Глава 1

Было светло, но день клонился к вечеру. Мартинес глянул на часы.

«Около девяти. Несколько часов полета пролетели совсем незаметно», — подумал он. Лучи заходящего солнца ярко освещали крошечный салон, отражаясь на стеклах всевозможных приборов.

— Еще немного, и мы на месте. — Джон Холидей, пилот, оглянулся назад, поправляя дымчатые очки. Слова эти относились Хуану Мартинесу, ибо второй пассажир безмятежно спал, привалившись боком к тонкой деревянной перегородке. Хуан с ненавистью глянул на спящего. Этот мерзавец, на чьем черепе кое-где сохранились остатки шевелюры, и не думал открывать глаза. Ранее он сидел у иллюминатора и глядел на зеленый ковер, проплывающий внизу, то и дело посматривая своими свиными глазками то на Хуана, то на пилота, пока монотонный шум мотора окончательно не сморил его. Рядом с ним примостился небольшой обшарпанный чемоданчик, наверное, найденный на свалке.

Хуан же бодрствовал, хотя делал вид, что дремлет. «Работа», которую ему предстояло выполнить, приятно будоражила его. Он любил эти задания дона Винченцо Галло, выполняя их с особым усердием. Это было что-то вроде приключений, в которых удавалось и пощекотать нервы и, может быть, испытать смертельный риск, но затем, в конце всего, уставшим и опустошенным, вкусить сладость победы. И чем сильнее был противник, чем яростнее он сопротивлялся, видя угрозу своей жизни, тем сильнее была радость победы.

«А этот? — Хуан взглянул на толстяка. — Даже постоять за себя не сможет. Придется разбудить». Он нехотя поднялся, сделал несколько неуверенных шагов (самолет сильно трясло) и сел в кресло рядом с пилотом.

— Ну что? Пора, Джонни? — он посмотрел вниз через лобовое стекло.

Внизу было сплошное зеленое марево, иногда мелькала голубой змейкой река.

— Не знаю, Хуан! Делай, как хочешь. Меня смущает вон то облачко впереди. Гляди, как оно быстро растет…

— Ну и что? Нам что-нибудь грозит? — он вытащил сигарету и закурил.

— Да нет. Я бы не сказал. Но все-таки неприятно попасть в него…

— Ладно, парень, рули. Я пошел, — он встал с кресла и вытащил пистолет.

— Эй, парень, проснись! — Хуан тронул старика за плечо.

Тот вздрогнул и открыл глаза. Прямо перед ним маячило черное отверстие пистолета. Сознание медленно осознавало суровую действительность.

— Ты не посмеешь! Опусти пушку! — толстяк упал на колени, видя непроницаемое лицо Хуана.

— Я отдам тебе все. Смотри! — он вынул из-за пазухи крошечный ключик и дрожащей рукой вставил в отверстие замка. Получилось это не сразу.

Наконец он открыл чемоданчик. Хуана ослепил блеск всевозможных камешков, цепочек, колец…

— Бери… все бери! — умолял толстяк, перебирая рукой драгоценности. — Все твое!

— Отлично, парень! Но все-таки ты умрешь.

Он медленно повел дуло пистолета к виску старика. Казалось, тот вот-вот потеряет сознание. Тихий щелчок заставил пилота вздрогнуть. Он резко глянул назад. Толстяк всхлипнул раз-другой и уткнулся лицом в дно салона. Хуан склонился над рассыпанными камешками.

— Н-неплохой улов. Старик Винченцо будет рад, — он выпрямился и протянул пилоту горсть бриллиантов.

— Жаль старика, — тихо произнес тот.

— Жаль… тебе жаль эту старую скотину? — Хуан чуть не задохнулся от смеха. — Слушай, что я тебе скажу, — лицо Хуана внезапно перекосилось. — В нашем деле сантименты не нужны. Мне приказано было его убрать. Я убрал, не более того. Если бы я не сделал этого, то, возможно, оказался на его месте, — он кивнул на труп.

Джон ничего не ответил. Он сосредоточенно смотрел вперед. Безобидная тучка вдруг разрослась и грозила поглотить самолет.

Тихий возглас удивления заставил его обернуться. Хуан стоял против иллюминатора, держа на вытянутой руке огромный желто-зеленый прозрачный камень. Он смотрел на него и не мог оторваться.

Густой туман, словно каша, окутал самолет. По фюзеляжу забарабанил крупный дождь. В полумраке частые вспышке молний, сопровождаемые оглушительными раскатами, заливали салон ярким синим светом, из-за которого все предметы принимали особо зловещий вид. Труп, словно живой, катался по полу, порою натыкаясь на ноги Хуана. Пилот в это время напряженно сжимал штурвал. Он резко потянул рычаг на себя, и самолет начал набирать высоту.

— Чертово облако! — пилот глянул на датчик высоты. До «потолка» оставалось совсем немного. Тряска значительно усилилась, и, казалось, самолет вот-вот развалится на части. К тому же раскаты грома идеально дополняли эту картину ада.

Дойдя до максимальной высоты, на которую может подняться старенький «ДС-3», Джон резко направил самолет вниз. Конечно, это было рискованно. Быть может, там внизу, в густом тумане, самолет ждут острые вершины гор, но выбора не было. Необходимо было выйти из этой чудовищной ловушки.

До земли оставалась какая-нибудь миля, но проклятый туман не кончался. Ниже опускаться было опасно, и самолет снова начал набирать высоту. Раздался очередной раскат грома, и Джон увидел, как желтовато-голубой шар проник через лобовое стекло и со скоростью быстро идущего человека поплыл по салону. Он двигался на высоте тридцати-сорока дюймов над полом самолета.

— Хуан, не двигайся! — закричал пилот, стараясь перекричать шум самолета.

Он, не отрываясь, смотрел на шар. Тот в это время замедлил движение и начал как-то странно, будто осмысленно, огибать предметы, приближаясь к Хуану. Мулат сидел, вжавшись в жесткое сидение, и вспышки молнии освещали его искаженное страхом лицо. Полупрозрачный шар почти вплотную приблизился к Хуану, затем внезапно отплыл в сторону и направился к правому мотору. Едва он коснулся стенки салона, как раздался оглушительный взрыв. Самолет дернулся, как подстреленная птица, и салон наполнился густым синим дымом. Невыносимо запахло гарью. Было заметно, что самолет начал терять высоту. Мартинес в одно мгновение оказался рядом с пилотом.

— Мы… падаем? — закричал он.

— Похоже… — Джон был невозмутим.

— Отказал правый мотор. Левый работает. Ты слышишь шум?

— Да. А правого не слышно, — задумчиво произнес пилот.

— Ты думаешь, это конец?

— Нет. Вот если бы второй мотор отказал… Попробую набрать высоту. Может, дотянем на одном моторе, — он потянул рычаг на себя. Самолет опять задрожал, и пилот глянул на датчик высоты.

— 0,5… 0,8… миля. Слава Богу! — пилот перекрестился. Пот градом катил по его бледному лицу.

— Разрази меня гром! — вдруг вырвалось у него. Его поразило то, что он видел собственными глазами: этот закоренелый убийца, который, наверное, мог убить и собственную мать, неистово крестился и при этом собирал изумруды в небольшой красный мешочек.

— Ты… ты что? Веришь в Бога? — пилот выпучил глаза.

— Конечно. Я всегда отмаливаю грехи, — Хуан немного успокоился.

— Мы должны быть в Порт-Велью в десять. Люди Дона Винченцо будут там нас ждать, — Хуан дрожащими руками вытащил сигарету.

— Сначала надо выбраться из этого пекла. Даже если это нам удастся, я не уверен, что нас дождутся.

— Что? Что ты сказал?

— Послушай, как работает уцелевший мотор.

— Как? Я ничего не слышу.

— Второй мотор работает неритмично. Он может отказать в любой момент. Видимо, и его зацепило.

Хуан промолчал. Он сосредоточено смотрел вниз. В темном тумане вспыхивали яркие вспышки молнии.

Но через минут пятнадцать, к большой радости пассажира и пилота, туман начал рассеиваться. Вспышки молний и раскаты грома стали реже. Наконец, показалось звездное небо, и самолет, урча мотором, оказался в чистом пространстве. Внизу были хорошо видны освещаемые лунным светом вершины каких-то гор. Затем пошла темная, без единого проблеска, местность. Хуан догадался, что это были джунгли.

Внезапно самолет вновь начал терять высоту. Может быть, внезапным порывом ветра его прижало к земле. Но вот брюхо самолета на мгновенье задело верхушки деревьев, и самолет, ломая их, продвинулся несколько вперед, подобно бульдозеру, прокладывающему путь в кустарнике. Фюзеляж при этом раскололся пополам. Далее взорвался бак с горючим, и над джунглями взметнулось пламя.

 

Глава 2

Когда Стенли Шнайдер, стараясь не разбудить жену, осторожно соскользнул с постели, часы в соседней комнате пробили восемь раз.

«Как бы не опоздать», — подумал он, делая легкую пробежку к бассейну, расположенному на первом этаже. Он проспал лишних минут двадцать, но не отменять же из-за этого плавание в бассейне. Стенли вбежал на площадку, возвышающуюся над голубовато-зеленой прозрачной гладью и, набрав в легкие воздух, нырнул в воду. Он проделывал это много раз и всегда старался запомнить ощущение прыжка. Тогда тело невесомо, легко парит над водой, и душа наполняется радостью и блаженством. Чувства эти он хотел зафиксировать, чтобы потом вспоминать и вновь испытывать их. Все, однако, было напрасно: ощущения эти угасали и забывались, едва он выходил из бассейна.

Через сорок минут, когда он, хорошо выбритый, одетый в прекрасно сидящий костюм, подъезжал к своему офису, Мэри только проснулась. Она с трудом поднялась. Голова сильно кружилась. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, она распахнула окно. Шелест ветра, запутавшегося в кронах деревьев, и запах апельсинов всегда успокаивали ее. Вот и теперь сильная головная боль, кажется, начала отступать. Мэри подошла к огромному трюмо, стоящему у стены.

«Боже, на кого я похожа? Совсем старуха, — подумала она. — Раньше таких морщин не было, да и мешки под глазами… Вообще, что происходит? Эта вялость, чувство тревоги, бессонница. Надо показаться доктору Коэну». От этой мысли ей опять стало нехорошо. Волокита с анализами… Цепкий взгляд еще не старого врача. И подозрение, что тот ей все врет: не хочет ей говорить, что у нее неизлечимая болезнь, может, даже рак. «Не щадите меня, сеньор Коэн, скажите правду», — скажет она.

Эти мысли были прерваны громкими звуками. Она вновь выглянула в окно. Садовник включил газонокосилку и подстригал траву.

— Доброе утро, сеньора, — старик снял шляпу и чуть поклонился.

— Доброе утро, Гонсалес. Как здоровье? — поздоровалась Мэри.

— Какое может быть здоровье в мои годы? То там болит, то сям… — он досадно махнул рукой.

— Гонсалес, вам не кажется, что те розы несколько увяли? — она указала на грядку, где пламенели огромные розы.

— Где, где? А, вот… — старик заспешил к грядке, на ходу вынимая из прилаженной на ремне сумочки какой-то флакон с прозрачной жидкостью.

— Сейчас подкормим, — он побрызгал жидкостью из флакона на цветы.

— Как сеньор Вулф? Он звонил?

— У него все хорошо, — уклонилась Мэри.

Мэри знала, что этих двоих, ее отца и садовника, связывают добрые отношения. Впрочем, этот старик, не имея собственной семьи, на всю жизнь прикипел к Каспару Вулфу и его семейству. Старик Вулф, даже перебравшись в другой город, всегда в телефонных разговорах с дочерью спрашивал о садовнике.

Отец уже не звонил несколько дней, чего с ним не бывало раньше. Более того, и сам не отвечал на звонки: мобильник его был выключен. Это тревожило Мэри, и она в субботу собиралась со Стенли ехать к отцу. Кстати, в последний раз, когда она звонила отцу, чувствовалось, что тот чем-то взволнован. Тогда Мэри не придала этому значения.

Она знала, что отец намеревался закончить службу у диктатора и скоро должен был возвратиться домой, где его ждала спокойная жизнь: несколько преданных слуг да дочь с зятем. Отец в последнее время намекал ей, что вскоре он сказочно разбогатеет. С этими мыслями она вошла в ванную комнату и, сбросив одежду, встала под прохладный упругий поток воды.

 

Глава 3

Из небытия Хуана вызвал резкий тошнотворный запах. Он открыл глаза. Прямо перед ним возвышались огромные деревья. Кроны их сплелись так, что лучи солнца только кое-где с трудом пробивали листву. Внизу царила полутьма. Внезапно мозг уловил множество звуков — громких и тихих, пронзительных и глухих. Ими заполнено было все пространство. Скрежет деревьев-великанов, шелест листвы и тысячи всевозможных шорохов служили как бы фоном в театре, в котором сотня-другая невидимых и неведомых певцов исполняли свои партии. То мелодично, как флейта, то четко, отрывисто, как барабанная дробь, или похоже то на плач, то на хохот, от которого Хуану становилось не по себе. К тому же сильная боль — казалось, вот-вот взорвется голова — показывала, что дело действительно дрянь.

«Надо попытаться встать», — подумал он и, опираясь на руки, начал медленно-медленно подниматься. Это давалось с трудом. От резкой боли в ногах он чуть было не потерял сознание. Голова кружилась так, что перед глазами поплыли разноцветные круги. Его опять вырвало. Он упал и растянулся в густой траве. Минуту-другую он лежал неподвижно, но стоило ему лишь прикрыть глаза, как сознание тут же выдавало четкие картинки минувших событий: сосредоточенное лицо Джона, стремительно набегающее черное облако, мертвец, катающийся по салону средь рассыпанных сверкающих камней, бледно-желтый шар, плывущий прямо к нему.

«Встать! Надо встать! — он повернулся на бок. Прямо перед ним рос кустарник, и Хуан уцепился за толстую ветвь. — Теперь подтянуть тело и встать. Так. Вот так».

Наконец, после тяжких усилий он сидел в высокой траве, облокотившись о ствол какого-то дерева. Боль немного утихла. Хуан, боясь вызвать ее вновь, сидел неподвижно, закрыв глаза. Когда он снова открыл их, от сильного головокружения его опять вырвало, но затем стало чуть лучше. Он огляделся, но сочная ярко-зеленая трава была столь чудовищной высоты, что сидя ничего нельзя было увидеть, и тогда, держась все за ту же ветвь, он попытался встать.

Удивительно, но сделать это удалось сравнительно легко. Теперь он мог видеть, что находится на поляне ярдов в сто пятьдесят, покрытой густой травой и кустарником. Поляну со всех сторон обступали высоченные деревья с темной, почти синей корой, на ветвях которых сидели небольшие обезьянки, покрытые белой пышной шерстью. Они с любопытством взирали на то, что происходит внизу. Некоторые, как всегда, переругивались на своем обезьяньем языке, прыгали с ветки на ветку и, повиснув на длинных хвостах, строили рожицы.

Стоило Хуану лишь ступить шаг, как они засуетились: некоторые самки схватили детенышей и, оглушительно визжа, сновали вверх и вниз.

Не обращая на них внимания, Хуан сделал еще несколько нетвердых шагов и остановился. Боль в ноге стала терпимой, не такой резкой, как прежде. «Слава Богу, кое-как могу идти», — подумал он, и эта мысль обрадовала его. О недавней катастрофе напоминала резкая головная боль, странная тяжесть во всем теле и тупая боль в суставах. Случайно он коснулся лба и почувствовал что-то мокрое, липкое. Хуан посмотрел на ладонь. Она была в крови. Кровь сочилась из-под повязки, которая покрывала лоб и затылок несчастного мулата. «Неужели Джон?» — равнодушно подумал он.

— Ой, покойничек очнулся! — громкий голос заставил его вздрогнуть. Он обернулся. На поваленном дереве, на расстоянии десяти ярдов, возвышалась гигантская фигура пилота. Его лицо так и светилось дружелюбием.

— Джонни, дружище, ты жив? — вяло произнес Хуан.

— А ты думал, я там! — он указал пальцем на небо и захохотал.

Хуан ничего не ответил. Он заковылял к нему и присел рядом, при этом заметив два увесистых холщовых мешка, лежащих в траве у ног пилота.

— Что это? — Хуан рассеянно кивнул на них.

— Кое-какие харчи с «Дугласа». Все, что мне удалось подобрать.

— А где ты взял мешки?

— Там же.

— Где камни? — резко спросил мулат.

Джон Холидей как бы не расслышал. Он беззаботно грыз травинку, вслушиваясь в дикий обезьяний гам, и, казалось, ничего не волновало его.

— Я спрашиваю, где камешки? — Хуан повысил голос.

— Да дались тебе эти камешки! Скажи спасибо Богу, что остался жив. Гляди, какая красота вокруг, — пилот явно издевался.

— Где камни, кретин?! — заорал Хуан.

— Спокойно, дружище, тебе вредно волноваться.

Он сунул руку в один из мешков и, недолго пошарив там, вытащил небольшой красный мешочек. Чуть-чуть помедлив, он протянул его Хуану. Тот расстегнул «молнию» и глянул внутрь. «Да, все на месте. И тот гигантский желтый тоже здесь», — успокоился Хуан.

— Прости, Джонни, я погорячился. Что-то нервы сдают, — он по-дружески похлопал пилота по плечу.

— Ничего, бывает. На-ка лучше подкрепись, — он с заговорщицким видом сунул руку в тот же мешок и вытащил бутылку с ярко-синей этикеткой.

Виски и впрямь был превосходный. Напиток обжог горло и наполнил тело легкостью и теплом.

— Спасибо, ты неплохой парень, Джонни! — Хуан слегка притронулся к затылку.

— Честно говоря, я думал, ты не жилец, — пилот начал вскрывать ножом консервную банку. — Когда самолет развалился, мы оба выпали. Но мне повезло, я легко отделался. А ты лежал с пробитым «чердаком» в отключке. Потом взорвался топливный бак. Я к тому времени перетащил тебя сюда. А ты ничего не помнишь?

— Нет, ничего, — Хуан еще раз хлебнул из бутылки.

— Нам надо как-то отсюда выбираться. Ты не знаешь, где мы находимся? — Хуан подумал, что этот простодушный гигант явно не понимает серьезности их положения.

Стоял конец августа. Влажность и жара сулили приближение сезона дождей. Со дня на день можно ожидать, что потоки горных рек затопят всю эту траву, кустарники, деревья. Хуан знал, что бывали годы, когда вода поднималась так, что торчали лишь верхушки деревьев, мимо которых проплывали ветки, листья и трупы погибших животных. Это совершенно неизведанная страна, где между селениями иногда простираются десятки сотен миль сплошных джунглей. Путешественнику, если он хочет выжить, надо держаться больших рек.

— Нам надо выйти к реке, — громко сказал Хуан, не переставая возиться с банкой. — Мне кажется, мы гораздо южнее Амазонки. Следовательно, нам надо идти…

— На великую реку Амазонку! — нараспев торжественно продекламировал Джон.

— Не придуривайся, мы в чертовски сложном положении, — Хуан вновь разозлился. Было видно, что этот простофиля, который запросто ориентируется в небе, представления не имеет, как делать это на земле.

Солнце тем временем поднималось все выше и выше. Восход в лесу отличается от восхода на открытой местности: здесь он протекает незаметно, и день постепенно становится теплее. Вот и теперь голоса птиц стали оживленнее, цикады пели ни на минуту не прекращающиеся песни. Колибри зависали над громадными яркими цветами, затем исчезали в густой колыхающейся зелени.

Люди, незнакомые с девственными лесами, обычно сразу теряют ориентацию на такой местности. Нет никакой возможности обозревать окрестности, а по прямой идти нельзя: слишком много препятствий. Холидей вспомнил, что в этой местности почти все реки текут на север. Значит, первоначальной задачей является выход на какую-либо речку. После некоторых раздумий, полагаясь больше на свою интуицию, они выбрали маршрут. Только на этом крошечном участке деревья были необычно редки, а чуть дальше они сплошной стеной окружали их поляну.

С первых шагов стало ясно, что придется приложить немало усилий, чтобы вырваться из этого зеленого «рая». Приходилось буквально продираться сквозь колючий кустарник, увешанный серебристой паутиной. На каждом шагу они с омерзением стряхивали с лиц огромных серых пауков. Затем над ними начали роиться потовые пчелы. Они несколько меньших размеров, чем медоносные. Не жалят, зато причиняют много страданий, залезая человеку в ноздри.

Ближе к вечеру они вошли в низкорослый лес. Деревья так сплелись друг с другом, что идти стало совсем невозможно. По сути, деревья стояли в воде. Здесь же было множество кактусов с розовато-лиловыми цветами, усыпанными желтыми колючками. Но вскоре лес закончился, и перед измученными путниками открылось большое пространство, усеянное огненно-красными цветами на высоких стеблях. Здесь и решено было остаться на ночь.

 

Глава 4

Пробежав глазами заголовки, Винченцо Гало смял утренние газеты и с ненавистью бросил их на журнальный столик.

— Проклятые писаки! Ничего стоящего! — он зло выругался.

В последнее время этот привычный ежедневный ритуал только раздражал его. Каждый раз, открывая газеты, он надеялся отыскать интересную статью или материал. «Вот и сегодня эти сволочи газетчики испортили мне с утра настроение», — подумал он. Вообще, с тех пор, как Хайме Перес попросил его заняться этим проклятым делом, ему фатально не везет. «Сенатор Перес? — дон Винченцо уселся в глубокое мягкое кресло и, открыв маленькую золоченую шкатулку, стоящую на столе, вытащил сигару. — Этот субъект с бульдожьей челюстью, которого я послал бы ко всем чертям, совсем осатанел. Хорошо, что он еще сегодня не звонил, — дон Винченцо с отвращением взглянул на телефон. — Но, с другой стороны, миллион долларов, которые готов вручить мне сенатор в случае успеха операции, стоит того, чтобы выложиться до конца. И разве справедливо, что все проделаю я, а сливки снимет этот чертов сенатор?» — он зажег сигару и сделал глубокую затяжку.

В это время кто-то постучал в дверь.

— Войдите! — зло бросил он.

— Сеньор Винченцо, пришел Доменико Перейра.

— Пускай войдет! — дон Винченцо поудобнее устроился в кресле.

Доменико Перейра мало изменился с тех пор, как дон Винченцо видел его в последний раз, разве что сильно постарел.

— Здравствуйте, дон Винченцо. Я… — от волнения Перейра не мог подобрать слова. — Как… как ваше здоровье, дон Винченцо? — совсем растерялся фермер.

Дон Винченцо громко расхохотался:

— Ты что, пришел справиться о моем здоровье? Садись! — он показал на стоящее рядом кресло.

— Спасибо, дон Винченцо. Вы так великодушны…

— Рассказывай, Доменико, что тебя привело ко мне? — перебил его дон Винченцо.

— Дон Винченцо, у меня случилось несчастье. Большое несчастье, — на глазах старика заблестели слезы.

— Ну, говори, говори! — нетерпеливо перебил дон Винченцо.

— Погибла моя дочь Луиза.

— Как?!

— Двое мерзавцев ее опозорили. Затем… затем убили и сбросили с обрыва, — старик горько заплакал.

— Выражаю тебе соболезнование. Но почему ты обратился ко мне? Ко мне, а не в полицию? Ведь это они занимаются такими делами.

— Но… дон Винченцо, эти двое не по зубам копам! Они плевали на копов! — неожиданно закричал старик.

— Спокойно! Спокойно, Доменико. Скажи, кто они?

— Это люди Дика Эспиносы, дон Винченцо, «Американец» и Родриго Спиноза, — старик виновато глянул в глаза дону Винченцо.

— Ты уверен? Точно они это сделали? — спросил задумчиво дон Винченцо.

— Да! — твердо произнес старик.

— Так… — дон Винченцо встал и подошел к окну.

«Эспиноса… этот выскочка! Сколько этого подонка можно терпеть! Наглость его не имеет границ. Недели две назад он сделал попытку крышевать несколько находящихся под моей защитой пивных. Конечно, у него ничего не получилось… Да еще дело с Хинесом. Люди Эспиносы избили его, забрав товар. Надо собрать все семьи города и поставить этого наглеца на место», — подумал дон Винченцо.

— Так! — повторил он. — Я знаю этих ребят… Будь спокоен, Доменико, они свое получат…

— Спасибо, дон Винченцо. Не знаю, как вас благодарить. Вот здесь я собрал кое-что, — он протянул небольшой пакетик.

— Что? Что? Убери деньги, Доменико! — нахмурился дон Винченцо.

— Простите, сеньор, я не хотел вас обидеть, — старик дрожащими руками спрятал пакет за пазуху.

— У тебя все, Доменико?

— Да, сеньор!

— Тогда ты свободен, — дон Винченцо вновь опустился в кресло.

— До свиданья, до свиданья, дон Винченцо… Да хранит вас Бог! — старик поклонился и направился к выходу.

Когда за ним закрылась дверь, дон Винченцо набрал номер Марка Холодовски. Трубку подняла Хелена, секретарша:

— Здравствуйте, дон Винченцо! Шеф будет через полчаса. Перезвоните, пожалуйста.

— Детка, он мне нужен сейчас! Ты поняла? Сейчас! Если он где-то поблизости — позови его!

— Хорошо, дон Винченцо. Я сейчас его поищу.

Через минуту дон Винченцо услышал низкий голос Холодовски.

— Здравствуйте, дон Винченцо!

— Здравствуй! Что нового слышно о самолете?

— По-прежнему ничего. Связь с ним оборвалась.

— Может, в полиции что-то известно?

— Зачем мешать сюда полицию?

— Возможно, ты и прав, — после некоторого раздумья произнес дон Винченцо.

— Я выяснил, что в том месте, где они могли находиться, была сильная гроза. И я боюсь, что они попали в нее… и… короче, возможно, они разбились.

— Или смылись! — в рифму произнес дон Винченцо. — Чуточку подождем, и если ничего не изменится, ты отправишься в Сан-Велью. Может быть, там кто-то слышал об аварии самолета.

— Но шеф! Если самолет упал в джунгли, наши поиски сильно усложнятся. Многие места там просто непроходимы. Тысячи миль неизведанных лесов…

— Марк! Меня это не интересует! Холидей и Хуан Мартинес должны быть найдены живыми или мертвыми! — ледяной тон дона Винченцо не предвещал ничего хорошего.

— Понял, шеф.

— Будут новости — сразу звони.

— Хорошо, шеф. До свидания.

Чуть подумав, дон Винченцо положил трубку.

Акция, которая так беспокоила его и терзала Хайме Переса, была продумана, казалась, до конца: необходимо изъять коллекцию драгоценных камней, которая принадлежала советнику Вулфу. Камни почему-то понадобились сенатору.

Но дело было не только в вознаграждении за удачно проделанную работу: дон Винченцо не мог отказать старому товарищу. Кроме того, сенатор обладал огромными связями, в том числе и в правоохранительных органах. Он частенько выручал дона Винченцо и его людей, когда те имели дело с полицией.

На Вулфа посыпались неприятности на службе и угрозы, к чему приложил руку сенатор. В конце концов, старый волокита решил бежать из города, конечно, прихватив с собой камешки. Он долго искал частного пилота.

Один из «друзей» посоветовал обратиться к Джону Холидею. Сей «друг», конечно же, действовал с ведома сеньора дона Винченцо. Сначала сенатор Перес хотел немедленно устранить Вулфа, но тогда коллекция могла быть упрятана где-то в укромном уголке. Поэтому решено было провести эту операцию. Ее разработал дон Винченцо и согласовал с сенатором Пересом.

Самолет вылетел утром, как и было оговорено с мистером Вулфом. Кроме пилота, в самолете находился еще и Хуан Мартинес, который якобы попросил Холидея подбросить его в Сан-Велью. Конечно, Вулф мог не согласиться лететь с еще одним пассажиром. На этот случай был разработан другой план: немедленно убрать его здесь же, на аэродроме. Конечно, очень рискованный план, но другого выхода в этом случае не было. Однако Вулф согласился лететь, а Мартинес в пути должен был ликвидировать его.

Дону Винченцо было над чем поломать голову. Проведение этой акции, которая казалась такой легкой, продуманной до конца, дало сбой. Самолет в назначенное время так и не приземлился в Сан-Велье, и парни дона Винченцо всерьез обеспокоились и поняли: что-то случилось. Что-то неучтенное нарушило естественный ход событий.

«Может быть, это вовсе не случайность, а продуманное решение пилота и Мартинеса — сбежать с камешками Вулфа, прихлопнув его при этом. Или они втроем сговорились разделить по-братски сокровища», — подумал дон Винченцо и потянулся к телефону.

— Здравствуй, отец! — на пороге появился смуглый молодой человек в светлом костюме.

— А, Энрико, входи, входи! Ты куда-то спешишь?

— Да, папа. У меня ровно в девять деловая встреча.

Дон Винченцо усмехнулся. Он-то хорошо знал эти «деловые встречи». Небось, прелестная блондинка… Чуть раньше он поручил Марку узнать, с кем встречается его сын, и совсем успокоился, узнав, что тот и не думает быть «святошей». Конечно, ему всегда докладывали о партнершах сына.

«Пускай «малышу» повезет больше, чем мне, когда-то вечно голодному крестьянскому парню. Паренек получился что надо», — он с нежностью поглядел на сына.

Этот смазливый коренастый брюнет с большими карими глазами, точь-в-точь такими, как у покойной жены Кармен, всегда вызывал у дона Винченцо глубокое отцовское чувство. Но, может быть, из-за боязни прослыть сердобольным дон Винченцо никогда не показывал этого, хотя за внешней суровостью скрывалась сильная отцовская любовь. Вот и теперь дон Винченцо подумал, что следует поручить Марку заняться Энрико вплотную. Ведь «малыш» совсем неразборчив в связях, и враги могут использовать это.

В последнее время Энрико появляется везде с некой Патрицией Коэн, манекенщицей. Эта полногрудая блондинка и впрямь красавица. Дон Винченцо с удовольствием отметил это. Но все равно: Энрико уже двадцать восемь, и следует остепениться. Дочь сенатора Переса и Энрико — идеальная пара.

— Ты сегодня будешь ночевать дома? — мрачно спросил дон Винченцо.

— Не знаю, папа, — эти наглые глаза явно врали.

— Энрико, послушай! Нас пригласил на ужин сенатор Перес.

— Сенатор Перес? А когда? — Энрико задумался.

— Он пригласил нас на завтра. Ровно в семь вечера. Ты пойдешь?

— Не знаю, отец. Как получится.

— Но мы должны там быть, — нахмурился дон Винченцо.

— А мне там быть обязательно?

— Да, обязательно! Я познакомлю тебя с нужными людьми. Это тебе пригодится в будущем. Поэтому я еще раз повторяю: ровно в семь мы должны быть у сенатора.

— Хорошо, отец. Мне можно идти?

— Да! — дон Винченцо кивнул головой.

Когда он вышел, дон Винченцо потянулся за очередной сигарой.

 

Глава 5

Огромный красный диск, медленно оседая, скрылся за горизонтом, и стало значительно свежее. Сразу начал стихать многоголосый птичий гам.

Там-сям от травы, из-под кустарников и деревьев стали появляться островки сизого тумана. Скоро от близлежащих предметов остались лишь темные сгустки, окаймленные темными контурами.

— Надо разжечь костер. Я соберу веток. — Джон повернулся к лежащему на траве Хуану. Тот ничего не ответил. От холода у него зуб на зуб не попадал. Джон поднялся и шагнул в туман. Хуан молча поглядел ему вслед. И, когда фигура пилота растаяла в тумане, он закрыл глаза. Ему было плохо, очень плохо. Ранение и тяжелый утомительный путь, который он проделал, давали о себе знать. Опять страшно разболелась голова, и несколько раз его рвало, после чего становилось чуть-чуть легче. Треск ломающихся сучьев заставил его открыть глаза. Он увидел Джона, сидящего на корточках возле груды набросанных веток. Пилот то и дело щелкал зажигалкой, пока не зажег какую-то бумажку и сунул ее в костер. Хотя ветки в основном были сухие, пришлось изрядно потрудиться. Но вот огонь заполыхал, весело треща, а из пламени полетели во все стороны искры. Тем временем туман почти рассеялся, и на джунгли опустилась холодная тропическая ночь.

Птицы совсем умолкли, зато трещали цикады.

— Да, попали мы в переделку, — произнес пилот. Он подошел к мешку и вытащил заветную бутылку виски.

— Ты спишь? Возьми, хлебни! — он тронул Хуана за плечо. Даже через свитер Джон почувствовал, как горит тело несчастного мулата.

«У него очень высокая температура», — подумал он.

Пилот попробовал расшевелить Хуана, но тот был в беспамятстве, только громко стонал и бредил. Но когда Джон перенес его поближе к костру, он открыл глаза. Тотчас пилот протянул ему виски. Дрожащей рукой мулат взял бутылку и сделал несколько глотков. Ему сразу стало легче, ибо он приподнялся, а затем сел и огляделся. Он долго смотрел на пламя костра.

— Слушай, Джонни, я надолго вырубился? — тихо произнес мулат.

— Надолго? Пожалуй, нет. Скажем, ты чуть вздремнул.

— Брось врать. Я чуть было не сдох. Правда, теперь немножко лучше, — он пошарил рукой в траве. — А где камешки? Я оставил мешок здесь, — он показал на траву подле себя.

— А, камешки? Сейчас, — пилот поднялся и отбежал в сторону, в темень. Когда он пришел, Хуан положил мешок под голову:

— Так будет спокойнее. Я чертовски хочу спать.

Джон встал, собрал несколько веток, валяющихся под ногами, и бросил в костер. «Хоть бы не уснуть. Наверняка здесь крупные звери водятся», — подумал он и огляделся.

Черное пространство вокруг костра было тихим и спокойным, слышались только треск горящих веток да пение цикад. Весь небосвод был усеян крупными звездами. Джон узнал ярко горящий Южный крест. Вот промелькнула падающая звезда.

«Если бы успел загадать желание, то непременно пожелал бы выбраться отсюда живым, — подумал он. — Но на все воля Божья. Судьбе было угодно распорядиться так, что я, Джон Холидей, пилот высшего класса, в общем-то, человек неплохой, принял участие в этом грязном деле. Но, видимо, что-то или кто-то оберегает людей от дурных поступков. Не зря меня так и подмывало отказаться от предложения этого проклятого мафиози дона Винченцо. Конечно, мой отказ ему бы страшно не понравился. Возможно, он бы и виду не подал, что рассердился. Но потом меня бы закатали в бетон…»

Невеселые мысли пилота были прерваны воплями, такими ужасными и громкими, что Джон содрогнулся. Пронзительные звуки, казалось, заполнили все пространство вокруг. Они то смолкали, то слышались вновь. Кто-то невидимый, а потому ужасный, то плакал, как ребенок, то хохотал, как безумный на весь лес так, что кровь стыла в жилах. «Какие-то обезьяны», — решил пилот и для храбрости хлебнул виски. Теперь ему было не до сна. Он посмотрел на Хуана. Тот безмятежно спал.

Через полчаса или, может, больше, изрядно измучив барабанные перепонки, вопли вдруг прекратились, и на пилота вдруг обрушилась тишина, коварная и обманчивая. В темноте вокруг костра притаились ужасы, и надо было быть начеку. Тем не менее, желание спать брало свое. Ходьба вокруг костра уже не давала эффекта, а стоило только Джону присесть на траву, он сразу начинал клевать носом. «Будь что будет!» — подумал он, прилег рядом с мулатом, накинул на голову остатки куртки и мгновенно уснул.

Проснуться его заставил чей-то пристальный полный ненависти взгляд. Сердце его отчаянно заколотилось от страха. Он повернулся к неведомому противнику лицом и медленно потянулся рукой в карман за пистолетом. К своему ужасу, оружия он не обнаружил. Джон пошарил в траве: может, пистолет выпал? Но напрасно, оружие исчезло. Охваченный паникой, он вскочил на ноги.

Прямо перед ним догорал костер, а чуть в стороне, в зарослях, горели зеленые огоньки — глаза какого-то загадочного и ужасного существа. Минуту-другую Джон не мог оторвать от них взгляда, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. «Еще немного, и будет поздно!» — мелькнула молнией мысль. Громко вскрикнув, пилот подбежал к костру, схватил горящую головню и швырнул ее в зверя. Раздался дикий рев. Треск ломающихся кустов возвестил, что пилот попал в цель. Еще не веря в удачу, Холидей закрыл лицо руками и медленно опустился на землю. Сердце его бешено колотилось. Он тронул мулата за плечо, но тот безмятежно спал. Тогда Джон поднялся, чтобы насобирать веток и бросить в костер. Едва он сделал это, как Хуан проснулся.

— Привет, Хуан! Как самочувствие?

— Плохо. Чердак раскалывается, — он прикоснулся рукой к голове. — Всю ночь снились кошмары.

— А ты знаешь, к нам приходили гости… — Джон бросил ветку в костер и присел рядом.

— Гости? Какие гости?

— Какой-то зверюга чуть не сожрал нас.

— Так почему он передумал? — вырвалось нечто вроде смешка у мулата.

— Я его прогнал, — Джону было не до шуток.

— И что это был за хищник?

— Я не разглядел. И еще: у меня пропал пистолет. И один из мешков.

— Что!? — мулат лихорадочно сунул руку в изголовье. — Фу… — он перевел дух. — Слава Богу, на месте.

— Исчез мешок с продуктами, — произнес пилот.

Тем временем стало светать. Заметались бледные тени, и по небу понеслись густые темные облака. Потянуло свежестью. Кое-где начали слышаться птичьи голоса, чтобы потом обрушиться на джунгли, оглушая все живое.

— Может, твой зверюга стащил харчи? — предположил Хуан.

— Может, может… Все может! — зло выкрикнул Джон. — Я бы этому ублюдку голову открутил! — добродушный гигант был в ярости.

— Конечно, если бы ты до него добрался, — философски заметил Хуан.

— Вообще, думаю, нам недолго здесь куковать. Уверен, что ребята дона Винченцо уже ищут нас. Думаю, они скоро обнаружат обломки самолета. Нам не следует далеко уходить от места падения.

Конечно, пилот ошибался или сознательно врал, успокаивая мулата, и это было очевидно. Тысячи миль сплошных зеленых зарослей надежно скрывали поверхность этого неизведанного края. Следы самолета, врезавшегося в землю, через неделю совершенно исчезнут, даже если смотреть с вертолета. Джунгли умеют хранить тайны. Хуан знал это точно. Он пристально посмотрел на пилота. Тот стоял, прислонившись к дереву, и глядел на догорающий костер. Слабые блики огня плясали на его печальном лице. «Однако парень немного надломился», — от этой мысли мулату стало почему-то приятно.

— Не бойся, конечно, они нас найдут, — он улыбнулся пилоту.

— А я и не беспокоюсь. Шеф не оставит нас в беде.

— В самом деле. Ему позарез нужны эти камешки. И тебе тоже. Не правда ли, Джонни? — тонкие губы мулата змеились в улыбке.

— Честно сказать, мне бы не помешали, но они мне не принадлежат.

— А кому? Ведь тот, как его, Вулф, он что, честно их заработал? Вот мы их у него изъяли, теперь они наши.

— Но ведь… шеф… дон Винченцо…

— Что дон Винченцо? Они меньше всего ему принадлежат, — перебил простофилю мулат.

Джон в упор поглядел на него.

«Черт его знает, что у него на уме?» — подумал Хуан, и безотчетный страх сдавил его грудь.

— Пойду поищу воду, — Джон взял бутылку, которую Джон уже успел опорожнить, и направился в сторону густых бамбуковых зарослей. Не успел он отойти и несколько шагов, как резкий щелчок заставил его обернуться. У костра сидел мулат, и в руке его вороненой сталью поблескивал пистолет.

— Ты… ты… ты что?! — страх мгновенно парализовал мышцы пилота.

— Получай, ублюдок! — взвизгнул мулат. — Ты сам выбрал это!

Грянул выстрел. Сделав несколько неуверенных шагов, пилот медленно опустился на колени:

— Будь… будь ты проклят! — прохрипел он.

Мулат выстрелил еще раз, и несчастный уткнулся лицом в густую траву.

 

Глава 6

Небольшая тихая улочка с шикарными виллами, расположенными по обе стороны дороги, утопала в зелени. По правде говоря, высокие массивные стены, увитые виноградными лозами и плющом, несколько портили вид, но не настолько, чтобы владельцев этих домов можно было заподозрить в безвкусице. Скорее всего, глухие стены нужны были, чтобы отгородиться, спрятаться от мира, где правит страсть и нажива, ханжество и обман. По сути, они были нужны, чтобы как можно меньше общаться с внешним миром.

Здесь надо сказать, что при покупке виллы Хайме Перес, тогда еще не сенатор, сначала хотел снести эту массивную ограду и заменить ее легким ажурным металлическим забором, но потом передумал, считая, что негоже чем-то выделятся среди соседей.

Вот в таком доме, где жизнь текла однообразно и размеренно, точь-в-точь как у персонажей старика Диккенса, росла Дорис Перес. Она воспитывалась на романах Бронте и Бальзака, а еще ей нравилась Жорж Санд: воображала себя то Джейн Эйр, то Консуэлло, а порой Жанной Дарк, хотя последняя пугала ее своей воинственностью.

В последнее время любящее сердце отца чувствовало некоторую перемену в поведении дочери. Девочка как-то изменилась, и это настораживало его. Добрая и отзывчивая, она стала вдруг раздражительной. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Сенатор понимал, что пора поговорить с дочерью, но откладывал разговор, хотя видел, что тянуть больше некуда.

Вот и сейчас он сидел в мягком кресле, потягивая сигару, и думал о Дорис. Невеселые мысли вдруг прервала мелодичная телефонная трель. Звонила Берта, секретарша:

— Сеньор Перес, вы просили меня связаться с сеньором Галло. Он будет в своем офисе через час, — официальным тоном сообщила она.

— Хорошо! — сенатор раздраженно бросил трубку.

Спустя несколько минут он с тяжелым сердцем постучал в дверь спальни дочери.

— Войдите!

Сенатор вошел и тяжело опустился в кресло.

— Доброе утро, Дорис!

— Доброе утро, — ответила дочь.

— Ты плохо спала? — он увидел мешки под глазами. — Опять всю ночь читала? — Перес кивнул на раскрытую книгу.

— Да… что-то не спалось.

— Дорис, детка, ты совсем не заботишься о своем здоровье. Так много читать вредно, тем более у тебя слабое зрение.

— Не беспокойся, папочка, здоровье у меня в порядке.

— Слушай, Дорис, ты сильно изменилась в последнее время.

— Я!? Это тебе, кажется, папочка, — она нервно улыбнулась.

— А не отдохнуть ли тебе недельку-другую в Майами? Хочешь, я закажу там яхту?

— О, здорово! Я не против.

— Вот и хорошо. Значит, договорились.

— Да.

— Тогда я пойду к себе, поработаю, — он направился к двери.

Когда отец вышел, Дорис подошла к стоящей на столе у окна стереосистеме и нажала на клавишу. Из динамика полились мелодичные звуки «Лунной сонаты». Девушка уменьшила звук, подошла к кровати и вновь легла. Закрыв глаза, она погрузилась в чарующий мир музыки.

«Конечно, конечно, ты, папочка, прав. Я действительно изменилась, и виной этому эти проклятые сны!» — она вдруг вспомнила свой первый сон. Тогда она не придала ему значение. Но, когда он явился опять, девушка призадумалась. Одинаковые сны… Дорис с тревогой думала о них, боясь засыпать. И это длится уже вторую неделю…

Во всяком случае черное облако в сновидениях ничего хорошего не предвещает. Еще был колючий ветер. Но самое удивительное, что во сне ее всегда сопровождал высокий брюнет. Вдали маячил неясный силуэт какого-то огромного мрачного здания с двумя массивными колонами у входа. Дорис и ее спутник приближаются к зданию. Сердце девушки тревожно бьется. Вот они уже у самого входа. А облако разрослось и заполонило весь небосвод. Стало темно. Вдруг колонны у входа покрылись чем-то красным. Красная пена ползет к ногам девушки. Красная пена и тьма… Красная пена и тьма. Так всегда заканчивался этот сон.

«Необходимо чаще бывать в церкви», — подумала Дорис, и ее охватило уже привычное чувство страха.

Она снова встала с постели и выключила музыку. Ей не хотелось оставаться одной в комнате, и она постучала в дверь кабинета отца.

— Войдите, — услышала она.

— Ты не слишком занят? — Дорис слегка приоткрыла дверь.

— Входи, Дорис, — сенатор оторвался от бумаг.

Девушка подошла к столу, взяла одну из разбросанных газет и, усевшись в кресло, рассеяно пробежала глазами заголовки. Сенатор в это время принялся что-то писать.

— Папа, я бы хотела поговорить с тобой о маме, — она положила газету на стол.

— О маме? — пораженный сенатор отложил перо, откинулся на спинку кресла и задумался. Стало видно, что он чем-то очень взволнован, ибо лицо его стало пунцовым. — О маме? — повторил он. Затем зажег сигару и сделал глубокую затяжку. Подошел к раскрытому окну. — Доченька, ты так на нее похожа, — взволновано прошептал он. — Я с нею был счастлив. Несомненно, был счастлив, — задумчиво произнес он. — Никого я так не любил, как ее, — произнес он, подчеркивая слово «несомненно». — И люблю до сих пор…

— А Шарлота? — спокойно перебила его Дорис.

— Шарлота… Шарлота? — он задумался. — Видишь ли, дочь, это совсем другое…

— Ты хочешь сказать, что не любишь свою нынешнюю супругу? — Дорис глянула в глаза сенатора.

— Нет, я этого не говорю. Шарлота совсем другой человек. Она не чета твоей матери.

— В каком смысле?

— У нее совсем другой характер.

— Ты что, жалеешь?

— О чем?

— Ну, что женился на ней…

— Видишь ли, когда это случилось с твоей матерью, я думал, что тоже не выживу… Когда она носила тебя под сердцем, я был на седьмом небе от счастья. Не обижайся, я думал, что у меня будет сын, но и дочери я был бесконечно рад. Когда из больницы раздался тот проклятый звонок, разрушивший мою жизнь, я сначала не поверил, а когда до меня дошло, потерял сознание. После пережитого шока я поклялся свою дальнейшую жизнь посвятить тебе. Думаю, не ошибся, поручив Луизе быть твоей служанкой. Она в некоторой степени должна была заменить тебе мать. Хотя я отлично понимал, что мать тебе не заменит никто. Тем не менее, я поручил ей смотреть за тобой. Я знал ее еще до твоего рождения. Она была сильно привязана к нашей семье, особенно к твоей матери. Я когда-то тебе рассказывал об этом, — догорающая сигара обожгла ему пальцы, и он потушил ее. — У этой малограмотной крестьянки золотое сердце. Любовь к твоей матери она перенесла на тебя… Я не ошибся, Дорис?

Девушка кивнула головой.

— Да, папа. Мне повезло, что со мной все эти годы была Луиза.

— Я был очень поражен, когда она сказала, что хочет уйти… Уговаривал остаться, но Луиза мне сказала, что накопила немного денег, необходимую сумму, чтобы купить маленький домик на побережье.

— И ты поверил?

— А что, разве была другая причина?

— Я думаю, что да.

— Какая?

— Папа, папа, ты веришь в судьбу? — она резко переменила тему.

— Что? Что? — не понял сразу сенатор.

— Ты веришь в судьбу, папа? В то, что каждому все предназначено свыше? — голос ее выдавал волнение.

— Но почему ты вдруг заговорила об этом? Тебе еще рано быть фаталисткой, — назидательным тоном произнес сенатор.

— А все-таки, папа? — произнесла она едва слышно.

— Как тебе сказать… — сенатор задумался. — Что-то этакое есть… Но пора опуститься на грешную землю… Итак, когда ты намерена уехать в Майами?

— Я еще не знаю. Думаю, через недельку-две, как ты говорил, — она покраснела. — А мама когда-нибудь говорила, что предчувствует свою гибель?

— Опять ты за свое? — нахмурился Перес. — Предчувствовала? Пожалуй, нет. Хотя за месяц до родов она часто грустила. Я думал, что она немножко боится. Все женщины боятся родов.

— Но, может быть, она предчувствовала гибель и поэтому грустила?

— Дорис, тебе не следует читать мистические романы, — улыбка на его устах выглядела жалкой. Он волновался, не знал, куда девать руки — то совал их в карманы, то закладывал их за спину, прохаживаясь при этом по комнате.

— Мы, кажется, отвлеклись от темы. Ты спросила, жалею ли я, что связал свою жизнь с Шарлотой? Так вот! Ты можешь меня упрекнуть, что я оказался не верен памяти Маргрет, — он, наконец, уселся в кресло и начал вертеть массивную бронзовую пепельницу. — Но пойми, Дорис, возможно, я повторяюсь, но мне, когда это случилось, было адски трудно. Можно сказать, я тогда не жил вовсе…

— И тогда ты встретил эту юную Венеру…

— Дорис! — укоризненно произнес сенатор. — Да! И тогда я повстречал Шарлоту… Но еще слишком яркими были воспоминания о твоей матери. Затем… — он замялся.

— Затем она уложила тебя в постель! — перебила его Дорис.

— Зачем ты так? Все было намного сложнее. Между нами сложились теплые отношения. Даже более чем теплые… Довольно глубокие…

— О, хо-хо! Зачем так возвышенно? Просто она хотела выйти за тебя замуж! — Дорис вызывающе глянула ему в глаза.

— Ты… ты злая, глупая девушка! Ты ненавидишь ее! — повысил голос сенатор.

— Да! Да! Я ненавижу ее! А за что ее любить!? Ты… ты забыл о моей матери! Шарлота обманывает тебя! — воскликнула девушка, и из глаз ее полились слезы.

— Что? Что ты сказала? — он подошел к Дорис и больно сжал ее плечи.

— Прости, папа! Я сама не знаю, что говорю, — рыдания сотрясали ее тело.

— Ладно, ладно, доченька, — он слегка похлопал ее по плечу. — Мне давно следовало бы понять, что вы никогда не подружитесь, — тихо произнес он. — А Луиза ушла из-за нее? — спросил Перес, заранее зная ответ.

— Да, — прошептала девушка. — Луиза сказала, что Шарлота уволила ее.

— Прямо так и сказала?

— Нет, конечно. Она всячески придиралась к бедной Луизе. В конце концов, та вынуждена была уйти.

— Но я впервые слышу об этом! — воскликнул сенатор. — Почему она не пожаловалась мне?

— На кого? На Шарлоту? Ты же боготворишь ее! Ты же выполняешь все ее капризы…

Тут зазвонил телефон, и сенатор снял трубку.

— Да, да! Здравствуйте, сеньор Галло. Что известно нового о самолете? — услышала Дорис. — Это плохо, очень плохо! Мы даже не знаем квадрат, где самолет якобы разбился. А прочесать джунгли нереально. Держите меня в курсе дела… Да, мое приглашение остается в силе, — сенатор аккуратно положил трубку.

— Я, пожалуй, пойду, папа. Что-то разболелась голова, — Дорис встала и направилась к двери.

 

Глава 7

Дорис не солгала. У нее действительно разболелась голова. Только что произошедший разговор взволновал ее, и теперь, сидя в своей комнате, она старалась вспомнить каждое слово отца. «Конечно, он действительно любил мать, — подумала она и взглянула на небольшую фотографию мамы в золоченой рамке, стоящую на ее столике. — Тот же овал лица, такой же вздернутый носик, небольшие пухлые губки, — она перевела взгляд на стоящее рядом зеркало. — Вот только прическа… — она собрала челку и зачесала наверх, обнажив небольшой, изящно вылепленный лобик и изумилась: сходство и впрямь было поразительным. — Сколько ей здесь? Когда это случилось, ей был двадцать один год», — подумала она.

— Моя милая, любимая мамочка, если бы ты жила, все было бы по-другому. Об этой шлюхе Шарлоте, скорее всего, я никогда бы не слышала.

Дорис стало грустно, и она включила Бетховена. Под звуки сонаты всегда так хорошо мечталось, но теперь ничего не получалось. От этого ей стало еще грустнее. Чтобы как-то себя приободрить, она начала вспоминать радостные эпизоды из ее жизни. Вспомнила, как она радовалась, когда отец привел ее, маленькую девочку, в зоопарк. А что еще? Пожалуй, еще поездка в деревню. В четырнадцать лет ей открылся такой незнакомый мир, всколыхнувший ее до глубины души. Она вспомнила все так отчетливо, будто это было вчера, а не шесть лет назад.

В то далекое прекрасное утро Луиза разбудила ее пораньше. Она давно обещала Дорис показать свою родную деревню, о которой много рассказывала девочке. Сенатор Перес был тогда в отъезде. Луиза попросила второго водителя сеньора Переса, Антонио, мающегося без дела, отвезти их в деревню. Отмахать всего несколько миль для Антонио было пустячным делом. Конечно, все делалось с ведома сеньора Переса.

Накануне служанка предупредила Дорис о предстоящей поездке. Бедная девочка провела без сна почти всю ночь и забылась лишь под утро. В то утро во дворе так сладко источали аромат только что проснувшиеся цветы… Щебетанье птиц и чудная трель доносились из сада. Как завороженная, слушала она прелестные звуки незримого певца, пока Луиза не увлекла ее к воротам. Потом они долго петляли по городу. Дорис было неинтересно смотреть на мрачные здания, и она задремала.

Заставил ее очнуться тугой прохладный поток воздуха, проникающего в автомобиль через открытое окно. Виды по обе стороны дороги были изумительными. Небольшие апельсиновые рощи сменялись густыми бамбуковыми зарослями, затем, почти вплотную к дороге, шли изумрудные поля, на которых работали люди. Некоторые из них смотрели вслед автомобилю. Им было в диковинку видеть на этой проселочной дороге в такую рань автомобиль. И Дорис позавидовала им. Их не испортила цивилизация, которую, живя в городе, ненавидела и боялась она, четырнадцатилетняя девушка. Дорис казалось, что отношения между ними были такие чистые, как и их чистые души. Не то, что в ее обществе, где все покупается или делается по расчету. В то же время она понимала, что, в конце концов, ей придется смириться, ибо так в ее обществе повелось, и никуда не денешься. Мир крестьян был так похож на ее книжный мирок! Она это ясно почувствовала. Душу ее охватил восторг. Она оглянулась на Луизу, та, казалось, дремала.

Часто меж деревьями мелькали строения. Вот опять дома: один, два… Они свернули с дороги и въехали в деревню. Это была та самая деревня, конечный пункт их поездки. Она утопала в зелени, маленькие изящные домики были почти не заметны из-за апельсиновых деревьев. Дорис поразило почти полное отсутствие людей. Кроме нескольких старух, сидящих на скамейке у одного из домов, не было никого. Автомобиль около них и остановился.

Луиза вышла из салона и поздоровалась со старухами. Они проговорили минут пять, и служанка села в автомобиль. Машина тронулась. Еще несколько улочек, и они остановились у ветхого домика, в котором с трудом угадывалось жилье.

— Пойдем со мною, Дорис. — Луиза вышла из машины и подала девочке руку. Они отворили незапертую скрипучую калитку и вошли в узкий темный коридорчик. Затхлый запах ударил в нос. У девушки закружилась голова, ей захотелось на улицу, на свежий воздух. Она бы, возможно, и выбежала, но Луиза крепко держала ее за руку. Они подошли к двери, из-под которой пробивалась узкая полоска света. Луиза толкнула дверь, и она открылась. Дорис, войдя из темного коридора в светлую, залитую солнечным светом комнату, зажмурила глаза. Когда она их открыла, то с удивлением обнаружила, что помещение, в котором они оказались, было чистым и опрятным, о чем даже нельзя было догадаться, глядя на дом снаружи. В комнате почти полностью отсутствовала мебель. Здесь был небольшой столик, несколько стульев и две кровати. На одной лежала старуха столь древняя, что, глядя на ее лицо, обтянутое пергаментной кожей, и голый череп, Дорис испугалась. Чуть поодаль сидела другая старуха, помоложе, и вязала.

— Здравствуйте! — негромко произнесла Луиза.

— А… Здравствуй, Луиза, — ответила старушка, сидящая у окна. — Садитесь, пожалуйста, — она указала на грубо сделанные табуретки. Луиза пододвинула к старушке стул, села, а Дорис так и продолжала стоять.

— И вы, сеньорита, садитесь, не стесняйтесь, — старуха подошла к лежащей на постели и, наклонившись, что-то прошептала ей. А Дорис, подобрав платье, села на табуретку.

— Луиза, подойди ко мне! — подала вдруг голос старуха, лежащая на кровати. Голос ее был такой скрипучий, что Дорис вздрогнула. Луиза же поднялась и молча подошла к кровати. Старуха повернула к ней желтое лицо и Дорис увидела ее глаза. Зрачки были подернуты сизой дымкой. Несомненно, она была слепа. Девушке стало жутко.

— Ты приехала на черной машине с той сеньоритой, — она указала рукой на Дорис.

— Да, тетушка Кармен, — тихо произнесла Луиза.

— Я знаю, ты очень привязана к Дорис, — при упоминании своего имени девочка вздрогнула.

— Я старалась заменить ей мать, — прошептала оторопевшая Луиза.

— Я это знаю. Но теперь внимательно слушай. Через несколько лет вы расстанетесь в первый раз. Во второй раз вы расстанетесь навсегда. Когда ей исполнится… — старуха замолчала. Она тяжело дышала. Казалось, она вот-вот лишится последних сил. — Дорис! Дорис! Тебе следует опасаться автомобиля и светлой женщины! — из уст старухи вдруг вырвался молодой звонкий голос, такой непохожий на тот, которым она говорила чуть раньше.

— Луиза, хватит! Кармен сильно устала, — старуха, очевидно, ее дочка, встала и потянула Луизу за рукав. Та, бледная, опустилась на стул.

— Что ж, пойдем, Дорис. Тетушка Кармен сегодня больше ничего не скажет, — пробормотала она.

— До свидания, Марта, — обратилась она к старухе.

Затем Луиза подошла к постели:

— До свидания, тетушка Кармен, — прошептала она и поцеловала иссохшую руку старушки.

Старуха даже не шелохнулась.

— Дорис, девочка моя, что с тобой? На тебе лица нет! — испугалась Луиза, видя белое как мел лицо Дорис. Девушке трудно было ответить: она начала оседать на пол, но Луиза подхватила ее. — Милая моя! — служанка обняла ее и поцеловала. — Не бойся, все будет хорошо! Через несколько лет ты будешь совсем взрослой, выйдешь замуж, тогда мы и расстанемся. Ведь это имела в виду тетушка Кармен.

А Дорис тогда расплакалась.

— Дура! Дура я! И зачем только я взяла тебя с собой! — прошептала Луиза. — Я хотела узнать о себе, и вот что получилось. Не плачь, глупенькая, она тебе ничего плохого не предсказала.

Они уехали, и вскоре девушка успокоилась, но по-прежнему была печальна. После этого они зашли в деревенский храм и зажгли там свечи. Неподалеку находился тот дом, где родилась и провела детство Луиза. Родители ее давно умерли, и дом стоял заколоченный, по-видимому, вызывая у Луизы грустные воспоминания.

Домой они возвращались, когда солнце уже садилось. Дорис так измучилась за день, что всю дорогу спала и проснулась только перед самым въездом в город. У ворот дома Дорис обратила внимание на черный кадиллак: «Наверняка у нас гости», — подумала девушка.

Она пропустила вперед Луизу, и та открыла ключом входную дверь. Девушка поднялась по лестнице на второй этаж, чтобы пройти в свою комнату, но вдруг услышала странные звуки. Дверь в спальню была приоткрыта, и именно оттуда доносился странный шум. Дорис невольно глянула внутрь и увидела гладь зеркала, а в нем два обнаженных извивающихся тела. Оглушенная, она не могла двинуться с места, пока не встретилась с испуганными глазами Шарлоты, и с силой захлопнула дверь.

Всю ту ночь Дорис проплакала. Через несколько дней приехал отец.

А Дорис почувствовала, как глубоко ненавидит мачеху.

 

Глава 8

Внезапно сухой лес перешел в густой кустарник, среди которого там-сям росли небольшие деревья с искривленными стволами. Здесь почти не было травы, а землю устилали сухие листьями, хрустевшие под ногами.

Хуан чувствовал себя настолько плохо, что едва не упал от головокружения, и сел на поваленное дерево, чтобы передохнуть. Его мучила жажда, ставшая к тому времени невыносимой.

Он задумался: «Конечно, люди Гомеса бросятся на поиски, поэтому мне надо убраться подальше от места крушения самолета», — подумал он и глянул вверх. На востоке набухало огромное синее, почти черное облако. Хуан с облегчением вздохнул: скоро жара спадет и, наверняка, пойдет дождь. Он взглянул на землю, и то, что увидел, только подтвердило его предположение: муравьи суетились и закупоривали входы в муравейник. Чуть поодаль муравейника кучка муравьев, облепив барахтающуюся осу, тащила парализованную жертву.

«Так и у людей. Миллионы людей работают для благополучия кого-то одного и его приближенных… Как и у людей, сотни готовы принести ради этого в жертву свою жизнь. Свою жизнь — во имя благополучия других… Чтобы быть наверху, надо иметь деньги. Камешки помогут мне, и ради них надо идти на все. Ублюдок дон Винченцо, придет время, и я поговорю с тобой на равных!» — он ощупал сверток за пазухой.

Однако суровая действительность вернула его на землю. Жажда, мучавшая его, заставляла быстрее шагать. Вскоре он почувствовал, что задыхается. Стучало в висках, и он все чаще останавливался, чтобы передохнуть. Редкий лес состоял из деревьев с очень мелкими листьями, которые практически не давали тени: солнце пронизывало их насквозь. Странно, но пения птиц почти не было слышно. Возможно, они умолкли, охваченные дремотой. Откуда-то появились полчища насекомых: саранча, жучки, лесные клопики, паучки заползали за ворот рубашки. Так продолжалось около часа. Но вот солнце скрылось за черной тучей, и наступил полумрак. Потом упали первые капли дождя. На джунгли обрушился настоящий тропический ливень. Через полчаса он внезапно прекратился, и опять выглянуло солнышко. В лес вернулась жара, возможно, еще более тягостная, чем раньше. Воздух был перенасыщен влагой. Странно, но насекомые исчезли. Мулат промок до нитки, но ливень несколько облегчил его страдания. Самое главное, что удалось утолить жажду: на земле образовались небольшие лужицы со сносной водой. Он с жадностью пил из них и чувствовал, как прибывают силы. Хуан прошел еще милю или две и упал в изнеможении на траву. Он чувствовал, что дело идет к вечеру: жара начала спадать. Хуан поднялся и пошел дальше, отметив при этом, что почва была влажной, хотя после ливня прошло достаточно много времени. Стали появляться небольшие бамбуковые рощицы, и он понял, что идет в направлении реки или озера.

«А вот и полянка, где можно отдохнуть», — мулат сел на траву и огляделся. Здесь росла густая сочная трава и редкие деревья. Хуан присел у основания одного из них и вскрикнул от изумления: в траве отчетливо виднелись следы угасшего костра.

«Люди, здесь были люди!» — он готов был кричать от радости или отчаяния. Хуан вскочил и подбежал к обгоревшим веткам.

«Кто они? Враги или друзья?» — он многое бы отдал, чтобы узнать это.

В траве что-то блеснуло. Он нагнулся… и поднял бутылку из-под виски.

Хуан долго держал ее, ничего не понимая, и вдруг до него дошло. Это их бутылка! Это их костер! Вон в той траве он оставил труп Джонни. Его охватила дрожь. Он подбежал к тому месту, но то, что увидел, потрясло его: там ничего не было! Не было! Труп исчез! Исчез! Хуан протер глаза.

«Место, несомненно, то. Вот деревце с изогнутым стволом, где лежал несчастный пилот… — Он начал шарить в траве и обнаружил кровь. — Прочь, прочь от этого проклятого места», — и бросился в густые заросли бамбука. Он бежал, пока ноги не перестали слушаться его. Хуан рухнул на землю, покрытую папоротником и мхом.

Очнулся он, когда стало смеркаться. Среди крон деревьев появился серебристый диск луны. Хуан приподнялся на локтях и замер. В нескольких местах от него стоял огромный пятнистый зверь и глядел на него в упор. В огромных желтых глазах Хуан прочел тупую ненависть.

«Ягуар. Сейчас прыгнет», — промелькнула мысль. Рука потянулась к пояснице, и он выхватил пистолет. Прицелиться не успел. Раздался высокий свистящий звук. Страшная боль заставила его выпустить оружие из рук. Из запястья торчала стрела, кончик которой еще вибрировал.

Вдруг он услышал еще один звук. Несомненно, его издавал человек. Хуан глянул в направлении источника этого странного звука. На краю площадки ясно виден был силуэт человека. Ягуар послушно пошел к нему, и в этот момент мулат потерял сознание.

 

Глава 9

Хуго Санчес как всегда проснулся в семь. Тяжело дыша, перевалился через спящую Шарлоту и сел на край кровати. Несколько минут он сидел неподвижно, затем сунул ноги в мягкие тапочки и, тяжело ступая, подошел к окну и отдернул шторы. В комнату хлынул яркий свет, и Санчес слегка поправил шторы, чтобы лучи света не падали на кровать. Эту ночь он почти не спал и чувствовал себя отвратительно. Шарлота и впрямь, как ему говорили, оказалась очень темпераментной.

«Все-таки я сдал. Нет той былой энергии. Теперь вот боли в сердце. Хорошо бы мне это лет двадцать назад», — подумал он и тяжело вздохнул.

Санчес посмотрел на Шарлоту. Та лежала, широко раскинув руки. Тонкое атласное одеяло сползло, и обнажилась изящная, словно лепная грудь. На миг им овладело желание. Он подошел к постели, поднял сползающее одеяло и накрыл им спящую женщину. Затем повернулся и направился в ванную комнату. Хуго решил в это утро освежиться под душем, а не в бассейне, дабы не давать лишнюю нагрузку на сердце. После водной процедуры, несколько взбодрившей его, он подошел к огромному зеркалу в стене. На него смотрел еще нестарый человек с багровым лицом и тяжелыми мешками под глазами. «Плохо, совсем плохо. Надо бросить курить и, по возможности, пить меньше…» Санчес взял полотенце и стал вытираться. Когда он вышел из ванной, к его удивлению, Шарлота, уже одетая в его китайский халат, стояла у распахнутого окна.

— Доброе утро, дорогая, — он нежно поцеловал ее.

— Доброе утро.

— А тебе идет мой халат, — Санчес обнял ее и приподнял полу халата.

— Ха-ха! Тебе мало? — громко засмеялась она.

Санчес с удовлетворением отметил, что девица полностью освоилась в чужом доме. Нет и намека на стеснительность.

— Нет, что ты! Ты идеальная любовница…

— Разве? А вот ты мне показался несколько тяжеловатым на подъем, — рассмеялась она опять.

— Грузным? — удивился Санчес.

— Нет. В том смысле, что не всегда исполнял мои желания.

— Знаешь, дорогая, у меня был очень тяжелый день, — Санчес притворно вздохнул.

— Ну, знаешь, если мужчина не уверен в своих силах, так незачем провоцировать женщину, ложась с ней в постель, — она притворно надула губки.

— А ты злюка! — Санчес поцеловал ее в губы.

— Я пошутила. Мне с тобой было хорошо, — она осторожно отстранилась от него и снова рассмеялась.

— Где твоя купальная шапочка, я хочу немного поплавать…

— Там, в ванной комнате, на полке под зеркалом.

Когда она ушла, Санчес подошел к бару, достал граненую бутылку «Мартини» и отхлебнул из горлышка.

«Это самое лучшее задание из тех, которое мне поручал когда-то Эспиноса», — подумал он и вспомнил, как несколько недель назад он испугался, когда Эспиноса вызвал его в кабинет и ознакомил его с этим весьма странным заданием.

В конце концов, он, Хуго Санчес, далеко не Казанова. Да и возраст уже не тот… Тем не менее все идет как по маслу. А дело было такого рода: ему надо было в условленном месте подобрать некую даму, у которой внезапно сломался автомобиль. Конечно, в дальнейшем он должен был переспать с незнакомкой, что и было сделано.

«Интересно, когда они сумели покопаться у нее в автомобиле? Наверняка пасли… Так или иначе, ее автомобиль стал на дороге как вкопанный. Я отлично справился с делом. Кстати, муж этой дамочки не кто иной, как сенатор», — он самодовольно улыбнулся и опять отхлебнул из бутылки. Теперь Санчес о нем должен будет знать все.

Дверь ванной тихо скрипнула:

— Заждался, милый? — бархатный голосок застал его врасплох. Он медленно поставил бутылку и потянулся к хрустальным стаканчикам.

— Я немножко… Тебе «Мартини» или, может, коньяку? — он вопросительно взглянул на Шарлоту.

— Пожалуй, налей коньяку. Фу, как здесь душно! — она распахнула халат, вовсе не стыдясь наготы. Санчес плеснул в стаканчик золотистую жидкость.

— Самое удивительное, что совсем недавно мы не знали друг друга, а, кажется, знакомы вечность, — Шарлота пригубила коньяк.

— Да, это так! — Санчес слегка улыбнулся. — Но… но, детка… — он замялся.

— Что, что… Говори! — сказала она.

— Я, я… о тебе совсем ничего не знаю. Даже самую малость…

— Не знаешь? А зачем тебе знать обо мне? Разве не все равно? — задумчиво произнесла она.

— Конечно, не все равно. Я не знаю даже, замужем ли ты.

— Ну, допустим, у меня есть муж. Но что из этого? Разве это меняет дело? — усмехнулась она.

— Нисколечко! — в ответ ей улыбнулся Санчес. — Так даже интересней.

— Конечно, я замужем. Но это мне не мешает любить тебя, дурачок! — она поцеловала его в губы.

— А его? — нашелся Хуго.

— Иногда, очень редко. Там еще девица…

— Девица?! — воскликнул Санчес.

— Дорис! Дочь его ненаглядная… Еще та стерва. Характер ужасный. Живет этакой святошей! — она внезапно рассердилась.

— Наверняка она страшненькая?

Шарлота уставилась на него:

— Я… я бы не сказала. Скорее, наоборот. Она воображает себя черт знает кем! — Шарлота подошла к столу, где у Санчеса всегда хранились сигары, вытащила одну и закурила.

 

Глава 10

Дик Эспиноса не думал и не гадал, что Санчес так ловко провернет это дело. И, когда ребята, которые «пасли» Санчеса, доложили, что Хуго и его спутница направляются в центр города и остановились на улице Боливара, он понял, что дал маху. Что стоило установить «жучок» в квартире этого ловеласа Санчеса? Тогда были бы интересные снимки… И он, Эспиноса, мог бы сполна ими воспользоваться.

Все началось недели три назад, когда человек Эспиносы из близкого окружения дона Винченцо сообщил, что «крестный отец» ведет некие переговоры с сенатором Пересом. Конечно, само содержание переговоров не было известно. В самом деле, о чем могут толковать эти двое — глава самого могущественного в городе клана и видный политический деятель? Да обо всем! Но он, Эспиноса, должен знать о чем. Не зря у него там свой человек.

У сенатора везде огромные связи. В частности, в правоохранительных органах… Дружба с таким человеком позарез нужна дону Винченцо. С его помощью он мог бы развернуть свою деятельность далеко за пределами региона.

С другой стороны, эта дружба, если бы о ней узнала общественность, могла поставить крест на карьере сенатора. Если секретные переговоры между сенатором и «крестным отцом» происходили в действительности, то для Переса они имели большое значение, ибо он сильно рисковал. И поэтому Эспиноса решил во что бы то ни стало узнать суть этих переговоров. Это давало козыри в его игре с таким изощренным соперником, как дон Винченцо.

Эспиноса не мог не верить своему агенту. Дезинформацией здесь и не пахло, поэтому надо было как можно больше знать о переговорах. Следовало также изучить окружение сенатора. Здесь наиболее уязвимым звеном являлась его жена Шарлота. По сведениям, эта женщина ни в грош не ставила своего супруга. Будучи любительницей острых ощущений, она никогда не упускала случая испытать их. При надлежащей обработке она могла бы стать надежным источником информации.

«Хороша, ничего не скажешь! — Эспиноса взглянул на фотографию Шарлоты. — Приятная работа досталась Санчесу. Этот малый явно не промах», — подумал он и спрятал фотографию в столик. Действительно, с тех пор, как Хуго появился в организации, Эспиноса не мог сказать о нем худого слова. Правда, несколько раз он прокалывался, особенно в случае с Джиной Прайс… Тогда Эспиноса еле-еле уладил дело, и с тех пор Санчес его должник. Но когда возникла эта идея с Шарлоттой Перес, Эспиноса, не колеблясь, поручил дело Санчесу. «Но почему этот ловелас молчит? Он давно уже должен был позвонить!» — подумал он и набрал номер Хуго. В трубке послышались короткие гудки. Абонент занят. Мендес решил позвонить позже. Затем он опять снял трубку и набрал номер. На этот раз на другом конце провода ответили:

— Здравствуй, Филиппе! — ровным тоном сказал Эспиноса.

В трубке молчали.

— Что тебе надо, Дик? Ты же звонишь, только если тебе что-то надо, а не просто так, — было слышно, что владелец скрипучего голоса чем-то раздражен.

— Честно говоря, я позвонил, не надеясь застать тебя дома, — произнес Эспиноса.

— Так что же тебе надо?

— Ничего, ничего, дорогой. Нам надо встретиться и потолковать.

— О чем? О чем надо потолковать? — донеслось из трубки.

— Не сейчас, не сейчас… Не по телефону. Мы можем встретиться? — ласковым тоном произнес Эспиноса.

— Да! — ответил Брант мягче.

— Я обдумаю дату и время встречи и сообщу. Но это нужно сделать в течение двух, максимум трех дней.

— Хорошо, я буду ждать.

«Этот Брант не так прост, как кажется», — подумал Эспиноса. Он знал, что Филиппе Брант, как и он, озабочен ростом влияния дона Винченцо. Надо было что-то предпринимать, ибо наркотики, казино и другие отрасли подпольного бизнеса в городе постепенно переходили в руки дона Винченцо. Эспиноса и Энрико Диас на совете организаций заикнулись об этом, но сразу же получив по рукам, больше не поднимали вопроса. После этого у Эспиносы полетел ко всем чертям игорный дом на Республиканской улице. Вспомнив об этом, Эспиноса заскрипел зубами: «Подонок, ты заплатишь мне за все! Я припомню тебе «Американца» и Родриго Спинозу!» — он грохнул кулаком по столу.

Этих двоих порешили всего неделю назад. Их нашли на свалке с выколотыми глазами и отрезанными членами. Эспиноса был уверен, что это работа дона Винченцо, хотя его агент ничего не слышал об этом.

 

Глава 11

«Пора бы еще раз позвонить Хуго Санчесу, — Эспиноса вновь набрал номер. Опять короткие гудки… Абонент занят. — У него там совещание? Это дерьмо давно должно было позвонить мне!» — он с досады бросил трубку.

— Эй, Пауло, поди-ка сюда! — Эспиноса распахнул дверь в соседнюю комнату.

Пауло быстро поднялся с кресла, швырнув на стол газету.

— Послушай, надо найти Санчеса. Срочно! Я хочу с ним поговорить.

— Хорошо. А что, его нет дома? — тупая физиономия Пауло начала раздражать Эспиносу.

— Дома он или нет, но ты должен достать его хоть из-под земли! Понял?

— Да!

— Тогда выполняй!

— Хорошо, шеф! — Пауло пулей вылетел за дверь.

— Проклятье! С утра сплошное невезение! — выругался Эспиноса.

Он подошел к бару и нажал потайную кнопку. Дверцы бара медленно открылись, обнажив несколько полок, уставленных бутылками с блестящими яркими наклейками. Эспиноса выбрал виски. Открыв бутылку, он отхлебнул из горлышка, затем поставил ее в бар и закрыл дверцы.

«Подонок Санчес!» — он по-прежнему злился на Хуго. Разве у него, Эспиносы, нет других дел, кроме этого, связанного с потаскушкой? Может, он напрасно затеял это дело и возня вокруг отношений дона Винченцо и сенатора не стоят выеденного яйца? Эспиноса всю неделю преследуют неудачи. Какое-то фатальное невезение. А ведь прошлая неделя начиналась вроде бы неплохо. Потом Силва попался на сбыте наркотиков. Парень отделался относительно легко. Конечно, пришлось отстегнуть кому надо… И надо же, почти сразу попался другой, из семьи Эспиносы. Это было очень плохо, потому что в воскресенье ожидался ценный груз из Колумбии. Партия кокаина, пожалуй, крупнейшая за последние годы, и рисковать ею никто не хотел.

Эспиносе даже приходила в голову дикая мысль: а не подстроено ли все это полицией? «Но для чего арестовывать моих людей, если они пронюхали о грузе?» — подумал он. Предположив, что его людей мог сдать дон Винченцо или Брант, нарушившие многолетний договор не вторгаться в области деятельности друг друга, он все же успокоился: если бы полиция и его «заклятые друзья» узнали о грузе, то молчали бы, дабы его не спугнуть. Потом он подумал, что в их делах иногда отсутствует логика, а ее место занимает везение, которого как раз и не хватало. Это злило Эспиносу.

«Так что это — цепь злоключений, игра случая или тонкий расчет неведомого противника?» — вот что занимало Эспиносу больше всего. На кон поставлено многое, очень многое. И если это была уловка, чтобы перехватить груз, необходимо приостановить доставку кокаина.

Эспиноса снял телефонную трубку, но затем передумал. Минуту он стоял неподвижно, а затем снова снял трубку и стал лихорадочно набирать номер:

— Валентино, — не здороваясь, крикнул он в трубку, — немедленно, слышишь, немедленно усиль охрану объекта! Поезжай туда сам. Тщательно проверь все! — Эспиноса говорил почти открытым текстом, ничуть не беспокоясь, что может быть прослушка.

— Хорошо, шеф, я все понял!

Эспиноса положил трубку и задумался. Откровенно говоря, противодействие между кланами велось всегда. И это нормально. «Холодная война» то усиливалась, то утихала, но в последнее время резко усилились позиции дона Винченцо. Он начинал диктовать свои условия, и это многим не нравилось, хотя трупов с обеих сторон еще не было.

Потом состоялся «круглый стол». Дон Винченцо, Брант, Эспиноса и Джек Селливан решили обсудить ситуацию. Опять было настоятельно заявлено о невмешательстве в сферы деятельности друг друга. Разумеется, дону Винченцо слегка дали по рукам. «Если дон Винченцо поступит как последний негодяй и захватит груз, то опять будет война. Семьи объединятся против него, — подумал Эспиноса. — Сенатор! Сенатор Перес! Вот ключ к разгадке. Выборы на носу… Сенатор сообщает о грузе в прессе, тем самым рейтинг его заметно повышается. Полиция конфискует кокаин. Итак, выигрывают сенатор и дон Винченцо. Последний заручается поддержкой сенатора. Но это все логично в том случае, если дону Винченцо и сенатору известно о грузе кокаина. Узнав о грузе, я действовал бы так», — размышлял Эспиноса.

Он решил пока приостановить поставку груза. Быстро накинув плащ и сунув руку в карман, чтобы удостовериться, на месте ли ключи, Эспиноса направился к двери. В этот момент зазвонил телефон. Он вернулся и снял трубку:

— Сеньор Эспиноса!.. — услышал он взволнованный хриплый голос.

— Да!

— Сеньор Эспиноса, это Пауло. Звоню из квартиры Санчеса. Там… Там полно «фараонов»… Они…

— Ну! — рявкнул Эспиноса.

— Санчес… Хуго мертв…

— Что? Что? — только и смог выдавить Эспиноса.

— Сеньор Эспиноса, Санчес мертв, — уже тверже ответили в трубке.

— Ты… ты уверен в этом, кретин? — голос Эспиносы сорвался.

— Да, шеф. Только что вынесли тело. Знакомый коп сказал, что это Хуго Санчес.

— Как? Как это случилось?

— Сержант Доменико говорит, что произошел несчастный случай…

— Ты что, подошел и прямо спросил о Санчесе?!

— Да, шеф! Я его неплохо знаю. Мы даже немножко друзья.

