Джиллиан сильнее прижалась к телу Стивена и стала водить пальцем по его только что отмытому лицу.

Они лежали в ее постели, а две пары звериных глаз пристально следили за этой любовной сценой.

А может, это было игрой ее воображения, Потому что ей самой все это казалось невероятным: Стивен Морроу вновь у нее в постели, рядом с ней.

Это было изумительное ощущение.

Они не отпускали друг друга с того момента, когда он стал перед ней на колени. Даже когда кто-то из артистов цирка делал фотографии на память, Джиллиан и Стивен стояли посреди труппы, не разжимая сплетенных пальцев. Не разжали они их ни тогда, когда им поднесли по рюмке водки, как объяснил Сергей, на добрую дорожку; ни тогда, когда под добрые пожелания русских направились к машине; ни тогда, когда Сергей, наклонившись к ее уху, прошептал:

— По-моему, у него тоже доброе мягкое сердце.

— У Стивена?

Это была чудесная мысль, с которой она еще не успела свыкнуться.

Джиллиан не выпустила его руки и тогда, когда они добрались до пикапа, заранее спрятанного в гараже мотеля. Стивен тоже не хотел отпускать ее. Они вели себя так, словно боялись, что если кто-то из них разожмет пальцы, тот тут же исчезнет. Поэтому по дороге домой ее ладонь покоилась у него на бедре, и поэтому они вошли в коттедж рука об руку. Стивен продолжал держать ее, когда Спенсер приветствовал его как старого друга, а Безымянка холодно рассматривал эту сцену.

Не говоря ни слова, лишь обмениваясь взглядами, они прошли в спальню и упали на постель. Лицо Джиллиан было теперь тоже перепачкано белой и черной краской. Они раздевали друг друга медленно, чувственно. Их руки говорили то, что должно было быть сказано, их губы ласкали друг друга. Стивен покрывал поцелуями ее лицо, скользя губами по шее к затылку, в то время как ее пальцы расстегивали его одежду, гладили его кожу. А затем тела их слились в чувственном взрыве любви и накопившейся страсти.

Стивен сделал над собой усилие и встал с постели, чтобы смыть с лица краску. Вернувшись с мокрым полотенцем, бережно вытер ее лицо. Его пальцы с бесконечной нежностью касались ее кожи. Покончив с этим, он снова лег в постель и притянул ее к себе. Она уютно покоилась в его объятиях, наслаждаясь ранее неведомым счастьем.

Ее пальцы продолжали исследовать его лицо, разглаживая следы перенесенных страданий.

— По-моему, ты упустил свое призвание, — шепнула она.

— Ты так считаешь? — отозвался он. — Я целую неделю учился изящно преклонять колено, — в его голосе звучала ирония, и Джиллиан была просто очарована этим Стивеном, открытым и искренним, нежным и любящим. Тем Стивеном, которому она отдала свое сердце.

— Целую неделю? — восхищенно спросила она.

— Я тупой ученик, — смутившись, пробормотал он.

— Ага, — согласилась Джиллиан.

— Но не слишком, — обидевшись, поправился Стивен.

— Ладно, — ухмыльнулась она. — Умненький, хорошенький, способненький…

— Хорошенький?! — возмущение в голосе заставило ее засмеяться.

— Очень-очень, — подтвердила Джиллиан. — Особенно, когда раскрашен черной и белой краской.

Стивен ничего не ответил, перешел от слов к делу и с легким стоном удовольствия стал покусывать мочку ее уха.

И телом, и душой Джиллиан отозвалась на этот сгон.

Она так его любила. Особенно теперь, когда он перестал быть неприступным и оказался… отзывчивым.

Стивен будто догадался, о чем она думает. Он пальцем коснулся ее носика, обвел кончик, но, несмотря на этот шутливый жест, глаза его оставались задумчивыми.

— Это будет нелегко, Джиллиан, — произнес он.

Она понимала, что Стивен имеет в виду под словом «это». «Это» означало ее и его вместе, их обоих. «Это» означало, что он все еще сохраняет недоступной какую-то часть своего сознания. Возможно, так будет всегда. Но он приоткрыл для нее доступ в свою душу, и Джиллиан надеялась, что сможет со временем завоевать его полное доверие,

— Знаю.

— Нет, не знаешь, — ласково поправил он, — Однако настало время тебе узнать.

