На следующее утро Габриэль, подпрыгивая на сиденье хозяйственного фургона, изо всех сил высматривала, не появились ли где индейцы. Ей казалось, что перед ней лежит совершенно безжизненная равнина. Прерия — это бескрайняя, выжженная солнцем земля, кое-где поросшая редким кустарником и отмеченная редкой россыпью камней, этот унылый ландшафт вполне соответствовал ее мрачному настроению.

Она провела беспокойную ночь. Может быть, рассказать обо всем Дрю? Может быть, доверить ему, его чутью и врожденной порядочности свою жизнь? Да, Габриэль хотелось открыться ему… Но что, если Дрю ей не поверит? Что, если ей придется оставить перегон и она никогда не узнает всей правды о Кингсли? И, что еще хуже, если она расскажет обо всем Дрю, не поставит ли она тем самым и его в опасное положение?

Фургон подпрыгнул на камне, который Габриэль не заметила, — и девушка едва удержалась на сиденье. Нет, надо быть повнимательнее, подумала она и, крепче сжав поводья, тяжело вздохнула.

Готовя завтрак, она из разговора двух погонщиков узнала о Кингсли кое-что новое. Оказывается, он создал свое ранчо «Круг-К» двадцать пять лет назад, располагая достаточной суммой.

Двадцать пять лет назад. Именно тогда отец переехал из Техаса на Восток, тоже с некой суммой, а также — тайной, которая со временем стала причиной его смерти. Невозможно, чтобы это было случайное совпадение, но какую пользу Габриэль могла извлечь из этой новости? Это не доказательство, а только подтверждение ее собственных подозрений, не более того.

День тянулся еле-еле, и немало часов Габриэль провела, глядя вслед первому фургону, в котором ехал раненый Кингсли. И о Джеде она думала, потому что стала ощущать к нему своеобразное уважение, даже нежность.

Опять он сегодня утром плохо себя чувствовал — ревматизм, говорит, разыгрался. Повар передал ей большую часть своих обязанностей, в том числе и выпечку хлеба, и уже одно это говорило о том, как он плох. Хлеб и пироги были предметом его особой гордости. Он близко не подпускал Гэйба к выпечке, но она, конечно, наблюдала за тем, как он все делает, и многому научилась. Хлеб у нее получался не таким пышным, как у старого повара, но был вполне съедобен. Ей можно было этим гордиться, хотя бы испытывать удовлетворение, однако Габриэль чувствовала себя очень несчастной. О чем бы она ни начинала думать, мысли ее все равно возвращались к Дрю и к его взгляду — отвергающему, холодному, безжалостному.

И весь долгий жаркий день этот взгляд преследовал ее неотступно.* * * Каждый толчок фургона причинял Керби нестерпимую боль, но его куда сильнее беспокоило самочувствие Джеда. Лежа на жесткой, словно камень, койке и стараясь не свалиться с нее при каждом толчке, он думал о старике. Вряд ли Джеда мучает только ревматизм. Старик неподвижно, как будто одеревенев, сидит на козлах и правит упряжкой мулов почти машинально и молча, без обычной, весьма живописной брани. То, что он не ворчит, верный признак неблагополучия.

Проклятье, все на этом перегоне идет кувырком! Сначала паническое бегство стада, смерть Хуана, увечье Туза. Потом засада. Задержки по дороге. В это утро, подумал Керби, даже Камерон молчалив и угрюм. Это дьявол не дремлет и во всем вредит.

Повернувшись на бок в тщетной надежде устроиться поудобнее, Керби глубоко вздохнул. Пора бы Дэмиену возвратиться из разведки. Он вчера уехал до наступления сумерек и должен уже вернуться. Возможно, не самое умное — посылать на разведку племянника, но у него почти не было выбора. Кто-то же должен был это делать, а кроме Дэмиена, никто не знал здешних краев.

Опять глубоко вздохнув, Керби окликнул повара:

— Джед, старина!

— Ну?

— Ты в порядке?

— Стар становлюсь, вот и весь сказ.

— А этот… парень?

— Он справляется. Лучше, чем я ожидал.