— Хорошо, Пауло, приезжай сюда, — Эспиноса застыл с трубкой руке и задумался, затем положил ее и плюхнулся в кресло. Он сидел, стараясь ни о чем не думать. Необходимо было расслабиться и успокоиться. Он всегда делал так: отключался на несколько минут, чтобы привести нервы в порядок.

Конечно, ему было жаль Санчеса. Но в организации не приняты сантименты, и он постарался приглушить жалость. В организации должна быть строгая и четкая дисциплина, без малейших признаков гуманности. Иначе ей не выжить. Однако это был удар, и очень болезненный. А кто его нанес, очень многое значило.

«Надо позвонить Суаресу», — подумал он, и рука начала автоматически набирать номер.

— Суарес? — мрачно спросил Эспиноса.

— Да!

— Привет, Мартин, — произнес Эспиноса ровным голосом. — Ты знаешь, кто тебе звонит?

— Да!

— Слушай, Мартин, ты не в курсе, что случилось с Хуго Санчесом?

— А ты что, его брат? — съязвил капитан.

— Не придуривайся, старик. Что там произошло?

— Ничего, кроме того, что Санчес погиб. Ему стало плохо, он споткнулся и угодил виском на острый стол стола. Знаешь, у него был огромный массивный стол, на углу его обнаружена кровь. Это кровь бедного Хуго… На девяносто процентов несчастный случай.

— Ну, а десять процентов?

— Послушай, Дик, я видел множество смертей и говорю тебе: это несчастный случай. Кстати, эксперты сейчас делают вскрытие. Если появится что-то новое, я перезвоню.

— Хорошо, Мартин, до свидания.

— До свидания, Дик.

Когда Эспиноса повесил трубку, капитан Суарес торопливо вышел на улицу. Пройдя несколько кварталов, он подошел к телефонному автомату и, убедившись, что вокруг никого нет, набрал нужный номер.

— Сеньор Галло, — произнес он тихо, не представляясь и не здороваясь, — Только что звонил Дик Эспиноса.

— Ну и что? — равнодушно ответил дон Винченцо.

— Он интересовался, как погиб Хуго Санчес.

— А что, он погиб? — голос дона Винченцо был лишен всяких эмоций.

— Да, он погиб вчера вечером.

— Интересно. И как он погиб?

— Скажем, банальный несчастный случай, не более.

— Так что же ты мне звонишь? — сонным голосом спросил дон Винченцо.

— Я думал, вам это будет интересно, — расстроился Суарес.

— Мне интересно?! — делано удивился дон Винченцо. — Если ты так считаешь, то я совсем не против. Ну все, мой дорогой, — он повесил трубку.

 

Глава 12

Первое, что почувствовал Хуан, это страшный холод, сковавший все тело стальным обручем, от него, казалось, нельзя было спастись. Он почувствовал, что сидит на холодной влажной земле, опершись спиной на какой-то странный выступ. Разобрать, что это за выступ, не представлялось возможным из-за темноты.

«Где я? — подумал Хуан и глянул вверх, откуда доносились завывания ветра. Там, вверху, тоже нельзя было ничего разобрать, хотя казалось чуточку светлее. Тогда, еще ничего не понимая, он встал, протянул руку и шагнул вперед. Осторожно шагая, он наткнулся на препятствие, холодное и шероховатое. Хуан повел рукой вправо, влево, над собой, отошел в сторону и понял, что перед ним стена. Наверное, высокая: он не мог дотянуться до ее верхнего края. Не отрывая руки от шероховатой неровности, он двинулся вправо, но там тоже была стена. Прошло немного времени, и он убедился, что находится внутри каменного мешка, дно которого представляло почти правильный круг футов двадцати в диаметре. Оно было усеяно камнями и какими-то обломками, о которые он то и дело спотыкался. Меж тем вроде бы посветлело или глаза просто привыкли к темноте. Но через некоторое время темнота и в самом деле слегка рассеялась; даже наметились очертания не то бревен, не то балок, торчащих из стен на приличной высоте.

«Что-то надо делать», — рука скользнула за пазуху и нащупала там маленький мешочек. Хуан поймал себя на мысли, что прошло довольно много времени с тех пор, когда он пришел в себя, и только теперь он вспомнил о бриллиантах. Хуан подумал, что ему вовек не выбраться из этой каменной ловушки — все ниспослано небом за то зло, что он сеял вокруг себя.

Он рухнул на колени и стал, иступлено креститься.

— Прости, прости, Господи! — он повторял, кричал эти слова, ибо забыл молитвы. Он стал лихорадочно метаться, спотыкаясь, падая и затем снова вскакивая на ноги.

— Господи, Господи! Спаси меня! — он совсем обезумел. Но вокруг была стена — глухая, холодная каменная стена. И вдруг он увидел в ней некое углубление. Оно находилось низко, и Хуан вставил в него ногу.

«Найти бы опору для ноги», — подумал Хуан. И точно, ему удалось зацепиться рукой за какую-то неровность в стене. Он подтянулся и теперь стоял, возвышаясь в тридцати дюймах над дном колодца. Прошло много времени, пока, цепляясь за едва заметные складки и выбоины в камнях, он медленно пополз вверх.

— Господи, Господи, помоги, — шептал Хуан, превозмогая боль в правой руке.

Вдруг камень, на котором он стоял, шевельнулся, и мулат, потеряв точку опоры, рухнул вниз. Он ударился с такой силой, что на мгновение потерял сознание. Когда он поднялся, то отметил, что ветер за пределами проклятой западни стал сильнее, ибо гул его заметно усилился, переходя порою в свист. Накрапывал дождь, слабые вспышки молний и далекий гром возвещали о приближении грозы.

Хуан опять вставил ногу в выемку в стене, но потом передумал и поглядел на обломки, которыми сплошь было усеяно дно. Следовало хорошенько все продумать и собраться с силами перед штурмом этой проклятой стены. Предыдущая попытка, хотя и была неудачной, но все-таки вселила в него какую-то надежду.

— Ты не оставишь меня, Господи, — пробормотал он, отыскав уже знакомую выбоину в стене.

Дождь тем временем усилился, вспышки молний стали ярче. Хуан почувствовал, что дно стало более вязким.

Вот очередная вспышка молнии осветила дно, и Хуан с ужасом увидел, что дно каменного мешка усеяно костями и черепами. Даже Ккртина ада потрясла бы мулата в меньшей степени. В изнеможении он опустился на мокрую землю. От страха он совершенно ничего не соображал и сидел, уставившись в одну точку. Мулат увидел, что там, куда он смотрел, начал клубится туман. Хуан, как завороженный, не мог оторвать глаз от того, что он принял за сгусток тумана. Тем временем этот сгусток стал принимать некие телесные очертания. Через минуту или более (он давно потерял счет времени) на расстоянии десяти футов перед ним стоял не человек, а призрак, ибо сквозь него можно было видеть противоположную стену.

Страх сковал мышцы мулата. Явственно было видно густо размалеванное красной краской лицо призрака, явно монголоидное. На шее — бусы, из одежды — одна набедренная повязка. В руках он держал длинное копье, что-то вроде томагавка болталось на поясе. Глядя на Хуана, призрак индейца начал медленно подымать копье. Глаза его при этом свирепо блестели в полумраке. Мулат вдруг увидел, как босые ноги индейца осторожно ощупывают дно, как бы ища точку опоры.

«Сейчас метнет копье», — подумал он и не смог сдвинуться с места. Но грозный индеец вдруг вонзил копье в землю, выдернул его, повернулся, сделал несколько шагов и исчез, будто его и не было. Мулат сидел как загипнотизированный, не смея шелохнуться. Затем подошел к тому месту, где только что исчез призрак, и обнаружил там лишь несколько словно отполированных черепов.

«Может, галлюцинация? — мелькнула спасительная мысль. — Что бы то ни было, надо выбраться из этой западни», — сказал он себе, немного успокоившись. К тому времени стало уже совсем светло. Хуан сделал несколько шагов к стене, к тому месту, где он пытался взобраться, и заметил, что ноги шлепают по воде.

— Проклятый дождь! — выругался он и поднял голову. Далеко вверху он увидел облачное небо. А внизу, к его удивлению, вода прибывала. Уже закрылось дно, вода скрыла кости, черепа и поднялась до щиколоток.

— Это конец! — Хуан пнул ногой череп, валяющийся на возвышении, и он с шумом шлепнулся в воду.

Какой-то резкий звук заставил его поднять голову. Вверху по-прежнему были видны облака, но теперь что-то начинало медленно их заслонять. Хуан не сразу понял, что это. А когда понял, волосы на голове встали дыбом: колодец закрывался гигантской крышкой. Вода тем временем быстро прибывала. Она была гораздо теплее окружающего воздуха.

— Что делать? Что делать? — он достал мешочек с камнями. Затем развязал его, вынул огромный желтый камень и, любуясь им, забыл обо всем.

«Ладно, хватит!» — сказал он себе и спрятал камень в мешок, который затем отправился за пазуху. Теперь, ему казалось, он спокойно мог принять смерть. Камень придал Хуану какое-то удивительное спокойствие. А вода тем временем прибывала. Вот она уже по пояс. Он подошел к стене, ухватился за едва заметный выступ и подогнул ноги. Ура! Вода держала его, и он, цепляясь за стены, подымался все выше и выше.

«На сколько меня хватит? — подумал он. — Может и вовсе не сопротивляться?» Но руки искали новые складки и выступы в стене. Свободное пространство, в котором можно было дышать, неумолимо сокращалось. А отверстие колодца к тому времени было полностью закрыто. Словом, чудовищная западня захлопнулась.

 

Глава 13

День клонился к вечеру. Жара спала, но улицы по-прежнему были пусты, а многочисленные пляжи были усеяны купающимися.

В ресторане «Star» грохотал оркестр, меж многочисленных столиков сновали официанты в фирменных белых теннисках. В уголке зала у раскрытого окна веселилась шумная компания. Трое подвыпивших парней развлекали двух девиц, громко галдя и размахивая руками. Один из них, высокий, смуглый, глянул на часы:

— Проклятье! — воскликнул он и поднялся из-за столика.

— Ты куда, Энрико? — молодая полногрудая дама с распущенными светлыми волосами потянула его за рукав.

— Пора! Мне пора, крошка, — он залпом выпил виски. Энрико явно не хотелось покидать веселую компанию.

— Ты… Ты серьезно уходишь? — разочарованно спросила блондинка.

— Увы, крошка, у меня дела.

Патриция Коэн тоже поднялась из-за стола.

— А ты, пожалуй, останься с ними, — он указал на уставившихся на них друзей.

— Старик просил, чтобы в шесть я был дома, — сказал Энрико, как бы оправдываясь.

— И ты надолго?

— Думаю, Пат, вечер тебе придется коротать без меня, — он поцеловал ее.

Когда Энрико вышел из заведения, было довольно свежо, и ему пришлось застегнуть пиджак. Вскоре его автомобиль стремительно рванулся вперед. Прошло еще совсем немного времени, и скрип отворяемой двери ничуть не потревожил дона Винченцо, который, сидя за огромным столом, просматривал какие-то бумаги. Он даже не поднял головы.

— А, Энрико, входи, входи! — он аккуратно подчеркнул что-то красным карандашом и тут же спрятал документ в коричневую папку с золотым тиснением.

— Садись, у нас есть в запасе минут сорок, — бросил он, взглянув на часы.

— Спасибо, отец, — Энрико взял со стола красочный журнал и стал без всякого интереса листать его.

Дон Винченцо, кажется, покончил с бумагами:

— Хосе, машину к выходу, — проговорил он в микрофон, нажав при этом маленькую синюю кнопку.

Дон Винченцо спрятал бумаги в секретер, подошел к огромному сейфу в углу комнаты и набрал на пульте код. Внутри раздался едва слышимый щелчок, и дон Винченцо открыл массивную дверцу. Энрико увидел пачки банкнот, плотно упакованные в небольшом пространстве металлического ящика. Дон Винченцо взял одну из них и положил в карман.

— Идем, Энрико, — он закрыл сейф и снова набрал код.

Когда они вышли, было уже темно. Льющийся от фонарей голубоватый свет совершенно исказил цвет роскошного «Мерседеса», ждущего их у ворот, — вместо вишневого он казался фиолетовым.

— Пожалуйста, дон Винченцо, — Хосе слегка поклонился и открыл дверцу автомобиля.

— Как дела, парнишка? — дон Винченцо уселся рядом с водителем.

— Спасибо, дон Винченцо. У меня все в порядке, — он повернул ключ зажигания.

— На улицу Боливара, — коротко бросил дон Винченцо и повернулся к Энрико.

— Я за день так устал, — он ласково глянул сыну в глаза. Тот равнодушно смотрел в окно. Энрико злился на отца за сорванный вечер. К тому же он совершенно не мог взять в толк, почему отец потащил его к этим проклятым Пересам, ведь никогда прежде отец не посвящал его в свои дела. Он даже никогда не интересовался, что думает сын о его бизнесе. О его нелегальном бизнесе…

— Возьми левее, Хосе, — сказал дон Винченцо.

Водитель послушно повернул руль, и они свернули на маленькую улочку. Она была гораздо уже той, по которой они только что ехали, и не такой оживленной: пробок здесь не было. Наконец, изрядно поплутав по улицам Лимы, они остановились возле огромного особняка, обнесенного массивным забором. Здесь дон Винченцо приказал Хосе остановиться. Тот притормозил, затем вышел из автомобиля и открыл дверцу. Винченцо не без труда вылез из машины. Вместе с Энрико они подошли к тяжелой металлической двери, и дон Винченцо нажал на крохотную кнопку.

— Ваше имя, сеньор? — низкий женский голос заставил Энрико вздрогнуть.

— Винченцо Галло.

— А кто этот молодой человек с вами?

— Это мой сын. Нас пригласил сеньор Перес.

— Одну минуту, сеньор Галло.

Вскоре в динамике что-то щелкнуло:

— Входите, сеньоры, вас ждут.

Дверь медленно открылась, и они оказались в великолепном саду. Здесь царил покой, и пение птиц не нарушало его. От ворот начиналась широкая аллея, вдоль которой в ряд выстроились деревья с крупными золотистыми плодами, источавшими тончайший аромат. Кроны так переплелись, что солнечные лучи с трудом пробивались сквозь них. Дон Винченцо и Энрико шагали по вымощенной разноцветной плиткой дорожке.

— Сюда, сеньоры, — внезапно появился пожилой человек в светлой тенниске. Он слегка поклонился и указал дорогу. Они прошли еще немного, и Энрико разгадал великолепную задумку хозяев этого сада: вилла открылась взору сразу вся, внезапно, чтобы гости были поражены ее великолепием. В самом деле, этот облицованный белым мрамором трехэтажный особняк с множеством окон, балкончиков и мансард в форме беседок, из которых, наверное, открывался прекрасный вид на двор с цветами и огромным бассейном, поражал воображение. Энрико удивился роскоши и размаху, которые чувствовались здесь во всем.

Дворецкий провел их к огромной двери из темно-зеленого стекла и отворил ее. Он галантно пропустил гостей вперед, и они очутились в просторном светлом помещении, которое явно служило вестибюлем. Мраморная лестница с красной дорожкой вела на второй этаж. Весь первый этаж, видимо, был занят подсобными помещениями и жильем для прислуги. Энрико и его спутники поднялись по лестнице, и дворецкий, забежав вперед, отворил перед ними дверь.

— Дон Винченцо, входите, пожалуйста! — с кресла поднялся невысокий массивный мужчина. — Входите, входите, — повторил он, радостно хмыкая. — Вы не один? Этот молодой человек так на вас похож… — он притворно замялся.

— Это мой сын Энрико, — быстро произнес дон Винченцо.

— Здравствуйте, сеньор Энрико. Рад с вами познакомится, — он подал ему руку.

— Здравствуйте, сеньор Перес, я тоже рад с вами познакомиться, — Энрико пожал протянутую руку. Он подумал, что резкий высокий голос сенатора не очень вяжется с его атлетичной фигурой. Этому мужчине с усталым лицом явно было за пятьдесят. Его серые глаза, несмотря на напускное благодушие, смотрели на мир сурово, даже, пожалуй, настороженно, хотя крупный нос и толстые бледные губы говорили о добром нраве их обладателя. Темные волосы, аккуратно подстриженные, не давали даже намека на седину, что, учитывая его годы, было редким явлением. Сеньор Перес был одет в хорошо сшитый светлый костюм и белоснежную сорочку.

— Ты неплохо выглядишь, Винченцо, — Перес отступил на шаг, осматривая дона Винченцо.

— Спасибо, Хайме! Стараюсь, по возможности, следить за собой, хотя не всегда это получается. Диета, кое-какие оздоровительные мероприятия… — хихикнул дон Винченцо, усаживаясь в мягкое кресло. Энрико же стоял в нерешительности.

— Не стесняйтесь, молодой человек. Ваш отец — свой в этом доме. Таковым будьте и вы, — сенатор указал на кресло рядом с доном Винченцо.

Энрико сел и стал осматривать кабинет. Ему было не интересно, о чем говорят отец и сенатор, картины на стенах интересовали его больше, и он сосредоточил на них внимание. Это были в основном портреты, написанные на высоком профессиональном уровне. Камзолы, фраки, пышные платья и другие детали одежды свидетельствовали, что художникам позировали очень давно, возможно, в прошлом веке, хотя несколько картин явно были написаны недавно. Среди них прекрасно выполненный портрет сенатора. Рядом с ним висел портрет очень красивой женщины.

Энрико понял: люди на портретах — родственники сенатора. Вот тот, третий с края… Изображенный на нем мужчина средних лет, с пышными усами, в старомодном костюме, был неуловимо похож на Переса. Видимо, сенатор тяготел к ретро. Все портреты дополняла старинная мебель: покрытые темным лаком тяжелые стулья с резными спинками и ножками, огромные темные шкафы, отлично гармонировавшие с массивными удобными креслами и громадным столом прямоугольной формы. Широкие окна были завешены тяжелыми портьерами, а в центре комнаты с потолка свисала роскошная люстра. Энрико хотел встать и выглянуть в окно. Он пожалел, что послушался отца, ведь можно было придумать сотню отговорок, а так вечер пропал зря.

— Винченцо, парню совершенно не интересно, о чем беседуют два старика! — хохотнул Перес.

— Нет-нет, сеньор Перес! — энергично запротестовал Энрико.

— Ничего, мой молодой друг, все правильно и закономерно. Вы чем занимаетесь?

— Могу тебе сказать, что он не состоит на государственной службе… Ты удовлетворен, Хайме? — улыбнулся дон Винченцо.

— Вполне, вполне, Винченцо, — сенатор поднялся с кресла и жестом пригласил гостей следовать за ним. Энрико было немного не по себе, он чувствовал себя не в своей тарелке. Показная роскошь и нагромождение мебели в кабинете давили на нервы, так как Энрико привык бывать в светлых просторных помещениях с минимумом современной мебели. Хотя бы как в доме отца, открытом для всех: и гаучо с дальних гор, и крестьянин с плантаций, и грязный оборванный индеец — все они не чувствовали себя стесненно в этом доме. Отец говорил с ними как с равными. Не то что этот Перес.

«Подумаешь, сенатор! А отца боится», — вдруг подумал Энрико. Он это предположил скорее интуитивно, ибо сам владелец роскошных апартаментов не давал видимых причин сделать такой вывод. Наоборот, этот вылощенный аристократ порой, правда, еле заметно, старался показать свое превосходство. И на его отца это, конечно, не оказывало никакого воздействия. «Отец — крепкий орешек! — эта мысль развеселила Энрико. — Как бы этот чертов сенатор не обломал зубы».

— Сюда, сюда! — сенатор сделал величавый жест в направлении двери и распахнул ее, приглашая войти.

Комната эта выгодно отличалась от предыдущей. Здесь было совсем мало мебели: только стулья, окружающие великолепно сервированный стол. Здесь было неожиданно много окон, закрытых легким тюлем, отчего комната казалась светлой и уютной. У одного из окон стояла невысокая красивая блондинка и во все глаза смотрела на входящих.

— Моя жена, Шарлота, — Перес нежно посмотрел на нее.

— Винченцо Галло, с вашего позволения, — дон Винченцо галантно поцеловал протянутую руку.

— Очень приятно, сеньор Винченцо, — дама слегка улыбнулась.

— Энрико Галло, — представился Энрико, чуть наклонив голову.

Шарлота протянула руку, но Энрико лишь пожал ее, понимая, что все это выглядит нелепо. Затем, когда они сидели и потягивали светлое вино из запотевших бокалов, он то и дело ловил ее быстрый томный взгляд. Избалованный вниманием женщин, он, конечно, не придавал этому значения, хотя слегка удивлялся, ибо ее законный супруг был вовсе не стар, достаточно обаятелен и весел. «Шлюха! — равнодушно подумал Энрико, подцепив вилкой кусочек мяса.

В это время слуга наполнил маленькие рюмочки прозрачной жидкостью.

— Прямо из России! — торжественно произнес сенатор. — Русская водка! Что может сравниться с ней? Русские пьют ее в огромном количестве, заметьте, не пьянея. Ее я рекомендую пить с лимоном.

Энрико выпил, и на миг у него перехватило дыхание. Сенатор, немного раскрасневшийся после выпитого, оживленно беседовал с доном Винченцо. Разговор, конечно, не выходил за рамки светского этикета. Шарлота иногда пыталась вставить словечко, но всякий раз не к месту, и вскоре поняла, что делать этого не следует, а следует лучше уделить внимание молодому человеку:

— Энрико, не грустите, лучше попробуйте это блюдо, — она указала на тарелку с чем-то экзотическим.

Энрико послушно ткнул вилкой.

— Ну, как? — спросила Шарлота.

— Превосходно. А что это?

— Здесь рыба. И еще какие-то морские водоросли. Лолита готовит его всякий раз, когда к нам приходят гости. Это наше фирменное блюдо. Я рада, что оно вам понравилось.

Энрико поглядел на разговорившуюся даму, которая не обращала на супруга никакого внимания.

«Около тридцати пяти, не больше. Хотя, может быть, и сорок. Кажется, глупа. Впрочем, это написано на ее лице, хотя умничает. Ха, ха! Эта душка, верно, еще и шлюшка», — улыбнулся рифме Энрико.

— Вот, Энрико, вы уже развеселились! — обрадовалась Шарлота.

— Вы совершенно правы, сеньора, — произнес Энрико. Ему действительно становилось все интереснее и веселее.

— Вы живете в Римаке? — глядя ему в глаза, Шарлота назвала один из фешенебельных районов Лимы.

— Нет, сеньора, мы живем в районе университета Сан-Маркос. Но почему вы решили, что я живу в Римаке? — спросил Энрико. Шарлота пожала плечами. — Вообще, мы не всегда жили в Перу. Когда мне было пять, я еще бегал наперегонки с палермовскими мальчишками, — усмехнулся Энрико.

— Палермо? А где это?

— В Сицилии, сеньора.

— Так вы приехали из Сицилии? — удивилась Шарлота.

— Да. И очень давно. Около четверти века назад.

— Следовательно, Энрико, вам чуть за тридцать.

— Что-то около этого, сеньора Перес.

— Зовите меня просто Шарлота… — она хотела еще что-то добавить, но тут вмешался сенатор.

— Шарлота, а где Дорис? — он выпил очередную рюмку и глянул на жену.

— Бедняжка плохо себя чувствует. Приняла таблетку от головной боли, но это не помогает.

Перес поднял лежащий на краю стола звоночек и встряхнул его. Тут же в дверях показалась сутулая фигура дворецкого.

— Эдди, скажи сеньорите, что ее ждут за столом.

— Хорошо, сеньор, — дворецкий стремительно вышел, а сенатор в который раз наполнил рюмки. Он произнес короткий тост, и все выпили.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась невысокая стройная девушка в сиреневым платье.

— Моя дочь Дорис. — сказал сенатор и вдруг осекся, ибо девушка вдруг пошатнулась и, если бы не ухватилась за кресло, возможно, упала. Она не сводила с Энрико глаз и побледнела так, что Перес испугался.

— Тебе плохо? — он подбежал к девушке.

— Нет, нет, папа, — прошептала Дорис.

Сенатор обнял дочь и усадил в кресло.

— Выпей! — он налили ей в стакан воды.

Она выпила.

— Спасибо, папа, мне уже лучше.

Ей действительно стало лучше, и это увидели все: бледность исчезла, щеки порозовели. Энрико, который был удивлен не менее других, молча смотрел на девушку. На вид ей было около двадцати, хотя смоляные, доходящие до пояса волосы и смуглая кожа, возможно, чуть старили ее. Карие, слегка раскосые глаза и чуть вздернутый маленький носик неплохо гармонировали с небольшими пухлыми губками, алыми и влажными. Завершал прелестную конструкцию, пожалуй, немного широковатый подбородок. Именно так задумал Создатель, задавшись целью вылепить прелестное лицо девушки, в которой должна присутствовать индейская кровь.

То, что эта девушка так эмоционально отреагировала, увидев его, начало занимать Энрико все больше и больше. Он мог поклясться, что никогда прежде ее не видел. «Почему она вела себя так странно? Почему?» — он не мог поверить, что причиной тому являлось недомогание. Было что-то другое, важное, касающееся его, Энрико. Он чувствовал это, и неизвестность волновала и пугала его.

 

Глава 14

Прошло более двух недель со дня гибели Санчеса. Следствие по этому делу не было возбуждено: экспертиза установила, что имел место несчастный случай. Но Дик Эспиноса в этом весьма сомневался. Если это было убийство, то, без сомнения, это совершил профессионал. «Он не оставил ни единого следа или у полиции есть серьезные основания скрывать улики? В любом случае предстоит огромная работа по выявлению убийцы, если, конечно, это убийство. Если же случилось преступление, то это могло быть началом войны, что было очень неприятно. В таком случае организация должна сделать ответный ход и дать бой неприятелю. Но открытая конфронтация теперь крайне нежелательна. Тем не менее надо как-то ответить… Но вначале надо найти убийцу», — подумал Эспиноса.

Он подошел к пульту и нажал кнопку. Тут же на экране появилась лысая физиономия Пауло.

— Пауло, что сообщает Крис?

— Ничего особенного, шеф. Дон Винченцо позавчера встретился с сенатором Пересом.

— Позавчера!? А почему я узнаю об этом сегодня?! — вскричал Эспиноса.

— Виноват, шеф! Но Крис только сегодня мне доложил…

— Ну ладно, Пауло. Есть мысли, кто убил двоих наших?

— Крис говорит, что Винченцо здесь ни при чем.

— В самом деле? — делано удивился Эспиноса. Даже если это была работа ребят дона Винченцо, в теперешних условиях надо молча проглотить пилюлю.

— Что нового в деле Санчеса?

— Ничего нового. Хотя, чуть не забыл: Крис говорил, что дон Винченцо связывался с Сежарой.

— А где это?

— На полпути между Лимой и Кито, где-то в джунглях.

— Кому он звонил и о чем трепался? — равнодушно спросил Эспиноса.

— Крис не знает.

— А что этот Крис знает? И стоит ли ему верить? Может, он работает на этого ублюдка Винченцо?

— Нет, шеф, он никогда нас не подводил. Можно было не обращать внимания, кому он звонил и о чем была беседа, если бы… Крис говорит, что туда, в Сежару, дон Винченцо направил парочку своих ребят…

— Ого! Ну и зачем они туда отправились?

— Не знаю, шеф. Я дал задание Крису, чтобы выяснил.

— Молодец. Держи это под контролем, — Эспиноса выключил монитор.

Роковые события последних дней совсем выбили Дика Эспиносу из колеи. Он все больше утверждался в мысли, что это вовсе не какая-то злобная воля рока. Череда всех преследующих его неприятностей искусно создана кем-то. Возможно, доном Винченцо. Необходимо найти логику этих событий и связать их воедино. Тогда, может, что-то прояснится. Но как связать поставку наркотиков и смерть Санчеса да еще двух парней? Как объяснить, что приятель его, Дика Эспиносы, проклятый коп Суарес отворачивает от него свой длинный нос? «Необходимо связаться непосредственно с Крисом. Этот парень подозрительно много знает о делах Дона Винченцо. А что, если это все-таки провокация?» — подумал Эспиноса и включил монитор.

— Слушай, Пауло, — сказал Эспиноса, когда на экране появилась физиономия Пауло, — может, этот твой Крис водит нас за нос?

— Не думаю, дон Эспиноса. Все факты говорят против этого…

— Говоришь, факты? А может, этому сукину сыну надо специально нацелить нас на эти чертовы джунгли?

— Зачем?! — воскликнул Пауло.

— Зачем, зачем… — передразнил его Эспиноса. — Если бы я знал, зачем!

— Так что, шеф, думаете, Крис врет?

Эспиноса ничего не ответил. Он что-то сосредоточенно обдумывал.

— Скажи Крису, что я хочу его видеть.

— Но шеф, это опасно для него. Могут замести…

— Слушай, не мне тебе объяснять, как надо это сделать. Короче, он должен встретиться со мной!

— Я понял, шеф.

Эспиноса выключил аппарат, подошел к бару, взял бутылку виски и отхлебнул из горлышка.

Тем временем в комнате заметно потемнело. Эспиноса выглянул в окно. Все небо обложили густые темные облака. «Будет дождь», — подумал он и мельком глянул на часы. Было около двух. Размашистым шагом он подошел к вмонтированному в стену шкафу, снял с вешалки легкий плащ, быстро его накинул, бросил взгляд в зеркало, направился к выходу.

В два пятнадцать черный кадиллак, чуть слышно урча мотором, выехал из гаража. «Хватит думать о деле! Расслабься, Дик!» — прошептал Эспиноса и тихим щелчком включил музыку.

Надо сказать, что улицы Лимы достаточно узки и извилисты, чтобы можно было гнать, не рискуя вписаться в поворот или врезаться в такого же лихача. К тому же частые пробки и, пожалуй, никуда не годное покрытие способны взвинтить нервы всякому. Поэтому Эспиноса свернул с площади Ла-Круз на относительно широкую улицу, ведущую за город, и проехал несколько миль. Когда дорога стала значительно шире, он прибавил газу. Эспиноса любил быструю езду. Ему нравилось, как машина «глотала» серый бетон трассы.

Впереди показался поворот, и Эспиноса снизил скорость. Он мельком глянул в боковое зеркало: позади следовали несколько машин. Среди них был серый мерседес — тот самый, который он видел чуть раньше на площади Ла-Круз. Эспиносу охватила злость:

— Ублюдок! — прошептал он сквозь зубы и резко взял вправо.

Автомобиль вынесло на встречную полосу, и лишь отменная реакция водителя спасла Кадиллак от столкновения с зеленой машиной. За сотые доли секунды Эспиноса увернулся и проскочил почти вплотную от бетонного ограждения дороги. Эспиноса проехал поворот и оглянулся: мерседеса позади не было. «Может, я зря? Может, и не пасут?» — подумал он и на всякий случай снова нажал на газ. Но стоило ему выехать на Пятнадцатую улицу, как из-за поворота вынырнул проклятый мерседес. Теперь он открыто следовал за машиной Эспиносы. Правда, между ними оказалось несколько машин. «Надо оторваться», — решил Эспиноса, но неожиданно для себя снизил скорость. Тотчас несколько машин обогнали его, но мерседес последовал примеру Эспиносы.

У ресторана «Сильва» Эспиноса притормозил, вышел из машины и зашел в телефонную будку. Делая вид, что звонит, он взглянул на дорогу. Мерседес тоже остановился. В салоне были затемненные стекла, и снаружи невозможно что-либо рассмотреть. Эспиноса сел в автомобиль и выжал сцепление. «Надо проучить мерзавцев», — подумал он и снял трубку селектора.

— Эй, Пауло! Какие-то педерасты у меня на хвосте.

— Где вы? — быстро спросил Пауло.

— Только что проехал Пятую улицу.

— Хорошо, шеф, — коротко бросили на другом конце провода.

«Теперь все будет в порядке. Интересно, на кого они работают? — рука Эспиносы потянулась к телефону, но он передумал. Теперь надо немного попетлять по городу, таща за собой хвост. Через полчаса он снова был на Пятой авеню, где резко увеличил скорость, а за поворотом въехал в открытые ворота. Оттуда сразу же вылетел кадиллак, как две капли воды, похожий на автомобиль Эспиносы. Даже номер был тот же, но за рулем сидел Пауло. Эспиноса же пересел в скромный коричневый фиат, стоявший в глубине двора. Там он молча курил и слушал легкую музыку, а затем спокойно выехал. Еще через минут сорок, когда Эспиноса двигался по кольцевой, его обогнали две полицейские машины. Они мчались на предельной скорости, и вой их сирен звучал для Эспиносы как приятная музыка. Через несколько миль движение по дороге приостановилось.

В нескольких ярдах от себя сквозь внушительное оцепление Эспиноса увидел догорающий зеленый мерседес. Рядом лежали окровавленные тела.

 

Глава 15

Теплым летним утром Дорис разбудил свет, бьющий сквозь закрытые веки. Она инстинктивно повернула голову, и солнечный зайчик соскользнул с лица. Дорис открыла глаза и посмотрела на часы, висящие на стене. Было около восьми.

«Может, еще поспать», — подумала она и закрыла глаза, надеясь, что боль, стиснувшая голову тугим обручем, исчезнет. Дорис знала, что через минут двадцать-тридцать тихий стук в дверь обязательно разбудит ее вновь. Завтрак, обед и ужин, в этом доме должны происходить в определенное время, и ничто не могло изменить их распорядок, разве только землетрясение или шторм. Вчера она чувствовала себя неплохо, но чашка выпитого крепкого кофе перед сном дала себя знать: она заснула далеко заполночь. Теперь же невыносимо хотелось спать, но, как она и предполагала, едва только сон смежил веки, раздался тихий стук в дверь. Дорис притворилась, что спит. В дверь еще раз постучали, затем дверь чуть скрипнула, и кто-то приблизился к спящей девушке.

— Сеньорита, проснитесь, — нерешительно прошептала Тереза.

Дорис делала вид, что спит.

— Сеньорита, — Тереза легонько потянула одеяло.

— Что? Что тебе, Тереза? — не открывая глаз, сонным голосом произнесла девушка.

— Вас ждут к завтраку, сеньорита.

С минуту Дорис молчала.

— А сеньор Перес дома? — она повернулась и взглянула на Терезу.

— Нет, сеньор Перес уехал.

— Знаешь, Тереза, мне отчего-то дурно. Пожалуй, я еще поваляюсь в постели.

— Тогда я принесу вам завтрак сюда.

— Нет, нет, Тереза. Когда мне будет лучше, я спущусь в столовую.

— Как вам будет угодно, сеньорита, — служанка вышла, тихо прикрыв дверь.

Дорис тотчас встала и, ступая босыми ногами по мягкому ковру, подошла к окну и задернула штору.

Затем открыла маленький секретер и достала аптечку.

— Дорис, почему ты не завтракаешь? — в дверном проеме стояла Шарлота.

— Мне не здоровится, — Дорис достала таблетку кофеина.

— Милочка, твой отец просил передать, что вечером мы ждем гостей.

Дорис ничего не ответила. Она взяла запотевший стакан с апельсиновым соком и мелкими глотками начала пить.

— Если хочешь, чтобы лекарство помогло, не запивай его соком. Он нейтрализует его, — назидательным тоном произнесла Шарлота.

Дорис удивленно глянула на нее и ничего не ответила.

— Кстати, ты слышала, что я сказала насчет гостей? — чуть раздраженно произнесла Шарлота.

— Слышала! А я здесь причем?

— Ты? Ты должна присутствовать…

— Зачем?

— Я не знаю. Твой отец так сказал.

На сей раз Дорис промолчала. Она легла на кровать и укрылась одеялом.

— Хорошо, милочка, отдыхай, — Шарлота сделала прощальный жест и вышла.

Дорис снова закрыла глаза, стараясь уснуть. Но теперь сон упорно не шел. Как всегда это бывало при бессоннице, она попробовала досчитать до ста, но потом это ей надоело. Боль стала потихоньку утихать и вскоре совсем прошла. В голове, правда, осталась некая тупая тяжесть, и поэтому вставать не хотелось. То, что вечером придут гости, и вовсе испортило настроение.

Гости и раньше приходили довольно часто, но никогда отец не настаивал, чтобы она, Дорис, присутствовала при этом. Однако теперь, видимо, был исключительный случай, ибо отец желал присутствия дочери.

«Но для чего? И почему отец поручил сообщить мне о гостях именно Шарлоте?» — подумала Дорис. Это было необычно, так как отец все сообщал через Терезу. — Может, он увидел, что в последнее время мачеха изменилась к лучшему? Даже сама старается заговорить со мной, хотя я чувствую, как она внутренне противится этому, — ее передернуло, когда Дорис вспомнила это ее словечко «милочка». — Лицемерка Тереза никогда не говорит, что думает. И если она стала чуть любезнее, это вовсе не значит, что ее отношение ко мне изменилось. Это какая-то игра, расчет. Между нами не может быть взаимопонимания, мы слишком разные люди. И нас связывает лишь то, что мы оба любим Джонни», — подумала Дорис.

Она вспомнила вдруг маленького братика, и сразу стало так легко на душе, что Дорис улыбнулась. Этот розовощекий шалопай очень скоро вернется домой, и тогда холодный дом оживет, комнаты наполнятся криком, тарахтеньем игрушечных поездов и автомобилей.

«Боже мой! Через пару дней приедет Джонни, а я ничего ему не купила, — Дорис решила завтра же заняться покупками. — Я подарю ему набор для бейсбола. Мальчик давно мечтал иметь приличную бейсбольную экипировку», — подумала она.

Джонни появился в семье Пересов чуть меньше десяти лет назад. Шарлота очень тяжело переживала беременность. Врачи всерьез опасались за жизнь женщины. Перес постарел, осунулся и почти не выходил из клиники Смита. Дорис чувствовала, что дома происходит что-то необычное. Она спросила у Луизы, почему отец так редко заходит к ней. Служанка ответила, что Шарлота беременна и у Дорис скоро появится братик или сестричка.

— Ты хочешь братика или сестричку? — спросила тогда Луиза.

— Сестричку, — ответила Дорис. Она представила малютку, похожую на куклу Барби, такую же нарядную и красивую. Она даже имя ей придумала: Франческа. Но оказалось, что появился братик. Дорис не очень огорчилась, а, наоборот, ждала, когда братика привезут домой. Но когда приехала Шарлота и развернула сверток, который несла на руках, Дорис едва не рассмеялась, увидев сморщенное синеватое тельце. Как это не похоже на то, что она представляла! Тем не менее ей захотелось потрогать громко орущее чудо, и она приблизилась к нему. Но суровый взгляд Луизы заставил ее отойти от кроватки. В дальнейшем Луизе пришлось туго, ибо воспитание в понятии Шарлоты заключалось в бесконечном любовании ребенком. Дорис любила смотреть, как его купают, хотя тот вопил хоть уши затыкай. Потом, побыв в теплой воде, успокаивался и радостно размахивал яркой побрякушкой, которую ему подсовывала Дорис. И вскоре малыш засыпал.

«Сколько прошло лет?» — подумала Дорис, и ей стало грустно. Припомнился и другой случай, когда Луиза куда-то вышла, оставив малыша с ней, и Дорис захотелось научить братика ходить. Дорис поставила его на пол. Джонни стоял, держась за руки сестры, потом она потянула его вперед, и он неловко, переставляя ножки, шагнул…

— Теперь попробуй один, — назидательно сказала девочка и отпустила малыша. И как только она это сделала, Джонни повалился на пол.

Тогда маленькая девочка ужасно испугалась. За это ей здорово влетит, если кто увидит. Она поняла, что Джонни вовсе не дорогая игрушка, а маленький и еще неумелый человек, которого очень любят ее родители. Даже больше любят, чем ее, Дорис. Но все же она не могла вспомнить, ревновала ли родителей к Джонни. Да, она многое забыла, но отчетливо помнила, как тогда на плач ребенка появилась Луиза, а за ней влетела Шарлота. Дорис, насмерть перепуганная, держала мальчика, у которого из носа лилась кровь. Луиза схватила мальчика на руки и стала вытирать кровь.

— Негодница! Маленькая дрянь! Я проучу тебя! — вне себя от ярости орала мачеха.

Девочка стояла, не смея поднять глаз, и тогда Шарлота стала хлестать Дорис по щекам.

— Сеньора, не надо! Прошу вас, сеньора, не надо! — Луиза бегала вокруг с плачущем Джонни на руках, стараясь успокоить разъяренную хозяйку.

«Бедная Луиза, ей тоже доставалось от этой потаскушки», — с горечью подумала Дорис. Жалость к старой женщине захлестнула ее.

Именно тогда, девочка начала понимать, что она лишняя в доме.

«Мамочка, если бы ты была жива, все было бы по-другому…» — подумала Дорис и бросила взгляд на портрет матери. Она вдруг вспомнила, что завтра надо пойти в храм и поставить свечку матери. Дорис делала это каждую неделю, и раньше ее всегда сопровождала Луиза. Теперь Антонио вез ее в храм одну, а сам коротал время в автомобиле.

Надо сказать, что Шарлота тоже исправно посещала храм, и Джонни всегда был с ней. До тех пор, пока не заболел и был отправлен на лечение. Болезнь Джонни изменила внутренний расклад в доме. Отец стал более замкнутым и грустным. И, когда малыш карабкался ему на колени так же ловко, как и до болезни, отцу трудно было изображать улыбку.

Дорис тоже искренне жалела Джонни и немного завидовала, что заболел он, а не она. Если бы это случилось с ней, отец бы переживал за нее, а не за этого мальчика.

Шарлота из-за болезни сына сделалась еще противнее. Придирки участились. Дорис часто была в слезах, как, впрочем, и Луиза. Что же касается отца Дорис, то он не мог переносить истерик жены и, когда та начинала свой «концерт», быстро выходил из комнаты. Может, в душе он и осуждал жену, но, видимо, как всякий любящий муж, вечно прощал ее неправоту. В то время у мальчика была замечена сильная аритмия сердца. Задействовали лучших врачей города. Один из них, Хорхе Морильо, например, говорил, что болезнь с возрастом пройдет. Другие настаивали на амбулаторном лечении. Перес после долгих колебаний, а этому способствовало учащение припадков, решили поместить мальчика в клинику. Дорис никогда не думала, какой тяжелой окажется разлука с братом. Мальчику тогда было около восьми, полгода он лежал в клинике. На первых порах Дорис ездила с отцом и Шарлотой к нему в клинику, но потом, главным образом из-за Шарлоты, она избегала этих посещений. Дорис расспрашивала отца о братике и просила, чтобы отец хотя бы на несколько дней привез его домой. Девушка очень обрадовалась, когда он сказал, что дела у мальчика идут хорошо, и вскоре он вернется домой.

— Скоро наш удалой Джонни вернется к нам, — сказал отец после очередного посещения клиники.

— Папа, это правда, что Джонни совершенно здоров? — взволнованно спросила Дорис.

— Врачи уверены на все сто! Скоро ты увидишь своего братика. Правда, ему периодически надо будет обследоваться.

С тех пор прошло два года. И вот наконец он возвращался домой. Дорис в то утро лежала и, укутавшись в одеяло, думала, что послезавтра приедет Джонни. Как она встретит его, как подарит ему бейсбольный инвентарь…

Вдруг она вспомнила о гостях, которые вечером должны навестить их, и на душе почему-то стало тревожно.

 

Глава 16

То, что в конце недели предстоит забрать Джонни, произвело в доме настоящий фурор. Долгожданная весть не была новостью, и теперь, когда до приезда мальчика оставалось совсем немного, спешно приводились в порядок все комнаты, особенно комната Джонни. В ней завершался ремонт, осталось лишь закончить покраску рубки и корпуса корабля, который «бросил якорь» в жилище мальчика. Корабль был почти как настоящий, только миниатюрных размеров — и корма, и палуба, и пушки на ней… А трубы, казалось, вот-вот задымят. И рубка с вахтенным колесом и биноклем на стене. Джонни мог находиться здесь часами. Здесь же, на корабле, был удобный кубрик с мягкой подвесной кроватью и столом, за которым мальчик любил обедать. Оригинальный голубой диванчик входил в комплект мебели кубрика. Лежа на нем, молодой капитан любил листать журналы, в которых описывалась природа далеких стран. Все это было, конечно, выдумкой Хайме Переса. Он изрядно потратился, но остался доволен своим «детищем». Шарлоте же корабль не нравился, однако она, стараясь во всем угодить Джонни, не показывала этого.

Вот и теперь в отсутствие мужа Шарлота вместе с Терезой поднялась по крашенной в синий цвет лесенке на борт судна, на корме которого было написано белыми крупными буквами «Санта-Мария», и заглянула в рубку капитана.

— Так, фуражка на месте. Форма капитана на месте, — она поправила одеяльце, заправленное под мягкий матрац.

«Мальчик будет доволен», — подумала Шарлота, провела пальцем по столу и внимательно рассмотрела его:

— Тереза, протри стол мокрой тряпкой!

— Хорошо, сеньора.

— Кстати, ты не знаешь, что с нашей Дорис? — как бы невзначай поинтересовалась Шарлота.

— Нет, сеньора. Не знаю. Она отказалась от завтрака.

— Интересно, что это с ней… — задумчиво произнесла Шарлота.

— Я думаю, это обычные девичьи капризы, — уверенно сказала Тереза.

— Ой, ли! Наша недотрога что-то часто стала капризничать, — Шарлота шагнула вниз по лестнице.

Тереза ничего не ответила, а лишь кивнула головой в знак согласия. Многолетняя служба у разных господ приучила ее к золотому правилу: во всем надо соглашаться с хозяевами, даже когда они не правы. Не соглашаться, перечить им — только нажить себе неприятности. Тереза проследовала вслед за госпожой, и они подошли к огромному освещенному аквариуму. В нем плавало множество ярких, беспорядочно снующих рыбок: золотистых, с развевающимися огненно-красными, серебристыми и черными как смоль хвостами. В середине аквариума был игрушечный дворец с золочеными шпилями на башнях. Из миниатюрных окон дворца вырывались пузырьки воздуха. Шарлота зачерпнула корм маленькой серебряной ложкой и бросила в воду — туда сразу устремились изголодавшиеся за ночь рыбки.

— Я была бы очень признательна, если бы ты рассказывала мне о сеньорите как можно больше, — глядя на веселых рыбок, произнесла бесцветным тоном Шарлота.

— Это как? — опешила служанка.

— Понимаешь, Тереза, ведь ты гораздо больше времени проводишь с Дорис, чем я. Я очень опасаюсь за ее здоровье. У девиц такого склада депрессия — обычное явление, и я боюсь, чтобы она не натворила чего. Я бы поговорила с ней, посоветовала… Ведь у меня жизненного опыта больше. Но она сторонится меня, — раздраженно сказала Шарлота.

Минуту Тереза молчала.

— Хорошо, сеньора. Я сделаю, как вы хотите, — выдавила она.

— Отлично, милочка! — она потрепала служанку по пылающей щеке.

В то время, когда Шарлота беседовала с Терезой, Хайме Перес уже был на рабочем месте. Сенатор несколько дней отсутствовал, поэтому скопилось множество бумаг, и некоторые из них требовали оперативного решения. С раздражением он просматривал документы и письма, порой даже не вникая в их смысл. Многолетняя профессиональная привычка — и белые, голубые, желтые листы рассортированы в несколько объемных стопок. Потом сенатор рассмотрит их с особой тщательностью.

Сегодняшний день начинался не плохо. Прохладный душ, легкий завтрак, все как обычно, но сенатор ловил себя на мысли, что его что-то угнетает. «Может, оттого, что рано встал… В такую рань я не поднимался давно. Или нервотрепка с выборами?.. Хотя бы на несколько дней все бросить к черту», — подумал он, но сразу отбросил эту мысль, потому что это было нереально. А в реальности было то, что на носу выборы, и он, являясь фаворитом, не должен ни на минуту расслабляться. Значит, он должен забыть об усталости. Перес раскрыл стоящую на столе богато украшенную шкатулку и вынул оттуда сигару. Постучав слегка о поверхность стола, он хотел зажечь ее, но тут вспомнил о данном себе слове «бросить курить» и спрятал сигару обратно в шкатулку. «На сколько хватит? В прошлый раз хватило на месяц, — подумал он и тяжело вздохнул. — Послезавтра надо забрать Джонни», — он взглянул на большую фотографию сына, где тот был в отлично сидящей на нем матросской форме. Переса захватило чувство глубокой любви к нему, вытиснув терзавшую тревогу. — Надо что-то сделать для Джонни. Пусть приезд домой запомнится ему надолго. Может, подарить ему автомобиль? Нет, это преждевременно для десятилетнего мальчика».

Он вдруг подумал, что ему постоянно не везет. Вся злосчастная цепь событий берет начало с того дня, когда умерла жена. Перес так разволновался, что зажег сигару и глубоко затянулся.

Вдруг он вспомнил про самолет. «Воспользоваться самолетом было глупой идеей. Этот вид транспорта как никакой другой зависит от случайностей. Да еще человеческий фактор… Возможно, никакой катастрофы и не было, а Винченцо играет свою игру. Может, камешек давно покоится в недрах его сейфа», — он вынул из книжного шкафа каталог и открыл нужную страницу. В который раз Перес любовался изображением изумруда. Да, это был великолепный экземпляр. Очень редко природа выдает такое из своих сокровищниц. Даже несовершенство печати не могло исказить его ослепительную красоту. Громадный камень лимонно-желтого цвета. А надпись под ним была очень лаконичной:

Камень лимонно-желтого цвета.

Огранен. Вес 36,5 карат.

Найден в окрестностях Сьерре ду Врис в 1870 г.

Назван — «Желтый глаз».

Перес интересовался этим камнем задолго до того, как тот появился у Вулфа. «Желтый глаз» всегда сопровождала какая-либо кровавая история.

Ни в каких каталогах не упоминалось, как был найден этот камень. Правда, в одном из редчайших каталогов сенатор прочел красивую историю или, может быть, легенду о том, что какой-то Доменико Де Адриаде в 1865 году нашел древнюю рукопись. В ней якобы описаны места, где алмазы валялись под ногами, словно речная галька. В рукопись была вложена полуистлевшая карта, на которой ничего нельзя было разобрать. Зато в самом тексте описывались приметы этой местности. В ней, в частности, говорилось о каких-то загадочных «трех братьях», рядом с которыми находилось месторождение. Что это за «три брата», не знал никто. То ли это были три холма, то ли три дерева, то ли что-то другое… Так или иначе, одержимые целью найти во что бы то ни стало эти алмазные россыпи, Доменико де Андраде и несколько его друзей, поверив красивой легенде, ринулись на поиски алмазных рек. Им удалось благополучно покинуть город, но через полгода вернулся лишь один — Мануэль де Асумса Сарменто. Никто не знает, что там произошло. Единственный из оставшихся в живых не помнил, или не хотел помнить, ничего. Он чуть-чуть тронулся — ровно на столько, на сколько нужно было, чтобы скрыть все. Тем не менее, в хронике 1875 года говорилось, что Асумса давно уже имел алмазы, а среди них один — желто-голубой, почти 140 карат. В той же хронике говорилось, что «сумасшедший» долго не мог вывезти камни из города. Однако через некоторое время в сопровождении полицейских он покинул Сартани. Вскоре его истлевший труп нашли на болотистом берегу, а алмазы его исчезли. Вместе с ними исчез и желто-голубой, позднее названный «Желтым глазом сатаны». В хронике также говорилось, что алмаз попал к Асумсе уже ограненным, — это еще одна загадка. Ведь в природе не существуют алмазы с правильными гранями. Прежде чем попасть к несчастному португальцу, «Глаз сатаны» был кем-то искусно огранен.

 

Глава 17

Прошло еще несколько дней, серых и скучных. Энрико даже не хотелось выходить из дома. Он валялся на старом диване, выкуривая одну сигарету за другой. Часто звонил телефон, но Энрико лень было вставать, брать трубку. Когда особенно настойчиво звонили, он попросту клал трубку рядом с телефоном и опять валился на диван. Надо сказать, что в это время в Лиме очень жарко. Выручали лишь кондиционеры, а сетки на окнах, почти незаметные, предохраняли от насекомых, полчища которых вились у окна. Жужжание кондиционеров действовало на нервы. Энрико пробовал раз-другой отключать их и каждый раз убеждался, что это было опрометчивое решение. Не проходило и получаса, как он, обливаясь потом, включал их опять. В конце концов он махнул на них рукой, решив не обращать внимания на шум; к тому же вовсе не он был причиной его депрессии.

Что-то мучило, действовало на нервы. Необъяснимая тоска, сдавившая неприятным холодком грудь, не давала ему покоя и заставляла валяться часами на диване, ходить взад и вперед по комнате, выкуривая сигареты одну за другой. Отчего это происходило, он не знал, и коньяк, помогавший ему обычно в таких случаях, теперь только угнетал. Что-то очень упорно давило на подсознание. После очередной порции спиртного вместо облегчения Энрико почувствовал еще большую тяжесть на душе.

Чтобы отвлечься, он включил телевизор. Едва нажал кнопку, появилось унылое лицо диктора. Энрико стал переключать каналы, но ничего интересного не нашел, пришлось выключить аппарат. Он подошел к бару, взял бутылку коньяка и отпил из горлышка. Затем начал набирать номер Патриции Коэн. На другом конце провода долго не отвечали. Наконец подняли трубку, и из нее раздался воркующий голос Патриции:

— Это я, здравствуй, Пат, — чуть замешкался Энрико.

— О, Энрико… Привет, пропажа. Где ты был? Я вся истосковалась…

— Дома! Сидел дома, — он отхлебнул коньяку.

— Врешь! Я тебе много раз звонила, но мне никто не отвечал. Я решила, что ты уехал.

— Куда уехал? — хмуро спросил Энрико.

— Мало ли куда… Может, в Рио или на Мичиган…

— Ты же собирался в США?

— Собирался, но в эти дни был дома.

— Ты что, заболел? — слегка обеспокоилась Патриция.

— Видишь ли, Пат… Я не то что заболел… Как это сказать? Просто у меня было неважное настроение.

— У тебя неприятности? — в голосе девушки промелькнула тревога.

— Да нет же! Я просто устал. И все мне до чертиков.

— И я? — быстро среагировала Патриция.

— Да нет же. Ты — другое дело. Ты видишь, я тебе позвонил, — Энрико начинал обретать былую уверенность.

— То-то! Я уже подумала, что причина во мне, — тон девушки стал веселее.

— Нет-нет, крошка. Я же сказал: чертовски устал. Эти парочку дней пошли мне явно на пользу.

— Мы встретимся? — прервала его Патриция.

— Конечно, крошка.

— Когда? Может, сейчас? Или завтра?

— Хорошо, милая. Пусть это будет завтра. Будь дома. Утром я тебе позвоню.

— Хорошо, Энрико. Я буду ждать твоего звонка.

Они попрощались, и Энрико положил трубку. Затем отхлебнул еще коньяку. Бутылку он поставил рядом с собой.

«Надо что-то делать. Пусть думает, что позвоню ей завтра. Но ты, Энрико, не очень ли спешишь звонить ей завтра? — подумал он. Ему вдруг вспомнилась Дорис. Он закурил и выпустил несколько плотных колец, наблюдая, как нижние кольца дыма сливаются с верхними. — Эта дикарка Дорис… — и мысль его была столь неожиданной, что он сел на диван. — А ведь все началось с того вечера! Все началось с того вечера, когда я был в гостях у Пересов! — осенило его, и Энрико представил красивое лицо девушки. — Она вела себя странно. Очень странно. Так среагировать на человека, которого видишь в первый раз?!»

Он готов был поклясться, что эту смуглянку никогда раньше не видел. Как, впрочем, был уверен, что и та никогда не видела его. Энрико отметил, что, несмотря на все странности, девица эта хороша, чертовски хороша. Он ясно представил ее лицо и подумал, что в нем чувствуется присутствие иудейской крови. «Но чего она испугалась?» — Энрико подошел к большому овальному зеркалу на стене.

— Вроде человеческое лицо. Ничего страшного, — он провел по лицу рукой.

На глаза попался толстенный том, лежащий возле телефона. Энрико раскрыл телефонную книгу. Не понимая зачем, он начал ее листать и остановился на букве «П» и машинално нашел в телефонной книге имя Хайме Переса, напротив которого стояли номер телефона и домашний адрес. Рука Энрико бессознательно начала набирать цифры номера: «девять, три, семь…» Он вдруг решительно положил трубку.

«Но почему я должен звонить ей? Ведь мы даже не разговаривали друг с другом. Как она среагирует на мой звонок? — Энрико с удивлением почувствовал, что ему далеко не безразлично, как девушка отнесется к его неожиданному звонку. — Возможно, сразу положит трубку».

Он опять глянул в зеркало. Тут до него дошло, что за три дня отросла приличная щетина. Он потрогал щеки и решительно направился в ванную комнату. А через минут сорок отлично выбритый, в свежей белоснежной тенниске и в светлых безупречно выглаженных брюках Энрико выруливал на своем автомобиле на улицу Инка Гарсия де ла Вега. Около университета Федерико Реаль он попал в пробку, пришлось ползти со скоростью черепахи. Вот уже позади отель «Криоль», где надо было свернуть на улицу Такна.

Энрико глянул налево. Церковь Назарес, выкрашенная в розовый цвет, поражала своим великолепием и оригинальной архитектурой. Он удивился, почему не обращал на нее внимания. И дальше, уже в Римаке, он восхитился открывшейся панораме левого берега. Там, в туманной дали, примостилось множество беленьких домиков.

«Река Римак такая спокойная, а ведь, когда в горах идут дожди, бурлящий поток выходит из берегов, и тогда свирепые волны сносят дома пеонов», — подумал Энрико. Он проехал еще немного и оказался на площади. Здесь он остановил автомобиль и вышел на мощенную мостовую. В ярдах двухстах бурлил базар. Энрико направился к нему и вскоре попал в самую гущу людской толпы. Шум базара оглушил его. Португальская речь звучала здесь громко, но не настолько, чтобы заглушить речь индейцев. Женские, мужские и детские крики сливались в однотонный шум и воспринимался посторонним человеком с трудом. Торговки, будь то изящные креолки или тучные метиски, а то и молодые индеанки, предлагали свой товар, стараясь перекричать друг друга.

— Сеньор, купите, тюльпаны, розы, гвоздики! — они хватали молодого человека чуть ли не за руки.

Энрико недолго колебался. Он выбрал огромный букет пунцовых роз, расплатился с торговкой и, поправив солнцезащитные очки, сел за руль.

Назад он ехал не торопясь. Знакомые с детства улицы раскрывались перед ним в совершенно неожиданном ракурсе: изящная архитектура, окружающий пейзаж и нарядные приветливые люди — все это смотрелось по-новому, и Энрико не мог понять, в чем тут дело. Вот фонтаны вокруг Аламиды де Лос-Дескалсос устремили свои воды вверх. Хрустальные струи ослепительно сверкают на солнце, лучи преломляются в них, и на землю падают все цвета радуги. А цветы? Множество цветов, ярких и благоухающих, окружили Кафедральный храм, весь в балконах и арках, украшенный резными конструкциями, был просто великолепен. Энрико даже притормозил, чтобы дольше им полюбоваться. Но, честно говоря, он попросту тянул время. Его как магнитом тянуло в усадьбу Пересов, однако он всячески оттягивал тот момент, когда переступит порог дома сенатора. Энрико боялся предстоящей встречи с Дорис и не хотел себе в этом признаться.

 

Глава 18

«Как только вода достигнет крышки, мне конец! Конец!» — эта мысль кинжалом пронзила мозг мулата. Он закричал, и многократное эхо повторило этот крик. Ему ужасно захотелось жить, и почти онемевшие руки лихорадочно цеплялись за каждый выступ, выбоину, малейшую впадину. При этом одной рукой ему приходилось держаться за найденную неровность стены, другой же ощупывать мокрую поверхность.

— Боже, спаси! Боже, спаси! Боже, помоги! Не бросай меня, Боже! — шептал он иссохшими губами.

Тем не менее время шло, а вода все прибывала. Но не так быстро, как раньше. По крайней мере так желал Хуан, что, впрочем, и могло не соответствовать действительности.

«Хватит! Мне конец…» — подумал он, спокойно оторвал руки от стены и начал тонуть. Но сразу же сработал инстинкт самосохранения: правой руке вновь удалось лихорадочно ухватиться за некий выступ в стене.

Теперь все вернулось на исходные позиции. Правда, мулат наглотался воды. Он почувствовал ее специфический привкус — затхлый, точно вода из болота. «Какое это имеет значение?» — подумал он об этом и сменил уставшую руку. И тут же с удивлением отметил, что не ощущает боли в раненой руке. Боль эта, еще недавно не дающая ему покоя, исчезла, словно ее и не было вовсе. Это было удивительно, но являлось лишь мелкой деталью в ставке на жизнь. Поэтому Хуан сразу выбросил эту загадку из головы. Надо было думать о другом, а именно — как выбраться из каменного мешка. Вода вот-вот коснется крыши. И дышать стало трудней.

«Скоро конец», — обреченно подумал Хуан. Рука его коснулась левого бедра и нащупала мешочек с камнями. Предусмотрительный мулат еще в лесу привязал холщовый мешочек к широкому армейскому ремню.

«Брось! Брось камни…» — словно приказывал внутренний голос.

— Нет! Нет! — закричал во все горло мулат. Рука его крепко сжала заветный мешочек. — Нет! — снова заорал он и вдруг почувствовал, что дышать стало легче. Словно открылась некая заслонка, и в камеру ворвался свежий воздух. Но, несмотря на это, ситуация по-прежнему оставалась угрожающей. Ни звука не доносилось извне. Казалось, во Вселенной существовали лишь две силы: одна, которая стремилась уничтожить его, и другая, с которой он вступил в схватку с угрозой.

«Никто, никто не узнает, как я погиб! Радуйтесь, кости и черепа! Скоро к вам присоединится еще один, — панический страх вновь охватил Хуана. — Что, что делать? Что делать? Боже, помоги!» — шептали обескровленные губы.

И тут он почувствовал некое движение воды. Она уже не была той неподвижной жидкостью, что раньше. На поверхности определенно наметилось движение. Слабое, почти неуловимое течение. Такое неожиданное и необъяснимое, даже невероятное, что Хуан сразу не обратил на него внимание. Однако через некоторое время движение воды значительно усилилось. И тут потерявший от страха голову Хуан понял, что у него появился шанс, такой призрачный, почти равный нулю шансик. Надежда, ранее почти угасшая, возгорелась вновь. Она заставила сердце учащенно биться, прогнала усталость, заставила онемевшие руки вновь ощупывать каждую впадину и каждый мало-мальски заметный выступ.

— Боже, Боже! Помоги мне, — шептали губы, а руки, словно отлаженные щупальца робота, исправно посылали в мозг информацию.

«Если вода действительно движется, должен быть сток. Внизу должно быть минимум одно отверстие, из которого вода вытекает. Значит, кто-то или что-то открыло отверстие, и вода вытекает. Или… или уровень воды поднимается до отверстия в стене и там происходит отток воды. Надо знать, меняется ли ее уровень», — подумал он.

После недолгих поисков ему удалось нащупать в стене далеко выступающий камень. Он вцепился в него рукой, а ногой уперся в крошечный выступ. Теперь надо было, прижавшись к стене, стоять неподвижно как можно больше времени. В этом положении вода достигала подбородка, но не поднималась выше, из чего он сделал вывод, что уровень воды не меняется. Значит, где-то в стене должен быть сток, и находится он на уровне воды.

Будь мулат отменным пловцом, он бы без труда нашел его. Но пришлось искать сток, держась одной рукой за один из многочисленных выступов, а другой рукой ощупывать все новые участки стены. Так как диаметр мешка был достаточно велик, работу предстояло выполнить большую, да еще в кромешной тьме.

Конечно, это не испугало Хуана. Он дюйм за дюймом ощупывал холодный камень стены. И, наконец, поиски увенчались успехом. Он нашел отверстие, которое действительно служило стоком. Через него лениво стекала вода, и он был таких размеров, что в него мог втиснуться человек. Словно природа нарочно проделала в скальных породах этот туннель, чтобы пленник использовал свой последний шанс. Правда, неизвестно, что уготовила судьба тому, кто едва избежал гибели в каменном мешке. Возможно, это было лишь первое испытание. Так или иначе воспрянувший духом мулат мысленно поблагодарил Всевышнего и втиснул тело в каменный туннель. К великой радости он убедился, что в нем вполне можно передвигаться, да еще по горло в воде.

Но это не пугало Хуана. Главное — дьявольская ловушка была пуста, а он, Хуан, выберется на волю. Он твердо уверовал в это и продвигался вперед, часто останавливаясь для отдыха. Вскоре туннель немного расширился, воды в нем значительно уменьшилось, и Хуану уже не приходилось карабкаться, раздирая тело об острые камешки, устилающие дно. Потом он услышал шум падающей воды. По мере продвижения шум усиливался. Хуан оказался в месте, полном воды: она вливалась в туннель откуда-то сверху, и течение было сильным. Теперь Хуан только отталкивался изодранными руками от стен, а течение несло его вперед. Ему нужно было только следить, чтобы не наткнуться на острые выступы и не разбить лоб о низкий свод.

«Будь, что будет!» — он решил довериться потоку, который нес его в глубь скалы. Только как бы не оборвалась тонкая нить, связывающая его с внешним миром! Итак, течение несло его вперед. За очередным поворотом Хуан услышал приглушенный шум, который вскоре стал оглушительным. Это напоминало водопад, и он с ужасом представил, как низвергнется вместе с водой в бездну и разобьется об острые камни.

Тем не менее он миновал этот поворот, и перед его глазами открылась ошеломляющая картина. Он оказался в громадной пещере, посреди которой находилось небольшое озеро. Вода падала в него с высоты десяти футов. Стены пещеры покрывали темные подтеки, излучавшие слабый свет. Возможно, это были светящиеся микроорганизмы. Небольшая на удивление ровная площадка дюймов на пять возвышалась на дне пещеры, и к ней вели несколько каменных ступенек. Хуан ступил на нижнюю ступеньку — она была широкой, и мулат прилег на ней.

Усталость дала о себе знать, и сон смежил веки. Хуан почувствовал себя легко-легко. Он как бы парил под сводом, усеянным бесчисленным количеством каменных сосулек, а внизу лежало его бесчувственное тело. Все это продолжалось лишь мгновение. Затем снова навалилась усталость, сон окончательно завладел им.

 

Глава 19

После полудня жара резко усилилась. Кондиционеры уже не справлялись, хотя работали во всю мочь.

«Надо искупаться», — подумала Дорис. Она взяла полотенце и заспешила к бассейну. Идти пришлось по узкой аллейке, по обе стороны которой росли могучие вязы, сплетая свои кроны. Дорис шла по зеленному туннелю, радуясь прохладе.

Вот и голубое зеркало. Гладь воды нестерпимо сверкает на солнце. Девушка прикрыла глаза, подошла к бассейну и положила на гранитную тумбу полотенце. Сбросив халатик и шлепанцы, она ступила на лесенку, ведущую в воду.

— О! — вырвалось у нее, едва нога коснулась воды. Несмотря на жару, вода оказалась прохладной. Через мгновенье она нырнула и поплыла. Несколько взмахов руками — и она на середине бассейна. Дорис поплавала минут пятнадцать и только вошла во вкус, как послышался голос:

— Сеньорита, сеньорита, к вам пришли, — услышала она голос Терезы.

— Что? Что? — не расслышала девушка.

— К вам пришли, — повторила служанка.

— Кто? — Дорис подплыла к ней.

— Молодой человек. Мне кажется, тот самый, который гостил у нас неделю назад.

— Энрико?! — вырвалось у девушки.

Она подплыла к гранитному бортику и ухватилась за него рукой.

— Так что ему сказать? — спросила Тереза.

Дорис ничего не ответила. Она вышла из бассейна, и тут же служанка протянула ей полотенце. Дорис вытерлась и пошла в раздевалку.

— Проведи его в гостиную, через полчаса я спущусь к нему, — сказала девушка.

Надо сказать, что в последнее время Дорис чувствовала себя неважно. Это было не просто физическое недомогание, имело место нечто другое, что угнетало психику, скользило холодной змейкой в груди и заставляло сердце то замирать, то учащенно биться.

Предстоящий приезд любимого брата лишь немного приглушил беспокойство, а тревога почему-то усилилась. Девушка чувствовала, что сегодня должно что-то произойти. Когда Тереза сообщила, что к ней пришли, Дорис ничуть не удивилась, и перед глазами возник высокий смуглый молодой человек, которого она видела в своих странных снах.

В пошлое воскресенье, увидев его, она была настолько потрясена, что едва не потеряла сознание. Это был человек из ее кошмарных снов. Теперь это была реальность.

— О, Боже! — только и прошептала она тогда. Он существовал! Существовал!

Этот мифический человек, которого она так боялась и к которому ее так необъяснимо тянуло, сидел и мирно разговаривал с ее отцом! Более того, незнакомец иногда бросал на нее взгляд, отчего ее бросало в жар. То, что их встреча не случайна, Дорис почувствовала сразу. В тех необъяснимых снах этот человек был всегда рядом с ней. Она поняла, что это заложено свыше. Или, может, не свыше, а наоборот. И, следовательно, этот человек должен сыграть значительную роль в ее судьбе, и она ничего изменить не может. Итак, их встреча неминуема! Она чувствовала это раньше и пугалась, ибо вещие сны не сулили ей ничего хорошего.

После того памятного случая Дорис с трепетом ожидала неминуемых встреч, ибо, по логике, они должны повториться. Девушка не сомневалась: молодой человек напомнит о себе, что и произошло сегодня. Она спросила Терезу, кто пришел, и в смятении ожидала, что она назовет молодого человека. Хотя внутренне она была подготовлена, все же ей стало не по себе, ибо сценарий всегда имел трагический финал.

Вот и сейчас, стоя перед зеркалом, Дорис не могла решить, правильно ли она сделала, сказав, чтобы та впустила Энрико. В конце концов решила, что выбор сделан, и нечего прятаться в кусты. Надо спешить, ибо часы указывали, что молодой человек может заждаться ее, а она совсем не собрана.

— Будь что будет, — прошептала девушка и стала причесываться. Затем она надела легкое белое платье и глянула в зеркало. «Нет, слишком открытое, — она быстро сняла это платье и надела другое, сиреневое. — Это, несомненно, лучше», — решила она, чуть покрутившись перед зеркалом, и быстро вышла из комнаты.

Энрико ждал ее в гостиной, рассматривая аквариум, где многочисленные рыбки сновали среди густых водорослей. Заслышав шаги, Энрико устремил взгляд на лестницу. Вот показалась Дорис, и их взгляды встретились. В глазах девушки Энрико прочел смятение. Он шагнул навстречу, она же медленно спускалась по лестнице.

И, когда они поравнялись, Энрико протянул ей букет.

— Здравствуйте, сеньорита! — он глянул в темные глаза.

— Здравствуйте! — прошептала девушка.

Минуту они молчали.

— После… после того вечера… Мне ужасно захотелось видеть вас, — он мямлил, подыскивая слова.

— Мне подумалось… Показалось, что нам надо встретиться.

— Для чего? — прервала его девушка.

— Ну… ну, для того, чтобы поговорить.

— О чем? — с болью прошептала девушка.

Энрико лишь пожал плечами.

— Вам понравились розы? — он резко переменил тему.

— Да, очень! — улыбка тронула ее губы.

— Я рад, что угадал с букетом, — повеселел Энрико. — А какие цветы вам нравятся?

— Гладиолусы… орхидеи… лилии…

— О, у вас отменный вкус! — воскликнул Энрико.

— Да? — удивилась девушка. — Просто у нас отличный садовник. Он знает свое дело и научил меня понимать и любить цветы.

— Понимать?

— Да, — улыбнулась девушка. — Честно говоря, все цветы мне нравятся, особенно гладиолусы. Наверное, Всевышний создал их, чтобы мы ими любовались.

— Ай, ай! — вдруг заохал Энрико.

— Что с вами? — испугалась Дорис.

— Я идиот. Как я не догадался купить вам гладиолусы? — он скорчил страдальческую мину.

Дорис искренне рассмеялась, Энрико тоже.

— В следующий раз я непременно исправлю эту ошибку.

— А вы уверены, что будет следующий раз?

— А вы? — помрачнел Энрико.

— Я? Я не знаю, — смутилась девушка. — Кстати, вам не кажется, что вы много требуете от девушки, которую видите в первый раз? — она решительно взглянула на Энрико.

— Во второй раз! — быстро отреагировал Энрико.

— Ну, допустим, во второй. Но что это меняет?

— Многое, Дорис. В первый раз вы меня очаровали. Кроме того… Слушайте, мы никогда не встречались прежде?

— Нет, — густо покраснела девушка. — Впрочем…

— Что впрочем?

— Иногда мне кажется, что я вас видела…

— Где?!

— Во снах… — едва слышно произнесла девушка.

— Во снах? Вы шутите! — засмеялся Энрико.

— Вовсе нет! — Дорис потупила глаза. Затем повернулась, явно намереваясь уйти.

— Постойте, Дорис, я не хотел вас обидеть, — он попытался взять ее за руку.

— Пустите! — девушка резко выдернула руку и встала.

— Простите, Дорис! Прошу вас… — он последовал за ней.

— О, я вижу, к нам пожаловал молодой человек, — голос прозвучал откуда-то сверху.

Энрико взглянул на лестницу. Там стояла Шарлота, и на губах ее играла улыбка. Дорис, которая, видимо, хотела пройти в свою комнату теперь резко повернулась и стремительно выбежала из комнаты. Энрико чуть замешкался, затем побежал следом и нашел девушку в оранжерее. В глазах Дорис стояли слезы.

— Прости меня. Я не хотел тебя обидеть, — Энрико было искренне жаль девушку.

— Ты… Ты здесь ни при чем, — чуть слышно выговорила девушка.

— Но кто… Кто тебя обидел? Та сеньора? Она тебя обидела?

Дорис молчала. Она смотрела на розы, раскрывшие лепестки навстречу солнечным лучам, и из глаз ее текли слезы. Энрико тоже молчал, боясь словом еще больше расстроить девушку.

— Может, я чем-то могу помочь тебе? — произнес Энрико, сильно рискуя быть прогнанным.

— Нет, нет, — через силу произнесла Дорис, стараясь повернуть лицо так, чтобы Энрико не заметил, что она плачет. А молодой человек совсем растерялся и не знал, что думать.

— Но, Дорис, что случилось? — он слегка прикоснулся к руке девушки.

— Ничего, ничего, Энрико, — она впервые произнесла его имя, и тот подумал, что, может быть, не все потеряно.

— Может, мне уйти? — неуверенно произнес он, стараясь встретиться взглядом с ее глазами. Девушка в ответ лишь кивнула головой.

— Но, Дорис… Разреши мне… Я хотел бы встретиться с вами. Ты не против?

Молчание девушки казалось вечностью.

— Нет, не против, — едва слышно произнесла она.

— Тогда до встречи, Дорис, — он повернулся и медленно-медленно побрел вдоль аллеи. А Дорис, охваченная грустью, еще долго стояла в оранжерее. Она уже собиралась уйти, когда услышала чьи-то торопливые шаги: кто-то бежал к ней.

— Дорис! Дорис! — раздался звонкий голос. По аллейке к ней бежал мальчуган.

— Джонни! — воскликнула она и побежала навстречу брату.

Через мгновение она сжимала в ладонях лицо мальчика.

— Я так соскучилась по тебе, малыш!

— И я. Я часто думал о тебе, — мальчику явно было неловко за проявленную нежность, и лицо его горело пуще прежнего.

 

Глава 20

С тяжелым сердцем покидал Энрико виллу Пересов. Рыдающая Дорис не выходила из головы. Он вспоминал ее глаза, полные слез, и к горлу подкатывал горький комок. «Если бы я знал, из-за чего она страдает, я бы нашел способ ей помочь», — с горечью подумал Энрико. Он вспомнил их первую встречу. Уже тогда девушка произвела на него сильное впечатление. Теперь он понял, почему его так влечет к ней. Бесспорно — она прекрасна! Но дело не в этом. В ее облике есть нечто роковое, какая-то тайна. И поэтому к ней так неосознанно влечет.

«Может, ее необъяснимое поведение тогда каким-то образом связано с тем, что произошло сегодня?» — подумал Энрико и с удивлением обнаружил, что сидит в автомобиле. Сидит довольно долго, явно не собираясь нажать на кнопку стартера. И только он хотел завести мотор, как увидел, что к воротам подкатил роскошный мерседес. В салоне Энрико увидел сенатора и мальчика в светлой тенниске. Ворота тут же открылись, и автомобиль медленно вкатился во двор. Когда ворота закрылись, Энрико запустил мотор, и автомобиль, медленно набирая скорость, тронулся с места. Через минут двадцать он подъезжал к университету Федерико де Реаль. На часах молодой человек увидел светящиеся цифры: было около двух.

«Поеду домой», — подумал он и резко свернул вправо, но через несколько минут притормозил на стоянке ресторана «Насиональ». Быстро сбросил пиджак на заднее сидение, вышел из машины и быстрым шагом направился к ресторану.

Надо сказать, что «Насиональ» имел в городе репутацию солидного увеселительного заведения. Здесь собирались люди отнюдь не бедного сословия. В последнее время упорно поползли слухи, что Луис Кандера, владелец ресторна, связан с организацией Дика Эспиносы. Все равно посетителей здесь всегда хоть отбавляй. Впрочем, репутация «Насионаля» была и немного скандальной, главным образом из-за казино. Яростные схватки на зеленом сукне нередко имели драматическое продолжение на улице. Энрико здесь бывал не часто. Ему не нравилась публика. Казалось, от нее на милю несло снобизмом. «Star» в этом отношении была куда лучше. Публика была попроще, хотя и там случались эксцессы. Да, к тому же, в «Star» было гораздо уютнее, и Энрико имел там свой столик, как и все постоянные клиенты. А владелец, Фрэнк Морган, нередко пропускал с ним стаканчик виски.

Здесь же, в огромном зале «Насионали», все было чужое. Даже официанты в синих фирменных сюртуках, застегнутых, несмотря на жару, на все пуговицы, вызывали в нем раздражение. Сюда надо прибавить прескверный оркестр, издающий оглушительные звуки, отдаленно напоминающие музыку. Можно представить состояние Энрико, когда он сел за свободный столик.

«Опрокину стопку виски с содовой, и домой», — подумал он и огляделся.

Посетителей, как всегда, было много. Энрико взял меню, и тотчас явился официант:

— Что угодно, сеньор? — он наклонился чуть вперед.

— Виски с содовой. И льдом. И немного мяса. Пожалуй, еще салат.

— Хорошо, сеньор, — официант поправил салфетку на столе. Затем он отошел к соседнему столику, а Энрико закурил. Он успел сделать несколько затяжек, когда появился малый с подносом в одной руке и полотенцем, перекинутым через другую руку.

Через миг перед Энрико стоял графинчик и стакан, из которого тянулась едва заметная сизая дымка, ибо на дне были кубики льда. На небольшой голубой тарелочке лежало мясо, нарезанное аккуратными кусочками. Официант налил из графина виски так ловко и грациозно, что Энрико диву дался.

Он поймал себя на мысли, что раньше на действия такого толка не обращал внимания. Да и официант существовал для него лишь как человек, и все. А ведь у него, официанта, тоже была своя личная жизнь… И этот коренастый блондин наверняка имеет семью.

— Ты женат, парень? — спросил он, когда официант снова подошел к столику.

— Да, сеньор. А что? — удивился тот.

— Ничего. Я так спросил… Сядь со мной.

— Нет, нет, сеньор нам нельзя, — затараторил официант.

— Ну да, я забыл… Как тебя зовут, парень? — Энрико подцепил вилкой кусок мяса.

— Андре Санти, сеньор.

— Итальянец?

— Да, сеньор.

— Все итальянцы дураки! Я тоже итальянец, значит, и я дурак! — усмехнулся Энрико.

Официант стоял, как воды в рот набравши.

— Однако, братец, ты не говорун, что среди итальянцев случается крайне редко, — Энрико снова налил себе виски.

— Но… сеньор… мне надо идти, — вымученно произнес официант.

— Ну, иди. Иди! Иди! — великодушно разрешил Энрико. В ход пошла очередная порция виски.

