Мажордом ожидал гостя.

– Сеньор, ваша супруга уехала вместе с четой Мироновичей, а вам приготовлена спальня.

– Веди, Вергилий, – устало бросил Матвей.

Случайно подкинув имя проводника Данте по аду, подсознание уже предвидело будущее, еще недоступное уставшему шпиону. Содрав чужую одежду – веревку в штанах пришлось разорвать, рухнул в постель и заснул, еще не коснувшись подушки. И почти сразу проснулся: в комнате кто-то есть!

– Это я, Лена, – из темноты прозвучал женский голос с подкупающей хрипотцой.

– А Михаил? – только и вымолвил Алехин, щелкнув выключателем ночника и протирая глаза.

– Высосал полбутылки скотча и дрыхнет, – последовал исчерпывающий ответ.

Женщина стояла на фоне закрытой двери, нагая. Идеально круглые яблоки грудей с ложбинкой греха между, едва прикрытый волосами лобок и, чуть выше него, невинно-развратно сведенные руки. Стройные ноги скрещены, голова наклонена набок. Поза умело подчеркивала совершенство форм и ясность намерений. На полулежал упавший халатик.

«Блин, только интима и не хватало, – ёкнуло сердце Матвея. – Благодарная мать отдается спасителю».

Хотя, судя по часам на руке искусительницы, визит мог оказаться и деловым: на вечеринке госпожа Красько жаловалась, что, будучи рекламным лицом известного часового бренда, вынуждена носить хронометр во всех бизнес-случаях. Так или иначе, картина завораживала и манила, оставалось только протянуть руки и взяться за наиболее сочные места. Не потребовалось: Украина решила соединиться с Россией на своих условиях. Один, два, три шага модельной походкой: стопу заносим за линию хода, бедра работают, взгляд фиксирует объект. Элен взошла на кровать, чтобы опуститься на полусонного и пробудить его.

Верхняя половина мужчины, давно не спавшего со случайными женщинами, слегка смущалась, нижняя реагировала естественно. Прелюдия не затянулась. Секс случился быстрый, грубоватый и, как показалось шпиону, обоюдоприятный. Хотя партнерша, наверняка, умела достоверно имитировать оргазм, поскольку относилась к экстра-классу. А таковой ветерану был знаком только по воспоминаниям, причем, нечетким и, возможно, фантазийным. Оставалось не заснуть и дождаться, так сказать, сухого остатка – не в смысле семенной жидкости, конечно. Ожидание не затянулось, женщина вернулась к актуальной повестке начавшегося дня.

– Откуда красное пятно на груди?

– Незаразно – последствие лучевой терапии. Мажу специальным кремом, через месяц пройдет.

– А-а, – чуть отодвинулась Ленка и задала еще несколько вопросов, грамотных сточки зрения болтовни ни о чем. За ними последовало заявление на животрепещущую тему.

– Виновата Вика!

– В смысле? – поддакнул бывший разведчик, давно усвоивший, как говорить с желающим предать – родину ли, службу ли, человека ли.

– Затеяла историю с Femen.

– Какую? – автоматически спросил Матвей, уже сообразивший, что раз женщина легко сдает сестру, то покрывает кого-то более дорогого и близкого. А ближе и дороже самой себя у нее никого нет.

– Ну, сообщила им о вечеринке. Думала, будет небольшой скандальчик, получим в СМИ publicity.

– Femen?

– Французская группа женщин, изначально украинских кровей, со скандальными выходками по всей Европе.

– Те, что любят раздеваться в присутствии государственных мужей и королевских особ?

– Они. По сиськам и пупкам лозунги малюют, приглашают с собой фото– и ТВ-корреспондентов, вываливают картинки в сеть. Их тут боятся.

– Боятся? Я думал, любят: по-моему, профиль её лидера вместо Марианны печатают на французских марках и монетах.