Керби помолчал, обдумывая ответ. Большей похвалы от Джеда не дождешься, но мальчишка действительно справляется. Однако может быть, Джед так говорит потому, что ему самому с каждым днем становится все труднее исполнять свои обязанности?

И Керби вспомнил, что в тридцати милях к северу есть фактория, а там имеется врач. Надо будет обязательно показать старика доктору.

И, глядя в спину повара, Керби прибавил:

— А немало перегонов мы с тобой вместе пережили, а, Джед?

— Угу.

— Тяжелее они стали или мы с тобой постарели?

— Наверное, тебе уже надо передать дело племянникам.

— Ты думаешь, они готовы к этому?

Джед промолчал.

— Я тоже сомневаюсь, — вздохнул Керби.

— А как ты полагаешь насчет Камерона? — спросил он.

— Насчет шотландца?

— Да.

— Понятия не имею, зачем он здесь ошивается. Никакой он не погонщик.

— Нет, но он быстро учится коровьему делу.

Джед покачал седой головой:

— Он бродяга. Не может усидеть на месте. Чуть что — сразу уезжает.

— Ты хочешь сказать, что не доверяешь ему?

— Ничего такого я сказать не хочу, — пробурчал Джед. — Он спас Туза. Это факт. Просто говорю, что он бродяга.

— Как ты сам.

— Каким я когда-то был, — поправил Джед. Через минуту-две старик проворчал:

— Не хотел говорить тебе раньше, но у меня судороги в ноге. Сильнее, чем обычно.

Керби оцепенел. Он знал Джеда лет двадцать, а то и больше. И почти все это время старик исправно работал. Он, правда, иногда исчезал на год, а то и на два, но всегда возвращался.

— Ноги у меня беспокойные такие, — объяснял он. Поэтому и в шотландце распознал, очевидно, родственную душу.

— Покажу тебя врачу в фактории Хэйли, — сказал Керби.

И когда Джед ничего на это не возразил, у Керби сжалось сердце. Он вытянулся на койке, закрыл глаза и отдался во власть беспокойных мыслей. О Джеде, и о том, почему до сих пор не вернулся Дэмиен, и как бы успеть вовремя в Абилену без дальнейших проволочек и несчастных случаев. Но больше всего тревожила Керби мысль о том, что на него охотятся, что кто-то выжидает случая, подстерегает, чтобы его убить.

Есть три человека, которые на это способны. Их имена ему известны. Он вспомнил этих людей, а заодно — себя самого в те времена, когда знал их. И беспокойство мучило его весь этот долгий, знойный, исполненный боли день.* * * Дрю направил лошадь к отбившейся корове и без особых затруднений вернул ее в стадо. Он не возражал бы и еще против подобной выходки своих подопечных. Все, что угодно, черт побери, только бы не думать о Габриэль!

Из-за угрозы нападения индейцев фургоны теперь шли один за другим, не опережая стадо на несколько миль, поэтому он мог видеть заднюю стенку хозяйственного фургона, подпрыгивающего на старых выбоинах и рытвинах. Если же ехать с левой стороны — увидишь саму Габриэль. «Не смей о ней думать. Думай о чем-нибудь еще. О своем будущем ранчо. О Бене и Элизабет. О ком угодно, только не о Габриэль!»

И Дрю стал думать об индейцах — правда, он не: так уж много о них знал. Он встречал их иногда в городах, обычно пеших, слышал рассказы о том, как они великолепно ездят верхом, а также об их жестокости и варварском обращении с пленниками. Словом, Дрю слышал о них достаточно, чтобы захотеть узнать побольше о диких жителях прерий. Шотландская кровь будила в нем сочувствие к народу, который отчаянно боролся за свою свободу и независимость. Так несколько веков назад боролся против англичан его собственный народ. И тоже был распят и утоплен в крови.

Поглощенный мрачными раздумьями — которые все же не были так тяжелы, как мысли о женщине, правящей хозяйственным фургоном, — Дрю увидел, как к стаду подъехал Дэмиен.

Он пришпорил коня и помчался навстречу, недоумевая, почему парень так надолго пропал. Дрю знал, что Керби чертовски беспокоится о племяннике.

