Богиня
Часть первая.
“Поздравляю тебя, Любовь Николаевна», - вздохнув, произнесла я и легонько стукнула бокалом о горлышко бутылки. Раздался тонкий хрустальный звон. Я подождала, пока последние звуки растворятся в тишине комнаты, и добавила «С пятидесятилетием». Вино скользнуло по пищеводу внутрь и оставило терпкое пряное послевкусие на языке. Я огляделась. Моя маленькая однокомнатная, но такая милая и уютная квартирка готовилась ко сну. Стихли звуки, обычно доносящиеся из коридора многоэтажного дома, сквозь стены от соседей, из окна. Остановился теперь уже окончательно лифт. Даже во дворе разошлись последние компании, все наши жители оставили машины на стоянке и заглушили двигатели. На часах начало первого ночи... Журнальный столик с бутербродами, откупоренная бутылка красного полусухого вина, греческий салат. Две зажженные свечки. И тишина... Уютная, родная, домашняя. С ней мы большие давние друзья, нам есть что вспомнить. Я хотела отметить свой праздник сегодня одна, дома, наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Завтра приедут подруги, будут подарки, поздравления, смех шум и гам. Это будет завтра... А сегодня...
Пятьдесят лет. Большая часть жизни позади. В ней было много всего. Много счастья, много любви, много боли и страданий. Сейчас, спустя столько лет, я могу сказать с уверенностью — вся она была пронизана любовью, как ярким солнечным светом. Я сильно любила, меня любили, и пусть каждый раз период светлого счастья сменялся темной беспросветной полосой горя, я по-прежнему говорю и буду говорить — ради этого стоить жить! Даже, если бы в моей жизни был один день, один час беззаветной любви — мне этого хватит, я прожила жизнь не зря...
****
Мне иногда казалось, что моя жизнь была похожа на американские горки. Высокие головокружительные взлеты вверх и такие же падения в бездну...
Судьба начала меня испытывать на прочность, наверное, сразу после моего рождения. И потом только закаляла... Нет, мне неплохо жилось в детдоме. Там работали хорошие добрые люди, воспитанные и интеллигентные. Воспитатели, нянечки любили детей, имели крепкие нервы и доброе отзывчивое сердце, иначе здесь было не выжить. Когда на тебя смотрят десятки меленьких глаз, и каждый ребенок спрашивает, где его мама и папа, очень трудно не сойти с ума. Теперь я это понимаю...
Помню я себя лет этак с пяти. Самым ярким воспоминанием почему-то была драка. Я взяла куклу, самую красивую (как мне казалось на тот момент) и стояла, рассматривая ее возле окна. Две ручки, две ножки, голова, платьице. Наверное, впервые я осознала, что вот он - маленький, похожий на меня человечек в моих руках. Мое подобие. Я удивленно и как то завороженно уставилась на ее длинные волосы, как ко мне подскочила какая-то девочка и вырвала куклу из рук. «Моя!» - закричала она и сильно толкнула меня в грудь. Я упала и больно ударилась о пол. С такой непонятной злобой я сталкивалась впервые и не понимала, зачем было толкать. Попросила бы меня, я бы отдала куклу. Мне не жалко. Я размазывала слезы по лицу, а дети во главе с той девочкой окружили меня и обзывали «Плаксой, ревой, нюней». Мне было ужасно больно, обидно и стыдно, но потом пришла наша нянечка и разогнала толпу...
Мы все были одинокими бездомными котятами, взъерошенными, царапающимися и кусающимися. Мы просто хотели ласки и любви, и эти, так называемые, драки за место под солнцем были еще одним способом привлечь к себе внимание, пусть таким корявым и неумелым...
Я была тихим спокойным ребенком, не конфликтным и молчаливым. Меня даже прозвали воспитатели с легкой подачи Марии Павловны - «мечтательницей». Пока другие дети выясняли свои «важные» отношения, дрались за право играться игрушечными солдатиками или куклой Лизой (кстати, единственной в нашей группе), я сидела у окна и смотрела на проплывающие облака. Дорисовывала им крылья, носы и уши. Над нашими садовыми деревьями плыли слоники, зайчики и гигантские гусеницы. Они медленно уплывали вдаль, за горизонт, туда, где жили мои родители, туда, где шумел огромный яркий мир, наполненный чудесами.
****
В детдоме нас не обижали. Все воспитатели и учителя любили детей, иногда даже нам перепадало ласковое прикосновение и теплая улыбка. Но этих крох были так до обидного мало маленьким детям. И мы додумывали для себя свою персональную, личную «любовь».
В приюте, я выдумала родителей. Я их действительно искренне и беззаветно любила, они были для меня самыми лучшими. Не одна я была такая, в детдоме у всех были родители, у кого настоящие, у кого придуманные, как у меня. Но только я все сочинила до мелочей. Внешность, имена, цвет волос, рост, характер, куда они ездят отдыхать и что они любят на завтрак. Нам не говорили воспитатели, как мы сюда попали, это было табу еще похлеще драк и вранья. Я свято верила, что папа и мама меня просто потеряли. Ну, бывает же такое — или случайно забыли в магазине, или украли, или я пошла в парк гулять очень маленькой, отстала от мамы и заблудилась. Или еще что... И теперь они меня ищут и плачут от потери... И, рано или поздно, конечно найдут, и мы будем счастливы...
Эта незыблемая уверенность в чудо помогала мне всю жизнь. Наверное, еще тогда, в юном возрасте я начала строить из любви (сначала придуманной и вымышленной, потом реальной) свой внутренний мир, свою крепость, свою нерушимую твердыню. Веру в лучшее, веру в счастье. И потом всю жизнь только убеждалась в правильности своего выбора, выбора любви — как единственной сверх ценности на свете.
****
Когда нас начали обучать вместе с мальчиками, я ужасно стеснялась и переживала. Уроки я любила, и учеба давалась мне с легкостью. Но моя болезненная стеснительность часто вредила. Я пряталась на последних партах и не поднимала глаз от тетрадки. Но однажды ко мне подсел худой светловолосый мальчик и решительно представился - «Андрей». Я пробормотала, не поднимая головы - «Люба». Оказалось, что он давным-давно обратил на меня внимание, и просто не решался ко мне подойти. Так началась наша дружба, а впоследствии и любовь. Теперь я была не одна. У меня был Защитник. Такой же, как и я, одинокий брошенный котенок, мой ровесник. Родителей он помнил, они отдали его в приют в семь лет, сами были больны. Тогда я не знала, что такое слово «СПИД». И просто тихонько завидовала Андрею, что он хотя бы видел и помнит их лица, знает их имена.
Моя первая прекрасная девичья любовь. Мы были неразлучны. Даже воспитатели ласково смотрели на наши сцепленные руки и улыбались. А дразнилки «Тили-тили тесто, жених и невеста» от ребят нас не задевали ни капельки. У нас был свой собственный мир, такой же, как мои персональные облака — волшебный и прекрасный. Он мне решал задачки по геометрии, я ему писала сочинения. Он был таким смышленым и сообразительным, добродушным и очаровательным, мой Андрей, а я... Так и осталась робкой, неуверенной в себе девушкой Любой…
****
В приюте мне начали сниться сны. Помню лет этак с десяти-двенадцати... Иногда страшные до дрожжи, иногда непонятные и тревожащие. Иногда веселые и развлекающие. Разноцветными картинками передо мной проносились события, в моих снах жили люди, взрослели дети. Нарезанная мелкими кусочками чья-то жизнь... Сначала я ничего не понимала и плакала, просыпаясь. Меня несколько раз водили к детскому психологу, но никаких отклонений не нашли. Списали все на тоску по родителям и яркую фантазию... Потом, после успокоительных и долгого лечения от нервного расстройства я просто перестала говорить о снах нянечкам и врачам. Это была моя тайна. А сны по-прежнему снились мне почти каждую ночь...
Иногда мне казалось, что я со стороны наблюдаю за чьими-то жизнями. А особенной чертой всего этого было то, что многие люди из снов были в необычных нарядах, которые я видела только на картинках в книжках. Они странно разговаривали на непонятных языках, жили в диковинных домах, в незнакомых городах. Там не было высоких домов, электричество не освещало дороги, и лошади ходили по улицам.
По началу людей было так много, что я почти никого не запоминала, все лица сливались в один мелькающий поток. Кусочки детства, юности. Мальчики, которые в молодом возрасте учились драться на мечах (у нас были игрушечные в приюте, я видела, что это такое), девочки в широких платьях до пола жеманничали перед зеркалом... Иногда я видела страшные наказания, непонятные мне, пугающие до дрожжи. Поле того, как во сне мне показали, как выпороли кнутом красивого светловолосого мальчика и у того вся спина была в крови, я в истерике рыдала целое утро и никто не мог меня успокоить. Постепенно, с течением времени я взрослела, и дети в моих снах взрослели вместе со мной. Сны снились почти каждую ночь, и постепенно я привыкла к ним, как любой человек привыкает к неизбежному...
Со временем людей во снах становилось меньше и начала даже их узнавать. Сны стали более предметные и замедлились. Одни и те же юноши и девушки могли по нескольку раз за месяц появляться в моем сне, то на минутку, то на несколько мгновений. Теперь можно было просмотреть пусть коротенько, но почти логичный цельный кусочек жизни кого-то одного. Час жизни одного мальчика, десять минут жизни другого, полчаса времяпровождения девочки-жеманницы или какого-то взрослого грозного мужчины. Мне даже становилось интересно. Как в кино... Пусть я видела, естественно, не всю жизнь, потому что, людей по-прежнему оставалось еще очень много. Я их путала, забывала лица, иногда проходило несколько месяцев между появлениями моих «любимчиков»... Помню мне очень понравилась одна красивая девочка, она жила в каком-то большом людном городе около моря. Она так была похожа на меня, такая же белокурая и худенькая. Любила мечтать и сидеть у окна, смотреть на небо и читать книги. Правда у нее были папа и мама, и я восхищенно вздыхала, когда мне удавалось подсмотреть за их «идеальной» (по моему мнению) жизнью. Ей дарили подарки, куклы и игрушечные домики украшали ее спальню. Родители возили ее в зоопарк и на пляж. У нее был маленький смешной щенок, лохматый и игривый. Я тихонько завидовала ее жизни, счастливой и беззаботной, мне так нравилось подсматривать за ней... Но однажды, когда мне было около семнадцати, она пропала из моих снов и больше никогда не вернулась...
В семнадцать лет я стала вести дневник. Это было модно среди наших девушек, и я не стала исключением. Туда я записывала свои признания в любви Андрею, свои мечты и, конечно же, сны. Не знаю, почему это показалось мне важным. Сначала людей во снах было так много, что я едва успевала каждому выделить по одному предложению.
«Блондин сбежал сегодня из дома. Его поймали, и отец собственноручно выпорол и запер в комнате».
«Актриса с родинкой сегодня впервые выступила на сцене в театре. Провал».
«Мальчик с длинными волосами придумал своей маме подарок - лак для ногтей, который можно один раз нанести и менять цвет хоть десять раз на дню, дотрагиваясь кисточкой определенного цвета до ногтя».
И так далее... Но после того как я исписала две толстые тетрадки и ни разу не повторился персонаж, я поняла, что это бесполезно — их слишком много, и забросила записи...
****
В восемнадцать лет нас выпустили из приюта во взрослый мир. Я ужасно боялась и нервничала, ничего не знала и не понимала в жизни. Но Андрей успокаивал — у него уже был план. Я во всем положилась на своего парня. Мы решили, как только получим паспорта — тут же поженимся. Но сначала нужно было что-то делать с учебой. Андрей всегда хотел стать строителем. Он завороженно смотрел на высокие дома, стрелы кранов, окружающих новостройку, огромные бетонные плиты вокруг. И решил поступать в архитектурно-строительный институт.
Я же мечтала стать врачом. Я представляла, как я спасаю жизни, делаю операции, принимаю роды. Мечты. Мечты... Конечно, у нас, детдомовцев была льгота для поступления в институт, но увы, не медицинский. Так что мне пришлось довольствоваться училищем, и то, мне крупно повезло. Даже в медицинское училище был «блат» и принимали за большие деньги, которых у нас не было.
Государство нам дало стипендию и по маленькой комнатке в коммуналке и за это ему огромное спасибо. Мы с Андреем подали заявление в ЗАГС и стали искать обмен двух коммуналок на отдельную квартиру.
Я помню нашу веселую студенческую свадьбу. Гости в основном были наши, детдомовские и одногруппники из строительного института Андрея. Увы... В мед училище на меня смотрели, как на отребье и за человека не считали. Парни еще кое-как. Были и приглашения в кафе, погулять и заигрывания и комплименты... Я шарахалась от них, как от чумы, показывая тоненькое серебряное кольцо на пальце, а они только смеялись... Непонятно... Девушки же просто не замечали меня, сплетничали за спиной и поливали презрением. Мои стоптанные черные сапоги, коричневое пальтишко и вязаный серый берет, вызывали у них стойкое отвращение. Но я не унывала. Презрительные взгляды и едкие насмешки «детдомовка» не могли пробить мою уже окрепшую броню из светлого безграничного счастья, моей бесконечной любви к мужу. Я летала, как на крыльях. Вот оно — то, о чем я всегда мечтала. У меня есть семья! Маленькая тесная пустая квартирка на окраине, но наша, собственная, отдельная! Мой любимый мужчина, теплый и ласковый, сильный и решительный. Он целует меня каждое утро, когда мы просыпаемся, и благодарит за завтрак. Он носит меня на руках в ванную и вешает постиранное белье на балкон. Он приносит сумки из магазина и собирает мне букет из осенних листьев, когда мы гуляем по парку, сцепив ладони. Сжимает в объятиях, найдя укромный уголок, где нет прохожих. Нежно целует в нос и говорит «Счастье мое»... Он бесконечно нежен со мной ночью и я таю, как мороженное у него на губах... Мы учились любви вместе, совершали открытия, удивительные и грандиозные... И нам все было ни по чем... И то, что ели мы овсяную кашу на завтрак, а гречку с курицей на ужин, почти каждый день. Одевались в секонд-хенде и спали на железной кровати... «Все у нас будет» - уверял меня Андрей, - «Я обещаю тебе, ты будешь самой счастливой на свете». «Я и так самая счастливая» - отвечала я...
Я светилась мягким светом от любви, и прохожие смотрели мне вслед, улыбаясь.
