Осень вошла в свои права. Похолодало. Солнце на небе не показывалось вот уже третью неделю. Листья с деревьев опали, и стало как-то неуютно, мрачно, тоскливо.

Агате, правда, было не того, чтобы обращать внимание на перемены в природе и задумываться о погодных условиях. Она оделась потеплей – и всё. А смотреть вокруг ей было просто некогда. Работа отнимала много сил, особенно этот немилый, но необходимый деканат. Заниматься со студентами непосредственно обучением ей нравилось, и это давалось легко. А вот разбираться с успеваемостью и нарушениями дисциплины было совсем не в охотку, но надо, и от этого деваться некуда. Диссертация как-то пробуксовывала последнее время, и это было плохо. Научный консультант уже дважды пожурил её.

– Что-то я не узнаю вас последнее время, Агата Витальевна, – недовольно проговорил всегда вежливый и выдержанный Олег Ефремович. – Вас как подменили, право слово. Уж не заболели ли вы, голубушка?

– Нет, я вполне здорова, Олег Ефремович, просто устала очень что-то последнее время. Но я всё нагоню, не сомневайтесь.

Однако давать обещание оказалось куда легче, чем выполнить обещанное. И выправить положение что-то тоже не очень-то получалось. Её действительно подменили. Она же теперь не одинокая, никому не нужная женщина, а предмет нежной и страстной любви замечательного мужчины. И эта любовь забирает у неё массу времени, слишком много с точки зрения выполнения диссертации, но совершенно недостаточно с позиций самой любви. Ей хотелось гораздо больше времени уделять своим отношениям с Вадимом, хотелось быть рядом с любимым постоянно. Но это было опасное желание, очень опасное. Страшно, что всё вдруг может оборваться в один миг, и тогда ей уже не выбраться из этой катастрофы. Она просто не справится. И потом что-то уж очень сильно она стала уставать последнее время, голова покруживается. Вроде как нездорова она, хоть и больной себя назвать не может. Непонятно. Надо будет сходить в поликлинику, анализы сдать, провериться. А пока что надо работать. Сегодня как раз день, посвящённый деканату.

Агата сидела в своём неуютном кабинете за столом, заваленным бумагами, и что-то выискивала в большой канцелярской книге, когда дверь без стука открылась, впуская посетителя. Агата удивлённо воззрилась на вошедшего – у них не было принято вот так, без предупреждения врываться в кабинет декана, порядок соблюдался всегда. И мужчина был совсем незнакомый, чужой. Хотя, присмотревшись немного, Агата различила смутно знакомые черты.

– Что же ты не радуешься нашей встрече, Агатка? Я так долго искал тебя, жена, и вот, наконец, нашёл.

Бог ты мой, Генка! Объявился! И смотрит на неё, как ни в чём не бывало. Ух, наглец! Ух, негодяй!

– И ты думаешь, что, заявившись через десять лет, имеешь право называть меня женой? – возмущению Агаты не было предела.

– Конечно, мы же расписаны по закону, и остаёмся супругами, что бы ни случилось. Я же говорю, что долго искал тебя, а то явился бы раньше, – выражение лица мужчины стало даже обиженным оттого, что его не понимают.

Он так хорошо всё рассчитал. Агатка после того, как он её обработал, конечно же, и близко боялась подойти к мужчине. В этом он был уверен. Значит, будет рада принять его обратно. Не жить же бобылкой, право. А его такая Агата, состоявшаяся женщина, без пяти минут доктор наук, устраивала вполне. У самого-то с профессией не всё ладно вышло, а перебиваться случайными заработками он просто уже устал. Так что воссоединение с женой сейчас самое то, что ему надо.

Геннадий попытался растопить лёд этой встречи улыбкой – пустил в ход самую обаятельную из своего «боевого арсенала». Но на женщину это, похоже, не произвело впечатления. И что же это происходит? Или он ошибся в своих расчётах, и Агатка сумела перешагнуть через то, что он с ней сделал? Увы, жена подтверждала самые худшие его опасения. Она вытащила из сумочки телефон и быстро потыкала кнопочки.

– Вадим, – сказала, когда ей ответили, очень быстро, кстати, – тут ко мне бывший муж заявился и что-то от меня требует. А я устала сегодня очень, у меня просто нет сил с ним разговаривать.

Она послушала немного, что ей говорил невидимый мужчина по имени Вадим, и удовлетворённо кивнула (как будто он мог её видеть – глупая баба!).

– Хорошо, я жду.

