© Правов А.И., текст, 2011

© Издательство «Человек», оформление, издание, 2011

* * *

 

От автора

За высокими каменными стенами Старого города в Иерусалиме, в глубине торговых рядов, прямо на многовековой булыжной мостовой сидит на корточках старик-араб и курит кальян. Не обращая внимания на проходящих мимо туристов, старик, кажется, полностью увлечен своим занятием, сосредоточенно пуская ароматный дым из мундштука на гибкой трубке.

Согласно преданиям, отдельные, немногочисленные, булыжники мостовой могут помнить прикосновения босых ног Иисуса Христа, пронесшего свой Крест через пролегавший здесь Скорбный путь – к горе Голгофа. Кажется и сама фигура старика с кальяном взята из глубины веков. Во всяком случае, легко можно себе представить, что кто-то очень похожий на него без малого две тысячи лет назад также сидел на корточках на этом самом месте, наблюдая путь Христа в терновом венце на голове.

Это арабский квартал Старого города. В нескольких сотнях метров от него располагается еврейский. Поколения их обитателей существуют по соседству с давних времен и, как иной раз философски шутят и арабы и евреи, все они просто «обречены» жить бок о бок друг с другом вероятно всегда.

И многие века сидящие на камнях мостовой Старого города арабы с кальянами никак не реагируют на проходящих мимо верующих евреев в черных одеждах, ведущих за руки маленьких мальчиков с кипами на головах. Да и устремляющиеся молиться к Стене Плача иудеи не обращают никакого внимания на мусульман, поднимающихся по лестнице вверх, на Храмовую гору, к мечетям.

Но в последние годы все они «почему-то» явно предпочитают меньше общаться между собой. И даже, опять же «почему-то», довольно часто друг в друга стреляют. Кажется, что здесь в самом воздухе «висит» напряжение.

На Святой земле почти бесконечно идет Интифада . В переводе с арабского языка это слово означает Избавление . Но в арабском мире оно чаще сегодня употребляется как обозначение борьбы палестинцев против Израиля и определяется как Народное восстание . Израильтяне же однозначно ассоциируют это слово с «террором исламистов», против которого они, как это постоянно подчеркивается, ведут «непримиримую борьбу». А поэтому и участники Интифады для одной стороны являются героями, борцами против оккупации и за справедливость, а для другой – террористами.

История последних десятилетий знает две Интифады . Первая началась в 1987 году и завершилась после подписания Норвежских соглашений в августе 1993 года и создания в 1994-го Палестинской автономии. Вторая стартовала осенью 2000-го, и ее непосредственным поводом стало посещение известным израильским политиком Ариэлем Шароном Храмовой горы. Формально второе Народное восстание палестинцев, названное «Интифадой Аль-Акса» , не закончилось до сих пор, поскольку никакого акта или указа со стороны палестинских лидеров о ее прекращении не было.

На Святой земле, правда намного реже, но все-таки продолжают рваться бомбы арабских шахидов, уносящие жизни евреев. Активисты ХАМАС стреляют ракетами из сектора Газа по израильским городам. А самолеты ВВС Израиля наносят ракетные удары по сектору Газа, убивая палестинцев, а в населенных пунктах Западного берега реки Иордан время от времени проводятся жесткие операции израильской армии. И конца этой «кровавой бани» пока не видно.

Уже многие годы на Ближнем Востоке существует некий «замкнутый круг насилия». За терактом часто доведенных до отчаяния палестинцев следует армейская операция возмущенных израильтян, за операцией, «в ответ» – очередной теракт после чего, опять же «в ответ» – новая операция. И уже давно невозможно определить «кто все-таки первый начал». Да никто и не пытается ответить на такой вопрос. При этом все четко понимают, что «круг насилия» выходит уже на очередной, еще более высокий, более жесткий и кровавый, виток спирали.

Евреи обвиняют в насилии палестинцев, которые, дескать, и развернули «Интифаду Аль-Акса» . Арабы, в свою очередь, подчеркивают, что именно израильтяне спровоцировали очередное Народное восстание на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа, отказав палестинцам в законном праве на создание собственного государства и продолжая оккупировать их земли.

Кто прав? Кто виноват? Как «разорвать» порочный «круг насилия»? Как прекратить убийства на Святой земле?

Конечно же, я, как автор, ни в коем случае не беру на себя смелость, а точнее сказать даже наглость, заявлять, что знаю ответы на эти вопросы, отдавая себе отчет в тщетности усилий изобрести некий свой, эксклюзивный, «рецепт лечения болезни», над составлением которого уже многие десятилетия бьются самые талантливые политики и миротворцы.

К тому же я не являюсь сторонником позиции какой-либо из сторон. Все годы командировки на Ближнем Востоке (1999–2003) я пытался, насколько это удавалось, писать свои информации, репортажи и комментарии как бы «над схваткой», приводя для читателя максимально подробно и израильские и палестинские аргументы. Именно так я поступаю и на этот раз.

Все герои книги вымышлены. Но они существуют в реальное время и перемещаются по Израилю и Палестинской автономии по тем же маршрутам, что некогда довелось и мне в преддверии «Интифады Аль-Акса», а затем и в самые трудные и кровавые годы этого Народного восстания .

 

Посланник из далекого прошлого

Мытищи (Московская область), август 2010 года.

Марк, стоявший недалеко от здания вокзала в Мытищах, выглядел очень одиноким, несчастным и даже казался несколько странным. Прежде всего, Панов отметил про себя, что друг его детства был одет в какой-то нелепый длинный черный плащ, от которого, как казалось, на всю привокзальную площадь веяло нафталином. Скорее всего, подумал он, это сшитое из модного в пятидесятых годах габардина «рубище» принадлежало еще отцу Марка – скромному советскому инженеру Льву Исааковичу Лурье, покинувшему этот мир еще лет сорок назад. Возможно даже, что в те годы плащ был его парадной одеждой, что называется «на выход».

Из-под длинного плаща торчали тонкие ноги в коротких черных брючках, светлых носках и коричневых сандалиях. Дополнял картину длинный старомодный зонт тростью и внушительных размеров разноцветная клетчатая сумка из прочного пластика с тесемочками, с какими в начале девяностых годов колесили по миру решившие тогда срочно «делать деньги» российские «челноки». Ну, просто какой-то посланник из далекого прошлого!

Впечатление нелепости вида Марка усиливала расположившаяся неподалеку группа молодых людей, одетых, как и положено в невероятно жаркие в августе 2010 года в Москве и Подмосковье дни, в легкие майки и джинсы, в соответствие с нынешней модой рваные на коленях. Ребята сидели на скамейке возле автобусной остановки и, казалось, не обращали никакого внимания на странного вида пожилого мужчину. Рослый бритый наголо парень довольно уверенно исполнял на гитаре известную мелодию ансамбля «Биттлз», а пара симпатичных длинноногих девушек совершенно профессионально тянули на два голоса слова: «Yesterday, all my troubles seemed so far away…»

«Вряд ли, – пришло в голову Панову, – эти ребята даже подозревают, что исполняют сейчас самую любимую песню стоящего рядом странного вида человека в нелепой старомодной одежде».

Между тем Марк действительно очень внимательно наблюдал за музыкантами, и, казалось, не обращал никакого внимания на всех остальных людей на площади. Включая Панова, подошедшего вплотную к автобусной остановке, и, дабы не прерывать «кайфа» человека в габардиновом плаще, усевшегося на соседнюю скамейку.

«Пусть послушает, – подумал Панов. – Наверное, сейчас молодость вспоминает. Ох, как давно все это было…»

В конце шестидесятых годов молодой и полный самых радужных надежд на будущее Марик Лурье действительно был фанатом «Биттлз», и исполнял песни «Ливерпульской четверки» под гитару вовсе не хуже, чем это делал сейчас парень с бритой головой. Только носил он тогда длинные волосы, да и джинсы были не рваными, а новенькими, как казалось, даже блестевшими темно синим отливом на солнце. Друзья купили две одинаковые пары джинсов фирмы «Lee» у известной в те годы в Москве спекулянтки тети Сони, раскошелившись по 50 рублей каждый.

Сейчас от того модного московского юноши, любившего сходить в кафе «Аэлита» на Садовом кольце или попить коктейль в баре на седьмом этаже гостиницы «Варшава» на Октябрьской площади, не осталось и следа. Перед Пановым стоял несчастного вида плохо одетый старый еврей, который, судя по всему, уже много лет назад махнул рукой на свой внешний вид.

«Хорошо, что хотя бы черную шляпу не надел, как он ходит в Израиле, – подумал Панов. – Куда все-таки девался тот парень, не пропускавший лет сорок назад возможности «прошвырнуться» по улице Горького? Причем с заходами в самые модные кафе. Нет его больше. Исчез. Трансформировался в совершенно другое существо».

Да и былая уверенность молодого Марка в своих силах и, как многим когда-то казалось, непомерная юношеская наглость, граничившая с откровенным нахальством, совершенно растворились. Нет, не походил этот пожилой человек в плаще на того преуспевавшего выпускника механико-математического факультета МГУ, который остался в памяти Панова. Нынешнее от него впечатление – полный неудачник.

За час до встречи Марк позвонил Панову и заискивающим тоном попросил подъехать за ним в Мытищи. Он начал долго рассказывать, что добрался до Мытищ самостоятельно, но вот теперь все же придется за ним туда подъехать, поскольку он совершенно не в курсе, как и куда ему передвигаться дальше.

– Что-то ты, Марк Львович, стал уж очень щепетильным, – пытался по телефону шуточным тоном прервать поток извинений друга Панов.

Однако Лурье не сдавался. Он продолжал объяснять, что не хотел лишний раз беспокоить своего друга, заставлять его ехать встречать его в Москву, или, тем более, в аэропорт. Поэтому, дескать, он самостоятельно добрался из Домодедово на электричке до Павелецкого вокзала, оттуда на метро, по «Кольцевой» линии, проехал уже до вокзала Ярославского, а там, опять же, сел на электричку, до Мытищ.

Всю эту информацию Лурье заново начал излагать Панову, как только отвлекся от восприятия музыки и заметил того, сидевшего на скамейке неподалеку.

– Извините, Алексей Константинович, – робко бормотал Марк, – что я вас потревожил…

– Нет, у тебя точно крыша поехала, – воскликнул Панов. – Какой я для тебя Алексей Константинович?! Мы выросли вместе. Так что вместо того, чтобы бормотать эту галиматью, лучше, как и должен поступить истинный друг детства, обними меня при встрече. Ты один приехал? Или с женой?

– А разве, Алеша, ты не знаешь? – серьезно изумился Марк. – Даля умерла. Она так и не смогла пережить гибель наших детей. Я теперь живу совершенно один.

– Я тоже. Так что некоторое время поживем вместе. Как я тебе уже говорил по телефону, в моей московской квартире на Большой Полянке я бываю редко. Особенно летом. Работа у меня надомная. Так, пописываю статейки на компьютере для одной газеты и передаю их в редакцию по электронной почте. Еще книжки пишу. А поэтому спокойно живу за городом. В поселке Никульское. Здесь недалеко, пятнадцать километров. Там я для тебя приготовил комнату. Но ты мне так и не сказал, зачем прилетел в Москву?

– На похороны. Умерла моя тетя, родная сестра матери. Вера Соломоновна. Ты ее должен помнить…

– Что-то припоминаю…

– Ну, не важно. Последние годы она жила в доме престарелых и после смерти выяснилось, что у нее в Москве вообще нет родственников. Представитель администрации дома связался по телефону со мной, в Израиле, и я сразу же вылетел сюда. Уже завтра поеду заниматься похоронами.

– У тебя совсем не осталось родственников в Москве?

– Нет, не осталось. Негде даже остановиться. Перед отъездом мы продали нашу квартиру. За три тысячи долларов. И дачу – за две тысячи. В 1992 году казалось, что это большие деньги. А тетя Вера сдала свою квартиру государству, для того, чтобы получить место в доме престарелых. Поэтому я и решил позвонить тебе. Попросить меня приютить на недельку.

– И правильно сделал. Живи хоть год.

– Нет, мне надо скорее возвращаться. Я работаю консьержем в одном из домов. И меня предупредили, что если через пару недель не вернусь, возьмут другого человека. Желающих найти работу очень много. А я живу на эти деньги…

– Ладно, пока что садись в машину, и жди, – сказал Панов, нажимая на кнопку брелка с ключами. – Надо как-то отметить нашу встречу. И сними ты, наконец, этот плащ. Тебе что не жарко?

– Да, конечно. Но я побоялся его снять, поскольку в кармане все мои документы и деньги.

– Положи в машину, никто не тронет.

Автомашина «квакнула», давая понять, что ее двери открылись. Марк положил пластиковую сумку в багажник, а плащ на заднее сидение, покорно усевшись рядом.

А Панов направился на площадь, к магазину. Там он, ни минуты не сомневаясь, купил дорогую бутылку виски ноль семь литра и литровую бутыль с содовой водой. Затем зашел на рынок и бросил в сумку пару килограммов помидоров и огурцов, а также зелень. Завершением покупок стали большой кусок свиного окорока, батон сухой колбасы, ломоть сыра и несколько горячих лепешек.

– Ну, все, – сказал, садясь в машину, Панов, – поехали. Сколько мы с тобой не виделись?

– Семь лет, Алеша, семь лет. Многое за это время произошло. Многое изменилось, – залепетал Марк и, как показалось Панову, он даже прослезился.

 

Марк ступил на «скользкий» путь

Москва, 60-е – 70-е годы.

Все два дня, прошедшие после звонка Лурье из Израиля до их встречи в Мытищах, Панов думал о прошлых годах, о прожитой жизни. С Марком и без Марка.

Так уж получились, что друзья детства расставались, как им казалось «навсегда», уже несколько раз. В раннем подростковом возрасте, одетые в одни только длинные синие сатиновые трусы и сандалии на босу ногу, они вместе гоняли на велосипедах по многочисленным закоулкам дачных поселков вблизи станции Мамонтовская под Москвой. У семьи Льва Исааковича Лурье была там своя дача. А мать еще совсем юного Алексея Панова Александра, вместе с сестрой Лидией и ее мужем Петром Григорьевичем, несколько лет снимали полдома по соседству. В Мамонтовке ребята и подружились.

Но затем, в начале шестидесятых годов, родственники Панова снимать дачу перестали, предпочтя этому виду летнего отдыха поездки на автомашине, которую приобрел Петр Григорьевич, или дядя Петя, как называл его тогда еще подросток Алеша Панов. На модном в те годы «Москвиче» они исколесили всю Прибалтику, ездили в Закарпатье, на южные морские курорты и так далее. Панов был школьником, мать и дядя Петя – преподавателями вузов, а тетя Лида вообще не работала. Так что летние каникулы касались всех, отпуск был длинным, а поэтому и поездки длились подолгу, по два с лишним месяца. Впечатлений было очень много.

Так продолжалось три года. В то время друзья были абсолютно уверены, что расстались уже навсегда. Тем более, что и интересы у них оказались совершенно различными. После окончания школы Алексей Панов пошел учиться в московский институт иностранных языков, недолгое время работал гидом-переводчиком «Интуриста», а затем удачно устроился на работу в крупнейшее журналистское Агентство. А Марк Лурье предпочел МГУ, где познавал все премудрости физики и математики, позже став младшим научным сотрудником одного из крупных столичных научно-исследовательских институтов.

Однажды, в середине шестидесятых годов, они пересеклись в известном и очень популярном тогда в Москве пивном баре «Пльзеньский» в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. Этот огромный деревянный павильон появился на набережной Москвы-реки еще лет за десять до их встречи, в дни проведения выставки Чехословакии в СССР. Но после закрытия экспозиции было принято решение пивной бар оставить и в летние месяцы снабжать его бочками с пивом из самого Пльзеня. То есть, как объясняли самые ревностные московские почитатели пенного напитка, из «пивной столицы» Западной Чехии.

Отсюда и название «Пльзеньский», или сокращенно «Пльзень», даже «Пиль». Пиво в баре действительно было отменным. Настоящий чешский «Праздрой». Правда цены кусалась, особенно для студенческого кошелька. 32 копейки за кружку. В середине шестидесятых годов это казалось дорого, поскольку бокал «Жигулевского» в пивной палатке напротив дома Панова на Большой Полянке стоил 22 копейки. Но ничего, как-то справлялись. Даже настоящими «шпикачками» закусывали, по 50 копеек за порцию. К тому же к моменту встречи и Алексей, и Марк уже «свои университеты» заканчивали, и оба подрабатывали, как могли. Первый – переводами, второй – уроками математики для школьников. Так что деньги у них водились.

Друзья детства остались друг другом довольны. Оба выглядели очень модными и могли спокойно выпить за время застолья по 12 кружек пива. К тому же в тот вечер в баре выяснилось, что занимавшийся с раннего детства музыкой Марк прекрасно играл на гитаре, и вместе с Пановым они тогда же, в «Пльзене», исполнили на два голоса ту самую «Yesterday», которая спустя много лет Лурье с ностальгией слушал у вокзала в Мытищах. Пели они тогда и «Yellow submarine», и «Girl», а «на закуску» предложили вниманию окружающих ставшую в те годы очень популярной песню американских борцов за права негров «We shall overcome…» Посетителям бара их пение понравилось. И к столику, за которым собрались друзья и их кампания, в тот вечер официанты то и дело несли «халявное» пиво – от благодарных слушателей.

Алексей и Марк снова начали встречаться и одно время даже намеревались создать музыкальную группу. Но не вышло. Время совместных походов в «Пльзень», равно как и в другие московские кафе и рестораны, для друзей оказалось недолгим. Года два, не больше. Оба они тогда встретили на своем пути подруг жизни и довольно быстро женились. Правда Панов также быстро и развелся, не прожив со своей Светкой и года. Лурье же оставался верен Дале всю жизнь, до ее смерти в Израиле.

Это, скорее всего, и предопределило их новое длительное расставание. Жена Марка Алексея сильно невзлюбила. Прежде всего, она была уверена в том, что развод Панова – дурной пример для ее мужа. К тому же новая «пассия» Алексея по имени Татьяна производила на Далю, а точнее Далию Натановну Коган, самое отрицательное впечатление, поскольку та никогда не отказывалась от рюмки водки. Для жены Марка это было совершенно не понятно. Ее дед был раввином, она была воспитана в религиозной еврейской семье, и в принципе крайне подозрительно относилась ко всем, кто не исповедовал иудаизм, то есть, как она говорила, к «гоям». А тут еще и сильное пристрастие, как ей казалось, подруги Алексея к алкоголю. Нет! Такие друзья точно не для ее Марика!

Вскоре Панов стал замечать, что друг его детства становился все более странным. Он перестал модно одеваться, спрятал куда-то в «дальний ящик» долгое время вызывавшие зависть сверстников многочисленные английские свитера и американские джинсы, и каждый день, включая выходные, ходил в одном и том же потертом черном костюме.

Потом общие знакомые донесли, что видели Лурье, направлявшегося вместе с женой в синагогу. А позже Марк вдруг попросил Алексея не звонить ему по телефону вечером в пятницу и по субботам. Опять же общие знакомые объяснили совершенно не разбиравшемуся в тонкостях иудаизма Панову, что Лурье, по указанию жены, блюдет Шабат, а значит с вечера в пятницу по вечер в субботу, ни на что не отвлекаясь, посвящает себя исключительно молитве.

Естественно, что Панов, как и большинство выходцев из московских интеллигентных семей, никогда не был антисемитом. Он всегда руководствовался принципом, что не существует плохих или хороших национальностей или религий. Есть просто плохие и хорошие люди. В одном классе в школе с ним вместе учились русские, татары, евреи и даже один мальчик с немецкой фамилией Гросс. Но никогда никому из одноклассников и в голову не приходило делить друзей по национальностям. Все вели себя одинаково. Вместе шалили, а потом и шпанили, вместе прогуливали уроки. А в старших классах вместе курили в школьных туалетах и даже пили по вечерам на лавочках сладкое крепленое вино.

«Эпоха» анекдотов про евреев началась позже, уже когда Алексей учился в институте. С середины шестидесятых годов они в основном были посвящены все более усиливавшейся эмиграции евреев из СССР в Израиль. Но в то время Марк Лурье, как казалось, был нормальным парнем, никогда на такие анекдоты не обижался и даже сам любил их рассказывать.

– Ты знаешь, что в Тель-Авиве недавно поставили памятник Юрию Гагарину? – как-то с подвохом спросил он Алексея.

– Не слышал. А почему?

– Потому что он первый сказал: «Поехали…»

Или другой анекдот на эту же тему. В Одессе, к группе стоящих на Дерибасовской улице и о чем-то оживленно беседующих евреев подходит еще один и, не вникая в смысл разговора, сразу же выпаливает: «Я не знаю, о чем вы здесь говорите, но ехать надо…»

Все это, конечно же, казалось смешным. Тем более для молодого Панова, который смотрел на данную проблему совершенно отвлеченно, со стороны. Ему и в голову не могло прийти, что она как-то затронет его друга, то есть Марка. Алексей никогда не ощущал его человеком, чем-то отличавшимся от него самого. Воспринимал Лурье такие же парнем, как и все остальные его друзья – товарищи, с такими же радостями и печалями.

– У тебя что, крыша поехала? – спросил тогда Марка Алексей.

– Ты ничего не понимаешь в наших делах, – резко ответил тот. – Ты рожден в русской семье, я – в еврейской. А это – разные миры.

– Перестань. Не сходи с ума, Марк, – не унимался Панов. – Пойдем лучше в «Варшаву», выпьем по паре коктейлей «Таран». Может быть, они твою голову прочистят от дури?

– Я на верном пути, – уверенно возразил Лурье.

– Ну-ну, посмотрим, как оценит твои новые взгляды руководство НИИ? Ты что, на карьере решил крест поставить?

– А для меня это уже не важно.

– Может быть, ты еще и в Израиль решил уехать?

– Нет, пока не решил. Но все может быть…

– Та-а-к, я думаю, в партийной организации твоего института не придут в восторг от новости, что молодой советский ученый, прошедший в университете курс марксизма-ленинизма и научного атеизма, неожиданно превратился в религиозного иудея и вынашивает планы уехать жить поближе к Голде Меир и Моше Даяну…

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Что плохого в том, что евреи хотят вернуться на родную землю? Туда, где когда-то жили их предки?

– А я почему-то думал, что родная земля для тебя – это Москва, где ты родился? Или подмосковная станция Мамонтовская, где мы когда-то вместе проводили лето? Куда уезжать? Почему? Ведь все корни здесь.

– Это у тебя, поскольку ты – русский. А у меня – нет.

– А ты знаешь, я никогда не различал своих друзей по принадлежности к той или иной национальности. Но вот теперь, видишь, выясняется, что у тебя свой, «только еврейский», путь.

– Времена меняются…

– Да. Жаль только, что ты добровольно себе жизнь ломаешь. Кому ты, на хрен, нужен в этом Израиле? Какой ты религиозный еврей? Ты что Тору изучил?

– Изучаю.

– Для чего же тогда ты пять лет в МГУ учился? Математику с физикой познавал? Пройдет совсем немного времени, и ты сам увидишь, что путь в науку тебе в СССР будет закрыт. Мы живем в такой стране. С этим необходимо считаться. Для чего тебе это надо? Рассчитываешь, что тебя в Израиле возьмут на хорошую научную работу? Не уверен. Лучше бы тебе все-таки в твоем НИИ попробовать карьеру сделать.

Алексей Панов знал, о чем говорил. За окнами уже стояла первая половина семидесятых годов. Это было время разгара борьбы власти в СССР со все более разраставшимся движением диссидентов, к которому в том числе примыкали некоторые советские евреи – «отказники».

Несколько позже, в связи с вводом советских войск в Афганистан, «холодная война» резко усилилась, противостояния между Москвой и Вашингтоном еще более обострялись. И любое инакомыслие, в том числе и религиозное, не только не приветствовалось, но жестко преследовалось, поскольку считалось властью проявлением враждебности к дорогим для советских людей ценностям.

Конечно же, во времена Леонида Брежнева эти преследования даже отдаленно не напоминали сталинские репрессии конца тридцатых годов. Но работавший в Агентстве, то есть в одном из главных институтов советской пропаганды, Алексей Панов прекрасно понимал, что путь, на который ступил Марк, был очень «скользким». Если он, может быть, и не вел в «психушку», в которую на тот момент уже препроводили нескольких наиболее активных диссидентов, то уж, во всяком случае, четко не способствовал карьерному росту молодого советского ученого по основной специальности.

Но, вскоре поняв, что переубедить Марка ему все равно не удастся и немного поразмыслив, Панов решил, от греха подальше, общение с Лурье прекратить. Тем более, что ему также сильно надоели укоризненные взгляды, которые бросала в его сторону при встречах друзей Даля.

«Если нравится, пусть ходит в синагогу, – подумал Алексей. – Или едет на постоянное место жительства в Израиль. Но все это уже будет происходить без него. В конце концов, каждый сам выбирает свой путь».

Панов тогда, как ему казалось, старался брать от жизни все. Он с увлечением работал на московской Олимпиаде, интервьюировал заезжих в Москву американских активистов «движения сторонников мира», критиковавших политику Рональда Рейгана и ратовавших за прекращение «холодной войны». Ходил из Ленинграда в Минск «маршем мира» вместе с активистами антивоенного движения Скандинавии. Увлекся Востоком. Сначала много писал о событиях в далекой Кампучии, об обострении отношений между Китаем и Вьетнамом. Затем активно взялся за ближневосточную тему. Встречался с палестинцами, оказавшими вооруженное сопротивление израильским войскам в Ливане летом 1982 года. Летал в пионерский лагерь «Артек», куда из захваченного израильской армией Бейрута вывезли сотни арабских детей.

Маячила перспектива поездки во Вьетнам, в Афганистан, а может быть и на Ближний Восток. И рисковать такой интересной будущей работой ради, как он был уверен, очень сомнительных устремлений своего «свихнувшегося» друга детства, Панов был четко не намерен.

Так что никаких с ним встреч! Тем более, что, как все более становилось очевидным, и сам Марк Лурье к каким-то контактам с ним склонен не был. У него дома, как рассказывали, собиралась уже совершенно иная компания. Его друзья учили иврит и готовились к выезду в Израиль. А некоторые из них даже принимали участие в шумных акциях на улицах Москвы с требованием «не препятствовать отъезду советских евреев на их историческую родину».

Летом 1973 года в семье Лурье появилось прибавление. Родился сын Натан, названный так в честь отца Дали. А затем, через два года, появилась дочь Соня, получившая свое имя уже в честь матери Марка Софьи Соломоновны. Как тогда понял Алексей, его другу становилось уже не только «не до песен», но и не до диссидентства. Все время занимала мысль, где взять деньги для того, чтобы содержать жену, ребенка и престарелую мать.

К тому моменту Марк уже несколько лет работал в НИИ, где, как считала его мама, «к ее мальчику относились не справедливо». Женщина с момента рождения сына была убеждена в его неповторимости и исключительной гениальности. Она искренне верила, что он станет ученым с мировым именем. Однако таким ее оценкам вовсе не соответствовали зарплата Марка в 120 рублей в месяц и крохотная двухкомнатная квартира в пятиэтажной «хрущевке» на улице Нагорная, полученная еще старшим Лурье в середине шестидесятых годов. Ужаснее всего для Софьи Соломоновны была сама мысль о том, что у ее сына по сути дела нет никакой перспективы как-то изменить свою жизнь.

Тем не менее планы Марка и его жены уехать из СССР она все же не одобряла. Более того, женщина с самого начала довольно отрицательно отнеслась к увлечению сына религией и обычно даже воздерживалась от походов в гости к родителям Дали. Софья Соломоновна была воспитана на идеях социалистической революции, которые в свое время всячески «претворял в жизнь» ее отец, близкий к Льву Троцкому. Правда такая его близость в тридцатых годах обернулась для Соломона Розенблюма арестом, после которого, как тогда говорили, он «сгинул». В начале пятидесятых годов арестовали и мужа Софьи Соломоновны Льва Исааковича. Хотя тот, как считали все знакомые, ничем опасен для Советской власти быть не мог. Так, работал скромным инженером. Совершенно безобидный человек. Но через пять лет Лурье-старший из лагеря вернулся, снова устроился на прежнее место работы и даже получил двухкомнатную квартиру, куда вместе с женой и сыном переехал из комнаты в огромной коммуналке на Чистых прудах.

Отец Алексея Панова, известный в свое время советский кинорежиссер, также прошел через арест и ссылку. Но уже совершенно по другим причинам. С соратниками Троцкого, как и всех других «пламенных революционеров», Константин Иванович никогда не дружил, а, напротив, «всех этих большевиков» сильно недолюбливал. Его даже подозревали не просто в симпатии к контрреволюции, а в том, что короткое время, окончив в Воронеже гимназию, он ушел воевать на стороне «белой армии».

Доказать это никто не смог, но в начале 1941 года отца Алексея все равно арестовали. Вернулся он в Москву уже только в конце 50-х годов и вскоре умер. Некоторое время этот фактор, конечно же, сказывался на жизни семьи. Но в семидесятые годы, а тем более в начале восьмидесятых подобные родственные связи уже мало кого волновали.

Панов отчетливо понял это, поступив на работу в Агентство. И рисковать он не хотел. Любая журналистская карьера в середине семидесятых – начале восьмидесятых годов могла легко оборваться, если бы кто-то рассказал «где надо» о том, что он дружит с диссидентом, притом с активным участником движения за выезд евреев из СССР в Израиль.

Тем более, что «еврейский вопрос» тогда Алексея волновал мало, исключительно на уровне анекдотов. Зачем ему думать о проблемах евреев? Против них он ничего не имеет. В существование какого-то «всемирного еврейско-масонского заговора» не верит. Но и как-то поддерживать идеи сионизма, или симпатизировать им, не собирается! Даже при условии, что в целом неплохо относится к Марку Лурье.

Панов уже начинал ездить в загранкомандировки. Первое время в короткие, а затем и в долгосрочные. Сначала был Вьетнам, затем Афганистан. Друга своего детства он потерял из виду надолго. И услышал о нем только в конце августа 1992 года, когда окончательно вернулся из Кабула. Именно тогда, за праздничным ужином в честь его возвращения, мать и рассказала Алексею, что семья Лурье уехала в Израиль. Причем произошло это всего за неделю до приезда Панова.

Мать говорила, что пару дней назад случайно встретилась в магазине «Ванда» на Большой Полянке с теткой Марка Верой Соломоновной, которая также в свое время жила на даче Лурье в Мамонтовке. Та поведала ей, что с началом девяностых годов жизнь семьи ее сестры стала почти невозможной. Марка окончательно уволили с работы, и он перебивался случайными заработками, за гроши давая уроки математики школьникам. Даля была даже вынуждена мыть полы в чужих домах. Сын только что закончил школу, а дочь уже училась в старших классах. Оба они собирались продолжить образование в высших учебных заведениях, но очень сомневались, что их примут на бесплатное отделение. А было совершенно ясно, что платить за учебу детей Марку нечем. Софья Соломоновна страдала от диабета, но в семье даже не хватало денег на инсулин. В-общем, ужасная ситуация, резюмировала рассказ мать.

– Ну и правильно сделали, что уехали, – четко выразил свое отношение к поступку семьи Лурье Панов. – Что им здесь ловить? Нищету? Правда, насколько я слышал, и в Израиле наши бывшие соотечественники чаще живут трудно. Мужчины идут работать грузчиками, а женщины моют полы или ухаживают за чужими стариками. К тому же там сильно стреляют. Идет Интифада.

– А что это такое? – удивилась, услышав совершенно незнакомое слово, мать.

– Это значит народное восстание. Палестинцы требуют создания своего государства, как им было обещано ООН еще в сороковые годы. И они четко не отступят, пока не добьются своего. А, между тем, израильтяне, похоже, не очень-то соглашаются на то, что такое государство должно быть создано. Вот евреи и арабы и воюют друг с другом. До бесконечности. Каждая сторона надеется победить. Так что спокойная жизнь семье Лурье в Израиле вряд ли светит. Но, дай им Бог всего самого лучшего. Может быть, все у них там сложится хорошо?

– А тебе не грустно, что ты уже больше никогда не встретишься с другом твоего детства? – спросила всегда склонная к сентиментальности мать.

– Да, ладно тебе. Во-первых, важно не то, встречусь я с ним или нет, а то, чтобы он там хорошо устроился. А во-вторых, ты же сама в свое время преподавала английский язык и знаешь поговорку «Never say «Never», то есть «Никогда не говори «Никогда». Все еще может измениться. Может быть, обстановка там нормализуется, и мы с тобой как-нибудь в Израиль туристами поедем. Красивая, говорят, страна. А может быть они к нам приедут, в гости.

– Не думаю, – сокрушенно покачала головой мать. – Марка ты уже никогда не увидишь…

«И все-таки мать тогда оказалась не права. С Лурье они встретились относительно скоро», – подумал Панов, выруливая машину мимо поселка Пирогово, в сторону Жостово и почти не слушая причитания Марка, вновь начавшего извиняться «за причиненные неудобства»…

 

Живи, да радуйся!

Тель-Авив, март 1999 года.

Через шесть с половиной лет после памятного разговора с матерью Алексей Константинович Панов – журналист известного российского информационного Агентства, спустился по трапу самолета, прибывшего в международный аэропорт имени Бен-Гуриона в Тель-Авиве. После возвращения из Афганистана позади была еще и долгосрочная командировка в Пакистан, а затем год работы в редакции информации. И вот новое назначение – на Ближний Восток, корреспондентом Агентства в Израиле и Палестинской автономии.

После еще зимней и заснеженной Москвы со скользкими надолбами льда на тротуарах Тель-Авив встретил Панова ярко светившим солнцем и почти безоблачным голубым небом. Картину Рая на Земле дополняли пальмы на фоне спокойной синей водной глади Средиземного моря. Красота, да и только! Живи, да радуйся! Можно даже сказать, что в тот момент Панов был счастлив. Предстоявшие перспективы жизни на Ближнем Востоке выглядели просто великолепными, а работа – очень интересной.

В списке первоочередных дел была обозначена и встреча с Марком Лурье. И не потому, что Панов уж так сильно соскучился по другу детства. Нет, здесь он, скорее всего, все же руководствовался «шкурным» интересом. Как ему казалось, обладающий цепким умом и аналитическими способностями, Марк сможет, как никто другой, изложить ему ситуацию в стране и регионе, рассказать много интересного о жизни израильтян. Причем, учитывая годы дружбы, рассказать совершенно откровенно, без оглядок на какую-либо осторожность при общении с иностранным корреспондентом.

Тем не менее, встречу с Марком Панову пришлось отложить на несколько недель. Прежде всего, надо было принимать дела от бывшего корреспондента Агентства. Квартира для жилья, она же служившая корпунктом, Алексею очень понравилась. Прежде всего, ему приглянулся сам жилой комплекс «Андромеда», в котором эта квартира располагалась. Комплекс возвышается на холме, над прилегающим с юга к Тель-Авиву старинным арабским районом Яффо, с его средневековым Старым городом, небольшим морским портом, останками крепостной стены и мощеными камнем улицами. Почти как в музее. Опять же, живи, да радуйся!

Однако времени для «раскачки» Москва Панову не давала. Уже через несколько дней после его приезда предстоял визит в Россию тогдашнего премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху, и редакция требовала срочно организовать с ним интервью.

О встрече с главой израильского правительства Алексей Константинович, несколько неожиданно для себя, сумел договориться довольно легко. Помог пресс-секретарь Нетаньяху – доброжелательный русскоговорящий парень по имени Бени. Он рассказал, что уехал на ПМЖ в Израиль из Москвы еще в начале семидесятых годов. Как выяснилось, раньше, то есть «тогда», в СССР, его имя было Евгений. Но так здесь принято. Советский еврей Женя в Израиле становится Бени, Слава – Шломо, Гриша – Цви и так далее.

Как несколько раз подчеркнул Бени, внимание к визиту Нетаньяху в Москву в Израиле очень большое. Об этом, по его мнению, говорил хотя бы тот факт, что в «свите» премьера в самолете – более десяти журналистов ведущих местных газет. Пришлось даже отказывать многим редакциям. «Что делать? – разводил руками пресс-секретарь. – Ведь самолет не резиновый, всех желающих не возьмешь».

Действительно, как вскоре убедился Панов, израильская пресса предстоявшему визиту уделяла довольно пристальное внимание. Особенно газеты и журналы, выходящие на русском языке. Их в Израиле, к удивлению нового корреспондента Агентства, оказалось более десятка. И все писали о предстоявшем визите. «Русские» израильтяне, как называют здесь всех выходцев из бывшего СССР, вне зависимости откуда они – из России, Молдавии, Узбекистана или Грузии, следят за отношениями их новой родины с Москвой очень ревностно. Ведь от того, насколько они безоблачны, для них зависит многое, прежде всего нормальные связи с родственниками «там» – на «бесконечных просторах», еще совсем недавно называвшихся Советским Союзом.

Да и для израильских политиков, как выяснялось, отношение к ним русскоязычной общины было также немаловажно. Для них «русские» израильтяне прежде всего были избирателями. Как понял Панов, этот фактор во многом и определил, что поездка Нетаньяху в Москву проходила почти в притык перед назначенными на май досрочными выборами в кнессет. Как был уверен тот же Бени, успешный визит Нетаньяху в Россию на «русской улице» могут высоко оценить. Тем более, что, кроме Москвы, израильский премьер намеревался посетить Киев и Тбилиси. Выходцев из Украины и Грузии в Израиле проживает также немало.

С премьер-министром Панов встретился в «святая святых» государства Израиль – в министерстве обороны в Тель-Авиве. Алексей Константинович с интересом рассматривал подробности внутреннего двора комплекса. В центре – высокая башня с антенной. Рассказывают, что в 1991 году именно она служила ориентиром иракцам для нанесения ракетных ударов по Израилю. Однако разорвались СКАДы за несколько десятков километров от комплекса, в городском районе Рамат-Ган.

В интервью российскому корреспонденту Нетаньяху прежде всего дал очень высокую оценку роли русскоговорящей общины в израильском обществе. По его оценкам, эти люди внесли большой вклад в развитие сельского хозяйства страны, науки, медицины, образования. Русские иммигранты, указывал Нетаньяху, серьезно преуспели в развитии передовых технологий. Им почти нет равных в знании компьютерной техники.

Основные цели визита? Глава израильского правительства определил их в таком порядке. Первая цель – укреплять и без того «достаточно хорошие отношения» с Россией, прежде всего в вопросах экономического сотрудничества и торговли. Вторая же цель – попытаться вместе с Россией решить проблему утечки ядерных технологий в Иран. Эта проблема, дескать, «очень беспокоит наше государство и правительство».

Подобная расстановка приоритетов визита Панова не удивила. Готовясь к встрече, он уже знал, что все будет именно так. Возможно, несколько лет назад порядок целей визита был бы даже обратный. То есть тема Ирана, со всеми опасениями Израиля, что это государство может стать еще одной «ядерной державой», была бы выдвинута на первое место, а экономическое сотрудничество и торговля с Россией – на второе.

Позже Алексей Константинович неоднократно убеждался, что иранская тема действительно очень беспокоит израильтян. Если, по их мнению, Тегеран, «не без помощи Москвы», все же завладеет ядерным оружием, расстановка сил в регионе может резко измениться, причем «не в лучшую для региональной безопасности сторону». Естественно, говоря об этом, израильтяне всегда имеют в виду интересы своей страны. Но это и понятно.

Уже перед отъездом Нетаньяху в Россию один из сопровождавших его журналистов рассказал Панову, что премьер-министр намеревался предложить Москве какой-то «очень выгодный» экономический проект. То есть, говорил журналист, в Израиле понимают, что в ельцинской России существуют серьезные экономические трудности, которые Москва стремится отчасти решить и за счет передачи Тегерану ядерной технологии. «Мирной ядерной технологии, – добавил Алексей Константинович, – необходимой для создания атомных электростанций». Его собеседник лишь развел руками: так это или нет он, дескать, судить не берется, но Израиль боится, что может быть и не так. Поэтому, не надо рисковать. Российско-иранский проект, дескать, может быть, с лихвой, компенсирован выгодным российско-израильским.

Что конкретно намеревался предложить израильский премьер Москве он тогда Панову так и не сказал. Хотя некоторые перспективы развития экономического сотрудничества между странами в разговоре все-таки обозначил. По оценкам Нетаньяху, основной его потенциал – это соединение российских производственных мощностей и израильских передовых технологий. Оно может происходить, к примеру, на базе некоторых почти простаивавших в конце девяностых годов в России промышленных предприятий. В результате такого сотрудничества, указывал израильский премьер, может быть произведен «как раз тот товар», который легко продается во многие страны мира.

То есть, как сразу же после приезда понял новый корреспондент российского Агентства, о налаживании надежных деловых отношений с его страной в Израиле думали вполне серьезно…

Что же касается Марка Лурье, то Панову удалось созвониться с ним только в двадцатых числах марта. Прежде всего, оказалось, что найти его в Израиле было не таким уж и простым делом. Помогли связи знакомого израильского журналиста в МВД. Выяснилось, что Марк живет в небольшом городе Нетания, в тридцати километрах к северу от Тель-Авива.

Поначалу Алексею Константиновичу показалось, что его телефонный звонок был воспринят Лурье как «привет из давно забытой жизни». Сказать, что друг его детства удивился, означает не сказать ничего. Он был настолько изумлен, что до самого конца их недолгого разговора в его реальность так и не поверил. А поэтому только и сказал, что перезвонит на следующий день.

И слово сдержал. На этот раз Марк был более разговорчив и даже в нескольких словах описал свою жизнь в Израиле. Все, дескать, ничего, устроились, подробности при встрече.

– Приезжай ко мне с женой и детьми, – приглашал друга Панов. – В моем доме отличный бассейн. Сходим в рыбный ресторанчик в Яффо. Я угощаю. Отлично проведем время. Вспомним старые времена…

– Нет, нет, – с порога отверг приглашение Марк. – После твоего звонка я переговорил с Далей. Ты должен приехать к нам, в Нетанию. Через несколько дней начинается Песах, то есть еврейская Пасха. Вот мы тебя и приглашаем вместе с нами отметить пасхальный Седер.

Панов согласился. К тому моменту он уже знал из многочисленных публикаций в местных газетах, что Песах для евреев – один из самых любимых праздников. Он отмечается в честь событий трех с половиной тысячелетней давности, когда евреи вышли из египетского рабства.

Длится праздник неделю. В том году, как и всегда, поздравляя с ним читателей, газеты подчеркивали, что каждый израильтянин должен чувствовать себя так, как будто бы «сам только что вышел из Египта», он просто обязан окончательно «выдавить из себя раба» и стать равноправным и свободным гражданином Земли Обетованной.

Газеты информировали также, что в канун Седера в Израиль прибыли 750 новых иммигрантов из СНГ. Они, дескать, готовились отмечать Песех «вместе со своим народом». В доме премьер-министра Нетаньяху, например, за праздничным столом должны были присутствовать несколько новых израильских граждан из Грузии, которых он лично вывез на своем самолете из Тбилиси, где находился с рабочим визитом.

Газеты писали, что соперник Нетаньяху на предстоявших выборах Эхуд Барак – лидер блока левых партий «Единый Израиль» пригласил на Седер двоих солдат. А глава партии русских репатриантов «Исраэль баалия» Натан Щаранский – родителей солдата, «убитого недавно террористами».

Предвыборная компания шла полным ходом. Поэтому, естественно, лидеры политических партий использовали Песах «на полную катушку». А газеты, пользуясь таким заметным временным рубежом, подводили итоги пройденного пути. К чему пришла страна на 31 марта 1999 года? За кого голосовать на выборах? Кто же прав? Кто лучший «рулевой»? Сторонники премьера Нетаньяху подчеркивали подъем экономики, улучшение жизни людей. Его противники «упирали» на другие показатели – противостояние властей с профсоюзами, так и не решенные и даже обострявшиеся противоречия в отношениях с палестинцами, продолжение войны в Южном Ливане и так далее.

Действительно, как понял Панов, проблем в Израиле в канун Песаха 1999 года хватало. Например, в стране только что завершилась недельная всеобщая забастовка государственных служащих. Ее лидеры, не смотря на все увещевания правительства, все-таки сумели парализовать страну. На рейдах израильских портов скопилось несколько десятков неразгруженных судов. Некоторые их владельцы, чтобы избежать чудовищных убытков, даже перебрасывали суда в порты Египта, там их разгружали и доставляли грузы в Израиль уже наземным путем. На несколько дней оказался «сбитым» график рейсов самолетов, отбывавших из международного аэропорта имени Бен-Гуриона. Бастовавшие рабочие отказывались заправлять их горючим. Но особое возмущение израильтян вызывали мусорщики. Их присоединение к забастовке сделало почти невыносимой жизнь горожан, прежде всего тех, кто проживает в непосредственной близости от рынков. Скопившиеся прямо на улицах огромные кучи мусора начали поджигать «стихийно», что резко повышало опасность пожаров.

Профсоюзное объединение Гистадрут вело себя «как скала». Таковы традиции. Оно требовало от властей повысить заработную плату государственным служащим более, чем на 14 процентов. Именно этот процент, по оценкам профсоюзов, был «съеден» инфляцией в 1998-99 годах. Тогдашний министр финансов Меир Шитрит называл цифру в 3,5 процента. Руководитель Гистадрута Амир Перец не сдавался. Казалось, что он готов был пойти до конца, а именно – испортить израильтянам Песах. Однако в последний момент стороны договорились на 4,7 процента. Забастовка прекратилась. Самолеты снова полетели по расписанию, корабли пошли на разгрузку, мусор с улиц убрали. Начинались праздники.

Вторым неприятным моментом для властей в самый канун Песаха стало новое серьезное осложнение отношений с палестинцами. При этом споры перешли во вполне конкретную плоскость. Израильские власти приняли решение закрыть в Восточном Иерусалиме несколько представительств палестинских организаций. Произошло это после серии приемов в Восточном Иерусалиме палестинцами групп дипломатов из европейских стран. Проводились они в так называемом «Ориент хаусе», именуемом неофициально не иначе, как МИД палестинцев. Тогдашний министр иностранных дел Ариэль Шарон обратился к европейским дипломатам с «просьбой» – не встречаться с палестинцами в Иерусалиме, поскольку этот город, дескать, является «единой и неделимой» столицей Израиля. Однако последовало заявление Европейского союза, который с такой логикой не согласился и даже подбросил «хворост в огонь», указав, что палестинцы имеют полное право уже в течение ближайшего года создать собственное независимое государство.

А вдруг, задавали вопрос израильские газеты, палестинцы действительно решат объявить о своем независимом государстве уже в апреле или мае, то есть непосредственно перед выборами? Как это повлияет на их результаты? На личные интересы политиков?

Отношения властей с палестинцами вновь обострялись. И это для граждан Израиля был очень «неприятный подарок» к Песаху. По радио передавались обращения к военнослужащим быть бдительными. Террористы, дескать, готовят на Песах захваты молодых людей в военной форме. Особенно важно юношам и девушкам, военнослужащим израильской армии, проявлять осторожность, садясь в попутные автомашины. Многие из них в те дни направлялись из казарм домой, праздновать Песах.

Алексей Константинович также отметил, что израильское радио обращалось к армейской молодежи чрезвычайно ласково: «Наши дети, мальчики и девочки». А чтобы надежнее защитить израильтян, контрольно-пропускные пункты на «линиях раздела» с Палестинской автономией на праздники были закрыты. Армия и полиция проводили по всей территории Израиля жесткие проверки. И попавшиеся «чужие», то есть арабы, не имевшие специальных пропусков на право пребывания в Израиле в праздничные дни, немедленно переправлялись за КПП, в автономию…

Тем не менее, Израиль, как отметил Панов, все же жил тогда большими надеждами. Прежде всего, на мирное будущее. Израильтяне очень устали от бесконечных войн и террористических актов. Большинству людей хотелось спокойной жизни, когда можно ничего не опасаясь ходить по улицам, ездить на автомашинах, посещать кафе, рестораны и театры. Как это делают те же европейцы и американцы, на образ жизни которых в Израиле всегда ориентировались.

