Джиллиан смутно сознавала, что ведет Стивена в спальню. То ли ведет, то ли сопровождает. То ли следует за ним. Она не знала. Ей было все равно.

Она была словно в трансе. Ее затопили сильные ощущения, в которых равно смешались чувственное желание и особая утонченная потребность отдалить, продлить как можно дольше миг наслаждения. Для нее все перестало существовать, кроме Стивена Морроу, его прикосновений, его запаха, его ауры.

Для Джиллиан мир всегда был полон красок, но никогда ранее не испытывала она такой резкой остроты ощущений, когда даже прикосновение было мукой, а его дыхание, согревающее кожу, вызывало дрожь удовольствия.

Была ли это любовь?

Должно быть, так, потому что ничего похожего ранее она не испытывала и не могла даже представить себе нечто подобное.

Они приблизились к кровати, и Джиллиан почувствовала, как его пальцы, лихорадочно расстегивающие пуговицы на блузке, неожиданно замерли.

— Ты уверена?

Да, — мягко проговорила она и подкрепила свой ответ тем, что поднялась на цыпочки и прильнула к его губами в страстном поцелуе. Ее язык сплетался с его языком. Его губы сомкнулись вокруг ее рта, руки крепко прижали ее к нему, и ей показалось, что они уже одно целое. Ее тело сжигала безумная потребность в его ласках, она испытывала яростную жажду близости.

— Да, — прошептала она снова, когда его губы пробежали вниз по ее шее. — О да!

Стивен разжал руки и неловко стал расстегивать остальные пуговицы на блузке, затем бюстгальтер. Его губы притронулись к ее груди, и она почувствовала невыразимое ощущение, когда от его прикосновения соски ее отвердели и заныли. Джиллиан вздрогнула: его рот стал играть с сосками, кружа языком вокруг них, поддразнивая, пока она не могла больше выносить сладостную муку.

Почти бессознательно ее руки развязали ему галстук, расстегнули рубашку. Она тронула упругие золотые завитки волос на груди Стивена, его твердой мускулистой груди, которая сейчас была горячей и влажной. Прижавшись к нему, она услышала ровный сильный стук его сердца.

Джиллиан не смогла бы вспомнить, как, помогая друг Другу, они освободились от остатков одежды. Но вскоре они оказались на постели, и Стивен продолжал целовать ее, его рот двигался вдоль ее тела, разгоравшегося под этой лаской, а она еле слышно вздыхала от удовольствия. Тело ее трепетало и горело от каждого его прикосновения, до боли желая еще и еще, наслаждаясь каждой секундой происходящего.

Рука его спустилась к темному треугольнику в низу ее живота, коснулась его, стала ласкать сначала нежно, потом все более настойчиво, а когда ее вздохи перешли в тихие стоны, Стивен навис над ней, дразня ее своей возбужденной плотью, Так продолжалось, пока она в мучительно-сладостном исступлении не протянула к нему руки и не притянула к себе… на себя… в себя. Он вошел в нее сильным глубоким толчком, и Джиллиан не смогла сдержать возгласа от внезапной резкой боли. Он замер, и она почувствовала, как напряглось и окаменело все его тело.

— О Господи! — услышала она слова Стивена.

Боль уже растворилась, унесенная волной страсти, и руки ее снова притянули его вниз, к ней, чтобы восстановить утраченную близость.

— Все в порядке, — прошептала она. — Не уходи.

Стивен снова задвигался, но теперь медленно, нежно, пока она не поймала его ритм и не стала отвечать ему своими движениями. Восхитительное удовольствие разливалось, пульсируя по всем ее клеточкам. Тело Джиллиан инстинктивно откликалось на его движения, и она понимала, что это затягивает его все сильнее в самую ее сокровенную глубину, пока не почувствовала, что сойдет с ума от страсти, желания и дикой, неистовой, жадной и нескрываемой жажды завершения. Стивен задвигался быстрее, с удивительной мощью, она отвечала ему тем же, пока, наконец, они в едином ритме устремились вперед, к цели, которая, Джиллиан в этом не сомневалась, существовала где-то у нее внутри, и волны наслаждения, как круги по воде, стали расходиться по ее телу… разуму… душе.

Стивен затих на несколько мгновений. Они оба лежали тихо, давая страсти улечься окончательно, пробежать по их телам последней дрожью. Затем, очень медленно, он повернулся к ней.

