Шестнадцать минут. За шестнадцать минут просто невозможно подготовиться к подобному нашествию. Если бы его предупредили сразу же после сеанса космической связи, все было бы в порядке. Но никто и не подумал известить Хансейкера.

Конечно, ребята с «Президио» не виноваты — они едва успели отбить единственное сообщение, мол, нужна помощь и они вот-вот причалят, как аппаратура накрылась. Нет, это все отдел ремонта и обслуживания.

Какой-то идиот забыл передать Хансейкеру, что его курорт будет набит под завязку.

Хотя «Курорт и казино Ваадум» не такое уж и приятное местечко. Так, на всякий случай, на худой вариант. Если вы летите через звездную систему Коммонс (а большинство так и летает), захотели передохнуть и вам невмоготу ждать еще несколько дней, чтобы добраться до «Звездных курортов Коммонса» — а это, кстати, настоящие курорты на полноразмерных станциях, — вот тогда вы и попадете в «Курорт и казино Ваадум».

Хансейкеру нравится считать Ваадум своего рода приятной неожиданностью. Первоначально это был форпост Ваадум, лет на двести старше станции Коммонс и до сих пор выглядит соответственно. Маленькие и тесные жилые помещения. Стыковочное кольцо, к которому не может причалить большинство современных кораблей. Ремонтная мастерская с ограниченными возможностями. Склад снабжения и пополнения запасов, которому время от времени требуется снабжение и пополнение. И, разумеется, сама зона отдыха.

Когда Хансейкер его купил, курорт был маленьким обшарпанным мотелем, которым заправляли техники из ремонтной мастерской. Эти ребята смекнули (случайно, как гласит предание), что периодически кораблям с неисправностями или другими проблемами на борту приходится высаживать пассажиров. И лучше размещать их в платных номерах, чем на столах в кафетерии.

Хансейкер сам встал за конторку администратора, потому что шестнадцать минут не могли возместить тех шести месяцев, в течение которых ему было лень обновить систему автоматической регистрации. Номера он тоже полгода не убирал — по крайней мере, не все. Да и системы жизнеобеспечения не проверял.

Весь штат собственно отеля — целых два человека — он отправил сметать пыль, менять постельное белье и налаживать, чтобы во всех номерах были кислород и относительно нормальная температура, а сам занялся уборкой вестибюля, стараясь придать ему приличный вид.

Парни из ремонта и обслуживания сказали ему, что на «Президио» двенадцать пассажиров и четыре человека экипажа, поэтому ему понадобятся минимум восемь номеров, но лучше иметь наготове шестнадцать.

Еще лучше было бы держать чистыми и пригодными для проживания все тридцать — но, если честно, какой в этом смысл? Из трех номеров, постоянно содержавшихся в полном порядке, редко бывали заняты два. Регулярные клиенты — нашлись и такие — прилетали ради казино, где их обслуживал не робот, а настоящая женщина-крупье, единственная на всю систему Коммонс.

Впрочем, и она процентов на пятьдесят была подделкой. Он не проверял, сколько процентов там на самом деле и какая доля слухов о ее имплантатах верна, хотя знал, что ее груди в буквальном смысле искрятся, потому что она обычно работала топлесс, отсюда и постоянные клиенты.

Для него она была самую чуточку слишком вульгарной. «Курорт и казино Ваадум» тоже были для него самую чуточку слишком вульгарными и примитивными. И если бы его спросили, он бы сказал, что когда сюда приехал, его сильно раздражало это заведение. Но теперь все это достает гораздо меньше.

Его стандарты снизились, но не из-за места, где он оказался, а потому что действительно не заслуживал лучшего. Просто он с этим смирился.

Вестибюль был самым большим помещением на курорте, не считая ресторана и казино. Вдоль стен стояли неокрашенные скамьи и растения в кадках, купленные вскоре после того, как он стал здесь хозяином (об этой покупке он до сих пор сожалел), а обширный пол из искусственного мрамора сверкал, как миллион ярких звезд, если его удосуживались натереть.

Он успел смахнуть пыль с сидений, обрезать разросшиеся растения, чтобы их ветви не заслоняли большую часть лестничного пролета, и настроить самодельную компьютерную систему на обслуживание новых постояльцев — всё за пятнадцать или шестнадцать минут. Но вымыть пол он и не пытался и даже был этому рад, когда пассажиры с «Президио» начали протискиваться сквозь двойные двери.

Все двенадцать пассажиров «Президио» оказались, слава богу, людьми — самых разных размеров. Они пахли — и сильно пахли — горелым пластиком. Еще от них разило потом и страхом, а в глазах застыло то безумное выражение, появляющееся у людей, которые-пережили-все-это-и-не-были-уверены-что-выживут.

Таких за прошедшие годы он повидал немало, и они всегда пребывали в смятении, всегда в чем-то нуждались и всегда были требовательны. Он терпеть не мог капризных клиентов, хотя и был подготовлен к общению с ними прежней выучкой. Раньше он лучше всех управлялся с самыми трудными гостями — когда работал на настоящем курорте для очень богатых клиентов. Те, по крайней мере, были предсказуемы, несмотря на привередливость.

Он всмотрелся в море лиц перед собой (ну, пусть двенадцать, они все равно показались ему морем), ведь с тех пор как случилась авария на другом корабле, почти год назад, ему не доводилось видеть столько посетителей сразу. А эти люди, встрепанные и на грани паники, смотрели на него так, будто он был их единственным спасителем.

Он вкрадчиво улыбнулся — к такой улыбке он не прибегал уже почти десять лет — и кивнул первому в очереди.

Это оказалась дородная пожилая женщина в черном деловом костюме (теперь украшенном несколькими дырками на правом боку) и практичных туфлях такого же цвета. На ее седеющих кудряшках даже красовалась шляпка. Выглядело это так, как будто женщина, покидая корабль, машинально схватила ее вместе с остальными вещами, лишь бы придать себе пристойный вид.

— Агата Кантсвинкль, — произнесла она тем «оперным» голосом (в комплекте с вибрато), который развивают у себя некоторые дамы в возрасте. — Я хочу отдельный номер.

Она не добавила «пожалуйста», да он и не ожидал от нее подобной вежливости. Дама даже задрала подбородок, высказав свое требование. Ну, с такими дамочками он, по крайней мере, умел обращаться.

— У нас только два таких номера, мадам, — ответил он своим самым подхалимским голосом. — Вам будет удобнее, если вы разделите с кем-нибудь двухместный.

— Ни за что. Никогда не стану жить с кем-либо из этих мерзких людишек.

Она подалась вперед и прошептала — насколько возможно шептать оперным голосом, что, конечно, почти нереально:

— Среди них есть убийцы.

Стоящий в середине очереди мужчина средних лет с испачканным сажей лицом закатил глаза. Женщина помоложе в дальнем конце тоже подняла взгляд к небесам — как если бы в космосе были небеса. Хансейкер все это заметил. И неприязненные гримасы на лицах других пассажиров.

— Наверняка все не так плохо, как вы говорите, мадам, — сказал он и открыл файл на старомодном экране, встроенном в конторку. Комментарий был отчасти рефлекторным. Он не выносил драматических сцен. Но его слова предназначались и остальным пассажирам, на которых, в чем он все больше убеждался, ему придется полагаться, чтобы хоть как-то обуздать Агату Кантсвинкль.

— Не так плохо? — переспросила она, шлепнув ладонью по конторке, из-за чего экран испуганно пискнул и едва не погас. — Вы что, рехнулись? Когда мы вылетали из системы Дайо, пассажиров было пятнадцать. По-вашему, они просто сошли на полпути? Как бы не так!

Хансейкер приподнял брови и взглянул поверх ее плеча на остальных. Мужчина с испачканным лицом слегка покачал головой. Женщина закрыла глаза. Еще двое или трое смотрели в стороны, как будто поведение Агаты Кантсвинкль ставило их в неловкое положение.

Тогда он решил ее игнорировать, что означало — спровадить от конторки как можно быстрее.

— У нас есть одноместный номер, мадам, но он совсем маленький. Система досуга требует обновления, а кровать…

— Я его возьму, — заявила она, протягивая карточку с закодированной личной информацией — предмет столь же старомодный, как и она сама.

Он взял с нее двойной тариф и не ощутил ни малейших угрызений совести. Во-первых (мысленно рассуждал он), компания — владелец «Президио», скорее всего, оплатит расходы на непредвиденную остановку. Во-вторых, эта женщина уже проявила себя не с лучшей стороны, а он достаточно долго пробыл хозяином отеля (пусть даже в столь убогом месте, как это), чтобы усвоить — клиенты часто выдают свою истинную натуру прямо с порога.

Так что он всего лишь приплюсовал компенсацию за предстоящие трудности.

Он закончил вносить информацию в свой файл, подавил желание вытереть руки о постоянно стерилизуемое полотенце, которое держал под конторкой, и изобразил свою лучшую фальшивую улыбку.

— Ваш номер, мадам, — сообщил он, кивнув, — вверх по лестнице слева. Это единственный номер на первой площадке.

Это была комната горничной — в те времена, когда на курорте еще витали мечты о процветании. Очень давно, задолго до его рождения.

Когда дама поднялась по лестнице, он зарегистрировал еще четырех пассажиров — нормальных, здравомыслящих и благоразумных. Как и у всех достойных людей, их личная информация была закодирована в кончиках пальцев, и они оказались платежеспособными, что тоже было хорошо, потому что он снял плату немедленно, хотя и не стал сдирать с них намного больше обычного, как с Агаты Кантсвинкль. Ведь это просто постояльцы, которые торопились попасть в свои номера, расслабиться и попытаться забыть обстоятельства, забросившие их в эту забытую богом дыру.

Хансейкер уже начал было думать, что регистрация пройдет без проблем, когда к конторке подошел мужчина с измазанным сажей лицом. Он был выше Хансейкера, но немного сутулился, как будто смущался своего роста. Хансейкер прекрасно его понимал, потому что многие корабли для дальних рейсов не были рассчитаны на слишком рослых пассажиров.

— Вы уж извините старушку, — сказал мужчина, протягивая единственный чистый указательный палец. — На самом деле не такие мы плохие.

Прикосновение к экрану идентифицировало его как Уильяма Ф.Бантинга, короче — Билла, начавшего путешествие в системе Дайо, как и Агата Кантсвинкль. В графе «род занятий» стояло «разные», что обычно означало отсутствие работы и ее поиски, но у него имелись почти две дюжины звездных (без шуток) рекомендаций, так что, вероятно, он действительно владел разными профессиями и путешествовал от дела к делу, улетая все дальше от дома.

— Кажется, полет оказался нелегким, — заметил Хансейкер, выдав это банальное замечание равнодушным тоном.

— Вы и половины представить не сможете, — заверил Бантинг. — Если бы у вас здесь стоял другой корабль, я запросил бы пересадку.

— Возможно, какой-нибудь и прилетит, пока ваш будет ремонтироваться, — обнадежил Хансейкер, снимая деньги со счета Бантинга. Сумма на счету значилась немалая, особенно для человека с неопределенной профессией.

— Хорошо бы, — серьезно произнес Бантинг, насторожив Хансейкера.

На секунду их взгляды встретились. Затем Бантинг сказал:

— Знаю, у вас мало одноместных номеров, но меня, пожалуй, лучше поселить отдельно. — Он вытер руки о рубашку. — Это единственная одежда, которая у меня осталась, и даже я сам чувствую, насколько она пропахла дымом. В замкнутом пространстве я буду не очень приятным соседом.

Действительно, даже сейчас, в не совсем замкнутом пространстве, Хансейкер ощущал запах дыма. Он предполагал, что это совместный запах всех пассажиров, но, возможно, ошибался, и его источником была долговязая фигура Бантинга.

— У нас есть бутик, — сообщил Хансейкер, имея в виду комнатушку с вещами, оставленными прежними постояльцами. — Я его открою через пару часов. Вы там наверняка сможете подобрать себе что-нибудь подходящее.

Он сделал мысленную пометку: надо сходить в ту комнатушку и еще раз пропустить одежду через автоматическую чистку. Он успел забыть, когда в последний раз перебирал эти тряпки. Впрочем, на плечиках они смотрелись почти как новые.

— Спасибо, — поблагодарил Бантинг и подтолкнул вперед полноватого лысеющего мужчину. — В таком случае, мы возьмем двухместный номер.

Похоже, полноватого лысеющего мужчину его слова не обескуражили. Более того, он выглядел благодарным. Хансейкер принял его информацию, также хранившуюся в указательном пальце — Резерфорд Дж. Настен, — и послал обоих в номер с наилучшей вентиляцией во всем крыле.

Хансейкер продолжал работать, пока не настала очередь молодой женщины в конце очереди. Той повезло, и одноместный номер достался ей только потому, что таковой потребовала Агата Кантсвинкль, а пассажиров было только двенадцать.

— У меня остался лишь один номер, который мы называем «воронье гнездо», — сообщил Хансейкер. — Он маленький, но расположен на самом верху станции, и у него есть окна во всех четырех стенах.

— Меня устраивает, — устало произнесла женщина.

— Впечатление такое, словно вы все вырвались из ада, — сказал он, впервые проявив интерес — отчасти из-за ее немногословности, наверное, следствия недавней эмоциональности.

— Это непредставимо, — сказала женщина, касаясь экрана большим пальцем левой руки. Экран отобразил ее данные через секунду, и на мгновение, как будто и он устал выполнять тяжелую работу, изображение слегка размазалось. Или, может быть, у Хансейкера устали глаза. Он уже отвык иметь дело с людьми и еще больше от того уровня напряженности, какой ощутил после появления пассажиров.

— Да, аварии бывают тяжелыми, — согласился он, изучая информацию. Потолочные лампы освещали женщину так, что ее лицо отражалось в экране, как если бы информация накладывалась на изображение.

Сьюзен Дж. Кармайкл, дочь вице-адмирала Уиллиса Кармайкла, система Дайо. Прочитав это, Хансейкер постарался не приподнять брови. Женщину из такой семьи должен был огорчить столь убогий курорт, но пока она не высказала ни единой жалобы. Возможно, она станет компенсацией за Агату Кантсвинкль.

— Авария была страшной, — негромко произнесла Сьюзен Кармайкл. — На корабле возник пожар.

Это его удивило. На станцию приходили корабли, в которых отказывало энергоснабжение или в системах что-то плавилось и отсеки заполнялись дымом. Но еще ни один не пострадал от пожара. Пожар на борту погасить относительно легко. Достаточно лишь ненадолго отключить системы жизнеобеспечения. Нет кислорода — нет пищи для огня. Нет пищи — нет пламени.

— Сильный был пожар? — спросил он.

Их взгляды встретились. Ее глаза были золотисто-карего оттенка, такой он видел впервые. Хансейкер усомнился, что этот цвет натуральный.

— Его не сразу заметили.

Хансейкер перестал обрабатывать информацию.

— Но как можно не заметить пожар?

— Очевидно, системы уже были неисправны. — Она сглотнула. Было видно, что она все еще не отошла от пережитого и скрывает это, изображая спокойствие. — Нам еще повезло, что вы оказались так близко.

— Причину выяснили?

— Не уверена, что они вообще что-нибудь знают, — заметила она и расправила плечи. — Что мне нужно сделать, чтобы попасть в номер?

Наконец-то хоть кто-то задал логичный вопрос. Наверное, другие были слишком потрясены, чтобы думать о таком. Или слишком ошеломлены, чтобы их это заботило.

— Просто коснитесь двери, — ответил он. — Я настроил замок на отпечаток вашего пальца.

— Спасибо. — Она отошла на пару шагов, потом остановилась. — Я слышала, вы упоминали бутик?..

Хансейкер пожал плечами, ощутив себя честным человеком — впервые за этот день, а возможно, и за весь год:

— Скорее, это лавочка подержанных вещей. Но одежда у нас есть.