Первые шаги к миру уже были сделаны. Подписаны Норвежские соглашения, создана Палестинская автономия. Как результат – почти полное прекращение террористических актов. То есть Интифада завершилась. Причем официально. Об этом заявили палестинские лидеры. А в недалеком будущем – создание независимого палестинского государства, заключение мирного договора с Сирией, вывод войск из Южного Ливана, налаживание нормальных отношений с арабскими странами – соседями. И после этого, как на тот момент были совершенно убеждены очень многие израильтяне, их всех ждет прочный мир. Но в реальной жизни, к сожалению, все складывалось несколько иначе…

 

Почти каждый израильтянин в душе – глава собственной политической партии…

Нетания, март 1999 года.

Поначалу Панов даже не узнал Марка, ожидавшего его на скамейке возле не работавшего фонтана, в сквере на центральной площади Нетании. Перед ним предстал пожилой человек, одетый, как казалось, в тот же самый потертый черный костюм, который он еще много лет назад, почти не снимая, носил в Москве. Новой в облике Лурье была лишь одна деталь – черная фетровая шляпа с широкими полями.

– Я так сильно изменился? – уловил изумленный взгляд друга Лурье. – Ну, конечно, все может быть. Для меня прошедшие годы были очень непростыми. А вот ты, Алеша, выгладишь просто прекрасно. Совсем такой же, каким был еще в начале восьмидесятых. Как тебе удается не стареть? Поделись рецептом молодости…

– Все очень просто, – улыбнулся Панов, – стараюсь жить как можно интереснее и ни в чем себе не отказывать. Ни в работе, ни в любви.

– Ну-ну. Ты все еще про любовь! Нет, у меня здесь жизнь более приземленная. Как говорится, выживаем, как можем. Ты знаешь, Даля еще только накрывает на стол и просила меня чем-нибудь тебя развлечь. Пойдем в кафе?

– Пойдем. Ты знаешь куда?

– Ну, сам я по кафе и ресторанам хожу редко. Видел на набережной одно заведение. Подают кофе, пиво, вино. Чего-нибудь покрепче мы с тобой выпьем попозже. У меня дома. Я надеюсь, ты не за рулем?

– Нет, я приехал на такси. Так что сможем себе кое-что позволить. Я с собой захватил. Еще в Москве, в аэропорту купил…

Алексей Константинович поднял вверх пластиковый пакет, в котором лежала бутылка виски «Джонни уолкер» с черной этикеткой.

– Надеюсь, твои религиозные убеждения не запрещают тебе пить? – спросил Панов.

– Не путай иудеев с мусульманами, – улыбнулся Марк. – Выпью с удовольствием. Ну а пока давай побалуемся каким-нибудь легким напитком…

– Может быть пивом? Но я слышал, что религиозным евреям пить пиво на Песах не рекомендуется. Это так?

– Да, так. Но пока жена не видит, можно себе разное позволить, – снова улыбнулся Марк. – Я имею в виду хотя бы выпить. Но только не пиво. В Песах его просто не продают. Запрет на все «квасное». А вот вина я выпью с удовольствием.

Они вышли на набережную, на которой возвышались многоэтажные дома, отделанные голубой мозаичной плиткой.

– Здесь наши богатеи живут, – довольно зло сказал Марк. – Набережная называется Ницца. В честь известного курорта во Франции. Квартиры в этих домах огромные, по сто квадратных метров и более, с двумя и даже тремя санузлами, с мраморными полами и так далее.

– Здесь, вероятно, в основном обитают выходцы из Америки или Западной Европы?

– Не скажи. Не только. Квартиры в этих домах приобрели и довольно многие наши с тобой соотечественники. Из тех, кто сумел быстро сориентироваться в начале девяностых. И те, кто нахапал денег еще в СССР и, как говорится, вовремя «сделал ноги». Но они жили здесь лет пять назад. А затем, в большинстве своем, перебрались в США, или Германию. Так что к нам, в Нетанию, прилетают теперь только на лето. Или вообще не прилетают, а квартиры сдают.

– Это выгодно?

– Думаю, что да. Ну, да ладно. Какое нам до них дело? Мы с Далей и Сонечкой живем намного скромнее.

– А где живет твой сын?

– Натан – отдельная история. Отслужил в армии, закончил физический факультет университета в Тель-Авиве и поселился в еврейском поселении вблизи Рамаллы.

– Натан не хочет жить в Нетании? Городе, так созвучном его имени? Не странно ли это?

– Нет. Не странно. Он – убежденный сионист. К тому же крайне религиозен. И представляет свою жизнь только среди таких же еврейских поселенцев, как он сам. Но давай все-таки присядем. Вон смотри, возле магазина столики стоят.

– Давай. Я с удовольствием.

– Что ты будешь есть? Пить?

– Марк, давай ты не будешь со мной спорить. Ты меня угощаешь сегодня дома. А в кафе это делаю я. Предлагаю выпить по рюмке водки. Хорошо?

– Согласен…

– Отлично…

Алексей подошел к стойке и заказал две рюмки водки. Вообще-то он бы с удовольствием выпил кружку пива «Хейнекен», реклама которого красовалась на возвышавшемся над стойкой кране. Но, ничего не поделаешь. Сегодня его в продаже нет. Панов любил этот голландский сорт пива, хотя, как часто про себя отмечал, ни оно, ни все остальные сорта, будь то немецкие, датские или даже английские, все же не могли хотя бы отдаленно сравниться с чешским «Праздроем», доставлявшим ему огромное удовольствие в далекие юношеские годы.

Друзья залпом выпили водку, закусили оливками, и Панов поделился таким своим наблюдением с другом.

– Пиво «Хейнекен» – просто отличное. Но оно здесь не причем, – уверенно сказал Марк. – Просто тогда мы были молодые, и нам все казалось невероятно вкусным. Ну, да ладно. Фиг с ним, с пивом. Ты расскажи, как живешь?

– У меня все нормально. Сначала работал во Вьетнаме, потом в Афганистане, в Пакистане. А вот теперь сюда приехал. Думаю, будет о чем писать?

– Да. Мы здесь живем довольно сложной, но бурной жизнью.

– Это я уже понял. Но ты пока что расскажи, как живешь лично ты?

– Как ты знаешь, в стране мы уже почти семь лет. Я по специальности работать устроиться так и не смог. Даля тоже. Она, если ты помнишь, экономист. Таких, как мы, здесь приехало из бывшего СССР очень много. Ко всему прочему, мы еще и неважно знаем иврит. Не помогло и то, что у Дали дед был раввином. Мы сразу поняли, что у нас перспектив – никаких. Первое время жили в основном на пособие, которое получала моя мама. Она была ветераном войны, а здесь очень уважают тех, кто боролся с фашизмом. Пособие положили с самого начала очень приличное. Но два года назад мама умерла. И нам пришлось уже самим зарабатывать на жизнь. Даля устроилась в магазин, продавать колбасу. А я – консьержем в один из домов на набережной Ницца. Зато дети, кажется, чувствуют себя здесь прекрасно. Про Натана я тебе уже рассказал. А Сонечка тоже уже отслужила в армии и закончила университет в Иерусалиме. Получала государственную стипендию. Начинает работать журналисткой. Она отлично владеет ивритом и русским. Пишет статьи на двух языках. Неплохо говорит по-английски, по-арабски. Ты сегодня вечером с ней сможешь познакомиться. Ведь ты, кажется, ее вообще никогда не видел?

– Только в младенческом возрасте. И то, вроде бы, всего один раз.

– Ты ее, естественно, не узнаешь, – улыбнулся Марк. – Она стала красавицей. Скоро моей девочке исполнится 24 года. Совсем уже взрослая.

– О чем она пишет в газетах?

– О политике. Сейчас вот о предстоящих выборах.

– Я тоже уже написал об этом несколько корреспонденций. И даже успел встретиться с вашим премьер-министром.

– С Биби? – оживился Марк. – Очень интересный политик. Настоящий патриот Израиля. Я буду голосовать за «Ликуд» и Нетаньяху. И Даля тоже…

– Стоп, стоп, – остановил Панов своего друга. – Не гони лошадей так быстро. Во-первых, объясни, почему ты называешь Нетаньяху Биби, а во-вторых, почему будешь голосовать за него?

– Биби – его армейское прозвище Нетаньяху. Здесь так принято. У нас, например, есть такой генерал Моше Яалон. Он – командующий Центральный военным округом. Так вот его все называют Буги. Говорят, в молодости он «буги-вуги» любил танцевать. А Ариэля Шарона в армии вообще прозвали «Бульдозер». А голосовать за Нетаньяху я буду потому, что Израилю сейчас необходим исключительно правый курс. Все эти левые политики, вроде руководителя блока «Единый Израиль» Эхуда Барака, готовы легко пойти на уступки арабам и развалить нашу страну. Биби же – человек жесткий и способный отстаивать наши интересы.

– А за кого намерены голосовать твои дети?

– Натан – за новую «русскую» партию «Наш дом – Израиль». А Соня – за «Единый Израиль», – улыбнулся Марк. – У меня в семье, кажется, представлены все политические взгляды израильтян. Сын – убежденный поселенец и сторонник жесткого курса. Говорит, что вся земля от Средиземного моря до реки Иордан принадлежит евреям и ничего арабам отдавать не следует. Дочь же симпатизирует левым и активно выступает за переговоры с арабами и за создание палестинского государства. Поэтому мы даже стараемся не говорить дома на политические темы.

– Но, может быть, ради моего приезда сегодня сделаете исключение? Я недавно в стране, и мне очень интересно, что в головах у израильтян.

– Думаю, что сегодня вечером это будет возможно. Натан к нам на Седер не приехал, а отмечает его в поселении, вместе со своими единомышленниками. Обычно они с Соней очень резко дискутируют по вопросам политики. И мы стараемся за столом эти темы даже не поднимать. Вообще же, ты уже, вероятно слышал, что почти каждый израильтянин в душе – глава собственной политической партии. И почти через каждую израильскую семью пролегают настоящие баррикады непримиримой политической борьбы.

– Но с Соней я могу поговорить?

– Конечно. Как и со мной, или с Далей. Мы ее взгляды не разделяем, но наши споры обычно заканчиваются мирно. Не в пример того, как происходит, когда сталкиваются Соня и Натан. Тогда просто «пух и перья летят».

– Да ты весело живешь, Марк!

– Ну ладно, кажется, нам уже пора двигаться в сторону моего дома. Пошли…

Друзья встали из-за стола и не спеша пошли вниз по набережной.

– Если пройти еще немного прямо, – рассказывал Марк, – попадешь в квартал, где проживают исключительно религиозные евреи. Все они, как и я, носят черные костюмы и шляпы. Многие отрастили пейсы.

– Ты там тоже живешь?

– Нет. Для меня это все-таки уже было бы слишком. Первоначально Даля пыталась меня туда завлечь, но я взбунтовался. Религия религией, но нельзя посвятить ей все время, всю жизнь. Достаточно, как я, носить черную одежду. На этом Даля настаивает категорически. А Шабат я уже соблюдаю далеко не всегда. К тому же и время чаще провожу со светскими людьми. Правда Даля целыми днями пропадает в соседнем квартале, у подружек. Ей больше нравится общаться с религиозными. А я либо работаю, либо в шахматы играю. Здесь недалеко наши соотечественники поставили столы на открытом воздухе и по вечерам собираются, как в клубе. Если хочешь, потом могу тебе показать. Это на улице Герцля, как идти к рынку.

– Но ты в основном общаешься с русскоязычными?

– Естественно. Ивритом мне овладеть так и не удалось. Да и потом с выходцами из бывшего СССР общаться как-то привычнее. Они такие же, как я. Кроме этого, здесь мы, неожиданно для себя поняли, что довольно многие так называемые «сабры», то есть коренные израильтяне, смотрят на нас сверху вниз. Они откровенно считают «русских» израильтян гражданами второго сорта…

Первоначально слова, сказанные Марком, показались Панову довольно странными. Сама идея, что коренные израильтяне могут попытаться как-то принизить своих «русских» собратьев, казалась ему просто дикой. Сразу же вспоминались акции протеста, организуемые различными сионистскими организациями в семидесятые и восьмидесятые годы с требованием разрешить выезд советских евреев в Израиль. Как утверждалось на таких многочисленных мероприятиях, проходивших в Западной Европе, США, да и в самом Израиле, граждане еврейского государства «спят и видят», когда к ним на постоянное место жительства переедут чуть ли не все евреи из СССР.

Так вот, теперь, можно сказать, что «шлюзы» открыты, выезд не только разрешен, но и серьезно облегчен. Встречайте своих братьев! Оказывается не все так просто. Хлынувшая в начале девяностых в Израиль иммиграция из бывшего СССР, как ее назвали «алия», принесла с собой и немало проблем.

Одна из них состояла в том, что, как довольно быстро выяснили для себя коренные израильтяне, очень многие их новые, «русские», соотечественники имеют гораздо более высокий уровень образования и профессиональной подготовки, чем они сами. То есть они стали серьезными конкурентами.

Получилось, что одно дело – требовать на митингах и демонстрациях от властей далекого СССР разрешения на выезд каких-то не конкретных евреев, а совершенно иное, когда эти люди, уже почти в массовом порядке, едут в твою страну.

Коренные израильтяне сначала возмутились, а затем начали негодовать. Так в конце девяностых все чаще можно было слушать от некоторых из них, что «русские» просто обязаны «знать свое место». Их, дескать, пустили из «дикой страны» в «цивилизованное государство» для того, чтобы они выполняли грязную работу. Пусть мужчины убирают мусор и работают грузчиками, женщины моют подъезды, а их дети служат в армии, рискуя получить «арабскую пулю». А карьера политика, ученого, дипломата или адвоката – это уже удел людей, родившихся и выросших в Израиле. И так далее.

«Русским» израильтянам такая постановка вопроса, звучавшая из уст их новых соотечественников, естественно, не понравилась. Но они часто просто ничего не могли изменить в складывавшейся ситуации, поскольку в подавляющем большинстве не знали языка страны, в которую переехали жить. Так что «русским» оставалось только скрипеть от возмущения зубами и обсуждать между собой существующую несправедливость.

Эта тема всплыла и в тот день, когда Панов в первый раз пришел в дом семьи Лурье в Нетании. Но только вскользь. В основном же вечер был посвящен воспоминаниям. Уже не молодые люди ностальгировали по прошлой жизни.

Даля встретила Панова, вопреки его ожиданиям, очень тепло и даже расплакалась, целуя его в щеку.

– Ой, Алеша, – причитала она, – если бы ты только знал, как мы рады тебя видеть! Ты как будто посланец из той нашей, прошлой, жизни…

– Подожди, Даля, – перебил жену Марк. – Дай мне познакомить Алексея с нашей дочерью. Представляю тебе мою любимую Соню…

Панов взглянул на девушку и обомлел. Он давно не встречал столь обворожительных особ женского пола. Соня оказалась настоящей красавицей. Прекрасные черты лица, огромные глаза, длинные черные волосы, высокий рост, стройная фигура…

Девушка была совершенно не похожа на своих родителей. И казалось странным, что именно эти два некрасивых человека родили ее на свет Божий. Даля даже в молодости не отличалась привлекательностью. Как шутили в свое время друзья Лурье, в глазах его жены, казалось, «была запечатлена вся вековая скорбь еврейского народа». Марк тоже никогда не блистал особой красотой. Да, был модным парнем. Но не красивым. А теперь это был вообще какой-то бесформенный пожилой мужчина, скорее даже «мужчинка», в старом костюме и перхотью на плечах. Алексей Константинович еще при встрече в сквере сразу назвал его про себя «облаком в штанах».

– Рада знакомству, – сказала Соня, протянув Панову руку. Она явно поняла, что произвела впечатление на гостя. – Можно я буду называть вас дядя Алекс? Или лучше просто Алекс, как принято в Израиле, без отчества?

– Конечно можно. Можете называть меня просто Алекс. Говорят, что мы – коллеги, – улыбнулся Алексей Константинович. – Где работаете?

– Пишу понемногу для русскоязычных газет. И для ивритоязычных. В штат пока не берут. А вы, как я слышала, работаете на российское Агентство?

– Да, уже тридцать лет.

– Читала ваше интервью с Нетаньяху. Мне показалось, что вы неплохо справились с задачей. В целом у вас есть настрой поработать в Израиле?

– Да, настрой есть, причем серьезный.

– Где вы уже работали?

– Во Вьетнаме, в Афганистане, в Пакистане…

– Ого! В таких «горячих точках»! Да для вас работа здесь, можно сказать, будет просто приятной прогулкой. Так, «для загара»…

– Ну, не скажите. Мне кажется, в ближайшее время здесь также будет интересно.

– Да. Но это, как я надеюсь, все же будет мирный процесс. Интифада, то есть вооруженное противостояние между израильтянами и арабами, слава Богу, уже закончилась. Переговоры с палестинцами «об окончательном урегулировании» продолжаются. И очень даже может быть, что довольно скоро рядом с Израилем возникнет независимое государство Фалястын. Во всяком случае, мне бы этого хотелось. Вы собираетесь съездить к палестинцам?

– Хочу уже в ближайшие дни поехать в сектор Газа.

– Да, там сейчас интересно. Палестинцы могут уже в начале мая объявить о создании своего государства. И тогда снова возникнут трения.

– Они просто хотят создать Израилю трудности перед парламентскими выборами, – вмешался в разговор Марк. – Что за нетерпение такое? Что, трудно подождать немного, если ждали уже столько лет?

– Не согласна с тобой, папа, – жестко парировала Соня. – Палестинцы имеют полное право поступить именно так. Ведь 4 мая, согласно подписанным договоренностям, истекает срок временного соглашения о переходном периоде на палестинских территориях. Пока мы там все контролируем, они не могут решать ни одной экономической проблемы. Их экспорт, импорт – все зависит от Израиля…

– Я считаю иначе, – не сдавался Марк. – Никакой четкой даты провозглашения палестинского государства в соглашениях в Осло не называлось. Речь действительно шла о переходном периоде, но границы его «окончательно» не определялись. Кроме того, подписывало соглашения правительство Партии труда, или «Аводы», как ее сейчас называют. Теперь же у власти в стране находятся совершенно иные силы. И то, что было нормально для премьера Ицхака Рабина, совершенно не обязательно подходит для главы кабинета Биньямина Нетаньяху.

– Вот это уже точно, – вспылила Соня. – Ваш Нетаньяху не намерен следовать подписанным договоренностям. В этом весь он и его «Ликуд».

– Не ругайтесь, – вмешался Панов, – брейк. Да, в Израиле, кажется, баррикады пролегают через каждую семью.

– Почти что баррикады, – улыбнулась Соня. – Мы с папой много спорим. А с братом вообще не можем спокойно разговаривать. Так что наша квартира порой напоминает кнессет, в котором заседают депутаты от различных партий – левые, правые, центристы…

– Есть там и арабские депутаты, – перебил ее Панов. – У них свои взгляды на жизнь.

– Израильские арабы – тоже интересная тема, – живо отозвалась Соня. – Чтобы лучше понять их, советую в ближайшее время также посетить и Восточный Иерусалим. Сейчас идет большая заваруха вокруг так называемого «Ориент хауса». Вы слышали?

– Да. Читал в газетах. Думаете, что стоит разобраться поподробнее, что там происходит?

– А давайте поедем вместе. Вы представите меня как свою переводчицу. С иврита и арабского.

– А вы говорите по-арабски?

– Конечно. Причем неплохо.

– А что вы хотите взамен, за оказанную помощь?

– У меня свой интерес. Будем делиться информацией. И как можно чаще берите меня с собой, когда идете на какие-либо мероприятия.

– Мне кажется, я нашел в этом доме для себя очень ценного помощника. Марк, ты не возражаешь, что Соня немного на меня поработает?

– Наоборот. Мне кажется, ей будет полезно с тобой побольше пообщаться. Опыта поднабраться. Но идите уже к столу. Даля зовет.

Ужин, предложенный семьей Лурье их старому московскому другу, был просто великолепен. Особенно отметил Алексей Константинович мастерски приготовленные Далей фаршированную щуку, фаршмак из сельди и кисло-сладкое мясо с мудреным названием «Эсикфлейш». Несколько позже на столе появилась жареная курица, окруженная картошкой. А под конец вечера Даля подала чай со сладкими пончиками и «главным пасхальным блюдом» под названием «харасет».

– Это Сонечка готовила, – не без гордости сказал Марк.

– Что это такое? – спросил Панов, пытаясь определить какие ингредиенты составили предложенную ему «вкуснотищу»…

– Это старинное еврейское блюдо, – улыбнулась Соня. – Обычно приготовляется специально на Песах. Состоит из тертых яблок, грецких орехов, корицы и сладкого вина. Самое важное – хорошенько все это перемешать, чтобы блюдо напоминало глину. Вам понравилось?

– Да, очень…

– Вот и хорошо. Я рада.

– Хотите виски, Соня? – спросил Панов, взяв в руку принесенную им бутылку. Все время застолья к ней, кроме его самого, никто так и не притронулся.

– Нет, нет, спасибо, – даже замахала руками девушка. – Я пью только слабые алкогольные напитки. Легкое вино и пиво.

– А мой сын не пьет даже этого, – гордо заявила Даля.

– Мне с ним также было бы очень интересно познакомиться.

– Сделаем, – уверенно отчеканил Марк. Он, также, как и Алексей Константинович, уже к тому моменту выпил довольно много, правда не виски, а водки марки «Голд», которая, как потом разобрался Панов, была самой популярной среди «русских» израильтян.

Провожать Панова до центральной площади пошла вся семья. Даля с Соней шли несколько поодаль, а Марк взял старого друга под руку и все время пути вспоминал былые годы и прежде всего их беззаботное время детства, проведенное возле подмосковной станции «Мамонтовская».

Уже садясь в такси, Панов, наконец-то, вспомнил о женщинах.

– До встречи, Даля, – сказал он. – Соня, не забывайте, что обещали просвещать меня относительно местных реалий. Приезжайте ко мне в Тель-Авив. В моем доме отличный бассейн. Совместим ваши рассказы с купанием и загоранием…

– Хорошо, приеду. Давайте конкретно. Когда?

– Да хоть завтра.

– Нет, завтра я не могу. У меня уже назначена встреча. А вот в субботу приеду в ваш бассейн с удовольствием. К тому моменту будет уже апрель, и вода потеплеет. Решено?

– А как вы доберетесь? Ведь по субботам в Израиле не ходит общественный транспорт.

– Наша девочка отлично водит машину, – с гордостью сказал Марк. – Она купила себе подержанный «Форд» и колесит на нем по всей стране.

– Отлично, – улыбнулся Панов. – Жду. Во сколько?

– В одиннадцать ноль ноль утра. Устраивает?

– Да. Спасибо, что согласились. Ты, Марк, и ты Даля, тоже как-нибудь ко мне приезжайте.

Ты, Алеша, если сможешь, помоги чем-нибудь Сонечке. Она девочка способная.

– Конечно, конечно. Ну, ладно. Всем большой привет. И до новых встреч.

Уже в такси, по дороге в Тель-Авив, Панов поймал себя на мысли, что первоначально он, конечно же, предложил Соне приехать к нему в гости исключительно из вежливости. Но, тем не менее, ее быстрое согласие Алексея Константиновича вовсе не огорчило, а, напротив, казалось, очень обрадовало. И дело здесь вовсе не в том, что прожившая к тому моменту уже семь лет в Израиле и закончившая здесь университет, умненькая девочка может серьезно помочь ему в работе.

Нет. Соня, и в этом Панов даже боялся сам себе признаться, очень понравилась ему как женщина. Хотя, конечно же, подумал он, между ними быть ничего не может. Во-первых, он друг ее отца, а во-вторых, слишком большая разница в возрасте. К тому моменту Панову было уже 53 года. А Соня, насколько он помнил, родилась в 1975 году, то есть ей 24. Почти тридцать лет разницы. Какой здесь может быть роман?! Надо просто выбросить подобные глупости из головы. Поработают они вместе, помогут друг другу. И все…

Однако, как довольно скоро стало понятно, жизнь распорядилась их судьбами иначе.

 

Весна надежд для Израиля…

Тель-Авив, апрель 1999 года.

Свое слово Соня сдержала. В одиннадцать часов утра ровно она позвонила Панову по телефону.

– Алекс, – услышал он приятный женский голос. – Я приехала, как и обещала. Только меня не пускает охрана. Не могли бы вы меня встретить?

– Иду, иду, – выпалил Панов. – Через минуту буду внизу…

Алексей Константинович совершенно забыл о приглашении. И ему было очень неудобно. Пришлось отказаться от задуманного завтрака. Панов быстро натянул джинсы и футболку, выключил уже готовый закипать чайник и, дожевывая на ходу бутерброд, побежал к лифту.

Соня снова поразила Панова своим очарованием. Она была одета в короткую легкую юбку и майку на бретельках, которая даже не прикрывала пупок. Девушка казалась прекрасным посланцем весны, которая уже брала в свои руки жизнь израильтян. Ярко светило солнце. Согласно переданному утром прогнозу погоды, день обещал быть отличным. Плюс 25. Так что можно позволить себе искупаться…

– Привет, Алекс, – улыбнулась Соня. – Вот я и приехала. Куда я могу поставить машину?

– Поедемте вниз, на подземную стоянку. Хозяйка сдала мне не только квартиру, но и два места для парковки.

Соня очень уверенно направила свой «Форд» вниз и запарковала его на место, которое показал Панов.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулся Панов. – Пойдемте, я провожу вас в бассейн, а сам присоединюсь через минут пятнадцать. Только переоденусь.

Бассейн жилого комплекса «Андромеда» в районе Яффо был прекрасен. Строители комплекса проложили трубу прямо в море, откуда, с глубины примерно 30 метров, закачивали воду. Ее температура была ровной. Плюс 20 круглый год.

– Отлично, – вздохнула Соня. – О таком отдыхе можно только мечтать.

– А вы не соблюдаете Шабат, как мама? – спросил Панов.

– Естественно, нет. Мама у нас главный религиозный деятель, почти что раввин, как был ее дед. Папа вынужден следовать ее указаниям. Брат также «блюдет субботу», но уже по собственным идейным соображениям. А я – человек светский.

Завершив фразу, Соня быстро сдернула с себя майку и юбку, бросила их на лежак и оказалась в довольно откровенном купальном костюме. Две, как показалось Панову, совсем уж тонкие полоски ткани на теле. И ничего больше.

– Жду вас, Алекс, – воскликнула девушка и ловко прыгнула вниз головой в бассейн.

«Отдых вокруг бассейна» в тот день занял у Панова и Сони почти четыре часа. В три дня Алексей Константинович предложил девушке пройти в расположенное также в «Андромеде» кафе, пообедать. Он заказал тарелку арабского хумуса, две порции шашлыка и бутылку сухого вина.

– Мне было бы интересно, Соня, поговорить с вами о предстоящих выборах, – сказал Панов, наливая вино в стакан девушки.

– Нет, я пить не буду. Не забывайте, что я все-таки за рулем. А у нас с этим очень строго. Вы пейте, Алекс. И я также прошу, давай перейдем на «ты». В Израиле так принято. Все «русские» здесь друг другу «тыкают».

– Согласен. Так как же насчет выборов?

– А что конкретно тебя интересует?

– Да, все. Любые подробности. Как складывается расстановка сил? Кто победит?

– Хорошо, но только я буду говорить о моих личных восприятиях предвыборной ситуации.

– Это и интересно.

Коротко довольно пространный рассказ девушки сводился к следующему:

Прежде всего, Израиль – страна крайне политизированная. Избирательная активность здесь одна из самых высоких в мире. В выборах обычно принимает участие до 90 процентов избирателей.

На этот раз 120 депутатских мест в кнессете оспаривают 32 политические партии и блоки партий. Они представляют весь спектр политической жизни Израиля – правые и левые, крайне правые и крайне левые, центристы – с правым и левым уклоном. Представлены партии, выражающие интересы отдельных групп населения – «ортодоксальные еврейские», «арабские», «русские» и даже «кавказские» и «среднеазиатские». Отдельные объединения защищают права пенсионеров, женщин, мужчин, борются за охрану окружающей среды. И так далее…

В принципе все партии и возглавляющие их лидеры в своих предвыборных обращениях к населению подчеркивают, что стремятся к одной цели – миру и процветанию для народа Израиля. Вот только пути достижения этой цели им видятся разными. Левые, например, убеждены в необходимости приложить больше усилий для достижения мира с арабами. Они подчеркивают, что необходимо быть реалистами в отношениях с палестинцами. По их мнению, лишать палестинцев права на создание собственного государства уже нельзя, это означает объединить против Израиля не только арабов, но возможно и весь мир. К тому же, указывают левые, если «долго упорствовать», палестинское государство в конце концов все равно будет создано, однако править там будет уже не окружение Арафата, с которым в принципе можно договориться, а радикалы-исламисты.

Правые же считают, что в своем стремлении «иметь мир» с арабами левые идут слишком далеко, предают интересы Израиля. Территориальные уступки палестинцам, по убежденности правых, должны быть сведены к минимуму. Ведь Израиль, указывают они, во имя собственной безопасности, должен сохранять «определенную глубину стратегического пространства». Некоторые правые выступают за продолжение строительства еврейских поселений на территориях Палестинской автономии, против даже разговоров об уходе с юга Ливана, «отступления» с Голанских высот и так далее.

Левые стараются выступать с позиций социал-демократии. Они поддерживают политику профсоюзов, забастовки и так далее. Правые же ратуют за максимальную приватизацию и «свободный рынок». Активисты «Ликуда», например, убеждены в необходимости искоренить в стране «касту неприкасаемых», которую, по их мнению, представляют из себя отдельные категории госслужащих. Благодаря различного рода социальным льготам, предоставленным им в разное время левыми правительствами, эти чиновники превратились, по оценкам ликудовцев, в паразитирующую прослойку общества, живущую по принципу «ничего не делать и много получать». С такой оценкой госслужащих правыми Соня, как она четко заявила, согласна.

Каждая группа партий, естественно, имеет своих традиционных сторонников. От того насколько их много и как они активны и зависит число депутатских мест. Количество же полученных мандатов дает в дальнейшем партии возможность «торговли» с вновь избранным премьером за места в правительстве.

Второго тура выборов, как уверенно говорила Соня, не будет. Эхуд Барак способен победить уже в первом туре. Число сторонников Нетаньяху, по многим оценкам, резко уменьшается. Если же все-таки день выборов 17 мая победителя не определит, то будет назначен второй тур. Называется уже и дата – 1 июня. А что произойдет в Израиле за «временное пространство» длинной более десяти дней – кто с кем договорится, и кто с кем поссорится – вообще никто судить не берется.

– Вот такие у нас дела, – закончила рассказ Соня.

– Вы упомянули «русских» израильтян. А за кого они намерены голосовать?

– Ой, это очень интересная проблема. «Русские» избиратели в Израиле – это особый случай.

– Так расскажите…

И на этот раз рассказ Сони был не менее обстоятельным. Как отметил про себя Алексей Константинович, дочь его друга умела отлично анализировать ситуацию, делать интересные выводы.

Прежде всего, считала девушка, «русские» голоса во многом отойдут «своим» партиям – «Исраэль баалия» Натана Щаранского и «Наш дом – Израиль» Авигдора Либермана. Партии эти и были созданы с целью представлять выходцев из СССР в израильском обществе, защищать их интересы. Они, несомненно, получат несколько депутатских мест в кнессете. Их лидеры скорее всего займут посты министров, но, конечно же, «не главных» министерств.

Но это не все. Соня была убеждена, что «русский» Израиль должен сказать и свое весомое слово в вопросе о выборе нового премьер-министра. И, кажется, первым понял это Биньямин Нетаньяху. Именно для того, чтобы завоевать «русские» голоса он и совершил в канун выборов поездку в Москву, а затем направил туда еще и своего министра иностранных дел Ариэля Шарона. Соня рассказывала, что пропаганда «Ликуд» начала постоянно подчеркивать свои «российские достижения», среди которых, как указывалось, прежде всего было улучшение отношений со страной, в которой проживает сотни тысяч родственников граждан Израиля. Уже даже попадалась информация, что именно Нетаньяху сумел «аргументировано переговорить» с руководством МВФ, после чего фонд сменил гнев на милость в отношении России и предоставления ей очередного транша.

Рассуждая о том, отдаст ли «русская улица» свои голоса Нетаньяху, в качестве аргумента «за» Соня приводила мнение, что выходцы из бывшего СССР в принципе гораздо больше тяготеют к правым силам, чем к левым. Социалистические идеи блока левых партий, который возглавляет Барак, многим бывшим советским гражданам кажутся как будто взятыми из старых учебников, из толстой книги «Истории КПСС». В то же время идеи приватизации и свободного рынка, за который выступает Нетаньяху, для них более притягательны.

Хотя, конечно же, остаются и приверженцы социалистической идеи, особенно представители пожилого поколения. Но здесь их ждут большие разочарования. Взять, к примеру, тот факт, что за Бараком в большой массе стоят те же государственные служащие. Их социальные права полностью защищены различного рода законодательствами, «пробитыми» в свое время именно левыми партиями. Но, как уже всем стало понятно, новых иммигрантов, даже молодых, на госслужбу допускают чрезвычайно редко. Места «под социалистическим солнцем» для всех не хватает. Ведь в Израиле госслужба считается привилегией, для «коренных» граждан. Да и объективный фактор, почему вновь прибывшие туда не могут попасть, налицо – плохое, как правило, знание языка.

То есть, конечно же, уверенно говорила Соня, «свободный рынок» привлекает большинство выходцев из бывшего СССР гораздо сильнее, чем социализм, который они знают по советской модели и в котором, как выясняется, к тому же для них не всегда есть место.

Кроме этого, по мнению Сони, основная масса приехавших из государств СНГ бывших советских граждан в глубине души все-таки крайне уважительно относятся к «сильным политикам», способным своим курсом вызывать «трепет врагов и уважение друзей». Многие уже немолодые бывшие жители Москвы, Киева или Баку в разговорах постоянно подчеркивают, что им не так уж и важно прав в том или ином случае Израиль или нет, а важно, что с их новой Родиной считаются. Некоторые стали «правее правых» и доказывают, например, что Израилю не надо было уходить с Синая или, что палестинцам ни в коем случае не следует ничего отдавать. То есть «сильный» Нетаньяху устраивает их гораздо больше, чем кто-то другой из кандидатов. Как и сильный Авигдор Либерман – лидер партии «Наш дом – Израиль», за которую намерен голосовать брат Сони.

Советники Нетаньяху поняли все это довольно быстро. И, конечно же, рекомендовали шефу не упускать «жар-птицу», саму идущую в руки.

Вскоре, говорила Соня, значение «русских» голосов на выборах осознал и Эхуд Барак. Он сделал неожиданный «вираж», заявив, что намерен посетить Москву 9 мая, в Праздник Победы. По мнению прессы, такое решение лидера блока «Единый Израиль» стало неожиданным даже для сотрудников его предвыборного штаба. Как считают многие из них, очень трудно объяснить избирателям, почему еще совсем недавно Барак так жестко критиковал «предвыборную» поездку в Москву Нетаньяху, а теперь сам собирается туда же.

Барак, как до него и Нетаньяху, «почти с возмущением» отрицал какой-то предвыборный характер своей поездки, подчеркивая, что предпринимает ее исключительно для того, чтобы отдать дань уважения памяти павших в борьбе с фашизмом.

В то же время, рассказывала Соня, в последние дни в Израиле начали отмечать, что Барак все больше интересуется, какие проблемы волнуют «русскую улицу». Основные из них – жилье, работа, образование – по его оценкам, более успешно может решать левое правительство. Барак даже выступил с осуждением часто встречающейся практики нынешнего МВД. Так называемая «визовая» проблема действительно постоянно возмущает выходцев из бывшего СССР. Русскоязычные газеты изо дня в день рассказывают о возмутительных случаях отказа в продлении виз престарелым матерям или отцам-неевреям, которых пытаются выслать из страны, где живут и работают их дети.

Публиковались истории, когда службы МВД в международном аэропорту имени Бен-Гуриона «заворачивали» обратно молодых женщин из СНГ, приехавших в Израиль по туристическим путевкам, только в связи со светлым цветом волос. А молодых парней – за накаченные бицепсы. Первые казались инспекторам из МВД легкомысленными, чуть ли не проститутками, вторые – связанными с криминалом, а возможно даже с «русской мафией».

Между тем аналитическая группа Международного еврейского движения «Авив» провела опрос общественного мнения на «русской улице». Опрос показал, что приоритетными в деятельности той или иной партии, за которую собираются голосовать выходцы из бывшего СССР, являются три показателя. Первый – сохранение стратегического и экономического превосходства Израиля в регионе. Второй – успешное решение жилищной проблемы. Третий – решение проблемы трудоустройства.

Однако, уверенно говорила Соня, окончательно говорить о том кому достанутся голоса «русской улицы» пока рано. За них политическим партиям и их лидерам предстоит еще побороться.

– Вот такие мои оценки, – резюмировала свой рассказ девушка. – Совершенно откровенно. Как говорится, без личных симпатий и антипатий.

– Очень интересно, – отозвался Панов, которому изложенный аналитический материал действительно понравился. – Ты мне серьезно помогла. Какие наши дальнейшие планы?

– Алекс, а ты не хотел бы погулять со мной по Старому городу в Яффо? Пройдемся по порту, зайдем в рыбный ресторанчик?

– С удовольствием…

Прогулка длилась часа четыре. Они спустились вниз, к порту, смотрели, как в лучах заката возвращались к берегу рыбацкие лодки. Затем ели скумбрию в небольшом рыбном ресторанчике на берегу. Панов все более заинтересованными глазами смотрел на сидевшую перед ним за столиком прекрасную девушку, уже отдавая себе отчет, что вряд ли сможет устоять от соблазна.

– Скажи, Соня, – спросил Алексей Константинович, – ты действительно веришь в то, что скоро между израильтянами и палестинцами наступит прочный мир? И твоя страна получит возможность для спокойной жизни?

– Ты знаешь, Алекс, нынешняя весна для Израиля – это весна надежд. На мир. Я уверена, что к власти в стране придут левые силы, и они смогут подписать так необходимый всем нам договор об окончательном урегулировании. Причем, как с палестинцами, так и с сирийцами и ливанцами. Со всеми арабами…

В восемь вечера Панов проводил Соню к машине и простился. Неожиданно девушка сжала его руку в своей ладони и, перед тем, как сесть в машину, поцеловала Алексея Константиновича в щеку.

– Как говорят русские, ты – отличный парень, Алекс. Думаю, нам будет интересно вместе…

Панов долго не спал в ту ночь, раздумывая над тем, что же он скажет Марку и Дале, если, вдруг, все-таки не устоит от соблазна и закрутит роман с Соней. Ответа на такой свой вопрос он не находил, а поэтому нервничал и никак не мог уснуть. Сон пришел только часам к четырем. С утра Алексей Константинович чувствовал себя разбитым. Благо было воскресенье, и можно было ограничить передачу информаций в Москву только самыми необходимыми новостями.

Днем позвонила Соня.

– Алекс, когда мы снова увидимся? – спросила она.

– Я собираюсь во вторник съездить в Газу. Так что увидимся после моего возвращения. Вернусь в четверг вечером. Думаю, что смогу тебе рассказать много интересного.

– Отлично, позвоню в пятницу…

«Ну и натиск у этой девочки!»– подумал Панов, слушая короткие гудки в трубке. – Как здесь устоять? Сама, можно сказать, ко мне в постель лезет…»

 

Газа – это территория, окруженная высоким забором

Сектор Газа, апрель 1999 года.

Как выяснилось, сектор Газа – территория совсем небольшая. Линия побережья простирается с севера на юг на сорок пять километров. С востока на запад ширина контролируемых здесь палестинцами земель – где-то двенадцать, а где-то и восемь километров. Вот и вся Газа. Небольшая территория, окруженная израильтянами высоким забором с множеством электронных датчиков. Проживало же здесь на момент, когда корреспондент российского Агентства Алексей Панов впервые появился в секторе, один миллион сто пятьдесят тысяч человек.

Первое, что бросалось в глаза, это то, что работы для палестинцев в Газе было очень мало. В такой ситуации можно было легко убедиться, просто подъехав к КПП «Эрез», за которым располагается северная часть Газы. К шести часам вечера переполненные автобусы доставляли сюда множество изможденных и плохо одетых людей. По местным понятиям, это были «счастливчики». Им удалось найти работу в Израиле. Для того, чтобы попасть на нее во время, палестинец должен подняться в два часа ночи и направиться на КПП. Там каждый день он проходил длительную процедуру, с обыском, тщательной проверкой документов и так далее. Вернувшись домой, часов в семь, он почти сразу же ложился спать. А на следующее утро все начиналось сначала, по тому же кругу.

Конечно же, работа в Израиле в подавляющем большинстве случаев была грязная и мало оплачиваемая. Но она давала хотя бы какой-то заработок, чтобы кормить семью. А семьи у палестинцев большие – шесть, семь, иногда и десять детей…

Взорвется ли в Газе «демографическая бомба»? Этот вопрос серьезно волновал местные власти. Ведь при таком уровне рождаемости скоро на этом небольшом кусочке упирающейся в море суши будет проживать уже больше двух, а потом и трех миллионов людей. А опять же работы для них в Газе нет. То есть снова получается, что палестинцы и в этом вопросе полностью зависимы от израильтян. Вокруг зависимость. Если что-то «не так», израильские власти могут в один момент перерезать обе ведущие сюда линии электропередач, водопровод. Они контролируют и границы автономии. Вроде бы южная подходит вплотную к территории соседнего Египта. Но создана специальная полоса, шириной около пятисот метров. Там – израильские посты. Они-то и проводят контроль – кто может, а кто нет проезжать в Газу и из нее, что можно, а что нельзя ввозить и вывозить.

То есть, как быстро стало понятно Панову, причин для недовольства у палестинцев было много. Даже очень много.

«Но способно ли решить все проблемы объявление независимости, – думал тогда Алексей Константинович, – если это будет сделано именно сейчас, 4 мая?»

С этим вопросом Панов обратился к заместителю председателя Общества палестинско-российской дружбы Абу Усаме Мухаммеду. На тот момент в Палестинской национальной администрации он занимал пост заместителя министра финансов.

– Мир должен понять, – ответил он, – что независимость – это не какой-то каприз палестинцев. Мы боролись за нее долгие годы…

Встреча Панова с этим видным палестинским руководителем происходила в помещении Общества, расположенном в одном из зданий в центре сектора Газа. Рядом располагалась резиденция Ясира Арафата. Здесь он в те годы проводил основное время. Но часто и улетал на Западный берег реки Иордан, в Рамаллу. Перемещался же «Раис», как именовали Арафата палестинцы, то есть, по-восточному, начальник, руководитель, между не имеющими точек соприкосновения частями Палестинской автономии на вертолете. Как рассказывали в Газе, обычно вертолет появлялся неожиданно, со стороны моря.

Тема возможности провозглашения палестинцами своего независимого государства именно 4 мая, как рассказал Панову Абу Усама Мухаммед, должна была стать центральной на намечавшемся в конце апреля в Газе расширенном заседании Центрального совета Организации освобождения Палестины.

А разговоры об этом происходили в Газе повсюду. Пора! – указывали многие палестинцы. Как понял Панов, они относились к данной проблеме чрезвычайно болезненно. Ведь в Палестине нет такого бедняка или богача, генерала или пастуха, который бы не мечтал о независимом государстве. Причем мечта эта живет в сердцах палестинцев уже многие десятилетия. Сколько крови пролито за это время! Пора…

Тем не менее очень многие зарубежные политики, в том числе называвшие себя друзьями палестинцев, советовали тогда Арафату подождать. О необходимости «пролонгации соглашения о переходном периоде на взаимосогласованный срок и на взаимоприемлемых условиях» говорили руководителю Палестинской национальной администрации и во многих арабских столицах. Советовали ему так поступить и в Москве, куда он в очередной раз летал в начале апреля.

С идеей отложить дату провозглашения независимости активно выступал и Вашингтон. При этом американская администрация обещала приложить максимум усилий для достижения окончательного урегулирования израильско-палестинской проблемы уже в течение ближайшего года.

Как стало ясно Панову из разговоров в Газе в апреле, палестинцы прислушивались к таким советам очень неохотно, многим обещаниям не доверяли и очень нервничали.

– Приезжайте к нам в мае, – сказал российскому корреспонденту Абу Усама Мухаммед. – К тому времени Центральный совет ООП уже примет решение по срокам провозглашения нашего независимого государства. Так что возможно вместе отметим нашу независимость…

– Хорошо, – согласился Панов. – Если приглашаете, обязательно приеду…

Газа Алексею понравилась. Палестинцы в тот его приезд разместили гостя в помещении Общества дружбы. Вечером туда пришли многие его активисты. Засиделись допоздна. Вопросов к Панову было множество. О ситуации в России, о развитие отношений между его страной и Палестиной, о том, что он думает по поводу возможного уже в начале мая провозглашения государства Фалястын и так далее.

Уже в самом конце к Алексею Константиновичу подошла девушка, закутанная в палестинский платок.

– А я вас знаю, – на отличном русском языке сказала она. – Но вы, очевидно, меня не помните? Мы встречались два года назад в Исламабаде…

«О, Боже! – подумал Панов. – Снова «привет» из другого мира. Этой встречи я точно не ожидал…».

Вспомнил он эту девочку. Конечно же, вспомнил. Кажется, что их встреча была очень давно. Но на самом деле прошло уж и не так много времени.

 

«Воины Аллаха должны быть бессребрениками…»

Исламабад, май 1997 года.

Это был последний год работы корреспондента Агентства Алексея Панова в Пакистане. В декабре он уже ждал замену и готовился к отъезду. Стояла отличная погода. Была пятница, то есть в исламском мире выходной день. И Панов решил съездить на рынок, так называемый «Джума-базар», где по пятницам можно не только хорошо отовариться овощами и фруктами, но и пообщаться с многочисленными афганскими беженцами, обычно с готовностью сообщавшими российскому корреспонденту интересную информацию, поступающую с их родины.

Панов несколько лет проработал в Афганистане и поэтому, перебравшись в соседний Пакистан, продолжал внимательно следить за всем происходившем в этой стране.

Афганских беженцев на «Джума-базаре» всегда было много. Они сидели, поджав ноги, на разостланных прямо на земле подстилках, торгуя в основном поношенными вещами. Совсем как в Кабуле.

Но в Исламабаде рынок был особый. На «Джума-базаре» можно было встретить, например, выпускника московской высшей партийной школы, а рядом с ним – бывшего моджахеда, воевавшего в группировке Хекматиара. Туда приходил и бывший полковник спецслужб Наджибуллы и недавний кабульский подпольщик, готовивший приход моджахедов в Кабул. И все эти люди, как выяснилось, оказались не у дел, а поэтому торговали вместе, кто чем мог. Среди предлагаемых товаров были пятнистая военная форма моджахеда и советские офицерские шапки из цигейки со звездами.

Все перемешалось. «Джума-базар» впитал в себя, кажется, все цвета радуги, включая красный революционный и зеленый исламский. И недавние враги оказались рядом.

«Очевидно, – думал тогда Панов, – внутри этих людей действительно изменилось многое. Но главное – они навоевались».

Конечно же, как выяснялось, к сожалению, не все. Ведь война за власть в Афганистане в тот момент еще продолжалась. Как, впрочем, и спустя много лет. Продолжается она и до сих пор, и конца ей не видно.

А тогда, в майский день многие афганские беженцы на «Джума-базаре» праздновали очередной успех уважаемого ими известного афганского полевого командира Ахмад Шаха Масуда, сумевшего разбить колонну группировки движения «Талибан», пытавшуюся продвинуться на север, к городу Мазари-Шариф. Масуду тогда удалось отбросить боевиков обратно, к южному входу в тоннель Саланг.

По состоянию дел на май 1987 года талибы уже почти год назад овладели Кабулом и большинством городов на юге, востоке и западе Афганистана, и всеми силами рвались на север.

Немалая часть беженцев в Исламабаде талибам явно не симпатизировали. Многие из них были выходцами из Кабула и привыкли к совершенно другой жизни, а не к той, которую пытались насадить в афганской столице исламисты. Они хотели, вернувшись домой, снова учиться, иметь любимую работу. Ведь, например, всего за несколько лет до того, как талибы пришли в Кабул, многие женщины там даже одевались в специальных модных магазинах – «немецком», «английском», пользовались французской косметикой.

Что принесли с собой в Афганистан талибы? – задавались вопросом беженцы. 14 век? И поэтому в тот майский день они искренне радовались победе Масуда, часто со слезами на глазах поздравляли друг друга, бесплатно раздавали детям сладости.