Училище я закончила раньше своего мужа на пару лет и стала работать медсестрой в неотложке. Появились деньги... Не много, но после стипендии это был существенный прирост благосостояния. Андрей постоянно подрабатывал на стройке, его уже там хорошо знали и уважали. Пока обычным рабочим — месил цемент, таскал стройматериалы, разгружал машины. Он смеялся, что должен узнать все стадии строительства здания. От чертежа на бумаге до рытья фундамента. И когда он, наконец, окончил институт его тут же взяли сначала арматурщиком, а потом и инженером-строителем на ту стройку нового микрорайона, где он подрабатывал.
Деревянную свадьбу мы уже отметили в отремонтированной и обставленной квартире. Муж сам штукатурил стены и укладывал паркет. Мы купили шикарную деревянную кровать и шкаф-купе. Жизнь заиграла новыми красками. Появились те вещи, которые раньше мы не могли себе позволить — хорошая одежда, заморские фрукты, кафе иногда по вечерам, букет цветов неожиданным сюрпризом от любимого мужа, красивый галстук ему на праздник. Хотя я по прежнему была нерешительна и робка, терялась с незнакомыми людьми и смотрела в пол, но Андрей говорил, что это остатки детдомовского прошлого и совсем скоро я стану уверенной в себе и смелой девушкой.
Когда мы решили завести ребенка, Андрей уже занимал должность прораба, а мне исполнилось двадцать четыре. Год назад мы взяли в кредит двухкомнатную квартиру в новостройке и купили подержанную машину. Все было прекрасно. Мое счастье росло во мне теплым крохотным комочком. А второе носило меня на руках и нежно целовало по утрам в щечку, уходя на работу.
Мы ехали вечером из больницы, была зима, было ужасно скользко не то, что ехать, но и ходить. Андрей медленно и аккуратно, со скоростью сорок километров в час двигался по самой крайней правой полосе, когда большой грузовик, не справившись с управлением, врезался в нашу машину слева. Потом мне сказали, что со стороны водителя ничего не осталось — только исковерканный металл. Меня же зажало и сплющило так, что пришлось вырезать сваркой из покореженного автомобиля... И когда я очнулась через месяц в палате — живот у меня был плоским... Только однажды я видела своего ребенка - на УЗИ, шестимесячным комочком, плавающим у меня внутри в животе. Врачи сказали, что мне крупно повезло. После таких травм не выживают, переломы нескольких ребер, обеих ног, сильное сотрясение с комой, внутренние разрывы и кровотечения. Ну, да, еще и потеря ребенка на позднем сроке... И заключительный вердикт, как гранитная могильная плита — у меня больше никогда не будет детей....
****
Несколько месяцев я провела в больнице. Сначала в той неотложке, в которой работала, потом перевели в обычную районную. Начался долгий период реабилитации. У меня никого не было, только иногда друзья приходили в больницу и навещали коллеги Андрея. Голова постоянно пребывала в густом душном отупении. Я не реагировала на слова, вздрагивала от прикосновений и почти не поднимала глаза от пола. Горе... Огромное, непереносимое неподъемной тяжестью прижимало к земле и не давало вздохнуть. Я все время молчала, и врачи даже решили, что у меня от стресса пропал голос. Назначили кучу дополнительных исследований, но с горлом было все в порядке. Я как механическая кукла ходила на процедуры и запихивала в себя больничную постную еду... На каком-то диком, животном уровне тело хотело жить дальше, и пусть душа была полумертвая, но основные первобытные инстинкты не давали умереть.
За время моего пребывания в больнице банк за неуплату по кредиту отобрал квартиру и вместо наших двухкомнатных отремонтированных хором, я взамен получила маленькую коммуналку на окраине. Мне было все-равно... Наверное, нужно было спорить, доказывать, что за первый взнос мы отдали нашу однокомнатную квартиру и плюс еще год выплачивали кредит, но тогда в больнице меня меньше всего волновало, как я буду жить дальше... И где...
И через почти полгода после аварии я впервые зашла в свое новое одинокое жилье. Все мои вещи были свалены в кучу, одежда вперемешку с кастрюлями и фотоальбомами, зеркало, два стула и маленький диван... Ключи мне отдали друзья Андрея (огромное спасибо им за то, что побеспокоились за новый замок и за сохранность моих вещей)... Денег не было, я то уже почти год не работала. Друзья принесли продукты, забили холодильник и оставили меня наедине с собой. Марина порывалась остаться... Та девочка из детдома, которая меня толкала и обзывала в детстве, стала мне самой близкой подругой. Даже была нашей свидетельнице на свадьбе. Сама бойкая и озорная, она дополняла меня своей неуемной энергией и оптимизмом. Но сейчас они мне были не к чему. И я попросила ее уйти...
Нужно было решать, как жить дальше. И первое, что я сделала — пошла на кладбище. Мне необходимо было проститься с Андреем, просто необходимо было увидеть его могилу, принять и понять его смерть, его уход, заплакать, наконец. Расстаться навсегда со своей первой любовью.
Потом, позже, читая психологическую литературу и несколько раз побывав у психотерапевта, я поняла, что прошла все классические стадии горя. Шок, отрицание, отупение. Потом боль и чувство вины... Почему мы поехали в машине — ведь можно же было на метро! Почему вечером, нужно было утром! И все в таком роде... Гнев на себя, горечь, обида на судьбу. Как Бог мог допустить, чтобы мой прекрасный, честный, добрый Андрей погиб? Как Бог мог допустить смерть моего не родившегося ребенка? Что же это за Бог такой? … А потом... Потом смирение...
****
Я опять пошла в неотложку просить работу. Кризис, мест в больнице не было и меня взяли на скорую медсестрой. Тяжелый выматывающий труд. Всю ночь в машине, огнестрельные и ножевые ранения, преждевременные роды, сердечные приступы, вонючие бомжи и буйные алкоголики. К концу смены я уже ничего не соображала. Механически, не задумываясь, делала перевязки и ставила уколы. Наверное, тогда это был лучший труд для меня, до отупения и состояния робота-автомата. Контраст этого кошмара помог справиться с моим горем, помог потихоньку выкарабкаться из той раковины, в которую я себя замуровала.
Прошло два года и боль растворилась в тяжелой каторжной работе, ежедневных проблемах, приходах друзей, посиделках с бутылочкой вина, маленьких крошечных радостях. Больше всего я любила принимать роды, когда мы не успевали привести роженицу в больницу, приходилось останавливаться и прямо в машине готовить операцию. Появление на свет нового человека — это всегда чудо. Великое и грандиозное... Я просто застывала в ошеломлении, слыша первый громкий крик младенца, видя его первый вздох. И даже если мать была не очень добродетельна или не трезва, в этот момент я любила и ее. Любила за это рождение, за этот дар миру новой жизни.
Мне исполнилось двадцать восемь... Я жила в своей коммуналке и работала медсестрой. Теперь я уже понимала, что вряд ли я стану настоящим врачом, не было денег, чтобы закончить мединститут, да и все время отнимала работа. За мной потихоньку начали ухаживать мужчины. Приглашать в кафе, кино, в театры. Иногда коллеги, иногда пациенты... Было странно...
Почему-то, я всегда привлекала мужское внимание. Даже удивительно, потому что никогда к этому не стремилась... Я ведь не была писаной красавицей, и ноги у меня не от ушей, и грудь не пятого размера. Симпатичная, но и только. Стройная, небольшого роста натуральная блондинка, с тонкими чертами лица. Овальное личико, пухлые губы, голубые глаза - ничего особенного... Ах, да... Еще длинные белокурые волосы. Рядом работали более яркие и привлекательные девушки, сексапильные и обворожительные. Они заразительно хохотали и шикарно одевались, вызывающе красились и были в курсе всех сплетен и модных событий. Но мужчины приглашали на свидания почему-то меня. Чем я их привлекала? Не знаю... Возможно своим спокойствием, бесконфликтностью, или уступчивостью и мягкостью?.. Для меня всегда это было загадкой.
Марина частенько обвиняла меня в бесхарактерности. По-дружески, шутя и ругая мою нерешительность. Сама она уже два раза побывала замужем и решила не останавливаться на достигнутом. Я только улыбалась в ответ на ее дружеские подначки. Отвечала, что вода тоже мягкая и ласковая, но гранитные глыбы точит лучше профессионального скульптора, делая гладкими и круглыми.
-Люб, прости меня, но ты дурочка, - мы сидим с ней в летнем кафе в парке и пьем сладкий безалкогольный коктейль через трубочку (мне еще на работу в ночную смену).
-Почему? - на Маринку было сложно обижаться, она всегда говорила, что думала и выражения не выбирала.
-Если бы ты хоть раз подняла глаза с пола и посмотрела вокруг, то увидела бы — все мужчины смотрят только на тебя, - я удивленно подняла глаза и украдкой окинула взглядом кафе — ничего такого, - возмущенно произнесла я.
-Ну да, сейчас тут только мы и та мамаша с детьми, - фыркнула Маринка, - я иносказательно. Иногда я тебе завидую черной завистью. Тебе бы прийти в любой респектабельный ресторан и в тот же вечер ты оттуда бы ушла с миллионером. - Марина давно безуспешно пыталась подцепить на крючок богатого «папочку», но пока в ее активе были только менеджеры среднего звена и один мелкий чиновник.
-И ничего я не делаю такого, - буркнула я...
-Вот именно! - указательный наманикюренный палец подруги ткнулся мне в грудь. - Не делаешь. Потому, что тебе ничего не нужно... Эх, ну почему это бешеное обаяние досталось не мне, - притворно вздохнула Маринка. Она все же немного лукавила. Природа не обделила мою подругу. Ей досталась яркая внешность, умело подчеркнутая макияжем, неуемная энергия фонтанировала безудержным потоком, она заразительно смеялась и смешно рассказывала анекдоты (чем я похвастаться никогда не могла), многие мужчины увивались вокруг нее. Она уже два раза побывала замужем, но все по-прежнему была в поиске. А работала Марина в салоне красоты парикмахером, она еще с детства любила причесывать кукол и стричь им волосы (это объясняло ее пристальное внимание к длинноволосым Барби, из-за которой у нас и произошла первая ссора).
-Ну, хватит уже, - попыталась образумить ее я, мне всегда было не по себе, когда она начинала меня подначивать и задирать, - ты же знаешь меня.
-Вот именно, - вдруг сказала Маринка, и, помолчав, непривычно серьезно добавила, - наверное, этот призрак детдома все время будет висеть над нами дамокловым мечем.
-Да нет, - начала я и тут же была перебита.
-Да-да! Посмотри на себя... - тяжело вздохнула она, - ты прекрасный добрый человек, светлая душа, у тебя просто обязана быть счастливая крепкая семья, ты создана для этого. Ты бы видела себя со стороны пять лет назад, - она на секунду замолчала, как будто бы не хотела напоминать мне утрату, - ты сияла. Это было твое... Это я не создана для семьи, а ты... - Марина вдруг подсела на мою сторону и крепко обняла за плечи, - Если бы не детдом, ты бы уже нашла кого-то, была бы открыта и жизнерадостна, а не смотрела в пол, как ты делаешь пятьдесят процентов времени. Ты была бы прекрасной дочерью и женой, великолепной матерью... А сейчас что?
-Что? - спросила безнадежно...
-Ты прячешь глаза, бегаешь от мужчин как от черт от ладана. Твоя робость и неуверенность в себе переходит все границы... Когда ты смеялась последний раз? Когда пела, танцевала? Твой характер ведь совсем другой... Это все приют...
-Нет, - прошептала я, - не только...
-Не только, - согласилась она, - но он первый наложил свой отпечаток.
Мы помолчали... Я была не согласна. Точнее не совсем согласна с Мариной. Нельзя во всем обвинять приют. Да, то, что у нас не было родителей, или они умерли, или отдали нас, повлияло на наш характер не в лучшую сторону. Я болезненно застенчивая и робкая, всегда пряталась за спину Андрея, выходила «в люди» только с ним, соглашалась с его проектами и идеями, была послушной и безынициативной. Возможно, даже слишком. Марина. Ее неспособность остановиться на одном мужчине, постоянный безуспешный поиск идеала, постоянная неудовлетворенность собой и мужчинами ее окружающими.
-Почему ты не заведешь ребенка? - вдруг спросила ее я, - ладно я не могу, но ты то. Неясная тоска тоненько царапнула коготком, и сразу же отступила назад в темноту, туда, куда я загнала свои счастливые воспоминания о прошлом...
-С кем? - возмущенно уставилась на меня Марина...
-Было бы желание, а мужчина найдется, - улыбнулась я, - да хотя бы с этим твоим... Василием Павловичем... Я думала, она сейчас начнет опять куражится и шутить, а она вдруг серьезно и как то непривычно для себя ответила.
-Милая моя подруга. И это тоже страх, который остался от детдома. Вдруг со мной что случиться, авария (она с сожалением посмотрела на меня, как будто извиняясь за напоминание), смертельная болезнь, еще что. У меня никого нет, ни родителей, ни братьев, ни сестер. И моему ребенку светит только приют. Я не хочу ему такой судьбы.
-Нельзя же так! - воскликнула я, - если будешь постоянно об этом думать — что за жизнь тебя ждет!
-Да, - она встрепенулась и ярко улыбнулась мне, - но ведь это ты у нас женщина, созданная для семьи, замужества, материнства. А я никогда к этому не стремилась. Ну, хватит хандрить! - заявила вдруг Марина и поднялась со стула. - Если мы решили, что ты у нас роковая женщина, - я вытаращила на нее круглые глаза, - значит, придется мне тебе показать, как ты действуешь на мужчин, если ты сама этого не видишь.
-О, нет, - простонала я. - мне еще на работу сегодня в ночь.
-Твоя смена начинается в одиннадцать, значит у нас еще куча времени. Тем более, это просто эксперимент, ничего пока я серьезного не планирую с тобой делать. - И потащила меня прочь из кафе.
Это было ужасно. Сначала она повела ради «проверки» в супермаркет, купить бутылку воды. При этом потребовала не опускать глаза и хоть иногда смотреть по сторонам. Я не знала, что она задумала, пока не стало слишком поздно... Мы подошли к кассе, Маринка специально подобрала одну из касс, где стояли почти одни мужчины... Потом вдруг вскрикнула, что мы забыли деньги, а моя подруга (кивнула на меня) теряет сознание от жажды... Когда все окружающие мужчины подскочили, чтобы заплатить нам за воду, я чуть не провалилась на месте. А потом еще долго на выходе из супермаркета отбивалась от настойчивых предложений подвести домой меня, а то вдруг мне станет плохо по дороге. Я, красная как рак, тащила Марину прочь от магазина. Она только посмеивалась.
-Нет, ну ты видела! - не унималась она, - и это при том, что у двоих из них я заметила обручальные кольца!.. Я не знала, куда себя девать от смущения.
