Ларри манил ее к себе из тумана. Его фигура то вырисовывалась более четко, то растворялась в тумане, когда она пыталась до него дотянуться.

Он стоял на носу корабля, и его синяя форма была залита кровью.

Она была на другом корабле и умоляла помочь ей перебраться к нему, но люди, похожие на призраки, не обращали на нее никакого внимания. Она слышала, как Ларри звал ее:

— Кнопка!

Но голос его звучал глухо и нереально.

Образ его начал таять, и она окликнула его. И так же, как той ночью, когда он умер, его боль была ее болью. Она чувствовала, как эта боль, подобно раскаленному мечу, глубоко вонзилась в ее тело.

— Ларри! Ларри!

Громче и громче. Она слышала страх в своем голосе.

— Лорен!

Она поняла, что ее трясут, но не хотела просыпаться. Ей хотелось дотянуться до Ларри, вернуть его.

— Лорен!

Это звучал другой голос, низкий и требовательный, и видение брата-близнеца исчезло.

Лорен открыла глаза, чувствуя, что они влажны. Перед нею стояли Корина и Джереми. Он держал свечу, женщина склонилась над Лорен, коснувшись рукой ее лица.

— Вам приснился кошмарный сон? — ласково спросила Корина. — Бедняжка!

Лорен взглянула на Джереми. Его морщинистое лицо, казалось, стало еще старше, глаза выглядели усталыми.

— Извините, — прошептала она. — Извините, что я вас разбудила.

— Не беспокойтесь, дорогая, — сказала Корина, крепко сжимая руку Лорен.

— Вы можете рассказать нам об этом?

Лорен отрицательно покачала головой и вздохнула. Она знала, что больше не заснет этой ночью из страха, что ей снова приснится тот же кошмарный сон.

На следующее утро Сократ рано разбудил Адриана, и Адриан с горечью подумал, что это расплата за то, что он в последние дни часто оставлял Сократа одного.

Казалось, что его голову набили тем самым хлопком, который он возил. Во рту пересохло, как от арабского десерта. Но тем не менее он заставил себя встать. Медленно и осторожно, словно стараясь не разбить казавшиеся очень хрупкими части своего тела.

Адриан всегда держал в комнате запас фруктов и галет для Сократа, и теперь он успокоил обезьяну тем и другим, а сам стал бриться и одеваться. Сегодня у него было много работы, а для этого ему нужна была ясная голова.

Ясная голова?

Ему казалось, что сейчас его голова похожа на мешок с гнилыми яблоками. Со стоном он поклялся, что никогда больше не будет столько пить. Он в последний раз бросил взгляд в зеркало на свои все еще красные глаза, снова выругался и большими шагами направился из комнаты вниз по лестнице в вестибюль отеля. Как и следовало ожидать, Сократ держался рядом с ним. Хотя иногда обезьяна и забегала вперед, рассматривая что-то или кого-то, она никогда не позволяла Адриану удаляться слишком далеко от себя. Адриану не нужен был поводок для Сократа — во всяком случае, для того, чтобы держать его поблизости. Время от времени ему приходилось с помощью денег регулировать другие проблемы: украденное яблоко, перевернутая тележка, а однажды даже украденные из кармана часы.

Обычно шалости Сократа забавляли его, но сейчас Адриан думал только о том, как пережить этот день.

Он заглянул в госпиталь, уверяя себя, что с Терренсом все будет в порядке, как и предполагалось. Но губы Терренса были сжаты от боли, а глаза часто смотрели на пустое место, где прежде была его нога. Однако он пытался шутить, и Адриан считал, что он поправится.

Потом Адриан отправился к агенту конфедератов — этот визит он должен был нанести вчера.

— Как я понимаю, я должен везти особый груз, — сказал он агенту, которого звали Джонс.

Джонс кивнул. Двумя днями раньше он получил записку. Пока Адриан ждал в Чарльстоне, сообщение было передано по телеграфу из Чарльстона в Ричмонд, оттуда его отправили на север с курьером, который купил билет на первый же рейс до Нассау. Нужно было приготовить пушку для «Призрака».

