Когда Грег подходил к «Гонолулу», солнце стояло в зените. В воздухе царил запах нагретого асфальта, жаренных с луком бифштексов, кофе и кока-колы. Кончался обеденный перерыв — служащие разбегались по своим конторам и бюро. Хлопали двери, шуршали подошвы. На этажах вверху загудели кондиционеры, застучали машинки, посыпались трели телефонных звонков.

Грег остановился и посмотрел вдоль улицы. Среди прохожих увидел Эдерса и Уварова. Они шли, о чем-то оживленно переговариваясь. Доктор одет в свой, очевидно, полюбившийся ему белый чесучовый костюм. Уваров в джинсы и куртку, под ней зеленая, хорошо выглаженная рубашка, вместо спортивных туфель — кремового цвета полуботинки. «Пижоны, — подумал беззлобно, — перед отъездом следует и мне приодеться, а не ходить в расхристанном виде». Он медленно двинулся навстречу.

К распахнутым настежь дверям приблизились почти одновременно.

— Добрый день! — Грег пожал им руки. — В основном все в порядке. Посидим полчасика, затем направимся домой и займемся подготовкой к экспедиции. Согласны?

— Согласны, — кивнул Эдерс. — А почему именно тут? Помнится, кто-то божился не посещать эту забегаловку? Могли встретиться, — доктор засмеялся, — например, в читальном зале городской библиотеки или на выставке абстрактной живописи.

— Меня самого мучит этот вопрос. — Грег пожал плечами.

Через зеркальное стекло заметил официантку — узнал в ней свою знакомую Монику, которая ему очень нравилась. Улыбнулся.

— В библиотеке и на выставке нет столь милых и таких обаятельных девушек, — нашелся он. — Становится душно, выпьем чего-нибудь прохладненького. Потолкуем спокойненько.

В баре под потолком вертелись опахала вентиляторов. На стене с туристского проспекта-плаката шоколадного цвета креолка в серебристом бикини приглашала наведаться на белоснежном лайнере на жемчужину южных морей — Гонолулу.

— Вот тут и обоснуемся. — Грег подвел их к столику у окна, за которым в последнее посещение предавался столь тягостным думам.

Они сели. Закурили. Голубоватые дымки потянулись к потолку, закрутились спиралью в струях воздуха. К запаху пива и духов присоединился и защекотал ноздри запах сигарет.

— А вот и Моника! — радостно воскликнул Грег, увидев приближающуюся высокую совсем юную официантку. — Здравствуйте, очень рад вас видеть снова, — он встал и поклонился.

— Господи! Что с вами? — Фрэнк заглянул ей в лицо. — За какие-то несколько дней ухитрились так осунуться и побледнеть? Я и узнал вас с трудом. Устали?

— Немного, мистер Грег. — Девушка присела в книксене. — Здравствуйте. — Она смущенно и печально улыбнулась. — Я думала, больше вас не увижу, вы же собирались навсегда уехать в Гонолулу? Очень рада, что не уехали.

— Уеду. Своевременно. Пока же поделитесь, что с вами стряслось. Мама заболела или детишки?

— У меня неприятности. — Она часто заморгала — вот-вот расплачется, поджала пухлые губки, носик сморщился.

— Э-э-э, — протянул Грег. — Если у вас дошло до слез, значит, очень плохо, — повернулся к друзьям. — Извините, я сейчас. Мы отойдем на минуту. — Он взял девушку под локоток и повел к плюшевым занавескам, отделяющим туалет от зала.

— Что случилось? — участливо заглянул ей в глаза.

Моника всхлипнула и закрыла руками лицо. Из-под пальчиков прозрачными бусинками покатились слезы.

— Э-э-э, — опять протянул Грег. — Видно, совсем скверно. С кем несчастье? С мамой, сестренками? А может, влюбились?

— Мама болеет. — Она всхлипнула. — Но главная беда со мной. — Отняла ладони от лица. Заплаканные глаза казались еще больше и зеленей. От длинных густых, загнутых кверху ресниц падали легкие тени. — Мне неудобно рассказывать, мистер Грег, но поделиться не с кем. Маме не могу — у нее больное сердце. Подруг нет. Они меня сторонятся, потому что я… Потому что я… — она замялась.