Рука его скользнула вниз, обняла ее за талию так крепко, словно это был спасательный круг. Джиллиан ощутила, как напряглось его тело, и замерла в ожидании, понимая, что приближается что-то важное для их будущего. Что-то страшное…

Так и случилось.

— Я убил своего отца, — тихо произнес Стивен. На лице его смешались печаль и растерянность от собственной откровенности. Сердце ее заныло от боли, ранее ей неведомой.

— Я из тех семей, которые теперь называют «ненормальными», — с трудом начал он. — А тогда мы знали только, что это семьи, где бьют до полусмерти.

Джиллиан затаила дыхание. Глаза его потускнели при страшных воспоминаниях, которыми сейчас с мучительным трудом он собирался поделиться с нею.

— Ты, вероятно, читала, что есть семьи, где жестокость и склонность к насилию передаются из поколения в поколение. — Он сделал паузу, прежде чем продолжить. — По-моему, это происходило в моей семье. Отец, избив нас ремнем или тем, что попадалось под руку, запрещал нам плакать. Он говорил, что делает из нас мужчин, как делал из него мужчину его отец. Но это, мне кажется, было пустой отговоркой. Ему нравилось избивать. Нашу мать. Меня. Моих братьев.

Я был старшим и пытался их защитить. В шестнадцать лет я был достаточно большим, чтобы постоять за себя и даже пригрозить отцу, чтобы не трогал остальных. Но меня часто не бывало дома. Отец же был покалечен во время аварии на фабрике, когда мы были еще маленькими, и почти всегда был дома. Он напивался на те гроши, которые удавалось зарабатывать матери, и тогда хватал любого из детей, кто попадался под руку. Я просил мать выгнать его, но она не соглашалась на это. «Брак — это навсегда», — говорила она. Так ее, видимо, воспитали.

Стивен перевел дыхание, все еще очень напряженный, и продолжал:

— Я не мог заставить ее уйти от него и не мог оставить мать и братьев с ним. Это и удерживало меня дома. Я думал, что когда-нибудь занятия спортом помогут мне сделать карьеру профессионального футболиста и забрать их подальше от… этой жизни под ежеминутной угрозой насилия. Если б только у нас были деньги, все было бы по-другому.

— Бедный Стивен, — прошептала Джиллиан, которой передалась его боль. Она желала одновременно, чтобы он не прервал свой рассказ и чтобы продолжал говорить, потому что ему было необходимо облегчить израненную душу.

Когда Стивен снова заговорил, голос его звучал резко и хрипло.

— Моя мать по ночам работала на фабрике. У меня с семнадцати лет начались интенсивные тренировки, и еще я работал, так что весь гнев отца приходилось выкосить следующему за мной по возрасту брату, Тиму, Ему было шестнадцать… и он уже достаточно подрос, чтобы ответить ударом на удар.

Снова долгое молчание, потом тяжелый вздох.

— Однажды вечером я возвращался домой и еще издали услышал вопль матери, потом громкие мужские голоса. Отца и Тима, Они часто дрались, но в этот день все было гораздо серьезнее. Я побежал, распахнул дверь и увидел, что Тим направил на отца, лежащего на полу, ружье. У отца в руке был охотничий нож. Рука Тима была глубоко порезана, все кругом залито кровью. Поглядев на Тима, я понял, что он вот-вот нажмет на курок, и бросился отбирать ружье. Тим вцепился в него и не хотел отдавать. Мы какое-то время боролись. Я был сильнее и вскоре оно было уже в моих руках, когда Тим снова бросился на меня, пытаясь его схватить. Курок спустился.

Джиллиан ярко представляла себе эту картину. Двое перепуганных подростков. Ружье. Нож. Кровь. Это так отличалось от ее жизненного опыта, что она с трудом понимала, как это могло быть. Избивать мальчиков, чтобы сделать из них мужчин. Неудивительно, что Роберт упомянул об их железных шкурах. Неудивительно, что Стивен приучился скрывать свои чувства. Она не хотела плакать, потому что знала, как ее слезы огорчат его, но ничего не смогла с собой поделать. Она плакала о мальчике, которого звали Стивен, о его брате Роберте, о неизвестном ей Тиме. Слезы катились по щекам, и Стивен губами собирал их с ее лица. Когда Джиллиан немного успокоилась, он продолжил рассказ.

