Следующие два дня Дафна провела рядом с Кэмом. Для Квинна и без того маленькая комнатка превратилась в сущий ад. Любовь и нежность стали ощутимы и наполняли комнату, так что Квинн не знал, куда деваться. Тихо произносились слова любви и ласки, а он слышал каждое из них и каждое, словно гвоздь, впивалось ему в сердце.

Ему было грустно. Хотя он был рад за Кэма и испытывал большое облегчение оттого, что он поправляется, все же, когда он видел нежные поцелуи, ему хотелось крушить все вокруг. Он постоянно обнаруживал, что его кулаки крепко стиснуты, — он с трудом сдерживал это желание.

Уйдя из комнаты два дня назад, Мередит больше не появлялась, и он жалел, что не может хоть на секунду увидеть ее. Он видел, как Дафна и Кэм крепко держатся за руки, и его душа изнывала от невозможности коснуться золотистого локона, мягкой щеки, приоткрытого для поцелуя рта.

Он начинал ходить по маленькой комнате, жалея, что не может ее покинуть, но ведь он и так поставил Софи в слишком опасное положение. Согласно ее словам, за его поимку объявлено крупное вознаграждение, а ведь в Каире его хорошо знали в лицо.

Квинн думал, что в тюрьме хорошо научился скрывать свое нетерпение и беспокойство. Но сейчас он осознал, что дисциплина и выдержка, которым он научился в последние годы, проведенные в Австралии, пришли не сами по себе, а в результате крайнего напряжения всех сил. Тогда ему приходилось встречаться со смертью. Сейчас он даже пожалел, что у него нет мотыги, которую он так ненавидел. Он искал что-нибудь, помимо образа Мередит, за что можно было бы ухватиться. Прелестная Мередит…

Софи принесла ему книги, но его глаза не могли, не хотели сосредоточиться на буквах. Да и как они могли, если он каждую секунду ждал, что откроется часть стены, он поднимет глаза и увидит ее?

Как он сможет теперь жить без нее? Только встретив Мередит, он понял, как пуста была его жизнь, как мертвы были все его чувства, каким бесцветным, черно-белым было все вокруг него. Она оживила весь мир, наполнила его жизнью, дыханием, красотой, а сейчас, в этой комнате, краски этого мира опять начали вянуть.

Через день доктор сказал, что Кэм достаточно окреп и может двигаться, и они начали строить планы. По словам Софи, Каир был крепко заперт. На каждой дороге были патрули из полицейских и добровольцев. Каждая лодка, даже самая маленькая, тщательно обыскивалась.

Награда в пять тысяч долларов, объявленная Ивансом за Лизу и Квинна, и чуть меньшая сумма за Кэма были очень привлекательны, и охотники за сокровищами из нескольких штатов съехались в маленький речной городок.

Квинн, прежде чем отправиться на Запад, хотел проводить Мередит и Лизу в Канаду. Он понимал, что его присутствие будет подвергать их опасности, но скорее согласился бы отрезать себе ногу, чем ехать, не удостоверившись, что у них все в порядке. Он хотел сам отвезти женщин. Он не хотел признаваться себе, что ему требуется больше, чем уверенность в их безопасности, что ему невыносима мысль расстаться с Мередит. Вместо этого он говорил себе, что это его обязанность перед Мередит — убедиться в том, что Лиза, наконец, обрела истинную свободу. Он же дал ей слово!

Постепенно у него составился план. Он рассказал Софи о другом участнике Подпольной железной дороги в Каире — антикваре Девисе, который продавал ему картины Мередит. Квинн особо подчеркнул, что от него требовалось, и передал с ней особый чертеж для Девиса. Он предполагал, что его затея была единственным возможным способом покинуть Каир.

И он все время спрашивал про Мередит. Он, не задумываясь, задавал этот вопрос. Честно говоря, если бы он подумал, то ни за что бы не спросил.

Софи неодобрительно посмотрела на него.

— Она выглядит так же плохо, как и вы, — сказала она укоризненно, не добавляя, что именно она посоветовала Мередит некоторое время не появляться. “Разлука, — сказала она Мередит, — иногда делает удивительные вещи, например, заставляет мужчину почувствовать, как сильно ему недостает женщины, которую он любит”. Увидев изумленное лицо Квинна, Софи решила, что ее уловка сработала. Она почувствовала даже симпатию к этому упрямому игроку, чье неприступное высокомерие сейчас в осколках лежало на грязном полу.

— Если Девис управится вовремя, — сказал он, помолчав немного, чтобы переварить услышанное, — послезавтра мы сможем уехать. Можете вы все подготовить к этому времени?

— Конечно, — ответила она, вздрогнув. — Но вы уверены, что хотите этого? Там будет еще хуже, чем в кабриолете.

Он неожиданно улыбнулся улыбкой прежнего Квинна Девро, улыбкой, полной насмешки и дьявольского шарма.

— Судя по вашему лицу, вы уверены, что я заслуживаю подобного наказания.

— Да, вы хорошо меня понимаете, Квинн, — сказала она с любовью в голосе. — Но я никогда не считала вас глупцом. — Она помолчала и добавила: — И трусом тоже не считала.

Он замер, улыбка медленно угасла на его лице.

— Не вмешивайтесь, Софи, — сказал он резко, — вы ничего об этом не знаете.

— Нет, знаю, — сказала она и увидела, как на его щеке задергался мускул. — Она ничего не говорила мне, — сказала Софи, — да ей и не нужно было.

— Тогда…

— Мы немного похожи, вы и я, — сказала Софи, — мы стремимся держаться подальше от людей, от привязанностей. Я знаю, почему я это делаю, и, думаю, что знаю, почему это делаете вы. По крайней мере, некоторые причины. — Софи снова помолчала. — Вы говорите, что это ради ее же блага, но похоже, что это не так. Это ради вашего блага. Иначе вы предоставили бы ей самой решать. Софи пошла прочь, но обернулась.