— Что угодно будет лучше того, что на мне сейчас, — сказала она и одарила его легкой улыбкой, прежде чем направиться в свой номер.

Он оставался за конторкой еще несколько минут, глядя на лестницу. Отель стал совсем другим, когда в нем появились люди. Он часто думал о гостинице как о хамелеоне, меняющем окраску в зависимости от настроения гостей.

А это означало, что отель сейчас потрясен, напуган и испытывает легкое облегчение. Хансейкер заставил себя сделать глубокий вдох. Воздух все еще попахивал дымом. Он настроил климатизатор на дезодорацию, не желая все следующие дни принюхиваться к запахам дыма и пота.

Затем подсчитал неожиданный доход. Сумма оказалась больше, чем он заработал за последние три месяца. Если ремонт продлится еще два дня, а это средняя продолжительность, он погасит большую часть накладных расходов за год. А если затянется дольше (похоже, так оно и будет), то Хансейкер сможет выйти на крупную прибыль впервые за десять лет.

Но ему придется терпеть настроение постояльцев и предупреждать каждый их шаг. Надо подготовить одежду к продаже, открыть бутик (какой есть, такой есть), отправить единственного повара заняться рестораном и поручить работникам привести в порядок еще несколько номеров — на всякий случай. Мало ли, вдруг в каком-нибудь что-то не будет работать?

Не говоря уже о том, что экипаж корабля еще не появлялся, а им тоже понадобятся номера.

Хансейкер вздохнул. Он стал еще более сварливым, чем был во время последней крупной аварии, почти три года назад. Да, изоляция явно не пошла ему на пользу.

А может, и пошла. Легко представить, каким ворчливым он стал бы, если бы каждый день имел дело с подобными личностями. Подумав об этом, он улыбнулся. Затем начал планировать свой вечер, понимая: чтобы сделать все как следует, ему придется спать очень мало.

* * *

Бутик был таковым не больше, чем курорт — курортом. Его и отелем можно было назвать с натяжкой, хотя здесь имелись и одноместные номера, что неплохо. Так его оценила Сьюзен Кармайкл. Пока их группа спасалась с корабля в безопасность этой станции, Агата Кантсвинкль неоднократно заявляла о намерении занять отдельный номер. И Сьюзен держалась позади, пока Агата проталкивалась к началу очереди.

Сьюзен уже много лет не доводилось бывать на столь крохотной станции, а на такой старой и подавно. Хорошо, что здесь есть ремонтные мастерские, но они ведь могут и не управиться. «Президио» казался почти разрушенным. Состояние большинства систем было катастрофическим, а пожар уничтожил целую секцию.

Хотя, пожалуй, «уничтожил» — преувеличение. Вывел из строя — да, и, вероятно, до самого конца полета.

Не будет она об этом думать. Как минимум, ближайшие сутки.

Чопорный коротышка за конторкой обещал Бантингу открыть бутик через два часа. Как и все остальные, она знала, что местный бутик — это не настоящий магазин с закупленным ассортиментом, а просто лавчонка, где собраны брошеные вещи. Но ей было все равно. Ее гардероб, включая туалетные принадлежности, остался на борту, и она даже попросила выбросить все уцелевшее. Хотя «попросила» — не совсем точно. Когда они беспорядочно покидали корабль (да, черт побери, все толкались и пихались, стараясь выбраться), один из экипажа, Ричард Айликов, задержал ее.

— Мы вытащили часть ваших вещей, — сообщил он, явно опасаясь, что она рассердится. — Но на станции, возможно, вам смогут кое-что почистить. Хотите, я их захвачу?

— Нет, — отрезала она и стала проталкиваться к выходу. Наверное, ей следовало бы ответить повежливее. Айликов не обязан был ей это говорить. И вообще не обязан был что-либо говорить. Он присматривался к ней в течение всего рейса: то ли она ему приглянулась, то ли вызывала какие-то подозрения. Может, он посчитал, что это она устроила пожар? Она тоже находила его привлекательным, хотя и немного вкрадчивым — один из тех блондинов с бледно-голубыми глазами, настолько бесцветных, что могут слиться со стенами. Заметив, что он за ней наблюдает, она тоже стала на него поглядывать. Может быть, он находил это флиртом, а может, просто делал свое дело. Точно сказать она не могла, ее это мало заботило.

Она лишь знала, что сейчас ей нужно все новое, от белья до блузок. Ей не нравилось, что придется надевать оставленное кем-то ненужное белье, но выбора не было. Придется воспользоваться прачечной для постояльцев, хотя она сомневалась, что здесь такая имеется.

Коротышка очень постарался, чтобы комнатушка походила на магазин. Часть одежды висела на плечиках, другая лежала стопками на полках. Тут нашлись и старые игровые дисплеи, содержимое некоторых было приведено на задней крышке наподобие каталога. И одеяла, что ее удивило. Они выглядели заманчиво, хотя ей не было холодно, и это напомнило, насколько она устала.

Хозяин топтался у двери, развернув портативный планшет и поглядывая на нее. Пока Сьюзен успела присмотреть всего одну блузку, он уже обслужил Бантинга.

Поначалу ей показалось, что этот коротышка здесь всего лишь на службе. Было в нем что-то от человека, затюканного начальством и боящегося принимать самостоятельные решения.

Но у себя в номере, дожидаясь открытия магазина, она от нечего делать заглянула в проспект и обнаружила, что Хансейкер — владелец всего этого убожества. И не просто владелец, а человек с дипломами престижных бизнес-школ и эксклюзивных программ по управлению курортами, с таким профессиональным багажом и опытом, за который заведения высокого класса платят большие деньги.

То, что он находился здесь, пусть даже в качестве хозяина, указывало на какие-то проблемы, возможно, личные. Видимо, ему просто нехватало воображения, чтобы сменить бизнес, да и ума, чтобы понять — курорт в такой глухомани вообще трудно назвать местом отдыха. Или же он все это понимал, но сбежал сюда по каким-то своим, неизвестным причинам.

Она присмотрелась к нему. Опрятный, невысокий, неприметный — как раз из таких, кто, подобно Айликову, способен при необходимости слиться со стенами. Но у Хансейкера имелся и другой талант — всегда быть большим снобом, чем любой из оказавшихся поблизости. Такая мощная способность оценивать других незаменима при управлении настоящим курортом и вообще для руководителя. Слабых она заставляет съеживаться. Но ее это не волновало.

Она подошла к стойке с женской одеждой. Нашла черные брюки без видимых дефектов, а также синие, требовавшие лишь небольшой чистки, желтовато-коричневую юбку и очень старую белую блузку, отделанную, похоже, настоящими кружевами. Она добавила четыре других блузки и отыскала белье на задней полке.

Свалив всю одежду на ближайший столик, она поманила хозяина.

— Я знаю, что на местном рынке вы монополист, — произнесла она своим самым вежливым голосом, — но это путешествие становится источником непредвиденных расходов, и я хотела бы узнать, могу ли я получить какую-нибудь оптовую скидку?..

Он даже не взглянул на нее:

— Компания-владелец корабля должна возместить вам все расходы. Что ж, им придется иметь дело с сильно завышенными ценами. Хотя они могут этого даже не заметить… Подумав, не стоит ли еще поторговаться, она решила, что нет. Счет она вряд ли станет выставлять, но возьмет деньги, если транспортная компания их предложит.

Ухватив охапку, от которой сильно пахло химчисткой, она направилась к выходу. Хозяин сказал ей вслед, как будто только что вспомнил:

— Ресторан скоро откроется. Передайте это остальным, хорошо?

Можно подумать, ей хочется видеть других пассажиров. Или она несет за них ответственность. Но она проголодалась, остальные тоже, и все их комнаты располагались по пути к ее номеру, очень точно названному «воронье гнездо».

— Конечно, — ответила она, — если вы мне дадите, куда сложить одежду.

Он вздохнул, пошарил под стопкой мужских рубашек и вытащил полотняный мешок — очень похожий на самоочищающийся пакет, который выдают в дешевых гостиницах. Такие пакеты сами чистят уложенные в них вещи.

Ей было все равно, что это за мешок. Она сложила в него покупки, обмотала завязки вокруг руки и направилась к лестнице.

Обед, ресторан, проклятые пассажиры. Снова и снова привлекать к себе внимание.

Сейчас она уже не была уверена, что ее это заботит. Но одно она знала точно. Она не станет стучаться к Агате Кантсвинкль. Потому что Агата захочет, чтобы Сьюзен составила ей компанию. А этого Сьюзен никогда больше не сделает.

* * *

С лестницы раздался вопль. Женский вопль — резкий, пронзительный, испуганный. И оборвавшийся.

Ричард Айликов на секунду потупился. Меньше всего ему хотелось разбираться с очередной проблемой. Он стоял в вестибюле отеля, более чистом, чем на других космических базах. Хозяин, Гриссан Хансейкер, оторвался от своей конторки. Его лицо исказилось от страха.

Так, на его помощь можно не рассчитывать. Ричард вздохнул и направился вверх по лестнице, ощущая с каждым шагом, насколько он устал.

Вопль не повторился, но раздались еще чьи-то шаги. Со скрипом открывались и захлопывались двери, послышались голоса.

На одной из лестничных площадок он увидел кучку людей — «команду Б», как он их мысленно называл, которые покупали самые дешевые билеты. Они вообще не попали бы на корабль, если бы владельцы не изловчились продать все билеты, объявив скидку.

В центре группы на полу лежала женщина — Лиза Ламфер.

Она запомнилась ему только красотой. Ее смело можно было назвать самой красивой женщиной в этом рейсе. Но ни ума, ни душевных качеств, соответствующих красоте, у нее не оказалось, и это его разочаровало.

Впрочем, никто из пассажиров, взявших билет на «Президио», не обращал на него внимания. Для этого они были слишком важными персонами. За исключением мисс Кармайкл. Она ему улыбалась, что его удивило. И заметила, что он за ней наблюдает, — это удивило его еще больше.

Когда он подошел, группа расступилась. Хотя они уже не были на корабле, но, похоже, считали, что он тут главный. Возможно, так и есть.

— Что случилось? — спросил он.

— Не знаем, — ответил кто-то.

Один из мужчин — Бантинг… Ричард едва узнал его в новой одежде, добавил:

— Я был у себя в номере, когда услышал крик. Ужасный вопль, вот я и прибежал.

У Ричарда не было причин в этом усомниться. Бантинг обладал несчастливой способностью оказываться на месте любого происшествия. А несчастливой она была лишь потому, что сопутствующая способность делать то, что следует, когда он там окажется, у него напрочь отсутствовала.

У Ричарда сложилось мнение, что Бантинг только поспособствовал пожару на корабле, пытаясь его тушить вместо того, чтобы отключить систему жизнеобеспечения в каюте. Но Ричард в экипаже был четвертым, наинизшим номером и не осмеливался кого-либо критиковать.

Он присел на корточки возле Лизы. Она лежала на спине с поднятыми руками, как если бы при падении они находились у лица. Пальцы стиснуты в кулаки, ноги подогнуты вбок.

Ричард коснулся щеки. Кожа была мягкой и шелковистой, как и полагается коже, которая редко бывает «улучшенной». Значит, ее красота натуральная и еще сильнее выражена, когда ее не заслоняет обитающая внутри глупышка.

Жара у нее не было, ран тоже не видно.

Ричард поднял голову, увидел затаившегося возле лестницы Хансейкера и спросил:

— У вас есть врач?

— Более или менее.

— Это как? — резко уточнил Ричард. — Более? Менее?

— Более, если она трезвая.

Ричард выругался.

— А основные медицинские инструменты?

— Есть, — сообщил Хансейкер.

— Тащите! — рявкнул Ричард.

Хансейкер убежал.

Группа осталась, глазея на девушку. Такие люди его раздражали. Именно они хотят изменить освещение в каюте, но не знают, как это сделать самим. Они будят его, когда он крепко спит, и спрашивают, как работает автоматический буфет. Они считают, что он должен прибегать к ним по первому вызову и в любое время.

А сейчас им было любопытно посмотреть, как он станет осматривать девушку.

Хансейкер вернулся с ручным медицинским сканером и подносом медицинских «ручек», у каждой из которых была своя магическая функция. Магическая, потому что Ричард слабо разбирался в медицине, во всяком случае в такой. Кое-какие знания у него были, но противоположного характера — как вывести тело из строя, а не заставить его действовать вновь.

Хансейкер присел на корточки и провел сканером вдоль тела, явно не доверяя прибор Ричарду, что того вполне устраивало.

— Кажется, она просто потеряла сознание, — удивленно сообщил Хансейкер.

— И ударилась головой? — уточнил Ричард.

— Да, есть ссадина, но все остальное вроде бы в порядке.

Тут их взгляды встретились, и Ричард догадался, о чем подумал Хансейкер. Они уже бывали в таких переделках. И знали, что люди редко теряют сознание без причины.

— Как думаете, может, у нее только сейчас наступила реакция на травму, полученную на корабле? — В голосе Хансейкера прозвучала нотка надежды, намекающая: «Пожалуйста, не делайте это моей проблемой».

— Сомневаюсь, — заметил Бантинг, не дав Ричарду ответить. — Ведь она сперва закричала.

Ричард закрыл глаза всего на секунду. Краткая отсрочка, момент наедине с собой, пока все не началось сначала. А он так надеялся на перерыв, на возможность отдохнуть. Но теперь стало ясно, что этого не будет.

Он открыл глаза, встал и посмотрел на дверь. Кажется, не заперта.

— Это ее номер? — спросил он, уже предвидя ответ.

— О, нет. — ответил Хансейкер. — Мисс Ламфер поселилась наверху вместе…

— Со мной, — произнесла женщина за спиной Ричарда. Тот слегка повернулся. На него смотрела худощавая женщина с выступающими зубами. Он запомнил ее, потому что она домогалась его как-то поздно вечером на корабле. Она была пьяна и поэтому предположила, что рекламный девиз корабля, в котором говорилось, что команда выполнит любые пожелания пассажиров, следует понимать буквально, и «любые пожелания» означают именно это.

Ее темные глаза встретились со взглядом Ричарда, и она слегка покраснела. Женщина тоже помнила тот вечер.

— Мисс Потсворт, — спросил он, не называя ее по имени — Джанет, потому что не хотел, чтобы она поняла его даже сейчас неправильно, — как долго Лизы не было в номере?

— Она вышла всего несколько минут назад, — ответила Джанет. — Нам сказали, что скоро будет обед, а она сильно проголодалась.

Проголодалась. Он уже очень давно не слышал этого слова.

— Так что же она делала здесь? — спросил он больше себя, чем кого-то. Этот номер единственный на этаже, к тому же в стороне от лестницы.

— Ну, наверное, хотела сказать мисс Кантсвинкль насчет обеда, — предположила Джанет. — Лиза была единственной из нас… по-моему… — Она обвела взглядом остальных в поисках подтверждения. Двое кивнули, как будто заранее знали, что она намерена сказать. — …Кому все еще нравилась мисс Кантсвинкль. Хотя, я бы сказала, что «нравилась» — слишком сильное слово. Лиза считала, что мисс Кантсвинкль заслуживает нашего уважения за столько лет работы с детьми…

— Верно, — согласился Ричард, неоднократно слышавший длинные тирады Агаты Кантсвинкль о том, как она много лет работала с детьми-сиротами. — Мисс Кантсвинкль в этом номере?

— Да, — подтвердил Хансейкер, в меру своих умений пытающийся привести в чувство Лизу.

— Тогда почему ее нет с нами? — удивился Ричард. Логично, потому что никогда прежде он не встречал такой шумной женщины.

Он перешагнул через руку Лизы и постучал в дверь. Стук разнесся по лестнице, как недавно разносился вопль. Никто не ответил, но дверь медленно приоткрылась.