— В таком маленьком местечке, каким был Пикенс Гроув, футбол — это все. Члены команды были общими любимцами городка. Сын шерифа был моим партнером по команде и так же, как я, мечтал получить стипендию, чтобы играть дальше, а была середина футбольного сезона, Шериф, пытаясь замять это дело и избежать неприятностей, которые повлекло бы за собой расследование, назвал это самоубийством.

Стивен не стал углубляться в объяснения, но Джиллиан и без них поняла, что он винит себя в смерти отца. Только Себя.

— А что было с Тимом?

— Едва ему исполнилось восемнадцать, он сразу же завербовался на флот. Он был в Ливане и погиб там во время нападения террористов на их лагерь. Однако, как я узнал позднее, его должны были отдать под суд за избиение проститутки. Видишь, Джиллиан? Склонность к насилию у членов нашего семейства в крови. Пока я не услышал о поступке Тима, я считал, что нам удалось избежать этого порока, но после… Я испугался, что, возможно, подобные генетические свойства дремлют где-то внутри всех нас.

Я был помолвлен, как раз перед моей травмой. Когда она узнала, что профессиональным футболистом мне не быть, то сразу же порвала со мной. — Он пожал плечами. — Тогда мне было очень больно. Но, узнав о Тиме, я почувствовал облегчение. Я решил, что не женюсь никогда, потому что вдруг… — Стивен не докончил фразу, но недосказанная мысль словно повисла в воздухе. «Потому что вдруг этот порок наследственный». — И так же решил Роберт.

— Поэтому ты так удивился в тот вечер, когда он объявил о предстоящей свадьбе? Стивен кивнул.

— Где был Роберт, когда все это случилось?

— У приятеля. И Майк тоже. Оба старались поменьше бывать дома. Но Роберт пришел вскоре после того, как произошла трагедия, и все знал. Мы с матерью отправили его ночевать к дальней родне, попросив прихватить с собой по дороге и Майка. Роберту тогда было тринадцать, а Майку лишь десять.

— Ты говорил, что твоя мать умерла.

— Она пережила отца на шесть лет и умерла, я думаю, просто от усталости. Это произошло почти сразу же после того, как я начал зарабатывать достаточно денег, чтобы переселить ее в удобный маленький домик. Она не хотела уезжать из Пикенс Гроув.

— Роберт сказал, что ты помог им с учебой? Что это за работа, которую ты ненавидел?

— Роберт слишком много болтает, — нахмурился Стивен.

— Я рада, что хоть один из вас на это способен.

Он склонил голову набок, словно обдумывая ее слова. Затем, пожав плечами, сдался.

— Я не очень хорошо учился. Большую часть времени я играл в футбол и подрабатывал где только мог. Я никогда не думал, что мне пригодится в жизни что-то, кроме футбола. — Он снова пожал плечами, уже привычным ей жестом. — Но когда я получил травму и стало ясно, что с футболом я распрощался, то оказалось, что я ни к чему не готов.

Один из членов университетского попечительского совета, занимающийся строительным бизнесом, предложил мне работу. Я был просто зазывалой, приманивающим клиентов. Господи, как же я это ненавидел! Но нам были нужны деньги. И я продолжал этим заниматься: нянчился с потенциальными инвесторами, водил их по ресторанам, вылавливая из разговоров обрывки информации, но никогда мне не доверялось ничего серьезного.

Джиллиан, знавшая его застенчивость и замкнутость, понимала, как ему было тяжело. Теперь она поняла в полной мере слова Роберта: «Он самый сильный человек, какого я знаю». Неудивительно, что у него такие выдержка и самоконтроль. С раннего детства Стивен знал только трагедии и разочарования, и сколько же в нем было мужества.

— Ну и… — настойчиво сказала она, понукая его продолжать.

— После того, как Роберт и Майк закончили школу, я поступил на вечерние курсы менеджмента и бухгалтерского учета. Этого образования и тех контактов, которые я наладил, работая в строительной фирме, было достаточно, чтобы начать небольшое дело, Один проект застройки, потом другой.

— А теперь Индейские Холмы.

— Великая мечта, — криво усмехнулся он.

— Чудесная мечта, — поправила она. — И место выбрано чудесное.

— Это мираж, — покачал головой Стивен. — Место не играет роли. Это люди превращают жизнь в мечту. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы разобраться в этом.