— Я привыкла к одиночеству, Квинн, но вам не надо привыкать. Мередит любит вас. А вы любите ее. Не губите ее жизнь во имя благородной идеи, что вы якобы спасаете ее от себя. Потому что это не благородно, а эгоистично и трусливо.

Она вышла из комнаты, оставив изумленного Квинна в молчании.

— Она права, — признал Кэм. Его голос звучал глухо. Квинн резко повернулся к нему.

— Ты чуть не умер из-за меня!

— Ты же видишь, что я жив, — спокойно сказал Кэм. — Не так-то легко было удержать меня в той реке.

— Еще не все окончилось! — ответ Квинна был полон гнева, о чем Квинн немедленно пожалел, увидев, как побледнела Дафна.

— А когда кончится? — тихо спросил Кэм. — Вы не можете брать ответственность за всех и всегда.

Квинн сжал губы.

— Я этого и не делаю, черт возьми!

— Неужели? — прошептал Кэм. — Я пошел за вами не из-за вас, а из-за себя. Я слышал, о чем вы рассказывали Мередит. Я думаю, ваш друг тоже действовал для себя. Вы не можете повелевать другими людьми. И вы, черт вас возьми, не можете им указывать, что для них хорошо!

Квинн смотрел на него, не отрываясь. Каждый из его друзей, включая эту мадам и человека, которого он считал таким же суровым, как и он сам, превратились в проповедников.

Озадаченный, он вернулся к своей книге. Он читал ее два дня и не продвинулся дальше первого абзаца. Он сомневался, что сегодня ему удастся продвинуться дальше.

На следующий день прибыли гробы. Повозка, которая привезла их, заехала в конюшню, и ворота за ней закрылись. После того, как лошадь вывели из стойла, где был люк, Квинн вылез из комнаты, чтобы осмотреть эти ящики.

Искусная работа мистера Девиса была хорошо видна. В дереве были сделаны прорези, позволявшие воздуху проникать внутрь. Но только при внимательном осмотре можно понять, что эти щели не есть результат неумелой работы.

Кроме того, гробы были немного больше обычных размеров, но немногие это заметят. Дополнительное пространство предназначалось для мехов с водой и сухарей. Для движения оставалось совсем мало места.

Вспоминая панику, которая охватила его в тайнике кабриолета у Батлера, Квинн с ненавистью смотрел на гробы. Это путешествие будет хуже, намного хуже, потому что он будет один. Но другого пути не было.

Софи договорилась с владельцем катера, активным членом Подпольной дороги, о перевозке гробов, семьи в трауре и служанки. Миновав все посты, они смогут выбраться и прекратить маскарад в маленькой сельскохозяйственной общине, священник которой тоже помогал Дороге… Оттуда их будут переправлять от станции к станции через Индиану в Орбелин, штат Огайо, и через озеро Эри в Канаду.

Довольный тем, что все в порядке, Квинн спустился обратно в потайную комнату и закрыл за собой дверь. Он знал, что на пол под ним настелят солому и опять поставят лошадь. И опять ничто не будет указывать на то, что внизу есть комната.

Теперь Квинн поделился с Кэмом своими планами, он не хотел делать этого раньше, пока не будут сделаны все приготовления. Он прибавил, что Кэм с Дафной, если хотят, могут поехать своим путем. Хотя за Кэма и было объявлено небольшое вознаграждение, все же оно было недостаточным, чтобы охотники за наградой долго за ним гонялись. Власти, очевидно, были уверены, что Кэм лишь исполнял приказы Квинна, а Квинн был единственным, кого они хотели арестовать.

— Нет, — ответил Кэм, — мы поедем с вами.

Квинн повернулся к Дафне — ее пальцы были тесно сплетены с пальцами Кэма; она кивнула.

Квинн коротко кивнул им в ответ. Он все еще не мог отделаться от мысли, что приносит несчастье. Но он понимал, что Кэма ему переубедить не удастся, Кэм был настроен очень решительно.

Когда ночью открылась дверь в секретную комнату, то появилась Мередит, нагруженная продуктами. За ней вошла Лиза, настороженно переводя взгляд с Мередит на Квинна и обратно. Квинн, не отрываясь, смотрел на Мередит. Ее глаза сияли чуть ярче, губы были озабоченно сжаты, и у Квинна замерло сердце. Путь к свободе будет очень опасным, и ему хотелось успокоить ее, заключить в объятия и крепко сжать. Когда он заметил, что она чувствует себя не очень уверенно, то подошел к ней, взял поднос из ее рук и поставил его на стол. Потом он раскрыл объятия, и она шагнула в них.

“Как домой”, — подумала Мередит, закрывая глаза и отдаваясь чувству принадлежности, защищенности, любви. Дом был там, где был Квинн, где он раскрывал для нее объятия и сердце. Она не стала беспокоиться о завтрашнем дне. Завтрашний день сам о себе позаботится.

Когда они ели, за столом было тихо. Лиза чувствовала себя немного лишней, но Мередит настояла, чтобы она ела с ними. Следующие несколько недель они проведут вместе, и этот ужин был началом, первым шагом к череде многих шагов. Но сразу после еды сестра Мередит извинилась и ушла, сославшись на усталость.

Квинн посмотрел ей вслед. Софи перекрасила волосы Лизы в рыжеватый цвет, и Лиза с Мередит стали, как никогда, похожими. Лиза была красивой женщиной, уравновешенной, но в то же время выделяющейся какой-то заметной печалью, вызывавшей в мужчинах желание защитить ее. С другой стороны, Мередит была упрямой, уверенной, непреклонной, отчаянной, безрассудной, в ее золотистых глазах часто светился вызов, прямота, а рот был иногда дразнящим, иногда зовущим.