— Впереди встретил небольшой кавалерийский отряд, — объяснил Дэмиен, — и лейтенант сказал, что мятежники из племени киова бежали из резервации вместе с семьями. Они к северу от нас. Бежали также индейцы из племени юта. Эти два племени смертельно враждуют между собой. И обоим племенам нужно съестное.

Дрю хмуро пробормотал:

— Только этого нам не хватало — угодить в пекло индейской междоусобицы.

Дэмиен задумался на минуту, а потом добавил:

— Дядя Керби говорит, что ты хорошо стреляешь. Поезжай тогда с фургонами.

И, не дожидаясь ответа, Дэмиен поскакал предупредить других погонщиков.

Дрю дал коню шпоры и помчался к главному фургону. Доскакав, он придержал коня и поравнялся с Джедом. Тот привычно заворчал. Керби, очень бледный, с перевязанной головой, сидел рядом с поваром на козлах с ружьем в руках.

Он кивком приветствовал Дрю:

— Дэмиен рассказал тебе, что случилось?

Дрю тоже кивнул.

— Нам нельзя потерять фургоны — на индейской территории их ничем не заменить.

— Да мы и не собираемся их терять, — ответил Дрю.

— Если увидим индейцев, постараемся договориться с ними, отдадим пару голов скота. Не стреляй первым.

— Понятно.

Керби взглянул на него.

— А ты когда-нибудь стрелял с лошади?

Дрю покачал головой.

— Только в тот вечер в бурю, но я тогда просто стрелял, не целясь.

— Очень трудно попасть в цель на скаку. Подожди, пока цель не приблизится.

— Насколько близко?

— Да чтобы рукой можно было дотронуться, — улыбнулся Керби.

Дрю бросил на него косой взгляд — наверное, Керби шутит?

Тот изогнул бровь:

— Ты все еще хочешь заняться коровьим делом?

— Ну да, — ответил Дрю. — Это так интересно. Ни минуты не скучаешь.

Керби кивнул:

— Я рад, что ты с нами. А теперь скачи к хозяйственному фургону и расскажи обо всем мальчишке. Ты успел поучить его стрелять?

— Один урок дал, — пробормотал Дрю.

Черта с два — урок! Дрю хотел уже развернуть коня, но остановился, только сейчас обратив внимание на лицо Джеда. Если Керби был бледен, то Джед побагровел… и руки, державшие поводья, заметно дрожали.

Шотландец снова взглянул на Керби. Глаза их встретились, и Дрю сразу понял, что не только его беспокоит состояние старого повара.

— Моему коню требуется отдых, — сказал Дрю. — Сейчас поговорю со Шкетом, а потом, пожалуй, немного проедусь с вами.

Это был, конечно, неуклюжий предлог. Смешно даже. Коня всегда можно было заменить на свежего, в любую минуту. Однако Керби кивнул в знак согласия, а Джед не возражал. Что-то не так, подумал Дрю, их беспокоят не только сбежавшие из резервации индейцы.

Он повернул коня, подъехал к хозяйственному фургону, к Габриэль.

Девушка настороженно посмотрела на него из-за полей шляпы с дырой, которую оставила ее же пуля. На лице ее было написано удивление.

— Военные предупреждают, что к северу от нас собрались в отряд индейцы племен киова и юта. Гляди в оба, а я поеду в главном фургоне с Джедом и мистером Кингсли.

В ответ она лишь коротко кивнула.

— Джед неважно выглядит, — продолжал Дрю. Ему было интересно, заметила Габриэль это или нет.

— Да, он сказал, что ревматизм разыгрался.

Так, значит, она тоже кое-что заметила, хотя скорее всего верит, что дело только в ревматизме, Дрю все так же ехал рядом. Ему не хотелось покидать Габриэль, но предлога задерживаться тоже не было.

— И не забудь, чему я тебя учил, — сказал он наконец.

Девушка повернулась к нему, прямо взглянула ему в лицо, и он увидел в ее взгляде боль и смятение.

— Я помню абсолютно все, чему ты меня научил.