Вдруг он снова вспомнил о Дорис. Теперь она представлялась ему особенно обаятельной. И отнюдь не дикаркой. Он подумал, что надо еще выпить, но вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Энрико оглянулся. Посетителей было много, и все на один манер. За столиком на довольно приличном расстоянии сидела Патриция и смотрела на него. Рядом высокий смуглый красавец с изящными холеными усиками.

«Когда они пришли?» — подумал Энрико. А Патриция смущенно улыбнулась Энрико. «Стерва! Ну, хватит!» — подумал Энрико и подозвал официанта.

— Здравствуй, милый! Ты уже уходишь? — чья-то рука коснулась его плеча.

Энрико поднял голову. Рядом стояла Патриция и улыбалась.

— Можно, я присяду? — нежно произнесла она.

Он утвердительно кивнул ей в ответ. Патриция села и поправила волосы.

— Что желаете? — спросил официант.

— Мартини. Ты не против, милый? — быстро произнесла Патриция.

Энрико ничего не ответил.

— Ты сердишься на меня, Энрико? — она ласково прикоснулась к его руке.

— Нет, конечно. А почему я должен… — он сделал глубокую затяжку и стряхнул пепел.

— Ну… Я думаю, из-за Николаса.

— Это тот, с кем ты пришла?

— Да!

— Какие глупости, ведь ты, в конце концов, свободная женщина…

— Поверь, Энрико. Между нами ничего не было, — затараторила Патриция. — В последнее время сплошная нервотрепка… И ты ведешь себя как-то странно. Вот я и решила пойти с Николасом в ресторан, развеяться.

— Ну и что, развеялась? А теперь послушай, что я скажу, крошка: меня не интересуешь ни ты, ни то, с кем ты проводишь время, — произнес Энрико, начиная злиться.

— Ты что, распинаешься перед этим ублюдком? — здоровенный детина, держа фужер с золотистой жидкостью, опустился в кресло рядом с Патрицей.

— Николас, успокойся, успокойся, — произнесла умоляющим тоном Патриция.

Николас же свирепо уставился на Энрико. А тот молчал, затем вполне хладнокровно вытащил бумажник и, взяв оттуда несколько купюр, положил на столик. Не обращая внимания на Патрицию и ее изрядно подвыпившего спутника, он отодвинул кресло, встал и направился к выходу.

— Нет, ты так не уйдешь, подонок! — Николас подбежал к Энрико и, не замахиваясь, ударил его в пах. Но, видимо, из-за алкоголя удар не произвел желаемого эффекта. Энрико лишь слегка пошатнулся, и в следующий момент его кулак угодил в скулу противника. Удар был достаточно силен, и Николас, опрокидывая соседний столик, грохнулся на пол. Затем он поднялся и на непослушных ногах стал приближаться к Энрико.

Тот смотрел на приближающегося врага. Улыбочка на его губах явно говорила, что он и в грош не ставит этого парня. Так думала и публика, с интересом наблюдающая за поединком. Но Энрико просчитался. Николас медленно надвигался; очевидно, он быстро оправился от удара. Походка стала твердой, жесты осмысленными, да и видно было, что слепая злоба уступила место рассудку. Он приблизился к Энрико и сделал шаг влево. Энрико защитился от удара правой рукой. Но в подбородок Энрико последовал мощный удар, которому наверняка позавидовал бы профессионал. Энрико как подкошенный упал на пол. Николас начал избивать его ногами. Тот лежал, скорчившись и прикрыв лицо руками.

— Помогите! — закричала Патриция и схватила Николаса за руку. Тот отшвырнул ее, как котенка.

— Полиция! — закричал кто-то высоким голосом.

Только тогда Николас оставил поверженную жертву, подошел к столику, налил виски и залпом осушил фужер. Он направился к выходу, но тут появились полицейские.

— Оставайтесь на своих местах! — скомандовал один из них, затем подошел к Энрико и помог ему подняться. — Что тут произошло? — спросил он.

Энрико молчал.

— Этот сеньор сидел вон там, — официант указал на столик, за которым сидел Энрико. — А этот сеньор к нему подсел, — он показал на Николаса. — Затем они подрались.

— Ваши документы! — произнес полицейский, подойдя к Николасу. Тот молча протянул удостоверение. Офицер раскрыл синюю книжицу. — Что произошло, сеньор Казари? — он вернул удостоверение Николасу.

— Этот мерзавец пьян! Он оскорбил женщину! — Николас указал пальцем на Энрико.

— Неправда! — женский голос прервал тишину в зале. Патриция подбежала к Энрико и белоснежным платочком утерла кровь на его лице.

— Разберемся! — коротко бросил полицейский и, обернувшись к Николасу, произнес: — Капитан Казари, этот подонок не знал, что вы служите в полиции?

— Видимо, нет. Иначе он бы не посмел связываться со мной.

— Ребята, возьмите-ка его и отведите в участок.

Двое полицейских, отстранив Патрицию, заломили за спину руки Энрико и повели его к выходу. Николас в это время крепко сжимал руку Патриции.

— Ха-ха! Этот мерзавец и думать не думал, что проведет ночь в тюряге.

— Пусти! Пусти! Я тебя ненавижу! — Патриция вырвала руку и разрыдалась.

— Тебе… Тебе жаль его? Этот подонок унижал тебя, а ты жалеешь его! Ты спала с ним? Спала? Шлюха!

Патриции наконец удалось вырваться. Она машинально влепила пощечину капитану, а тот даже не шелохнулся, лишь заходили желваки.

— Дура! Дура! — только и вырвалось у него.

Патриция бросилась к двери, а Николас даже и не думал задержать ее. Через несколько минут она зашла в телефонную будку и набрала нужный номер:

— Это квартира сеньора Галло? — спросила она, когда на другом конце провода подняли трубку.

— Да, — ответил приятный женский голос.

— Мне сеньора Галло, если можно?

— Сеньора Энрико Гало в настоящий момент нет дома.

— Нет, мне сеньора Гало… Она старалась вспомнить имя отца Энрико.

— Но вы позвонили по номеру Энрико Галло.

— Нет, нет. Мне нужен его отец.

— Отец? Дон Винченцо? Как мне доложить?

— Звонит приятельница его сына по очень, очень неотложному делу. Это касается его сына.

— Хорошо, сеньора. Я вас сейчас соединю.

В трубке что-то щелкнуло.

— Я вас слушаю, — хриплый голос был лишен всяких эмоций.

— Я… я хочу сказать, — она очень волновалась, — Энрико забрали в полицию! — выпалила она.

— За что? — воскликнул дон Винченцо.

— Он подрался. Это случилось в «Насионале», — растеряно произнесла Патриция.

— А вы кто? — по тону было видно, что дон Винченцо сильно озабочен.

— Я… я его приятельница.

— А как вас зовут?

— Патриция Коэн, сеньор Галло.

— Спасибо, Патриция, что вы мне позвонили. Вы за него не беспокойтесь, я тотчас приму меры, — в трубке послышались частые гудки.

 

Глава 21

Прошло несколько недель. В доме Пересов жизнь текла своим чередом. И если до приезда мальчика каждый обитатель дома чувствовал себя обособленно, то теперь чрезвычайно подвижный и общительный Джонни как бы сглаживал, отодвигал на второй план натянутые отношения между Дорис и Шарлотой. Везде звучали его звонкий голос и смех. В саду он часто прятался от Дорис или же устраивал засаду, размалевав лицо, совсем как вождь индейцев. К удивлению домочадцев, он теперь почти не заглядывал в свой кубрик, и белоснежный капитанский китель тоскливо ждал своего владельца.

Дорис была всегда рада, когда мальчик звал ее играть. Любимой игрой мальчика, конечно же, были прятки. В этой игре мальчик был весьма и весьма искусен, и Дорис очень редко находила его.

С приездом мальчика жизнь Дорис стала более разнообразной. Она редко покидала пределы виллы. Городская суматоха просто пугала ее. И если учитывать затворническую жизнь девушки, то следует признать, что встреча ее с молодым человеком не могла не оставить след в одинокой душе. К тому же этот обаятельный молодой человек являлся героем ее необычных сновидений, которые (она была убеждена в этом) посланы свыше. Очевидно, что молодой человек как-то связан с ее судьбой, и от этого никуда не деться, Дорис это поняла сразу, в момент их первой встречи. Она не давала ему повода считать, что он нравится ей, тем более, что еще сама не разобралась в этом. Но Дорис вспоминала о нем, и на душе ее становилось теплее.

«Если бы не было этих странных снов, я бы думала о нем? Наверняка, нет, — размышляла она. — Может, встреча в саду, когда я не сдержалась, ухудшит наши отношения. Я вела себя глупо, как маленькая девочка… Он подумает, что я истеричка», — решила она и тут же вспомнила торжествующую улыбку на тонких губах Шарлоты.

«Вот и наша «святоша», — подумала она. Кстати, это было написано на ее лице. Дорис испугалась, что и Энрико заметит эту ехидную улыбочку мачехи и сделает неправильные выводы. Жена отца всегда унижала Дорис. Но при молодом человеке это больнее в сто раз. Она вдруг задалась вопросом: «Если бы на месте Энрико был другой человек, появление Шарлоты вызвало бы у нее шквал таких эмоций?» И решила: нет! Ей вдруг захотелось увидеть Энрико. И это чувство, ранее никогда ею не испытанное, вдруг охватило ее целиком. Она сорвала несколько роз и направилась к бассейну. Здесь в воде резвился Джонни. Он лежал на надувном красном матрасе, используя руки в качестве весел.

— Дорис, Дорис, плыви ко мне! — он направил свой плотик к бортику.

— Мне нездоровится, Джонни, — девушка присела на край бассейна и положила рядом с собой розы.

А мальчик, казалось, ничего не слышал. Джонни громко гудел, изображая теплоход и яростно работал руками. Сделав неловкое движение, он оказался в воде.

— Джонни! — закричала девушка. Она вскочила на ноги, и страх сковал ее. А мальчик тем временем отчаянно барахтался в воде, стараясь взобраться на плотик. Дорис не помнила, как очутилась в воде и поплыла к тому месту, где исчезла голова мальчика. Она нырнула, осмотрелась и никого не увидела. Ужас охватил ее, и девушка вынырнула. Недалеко от себя она увидела Джонни. Он громко смеялся и плыл как настоящий пловец. И тут до нее дошло, что это проделки малыша. Она сильно возмутилась и через минуту, сидя на бортике и тяжело дыша, выговаривала Джонни. Он присел рядом с сестрой и глядел ей в глаза:

— Прости, прости, Дорис, — шептал он.

— А я и не знала, что ты так хорошо плаваешь. Где ты научился? — мало-помалу девушка начала успокаиваться.

— В больнице. Мы там плавали с Сандрой.

— С Сандрой? А кто она?

— Одна девочка. Мы решили пожениться, когда вырастем, — серьезно произнес мальчик.

— Пожениться? Но сколько ей лет? — прыснула Дорис.

— Как и мне, десять. Мы с ней целовались.

— Ого! — Дорис открыла рот от изумления.

— Тебе еще рано думать о женитьбе, малыш, — она слегка нажала пальцем на носик братика. — Только плохие мальчики и девочки целуются. Ты понял, дурачок?

— А ты когда-нибудь целовалась? — засмеялся Джонни, беззаботно болтая ногой.

Дорис покраснела. Она не знала, что ответить.

— Ты еще ничего не понимаешь, — наконец выдавила она.

— Ты много понимаешь! — буркнул Джонни и плюхнулся в воду.

Дорис видела, как уверенно он плыл, как ловко взобрался на плотик. Затем встала и пошла в дом. Там она поставила розы в изящную вазу и взяла книгу. Однако чтение не увлекло девушку. С трудом осилив дюжину страниц, она заложила в книгу открытку, которая служила закладкой, и захлопнула ее.

«Действительно, Джонни задал интересный вопрос. Уже интересуется противоположным полом. Не рано ли? Скорее, это инстинкт. А любовь — это другое. Девятнадцать — и ничего, похожего на любовь. Теперь этот Энрико… Неужели я влюбилась? — удивилась она и усмехнулась. — Не для того были эти встречи, чтобы они потом позабылись. Интересно, как он относится ко мне», — она подумала, что ей это не безразлично. Дорис не прочь была помечтать и дальше, но тут в дверь постучали.

— Войдите! — Дорис поправила кофточку. Вошла Тереза.

— Сеньорита, вас просят к телефону.

— Кто, Тереза?

— Какой-то мужчина. Он просит пригласить сеньориту Дорис.

— Хорошо, Тереза, я сейчас иду.

Она встала с кресла и быстрым шагом направилась к выходу. Служанка следовала за ней. Дорис взяла трубку:

— Я слушаю, — тихо произнесла она. Дорис ни на минуту не сомневалась, чей голос услышит.

— Здравствуй, Дорис! Это я, Энрико. Ты еще помнишь такого?

— Да, сеньор Энрико, — она сделала ударение на слове «сеньор».

— Я рад слышать тебя. Ты здорова?

Дорис подумала, что он мог начать разговор по-другому: не так избито и банально.

— Спасибо, со здоровьем ничего. А новостей нет, вот только мой брат Джонни приехал.

— Ты его очень любишь…

— Да. Пожалуй, это самый любимый мой человечек… Он долго был не с нами, и мы очень по нему тосковали.

— А почему он жил не с вами?

— Так… Проблемы со здоровьем… Но теперь все хорошо, — Дорис совсем освоилась и вела себя непринужденно.

— А у меня нет братьев, впрочем, как и сестер, — мрачным тоном произнес Энрико.

— Так ты один? — почему-то разочарованно произнесла девушка.

— Я слышу разочарование в твоем голосе…

— Да нет, прости, просто я подумала, что ты маменькин сынок.

— У меня нет матери… Она… Она умерла.

У Дорис сжалось сердце:

— Прости! Я не знала.

— А твоя мать выглядит так молодо…

— Так и есть. Ей чуть за тридцать… — засмеялась Дорис.

— Как? Как за тридцать?

— Это не моя мать, а мачеха. А свою мать я не помню. Она умерла при родах.

На другом конце трубки надолго замолчали.

— Прости! Но, надеюсь, у тебя есть друзья, подруги, — сменил тему Энрико.

— Можно сказать нет. Раньше была одна женщина, она была как мать мне, — прошептала в трубку Дорис.

— Вот что, Дорис, по телефону много не расскажешь. Нам надо встретиться. Обязательно встретиться. Ты не против?

— Нет, — тихо прошептала девушка.

— Тогда завтра в полдень я буду у вас. А теперь до свидания, Дорис.

— До свидания.

Она стояла, вслушиваясь в короткие гудки на другом конце провода.

Только теперь она увидела Терезу, которая с удивлением смотрит на нее.

«Она все слышала», — подумала девушка, и ей стало неловко.

 

Глава 22

Было далеко за полночь. Сержант Кемпес остановил автомобиль.

— Давай-ка пройдемся, а то я, пожалуй, усну, — бросил он напарнику Фернандо Ривасу и вылез из машины. Следом за ним вышел и Ривас. Он быстренько застегнул пуговицы полицейского мундира, ибо было прохладно.

Действительно, им необходимо было развеяться, поскольку кружка крепкого кофе из термоса уже не помогала. До конца дежурства оставалось еще несколько часов. Эта ночь выдалась на удивление спокойной, что бывает редко, и поэтому у полицейских было неплохое настроение.

— Надоела пищалка, — Ривас выключил рацию, и сразу стало необычно тихо.

— Что ты делаешь завтра, Пепе? — он осторожно тронул Кемпеса за рукав.

— Сначала отосплюсь, а дальше — не знаю. Видно будет.

— А не взять ли нам женщин и не махнуть на Парана-бич, на беленький песочек? — Ривас даже зажмурился, предвкушая удовольствие.

— Тебе хорошо, ты холостяк. Взял и трахайся сколько хочешь. А мне надо всегда выдумывать. Я своей уже столько лапши навешал! Порой мне кажется, она давно меня раскусила, — захихикал Кемпес.

— Может, она платит тебе той же монетой? Видишь, поэтому я и не женился до сих пор.

— Ну… Я совсем не против, что она имеет кого-то на стороне. Значит, она еще достаточно привлекательна, — он захохотал еще громче.

Они прошли еще ярдов сто по пустынной ночной улице, где мерцали сполохи иллюминации, заглянули на небольшую стоянку, на которой мирно спали автомобили, и двинулись назад к полицейскому «форду».

— Смотри, смотри, что это там? — шедший чуть впереди Ривас указал пальцем на темные окна коттеджа справа от них.

— Где? Я ничего не вижу.

— Может, мне показалось… — неуверенно произнес Ривас.

— Но что ты видел? — спросил Кемпес, не спуская глаз с окон.

Ривас молчал. Вдруг он вцепился в руку напарника, но тот и сам увидел едва заметный огонек в окне, словно кто-то шарил с фонариком по комнате.

— Ну а что, хозяину запрещено пользоваться фонариком? — произнес Кемпес и подумал, что дело это выеденного яйца не стоит.

— Конечно, не запрещено, но давай посмотрим, спешить нам некуда, — проворчал напарник.

— Давай! — неохотно согласился Кемпес. Он глянул на небо. На западе сквозь облака светила луна. Было призрачно и туманно. «Утром пойдет дождь», — подумал сержант. Он перевел взгляд на темный коттедж и увидел, что загадочный огонек переместился в другое окно. Сквозь шторы было видно, что там внутри кто-то что-то ищет: размытый свет фонаря то уменьшался, то становился ярче, а то вдруг на долгое время исчезал. И это было действительно подозрительно. «Может, в доме отключили свет?» — подумал сержант.

— Что будем делать? — уловил настроение напарника Ривас.

Кемпес задумался:

— Ему не убудет, если мы его немножко потревожим, — произнес Кемпес, имея в виду владельца фонарика. Двое полицейских подошли к калитке, чуть-чуть повозились с нехитрым запором. Затем они углубились по аллейке в темный сад и подошли к темной двери, за которой вполне мог находиться посторонний. Только теперь Ривас включил фонарик, и из уст его вырвался сдавленный крик. Дверь была опечатана. Еще не соображая ничего, он потянул за ручку двери. «Заперта!» — он автоматически включил рацию.

— Луис! Мы на восьмой линии. Здесь в коттедже как будто «ночные гости».

— Да? Я вышлю бригаду! Где это?

— Восьмая линия, дом 19.

— А где хозяин дома?

— Не знаем, дверь опечатана, но внутри кто-то есть.

— Подождите. По компьютеру я узнаю имя владельца дома.

И рация замолчала. Но через минуту донесся голос Луиса:

— Хорошенькое дельце. Это дом Хуго Санчеса.

Имя владельца дома ничего не говорило полицейским.

— Ну и что? — Спросил Кемпес.

— Так он наложил на себя руки неделю назад!

— Да?! И кто там теперь живет?

— Никто! Смотрите за домом, я высылаю бригаду. Ждите!

Полицейские с минуту постояли у дверей и, выключив фонарик, двинулись в глубь сада, рискуя наткнуться на деревья. Дело серьезное, решили они. Не зря так переполошились в управлении.

Сержант Кемпес и Ривас не спускали глаз с окон дома. И, хоть не было указаний, решили, что если гость будет уходить, они задержат его. И еще их удивило, что им не разрешили схватить гостя самим, а велели ждать оперативную бригаду.

— Оставайся здесь. Смотри за выходом и окнами, а я пройдусь вокруг дома, — Кепмес нырнул в темноту. Ему пришлось продираться сквозь разросшийся кустарник, которого, очевидно, никогда не касалась рука садовника. К тому же приходилось двигаться в полнейшей тьме, ибо свет фонарика мог вспугнуть преступника. В то, что это злоумышленник, Кемпес уверовал на все сто, ибо никто другой не мог проникнуть за опечатанную дверь. Итак, ругаясь и проклиная весь свет, он все же двигался вдоль бетонного забора. Потом Кемпес услышал шум автомобиля и вернулся назад. Там уже инспектор Фогс и капитан Питер Сорелло осматривали печать на створках двери. Вместе с ними был и капитан Суарес.

— Печать как будто цела, — Сорелло повернулся к Фогсу и передал ему фонарик.

— Вы уверены, что там кто-то есть? — обратился он к Кемпесу.

— Да, сеньор капитан, мы видели, что кто-то внутри передвигался с фонариком. Может быть, он использовал свечу.

— Какая разница: свет фонарика или свечи. Главное, что кто-то был за опечатанными дверями дома, где произошло самоубийство… Или убийство, — произнес капитан и решительно сорвал гипсовую печать.

— Как он сюда вошел? Печать цела, дверь заперта… — размышлял Фогс, вставляя ключ в замок двери.

— Сержант! Вы осмотрели коттедж снаружи?

— Нет, сеньор капитан, мы не успели.

— Плохо. А вы не вспугнули его? Он мог уйти, как и вошел… В первую очередь надо было поискать запасной выход или прикрытое окно, — Фогс осторожно открыл дверь. — Оставайся здесь! — приказал он Ривасу.

Втроем они двинулись вперед, освещая дорогу фонариком. На первом этаже было несколько подсобных комнат. Все они были опечатаны, и полицейские прошли мимо них, дабы не терять времени. Затем поднялись на второй этаж, где в одной из комнат патрульные видели свет. На этом этаже было пять комнат, и вот незадача: все они были опечатаны.

— Сержант, где вы видели свет? — шепотом спросил Фогс.

— В шестом и седьмом окне, сеньор капитан, — так же тихо ответил сержант.

— Значит в этой комнате или той, — Фогс указал на соседнюю дверь.

— Что будем делать? Даю голову на отсечение, что этого малого там нет. Он ушел тем же путем, как и вошел, — Фогс наклонился к Сорелло. Они сорвали печать и вошли в комнату. Фогс щелкнул выключателем, зажегся свет. Они увидели, что комната пуста, а одно окно приоткрыто. Ветер, проникая в комнату, заставлял раму тихо скрипеть.

— Что я говорил! — вскричал Фогс. Он подбежал к окну и посмотрел вниз. Толстое дерево находилось рядом с окном, и преступнику ничего не стоило, отжав защелку на раме, проникнуть в комнату.

— Упустили молодца! — он отошел от окна и плюхнулся в глубокое кресло.

Фогс понимал, что осмотр комнаты, в которой был преступник, ничего не даст, ведь ранее здесь уже все проверили. Но что искал полуночный посетитель? Тайника или что-то другое? И нашел ли? Успел найти?

«Может, дружок, ты и не успел найти то, что искал, тогда нам повезет…» — подумал Фогс. Он подошел к столу и выдвинул верхнюю шуфляду. Там было полно беспорядочно набросанных бумаг. Он просмотрел их. Ничего интересного. Так же было полно бумаг и в нижнем ящике. Он закурил и подошел к окну. Только теперь он заметил, что стекло разбито. Впрочем, отверстие в форточке было невелико, но достаточное, чтобы просунуть руку.

Утром, когда дон Винченцо потягивал кофе и просматривал газеты, раздался телефонный звонок. Дон Винченцо поднял трубку.

— Доброе утро, дон Винченцо. Мне кое-что надо вам сообщить, — не представляясь, произнес звонивший.

— Валяй! — добродушно произнес дон Винченцо, по голосу узнав капитана Суареса.

— В доме одного нашего бывшего знакомого были «ночные гости», — сообщил тот.

— Если ты думаешь, что я любитель шарад, то сильно ошибаешься, дружок, — ласково произнес дон Винченцо.

— Дом Санчеса этой ночью кто-то посещал. Гость явно что-то там искал.

— Да?! Вы сцапали этого визитера? — воскликнул Дон Винченцо.

— Нет, он ускользнул от нас.

— Как это? Обычно вам удаются такие дела. Но ты непременно держи меня в курсе дела, — произнес дон Винченцо и повесил трубку.

 

Глава 23

«Пора вставать, — Дорис глянула на часы. Около семи, а солнце было уже высоко. Чувствовалось, что и этот день будет таким же знойным, как предыдущий. — Сегодня придет Энрико», — у девушки учащенно забилось сердце. Она встала, накинула легкий шелковый халат и, сунув ноги в шлепанцы, вышла из комнаты. В этот час весь второй этаж виллы казался вымершим. Она прошла по длинной светлой комнате, служащей одновременно коридором, и спустилась по мраморной лестнице в сад. В нем все благоухало. Терпкий запах цитрусовых и приторно-сладкий аромат каких-то цветов вызвали легкое головокружение. Она быстро справилась с собой и пошла по аллейке, ведущей в оранжерею. Здесь, сняв шлепанцы, она ступила на газон и вскрикнула: утренняя роса была словно лед. Дорис, стиснув зубы, прошлась по траве и почувствовала, как холод отступил, и ей стало приятно и легко. Сад, наполненный разными звуками и тончайшими ароматами, как бы слился с ней воедино. Ей показалось, что язык всех обитателей сада вдруг стал понятен ей. Вон та оранжевая бабочка с белыми пятнышками, что вьется над цветком, и птицы, щебечущие в зеленых кронах, — все говорят, поют, думают о любви.

«Все здесь наполнено любовью, — подумала Дорис, и душа ее ликовала. Она вся наполнилась чувствами, доселе не испытанными ею. — Как прекрасно вокруг!» — ей хотелось петь. Она подошла к кусту огромных алых роз и погладила нежные лепестки, раскрывшиеся навстречу утреннему солнцу. На них блестели капельки росы.

Когда Дорис вернулась к себе, часы показывали, что прошло только минут тридцать, а она думала, что гораздо больше. Она взяла полотенце и пошла в ванную. Под душем она с наслаждением почувствовала, как приходит свежесть, энергия наполняет все ее тело. С полотенцем, обмотанным вокруг головы, Дорис вошла в свою комнату, где ее уже ожидал обязательный стакан апельсинового сока. Стекло стакана запотело. Тереза принесла сок прямо из холодильника. Дорис взяла стакан, поднесла ко рту, но передумала и поставила стакан на столик. Затем подошла к зеркалу и сняла полотенце. Волосы рассыпались по плечам. Тогда Дорис взяла фен и начала сушить их.

«Зря я не пользуюсь косметикой. Что обо мне подумает Энрико?» — с сожалением подумала она и решительно взяла помаду. Но, вообще-то, слой крема и краска на лице всегда вызывали у нее отвращение (одно время она даже думала, что это связано с Шарлотой). Вздохнув, она решила не лицемерить перед Энрико. Он должен видеть ее такой, какая она есть. Что касается платья, то его она долго не могла выбрать. Ей нравилось зеленое, но ткань очень плотная, и оно скорее вечернее. В итоге она надела легкое лиловое платьице, но потом и его забраковала: оно показалось ей коротким. Дорис надела простенькое батистовое голубое платье с белой окантовкой. Она не надевала его года два. Тогда платье было ей великовато. Сейчас же, стоя перед зеркалом, Дорис поразилась: оно было точь-в-точь на нее и смотрелась неплохо. «Может, надеть более дорогое?» — подумала она, но отбросила эту мысль: Энрико должен оценить ее, а не платье.

— Доброе утро, Дорис! — услышала она. Обернувшись, Дорис увидела Шарлоту, которая незаметно вошла в комнату.

— Здравствуй, Шарлота, — произнесла девушка, застегивая платье. — Ты что-нибудь хотела?

— Одолжи, пожалуйста, фен, а то мой не работает, — она странно посмотрела на Дорис.

— Пожалуйста! — девушка протянула ей фен.

Когда та ушла, Дорис глянула на часы. «Ого! Уже почти десять», — она подумала, что скоро придет Энрико и глянула еще раз в зеркало.

— Как будто все! — пробормотала она.

Еще оставалось время до прихода Энрико. Чтобы занять себя, она раскрыла любимую ею «Джейн Эйр» и углубилась в чтение. Но вскоре пришла Тереза и сказала, что молодой человек просит разрешения видеть ее.

— Скажи, что я скоро спущусь в гостиную, — сказала девушка.

Она отложила книгу, посмотрелась еще раз в зеркало и вышла. Когда Энрико услышал на лестнице легкие шаги, он готов был пойти навстречу, но на верхней ступеньке стояла… Шарлота.

— Здравствуйте, сеньора, — неуверенно протянул Энрико.

Та лишь улыбнулась, кивнула головой и прошла мимо, оставив после себя легкий аромат духов. Энрико подумал, что Шарлота не так общительна, как прежде. Он решил, что бледность ее лица говорит о плохом самочувствии. Увидев Дорис, Энрико шагнул ей навстречу.

— Здравствуйте, Дорис! — он поцеловал протянутую руку.

Девушка явно засмущалась.

— Это тебе! — он протянул букет гладиолусов.

— Спасибо! — она взяла и прислонила их к груди.

— Может, пойдем в сад, здесь очень душно, — произнес Энрико.

Она в ответ кивнула головой. Они вышли в сад и прошли по ухоженной аллейке к беседке. Здесь Энрико предложил Дорис присесть, сам сел рядом.

— Как хорошо, что мы встретились. Я часто о тебе думал.

— С вами что-то случилось? — она подняла на него огромные глаза.

— А, это… Повздорил с одним негодяем, — он прикоснулся пальцем к синяку под глазом.

— Ты лучше скажи, как дела у тебя?

— Ничего. Спасибо, — грустно улыбнулась она.

— А отец, сеньор Перес, как его здоровье?

— Нормально. Он уже несколько дней в Боготе на конференции, звонил оттуда.

— Он часто покидает Перу? — спросил Энрико, скорее, чтобы не молчать.

— Да. Несколько раз он брал меня в Рио.

— И тебе понравилось? — он коснулся ее руки. Девушка вспыхнула, но рука Энрико осталась на прежнем месте.

— Да, очень!

— Я много раз был в Рио, и он меня всегда поражает. Лазурный океан, золотой песок, зелень парков, небоскребы, залитые солнечным светом… Но более всего влекут пляжи. Тысячи загорающих на белом нежном песочке. Пляжи еще славятся своими прибрежными течениями. Движение воды хорошо видно с крыш отелей. Два потока воды встречаются и, развернувшись у берега, возвращаются в океан. И вот, если попадешь в этот поток, сразу почувствуешь, как течение стремительно уносит тебя в океан. Неопытный пловец пугается, начинает грести против течения и быстро выбивается из сил… — он вдруг умолк и глянул на Дорис.

— А тебе понравилась Копакабана? Ведь всякий побывавший в Рио непременно бывал на Копакабане.

— Да, я была там и скажу, что я вовсе не в восторге. Правда, мне тогда нездоровилось… Оттого, видимо, и впечатления не из лучших. А вот карнавал мне понравился, — улыбнулась она.

— Дорис, тогда в саду… Меня мучает одно: чем ты была расстроена? — Энрико сильно рисковал, ибо мог прервать намечавшуюся непринужденность девушки. Дорис могла замкнуться, и тогда нужно было все начинать сначала.

— Тогда ты была чем-то расстроена, — произнес он и с удивлением увидел, что его рука лежит на руке девушки.

— Да… — Дорис махнула рукой, — было что-то такое… — грустно улыбнулась она.

— Может, это неким образом связано со мной? — произнес Энрико, хорошо зная, что это не так.

— Что вы! — воскликнула она, глядя на него с удивлением. — Просто… просто мне было почему-то грустно… Не знаю, право, отчего. Возможно, оттого, что я вспомнила Луизу… Она была мне как мать.

— А кто она?

— Наша служанка, очень хорошая женщина. Ее выгнала Шарлота…

— За что?

— За то, что она любила меня…

— Да?! Надо сказать, что ты удивительно не похожа на тех девушек, которых я знал, — неожиданно для себя произнес Энрико.

— А именно? — удивилась девушка.

Энрико задумался.

— Не знаю… Непосредственная, что ли… Не избалованная светом, бесхитростная какая-то, в тебе нет ни капли фальши…

— Так что, это плохо? — она осторожно высвободила руку.

— Нет, нет, что ты! Как раз наоборот! Ты не испорчена обществом. Почти всем в нашем обществе правит расчет, а чувства — это на втором, десятом плане. Фальшь и расчет царят в нашем мире. И распознать их порой нелегко, ибо они скрываются под маской искренности. И я — продукт моего общества, поэтому и восхищаюсь тобой, девочка. Я тут много несвязно говорил, а можно было сказать просто: ты непосредственна и искренна, и в этом твоя сила и привлекательность. Разумеется, ты и внешне очень привлекательна…

— Ну, к чему комплименты… — прервала его Дорис, покраснев при этом.

А тот в порыве нежности обнял девушку и притянул к себе. Горячие губы коснулись ее щеки.

— Что вы, что вы! Пустите! — она попыталась освободится.

Молодой человек тут же отрезвел:

— Прости… Прости, Дорис. Сам не знаю, как это получилось.

Дорис встала. Поднялся и Энрико. Они молча направились к выходу.

— Ты не сердишься на меня, Дорис? — он на миг задержал ее, но она мягко отстранилась и молчала. Энрико следовал за ней, коря себя за горячность. Но едва они вошли в дом, как поняли, что случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее. Мимо них, что-то крича, промчалась Тереза, исчезнув в недрах второго этажа. Дорис бросилась за ней следом. Энрико растерялся. Он быстрым шагом поднялся по лестнице на второй этаж. Шум доносился из комнаты, дверь которой была полуоткрыта. Он заглянул туда. В просторной светлой комнате было несколько человек. Они стояли у кровати, на которой лежал мальчик. Энрико подошел поближе. Джонни был необычайно бледен, а глаза его закрыты.

— Джонни! Джонни! Мальчик мой, что с тобой? — причитала над ним Шарлота. А Дорис плакала и гладила ручку мальчика.

«Они вызвали врача? — подумал Энрико и подошел к Дорис. Очевидно, положение мальчика было серьезным. Может, не стоит дожидаться «неотложки», а везти его в больницу?» — подумал он. Но потом отбросил эту мысль, ибо, если это сердце, то до приезда врачей мальчика лучше не трогать.

Вскоре приехала «неотложка». Врач осмотрел мальчика и снял кардиограмму.

— Доктор, что с ним? — мокрое от слез лицо Шарлоты было жалким.

Доктор молчал, изучая кардиограмму.

— У него ведь больное сердце, не так ли, сеньора?

— Да! Но нам врачи сказали, что он выздоровел.

— Где он лечился?

— В лечебнице Химеса.

— О, это очень солидная клиника. Я ничего вам определенного не могу сказать, сеньора Перес. Но не буду скрывать, что положение очень серьезное. Его нужно срочно госпитализировать.

 

Глава 24

Весь остаток дня Энрико не находил себе места. На сердце тяжким камнем легла тревога. То и дело он корил себя. Ему бы следовало быть там, в больнице с Дорис, он наверняка поддержал бы ее в трудную минуту. Около десяти вечера он решился и набрал номер виллы Переса. Долго не отвечали, наконец сняли трубку. Голос явно не принадлежал ни Шарлоте, ни Дорис.

— Добрый вечер, сеньора. Пригласите к телефону сеньориту Дорис.

— Госпожи нет дома, — как-то нерешительно произнесли в трубке.

— Тогда скажите, пожалуйста, мальчику лучше?

— Не знаю. Теперь все хозяева там, в клинике.

— Извините, извините, за беспокойство, — Энрико положил трубку.

«Что же теперь делать?» — перед глазами Энрико стояла заплаканная девушка.

— Бедная, бедная Дорис, — прошептал он. — Раз все в больнице, то и вправду дело плохо… Будь что будет! Надо ждать, — он откупорил бутылку водки, хлебнул из горлышка и поставил бутылку обратно в холодильник. Почему-то он вспомнил первую встречу с Дорис. По правде говоря, сразу она не произвела на него впечатления, и влечение к ней появилось позже. Возможно, это была реакция на ее необъяснимое поведение, когда она впервые увидела его. Правда, тогда он почувствовал дискомфорт и объяснил его банальной усталостью. «Я чувствовал, что должно было случится что-то страшное, и это сквозило в поступках обитателей дома… Вся его атмосфера была пронизана этим. И вряд ли мальчик избежит фатального исхода». Ему стало нестерпимо жаль Дорис, и он понял, что ему далеко не безразлична ее судьба. С этими мыслями он и уснул.

Проснулся Энрико рано, с головной болью, и долго лежал в постели, выкуривая одну сигарету за другой. Ему хотелось позвонить Дорис, но он подумал, что она еще спит, ведь было только семь часов утра. Тяжело было томиться в неизвестности и, чтобы как-то развеяться, Энрико включил телевизор. По пятому каналу показывали американский боевик, и Энрико рассеяно смотрел на экран, но не мог вникнуть в сюжет. Вскоре фильм закончился, стали передавать хронику. Энрико собирался переключить канал, но тут диктор произнес:

— Как нам только что сообщили, сегодня ночью скончался сын сенатора Хайме Переса Джонни Перес. Мальчику исполнилось одиннадцать лет, и у него давно были проблемы с сердцем, — голос диктора звучал твердо и бесстрастно.

Диктор перешел к следующему сообщению, но Энрико его не слышал. Потрясенный, он вскочил с постели, и первой была его мысль о Дорис. Он быстро оделся, проверил, на месте ли ключи от автомобиля, шагнул, но вдруг передумал и уселся в кресло. «А стоит ли в такой момент ехать к сенатору? Кто я? Близкий им человек?» — подумал он. Сердце его разрывалось. Ему хотелось обнять и успокоить Дорис, но непонятная робость заставляла его сидеть в старом кресле и горевать вместе с семейством Пересов.

В таком заторможенном состоянии он провел день, но утром, когда свинцовые тучи обложили все небо и накрапывал мелкий холодный дождик, его «форд» притормозил у дома Пересов. На душе Энрико скребли кошки. Он долго сидел в машине, наконец вылез, подошел к калитке и нажал кнопку звонка. Никто не отвечал. Энрико толкнул калитку — она оказалась открытой. Он с трепетом подошел к двери и непослушной рукой позвонил. На сей раз дверь отворилась, и служанка в темном одеянии, не произнося ни слова, провела его в вестибюль. Там было немного народу. Все толпились вокруг постамента, где в гробу, усыпанном цветами, лежал бедный мальчик. Казалось, он спит. Он лежал в капитанской форме, и фуражка, расписанная золотом, лежала у его головы. Справа стояли сенатор Перес и Дорис. Энрико подошел к ним.

— Мы… Я и мой отец выражаем вам искренние соболезнования, — взволнованно произнес он. Перес лишь чуть кивнул головой, и на глаза его навернулись слезы. Он готов был разрыдаться, но взял себя в руки. Удивительно, но Шарлоты рядом не было.

 

Глава 25

Второй день шел дождь, и Гарри Купер в который раз вспомнил солнечный Рио-де-Жанейро, откуда он вернулся две недели назад. «Можно сказать, что отпуск прошел на славу, — подумал он и глянул в огромное овальное зеркало. Оттуда на него смотрел молодой, слишком молодой для своих сорока пяти лет, человек с приятным открытым лицом. — Однако, надо спешить», — решил Гарри и взглянул на часы. Было восемь с четвертью. К девяти он должен быть в управлении, а еще следовало принять душ и выпить чашку кофе. Этот обязательный ритуал соблюдался много лет и был нужен ему, как воздух.

С тех пор как погибла Долорес, Купер, можно сказать, утратил интерес к жизни. Более того, за эти два года он умудрился растерять почти всех своих друзей. Из веселого общительного парня Гарри превратился в молчуна с грустными глазами, чурающегося всякой дружеской компании, что, впрочем, было воспринято друзьями с пониманием. Они думали, что это пройдет. Но минуло много времени с момента гибели Долорес, слишком много, чтобы забыть гибель любимой жены, а Купер оставался таким же необщительным и мрачным. Правда, в последнее время у друзей Гарри мелькнула надежда вернуть парня в свои ряды, ибо одному из них, Тони Флориано, удалось уговорить его взять отпуск и махнуть в Рио, разумеется, с Флориано. Но и там Гарри оказался верен себе: никаких женщин, только вода и песок. Тони рассказывал, что за весь отпуск Купер даже не улыбнулся, хотя, к его удивлению, мог выпить изрядно. Вот и теперь, когда затея с отпуском окончательно провалилась, друзья капитана Купера приуныли, хотя и не теряли надежды вновь увидеть обаятельного и жизнерадостного человека.

Надо сказать, что у начальства Купер был на хорошем счету. Комиссар Франк Костанеда всегда ставил его в пример. Он мог накричать на всех, но не на Гарри, с ним он был изыскано вежлив. Может, это и правильно, ибо за полтора десятка лет службы в полиции у Купера не случалось серьезных проколов. И если шеф поручал ему дело, он был уверен, что тот справится с ним. Со своей стороны, Гарри дорожил отношением к нему шефа и старался работать с полной отдачей.

Вот и сейчас, сидя в старом обшарпанном автомобиле (объект тайных насмешек сослуживцев), он продумывал план на сегодняшний день. Сперва ежедневное совещание у комиссара, затем он должен допросить свидетелей инцидента в кафе «Торнадо». Кажется, все. Нет, еще разговор с сенатором Пересом. При упоминании этого имени капитаном овладело странное беспокойство. Купер только пожал плечами и припарковался на стоянке комиссариата.

Как он и предполагал, Костанеда уже был на месте, не хватало только его и Торесса. Совещание длилось минут сорок и проходило на удивление тихо и вяло. Обычная установка на день, не более. Допрос свидетелей по поводу ограбления казино тоже оказался банальным. Средь белого дня двое в масках, угрожая оружием, обобрали казино, и свидетели не могли сказать ничего определенного. Для Купера было ясно, что преступников следует искать в мафиозных кругах, и, похоже, это обычная разборка. «Торнадо» курирует Эспиноса, значит, нападающие — люди дона Винченцо или Бранта. Гарри знал, что полиция в таких случаях бессильна. Но, если такие разборки принимают массовый характер или есть наличие трупов, полиция действует решительно. Однако за решеткой все равно оказываются «стрелочники». «Крестные отцы», конечно же, остаются в стороне. Итак, события в кафе казались Куперу маловажными. Он взял бумагу и стал набрасывать вопросы, которые необходимо будет задать сенатору.

Сенатор оказался коренастым плотным мужчиной средних лет с добродушным лицом. Он встал из-за стола и протянул Куперу руку:

— Перес. Хайме Перес.

— Купер. Инспектор Купер, — он пожал вялую руку.

— Садитесь, сеньор Купер, — Перес указал на глубокое кожаное кресло. — Что привело полицию ко мне?

— Не беспокойтесь, мне необходимо поговорить с вами. Я задам несколько вопросов, которые, возможно, покажутся вам странными, но мне бы хотелось, чтобы вы на них ответили.

— Попытаюсь ответить на ваши «странные вопросы», — усмехнулся сенатор и вытащил сигару.

— Закурите? — спросил он инспектора.

— Спасибо, не курю.

Перес закурил и вопросительно посмотрел на Купера:

— Ну, начинайте ваш допрос, — он слегка улыбнулся.

— Сеньор Перес, боже упаси, какой допрос? Я бы назвал это дружеской беседой. Скажите, у вас есть враги?

— Враги?! — сенатор едва не выронил сигару. Он задумался. — Пожалуй. Вокруг людей такого ранга, занимающихся политикой, всегда есть те, кто готов их съесть и не подавиться. И таких в избытке…

— Нет, нет, не обобщайте. Вы можете конкретно сказать о ком-либо: «Вот мой враг. Он готов совершить подлость в отношении меня». Это может быть ваш старый недруг или тот, кого вы обидели…

— А что это даст? Ведь есть много тайных недоброжелателей, о которых даже не подозреваешь. Они намного опаснее явных врагов.

— И все-таки…

Сенатор надолго задумался.

— А почему вы спрашиваете? — он в упор глянул на Купера.

— Род вашей деятельности может вызвать чью-либо неадекватную или негативную реакцию. Возможно, какой-то организации… — увильнул от ответа Купер.

— Мафии?! — воскликнул сенатор.

— Почему многие под словом «организация» подразумевают мафию? — улыбнулся Купер.

— Я думаю, что это возможно…

— У вас большая семья? — инспектор заглянул в бумаги.

— Нет… Жена, дочь… Был сын… — глаза сенатора затуманились.

— Извините, сеньор Перес. Я знаю о вашем горе и приношу свои соболезнования. Но как вам ни тяжело, я должен поговорить о сыне.

— О сыне?! — Перес был поражен и не скрывал этого.

— Видите ли… Как бы сказать поделикатнее… Ваш сын умер не от сердечного приступа… Его… отравили.

— Что?! Что вы сказали?! — сенатор вскочил с кресла, его лицо побагровело, и он стал медленно оседать на пол.

Купер подхватил его.

— Что, что вы сказали? — прохрипел сенатор.

— Его отравили… — тихо повторил Купер.

— Кто? — простонал сенатор.

— Вот это мы и хотим выяснить. В организме мальчика найден яд. Эксперты говорят, что это очень редкий яд. И если бы вскрытие проводилось несколькими часами позже, они ничего бы не обнаружили. Этот яд имеет свойство полностью разлагаться в организме человека, не оставляя в нем следов. Он из семейства кураре, правда, действует не так быстро. Поражает в первую очередь нервную систему.

— Боже! Боже мой! — сенатору снова стало плохо.

Купер налил в стакан воды и подал ему. Ему было жаль сенатора, который вдруг на глазах превратился в дряхлого старика.

— Бедный мой мальчик, — простонал Перес, — бедный мальчик…

— Вот поэтому я и спросил о ваших врагах.

— Боже, как мне сообщить это жене?

— Кстати, мне и с ней надо поговорить. Она дома?

— Нет, она в больнице. Только что перенесла удар.

— Тогда пусть выздоравливает, — инспектор что-то пометил в блокноте. — Сеньор Перес, я хочу спросить вас… В последние дни никто из посторонних в вашем доме не появлялся?

— Не знаю. Я только что вернулся из Штатов.

— Вы не против, если я опрошу ваших домочадцев, скажем, сегодня вечером?

— Не против. Делайте все, что считаете нужным.

— Тогда все, дорогой сеньор Перес. Я выполнил свою миссию с болью в сердце. Еще раз извините. До свидания! — инспектор протянул руку, и сенатор так же вяло пожал ее.

Выйдя из кабинета Переса, Гарри глянул на часы и почувствовал, что пора обедать. Он зашел в небольшое бистро, где заказал бифштекс и салат. Вскоре, основательно утолив голод, он вернулся в управление, несколько часов покорпел над документами, а в шестнадцать уже входил в роскошный особняк Пересов.

Отворила ему немолодая женщина с большими печальными глазами. Купер показал удостоверение, и служанка пропустила его внутрь.

— Хозяев нет дома, — чуть запинаясь, возможно, от волнения, произнесла она. — Правда, есть сеньорита Дорис …

— Извините, как вас зовут? — инспектор вынул блокнот.

— Тереза Гомес. Я служанка, сеньор, — она выглядела чуть испуганной.

— Сеньора Гомес, мне необходимо поговорить с вами, — произнес Купер, чем еще больше напугал служанку. — За последние трое суток на вилле появлялись посторонние люди?

— Посторонние? Нет… нет… — с трудом ответила Тереза.

— А вы не обратили внимания, что в доме происходит что-нибудь необычное? Может, знакомые вам люди ведут себя как-то странно. Вы не заметили?

— Нет, а что?

— Попросите всех работников этого дома собраться в вестибюле, я хочу с ними поговорить, — вместо ответа произнес Купер.

— Хорошо, сеньор инспектор. Я все сделаю, как вы сказали, — она повернулась и вышла из комнаты, затем появилась опять. С нею была пожилая полная женщина и высокий худой старик с выцветшими голубыми глазами. Они нерешительно приблизились к Куперу:

— Здравствуйте, сеньор инспектор, — старик почтительно снял шляпу, обнажив голый череп.

— Здравствуйте, присаживайтесь! — он указал на кресла. — Я не займу много времени. Вы здесь долго служите?

— Около двадцати лет, с тех пор, как сеньор Перес купил эту виллу и ему понадобился садовник.

— Итак, вы садовник. Работа в саду — единственная ваша обязанность в доме?

— Нет, сеньор. Я еще занят в некоторых работах по дому… Ну, например, я неплохой плотник.

— У вас есть семья?

— Нет, сеньор инспектор. Я одинок, — вздохнул садовник.

— А где вы живете?

— Сеньор Перес был так добр ко мне, что выделил комнату в этом доме.

— Хорошо. А вы, сеньора? — обратился он к пожилой женщине.

— Лолита Торес, кухарка, — подсказала Тереза.

— Сеньора Торес, вы давно здесь служите?

— Да, сеньор инспектор. Я пришла на работу к сеньору Пересу пять лет назад.

— А раньше где вы служили?

— У других господ. Но здесь были лучшие условия, и я перешла сюда.

— Вы тоже живете здесь?

— Да. Сеньор Перес так великодушен.

— У вас есть семья?

— Нет… — Лолита вдруг замялась. — Вообще, есть сын, но он живет отдельно.

— Как его зовут? — быстро спросил Купер.

— Николас. Николас Лопес.

— Николас Лопес, — повторил Купер, записывая имя в блокнот.

— Сколько ему лет?

— Тридцать пять.

— Он женат? — спросил Купер, не отрываясь от блокнота.

— Нет.

— А где он живет?

— Где-то в пригороде Лимы.

— Хорошо, сеньора Торес. А теперь ваша очередь, — обратился он к Терезе.

— Тереза Ставиньска.

— Вы славянка? Полька?

— Да, тридцать лет назад я эмигрировала из Польши. Знаете, Гомулка…

— Вы замужем?

— Нет, я одинока… Вот живу у сеньора Переса.

— Давно здесь служите?

— Около двух лет. Я сменила Луизу.

— А до этого?

— Кем я только не работала… Теперь вот здесь.

— А теперь внимательно слушайте, что я вам скажу. Не замечали ли вы в последние дни посторонних?

Все задумались.

— Тот сеньор… Ну, тот, кто приходил к сеньорите, — неуверенно сказала Лолита.

— Как его зовут? — Купер постарался не выдать своего волнения.

— Я не знаю. Он иногда приходит к сеньорите, — пожала плечами Лолита.

— А где она сейчас?

— У себя в комнате. После случая с Джонни она почти из нее не выходит.

— Расскажите мне обо всем, что происходило в этом доме накануне смерти сына сенатора.

— А что рассказывать? — недоуменно произнесла Тереза.

— Все! Начиная с того утра, когда вы проснулись и приступили к своим обязанностям…

— В то утро я встала с каким-то странным чувством не то тревоги, не то необъяснимой печали или страха, что ли… Зашла на кухню. Немного посплетничала с Лолитой. Там еще был Николас.

— Николас?! — воскликнул Купер.

— Это сын Лолиты.

— Так он был на кухне?

— Да.

— Продолжайте, сеньора.

— На кухне я позавтракала… Потом… отнесла завтрак сеньоре Шарлоте и Джонни.

— А сеньорита Дорис?

— Я ей хотела отнести завтрак в комнату, но она отказалась. Вместо этого пошла искупаться.

— Сеньора Переса не было дома?

— Да.

— Еще я отнесла Дорис сок. Стакан апельсинового сока. Это традиция: утром перед завтраком я приношу ей какой-нибудь сок. На этот раз апельсиновый.

— Ну, а что было дальше?

— Как что? Поставила на столик и ушла. Сеньорита еще спала.

— А сеньории что, тоже спала? — Купер перевернул лист блокнота.

— Когда я понесла им завтрак, госпожа и Джонни уже проснулись.

— Что было на завтрак?

— Немного мюсли, овсяная каша.

— Апельсиновый сок вы им приносили?

— Да.

— И долго они завтракали?

— Через минут двадцать я собрала посуду.

— А Джонни завтракал в своей комнате?

— Да.

— И когда ему стало плохо?

— Через час-два после обеда.

Купер предположил, что действие яда начинается не сразу, может пройти и несколько часов. Несомненно, яд подмешали во время завтрака.

— А когда пришел тот молодой человек?

— Когда? Часов в десять. Я только что разнесла сок.

— Что вы сказали? Вы еще раз разносили сок? — воскликнул Купер.

— Да, — недоуменно ответила служанка. — Все были на месте, а Джонни где-то бегал. Потом я собрала посуду и отнесла на кухню.

— И Лолита ее вымыла… — Купер захлопнул блокнот.

— Да.

— Могу ли я видеть сеньориту Дорис? — Купер обратился к Терезе.

— Она у себя. Позвать ее?

— Нет, нет, пожалуй, я поднимусь к ней. Вы проводите? — он ступил на лестницу. Рядом шла Тереза.

Они подошли к двери, и Тереза тихо постучала.

— Это я, Тереза. С вами хочет поговорить инспектор полиции.

— Скажите ему, что я через минут десять спущусь.

— Пойдемте в гостиную, — Тереза виновато улыбнулась.

Ждать пришлось недолго, и все это время Купер что-то чиркал в блокноте. Заслышав шаги, он оторвался от блокнота. По лестнице к нему спускалась невысокая миловидная девушка.

— Здравствуйте, я инспектор Купер. Я занимаюсь делом гибели вашего брата Джонни, — произнес Купер как можно приветливее.

— Занимаетесь делом? Каким делом? — воскликнула девушка.

— Об этом после. Я знаю, как тяжело вам вспоминать тот злосчастный день. Но, поверьте, это очень важно. Вспомните буквально все.

При упоминании о брате Дорис опечалилась, глаза ее затуманились, но она быстро взяла себя в руки.

— Прошла неделя, я могу кое-что упустить.

— Сеньорита, утром вам принесли сок…

— Сок? Я его не пила, не хотелось. Я выпила его после бассейна. Кстати, потом и съела завтрак. Потом еще раз принесли сок, но я его не пила. Начала читать, и тут пришел Энрико, — девушка смутилась.

— Энрико? А кто это? — Купер записал имя Энрико и поставил жирный вопросительный знак.

— Мой знакомый, — она сильно покраснела.

— А как его фамилия?

— Фамилии я не знаю. Пришел Энрико… Мы пошли прогуляться по саду. Сидели и разговаривали в беседке.

— Во время беседы, может быть, он отлучался и заходил в дом?

Дорис задумалась:

— Действительно, однажды он уходил в дом. На минут пять, не более…

— Для чего он уходил?

— Сеньор инспектор, есть вещи, о которых неудобно говорить…

— Конечно. Но за это время он запросто мог побывать в нескольких комнатах, — Купер не заметил, что размышляет вслух.

— Для чего? — воскликнула Дорис.

Вместо ответа он посмотрел на окна второго этажа. Деревья росли в непосредственной близости от окон, и преступник мог запросто залезть в раскрытое окно незамеченным, ибо кроны деревьев надежно скрывали его.

— Проведите меня, пожалуйста, в комнату брата.

— Хорошо, — сказала девушка, и они поднялись по лестнице. Комната Джонни находилась рядом с лестницей.

«Энрико мог запросто прошмыгнуть в комнату мальчика, — предположил Купер. Он осмотрел комнату, но не нашел ничего особенного. Но, когда выглянул в окно, то понял, что был прав, когда подумал, что преступник мог проникнуть сюда через окно. — Интересно, было ли оно открыто в тот день?» — подумал инспектор.

— А потом Энрико не приходил? Не звонил?

— Не звонил. Пришел проститься с Джонни.

— У вас нет его телефона?

— Нет, он всегда звонил сам.

— Вспомните, он расспрашивал вас о брате? О его характере, привычках… Вспомните, пожалуйста.

— Да нет. Он иногда спрашивал о его здоровье.

— Да? И что вы ему сказали?

— Сказала, что у мальчика были проблемы с сердцем, но сейчас он практически здоров.

— В поведении молодого человека вы не заметили ничего странного?

— Нет.

«Но что ему здесь надо было?» — подумал Купер и внимательно посмотрел на девушку. Да, она была красива, вызывающе красива. Красива от природы… Без косметики, без макияжа… Красива сама по себе, и это подчеркивалось манерами: держалась скромно. В ней не было ни капельки фальши. И Купер понял: такая девушка не могла не заинтересовать молодого человека.

На следующий день Купер наведался в клинику, в которой лежала Шарлота Перес. Перед посещением больницы он попытался узнать о жене сенатора как можно больше. Но сведения оказались весьма скупыми. Шарлота — вторая жена сенатора. Первая, Мария, умерла во время родов. До замужества Шарлота жила на собственной вилле. Она работала манекенщицей, но после замужества оставила работу. Сенатор был намного старше ее, поэтому, как и всегда в таких случаях, присутствует мысль, что причиной замужества была не только любовь. Или, может быть, вовсе не любовь, а, скорее, расчет. Хотя… хотя в то время Перес еще не был сенатором. Он подумал, что такая красивая девушка, как Шарлота, могла запросто пленить сердце сенатора.

С этими мыслями он переступил порог палаты. Доктор ему сказал:

— Только максимум пять минут, так как больная очень слаба. Ее лишь вчера перевели из реанимации в общую палату.

Опасения доктора не были лишены оснований, и Купер понял это сразу, едва увидел Шарлоту. Лежащая на кровати женщина так же мало напоминала ту, которую он видел на фотографии, как Рейган походил на Боба Дилана. Это была изможденная женщина с бледным и болезненным лицом; Купер и подумать не мог, что болезнь так исказит его прекрасные черты. У него пропало всякое желание говорить с ней, так как было видно, что она очень слаба. Однако он, скрепя сердце, сел на стул и склонился над больной:

— Здравствуйте, сеньора Перес. Я — инспектор криминальной полиции Купер. Хочу задать вам несколько вопросов. Вы слышите меня? Если да, то скажите.

— Сеньор, больная не разговаривает, — перебила медсестра.

— Тогда, если слышите, откройте глаза, — Купер напряженно ждал.

Шарлота открыла глаза. Она осмысленно посмотрела на инспектора и вновь закрыла их.

— Сеньора Перес, вы были дома, когда все это случилось?

Шарлота лежала с закрытыми глазами и слезы потекли по ее щекам. Медсестра подскочила к Куперу:

— Сеньор инспектор! Хватит… хватит! — закричала она.

Купер встал и вышел из палаты. Он на ходу начал снимать халат, и тут встретил ее лечащего врача.

— У нее есть шанс? — спросил Купер.

— Это знает только Бог, — доктор пожал плечами.

По дороге в комиссариат Купер подумал, что с этим делом он еще хлебнет горя. Во-первых, этот загадочный Энрико. Во-вторых, Николас Лопес, сын кухарки. В-третьих, возможно проникновение любого человека в комнату мальчика.

И он решил начать с Николаса Лопеса.

 

Глава 26

Прошло еще несколько дней. Теперь Купер уже знал кое-что о Лопесе. Этот парень явно не стремился жить честно и давно был знаком с полицией. За ним числились кое-какие грешки, правда, слишком мелкие, чтобы прослыть рецидивистом. Но сам факт, что его имя фигурировало в полицейской картотеке, говорил о многом. Жил он один в доме по улице Такна, что в пригороде Лимы. Купер аккуратно записал адрес в блокнот и вскоре уже подъезжал к небольшому кирпичному домику. Здесь он подошел к обшарпанной двери и нажал на кнопку звонка. Ждать пришлось недолго.

— Кто там? — раздался скрипучий старческий голос.

— Полиция! Откройте! — произнес Купер.

За дверью явно колебались. Затем щелкнул замок, дверь медленно открылась, и на пороге показалась маленькая сухонькая старушка.

— Вы действительно из полиции? — произнесла она дрожащим голосом.

— Да, сеньора, — Купер достал удостоверение.

Старушка приблизила удостоверение к глазам.

— Инспектор криминальной полиции капитан Гарри Купер, — чуть ли не по слогам прочитала она вслух.

Купер терпеливо ждал. Наконец старушка отдала ему удостоверение и попросила зайти в дом. Они вошли в довольно неопрятное жилище.

— Садитесь, сеньор инспектор, — она указала на стул.

— Спасибо. Вы владелица этого дома?

— Да, сеньор инспектор. После смерти мужа я единственная владелица этого дома.

— У вас много постояльцев? — Купер вытащил блокнот и приготовился записывать, чем напугал бедную старушку.

— Нет, нет, сеньор инспектор! Здесь нет нарушений. Все законно, — залепетала она.

— Я не из налоговой службы. Много ли у вас жильцов?

— Пять человек, сеньор инспектор.

— Меня интересует Николас Лопес. Он сейчас дома? — Купер начал терять терпение.

— Николас Лопес? Нет, сейчас его нет, — в голосе старушки сквозило удивление.

— И давно его нет, сеньора?.. — Купер намеренно умолк.

— Сеньора Савоши, — продолжила старушка.

— Да, сеньора Савоши. Как давно его нет дома?

— Вот уже два дня я его не вижу, — уверенно произнесла она.

— Вы бы не могли провести меня в его комнату? — Купер встал и сунул блокнот в карман.

— Да, конечно, сеньор инспектор.

Когда они открыли дверь комнаты Николаса, затхлый воздух едва не вызвал у инспектора приступ тошноты. Стало ясно, что хозяйка не утруждала себя уборкой, а глядя на постель, нельзя было подумать, что здесь пользуются покрывалом, а простыни стираются. Стол тоже был не убран: валялись куски засохшего хлеба. «Это открытые консервы издают такое зловоние», — подумал Купер. Кроме того, в комнате валялись пустые банки из-под пива. Всю эту картину дополняли тюлевые шторы, о которых можно было сказать, что их повесили в прошлом веке и с тех пор не снимали.

— Сеньора Савоши, Лопес давно живет у вас? — Купер опять вынул потрепанный блокнот.

— Около года.

— Его вам кто-то рекомендовал? — Купер приготовился записывать.

— Нет, он прочел мое объявление… Документы его были в порядке. Так что все по закону.

— А как он себя вел?

— Нормально. Правда, часто приходил нетрезвым, но не скандалил. Молча проходил в свою комнату и засыпал. Очень редко не ночевал дома.

— Да?! — Купер уставился на старушку. — А в ночь с 14 на 15 февраля? — он назвал дату смерти Джонни.

Старушка задумалась.

— Прошло две недели, и я запамятала, — прошептала она.

— А его кто-нибудь навещал?

— Что? — не расслышала старушка.

— Кто-нибудь к нему приходил? — повторил Купер.

Старушка на мгновенье задумалась:

— Да, конечно. У него бывали гости. Он их приводил. Иногда они приходили сами, — старушке явно не хотелось говорить на эту тему.

— Это были мужчины или женщины? — спросил Купер.

— И те и другие. Но в основном мужчины. Они проходили в его комнату, выпивали, иногда сорились…

— Это были одни и те же люди? — спросил Купер, делая пометки в блокноте.

— Нет. Обычно разные… Вот одна леди… Она была у него несколько раз. По-моему, раза четыре. Я ее хорошо запомнила, — старушка ехидно засмеялась.

— Сеньора Савоши, вы назвали ее леди. Вы что, поклонница английского этикета?

— Нет, что вы! Просто у нее были манеры, как у леди. Знаете… Вся из себя такая… — она сделала красноречивый жест руками. — Все из-за того, что к нему приходили люди его круга — пьяницы, проститутки… А тут — хорошо одетая сеньора, видно, богатая, с изысканными манерами, к тому же очень красивая. И что ей нужно от нашего прощелыги? Если бы мне сказали, что она подружка Николаса, никогда бы не поверила! — с пафосом воскликнула старушка.

— Сеньора Савоши, может, все-таки вы знаете, где найти Николаса?

— Ума не приложу, где он может быть, — старушка пожала плечами.

— Еще вопрос. В гостиной один телефон: ему часто звонили? Или он кому-то звонил?

— Звонил, но не часто… О, вспомнила! Он недавно звонил и назначил кому-то встречу в кафе «Капуччино». Когда именно, я не услышала.

— Хорошо, сеньора Савоши. Я вас попрошу, чтобы о нашем разговоре никто не знал, — строгим тоном произнес Купер.

— Конечно, конечно, сеньор инспектор. Я никому не скажу.

— До свидания, сеньора Савоши, — Купер слегка поклонился.

— До свидания, сеньор инспектор, — она поднялась, чтобы закрыть за ним дверь.

На улице Купер с наслаждением вдохнул свежий морской воздух и взглянул на часы. «Беседа со старушкой длилась почти час, но ничего не дала. Теперь надо наведаться в «Капуччино», — подумал он и включил радиотелефон.

— Хосе, ты не знаешь, где находится кафе «Капуччино»? — спросил он у дежурного.

— А ты где, Гарри? — усиленный динамиком голос звучал звонко.

— Я около университета «Федерико Вилья Реаль», — Купер уменьшил громкость динамика.

— Слушай, тебе надо в Римак. Проедешь мост, первый поворот направо, по этой улице еще с милю.

— Спасибо, Хосе! — он проехал еще немного и свернул на улицу, ведущую в Римак.

Через час, минуя пробки, Гарри приблизился к мосту. Вдруг зазвонил радиотелефон. Купер взял трубку и сбросил газ.

— Гарри, только что мне передали о «твоем» парне. Будь осторожен: это человек Эспиносы по кличке «Тощий». Проходил у нас по наркотикам.

— Спасибо, Хосе! У тебя все?

— Да.

Купер выключил телефон.

Он вошел в кафе, когда висящие на стене часы с овальным золоченым циферблатом пробили пять раз. Купер быстрым шагом пересек вестибюль и открыл в дверь. Длинный узкий зал был уставлен двумя рядами столиков, в проходе между которыми сновали официанты. Купер сел за свободный столик, тут же подошел официант.

— Здравствуйте! Рад вас видеть. Что желаете? — он протянул меню в ярком твердом переплете.

Купер стал рассматривать меню. Здесь, на удивление, был хороший выбор.

— Мне бифштекс с кровью и немного томатов.

— Что-нибудь выпить, сеньор? — официант вопросительно поглядел на Купера.

— Пожалуй, крепкий кофе, — Купер закрыл меню.

— Хорошо, сеньор, — официант повернулся и ушел.

Гарри вынул фотографию Лопеса, положил на стол и прикрыл сверху меню. Едва успел он это сделать, как возник официант.

— Пожалуйста, сеньор, — он поставил на стол бифштекс и салат. И тут Купер обратился к нему:

— Слушай, дружок, мне бы хотелось с тобой поговорить, — бесцветным тоном произнес Гарри. Официант не удивился: он привык к причудам клиентов и наклонился к Куперу. — Я ищу одного парня. Хочу вернуть ему долг, но потерял его из виду, — он поднял меню.

Официант внимательно поглядел на фотографию.

— Ничем не могу вам помочь, сеньор, — произнес он после долгой паузы.

Купер вытащил удостоверение, раскрыл его и поднес к глазам официанта.

— Я точно не знаю этого парня, сеньор инспектор, — в глазах официанта мелькнул испуг.

— Жаль, дружок, жаль, — Купер принялся за бефштекс.

Когда он выходил из кафе, услышал позади шаги и обернулся. К нему быстрым шагом, почти бегом, оглядываясь, направлялся уже знакомый официант.

— Тот, кого вы ищете, бывает у нас довольно редко. Кристина Полонски знает его лучше. Она сейчас на смене. Вы можете с ней поговорить, — скороговоркой прошептал официант.

— Хорошо, дружок, я так и сделаю, — он повернулся и пошел обратно.

Он снова сел за столик и огляделся.

— Та, в голубой униформе, — шепнул неожиданно появившийся официант, протягивая меню.

Купер внимательно посмотрел на Кристину Полонски. Блондинка. Волосы, схваченные золотым тонким обручем, смазливое личико… Купер подошел к ней.

— Извините, я из полиции. Вы не могли бы мне уделить несколько минут?

Официантка растерянно оглянулась.

— Вас зовут Кристина Полонски?

— Да.

— Пройдемте со мной.

Они вышли в пустующий вестибюль.

— Вы знаете этого человека? — Купер вынул фотографию Николаса.

— Да.

— Мне надо поговорить с вашим другом, — произнес инспектор.

— Но кто сказал, что это мой друг? — девушка подозрительно глянула на него.

— Он сам и сказал, — соврал Купер.

— Я не знаю, где его найти. Зачем он вам?

— Он проходит по одному делу в качестве свидетеля.

Девушка надолго задумалась:

— Хорошо, я сведу вас с Николасом.

— Мне бы хотелось, чтобы наша беседа осталась между нами, поэтому нас сводить не надо. Вы мне скажите, где его можно найти.

Немного подумав, Кристина назвала улицу и дом.

Вечером того же дня вдребезги пьяный Николас Лопес был доставлен в полицейский участок. Купер решил позвонить сенатору.

К его удивлению, тот оказался дома:

— Здравствуйте, сеньор Перес! Это Купер из криминальной полиции. Не знаете парня по имени Энрико? Он пару раз приходил к вашей дочери Дорис. Вы его видели? Может, знаете, кто он?

— Инспектор, моя дочь взрослая самостоятельная девушка. Я ей полностью доверяю, поэтому не интересуюсь, с кем она дружит, и никакого Энрико не знаю.

— Но ваша дочь говорила, что он с отцом был однажды принят вами…

— Моя дочь просто что-то путает. До свиданья, инспектор. — Купер с минуту держал трубку, из которой чуть слышны были частые гудки. Получалась нелепая ситуация: один из двоих, отец или дочь, врет. «Допустим, Дорис говорит правду. Тогда непонятно, почему сенатор скрывает, что встречался с Энрико и его отцом. Почему он врет? В Лиме живут тысячи людей по имени Энрико. Вообще, можно опросить прислугу: видели ли они гостей. Тут еще этот чертов Лопес, — Купер вздохнул и включил телевизор. Показывали очередной боевик. Купер их не любил, ибо все происходящее было так далеко от действительности. Это очень раздражало инспектора, и на сей раз он поспешил выключить телевизор. — Чашечка кофе, тебе не повредит, старик», — подумал он и пошел на кухню.

Чуть позже он расстелил постель и, раздевшись, нырнул под одеяло. В последнее время даже там, в Рио, он долго не мог заснуть. Лежал с закрытыми глазами и думал. Смерть Долорес совсем выбила Гарри из колеи, и в своих ночных бдениях он много времени посвящал ей. Двенадцать лет совместной жизни не прошли бесследно. Долорес часто являлась ему во сне, и тогда он не мог заснуть до утра.

Кстати, машину, которая ее сбила, так и не нашли. Купер был уверен, что наезд был не случайным. Он тогда очень глубоко копнул в нашумевших делах. Была ликвидирована крупнейшая партия наркотиков. Видимо, кто-то решил наказать строптивого инспектора, и он лишился жены. За дюжину лет он привык к домашнему уюту, и с ее гибелью Гарри решил, что все кончено, поэтому и отдавался работе. А друзья его, видимо, напрасно питали иллюзии насчет «правильного образа жизни» Купера.

Время шло, а Купер и не думал что-нибудь менять в своей жизни. Вот и сегодня, лежа в постели, он стоил планы на завтрашний день. А день предстоял чертовски насыщенным. Гарри уснул заполночь, а проснулся в семь. В девять он уже докладывал комиссару Костанеде, как продвигается запутанное дело о гибели сына Переса. Он доложил, что наметились три следа, три версии, двое подозреваемых. По бесстрастному выражению лица шефа нельзя было понять, доволен ли он. Надо сказать, что комиссар никогда не кричал на подчиненных, а только журил. Он молча выслушивал собеседника до конца, никогда не перебивал, затем в вежливой форме устраивал разнос, если подчиненный того заслуживал.

— Итак, Гарри, — как всегда, начал комиссар, — ты говоришь, что напал на след. Поздравляю! А не может ли случится, что мальчонку отравил дворецкий… или кухарка? А, Гарри?

— Но, сеньор комиссар, эти люди давно служат у Переса, — парировал Купер.

— Ну и что? Вдруг у них появились мотивы… ну, например, сенатор кого-то смертельно обидел. Что, Гарри, такого не может быть?

— Может, нельзя исключать и такое. Но эти двое, Лопес и загадочный Энрико — посторонние. Значит — основные подозреваемые.

— Я бы так не говорил. Кстати, почему ты называешь Энрико загадочным? За это время можно было узнать его фамилию. И вообще, почему-то подсознание, или, что то же самое, интуиция, зачастую неверно подсказывает нам, кто виноват, и мы набрасываемся на совершенно невинного человека. В то время, когда преступник остается вне подозрений. И сейчас, дорогой Гарри, — он обошел стол и встал напротив Купера, — твой Лопес и Энрико имеют такой же шанс быть преступником, как кухарка или дворецкий. Ты согласен, что расследование ни на йоту не продвинулось?

— Да, сеньор комиссар. Необходимо найти и допросить Энрико…

— А та девица, дочь сенатора? Она действительно не знает фамилию Энрико? Да и сенатор, по твоим словам, воду мутит. Почему? — задумчиво произнес Костанеда.

— Не знаю, сеньор комиссар, — ответил Купер.

 

Глава 1

Почувствовав боль, Хуан инстинктивно хотел повернуться на другой бок и, когда это ему не удалось, открыл глаза. Первое, что он увидел, была группа вооруженных людей, стоящих ярдах в пятидесяти от него: невысокие, коренастые, почти обнаженные, с темным оттенком кожи, раскрашенные в яркие цвета, в основном красный и фиолетовый. Это были, несомненно, коренные жители Латинской Америки. С первого взгляда, было видно, что они стояли на более низком уровне, чем тем те индейцы, которых мулат видел ранее.

У мужчин — широколицых, с азиатским разрезом глаз — в носовую перегородку было вдето кольцо. В ушах — огромные серьги, а также серьги поменьше, сквозь них был протянут шнурок, средняя часть которого охватывала голову от уха до уха, а на обоих свободных концах, свисающих до плеч, нанизаны клыки хищников. На шее болтались несколько рядов ярких бус.

Чуть поодаль от первой группы индейцев, стояла другая. Все они пришли в сильное возбуждение, едва Хуан открыл глаза. Некоторые из них закричали, приняли воинственную позу и готовы были метнуть копья. Вдруг послышался громкий возглас, и копья моментально опустились.

Ничего не соображая, Хуан перевел взгляд в сторону. Невдалеке он увидел хижины под крышами, которые почти касались земли.

Между тем индейцы окружили мулата. Они были настроены крайне агрессивно и размахивали копьями. Одно из них промелькнуло в нескольких дюймах от лица. Попади оно в мулата, все было бы для него кончено. Но это была, наверное, попытка напугать Хуана, не более того, так как, связанный по рукам и ногам, он вряд ли мог бы увернуться. Как показалось Хуану, все это продолжалось довольно долго, ноги и руки его онемели, а толпа не расходилась. Некоторые индейцы уходили, но вместо них появлялись другие.

Хуан взглянул на небо. Солнце сквозь облака палило не так сильно. Он определил, что время движется к полудню. Голод все сильнее давал о себе знать — кружилась голова, к тому же нестерпимо хотелось пить. Хуан вспомнил о камнях. К его великой радости, они были с ним, мешочек приятно давил грудь. Странно, но он не помнил, когда спрятал его за пазухой.

«Главное — выбраться отсюда, — он вспомнил каменный мешок, дно которого было сплошь усеяно черепами, и содрогнулся: — Всевышний не для того дал мне шанс вырваться оттуда, чтобы я погиб здесь. Значит, он поможет мне вырваться. Наверняка появится подходящий момент, чтобы дать деру. Я спасусь!» — подумал он. И будущее показалось ему не таким уж страшным.

Тем временем несколько индейцев направились к пленнику. Хотя они были без оружия, того прошиб холодный пот. Они подошли и легко подняли его. Мулат испугался и опомниться не успел, как оказался в темном помещении. Его бросили на земляной пол и заперли.

Надо сказать, что почти весь день индейцы проводят вне дома; хижины служат лишь убежищами на ночь и чтобы укрыться в ненастье. И поэтому в хижене, кроме высоких бамбуковых скамей, расположенных вдоль стен, не было ничего. К балке, поддерживающей гребень хижины, были прикреплены тонкие лианы. Мулат догадался, что на них подвешивают все съестное, чтобы уберечь от мышей. При мысли, что в узелках, свисающих с потолка, может быть пища, потекли слюни. В них запросто могли оказаться мясо. Он подумал, что если в узелках действительно была пища, то его мучители придумали совсем неплохо: оставить беспомощного голодного пленника в двух шагах от еды — очень суровое наказание, но, по-видимому, отнюдь не последнее в арсенале индейцев.

«Не было бы хуже, ведь я и сам могу оказаться пищей, так как многие племена любят полакомиться человечиной», — подумал он и зашептал молитву. Ему стало страшно. К вечеру, когда стало темнеть, в уголках хижины стали сгущаться тени. Узкие щели, которые с трудом можно было назвать окнами, пропускали все меньше света. Когда в хижине совсем стемнело, тихо скрипнула дверь, и появились четверо индейцев. Двое из них были вооружены копьями, один нес зажженный факел. Они поставили перед Хуаном пищу и воду.

— Развяжи руки, — обратился он к индейцам. Но те его не поняли. Потом все-таки развязали его, и Хуан с жадностью набросился на местные «деликатесы» — каких-то насекомых. Конечно, пища была не ахти какая, но ее оказалось вполне достаточно, чтобы не умереть от голода или жажды.

Индейцы ушли, но при этом совершили ошибку: они не связали ему руки.

— Сволочи! — громко выругался Хуан и первым делом освободил ноги от тонких лиан. Медленно поднявшись на ноги, он подошел к тому месту, где по его расчетам находилась дверь, однако мулат мог и ошибиться, ибо царила кромешная тьма.

Хуан долго не мог найти дверь, натыкаясь на стены из толстых бамбуковых стволов. Они оказались так плотно связаны, что между ними нельзя было просунуть иголку.

«Вот, если бы был нож, — подумал Хуан, — я бы разрезал лианы, связывающие бамбук». Наконец он наткнулся на дверь, но она оказалась запертой. Оставались окна. Их он нашел быстро, но они были настолько узкие, что нечего было и думать воспользоваться ими. Хуан просунул руку в одно из них и ощутил упругость ветра. За стеной была глухая ночь, а на небе ни одной звезды.

«Идеальное время для побега. Если мне удастся выбраться наружу, то и десяток стражников не заметят меня. Только надо выбраться», — подумал он. Мулат снова стал ощупывать стены. Вдруг несколько бамбуковых стволов шевельнулись под рукой. Он нажал сильнее, и вроде бы они разошлись.

«Они не туго связаны», — обрадовался мулат. Он начал расшатывать их. Наконец, ему удалось оторвать один стебель бамбук, затем другой… и вот он уже просунул голову в отверстие в стене. Снаружи не было ни огонька, ни звука. Надо продолжать работу, чтобы, когда первые лучи солнца коснутся земли, он был далеко отсюда.

Хуан вдруг испугался так, что сердце екнуло: вдруг там, за стенами хижины, его ждут дикари, и копья вонзятся в него прежде, чем он ступит на землю. Они… они только его и ждут: ему почудилось, что там, в кромешной тьме, действительно кто-то есть. Он прислушался и укорил себя за трусость.

— Никого нет, — произнес он и успокоился, а затем рьяно принялся расшатывать бамбук, и вскоре получилось достаточно большое отверстие. Вдруг лиана, которую он потянул изо всех сил, лопнула, издав при этом громкий звук. Хуану показалось, что этот звук слышен на милю вокруг, и сердце его упало. Он подумал, что стражники наверняка его слышали и теперь поджидают возле дыры. Но ни звука больше, словно все вымерло. И тогда он решился, только собрался нырнуть во враждебную мглу, как услышал едва слышное сдавленное рычание. Из темноты на него глядели два круглых, горящих ненавистью, глаза.

 

Глава 2

Утро выдалось отменное. Несколько дней перед этим было прохладно, шел дождь и, потому у Купера, истосковавшегося по хорошей погоде, было хорошее настроение. И это несмотря на то, что предстояла приличная нервотрепка. Он проснулся раньше обычного и долго лежал в постели, размышляя о предстоящем дне. В самом деле, в этой истории с мальчиком вопросы росли, как снежный ком. Купер не сомневался, что Лопес окажется крепким орешком, и если он преступник, то для него на карту поставлено многое. У Лопеса должны быть мотивы для убийства, и достаточно основательные. Немотивированные убийства совершают лишь свихнувшиеся маньяки. Здесь же все было продумано до мелочей, и это очевидно.

Он вспомнил серию загадочных убийств в Сантьяго. Там трупы подростков были так изуродованы, что многое видавших полицейских выворачивало наружу. И когда Кортес попался, он оказался некрофилом. Здесь же совершенно другая картина: во-первых, пока это одиночное убийство, во-вторых, крайне редко детей отравляют ядом.