Но он не отклонился, когда она прислонилась к нему и стала гладить его руку, спуская курок всех потребностей и изысканных чувств, от которых он так долго пытался удержаться. Он подумал о гробе над головой, который ждал его завтра, но от этого его желание только усилилось.

Конечно, какое могло быть уединение, когда Кэм и Дафна находились в той же комнате, чему Квинн был отчасти рад, и от чего в то же время очень страдал. Квинн не знал, как долго обнимал Мередит, прежде чем ее дыхание стало ровным; он понял, что она уснула. Он положил Мередит на кровать, а сам лег рядом. На соседней кровати спали Дафна и Кэм.

Вот и все, что они могли позволить себе этой ночью.

Квинн подумал о том, может ли что-нибудь сравниться с тем чувством, которое испытываешь, слыша, как заколачивают над тобой крышку твоего собственного гроба.

Он пытался как-нибудь приготовиться к этому, но память продолжала возвращаться к другим тесным местам, где ему довелось побывать, — клетка на корабле, который вез их в Австралию, яма с водой и другие такие же мучительные тесные помещения.

Каждый удар молотка вызывал новое воспоминание, и ему пришлось сдерживать себя, чтобы не заколотить в крышку гроба и не потребовать, чтобы его освободили. Это единственный способ выбраться из Каира, повторял он себе. Выбора нет!

От соглядатаев Софи он знал, что при обысках по привычке открывали ящики, тюки и бочонки. Он рискнул понадеяться, что предрассудки и страх удержат обыскивающих от вскрытия гробов. Еще он надеялся, что никто не заподозрит двух сестер в трауре, одна из которых была блондинкой, а другая — рыжей. Лиза сказала, что Маршалл Иване и не подозревал, что у нее есть родственники, а Мередит никто не смог бы опознать на ферме Иванса.

Квинн, как мог, постарался застраховаться от глупых случайностей. Но все же держал под рукой пистолет, который дала ему Софи. Другой такой же был и у Кэма.

Но, черт возьми, следующие часы будут просто мучением!

Крышку прибили, и Квинн почувствовал себя полностью отрезанным от мира, хотя понимал, конечно, что сможет при необходимости вырваться. Большинство гвоздей, скреплявших гроб, были только шляпками, посаженными на клей. Только шесть из них держали крышку, чтобы вся конструкция не рассыпалась невзначай.

Он почувствовал, как гроб подняли и погрузили на повозку, которая доставит их к причалу. Всю бесконечную, как ему показалось, дорогу его трясло и подбрасывало в гробу. Наконец повозка остановилась, и Квинн напрягся, почувствовав, как гроб опять поднимают, на сей раз, похоже, люди, которые и не подозревают о живой начинке. Он попытался успокоиться, но, когда гроб поставили на палубу, чувствовал себя совершенно разбитым. И в то же время он был рад, что, в конце концов, оказался на катере. Он услышал голоса, грубые и злые, а затем наступила тишина.

Квинн старался успокоить бешено стучащее сердце. Закрой глаза, твердил он себе, потому что держать их открытыми, значило видеть тьму, над которой он был не властен. Странно, что только зажмурившись, он чувствовал, что может держать себя в руках. Он ждал, что его атакуют кошмары, но ничего такого не случилось. Вместо этого он увидел Мередит — маленькой девочкой она взмывала в небо на качелях, а потом — взрослой женщиной с нелепой прической на “Лаки Леди”. Была Мередит, обрамленная радугой, подозрительный, но и полный страсти взгляд Мередит, когда они впервые поцеловались. А потом появилась Мередит, какой она была на борту “Звезды Огайо”, — золотистые волосы разметаны по подушке, руки протянуты к нему.

Он опять почувствовал движение — катер отходил от причала. Получилось!

Квинн улыбнулся. Он знал, что Мередит убедит всех; их тщательно подготовленный обман — сама реальность. Она может сделать что угодно, быть кем угодно — глупышкой, дамой, лакеем, художником, вдовой. Возлюбленной.

Возлюбленная!

Как хорошо было чувствовать ее вчера в своих объятиях! Словно она всегда должна быть там. Образы Мередит проносились перед его внутренним взором, сменяя друг друга, вытесняя кошмары, которые так долго его не отпускали. С чем-то, близким к изумлению, он понял, что яркие, счастливые воспоминания смыли горечь из его памяти.

— Они, должно быть, проскользнули мимо вас, — бушевал Тэд Кэррол.

Шериф с явным недружелюбием смотрел на братьев Кэррол. Он был уже сыт ими по горло, сыт их проклятыми требованиями и угрозами.

— Я выполнил свой долг, черт побери, — сказал он, — я обыскал каждый тюк, который прошел мимо меня через Каир, и только зря потерял время. Я больше не собираюсь задерживать движение по реке ради вас.

— Ваша работа — ловить беглых рабов и воров.

— Я сделал все, что мог! Они, наверное, тогда утонули. Вы же говорили, что один из них ранен.

— Тогда где же девчонка? Шериф пожал плечами.

— Разрази меня гром, если я еще буду помогать вам зарабатывать эти вонючие деньги.

Тэд Кэррол, одна рука которого была на перевязи, смотрел на одного из добровольцев.

— Вы уверены, что все обыскали?

Шериф повернулся к своим людям. Они кивнули. Один из них на всякий случай добавил.

— Каждую чертову коробку и сумку, кроме гробов, конечно.

— Гробов? — повторил шериф.

— Да, вдова сказала, что ее отец и муж умерли от лихорадки. Будь я проклят, я и не собирался их открывать. Ниже по Миссисипи началась холера…

— Вдова? А как она выглядела? — спросил Тэд Кэррол.