Геннадий приосанился.

– Кого это ты на помощь зовёшь, дурёха? Успела-таки любовника завести, да? Так он никто для тебя по закону. А я твой муж, законный муж, заметь, – он сделал последнюю попытку вразумить её, но, кажется, его усилия пропали даром.

Агата сидела за своим рабочим столом спокойная, правда, немного бледная. Но она и в первую минуту показалась ему усталой какой-то, вроде измученной. Диссертация так допекает, что ли?

– И где же это ты пропадал столько лет, Генка? – поинтересовалась она всё же. – И где сейчас трудишься?

Рассказывать о себе не хотелось. Он надумал, было, уйти, коль разговор не складывается, но она отрицательно покачала головой:

– Нет уж, сиди, коль пришёл. Уйти тебе просто так теперь не дадут. У нас порядок такой. Пока я не разрешу, тебя не выпустят.

Геннадий занервничал. Такой поворот ему совсем не нравился. Тем более что и Агатка теперь сидела молча, разговорами с ним себя не утруждала. А потом открылась дверь, и в комнату вошёл, нет, скорее, ворвался высокий крепкий мужчина, очень уверенный и прекрасно одетый. Он бросил быстрый взгляд на Агату, потом воззрился на посетителя.

– Что вы хотите от Агаты Витальевны? – голос звучал сухо и не обещал ничего хорошего.

– Так она жена мне, я пришёл с ней поговорить, – Геннадий сам услышал, как неубедительно звучит его заявление.

– А вот об этом мы сейчас поговорим с вами, как мужчина с мужчиной, но только не здесь, – заявил этот уверенный тип, – женщине ни к чему это слышать.

Потом он повернулся к Агате и улыбнулся ей:

– Ты подожди меня, милая, я быстро.

Ого! Она уже в милых у этого щёголя ходит. Значит, и правда, плохи его дела, подумалось Геннадию. Но не оставалось ничего другого, как выйти из Агаткиного кабинета вслед за этим самоуверенным мужиком. С ней он даже не попрощался, и взгляда на неё не бросил. Зачем?

Что там происходило за дверями её кабинета, Агата не знала. Сидела тихо, как мышка, но почему-то даже думать ни о чём не могла. Совсем сил лишилась.

Вадим Алексеевич вернулся минут через двадцать. Посмотрел на Агату и сразу кинулся её успокаивать.

– Ты не переживай, Агата, это даже хорошо, что он сам объявился, – начал он. – Теперь мы быстренько с ним все вопросы порешаем, и через несколько дней ты будешь совершенно свободной женщиной, не связанной никакими брачными узами. Ты что, не рада?

– Я устала очень сегодня, Вадим, – голос Агаты звучал как-то жалобно, – у меня совсем сил нет, а тут Генка заявился. Я домой хочу.

Она чуть не плакала, и Вадим Алексеевич встревожился всерьёз.

– Да ты не заболела ли, радость моя? – он подошёл ближе и положил руку ей на лоб. – Нет, температура вроде нормальная. А глаза совсем больные. Давай я тебя домой отвезу, чаем напою. Да?

Агата согласно кивнула, и Вадим Алексеевич, подав ей пальто, бережно увёл свою любимую к машине, а потом отвёз домой. Дома ей как будто полегчало, особенно после горячего чая. Но усталость чувствовалась, и мужчина уложил её в постель. Потом сидел рядом, пока она не уснула. А после тихонько ушёл.

Утром, когда он позвонил, голос Агаты звучал уже бодрее. Но всё же она попросила любимого прислать за ней машину и отвезти её в поликлинику. Идти сама она что-то не в силах, а на работу уже позвонила, что сегодня вести занятия не сможет, её подменят.

Вадим Алексеевич встревожился не на шутку и принёсся за ней сам. Он бережно одел её в тоненькое хилое пальтецо (надо бы ей хорошее пальто купить, да как заставишь эту упрямицу принять его) и усадил в машину. Привёз в поликлинику, сам побеспокоился записать её на приём, и оставил, только убедившись в том, что она к врачу попадёт. Велел Евгению Семёновичу быть при ней неотлучно, только его на работу забросить – совещание у него срочное, и отменить его никак нельзя. А Агате втолковал, чтобы она на связи с водителем была, он всё сделает, что потребуется, – и купит, что надо, и отвезёт, куда следует.