– Не верьте, что талибы действительно представляют народ Афганистана, – говорил Панову уже немолодой афганец, торговавший шерстяными свитерами. – Если они даже оккупируют всю страну, это всего лишь будет оккупация, а не свободный выбор афганцев. Я, например, не хочу, чтобы меня учили жить сумасшедшие…

Но так, естественно, рассуждали далеко не все афганские беженцы. Не любили талибов в основном кабульцы и проживавшие на севере таджики и узбеки. Что же касается пуштунов, то есть, как они сами именуют себя, «коренных афганцев», то их представители на «Джума-базаре» говорили вещи совершенно противоположные. Например, они с восторгом рассказывали, что в афганской столице, после долгих лет полного беспредела моджахедов, установлен полный порядок. То есть, как уверяли побывавшие там люди, во времена власти талибов по городу можно было спокойно гулять в ночное время, даже, если человек обвешен золотом и в его карманах рассованы пачки долларов. А то, что талибы телевидение запретили, говорили собеседники Панова, то в пуштунских деревнях и до этого его не особенно смотрели. Да и девочки, согласно местным обычаям, в школы не ходили…

На «Джума-базаре» Алексей Константинович провел часа два. И решил поехать пообедать в популярный ресторан «Афгани», расположенный в центре Исламабада, в торговом комплексе «Джина супермаркет». Рядом был фотомагазин, в котором Панову надо было получить фотографии. Несколько дней назад он ездил в командировку в Пешавар, много там фотографировал, и результат работы должен был оказаться интересным.

Возле прилавка магазина стоял рослый парень, который явно не мог договориться с продавцом.

– Не понимаю я вас, – все время повторял он по-русски, на что все более раздражавшийся продавец по-английски объяснял ему, что так они не договорятся, требуется переводчик.

– Так, что здесь происходит? – обратился Панов к парню. – Он вам объясняет, что не понимает языка, на котором вы говорите.

Алексей Константинович был серьезно удивлен фактом, что встретил в самом центре Исламабада говорившего по-русски молодого человека. «Челноки» с территории бывшего СССР до Исламабада добирались крайне редко, обычно ограничиваясь портовым городом Карачи, где было множество дешевых магазинов по продаже изделий из кожи и оникса. Так что русскоязычными в пакистанской столице, кроме него, корреспондента Алексея Панова, были разве что только дипломаты и технические специалисты посольств России и еще нескольких стран СНГ.

– Да мне нужно пленку в проявку отдать, – затараторил парень, обрадовавшийся неожиданно пришедшей помощи. – А он вот меня не понимает…

– Откуда вы здесь взялись? – спросил Панов, выходя вместе с новым знакомым из магазина. Он сразу же обратил внимание, что несколько поодаль стояли еще двое таких же, как он, молодых людей – парень и девушка, закутанная в черно-белый палестинский платок.

– Мы учимся здесь, в Исламском университете.

– И что же в таком уважаемом заведении вам не преподают английский язык?

– Почему же? Преподают. Только мне он очень трудно дается, – смутился новый знакомый Панова.

Исламский университет является гордостью Исламабада. Он примыкает к крупнейшей в городе мечети Фейсала, находится в красивейшем здании, располагает просторными аудиториями и великолепной библиотекой. В исламском мире считается, что образование, полученное в этом учебном заведении, является превосходным, и у выпускников университета после окончания курса редко бывают проблемы с трудоустройством.

– А откуда вы приехали?

– Из Чечни…

Панов сразу же понял о чем идет речь. Еще примерно год назад он слышал от знакомого пакистанца, что в Исламский университет, на учебу, прибыла целая группа молодых чеченцев. Знакомый был уверен, что все они – дети высокопоставленных командиров, которых они попытались «спрятать» от войны, убрать за границу, то есть по сути дела спасти. Правда, согласно информации, многие новые студенты оказались с очень слабой подготовкой и не отличались особой успеваемостью. Но их все равно не отчисляли, поскольку плата за обучение молодых людей поступала регулярно и была очень высокой.

– Что, и вы тоже приехали из Чечни? – спросил Алексей Константинович, обращаясь к девушке.

– Нет, – улыбнулась она. – Я – палестинка. Меня зовут Азиза Масри.

– И так хорошо говорите по-русски?

– Да, у меня мама русская. Я вообще выросла в Москве и даже закончила там среднюю школу. Поэтому я и сдружилась здесь с этими ребятами. Иногда хочется по-русски поговорить.

– А как вы оказались здесь?

– Ну, это длинная история. Вкратце она такова. Мой отец приехал из Ливана, где он жил в лагере палестинских беженцев, в Москву, учиться в Университет дружбы народов. Еще студентом, в 1974 году, он встретил мою мать, а через год родилась я. До 1994 года мы жили в Москве, а потом папа сказал, что, после подписания Норвежских соглашений и создания Палестинской автономии нам надо возвращаться на Родину, которая, скорее всего, очень скоро станет свободной и независимой. Мы все вместе поселились сначала в Рамалле. Затем, в 1995 году, после подписания еще одних «промежуточных соглашений», так называемых «Осло два», семья перебралась в сектор Газа. Отец думал, что жизнь там будет хорошей. Но все оказалось иначе. Было очень трудно. Работы у отца не было, и так случилось, что мама жить в Газе отказалась. Сказала, что не может привыкнуть к чужой культуре, чужому образу жизни. Она вернулась в Москву, а отец снова женился. Меня же было решено отправить учиться за границу. Сначала папа хотел, чтобы я поступила в Каирский университет. Но это было дорого. Потом возникла идея поездки в Исламабад. Мне обещал выплачивать стипендию один из исламских фондов. Год назад я и оказалась здесь.

– Вы говорите по-арабски?

– Да, также, как и по-английски.

– Почему же тогда вы не помогли вашему товарищу найти понимание в магазине?

– А он меня об этом и не просил, – удивилась девушка.

– Все в порядке, я сам могу со всеми договориться, – сверкнул глазами парень. Ему явно не хотелось, чтобы друзья поняли, что у него, спустя целый год учебы, все еще возникают проблемы с английским языком.

– Пойдемте, ребята, пообедаем, – предложил Панов. – Я угощаю…

Его приглашение новым знакомым понравилось. Они зашли в полупустой зал ресторана и заняли столик в углу. Ребята попросили заказать им один бараний и один куриный шашлык, а девушка блюдо из цыпленка под названием «чикентика». Сам же Алексей предпочел шашлык из печени.

– Только что с афганскими беженцами разговаривал, – попытался завязать разговор Панов. – Одни поддерживают талибов, другие, напротив, рады, что Масуду удалось их отбить на юг, за Саланг. А вы что об этом думаете?

– Нам, чеченцам, все эти разборки, без разницы, – решительно заявил один из парней. – У нас своих проблем хватает.

– А что скажет палестинка?

– Мне талибы нравятся, – решительно отозвалась девушка. – Они напоминают некоторых наших борцов. В секторе Газа перед моим отъездом патриоты все активнее начинали группироваться вокруг очень популярной среди палестинцев личности – шейха Ясина. Возможно, уже в самое ближайшее время они создадут свою организацию, в которой, в отличие от некоторых других, не будет места коррупции и непомерным амбициям. Мусульмане должны избегать таких тяжких грехов. А ими, между прочим, у нас сейчас страдают довольно многие бойцы, прошедшие длинный путь борьбы. Так вот, выяснилось, что, некоторые из них, добившись власти, превратились в настоящих буржуа, причем часто совершенно бессовестных, не заботящихся о собственном народе, а только думающих о личном обогащении.

– Вы считаете, что и талибы – бессребреники?

– Можно сказать, что да, конечно. Воины Аллаха должны быть бессребрениками. Во всяком случае, насколько я здесь разобралась в афганских проблемах, они серьезно отличаются от тех же моджахедов, развязавших бойню в собственной стране и занимавшихся грабежом населения…

Тогда, в мае 1997 года, Алексей какого-то особого значения словам девушки не придал. Они еще два раза встречались, также случайно. Один раз в начале осени, возле Исламского университета, и один раз в посольстве Объединенных Арабских Эмиратов, на дипломатическом приеме в начале декабря. Через несколько дней Панов уже улетал из Пакистана. О чем и сообщил Азизе Масри, простившись с ней, как он полагал тогда, навсегда.

– Через неделю, от силы через две, в Газе будет создана организация, о которой я вам рассказывала тогда, в ресторане, – сказала на прощание девушка. – Советую обратить на нее внимание. Скоро о ней заговорит весь мир.

Действительно, 14 декабря, уже в Москве, Панов прочитал короткое сообщение на ленте одного из иностранных информационных агентств. Из него следовало, что шейх Ясин организовал в секторе Газа новую палестинскую организацию – ХАМАС. Полностью ее название звучит как Исламское движение сопротивления. По-арабски «Харакат аль-мукавама аль-исламийя». Движение сразу же провозгласило, что не признает всех прошлых договоренностей с Израилем, в том числе и Норвежских соглашений, и намерено добиться полного освобождения Палестины – от реки Иордан до Средиземного моря.

«Лихо начинают, – подумал тогда Панов. – Действительно, прямо как «Талибан» в Афганистане. Никаких компромиссов…»

 

«Не будет государства Фалястын, будет новая Интифада…»

Сектор Газа, апрель 1999 года.

– Рад тебя снова видеть, Азиза, – улыбнулся Панов и протянул девушке руку. – У тебя есть время? Мы могли бы утром встретиться, пройтись по городу, поговорить.

– Да, конечно, с удовольствием…

Азиза появилась в Обществе дружбы около десяти утра. Панов ждал ее. Они направились к морю. На набережной было довольно много людей. Казалось, что настроение у всех гулявших в то утро было отличным. Газа переживала период своего расцвета. В автономию поступали немалые пожертвования – от арабских государств, США, Евросоюза и так далее. Вокруг шло строительство дорогих гостиниц, многоэтажных жилых домов, создавались шикарные пляжи с огромными водными горками. Палестинцы явно рассчитывали на большой приток туристов, которые, как им казалось, смогут решить все проблемы. В том числе и с работой для местных жителей, причем во всей автономии. В Газу люди будут прилетать купаться, а, в Йерихон, Хеврон, Вифлеем или тот же Восточный Иерусалим, который как были уверены палестинцы, не смотря ни на что, станет столицей их государства, для посещения святых для верующих мест.

– Как ты живешь? Чем сейчас занимаешься? – спросил Алексей Константинович.

– Все нормально, господин Панов. Или товарищ Панов? Как мне к вам обращаться?

– Зови меня Алексей, или Алекс. Отчества у палестинцев не приняты. Кроме этого, предлагаю перейти на «ты». Как мне кажется, так и должно быть между старыми друзьями. Ведь мы друзья?

– Конечно, Алекс. Так вот. Я жизнью в целом довольна. Работаю в Обществе дружбы. На добровольных началах. Для заработка преподаю русский и английский языки в местной школе.

– Ты давно уехала из Исламабада? Бывала в Москве?

– Курс в Исламском университете я закончила полгода назад. Досрочно сдала экзамены и получила диплом. В Москве я не была, хотя мама меня туда очень зазывает. Но я не хочу.

– Почему?

– Моя Родина, Палестина, переживает сейчас исторический момент. Возможно, что очень скоро будет создано независимое государство.

– Ты считаешь, что его надо провозгласить уже в начале мая?

– Была бы моя воля, это произошло бы еще полгода назад, когда я вернулась из Исламабада. Причем не надо спрашивать израильтян. Они, естественно, возражают, не хотят нашей независимости.

– Ну и какой же, на твой взгляд, должна быть независимая Палестина? В каких границах? Часть Западного берега и Газа? Или же, все-таки, как заявляет шейх Ясин, которого, помнится, ты горячо поддерживала, в нее должны войти все земли от реки Иордан до Средиземного моря?

– Жизнь диктует нам свои правила. Быть максималистом приятно, но не всегда практично. Поэтому я думаю, что поначалу нам надо получить все земли, которые Израиль оккупировал в 1967 году, создать независимое государство, а потом…

– А что, потом?

– А потом посмотрим…

– Но ты ведь понимаешь, что реально Израиль уже существует и как-то изменить этот факт вряд ли возможно.

– Понимаю. Но…

– Что но?

– Да ты не волнуйся так, Алекс, – засмеялась девушка. – Палестинцы также относятся ко всему происходящему исходя из реального положения вещей. И никому новая война и напряженность не нужны. Прошедшая Интифада дорого обошлась и израильтянам и палестинцам. Очень много людей погибло. Я лично выступаю за мирный путь решения всех проблем. За переговоры. В этом отношении я не совсем разделяю позицию шейха Ясина. Если Израиль действительно проявит добрую волю и поведет себя честно, с нашей стороны он должен встретить понимание. Раньше я в это не очень верила. Теперь же, как мне кажется, все возможно. Даже, если в начале мая и не получится объявить независимость, мне кажется, все равно скоро это произойдет. В Израиле пройдут выборы. Победу на них пророчат левым. Начнутся переговоры. Надеюсь, что не очень долгие, и будет принято соглашение, как его называют, «об окончательном урегулировании».

– А если израильтяне поведут себя иначе? Если их не устроят требования палестинцев? Ведь, насколько я знаю, они не собираются идти на уступки в вопросах Иерусалима, границ, возвращения арабских беженцев и так далее.

– А если они поведут себя иначе, будет хуже всем. Выбор прост: не будет государства Фалястын, будет новая Интифада. Во втором случае в Израиле снова будут рваться бомбы. Евреям это надо?

– Думаю, что нет. Но и израильские танки снова начнут стрелять по палестинцам.

– Да, и нам это не надо. Поэтому необходимо договариваться. И идти на уступки.

– Взаимно.

– Пусть так, но необходимо учитывать также, что палестинцы уже многие десятилетия лишены родины. Они очень страдали, ютились в лагерях беженцев и поэтому заслужили, может быть, и большего понимания.

– От израильтян я слышал, что их страна переживает сейчас весну надежд. На мир. А что палестинцы?

– И наши сердца полны надеждами. Только бы они сбылись!

– Ты бываешь по ту сторону «электронного забора»? В Израиле?

– Да, бываю. У меня есть пропуск. Я дружу с англичанкой из миссии ООН. Она мне его дала. Только обычно там не задерживаюсь. Сразу перебираюсь на Западный берег, навещаю друзей в Рамалле.

– Заезжай ко мне, в Тель-Авив. Я живу в новом жилом комплексе в Яффо. Называется «Андромеда».

– Знаю. В Яффо я также иногда наведываюсь. Там даже живут несколько родственников отца.

– А как он сам?

– Уехал в Ливан. Взял новую жену и сына и уехал. Все время говорил, что ему трудно жить в Газе. Нет, дескать, работы. И так далее. Не знаю. Он мне с детства все время твердил, что Палестина – наша Родина, что мы обязаны жить именно здесь. А сам взял, да уехал.

– Так что же выходит? Ты осталась совсем одна?

– Выходит так.

– И я тоже. Так что заезжай ко мне в «Андромеду». Поболтаем.

– Не знаю, не уверена. Вряд ли получится, – как-то, как показалось Панову, даже испуганно отвечала девушка.

«Да что это я? – подумал Алексей Константинович. – Приглашаю в гости к мужчине девушку-мусульманку! Совсем спятил. Она может и обидеться. Подумать, за кого, дескать, он меня принимает?»

– Ну, если не получится, то я и сам скоро приеду в Газу. Очевидно в мае. Тогда еще погуляем по набережной. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась, облегченно вздохнув, Азиза.

Было очевидно, что девушка находилась в замешательстве. Обидеться? Не хотелось бы. Ведь общение с российским журналистом ей было очень интересно. Но последнее предложение Панову снова погулять по набережной было уже совершенно безобидным. Почему бы и не погулять? Может быть, что-то интересное этот корреспондент расскажет? Ведь он много общается с израильтянами. Знает их настроения. А это очень важно. Всегда надо знать, что говорит и что думает «противостоящая сторона».

– Так что, до новой встречи, – улыбнулся Панов. – Возможно, она состоится уже в независимом государстве Фалистын?

– Хотелось бы так думать, – вздохнула Азиза. – Но что-то во всем происходящем сейчас меня настораживает. Мы хотим мира. Хотят ли его израильтяне?

– Я у них об этом еще раз спрошу, – снова улыбнулся Панов.

 

Еврейские поселенцы называют соглашения, подписанные в Осло, «ослиными»…

Нетания, апрель 1999 года.

Уже на следующее утро после возвращения Панова в Тель-Авив ему позвонил Марк и пригласил снова приехать в гости.

– Сонечка мне много рассказывала о том, как вы провели время в прошлую субботу, – сказал он. – Спасибо тебе, Алеша, что ты согласился помогать ей. Я тебя также хочу познакомить со своим сыном. Натан приехал к нам вчера вечером. И пробудет здесь до завтрашнего утра. Вот и ты подъезжай прямо сейчас. Ведь ты моего мальчика наверное давно не видел?

– Последний раз я общался с ним, когда ему было, вероятно, года два.

– Вот и приезжай. Тебе будет интересно с ним поговорить. У него совершенно иные взгляды на все происходящее, чем у Сони. Только не садись за руль. Возьми такси. Выпьем немного за обедом…

Когда Алексей Константинович позвонил в дверь знакомой квартиры, вся семья Лурье уже сидела за столом. Даля опять приготовила фаршированную рыбу и сладкие пончики. Разговор с самого начала коснулся поездки Панова в Газу и до конца застолья тема так и не менялась.

– Конечно же, мы тоже хотим мира, – уверенно сказала Соня. – Все только зависит от масштаба уступок, на которые должны будут пойти обе стороны…

– Что значит, на уступки должны пойти обе стороны? – возмутился Натан. – Мы и без того уже пошли на огромные уступки. Все, хватит. Я, как и все еврейские поселенцы, называю соглашения, подписанные Израилем в Осло, «ослиными». Так мы можем вообще развалить нашу страну. Ничего палестинцам уступать не надо. Вся земля здесь называется Эрец-Исраэль, и она была завещана евреям самим Господом Богом, который сказал Аврааму, чтобы он и сыновья его владели ею. В это надо не просто верить, но в этом все израильтяне должны быть убеждены. С этой идеей надо жить. Иначе нас «раздавят».

– А вот я лично думаю, что с территорий, оккупированных в 1967 году на Западном берегу, придется уйти, – возразила Соня.

– Во-первых, не на Западном берегу, а в Иудее и Самарии, – резко возразил Натан. – Называй, пожалуйста, все своими именами. Что за Западный берег такой? Или «West Bank», как говорят иностранцы? Ты что американка, или англичанка? Евреи говорят: Иудея и Самария.

– Не важно. Пусть так. Но все равно созданные там еврейские поселения придется оставить.

– Да ни за что! Наоборот, надо приращивать к ним новые. Повторяю, это наша земля.

– Ну, тогда и мира для Израиля никогда не будет. Палестинцы, если им не дадут возможность создать свое государство, начнут новую Интифаду. И опять повсюду будут рваться бомбы смертников. Тебе это надо?

– Не будь наивной. Мира не будет и в том случае, если мы оставим все еврейские поселения, оставим Восточный Иерусалим и так далее. Что еще оставить? Все равно арабы не успокоятся до тех пор, пока не добьются своего – утопить всех евреев в море. Нельзя уступать. Как ты это не понимаешь? Мы живем на Востоке. Здесь всегда уважали только силу. А любые уступки, желание «идти навстречу» воспринимали как слабость.

– Но все же, как вы думаете, – вмешался в разговор Алексей Константинович, – палестинцы объявят 4 мая о своей независимости?

– Пусть только попробуют! – снова возмутился Натан. – У нас пока, слава Богу, еще правое правительство в Израиле. Биби их раздавит.

– Да никто никого не раздавит, – снова вмешалась в разговор Соня. – Просто провозглашение палестинцами независимости сейчас, на мой взгляд, было бы неразумным шагом. Первоначально необходимо провести обстоятельные переговоры. Я уверена, что на выборах победит Эхуд Барак. Он станет новым премьер-министром Израиля. Блок «Единый Израиль», который он возглавляет, выработал конструктивные позиции по всем вопросам, касающимся урегулирования с палестинцами. И не только с ними. С сирийцами. Со всем арабским миром. Барак проведет серию встреч с Ясиром Арафатом. Они обо всем договорятся.

– И как же, интересно, они будут решать проблемы того же Маале-Адумим, или Ариэля? До войны 1967 года территории, где сейчас находятся эти города, находились в руках арабов. За прошедшие годы мы создали там современные жилые комплексы, построили высотные здания. Что? Сейчас отдать все это палестинцам? Или район Гило в Иерусалиме? Он также когда-то был на арабских территориях. А сейчас там живут тысячи евреев, в том числе многие из тех, кто переехал в Израиль из бывшего СССР в девяностые годы. Что, выгнать их всех оттуда? Ты это предлагаешь?

– Надо договариваться. Я слышала, например, что советники Эхуда Барака подготовили для переговоров специальное предложение об обмене территориями. Так что, может быть, израильтяне оставят за собой те же Маале-Адумим и Ариэль, а палестинцы получат взамен большую территорию в Негеве, примыкающую к сектору Газа. Это, в том числе, поможет им создать собственную автотрассу из Газы в Рамаллу. А то ведь до сих пор две части автономии не имеют точек соприкосновения и передвигаться между ними возможно только через Израиль.

– Хорошо, а Восточный Иерусалим? Отдать его палестинцам под столицу их государства, как они этого требуют? Я лично придерживаюсь позиции, что весь Иерусалим является только столицей Израиля. Единой и неделимой. О возвращении в этот город веками мечтали поколения евреев. Каждый раз на еврейский Новый год они провозглашали тост с уверенностью, что следующий праздник они уже встретят в Иерусалиме. «Да отсохнет моя рука, если я предам тебя, Иерусалим», – говорили они.

– Да, это так, – согласилась Соня. – Но не забывай, что и здесь возможен компромисс. Также от советников Барака я слышала о плане создать столицу будущего арабского государства в крупном арабском поселке Абу-Дис. Он примыкает к Иерусалиму. Расположен относительно близко от Старого города, то есть от той же мечети Аль-Акса, которая так дорога всем арабам. Думаю, что палестинцы могут согласиться.

– Да ничего им не надо отдавать, – снова резко возразил Натан. – Ни Абу-Диса, ни части Негева, ничего. У палестинцев уже есть своя страна – Иордания. Они там составляют почти что большинство населения.

– Думаю, что они на такой вариант не согласятся, – закачала головой Соня.

– Ну и не надо. Пусть все остается так, как есть.

– Значит снова война, теракты. И так далее.

– Ничего, справимся…

– Хорошо, что не ты и твоя правая партия «Наш дом – Израиль» пока определяете политику Израиля, – вздохнула Соня. – Вот увидишь, на выборах победит Эхуд Барак, и он сумеет провести нормальные переговоры с палестинцами.

– Посмотрим, посмотрим, что из всего этого выйдет, – ухмыльнулся Натан.

После обеда Соня вызвалась провожать Панова до такси.

– Вот видишь, Алекс, – говорила она. – Какие упертые у нас есть израильтяне. С такими людьми, конечно же, ни о каком мире с палестинцами и мечтать не стоит. Не договоримся мы с ними. Они от своего тоже не отступят. Хорошо, что пока все в автономии решают Ясир Арафат и его окружение. А, между прочим, в секторе Газа уже два года существует движение ХАМАС, во главе с шейхом Ясином. Если вдруг, не дай Бог, они придут к власти, договориться о мирном урегулировании с палестинцами станет намного труднее. Если вообще, это будет возможно. Поэтому я считаю, что нам надо спешить.

– Соня, приезжай снова ко мне в «Андромеду» в субботу, – предложил Панов. – Искупаемся в бассейне, позагораем. Заодно обсудим приближающиеся выборы.

– Я немного занята, так что давай встретимся не в эту субботу, а в следующую, – предложила Соня. – То есть это будет 1 мая.

– Отлично. В Москве будет праздничный день, и я буду совершенно свободен. Приезжай…

 

«О, Боже! Это свершилось…»

Тель-Авив, май 1999 года.

Около 10.00 утра 1 мая Соня снова позвонила Панову от входа в «Андромеду».

– Алекс, ну что же ты меня не встречаешь? – даже, как показалось Алексею, несколько возмущенно, сказала она.

– Но мы же не договаривались о точном времени. Ты не звонила, и я решил, что ты вообще можешь и не приехать.

– Нет, я здесь и вся горю желанием тебя видеть.

– Уже бегу встречать. Только не запугивай меня, что «горишь желанием», – попытался пошутить Панов.

– Горю, горю, еще как горю, – приняла его шутливый тон Соня. – И жду с нетерпением.

Как и в прошлый приезд, девушка выглядела безукоризненно. На этот раз она была одета в голубые джинсы, как сейчас иной раз говорят молодые люди, «в обтяг», и легкую футболку, из-под которой очень даже кокетливо выглядывал черный лифчик. Она смотрелась очень сексуально. И поэтому, увидев Соню на этот раз, Алексей сразу понял, что устоять от соблазна переспать с дочерью друга детства он вряд ли сможет. Даже, если будет очень стараться.

Они долго плавали по дорожкам бассейна, а потом молча лежали рядом на пляжных лежаках, наслаждаясь уже жарким в мае в Израиле солнцем.

– Давай немного поговорим о деле, – прервал молчание Панов. – Что нового можешь мне рассказать о выборах? Что изменилось за этот месяц?

– Ну, прежде всего, насколько ты знаешь, палестинцы заявили о пролонгации «переходного периода» еще на один год. Таким образом, провозглашение государства Фалястын откладывается. И это во многом успокаивает предвыборные страсти. Что же до самих выборов, то теперь я уже совершенно уверена, что победит мой любимый блок партий «Единый Израиль». А значит его лидер Эхуд Барак, он же руководитель партии «Авода», станет новым премьер-министром страны. Причем произойдет это уже в первом туре, – уверенно и очень серьезно сказала Соня.

– А что правые? Как они воспринимают возможный прорыв на переговорах с палестинцами, на который явно настроен Барак?

– Прежде всего, быть «жесткими» правым становится все труднее. В конце апреля Билл Клинтон направил послание Ясиру Арафату с призывом не провозглашать 4 мая независимое палестинское государство, «не осложнять ситуацию», а подождать. Палестинцам было обещано американское содействие и указано, что они имеют право «свободно жить в своем доме». По некоторым данным, американцы предложат израильтянам и палестинцам провести очередную трехстороннюю встречу уже в июле этого года, и они «хотят ее успеха». Палестинцы, хотя и с большим «скрипом», но согласились.

– А что израильтяне?

– В принципе к «советам» из Вашингтона и в Израиле привыкли прислушиваться. Хотя правые в целом и Нетаньяху в частности проявляют в данном случае большую «строптивость», чем левые во главе с Бараком. Тем не менее, противостоять США, в случае, если Вашингтон действительно решит помочь палестинцам создать собственное государство, правым будет сложно. Хотя нельзя и утверждать, что и левые «безоговорочно подчинятся», оставив позади интересы Израиля, как их понимает живущий сейчас в еврейском поселении на территории автономии мой брат Натан. А понимает он эти интересы, как ты смог недавно убедиться сам, однозначно: ничего никому и никогда не отдавать…

– Спасибо тебе большое. Ты мне очень помогаешь, – сказал Панов. – Давай сейчас немного отдохнем от солнца, а то еще, не дай Бог, «сгорим». Я бы, например, чего-нибудь съел.

– А я бы даже и выпила, – уверенно заявила девушка. Ведь, в конце концов, можно немного и отложить отъезд. Через четыре – пять часов запах алкоголя совсем улетучится.

– Ну, тогда я приглашаю тебя к себе домой. У меня есть вино и виски. К тому же из Газы я привез большую баранью ножку. Уже зажарил ее в духовке и теперь понадобится только разогреть. Да и прочей всяческой еды у меня в холодильнике достаточно. Там есть все, что душе угодно – сыр, колбаса, ветчина из «русского» магазина, овощи и фрукты с рынка. Пойдем.

– Я и не собираюсь отказываться от подобного предложения, – живо откликнулась Соня, быстро вскочив с лежака и натягивая на себя джинсы и майку.

Их застолье было довольно долгим. Ни о какой политике они больше не говорили, а болтали о всякой «чепухе». Например, Соня очень смешно изображала своего брата, когда тот говорил на какие-то, как ему казалось, важные темы. Затем она взялась за отца, изображая услужливыми жестами его полное послушание матери. Хмель брал свое. Панов все ближе придвигал свой стул к креслу, в котором сидела девушка. Но пойти на решительный шаг он все же довольно долго опасался. Неожиданно Соня взяла инициативу в свои руки.

– Ну, ладно, Алекс, все, – воскликнула она. – Никогда не думала, что друг моего отца может оказаться таким нерешительным.

Девушка встала и обняла Панова за плечи. Тот также поднялся со стула и подхватил Соню на руки. Она казалась совсем пушинкой.

– Так бы и носил тебя всю жизнь на руках, – сказал Панов.

– И носи! Кто тебе не разрешает? Я лично такое отношение к себе только приветствую.

Но Панов уже не слушал, что говорила ему девушка. Кровь бросилась ему в голову. Желание немедленно обладать Соней было столь великим, что, казалось, оно переполнило все углы и закоулки квартиры и мощным потоком, смывая все на своем пути и вышибая двери, выплеснулось на улицы старинного Яффо, устремилось вниз, к морю, заставив его бурлить белой пеной.

Панов вошел в спальню и положил девушку на кровать. Быстрым движением он сорвал с себя брюки и рубашку, замечая при этом, что Соня тоже стремительно раздевается.

«О, Боже! Это свершилось… Какое невероятное ощущение! Какое счастье!»

Потом они еще долго лежали рядом в надвигавшейся темноте и молча курили. Потом снова перешли к объятиям. Опять курили и опять наслаждались друг другом. Пока неожиданно тишину не нарушил звонок телефона.

– Если это звонят мои родители, скажи, что я уехала еще три часа назад, – зашептала на ухо Панову Соня.

Алексей Константинович снял трубку. Действительно, это звонил Марк. Он интересовался, не слишком ли его дочь Соня и друг Алеша увлеклись разговорами о политике. Пора, дескать, и меру знать.

– Нет, нет, Марк, – не моргнув глазом, сказал Панов. – Мы давно все наши разговоры завершили. И Соня уехала. Это было часа три назад. Так что, очевидно, она скоро будет дома. Вероятно, заехала еще куда-нибудь. Может быть к подруге. Не знаю.

– Ну, хорошо, ладно, – неуверенно ответил Марк.

Алексею Константиновичу четко показалось, что он ему не поверил.

«Да и не удивительно, – подумал он. – Знал бы Марк на самом деле, какими «разговорами о политике» мы занимаемся в моей квартире! Думаю, он бы возмутился. Не исключено даже, что вообще бы заявил, что рвет со мной все отношения. Так что не надо ему ничего говорить. Пусть пребывает в неведении».

– Алекс, ты не говори папе о нашей с тобой связи, – как бы в подтверждение мыслей Панова сказала Соня. – Он нас, скорее всего, не поймет. Впрочем, как и мама. И уж тем более мой брат. Тот вообще искренне уверен, что половая связь между мужчиной и женщиной может иметь место только в одном случае – если они муж и жена. И убежден, что еврейка обязана выходить замуж только за еврея. Но ты не бойся. Никто ничего не узнает. Я буду молчать. И никогда ни в чем не признаюсь. Даже, если меня будут пытать.

– Ну, уж этого не надо! – улыбнулся Панов. – Не думаю, чтобы Марк был бы таким кровожадным. Но ты хотя бы позвони ему. Скажи, что с тобой все в порядке, что заехала к подруге, а завтра утром будешь дома.

– Значит, ты решил оставить меня на ночь?

– Ну а как же ты поедешь на машине после выпивки? Да и что в этом плохого?

– Нет, наоборот. Все прекрасно. Остаюсь с удовольствием.

Соня достала из сумки мобильный телефон и набрала домашний номер, а затем довольно долго ходила по комнате с трубкой, время от времени отстраняя ее от уха, показывая таким образом как ей не нравится все то, что она слышала.

– Все, папа, – наконец решительным тоном сказала она, – я остаюсь ночевать у Яны. Завтра у меня свободный день. Так что спешить никуда не надо. Ты спокойно иди на свое дежурство, а я появлюсь часикам к одиннадцати. Скажи маме, чтобы приготовила завтрак. Ладно, все… Больше говорить не могу…

– Ругается? – спросил Панов.

– Еще как! Он, скорее всего, думает, что я с каким-нибудь молодым балбесом связалась. О тебе, естественно, речи не идет. Ну, да ладно, хватит об этом. Скажи, какие твои дальнейшие планы?

– Думаю через несколько дней снова съездить в Газу. А затем, как ты и советовала, посетить Восточный Иерусалим. Там ты мне можешь составить кампанию. А в Газе у меня тоже появилась помощница…

– Так, так, отсюда поподробнее, – нахмурила лоб Соня.

– Да, нет. Как твоя соперница она совершенно безобидна. Это палестинка. Мусульманка, со всеми вытекающими отсюда характерными особенностями женского поведения с мужчинами. То есть к ней лучше не подходить ближе, чем на метр. Я с ней познакомился еще два года назад, в Исламабаде. Она там училась в Исламском университете. А до этого закончила среднюю школу в Москве, поскольку ее мать русская, и они всей семьей жили где-то в Черемушках. Ее имя Азиза Масри…

– Вот это да! – почти подскочила на кровати Соня. – Да я ее отлично знаю. Мы вместе учились в школе в районе Нагорной улицы. Даже были в одном классе. Надо же, какие бывают совпадения! Ее мать была хорошо знакома с моей мамой. В раннем детстве они вместе возили нас в центр Москвы, в музыкальную школу. А ее отец – действительно палестинец. Я это как-то упустила… Так что, они теперь живут в Газе?

– Не они, а только Азиза. Мать вернулась в Москву, а отец снова женился и уехал в Ливан.

– Ты с ней говорил? Что она думает обо всем здесь происходящем? Кого поддерживает?

– Поддерживает она, естественно, палестинцев, то есть своих. В целом мне показалась, что Азиза симпатизирует ХАМАС. Но и много говорила мне о необходимости продолжать мирный процесс.

– Мне было бы очень интересно с ней встретиться. Поговорить о происходящем вокруг. Можешь устроить?

– Наверное, да. Приглашу ее в гости. И ты подъезжай. Вот вы и поговорите обо всем, вспомните школьные годы.

– Когда ты едешь?

– Думаю уже во вторник – среду. Зачем откладывать?

Соня осталась у Панова до утра в понедельник. В воскресенье она снова звонила отцу, снова ходила по комнате с мобильным телефоном в руке и вяло отбивала атаки Марка. Полдня в воскресенье они купались в бассейне. А вечером снова гуляли по Старому городу в Яффо. Сидя за столиком ресторана-«поплавка» в порту, девушка долго наблюдала за заходом солнца, а затем неожиданно почти что схватила руку Панова, прижала ее к сердцу и зашептала:

– Господи, какое счастье, что я тебя встретила! Никогда в моей жизни ничего подобного не было. Возвращайся быстрее. Я буду тебя ждать. Очень ждать…

Подобное проявление чувств несколько насторожило Алексея Константиновича. Против романа с Соней он, естественно, ничего не имел. Она молода и очень хороша собой. Но в его планы, по крайней мере на тот момент, никак не входила сама идея брать на себя по поводу этого романа какие-то «повышенные обязательства»…

 

«Израильтяне оккупировали чужую землю…»

Сектор Газа, май 1999 года.

А 4 мая ситуация в Палестинской автономии почти «взорвалась». В день предполагавшегося провозглашения независимого палестинского государства там прошли демонстрации с участием тысяч людей, в основном молодежи. Демонстранты протестовали против решения, принятого за несколько дней до этого Центральным советом Организации освобождения Палестины на заседании в Газе. Ведь вплоть до последнего момента, руководитель Палестинской национальной администрации Ясир Арафат указывал, что независимое государство должно быть провозглашено именно 4 мая, то есть в день, когда, согласно трактовке палестинцев, заканчивался определенный соглашением в Осло пятилетний «переходный период», а новым шагом должно стать провозглашение независимого государства для палестинцев.

Демонстрации прошли на Западном берегу реки Иордан – в Хевроне и Рамалле. Там воинственно настроенные молодые палестинцы в масках шли по улицам города, стреляя из пистолетов в воздух. А в Рамалле даже произошли столкновения с израильскими солдатами. Они начались после того, как группа палестинцев начала бросать в КПП камни и бутылки с зажигательной смесью. Солдаты ответили стрельбой резиновыми пулями. Всего 4 мая на Западном берегу получили ранения около двадцати палестинцев и израильский фоторепортер.

Беспорядки на территории автономии, естественно, ожидались. Ведь далеко не все палестинцы приняли решение ЦС ООП одобрительно. Хотя большинство из них и понимали, что эта вынужденная мера, возможно даже приближавшая конечную цель.

Тем более, что инициатором решения выступил сам Ясир Арафат, чей авторитет в автономии был непоколебим. Как считала Соня, на его позицию во многом повлияли послания, которые он получил от президента США Билла Клинтона и от Европейского союза. В частности в первом послании речь шла о готовности Вашингтона ускорить мирный процесс на Ближнем Востоке и о его намерении уже в июле собрать новую трехстороннюю встречу Израиль – Палестинская автономия – США. В принципе же Клинтон призывал Арафата отложить вопрос о провозглашении независимого палестинского государства на один год – до мая 2000.

Надо сказать, что решение отложить сроки провозглашения независимости дались Арафату, а вместе с ним и большинству членов ЦС ООП, нелегко. Руководитель Палестинской национальной администрации в течение нескольких месяцев «колесил» по столицам арабских стран, ездил в Москву, Пекин и т. д. И в большинстве случаев он получал один и тот же дружеский совет – не осложнять ситуацию, провозглашение независимости отложить.

Тем не менее активисты ООП подчеркивали, что решение, принятое Центральным советом их организации трудное и временное. По их оценкам, тому есть много причин…

Азиза встретила Панова в помещении Общества палестинско-российской дружбы в Газе и, как показалось Алексею, была довольно сильно расстроена.

– Все мы ожидали, что уже в мае будем отмечать создание нашего независимого государства, – сказала она. – А теперь даже не понятно когда это произойдет…

– Не надо расстраиваться. Все откладывается ровно на один год, так что ничего такого уж серьезно отрицательного не произошло. К тому же американцы обещали, что в мае 2000 года государство Фалястын точно будет создано. Что делать? Приходится ждать.

– Да, я понимаю. Но, как подчеркивалось на заседании Центрального совета ООП, май 2000 года – это уже точно последний срок.

– Вероятно, что да. А может быть…

– Ничего не может быть. Если государство Фалястын к этому моменту создано не будет, мы просто «взорвем» Израиль. Начнем новую Интифаду.

– Как ты думаешь, почему Центральный совет ООП все же согласился отложить объявление независимости? Только по рекомендации Клинтона или европейцев?

– Да нет, разумеется. Многим в Палестине сейчас кажется, что Арафат, провозглашая независимость для палестинцев, как раз помог бы Нетаньяху одержать верх на выборах. Ведь нет в Израиле другой личности, столь уверенно заявляющей, что с палестинцами надо говорить только языком силы. Вот, дескать, Нетаньяху был прав, и Арафат это доказал. А что говорят обо всем этом израильтяне?

– Очень многие из них сейчас подчеркивают, что не следует доверять арабам. К тому же, если, дескать, будет объявлена независимость, станет просто невозможно решать серьезные проблемы – с Восточным Иерусалимом, с еврейскими поселениями в Газе, на Западном берегу.

– Да нет там никаких проблем. Израильтяне должны освободить для нашей столицы Восточный Иерусалим и уничтожить еврейские поселения, как в Газе, так и на Западном берегу. Они просто обязаны это сделать, согласно резолюции ООН 1947 года. Исходить именно из ситуации по границам на момент принятия резолюции, а не из какой-то возникшей позже.

– Да, но израильтяне возражают. Они подчеркивают, что, с их точки зрения, решение ООН 1947 года о разделе Палестины на еврейское и арабское государство в принципе потеряло силу и должно быть аннулировано, поскольку, как они говорят, арабы сами отказались принять его и многократно нарушали все условия.

– Алекс, – резко прервала рассуждения Панова Азиза, – я знала, что ты приедешь и попросила своего товарища повозить нас по Газе. Тебе, вероятно, это будет интересно.

– Конечно, очень интересно.

– Думаю, что ты многое увидишь и многое поймешь…

Они вышли на улицу и направились к старенькой «Тойоте», стоявшей недалеко от входа в здание Общества дружбы.

– Знакомься, Алекс, – сказала Азиза. – Это Адель. Мой хороший друг.

– Рад знакомству, – на отличном русском языке сказал палестинец.

– Откуда такое знание русского?

– Я учился в Минске. Закончил медицинский институт, как раз перед развалом СССР.

– Ну, отлично. Тогда поехали…

Они колесили по Газе несколько часов. Заехали даже в самую отдаленную часть сектора, к небольшому городку Рафиах, на границе с Египтом. Панов с интересом осмотрел построенный незадолго до того современный аэропорт, откуда, согласно висевшему на стене расписанию, осуществлялись авиарейсы в некоторые арабские столицы. Как рассказал Адель, передвижение через аэропорт все равно контролируют израильтяне. Автобусы привозят отбывающих, либо прибывших, пассажиров и их багаж в «специальную зону» на границе. Там их документы проверяются, а багаж досматривается. И уже после этого те же автобусы увозят арабов обратно, в аэровокзал.

На юге сектора Панов также обратил внимание на обилие добротных двух– и даже трехэтажных домов, напоминающих богатые подмосковные коттеджи.

– Очень многие палестинцы, – объяснил Адель, – долгие годы работали за границей и сумели накопить немалые деньги. Вот сейчас они возвращаются домой и вкладывают их в строительство жилья для себя и своих семей. А семьи у них большие. Так что приходится строить многокомнатные дома…

– А это уже не наше территория, – прервала Аделя Азиза. – Смотри, Алекс. Мы проезжаем мимо еврейского поселения Кфар-Даром. Таких поселений в Газе много. Есть более мелкие, а есть и еще крупнее.

По обе стороны шоссе тянулась городки с аккуратными, крытыми красной черепицей домиками. Их территории, как направо от дороги, так и налево, были обнесены сразу двумя рядами колючей проволоки, между которыми, как рассказали Панову, пропущен электрический ток. Объединял городки навесной мост через шоссе, то есть «через чужую территорию». Немного поодаль – КПП, к которому как раз в тот момент двигалась колонна автомашин поселенцев. Ее сопровождали несколько военных джипов, из которых в разные стороны торчали винтовки М-16 солдат.

– Да, неспокойно им здесь живется, – сказал Панов.

– Естественно, – жестко отреагировала Азиза. – А что же они хотели? Ведь израильтяне оккупировали чужую землю, и пусть отсюда убираются…

– Куда? В Израиль?

– Да, в Израиль. Пока…

– Ну вот, опять «пока»…

– Да. А мы здесь создадим свое независимое государство. Хотя, о какой независимости и самостоятельности в такой ситуации вообще может идти речь?! – воскликнула Азиза. – Если это наши территории, пусть убирают свои поселения.

– Никогда они отсюда не уйдут, – горько заметил Адель.

Однако, как выяснилось позже, палестинец оказался не прав. В 2005 году все еврейские поселения в секторе Газа были ликвидированы по указанию тогдашнего премьер-министра Израиля Ариэля Шарона. Многие израильтяне встретили такое решение с возмущением и даже попытались оказать сопротивление прибывшим выселять поселенцев военным и полицейским. Но решение главы правительства было выполнено.

Позже израильские правые упрекали Шарона в том, что он лишь усугубил ситуацию, складывавшуюся вокруг Газы, поскольку, дескать, обстрелы израильской территории самодельными ракетами «Кассам» из сектора только усилились. В ответ на такие обстрелы израильская армия провела несколько военных операций, в том числе и печально известную «Литой свинец» в начале 2009 года. В результате той операции было убито почти полторы тысячи палестинцев.

Но все это произошло уже позже. Пока же Панов и его спутники проезжали мимо еще существовавших в Газе еврейских поселений. И они снова начали рассуждать о решении Арафата отложить провозглашение независимости. И Адель, и Азиза были единодушны: государство Фалястын надо было провозглашать немедленно, то есть 4 мая.

– А что говорят израильтяне? – поинтересовался Адель.

– Многие из них, – честно сказал Панов, – уверены, что такой шаг только бы еще более «загнал их в угол» и в целом обострил бы ситуацию на Ближнем Востоке. Ведь, как заявил в апреле Нетаньяху, Израиль нашел бы ответные действенные меры. По многим оценкам речь шла бы о вводе израильских войск на территории автономии. А это уже могло бы обернуться и новой Интифадой…

– Если бы к нам снова пришли израильские войска, новая Интифада точно бы началась, – согласилась с Пановым Азиза.

– Но все равно, – сказал Адель, – многие палестинцы, и прежде всего молодежь, дипломатию Арафата не приняли. Они отнеслись к дате 4 мая чрезмерно эмоционально, чуть ли не как к празднику «Дня независимости». Поэтому решение Центрального совета ООП в Газе их разочаровало. А отражением такого недовольства и были демонстрации в автономии.

– Тем более, – добавила Азиза, – что и сам Арафат улетел в этот день куда-то за границу…

Перед отъездом из Газы Панов рассказал Азизе о том, что встретил в Израиле ее школьную подругу.

– Серьезно? – очень удивилась девушка. – Действительно Соня Лурье была моей одноклассницей. Я как-то даже запамятовала, что она еврейка. Еще в старших классах она куда-то пропала, а потом мне рассказали, что ее семья переехала на постоянное место жительства в Израиль. Но тогда я не придала этому никакого значения. Как интересно! Я не против с ней встретиться. Вспомнить школу, учителей, общих друзей.

– Ну, и приезжай ко мне в Тель-Авив. Я приглашу и Соню. Вот вы и встретитесь. Не откладывай. Приезжай уже на этой неделе.

– Да, конечно, – уже как-то растерянно согласилась Азиза. – Правда, как я думаю, есть одно «но»…

– Какое опять «но»? – спросил Панов, побуждая продолжить разговор неожиданно замолчавшую девушку.

– Это очень серьезное «но», – наконец произнесла Азиза. – Ведь раньше мы были с Соней подругами. А теперь оказались в разных лагерях, можно даже сказать, что в окопах по разные линии фронта.

– Не преувеличивай. Соня стоит на четких левых позициях и выступает за мир с арабами. За создание вашего государства.

– Да, конечно же. Но не очень-то я доверяю израильтянам. Все они, как говорят русские, «одним медом мазаны». И правые, и левые. А что, Алекс, эта израильтянка тебе понравилась?

В тоне Азизы Алексей Константинович, к удивлению для себя, уловил некую иронию, даже, как ему показалось, ревность. Но он сразу же отогнал от себя подобную мысль. Только этого не хватало! Ему на старости лет вполне достаточно и любви молодой израильтянки! Ревность ее ровесницы – палестинки это уже, как говорится, перебор…

– Так что, приедешь? – спросил он Азизу.

– Да.

– Когда?

– Назначай день и время.

– Давай в пятницу…

– Нет, в пятницу я хожу в мечеть. Договариваемся на субботу. Днем. Я приеду.

– Да, но ты, наверное, знаешь, что общественный транспорт по субботам в Израиле не ходит?

– И ладно. Меня подвезет знакомая англичанка, из миссии ООН. Она каждую субботу ездит в Тель-Авив, в свое посольство. И уже несколько раз предлагала мне поехать вместе с ней. Говорила, что пока она будет занята в посольстве, я смогу погулять по городу. А потом она даже может отвезти меня обратно.

– Хорошо. Будем тебя ждать вместе с Соней. Ровно в 13.00 я встречаю тебя у входа в «Андромеду».

 

«Главное, что в этой арабке нет экстремизма…»

Тель-Авив, май 1999 года.

В тот день Соня приехала к Панову рано, около девяти часов утра. До приезда Азизы они решили скоротать время в бассейне. А после отъезда «этой арабки», как выразилась Соня, «Алекс должен будет доказать, что он соскучился».

Утро было прекрасным, солнечным и теплым, а вода в бассейне – прохладной. Но к одиннадцати часам стало очень жарко, и Панов предложил Соне перебраться в тень.

– Лучше пойдем к тебе, – предложила девушка. – У нас еще есть немного времени до приезда Азизы. Используем его с удовольствием.

– Хорошо, пойдем, – согласился Алексей Константинович. – Начну доказывать тебе, как соскучился.

