В пять часов вечера к дому Бауэра приехали полицейские. Я впервые столкнулся близко с пресловутой немецкой бюрократией. Она была очень схожа с российской и в чем-то ее даже превосходила. Сразу разобравшись в том, что ничего экстраординарного не произошло и оперативного вмешательства не требуется, полицейские начали медленно и нудно разжевывать ситуацию.

Хозяин дома Александр Бауэр выглядел подавленным. Он лишь вяло кивал, подтверждая слова Анатолия, который что есть силы старался объяснить стражам порядка, что произошло. Наконец младшие чины поняли, что здесь необходимо присутствие начальства и переводчика. Они сделали соответствующий запрос по телефону, и через некоторое время прибыли комиссар полиции и учитель из местной школы, знающий русский язык.

Наконец удалось выговориться и мне. Я показал местным полицейским документы, полученные мной перед отъездом в нашей городской милиции с помощью Дынина и подтверждающие то, что Наталья Костенко находится во всероссийском розыске. Бауэр же, со своей стороны, не смог предоставить никаких документов, подтверждающих легитимность нахождения Натальи в Германии.

Еще через некоторое время прибыло полицейское подкрепление из Франкфурта, организованное, видимо, не без помощи Быстрякова. Объяснения повторились.

Наконец полиция приняла решение – Наталью увела наверх одна из женщин-полицейских. Через двадцать минут она снова появилась внизу, уже одетая и готовая для транспортировки в местную больницу. Анатолий просился поехать с Натальей, но его не пустили.

При осмотре дома Бауэра полиция обнаружила ампулы с белым порошком. Эти ампулы были приобщены к делу и отправлены на экспертизу. Скорее всего раствором этого вещества и колол Наталью Бауэр.

Сам Бауэр ничего не отрицал, но и ничего не подтверждал, заявляя, что будет беседовать только в присутствии своего адвоката.

К вечеру нас всех увезли в полицейское управление. Туда же вызвали домработницу-турчанку.

Управление мы покинули утром следующего дня. Нас с Анатолием отпустили, обязав как свидетелей, проходящих по делу, не выезжать из города. За Бауэра же его адвокат внес в местный суд необходимую сумму залога, и он отправился домой.

Мы с Костенко после того, как вышли из управления, сразу же направились в больницу. Лечащий врач Натальи сообщил нам о том, что пока у девушки лишь взяты первые анализы, и ничего конкретного он сказать не может. Кроме того, он отметил, что налицо серьезные нарушения психики.

Анатолий остался в больнице с женой, я же направился в гостиницу. Едва добравшись до койки, я уснул мертвым сном.

Разбудил меня телефонный звонок. Звонил Быстряков.

– Владимир Александрович? – послышалось в трубке.

– Слушаю вас, Сергей Дмитриевич, – заспанным голосом ответил я.

– Случилась еще одна трагедия.

– В чем дело?

– Сегодня днем у себя дома застрелился Бауэр.

Несколько секунд я сидел, пытаясь осознать услышанное.

– Алле! – напомнил о себе Быстряков.

– Да, да, – встрепенулся я.

– После себя он оставил письмо, в котором изложил все подробности переправки девушки за рубеж. В значительной степени это облегчает ситуацию.

– Каким же образом? – удивился я. – Ведь со смертью Бауэра все концы ушли в воду! Пропала ведь не одна Наталья, а Бог знает сколько еще девушек!

– Я понимаю. С другой стороны, не было никаких гарантий, что Бауэр в суде стал бы давать показания. Он мог заявить, что подобрал девушку в притоне Гамбурга, а препарат ему подкинули вы.

– Но на ампулах наверняка были отпечатки пальцев!

Быстряков не стал со мной спорить и сказал:

– Наверное, вы правы. Но судьба распорядилась именно так. Я звонил уже сегодня Ивану Алексеевичу и рассказал о результатах вашей работы.

– К сожалению, результаты не слишком обнадеживают. Хорошо хоть девушку нашли.

– Теперь, видимо, дело передадут российским правоохранительным органам, а девушку отправят в Россию.

– Я думаю, что чем быстрее это будет сделано, тем лучше. Было бы неплохо, если бы при этом была соблюдена секретность.