– Что да, то да. Может, дала тамошнему президенту, может, шантажировала его, – женщина потянулась с удовольствием и неспешно, как кошка. – Короче, от Вики ноги растут. Из-за неё Марчелло чуть не утонул.

– Мальчика пора научить плавать, – мужчина не смог удержаться от совета. – А то недалеко от беды.

– Вот, ты и отведи беду, – перешла к сути Лена, включив коронный голос – кроткий, низкий, мягкий, почти детский, подчеркивающий ее незащищенность и слабость – голос просьбы и молитвы, которому нельзя отказать. – С официантом разберись по-взрослому. Заодно Вику убери отсюда – видеть её больше не хочу.

– Почему я? – удивился Алехин. – Почему не твой муж?

– Он – злой, ты – добрый. Хочу, чтобы с Викой обошлись по-доброму, сестра все ж.

– Официант не доживет до конца суток. А ты говоришь «добрый». Не знаешь меня.

– Знаю. Разбираюсь в мужиках, – шаловливая рука шмыгнула под простынь.

– Хорошо, понял просьбу, – капитулировал шпион, который вообще-то не привык сдаваться. – Только дай поспать, умираю от усталости.

– Так и быть, спи, – легко согласилась Элен и, накинув халатик удалилась. Часы на руке победно блеснули бриллиантами вокруг циферблата.

– Спасибо, – выдохнул «добряк», моментально отключаясь от реальности, богатой событиями – приятными и отвратительными.

И тут же, как ему показалось, в дверь постучали.

– Кто? – рявкнул, плотнее сжав веки.

– Ваша жена приехала, привезла вам одежду.

– Который час?

– Почти двенадцать.

– О! Сейчас спущусь.

Алехин – бледный после ночи, с мокрыми после душа и короткими после радиотерапии волосами – вышел на террасу, укрытую маркизами от уже высокого солнца. С видом на озеро был порядок, с сидевшими за завтраком людьми – нет.

– Нормально со мной, не волнуйся, – успокоил Анну, бросившуюся обнимать. – Потом поговорим. Погуляйте с девушками, поиграйте с Марком. Тут мужской разговор намечается.

Жена согласилась без сопротивления – совместная жизнь научила принимать к исполнению редкие, но обязательные приказы мужа, который к тому же выглядел немного виновато. «Во что же вляпался?» Элен фыркнула, испепелила взглядом мужа и, не найдя поддержки, неохотно встала. Вика, не поднимавшая глаз от скатерти, вскочила с облегчением. Друг на друга сестры не смотрели, между ними искрило напряжение.

– Что удалось выяснить? – почти выкрикнул Красько.

– Погоди с вопросами, – остановил Матвей, неторопливо, по-русски, руками очищая скорлупу с вареного яйца. – Давай, сам выкладывай свои проблемы. Кто, что и почему. Без утайки. Как на духу.

– Я, право, не знаю, о чем вы, Матвей Александрович?

– Не тушуйся, рассказывай. Или ты мне доверяешь полностью, или я позавтракаю и исчезну.

История Красько лишь укрепила разведчика в уже сложившемся мнении о происшедшем, обогатив причинами и деталями. Повернувшись к солнцу, он надолго зажмурился, формируя сеть взаимосвязей, из которых проглядывала перспектива вероятного будущего. Как солдат на войне, видел лишь свой окоп, не подозревая, какие еще силы участвуют в разворачивающейся войне. Решил уточнить пару моментов.

– Прежний Безопасник успел разнюхать?

– Его знакомые среди силовиков намекали на причастность дагестанцев к поджогу дома моей сестры и убийству её дворника.

– А нынешний?

– Сказал, это – пустые домыслы.

– Угу. А кто вчера приказал выключить свет?

– Безопасник. Говорит, чтобы сорвать видеосъемку скандала.

– Ловкий парень. Кстати, вот телефон знакомого карабинера, уходящего в отставку. Лучше, если итальянец станет отвечать за вашу безопасность здесь и в Париже. Зовут Элио.

– Надежный человек?