— Ты была девственницей, — обвиняющим тоном произнес он.

Джиллиан сообразила, что это ему почему-то не понравилось. Голова ее лежала у него на груди, снова ухом к сердцу, чувствуя его биение. Его руки обняли ее, двигаясь с трудом, словно нехотя.

— Тебе не нравятся девственницы?

Он крепко сжал объятия.

— Я избегаю их, как чумы.

— Ну, теперь ты можешь больше не избегать меня, — она старалась говорить беззаботно, но на душе лежала тяжесть.

— Ах, Джиллиан, — вздохнул он, и руки его медленно двинулись в путь по ее телу, снова вызвав дрожь предвкушения.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Нет, тебе не жаль, — возразил он, и был совершенно прав. — Но почему?..

— Почему только сейчас? И почему именно ты?

— Да.

— Ты поверишь, если я скажу, что когда мне было десять лет, я решила, что 21 октября этого года, я стану… — Джиллиан поискала точное определение. Я буду лишена девственности? — Она понимала, что Стивен не примет настоящую причину: что она, помоги ей Боже, просто влюбилась в него.

Она услышала негромкий смех Стивена, и это было для нее лучшей музыкой, лучшей благодарностью, лучшим подарком.

Повернув к нему голову, Джиллиан поцеловала его в губы и почувствовала, как они подрагивают в улыбке.

Когда она, наконец, оторвалась от него, он лишь пробормотал:

— Ты — ведьма.

— Добрая или злая?

— Я еще не решил. Ты вообще относишься хоть к чему-нибудь серьезно?

— О, я отношусь к этому очень серьезно. Ничего столь великолепного со мной раньше не случалось. А для тебя это было великолепно, несмотря на то… — Она замолчала, не в силах вынести мысль, что ему не было так же хорошо, как ей.

— Что ты ведьма? — закончил он ее фразу.

— Нет, девственница.

— Уместно употреблять прошедшее время, мисс Коллинз. Вы были девственницей.

— Знаю. Разве это не чудесно?

— Нет, — голос его звучал сурово, как в первую их встречу.

— Что ж, а по-моему, это здорово, мистер Морроу. Мне так нравится и понравилось все, что произошло… Очень.

Джиллиан начала пощипывать губами волоски у него на груди и ощутила, как он вновь возбудился. Сама она чувствовала себя удовлетворенной полностью. Полностью. Но вместе с тем какой-то опустошенной. Словно хотела, чтобы он вернулся в нее, хотела снова испытать эти восхитительные ощущения.

— Джиллиан!

— Стивен! — откликнулась она, насмешливо подражая его интонации, и протянула к нему губы, чтобы заглушить возможный протест.

И заглушила. Его рот с голодной жадностью вдруг впился в нее, и его тело обвилось вокруг ее тела. Однако теперь она знала, что делать, и точно знала, как это сделать.

Стивен лежал на постели, держа в объятиях спящую Джиллиан. В голове у него был полный сумбур. За всю свою жизнь не испытал он ничего подобному тому, что произошло в последние несколько часов.

Тело его насытилось, но одна мысль о Джиллиан снова заставляла его ныть. Он сомневался, что эта томительная боль когда-нибудь пройдет.

Джиллиан опять удивила его. Она была такой порывистой, такой раскованной в своей страсти, в своем желании все испытать. Она отдавалась полностью, ничего не тая, ничего не оставляя себе. И она сделала его счастливым, таким он никогда не был раньше.

И еще она перепугала его до смерти.

Девственница. Этого он вовсе не ждал. Может быть, из-за ее манеры бросаться во все очертя голову, встречать жизнь с распростертыми объятиями, словно бросая окружающему вызов: «А ну-ка, попробуй возразить!»

Девственница. Это не укладывалось в его сознании. Он не знал точно, сколько ей лет, но где-то в папке у него была ее характеристика-рекомендация. Она входила в комплект бумаг, когда Лесли готовила с ним договор. Джиллиан должно быть что-то около тридцати. И наверняка предложений от мужчин у нее было предостаточно.