Агата приготовилась к долгому хождению по кабинетам, но всё завершилось очень быстро. После того, как ей измеряли температуру и артериальное давление (низковатое, покачала головой медсестра), пациентку быстренько отправили в кабинет гинеколога – такой, оказывается, тут порядок, этот кабинет никому не обойти. А здесь пожилая врач, хмурая и усталая на вид, не тратя лишних слов, скоренько уложила её в гинекологическое кресло.

– Да вы беременны, милочка, – через минуту заявила она, – неужели сами не поняли. Это что, первый раз у вас, что ли?

И сокрушённо покачала головой, увидев растерянный кивок Агаты. Не любила она эти сложные случаи поздней беременности, особенно в первый раз. Кино, да и только. И надо же, в её смену. Нет, чтобы молодой да резвой Инессе Анатольевне такой случай подбросить. У неё самой и так хлопот полон рот с её неспокойным семейством, а тут возись с этой первородкой запоздалой. Впрочем, может она аборт сделать пожелает? Срок ещё, похоже, позволяет.

– А муж у вас есть, голубушка?

Агата отрицательно покачала головой. Глаза её налились слезами. Врач удовлетворённо кивнула.

– На аборт пойдём? – с надеждой спросила она. – Ещё немного времени в запасе, кажется, есть.

Агата опять отрицательно покачала головой и уже не удерживала слёз. Горестно всхлипывая, она слезла с неудобного железного сооружения, быстренько оделась и направилась к двери.

– Куда это вы, больная? – строго окликнула её доктор. – Так не пойдёт.

Но Агата её уже не слышала. Захлёбываясь слезами, она выскочила на крыльцо лечебного учреждения, и тут её перехватил бдительный Евгений Семёнович. Чего-то подобного он почему-то ожидал. Водитель бережно усадил рыдающую женщину в салон и набрал номер шефа.

На этот раз взволнованный странным состоянием Агаты Вадим Алексеевич не стал отключать свой мобильный. Взглянув на высветившийся номер, он быстро поднялся из-за стола, сделав заму рукой знак продолжить работу, и вышел из кабинета. Юрий Сергеевич проводил друга тревожным взглядом и принял бразды правления – благо, самые сложные вопросы были уже решены.

– Не знаю, что и делать, Вадим Алексеевич, – услышал шеф взволнованный голос своего водителя, – Агата Витальевна рыдает без устали и ничего не хочет говорить.

Сердце Вадима Алексеевича упало. Что такое могло случиться с его любимой женщиной, чтобы привести всегда сдержанную Агату в состояние срыва? Ответ он получил довольно скоро. По его команде Евгений Семёнович быстренько доставил рыдающую Агату к зданию холдинга. Вадим Алексеевич так же споро вскочил в салон и дал знак отъехать куда-нибудь. Через мгновение он уже бережно прижимал к себе Агату, а она рыдала пуще прежнего, прижавшись лицом к его груди. Наконец бурные слёзы иссякли. Она подняла голову и взглянула на любимого мужчину полными отчаяния опухшими от слёз глазами.

– Я беременна, Вадим, – тихо сказала она и снова спрятала лицо у него на груди.

– Только и всего? – облегчённо вздохнул Вадим Алексеевич. – Я уж Бог весть что готов был подумать. Так чего ты рыдаешь, я не понял? Радоваться надо, глупышка.

– Чему радоваться, Вадим? – она снова посмотрела на него с тоской во взгляде.

– Будущему ребёнку радоваться, солнышко моё, и тому, что у нас, наконец, будет нормальная семья. – Он тихонько рассмеялся ей в волосы. – Теперь-то ты от меня никуда не денешься. Всё, радость моя, приплыли.

Она снова тревожно и испытующе посмотрела ему в глаза. В ответ он нежно поцеловал распухшие от слёз губы, а заодно и покрасневший нос.

– Ты ещё достаточно молода, Агата, – рассудительно начал он, – тебе всего-то слегка за тридцать. Я слышал, женщины и в сорок рожают. И ничего. Ты с этим справишься, я уверен. А я помогу тебе всем, что только в моих силах.

Из глаз Агаты не ушла, однако, тревога, и он продолжил:

– Расписаться, конечно, придётся как можно быстрее. Во время всё-таки твой бывший явился. И из деканата этого нелепого уйти время как раз пришло. С работой ты как-нибудь справишься, а диссертация немного подождёт.

Выражение глаз Агаты изменилось, и она покорно кивнула головой, соглашаясь. Уф-ф! Наконец-то! Наконец эта упрямица сдала свои позиции и отдалась полностью в его руки. Вадим Алексеевич судорожно вздохнул и прижался к её губам долгим поцелуем. В поцелуе этом Агата не почувствовала страсти, но уловила такую щемяще нежную любовь, что сердце её переполнилось доселе неведомым чувством.