— Понятно, — вставил Грег. — Не делаете то, что они, а стараетесь в поте лица извернуться и заработать лишний доллар?

Она кивнула и шмыгнула носиком.

— Полно. Выкладывайте, я же юрист, помогу. Что-нибудь придумаем. Философы говорят — безвыходных положений нет.

— Ничего не придумаем, мистер Грег. — Она достала из карманчика передника платок и вытерла глаза. — Видно, уж такая я несчастная, ничего не поделаешь, придется соглашаться.

— Да что в конце концов произошло? С чем соглашаться?

— Мне стыдно говорить. — Снова появились слезы, щеки сделались пунцовыми.

— Господи! — воскликнул Грег. — Рассказывайте. Не то прибежит хозяин и раскудахтается: домогаюсь-де и соблазняю его самую красивую официантку.

Моника вздрогнула и огляделась.

— Его сын пристает ко мне с гнусным предложением, — прошептала еле слышно.

— То есть как это? — возмутился Грег.

— Он уже, — она запнулась, щечки покраснели еще больше, — переспал, простите, со всеми девушками, что работают тут. Особенно с теми, кто остается на вечернее выступление. Теперь моя очередь. Я в отчаянии и не представляю, что предпринять.

— Ах, скотина! — задохнулся Грег. — Мерзавец!

— Он заявил: если я сегодня не явлюсь к нему ночью, меня выставят с работы и еще обвинят в какой-нибудь провинности. А маме хуже, да и младшая сестренка нездорова.

— Этот сморчок смеет вам угрожать?

— Он не угрожает, а сделает. Такой случай уже произошел в прошлом году. Одна девушка тоже заупрямилась. Ее выгнали вон, заявили, будто бы украла деньги. Она не могла устроиться и очутилась на панели. По мне — лучше смерть. Но что станется с мамой и малышами, я же одна работаю. Жаловаться некуда.

— Стоп, Моника, стоп! — Фрэнк положил руку на ее вздрагивающее плечо. Он чувствовал и нежность, и жалость. Его всегда восхищала ее чистота и стойкость, с которой она боролась за свое достоинство. В то же время он сознавал: ради матери и детей — пожертвует собой.

— Была бы одна, — пролепетала со вздохом. — Ушла бы из бара, умерла с голоду, но… — Она передернула плечиками, спазмы в горле не дали продолжить.

— Умирать вам рано. — Грег мизинцем смахнул слезу с ее щеки. — Сколько вы получаете здесь в год?

— Вместе с выступлениями около пяти тысяч.

— Черт подери! Как дешево все-таки оценивается у нас жизнь матери, двух малышек и их юной кормилицы. — Грег полез в карман и достал бумажник. — Отсчитайте пять тысяч. Быстро!

— Что вы, мистер Грег. — Она отшатнулась.

— Я сказал быстро! — прикрикнул он. — Пока на нас не обратили внимание. Без церемоний, ну!

Она нерешительно взяла бумажник, но тут же протянула назад.

— Не надо, мистер Грег. Вы же небогатый человек.

— Вы хотите устроить скандал?

— Нет, но я не смею. Мне стыдно.

— Берите быстрее. — Он сунул бумажник ей в руки.

Девушка отсчитала деньги и вернула бумажник.

— Вот так. — Он спрятал его в карман. Фрэнку стало весело. — Возьмите себе. На год хватит. А потом у нас денег появится столько, что закупим сотню таких баров вместе с хозяевами.

— Я не могу. — Она опять попыталась вернуть деньги.

— А подыхать с голоду всей семьей можете? — Грег зло мотнул головой. — Завтра зайдете ко мне. Я поговорю с приятелем из авиакомпании «Альбатрос», устроим вас стюардессой. Там-то приставать не станут. Выньте из кармана моей рубашки визитную карточку, на ней адрес. Вот все и устроилось. И не ревите. Когда вернусь, посмотрим, куда вас определить.

— Вы уезжаете? — Она вскинула тонкие брови. — Но как же я возвращу долг? Да и где столько достану, я не успею скопить. Мне не заработать их и за пять лет. Не уезжайте, умоляю вас.