— Ничего похожего на ваше описание. Она была блондинкой. А ее сестра рыжая.

— Куда они поехали?

— Они назвали маленький порт в пятидесяти милях отсюда, а затем на похороны в Индианаполис.

— Дурак, — сказал Джон Кэррол, — ты когда-нибудь слышал, чтобы кого-нибудь везли хоронить так долго?

Шериф выпрямился. Доброволец выпрямился.

— Если бы это были мой папа и жена, я бы и сам повез. Шериф неодобрительно смотрел на него.

— А вдовушка — хорошенькая.

Смущенное лицо добровольца было ответом. Но он не сдавался.

— Она совсем не походит на ваше описание. Вы говорили — черные волосы.

— Вы знаете, что волосы можно покрасить? — спросил Джон Кэррол.

— Но они были сестрами, — защищался мужчина. — Про сестер вы ничего не говорили.

— Эти женщины могли принадлежать Подпольной дороге, — вслух размышлял Тэд Кэррол. — А в гробах — девчонка и Девро.

— Хватаетесь за соломинку, — сказал шериф. — А теперь убирайтесь отсюда.

Кэрролы посмотрели друг на друга. В выслеживании беглецов им не было равных. У обоих было на них шестое чувство, и сейчас они знали, как ускользнула их добыча. И куда. Джон молча кивнул Тэду, и они, выйдя из конторы шерифа, направились к конюшне.

— Ставлю последний доллар, что они поедут в Канаду, — сказал Тэд.

— Озеро Эри!

— И Оберлин, держу пари. В рассадник любителей вонючих рабов.

— Если мы сможем их выследить… Тэд посмотрел на свою руку.

— Награда за Девро, живого или мертвого.

— И еще эта женщина… Десять тысяч долларов, — ухмыльнулся Тэд, — и ни с кем не делиться.

— И утешение, — прибавил Джон. Они почти бежали к конюшне, чтобы забрать своих лошадей.

Квинн наполучал ушибов и синяков, пока гроб везли, перегружали и туда-сюда наклоняли. Он не знал, как долго был замурован в чертовом ящике, когда раздался скрип какого-то инструмента по дереву и крышку открыли. Он сел, глаза медленно привыкали к свету, а в соседнем гробу сидел и жмурился Кэм. Все три женщины — Мередит и Лиза по-прежнему в трауре, а Дафна в одежде горничной — озабоченно смотрели на них.

Над Квинном стоял человек в черном, и его морщинистое лицо освещалось улыбкой.

— Я почти тридцать лет служу Господу, но поднять мертвых мне удалось впервые, — сказал он с усмешкой.

Квинн пытался пошевелиться, но ноги у него затекли. Мередит наклонилась и стала их растирать, а Дафна стала растирать ноги Кэма. Через несколько минут ноги Квинна вполне ожили, и даже более того, — волны жара пробегали там, где Мередит проводила своими руками.

— Мне не хочется вас торопить, — сказал человек в черном, — но, думаю, будет лучше, если вы отправитесь как можно быстрее. Мы уже слышали о поисках в Каире, да и здесь уже расспрашивают. Мой сын отведет вас до следующей станции. Квинн кивнул.

— Спасибо вам.

— Это я должен благодарить вас. Вчера из Каира прибыло письмо, в котором меня просили ждать вас. До меня уже доходили слухи о человеке на реке… Сколько работы вы сделали!

Квинн покраснел.

— Не больше, чем другие, — ему было неловко выслушивать благодарности, которые были ему не нужны, потому что он думал, что не заслужил их.

Священник просто кивнул. Квинн оглянулся. Они находились позади маленькой церкви, среди деревьев, у небольшою кладбища. Он предположил, что гробы будут захоронены здесь. Как только он поднялся, священник провел всех в дом, примыкавший к церкви, и подвел их к столу с едой.

— Поешьте, пожалуйста, а я пока позову своего сына. Квинну не нужно было повторного приглашения. Хотя у него в гробу были и вода и еда, он не ел и не пил, опасаясь последующих физиологических реакций.

Через час священник появился с юношей лет шестнадцати-семнадцати. Каждому члену маленькой экспедиции был выдан сверток, содержащий два одеяла, сухари, сыр, копченое мясо и флягу. Квинн, занявший денег у Софи после того, как обнаружил, что его собственные деньги размокли в реке, спросил про лошадей. Священник покачал головой. Был только его собственный конь, в котором он нуждался, чтобы объезжать приход, и ни у кого из паствы не было лишних лошадей. Кроме того, покупка пяти лошадей может вызвать подозрения, добавил он. Может быть, при продвижении на Север им удастся покупать по одной лошади. Квинн поморщился. Давно он не путешествовал на долгие расстояния пешком. Но потом он посмотрел на Мередит и решил, что стоит отправиться в долгое путешествие. Потому что он будет с ней. До Канады.

К концу третьего дня у всех на ногах были мозоли. Они переходили от одного проводника к другому, от одного потайного места к следующему. Шериф Каира явно телеграфировал во все окрестные штаты описание внешности Квинна, Лизы и Кэма, и их проводники говорили, что их ищут полицейские и охотники за наградами. Они путешествовали в основном по ночам, а днем обычно спали. Один день им пришлось провести в лесу, зато два других они скоротали на станциях Подпольной железной дороги. В одном доме их проводили на чердак; в другом — в копну соломы, где было скрыто убежище со стенами из жердей. На четвертый день им удалось купить двух лошадей, и женщины дальше ехали верхом: Мередит с Лизой — на одной лошади, Дафна — на другой.