Ричард заглянул внутрь, но входить не стал. Из-за двери тянуло легким металлическим запахом. Номер был крошечным, возле одной из стен стояла кровать. Окон не было. Возле другой стены находились стул и столик.

А посреди комнаты лежала на полу Агата Кантсвинкль — черные туфли указывали на дверь, старомодная юбка слегка задралась, мясистые бедра сжаты.

Упала она не так благочинно, как Лиза. Агата Кантсвинкль рухнула, как срубленное дерево. Он даже невольно поискал на полу вмятину. Удивился, почему снизу никто не услышал стук падения, потом задумался — есть ли внизу номер? Попытался вспомнить расположение комнат, но не смог.

Он чувствовал, что кто-то пытается заглянуть ему через плечо, однако он надежно заслонил дверь, поэтому никто не мог увидеть, что внутри. Тогда он закрыл дверь и встал перед ней.

— Ее там нет, верно? — спросил Бантинг.

— Можно сказать, — буркнул Ричард и встретился взглядом с Хансейкером. Тот все еще возился с Лизой. Похоже, он не представлял, как привести ее в чувство.

Ричард знал парочку трюков на этот счет — причем без использования техники, — но не хотел показывать их на глазах у всех. Поэтому сказал Хансейкеру:

— Давайте отнесем ее в номер.

Хансейкер вроде бы испытал облегчение, услышав его предложение.

Они призвали на помощь Бантинга, потому что таких сильных людей Ричарду никогда видеть не доводилось. К сожалению, Ричард узнал это, потому что Бантинг уже помогал ему переносить мертвый груз. Только тот груз был реально и окончательно мертв, а не без сознания, как Лиза.

Ричард помог Бантингу приподнять Лизу, затем тот подхватил ее на руки с такой легкостью, словно она была лишь стопкой одежды.

— Куда? — спросил он.

— Я покажу, — вызвалась Джанет, и Ричард прикусил язык. Лучше промолчать, чем предупреждать Бантинга, что она может показать ему больше, чем только комнату. Они направились вверх по лестнице. Ричард шел следом, в основном из-за того, что не захотел оставаться один возле группки на лестничной площадке. И не желал говорить с Хансейкером. Во всяком случае, пока.

Вместо этого Ричарду придется проследить за парочкой в номере Джанет и, вероятно, помочь Бантингу сбежать оттуда. Ричард нахмурился. Проклятый кошмарный полет никак не кончался.

* * *

Хансейкер взглянул на медицинские приборы, потом на закрытую дверь. У него даже внутри похолодело от взгляда, который бросил на него Ричард Айликов, когда он спросил, в комнате ли Агата Кантсвинкль.

За годы, прожитые на Ваадуме, Хансейкер не раз видел таких, как Айликов. Они работают на кораблях, перебираясь с одного на другой, потому что на предыдущем им не понравилось.

Зарегистрировавшись и заплатив, в отличие от пассажиров, деньгами компании, Айликов отошел и не видел, что Хансейкер скопировал всю его информацию в свой планшет. Хансейкер всегда так подстраховывался, понимая, что в экипажах многие летают под фальшивыми именами и с очень сомнительными удостоверениями.

У Айликова документы оказались лучше, чем у большинства, что и привлекло внимание Хансейкера. Он ожидал увидеть коротенькую биографию, указывающую, что Айликов не тот, кем кажется. Такие тоненькие биографии словно подсказывали: «Слушайте, этот человек такой заурядный. Стоит ли тратить время, выясняя, кто он такой?».

Но его документы выглядели настоящими. Причем настолько настоящими, что едва не ввели в заблуждение Хансейкера. И они бы его обманули, если бы Хансейкер не предполагал заранее, что биографии экипажа должны быть чуточку сомнительными.

Поэтому он копнул глубже, заметил шероховатость в одном из фактиков, проследил его и обнаружил еще один слой биографии, но уже под другим именем. Обычно такое означало, что некто путешествует, выполняя особое задание. Этого нельзя было исключить, но отбросить вероятность, что Айликов лишь изворотливее прочих, он тоже не мог.

— Ладно, — сказал Хансейкер собравшимся вокруг него постояльцам, чтобы избавиться от них. — Сейчас мы ничего сделать не можем. Мисс Кармайкл вам передала, что мы скоро подадим обед?

— Передала, — ответила одна из женщин.

— Тогда, наверное, вам лучше отправиться в ресторан. У меня превосходный повар, но ему не нравится пустой ресторан, и он его закроет, если никто не придет.

— Я не очень-то голодна, — сказала другая. — Но, пожалуй, съем что-нибудь.

— Никогда не знаешь заранее, когда еще подвернется возможность поесть, — ответила первая.

Хансейкер проследил через щель в перилах, как женщины направились вниз по лестнице. Дождался, пока они скроются из вида, и лишь затем начал действовать. Сперва он поднялся на пролет выше и убедился, что никто не спускается.

Никого. Он остался один, и ему сразу полегчало. Хотя облегчение продлилось недолго. Сердце колотилось, ладони стали влажными. Эту часть своей работы он терпеть не мог. Во время учебы такое называли «управление кризисами», но в реальности это больше напоминало рулетку с сюрпризами. И какой неприятный сюрприз ждет его сегодня?

Он вытер ладони о брюки, потом шагнул к двери. Толкнул ее плечом, зная, что защелка не работает и что он будет сожалеть об этом поступке в ближайшие часы, дни, а может быть, и недели.

Заскрипев, дверь открылась. Он заставил себя посмотреть вниз.

Как он и ожидал, на полу лежала мертвая Агата Кантсвинкль.

Свою небольшую сумку с вещами она поставила на кровать, и он надеялся, что именно от сумки исходит тот слегка металлический запах, который сейчас медленно вытекал из комнаты. Потому что он мог представить лишь два источника такого запаха. Первый — пролитая кровь. Второй…

Он вздохнул.

Второй он проверит, когда убедится, что женщина мертва.

Он заставил себя войти, надеясь, что не наступит на что-то важное. Присел возле нее на корточки, как недавно возле Лизы, но трогать Агату Кантсвинкль не стал.

В этом не было нужды. Не нужно быть врачом или медэкспертом, чтобы понять — мертва. По правде говоря, он, наверное, уже и сам настоящий эксперт по покойникам, если вспомнить, сколькими мертвыми телами ему пришлось заниматься за последние два десятилетия. Черт побери, с чего это вдруг люди обрели привычку помирать вдали от дома?

Еще когда эта женщина протолкалась в начало очереди, он знал, что будут неприятности. Ну, вот и дождался.

Он прикусил губу, чтобы не произнести проклятье. Будучи несколько суеверным, он допускал, что это может навлечь невезение. Вместо этого он вздохнул. Теперь ему придется вызвать врача базы, чтобы она занялась покойницей, хотя ему очень не хотелось этого. Не того, чтобы к делу приступил врач, просто он не хотел, чтобы телом занялся этот доктор.

Он вышел из комнаты и плотно закрыл дверь, надеясь, что никто не попытается войти, потому что это оказалось чертовски легко. На этот раз он выругался, но относительно себя. И покачал головой.

Он направился в бар — привести Анну Марию Девлин, пока она еще в состоянии двигаться.

* * *

— Тело, — смачно произнесла Анна Мария Девлин. Телом она не занималась уже полгода, а то и год. Шлепнув ладонью по стойке бара, она соскользнула с высокого табурета, надеясь, что Хансейкер не заметит, насколько нетвердо она держится на ногах.

Она была пьяна, но не до такой степени, как в конце дня. Значит, все запомнит, даже если не протрезвеет. А учитывая обстоятельства, вполне может и протрезветь.

Анна Мария схватила салфетку — какую-то тряпку, которую Хансейкер держал на стойке бара, — и вытерла пивную пену с подбородка. Она не знала, есть ли у нее на подбородке пивная пена, но всегда считала, что лучше стереть воображаемую, чем дать засохнуть настоящей.

Потом она улыбнулась. В трезвом виде, наверное, не сочла бы предстоящее дело забавным, но в тот момент ей было чертовски весело.

— И много ты еще собиралась выпить? — спросил Хансейкер тем надменным тоном, который демонстрировал все его дорогое образование, родословную и превосходство. Конечно, ее образование стоило вдвое дороже, и происходила она, наверное, из лучшей семьи, и именно ей следовало бы испытывать чувство собственной значимости, но все это осталось в прошлом.

Ей лишь хотелось, чтобы Хансейкер об этом помнил. Нет, еще лучше. Ей хотелось, чтобы он это уважал. И он об этом помнил и обливал ее презрением всякий раз, когда видел.

— Причины естественные? — спросила она, сильно моргая. Ей казалось, что в баре дымно, хотя туман плавал лишь в ее глазах.

— А разве не твоя работа — выяснить это? — огрызнулся он так, что она даже слегка протрезвела.

Обычно — если здесь уместно такое слово, поскольку им пришлось оформлять вместе всего лишь три смерти (разве это не романтично звучит: «всего лишь три смерти»?), — Хансейкер называл ей причину, время и что ей следует написать в свидетельстве. Ее всегда раздражало, что он указывает ей, как делать эту работу, и еще больше раздражало, когда оказывалось, что он был прав. И то, что он не пожелал сказать, как умер постоялец, уже было странно.

— Извини, — пробормотала Анна Мария и направилась в дальний угол бара. Для единственного местного бара помещение было смехотворно маленьким. Люди могли выпить в ресторане и казино, но ни в одном из этих мест они не могли сделать это с комфортом.

Она прислонилась к стойке и огляделась. Несколько постояльцев из поврежденного корабля явились на обед. Она ощутила запах жареного фазана… или как там называлось их главное блюдо. Оно всегда было одним и тем же, состряпанным из мяса неопределенного происхождения, синтетического или даже, возможно (о, только не надо об этом думать, но она, разумеется, подумала), из настоящих трупов, с какой-то подливкой или соусом и натуральными овощами, выращенными в единственном приятном месте на станции — гидропонном саду.

Вегетарианкой она стала давно, и главным образом для самоуспокоения. Ей не хотелось думать об источнике мясного протеина, вот она и не думала. Кроме тех случаев, когда приходилось иметь дело с трупами или болезнями либо с тем и другим сразу. У нее свело желудок. А чего еще ожидать, когда пьешь пиво, но ничего не ешь? Пиво, сваренное на натуральном хмеле, потому что она настояла на этом уже давно. Иногда она пила виски, привозимое на кораблях, или вино из разных далеких мест, но о пиве она хотя бы точно знала, из чего оно сварено. Потому что ее наняли, чтобы его варить.

Когда-то, уже давно, она была на станции барменшей. Пока до них не дошло, что к концу вечера она напивается до такой степени, что уже не может обслуживать посетителей. Это было еще до Хансейкера, который полагал, что автоматический смеситель коктейлей в любом случае лучше бармена-человека.

Хансейкер выведал секрет: у нее есть медицинская лицензия, которую она продолжает обновлять. Она просто не могла иначе. Она не хотела, чтобы на нее подал в суд какой-нибудь пассажир, которого ей придется спасти, потому что в душе, под завесой алкоголя, она оставалась человеком благородным и считала, что клятва Гиппократа не имеет никакого отношения к лицемерию, зато прямое отношение — к благородству.

Впрочем, по поводу трупа она не могла быть ни лицемерной, ни благородной. Она схватила маску протрезвителя и сделала глубокий вдох, ощущая, как газовая смесь разгоняет алкогольный туман не хуже пощечины. Она ненавидела этот аппарат, и не только потому, что тот крал эйфорию и заставлял ее мгновенно трезветь, но и потому, что через сутки награждал ее жуткой головной болью, а с этим она ничего не могла поделать.

Кроме как снова напиться, разумеется.

Для верности она сделала еще один вдох и повернулась к Хансейкеру. Тот стоял, расставив ноги, расправив плечи, сложив на груди руки и сжав губы в тонкую линию.

— Готова? — спросил он тем самым ненавистным тоном.

Ее мучила жажда, глаза болели, а депрессия, что всегда вилась поблизости, была готова ее раздавить.

— Всегда готова, — буркнула она и вышла следом за ним.

* * *

Ричард ухитрился сбежать из номера Джанет Потсворт, как только Лиза очнулась после того, что Джанет назвала обмороком. Но это не был обморок, потому что Лиза успела завопить, прежде чем вырубиться. Впрочем, сознание она потеряла мгновенно, и у него уже появились кое-какие соображения о том, как это произошло.

Ему хотелось поразмыслить, а для этого требовалось сбежать и от разговора, и от Джанет Потсворт, которая облапала его задницу, когда он наклонился, укладывая Лизу поудобнее. Потсворт была угрозой, и он рад бы от нее избавиться, хотя не представлял, когда это произойдет, особенно теперь, когда Агата Кантсвинкль мертва.

Он не ожидал, что она погибнет. Наверное, потому что на «Президио» она всегда оказывалась первой на месте гибели других. Ричард уже привык воспринимать ее как дородного ангела смерти и не раз ловил себя на мыслях о том, уж не причастна ли она ко всем этим смертям.

Он и сейчас не исключал ее из списка подозреваемых, хотя и она, несомненно, была убита. Может быть, это стало возмездием за смерть кого-то другого? Он вздохнул. Никаких идей на этот счет. А они ему понадобятся, потому что было ясно, во всяком случае ему: на этой станции затаился убийца.

Легко ступая, Ричард спустился по лестнице — он не хотел привлекать к себе внимание. Он и так продемонстрировал большую опытность, чем ему хотелось бы, и кое-кто это заметил.

Этим кое-кем был владелец отеля Хансейкер, человек утонченный и организованный — не из тех, кого обычно встречаешь в обшарпанной дыре на краю обжитого пространства. Как правило, хозяевами подобных заведений бывали пьяницы-неудачники, не утруждающие себя обслуживанием постояльцев, даже если клиент предлагал заплатить за номер в пять раз больше нормальной цены. Или же это была добропорядочная супруга кого-то из ремонтно-технического персонала, какая-нибудь мастерица на все руки, умеющая готовить и придать самой обшарпанной комнатке более или менее приличный вид.

Хансейкер, похоже, в свое время обучался управлению отелем. Во время регистрации постояльцев он подчеркнуто не торопился, а значит, не только снимал со счетов оплату, но и сверял документы и личности.

Он смотрел на Ричарда и понял, что тот сказал, закрыв дверь комнаты, где лежало тело Агаты Кантсвинкль. Ричард нередко ронял про себя такие хитрые замечания, зная, что никто не уразумеет их двойной смысл. Но Хансейкер понял и сразу расстроился. Не запаниковал. Огорчился. Как любой хороший владелец отеля.

Ричард миновал лестничную площадку, на которой потеряла сознание Лиза. Дверь в номер Агаты Кантсвинкль была плотно закрыта — и никого поблизости. Жаль неизвестно, есть ли кто сейчас в номере и успел ли уже Хансейкер убрать тело.

Он едва было не остановился — хотелось проверить кое-какие подозрения, — но все же прошел мимо. Ричард боялся, что, если тело старой дамы еще не вынесли, он сделается более подозрительным, чем уже есть. И знал, что он подозреваемый. Как и все, кто был на «Президио».

Первая смерть случилась через два дня после старта, когда они находились в очень далеком космосе — в районе, который капитан называл «ничьей землей», потому что там не было ни поселений в пределах посадочного радиуса, ни космических станций. Перелет из системы Дайо через систему Коммонс и так был небезопасным, а тут еще этот участок совершенно пустого пространства. Капитан предупредил экипаж — всех троих, что на первом перегоне остановок не будет до самой станции Ваадум, и даже там ему не хотелось останавливаться, настолько эта станция была маленькая и захудалая. Он предпочел бы лететь прямиком до космической станции Коммонс, где все смогли бы сойти с корабля и расслабиться.