Мы шли по центральной улице нашего города и смеялись. И вдруг, забывшись, я зацепилась за восхищенный взгляд мужчины, идущего навстречу. Один, второй, третий даже остановился и спросил который час. Маринка не унималась.
-Ты заметила? - толкнула она меня в бок.
-Может это на тебя они обращают внимание, - попыталась отмазаться я. - смотри, как ты одета, макияж, прическа.
-Нет, ну действительно, дура, - заявила подруга, - ты просто слепа. Ну ладно раньше ты никого не замечала - сначала Андрей, потом авария, а теперь то что? Столько лет уже прошло.
-Не знаю, - вздохнула я, - мне страшно... Опять...
-Ты же сама мне недавно говорила, что нельзя все время бояться! - вернула мне Маринка мои же слова... и припечатала, - думаю, ты готова к новой любви. Оглядись вокруг и если опять никого не заметишь, придется мне браться за твое воспитание. А ты же знаешь, чем это грозит, - ухмыльнулась она. Я сложила молитвенно руки. «Нет, только не это!»
Мы рассмеялись и распрощались...
Я пока не чувствовала в себе ни сил ни желания опять броситься в этот омут с головой. Слишком еще свежи были не зажившие шрамы и в прямом и в переносном смысле... Головой понимала, а сердце уже потихоньку оживало, чего-то ждало и надеялось. Ждало прихода весны, ждало солнца, света, тепла... И лед тронулся...
****
Маленький тоненький росток любви пробрался наружу и повернул свою головку к солнцу. Сначала заинтересованные взгляды, частые встречи в коридорах больницы, как будто случайные. Тонкие завуалированные комплименты моему профессионализму, каторжному труду... Ничего неприличного или вульгарного. Когда я сама обратила внимание на нашего главного хирурга Алексея Ивановича Слуцкого, тот был уже влюблен в меня по уши (это он мне так сказал после свадьбы).
Приказ главврача о переводе меня в хирургическое отделение мной был воспринят неоднозначно. С одной стороны — самое престижное отделение нашей больницы, «чистая» интересная работа, помощь на операциях (то, о чем я всегда мечтала), с другой — мои друзья в «неотложке», моя необходимость, иногда спасение жизни, это давало мне огромный заряд своей значимости, важности для людей.
Через месяц после перевода меня назначили ассистировать Алексею Ивановичу. Я ужасно переживала и тряслась как осиновый лист, операция была пустяковая — удаление желчного пузыря, но это первая моя операция. Я чувствовала все время его теплую поддержку и одобрение. Он незаметно помогал мне и ненавязчиво руководил. После операции, легонько приобнял меня и сказал.
-Девочка, ты прирожденный врач, - я недоверчиво на него смотрела, - я повидал немало медсестер, но могу сказать с уверенностью — твою чуткость, любовь к пациенту, четкость в движениях, спокойствие и профессионализм не часто встретишь в человеке.
Он был меня старше на шесть лет и уже как год состоял в разводе. Все вокруг шушукались и сплетничали о таком привлекательном и одиноком мужчине, являющимся самым завидным холостяком в больнице. Я же в упор его не замечала, пока сам Алексей не подошел ко мне в столовой, и не пригласил в театр на премьеру знаменитого мюзикла. Сказать, что я опешила — ничего не сказать. Почти три года я жила в своем закрытом, неприветливом мире — дом-работа-опять дом. Никаких мужчин, никаких театров и ресторанов. Никаких развлечений. Иногда с подружками кафе-мороженое. Я растерялась и согласилась.
****
Алексей мне потом рассказывал, еще давным-давно обратил внимание на маленькую симпатичную тихоню-медсестру, пугливую как воробышек, улыбчивую и очаровательную. «Ты как лучик солнышка проскальзывала через коридоры и освещала все вокруг. Ты была моим персональным светом в угрюмой ежедневной рутине»... Потом обнял меня и добавил, - «Но ты была замкнута и не разговорчива с мужчинами, счастлива в замужестве и совершенно недоступна... У меня уже тогда не ладилось с женой, и я иногда по-доброму завидовал твоему семейному благополучию... Потом авария, ты пропала на долгое время, и когда ко мне пришел Иван Иванович (наш главврач) с твоим резюме посоветоваться — что делать... Ведь время трудное, вакансий нет, я попросил взять тебя на работу»...
Он ухаживал за мной медленно и осторожно, словно боялся спугнуть... Почти два месяца проводов домой после дежурств, ужинов в кафе, совместных походов в кино и обедов в больничной столовой.
Потом он говорил, что так боялся что-то сделать не так, напортачить или поспешить, что даже немного перестарался... Я смеялась. «Да уж...»
Алексей был замечательным. Высокий крупный интересный мужчина. С нежными сильными руками, громким властным голосом и уверенными движениями. Прекрасный хирург от Бога. Я восхищалась им, ассистируя у него на операциях и потом, сидя в кафе, ловила каждое его слово, завороженно уставившись в красивое волевое лицо.
Он был так не похож на Андрея. Каким бы ни был решительным и энергичным мой первый муж, но ему не хватало этой спокойной уверенности в себе, этой харизмы и обаяния… Они были у Алексея в крови, воспитаны с детства любящими родителями, взлелеянные годами, десятилетиями жизни в достатке и спокойствии. Престижная школа, институт, благополучие и успех на профессиональном поприще. Только однажды его подвела судьба — они разошлись с женой после двенадцати лет брака. Я не спрашивала, что произошло. Захочет — расскажет сам, да и сам Алексей не интересовался моей жизнью с первым мужем...
****
Он дал мне это... Защищенность и умиротворение. Того, чего мне так не хватало. Я была с ним, как за каменной стеной, он окружил меня такой трогательной заботой и
вниманием, что я иногда чувствовала себя маленькой девочкой. Покупал шерстяные носки и теплые варежки. Приносил обед в ординаторскую, когда я не успевала прибежать в столовую, легонько целовал меня в щеку, прощаясь возле входной двери подъезда, и пока не позволял себе ничего лишнего. Все уже в больнице давно нас уложили в постель и поженили, а я еще не целовалась с ним в губы.
Даже мне стало это надоедать. Я уже вполне созрела для более тесных отношений и однажды, после того как он в очередной раз подвез меня домой и чмокнул в щеку, просто решительно обняла его за плечи и притянула к себе его крупную взлохмаченную голову.
Его губы были такими, как я и предполагала — сильными, вкусными и упрямыми. Он сразу перехватил инициативу и впился так жадно и настойчиво, что мне оставалось только тихонько всхлипывать и цепляться за его куртку, боясь упасть...
****
Даже сейчас, спустя почти четверть века, я не могу вспоминать без улыбки ту нашу первую сумасшедшую ночь. Мы дорвались друг до друга, как будто год прожили на необитаемом острове и впервые повстречали человека противоположного пола. Едва дошли до моей комнаты, соседи, наверное, были в восторге — такой шикарный спектакль в коридоре. После того раза, я больше никогда не ночевала в своей коммуналке — Алексей на следующий день решительно перевез мои вещи к себе. А через два месяца мы поженились.
Правда, я попыталась остановить его.
- Зачем свадьба? Я согласна на гражданский брак.
-Нет, - отрезал решительно мужчина, - я хочу, чтобы все было правильно, я безумно люблю тебя, и будешь принадлежать мне на законных основаниях.
-Да ты собственник, - улыбнулась я.
-Еще какой! - чмокнул меня Алексей.
-Ты же знаешь... - я запнулась, - авария... Я не смогу родить тебе детей...
Он ласково обнял меня за плечи и крепко прижал к груди.
-У меня есть двое сыновей от первого брака, наследство, если оно конечно будет, есть, кому оставить... - прошептал он мне в волосы, - я люблю тебя, такую, какая ты есть... И не нужно пытаться находить разные причины, я все равно поведу тебя в ЗАГС.
Я улыбнулась, вспоминая. Моя вторая любовь. Она вспыхнула ярким ослепительным светом, и мир вокруг опять заиграл красками, засияли, заискрились мои глаза, опять я летала как на крыльях, опять прохожие провожали меня глазами и улыбались мне в след. Я вся, каждой клеточкой, каждой мышцей, каждым моим вздохом устремилась к нему, моему прекрасному сильному пылкому мужчине…
Алексей меня многому научил... Если честно, то дожив до двадцати восьми лет, я оставалась по-прежнему маленькой девочкой, только что вышедшей из приюта. Мой второй муж исправил это упущение.
Он учил меня, прежде всего, любить себя. Наслаждаться хорошей одеждой, чувствовать кожей прохладный шелк изысканного белья, привыкать к дорогим французским духам и косметике. У меня появились первые в своей жизни драгоценности, я училась не прятать взгляд в ресторане и на приемах не смотреть в пол. Тихий горячий шепот мужа на ухо «Красавица моя» и ласковые прикосновения давали мне поддержку и уверенность.
«Главное — знать себе цену, - говорил мне Алексей, когда я все же иногда смущалась и робела на какой-либо торжественной встрече... - просто знай, ты - самое мое дорогое сокровище. Ты лучше всех». И я верила ему.
Алексей не жалел для меня денег. Знаменитый на всю область хирург, его приглашали на консультации в столицу, за его операции платили огромные гонорары. У нас в центре города были шикарные четырехкомнатные хоромы и дом за городом, у реки.
Моя жизнь наполнилась новыми радужными красками. Я научилась наслаждаться чувственными удовольствиями. Оказывается, я так много не знала! Не знала, что плотская любовь может быть такая яркая и страстная, горячая и упоительная. Мы занимались любовью в машине на кожаных сидениях, остановившись на обочине пустынной проселочной дороги. Любили друг друга на плаще, расстеленном на мокрой прохладной траве у пруда. Предавались страсти на крыше небоскреба под россыпью звезд и дома в джакузи в пене из розовых лепестков. Он был самым лучшим наставником, мой муж.
Я научилась любить свое тело, получать удовольствие от сильных ласковых рук Алексея, делающих мне массаж, научилась открыто, без смущения смотреть на себя в зеркало, стоя обнаженной в ванной. Научилась сходить с ума от ощущения его кожи под своими пальцами, от запаха возбужденного мужчины, получать такое же сильное удовольствие, делая ему приятно.
****
Алексей иногда забирал своих детей к нам на выходные, мы уезжали за город и проводили все время на лоне природы. Я не стала, к сожалению, им второй матерью, да я и не стремилась. Я стала им подружкой, наперсницей их забав и игр. Мы ловили рыбу, копали вместе червей, собирали гербарий для школьного альбома и считали кольца-года у деревьев. Я как будто с головой окунулась в детство, которого у меня не было и наслаждалась этими днями даже больше, чем они. Алексей с улыбкой смотрел на наши безумства, иногда принимал участие, но чаще читал журналы и писал свои научные работы.
Я не бросила свою работу медсестрой, как хотел муж.
-Что я буду делать целыми днями дома? - возмущалась я.
-Найдешь, что, - отвечал Алексей, - я не хочу, чтобы ты видела эту кровь, гниющие раны, ухаживала за бомжами и делала им уколы.
-Это моя работа! - воскликнула я, - я всегда хотела этим заниматься. Я умру со скуки дома одна, - но он уже сам понял, что меня нечем занять — детей то нет. И одиночество вряд ли пойдет мне на пользу.
Я была счастлива тем безоблачным, безграничным счастьем, о котором я так мечтала. Любимый муж рядом, понимающий и поддерживающий во всем, спокойный, уравновешенный, красивый. Любимая работа, дом, друзья. И пусть у нас нет детей — это не мешает моему сердцу быть полным до краев блаженством. Маринка весело подшучивала надо мной — «Я же говорила, что ты создана для любви, для брака»... - повторяла она, улыбаясь.
На мое тридцатилетие муж подарил мне шикарный подарок — выкупил ту двухкомнатную квартиру, которую отобрал у меня банк, когда я лежала в больнице. Не знаю, может на него так подействовал мой рассказ об обмане, может просто хотел сделать мне приятно. Но документы на квартиру с моим именем в договоре купли продажи, теперь лежали у меня в столе.
А через год мы вместе поехали во Францию, Алексея пригласили на конференцию и он взял меня с собой. Пока муж читал лекции, я наслаждалась городом любви. Я влюбилась в узкие тихие улочки Парижа, в маленькие яркие кафе, как колибри, притаившиеся в уголках скверов. В красивые цветочные клумбы, нарядные ухоженные балкончики, изящные деревянные скамейки. После приезда домой я несколько месяцев ходила под впечатлением от сказочного города, а Алексей только улыбался, смотря на меня.
****
Я налила себе еще один бокал. На часах два ночи. Сейчас, спустя столько лет, вспоминая свое прошлое, я ни о чем не жалею. Жизнь прекрасна и удивительна, как и моя не гаснущая любовь. Шесть чудесных лет, наполненных счастьем, я прожила с Алексеем. Может быть, тогда, в тридцать четыре года, когда я от него ушла, я и совершила ошибку, но я поступила в согласии со своими тогдашними убеждениями и принципами, и не раскаиваюсь в своем решении.
Я так старалась ему угодить, помогать во всем, писала ему доклады к семинарам, помогала собирать материал для диссертации, ассистировала на операциях, дежурила вместе с ним ночами, ухаживала за его тяжелыми пациентами. «Чтобы я без тебя делал, любовь моя» - шептал Алексей, и мое сердце трепетало от любви к мужу.
Я не поехала с Алексеем в очередной раз в Москву на семинар — у меня был напряженный график, медсестер не хватало, кто уволился, кто заболел. Я металась между операционной, палатами реабилитации и ординаторской, засыпая на ходу. Мы сдали мой билет и муж, недовольно пробурчав, что работа мне дороже его, поехал один. Конференция продлилась неделю, за это время главврач взял на работу еще одну медсестру и стало полегче.
Я на уровне женской интуиции почувствовала, что что-то произошло. Еще неясное призрачное предчувствие беды, дуновение сквозняка, легкое как перышко. Но тревожащее и прохладное.
-Твоя рубашка пахнет духами, - мурлыкнула я, обняв его в аэропорту и прижавшись щекой к груди.
-Ага, - засмеялся Алексей, - знаешь, сколько было женщин в самолете! И все стремились ко мне прижаться.
-Ну конечно, - вздохнула притворно я, - ты у нас мужчина нарасхват.
Муж нежно поцеловал меня в губы и крепко прижал к себе «Как я по тебе соскучился, счастье мое».
Ночью я стонала от наслаждения в его объятиях, а его страстный шепот «Ты у меня самая лучшая... Я так тебя люблю» - странным образом насторожил меня. Что значит, самая лучшая? Он что, с кем то сравнивал? Я себя не понимала. Я никогда не думала об изменах. Мне просто в голову это не приходило. Мы так сильно любим друг друга - зачем? А сейчас почему-то я ищу тайный смысл в словах, сказанных в бреду экстаза. «Значит, это со мной что-то не так», — решила я и попыталась выбросить все из головы.
