Окно дома напротив распахнулось — из него вылетела ведьма в пестрой кошачьей шубе. Альбина заметила ее и смутилась. Она прервала танец, принялась поправлять шапочку, как будто лишь для этого подняла руки. Откуда-то появились три другие ведьмы, потом прилетели еще две. Не прошло и пяти минут, а над площадью уже кружилось больше десяти колдуний. Одни из них выглядели глубокими старухами, другим же было не больше, чем двадцать лет. Женщин среднего возраста в этой компании не было, а младшей среди всех была Альбина. Какое-то время ведьмы летали вокруг городской башни, а потом принялись гоняться друг за другом. Генрих хорошо слышал их веселый смех.

Когда часы на башне пробили половину первого ночи, игры прекратились. Смех стих, и Генрих увидел, как к ведьмам, выстроившимся в воздухе, точно солдаты на смотр, подлетела еще одна.

Генрих навел на припоздавшую ведьму бинокль.

— Так я и знал, что эта старая карга начальница над всеми регенсдорфскими ведьмами! — в старухе Генрих узнал Карлу Майселвиц, сморщенную старуху, которая первой бросила вызов Каракубасу и у которой проживала Альбина.

— Ишь, как напуганы ведьмы! — продолжал рассуждать Генрих вслух. — Боятся старухи. Знают, поди: такая огреет не задумается… А летать старушенция не очень-то любит, вцепилась в метлу так, будто боится, что деревяшка взбрыкнет и сбросит ее.

Пока старуха отчитывала ведьм, Альбина держалась в стороне, всем своим видом демонстрируя особое положение и полное безразличие к ведьмовским делам. Она несколько раз облетела ратушу, а потом принялась нетерпеливо кружить за спиной Карлы Майселвиц. Остальные ведьмы сидели на метлах, не шелохнувшись, покорно склонив головы и пряча глаза.

— Послушать бы, что говорит старушенция, — вздохнул Генрих. — Чем ведьмы могли так перед ней провиниться?

— А ну, дай глянуть! — пискнул вдруг кто-то в самое ухо мальчику.

Генрих вздрогнул и отнял от глаз бинокль. Возле него на подоконнике стояли два удивительных существа. Если бы не вздернутые носики и уши — длинные, как у зайцев, но с пушистыми кисточками на концах, — крохи могли бы сойти за кошек, стоящих на задних лапках, или, скорее, за обезьянок. Оба малыша были в коротких, до колен, клетчатых штанишках, ботиночках с загнутыми кверху носками и в вязаных шерстяных гетрах. Выше пояса никакой одежды на малышах не было. Их плечи, спину и грудь покрывала короткая густая коричневая шерстка. У одного из малышей шерсть была темнее.

— Дай глянуть! — повторил требование малыш со светлой шерстью, хватаясь за ремень бинокля. Пальчики у него были розовые, без шерсти, с коротко обрезанными ноготками. Из-под нахмуренного лобика на Генриха с вызовом смотрели большие круглые глазки.

Пока Генрих раздумывал, как ему вести себя с этими странными, удивительными малышами, и молчал, существо дернуло за ремень и невинно моргнуло длинными ресницами.

— Ты жадный и злой! заявило оно через секунду. — Сейчас же дай мне эту штуковину!

— Вот ты, Бурунькис, и попался! — ехидно сказал другой малыш. — Всем говоришь, что ты умный, а сам — глупый! Он ведь не может нас ни видеть, ни слышать! Забыл, что ли? В лучшем случае он может подумать, что у него эту штуковину из рук вырывает невидимая сила. Отойди-ка, уж я точно отберу у него ее, — он попытался дотянуться до ремня через плечо дружка, но тот отпихнул его:

— Ты сам, Капунькис, глупый! А я еще просто не привык к тому, что здесь мы — невидимки. И вообще, почему это я должен тебя пропускать?

— А потому, что ты все интересное высмотришь, и мне ничего не останется.

— А я и хочу, чтоб тебе ничего не осталось. Кто на прошлой неделе съел все печенье, которым меня угостила тетушка Фали? Думаешь, я забыл?