Прошло немного времени, и Купер убедился, что этот Лопес, действительно, фрукт. Он сидел изрядно помятый, обросший черной щетиной и, казалось, не обращал на инспектора ни малейшего внимания. Купер даже подумал, что мысли этого подонка витают где-то около заплеванной забегаловки. «Тем лучше», — решил Гарри и начал допрос:

— Николас Лопес. Родился в Лиме в 1951 году. Мать — Лолита Торес. Отец неизвестен, — Купер быстро взглянул на Николаса. Тот не шелохнулся. — Живет… — Гарри назвал адрес. — Это так? — он предложил Лопесу сигарету.

Николас жадно схватил ее, и Купер протянул ему зажигалку. Тот закурил, с наслаждением сделал затяжку и, наконец, произнес:

— Верно. Все так.

— Скажи, Лопес, вот тут написано, что ты не работаешь, это так?

— Да.

— Так на что ты живешь? Ты получил богатое наследство или тебя содержит богатая сеньора? — чуть улыбнулся Купер.

Лопес молчал.

— Ну, что ж, не хочешь отвечать — не надо, — Гарри пожал плечами. — Но скажи: у тебя ведь есть мать? Не так ли?

— Да.

— И она служит у сеньора Переса? Там же живет?

— Да.

— И ты часто навещаешь ее? — спросил Купер ровным тоном. В глазах Лопеса промелькнула искорка и сразу угасла.

— Ну, не так чтобы часто, — парень явно не был красноречив.

Купер отметил для себя, что на тупом лице этого кретина он не заметил ни малейшего следа волнения. Он даже не удосужился спросить, за что его задержали.

— А когда ты был у матери в последний раз? — Купер пристально глянул на Лопеса. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он назвал дату. Это было как раз накануне гибели мальчика.

— И долго ты был у нее?

Лопес задумался или сделал вид, что вспоминает:

— Приехал вечером, переночевал… — угрюмо произнес он.

— Расскажи-ка все по порядку, — Гарри включил диктофон. — Ты приехал к матери…Слушай, каждое слово из тебя приходится вытаскивать клещами! Так, говори…

— Я приехал около восьми вечера. Потом… потом я поговорил с матерью, перекусил и смотрел допоздна телевизор. Затем лег спать.

— Где?

— Что где?

— Где ты спал?

— У Пересов есть отдельная комната… так, подсобка.

— Что было дальше?

— Ну… утром позавтракал и уехал около десяти.

— Когда, говоришь, утром ты встал?

— Около восьми.

— Так. А зачем ты приезжал, неужели соскучился по матери?

— Вообще… у меня кончились деньги.

— В тот вечер и утром, кроме матери, ты еще с кем-нибудь общался?

Опять что-то промелькнуло в глазах Лопеса.

— Нет! — раздраженно бросил он.

Купер выключил диктофон, подошел к окну и посмотрел на улицу. С третьего этажа хорошо просматривалась автомобильная стоянка. Машины мокли под дождем, а рядом по мокрому тротуару шли прохожие с зонтами.

— Итак, ты уехал около десяти, — Купер уселся за стол и снова включил диктофон. — Ты, верно, не знаешь, в какой попал переплет. Думаешь, треплется, вот коп! Потреплется, надоест ему, и выпустит. Ты или кретин, или придуриваешься… Ты прекрасно знаешь, почему я вожусь с тобой… Почему бы тебе не выложить все.

— Но… но я действительно ничего не знаю.

— Ну, хорошо. Допустим, не знаешь, в чем я сильно сомневаюсь. Но ты говорил, что ни с кем не общался. А с экономкой?

— Терезой? Да, да я с ней говорил.

— А где это было?

— На кухне.

— Вот, вот! Тереза тебя видела на кухне. Что ты там делал?

— Завтракал! — буркнул Лопес.

— Когда ты вошел на кухню, там, кроме твоей матери, был еще кто-нибудь?

Лопес на минуту задумался:

— Ну, мама… потом зашла Тереза. Она говорила с матерью…

— О чем?

— Я не помню.

— Итак, ты встал около восьми… На кухню, допустим, ты пошел в полдевятого, в десять ты уехал… Ты что, был на кухне полтора часа? — размышлял вслух Купер. Но это не все. Тереза и твоя мать сказали, что ты был на кухне в семь! В семь, голубчик! В десять ты уехал. Что ты делал эти три часа? Что?

Лопес немного растерялся. Тревога мелькнула в его глазах.

— Нет, нет, было около девяти, когда я зашел на кухню, неуверенно произнес он.

— Нет, было семь! — ледяным тоном отрезал Купер. — Экономка говорит, что ты был взволнован. Чем, Николас, чем ты был взволнован?

— Я… я не помню.

И тут Купер решил изменить тактику. До этого к парню нельзя было придраться в ответах, до тех пор, когда этот малый брякнул, что зашел на кухню около девяти. Тут он явно сморозил глупость: Тереза его действительно видела на кухне в семь. Возможно, он считал, что тогда было девять часов. Или ему действительно надо было скрыть, что произошло за эти два часа. Он мог запросто сказать, что два часа валялся с книгой на диване.

— Лопес, ты хорошо знаешь семью, в которой служит твоя мать?

— Ну, знаю…

— Не правда ли, у них прелестный мальчик…

— Джонни?

— Да, Джонни. Ты дружил с ним?

— Я?! Да, вроде бы, нет. А что?

— Да ничего. Просто я подумал, что между вами могли сложиться приятельские отношения, — произнес Купер и почувствовал, что устал. Он решил, что для первого допроса этого достаточно. Гарри нажал на кнопку, вмонтированную в поверхность стола. Сразу появился сержант Фуантэс.

— Джузеппе, отведи его в камеру.

— Но, сеньор инспектор, в чем меня обвиняют!? — закричал Лопес.

— Поверь, парень, в очень серьезном деле. Посиди в камере и подумай, в каком. Мне кажется, ты знаешь, откуда дует ветер…

— А ну пошли! — угрожающе зарычал сержант.

После того, как Лопеса увели, Купер еще долго сидел за письменным столом, выкуривая сигарету за сигаретой и осмысливая каждое слово, сказанное Лопесом: «Очевидно, он знает гораздо больше, чем сказал. Иначе как объяснить, что он сдвинул время? Если он подсыпал яд в стакан с соком около девяти, то все логично. Ему надо было сдвинуть время. Ведь экспертиза установила, что мальчик отравлен около восьми. Боб Чейз, эксперт, не мог ошибиться. В это время Лопес уже, видимо, покинул кухню; в это время Тереза начала разносить сок по комнатам. Постой! Постой! — едва не воскликнул Гарри, — ведь он не мог знать, какой стакан достанется Джонни?! Не мог! Он не мог незаметно подсыпать яд на кухне, значит, Николас или кто-то другой подсыпал яд уже в комнате мальчика. Это сильно уменьшает подозрение в его причастности к преступлению», — подумал Купер и включил диктофон. Он вновь прослушал запись беседы с Лопесом. Потом встал и зашагал по комнате.

«Неужели это слепой случай, и яд подсыпали на кухне, дабы пострадал другой член семьи Прессов? Если это так, то преступление — месть сенатору… Но, если жертвой должен был стать именно мальчик, тогда яд, однозначно, подсыпали не на кухне».

Купер вдруг представил Лопеса, крадущегося по коридору в комнату мальчика. Но тогда его мог кто-то увидеть. Он подумал, что следует еще раз опросить всех обитателей этого дома.

Выходя из кабинета, он столкнулся в дверях с Мартином Суаресом.

— Ты куда? — спросил тот.

— Надо, по делу, — махнул рукой Купер.

— Может, вернешься? У меня с собой отличное виски, раздавим… — он вынул из внутреннего кармана пиджака небольшую плоскую бутылочку.

— Хотелось бы, но дел невпроворот, — с сожалением произнес инспектор и вышел.

Уже сидя в машине, он подумал, что если Лопес подсыпал яд, а это случилось около восьми, то почему он не уехал немедленно, а ждал еще два часа? Зачем? Разве так поступают убийцы? Может, Лопес покинул дом Переса значительно раньше десяти? Кстати, это легко установить. Следует лишь хорошенько допросить домашних. Купер перебрал еще несколько версий, но каждая имела большой изъян. Раздосадованный, он завел машину, и тут ему пришло в голову, что возможно, существовал какой-то другой человек, который запросто мог проникнуть в дом сенатора. А вот загадочного Энрико можно исключить из круга подозреваемых, ибо в момент совершения преступления его не было на вилле.

Опытный следователь останавливается на версии, лишь когда убеждается, что она верна на 99 процентов. И Купер всегда следовал этому правилу. Еще он полагал: если убийство совершил не Николас, то, чтобы направить следствие, по ложному пути, лучшей кандидатуры просто не найти. «Этот парень воистину «темная лошадка»», — подумал Купер. — Его криминальные наклонности могли использовать… Но кому насолил сенатор?» — Гарри не заметил, как подъехал к вилле, и удивился, как быстро добрался. Глянул на часы — ехал минут сорок.

Как и он ожидал, вся прислуга в этот час была дома. Среди нее оказался незнакомый старик с холеным лицом, в отличном элегантном костюме. Купер отвел старика в сторону и обратился к нему:

— Простите, но в прошлый мой приезд вас не было, не правда ли, сеньор?

— Да, да… тогда я был болен, — глотая слова, произнес старик. Купер не понял: волнуется тот или всегда так разговаривает:

— Вы служите здесь, сеньор…

— Фабрицио Терри, сеньор инспектор. Я о вас слышал от домочадцев. Почти двадцать лет я служу у сеньора Переса. Начинал еще при покойном Джузеппе Пересе, отце сеньора Переса! — губы его сложились в гордой улыбке. — Жена моя давно умерла, а я доживаю век один, — голос его дрогнул.

— Вы здесь живете? — спросил Купер и подумал: вот такие, пожилые и одинокие, прикипают всей душой к своим хозяевам. Этот старик должен быть в курсе всех домашних передряг.

— Вас тогда не было, когда это случилось с мальчиком?

— Нет, сеньор инспектор, — на глаза старика навернулись слезы: — Я очень любил его. Он был мне как внук.

— Да, жалко Сеньора Переса. Но я хочу вам задать один вопрос: вы знаете сына Лолиты Торес?

— Николаса? Конечно! — удивился старик.

— Меня интересует ваше мнение о нем.

Я… я не знаю. Но парень он бойкий… выпить любит. А что, сеньор инспектор, он что-то натворил?

— Часто он ночевал здесь? — ушел от ответа Купер.

— Я бы сказал, редко. Раза три-четыре в месяц. Когда хозяина нету, — неуверенно произнес старик.

— Он что, боится сеньора Переса?

— Нет… но тут другая причина. Я не хотел бы говорить на эту тему, — замялся старик.

— Хорошо. А как он относился к другим обитателям дома?

— Да никак. Разве только к своей матери относился хорошо и еще…

— Что еще? — спросил Купер. Старик замялся. — Ну, а к мальчику? — произнес инспектор, не меняя тона.

— Что к мальчику? — не понял старик.

— Как относился Николас к мальчику? Дружил с ним?

— Нет. Он с ним не общался, — сказал Терри уверенно.

— Ну, ладно, сеньор Терри, вы мне очень помогли. Теперь позовите Лолиту Торес, я хочу поговорить с ней наедине.

— До свидания, сеньор инспектор, — старик слегка поклонился и ушел.

«Он что-то не договаривает. Может, стоило сильнее на него надавить?» — подумал Купер и ощутил уже знакомое чувство тревоги, преследующее его в этом доме. Он подошел к окну и глянул в сад: все дышало в нем райским спокойствием, между деревьев блестела голубая гладь бассейна. Но тревога, зародившаяся только что, не проходила.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите!

— Здравствуйте, можно войти? — это была Лолита.

— Здравствуйте, входите, — она прошла и села в предложенное ей кресло.

— Сеньора Лопес, я хотел бы поговорить о вашем сыне.

— Боже, что произошло? Он опять что-то натворил? — испугалась кухарка.

— Опять? Вы сказали: опять. У него что, раньше были проблемы с законом? — сделал удивленное лицо Купер.

— Клянусь, сеньор инспектор, это его друзья! Друзья! — она громко всхлипнула. — Они избили кого-то… но мой Николас с того времени совсем другой. Несколько раз эти подонки снова хотели вовлечь его в свои темные дела, но он послал их… — на глаза старушки навернулись слезы.

— Ваш сын все это вам рассказал?

— Да.

— Одного из них я видела: раньше он приезжал с Николасом. Красный небольшой шрам на лице… говорит, как будто нос заложен.

— Хорошо, сеньора Лопес. В последний раз, когда приезжал ваш сын, он заходил на кухню?

— Конечно, он там завтракал… — удивилась кухарка.

— Вы не помните время?

— Около семи или в начале восьмого.

— А ваш сын говорит, что завтракал около девяти.

— Возможно… может, я перепутала… — Лолита заметно растерялась.

— А после завтрака ваш сын ушел в подсобку?

— Да, — не слишком уверенно произнесла кухарка.

Купер встал и прошелся по комнате:

— Спасибо, сеньора, я узнал все, что хотел узнать. До свидания!

Следующая вошла Тереза Ставински. Купер предложил ей сесть.

— Сеньора Ставински, я хотел бы, чтобы вы подробно описали тот день, когда это случилось с мальчиком, то есть разложили по полочкам, час за часом. Вот вы проснулись… — он умолк.

— Как всегда, в шесть двадцать.

— Ну, а дальше?

— Ну… ну приняла душ и зашла на кухню.

— Все это, очевидно, заняло у вас минут сорок… Итак, вы вошли на кухню. Там был кто-нибудь еще?

— Да, кухарка, Лолита. Она возилась у плиты. Я уже это все вам рассказывала, — Тереза на мгновенье задумалась. — Потом пришел ее сынок, Николас. Позавтракал.

— И когда это было?

— Думаю, около семи.

— А сок к этому времени был разлит?

— Сок?! — недоуменно произнесла Тереза. — Не помню.

— А когда ушел Николас?

— Где-то около восьми.

— А вы выходили из кухни в промежутке от семи до девяти часов?

Тереза что-то прикинула в голове:

— Конечно. Я разносила апельсиновый сок. Я всегда это делаю незадолго до завтрака хозяев.

«Конечно, яд в сок могла влить и Тереза, когда несла сок, и Лопес, побывавший в комнате мальчика», — подумал Купер.

— Когда вы принесли сок, мальчик спал?

— Да.

— А дверь была открыта?

— Джонни никогда не запирал на ночь дверь.

— Ваш приход не разбудил его?

— Нет, он крепко спал.

— А как вы относитесь к хозяевам и их детям? — спросил Купер, чем заставил экономку смутиться.

— Хорошо. Я уважаю сеньора… и сеньору. И, когда это случилось с Джонни, я очень переживала, — сказала она.

— Да, печальная история, — Купер вспомнил, что пора закурить. Он зажег сигару и рукой развеял дым.

— Итак, около восьми или полвосьмого вы разнесли сок. Когда вы забрали пустую посуду?

— Около девяти, когда приносила завтрак.

— И все стаканы были пусты?

Тереза надолго задумалась.

— Кажется, нет… точно, один стакан сока остался нетронутым.

— Нетронутым? Какой? — воскликнул Купер.

— Тот, что стоял в комнате Джонни.

— А когда вы принесли завтрак, Джонни еще спал?

Тереза опять задумалась.

— Его не было в комнате, — удивленно сказала она.

— А где он был?

— Не знаю. Возможно, в саду…

— В такую рань? — задумчиво произнес инспектор.

— Это с ним бывает.

— И, конечно, посуду сразу вымыли?

— Да, Лолита загрузила все в посудомоечную машину.

— А Энрико вы знаете?

— Того молодого человека, который приходил к сеньорите?

— Да.

— Нет, не знаю. Видела несколько раз.

— Он также приходил с пожилым сеньором, не так ли?

— Да.

— А когда это было?

— Сеньор инспектор, я не могу вспомнить…

Хорошо, сеньора Ставински, можете идти, — Купер сделал несколько пометок в блокноте. После этого он поднялся по лестнице, подошел к комнате Дорис и тихо постучал в дверь.

— Войдите!

Он вошел и сразу заметил, как девушка, увидев его, смутилась.

— Здравствуйте, сеньорита Перес! — улыбнулся одними губами Купер.

— Здравствуйте.

— Извините, сеньорита, я хотел бы поговорить с вами, — Купер любовался девушкой. Она была действительно прекрасна — не той, деланной косметикой, а первозданной, свежей красотой, данной ей Создателем.

— Я вас слушаю, сеньор инспектор, — сказала она, внимательно глянув на Купера.

— Я хотел бы узнать: в тот день, когда это случилось с вашим братом, вы не видели Николаса Лопеса.

— Николаса Лопеса? — переспросила девушка. — Нет, не видела. А что?

— Да ничего такого. Энрико вам не звонил?

— Нет, — она покраснела.

— Ну, тогда до свидания. — Купер повернулся и направился к двери.

— До свидания, — донеслось до него.

 

Глава 3

Если бы инспектор Купер задержался на вилле чуть дольше, он бы столкнулся с Энрико нос к носу. Молодой человек подъехал к усадьбе Пересов через несколько минут после того, как от ворот отъехала машина инспектора. Энрико не был здесь около двух недель. Тогда, на кладбище, он не сводил глаз с Дорис. Он видел, как было тяжело ей, и не решался подойти. Домой ехал потрясенный, все его мысли были о Дорис.

С трудом выдержав время, он приблизился к воротам виллы. «Как теперь она воспримет мой визит? И как провела она эти две недели после смерти брата. Как ей тяжело, бедняжке». Он вспоминал, как они сидели в саду, как несчастна была она; он так и не узнал причину ее печали.

У него защемило сердце: «Возможно, она предчувствовала беду и оттого была так печальна?» — он посмотрел на огромный букет гладиолусов, который держал в руке и осторожно поправил его, боясь повредить.

Дорис, как обычно, оказалась дома, и ему недолго пришлось ждать в гостиной. Она появилась, грациозно спускаясь по лестнице. Энрико шагнул ей на встречу:

— Здравствуйте, Дорис! — он вручил ей букет.

— Спасибо, Энрико, — немного смутившись, она взяла букет.

«Как она бледна», — подумал Энрико. Они присели на мягкую длинную скамейку.

— Ну вот, решил заглянуть к вам… Как ты, Дорис?

— Да так… Хвалиться нечем. После того, что случилось… Это трудно пережить.

— Я понимаю, — Энрико захотелось обнять девушку. — Но все… все будет хорошо, — он вдруг осознал, что их руки встретились.

На глазах девушки показались слезы. Она встала и молча пошла к выходу. Энрико последовал за ней. Они вышли в сад. Оттуда дохнуло свежестью и потянуло ароматами цветов.

«Мне надо ее как-то успокоить», — подумал он, но ничего в голову не приходило. Кроме того, он боялся, что какие бы хорошие слова он ни нашел, они наверняка повергли бы девушку в еще большее отчаяние. Наконец они подошли к той самой беседке у бассейна, в которой уже встречались. Молча сели, долго не решаясь заговорить друг с другом.

— Дорис, давай поговорим о чем-нибудь приятном, — он взял ее руку. — Ведь нельзя все время думать об одном. Жизнь идет своим чередом…

— Как это страшно! Ведь Джонни ничего не успел… ничего не успел узнать… Почему именно Джонни?

— Твой отец дома? — Неудачно попробовал сменить тему Энрико.

— Нет. Он сейчас с Шарлотой в больнице.

— А что, с ней что-нибудь серьезное? — Энрико притворился, что не знает.

— Очень серьезное, инсульт. Жаль папу, все свалилось на его голову.

— А врачи что говорят?

— Ничего определенного. Отец вызвал каких-то профессоров из Штатов.

— Ты давно была у нее?

Дорис надолго замолчала.

— У нас общее горе. Я потеряла любимого братика, она же — сына. Наверное, это немного сблизило нас. Кроме того, мне бесконечно жаль отца…

И Энрико пожалел, что задел эту тему.

— Она ко мне плохо относилась, — вдруг задумчиво произнесла Дорис.

— Почему? — вырвалась у Энрико.

— О, это длинная история… Мне не хотелось бы ворошить прошлое, — она встала и сорвала веточку. — Скажу только, что она не заменила мне мать. Я не видела в ней маму. Возможно, тут есть и моя вина, — отрешенно сказала Дорис. — Кроме того, она… она изменяла отцу, — девушка сорвала несколько листочков и выбросила их.

— Но откуда ты знаешь? Возможно, ты ошибаешься? — сказал Энрико.

— В этом я уверена. Я точно знаю: она обманывает отца, — слова «точно знаю» Дорис подчеркнула нарочито твердым тоном.

Энрико молчал, не зная, что сказать. «Девчонка твердо в этом уверена, и переубедить ее очень трудно, да и зачем делать это», — подумал он.

— Ну и что? Подумаешь, изменила, что из этого? — вырвалось у Энрико.

— Ах, так! Ты так думаешь? — воскликнула девушка и устремила гневный взгляд на Энрико. — Если вы… ты так думаешь, мне не о чем с тобой говорить! Не о чем! — вспыхнула она.

— Успокойся! Успокойся, Дорис, — он с силой усадил ее на скамью — Успокойся! Я не то хотел сказать, ты меня не так поняла! — Энрико пытался спасти ситуацию.

«Не следовало мне забывать, что она — другая, совсем другая. Не такая, как те светские дуры», — разозлился он на себя. — Ты не так меня поняла: брак под венцом — это благословление Господа. А измена — грех.

— Но ты только что сказал обратное, — в словах ее он уловил горечь.

— Иногда это со мной случается: говорю одно, а в мыслях — другое, — и с ужасом почувствовал, что сказал глупость.

— Тогда вы неискренний человек. Если думаете одно, а говорите другое.

— Нет, я ляпнул это помимо своего сознания и, поверь, сожалею об этом. — Энрико подумал, что давно не попадал в такую идиотскую ситуацию. Множество женщин, которых он знал, были совершенно другими. С ними он чувствовал себя уверенно и свободно. Обычно они уступали… Здесь же был иной случай. Эта простенькая девчонка, имела над ним некую власть. Он не понимал какую, но рядом с ней Энрико терял уверенность в себе, сбивался в словах и обдумывал каждое слово, прежде чем сказать. И это было странно и удивительно, так как он считал себя балагуром. Более того, он с удивлением, обнаружил, что ему нравится такая власть, она вовсе не гнетет его. «Она, наверное, в душе смеется над моей неуклюжестью», — подумал он. Энрико замолчал, однако надо было что-то сказать.

— Дорис, мы только что были на ты, — рассеяно произнес Энрико.

— Да, я помню, — слегка улыбнулась она. — Но твои последние слова вывели меня из себя.

— Прости, прости, Дорис! Давай пройдемся, ты не против?

Она встала, и они пошли по алле. Сквозь листья деревьев с трудом пробивались лучи солнца. Тени скользили по лицу девушки. Энрико незаметно любовался ее профилем и молчал. Так, молча, они подошли к бассейну. Девушка села на гранитный бортик, Энрико присел рядом, проклиная себя за нерешительность.

— Ты опять загрустила? — он обнял ее.

— Я вспомнила его… Знаешь, однажды он разыграл меня: сделал вид, что тонет. И я поверила, очень испугалась, — на глазах ее появились слезы. — Скажи мне, почему так происходит: безвременная гибель — расплата за грехи? Но какие грехи мог совершить за свою короткую жизнь Джонни? — отрешенно произнесла она.

— Я слышал, что это происходит от того, что в прошлых жизнях этого человека, было много смертных грехов. Они накладываются друг на друга в последующих жизнях. И следует наказание.

— А ты веришь в это? — она заглянула ему в глаза.

— И верю, и нет, — он пожал плечами. — Хотя, наверно, что-то такое существует. Ибо если за гробовой доской нет ничего, то каков смысл жизни? Здесь нет логики. Я думаю, что земная жизнь — это лишь видимая часть айсберга, а невидимая — там, под водой.

— А я думаю, что смерть детей — это расплата за грехи родителей, — грустно сказала Дорис и задумалась.

— Возможно, ты и права. Я думаю, ученые докажут: переход от биологической форме жизни к полевой возможен. Тело разрушается, а душа в форме энергетического объекта остается. Навечно! Тебе, наверное, неинтересно?

— Нет, нет! Продолжай!

— Я думаю, душа существует, только в другом мире, невидимом, неощутимом. Хотя… — он замялся.

— Что — хотя?..

— Хотя порой эти миры соприкасаются…

— Сны… мои сны… — прошептала девушка и побледнела.

— Какие сны? — вырвалось у Энрико. Он увидел, как взволнована девушка.

— Я как-то говорила, что встречала тебя, помнишь?

— Да!

— Так это было в моем сне. Точнее, в моих снах. Страшных моих снах, — Дорис подчеркнула слово «страшных».

— Но почему страшных?

— Они всегда одинаково плохо кончаются. При этом меня охватывает тревога… Ты, может, думаешь, что я «не того»? — она улыбнулась, чем обрадовала Энрико.

— Да нет! Тебе надо плюнуть на эти сны. Сплюнуть три раза, — улыбнулся он. — А вообще тебя надо отвезти в город, чтобы ты развеялась. Там много мест, где можно приятно провести время. Конечно, если ты не против…

— Ты только не смейся надо мной: я никогда не была в ресторане или на дискотеке, — покраснела она. — Только не теперь. Я постоянно думаю о моем несчастном братике… Только не теперь. А дальше видно будет. Энрико, сегодня утром приходил какой-то тип из полиции, инспектор Купер. Он интересовался тобой.

— Мной?! — воскликнул Энрико.

— Он этого не сказал. Просто спросил, когда я видела тебя в последний раз, — рука ее теребила брошку на платье.

— Наверно, из-за той драки, — улыбнулся Энрико.

— А что произошло? — поинтересовалась девушка.

— Врезал одному кретину так, что его унесли, — соврал Энрико.

— И за что?

— До так, из-за пустяка. Слово за слово…

— Надеюсь, тебя не забрали в полицию? — перебила его Дорис.

— Забрали, но потом выпустили. Отец помог.

— А кто твой отец?

— Понимаешь, Дорис, в нашем мире есть люди, от которых зависят судьбы многих людей, и они не занимают при этом никаких постов в правительстве. Таков мой отец. Думаю, он иногда жалеет, что мы уехали из Сицилии. Мы там жили бедно, просто и счастливо. Обычная крестьянская семья.

— А когда вы уехали?

— Когда мне было чуть больше трех, — усмехнулся Энрико.

— И ты все помнишь?

— Да.

— А я ничего не помню в три года. Ничего! — задумалась она.

Дорис вспомнила себя маленькой девочкой, с большим белым бантом в волосах, сидящей на коленях отца. Было тепло и уютно. Весело потрескивал огонь в камине. Отец что-то рассказывал, может быть, сказку о волшебном колечке.

— Папа, а где моя мама? — спросила маленькая девочка.

Отец долго молчал. Она вспомнила, что из глаз его покатились слезы.

— Ты плачешь, папа? — испугалась Дорис.

— Мама… мама уехала… надолго, — произнес отец и поцеловал дочь.

Дорис тогда было лет пять.

 

Глава 4

Едва только слепая ночь проклюнулась чуть уловимым рассветом, Хуан открыл глаза. Он спал час или два, и если бы не пронизывающий до костей дьявольский холод, он ни за что бы не проснулся. Пленник еще не отошел от ночного кошмара, в котором его преследовал грозный зверь. Казалось, исчадие ада рядом, за тонкой стеной из бамбука; вот-вот морда чудовища окажется в окне.

Но все-таки ночь уходила. Хуан лежал на земле, свернувшись в калачик. Потом поднялся, подошел к узенькому окошку. Было уже достаточно светло. Деревья и кустарники окутал туман. Проступали контуры хижин. Вокруг стояла тишина, а по небу плыли низкие серые облака. Кое-где в просветах облаков мерцали бледные звезды. Никакого чудища, как и следовало ожидать, и в помине не было.

Хуан прислушался. Ни звука. Ничто не говорило, что его охраняют. Но так было и ночью…

«Надо что-то делать», — подумал он. Вдруг тихий шелест за дверью заставил его сначала замереть, а потом притаится за дверью. Ждать пришлось недолго. Дверь медленно отворилась, и вошли два безоружных воина, неся глиняные чаши с едой. Не обнаружив пленника, они так и застыли на месте, не зная, что предпринять.

Моментально один из них получил страшный удар ребром ладони по сонной артерии и рухнул как подкошенный. Чаша упала на пол и разбилась. Другой тоже не успел ничего сделать, ибо сильнейший удар в подбородок заставил его отключиться.

Теперь путь был свободен, и Хуан, словно на крыльях, ринулся к выходу. Упругий утренний ветер коснулся его тела.

«Быстрей, быстрей отсюда!» — только и думал он. Бросился между хижинами, но внезапно свет померк в его глазах. Он упал, ткнувшись лицом в траву. Рядом с поверженным стоял гигант, держа огромную дубину, которой он воспользовался. Затем он отвязал рожок у пояса и подул в него. На звук, точно из-под земли, появилось еще несколько дикарей, вооруженных копьями.

Гигант индеец указал на мулата. Воины послушно подняли бесчувственное тело Хуана и двинулись к хижине, где раньше содержали пленника.

Громкие звуки барабана вывели Хуана из забытья. Он было открыл глаза, но страшная боль в голове заставила их закрыть. Минут пять он лежал неподвижно, в голове мелькали отрывочные мысли, которые он тщетно старался собрать воедино. Превозмогая боль, Хуан открыл глаза и увидел, что лежит у самой стены, связанный по рукам и ногам. За стеной по-прежнему барабан издавал громкие аритмичные звуки, слышен был еще странный духовой инструмент. На улице явно что-то происходило. Если бы он смог повернуться на другой бок, то через щель увидел бы улицу. Хуан попытался сделать это, и после изнуряющих, трудных попыток ему это удалось. Теперь он лежал лицом к стене. Вдоль улицы, напоминавшей пустырь, сгрудились хижины. И ни одного человека, хотя барабанный бой раздавался рядом. К полудню стали собираться дикари: одни приходили, другие уходили… потом появилось много детей, женщин. А барабан грохотал, иногда прерываясь. И тогда на уши Хуана давила тишина. Хуан решил, что идет подготовка к какому-то ритуалу. Быть может, даже связанному с ним.

«Возможно, они хотят принести меня в жертву своим неведомым богам, — подумал он, и волосы его стали дыбом. — И после всего, что я испытал, это справедливо?»

Тем временем на площади собралась большая толпа дикарей. Все они были в набедренных повязках, а лица разукрашены какой-то красной растительной краской. Симметричные линии покрывали их тела. Они толпились на небольшом пространстве и были сильно возбуждены. Некоторые размахивали руками и кричали. Толпа успокоилась, едва зазвучали звуки трубы или какого-то другого инструмента. При этом звук барабана стал более ритмичным. Хуан не мог видеть «оркестрантов», но люди перед ним веселились вовсю. Танцевали почти все, а зрителей оставалось мало.

Наконец танцы закончились. Громко затрубил рог, издавая неприятный резкий звук. Хуану он показался таким жутким, что по телу поползли мурашки. В это время к его хижине подошла группа мужчин, их тела были разукрашены не так, как у остальных. На запястьях светлые каучуковые ленты. Среди них выделялся вождь — высокий человек с хорошо развитой грудной клеткой и лицом, выкрашенным золой. В остальном он походил на прочих индейцев, которые всячески старались угодить ему. Вождь был чем-то разгневан: он кричал и размахивал ножом над головами собравшихся.

Несколько человек бросились прочь, но потом вернулись. Они несли связанного человека. Пленника бросили к ногам вождя. Тут же, на маленькой скамеечке, сидела старуха. Она внезапно завизжала и начала размахивать руками над поверженным пленником. При этом старуха словно извлекала, что-то невидимое из тела индейца и бросала внутрь огромной тыквы. Люди, стоящие кругом, не спускали глаз с бесноватой старухи. Затем колдунья вошла в транс. Все встали на колени. Когда старуха успокоилась, дикари, отчаянно вопя, бросились к жертве. Но их остановил властный голос вождя. Все мгновенно смолкли и остановились. Вождь кивнул головой — из толпы выделился индеец. Он решительно подошел к жертве и полоснул ножом по шее. Хуан, наблюдая за этим, испытал шок. В следующий момент палач вспорол живот жертвы и вынул дымящиеся внутренности. Окровавленными руками он бросил их в глиняные кастрюли. Затем началось расчленение тела. Останки бросили в огромный глиняный чан.

Вновь затрубил рог и загремел барабан. Опять начались танцы. Ничто не напоминало о трагедии, произошедшей несколько минут назад.

Танцы прекратились так же неожиданно, как и начались. Хуан увидел, что вождь кому-то вновь дает указания. Все время рядом с ним была все та же зловещая старуха. Жестом она приказала воинам отойти к хижинам. Когда те выполнили приказ, обнажилось большое пространство; несколько индейцев стали приносить ветки, поленья, листья. Это заняло немало времени. Вскоре костер полыхал вовсю. Когда остались тлеющие угли, взоры людей, собравшихся на импровизированной площади, обратились на колдунью, но та что-то выжидала. Вдруг из уст ее вырвался крик. Она решительно подошла к горящим углям и без страха ступила на них босыми ногами. До Хуана донесся хруст углей. Затем несколько индейцев повторили маневр старухи. Пленник с изумлением смотрел на это удивительное зрелище. Но жест старухи, указывающий на темницу, заставил вернуться к действительности.

«Кто знает, что выкинут эти дикари?» — подумал он, и страх стальным обручем сдавил грудь. То, что это каннибалы, Хуан не сомневался. Он вспомнил, что перед жертвоприношением дикари совершают разные обряды — только что он видел один из них.

«Боже мой! Они съедят меня! — кровь застыла в жилах. — Ублюдки идут сюда!»

Действительно, несколько дикарей приблизились к его хижине. Они вошли и развязали пленника. Один индеец жестом приказал ему подняться, и когда Хуан встал, подтолкнул его к двери.

Они вышли на улицу. Яркое солнце ослепило мулата. На мгновенье он остановился, но, получив увесистый пинок, шагнул вперед, подчиняясь своим мучителям. Его провели сквозь толпу индейцев; те расступились, пропуская пленника. Вот и знакомый пустырь, здесь совершаются ритуальные действия. Сердце Хуана сжалось от страха.

«Какой глупый конец!» — мелькнуло в голове. Конвоиры что-то крикнули в толпу, и люди скандировали им в ответ. Хуана подвели к столбу и привязали так крепко, что мулат не мог шелохнуться. Тем временем толпа прибывала, и вскоре на расстоянии ста футов от Хуана собралось множество людей. Вождь, колдунья и несколько, видимо, приближенных индейцев стояли впереди. Все безмолвно взирали на Хуана. Так продолжалось несколько минут.

Вдруг старуха, в руках которой оказался небольшой глиняный сосуд, громко и пронзительно завизжала. Некоторые в толпе вздрогнули, несколько женщин начали биться в конвульсиях. Вождь был невозмутим. Он смотрел на обреченного, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

Колдунья, вопя и смешно подпрыгивая, «нарезала» круги вокруг пленника. Причем с каждым кругом она двигалась быстрее, умудряясь при этом черпать пригоршней воду из глиняного сосуда и разбрызгивать вокруг себя. Волосы ее, и так всколоченные, прямо таки встали дыбом. Глаза, казалось, выскочат из орбит. Она была явно невменяема.

Хуан почувствовал, что боль в голове вернулась. Розовая пелена заполнила пространство, но страх исчез. Ему стало все равно, что будет дальше. А колдунья, тем временем замедлила бег. Настало время, когда женщина едва передвигала ноги, и в начале очередного круга упала. Тело ее содрогалось в конвульсиях, ноги, да и все тело, изгибались столь не естественно, как будто костей не было и в помине.

На губах колдуньи показалась пена. Потом старуха замерла и, казалась, уснула. Несколько воинов подняли ее и отнесли в хижину, укрыв от глаз любопытных. Тем временем вождь что-то крикнул.

В ответ ему грянули ликующие голоса индейцев. К Хуану направился воин. Он остановился в двух шагах от него и занес копье. Это продолжалось мгновенье. Хуан закрыл глаза, стараясь вжаться, слиться с столбом. Он почувствовал сильнейший удар… затем открыл глаза: перед ним стоял воин, и взгляд его был устремлен на землю… Хуан глянул вниз: у ног его рассыпались самоцветы, и среди них на солнце сверкал огромный желто-серый камень.

— Боже мой! Копье угодило в камни… — обрадовался мулат. В то же время пораженный увиденным воин издал громкий вопль. Словно обезумев, он схватил желтый камень и поднял высоко над головой. Вся толпа хлынула к нему. Вождь выхватил из рук воина камень, завопил и в восторге начал танцевать.

Потом… потом произошло совершенно неожиданное. Вождь стоял, высоко подняв камень; все люди опустились на колени. Туземцы ликовали. На лицах их светилась великая радость. Все это длилось минуту, две… пять — Хуану казалось, что прошла вечность. Он почувствовал, что ситуация изменилась. «Но к лучшему ли?» — подумал мулат.

Тем временем вождь направился к нему. В руке его сверкал нож. Он подошел к бедному пленнику и разрезал тонкие путы, которыми тот был привязан к столбу.

— Ты вернул нам его! Ты послан богами, чтобы вернуть его нам! — на чистом португальском тихо произнес вождь. — Куанто не причинит тебе зла.

Он повернулся и пошел прочь.

 

Глава 5

В то время, когда в одной индейской деревеньке, затерянной среди девственных лесов бассейна Амазонки, происходили столь драматические события, на другом конце континента, в отеле, расположенном в пригороде Лимы, маленьком уютном гнездышке, двое занимались любовью.

То были Себастьяно Корио, личный друг и правая рука Дика Эспиносы, и его возлюбленная — Виолетта Мозес. Эти двое сняли комнату несколько дней назад, но появились в ней только вчера вечером. После изнурительной ночи, в течение которой они предавались любви, любовники несколько часов подремали, а затем, подкрепившись «мартини», снова приступили к прерванной работе.

Ни изрядно вспотевший молодой человек, ни его темпераментная партнерша не услышали едва уловимый скрип двери. Тихий сдавленный смешок заставил Себастьяно глянуть в сторону. К его удивлению, у постели стоял здоровенный детина, в руках которого блестел вороненой сталью пистолет. Корио дернулся в сторону, стараясь сбросить ненужное теперь тело ничего не подозревавшей Виолетты. Но, чтобы расцепить крепкие объятия девицы, нужно было время. Грянул выстрел, затем другой…

Страшная весть застала Дика Эспиносу в автомобиле. Легкая мелодичная трель телефонного звонка прозвучала, когда машина Дика стояла в пробке на Боливар-авеню: «Себастьяно Корио — крепыш с мускулатурой Шварценеггера — мертв!»

Это было похоже на розыгрыш. Но, когда голос Пауло, полный тревоги, повторил это, по телу Эспиносы поползли мурашки. Весть эта буквально выбила его из колеи. Дик резко крутанул руль вправо, едва не «поцеловав» старенького «жука». Сзади раздался пронзительный сигнал, он-то и заставил Эспиносу спуститься на землю.

«Надо, надо срочно что-то делать. Раньше — Санчес, теперь — Себастьяно Корио», — он нажал на кнопку вызова. Вскоре на панели радиостанции загорелась красная лампочка. Это означало, что на другом конце провода подняли трубку:

— Пауло! Пауло! Собери всех! Я буду минут через двадцать. Было бы неплохо, чтобы ты связался с Нео. Пусть предоставит всю информацию об этом… то, что известно на этот час.

Он выключил радиостанцию и включил приемник на третий канал. В это время передавали криминальную хронику. То, что интересовало Эспиносу, звучало так: «Как нам сообщили, в отеле «Росита» было совершено двойное убийство. Нападавший скрылся. Подробности в следующих выпусках».

Эспиноса с раздражением выключил приемник. Через двадцать минут, как и рассчитывал, он был в своем «офисе». Там почти все уже были в сборе. Не хватало лишь Федерико Гамильтона по прозвищу слон Гамильтон и Фрэнка Биота. Быстрыми шагами Эспиноса вошел в зал и занял место председательствующего:

— Что нового, Пауло? — Дик нервно забарабанил пальцами по столу.

— Ничего. Пол Хардинг там… он должен позвонить… из отеля, — начал Пауло.

— Так какого черта ты тут сидишь! Убили Себастьяна! Убили! Кто следующий? Мы спокойно сидим и ждем информацию… Ты хоть понял, что произошло? Надо рвать и метать, а не ждать информацию! Сейчас же поедешь туда! — Эспиноса перешел на крик, отчего лицо его стало пунцовым.

— Хорошо, хорошо, шеф! — воскликнул Пауло. Он был сильно напуган, поднялся и рванулся к двери.

— Постой, постой! Не спеши, Пауло, — сказал Эспиноса более миролюбиво. — Сядь пока! — Пауло послушно сел в кресло. Его маленькие залитые жиром глазенки так и впились в шефа.

— Я только что отчитал Пауло. Вы слышали? Все, что я ему сказал, относится и к вам. Мы вечно запаздываем. Неоправданно медленно действуем там, где надо действовать очень быстро. Враг опережает нас на шаг. Вы, конечно, знаете, что сегодня утром был убит Себастьяно. Это очень сильный удар по организации. Кто-то тщательно спланировал акцию. Мы, как всегда, были беспечны и оказались в заднице: позволили им убить Себастьяно! Подонки получат свое! — Эспиноса грохнул кулаком по столу. — Но… — он остановился, обвел взглядом напряженные лица. — Нельзя бросаться в бой, сломя голову. Я уверен, что они только и ждут этого. Поэтому нам необходимо тщательно обдумать и решить, как действовать дальше. Но для начала необходимо найти мерзавца, который это сделал. — Дик хотел добавить еще что-то, но зазвонил телефон. Эспиноса поспешно поднял трубку.

— Это ты, Пауло? — раздалось на другом конце провода.

— Нет! Это я, Пол. Что нового? Говори!

— Здравствуйте, сеньор Эспиноса. Я звоню из отеля «Росита». Только что уехала полиция…

— Они что-либо нашли? — нетерпеливо перебил Эспиноса.

— Похоже, что нет. Костанеда был страшно зол.

— А тот подонк, что укокошил Себастьяно? Что о нем известно?

— Похоже, один из них снял номер напротив.

— Откуда ты знаешь?

— Опечатан номер Себостьяно и соседний номер.

— А зачем для убийства Себастьяно снимать номер? Ведь можно засветиться. Это странно, очень странно, Пол.

— Он зарегистрировался под именем Фредди Конти…

— А как полиция вышла на него?

— Я не знаю, шеф. Полиция расспрашивает об этом типе.

— Так его задержали?

— Я не знаю.

— А что ты знаешь? Ладно, разнюхай о том ублюдке побольше и держи меня в курсе дела, понял?!

— Да, шеф!

— Тогда действуй! — Эспиноса положил трубку.

— Пауло, ты слышал мой разговор с Полом?

— Да, шеф.

— Возьми фото людей дона Винченцо, те, которые у нас есть, и дуй в «Роситу». Может, кто-нибудь опознает?

— Хорошо, шеф! Я возьму с собой Макса, — Пауло встал и направился к двери.

Дон Винченцо… Имя это было упомянуто в этот день впервые. Как только стало известно о событиях в «Росите», в головах присутствующих обозначилось одно имя: дон Винченцо. Кому как не ему было выгодно устранить Себастьяно. Только он мог осмелиться сделать это. Более того, раньше были прецеденты. Каждый из присутствующих вспомнил недавнее побоище в «Торнадо». После него наступило перемирие, такое ненадежное, хрупкое. А что теперь? Вновь война, вновь трупы? Лейтенанты зашумели, как только Эспиноса упомянул ненавистное имя. Конечно, за убийством Себастьяно стоит дон Винченцо, казалось, это понятно всем. Надо дать отпор этому зарвавшемуся отморозку!

Эту точку зрения выразил Зелик Зелински по прозвищу Шрам, ибо лицо его бороздил шрам, тщательно скрываемый бородой.

— Шеф! Я не сомневаюсь, что это работа мерзкого итальяшки. Сколько можно терпеть? Пора проучить подонка! — гнусавя произнес он.

— Ты, кажется, что-то пролаял, парнишка? Повтори, я что-то не расслышал? — Эспиноса свернул ладонь в трубочку и поднес к уху.

— Я… Я ничего… — изменился в лице Зелик.

— А! Прости, это мне послышалось… Я уже говорил, что нельзя опрометчиво кидаться в бой. Надо все выяснить и тогда делать выводы. Если это сделал не Винченцо? Никаких действий без моего приказа! Все свободны! А ты, Зелик, следи за своей речью. Иначе за жизнь твою не дам и песо, — ласково произнес Эспиноса, глядя в глаза испуганному еврею.

— Простите, шеф. Я понял! — Зелински гнусавил теперь еще больше.

— Вот и хорошо. Пойди и займись делом, — Эспиноса потрепал его по плечу.

Когда за Зелински закрылась дверь, Дик подошел к бару, достал бутылку с яркой наклейкой и плеснул содержимое в рюмку:

— Этот день настал, Дик! — сказал он и ощутил себя главнокомандующим войска, готового вот-вот вступить в сражение. В нем боролись два противоречивых чувства: страх потерпеть поражение и жажда мести за пролитую кровь. И первое призывало к осмотрительности.

«В самом деле, противник (это, несомненно, Дон Винченцо) чрезвычайно силен. И перевес, пожалуй, на его стороне. Что делать? — думал Эспиноса. — Молча сносить плевки и пинки? Да, сила на твоей стороне, но я противопоставлю ей хитрость: буду всемерно ослаблять твои позиции, старый лис. Я знаю твои болевые точки и надавлю на них так, что мало не покажется. Ты хочешь войны — ты получишь ее». — Он вспомнил, что в ушу (этой борьбой Дик занимался в юности) успех решала подчас не сила, а удар, пусть слабый, но по уязвимым болевым точкам человека. Он подумал, что и смерть Санчеса стоит в одном ряду со смертью Себастьяно Корио. Планомерно убирают видных членов его организации.

«Первым был Санчес… вторым Себастьяно. — Эспиноса от злости заскрежетал зубами. — Тогда полиция не нашла ничего. Посмотрим, как будет сейчас. Нас мочат, а мы молчим, — он подошел к бару, взял бутылку виски, отпил из горлышка и вытер губы рукой. Он вдруг решил, что в случаях с Санчесом и Себастьяно противник был неплохо осведомлен. Более того, похоже, они пронюхали про груз из Боготы… — Если это так… Неужели у меня завелся «крот»? — от этой мысли Эспиноса содрогнулся. — Кто же предатель?» Такой важной информацией должен обладать не рядовой член организации, а близкий ему, Дику, по совместной «работе» человек.

Эспиноса начал в уме перебирать всех, но они были проверены много раз, и ни в ком он не сомневался. «Кто, кто предатель?» — эта мысль не выходила из головы. Еще Эспиноса подумал, что правильно сделал, проинструктировав актив; у лейтенантов могли сдать нервы.

Он решил срочно связаться со своим агентом из окружения дона Винченцо. И еще Эспиноса подумал, что, имея такого мощного союзника, как сенатор Перес, дон Винченцо может не бояться конкурентов. И хорошо бы разорвать их союз.

 

Глава 6

«Какая длинная ночь», — подумал Энрико, ворочаясь с бока на бок. Он так и не уснул, а утром, совершенно разбитый, долго валялся в постели. Лишь часов в девять принял душ, затем побрился и выпил чашку кофе.

«Надо позвонить Дорис», — решил он и направился к телефону. Набрав нужный номер, Энрико затаил дыхание и ждал, когда же там, на другом конце провода, поднимут трубку.

— Да! Вас слушают! Говорите! — раздался низкий голос Терезы.

— Здравствуйте! Можно ли пригласить к телефону сеньориту Дорис?

— Очень сожалею, но сеньориты сейчас нет дома.

— А где она? — вырвалось у Энрико.

— Я не знаю. Перезвоните минут через двадцать. Надеюсь, она будет дома.

— Спасибо! Я перезвоню.

Он положил трубку и задумался. Ему показалось, что голос служанки звучал как-то странно. Он почувствовал, что в сердце его проникает тревога, и подумал: отчего это? «Может, сегодня не стоит встречаться с Дорис? — подумал он, но потом решил не обращать внимания на тревогу. — Мало ли от чего щемит сердце? Возможно, я просто устал, — он поглядел на часы. С тех пор, как он позвонил девушке, прошло минут десять. — Верно, она в саду, — подумал он и поймал себя на мысли, что зациклился на этой тривиальной ситуации. — Неужели я влюбился?» — искренне удивился он. Многие девушки нравились ему, но чтобы так?

Вскоре Энрико снова набрал номер девушки. И на сей раз трубку подняла служанка, но девушка оказалась дома.

— Подождите, сеньор, я доложу о вас сеньорите, — служанка положила трубку рядом с телефоном и поднялась в комнату Дорис. Несколько минут показались Энрико вечностью. Он услышал, наконец, шаги и милый голос:

— Я слушаю.

— Здравствуй, Дорис, это я, Энрико, — он попытался скрыть волнение.

— Здравствуй, Энрико.

— Вот, решился позвонить. Как ты?

— Ничего, спасибо. Ну, а ты, не опоздал?

— Что, что? — не понял Энрико.

— В прошлый раз, когда мы гуляли по саду, мне показалось, что ты куда-то спешил, — в голосе девушки послышались лукавые нотки.

— Нет, тебе это показалось, я никуда не спешил. Мне, наоборот, хотелось продлить наше свидание… — он вдруг понял, что лепечет несуразное. Хуже всего, что он не мог подобрать нужные слова.

— Я тебе звонил раньше, но тебя не было дома.

— Я выходила в сад, искупалась. Знаешь, вода ужасно холодная, — девушка явно брала инициативу в свои руки.

— А ты молодец! — к Энрико, мало-помалу возвращалась былая уверенность. — Я бы так не смог!

— Почему?

— Я не смог бы заставить себя плюхнуться в ледяную воду.

— Но вода вовсе не была ледяной.

— Тем не менее, по твоим словам, очень холодная, бр… У меня мурашки пошли по коже…

— Ха-ха… да ты просто неженка! — рассмеялась Дорис.

— Да? В таком случае я завтра с утра займусь водными процедурами, — мрачно произнес Энрико. — Но ты придешь навестить больного?

— Конечно же. Ведь я подбила тебя на это.

— Тогда завтра утром нырну в бассейн с холодной водой. Потом съем дюжину порций мороженого, — засмеялся Энрико.

— Но там, куда ты попадешь, лекарства и уколы…

— Да? Я об этом не подумал. Тогда, пожалуй, начну с теплой воды, — не выдержав рассмеялся Энрико. — Но давай кончим разговор о водных процедурах. Я хочу тебя спросить… — он намеренно умолк. — Ты сегодня свободна? — получилось как-то приглушенно.

— Свободна. А что?

— Я хотел бы пригласить тебя… в оперу, — робко произнес Энрико.

— Ты любишь классику? — удивилась девушка.

— Честно признаться… не очень. Зато знаю точно: ты обожаешь Верди, Штрауса… — наугад ляпнул Энрико.

— Но Штраус — оперетта, — засмеялась Дорис.

— Да ну?! — недоверчиво воскликнул Энрико.

— И ты два часа ради меня будешь терпеть «Травиату»? Я не могу пойти на такие жертвы. — В голосе девушки послышалось разочарование.

— Дорис, я не буду тяготиться в зале. Как раз «Травиата» мне нравится. Но теперь в «Гранд-опера» идет другая опера, современная, я забыл название, — растерялся Энрико. — И ты как мудрый наставник растолкуешь, как мне ее прочувствовать…

— Идет.

— Тогда я заеду за тобой.

— Хорошо, я буду ждать, — тихо произнесла девушка.

Услышав короткие гудки, Энрико положил трубку.

— До свидания, милая Дорис, — прошептал он и тут же почувствовал какое-то движение за спиной: дон Винченцо незаметно вошел в комнату.

— Ты? Ты, папа? — вырвалось у Энрико.

— Извини, ты так был увлечен разговором…

Конечно, отец мог слышать значительную часть беседы.

— А… это я разговаривал с одной знакомой, — оправдываясь, произнес Энрико.

— А я что, против? Полагаю — это твое личное дело. Но ты, кажется, называл свою знакомую Дорис? Редкое имя. Не дочь ли это сенатора Хайме Переса? — дон Винченцо пристально глянул в глаза сына.

— Да, это Дорис Перес.

— Однако ты времени не терял… — усмехнулся дон Винченцо.

— Напрасно ты так думаешь: Дорис очень серьезная девушка! — раздраженно произнес Энрико.

— Энрико, сын мой! Да ты ли это? Наконец у тебя появилась девушка, которую ты называешь серьезной! Ты что, влюбился? — притворно изумился дон Винченцо.

Энрико покраснел, и это не ускользнуло от отца.

— Вижу, вижу, втюрился! Что ж, девушка она красивая. Пожалуй, я не прочь породниться с сенатором. Однако ты должен помнить, кто ты такой…

— Не понял? — Энрико вопросительно глянул на отца.

— Твой отец и твой дед сравнительно недавно с утра до позднего вечера гнули спины на полях в окрестностях Палермо.

— Ну и что? Что из этого? Дорис достаточно умна, чтобы не обращать внимания на разные предрассудки. Да и моя якобы предстоящая женитьба на ней — плод твоего воображения..

— Что ж так? — усталым голосом произнес дон Винченцо.

— Я об этом даже не думал, но не скрою: она мне нравится.

— Ты, кажется, с ней сегодня встречаешься? — как-то отрешенно произнес дон Винченцо.

— Тебя это волнует, папа?

— Нет, не волнует, — почему-то резко ответил дон Винченцо. — Я как раз зашел потолковать с тобой по одному делу, касающемуся нас всех — и тебя, и меня, и всех наших друзей… Садись и слушай! Начну издалека. Ты помнишь, как мы переехали в Перу? Еще мать была жива… — дон Винченцо внимательно поглядел на сына.

— Да.

— Поначалу мы нашли крошечную комнатушку в трущобах Лимы. И, хоть голодали, как и в Сицилии, я был полон радужных надежд. Я думал, что моя молодость и мои крепкие руки прокормят семью. Но ошибся. Ткнулся туда-сюда — везде отказ. Нет работы, и все! Наконец мне повезло: несколько сезонов я работал на плантации недалеко от Лимы. Надо сказать, труд был адский. С утра до ночи, не разгибая спины, под палящим солнцем… Да и управляющий у нас был сущий дьявол — Гарсиа Кастро. Он вечно ко всем придирался. Особенно доставалось моему дружку, Сэму Висконти. Почему-то Кастро невзлюбил его, как мог унижал, случалось, избивал. Может быть, из-за того, что Сэм был слаб физически… Мне было больно все это видеть. Однажды он так сильно избил Сэма, что тот почти два дня лежал пластом. И все сошло негодяю с рук.

У Сэма была девушка. Они даже тайком обручились. Так вот, этот подонок Гарсиа начал открыто увиливать за ней, приставал. Она говорила неоднократно, что управляющий предлагал ей переспать с ним… Сэм слушал и сжимал кулаки. Я об этом тогда не знал. Сэм мне рассказал это после одного случая. Это дерьмо Гарсиа подстерег Санту (так звали девушку Сэма) и изнасиловал ее. Бедняжка сопротивлялась, но силы были не равны. Он «вырубил» ее и сделал все, что хотел. После этого Санта покончила с собой. Подонок Кастро пережил ее на день.

В тот вечер мы спрятались в зарослях возле тропинки, ведущей к дому мерзавца. Мы знали, что Кастро целый день накачивал себя виски, и вот теперь должен возвращаться домой. Как сейчас помню тихую светлую ночь, тропинку, залитую печальным лунным светом, громкий треск цикад. Мы сидели, затаившись, и, казалось, стук наших сердец был слышен за милю. Ждать пришлось долго. Но ближе к полночи мы услышали едва уловимый шум шагов, и показалась знакомая фигура.

Я сжал руку Сэма. Потом вскочил и, ломая кусты, выбежал на тропинку. Свет луны падал на лицо идущего. Да! Это был он, Гарсио Кастро. Искаженное ужасом лицо его показалось особенно зловещим. Сэм опередил меня, и в руке его блеснул мачете. Он не успел воспользоваться им, ибо прозвучал выстрел, и мой друг рухнул на землю. Кастро направил пистолет на меня, но судьба сделала мне подарок: оружие дало осечку. Я тогда был сильным парнем, но и Кастро, хоть был пьян, обладал недюжинной силой. Я нанес сильнейший удар в подбородок, но он лишь покачнулся и в следующий момент нанес мне такой сокрушительный удар, что я оказался на земле. Он начал избивать меня ногами. Я же, улучив момент, перехватил его ногу, и мы уже боролись с ним на земле. Я говорил тебе, что он был очень силен, и почувствовал, что слабею с каждой минутой. Ему удалось сомкнуть руки вокруг моей шеи. Он начал душить меня. Я уже медленно погружался в темноту, по пути к Всевышнему, но вдруг ощутил, что хватка врага ослабла. Он странно всхлипнул и обмяк. Я рванул его в сторону, и он, как мешок, свалился на землю. Я же ничего не понимал, пока не увидел стоящего отрешенно Сэма с мачете в руках. В ту же ночь мы убежали с плантации. Сэм был ранен в плечо. Мы нашли какие-то тряпки, и я перевязал ему рану. К счастью, ранение оказалось легким. Потом мы много месяцев слонялись по материку, кое-как сводя концы с концами. Мне страшно хотелось домой, ведь я так соскучился по семье. У меня были вы, а у Сэма никого не осталось, но и он был за то, чтобы, невзирая на опасность, появиться в Лиме.

Мы оказались у нашего дома вечером. Я долго не решался открыть калитку. Наконец, мы вошли. В незапертом доме оказался ты один. Боже, как ты испугался, увидев двух незнакомых бородатых мужчин! Мой мальчик, я взял тебя, плачущего, на руки. Сколько бессонных ночей я мечтал взять тебя на руки!.. Вскоре пришла мать.

Три дня мы с Сэмом отсиживались, а потом я сделал то, что задумал еще там, на плантации. Я пошел к одному знакомому, о котором говорили, что он состоит в какой-то организации, и попросил его устроить меня и Сэма на работу. Тот пообещал помочь и сдержал слова.

Как только мы устроились, проблемы с полицией исчезли. Правда, нам пришлось поменять фамилии. Вскоре мы купили уютный домик и зажили неплохо. Правда, мне иногда приходилось рисковать — ставкой была жизнь. Но всегда везло, а вот Сэм погиб. Как-то нелепо. Мы убегали, и он сорвался с пятого этажа. Потом мне предложили место посолиднее. За двадцать лет я стал тем, кем являюсь теперь. И скажу, что кое-чего достиг, — он задумался. — В отличие, от тебя. Но я не хочу, чтобы ты был связан с организацией. Я достаточно богат, чтобы ты жил прилично. Поэтому никогда — заметь, никогда — не говорил с тобой о моих делах. И теперь бы не сказал, если бы не обстоятельства. Мне приходится приоткрыть вуаль, скрывающую мою жизнь, и дать заглянуть тебе туда, что под ней скрывается.

Я продвигался по лестнице вверх, шаг за шагом, с большим трудом. Ступеньки чрезвычайно круты, и меня, честно говоря, не интересовало, как была взята каждая из них: честно или при помощи криминала. Главное — быстрее достичь вершины. Рядом со мной всякий раз оказывались люди, которых необходимо было подмять, сбросить вниз. Мы сходились в смертельной схватке. Не щадили никого. Иногда страдали близкие люди: они становились заложниками, — дон Винченцо поглядел на сына и вздохнул. — Другими словами, будь очень осторожен. Ты должен рассказывать мне, где бываешь и с кем. Отныне тебя всюду будут сопровождать мои люди. Я знаю, что это ущемляет твою свободу, но смирись с этим. Ставка велика, очень велика, мой сын. Нужно немного потерпеть. Возможно, тебе придется уехать. Ты понял?

— Да, папа.

— Учти, мои люди будут крайне ненавязчивы; скорее всего, ты их даже не заметишь. Кстати, возьми вот это, — он протянул Энрико маленький, почти игрушечный пистолет. — Это очень хороший пистолет. Несмотря на размеры, он не уступает «кольту». Ты можешь с ним обращаться?

— Да. Мне приходилось стрелять из такого же пистолета.

— Надеюсь, не в людей? — улыбнулся дон Винченцо.

— Нет, в тире.

— О, я рад за тебя! Рад! Прости, мне надо идти.

— До свидания, папа!

— До свидания!

Дон Винченцо вышел, оставив Энрико наедине с тревожными мыслями.

«Неужели все обстоит так плохо? Что делать? Сидеть дома? Случится то, что должно произойти. Все Богом предопределено».

Вдруг он подумал о Дорис: ведь встречаясь с ней, он и ее подвергает опасности. Энрико на миг представил лицо девушки и понял, что ему бесконечно жаль ее.

«Боже! Ведь я уже договорился о встрече, — он подошел к телефону и набрал номер Дорис. Услышав длинные гудки, он положил трубку. — Я объясню ей все: скажу, что уезжаю из Лимы на месяц, два… Может, сказать ей, что не надо больше встречаться? Нет! Это я не скажу ей никогда. Никогда!» — повторил он и начал собираться. Нужно к часу быть у Пересов.

Когда Энрико вышел на улицу, лил мелкий противный дождь. Черного «Форда» отца не было. «Отец только что уехал», — рассеяно подумал Энрико, увидев четкий след протектора на мокром асфальте.

В дом сенатора его явно ждали. Тереза поднялась к Дорис и доложила, что Энрико в гостиной.

— Скажи, чтобы он поднялся ко мне, — велела девушка, чем, пожалуй, удивила служанку.

— Хорошо, сеньорита, — произнесла та, криво ухмыляясь.

Вскоре раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите! — Дорис отложила книгу.

— Здравствуй, Дорис. — Энрико подошел к ней и протянул гладиолусы.

— Спасибо! Садись, пожалуйста.

Энрико сел и взял книгу.

— «Джейн Эйр», — нарочито медленно прочел он название. — Тебе нравится?

— Да! — почему-то покраснела она. — А ты читал ее?

— Нет.

— А «Унесенные ветром»?

Энрико подумал, что она похожа на Скарлетт.

— Нет, не читал. Видел фильм, — ему захотелось, чтобы Дорис любила его, как Скарлетт Ретта Батлера.

— Кто-то говорил, что приглашает кого-то на оперу… — улыбнулась она.

— А я не отказываюсь. У нас еще есть время побродить по городу. Я буду ждать тебя в гостиной.

Ждать пришлось недолго. Дорис спускалась по лестнице — такая милая, что Энрико не мог отвести глаз.

— Ну, идем, — произнесла она и улыбнулась.

Когда они вышли на улицу, дождик прекратился, и выглянуло солнце. Сначала Энрико чувствовал скованность, но вскоре это прошло.

— Ты не хочешь побродить по Старому городу? — спросил Энрико.

— А мы не опоздаем?

Энрико глянул на часы.

— Да у нас уйма времени! — воскликнул он.

— Тогда поедем! Я не была там вечность.

— Так уж, вечность… — засмеялся Энрико.

— Лет пять-шесть — это точно. Мы туда ездили всей семьей, — Дорис сразу сникла. Энрико подумал, что тень погибшего брата еще долго будет тревожить ее, и его задача отвлечь девушку от грустных мыслей.

— А ты знаешь, как называлась раньше Лима? — неожиданно выпалил он.

— Как? — девушка спросила это машинально, мысли ее витали где-то далеко.

— Писсаро назвал город: «Сьюдад-Лос-Рейес», что означает «город волхвов». В 1535 году он заложил наш город, полагая, что создал что-то невероятное, волшебное, поэтому назвал городом Волшебников…

— Ты неплохо знаешь историю, — невесело сказала она, вызвав в душе его чувство тревоги, которая мучила его все утро. Энрико вновь почувствовал себя скованным. «Зря я затеял эту историю с оперой. Дорис скучно со мной. Если раньше я ощущал некую благосклонность, то теперь вижу, что она в лучшем случае равнодушна ко мне», — подумал он.

А девушка в это время думала: «Почему внезапно испортилось настроение? Ведь я ждала его звонка все утро, а теперь радость сменилось горечью…»

Они проезжали мимо стадиона Сан-Маркос. Движение здесь не такое интенсивное, как в районе Мойдале-Вьеха. За окнами проплывали дворцы с белыми барочными порталами мавританского типа, с балконами из красного кирпича. Вот и церковь, сложенная из темного дерева; стены увековечены геометрическим орнаментом.

Дорис не знала названий улиц и площадей. Она почти не бывала в городе и пожалела об этом. Но площадь Сан-Мартино была ей знакома, они как раз проезжали мимо. Девушке нравилась дома, опоясанные арками типично испанского стиля.

Затем они двигались по очень оживленной улице Николаса де Пьерола. Эту улицу, главную магистраль Лимы, знал каждый житель Перу. Днем и ночью здесь кипела жизнь; магазины с шикарными витринами всегда были полны народом. Дорис бывала тут раньше.

Словом, везде бурлила незнакомая Дорис жизнь. Вскоре они проехали мимо дворца Франсиско Писари и выехали на улицу Магдалены-де-Мар, ведущую в Старый город. Дорис поймала себя на мысли, что Энрико чем-то озабочен: она чувствовала это. Он молча глядел на дорогу. «Может, из-за меня? — подумала она. — Неужели я чем-то обидела его?» — Ей не хотелось, чтобы между ними пробежала черная кошка.

— Здесь притормози, — попросила девушка. Энрико безмолвно выполнил команду, заглушил двигатель, вышел из машины и распахнул дверь салона.

— Пожалуйста, — он подал руку. Они оказались на набережной. Внизу неторопливо нес свои воды Римак. У Дорис закружилась голова. Она поспешила опереться на руку Энрико, чтобы не упасть. Но это длилось секунду, головокружение прошло, но, видимо, из-за боязни появления вновь неприятного чувства Дорис не отпускала ладонь молодого человека.

В дымке виднелся дворец Президента, поодаль чернели дворцы Кинто де Пресса и Торе Галле. Ратуши не было видно, лишь намечались слабые контуры колокольни.

— Как здесь хорошо, — подумала Дорис, очарованная открывшейся ей панорамой. Энрико стоял рядом, и ветер трепал его волосы. Он сжимал ладонь девушки, у него было легко на душе.

— Тебе холодно? — Энрико снял пиджак и накинул на плечи Дорис. Они любовались рекой.

Затем они направились к автомобилю, но что-то заставило Энрико обернуться. Прямо на них мчался огромный черный внедорожник. Дорис закричала, Энрико оттолкнул ее, а сам метнулся в сторону. Последнее, что он увидел, — серое здание с колоннами.

 

Глава 7

О случившимся на набережной Римак Марк Холодовски узнал сразу же после катастрофы. Ему позвонил один из людей, охраняющих Энрико, Франки Сакс по прозвищу Бегемот:

— Марк! Марк! Только что машина сбила Энрико! — закричал он.

— Как… как сбила?! — растерялся Марк. — Насмерть?

— Нет, пока что жив… но без сознания. Сол Черток поехал с ним в больницу.

— Но где вы были, ублюдки? — закричал Холодовски.

— Мы следовали за ними, но когда они пошли по набережной, появился автомобиль…

— Номер запомнили? — взорвался Марк.

— Нет, он был заляпан грязью…

— Может, видели этих подонков?

— Нет, стекла тонированные.

— Вот уроды! Дуй в больницу и моли Бога, чтобы Энрико был жив. Кстати, он был не один?

— С девицей. Предположительно с Дорис Перес!

— Что значит «предположительно»? Мне нужен точный ответ.

— Энрико был с дочкой сенатора Переса.

— А с ней что?

— Черепно-мозговая травма. Она в тяжелом состоянии.

— В какую клинику увезли Энрико?

— В Кальяро. Клиника Хуана Маркеса.

— Хорошо, езжай туда. Постоянно держи меня в курсе дела. — Марк бросил трубку. — Фред и Кастелло! Поезжайте как можно быстрее в Кальяро, клиника Маркеса. Захватите еще тройку наших. Чтобы ни одна живая душа, кроме медработников, не проникла в палату Энрико.

Когда Фред и Кастелло вышли, Марк налил себе виски. «Как сообщить шефу? Ведь мне было поручено охранять Энрико, — Марк больше всего боялся гнева шефа. — Сколько до Кальяро? — он посмотрел не часы. — Минут сорок ехать. Надо дождаться звонка Сакса. Если полиция сообщит сенатору о катастрофе раньше, чем я, грозы не миновать». Он дрожащей рукой набрал номер. На другом конце провода подняли трубку.

— Говорите! — Марк узнал хриплый голос дона Винченцо.

— Здравствуйте… я хочу сообщить…

— Знаю, Марк, — голос шефа был ровен, как всегда, — будем надеяться, что врачи сделают все возможное. Я сейчас выезжаю. Обеспечьте охрану клиники.

— Уже послал туда людей, — радостно произнес Марк и испугался, что шеф услышит его радость. И, н нпый чёрный внедорожниеилю, ночто-то заставило обернуться. ё понорамой. а набережной. когда разговор окончился, Марк без сил опустился в кресло. Пот струился по его багровому лицу. Он вновь посмотрел на часы. «Прошло лишь минут десять! Фред и Кастелло в районе Магдалина Вьеха, — подумал Марк, — хоть бы не опередили». Он подошел к столу, открыл телефонную книгу и начал листать тонкие пергаментные страницы. Наконец он нашел номер клиники Маркеса.

В то время, когда Марк Холодовски связывался с клиникой, в ней срочно готовили пациента к операции. Энрико сломал руку и несколько ребер. И еще у него было сильное сотрясение мозга. Ранее дон Винченцо попросил доктора Харриса, известного хирурга, чтобы тот поместил Энрико в отдельную палату. Харрис выполнил просьбу всеми уважаемого дона Винченцо, и теперь в небольшой палате, кроме дежурной сестры, находился и человек дона Винченцо. Еще трое вооруженных людей дежурили у входа. С ними и столкнулись Гарри Купер и Мартин Суарес.

Надо сказать, что район, в котором произошел наезд, находился в ведении Пятого управления. Но, учитывая личность пострадавшего, расследованием занялось Главное управление под руководством комиссара Костанеды. И хотя его ребята занимались убийствами, дело было передано им. Немаловажную роль в этом сыграл Гарри Купер, подозревающий, что катастрофа как-то вязана с гибелью Джонни Переса. Это могло быть и в самом деле, если только покушались на жизнь Дорис Перес.

— Я сожалею, сеньоры, но туда нельзя, — Фред Сандерс преградил путь полицейским.

— Ты шутишь, парнишка, — глядя ему в глаза, произнес Купер.

— Проваливайте, вам говорят! — произнес Сандерс и легко подтолкнул инспектора.

— Мы из полиции, ребята, — подал голос Суарес.

— Нам наплевать! Велено никого не пускать… — разозлился Фред.

— Даже полицию? — Купер сунул руку за пазуху.

— Да!

Неизвестно, чем закончился бы этот эпизод, если бы не выскочил невысокий лысый человечек. Он подбежал к Сандерсу, отвел его в сторону и что-то прошептал, после чего полицейские были пропущены.

Купер и Суарес вошли в здание лечебницы. Их встретил в коридоре лечащий врач Энрико Сол Коган.

— Вы в пятую палату, сеньоры? Туда нельзя.

— Откуда вы знаете, что нам в пятую палату? — в упор спросил Суарес.

— Вы ведь к тому раненому, которого привезли несколько часов назад?

— Да. Но как вы узнали, что мы идем к нему? — усмехнулся Купер.

— Интуиция, и больше ничего, — Коган отвел глаза.

— Мы из полиции. Как он? — Купер показал удостоверение.

— Надо сказать, парню повезло: отделался легко. Ничего серьезного нет. Вот девушка… Она, наверно, уйдет…

— Как уйдет? — спросил Купер.

— У нее очень мало шансов выкарабкаться. Очень плоха, — вздохнул врач и оглянулся.

— Она в сознании?

— Да. Лежит в реанимации. Но к ней я вас не пущу.

— Что будем делать? Пойдем, Марти, заглянем сюда позже. Нам остается только ждать.

Они вышли из клиники и сели в машину.

— Едем в управление. Мне надо еще заглянуть в лабораторию, — сказал Купер и завел мотор.

Всю дорогу он молчал, и обдумывал сложившуюся ситуацию. «Кто бы мог подумать, что парнишка имеет такую громкую фамилию. Мне чертовски не везет. Старик Костанеда подложил мне свинью, поручив это вонючее дело. Лучшего «подарка» сделать мне он не мог», — размышлял Купер. Еще вчера он мог предположить, что видит просвет в «свинцовых облаках», покрывших небосвод, но событие на набережной спутало все карты. Если раньше просматривались две версии: первая — убийство мальчика мог совершить Николас Лопес и вторая — убийство совершил некто Х, то теперь Николас Лопес отпадает, ибо он под арестом. А убийцей мог быть кто угодно. Надо установить наблюдение за домом Переса. Одно ясно, что у Лопес не мог отравить Джонни из-за личной неприязни. Но если он это сделал, то по поручению людей, организовавших покушение на девушку. Кто-то старается убрать дочь сенатора. А если это случайный наезд? Хуже всего, что нет свидетелей аварии… Хотя кто-то же вызвал «скорую»!»

Купер подъехал к Управлению. Он заглушил мотор, вышел из машины и направился к себе в кабинет. Затем, не снимая плаща, плюхнулся в кресло, шляпу бросил на стол. Снял трубку и начал набирать номер.

— Клиника? Это из полиции, инспектор Купер. Вам привезли девушку, попавшую в автокатастрофу, Дорис Перес. Каково ее состояние?

— Одну минуту, сеньор инспектор, я подниму сводки.

Купера вдруг охватила тревога, нехорошее предчувствие наполнило грудь.

— Дорис Перес скончалась, — произнесла она виноватым тоном.

Купер без сил опустился в кресло. Ему было нестерпимо жаль девушку. Он вспомнил юное, прекрасное лицо. «Ей бы жить да жить. Почему так распорядилась судьба? Если за грехи надо расплачиваться, то что совершила эта юная девушка или ее брат?»

Купер вспомнил, что читал где-то: человек проживает свою жизнь исходя из того, как прошла его предыдущая жизнь. Если прожил в грехах, то и последующая жизнь будет ужасной…

«У сенатора погиб сын, теперь дочь, жена в коме…», — он вдруг, поймал себя на мысли, что преступление можно было предотвратить, будь он расторопнее. Когда убили Джонни, можно было понять: семью сенатора не оставят покое. Ему надо было убедить, настоять на том, чтобы поставить охрану у дома и обезопасить близких сенатора. Куперу стало горько, что он не сделал этого. И еще он подумал, как будет смотреть в глаза сенатору. Однако сделать это придется. Хотя бы для того, чтобы выразить соболезнование. Его вдруг охватила жуткая злость. Если бы он не зациклился на Лопесе, девушка, возможно, была бы жива.

— Что-то случилась, Гарри? На тебе лица нет, — услышал он хриплый голос.

От неожиданности Купер вздрогнул.

— Ты?! — удивился Купер, ибо только теперь увидел Суареса. — Когда ты вошел?

— Только что. Но что случилось?

— Девушка умерла, — сказал Купер упавшим голосом.

— Ах, та, Дорис Перес, — равнодушно произнес Суарес.

— Да, та! Ты слышишь, та! — закричал Купер и схватил Суареса за отворот пиджака.

— Ты что? Ты что? — пролепетал капитан.

— Извини, извини, Марти! — очнулся Купер. — Это со мной бывает, — он понял, что ему мучительно хочется курить. Пошарив в карманах и не найдя ничего, он попросил сигарету у Суареса. Тот протянул ему пачку.

— Спасибо, Марти.

— Я, пожалуй, пойду, Гарри, — сказал Суарес, взглянув на часы.

— Давай! — Купер прикурил и отдал ему зажигалку.

У Суареса вертелась назойливая мысль: почему так странно Купер отреагировал на сообщение о гибели девушки? Он пожал плечами, тем самым подчеркивая свое недоумение.

Выйдя из Управления, Суарес прошел квартал и вошел в телефонную будку. Набрал номер. Дон Винченцо снял трубку.

— Это я, — послышалось в ней.

— Я понял, — нахмурившись, произнес дон Винченцо.

— Девушка, которая была с вашим сыном в момент катастрофы, умерла.

Дон Винченцо долго молчал.

— Это очень плохо. Очень плохо, — наконец произнес он.

— Это не все, что я хотел вам сказать. Мы засекли сигналы из автомобиля, который двигался в сторону Римака. Это машина вашего сына. «Маячок» на ней позволял определять ее местоположение. Вы знали о передатчике?

— Что? Не может быть! — взволновался дон Винченцо, что случалось с ним крайне редко.

— Тем не менее это так!

— Это все? — нервно спросил дон Винченцо.

— Да, все, — ответили на другом конце провода.

Дон Винченцо тут же набрал номер гаража.

— Пепе, пригнали машину Энрико?

— Да, сеньор Винченцо.

— Срочно тщательно осмотри ее и доложи мне.

— Хорошо, сеньор Винченцо.

Он положил трубку и задумался:

«Эти молодчики следили за каждым шагом Энрико. Разговоры прослушивались, и устанавливалось местонахождение автомобиля. Передатчик закрепили где-то на стоянке или на заправке… А если в гараже? Тогда дело дрянь. В этом случае где-то под боком предатель. Надо узнать, когда автомобиль осматривался последний раз. Микрофон могли и не найти — на то он и «жучок», — с этими мыслями Дон Винченцо покинул виллу и поехал в клинику, в которой лежал сын.

Когда он вошел в палату, Энрико лежал весь перевязанный и смотрел в потолок. Лицо его было бледно. Под глазами лиловые синяки.

— Здравствуй, Энрико! — дон Винченцо сел на стул возле в кровати.

— Здравствуй, папа! — прошептали разбитые губы.

— Ну, как ты? — на глазах отца навернулись слезы.

— Ничего, терпимо. Что с Дорис? Мне не говорят… — глаза Энрико впились в дона Винченцо.

— Я… право не знаю, что с ней, — он отвел глаза, так жгуч был взгляд Энрико.

— Она… она жива? — теперь во взгляде сына промелькнула надежда.

— Я же сказал: не знаю, — коротко бросил дон Винченцо.

Энрико отвернулся к стене.

— До свидания, Энрико, — дон Винченцо встал и пошел к двери.

В коридоре его встретил Сол Коган:

— Я распорядился, чтобы никто не говорил вашему сыну о гибели девушки.

— Спасибо, сеньор Коган! — дон Винченцо пожал доктору руку. Уже по дороге, глядя на мощную спину шофера, он подумал: «Вместо передатчика могли заложить и взрывчатку. Необходимо усилить охрану».

 

Глава 8

Полдень. Было очень душно. Неожиданно в воздухе мелькает яркая желтая оса. Внимательно осматривает высохшую траву. На глаза ей попадает муравейник, и оса улетает прочь. Но вот она видит нору, подлетает к ней и сразу восвояси ретируется: оттуда к ней тянется язык ящерицы. Оса вновь улетает, но вскоре появляется опять. На этот раз она видит своего врага: огромного паука. Мохнатое чудище тоже увидело осу. Завязалась смертельная схватка.

Оса стремительно и безрассудно атакует, но крепкие челюсти паука готовы схватить ее. Оса ловко увертывается. Наконец, мохнатой лапой паук ударяет осу, и она, оглушенная, падает. Что, бал окончен? Оса медленно уползает. Но паук приближается, оса позволяет ему подойти. Затем начинает перекатываться по земле, и, изловчившись, вонзает ему в брюшко жало. Пошатываясь, паук пытается уползти, чтобы спастись бегством. Но, не тут то было: жало еще раз вонзается в него. Оса взлетает, а паук остается неподвижным. Удивительно, но, оттащив громадного паука в песок, оса вырыла ямку и столкнула тело, ненавистного врага в нее; присыпала песком, предварительно, отложив в тело паука яйца.

