Гуапо нисколько не опечалился, не застав хозяина. Он знал, что может располагать жилищем друга, как своим собственным, может переночевать в нем, хотя бы хозяин и не возвратился. И он вошел. Так как индеец, хозяин хижины, не был женат, то жилище его, понятно, оставалось пустым, когда он уходил к своим стадам овец и альпак. Движимое имущество его состояло только из самой необходимой домашней утвари: двух глиняных горшков, в которых он варил свою пищу, в одном — суп, а в другом — маис; кружки для воды; нескольких тыкв, разрезанных поперек на различной высоте, так что одни, более глубокие, служили чашками, другие, помельче, — тарелками. Что же касается мебели, то вы никогда не найдете ее в хижине пастуха пуны. Два камня, положенные на небольшом расстоянии один от другого, составляли очаг, на котором индеец готовил пищу; топливом служил высушенный коровий помет, называемый такья; две грязные бараньи шкуры заменяли постель. Но на стене висел мешочек, и Гуапо с удовольствием увидел, что он наполнен маками — кореньями, возделываемыми в этих высоких местностях, где не растет ни кока, ни картофель; эти коренья составляют главную пищу бедных обитателей пуны. По величине они немного больше каштанов и напоминают их по вкусу, если те сварить в молоке. Высушенные на солнце коренья сохраняются более года. Индейцы варят из них суп и едят его с поджаренным маисом. Радость Гуапо удвоилась, когда он заметил на стене другой мешок с маисом.

— Мы не будем голодать эту ночь! — воскликнул он. — Если к остаткам нашего сушеного мяса прибавить все это, ужин выйдет прекрасный. — И Гуапо быстро вышел из хижины, чтобы рассказать всем о своей находке.

Было холодно, так как местность лежала очень высоко, поэтому донна Исидора с детьми вошла в хижину; Гуапо же и дон Пабло отправились поискать какого-нибудь топлива, чтобы развести огонь. Нигде не было видно ни малейшего кустика, поэтому начали собирать сухой навоз коров, который, как мы говорили, и представляет собой обычное топливо индейцев этих мест. Вдруг Гуапо быстро выпрямился с криком ужаса: послышался рев быка, а быки пуны считаются самыми свирепыми изо всех. С горящими глазами, опущенной головой и выставленными вперед рогами животное со всех ног бежало прямо на них.

В испанских владениях в Америке быки вообще отличаются большей дикостью и свирепостью, чем в каком бы то ни было другом месте земного шара. Именно из них выбирают животных для боев. И свирепость этой породы еще более усилилась оттого, что для ее размножения берут обычно быков, побывавших уже на арене и ярость которых, следовательно, доведена до высшей степени. К тому же вакеро, то есть испано-американские пастухи, обходятся так жестоко со своими стадами, что животные почти дичают; даже коровы часто бывают у них так опасны, что их пасут не иначе, как сидя на хорошей лошади. Впрочем, замечаются разные оттенки в степени свирепости быков этих стран; в льяносах Венесуэлы и пампасах Буэнос-Айреса они значительно менее злы, чем в пунах. Быки пуны самые ужасные; завидя человека, они всегда с яростью бросаются на него, и много пеших индейцев, застигнутых этими животными, пали жертвами трагической встречи.

Гуапо и дон Пабло не имели даже простой палки для защиты; они оставили свое оружие и ножи в хижине и были теперь слишком далеко от нее, чтобы можно было добежать туда раньше, чем бык настигнет их. Что было делать при такой опасности? Ярость животного, казалось, усиливалась с каждым скачком; рев его становился все ужаснее. Он был уже не более чем в тридцати шагах от дона Пабло, как вдруг внезапная мысль мелькнула одновременно в голове как Гуапо, так и его господина. Оба мгновенно сняли с себя пончо и, держа их наготове, как это делают матадоры, стояли неподвижно, ожидая, когда животное приблизится настолько, чтобы можно было накинуть пончо ему на голову. А потом, пока бык будет сбрасывать с себя плащ, надо было бежать как можно скорее к соседней скале и вскарабкаться на нее.

Дон Пабло, на которого летел бык, привлеченный, вероятно, более ярким цветом его пончо, выполнил свой маневр с замечательной ловкостью и без труда достиг скалы, вслед за ним прибежал и Гуапо. Но каков был ужас, когда, повернувшись к долине, дон Пабло увидел свою жену и детей. Они услышали крик Гуапо, вышли из хижины, чтобы узнать, в чем дело, и теперь были уже довольно далеко от нее. Увидя быка, донна Исидора с детьми бросилась к жилищу и успела добежать до двери. Но вход в хижину был так неудобен, что невозможно было пройти быстро.

— Боже, помоги им! — воскликнул дон Пабло.

Между тем еще более рассвирепевшее животное сбросило наконец с себя накинутое пончо и устремилось к женщине, которая в эту минуту старалась протолкнуть детей в хижину. Казалось, ничто не могло спасти ее. Но раздался топот быстро скачущей лошади, и дон Пабло увидел всадника, который размахивал над головой каким-то странным оружием. Оно состояло из трех ремней: одни концы их были связаны вместе, а к трем другим прикреплялись тяжелые шары. В ту же секунду ремни пролетели со свистом и, быстро кружась, обвились вокруг ног быка, который тотчас свалился на землю, тщетно стараясь высвободиться.

Всадник издал торжествующий крик, спрыгнул с лошади и, подбежав к упавшему животному, вонзил ему в горло свой нож. Струя крови брызнула из раны, и через несколько секунд бык лежал уже неподвижно.

Тогда человек спокойно распутал болас — ремни, охватившие ноги животного, и после этого направился к нашим путникам.