Джулиану потрясла сила их поцелуя, а внизу живота словно распрямилась пружина страстного желания. В груди, там, где билось сердце, разлилось приятное тепло. Странное ощущение сопричастности чему-то дотоле неизведанному, волшебному увлекало сильнее, чем физическое томление тела, делая ощущения более яркими, желание – более глубоким… и более опасным.

Это было чистой воды безумие, но бороться с ним у Джулианы уже не хватало сил.

Слегка отступив, Патрик увидел, что Джулиана ошеломлена случившимся не менее, чем он. А ведь он пришел к ней с единственным намерением – извиниться за неприятные слова, произнесенные во дворе, и за то, что ему приходится держать ее в неволе. Сделанное во дворе замечание помогло Патрику утвердиться в глазах клана, но он заметил, как вспыхнули щеки Джулианы, и тотчас пожалел о сказанном. Судя по всему, для нее его слова прозвучали грубо и язвительно.

Прошло много лет с тех пор, как Патрик в последний раз был с женщиной, и еще больше с тех пор, как он ухаживал за ними; за это время он напрочь забыл искусство придворных манер.

И все же Патрику отчаянно хотелось снова дотронуться до Джулианы. Словно прочитав его мысли, она провела рукой по его волосам, и этот жест воспламенил его и успокоил одновременно. Его тело – нет, скорее сердце – изнывало от томления по ней, и с этой непреодолимой силой он не мог справиться.

Патрик снова приблизился к Джулиане, хорошо сознавая, что его влечет к огню, однако он ничего не мог с собой поделать. Ее теплое дыхание щекотало его щеку, запах женщины и цветов интриговал, а серо-голубые глаза, обрамленные лиловой каймой, поражали чистотой и беззащитностью.

Коснувшись лица Джулианы, Патрик обвел контур ее губ, наслаждаясь мягкостью кожи и сожалея о грубости своих пальцев. Джулиана не отпрянула, и ее щеки залил прелестный легкий румянец, зажженный вспыхнувшей между ними страстью.

Тогда Патрик нагнулся и не спеша поцеловал ее, вложив в поцелуй всю силу желания. Его руки медленно переместились по ее платью, застыв на короткий миг на груди, затем снова пришли в движение, изучая реакцию ее тела. Он чувствовал ее дрожь, и когда, углубив поцелуй, провел языком по ее губам, они раскрылись.

Его язык скользнул внутрь, искушая, исследуя…

О том, что у Джулианы нет никакого опыта в любовных делах, Патрик догадался по тихому восклицанию, вырвавшемуся из ее горла в тот момент, когда его язык нырнул в ее рот. Ее тело сжалось, словно она не знала, чего ожидать дальше.

Оторвавшись от нее, Патрик снова вгляделся в ее лицо, переполненное удивлением, предвкушением, тревогой. Поласкав губами ее виски и щеки, он переключил внимание на ее шею. И гладил нежную кожу до тех пор, пока Джулиана не затрепетала в его объятиях и не обвила руками его шею.

Его мозг еще пытался верховодить, но тело отказывалось подчиняться разуму. Он уже не мог остановиться, особенно после того, как Джулиана подняла к нему губы и сомкнула руки вокруг его шеи.

Он хотел ее, хотел больше, чем было возможно. Если бы желание было физическим, он смог бы его подавить, но теперь он знал, что дело обстоит гораздо серьезнее. Его пугала нежность, которую он испытывал к этой женщине.

Патрик зажмурил глаза в стремлении перебороть охватившие его чувства. Как могло случиться, что за столь короткое время он проникся к Джулиане столь глубокой нежностью – ведь она англичанка с примесью испанской крови!

Но, как бы ни сложилась ситуация, надежды на союз для него все равно не существовало. Даже если забыть о проклятии, он. не мог подвергнуть Джулиану риску заплатить за свои неверные решения.

Рори обмолвился о возможности брака. Но если бы Джулиана согласилась, как бы он объяснил, что взял в жены испанку? Любой, кто увидит ее, начнет задавать вопросы и сопоставит вместе фрагменты загадки. Патрик уже понял, что его присутствие представляет угрозу для клана, а ее присутствие многократно умножило бы эту угрозу.

Однако когда Джулиана смотрела на него своими прекрасными глазами, все тревоги в душе Патрика исчезали, и это было особенно опасно.

– Ах, девочка! – Он вздохнул. – Мне не следовало сюда приходить. Я лишил тебя всего и ничего не могу предложить взамен.

– Но я ничего не прошу, – прошептала она как-то неуверенно. Она как будто что-то искала в нем: что-то, что он давно потерял, а возможно, никогда не имел.