«Здесь пересеклись пути осы и паука. Каждый из этих двоих исходил из своих эгоистических интересов. Паук был голоден. Оса заботилась о потомстве. Каждый из них ни во что не ставил жизнь другого. Только своя жизнь ценна! Почему так происходит? Почему так задумано природой? И у людей так: сохранить жизнь и благополучие — вот главное. А совесть, нравственность, милосердие, богобоязнь — все это обуза в нашем мире. Как у животных. Главное сила…», — так размышлял Хуан, наблюдая за схваткой.

Вот уже больше недели прошло с тех пор, как жизнь Хуана повисла на волоске. Теперь же все изменилось: враждебное отношение к нему сменилось более дружеским. Он больше не чувствовал себя пленником и пользовался этим: свободно ходил по деревне, исследуя близлежащие леса. Конечно, люди дона Винченцо здесь его не найдут. Тем не менее Хуан не думал долго оставаться здесь. Единственное, что держало его, — огромный желтый самоцвет. Мысль обладать им не давала покоя ни днем, ни ночью. Хуан не мог уйти просто так. Ему нужен был этот алмаз, который мог принести счастье и благополучие.

Такой деятельной натуре, каким был Хуан Мартинес, было попросту скучно среди туземцев. Дикари всячески сторонились его. Женщины и дети старались не попадаться ему на глаза. А если дети вдруг натыкались на пленника, то с криком убегали, словно перед ними стояло чудовище. Сначала это забавляла Хуана, но затем он перестал обращать внимание. «Кормят, ну и хорошо», — думал он, поглощая обязательный кусок свинины. Шатаясь по деревне без дела целый день, он за частоколом видел множество грязных откормленных свиней. Оттуда исходила неимоверная вонь.

Интересно, что за время, прошедшее, с того памятного дня, когда Хуан мысленно прощался с жизнью, его убогое жилище никто не посещал. Он был как бы сам по себе. Если бы не сосуд с водой да пища, которую он находил на папоротниковом листе, Хуан подумал бы, что дикари забыли о нем окончательно. Более того, он мог заходить в густые заросли за деревней, углубляясь с каждым разом все дальше и дальше. Пленник иногда уходил далеко от деревни, но, приходя, находил в своей хижине еду.

Однажды, вместо того, чтобы уйти, как обычно, в джунгли, он спрятался в кустарнике, наблюдая за входом в жилище. Ждать пришлось долго. Хуан уже хотел покинуть наблюдательный пункт, когда на тропинке, ведущей к хижине, появилась невысокая стройная женщина. Она была недурна собой. Как только она скрылась в хижине, Хуан ринулся за ней. Увидев его, девушка вскрикнула и выронила сосуд с водой. Секунду-другую они стояли друг против друга. Потом девушка стремительно бросилась к выходу, и когда Хуан вышел из хижины, на тропинке никого не было.

Он вернулся в хижину. Не пригрезилось ли ему все это? Но, увидев брошенный сосуд, он решил, что поведение юной дикарки вполне логично. Точно так же, увидев его, вели себя и другие женщины деревни. Он улыбнулся, подумав, что кожа этих дикарей светлее кожи его, Хуана. Но в сознании их он навсегда останется бледнолицым. Вообще, это было странное племя. Хотя вряд ли слово «странное» здесь уместно.

С первого взгляда видно, что это не те несчастные потомки храбрых инков, населявших земли от Индийского океана до Атлантического, которых тысячами истреблял Писсаро, а другое, может быть, не известное науке племя. В лицах людей этого племени явно присутствовало наличие негритянской крови, хотя эти, типично негроидные черты, значительно смягчались наличием индейской крови, от чего женщины, несомненно, выиграли. Многих из них можно было назвать миловидными. Правда, этого нельзя было сказать о мужчинах: они были атлетически сложены, а в индейских племенах — настоящих индейских племенах — это было редким исключением. Кстати, если уж и говорить о разнице в облике потомков инков и людей этого племени, следует сказать, что по цвету кожи они сильно отличались друг от друга. Если кожа индейца чуть отличается от кожи белого человека, то индейцы этого племени имели цвет светло-коричневый, такой, как у любителей пляжей Рио. Еще следует добавить, что эти «индейцы» были на очень низком уровне развития. Здесь вовсю процветал каннибализм. Хуан вспомнил рассказ одного старика, у которого он жил около месяца, скрываясь от полиции.

«Это страшные ребята, Хуан, — рассказывал тот. — Они едят человеческое мясо. Дикари свирепее ягуаров: у них нет ни Бога, ни закона; они не знают, что такое добродетель. Туземцы поклоняются дьяволу, которого представляют в виде какого-нибудь животного или змеи, и говорят с ним. Если они берут кого-то в плен, то четвертуют пленника и съедают беднягу, орошая себя его кровью. Едят с большой поспешностью, даже не дав хорошо провариться. Женщины смазывают кровью пленника соски, чтобы младенцы сосали материнское молоко вместе с кровью жертвы. Все это они делают с великим ликованием. Дикари едят человечину, считая, что мясо придаст им силы. Если во время мучений жертва издает крик или стонет от боли, дикари разламывают его кости и с презрением выбрасывают в поле или в реку. Но если мученик все стерпит, то, разумеется, мясо его все равно съедают, но кости сушат на солнце. Затем их относят на вершины гор и поклоняются им, как богам. До этого не могли додуматься даже инки».

Тогда Хуан не поверил старику, но то, что он видел здесь, убедило его: старик говорил сущую правду. Не раз он вспоминал тот давнишний разговор.

«Может быть, плюнуть на этот камень и удрать? — подумал Хуан, но сразу отбросил эту мысль. Он представил прозрачный желтоватый камень, излучавший тепло, заставлявший сердце трепетать. — Он будет мой! Мой!»

Эта мысль полностью завладела им. Он вошел в хижину и опустился на грязную циновку, служащую постелью. Но надо было что-то делать. Благополучие здесь не может быть вечным. Индейцы — не добрые люди, принимающие бедного родственника… Здесь было нечто необыкновенное, необъяснимое. И это, другое, ускользало от Хуана, как он ни старался. Эти туземцы вели себя как-то неестественно… Он вспомнил ту несостоявшуюся казнь и реакцию индейцев при виде камня.

«Эта чудодейственная сила камня спасла меня, — решил он, — как и спасла в каменой ловушке. Тогда сатана шептал мне: брось, брось камень! Если бы я бросил его, как того хотел лукавый, мне бы не выбраться оттуда».

Мулат взял кусок сочного мяса, принесенного девушкой. Он не успел его проглотить, как еле уловимый скрип открываемой двери заставил его резко обернуться и взглянуть на непрошенных гостей. Это были два рослых индейца. Хуан облегченно вдохнул, заметив, что они не вооружены. Причем один из визитеров так и остался стоять у порога, а другой подошел к Хуану, что-то произнее и жестом приказал следовать за ним.

«Куда?» — испугался мулат. Он внимательно посмотрел на индейца, стараясь прочесть ответ на его лице. Однако оно было непроницаемо. С тяжелым сердцем Хуан в сопровождении стражников вышел из хижины.

«Может, дать деру? — подумал он, но сразу отбросил эту мысль, потому что это была плохая идея. Дикари чувствуют себя в лесу, как рыба в воде. Эти ребята вмиг схватят его. Кроме того, индейцы явились без оружия, и это говорило об их благих намерениях. Во всяком случае, Хуан решил не испытывать судьбу и подчиниться.

Они прошли по хорошо знакомой тропинке, ведущей в глубь деревни. Подошли к хижине, отличающейся от прочих только тем, что перед входом на двадцать дюймов от земли возвышалась земляная платформа, на которой располагалась парочка плетенных из лиан кресел. В одном из них сидел индеец, в котором Хуан узнал вождя. Тот показал жестом, чтобы стражники оставили его наедине с мулатом. Он велел ему сесть в кресло напротив. Хуан присел, гадая, что сие все значит, ведь вождь не послал за ним, чтобы поболтать о погоде или справиться о здоровье. Он приготовился слушать, но вождь молчал, видимо, что-то обдумывая. Наконец, он соизволил взглянуть на мулата, и тому показалось, что индеец слегка улыбнулся. Впрочем, это было вовсе невероятно, и у мулата мурашки поползли по телу.

— Кто ты? Твоя кожа не похожа на кожу белого человека. Но ты — не Лари. Кто ты? — вождь говорил по-португальски, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Лари? А кто они? — удивился Хуан.

— Лари — это люди джунглей, — вождь указал на темную полосу леса. — Они живут там.

Хуан призадумался:

— Я пришел оттуда, — вместо ответа произнес Хуан и показал рукой на север. Вождь вздрогнул и еще внимательнее поглядел на Хуана.

— Да! Великий Олдин говорил, что бледнолицый, который возвратит нам магический камень, придет из Северных гор. Но… ты не бледнолицый… Ты — другой! Где ты взял камень?

— Я… я забрал его у бледнолицего… чтобы вернуть вам! — заикаясь выпалил Хуан.

— Да?! Ты и не думал отдавать камень, мы его забрали сами. Сами! Забрали то, что принадлежит нам! — воскликнул вождь. — Тем не менее, ты вернул нам то, что всегда принадлежало нам, и мы благодарны тебе. Ты возвратил нам глаз Роара. Поэтому я даровал тебе жизнь. Более того, ты не пленник, ты наш гость… Исполнилось древнее пророчество. Мой народ будет всегда благодарен тебе. Ты возвратил нам наш камень и с ним — могущество моего племени.

Вождь взмахнул рукой. Как из-под земли вырос рослый индеец. Вождь что-то сказал ему на своем тарабарском языке, и тот мгновенно исчез, чтобы появиться затем с небольшим глиняным кувшином. Вождь взял сосуд из его рук и протянул мулату:

— Выпей, чернолицый. Можно, я буду тебя так называть? — он улыбнулся, обнажив гнилые зубы.

Хуан кивнул и машинально взял сосуд. «Что я делаю? — равнодушно подумал он и поднес его к губам. Сделал глоток, другой… Вдруг свет померк в его глазах, сосуд выпал из рук, и Хуан медленно опустился на землю.

 

Глава 9

То, что произошло в знойный летний день на набережной Римака, до крайности осложнило расследование гибели мальчика. Все смешалось. Перед Купером оказался плотный клубок, из которого нельзя было вытянуть нитку, не оборвав ее. Версий существовало много, но все они уводили в сторону, и Купер чувствовал это. В действиях преступников не было главного — логики. На ум сразу приходила версия, что враги сенатора устроили охоту за его детьми. Эту банальную версию можно было принять как основную. Но при чем здесь тогда Энрико Гало, которого сбивает автомобиль? Если это не случайность, то на кого шла охота? На Энрико или Дорис?

Куперу вновь нестерпимо стало жаль девушку. «Я найду тебя, ублюдок! — подумал он, выкуривая одну сигарету за другой. — Придется выложиться по максимуму. Но сначала надо выяснить, на кого было покушение», — решил он. Купер знал, что у Винченцо Гало множество врагов, так же как у сенатора Переса. Аргументов, что хотели убить Дорис, конечно, больше, ибо ранее был убит Джонни. Исходя из этого, Купер решил отрабатывать версию, что объектом нападения являлась дочь сенатора.

«Итак, что мы имеем? — Купер глубоко затянулся и нарисовал на листе кружок. Затем, немного подумав, нарисовал другой. Внутри каждого поставил буквы: «Д» и «Д», затем заключил кружки в квадрат. Рядом он нарисовал еще несколько кружочков и поставил внутри каждого буквы. От одного из них с буквой «Х» провел стрелку к квадрату; между кружками с буквой «Э» и квадратом он поставил жирный знак вопроса. «Вероятно, Энрико — жертва случая», — подумал он, и перечеркнул, только что начертанный кружок с буквой «Э», а рядом с кружком, помеченным «Н.Л.», Купер поставил вопросительный знак. «С этим проклятым Лопесом дело ни на дюйм не продвинулось, — с горечью подумал он, — придется выпускать под залог».

События последних дней несколько поколебали версию о том, что убийца мальчика — Николас Лопес. В момент покушения на Дорис этот малый коротал время в тюрьме.

Купер отложил ручку и закурил. Он уже выходил из кабинета, когда зазвонил телефон. Инспектор поднял трубку:

— Гарри, мне только что звонил Бен Стюарт, — инспектор услышал голос Суареса.

— Бен Стюарт? А кто это?

— Сержант, который осматривал машину Энрико Гало.

— Что-нибудь новенькое?

— Да. Оказывается, в машине этого парня был «клоп».

— Клоп? Какой клоп? — не понял Купер.

— Ну, «жучок». Они знали о каждом перемещении тачки.

— Кто «они»? — вырвалось у Купера.

— Я откуда знаю?

Где был передатчик? — моментально среагировал Купер.

— За приборной доской.

— Ладно. У тебя все?

— Да.

— Тогда до свидания, — Купер повесил трубку.

То, что услышал Купер, ошеломило его. В очередной раз все смешалось, версии рушились… Вряд ли покушавшиеся на жизнь девушки установили «жучок». Откуда им было знать, что Дорис окажется в автомобиле? Зачем «жучок», если можно просто проследить?

«Неужели катастрофа организована для сына дона Винченцо, а Дорис — случайная жертва?» — подумал Купер и вышел из кабинета. Он шел мрачным узким коридором, который давно ненавидел, на душе его кошки скребли. Смерть девушки выбила Купера из колеи. Он чувствовал свою вину и корил себя за то, что не позаботился о безопасности девушки.

«Что происходит? Если есть высший Суд, то что она успела такого сделать, чтобы заслужить подобную участь? Сколько убийц и другого дерьма доживают до глубокой старости!» — с этими мыслями он вышел на улицу. На него обрушился шум моторов и ветра, запутавшегося в кронах. Словом, улица жила своей жизнью: никому из прохожих не было дела, что из жизни ушла какая-то Дорис.

«Надо навестить сенатора…», — решил Купер, но тут же отбросил эту мысль. Его приход вряд ли поднимет настроение отцу, только что потерявшего детей.

Он сел в машину и включил зажигание. Вскоре Купер миновал центр города, проехал по мосту через Римак и остановился. Немного посидел в салоне, затем ступил на брусчатку набережной.

«Это все случилось здесь». Он осмотрел место катастрофы. Вот здесь они стояли. Купер посмотрел вниз на темную воду. В ней отражались светлые облака. Желтый катерок натруженно тянул баржу, несколько лодчонок медленно плыли по течению.

Куперу вспомнилась другая речка, гораздо меньшая. Там, среди песчаных берегов, прошло его детство; он многое отдал бы, чтобы снова оказаться в родном городке. И, как когда-то, посидеть с удочкой на берегу реки. Это были лучшие годы его жизни. Тогда он не подозревал, что существуют зло, мерзости, с которыми ему придется в дальнейшем столкнуться вплотную. Не как простому обывателю, а как, человеку, рассматривающему каждый пласт преступления. И при этом сдерживать эмоции — ярость, ненависть, симпатии…

Слава Богу, его сердце не очерствело. А ведь многие не выдерживают испытания, и тогда эти мерзости обрушиваются на них: блюстители порядка становятся преступниками, кончают самоубийством или «психушкой». Или становятся равнодушными ко всему: подумаешь, трупы… Это так буднично. Большинство из них совсем другие люди: работают с огоньком, соблюдают законность, не продвигаясь по служебной лестнице и делая черновую работу. Всегда над ними начальник, который в своем деле ничего не значит, зато обладает связями и деньгами, считая себя корифеем. Купер был человеком, искренне болеющим за свое дело. Он считал, что зло нельзя искоренить, но надо делать так, чтобы его оставалась как можно меньше.

После смерти жены Купер был одержим работой. Почти всегда в его голове прокручивались те или иные версии преступлений. И теперь, стоя на набережной около огромного серого здания с колоннами, он напряженно пытался понять: что здесь произошло?

«Начнем с начала. Вроде бы произошел банальный наезд. Но это только на первый взгляд. Жертвами оказались Дорис Перес и Энрико Галло. Учитывая это, слово случайность можно с чистой совестью отбросить. Вместо этого следует с уверенностью сказать, что это преступление, и оно хорошо организовано. Передатчик в машине Энрико лишь доказывает это. Они следили за ним. Так что, выходит, они хотели убрать Энрико?» — размышлял Купер. Ему стало невыносимо грустно, что в таком случае девушка погибла по чистой случайности. Он оглянулся и смахнул навернувшиеся слезы.

— Ты совсем раскис, Гарри, — тихо прошептал Купер и направился к машине. Он почувствовал, что с реки потянуло холодком.

Позже, изрядно поплутав, он свернул на тихую улочку и притормозил у дома Переса.

 

Глава 10

Был вечер. Огромный черный автомобиль въехал в гараж. Из салона выскочил атлетически сложенный человек в кожаной куртке. Он открыл дверь машины:

— Пожалуйста, дон Винченцо! — водитель слегка поклонился.

— Спасибо, Джованни, — буркнул дон Винченцо и вышел из автомобиля. Быстрым шагом он направился в дом и вскоре уже был в своем кабинете. Устроившись в удобном кресле, он раз за разом прокручивал в уме сложившуюся ситуацию. А поломать голову было над чем. Еще недавно дон Винченцо в грош не ставил этого выскочку Эспиносу. Парень оказался не так прост: очень хитер, напорист и, несмотря на молодость, чрезвычайно опасен. Наглый тип, всегда готовый нанести удар ниже пояса. Удивительно, но прежде никто его не принимал всерьез. Со временем его организация значительно укрепилась и обрела некий опыт. Словом — крепкий орешек.

«Раньше его можно было приструнить, но теперь это сделать очень трудно», — подумал дон Винченцо.

Чуть раньше люди Эспиносы разгромили казино Фернандо Кемпеса. Потом убили Фарри, лейтенанта дона Винченцо. Конечно, дон Винченцо принял ответные меры. Кровавая карусель завертелась. Эспиноса мог заручиться поддержкой Бранта, и это было бы очень плохо. Но Брант и все остальные предпочли нейтралитет, так как Эспиноса абсолютно непредсказуем.

«Может быть, не стоило обострить ситуацию, надо было идти на компромисс? — размышлял дон Винченцо. Но сразу отбросил эту мысль. — Все, и в том числе Эспиноса, расценят это как проявление слабости. Необходимо, чтобы сам Эспиноса попросил мира. Стереть бы подонка в пыль… Мерзавец никогда не играет в открытую. Он наносит чувствительные удары, прячась, как мышь в норе. Очень плохо, если в войну, не дай Бог, будет втянут Энрико. Это моя ахиллесова пята», — подумал дон Винченцо и решил сегодня же укрепить охрану госпиталя.

— Ты мне очень дорог, чтобы тобой рисковать, — тихо произнес он. — Я уже не тот железный дон Винченцо, который много лет возглавлял организацию».

За много лет, полных опасностей, он научился напрочь изгонять из своего сердца жалость. На трупы, что иногда оставались после проведения той или иной акции, он смотрел вполне равнодушно, считая их необходимыми издержками его «трудовой деятельности». Теперь же гибель девушки напомнила ему о давно забытом чувстве. И это удивило его: «Что это я? Подумаешь, девица Энрико! Очень скоро сын забудет о ней. Все забудут, кроме Переса!»

Он хотел позвонить сенатору, чтобы выразить соболезнование, но передумал.

«Если могли засунуть «жучок» в автомобиль, могут закрепить его и в комнате, — решил он. Поднял телефон и внимательно осмотрел его. Затем опустился на колени и обследовал стол. — Кто знает, где еще может быть спрятан этот чертов микрофон?» — дон Винченцо подошел к телефону и набрал номер Марка Холодовски. Подождал, пока на другом конце провода подняли трубку.

— Слушай, Марк, надо потолковать с тобой. Срочно приезжай! Захвати двух ребят и обязательно Сола.

— Хорошо, шеф!

Дон Винченцо положил трубку и подошел к окну. Закурил. Необходимо расслабиться и хорошенько все обдумать. Покушение на Энрико, к счастью, не удалось, но вызвало много вопросов. Главный — зачем это нужно Эспиносе? Может быть, гибель сына приведет к тому, что старик Винченцо сломя голову бросится в бой и, конечно, сделает при этом много ошибок? Слепая ярость — не лучший попутчик разума. Так думал дон Винченцо. Он решил действовать на опережение.

«Сейчас приедет Марк, и мы обсудим, что делать. Но я даю тебе слово, ублюдок, что мой удар будет страшен!» — дон Винченцо погрозил невидимому врагу кулаком. Случайно взгляд его коснулся больших квадратных часов с изящным циферблатом. Уже двенадцать. Дон Винченцо вспомнил, что в два он должен быть в отеле «Континенталь».

«Едва ли мне удастся основательно поговорить с Марком, — подумал он. — Но ничего не поделаешь, встречу в отеле нельзя отменить».

Дон Винченцо наблюдал, как кольца дыма от сигары поднимаются вверх, и тут раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите! — неохотно произнес он.

Вошел Марк. За ним последовали Джесси Грей, Соломон Кантор и Филиппе.

— А, ребятки, входите, я вас давно жду. Пойдемте в сад.

Они вышли во двор. Марк и дон Винченцо шли впереди, Кантор, Грей и Филиппе следовали за ними. Дон Винченцо жестом приказал им подойти:

— Сол и Джесси, тщательно осмотрите мой кабинет: нет ли в нем «жучков». Заодно осмотрите другие комнаты. А мы, Марк, пойдем дальше.

Они прошли вдоль аллеи, совсем как два мирно беседующих пожилых друга. Но это было не так. Эти двое прилично одетых человека говорили отнюдь не о солнечном июльском дне.

— «Клоп», найденный в машине Энрико, меня очень беспокоит, Марк. Очень беспокоит. Возможно, «клоп» есть и в моем кабинете, тогда этот недоносок Дик в курсе всех моих дел!

Марк Холодовски согласно кивал головой.

— Как этот микрофон попал в машину Энрико? Здесь на ум приходят два варианта: либо его прикрепили где-то на стоянке, либо в моем гараже. Последнее меня беспокоит больше всего. В гараж проникнуть никто посторонний не мог. Значит, среди нас есть Иуда. Кто он? Как ты думаешь, Марк?

— Трудно, сказать… может, кто-то из новичков? — Холодовски пожал плечами. — Возможно, «клопа» прикрепили все-таки на стоянке.

— Вот ты и займись этим! — раздраженно произнес дон Винченцо. — Если у нас завелась паршивая овца, она может испортить все дело. Ты ее найдешь, Марк?

— Да я этого подонка своими руками удавлю! — взорвался тот.

— Но ты его сначала вычисли, а там посмотрим, что с ним делать, — усмехнулся дон Винченцо. Если Сол и Джесси найдут в моем кабинете «жучков», то круг подозреваемых сильно сузится. И не исключит всех, кому я верю. Даже тебя, Марк… — зловещая улыбка исказила лицо дона Винченцо.

— Меня? — побледнел Холодовски.

— А, испугался? Я просто пошутил, — громко рассмеялся дон Винченцо.

Марк сунул руку в карман, вынул платок и вытер пот с лица.

— Но теперь поговорим о другом, — дон Винченцо стал серьезным. — Наш «друг» Дик, видимо, всерьез решил нас обрадовать сюрпризами. И, надо сказать, ему это удалось. Скажи, Ю Марк, как могло случиться, что мой сын остался без охраны? Скажи мне, как? — он пристально глянул Марку в глаза.

— Он не оставался без охраны. Когда это произошло, мои люди были в трехстах футах от него…

— И, тем не менее, не предотвратили катастрофу? Это очень странно, очень странно, Марк. И подозрительно. Что они говорят? Почему не открыли огонь?

— Они растерялись: все произошло так быстро… — выдавил из себя Марк.

— Но твои ребята должны быть готовы к любым неожиданностям. За это я им плачу! Хорошо плачу! Передай им, что я хочу их видеть, — зло произнес Дон Винченцо.

— Хорошо, шеф.

Дон Винченцо глянул на часы:

— Я жду их завтра до полудня. Но я хочу сказать, Марк, что Эспиноса совсем обнаглел, и это недопустимо. Я хочу обсудить с тобой акцию, которая поставит этого ублюдка на место. Садись, — дон Винченцо указал на скамейку в гуще сада.

Когда дон Винченцо и Марк Холодовски вернулись в кабинет, Сол Кантор уже закончил осмотр помещения. При появлении дона Винченцо и его спутника он приложил к губам палец и указал на телефон.

 

Глава 11

Когда Купер зашел к комиссару, тот разговаривал с кем-то по телефону. Костанеда приветствовал инспектора кивком головы и указал на кресло у стола.

Купер сел, вытащил блокнот и ручку. Костанеда окончил разговор.

— Кофе хочешь? — спросил он.

Купер утвердительно кивнул головой.

Комиссар нагнулся к микрофону:

— Томсон, принеси, пожалуйста, два кофе. — Что нового, Гарри? — спросил он, глядя Куперу в глаза.

— Вчера погибла Дорис Перес, — мрачно тоном произнес тот.

— Да, да, Гарри, я знаю. Жаль сенатора. А как обстоят дела с Джоном Пересом? Похоже, что Лопес здесь ни при чем.

Вместо ответа Купер зажег сигару и глубоко затянулся.

— Но тогда зачем ты его держишь, Гарри?

— Надо еще кое-что выяснить…

В этот момент в дверь постучали. Вошел сержант Санчо Томсон с подносом в руках.

— Пожалуйста, сеньоры, — сказал он и поставил чашки на стол. Кофе издавал приятный аромат.

— Спасибо, Санчо! — поблагодарил комиссар и первым отхлебнул из чашки. То же самое сделал и Купер.

— Неплохой кофе, не правда ли?

— Да, шеф, превосходный.

Купер не лукавил — кофе действительно был вкусным.

— То-то! Это я научил Томсона заваривать кофе. У нас это фирменный секрет, который я никому не открою, — рассмеялся Костанеда. И вдруг стал серьезным:

— Ну, теперь о деле. Ты как считаешь, гибель брата и сестры как-то связана? — спросил Костанеда, делая очередной глоток.

Купер глотнул кофе и глубоко затянулся. Затем стряхнул пепел в массивную пепельницу в виде бронзовой ящерицы, и наконец неуверенно выдавил:

— Думаю, нет.

Флегматичный Костанеда поднял голову и взглянул на Купера. На лице его было написано удивление.

— Почему? — вырвалось у него.

— Дело в том, что факты говорят: покушение готовилось на Энрико Галло.

— Но ведь Энрико на удивление легко отделался…

— Это случайность, что он не погиб, — возразил Купер.

— Случайность?

— В машине Энрико был «жучок», который передавал не только разговоры, но и указывал местоположение объекта, — ровным тоном произнес Купер.

Комиссар с интересом слушал.

— Из этого следует, что слежка велась за Энрико Галло, а не за девушкой, — продолжал Купер. — Поэтому я считаю, что Дорис Перес — жертва слепого случая.

— Это при условии, что те, кто следил за нашим парнем, совершили покушение… — задумчиво произнес Костанеда.

— Но это же наиболее вероятно! — воскликнул Купер.

— Только теории вероятности здесь не хватало, — пробурчал Костанеда. — Слишком мало фактов для того, чтобы утверждать, что те люди, которые убили мальчика, не причастны к убийству его сестры.

— Возможно, вы и правы, — Купер пожал плечами, — но я не отбрасываю и другие версии. Просто версия, которую я изложил, мне кажется наиболее правдоподобной…

— Ну, хорошо, продолжай.

— Так вот, если это покушение было совершено на Энрико, то, исходя из всего, готовили его солидные ребята, профессионалы. Иначе говоря, это обычные разборки.

— Но ты забываешь, что Энрико — сын дона Винченцо! И те, кто разрабатывал эту акцию, ставили на карту многое. Я уверен, что если бы Энрико был мертв, он забрал бы с собою очень многих. Во всей этой истории есть одна маленькая странность: почему Энрико Галло оказался без охраны? Дон Винченцо должен был предоставить охрану! Конечно, я не утверждаю, что его люди торчали в салоне автомобиля, когда этот парень обнимал девушку… Но они должны были быть где-то рядом. И они нечего не сделали, чтобы предотвратить покушение.

— Может, не успели… не могли предотвратить наезд?

— Возможно. Кстати, кто сообщил в полицию?

— Был анонимный звонок.

— И в «скорую»?

— Да. Пострадавших доставили в клинику. Девушка позже скончалась.

— Дон Винченцо предоставил сыну охрану. Я заезжал в клинику, где лежит Энрико Галло. Но эти ребята… словом, пришлось действовать чуть ли не силой, — сказал Купер.

— Вот видишь, Гарри. А в момент покушения их там почему-то не оказалось… или они были там? И если копнуть глубже…. Вот почему я бы не торопился делать выводы.

— Но, шеф, я работаю.

— Правильно, работаешь! Только вбил себе в голову, что учуял след… Это лишь в ущерб делу. Впрочем, что мне тебе объяснять: опытнейший профи! Вбил себе в голову: обычная разборка! Может и так. Но зачем зацикливаться на этом…

— Все-таки, я считаю эту версию преобладающей…

— Ну и считай! Такого упрямца нелегко переубедить. Кстати, я дал тебе в помощники Сауреса и Фернандо. Парни они толковые, ты знаешь. Особенно Фернандо — ходячая энциклопедия! Ты не против?

Купер на минуту задумался.

— Нет, шеф. Для этих ребят найдется работа.

— Ну, вот и хорошо! Кстати, что ты намерен делать сейчас?

— Сейчас? Позвоню сенатору. Надо договориться о встрече. Затем поработать с документами…

— Конкретно! — прервал его комиссар.

— Просмотрю историю разборок: покопаюсь в архиве.

— Хорошо, Гарри, ты свободен! — Костанеда встал и протянул Куперу руку.

Купер вышел от комиссара и зашел в кабинет № 20 на шестом этаже, где увидел Фернандо Сори. Тот сидел за столом и корпел за бумагами.

Он не очень удивился, увидев Купера.

— Здравствуй, Фернандо. Ты в курсе, что включен в мою группу?

— Да, Гарри.

Сори снял очки и положил их на стол.

— Тогда будем работать! Ты же спец, по «мафиозным делам».

— Какой-то опыт имеется, — скромно усмехнулся Фернандо.

— Тогда все в порядке. Собери-ка, что у тебя есть по группировкам и ко мне, — Купер посмотрел на часы. — Через час жду тебя.

— Хорошо, Гарри, — Фернандо нацепил очки и стал складывать бумаги в стопки. А когда Купер ушел, он подошел к сейфу и вытащил оттуда несколько толстых папок — донесения секретных агентов, рапорты и другие документы, непосредственно касающиеся группировок, орудующих в городе. Содержимое этих папок, хотя и представляло интерес для полиции, но в них не было такого, что могло бы упрятать кого-то из главарей мафии за решетку. Сведения такого рода добыть почти невозможно, учитывая финансовые возможности главарей мафии, их влияние и связи в правоохранительных кругах. Организация — это хорошо отлаженная машина, работающая почти без сбоев. Каждая из семей имеет четыре, а иногда пять ступеней иерархической лестницы. Во главе стоит дон. Он смотрит за порядком в семье. У босса есть заместители. На том же уровне и совет, состоящий из старых, проверенных лиц. Ниже находится «буфер», через который передаются приказы босса, деньги на осуществление акций. Затем следуют лейтенанты: это командиры оперативных ячеек, которые непосредственно осуществляют акции. Лейтенант имеет одного или двух помощников в зависимости от численности группы. На нижней ступени лестницы — боевики. Иногда их насчитывается до пятидесяти человек. В каждой семье имеются лица, занимающиеся подкупом должностных чиновников.

Все это прекрасно известно полиции. Но она не может докопаться даже до лейтенантов, не говоря о главарях. Обычно попадается «мелкая рыбешка».

Фернандо Сори собирал документы, скорее всего, для статистики и не очень на них надеялся. Вот и пылились они в сейфе.

 

Глава 12

Прошла неделя после похорон Дорис. Энрико уже был в курсе дела. Душевная травма была столь велика, что доктор Харрис посоветовал дону Винченцо не спешить забирать сына. Депрессия сводила на нет все усилия врачей. Дон Винченцо посчитал, что Энрико пока будет лучше в клинике. Он всегда скептически относился к увлечениям сына; но этот случай особенный: Энрико влюбился по-настоящему. Девушка могла стать неплохой женой сыну, а дон Винченцо тайком мечтал об этом.

В последнее время ему не везло. Очевидно, что кто-то неведомый строил против него козни. На девяносто процентов — это Эспиноса, так считал дон Винченцо. Он отлично знал своего главного врага. Только Дик мог так поступить: пойти на безрассудное покушение. Для того, чтобы схлестнуться с ним, доном Винченцо, в смертельной схватке? Эспиноса не мог не знать, что, убив единственного сына дона Винченцо, он сжигает за собой все мосты, а дон Винченцо бросит в бой весь свой мощнейший арсенал и огромные человеческие резервы, которые как жернова сотрут Дика в пыль.

«Так на что рассчитывает Эспиноса?» — думал дон Винченцо. Это не давало ему покоя. Инстинктивно он чувствовал, что здесь что-то не так. Возможно, за спиной Эспиносы стоит кто-то, о ком, он, дон Винченцо, и не подозревает? Последние события как будто подтверждают это. Но могло быть и другое: Эспиноса почувствовал, что терять ему нечего и шел ва-банк. Но этот вариант дон Винченцо отмел: Эспиносе есть, что терять. В случае поражения он терял все и, наверняка, свою жизнь.

«Хуже всего, что среди нас находится подонок, работающий на Эспиносу. И, если мы не вычислим «крысу», нам придется туго. И это не просто мой солдат, он где-то в моем окружении, так как информация, которой обладал Эспиноса, не могла исходить от рядового члена моей семьи», — думал дон Винченцо.

Многих своих помощников он знал очень давно и доверял им. Всех их спаяла многолетняя, полная риска деятельность. Почти все проверены и много раз перепроверены в различных ситуациях. «Теперь мне предстоит усомниться в преданности моих друзей. Но, кто бы ты ни был, я найду тебя! Найду!» — дон Винченцо грохнул кулаком о стол. Затем он стремительно покинул кабинет. Во дворе вынул из кармана радиотелефон и набрал номер. Тотчас из динамика послышался знакомый голос.

— Срочно бери ребят и дуй ко мне, — сказал он в трубку.

Шорох позади заставил его обернуться. При этом рука привычно скользнула за пистолетом. Но страхи оказались напрасны: тропинка была пуста.

«Всюду тебе мерещатся убийцы», — подумал он и почувствовал, что напряжение спало. Он вспомнил, что скоро придет Джино Моро, в преданности которого дон Винченцо не сомневался. В организации знали, что Угрюмый — так звали Джино — мог за него перегрызть глотку любому.

Давняя история: когда-то дон Винченцо спас этого малого от электрического стула. Тогда Угрюмый отделался легким испугом. И хотя дон Винченцо потерял не один миллион песет, он никогда не жалел, что помог Джино. Тот неоднократно демонстрировал верность хозяину.

Дон Винченцо понимал, что не следует встречать гостя в кабинете. В нем все-таки, даже после чистки могли оставаться «клопы». Он подозвал охранника и сказал:

— Когда придет Джино, отведи его к фонтану, я его буду там ждать.

Через полчаса у массивных ворот остановились несколько машин. Из одной вылез Джино Моро. Он подошел к изящной калитке, взмахнул рукой перед камерой, и дверь открылась. Собственно, здесь не было ничего необычного для Джино, тем не менее он чувствовал, что босс чего-то недоговаривает, и это тревожило его. Шеф был явно чем-то озабочен, и Джино терялся в догадках: что бы это значило? В конце концов он решил, что это связано с Энрико.

Дона Винченцо Джино нашел в открытой беседке. Старик только кивнул головой вместо приветствия и показал на грубо сколоченную скамейку. Джино присел на нее и ждал, пока дон Винченцо созерцал сверкающие всеми цветами радуги струи фонтана. Это продолжалось довольно долго.

Наконец, дон Винченцо вытащил сигару и протянул Джино. Тот взял ее и поблагодарил.

— Как дела, Джино?

— Все о, кэй, шеф!

— Я рад, рад, что у тебя все хорошо, — дон Винченцо потрепал Джино по щеке. — А с Колет ты уладил дела? — усмехнулся дон Винченцо.

— С Колет? Почти. Но проблемы остаются, — в голосе Джино сквозило удивление.

— Как видишь, я неплохо осведомлен. Кстати, у каждого свои проблемы. Они есть и всегда будут… У одних — большие, у других — маленькие. Но я позвал тебя не для того, чтобы поговорить о погоде. Разговор пойдет о другом, — он замолчал и стряхнул пепел сигары на землю. — Много лет назад, когда тебя еще не было, я, терзаемый благими намерениями, решил создать нечто вроде концерна. Пришлось начинать на голом месте. У меня не было ни опыта, ни денег. Были только мечты и энтузиазм. Да, приходилось трудно, очень трудно. Были жертвы, много жертв, но иначе, сынок, было нельзя… — он помолчал. — В конце концов я добился того, что наша организация стала мощной и монолитной. Что-то вроде кулака, готового нанести удар любому неприятелю. И я, мой мальчик, был счастлив, видя, что многое, о чем я мечтал, воплотилось в жизнь. Не скрою, что в мире этом и я преуспел и кое-что значу. И мои соратники не в обиде на меня. Я дал им многое, — он понизил голос, и Джино видел, что босс чем-то опечален. — Но в последнее время я начал сильно сомневаться, правильно ли делаю, доверяя некоторым людям, — последнюю фразу он произнес тихим голосом и оглянулся. — Понимаешь, я чувствую, что нет былой… как это сказать, сплоченности, что ли. Я чувствую вокруг себя неискренность, и не могу определить, от кого она исходит, — дон Винченцо наклонился к уху Джино. — Ты думаешь, я шучу? Пожалуйста! В моем кабинете, куда доступ, крайне ограничен, я нахожу «клопа». То же в машине Энрико. Это предательство! Предательство, вот, что это! Подлое предательство! И поэтому я начинаю сомневаться в искренности близких по совместной работе людей. И я спрашиваю тебя, Джино: это нормально, когда сомневаешься в друзьях? Нормально?

По лицу Джино, заходили желваки:

— Конечно, нет, босс! — твердо ответил Джино.

— Вот видишь, Джино, это ненормально, — успокоился дон Винченцо. — И что я должен делать в этой ситуации? — произнес он, глядя в глаза Джино. Тот в ответ пожал плечами. — В этой ситуации я должен просить тебя, Джино, помочь мне.

— Я всегда рад помочь вам! — вырвалось у Джино.

— Знаю, знаю, сынок, поэтому и пригласил тебя, — он обнял за плечи сконфуженного итальянца.

— Но что я должен делать? — осторожно произнес Джино.

— Не дергаться и не таращиться по сторонам — это первое. Веди себя естественно, как будто не знаешь, что среди нас предатель. В то же время ты должен все подмечать, абсолютно все! Абсолютно все, что вокруг тебя происходит. Ты теперь будешь главным моим телохранителем. Будешь рядом со мной везде, разве что не в туалете. Ты и твои люди. Ибо, как видишь, охрана моя ненадежна. Твои люди заменят ее. Но того подонка, который предал меня, обязательно найди… Он, несомненно, существует.

— Когда приступать, босс?

— Немедленно, мой мальчик, немедленно! Я распоряжусь, чтобы твои парни не испытывали нужду и дискомфорт. Я увеличиваю твое жалование втрое…

Джино быстро прикинул в уме. Получалась приличная сумма.

— Я готов, босс. Пойду и скажу ребятам.

— Постой, я тебе не все сказал. Как ты знаешь, на Энрико было совершено покушение…

— Да, босс. Это как-то связано с тем, о чем вы мне говорили?

— Самым непосредственным образом. Поэтому твои люди должны взять под охрану клинику, где лежит Энрико. Кроме того, если со мной что-то случится, ты должен обезопасить… нет, спасти Энрико.

— Ну что вы, босс! Что может случиться?

— Это я так… все мы смертны. Но, если что-то случится и меня не станет, обратись за помощью к сенатору Пересу… Только к нему! Ты понял, Джино, только к нему! И еще: излишне тебе напоминать, что о нашем разговоре никто не должен знать.

— Но, шеф, неужели так все плохо?

— Я бы так не сказал, но должен просчитать все варианты. Даже такой фатальный, о котором только что сказал. Но, будем надеяться, что все обойдется, — усмехнулся дон Винченцо.

 

Глава 13

Ночью лил дождь. Раскаты грома разбудили Купера. Он проснулся и долго лежал с открытыми глазами, созерцая яркие вспышки молний. Под монотонный шум дождя засыпал и снова просыпался. А утром проснулся совершенно разбитый; вставать совсем не хотелось. Купер взглянул на часы. Было около семи.

«Можно еще поваляться», — подумал он и закрыл глаза. Но, вместо того, чтобы подремать, вдруг подумал о Дорис.

Девушка нравилась ему, он понял это только теперь. Купер попытался представить ее лицо, но ничего не получалось. Потом у него защемило сердце. Сон ушел, в голове осталась тупая тяжесть. Он помассировал виски и пошел в ванную комнату. Водные процедуры заняли немного времени, но все равно надо торопиться. Купер оделся, приготовил кофе с молоком, выпил. Затем побрился и, накинув пиджак на помятую сорочку, вышел.

Через полчаса, войдя в кабинет, сразу включил кондиционер: было душно. Потом занялся утренними газетами; он всегда делал это перед началом работы. Пробежал заголовки. На этот раз в газетах не было ничего интересного, Купер с досады швырнул их на дальний угол стола и задумался. Предстояло решить множество проблем — с чего начать, Купер решительно не знал. События последних дней так наслоились друг на друга, что трудно было найти главное.

В таких случаях он делал следующее: брал какое-либо второстепенное дело и тривиально работал над ним. В процессе этой работы часто возникали спонтанные мысли, которые помогали ему продвинуться в более сложном деле. Так он сделал и на сей раз. Он взял дело о бандитской разборке — ничего сложного в нем не было. В управлении на такие дела обычно махали рукой: пускай, мол, сами разбираются. Чем больше истребят друг друга — тем лучше. Куперу изрядно надоели эти дела; в тонких папках, он не надеялся найти ничего интересного. Раскрыл папку, полистал и вдруг наткнулся на рапорт полицейских Кемпеса и Риваса о событиях на вилле Санчеса. Далее следовал обширный рапорт Фогса. Купер прочел его внимательно два раза.

«Надо быть идиотами, чтоб дать сбежать этому парню, — подумал он. В самом деле, полицейские действовали так нелепо, что их можно было заподозрить в злом умысле. — Надо было осмотреть дом, зафиксировать все выходы. Только тупица, осмотрев замки на дверях и обнаружив, что они целы, а двери опечатаны, не обратил бы внимания на окна. Преступник мог запросто проникнуть через них в комнату».

К его удивлению, дальше о событиях той ночи — ни строчки. И это было странно. «Неужели никто не обратил внимания, не заинтересовался? Даже квартира не была взята под наблюдение. Как будто не было ночного визитера. Почему вновь не сделать засаду?» — Купер задавал себе вопросы и не находил на них ответы. В конце концов он сделал вывод, что там, в управлении, решили: раз Санчес погиб в результате несчастного случая — дело закрыто. И это в какой-то степени логично.

«Я бы не сказал, что мы поступили правильно, не пытаясь узнать, что искал ночной гость в особняке Санчеса, — подумал Купер. Он заметил, что отсутствовал протокол осмотра квартиры покойного. — Похоже, что ее вовсе не осматривали. И это вполне логично. Несчастный случай. Но после того, как там побывал кто-то, не начать осмотр! Это вопиющая ошибка!» — Купер решил расспросить обо всем Суареса. Он позвонил Мартину.

— Доброе утро, Марти.

— Доброе, Гарри.

— Хорошенькую работенку подбросил нам босс, не правда ли, Марти? — Купер зажег сигарету и затянулся.

— Да, Гарри, с этим делом горя мы хлебнем. Похоже, в нем замешаны большие люди… Я чувствую это нутром. Оно дурно пахнет.

— Ну, хорошо, Марти, а если это обычный наезд? — задумчиво произнес Купер.

— Обычный наезд?! Ха, ха… не тут-то было! Я поверю в это, если узнаю, что за рулем сидел наркоман или пьяный… или сумасшедший. Разве нормальный человек мог так целенаправленно заехать на тротуар, а затем вывернуть на шоссе? Даю голову на отсечение, что все было продумано заранее.

— То есть, они следили за ним?

— А «маячок» не говорит об этом?

— Так ты полагаешь, что покушались на Энрико, а несчастная Дорис — случайная жертва?

— Да. Из-за того, что Галло свозил девушку на берег, ему установили «маячок»? Откуда они знали, что он посадит в машину эту девицу? Короче, это обычная разборка между семьями.

— А как объяснить гибель Джонни Переса? Может, сначала он, потом его сестра…?

— Не более чем совпадение. Тех, кто совершил эту акцию, здорово накажут. Они совершили грубейшую ошибку.

— Какую?

— Они сделались смертельными врагами сенатору Пересу. Кому хочется иметь дело с таким мощным соперником, как сенатор?

— Значит, ты уверен, что это покушение на сына дона Винченцо?

— Да!

— Хорошо! А теперь послушай вот это, — Купер прочел ему рапорт Фогса.

— Ну, как?

— Что как? — не понял Суарес.

— Как тебе этот случай с Санчесом?

— Случай как случай. Обыкновенный несчастный случай. Кстати, я выезжал туда. На протоколе осмотра и моя подпись. Я не вижу связи между двумя событиями.

— Рапорт и протокол составлен крайне безалаберно. Неужели кроме этих скупых строчек, нечего было изложить? Мне кажется, что вы заранее решили, что это несчастный случай…

— Протокол составлял не я. Там были чины повыше; я не хотел вникать во все эти передряги. Кроме того, каждому было понятно, что это несчастный случай. Это и подтвердила экспертиза, — Суарес заметно разгорячился.

— Но ты подписал рапорт и протокол?

— Да!

— Тебе не кажется, парень, что это как-то непорядочно?

— Знаешь, Гарри, не кажется. Я все делал правильно.

— Жаль, Марти, я о тебе был лучшего мнения, — с явным сожалением произнес Купер. — Ну, ладно! Во всяком случае, я не хочу навязывать тебе свое мнение. Но пойдем дальше. Если ты внимательно читал документы, то не мог не заметить одну странность.

— Какую?

— Почему следствие не заинтересовал человек, проникший на опечатанную виллу глубокой ночью? Конечно, это мог быть обыкновенный вор. А мог быть и преступник, который искал что-то в комнате. Может, какие-то бумаги. В конце концов это мог быть убийца…

— Но экспертиза однозначно… — перебил его Суарес.

— Пошла в задницу твоя экспертиза… — не на шутку рассердился Купер.

— Я спрашиваю, почему так странно расследовалось это дело?

— Его вел Августино Новы, ты у него спроси. Но, он, кажется, в отпуске.

— В отпуске? Я свяжусь с ним. Разве можно так работать?

Купер набрал номер Костанеды. К его удивлению, тот был на месте.

— К вам можно зайти? — спросил инспектор.

— Да, Гарри, заходи.

Купер положил трубку и направился к выходу.

 

Глава 14

Сначала был шум. Точно такой, какой издает река, низвергаясь в бездну. Хуану показалось, что вот-вот брызги достигнут его. Но он обнаружил, что стоит на берегу огромного озера, маслянистая поверхность которого казалась застывшей киноварью. Все было неподвижно. Шум прекратился, и в то же время на воду пал яркий свет. Поверхность озера заискрилась так, что больно стало в глазах. Хуан оглянулся. Кругом были горы, вершины некоторых из них скрывались в облаках. Прямо над головой висела большое черное облако, казавшееся парящей крышей. На западе, на склонах дальних гор, видимо, шел дождь. Там туманный занавес ниспадал на темные склоны. На востоке выглядывало солнце.

Удивительно, но чувство страха исчезло. Хуан сел на корточки, сам не зная почему. Внезапно вновь послышался шум. Но теперь это были голоса, сопровождаемые барабанным грохотом. Хуан прислушался и уловил нечто похожее на мелодию. Внезапно все прекратилось. Ни звука. Вдруг он почувствовал, что земля под ногами колеблется. Почва все больше и больше сотрясалась. Хуан упал, затем снова вскочил на ноги, пытаясь ухватиться рукой за куст. И тут земля под ногами поплыла, а ей навстречу хлынула темная вода озера. И Хуан оказался в воде. Течение увлекало его в южном направлении. Вода бурлила и была очень холодной. Время словно остановило свой бег, поэтому, сколько все это длилось, Хуан не знал. Он на что-то наткнулся и почувствовал боль в ноге, и в то же время вода отступала, она двигалась назад в озеро, обнажая дно, усеянное галькой. И вот он уже лежал на земле. Хуан почувствовал, что сильно озяб. Он заметил, что надвигались сумерки. Вдруг уха коснулась человеческая речь. Говорили на незнакомом языке. Хуан поднялся и шагнул в заросли, откуда слышалась гортанная речь.

Он прошел еще несколько ярдов и остановился. Прямо перед ним высилась скала. Чуть слева от Хуана чернел провал — вход в пещеру, откуда доносилась человеческая речь. Словно повинуясь чьему-то приказу, ноги сами понесли пленника к входу и он, не задумываясь, шагнул в темный проем. При этом, как ни странно, чувство страха или опасности, которое обычно выдает подсознание в экстремальных ситуациях, на этот раз молчало. Хуан не подумал даже, что ждет его в подземелье, он просто шагнул вглубь… Едва он переступил порог пещеры, на него дохнуло сыростью и прохладой. Под ногами зашуршала галька, но он смело двинулся вперед. Хуан был уверен, что ему ничего не угрожает. Словно незримый поводырь вел его, и он доверился ему. Хуан прошел в глубь скалы, и туннель резко свернул вправо.

Голоса к тому времени стихли, а туннель вдруг резко оборвался. Он вышел на платформу, небольшую и ровную. Подошел к краю и глянул вниз. Несомненно, он стоял на вершине потухшего вулкана. Внизу разверзлось дно кратера. Хуан отшатнулся от пропасти. Внезапно все исчезло. Яркий свет ударил в глаза. Как бы в тумане, Хуан увидел человека, склонившегося над ним. Медленно прояснялись черты лица. Это была та самая девушка, которая приносила ему пищу. Видя, что Хуан очнулся, она с криком выбежала вон.

«Так это был сон?» — подумал Хуан, и на душе стало легче. Он почувствовал прилив сил; голова была, на удивление ясной, хотя и немного кружилась. Хуан снова закрыл глаза, хотя спать вовсе не хотелось. Открыв глаза, он вскрикнул от неожиданности: девушка стояла прямо у постели и глядела на него. На сей раз она не испугалась.

— Кто ты? — вырвалось у Хуана.

Девушка что-то произнесла на незнакомом языке. Хуан внимательно смотрел на нее, но не понимал. Девушка была красива и выгодно отличалась от своих соплеменниц. Черты ее лица можно было скорее назвать европейскими, чем индейскими. Ростом она была повыше местных женщин, стройнее их, с крепкой развитой грудью. Она была обнажена до пояса. Миндалевидные глаза блестели на, пожалуй, несколько широковатом лице. Волосы перевязаны красной лентой. Она была разукрашена точно так же, как и другие женщины этого племени, но татуировка в виде концентрических окружностей не шокировала, а, можно сказать, даже шла ей.

Видя, что Хуан не понимает, она улыбнулась и сказала по-португальски:

— Я Аманта, твоя жена, господин!

— Жена? Моя жена? — вырвалось у Хуана. Он был поражен, потом стал так громко хохотать, что на глаза навернулись слезы. — Ты… ты моя жена? — смех не давал ему говорить. — Но кто нас венчал?

— Что такое «венчал»? Я не понимаю, — девушка потупила глаза.

— Ты не знаешь, что такое венчание? — он внезапно перестал хохотать и внимательно поглядел на девушку.

— Я… я не знаю, господин, — совсем растерялась та.

— Ты назвала меня «господин». Я правильно тебя понял?

— Да, господин, — она преданно посмотрела ему в глаза.

— Так слушай, Аманта, почему ты назвала себя моей женой?

— Так пожелал Они, — тихо произнесла девушка.

— А кто такой Они? — Хуан взял девушку за руку.

— Мудрый Они — наш вождь. Ему велели боги, чтобы я стала твоей женой.

— А ты сама хочешь быть моей женой? — Хуан притянул ее к себе.

— Я не знаю, господин. Так решил Они.

Аманта сделала попытку вырваться.

— Они правильно решил, — Хуан привлек девушку к себе. Через мгновенье она лежала рядом с Хуаном. — У тебя красивое имя — Аманта. Это перуанское, а не индейское имя. Откуда оно у тебя?

— Не знаю, господин, — тихо ответила девушка.

— Впрочем, это не важно, — произнес Хуан.

 

Глава 15

«Проклятый дождь», — Чак Гетти крепко затянул тесемку капюшона. Он чувствовал себя отвратительно. Прорезиненный плащ почти не грел, а капли дождя, скатываясь по нему, промочили ноги. Дрожа от холода, он забросил автомат за плечо и попытался зажечь сигарету. Оказалось, сделать это не просто. Сильный ветер гасил спички; он бросал их на землю, при этом проклиная Джино:

— Ублюдок наверняка нежится в постели, — Чак не заметил, что сказал это в слух.

— Ты о ком? — спросил удивленно Анри Сантана.

— Да это я так, — отмахнулся в сердцах Чак. Он подумал, что терпеть осталось какой-то часок.

— Я совершенно замерз, — произнес дрожащий от холода Сантана, — дай сигаретку, у меня кончились.

Гетти протянул ему пачку.

— Бери всю, у меня есть запасная, — улыбнулся он.

— Спасибо! — Сантана, нащупав узкую полоску, вскрыл пачку, вынул сигарету и наклонился к Чаку прикурить.

— М…мерзкая погода, — пробормотал он и взглянул вверх. Там ничего нельзя было различить, ибо свет электрических фонарей, густо развешенных в саду, наглухо забивал черно-синюю бездну неба.

— Ты чем-то недоволен, дружище? — деланно ухмыльнулся Чак Гетти, поправляя лямку карабина.

— Будь проклято все! — пробормотал Сантана и сплюнул себе под ноги. Мелкий холодный дождик почти доконал его. Казалось, в мире не осталось ни одного сухого места.

— Слушай, Чак! Я на минуту забегу в беседку, чуть отогреюсь. Ты не против? — сказал он, стуча зубами.

— Валяй! — равнодушно ответил Гетти и огляделся. Все было спокойно. Висела завеса дождя, а вокруг светильников образовались радужные пятна.

«Пожалуй, и мне не мешало бы погреться. Когда Анри придет, я это сделаю, — он посмотрел на окна второго этажа: там размещалась охрана. Чак подумал, что через часок и он устроится на уютном диванчике. — Но в первую очередь я пропущу стаканчик», — решил он.

Легкий шорох заставил его обернуться. Он сорвал с плеча автомат и прицелился. Вдруг с другой стороны к нему метнулась темная тень. Удара Гетти не почувствовал. Нож пробил сердечную мышцу. И, когда его тело коснулось земли, он был уже мертв. Появилось еще несколько человек. Они спрятались в кустах, которые вплотную примыкали к двери, и притаились. Ждать пришлось недолго: дверь скрипнула, и Сантана бодро шагнул во тьму. Автомат болтался на плече. Ему удалось пройти футов пятнадцать, и он разделил участь товарища. Когда дело было сделано, нападающие быстро двинулись к входу здания. Дверь не была заперта, и они проникли в темный вестибюль, затем поднялись на второй этаж. Очевидно, эти ребята неплохо изучили план здания, так как устремились прямо в караульное помещение.

А там доблестные телохранители дона Винченцо видели девятый сон. Они не среагировали, когда на пороге появились люди в масках с автоматами в руках. Свинцовый дождь обрушился на спящих. В считанные секунды все было кончено. Дым и запах гари наполнили караульное помещение, а убийцы двинулись дальше. Конечной целью их была небольшая уютная комната в самом конце длинного коридора.

Подойдя к спальне, один из бандитов осторожно повернул дверную ручку. Дверь была заперта. Нападающие отошли футов на тридцать, спрятались за массивной колонной, и один из них швырнул гранату под дверь. Когда дым рассеялся, пред глазами нападающих предстала удручающая картина. Вместо двери зиял провал, а она сама, искореженная, лежала в глубине комнаты. Она чуть ли не накрыла кровать, на которой почивал дон Винченцо. ручающая каотина. предстала. та в самом конце длиннг Невзирая на пыль и гарь, бандиты ринулись к нему. Один из них, плотный и коренастый, в маске, как, впрочем, и все нападающие, выпустил очередь из автомата. Однако он мог и не делать этого, так как дон Винченцо был мертв. Осколок гранаты пробил грудь, и ночная сорочка на глазах набухала кровью. Бандиты окружили постель. Они были взволнованны. Некогда могущественный человек лежал перед ними бездыханный. И это было отнюдь не рядовое событие. Каждый из нападавших знал, что смерть этого человека может существенно отразиться на их жизни. Все они из них рисковали. А после его гибели риск увеличился во много раз. Кто знает, что задумали люди, решившие убрать неугодного соперника.

Когда убийцы убедились, что жертва мертва, они убрались восвояси, не очень стараясь скрыть следы. Но сделали ошибку, не заглянув в караульное помещение. А если бы заглянули туда, то их бы, несомненно, ждал сюрприз: один из «мертвецов», вдруг застонал. Он даже попытался подняться, но это ему не удалось. Бедняга мог испустить дух в любой момент. Забегая вперед, надо сказать, что нечеткое исполнение акции дорого обошлось нападающим.

Итак, тяжело раненный Эмиль Фогс попытался ползком добраться до столика, на котором стоял телефонный аппарат. Давалось ему это с превеликим трудом. Он то и дело терял сознание, оставляя на паркете кровавый след, и дюйм за дюймом приближался к заветному столику. В конце концов вытянутая рука Эмиля коснулась ножки столика.

«Еще немного», — подумал он и подтянул тело, пытаясь ухватиться за ножку стола и встать. Но от страшной боли потерял сознание. Из ран обильно текла кровь, а вместе с ней исчезали и силы. Очнувшись, он резко потянул столик на себя и вновь потерял сознание. Открыв глаза, Фогс увидел, что телефон валяется на полу. Рядом с ним лежала трубка, и из нее слышался непрерывный гудок. Еще не веря в удачу, Эмиль подполз, взял аппарат и хотел набрать номер. Но розовая пелена перед глазами помешала это сделать. В конце концов он набрал номер. На другом конце провода подняли трубку, и Фогс услышал голос Джино.

— Джино… Джино, все убиты! — прохрипел Фогс в трубку, которая казалась такой тяжелой.

— Кто? Кто говорит? — Джино не узнал голос охранника.

— Фо… Фогс… — трубка выскользнула из рук и гулко ударилась о пол. Эмиль с трудом поднял ее и уткнулся губами в микрофон. — Они… они всех убили… — и заплакал.

— А… а дон Винченцо? — закричал Джино.

— Не… не… знаю. Наверно… тоже убит, — прошептал Фогс.

— Эмиль, — послышалось из трубки после долгого молчания, — ты можешь передвигаться?

— Я… я попробую.

— Поднимись к боссу, если можешь, конечно.

— Хорошо, шеф, — через силу произнес Фогс. Затем он пополз к двери, но, не преодолев и десяти футов, замер, теперь уже навсегда. А Джино стал лихорадочно набирать номер дона Винченцо, но телефон молчал. Он перебрал все телефоны на вилле — их там было несколько — но ни один не отвечал. И тогда Джино выбежал из комнаты. Вскоре он притормозил у ворот клиники и сразу же отметил, что ребята на посту. Значит, здесь пока все в порядке: сюда еще не добрались. Джино поздоровался с охранниками и вошел в здание. На посту он увидел пожилую толстую медсестру. В этот поздний час визитер показался ей подозрительным. Она хотела сказать что-то резкое, но, увидев свирепое лицо Хосе Родригеса, решила промолчать. Джино подошел к ней.

— В какой палате лежит Энрико Галло? — тон Джино показывал, что эти люди не намерены сюда шутить.

— В девятой палате. На втором этаже, — моментально ответила медсестра.

Она была слишком напугана, чтобы задавать вопросы.

— Оставайся здесь, — коротко бросил Джино Хосе. Сам же поднялся в палату к Энрико. Он хотел постучаться в дверь, но раздумал. Когда он вошел, больной спал. Джино подошел к нему и осторожно тронул за плечо. Энрико открыл глаза и увидел склонившегося над ним незнакомого человека.

Страх заставил его молниеносно сесть, одеяло при этом отлетело в сторону.

— Не бойся, Энрико, — Джино сделал успокаивающий жест рукой, — я не причиню тебе зла.

— Ты… ты кто? — вырвалось у Энрико.

— Я твой друг. Ты немедленно должен покинуть клинику, — скороговоркой произнес Джино.

— Но… но почему? — бледное лицо Энрико выдавало сильный испуг.

— Я действую по поручению твоего отца, дона Винченцо. Тебе грозит смертельная опасность. Если ты не покинешь эту палату через несколько минут, будет поздно.

Что-то в лице незнакомца заставило Энрико поверить ему. Он вскочил с койки и хотел было надеть больничный халат, как тут в палату ворвался человек в белом халате:

— Почему в палате посторонний?! — закричал он.

— Доктор, дон Винченцо послал меня забрать сына, — спокойно произнес Джино.

Врач на мгновение замер.

— Но откуда я знаю, что вас действительно послал дон Винченцо? Я сейчас позвоню доктору Харрису, — он глянул на часы.

— Не надо. Сейчас глубокая ночь, доктор Харрис спит. А нам надо спешить!

— Но… но я протестую! — закричал Рохас. — Я сейчас вызову полицию!

— Ну, вызывай! — в руках Джино появился пистолет.

Доктор Рохас сразу остыл.

— Извините, сеньор, я погорячился, — пятясь к двери, пробормотал он.

— Я так и подумал. Пойдем, Энрико.

Они подошли к двери. Джино пропустил Энрико вперед. А тот еще не пришел в себя.

Джино не лгал, когда говорил, что сюда вот-вот нагрянут незваные гости. Через несколько минут люди в масках ворвались в палату, но никого там не застали. В это время Джино, Энрико и их спутники были уже далеко.

 

Глава 16

Около двух недель прошло с того памятного дня, когда Хуан чуть было не простился с жизнью. Все это время он старался не выходить из хижины и валялся на ставшей привычной куче листьев, застланной какой-то тряпкой, служащей простыней. Аманта приносила пищу. Днем она где-то пропадала, но каждую ночь исправно делила с Хуаном ложе. Женщина все больше привязывалась к нему. Исчезла былая застенчивость, вместо этого появилась некая игривость. Было видно, что Хуан нравится ей; он так не похож на местных мужчин! Да и сама Аманта отличалась от местных женщин. Прежде всего, внешностью. Черты лица ее, скорее, напоминали евроазиатский тип, чем индейский. Те смуглее, более круглолицые, а разрез глаз напоминают жителей японских островов. Кроме того, здесь обычно женщины низкорослы, чего не скажешь об Аманде. Словом, «жена» Хуана, скорее, напоминала испанку, чем индианку. Можно было без преувеличения сказать, что, облачись Аманта в обычное платье, ее легко можно было принять за жительницу горной Андалузии. Ко всему прочему надо добавить, что туземка отличалась сметкой и даже неплохо знала португальский, что говорило о ее привилегированном положении. Ибо, как мог убедиться Хуан, лишь немногие из племени знали этот язык. И все они были приближенными вождя.

Конечно, Аманта обо все докладывала вождю, Хуан в этом не сомневался. Против этого было эффективное средство: надо, чтобы Аманта влюбилась в него. Всерьез и сильно. Это нужно было и для того, чтобы узнать, где находится алмаз. Хуан выработал стратегический план, конечной целью которого было вновь завладеть камнем.

Как и всех прежних владельцев желтого камня, его одолевала страсть. И с каждым днем это чувство становилось сильнее. Оно заставляло его просыпаться ночью, и ему казалось, что он держит камень в руке, лучи солнца играют на его золоченых гранях. Все было как наяву, но это был мираж, от которого еще долго ныло сердце.

Итак, время шло, и надо было что-то делать. Хуан как бы невзначай заводил разговор о камне, и всякий раз Аманта делала вид, что не понимает его. Это основательно бесило Хуана, но он умело скрывал раздражение. В успехе предприятия, задуманного им, эта женщина должна была играть чуть ли не главную роль. Играть роль влюбленного кретина Хуану не составляло большого труда, хотя порой он еле сдерживался, чтобы не врезать ей как следует. Вместо этого, надо было произносить ласковые слова; Хуан про себя смеялся, когда Аманта не спускала с него влюбленных глаз, слушая его бредни. Все ей было в диковинку: и автомобили и большие каменные хижины.

— Ты знаешь, как я попал к вам? — спросил Хуан однажды, глядя ей в глаза.

— Нкомо говорила, что тебя послало небо.

— Небо?! Конечно, небо. Перед тем как попасть сюда, я жил в большом городе. И однажды я сел на большую железную пирогу, которая летает по небу, и прилетел сюда.

— А что такое город? — спросила Аманта.

— Это большая, большая деревня. Там живут много, очень много людей, и там каменные хижины.

— А кто такая Нкомо? Твоя подруга?

— Нет. Это колдунья. У нее сын Элеф, тоже колдун. Он иногда превращается в зверя…

— В зверя!? — воскликнул Хуан. — Какого зверя?

— Кажется, по-вашему он называется ягуар. Колдунья Нкомо может все. Когда она хочет кого-нибудь убить, она вселяет в того человека злой дух. И тот убивает несчастного.

Хуан делал вид, что внимательно слушает эту галиматью. «Что за чепуху мелет эта дура?» — подумал он.

— Не бойся. В преданиях моего народа, тоже есть легенды о людях-оборотнях, о людях-волках. Но это все ложь. Старуха морочит вам голову…

— Ой, ой! Не надо говорить… — Аманта не на шутку испугалась и прижалась к Хуану, дрожа всем телом.

— Не бойся. Она не слышит. Эта старуха безобидна, как луговой уж. Кстати, ты не знаешь, куда она дела тот желтый камень, который был у меня? — спросил он, обмахиваясь веткой пальмы.

— Какой камень?

— Ну, тот большой желтый камень…

— А… Глаз Орина…. Ты исполнил то, о чем было сказано много-много лет назад: придет с неба черный человек и возвратит нам глаз Орина. И мы снова будем могучим племенем, — нотки радости промелькнули в ее словах.

— Кто такой Орин? — спросил Хуан.

— Это тот, кто дал нам жизнь! Тот, кто все видит и слышит. Это наш повелитель. Если я буду говорить о нем, он меня накажет! — Аманта помрачнела.

— Человек-ягуар разорвет тебя в клочья, — улыбнулся Хуан.

— Ты зря смеешься, черный человек, — она капризно надула губки.

«Ого! Как белая леди», — подумал Хуан и засмеялся, чем еще больше огорчил Аманту.

— Ты мне покажешь вашего Орина, — перестал смеяться Хуан. — Мне так хочется поглядеть на вашего повелителя! — Он решил, что камень находится в святилище нелепого божка дикарей.

— Я… я не могу этого сделать… Орин убьет меня… — внезапно Аманта осеклась. Глаза ее широко открылись, а взгляд устремился в одну точку позади Хуана. Он резко обернулся. В футах десяти он него стояла маленькая высохшая сгорбленная старушка с лицом, словно лист пергамента. Ее маленькие колючие глазки метали гром и молнии.

— Аманта тебе никого не покажет. Иначе наш бог убьет ее, — прошипела старуха. Она подошла к Хуану. В это время, Аманта, скованная страхом, молчала, и зубы ее отбивали мелкую дробь. — Ты отдал то, что всегда нам принадлежало. Теперь не ищи способ завладеть им вновь. Иначе огненные стрелы Орина сожгут тебя, как сожгли многих, кто осмелился прикоснуться к священному камню. Помнишь огромную птицу, на которой ты летел, и которая упала в джунгли? Помнишь, как ты попал в каменный колодец смерти? Ты остался жив лишь для того, чтобы отдать нам этот священный камень. Такова была воля всемогущего Орина. Теперь ты снова хочешь завладеть камнем. Ты обрекаешь себя на гибель. Ты же не хочешь умирать, черный человек? Не хочешь? — внезапно она противно захихикала, затем подняла вверх свои иссохшие руки, закатила глаза, а потом… устремила взгляд на Хуана. Тот почувствовал, как подымаются волосы на голове; ужас сковал мышцы. Мозг начал обволакивать туман, в глазах потемнело. Из последних сил, ценою неимоверных усилий, он поднял руку, сжал пальцы в кулак и, не видя перед собой ничего, нанес удар. Вопли Аманты вернули его в прежнее состояние. Девушка билась в истерике. У ног Хуана лежала старуха. С первого взгляда было видно, что она мертва.

— Мерзкая тварь! — сочно сплюнул Хуан и подошел к Аманте.

— Ты…. Ты убил ее! — вопила она на своем языке, но Хуан понял ее.

— Да, убил, — спокойно произнес он. — Эта тварь надолго задержалась на этом свете. Но ты успокойся. Ведь ничего страшного не произошло, — он погладил девушку по щеке, — теперь надо бежать. Ты поможешь мне, — он поцеловал ее и прижал к себе. Она отстранилась и молча уставилась на труп.

— Я… я помогу тебе, — наконец прошептала она.

— Хорошо, малышка, очень хорошо… Но ты должна помочь мне еще в одном деле, — произнес Хуан, глядя ей в глаза.

— В каком? — всхлипывая, спросила она.

— Помоги мне достать камень — тот, который вы называете глазом Орина, — произнес он, сразу беря быка за рога.

— Нет! Нет! Только не это! — она упала на колени и запричитала. Хуан пересилил себя и тихо сказал:

— Ну, хорошо, хорошо. Я знаю, как он всем вам дорог. Кроме того, как сказала Нкомо, Орин испепелит меня, если я его возьму. А я жить хочу. Я хочу, Аманта, одним глазом взглянуть на него, не более того. Ты мне поможешь в этом?

— Я… я боюсь. Колдунья Нкомо грозилась наказать меня, если я расскажу о волшебном камне.

— Колдунья Нкомо! Но ведь теперь опасаться нечего, она мертва.

— Но… осталась ее тень!..

— Запомни раз и навсегда: если кто-то умирает, не остается даже тени. Ты поняла? — повысил голос Хуан.

Он подошел к старухе и поднял ее на руки. Казалось, что весит она не больше меха соломы. С ужасной ношей они вышли из хижины. Солнце еще стояло высоко, и в это время улочки деревни обычно были пустынны. Как и рассчитывал Хуан, они никого не повстречали, но все-таки сильно рисковали. Хуан подумал, что очень кстати подвернулась под руку эта старуха. Сама судьба велит ему спешить. И вообще, дела идут неплохо. Смерть старой колдуньи ускорила развитие событий. Аманта после страшного события, которое произошло в хижине, обязана теперь помогать ему, и для этого не нужно быть психологом. У нее не много вариантов: либо сообщить вождю обо всем, либо помогать ему, Хуану. В первом случае вождь может сильно наказать Аманту. Во втором — наказание минует ее, если она скажет, что не видела ничего. Никто не докажет, что она помогла бежать пленнику.

— Я покажу тебе священный камень, если того пожелает великий Орин, — сказала Аманта, когда они оказались в бамбуковой роще.

— Как он тебе об этом сообщит? — усмехнулся Хуан, который следовал за ней.

— Имеется священное место, где мы всегда спрашиваем у Орина совета, — ответила Аманта и ускорила шаг.

«Она неплохо ориентируется, — подумал Хуан, еле поспевая за ней. Ему то и дело приходилось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. К тому времени они успели избавиться от трупа: положили его под куст и забросили ветками. — Через пару дней от старухи ничего не останется», — решил Хуан.

Надо сказать, что Аманта полностью оправилась от шока. Они шли уже больше часа, и лес становился все гуще. Это было удивительно, так как приходилось подниматься все выше и выше.

 

Глава 17

В ту ночь, когда на вилле Винченцо Галло гремели выстрелы, инспектор Гарри Купер спал и видел сон: необычный, тяжелый, словно отпечаток нерешенных проблем.

Узкое серое полотно дороги. Купер шагает по бетону, кругом ни души. Но вот впереди что-то темнеет. Инспектор подходит поближе. Он уже знает, что там, и ужас охватывает его.

«Вас нет, вы мертвы», — шепчет Купер, узнав Дорис. Рядом с ней — Джонни, ни кровинки в лице. Ужас ледяной рукой сдавил грудь инспектора. Раздался звон колокола…

И тут Купер проснулся. Звонил телефон. Инспектор открыл глаза и глянул на светящийся циферблат. Почти шесть. Уже проклюнулся рассвет, но все равно пришлось включить ночник. «Какая сволочь звонит в такую рань», — подумал он. Пока он раздумывал, поднимать или не поднимать трубку, прозвучали четыре звонка. Наконец он поднял трубку.

— Извини, Гарри, что поднял тебя в такую рань, — обычно ровный голос Костанеды теперь выдавал волнение.

— Что-нибудь случилось, сеньор комиссар? — Купера окончательно проснулся. Произошло нечто неординарное, раз Костанеда так взволнован.

— Только что совершено нападение на дом Винченцо. Мы нашли там десяток трупов. Уничтожена охрана. Дон Винченцо мертв! А сын его, твой подопечный, исчез, — скороговоркой выпалил Костанеда.

— Но ведь клиника Харриса охранялась… — растерялся Купер.

— Да, охранялась. Людьми дона Винченцо. Жалею, что не поставил нашу охрану. Короче, одевайся и дуй сюда. Оперативно обсудим все вопросы. Я тоже сейчас выезжаю в управление. Кстати, сколько сейчас? У меня остановились часы.

Купер взглянул на зеленоватый циферблат:

— Шесть десять, — бросил он в трубку. «Такая рань!» — промелькнуло в голове.

— Проклятье! — донеслось до Купера с другого конца линии. И раздались короткие гудки. Он положил трубку и пошел в ванную комнату. «Выпить чашку кофе уже не удастся», — подумал он.

Когда инспектор вышел на улицу, уже светало. Вокруг — тишина, только шум ветра в кронах деревьев. Было свежо, и Купер пожалел, что не надел пиджак.

Старенький «Пежо» стоял на своем привычном месте. Купер открыл дверцу и сел за руль. В салоне было холоднее чем на улице, поэтому он запустил мотор и включил печку. Через минут сорок Купер был в управлении. Он поднялся по мраморной лестнице, устланной бежевым ковром, на второй этаж. В конце просторного коридора находился кабинет комиссара Костанеды. Купер прошел мимо своего кабинета к кабинету шефа. Неприятный холодок сжимал его сердце: ожидание чего-то ужасного. Купер осторожно постучал в дверь шефа, затем открыл дверь и вошел; несколько человек сидели и курили. Купер узнал Сименса из отдела борьбы с организованной преступностью, Гильберта Чавеса и незнакомого блондина, который сидел, то и дело помечая что-то в блокноте.

— А, вот и Купер! — вместо приветствия произнес Костанеда. — Садись! — он указал на кресло рядом с собой. Вместо этого Купер подошел и поздоровался с каждым.

— Саймон Куртис, — произнес незнакомец, когда Купер пожал его вялую руку.

— Гарри Купер, — произнес Купер, внезапно почувствовав некую антипатию к Куртису.

Выскочки из Министерства всегда вызывали у него раздражение. Эти ребята, несомненно, считали себя профессионалами высшего разряда, и к обычным полицейским всегда относились снисходительно.

— Гарри, ты немного опоздал. Мы тут уже успели кое-что обсудить. Поэтому ввожу тебя в курс дела. Я уже тебе сказал, что ночью кто-то пришил дона Винченцо. Сложилась уникальная ситуация, и в связи с этим надо наметить стратегию и тактику наших дальнейших действий. Этим мы и должны заняться… Но все по-порядку: в четыре утра кто-то из автомата позвонил в полицию. Звонивший сообщил, что на улице Сантос в доме № 14 слышна стрельба. Туда был отправлен полицейский наряд. Когда ребята подъехали к дому, а это заняло полчаса, они нашли там дюжину трупов и еще теплые гильзы. Среди погибших и дон Винченцо. Старика порешили во время сна. Нападающие скрылись. Следов, кроме гильз, никаких. Кстати, двое из погибших были найдены в саду. Очевидно, эти двое охраняли здание. Они даже не успели воспользоваться оружием. Личности всех погибших установлены: это охранники дона Винченцо. Кстати, их шефа Джино Моро среди погибших не оказалось, — Костанеда погасил сигарету и бросил ее в пепельницу. — Это не рядовая разборка между преступными кланами. Не часто убивают «крестных отцов», — проворчал он. Комиссар был подавлен. Недавние события выбили его из колеи. Ясно, что следовало ждать новых разборок: люди дона Винченцо, несомненно, окажут сопротивление, несмотря на гибель их босса. Будут гибнуть люди; среди жертв окажутся и случайные. Это угнетало комиссара.

— Я думаю, власть перейдет к Холодовски, а Эспиноса резко усилит свои позиции в городе. Устранить дона Винченцо мог только Эспиноса: ему это крайне выгодно, — после долгого молчания произнс Костанеда.

Сименс согласно кивнул головой, Чавес молча курил, а Куртис что-то чиркал в блокноте.

— Для нас это вовсе неплохо, — произнес вдруг Купер.

Все устремили свои взгляды на него.

— Это еще почему, Гарри? — спросил Костанеда.

— Очевидно, что власть сосредоточится в руках одного человека, я думаю, Эспиносы. Будет стабильная обстановка без разборок.

— О, если бы это было так. Всегда найдется человек, который метит в Наполеоны. Он постарается свергнуть с престола «крестного отца», и разборки начнутся снова. И так без конца. Эспиноса молод, энергичен… и, я думаю, если его никто не завалит, будет править долго… очень долго, — задумчиво произнес комиссар. — Мы должны следить за этим парнем, сверхпристально следить. Это наша стратегия. Но сначала надо точно установить, что нападение — дело рук Эспиносы. Возможно, он здесь ни причем. Надо внедрить в его окружение наших людей, сейчас это особенно важно. Необходимо выяснить, где находится Марк Холодовски, что за сюрприз он готовит. А ты, Гарри, займись Энрико Галло. С этим тоже все непонятно. Поезжай в клинику, расспроси людей. Сименс и Чавес — вы займетесь Джино Моро. Чует моя душа, неспроста его нет среди трупов. Да, Купер, это к тебе относится: кажется, ты основательно застрял в деле сына сенатора?

— Нет, сеньор комиссар, просто дело движется медленно. Медленно, — повторил он.

— Хорошо! На этом все. Все свободны. Вечером доложите обстановку на оперативке, — комиссар снял трубку и куда-то начал звонить. Все, кроме Куртиса, вышли.

В четверть девятого Купер подъезжал к клинике доктора Харриса. Первым, кого он встретил в больничном вестибюле, была высокая полногрудая женщина в белом халате.

— Здравствуйте, не могли бы вы подсказать, где найти доктора Харриса? — елейно спросил Купер.

— А кто вы? — женщина глянула на него с интересом.

— Я старый друг доктора, — улыбнулся инспектор.

— Идемте со мной. Мне кажется, доктор Харрис сейчас должен быть на месте. Они вошли в просторный лифт и поднялись на седьмой этаж. Дама подвела его к двери, обитой кожей. Золотом на металлической доске было написано: «Доктор Харрис. Профессор медицины».

Купер нажал на кнопку слева от двери. Тотчас на небольшом экране загорелись буквы: «Пожалуйста, входите!» Купер вошел и закрыл за собою дверь. В футах двадцати от него за столом сидел невысокий седой человек и что-то писал. Увидев инспектора, он отложил ручку.

— Здравствуйте. Вы доктор Харрис?

— Да, — Харрис подозрительно глянул на Купера.

— Я инспектор Купер, криминальная полиция, — Купер вынул удостоверение и протянул Харрису. Доктор развернул его.

— Ну, так чем могу служить? — хмуро произнес он, возвращая документ.

— Я хотел бы узнать о ночном происшествии, — Купер спрятал удостоверение в карман.

Харрис тотчас нажал кнопку селектора:

— Доктор Рохас еще не ушел домой?