Дрю стиснул зубы. Вчера вечером, когда они вернулись в лагерь, он даже не попрощался с ней. Черт побери! Снова и снова он вспоминал, как его обманули, как синеглазая худышка заставила его раскрыться перед ней, пробудила в нем нежность — а затем опять ему соврала!

— Я говорю о кольте, девушка.

— Я помню.

— Не отставай от головного фургона.

Она кивнула.

Дрю еще помедлил, а затем поехал вперед. Сняв ружье, он вручил его Керби, затем размотал с седла свое лассо, привязал его к поводьям, а другим концом — к задней луке седла. Потом взял поводья у Джеда, и тот, пробравшись в фургон, лег на свою скамью.

Керби тихо сказал:

— Он только что признался, что у него сильные судороги. Придется, наверное, оставить его в фактории Хэйли.

— Хэйли? — переспросил Дрю.

— Да, там мы обычно запасаемся провизией. До Хэйли два дня пути, может, и все три, если попадем в неприятную историю. А мы, сдается, все время попадаем в переделки.

Он немного помолчал и затем спросил:

— Ну, как там мальчишка?

Дрю передернул плечами.

— Да вроде бы индейцы не сильно беспокоят… — и он резко оборвал себя, потому что едва не сказал «ее».

А может, и надо было сказать? Может, Керби должен знать об этом? Черт возьми, ну конечно же, он должен знать! И все же Дрю был не в состоянии выдать тайну Габриэль.

— Скажи, а на перегон брали когда-нибудь женщин? — спросил он, стараясь говорить небрежно. Керби бросил на него понимающий взгляд.

— Одиночество донимает? Там у Хэйли есть несколько видавших виды голубок. Когда прибывают на стоянку погонщики, из-за девиц начинается настоящая драка.

— Да я просто из любопытства спросил, — пояснил Дрю.

— Знавал я парней, которые брали с собой жен, но во время перегона чертовски трудно уединиться, так что овчинка выделки не стоит. И зачем она, женщина, вообще нужна во время перегона? Какая от нее польза?

Дулом ружья он показал вперед.

— Скоро дойдем до водоема, люди смогут искупаться.

Дрю прикусил губу и почувствовал себя еще более виноватым перед Керби. Как ему поступить? Предпочесть дружбу? Или узы, связавшие его вчера с женщиной, которая подарила ему свою девственность? Женщиной, которую он, несмотря на все ее обманы и ухищрения, уже полюбил? Помоги ему, господи!

День все тянулся. Так же бесконечно простиралась вокруг бескрайняя прерия, и, насколько хватало глаз, нигде не мелькали всадники в боевой индейской раскраске. Керби отдыхал в фургоне вместе с Джедом, и Дрю правил упряжкой собственноручно, а у ног его лежали три заряженных ружья.* * * Еще до вечера они остановились на берегу Уошита-Ривер.

Дрю отпряг мулов. Джед вылез из фургона и открыл привязанный сзади ящик, где хранились сковородки и прочая утварь, но когда Дрю помогал ему вынимать голландскую духовку, повар прижал к груди руку и упал бы, если бы Дрю его не подхватил.

Он осторожно опустил старика на жесткую землю, и Габриэль, которая уже отпрягла своих мулов, обеспокоенная, подбежала к ним.

Джед с трудом сел, прислонился к колесу фургона. Увидев Габриэль, он нахмурился и раздраженно махнул рукой:

— Нечего стоять без дела. Начинай готовить ужин.

Дрю не сводил взгляда с девушки. Теперь в ее лице не было и следа скрытности и безразличия. Тревога светилась во взгляде.

— Джед… — прошептала она.

— Ты оглох, что ли? — буркнул старик. Сейчас он был бледен как мел, дышал тяжело и прерывисто. Рукой он держался за грудь, но взгляд был жесткий, как сталь.

Она кивнула.

— Сейчас разожгу огонь.

Старик немного успокоился.

— Да, ты теперь сумеешь. Все сумеешь. Ты ловкий парнишка.

Он закрыл глаза и бессильно обмяк.

Керби, торопливо выбравшийся из фургона, опустился возле него на колени и взял за руку:

— Не надо, Джед. Проклятье, Джед, что ты со мной делаешь? Джед, не надо!