Путь в Оберлин был длиной почти в четыреста миль, и, когда они отдыхали, Мередит так уставала, что всех ее сил хватало лишь на то, чтобы упасть на руки Квинна. Квинн крепко обнимал ее, отводя от лица вьющиеся пряди, выбившиеся из длинной косы, которую Мередит стала заплетать. Она утверждала, что это — единственный способ убрать волосы с лица и предохранить их от колючих сучков.

С каждым днем она казалась Квинну все прекраснее, хотя ее черное платье и плащ были помяты и изорваны. Каждый день, когда они выезжали в путь, ее спина была прямой, подбородок — поднят, а глаза сияли и лучились теплом от любви; и Квинн удивлялся, как он мог считать ее когда-то простушкой. И как он может отпустить ее.

Мередит не хотела, чтобы их путешествие заканчивалось. Пусть ее тело болело от усталости, но она каждый день находила отдых в объятиях Квинна — даже хотя она и понимала, что он неохотно делает это, даже с горечью, потому что не может заставить себя этому противостоять.

Его глаза останавливались на ней с гордостью и одобрением, но она знала, что он не изменит своего мнения относительно их будущего.

После того, как Кэм был ранен, Квинн стал более сдержанным. Стена, которую Мередит всегда ощущала в нем и которая, казалось, рухнула в последнюю ночь на “Звезде Огайо”, была снова восстановлена и даже, похоже, укреплена. Всякий раз, когда он не знал, что она на него смотрит, она замечала ужасную грусть на его лице и понимала, что он все равно будет пытаться уйти от нее. Ради ее же блага.

Какая жестокая ирония, думала Мередит. Он не понимал, что просто убьет ее, правда, другим способом, чем мог бы сделать нож или ружье или какое-нибудь еще орудие убийства. Растерзанное тело имеет не больше ценности, чем разбитое сердце.

Она убедит его в этом.

Она должна!

Завтра или послезавтра, или послепослезавтра, но она должна это сделать!

Г ЛАВА 29

Джон и Тэд Кэрролы приехали в Оберлин и остановились в пансионе, окнами выходящем на главную улицу. Владельцу они сказали, что направляются на Запад, и остановились здесь, чтобы отдохнуть.

Они знали, что Оберлин — очаг аболиционизма. Они слышали об этом не раз. Например, когда у самого города был пойман беглый раб, сотни жителей города пошли за ним и теми, кто его поймал, и освободили его. В действительности, целый город был станцией Подпольной железной дороги.

Кэрролы надеялись, что именно поэтому Девро с компанией будет чувствовать себя здесь в безопасности и въедут в город открыто, или, если этого не случится, они, Кэрролы, хотя бы перехватят какие-нибудь слухи о беглецах. Тогда они выследят Девро и устроят на него засаду по дороге к Озеру Эри.

Рука все еще причиняла боль Тэду, и всякий раз, когда он безуспешно пытался ей воспользоваться, он проклинал Девро и этого проклятого негра. Он не знал, сможет ли когда-нибудь полностью ей владеть. Доктор, делавший перевязку, не дал никаких гарантий.

Но удержать ружье на этой руке он все же мог. А при нападении из засады у них с Джоном будет преимущество даже при его больной руке. Девро задолжал ему. И немало.

Прошли два дня, а они ничего не услышали и не заметили ничего подозрительного. Город казался достаточно мирным, но жители были заметно скрытны. Все попытки вытянуть из них хоть что-нибудь, даже из веселого владельца лавки, ни к чему не привели.

Джон попытался снискать их расположение, заявив, что они с братом, наверное, поддержат сторонников Джона Брауна в попытках сохранить штат Канзас свободным от рабства. Эту тактику он избрал, узнав, что отец Джона Брауна был попечителем Оберлинского колледжа. Но его выступление было встречено молчанием и явным безразличием, словно все знали, кто он на самом деле. Спустя еще три дня он понял, что что-то не так. Совсем не так. Дорога сюда не должна была отнять у Девро столько времени.

Возможно, они ошиблись насчет маршрута, который выбрал Девро. Возможно, игрок направился прямиком на Север, в Висконсин, или дальше на Запад. На шестой день они решили съездить в Вермилион, рыбацкую деревушку на берегу озера Эри. Им говорили, что это весьма оживленная последняя станция Подпольной дороги. Там можно было нанять сочувствующих аболиционизму рыбаков, которые подвозили беглецов к пароходу, идущему в Канаду.

Раздраженные и злые, братья наняли лошадей. В пяти милях от города одна из лошадей начала хромать, и Тэду пришлось слезать с нее и идти пешком. Он пытался продать лошадь на какой-то ферме, но перед его носом захлопнули дверь. Еще через пять минут у Джона начало съезжать седло. Когда он осмотрел его, то обнаружил, что ремни подпруги протерлись в двух местах. Еще одна миля, и то же самое случилось со вторым седлом. Без посторонней помощи их никак было не починить.

Они повернули назад, в Оберлин, но в городе обнаружили, что ни кузнеца, ни шорника нет. Никто не знал, когда мастерские снова откроются. Ни одна лошадь в городе не продавалась. Визит к шерифу ни к чему не привел. Он осмотрел седла и мягко заметил, что им следует лучше следить за животными и упряжью.

На шерифа посыпались угрозы и обвинения, но он безразлично оглядел своих гостей и пожал плечами. Потерпевшие поражение, братья пешком пошли в Виллингтон, соседний город. Мрачно шагая по дороге, они хорошо понимали, что жители города просто выжили их и что Девро, скорее всего, благополучно едет в Канаду.

Мередит смотрела на мирные лужайки Оберлинского колледжа. Она, Лиза и Дафна занимали одну комнату, а Квинн с Кэмом другую. По прибытии им сообщили, что два чужака, которые похожи на кого угодно, только не на тех, за кого себя выдают, появились в городе. Для осторожных жителей Огайо эти двое были слишком любопытны. По описаниям Мередит и Квинн сразу же узнали братьев Кэррол.