Мы с Быстряковым еще немного поговорили, и я отправился снова в клинику навестить Наталью Костенко. Анатолий все это время провел в палате со своей бывшей женой, не сомкнув глаз. Я сообщил ему о случившемся с Бауэром. Ненависть к Бауэру была весьма сильна у Анатолия, и он не выразил по этому поводу никакого сожаления, посетовав лишь, что потерян важный свидетель по делу.

Анатолий сообщил, что с Натальей все по-прежнему. Она мало что помнит и не узнает своего бывшего мужа. Я посидел с ними еще немного и поехал в полицейское управление Оффенбаха. Комиссар полиции Хесслер, с которым я познакомился вчера в доме Бауэра, увидев меня, тут же вызвал переводчика, который прибыл в течение пятнадцати минут, когда я пил крепко заваренный кофе.

Комиссар спросил через переводчика, знаю ли я о самоубийстве Бауэра. Я ответил утвердительно. В течение полутора часов нашей беседы комиссар сообщил мне, что российское посольство уже поставлено в известность и готовятся документы на депортацию Костенко в Россию. Кроме того, он заявил, что возбуждено дело по незаконному пересечению границы и контрабанде.

Я поинтересовался, проведен ли анализ химического препарата, которым кололи Наталью. Комиссар ответил, что, по заключению немецких медиков, порошок в ампулах представляет собой наркотический препарат, неизвестный официальной медицине. Препарат также будет передан по линии Интерпола в Москву. При этом Хесслер заверил меня, что все будет сделано с соблюдением необходимого уровня секретности.

Я сказал Хесслеру, что, хотя самоубийство Бауэра получит общественный резонанс, преступники могут не узнать об этом. Не исключено, что, как и говорил Бауэр, через месяц в Оффенбахе появится курьер с новой порцией наркотического вещества. Хесслер сказал мне, что на этот счет я могу не волноваться, так как в доме Бауэра уже выставлен полицейский пост, который встретит курьера.

Я поблагодарил комиссара за информацию и, пожелав ему удачи в деле отыскания следов торговцев живым товаром, поехал снова в больницу. Сообщив Анатолию сказанное мне комиссаром, я настоял на том, чтобы он, наконец, поехал в гостиницу и отоспался, аргументируя это тем, что персонал больницы окажет Наталье необходимую помощь.

Утром следующего дня мы с Анатолием поехали в больницу. Врач сообщил, что никаких серьезных изменений за прошедшее время в состоянии больной не произошло, да и не могло произойти, так как ей требуется продолжительный курс лечения. Он сказал, что даст согласие на депортацию Натальи в Россию в ближайшее время. Комиссар Хесслер в свою очередь сообщил ему, что документы на депортацию уже подготовлены.

Это был наш последний день, проведенный в Оффенбахе. На следующий день в сопровождении офицера полиции и медика Наталью повезли во Франкфурт. Мы с Анатолием купили билет на тот же рейс, которым должны были отправить в Россию его бывшую супругу.

Уже сидя в самолете, я задумался об итогах своей первой в жизни зарубежной командировки. В Германии была найдена девушка из России, насильно туда увезенная и подвергшаяся, как подопытный кролик, медицинским экспериментам. Значит, я не зря потратил деньги Путилина. Но меня волновала сейчас судьба остальных трех девушек, увезенных из России. Они исчезли очень давно – и никаких зацепок, чтобы найти их.

В своей предсмертной записке Бауэр сообщил фамилию человека, который был организатором этого проекта и которого позже убили. Наверное, московская милиция или ФСБ займутся выяснением его связей. Но это все наверняка потребует времени. И, что самое главное, преступная группировка наверняка еще действует. Не исключено, что она продолжает отсылать новый живой товар за рубеж. Судя по кругленькой сумме, которую выложил за Наталью господин Бауэр, этот бизнес являлся крайне прибыльным, и вряд ли преступники откажутся от него, несмотря на высокий риск.

…Авиалайнер приземлился в Шереметьево, и у трапа самолета нашу троицу уже встречали. Ко мне подошел среднего роста плотный мужчина и, поздоровавшись, представился – старший следователь по особо важным делам прокуратуры России Александр Субботин.