– В Милане застрелил покушавшегося на мою жену.

– Вчера?!

– Нет, много раньше.

– Тогда предложу ему работу.

– С оплатой и условиями не скаредничай. Профессионал, умница, со связями. Вчера сильно помог. Не чета твоему полицейскому павлину.

– Так, что произошло ночью в Комо?

– Мы нашли «официанта».

– И?

– Тот признался, что ему угрожали и обещали деньги за смерть Марка. Есть кое-какие ниточки, ведущие к заказчику, точнее, к посреднику.

– А как же с преступником?

– Думаю, уже мертв.

– Вы …

– К чему подробности. Забудь про него. Думай о тех, кто его подослал.

– Что можно сделать?

– Официально ничего. Иначе смерть «официанта» свяжут с твоим именем. Помалкивай о покушении.

– Я найму людей!

– Лучше обратись в ФСБ.

– Уже обращался. Там сказали, что, мол, гибель сторожа на даче – случайное стечение обстоятельств, а вымогательство по электронной почте – попытка мошенничества. Помогите мне!

– Ты говоришь со смертельно больным человеком. Мне не до детективных игр, и так сделал для твоей семьи немало.

– Отблагодарю по-царски!

– Деньги – не решение проблемы. Твоя проблема в том, что у тебя их слишком много и полно желающих их отнять. Сейчас, извини, вынужден откланяться.

Ахи и охи жены, хоть и приятное выражение её любви и заботы, мешали сосредоточиться. Требовалось отделаться от неё на время, деликатно и мотивированно.

– Анечка, помнишь, мы давно мечтали, а так и не поднялись на Sacro Monte di Ossuccio? Пойдем, а то когда еще сюда выберемся. Это же прямо через дорогу.

– Матюша, забыл, что я на экскурсии в Израиле потянула ахиллово сухожилие? Мне не дойти. Нас Мироновичи обещали на катере прокатить.

– Ой, голова дырявая. Ты поезжай, а меня от воды воротит после вчерашнего. Полезу на гору.

По высоте подниматься предстояло всего на 200 метров, но путь крут и извилист, а солнце не щадило пилигримов. Чувствуя, что переоценил силы, едва тащившийся русский с раздражением наблюдал, как итальянские бабушки-богомолки успешно его обгоняли. За полчаса добрался лишь до шестой из четырнадцати путевых часовен в стиле барокко. «Такими темпами до храма на вершине не добраться и к ужину», – засомневался в своих силах и выпил последние капли прихваченной минералки.

Рядом остановился старенький «фиат», с трудом одолевавший склон на второй скорости. Выглянул сидевший за рулем священник.

– Садитесь, подвезу.

– Grazie, Padre!

– Издалека, сын мой?

– Из России.

– Верующий?

– Агностик.

– Что влечет на Святую Гору?

– Хочу наверху подумать о плохом и хорошем.

– Благое дело. В наши дни люди редко думают о хорошем. Знаете, когда Адам и Ева жили в раю, вокруг них было только доброе. После их грехопадения люди еще слышали ангелов и могли выбирать между добром и злом. Потом что-то в мире пошло не так, и нынче человеку обычно приходится выбирать меньшее, а то и большее, из зол.

– Ангелы исчезли, остались демоны, – саркастически подметил русский.

– И, тем не менее, часть людей еще не утратила веру. Есть и святые, творящие добро. Вот, вы, полагаю, совершили немало хорошего.

– Я? Падре шутит?

– Раз собираетесь размышлять о плохом. Обычно грешники на пути к храму стараются припомнить добрые деяния, пряча грехи в глубинах памяти. Наверняка, с вами случилось нечто положительное и нечто отрицательно, иначе агностик в столь плачевной физической форме не стал бы себя насиловать подъемом на Sacro Monte.

– Вчера спас тонущего ребенка и узнал, что рак вновь грызет мои легкие, – неожиданно признался Алехин, испытав сильное облегчение.