– Я люблю тебя, Вадим, – тихо прошептала она, когда его губы отпустили её, – и буду любить всю жизнь.

У него не было слов. Когда человек восходит на вершину счастья, слова уже не нужны, обо всём говорят глаза. В его глазах Агата увидела то, что позволило и ей почувствовать себя абсолютно, до безобразия счастливой.

А дальше пошли дни, заполненные новыми для них хлопотами. Быстренько были получены документы о расторжении её первого брака и назначена дата нового бракосочетания. Не слушая больше никаких возражений, Вадим Алексеевич перевёз все нужные Агате вещи на свою территорию, а её жильё запер, доверив Маше наблюдение за пустой квартирой. Та огорчилась, было, что теперь не будет иметь возможности часто и подолгу видеть подругу, но радость за счастливые перемены в жизни Агаты пересилила. Потом Вадим Алексеевич, подготовив всё, на руках внёс Агату в её новое жилище, пронёс по всем комнатам и завершил ознакомительную экскурсию в кухне, где, наконец, поставил смущённую женщину на ноги.

– Вот это всё теперь в твоём владении, радость моя, – заявил он, – делай, что хочешь и как хочешь, ты теперь здесь хозяйка. Только Марию Прокофьевну я рассчитывать не стану. Пусть она помогает по-прежнему в домашних делах. Тебе ведь нужно будет заботиться и о ребёнке, и о работе, и о диссертации.

– И о тебе, – нежно добавила Агата, ласково проведя рукой по его лицу, чем привела мужчину в смущение.

– И обо мне, – согласился он слегка охрипшим голосом и принялся её целовать.

Закончилось всё тем, что они непонятно как оказались в постели и пришли в себя только часа через два. Потом слегка пошатывающийся, но чрезвычайно довольный Вадим Алексеевич вышел на кухню и долго шерудел в холодильнике.

– Иди сюда, Агата, – позвал он любимую, – я, кажется, нашёл, чем подкрепить силы.

Агата появилась довольно быстро. После сумасшедшего приступа любви, охватившего их обоих, сил у неё, как ни странно, добавилось.

– Да здесь на целый взвод хватит, Вадим, – заметила она, охватив взглядом стол, заставленный множеством заполненных чем-то вкусным ёмкостей. – Прямо пир какой-то.

– Ну, нужно же нам отметить твоё переселение в новые апартаменты, радость моя, – отозвался мужчина. – Вот тут и вино есть, хорошее, виноградное, без дураков.

Он вынул из шкафчика красивую бутылку, повозился с ней, открывая, и поставил на стол рядом с початой ёмкостью, наполненной янтарной жидкостью.

– А тебе можно вино? – вдруг вскинулся Вадим Алексеевич.

В глазах его была неподдельная тревога – за неё и за только-только зарождающуюся жизнь его первого ребёнка. И Агата поняла, что её ждут нелёгкие времена, Вадим будет контролировать всё, что она делает. Но, как ни странно, его забота была ей приятна.

– Думаю, немного хорошего вина не повредит ни мне, ни ребёнку, милый, – откликнулась Агата, а про себя добавила «а вообще-то я собираюсь теперь во всём тебя слушаться, мой дорогой, как это ни кажется странно мне самой».

Они выпили немного за свершившиеся перемены в жизни, подкрепили свои силы вкуснющими блюдами, приготовленными руками заботливой Марии Прокофьевны, и отправились спать. Теперь уже действительно отдыхать. День был насыщенный, и сил растрачено много.

Через пару дней Вадим Алексеевич повёз Агату в тщательно подобранное лечебное заведение, где её должны были обследовать и наблюдать. Он сам выбирал и место, и врача, и Агата не стала с ним спорить.

Обследовали её действительно тщательно. Всяких мудрёных приборов здесь было видимо-невидимо. А когда дело дошло до аппарата УЗИ, врач рассматривал появившуюся на экране непонятную картинку что-то слишком уж долго.

– Скажите, Агата Витальевна, а у вас в роду никогда не было двойни? – оторвался он, наконец, от мерцающего экрана прибора.

Агата посмотрела растерянно. Она понятия не имела о том, что было, и чего не было в их роду. Поморгав немного, она вытащила из сумочки телефон и набрала номер.