Ричард заранее психологически готовился к длительному рейсу на относительно небольшом корабле. Он был особенно восприимчив к так называемой «каютной лихорадке» — повышенной раздражительности, вызываемой парадоксальным сочетанием скученности и одиночества, — потому что еще мальчиком оказался единственным уцелевшим после кровавой бойни на круизном корабле. Он путешествовал с отцом, который умер у него на глазах. До того как корабль причалил к одной из звездных баз Альфа, погибли все, кроме Ричарда и убийцы, сбежавшего на спасательной капсуле. Ту базу потом прозвали «Преисподняя».

И это было лишь началом, потому что ему довелось увидеть много ужасов на маленьких кораблях. Но никогда они не случались настолько странным образом, как три смерти на «Президио».

Он доказывал капитану, что «Президио» не должен останавливаться, пока не долетит до станции Коммонс, где работала служба безопасности, а сама станция находилась в секторе с реально действующими властями, которые всерьез займутся расследованием убийств. А здесь власти нет, хотя формально Ваадум находится в том же секторе, что и Коммонс. Ваадум был слишком далек от проторенных трасс и слишком мал, чтобы обзавестись хотя бы местным руководством, не говоря уже о каком-нибудь прикомандированном чиновнике, который послал бы рапорт своему начальству в системе Коммонс.

Капитан выслушал его молча, хотя эти три убийства его ужаснули: с ним ничего подобного еще никогда не происходило, а Ричард, конечно, не рассказал капитану историю своей жизни. Ричард нанялся на «Президио», только чтобы перебраться через сектор. У него кончились деньги и из всех вариантов оставался единственный — используя одну из своих виртуальных личностей, получить работу на первом же корабле, который согласится его взять. И судьба подсунула ему «Президио».

Если бы не случился пожар, если бы не пришлось застрять здесь, то на станции Коммонс Ричард бы уволился. Он дал бы показания, представив убийства как несчастные случаи из-за неблагоприятных обстоятельств, и никому бы не пришло в голову задуматься, почему он увольняется с корабля.

Но сейчас он уволиться не мог. Не имело смысла оставаться на этой станции, потому что корабли останавливались здесь редко, а он должен был двигаться дальше. Хотя ему очень не хотелось возвращаться на корабль — если, конечно, местные ремонтники смогут его починить.

Миновав ресторан, он через двойные двери вышел из курорта. От запаха тушеной говядины — или баранины? — у него забурчало в животе. Он уже не помнил, когда в последний раз нормально ел.

Впрочем, здесь вряд ли кормят настоящей едой. Вряд ли корабли снабжения получают большую прибыль, посещая Ваадум. А чтобы они сюда заходили, им, наверное, должны неплохо платить.

Он торопливо направился по коридору в сторону ремонтной зоны. Очевидно, она некогда и была всей станцией. Об этом говорил коридор. Он был врезан в ее оболочку и представлял собой просто трубу с коммуникациями жизнеобеспечения, ведущую во вторую часть станции — зону отдыха, пристроенную позже, но не меньше столетия назад. И не из лучших материалов.

Эта часть станции производила впечатление хрупкости. Он почти ощущал, как коридор покачивается под ногами, хотя и знал, что таким его изготовить не могли. Срабатывало слишком живое воображение, которое он за многие годы так и не научился отключать.

В конце концов он вышел в ремонтную зону. Она выглядела огромной, хотя и не была таковой. Ричард понимал, что впечатление огромности — это иллюзия, вызванная пустотой. Ремзона была старейшей частью Ваадума, изготовленной два столетия назад из расчета, что здесь сможет поместиться не менее шести больших кораблей в различной степени демонтажа.

Видимо, за все минувшие годы владельцы станции не решились урезать это пространство. Наверное, надеялись, что настанут времена, когда будут заняты все семь ремонтных доков.

«Президио» находился в центральном доке. Выглядел корабль странно, поскольку его конструкция не предполагала, что кому-нибудь придет в голову поместить его в док. После постройки он должен оставаться снаружи любых космических сооружений. Но маленькое причальное кольцо станции делало ремонт пристыкованных кораблей невозможным.

Ричард порадовался, что не находился на борту, когда капитану пришлось заводить «Президио» в ремзону. Это наверняка потребовало маневрирования на грани возможного, особенно с учетом полученных кораблем повреждений.

Он увидел их прямо от входа. Пламя выжгло целое крыло. Само оно уцелело, но уже здесь кто-то разворотил в корпусе дыру. И сквозь эту дыру, в которой легко встали бы рядом пятеро, он мог видеть опаленные внутренности корабля.

Ричард содрогнулся.

Он давно боялся кораблей, начиная еще с того полета вместе с отцом, когда перед ними встал наемный убийца с лазерным ружьем в руках. Он нацелил его на Ричарда, но мальчик не испугался. В двенадцать лет он был слишком мал, чтобы понять: человек, нацеливший на него лазер, хочет его убить.

Да только киллер не собирался его убивать. Он оставил Ричарда, которого тогда звали Майклом, в живых как предупреждение для его матери, которая работала своего рода двойным агентом. Ричард никогда не пытался разобраться во всей этой политике. Он знал лишь, что его отец и много других людей умерли, потому что некое правительство наняло убийцу, чтобы заставить его мать не делать некую работу.

Он даже не был уверен, что она чувствовала за собой какую-то вину, скорее злость. И еще больше она разозлилась на него, когда он отомстил убийце. Она хотела захватить преступника живым — Ричард так никогда и не узнал почему.

Он никогда не пытался понять мать. Но ее жизнь, ее решения в конечном итоге и стали причиной того, что он сейчас оказался здесь, скрываясь после нескольких убийств. И он мог сказать — и когда-нибудь скажет, — что все они были оправданными.

Особенно первое.

— Вам помочь?

К нему подошел один из ремонтников. Он держал причудливый инструмент, какого Ричард никогда прежде не видел. Ремонтник оказался первым на этой станции человеком, производившим впечатление «местного». Очень худой, угловатый, проницательные темные глаза, короткая стрижка. На щеке пятно смазки.

— Я работаю ни «Президио». И хотел бы узнать: вы уже нашли причину пожара?

— Зачем?

Секунду-другую Ричард к нему присматривался. Ремонтник показался ему человеком серьезным, но Ричард не из тех, кто легко доверяется другим. Черт, да он не из тех, кто вообще кому-то доверяет. Однако ремонтник на станции уже давно, и он не мог быть причастен к пожару или смертям. Даже к смерти Агаты Кантсвинкль.

— Хочу знать, не был ли это поджог.

— А вам-то какая разница?

Ричард моргнул и едва не рявкнул: «Какая разница? Не окажись поблизости эта станция, я сдох бы на этом корабле. Или был бы убит, если пожар был подстроен. Никто бы не выжил».

— На этом корабле убили трех пассажиров, — сказал Ричард, — и еще один умер здесь.

Ремонтник уставился на него. Значит, он еще не слышал о Кантсвинкль.

— Вот почему я хочу знать: был этот пожар случайностью или поджогом? Потому что я не вернусь на этот корабль вместе с типом, который устраивает пожары в космосе.

— Но вернетесь, даже если у корабля есть дефекты конструкции, вызвавшие пожар? — спросил ремонтник.

Ричард едва не улыбнулся. Об этом он не подумал. И это показывало, что он один из тех, кто мало знает об устройстве кораблей, зато слишком много — об убийцах.

— А у него есть дефекты конструкции?

— У всех кораблей есть дефекты конструкции. Некоторые опаснее других.

— А у этого? — спросил Ричард.

— Есть кое-какие слабые места, которыми легко воспользоваться. Если вы меня попросите доказать, что кто-то сознательно устроил пожар, я этого сделать не смогу, по крайней мере сейчас. Если потребуете предположить, как начался пожар, то я скажу, что кто-то ему поспособствовал. И еще замечу: всем вам чертовски повезло, что вы выжили.

По спине Ричарда пробежали мурашки. Ему дважды повезло выжить. Будь он суеверным, подумал бы, что в будущем его ждет третий счастливый случай.

— Корабль можно починить?

— На это уйдут дня два. Кое-что придется восстановить, еще больше — заменить, а потом все испытать и убедиться, что корабль достаточно прочен, чтобы снова выйти в космос. Когда мы закончим, он станет лучше нового.

Говорил он уверенно. Его действительно радовала перспектива восстановить корабль, сделать его пригодным к полетам. Наверное, ему редко выпадают подобные технические задачи. А может, такое случается. Может, его работа как раз и состоит в латании кораблей, чтобы они смогли дотянуть до следующего порта.

— А вы способны сделать его устойчивым к вредительству? — спросил Ричард.

Ремонтник ответил ему печальным взглядом:

— Таких кораблей не бывает. Особенно если корабль старый, как этот.

Наверное, у Ричарда на лице отразилась тревога, потому что ремонтник добавил:

— Мы его сделаем лучше, чем он был. И если у вас возникнет проблема, то не по вине корабля.

— Ага. Догадываюсь.

* * *

От Анны Марии Девлин все еще пахло пивом. Хансейкер морщился, стоя в комнате Кантсвинкль. Анна Мария склонилась над телом лишь на секунду, затем принялась обходить комнату по периметру — как будто помещение было настолько большим, чтобы иметь периметр. Она осматривала каждую мелочь. Стены, стул, кровать, пол. Все, кроме тела.

В конце концов у Хансейкера кончилось терпение:

— Чем ты занимаешься?

Анна Мария не ответила. Встав на цыпочки, она изучала маленькую панель управления, которую Хансейкер установил для постояльцев. Реально эта панель почти ничем не управляла, а лишь создавала иллюзию. Этим постояльцам только позволь регулировать температуру в крохотной комнате, и они вообразят себя повелителями Вселенной.

— Анна Мария! — рявкнул он. — Я задал тебе вопрос.

— Да, задал, — согласилась она, продолжая стоять к нему спиной. Никогда он еще не встречал такой несносной женщины. Если бы она не пила, то была бы просто чудом.

— Чем… ты… занимаешься? — повторил он, выделяя каждое слово, чтобы она поняла, насколько он раздражен.

— Я… провожу… расследование, — ответила она, в точности скопировав его тон.

Щеки Хансейкера покраснели. Неужели он действительно говорил настолько высокомерно?

— Расследование чего?

Анна Мария обернулась. Посмотрела сперва на дверь, затем на него. Хансейкер снова потянул дверь, убеждаясь, что она плотно закрыта.

— Не делай этого, — сказала она.

— Почему?

Она подошла к двери и чуть приоткрыла ее:

— Так будет лучше.

— Вот только не говори, что у тебя начался приступ клаустрофобии. — Он слышал о ее проблемах. Алкоголизм, который она отказывалась лечить, усугублял депрессию, которую она отказывалась признавать, вызванную чем-то в ее прошлом, о чем она отказывалась говорить. Никогда еще он не встречал женщины, настолько умеющей выводить из себя. И настолько талантливой и яркой.

— У меня предчувствие, что с этой минуты меня в этой комнате будет одолевать клаустрофобия. — Она выглянула в приоткрытую дверь, проверила коридор и открыла дверь чуть шире. — Мы одни.

Ему пришлось проверить это самому. Не то чтобы он ей не доверял, но… он ей действительно не доверял.

— Что происходит? — спросил он, удостоверившись, что никто не затаился в холле или на лестнице.

— Эта бедная женщина, — пояснила Анна Мария, доказав тем самым, что никогда не встречалась с Агатой Кантсвинкль, — умерла от удушья.

Хансейкер взглянул на шею покойницы. Ни пятен, ни признаков сопротивления. Если эта женщина и задохнулась, то при этом никто ее не душил и ничего не прижимал ко рту и носу. Он с трудом сглотнул.

— Даже если бы отключилась система жизнеобеспечения, — сказал он, — она все равно не умерла бы настолько быстро.

— Знаю, — согласилась Анна Мария. — Проблема в том, что система не отключалась.

— Тогда как она умерла?

— Я же сказала — от удушья.

— И ты это поняла, всего лишь взглянув на нее?

Анна Мария слегка улыбнулась:

— Я получу подтверждение после вскрытия.

— К ней никто не прикасался. И если причина не в системе, то в чем?

— О, все-таки в системе. Поэтому другая женщина и потеряла сознание. Дверь открылась, она увидела тело, завопила, набрала в легкие — чтобы вопить дальше — то, что оказалось здесь вместо воздуха, и вырубилась. Ей еще повезло. Окажись она внутри комнаты, умерла бы тоже.

У Хансейкера слегка закружилась голова. Он поймал себя на том, что перестал дышать. Заставил себя вдохнуть, но воздух показался каким-то странным. Прежде он не задумывался о дыхании. Наверное, подобно Анне Марии, ему тоже не захочется остаться в этой комнате одному и при закрытой двери.

— И что она вдохнула? — спросил он.

— Это не был чистый углекислый газ, иначе ее кожа стала бы ярко-красной. Скорее, какой-то коктейль из газов. Из-за которого и появился тот горьковатый запах, что был в этой комнате, когда мы вошли.

А ведь он уже был здесь прежде. И тогда запах был сильнее. Этого он ей не стал говорить.

— Как ты это узнала?

Она показала портативный сканер:

— Я сняла показания в разных частях комнаты. И увидела смесь веществ, которых никогда не должно быть в жилых зонах космической станции. Я знаю, как вели себя обе женщины. Знаю про запах. И есть еще панель управления.

Хансейкер протиснулся мимо нее и уставился на панель. Кто-то блокировал автоматику. И теперь чертова штуковина мигала, запрашивая ручной ввод кода для подтверждения подачи кислородной смеси, причем с повышенным содержанием кислорода. В настройках не только кто-то ковырялся, но сделал это дважды — один раз, когда Агата Кантсвинкль вошла в комнату, а потом еще раз, но уже после ее смерти.

— Полагаю, эти системы сохраняют информацию о том, кто и когда к ним прикасался? — спросила Анна Мария.

Он понятия об этом не имел. В последний раз он выполнял блокировку автоматики лет десять назад. С тех пор заменил большую часть панелей управления, перейдя на простейшую систему, которая давала постояльцам выбор только из двух вариантов — тепло или холодно. Новая система и рядом не стояла с этой коробочкой, позволяющей гостям — знающим код блокировки — даже повышать или понижать процент кислорода в воздухе.

— Не знаю, — ответил он, чувствуя себя абсолютно беспомощным.

— Что ж, — Анна Мария улыбнулась: ей откровенно нравилась его растерянность. — Тогда советую это выяснить.

* * *

Бум, бум, бум.

Сьюзен села, переполненная адреналином. Ей снился сон. Даже не столько сон, сколько воспоминания.

Негромкое постукивание, ритмичное, ногой по тонкой стенке.

Во рту горько от желчи. Она встала с кровати, потерла ладонями лицо и подошла к двери.

За дверью стояла Джанет Потсворт. Такой взъерошенной Сьюзен ее еще никогда не видела.

— О, ты в порядке, — с явным облегчением сказала Джанет.

Сьюзен нахмурилась:

— Конечно, в порядке. Почему бы нет?

— Потому что ты не пришла обедать.

Сьюзен закатила глаза. Она попросила шеф-повара — если этого человека можно так назвать — обед в номер. Он выполнил ее просьбу, подав нечто тушеное, чего не было в меню.

— Этим будут кормить персонал, — сказал он. — Вам понравится. Она сама отнесла обед к себе в комнату, и он ей понравился. Впервые за неделю она поела в одиночестве. Ни тревоги, ни догадок, ни страха. Просто спокойный обед в тихом номере. Потом она позволила усталости взять верх и провалилась в благословенный сон.

Пока ей не приснилась смерть Реми. Он повесился в своей каюте — и для этого ему пришлось постараться. Обмотал шею простыней, зацепив другой конец за какой-то выступ на потолке. Она этого не увидела, зато слышала его ноги — бум, бум, бум, и эти звуки тогда не показались ей странными.