То, что она выбрала его, одновременно льстило ему и пугало. Стивен не очень умел общаться с людьми. Так было всегда. Всю жизнь он был слишком занят борьбой за выживание и помогал выжить своей семье. Никогда не мог он по-настоящему опираться на кого-либо, зависеть от других, довериться кому-то. Особенно после Лорели, единственного раза, когда он позволил себе ослабить свою защиту и раскрыться. И получил!

Тогда Стивен поклялся себе, что никогда больше не повторит этой ошибки. А теперь он даже и не знал, сможет ли повторить.

Он вечно страшился, что способность к насилию, которая вспыхивала в их роду, вдруг прорвется наружу. В нем. К тому же он так долго прожил один, что не знал, как делиться собой, своими чувствами, своей жизнью. Ни в малейшей степени.

Хотя, пожалуй, сегодня ночью он сделал это. Стивен никогда не занимался любовью так самозабвенно, с какой-то мучительной нежностью, далеко превосходящей просто физическое удовольствие.

Он получал удовольствие и раньше. Стивен никогда не избегал женщин. Он лишь никогда не знал, как дарить любовь.

Будь проклята эта Джиллиан Коллинз!

Но, Боже, как приятно было держать ее в объятиях! Стивен поглядел на ее спокойное лицо, на длинные ресницы, прикрывавшие эти необыкновенные глазищи, на нежный смуглый цвет ее щек, обрамленных темным шелком волос. Сердце от радости забилось сильнее, когда он заметил улыбку удовлетворения на ее чувственных губах. Стивен закрыл глаза: неужели любовь поймала его в свой капкан? Ничего из этого не выйдет. Слишком разными они были. Джиллиан без оглядки отдавала все, он же не знал, как поделиться хотя бы частичкой своей нежности. Рано или поздно он иссушит ее душу, погубит ее, а заодно и себя.

Это не должно снова случиться. Никогда.

Закрыв глаза, Стивен приказал себе расслабиться, чтобы погрузиться в спасительный сон, но какая-то часть его сознания сопротивлялась, желая вместо этого наслаждаться близостью Джиллиан, любоваться ее красотою, что он и сделал.

Джиллиан просыпалась медленно, словно постепенно выплывая из глубин сладкого небытия. Она потянулась, выгнулась, как кошка, Рядом с собой она ощущала Стивена, наслаждалась новым, таким острым чувственным прикосновением его тела.

Джиллиан открыла глаза и прямо перед собой увидела его серые серьезные, неотрывно глядящие на нее глаза.

— Доброе утро, Стивен. Правда, чудесный день? — Она любовно выговорила его имя, и какое-то мучительное наслаждение пронзило ее.

Его руки крепко обвивали ее. Она покоилась в них, как в колыбели, трепеща от силы и тепла его тела, защищенная от всего мира его объятиями.

— Ты даже в окно не взглянула, откуда же ты это знаешь? — отрезвляюще произнес он.

— Мне это и не надо. Если б даже лил проливной дождь, все равно это был бы чудесный дождь, принадлежащий нам каждой своей каплей.

Джиллиан повернула голову, так что ее губы смогли дотронуться до его губ и поцеловать. Сначала нежно, а затем с нарастающей пылкостью, а может, отчаянием при виде его напряженного лица.

— Стивен?

В ее голосе прозвучала такая неуверенность, что его охватило чувство вины, и он крепче прижал ее к себе.

— Ты прекрасна, Джиллиан Коллинз.

— И ты тоже.

— С моим-то сломанным носом? — усмехнулся он.

— Он придает тебе мужественность.

— — Тогда у меня ее навалом.

— Расскажи мне о футболе.

Молчание. Потом вздох.

— Что именно ты хочешь знать?

Джиллиан понимала, что ступает на зыбкую почву, но он так мало рассказывал себе и своем прошлом.

— Почему ты играл в него? Ты вроде не любишь о нем говорить.

— Спорт казался мне самым быстрым и легким путем к успеху, — покорно вздохнув, начал объяснять Стивен. Затем помолчал и, криво усмехнувшись, добавил; — Так я считал прежде.

— Ты не получал удовольствия от игры?

Он на минуту задумался. Почему-то все эти годы ему не приходило в голову проанализировать, что он чувствовал по этому поводу. Плачевный результат его карьеры, так многообещающе начавшейся, свел на нет то хорошее, что в ней было.

— Полагаю, что получал, — наконец ответил он. — Во мне сильно развит дух соперничества. Я этим всегда отличался, и для меня не было ничего слаще победы.