Но теперь он разобрался. Джиллиан в этом не сомневалась. Стивен всегда заботился о своей семье, хотя для этого ему пришлось пожертвовать многим. Было ли это следствием его страха наследственной жестокости? Жестокости проявлений, которой она в нем «е видела, даже когда он был зол.

Наоборот, Джиллиан замечала глубоко скрытую нежность, которая, как она подозревала, все эти годы дремала в нем, не решаясь проявиться, чтобы это не сочли слабостью.

Он перекатился на спину и уставился невидящим взглядом в потолок, явно ожидая самого худшего, то есть того, что его откровенность отпугнет Джиллиан. Она же чувствовала только глубокую нежность, такую сильную, что едва могла сдержаться и проявить свои чувства в самой подходящей форме.

Она приложила ладонь к его щеке и бережно погладила суровые черты волевого, умного лица. Ее переполняли гордость и восхищение, неведомые ей ранее.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Стивен перевел взгляд на ее лицо, и Джиллиан ясно прочла в серых глазах всю его боль и неуверенность.

— Я не уверен, что смогу дать тебе то, что ты хочешь, — проговорил он. — Не знаю, сумею ли. И не могу обещать, что…

Стивен не договорил то, что его мучило.

— Ты самый сильный человек, какого я знаю, — возразила Джиллиан. — Это сказал Роберт. Это увидела я. Ты можешь сделать все, что захочешь.

Он провел пальцем по нежной коже вокруг глаз, где оставались следы недавно высохших слез.

— Ты заставляешь меня поверить в то, что невозможное возможно.

— Так и есть, — кивнула она. — Но только, когда люди любят.

— Я люблю тебя, Джиллиан, — отозвался Стивен и говорил это так медленно, что казалось, слова не хотели сходить у него с языка. — Но я не уверен, что в конце концов не сделаю тебя несчастной.

Она видела его колебания, его потребность в ней, Джиллиан, которую он прятал глубоко в душе. Но теперь пробка вылетела,

и сосуд, сдерживавший его истинные глубинные чувства, никогда больше не удастся закрыть также плотно, как раньше.

— Нет, — прошептала Джиллиан, нежно прикасаясь губами к его губам. — Только если покинешь меня.

— Мне это не слишком удается, — невесело усмехнулся Стивен.

— Потому что мы нужны друг другу. Он не стал этого отрицать. Сам-то он безусловно нуждался в ней. А вот насчет нее не был уверен.

— Тебе никто не нужен.

— Ты бы так не говорил, если бы видел, что творилось со мной в последнюю неделю. Я ничего не могла делать, слезы лились не переставая. А со мной этого отродясь не бывало. И тосковала я страшно. А я, вообще-то, не привыкла к этому, — в голосе ее явно слышалось возмущение нелепостью своего поведения.

Губы Стивена изогнулись в невольной улыбке.

— Ты упорная. Если чего-то хочешь, то своего добиваешься.

— Ты такой же, — фыркнула Джиллиан.

Он, казалось, удивился и собрался, видимо, возразить, но потом вдруг почему-то передумал. Джиллиан внезапно поняла, что Стивен всерьез сомневается в своих способностях, в умении воплощать в жизнь мечты. Лицо его вдруг просветлело, глаза заблестели. Он с надеждой посмотрел ей прямо в лицо:

— Неужели я такой же?

— Меня же ты точно взял и переделал в какую-то совершенно другую женщину. Стивен нежно поцеловал уголок ее рта.

— Этого никому не дано,

— Но ты же сумел это сделать, — настаивала Джиллиан. — Я и не помышляла о том, что буду кого-то любить так, по-сумасшедшему. И знаешь что еще?

Он улыбнулся лукавым искоркам, заблестевшим в ее глазах.

— Что?

— Сергей сказал, что у тебя доброе легкое сердце. Ты просто на какое-то время скрыл его под надежной броней от чужих глаз.

— Он так сказал? — Стивен не смог скрыть легкого удивления.

— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

— Только в ответ на абсурдные заявления, — проворчал он, но боль постепенно уходила из его взгляда.

— У тебя чудесное сердце, поверь мне, — сказала Джиллиан.

Стивен поднял бровь.

— Чудесное?

— Да, — прошептала ему на ухо Джиллиан и провела языком по ушной раковине.

— Помнится, ты назвала меня ослом, — хмыкнул Стивен. — И ты права. В моем характере много ослиного.

Ее язычок рисовал влажные узоры на его щеках, потом перешел к шее.