– Жизнь и смерть обычно идут рука об руку, – грустно констатировал священник, заруливая на крохотную парковку возле церкви. – Не отчаивайтесь: «Христос воскрес из мертвых, смертью смерть поправ, и сущим во гробах жизнь даровал!»

– Звучит обнадеживающе, только Пасха уже прошла, – пробормотал Матвей, вылезая из «фиата».

– Чуть не забыл: купите в храмовой лавке освященное кольцо – нержавейка, пять евро, помогает больным и страждущим, – закончил на прагматической ноте священник, осеняя крестным знамением. – И запомните: отныне вы – крестный отец спасенного мальчика!

Посещение церкви свелось к двум покупкам – стального перстенька и бутылки воды. Надев первый на мизинец и вылив половину второй на голову, Алехин поплелся вниз, экономно отхлебывая по глотку. Мозг на жаре функционировал плоховато, с трудом выдав несколько соображений. Первое: есть слабенький, хотя доступный канал выхода на Femen через Викторию. Второе: вчера к спасенному Марку первой подбежала Вика, а сегодня утром мальчик назвал её «мама». Третье вытекало из предыдущего: Михаил и Элен Красько не до конца откровенны. Наступил момент принятия решения. «Падре неплохо разбирается в людях», – с горечью констатировал Матвей, осознав, что продолжит начатую игру.

Разница во времени с Калифорнией – 9 часов: уже можно звонить Степану. Только одолженный смартфон светить не следовало – еще пригодится. Вышел на прибрежную дорогу. Бензозаправка размещалась в первом этаже крохотного жилого дома, видимо, хозяин и жил наверху.

– Signore, telefonino, prego, – русский протянул купюру среднего номинала и, получив трубку, после гудка продолжил по-русски. – Привет, сын! Не разбудил? Как семья, бизнес? А что я? Общаюсь с психиатром, закончил лучевую терапию, доктора еще лечение прописали. Ладно, дай поговорить с Ксюшей. Здравствуй, дочка. Как самочувствие? Как внучок? Уже толкается? Вырастет футболистом. Помнишь, перед вашим отъездом договаривались об одной вещи? Да, момент настал. Сделай завтра, деликатно. Целую.

Макалистер обожал утро тех суббот, когда не приходилось сидеть на работе. Сегодня начиналось замечательно: омлет вкусом не напоминал о содержащемся в яйцах холестерине, поджаренный бекон хрустел особенно музыкально, а жена не заставляла питаться хлопьями с обезжиренным молоком. Опять же настроение поднимали удачные оперходы, совершенные накануне. Наивный «Птица» даже не поинтересовался содержимым «учебного» конверта, отправленного им вчера мулаточке, и Фишман в понедельник увидит в «Старбакс» две весточки – обе со срезанными левыми уголками.

Одна – рецензия на фильм The Chinese Connection, в котором тупой критик с восторгом пишет, что, оказывается, китайцы еще в X веке изобрели порох, смешав серу, древесный уголь и селитру. И добавляет: «Селитра широко используется как удобрение». Прелесть составленного абзаца заключалась в словесном уравнении «селитра=удобрение» и намеке на более опасную смесь. А также в ссылке на «китайскую связь», о которой Джек по службе знать не мог и о которой ему проболтался «Птица», сообщив, что спецгруппа подключает китайскую компанию и банк к разборкам акционеров «Росселитры».

Другая – флаер от компьютерной игры Diggerworld, описывающий приключения в катакомбах. Её Макалистер решил позже дополнить номером авиабилета «Шахтера», когда тот слетает в Ригу.

«Если русские не смогут склеить кусочки мозаики в единое целое, то грош цена их разведке и бессмысленно тогда помогать Москве», – пришел к заключению Джек, утирая рот салфеткой. Добродушный настрой не смогло испортить даже предупреждение от Сары.

– И не думай сразу заниматься железной дорогой – пора на службу в церковь.

– Помню, помню, дорогая. Только зубы почищу.