— Решим, когда приеду. Найду вам такую работу, что будете получать столько за час. — Он подмигнул ей.

— Мне очень неудобно и стыдно, мистер Грег, — начала она.

— Что вы заладили? Мистер да мистер! У меня есть имя.

— Я знаю, — покраснела девушка. — Вас зовут Фрэнк, а меня по-настоящему — Юта Шервуд.

— Тем более. Раз нам это известно, мы уже как родные. Вам понятно, что предпринять?

— Да, мистер Грег, — она запнулась. — Но когда уходить отсюда?

— Тотчас, едва нас обслужите. Сделайте одолжение, мисс Юта, принесите, пожалуйста, пива или воды. Получите по счету, затем ступайте и плюньте в самодовольную физиономию похотливого щенка. Хотел бы я на него взглянуть в этот момент.

— Хорошо. — Она вымученно улыбнулась. — Я сделаю, как вы сказали. Но может, вы передумаете и не уедете? А я…

— Чудесно. — Он потрепал ее по розовой щечке. — Я пойду к друзьям, они ждут. И веселее. А ехать мне необходимо.

Когда он возвратился к столику, Эдерс и Уваров перешептывались с видом людей, проникших в какую-то тайну.

— А вы, оказывается, весьма и весьма, — усмехнулся доктор, покачал головой и погрозил Грегу пальцем. — Да-а-а.

— Что весьма? — спросил, усаживаясь, Грег.

— Неравнодушны к симпатичным представительницам слабого пола. Теперь проясняется, почему вы нас сюда заманили. Прямо скажем, у вас есть вкус. Перед такой даже я, — он выпятил грудь, — не устоял. Прелесть. Ничего не возразишь, просто прелесть. И как ее занесло в этот вертеп? Впрочем…

— Все они… — начал хмуро Уваров, сквозь зубы.

— Эта девушка чище нас с вами в сотни раз. — Грег сердито прищурился. — Днем она угощает разных шалопаев пивом, а ночью на эстраде — созерцанием своего прекрасного тела. Ради того, чтобы содержать больную мать и сестренок; отец погиб — несчастный случай на работе. Фирма, естественно, отказалась выплатить пособие. А теперь свинья — сын владельца бара — домогается близости с ней, принуждает к сожительству.

— Все, — безнадежно махнул рукой Эдерс. — Бедняжке не отвертеться. А жаль, такая славненькая и совсем молоденькая. Боже мой, и это в наш просвещенный век. Дикость.

— Все они, — начал Уваров. Правда, было неясно, кого он имеет в виду — девушку или сына хозяина.

— Она уже отвертелась, — весело воскликнул Грег. — Так что, доктор, вы ошиблись. От-вер-те-лась, — повторил раздельно.

— Вы хотите сказать — переспала, и дело с концом. Чему же вы радуетесь, Грег? Это недостойно и совсем не похоже на вас, удивляюсь вашему цинизму. Мне стыдно за вас и горько. Вы…

— Радуюсь тому, что оболтус опростоволосился. — Грег захохотал. — Я устрою ее стюардессой на авиалинию «Альбатрос». Потом поступит в университет — она окончила колледж и мечтала заниматься медициной. Вот и пусть лечит убогих.

— А на какие шиши будет жить? Кормить мать и детей? Чем платить за учебу? — возразил Эдерс и снова взмахнул рукой. — Скатится, как тысячи ей подобных. Ох, боже, даже в боку закололо.

— Все они… — процедил Уваров.

— А вот и не скатится. Я дал ей пять тысяч, для начала хватит, — невозмутимо ответил Грег. — А там будет видно.

— Вы дали ей пять тысяч? — одновременно воскликнули Эдерс и Уваров.

— Ну а кто же? Добрых фей, к сожалению, уже нет, а до рождества с Санта-Клаусом далеко.

— Она ваша родственница? Приятельница? Наконец, любовница? — прищурился доктор. — Или вы — гоню мысль — хотите ее купить?

— Она ничья любовница. Просто хороший человек, которому надо вовремя помочь, иначе близкие умрут с голоду, а она станет проституткой, — перебил Фрэнк.