— Ага.

— Ты не обязана с этим соглашаться, — заметил он.

— Мне никогда не нравились совершенные, образцовые люди. Без сучка и задоринки, без огонька и изюминки, — пробормотала она, чувствуя, как рядом с ней напрягается его тело.

— А мне нравится любить тебя, — прошептал Стивен, теснее притягивая ее к себе. Их тела вместе составляли совершенное единство. Джиллиан обнаружила, что это ей нравится. Даже очень. Несомненно, такое нравилось ей чрезвычайно.

Джиллиан медленно шествовала по проходу между скамьями к алтарю. Глаза ее усиленно высматривали в рядах высокого темно-русого мужчину.

Наконец она увидела его, заметила улыбку, которая все чаще освещала лицо Стивена последнее время, делая его необыкновенно привлекательным.

Улыбнувшись в ответ, Джиллиан продолжала идти дальше. За ней следовала невеста, Лесли, удивительно красивая и счастливая. Когда, достигнув алтаря, Джиллиан сделала шаг в сторону, чтобы ее подруга встретилась со своим высоким темноволосым шотландцем, Лесли прошептала:

— Ради всего святого, что ты сотворила со Стивеном? Он просто сияет!

Но затем все внимание невесты переключилось на жениха, Коннора Макларена, а Джиллиан погрузилась в собственные мечты. Последние несколько дней были изумительны. День за днем Стивен раскрывался все больше и больше. Он все еще не готов был решиться на серьезный шаг, все еще сомневался, сможет ли дать ей то, чего она, по его мнению, заслуживает. И совершенно не понимал, сколько счастья уже дал ей.

Но он поймет. Обязательно поймет. Джиллиан все сделает для этого.

После окончания свадебной церемонии Стивен стоял рядом с ней, ожидая, когда подойдет их очередь приветствовать молодоженов. Глаза его смотрели серьезно, а все еще редкая улыбка, с которой он поздравлял Лесли и Коннора, лучилась искренней теплотой. Эта теплота согревала Джиллиан.

Вечером, когда они лежали в постели, Стивен как-то притих и, задумчивый, бережно баюкал Джиллиан в своих объятиях. Он проводил с ней все больше времени, словно не мог обходиться без нее, а Джиллиан копила эти драгоценные минуты и перебирала их, как сокровище.

— Лесли просто светилась сегодня от счастья, — заметил Стивен.

— Коннор тоже, — откликнулась Джиллиан.

— Тебе будет ее не хватать.

— Да, конечно, но теперь у меня есть кое-кто еще.

— Будет ли тебе этого достаточно, Джиллиан?

— Да, — в этом она была абсолютно уверена.

Стивена ей всегда будет достаточно. Разумеется, у них будут трудные минуты. С его прошлым, с терзающими душу демонами, которые еще не оставили его; будут, не могут не быть, моменты, когда он станет замыкаться в себе, не решится разделить с ней свои переживания…

Но он ведь пытается это преодолеть. Очень старается. И она еще больше любила его за это.

— Со мной тоже нелегко, — напомнила ему Джиллиан.

Глаза его лукаво блеснули, морщинки собрались веселыми лучиками.

— Знаю, — ответил он. — Ты упрямая, властная и…

— Я никогда не сдаюсь.

— Слава Богу! — Он вдруг замолчал в нерешительности. Этот день научил его кое-чему. Этот день свадьбы Лесли и Коннора. Ему тоже захотелось стоять у алтаря с Джиллиан в красивом подвенечном платье. В последние несколько недель он много узнал о себе, о том, что может мечтать, любить и надеяться. И нуждаться в ком-то. И отдавать себя любимому человеку целиком.

— Ты выйдешь за меня замуж? — эти слова неожиданно слетели с его уст, он даже не успел сообразить, как это произошло.

Однако было ясно, что Джиллиан не собирается предоставлять ему возможность передумать.

— О да, любовь моя. О да!

Когда она поглядела ему в глаза — глаза, которые всегда были непроницаемыми и загадочными, — то увидела в них его сердце, доброе, любящее, отзывчивое сердце.

И Стивен увидел то же самое. Губы его растянулись в широкой улыбке, и он обнял ее. Все призраки прошлого, которых спугнули ее душевное тепло и мужество, рассеялись. Они вдвоем были такими сильными, что Стивен понял: его дом здесь!