— Нет. Дежурство его закончилось, но он еще в клинике, — раздалось из динамика.

— Тогда найдите его! Пусть он немедленно поднимется ко мне.

Харрис выключил селектор и обратился к Куперу:

— Рохас — тот самый врач, на дежурстве которого случилась эта история.

Через несколько минут вошел Рохас, небольшого роста человек в помятом костюме.

— Вы меня вызывали, сеньор Харрис?

— Да, Рохас, садись! — Харрис указал на кресло, стоящее рядом с Купером.

Тот неловко присел в кресло.

— Скажи-ка нам, что произошло с пациентом из шестой палаты?

— Я вам уже рассказывал, сеньор Харрис, — виноватым тоном произнес врач.

— Расскажи нам еще раз. Инспектор Купер из криминальной полиции с удовольствием выслушает тебя.

— Значит… Я находился в комнате отдыха, когда прибежала медсестра Компес. Она была напугана. Какие-то люди ворвались в шестую палату. Она так и сказала: ворвались, а не вошли. Я сразу же побежал туда.

— Когда это было? — перебил его Купер.

— В начале третьего…

— Продолжайте!

— Когда я вбежал в палату, там было трое посторонних. Они торопили сеньора Галло, чтобы тот быстро покинул палату.

— Торопили? Они что, его били?

— Нет, мне показалось, что они, наоборот, были учтивы с ним.

— И он не сопротивлялся?

— Нет. Скорее, был растерян. Или напуган. Я так понял: он не знал этих людей…

— А вы что, его отпустили?

— Они… они угрожали мне пистолетом.

— Итак, что было дальше?

— Они вывели сеньора Галло… то есть, он сам пошел с ними.

— Так это были его друзья?

— Не знаю. Но один из них — главный — сказал, что они действуют по поручению отца пациента, какого-то дона Винченцо. Я уже говорил, что они относились к нему хорошо. Что было дальше, я не знаю. Когда они ушли, появились другие люди. Они меня чуть не порешили, узнав, что пациента нет в палате.

— Вы бы узнали кого-нибудь из них? — Купер вынул фотографии и разложил на столе. Рохас начал их рассматривать, а Купер внимательно глядел на него. Одно фото привлекло внимание Рохеса. Он долго изучал лицо мужчины, затем виновато перевел взгляд на инспектора:

— Вроде бы этот. Но здесь он без бороды.

— Хорошо. А больше никого не узнали?

— Нет, сеньор инспектор.

— Благодарю вас, доктор Рохас, — Купер забрал фотографии. — Вы нам очень помогли.

— Я очень рад, сеньор инспектор.

— Вы можете идти. И отдохните после дежурства.

— Спасибо, сеньор инспектор. Спасибо, сеньор Харрис. До свиданья!

— А мне-то за что спасибо? — удивился доктор Харрис.

 

Глава 18

Выйдя из лифта на лестничную площадку, Кэйт достала из крошечной сумочки ключ и открыла дверь. Привычным движением включила свет. Затем, сняв обувь в прихожей, не раздеваясь, прошла в спальню и плюхнулась на кровать.

«Уже темно. Неужели и сегодня Джино не вернется домой? Хоть бы позвонил. Мне без тебя так тяжело, милый! — подумала она. На душе скребли кошки. Чувство тревоги не проходило, а наоборот, усилилось. — И раньше бывало, что Джино несколько дней кряду не ночевал дома. Так почему теперь так ноет сердце?» — думала она.

Как ни странно, сначала их связь никто не принимал всерьез. Она — одна из многих девиц Джино. Но потом друзья его говорили: «Ха-ха, старый развратник увлекся!» Но когда Джино повел Кэйт под венец, они были просто в шоке: до последнего думали, что Джино разыгрывает их. Но шли годы, а любовь этих двух не похожих друг на друга людей разгоралась все сильнее.

«Что-то должно произойти, — решила она. — Только бы с Джино было все порядке!» Так прошел день; она не отходила от телефона. И только под вечер вышла на часок. Пришла, включила телевизор, пробежала по программам и остановилась на передаче с участием Боба Хоупа. На сей раз ей вовсе не хотелось смеяться над проделками клоуна.

Около десяти она выпила чашку кофе и легла, но спать совсем не хотелось.

«Зачем я выпила кофе, — подумала она. Встала, подошла к секретеру, где хранились лекарства. В этот момент послышалась трель входного звонка. — Джино!» — мелькнуло в голове. Но она сразу отбросила эту мысль: у него были свои ключи.

— Кто там? — спросила она, подойдя к двери и опасаясь, что голос выдаст страх.

— Кэйт, открой, это я, Жак. Жак Марадона, — услышала она.

— Жак, что тебе надо? Джино нет дома.

— Я знаю, Кэйт. Джино просил меня передать тебе письмо.

— Но почему он сам не позвонит? — насторожилась Кэйт.

— Он не может. Это очень важно, Кэйт.

Кэйт набросила кофту на ночную сорочку и оттянула защелку. Едва она это сделала, дверь открылась. На пороге показался Жак Марадона, прозванный так потому, что действительно был похож на знаменитого футболиста.

— Здравствуй, Кэйт, — его толстые губы растянулись в улыбке. Он вошел, а за ним появились еще двое атлетически сложенных мужчин.

Увидев непрошенных гостей, Кэйт растерялась.

— А где Джино? — любезно осведомился Марадона. — Я и мои друзья хотели бы поговорить с ним, — он указал жестом на дюжих молодцов, стоящих рядом.

— Но… но ты говорил о каком-то письме? — растерянно произнесла Кэйт.

— О письме?! Ах, где оно? — он начал искать в карманах. Кажется, я его потерял, — он незаметно подмигнул друзьям.

— Но ничего. Если честно говорить, эту историю с письмом я придумал, чтобы ты нас впустила и мы могли с тобой поговорить. — Жак вмиг стал серьезным.

— Поговорить? О чем? — вырвалось у Кэйт.

— Конечно же, о Джино! Ему угрожает опасность. Мы хотим его предупредить, но не знаем как его найти. Где он, Кэйт? Где? — он внимательно поглядел на женщину. Его спутники молчали.

— Я… я не знаю. Уже несколько дней он не ночует дома.

— Что так, другую нашел? — усмехнулся Жак.

— Не… не знаю, — пожала плечами Кэйт.

— И не звонит?

— Нет.

— Что-то не верится. Слушай, Кэйт! — он взял ее за запястье. — Ты хочешь, чтобы я поверил, что Джино не дает о себе знать целых два дня?! Тебе, своей ненаглядной Кэйт!? Ты хочешь убедить меня в этом? Ты горько пожалеешь, если не скажешь, где Джино. Если он погибнет — это на твоей совести! На твоей! Ты поняла?! Всю жизнь ты будешь корить себя: почему я не сказала, где он. — Жак пытливо поглядел ей в глаза, и она поняла значение этого холодного взгляда.

— Но я действительно не знаю, где он… — тихо пробормотала она. Один из спутников Жака сделал шаг вперед и резко отстранил Марадону.

— Ты скажешь нам, где этот ублюдок?! — вскричал он.

— Нет! Даже, если бы я и знала где он, то не сказала, — Кэйт уже поняла, что перед ней враги ее Джино.

— Да? — криво улыбнулся сероглазый блондин. В следующий момент страшный удар поверг ее на пол. На миг женщина потеряла сознание. Когда она очнулась, то увидела, что двое громил стоят над ней, а Марадона, сидя в кресле, вытирает пот с багрового лица.

— Так где же Джино?

Кэйт молчала. Блондин с размаха ударил Кэйт. От боли у нее перехватило дыхание. Бандит наклонился к ней, в руке его появился нож.

— Оставь ее, Харви, — Жак подбежал и ухватил блондина за левую руку.

— Ты скажешь, сука!

— Я не знаю, — хрипло произнесла женщина. И в следующий момент грянул выстрел. Блондин упал, придавив ногу Кэйт. Второй бандит и Жак Марадона уставились на дверь. У порога стоял Джино. В руках его поблескивал сталью пистолет.

— К стене! — громко скомандовал он. Бандит повиновался.

— Джино! Меня заставили! Джино!.. — закричал Марадона, упав на колени.

— К стене! Лицом к стене! — вновь скомандовал Джино. Держа под прицелом бандитов, он подошел к Кэйт.

— Ты в порядке, дорогая? — спросил он, и голос его дрогнул.

— Да, — сквозь слезы произнесла она.

Джино помог ей подняться, держа под прицелом бандитов.

— Жак, кто послал убить меня? — резко спросил он.

— Я… я не могу… — плаксивым голосом произнес Жак.

— Не можешь? Хорошо. Через минуту будет поздно. Ты же меня знаешь, парень. Это Эспиноса? Эспиноса?

— Нет.

— А кто?

— Джино…

— Кто? — Джино передернул затвор.

— Марк.

— Марк Холодовски?! — медленно повторил Джино и плавно нажал на курок. Потом выстрелил второй раз.

Когда сизый дым и пыль от отколовшейся штукатурки рассеялись, Джино подошел к Кэйт. Женщина была бледна. На ее глазах только что погибли люди. И сделал это ее Джино.

— Не жалей их, Кэйт. Они жили, как гиены, и подохли, как скоты. Не жалей их, дорогая. Он притянул к себе жену и поцеловал. Она крепко обняла его, рыдания сотрясали ее тело.

Джино целовал ее:

— Успокойся, дорогая, все будет хорошо.

Когда Кэйт немного пришла в себя, он бережно разнял объятия и подошел к телефону.

— Это полиция? — спросил он.

— Да, — сказали на другом конце провода.

— Мне нужен инспектор Купер. Это важно.

— Его сейчас нет. Что передать?

— Скажите, что звонил Джино Моро, — он положил трубку и посмотрел на жену. Под глазом у нее набухал кровоподтек.

— Иди, умойся. Нам надо немедленно уходить. Умойся и собери вещи. Только самое необходимое. И в темпе…

— Но куда бежать?

— В надежное место. Ты уже поняла, что оставаться здесь нам нельзя. Скоро сюда нагрянут их друзья, — он кивнул на трупы. Когда жена ушла ванную, Джино осторожно отодвинул штору и глянул в окно. На мокнущей под дождем улице не было никого. Джино снова подошел к телефону и набрал номер. Когда подняли трубку, он четко произнес:

— Это ты, Марк?

— Да! — голос Холодовски, как всегда, был лишен эмоций.

— Ты узнал, кто звонит?

— Да, Джино.

— Приезжай ко мне и забери своих недоделков, — он положил трубку. Затем вытащил из шкафа сумку, положил туда пару сорочек и пистолет. Когда он застегнул молнию на сумке, появилась Кэйт. Она быстро сложила свои вещи в другую сумку.

— Может, взять плащ? — спросила она.

— Как хочешь, только давай побыстрей…. — Джино подошел к сейфу, взял из него несколько пачек банкнот и рассовал по карманам.

Они вышли на пустынную улицу и сели в автомобиль.

 

Глава 19

Едва машина Купера выехала на улицу командора Авальгаро Рива, резко зазвонил телефон. Купер нажал белую кнопку, и в салон ворвался громкий голос сержанта Карлоса Сореллы.

— Привет, Гарри, — Купер убавил громкость.

— Привет, Карлос.

— Тебе только что звонил какой-то тип. Он сказал, что ему срочно нужно переговорить с тобой.

— Как его имя?

— Джино… Джино Моро.

— Джино?! Он не оставил номер телефона?

— Нет.

Купер подумал, что домашний номер Джино найти легко. Но вот появится ли он дома после этих событий — большой вопрос. Значит, надо ждать его звонка…

— Спасибо, Карлос. Я сейчас же еду в управление. Если Джино будет звонить еще, скажи, чтобы он перезвонил через полчаса, — Купер положил трубку. А через минут двадцать он уже сидел в кабинете и просматривал документы. Но строчки донесений и протоколов не складывались в единое целое.

«Почему звонил Джино? Ведь до этого он даже не общался с ним. Человек дон Винченцо звонит в полицию. И именно мне, Куперу. Звонит в открытую, даже не скрывая своего имени. Что это? Провокация или, быть может, зов о помощи? Так или иначе надо ждать звонка», — Купер пошарил в шуфлядке и выудил тонюсенькую папку. В ней было десять-пятнадцать ничего не значащих листков. Все они касались Энрико Галло. Даже предвзятый следователь не мог бы ни к чему прицепиться и пришить Энрико криминал.

«И все-таки маловероятно, чтобы на поле, где одни сорняки, вырос здоровый злак, — подумал Купер. Он взял фотографию Энрико, и стал внимательно рассматривать. Приятное лицо несколько портят щеголеватые усики. — Как плохо, что я не успел поговорить с тобой, парень».

Вдруг в мыслях возникла Дорис: «Неужели между ними что-то было?» — подумал он и позавидовал Энрико. — Вполне вероятно, что Дон-Жуан Энрико завоевал сердце девушки. Это была бы неплохая пара. Но, увы», — вздохнул он и спрятал фотографию. В этот момент в тиши кабинета прозвенел звонок. Купер, хоть и ждал его, все же вздрогнул и лихорадочно сорвал трубку:

— Да?

— Это инспектор Купер? — проворковал женский голосок.

— А, сеньора!

— Мне необходимо с вами переговорить.

— Кто вы?

— Ну… ну скажем, Мария Колари. Это имя вам что-то говорит? — в приятном голосе чувствовалась лукавинка.

— Абсолютно ничего.

— Вот видите, я так и знала. Мне необходимо встретиться с вами…

— Для чего?

— Это не телефонный разговор. Скажу одно: это важно для нас обоих.

— Вот как? — удивился Купер. Его все больше разбирало любопытство. — Когда мы могли бы встретиться?

— Сейчас… можно, подумаю? Можете приехать, скажем, через час-полтора в кафе «Ла Примавера»?

— Это в итальянском квартале?

— Да, — кокетливо прозвучало в трубке.

— Я, право, не знаю. Я слишком занят, — неуверенно произнес Купер.

— Но это важно, очень важно…

— Ладно, ждите. Я приеду.

— Тогда до встречи!

— До встречи! — Купер положил трубку и задумался.

«Что значит этот звонок? Кто такая Мария Колари?» — он набрал на компьютере «Мария Колари» — поиск. Безрезультатно.

«Судя по тону, она назвалась не настоящим именем. И никакая она не Мария Колари. Может, это ловушка? — На миг чувство страха захлестнуло его. — Но зачем заманивать меня в ловушку? Похоже, дама действительно хочет мне сообщить нечто важное. Она могла бы зайти в управление, но, видимо, чего-то опасается», — он взглянул на часы: около двух, надо спешить. На улице было сыро, и он накинул плащ.

По дороге он дважды попадал в пробки, но к трем был в итальянском квартале. Одноэтажное здание кафе размещалась на зеленой улочке. Когда Купер зашел вовнутрь, его оглушил тяжелый рок; в помещении было сильно накурено. Он сел за один из пустующих столиков. Оглядел немногочисленную публику и решил, что лучшего места для встречи придумать было трудно. В эту забегаловку вряд ли мог заглянуть порядочный человек. Грязь здесь явно была в почете. Заплеванный пол не мыли уже, наверное, лет десять, обшарпанные столы и стулья… Словом, это было классическое место, где готовятся заговоры и планируются преступные акции.

«Почему она выбрала это кафе?» — подумал он.

— У вас не занято? — услышал он приятный голос и поднял голову.

Это была молодая женщина с несколько усталым лицом — темные круги под глазами говорили об этом. Она улыбалась, показывая ряд великолепных зубов.

— Вообще-то, я жду приятельницу, — с сожалением произнес Купер.

— Приятельницу по имени Мария Колари, не правда ли, инспектор Купер? — блондинка громко рассмеялась.

— Извините, сеньора Колари, — Купер пожал протянутую руку.

Женщина села за столик.

— Что предпочитаете пить? — спросил Купер, стараясь скрыть растерянность.

— Если можно, джин с содовой и гамбургер, — произнесла она, рассматривая меню.

— Хорошо, сеньора Колари, — Купер и позвал официанта.

Пока готовился заказ, инспектор рассматривал блондинку. Толстый слой косметики предназначался для того, чтобы скрыть возраст, но давал обратный эффект. Ей можно было дать все сорок.

— Однако вы немногословны, инспектор, — произнесла женщина, когда молчание угрожающе затянулась.

— Но вы сами назначили встречу, вот я и хочу выслушать вас, — улыбнулся Купер. В этот момент появился официант. Он поставил на стол спиртное и закуску. Купер наполнил рюмки.

— Итак? — Купер вопросительно взглянул на женщину.

— Мне нужно, чтобы вы мне помогли, — она глянула на него в упор.

— Вас кто-то преследует, сеньора? — спросил инспектор.

— Как вы догадались? — удивилась та.

— Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться. Эта ваша таинственность… Вы не Мария Колори, не правда ли?

— Вообще, да… — после некоторого замешательства произнесла женщина.

— А как вас зовут?

— Кэйт.

— Итак, вас кто-то преследует. Любовник, бывший муж?

— Нет, не муж. Он как раз нуждается в вашей помощи. В обмен за одну услугу он готов дать вам некоторые сведения.

— Да?! И где он, ваш муж?

В это время к ним подсел высокий моложавый мужчина.

— Вот он, — женщина показала на незнакомца.

Купер внимательно поглядел на незнакомца, его лицо показалось знакомым.

— Здравствуйте, инспектор, — незнакомец протянул широкую ладонь.

— Здравствуйте, Джино, — Купер доедал свой гамбургер, делая вид, что не заметил протянутой руки. В свою очередь, Джино не обратил внимания на недружелюбное поведение инспектора.

— Простите, что моей жене пришлось пойти на обман, назвавшись чужим именем. Ее зовут Кэйт.

— Я знаю.

— Да?! — удивился Джино. Но перейдем к делу. Есть ситуации, в которых мы можем быть полезны друг другу. Так сказать: взаимно полезны. Вы оказываете мне услугу, а взамен можете рассчитывать на мою помощь. Кажется, комиссар Костанеда будет рад, если я вам помогу…

— Но почему вы не обратились прямо к комиссару? — перебил его Купер.

— Это слишком рискованно. Вокруг комиссара много ненужных глаз и ушей. А вы, инспектор, еще не привлекли пристального внимания моих друзей-врагов. Вы здесь человек относительно новый и, кроме того, лишь инспектор. Хотя, честно говоря, я сначала думал потолковать с комиссаром…

— Итак, вам нужна помощь, — сказал Купер.

— Да. Но я хочу сказать сразу: вас не будут мучить угрызения совести, что вы нарушили закон. Я прошу вас защитить Кэйт — ей, как и мне, грозит смертельная опасность. Я прошу предоставить ей убежище, где она будет чувствовать себя в безопасности. Никто, кроме меня, не должен знать, где она. Мы бы могли ускользнуть из города, но я знаю этих ребят. Они перекрыли все дороги и аэропорт… Я бы мог воспользоваться услугами друзей, но кто знает, кто сейчас друг, а кто враг. Все перемешалось… Поэтому я обратился к вам.

— Хорошо, Джино. Допустим, я предоставлю вашей супруге убежище. Могу ли я быть уверенным, что делаю правильно?

— То есть?

Я понимаю, что если ей грозит опасность и она нуждается в защите, то надо помочь. Но я не знаю, кто ей угрожает. Кроме того, возможно, она не в ладах с законом…

— Если бы так было, я не просил бы помощи у полиции, — перебил Джино.

— Ну, хорошо, предположим, что ей и вам грозит расправа со стороны Эспиносы…

— Если бы так, инспектор, я бы сам справился. Все гораздо сложнее.

— Вот как? — удивился Купер.

— Все гораздо сложнее, чем вы думаете. Теперь бывшие друзья стали противниками. Я им поперек горла. У меня почти не осталось друзей, на которых можно положиться. Я, конечно, выкручусь, но моя Кэйт… Кстати, только что она чуть не погибла. Я уже сказал, что за услугу, которую вы мне окажите, я поделюсь кое-какими сведениями… Важными для вас сведениями…

— Из госпиталя Харриса исчез один пациент, что вы об этом знаете, Джино? — буднично произнес Купер.

— Если вы о Энрико Галло, то я в курсе дела. Сейчас он у друзей, и ему нечего боятся. Много бы дал кое-кто за то, чтобы знать, где он. Те, кто охотятся за мной, охотятся и за Энрико. Они хотят истребить весь род Винченцо Галло.

— Почему?

— Они думают, что Энрико будет мстить.

— Так выдайте им Энрико, и у вас не будет проблем.

— Я не так воспитан, инспектор. Кроме того, у меня с этими ублюдками свой счет. Я дал слово дону Винченцо спасти его сына, и я это сделаю, чего бы мне это ни стоило.

— Но если Энрико спрятан в надежном месте, почему бы там не укрыть и вашу жену?

Это убежище рассчитано только на Энрико Галло… Если вы примете мои условия, я организую вам встречу с ним. Как я понял, вам нужно что-то от него?

— Да.

— Но это не угрожает его свободе, инспектор?

— Нет. Думаю, нет. Я хочу допросить его и только. Кстати, Джино, вам что-нибудь известно о покушении на Энрико?

— В общих чертах.

— Но там была и дочь сенатора. Она погибла.

— Не более как случайная жертва…

— Вы так думаете?

— Да.

— Хорошо, я подумаю над вашим предложением, Джино, — Купер посмотрел на часы и подозвал официанта.

— К сожалению, пока вы будете думать станет поздно. Эти ребята действуют оперативно.

— Ну, хорошо. Что от меня требуется? — спросил Купер.

— Вы сейчас же отправитесь к комиссару и расскажите ему о моем предложении. Я думаю, он согласится. Затем вы позвоните мне по этому телефону, — он протянул клочок бумаги с номером, — и мы договоримся о встрече.

Купер кивнул головой в знак согласия и спрятал записку. Он рассчитался с официантом и собрался уходить. Вдруг услышал шепот Кэйт:

— Не стоит нам рисоваться вместе, — она и Джино поднялись.

Купер допил виски и проводил чету взглядом. Выждав немного, вышел и он.

На улице по-прежнему было холодно и сыро, но Купера это мало волновало. Мысли его были заняты Джино. Правильно ли он поступил, согласившись помочь ему? Возможно, это провокация. С этими мыслями он направился в кабинет комиссара. К его радости, Костанеда был на месте, что, учитывая время, было просто невероятно. Без обиняков Купер рассказал ему о встрече в кафе. Комиссар внимательно выслушал Купера.

— Ты правильно сделал, решив помочь Кэйт. Это в наших интересах. Но теперь послушай, что я тебе скажу. На квартире Джино Моро нашли три трупа. Определенно — это работа Джино. Хотя эти трое — отъявленные мерзавцы, все равно возбуждено уголовное дело. Я вынужден объявить Джино в розыск. Так что, по-твоему мы должны помогать преступнику? — комиссар посмотрел в глаза инспектору, словно ища в нем ответ на поставленный вопрос. Но Купер молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию.

«Конечно, Костанеда прав. Нужно ли идти полиции на то, что противоречит моральным принципам? Закон есть закон. Хоть и сделал Джино хорошее дело, прикончив этих подонков, но он должен ответить по закону», — Купер пожалел, что ввязался в эту историю.

— Если сведения этого малого будут настолько ценны, что мы сможем взять мафию за глотку, то правосудие способно доказать, что он действовал в пределах самообороны. Тем более, что это могло быть правдой. Эти подонки ворвались в его дом, угрожая оружием, — произнес Костанеда, словно угадав мысли инспектора.

 

Глава 20

Прошло несколько часов после бегства из деревни. Хуан чувствовал, что устал. Дорога уходила в горы. Почва под ногами становилась все тверже, начался скальный грунт. Среди редких деревьев появились огромные валуны, которые приходилось обходить; идти становилось все тяжелее. Ко всему этому прибавился нестерпимый зной.

«Нужно передохнуть», — подумал Хуан. Аманта шла легко, словно не было позади нескольких миль дороги. Они прошли еще пару часов, и на горизонте замаячили причудливые туманные очертания гор. Хуан обрадовался: в горах зной будет не таким губительным.

«Эта штука где-то в горах, как я и полагал», — решил Хуан. Они достигли пологой возвышенности, тянувшейся около двух миль. Плато вело к склону, покрытому бледно-желтой почвой с островками растительности. С северной стороны нависли громадные серые утесы. Аманта и ее спутник опустились на землю в тени одного из них. Хуан подумал, что в спешке совершил большую ошибку, не взяв с собой воды. Жажда все больше мучила их.

— Так ты боишься мести Орина? — спросил Хуан, улыбнувшись пересохшими губами. Это была его первая фраза за время многочасового перехода.

Аманта лишь пожала плечами. Она явно была поглощена чем-то, и это насторожило Хуана. «Что у нее на уме?» — он встал и отряхнулся. Девушка поднялась вслед за ним. Чувствовалось, что и она устала:

— Нам туда! — Хуан посмотрел в направлении ее руки. Там, на расстоянии нескольких миль, возвышался крутой, зубчатой формы хребет. Он тянулся параллельно тому, на котором находились путники. Оба склона сходились вдали; меж ними пролегла глубокая долина, покрытая сухой выгоревшей травой; кое-где внизу виднелись кривые деревца. Хребты образовывали как бы наконечник стрелы, который упирался в огромный черный массив с тремя вершинами.

«Пожалуй, до них миля или две», — подумал Хуан, осторожно ступая по дороге, которая тем временем превратилась в узкую тропку. Надо было смотреть в оба, чтобы не свалиться с двадцатифутового обрыва.

Вскоре путники вышли на небольшое плато. На нем они нашли расположенный у подножия утеса небольшой естественный пруд футов тридцати диаметром. Видимо, из глубины скал бил родник; вода была кристально чистой. У Хуана мелькнула мысль: не искупаться ли. Но вместо этого он лег и напился холодной воды — она показалась необычайно вкусной. Затем он окунул голову в воду. После этого ничего не оставалась, как сбросить одежду и смочить тело живительной влагой, чувствуя, как уходит усталость.

Аманта ограничилась тем, что смотрела на отдохнувшего и посвежевшего спутника, и на лицо ее то и дело набегала тень. Хуан намочил сорочку, выжал ее и надел. В это время солнце стояло в зените и жара была неимоверная. Хуан взглянул на девушку. По лицу Аманты струился пот, и Хуан злорадно улыбнулся: «Посмотрим, как выручит тебя твой бог, когда камень окажется у меня!»

— Ну, скоро мы придем? — спросил он.

— Скоро! — ответила Аманта, и они тронулись в путь.

Шли на запад, подымаясь все выше и выше, а три далекие вершины становились все ближе. Огненный шар в голубой лазури заметно клонился к горизонту. Дорога проходила меж двух утесов. Она извивалась между скал и напоминала скорее проход, чем долину. Хуан то и дело поглядывал вверх, боясь, что сорвавшаяся сверху глыба похоронит их.

Почему-то именно сейчас сердце его учащенно забилось. И не от усталости и жары — неизвестность, может быть, роковая, ждала его за каждым поворотом каменной тропы.

Он шел за Амантой, и это лишь немного успокаивало его.

«Она очень напугана, хотя и не подает вида. От нее можно всего ожидать, — и Хуан решил при случае от нее избавиться. — Но прежде ты мне покажешь святилище», — усмехнулся он про себя.

Тем временем каменный коридор начал сужаться, порой достигая от силы шести футов. Приходилось пробираться впритык. Иногда стена исчезала, и зияющая пропасть непреодолимо тянула вниз. И тогда Хуан старался туда не смотреть. Даже неискушенным взглядом видно было, что каменная терраса, вдоль которой двигались путники, никак не могла быть создана природой. Здесь чувствовалась рука человека. Природа не могла бы так искусно отесать каменную поверхность.

«Кем бы ни были ребята, которые сделали это, — он окинул взглядом коридор, — они потрудились на славу. Но для чего? Надеюсь, я скоро узнаю», — он ускорил шаг, чтобы догнать Аманту. И, как только он с ней поравнялся, они оказались перед входом в пещеру. Вошли и оказались в глубине скалы. Пещера естественного или искусственного происхождения поражала воображение. Каменный ровный потолок, с которого свисали сталактиты, по форме напоминал вытянутую полусферу и опирался на гигантские базальтовые колонны. Они были и у входа, но у этих колонн стояли каменные чаши, в которых полыхало пламя. В глубине пещеры было еще несколько своеобразных светильников. По стенам пещеры метались тени, производя мрачное впечатление.

У Хуана бешено заколотилось сердце. Он поглядел на Аманту — та тряслась от страха. «Ничего страшного», — успокоил он себя и пошел за Амантой. Через футов триста они уперлись в стену, выложенную из каменных блоков; она доходила до самого верха. Блоки так были подогнаны друг к другу, что не оставалось ни малейшей щели. Это говорило о высочайшем мастерстве строителей. Хуан подумал, что дикари, с которыми он имел дело, вряд ли бы могли сотворить такое. Несомненно, это дело рук туземцев, стоящих на более высоком уровне. В пользу этого говорило и то, что почти вся поверхность стены была покрыта непонятными знаками, рисунками. И в ней даже не было намека на дверь.

 

Глава 21

После трагических событий на вилле Переса минуло около трех месяцев. За это время произошли события, значительно изменившие обстановку в стране. Активизировались соперники Переса в предвыборной гонке. Они воспользовались его отсутствием в Лиме. (После гибели дочери сенатор махнул на выборы рукой и отправился куда-то в США.) Клан дона Винченцо, поддерживающий сенатора, в одночасье рухнул. Колосс оказался на глиняных ногах. Силы, враждебные сенатору, получили поддержку криминальных структур. Эти обстоятельства очень его беспокоили. Как только боль утрат несколько улеглась, он прибыл в Лиму и сломя голову бросился в предвыборную гонку. При этом он решил не менять тактику, хотя кое-что решил изменить. Надо подбросить парочку популистских идей в сенат. Неважно, что там они провалятся, зато зачтутся в актив сенатора. Он решил склонить Эспиносу на свою сторону.

В то пасмурное утро, когда сенатор обдумывал перипетии предвыборный борьбы, раздался телефонный звонок. Перес поднял трубку.

— Сенатор Перес? — послышалось в ней.

— Да.

— Здравствуйте! Мне необходимо с вами встретиться.

— Кто вы?

В трубке молчали. Только слышалось тяжелое дыхание.

— Ваше имя?

— Я не могу произнести его по телефону.

— Слушайте! Не говорите загадками или я брошу трубку…

— У нас был общий знакомыйЮ он погиб. Он поручил мне в случае необходимости поговорить с вами. Это также в ваших интересах.

— Хорошо, приезжайте ко мне. Знаете, где я живу?

— К сожалению, это невозможно.

— Почему?

— Причина довольно банальна. Присутствие в вашем доме может сильно повредить моему здоровью, — из трубки послышался сдавленный смешок. — Многие хотят крупно поговорить со мной. Так что приходится скрываться.

— Но… но я вас совсем не знаю. Только ссылки на какого-то моего знакомого…

— Отлично вас понимаю. Но, поверьте — это очень важно: нам надо встретиться.

— Ну, хорошо! Где?

— Скажем, на набережной Римака. Около дворца правосудия. В восемь вечера.

Услышав «набережная Римака», сенатор вздрогнул.

— Хорошо. Я приеду, — он повесил трубку и задумался.

«Если это не провокация, то дон Винченцо шлет весточку с того света. Сенатор понял, кого имел ввиду звонивший, назвав его общим знакомым. Друзья и соратники дона Винченцо теперь в опасности, и вполне логично, что они предпринимают меры безопасности. Лишнее подтверждение того, что это не провокация», — подумал он.

Теперь, когда группировка дона Винченцо не представляет для сенатора интереса, логично было ему обрубить концы. Но у покойного остались нити, которые, возможно, вели к алмазу. С гибелью дона Винченцо не все оборвалось? Исходя из этого он решил, что на встречу надо непременно ехать.

«Надо с собой взять Тэдди и Хаммера, так спокойнее, — решил Перес. — Незнакомец не сказал, что я должен прибыть один».

Сенатор взял графинчик, плеснул в рюмку виски, закусил долькой лимона. До встречи оставалось более двух часов, и он решил съездить в клинику. Шарлота чувствовала себя лучше, хотя заключение врачей не вызывало оптимизма.

Около двенадцати черный «бумер» сенатора притормозил возле дворца правосудия.

— Я пойду один. Вы следуйте за мной осторожно, чтобы не обнаружить себя, — сказал он своим попутчикам. Сенатор вылез из машины и ступил на площадь. Он прошелся по набережной.

— Здравствуйте, сеньор Перес! Следуйте за мной, — услышал он. Это произнес человек, который только что поравнялся с ним.

На площади было немноголюдно. Незнакомец прошел мимо фонтана и ускорил шаг. Сенатор шел позади. У обшарпанного здания с вывеской «Китайская кухня» незнакомец оглянулся, отворил массивную полированную дверь, украшенную бронзой. Следом за ним вошел и сенатор и сразу окунулся в полумрак, пронизанный острым запахом специй. Глаза еще не полностью адаптировались, когда он услышал, что кто-то обратился к нему:

— Я рад вас видеть, сеньор. Пойдемте со мной. Вас ждут, — коротышка-китаец провел его в небольшую комнату, стены которой были обиты синим шелком. В кресле сидел плотный человек с небольшими усиками. Увидев сенатора, он поднялся и сделал шаг навстречу:

— Здравствуйте, сеньор Перес, я Джино Моро. Я очень рад, что вы пришли. Нам необходимо потолковать. Садитесь, пожалуйста, — он указал на кресло. Сенатор сел и вопросительно посмотрел на Джино.

— Честно говоря, я не питал иллюзий относительно того, что вы явитесь сюда. Чиновник высшего ранга… Но рад, что ошибся. Я говорил вам, сенатор, что один человек в случае неординарной ситуации просил меня обратиться к вам. Так этот человек — Винченцо Галло!

— Винченцо Голло?! Но я не знаю никакого Винченцо Галло! — воскликнул сенатор.

— Хорошо, допустим, не знаете. Возможно, то, что я скажу, вам не интересно, но сначала выслушайте меня, сенатор.

— Что ж, говорите… — усмехнулся одними губами сенатор.

— Итак, дон Винченцо погиб. И перед смертью, которую как бы предчувствовал, он мне сказал, чтобы я, если с ним что-нибудь случится, обратился к вам. С просьбой помочь его сыну Энрико… — Джино умолк.

— О, это интересно, продолжайте, пожалуйста, — сенатор был невозмутим, но Джино видел, что лед тронулся.

— Ваше дело: верить или нет, но старик сказал мне: «Джино, если со мной что-то случится, проси сенатора Переса помочь Энрико». Еще дон Винченцо сказал, чтобы я и Энрико помогли вам закончить дело. Если честно, я не знаю, о чем он говорил.

— Скажите, Джино, вы хорошо знали дона Винченцо?

— Неплохо! Я ему жизнью обязан. Такое не забывается.

— Но откуда я знаю, что вы говорите правду? — сенатор пристально глянул в глаза Джино.

— Я же сказал: хотите верте, хотите нет. Но Энрико нужна помощь.

— Где он? — быстро произнес сенатор.

— В одном надежном месте. Но, думаю, скоро там будет горячо.

— Вы же сказали, что это надежное место…

— Пока! Пока, сенатор, надежное.

— Хорошо, допустим, я помогу Энрико… Но вы сказали, что Винченцо Галло погиб. Кто это сделал? — переменил тему сенатор.

— Убийца — правая рука дона Винченцо, Марк Холодовски. Возможно, в сговоре с Эспиносой.

— Почему вы не перешли на их сторону?

— Гм… ведь я поклялся дону Винченцо… Кроме того, терпеть не могу предателей. И вообще, Джино Моро не продается.

— Почему Марк, как его…

— Холодовски.

— Да, Холодовски предал дона Винченцо?

— Не знаю, — пожал плечами Джино.

— Я тоже, — сенатор встал, показывая, что беседа закончена.

— Так что вы решили, сеньор Перес? — Джино тоже встал и посмотрел на часы.

— Я подумаю, Джино. Хорошо подумаю. Завтра в девять позвони.

Я скажу — да или нет. Если я скажу да, мы встречаемся здесь, в это же время, на этом месте.

Они пожали друг другу руки, и сенатор ушел.

 

Глава 22

События следовали, сменяя друг друга, как картинки в калейдоскопе. Даже такой опытный следователь, как Купер, и тот был в замешательстве. Ведь, как только в густом тумане намечалась тропинка, ее тут же затягивал туман, который был намного гуще прежнего. Версии лопались как мыльные пузыри, и следствие опять приходилось начинать с нуля.

Срок предварительного задержания Лопеса кончался — ему надо предъявлять обвинение или отпускать. И это очень тревожило Купера, так как он чувствовал: парень что-то скрывает. Вот и теперь следователь рассматривал содержимое папки № 011/147. В ней содержались документы, касающееся Николаса Лопеса.

«Нет, не все рассказали домочадцы дома сенатора. Они что-то утаили. Что?» — инспектор это четко почувствовал. Он внимательно, в который раз, перечитал протоколы допросов. Содержание их, казалось, не давало Куперу повод так думать, но в личных контактах ощущение тайны витало в воздухе. Кроме того, была еще одна зацепка, более ощутимая, зафиксированная документально: что делал и где был Лопес в день убийства мальчика по минутам. Но есть нестыковочка: один час выпал. Лопес не может объяснить, что он делал утром с девяти до девяти сорока в тот роковой день. Купер прочитал протокол раз, другой. Почему он не заинтересовался парнями, о которых упомянула Лолита. Купер опять прочел нужное место в протоколе допроса Лолиты:

«Я пошла провожать его до остановки. Но как только мы вышли за ворота — они тут как тут… Я не разобрала, о чем они говорили, но когда ушли, мой сын был бледен как мел».

«Старуха, возможно, опознает их», — Купер подумал, что в вихре событий он упустил эту деталь. Он опять углубился в чтение документов. Несколько туманных мест привлекли его внимание. «Как могло случиться, что к стакану с соком никто не прикасался, а в желудке бедного мальчика нашли апельсиновый сок? Отравители явно рассчитывали, что через шесть часов яд невозможно будет обнаружить в организме. Кроме того, никто не видел мальчика утром. Нужно по минутам расписать, что делал и где находился каждый домочадец в тот день. Исключение составляет Дорис: она погибла. И Шарлота, очевидно, выпадает из хода следствия. Одно очевидно: необходимо вновь обстоятельно поговорить с домочадцами». За этими размышлениями его и застал Мартин Суарес.

— Садись, Мартин, — Купер указал на кресло. — Ты подготовил мне материалы, связанные с гибелью Хуго Санчеса?

— Да, Гарри. Я сейчас принесу, — он встал с кресла и шагнул к двери.

— Постой, Марти. Я сейчас уеду. Принесешь материалы, когда я буду на месте.

— Хорошо, Гарри, — Суарес вышел и прикрыл за собой дверь.

Вскоре инспектор был уже на вилле Переса. Как и следовало ожидать, хозяина не было дома. Куперу, можно сказать, повезло, так как встреча с сенатором не входила в его планы. И все из-за Дорис. Купер чувствовал себя виновным в гибели девушки: после того, что случилось с Джонни, следовало охранять девушку. Как только он вошел во двор, тупая боль захлестнула душу: он снова вспомнил Дорис.

После гибели жены никто не «зацепил» его так, как эта девушка. Чувство это присутствовало во время бесед с Терезой, дворецким и другими домочадцами. Купер ничего нового от них не узнал, как ни старался. Показания их были точно такими же, как и предыдущие. Но было видно, что жизнь их изменилась коренным образом в тот роковой день.

«Видно, что все они искренне переживают. Никто из них не похож на преступника. Но где, Гарри, ты видел, чтобы лицо выдавало убийц?» — подумал Купер. Он допросил Терезу и дворецкого. Лолиты не было, но Тереза сказала, что та вот-вот придет. Купер решил подождать. В самом деле, кухарка явилась через полчаса.

— Здравствуйте, сеньор инспектор.

— Здравствуйте, сеньора Лопес.

— Как дела у Николаса? — в словах кухарки слышалась тревога.

— Он еще побудет у нас, — буркнул Купер. — Но я хотел бы поговорить с вами.

При этом Тереза деликатно вышла.

— Сеньора Лопес, вы можете помочь сыну, если расскажите нам все.

— Но… но я вам все рассказала! — удивилась Лолита.

— Из ваших слов неясно, где был ваш сын в то утро, когда случилось это с сыном сенатора. Или вы не знаете, или скрываете, где он был с девяти до десяти. Сам он не может толком пояснить.

— Но прошло так много времени! Может, он был в саду или дома. Я ведь до обеда нахожусь на кухне. Вы что, всерьез подозреваете его?

— Сеньора Лопес, нам надо знать все, что в этот день происходило, — вместо ответа произнес инспектор.

— Сеньор инспектор, я вам все рассказала…

— Хорошо, сеньора Лопес. Теперь посмотрите на эти снимки, узнаете кого-либо? — Купер разложил на столе фотографии.

— Кажется, вот этот, — Лолита взяла один фотоснимок.

— Посмотрите внимательно, сеньора Лопес.

— Да. Тот самый, который разговаривал с моим сыном.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет.

Купер перевернул снимок:

«Педро Родригес, 28 лет», — прочел он.

Потом кухарка указала еще на одну фотографию. Это был некто Хорхе Мендеса, 35 лет. Эти двое были людьми Эспиносы. И это была удача. У Купера поднялось настроение.

— Хорошо, сеньора Лопес. Скажите, кто из них непосредственно говорил с вашим сыном?

— Вот этот, — она указала на Родригеса. — Он отвел сына в сторону, видно, не хотел, чтобы я услышала. Он кричал на сына, размахивал руками. Я испугалась, но, слава Богу, все кончилось мирно.

— Спасибо, Сеньора Лопес. Вы нам очень помогли. До свидания.

Купер прошел аллейкой к воротам. Он подумал, что сейчас приедет в управление и там допросит Лопеса, а заодно узнает адрес Луизы Чариты, бывшей служанки Дорис Перес.

По дороге он почувствовал голод. В первом же попавшемся кафе Купер прикончил бифштекс с яйцом и запил крепким чаем. Через минут двадцать он был в управлении и сразу же приказал привести Николаса Лопеса. Когда того привели, инспектор жестом указал на стул. Он долго пристально глядел на Лопеса. Тот заметно похудел, осунулся, лицо покрылось густой рыжей щетиной.

— Кури! — инспектор протянул ему сигарету. Вслед за этим Купер выложил на стол зажигалку. Лопес закурил. — Итак, парень, я уже говорил, что ты влип в скверную историю. Я тебя не вызывал несколько дней. У тебя было время все хорошо обдумать. Ты понял?

— Но что я должен обдумать?

— В твоих показаниях не все сходится.

— Что именно?

— Ты написал, где был и что делал в тот день, когда умер мальчик. Так вот: не указано, что ты делал с девяти до десяти. Ты был на кухне. Там тебя видели. Ну а после? После тебя никто не видел. Говоришь, уехал в начале одиннадцатого?

— Что-то около этого…

— Ну, допустим. А что ты делал с девяти до десяти?

— Да уже не помню. Может, в гостиной смотрел телевизор… Потом задремал.

— Тебя там кто-нибудь видел?

— Не думаю…

— Вот видишь! Ты мог быть в это время совсем в другом месте. У тебя нет алиби.

— Алиби?! Какое алиби?

— На вилле сеньор Переса совершено преступление.

— Преступление? — воскликнул Николас. — Какое?

— Кто-то подсыпал яд сыну сенатора Переса.

— Как?! Ведь Джонни умер…

— Такова официальная версия. На самом деле его отравили.

— Боже мой! — выдохнул Лопес и страшно побледнел. — Вы… вы подозреваете меня?

— Я только расследую дело. И ты мне в этом плохо помогаешь. Очень плохо помогаешь… — с сожалением произнес Купер.

— Но я ничего не знаю.

— Это не ответ! Где ты был час: с девяти до десяти, когда это случилось?

— Я уже сказал…

— Хорошо, Лопес. Ты знаешь этих людей? — Купер показал ему фотографии Родригеса и Мендеса.

Лопес внимательно посмотрел на снимки.

— Первый раз вижу.

— Твоя мать опознала их, они к тебе приставали.

— Мало ли кто пристает к прохожим. Обычные пьяницы. Я даже лиц их не запомнил.

— Но сеньора Лопес говорит, что они называли тебя по имени, — солгал Купер.

— Да? — на миг в глазах Купера мелькнул испуг. — Да? — повторил он и задумался.

— О чем вы говорили? — резким тоном произнес Купер.

— Да разве я помню? Они просто задирались. И никого из них я не знаю!

«Может, стоит упомянуть об Эспиносе? — подумал Купер. До этого он успел связаться с Гонзалесом, слывшим знатоком мафии. — Педро Родригес и Хорхе Мендеса — люди Эспиносы. Мелкие сошки. Они всегда делают грязную работу. Гарри, нам они известны давно. Эти ребята всегда выходят сухими из воды». Теперь, вспоминая эти слова, Купер гадал: не поручил ли Эспиноса Лопесу убрать мальчика. Но где же мотив преступления? Может, сенатор мешал Эспиносе?

— Имя Энрико Галло тебе говорит о чем?

— Нет, сеньор инспектор. Я не знаю, кто это.

— Так, один парень. Я подумал, что ты знаешь его. Слушай, мы топчемся на одном месте. Между прочим, некоторые факты против тебя. Ты, я уже говорил, не сознаешь, во что влип. Совершено убийство! Убийство! Я не говорю, что ты убийца, но ты можешь дать ценную информацию, которая поможет следствию. Можешь дать, но не хочешь. И я не знаю, почему. Почему? Лопес, ты играешь с огнем! Ты знаешь этих парней?

— Нет!

— Хватит, Лопес! Ты лжешь!

— Но я их действительно не знаю.

— Хорошо, Лопес. На сегодня все, — успокоился Купер и вызвал конвойного.

Когда Лопеса увели, Купер выключил диктофон. После связался с Гонзалесом.

— Я еще раз, Фил. Ты не слышал о парне по фамилии Николас Лопес?

— Нет, Гарри. А кто это такой?

— Кажется, из компании Родригеса и Мендеса.

— Тогда я разузнаю. Через день тебе скажу.

— Будет поздно, Фил.

— Тогда завтра утром я тебе позвоню, хорошо?

— Да, Фил. Буду ждать твоего звонка, — Купер положил трубку и задумался. Затем снова набрал номер.

— Я вас просил узнать адрес Луизы Чариты, — произнес он в трубку.

— Луиза Чарита. Сен-Себастьяно, 3-я линия, № 57. Домохозяйка. Живет одна.

— Хорошо, Рита! Спасибо! — Купер положил трубку, затем спрятал документы и подошел к окну: после обеда от голубизны неба остались одни воспоминания. Сплошь густые темные облака. Тяжело вздохнув, инспектор накинул плащ и быстрым шагом вышел из кабинета.

 

Глава 1

Ровно в девять утра в кабинете Хайме Переса зазвонил телефон.

— Здравствуйте, сеньор Перес! — сенатор узнал голос Джино.

— Здравствуйте!

— Вы решили? — в голосе Джино чувствовалась напряженность.

— Да!

Хорошо! — послышалось в трубке. — До встречи!

Сенатор повесил трубку, затем подошел к огромному книжному шкафу, отодвинул стекло и вынул толстую книгу в атласном синим переплете. Это был каталог драгоценных камней. Открыв его на нужной странице, он долго любовался изображением «Желтого глаза». Вздохнув, он поставил книгу обратно на полку.

«Теперь нужно заняться рутиной работой», — он сел за стол, взял пластиковый ножик и аккуратно, начал вскрывать, только что принесенные конверты. Вскоре на столе образовалась внушительная стопка бумаг; с ними надо было работать. Сенатор поймал себя на мысли, что это ему вряд ли удастся. Он знал себя слишком хорошо, чтобы утверждать обратное. Все мысли его были о предстоящей встрече с Джино. Она могла дать ему многое, но и могла сильно навредить. Однако сенатор сделал выбор. И теперь он ломал голову: что за фрукт этот Джино. Он вдруг подумал, что соперник его по выборам прокурор Флориан Матео, хотя и был законник, мог запросто пойти на грязные провокации; логика предвыборный борьбы проста: любой ценой скомпрометировать соперника… А, доказав подозрительные связи сенатора с человеком дона Винченцо, можно вывести того с предвыборной гонки.

«Надо было послать Джино ко всем чертям», — подумал сенатор и налил в рюмку виски. Выпил и закусил лимоном. Затем снял телефонную трубку и набрал номер:

— Андриано Лукас? — спрсил он.

— Да!

— Здравствуйте, доктор Лукас, это Хайме Перес.

— Здравствуйте, сеньор Перес. Я вас узнал по голосу.

— Как моя жена?

— Ничего нового. К сожалению, улучшений нет. Только что просматривали на томографе. Последствия инсульта тяжелые.

— Так значит, дела плохи? — тихо произнес сенатор.

— Все в руках Господа Бога. Я могу только сказать, что мы сделаем все, что в наших силах. Смею вас уверить, сеньор Перес, что это особо тяжелый случай. Очень тяжелый, — вздохнул доктор Лукас.

— Что ж, до свидания, доктор, — сенатор повесил трубку.

«Боже мой! Когда это кончится? Не много ли на одного человека? — он вытащил из секретера фотографию молодой женщины и положил перед собой. В последнее время сенатор часто смотрел на эту фотографию. И на душе становилось легче. — Маргарет! Почему судьба так немилостива ко мне? Почему она разлучила нас? Все было бы по-другому… Ты умерла, и все рухнуло. Шарлота — совсем другая. Но я по-настоящему любил только тебя. Думал, что Шарлота заменит Дорис маму. Но, увы! — сенатор тяжело вздохнул, — прости меня, любимая!» — На глаза его навернулись слезы.

Чтобы как-то успокоится, он опять налил себе виски. В это время зазвонил телефон. Сенатор нажал кнопку селектора. Из динамика полился приятный голос секретарши Мэри Крафт:

— Сеньор Перес, звонит инспектор Купер, из криминальной полиции.

— Соединяйте!

Из трубки донесся голос инспектора.

— Сеньор Перес, здравствуйте! Инспектор Купер вас беспокоит.

— Здравствуйте, инспектор.

— Мне бы хотелось встретиться с вами, если, конечно, вы располагаете временем.

— Знаете, инспектор, у меня расписана каждая минута. Но, если это официально, то, конечно, я обязан…

— Ну что вы, сеньор Перес! Мне необходимо уточнить кое-какие детали. Возможно, они помогут следствию…

— Приезжайте ко мне. Когда вы хотите, чтобы я встретился с вами?

— Ну, если возможно, через часок.

— Подождите, я гляну график. Да, пожалуй, выкрою минут пятнадцать. Хватит?

— Вполне.

— Тогда приезжайте. Я предупрежу секретаршу, — сенатор повесил трубку и закурил. Затем подошл к зеркалу. На него смотрел тучный мужчина с изможденным лицом. Перес тяжело вздохнул и провел ладонью по подбородку. Пальцы ощутили чуть заметную щетину. Он вспомнил, что забыл побриться. Это его поразило и огорчило одновременно, так как раньше он никогда не позволял себе быть небритым или небрежно одетым.

«Это верный признак, что я сдаю. И такое перед выборами, когда надо быть предельно респектабельным и аккуратным! Надо держать себя в руках, парень. Не смей расслабляться!» — сказал он себе.

Затем подоше к селектору и нажал кнопку:

— Мэри, принеси чашку кофе, — он окинул взглядом бар и пожалел, что там не осталось виски.

— Хорошо, сеньор Перес, — селектор щелкнул и отключился.

Через некоторое время осторожный стук в дверь заставил сенатора отвлечься от своих дум.

— Войдите, — громко сказал сенатор.

Вошла Мэри Крафт в легком коротеньком платьице. Она смотрелась весьма эффектно. В ее руках был поднос, и на маленьком столике очутилась бутылка виски и дольки лимона на крошечном золоченом блюдце.

«Мэри молодец, она знает, что мне нужно», — подумал сенатор. Он вопросительно глянул на секретаршу. Та подошла к бару и вынула две хрустальные рюмки, а сенатор в это время открыл бутылку с виски.

— Подожди, милый! — Мэри подбежала к двери и закрыла ее на защелку. Затем уселась на колени к сенатору. — Мы давно не занимались любовью, — горячие губы прильнули к его устам.

— Ты же знаешь, что произошло. Разве мне было до этого? — он взял рюмку с виски.

— Было? А сейчас? Я так истосковалась…

— Нет, только не сейчас. Через несколько минут у меня важная встреча.

— Да? — разочаровано выдохнула она. Она спорхнула с колен и одернула платье.

— Не огорчайся, у нас еще будет время, — он погладил ее по щеке, — будет!

Она утвердительно кивнула головой. Затем убрала со стола и вышла.

«Нет, никто не заменит тебя, Маргарет», — подумал он.

Как раз в этот момент загорелась рубиновая лампочка селектора и раздалась мелодичная трель звонка.

Перес нажал на клавишу.

— Сеньор Перес, к вам пришел сеньор инспектор Купер.

— Пропусти его, Мэри!

— Хорошо, сеньор Перес!

Перес поправил волосы и съехавший набок галстук. Затем пододвинул какие-то бумажки и начал что-то торопливо записывать в них. В это время дверь отворилась и вошел Купер.

— Здравствуйте, сеньор Перес!

— Здравствуйте, инспектор, — Перес указал на кресло.

— Извините, что я оторвал вас от дел, — Купер сел в кресло.

— Пустяки, инспектор. Но, надеюсь, наша беседа не будет долгой, так как, я уже говорил, не располагаю временем. Как и, впрочем, думаю, и вы. Курите. Отличный табак, — он протянул Куперу сигару.

— Спасибо! — Купер закурил.

— Итак, что привело вас ко мне? — сенатор глубоко затянулся.

— Нами был задержан некто Николас Лопес.

— А, сын кухарки Лолиты Лопес? — сенатор был сильно удивлен. — И что?

— Я бы хотел узнать об этом парне?

— Поверьте, инспектор, я не очень хорошо знаю Николаса, но, думаю, он здесь ни причем. Мне кажется, вы не там копаете.

— Ну, а что скажете на то, что он водит дружбу с людьми Эспиносы? — спросил Купер.

— Ну и что? Это его дело… — сенатор вдруг осекся. — У вас есть сведения, что он работает на Эспиносу?

— Я думаю, что мы это сможем доказать. Но я хотел бы узнать, как вы относитесь к Эспиносе?

— В каком смысле?

— Возможно, между вами натянутые отношения?

— Натянутые? Да нет никаких отношений! Инспектор, как вы думаете, могут ли быть какие-либо отношения у сенатора Перу с людьми такого сорта, как Эспиноса?

— Конечно, не могут. Я подумал, что он мог из-за чего-то на вас ополчиться.

— Чепуха! — резко бросил сенатор. Ваше дело, инспектор, искать убийц моего сына, а не заниматься домыслами, — он демонстративно глянул на часы, как бы говоря, что беседа окончена.

— Еще раз извините, сеньор Перес, до свидания.

Купер поднялся с кресла и направился к двери. Но едва он сделал несколько шагов, как услышал вслед:

— Одну минуту, инспектор.

Купер обернулся.

— Так вы думаете, Эспиноса убил моего сына? — в голосе сенатора не было гнева. Может быть, только досада или растерянность.

Купер в ответ лишь пожал плечами и удалился.

 

Глава 2

Из кабинета сенатора Купер вышел с чувством глубокого разочарования. Время было потрачено впустую. Кроме того, он чувствовал себя мальчиком, которого только что высекли.

«А ведь поначалу мне было жаль тебя из-за гибели детей», — подумал Купер. Он сел за руль и, чтобы остыть, долго не запускал мотор. Потом осторожно вырулил. Теперь следовало, минуя пробки, выехать на кольцевую дорогу, проехать по ней миль двадцать, затем — по проселочным дорогам. Там, среди многочисленных холмов и полей находилась деревенька, в которой жила Луиза Чарита. Как и предполагал Купер, выехать из города оказалось делом трудным. Самая большая пробка была на площади Сен-Мартино, где он проторчал минут двадцать. Купер потратил в общей сложности час, пока не оказался на кольцевой. Быстрая езда по магистрали — и он забыл обиду на сенатора, даже стал насвистывать какую-то мелодию. Вот поворот на Кальяри. Купер снизил скорость и развернул дорожную карту. Сен-Себастьяно было отмечено точкой, которую он с трудом отыскал. Бледно-зеленый фон, которым была окрашена зона, говорил о том, что деревня находилась в полосе редких лесонасаждений.

Куперу нравилось бывать за городом, но случалось это крайне редко. Хотя Лима считается самым чистым городом Латинской Америки, выхлопные газы тысяч машин все-таки портят экологию. «Побольше бы таких поездок», — подумал Купер, мчась по автомагистрали.

И после того, как он въехал в деревню, настроение его не ухудшилось. К его удивлению, проселочная дорога, ведущая к деревне, была вполне приличной. Вдоль нее тянулись небольшие рощицы, и если бы Купер не спешил, то непременно остановился, вышел из машины и растянулся бы на густой траве, под сенью кипарисов и пальм.

Он въехал в деревню в два часа. В такое время все трудоспособное население обычно в поле, а в деревне остаются старики и дети. Да и они, когда солнце жарит нещадно, предпочитают сидеть дома. Купер проехал полдеревни — ни души. Вот на скамейке у дома сидела старушка. Он притормозил.

— Здравствуйте, сеньора! Не подскажете, где живет Луиза Чарита?

Крестьянка с интересом взглянула на него:

— Луиза? Она живет рядом с церковью.

Старушка рассказала, как найти дом Луизы. И вот Купер стучится в дверь миниатюрного аккуратного домика.

— Кто там? — раздался голос из-за двери.

— Я из полиции, хочу поговорить с вами.

Тотчас дверь скрипнула и открылась. Показалась невысокая женщина:

— Входите, входите.

Купер вошел в дом.

— Здравствуйте, сеньора Чарита!

— Здравствуйте!

— Я — инспектор криминальной полиции Купер. Мне необходимо поговорить с вами, — он вопросительно взглянул на старушку.

— Да? — на ее лице промелькнуло нечто похожее на тревогу.

— Да вы не волнуйтесь, ничего страшного. Сеньора, вы служили у сеньора Переса?

— Да, — она недоуменно взглянула на него.

— Вы, конечно, слышали о постигшем его несчастье? — он глянул ей в глаза.

— Да, сеньор инспектор, я узнала из газет. Какое несчастье! Какое несчастье! — на глазах ее выступили слезы. Она вдруг заплакала навзрыд.

— Успокойтесь, успокойтесь, сеньора!

— Да, да… — она вытерла платочком слезы.

— Расскажите мне о семье сенатора, — произнес Купер, видя, что она приходит в себя. — Поверьте, это очень важно!

— Но зачем?

— Нам необходимы эти сведения, крайне необходимы… — он достал из кармана диктофон.

— Вы… вы будете записывать? — испугалась женщина.

— Ну и что плохого, если я запишу нашу беседу? Раньше я записывал в блокнот, а теперь появились диктофоны — технический прогресс, — усмехнулся он. — Может, я буду задавать вопросы, а вы на них будете отвечать? Вы согласны?

— Да, — ответила женщина.

— Тогда начнем, — Купер включил диктофон.

— Вы служили у сенатора Хайме Переса?

— Да. Я начала служить в 1967-м и работала до 1983 года. Все лучшие годы…

— Расскажите о них.

— О ком?

— О сеньоре Пересе, его жене, дочери… мальчике.

_— Хорошо. Ну… сеньор Перес порядочный, добрый человек, никогда не повысит голос… Любит эту дрянь…

— Какую дрянь? — воскликнул Купер.

— Ну, эту… жену, Шарлоту.

— А почему вы ее так назвали?

— Она и мизинца сенатора не стоит.

— Почему?

— У сенатора была жена Маргарет. Красивая, добрая. Чудесная женщина, сущий ангел. Сеньор Перес ее очень любил. Так она умерла во время родов. Дочь Дорис удалось спасти. Эти двое, как я уже сказала, друг в друге души не чаяли. Когда сеньора умерла, хозяин от горя почернел, а затем… затем… женился. Женился на этой дряни Шарлоте. Это был неудачный брак.

— Почему? — спросил инспектор.

— Шарлота вышла замуж по расчету. И она ненавидела бедняжку Дорис. К тому же она изменяла хозяину. Вот, месяц назад, как раз в воскресенье я была в Лиме, так я видела, как эта потаскушка заходила на виллу с незнакомым мужчиной. При этом они целовались.

— На чью виллу, Переса?

— Да нет же! Откуда я знаю, чью? Возможно, того мужчины… Меня это так возмутило! — она замолчала.

— Ну и где находилась эта вилла? — вырвалось у инспектора.

Луиза пожала плечами:

— Помню, недалеко был огромный супермаркет. В форме кольца… — она вновь умолкла.

— Продолжайте, сеньора, я слушаю, — Купер внимательно посмотрел на нее. Женщина волновалась. На лице это мало было заметно, зато руки выдавали ее с головой.

«Видимо, воспоминания даются ей нелегко», — подумал Купер.

— Итак, вы говорите, жена сенатора изменяла ему? — произнес он задумчиво.

Старушка утвердительно кивнула головой.

— Ну… а сеньор Перес догадывался?

— Думаю, нет! Он верил ей.

— Хорошо, сеньора. Теперь расскажите о сыне и дочери сенатора.

— Джонни был славный мальчик. Часто болел. Как могла Шарлота дать ему хорошую наследственность? Она тоже болела. Теперь его нет, — она тяжело вздохнула. — И Дорис тоже нет, — старушка всхлипнула, — моя бедная девочка умерла.

У инспектора защемило сердце.

— У сенатора были враги? — спросил инспектор.

— Откуда я знаю? Может и были… Но почему вы спрашиваете?

— По факту гибели детей сенатора идет следствие. И это все, что я могу вам сказать.

— Кстати о Дорис. Она была очень хорошая девушка. Добрая, честная… Ей в жизни не повезло, — последнюю фразу она произнесла так тихо, что инспектору пришлось напрячься, чтобы услышать.

— Не повезло, потому что она умерла? — спросил Купер.

— Это главное. Но еще потому, что она воспитывалась без матери. Кроме того, мачеха ее часто унижала. Девочка сильно страдала от этого. Она никогда не высказывала свои обиды, но я видела, как она мучается. Скажу вам, инспектор, я страдала вместе с ней. Шарлота видела, что я прикипела всей душой к бедной девочке и возненавидела меня. В конце концов мне пришлось уйти. Хотя Дорис и сеньор Перес меня упрашивали остаться. Но из-за Шарлоты я не могла остаться. Хотя мне больно было оставлять Дорис одну.

— И когда вы ушли?

— Около трех лет назад.

— А после этого вы видели Дорис?

— Нет.

— Вы знаете Николаса Лопеса?

— Это сын кухарки? — спросила она без всякого интереса.

— Да! И что вы скажите о нем? — нажал на нее Купер.

— Три года назад это был обыкновенный парень. Ни хороший, ни плохой. Бесцветный, тихий, хотя любил выпить. Кстати… — она замялась.

— Что, кстати? Говорите! — быстро среагировал Купер.

— Говорят… говорят, он водил шашни с Шарлотой.

— Да?! Откуда вы знаете?

— Мне намекала Тереза.

— Тереза? — переспросил Купер.

— Эта та женщина, которая заменила меня. Я ее хорошо знала еще до того, когда она устроилась на работу к Пересу. Мы как-то случайно встретились с ней, вот она мне и рассказала.

— Это было до гибели Джонни?

— Да.

— О чем вы еще говорили?

— Ой, да я уже не помню.

Купер внимательно поглядел на нее:

— А Лолита знает?

— Не знаю. Она с утра до вечера на кухне…

Расскажите мне о других слугах. Что вы скажите о дворецком?

— О дворецком? О, это человек старой закалки. У него никогда не было семьи. Он предан хозяину всей душой. А вот Тереза… Заветная мечта ее заработать побольше и купить себе домик.

— Согласитесь, сеньора, это же совсем не плохо, накопить много денег, — улыбнулся Купер.

— Да, совсем не плохо. И все-таки я бы не очень доверяла Терезе.

— У вас есть основания для этого?

— Нет, но что-то подсказывает мне, что она неискренна…

— И в случае с Лопесом тоже?

— Да. Хотя на Шарлоту это похоже. Если в доме посторонний мужчина, то она непременно будет строить ему глазки. У нее, как говорят, кипит кровь и горит кожа.

— Хорошо, сеньора Чарита. На этом, я думаю, мы закончим, — он выключил диктофон. — Вы нам очень помогли, — сказал он обязательные в этих случаях слова. — До свидания!

— До свидания, сеньор инспектор!

Спустя некоторое время, вглядываясь в дорогу, он подумал, что, несомненно, домочадцы сенатора владеют какой-то тайной. Возможно, это отношения Шарлоты и Лопеса. Не они ли создали впечатление недосказанности, которое он почувствовал в беседах с прислугой?

«Надо опять допросить их и заняться любовниками этой Шарлоты», — решил он. И тут он вспомнил: Луиза говорила, что встретила «занятную парочку» близ супермаркета. Пожалуй, трудно вычислить, где вилла этого незнакомца. Он подумал, что зря не попросил Луизу описать этого незнакомца, любовника Шарлоты.

«Хорошие мысли обычно запаздывают, Гарри», — сказал он себе и решил по приезду в управление позвонить Луизе. Вдруг ему в голову пришла дикая мысль, такая невероятная, что он чуть было не съехал в кювет.

 

Глава 3

В небольшой комнате за хорошо сервированным столом сидели трое. Светильники на стенах освещали их лица. Могло показаться, что старые приятели просто ужинают, если бы не плотно зашторенные окна, да некая нервозность в поведении присутствующих.

— Итак, слушаю вас, Джино, — произнес тот, который был постарше.

— Сеньор Перес, сначала давайте наполним стаканы, — он налил виски. Они выпили. Перес подцепил кусочек какой-то экзотической рыбы.

— То, что вы решили нам помочь, — просто замечательно. Особенно для Энрико. Да, Энрико… — Молодой человек в знак согласия кивнул головой. — Честно говоря, я не очень надеялся. Но вы поверили, и это замечательно. Теперь следует обсудить все хорошенько. Сразу скажу: я выкручусь и без вашей помощи, но Энрико?

— Джино, — прервал тираду Перес, — я помогу и вам, и Энрико, — он внимательно поглядел на молодого человека. — Тем более, об этом просил мой старинный друг, — он вновь наполнил стаканы. Когда выпили, сенатор сказал:

— Я навел кое-какие справки. Изучив их, я понял, что Джино Моро можно поручать ответственные задания. Разве я не прав, Джино?

— Совершенно верно, сеньор Перес, — ответил Джино очень серьезно.

— Ты даже не догадываешься, о чем будет идти речь… — улыбнулся Перес.

— Так о чем же? — вырвалось у Джино.

— Дело в том, что мне пришла в голову мысль поручить вам — тебе и Энрико — очень важное для меня дело. Сразу скажу: никакого криминала. Я всегда ладил с законом, — улыбнулся он. — Ты, Джино, сейчас в «загоне», но не поэтому я предлагаю тебе стоящее дело. Ты мне понравился. И скажу, что вы оба будете в выигрыше. Более того, я уверен: дон Винченцо одобрил бы то, что я предложу вам. Если вы согласитесь участвовать в акции, о которой я вам расскажу, вам на некоторое время придется покинуть Лиму, что, согласитесь, в ваших интересах. Затем, когда страсти улягутся, — милости просим к нам, в Лиму, — он влил в себя очередную порцию виски.

— Итак, друзья — позвольте мне назвать вас друзьями — как я уже сказал, у меня к вам дельное предложение, — он открыл «дипломат» и вынул карту. Джино и Энрико недоуменно уставились на сенатора. — Вот здесь, — сенатор ткнул пальцем в зеленное месиво, — где-то в джунглях разбился самолет. Экипаж состоял из трех человек. Судьба их неизвестна. Возможны варианты. Один из них — инсценировка авиакатастрофы. Так или иначе, на борту исчезнувшего самолета была коллекция драгоценных камней. Ваша задача — найти эти камни. Я щедро вознагражу вас, если вам это удастся. Впрочем, если вы и не найдете их, вы ничего не теряете. Мне эти камни нужны, особенно желто-серый огромный алмаз под названием «Желтый глаз». Итак, вы согласны? — лицо сенатора стало багровым. Он вынул платок и вытер пот.

— Я согласен, сеньор Перес, — после некоторого раздумья произнес Джино.

— А ты, Энрико?

— Согласен, сеньор Перес.

— Тогда посмотрите эти фотографии. Вот люди, которые летели на этом самолете: это, — сенатор взял одну из них, — пилот Джон Холидей. Это — Хуан Мартинес по кличке «Шакал». А это — некто Вулф, владелец этих камней. Первые двое — люди Винченцо Галло. Кстати, Джино, ты знал их?

— Одного, Хуана Мартинеса. Подлый тип, способный на все. Для меня загадка, почему дон Винченцо поручил ему эту акцию…

— Стоп… стоп, Джино, я не говорил о деталях этой операции, — сенатор подозрительно глянул на Джино.

— Сеньор Перес, только глупец не поймет, что добыть эти алмазы дон Винченцо поручил Хуану, — засмеялся Джино.

— Хорошо, хорошо, Джино! Через пару дней приступим к акции. Но тебя, Энрико, я возьму с собой. Ты будешь в безопасности. За тобой, Джино, я пришлю послезавтра машину, скажи только, куда ее послать.

— Сюда, сеньор Перес, в девять утра.

— Хорошо, Джино. Сейчас мы с Энрико покинем тебя.

Сенатор встал из-за стола.

— До свиданья, Джино!

— До свидания!

Сенатор и Энрико вышли на улицу. В нескольких шагах стояла машина сенатора. Окна салона были тонированы. Сенатор завел мотор, и автомобиль тронулся. Через некоторое время они покинули Лиму и выехали на широкую автостраду. Миль тридцать они мчались по ней, затем свернули на проселочную дорогу. И при этом сенатор все время молчал, сосредоточенно вглядываясь в дорогу.

Наконец, они подъехали к коттеджу за высоким бетонным забором. Охранник открыл ворота, и они въехали во двор, усеянный цветами. По дорожке, посыпанной песком, они вошли в вестибюль здания и поднялись на второй этаж. Пройдя по коридору, сенатор распахнул одну из дверей.

— Вот твоя комната, Энрико, располагайся!

Энрико вошел и огляделся. Комната была хорошо меблирована. Сенатор ушел, а Энрико, почувствовав усталость, прилег на кровать. Он было задремал, но настойчивый стук в дверь разбудил его.

— Войдите, — громко произнес он.

Тотчас дверь отворилась, и вошла девушка, одетая как горничная или официантка.

— Здравствуйте, сеньор, — она держала в руках поднос с кофе и бутербродами.

— Здравствуйте!

Она поставила кофе бутерброды на стол.

— Может, сеньор хочет, чтобы я еще что-нибудь принесла?

— Нет, — Энрико хоть и проголодался, но не хотел утруждать хозяев. — Обычно на ночь не рекомендуется загружать желудок, — улыбнулся он.

Девушка улыбнулась в ответ.

— Тебя как зовут, милашка? — Энрико вдруг почувствовал себя неуютно в постели.

— Изольда, — просто сказала горничная.

— Интересное, хоть и странное для этих мест имя.

— Я приехала из Германии, — улыбнулась девушка. — Ешьте на здоровье, — она повернулась и пошла к двери.

Когда горничная ушла, Энрико подошел к шкафу, возможно, изготовленному в прошлом веке, и открыл дверцы. Он обнаружил несколько костюмов и отлично выглаженные сорочки. Мысленно поблагодарил сенатора и подумал, что все здесь выполнено в стиле ретро. Взять хотя бы ванную комнату: мраморные панели и ванна как в прошлом веке. Энрико сбросил одежду и встал под душ. Теплый дождик освежил его. Когда он вышел из ванной комнаты, кофе почти остыл и поэтому показался невкусным. Тем не менее он с удовольствием съел бутерброды. Энрико подумал, что неплохо было включить телевизор и пожалел, что его здесь нет. Потом он завалился в постель.

Но снова осторожный стук в дверь: пришла Изольда забрать посуду. Энрико попытался у нее что-либо выяснить. Но девушка ускользала, переводила разговор на другую тему и при этом улыбалась. Когда она ушла, Энрико решил на свой риск выйти — ведь он не в тюрьме. Тем более, что сенатор не запрещал ему покидать комнату. И хотя сидение в четырех стенах было в его интересах, он все-таки покинул комнату. В светлом коридоре не было ни души. Энрико ступил на тканую красную дорожку, лежащую вдоль дверей, обтянутых кожей. Другая же сторона коридора была сплошь из стекла.

Он находился на втором этаже; отсюда были видны плодовые деревья, а под ними блестящая на солнце, сочная, ухоженная трава. Небольшие участки были усажены цветами. Везде чувствовалась рука садовника. Энрико отошел от окна и пошел по коридору. В одной из комнат дверь была полуоткрыта. Невольно Энрико заглянул вовнутрь. Бросилось в глаза окно, отдернутая штора и девушка, смотрящая вниз, на улицу. Она стояла спиной к Энрико. Он хотел пройти дальше, но что-то заставило его задержаться. Словно почувствовав его взгляд, девушка обернулась.

Земля качнулась под ногами Энрико. Перед ним стояла Дорис.

 

Глава 4

Купер вбежал в кабинет и сразу включил компьютер. На мониторе возникла карта города. Поискал «мышкой»: вот центр Лимы. Он медленно повел курсор влево. А вот то, что он искал: супермаркет, построенный в виде полусферы. Купер курсором пошарил около него и чуть не подскочил — так и есть! Стрелка курсора уткнулась в название улицы: Восьмая линия. Купер увеличил карту: вот и дом № 19, дом Санчеса!

— Боже мой! — выдохнул Купер. Это было необъяснимо и похоже на чудо.

«Но, может, это случайное совпадение, — мысль его пульсировала с такой силой, что он присел в кресло. — Шарлота и Санчес! Шарлота и Санчес — любовники!» — мозг отказывался верить в удачу.

Он начал лихорадочно шарить в шуфлядке, наконец выудил нужную папку и раскрыл ее. Да! Хуго Санчес проживал в этом доме! Тут он вспомнил, что вчера поручил Фернандо Сори подготовить папку с материалами разборок мафиози. Купер прошел в кабинет Фернандо. Оказалось, что материалы готовы и Фернандо уже хотел отнести их шефу.

Купер сел за стол и начал изучать документы. Медленно, строка за строкой он прочитывал протоколы, донесения, заключения экспертов. Несуразности попадались на каждом шагу. Удивительно, что полиция не обратила на них внимания. Несколько дней назад был разговор на эту тему с Фернандо и Суаресом. Ничего вразумительного Купер от них не узнал.

Судя по всему, многие имели зуб на Санчеса. И в этом надо было детально разобраться. Инспектор набросал план действий:

1. Предъявить фотографию Хуго Санчеса Луизе.

2. Поговорить с экспертом, сделавшим заключение о смерти Санчеса.

3. Осмотреть снова виллу Санчеса.

4. Выяснить (осторожно), знают ли в доме Переса о Санчесе?

5. Связь Лопеса и Шарлоты?

Поставив в конечном пункте знак вопроса, Купер задумался. Он решил еще раз нажать на прислугу сенатора, чтобы выяснить, являются ли жена сенатора и Лопес любовниками.

Здесь надо сказать, что Купер никогда не придерживался определенного плана. То, что он написал в блокноте, служило, скорее, для того, чтобы не упустить чего-нибудь. Он был склонен к импровизации, так как возникали какие-то детали, факты, которые в корне меняли план действий. Но, как шахматист, он должен был предвидеть на ход-два вперед.

В случае с сенатором Пересом инспектор все время запаздывал. В результате — гибель дочери сенатора.

— Фернандо, кто сейчас живет на вилле Санчеса? — спросил Купер.

— На вилле Санчеса? — удивился тот. — Так она опечатана…

— Но ведь прошло больше месяца с тех пор, как погиб Санчес. Дело давно закрыто.

— Гарри, мне кажется, ты подозреваешь, что кто-то помог Санчесу попасть на тот свет.

— Слушай, Фернандо, тебе незачем знать, усомнился я или нет. Считай, что я спросил о нем из простого любопытства.

— Гарри! Теперь мы одна команда. Ты же не хочешь купить виллу Санчеса?

— Мой тебе совет: не суй нос не в свое дело, — разозлился не на шутку Купер. Он резко поднялся и прошел в свой кабинет. Затем поднялся к комиссару и детально объяснил ему ситуацию. Через час инспектор выходил из управления с письменным разрешением на осмотр виллы Санчеса и с ключами от нее.

Желтым массивным ключом он открыл калитку. От нее вела дорожка к небольшому уютному домику из белого кирпича. Купер сорвал печать и открыл дверь. Он знал, что кабинет, в котором было найдено тело Хуго Санчеса, расположен на втором этаже. Другие комнаты не представляют интереса. Комиссар считал, что надо было пошарить по всему дому (Купер, в принципе, не возражал) и посоветовал взять с собой Суареса и Сори. На что Купер сказал, что на этом этапе их подключать еще рано. Комиссар в конце концов согласился.

Итак, Купер открыл дверь в комнату, которая служила Санчесу кабинетом. В глаза бросилась темная массивная мебель. Шкаф — огромный черный, полированный, с зеркалом. Такую мебель можно видеть в старых фильмах. В нос ударил затхлый запах; помещение долго не проветривалась. Первое, что сделал Купер, подошел к окну и отодвинул тяжелые пыльные шторы. В комнату хлынул солнечный свет. У Купера стало веселее на душе. Инспектор подошел к столу, сел в мягкое кожаное кресло и с наслаждением закурил. Надо было немного расслабиться и подумать, прежде чем приступить к работе. Он решил начать осмотр с этой комнаты. Здесь в тишине можно было отдохнуть от городского шума, если бы с этой комнатой, не было связано жуткое событие. И Куперу казалось, что воздух тут пропитан запахом тех загадочных событий. По опыту инспектор знал, что человек, оказавшись в помещении, где было совершено убийство или случилась недавняя естественная смерть, чувствует себя неуютно, дискомфортно. Хотя он и не знает, что здесь произошло, его что-то гнетет, охватывает тревога…

Куперу было не ново это чувство, и в таких случаях он старался оставаться в подобных помещениях как можно меньше. «Но, что поделаешь, надо делать свое дело», — вздохнул он. Купер рассчитывал найти то, что ускользнуло из поля зрения полиции. Правда, инспектор не был уверен, что найдет улику или что-нибудь другое, чтобы изобличить убийцу, если здесь было совершено преступление. Самое интересное, что он не был уверен, что имело место преступление. Если бы не интуиция… Купер всегда полагался на нее. Кроме того, у Санчеса было много врагов, чтобы погибнуть вот так, просто, от несчастного случая.

Инспектор открыл папку с делом Санчеса и осмотрел вклеенные фотографии. Труп лежал у стола. Это место Купер исследовал особенно тщательно. На полу, конечно, никаких следов. На поверхности стола был слой пыли, ножки его тоже в пыли. Купер встал с колен, отряхнул брюки и начал исследовать содержимое огромного шкафа, дверцей которого служило зеркало. Здесь висела дюжина костюмов и сорочек, также было множество всевозможных галстуков…

«Этот парень на них помешался, — подумал Купер, — возможно, он менял их несколько раз в день».

Несмотря на большое количество карманов, Купер не нашел в них ни бумажки. И это было неудивительно: для людей, подобных покойнику, карманы являлись лишь украшением или данью традиции. Поэтому их содержимое составляли лишь тугой кошелек, блокнот или авторучка. Он простучал стенки шкафа… Звук выдал наличие потайного отсека. Купер приступил к исследованию секретера. Стало видно, что кто-то потрудился основательно, бумаги находились в страшном беспорядке.

«Неужели Санчес мог допустить такой беспорядок? Заранее решили, что произошел несчастный случай; зачем тратить силы на дополнительные поиски? Наверное, на их месте я бы сделал то же самое», — подумал он. Документы, которые нашел Купер в бюро секретера, не представляли никакого интереса. Счета, выписанные на значительные суммы, письма, газетные вырезки. На изучение их Купер потратил около часа.