— Груз прибыл?

— Вчера, — ответил Джонс. — Это самый подходящий момент.

— Сколько места займет груз?

— Примерно четверть вашего трюма. Я… мы надеялись, что вы возьмете и немного лекарств.

Адриан кивнул. Он ненадолго задумался над иронией судьбы, посылающей ему такой груз. Получая от агента габариты груза, он желал, чтобы голова его была более ясной. Мужчина кивком поблагодарил его.

Половина пространства, отведенного под груз, все еще оставалась пустой. Адриан провел утро в доках, осматривая поступающие товары, выбирая из них те, что принесут максимальную прибыль. В результате получилась фантастическая и очень практичная комбинация: шампанское, французский бренди, шелка, гвозди для гробов, иглы, корсеты и соль, которую он приобрел у купца из Новой Англии.

Пока он покончил со всеми сделками, прошла большая часть дня. Хлопок, который он привез из Чарльстона, был разгружен. Скоро будет принят на борт новый груз, и «Призрак» отойдет от причала, станет на рейде вместе с другими капитанами, совершающими рейсы сквозь блокаду, и будет дожидаться, пока луна немного умерит свою яркость.

В течение четырех дней дел будет немного.

Словно движимый неодолимой силой, он направился к магазину Джереми.

Лорен там не было, но Джереми был на месте.

— Лорен?

Джереми колебался.

— Она отдыхает.

Все еще болевшая голова Адриана с трудом впитала эти слова. Он почувствовал, что все сильнее нервничает.

— Что-нибудь неладно?

Джереми несколько секунд мрачно смотрел на него.

— Думаю, что она скучает по дому, по семье. Минувшей ночью ей снились кошмары.

— В таком случае, мне, видимо, лучше уйти. — Слова прозвучали неуверенно. Ему не хотелось уходить. Он вспомнил ее улыбку и глаза, вопросительно смотревшие на него, и ему до боли захотелось ее увидеть. Это было незнакомое ему чувство, чувство тесной духовной близости с другим человеком.

Он упорно стремился избегать всяких привязанностей и преуспел в этом. Будучи нелюбим своей семьей, он не мог по-настоящему понять горя Лорен. Но он видел боль в ее глазах, когда она говорила об отце и брате, и теперь ему всегда хотелось заставить ее улыбнуться, прогнать тяжелые воспоминания.

— Я спрошу ее, — сказал Джереми.

Он улыбался, но Адриан заметил, что глаза его были серьезны. Занятно, он никогда не обращал на это внимания. Обычно Адриан легко понимал людей, но теперь он почувствовал в Джереми нечто странное, какое-то колебание, словно…

Но Джереми уже ушел, и Адриан решил, что все это ему только показалось, что это результат его собственного болезненного состояния.

Сократ бродил по магазину. Он нашел лакричную палочку и угощал себя, громко причмокивая до тех пор, пока Адриан невольно не улыбнулся. Лакрица была слабостью Сократа, и обычно он в конце концов весь ею вымазывался, но сейчас обезьяна ухмылялась с чрезвычайно довольным видом, и Адриан почувствовал, что может немного расслабиться. Он взял еще несколько лакричных палочек про запас и положил на прилавок монету в уплату за них.

На лестнице послышались шаги, и он обернулся, но реакция у него была медленнее, чем у Сократа. Обезьяна бросилась к лестнице и кинулась в объятия Лорен. Адриан услышал смех, услышал, как она приветствует Сократа, и сморщился, зная, что за этим последует.

Послышалось чмоканье. Адриан взглянул на Лорен и увидел, как ее щека стала черной от лакрицы. Руки ее были такими же, и Адриан ждал, что она, самое малое, ужаснется.

— Сократ! — проревел он и получил в ответ негодующий взгляд обезьяны.

На мгновение он в отчаянии закрыл глаза и услышал тихий смех Лорен. Он подумал, что никогда не слышал такого заразительного смеха.

— Не браните его, — попросила Лорен. — Я тоже люблю лакрицу.

Соскальзывая на пол, Сократ радостно ухмылялся Адриану, продолжая держать Лорен за руку.