Оставив Наталью Костенко на попечение медиков, которые тут же увезли ее в больницу при одном из научно-исследовательских центров, мы вместе с Анатолием и Субботиным отправились на ожидавшей нас возле аэровокзала белой «Волге» в прокуратуру России.

Там мы в очередной раз поведали следователю о наших германских приключениях и их результатах.

– Ну что ж, – сказал Субботин, выслушав наш рассказ – придется нам действовать активнее. Наверняка эта преступная группа еще работает. Еще отыскивают клиентов. И времени у нас, к сожалению, не очень много. Думаю, что информация о смерти Бауэра до них все же дойдет, и они могут затаиться.

– Может быть, это и хорошо, – сказал Анатолий. – Прекратится этот варварский бизнес.

– Может быть, – согласился Субботин. – Хотя вряд ли. Скорее, они будут более осторожными. Уж больно выгодное это дело…

Мы попрощались со следователем, и он обещал свое содействие в том, чтобы нам не оказывали препятствий в больнице, куда направили Наталью. Я оставил Анатолию денег из наших командировочных, чтобы он смог привезти жене все необходимое.

В коридоре больницы я беседовал с врачом, наблюдавшим Наталью Костенко. Я сообщил ему, что сам бывший медик, и спросил, возможны ли необратимые явления в психике после применения этого препарата. Еще достаточно молодой врач сказал:

– Пока делать прогнозы рано. Хотя думаю, что необратимые явления возможны. Все зависит от сроков применения этого препарата. Прошло слишком мало времени…

Побывав дома, я поехал в клуб «Помпей». Последний раз с Путилиным я связывался по телефону несколько дней назад, будучи в Германии.

– Ну наконец-то! – воскликнул Путилин, – Я вас ждал еще позавчера.

Мы поздоровались.

Я объяснил как мог свою задержку и в подробностях рассказал о своей беседе со следователем Субботиным.

– Все ясно, – сказал Путилин, неодобрительно посмотрев на меня. – Я просил не вмешивать сюда официальные структуры.

– К сожалению, без этого обойтись в данной ситуации было нельзя. Девушка была ввезена в Германию нелегально, а вывезти ее оттуда можно только легально. Пришлось подключать немецкие официальные органы, они же в свою очередь не могли не информировать своих российских коллег…

– Да ладно, понял я! – отмахнулся Путилин. – Как там Наташка?

– Пока неясно. Но ситуация крайне тревожная.

– Понятно, – протянул Путилин. – Ладно, поехали со мной.

– Куда? – удивленно спросил я.

– В ГУВД. Меня вызывают.

– Зачем?

– Вот там и узнаем, – сказал Путилин и, поднявшись, пошел к выходу.

Через двадцать минут мы вчетвером сидели в кабинете начальника ГУВД генерала Рюмина. Кроме генерала, высокого статного мужчины с зачесанными назад волосами и почти дикторским баритональным голосом, в кабинете присутствовал уже знакомый мне следователь Генеральной прокуратуры Субботин.

Субботин как раз завершал рассказ о ходе следствия.

– Конечно, мы будем разрабатывать все места, которые могли представлять интерес для бандитов в плане селективной работы. Это массажные салоны, шейпинг-центр, всевозможные академии красоты. Мы прошерстим конторы, занимающиеся вызовом проституток на дом. Но эта работа требует времени. Пока реально, что у нас есть, – это клуб «Помпей», из которого уже исчезли четыре девушки. Поэтому именно там надо внедрять агентуру, и именно клиенты клуба должны в первую очередь попасть в сферу внимания оперативников.

– Да вы что?! – удивился Путилин. – Я категорически против. Как вы это себе представляете? Семен Степанович, – посмотрел он на генерала. – Это же нонсенс! Вы меня разорите, если я покажу списки клиентов клуба. Вы представляете себе клуб, нашпигованный милицией в штатском? Да ко мне потом ни один сраный ларечник не зайдет! Семен Степанович, вы знаете, что я с милицией дружу и законов не нарушаю. Вы знаете объемы моей спонсорской помощи нашей городской милиции. Но всему есть предел. Все, что предлагает господин Субботин, меня просто разорит. Кому от этого станет хорошо?

