В 1634 году во время правления Людовика XIII и кардинала Ришелье в Париж приехал один знатный, известный и интересный чужестранец. Знатен он был, потому что происходил из абиссинского королевского дома, известен — потому что он оставил коптскую религию своего семейства и перешел в римско-католическую, чему до тех пор в Абиссинии не было примера, и, наконец, интересен — потому что кожа его была темна и блестяща, как обкуренная пеньковая трубка.

Юный отпрыск королевского рода прибыл один, безо всякого сопровождения. Ведь в Абиссинии разгорелась братоубийственная борьба за трон. Победитель взошел на трон, повелел убить своего старшего брата, а ради пущей безопасности и его семейство. Одному только Заге Кристу удалось бежать. В конце путешествия, полного приключений, через пустыни, обобранный грабителями-бедуинами, с оставшейся горсткой своих сторонников добрался он до Иерусалима. Здесь он познакомился со всеми ортодоксальными богослужениями, пресытился ими и перешел в римско-католическую веру. Из-за этого его товарищи разобиделись и сбежали от него, и он остался один. С помощью монахов-францисканцев Зага Крист добрался до Рима, где сам папа удостоил его аудиенции и похвалил. Два года провел он в Риме, живя за счет папской курии, выучился по-итальянски и по-французски, пока герцог де Креки, французский посланник в Риме, не взял его с собой в Париж.

Ришелье милостиво принял бездомного негуса. Как знать, может когда-нибудь удастся воспользоваться таким припрятанным претендентом на абиссинский трон в интересах восточной политики Франции.

Он помог ему деньгами, однако его протеже недолго нуждался в такой помощи: довольно скоро у него нашлись покровители более ретивые, нежели сам кардинал — знатные дамы Парижа.

Случилось так, что несколько пресыщенных дам возжелали экзотического блюда и своими улыбками сумели пленить чернокожего молодца. Секрета из этого не делали, и вскоре поползли слухи, что атлетического сложения юнец свои свидания наполняет истинно южной страстью. По рассказу Таллемана де Рео он был похож на богатыря Амадиса, победоносного героя рыцарских романов, который был могучим витязем такой великой силы, что во время битв вместо копья обрушивался на неприятеля с корабельной мачтой в руках. Парижским дамам большего и не надо было. Герой любовных битв вошел в моду, словно в наши дни кинозвезда мужского пола. Его так атаковали, что ему чуть ли не приходилось записывать их в очередь. Атаки были делом прибыльным, потому что впадающие в раж женщины осыпали его деньгами, драгоценностями и прочими подарками.

Меня, однако, удивляет, почему серьезные историки не упоминают о Заге Кристе и парижанках. Открыто, на глазах всего света, происходило любовное действо с чернокожим, а знать во всю потешалась над этим, нимало не оскорбляясь.

Жил тогда в Париже некто Солнье — богач, парламентский советник. Его супруга без памяти влюбилась в абиссинца-королевича и нарушила верность и супругу, и прежнему любовнику. Муж, конечно, ничего не заметил, а вот последний не мог перенести, что какой-то чернокожий Амадис, что называется, «выбил его из седла», взял и обо всем написал мужу. Тот закипел жаждой мести, однако любовники, прослышав об этом, бежали из Парижа, прихватив кучу денег и драгоценностей.

Далеко им все же уйти не удалось. У Сен-Дени их поймали. Даму упрятали в монастырь, а Зага Крист предстал перед судом. Здесь он был великолепен. Не пожелав отвечать на вопросы, он надменно заявил: «Короли за свои поступки отвечают только перед Богом».

А ответ ему-таки пришлось держать; из-под ареста его, правда, освободили, но через пару лет он предстал перед судом небесным, скончавшись в возрасте 28 лет. По официальной версии от воспаления почек, но поговаривали, что от чрезмерного рыцарского усердия по части амадисовых достоинств.

О дальнейшей судьбе дамы узнаем благодаря все тому же Таллеману де Рео, который был самым крупным собирателем сплетен в XVII веке. И эту он записал только потому, что уж очень понравилась ему фраза, слетевшая с уст дамы. За такую фразу французы были способны извиняюще улыбнуться даже из-за мешка грехов. Супруг вступил с ней в переговоры и предложил ей четыре тысячи ливров, если она с миром покинет его дом. Жена не долго думала и как отрезала: «Лучше четыре тысячи ливров в моем ящичке, чем один дурак на моей подушке». А муж был не так уж прост, как позже выяснилось, его состояние оценивалось в триста тысяч ливров, так что он довольно дешево для себя отделался от жены-изменницы.

Так никогда и не выяснилось, что в истории Заги Криста правда и, собственно говоря, кем был этот романтический герой и откуда он взялся?

Согласно одному из источников, в Иерусалим он прибыл действительно с большим эскортом и с великой помпой. Сам он в сияющей восточной одежде восседал на спине верблюда, а его свита величала его князем и падала перед ним ниц, пока он отдавал приказы.

Только не удостаивать бы ему своим посещением дворец Рамбуйе, который служил местом собраний утонченных дам. Париж посмеивался над модным тогда жеманным («прециозным») литературным стилем, а особенно над той экзальтированностью, с которой они возносили чистую любовь над господством телесного естества. (Мольер обессмертил обитательниц салона Рамбуйе в комедии «Смешные жеманницы». — Прим. ред.) Все же, невзирая на странность их обычаев, это был некий чистый родничок в огромном затхлом феодальном болоте.

Зага Крист попал не в самое лучшее для себя место. Этих дам не интересовали рыцарские достоинства черного, как сажа, Амадиса. Они скорее интересовались его лицом, ведь лицо — зеркало души. И они заметили, что на носу принца слева и справа виднеется след от заживших небольших круглых ранок. Конечно, Зага Крист был готов тут же предоставить объяснение. Это точно такое, сказал он, как у евреев и магометан обрезание. В Абиссинии это называют огненным крещением. Когда мальчикам исполняется пять лет, попы раскаленным железом с двух сторон прокалывают им носы, чтобы таким образом отличать и от других христиан, и от неверных.

Однако утонченные дамы из дворца Рамбуйе тем и отличались от привычного Заге Кристу дамского общества, что привыкли читать. Среди прочих книг к ним в руки попадали и книги по географии, из них-то и выяснилось, что в Африке… таким способом клеймили беглых рабов.

Объяви они эту новость громко, королевскому маскараду Заги Криста сразу бы пришел конец. Но уж слишком много знатных дам значилось в черном списке его побед, так что о своем открытии они не стали раззванивать по белу свету. И все же что-то просочилось наружу, и после смерти Заги Криста сочинители острых стишков развязали языки. Среди самых невинных была придумана эпитафия, какой почтили память в свое время торжественно принимаемого королевского потомка:

Здесь покоится король Эфиопии, Настоящий? Либо копия? Был ты им? Иль не был? — не в укор… Смерть закрыла этот спор. (Пер. Е. Д. Калитенко)