В.Д. - 119, 124, 125,145, 197, 198, 204, 288, 334, 346, 586, 781.

Фигнер В.Н. - 845, 882.

Филатов В.А. - 657

Филиппов А.Ф. - 283, 881.

Филиппович Т. - 402

Филипповский — 598.

Филлер С.И. - 262.

Философов Д.В. - 472

Финляндский — 798,

Фихте — 25.

Фишман Э. - 161,416, 651.

Флеровский И.П. - 31,

Фомин — 449.

Фомин В.В. - 53, 201,212, 215, 216, 284, 290, 359, 619, 768, 834, 894.

Фомичев — 471,527.

Фортунатов — 598.

Фортунатова — 893.

Фотиева Л.А. - 71.

Франк С.Л. - 603.

Франковский — 28.

Французов М.В. -169.

Фрумкин М.И. - 52, 518.

Фрунзе М.В. - 181,229, 314, 402, 429, 438, 482, 556, 681,700, 706, 710, 724, 895.

Хайвуд В. - 805,

Хайкевич — 765,

Халатов А.Б. - 557

Хаскель М. - 506, 849,

Хассе - 519.

Хачикуридзе А. - 762.

Хвостов А.Н. - 451

Хелльгрен С. - 510.

Хильгер М.А. - 520.

Хинчук Л.М. - 455, 822,

Хлоплянский — 858.

Хлысталов Э. - 292

Ховрин А.А. - 124, 205.

Ходат А.В. -179.

Ходжа Каим — 459

Ходжсон — 470

Хозан — 485

Холин — 858.

Холщевников А.А. - 333.

Хомерики — 674.

Хорват — 272

Хрусталев Г.В. - 344, 767.

Хундадзе — 333, 334

Хундадзе — 478

Хюрскюмурто Т. - 679.

Цандер Ф.А. - 700,

Царьков — 339.

Цвибель — 753,

Цедербаум Я.Г. - 641.

Цейтлин А. - 178, 638,

Цепляк И. - 145, 146

Цеткин К. - 863.

Цетлин X. -179.

Цимизоваришвили — 674.

Циолковский К.Э. - 700.

Цюрупа А.Д. - 130,180, 757, 807, 837,

Чайковский Н.В. - 137, 598.

Чеботарёв-471 522, 558,

Челокаев К. - 453

Челышев -183.

Черепанов — 416

Черепанов Д.А. - 537, 538.

Череп-Спиридович А.А. - 767.

Чернов Б.В. -156

Чернов В.М. - 90, 206, 424, 576, 652, 629, 635, 640, 746.

Чернов М.А. - 431

Чернов С. - 340.

Черный Л. - 379,

Чертков В.Г. - 566.

Черчилль У.-514.

Чижиков — 633.

Чистяков С.Н. - 381.

Чичерин Г.В. - 8, 111, 166, 402, 454, 455, 457. 477, 509, 519, 633, 640, 652, 663, 687.

Чубаков — 576.

Чубаров - 816,

Чубарь В.Я. - 559,

Чугурин И.Д. - 290

Чудин Д.Я. - 345.

Чумбуридзе-671.

Чуцкаев С.Е.-157, 359.

Чхиквишвили — 674.

Шабалин И. - 159, 206, 333.

Шаверновский В.П. - 817,

Шаляпин Ф.И. - 869.

Шамброт О.Я. - 38.

Шамилев А. - 459.

Шапирштейн-Лерс Я.Е. - 157, 591.

Шаромазов Л.В. - 36,

Шауфуз — 206.

Шафран Х.О. - 773.

Шахов-212.

Швальбах- 134.

Шварц — 150, 556.

Шварцбард Ш. - 483, 559.

Шведчиков -131,593.

Шебаршин Л. -281.

Шеварье К. - 760.

Шевро-Войцинский К.А. -211.

Шейдеман Ф. - 652

Шейнман А.Л. - 52, 774, 779, 780, 801

Шешеня Л.Д. - 526

Шик А.В. - 772.