Адриан вынул носовой платок.

— Вы похожи на трубочиста, — мрачно заметил он. — И вам не следует его прощать.

Лорен взглянула на него. Глаза ее смеялись.

— У меня никогда не было домашних животных, — сказала она. — Мне всегда хотелось их иметь, но отец говорил, что в доме, где лечат людей, не должно быть животных. Он…

Неожиданно на лицо ее набежала тень, потому что она вспомнила, как они с Ларри просили отца и как в конце концов пришли к соглашению, что у них будет пони, общий с одним из друзей Ларри. Ларри тоже любил животных…

Словно чувствуя, что у Лорен изменилось настроение, Сократ дернул ее за руку, и Лорен вынуждена была улыбнуться.

— Он чудесный, — сказала она.

— Только вы одна так думаете, — сказал Адриан, чувствуя, что его головная боль начала проходить.

— Разве?

Адриан перевел взгляд с покрытых лакрицей лап Сократа на его глаза-бусинки, которые теперь с обожанием глядели на Лорен.

— Ну, у него хороший вкус, — сказал он, уклоняясь от ответа на ее вопрос.

Лорен снова засмеялась, и глаза ее повеселели.

— Вы имеете в виду лакрицу, конечно.

— И друзей.

Лорен вспыхнула, и этот застенчивый румянец был ей очень к лицу.

Во время неожиданно наступившего молчания, Адриан спросил себя, есть ли у него предлог, чтобы прийти сюда. До сих пор ему как-то не пришло в голову подумать об этом.

— Я надеюсь, что вы сможете поужинать со мной сегодня вечером. — Он прочел в ее лице отрицательный ответ и поспешно добавил:

— Со мной и с Сократом, конечно.

— Он всегда ест с вами?

— Часто. И к изрядному отвращению других обедающих. — Адриан усмехнулся. — Его манеры за столом оставляют желать лучшего. Но трактирщики его любят. Он хорошо платит.

— А вы?

— Я прославился своей скупостью.

Она не могла не улыбнуться ему. Он был просто неотразим с этим сердитым выражением лица. Сердце ее неудержимо застучало, когда она встретила взгляд его синих, ярко-синих глаз.

Ее поразил пылавший в них огонь. Ей хотелось найти способ воспрепятствовать росту взаимопонимания между ними, снять стремительно растущее напряжение.

— Так значит, Сократу везде рады.

— К моему сожалению, — с притворным негодованием признал Адриан.

— Мне советовали остерегаться расточительных обезьян.

— Очевидно, эти советы не пошли вам впрок, — заметил он, лукаво глядя в ее испачканное лицо.

Он поднял руку, державшую платок, и очень нежно, осторожно стер часть грязи с ее лица. Его пальцы коснулись ее кожи да там и остались. Ни Лорен, ни Адриан не двигались и не отрываясь смотрели друг на друга.

Словно молния вспыхнула между ними. Его пальцы горели от прикосновения к ее коже, но он не в силах был их убрать, не мог оторвать взгляда от ее сияющих глаз, не мог справиться с налетевшей на них бурей. И что самое ужасное, ему и не хотелось ничего предпринимать.

Впервые за много лет ему не хотелось ни сдерживать, ни управлять, не повелевать. Ему просто хотелось пережить эту бурю, испытать ее ярость. И великолепие. Он чувствовал, как затуманились ее глаза, наполняясь страхом и чем-то еще. Они выглядели почти… виноватыми.

Ему хотелось, чтобы она не шевелилась. Он хотел, чтобы это необыкновенное мгновение продлилось. Но Лорен нарушила это странное состояние. Ее стройное тело напряглось, в глазах росла настороженность, губы ее дрожали, когда она пыталась облечь мысли в слова.

Он нехотя убрал руку от ее лица.

Она прижала свою руку к тому месту, где только что была его рука. Казалось, она хотела снять боль от невидимого ожога. Лакричное пятно стало еще больше.

— Я сейчас вернусь, — сказала она неровным голосом. — Думаю, что ваш платок пригодится вам для другого случая.