– Ура…

Объятия Сони были очень крепкими, и они чуть было не пропустили время приезда Азизы.

– Уже 13.10, – спохватилась девушка. – Собирайся, Алекс, иди, встречай «свою арабку».

– Приберись немного в квартире. И главное, застели постель, – уже от двери крикнул Панов и побежал к лифту.

Азиза ждала его у входа и о чем-то горячо говорила с охранником. Это был молодой израильский араб по имени Ахмед, проживавший в Яффо.

– Давай, я сначала покажу тебе наш комплекс, – предложил Панов.

Он хотел немного потянуть время, для того, чтобы Соня успела убраться в квартире. Оставленный там беспорядок, а главное перевернутое постельное белье на кровати, не оставляли сомнения в том, чем незадолго до появления Азизы занимались находившиеся в квартире мужчина и женщина.

Алексей Константинович провел гостью к бассейну, рассказал о том, как по трубе в него поступает морская вода. Затем показал две бани – турецкую и сауну. Предложил сыграть партию в шахматы, огромные фигуры которых, почти в человеческий рост, стояли недалеко он входа.

Провел к галерее, с которой открывался прекрасный вид на море. Стоявшие внизу, в порту, небольшие рыболовецкие суда казались с высоты совсем маленькими, почти игрушечными.

– Вот так я здесь и живу, – улыбнулся Панов.

– Да, неплохо, – отозвалась Азиза. – А кто еще здесь обитает?

– В основном иностранцы и богатые израильтяне.

– А иностранцы снимают квартиры у израильтян?

– Да, конечно. И моя хозяйка также израильтянка. Она – адвокат в известной фирме.

– А, между прочем, – вздохнула девушка, – Яффо – это арабский поселок. Здесь издавна жили арабы. Но у них в «Андромеде» квартир нет. Они этот комплекс только охраняют. Как тот парень, с которым я разговаривала у входа. Говорит, что очень доволен работой. Хорошо зарабатывает. Кстати, оказалось, что у него есть родственники в Газе. Перебрались туда еще в сороковые годы, во время первой войны.

– Насколько я знаю, тогда в Яффо шли тяжелые бои. Об этом говорят, в частности, очень многие так и не восстановленные здесь дома. Кстати, ты не знаешь, почему израильтяне их не восстанавливают?

– Думаю, что боятся, что придется отдавать дома законным владельцам, которые могут объявиться.

– Ну ладно, давай закончим нашу экскурсию. Пойдем ко мне. Соня уже приехала и ждет тебя в квартире.

– Хорошо, пошли.

Войдя в квартиру, Панов сразу понял, что Соня почти не занималась уборкой. Так, немного поправила постель, но даже не накрыла ее покрывалом. Да и одета она была совсем не как гостья, зашедшая навестить друга, а как хозяйка – в махровом купальном халате Алексея Константиновича, одетым, как было очевидно, на голое тело.

– Мы только что вернулись из бассейна, – попытался как-то исправить положение Панов.

– Да я уж вижу, – ухмыльнулась Азиза и, как показалось, Алексею Константиновичу, на глазах у нее выступили слезы. – Здравствуй, Соня. Как ты живешь?

– Все в порядке. А как ты?

– Тоже вроде бы все ничего…

Алексей Константинович быстро накрыл на стол. Нарезал сыр, колбасу. Поставил большие пластиковые банки – с оливками и хумусом. Разогрел в микроволновой печи несколько лепешек. Завершением «скатерти-самобранки» стали три бутылки – виски, вина и воды.

– Ну, все, милые дамы, прошу за стол. Отведайте, чем Бог послал, – сказал он.

– Я пить не буду, – сразу же предупредила Азиза.

– Понятно, – ухмыльнулась Соня. – Мусульманки не пьют. А я выпью. Алекс, налей мне, пожалуйста, вина. Да побольше, не жалей.

Панов налил Соне вина, а себе виски. Он сразу же понял, что его подруга решила выпить алкоголь для того, чтобы позже заявить, что не может ехать за рулем.

Азиза сама взяла бутылку минеральной воды и наполнила свой стакан.

– Девушки, мне кажется, что вам есть за что выпить, – сказал Алексей Константинович. – Например, за вашу встречу. Ведь не каждый же день в Тель-Авиве встречаются подруги, учившиеся вместе в московской школе…

– Это точно, – примирительным тоном сказала Соня. – Давай, Азиза, отметим нашу встречу. Все-таки не так уж давно мы были с тобой подругами.

– Давай, – согласилась палестинка.

Панову показалась, что и ее напряжение, все время чувствовавшиеся после их прихода в квартиру, постепенно начало исчезать.

А уже через час вокруг обеденного стола царила доброжелательная приятельская атмосфера. Подвыпившая Соня обещала Азизе «любую помощь». Если надо, она лично может пробить через МВД израильский пропуск для своей подруги. А если очень надо, то и устроить ее на работу в Израиле. Азиза благодарила, но отказывалась. Говорила, что у нее в Газе все есть, в том числе и любимая работа. Она, дескать, всегда мечтала стать учительницей. Еще со школьных времен. И также очень рада за Соню, которая, как и хотела, теперь пишет статьи в газеты, то есть стала журналисткой.

– Ну а как твоя личная жизнь? – спросила Соня.

– Вероятно, скоро я выйду замуж, – опустив глаза, сказала Азиза. – Алекс видел в Газе моего жениха. Его зовут Адель.

– Отличный парень, – откликнулся Панов.

– А этот отличный парень не поддерживает ли случайно ХАМАС? – каким-то, как показалось Алексею Константиновичу, злым тоном спросила Соня.

– Нет. Не поддерживает, – ледяным тоном ответила Азиза. – Он в принципе политикой интересуется мало. Работает врачом и все силы и время отдает своей работе в больнице. Говорят, что он очень талантлив. Отличный хирург. Так что я имею право гордиться своим женихом.

После подобной информации еще все-таки остававшееся напряжение на лице Сони совсем исчезло. Она, кажется, окончательно убедилось, что в сердце Азизы «поселился» другой мужчина, а не ее любимый Панов, и начала весело «болтать не о чем» с подругой и даже сказала, что чувствует себя с ней снова девочкой-подростком, которой надо ехать в музыкальную школу.

– Нет, – грустно возразила Азиза. – Это время закончилось. Москва осталась в прошлой жизни. Для меня точно. Вероятно и для тебя. Все изменилось. Да и мы стали другими…

Около четырех часов дня Панов и Соня вместе проводили Азизу на улицу, и Алексей настоял на том, чтобы его гостья взяла такси до Газы, за которое бы он заплатил. Азиза сначала отказывалась, ссылаясь на то, что она сама неплохо зарабатывает. Но потом все же согласилась.

– А как ты добиралась сюда? – спросил Панов.

– Как я и говорила, меня подбросила прямо до «Андромеды» знакомая англичанка из миссии ООН. Сказала, что может и забрать меня обратно. Но только до трех часов дня. А я увлеклась беседой с вами и про все забыла.

– Ну, ничего. Садись в такси. Я уже договорился с шофером, – сказал Панов, протягивая водителю триста шекелей.

– Столько хватит? – спросил он.

– Нормально, – ответил водитель. – Довезу вашу знакомую прямо до контрольно-пропускного пункта «Эрез». А там, на палестинской стороне, ей придется уже пересесть в другую машину.

– Там меня встретит Адель, – уверенно сказала Азиза.

На этом и расстались.

Как и предполагал Панов, Соня заявила, что остается у него на ночь. Осталась она и в воскресенье, уехав в Нетанию только утром в понедельник.

На прощание они договорились, что поедут в Восточный Иерусалим примерно через неделю, когда немного прояснится ситуация вокруг «Ориент хауса». Израильтяне тогда требовали его закрытия, а палестинцы сильно по этому поводу возмущались и настойчиво продолжали принимать в нем иностранцев.

– Не беспокойся, Алекс, я все разузнаю и тебе расскажу, – сказала Соня. – А Азиза, действительно, оказалась не такая уж и плохая девушка. Главное, что в этой арабке нет экстремизма, этакой всепоглощающей ненависти к Израилю и израильтянам. Думаю, что с такими людьми в Палестинской автономии мы, левые, сумеем договориться…

 

«Живой щит» в Восточном Иерусалиме

Иерусалим, май 1999 года.

На входе в «Ориент хаус» молодой страж с накаченной мускулатурой внимательно изучил журналистской удостоверение Панова, с недоверием посмотрел на Соню, представленную ему как переводчица, и, наконец, разрешил войти во двор. Там «бушевали страсти», напоминавшие растревоженный пчелиный улей. О чем-то громко спорили молодые люди. Примерно каждые пять минут всеобщее внимание привлекал усиленный мегафоном мужской голос. «Бесмалла эр-Рахман эр-Рахим», – громко и нараспев восклицал он. «Аллах Акбар», – вторили голосу собравшиеся.

Люди сидели повсюду – на скамьях, на вынесенных во двор стульях и просто на газоне. Это был «живой щит». «Ориент хаус» готовился к противостоянию, если необходимо и с применением физической силы.

Находилось это старинное двухэтажное здание примерно в десяти минутах ходьбы от Дамасских ворот Старого города, в оживленных кварталах восточной части Иерусалима. Согласно полученной от хозяев информации, оно было построено более ста лет назад. Первоначально служило гостиницей. Палестинские учреждения обосновались здесь с 1992 года. Сначала это был арабский научно-исследовательский институт. А затем…

Трансформация «Ориент хауса» в здание с некой «политической подкладкой» и способствовало развернувшемуся вокруг него конфликту. В конце апреля израильские власти даже приняли решение о закрытии работавших здесь трех палестинских организаций, в том числе и офиса руководителя департамента Палестинской национальной администрации по вопросам Иерусалима Фейсала Хуссейни.

Как подчеркивали израильтяне, палестинцы использовали здание в «провокационных целях». Здесь имелось в виду, что Фейсал Хуссейни регулярно проводил в «Ориент хаусе» встречи с представителями дипломатического корпуса. По некоторым оценкам, сами посещения этого «штаба палестинцев» в Иерусалиме иностранными дипломатами де-факто свидетельствовали о том, что вопрос о статусе Иерусалима как «единой и неделимой столицы Израиля» еще вовсе не решен.

Особенно «разозлила» израильские власти встреча с руководителями генеральных консульств, которую Хуссейни провел 21 апреля, то есть в День независимости Израиля. Правда позже он указал, что палестинцы в принципе «забыли» об этой дате и что совпадение было «чисто случайным».

Тем не менее премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху срочно объявил, что приложит все силы для закрытия «Ориент хауса». Несколько дней продолжались заседания комитета по вопросам безопасности израильского кабинета министров, в которых также приняли участие министры иностранных дел, обороны и безопасности. Как рассказывала Соня, немалое число собравшихся настоятельно советовали Нетаньяху «остыть» и отказаться от применения силы для решения вопроса.

Однако вечером 10 мая решение было принято: «Ориент хаус» должен быть закрыт. Адвокат палестинцев Джавад Белус получил об этом решении официальное уведомление, а полиции был отдан приказ – «быть наготове». В уведомлении для адвоката указывалось, что он может в течение 24 часов обжаловать решение в Высшем суде справедливости. Срок истекал 11 мая – в 22 часа. Апелляция подана не была, и, как считали израильтяне, у полиции были «развязаны руки».

В этой связи Соня уверенно говорила, что израильские власти прекрасно отдавали себе отчет, что палестинцы никогда не обратятся в израильский суд. Ведь тем самым косвенным образом подтверждалось бы, что решение вопроса об «Ориент хаусе» подпадает под действие израильских законов, как и вообще решение всех вопросов о Восточном Иерусалиме, его статусе и так далее.

Но что же могло произойти, если бы все-таки израильские власти окончательно решились на жесткие меры, и полиция ворвалась в «Ориент хаус»? Соня была уверена, что последствия такого шага могли бы быть самыми ужасными. Атмосфера на территориях Палестинской автономии и без того была накалена после отсрочки сроков провозглашения государства Фалястын. Таким образом, акция полиции могла бы стать как раз той самой «спичкой», способной устроить очень большой пожар. Наиболее пессимистически настроенные израильтяне снова говорили о возможностях новой Интифады. Во всяком случае, по очень многим оценкам, обострения противостояния необходимо было всеми силами избежать.

Как были убеждены палестинцы, Нетаньяху обострял обстановку намеренно, в предвыборных целях. Этой же точки зрения придерживались и многие израильтяне. В том числе и Соня. Она даже не исключала, что Биби был готов любой ценой продемонстрировать избирателю свою «железную волю» и готовность говорить с палестинцами с позиции силы. Тем более, говорила девушка, это для него важно в момент, когда до выборов оставалось всего несколько дней, а позиции Нетаньяху как премьера, судя по опросам общественного мнения, заметно ухудшилась. Отдельные опросы даже указывали, что Нетаньяху может проиграть своему основному сопернику Эхуду Бараку уже в первом туре голосования. Биби, дескать, нужны срочные действенные шаги, и одним из них возможно он выбрал закрытие «Ориент хауса».

Именно поэтому, рассказывала Соня, утром 11 мая, сразу после обнародования решения израильских властей, семь жителей Иерусалима, представлявшие левые силы Израиля, взяли на себя инициативу и обратились в Высший суд справедливости с апелляцией отложить все действия, связанные с этим решением на период «после окончания выборов». Суд должен был объявить о своем решении в самое ближайшее время. И на момент, когда Панов, вместе с Соней, решили посетить «Ориент хаус», противостояние было «заморожено».

Но полиция была наготове, так же, как и защитники «Ориент хауса». Во всяком случае, как сказал в разговоре с Пановым представитель его международного отдела, закрытие работавших здесь палестинских учреждений стало бы шагом «крайне несправедливым». К тому же палестинцы были убеждены, что он нарушал бы соглашения, подписанные между Арафатом и Рабином в Осло.

Правда израильские власти утверждали совершенно обратное. По их мнению, именно деятельность «Ориент хауса» нарушала эти соглашения.

Однако разбираться в тонкостях соглашения, «кто прав, кто виноват» времени не было. Противостояние, по многим оценкам, становилось настолько опасным, что оно вполне могло «взорвать» не только мирную жизнь в самом Израиле, но и весь шедший к тому времени уже многие годы кропотливый процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке.

– По-моему в воздухе снова пахнет порохом, сказал Панов, выходя вместе с Соней из «Ориент хауса». – Именно так и начинается Интифада. А каковы твои впечатления?

– Мне кажется, что мы, то есть израильтяне, могли бы и уступить. Безусловно, палестинцы, сейчас пытаются доказать свое право на Восточный Иерусалим, и поэтому приглашают туда иностранцев, как бы показывая таким образом, что они там хозяева. Но я придерживаюсь мнения, что Восточный Иерусалим все равно придется отдать.

– А как же быть со Старым городом, со всей этой красотой? – спросил Панов, показывая на возвышавшиеся впереди толстые крепостные стены.

В тот момент они как раз подходили к Дамасским воротам. Возле стен шумел восточный базар. Торговцы на перебой предлагали овощи и фрукты, горячие большие продолговатые баранки, усыпанные кунжутными семечками, а также различные сувениры. В несколько рядов стояли тележки с одеждой «секонд хэнд». Возле них суетились арабы, на перебой торгуясь с продавцами.

Панов и Соня прошли мимо базара, свернули за угол стены Старого города и прошли к Яффским воротам, к платной стоянке, на которой Алексей Константинович оставил автомашину. Было очень много иностранных туристов. Автобусы подъезжали к Яффским воротам один за другим. Туристы были из разных стран. Звучала английская, русская, немецкая, даже японская речь.

– Но все-таки действительно, как решать проблему Старого города? Кому он отойдет после создания государства Фалястын? Израильтянам? Или палестинцам?

– А вот здесь, – твердо сказала Соня, – надо будет подумать, какое решение принять. В Старом городе находятся святыни трех религий. Для нас это Стена Плач». Для мусульман – мечети Аль-Акса и Купол Скалы. Для христиан – Храм Гроба Господня. Так что, вероятно, было бы правильнее, чтобы весь этот комплекс находился бы не в одних руках. Возможно, например, какое-то международное управление? Передать его под контроль ООН, что ли? Не знаю. Во всяком случае, думаю, что если мы обо всем другом договоримся, и этот вопрос можно будет решить. Главное – добиться того, чтобы на Ближнем Востоке прекратилась стрельба и убийства. Новая Интифада была бы крайне нежелательным вариантом развития событий. Как для нас, так и для палестинцев. И, я думаю, что политики, допускающие такую перспективу, то есть готовые, во имя, как им кажется, благородных целей, пойти на обострение отношений между нами и арабами, прежде всего достойны на места в психиатрической клинике. Это равноценно помешательству. Противостояние необходимо прекратить совсем. Вырвать его «с корнем». Даже саму идею о возможности решения проблем силой надо пресечь.

– И ты веришь, что так будет?

– Да, если на нынешних выборах победят не правые, а левые. То есть Эхуд Барак. Но это будет ясно уже через неделю.

– Каковы же твои последние прогнозы?

– Конечно же, Барак победит.

– В первом туре?

– Да, в первом туре.

– Ты убеждена?

– Да, убеждена…

 

Правительство у Барака получилось слишком рыхлое…

Тель-Авив, май – июль 1999 года.

Соня оказалась на сто процентов права. На очередных парламентских выборах в Израиле победил блок левых партий «Единый Израиль» во главе с Эхудом Бараком. Причем произошло это, как и говорила девушка, уже в первом туре.

Победа Барака была очень убедительной. За его кандидатуру проголосовали 56 процентов избирателей. Сразу же после оглашения результатов выборов, выступая перед своими сторонниками в Тель-Авиве, Барак указал, что намерен создать правительство единства, представляющее большинство граждан Израиля. То есть – коалицию левых и левоцентристских партий.

Говоря о внутренней политике, Барак обещал сменить приоритеты и больше внимания уделять, например, развитию образования. Новый премьер также говорил, что не собирается раздавать деньги различным политическим группам, например еврейским поселенцам на территориях Палестинской автономии.

Барак снова подтвердил свою готовность вывести в течение года израильские войска из Ливана. Это было одним из его предвыборных обещаний, и Барак подтвердил, что готов его выполнять.

Новый глава израильского правительства четко указывал, что в принципе поддерживает создание палестинского государства, но не вдавался в подробности. Страна жила надеждами. И, прежде всего, на прочный мир. Многие израильтяне улыбались и были уверены, что времена взрывов в автобусах и на рынках навсегда ушли в прошлое, что теперь, наконец-то, сбудутся их мечты, и жизнь потечет сыто и спокойно. Ну, совсем, как в Америке…

Между тем Соня приезжала к Панову каждую субботу. А иногда наведывалась и среди недели, с улыбкой говоря при этом, что не могла дождаться намеченного срока, поскольку ее «переполняют желания». Охрана ее уже хорошо знала и без проблем пропускала старенький «Форд» внутрь жилого комплекса. Поэтому у девушки появилась возможность возникать возле дверей квартиры Алексея Константиновича неожиданно, и после того, как он пропускал ее внутрь, буквально набрасываться на него и тащить в постель. Любовные страсти иной раз продолжались по несколько часов, после чего они иногда шли в бассейн, а иногда просто гуляли по узким улочкам Яффо, которые обоим очень нравились. По вечерам пара обычно ужинала в полюбившемся им рыбном ресторане-поплавке» в порту.

И, конечно же, Соня постоянно «просвещала» Панова относительно того, что же все-таки происходило в ее стране. Как говорила девушка, в оппозиции Эхуду Бараку почти не осталось серьезных политических партий. Дескать, по пальцам можно пересчитать: «Ликуд», «Шинуй», «Наш дом – Израиль» плюс арабские партии. Это всего лишь 45 депутатских мандатов, из 120. В то время, когда новое правительство опиралось на убедительное большинство – 75 мандатов.

Однако, как считала Соня, все выглядело «не так уж и просто». Прежде всего, создавая правительство, Барак породил множество «недовольных» в его собственном блоке «Единый Израиль». Немало соратников, с кем вместе Барак шел на выборы, были убеждены, что их «обошли», оставили «ни с чем».

По многим оценкам отражением данной ситуации стало голосование по кандидатуре на пост спикера парламента от партии «Авода». Эта партия, во главе которой и стоял Эхуд Барак, была главной в блоке «Единый Израиль». И, как считала Соня, Барак потерпел тогда серьезное поражение – вместо того, чтобы проголосовать за кандидатуру депутата парламента Шалома Симхона, которую предлагал лично он, активисты «Аводы» предпочли другую фигуру – депутата Авраама Бурга. И дело здесь, говорила девушка, вовсе не в том, что функционерам из «Аводы» так уж нравился Бург или они что-то имели против Симхона. Итог голосования стал отражением их недовольства Бараком. В дальнейшем такое недовольство имело тенденцию еще возрасти, поскольку, качала головой Соня, израильские политики «обид не прощают».

Свое отношение к созданному новому правительству выразил и Марк, с которым Панов встретился в середине июля в Нетании. По его мнению, долго существовать вместе министры от партий, занимающих столь противоположные позиции по важнейшим вопросам, не смогут. К тому же Марка поразили «очень странные», по его оценкам, министерские назначения. Ведь впервые за всю историю Израиля министр юстиции – Йосси Бейлин – не являлся юристом, министр общественной безопасности – Шломо Бен Ами – не имел никакого отношения к системе безопасности, а министр финансов – Аврохам Шохат – уже занимал этот пост и довел экономику страны до огромного дефицита.

– Ничто не объединяет данное правительство, кроме как сильнейшее желание его членов быть министрами, – говорил Марк. – Правительство развалится прежде, чем оно сможет претворить планы Барака в жизнь.

«Недовольных» израильтян было много. Сформированное Бараком правительство критиковали потому, что в нем было мало министров-женщин, не было министров-арабов и так далее. То есть ничто спокойную жизнь Бараку не сулило.

А между тем новому премьеру предстояло уже на деле доказывать, что его предвыборный лозунг «Израиль ждет перемен» – не просто красивая фраза, а реальный курс. Делать это в условиях, когда в «коалиции большинства» мандатов его собственного блока «Единый Израиль» вовсе не большинство, а всего лишь одна треть – 26 из 75 – предстояло, по многим оценкам, нелегко. Тем более, справедливо считал Марк, что может оказаться и так, что другие 49 депутатов также «ждут перемен», но вовсе не тех, которые имел в виду Барак.

Новый премьер-министр Израиля выступил на церемонии представления своего правительства с программной речью, указав, что его целью является заключение мира на Ближнем Востоке, прекращение арабо-израильского конфликта. Правительство, сказал в частности Эхуд Барак, будет вести мирные переговоры одновременно с палестинцами и с сирийцами. Барак вновь пообещал вывести все израильские вооруженные силы из Ливана в течение года. Он также высказался за изменение порядка национальных приоритетов, выделив в качестве первоочередных такие задачи, как повышение качественного уровня образования и борьба с насилием в обществе.

Выступление нового премьера приветствовали и в Газе. Как заявил там руководитель Палестинской национальной администрации Ясир Арафат, он готов к совместным действиям с Эхудом Бараком по достижению мира на Ближнем Востоке. Палестинский лидер выразил согласие на немедленную встречу с новым израильским премьером.

После окончания церемонии представления правительства в кнессете новые министры собрались в резиденции президента страны, где состоялся торжественный прием. Собравшиеся поднимали бокалы с шампанским за успех мирного процесса, на пути к которому, как на тот момент были уверены очень многие израильтяне, да и палестинцы, уже нет никаких преград и препятствий.

Правда Соня в том, что Израиль теперь ждет исключительная «тишь да гладь» на этот раз сильно сомневалась. Девушка считала, что в новом правительстве Барака заложена «бомба с часовым механизмом».

– Слишком рыхлое у Барака получилось правительство, – качала головой Соня. – Слишком много в кабинете политиков, которые могут захотеть действовать вовсе не так, как решит премьер. Все это еще ой как может сказаться на ходе мирных переговоров!

И действительно позже все оказалось намного сложнее, чем казалось после сформирования нового правительства многим израильтянам…

Тем не менее, эпоха Нетаньяху тогда надолго уходила в прошлое. В конце 90-х годов бывшего премьер-министра страны ждало несколько лет забвения и даже полицейское разбирательство по делу о коррупции, в которой подозревали не только его, но и его жену Сару. Семейная пара несколько раз допрашивалась полицией израильского города Бат-Ям, к югу от Тель-Авива, при этом, как сообщалось, полицейские неоднократно доводили Сару до слез.

После этого Нетаньяху надолго уехал в США, где читал лекции в различных университетах. «Воскрес» он как политик только через несколько лет, вернувшись в Израиль и получив от тогдашнего премьер-министра Ариэля Шарона сначала пост главы МИД, а затем министра финансов.

И все же через несколько лет Нетаньяху сумел вернуть себе кресло премьер-министра. Весной 2009 года партия «Ликуд», которой в то время он снова руководил, получила отличные результаты на парламентских выборах, после чего президент Израиля Шимон Перес предложил Нетаньяху возглавить новый кабинет министров страны.

В серьезно поправевшем к тому времени Израиле основная масса граждан страны встретила такое назначение очень положительно.

 

Десять лет назад глаза израильтян и палестинцев светились надеждой…

Поселок Никульское (Московская область), август 2010 года.

– Так что, в Израиле снова правительство возглавил Нетаньяху? Как ты считаешь, это прочное правительство? – спросил Алексей Константинович, как только друзья сели за стол.

Дорога из Мытищ до Никульского, где находится дом Панова, заняла не более получаса. Это совсем близко. Но, с другой стороны, поселок находится на достаточном расстоянии от мест летнего «массового отдыха москвичей». Это, в свое время, и стало главной причиной, побудившей Алексея Константиновича купить здесь дом. За несколько лет он его расширил, пристроил полноценный второй этаж, создав там три комнаты, вместо одной, как было при старых хозяевах. В дом провели газ, утеплили стены. Так что можно нормально жить даже в зимнее время. Что в последний год Панов старался и делать, заезжая в московскую квартиру на улице Большая Полянка только изредка. Обычно после каких-либо деловых встреч, связанных с употреблением алкоголя, когда было нельзя садиться за руль, чтобы ехать обратно.

К встрече Марка Панов подготовился заранее. Зажарил баранью ножку в духовке, которую теперь надо было просто быстро разогреть. Нарезал и перемешал с майонезом куски помидоров, огурцов и лука. А, приехав домой, еще и добавил на стол купленные в Мытищах сыр, колбасу и тамбовский окорок. Все. Можно начинать торжественную встречу.

– Так как Нетаньяху? – снова спросил Панов Марка. – Что вас ждет при нем?

– Ты ведь знаешь, Алеша, – неспешно отвечал Лурье, – что я всегда симпатизировал этому политику. Но в последние годы мне как-то все стало безразлично. После смерти Дали я вообще многое переосмыслил. Стараюсь, что называется, не суетиться. Так, живу потихоньку, «варюсь в своем соку». На твой вопрос отвечу однозначно: нет, это не прочное правительство. Вполне возможно, что и оно рухнет. Слишком много в нем противоречий между разными политиками.

– Это как всегда в Израиле. По-моему еще ни одно правительство за последние лет двадцать не просидело положенный срок. Все время в стране проходят досрочные выборы.

– Это правда. Ну да ладно. Давай все-таки выпьем за встречу. Только я, как ты может быть помнишь, виски не пью. А водку выпью с удовольствием.

Марк встал из-за стола и направился к своей стоявшей в углу сумке. Он развязал тесемочки и извлек из глубины бутылку водки «Голд», отлично знакомую Панову по израильской командировке.

– Вот молодец! – воскликнул Алексей Константинович. – И я с тобой такой водки рюмочку выпью. В память о прошлом. Давай, наливай…

Друзья выпили. Панов отрезал от бараньей ноги большой кусок и положил на тарелку Марку.

– Ешь, – сказал он, – это вкусно. Я нашпиговал ногу чесноком. В-общем, старался. Готовился к встрече с тобой. Так как же ты все-таки там живешь?

– Да все не так уж и плохо, – улыбнулся Марк. – Хотя в последнее время все снова начали очень опасаться террористических актов.

– Не удивительно, – согласился Панов. – После вашей операции «Литой свинец» в секторе Газа, можно ожидать самого печального развития событий. Палестинцы никогда вам не простят своих убитых.

– Да, но ведь и израильтяне до этого гибли и продолжают гибнуть от ракет, которыми стреляют из Газы по нашей территории арабы. Ведь это также необходимо брать в расчет. Подумай сам, если еще недавно эти ракеты только достигали небольшого городка Сдерот, возле Газы, то теперь они уже долетают до Ашкелона и даже Ашдода. А это уже крупные города, со стотысячным населением. Возможно, недалек час, когда они начнут рваться и на улицах Тель-Авива. Так что же было делать? Мириться с обстрелами? Паковать чемоданы и возвращаться в Москву? Мне лично здесь жить негде.

– Та-а-ак, – протянул Панов. – На израильско-палестинском фронте без перемен. Все продолжается, как и раньше. Гибнут палестинцы, гибнут израильтяне. Стороны обвиняют во всех смертных грехах друг друга, а договориться о мире так и не могут.

– Да, ты прав. Договориться между собой израильтяне и палестинцы так и не сумели. Хотя, как ты, вероятно, помнишь, десять лет назад всем нам казалось, что мир между двумя народами не только возможен, но и очень близок.

– Давай еще раз выпьем, за то время. Тогда я тоже находился на Ближнем Востоке и хорошо все помню.

Друзья снова выпили. После чего Панов жестом показал Марку, что пить водку он больше не будет, взял бутылку виски и налил себе полстакана, разбавив затем содержимое содовой водой.

– Так почему же все-таки вы не смогли договориться? – спросил Алексей Константинович. – Многие бы жизни уберегли…

– Это точно, – вздохнул Лурье. – Но я по-прежнему считаю, что во всем виноваты арабы. Они не хотят договариваться, не хотят жить с нами рядом и четко надеются нас победить.

– А израильтяне хотят договариваться? – даже вспылил Панов. – Я отлично помню время, когда палестинцы ждали от вас одного – согласия на создание их государства. И были готовы прекратить противостояние. Почему не договорились?

– О чем теперь говорить? С активистами ХАМАС в Газе точно невозможно договориться. Они даже не желают признавать уже подписанные соглашения, в том числе и документы, одобренные в Осло.

– Но, на мой взгляд, израильтяне сами во многом виноваты, что к власти в Газе пришел ХАМАС. Ты помнишь, как Шарон держал Арафата почти что заложником в Рамалле? То есть без права выезда из его резиденции «Муката»? Он говорил, что не будет даже разговаривать с этим человеком. Тогда многие предупреждали израильтян: откажетесь иметь дело с Арафатом и его окружением, получите ХАМАС у власти в автономии. Израильтяне не верили. И все-таки все случилось именно так.

– Может быть, может быть. Но что случилось, то уже случилось. Что делать сейчас? Вот главный вопрос. Мирный процесс оказался в полном тупике. И кажется, никто не знает выхода из сложившегося положения. В том числе, как я уверен, и ты.

– Вероятно, следует пробовать работать и с ХАМАС. Я лично не верю, что в этом движении состоят только радикалы и противники любых договоренностей. Надо пробовать. Не пытаться заставить ХАМАС подчиниться, как это делают израильтяне, блокируя Газу. Или проводя армейские операции. Вы никого там не «заставите» ни силой, ни голодом слушаться вас. Палестинцы скорее умрут, чем, как им может показаться, станут на колени. Это будет продолжаться бесконечно. Всех активистов ХАМАС в Газе вы все равно не убьете, а оставшиеся в живых будут мстить и запускать ракеты по Израилю.

– А я думаю иначе. Во время операции «Литой свинец» израильтяне в Газе не достаточно показали зубы. Если бы операция еще продолжилась, палестинцы уже поостереглись бы на нас нападать.

– Но это очень наивно. Даже если бы израильтяне перебили в Газе всех палестинцев, оставшиеся живыми на Западном берегу начали бы мстить с удвоенной силой. К ним присоединились бы беженцы из лагерей в Ливане, в Сирии. И вообще весь арабский, а может быть и весь исламский мир. Ты этого хочешь?

– Как ты страшно говоришь, Алеша, – вздохнул Марк. – Давай сменим тему. Скажу тебе честно, я очень устал. А уже завтра мне предстоит ездить по моргам и кладбищам. Ведь ничего же не организовано.

– И куда тебе надо завтра ехать?

– Прежде всего, в двадцатую больницу. Мне сообщили, что это в районе метро «Бабушкинская». Затем надо будет ехать в дом престарелых, где жила тетя Вера. И еще искать агента для организации похорон.

– Ну, до «Бабушкинской» я тебя завтра довезу. Это отсюда недалеко. А потом разберемся. Кстати, у меня есть некоторый опыт в общении с агентами по оказанию ритуальных услуг. Они все делают сами. Только деньги плати.

– Но у меня денег не так много.

– Ладно, завтра разберемся. А сейчас иди спать. Пошли, я покажу тебе твою комнату.

Панов проводил друга на второй этаж, в комнату, примыкающую к его кабинету. Он часто сам там ночевал. Это было удобно. Встал с кровати, и сразу же – за компьютер, работать. Время не теряешь. Но сейчас Алексей Константинович решил спать в нижней спальне. Он еще немного посидит в гостиной, выпьет виски, а Марк пусть себе засыпает. Он явно устал.

«Действительно, почему же тогда, десять лет назад, израильтяне и палестинцы не пришли к договоренностям? – подумал Панов, отхлебывая большой глоток виски. – Ведь все казалось таким обнадеживавшим. Помню, как десять лет назад глаза и у израильтян, и у палестинцев светились надеждой. Все были уверены, что из страны навсегда ушли насилие и война. Но, напротив, все обернулось лишь новыми терактами. А, вслед за ними, и новыми израильскими армейскими операциями. Никогда это не прекратится. Вероятно, действительно, все дело в том, что обе стороны и не хотят договариваться, а ведут переговоры только для вида, надеясь в конечном итоге все-таки именно победить».

 

Палестинцы и израильтяне говорят на переговорах на разных языках

Сектор Газа, август 1999 года.

В Газу Алексей Константинович выбрался только в августе. Лето проскочило как-то почти незаметно. Работы было не так уж и много, поскольку после формирования нового правительства в политической жизни Израиля наступило некоторое затишье. Так что можно было посвятить много времени встречам с друзьями.

Панов несколько раз ездил в Нетанию и общался с Марком и Далей. Соня на этих встречах не присутствовала, поскольку была занята работой в редакции одной из русскоязычных газет, куда ее в июле взяли в штат. И Алексей Константинович про себя четко сделал вывод, что родители девушки о его любовной связи с ней ничего не знали и даже не подозревали.

Сама же Соня буквально врывалась в квартиру Панова по субботам и требовала к себе исключительного внимания. И, прежде всего, секса, который по несколько часов заполнял дни их свиданий. Требовала девушка еще и вкусной еды, хорошего питья и вообще всего того, что, вероятно, на ее взгляд, должен был дать молодой женщине любовник в годах.

Они продолжали много говорить о политике. И, прежде всего, об израильско-палестинских переговорах, на которых, вопреки недавним ожиданиям, как израильтян, так и палестинцев, четко обозначался становившийся с каждым днем все более глубоким кризис. По мнению Сони, хотя встречи между представителем израильского премьера адвокатом Гиладом Шером и руководителем палестинской делегации на переговорах Саибом Арикатом и продолжались, какого-то видимого прогресса они не приносили. Девушка даже была уверена, что израильтяне и палестинцы придерживались совершенно различных взглядов на проблемы мирного урегулирования. А поэтому все беседы между Шером и Арикатом в иерусалимской гостинице «Царь Давид» напоминали диалог двух глухих. То есть они друг друга не слышали.

Примерно такую же оценку положению дел на переговорах дала при встрече и Азиза Масри. Как показалось Панову, она была рада его появлению в Газе, но при этом он не мог отделаться от впечатления, что палестинка на него за что-то сильно обижена.

Они снова долго гуляли по набережной, мимо красивых многоэтажных гостиниц и почти завершенного к тому времени комфортабельного пляжа с гигантскими водными горками. Зашли в небольшой рыбный ресторанчик, где Алексей угостил Азизу креветками. Он предложил девушке еще и выпить пива, но она категорически отказалась.

В то время пиво, как и более крепкие спиртные напитки, в Газе еще продавались. Причем не только в клубе ООН, где по вечерам собирались иностранцы, но и в городских ресторанах. Уже позже, примерно года через два, употребление алкоголя попало под полный запрет. Так распорядилось руководство ХАМАС, все больше прибиравшее к своим рукам власть в секторе.

Но в тот августовский день Панов пил пиво «на виду у мусульман», причем совершенно спокойно, без оглядки на то, что это может кому-то не понравиться. Азиза ела креветки, запивала их «кола-колой» и, казалось, по мере их общения, глаза девушки становились менее колючими, чем они были сразу после встречи.

– Да, ты прав, Алекс, – говорила Азиза. – Мне тоже кажется, что палестинцы и израильтяне говорят на переговорах на разных языках. Но все же не мы осложняем переговоры. Это израильтяне сейчас отказываются выполнять уже заключенные соглашения.

Девушка была четко уверена, что, например, согласно подписанному в октябре 1998 года соглашению Уай-Плантейшн, Израиль должен освободить 750 заключенных-палестинцев, находящихся в израильских тюрьмах. Прошлый премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху уже освободил 250 человек. Однако лишь сто из них относились к категории «политических заключенных», а, согласно израильской градации, к «преступникам, обвиняемым в преступлениях в сфере безопасности». Остальные же 150 были обычными уголовниками. И несколько дней назад адвокат Шер сообщил Арикату о решении правительства «не менять критериев» в вопросе об освобождении палестинцев. Конкретно это означало, что из пятисот заключенных, которых власти Израиля намеревались выпустить из тюрем на этот раз, по крайней мере половина снова будут уголовники. Арикат категорически отклонил подобный подход, указав, что, с точки зрения палестинцев, согласно соглашению Уай, Израиль должен освободить еще 650 именно «политических заключенных», среди которых уголовников быть не должно. Палестинская делегация в знак протеста тогда вообще покинула зал переговоров.

Ситуация все более обострялась. Выступая в кнессете, министр при канцелярии главы правительства Хаим Рамон, заявил, что Израиль не намерен освобождать палестинцев, «чьи руки обагрены кровью израильтян». В то же время, как указал он, власти все-таки собираются провести в ближайшем будущем дополнительное подробное расследование по каждому из заключенных, включенных палестинцами в список для освобождения. Между тем палестинцы указывали, что с самого начала в этом списке не было уголовников. Речь шла только о «политических заключенных».

Азиза считала, что и без того переговоры между израильтянами и палестинцами шли «с большим скрипом». Руководство Палестинской национальной администрации требовало от Израиля немедленно вывести воинские формирования с 13 процентов территорий Палестинской автономии, как это указывалось в соглашении Уай-Плантейшн. Данный вывод был разделен на три этапа. Первый – два процента – был выполнен еще Нетаньяху. И речь шла уже о выполнении следующих двух этапов – ухода израильской армии сначала еще с пяти процентов территорий, а затем с семи. Между тем, новый израильский премьер-министр, по мнению палестинцев, на их призывы не реагировал. Он все время демонстрировал свое полное «нежелание спешить», даже со вторым этапом и заявлял, что в принципе приготовления к его выполнению начнутся в сентябре, а сам второй этап стартует «может быть» только в октябре. Что же касается третьего этапа вывода, то вообще, скорее всего, как считал Барак, речь может идти только о феврале будущего года. А в принципе, указывал израильский премьер-министр, было бы целесообразно вообще объединить третий этап с началом переговоров об окончательном урегулировании. Палестинцы были возмущены и негодовали.

Панов до этого уже говорил на тему определенных в соглашении Уай-Плантейшн трех этапов вывода израильских войск с Марком и знал, что в данном случае Барак явно опасался, что такой вывод, в полном объеме, как того требуют соглашения, поставит в трудное положение некоторые еврейские поселения на Западном берегу реки Иордан. Они могут оказаться отрезанными от непосредственно израильской территории. А это, указывал Барак, могло бы повлечь за собой самые нежелательные последствия, в том числе и столкновения на Западном берегу между поселенцами и палестинцами. Объединение же третьего этапа вывода с началом переговоров об окончательном урегулировании, по логике Барака, многие неприятные последствия снимало.

Азиза с такой логикой израильтян была категорически не согласна. Она подчеркивала, что еврейское государство просто обязано немедленно выполнить взятые на себя обязательства. К тому же, говорила девушка, переговоры об окончательном урегулировании, помимо вопроса о еврейских поселениях на палестинских территориях, включали в себя еще немало сложнейших проблем, например, статус Иерусалима, границы, возвращение беженцев и так далее. Поэтому, подчеркивала она, Израиль намеренно тянул время и не хотел выводить свои воинские формирования с палестинских территорий.

Были, разумеется, и ответные претензии на подобные обвинения и с израильской стороны. В них указывалось, что и палестинцы, дескать, еще не до конца выполнили взятые на себя обязательства по соглашению Уай. Ведь, согласно ему, они, дескать, должны приложить все силы по борьбе с террористами. А теракты в Израиле все-таки еще происходили. Так в августе палестинский водитель направил свою автомашину на стоявшую в пригороде Иерусалима группу солдат. А в арабской части Хеврона, в одной из мастерских, взорвалось самодельное взрывное устройство, которое явно готовилось для теракта в еврейских кварталах города.

Палестинцы указывали на это, что они предпринимают максимум усилий для борьбы с террористами. В частности, дескать, именно палестинская полиция задержала двух братьев, изготовлявших в Хевроне «адскую машину».

– И все же, – говорила Азиза, – компромиссы не бесконечны. И, прежде всего, это касается выполнения Израилем соглашения Уай-Плантейшн. Израильтяне все время подчеркивают, что они готовы выполнить соглашения полностью. Когда же речь идет о его конкретных пунктах и деталях, то все-таки выясняется, что расхождения в их позициях с палестинскими очень велики. И так продолжается бесконечно. Так мы никогда не придем к соглашению. И в конечном итоге переговоры сорвутся.

– Да, – сказал Панов, – насколько я знаю, переговоры в гостинице «Царь Давид» уже приостановлены.

– Наша позиция заключается в том, что они возобновятся только тогда, когда Израиль предоставит детализированный план освобождения заключенных, с четкими критериями, по которому израильская сторона намерена освобождать из тюрем палестинцев и с указанием точного числа подлежащих освобождению.

Азиза также рассказала, что палестинцы уже обратились к США, как к посреднику при заключении соглашения Уай, с призывом «убедить» Израиль «не искать лазеек», а все-таки выполнять взятые на себя обязательства. А тогдашние заместитель руководителя Палестинской национальной администрации Махмуд Аббас и руководитель палестинской делегацией на переговорах с Израилем Саиб Арикат намеревались уже в августе вылететь в Вашингтон, для встречи с государственным секретарем США Мадлен Олбрайт. Речь на встрече должна была пойти о реализации соглашения Уай-Плантейшн в связи с предстоявшей в начале сентября поездкой госсекретаря на Ближний Восток.

Насколько был осведомлен Панов, в Израиле предстоявшей встречей палестинцев с Олбрайт были явно не довольны. Власти расценивали ее, как попытку со стороны палестинцев вновь вовлечь США в переговоры в качестве активного участника. Между тем, как уже неоднократно указывал новый израильский премьер Эхуд Барак, американцам следует здесь занимать более «отстраненную» позицию.

Тем не менее некоторые израильские средства массовой информации указывали, что «все будет в порядке», и Мадлен Олбрайт, дескать, прибудет на Ближний Восток уже для того, чтобы стать свидетелем прогресса переговоров между израильтянами и палестинцами. Газеты выносили на первые полосы заголовки типа «На следующей неделе – подписание израильско-палестинского меморандума». Как считал Панов, все это выглядело очень проблематично. То есть израильская пресса выдавала желаемое за действительное. Или, может быть, журналисты располагали какой-то «эксклюзивной» информацией?

Действительно, все израильские и палестинские знакомые Алексея Константиновича, включая немалое число журналистов из тех самых изданий, которые писали о быстром прогрессе на переговорах, причин для оптимизма назвать не могли. Из чего Панов все-таки делал вывод, что говорить о каком-то возможном в ближайшее время успехе на переговорах было бы еще очень даже преждевременно.

В этом с Пановым была полностью согласна и Азиза. За время их беседы она несколько раз подчеркнула, что израильтяне «свою часть пути» проходить отказываются. И это печально.

– Очень не хотелось бы, – говорила девушка, – чтобы в наших отношениях снова верх взяла бы ставка на силу. Израильтяне, вероятно, думают, что если у них есть танки и самолеты, они могут нас победить. Это не так. Если переговоры закончатся ничем, и палестинцы окончательно поймут, что им отказано в праве на собственное государство, они применят свое испытанное оружие…

– То есть террор? – спросил Панов.

– Да, террор. А что еще делать, если враг отказывается дать тебе то, что обязан дать? То есть независимость и свободу. Израильтяне – оккупанты. Они находятся на нашей земле незаконно. И террор применяли в отношении оккупантов очень многие народы. Например, можно вспомнить борьбу советских партизан против гитлеровцев. Против оккупации при помощи террора в годы второй мировой войны воевали и французы, и греки и множество других участников движения Сопротивления.

– Но это все же было другое время…

– Тогда речь также шла об освобождении родной земли…

– И ты готова стать террористкой?

– Не надо говорить такого слова, Алекс. Это не правильно. Я, безусловно, готова принять участие в борьбе за свободу и независимость моего народа. И, если понадобится, то и стать шахидом.

– То есть погибнуть во имя веры? Принести себя в жертву ради победы над врагом?

– Пусть так…

– И ты готова взорвать бомбу в израильском автобусе, или на рынке? Только не забывай, что при этом могут погибнуть многие ни в чем не повинные люди. Например, та же твоя подруга Соня. Или ее родители.

– Ну, думаю, что до этого все-таки не дойдет. Наша цель – независимое государство Фалястын. Ничьей смерти я не хочу. В том числе, безусловно, и смерти Сони, хотя, должна тебе сказать, она не такая уж и моя близкая подруга. После нашей последней встречи в Тель-Авиве я много об этом думала. И расспрашивала про нее друзей и знакомых. Так вот, мне рассказали, что, например, ее брат живет в еврейском поселении и является убежденным сионистом. Да и она – сионистка, как и все израильтяне. Будь с ней осторожнее, Алекс. Не доверяй ей. Но как ты думаешь, есть надежда, что израильтяне и палестинцы договорятся?

– Надежда, безусловно, есть.

– А на мой взгляд, она становится все более призрачной. И впереди – новая Интифада…

– Переговоры с палестинцами действительно идут очень трудно, даже с каким-то надрывом, – сказала после возвращения Панова в Тель-Авив Соня. – Мне кажется, сейчас было бы важно как-то подыграть палестинцам. Дать им надежду на скорейшее создание их государства. Например, ликвидировать несколько еврейских поселений. Из тех, что построены уже совершенно незаконно. А таких немало…

 

Борьба за холмы

Тель-Авив, ноябрь 1999 года.

Ситуация вокруг израильско-палестинского примирения действительно развивалась сложно. И к середине ноября Эхуд Барак окончательно определился в таком важном вопросе, как закрытие 15 опорных постов еврейских поселений на территориях Палестинской автономии. Встречаясь с руководителями «совета поселенцев», он однозначно заявил: посты эти должны быть в самое ближайшее время закрыты.

Опорные посты, или форпосты, как их называют в Израиле, создаются еврейскими поселенцами обычно на вершинах холмов, то есть на «господствующих высотах», для контроля за ситуацией вокруг поселений. Данная практика получила название «Борьба за холмы» и является отражением стремления поселенцев в любом случае контролировать окружающую их местность. Она была начата за несколько месяцев до прихода к власти Барака, по инициативе правых сил. Некоторые наблюдатели в этой связи были убеждены, что инициатором акции стал тогдашний министр иностранных дел Ариэль Шарон.

Пятнадцать опорных постов, о которых на этот раз шла речь, были созданы уже после подписания между Израилем и палестинцами соглашения Уай-Плантейшн. Поэтому, как указал Барак, они не являются «законными» и должны быть демонтированы.