Но через три дня я увидела московский незнакомый номер, высветившийся на экране телефона Алексея. Муж был в ванной, принимал душ. Он только пять минут назад разговаривал со своим коллегой врачом из Москвы, они познакомились на семинаре и, услышав от меня через дверь «Тебе звонят, московский номер», ответил «Возьми трубку, скажи Павлу - я перезвоню».
Только я нажала кнопку «Принять вызов» и открыла рот, как услышала красивый грудной женский голос «Дорогой, это я, Светлана»... - я судорожно выдохнула в трубку, там продолжали «Ты же меня узнал?.. Я уже соскучилась по тебе, когда ты опять приедешь в Москву?».
В ступоре я простояла несколько минут... Мозги отключились, мыслей не было ни единой. Когда Алексей вышел из ванны, я так и стояла с телефоном в руке, посреди комнаты.
Из трубки давно уже раздавались короткие гудки, а я все не могла прийти в себя.
Муж резко подскочил ко мне, перепугавшись выражения моего лица - «Что случилось? Кто это был? Что сказали?»... Руки обнимали каменную статую. Я повернула к нему лицо и мертвым голосом спросила «Зачем?»... Сначала Алексей как будто удивился и недоуменно уставился на меня. Постепенно на лице начало проступать понимание и осознание.
Он прокашлялся и еще раз повторил внезапно севшим голосом.
-Кто это был?
-Светлана, кажется... - прохрипела я, сев на диван, точнее упав. Словно все мои кости превратились в желе, а позвоночник отказался держать тело. Голос не слушался. Я молча протянула телефон. Алексей просмотрел входящие, несколько минут хмурил брови, наверное, пытаясь вспомнить номер.
-Любимая, это совсем не то, что ты подумала, - попытался справиться с собой мужчина.
Я криво улыбнулась. Мне все было странно и непонятно. Странно сидеть здесь, рядом с Алексеем, которого я все еще сильно люблю, еще минуту назад самим любимым и дорогим моим человеком. «Да и сейчас самым дорогим. Признайся себе». Сердце еще пытается обмануть мозг, пытается придумать ему оправдания, увертки, еще пытается сказать, что все это тебе послышалось, почудилось, приснилось. Сейчас ты проснешься, и все будет по-прежнему, он по-прежнему тебя любит и по-прежнему тебе верен.
Сознание раздваивалось... Я как будто со стороны, сверху наблюдала за двумя фигурами в незнакомой чужой комнате. За опустившей голову белокурой женщиной в странном оцепенении застывшей на диване, и крупным мужчиной, склонившимся на коленях перед ней.
-Я люблю тебя, - вдруг прохрипел Алексей, - я безумно бесконечно немыслимо люблю тебя.
-Зачем? - выдавила я свой вопрос, на который у меня не было ответа.
-Это было один раз, мы выпили после семинара, было весело... - он запнулся... - я не давал ей своего телефона, я не знаю, откуда она его взяла.
Я подняла на него взгляд. Вид Алексея убивал. Таким я его никогда не видела. Лихорадочный румянец, больные тусклые глаза, искаженное лицо, страдание, глубокое искреннее смотрело на меня из глаз.
-Зачем? - еще раз тупо повторила я... - Тебе чего-то не хватало?- и хрипло добавила, - Тогда скажи мне, чего.
-Ты же врач, Люба. Ты же понимаешь, что это просто физиология... Два тела, физическая разрядка... Все просто... - шептал муж, а широкие, сильные ладони нежно гладили мои пальчики, такие знакомые, такие любимые.
-Нет, не просто... - прошептала я.
-Любимая, ты не будешь сейчас принимать никаких поспешных решений? - дрожащим испуганным голосом произнес Алексей, - да, я оступился... Это было в первый и последний раз... Прости меня, - он ткнулся лбом в мои колени, - я люблю только тебя, всегда любил и буду любить.
Мое сердце разрывалось от боли. Я даже почти не слышала, что он мне шептал, я не могла уместить в голове его ответ «Физиология».
-Я не могу сейчас думать, - тихо произнесла я, - я устала, мне нужно поспать. Мне так плохо.
-Конечно, любимая, - засуетился Алексей, подхватил меня на руки и понес в спальню... Сознание уплывало - мозг пытался защитить меня от шока. Я чувствовала дрожащие руки мужа, раздевающие меня, нежные и ласковые, чувствовала легкие прикосновения губ ко лбу и тихое «Спи, родная»... Свет погас и я отключилась.
****
Утром я позвонила на работу и сказала, что заболела. Я действительно чувствовала себя больной и разбитой. Как будто вчера по мне проехался каток — болели все косточки и мышцы, в голове пульсировала острая игла, тупо ныло в груди сердце. «Последствия шока», - отметила я, вспомнив лекции по медицине. Я застыла и замерла в своем горе, ждала, когда же мой ум, наконец, освободиться от аффекта и начнет думать.
Алексей остался дома, наверное, боялся, чтобы я не сотворила что-то страшное и безрассудное. Принес мне завтрак на подносе, легонько поцеловал в щеку, прошептав «Доброе утро». На его лице было сумасшедшее ожидание, и иногда мелькал страх. Он боялся меня? Моей непредсказуемости?
Но я уже все для себя решила. Еще ранним утром, только проснувшись, только-только увидев краешек голубого неба в окне, я поняла, что не смогу жить с предательством. Поняла, что я слаба и не смогу простить.
Я оделась и вышла в гостиную. Алексей сидел в кресле перед дверью в спальню и держал в руках какой-то медицинский справочник, но явно не читал. Кто-то сказал «Ожидание смерти подобно». Чтобы не мучить ни себя и ни его, я сразу произнесла.
-Я подаю на развод.
-Нет, - прошептал, не веря Алексей, - какой развод?.. Ты что, любимая?
-Я не смогу простить тебя. Извини, - если ему станет легче, я возьму часть вины на себя.
Он не мог поверить... Все же, что ни говори, он был уверен в своей привлекательности, уверен в моей любви, уверен, что я прощу его. Мой ответ стал для него шоком. Он смотрел на меня потрясенно и ошарашено.
-Люба, что ты такое говоришь? Мы любим друг друга, это ошибка, это было один раз, я был пьян, - он пытался до меня достучаться, объяснить свою мужскую позицию, вложить мне в голову свои взгляды на семейную жизнь, верность, принципы. Но это были не мои принципы. А мои говорили мне — уходи.
-Любовь нужно хранить и беречь, Алексей. Настоящая любовь предусматривает некие жертвы с обеих сторон... - я не хотела быть пафосной и нравоучительной, но пришлось — ты, женившись на мне, взял на себя определенные обязательства, я, выйдя за тебя замуж, так же взяла их... Обязательства любить, заботиться, уступать, быть верным. Ты смухлевал.
-Это было один раз, и я попросил прощения, - он до сих пор не мог понять, что он такого сделал ужасного, чтобы так страдать, - я люблю тебя, ты же знаешь. То, что произошло, ничего для меня не значит. Я понимаю, сейчас ты злишься... - я хмыкнула, слово «Злишься» совершенно не отражает моих теперешних чувств. Алексей разговаривал со мной как с тяжело больной, медленно выговаривая слова, разжевывая их смысл, - Хочешь, я поклянусь тебе, что больше никогда тебе не изменю? - я покачала головой... - Чего же ты хочешь?! - вскрикнул он нервно...
-Я хочу уйти, - устало произнесла я.
-Милая, ну почему же ты такая упрямая? - ласково взял меня за руку и начал поглаживать кисть... - Ведь ты любишь меня, я знаю.
Я только усмехнулась. Я не могу объяснить этого. Не могу объяснить, что простив сейчас, я оставляю крохотное темное грязное пятнышко на чистом белоснежном покрывале нашей любви, и это пятнышко постоянно будет мне мешать и раздражать.. Даже если я его прикрою чем то другим, спрячу, закрою цветами, вышивкой, украшением, оно там останется, и я буду помнить, что оно там есть. Со временем оно будет расти и шириться, сначала закроет четверть полотна, потом треть, потом половину. Придется затягивать, прятать и приукрашивать больше и изощрённее, придумывать что-то новое, ухищряться, изворачиваться. А потом оно закроет всю площадь, оставив только маленький кусочек яркого света, почти незаметный уже ни для кого. Ни для него, не для меня. «Я не допущу этого» - подумала я. Пусть мне будет больно, но я сохраню это белоснежное чувство в своей душе не запятнанным.
Алексей понял по выражению на моем лице, что я тверда в своем решении.
Таким я его еще не видела, он просто обезумел.
-Я никуда тебя не отпущу! - вскочил он с кресла, схватил и притянул меня к себе, прижав со всей силы, - ты останешься со мной, здесь... Если будет нужно, я возьму отпуск и запру тебя в квартире, пока ты не одумаешься, - дрожащий срывающийся голос мужа бил по натянутым нервам. Его широкие горячие ладони, не переставая гладили мое безвольное тело, сжимая в объятиях, губы лихорадочно покрывали поцелуями лицо, шею, плечи.
-Пожалуйста, - шептал нервно Алексей, - Люба, не уходи, пожалуйста... Одумайся, я люблю тебя.
-Прости меня, - сказала я, уткнувшись ему в грудь, - я не могу остаться.
Короткий болезненный рык раненого зверя потряс меня до основания, пробрало до дрожи, до каждой клеточки моего тела. Тело Алексея содрогнулось, и он впился мне в губы с сумасшедшей силой, я почувствовала, как трещат мои ребра, ощутила соленый вкус его слез, всей кожей почувствовала неконтролируемую дрожь мужчины.
Его руки стали стягивать мою одежду. Треск ткани, я упираюсь ладошками в грудь, пытаясь оттолкнуть, выдавить хриплое «нет» из больного горла. Проще сдвинуть гору. Никогда не думала, что он такой сильный. Безумный вихрь злости, возбуждения, какой-то первобытной страсти охватил Алексея. Он не давал мне сказать ни слова, его губы намертво запечатали мой рот, а руки спеленали крепче канатов. Он утверждал надо мной свое превосходство мужчины, самца, властелина. Сначала я опешила — никогда в мою голову даже мысли не приходило, что муж может меня изнасиловать. Мои слабые потуги отбиться только еще сильнее подогревали его безумие. Жесткий ковер на полу, в голую спину впивается каблук комнатного тапочка. Он не слышит меня. Точнее, не воспринимает умом мои слова «Остановись. Нет, не надо»... Он превратился в голодного зверя, сильного, дикого, свирепого, действующего только на инстинктах. Наброситься, подчинить, пометить, насытиться.
И странно... Это первобытное возбуждение нашло-таки отклик где-то в глубине меня, в самом дальнем уголке, спрятанном ото всех... И пусть я лежала сломанной куклой в его объятиях, внутри меня постепенно начал разгораться огонь похлеще яростного вулкана… Под конец, я уже сама выгибалась дугой и принимала его сильные грубые точки с рычанием похотливой самки. Оказывается во мне есть эта низменная животная страсть?
Я понимала, с медицинской, да и с психологической точки зрения это был просто всплеск адреналина, самоутверждение, попытка привязать меня, задержать, остановить любым способом. Если не получилось уговорами — нужно действовать на животном уровне инстинктов.
Мы лежали на ковре и тяжело дышали.
-Прости, - прошептал мне в ухо Алексей, - я сошел с ума... Как подумаю, что ты можешь уйти...
Я приподнялась и начала выпутываться из объятий. Алексей недоверчиво смотрел снизу вверх.
-Ты не передумала, - утвердительно произнес он.
-Нет.
-Хорошо, делай, как знаешь, - вдруг резко стукнул кулаком по полу Алексей, - возможно нам нужно некоторое время пожить раздельно... Твоя квартира стоит пустая уже четыре года, ключи в шкатулке... Езжай, насладись одиночеством, если его тебе так хочется... - глухой раздраженный обиженный голос мужа, выворачивал наизнанку, искажал смысл. Но если ему так будет легче — хорошо, пусть буду я виновата в разрыве.
-Сколько дать тебе времени? - пристально впился мне в лицо Алексей, - неделю, две?
-Я подам на развод, - упрямо сказала я.
-Ну, хватит! - прикрикнул муж, - заладила — развод, развод! Подумай, поразмышляй, поживи одна. Когда одумаешься, я буду ждать... - у меня было стойкое ощущение, что Алексей ни секунды не сомневается, что я вернусь к нему.
****
Я собралась быстро, пару чемоданов с одеждой, портфель с документами. Вызвала такси и назвала адрес. Тихая пустая квартира встретила меня настороженно. Я оставила ее на десять лет и теперь вернулась обратно. Тот же темный ламинат, который положил еще Андрей. Тот же шкаф-купе в прихожей. Помню, как мы вдвоем выбирали ванную, плитку на кухню. Воспоминания нахлынули безудержным потоком, и первое время я тупо стояла посреди коридора и пыталась справиться с эмоциями. Они не были болезненными и трагичными, совсем нет. Прошло десять лет, целая эпоха позади. За это время я познала еще одну прекрасную любовь к мужчине, научилась любить жизнь, наслаждаться каждым мгновением, каждой минутой. Прошлое горе забылось, отодвинулось за горизонт, острые углы сгладились и уже не ранили так воспоминания.
Пока я была еще решительно настроена, в тот же день поехала в ЗАГС и подала на развод. Я знала, как бывает, точнее предполагала. Схлынет первый болезненный шок, пройдет время и потом я уже сама начну искать оправдания и причины вернуться назад. Память это такая странная штука. Забывается все плохое и остается только хорошее, а хорошего у нас с Алексеем было очень много. Сердце начнет болеть и тосковать, метаться, искать повод вернуться опять в его теплые нежные объятия, где было так хорошо.
Маринка назвала меня «дурой» вполне серьезно и обидно.
-Люба, ты конечно права, что уехала — нужно его проучить. Но развод?.. Ты соображаешь? Алексей прекрасный человек, красавец, состоятельный, умный, с престижной работой. Да любая бы правую руку отдала, только бы стать его женой. Ну, оступился, ну с кем не бывает! Да все мужчины изменяют, это я тебе как эксперт говорю. Одумайся, иди, забери заявление, пока не поздно.
-Я не могу, Марин, - прошептала я... Мы сидели у меня на кухне и потягивали, принесенное Маринкой вино... - тогда я изменю своим убеждениям, своим идеалам.