– Это я, тётя Нюша, – проговорила в трубку. – Ты не волнуйся только, я тебе попозже ещё разок позвоню и всё расскажу. А сейчас только один вопрос. Скажи, были ли у нас в роду когда-нибудь двойни?

Она послушала немного, что отвечает ей голос невидимой тёти Нюши, и на лице её появилось совсем уж растерянное выражение.

– Она говорит, что моя мать была из двойни, а я и не знала.

Глаза Агаты как-то беспомощно потянулись к Вадиму. Он ободряюще улыбнулся ей и, наклонившись, крепко сжал лежащую на краю кушетки руку. Потом обернулся к доктору.

– Похоже, что и сейчас мы имеем дело с двойней, – задумчиво сказал внимательный врач. – Ещё, конечно, рано делать окончательное заключение, срок беременности пока маленький, но через время всё прояснится. Наблюдение нужно самое тщательное.

Вадим Алексеевич заверил доктора, что готов показывать ему свою жену (он уже считал дело сделанным, ведь Агата переехала к нему) хоть каждый день, если нужно, и оплачивать любые необходимые расходы.

– Каждый день надобности нет, – рассмеялся врач, – но через пару недель я просил бы вас показаться обязательно.

Довольный тем, что вручил Агату в надёжные руки, Вадим Алексеевич увёз её домой. Теперь им предстояли иные хлопоты. Приближался день бракосочетания.

Учитывая желания Агаты и её непонятные ему страхи, Вадим Алексеевич согласился не делать из их вступления в брак обязательного в этих случаях спектакля. Она желает обойтись без белого платья – пожалуйста, пусть будет, как она хочет, он купит ей любое другое, на выбор, только дорогое и красивое. Видеть свою жену нарядной – его законное право, не так ли? Агата не стала спорить. Во-первых, у неё просто не было на это сил. А во-вторых, его забота начинала ей нравиться. Это было очень приятно, и она готова была это признать.

От ресторана Агата тоже наотрез отказалась – нет, и всё. Вадим Алексеевич подумал немного и предложил сделать свадьбу в лесничестве. Глаза Агаты заблестели, и он был счастлив, что угодил ей.

Началась подготовка. Из городка Агатиной юности была приглашена её тётушка, Анна Николаевна. Её разместили в пустующей Агатиной квартире, и добросердечная Маша тут же взяла опеку над пожилой женщиной. Начались поездки в лесничество. Нужно было завезти необходимые продукты, бутылки и всё такое. Анна Николаевна, конечно же, захотела увидеться с братом, которого давно не видела, ещё до Агатиной свадьбы. Её отправили туда с Машей, вручив им первую порцию необходимых заготовок. Потом такие поездки повторялись, и Маша понемногу привыкла к общению с Евгением Семёновичем, перестала его пугаться, как раньше. Он же не пялился на неё больше ошалелыми глазами, но каждый раз любовался милым сердцу лицом, стоило ей отвернуться. Маша даже стала вступать с ним в разговоры, и это его очень радовало. Боясь спугнуть возникшую между ними близость, Евгений Семёнович держался всегда в рамках вежливости, не позволяя себе ничего лишнего. И Маша, наконец, стала воспринимать его как своего, близкого человека. Своей семьи у неё не было (она так и не простила мать и бабушку за свою изломанную женскую долю), и близкие люди Агаты, с которой она сроднилась, стали близки и ей. Евгения Семёновича это несказанно радовало, он считал это своей первой маленькой победой, и в голове зрели всё более смелые планы завоевания красавицы Маши. Он же, в конце концов, тоже мужчина не из последних, и может дать ей любовь и обеспеченную жизнь. Разве это так мало?

Разумеется, были вовлечены в этот увлекательный процесс подготовки к свадьбе и Юрий Сергеевич с Лизой. Они тоже пару раз наезжали в лесничество. Мужчины обсуждали подготовку стола во дворе, а женщины – меню праздника и порядок приготовления блюд. Лиза с большим удовольствием приняла на себя обязанности шеф-повара. Здесь, в лесу, на свежем воздухе и в настоящей печи, да ещё с такими помощниками – что может быть лучше.

Наконец настал торжественный день. Волновались все, хотя, казалось, и не с чего: всё решено, всё подготовлено. Но так уж устроен человек, и с этим ничего не поделаешь.