Боже правый, как же он хотел ее и, похоже, мог сейчас получить: об этом свидетельствовали глаза и напряженное тело Джулианы. Патрик знал, что непреодолимое влечение возникло у них чуть не с первого дня: он почувствовал это, когда она, зашивая его рану нежными руками, смотрела на него с состраданием, хотя он доблестно старался не показать, как ему больно. Каждый раз, когда он касался ее, случайно или намеренно, она согревала его холодную душу.

И все же до настоящего момента он не сознавал всей силы этого влечения, а теперь оба они неслись в водовороте, которому он не знал названия, не знала и она. Бурный необоримый поток затмевал разум, сокрушал все преграды на пути неодолимой тяги, которую они испытывали друг к другу.

Патрик ощутил, как Джулиана благоговейно коснулась его шеи; такого ощущения теплоты и нежности Патрик прежде никогда не испытывал, и это вызвало в нем чувство растерянности…

Услышав стук в дверь, оба застыли, а когда стук повторился, Джулиана отступила назад; лицо ее пылало.

Подойдя к двери, Патрик открыл ее и обнаружил за дверью Кармиту с подносом, полным еды; за ней виднелся Мануэль, державший миску с водой. Лица слуг выражали крайнее беспокойство, словно они ожидали увидеть Джулиану обесчещенной и в случае чего готовы были сражаться.

– Мой брат устраивает сегодня пир, на который приглашены все члены клана, – сказал Патрик, не сводя глаз с Джулианы. – Вы тоже придете, сеньорита?

Джулиана кивнула, и Патрик повернулся к Кармите:

– Вы оба тоже приглашены.

Не прибавив больше ни слова, он быстро вышел, думая лишь о том, как хорошо было бы сейчас нырнуть в ледяную воду.

После того как Патрик и Мануэль ушли, Джулиана в смущении взглянула на Кармиту: она знала, что ее лицо пылает, но ничего не могла с этим поделать. У нее внутри все горело, в глазах стоял туман…

– Он настоящий дьявол, – сочувственно заметила Кармита.

Скорее всего это так и было: иначе как еще объяснить ее реакцию на него? Об этом матушка ей ничего не рассказывала. «Ты должна терпеть то, о чем будет просить муж», – поучала она. Тогда почему ее тело трепещет в сладостном предвкушении? Это было для Джулианы загадкой, которую она никак не могла разрешить.

– Помоги мне одеться, – попросила она Кармиту, надеясь избежать дальнейших расспросов.

– А еда, сеньорита?

– Я не голодна. К тому же впереди нас ждет пир…

Однако при всем своем старании Джулиана не могла скрыть волнения. Патрик явно пытался пересилить свое влечение к ней; он не жаловал испанцев, не жаловал ее семью. И все же она не могла сдержать восторга и радостного предвкушения, волнующего кровь от одной мысли, что скоро им предстоит увидеться снова. Возможно, это продлится в ее жизни всего одно мгновение, но Джулиана хотела воспользоваться моментом свободы и страсти, какую она уже не надеялась испытать.

Джулиана зажмурила глаза, заново переживая миг, когда Патрик прижался к ее губам. Интересно, что бы случилось, если бы Кармита не постучалась? Она очень хотела все испытать до того, как…

Как что?

Постепенно ее чувства возвращались в норму, и яркость красок померкла, словно потушили свечу. Что ж, она хотя бы воспользуется сегодняшним днем, сегодняшней ночью, а волноваться будет завтра, решила Джулиана.

– А теперь, – сказала она Кармите, – займемся делом. На пиру я хочу выглядеть наилучшим образом.

Прежде чем Кармита успела приступить к своим обязанностям, в дверь снова постучали, и в комнату вошли Кимбра и Фелиция: в руках они держали букеты цветов.

– Сейчас мы сделаем тебя еще прелестнее, – объявила Фелиция и, отстранив Кармиту, начала вытаскивать заколки из прически Джулианы.

Большой зал быстро наполнялся голосами, смехом и пьяными тостами. Здесь собрались все Маклейны, живущие в окрестностях. Одни блюда сменяли другие в бесконечной последовательности – говядина, баранина, свежая рыба из залива…

Двое Маклейнов играли на скрипках, и еще один – на волынке, но, принимая поздравления, тосты и добродушные шутки, Патрик чувствовал себя самозванцем. Все, казалось, были искренне рады видеть его, в то время как он, возможно, принес им одни несчастья. Только глупость и самоуверенность заставили его возомнить себя их спасителем и вождем, будущим победителем Кэмпбеллов.