-Да какие идеалы?! - воскликнула подружка, - тебе почти тридцать пять лет, пора бы уже отступить от своих детских идеалов.
-Нет, Марин... Прости, но это значит предать себя.
-Боже! - всплеснула руками она, - ну почему такие шикарные мужчины достаются не мне? Я бы прощала все его измены, если бы жила в его хоромах и ездила на него мерседесе... Ну почему он любит тебя, а не меня?
Это так комично и театрально прозвучало, что я впервые за последние дни заулыбалась.
Марина прижалась ко мне и серьезно прошептала.
-Делай, как знаешь, как подсказывает тебе твое сердце, я всегда буду на твоей стороне.
Я написала в больнице заявление на отпуск за свой счет и стала планировать дальнейшую жизнь. Пока Алексей не слишком мне докучал. Покамест он просто присылал мне цветы, и иногда звонил по вечерам, спрашивал как дела, что я делаю. Каждый раз сердце нервно дергалось, слыша его грустный голос.
-Привет, любимая...
-Привет.
-Ты вернешься ко мне?
-Нет...
. Я села за телефон искать новую работу. Понятно, что в той больнице, где работает муж я работать уже не смогу. Вакансий было не много, и даже те, которые были, мне не подходили. Точнее я им. Два раза придя на собеседование к главврачу сначала районной больницы, потом местного роддома я получила отворот поворот. На вопрос, почему я ухожу с бывшей работы и, узнав, что я жена Слуцкого, никто не хотел связываться со знаменитым местным хирургом.
Нужно было кардинально менять жизнь. И возможно, переезжать в другой город. А тем временем, Алексей узнал о поданном мной заявлении в ЗАГС. Тем же вечером он встретил меня у подъезда и у нас состоялся мучительный окончательный разговор.
-Ты жестокая женщина.
Я опустила голову в согласии. Пусть думает, что хочет, пусть ругает, как хочет. Пусть сыпятся на мою голову обвинения и укоры.
-И ты никогда меня не любила по-настоящему... - удар ниже пояса.
Я могла бы возразить. Сказать, что любила и сейчас люблю. Безумно, всем сердцем, всей душой, всем телом. Но сказав это, я больше не смогу его прогнать, да он и сам не уйдет. Поэтому я просто промолчала. Ведь молчание — знак согласия?
-Любящая женщина простила бы эту незначительную ошибку.
Это шантаж? Последний довод уязвленного мужчины? Я медленно подняла глаза и посмотрела в его расстроенное хмурое лицо. Руки, сжатые в кулаки, сутулые плечи, закушенная губа, бегающий взгляд. Он казался похудевшим и осунувшимся. Неуместное, чисто женское чувство жалости кольнуло сердце. Я вогнала ногти в свою ладонь, чтобы заглушить ее будоражащий голос. Все доводы закончились, и все слова давно сказаны.
-Прощай, Алексей...
-Нет, Люба, я не прощаюсь с тобой... Ты поймешь рано или поздно... А я буду ждать.
****
Я вырывала из сердца свою любовь к Алексею с мясом, с жилами, с кровью. Рвались связи, за шесть лет превратившиеся в крепкие толстые канаты. Сердце сочилось сукровицей и болью, но я знала, что если прощу — дальше будет только хуже. Через пять лет, через десять — это произойдет опять, и будет еще больнее, еще тягостнее. Я буду и дальше прощать — ведь если начала так поступать — не свернуть с проторенной колеи. Поэтому нечего на нее и вставать.
В итоге я уволилась. Последний кавалер Марины был агентом по недвижимости, и она свела меня с ним. Паша пообещал мне продать квартиру, как можно дороже и быстрее.
Я же собрав нехитрый багаж, поехала в Москву. Там легче всего будет затеряться. Потому что, Алексей в последнем разговоре сказал, что все-равно меня найдет и вернет.. Он даст мне время, возможно год, возможно два, но потом, когда я сравню его с другими мужчинами и пойму, что наша с ним любовь была самой лучшей — он будет меня ждать.
Я больше не вернулась. Я не знаю, что с ним случилось, с моим вторым мужем. Я вычеркнула его из памяти, но не из сердца. В сердце по-прежнему жила любовь, она всегда там живет. Пусть уже другая, трансформировавшаяся в нежное воспоминание, идеальное чувство, я не предала ее, не запятнала и не согласилась на суррогат.
****
Я опять с головой погрузилась в работу. В Москве я быстро нашла место, у меня был приличный стаж и хорошая трудовая биография. Я была согласная на ночные смены и переработку. На все, только чтобы не думать и не вспоминать.
Я никогда не считала себя идеалом. Иногда в моей голове проносились совсем уже недостойные непрошеные мысли. Иногда я костерила Алексей самыми последними ругательствами, за то, что предал, за то, что изменил, разрушил мое абсолютное доверие к нему. Но настоящего зла не было в моем сердце. Я была не способна на него. Я простила его и отпустила на все четыре стороны.
Паша продал мою квартиру и перевел деньги в банк на карту. Я планировала купить жилье в Москве, и мне почти хватило на однушку в спальном районе. Небольшой кредит — и я москвичка. Марина частенько приезжала в гости, порывалась рассказать об Алексее, я сразу ее обрывала — не хотела бередить рану. Я училась жить одна, училась выживать в этом мире одиноких мужчин и женщин. В этом большом холодном чужом городе вечно спешащих прохожих, которым не для кого нет никакого дела. И это хорошо. Это то, что мне нужно было тогда.
Я полюбила свое одиночество. В нем была своя, какая то изначальная прелесть. Оно в некотором роде очищает, отметает налипшую за день шелуху из чужих неприятных взглядов, колкостей и недовольных пациентов. Оно приводит в порядок мысли и чувства, раскладывает по полочкам, собирает воедино и вот опять я – это я… Застывшая тишина квартиры, медленно движущиеся стрелки часов, издалека доносится звук глухо бьющегося сердца большого города. Как муха в янтаре я замирала в своем настоящем наедине с собой. И была счастлива по-своему.
****
Я работала в районной клинической больнице, сначала палатной медсестрой, потом операционной. Зарабатывала вполне прилично, чтобы сделать ремонт в квартирке, а потом и полностью обставить ее мебелью и техникой.
С Сергеем мы познакомились, когда он уже проходил реабилитацию после операции. Эндопротезирование тазобедренного сустава неприятная вещь. Сначала инвалидное кресло. Потом костыли, трость и прием лекарств всю оставшуюся жизнь. И ему еще очень повезло. Серьезная, плохо залеченная травма, полученная в результате падения на горном спуске, трансформировалась в деформирующий артроз и разрушение хрящевой ткани, потом опухоль, дикие непереносимые боли. Как всегда, мужчины терпят до последнего, и привезли Сергея к нам уже на каталке, неспособного передвигаться.
Как-то раз, делая с ним лечебную гимнастику, мое лицо оказалось в такой опасной близости от его, что я почувствовала горячее дыхание пациента на своих губах. Мужчина резко втянул воздух, я, инстинктивно отшатнувшись, обернулась и уткнулась в его напряженный взгляд. Кожа покрылась мурашками. Такое случилось впервые. Я никогда не смешивала работу и личную жизнь. Были в моей практике влюбленные больные, и очень настойчивые в своих ухаживаниях, которые не понимали слова «нет», были и приглашения в ресторан, и сразу в «кровать». Двусмысленные шуточки и достаточно откровенные заявления. Я всегда оставалась корректна и холодна. И никогда не переходила эту грань.
Я не успела ничего понять за долю секунды, как Сергей сильно притянул меня к себе и прижался к моим губам. Мы стояли перед станком, нас разделяла деревянная перекладина, а его рука крепко сжимала мой затылок, не давая отклониться. Этот отчаянный безрассудный поцелуй взбудоражил во мне все, так тщательно спрятанные внутри чувства и желания. Я задыхалась, горела как в огне, его мужской запах, смешанный с больничным антисептиком, ароматом чистой одежды, лосьона для бритья и какого-то смелого, бешеного отчаяния заставил подняться всем волоскам на моей коже. Я всхлипнула и резко оттолкнула его.
-Да что вы... себе позволяете! - воскликнула я дрожащим голосом.
-Как долго я этого хотел, - хрипло простонал мужчина, - это стоит всего... всех мучений и боли.
Я смотрела на него и как будто увидела в первый раз. Впервые я разглядела сквозь больничную одежду не пациента, а человека. Привлекательного молодого мужчину, стройного и худощавого. Он тяжело возбужденно дышал и так же пристально и напряженно смотрел на меня.
-Я не жалею, что произошло... Наконец, я пробился через твою броню и хладнокровие, Любовь Николаевна, - немного иронично произнес он... - Что теперь? Ты опять предпочтешь не замечать меня, как делала последние две недели?
Я нахмурилась... Действительно, я возила его на ЛФК уже почти две недели. И только сейчас заметила, что он мужчина.. Опасный мужчина.
-Я не позволю тебе опять смотреть сквозь меня, - нервно вздохнул он и качнулся в мою сторону, тяжело опираясь на костыль. Я вздрогнула и пулей вылетела из кабинета.
Но что-то все-таки произошло за эти десять минут. Что-то серьезное, рискованное, угрожающее моей спокойной тихой жизни. Я уже не могла равнодушно делать ему уколы и заниматься физкультурой. Я вздрагивала от его касаний (а он, как будто специально постоянно дотрагивался до меня, обнимал за плечи, задевал бедро, цеплял кисть руки, пристально смотрел в глаза, ловя мой бегающий взгляд), я стала думать о нем после работы, что со мной никогда не случалось. Его лицо всплывало перед моими глазами, когда я ложилась в постель. В итоге, я попросила себе замену. А сама перевелась в другую смену.
Сергей выписался из больницы через неделю, а через две я увидела его, стоящим возле приемного покоя. Я всегда через этот выход шла домой, «Наверное, наблюдал за мной, когда лежал здесь» - подумала я, замедляя шаг. Он тяжело опирался о стену и видимо ждал уже давно. В руках я заметила увядший букет ландышей.
-Вам нельзя долго стоять, особенно на холоде, - невозмутимо заявила я, подходя ближе.
-Этого можно избежать, если ты мне скажешь точную дату своего ухода с работы, - произнес Сергей, по-хозяйски забирая сумку и подставляя правую руку. Я усмехнулась — ему же нельзя ничего поднимать тяжелее трех килограммов. Я невесомо оперлась о его руку, и мы пошли к остановке.
Сергею было тридцать девять. У него был небольшой бизнес по ремонту автомобилей. Несколько СТО, ничего особенного, как говорил он. Раньше в молодости, он был профессиональным гонщиком, даже выступал в ралли. Теперь осел в Москве и только иногда позволял себе рискованные всплески адреналина. Вот последний и закончился для него плачевно. А еще у него была дочь от первого брака. Она жила с ним. Пока Сергей был в больнице, девочка была у его матери. Я чувствовала, что он страшно жалеет о своем безрассудстве и лихачестве, ведь если бы он тогда на склоне свернул себе шею — дочь бы осталась сиротой. Все это он рассказал мне, когда провожал домой в первый же вечер. Он был серьезен и сосредоточен. Как будто уже для себя сделал все выводы и вынес окончательное решение. Я же была растеряна и дезориентирована. Уже зайдя в мой подъезд, Сергей тихонько тронул меня за руку, заставляя остановиться.
Видя мое удивление и напряженность, он произнес.
-Ты знаешь, Люба, после травмы я понял одну вещь. Жизнь такая хрупкая и переменчивая. Она в любой момент может прекратиться. Я больше не хочу сомневаться и терпеливо ждать. Извини, но мы уже не в том возрасте, что бы тратить драгоценное время на глупости. Долгие ухаживания, театры, прогулки, кино... разговоры при свечах о прошлом, мимолетные поцелуи на прощанье, если хочешь — это все будет. Но после того как мы поженимся.
Я ошарашенно выдохнула.
-Но мы знакомы только месяц и то... - начала я и остановилась... Конечно признаюсь, что неравнодушна к Сергею. Я чувствую обоюдную глубокую симпатию и щекочущее нервы возбуждение, я вдыхаю его запах и чисто по-женски реагирую на красивого сильного мужчину, стоящего так близко. Но эти чувства еще так далеки до той безграничной пылкой любви, которую я испытывала в прошлом. Хотя...
-Если тебе нужны ухаживания — они будут, - тихо произнес мужчина, пододвигаясь ближе, - какие хочешь, с шикарными букетами и дорогими подарками. Но для себя я уже все решил, еще тогда в больнице. Я влюбился как мальчишка в строгую невозмутимую медсестру в белом халате, - его губы прижались к виску, горячее дыхание шевелило волосы, зарождало где-то глубоко внутри ответную дрожь, теплыми волнами расходящуюся по телу, заставляющую ноги подкашиваться и голову плыть в розовом тумане.
Я подняла голову и, встретившись с ним взглядом поняла, что пропала.
В тот вечер он остался у меня. Мы хохотали, как шаловливые дети, пытаясь извернуться и не задеть его сустав. Я как суровая медсестра требовательно вещала, что ему еще нельзя заниматься тяжелым физическим трудом, поэтому он должен лежать бревнышком и не двигаться. Он отвечал, что полежит, если я все сделаю сама, но все равно порывался доминировать и переворачивал меня на спину.
Сергей настаивал на женитьбе. Но я изворачивалась и отбивалась. Так быстро, после месяца с небольшим знакомства, ты ничего обо мне не знаешь и я тоже. Он ненадолго задумался и сказал.
-Хорошо, ты права... Я, возможно, очень тороплюсь... Я как коршун схватил добычу и не хочу выпускать тебя из своих когтей. Я просто очень боюсь, что ты отвернешься от меня, когда узнаешь меня и мою жизнь получше.
Я удивленно посмотрела на мужчину.
-Тогда расскажи все свои неприглядные тайны... А я подумаю, - лукаво добавила я.
-Не расскажи, а покажи, - пробормотал Сергей... - пора тебе познакомиться с моей дочерью.
Я хмыкнула. Ничего страшного в знакомстве с девочкой (точнее девушкой, ей уже было девятнадцать лет) я не видела. Я всегда находила общий язык с детьми, я разговаривала с ними на равных, они чувствовали мой искренний интерес к себе, к их маленьким важным проблемам, и я никогда не отмахивалась от общения с ними. В больнице они были самыми моими любимыми пациентами.
Мы сели в машину и Сергей повез меня к своей матери, в пригород. Девочка жила с бабушкой уже два месяца, пока Сергей лечился. В большом двухэтажном доме, в тридцати километрах от Москвы. Я заставила его заехать в супермаркет, и мы накупили разных вкусностей. Я втайне от Игоря купила Маше небольшой подарок от себя — диск с танцевальной популярной музыкой. Девятнадцать лет, прекрасный возраст — поклонники, страсти, студенческие сборища, вечеринки, танцы. Диск так и остался лежать у меня в сумке.