День, как по заказу, выдался солнечный и с лёгким морозцем. Выпал первый снег. Здесь, в городе, его и не видно, а в лесу, надо думать, он уже радует глаз. В ЗАГС явились с утра, как и было договорено. Дни-то теперь короткие, а нужно ещё ехать в лесничество. Расписали молодых быстро и без особых изысков – Агата опять же настояла на простом районном заведении, не нужно ей никаких дворцов. А потом двумя машинами поехали в лесничество.

Здесь, и правда, была красота необыкновенная. На высоких деревьях серебрился снег, сверкающий в лучах неяркого зимнего уже солнца подобно бриллиантовой россыпи. В голубом небе плыли редкие белые облачка, как кораблики, уходящие в неведомую даль. Тихо, светло – прямо как в сказке.

Во дворе у домика лесника уже сооружён большой стол под высоким навесом. Рядом подготовлено место для костерка. Прелесть какая! И началась суматоха. Но в этой суматохе, как оказалось, был строгий порядок. И вскоре стол уже был уставлен блюдами с едой и бутылками для согрева. А на разведённом костерке пристроены шампуры с шашлыками – так, немного, чисто для порядка, яств и так хватаем с избытком. Но Егор Степанович посчитал, что без шашлыков никак нельзя. И Вадим Алексеевич с ним согласился – для него теперь этот шашлык в лесу стал знаковым явлением, он знаменовал собой начало их с Агатой отношений.

Праздник катился как по гладкой дорожке. Все были веселы, всем было хорошо. Когда немного стемнело, Егор Степанович пожарче распалил костерок и попросил Вадима Алексеевича спеть, если он не против. Тот бросил вопросительный взгляд на Агату и, увидев в её глазах ответ, пошёл за гитарой. Потом он пел, и все сидели, затаив дыхание, так это было хорошо. А Вадим Алексеевич не отрывал взгляда от глаз жены, и песня лилась, казалось, из самого его сердца. Глаза Агаты сияли ярче самоцветов и лучились любовью и нежностью.

Потом настал вечер, и пора было уезжать. Молодые отправились к себе, а Машу и Анну Николаевну предложил завезти домой Юрий Сергеевич, к большому огорчению Евгения Семёновича. Мужчина всё ещё не мог прийти в себя после того, что увидел в огромных Машиных глазах на этой свадьбе. Женщина явно хотела любви и семейного счастья. Что же мешает ей? Почему она, такая красивая, одна? Почему нет рядом с ней мужчины, готового о ней позаботиться и снять с женских плеч непосильные тяготы, которые накладывает на них жизнь?

Несколькими днями позднее случился переполох в ВУЗе, где работала Агата. Стало известно, что безотказная Агата Витальевна, надежда и опора ректората, вышла замуж и покидает должность декана. И вообще не за горами время, когда она уйдёт в декрет. Это было ударом – не столько для ректора, сколько для заведующего кафедрой, который не представлял даже, кем будет затыкать дыры в учебном расписании, когда его доцент уйдёт в длительный отпуск. Хотя и тот, и другой, имея глаза, видели, что представляет собой эта женщина, и понимали, что рано или поздно, но это случится.

Преподавательскую работу Агата пока оставила за собой и даже не стала ограничивать своё расписание, понимая, что коллегам ещё придётся поскакать резвыми зайчиками, чтобы обеспечить учебный процесс в её отсутствие. И порадовала руководство тем, что не стала отодвигать сроки выполнения своей докторской. Работы осталось не так и много, и самым разумным будет поднапрячься и сбросить с плеч этот груз. Потом-то уж совсем не до науки будет, когда родится ребёнок или даже двое, как подозревает лечащий врач. А с Вадимом она теперь рядом и утром, и вечером, и, главное, ночью. Каждую ночь спать в его объятиях – это оказалось подобным сказке. И просыпаясь по утрам, она время от времени нащупывала неокрепшей ещё рукой его сильное тело, проверяя, не сон ли это, его тепло рядом.

Лечащий врач был по-прежнему внимателен и частенько вызывал её на осмотр. Прошло время, и его предположение подтвердилось. Агата действительно носила двойню, только никак было не определить пол детей. Впрочем, какая разница. Она готова была любить одинаково горячо и сыновей, и дочерей. Вадим тоже не капризничал в этом вопросе. Для него было главным, чтобы всё прошло благополучно для его жены. Мужчинам вообще не дано любить детей заранее, до рождения. Они могут проникнуться к ним отцовскими чувствами только тогда, когда увидят глазами и возьмут на руки. Агата же, как и любая женщина, уже ощущала неразрывную связь со своими детьми и любовь к ним.