Когда его нашли, он уже не бился о стену. Наверное, она слышала, как он умирал.

Никому тогда и в голову не пришло, что он там занимался чем-то другим, кроме как убивал себя. В конце концов, он стал первым. Они произнесли над ним какие-то слова, заглянули в его туристический контракт, увидели, что не нужно никому доставлять тело, и отправили его в космическую темноту вместе с немногочисленными пожитками.

И пожалели об этом, когда появилось второе тело. Стало ясно, что Реми себя не убивал, а стук был попыткой привлечь внимание. Или высвободиться, лягаясь. Или найти опору для ног.

Или ударить убийцу.

Она ненавидела эти воспоминания, но все же думала об этом. Часто.

Похоже, как и все остальные. Включая убийцу. Который наверняка смеялся над ними.

Она не вернется на этот корабль. Ни сейчас, ни потом. И дверь ей тоже не следовало бы открывать. Джанет была одной из тех несносных женщин, что в каждом мужчине видят добычу, а в каждой женщине — соперницу.

— Я в порядке, — повторила Сьюзен и начала закрывать дверь.

— Ты ведь понимаешь, почему мы так встревожились, если учесть, что случилось с бедняжкой Агатой.

Сьюзен вздохнула. Сейчас ей полагалось спросить: «А что случилось с Агатой?» — как будто ее это волновало. Таких отвратительных женщин, как эта Агата, она еще не встречала. Она не хотела знать, что с ней произошло. И если заглотнет словесную наживку, то будет вознаграждена рассказом о том, как кто-то грубо обошелся с самой отвратительной женщиной из всех, что ей довелось увидеть.

— Да, понимаю, — солгала Сьюзен. — Спасибо, что подумала обо мне. — И резко закрыла дверь.

* * *

— Пожар начался в этой панели, — сказал ремонтник. Звали его Ларри, и он работал на станции уже более десяти лет. Свою работу Ларри любил. «Здесь моя работа, — сказал он Ричарду, — это настоящий вызов. Надо подходить творчески, понимаешь? И делать все правильно. Мы не потеряли ни единого корабля из тех, что вылетели отсюда, и никогда потом не получали жалоб на свою работу. Лучшей работы у меня в жизни не было».

Энтузиазм Ларри обнадежил Ричарда. Настолько, что он вошел вместе с Ларри в обгоревшую часть «Президио». Здесь пахло дымом и расплавленным пластиком. Нос чесался, постоянно хотелось чихнуть. Он мелко дышал через рот — казалось, что если он начнет чихать, то уже не остановится.

— Видишь, — Ларри показал на что-то почерневшее и непонятное, — это и есть один из тех дефектов конструкции, о которых я говорил. Тут нет ничего такого, что загорелось бы само по себе, но есть то, чем можно воспользоваться.

Он объяснил, используя множество технических терминов, но Ричард, как ни странно, все понял. Послушать Ларри, так все очень просто, и все же сам он не смог бы такое проделать.

— Но эта штуковина горела уже несколько часов, когда мы ее обнаружили, — сказал Ричард. — Все системы предупреждения отключились.

— А это поработали над системой жизнеобеспечения, — пояснил Ларри. — Понизили процент кислорода в помещении. Поэтому пожар разгорался медленно. А еще есть встроенная система пожаротушения. Она бы изолировала и провентилировала отсек. Но не сделала ни того, ни другого.

— А систему жизнеобеспечения легко перенастроить?

— Мне легко. Вам будет потруднее.

— Значит, был некто, разбирающийся в системах корабля?

— В системах большинства кораблей, — уточнил Ларри. — Тут нужно знать, что стандартно, что необычно, чего ожидать и что нормально.

— Значит, это был человек, работавший на корабле, — решил Ричард.

Ларри улыбнулся:

— Не обязательно. Ведь вам полагается недельный отпуск?

Ричард кивнул.

— Этого времени вполне хватит, чтобы изучить техническую документацию и понять, как работают системы этого корабля. При условии, что у человека уже есть базовые знания о работе систем кораблей в целом.

— А можно было рассчитать время? — спросил Ричард.

— В смысле?

— Чтобы мы находились поблизости от Ваадума, когда начнется пожар?

— Конечно. Это единственный умный способ устроить диверсию. Если только поджигатель не собирался погибнуть вместе со всеми. Или не задумал воспользоваться спасательной капсулой. Но они все на месте. Полагаю, все ваши пассажиры тоже на месте?

— Да. Они все здесь. На станции. С нами.

* * *

Чтобы человек перестал тянуть волынку, нет лучшего повода, чем убийство. После того как Анна Мария увезла тело Кантсвинкль в лазарет на тележке-роботе, Хансейкер достал инструменты и починил замок в номере Кантсвинкль. Он не мог отделаться от чувства, что если бы сделал это раньше, чем в нем поселилась Агата, то смог бы предотвратить ее смерть. Но тогда ему пришлось бы иметь с ней дело следующие два дня, пока «Президио» готовили к вылету. От этой мысли он вздрогнул… и ощутил вину. Она не виновата в том, что умерла…

Да, никто ее, похоже, не любил, с ней было тяжело общаться. И если бы ему пришлось выбирать, кого из этой маленькой группы пассажиров убить, он выбрал бы ее. Тут он снова вздрогнул. Так она умерла из-за своего характера? Или из-за своего поведения? Или потому что он поселил ее именно в этот номер?

Последняя мысль заставила его отыскать своих подручных (всего двоих) и распорядиться, чтобы они привели в порядок другие номера — те самые, где контроль состава воздуха был невозможен. Затем переместил в них пятерых пассажиров: Бантинга с соседом, Джанет Потсворт с Лизой Ламфер и Сьюзен Кармайкл.

Первые четверо оставили прежние номера охотно. Затем он отправился к Кармайкл. Постучал, она не ответила. Он постучал снова, уже сильнее. Дверь распахнулась, он увидел Сьюзен, но какую-то осоловевшую. Не так давно она поразила его как женщина, чья прическа всегда в порядке, а сейчас она стояла растрепанная, да еще с каким-то странным красным пятном на щеке, как будто ее ударили. Он лишь через несколько секунд догадался, что на щеке у нее отпечаток подушки, а волосы взъерошены одеялом. Очевидно, спала Сьюзен Кармайкл неряшливо, хотя никогда не появлялась такой на людях.

Перебираться в другой номер она не захотела. Она едва не захлопнула дверь у него перед носом, но он остановил ее и сказал, что, если она останется здесь, то велика вероятность, что ее постигнет судьба Агаты Кантсвинкль. Тут Кармайкл нахмурилась.

— А что случилось с Агатой? — спросила она.

Хансейкер внимательно на нее посмотрел. Она действительно этого не знала.

— Она умерла.

Кармайкл на минуту закрыла глаза, вздохнула и прислонилась к дверному косяку.

— Полагаю, она была убита, — устало произнесла она.

— Да.

Кармайкл открыла глаза. Они были ярко-голубые.

— Наверное, бесполезно просить убийцу прекратить сеять смерть, раз уж мы сошли с этого проклятого корабля.

— Наверное, — согласился Хансейкер, не зная, как реагировать на ее слова.

— У него кончатся жертвы, и это привлечет внимание к нему, — со злостью сказала она, как будто ее лично оскорбляло, что убийца продолжает убивать, даже несмотря на то что она считает такое поведение неумным.

— Возможно, он не возражает против внимания, — заметил Хансейкер. — Помочь вам перенести вещи?

— У меня их немного. — Она показала на свои недавние покупки, лежащие на стуле. — Сама отнесу.

Он все же взял туфли и одеяло, потому что внезапно ощутил необходимость быть полезным. Хотя он и так был полезным. За сегодня он сделал полезного больше, чем за предыдущие недели, а то и месяцы. Починил замки в четырех дверях, включая дверь номера Агаты Кантсвинкль (а потом запер проклятую комнату, может быть, навсегда), привел в порядок множество номеров, пробудил от спячки кухонный персонал — ведь теперь у него в отеле есть постояльцы. До тех пор, пока они не поубивают друг друга, разумеется.

Он оставил дверь открытой, потому что кто-то из его работников вскоре придет сюда, приберется, починит замок и запрет его. Никто не будет жить в старых номерах, пока в отеле есть убийцы.

— Она сильно страдала? — спросила Кармайкл, когда он сопровождал ее вниз по лестнице и через коридор в новое крыло отеля.

Хансейкер взглянул на Сьюзен. Похоже, это ее действительно волновало. Никто прежде не задавал этот вопрос. Даже он сам не задал его, разговаривая с Анной Марией. А наверное, следовало бы.

— Не знаю, — честно ответил он. — Чтобы задохнуться, нужно время. Если смерть ее оказалась милосердной, то она сперва потеряла сознание, подобно Лизе, а потом перестала дышать. Но если нет, то она ловила ртом воздух…

Хотя, понял он, если бы ей стало трудно дышать, то достаточно было выбежать в коридор и отойти подальше от двери. Тогда она смогла бы отдышаться, очистить легкие и, может быть, получить помощь.

— Мне кажется, что она совсем не страдала, — добавил он, поразмыслив.

Кармайкл хмыкнула, и это его удивило. Он ожидал услышать «слава богу» или какое-то другое утешительное замечание. Вместо этого она выказала едва ли не досаду.

— Вы хорошо ее знали? — спросил он.

— Никто не знал ее хорошо. И никто не хотел знать.

— А-а-а… — об этом он и сам догадывался. — А другие умершие? Они тоже были… непопулярны?

— А вам-то что до этого?

Хансейкер покраснел. Обычно он не был таким любопытным.

— Извините, — сказал он. — Это не мое дело. Просто хотел узнать…

— Вообще-то, убийство не должно быть темой для легкой болтовни, верно? — спросила Кармайкл.

— Думаю, что нет, — согласился он, удержавшись от замечания, что как раз сейчас разговор вовсе не такой уж легкий, как она полагает. В конце концов, на корабле умерли три человека, там случился пожар, а теперь умер еще один человек. Легкой болтовней это не назовешь. Скорее, весьма относящейся к делу.

Они остановились возле новой комнаты Кармайкл. Он открыл дверь и вошел, ощутив легкий прилив адреналина, когда сделал первый вдох.

Неужели он теперь всегда будет испытывать такое в гостевых комнатах? Всегда бояться, что единственный вдох может его убить?

— Что ж, — заметила Кармайкл, заходя следом, — здесь не так красиво, как было в той комнате, но выглядит поновее.

Он никогда не думал, что та комната красивая, хотя в ней имелось некое своеобразие, отсутствующее в новых, одинаковых во всем крыле, достаточно просторных для большой кровати, стола и двух стульев. Кроме того, целая стена здесь была выделена для компьютерных развлечений — за дополнительную плату.

Он не спросил Кармайкл, чего она желает, предполагая, что она оплатит дополнительный счет, если решит развлечься. Ему больше не хотелось находиться рядом с ней. Положив на пол ее туфли и одеяло, Хансейкер вышел из комнаты. Она этого словно и не заметила. Когда он уходил, она раскладывала одежду на столе, не обращая на него внимания, словно на робота-уборщика.

Он торопливо спустился по лестнице и подошел к конторке, ощущая тревогу. Эта группа людей начала его пугать. И он понятия не имел, когда от них избавится. Сперва нужно отремонтировать корабль. Или сюда должен прилететь другой корабль и забрать их из его отеля.

Впервые за очень долгое время он пожалел, что на станции нет хоть какой-нибудь службы безопасности. Чего-то большего, чем самый крепкий из его работников, грозящий буйным постояльцам увеличить счет за проживание, — обычно этого хватало, чтобы их успокоить, потому что Хансейкер уже и так контролировал счета.

Но никому из этой компании он грозить не собирался, потому что не знал, как они отреагируют. Ему не хотелось об этом думать. Ни о ком из них. Вместо этого он занялся составлением графика уборки освободившихся номеров. Графика уборки и ремонта. Настало время убедиться, что все замки работают, как положено, а все оборудование защищено от взлома и манипулирования. Пора заняться своей работой. Снова.

* * *

Отвратительный человек. Даже гнусный. Кем он себя вообразил, обсуждая смерть других людей, словно это развлечение? Сьюзен Кармайкл сидела на кровати в своей новой комнате. Сна ни в одном глазу. Она даже задумалась, сможет ли когда-нибудь заснуть снова.

Агата умерла. Здесь, а не на корабле. Это потрясло Сьюзен не меньше догадки о том, что смерть Реми не была самоубийством. Нельзя сказать, что самоубийство в соседней каюте не взволновало бы ее. Ее огорчила бы любая смерть. Но убийства, пожар… Когда они летели к Ваадуму, она почему-то решила, что здесь будет в безопасности, что долгий кошмар закончится.

Она откинула голову на подушки, прислонив их к изголовью и ощущая мышцы спины — настолько напряженные, что любое движение причиняло боль. Ей не нравилась эта комната. В прежней была иллюзия безопасности. Ту комнату ей дали, когда она все еще верила, что на станции им будет намного лучше, чем на корабле. Теперь она знала, что разницы нет. Ограниченная группа людей заперта в ограниченном пространстве. Некуда бежать, невозможно спастись. Корабль выведен из строя, а «Президио», насколько ей было известно, — единственный корабль на станции.

Есть ли у местных (как их следует называть — станционные крысы?) способ покинуть станцию? В этом она тоже не была уверена, но это, наверное, можно выяснить. Ее пугало, что Ваадум — единственная остановка на пути к станции Коммонс.

И она даже не знает, как далеко отсюда до Коммонса. Может быть, ей удастся уговорить кого-нибудь доставить ее туда. Или нанять корабль, чтобы тот прилетел и забрал ее отсюда.

Конечно, кто-нибудь захочет к ней присоединиться, но у них ничего не выйдет, потому что любой может оказаться убийцей. Ей нужен способ защиты. Но его нет, во всяком случае сейчас. И теперь она не сможет заснуть. Надо бодрствовать, оставаться начеку, если кто-нибудь попробует что-то сделать. Сьюзен подтянула колени к груди. Ей нужен план.

Но она не знала, с чего начать.

* * *

Капитан отыскал местечко в дальнем углу под тусклыми лампами. Ричард пересек почти весь бар, где пахло пивом, потом и пролитым виски, прежде чем разглядел, что перед капитаном стоят пять стаканов. Ричард вздохнул.

Капитан — невысокий мужчина, бывший военный, а из какой армии и где воевал, Ричард никогда не спрашивал. Это не его дело: благодаря матери он знал, что политика — смертельно опасное занятие во всем секторе.

Капитан управлял кораблем согласно плотному графику. Он и два других пилота несли восьмичасовые вахты в кабине управления.

Ричарда взяли на самую неквалифицированную работу, не имеющую никакого отношения к управлению кораблем: выполнять пожелания пассажиров, следить за тем, чтобы палубы были идеально чисты, запускать роботов-уборщиков и роботов-поваров. Еда на корабле не была впечатляющей, но ее и не рекламировали. По трассе ходили корабли, где сплошная еда, еда и еда — каждые несколько часов, блюда всех культур в этом секторе, еда столь же богатая и разнообразная, как и сами пассажиры.

Но этот корабль был не круизным, а рейсовым. Он перевозил людей, обеспечивая им умеренный комфорт и минимум шика.

Пока не умер первый пассажир, Ричард в основном имел дело с тривиальными жалобами: сломавшиеся развлекательные центры, неработающие аватары в игровой зоне, редкие внезапные (и забавные, на его взгляд) отключения искусственной гравитации в туалете. Агата Кантсвинкль успела испытать его терпение: то постель была слишком мягкой, то оборудование рядом с ее каютой слишком шумным, то запахи еды с камбуза слишком сильными — но он сумел дважды ее переселить, и последняя каюта устроила ее больше, чем предыдущие, что сократило количество жалоб примерно наполовину.