Настроение Купера начало ухудшаться. Он осмотрел тумбочку, кресло. Оставался небольшой стеллаж с книгами. «Еще на часок. Может быть, тот парень, что побывал здесь глубокой ночью, нашел то, что искал? — инспектор сел в кресло и задумался. — Прежде всего, ночной визитер, верно, искал какой-то документ. Наши олухи спугнули его…. Маловероятно, что он побывал здесь еще раз, — вздохнул инспектор. — Возможно, то, что он искал, еще здесь».

Он поднялся с кресла, подошел к книжному шкафу и вытащил толстенную книгу в яркой суперобложке. То был какой-то эротический роман незнакомого автора. Купер пролистал страницы, но ничего не нашел. С таким же успехом он тщательно пролистал около двух десятков книг. Ничего.

«Что я ищу? Некие документы или следы посещения Шарлоты? Для чего это мне? Разве этот случай как-то связан с Джонни и Дорис? Ну и что, если Шарлота — любовница Санчеса? Ну и что? Зачем мне копаться в его книжках? Я ищу письма Шарлоты? Ну и что, если я найду их? Надо ли мне было затевать это дело с Санчесом?» — он разозлился на себя, и посмотрел на полку. Оставалось пролистать еще достаточно много книг… Купер махнул на них рукой и начал одеваться. Надев плащ, он подошел к окну.

«Еще дождя мне не хватало», — подумал он и направился к двери. В это время, из-за облака выглянуло солнце. Луч его ударил в окно, и тут под книжным шкафом что-то блеснуло. Купер подошел, нагнулся и пошарил рукой. В пространство между основанием книжного шкафа и полом едва можно было просунуть руку. Тем не менее пальцы нащупали что-то скользкое и холодное. Купер вытащил предмет. Это был колпачок от авторучки — позолоченный или золотой; на нем мелкой вязью проступали буквы. Купер подошел к окну, чтобы получше рассмотреть надпись. И ему это удалось: «Семинар Грин Пис. Сан-Пауло. 1985».

Купер положил наконечник в полиэтиленовый пакет.

 

Глава 5

К четырем часам дня интенсивность движения транспорта на улицах Лимы заметно падает. Это связано отчасти с тем, что к концу дня деловая деятельность людей ослабевает. Поэтому Куперу хватило минут пятнадцати, чтобы доехать до управления полиции. Хотя в час пик для этого нужно было потратить около часа. Первым делом он поднялся на шестой этаж, в лабораторию. Надо сказать, что сюда он заглядывал нечасто, и всегда — по долгу службы. Скопище различных приборов и приспособлений, пробирок, да и специфический запах раздражали его. Это напоминало ему больницу, которую он терпеть не мог. И теперь, когда он открыл дверь, на миг задержал дыхание чисто инстинктивно, боясь вдохнуть резкий запах медикаментов. Перед ним был узкий коридор, освещаемый бледным светом ламп, которые искажали и без того зловещую серую окраску стен, напоминающую гостю, что впереди того ждут жуткие вещи. Купера всегда передергивало, когда он из просторных кабинетов управления ступал в этот проклятый коридор. Он миновал обшитую металлическим листом дверь «разделочной», как называли ее коллеги Купера. Далее было помещение, в котором работали несколько хорошеньких экспертов-лаборанток. Сюда похаживали некоторые офицеры управления, и если долго отсутствовали, начальство звонило сюда… А вот и дверь Джонатана Лабласа, которого все называли «Лаплас», на что он никогда не обижался. Купер не очень надеялся найти его за этой дверью, но все-таки постучал в нее. К его удивлению, кто-то подошел. Затем дверь открылась и показалась бородатая физиономия.

— О, Гарри, входи, — Лаблас широко распахнул дверь.

— Привет, старина! — Купер перешагнул порог и остановился. — Ты один? — спросил он недоуменно, шаря глазами вокруг.

— А, ты о том, что я заперся… Проклятая дверь захлопнулась! Ты думал, что я тут с дамой трахаюсь? — засмеялся он.

— А почему бы и нет? Все мы люди, — улыбнулся Купер.

— А, брось, Гарри. Не в моем возрасте, — вяло произнес Лаблас. — Ты проходи, садись сюда, — он пододвинул ему кресло. — Ну, рассказывай, что привело тебя ко мне? — он взъерошил пятерней и без того всколоченные волосы.

— Слушай, Джо, надо осмотреть эту штучку, — Купер вытащил из кармана полиэтиленовый пакетик.

Лаблас взял из ящичка пинцет и осторожно поднял колпачок.

— Джо, эта штука провалялась около месяца, прежде, чем ее обнаружили, — Купер рассеянно посмотрел на длинный стеллаж, растянувшийся во всю стену. На нем разместились всевозможные пронумерованные папки всех расцветок.

Джонатан на мгновение застыл. Затем улыбнулся:

— Если на нем были пальчики, даю шестьдесят процентов, что там они остались. Покрытые пылью, они более заметны. Мне достаточно поместить эту вещь, — он указал на колпачок, — в сильное магнитное поле, и частицы пыли лягут вдоль канавок. Кроме того, у меня в запасе еще несколько методов.

— Хорошо, Джо! Экспериментируй как хочешь, это не мое дело. Мне нужен результат. И как можно быстрее!

— Завтра утром тебя устроит, Гарри? — произнес Лаблас и поднялся с кресла. Он исчез за перегородкой.

— Вполне! — бросил ему в след Купер.

Через мгновенье эксперт вернулся. В руках его была бутылка с яркой наклейкой и две рюмки.

— Слышал, Купер, ты любишь «Мартини», — он лукаво улыбался, но, прости, у меня на закуску только это, — он вынул из кармана потрепанного пиджака лимон.

— Сойдет! — взмахнул рукой Купер. — Хорошее «Мартини» не нуждается в закуске.

— Это точно! — Лаблас ловко откупорил бутылку, затем налил жидкость в рюмки.

— За что пьем, Джо? — Купер поднял рюмку.

— За встречу, Гарри, за встречу!

— Да, дружище, давно не виделись. Ты меня уже забыл.

— В самом деле? — удивился Лаблас и одним глотком опорожнил рюмку. Лицо его при этом покраснело. Он быстро налил себе и Куперу. И не успел Купер опомнится, как содержимое рюмки перешло эксперту в желудок.

— Ты куда гонишь, Джо? — притворно возмутился Купер.

— Мне надо спешить, Купер, — он откинулся в кресле. Стало заметно, что он начал стремительно пьянеть.

— Мне хватит, Джо, надо идти, — Купер взглянул на часы.

Ему на самом деле надо было идти. Он поднялся, но Лаблас схватил его за рукав:

— Гарри! Гарри, я боюсь! — внезапно отрезвев, он потянул Купера, и тот опустился в кресло.

— Кого? Кого ты боишься? — вырвалось у Купера.

Но Лоблас тут же опомнился:

— Да это я так… Не обращай внимания, Гарри, нервы… — пробормотал он.

— Так я пойду, Джо? — Купер опять поднялся с кресла.

— Валяй! — махнул рукой Джонатан.

— До свидания! — Купер подошел к двери и оглянулся. Лаблас смотрел на него.

— До свидания, Гарри! — хрипло произнес Лаблас.

Купер повернулся и вышел. Он шел по коридору и, вдруг почувствовав чей-то взгляд, обернулся. В проеме раскрытой двери одной из комнат мелькнул кто-то в белом халате и тотчас скрылся, Купер услышал скрип закрываемой двери. Через некоторое время он был в своем кабинете. Взглянул на циферблат: ровно пять.

«Неужели я был в лаборатории сорок минут?» — он бросил на стол изрядно надоевшую папку. Затем начал изучать документы. Внезапно Купер обратил внимание на обыкновенный стандартный бланк. Сверху был штамп главного полицейского управления, внизу шел текст. Еще не зная почему, Купер впился в него глазами. Медленно, строчка за строчкой, он начал изучать текст. Все было неинтересно и банально. И тут он прочел, что из кабинета Санчеса были изъяты стаканы.

Стоп! На стакане были обнаружены только отпечатки пальцев Санчеса… Он перечитал еще раз результаты экспертизы. В этот момент на пульте загорелась красная лампочка. Купер нажал синюю клавишу.

— Да, сеньор комиссар, — он слегка наклонился над ажурной сеткой микрофона.

— Зайди ко мне, Гарри! — в пульте что-то щелкнуло, и лампочка погасла.

Купер захлопнул папку и спрятал ее в стол, затем встал и направился к двери. В кабинете комиссара были Суарес, Фернандо Сори и несколько не знакомых инспектору людей. Костанеда восседал в своем массивном кресле и рассматривал какие-то документы.

— Входи, входи, Гарри, садись сюда. Это Гарри Купер. А это ребята из службы безопасности — Фил Мортон и Бенито Флоренс.

— Гарри Купер, — произнес инспектор и пожал руки каждому.

— Нас интересуют последние события, связанные с гибелью Винченцо Галло и его сына Энрико, — сказал Флоренс.

— Но разве Энрико погиб? — вырвалось у Купера.

— Похоже, его выкрали из госпиталя.

Купер ничего не сказал в ответ.

— Инспектор выполняет у нас специальное задание, не связанное с делом Винченцо Галло, так называемым доном Винченцо, так что он не полностью в курсе дела. Я вызвал его больше в качестве слушателя, чем рассказчика, — усмехнулся Костанеда. — А вообще, я послал вашему руководству подробный рапорт 20 июня. В нем все сказано. Основная рабочая версия — обыкновенная разборка. А что касается гибели дона Винченцо, то мы считаем — заметьте: мы считаем, а не утверждаем — что это могла быть работа Дика Эспиносы. И вы, его хорошо знаете, — назидательным тоном произнес Костанеда, обращаясь к двум офицерам службы безопасности.

— У вас есть основания утверждать это? — спросил коренастый Мортон.

— Конечно, не сам Эспиноса прикончил этого дона, а сделали это его подонки по приказу шефа. Чуть раньше они убрали его помощника Корио с подругой… еще тепленькими в постели. Сделали из них решето, — усмехнулся Костанеда. — Если сюда добавить с пяток трупов с обеих сторон, то можно сказать, что война в полном разгаре. Итог — гибель дона Винченцо. Да, кстати, Эспиноса организовал покушение на сына этого мафиози. Говорю вам, они не на шутку подрались, — он замолчал. В комнате воцарилась тишина.

— И это все? — разочаровано протянул Мортон.

— Разумеется, в послании вашему руководству я подробнее изложил ситуацию, — холодно произнес Костанеда. — Если хотите, капитан Суарес ознакомит вас с документацией. Но это будет чуть позже. Сейчас, сеньоры, простите, у меня совещание. До свидания.

Те молча проглотили пилюлю и вышли.

— Ну, теперь, приступим, — сказал комиссар, когда за бравыми офицерами закрылась дверь. — Что у тебя, Гарри? Ты был в гостях у покойника? — засмеялся он.

При этом Суарес и Сори недоуменно уставились на Купера.

— Да, сеньор комиссар.

— Ну, и что ты там откопал? — поинтересовался Костанеда.

— Ничего, — немного потянув с ответом, произнес Купер.

— Ничего? Из тебя прямо клещами нужно вытаскивать. Так зачем ты туда ходил? Для чего выпрашивал у меня разрешение на обыск? Ты что, не веришь официальной версии? — комиссар начал злиться.

— Почему же, верю. Действительно, похоже, что Санчес погиб в результате несчастного случая. Упал, ударился о край стола, или как там… Осталось выяснить, почему он упал… Споткнулся, что ли? Или ему стало плохо?

— Гарри! — воскликнул Сори, — ты осматривал виллу Санчеса?

— Что тебя так поразило, Фернандо?

— То, что ты скрываешь от нас, Гарри. Ведь мы в одной связке. Ты что-то ищешь, где-то копаешь… А мы, я и Марти, твои помощники, не у дел. И это нормально? Если нам не доверяешь, так и скажи, — с обидой в голосе воскликнул Фернандо.

— Фернандо прав, — в голосе Костанеды звучал металл. — Вы ничего не должны скрывать друг от друга. Это не идет на пользу дела. Ты все на себя взвалил, почему не поручаешь отдельные вопросы ребятам? Кстати, что ты намерен делать завтра?

— Я? Еще не набросал план на завтра. Точно — навещу Луизу. Затем… надо зайти в лабораторию — возникла интересная мысль. Потом допросить Лопеса… Затем…

— Вот, некоторые вопросы, например, допрос Лопеса поручи ребятам; перед этим введи их в курс дела, — перебил Купера комиссар. — Ты же физически один не сможешь сделать намеченное. Я дал тебе помощников, так используй их на все сто, — он подошел к Куперу и ласково заглянул в глаза: — Гарри, я очень тебя ценю и доверяю… и ты должен верить всем нам. Иначе нечего заниматься полицейскими делами. Ты понял меня, Гарри? — голос инспектора дрогнул.

— Да, сеньор комиссар! — четко произнес Купер.

— Тогда, как говорят, с Богом, в путь. Вы свободны, ребята!

Когда все вышли, Купер направился к автомобилю. Медленно проехал к площади Сан-Маркос. Оттуда до дома Купера было рукой подать.

 

Глава 6

Воскресный день выдался на славу. Ярко светило солнце, и намека не было на дождь, который порядком надоел Куперу за несколько последних дней. По традиции, воскресный день он проводил дома. Инспектор пропускал стаканчик виски и старался никого не видеть. И не звонить.

В субботу он первым делом поехал к Луизе. Захватил парочку фотографий с физиономиями Хуго Санчеса. Как и следовало ожидать, старушка опознала ухажера Шарлоты сразу, хотя видела его всего лишь раз. Что касается сеньоры Перес, то Луиза от души ненавидела ее и, конечно же, могла наговорить лишнего.

«Она могла солгать относительно связи Николаса и Шарлоты», — подумал инспектор, и решил этот вопрос не откладывать в долгий ящик.

Надо сказать, что сплетни, копание в грязном белье он терпеть не мог. Но это часто приходилось выслушивать. Такова была специфика работы, что тут поделаешь? Скрепя сердце, Купер их тщательно проверял. За долгие годы службы он привык: как бы нелепы не были слухи, их надо проверять. И, действительно, многие из них зачастую оказывались правдивыми. В данном случае информацию о связи Лопеса и Шарлоты нельзя было сбрасывать со счетов.

«Молодой человек и ищущая острых ощущений женщина. Между ними вполне могла возникнуть любовная связь, — думал Купер — Ну и что? Какое это имеет отношение к моему делу?» — Он не находил ответа. Но интуиция ему подсказывала, что это может быть полезным. Во всяком случае, это был лишь штрих. А из штрихов получается картина. Надо признать, что время, густо напичканное событиями, ошеломило Купера. Все было так странно и запутано: загадочные смерти мальчика и Дорис, Санчеса и других имели какую-то связь? Может быть. Купер чувствовал это почти физически. Кто-то методически убирал этих людей, вовсе не придерживаясь логики. Он подумал, что, возможно, в цепи этих событий и присутствует логика, но ее не видно, ибо нет полной информации: видна лишь надводная часть айсберга.

Он лег на тахту и включил 45-ый канал. Там показывали какой-то мистический фильм. Купер любил мистику, особенно по Кингу. Зачастую жизнь преподносила ему сюрпризы пострашнее, чем в мистических фильмах. Но это была проза жизни, без всякого вмешательства сверхъестественных сил. Купер верил в дьявола. Он считал, что все зло от сатаны и старался с ним бороться. Иногда он проигрывал, чаще — нет. И тяжело переживал поражение. Но внешне он всегда держался бодро. Никто не мог угадать, что у него на душе.

Вот и в этом загадочном деле он проигрывал, и это уязвляло его самолюбие. Купер чувствовал себя охотником, притаившимся в засаде.

«Завтра первым делом навещу Лабласа, — он встал с тахты, подошел к холодильнику. Взял из него покрытую инеем бутылку виски. Холод приятно покалывал кончики пальцев. Купер налил полстакана и выпил. Затем переключил телевизор. Передавали какую-то дрянь. Он пробежался по каналам — ничего хорошего. Теперь перед ним встал закономерный вопрос: чем заняться. В таких случаях виски помогал. Купер налил еще и залпом выпил. Потянуло на сон. На следующее утро он был в прекрасном настроении. Принял ванну. Купер мечтал возобновить утренние пробежки, но ничего не получалось. Он выпил чашку кафе и помчался на работу.

Итак, Купер ровно в девять переступил порог своего кабинета. И первое, что он сделал, позвонил Суаресу: выяснил ли тот что-либо о «друзьях» Лопеса, о его связях? Оказалось, что Лопес и раньше баловался наркотиками. Доставлял их некто Хуанито по прозвищу «Сундук». Это было несколько лет назад. Теперь же за ним ничего такого не замечалось. Но Купер знал: если человек влезал в это дерьмо, то выкарабкаться очень трудно. Трясина все глубже и глубже засасывает; в конце концов тот опускается на дно. Это уже конченый человек. Таков, по идее, и Лопес. Возможно, у него стальная сила воли и он покончил с прошлым? Может быть, парень не имел отношения к наркотикам? Здесь нужно было разобраться до конца. Лопес мог не иметь никакого отношения к событиям, произошедшим в доме Пересов. Тогда у Купера ложный след, но и его надо проверить. А если Николас виновен? Имеются у него мотивы убийства? Но он не убивал Дорис. Был в это время за решеткой. Купер подумал, что никто, кроме Луизы, не видел Хуго Санчеса с Шарлотой. И если отбросить показания Луизы, то следствие опять на нулевой отметке.

Купер набрал номер Фернандо Сори.

— Ты справлялся о составе присутствующих на семинаре в Сан-Пауло?

— Еще нет, шеф.

— Не понял. Почему?

— Не успел. Но в течение дня выясню.

— Обязательно выясни, для нас это очень важно.

— Я понял, шеф. Это все?

— Да.

Купер положил трубку. Он усмехнулся, подумав, что Костанеда будет доволен: он, наконец, хоть одного задействовал в деле.

Следующий звонок был в лабораторию.

— Здравствуй, Джо, — произнес Купер, когда на другом конце провода сняли трубку.

— Здравствуйте. Но это не Джо, — хриплый голос, звучавший несколько странно, явно не принадлежал Лабласу.

— Позовите Джо, — Купер слегка встревожился. В кабинете всегда присутствовал лишь Лаблас.

— К сожалению, я не могу его позвать, — чуть слышно произнесли на другом конце провода.

— Почему? — воскликнул Купер.

— Он… он… он умер.

— Что?! — Купер почувствовал легкое головокружение. — Когда? — только и мог он произнести.

— В ночь на воскресенье. У него отказало сердце, — тихий печальный голос оглушил Купера.

«Боже мой! Невероятно! Позавчера я говорил с ним. Джо выглядел совершенно здоровым». Инспектор вспомнил сон, который снился ему в воскресенье под утро. Полумрак. Снуют в накуренном помещении официанты. Посетителей не много. Почему-то внимание Купера привлек один столик, накрытый белоснежной скатертью; за ним — двое бородатых мужчин и полная блондинка. Бутылка шампанского и закуска. Мужчина медленно поворачивается к Куперу. Это Лаблас. Купер почему-то переводит взгляд на эстраду. На подмостках играет оркестр. На барабане яркая надпись «Ямаха». Все. Сон кончился. Купер вспомнил, что у него тогда мелькнула мысль: почему вдруг приснился ему Лаблас. Ведь не снился никогда. Тогда Купер подумал и забыл, и вот — Лаблас мертв. И нет в том ничего странного, хотя… Мысль, что пришла ему в голову, была столь необычна, что он вскочил с кресла и нервно зашагал по комнате.

— Если бы Джо не умер, я бы сказал, что его убили, — прошептал он, сам не зная почему. Стремительно выбежал из кабинета, прошел немного и вспомнил, что не захлопнул дверь. Быстро вернулся назад. Затем вошел в лифт. Нажал кнопку с цифрой «шесть».

В приемной комиссара секретарша Сара стрельнула глазами в вошедшего.

— У себя? — спросил Купер.

— Ты позабыл слово здравствуй, Гарри, — ласково проворковала Сара.

— Извини, крошка, извини. Склероз, — он прикоснулся к виску.

— На первый раз прощаю, инспектор Купер, — она погрозила пальчиком. — Подожди немного, шеф занят.

Купер сел в кресло и стал ждать. Через несколько минут дверь кабинета комиссара открылась и вышел посетитель — высокий тучный брюнет средних лет. Он был не знаком Куперу. Когда за ним закрылась дверь приемной, Купер зашел к комиссару.

— Здравствуйте, сеньор комиссар, можно войти?

— Да, Гарри, садись! Комиссар показал на кресло, при этом он бросил взгляд на часы.

«Торопится, — подумал Купер, — но ничего, придется задержаться на несколько минут».

— Сеньор комиссар, я только, что узнал о смерти Джо Лабласа.

— Ну и что? Все мы смертны. У него оказалось больное сердце. Я понимаю, почему это так взволновало тебя: все-таки наш сотрудник… Кажется, ты с ним дружил?

— Сеньор комиссар, дело не в этом. В пятницу я видел Джо. Он был совершенно здоров.

— Можно ли предвидеть сердечный приступ, Гарри? Можно ли гарантировать, что сердце не откажет в любой момент? Нет! И ты это хорошо знаешь.

— Нельзя, сеньор комиссар, но тогда, в пятницу, Лаблас был очень напуган. Он чего-то боялся. Он мне сказал: «Я боюсь, Гарри. Я боюсь!» Я спросил, кого он боится, но он так и не сказал мне.

— Да? — брови комиссара поползли вверх. Но потом он спохватился. — Ну и что? Возможно, он знал о своей болезни. Вот и вся разгадка!

— Может быть, сеньор комиссар. Но есть одна странность, — голос Купера зазвучал тверже. — В квартире Хуго Санчеса я нашел интересную вещь. Я принес ее Джо, чтобы он снял «пальчики».

— Постой, постой, Гарри, но ты мне ничего не говорил!

— В кабинете Санчеса я нашел колпачок от авторучки. Золотой или позолоченный — не знаю. На нем была надпись: «Семинар «Грин Пис». Сан-Пауло. 1985». Эту штуку я и занес Джо Лабласу.

— Участнику семинара… в Сан-Пауло? — Костанеда недоуменно уставился на него, в бледно-синих глазах мелькнул интерес.

— Эта штука могла принадлежать как и Санчесу, так и кому-нибудь другому. Возможно, авторучка без колпачка осталась у преступника.

— Преступника? Так ты думаешь, Санчесу помогли сыграть в ящик? — Костанеда нервно забарабанил пальцами по столу. — Я так не думаю. Возможно, ты обладаешь большей информацией, чем я. Это так, Гарри. Ты явно что-то опять недоговариваешь.

— Нет, сеньор комиссар. Это только одна из версий… кое-что меня склоняет к ней. Эта находка, да еще ночной гость в доме Санчеса… Он, вероятно, там, что-то искал. Но есть еще кое-что.

Купер положил на стол папку, которую принес с собой. Развязал ее, полистал, остановился на бланке-протоколе:

— На предмет отпечатков пальцев был передан стакан с водой и графин, — громко прочитал Купер. — Теперь слушайте, — Купер прочел: «На стакане с водой обнаружены отпечатки пальцев (см фото 1). Они совпали с отпечатками (фото 3) пальцев Хуго Санчеса. Эксперт Джо Лаблас».

— Ну и что? — воскликнул комиссар.

— Но ничего не сказано о графине. Его как бы и не было. На стакане есть отпечатки, а на графине с водой нет. Если их не было, то и в этом случае Лаблас должен был написать на отчете экспертизы: отпечатков нет, никаких. Хотя там должны быть «пальчики» Лабласа, обязательно. Такой опытный эксперт… и ошибся!

Вот теперь он умер.

 

Глава 7

В неприметном двухэтажном домике, спрятавшемся средь зеленых крон деревьев, было тихо и душно. В одной из комнат еле слышно шумел кондиционер; в кресле, развалившись, сидел пожилой полный человек. По багровому лицу было видно, что, несмотря на присутствие кондиционера, он страдал от зноя. В такую жару нужно было прохлаждаться в реке или бассейне, а не принуждать себя сидеть за письменным столом. Но приходилось, ибо на карту было поставлено многое. Во-первых, после «переворота» — так окрестил Марк Холодовски низвержение дона Винченцо — следовало избавится от людей, особо преданных дону: от них всегда будет исходить угроза. Во-вторых, наладить отношения с Диком Эспиносой. В-третьих, остался еще один нерешенный вопрос, доставшийся от дона Винченцо. Марк Холодовски был в курсе событий, связанных с алмазом. Он не прочь был завладеть «Желтым глазом». Отчасти свержение крестного отца было задумано с этой целью. Более того, ребята, теперь уже Марка, торчат в окрестностях Принсипи-да-Вейра. Последний сигнал с самолета был послан именно оттуда. В то время там бушевала сильная гроза. Очевидно, самолет потерпел катастрофу. Но могло быть и другое: мерзавцы благополучно приземлились на парашютах… Так или иначе, надо найти самолет.

Марк покопался в столе, вытащил затейливой формы ключ и подошел к сейфу. Теперь надо набрать на электронном табло серию цифр, что он и сделал. Загорелась малиновая лампочка, внутри сейфа что-то щелкнуло. Марк потянул за ручку и дверка открылась. Он вытащил топографическую карту. Один участок на зеленом массиве был обведен красным маркером. Здесь, предположительно, упал самолет.

«Сплошные непроходимые джунгли, — с сожалением подумал Марк. — Правда, кое-где коричневым цветом были обозначены горы. — Кто знает, может, горы — причина катастрофы самолета? Теперь ищи иголку в стогу сена», — Марк вздохнул и выглянул в коридор.

— Эй, Пепе, зайди, — крикнул он кому-то, сам же уселся в кресло. Дверь открылась и на пороге появился могучий негр.

— Садись, Пепе, — Марк указал ему на кресло. Когда тот уселся и вопросительно поглядел на Марка, Холодовски произнес:

— Пепе, я решил направить в район падения самолета еще человек пять. Подбери-ка надежных ребят. Завтра они должны быть на месте. Здесь, — его палец уткнулся в зеленую зону, — через каждые пару часов они обязаны выходить на связь. С ними я должен провести инструктаж. Ты понял?

— Да, шеф!

— И еще: эту группу возглавишь ты.

— Да, шеф! Но я никогда не был в джунглях…

— Вот и хорошо, надо же когда-то побывать, — рассмеялся Марк.

Когда за Джузеппе закрылась дверь, Марк достал из холодильника бутылку лимонада. С недавних пор он завязал со спиртным: стало сдавать сердце. Бросил курить и почувствовал себя более-менее нормально. Последние события потребовали затраты сил — нельзя было расслабляться. Кроме того, как зубная боль, сверлила мозг мысль: где-то разгуливает Джино. Марк знал, что склонить его на свою сторону не удастся.

«Этот малый очень, очень опасен. Завалил моих троих — за это ответит…», — Марк почувствовал, что в нем закипает злость.

Когда его ребята нагрянули в клинику и не нашли Энрико, Марк и вовсе взбесился. По описанию, человек, который забрал Энрико, — Джино. Его следовало нейтрализовать, и как можно быстрее.

 

Глава 8

Смотреть тяготину у Купера не хватило сил, и он выключил телевизор. Погасил светильник и сразу провалился в крепкий сон, в котором события дня переплелись в аллегорический кошмарный клубок.

Огромные черные птицы с большими красными клювами парили над ним. Некоторые из них внезапно пикировали на инспектора, а, подлетев к нему, исчезали в темном пространстве. Их крылья шелестели, и вдруг все разом заклекотали странным механическим звоном… Купер проснулся. Звенел телефон. Инспектор, пошарив на столе, включил лампу. Хищные зеленные цифры часов показывали одиннадцать тридцать. Чертыхаясь, Купер поднял трубку.

— Извини, Гарри, — услышал он знакомый голос, — после разговора с тобой я приказал сделать вскрытие. Ты оказался прав, Гарри. Джо не умер, его отравили.

— Отравили? — не очень удивился Купер.

— И знаешь, Гарри, самое интересное, что использовали тот же яд, что и в случае с мальчиком.

— С каким мальчиком? — не врубился Купер.

— Ну, с тем… сыном сенатора.

— Да?! — у Купера было состояние, близкое к шоку.

А Костанеда продолжал:

— Хорошо, что я распорядился, чтобы немедленно произвели вскрытие. Яд таков, что через некоторое время не обнаруживается в организме. Эти ребята хорошо все продумали. Сердечную недостаточность этот яд имитирует в совершенстве.

— Это точно, сеньор комиссар, — Купер еще не вышел из прострации.

— Ты не находишь связь между убийствами? — задумчиво произнес Костанеда.

— Лабласа и Джонни Пресса?

— Да.

— Из-за того, что в обоих случаях использован один и тот же редкий яд?

— Да. Но это может быть и случайность. Как ты думаешь, Гарри?

— Не знаю, — откровенно признался инспектор, — очень мало информации.

— Так ты добудь ее, Купер, добудь! И не скрывай ее от меня, понял?

— Понял, сеньор комиссар.

— Тогда спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной ночи, сеньор комиссар.

Купер положил трубку, встал с постели и подошел к окну. Внизу разными цветами переливалась реклама. Блики тускло отражались на мокром асфальте. «То, что в обоих случаях использовался один и тот же яд, — не простое совпадение, — подумал он. Возможно, эксперта убрали из-за моей находки в доме Санчеса». Купер был уверен: о том, что он отдал колпачок ручки Лабласу, никто не знал. Но, если кто-то все-таки узнал… И опасался, что найдут «пальчики» на колпачке. И… и он, этот некто, убрал эксперта. Возможно, сам Лаблас разболтал. Если так, то он пошел на должностное преступление. Такой опытный эксперт? Видимо, Лаблас что-то знал. И кого-то опасался…

Купер лег на кровать и задумался.

«И кого же он опасался в тот день, когда я принес ему свою находку? Значит, колпачок авторучки здесь ни причем», — подумал Купер и вдруг вспомнил жену. Он постарался представить себе ее лицо.

В последнее время Купер вспоминал ее все реже. И тут представил лицо Дорис. Самое удивительное, что он не думал о ней. Видение, если это было оно, появилась спонтанно. Купер ясно увидел лицо девушки, в нем отражались боль и отчаяние. Все это длилось мгновенье. Затем он уснул.

Утром Купер проснулся свежим и бодрым. Исчезло и привычное в последнее время плохое настроение. Он лихо спрыгнул с кровати, сделал зарядку, что было для него необычно, потом ринулся в ванную комнату, захватив с собой огромное мохнатое полотенце. Его настроение немного ухудшилось из-за нескольких порезов на лице при бритье.

Когда он припарковал машину на стоянке управления, было около восьми. Следовало поторапливаться, и он ускорил шаг. Сразу же пошел к комиссару Костанеде. Когда он открыл дверь в приемную, секретарши еще не было. Немного волнуясь, он постучался и открыл дверь:

— Можно, сеньор комиссар?

Костанеда сидел за столом и что-то писал. Он мельком взглянул на инспектора и сделал знак рукой, приглашая войти. Купер плотно закрыл за собою дверь.

— Здравствуйте, сеньор комиссар.

— Здравствуй, Гарри. Садись, — он указал рукой на кресло, — кури! — комиссар протянул Куперу сигару. Это был хороший знак, это означало, что комиссар в хорошем расположении духа.

Купер закурил. Табак оказался отвратительным, однако он и виду не подал.

— Ну, как? — спросил Костанеда.

Купер пожал плечами.

— Мог бы и похвалить. Кубинская ведь, — усмехнулся Костанеда. Но, знаю, тебе не терпится взглянуть на заключение экспертизы. Не так ли? — он достал тонкую коричневую папку, раскрыл ее и подал лист бумаги. Это было обычное заключение эксперта. Оно почти ничем не отличалось от того, что Купер слышал из уст комиссара прошлой ночью.

— Ну? — многозначительно протянул Костанеда, после того как Купер прочел результаты экспертизы.

— Я думаю, Лаблас знал убийцу. Кстати, кто еще знает, что беднягу отравили? — Купер положил лист на стол и сделал очередную затяжку. Табак был таким крепким, что ему пришлось сделать усилие, чтобы не закашляться.

— Никто не знает.

— Даже те, кто делал экспертизу?

— Эти не в счет. Неужели у нас завелись «кроты»? — спросил Костанеда, пристально глядя на Купера.

— Я этого не говорил. Но, лучше, чтобы все считали, что Лаблас погиб от сердечного приступа, — Купер положил сигару на пепельницу.

— Да… да, — рассеяно произнес Костанеда. — Ты прочел то место, где говорилось о способе, которым вводили яд?

— Да, сеньор комиссар. Думаю, это были сигареты, — он машинально с испугом взглянул на пепельницу.

— Да, яд был найден в легких. Короче, я тоже уверен, что сигареты, которые курил Лаблас, были отравлены. Я хочу, чтобы ты, Гарри, этим делом занялся вплотную.

— А Мартин и Фернандо? — быстро спросил Купер.

— Мартин и Фернандо… — задумчиво повторил Костанеда, — думаю, у них и так много работы. Кстати, вычислили человека, который был на семинаре «Грин Пис».

— Нет, сеньор комиссар, мы сделали запрос в Сан-Пауло. Ждем ответа с минуту на минуту.

— Купер, на авторучке нет никаких «пальчиков»…

— На колпачке от авторучки, — поправил Купер.

— Да, да, на колпачке нет отпечатков, — повторил комиссар. — Можешь идти, Гарри. Но держи меня в курсе дела.

— Хорошо, сеньор комиссар, — Купер встал и направился к двери.

— Постой, Гарри, — услышал он вдруг и обернулся.

— Что у тебя с этим делом мальчика?

— Ничего нового, сеньор комиссар. Я думаю допросить Энрико… Энрико Галло.

— Но ведь он исчез? — комиссар недоуменно уставился на Купера.

— Допросить… когда я найду его. Если он жив, конечно, — спохватился Купер.

— Больше я тебя не задерживаю, Гарри, — произнес подозрительно Костанеда.

Купер повернулся и шагнул к двери и вышел. Секретарши все еще не было.

Путь до лаборатории занял несколько минут. Бесконечные коридоры управления были почти пустынны. Вот и лаборатория, где работал Джо Лаблас. Инспектор отворил дверь и тут же увидел взъерошенного человека, рассматривающего что-то под микроскопом.

— Здравствуйте! — Купер без стеснения сел на стул.

Человек оторвался от объектива, медленно поднял голову и устремил взгляд на инспектора:

— Я вас не знаю, сеньор.

— Вот-вот! Вижу, ты новичок, приятель, иначе бы знал Гарри Купера, инспектора криминальной полиции, — усмехнулся Купер.

— Арнольд Меер, — нехотя пробормотал брюнет, поправляя очки.

— Хорошо, парень. Ты в курсе, что произошло с Джо Лабласом? — Купер вынул пилку и стал полировать ногти.

— Он умер, — недоуменно пробормотал сбитый с толку Меер.

— Да, умер. Отказало сердце. А с виду такой крепкий был… Ты его хорошо знал?

— Да как сказать… Я раньше работал в соседнем отделе. Общались мало. Джо был очень скрытным человеком, очень. Но почему вы спрашиваете?

— Понимаешь, дружище, можно сказать, я дружил с ним.

— Так вы его знаете гораздо лучше меня. Зачем тогда спрашиваете?

— Я бы хотел узнать о нем побольше. Право, он этого заслуживает. Бедняга Джо…

Меер с интересом слушал Купера.

— Но я вас никогда здесь не видел.

— А сколько ты работаешь в управлении? — спросил Купер.

— Да уже с полгода.

— Вот-вот, не знаем друг друга, хотя работаем в одном здании.

— В прошлой раз, когда я заходил к Джо, тебя не было.

— Да, сеньор инспектор. Иногда мне по работе приходится отлучаться. Но это очень редко. Обычно мы с Джо всегда были на месте.

— Слушай, я не твой начальник, чтобы передо мной отчитываться. Я не собираюсь закладывать тебя. Хочешь удрать с работы — пожалуйста! — рассмеялся Купер. — Но скажи, кто звонил Джо или кому звонил он?

— И он звонил… и ему звонили. Несколько раз я подымал трубку.

— Насколько я знаю, он был убежденным холостяком…

— Да. В большинстве случаев звонила одна женщина. В разговоре он называл ее Мирандой.

— Миранда — редкое имя, — задумчиво произнес Купер.

— Вы знаете, мне кажется, я ее видел, — неуверенно сказал Меер.

— Как это «кажется»?

— Однажды в кафе Джо обедал с женщиной. Меня это крайне удивило. Подойти к ним я постеснялся. Возможно, это и была Миранда. Ничего бабенка…

— Так ты ее узнаешь, братец? — Купер решил продолжать беседу игривым тоном.

— Пожалуй. Но зачем это вам? — Меер явно туго соображал.

— Знаешь, парень, называй меня просто Гарри.

— Хорошо, Гарри, — усмехнулся Меер. — Я заметил, что в последние дни Джо ведет себя, я бы сказал, странно.

— Странно? — Купер положил пилку в кожаный футляр и спрятал в карман.

— Да, да, странно. Мне показалось, что Джо чего-то боится.

— Боится, но чего? — спросил Купер.

— Этого я не знаю. Да, еще: в последнее время Джо был каким-то грустным, что ли… и много пил, — задумчиво произнес Меер.

— Я это знаю. Но я пришел сюда не по этому поводу. Мне нужны кое-какие бумаги. Но, сеньор инспектор, я не могу без официального разрешения позволить вам копаться в его столе.

— Полно, Арнольд. Стоит мне позвонить Костанеде…

— Хорошо, Гарри, ищете, — сказал Меер, вздрогнув при упоминании комиссара.

— Так-то лучше, Арнольд, — Купер подошел к письменному столу и стал выдвигать шуфлядки. В них в беспорядке валялись бумаги и папки.

Купер пробежал глазами документы. Ничего интересного. Пролистал записную книжку. «Надо прозвонить номера телефонов Джо», — подумал он.

— Что-то не нахожу своих бумаг, — пробормотал Купер и обвел глазами кабинет. Ряд стеллажей с папками, можно спрятать какие угодно бумаги. «Куда он мог запрятать этот проклятый колпачок?» — подумал Гарри.

Словно прочитав его мысли, Меер сказал:

— Возможно, то что вы ищете, он положил в сейф? — и указал на один из стеллажей, за которым Купер увидел массивный зеленый сейф.

— Вот его сейф, Гарри, — виновато произнес лаборант, — но ключей у меня нет.

— Ну, ладно, Арнольд, — Купер похлопал его по плечу. — Я рад, что познакомился с тобой. Надеюсь, мы будем друзьями?

— Думаю, что да, Гарри, — твердо произнес Меер.

Купер направился к двери, затем резко остановился.

— Арнольд, с кем из офицеров общался Джо в последние дни?

— Ни с кем. По крайней мере, официально. Я имею в виду по долгу службы. Возможно, встречался вне стен управления. Но еще раз говорю: Джо был очень скрытным человеком. Хотя и пил…

— Хорошо, Арнольд. До свидания!

— До свидания, Гарри!

Уже выходя, он обернулся и увидел, что Меер снял телефонную трубку.

«Куда это он звонит?» — подумал Купер и вышел из лаборатории.

 

Глава 9

Прошло несколько дней после случая с Джо Лабласом. В лазурное небо, подкрашенное розоватыми тонами раннего утра, с частного аэродрома в пригороде столицы взлетел самолет. Экипаж состоял из пилота и двух пассажиров, которые созерцали ландшафт города сверху. Снизу в сиреневой дымке домишки крестьян казались игрушечными. Иногда ровными прямоугольниками проскальзывали бледно-зеленные и порой желтые поля. Иногда нестерпимо блестящей змейкой блестели реки. Если бы через несколько часов вздремнувшие пассажиры посмотрели вниз, то увидели бы темные отроги гор с зелеными островками равнин. Но все же основную часть ландшафта составляли леса. Так продолжалось несколько часов. Наконец самолет пошел на посадку. Джино и Энрико — а это были они — встрепенулись и обменялись парочкой фраз. Вскоре самолет проехался по взлетной полосе и замер.

Джино и Энрико спустились по трапу. В ярдах двадцати стоял человек в кожаной куртке.

— Сеньор Перейра и сеньор Мендеса? — обратился он к прибывшим.

— Да.

— Пройдемте, сеньоры, — они направились к поджидающему их автомобилю. Джино и Энрико пошли следом. Теперь они — Хорхе Перейра и Леонардо Мендеса. Человек в кожанке шел впереди.

— Позвонил сеньор Перес и просил, чтобы я вас встретил, — произнес он. — Меня зовут Сол Шустер. Джино в ответ кивнул головой.

Они сели в машину.

— Поехали, малыш, — сказал Сол водителю, и тот нажал на кнопку стартера.

Автомобиль тронулся, а Энрико и Джино гадали: что их ждет впереди? Пока, кажется, Сол Шустер и его спутники внушали доверие. На всякий случай Джино сунул руку в карман, где лежала «беретта».

Перед отправкой сенатор Перес, подробно проинструктировал обоих. Он сказал, что в Порт-Велью их встретят. И все-таки надо быть наготове. Джино покосился на Шустера. Тот, казалось, спал. Но Джино хорошо знал: парень, как и он, на взводе, ибо от незнакомых людей можно ждать чего угодно. Особенно в таком обществе. Они достигли окраин города; потянулись приземистые домики из серого кирпича. Около одного из них автомобиль притормозил. Шустер ловко, чего нельзя было предположить из-за его комплекции, выскочил из салона и открыл дверцу со стороны, где сидел Джино:

— Мы приехали, сеньоры, — сказал он.

В это время по небу низко проплывали густые серые облака и накрапывал дождь.

«Почему он обращается только ко мне? Видимо, сенатор предупредил этого Шустера, что здесь главный я, а не Энрико». — подумал Джино. Они шли за Шустером, который быстро шагал по дорожке. Вошли в дом и поднялись по лестнице. Шустер подвел их к двери, обитой кожей, открыл ее, и они очутились в просторном кабинете.

Маленький лысый человечек выскочил из-за стола и ринулся им навстречу.

— Входите, сеньор Перейра и сеньор Мендеса. Только что звонил сеньор Перес. Он интересовался, прибыли ли вы. Мне бы следовало самому приехать в аэропорт и встретить вас, но проклятый ревматизм… — он развел руками. — Да, сеньоры, извините, я не представился: Джованни Марино, — он тараторил без умолку, так что ни Джино, ни Энрико не могли вставить ни слова.

— Сеньора Переса я знаю давно. Это превосходный человек… Но вы верно, устали. Я сейчас же распоряжусь. Сол, отведи сеньоров в их комнату! Пусть отдохнут, — он ласково посмотрел на Джино, затем перевел взгляд на Энрико, и рот его при этом растянулся в улыбке до ушей.

— Идемте, сеньоры, — Шустер шагнул к дверям. Джино и Энрико последовали за ним.

Комнаты или, точнее, несколько комнат были прекрасно обставлены. Но диковинкой выглядело огромное полотно неизвестного автора. На нем было изображено море и корабль, терпящий бедствие. На корме — молящиеся матросы, лица их искажены страхом.

— Располагайтесь сеньоры, — бросил Шустер. — Там, — он показал на дверь, — ванная комната. Если хотите искупаться — пожалуйста. Белье и полотенца в шкафу. Сейчас, — он взглянул на часы, — вам принесут обед.

И тут Джино и Энрико почувствовали, что проголодались. Отличные отбивные и бутылка вина пришлись в пору. После усталость навалилась на них; к тому времени Шустер давно ушел.

На следующее утро Шустер явился, едва лишь «путешественники», обсохнув от водных процедур, успели принять легкий завтрак.

— Сеньоры, мой шеф хотел бы встретиться с вами, — обратился он к Джино.

Когда они вошли в кабинет Марино, толстяк встретил их так же радушно, как и накануне. С круглого лица его не сходила улыбка. Он усадил гостей и предложил им сигары. Джино взял, а Энрико отказался: он недавно бросил курить.

— Ну, парни, как наши апартаменты? — спросил он у гостей. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули?

— Да, сеньор Марино. Все великолепно, — произнес Джино.

— Тогда сразу к делу. Сеньор Перес мой друг, и я готов для него сделать все. Тем более оказать ему такую малую услугу… Я имею в виду ваше намерение посетить наши, как говорят, девственные дебри Амазонии. Сразу скажу: мне безразлично, какие цели вы преследуете при этом, но я всем, что в моих силах, помогу вам. Ох, и хлебнете вы горя! Это говорю вам я, Джованни Марино. И, поверьте, не шучу. Я дам вам проводника; лучше его в этих краях мало кто знает джунгли. Но и он в восьмидесяти мест из ста не бывал. Кстати, какое оружие вы намеренны взять? — он вопросительно глянул на Джино.

— Скорострельные карабины нам подойдут, если таковы у вас имеются.

— Имеются, — улыбнулся Марино.

 

Глава 10

Купер нервничал. Дело, которое он вел, запутывалось все больше и больше. Теперь Куперу надлежало решить, в каком направлении вести поиск. Возможно, смерть Лабласа не имела никакого отношения к гибели детей сенатора Переса. А яд, которым был отравлен эксперт, просто совпал с ядом, употребленным в случае с мальчиком. А если преступления связаны между собой? Тогда дело принимало другой оборот. В этом случае, потянув за нить, связанную с Джо Лабласом, можно развязать и весь узел. Возможно, некто, хорошо знавший эксперта, предложил ему сигареты, пропитанные ядом. И теперь этот человек ходит рядом с ним, Купером, дышит с ним одним воздухом… Этот подонок, конечно же, знал о злосчастных графине и стакане. Он знал и о колпачке авторучки.

«Содержимое сейфа прояснит многое. Результаты экспертизы могут быть за стальной дверцей сейфа», — подумал Купер. Через несколько минут он переступил порог кабинета Костанеды. Визиты к комиссару подчиненные по своей инициативе совершали редко, поэтому комиссар был заинтригован.

— Что случилось, Гарри? — спросил он.

— Мне необходимо проверить содержимое сейфа Лабласа, — сразу взял быка за рога Купер.

— Ну, и что требуется от меня? — быстро спросил Костанеда.

— Требуется санкция прокурора для обыска дома Лабласа.

— А что, сейф у него дома?

— Нет, сеньор комиссар. Сейф находится в лаборатории. Но ключи от него, видимо, дома. Кроме того, обыск нужен не только ради ключей…

— Гарри, у нас должен быть запасной ключ. А насчет санкций — будут санкции… но, мне кажется, ты бы мог осмотреть жилище Лабласа, так сказать, неофициально…

— Сеньор комиссар, — Купер не знал как начать, — однажды ночью я посетил дом Хуго Санчеса.

— Ну и что? — Костанеда в упор взглянул на инспектора.

— Хуго Санчес умер в результате несчастного случая. Это официальная версия: у него были неполадки с сердцем; потерял сознание и ударился виском о край стола. Я же усомнился. И решил, как вы говорите, неофициально осмотреть жилище этого парня. Это вы знаете. И, что я нашел там, тоже знаете…

А началось с того, что я просматривал дела, связанные с организованной преступностью. Санчес входил в группировку дона Винченцо, притом не на последних ролях. Я внимательно прочел его дело и нашел много промашек, неточностей… Видимо, Августино Новы с самого начала вбил себе в голову, что это несчастный случай; отсюда и небрежность в расследовании. Почему не могли найти этот злосчастный колпачок?

— Может, он там лежал сто лет? — задумчиво произнес Костанеда.

— Под кроватью было много пыли, а на нем пыль отсутствовала.

— Да, Гарри, у нас это бывает даже с опытными следователями. Но ты ушел в сторону. Я понял, что эта улика, колпачок, находится в сейфе Лабласа?

— Думаю, да.

— То, что я скажу, вызовет у тебя удивление. Учитывая последние события, мне не очень хотелось бы, чтобы двое твоих помощников были обо всем осведомлены…

— Как это? — вырвалось у Купера.

— Ты меня, надеюсь, понял: они неплохие ребята, я им доверяю, но надо, чтобы они меньше знали.

— Хорошо, сеньор комиссар, я понял.

— Что у тебя еще?

— Ничего, сеньор комиссар.

— Тогда ты свободен.

Как и следовало ожидать, комиссар был прав: запасной ключ от сейфа Лабласа нашелся. И с ним Купер пошел в лабораторию. Он нашел Меера, который копался в документах. Открыли сейф. Там было множество бумаг, крупная сумма денег. Но того, что искал Купер, там не оказалось: колпачок от ручки «паркер» исчез. Не было и результатов экспертизы. Словно и не отдавал Купер этот колпачок на экспертизу.

«Неужели он из-за этого погиб?» — подумал Купер. Отсутствие колпачка, можно сказать, принесла пользу. Теперь инспектор утвердился в мысли, что ниточка от Лабласа тянется к Хуго Санчесу. Кто-то очень хотел избавиться от этой важной улики.

Возможно, убийца ошибся. Нельзя было изымать улику: это давало возможность следствию двигаться в определенном направлении. Убийца мог протереть колпачок, ликвидируя тем самым отпечатки пальцев, и положить колпачок на место. Видимо, кроме «пальчиков», колпачок еще нес кое-какую информацию.

«Хорошо, что отправлен запрос в Сан-Пауло», — он похвалил себя за оперативность.

 

Глава 11

«Если бы я мог прочитать, что написано здесь. Не могла, эта чертова стена, перегораживать пещеру просто так. Ни малейшего намека на щель», — Хуан еще раз осмотрел стену.

— Что за ней? — громко спросил он, обращаясь к Аманте. Казалась, та не слышала. Цвет лица ее изменился. Она вся тряслась от страха. Хуан разозлился, но, пересилив себя, подошел и обнял ее.

— Не бойся, не бойся, дурочка. Ты должна помочь мне! Слышишь, помочь мне! Мы разве шли сюда, чтобы в итоге воткнуться в эту проклятую стену? Скажи мне, как преодолеть ее? — он указал на многотонный монолит.

Бедная девушка затряслась от страха пуще прежнего. Она и слова не могла вымолвить. Хуан прижал ее к себе. Он хотел, чтобы Аманта успокоилась, и ему это удалось. Она уже не так страшилась; блики пламени факелов искажали черты лица. Глаза ее сверкали каким-то неестественным светом.

— Ты спрашиваешь, что там? — она указала на стену, при этом голос ее стал низким, почти мужским. Ты спрашиваешь, что там, за этой стеной? Безумец! Там… там… могущественный Мбова… Мбова… — в ее голосе звучал металл. Как будто и не она вовсе произнесла эти слова. Не Аманта, а кто-то другой, незримый и страшный.

— Кто это? — вырвалось у Хуана. Но девушка не успела ответить. Она как подкошенная рухнула наземь и забилась в конвульсиях. На губах ее выступила пена.

Пораженный страхом, Хуан склонился над ней, не зная, что предпринять. Затем без сил опустился на какой-то выступ и не мог справиться со своими мыслями. Обрывки их мелькали в голове.

— Успокойся! Успокойся! — шептал он себе. — Ведь ты был и не в таких переделках. И всегда находил выход!

Это подействовало. Вскоре он обрел обычную хладнокровность.

А Аманта? Хуан наблюдал, как она поднималась — медленно и напряженно. Минуту постояла, затем подошла к нему. Она смотрела на него во все глаза. И Хуан впервые подумал, что ему жаль будет убить ее. Он встрепенулся, как бы стряхивая с себя паутину минутной слабости, и отвел взгляд. Стена по-прежнему казалась сплошной, но вдруг он увидел темнеющий провал. Проход в только что бывшей монолитной стене!

Хуан вскочил на ноги и ринулся в темное чрево. При этом он держал Аманту за руку. Он решил, что в камне, на который он опирался рукой, скрыт рычаг; он-то и открыл потайную дверь. Надо сказать, что, к его удивлению, Аманта была абсолютно спокойна. Они попали в кромешную тьму, и Хуану пришлось вернуться и взять из каменной чаши факел. Затем они стали спускаться по крутым каменным ступеням, влажным и покрытым зеленоватым мхом. Пламя освещало скользкие стены, испещренные таинственными знаками.

«Куда мы идем, знает лишь Всевышний». Хуану захотелось поговорить с Амантой, главным образом чтобы заглушить тревогу и страх. Хотелось услышать человеческий голос — так было жутко.

— Ты бывала здесь? — спросил он Аманту, надеясь, что дочери вождя известна эта дорога. Каждое слово звучало гулко, отдаваясь эхом:

— Да! Сюда ходят только посвященные. Тот из непосвященных, кто увидит Мбаву, умрет.

— Твой бог убьет его?

— Да, мой господин! — тихо произнесла девушка. Хуан отметил, что впервые девушка назвала его «мой господин».

Они спускались вниз; оттуда веяло свежестью. Сколько времени они шли, Хуан не знал. Время словно остановилось, минуты слились в бесконечность. Ступеням, казалось, не было конца, поворот следовал за поворотом. Туннель иногда сужался так, что с трудом приходилось протискиваться; порой он расширялся, и можно было идти, вытянув в стороны руки, не касаясь стен. Как и раньше, на каменных стенах виднелись непонятные знаки, силуэты людей, животных. Конечно, они что-то означали, но Хуан перестал обращать на них внимание. Он старался осторожно ступать, и, судя по тому, что пламя факела отклонялось, можно было предположить, что в туннель каким-то образом попадает свежий воздух.

Аманта шла молча. Хуан многое бы дал, чтобы проникнуть в ее мысли. «Вдруг это чудовищная ловушка, придуманная коварными дикарями?» — Хуан тут же отбросил эту мысль: ведь смерть колдуньи произошла случайно. Он бы мог не совершать убийства и теперь бы оставался в хижине. Аманта шла уверенно, даже не глядя себе под ноги, оттого Хуан сделал вывод: эта дорога хорошо знакома ей. Несомненно, судьба была благосклонна к нему, дав в спутницы дочь вождя. «Она, несомненно, выведет меня к цели. Несомненно…»

Они вдруг оказались в длинном коридоре. Потом пошли опять узкие ступени. Пройдя немного, беглецы оказались в огромной пещере. Пламя факела освещало лишь часть ее. О размерах ее можно было лишь догадываться. По обе стороны у входа в пещеру на уровне трех футов были ниши, в которых размещались огромные чаши; копоть на стенах вокруг них указывала на их предназначение. Рискуя быть погашенным, факел опустили в одну из чаш, и масло в ней воспламенилось. Пламя сильно полыхнуло и слегка опалило руку Хуана. Он отпрянул. В следующий момент мрак пещеры расступился, и Хуан обнаружил еще ряд светильников, расположенных вдоль стен. Пещера, в самом деле, была огромна. Когда-то здесь протекала река или было озеро, исчезнувшее много веков назад, высвободив огромные пространства под землей.

Очевидно, это место использовалось дикарями в качестве святилища, многое говорило об этом. От входа в глубь пещеры вела широкая дорога, усыпанная красноватым песком. Стены — отполированные до блеска плиты, точно пригнанные друг к другу, — конечно, были принесены из далеких мест; они были цвета черного агата. Там же находилась молельня, двенадцать на десять футов. Внутри алтарь. По одну сторону от основного алтаря имелось еще два. Стены пещеры возвышались на высоту примерно двадцати футов; над ними был каменный карниз.

На главном алтаре стояла каменная ваза, над ней возвышался огромный каменный исполин — статуя мужчины в длинной широкой тунике. Рядом — странное громадное животное, похожее на ягуара. Шея чудовища была охвачена цепью, конец которой сжимала рука истукана. Морда зверя была ужасна. Из оскаленной пасти торчали острые клыки. Глаза его светились зловещим желтым светом. Зверь смотрел на Хуана, и тот почувствовал, как волосы его зашевелились. Два огромных изумруда, абсолютно одинаковых, служили глазами монстру.

— Ого! Их два! — воскликнул Хуан.

«Надо найти лестницу или что-то в этом роде», — подумал он. Камни находились на высоте семи футов… Он окинул взглядом пещеру. Ничего похожего на лестницу не было и в помине. Только у стены валялись какие-то каменные обломки. Подойдя к одному из них, он попробовал его поднять, но и пять Хуанов не смогли бы это сделать.

«Что делать?» — подумал Хуан. Затем он подошел к каменному чудищу. Сняв ремень брюк, забросил его на цепь, чтобы оба конца ремня свешивались. Соединив их, он получил петлю, с помощью которой можно было добраться до морды чудовища.

Но едва Хуану удалось добраться до пасти монстра, как внизу послышался звук, напоминающий топот бегущих людей. Хуан понял, что сейчас появятся дикари.

— Бежим, — крикнула Аманта.

Панический страх охватил Хуана. Он спрыгнул на землю и заметался по пещере. Единственный выход был тот, откуда они пришли. Но сейчас воспользоваться им не было возможности. Именно оттуда исходила опасность. Аманта подбежала к Хуану и схватила его за руку:

— Бежим, — крикнула она, увлекая его в глубь пещеры.

 

Глава 1

Прошло более недели с тех пор, как Энрико переступил порог дома гостеприимного Джованни Марино. Все это время он находился под впечатлением увиденного им в пригородном доме Переса. Дорис жива! Раньше щемящая боль потери не покидала его ни на миг. Он часто вспоминал прекрасное лицо, каждое сказанное ею слово, печальные глаза… Дорис! Словно колокол громыхнул в голове. Хотел броситься и обнять, но он не мог сдвинуться с места.

— Ты… ты жива? — только и вымолвил Энрико.

— Да, как видишь, — грустно улыбнулась она.

— Ты жива, жива… — бормотал он. Вдруг осознал, и великое чувство благодарности к Богу охватило его.

«Господи! Господи! Спасибо за то, что Дорис жива!» Счастье переполняло его, каждый нерв, каждую клетку.

— Я так рад! — вырвалось у него непроизвольно. Он обнял девушку. Его горячие губы робко коснулись ее щеки, и в следующий момент они слились в горячем поцелуе. Это было бурное проявление чувств. Теперь же, стоя на террасе, за много миль от Дорис, он не мог прокрутить обратно этот момент, как ни старался.

Он наслаждался вечерним небом. Огромный багряный диск наполовину скрылся за кронами деревьев. Само же небо, нежно-сине-голубое, темноватое на востоке, переходит в светлое лазоревое, полыхающее огнем на западе. Едва заметен полумесяц. Душно, но веет свежий ветерок. Резкие, терпкие запахи трав будоражат. Энрико вдыхал полной грудью. Птицы уже поспешали в гнезда, начинали стрекотать цикады. Сначала робкие звуки, но с наступлением темноты они будут звучать все громче. В этих краях ночь наступает рано и внезапно. Уже не различимы очертания дальних гор; туманные вершины, слабо сверкают в полумраке. Скоро, очень скоро засверкает, заискрится небосвод мириадами самоцветов.

Энрико любовался закатом. Подумал: как хорошо было бы, если рядом Дорис также наслаждалась бы закатом. Представил лицо девушки. Грусть в ее глазах заставила его страдать: «Почему, почему она так печальна? Что гложет ее?» Тревога вновь холодной змейкой вползла в грудь. Он подумал, что акция, которую он должен провести с Джино, опасна, смертельно опасна. Быть может, он никогда больше не увидит дорогое лицо.

Энрико не догадывался, что сенатор специально устроил его встречу с Дорис, чтобы связать его сильней. Но, даже не зная, что повстречает Дорис, Энрико согласился бы выполнить акцию, ибо дома, в Лиме, ему угрожала смертельная опасность.

Здесь, на вилле Мариино, он чувствовал себя в безопасности. За тысячу километров от Лимы все было спокойно. Только предстоящее «путешествие» в джунгли тревожило его. Да еще разлука с Дорис… «Я найду камень и примчусь как на крыльях к тебе, милая! Чего бы мне это не стоило».

В этот момент шорох позади заставил его обернуться.

— Я напугал тебя, Энрико? — спросил Джино. — Извини! Эта чертова привычка…

— Нет, — улыбнулся Энрико.

— Хороший вечер, не правда ли? — Джино закурил и бросил взгляд на покоящиеся в полумраке горы. — Не помню, когда я последний раз любовался закатом. Как спокойно и хорошо вокруг, если учитывать, что в последнее время я всегда на пределе. Нервы — как натянутая струна… Хочется бросить все и остаться здесь навсегда.

— Может быть, ты и прав, Джино. Но я уже не могу жить без цивилизации, без городского шума. Надолго здесь, думаю, задержаться бы не смог.

Джино задумчиво поглядел на него.

— Тебе виднее. То, что я здесь, мой долг перед памятью твоего отца. Он, видимо, предчувствовал или просчитал дальнейшие события. И просил, чтобы если вдруг что-то с ним произойдет, я позаботился о тебе. Что я и делаю. Убийцы твоего отца ответят за все. Его предали и убили бывшие наши «друзья». И я докажу это! Я для них опасный человек. Но хватит об этом. Я хочу спросить тебя: почему Перес поручил эту акцию нам? Ты не задумывался об этом? — он вопросительно глянул на Энрико.

— Нет, — пожал плечами тот.

— И я не знаю, почему, — Джино бросил окурок, и он, прочертив огненный след, исчез в темноте. — Не знаю, и это меня беспокоит… — зло произнес он.

— Возможно, из-за моего отца. Ведь эта акция… они действовали совместно.

— Возможно. Но, говорю тебе, хлебнем мы горя с этим проклятым «Желтым глазом».

— Ну и что? — усмехнулся Энрико: небольшое путешествие в джунглях, полное приключений… Это интересно. Если даже не найду этот алмаз, слезы не пролью. Кстати, говорят, этот камень приносит несчастье. За ним тянется кровавый след.

— И что, Перес не боится завладеть этим камнем? — усмехнулся Джино.

— Я его об этом не спрашивал. Но после того, что я узнал, побоюсь взять алмаз в руки.

— Хорошо, если мы добудем камень, он будет находиться в моих руках. Но хочу сказать тебе, что я не очень доверяю сенатору.

— Почему? Ему позарез нужен этот алмаз. Он нам за него отвалит кучу денег.

— То-то. Значит, камень стоит значительно дороже. Не так ли?

— Какое это имеет значение, сколько он стоит? Мы же пообещали, что приложим все усилия, чтобы достать алмаз. Будем честно выполнять обещанное. Вот и все.

— Конечно. Кроме того, сенатор укрывает от врагов мою жену. Или, не доверяя мне, держит ее в качестве заложницы? — задумчиво произнес Джино.

А Энрико подумал о Дорис. Любовь к ней тоже делает его «должником» сенатора?

— Мне кажется, ты ошибаешься, Джино, — Энрико сказал это в большей степени для себя.

— Лично я, будь на его месте, постарался бы получить гарантии, что мы не сбежим с камнем. А так — кто знает, что у него на уме.

— Но почему ты относишься к нему столь критически, Джино? Ты думаешь, он кинет нас?

— Я просто лучше тебя знаю людей. И наш сенатор не такой простак, каким хочет казаться. Я бы многое дал, чтобы узнать, что у него на уме. Люди такого ранга не всегда чисты на руку. И это меня серьезно беспокоит.

Они долго беседовали. Незаметно время приблизилось к десяти. Все вокруг погрузилось во тьму. В полной тишине на черном небосводе ярко горели звезды. «Неужели там, в бескрайних глубинах космоса, живут, любят, страдают такие же люди…» — подумал Энрико. Смятение и трепет охватили его. Он поспешил в дом. Джино последовал за ним.

Энрико быстро скинул одежду и нырнул под простыню. Долго не мог заснуть, но, в конце концов, забылся. Даже не выключил светильник, как делал всегда перед сном. Он не услышал, как к нему подошел Джино. Видимо, энергетика взгляда заставила Энрико почувствовать дискомфорт, он повернулся и открыл глаза. Это заставило Джино стремительно удалиться.

Утром Энрико встал в семь. Быстро принял душ, оделся в предоставленный Марино халат и спустился в столовую, расположенную на первом этаже. Остановился перед дверью с витражом. Обычно гостей приглашают или приносят завтрак в комнату. Здесь это не принято. И еще он подумал, что надо было зайти к Джино и спуститься с ним в столовую, а он почему-то забыл сделать это. Открыв двери столовой, он увидел Джино, Марино, Шустера и какого-то субъекта, которого он, Энрико, раньше не видел. Это был низкорослый седой человек с черными, как смоль, глазами, которые буквально впились в Энрико. Любопытство сквозило в них.

Очевидно, негритянская и индейская кровь смешалась в этом человеке. Надо сказать, что в этих краях это не было редкостью. Здесь не имеет значения, какая кожа у человека: в Латинской Америке расизма нет.

Итак, Энрико вошел в столовую и поздоровался с присутствующими.

— Познакомься, Энрико, — произнс Джино, — это Сильво Гонсалес, — он указал на мулата. — А это Леонардо Мендеса. Гонсалес будет сопровождать нас в джунглях. Сол говорит, что Сильво дока в своем деле. Не так ли, Сильво?

— Это правда, сеньор. Лет двадцать я только и делаю, что слоняюсь по джунглям. Охочусь. Это мое, так сказать, увлечение…

— На этот раз ваше увлечение вознаградится материально. И значительно. Ведь это очень опасное путешествие; риск должен быть компенсирован, — перебил его Марино.

— Да, это так. Редко кто отправляется в путь, полный опасностей, без надлежащих на то оснований, — робко произнес Гонсалес.

— Так вы охотник? — спросил Энрико.

— Да, сеньор.

— Мы хотим взять с собой скорострельные карабины.

Гонсалес задумался:

— Здесь не Африка и нет слонов, но скорострельные карабины небольшого калибра — это то, что нужно.

 

Глава 2

Гарри Купер и Арнольд Меер почти неделю посещали кафе Лимы. На беду, Меер не мог вспомнить, в каком кафе он видел Лабласа и Миранду. Это занятие очень надоело инспектору. Как, впрочем, и его спутнику. Костанеда, правда, выделил на расходы кругленькую сумму. Но все равно инспектору хотелось, чтобы все поскорее закончилось, и незнакомая брюнетка нашлась. Конечно, приходилось рассчитывать на случай. Вполне возможно, что Миранда не любительница посещать кафе. Еще надо сказать, что если Меер раскрывал рот, то это была речь зануды и нытика. И поэтому, идя домой, Купер раздраженно проклинал работу. И рюмка водки перед сном теперь приходилась, как никогда кстати.

«Вот и сегодняшний вечер, — он взглянул на часы, — пройдет обыденно, как всегда. Но пора бы Мееру уже быть: около четырех, а Арнольд обещал быть в три тридцать. — Купер глянул в окно и вздохнул — погода пасмурная, оттого и посетителей мало. — Сегодня неплохо бы посетить еще парочку кафе», — подумал он. В этот момент к столику подошел Меер.

— Здравствуй, Гарри, извини, что опоздал, — с издевкой произнес Меер.

— Ладно, садись, — Купер кивнул на стул рядом собой.

— Знаешь, как мне все это надоело, — сказал Меер, усаживаясь на стул, — как кость в горле, — он наполнил пивом стоящий перед ним фужер. — Мне это пиво уже осточертело, — буркнул он.

— Мне тоже, — произнес Купер, — я глядеть на него не могу, но что поделаешь, — он ткнул вилкой в кусок солонины.

Так, беседуя ни о чем, они сидели минут сорок. Вдруг Купер увидел — нет, скорее, почувствовал — как Меер напрягся. Он удивленно поглядел на вошедшую парочку, и у него екнуло сердце. «Неужели?» — мелькнула мысль. Но его спутник, опустив глаза, равнодушно потягивал пиво, и Купер подумал, что тревога оказалась ложной. Злость на лаборанта закипела вновь, хотя он знал, что Арнольд здесь ни причем.

— Это она, — прошептал Меер, и это было так неожиданно, что Купер подумал, что ослышался.

— Что? — вырвалось у него.

— Это она, — прошептал вновь Меер.

Парочка уселась за столик недалеко от них, у самого прохода. Судя по всему, девица была в подпитии. «Что делать? — подумал Купер. — Подойти сейчас или позже? — Он взглянул на Меера. Тот, как ни в чем не бывало, пил пиво. — Наверно рад, что все кончилось, — решил Купер. — Я бы на его месте сегодня здорово надрался».

Он смотрел на Миранду. Женщина основательно захмелела, Купер не спускал с нее глаз. Он хотел подойти к ней, но потом раздумал. Ведь ее спутник не должен знать, что Мирандой интересуется полиция. Кто знает, возможно, он причастен к гибели Лабласа. Тем не менее Миранду надо было допросить, и теперь Купер ломал голову, как это сделать. В конце концов он подумал, что не следует торопить события, и когда парочка рассчиталась с официантом, Купер, оставив за столиком Меера, двинулся за ними. Миранда села в машину. Купер последовал за ними. Начинало темнеть, загорелись фонари. Немного попетляв по улицам, автомобиль Миранды остановился.

Парочка вошла в дом, а Купер уехал. На следующее утро Купер узнал, что дом принадлежит Миранде Диас, тридцати трех лет, служащей одной из рекламных контор. Эта особа была не замужем и жила в Лиме с 1985 года. Компьютер выдал фотографию Миранды: та самая женщина, которую вчера вечером инспектор повстречал в кафе.

Купер сначала позвонил ей на работу. Там сказали, что Миранда взяла выходной. Купер собрался было позвонить ей домой, но передумал. Вместо этого он сел в машину и около десяти подъехал к ее дому. Он подошел к калитке, она оказалась открытой. Купер вошел во двор.

«Странно: зачем ей понадобился такой большой дом?» — подумал инспектор. Почему-то чувство тревоги охватило его, когда он нажимал кнопку звонка. Безрезультатно. Нажал еще раз, к двери никто не подходил. Тогда он потянул массивную бронзовую ручку, и двери открылась. Инспектор вошел в вестибюль, прошел коридор и постучался в комнату. Тоже без ответа. Он тихонько приоткрыл дверь и оказался в спальне. Это была большая светлая комната. Сквозь тонкий голубой шелк штор пробивался солнечный свет. Блики его играли на полированной поверхности шкафа и стола. На кровати под одеялом лежала женщина. Лицо ее было неестественно бледно. Одного взгляда было достаточно — женщина мертва. Он взял ее руку. Она была холодна как лед. Миранда была мертва, мертвее быть не может.

«Что это такое?» — мелькнуло у голове инспектора. Он откинул одеяло. К его удивлению, женщина была одета. Как будто ей стало плохо, и она решила прилечь. Видимых повреждений на теле не было, словно она умерла естественной смертью в самое неподходящее для него, Купера, время. Но инспектор знал, что это не так.

«Еще один труп», — подумал он обреченно и вздохнул. Тонкая ниточка, ведущая от нее к Лабласу, оборвалась.

— Ты подонок, Гарри, если злишься на нее за то, что она мертва. Ты, никчемный человек, — произнес в сердцах Купер. Он вдруг с ужасом подумал о том яде, которым был отравлен эксперт.

Купер подошел к телефону и набрал номер:

— Луис, срочно шли бригаду и эксперта… — он назвал адрес Миранды.

— А что произошло, Гарри? — спросил Луис, зевая.

— Труп. Кажется, убийство! — крикнул в трубку Купер.

— Что значит — кажется? — Луис еще дремал.

— Здесь произошло убийство, — Купер был раздражен. — Пришли обязательно эксперта, который делал вскрытие Джо Лабласа. Да, еще: немедленно доложи комиссару. Я не могу с ним связаться, — соврал Купер, — ты понял?

— Да.

«Ну, ты совсем спятил, Гарри», — Купер подумал, что его действия со стороны покажутся, мягко говоря, странными.

— Так ты понял, Луис? — спросил жестко Купер.

— Да, Гарри, я немедленно высылаю бригаду.

— Хорошо, Луис, — Купер положил трубку.

«Остается ждать». Он подошел к окну и выглянул на улицу. Сквозь густую листву деревьев ничего не было видно, и Купер начал осматривать комнату. Сразу было ясно, что здесь жила одинокая женщина. Инспектор мог бы и не подозревать, что она, иногда встречает гостей, если бы эта женщина, чей труп лежит сейчас здесь, не входила сюда вечером с захмелевшим мужчиной.

«Возможно, вчера я видел убийцу», — Купер еще раз осмотрел труп. Он обратил внимание, что тогда, в кафе, женщина была в платье, теперь же облачилась в деловой костюм явно не для в постели. Что-то не вязалось, что-то было не так. Миранда очевидно торопилась на работу, значит, все произошло утром. К серии предыдущих смертей прибавилась еще одна — смерть молодой женщины. Эта смерть, если она была насильственная, логически вытекала из смерти Лабласа. И тогда неведомый противник вновь опередил его.

«Но откуда он узнал о Миранде? О том, что я допрошу ее, и она выложит что-то? Женщина для него была опасна — и он убрал ее. Возможно, он следил за мной вчера…» — подумал Купер. Это расстроило его. Но преступник, совершив очередное убийство, допустил ошибку, незначительную ошибку. Теперь Купер задался вопросом: откуда у убийцы информация, которую могли знать считанные люди? Но риск быть разоблаченным Мирандой был настолько велик, что пришлось ее убрать. Преступник знал, что Купер обязательно допросит ее. Это не давало инспектору покоя. Надо найти того мужчину, с кем она была в кафе. И еще: женщину убили после того, как ее выследил он, Купер.

Возможно, воспользовались все тем же ядом; надо делать вскрытие. Надо опросить сослуживцев: может, кто-то из них знает того незнакомца, приятеля Миранды. С этими мыслями Купер позвонил в управление, и ему сказали, что эксперт выехал. Гарри прикинул, что через минут десять он будет здесь. Надо сказать, что в спальне ничего интересного Купер не обнаружил. Он вышел в коридор и закурил. Сделав несколько затяжек, он услышал шум мотора, выглянул в окно и увидел, что подруливает полицейский «форд». Через мгновение сутулая фигура эксперта двинулась к калитке, сзади семенил приземистый полицейский.

Хлопнула входная дверь, Купер встретил гостей в коридоре и провел их в спальню. Раблес, эксперт, долго всматривался в лицо женщины. Но на его узком лице было написано полнейшее безразличие. «Конечно, по роду службы он видел много трупов, так что удивить его нечем», — подумал Купер. Честно говоря, и сам инспектор был не из слабонервных, но каждый новый покойник вызывал у него чувство утраты.

— Словно спит, — произнес Раблес, выразившись совершенно непрофессионально. — Но откуда ты взял, что это убийство? — он отвернулся от женщины и уставился на Купера.

— На это у меня есть основания. Хотя сразу об убийстве сказать трудно.

Раблес откинул одеяло и осмотрел тело женщины. Никаких травм и следов уколов эксперт не нашел. Сказал, что женщина скончалась совсем недавно: около шести часов утра.

Осмотрели помещение, причем Купер это делал во второй раз. В письменном столе и шкафу не нашли нечего. Аналогичные результаты были и других комнатах. Следов присутствия других людей не было. И это при том, что накануне вечером Купер видел, что она входила в дом с мужчиной. Ясно, что он остался у Миранды на ночь. «Он что, удалил следы своего присутствия? — так думал инспектор. — Значит, это он совершил убийство?»

Итак, следов насилия не нашли, и все-таки Купер настоял на вскрытии. Требовалось разрешение родственников, но Купер позвонил комиссару и тот дал согласие.

Тело увезли в лабораторию. Затем инспектор направился в офис, где работала Миранда. О ней сослуживцы отзывались хорошо и, очевидно, переживали о случившемся. Из опроса Купер сделал вывод, что женщина была замкнута. Но ее лучшая подруга знала кое-что о Джо Лабласе и его гибели. Кто тот мужчина, с кем Миранда провела вечер, подруга не знала. И очень удивилась, ибо знала, что Миранда ни с кем не встречалась, кроме Лабласа. Но потом вспомнила, что та пару раз звонила — правда, это было давно — какому-то Филиппе.

— Как давно? — спросил Купер.

— Да с неделю назад, — ответила она и с трудом вспомнила день, когда это было.

«Это уже кое-что», — подумал Купер. Он решил возвратиться в отдел и запросить на телефонной станции распечатку разговоров в тот день.

В нем обязательно будет номер телефона отдела офиса, из которого звонила Миранда, и номер телефона того, кому она звонила. Когда он это сделал, то оказалась, что в этот день из офиса звонили пятнадцать раз. Купер запросил информацию обо всех звонках. Несколько звонков было Филиппе Готье.

И это была удача. Но Купер решил подождать результатов экспертизы. Он попросил Раблеса, чтобы тот не тянул с вскрытием — эксперт пообещал. Теперь Купер не выходил из кабинета, ожидая его звонка. Купер вспомнил, как странно посмотрел на него Раблес, когда он попросил не говорить никому, кроме комиссара, о Миранде. «Конечно, Раблесу можно доверять, — успокоил он себя, — он не предатель».

Купер взглянул на часы. С тех пор, как он покинул дом Миранды, прошло около четырех часов. Слегка волнуясь, он подошел к телефону.

 

Глава 3

Внезапно девушка метнулась назад к входу в пещеру. Хуан и глазом не успел моргнуть, как она оказалась около него. В руках ее пылал факел.

— Скорее, скорее! — Аманта схватила Хуана за руку и потянула его куда-то в глубь пещеры. Они не пробежали и двухсот футов, как тьма расступилась, туннель оказался более глубоким, чем показалась Хуану вначале. У самого подножия задней стены зиял жуткий провал. Пламя факела таяло в туманной пустоте.

Хуан и Аманта подбежали к краю колодца; полуразрушенные ступени вели вниз. Девушка первой ступила на них. Хуан оглянулся. Преследователей не было видно, и он ступил на скользкие ступени, вслед за ней. Проход был узкий; спускаясь вниз, Хуан опирался на стены, рискуя поскользнуться на мокрых ступенях. Он подумал, что это его третье подземелье. Может, переждать в укромном уголке, а затем вернуться к идолу, ведь камешки стоят этого?

Хуан хотел остановиться на этом варианте, но передумал: дикари не зря торопились в святилище. Наверняка они обнаружили труп старухи и бросились преследовать беглецов — обратной дороги нет. Надо идти только вперед, невзирая ни на что. Дикари могут организовать засаду. Они будут охранять своего идола, как зеницу ока, и обязаны предать смерти его, Хуана, за осквернение святилища. Думая так, Хуан прислушался. Нет, за ними никто не шел. Ему очень хотелось вернуться назад к «Желтому глазу». Но ставкой была жизнь, и он решил отступить. Аманта к тому времени ушла вперед, и ему пришлось, ускорив шаг, догнать ее.

— Почему они не преследуют нас? — спросил он. Но Аманта внезапно остановилась, и Хуан чуть было не налетел на нее. Она повернулась, и Хуан увидел, что девушка плачет.

— Они знают, что дальше пути нет! — она показала рукой вниз. — Они знают, что мы погибнем. Боги разгневались на нас, из-за того что мы вошли в их дом. Нам не надо было этого делать! — запричитала она.

— Тогда почему ты поволоклась за мной? — закричал Хуан.

Аманта ничего не ответила. Она повернулась и пошла вперед. Хуан последовал за ней. Они шли долго. Чуткое ухо Хуана уловило неясный слабый шум, который слышался из тоннеля.

«Дикари!» — промелькнуло у него в голове. Он побежал, за ним Аманта. Но шум сзади становился все громче.

«Боже! Они нагоняют нас!» — запаниковал Хуан. Вдруг ступени кончились. Они оказались на ровной каменной площадке, над ней навис низкий каменный свод. И еще Хуан уловил слабый плеск воды. Они побежали в глубь еще одной большой пещеры, которая, возможно, образовалась под воздействием мощных подземных рек, и оказались перед черной гладью реки.

Впереди хода не было. Хуан повернулся назад. Из выхода тоннеля показались дикари. Одни держали факелы, в руках других были копья. Впереди бежал индеец, который являлся Хуану во сне или наяву в каменном мешке. Над головой просвистело копье. Слабый крик Аманты заставил его обернуться. Как в замедленной съемке, он увидел как Аманта, пронзенная копьем, валится набок.

И в этот момент он взглянул на своих врагов. Индеец поднял копье, но Хуан опередил его. Он нырнул в темную воду, и мир безмолвия поглотил его.