— Грег, — взгляд Эдерса выражал сожаление, — вы все-таки ненормальный.

— Раньше в России таких называли малахольными, зачарованными или блаженными, — с одобрением сказал Уваров.

— Уму непостижимо, — Грег хмыкнул, — что у нас творится в нашем благодатном обществе, в наш великий прогрессивный век? Едва сделаешь что-либо доброе, тебя тут же объявляют не в своем уме. За сегодняшний день два совершенно противоположных по профессии и характеру человека не преминули мне об этом заявить. И оба, по их словам, относятся ко мне с симпатией, желают только добра.

— Если совершенно трезвому финну двое скажут, что он пьян, финн идет и, ничтоже сумняшесь, ложится спать, — вставил с улыбкой Уваров.

— Кроме того, — Эдерс постучал пальцем по столу, — вы делаете не благое дело, а беспардонную глупость. Бросаете на ветер деньги какой-то малознакомой сомнительной особе. Тем более на всех обездоленных и обиженных вас все равно не хватит.

— Она не малознакомая и не какая-то. Вам что, денег жалко?

— Не жалко. — Эдерс вытянул ладонь. — Удивительно, что вы избрали стезю детектива. Вам следовало заделаться сельским провинциальным патером, всепрощающим и смиренным, раздающим направо и налево манну небесную.

— Патеры не раздают манну, — поправил русский.

— А я далеко не всепрощающ, — резко возразил Грег. — Мне кажется странным, как вы оба, кого судьба так трепала, и гнула, подняли вой из-за каких-то грошей.

— Это мы-то подняли вой из-за денег? — взвился Уваров. — Да плевать я на них хотел, провались они в тартарары.

— Полюбуйтесь на этих Крезов, — вспыхнул доктор. — Пять тысяч для них гроши, и они на них плюют. Вы кто такие? Ханты? Ротшильды? Дюпоны? Шейхи Кувейта? Мы с вами почти нищие, а вы… — он замолчал, подошла официантка.

— Пожалуйста, ваше пиво. — Она поставила на стол полные кружки.

— Спасибо. — Грег погладил ее руку. — Вот вам за заказ. Ступайте, сбрасывайте эту змеиную кожу, да не забудьте плюнуть в морду сыну Джекки, а также навестить нас завтра.

— Благодарю вас, мистер Грег. — Она присела в книксене. — Вы так помогли мне, я никогда не забуду. — Она улыбнулась, губы задрожали, и побежала к стойке.

— Скажите, пожалуйста. Благодарю вас, мистер Грег, — передразнил, выпятив губы, Эдерс. — Ей следовало, как вислоухому кутенку, повизгивая от восторга и избытка чувств, подпрыгнуть и лизнуть вас, Фрэнк, в нос.

— Ну зачем так, доктор? — Грег был растроган. — На ваших глазах произошло великое таинство. Скончалась Моника и возродилась Юта Шервуд.

— Это еще, как говорят, бабушка надвое сказала, — вставил Уваров. — Усопшую вы знали и отзывались о ней доброжелательно, а вот какова будет новорожденная… Деньги, они…

— Послушайте, Фрэнк Грег, — не дал договорить русскому Эдерс, отхлебнул из кружки и облизал губы. — Я не удивлюсь, если вы в один далеко не прекрасный день уведомите нас, что сочетаетесь браком с какой-нибудь попавшей в житейский переплет, страдающей от бытовых инсинуаций бедняжкой. Нисколечко не удивлюсь.

— Вы имеете в виду Юту?

— Это может быть и кто-то другой, запутавшийся и заблудший. Но в данном случае ее.

— Помилуйте, доктор, она молода и красива, а я калека и ей не пара. Кроме того, я, вероятно, выгляжу анахронизмом — признаю лишь обоюдную любовь. Так сказать, единство душ и сердец. У нее же ко мне никаких чувств, исключая разве благодарность, нет. А жаль… Весьма жаль.

— Все они, — проворчал Уваров, — помешались на деньгах.

— На то и деньги, — возразил Эдерс.