Дрю наклонился, нащупал пульс — и не удивился, ничего не почувствовав. Он выпрямился, глубоко вздохнув и посмотрел на Габриэль.

Она стояла как вкопанная. На глазах у нее блестели слезы. Потом она отвернулась и, споткнувшись, едва не упала. Прерывисто вздохнув, девушка выпрямилась и пошла к хозяйственному фургону.

Дрю следовал за ней. Они подошли к фургону одновременно, и он смотрел, как, ослепнув от слез, она ощупью искала растопку и, роняя одни щепки, подбирала другие.

Он положил руки ей на плечи, но она отшатнулась и уперлась спиной в фургон. Плечи задрожали.

— Габриэль, — сказал он тихо.

Девушка оглянулась и смахнула ладонью слезы.

— Со мной все в порядке, — сказала она.

— Мне так не кажется, — возразил Дрю.

— А какое тебе до меня дело? — с горечью отозвалась она.

— Да поможет мне бог, но мне есть дело до тебя.

— А ты мне не нужен! — отрезала она. — Видеть тебя не хочу!

— Ах, девушка…

Круто развернувшись, она выпалила:

— Я не твоя девушка!

И нагнулась, чтобы подобрать упавшие щепки.

— Джед, — сказала она с достоинством, — велел мне готовить ужин.

И Габриэль быстро зашагала прочь, а он остался на месте, восхищенный ее мужеством, остался, изнывая от жгучего желания удержать ее и утешить.* * * Джеда похоронили при последних лучах заходящего солнца, от которых горизонт стал бронзового цвета. Все, кто был способен, стояли у могилы, а Керби, с Библией в руке, прочел несколько строк из Книги Псалмов.

Габриэль стояла вместе с другими ковбоями и судорожно теребила в руках шляпу. Она едва замечала любопытствующие взгляды, которые погонщики бросали на ее кудрявую голову. Все сняли шляпы, и она озадачила бы их еще больше, если бы не сняла своей. Сейчас ей было безразлично, что подумают о Гэйбе Льюисе. Она была сейчас так несчастна, что ничего хуже представить себе не могла.

Кингсли читал сбивчиво, запинаясь. Габриэль уже знала, что он и Джед были давними друзьями. Горе Кингсли, когда он читал 23-й псалом, было так очевидно, что она невольно сочувствовала ему.

Но вот он кончил читать, и каждый из присутствующих бросил в могилу по лопате земли. Дрожащими руками Габриэль взяла лопату у Дрю… На секунду их пальцы встретились. Она бросила землю и передала лопату Дэмиену, а Дрю запел гимн, и остальные присоединились к нему. Габриэль вторила шепотом, зная, что контральто выдаст ее с головой, если кудри уже этого не сделали. Затем люди медленно разошлись. Остались только Керби и Дрю. Они водрузили на могиле деревянный крест, наскоро сколоченный шотландцем.

Габриэль приготовила солонину с бобами и подала свежеиспеченный хлеб. Он все еще не был так же пышен, как хлеб Джеда, однако никто не жаловался. Погонщики всегда ворчали, когда ели бобы, приготовленные Джедом, но сразу же просили добавки. Габриэль еще, наверное, не заслужила ворчанья: ведь это был знак признательности и уважения.

Ничего… она еще добьется от них ворчания. Добьется, думала Габриэль, рукавом утирая слезы.* * * Фактория Хэйли была разграблена и сожжена. Осталась в живых только собака. Она лежала около восьми свежих могил, положа голову на лапы, и едва шевельнулась, когда подъехали Дрю, Керби и Дэмиен.

Дрю внимательно оглядел следы на земле — за последний месяц он научился их читать. Следы от неподкованных копыт были затоптаны подкованными лошадьми. Это. означало, что солдаты прибыли слишком поздно и, судя по направлению, помчались вслед за разбойниками.

Следы шли на северо-запад, а путь перегона лежал прямо на север. Может быть, им повезет избежать беды… хотя, если учесть все обстоятельства, верится в это с трудом.