Когда Хуан вынырнул, то оказался в кромешной тьме. Он плыл, пока не ощутил ногами дно. Встал и выпрямился. Провел руками по сторонам. Опять узкий туннель. Прошел дальше, стало глубже. Это продолжалось достаточно долго. Потом посветлело, и вскоре подземный поток вынес Хуана на поверхность. Он оказался в лесной речушке, и шум обитателей леса оглушил его.

По обе стороны реки тянулись глухие заросли, в основном кустарник. Попадались тонкие кривые деревья, на ветвях которых сидели птицы в ярком оперении.

«Здесь могут быть крокодилы и пираньи», — подумал Хуан, с ужасом вглядываясь в зеленную воду. Но успокоился, когда, проплыв немного, увидел пологий берег. Он с трудом выкарабкался из воды.

«Неужели я выбрался?» — подумал он. Вдруг усталость навалилась на него, и он уснул. Проснулся, когда солнце клонилась к закату, но еще нещадно пекло. Он почувствовал зуд: полчища насекомых кружили над ним. Руки кровоточили.

«Да, комары славно попировали», — подумал Хуан. Но делать было нечего, он поднялся, чувствуя боль в суставах, и огляделся: вокруг был густой лес. Хуан заковылял, продираясь сквозь кустарник. К его удивлению, вскоре он увидел, что лес начал редеть. Деревья были ему совершенно незнакомы, они отличались от тех, которые он видел в районе падения самолета.

«Скоро ночь!» — эта мысль повергла его в ужас. Перспектива ночевать в лесу, полном всяких тварей, ужасала его. Тем не менее он шел вперед, и вот впереди заблестела река, а вдали замаячили синие горы.

«Я обязательно вернусь туда», — сказал он себе, имея ввиду святилище, и заспешил вперед. Он решил идти вдоль реки, стараясь не упускать ее из вида. Направление выбрал на восток, если идти по течению. Он знал, что все реки Амазонии текут на восток. Там человеческое жилье попадается чаще, чем в западной части бассейна Амазонки.

Кроме того, на западе путешественник рискует намного больше, чем в восточной части, быть растерзанным дикими зверями или попасть в суп дикарям. Правда, многие места близ реки были заболочены, и приходилось их обходить. Но несмотря на все трудности, Хуан шел на восток, продираясь сквозь густой кустарник, разодрав одежду в клочья. Так продолжалось около часа. От голода кружилась голова. Он терял силы, а уже темнело. Еще какой-то час, и плотная завеса мрака опустится на землю, оставив его один на один с гримасами ночи. Заметив близ себя толстое дерево, он с превеликим трудом взобрался на него.

 

Глава 4

Звонили, как Купер и надеялся, из лаборатории. Он подозревал, что такая оперативность не обошлась без вмешательства комиссара. Обычно на такие дела требуется несколько суток.

Сначала Раблес по-садистски тянул, явно наслаждаясь и терзая инспектора неизвестностью. И тот не выдержал:

— Так ты выяснил, отчего умерла девица? — перебил он раздраженно словоохотливого эксперта.

— Да, — ответил Раблес, — но не от того, что ты думаешь.

— Откуда ты знаешь, что я думаю? — произнес Купер, все более взвинчиваясь.

— Ты думаешь, она приняла снотворное, не так ли? — таинственным тоном произнес Раблес.

— Давай не тяни ягуара за хвост! Каковы результаты экспертизы?

— Тогда слушай! Ее отравили, причем очень редким ядом. Таким же, каким отравили Джо. Я доложил комиссару, — он замолчал, ожидая реакции Купера.

— Честно говоря, я предполагал что-то в этом роде, — равнодушно сказал Купер.

— Предполагал? — воскликнул Раблес. — Ну, ты даешь!

— Да, знал, можно сказать, — и Купер положил трубку.

Действительно, он нутром чувствовал, что экспертиза принесет именно такой результат. И это уже кое-что, ибо показывало: инспектор на правильном пути, хотя все туманно и ненадежно. Далеко-далеко загорелся свет истины. Действие незримого противника, оказывается, можно просчитать… Купер подумал, что в том заслуга не его, Купера, а, скорее, просчет убийцы.

«Три убийства совершены при помощи очень редкого яда. У мальчика отраву нашли в желудке, у последующих жертв — в легких. Но гибель Дорис выпадает из общей цепи, так же как и убийство Санчеса.

Убийца или убийцы могли воспользоваться различными методами. И необходимо найти связь между гибелью мальчика, Лабласа и Миранды. Найти общее, что связывало их. Кто имел доступ в дом сенатора? Возможно, он среди тех, кто общался с Лабласом и Мирандой. А если за всеми этими убийствами стоит организация? Тогда дело гиблое: киллеров много, и методы могут быть разные. Распутать такое дело необычно трудно. Начать надо с загадочного Филиппе Готье».

Купер набрал его номер.

— Здравствуйте! Это Филиппе Готье? — спросил инспектор.

— Да! Слушаю вас, — ответил Филиппе хриплым голосом.

— Я из полиции, Гарри Купер. Мне надо поговорить с вами…

— Насчет чего? — испугались на том конце трубки.

— Да так, ничего особенного…

— А когда вы хотите встретится? — уже спокойно спросил Готье.

— Да хоть сейчас. Я к вам подъеду.

— Хорошо, приезжайте.

Филиппе Готье — тот самый человек, которого Купер видел в кафе с Мирандой. Породу занятий — бизнесмен. Оказалось, что Миранду он знает недавно. Встречался с ней несколько раз. И только вчера вернулся из Лос-Анджелеса. Купер подумал, что это легко проверить. И разговор на этом окончился.

Потом Купер решил снова допросить Лопеса. Очевидно, что в двух последних акциях он не мог принимать участия.

Инспектор вызвал его:

— Хочу тебе задать несколько вопросов, — Купер протянул ему сигарету. Лопес взял и внимательно поглядел на инспектора; в глазах его появилось беспокойство. Купер вдруг поймал себя на мысли, что сочувствует Николасу: две недели за решеткой без предъявления обвинения — тяжелое испытание. Но, что поделаешь, так получилось.

— Ну, как ты, удовлетворен своей сексуальной жизнью, парнишка? — внезапно спросил Купер, чем привел Лопеса в крайнее изумление.

— Я!? Доволен ли я?.. Вы хотите спросить, трахаюсь ли я?

— Да, именно это я хотел спросить.

— Но почему?! Зачем вам это знать? Это… это мое личное дело!

— Конечно, дружок, личное дело, — Купер стряхнул пепел сигареты. — Но я хотел бы знать, были ли у тебя любовницы? Как у всякого порядочного парня. Если он не монах или импотент.

— Ну, есть, — пробормотал Лопес.

— Может, ты расскажешь о них?

— С какой стати? — вырвалось у Лопеса. Он не мог понять куда гнет инспектор. Молчание угрожающе затягивалось…

— Ну, что же ты не хочешь, дружок, порадовать следователя Гарри? Хочешь, я опишу одну из них? — Лопес молчал. — Итак, слушай. Этой женщине за тридцать, точнее — тридцать пять, некая блондинка. Разумеется, она хороша собой, прекрасно сложена, склонна к полноте, что даже ей идет. Эта дама, когда нет мужа, принимает тебя. И вы трахаетесь до потери сознания. Не правда ли, парнишка? Кстати, она очень богата… Ты хочешь, чтобы я назвал ее имя? — ровным тоном спросил Купер.

Лопес сидел, вперив глаза в пол. Лицо его стало багровым.

— Ее имя — Шарлота Перес! Не так ли, парень?

Прошло некоторое время, прежде чем Николас оторвал взгляд от невидимой точки на полу.

— Да, мы с ней занимались любовью, — сказал он тоном уставшего человека. — Вы же не упечете меня в тюрягу из-за этого?

Купер вместо ответа внимательно поглядел ему в глаза.

«Этот парень потерял несколько фунтов», — подумал он неожиданно.

— Конечно, дружок, не из-за этого. Не из-за этого, — скороговоркой произнес Купер. — Но скажи, парнишка, сколько длится ваша связь?

На этот раз Лопес ответил почти мгновенно:

— Около года. Может, чуть больше…

— В то утро ты был у нее? — Купер отлично знал, что был.

— В какое утро? — невинно спросил Николас. Возможно, это была игра. Но играл Лопес превосходно.

— В тот день, когда умер Джонни Перес, — в тон ему произнес Купер.

Лопес задумался.

— Да, сеньор инспектор. Я был с Шарлотой в спальне.

— В спальне? — Купер сделал вид, что удивлен. — Но ведь вас могли там засечь!

— Да нет же. Мы заперлись, а сенатор был в отъезде. Так что потревожить нас никто не мог, — усмехнулся Николас.

— А Джонни? Сеньорита? — Купер произнес «сеньорита», и у него екнуло сердце.

— В это время мальчик еще спал. А Дорис никогда не заходит в спальню мачехи. Но, конечно, риск был.

— Ну, а слуги? Они могли видеть, когда вы выходили из спальни.

— Не могли. Апельсиновое дерево, ветви которого почти касаются окна… Небольшое упражнение — и ты в спальне.

— Значит, кроме тебя, кто-то еще мог проникнуть в дом таким путем? — Купер не заметил, что рассуждает вслух.

— Запросто! — настроение Лопеса заметно улучшилось.

— Как я понял, вы неоднократно встречались?

— Конечно, — заважничал Лопес.

— Ну, а как ты думаешь, у нее могли быть еще любовники? — инспектор снова протянул ему сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Возможно, и были. Она не знакомила меня с ними. Но должен сказать, она была чрезвычайно темпераментной женщиной.

— Но почему была? — спросил Купер.

— Говорят, теперь она парализована, — ответил Лопес, затягиваясь.

— А откуда ты знаешь? — вырвалось у Купера.

— Но, сеньор инспектор, тюремный телеграф — самый быстрый в мире.

— Ну, ладно, дружок. А не видел ли ты что-нибудь подозрительного в то утро? Или постороннего на вилле?

Лопес задумался.

— Нет, сеньор инспектор.

— Хорошо, хорошо, Лопес! Но Шарлота — прости, сеньора Перес — говорила, что кто-то угрожает ей или ее семье?

— Нет! — удивился Лопес.

— Теперь слушай меня внимательно: я подписал ордер о твоем освобождении. Ты не должен покидать пределы Лимы и явишься по первому нашему требованию. Возможно, я продержал бы тебя дольше, но закон не позволяет мне делать это. Итак, до свидания, дружок! Очень жаль, что твоя шлюха парализована. Я выражаю тебе соболезнование. — Он нажал кнопку в столе. Явились двое полицейских и увели Лопеса.

Когда за ними захлопнулась дверь, Купер пересел в глубокое кресло и задумался. В сообщении Лопеса было нечто новое: связь с Шарлотой. Но, что это давало, инспектор не знал. Он вынул из стола диктофон и начал прослушивать запись. Купер подумал, что в ответах Лопеса было нечто неуловимое, неосознанное, словно мимолетная рябь на воде. Он раз за разом прослушивал запись, но ничего не нашел. Однако у него было чувство, что он что-то упустил. Досадуя на себя, он выключил диктофон, взглянул на часы и удивился: прошло почти два часа. Как-то незаметно пролетело время. Купер почувствовал, что голоден, и решил спуститься в кафе.

Там было малолюдно, лишь несколько молодых полицейских. Официант, хорошо знавший Купера, и на этот раз оказался «провидцем»: как обычно, он принес кофе и бутерброд.

— А что, ничего другого нет? — раздраженно бросил Купер.

Официант недоуменно глянул на него:

— Виноват, сеньор инспектор, — стушевался он.

— Ну, ладно, Фредди, не обижайся. У меня скверное настроение. Спасибо за кофе.

— Пожалуйста. Может, еще что закажите?

— Пожалуй, нет. Хотя… хотя принеси порцию виски, — Купер вынул сигарету и закурил.

Вскоре он снова сидел в своем кабинете за компьютером. На экране монитора появлялись и исчезали какие-то сводки, донесения, фотографии…

Затем Купер вынул несколько папок и углубился в чтение. Он старался найти связь между гибелью Джонни, Лабласа и его любовницы. Пока все, что их объединяло, это почерк убийцы, который воспользовался для своих черных дел редким ядом. Кроме того, ясно прослеживалась логика убийцы. Лаблас погиб — Купер не сомневался — из-за того, что слишком много знал или мог узнать много. А женщину убийца убрал, возможно, для перестраховки, или та тоже что-то знала. Во всяком случае, жестокость убийцы поражала. Казалось, убийца предусмотрел все. Но, убив женщину, парень сильно рисковал. И Купер сделал вывод: Миранда что-то все-таки знала.

Он набросал в блокноте схему.

Преступники: № 1, № 2, № 3.

№ 1 устраняет Джонни, Лабласа, Миранду.

№ 2 устраняет Дорис.

№ 3 руководит всей операцией.

Купер начертил квадратики и задумался. Могло быть иначе: преступник — один. Действовал автономно или выполнял чье-то задание.

Особняком стоит Лопес. Возможно, он связан с убийцей или знает его. В этот момент зазвонил телефон, звонил сержант Торес по кличке Мосли.

— Гарри, — проскрипел Мосли противным голосом, — мы только что нашли Лопеса. Он мертв.

— Как?! — вырвалось у Купера. — Вы же следили за ним! Следили! — крикнул он в трубку.

— Виноваты, сеньор инспектор. Мы упустили его. Он оказался проворным малым, — до Купера доходили лишь обрывки фраз.

— Где его нашли? — Купер по-немногу начал успокаиваться.

— На Висент-стрит, сеньор инспектор, — моментально ответил Мосли. — В него стреляли.

— Вы опросили свидетелей?

— Да, сеньор инспектор. Никто не видел убийцу. Пуля угодила Лопесу в спину. По-моему, он умер мгновенно. Да, еще: стреляли с близкого расстояния. Тот парень шел, видимо, позади.

— И это все?

— Да, сеньор инспектор. Лопеса отвезли в морг. Пуля застряла в теле, поэтому пока калибр оружия мы не знаем.

— Ладно, напиши рапорт на мое имя, — сказал Купер и повесил трубку. Только теперь он почувствовал, что пот струится по лицу.

«Ну и дела! — ему представилась многолюдная улица, падающий Лопес. Вероятно, убийца стрелял сквозь одежду. — Ох, как ты рисковал, подонок! Значит, тебя прижали, прижали!» — крикнул он кому-то и грохнул кулаком по столу.

 

Глава 5

Это была кошмарная ночь. Хуан почти не сомкнул глаз. Вечером, когда солнце опустилось за горизонт и тени начали сгущаться, он влез на дерево, привязавшись тонкими лианами, но, несмотря на усталость, не мог заснуть. Ночью внизу творилось нечто странное. Возможно, ему все пригрезилось, так как он был на грани сна (тогда может померещиться что угодно). В свете луны мелькали причудливые тени, слышен был хруст ломающихся веток, чудилось приглушенное рычание. От страха зуб на зуб не попадал. Наконец, начало светать, и Хуан, трясясь от холода, начал спускаться вниз. С прошлого вечера у него крошки во рту не было. Но, по правде, говоря, положение с едой не было таким критическим. В джунглях часто попадаются орехи, пусть и диковинные, но вполне съедобные фрукты.

Когда солнце начало припекать и одежда высохла, Хуан чувствовал себя отвратительно: голова раскалывалась, и он совсем ослаб. Он подобрал кокос, но ему долго не удавалось разбить его. Выпил сок, и чувство голода немного притупилось. Хуан долго искал место, где можно подойти к берегу. Это оказалось нелегким занятием, так как берега реки были заболочены. Следовало опасаться крокодилов, в изобилии водившихся в этих местах. Но все кончилось благополучно: Хуан утолил жажду, умылся и почувствовал себя значительно лучше. В том месте, где он коротал ночь, лес был значительно реже. Вскоре среди поредевшей чащи стали встречаться мощные деревья с зеленными плодами. Их клевали птицы, и Хуан попробовал один из плодов. Тот оказался вполне съедобным. Затем лес стал гуще. Стволы деревьев сплошь были гладкими, светлых оттенков. Повсюду переплетались ползущие растения, они взбирались по стволам деревьев и свисали вниз. Кроме того, эти места кишели змеями. Так прошел день, другой, третий и усталость давала знать о себе больше и больше.

Хуан стал интуитивно ощущать, скорее всего, в подсознании, что до жилища человека не так и далеко, хотя джунгли оставались такими же труднопроходимыми и дикими. С одной стороны, он жаждал встретить людей, а с другой — боялся этой встречи. Кто эти люди: друзья или враги? Так думал он, спускаясь в низину, поросшую густым кустарником. Вдруг он ощутил резкую боль в ноге: зеленая, в красных полосках змейка юркнула в буйную траву, средь которой на тонких стеблях пылали цветы. Не успев ощутить страх, Хуан опустился на землю. Он закатал брюки и увидел на правой голени небольшую кровоточащую ранку.

— Проклятая тварь! — вскрикнул он, и ужас обуял его: вырваться из рук дикарей, чтобы пасть от змеи!

Разорвав остатки рубашки, он сделал жгут и туго перевязал ногу.

— Это конец, — подумал он и побрел дальше. Вмиг все прежние заботы отошли на задний план. Страх исчез, место его заняла апатия.

Между тем солнце склонялось к горизонту. Его лучи пробивались сквозь листву, высвечивая пятна на траве. Опять пошли жесткие заросли… Мало обращая внимания на то, что происходит вокруг, Хуан ковылял по лесу. А боль в ноге стала невыносимой. Мучения эти продолжались несколько часов. Потом боль несколько утихла, он почувствовал головокружение, что, впрочем, могло быть и от усталости. Через некоторое время лес опять стал реже, и он вышел на равнину. Там он потерял сознание.

Очнулся, услышав чей-то голос. Хуан открыл глаза и увидел, что находится в каком-то помещении. Свет, пробивавшийся сквозь пыльное окошко, едва освещал комнату. Еще он увидел мужчину и женщину, они сидели возле него. Хуан сразу отметил, что это были индейцы, но не из того племени, которые пленили его. Одежда их говорила о том, что они стоят на более высоком уровне развития. Их наряд соответствовал тому, что носили индейцы на «освоенных» белыми территориях. На лицах обоих было написано добродушие, и это успокоило Хуана. Он внимательно глядел на индейцев, а те, в свою очередь, на него.

— Где я? — вырвалось у него.

— В Куано, — по-португальски произнес индеец.

— В Куано? — повторил Хуан и глянул на ногу. Он лежал одетый на грязной подстилке, и нога его совсем не болела.

— Что с ногой? — произнес Хуан.

— Это Зоркий глаз тебя спас, — гордо сказала женщина, кивнув в сторону индейца. — Ты целую неделю был без сознания. Пришлось повозиться с тобой. Зоркий глаз излечивает от укусов любых змей. Этому обучен каждый из моего племени. Мы знаем много такого, о чем вы даже не догадываетесь.

 

Глава 6

Прошло несколько дней, с тех пор как Энрико и Джино покинули дом гостеприимного Джованни Марино. За это время джунгли надоели обоим до предела. Они поднимались рано утром и шли до вечера.

Проводник Силво Гонсалес чувствовал себя в этой обстановке словно рыба в воде. Он хорошо ориентировался в густых зарослях, где трава достигала до пояса, а кроны так переплетались, что было почти темно. Проводник явно знал эти места. Он шел уверенно. Если приходилось порой продираться сквозь густую стену зарослей, так это из-за того, что, видимо? иного пути не было.

Надо сказать, что место падения самолета якобы было обнаружено, и Гонсалес вел именно в этот квадрат. На третий день вечером, когда путники валились с ног от усталости, проводник, как всегда, коротал время у костра. И тут огоньки светлячков вдруг пропали, а цикады куда-то исчезли. На смену им послышалось уханье и рычание. Луна выплыла из-за облаков, и все казалось странным и диким. Проводник клевал носом, борясь со сном. Иногда он вскакивал, вглядываясь во тьму и держа палец на спусковом крючке карабина. Так прошла ночь, и вот уже на востоке стало светлее. Подул холодный ветер, низко-низко по небу проносились темные облака.

«Ночь прошла, слава Богу», — подумал Силва, радуясь, что ночные страхи остались в прошлом; ему казалось, что кто-то невидимый и грозный наблюдал за ними, готовый напасть, как только он, Силва, уснет. И это было очень странно, так как Гонсалес слыл человеком смелым и не раз один коротал ночь в джунглях. Днем проводник вел себя нервно, что было подмечено Джино. Он подумал, что здесь, в джунглях, где путешественника поджидает много опасностей, всегда надо быть начеку. Это может выбить кого угодно из колеи, даже такого опытного проводника, как Гонсалес.

Тем временем солнце начало припекать. Путники умылись, подкрепились и двинулись дальше. Силва не рассказал им о ночном кошмаре, ибо посчитал это чепухой, игрой воображения.

«Все эти страхи выеденного яйца не стоят», — сказал он себе, вскоре забыв о них. В самом деле, ягуары и желтые кошки-пумы крайне редко нападают на человека. А его спутники, выспавшись, бодро шли вперед, но, предупрежденные Силвой, тщательно смотрели себе под ноги, чтобы не наступить на змей, которых здесь было в избытке. А в кронах деревьев творилось что-то невообразимое: сказочный мир птиц, всевозможные звуки… Путники порой забывали, что надо смотреть под ноги. Вся эта идиллия продолжалась до тех пор, пока не запахло болотом и почва под ногами стала влажной. Чувствовалась близость водоема. Вдруг Силва подал знак рукой замереть. Не то свист, не то визг издавала стрела, воткнувшаяся в дерево. Если бы стрелок взял на несколько дюймов ниже, Энрико бы несдобровать. Силва мгновенно вскинул карабин и дал очередь по кустам. Впрочем, делать это было бесполезно, ибо индейцы очень ловки и маскируются гениально: только и «ждут», что Силва пальнет в кусты и поразит их. Но, вероятнее всего, это был так называемый «самострел»: едва заметная тесьма — заденешь ее ногой, и грянет выстрел. Так или иначе, нужно было смотреть в оба. Территория эта, как сказал Силва, никогда не считалась зоной действия индейцев. Но, на самом деле, кто знает… Они могли быть везде. А вообще, проводник оказался на редкость молчаливым. И теперь на его лице появилось выражение озабоченности. Конечно, это было связанно с неудачным покушением. Покушением ли?

Долго, очень долго они преодолели чуть больше мили. И тут Джино не выдержал:

— Кажется, мы совершили промашку, — он почему-то обратился к Энрико. Тот от удивления даже остановился. — Надо было тщательно осмотреть место, может, мы нашли бы лук. Хотя, я думаю, это был не «самострел», а нападение, — он вынул из вещмешка стрелу. Насколько я знаю, местные племена почти не используют лук: у них отличные ружья. Возможно, кое-кто из них пользуется луком. И это рядом с Сан-Диего. Если бы это произошло на сотню миль западнее, тогда понятно, а так… Странно все это, — он с досады сорвал ветку и отбросил ее в сторону. В самом деле, то, что все выглядит странно, стало понятно даже Энрико. Он испытывал такое чувство, будто кто-то наблюдал за ними. Энрико даже поделился этим с Джино, но тот только рассмеялся. Теперь же Джино не очень «возникал». Энрико не нравилась эта история с загадочным камнем, из-за которого еще предстоит хлебнуть горя. После последней встречи с Дорис, окрыленный тем, что она жива, Энрико, казалось, мог сделать для Переса все. Даже такую малость, как достать какой-то камешек, пусть и дорогой. Если бы Энрико знал, что акция грозит ему гибелью, все равно взялся бы за дело. Тем более, что именно об этом камне и упоминала Дорис. Она говорила, что с ним связано множество легенд и его, якобы, охраняют языческие боги. А искателей «Желтого глаза» ждут многие неприятности…

Но какое это теперь имеет значение, думал Энрико. Главное, что Дорис, его Дорис, желала, чтобы он достал для ее отца бриллиант. Так размышлял Энрико, продираясь сквозь густой кустарник. Был полдень. Солнце стояло в зените, когда путники решили сделать привал. Силва достал карту. До ближайшей деревни, схоронившейся в непроходимых джунглях, оставалось несколько миль. Затем следовали еще несколько индейских деревень, а далее шла неизведанная местность. К вечеру они добрались до Куано, крупного индейского селения. Энрико подумал, что сюда их могли доставить на вертолете, но решил, что Перес не сделал этого, ибо надеялся, что по дороге до Куано путники наткнутся на упавший самолет.

Итак, они добрались до Куано. Здесь следовало переночевать. Джино спросил у туземца, где можно это сделать. Тот указал ему на приземистое строение, явно служащее таверной. Это было опрометчивое решение, так как, учитывая важность предстоящего мероприятия, следовало соблюдать меры безопасности. Когда они вошли в местный «ресторанчик», там было около десятка посетителей, некоторые явно на взводе. Выбрав свободный столик, путешественники свалили в кучу амуницию. Теперь следовало поговорить с хозяином таверны о ночлеге.

Внезапно Джино показалось, что он уже где-то видел бородача, который потягивал виски за соседним столиком. «Я его определенно знал, и неплохо, — подумал он. И представил себе этого незнакомца без бороды. — Это же, Шакал! Шакал! Шакал! — он чуть было не выкрикнул это имя, но сдержался. — Тот самый Шакал! С того самолета!»

Это была удача, и еще какая! Повинуясь какому-то импульсу, скорее инстинктивно, он поднялся и сел рядом с бородачом. «Конечно, это он», — подумал Джино. Энрико и Силва удивленно смотрели на него.

— Можно? — уже сидя, нахально спросил Джино.

Хуан поднял голову и мутными глазами поглядел на Джино.

— Да, — промычал он, явно не узнав его.

— Два виски! — гаркнул Джино официанту.

В глазах Шакала промелькнул интерес. Когда принесли спиртное, он, не говоря ни слова, выпил. Молчал и Джино.

— Ты узнаешь меня, Хуан? — спросил вдруг Джино. Тот поднял отяжелевшую голову, и в глазах его мелькнул испуг.

— Джино, — пробормотал он, — Джино… — Он хотел встать, но Джино удержал его.

— Привет, Хуан! Куда ты исчез? Дон Винченцо так волновался…

— Фак аут, — промычал Хуан, глядя на графин с виски.

— Это ты зря, зря! Я думал, ты обрадуешься мне, — усмехнулся Джино.

Хуан лихорадочно налил себе виски и залпом выпил.

— Что с самолетом, Хуан? — спросил у него Джино.

— Что с самолетом? Нет самолета! Нет! — крикнул он. — Ты понял? Нет!

Джино промолчал. Он огляделся вокруг. Трое привлекли его внимание. Они явно навострили уши.

— Пойдем отсюда, Хуан, пойдем, — сказал Джино.

Хуан, подумав немного, поднялся из-за стола. Краем глаза Джино увидел, что трое посетителей насторожились. Они встали и преградили дорогу Хуану и Джино, заслонив собою дверь. Один из них замахнулся, и, если бы Джино не увернулся, кулак нападающего попал бы ему в лицо. Мгновенно Джино левой рукой ударил ему в челюсть, и тот упал как подкошенный. В следующий момент нога Джино угодила меж ног другого соперника. Тот согнулся, держась руками за живот. Третьего вырубил прикладом Силва. Все четверо, схватив рюкзаки, выбежали из таверны и помчались к ближайшему лесу. Они уже достигли его, когда позади загремели выстрелы. Тем не менее все кончилось благополучно — они были уже в лесу.

Силва шагал впереди, за ним Хуан, далее шли Джино и Энрико. Джино держал руку в кармане, там у него был взведенный пистолет. Надо сказать, что хмель у Хуана выветрился начисто. Час или больше они продирались сквозь густой лес, потом вышли на какую-то полянку. Здесь Силва сказал, что впору остановиться и вытащил карту. Он долго изучал ее и посоветовал взять левее узкой речушки. Это были его первые слова, с тех пор как они покинули «гостеприимную» таверну. Силва изучал карту, а Джино не спускал глаз с Хуана, ибо тот мог выкинуть что угодно. Предполагаемое место падения самолета было, пожалуй, в милях десяти отсюда. Силва подозвал Хуана:

— Мы находимся вот здесь, — он ткнул пальцем в зеленый массив, — надо держать левее, — его палец медленно пополз по карте к реке и синему пятнышку возле нее. — Наверняка это место знакомо тебе, не так ли, парень? — обратился Силва к Хуану. В ответ тот недоуменно пожал плечами.

— Конечно, ты не знаешь этого места. Возможно, ты и карты никогда не видел, но в этом квадрате исчез самолет. Тот самолет, на котором находились ты и пассажир. Мы хотим знать, что произошло, — произнес Джино. Хуан бессмысленно таращился на него.

— Я… не помню, — пробормотал он, — я ничего не помню.

Джино ударил Хуана ногой в живот. Тот свалился на землю, а когда открыл глаза, перед ним зияло дуло пистолета.

— Ты знаешь меня, подонок! Знаешь! Я покажу тебе потерю памяти! Почему упал самолет, и что стало с драгоценностями? Что?! — он взвел пистолет.

— Самолет… самолет… разбился… все мертвы.

— А ты цел, цел? Как это может быть?! — вскричал Джино.

— Молния… молния попала в самолет. Мы упали, и самолет загорелся. Один я сумел выбраться…

— И Холидей мертв?

— Да.

— А не ты ли пришил его и старика Вулфа? — спросил Джино и посмотрел на Энрико.

— Мне… мне было приказано… приказано, — пробормотал Хуан.

— Почему?

— Старик вез драгоценности.

— Кто тебе поручил это? Кто? — произнес уже спокойно Джино.

— Я не могу, не могу, он убьет меня! — простонал Хуан.

— Если ты сейчас не скажешь, это сделаю я, — невозмутимо сказал Джино.

— Мне приказал… приказал дон Винченцо.

Джино взглянул на Энрико и увидел, как тот побледнел.

— Дон Винченцо, говоришь… — усмехнулся Джино. — Кажется, ты врешь. Но, ладно. Итак, самолет упал. Что было дальше? Джон Холидей, пилот… он умер? Или ты его тоже порешил, чтобы камни достались одному тебе?

— Я его не убивал.

— Но теперь скажи главное: у старика Вулфа был чемоданчик. Чемоданчик! Тот, из-за которого ты убил пилота и старика. Ты уволок его? Скажи, где он? В нем было полно золота и камней.

— Они исчезли, — выдавил из себя Хуан.

— Как исчезли? Они что, волшебные!? — заорал Джино.

— Их похитили… индейцы! Индейцы! — побледнев, пролепетал Хуан.

— Какие индейцы? Говори, ублюдок, где камни? Где?

— У индейцев, Джино! — завопил Хуан.

Неожиданно Джино успокоился и опустил пистолет.

— Так, говоришь, они у индейцев? Но почему я должен тебе верить? Почему ты не мог спрятать их, и теперь морочишь мне голову? Что-то не слышал, чтобы краснокожих интересовали камешки…

— Но, Джино, я говорю правду! Те камешки у индейцев.

— Допустим, я поверю тебе. Но где искать этих краснокожих? Здесь не один десяток племен.

— Я… покажу, где их искать, — пробормотал Хуан.

Надо сказать, Хуан смекнул, что теперь Джино не пристрелит его. По крайней мере, пока алмазы не будут найдены. Кроме того, их уже четверо, и пробраться к индейцам будет легче, чем одному. Одному — много опаснее. Была еще одна причина: разве мог Хуан жить спокойно, зная, что где-то, а не у него находится «Желтый глаз», тот самый, который он держал на ладони. Он все равно вернулся бы к индейцам, в ту пещеру, к своему камню.

— Честно говоря, я не вижу выхода в твоей ситуации, как только указать нам путь к этим чертовым индейцам. Но как ты смог запомнить дорогу в этом лабиринте деревьев и кустарников? — философски заметил Джино.

— Я запомнил по особым, только мне известным, приметам. Он попросил карту и, получив ее, долго рассматривал. Наконец, видимо, нашл то, что искал.

— Кстати, индейцы нашли останки самолета? — спросил Джино.

— Не знаю. Я очнулся, когда кругом были они. Они и забрали камни. Затащили меня в свою деревню… я бежал… они меня чуть не сожрали.

— И подохли бы все. У тебя столько яда… — улыбнулся Джино. Он спрятал пистолет в карман, и все двинулись вперд. Надо сказать, жара стояла неимоверная, несмотря на то, что сюда почти не проникали лучи солнца.

«А каково на открытой местности?» — подумал Энрико. Он поправил рюкзак: лямки натерли плечи. То, что он услышал, ничуть не удивило его. Его отец отдал приказ убить человека? Мир, где вращался дон Винченцо, полон ненависти. В нем ценно только богатство, а жизнь человека ничего не стоит. Энрико подумал, что никогда не смог бы отдать такой приказ. Он подумал о Дорис, и на душе стало теплее. В поисках алмаза он рискует жизнью — ради чего? Возможно, ради Дорис.

Тем временем начало смеркаться, и необходимо было подумать о ночлеге. Теперь Шакал являл собою дополнительную головную боль: за ним надо было следить всю ночь. Однако они решили искать не самолет, а тех кровожадных индейцев, которые похитили бриллианты.

Итак, начало темнеть, еще час или чуть больше — и наступит ночь. Силва разжег костер, пламя которого должно гореть всю ночь. Энрико взглянул на лежащего в траве Шакала: тот спал или делал вид, что спит. Конечно, Джино связал его.

Тем временем голоса птиц постепенно смолкли. Иногда раздавался громкий вопль, от которого кровь стыла в жилах; громко трещали цикады. Внезапно тихий вскрик или что-то похожее заставило Джино проснуться. Он открыл глаза и увидел на черном небе низкие яркие звезды. Неясный шум невдалеке заставил его обернуться. В свете костра он увидел двух борющихся. Один их них вскочил на ноги и бросился на Энрико. Прозвучал выстрел. Стрелял Джино. Шакал завопил от боли: пуля попала ему в плечо.

Энрико вскочил на ноги. Он не понимал, что происходит. Не обращая внимания на Шакала, Джино подошел к проводнику и склонился над ним.

— Мертв, — прошептал он, — очень жаль, что мы не обыскали этого ублюдка. Мне надо было предвидеть, что у него мог оказаться нож. Он запросто мог порешить нас всех.

Затем Джино ударил Хуана по голове рукояткой пистолета, и тот растянулся на траве.

— Надо пристрелить подонка, — произнес Энрико.

— С удовольствием сделал бы это, но лучше отложить возмездие. Он единственный, кто знает дорогу к индейцам.

Джино подошел к Шакалу и, невзирая на стон последнего, скрутил ему руки веревкой. Затем оба уселись у костра. Утром, когда рассвело, вырыли могилу, похоронили Силву и отправились в путь. Теперь следовало лишь полагаться на коварного Шакала.

 

Глава 7

Очередное убийство потрясло Купера. Он простить себя не мог, что не уберег Лопеса, и был очень зол на полицейских, которые должны были следить за Николасом. Они обязаны были не упускать парня из вида. «Простак» Лопес провел их как школьников, но горько за это поплатился. Несомненно, Лопес что-то знал, и это мучило Купера. Если он имел отношение к гибели сына сенатора, то представлял угрозу для некоторых.

«Это могли быть люди Эспиносы, — другие варианты малопредпочтительны», — подумал Купер. Но, с другой стороны, предыдущие смерти давали повод думать, что это обыкновенные разборки между кланами. До Лопеса были Джонни Перес, Дорис, Лаблас и другие. Несомненно, все эти смерти связаны между собой. Возможно, Лопес был знаком с Лабласом?

Внезапно у Купера возникл вопрос: как они могли узнать о Миранде? Ведь почти никто не знал о ней! Неужели Арнольд Меер? Он представил молодого еврея, который был не так прост, как казался.

«Мне надо всерьез им заняться, — подумал Купер. Но Меер не знал, что я собираюсь допрашивать ее. Хотя после встречи с ней он мог позвонить сообщникам. — Кретин! — чуть не выкрикнул вслух Купер. — Если бы Меер знал о Миранде, он бы сообщил своим приятелям и не тянул бы комедию с узнаванием. Те бы устранили девушку раньше, а не тогда, когда я направлялся к ней. Не похоже, чтобы он был связан с ними. Остается одно: они следили за мной. Но если не Меер, то кто? Возможно, убийца раньше знал о Миранде, о ее связи с Лабласом. Тогда считать, что кто-то предупредил убийцу, ошибка. Но какое отношение ко всему имеет Лопес? Санчес в этом случае — результат обыкновенной разборки».

Тугой клубок ниток, вытащить конец из которого невозможно. Инспектор чувствовал, что упустил нечто важное. Надо было что-то делать, что-то решать. Усталость, нелогичность странных, почти мистических событий выбила его из колеи.

«Надо хоть день-два передохнуть, выбросить все из головы», — он сел в кресло и закурил. Попытался вспомнить отпуск на взморье. И вдруг — мысли о Дорис… Взгляд его упал на стол. Он машинально выдвинул одну шуфлядку, другую, осмотрел дно стола, ножки, кресло. Развинтил трубку телефонного аппарата и не нашел того, что искал — «жучка». Мысль, что здесь, в кабинете, может быть «жучок», была внезапной и в какой-то степени нелепой. Купер сначала даже хотел ее отбросить, настолько она была чудовищной. Потом он решил, что это не так нелепо, как кажется. Пожалуй, этим можно было кое-что объяснить. С другой стороны, если бы он нашел «жучка», то можно было предположить, что он имеет дело с очень сильной, влиятельной организацией.

Купер тщательно обыскал кабинет, но безрезультатно. И решил, что вариант с «жучком» выеденного яйца не стоит. Ведь в кабинете он и словом не обмолвился ни о Миранде, ни об Лабласе. Интенсивный поиск утомил его. Он уселся в кресло, вытянув ноги. Скорее, машинально ощупал карманы брюк и пиджака, висящего на спинке кресла, пуговицы… Внезапно пальцы нащупали некое твердое уплотнение в отвороте пиджака. Рука скользнула дальше, но что-то заставило ее вернуться. Купер вновь осмотрел бугорок на отвороте: чуть заметная прорезь ткани. Мгновенье — и Купер держал в руке металлическую штуковину — крошечный передатчик, меньше таблетки аспирина.

Купер подумал, что многое бы дал, чтобы узнать, кто прослушивает его разговоры.

«Хорошо, что я нашел его. Кто-то был в курсе всех моих дел», — подумал он, коря себя за то, что не подумал раньше о «жучке». Затем он аккуратно всунул таблетку на место, снова повесил пиджак на спинку кресла и пошел к Кастонеде. Но того не оказалось на месте, и Купер вернулся в кабинет. Затем он вышел из управления. Пройдя несколько кварталов, незаметно оглянулся. Его никто не «пас».

«Если бы и следили — какая разница? — подумал он. Пройдя в телефонную будку, он набрал номер. — Только бы Фрэнк был дома», — и облегченно вздохнул, когда тот снял трубку.

На следующий день утром его вызвал Костанеда:

— Позвонил какой-то тип и сказал, что хочет сообщить сведения о той девице, Миранде. Он звонил тебе, но тебя не оказалось на месте. Тогда переключили разговор на меня. Кстати, ты и сегодня запоздал…

— Я был в лаборатории.

— Что-нибудь новенькое?

— Нет, сеньор комиссар. Тот яд, он такой редкий…

— Ну, ладно. Но откуда этот тип знает, что ты занимаешься этим делом? Кстати, его интересует сумма вознаграждения. Он не назвал себя. Мы не могли засечь, откуда он звонит. Он оборвал разговор на полуслове и сказал, что позвонит тебе.

— Что ж, будем ждать. Возможно, мы узнаем, что-то ценное…

— Если он обладает полезной для нас информацией, то баксов не жалко, не надо скупиться.

— Он что, назвал Миранду по имени? — спросил Купер.

— Нет, он сказал, что хочет сообщить о подруге эксперта.

— Очень интересно, сеньор комиссар, очень интересно. Я буду ждать его звонка.

Через несколько часов в кабинете инспектора зазвонил телефон. Купер почувствовал, что это тот самый звонок и снял трубку.

— Мне сказали, что я могу позвонить вам… — произнес некто глуховатым голосом.

— Кто вы? — спросил Купер.

— Это не важно. Неужели вы думаете, что я назову себя? Можете называть меня Хорхе Мендес, если вам нравится это имя. Но, инспектор, не мне вам объяснять, что в целях безопасности я должен быть кратким. Поэтому сразу о деле. Я продам вам информацию исключительной важности. Это касается эксперта и его подружки. Если согласны — договоримся о встрече. Там поговорим о подробностях, — на другом конце провода замолчали.

Купер тоже молчал. Он просчитывал варианты.

— Хорошо, давайте встретимся, — четко произнес он. — Но где? — Купер подумал, что служба безопасности, возможно, уже вычислила звонившего.

— Ресторан «Ди Спортиво» устроит?

— Ресторан «Ди Спортиво?» Устроит, но когда?

— Сегодня в шесть.

— Итак, в шесть в ресторане. Я буду ждать, — произнес Купер. — Хотя давайте кое-что изменим. Мне удобнее ждать вас на стоянке у ресторана. Идет?

— Идет. Я подойду к вам… — и положили трубку.

Купер позвонил в службу контроля.

— Звонили из автомата на углу Шестой линии и улицы Боливара. Выехала бригада.

Купер прикинул в уме: конечно, не успеют. В следующий момент он направился к комиссару и доложил ему обстановку.

— Может, тебе стоит взять с собой Фердинандо и Суареса, — спросил Костанеда.

— Нет, на встречу я пойду один, — твердо заявил Купер. Они обсудили еще несколько вопросов, и разговор закончился. Купер вышел из комиссариата слегка взволнованным.

«Возможно, мы сегодня сделаем шаг в этом гиблом деле», — подумал он. Весь оставшийся день, инспектор что-то выуживал в компьютере, разбирал документы.

В пять тридцать Купер вышел из мрачного здания управления полиции и почувствовал себя уставшим: нервотрепка последних дней давала о себе знать. Он сел в машину и вскоре оказался на правом берегу Римака. Притормозил на стоянке у «Ди спортиво». Там стояло мало машин. Купер глянул на часы: было без пяти шесть. В этот момент на стоянку прибыло еще несколько машин. Из одной вышел человек, оглянулся и направился к машине Купера. Едва он — а это был рослый мужчина средних лет — приблизился к Куперу на расстояние 50–60 ярдов, как внезапно рванул стоящий на стоянке черный «мерседес». Как ракета, набрав скорость, он мчался к идущему по бетонным плитам человеку.

Купер выскочил из машины:

— Назад! — закричал он.

Человек на мгновение замер, затем оглянулся. Он отпрыгнул в сторону, но автомобиль все-таки задел его крылом. Мужчину отбросило в сторону, и он остался лежать на земле, а «мерседес» скрылся за поворотом.

Купер бросился к раненому. Жизнь еще теплилась в нем, но он был без сознания.

Инспектор подбежал к своей машине и рванулся с места. По ходу он вызвал неотложку и объявил черный «мерседес» в розыск, продиктовав его номер, который наверняка был фальшивым. Купер надеялся, что за короткое время преступники не успеют сменить автомобиль или номер.

Улица, на которой находился ресторанчик, тихая, малолюдная. Преступники, вероятно, двинулись на более оживленную магистраль. Поэтому Купер свернул туда же. Он прослушивал переговоры полицейских и через полчаса услышал, что патрульная машина № 417 преследует черный «мерседес». Куперу повезло: автомобиль был недалеко от него и двигался по той же автостраде.

Инспектор увеличил скорость и устремился в погоню. Он начал обгонять впереди идущие машины. Вскоре он увидел «мерседес». Тот, заметив преследование, увеличил скорость. На крутом повороте впереди идущую машину занесло, и она чиркнула по бетонному ограждению автострады. Этого было достаточно, чтобы летящий «болид» потерял управление, — машину развернуло, она выскочила на встречную полосу и врезалась в грузовик. «Мерседес» отлетел и ударился в бетонную ограду. Повалил черный дым. Купер подбежал к машине. Под ногами хрустело битое стекло. Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть: в салоне никто не уцелел. Инспектор рванул дверцу — на землю вывалился окровавленный человек, он был мертв. Другой сидел, уткнувшись головой в приборную доску. Окутанный ядовитым смрадом, он стонал. Купер вытащил его и рванулся с ним от машины. Волна взрыва накрыла их. Купер поднялся, а раненый продолжал лежать.

Купер перевернул его на спину:

— Фернандо?! — вырвалось у него.

Фернандо Сори открыл глаза. Страдание и ненависть горели в них.

— Ты… ты провел меня. Я… я ненавижу, — прохрипел он. В горле у него забулькало. Кровь пошла из-за рта, и он закрыл глаза. На этот раз навсегда.

 

Глава 8

На следующее утро Купер с тяжелым сердцем переступил порог кабинета комиссара. Накануне вечером он доложил обо всем Костанеде. И, хотя тот не вызывал его, Купер постарался опередить события. Инспектор отметил, что Костанеда выглядит неважно: помятое лицо говорило о бессонной ночи. Он был весьма подавлен. Комиссар кивнул головой, когда Купер попросил разрешения войти. Он указал инспектору на кресло и смотрел на него долго и изучающее.

— Гарри, то, что случилось, ужасно, — произнес он, сняв очки. — Я считал Фернандо одним из лучших и надежных офицеров. В голове не укладывается… он и эти подонки! Я никогда не идеализировал полицейских. Но что толкнуло его на этот путь, Гарри?

— Я не знаю, — пожал плечами Купер.

— И я не знаю, — вздохнул Костанеда. — Кому теперь верить, Гарри, кому? Это ужасно плохо. Одно хорошо: он попался. Ты был прав, Гарри, когда не хотел брать его в свою команду. Тысячу раз ты был прав, а я вот, видишь, ошибся…

Купер в ответ лишь пожал плечами. Только сейчас он понял, что недолюбливал Фернандо Сори.

— А я вот, Гарри, не разглядел его, — продолжал комиссар. Но расскажи подробнее, как ты вышел на него.

— Человек, который звонил, чтобы рассказать мне о Миранде, — мой друг Фрэнк. Мы договорились, что он назначит встречу, чтобы якобы сообщить важные сведения. Об этом пронюхал Фернандо и решил убрать важного свидетеля.

— Но как он узнал? — воскликнул Костанеда.

— При помощи вот этого, — Купер вынул из пиджака микрофон. Комиссар долго изучал «жучок». — Его мне в пиджак вмонтировал Фернандо, — спокойно сказал Купер. Он знал все, о чем я говорю. «Жучка» я обнаружил только вчера. Итак, я договорился встретиться с Фрэнком…

— Так ты ловил «на живца»? — перебил его комиссар.

— В некотором роде. Мне было интересно, кто еще будет присутствовать на нашей встрече. Я не знал, кто мой противник.

— Мы установили личность парня, который был с Фернандо, — произнес Костанеда.

— Ну и кто это?

— Это некто Ибрагим Фарух, — равнодушно произнес комиссар.

— Фарух, араб? Нам не хватало еще и араба, — вырвалось у Купера.

— Ты его знаешь? — удивился комиссар.

— Нет, не знаю, — Купер вмиг остыл.

— Да? — сощурился Костанеда. Это могло означать, что комиссар с недоверием отнесся к словам Купера.

— Правда, сеньор комиссар. Я впервые слышу это имя.

— По твоей реакции я не сказал бы… Ох, гляди у меня, Купер, — притворно погрозил пальцем комиссар. — Ну, а теперь расскажи мне, что ты обо всем этом думаешь? — он затушил сигарету.

Купер сделал вид, что задумался.

— Конечно, Фернандо Сори — подлец… — начал он.

— Это я и без тебя знаю, — оборвал его Костанеда.

— Фернандо хотел уничтожить моего мнимого осведомителя. Задумано все было великолепно, но он просчитался. Сам того не подозревая, он здорово нам помог. Теперь предстоит многое переосмыслить. Но не могли бы вы мне дать санкцию на обыск квартир того самого Фаруха и Фернандо?

— Гарри, кончай придуриваться. Мое разрешение тебе — как собаке пятая нога. Я думаю, что у Фернандо дома ты давно уже побывал.

Через несколько минут, уже у себя в кабинете, Купер выудил из компьютера адрес Фаруха; у Фернандо он неоднократно бывал дома. Примерно через час Купер, повозившись с замком, открыл дверь квартиры Фернандо Сори. Капитан жил один. Тщательно осмотрев все, Купер не нашел там ничего интересного. Тогда он направился в дом Фаруха. Когда он открыл дверь, в нос ударил запах испорченной пищи, да так, что Купера затошнило. Пересилив себя, он вошел в комнату. По всей видимости, это была довольно скромная гостиная. Поверхность стола, шкафа, кресла были покрыты слоем пыли. По всему было видно, что Купер попал в «берлогу» холостяка. Превозмогая отвращение, инспектор ступал по грязному полу. До приезда сюда он навел справки о Фарухе. Это был эмигрант из Палестины, он обосновался в Лиме более десяти лет назад. В последние годы работал частным детективом. Из досье, собранного в полиции, было видно, что этот детектив не очень чист на руку. Парочку раз попадался, но выходил сухим из воды.

«Возможно, он не имел отношения к преступному миру, — подумал Купер, — уж больно убого он жил. Мафиози живут иначе. Их жилища всегда поражают роскошью. А Фарух словно презирал роскошь. И что связывало его с таким педантом, как Фернандо?» — подумал Купер и начал осматривать папки, валяющиеся на столе.

— За час не управиться, — прошептал он и посмотрел на небольшой сейф, стоящий у противоположной стены.

Затем он набрал номер Донована, бывшего медвежатника — полиция пользовалось его услугами, когда надо было открыть дверь или сейф. Разборка документов на столе длилась около часа — копии накладных, какие-то мелкие счета, несколько документов бракоразводных процессов и подобная чепуха.

«Разве можно так безответственно относится к делам?» — подумал Купер. И тут раздался звонок в дверь. Купер открыл — на пороге стоял Донован. Минут десять он возился с сейфом, а это время Купер стоял у форточки, ловя свежий воздух. Сейф был почти пуст, если не считать тысячи долларов и, как ни странно, подробнейшей карты бассейна Амазонки. Захлопнув сейф, Купер с горечью подумал о зря потраченном времени. Он хотел было отпустить Донована, но неожиданно подошел к картине, снял ее и к великой своей радости обнаружил металлическую дверцу в стене. Это был примитивно спрятанный сейф. Второй сейф в комнате. К удивлению Купера, Донован долго возился с замком. И в это время раздался звонок в дверь. Он был столь неожиданным, что оба непрошенных гостя вздрогнули и переглянулись. Купер медленно пошел открывать, предусмотрительно вынув пистолет. Он повернул защелку, открыл дверь и… впустил комиссара Костанеду.

Инспектор не мог скрыть своего изумления: это был первый случай, когда он столкнулся с комиссаром при осмотре квартиры. Купер пропустил комиссара вперед; тот сел в единственное кресло у стола и стал наблюдать за работой Донована.

Через минуту раздался щелчок, и сейф открылся. Несколько отделений были заполнены бумагами; там же лежали несколько тетрадей. В них были номера телефонов, какие-то числа и, что самое главное, фамилии. Купер подумал, что над записями придется поработать основательно. Там же он нашел газету, сложенную вчетверо. Развернув ее, он увидел статью, обведенную красным карандашом. Это была информация о гибели Хуго Санчеса. Рядом лежал пистолет. Все содержимое сейфа перекочевало в пакеты, которые Купер забрал с собой.

 

Глава 9

Прошел день после того, как погиб проводник. Его роль теперь перешла к Хуану Шакалу. Это был крайне ненадежный человек. Джино и Энрико сильно рисковали, доверившись ему, но деваться было некуда. Приходилось не спускать с него глаз: эта бестия могла выкинуть что угодно. И шансов, что он лжет и заманивает их в ловушку, было очень много. Ночью они связывали его и поочередно дежурили у костра. Надо сказать, что путники все время придерживались речки, которой на карте почему-то не было. У этой речки были пологие топкие берега, заросшие кустарником и камышом; ноги вязли в грязи. Наконец они выбрались на относительно твердую почву. Вода в реке была очень грязной, сплошь плавали ветки и листья. Около часа они шли вдоль берега, пока в одном свободном от зарослей месте Шакал не велел остановиться.

— Это здесь, — сказал он и показал на противоположный берег.

Джино и Энрико поглядели туда, куда указывал Шакал. Это был обрывистый берег, скала, в основании которой зияла огромная черная дыра, почти полностью скрытая водой.

— Нам надо туда, — произнес Хуан, указывая на темный вход в пещеру.

— Но там… там полно воды! — вырвалось у Энрико.

— Ну и что? — усмехнулся Шакал. — Надеюсь, ты умеешь плавать?

Энрико не ответил, он сосредоточенно смотрел на вход в пещеру, явно не зная, что предпринять.

— Ну, что? Трусишь, Джино? — засмеялся Хуан. — Трусишь? Развяжи меня, я покажу, как войти туда, — он кивнул на пещеру.

Джино недолго колебался. Он развязал Шакалу руки, и тот сразу же принялся их растирать.

— В этой речке, слава Богу, нет ни крокодилов, ни пираний, — с этими словами Шакал вошел в воду. Через несколько минут он был на середине речки. Джино и Энрико ступили в холодную воду вслед за ним. Сначала вода едва достигала пояса, но по мере продвижения становилась все глубже. К входу в пещеру пришлось уже плыть. Рюкзаки тянули вниз, и хорошо, что течение было слабое. И вот они в пещере. Вода здесь достигала подбородка. Они прошли футов триста; каменный свод, вначале довольно высокий, начал снижаться. Влажные, покрытые зеленым налетом стены, сузились. В туннеле было темно. Джино вынул из водонепроницаемого пакета фонарики. Один взял себе, другой дал Энрико. А Хуан шел впереди. Так преодолевали они путь в каменном лабиринте, и фут за футом приближались к цели, не зная, что ждет их впереди. Тем временем уровень воды заметно понизился. Надо сказать, что Шакал не пытался сбежать: возможно, тем самым он старался усыпить бдительность Джино. Но, скорее, на этом этапе Хуану просто некуда было деваться. «Возможно, он еще предпримет попытку бежать», — думал Джино.

Так передвигались они минут сорок, может быть, час, не больше. Наконец, путники вошли в огромную пещеру, в которой, на удивление, было сухо. Энрико увидел две небольшие амфоры. Джино направил луч фонарика внутрь, и оттуда хлынул свет: тысячи самоцветов излучали сияние. Это было восхитительно, все трое долго не могли оторвать взгляд от сокровищ.

«Здесь на миллионы долларов!» — пронеслось в мозгу Энрико. Джино все же попытался отвести глаза, и это ему удалось; луч света начал шарить по пещере. Они прошли немного дальше, но вдруг, как по команде, вернулись к амфорам. Отталкивая друг друга, они стали лихорадочно набивать себе карманы, потом настала очередь рюкзаков Энрико и Джино. Затем они подошли к огромному идолу, который держал на привязи неведомого каменного зверя. Свет фонарика коснулся морды животного. В тот же миг огромные глаза его вспыхнули желто-голубым светом.

«Сразу два! — восхитился Энрико. — Два желтых глаза!»

Это были те самые камни. Два одинаковых желтых изумруда, один из которых Энрико видел в альбоме Переса. Теперь они были рядом. Осталось немного: извлечь их из свирепой морды монстра.

Джино подставил спину Энрико, тот вскарабкался. Но карабины в это время оставались при них. А Шакал размышлял, как завладеть камнями. Теперь он сожалел, что привел сюда этих двоих.

А Энрико был уже на широкой спине чудовища. «Еще каких-то несколько мгновений, и я буду держать их в руках!» — подумал он.

Энрико протянул руку к оскаленной морде чудовища, но тут странный гул послышался у входа в пещеру. Шум быстро нарастал, и Энрико понял, что это бежит толпа людей. Мгновенье — и показались дикари. Пламя факелов осветило пещеру. Передние из индейцев держали копья. Они были до крайности возбуждены и издавали странные гортанные звуки. Хуан, стоя у подножия идола, тоже увидел их. Тут же к нему подбежал индеец — тот, тот самый!.. Индеец занес руку с копьем, и лицо его было ужасно. Отблеск пламени горел в глазах, наполненных ненавистью. Он метнул копье… и в тот же момент страшный грохот потряс пещеру. Стены зашатались. Индеец, или его призрак, исчез в пыли, дикари заметались. Им уже явно было не до похитителей. Они бросились к выходу. Энрико, сам не зная как, оказался на земле. Все трое кинулись к тоннелю, откуда только что пришли. И едва они скрылись в темном пролете, как потолок и стены пещеры стали рушиться. Задержись они еще на минуту позже, и все было бы кончено. В основании идола появилась трещина. Он закачался и рухнул; исполинское каменное чудовище оказалось над ним. Откуда-то снизу из расползающейся трещины показалась пламя, и обломки идола вместе с каменным животным рухнули в бездну. Следом обрушился каменный свод.

В это время трое людей, не разбирая дороги, мчались вперед. У Энрико в руках оказался фонарик, все остальное осталось в пещере, в том числе и рюкзаки. Позади все грохотало. Энрико молил Бога, чтобы помог им выбраться. Земля под ногами колыхалась все сильней. Время будто остановилось. Течение вынесло их наружу. Беглецы были на противоположном берегу, когда скала, из глубины которой они только что выбрались, рухнула и похоронила под собой вход в подземелье. Через мгновенье огромная волна накрыла их. А потом они, ломая колючие ветки кустарника, устремились подальше от реки, рискуя завязнуть в болоте. Когда уже подбегали к лесу, Энрико оглянулся. Гряда скал покрылась трещинами, которые ширились на глазах, из них шел густой черный дым. Слышались мощные удары, как будто исполин там, внутри гранитных скал, бил молотом о наковальню.

Началось извержение вулкана, мощное землетрясение сопровождало его. Надо было уносить ноги, все трое бежали от этого страшного места. Через некоторое время они почувствовали огромную усталость… потом остановились. Здесь было относительно безопасно, однако и тут слышались глухие удары, а ветер доносил запах гари.

— Нам надо спешить, — сказал Джино.

Они прошли милю или больше, вышли на поляну и без сил рухнули в высокую траву.

Энрико проснулся, когда начало светать. Он огляделся и вспомнил все перипетии вчерашнего дня.

Рядом храпел Джино. Энрико тряхнул его за плечо.

— Что? Что? — вскочил тот на ноги.

— Шакал сбежал, — стараясь быть спокойным, произнес Энрико.

— Ну и хорошо, будем надеяться, что он где-то окочурится.

Энрико подумал, что подонок мог запросто прикончить их.

 

Глава 10

Последнюю неделю Хайме Переса преследовали неудачи. Основательные и мелкие, они угнетали сенатора. Он чувствовал опасность. Всегда он старался упреждать удар, но теперь нельзя было понять, в каком направлении надо действовать. «Надо позвонить Рибейре», — решил он.

Вдруг зазвонил телефон. Секретарша докладывала, что в приемной его дожидается инспектор Купер. Перес взглянул на регламент: можно было выкроить полчаса.

— Пускай зайдет, — отрывисто сказал он в трубку, почему-то чувствуя тревогу. Свежевыбритый и бодрый инспектор появился на пороге кабинета. Он поздоровался, и сенатор указал на кресло.

— Сеньор Перес, в деле, которое я веду, появились новые данные. Это касается не только гибели вашего сына, но и нескольких других дел.

Сенатор молча смотрел на него, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Ну-ну, что вы там раскопали? — как-то вяло спросил Перес.

— Сеньор Перес, — сказал инспектор, пожалуй, слишком официально, — я хочу предъявить вам фотографию. Возможно, вы видели этого человека, — он вынул фотографию и протянул ее сенатору.

— Нет. Нет. Никогда не видел. А кто это?

— Некто Хуго Санчес.

— Мне это имя ничего не говорит. Но почему вы взяли, что я должен его знать? — Перес нахмурился.

Вместо ответа Купер протянул ему еще несколько фотографий. На сей раз Перес только мельком взглянул на них.

— Нет, не знаю. Почему, вы подсовываете мне это? — он показал на фотографии. Вы что, в чем-то меня подозреваете? Возможно, вы решили, что я убил собственного сына? — хрипло выкрикнул он, и лицо его побагровело.

— Помилуйте, сеньор Перес! Я только хочу выяснить кое-какие детали, необходимые для хода следствия. Я подумал грешным образом, что вы поможете мне.

— Помогу? Но как? — воскликнул Перес.

Инспектор показал одну из фотографий:

— Это Ибрагим Фарух, — Купер впился глазами в сенатора.

— Какая разница, Фарух он или Шмарух… Я же сказал, что не знаю его. В конце концов, что вы от меня хотите, инспектор? Вы отнимаете у меня время, у меня все расписано по минутам.

Купер словно пропустил эту тираду мимо ушей.

— Этот Фарух был частным детективом. Он погиб. В его сейфе мы нашли несколько любопытных снимков.

Купер достал из кармана еще снимки и протянул сенатору. Тот взглянул на один из них, и изменился в лице:

— Это… это фальсификация! — выдохнул он.

— Не думаю. Ваша жена и тот человек… Хуго Санчес… Вам было известно об их связи?

— Нет! — воскликнул сенатор и нервно зашагал по комнате. Внезапно он остановился перед Купером.

— Это ложь… провокация! Я сейчас же позвоню Костанеде.

Он подошел к телефону, но тут Купер сунул ему другую фотографию. На ней Шарлота и Санчес занимались сексом. Мельком взглянув на снимок, сенатор брезгливо бросил его на стол. Казалось, его хватит удар. Шатаясь, он подошел креслу и плюхнулся в него.

— Я подозревал это, — пробормотал он. Несколько минут Перес сидел, уставившись в одну точку. — Но как эти фотографии попали к этому… как его? — спросил сенатор обреченно.

— К Фаруху. Как я уже сказал, он частный детектив. Возможно, он шантажировал вашу жену или Хуго Санчеса, любовника вашей жены. Теперь — оба мертвы.

— Вот как? И это я их убил?! Вы не допускаете, что фотографии — фальшивки? Сейчас это делается на высочайшем профессиональном уровне.

— Нет, сеньор Перес. Перед тем как прийти сюда, мы провели экспертизу. Фотографии подлинные. — Я думаю, сеньор Перес, вы поручили следить этому частному детективу за женой, — как бы между прочим произнес Купер.

— Инспектор, вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— Да, сеньор Перес, отдаю! — твердо произнес Купер.

— Это ваши фантазии, инспектор, не более…

— Возможно. Но что вы скажите о Хуго Санчесе? — спокойным тоном произнес Купер.

— Это тот, кто якобы был с моей женой?

— Да, он! — Купер взял со стола фотографию Санчеса.

— Я же вам сказал, что не знаю его.

— Но у меня есть основания считать, что вы знаете его. Притом очень хорошо. Возможно, вы ненавидели его, так как он встречался с вашей женой.

— Нет, я не знал, что моя жена встречается с этим субъектом!

— Нет, знали! И даже встречались с ним в день его гибели 10 июля.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул сенатор.

— Отнюдь. Днем 16 июля вам позвонила ваша бывшая служанка Луиза. Она сказала, что ваша жена встретилась с Хуго Санчесом в его доме.

— Ложь! Ложь! Луиза врет. Я не знаю никакого Санчеса. Я сейчас вызову охрану и вышвырну вас вон.

— Вызывайте! Но вам знакомо вот это? — Купер достал колпачок авторучки. Сенатор тупо уставился на колпачок.

— Что, не узнаете? Где ваша ручка? Где? Вы ее выбросили? Колпачок от этой ручки вы искали ночью в доме Санчеса. В той комнате, где был убит Санчес. Вы потеряли его там.

— Но откуда вы взяли, что это колпачок именно от моей ручки? Таких ручек миллионы или больше!

— Возможно, но эту ручку вам подарили на семинаре в Рио. Мы проверили список участников семинара от Перу. Вы не оказались в списках участников. Вернее, результаты нашего запроса из Рио перехватил и фальсифицировал Фернандо Сори. Теперь мы дополнительно дали запрос об участниках того семинара, на этот раз вы оказались в этом списке.

— И это все? — к сенатору вернулось спокойствие. — Даже начинающий адвокат разобьет твои домыслы в пух и прах, — твердо произнес Перес.

— Вы уверены, сеньор Перес? Во-первых, служанка покажет, что звонила вам; во-вторых — эта ручка. В-третьих, что самое главное, вас видели входящим в дом Санчеса в тот злополучный день.

— Видел? Кто?

— Сейчас я в интересах следствия не могу назвать его имя. Он опознал вас по фотографии, и он даст показания против вас.

— Не берите меня на пушку, инспектор, — сказал сенатор.

— Хотите, я расскажу, как все было? — спокойно спросил Купер. — Ваша бывшая служанка Луиза позвонила вам. Она сказала, что видела, как ваша жена входила в коттедж Санчеса. Вы тотчас помчались туда и застали ее там. Между вами и Санчесом возникла ссора. Возможно, вы толкнули бедного Санчеса, он упал и ударился виском о край стола… Вот вам и «несчастный случай». Или его можно квалифицировать как неосторожное действие, приведшее к гибели человека.

— Слушайте, инспектор, — перебил его сенатор, — подсказывая мне сценарий якобы имеющего место события, вы хотите, чтобы я ухватился за предложенную вами идею. Тем самым я подтвердил бы, что убил этого прохвоста, то есть вы хотите, чтобы я признался в несовершенном мною преступлении. Я утверждаю, что не знаю этого человека. И никогда не видел. Возможно, вам хорошо заплатили. У меня не было причин убивать этого Санчеса. Я настаиваю, чтобы вы покинули мой дом.

— Но это еще не все, — не давая сенатору выговориться, произнес сенатор.

— Что? Что еще? Что еще ты выдумал, инспектор?

— Перед занятием любовью ваша жена и Санчес выпили немного виски или еще чего-то. Но, что интересно: на рюмках не оказалось отпечатков пальцев. Ни Санчеса, ни его гостьи. Значит, убийца протер, прополоскал их, так как не хотел, чтобы кто-то знал о гостье. Я так думал, но наверняка ошибся: они там были. И бедный эксперт Лаблас поплатился за это жизнью. Как, кстати, и его подруга некая Миранда. Фернандо приказал Лабласу молчать; он сам уничтожил следы присутствия вашей жены на квартире Санчеса. Едва я узнал, что любовником вашей жены является Санчес, многое для меня прояснилось. Так, например, зачем убийце убирать «пальчики»…

Я предположил — затем это подтвердилось — что вы в тот вечер были у Санчеса, и это совпало с посещением Санчеса вашей женой.

Полагаю, что главным исполнителем вашей воли, тем, кто постарался, чтобы все, что вы натворили, не было раскрыто, являлся капитан криминальной полиции Фернандо Сори. Он не только убрал Лабласа и Миранду, он убрал — и, я надеюсь, это докажу — Николаса Лопеса. Для того, чтобы мы все предыдущие убийства свалили на Эспиносу, ибо у того были свои счеты с Лопесом. Но могло быть и другое: Лопес знал нечто важное, и его убрали. Я корю себя, что выпустил Лопеса, хотя, думаю, что его достали бы и в камере. Не понимаю, почему Сори не убрал его раньше…

— Я не знаю никакого, как его, капитана Фернандо…

— Сори, — сеньор Перес, — подсказал Купер. — Я докажу, что знаете… Послушайте! Прошло несколько дней после гибели Николаса Лопеса, и ко мне явился один перепуганный насмерть человек. Он назвался, и попросил меня упрятать его за решетку, так как боялся, что его убьют. Каково было мое удивление, когда он заявил, что его убьют как Николаса Лопеса. «Вы знали Николаса Лопеса?» — спросил я. «Да, — ответил он, — и довольно близко. Узнав о его гибели, я сразу побежал к вам. Дело в том, что много лет назад я часто скитался в джунглях, ночевал месяцами в индейских деревнях, словом, я был, так сказать, другом краснокожих. Я привез много вещей, которыми пользуются индейцы. Среди них был страшный яд, которым они смачивают наконечники своих стрел. Яд этот очень токсичен, разлагаясь, не оставляет следов в организме. Сам не знаю, для чего я его взял. Так вот, я как-то рассказал об этом яде Николасу… А через некоторое время он попросил дать ему этот яд. Я дал, хотя понимаю, что не должен был делать этого. И вот теперь он убит. Возможно, он проговорился, кто дал ему этот яд, и теперь очередь за мной…»

Сеньор Перес, доказано, что этим ядом отравлен и ваш сын… К счастью, быстро было сделано вскрытие мальчика, и яд не успел разложиться. Знаете, из того, что я вам только что сказал, вовсе не вытекает, что Николас Лопес — убийца вашего сына. Хотя, надо признаться, он был основным подозреваемым. Я думаю, вы, сеньор Перес, знаете убийцу вашего сына, — Купер выложился и умолк.

Перес сидел как воды в рот набравши. Тогда Купер продолжил:

— Вот, сеньор Перес, как мне видится то, что произошло с вашем сыном. Принесли апельсиновый сок мальчику и вашей дочери Дорис. Сок в комнате вашего сына и в комнате дочери оказался нетронутым. Тем не менее, в желудке мальчика нашли сок и яд. Значит, мальчик все-таки пил сок. Да, пил, но почему сок в его комнате не тронут, и в нем нет яда? Вы скажете, что яд распался. Нет, он распадается только в организме. Что же получается? Кто-то отравил Джонни, вымыл стакан и налил снова сок. Тогда должны остаться отпечатки пальцев на стакане, если, разумеется, действовали не в перчатках. Тогда я подумал, что Фернандо Сори, который вел следствие, с помощью Лабласа или без него уничтожил следы преступления. И вдруг меня осенило: а что, если хотели отравить Дорис? И тут я подумал о вашей жене. И только я подумал о ней, как все встало на свои места. Вы знаете, как она ненавидела вашу дочь. Я полагаю, Лопес — кстати, тоже ее любовник — передает ей яд. Она заходит в комнату вашей дочери и подсыпает яд в апельсиновый сок, который принесла прислуга. Девушка в это время купается в бассейне. Ваша жена насыпает яд из флакона и уходит. Мальчик в это время носится по коридору, забегает в комнату к сестре и выпивает сок.

Затем в комнату заходит ваша жена, видит пустой стакан, вымывает его, снова наливает сок. Потом ваш сын умирает. На экспертизу, слава Богу, были взяты оба стакана. Как ни вымывала Шарлота стакан из комнаты Дорис, крошечные следы яда остались на нем, наряду с «пальчиками» вашей жены. Но следствие ведет Фернандо Сори; он докладывает вам о результатах экспертизы. Вы подозреваете вашу жену, ведь кто еще может покушаться на жизнь вашей дочери? Тайком вы снимаете ее отпечатки пальцев и передаете их Фернандо. Опечатки совпали, и это было для вас шоком. Вы шарите в доме и находите флакон с ядом. Все! Все для вас ясно. Это она отравила сына. Вообще, в этом деле много случайностей, нелепостей и, как ни странно, мало расчета.

Начнем с того, что ваша жена, решившись отравить Дорис, не предприняла ряд предосторожностей. Первое: она не выбросила или уничтожила флакон с ядом. Второе: не уничтожила отпечатки пальцев на стакане Дорис. Ее можно понять, если учитывать, что все подумают, что смерть девушки произошла от остановки сердца, то есть наступила по естественной причине. Самая главная ее ошибка, что она не подумала, что этот сок может выпить не Дорис, а кто-то другой.

Вы передаете найденный флакон с ядом опять-таки капитану Фернандо Сори. На нем Лаблас сеова находит отпечатки пальцев вашей жены. Тогда вы решаете отомстить жене за смерть сына. Вы насыпаете в пищу или воду яд, но не смертельную дозу, и даете вашей жене. Итог — паралич. Теперь о капитане Фернандо Сори. Он сделал все, чтобы свидетели замолчали. Он был очень осторожен, но в последний момент у него сдали нервы. Думаю, мне бы никогда не докопаться до сути дела, если бы не неожиданный подарок судьбы: авария, в которой гибнут Фернандо Сори и Фарух. Я не знаю и, наверное, никогда не узнаю, почему Фернандо сам сел за руль, когда решил убрать «мнимого свидетеля».

— Мнимого?! — воскликнул Перес.

— Да, я устроил ему западню. Тот человек, которого хотел убрать Фернандо, был мой товарищ. Можно сказать, это была ловля на живца. И опытнейший Фернандо клюнул на это. Вот, пожалуй, и все, — Купер замолчал.

Молчал и сенатор. Он неторопливо закурил сигарету, явно что-то обдумывая.

— Все это — ваши домыслы, инспектор, — сказал он спокойно и миролюбиво. — У вас ни одной стоящей улики. Ни один суд не признает меня виновным. У вас нет и не может быть доказательств моей вины. Вы можете говорить сколько угодно и что угодно, но это только слова. Слова, инспектор.

— Возможно. Но, думаю, у меня хватит доказательств вашей вины. Только одно меня смущает, одно занимает меня больше всего: гибель Дорис. Она явно выпадает из моей схемы. Кто мог ее убрать? Не парализованная же Шарлота. Она же в коме…

— Дорис? — произнес задумчиво Перес. За время беседы он впервые улыбнулся. — Это — единственное, что у меня осталось. Моя дочь жива!

— Что? — вырвалась у Купера. — Жива?

— Еще не зная истинных намерений моей жены — возможно, она заказала ее — я решил обезопасить дочь. Я нанял водителя, бывшего каскадера, и устроил аварию, в которой, как было задумано, чуть пострадал молодой человек Энрико Галло и осталась невредимой моя дочь. Мои люди из «скорой помощи» подобрали якобы смертельно травмированную дочь и Энрико. В больнице подобрали подходящий труп молодой женщины и похоронили. Вот так для всех «погибла» моя дочь.

Услышав это, Купер не мог скрыть изумления. Он почувствовал, что почти счастлив. Тем не менее он сказал:

— Сеньор Перес, после всего услышанного у вас может возникнуть желание предпринять против меня некие акции. Знайте, я постарался обезопасить себя. А теперь, до свидания, сеньор Перес, — он вышел, тщательно закрыв за собою дверь.

 

Глава 11

Энрико и Джино не ошиблись, полагая, что Хуан Шакал мог бы запросто их убить. Об этом сожалел сам Хуан. Он с трудом пробирался сквозь густые заросли и простить себе не мог, что не прикончил Энрико и Джино. До сих пор он не мог понять, почему не сделал этого. Возможно, он полагал, что эти двое никогда не выберутся из джунглей. Дебри Амазонки очень крепко держат своих пленников. Шакал решил, что выбраться из леса у них практически шансов нет.

«Однако мне идти не один день», — подумал он. Было не жарко, хотя день обещал быть знойным. Он прошел милю, две, и кустарник начал редеть. Стали попадаться огромные деревья, покрытые сероватой корой. Кроны их высоко поднимались над землей, и сквозь широченные листья желтели крупные плоды. Он подобрал некоторые из них, что валялись в траве. Они были вкусны, но в составе их явно присутствовали дубильные вещества.

Питаясь этими плодами, он шел до полудня. И все это время ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Что-то подсказывало ему, что кто-то следит за ним, оттого и было тревожно. А на небе в это время здесь и там появились облака, предвещая скорый ливень. Несмотря на это, стояла удушающая жара. Особенно досаждали кровожадные мошки. Впрочем, это мало волновало Хуана, который стремился вперед, и вряд ли кто мог остановить его. Тем более, что дорогу к селению он знал. Вскоре он вышел на открытое пространство, ровную местность, покрытую травой и редким кустарником. Потом начался топкий участок и, чтобы миновать его, Хуан углубился немного в лес и вышел на поляну. Здесь он передохнул и подумал о двух неудачниках, оставшихся в лесу.

«Конечно, джунгли их не отпустят. Я не добил вас, чтобы вы сдохли. Укус змеи или отравленная стрела для вас в самый раз, подонки. А я куплю, непременно куплю домик в Рио, на берегу океана. Я заслужил это», — подумал он и зашагал дальше.

Но день угасал и близился к концу, на небе появились багряные полоски. Жара начала спадать и потянул ветерок, и тут Хуан понял, что заблудился. Он решил остановиться на ночь, но передумал и пошел дальше. Тем временем почва стала влажной, и вскоре впереди сверкнула вода. Но это была не та река, по которой он ориентировался, а, скорее всего, незнакомое озеро или болото. Когда он понял, что увяз окончательно, страх сковал его мышцы. Он оглянулся назад и попробовал дотянуться до кустов, росших в нескольких футах от него. Но не тут-то было, ноги его еще глубже погрузились в грязь. Он снял ремень и, держа его за один конец, бросил к кустам, надеясь, что пряжка зацепится за ветку. Но напрасно, он погрузился в трясину по пояс. И тогда он закричал от отчаяния.

В тот же момент кусты затрещали, там определенно кто-то был.

— Эй, кто там? Помоги! — закричал Хуан, и голос его сорвался.

— Это я! — раздался голос, и Хуан подумал, что где-то слышал его.

Кусты раздвинулись, и показался человек. Он стоял на твердой почве, и, конечно, ему ничто не угрожало. Но не само появление человека шокировало Шакала, а то, кто был перед ним. Живой человек или посланец с того света пришел за ним?

— Ты… ты жив? — произнес он, чувствуя, что волосы поднялись дыбом.

— Да еще как жив! — засмеялся Джо Холидей. У него была борода и обнаженный торс, но спутать его с индейцем было нельзя.

— Ты думал, что прикончил меня тогда, в джунглях? — захохотал он. — Возможно, я бы и погиб, но Господь послал мне индейцев, и они выходили меня. Я поклялся найти тебя и отомстить, что я и сделаю.

— Я подонок! Подонок, потому что поступил с тобой так! Прости! Прости! Помоги мне!

Джон мог запросто сломать ветку и протянуть ее Хуану. Но он не делал этого.

— Спаси, не бери грех на душу! Спаси! У меня полные карманы бриллиантов — они твои! — Он вдруг вспомнил, как тот старик в самолете просил не убивать его.

— Нет! Ты сдохнешь здесь! Я не раз мог убить тебя, но Господь уготовил тебе другую участь. А что касается бриллиантов, то сгинь с ними. Я порвал с миром. Я не возвращусь в тот проклятый мир, полный алчности и фальши, где сатана правит бал. Среди индейцев я нашел настоящих друзей. И отныне среди них мой дом, — спокойно произнес Джон.

— Спаси! Спаси! — прохрипел Шакал, погружаясь в зловонную жижу, и вскоре голова его скрылась в болоте.

 

Глава 12

Совершенно измученные и голодные, Энрико и Джино вышли на поляну, поросшую высокой травой. Здесь и решили провести ночь. Но прежде надо было развести костер, чтобы отпугнуть непрошенных гостей, а также следовало всю ночь дежурить, сменяя друг друга. Это было суровое испытание для обоих, ибо они очень устали. Нашли несколько неизвестных плодов и, рискуя отравиться, отведали их. До сих пор они продвигались вдоль русла реки. Джунгли были, словно живой единый организмом, крайне агрессивно настроенный против них. Им казалось, что в кустах, за деревьями таится какой-то страшный зверь или индеец и вот-вот просвистит стрела.

Они с трудом разожгли костер и пламя, весело треща, несколько успокоило путников. Первым дежурил Энрико. Потом бывший солдат «армии» дона Винченцо смотрел в темноту, а Энрико спал. Джино подумал, как нелепо и трудно проходит его жизнь. Сколько он себя помнит, чувство тревоги не покидало его. С детства он воспитывался на улице — это была его среда обитания. Он вспоминал свою жизнь, и ему стало жаль себя.

«Для чего все это?» — подумал он. И тут сон мгновенно прошел. Он сунул руку в карман, в нем было полно камней. Как он забыл о них?

«Если я выберусь отсюда, часть камней принесу в дар Церкви», — решил он, и на душе его потеплело. Джино посмотрел на костер. Толстые сучья горели с треском, а вокруг была темень. Он подумал, что скоро придется разбудить Энрико: Джино с трудом сдерживался, чтобы не уснуть. А время было заполночь. Сквозь кроны деревьев проглядывали яркие звезды, и все вокруг дышало безмятежным покоем. Ни шороха. Но тревога не проходила. Джино, борясь со сном, вглядывался в темноту. Затем он разбудил Энрико, а сам спал до утра как убитый.

Утром они вновь отправились в путь, а к вечеру вышли к деревне.

Это была деревня Куано.