— Нет, не на то. — Русский взглянул на него укоряюще. — Думается, когда в конце XVII века шотландец Джон Ло придумал и предложил выпускать бумажные купюры, он по наивности надеялся, что они, как и положено по политической экономии, будут эквивалентом товара. Ошибся, молодчик. В наш модерновый век они стали мерилом всего: ума, силы, положения в обществе и даже любви. Вот женщины и…

— Здорово вы ополчились на слабый пол, — Грег поправил повязку на глазу. — Крепко напакостили?

— Никто мне не пакостил. На тот проклятый банкет силой не волокли, думать следовало своей головенкой. Впредь наука.

— Больно дорого иногда обходится эта наука. — Фрэнк машинально кивнул. — Потом мучаешься всю жизнь. Ну ладно, хватит, друзья, дискутировать женский вопрос. — Он улыбнулся. — Деньги у Майка я получил.

— Много? — Доктор оторвал губы от кружки.

— Двадцать тысяч.

— Сколько? — одновременно приподнялись Эдерс и Уваров.

— Двадцать тысяч, — небрежно бросил Грег и встал. — Мало?

— Факир, — прошептал доктор. — Непостижимо. Виртуоз.

— Малохольный, — поддакнул Уваров восхищенно. — Но все равно здорово. И за вычетом пяти тысяч остается целая куча.

— Пойдемте?

Они поднялись и покинули бар.

— Знаете что? — Грег взглянул лукаво. — Давайте прогуляемся немного, хочу показать вам любопытную штуку. Тем более нам по пути. Как?

— Не возражаю, — кивнул Эдерс.

— Тогда к порту, это недалеко.

— Уж не обуревает ли вас желание, заполучив столь солидную сумму, купить яхту и отправиться за документами вплавь? — следуя за Фрэнком, спросил доктор. — С вас станется.

— Туда водой не доберешься. — Грег мотнул головой. — Но вы близки к истине — увидите тот пароход, на котором когда-то я жил вместе с дружком Косым. Там-то и произошла та зловещая трагедия, о ней я вам рассказывал. Небольшой экскурс в прошлое, долг памяти — именно в этот день мой друг был убит…

Полчаса спустя они остановились на заброшенном и захламленном пляже.

Метрах в ста от берега ржавой громадой возвышался старый корабль.

— Да-а. Его так и не отправили на слом. Но теперь, очевидно, на нем никто не обитает. Вон на причале с удочкой сидит сторож. Присядем и мы? — Грег опустился на белый песок.

Вкрадчиво шелестели ветвями деревья. В кудрявом колючем кустарнике попискивали какие-то серенькие птички. Шуршала о песок волна. С рейда изредка доносились гудки судов. От зеленоватого моря веяло водорослями, прохладой и покоем.

— А вы сентиментальны, Фрэнк. — Доктор приложил ладонь ко лбу. — Уж не стареете ли? Бытует мнение — в преклонном возрасте обуревает желание посетить места, кои в детстве врезались в память особенно. Не этим ли объясняется сие паломничество в юность.

— Может быть, — Грег пожал плечами. — Прошло уж не так много — всего лет десять. Но мне они кажутся вечностью, будто и впрямь немощный старик. Вероятно, стал мудрее. Жизнь многому учит. Вот здесь мы и жили. — Он задумчиво посмотрел на подсвеченный солнцем силуэт корабля. — В носу банда малолеток, а в корме — йиппи.

— Хиппи, — деликатно поправил Уваров.

— Нет. Именно йиппи. В те времена последняя разновидность юродивых. Пожалуй, самая оголтелая. Ладно, — вздохнул и поднялся. — Пойдемте домой. Чего травить душу…

Четверо сидели вокруг стола. Перед каждым кока-кола, листки бумаги и ручки. Свет от лампы лежал посередине желтым кругом.

— Так, — Фрэнк обвел присутствующих взглядом и смахнул с горлышка бутылки муху. — Всем известно, зачем мы собрались?

— Всем, — кивнул Эдерс и с неприязнью покосился на вьющееся возле бутылки насекомое.

— Прежде подсчитаем нашу финансовую мощь. Сколько имеем в наличии? — Грег вытащил бумажник и разложил на столешнице пачки купюр. — Тут около пятнадцати тысяч и мелочь.