****
В больнице я научилась прятать любые эмоции и страхи под невозмутимостью и спокойствием. Иногда пациенту оставалось жить считанные месяцы, иногда он умирал у меня на руках — страшные тяжелые случаи от которых никто из медработников не застрахован.
Опыт и жесткий контроль и сейчас помог мне ничем не выдать своего удивления или ошеломления. Я так же искренне улыбалась и пожала протянутую ладошку девушки, сидящей в инвалидном кресле. У Маши был детский церебральный паралич. Теперь все понятно. Сергей с напряженным лицом наблюдал за мной, словно боялся, что я сейчас брошусь вон из комнаты. Его настроение было очевидно. Ясно теперь, почему он не хотел меня знакомить с дочерью, стал понятен его страх и неуверенность. Я легко и непринужденно выкладывала из сумки разные вкусности, по пути комментируя наши покупки, додумывая походу веселые смешные истории и казусы, произошедшие со мной в разные года в супермаркетах. Мама Игоря ласково улыбалась, радуясь, что мы пришли и озарили светом их скучный грустный быт.
Вечер прошел спокойно и естественно. Маша была умненькой начитанной девушкой. Школьный аттестат она получила дистанционно, почти не выходила на улицу, обучаясь на дому. Я потом, после того как Сергей провел меня домой, возмущенно поинтересовалась, почему он держит ее дома? Почему не позволяет ей учиться со своими сверстниками в институте? Детям нужно общение и социум. Иначе она совсем превратиться в замкнутого закрытого неуверенного в себе человека. Сергей рассказал, что она тяжело переживала обидные детские насмешки и обзывания, и он забрал ее из общественной школы. Может он был и не прав, но когда Маша в четырнадцать лет пыталась напиться таблеток, только бы не идти в школу — он решил, что хватит ей школы. Деньги у него были, ей наняли преподавателей, хороших массажистов, лучших врачей. Она даже немного ходит с палочкой и плавает в бассейне. Сейчас к ней приходят учителя, она на отлично сдала экзамены и поступила в Инженерно-строительный институт на архитектурный. Полдня она проводит в своем собственном тренажерном зале на первом этаже, там даже ей оборудовали лифт-подъемник в бассейн.
Сергей рассказывал, как будто оправдывался передо мной за свою дочь. Уверял, что она не будет обузой для нас, с его деньгами. Наверное, раньше в его жизни, женщины так и делали — сбегали от ответственности. Никто не хочет дочь-инвалида.
-Моя бывшая жена, мать Маши, как только узнала, что у дочери ДЦП отказалась от ребенка и пыталась оставить ее в роддоме... Я не позволил... Тогда она подала на развод и сказала, что если мне нужен инвалид — то воспитывай ее сам... - голос мужчины срывался, предательство до сих пор бередило его душу.
-И где она сейчас? - осторожно поинтересовалась я.
-Не знаю, последний раз, когда она просила у меня денег, она собиралась ехать в Италию на ПМЖ. Мне все равно, где она, но Маша иногда спрашивает о матери... - Сергей замолчал. Странно, я не могу иметь детей, а те, кто может — вот так легко выбрасывают их за борт своей жизни. Несправедливо.
****
На часах три. На донышке бутылки осталось лишь немного вина. Неужели я все выпила? На диване лежит альбом с фотографиями. Вот мы вчетвером на пляже в Италии, вот в Карловых Варах. Маша широко улыбается в объектив, сидя в кресле-каталке, мы — Сергей, Наталья Ивановна и я стоим вокруг нее, обнявшись. Хорошее время. Пока мы еще были вчетвером.
Что такое любовь? Думаю, у каждого человека на земле есть свое определение, верное лишь для него одного. И оно, безусловно, правильное. Пусть другие говорят, что он ошибается, что все это субъективно и есть более точные общие формулировки, написанные в справочниках, философских талмудах - не слушайте. Если вы счастливы, то абсолютно все равно, какое определение любви правильное.
Для меня тогда, двенадцать лет назад определение любви звучало, как забота. Забота радостная, открытая, внимательная и бескорыстная. У меня появилась полноценная семья, впервые в жизни. И пусть моей маме было уже семьдесят пять, а дочери девятнадцать, и пусть у нас всех были за спиной и боль, и болезнь и предательство — мы были счастливы.
Я взяла в руки фотографию, где мне сорок пять. Мой день рождения... Маринка, я, Сергей, Наталья Ивановна, Маша, Павел и Саша (друзья Игоря) со своими женами. Это была последняя счастливая фотография. Вскоре после этого дня рождения Сергей заболел. Слабость, быстрая утомляемость, головокружения, боли в животе. Сначала он как обычно отмахивался и сердился на мою настойчивость. Пока я не наорала на него и не потащила в больницу насильно.
Страшное слово «злокачественная опухоль» прогремело, как гром среди ясного неба. Третья стадия, метастазы, процесс почти необратим. Я выходила из кабинета с анализами на руках, как будто шла на плаху. Он же никогда не жаловался. Никогда не ныл и стонал. Ну почему он у меня такой замкнутый и молчаливый!
-Ну что? - весело поинтересовался Сергей, ожидавший меня в коридоре, - буду жить?
Да, - хрипло ответила я, - обязательно будешь. И мысленно пообещала себе, что сделаю все, чтобы жил.
И началась война... Непримиримая, жестокая, с переменными успехами и поражениями..
Война не на жизнь, а на смерть. Операции, лучевая терапия, химиотерапия. Мы продали трехкомнатную квартиру Сергея и поехали на эти деньги в Израиль, лечились у лучших врачей, в лучших клиниках. Я бросила работу, Маша жила с бабушкой за городом. Управление СТО взяли на себя его друзья.
Почти год в Израиле врачи боролись за жизнь моего мужа. Это был самый тяжелый и болезненный период в моей жизни.
Первый раз я не выбирала. Когда произошла авария с Андреем, когда погиб моей единственный ребенок, мое сердце рассекли пополам как скальпелем, резко и молниеносно. Без моего согласия, быстро и кроваво. С Алексеем я сама все решила. Я кропотливо и методично отпиливала тупой пилой кусок души, отделяла себя от Алексея, как будто собственную руку, медленно и болезненно. Но все равно, это происходило не так тягостно и бесконечно, как в третий. Нет ничего хуже этого затяжного ужасающего угасания. Без надежды, каждый день смотреть в любимое лицо и улыбаться, шутить, читать письма родных, пересказывать смешные истории по телевизору, выдумывать хорошие новости. Все, что угодно, как угодно изворачиваться, только бы вызвать легкую кривую усмешку на его лице. Он умер у меня на руках, ровно через год после моего сорока-пятилетия.
Иногда я думала... За что? Почему так происходит со мной? Чем я заслужила такую судьбу? Не каждый человек выдержит столько, сколько пережила я. Я видела женщин, которые ломались после первого же сильного удара судьбы. Видела их лица, превратившиеся в злобные гримасы, слышала голоса, проклинающие Бога и ненавидящие все и вся. Я встречала женщин, которые после первой же измены мужа становились ярыми феминистками, презирающие мужчин на всю оставшуюся жизнь. Проклинавшие изменников и клянущиеся больше никогда им не верить. Замыкавшиеся в своем горе и больше никогда не познавшие любви. Не открывшие своего сердца новому чувству. Видела мужчин, разочаровавшихся в любимых и так же погрязших в своих проблемах, находящих выход в выпивке или наркотиках.
Я не умела долго страдать. Благо это или проклятье? Не знаю...
Иногда мне казалось, что все — я больше не вынесу, не смогу дальше идти, сломаюсь и растворюсь в небытие. Но проходило время, и я опять начинала любоваться цветами и засматриваться на облака. Опять начинала напевать себе под нос и танцевать в пустой квартире. Рано или поздно, из памяти уходило все плохое, а оставалось только светлое, прекрасное и восхитительное. Моя любовь всегда была со мной.
Я не могла долго предаваться страданиям, на моих руках остались Маша и Наталья Ивановна. Мама Сергея очень сильно сдала за время его болезни. Мы жили втроем в их большом доме в пригороде. Я сама делала массаж Маше и занималась с ней физкультурой. Мы со свекровью решили продать бизнес Сергея, все-равно никто из нас не смыслил в машинах. Деньги положили в банк под проценты. На них и жили. Наше женское царство сплотилось в своем горе. Мы пытались жить как раньше, как будто Сергей ушел на работу и вернется вечером. Так же готовили много вкусной еды, так же украшали елку на Новый год, так же покупали журналы об автогонках и оставляли их на журнальном столике. Потом я потихоньку убирала старые и уносила на чердак.
Через год угасла Наталья Ивановна. Ее похоронили рядом с Сергеем, ее любимым единственным сыном. Мы с Машей остались одни.
Моя дорогая замечательная девочка. Дочь, которой у меня никогда не было. Смелая и сильная, она была красавицей, моя Мария Сергеевна. Когда я выходила с ней гулять, везя в кресле-каталке, никто бы не сказал, что под широким палантином скрывается больное изломанное тело. Красивое тонкое лицо с большими серыми глазами и доброй улыбкой, такой она была.
После окончания института она отказалась работать, иногда по интернету делала небольшие заказы, чертила в своих компьютерных программах схемы и модели, но всегда дома, Маша отказывалась выходить «в люди». Сколько раз я ее не уговаривала — все зря... Тот детский страх перед насмешками крепко засел у нее внутри. А если я ее и вывозила в театр или в столичный зоопарк, то только закутанную с ног до головы. И каждый раз она дергалась, замечая жалость и снисходительность во взглядах прохожих.
-Милая. Тебе нужно хоть иногда общаться с своими сверстниками, - в очередной раз я пыталась образумить ее, - не все такие, как ты на воображала, как ты помнишь из детства.
-Зачем, Люба? - непривычная горечь в ее голосе заставила меня напрячься, - ты сейчас скажешь, что мне нужно будет выйти замуж? - я опешила. У меня, естественно была такая мысль, я очень бы хотела, чтобы она полюбила.
-Маша, жизнь не заканчивается болезнью. Кто знает, возможно, ты найдешь себе любимого человека, у тебя будет семья.
-Люба, - девушка перевела взгляд, - я уже взрослая двадцати шестилетняя особа... Кого ты пытаешься обмануть? Я прочитала в интернете все, до чего могла дотянуться про свою болезнь... У меня никогда не будет детей, и долго жить мне тоже не светит.
-Любимая моя девочка, - я приобняла ее за плечи, - не нужно думать, кто сколько живет... Главное - как жить... Главное то, что есть люди, которые тебя любят, и которых любишь ты... Твой папа мне, когда то сказал, в самом начале нашего знакомства, еще до женитьбы, - я улыбнулась, вспоминая... Маша перевела на меня заинтересованный взгляд, - нам не известно, когда наша жизнь прекратиться, может завтра, может через десять-двадцать лет, это знает только Бог. Поэтому не нужно тянуть, сомневаться, бояться жить. Нужно брать от нее все, что можно, здесь и сейчас. Наслаждаться каждым днем, каждой прожитой минутой, секундой... - на мои глаза навернулись слезы, - это было лучшее предложение руки и сердца в моей жизни.
*****
На часах четыре. Еще немного и мой любимый город начнет потихоньку просыпаться. Сначала зашуршат по асфальту редкие машины. Потом первый гул включенного лифта, стук каблучков по лестнице. Проснется дом. Вольется в бурную шумную жизнь города. Встанет в строй. Но до этого еще далеко. Свечи почти оплыли и едва мерцают в темноте комнаты. Может включить ночник? Но так лень вставать с уютного диванчика. Я согрелась и расслабилась, вино ненавязчиво превратило именинный вечер в вечер воспоминаний.
Полтора года назад я похоронила свою дочь на кладбище возле могил Сергея и Натальи Ивановны. Тогда мне показалось, что вместе с ней ушли вся энергия, свет, тепло из моего тела. Все, за что стоит бороться и жить. Казалось, что я больше не выдержу. Почему я живу, когда все мои любимые люди уходят из жизни? Покидают меня, оставляют один на один с моим горем? Если я и молила Бога за что-нибудь, то это тогда, когда просила его за Машу. Только бы она прожила подольше, только бы она была счастлива.
Мне казалось это не они, это я умерла. Я жила в пустом одиноком, брошенном доме, как в склепе, не выходя на улицу, не отвечая на звонки по телефону, заказывая продукты на дом и оплачивая счета по интернету.
Месяц я не выходила во двор, даже не было сил и желания почистить тротуар от упавших листьев, и посыльные из магазинов брели к двери через шуршащие желтые барханы.
Незаметно наступила зима...
Как то утром, проснувшись, я увидела необычный белый серебряный свет, заливший мою спальню. Я удивленно подошла к окну — первый снег. Он накрыл весь мусор, скопившийся во дворе, затянул кружевом кустарники, украсил шапочками деревья. Мой сад превратился в волшебную сказку, яркими разноцветными искрами переливался на солнце, как будто миллионы крошечных бриллиантов рассыпали по двору. Эта дивная природная красота нашла отклик в моей замерзшей душе. Сердце дрогнуло и встрепенулось. Жизнь продолжается и я все еще жива.
Как обычно, после долгого ступора во мне проснулась жажда деятельности. Те огромные Сережины деньги, лежавшие под проценты в банках, давили на меня мертвым грузом. Пока была еще жива Маша, я тратила их на врачей, массажистов, дорогие лекарства, санатории, грязи, воды. Теперь они стали для меня неподъемной гранитной плитой. Я их даже немного боялась. Оставив себе небольшую часть, перевела все интернату для детей с ограниченными возможностями. Им же и отдала оборудованный спортивный зал с тренажерами и бассейном. Дом, где мы жили счастливо восемь лет, сдала в аренду большой многодетной семье. А сама опять переехала в свою однушку. Круг завершился, кольцо замкнулось, я, как и прежде один на один с собой, только в сердце навечно поселились еще несколько чудесных воспоминаний о моем прекрасном счастье с Сережей и его семьей, о дорогих людях, о любви, которую я испытала.
Я иногда жалела, что у меня нет никаких особенных талантов, как у одаренных людей. Я была самая обычная женщина. Я не умела ни рисовать, ни петь. Не лепила из глины, и не перемножала трехзначные цифры в уме. Не умела писать романы и сочинять стихи. Даже ни разу в жизни не собирала марки или открытки. Я умела только любить, отдавая всю себя без остатка.