— Но за это я отдал тебе почти половину своего яблока!

— За вкусненькое печенье какое-то кислое яблоко?

— Врешь! Яблоко было сладкое, — уши малыша с темной шерстью шевельнулись. Он гневно насупил брови и требовательно пискнул:

— Дай мне первому глянуть, кому говорю!

На это другой малыш показал кулачок и с вызовом спросил:

— А по лбу не хочешь?

— Ах, так? Мне — по лбу?! — малыш, не желавши и оказаться вторым, схватил приятеля за плечи и попытался скинуть его с подоконника. Началась полная напряженного сопения борьба. На человека никто из малышей внимания не обращал. Желая привлечь к себе внимание, Генрих открыл было рот, но тут малыш со светлой шерстью выдернул из его рук бинокль.

— Получи, злодей! — закричал он и, развернувшись треснул биноклем другого малыша по голове.

Его противник на мгновение опешил, почесал шишку, и издав воинственный клич, бросился в атаку. Под недоумевающим взглядом Генриха мохнатые существа свалились с подоконника и принялись колотить друг друга на полу. Комната наполнилась визгом и воплями. Никого из дерущихся бинокль больше не интересовал.

— А ну, стойте! — не выдержал Генрих. — Прекратите немедленно!

Малыши вскочили на ноги и посмотрели на Генриха так, точно увидели его впервые. Тот, у кого шерстка была светлее, толкнул приятеля локтем в бок и зашептал, но так, что Генрих все расслышал:

— Спроси его, Капунькис, кто он такой, чтобы нам указывать?!

— Да! Ты кто такой, чтоб нам, глюмам, указывать?! — выпятил грудь Капунькис, но тут же, не дожидаясь ответа, покосился на дружка:

— А ты чего это вздумал мне подсказывать? А? Ты сам-то, сам-то ты — кто такой? — с вызовом спросил он.

— Перестаньте драться, кому сказано! — начал злиться Генрих.

— По-моему, он нас видит, — сказал Бурунькис, глюм со светлой шерсткой. — Это странно.

— Враки! Этого не может быть. Люди в Большом Мидгарде не могут нас видеть, — наморщил лобик второй. — Постой, постой… что-то я не могу взять в толк…

— Ты всегда туго соображаешь! — и не успел Генрих глазом моргнуть, как Бурунькис внезапно выдернул ножку из-под комода и огрел ею Капунькиса по лбу. Тот опрокинулся на спину, а комната наполнилась грохотом повалившегося комода.

— Ух, весело! радостно выдохнул виновник шума, а в следующее мгновение отлетел к стене, сбитый с ног учебником по математике.

— Ну, вы умеете злить людей! — сказал Генрих и улыбнулся, подумав, что даже от «изжившей» себя математики иногда бывает польза. По крайней мере, от учебника.

Мальчик прошелся по комнате и за загривок поднял стонущих глюмов с пола, точно кошек.

— Кто ж вы такие, и что мне с вами делать-то?

Один из малышей попытался укусить Генриха за руку, но Генрих жестко встряхнул его:

— Попробуй только — голову откручу! — Генрих демонстративно осмотрелся и направился к окну. — Вышвырнуть вас, что ли?

— А на улице холодно, — пискнули в один голос глюмы. — Забыл? Зима сейчас.

— Вот и отлично! — хмыкнул Генрих. — Лучшего места для вас не найти. Там уж вы ничего не сломаете.

— Думаешь? — с сомнением в голосе спросил один из глюмов.

Генрих промолчал. Выбрасывать странных гостей он, конечно же, не собирался. «Но если этих драчунов не припугнуть, — подумал Генрих, — они разнесут все в доме и сам дом». Он сжал одного из малышей под мышкой, открыл окно, перегнулся через подоконник, да так и замер — площадь невозможно было узнать… Домовые в свитерах, вязаных шапочках и гетрах усердно сметали с крылец домов снег. Маленькие ростом в четверть человека, — они тем не менее очень ловко обращались с длинными метлами. Возле них крутились больше мешая, чем помогая, кобольды и хайдекинды. По площади важно прогуливались полупрозрачные призраки. Призраки, единственные из присутствующих на площади сказочных существ, выглядели этакими щеголями. А так как все они одевались по моде того времени, когда утратили свою человеческую сущность, то по ним можно было легко проследить историю костюма. В основном призраки были вежливыми и, проходя мимо домовых, мужчины-призраки кланялись, приподнимая свои шляпы, а дамы приседали в реверансе. Под самым окном Генриха взад-вперед важно вышагивал призрак в пышном бело-красном средневековом наряде и с рыцарским шлемом на голове.