— Я закрыл счет. — Мартин достал сверток. — Десять тысяч пятьсот сорок долларов.

— У меня ничего нет, — упавшим голосом произнес Уваров.

— Не беспокойтесь, — Фрэнк дотронулся до его руки. — У вас другие задачи, думаю, не менее важные, а долги за лечение мы возместим, сделаем через надежного адвоката.

— Здесь почти три с половиной, — Эдерс извлек из кармана деньги. — За квартиру, все остальное, а также за часть долгов Уварова клинике я рассчитался.

— Наши средства вручаем Мартину. Он казначей, как самый положительный и надежный из присутствующих.

— Да полно вам, Фрэнк, — смущенно запротестовал негр.

— Да-да. — Грег усмехнулся. — Остальные просто не котируются. Я — сумасшедший. Доктор — картежник…

— Я? Картежник? — возмутился Эдерс. — Ну, знаете!

— Вы, вы, доктор. Собственными глазами видел: во время дежурства резались в картишки с весьма недурненькой медсестричкой. Уж не ведаю, на что играли — ваше личное дело, — но было.

— Безобидное времяпрепровождение, чтобы скоротать вечер.

— Все начинается с малого. — Он повернулся к русскому. — Ну а Уваров — известный кутила и ловелас. Не обижайтесь, — заметив, что тот собирается возразить, погрозил ему крючком-кистью. — Казначей Мартин. За деньгами, чуть чего, обращаться к нему. Соответственно доктор заправляет медицинской частью, Уваров — научной. Если потребуется какое-либо оборудование или еще что, Мартин отпустит деньги или приобретет сам, как вам угодно.

— Мы же еще не знаем, что понадобится, — сказал Эдерс.

— Логично, — кивнул Грег. — Как выясните, так и закажете. Что касаемо меня, беру на себя общее руководство. Согласны?

Все кивнули.

— План приблизительно таков: экипировка соответствует туристам — мы же едем отдыхать. Отбываем в Египет попарно: я и Уваров, Эдерс и Мартин. Летим разными рейсами, но желательно в один день. Встречаемся в аэропорту и направляемся к профессору Эдвину, он возглавлял экспедицию, в которой работал Смайлс. Я с ним знаком, звонил ему, он сейчас там. Нам поможет уточнить место, где спрятаны тайны. Мы, разумеется, посвятим профессора в наши намерения.

— Хм. Стоит ли? — возразил доктор.

— Думаю, да. Не во все, конечно. Он прекрасный человек, эрудит, знаменитый ученый и будет нам весьма полезен. Не забывайте, он-то и укажет, где произошел обвал, поэтому необходимо полное доверие. Смайлс перед смертью сообщил: расчеты и аппаратура остались в склепе. Далее, достаем их, знакомимся и начинаем действовать, как говорят военные, по обстановке.

— Если убедимся, что это не чушь собачья, — вставил Эдерс. — Я еще сомневаюсь — уж очень фантастично выглядит.

— Несомненно, риск есть, — подтвердил Грег. — Давайте прикинем, не упустили чего?

— А не лучше лететь вместе? Так, пожалуй, более безопасно? — предложил Уваров.

— Думаю, нет. Не исключено, за нашими передвижениями станут следить. Я хоть ни о чем не обмолвился Майку, но он проницателен и хитер, провести его не так-то просто. Ему любопытно, что я затеял, да и не безразлично, не пойдут ли прахом деньги, которые нам ссудил. А вдруг я вообще, несмотря на ненормальность, додумаюсь с этим кушем смыться за границу?

— Кому что кутить из вещей, дайте список и размеры, — сказал Мартин. — Или получите деньги и приобретайте сами по вкусу.

— Мартин? — Грег повернулся к негру. — У вас сохранился мой кейс, подарок шефа?

— Конечно.

— Достаньте, если не трудно.

Мартин поднялся, прошел за занавеску и вскоре появился, вытирая пыль с небольшого коричневого чемоданчика с никелированными замками.

— Извольте, все в целости и сохранности. Вы же им почти не пользовались.