Насколько еще хватит моего сердца? Сколько там еще места? Мне иногда казалось, что оно без конца и края, без границы и дна. Как неиссякаемый колодец, в нем всегда найдется сила и способность сопереживать, чувствовать, любить и верить в лучшее.
****
Весь прошлый год я работала медсестрой в детской поликлинике. Я всегда любила свою работу, но сейчас она обрела для меня особый смысл. Дети — самые лучшие пациенты. Им все интересно, им все нужно потрогать и узнать. Я умела отвлечь ребенка, делая ему, укол и после моих капельниц никогда не было синячков. Родители благодарили меня, но самой лучшей похвалой было выздоровление маленьких пациентов.
Странные сны мне по-прежнему снились, но теперь более осмысленные. С каждым годом персонажей становилось все меньше и меньше, и короче были периоды, между появлениями одних и тех же людей. Пока в итоге не осталось около двух десятков мужчин и столько же женщин. Я даже научилась их узнавать и дала им свои имена.
Многие люди были из нашей эпохи, кто жил в Европе (теперь я узнавала города и языки, на которых они говорили), кто в Америке, кто в Азии. Но некоторые были из эпох, уже закончивших свое существование. Например, юноша, который мне запомнился в детстве (светловолосый хмурый мальчишка, непослушный и дерзкий, которого пороли кнутом на конюшне) должно быть жил толи в девятнадцатом, то-ли в начале двадцатого века, в каком-то каменном доме (наверное, в замке, но полуразрушенном и неухоженном), в северной неприветливой холодной стране. Возможно Шотландия или Скандинавская страна. Я иногда смотрела его глазами за бесконечными ледяными просторами, из окна, и такая беспросветная тоска охватывала меня. Чахлая низкая растительность, грустный хмурый пейзаж — нет, не хотела бы я там жить. Вот и он, только немного подрос — сразу сбежал на войну.
Да и девушка, проводившая все свободное время перед зеркалом и на балах, а потом выступающая на сцене в шикарных длинных платьях ездила по улицам в каретах, и в ее доме горели свечи вместо привычных лампочек.
Я до сих пор, спустя многие десятилетия, не могла понять, что мне сниться и зачем. Даже когда я немного выучила английский язык (Алексей настоял в свое время, мы часто разъезжали по заграницам), и стала понемногу разбирать некоторые слова во сне — ничего не прояснилось.
Люди смеялись и плакали. Дрались и убивали. Любили и ненавидели. Иногда между кусками жизни проходили десятилетия, иногда несколько дней. По какому принципу отбирали сны? Не известно.
Светловолосый викинг (как я называла про себя того мальчишку, а во сне он звался Грант) со временем превратился в настоящего воина, жестокого и кровавого. Он достиг неимоверных высот в умении убивать. Был и наемником, и офицером, и генералом, и пленным, и заключенным. Я видела его ведущим за собой войска в бой, и сидящим в кресле, неподвижно часами, склонившись над картой. Видела его, прикованного кандалами в темной сырой камере и на допросах. Видела, идущим на плаху. А потом, как он опять нанимается солдатом и мокнет в траншеях под дождем. Он собственноручно расстреливал пленных и казнил своих подчиненных за предательство и ослушание приказов. После того, как он сбежал от властного и жестокого отца, «викинг» служил юнгой на корабле, был и в Индии и в Китае, в Америке и Мексике. Он участвовал в революциях и переворотах, свергал правительства и ставил на трон самозванцев. Его назначали главнокомандующим, дарили титулы и земли. Его военному искусству пели дифирамбы, и прекрасные женщины бросались ему на шею. А потом объявляли предателем и шпионом, и заковывали в кандалы.
Были еще воины разных эпох, я узнавала фашистскую форму, мундиры российских офицеров, и самурайские мечи. Слышала английскую речь о наступлениях на южные штаты и что-то о Конфедерации. Понимала, что это гражданская война в Америке (что-то я помнила из школы, что-то сама читала). Красивые благородные офицеры в элегантной форме заставляли чаще биться мое сердце. Но почему-то честные, великодушные рыцари куда-то пропадали, а кровавый «Викинг» по прежнему никуда не уходил из моих снов. Больше всего я не любила сны, где убивали и калечили. Где стреляли пушки и взрывались гранаты. После таких «показов» я полдня приходила в себя. Хорошо, что их было немного. В основном мне показывали отрывки обычного, повседневного быта. Мне было стыдно и неудобно подсматривать за личной жизнью этих мужчин и женщин. Если бы я могла, я бы проснулась, когда они целовались со своими избранниками или занимались любовью. Но хроника не выбирала «приятные» или «не приятные» для меня моменты. Все было абсолютно обезличено и документально, как будто кто-то наблюдал со стороны, проматывая пленку. «Викинг», например, никогда не имел жены и детей, все его женщины были кратковременны и не серьезны. Вся его жизнь была война, начиная с детства. Его единственная семья и любовь. А вот «моя актриса» наоборот, много раз влюблялась «до гробовой доски». Мужчины дрались за ее благосклонность друг с другом на дуэлях и к ее ногам бросали состояния. У нее были две очаровательные дочери и красивый особняк на берегу моря (вроде Лазурный берег, но могу и ошибаться.)
Темноволосый «изобретатель» все более погружался в науку и почти не выходил из своего дома. Жена ушла от него, забрав все деньги — он даже не заметил. Он создал себе кухонный агрегат, который сам все делал по дому — и готовил, и стирал, и убирал, и гладил белье. «Эх, мне бы такой» - вздыхала я.
Я так привыкла к своим героям, что когда кто-то из них пропадал (а это все же случалось, пусть не так часто, как раньше, но все-же.) я искренне расстраивалась. Почему пропадают хорошие, добрые люди, а такие как «викинг» злобные и агрессивные остаются?
Но у меня во снах еще было много разнообразной толпы, и мне было интересно, чем же это все закончится? Неужели я до конца своих дней буду смотреть за чужой жизнью?
***
А три дня назад случилось неприятное событие - меня уволили по сокращению. Петр Петрович сказал, что сейчас тяжелое время, и хоть я и заслуженный работник, опытный и знающий свое дело, но мне до пенсии осталось всего ничего, а у нашей Лидочки, например, вся жизнь впереди. Будто у меня она завтра заканчивается!.. И до пенсии то мне еще пять лет. Но спорить я не стала, молча написала «по собственному» и забрала со стола свои нехитрые пожитки. Молодость... Она так эгоистична и жестока. И нашему главврачу кажется, что он всю жизнь будет молодым тридцатилетнем красавцем, а вот в пятьдесят — пора на свалку.
Ничего страшного. Деньги у меня были. В банке еще лежала приличная сумма, оставшаяся от Сергея, но само увольнение больно ударило по самолюбию.
А вчера, выбрасывая утром мусор в контейнер, я нашла свое рыжее чудо. И поняла, что мое сердце еще живо, еще способно любить и сопереживать. В контейнере попискивал котенок, совсем еще маленький, новорожденный, завернутый в полиэтиленовый пакет, но живой и очень энергичный. Улыбка не сходила с моих губ, когда он всеми четырьмя крошечными лапками пытался у меня забрать пипетку с молоком. Наевшись, превративший в толстый пушистый шарик малыш заснул на банном полотенце рядом со мной, на диване. Я иногда накрывала ладонью теплое тельце, и ощущала кожей, как часто стучит маленькое сердечко, и такое умиротворение и нежность охватывали меня.
«Нет, все-таки жизнь продолжается, и любовь не умирает... Никогда»... - пробормотала я и взглянула в окно. Горизонт посветлел, неясная серая предрассветная дымка затянула комнату. Свечи погасли, последние полчаса я сидела, откинувшись на диван, в полудреме, балансируя на грани сна и яви. И когда заметила, сидящего в кресле напротив мужчину, я логично предположила, что он мне сниться.
Я даже не пошевелилась и молча, отрешенно наблюдала за ним. Так мы и сидели некоторое время, смотря друг на друга... Потом, медленно до меня стало доходить, что он действительно находится в моей квартире, и я бодрствую... Глаза начали округляться... Существо (хотя он и был похож на мужчину, но как то неопределенно. Когда я присмотрелась поближе, то уже склонялась к тому, что это женщина, слишком тонкие черты лица и изящные руки) просто внимательно смотрело на меня и молчало.
-Вы мне снитесь? - наконец тихим голосом поинтересовалась я.
Посетитель покачал головой в стороны. Удивительно, после бессонной ночи и бутылки вина я стала такая смелая. Совершенно не испугалась и не удивилась. Какое-то умиротворение и спокойствие разлилось внутри.
-Мне что, уже пора? - опять спросила я.
-Да... пора... - прозвучал голос у меня в голове. Его губы не шевельнулись.
-Странно, - опять произнесла я, - я не помню, что болела, или попала в аварию, или отравилась, или меня сбила машина. Я ничего не помню, это всегда так перед смертью?
На лице гостя появилось слабое подобие улыбки...
-Не было аварии или болезни, - прозвучало в голове, - просто пора.
Я недоуменно пожала плечами.
-Вы забираете меня?
-Да... Существо вдруг проявилось прямо передо мной, я даже немного вздрогнула, так мгновенно он переместился.
-Но мой Рыжик? Как же он? - Я положила руку на теплую пушистую спинку.
-Если захотите, потом можете взять его с собой, - прозвучало в голове.
-Так я смогу еще сюда вернуться? - я уже ничего не понимала. Но тут же подумала, что умираю то я в первый раз и не знаю, как это бывает. Может все так и происходит?
-Конечно, сможете, - кивнул посетитель, - мне нужно просто познакомить вас с другими и дать инструкции, а потом можете делать, что угодно.
Я была в полном недоумении. Какие другие? Какие инструкции? Так я что, не умираю? Существо с легкой полуулыбкой смотрело на меня и забавлялось... «Он что, читает мои мысли?» - ужаснулась я. Гость кивнул. Я растерялась и смутилась.
-Не переживайте. Все будет хорошо, - прозвучало в голове, - давайте руку.
Я протянула руку и вздрогнула, ощутив, как кисть обхватывают тонкие ледяные пальцы.
«Вот и все», - успело мелькнуть у меня в голове, и я исчезла.
****
Мы переместились в какое-то странное место. Сначала я думала, что вокруг густой плотный туман, не было видно ни неба, ни пола, ни стен, ничего, что могло бы сойти за ориентир. И меня тут же охватил ужас полной дезориентации. Я изо всей силы вцепилась в ладонь человека рядом, хотя даже его я уже не видела. Потом в голове пронеслось «Простите, я не подумал» и вокруг начали проступать стены, пол и потолок. Голова перестала кружиться, паника постепенно стала уходить. Мы стояли в большой пустой комнате с серыми стенами и темным полом. Стены светились рассеянным теплым светом, воздух был какой-то стерильный, совершенно без каких-либо запахов. Потом в центре начали появляться стулья, самые простенькие, стандартные, дешевые. Стульев было около десяти — пятнадцати (сразу не посчитала), они стояли на расстоянии метра друг от друга четким, почти идеальным полукругом. Существо подвело меня к одному и кивнуло «Садитесь». Я села на крайний справа и замерла, смотреть было не на что, и я крепко зажмурилась, пытаясь хоть немного прийти в себя. Может я сейчас ущипнуть себя и проснусь? Ой. Больно! Нет, не проснулась.
Я почувствовала какое-то слабое дуновение ветра и открыла глаза. Комната стала наполняться людьми. Постепенно такие-же (по-крайней мере очень похожие на мое) существа приводили женщин, мужчин разных возрастов (в основном пожилых) и садили на стулья. Вскоре почти все стулья были заняты. Я огляделась... Смутно знакомые лица так же очумело, как и я, смотрели друг на друга. Тут мне пришла в голову мысль - «А это же люди из моих снов!». Конечно не все, многих я не помню, но вот этот пожилой угрюмый мужчина — очень похож на «Викинга», а вот эта степенная красивая дама на «актрису»... Я насчитала двенадцать человек. Все они, так же как и я, ничего не понимая ошарашенно оглядывались и бормотали что-то неразборчивое на разных языках.
Полупрозрачные похожие друг на друга как капли воды существа соединились в одно (точно мой ночной гость) и в голове прозвучал голос.
-Успокойтесь... Я вам сейчас всем все объясню... Я сейчас подключу вас к базе знаний всех языков на вашей планете, чтобы вы все друг друга понимали... Потом, после... инструктажа я дам вам другие более расширенные способности, сейчас пока рано для них, будет... путаница...
Существо странно говорило. Перед каждой фразой немного тормозило, как будто бы вспоминало слова, перебирало в памяти возможные синонимы и сравнения.
-Вы избраны из миллионов... миллиардов людей, живущих на вашей планете для одной цели... Вы станете следующими Хранителями... Если вам так удобно, называйте себя Богами... Люди раньше так вас называли, возможно, и будут называть в дальнейшем... Я не знаю... Будущее не определено... - существо запнулось, подбирая слова...
Люди на стульях зашевелились, послышались крики и вопросы.
-Подождите! Не нужно так громко думать! - раздался голос. - Я отвечу на все вопросы. А сейчас просто успокойтесь и послушайте меня.
-Я — вестник... Не знаю... - существо снова застыло, перебирая в голове определения, - в вашей истории есть определение Архангел... Ангел... Не думаю, что оно мне подходит, но вам лучше знать... Называйте меня Посланник... Знаете вы или нет, но Создатель есть... И он действительно сотворил этот мир, всех существ на всех планетах, во всех мирах... Звезды, планеты, галактики, вселенную... - существо пристально смотрело на нас и мне казалось, что его глаза смотрят прямо в душу каждому. Он (оно) продолжало.
-Заселенных миров бесконечное множество и я присматриваю только за небольшой их частью в этом секторе... Это тело... - Посланник развел в стороны руки и немного тряхнул ими, - не мое... Просто так спокойнее и понятнее для вас, что я предстал в знакомом для вас образе. Я из другой... цивилизации, был раньше Хранителем там, у себя, а сейчас меня выбрали присматривать за мирами в этом секторе... Потому что в нем, у всех миров схожие.... - он опять запнулся.... - образ мышления... чувства... эмоции.... Похожие на ваши....
Я пребывала в каком-то полусне... «Это происходит не со мной». Создатель - Бог... Посланник... Миры... Может я уже умерла? Или сплю? Или уже в сумасшедшем доме и мне делают лоботомию? Похоже, у всех двенадцати слушателей были сходные мысли... Значит я не одинока в своем безумии, это радует.
-А Создатель один? - тихо спросил «изобретатель», серьезный худощавый мужчина, сидевший рядом со мной. Посланник на мгновение задумался.