Она указала глазами на Сократа, который отпустил ее руку и теперь разглядывал рулон ткани. Адриан перехватил его прежде, чем он успел за что-либо схватиться и при этом его собственные руки стали черными.

— Я принесу воды, — сказала Лорен, но глаза ее были невеселы.

Адриан знал, что она, как и прежде, намеренно отдалилась от него. Он не мог понять причину ее неожиданной сдержанности. Пока он размышлял, Лорен повернулась и убежала вверх по лестнице.

Ожидая ее возвращения, Адриан оглядел магазин. У Джереми было всего понемножку, но Адриан заметил, что здесь не было только одного — оружия и боеприпасов. Музыкальные шкатулки, чудесные шерстяные шали, изысканные кружева, импортные конфеты и миниатюры, которые, как полагал Адриан, хорошо расходились среди моряков, направлявшихся домой. Сигары и бренди хороших марок. И то, и другое было популярно среди моряков, ходивших сквозь блокаду, и он знал, что многие из них частенько сюда заглядывали.

Лорен вернулась с тазиком воды и мылом и Адриан неловко пытался отмыть своего любимца, а Лорен наблюдала за ним. По мере того, как все больше воды доставалось Адриану, а не Сократу, улыбка на ее губах становилась шире.

В конце концов улыбнулся и Адриан, и тогда Лорен сама взялась за дело. У нее Сократ стоял спокойно, не то, что у Адриана. И Адриан подумал о том, что за волшебная сила в ее руках.

— Вы так и не ответили, — сказал он. Лорен серьезно взглянула на него. В глазах ее был вопрос.

— Поужинаете ли вы со мной? Да? — спрашивал он, словно школьник, затаив дыхание, и сознавая, как сильно ему хочется, чтобы она сказала: «Да».

Проведя два дня с Терренсом, он нуждался в ее обществе, ему не хватало той радости, которую ему доставляло ее присутствие. Не хватало ее радости и смеха.

И этого разряда молнии. Может быть, именно этого ему не хватало больше всего.

— Нет, — ответила она, и голос ее слегка дрогнул. — Сегодня я не могу, но, может быть…

— Завтра? Я могу нанять экипаж. Здесь неподалеку прекрасный берег.

Заканчивая свою работу, она вытерла лакричные усы Сократа и выпрямилась. Она внимательно смотрела на него, и в ее глазах было заметно какое-то колебание, нечто недосказанное.

— Я не знаю… Может быть, я буду нужна дяде Джереми.

В этот момент они оба вспомнили о том, что послав Лорен вниз, сам Джереми не вернулся в магазин.

Его вновь охватило то же самое странное ощущение разочарования, что и во время бала.

— Я думаю, мы сможем его убедить, — сказал он. Ему хотелось побыть с нею наедине, разобраться в этих столь новых для него взрывоподобных чувствах.

Лорен знала, что он мог бы убедить Джереми, потому что это помогло осуществлению планов Джереми Кейса. Она спрашивала себя, являются ли эти планы по-прежнему и се планами. Она боялась того, что если она проведет побольше времени наедине с Адрианом, то эти планы перестанут быть се планами. В конце концов она кивнула в знак согласия.

Джереми действительно был наверху и с готовностью дал согласие на пикник.

— Я… не уверена в том, что мне следует это делать, — сказала ему Лорен.

— Я кое-что слышал вчера, — мягко ответил он. — Наш капитан следующим рейсом везет пушку. Предстоит серьезная битва, и мы не можем допустить, чтобы эта пушка досталась Конфедерации.

Лорен испугалась.

— Это значило бы спасти сотни жизней, Лорен.

Он посмотрел на нее.

— Ладно, — удалось произнести Лорен.

— Я пойду.

Адриан ушел от них несколько минут спустя, сказав, что заедет за нею завтра до полудня. Он обернулся лишь один раз и потом спросил себя, не показалось ли ему, что глаза ее были влажными.

Тем же вечером Адриан вновь наткнулся на Клея в отеле «Королева Виктория».

Адриан усмехнулся.

— Ваше настроение значительно улучшилось, — с завистью заметил Клей.