— И ничего горше поражения? Это замечание ошеломило его. Почему-то он не ждал от Джиллиан такой оценки.

— Дело не в выигрыше или проигрыше, а в том, как ты провел игру, — ответил он, насмешливо растягивая слова. — Обычно так говорят победители.

Слова его были полны горечи, и Джиллиан невольно погрустнела.

— Неужели совсем нет радости от самой игры? Неужели важен только результат?

— Думаю, это зависит от ставки, мисс Коллинз, — пожал он плечами. — В моем случае ставкой была карьера профессионала. Я должен был быть лучше всех других, хотя не обладал лучшими, чем у них, физическими данными. Значит, я должен был работать как одержимый.

— И продолжаешь в том же темпе до сих пор, — понимающе кивнула она. — Упорнее всех других, Зачем? Чтобы что-то доказать?

Джиллиан лезла в его мысли и душу, куда он не допускал никого много лет, и сомневался в том, что ему это нравится, Он никогда ни с кем так откровенно не разговаривал об этом.

— Хватит обо мне, — сказал он. — Я хочу узнать побольше о Джиллиан Коллинз.

— Ты гораздо интереснее,

— Но ведь ты намекнула, что я трудоголик. В тех кто занят только работой до упаду, нет ничего интересного.

— Но ведь ты бываешь и другим. Когда позволяешь себе это.

Даже если в ее словах были колючки, их уколы смягчались той нежностью, с какой она прильнула к нему,

— М-м, ты так думаешь?

— Да, — она томно вздохнула. Смысл ее слов был совершенно ясен, но он не собирался допускать повторения. Не теперь.

Или мечтал об этом?

Никогда в жизни не был Стивен таким невыдержанным, никогда не поддавался слабостям. Однако сейчас его несло как листок по ветру. Стоило Джиллиан коснуться его, поглядеть так, словно он представлял из себя что-то особенное. И все. Он становился в ее руках мягким как воск.

«Ну, сравнение не годится», — подумал он, ощущая, как твердеет его мужская плоть.

Так что же происходило? Одерживал он сейчас важную для себя победу или проигрывал?

Впервые в жизни ему это было абсолютно безразлично, коль скоро его тело вновь слилось с нею воедино.

Джиллиан натянула майку и встала с постели, чтобы сварить кофе, Стивен отказался от еды, когда она предложила приготовить завтрак.

Он не привык разлеживаться в постели и поднялся вслед за ней, собрал разбросанную по комнате накануне в спешке одежду и натянул ее на себя,

Стивену почему-то показалось, что он цепляется за одежду как за средство воздвигнуть между ними как можно более серьезную преграду.

Увидев на часах, сколько уже времени, он был ошарашен. Девять часов. Обычно к этому часу его рабочий день находился уже в полном разгаре, невзирая на то, что была суббота. Но он никогда не отдыхал по субботам и вообще считал ее нормальным рабочим днем. Дел у него на сегодня хватало, в частности, надо было подогнать строителей и подрядчиков, чтобы те успели закончить все работы до открытия. Вместо этого он валяется в постели с… девственницей. Бывшей девственницей. При мысли об этом он поморщился. Неторопливо пройдя на кухню, Стивен прислонился к косяку. Ему нравилось наблюдать за Джиллиан. Она вынимала чашки из шкафчика, и когда тянулась туда, натянувшаяся майка обрисовывала контуры ее стройного гибкого тела.

— Поворачиваясь, она заметила его и замерла с поднятыми руками, лишь затем, медленно улыбнувшись, укоризненно покачала головой, словно упрекая его.

— Тебе полагалось ждать кофе в комнате.

— Мне надо идти работать.

— Работа от тебя никуда не денется, — проговорила она. — Останься хоть на чашку кофе.

Джиллиан только успела пробежать гребнем по волосам, но выглядела она прекрасно. Кожа ее словно светилась в заливавшем комнату солнечном свете, Она была яркой, и без косметики на щеках играл здоровый румянец, глаза сверкали радостью жизни. Стивен оглядел кухню, потому что вчера ему было не до этого. Как и сама Джиллиан, кухня была яркой и жизнерадостной. Ярко-желтые занавески были отдернуты, чтобы не задерживать солнце. Они хорошо сочетались с цветастыми подушками на сиденьях стульев и сухим букетом на столе. Довольная кошка с удовольствием поедала из миски какую-то еду, Спенсер с завистью наблюдал за нею.