До тех пор Барак не высказывался столь определенно, и поэтому, как сообщалось, пытался использовать все свое красноречие, чтобы смягчить эффект, произведенный на поселенцев озвучиванием его решения, прямо сказать очень непопулярного в их среде. В частности Барак прибег к сравнениям, указав, что необходимо относиться к данной проблеме как к ситуации с «наполовину полным, а не на половину пустым стаканом». То есть, указал он, даже после демонтажа 15 форпостов, остаются еще 27, которых, по его мнению, вполне достаточно для обеспечения нормальной жизнедеятельности поселений.

Всем было очевидно, что решение премьер-министра вызвано прежде всего стремлением властей создать нормальную атмосферу на начинавшихся уже в самое ближайшее время израильско-палестинских переговорах об окончательном урегулировании. Закрытия форпостов и прекращения в целом строительства на территории автономии требовало руководство Палестинской национальной администрации.

Многие наблюдатели также считали, что вторая причина нынешнего решения Барака состояла в его желании «удовлетворить и успокоить» левые силы в самом Израиле, в частности в собственной партии «Авода». Левые постоянно пытались оказать серьезный нажим на Барака, напоминая об одном из его предвыборных обещаниях – принести стране долгожданный мир с арабами. При этом подчеркивалось, что создание новых форпостов поселенцами являлось провокацией со стороны правых кругов, которые, дескать, всеми силами стремились сорвать ненавистные им и столь важные для примирения израильско-палестинские переговоры.

Что же касалось самих поселенцев, то многие из них восприняли позицию израильского премьера «в штыки», по некоторым оценкам «почти как приговор». Как заявил один из руководителей «совета поселений» Шломо Фильбер, «эпоха взаимопонимания с главой правительства закончилась». Правда он подчеркнул, что в то же время руководство поселенческого движения не теряло надежды, что, не смотря на все резкие заявления Эхуда Барака, им все же удастся уговорить его изменить решение.

Поселенцы явно готовились к сопротивлению. Как заявил, например, в интервью израильскому радио «Коль Исраэль» Малахи Левингер – сын известного активиста поселенческого движения раввина Моше Левингера, «если будет принято решение о демонтаже опорных пунктов, десятки поселенцев займут их и воспрепятствуют осуществлению этого решения». Несколько дней перед зданием министерства главы правительства в Иерусалиме проходили демонстрации поселенцев, протестовавших сначала против самой возможности принятия решения о демонтаже форпостов, а затем уже против принятого решения.

Находившийся в заграничной поездке новый, избранный после ухода Нетаньяху, лидер «Ликуд» Ариэль Шарон направил телеграмму членам комиссии по поселенческой деятельности министру труда и социальных дел Эли Ишаю и министру строительства Ицхаку Леви, выразив поддержку «их бескомпромиссной позиции по укреплению поселений». Оба министра представляли религиозные партии, Ишай – ШАС, Леви – МАФДАЛ, и в данном случае выступали против демонтажа форпостов. То есть по сути дела, не смотря на вхождение их партий в правительственную коалицию, в вопросе о будущем еврейских поселений на территориях Палестинской автономии они являлись союзниками оппозиционного правого блока «Ликуд». Руководители же самого «Ликуда» все время подчеркивали, что в принципе не следует сворачивать поселенческую деятельность и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах «не делать подарков врагу».

По мнению Сони, правые были готовы к наступлению, к проведению серии акций по всей стране, чтобы сорвать предстоявший демонтаж форпостов. Активисты партии «Авода» также указывали, что, в свою очередь, готовы к таким акциям и приложат максимум усилий для того, чтобы не допустить их. И правые, и левые копили силы для возможного противостояния. И ситуация могла «взорваться» в любой момент.

То есть, насколько было ясно, отношение к мирному процессу в израильском обществе было далеко не однозначным. Как и вообще это общество, к удивлению еще только знакомившегося с его особенностями, корреспондента Агентства, оказалось крайне неоднородным и раздробленным. А между его частями шла серьезная борьба.

 

«Некошерные» граждане Израиля

Бейт-Шемеш (Израиль), ноябрь 1999 года.

В том, что далеко не все в порядке в государстве Израиль Панов смог еще раз убедиться, побывав в ноябре в небольшом городке Бейт-Шемеш, расположенном на полпути из Тель-Авива в Иерусалим.

Он приехал туда вместе с Соней, получившей задание от редакции осветить довольно внушительную демонстрацию активистов религиозной партии ШАС, завершившуюся митингом, на котором звучали требования призвать к порядку «русских».

Надо сказать, что выходцев из бывшего СССР, в Бейт-Шемеше было немало, примерно четверть населения города. Община была представлена тремя выборными должностями в местном муниципалитете. Глава отделения «русской» партии «Исраэль баалия» в городе занимал пост заместителя мэра. И, по многим оценкам, «русские» партии в то время заметно теснили позиции многих других партий в Бейт-Шемеше, прежде всего ШАС. Именно это, по мнению многих наблюдателей, и стало главной причиной демонстрации ультраортодоксов.

То есть ничего неожиданного в происходивших событиях не было. Если бы не некоторые детали, сама атмосфера, окружавшая демонстрацию и митинг, одним из самых часто встречающихся лозунгом которых был «Русские – вон из Израиля». При этом явно имелись в виду не просто неевреи – русские, украинцы, грузины, молдаване и так далее, попавшие в Израиль в основной массе как жены или мужья евреев, но и новые граждане Израиля, то есть люди, доказавшие по документам свои еврейские корни и, приехавшие на свою новую Родину по призыву Еврейского агентства «Сохнут», согласно существующему в Израиле «Закону о возвращении».

Всего русскоязычных граждан Израиля на тот момент насчитывалось около миллиона. Это уже была серьезная сила, симпатии которой стремились завоевать многие политические лидеры, особенно когда речь шла о выборных кампаниях. По многим оценкам, «русские» сказали решающее слово на последних выборах, в результате чего к власти в Израиле пришли левые. Их представители все более активно занимали видные посты в обществе. Они, как правило, получили неплохое образование, интеллигентны, придерживались светских взглядов.

Разница между проживающими в Израиле общинами была очень заметна. Так иной раз воспитанные в СССР «русские» даже и не знали о некоторых обычаях, которые, например, выходцы из Марокко считали «категорически обязательными для евреев». В магазинах, чьими владельцами являлись выходцы из бывшего СССР, в продаже часто имелась свинина, креветки, другие «некошерные» продукты, абсолютно исключающиеся в меню, например, «марокканца». Оказавшиеся в одной стране евреи с совершенно разными корнями часто с трудом «притирались» друг к другу. Газеты рассказывали о постоянных драках между «русской» и «эфиопской» молодежью в Ашкелоне – городе на юге страны.

Но то, что произошло в Бейт-Шемеше, превзошло все происходившее до тех пор. Слушавший в переводе Сони высказывания участников митинга в городе, Панов с ужасом понимал, что некоторые из них, если заменить слово «русский» на «еврей», по праву можно было бы вписать в хронику самых заметных антисемитских выступлений разных времен и народов.

«Особо отличились» на митинге два член муниципалитета от ШАС, оба раввины.

– «Русские», – кричал в толпу один из них, – принесли в Бейт-Шемеш российскую заразу. Они привезли в страну десятки тысяч гоев, у которых нет ни малейшей связи с еврейством, наводнили страну магазинами, в которых торгуют мерзостью…

Что же касается второго раввина, то он даже договорился на митинге до того, что предложил создать для «некошерных» граждан отдельные города или районы. Ну, чем это были не всем памятные идеи о «раздельном проживании» белых и черных или арийцев и евреев? Может быть, вопрошала «русская улица», для выходцев из СССР, тех, которые по многолетней привычке, едят свинину, в Израиле создадут гетто?

– Ну и что ты думаешь обо всем увиденном, – спросила Алексея Константиновича Соня, когда они возвращались после митинга в Бейт-Шемеше.

– Ты знаешь, – сказал Панов, – у меня все более четко создается впечатление, что единственным объединяющим всех израильтян фактором является арабская угроза. Если в один момент она исчезнет, граждане еврейского государства перегрызутся между собой. Левые с правыми, светские с религиозниками, «русские» с «марокканцами», вновь прибывшие со старожилами и так далее. Так что, может быть, Израиль действительно заинтересован в том, чтобы переговоры с арабами никогда не заканчивались?

– Где-то ты прав, – засмеялась Соня. – Но меня лично из всего тобой перечисленного все же больше волнует проблема «русских» израильтян. Но думаю, что мы все равно одержим победу в нашей борьбе.

– В борьбе с кем? С другими евреями? Это что, «еврейская Интифада»?

– Ну, ты тоже скажешь! Нет. Не в борьбе между собой. А в борьбе с несправедливостью. Скажем так, – гордо заявила Соня.

После чего девушка замолчала, явно довольная сказанной ей фразой.

Панов прекрасно понял, что она имела в виду. Противостояние между «русскими» израильтянами и коренными жителями страны действительно иной раз напоминало чуть ли не своеобразную Интифаду. Только, естественно, без взрывов бомб «смертников».

За время работы в Израиле Алексею Константиновичу ни раз доводилось слышать от самых разных «нерусских» собеседников совершенно четкое мнение: если их что-то здесь не устраивает, то, как говорится, скатертью дорога. Дескать, без них страна не обеднеет. Несколько раз в Израиле вовсю набирали обороты даже настоящие «антирусские» компании. Звучали призывы изменить так называемый «Закон о возвращении», в соответствии с которым право на израильский паспорт, в том числе, имеют не только «евреи по Галахе», а, например, способные представить доказательство, что евреем был лишь их дедушка.

«Отменить! – кричали возмущенные израильтяне, – а тех, кто уже въехал, выслать. Еврейское государство – только для евреев!»

Многие израильтяне, например, были уверены, что именно «русские», число которых резко увеличилось с начала 1990 годов, привезли в их страну такие пороки, как бандитизм, проституция, коррупция и так далее. Изгнать их из еврейского государства! И, прежде всего, естественно, тех, кто и евреями-то, как это считается в Израиле, не является. И тогда, дескать, решатся многие проблемы.

Тем не менее, как понимал Панов, все обстояло гораздо сложнее. Ведь «русские», и это с неохотой все же признают многие израильтяне, привезли с собой не только «все ужасное, что было в бывшем СССР». Они взяли от своей покинутой родины и очень многие хорошее. Например, все тот же высокий уровень образования. Так что довольно скоро привыкшие к чистой работе и хорошим должностям коренные израильтяне почувствовали, что в затылок им дышат сильные конкуренты. Особенно это касалось технических профессий, хайтека. «Русские» уверенно начали занимать ведущие позиции на промышленных предприятиях. Появились талантливые музыканты, талантливые художники, талантливые кинематографисты. Они также начали теснить израильтян, получать более высокие зарплаты и гонорары.

Вскоре «русский переворот» затронул и менее престижные профессии. Например, «русские» начали теснить марокканских евреев в мелких сапожных или часовых лавках. И даже у рыночных прилавков. Они оказались образованнее.

Дольше всех сопротивлялся, и продолжает сопротивляться, крупный бизнес. Почти все попытки богатых «русских» приобрести какие-то серьезные, имеющие важное значение для экономики, страны предприятия, пресекались «на корню». При этом иной раз против «русского» бизнесмена, пытавшегося обойти коренных израильтян, открывалось уголовное дело.

И чем ближе становились «русские» бизнесмены и политики к намеченным целям, тем чаще на их адреса стали приходить повестки явиться в суд и полицию. По поводу якобы имевшего место отмывания денег или очередной попытки купить пакет акций оказавшегося «стратегическим» предприятия. И так далее.

То есть «русских» коренной Израиль часто не любит. А иной раз кажется, что ненавидит. При этом не только «бомонд», но на любом уровне, Начиная от рыночного торговца и кончая крупным бизнесменом. Можно даже услышать, что «этих русских» приглашали в Израиль мыть подъезды и служить в армии. А они на что замахиваются?!

Тем более в нелегком положении оказываются выходцы из бывшего СССР, которых и за евреев-то не признают. Их-то место, по мнению, сытого коренного Израиля, точно на черных работах.

Существование подобных проблем в израильском обществе признавал даже Марк, обычно горячо отвергавший любую критику в адрес его новой Родины.

– Печально об этом говорить, но подобные проблемы действительно существуют, – сказал он, выслушав рассказ Алексея об увиденном и услышанном в Бейт-Шемеше. – Вот я, например, закончил в Москве одно из самых престижных высших учебных заведений, а здесь вынужден работать консьержем в подъезде. Разве мог я о таком подумать, когда решался на отъезд?

– Но ты и в Москве, тогда, перед отъездом, также вряд ли мог на что-то рассчитывать, – вмешалась в разговор Даля. – Тебя с работы, помнится, выгнали…

– Да, это так, – согласился Лурье. – Но уезжал-то я сюда за новой жизнью, которая, как мне казалось, должна быть намного лучше.

– Ты о нас уже не думай, – печально сказала женщина. – Живи ради детей. Они здесь все-таки смогли получить образование и неплохо устроиться.

– Это все понятно, мама, – резко вступила в разговор Соня. – Но все равно я лично вижу в израильском обществе много несправедливого. Прежде всего, по отношению к нам – выходцам из бывшего СССР. Скажи, почему мой папа не может работать сейчас на каком-то престижном месте? Например, преподавать математику, которую он отлично знает?

– Он не может преподавать, потому что очень плохо знает иврит, – не сдавалась Даля.

– Он мог бы преподавать и по-русски. Для детей из «русских» семей. Уж точно дал бы им куда больше знаний, чем это делают сейчас местные учителя.

– Здесь ты совершенно права, – оживился Марк. – Уровень преподавания физики и математики в местных школах просто ужасный. В целом там только хорошо дают иностранные языки. И почему здесь не хотят использовать знания таких, как я? Это мне не понятно…

– Будем бороться за то, чтобы ситуация изменилась, – очень жестко сказала Соня.

– Да, ты у нас – борец, – улыбнулась Даля. – Правда тебе уже пора не о какой-то борьбе думать, а о замужестве. А то в этой борьбе совсем забудешь, что должна принести нам внуков. При том, как можно скорее…

– Не волнуйся, не забуду, – засмеялась Соня, при этом довольно игриво взглянув на Панова.

 

Израиль и Палестина встречали Новый год все же с большими надеждами на мир

Вифлеем (Палестинская автономия), декабрь 1999 года.

Так, в ситуации трудно начинавшихся израильско-палестинских переговоров и различных странных, но все же удивительных происшествий, заканчивался год. Впереди были Рождественские праздники, и Панову пришла в голову идея съездить в Вифлеем, то есть в город на территории Палестинской автономии, в котором, согласно преданию, 2000 лет назад родился младенец Иисус.

Такую идею живо поддержала и Соня, заявившая Алексею Константиновичу, что уже давно собиралась совершить поездку в Бейт-Лехем, как называют Вифлеем арабы. Много раз уже туда «почти выезжала», но все время откладывала.

Так и решили: поедут в Вифлеем вместе, в среду 15 декабря, то есть за две недели до Нового года, который Соня также намеревалась встречать вместе с Пановым. Алексей Константинович даже был вынужден отказаться от приглашения Марка приехать на новогоднюю ночь к нему домой, в Нетанию. Соня настаивала на том, что они отметят праздник только вдвоем, в «Андромеде». Родителям же она говорила, что договорилась пойти с кампанией в арабский ресторан в Иерусалиме.

Езды от Иерусалима до Вифлеема было всего-то минут пятнадцать. Надо проехать по объездной дороге вокруг Старого города, свернуть налево, миновать здание старого железнодорожного вокзала, а дальше – все время прямо. До КПП, над которым с одной стороны развевается израильский флаг, а с другой – палестинский. Хотя город расположен всего в семи километрах от Иерусалима, это уже Палестинская автономия.

Сразу после палестинской стороны КПП начиналась большая стройка. Повсюду лежали кучи с песком, горы бордюрного камня. Трудились экскаваторы. В целом строительные работы шли в Вифлееме почти повсюду. В разных местах города были видны строительные краны, причем, как правило, над объектами, вид которых оставлял мало надежды, что они могли быть закончены в ближайшее время.

А между тем уже в двадцатых числах декабря ожидался первый «десант» в Вифлеем высокопоставленных персон из различных государств. 24 декабря – Christmas, и сюда на праздник, должны были прибыть «первые лица» многих западных стран. Затем предстояла встреча Нового, 2000-го, года, и – снова Рождество, на этот раз Православное. 6 января в Вифлееме снова ожидался наплыв высоких гостей, среди которых – президент России Борис Ельцин.

С дорожными подъездами к Вифлеему, как отметил Панов, по состоянию дел за несколько дней до католического Рождества еще предстояло поработать. Зато в центре города уже действительно «наводился последний лоск». На Ясельной площади была установлена огромная сцена. Вокруг нее, согласно замыслу организаторов, и должны были разворачиваться основные мероприятия будущих торжеств. Кроме, естественно, религиозных. Рождественские богослужения традиционно проходят в храмах Вифлеема, главный из которых – Храм Рождества Христова. Вход в него, под низкими сводами, расположен слева, если стоять на Ясельной площади лицом к сцене.

Знавшая почти что все, связанное с Израилем и Палестиной, Соня, рассказывала, что храм воздвигнут в 326 году византийской императрицей Еленой. Он сооружен именно над пещерой, в которой, согласно преданию, родился Иисус. В библейские времена нынешний древний город с его узкими каменными улочками еще не существовал. На его месте была равнина, где в большом количестве паслись овцы и козы. Отсюда и название – Бейт-Лехем, то есть «дом мяса». Пещера же служила пастухам убежищем от дождя и жары. Здесь-то, согласно Евангелию, и нашло убежище Святое семейство.

В шестом веке император Юстиниан расширил и украсил храм. С тех пор он подвергался еще различным переделкам, однако, как уверяла Соня, ссылаясь на многочисленные прочитанные ей путеводители, на протяжении 16 веков в нем непрерывно совершались богослужения.

Вход в саму пещеру Рождества ведет по узким лестницам справа и слева от алтаря. Алтарь украшен иконами. Надписи на некоторых их них свидетельствуют, что они попали сюда из России, в разное время были переданы в дар храму. В пещере, в неглубокой нише, также устроен небольшой алтарь. В пол, перед ним, вделана серебренная звезда, с надписью по-латыни: «Здесь Девою Марией рожден Иисус Христос». Еще три ступеньки ведут вниз, в неглубокий грот, где находятся Ясли Христовы – место, куда, как считается, Мария положила новорожденного.

От Ясельной площади узкая улочка уходит вниз, мимо Молочного грота, возведенного на месте, где, по преданию, Богоматерь, кормившая божественного младенца, обронив каплю молока на черный камень, превратила его в белый. По обе стороны улицы – многочисленные лавки. Их товар – сувениры на библейские темы, в основном фигурки из оливкового дерева. Торговали здесь также иконами, нательными крестами. В преддверии Рождества и Нового года ассортимент был несколько расширен – елочные украшения, сверкающие электрическими глазами игрушечные Санта Клаусы «на батарейках» и так далее.

Немного ниже было расположено большое здание, являвшееся в то время своеобразным штабом города. Это был комитет «Бейт Лехем – 2000», созданный при Палестинской национальной администрации, специально к торжествам по случаю 2000-летия Христианства. Этим торжествам руководство автономии придавало большое значение. В том числе и потому, что рассчитывало на солидный приток туристов.

Основной штат комитета – палестинцы. Хотя работали здесь и иностранцы. Например, всей прессой, аккредитованной при комитете, руководил испанец Мигель Мурадо, по линии ООН. К нему в кабинет и направили Панова вместе с Соней.

Мурадо попросил «уважаемых корреспондентов» заполнить небольшую анкету, а затем, приняв фотографии, без особых формальностей обещал уже через два-три дня выдать аккредитационные карточки на предстоявших целый год мероприятиях. Всего при комитете, рассказывал он, к тому моменту уже аккредитовалось около шестисот журналистов.

Работы, судя по всему, у комитета было действительно много. Хотя, согласно его «списку дел», который вручал вместе с аккредитационными карточками Мигель Мурадо, основная работа была уже завершена. Например, в графах о проделанном ремонте той или иной улицы, чаще всего стояли отметки: «завершено». Почти полностью была заменена система водоснабжения. Но были и пометки «работы продолжаются». Одна из них относилась, в частности, к созданию большой гостиницы – «пять звезд». Хотя она и строилась явно ускоренными темпами, в непосредственной близости от Ясельной площади. В распоряжении же туристов по состоянию дел на 15 декабря было около тысячи гостиничных номеров. И все они были уже заказаны, причем давно.

Однако, как понял Панов, «основной турист» останавливаться в Вифлееме и не планировал. Он лишь собирался в 2000 году заехать в город, провести здесь час – два и снова уехать в Иерусалим.

Для таких, коротких, поездок туристов здесь все было готово. Религиозные памятники находились в отличнейшем состоянии. Их древние камни «почти сверкали». Перекусить проблем не было. Особенно много ресторанов и небольших закусочных было расположено опять же в центре – в районе Ясельной площади. Их владельцы – арабы предлагали множество довольно «оперативных» блюд – хумус, шашлык, кебаб. Такие заведения можно было легко найти просто «по запаху». Прямо на улице торговцы разложили на лотках горячие лепешки с мясом.

Хотя на момент приезда Панова с Соней в Вифлеем рестораны и закусочные были почти пусты – Рамадан. Мусульманам запрещается употреблять пищу до захода солнца. Но иностранцу закусить не возбраняется. Хозяин одной из закусочных подал гостям горячий шашлык буквально через несколько минут. Цены были очень умеренные, особенно по сравнению с соседним Иерусалимом.

Вместе с сумерками жизнь на Ясельной площади начала оживляться. Посетители усаживались за столики различных заведений. Возле печей пекарей лепешек образовались очереди. Деревья на площади вспыхнули крохотными огоньками приделанных к ветвям лампочек.

С наступлением темноты разноцветными огнями вспыхнули и улицы Иерусалима. По дороге к нему, на выезде из Вифлеема, уже с израильской стороны, Соня попросила Панова заехать в греко-православный монастырь. Оказалось, что в одном из его помещений расположен большой ресторан, где полным ходом шла подготовка к встрече Нового года. Причем встречать его здесь, как выясняется, в основной массе планировали «русские» израильтяне. А также приезжающие специально поближе к Вифлеему российские туристы. Все-таки юбилейный, 2000 год от Рождества Христова!

– Присоединяйтесь, – пригласил по-русски один из организаторов. – Всего 250 долларов с человека…

Алексей Константинович вежливо взял его визитную карточку и обещал подумать. Хотя он прекрасно знал, что участвовать в этом дорогостоящем «празднике жизни» он точно не будем. Встретит Новый год с Соней, в «Андромеде». И для этого в одном из сувенирных магазинов Вифлеема он приобрел маленькую искусственную елку – с очень симпатичными стеклянными игрушками, шарами, колокольчиками и бантиками. Она почти месяц стояла в квартире Панова, напоминая об их с Соней поездке в Вифлеем и Рождественских праздниках…

Израиль и Палестина встречали новый, 2000 год с большими и искренними надеждами. Прежде всего, надеждами на мир. На новую, спокойную, жизнь, когда израильтянам уже можно не опасаться терактов, а палестинцам ракетных ударов с израильских самолетов.

Панов с Соней чокнулись бокалами с шампанским и пожелали друг другу счастья и здоровья.

– И особенно любви, – добавила Соня.

– Ты что, хочешь еще и новой любви? Тебе моей не хватает?

– Нет, вполне хватает, – улыбнулась девушка. – Давай также все-таки выпьем и за мир на нашей земле.

– Давай. То есть за успех переговоров с палестинцами.

– И сирийцами, – добавила Соня. – Ура! Ура!! Ура!!!

Но, вопреки ожиданиям, новый год так и не стал годом «прорыва» в отношениях еврейского государства с арабами. Напротив, отношения эти еще более обострились, а все надежды на мир на Святой земле были забыты еще на многие годы.

 

С Голан можно стрелять по Хайфе и Дамаску

Голанские высоты, январь 2000 года.

Но начался все же 2000 год с мирной инициативы. На этот раз она касалась так называемого «сирийского трека», то есть урегулирования отношений между Тель-Авивом и Дамаском.

Переговоры между израильтянами и сирийцами, при посредничестве США, начались еще в середине декабря. И сразу ситуация стала очевидной: сирийцы однозначно требовали вернуть им Голанские высоты – горное плато на границе, вблизи озера Кинерет, захваченное израильской армией во время войны 1967 годы. В случае отказа – никаких переговоров Дамаск вообще не допускал. В начале года складывалось впечатление, что Израиль, к удовольствию американцев, был готов на такой шаг. Во имя мира с соседом.

Однако общественное мнение в еврейском государстве почти «взорвалось». На улицах городов появились лозунги с призывами не позволить отдать сирийцам «наши Голаны». Такие же лозунги красовались на белых футболках, которые активисты срочно созданного «комитета протеста» бесплатно вручали на улицах израильских городов прохожим.

Для представителей прессы организовывались специальные поездки на Голанские высоты, во время которых эксперты «с аргументами и цифрами» пытались объяснить, почему уходить с данной территории Израилю ну просто никак нельзя. В одну из таких поездок, с журналистами русскоязычных израильских газет, Соне удалось пригласить и Панова.

Для начала группу привезли на гору Бенталь, расположенную на высоте 1200 метров над уровнем моря. Установленные там указатели свидетельствовали, что до Иерусалима от данной точки было 155 километров, до Хайфы 85, а до столицы Сирии Дамаска… всего 60. Да и сама Сирия отсюда была видна «как на ладони» – дороги, поля… Как уверяли коллеги-журналисты, бывавшие на Голанах уже много раз, Дамаск не был виден только потому, что его закрывал склон самой большой здесь горы Хермон. С нее же, дескать, столица Сирии легко просматривается, правда «вооруженным глазом» – через армейский бинокль. С Бенталя же, без всякого бинокля, был виден лежавший внизу разрушенный город Кунейтра, известный по событиям «шестидневной войны» 1967 года. Рассказывают, что он до сих пор в руинах. Сирийцы, дескать, возят туда иностранцев «показать преступления сионистского врага», как иронично заметил сопровождавший группу журналистов представитель объединенного штаба «Репатрианты в защиту Голан» по имени Дмитрий.

Штаб был создан всего за несколько недель до поездки в связи с начинавшимися израильско-сирийскими мирными переговорами и, как считали израильтяне, вытекавшей из них реальной перспективой «ухода Израиля с Голанских высот». Основное занятие штаба – организация акций протеста против подобной перспективы, что, согласно замыслу их организаций, могло самым решительным образом повлиять на результаты обещанного премьер-министром Израиля Эхудом Бараком всенародного референдума по данному вопросу.

Поэтому, естественно, он и «работал с прессой», в данном случае скорее всего в преддверии референдума надеялся с помощью русскоязычных газет оказать воздействие на позицию «русской улицы» Израиля, которая, надо сказать, и без того в немалой своей части склонялась к уже знакомой Панову «имперской» позиции – ничего никому и никогда не отдавать. Возможно, в определенной степени здесь опять же сказывалось советское воспитание, особенно старшего поколения, когда Родиной гордились, вне зависимости от того, права она или нет, была бы сильной и ее боялись…

Хотя, конечно же, штаб понимал, что каждый журналист напишет то, что сочтет для себя правильным. Давление ни на кого не оказывалось. Приводились только аргументы противников ухода с Голан.

«Горе той стране, политики которой за столом переговоров отдают то, что кровью завоевали на поле боя ее солдаты», – этими набранными крупным шрифтом словами Уинстона Черчеля начинался текст листовки на русском языке, вложенной «в пакет материалов» для участников поездки.

Далее следовала история вопроса. С тех пор, как Голанские высоты были оккупированы Израилем во время «шестидневной войны» 1967 года, постоянно повторяющиеся требования Сирии получить обратно свои территории встречали здесь самый решительный отказ. Все эти годы проблема была серьезнейшим, если не главным препятствием на пути подписания мирного соглашения между двумя государствами-соседями. Во время «войны Судного дня» 1973 года вопрос пытались решить силой. Об этом напоминали сохранившиеся на горе Бенталь старые израильские окопы и врытые в землю танковые башни. Не получилось, Голаны остались за Израилем. А в 1982 году кнессет даже принял закон о распространении израильской юрисдикции на Голанские высоты. То есть возвращать их Сирии тогда явно не собирались.

И вот ситуация изменилась. Что очень напугало проживающих на Голанских высотах израильтян. Правые партии, естественно, поддержали поселенцев. Лидер «Ликуда» Ариэль Шарон, например, всегда подчеркивал «невозможность для Израиля ухода с Голан». Такую же позицию занимал и руководитель стоявшей на правых позициях партии «русских» израильтян «Наш дом – Израиль» Авигдор Либерман. Однако выступать им на своих мероприятиях штаб «Репатриантов в защиту Голан» не давал. Рассказывают, что Ариэль Шарон даже обиделся, узнав, что ему не будет предоставлен микрофон во время массовой демонстрации против ухода с Голанских высот, прошедшей 10 января на площади Рабина в Тель-Авиве. По некоторым данным в ней приняло участие примерно 150 тысяч человек, по другим – более четырехсот. Организовывали демонстрацию активисты штаба «Репатрианты в защиту Голан». Успех и поддержка казалось превзошли все ожидания.

Как указывал Дмитрий, поселенцы на Голанах были намерены создать «широкий фронт» протеста, вне зависимости от политической принадлежности. Отказываться от поддержки левых, говорил он, было бы недальновидно. Тем более, вторили Дмитрию собеседники Панова во время поездки, что поселенцы уже привыкли «работать вместе с левыми» и резкого поворота вправо здесь многие не поймут.

Но все же главным аргументом противников «ухода Израиля с Голан» было основанное на реальном положении вещей утверждение, что оттуда, с горных вершин, «между прочим», из дальнобойных орудий можно легко обстреливать если не Иерусалим, то уж во всяком случае Хайфу. Как, впрочем, и сирийскую территорию, включая Дамаск.

До «шестидневной войны» 1967 года, рассказывал Дмитрий, сирийская артиллерия постоянно обстреливала с плато ближайшие израильские поселения. Их жители проводили чуть ли не по полдня в бомбоубежищах, а трактора выходили на поля в сопровождении танков.

Действительно, с горы Бенталь были отлично видны не только строения Кунейтры, но и территория Израиля, без Голан. Рассказывают, что в хорошую погоду чуть ли не до средиземноморского побережья. А если опять война? – задавал вопрос Дмитрий. При этом, указывал он, между прочем, Голанские высоты были захвачены Израилем в результате нападения на него в 1967 году Сирии, а никак не наоборот.

Вторая причина не отдавать Голаны, по его мнению, заключалась в том, что здесь расположено 30 процентов всех источников водоснабжения Израиля. Отсюда, к примеру, снабжаются водой Иерусалим и Тель-Авив. Что будет, если сирийцы вдруг решат изменить русла рек, впадающих в Кинерет? Как утверждали некоторые устроители поездки, такие попытки уже имели место. Кроме этого, если сирийцы выйдут на восточный берег озера, где гарантия, что их крестьяне, еще явно не располагающие современными технологиями ведения сельского хозяйства, не загрязнят водоем?

– Но главный вопрос не в этом, – решительно отмела все доводы организаторов поездки в разговоре с Пановым Соня. – Сейчас не суть дела кто же прав. Мир с Сирией Израилю необходим, а без возвращения Голан он не возможен…

Правда, в данном вопросе с такой позицией были согласны далеко не все. А зачем Израилю этот мир? – наступали противники уходя с Голан. Между прочим, военных действий между двумя государствами уже многие годы не ведется. Войны-то, как таковой, дескать, все равно нет. И вряд ли можно полагать, что Дамаск решится напасть на Израиль. Так что страна ничего не получает, а Голаны отдает.

Все это совсем не так, вслед за сторонниками заключения мирного соглашения настаивала на своем Соня. Она подчеркивала, что в результате договоренностей, как с сирийцами, так и с палестинцами, Израиль получает главное – перестает быть агрессором в глазах мирового общественного мнения. Нельзя, дескать, и дальше поддерживать носителей имперской идеологии, утверждающих, что «мы здесь живем, потому что живем, никуда не уйдем, и все…» Такие времена прошли навсегда, нравится это кому-то, или нет. Необходимо вливаться в цивилизованный мир. Ведь ни для кого в Израиле не секрет, что в Европе, например, многие смотрят на их государство без особых симпатий, а симпатизируют палестинцам, считают их жертвой.

Да не это главное, горячилась девушка. В 21 веке, когда, ко всему прочему, еще и реальна перспектива серьезного распространения оружия массового уничтожения, включая ядерное, позволить себе жить в ситуации без мирного соглашения с соседями, с непризнанными никем границами, просто «непозволительная роскошь». И именно это, а ничто иное, является главной угрозой для безопасности Израиля. Уход с Голан для Израиля скорее всего был бы очень болезненен. Но для заключения мира с Дамаском он все-таки необходим…

Конечно же, говорили многие участники поездки, нужны гарантии безопасности. Но, судя по всему, указывали они, Барак так и организует свой подход к переговорам. Ведь речь идет о поэтапном уходе, в зависимости от продвижения в области нормализации отношений между двумя странами, от оборонных инициатив.

Ни в коем случае, ничего не отдавать, четко придерживались своей линии противники ухода с Голанских высот. Ведь, кроме всего прочего, это еще и прецедент. Что последует вслед за возвращением плато сирийцам? Передача Восточного Иерусалима палестинцам?

Сами же жители Голан, как понял Панов, пребывали в растерянности. Так главный агроном-виноградарь винзавода по имени Бени, угощавший журналистов прекрасным игристым «брют» и мускатным, уверял, что «в любом случае» никуда уезжать не собирается. Он, дескать, живет на плато уже тридцать лет, почти сразу после того, как приехал в Израиль из Риги. Здесь выросли дети. «Куда мне ехать? – говорит агроном. – Здесь прошла вся жизнь».

– Будете жить в Сирии?

Ответа на этот вопрос у агронома не было. Просто, судя по всему, он даже не допускал мысли, что все может сложиться именно таким образом. Что Голаны могут и отдать.

– Ну и что ты думаешь обо всем этом? – спросила Соня Панова, когда автобус организаторов поездки привез их в Тель-Авив.

– Думаю, что израильтянам Голаны придется отдавать, хотя им этого и не хочется.

– Не уверена, – задумчиво сказала девушка. – Я лично мало верю в то, что Бараку удастся о чем-то договориться с Асадом.

– Ты что, разочаровываешься в Бараке?

– Честно сказать, немного да, разочаровываюсь. Он мне всегда казался более решительным политиком, способным настоять на своем. В жизни же все получается не совсем так.

Они вместе поехали в «Андромеду». Соня позвонила оттуда родителям и сказала, что заночует у подруги, с которой ездила на Голанские высоты. А утром сразу же направится в редакцию. Да, уверенным тоном говорила девушка, Алекс в поездке также был. И сразу же куда-то исчез после того, как они вернулись в Тель-Авив. Нет, она не знает, куда он поехал. Думает, что скорее всего, домой. Но точно он ничего не говорил. Да и почему он должен перед ней отчитываться? И почему она может знать куда он делся? Пусть, дескать, папа сам позвонит своему другу на мобильный телефон. Если он забыл номер, то она может подсказать.

Трубку Соня положила довольно нервно. Но, как отметил Панов, девушка оказалась неплохим конспиратором. Ее родители, как он был уверен, ни о чем не догадывались. И это, думал Алексей Константинович, было хорошо.

Последовавшая ночь снова была довольно бурной, и пара уснула только под утро. Проснувшись в девять, Панов обнаружил, что Соня уже ушла, оставив записку. В ней говорилось:

«Алекс, Соня – это не я, а ты. Разве можно столько спать? Я побежала в редакцию, писать репортаж с Голан. В поездке были журналисты из всех изданий. Если я напишу последней, мой главный редактор меня «не поймет». Позвоню в пятницу. А если не смогу, то знай, что в субботу утром я все равно приеду. Это уже традиция. Целую».

Панов также направился к компьютеру – описывать поездку.

«Интересно, – думал он, – чем все же закончится вся эта история с Голанскими высотами и переговорами между Израилем с Сирией? Что-то не верится, что израильтяне и сирийцы смогут договориться?»

Довольно скоро Панов получил ответ на эти свои вопросы. Израильско-сирийские переговоры действительно закончились неудачей. Сначала, в январе 2000 года, не принесла никаких реальных результатов встреча между Эхудом Бараком и министром иностранных дел Сирии Фаруком Шараа в американском городе Шепердстаун, а затем, в апреле, провалился и саммит между Хафезом Асадом и Биллом Клинтоном. Израиль соглашался вернуть Сирии весь район Голанских высот, установив границу там, где она пролегала в 1923 году, то есть в нескольких сотнях метров севернее озера Кинерет, но сирийцы требовали полного возвращения к границе 1967 года. А она уже проходила по озеру. Израильтяне на такой шаг не шли, подчеркивая важность для себя данного водоема – главного источника пресной воды для страны.

То есть первый «блин» мирной программы Эхуда Барака вышел комом. Но, казалось, новый израильский премьер-министр расстраиваться или тем более «опускать руки» не собирался. Он был последователен в своей программе, следовал предвыборным обещаниям. А поэтому в мае 2000 года заявил о полном выводе израильских войск с юга Ливана.

 

Израиль выводит войска из Ливана

Тель-Авив, май 2000 года.

В мае, действительно, завершился 18-летний период оккупации Израилем Ливана. Ранним утром 24 мая все израильские войска покинули так называемую «зону безопасности» и двинулись в сторону границы. Их отход сопровождался обстрелами колонн, которые производили боевики проиранского движения «Хезболла». Однако, согласно информации, «вывод израильских войск из Ливана прошел безукоризненно», и никаких жертв среди личного состава израильской армии не было.

Точнее говоря, полный отвод израильских войск был совершен с точки зрения Тель-Авива. В Бейруте же считали, что Израиль также должен был освободить полосу Хават Шаба, находящуюся в предгорьях горы Хермон, указывая, что она является ливанской территорией. Израильтяне отвечали на это, что данный район был захвачен ими в свое время у Сирии, и что они намереваются говорить о какой-то его передаче только в рамках мирных переговоров с Дамаском, когда речь пойдет о возвращении Голанских высот в целом.

Руководство «Хезболлы» такую позицию отвергало, подчеркивая, что не прекратит борьбу против Израиля до тех пор, пока его армия не покинет всю территорию Ливана. «Пока Израиль не передаст под ливанский суверенитет полосу Хават Шаба, – заявил в частности в Бейруте представитель руководства «Хезболлы», – мы продолжим непримиримую войну с захватчиками». Пока этого не произойдет нельзя считать, что реализация резолюции ООН номер 425 была проведена в полном объеме, – подчеркнул он.

Еще одним категорическим требованием Бейрута оставалось освобождение из израильских тюрем всех ливанских граждан. Об этом, в частности, говорил тогдашний премьер-министр Ливана Салим Хосс. Вместе с тем глава ливанского правительства выразил надежду на то, что вывод израильских сил из Южного Ливана станет «началом мира» в регионе. Ливанские СМИ опубликовали заявление, в котором говорилось, что «отныне ливанские граждане смогут жить в мире и спокойствии у себя на родине».

Что же касается израильских солдат, то утром 24 мая на северной границе они торжественно отмечали свой выход из Южного Ливана, где служба для них была чрезвычайно сложной и опасной. Солдаты целовали друг друга, а также звонили своим родственникам, извещая их, что живы и здоровы.

В тот же день в подразделениях израильских вооруженных сил был зачитан приказ генерального штаба, в котором, в частности, указывалось, что «18 лет ведения войны в Южном Ливане были оплачены дорогой ценой: жизнями лучших сыновей Израиля».

В приказе также говорилось, что «Израиль находится в моральном долгу перед его ближайшими союзниками – военнослужащими южно-ливанской армии, на протяжении всех этих лет стоявшими плечом к плечу с израильскими солдатами и несшими службу по обеспечению безопасности и спокойствия на северной границе страны».

Что же касается самих военнослужащих произраильской Армии Южного Ливана /АЮЛ/, то вряд ли кто-то мог бы утверждать, что уход израильтян из «зоны безопасности» стало для них событием радостным. Сотни солдат АЮЛ сдались на милость ливанских властей. Другие, вместе с семьями, перебрались в Израиль. На северном берегу озера Кинерет для почти пяти тысяч ливанских беженцев был создан специальный палаточный лагерь. Как указывали израильские власти, они были готовы принять всех ливанцев, оказывавших помощь Израилю. Тем не менее специальная комиссия МВД проводила серьезную проверку личностей каждого из прибывавших, поскольку, как указывалось, нельзя было исключить, что вместе с беженцами в Израиль проникли и боевики «Хезболлы», для диверсий.

24 мая самолеты израильских ВВС несколько раз наносили удары по укрепленным пунктам, в спешке брошенных АЮЛ в «зоне безопасности», стремясь разрушить их, а также уничтожить запасы боеприпасов и артиллерийские орудия. Сообщалось, что с этими задачами пилоты справились. Однако, согласно сообщениям из Ливана, все обстояло «не совсем так», и немалая часть оружия и боеприпасов было захвачено боевиками «Хезболлы». На улицах ливанских городов и поселков их встречали как героев. Руководство движения подчеркивало, что Израиль вывел свои войска вовсе не добровольно, а потому что «движение «Хезболла» выиграло войну». И оно, дескать, готово продолжать борьбу и дальше.

Что касалось самого Израиля, то там звучали заявления о том, что если боевики «Хезболлы» «только попытаются» нанести какой-либо ущерб северным районам страны, например, произвести очередной обстрел реактивными снарядами, то ответ израильтян будет «самым решительным и жестким».

Тем не менее, как говорила Соня, за 18 лет пребывания в Южном Ливане Израиль поставленных целей так и не достиг. Ведь в июне 1982 года, уточняла она, перед вошедшими в Ливан воинскими частями была поставлена именно задача обеспечить безопасность северных районов страны. Даже сама операция тогда называлась «Мир Галилее».

Но после вывода войск с юга Ливана жители Кирьят-Шмана и других северных израильских городов и поселков в большинстве своем покинули дома и перебрались, хотя бы временно, вглубь страны, поюжнее. Те же, кто остался, проводил дни и ночи в бомбоубежищах. Правда утром 24 мая власти передали разрешение всем подняться на поверхность. Но никто не мог гарантировать, что уже через несколько суток людей опять не попросят спуститься в подвалы.

Чрезвычайное положение на севере Израиле было объявлено еще за неделю до вывода войск, сразу после экстренного заседания правительства, на котором было объявлено, что войска уйдут из Ливана не 7 июля, как ранее планировалось, а уже в мае. Тогда же жителям было настоятельно рекомендовано либо покинуть свои дома и переместиться в более южные районы, либо спуститься в бомбоубежища. Привыкшие к бесконечным ракетным обстрелам жители подчинились. Кто-то уехал к родственникам в центральную часть Израиля, кто-то спустился в подвал и ждал отмены чрезвычайного положения, когда можно будет вернуться в свою квартиру.

Решение о «досрочном» выводе войск в Израиле прежде всего объясняли резко изменившейся обстановкой на юге Ливана. Там с начала мая продолжалось почти массовое дезертирство солдат АЮЛ. Многие из них сдавались в плен. Другие вместе с семьями устремлялись к израильской границе и буквально штурмовали КПП «Турмус». Туда же направлялись и сотни мирных ливанцев-христиан, опасавшихся преследований со стороны занимавших все больше населенных пунктов боевиков шиитской «Хезболлы». И эти опасения не были беспочвенны. Уже поступала информация о расправах, которые учиняли отдельные активисты «Хезболлы» с «предателями», сотрудничавшими с израильскими войсками в Ливане.

«Мы силой освободили наши земли, – заявил журналистам официальный представитель «Хезболлы» Набиль Кабук, – после того, как весь мир не сумел ничего сделать для нас». Активисты движения пребывали в крайне радостном настроении, подчеркивая постоянно, что верили в победу, и эта надежда, дескать, их не обманула.

Тем не менее, вывод израильских войск с юга Ливана уже состоялся. И ничего изменить было нельзя. Как заявила в данной связи Соня, «это был очень важный шаг, и она снова поверила в Эхуда Барака».

Девушка появилась в «Андромеде» уже в четверг, 25 мая, то есть в «неурочное время», поскольку обычно она приезжала на любовные свидания к Панову по субботам.

– Ну не могла я больше ждать, Алекс, – воскликнула она, едва ее фигура возникла в дверном проеме квартиры Алексея Константиновича. – Еще целых два дня. Это просто невозможно. Тем более, что мне очень хотелось с тобой все обсудить. Если что не так, извини…

– Проходи, чего ты извиняешься? Я всегда рад тебя видеть. Молодец, что приехала раньше. Я как раз ужинаю. Хочешь есть?

– Не только есть, но и выпить, – весело отреагировала на предложение Панова Соня. – Выпить за вывод наших войск из Южного Ливана. Я даже не уверена, что ты понимаешь, что произошло. Завершилась целая эпоха. И Эхуд Барак четко показал всем своим недругам, что все-таки, не смотря на потоки критики в его адрес, является очень решительным и сильным политиком, который выполняет свои предвыборные обещания. Не важно, нравится это кому-то или нет.

– А как воспринимает вывод войск оппозиция? Что думает по этому поводу Ариэль Шарон?

– Шарон настоятельно рекомендует Бараку немедленно нанести несколько мощных бомбовых ударов по инфраструктуре Ливана, с тем, чтобы, как он выражается, в Бейруте «поняли», что необходимо обуздать руководство движения «Хезболла».

– И что? Барак на это пойдет?

– Нет, конечно. Но давай выпьем за вывод войск и нашего премьер-министра.

Панов налил Соне бокал вина, а себе плеснул в стакан немного виски, почти до краев разбавив содержимое содовой водой. Пить ему не хотелось. Впереди было много работы. Надо было передавать материалы о ситуации в Ливане и не севере Израиля в связи с выводом войск. Из редакции уже несколько раз звонили и просили «прибавить темп». Так что Алексей Константинович решил на этот раз от возлияния алкоголя воздержаться.

– Что это ты манкируешь выпивкой? – шутливо воскликнула Соня. – Не хочешь пить за Барака? А ну, наливай себе еще виски.

– Но мне завтра надо работать…

– Ничего, справишься. Даже я могу по такому случаю виски выпить.

Девушка залпом осушила бокал вина, отставила его в сторону и протянула Панову пустой стакан для виски. Алексей Константинович наполнил его наполовину, после чего плеснул виски и в свой стакан.

– Так-то лучше, – сказала Соня. – Выпьем по паре дринков, а потом, как я надеюсь, отметим нынешнее событие уже в постели. Нет возражений?

– Ты неисправима…

– Что есть, то есть…

Утром Соня поднялась рано, около восьми.

– Мне надо в редакцию, – сказала она Панову, который еще лежал в постели.

– Ты позавтракаешь?

– Нет времени. Сделаю это на работе. Но ты не скучай. Я появлюсь у тебя уже завтра. Надеюсь, ты не забыл, что суббота – «наш день»?

– Как я могу это забыть? У меня есть предложение. Давай съездим на пару дней в Эйлат. Там сейчас проходят переговоры между израильтянами и палестинцами. Может быть, что-нибудь интересное узнаем?

– Давай. Тогда я приеду к тебе уже сегодня вечером, а утром – в дорогу. На машине до Эйлата всего-то часа два езды. Ну, пусть три, если будут «пробки». Искупаемся в Красном море. А в воскресенье вернемся.

– Так что, согласна?

– Конечно.

– Тогда жду тебя вечером.

– Ох, Алекс, если бы ты только знал какое у меня отличное настроение! – воскликнула девушка и в одежде бросилась на кровать, в объятия Панова.

– Иди уже, иди, на работу опоздаешь…

– Я просто счастлива, – сказала Соня, уже подходя к двери. – Уверена теперь, что все в моей стране будет отлично. И главное, к израильтянам придет мир…

 

Журналисты очень «утомили» участников переговоров

Эйлат, май 2000 года.

Между тем состояние дел на израильско-палестинских переговорах об окончательном урегулировании было окружено таинственностью. Это было отчетливо понятно в Эйлате, где участники очередного раунда этих самых переговоров, как казалось, четко соотносили свои действия с правилами самой настоящей конспирации.

Так вечером в субботу в гостинице «Хилтон», где проходили встречи делегаций, явно делалось все, чтобы представители прессы не могли получить никакой информации. А уже утром в воскресенье Панов неожиданно выяснил, что члены делегаций вообще покинули «Хилтон», поскольку, как заявили ему в администрации гостиницы, журналисты очень «утомили» участников переговоров, и их пристальное внимание к ходу встреч не давало возможности о чем бы то ни было серьезно договариваться.