— Что это? — Уваров вытянул шею.

— Как сказал когда-то наш уважаемый доктор, мои шпионские принадлежности. В некотором роде орудия производства.

— Я назвал их причиндалы, — поправил Эдерс.

— Какая разница? — Грег открыл замки и откинул крышку.

В кейсе лежал пистолет с глушителем. Портативный очень чувствительный магнитофон. Малюсенький фотоаппарат с набором микропленки и телеобъективами. Рядом в гнездах два прибора: один напоминал небольшую кинокамеру, другой — бинокль с трубочкой сверху. Рядом в пакете какие-то инструменты, похожие на хирургические.

— А это? — Эдерс ткнул пальцем в приборы в гнездах.

— Чудо техники. — Грег вынул то, что походило на кинокамеру. — Мартин, откройте окно.

Негр поднялся и распахнул половинку рамы.

Грег навел объектив на окно противоположного дома и нажал кнопку.

— По счетам за продукты не уплачено, а ты соришь деньгами на всякую дрянь, — раздался глуховатый голос. — Сколько мазаться можно, старуха, а туда же. Опять для своего…

— Фрэнк! Не вмешивайтесь в частную жизнь, — запротестовал доктор.

— Не смею мешать. — Грег выключил прибор и сказал: — Это обыкновенное подслушивающее устройство. Впереди не объектив, а мембрана — она принимает и усиливает колебания, в данном случае стекла, от голоса или других источников. А вот, — Фрэнк вынул из углубления бинокль с трубочкой, напоминающей оптический прицел на винтовке, — «кошачий глаз» — с его помощью вы приобретаете способность видеть в полной темноте. Отсюда, — показал пальцем, — падает пучок инфракрасных лучей и озаряет предмет. Через окуляры бинокля ночью, как днем, все прекрасно видно. Тот, на кого направлен луч, абсолютно об этом не догадывается.

— Ну и ну, — вздохнул Уваров. — Никуда не денешься. Все напоказ. Но ведь есть же что-то не для общего обозрения: интимное, сокровенное, неприкасаемое.

— Вы бы еще не так удивились, когда бы ознакомились с той штуковиной, которую мне демонстрировал Майк. Ее тоже сотворил, работая в лаборатории Робинсона, Смайлс. Разумеется, не для подглядывания.

— Мысли читает или определяет наличность? — скривился Эдерс.

— Стены просвечивает. Делает их опять же незаметно для окружающих прозрачными словно бемское стекло. Смайлс собирался применять прибор для поиска полезных ископаемых.

За столом приумолкли. Нудно капала из крана вода. На подоконнике ворковали голуби. С жужжанием вокруг бутылки вилась муха.

— Демонстрация окончена. — Грег захлопнул кейс. — На сборы достаточно три дня? Тогда в среду вылетаем. Сегодня займемся личными делами. По этому поводу прошу разрешения у общества изъять из общей копилки еще тысячу.

— Снова к какой-нибудь красотке пристает сластолюбивый нахал, — ехидно заметил Эдерс.

— Нет. Я должен навестить мать и сынишку. Обеспечить их на время своего отсутствия.

— Вы же говорили, что сирота и не были женаты? — удивился доктор. — Откуда появилась мамаша с сынком? Ну знаете, Фрэнк…

— Это вдова комиссара Кребса. Ее внук — сын Стива Кребса, моего сводного брата, и есть мой сынишка. После экспедиции я возьму их к себе и оформлю официальное усыновление мальчугана.

— Извините, Грег, — Эдерс смутился и смешно надул щеки. — Я нехорошо пошутил и беру свои слова обратно. Простите.

— Ничего, — Грег опустил взгляд. — Если вопросов нет, можете распоряжаться собой по собственному усмотрению. — Он внезапно резко взмахнул рукой над горлышком бутылки. — Да поймаю же я тебя наконец, будь ты неладна, надоела. — Разжал ладонь, произнес разочарованно: — Улетела, злодейка, — хмыкнул под нос: — Шут с ней. Биологи утверждают — все в природе взаимосвязано. Вдруг бы с ее смертью нарушилось какое-то равновесие? Пусть живет…