Один из Маклейнов встал и поднял кубок, расплескав спьяну его содержимое по столу, а затем нетвердо провозгласил:

– За Патрика Маклейна, нового помещика. Пусть он будет таким же мудрым, как Рори, и таким же отважным, как Лахлан.

Тост прозвучал весьма двусмысленно. Патрик наследовал имущество по праву первородства, но почетный титул лэрда мог получить лишь с согласия клана.

Рори попытался встать, но Патрик остановил его.

– Они вправе сомневаться, – шепнул он. – Речь идет об их жизнях и жизнях их родных.

Затем Патрик произнес тост за здоровье членов клана. Он слишком остро чувствовал присутствие Джулианы, которую посадили рядом с ним. «Наверняка Рори постарался», – подумал Патрик. Его брат как будто не подозревал о таящихся впереди проблемах и бросил все силы на создание нового брачного союза.

Голубое платье Джулианы подчеркивало лиловую кайму вокруг радужек ее глаз; шею, которую он совсем недавно покрывал поцелуями, украшало сапфировое ожерелье. Патрик узнал его – когда-то оно принадлежало его матери.

– Ура! – выкрикнул кто-то из-за стола. – За Маклейна! И слава Господу, приведшему его домой!

Присутствующие радостно поддержали тост. Послышались пьяные восклицания.

– И за красотку, – прибавил кто-то.

Патрик повернулся и увидел, что лицо Джулианы покрылось румянцем. Шумная сцена ее словно заворожила. Она выпила несколько глотков вина, вкус которого во много раз превосходил испанское, находившееся на борту «Софии», и теперь ее глаза мерцали, как звезды в ясную ночь.

Сам Патрик вел себя очень осмотрительно: он не хотел потерять над собой контроль.

Когда прозвучал последний тост, гости, покачиваясь, начали расходиться, но Патрик сохранил ясную голову.

Ему следовало бы проводить Джулиану в ее покои, но он слишком хорошо знал, к чему это может привести.

– Благодарю, что разделили с нами трапезу. – Патрик старался говорить как можно равнодушнее. – Сейчас я должен вернуться на судно, а Диего проводит вас в вашу комнату.

– Диего?

– Да, если только вы доверяете ему.

– Я доверяю ему больше, чем кому бы то ни было здесь. – Джулиана была явно разочарована, но Патрик старался этого не замечать. Размашистым шагом он направился к конюшням.

В небе сиял полумесяц, поэтому было достаточно светло и можно было не опасаться, что лошадь оступится. К тому же Патрик помнил каждый дюйм дороги, которая вела от замка к гавани.

Он помчится как ветер, потом доберется до «Софии» на лодке, и, возможно, прогулка изгонит из него хотя бы часть демонов.

– По-моему, Патрик не мог оторвать от вас глаз, – заметил Диего, проводив Джулиану до двери.

Маклейн, ставший его тенью, шел следом.

– Вы ошибаетесь, – возразила Джулиана. – Он всегда уходит от меня при первой же возможности.

Диего рассмеялся.

– Он не выносит меня, – настаивала Джулиана.

Брови Диего поползли вверх.

– Боюсь, у вас что-то с глазами, сеньорита. Патрик хочет вас, и это пугает его.

– Патрика ничто не может испугать.

Она впервые так назвала его: имя так легко сорвалось с ее губ, что ей захотелось произнести его снова.

Лицо Диего расплылось в широкой улыбке.

– Спокойной ночи, сеньорита. Не думаю, что у Маклейна она будет сегодня спокойной. – Он пропустил Джулиану вперед, потом повернулся и, насвистывая, пошел прочь.

Закрыв дверь, Джулиана прислонилась к косяку. Кармита еще не вернулась; наверное, она помогала на кухне. Возможно, Кармита решила, что, поскольку Патрик Маклейн покинул замок, ее хозяйка в безопасности.

Безопасность.

Как много это слово значило для нее всего несколько дней назад! И вот теперь ее мир изменился. Две недели назад Джулиана пришла бы в ужас от одной мысли о том, что ей придется сидеть за столом на виду почти у сотни полупьяных людей. Теперь же ее сердце переполняло чувство товарищества. Она пыталась сравнить это с холодными официальными трапезами, которые разделяла с отцом и матерью, но там в разговоре обычно доминировал отец, или же он сидел в недовольном молчании. Слуги его боялись, в то время как здесь слуги были частью семьи и имели право задавать вопросы господину. Музыка тоже была для нее новой: волынка звучала монотонно, но скрипки пели весело и свободно.

И Джулиана тоже чувствовала себя свободной. Как ни странно, став пленницей, она испытала свободу духа, которой не знала прежде.