Человек, который встретил их, усмехнулся и просил не беспокоиться. Горожане смогут позаботиться об охотниках за беглыми рабами. Квинн вздрогнул, и Мередит поняла, его тревожит то, что опять могут пострадать невинные люди, но его сомнения быстро развеялись. Ему пообещали, что никто не пострадает. Кроме, разве что, гордости и настроения двух незваных гостей.

Чем ближе продвигались беглецы к Оберлину и озеру Эри, тем мрачнее становился Квинн. Хотя он по-прежнему обнимал Мередит, когда они отдыхали, он не занимался с ней любовью. Правда, было мало возможностей уединиться, но в прошлом они неплохо выходили из положения.

Мередит чувствовала, что это настоящая пытка — быть так близко к нему и быть отделенной от него невидимой стеной, через которую она могла заглянуть, но не могла перебраться. Если бы Кэм не был ранен! Даже хотя он почти уже поправился, Мередит знала, что Квинн по-прежнему чувствует вину за происшедшее. Вину и страх, что это может случиться опять.

Если бы им удалось добраться до Канады без происшествий, тогда, может быть, ей удалось бы убедить его, что они должны быть вместе, что он для нее — защита, а не опасность. Жизнь, а не смерть.

Вечером появился новый проводник. Он улыбался. Кэрролы сказали владельцу пансиона, что завтра поутру уезжают. Были приняты особые меры, чтобы их путешествие прошло без сучка и задоринки. А сами они отправятся завтра в середине утра, не опасаясь слежки и помех.

Вечером они все вместе поужинают в одной из комнат колледжа. Если все пойдет хорошо, завтрашнюю ночь они встретят на пароходе, идущем в Канаду. За столом чувствовалось некоторое напряжение, потому что каждый из них боялся говорить о будущем. Все равнялись на Квинна, который мало что говорил.

Только Лиза твердо знала, что будет делать. Она слышала об общинах бывших рабов в Канаде и о том, как им не хватает учителей и школ.

Ее глаза сияли уверенностью, а на губах была застенчивая улыбка, когда она сказала, что хочет стать учительницей. Мередит хотела протестовать, хотела, чтобы Лиза так или иначе осталась с ней. На самом деле она хотела, чтобы они все вместе отправились в Калифорнию, как однажды предложил Квинн. Но он переменил свое решение, и теперь ее собственная жизнь виделась весьма туманно. Неужели она сможет вернуться в Миссисипи и все забыть? — недоумевала она.

Мередит понимала, что Квинн никогда не будет чувствовать себя в безопасности. Он уже сказал ей, что не может задерживаться в Канаде из-за приговора, вынесенного ему в Англии. Теперь на него был объявлен розыск и в Штатах, хотя Калифорния оставалась по-прежнему самым безопасным местом. Мередит подняла голову и поймала его взгляд. Господи, какие синие были у него глаза! Такие синие, что ей пришлось отвести свои из боязни, что ее поглотит это синее пламя. Ее взгляд скользнул ниже, туда, где в прорези рубашки из оленьей кожи виднелась шея Квинна. Она увидела едва затянувшийся порез, который, извиваясь, шел вниз, к груди, и пожалела его. Она подумала о других порезах на его груди, о шрамах, оставшихся от плетей на спине. Сколько ему пришлось перенести! Как может он забыть о прошлых страданиях?

Она боялась предстоящей ночи, потому что они будут врозь. Хотя этот вечер мог оказаться их последним вечером, проведенным вместе, они не кинулись в объятия друг друга. Мередит подумала о том, насколько мучительной для нее будет одинокая ночь, которую она проведет, переживая о том, что завтра — последний день, который они проведут вместе.

“Я люблю тебя”, — молча сказала она ему.

Он улыбнулся, но его улыбка была и горькой и веселой одновременно, — ничего нельзя было по ней понять. После этого он внезапно ушел.

— Что будем делать, Кэм?

— Поедем в Канаду.

Кэм недоверчиво посмотрел на него.

— А потом куда?

— Ты дурак, если собираешься ехать со мной. А как же Дафна?

— Она поедет туда же, куда и я. Мы хотим пожениться в Канаде.

— Тогда ты еще больший дурак, если после этого хочешь ехать со мной.

— Вот уж не знаю. Вы дали мне свободу. Спасли мне Жизнь. — И едва снова не убил тебя.

— Вы думаете, она для меня так много значила? Вы дали мне нечто более важное, чем жизнь, — вы дали цель в жизни. И вашей даме вы тоже дали ее. Почему вы хотите все отнять?

Кэм сверлил взглядом Квинна, и тот отвернулся. Ему хотелось верить в Бога. Снова. Ему так нужна была Мередит. Он хотел видеть, как пляшет веселье в ее глазах, слышать ее ласковые поддразнивания. Ему хотелось погружаться в нее так глубоко, чтобы прикоснулись их души, а сердца заговорили на понятном обоим языке любви.

— Ты слишком много разговариваешь, — сказал Квинн (но Кэм заметил в его глазах отблеск, которого не было раньше), с довольным ворчанием повернулся на другой бок и уснул.

В Вермилионе они нашли рыбачью лодку. Квинн успокоился только после того, как лодка отошла от берега. На лошадях они быстро добрались от Оберлина до маленькой рыбацкой деревушки на берегу озера. Словно по волшебству (или после чьего-то предупреждения), их уже ждала рыбачья лодка. Кэрролов нигде не было видно, и Квинн, которому рассказали, что случилось с братьями, мрачно улыбнулся. Весь город. Это казалось невероятным. Никакого насилия, никто не пострадал. Он по-прежнему не мог поверить в свою удачу, пока лодка не отошла от берега на приличное расстояние и всякая возможность ареста была исключена.