Он настроился на рейс, полный раздражения и тяжелой работы. Зато он знал, что, попав на Ансари, займется реальным делом и впервые за несколько месяцев будет при деньгах. Он уже поклялся никогда больше не доводить себя до такой нищеты.

И вот он оказался здесь — без денег, запертый на космической станции, где есть, как минимум, один убийца.

Он взглянул на капитана. Тот уставился затуманенными глазами в стакан, словно хотел прочесть что-то, написанное на его дне. Ричард знал, что капитан — единственный, кто не стоит за всем этим, и по двум причинам. Первая была очень веская: когда произошли два первых убийства, Ричард находился рядом с ним. Будь капитан причастен, ему пришлось бы завести сообщника, а тот никогда и ни с кем не советовался.

Вторая была еще весомее: капитан владел этим кораблем. Корабль был частью франчайзинговой схемы, и капитану за рейс платили по числу пассажиров. Если корабль был полон, он получал солидную прибыль. Если заполнен наполовину, он кое-что зарабатывал. Если пуст, он или становился банкротом, или был вынужден выходить из бизнеса. Ричард мог понять того, кто уничтожил бы собственный корабль, лишь бы получить страховку и выйти из дела. Но не мог уразуметь, как можно решиться на такое, пока на борту есть заплатившие пассажиры, и уж тем более не мог представить, что это делается с помощью пожара. Есть много иных, гораздо более простых способов.

Ричард сел напротив капитана, покачнув столик. Звякнули стаканы, капитан заметил его, однако признал его присутствие не сразу.

— Не хочешь выпить за окончание моей карьеры? — спросил капитан, поднимая стакан.

— Дела не настолько плохи, — солгал Ричард.

— Корабль ремонту не подлежит.

— Нет, его можно отремонтировать. Я говорил со спецами.

Капитан покачал головой:

— Он больше не полетит. На нижней палубе все провоняло дымом, а системы жизнеобеспечения накрылись. Корабль небезопасен. Во всяком случае, по нашим стандартам.

Он имел в виду стандарты компании, на которую работал.

— Значит, они вышлют корабль на замену?

— Через две недели. Может быть. Или мы сможем нанять другой. Надо спросить пассажиров. То, что от них осталось.

— Две недели? — переспросил Ричард.

— Он вылетит с Ансари. Мы вернемся в систему Дайо. Туда, откуда стартовали. Хотя какая разница? Мне предстоит слушание дела. Можно подумать, это я виноват, что они позволили чокнутому убийце пробраться на мой корабль.

— Вы разве не проверяли декларацию груза и пассажиров?

Капитан зло уставился на него. Или попытался. Получилось не очень эффектно при трясущейся голове и налитых кровью глазах.

— А что мне следовало сделать? Отказать клиентам с безупречными биографиями? Конечно, я проверял. Не идиот. Или думал, что не идиот. — Капитан вздохнул. — Кто-то пытается меня уничтожить.

А что, вполне возможно. Об этом Ричард не подумал.

— Вас кто-нибудь настолько ненавидит? — спросил он.

— Кто-то, кроме меня? А черт его знает…

— Вы все делали правильно, — заметил Ричард.

— Отправил то первое тело в космос, — сказал капитан. — Не развернулся на том самом месте. Надо было доставить всех обратно. Но мы думали, что это самоубийство. А когда умерли еще двое, мы уже были ближе к станции Коммонс, чем к системе Дайо. Чтобы вернуться в Инчин, понадобилась бы неделя.

Этот кошмарный рейс начался в Инчине.

— Кажется логичным, верно? Но знаешь, нас не обучают таким вещам. Может, мне следовало бы запереть всех по каютам.

Ричард кивнул. В конце концов, именно это он сперва и предложил — ну, не сразу, а после второго убийства. Профессор Игнатиус Грове направлялся к месту новой работы в каком-то престижном университете в крупнейшем городе на Ансари. Он преподавал математику. И умер, когда ткани в его горле начали стремительно разбухать, в конце концов перекрыв доступ воздуха в легкие.

Все сочли бы и это необычной, но естественной смертью, особенно вспомнив, что профессор и Агата Кантсвинкль, встречаясь за обеденным столом, всякий раз жаловались друг другу на свои разнообразные аллергии, если бы Ричард не вспомнил, что уже видел точно такое же убийство. Есть такие маленькие наноштучки, которые могут запускать в тканях механизм роста. Если они попадают в пищу или питье, то собираются в глотке. Никто еще не проверял, способны ли они добраться до желудка и что получится, если окажутся там раньше, чем закупорится горло.

Игнатиус Грове умер особо страшной смертью. Как и Реми Демопин, ставший первой жертвой. Фактически, все трое умерли ужасно. Третья, Триста Джордан, погибла, когда кто-то запечатал ей нос и рот липким герметиком. Ричард не знал точно, что было использовано — какой-то жидкий клей. Она могла бы воспользоваться кнопкой вызова, чтобы позвать на помощь. И наверняка воспользовалась бы, если бы ее заодно не приклеили к стулу в каюте.

Убийца не пытался скрыть эту смерть. Расследовать ее было уже некогда, потому что начался пожар. Или, во всяком случае, был обнаружен.

— Даже если бы пассажиров заперли по каютам, — сказал Ричард, — это, вероятно, не помогло бы. У нас на борту был очень целеустремленный убийца. Кстати, он до сих пор среди нас. Есть соображения, кто это?

— Если бы знал, пристрелил бы ублюдка. — Капитан взял один из еще полных стаканов и осушил его. — Слушай, а может, мне лучше сейчас перестрелять всех? Это решило бы проблему. Что скажешь?

— Одно из решений.

— Не хуже остальных, — заметил капитан и взял последний из полных стаканов. — Если бы я смог оторвать задницу от этого стула… Но я никого расстреливать не буду. Если кто-то хочет меня убить, пусть убивает. Может быть, еще и услугу мне окажет. Ты хочешь моей смерти, Ричард?

Их взгляды встретились. Впервые за время разговора капитан выглядел трезвым. Лицо у него стало очень серьезным. У Ричарда возникло чувство, что капитан знает о нем больше, чем он полагал.

Ричард затянул с ответом и теперь уже не мог притвориться, будто его возмутил вопрос. И отмахнуться от него он тоже не мог, учитывая взгляд капитана.

— Если я вас убью, что от этого получу? — спросил он.

Капитан улыбнулся и тряхнул головой — момент ясности у него прошел.

— Мою вечную благодарность, друг мой, — сказал он, поднося к губам стакан. — Мою вечную благодарность.

* * *

Хансейкер сидел за столом и копался в файлах. Позади у него была стена, а краем глаза он присматривал за входами и лестницей.

На коленях лежал планшет. Его личный планшет, а не тот, что подключен к сети курорта. Свой планшет он обновлял десятки раз, иногда нелегально. Неоднократно крал программы у постояльцев, а у одного из них — игрока с хорошими связями, которому нравились ставки (и сиськи) в местном казино, — он украл целую базу данных по сомнительным личностям во всем секторе.

Он не ожидал увидеть какие-либо знакомые имена, но одно все же обнаружил. Ричард Айликов, также известный как Юрий Флинн Дойл, Эдвард Майкл Адамс и Михаил Юрьевич Орлинский, профессиональный киллер, на счету которого значилось более двух десятков убийств по всей системе.

Хансейкер содрогнулся. Он знал, что Ричард Айликов не был обычным работником на пассажирском корабле. Для этого он слишком компетентен — не в области разных механизмов, а в том, что касалось смерти. Он даже не вздрогнул, увидев тело Кантсвинкль, да и сама ее смерть, кажется, не слишком его огорчила.

И все же все эти смерти, три на корабле и четвертая здесь, казались ужасно небрежными для человека, который зарабатывал на жизнь убийствами. Хансейкер тихонько вздохнул и вышел из нелегальной базы. Он ощутил себя грязным уже от одной мысли о работе Айликова. Скорее, даже о нем самом. Айликов не выглядел безобидным — уж настолько наивным Хансейкер не был, — но все же казался… эффективным, а не смертельно опасным.

Его взгляд отвлекло движение. К столу подходил Айликов. Хансейкер даже не заметил, как тот вошел в комнату.

Хансейкер сдавленно вскрикнул. Айликов приподнял бровь. Он спугнул Хансейкера, и это его развеселило. Айликов многозначительно улыбнулся и подошел ближе, как будто ничего не заметил.

— Постояльцами интересуемся? — спросил он.

— И что? — ответил Хансейкер, тут же сообразив, что дал не самый умный ответ. Но, наверное, не лучшими вариантами стали бы «а тебе какое дело?» или «вали отсюда».

— У кого-то из них отыскалась история с нехваткой кислорода?

— Что? — удивился Хансейкер, не ожидавший такого вопроса.

— Я понял, когда говорил с капитаном, что все наши жертвы тем или иным способом задохнулись. А из-за пожара мы бы задохнулись все. Вот я и думаю, а не имеем ли мы дело с каким-то сценарием мести?

Айликов оперся локтями о стол.

— А мне откуда знать? — ответил Хансейкер чуть дрогнувшим голосом.

Айликов нахмурился:

— У меня нет доступа к серьезной базе данных. А у тебя есть. — Тут его глаза слегка расширились. — О, ты решил первым делом проверить меня.

Сердце у Хансейкера колотилось. Терять ему было нечего: если Айликов собирается его убить, то это произойдет сейчас. Поэтому он вывел на экран историю Айликова и подтолкнул планшет к нему через стол.

— Эти базы составляют так паршиво, — сказал Айликов. — Ничего толком не узнаешь, верно?

Он поднял на него бледно-голубые глаза и подмигнул. Как он может смеяться, говоря об убийствах? Хансейкер невольно вспомнил слова Кармайкл: убийство не должно быть темой для легкой болтовни. И предметом для улыбок.

— У всех нас есть прошлое, Гриссан, — сказал Айликов. — В твоем прошлом есть хищения с курортов, где ты работал. Весьма творческие хищения, могу добавить: они сделали бы тебя очень богатым, если бы ты придерживался исходного плана.

Хансейкер ощутил, как у него теплеют щеки. Об этом никто не знал. Как же Айликов это разнюхал?

— Проблема в том, что в этой профессии более молодые и менее опытные работники переходят с курорта на курорт, а те, кто старше, получают заслуженную синекуру. Как думаешь: правильное слово — синекура?

— Синекура подразумевает должность, где почти ничего не надо делать. А это не так. В моей профессии, чтобы подняться на вершину, нужно все время работать. — Хансейкер говорил отрывисто, показывая свою досаду. Щеки потеплели еще больше. Он позволил Айликову довести себя до раздражения.

Айликов слегка улыбнулся:

— Я неправильно выразился. Я просто имел в виду, что ты поднялся до вершины своей профессии и остался на одном месте. На курорте, который стал «твоим», хотя ты им и не владел. Ты стал глазами и ушами этого места. Лицом, которое знакомо всем. Именем, которое связали с этим курортом. Вот почему тебе купили это заведение и не стали преследовать по суду. Ты хоть знал, какую дыру они тебе подобрали? Это была их идеальная месть, да? Фактически ссылка, подальше от населенных зон этого сектора. Тебя это не смущает?

Смущает, унижает, бесит. Хансейкер не ответил, но предположил, что все эти эмоции отразились на его лице.

— Но и тогда ты наверняка припрятал деньги, украденные на других курортах. И ты мог исчезнуть. Ты просто решил этого не делать.

Убегать было слишком стыдно. Хансейкер попросту не сумел бы взглянуть в лицо никому из прежних коллег. И никогда не сможет.

— У всех есть своя тайная история, — продолжил Айликов. — Не сомневаюсь, что и твои пальцы стали липкими не без причины. У моей истории тоже есть причина. Моей матерью была Галина Лейла Орлинская. Поищи ее в своей маленькой базе данных.

Хансейкер взял планшет. Пальцы у него дрожали, черт бы их побрал. Не контролирует реакции, прежде это удавалось лучше. Он отыскал в базе Галину Лейлу Орлинскую. У нее имелось еще с полдюжины псевдонимов. Шпионка высокого класса, которая перешла на сторону противника, захватив с собой важнейшую информацию, изменившую ход одной из пограничных войн. Последние несколько лет жизни обслуживала разные державы в качестве наемника.

— Уверен, тут не сказано, что она нанимала и меня. Как наемного убийцу. Она считала, что у меня для такой работы вполне подходящий характер.

— А это так? — спросил Хансейкер и сразу пожалел, что не может взять свои слова обратно. Но Ричард этого словно не заметил.

— Не совсем. На мой взгляд, человек должен ощущать страсть к своему делу. А работа наемного убийцы вообще исключает эмоции. Ты разве не считаешь, что человеку следует вкладывать в дело сердце и душу?

— Я так обычно и поступал, — согласился Хансейкер.

— Готов поспорить, что тебе сейчас не хватает этого чувства. Мне его точно не хватало. Мне хотелось что-то изменить в своей жизни. И вот я теперь без гроша и нанимаюсь на корабли в качестве прислуги, лишь бы пересечь этот сектор.

Он подался вперед через стол. Отодвинуться Хансейкер не мог — его спина уже была прижата к стене.

— Так что, как видишь, у меня не было причины убивать тех людей, — сказал Айликов. — Я не был с ними знаком. И уж точно у меня хватило бы ума не поджигать корабль вдали от ближайшего порта.

— Но ты был знаком с Агатой Кантсвинкль, — произнес Хансейкер тише, чем собирался.

Айликов искренне улыбнулся:

— Что, тебе она тоже не понравилась? Насколько могу судить, она никому не нравилась. Но и ее мне не нужно было убивать. Она сошла бы с корабля в Ансари. А здесь, на Ваадуме, она стала твоей проблемой, а не моей.

Хансейкер сглотнул:

— Значит, ты утверждаешь, что никого не убивал?

— Никого. С какой стати?

— А вдруг тебе кто-то заплатил?

Айликов покачал головой:

— Если бы мне заплатили, то я летел бы пассажиром. Не стал бы наниматься в работники.

Все это было очень логично. Но Хансейкер не знал, стоит ли этому верить.

— Так что ты там говорил про удушье? — спросил он.

— О, просто теория. Все покойники задохнулись — тем или иным способом. Поэтому если представить, что эти преступления связаны, то, может быть, причина — месть за чью-то смерть от удушья?..

— Я даже не знаю, как такое искать в базе, — признался Хансейкер.

— Зато я знаю, — сказал Айликов и забрал у Хансейкера планшет.

Просеивая базу данных Хансейкера, Ричард отыскал лишь кучу всякой ерунды. База оказалась не так уж хороша. Она была старой, а обновления втиснуты кое-как. Уж лучше бы он сходил на «Президио». Там уцелела хорошая база, где он вполне мог отыскать то, что его интересовало. Потому что здесь при таком поверхностном поиске он не сумел отыскать никого, имеющего отношение к смерти от удушья — в результате убийства, несчастного случая или по естественной причине. Он уже собрался вернуть планшет Хансейкеру, когда кто-то завопил.

— О, только не снова, — пробормотал Хансейкер.

Ричард швырнул ему планшет и помчался вверх по лестнице, ожидая услышать стук падающего тела. Звука он не услышал. Зато услышал крик и понял, что это мужчина.

В отличие от первого, это не был крик испуга или удивления. Скорее, ужаса, крик «конца света», так вопят, когда все безнадежно и потеряно. Снова крик, потом еще один. Захлопали двери — люди выбегали из комнат. Взбежав по лестнице, Ричард уже присоединился к небольшой толпе.

Вопли доносились с верхнего этажа.