Шипов Д.Н. - 489

Шишковская — 333.

Шкирятов М.Ф. - 172, 184, 199, 333, 890.

Шлейхер-519.

Шлихтер — 427

Шлягель - 176

Шляпников — 897.

Шмелев — 871.

Шмерлинг — 283

Шмидт — 644

Шнейдерман — 340.

Шонин П.П. - 759,

Шор Д.С. - 771–773,

Шпигельглас Г.Ф. - 376

Шпицберг — 671.

Шрагин — 752, 753,

Шрейдер А.А. - 565, 566.

Штейман — 348.

Штейнберг И.З. - 57, 68, 341,537, 565, 619, 643, 794.

Штейнингер В.И. - 487, 488.

Штельман — 776.

Штерн — 709.

Штернберг — 549

Штраус — 126–128

Штремберг — 488

Штридак — 871.

Штродах — 621.

Шульгин В.В. - 529.

Щепетов П.А. - 822, 823,

Щепкин Н.Н. - 488, 489

Щербина Ф.А. - 293

Щуровский В. - 900.

Эболи — 70.

Эвя Г. - 679.

Эйдук А.В. - 145, 290, 849, 850

Эйхенбаум В.М. - 161.

Эльвенгрен Г.Е. - 472, 524.

Эльманович — 894. ·

Эменбеков — 345.

Энгельс Ф — 422

Эпштейн — 498

Эрдели И.Г. - 478

Эрдман-Бирзе — 524.

Эррио Э. - 869.

Юденич Н.Н. - 141, 168, 219, 460, 595, 749, 882.

Юлин — 705, 709,

Юнкерт Э.Ф. - 177.

Юренев — 625

Юркин — 341.

Юровицкий — 61,

Юровский - 216.

Юсупов — 791,

Ягода Г.Г. - 9, 61,85, 102, 104, 118, 124, 125, 143, 144, 146, 155, 157, 159, 160, 163–166, 176, 182, 192, 199, 203, 205, 230, 232, 236, 238, 239, 244, 246, 247, 259, 271,275–277, 279, 283, 284, 289, 290, 295, 297, 306–308, 314, 315, 316, 319, 328, 334, 339, 342, 347, 348, 353, 359–361,365, 369, 370, 398, 403, 404, 440, 454, 457, 476, 494, 497, 501,505, 509, 513, 519, 545, 546, 547, 548, 555–558, 583, 587, 588, 598, 599, 605, 609, 610, 633, 655, 668, 674, 676, 699, 709, 718, 721,725, 736, 738, 740, 767, 773, 781,801,808, 814, 836, 848, 871,875, 884, 885, 892, 898, 902.

Ягор — 628

Ядрова А.И. - 566.

Якобсон — 549

Яковлев А.Н. - 868.

Яковлев С.С. - 70, 663, 761,762, 871

Яковлева В.Н. - 301,477.

Якушев А.А. - 513, 633.

Яновицкий- 134.

Янсон -130, 795.

Янушевская Е.И. - 22,

Янушевская К. - 23.

Янушевский П.С. - 753,

Ярославский Е.М. - 437, 537, 663, 681, 688

Яроцкий — 565

Ярцев Е.Ф. - 451

Ярцимирский Е.К. - 760.

Ясинский В.И. - 885.

Яхонтов — 628

Яцынский А. - 762.

Ссылки

[1] Полный список сокращений, встречающихся в тексте, приведен в конце книги.

[2] В статье «Как нам реорганизовать Рабкрин»

[3] Курсив Ф.Э. Дзержинского — прим. авт.

[4] В то время член ЦК не имел права давать рекомендации для вступления в партию.

[6] Так в тексте

[7] Пометка «Смотри особо оборот». Этой фразой В. И. Ленин обратил внимание на подчеркивания, которые он сделал в тексте на оборотной странице листа.

[8] Еще 17 декабря 1918 г. ВЧК взяла на учет бывших офицеров, генералов и видных чиновников царской армии и Временного правительства.

Содержание