Пять дней спустя они сошли на берег в Чатеме, в Канаде. Переезд на пароходе не был приятным. Они попали в шторм, на озере было сильное волнение. Мередит было плохо всю дорогу. Ее намерение поговорить с Квинном, убедить его, что они всегда должны быть вместе, оказалось невыполнимым. Все, что она могла делать, — это с трудом стоять. Она лежала в каюте, не в силах даже позвать Лизу. Огромные пароходы с гребными колесами никак не подготовили ее к штормовому Великому озеру.

Когда они прибыли в Канаду, она оставалась по-прежнему слабой и несчастной. На берегу их встречал изысканно разодетый представитель Канадской конной полиции. Мередит обратила внимание на то, как Квинн замер, увидев мундир, — его настороженное отношение к полицейскому не переменилось даже после теплого приветствия. Она поняла, что сейчас вряд ли ее разговор с ним будет успешным. Но за прошедшие дни она решила, что ни за что не вернется домой. Если ей придется следовать за ним, как бродячей собаке, — что ж, и тогда она отправится за ним.

Затем был маленький городок, в основном населенный беглыми рабами, многие из которых стали фермерами или ремесленниками.

Наши беглецы нашли комнаты в пансионе.

Дафна и Кэм, не тратя время даром, сразу пошли искать священника. Их отправили в маленькую методистскую церковь к преподобному Фаргейту, который приветливо встретил их и еще больше обрадовался, узнав, что Лиза хочет стать учительницей.

— Это прекрасное желание, — тепло сказал он; видно было, что он не в силах отвести взгляд от Лизы. Когда он наконец закончил службу, Мередит заметила, что в глазах Лизы появился интерес.

Преподобный Фаргейт был приятным мужчиной с вьющимися каштановыми волосами и одним из самых добрых лиц, какие только встречались Мередит. Она инстинктивно поняла, что оставляет Лизу в очень хороших руках.

Она старательно не прислушивалась к разговору Кэма и Дафны, когда стали обсуждать подробности предстоящей свадьбы. Ей было очень больно.

Кэм обнял Дафну.

— Вы можете обвенчать нас? Поскорее? Глаза священника стали еще теплее.

— Это, — сказал он, — моя самая любимая работа. Когда вы хотите, чтобы состоялась церемония?

Кэму хотелось бы, чтобы прямо сейчас, но он подумал о Дафне и о ее изношенном платье.

— Завтра, — сказал он, — а сегодня я должен купить своей невесте платье.

Преподобный Фаргейт взглянул на Мередит и Квинна, которые избегали смотреть друг на друга. Однако по их лицам можно было многое прочесть.

— Вы будете их свидетелями? Квинн медленно кивнул.

— Тогда завтра в два часа, — сказал священник и повернулся к Лизе. — А вы тоже придете? — в его голосе звучала надежда, и она застенчиво кивнула.

Мередит была полна радости за Кэма и Дафну, однако к этой радости примешивалось знакомое чувство одиночества и неопределенности. Она уедет от Лизы.

А Квинн? Она часто ловила на себе его взгляд, но в нем ничего нельзя было прочесть, а когда Квинн видел, что Мередит на него смотрит, то тут же отворачивался. Сегодня ночью, черт побери, она пойдет к нему в комнату.

А пока она вместе с Дафной выбрала платье для свадьбы, а потом они с Лизой помогли Дафне приготовиться. Дафна нашла чудесное платье из бежевого шелка; она стала в нем просто красавицей. Дафна сначала протестовала из-за цены, но у Мередит были с собой деньги, и она отмела все протесты.

Обедали все вместе. Квинн с Кэмом говорили о путешествии на Запад, обсуждали, какими дорогами лучше ехать. Они могли добираться туда по суше, но это было бы чрезвычайно трудное путешествие — кругом встречались враждебно настроенные индейские племена. Поэтому они, наконец, решили, что отправятся сначала пароходом до Рочестера, штат Нью-Йорк, потом по суше до Бостона, где смогут сесть на пароход до Калифорнии. Квинн верил, что в Нью-Йорке и Массачусетсе они будут в безопасности, раз их преследователи полагали, что они остались в Канаде.

После обеда Квинн протянул Мередит руку.

— Пойдем, прогуляемся.

С утра было туманно, но сейчас появилось солнце и окрасило западный горизонт в яростные красные тона. Мередит прижалась к Квинну и почувствовала, как он вздрогнул.

— Я еду с вами, — заявила она.

— Будет очень трудно. И опасно.

— Я привыкла к трудностям. И опасностям. Квинн помолчал.

— Я бы не хотел, чтобы ты привыкала.

— А как же восхитительное, полное приключений и…

— Смертельное.

— Только не с тобой. Мне никогда не было так спокойно, как с тобой.

Он молчал. С тех пор, как они ускользнули от братьев Кэррол, им владело чувство удивительной свободы. И восторга, особенно, когда он узнал о роли жителей Оберлина в их спасении. Он был не одинок. Они были не одиноки.

Впервые за многие годы он почувствовал, что свободен от проклятия, которое, как ему казалось, он нес окружающим. Но путешествие через Канаду и Нью-Йорк будет опасным. Имеет ли он право опять подвергать ее опасности?

— Я люблю тебя, — прошептала Мередит.

Квинн не мог больше сдерживать свою страсть, свое желание. Он обнял ее, и его губы стали жадно искать ее рот. Он почувствовал, как смерч желания пронесся через его тело. Осторожность была сметена, как лист под порывом ветра. Желание, которое росло все эти томительные, полные неопределенности недели, свело вместе их губы.

Наконец он немного отстранился, с обожанием глядя на нее.