-Не могу сказать определенно... Он стоит так высоко по сравнению с нами по уровню интеллекта и способностей, что боюсь даже предположить... Возможно это целая раса Создателей. Вселенная ведь бесконечна... - и видя наше полнейшее недоумение и озадаченность, попытался пояснить... - представьте... ну хоть аквариум... Вы все — существа, живущие в нем, это ваш мир. Допустим, ваша планета... За аквариумом присматривают, ухаживают... Чистят иногда. Аквариум стоит в доме. Дом — это ваша галактика или скопление галактик. Далее, дом находится в городе. Город, по-вашему — мой сектор из нескольких таких скоплений. Ваша вселенная - это мир из несколько сотен, тысяч таких городов... в ней есть, - Посланник запнулся, - смотритель... президент... В общем — это Создатель, а сколько таких Создателей, - никому не известно... Может один... Одно существо, может целая раса таких. Я просто наблюдаю за городом, - усмехнулся он. А вы будете за следить за домом.
Если что-то «изобретатель» и понял из его объяснения, то это для меня осталось загадкой, потому что я не поняла ничего. И это притом, что я (предположительно) была самым современным человеком из всех. Многие жили гораздо ранее меня. Это, конечно, ничего не значит. Вряд ли они были глупее или не образованнее. Почти все находящиеся здесь мои знакомцы из снов жили в двадцатом веке, только, возможно, несколько в позапрошлом.
Голос Посланника продолжал звучать в наших головах.
-Существа, живущие в разных мирах, отличаются друг от друга... Поэтому и нужны вы — Хранители данного конкретного мира. Каждый мир по своему уникален, со своим набором чувств, эмоций, ощущений, порывов, природных законов и явлений. Есть миры, где нет разделения полов, есть, где есть три и более, и чтобы произвести потомство, нужно всем троим или четверым соединиться не только физически, но и ментально... Но это не про вас. Я пытаюсь говорить вашими терминами, это очень трудно, поэтому вы можете всего не понять. Я только хочу сказать, что миры все разные. И Хранителей выбирают всегда из тех людей, которые живут на данной планете... Это закон и он никогда не изменялся... Правильнее было бы назвать вас Хранителями эмоций человечества... Любовь, ненависть, надежда, азарт, страх, борьба, талант и другие... Не знаю почему эти, но когда Бог создавал ваш мир именно этот набор чувств стал базовым. Возможно это эмоции самого Создателя... Можно только догадываться. Я слышал, что в других вселенных — другой набор... Но...
Посланник пожал плечами, как бы удивленно... А я сидела на стуле и судорожно пыталась вспомнить все, что знала о пантеонах Богов. В обычной жизни я не интересовалась ими. Я никогда не задумывалась о религии, и в силу того, что детство и юность провела в детдоме, то меня даже не крестили по христианским обычаям. Теперь, после того как узнала, что они, оказывается есть, я можно сказать, испытала культурный шок.
-Осмотр... Обход, - существо запнулось... - контроль всех миров осуществляется мной раз в десять тысяч лет... Плюс-минус год... Это время полного облета всех подконтрольных миров в моем секторе... На каждый мне выделяют пару... суток, по вашему... где-то сорок восемь-пятьдесят часов, в вашей системе исчисления... За это время я отбираю души, прошедшие экзамены, выдержавшие все испытания, лучших из ныне живущих на планете... Временной отрезок... период, составляет до двухсот лет от текущего момента... глубже в прошлое — нет смысла...
В моей голове тотчас сформировалась непрошеная мысль... «Неужели Боги не властны над временем и не могут увидеть, что случиться в будущем. Смысл тогда в Хранителях?». Посланник повернулся в мою сторону, уловив идею.
-Мы не властны над будущем, к сожалению... Время - единая неизменная форма... его нельзя... перемотать... Оно всегда идет только вперед... Из прошлого я могу выдернуть души, умершие и находящиеся в очереди на перерождение, но не долгое время назад... Могу выдернуть их из настоящего, но из будущего — никогда... Даже я его не знаю... Про Создателя — не скажу... Возможно, он один может, но он очень далеко и даже его всеобъемлющее и всепроникающее сознание не всегда может помочь... Для этого вы здесь и сидите...
Посланник опять замолчал... Наверное, давал нам время осознать его слова... Я сих пор сидела в некоторой прострации и ощущала внутри только пустоту и растерянность.
-Но позвольте, - раздался, справа голос «изобретателя», - а по каким критериям идет отбор? Как вы нас выбирали?
Посланник немного отошел назад. На его всегда бесстрастном лице мелькнуло слабое подобие улыбки.
-Критерии... Первый и самый главный — не сломаться. У всех вас в жизни были трудности, испытания, в некотором роде проверки...
Я вспыхнула в одну секунду и вскочила со стула в возмущении, руки затряслись от злости, глаза застлала темная пелена... Краем глаза видела, что не одна я такая... Лица многих людей исказила ненависть и горечь, «Торговец» вцепился в поручни стула, чтобы не наброситься на Посланника с кулаками (хотя как ему это удастся? Он же полупрозрачный!)
-Что значит испытания? - прошипела я сквозь зубы, - это вы подстроили аварию, где погиб Андрей, и я потеряла ребенка? Это вы убили Сергея и сделали Машу инвалидом? Это так вы нас проверяли?
-Стоп-стоп-стоп... - раздался в голове равнодушный спокойный голос... - Не нужно нервничать... Я все объясню... Сначала ответ на вопрос Бога ремесла и талантов, - кивок в сторону «изобретателя»... Критерий отбора — пронести через всю жизнь и сохранить желательно в неизменном состоянии самую сильную эмоцию, то чувство, которое в вас пробудилось в детстве, самое яркое, самое важное... Кристальную чистоту этого чувства, по-возможности, без примесей, без темных пятен, без... всего лишнего...
Посланник мгновенно оказался рядом со мной (я еще стояла и дрожала в гневе) и взял за руку.
-Садитесь, Любовь Николаевна... Теперь ответ на ваш... вопрос...
-Вы не правы... Я не отправлял... - секундная задержка, - КамАЗ навстречу вашей машине, и не внедрил в тело... Сергея смертельную болезнь... У них самих была такая судьба. Написанная для них... Андрей должен был погибнуть в аварии, а Сергей умереть от рака, Алексей все-равно изменял бы своим женам, даже если бы вы не встретились ему в жизни... Мы корректировали только ваш путь, не их... Мы подталкивали вас к ним, вмешивались только в вашу судьбу... Мы избираем... несколько тысяч перспективных душ за одно поколение и наблюдаем за ними.
Внутри меня еще звенела злость и обида. Значит «избрали»... Значит «вели». А меня кто-то спрашивал — хочу ли я этого? Возможно, если бы не авария, я бы прожила свою счастливую долгую жизнь с мужем. У нас был бы сын, и дочь. Или два сына и две дочери. Мы были бы счастливы. Слезы выступили на глазах. Я стояла посреди комнаты, и моя обнаженная душа была выставлена на всеобщее обозрение перед двенадцатью внимательными взглядами. Заинтересованными, сочувствующими, равнодушными. Мне было все равно.
-Да... - произнес Посланник, - возможно, вы бы прожили свою тихую счастливую жизнь женщины, матери, жены... Но тогда никогда бы здесь не появились.. Потому-что счастливых семей много, а вы — одна. И вы одна из всех прошли этот экзамен.
Я хмуро подумала «Только почему то я не рада от того, что его сдала»
-Физическое тело, Любовь, лишь оболочка... Как... ваше платье, например... У платья есть свой срок... эксплуатации... жизни... носки... Так и у тела... А душа бессмертна и божественна… Она перерождается много раз, много тысяч раз, обучаясь, совершенствуясь, приближаясь к божественной сути... Закройте глаза, - он взял мою ладонь в свою руку, - я вам покажу, где сейчас ваш Андрей... Я закрыла глаза и увидела молодого мужчину, лет двадцати, в красивом доме, сидящего в кресле и читающего журнал... На его коленях возилась прелестная двухлетняя девочка в ярком платьице и что-то щебетала... «Папа, папа! А мы пойдем сегодня в зоопарк?»... Слезы потекли у меня из глаз. Это был Андрей. Немного другой, не такой серьезный, худощавый и настороженный, каким я его знала, а расслабленный и уверенный в себе мужчина.
-Да, - шепнул Посланник, - он сейчас счастлив, у него прекрасная жена, дочь, строительный бизнес... Он живет сейчас в Нью-Йорке и работает в компании своего отца, богатого промышленника... Он счастлив... И все остальные ваши любимые люди, покинувшие вас, так будут счастливы... Хотя, вы сами через время сможете понаблюдать за их перерождением... Вам будет дана способность видеть истинную суть... бессмертную душу человека...
Я села на свой стул... Внутри бушевал ураган из мыслей, чувств, эмоций... Горечь, гнев, радость, недоумение, восторг и сожаление, все перемешалось. Я была еще очень зла на это существо, на его бессердечие, холодность, равнодушие. «Мы что, подопытные кролики?» - не могла я успокоиться.
Тем временем Посланник продолжал.
-Пришла пора вас познакомить друг с другом... Вам придется общаться. Потом объясню... Итак... Начнем с вас, - он легонько поклонился мне...
-Любовь Николаевна... Богиня или Хранительница Любви...
Я потрясенно вздохнула... Хотя. Теперь все ясно... Любовь, значит... Можно было догадаться...
Посланник продолжал...
-Любовь бывает разная... Она может быть и романтическая — между мужчиной и женщиной... И семейная — между родителями и ребенком, и религиозная, и безответная, и плотская, и эгоистичная и много-многое другое... Естественно, вы, Любовь, будете олицетворять все эти чувства людей, связанные с любовью... Тут и сентиментальность, и обожание, и забота, и страсть, и ликование, экстаз и одержимость... В общем, понятно, думаю... Поэтому вам будет просто необходимо общаться друг с другом... Говорю это вполне серьезно... Не бывает «чистой» эмоции... С любовью рядом идут и радость, и зависть, и злоба (иногда), и даже война... Из-за любви происходят безумства, делаются великие открытия. Совершаются подвиги... Поэтому, чтобы чувства смешивались, переплетались вам всем необходимо встречаться... Так как все вы — чистое проявления того или иного чувства...
-Далее, - Посланник поклонился моему соседу («изобретателю», как я его называла из сна)... - Максим... Бог или Хранитель труда, ремесла или изобретений... В соединении или дружбе, например, только с Любовью, получим человека - трудоголика, полностью зацикленного на работе. Всю страсть и энергию отдающего ей... Но в союзе с любовью и радостью, а так же с Богом таланта и артистизма это даст прекрасного профессионала своего дела, работающего в радость себе и людям... И так далее... Думаю, вы все поняли, не буду дальше заострять внимание на этих тонкостях...
Посланник протянул руку к следующему. Женщине, странно одетой, с перьями и бусинами в прическе, на юбке у нее были пришиты маленькие колокольчики, я платье было сшито из лоскутков таких ярких оттенков, что рябило в глазах.
-Аманда... Богиня Радости, развлечений и восторга... Женщина немного приподнялась и отвесила всем шутовской ироничный поклон. С ее губ не сходила улыбка. «Думаю, она мне понравиться», - промелькнуло у меня в голове. Она была такая забавная и смешная, как яркая маленькая птичка. Посланник, видимо уловив мои мысли коротко улыбнулся. В моих снах она жила в Канаде, я видела ее, где то в шестидесятых-семидесятых годах двадцатого века. Она была хиппи... Веселая, озорная девчонка и такая же без-башенная женщина... Они с мужем жили в коммуне, в палатках, пели и танцевали возле костра, кричали на демонстрациях «Занимайтесь любовью, а не войной» и занимались этой самой любовью в моих снах. Сны с ней были самыми веселыми и жизнерадостными. Я всегда после них просыпалась с хорошим настроением.
-Далее... Дэвид. Бог торговли, изворотливости, обмана... Посланник кивнул на моего знакомца из снов... Помню он жил во времена великой депрессии в Америке. Несколько раз становился одним из самых богатых людей в стране и опять терял все деньги... Его коллеги, партнеры кончали жизнь самоубийством, выбрасывались из окон небоскребов... А он шел дворником мести улицы, и придумывал новые способы обогащения. Неунывающий, предприимчивый, изворотливый проходимец. Я улыбнулась. Я восхищалась им... На самом дне, ночуя под мостом, вместе с бомжами и проститутками, он планировал, великие аферы и рассказывал всем, что станет самым богатым и знаменитым в Америке... И становился же!... Чтобы потом опять разориться и идти продавать ход-доги... Он обманывал прохожих, играя в наперсток, и не раз получал по лицу, мухлюя в карты. Но никогда не унывал и не грустил. Он свято верил, что разбогатеет, и эта вера, как и моя вера в любовь помогала ему всю жизнь.
Посланник продолжал.
-Следующий... Николя. Бог инстинктов... Тут немного поясню... Вы — хранители эмоций, чувств человека, того, что делает человека человеком... Но есть еще одна сторона жизни... примитивные, так сказать врожденные аспекты. Потребность в еде, сне, рефлексы, инстинкт самосохранения и так далее... Это огромная часть жизни... То, без чего не бывает жизни вообще... Но это не главный Бог... - поспешил добавить Посланник, видя как надулся от гордости плотный мужчина, без печати интеллекта на лице... по-моему, я его видела пару раз во сне. Он мне не запомнился, он просто все время ел, спал, ходил в туалет, делал детей со своей женой, ни единого увлечения, хобби или пристрастия к чему-либо за всю жизнь я у него не видела... Он не прочитал ни единой книжки и ни разу не был в кино... Получал пособие от государства и за всю свою жизнь палец о палец не ударил, чтобы заработать денег или сделать что-либо для семьи.
-Не главный, потому что человек, живущий только на инстинктах — это не человек, это животное... Его душа не выполнит своего предназначения, живя примитивно... Поэтому очень важно, чтобы вы все, - Посланник внимательно обвел взглядом нас, - как это сказать, дружили... общались... переплетались в своих эмоциях... своей жизни...
-Далее... Альфред... Бог хаоса, стихий, страха и ужаса... Прошу любить и жаловать, так у вас говориться?.. (это он попытался пошутить?)... «Снова мужчина, снова грузный, но возможно они все здесь оказались на закате своей жизни... Я тоже не красотка уже в пятьдесят»... - подумала я.
-Да, хаос и разрушение тоже должны быть в мире. - Мне показалось, или Посланник немного виновато представлял нам его... Возможно, это мое субъективное мнение... Мужчина вызывал стойкое отвращение и неприятие, злобное искаженное лицо, маска пренебрежения и ненависти застыла на нем... Брр... Я отвернулась...