Он поднялся туда вместе с тремя другими бывшими пассажирами — Джанет Потсворт, Лизой Ламфер и Уильямом Бантингом — и обнаружил мужчину, которого никогда прежде не видел. Тот стоял на коленях в одном из номеров, закрыв лицо руками, и вопил не хуже аварийной сирены.

На полу лежало еще одно тело — женщина, которую он тоже никогда не видел. Ее остекленевшие глаза были открыты, изо рта высовывался кончик языка. Несомненно, мертва.

За его спиной кто-то вздохнул.

Ричард полуобернулся. Возле него стоял Хансейкер и смотрел на лежащую женщину.

— Черт, и что мне теперь делать? — вопросил он с досадой. — Ну, правда — что?

Судя по выражению лица Айликова, Хансейкер произнес это вслух и ощутил, как снова краснеет. Не поднимая головы, чтобы не смотреть Ричарду в глаза, он вошел в комнату.

Хансейкер опустил руку на плечо Фергюса. Тот работал здесь с тех пор, как Хансейкер стал управлять курортом. Вместе с женой Диллит, которая теперь была мертва. Впрочем, она и при жизни была ненамного энергичнее покойника. Но нехватку энергичности Диллит восполняла скрупулезностью.

Она могла отыскать пылинку, пропущенную роботом-уборщиком. Умела идеально складывать уголки одеял. Работала она медленно, зато тщательно. А на курорте Хансейкера скрупулезность значила больше, чем быстрота.

Когда Хансейкер коснулся Фергюса, тот перестал вопить. Он поднял на Хансейкера запавшие глаза и спросил:

— И что мне делать?

Фергюс произнес это горестно. Хансейкер же говорил задумчиво, как бы решая задачу. Он меньше чем за минуту перепрыгнул от мыслей «труп — убийство — кризис» до «кто будет у меня работать в этой богом забытой дыре»? Гордиться тут нечем, но он действительно не из тех, кто сильно привязывается к своим работникам. Более того, он считал, что это мешает работе. Он почти ничего не знал о Диллит и Фергюсе, кроме имен, их методов и того, что они предпочитали работать по вечерам, а не спозаранок.

— Вставай, — сказал Хансейкер, вложив в интонации столько сочувствия, сколько получилось, и наверняка недостаточно. — Мы что-нибудь придумаем.

Худенький Фергюс встал и тут же прислонился к груди Хансейкера, чем его немало раздосадовал. Он не приглашал Фергюса обнимать его. Он вообще не хотел, чтобы тот к нему прикасался. Но сейчас Фергюсу было не до подобных тонкостей. Он всхлипывал, и Хансейкер уже ощущал, как намокает рубашка. Похлопав Фергюса по спине, он вывел его из комнаты. Потом взглянул на Айликова. Тот наблюдал за ним с откровенным весельем в глазах.

— Окажи мне услугу, — попросил Хансейкер. — Приведи сюда Анну Марию Девлин, хорошо?

— Кого?

— Она врач базы.

— А по-моему, эта женщина такой же врач, как…

— Просто сделай, что я попросил, — сказал Хансейкер, сдерживая желание швырнуть Фергюсом в Айликова.

Тот кивнул и заторопился вниз по лестнице. Трое пассажиров стояли вокруг, словно явились на спектакль.

— Возвращайтесь в свои комнаты, — сказал Хансейкер. — Тут не на что смотреть.

Можно подумать, что на полу не лежит мертвая женщина. Он лишь не хотел, чтобы они на нее таращились.

Они, разумеется, не тронулись с места. Он пронзил их гневным взглядом и постарался напустить на себя суровость. Но это нелегко сделать, когда на груди рыдает твой работник.

— Идите, — велел он, и на этот раз сработало. То ли подействовал его тон, то ли явное отвращение ко всем вокруг.

Троица медленно разошлась. Он следил, как они спускаются по лестнице, и все время похлопывал Фергюса по спине — как младенца, которому надо срыгнуть. Потом Хансейкер оглядел комнату. На вид она была в общем такой же, как и два часа назад, когда он помогал Сьюзен Кармайкл перебираться в другую.

* * *

Разумеется, она услышала крики. Как можно их не услышать? И она подавила первое, инстинктивное желание нырнуть под одеяло в этой новой комнате и притвориться, будто ничего не слышит. Сьюзен Кармайкл не из тех, кто прячется. Впрочем, и не из тех, кто бежит на место преступления, хотя она и не была полностью уверена, что эти вопли означают преступление.

Но люди не издают таких горестных криков — ведь это горе, верно? — без соответствующей причины. И, учитывая смерть Агаты, самым верным предположением — по сути, единственным — будет еще одно преступление. Снова. А это значит, что ей надо бежать с этой станции. Вот только каким образом?

Она переоделась, медленно и обдуманно, в блузку оттенка слоновой кости и черные брюки. Надела туфли, причесалась, взяла документы и вышла из номера.

Вопли прекратились, но вдалеке слышались негромкие голоса. Она посмотрела на лестницу, убеждаясь, что там никого нет, и тихо спустилась.

Настало время все это прекратить. Она сдалась. Она убежала от семьи, но, если честно, жизнь здесь оказалась намного хуже, чем когда-либо могла стать дома. Отец может пригнать сюда корабль в течение суток. У него есть корабли по всему сектору. Один из них должен находиться поблизости. Ей надо лишь связаться с отцом.

Она спустилась по лестнице к конторке. Там наверняка должен быть какой-нибудь узел межзвездной связи. Или хотя бы только в пределах сектора. В худшем случае — но и с этим она в конце концов готова смириться — она просто свяжется с ближайшим кораблем и попросит их отыскать отца.

А потом она станет ждать. Хотя, наверное, ей понадобится какая-нибудь охрана.

Выбор небольшой. Любой человек с корабля — потенциальный убийца, а на станции жило немного людей.

Но все смерти, о которых она знала, происходили, когда жертва оказывалась в одиночестве. Значит, важно все время находиться с кем-то. Но только не сейчас. Сейчас ей надо связаться с папочкой.

А уже потом она найдет себе компаньона. И придумает, как не заснуть до прибытия помощи.

* * *

Анна Мария Девлин больше не пила. О ней даже нельзя было сказать «выпившая, но внешне трезвая». Она настолько протрезвела, что у нее кружилась голова. Кружилась от возбуждения. Впервые за несколько месяцев она ощутила себя полезной. Не знай она себя лучше — а уж себя-то она знала прекрасно, — то сказала бы, что пить начала от скуки.

Но пить она начала задолго до того, как жизнь перестала бросать ей вызовы. Она знала, что возбуждение дает лишь временную эйфорию, тогда как алкоголь притуплял ощущения, что она обычно и предпочитала.

Однако сейчас ей требовались все чувства. Она находилась в еще одной комнате — ее любимой, стояла возле еще одного трупа, и орудием убийства была еще одна перенастроенная система жизнеобеспечения. Вопрос: как именно ее перенастроили? И зачем?

Она разглядывала панель управления, отмечая кое-что интересное, когда поняла, что в комнате находится один из пассажиров. Высокий блондин с бледно-голубыми глазами. Тот самый, что позвал ее. Ричард как-там-его.

— Я предпочитаю работать в одиночку, — заметила она.

— Я тоже.

Секунду-другую они смотрели друг на друга. Хансейкер, который также предпочитал работать один (она это знала, потому что он говорил ей об этом несколько раз), стоял возле двери. Его рубашку промочили слезы Фергюса. Она сумела вывести Фергюса из комнаты и проводить его вниз, на кухню, где за ним мог присмотреть повар. Фергюс оказался весьма податлив, а сейчас, видимо, впал в оцепенение. Наверное, всякий оказался бы в таком состоянии, если бы столько плакал.

Она повернулась к Хансейкеру:

— О чем ты вообще думал? Послал их вдвоем убирать номера, когда тут рыщет убийца!

— Да кто мог подумать, что убийца нацелится на одного из нас? — возразил он.

— А я и не думаю, что он такое замышлял, — сказал Ричард. — Позвольте-ка…

Он отодвинул — отодвинул! — Анну Марию в сторону и начал разглядывать панель управления.

— Ты хоть понимаешь, что, если этот человек — убийца, то он теперь получил доступ к уликам? — спросила она Хансейкера.

— А ты понимаешь, что, если этот человек — убийца, — ответил Хансейкер, подражая ее интонациям, — то ты только что дала ему причину убить нас?

Они снова пронзили друг друга взглядами.

— Я-то не убийца, — сказал Ричард, — зато у настоящего убийцы есть серьезные инженерные навыки.

Она не могла удержаться и тоже посмотрела на панель. Эти старые модели были снабжены цифровыми дисплеями и механизмами, связанными с другими механизмами. Как раз такой она видела в комнате, где умерла Агата Кантсвинкль… но у той панели не было второго цифрового дисплея. А у этой был.

Она посмотрела на Ричарда. Тот взглянул на ее, приподняв брови, словно тоже был удивлен. Потом прикоснулся к панели ногтем. Второй дисплей был закреплен неплотно, но подключен к управляющему механизму. Она обратила внимание на состав газовой смеси. Когда Диллит находилась в этой комнате, состав воздуха был точно таким же, что убил Агату Кантсвинкль.

Анна Мария нахмурилась. Бросила взгляд через плечо на дверь. Хансейкер все еще стоял, прислонившись к косяку и буравя ее взглядом. Похоже, он не одобрял ее действия. Или же действия Ричарда. А может быть, он вообще никогда и ничего не одобряет.

Она вздохнула и подошла к двери.

— Подвинься, — попросила она.

Хансейкер не шелохнулся.

— Я не шучу. Подвинься. Мне надо кое на что взглянуть.

— На что?

— Проще показать, чем объяснять, — сказала она, отодвигая его. Потом заглянула в запорный механизм. К нему был прикреплен еще один маленький цифровой дисплей.

— Эта дверь была закрыта, когда вошел Фергюс?

— Не знаю, — ответил Хансейкер. — Не спрашивал.

— И ты не потрудился сказать ему, чтобы они держали дверь открытой?

В глазах Хансейкера стала медленно появляться злость:

— Конечно, сказал. Вообще-то, это часть общих инструкций для персонала. Дверь всегда должна быть открыта, когда в номере находится работник, даже если там нет постояльца.

— Хм-м-м, — протянула она.

— Что? — спросил Ричард, стоя возле панели управления.

— Это таймер. Он запирает дверь.

— Таймер, — сказал он, — меняет состав воздуха.

— Его не могли поставить, когда здесь была Диллит.

— Значит, кто-то установил его раньше.

— Отсюда следует, что целью убийцы была не Диллит.

— Он хотел убить Сьюзен Кармайкл, — почти выдохнул Хансейкер. Анна Мария уловила дрожь в его голосе. — Если бы я пришел к ней чуть позже…

— То умер бы тоже, — подтвердила Анна Мария. — Надо подпереть эту дверь, чтобы не закрылась.

— Сомневаюсь, что эта комната снова начнет убивать, — заметил Ричард.

— Но другие комнаты могут, — возразила Анна Мария.

— Я уже переселил всех из старых номеров, — сказал Хансейкер.

— Будем надеяться, что этого достаточно… — Анна Мария почувствовала легкий озноб. Ей нравился это озноб. Возбуждение, как ей его не хватало. — Может быть, он начнет охотиться и на нас.

— О, не очень-то на это надейся, — огрызнулся Хансейкер и вышел.

Ричард снова приподнял брови:

— И что бы это значило?

Анна Мария пожала плечами:

— Наверное, расстроился.

Ричард кивнул:

— Думаю, было бы удивительно, если бы он не расстроился.

* * *

Хансейкер протопал вниз по лестнице. Теперь он не знал, что делать. Предупредить Кармайкл? Загнать всех постояльцев в одно помещение и держать их там, пока не прилетит корабль?

На полпути вниз он остановился и прислонился головой к стене. Все его обучение, долгие годы, потраченные на образование, весь положительный и отрицательный практический опыт не подготовили его к такой ситуации. Он просто представить себе не мог лекцию на тему: «Как справиться с убийцей, который рыщет по вашему курорту?».

Просто: обратиться к местным властям.

А если их нет?

Он стукнул головой о металлическую стену. Если собирать постояльцев, то куда их отвести? В ресторан? В казино?

Казино хотя бы большое. И там будет трудно испортить систему жизнеобеспечения.

Может быть, просто заставить их вернуться на корабль, и если они там поубивают друг друга, то и черт с ними. Даже если помрут, надышавшись там дымом — пусть. Это не его забота. Пока они здесь, от них одни проблемы. А когда они на корабле, то он к ним не имеет никакого отношения.

Вот что нужно. Позвать парней-ремонтников, и пусть они изобразят охранников из местной службы безопасности. Для этой роли сойдут даже его шеф-повар и крупье из казино (пока на ней будет блузка). Они окружат этих ужасных людей и загонят их на корабль. И если они там умрут, то умрут. У него свело желудок.

Может быть, если они все умрут, то он сумеет отправить корабль в самый темный и далекий космос. Поставит его на автопилот, и пусть он валит отсюда. У Хансейкера ненадолго даже поднялось настроение. Потом он вспомнил, что уже снял деньги с их счетов. А запись об этих операциях уничтожить не может. И запись докажет, что они были на станции.

Проклятье. Он даже не представлял, что делать дальше.

* * *

Ричард помог Анне Марии отвезти труп в медицинское крыло. Ему уже осточертело таскать трупы. Это уже пятый — и единственная женщина, с кем он не был знаком при жизни.

Медицинское крыло располагалось в самой отдаленной части станции и, безусловно, не заслуживало названия «крыло». В лучшем случае это был медицинский отсек — несколько комнатушек, пристроенных к станции.

На одном из столов лежало обнаженное тело Агаты Кантсвинкль — еще один образ, который никогда не изгладится из его памяти. К его удивлению, два других тела с корабля лежали в прозрачных холодильных боксах и через два дня после смерти выглядели не хуже, чем при жизни. Он переложил Диллит на ближайший стол и с облегчением размял мышцы.

— Спасибо, — сказала врач тем тоном, который профессионалы используют, намекая: ты свою работу выполнил, а теперь проваливай отсюда.

Что он и сделал.

И, выйдя в коридор, осознал, что до сих пор вел это расследование совершенно неправильно. Он искал общие связи, мотив. А уж ему-то лучше, чем кому-либо, следовало знать, что мотив значит намного меньше, чем это изображают в детективах.

Мотивом большинства его первых убийств было то, что мать нанимала его сделать эту работу. Последние убийства он также совершал, потому что мог на них заработать. И только у первого был реальный мотив: тот человек убил его отца и погубил жизнь Ричарда. Ему нужно искать не мотив. Надо искать опыт. Технический опыт. По системам жизнеобеспечения.

Он торопливо зашагал к вестибюлю, надеясь, что в паршивой и устаревшей базе данных Хансейкера найдется достаточно информации, чтобы решить эту задачку.

* * *

Истерики у нее не было. Если бы она закатила истерику, Хансейкер справился бы. Его этому обучали. В отелях высокого класса гости нередко закатывают истерики из-за всяких пустяков. А здесь, в отеле откровенно не шикарном, люди впадают в истерику… ну, просто потому, что они здесь.

У Сьюзен Кармайкл были причины для истерики. Она могла бы умереть в том номере, если бы Хансейкер ее не переселил. Но она к тому времени уже поняла, что может умереть, и вела себя спокойнее Хансейкера.

Она даже нашла способ связаться с отцом, настолько знаменитым вице-адмиралом, что даже Хансейкер о нем слышал. И отец выслал корабль, который будет здесь ровно через восемнадцать часов вместе с какой-то «поддержкой», которая решит проблему. Что бы это ни значило.

Но в свой номер она не вернется. И в любой другой тоже.

Ей хотелось остаться с Хансейкером — ей почему-то казалось, что Хансейкеру ничего не грозит. Он сидел в своем кресле возле стены, не знающий, где опасно, а где нет. А она — у его рабочего стола, как будто принимала гостей вместо него.