Однако многие представители зарубежных СМИ уезжать из Эйлата в воскресенье не спешили. Они почти до конца дня обменивались противоречивой информацией, согласно которой встречи между делегациями в Эйлате все-таки продолжались, но где-то «в секретном месте». Тем не менее, и в этом почти все представители прессы были едины, никаких серьезных вопросов делегации уже не решали, а основной «груз» по преодолению разногласий между сторонами взял на себя американский координатор ближневосточного мирного процесса Деннис Росс.

Он покинул эйлатский «Хилтон» еще за два дня до того, как оттуда неожиданно «исчезли» сами участники переговоров и провел прямые встречи с «первыми лицами» – встретился сначала отдельно с Эхудом Бараком и Ясиром Арафатом, а затем они собрались уже втроем в Рамалле. После этого Росс вылетел в Вашингтон, для доклада Биллу Клинтону.

Согласно многим оценкам, американский президент ждал от эйлатской встречи определенных подвижек. Судя по всему, Клинтону уж очень хотелось бы войти в историю президентом, сумевшим хотя бы немного распутать сложнейший узел противоречий в мире – ближневосточный. С израильско-сирийскими мирными переговорами, как уже было ясно, пока ничего не получалось. Оставались израильско-палестинские. Однако и здесь, как считали большинство наблюдателей, шансов на реальный прорыв было немного.

Прежде всего, и это еще раз продемонстрировала эйлатская встреча, стороны так и не смогли преодолеть существовавшие разногласия по основным позициям будущего соглашения об окончательном урегулировании. Это статус Иерусалима, проблема возвращения палестинских беженцев, будущее еврейских поселений на Западном берегу реки Иордан, линия границы между Израилем и будущим независимым палестинским государством и так далее. А именно это, по многим оценкам, было главной причиной почему члены делегаций воздерживались в Эйлате от контактов с прессой, то есть сказать им журналистам было нечего.

А, как известно, информационный вакуум вокруг такого важного вопроса, как израильско-палестинский мирный процесс, долго существовать не может, и пресса начала смело выстраивать собственные сценарии развития событий. Так, например, французская «Монд» высказала предположение, что «черновик» рамочного соглашения между израильтянами и палестинцами уже составлен, но держится в секрете. Как утверждала газета, проект соглашения предусматривал создание палестинского государства в Газе и на 80–90 процентах территорий Западного берега. Некоторые еврейские поселения, указывала «Монд», будут ликвидированы, некоторые окажутся на палестинской территории, которая будет передана Израилю в аренду. Восточный Иерусалим, согласно гипотезе газеты, будет находиться под израильским суверенитетом, однако палестинцы будут обладать административными полномочиями в некоторых его районах. Кроме этого палестинцам будут переданы находящиеся в пригороде Иерусалима арабские деревни Абу-Дис, Азария и Сауахра, а из Абу-Диса даже будет создан «безопасный коридор» на Храмовую гору Старого города, где находятся мусульманские святыни.

Сразу же после публикации как израильская, так и палестинская стороны резко отвергли предположения «Монд». Палестинцы, например, назвали их «газетной уткой», запущенной Израилем с целью проверить реакцию противоположной стороны на возможный вариант соглашения. Израильтяне же указали, что журналисты французской газеты не лишены «творческой изобретательности», но тем не менее говорить о каком-то «черновике» соглашения еще рано.

В целом же Эхуд Барак подчеркнул, что израильская делегация остается на прежних позициях – суверенитет Израиля над всем Иерусалимом, в его нынешних муниципальных границах и над большинством еврейских поселений на Западном берегу. Вместе с тем израильский премьер-министр твердо подчеркнул, что «мы не собираемся править чужим народом. Палестинцы должны управлять собой сами».

В свою очередь Ясир Арафат в очередной раз указал, что палестинцы настаивают на полном отступлении Израиля к границам 1967 года, включая раздел Иерусалима, чья восточная часть и должна стать столицей будущего независимого палестинского государства.

Между тем явное замедление хода переговоров вызывало серьезное недовольство на территориях Палестинской автономии. Демонстрации протеста прошли в Вифлееме и Газе. Не обошлось без столкновений с израильскими солдатами на контрольно-пропускных пунктах. Демонстранты попытались забросать их камнями и, как почти всегда бывает в подобных случаях, получили в ответ резиновые пули и слезоточивый газ.

Подобная информация казалась Панову, находившемуся в Эйлате, какой-то нереальной. Казалось, что сама атмосфера здесь способствовала умиротворению страстей. Спокойное синее море, безоблачное голубое небо. Что еще, казалось бы, нужно для выработки духа согласия?

Возможно именно поэтому, думал Алексей Константинович, согласно последним сообщениям, сразу же после возвращения Дениса Росса из США переговоры в Эйлате снова продолжатся.

Эйлат, в чем сразу же убедился Панов, был поистине прекрасным курортным городом. Особое удовольствие ему и Соне доставило ныряние с масками вблизи коралловых рифов, чьими обитателями были разноцветные рыбы. Их очень яркая окраска – красная, зеленая, желтая, фиолетовая – придавала картине подводного мира необычайную экзотику.

В субботу вечером Алексей Константинович с Соней долго сидели в «подводном баре», организованном предприимчивыми хозяевами прямо посередине кораллового рифа. Чтобы оказаться в нем надо было в центре Эйлата войти в небольшое здание и спуститься на лифте вниз, «к рыбкам».

– Красота-то какая! – вздыхала Соня, потягивая кофе. – Кажется, никогда бы отсюда не уходила.

Но предстояла рабочая неделя. И во второй половине дня в воскресенье, вдоволь наговорившись с утра с еще остававшимися в «Хилтоне» западными корреспондентами, они отбыли обратно, в Тель-Авив.

Ночевать Соня опять осталась в «Андромеде». А утром в понедельник она разбудила Панова рано, в семь часов.

– Извини, Алекс, – сказала девушка. – Мне уже надо убегать. Да и тебе стоит заняться написанием материала о поездке в Эйлат. Прощаюсь с тобой до субботы. На этот раз я точно не появлюсь раньше. Очень много работы. Надеюсь на прогресс на израильско-палестинских переговорах. Мне кажется все же, что он намечается. Но ты не скучай. А, если уж очень захочешь услышать мой голос, звони. Я всегда на связи…

 

Арафат, Барак и Клинтон встречаются в Кэмп-Дэвиде

Тель-Авив – сектор Газа, июль 2000 года.

Прогресс на израильско-палестинских переговорах вскоре действительно произошел. В середине июля в Кэмп-Дэвиде – загородной резиденции президента США, под Вашингтоном – после довольно долгих проволочек, наконец-то стартовала трехсторонняя встреча в верхах, посвященная израильско-палестинскому урегулированию, с участием Ясира Арафата, Эхуда Барака и Билла Клинтона. Точнее, как уточнила американская сторона, президент Клинтон намеревался участвовать в саммите лишь в самые его «ключевые» моменты, а всю «черновую» работу по сближению позиций сторон должна была осуществлять государственный секретарь США Мадлен Олбрайт, уже накопившая солидный опыт встреч, как с израильским премьер-министром, так и с палестинским лидером.

Американцы связывали с саммитом «Кэмп-Дэвид-2», как сразу же была названа встреча, довольно большие надежды. Они рассчитывали, что если встреча все-таки завершится успешно, она продемонстрирует всем избирателям в США успехи вашингтонской администрации, а следовательно и демократов на ниве миротворчества, а перед президентскими выборами это, безусловно, было важно. Задумывалось также, что она засвидетельствует и успехи лично Билла Клинтона на исходе его каденции, позволит в дальнейшем говорить о нем как о президенте США, который способствовал, как до него Джимми Картер в 1978 году, также в Кэмп-Дэвиде, «развязыванию узлов» самого запутанного из всех мировых конфликтах – ближневосточного.

В то же время абсолютно всем было ясно, что задача, свалившаяся во многом хотя и на «железные», но все же на «женские плечи» преуспевшего в дипломатических премудростях госсекретаря США Мадлен Олбрайт была не из легких. Ведь позиции сторон по принципиальным вопросам саммита оставались почти что прямо противоположными, и «красные линии» их возможных уступок не пересекались. А что если ничего не удастся? – вопрошали многие американцы. Как тогда будут выглядеть миротворческие усилия Вашингтона? Так что, как были уверены почти все, демократы наверняка постараются заключить соглашение, хотя бы промежуточное. Ведь уже заранее, неофициально, начала распространяться информация, что саммит – всего лишь «промежуточный», а в конце августа в США должен состояться еще один.

«Мандат от палестинского народа», с которым прибыл в Кэмп-Дэвид Ясир Арафат, однозначно сводился к тому, что в соглашении, подписанном в Осло, точно обозначалась конечная цель переговорного процесса. Это выполнение резолюции ООН номер 242. Резолюция же эта, подчеркивали палестинцы, четко предписывает Израилю уйти к границам июня 1967 года, то есть освободить все захваченные ими в ходе «шестидневной войны» территории. Палестинцы однозначно указывали, что речь в том числе идет обо всех – именно всех! – территориях Западного берега реки Иордан и даже о Восточном Иерусалиме, который они намеревались провозгласить столицей своего независимого государства.

– На переговорах мы не ведем речи, например, о Яффо или Хайфе, – говорил Панову в Газе один палестинский генерал полиции. – Только о том, что записано в соглашении Осло. Должны отдать, будьте любезны, отдайте…

– А что может произойти в противном случае?

– Многое может произойти, – ответил генерал. – Ведь не зря же израильтяне укрепляют поселения. Значит, понимают, что противостояние вполне вероятно…

– Вот, смотрите сами, – генерал показал в сторону крупного еврейского поселения Гуш-Катиф, к которому он почти вплотную подъехал на своем джипе. Машина остановилась на пригорке, так, чтобы все было хорошо видно.

Работавшие внизу тракторы и бульдозеры уже вырыли огромный котлован, из которого они черпали глину. Экскаватор сбрасывал ее на грузовики, и те устремлялись вверх, к поселению. Глина, считал генерал, была предназначена для укрепления стены вокруг Гуш-Катиф. Между тем поселение уже и без того производило впечатление крепости. Со стены вниз смотрели крупнокалиберные пулеметы.

– Четко к противостоянию готовятся, – все время повторял генерал, – не знаю, о чем мы с ними будем договариваться в США?

Панов приехал в Газу в начале июля. Но в Обществе дружбы Азизу он не нашел. Как сказал сторож, она была на работе, По просьбе Алексея Константиновича старик проводил его к зданию школы, где преподавала девушка.

– Ребята, встаньте и поприветствуйте российского журналиста, – сказала по-русски Азиза, обращаясь к классу. – Россия – верный друг палестинского народа, и ее журналисты всегда пишут правду о нашей борьбе…

Класс встал, и дети начали аплодировать Панову, растерянно стоявшему в дверях и не знавшему как реагировать на происходившее.

– Алекс, подожди меня внизу, – пришла ему на помощь Азиза. – Через пятнадцать минут урок закончится. После этого у меня будет полуторачасовой перерыв, и мы сможем погулять по набережной. Как в прошлый раз.

– Спасибо вам, товарищ журналист, за вашу работу, – услышал, уже уходя, Панов громкий детский голос.

Вслед за ним раздались другие голоса: «Спасибо, спасибо…» Палестинские дети по-русски благодарили его за что-то. Только вот за что, Алексей Константинович понять не мог.

– Что это был за концерт? За что они меня благодарили? – спросил Панов Азизу, как только она появилась около школы.

– Ты многого не понимаешь, Алекс, – уверенным тоном ответила девушка. – Я стараюсь развить в моих учениках чувство любви и уважения к России. Я не просто учу палестинских детей русскому языку, но рассказываю им про великую далекую страну, где живут люди, которым не безразлична судьба Палестины и ее народа. Которые поддерживают нас в борьбе с врагом. Для меня это очень важно, поскольку Россия – моя вторая Родина.

– Но не первая?

– Нет. Прежде всего, я – палестинка. Это стало мне понятно сразу же, как только несколько лет назад я ступила на эту землю.

– Как ты думаешь, в Кэмп-Дэвиде Арафат договорится о чем-нибудь с Бараком?

– Очень на это надеюсь. Уже все сроки прошли. В сентябре мы снова, уже в который раз, должны объявить о создании независимого государства. Если ты помнишь, это планировалось еще в мае прошлого года. Затем все отложилось на год. Потом еще на несколько месяцев. Сколько можно ждать? Если израильтяне не понимают человеческого языка, тогда придется говорить иначе.

– Как иначе? При помощи оружия? Взрывать бомбы?

– А что делать, если они отказываются согласиться на создание нашего государства? Отказываются уйти с нашей земли. Нам остается только действовать силой.

– Но пока все же начинаются переговоры в Кэмп-Дэвиде.

– Да, и все мы очень надеемся на их успех. Если же нет, то…

Казалось, что девушка была настроена очень решительно. И Панов позже не раз вспоминал тот их разговор, в Газе.

Между тем, как понимал Алексей, израильтяне смотрели на ситуацию с саммитом в Кэмп-Давиде совершенно не так, как палестинцы. Прежде всего, считали израильские собеседники Панова, речь в Норвежских соглашениях никогда не шла о том, что Израиль «обязан» уйти к границам 1967 года. Даже в резолюции ООН номер 242, дескать, готовится только о «государственных границах», а Палестина, как известно, государством ни в то время, ни позже не была, а, следовательно, никаких «государственных границ» у нее нет. К тому же само намерение вести переговоры «на базе резолюции 242», указывали израильтяне, вовсе не обязывает их страну отдавать палестинцам то, что они требуют «за просто так», в условиях «тотальной ненависти» к израильтянам. Ведь в Осло задумывалось, что переговорный процесс способен и изменить отношения между двумя народами, а между тем палестинцы, как считали израильтяне, по-прежнему воспринимали их как своих главных врагов. Как же в таких условиях можно уходить с земель, имеющих стратегический характер для Израиля?

Расхождения в позициях сторон были очень велики. К тому же встреча в Кэмп-Дэвиде проходила на фоне все расширявшегося кризиса в израильской правительственной коалиции. Пророчества Сони начинали сбываться. У Барака оказался слишком разношерстный кабинет министров, чтобы он мог вести серьезные переговоры с палестинцами. И даже чтобы следовать своим же заявлениям и обещаниям.

За день до начала саммита из правительства вышли министры сразу от нескольких политических партий – «Исраэль баалия», МАФДАЛ, ШАС. И произошло это в первую очередь по причине неприятия их лидерами позиций Эхуда Барака на переговорах с палестинцами. О своем нежелании ехать в Кэмп-Дэвид заявил даже министр иностранных дел Израиля Давид Леви, глава партии «Гешер», входившей в блок «Единый Израиль» Эхуда Барака, причем именно по причине того, что «мир важен, но его нельзя добывать любой ценой».

Согласно самым «пугающим» источникам информации, уступки Эхуда Барака палестинцам в Кэмп-Дэвиде могли распространиться чуть ли не на 92 или даже 96 процентов территорий Западного берега реки Иордан. А также на вывод из под управления городским муниципалитетом отдельных районов в Восточном Иерусалиме, на обещание о немедленном возвращении на территорию нынешнего Израиля 40 тысяч беженцев и принятие ситуации, когда Израиль должен нести за судьбы этих беженцев моральную и материальную ответственность.

Перед тем, как принять решение о выходе из коалиции руководители ШАС «трясли» Барака, требуя «выложить перед ними» список уступок. Но премьер-министр не сдался и отбыл в США, заявив, что готов вести переговоры с палестинцами и не имея поддержки большинства в кнессете.

Имеет ли он право на это? – задавали вопрос многие израильтяне. Ведь поддержка большинства парламентских депутатов на самом деле означает и поддержку большинства населения. То есть, без такой поддержки как может Эхуд Барак вести переговоры и подписывать столь важные для Израиля документы?

Имеет право, – отчетливо отвечали на этот вопрос сторонники премьер-министра. Его право на принятие важнейших решений для страны, по их мнению, было получено в тот самый день, когда глава правительства выиграл выборы, причем проведенные прямым голосованием. К тому же, как указал на заседании кабинета министров сам Барак, он твердо убежден, что соглашение с палестинцами, если оно, конечно же, будет подписано, «получит поддержку большинства израильских избирателей».

Позиции Ясира Арафата на переговорах были более определенны. Палестинцы выработали единую линию поведения и намеревались четко ей следовать. Она была определена за неделю до начала саммита, на заседаниях Национального совета Организации освобождения Палестины в Газе. Тогда же была и окончательно утверждена дата провозглашения палестинцами независимого государства – 13 сентября. Хотя многие наблюдатели не исключали, что определенные уступки Арафатом все-таки были оставлены «про запас», на случай если американцы «уж очень сильно» начнут убеждать его в необходимости сделать новые «шаг вправо – шаг влево».

Во имя успеха переговорного процесса как такового все же предполагалось пойти на небольшие уступки. Но это уже действительно все! Принципиальные же позиции палестинцев – по территориям, Восточному Иерусалиму, возвращению беженцев и так далее оставались неизменными – на основе резолюции ООН номер 242.

– Действительно, сегодня палестинцы на Яффо и Хайфу не претендуют, но где гарантии, что этого не произойдет через пару лет? – задавал Панову вопрос Марк.

По его мнению, нынешний премьер-министр Израиля Эхуд Барак просто не мог пойти на уступки, которые от него требовали палестинцы. Ведь и без того он подвергался мощному давлению со стороны правой оппозиции и даже партий, входивших в правительственную коалицию. По всей стране проходили демонстрации протеста, чьи участники требовали от Барака отказаться даже от куда более мелких уступок палестинцам, чем, например, передача Восточного Иерусалима или разрешения на возвращение палестинских беженцев.

В одной из таких демонстраций, в начале июля в Иерусалиме, приняло участие около тридцати тысяч человек, в подавляющем большинстве выходцев из бывшего СССР. Они проявляли в отношении переговорного процесса с палестинцами очень большую активность, подчеркивая свое несогласие с перспективой передачи им новых земель на Западном берегу и уже абсолютную невозможность отказа от части Иерусалима. Как заявил на митинге в Иерусалиме лидер одной из партий «русских» израильтян Натан Щаранский, он был намерен уйти в отставку с поста министра внутренних дел в знак протеста против территориальных уступок палестинцам.

Между тем, насколько это понимал Панов, и Ясир Арафат не имел каких-то широких возможностей для компромисса. По многим оценкам руководитель Палестинской национальной администрации не мог принять иного решения, кроме провозглашения независимого государства, «не смотря ни на что». И в столь сложную ситуацию, считала Соня, «загнали» Арафата во многом сами израильтяне. Сначала они четко доказали, что не может быть мирного соглашения с Сирией, во всяком случае в ближайшее время, а следовательно приоритетным остается палестинское направление на переговорах. Палестинцы это поняли мгновенно и «подняли планку требований». Затем, неожиданно для многих, израильтяне вывели свои войска из Ливана, заявив при этом, что выполнили резолюцию ООН номер 425. Почему же, действительно, в таком случае им не выполнить и резолюцию номер 242?

Чем палестинцы хуже? – постоянно задавали Панову вопрос в Газе. Египту в свое время Израиль отдал все захваченные земли. Из Ливана ушел. Сирия даже говорить с Израилем отказывается, вынося как предусловие для переговоров полный, до сантиметра, уход его войск с Голанских высот. Почему же палестинцы должны отступать от своих принципиальных позиций? Рассказывали, что Ясир Арафат в телефонном разговоре с президентом США Биллом Клинтоном сказал, что готов скорее уехать в изгнание, чем принять решение об отказе палестинцев от Восточного Иерусалима или от возвращения беженцев.

Кроме того, и это становилось все более очевидным, вывод израильских войск из Южного Ливана, однозначно расцененный в арабском мире как победа движения «Хезболла», породил в умах палестинцев идею, что с Израилем можно и нужно говорить языком силы. «Хезболла», дескать, это понимала, ни на какие переговоры с агрессором не шла и победила. Именно с таким «мандатом от народа» и поехал в Кэмп-Дэвид Ясир Арафат.

То есть позиция палестинцев, как считали многие израильтяне, была очень жесткой, и, скорее всего, для их страны мало приемлемой. Какие такие невероятные варианты решения проблем придумал премьер-министр Барак, направляясь в Кэмп-Дэвид? – задавали вопрос израильтяне. Почему, не смотря ни на что, он был так уверен в успехе встречи в верхах? Может быть, спрашивали люди, Барак действительно верит в Чудо?

И как соотнести с жесткой позицией палестинцев некоторые заявления главы израильского правительства? Например, на одном из последних заседаний кабинета министров Эхуд Барак снова подчеркнул, что израильская армия не будет отведена за линию границы 1967 года, Иерусалим останется «вечной, единой и неделимой» столицей Израиля, а еврейское государство не будет нести ответственности за возвращение домой палестинских беженцев.

– Где же «точки соприкосновения»? – задавал вопрос тот же Марк. – Откуда у Барака берется уверенность в том, что он договорится с Арафатом? А главное, что же будет, если стороны разъедутся «каждый при своем», то есть не договорившись?

Марк считал, что это был очень вероятный вариант развития событий. Скорее всего, указывал он, в таком случае Ближний Восток ожидает новый серьезнейший кризис, а возможно и конфликт, причем даже более ожесточенный, чем в годы кампании гражданского неповиновения палестинцев, то есть новая Интифады.

Прежде всего, рассуждал Марк, палестинцы даже в случае провала переговоров, попробуют провозгласить свое независимое государство в одностороннем порядке.

– И что тогда будет? – спрашивал Панов.

– Как говорит Натан, необходимо будет немедленно аннексировать все территории, на которых расположены еврейские поселения – на Западном берегу и в Газе. На силу, надо отвечать силой.

Довольно однозначные заявления звучали и с другой стороны. «Скоро начнется бой за Иерусалим», указывал, например, министр связи Палестинской национальной администрации Имад Аль-Фалуджи, – Ни один израильтянин не будет счастлив на захваченной территории, мы не позволим вернуться в свои дома ни одному поселенцу».

А перед прощанием в Газе Азиза даже рассказала Панову о возможности, что тысячи безоружных палестинцев легко и быстро захватят все еврейские поселения, если пойдут «живой стеной».

– Что будут в таком случае делать израильтяне? – спрашивала девушка. – Начнут стрелять? Это может, во-первых, вызвать самую нежелательную реакцию толпы, которая только быстрее «все сметет». А, во-вторых, применение оружия против безоружных людей будет однозначно отрицательно расценено и международным общественным мнением. А для Израиля это далеко не безразлично…

– Такое возможно? – спрашивал Панов.

– Многое возможно, – жестко отвечала девушка. – Ситуация обостряется. И, если саммит в Кэмп-Дэвиде результатов не даст, нельзя исключать начала беспорядков на территориях Палестинской автономии уже в самое ближайшее время.

– Азиза права, – делала вывод Соня, выслушав рассказ Панова об очередной его встрече с ее школьной подругой. – Так что сторонам на переговорах в Кэмп-Дэвиде предстоит сделать очень трудный, но в то же время очень важный выбор. Как бы высокопарно не звучало, но выбор этот: война или мир?

 

Многие евреи в СССР считали отъезд в Израиль предательством

Москва, август 2010 года.

На следующий, после прилета Марка, день, Панов, как и обещал, отвез его в Москву. Только, как выяснилось утром, начинать надо было не с больницы, где в морге находилось тело Веры Соломоновны, а с дома престарелых. Он находился неподалеку от станции метро «Медведково», с окнами на МКАД.

Немолодой директор дома был довольно немногословен. Он поблагодарил Марка за то, что тот прилетел и тут же передал ему все необходимые документы и личные вещи, оставшиеся от усопшей.

– Не знаю, – сказал он, – все ли здесь. Или что-то уже разобрали наши подопечные…

– Да мне эти вещи и не нужны, – робко заметил Лурье, глядя на ворох старушечьих кофт, юбок и платьев. Может быть, они кому-нибудь еще пригодятся? Ведь не везти же мне все это в Израиль?

– Хорошо, хорошо, – быстро согласился директор. – Все это здесь действительно может пригодиться. А то ведь, знаете, у моих подопечных денег совсем нет. А гардероб серьезно поизносился за годы пребывания в нашем доме. Ко многим вообще никто и никогда не приходит. Ничего не приносят. Так что, я думаю, что старушки будут рады…

– А что мне делать дальше? – робко спросил Марк.

– Дальше вам надо договариваться с агентом по ритуальным услугам. Если хотите, я могу вас с одним из них связать по телефону. Это наш постоянный помощник. У семьи умершей есть место на кладбище?

– В принципе было когда-то. На Хаванском. Но все документы давно потеряны.

– Тогда это будет сложно. Для того, чтобы восстановить документы потребуется время и много денег. У вас они есть?

– Есть, но немного.

– Так я и думал. Поэтому, советую переговорить с агентом, и он определит для вашей тетушки недорогое место на кладбище где-нибудь за городом. Хорошо?

– Буду вам благодарен.

– Не надо благодарности. Я разбираюсь в людях и вижу, что у вас для благодарности денег нет. И ладно. Так я звоню агенту?

– Да, конечно.

Весь разговор Марка с агентом занял не больше трех минут. Ситуация быстро определилась. И даже очень, как показалось Панову, неплохо. Агент предлагал место на кладбище возле Мытищ. Туда легко добраться по Волковскому шоссе. Он хотел встретиться с ним уже через час возле двадцатой больницы. И там передать документы для дальнейшего оформления.

В больнице также долго находиться не пришлось. Агент взял свидетельство о смерти и сообщил в морге уже назначенный им день похорон.

– Сколько я вам должен?

– За все про все – сорок тысяч рублей, – сказал агент. – Это очень даже по-божески.

– У меня только доллары, – неуверенно сказал Марк.

– Ну, посчитайте по курсу…

Лурье достал деньги и протянул их агенту.

– Все, – сказал тот. – На этом сегодня мы с вами расстаемся. Похороны через два дня, то есть в среду. К девяти часам утра автобус будет у морга. Поедем на кладбище. Если захотите, чтобы водитель после похорон отвез ваших гостей на поминки, будете договариваться с ним. Я тоже приеду, за всем прослежу. Так что не волнуйтесь…

– Легко сказать, не волнуйтесь, – качал головой Марк, когда они вместе с Пановым выходили из ворот больницы. – Забрал у меня почти все деньги. Да чтобы их заработать мне надо почти два месяца трудиться.

– Ну, а что ты хотел? В Москве сейчас все очень дорого. Скажи, а как так случилось, что твоя тетка осталась здесь совершенно одна? Почему она к вам не переехала?

– Ну, во-первых, и ты это знаешь, ее отец, он же отец моей матери, был связан с революцией, социалистическими идеями и так далее. Так что сначала тетя Вера, как и многие советские евреи тогда, была уверена, что их отъезд в Израиль был бы предательством. Что нельзя покидать страну, где она родилась и училась. Она все время повторяла, что «СССР бесплатно дал ей хорошее образование», а поэтому ее долг – здесь работать, то есть отдавать людям полученные знания.

– И кем она работала?

– Врачом, в поликлинике. Потом уже вроде бы она и на пенсию ушла, и СССР несколько лет как развалился, и социализм в России закончился, но она все равно отказывалась к нам приехать. Говорила, что в Израиле происходят постоянные террористические акты. И что это государство притесняет палестинцев, а значит она жить там не сможет. А, между прочем, напрасно. Могла бы очень даже неплохо жить.

– Это почему?

– А она, как и моя мама, являлась ветераном войны. Была врачом на фронте. Несколько раз ранена. Имеет правительственные награды. Я ведь тебе рассказывал, что стариков, которые воевали с фашистами, в Израиле очень уважают, и им оказывают большую материальную помощь.

– А что же, у нас, ее фронтовое прошлое и награды совсем не имели значение? Раз она оказалась в богадельне?

– Ну, не скажи. Ее в дом престарелых приняли только благодаря тому, что она была ветераном войны. Иначе вообще не известно, что бы она делала. Без родственников и с мизерной пенсией. Да еще со всеми ее болезнями. Ты поможешь мне ее похоронить?

– Естественно…

Через два дня, в среду, в девять часов утра ровно, Лурье и Панов, как им и было сказано, стояли у морга.

– А что, кроме вас никого не будет? – удивился агент.

– Нет, никого…

– Ну ладно, садитесь в автобус. Едем на кладбище.

Вся процедура похорон заняла не больше получаса. Тем не менее много времени ушло на дорогу обратно, до больницы, куда их согласился подбросить водитель. После этого друзья сели в машину Панова, оставленную им недалеко от ворот и направились в Никульское.

Там заранее был накрыт стол. Алексей Константинович не захотел, чтобы его друг тратился на поминки, поскольку понимал, что денег у него, после затрат на похороны, уже почти не оставалось. Поэтому Панов, без тени смущения, сказал, что у него дома уже все есть – и алкоголь и закуска. Что куплено это уже давно. И он с радостью поделится своими продовольственными запасами со старым другом.

– Но как же так? – сначала вроде бы даже как-то возмутился Марк. – Почему ты должен тратиться на поминки моей тети?

– Ладно, прекрати. Считай, что так карта легла, – сказал Алексей Константинович, отметив про себя, что после таких его слов Лурье быстро на все его предложения согласился.

Друзья выпили за то, чтобы «земля была пухом» Вере Соломоновне, потом еще, и очень скоро Панов заметил, что его друг быстро пьянеет.

– Да ты совсем усталый, – сказал он. – Иди спать. Когда обратно собираешься? В Израиль?

– Завтра поеду за билетом, – буркнул Марк и на заплетающихся ногах побрел вверх по лестнице, к своей спальне.

«Эх, дружище, – подумал Алексей Константинович, глядя вслед удалявшемуся другу. – И ты еще спрашиваешь, почему я должен вместо тебя платить за поминки твоей тети?! Да после того, что у меня было с твоей дочерью, я вообще обязан поить тебя и кормить несколько лет, возможно даже, что и до конца жизни…»

 

Оппозиция утверждает, что у Барака уже нет поддержки народа…

Маале-Адумим (Израиль), август 2000 года.

Между тем начавшийся еще в июле правительственный кризис в Израиле к августу стал уже очень серьезным. Из правительства Эхуда Барака, демонстративно выходили министры. Барак по сути дела оставался в своем кабинете лишь с политиками из собственной партии «Авода». Представители же почти всех остальных партий – МЕРЕЦ, «Исраэль ба-алия», МАФДАЛ, ШАС и даже «Гешер», входившей вместе с «Аводой» в блок «Единый Израиль», из правительства вышли. Причем основная причина ухода, за исключением министров от МЕРЕЦ, состояла в неприятии позиции Барака на саммите по израильско-палестинскому урегулированию в Кэмп-Дэвиде.

А на последнем перед уходом на каникулы заседании депутаты израильского кнессета приняли в предварительном чтении предложение своего коллеги от партии «Ликуд» Сильвана Шалома о роспуске парламента и проведении досрочных выборах. При голосовании оппозиция набрала 61 голос, то есть то самое «абсолютное большинство», требуемое для принятия предложения – в кнессете 120 депутатов.

Что же предстояло дальше? Самый вероятный ответ на этот вопрос состоял в том, что все решения откладывались на два с половиной месяца, поскольку, как цинично говорила по поводу сложившейся ситуации Соня, нет такой причины, которая могла бы побудить израильских депутатов отказаться от отпуска. Даже возможное крушение их государства. То есть голосование в необходимых для окончательного утверждения предложения Шалома еще трех чтениях, откладывалось до середины октября.

– Но ведь за это время, – возмущался Марк, – Эхуд Барак может успеть очень многое, а главное подписать соглашение с палестинцами…

То есть, как была уверена оппозиция, вопреки всем ее усилиям, к середине октября Барак был способен разделить Иерусалим, признать право на возвращение для палестинских беженцев и отдать палестинцам более 90 процентов территорий Западного берега реки Иордан. До окончания парламентских каникул могло состояться и провозглашение палестинцами своего независимого государства, намеченное на 13 сентября.

Этому не бывать, говорили правые. По их мнению, оппозиция вовсе не собиралась «сидеть и ждать пока Барак разрушит Израиль». Законодательство, дескать, позволяет проведение специальных заседаний в кнессете и во время парламентских каникул. Для этого просто необходимо набрать 61 голос депутатов.

Такую возможность подтвердил Панову в интервью и глава оппозиции председатель партии «Ликуд» Ариэль Шарон. «Мы не уходим ни в какие отпуска, – подчеркнул он, – и будем внимательно следить за всем, что попытается предпринять Эхуд Барак в ближайшее время. Барак – наивный политик, если допускает, что мы дадим ему подписать соглашение с палестинцами, которое предполагает уступки, предложенные им в Кэмп-Дэвиде».

Встреча Панова с Шароном состоялась в крупном израильском поселении Маале-Адумим, примыкающем с востока к Иерусалиму. Это как раз был день голосования в кнессете по предложению о проведении досрочных выборов. А вечером в Маале-Адумим «Ликуд» праздновал победу.

До этого же руководство партии организовало для журналистов поездку по поселениям Иорданской долины, которые, как подчеркивали устроители, Барак был намерен передать палестинцам, а делать этого «просто нельзя», даже «нельзя ни в коем случае».

Высокий уровень жизни в поселениях, где, кстати сказать, проживает немало и выходцев из бывшего СССР, даже немного поразил Панова. После осмотра прекрасных особняков, дворцов культуры и спортивных комплексов с плавательными бассейнами у него четко сложилось впечатление, что та кино-сказка, которой восхищались после войны советские люди, смотря фильм «Кубанские казаки», полностью воплотилась в жизнь именно в Израиле.

Этого отдавать палестинцам нельзя, указывали устроители поездки, рассказывая о том, сколько труда стоило создать среди каменистых гор Иорданской долины прекрасные зеленые оазисы. К тому же, подчеркивали они, данные места являются стратегически важными для Израиля, чьи генералы поняли эту истину уже сразу после того, как пришли сюда в 1967 году. Для них Иорданская долина представляет из себя некий «территориальный буфер», способный отделить палестинцев от Иордании, поскольку перспектива существования в будущем иордано-палестинской границы в генштабе Израиля кажется чрезвычайно опасной, таящей в себе угрозу для национальных интересов страны.

Некоторые собеседники Панова уверяли также, что существования общей границы с будущим независимым палестинском государством опасаются и в самой Иордании, где еще помнят события «черного сентября» 1970 года. Тогда палестинцы пытались захватить власть в стране и после чего их политические и военные организации были королевским режимом из Иордании удалены силой, в основном в Ливан.

В целом, надо сказать, в еврейских поселениях Иорданской долины смотрели на перспективу переезда куда-то в другие места с нескрываемым ужасом. Как рассказывала одна из жительниц поселения Маале-Эфраим, ее малолетние дети даже собирались писать письмо Эхуду Бараку с просьбой не отдавать «наши дома» палестинцам. Женщина вместе с семьей поселилась в Маале-Эфраим за четыре года до того, как начались переговоры в Кэмп-Дэвиде, приехав в Израиль из Киева. Как и большинство еврейских поселенцев, она активно выступала против политики Эхуда Барака, за проведение новых выборов.

В Маале-Адумим, где произошла встреча Панова с Ариэлем Шароном, в тот вечер собрались тысячи поселенцев. Порой казалось, что толпа людей именно «взрывалась» ликованием когда выступавшие представители руководства «Ликуд» в своих речах призывали к отстранению от власти Барака и проведению новых выборов.

Конечно же, четко отдавал себе отчет Панов, в Израиле в то время проходили и другие митинги – сторонников Эхуда Барака, поддерживавших его линию поведения на переговорах с палестинцами и считавших, что нет важнее задачи, чем прекратить многолетний израильско-палестинский конфликт. Эти митинги также собирали тысячи людей.

Тем не менее, согласно рейтингам, популярность Барака очень серьезно падала. Отражением этого, безусловно, стало и неожиданно для некоторых наблюдателей проявившиеся серьезные противоречия внутри самой партии премьер-министра «Авода». Во время одного из августовских заседаний фракции депутатов от данной партии Эхуд Барак был подвергнут серьезнейшей критике, в основном за, как отмечалось, «авторитарный стиль» руководства государством. «Если ты хочешь руководить один, то и останешься один», – заявил в частности Бараку спикер кнессета Авраам Бург. «Если за твоей спиной не будет стоять сильная партия, ты проиграешь выборы», – указал секретарь партии «Авода» Раанан Коэн.

По некоторым данным в партии Эхуда Барака назревал «бунт». Явно почувствовавшие слабость лидера, на его место четко метили сразу несколько видных активистов. В этой связи уже назывались имена тех же Авраама Бурга и Раанана Коэна. Однако наибольшими шансами выиграть внутрипартийные выборы в «Аводе», по многим оценкам, обладал министр внутренней безопасности Шломо Бен-Ами. Многие наблюдатели полагали, что его авторитет в партии за последний год очень укрепился.

Выход наружу «внутренних страстей» в партии «Авода», как считала Соня, доказывал, что и там отлично понимали реальную перспективу проведения в ближайшем будущем новых выборов и начинали готовиться к ним. Некоторые наблюдатели вообще были уверены, что выборы могут состояться уже осенью, другие были склонны к более поздним срокам – начало следующего года.

А между тем израильские газеты уже вовсю приводили рейтинги возможных кандидатов. Согласно одному из них, опубликованному в русскоязычной газете «Вести», если бы выборы состоялись в начале августа, премьер-министр Эхуд Барак получил бы на них 42 процента голосов избирателей, а бывший глава правительства Биньямин Нетаньяху 46. Почти догнал Барака и Ариэль Шарон, хотя еще месяц до этого он серьезно отставал от него. Если бы на выборах избирателям пришлось выбирать между ними, то Барак получил бы 41 процент голосов, а Шарон 35. Многие наблюдатели были склонны считать, что в результате проведения предвыборной агитации Шарон был способен легко опередить Барака.

Во всяком случае на митинге в Маале-Адумим толпа с восторгом встретила его заявление о том, что скоро «Ликуд» снова будет у власти и не позволит осуществиться опасным планам нынешнего руководителя правительства. У Эхуда Барака, указал Шарон, уже нет поддержки народа, он вообще «уже никого не представляет» и следовательно «должен уйти»…

– Правые заметно активизируются, – говорила Соня. – Это и понятно. Барак делает одну ошибку за другой.

– Ты что, пересматриваешь свои позиции? – удивился Алексей Константинович. – Становишься правой?

– Ой, не знаю, не знаю, – покачала головой девушка. – Уж очень я опасаюсь, что курс Барака заведет мою страну в тупик…

– А начала новой Интифады ты не опасаешься?

– Еще как опасаюсь! Это было бы ужасно…

 

В израильских газетах столько тревожной информации, что, читая их, можно утонуть даже в Мертвом море

Мертвое море, пляж Эйн-Бакек (Израиль), сентябрь 2000 года.

В один из субботних дней Алексей Константинович предложил Соне съездить на Мертвое море. Искупаться в «очень соленой воде». Для этого он заехал за девушкой в Нетанию около восьми часов утра. Но не к дому семьи Лурье, а, поскольку требовалось соблюдать конспирацию, в район не работавшего в связи с Шабатом рынка. Они вместе проехали по шоссе номер один, к Иерусалиму, обогнули город слева и выехали на трассу, ведущую к иорданской границе. Позже, не доезжая всего несколько километров до границы, свернули вправо и уже вдоль Мертвого моря направились к пляжу Эйн-Бакек, который, как уверяла Соня, является лучшим на всем побережье.

Часам к десяти они уже были на месте, и Панов, впервые в жизни, испытал на себе что это за чудо природы такое, Мертвое море. Отдыхающие не плавали, а просто лежали на поверхности воды, а многие даже сидели, высунув из воды руки и ноги. В руках у одного из сидевших была газета, которую, как казалось, он внимательно изучал. Панов также попробовал читать в воде газету, но это занятие ему сразу же не понравилось. Народа в море было очень много, и громкие крики детей не позволяли сосредоточиться на чтении. Но, тем не менее, как решил для себя Алексей Константинович, опыт был интересным.

– Почему ты не стал читать газету, сидя в море? – с некоторой издевкой спросила Соня.

– Да как-то не захотелось…

– Я думаю, что и здесь наши газеты читать просто опасно, – улыбнулась девушка. – В них столько тревожной информации, что можно легко «потерять равновесие» и утонуть, даже при условии, что находишься в Мертвом море!

– Да, ладно тебе. По-моему все идет нормально. Еще ситуация на переговорах выправится.

– Очень сомневаюсь…

Вскоре купание в Мертвом море Панову и Соне надоело. «Поплескавшись» еще с полчаса, они закрыли вещи в машине и решили пройтись по территории пляжа, посмотреть «что и как». Возле большого супермаркета как раз остановился автобус, из которого вышло десятка два русскоязычных туристов.

Молодая женщина – гид уверенно вела экскурсию. Она рассказывала, что площадь Мертвого моря составляет 1020 квадратных метров. Средняя глубина – 161 метр. На противоположном берегу – Иордания. Мертвое море – самая глубокая впадина на Земле. На 400 метров ниже уровня Средиземного моря. Если же, например, взять литр воды из мирового океана, то в нем содержится 36 граммов соли. А в воде Мертвого моря – 275. Это соли брома, хлора и магния. До недавнего времени считалось, что существовать в такой воде не может ни один живой организм. Отсюда и название. Однако не так давно ученые обнаружили в море ряд микроорганизмов.

Женщина – гид рассказывала, что в библейские времена на берегах Мертвого моря, называвшегося тогда Морем соли, стояли два богатых города – Содом и Гоморра, уничтоженные Богом за разврат, учиненный их жителями. Из всех обитателей двух городов в живых остался только проживавший в Содоме библейский герой Лот, которого, за несколько часов до уничтожения предупредили об опасности ангелы. Но они также предостерегли Лота, что ни в коем случае нельзя оборачиваться и смотреть что же происходит с городами. Лот шел с женой по дороге, четко следуя указанию ангелов. Но женщина была любопытной и обернулась, в наказание за что была превращена в огромный соляной столб, до сих пор возвышающийся на горе, над Мертвым морем, уже ближе к повороту прибрежного шоссе на Эйлат.

– Вот видишь, к чему приводит женское любопытство, – ухмыльнулся Алексей Константинович и посмотрел на Соню.

– Мужчины не менее любопытны, – возразила девушка. – К тому же, как здесь выясняется, они намного греховнее, чем женщины. Ведь именно мужская половина жителей Содома и Гоморры пристрастилась к «содомским играм».

– У женщин тоже есть свои изобретения в этой области, – отреагировал Панов.

– Ну и фиг с ними. Я предпочитаю нормальный секс. Причем с тобой, и немедленно. Так что, на твоем месте, я бы зашла в местную гостиницу и поинтересовалась, есть ли у них номера на пару часов. Сделай это, пожалуйста, побыстрее, поскольку мне еще хотелось бы и принять теплую ванну…

Администратор в гостинице отреагировал на вопрос Панова совершенно нормально, без особого интереса и тем более какого-то осуждения. Да, номера есть. Но снять один из них можно не меньше, чем на сутки.

– И отлично, – сказала Соня. – Значит вернемся в Тель-Авив завтра днем…

Номер в гостинице оказался небольшим, но зато с огромной двуспальной кроватью. Еще едва войдя внутрь, Соня сразу же закрыла дверь на замок, сбросила с себя купальник и нырнула под одеяло.

– Иди же, иди ко мне, – призывно протянула она руки, – не теряй времени.

– А как же ванна?

– Ой, перестань. Какая ванна, когда рядом стоит такой шикарный мужчина?

Любовная страсть продолжалась более двух часов. После этого Панов спустился вниз и забрал из машины одежду, свою и Сони. Вечером они еще раз спустились на пляж и искупались в соленой воде, уже на фоне заходившего солнца. Потом был ужин. И снова – любовь, почти на всю ночь.

От Мертвого моря пара отъехала только около полудня в воскресенье. Соня казалась какой-то умиротворенной и почти всю дорогу гладила Панова по руке.

– Вот видишь, – говорила она, – ты со мной по-человечески, и я готова сделать для тебя все. Все-таки секс творит чудеса с женщинами.

– И с мужчинами тоже, – отозвался Алексей Константинович.

Настроение у Панова также было отличным. Не смотря на бурную ночь, он прекрасно выспался и, казалось, был готов к любым журналистским и сексуальным «подвигам».

– Скажи, Соня, – спросил он, – а что все-таки говорят израильские журналисты о переговорах?

– Все идет очень сложно, – вяло отвечала девушка. – На израильско-палестинских переговорах партнеры, в отличие от нас с тобой, друг другом явно не довольны. Даже, как мне кажется, в их отношениях начинает снова преобладать ненависть. Думаю, что впереди – огромные трудности. Но не надо сейчас об этом говорить. Не хочу портить себе отличное настроение. У нас все хорошо, а в случае с переговорами все очень грустно…

 

Ариэль Шарон идет на Храмовую гору. Начинается новая Интифада…

Иерусалим, сентябрь 2000 года.

Между тем обстановка вокруг израильско-палестинских переговоров действительно все более обострялась. Причем происходило это не смотря на то, что Центральный совет Организации освобождения Палестины принял в сентябре очередное решение отложить провозглашение независимого государства.

Арафат решил не называть новую дату, чтобы не провоцировать партнеров по переговорам и не создавать иллюзий у палестинцев. Новая отсрочка провозглашения независимости встретила серьезное возмущение со стороны оппозиционных Арафату палестинских организаций. О своем недовольстве заявили в Дамаске руководители Народного и Демократического фронтов освобождения Палестины. Демонстрации протеста против принятого решения прошли в Газе, возле здания, в котором заседал ЦС ООП. Да и в самом здании после окончания заседания атмосфера, согласно свидетельствам очевидцев, была очень бурной. Делегаты кричали друг на друга и стучали кулаками по столу. Большинство из них отказались от каких-то интервью журналистам. Тем не менее в основном решение ЦС ООП было воспринято в Палестинской автономии спокойно.

Но в Израиле, в США и в ООН вздохнули с облегчением. Хотя всем уже было ясно, что и Арафат, и Барак скорее всего понимали, что могут и не прийти к компромиссу. И оба политика, находившиеся у власти во многом благодаря стремлению своих народов к заключению мира, все более откровенно готовили отходные пути. Арафат искал поддержки у исламского мира. Барак же, в случае провала мирных переговоров, был намерен сконцентрироваться на социальных реформах внутри Израиля. Он решил сформировать коалиционное правительство, в которое вошел бы оппозиционный «Ликуд» и надеялся, что найдет общий язык с ним на почве светских реформ.

Но отходные пути, которые искали для себя израильский и палестинский лидеры, еще только прощупывались, а реальная напряженность ситуации все более усиливалась. Казалось, что напряженность эта уже «висела в воздухе».

– Что-то должно произойти, – говорила Соня. – Я чувствую недоброе…

И не ошиблась. Ситуация «взорвалась» 29 сентября. Именно в этот день лидер оппозиции Ариэль Шарон решил возглавить делегацию парламентской фракции «Ликуда», которая направилась на Храмовую гору Старого города в Иерусалиме.

Между тем, как это уже понимал Панов, основные разногласия между израильтянами и палестинцами заключались даже не в вопросах возвращения беженцев, будущих границ или статуса Иерусалима. Беженцы могли вернуться и в государство Фалястын, размен территориями мог состояться, а Восточный Иерусалим де-факто и так уже находился под контролем палестинцев. Неразрешимой была проблема статуса святых мест, тех, что находятся в Старом городе в Иерусалиме, и прежде всего Храмовой горы. Израиль четко добивался суверенитета над Стеной плача, над Масличной горой, где находится одно из самых больших еврейских кладбищ, над некоторыми кварталами Старого города и так далее. Арафат же заявлял, что не может согласиться на израильский суверенитет над какой-либо частью Восточного Иерусалима. Для палестинцев все это, безусловно, было огромной моральной проблемой.

Именно в этот тупик в конце концов и уперлись переговоры в Кэмп-Дэвиде. Отлично поняв к тому моменту весь расклад ситуации, им и решил воспользоваться Ариэль Шарон. Он четко рвался к власти и пытался всеми силами «свалить» Барака.

Окруженная большим числом полицейских группа депутатов от «Ликуда» поднялась наверх, и в парламентариев сразу же полетели камни. Это было предсказуемо.