Керби и Дэмиен не промолвили ни слова, когда, спешившись, пошли обозревать картину разрушения. Дрю понимал их. Тоже спешившись, он осмотрел пепелище. По всей вероятности, здесь стояли четыре дома и кораль. В воздухе еще чувствовался запах гари, но обуглившийся забор был холодным на ощупь. Уже два дня, подумал шотландец, возможно — три.

Он взглянул на Керби, понуро стоявшего у могил со шляпой в руке. Вид у друга был усталый. Черт возьми, у него все еще болят раны и сердце болит, потому что умер Джед.

Через пять дней после ранения Керби настоял на том, чтобы ехать верхом и тоже ездить на разведку. Дрю возражал и впервые за все время Дэмиен был на его стороне. Оба они убеждали Керби поручить это кому-нибудь другому, однако тот остался глух к их дружным уговорам. И уже то было хорошо, что Дрю уговорил Керби не ездить в одиночку.

Дрю не понимал, почему Керби так неохотно идет на уступки. Всем участникам перегона было совершенно ясно, что кто-то задумал его убить. Может быть, он сам хочет, чтобы его убили? Очень похоже на это. Когда Кингсли в тот раз поехал в прерию, лицо его выражало мрачную обреченность, словно он знал, что едет навстречу смерти. Словно знал свою судьбу.

Поежившись, Дрю попытался отогнать мрачные мысли. Наверное, он тоже поддался гнетущему зрелищу разоренной фактории, да и долгий, почти бесконечный перегон тоже не улучшал настроение. Как бы то ни было, вооруженных людей в окрестностях не видно и надо решать более насущные проблемы. Керби оставил стадо в пяти милях отсюда у водоема, а сами они приехали сюда, чтобы запастись провиантом, но, когда фургоны сюда прибудут, провианта не окажется.

Он подошел к понуро стоящему Керби и взглянул на свежие могилы.

— Друзья?

— Да нет, не сказал бы. Хэйли вряд ли можно было назвать человеком дружелюбным. Он брал лишнее с погонщиков и продавал оружие и спиртное индейцам. Но он был единственным, кто снабжал провиантом на сто миль вокруг.

Указав на остальные семь могил, Дрю спросил:

— А здесь кто лежит? Керби вздохнул:

— Когда я был здесь в последний раз, здесь жили пять мужчин и три женщины, которые у него работали. Один держал лавку, двое полукровок ведали товаром. Был здесь также кузнец. И еще — Бенедикт.

— Бенедикт?

— Лекарь. — Керби хрипло рассмеялся. — Он мог выпить столько, сколько никому другому не под силу, и все же оставался на ногах. Его обычный гонорар — бутылка дешевого виски. Зато трезвый он мог вылечить и человека, и животное лучше городских костоправов. Жил здесь, потому что был женат на индианке. Белые гнали их отовсюду, а Хэйли к ним не приставал.

Керби покачал головой.

— Из-за нее у Хэйли никогда не было никаких трудностей с индейцами. Она вроде бы приходилась дочерью вождю. Да и сам Хэйли в моральном отношении не был особенно строг.

Дрю оглянулся. Какое же одиночество должен был испытывать человек, живя посреди этой бескрайней пустыни! Одиночество, которое хуже самой смерти. К ним подошел Дэмиен.

— У нас почти не осталось припасов, дядя Керби. Что будем делать?

— Меня сейчас больше беспокоят эти проклятые индейцы, — Керби махнул шляпой в сторону пепелища. — Это их визитная карточка.

Дэмиен что-то буркнул себе под нос и добавил уже громче:

— Но, сдается, военные у них на хвосте.

— Гм!

Дрю знал, что Керби разделял присущее всем техасцам презрительное недоверие к федеральной армии, которое шло от событий Гражданской войны Севера и Юга. Тот кровавый конфликт все еще возбуждал негодование и горечь.

А потом их внимание обратилось к собаке, единственному существу, уцелевшему после избиения. Животное, лежавшее у крайней могилы, жалобно заскулило.