Генерал, потупив взор, выслушал Путилина, потом положил руку на стол в направлении директора клуба и произнес:

– Успокойтесь, Иван Алексеевич, успокойтесь.

Переведя взгляд на Субботина, он сказал:

– Может быть, есть смысл начать с проституток и массажных салонов? Зачем сразу тормошить такое солидное учреждение? Там все-таки бывает цвет города…

Субботин взглянул на генерала так, словно оценивал, каких проституток любит заказывать генерал в клубе «Помпей».

– Я высказал свое мнение. Клуб «Помпей» – это единственная конкретика, имеющаяся у нас в руках. Рассчитывать на показания девушки, которую нашли, пока не представляется возможным. Память к ней не вернулась. Ничего другого у нас пока нет.

Генерал насупился и, сложив перед собой руки, налег грудью на стол и уставился в какую-то точку перед собой. В кабинете воцарилась напряженная тишина.

Я откашлялся и произнес:

– Разрешите мне высказать свое мнение.

Собравшиеся уставились на меня, ожидая, когда я заговорю.

– Я думаю, что Иван Алексеевич прав – пускать милицию в клуб «Помпей» нецелесообразно.

На губах Субботина появилась усмешка. Я постарался не обращать на это внимание и продолжил:

– Я думаю так потому, что клуб «Помпей» является для преступников самым лакомым кусочком. Дело в том, что девушек, подбираемых Иваном Алексеевичем для работы, как и других его сотрудников, можно отнести к высшей категории. У всех девушек великолепные внешние данные, они хорошо образованы, обаятельны, прекрасно владеют искусством общения. Не случайно именно отсюда было взято так много девушек. И это при всем при том, что клуб «Помпей» является хорошо организованной структурой, способной за себя постоять в случае наезда на ее интересы. Поэтому преступники наверняка соблюдали здесь правила предосторожности и конспирации. И если вдруг в клубе появятся новые люди, пусть даже в штатском, тем более если они совершат вдруг какую-то ошибку, это мгновенно насторожит преступников и заставит их лечь на дно не только в «Помпее», а и везде. Пока единственная их ошибка заключалась в том, что они не нашли визитную карточку, данную Бауэром Наталье, видимо, при знакомстве. И то только потому, что она забыла сумочку у своего бывшего супруга. Это дало возможность найти саму девушку и одного из клиентов. Однако Александр Бауэр уже мертв, да и если бы он был жив, вряд ли смог дать какую-то полезную информацию. Я думаю, он был искренен, когда говорил, что мало знает об этой преступной организации. Уж больно осторожно они работали.

– Так что же вы предлагаете? – спросил Субботин, во время моего монолога нетерпеливо ерзавший на стуле.

– Я предлагаю вести работу в «Помпее» силами самого клуба.

– Что вы имеете в виду?

– Прежде всего себя. Я человек, уже примелькавшийся в клубе.

– А на каком основании вы будете там работать?

– На основании того, – влез в разговор Путилин, – что Владимир Александрович является начальником моей службы безопасности.

– И давно? – спросил генерал.

– С начала расследования, – не моргнув глазом и не замечая моего удивленного взгляда, соврал Путилин. – У него в подчинении несколько человек, в том числе моя личная охрана.

– А сколько людей вы можете задействовать? – спросил меня Субботин с улыбкой.

– Я думаю, что много людей здесь не надо. Скорее всего предстоит кропотливая работа по изучению статистики посещений клуба клиентами. Я имею в виду, с кем и когда работали девушки. Дальше эти данные будут предоставлены вашей следственной группе, и вам предстоит слежка уже за конкретными людьми.

– А вы знаете, – генерал встал и заходил по комнате, – мне эта идея нравится. Я думаю, нам есть смысл пойти навстречу Ивану Алексеевичу и его начальнику службы безопасности.

Субботин снова скептически окинул взглядом генерала, бросил взгляд на меня и сказал:

– В словах Владимира Александровича есть свои резоны. Но если через какое-то время результатов не будет, я стану настаивать на своем варианте.

Генерал посмотрел на Субботина с таким выражением на лице, как будто он съел горькую пилюлю.

– Думаю, что десяти дней здесь хватит.

– Но не больше, – сказал Субботин.