Его собственная голова все еще адски болела.

— Верьте или нет, но я завтра собираюсь на пикник.

— На пикник, скажите на милость!

Адриан пожал плечами.

— Ухаживание чертовски хлопотное дело.

— Так что же вы делаете?

Адриан поморщился.

— Будь я проклят, если я знаю, что я делаю, кажется, ничего другого не остается. Осталось три дня до выхода в море.

Клей неожиданно помрачнел.

— Я слышал насчет пушки, что вы везете.

Адриан был потрясен тем, что новость распространилась так быстро. Ему следовало бы об этом догадаться. На этом проклятом острове ничего нельзя было сохранить в секрете. И он прекрасно знал, что в Нассау были шпионы северян, несколько явных и несколько предполагаемых.

— Власти северян поднимут страшный шум вокруг этого дела, — продолжал Клей. — Не удивляйтесь, если вас вызовут к губернатору.

— В таком случае, есть хороший повод убраться с глаз долой, — ответил Адриан.

Клей вздохнул. Он пытался припомнить подробности их разговора минувшим вечером. Кажется, он спрашивал Адриана о его намерениях. Ответил ли тот?

— Адриан, вы уверены в том, что вы знаете, что делаете?

Адриан снова усмехнулся.

— Знает ли об этом хоть кто-нибудь из нас? — не задумываясь, ответил он вопросом на вопрос и вышел из комнаты.

Пикник был отложен. Моряк с «Призрака» зашел в магазин Джереми и принес записку с извинениями. Один из членов команды был ранен несколько дней назад, и состояние его ухудшилось. Адриану пришлось остаться с ним.

Лорен сидела в своей комнате и пыталась читать. Но единственным, что ей удалось разобрать, был отрывок о том, что кто-то напоролся на собственный меч или что-то в этом роде.

Хотя она и колебалась, не решаясь принять предложение Адриана, но, когда решение было принято, она с нетерпением ждала пикника. Это было больше, чем предвкушение. Всю ночь ее обуревало нетерпение, она жила ожиданием встречи с Адрианом.

А когда принесли записку, она ощутила жуткое разочарование из-за несостоявшегося свидания и глубокую печаль из-за того, что переживал сейчас Адриан.

Весь день она не могла думать ни о чем, кроме Адриана. Она думала о человеке, для которого члены его команды были выше всего остального. И вновь его образ не соответствовал портрету, нарисованному мистером Филлипсом.

Однако она уже знала, что в Адриане Кэботе все было непросто.

Человек, который наживался на войне, но проводил дни у постели раненого.

Английский лорд, который определенно предпочитал общество обезьяны обществу людей.

Согласно сплетням, он известный распутник, но он спас ее от насилия или от еще худшей участи и потом относился к ней с безупречной галантностью.

Убийца, который радовался, глядя на крошечных морских тварей.

Человек, который казался открытым и любезным в общении, но который, как постепенно узнавала Лорен, был полной противоположностью этому первому впечатлению. На самом деле он немногим делился с окружающими и уж во всяком случае не самыми сокровенными чувствами.

Или это оттого, что сама она скрывала так много, ей казалось, что и другие способны на подобный обман?

Она смотрела на Карибское море, на эту сочную синеву, так сильно контрастировавшую с мрачными сторонами ее жизни. Это сравнение ей не понравилось.

— Я не стану этого делать, — неожиданно подумала она. — Я сегодня же скажу Джереми, что не стану этого делать. И уеду домой. Адриан никогда не узнает об этом.

Но Лорен понимала, что сама-то она будет помнить об этом. Что ей на всю жизнь суждено сохранить в памяти улыбку Адриана.

Господи Всевышний, как он был ей нужен! Она ощутила потребность в нем, как боль в теле, как боль в душе. Она знала, что это никогда не пройдет. Она вспомнила его замечание, сказанное им несколько дней назад на пляже. Он сказал, что она честная женщина, а она спросила, так ли это важно для него. И он прямо сказал:

— Да.

Честная. Что бы он подумал, если бы узнал, что она с самого начала лгала ему, что она лгала, чтобы намеренно заманить его в ловушку?