Он все еще обсуждал с ней, стоит ли эвакуировать всех остальных из номеров, когда ворвался Айликов.

— Мне нужна твоя база данных, — заявил он.

— А куда подевались «пожалуйста» и «спасибо», — буркнул Хансейкер и протянул ему планшет.

Айликов проигнорировал его замечание, но бросил взгляд на Кармайкл. Похоже, он не очень удивился, обнаружив ее здесь. Затем прислонился к столу и начал потрошить базу, работая пальцами с такой скоростью, какая Хансейкеру и не снилась.

Пока Ричард работал, все трое молчали. Кармайкл наблюдала за ним. Хансейкер приглядывал за дверью и лестницей, хотя недавние события и показали, что толку от этого никакого. Тут Айликов взглянул на Кармайкл:

— Вы с Агатой когда-нибудь оставались наедине?

— Здесь? — уточнила она.

— На корабле.

Она опустила глаза:

— Я как-то раз с ней поговорила. После того инцидента… ну, сами знаете. Мне стало ее так жаль, что…

— Какого инцидента? — прервал ее Хансейкер. Это не стало бы его делом, если бы все события ограничились кораблем, но корабельные проблемы захлестнули его маленький курорт, и он решил, что имеет право знать.

— На корабле мы обедали по расписанию. Нас кормили в одно и то же время, а столовая была не очень большая. Нам пришлось узнать друг друга довольно близко, а это не всегда хорошо.

Айликов кивнул, но головы не поднял — он слушал, продолжая копаться в базе.

— Короче говоря, после смерти профессора Грове мы были очень взвинчены, и Агата завела разговор о том, что нам нужно выбрать человека, который бы нас возглавил и не допустил, чтобы стало еще хуже, и это окончательно достало Бантинга. Он заявил ей, что она любопытная и заносчивая старуха, которая понятия не имеет, как общаться с людьми, даже если ее этому специально учили, и что она, безусловно, не может ничего возглавлять, и он не верит ни одному ее слову, и… — Сьюзен покачала головой. — Поначалу я с ним соглашалась, она была женщина неприятная, и я отдала бы что угодно, лишь бы общаться с ней как можно меньше, но он все не замолкал, и к концу она выглядела совсем растоптанной.

Теперь Ричард оторвался от планшета. Хансейкера ее рассказ тоже удивил. Он просто не мог представить морально растоптанную Кантсвинкль.

— Я дождалась, пока все ушли, — продолжила Сьюзен, — и сказала ей, что у всех сейчас нервы на пределе, но Бантинг не имел права так обрушиваться на нее, а она расплакалась, и мне стало очень неудобно. Я отвела ее в каюту и посоветовала отдохнуть. Сказала, что к утру все наладится, и ушла.

— И что потом? — спросил Хансейкер, ожидая продолжения.

— Потом мы обнаружили тело Тристы и пожар и едва смогли выжить.

— У меня сразу же создалось впечатление, что вы не хотите общаться с мисс Кантсвинкль, — заметил Хансейкер.

Сьюзен взглянула на него с удивлением:

— Я старалась этого не показывать.

— Вы всячески избегали ее во время регистрации, — напомнил Хансейкер.

Сьюзен опустила глаза и вздохнула.

— Она была очень прилипчивая. Во время того спора я вдруг поняла, что она такая напыщенная из-за своего одиночества, и я допустила огромную ошибку, попытавшись ее утешить. Окажись этот полет нормальным, я не смогла бы отделаться от нее до самого конца.

— Если бы это был нормальный полет, — вставил Айликов, — то вы вообще бы с ней не заговорили.

— И то верно, — согласилась Кармайкл. Потом взглянула на него, нахмурившись. — А почему вы спрашивали про меня и Агату?

— У меня есть теория.

Но больше он ничего не сказал. И продолжил работать с планшетом, а это задело Хансейкера.

— Не хочешь поделиться своей теорией? — спросил Хансейкер.

— Я считаю: кое-кто решил, что вы что-то увидели, — сказал Айликов. — Могло быть такое?

Кармайкл пожала плечами и покачала головой.

— Это могло случиться, когда вы с Агатой были вместе.

Она снова покачала головой:

— Ничего.

Он недоверчиво хмыкнул и продолжил работу. И после долгой паузы негромко проговорил:

— Ну вот, кажется, нашел.

— Что нашел? — спросил Хансейкер. Кармайкл подсела ближе. Ричард ответил не сразу. Сперва он убедился, что никто не может их услышать — проверил двери и заглянул на лестницу.

Вернувшись к столу, он заговорил очень тихо. И объяснил свою идею — искать человека с опытом, а не мотив. Он не стал упоминать, как боялся, что база данных окажется неполной (так оно и случилось, но это уже не имело значения, потому что он все-таки нашел то, что искал).

— Когда я стал искать специалистов по системам жизнеобеспечения, то нашел два имени. Я ожидал, что хотя бы один окажется из экипажа, но ошибся.

— Какие имена? — Впервые за все время, что она сидела здесь, в голосе Сьюзен прозвучала паника.

— Уильям Бантинг и Лиза Ламфер.

— Бантинг… — сказал Хансейкер. — Это тот самый, что орал на Агату?

Кармайкл кивнула.

— Но у того, кто убил Агату и нацелился на вас, Сьюзен, было для этого очень мало времени, — заметил Ричард. — Вас ведь уже расселили по номерам. Вы в свою комнату впускали кого-нибудь?

— Джанет Потсворт. Но я не оставляла ее в комнате одну, и к панели управления она не приближалась.

— Кого-то еще?

Она покачала головой.

— Где вы были после того, как мы нашли тело Агаты?

— Я не выходила из номера.

— Выходили, чтобы купить одежду, — напомнил Хансейкер.

— Да, точно. Я покупала одежду. Но Бантинг в тот момент ничего не мог сделать. Он был в бутике вместе со мной.

Она произнесла слово «бутик» с легким сарказмом. Ричард на секунду нахмурился. Бантинг орал на Агату и заставил ее расплакаться. Она не подпустила бы его к себе. А вот другую женщину?..

— У нее были какие-нибудь стычки с Лизой? — спросил Ричард.

Кармайкл пожала плечами:

— Понятия не имею. Я даже не уверена, что они вообще разговаривали.

— А вы видели Бантинга или Лизу в тот вечер, когда остались наедине с Агатой?

— Лизу. Но тут не было ничего особенного. Она забыла что-то в столовой. Прошла мимо нас с немного озабоченным видом. Это неважно.

— Мимо вас откуда? — спросил он.

— Полагаю, из своей каюты.

— Но вы вели Агату в ее каюту?

— Да.

— Из столовой.

— Да.

— Но каюта Лизы была далеко от каюты Агаты.

Кармайкл взглянула на него.

— Ее каюта была совсем в другой части корабля.

— А пожар начался недалеко от каюты Агаты, — добавила Кармайкл.

Ричард кивнул. Теперь они знают, кто убийца. Лиза Ламфер убила Агату и собиралась убить Кармайкл, потому что они могли связать ее со всеми событиями.

— Все это звучит так гладко и логично, — возразил Хансейкер, — пока вы не вспомните, что Лиза едва не умерла, вдохнув тот же отравленный воздух, который погубил Агату.

— А она его вдыхала? — усомнился Ричард. — Она вошла в комнату Агаты, переключила панель управления, может быть, даже подождала, пока Агата умрет, затем переключила обратно. Подождала, пока воздух немного очистится, и разыграла спектакль. У меня предчувствие, что, если мы обыщем ее комнату, то найдем какую-нибудь компактную дыхательную маску, которую она спрятала, прежде чем вернуться и «обнаружить» Агату.

— Но зачем ей это было делать? — спросил Хансейкер.

Какие же они наивные. Или это он недостаточно наивен? Для него все выглядело очевидным. Едва увидев имя Лизы, он понял, как все было проделано. И немного — почему проделано.

— Чтобы ее не заподозрили. Вы навсегда вычеркнули ее из списка, даже когда я узнал о ее технической подготовленности, потому что она тоже пострадала. — Он едва не добавил, что так поступил бы любой профессионал. Но он этого не сделал. Все же он увидел, с каким выражением на него взглянул Хансейкер.

— Можно мне планшет? — спросил Хансейкер.

Ричард вернул ему планшет, готовясь к следующему вопросу, который последовал с предсказуемой быстротой.

— Полагаю, у тебя нет опыта работы с системами жизнеобеспечения? — спросил Хансейкер.

Ричард сдержал улыбку:

— Нет.

— Я проверю, — предупредил Хансейкер.

— Проверяй. Но вспомни, что я тебе уже говорил. Я бы не стал устраивать пожар. Чтобы покалечить корабль, есть способы и проще, и надежнее. Она не хотела, чтобы мы все умерли. Она знала, что мы поблизости от вашего курорта.

— Но зачем убивать пять человек? — спросила Кармайкл.

— Это я и собираюсь выяснить, — ответил Ричард.

Для этого пришлось поработать. В куче информации отыскалась единственная зацепка. Профессор-математик. Он шел на повышение, а Лиза считала, что это несправедливо. Когда-то он провалил ей защиту магистерской диссертации, сказав, что она небрежно работает. Тогда она перевелась на инженерный факультет и окончила его, хотя и без отличия и по не очень-то востребованной специальности. Чтобы добиться хоть какого-то успеха, ей требовалось дополнительное образование.

Она села на корабль, планируя долететь вместе с профессором до Ансари, а там постараться погубить его карьеру. А может, и убить его. Но ждать конца полета она не стала.

Триста умерла потому, что видела убийство профессора и не собиралась молчать. Лиза не предполагала, что тело Тристы будет найдено. Вероятно, она думала, что пожар обнаружат раньше. Но к тому времени, когда пожар заметили, весь корабль уже был охвачен паникой. А это, по мнению Ричарда, означало, что в своих расчетах она допустила ошибку. Получается, что профессор Грове оказался прав. Ее математических способностей не хватило, чтобы решить эту задачу.

Затем Агата Кантсвинкль и Сьюзен Кармайкл увидели Лизу в подозрительном месте. Если бы началось расследование, они могли упомянуть об этом. А рисковать она не хотела. Поэтому спланировала два последних убийства, и они могли бы сойти ей с рук, если бы Хансейкер не переселил Сьюзен в другой номер.

Но чего Ричард не мог понять, так это почему она убила Реми Демопина.

— Я его не убивала, — огрызнулась Лиза. Они связали ее и отвели в бар вместе с остальными пассажирами. Никто больше не хотел оставаться в одиночестве. И все подозревали, что Ричард, Хансейкер и Кармайкл поймали не того человека, хотя Лиза с самого начала совершенно ясно дала понять, что они не ошиблись.

— Как это — не убивала? — воскликнула Кармайкл. — Мы знаем, что ты убила.

Лиза покачала головой:

— Он действительно покончил с собой. Фактически, он меня и вдохновил. Я подумала, что все станут искать связь между ним и профессором Грове. А потом начнется пожар, все забудут про убийства, и…

Она опустила голову. Наблюдая за ней, Ричард понял, что уже встречал подобных людей. Такие сперва представляют, что сделают, потом совершают задуманное и гадают, почему же все получилось не так, как они планировали.

— Тебе нужно было просто вышвырнуть его за борт через шлюз, — сказал Ричард.

Все повернулись к нему. Он понял, что ляпнул лишнее. И пожал плечами, изображая безразличие.

— Я имел в виду, что, если бы ты сделала что-нибудь простое, никто бы об этом и не задумался. А все эти хитроумные штучки тебя и погубили.

Но и это прозвучало скверно. Как будто один убийца давал совет другому. Хотя так оно и было.

Хансейкер скрестил руки на груди и наблюдал за Ричардом, слегка хмурясь. Анна Мария стояла в дальнем углу и слушала. Капитан все еще сидел за столиком, накачиваясь виски. Кармайкл посматривала на часы, с нетерпением ожидая прибытия корабля, посланного ее отцом.

Все прочие сидели как можно дальше от Лизы, как будто ее безумие было заразным.

Однако Ричард остался неподалеку от нее. При всех ее хитроумных способах убийств и ошибках она была такой, какой следовало быть убийце. Человеком, у которого имелась причина для совершенного, и причина веская. Личная причина. Важная. Нечто такое, что для нее было вопросом жизни и смерти. Поэтому и действовала она столь отчаянно.

Он больше не задавал ей вопросов. Отец Сьюзен может вывезти их всех на разных кораблях. А Лиза где-нибудь предстанет перед судом. Но не для всех это станет счастливым избавлением. Капитан потеряет работу. Кармайкл вернется туда, куда явно не хотела возвращаться. А Ричард уже не сможет добраться до Ансари.

Не говоря уже о тех, кто погиб. Их семьи уже никогда не будут прежними.

Он подошел к Анне Марии Девлин. Красивая женщина. Или была бы такой, если бы не стала депрессивным алкоголиком. Сейчас она была трезва, но Ричард видел тенденцию. Она из тех людей, кто не хочет меняться, потому что не видит в этом смысла. Кроме того, меняться тяжело. И это с каждым днем становилось для него все яснее.

* * *

Корабли прилетели через пятнадцать часов, а не восемнадцать. Всем предложили лететь дальше, на выбор. Едва Хансейкер понял, кто такой отец Кармайкл — а он действительно оказался весьма влиятельным и безобразно богатым, — он намекнул на причиненный курорту ущерб и в какое неловкое положение вице-адмирал попадет, если всплывет, что на жизнь его дочери покушались. А когда этот намек не сработал, Хансейкер добавил, что всем будет очень неприятно узнать, что дочь адмирала была в бегах, когда это происходило.

За молчание Хансейкер получил щедрые откупные, которых хватило бы на обновление всего-курорта. И эта мысль ему понравилась.

Он захотел сделать свое заведение как можно более неуязвимым. Потому что подобная ситуация повториться не должна. Никогда.

Айликов не улетел вместе с остальными. Давать показания в суде он тоже отказался, хотя его и очень уговаривали. Теперь он сидел в баре и смотрел, как напивается Анна Мария — это стоило видеть. Несчастным он не выглядел, но и счастливым тоже. Он ждал следующего корабля, чтобы улететь отсюда. Но было ясно, что он и сам не знает куда.

А Хансейкер все думал. Станция — это замкнутый мирок. Формально, любые происшествия здесь подпадают под юрисдикцию системы Коммонс, но никаких судебных преследований никогда не бывало.

Хансейкер не знал, что бы он стал делать, не окажись рядом Айликова. Тот не был силачом и не выглядел крутым. Но у него имелся опыт.

И он сделал все необходимое, чтобы сохранить мир и спокойствие.

«Тебе надо было просто вышвырнуть его за борт через шлюз».

Хансейкер никого бы не смог вышвырнуть через шлюз. Никогда. Но вот заплатить кое-кому, чтобы тот все это проделал, пока он сам смотрит в сторону, — на это он бы согласился. Разумеется, такое согласие в данных обстоятельствах не сработало бы. Зато могло очень даже пригодиться в будущем.

И если Хансейкер чему и научился за свою жизнь, так это тому, что лучше быть ко всему готовым заранее.

Будь он готов, ничего этого не случилось бы.

Двери запирались бы, как положено, панели управления были бы современными, а все номера — чистыми и готовыми принять постояльцев.

Если бы да кабы…

Но он ни о чем жалеть не станет. А будет жить дальше.

Он расправил плечи и вошел в бар. Замер на краткий ревнивый момент, когда увидел, как близко от Анны Марии сидит Айликов. Потом увидел отвращение на лице Ричарда и понял, что она никогда его не заинтересует.

И тогда Хансейкер сел за их столик и предложил Ричарду работу.

И не удивился, когда Ричард сказал «да».

Перевел с английского Андрей Новиков

+ + +