Сориентировавшись в обстановке, Вадим Алексеевич провёл тайные переговоры с Анной Николаевной и уговорил её оставить свой городишко и перебираться к ним. Вон ведь квартира Агатина пустая стоит, в ней вполне можно жить. И всем хорошо будет. И Агате меньше переживаний, и ей, Анне Николаевне в радость будет с внуками иногда понянчиться. Ведь она заменила Агате мать, она и есть настоящая бабушка для её детей. Пожилая женщина согласилась. И так же тайно Вадим Алексеевич перевёз её незамысловатые пожитки на новое место. Многое уговорил бросить, зачем, мол, это старье, он новое, современное купит. В чём-то уговорил и обещание своё выполнил. А Агате был преподнесен сюрприз, весьма её порадовавший. То, что увидел Вадим Алексеевич в глубине таких родных голубых глаз, стало для него лучшей наградой за все труды. Страсть теперь приходилось сдерживать, но он не роптал, знал, что придёт время, и они с Агатой снова будут радовать друг друга горячими ласками и вместе улетать под небеса.

Маша же была огорошена и буквально сбита с ног тем, что увидела и услышала в офисе Лизы.

Как-то днём Лиза попросила её забежать к ней на работу, буквально на минутку, просто глянуть кое-что. Маша на приглашение откликнулась, и вскоре появилась в как-то по-домашнему уютном Лизином кабинете. Та усадила её в удобное кресло и протянула журнал в глянцевой обложке. С этой самой обложки на Машу смотрела удивительно красивая женщина, которую она в первое мгновение и не узнала. Потом охнула:

– Это что, я?

– А то кто же, – рассмеялась Лиза, внимательно разглядывая выражение лица женщины.

На лице Маши отразились удивление, потом вроде как понимание, а следом смущение. Радости и торжества там не было, увы.

– Вы что, не рады, Маша? – поинтересовалась Лиза. – Мы что с вами напрасно старались?

– Не знаю я, Лиза, – Маша смотрела по-прежнему смущённо. – Это, конечно, красиво очень. Но только зачем? Зря людей обманываем. В жизни-то я совсем не такая.

– Ох уж и не такая, – проворчала Лиза, – разве что одеты не так. А остальное всё правда. Чистая правда и ничего кроме правды, Маша. Вы просто не видите себя со стороны.

Она помолчала немного, не отводя глаз от женщины, рассматривающей свое изображение, и осторожно добавила:

– Мне уже и звонили недавно. Хотели пригласить вас на кинопробы в какой-то сериал. Что им сказать?

Маша вскинула глаза, и Лиза увидела, что в них плещется испуг. А сама Маша на миг представила себе, чем могут закончиться все эти пробы, и ей стало нехорошо.

– Нет, Лиза, нет, – она смотрела уже более решительно, – на это я никогда не пойду.

– Но почему? – искренне удивилась Лиза. – У вас прекрасная внешность, а способностей уж для сериала определённо хватит, тут звёзд с неба хватать не надо. Почему же нет, если это деньги и ещё, возможно, слава к ним в придачу?

Маша посмотрела на неё растерянно.

– Не хочу показаться неблагодарной, Лиза, но пересилить себя не могу.

И она рассказала внимательно слушающей Лизе свою горькую историю, открыв ей свои страхи. Та потихоньку утирала глаза, хотя старалась делать это очень аккуратно, чтобы не размазать тушь на ресницах.

– Простите меня, Машенька, я ведь не знала, – сказала тихонько. – И не будем больше об этом. Я просто пошлю их подальше, этих любителей спелых ягод, и всё.

На том они и расстались. Маша унесла с собой подаренный ей журнал, как средство обретения уверенности в себе. А Лиза осталась отбиваться от желающих заполучить Машу в свои сериалы и свои постели разбитных режиссёров.

Евгений Семёнович, между тем, не терял времени. Пользуясь своими налаженными отношениями с Машей, он иногда подвозил её, куда ей нужно, помогал сумку поднести, один раз кран отремонтировал, когда тот подтекать стал, – в общем, потихоньку приучал её к своему присутствию рядом. И немало преуспел в этом трудном деле. В каждой женщине ведь живёт желание опереться на сильное мужское плечо, особенно когда трудности и усталость одолевают. Просто плечи, готовые поддержать, нечасто встречаются. Маша не могла не оценить поддержки, которую получала от Евгения Семёновича. И при этом он ничего от неё не требовал и в постель её не тащил.

Как-то вечером, завезя ей купленные ещё днём продукты, Евгений Семёнович завёл с Машей разговор о её работе.