— Прости меня, Ларри, — прошептала она тихому морскому бризу. — Но я не могу. Я просто не могу.

Терренс умер на следующий день после несостоявшегося пикника. Все время, за исключением нескольких дел, которые он не мог никому поручить, Адриан оставался с ним. Он проигнорировал несколько срочных вызовов к губернатору.

Инфекция распространялась быстро и была очень опасной. Течение болезни было хуже обычного. Доктору ничего не оставалось, как удрученно качать головой.

К большому огорчению врача Адриан несколько раз приводил Сократа — Терренс был одним из немногих членов команды, кто по-настоящему любил обезьяну. Адриан, бывало, говорил, что это оттого, что у ирландца и у Сократа много общего и неприятный характер не единственная их общая черта.

Терренс заставил себя улыбнуться.

— Предатели-англичане подтверждают свою предательскую сущность, — заявил он.

Они говорили об Англии и об Ирландии, пикировались, но постепенно Терренсу становилось все труднее удерживаться от слез. Но они все еще делали вид, что все хорошо, что ничто не меняется — до тех пор, пока Терренс не начал терять сознание.

Но и тогда Адриан остался с ним, не желая, чтобы Терренс умирал в одиночестве. Незадолго до своей кончины он пришел в сознание.

— Как насчет моей семьи?

— Я позабочусь о них, — прошептал Адриан. — Я клянусь.

— Ирландской клятвой?

Лицо его исказила гримаса, которая должна была означать улыбку.

— Ну да, — ответил Адриан, держа ирландца за руку и в судорожном пожатии умирающего он чувствовал его боль. Потом пальцы расслабились, и Терренс закрыл глаза.

Преодолевая овладевшее им отчаяние, Адриан отдал распоряжения о похоронах Терренса и вскоре понял, что идет мимо доков в сторону магазина Джереми.

Садилось солнце. Раскаленный огненный шар падал в море, окрашивая волны в кроваво-красный цвет. Уже показалась луна, и она была такой хрупкой, что Адриан подумал, что мог бы подтянуться и проткнуть ее пальцем. В любое другое время ему бы понравился этот контраст феерии заходящего солнца и холодного совершенства луны ранним вечером.

Но только не сейчас. Сейчас в этой картине он видел лишь огонь и кровь.

А ему нужно было нечто иное. Ему нужен был покой. Ему нужно было ощутить нечто реальное. Неожиданно все в его жизни показалось ему ненадежным, ускользающим, утекающим сквозь пальцы.

И тогда он увидел Лорен в саду ее дядюшки. Увидел ее, стоящую под старым хлопковым деревом, окруженную яркими цветами, придававшими ей самой ту самую ясность, о которой он мечтал. До этого момента он не отдавал себе отчета в том, почему его так влекло к Лорен.

Она-то была реальной. Не просто плодом воображения горячего молодого желания, как Сильвия, но женщиной из плоти и крови, женщиной, которая заставляла его смеяться и испытывать радость, женщиной, которая согрела его жизнь, заняв в ней так долго пустовавшее место. Она согревала его мир и сейчас — при виде нее эта жуткая боль от смерти Терренса смягчилась и стала переносимой.

Он медленно подошел к воротам, лишь слегка удивляясь тому, что она была здесь, словно она ждала его, словно знала, что она была так нужна ему именно сейчас.

Лицо ее, это прелестное сдержанное лицо было так выразительно, что легко отражало радость от выходок Сократа или гнев, как той ночью, когда на нее напали, или страсть, как в те немногие наполненные электрическими разрядами мгновения в магазине. Сейчас же взгляд ее был задумчивым и печальным, и этот огорченный взгляд трогал его до глубины души. На мгновение в лице ее появилось что-то еще, и он испугался, что она убежит, но потом она пошла ему навстречу, и они встретились в воротах.

Почти бессознательно Адриан открыл невысокие ворота и вошел, ничего не говоря, но протягивая к ней руки. И этот жест без слов сказал Лорен о том, как отчаянно он в ней нуждается, и она шагнула в его объятия.