— Мое почтение, фрау Вера, прогудел призрак, завидев одетую в белое женщину, которая едва ли была призраком.

— Всего наилучшего вам, господин барон, — кивнула женщина. Она пересекла площадь и исчезла в стене дома напротив.

Пока Генрих затаив дыхание разглядывал удивительных обитателей Регенсдорфа, домовые покончили с уборкой и расселись на подметенных ступеньках. Кобольды и хайдекинды устроились рядом. К отдыхающим стали подходить домовые-соседи, во двор вынесли пиво. Прикурив свои длинные трубки, домовые потягивали пиво из большущих кружек и о чем то размеренно толковали. Если бы не рост и однообразно-пестрая одежонка, их можно было бы принять за людей.

Неожиданно на улице показался одинокий прохожий, мужчина в полупальто с поднятым воротником и без шапки. Он шел очень быстро, почти бежал и, судя по всему, никаких сказочных существ не видел: он едва не наступал на них, а призраков вообще проходил насквозь. Домовые, хайдекинды и кобольды поспешно отскакивали в сторону, и мужчина без приключений добрался до крыльца одного из домов. Здесь удача отвернулась от бедняги — один из домовых отвлекся, сдувая с пива пенку, и мужчина с разбега налетел на него. Оба растянулись на ступеньках. Человек поднялся первым. Он внимательно осмотрел ступеньки, удивляясь тому, что споткнулся на ровном месте, никого не увидел, пожал плечами и вошел в дом. Домовой погрозил ему вслед кулаком.

— Ну все, уж теперь разине достанется, — услышал Генрих радостный голос одного из глюмов. — Домовой ему всю посуду в доме перебьет. И поделом: сколько пива напрасно разлилось!

Домовой подобрал свою деревянную кружку и ушел с крыльца.

Из переулка выехала тележка, запряженная волком и груженная доверху всяким скарбом. Волк был в кожаном наморднике, а рядом с ним величаво ступал бородатый гном и время от времени зычным голосом выкрикивал:

— Ножи, топоры, зеркала, кастрюли, золото и камни! Налетай, покупай! Хозяйство добром пополняй!

Домовые, призраки и другие удивительные создания подходили к тележке, торговались, что-то выменивали и уносили с собой. Телега пустела на глазах. Только женщина на лавочке возле ратуши осталась равнодушной к зазываниям гнома. Она сосредоточенно крутила веретено.

— Смотри, смотри, фрау Хольда опять пряжу прядет! — пискнул один из глюмов. — А вчера ее не было видно…

Неожиданно раздался грохот, и по площади промчались в ступках десятка два существ, каждый размером не больше кулака.

— Шуликуны поскакали, пропищал глюм под мышкой Генриха. Так ты бросаешь нас или как? — Он принялся нетерпеливо ворочаться. Не выдержав щекотки, Генрих рассмеялся, поднял руку, и глюм свалился па подоконник. Он тут же, не дожидаясь, когда его снова схватят, сиганул в глубь комнаты и исчез в темноте.

— Где справедливость?! — возмущенно запищал второй малыш. Братца ты отпустил, а меня? Немедленно отпусти!.. Ну, пожалуйста, мы больше не будем ничего ломать… Честное слово.

Генрих рассмеялся и поставил глюма на пол.

— Кто ж вы такие-то? — спросил он, присаживаясь на край стола. Давайте познакомимся? Я — Генрих Шпиц, и последнее время у меня голова идет кругом от всевозможных чудес. Я даже отвык удивляться, хотя ничего и не понимаю. Так что, если вы можете что-нибудь прояснить, я буду очень благодарен.