— Я люблю тебя, — сказал он хрипло, слова вырывались из его груди, потому что сердце не могло больше держать их невысказанными.

Они пошли. Они шагали в ногу, не задумываясь об этом.

Ноги внесли их в дом, пронесли по комнате, где все еще сидели их друзья, подняли по лестнице в комнату Квинна.

Они так и не узнали, кто из них закрыл дверь и как они добрались до постели. Они знали только, что, наконец, они вместе.

Мередит медленно, лениво просыпалась, пока не осознала, что что-то не так. Место рядом с ней было пусто, и она испугалась.

Ночь была самой удивительной в ее жизни. Они занимались любовью то яростно, то нежно, потому что каждый старался дать другому самое изысканное удовольствие и помочь забыть о прошлом. Но о путешествии на Запад они больше не говорили, и Мередит теперь вспомнила, что он так и не дал ей ответа — возьмет ли ее с собой. Что, если он уехал один?

Мередит быстро оделась и выбежала из дома. Выскочив из двери, она в панике смотрела по сторонам и успокоилась только тогда, когда увидела, что Квинн стоит на небольшом холме неподалеку от дома. Он не замечал ее, потому что глядел на восток, где солнце окрашивало горизонт в нежные золотистые и розовые тона. Мередит смотрела на Квинна, на его такое знакомое худое жилистое тело, облаченное теперь в костюм из оленьей кожи. Бриз раздувал его черные волосы, и вся его поза выражала задумчивость и… ожидание, словно он кого-то или чего-то ждал.

Он медленно повернулся, и Мередит, увидев его профиль, догадалась, что он улыбается. Она взглянула туда, куда был устремлен его взгляд, и волна восторга, восхищения пробежала по ее телу. В небе висела радуга, и один конец ее, казалось, упирался в дорогу, ведущую на запад.

Мередит подошла к Квинну и взяла его за руку, чувствуя, как крепко сжал он ее пальцы.

— Радуга надежды, — прошептала она.

Он посмотрел на нее, в его глазах была надежда и свобода, свобода без края.

— Страдания и горе, — тихо начал он цитировать Фредерика Дугласа, — подобны тьме и дождю, и их можно описать, но радость и счастье, как радуга надежды, бросают вызов карандашу и кисти…

Квинн обнял ее за талию и крепко прижал к себе. Они оба смотрели вперед, и мир, обрамленный радугой, лежал перед ними, как дар, который они должны принять от жизни, ждущей их.

Мередит почувствовала, как он осторожно, нежно, страстно целует ее волосы.

— Ты станешь сегодня моей женой? — спросил он. — Поженимся вместе с Кэмом и Дафной.

— Да, о да, — ответила она тихо, повернулась и взглянула в чистые синие глаза, открытые, мирные.

Он улыбнулся, его глаза присоединились к этой улыбке тихого восторга. И Мередит поняла, что Квинн, наконец, готов к собственному счастью и радости.

эпилог

Бретт Девро подался вперед в своем кресле, когда вошел Элиас Спрейг.

Он не стал соблюдать формальностей.

— Он в безопасности?

— И он, и Кэм. Хотя Кэм был ранен. Сейчас он уже поправился.

— А Квинн?

— Согласно сообщениям, благополучно едет в Калифорнию вместе с женой. — На лице Элиаса была блаженная улыбка.

Бретт вскочил так резко, что уронил стул.

— С женой? С какой женой?

Элиас с наслаждением растягивал следующие слова. Он был очень доволен, хотя понимал, что это нехорошо и не по-христиански — дразнить.

— Это художница по имени М. Сабр.

Смущение прошло по лицу Бретта, а рука протянулась к двум холстам, лежащим на его столе. Картины вместе с письмом доставил Джамисон, лоцман, а теперь и владелец “Лаки Леди”; это было несколько недель назад, когда разразилась вся эта чертовщина.

Картины — одна пейзаж с радугой над Миссисипи, а другая — рабочие на хлопковом поле, — были великолепны. В записке Квинн просил позаботиться о картинах, а потом, когда он где-нибудь обоснуется, выслать их ему. Бретт долго разглядывал их, недоумевая, когда его брат начал интересоваться живописью, и восхищаясь силой и мастерством, с каким были выполнены эти полотна; он оставил их у себя на столе и часто смотрел на них.

— Как? Где? — в голосе Бретта слышалось изумление. Элиас улыбнулся.

— Эта художница была очень ценным сотрудником Подпольной железной дороги. Вы должны ее знать под именем Мередит Ситон.

Бретт медленно сел. И с упреком посмотрел на Элиаса.

— Так вы знали?

— Она была нашим агентом. А вам не надо было об этом знать.

Бретт откинулся в кресле и рассмеялся. В этот раз шутку сыграли с ним. Он знал Квинна и даже подготовил его первый контакт с Подпольной дорогой, потому что тоже помогал ей. Эта идея пришла ему в голову, когда Квинн купил Кэма, и Бретт заметил, что его брат начал меняться. И, не говоря тому ни слова, решил, что Подпольная дорога — как раз то, что нужно Квинну, чтобы у него появилась цель в жизни, чтобы дать выход всей ярости, копившейся в нем. Он никогда не говорил Квинну о своем участии, достаточно, впрочем, скромном, выражавшемся, в основном, в денежных пожертвованиях. Бретт чувствовал, что Квинн должен заняться этим самостоятельно, должен сам излечить себя.

Но Мередит? Простоватая, суетливая, жадная Мередит?

Бретт еще раз взглянул на картины и мысленно сравнил их с картинами, которые она дарила ему.

Что же скрывала жеманная мисс Мередит?

Зная его брата, он понял, что, похоже, немало.

Улыбка Бретта стала шире, и он засмеялся. Он смеялся и смеялся, пока слезы не потекли по его лицу.