Адриан крепко держал ее, чувствуя, как нежный, словно запах цветка, аромат ее тела вытесняет госпитальную вонь, тяжелый запах смерти и тления. Ее прикосновение успокаивало боль. Ни один человек за всю его жизнь, ни в ту пору, когда он был ребенком, ни потом, когда он стал мужчиной, никто и никогда не касался его так, как она.

— Он умер, Лорен, — услышал Адриан свой собственный голос. — Терренс умер.

Ему не нужно было больше ничего говорить. Он знал, что она и так понимает его. Ее объятия стали крепче, неся ему покой и понимание. Он наклонил голову, коснувшись губами нежной кожи ее лица. Губы его двинулись дальше, пока не нашли ее губ, и он ощутил, как они податливы.

В этом поцелуе было отчаяние, взаимное отчаяние, похожее на взрыв. Их губы были неистовы в своем желании дотронуться, ощутить, исследовать, утешить и получить утешение.

Это желание жгло Адриана, как ничто другое в его жизни. Сильнее, чем желание получить Риджли.

Сильнее, чем боль от того, что его постоянно отвергали. Ничто не шло в сравнение с Лорен Брэдли и теми чувствами, которые она в нем вызывала.

Ее тело растворялось в его теле так, словно оно именно для этого было создано. Губы ее раскрылись, позволяя его языку ощутить сладость ее рта, в то время как руки ее, обнимавшие его за шею, искали и требовали того, о чем, по его мнению, она и сама еще не подозревала. Он на мгновение закрыл глаза, позволяя себе забыть обо всем и ощущая себя словно в эпицентре урагана. Вокруг них обоих пространство было словно наэлектризовано, и они вновь ощутили тот же знакомый разряд молнии, заставляющий вибрировать воздух, ощутили его яркость и великолепие.

Адриану не хотелось ее отпускать. Он хотел бы никогда ее не отпускать. Его руки двигались вдоль ее спины, сквозь ткань ее платья он чувствовал стройные линии ее тела. Локон волос цвета меда касался его лица, словно шелковые нити. За свою жизнь он поцеловал не меньше сотни девушек и с некоторыми из них он спал, но никто и никогда не волновал его так, как она.

Лорен затронула самые глубины его существа, то, что было в нем глубоко личным, то, что он всегда защищал от посягательства других. Теперь же защитная ткань была сорвана, и он чувствовал себя нагим и беззащитным.

Но ему было все равно. Почему-то он доверял ей так, как прежде не доверял никому. Его губы становились все более требовательными, вызывая все новые и новые упоительные ощущения. И она отвечала ему тем же. Ее гибкое податливое тело стало естественным продолжением его тела. Ее руки двигались по его спине столь же страстно, как и его собственные.

Лорен чувствовала, что у нее нет ни воли, ни разума… ею, словно марионеткой, движут чувства, которыми она не в силах управлять.

Ни разу в жизни она не вела себя так глупо, никогда не оказывалась в более опасном положении.

Но владевшие ею чувства были столь сильны, что она не могла с ними совладать. Ничто на свете не могло произвести на нее большее впечатление, чем лицо Адриана, когда он вошел в сад. Такое глубокое горе отражалось в нем и такая вымученная улыбка была у него на губах.

И он пришел к ней!

В первый момент его руки были грубыми от страстного желания, потом они стали более нежными, и она поняла, что жаждет грубости, что ей необходимо его страстное желание, выражавшееся в движениях его рук.

Потому что она понимала его. Ей хотелось как можно сильнее прижаться к нему, удержать его возле себя, ощутить тепло его тела, облегчить его страдания.

Честная женщина, Лорен знала, что Адриан считал ее честной.

Неожиданно она рванулась из его объятий. Прочь от его губ, от его языка. Сладость обрела привкус горечи, едкий привкус предательства.

— Лорен! — произнес Адриан тихим смущенным голосом.

Она смотрела на него, как раненая лань, влажные глаза ее были, как серо-зеленый океан во время шторма.

Лорен подобрала юбки и убежала в дом прежде, чем он успел заметить брызнувшие из ее глаз слезы.