– И как это вы, Маша, женщина красивая и грамотная, позволяете себе прозябать в этой никчёмной конторе по обслуживанию домофонов? – напрямую спросил он.

– А что мне ещё делать, Евгений Семёнович? – вскинулась Маша. – Без работы я уже насиделась, в секретарши сходила. И куда ещё податься с одним только аттестатом зрелости в кармане?

– А почему дальше не учились? – не отставал настырный гость. – Вы же умница, это любому понятно.

– Я и училась, да не закончила, замуж вышла. – Маша опустила глаза, затуманенные воспоминаниями.

– Вы замужем были? – изумился Евгений Семёнович, искренне не понимающий, как это Маша при такой красоте да при таком характере осталась без мужа.

– А что тут удивительного? Была. Да недолго продержалась в замужней жизни, всего восемь месяцев.

– Почему? – Евгений Семёнович пошёл в наступление всерьёз. Уж если зашёл такой разговор, надо выяснить всё, до конца.

– Вы действительно хотите знать правду, Евгений Семёнович? – глянула ему в глаза Маша.

– Да, – твёрдо ответил он, – хочу. Очень хочу.

– И зачем это вам? – подозрительно прищурилась женщина.

– А затем, Машенька, чтобы помочь вам. Не могу я смотреть, как вы один на один бьётесь с жизнью. Неправильно это. Каждой женщине должно быть, на кого опереться в жизни. Разве не так?

– Так-то оно так, Евгений Семёнович, – Маша опустила глаза, – только это нормальных женщин касается, а я не такая, как все, к несчастью.

Ответа не последовало. Маша подняла взгляд и увидела, что мужчина рассматривает её с каким-то непонятным выражением в глазах. Она вспыхнула.

– Нет, я не гермафродит и не розовая, – сказала, пересилив себя, – я просто фригидная. Это страшный диагноз, если хотите знать. И ни один мужчина не желает иметь такую женщину рядом.

Ну вот, она и сказала всё как есть этому мужчине, который постепенно подобрался к ней слишком близко и даже зародил в сердце надежду, что всё ещё может измениться к лучшему. Теперь он встанет и уйдёт. И это будет справедливо.

Но Евгений Семёнович не двинулся с места.

– Расскажите мне всё, Маша, – попросил он тихим голосом, – всё от начала и до конца.

Она взглянула ему в глаза, прочла там искреннее участие и рассказала. Всё рассказала. Без всякой жалости к себе и ничего не приукрашая. Он слушал внимательно и не перебивал. В комнате повисло молчание. Потом прозвучал тихий мужской голос:

– Вы пойдёте за меня замуж, Маша?

– Что? – оторопело спросила она. – Я вас не поняла.

– Замуж, говорю, за меня пойдёте? – повторил он свой вопрос. – Я хорошим мужем буду, обещаю.

Поднять на него глаза Маша не решилась. Она просто уткнулась лицом в сложённые ладони и расплакалась, громко, навзрыд. Евгений Семёнович не выдержал. Он сорвался с места, подхватил её, дрожащую от отчаянных рыданий, и прижал к себе. Всю её, с её горькой судьбой и всеми её обидами, крепко прижал к своей сильной груди.

– Что ты плачешь, голубка моя? – шептал он, уткнувшись ей в макушку. – Я тебя любить буду такой, какая ты есть. Никогда слова упрёка не скажу, поверь. Тебе хорошо со мной будет, обещаю, если только я тебе не противен, конечно.

Она отрицательно покачала головой, не пытаясь даже вырваться из неожиданных объятий, в которых ей было так тепло и уютно.

– Вот и хорошо, милая, вот и ладно, – продолжал он говорить, поглаживая её одной рукой по спине, а другой крепко прижимая к себе, – значит, договорились.

Маша подняла голову и неожиданно требовательно посмотрела ему в глаза.

– Правда, любить будешь?

– Богом клянусь, голубка моя, – слова звучали твёрдо, уверенно, – любить тебя буду всю жизнь, до последней моей минуты. И заботиться о тебе. И сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе было хорошо со мной, поверь мне.

Она ещё что-то поискала в глубине его глаз.

– Я верю тебе, Женя. Хорошо, я согласна.

Мужчина радостно засмеялся и вдруг, подхватив её на руки, закружил по комнате. Неожиданное счастье чуть не сбило его с ног. Но он устоял. Потому что он теперь не один. На нём теперь лежит ответственность за эту красивую женщину, что затихла в его объятиях.