Дрю подошел к роднику — тот пересох. Подойдя к лошади, он вынул фляжку и направился к собаке. Налив немного воды в шляпу, он протянул ее псу. Тот опять заскулил и попытался встать, но не смог. На лапе у него была глубокая рана. Дрю поставил шляпу на землю под самым носом собаки и смотрел, как та лакает воду — сначала недоверчиво, потом с безумной жадностью.

Вылакав все до капли, животное снова улеглось, положив голову на могилу.

Дэмиен вынул из кобуры шестизарядный кольт.

— Нет! — резко сказал Дрю.

— Да для него это лучше! Чего ты хочешь? Чтобы он здесь подох от жажды?

Дрю посмотрел на неподвижного пса, верного стража хозяйской могилы. Мысль, что за свою верность и преданность пес получит в награду только пулю, не укладывалась у него в голове.

— Шкет сможет о нем позаботиться.

— Ха! — фыркнул Дэмиен. — Как о том проклятущем теленке, который все время шастает по лагерю? Кроме того, нам нужен новый повар, Шкету будет некогда заботиться еще и о собаке.

Дрю искоса глянул на Керби.

— Он прав, Скотти, ты же знаешь, — ответил тот. Дрю отрицательно помотал головой.

— Все мы думали, что из Билли ничего хорошего не получится, а теперь смотреть любо-дорого, какой он стал. Через месяц он сумеет обогнать любого другого коня. Шкет умеет ухаживать за животными, и вы это хорошо знаете.

Все трое снова поглядели на пса, а тот уставился вдруг на Дрю, в котором, наверное, почуял союзника. Влажные коричневые глаза были скорбны. Пес был средних размеров, черно-белый, с длинной мордой, умным взглядом. Наверное, помесь.

Керби вздохнул, сдаваясь.

— Ну, если сможешь сманить его от могилы, тогда забирай.

Дрю благодарно улыбнулся своей ослепительной белозубой улыбкой и, опустившись на колено, погладил собаку. Та вздрогнула, но не пошевельнулась, не издала ни звука. Дрю потрогал раненую лапу. Кость была цела, но рана воспалилась.

— Ну давай, мальчик, вставай, — сказал он, пытаясь поднять пса. Тот лишь смотрел на Дрю и не сдвинулся с места. Дрю нашел в кармане сухарь и протянул псу. Пес обнюхал его и снова опустил голову на лапы.

Дэмиен, фыркнув от злости, пошел прочь.

Дрю выругался, но потом вспомнил о Габриэль и мысленно представил, как она заулыбается при виде собаки. А он не видел ямочек на ее щеках с того краткого урока стрельбы.

Шотландец почесал собаку за ухом.

— Надо жить дальше, дружок, — тихо сказал он собаке, — я знаю одного человечка, которому ты нужен так же, как он тебе.

Собака и ухом не повела.

Дрю вздохнул, наклонился, подхватил собаку — и та моментально цапнула его за кисть руки.

— Черт тебя побери!

— Таковы все благие намерения, — сказал Керби, — но мы не можем тратить на них целый день.

Дрю хмуро посмотрел на пса, затем оторвал полоску от рубашки и крепко замотал собачью морду, несмотря на глухое ворчанье.

— Я не могу тебя оставить здесь одного, — сказал он собаке и взглянул на Керби. — Ты не знаешь, кому он принадлежал?

Керби пожал плечами.

— Здесь всегда было полно собак. Возможно, Бенедикту. Хэйли не питал привязанности ни к одному живому существу.

Ну, это иногда ничего не значит. Дрю узнал это на собственном опыте. Он изо всех сил старался, чтобы его полюбили, но в ответ получал только подзатыльники и битье. И всегда он повторял одну и ту же ошибку. Все время сам напрашивался на тычки и «укусы».

Он поднял собаку и взвалил ее на седло, левой рукой придерживая брыкающийся меховой сверток: пес изо всех сил пытался вернуться к могиле.

— Он постарается убежать обратно, — предупредил Керби.

— Может быть, — ответил Дрю, но в душе знал, что Габриэль приручит пса. Он был просто уверен в этом. Да, он не верил ее словам — но доверял ее дару нежности и сочувствия.

Да, черт возьми, она тоже полюбит этого распроклятого пса!