На Храмовой горе расположены две мечети – святыни ислама. Поэтому палестинцы и столь категорически настаивают на своем суверенитете над ней.

Израильтяне в ответ указывают, что две тысячи лет назад на этом месте стоял их Храм, бывший главной святыней иудаизма. Сейчас от Храма, разрушенного в 70 году н. э. римлянами, сохранилась только его западная стена, названная евреями Стеной Плача.

Спор этот давнишний, и он бы еще долго оставался «на уровне разговоров», если бы не поступок Шарона. Но на этот раз «оборона Храмовой горы» приняла самые «горячие» формы. Арабы кидали камни, а полицейские применили против них резиновые пули. В результате с обеих сторон пострадало около 30 человек, в основном израильтяне.

Развитие событий было с самого начала предсказуемым. Ведь в тот день, еще с раннего утра муэдзины иерусалимских мечетей призывали мусульман идти на Храмовую гору и любыми средствами сорвать посещение ее делегацией «Ликуд». Но Шарон уже принял «свое» решение. А поэтому в ответ на предостережения полиции воздержаться от посещения Храмовой горы лидер оппозиции отвечал, что имеет право посещать любые места, находящиеся «на территории Израиля». Более того, Шарон указывал, что его поступок следует рассматривать как легитимный акт, поскольку по условиям подписанных в Осло мирных соглашений доступ на Храмовую гору, дескать, был открыт для верующих всех религий. Это еще больше возмутило палестинцев.

В свою очередь, на Храмовую гору направились и четыре депутата кнессета от арабских партий. Они пытались вступить там в спор со своими парламентскими коллегами, однако были оттеснены полицией. По некоторым данным, двоих арабских депутатов полицейские чуть ли не избили и даже повалили на землю, и они собирались в ближайшее же время обжаловать подобное поведение стражей порядка в суде.

События развивались стремительно. Противостояние перекидывалось в другие места. В результате столкновения на перекрестке Нецарим, в секторе Газа, были ранены двое израильских солдат, один очень серьезно. Военнослужащие сопровождали колонну гражданских автомобилей. В момент, когда колонна уже подъезжала к израильскому поселению, раздался первый взрыв. Двое солдат решили проверить, что произошло, и направились к колонне. Тогда последовал второй взрыв, в результате которого они и получили ранения.

Так на Ближнем Востоке началась вторая Интифада, получившая название «Интифада Аль-Акса», в часть мечети на Храмовой горе, к которой в конце сентября 2000 года приблизился Шарон. Казалось, что Израиль и Палестинская автономия были готовы «взорваться». Все были крайне недовольны ходом переговоров в Кэмп-Дэвиде. Палестинцы – упорством израильтян, отказывавшихся пойти им навстречу в вопросе о провозглашении их независимого государства. Израильтяне – как им казалось, чрезмерными уступками, которые предлагал арабам Эхуд Барак.

В Израиле предстояли праздники еврейского Нового года. И, согласно очень многим оценкам, в эти дни можно было ожидать самых ужасных поворотов событий. Прежде всего, террористических актов.

Все вокруг бурлило. И напряжение уже не могло снять ничего, даже если бы было объявлено, что саммит в Кэмп-Дэвиде завершился огромным успехом, и стороны обо всем договорились. Поэтому и израильтянами и палестинцами с большой иронией было воспринято заявление Эхуда Барака в котором он указывал на возможность существования палестинской и израильской столицы в Иерусалиме, бок о бок, если стороны придут к соглашению. Палестинская столица в таком случае, дескать, называлась бы в соответствии с арабским названием Иерусалима – Аль-Кудс.

Тем не менее, не смотря ни на что, в конце сентября под Вашингтоном в очередной раз собрались израильская и палестинская делегации, с которыми по отдельности встречались американский координатор ближневосточного мирного процесса Денис Росс и другие важные представители госдепартамента США. Американцы еще надеялись спасти мирный процесс. Но все их усилия были тщетны.

 

Число убитых уже измеряется десятками, а раненых сотнями…

Тель-Авив, октябрь 2000 года.

Новый, 5761 год, по иудейскому календарю, Израиль встретил драматическими осложнениями в отношениях с палестинцами. Официальные праздники, называемые евреями «Рошха-Шана», начались в первый день октября, в воскресенье. Большинство израильтян беззаботно купались в море или отдыхали в многочисленных живописных национальных парках. А в это время солдаты израильской армии уже отражали натиск наступавших со всех сторон на их укрепленные пункты тысяч палестинцев. Нападавшие жгли автомобильные покрышки и, прикрываясь клубами черного дыма, швыряли в солдат камни и бутылки с горючей смесью. Камни демонстрантам постоянно подвозили палестинские таксисты.

Все началось еще в субботу, то есть накануне праздников. И итоги последнего дня сентября были ужасающими. По данным палестинской стороны, в этот день 12 палестинцев были убиты и более пятисот ранены. Сообщалось также, что израильские солдаты на перекрестке Нецарим в секторе Газа все-таки открыли стрельбу на поражение, несмотря на строжайший запрет армейского руководства. По оценкам некоторых израильских наблюдателей, у солдат уже просто не выдержали нервы. Палестинцы однозначно расценили такие действия израильтян как преступление. Тем более, указывали они, что среди израильских солдат за весь день были ранены всего девять человек, при этом легко. Израильтяне, в свою очередь, указывали, что первыми боевое оружие якобы применили палестинцы, что это делали переодетые в штатское палестинские полицейские и так далее.

По многим оценкам разобраться, как все происходило на самом деле, уже не представлялось возможным.

В ночь на воскресенье Эхуд Барак связался по телефону с Ясиром Арафатом. Два лидера договорились, что представители силовых структур обеих сторон будут поддерживать постоянную связь, чтобы восстановить порядок.

До этого, поздно вечером в субботу, Барак собрал представителей израильской армии, службы безопасности и полиции для консультаций. Палестинское руководство также провело чрезвычайное заседание в Рамалле, после чего было опубликовано сообщение о необходимости соблюдать спокойствие и продолжать усилия по достижению израильско-палестинского урегулирования.

Вместе с тем в Рамалле было принято обращение к правительству Израиля прекратить насилие и ущемление прав мусульман, молящихся на Храмовой горе Старого города в Иерусалиме.

Что же касалось «основного зачинщика беспорядков» Ариэля Шарона, то он возлагал всю вину за происходившее на палестинское руководство и депутатов израильского кнессета от арабских партий, якобы постоянно подстрекающих палестинцев к «бунту». Хотя, как единодушно считали и Марк, и Соня, Шарон все-таки не ожидал, что его «новогодний подарок» стране окажется уж столь «эффектным». Безусловно, говорила Соня, правые в Израиле не хотят успеха израильско-палестинских переговоров, но все-таки никто из депутатов кнессета от «Ликуда» не догадывался, что так легко можно подвести их к новому серьезнейшему кризису.

В воскресенье и понедельник волнения продолжались. Причем они перенеслись уже и на территорию непосредственно Израиля, туда, где проживают израильские арабы. Очень напряженная обстановка сложилась в Назарете, Кафр-Кане, во многих арабских поселках Галилеи. Группы молодежи выходили на шоссе и бросали камни в автомашины с израильскими номерными знаками. А арабы – жители города Умм эль-Фахм пытались блокировать шоссе, связывающее центральную часть страны с северной. Для разгона демонстрантов израильские солдаты снова использовали резиновые пули и слезоточивый газ. Были убиты двое арабов и десятки ранены. Среди раненых оказался мэр города.

Вскоре волнения перекинулись на Хайфу. Там израильские арабы объявили о всеобщей забастовке и провели демонстрацию в поддержку палестинцев. В районы конфликта на территориях Палестинской автономии израильтяне начали переброску бронетехники. В нескольких еврейских поселениях на Западном берегу реки Иордан шла раздача оружия. Большинство шоссейных дорог на Западном берегу были закрыты для движения транспорта. Совет еврейских поселений обратился к Эхуду Бараку с требованием немедленно прекратить всякие переговоры с палестинцами, а вместо этого предоставить армии возможность задействовать весь ее потенциал и навести порядок.

Воинственные заявления звучали и со стороны активистов палестинских радикальных организаций. Так, пресс-секретарь движения ХАМАС Ибрагим Роша выступил с требованием немедленной отставки Ясира Арафата, который, на его взгляд, «только мешает палестинской Интифаде». Между тем число убитых измерялось уже десятками, а раненых – сотнями.

 

Палестинцы уверены, что на переговорах с «сионистским врагом» все равно ничего не добиться…

Сектор Газа – Тель-Авив, октябрь 2000 года.

Так что же все-таки произошло? Почему Палестинская автономия «взорвалась» так мгновенно?

Эти вопросы Панов приберег для Азизы, с которой встретился уже через неделю после праздников еврейского Нового года. В сектор Газа он на этот раз пробрался с определенным трудом. Израильские солдаты на КПП «Эрез» некоторое время не хотели его пропускать, подчеркивая, что обстановка в Газе очень сложная, и господин журналист серьезно рискует. Пришлось даже писать расписку, что он, российский корреспондент Алексей Панов, понимает сложность ситуации и снимает всю ответственность с израильской стороны за возможные последствия своего пребывания в Газе.

Алексей Константинович пробыл в Газе всего один день. Он и Азиза снова гуляли по набережной и долго разговаривали.

– Происходящие события, – говорила девушка, – отчетливо показывают, что терпение палестинцев уже давно находится на пределе, что для них вовсе не безразлично наблюдать за развитием ситуации, когда уже в который раз откладываются сроки провозглашения их независимого государства, а переговоры об окончательном урегулировании все затягиваются…

При этом было ясно, что Азиза, как и подавляющее большинство палестинцев, была полностью уверена, что вина за это лежит только на израильской стороне. Ведь, указывала она, израильтяне с самого начала согласились выстраивать мирный процесс на основе резолюции ООН номер 242. Но переговоры все затягиваются, независимое государство не провозглашается. Все снова откладывается…

«И так будет бесконечно?» – задавали вопрос своему руководству многие палестинцы. «Терпите, – отвечали им, – мы тоже терпим, нам тоже нелегко».

– Главное объяснение необходимости такого терпения, которое палестинское руководство предлагает своему народу, – говорила Азиза, – это стремление продолжить переговоры с Израилем, не делать «резких движений». Дескать, эмоциональный взрыв – плохой советчик. Он может лишь изменить ситуацию к худшему, полностью свести на «нет» результаты многолетнего переговорного процесса. Но Восток есть Восток, и долго терпеть, «копить обиду» и не реагировать на происходящее здесь умеют далеко не все, да часто и просто не считают нужным.

– Но ведь и сила ни к чему хорошему не приведет, – уверенно говорил Панов.

– Может быть. Хотя я лично все больше прихожу к выводу, что Израиль понимает только язык силы, а на переговорах с «сионистским врагом» все равно ничего не добиться. Это уже доказали наши братья из движения «Хезболла», силой заставившие Израиль уйти с юга Ливана.

– Это хамасовцы тебя учат так говорить?

– Да, я уважаю ХАМАС, – твердо заявила девушка. – И даже во многом сейчас ориентируюсь на это движение. Его активисты помогают бедным и искренне любят свой народ. Только с ними мы, наконец, сможем победить Израиль. Покончить с оккупацией наших земель.

– Но ведь ХАМАС делает ставку на террор?

– А что нам остается? Я, например, со школьных лет хорошо помню фразу из старой советской кинохроники времен войны во Вьетнаме: «Горит земля под ногами оккупантов…» Чем мы хуже? Мы также имеем право на Сопротивление. Как это делали вьетнамцы. Как боролись против оккупантов ваши партизаны. Переговоры закончились. Начинается вооруженная борьба. У израильтян есть самолеты и танки. У нас – решимость идти до конца и самодельные бомбы.

В этот момент над головами Алексея Константиновича и Азизы на огромной скорости пронеслись два израильских самолета. Они явно превысили звуковой барьер, отчего их окон гостиницы, в которой остановился Панов, посыпались стекла.

– Вот, ты видишь, Алекс, что они творят! – возмущенно сказала девушка.

Дожидаться развития событий Алексей Константинович не стал. Он еще минут пятнадцать погулял с Азизой по набережной и поспешил в гостиницу. Вечером, во время ужина, официант рассказал Панову, что в городе Газе началась паника, поскольку поползли слухи о возможных бомбардировках. Люди скупали хлеб, крупу, макароны, другие продукты питания. Местное радио все это время пыталось успокоить население, подчеркивая в своих передачах, что Палестинская национальная администрация способна его защитить.

Тем не менее утром израильтяне действительно провели ракетные обстрелы города. Это вызвало еще большую панику. В районе порта начались пожары. Черные клубы дыма валили также из резиденции Ясира Арафата. Затем в Газе было выключено электричество.

Позже Панов узнал, что ракетным обстрелам подверглась не только Газа, но Рамалла и Йерихон. Это был своеобразный «ответ» израильтян на убийство двух солдат-резервистов в Рамалле. Они заблудились, когда направлялись на место службы и попали в арабский район. Там солдаты подверглись настоящему линчеванию толпой палестинцев. Один из убитых оказался «русским», перебравшимся в Израиль из Иркутска.

Палестинцы настаивали, что полицейские автономии приложили максимум усилий, для того чтобы защитить израильтян. Об этом, как они указывали, свидетельствует хотя бы тот факт, что во время расправы толпы над израильскими резервистами ранения получили и 13 палестинцев. Сообщалось также, что резервисты, сбившиеся с дороги, столкнулись с похоронной процессией палестинцев. Каждый день в автономии – на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа – палестинцы тогда хоронили трех-четырех человек. И нервы у людей были крайне напряжены.

Огромное сожаление, которое испытывал он лично и все руководство Палестинской национальной администрации в связи с инцидентом выразил Ясир Арафат. Палестинский лидер обещал найти и строго наказать виновных в убийстве.

Со своей стороны, представители израильских властей также подчеркнули, что отомстят за пролитую кровь и все принимавшие участие в расправе над резервистами горько об этом пожалеют. В этой связи Марк уверенно говорил, что, когда подобные заявления делаются, они четко проводятся в жизнь. Достаточно, указывал он, хотя бы вспомнить, что все террористы, тем или иным образом замешанные в убийстве израильских спортсменов на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене, позже умерли не своей смертью.

А Натан, с которым Панов случайно встретился в Нетании, четко высказал мнение, что наконец-то власти «достойно ответили» на убийство граждан, проведя ракетные обстрелы палестинских территорий.

Как вскоре убедился Алексей Константинович, подобное мнение выражали далеко не только представители правого лагеря. Вернувшись из Газы, он узнал, что накануне полиции стоило больших усилий успокоить толпу людей, собравшихся возле здания морга в Тель-Авиве, куда были помещены тела убитых резервистов. Из толпы раздавались четкие уверенные призывы немедленно идти громить арабские кварталы Яффо.

Приехавшая в «Адромеду» Соня рассказала, что в Израиле полным ходом развернулась работа по созданию широкой правительственной коалиции, которая уже получила название «правительство чрезвычайной ситуации». Премьер-министр Эхуд Барак уже провел серию встреч с руководством израильских политических партий. Девушка говорила, что новый кабинет министров будет создан как минимум на месячный период и в него должны войти представители различных политических сил страны.

– Создание правительства на базе широкой коалиции, – говорила Соня, – означает согласие Эхуда Барака ужесточить позицию Израиля на переговорах о ближневосточном мирном урегулировании, как того уже давно требуют правые партии, упрекающие премьер-министра в том, что его готовность идти на серьезные уступки палестинцам противоречит интересам безопасности страны. Бараку также придется хотя бы на время отказаться от целого ряда реформ в обществе, направленных на демократизацию жизни. Против них жестко выступают религиозные партии.

– И ты с этим согласна?

– Ты знаешь, да, согласна. Необходимо что-то делать. Похоже, что арабы не понимают хорошего к ним отношения.

«Ничего себе хорошее отношение!»– подумал Панов, вспоминая осколки стекол, сыпавшиеся из окон его гостиницы в Газе. Но он промолчал. Не хотел возражать Соне, как-то раздражать девушку.

На следующее утро Панов услышал по радио, что на очередной пресс-конференции, отвечая на вопросы журналистов, какую роль он готов предоставить в новом правительстве председателю правого блока «Ликуд» Ариэлю Шарону, Эхуд Барак указал, что «такая заметная фигура, как Шарон, может рассчитывать на заметную роль в кабинете министров». Согласно прогнозам некоторых наблюдателей, говорил ведущий, Ариэлю Шарону может быть даже предложен пост министра обороны.

Тем не менее, правые партии, в том числе и «Ликуд», как-то не выражали особого желания вступать в коалицию с правительством Барака. Как, в частности, указывали их представители, «цель правых состоит в том, чтобы спасти Израиль, а не Барака как политика». Правые выступали за немедленное проведение в стране досрочных выборов.

 

Правительство Барака затрещало по швам

Тель-Авив, октябрь 2000 года.

Между тем израильское общество пребывало в растерянности. Что касается антиизраильских резолюций, принятых на прошедшей в Каире чрезвычайной встрече глав государств и правительств арабских стран, то они вряд ли для кого-то здесь стали неожиданными. Напротив, в Израиле ждали даже более «жестких» документов.

Нет, многих израильтян почти «ошеломило» другое – отношение к происходившему на Западе. Неожиданно для них их страна вдруг предстала в роли какого-то ужасного и омерзительного «детоубийцы» на телеэкранах Западной Европы и Северной Америки, то есть тех самых демократических государств, к которым Израиль всегда стремился причислить и себя. А те самые палестинцы, которых здесь однозначно считали истинными инициаторами столкновений, воспринимались где-то в Швеции или Голландии почему-то исключительно как «борцы против оккупации». Согласно телепередачам, за данную логику во многом говорит соотношение потерь у сторон. Так, число убитых израильтян за все дни противостояния не превысило и десятка, а среди палестинцев оно превзошло сотню. Не говоря уже о том, что счет раненым палестинцам скорее всего был окончательно потерян, во всяком случае он уже измерялся тысячами.

Все это, конечно же, так, пытались найти контраргументы израильтяне, но вряд ли где-либо в мире при подавлении беспорядков могла бы возникнуть ситуация «равных потерь» среди бесчинствующих демонстрантов и умиротворяющих их полицейских. Израильские солдаты, дескать, только защищались. Кто будет терпеть, когда в его головы кидают камни и бутылки с зажигательной смесью? А то, что в ответ резиновые, а иногда и боевые пули летели в подростков, это уже, дескать, провокация со стороны палестинцев.

– Как вообще могут палестинские родители разрешать своим детям подобное? – возмущались в Израиле. – Они ведь понимают, что если их ребенок кинет камень в голову израильского солдата, тот может и «рассердиться»? Тем более, что самому этому солдату тоже чуть-чуть за двадцать.

Так почему же в конце концов палестинцы выигрывали информационную войну? Этот вопрос звучал в Израиле очень остро. Почему Запад в первую очередь проявлял жалость не к израильским резервистам, растерзанным озверевшей толпой в Рамалле, а к убитым арабским подросткам, которые за минуту до смерти кидали камни и бутылки в израильских солдат?

Кто-то объяснял отношение в мире к происходившим событиям все тем же антисемитизмом. Он, дескать, еще очень распространен в Западной Европе, не говоря уже о России. Кто-то говорил, что Израилю «попадает» из-за США, поскольку он является его верным союзником, а Америку, как известно, в мире любят далеко не все, прежде всего потому, что, как считается, этот мир стал уж слишком откровенно «однополярным». Существовали и другие объяснения. Например, довольно популярной была теория, что Европе прежде всего нужна дешевая нефть, а ей, как известно, распоряжаются именно в арабском мире, а вовсе не в Израиле. Поэтому, дескать, критиковать палестинцев европейцам не с руки.

Израильтяне обижались, они замыкались в себе. И в разговорах с ними Панов все чаще слышал мысль: ничего, пусть нас не любят, нам надо всеми силами укреплять армию и утверждаться на Ближнем Востоке, как и все годы до этого, с помощью силы. Это такой регион, здесь уважают только силу.

Ну что делать, если не получаются мирные переговоры с арабами? Так ведь не паковать же действительно по этому случаю чемоданы и возвращаться туда, откуда приехали? Во всяком случае, как уверенно заявлял лидер исламского движения «Хезболла» шейх Хасан Насралла, «конфликт на Ближнем Востоке закончится только тогда, когда евреи уедут обратно, в те страны, откуда они здесь появились, а в Палестину, то есть к себе домой, вернутся беженцы из лагерей в Ливане». Но все же, как понимал Панов, было трудно представить, например, картину «обратного отъезда евреев». В том числе более миллиона – в государства СНГ.

Но уже также было совершенно ясно, что мечты многих израильтян жить в мире с соседями и радоваться жизни почти растворялись в воздухе. На смену им снова приходила малоприятная реальность – с войнами и возможностью в любой момент потерять на них близкого человека, с терактами и так далее.

«Снова началась Интифада», – с ужасом говорили друг другу израильтяне.

Противостояние только усиливалось. Серьезные столкновения между палестинцами и израильскими солдатами развернулись в секторе Газа. Палестинские подростки снова закидывали израильтян камнями и бутылками с зажигательной смесью. Те отвечали стрельбой резиновыми пулями и слезоточивым газом.

Несколько раз обе стороны открывали и огонь на поражение. Сообщалось, что возле еврейского поселения Гуш-Катиф по израильским позициям вели обстрел палестинские снайперы. Столкновения также прошли возле контрольно-пропускного пункта «Эрез», на перекрестке Нецарим, в районе лагеря палестинских беженцев Хан-Юнис. Обстановка на Западном берегу реки Иордан также оставалось очень напряженной. Столкновения проходили возле Наблуса, в Хевроне, в районах Рамаллы, Калькилии, Тулькарема.

– Не понимаю, – говорила Соня, – зачем все это нужно палестинцам? – Ведь Эхуд Барак уже пообещал Арафату отдать если не «все», то «почти все»…

Действительно, согласно статьям, появлявшимся в израильской прессе еще в сентябре, был уже готов план раздела Иерусалима, в соответствии с которым палестинцам передавалась большая часть восточных районов города.

Американцы предлагали проект временной передачи Храмовой горы, а возможно, и всего Старого города, под международный контроль, скорее всего Совета Безопасности ООН.

Израиль был готов вывести свои войска с 97 % территорий Западного берега реки Иордан, убрать еврейские поселения из Иорданской долины.

Не был, правда, еще до конца разработан вариант решения проблемы с правом палестинских беженцев на возвращение. Но и он, согласно многим источникам информации, уже прорабатывался.

Так что же произошло? Неужели единственной причиной срыва всех переговорных усилий стал поход лидера парламентской оппозиции Ариэла Шарона на Храмовую гору в конце сентября?

В это в Израиле никто не верил. Скорее здесь полагали, что палестинцы просто давно ждали «удобного случая» для начала беспорядков. Они просто «запалили» Ближний Восток, показав не только Израилю, но и некоторым арабским режимам на что они способны, если понадобится.

Между тем ко всем проблемам, переживаемым Израилем, добавились еще и ливневые дожди. В конце октября «блокированными» оказались многие улицы Яффо – прежде всего арабские кварталы, где преобладали старые строения. Уровень воды там достиг почти двух метров, и для вывоза попавших в беду людей прибывшие спасатели использовали лодки и даже небольшие катера.

Жилой комплекс «Андромеда» находится на возвышенности и поэтому не пострадал. Тем не менее журналист Панов на несколько дней оказался «отрезанным от цивилизации». Хорошо еще, что в его квартире все работало «как часы». И прежде всего – компьютер и телефон, без которых деятельность ближневосточного бюро Агентства просто была бы приостановлена. При этом в очень напряженный момент.

Алексей сразу же отметил про себя, что прежде всего пострадавшими в Яффо оказались арабы, а в роли спасателей выступили израильские военнослужащие. При этом никаких противоречий между ними не наблюдалось, а наоборот, обе стороны действовали очень слаженно. И арабы благодарили израильтян за помощь.

В свою очередь, именно палестинские машины «скорой помощи» первыми прибыли на место дорожно-транспортного происшествия на шоссе Хизме-Маале-Адумим близ Иерусалима. Там произошло столкновение автобуса с израильскими военнослужащими и палестинского такси.

Однако в целом противостояние между сторонами в конце октября не только не прекращалось, но даже усиливалось. Так, израильские танки обстреляли жилые кварталы Рамаллы. Израильтяне подчеркивали, что данная акция стала «логическим ответом» на обстрелы из автоматического оружия расположенного рядом с Рамаллой еврейского поселения Псагот, и что танки стреляли только по огневым точкам.

Это был первый танковый обстрел Рамаллы с 1967 года. Сообщалось также об автоматных обстрелах еврейского поселения Веред-Йерихо близ Йерихона и о вооруженном нападении на израильский военный патруль в районе Тулькарема. В Газе на шоссе близ еврейского поселения Гуш-Катиф в момент проезда израильской армейской колонны взорвалось взрывное устройство. Одновременно по израильским солдатам был открыт огонь из автоматического оружия.

Ничего не получалось у Эхуда Барака и с созданием «правительства чрезвычайной ситуации». Так, например, главным условием вхождения «Ликуда» в такую коалицию, согласно Шарону, был полный отказ Барака от всех договоренностей, письменных или устных, достигнутых в ходе трехстороннего саммита в Кэмп-Дэвиде.

Правым были необходимы гарантии, что уступки палестинцам, на которые соглашался пойти израильский премьер-министр, полностью забыты. Отношения с палестинцами, по их мнению, должны были начаться с чистого листа, а скорее всего с силового подавления Интифады.

Для таких гарантий Ариэль Шарон не только требовал для себя пост министра, скорее всего обороны, но и, что особенно было неприятно для тогдашнего премьера, права налагать ограничения на все его решения.

Возможно, в определенной степени выходом из создавшейся ситуации для Барака была бы договоренность с руководством ультрарелигиозной партии ШАС. Она располагала 17 мандатами в кнессете, то есть почти догоняла «Ликуд» с его 19 мандатами. Однако руководитель ШАС Эли Ишай неожиданно для Барака вдруг заявил, что вообще не расценивает сложившуюся в Израиле ситуацию как чрезвычайную, а поэтому создавать соответствующее какое-то правительство чрезвычайного положения просто не следует.

Непростыми для Эхуда Барака были и переговоры с «русской» партией «Исраэль ба-Алия» и религиозными сионистами из МАФДАЛ. Руководства этих партий также требовали однозначного отказа Барака от договоренностей в Кэмп-Дэвиде. А религиозная партия «Яа-дут ха-Тора» указывала, что войдет в коалицию только в случае, если там будет ШАС.

Правительство Барака затрещало по швам. Кроме всего прочего, премьер-министр реально столкнулся и с оппозицией в собственной партии «Авода». Некоторые министры, причем из ближайшего окружения главы кабинета, грозили отставками в случае союза с «Ликудом» и тем более, если какие-то чрезмерные полномочия в новом правительстве получит «ястреб» Шарон. Эти «голуби» пытались объединиться с левыми из партии МЕРЕЦ и, как они указывали, предпринять максимум усилий для спасения мирного процесса.

Между тем и сам мирный процесс, казалось, уже уверенно уходил в прошлое. Эхуд Барак сильно нервничал, пытался что-то предпринять, встречался с другими политиками. Но ничего у него не получалось. И главной причиной всех неудач премьер-министра, как уверенно говорила Соня, было отсутствие поддержки народа. Оно, казалось, просто «испарилось».

 

В Израиле снова проходят внеочередные выборы

Иерусалим, октябрь 2000-го – март 2001 годов.

В конце октября, после трехмесячных каникул, открылась зимняя сессия кнессета. Главной ее особенностью, как сразу же определили журналисты, был факт, что действовавшее на тот момент правительство премьер-министра Эхуда Барака поддерживало всего лишь 30 парламентских депутатов, из 120.

«Коалиционного правительства» Барак создать так и не смог, и поэтому в конце месяца кнессет большинством голосов проголосовал за роспуск парламента и проведение досрочных выборов. Перед самым голосованием премьер-министр Израиля Эхуд Барак повел себя несколько неожиданно для присутствовавших на заседании депутатов и наблюдавших за его ходом многочисленных израильских телезрителей. Глава правительства указал, что он сам, как и его партия «Авода», поддерживает досрочные выборы. «Вы хотите новых выборов, пусть будут новые выборы», – сказал Барак, указав при этом, что до сих пор он побеждал на всех выборах, в которых принимал участие. Но тем не менее, подчеркнул он, проводить сейчас выборы в Израиле не время, и вся историческая ответственность за возможное обострение обстановки ложится на оппозицию.

В ответ на обвинения лидер оппозиции Ариэль Шарон, напротив, возложил всю вину за происходившее на Барака, указав, что только он виновен в сложившемся положении.

Между тем депутаты от «Ликуда» были намерены срочно внести на рассмотрение кнессета законопроект, способный почти полностью блокировать любую политическую инициативу премьер-министра в период, предшествующий новым выборам. Это был прежде всего запрет Бараку давать какие-либо международные обязательства или подписывать какие-либо соглашения, не имея для этого поддержки парламентского большинства.

И это тогда, когда, как всем было ясно, и глава правительства этого не скрывал, время, оставшееся до выборов, он был намерен использовать в первую очередь для того, чтобы возобновить переговоры с палестинцами и, если это окажется возможно, заключить с ними соглашение об окончательном урегулировании. Правые видели одной из своих главных задач помешать такому развитию событий. Сам же Эхуд Барак продолжал указывать, что не знает разумной альтернативы мирному процессу.

Надо сказать, что время для задуманного у Эхуда Барака действительно было. Примерно еще пять месяцев. Ведь датой новых выборов скорее всего должны были стать либо первое, либо восьмое мая.

Но все оказалось иначе. Барак проиграл выборы Ариэлю Шарону уже в феврале 2001 года. И заявил о своем временном уходе из политики. Такое заявление Барака было положительно встречено в его родной партии. Так, например, видный активист «Аводы» спикер кнессета Авраам Бург указал, что это шаг «истинного политика», который не бросает слов на ветер.

Что же касается новоизбранного премьер-министра Израиля Ариэля Шарона, то он указал, что «не вмешивается во внутрипартийные дела «Аводы». Всем также было ясно, что Шарон вряд ли согласится продолжать израильско-палестинские переговоры с учетом уже данных палестинцам обещаний бывшим главой правительства Бараком. Ведь еще находясь в оппозиции, Шарон подвергал эти обещания серьезной критике, подчеркивая, что уступки, на которые готов был идти Барак, таят в себе угрозу интересам национальной безопасности Израиля. Кроме этого, Шарон указывал, что переговоры не возобновятся до тех пор, пока не прекратится противостояние на территориях Палестинской автономии, теракты в самом Израиле и вокруг еврейских поселений на Западном берегу и в секторе Газа.

 

В Израиле началась «эпоха Шарона»

Тель-Авив, март 2001 года.

Между тем в Израиле начиналась «эпоха Шарона». В марте он представил для утверждения в кнессет состав нового правительства.

Очень многие в Израиле смотрели на нового премьер-министра с большой надеждой, прежде всего рассчитывая, что «Бульдозер» (таково, как известно, было армейское прозвище Шарона) сможет покончить с терактами и вернуть израильтянам чувство безопасности и комфортной жизни, к которой в стране во второй половине девяностых годов уже начали привыкать. Тогда многие израильтяне были убеждены, что с «боевым прошлым» уже покончено. Начавшаяся же в конце сентября 2000 года «Интифада Аль-Акса» многих застала врасплох.

В то же время как израильтяне, так и палестинцы понимали, что начатый в 1993 году мирный процесс вовсе не распутал главные узлы противоречий. Все эти годы переговоры лишь крутились вокруг второстепенных проблем. Стоило же коснуться главных – будущего статуса Иерусалима, границ, возвращения беженцев, – и все снова «забуксовало».

Однако никто в Израиле не мог точно сформулировать, что же конкретно должен сделать новый премьер-министр Ариэль Шарон для того, чтобы оправдать ожидания и прекратить террор. Полностью блокировать территории Палестинской автономии? Практически нереально. Да и это дорогостоящее мероприятие проблему не решит.

Тем не менее в Израиле все чаще можно было услышать идею снова ввести войска в палестинские города. Причем войска, усиленные бронетехникой. Официально, правда, от нее представители властей и армии открещивались, однако на неофициальном уровне СМИ ее обсуждали. Причем идея эта скорее всего для обсуждения была, что называется, «подброшена сверху», чтобы проверить реакцию в обществе.

Возможно, в очень уж правых кругах ее и поддерживали. Что же касается рядовых израильтян, то они все же сомневались. Обсуждался и еще один вариант – «задушить» палестинцев экономически. Но и он, согласно подавляющему мнению, выглядел мало перспективным. Ведь палестинцы, говорили многие израильтяне, и без того уже давно привыкли к жизни на много низшем уровне, чем в Израиле. И, казалось, лишения только укрепляли их дух к сопротивлению, побуждали молодежь к терактам.

Так что же надо было делать Шарону? Левые силы, в том числе и министр иностранных дел нового правительства Шимон Перес, настаивали на своем – продолжать переговоры. Новый глава правительства от этого вроде бы и не отказывался. Но только, подчеркивал он, «не под огнем», пусть, дескать, сначала палестинское руководство даст указание о прекращении противостояния.

Было совершенно ясно, что Шарон не отступит. В условиях противостояния переговоры не возобновятся. Ведь еще находясь в оппозиции, он подчеркивал, что бесконечные уступки, которые продемонстрировал Эхуд Барак, его стремление продолжать переговоры «несмотря ни на что», породили у палестинцев ощущение, что с Израилем можно и нужно говорить языком силы. Правые были также убеждены, что этому ощущению способствовал и поспешный, на их взгляд почти панический, вывод израильских войск из Южного Ливана.

Согласно приводимым газетами данным, новый израильский кабинет министров, получивший уже название правительства национального единства, был самым большим по числу министров – 27. То есть на три министра больше, чем в правительстве Эхуда Барака, и на девять больше, чем в правительстве Биньямина Нетаньяху. Он опирался в кнессете более чем на 80 из 120 депутатов. Это было устойчивое парламентское большинство, что, согласно оценкам, давало Шарону возможность «гнуть свою линию», не смотря ни на что.

– Возможно, Шарон и найдет выход из тупика, – печально говорила Соня. – Мне вообще кажется, что сейчас в Израиле необходим именно такой глава правительства.

– Ты разочаровалась в левой идее? – спросил Алексей Константинович.

– Да, несколько разочаровалась. Ведь ты же помнишь, как я верила в Барака! А он мои надежды не оправдал. Как и надежды сотен тысяч израильтян. Вполне можно даже допустить, что правые тогда, в мае 1999 года, стояли на более верных позициях. Ведь они же предупреждали, что Барак доведет Израиль до тупиковой ситуации.

– Но ведь ты сама тогда радостно рассуждала о «весне надежд для Израиля», говорила, что разумной альтернативы переговорам между израильтянами и арабами нет. Что если они будут сорваны, если не будет создано палестинское государство, начнется новая Интифада. То есть не будет переговоров, будет новая кровь…

– «Весна надежд» закончилась. И поезд под названием «Мир для израильтян» ушел, причем, как говорят русские, «с громким свистком». Я сейчас не вижу выхода из создавшегося положения. Скорее всего, нам все же придется применить против арабов силу.

– Но тогда противостояние продолжится. Победить в нем вы все равно не сможете. Как не смогут победить и палестинцы. Единственный разумный выход из создавшегося положения – договариваться. И идти на уступки…

– Вряд ли и это поможет…

И противостояние продолжалось. Продолжались и террористические акты.

 

От взрывов бомб шахидов гибнет все больше израильтян

Нетания, март 2001 года.

Свидетелем одного из терактов стал Панов, когда он приехал в Нетанию, в гости к Марку. В результате взрыва бомбы в оживленном центральном районе погибли три человека и более пятидесяти получили ранения.

Эти данные сообщил Алексею Константиновичу представитель службы «Скорой помощи» города. Панов разговаривал с ним в некотором отдалении от места происшествия. Ближе представителей прессы не допускали. Полиция опасалась, что террорист был не один и «там» могла быть еще одна или даже несколько бомб, в расчете на то, что любопытство соберет множество людей.

Рядом, прислонившись к полицейской машине, стояла невысокого роста немолодая женщина. На ее лице были следы крови. Темная жидкость пропитала и ткань легких брюк на коленях. Очевидно, она упала на асфальт. Женщина была явно в шоке. Голова и руки немного тряслись. Полицейский предлагал отправить ее в больницу. Но женщина отказывалась, говоря, что ей очень надо домой, и в конце концов пошла в направлении расположенной рядом центральной автобусной станции. Но станция была закрыта. Автобусы никуда не ходили. На местах их парковок работали саперы. Они искали возможные взрывные устройства.

Между тем полицейский офицер уже, очевидно, в который раз рассказывал журналистам, как все произошло, подчеркивая при этом, что его рассказ – лишь версия, истину все узнают позже. Итак, в 8.50 по местному времени молодой араб с рюкзаком за плечами пытался сесть в остановившийся на улице Герцля на остановке автобус. Однако водитель, заподозрив неладное, к счастью для пассажиров, закрыл перед ним дверь. Тогда араб, оказавшийся террористом-смертником, свернул за угол, на улицу, ведущую к рынку. И почти сразу же произошел взрыв. Не исключено, что террорист привел в действие взрывное устройство в надежде, что взорвется также и расположенная примерно в десяти метрах от него бензозаправочная станция. В таком случае число жертв, несомненно, было бы намного больше.

Однако и без этого, как рассказывал офицер, в первые минуты после взрыва картина происшедшего была ужасна. К моменту разговора с журналистами все человеческие останки с тротуара и мостовой уже убрали. Но следы крови на асфальте остались. Что касалось самого террориста, то он погиб сразу же – его разорвало на куски.

Возле заграждения собралось множество народа. Все активно обсуждали произошедшее. Многие общались на русском языке. Выходцев из бывшего СССР в Нетании проживает много, по некоторым оценкам, чуть ли не треть города.

Но самое ужасное Панов узнал несколько позже, придя в дом Лурье. Он застал там рыдавшую Далю и безуспешно пытавшегося как-то успокоить жену Марка. Сони дома не было, но, как знал Алексей, она должна вернуться с работы уже примерно через полчаса.

– В нашей семье произошло большое несчастье, – сказал Марк. – В сегодняшнем теракте погиб наш сын Натан.

Подробности происшедшего Панов узнал несколько позже, поскольку в тот момент о чем-то расспрашивать Марка, или тем более Далю, он не решился. Оказалось, что Натан приехал к родителям неожиданно, просто решил навестить их. Он вышел из автобуса на центральном автовокзале города и пошел вниз, по улице Герцля, в направлении к набережной. В принципе он мог бы тогда выбрать и другой путь, мимо рынка. Но почему-то решил пойти именно так. Навстречу своей смерти. Рассказывают, что Натан был убит сразу, на месте, едва свернув в переулок, возле бензоколонки. Осколок бомбы террориста-смертника попал ему в голову.

– Хотя бы наш мальчик не мучился, – позже сказал Марк.

Что касается Сони, то она восприняла смерть брата очень тяжело.

– Надо убивать этих бандитов, – все время повторяла она, едва войдя в квартиру и сев на краешек стула. – Они не достойны жалости.

– Успокойся, Соня, – попытался заговорить с ней Панов. – Что ты говоришь? Кого убивать? Кровь за кровь? К чему это может привести?

– Да, кровь за кровь, – уверенно говорила девушка. – И никаких иллюзий. И никакого левого бреда. Натан был совершенно прав. Арабы понимают только язык силы. А когда мы с ними пытаемся говорить по-хорошему, им кажется, что мы даем слабинку. И они еще больше наглеют.

Алексей Константинович не стал долго задерживаться в доме Лурье. Он вернулся в Тель-Авив в очень подавленном настроении. Прежде всего, ему было очень жаль Марка, его жену. Было жаль Соню, которая, как тогда казалось Панову, сама не ведала что говорит. Ну, как это можно, кровь за кровь? К чему это приведет? Насилие только продолжится. Но в целом Алексей Константинович отлично понимал, что у девушки погиб близкий ей человек, а поэтому и спрашивать с нее за какие-то сказанные в запале слова было бы совершенно неправильно и даже не справедливо.

«Вот она отойдет немного, – думал Панов, – тогда мы и поговорим».

Вечером того же дня израильское радио передало об имевших место в Нетании нескольких случаях избиения арабов, работавших на местных стройках. Полиция арестовала нападавших. Но вряд ли с задержанных будет строгий спрос. Всем ясно – нервы у израильтян напряжены до предела.

Напряжены они и у палестинцев. Панов отлично понял это, позвонив в тот же вечер Азизе, в Газу.

– Да, мне жаль Соню, – сказала девушка. – Но, насколько я знаю, ее брат был еврейским поселенцем, то есть жил на нашей земле, возле Рамаллы. Надо было у него, когда он был еще жив, спросить, на что он рассчитывал? Неужели не понимал, что сильно рискует, поселившись на чужой земле?

– Но он погиб случайно, – возразил Алексей Константинович. – Просто попал в теракт. На его месте мог оказаться любой другой прохожий. В том числе возможно и не поселенец, а левый израильтянин, регулярно участвующий в демонстрациях за мир с палестинцами и за создание государства Фалястын. Бомба не разбирает где друзья, а где враги.

– Я не верю в случайность, Алекс, – спокойно сказала Азиза. – Взрывы, которые устраивают и еще будут множество раз устраивать наши шахиды против израильтян, направлены на угодное Аллаху дело – освобождение Родины. А поэтому случайности здесь нет. Если хочешь, в этом и есть наша Интифада. Наше новое всенародное восстание, получившее святое для арабов именование «Аль-Акса».

– А что сейчас происходит в Газе?

– Каждый день здесь проходят похороны. Молодые палестинцы гибнут в результате столкновений, перестрелок и бомбардировок. А после похорон молодежь направляется к блокпостам израильской армии. И начинает бросать камни в солдат. Те отвечают резиновыми пулями и слезоточивым газом. Я также могу тебе рассказать и о том, что происходит в районе Рамаллы, где жил брат Сони. Сегодня наше радио сообщило, что там убита молодая палестинка. Стреляли из автомата из еврейского поселения Псагот. Вот тебе и ответ на твое предположение, что брат нашей знакомой погиб случайно. Нет, это была месть Аллаха за убийство этой женщины, совершенное такими же оккупантами, каким был он. Вполне даже допускаю, что в нее стрелял кто-то из его друзей.

Вечером Панов услышал уже по израильскому радио подтверждение информации Азизы об убитой палестинке. В этой связи выступил представитель израильской армии, который заявил, что перестрелки «вокруг Псагот» происходят постоянно и пуля, естественно, не разбирает – где военный, а где штатский, где мужчина, а где женщина. Но начинают-то перестрелки, подчеркивал он, палестинцы.

Сообщалось также, что еще один араб был убит в районе Наблуса. В данном случае, как подчеркивали уже палестинцы, речь шла именно об убийстве, поскольку молодой человек также был застрелен еврейским поселенцем. Израильтяне выдвигали свою версию – напал палестинец.

Панов четко отдавал себе отчет, что разобраться, кто прав, кто виноват, становилось уже совершенно невозможно. Страсти бушевали с обеих сторон.

На палестинских территориях проходили израильские армейские операции. Но это вовсе не спасало жителей Израиля от террористических актов. Можно даже сказать, что, получая информацию о начале очередной операции, израильтяне начинали ждать новых терактов. В целях их предотвращения была полностью блокирована территория Палестинской автономии. Через несколько дней к израильским армейским частям на ее границах должны были присоединиться и полицейские подразделения.

Помогут ли данные меры, сказать было трудно. Та же Нетания расположена в непосредственной близости от палестинских городов – Калькилии, Тулькарема. На автомашине оттуда до города можно добраться за полчаса. Тем не менее, судя по всему, уже новый премьер-министр Израиля Ариэль Шарон был готов на очень жесткие меры. Прежде всего, он официально заявил, что никаких переговоров с палестинцами в условиях продолжавшегося противостояния возобновляться не будет.

Палестинцы были настроены не менее решительно. Они подчеркивали, что их борьба – следствие израильской оккупации. А в секторе Газа появилась листовка, в которой указывалось, что во имя джихада против «сионистского врага» и ради освобождения Палестины от оккупации десятки молодых людей готовы пожертвовать своей жизнью, то есть стать смертниками, подобно террористу, взорвавшему бомбу в центре Нетании.

Во всяком случае, как заявил пресс-секретарь ХАМАС Махмуд Азахар, «подобные акции продолжатся до тех пор, пока Израиль не уйдет с оккупированных им палестинских земель». Другой представитель ХАМАС Абдель Азиз Эль-Рантисси, выступая по радиостанции «Голос Палестины», назвал происшедшее «мужественным актом сына палестинского народа, приближающим час освобождения Палестины от сионистского присутствия».

 

Шимон Перес о «доме со сломанным лифтом»

Тель-Авив, май 2001 года.

В мае Панов получил задание взять интервью у тогдашнего министра иностранных дел израильского правительства Шимона Переса. Ветеран израильской политики собирался с визитом в Москву, где у него были запланированы встречи с президентом РФ Владимиром Путиным и главой российского МИД Игорем Ивановым.

К некоторому удивлению Алексея Константиновича в секретариате Переса согласились на встречу довольно легко и назначили ее уже в самый канун отъезда министра в Москву, в его в тель-авивском кабинете.

Войдя в помещение, Панов сразу же обратил внимание на висевшие на стенах фотографии. Они были, в том числе, сделаны в девяностые годы, после подписания Норвежских соглашений, долго вселявших надежду в возможности заключения мира на Ближнем Востоке. У истоков Соглашений Осло, как их также называют, вместе с Ицхаком Рабином, стоял Шимон Перес, получивший за свой вклад в миротворчество на Ближнем Востоке Нобелевскую премию мира.

На одном из фото Перес был запечатлен рядом с Ясиром Арафатом – также Нобелевским лауреатом. Очень много снимков было с Ицхаком Рабиным. Убитый премьер-министр Израиля был одним из близких друзей Переса, его единомышленником. Он также всегда выступал за расширение связей с Россией, указывал на большую роль, которую может сыграть эта страна в ближневосточном мирном процессе.

– Господин министр, вы в Москве будете говорить об урегулировании с палестинцами? – задал первый свой вопрос Панов.

Перес отвечал не спеша, несколько, как казалось, растягивая слова. Он говорил на блестящем английском языке, который отлично знал с детства.

– Главная задача моей поездки в Москву, – сказал политик, – обменяться взглядами с представителями российского руководства о ситуации на Ближнем Востоке. Россия – один из коспонсоров ближневосточного мирного процесса, и от ее позиции очень многое зависит. Мы должны обмениваться информацией так часто, как только возможно. Своей задачей я считаю донести до русских позицию Израиля. За последние годы в России очень многое изменилось. В том числе изменились и ее подходы к ситуации на Ближнем Востоке. Ранее СССР поддерживал только одну из сторон здешнего конфликта. Теперь же Россия поддерживает уже не какую-то сторону, а идею мира на Ближнем Востоке для обеих сторон.

– Как, на ваш взгляд, складываются отношения между Израилем и Россией?

– Я бы сказал, что в данном случае невозможно говорить только о дипломатических и даже экономических отношениях. Очень важны, например, наши культурные связи. Ведь многие израильтяне воспитаны на русской литературе, музыке. В принципе же иммиграция в Израиль из России за последние годы в очередной раз изменила лицо нашей страны. Так что наши отношения с Москвой – в умах и сердцах израильтян. Нас очень многое связывает.

– Вы стояли у истоков мирного процесса. Можно ли сейчас уже сделать окончательный вывод, что все миротворческие усилия девяностых годов провалились? Или все же израильско-палестинские переговоры возобновятся? Может быть, в переговорном процессе была допущена какая-то серьезная ошибка? Если да, то какая?

– Самая большая ошибка заключается в том, что подписанные договоренности остались невыполненными. Так что дело не в том, что Норвежские соглашения плохи, а в том, что они не выполняются. Сейчас же необходимо работать над тем, чтобы они выполнялись. И это на данный момент и есть главная задача для переговоров, если они возобновятся.

– И все же, если переговоры Израиля с палестинцами возобновятся, будут ли они всеобъемлющими переговорами об окончательном урегулировании или переговорами о каком-то промежуточном соглашении?