Стивен вспомнил вдруг свою квартиру. Лучшее, что можно было сказать о ней и ее обстановке, — это что она практична и бездушна.

Здесь же, и при мысли об этом ему стало тепло, здесь он испытывал чувство сопричастности, которого больше не испытывал нигде. Он задумался, как это выглядит: просыпаться каждый день в такого рода… окружении. Выберется ли он тогда вообще на работу?

Вряд ли, если судить по нынешнему утру. Стивен выругал себя за полное отсутствие самодисциплины и решимости. Но у него было такое отличное самочувствие, такое радостное… уютное… счастливое. Помоги ему, Господи!

— Молоко или сахар?

— А? — вопрос резко вернул Стивена к реальности, но понадобилась еще минута, чтобы он дошел до его сознания.

— Просто черный.

— Я должна была догадаться. Джиллиан склонила голову набок.

— Просто у тебя вид человека, который признает только черный кофе.

Он оттолкнулся от стены и взял чашку.

— Даже не знаю, как воспринимать твои слова.

Джиллиан ухмыльнулась.

— Как тебе сказать? Никаких сладостей и излишеств. Полный аскетизм.

— А вы, мисс Коллинз? Какой вы предпочитаете кофе?

— Черный, — призналась она. — Никогда бы не подумал, что вы человек, пьющий черный, — заявил Стивен с самодовольным видом.

— Ну, у меня тоже бывают некоторые аномалии в поведении.

Он недоверчиво поднял бровь.

— Бывают, бывают, — настаивала она. Бровь вызывающе поднялась еще выше.

— И вообще, я очень практична. В некоторых вопросах. Особенно в деловых.

— Когда они улучшают положение русского цирка? — Стивен увидел, как затуманились ее глаза, услышал свою ехидную интонацию и мгновенно понял, что нехорошо это у него прозвучало. Он хотел просто поддразнить ее, а получилось снисходительно, даже язвительно. Проклятие! Ну нет у него опыта в ведении легкой словесной перепалки. Не знал он, как это делается. Какая-то часть тепла, накопленного в нем за эту ночь, рассеялась.

— Я лучше пойду, — отрывисто проговорил он.

Джиллиан ничего на это не ответила, только поглядела на него своими бездонными глазищами, в которых он мог утонуть. Стивен вдруг обнаружил, что протягивает свободную руку, чтобы коснуться шелковистой пряди волос, выбивавшейся из прически, и поправить ее.

Это было жестом примирения. В каком-то смысле.

— Ты обворожительная женщина, Джиллиан Коллинз.

— Могу ли я обворожить тебя настолько, чтобы ты задержался еще на несколько минут?

Джиллиан произнесла эти слова шутливо, но глаза ее говорили другое: они его умоляли.

Он отрицательно покачал головой»

— Я должен идти. — Но, увидев ее разочарование, заколебался. — Не хочешь ли сегодня вечером пообедать вместе?

Джиллиан закинула голову и посмотрела прямо ему в глаза:

— Ты мне ничего не должен.

Он, не соглашаясь, покачал головой.

— Должен, но пригласил я тебя не потому.

— Тогда почему же?

Она вынуждала его сказать то, что он не хотел говорить, что-то наподобие: «Я хочу быть с тобой».

Господи! Ну конечно, он этого хотел. И как! Но почему-то слова эти никак не сходили с языка. Не мог он этот невероятный факт предать гласности.

— Ну, так как? — переспросил Стивен игнорируя вопрос.

Джиллиан с задумчивым видом кивнула.

— В котором часу?

— В семь.

— Я буду готова.

Он поколебался еще долю секунды, ему очень хотелось наклониться к ней и поцеловать, но побоялся, что если сделает это, то завязнет еще глубже и никогда не уйдет.

— До свидания, — чопорно произнес Стивен и быстро пошел к входной двери. Как отчаянно не хотелось ему покидать этот дом с его теплом и уютом, но он решительно открыл дверь и направился к своему пикапу. Стивена поразило чувство опустошенности, овладевшее им, когда, включив зажигание, он отъехал от дома Джиллиан.