– У Израиля нет никаких возражений, чтобы переговоры закончились окончательным урегулированием. Но на данный момент самое важное – реализовать выполнение уже подписанных соглашений. Можно сказать, что вместе с палестинцами мы живем в доме, в котором сломался лифт, и для того, чтобы достигать необходимой цели, необходимо постоянно пользоваться ступеньками. Это очень трудный путь, но его необходимо ежедневно проделывать. Можно привести и другое сравнение. Мы вместе должны создать соглашение. При этом совершенно неважно, станет ли оно «ребенком по любви» или нет. Если человек рождается, к его будущему надо относиться со всей ответственностью. Так и к принятому соглашению.

– Да, но взять, например, проблему возвращения палестинских беженцев. Палестинцы четко указывают, что не могут даже понять существующий в Израиле «закон о возвращении». В страну на постоянное место жительства прибывают евреи из России, Украины, Эфиопии или Марокко. Их предки, согласно сионистской теории, покинули эту землю около двух тысяч лет назад. Но в праве на возвращение отказывают арабам, чьи семьи бежали от войны совсем недавно, максимум пятьдесят с небольшим лет назад. Есть ли здесь логика?

– Историю нельзя повернуть в обратном направлении. В принципе географическая карта Ближнего Востока «скраивалась» после Первой и Второй мировых войн. Я лично был свидетелем всех событий, происходивших в моей стране. После решения ООН о создании Израиля арабы его не приняли и начали против нас войну. Я хорошо помню, как Бен-Гурион убеждал арабов никуда не уезжать. Сами арабы создали проблему беженцев. Их армии напали на нас.

– В Израиле в последнее время все чаще доводится слышать, что страна проигрывает палестинцам информационную войну. Каковы, на ваш взгляд, причины этого? Плохая работа израильских информационщиков, или все же изъяны в израильской позиции?

– Все дело в том, что на экранах всего мира все время показывают кадры столкновений израильских военнослужащих с палестинскими демонстрантами. Видны все действующие лица. Но невозможно показать, как террорист несет бомбу в торговый центр, чтобы взорвать его. В принципе же подход к освещению происходящего во многих случаях односторонний.

– Как вы, приверженец левых идей, ощущаете себя в правительстве Ариэля Шарона? Хотя оно и коалиционное, но все же всем ясно, правые в нем преобладают. Можно ли вообще говорить о кризисе левой идеи в Израиле?

– Что касается второй части вопроса, то в Израиле сложилась довольно любопытная ситуация. Большинство израильтян поддерживают политику левых, но выступают за правительство правых. Относительно же того, как я себя ощущаю в новом правительстве, то такой же вопрос можно задать и Шарону: как он ощущает себя от того, что я вхожу в его правительство? Я с самого начала указывал, что не намерен менять своих взглядов. И тем не менее получил приглашение занять пост министра иностранных дел. Самое главное сейчас для меня в этой должности – возобновить мирные переговоры и чтобы прекратился террор. Это важная задача, которой подчинено многое. Для решения ее я, в частности, и лечу сейчас в Москву…

…Через час после разговора Панова с Пересом произошел новый террористический акт, причем опять в Нетании. Погибли шесть человек, около девяноста были ранены. А на следующий день в канцелярии главы правительства прошло срочное совещание «узкого» кабинета министров по вопросам безопасности, в котором принимал участие и Перес. На заседании обсуждалась вовсе не тема о возможностях возобновления мирных переговоров с палестинцами, о которой говорил Перес, а возможная реакция Израиля на теракт. Причем, как указывалось, это должна быть «жесткая реакция».

 

Израильтяне уже требуют и от Шарона либо решать проблему безопасности, либо уходить

Нетания – сектор Газа, июнь 2001 года.

Теракты не прекращались. В июне Панов стал свидетелем еще одного из них, при этом снова, в который уже раз, в Нетании, где жила семья Лурье. Алексей Константинович приехал в этот город для ремонта автомашины, по рекомендации Сони, которая была знакома с хозяином одного из расположенных в так называемой «старой промышленной зоне» гаражей.

Поначалу хозяин был вежлив: оставь машину и погуляй часок-другой, но позже главный механик почему-то запротестовал – нет, сейчас времени нет, только завтра утром. Честно сказать, уехал Панов злым и обиженным, но, уже подъезжая к Тель-Авиву, он услышал по радио сообщение о теракте.

На следующее утро тот же главный механик показал Алексею Константиновичу большую дыру в стене из шифера, как раз возле того места, где они накануне беседовали. Напротив, у здания школы, был установлен полицейский пост. Офицеры категорически пресекали любые попытки водителей запарковать автомашину в непосредственной близости от школы. Даже к водителям, остановившимся ненадолго, чтобы высадить детей, отношение полицейских было довольно «нервное»: давай, проезжай, не задерживайся – делали они знаки руками, и водители мгновенно и безропотно подчинялись.

Никаких претензий у водителей к полицейским не было. Все знали, что менее, чем сутки назад, как раз на том самом месте, где стоял патруль, взорвалась начиненная взрывчаткой автомашина. Как передали по радио, «только по счастливой случайности» число пострадавших было совсем небольшим – восемь человек, ни одного погибшего. За пять минут до взрыва от места происшествия отъехал автобус со школьниками.

Новый террористический акт в Нетании в очередной раз всколыхнул всю страну. Это был уже третий теракт в городе за месяц, а до этого их было еще несколько в самой Нетании и в соседних городах. Столь большое число террористических актов в данном районе скорее всего объяснялось его близостью к территориям Палестинской автономии.

Принять «самые жесткие» меры по отношению к палестинцам, «показать им силу» требовали от властей не только представители правых кругов Израиля, но и многие сторонники умеренных и даже левых партий. Но главными поборниками «немедленного наказания» для палестинцев выступали еврейские поселенцы. Их городки, расположенные на территориях Палестинской автономии, подвергались постоянным минометным обстрелам. Стреляли и по автомашинам поселенцев, направлявшимся на работу в Иерусалим, или обратно – домой. Похороны троих поселенцев, убитых в автомашинах, вылились в настоящую антиправительственную политическую акцию с требованиями к премьер-министру Ариэлю Шарону «либо решать проблему безопасности для граждан Израиля, либо уходить». То есть какой-то бесспорной и всепоглощающей поддержки главы израильского правительства населением, как это было всего несколько месяцев назад, уже не наблюдалось.

А некоторые правые политики, например тот же Авигдор Либерман, даже угрожали покинуть правительство Шарона из-за его «неспособности защитить безопасность израильтян».

Кажется, война между поселенцами и палестинцами вступала в новую фазу. Так в Хевроне после обстрелов еврейского квартала поселенцы все чаще громили расположенный рядом арабский район Абу-Снэйна. А, согласно некоторым данным, активисты палестинских радикальных движений уже составляли списки поселенческих лидеров, которых они намеревались уничтожить. Сообщалось, что отдельные семьи поселенцев, напуганные происходившим, покидали свои дома и переезжали жить в города на территории непосредственно Израиля. Но, судя по всему, таких «нетвердых сионистов» было мало. Основная часть поселенцев никуда уезжать не собирались, подчеркивая свое якобы полученное от Бога и предков право жить на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа.

В июне на КПП «Эрез», возле сектора Газа, состоялась новая встреча между представителями израильской и палестинской служб безопасности. В ней также приняли участие представители США. Во время этой ночной встречи палестинская сторона потребовала прекратить блокаду городов автономии, открыть аэропорт в Газе, вернуть палестинцам право работать в Израиле. Но, по мнению израильской стороны, в тот момент исполнение этих требований было невозможно, поскольку это якобы означало бы для террористов предоставление дополнительных возможностей беспрепятственно проникать в Израиль, а для радикальных организаций – получать новые партии оружия.

В те дни Панову снова удалось побывать в Газе.

– Мы здесь все невероятно устали от происходящего, – сказала Азиза, которая, казалось, их встрече очень обрадовалась. – Кажется конца всего этого кошмара не видно. Мне все так надоело!

– Ну и что ты думаешь предпринять? Во всяком случае у тебя, в отличие от других палестинцев, всегда есть возможность уехать. Вернуться в Москву.

– Да, мама мне постоянно звонит и уговаривает переехать жить к ней.

– И что ты?

– Честно сказать, не знаю. Иной раз мне кажется, что такой поступок был бы не честным по отношению ко всем, кто здесь живет. А иногда мне действительно хочется уехать. Ведь уехал же отсюда мой отец.

– И уезжай. Будешь спокойно жить в Москве. Устроишься на работу. Можешь преподавать английский. Или арабский.

– Да, я все это понимаю.

– И что будешь делать?

– Я подумаю…

В словах Азизы тогда Панов четко уловил нотки сомнения. Девушка скорее всего действительно не могла решить как ей поступить.

 

Печальный новогодний праздник на Святой земле

Тель-Авив, декабрь 2001 года.

Уходивший, 2001 год, на Святой земле был очень «богат» на теракты. Всего же, в результате израильско-палестинского противостояния, продолжавшегося с сентября 2000 года, были убиты не менее 776 палестинцев и 233 израильтянина.

Столкновения, естественно, не могли миновать и Святые места – Иерусалим, Галилею. Однако наиболее интенсивно они проходили вокруг Вифлеема – города, где, согласно преданию, родился Иисус Христос. Входившие в Вифлеем израильские танки разрушили несколько зданий на въезде в город. Серьезно пострадали и расположенные рядом с Вифлеемом арабские христианские поселки – Бейт-Джала и Бейт-Сахур. Активисты радикальных исламских организаций периодически вели оттуда обстрелы района Гило в Иерусалиме. Израильтяне отвечали выстрелами из танковых пушек, в результате чего пострадало здание православной церкви.

К концу года накал противостояния несколько снизился. Произошло это, по многим оценкам, в том числе и благодаря телеобращению Ясира Арафата к населению, в котором он призвал палестинцев к прекращению вооруженной борьбы с Израилем. Вслед за телеобращением последовали аресты отказывавшихся подчиниться указаниям Арафата командиров радикальных группировок.

Однако в последние дни уходившего года ситуация снова оказалась на грани «взрыва». Обстановка накалилась опять же вокруг Вифлеема, а точнее, в связи с решением Израиля запретить участие Арафата в проходивших в этом городе мероприятиях по случаю Рождества Христова. На Рождественской мессе Арафат как представитель власти присутствовал ежегодно начиная с 1995 года, то есть с тех пор, когда Вифлеем официально перешел под контроль Палестинской национальной администрации. На этот же раз израильские власти запретили палестинскому лидеру приехать на праздник.

Запрет, наложенный израильтянами на выезд Арафата из Рамаллы, из его резиденции Муката, где он находился все последние недели, «вроде бы» не имел никакого отношения к Рождественской мессе в Вифлееме. Израиль в принципе заявил палестинскому лидеру, что он никуда не выедет из Рамаллы до тех пор, пока не будут арестованы все террористы, причастные к убийству в Иерусалиме министра туризма Рехаваама Зееви. А они, дескать, на тот момент уже более двух месяцев спокойно проживали в Рамалле, то есть чуть ли не в соседних с резиденцией Арафата домах.

Однако Арафат все равно незримо присутствовал в Вифлееме. Его изображения красовались на стенах домов, а на Ясельной площади, возле Церкви Рождества Христова, портретов Арафата, по некоторым подсчетам, было даже больше, чем изображений Сына Божьего и Девы Марии. На кресле, на котором палестинский лидер восседал во время Рождественской мессы все последние годы, лежала черно-белая куфия, считающаяся многими палестинцами «символом борьбы против израильской оккупации».

У многих палестинцев возникло четкое впечатление, что израильтяне оскорбили Арафата. И «ответ» не заставил себя долго ждать: сразу последовали вооруженные нападения. Опасаясь терактов, израильтяне привели свои воинские части на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа в повышенную боевую готовность.

В связи со всем происходившим наблюдатели всерьез задавались вопросом: а стоило ли в принципе израильским властям устраивать такую шумиху вокруг поездки Арафата в Вифлеем? К тому же, как подчеркивали некоторые израильтяне, с пропагандистской точки зрения Арафат только выиграл, представ перед всем миром «миротворцем и жертвой израильских оккупантов». То есть получалось, что израильтяне помимо своей воли организовали для палестинского лидера неплохую рекламу.

Вот такие события предшествовали Новому году на Святой земле. Надо сказать, не веселый, и даже печальный, был тогда праздник. Тем не менее, встречая его, и израильтяне, и палестинцы все-таки верили в то, что Новый год станет годом примирения. К этому, в частности, призывал во время Рождественской мессы в Вифлееме католический Патриарх.

А Панов с Соней снова встречали Новый год вместе, в «Андромеде». Девушка уже несколько успокоилась после гибели брата, но все равно была довольно печальной. Алексей Константинович, как мог, пытался развеселить ее, сказать ей что-то приятное. Он почти каждые пять минут произносил тосты «за любовь» и красоту девушки.

В кровать они улеглись уже часов в пять утра. И, занимаясь любовью с Соней, Панов на этот раз уловил какую-то проявляемую девушкой осторожность. Казалось, она уже не отдавалась любви полностью, а была несколько сдержанна, чего-то опасалась.

– С тобой что-то происходит? – спросил Панов, когда они уже лежали почти обессиленные, встречая рассвет.

– Да, я беременна, – ответила Соня. – И ничего мне не говори. Я оставлю нашего ребенка, что бы это мне не стоило. Вот увидишь, это будет мальчик, и я назову его Натаном. Но ты не беспокойся. Никаких обязательств передо мной у тебя нет. Ты полностью свободен. Хочешь, признавай ребенка, не хочешь, не надо. Хочешь, возвращайся в Россию, хочешь, можешь оставаться со мной в Израиле.

– Я точно не останусь жить в Израиле. Что мне здесь делать? К тому же я никогда не уйду из родного Агентства. Там прошла вся жизнь.

– Ну, ладно, еще посмотрим, как будет, – сказала Соня. – У нас впереди целых полгода.

– Ты хочешь сказать, что ты беременна уже три месяца.

– Да, двенадцать недель. Так сказал врач. Сначала я не понимала, что со мной происходит, а потом, вдруг, все стало ясно…

– Ничего себе «вдруг», – протянул Панов. – Ну, надо сказать, ты меня сегодня поразила.

– И порадовала?

– Да, и порадовала, – после некоторых раздумий произнес Алексей Константинович. В тот момент он отлично понимал, что надо говорить девушке только приятное, поскольку ничего изменить в складывавшейся ситуации он все равно уже не мог.

– Ну, тогда, может быть и я скажу одну приятную для тебя вещь. Я долго думала и решила, что все же нам вместе возможно и будет лучше перебраться жить в Москву. Я имею в виду нас с тобой и будущего ребенка. Не хочу им рисковать. К тому же, и это я говорю совершенно честно, в последние годы израильские реалии меня серьезно разочаровали. Для меня как-то потерялась главная идея жизни здесь. Во имя чего мы все должны так сильно рисковать? Во имя чего погиб мой брат? Я, в отличие от него, никогда не была уж очень убежденной сионисткой. Правда когда-то, еще в Москве, разговаривая с братом и его, как мне казалось, уже очень взрослыми друзьями, я ловила себя на мысли, что все они, ратуя за «возвращения евреев на свою землю», «алию в Иерусалим», правы. В этом была романтика. Но позже она обернулась убийствами и кровью. Сейчас я четко поняла, что эта земля является родной и для миллионов арабов. Они здесь родились и не понятно почему люди, типа моего брата, требуют от них отсюда уйти.

– О Боже, Соня, мне кажется, что сейчас со мной говоришь не ты, а Азиза. Кстати и она недавно говорила мне, что вполне может случиться, что решит вернуться в Москву.

– Вот мы там и будем снова дружить. И вместе ходить по магазинам и парикмахерским. Как тебе такой вариант?

– Это был бы в принципе шикарный конец противостояния между израильтянами и палестинцами. Вы можете показать пример всем остальным.

– Нет. Мы могли бы дружить в Москве, но не здесь. На Ближнем Востоке мы по разные стороны баррикад.

– Ну, значит баррикады эти не такие уж и высокие?

– Не знаю, не знаю. Может быть они даже и выше того, какими мы их себе представляем. Ну, ладно, давай спать. Как говорится, утро вечера мудренее.

 

Палестинцы готовы жертвовать собой ради своего народа…

Иерусалим, март 2002 года.

На подъезде к Иерусалиму Панов попал в длинную автомобильную «пробку». На установленных новых полицейских постах шла выборочная проверка документов. А поэтому машины двигались к городу со скоростью не превышавшей двадцати километров в час. Наконец, подошедший к «Ниссану» Панова полицейский попросил его выйти из машины и открыть багажник. Проверка заняла не более пяти минут. Увидев аккредитацию иностранного корреспондента, офицер сделал разрешающий знак рукой: проезжайте.

Полицейский даже попытался извиниться за причиненные неудобства. Но Алексей Константинович остановил его: не надо никаких извинений. Все понятно. Действия полиции правильны. Ведь только за неделю до этой их встречи в городе дважды происходили теракты. Причем, практически в одном и том же месте – на туристической улице Яффо. Трое были убиты и более 150 человек ранены. Там же в августе минувшего года смертник взорвал себя в пиццерии «Сбарро». Погибли 15 израильтян. Естественно, что полиции необходимо быть бдительной.

Между тем израильские власти предлагали различные варианты обеспечения безопасности в городе. Так, премьер-министр страны Ариэль Шарон одобрил проект «обороны Иерусалима», представленный главой Совета национальной безопасности Узи Дайяном. План, который также называли «Железный занавес Иерусалима», предусматривал создание сплошного заграждения вокруг города, широких «полос препятствий». Планировалось также построить стену длиной 11 километров, на которой были бы установлены приборы ночного видения. Был и вариант строительства забора с несколькими КПП, который отделил бы западные районы Иерусалима, где проживают израильтяне, от восточных, с преимущественно арабским населением.

Но отношение израильтян к плану Дайяна было далеко не однозначным. Ведь, как известно, Восточный Иерусалим был оккупирован израильтянами во время «шестидневной войны» 1967 года, а позже уже весь город провозглашен «единой и неделимой столицей еврейского государства». Такая постановка вопроса, естественно, была с самого начала встречена с возмущением в арабском мире. Арабы подчеркивают необходимость выполнения Израилем резолюций ООН 242 и 338, предусматривающих возврат к границам 1967 года. А палестинцы к тому же настаивают, чтобы Восточный Иерусалим в дальнейшем стал столицей их независимого государства.

Израильтяне с этим категорически не соглашались. Хотя бывший премьер-министр страны Эхуд Барак «вроде бы» и предложил летом 2000 года в Кэмп-Дэвиде Ясиру Арафату вариант «частичного самоуправления» в Восточном Иерусалиме. Этот факт вызвал шум в прессе и яростные нападки на Барака со стороны правых политиков, называвших саму идею «раздела Иерусалима» предательством.

Статус города – чрезвычайно болезненный вопрос израильско-палестинского противостояния. Поэтому подавляющее большинство иностранных посольств предпочитают работать в Тель-Авиве, дабы не вмешиваться в данный спор. Однако почти все правительственные учреждения Израиля находятся в Иерусалиме: парламент, канцелярии президента и премьер-министра, МИД и так далее.

Многие израильтяне были обеспокоены тем, что произойдет, если само израильское правительство разделит Иерусалим надвое. Не дадут ли стена и «полоса препятствий» дополнительных аргументов палестинцам в пользу провозглашения Восточного Иерусалима своей столицей? Не будет ли это де-факто уже означать, что вместо одного города станет два, как того на протяжении многих лет требуют палестинцы, – еврейский и арабский? Для чего, дескать, все это Израилю?

Власти же настаивали на том, что ничего подобного из проекта плана не вытекало. Все, дескать, продумано. И к тому же, как известно, премьер-министр Ариэль Шарон, «не в пример Эхуду Бараку», с самого начала указывал, что никогда не пойдет на раздел Иерусалима. В данном же случае речь, дескать, идет только об «обороне Иерусалима». Тем не менее жители Иерусалима, приехавшие из бывшего СССР, с иронией подмечали, что их снова загоняют за «железный занавес».

Проект плана «обороны Иерусалима» вызвал негативную реакцию и со стороны палестинцев, но по другим причинам. Палестинцы все время указывают, что Израиль намерен поселить их за «ограды резервации». Это, дескать, четко проявляется при блокаде палестинских городов на Западном берегу реки Иордан и сектора Газа. А теперь, дескать, еще и готовятся дополнительные ограничения на проезд в Иерусалим, и прежде всего в его арабскую часть.

«Израиль уже пытался блокировать Восточный Иерусалим с помощью траншей, блокпостов и КПП, – заявил, в частности, член руководства Палестинской национальной администрации Зийяд Абу Зийяд. – Однако это ни к чему не привело. Настоящая безопасность не может быть основана на военных мерах, она должна быть гарантирована политическими мерами, дипломатическими переговорами». А руководитель палестинского министерства информации Ясир Абед-Раббо назвал израильские предложения «планом оккупантов», доказывавшим, что глава израильского правительства Ариэль Шарон не был заинтересован в политическом урегулировании израильско-палестинского противостояния.

Вот такая сложная ситуация существовала в те дни в Иерусалиме. Тем не менее город был прекрасен, и, оказавшись здесь, Панов каждый раз пользовался моментом чтобы заглянуть в одно из его кафе или ресторанчиков, расположенных в центре, как раз на стыке между Западным и Восточным Иерусалимом. Так что, заглянув ненадолго в правительственную службу по работе с прессой, Алексей Константинович направился в сторону улицы Яффо, той самой, где некоторое время назад произошли два теракта.

В принципе в марте в Иерусалиме еще холодновато. Сказывается фактор, что город расположен в горах. Внизу, например, в Тель-Авиве или Нетании, закаленные суровым климатом своей бывшей родины, «русские» израильтяне, да и не только они, уже даже купаются в море. А жители Иерусалима еще часто ходят в теплых пальто и куртках. Здесь в марте даже можно увидеть женщин в меховых шубах и зимних сапогах. Но это, естественно, уже относится исключительно к «коренным» израильтянам. «Русские» над ними в этой связи насмехаются, говоря, что, естественно, у этих женщин нет другого шанса похвастаться обладанием столь дорогих предметов своего гардероба.

Но на этот раз день выдался удивительно теплый, и Панов с удовольствием уселся за установленным на открытом воздухе столиком одного из многочисленных кафе на примыкающей к улице Яффо площади.

Обед занял около часа. Алексей Константинович с наслаждением съел жареного цыпленка и запил его ароматным чаем. После чего он встал и медленно двинулся в сторону Старого города, возле которого, на крытой стоянке, всегда оставлял автомашину.

Подойдя к Яффским воротам, Панов автоматически свернул в сторону Храма Гроба Господня. Он заходил в него почти каждый раз, оказываясь в Иерусалиме. Ведь, думал Алексей Константинович, для того, чтобы побывать в этом Храме, паломники многие века совершают длительные путешествия, и если появляется возможность зайти в Храм, надо ей каждый раз пользоваться.

Панов прошел по узкой мощеной улочке, мимо многочисленных сувенирных арабских лавок, свернул налево и, вдруг, увидел женскую фигуру, показавшуюся ему очень знакомой.

– Азиза! – позвал он. – Что ты здесь делаешь?

– Ой, здравствуй, Алекс, – отозвалась девушка. – Очень хорошо, что мы с тобой сегодня встретились. А то я думала, что можем вообще никогда не увидеться.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Панов. – Я собирался приехать в Газу недели через две. Рассчитывал снова погулять с тобой по набережной. Даже опасался, что не застану тебя, что ты уже уехала в Москву.

– Да. К большому сожалению, у нас не всегда в жизни получается то, на что мы рассчитываем.

Алексей Константинович с удивлением смотрел на девушку. Ее лицо было укутано уже не в традиционный палестинский платок, а в какую-то плотную черную ткань, из-под которой хорошо видны были только глаза. Как на какой-то момент показалось Панову, полные слез. Да и вся ее фигура была облачена в очень странные бесформенные черные одежды и казалась серьезно располневшей.

– Как ты смогла так сильно поправиться? – спросил Панов, пытаясь прикоснуться рукой к довольно сильно выпиравшему из-под черного балахона животу Азизы. – Может быть ты беременна?

– Я беременна исключительно одной идеей, – нервно ответила девушка и решительным жестом отвела от себя руку Алексея Константиновича.

– Что за идея?

– Идея мести сионистам. Думаю, что смогу отплатить им за смерти моих товарищей. Ты, вероятно, слышал, что несколько дней назад был очередной налет израильских самолетов на Газу.

– Да, слышал…

– Так вот, одна из ракет попала в дом, где тогда мирно спал Адель. Ты его должен помнить. В свое время он возил нас по Газе.

– Да, помню.

– Адель убит. Вместе с ним погибли его престарелая мать и трое сестер. Одной из них еще даже не было десяти лет. Адель был моим женихом, и теперь я должна отомстить.

– Что ты, Азиза? Остановись. Не делай глупостей. Как ты собираешься мстить?

– Увидишь, – коротко сказала девушка. – Сегодня – пятница. То есть святой для мусульман день. И я провела его в молитве. Ходила на намаз в Аль-Аксу, просила Аллаха мира для своего народа. И независимого государства. А теперь мне пора идти. Меня ждут друзья.

В тот момент Панов действительно заметил, что в нескольких шагах от них стояла группа молодых арабов, и один из них нетерпеливо делал знаки Азизе: пошли, мол, прекращай разговор. Но девушка, казалось, старалась делать вид, что не замечает таких знаков и тянула время, чтобы еще немного постоять с Пановым.

– Можно мне познакомиться с твоими друзьями? – спросил Алексей Константинович.

– Нет, этого делать не следует. Так будет лучше. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Но я также не хочу, чтобы они были у тебя.

Но девушка, казалось, его не слушала.

– И еще, на последок, Алекс, – сказала она. – Перед расставанием я хочу тебе сказать, что ты всегда мне очень нравился. Еще с того дня, когда мы впервые встретились в Исламабаде. Я даже не исключаю, что любила тебя…

Неожиданно Азиза приблизилась вплотную к Панову, обняла его за шею и поцеловала в щеку. При этом Алексей четко ощутил, что под ее одеждой, в области живота, находился какой-то довольно большой и твердый предмет.

«Бомба? – подумал он, но тут же отогнал от себя подобные мысли. – Нет, не может быть. Все-таки Азиза – девушка умная».

– Все, мне пора идти, – решительно сказала девушка. – То, что я тебе сейчас сказала, уже не имеет никакого значения.

– А что же имеет значение в таком случае?

– Главное – это готовность пожертвовать собой ради своего народа…

Девушка резко повернулась и направилась в сторону группы арабов. И уже они все вместе быстрым шагом пошли вверх по мощеной улице, к Яффским воротам.

«На какой такой решительный шаг решила пойти Азиза? – думал Панов, уже ведя машину к Тель-Авиву. – Неужели она способна совершить теракт?»

 

Шахидка в черной одежде взрывает очередную бомбу в Иерусалиме…

Тель-Авив, март 2002 года.

На следующий день была суббота. Но Соня, как это происходило постоянно уже почти три года, в гости к Панову не приехала. Сказала, что ей надо встретиться с друзьями в Иерусалиме. Она, дескать, училась с ними в университете. И у них – день встречи. В одном из кафе в центре города.

Зато во второй половине дня позвонил Марк. Он с ужасом рассказывал Алексею Константиновичу, что стал свидетелем настоящей перестрелки, произошедшей в районе набережной Ницца. Два араба, говорил Марк, открыли стрельбу из автоматов по стоявшим в «пробке» автомашинам. Несколько человек убиты, десятки ранены. Вся мостовая залита кровью. Сами стрелявшие были застрелены на месте полицейскими.

– Ну, сколько еще весь этот кошмар может продолжаться? – вздыхал Марк. – Я чудом жив остался. Успел забежать в гостиницу. Своими глазами видел мертвых детей, женщин. Арабы – просто бандиты какие-то. Убийцы…

– Не забывай, что в Газе также происходят убийства, – возразил Панов. – От израильских ракет. И часто там гибнут также не командиры ХАМАС, а мирное население. Те же женщины и дети.

– Ну, не знаю, в Газу я, в отличие от тебя, к счастью не езжу. А вот в Нетании видел убийства собственными глазами. И, как ты знаешь, они убили моего сына. Поэтому я вправе говорить о них как об убийцах.

– А где во время перестрелки была твоя жена? Соня? – несколько сменил тему Панов, решивший не спорить с разнервничавшимся другом. – Они не попали в теракт?

– Ну, Даля, как всегда, в субботу сидит дома. А вот Соня уехала в Иерусалим, встречаться с друзьями. Мы очень волнуемся.

– И где они встречаются?

– В каком-то кафе. По-моему его название – «Момент». Как говорила Соня, это на углу улиц Азза и Бальфур. Я уже ей несколько раз звонил на мобильный телефон. Говорит, что все в порядке, что часам к восьми уже будет дома.

– Да, действительно, чего волноваться? Если сильно переживать по поводу каждого взрыва или перестрелки, никаких нервов не хватит. Отдыхай, Марк. Вечером созвонимся. Когда завершится Шабат.

Панов повесил телефонную трубку и включил радио. В этот момент как раз шли новости. И ведущий на русском языке рассказывал про очередной террористический акт. Уже не в Нетании, а в Иерусалиме. Панов даже невольно подскочил на месте, когда услышал, что бомба взорвалась у входа в кафе «Момент», в центре города. Всего, согласно передававшимся данным, за субботу в Нетании и Иерусалиме погибли 13 израильтян. И около ста получили ранения. Здание кафе полностью разрушено.

Панов снова взял телефонную трубку и позвонил Марку.

– Ты слышал?

Марк не дал ему договорить.

– Да, мне уже позвонили знакомые и рассказали о взрыве у кафе в Иерусалиме. И, ты знаешь, Сонин телефон не отвечает. Все время женский голос повторяет, что «номер временно не доступен». Мы с Далей просто в панике.

– Я сейчас позвоню знакомым израильским журналистам. Они быстро все узнают – кто погиб и кто ранен. И, если Сони в этом списке не будет, значит все в порядке…

Но все было далеко не «в порядке». Уже через час, поговорив с одним из репортеров, как раз только что прибывшим в редакцию из Иерусалима, Панов знал: Соня убита. Причем убита зверски. Как говорил репортер, тело девушки в результате взрыва было почти что разорвано. Пострадало и еще несколько молодых людей, поскольку их столик оказался ближе других к входу.

– А кто был террорист? Это известно? – спросил Панов.

– Имя пока не называется. Полиция только указывает, что это была молодая палестинка. Вся одетая в черные одежды. Шахид. Точнее шахидка…

«Неужели Азиза? – моментально подумал Панов. – Что же получается, что Соню убила ее подруга по московской школе? Да, неожиданный поворот судьбы».

На утро в воскресенье телевиденье показало «портрет террористки». Лицо Азизы было закутано черным платком, так что видны были только челка густых черных волос на лбу и глаза, которые, как казалось, смотрели с телеэкрана, прямо в лицо Панова. Это были глаза молодой девушки, широко раскрытые и с огромным любопытством взиравшие на окружающий мир. Совершенно мирные, невинные, почти ангельские глаза, как бы ищущие ответов на самые сложные жизненные вопросы. Было просто невозможно поверить, что именно эта полная жизненной энергии молодая девушка смогла взорвать бомбу в кафе, погибнуть сама, убить и искалечить десятки людей.

Сообщалось также, что в ответ на два террористических акта в ночь на воскресенье вертолеты израильских ВВС нанесли ракетные удары по объектам в палестинских городах Рамалла, Хеврон и Вифлеем на Западном берегу реки Иордан, а также по сектору Газа. Обстрелам в основном подверглись здания штабов палестинской полиции и служб безопасности, а в Газе еще и канцелярии руководителя Палестинской национальной администрации Ясира Арафата. Побережье Газы было также обстреляно с моря израильскими патрульными катерами.

Позже Панов узнал, что в момент обстрелов все здания палестинских учреждений на Западном берегу и в Газе были пусты. Их сотрудники покинули свои кабинеты сразу же после информации об очередных террористических актах в Иерусалиме и Нетании. Обстрелы, как ответ Израиля на теракты, согласно очень многим оценкам, были четко предсказуемы, и поэтому израильские ракеты в очередной раз крушили пустые здания и стоявшую в них мебель.

В те дни Панов просто не находил себе места. Он, естественно, присутствовал на похоронах Сони, организованных уже на следующий после ее гибели день. Смотря на черты прекрасной девушки, над телом которой рыдала обезумевшая от горя Даля, Алексей ловил себя на мысли, что вместе с Соней погибло и еще одно существо – их так и не родившийся ребенок. И это казалось Панову ужасным.

В последовавшие недели он старался избегать разговоров с Марком. Хотя это ему удавалось далеко не всегда. Ведь просто не возможно повесить телефонную трубку, когда друг детства говорит, как ему трудно пережить смерть детей. Как переживает его жена, и что теперь они остались совершенно одни. Во всем мире.

– Хотя бы Натан, или Соня, оставили нам внуков. Это было бы большим утешением, – почти всхлипывал Марк, и Панову казалось, что он обо всем знал и реально сожалел о так и не родившемся у дочери ребенке. Его ребенке…

 

Насилие разворачивается на полные обороты…

Тель-Авив, октябрь 2003 года.

Панов пробыл в Израиле еще более года. Он пережил в этой стране еще множество взрывов бомб, организованных арабскими шахидами. Пережил и многочисленные израильские армейские операции в палестинских городах на Западном берегу реки Иордан, обстрелы ракетами жилых кварталов Газы, результаты которых он также мог наблюдать лично.

Пик «Интифады Аль-Акса», как считал Алексей Константинович, пришелся на март 2002 года, вскоре после гибели Сони. Тогда в Нетании, на пасхальный Седер, была взорвана гостинца «Парк-отель». Погибли более двадцати человек.

Панов прибыл на место происшествия уже когда человеческие останки были убраны и какие-то люди в синих халатах окончательно смывали следы крови с пола в холле, где произошел взрыв, устроенный смертником.

Особенно почему-то тогда потрясло Панова одиноко стоявшее в углу инвалидное кресло на колесах. Оно явно «потеряло» своего хозяина, скорее всего убитого в результате взрыва, и казалось совершенно осиротевшим. Вокруг все было усеяно битым стеклом и переломанными деревянными фрагментами мебели и стойки бюро администратора.

– Я чудом осталась жива, – рассказывала журналистам пожилая женщина, у которой, как обратил внимание Алексей Константинович, тряслись не только руки, но и голова. – Едва успела выйти на улицу, чтобы встретить мужа. Только-только вышла из дверей, и тут раздался этот ужасный взрыв.

– Проклятые арабы, – скрежетал зубами также немолодой мужчина, вероятно муж женщины. – Им надо мстить за кровь евреев. За каждого убитого израильтянина. Чтобы знали… И боялись с нами связываться. Только страх возмездия может убедить арабов отказаться от терактов…

С мнением, высказанным мужчиной, Панов был категорически не согласен. За прошедшие годы, общаясь с израильтянами и палестинцами, он четко понял, что их месть друг другу – дорога в никуда. Евреи мстят арабам, а арабы в ответ – евреям. Заставить же противника силой пойти на уступки, которые требуют те, или другие, никто все равно не сможет. Так и будут убивать друг друга. До бесконечности…

«Что же это за напасть такая обрушилась на этот город, где живет семья моего друга детства? – думал Алексей Константинович. – Что за напасть обрушилась на израильтян? На палестинцев? Когда же действительно все это закончится? Когда прекратятся убийства?»

Но кровавые события еще только разворачивались. После теракта в «Парк-отеле» в Нетании, «в ответ», последовала крупная израильская армейская операция. Казалось, что в городах Палестинской автономии творилось что-то невообразимое. Особенно тяжело пришлось Дженину, откуда поступали сведения о множестве раненых и погибших. Там насилие также захлестнуло город.

Западные телекомпании снова передавали ужасные кадры из Дженина, а израильтяне опять обижались, подчеркивая, что такие репортажи, дескать, не объективны. Что надо в первую очередь показывать жертвы с израильской стороны. Телевизионщики также обижались, подчеркивая, что они так и поступают всегда, в частности, рассказав миру о недавнем теракте в Нетании и показав не менее ужасные кадры в «Парк-отеле».

Наблюдал Панов и другие бурные события. Например, почти повальное бегство богатых израильтян, испуганных началом американцами «антитеррористической операции» в Ираке, в результате которой, как очень многие были тогда уверены, должны были пройти ракетные обстрелы Израиля.

Но все обошлось, и коробка с противогазом, которую выдали Алексею Константиновичу в российском посольстве, так и пролежала без надобности в кладовке. А перед отъездом Панов с гордым видом передал противогаз сменщику: обладай, дескать, если что, ты – в безопасности.

Все это время с Марком он почти не виделся. Только уже в начале октября, примерно за неделю до отъезда, заехал к нему в Нетанию. Но не надолго. Друг детства рассказывал, что после убийства дочери сильно заболела его жена.

– Не знаю, – качал он головой, – как долго еще протянет Даля. Она совершенно сражена тем, что произошло.

Они снова сидели на набережной. Но на этот раз от похода в кафе воздержались.

– Ты, Марк, звони мне, если что-то понадобится, – сказал на прощание Панов, протягивая другу бумажку с записанными номерами его московских телефонов.

– Ладно, – согласился Марк. – Не исключено, что может быть мы еще и встретимся…

На этом и расстались…

 

От слова «Интифада» веет не только благородством, но и трупным холодом…

Поселок Никульское (Московская область), август 2010 года.

На следующий после похорон день, вечером, Марк объявил Панову, что с утра он ездил в Москву, купил билет на самолет и улетает в Израиль. Причем уже завтра днем. Он снова пытался объяснить своему другу детства, что провожать его в аэропорт не надо. Что он отлично доберется туда сам. Вот только было бы очень хорошо, если бы Панов довез его до железнодорожной станции в Мытищах. Оттуда он, дескать, на электричке, доберется до Москвы, переедет на метро с Ярославского на Павелецкий вокзал. И, опять же электричкой, проедет до аэропорта Домодедово.

– Это очень просто, Алеша, поверь мне, – извиняющимся тоном говорил Лурье.

Но Алексей Константинович его не слушал.

– Так, решено, и даже не смей возражать. Я еду провожать тебя в Домодедово. Мне это ни сколько не сложно. А, напротив, будет даже очень приятно, поскольку не каждый день доводится провожать друга детства.

– Ну, хорошо, ладно, – как показалось Панову, с радостным облегчением согласился Марк.

На следующий день он с раннего утра начал тормошить Панова повторяя, что уже пора выезжать.

– Но подожди, – говорил Алексей Константинович, – у тебя самолет вылетает в пять вечера. До Домодедова езды, даже с учетом на «пробки», отсюда – часа два. Ну, пусть три. Нам там надо быть в три часа дня. Ну ладно, пусть в два. Даже в час. Но и тогда выезжать необходимо только в десять. А сейчас еще семь часов утра.

– Алеша, ну прошу тебя, поедем. Я всегда очень волнуюсь перед поездкой. Ну, пусть я выгляжу провинциалом. Не заставляй меня нервничать…

Но как было не уважить старого друга? Тем более отца погибшей любимой женщины. В восемь часов утра они уже выехали из Никульского и стартовали в сторону МКАД. Автомобильная «пробка» действительно оказалась довольно плотной. Но все равно уже к половине одиннадцатого друзья стояли в зале отлета аэропорта «Домодедово». Регистрация пассажиров рейса на Тель-Авив еще не началась. Но Лурье, явно успокоившийся, сказал, что даже рад тому, что они приехали раньше и могут немного посидеть в аэропорту, поговорить.

– Может быть, пойдем в ресторан? – предложил Панов.

– Нет, не надо, – возразил Марк, явно все же опасавшийся опоздать на самолет и поэтому предпочитавший сидеть рядом с табло, на котором высвечивалось время на посадку на очередной рейс.

Они уселись в кресла, расположенные возле табло. Панов принес из буфета две банки сока и несколько бутербродов.

– Давай перекусим, – сказал он. – Еще не известно когда тебя накормят в самолете. Да и мне неплохо подкрепиться. Ведь домой я попаду только часа через четыре. И, как я думаю, у нас есть о чем поговорить перед расставанием. Совершенно не понятно когда мы еще с тобой встретимся. И встретимся ли вообще. Ты мне звони…

– Ты знаешь, Алеша, – нерешительно начал разговор Лурье. – А ведь я все знал о твоей связи с моей дочерью. И даже о том, что у вас должен был родиться ребенок.

– И почему же молчал? – спросил озадаченный Панов. До сих пор он был совершенно убежден, что друг его детства ни о чем даже и не догадывается.

– А что я мог сказать? – вздохнул Марк. – Конечно же, сначала я переживал, что моя девочка связалась с человеком намного старше ее по возрасту. Но потом, увидев ее полные счастья глаза, успокоился. Значит, подумал я, таков ее выбор. И не мне чинить ей препятствия.

– Да, ты меня удивил! – вздохнул Панов.

– Нет, о той вашей связи я нисколько не жалею. Напротив, мне кажется, что я даже рад этому. Но меня не оставляет иная мысль: в праве ли были мы с женой увозить наших детей в страну, где их, в конце концов, ждала смерть?

– Успокойся, Марк, ты же не мог этого предвидеть. Сотни тысяч советских евреев уехали в Израиль, и с большинством из них ничего подобного не произошло. Равно, как и с их детьми. Спокойно себе живут…

– Да, действительно многие «русские» израильтяне довольны жизнью. Но также многие боятся себе признаться, что их переезд оказался довольно рискованным предприятием. «Интифада Аль-Акса» стала для всех нас очень серьезным испытанием. Лично я – не воин. А все происходившее в те годы, когда ты был в Израиле – не для обычных мирных людей. Убийства, кровь…

– Да и в России девяностые годы также были далеко не «сахарными». Тоже была и кровь, и убийства…

– В начале девяностых годов мы это понимали. Поэтому и уехали. Но я лично никак не ожидал, что жизнь в Израиле окажется столь опасной и сложной. Постоянная нехватка денег. Отсутствие перспектив, крушение всех амбиций. Мы хотели жить там ради детей. Но и их убили.

– Ну что же теперь делать? Что случилось, то уже случилось. Надо жить дальше.

– Не знаю, не знаю. Главное, зачем все это? Кому нужны смерти близких людей? Евреям? Нет! Арабам? Не думаю…

– Да, противостояние между израильтянами и палестинцами продолжается. Причем на очень больших оборотах, – согласился Панов. – Недавно я снова читал сообщения о том, что на Храмовой горе в Старом городе арабы и евреи шли друг на друга «стенка на стенку», совсем как осенью 2000 года.

– Ты знаешь, Алеша, я много думаю о происходящем. И мне очень жаль не только родителей наших солдат, рисковавших жизнями во время операций в той же Газе, но и родителей палестинцев. В их дома тоже врывается горе. Как несколько лет назад оно пришло и в мой дом. Сказать честно, я даже не уверен, что хочу еще жить в этом кошмаре. Не уверен, что должен платить столь высокую цену. Не такой уж я убежденный сионист.

– Раньше, в молодости, ты, помнится, говорил иначе. Учил иврит, соблюдал «святость субботы», говорил о необходимости возвращения евреев на землю предков и так далее.

– Я и сейчас очень люблю свой народ. Но все же с тех пор я многое переосмыслил. Особенно после гибели моих детей. Во имя чего они отдали свои жизни? Моя мать и тетя Вера воевали в годы Великой Отечественной войны. Но у них никогда не было сомнений в том, что их друзья и близкие погибли тогда бессмысленно. А меня, напротив, мучают сейчас сомнения, что Соня и Натан ушли из жизни не понятно во имя чего. Сын говорил, что боролся за право евреев жить «на своей земле». Но ведь и арабы тоже родились на этой земле.

– Да, кстати, в отличие от всех вас, кто приехал в Израиль из России, Украины, Узбекистана, Франции или Марокко.

– Вот и я думаю, правильно ли мы оцениваем ситуацию? Да и арабы, насколько я теперь понимаю, никогда не отступят. Они, равно как и израильтяне, хотят не договориться, а победить. Настоять на своем. Эта «бойня» между двумя народами бесконечна. И я совершенно не уверен, что победителями в ней окажемся именно мы. Возможны и другие варианты.

– Допускаешь, что евреям придется паковать чемоданы и возвращаться туда, откуда они приехали?

– В доме, где я работаю консьержем, также работает один араб. Он – гражданин Израиля, но, как и большинство наших арабов, настроен пропалестински.

– Это естественно. Они – один народ.

– Так вот, мы с ним иной раз подолгу беседуем на разные темы. Он часто предпочитает не уезжать домой, в Яффо, а ночует в подсобке, которая находится в моем ведении. Я ему это разрешаю. Дорога до Яффо дорогая, а у него и без того денег мало. Так вот, он часто сравнивает израильтян с крестоносцами. И те, и другие, по его мнению, являются представителями Западной цивилизации. В свое время крестоносцы пытались покорить мусульман на Ближнем Востоке, заставить их жить по своим правилам. Ничего из этого не получилось. Арабы и крестоносцы воевали между собой несколько сотен лет, и арабы все-таки победили. Сколько лет, спрашивает мой собеседник, находятся здесь израильтяне? Всего-то шестьдесят с «хвостиком». Пройдет еще двадцать, пятьдесят, ну пусть сто или даже двести лет, и все равно арабы победят, и европейцы будут вынуждены вернуться к себе. Арабы, дескать, народ терпеливый и легко идет на самопожертвование.

– Но терять детей палестинской матери также больно, как и израильской. Поверь мне, я бывал в Газе, на и Западном берегу, и знаю что говорю. Там также с нелегким сердцем оплакивают погибших.

– Да, и конца этим смертям не видно.

– Ну, так бросай все и перебирайся ко мне. У меня в Никульском места много. Съездим к станции «Мамонтовская», вспомним детство.

– Но как я могу? Во-первых, у меня совершенно нет денег, а работу в России я уже никогда не найду.

– Да и ладно. Наплюй. У меня, в конце концов, есть деньги. Хватит на то, чтобы жить. И мне, и тебе.

– Нет, на это я никогда не соглашусь.

– Ну, ты хотя бы звони мне. И я буду тебе звонить. Узнавать как дела. Не так много, в конце концов, у нас осталось друзей детства.

– Не знаю, как у тебя. А у меня ты – единственный…

Простившись в Лурье, Алексей Константинович медленно вел машину в обратном направлении, к Никульскому. Ему было очень грустно. Прежде всего, потому, что он, вероятно, теперь уже точно навсегда, как ему казалось, простился с другом детства. С этим смешным человечком в длинном черном плаще и коричневых сандалиях. И особенно было грустно потому, что он, как это было уже совершенно ясно, никогда больше не увидит Соню. Короткий визит Марка разбередил его душу, нахлынули старые воспоминания.

«Что же это за края такие, – подумал Панов, – где одна молодая красивая девушка убивает другую, такую же молодую и красивую? Им бы жить, да радоваться! Детей рожать. Вместе по магазинам и парикмахерским ходить. Так нет, хватают в руки автоматы, привязывают к животу бомбы. Объяснение этому одно – Интифада. Слово-то какое красивое!..»

Панов вспомнил фотографию Азизы, показанную по израильскому телевидению на следующий после теракта в Иерусалиме день. Прекрасное лицо, огромные умные, полные интереса к жизни, глаза.

«Словно портрет самой Интифады. – пронеслось в голове Алексея Константиновича. – И цели, которыми она руководствовалась, были очень благородные. Борьба с врагом… Освобождение Родины… Но только уж очень много за поступком этой прекрасной девушки стоит крови. Так что, как не крути, а от слова «Интифада», хотя и веет благородством, но в то же время сильно тянет трупным холодом.

Как, вероятно, и от слова Революция. Красивая мечта, стремление к Справедливости, к тому, чтобы в мире все было Честно. Как в прочитанной в детстве прекрасной сказке. Но почему-то в сказке, когда ее кто-то «делает былью», гибнут невинные люди? Гибнут еще только начинающие жить красивые молодые женщины и даже еще не родившиеся дети?

И – с другой стороны – во имя чего погибли малолетние сестры палестинца по имени Адель и его престарелая мать? Ведь они точно не были террористами. Где же эта самая Справедливость? Разве так Честно?»

Это были сложные вопросы. За годы, прошедшие после командировки на Ближний Восток они постоянно мучили Панова. Алексей Константинович задавал их себе множество раз. И при этом заранее четко понимал, что ответов на них он все равно не найдет…