Глава 6
Рассказ юнги Джека
На берегу, под охраной Дарби, оставалось три мешка. Скоро носильщики отправятся в путь последний раз.
— Пришло время действовать. Я знаю, ты храбрый мальчик! — сказал мне Джон. — Мы с тобой вместе прошли и огонь, и воду, и я знаю, тебе можно доверять… План прост, но справишься ли ты, не струсишь?
Мистер Сильвер знал, чем задеть. Трусость — худший из пороков для кшатриев. Карма труса незавидна, никогда не достигнет нирваны, и в круге сансары обречён на низшие перерождения. Я же рождён, чтоб достичь мокши. А для этого нужно жить правильно, быть верным и храбрым, как учил меня мой дедушка. Он был брахманином, он знал, что говорит.
— Я справлюсь, сэр!
— Но ты понимаешь, что никто кроме нас двоих, не должен знать, что мы затеяли? Ты знаешь капитана… Он умеет заставить молить о смерти!
Я промолчал. Капитан вызывал во мне двоякие чувства. Пожалуй, как и в остальных. С одной стороны, все восхищались его силой, удачливостью. С другой — боялись непредсказуемости и резких перепадов его настроения. И жестокости. Хоть меня капитан никогда не обижал, всё же я очень боялся его, до дрожи в коленках.
Но, честно говоря, Сильвера я боялся не меньше. Он был добряком, но очень умным. Но я видел, что доброта его показная. Как красота змеиной чешуи. Дедушка Баларама говорил, что страшный тигр на равнине не так опасен, как тихая змея в траве. Такие люди, как сер Сильвер, похожи на змей — не знаешь, нападут или отступят. И бояться их нужно больше, чем иных, простых и прямых в своей наивности.
И этот сын кобры, в отличие от капитана, стоял рядом, опираясь на свой страшный костыль. Боялся ли я его сейчас? Ни капитан Флинт, ни мистер Сильвер не могли тягаться в жестокости с нашими кшатриями. Я видел столько страшных вещей, что белые казались котятами в сравнении с моими соплеменниками. Белые только убивали, раскручивая колесо сансары, тогда как мои сородичи заставляли нас жить в нищете и страдать, не надеясь на перемены. Ни в этой жизни, ни в следующей.
— Так что, мой мальчик? Может, откажешься? Такое не каждому по силам…
— Я справлюсь, мистер Джон. Я буду тих и незаметен, как мышь в трюме.
Сильвер улыбнулся, погладил меня по голове.
— Я рад, что не ошибся в тебе, Джек! Ты настоящий моряк и джентльмен удачи, и она тебя не покинет. Удача, Джек, такая госпожа, которая любит смелых и напористых, а ты из таких, не видать мне берега, Джек!
Имя моё не Джек. И я мечтал стать кшатрием, а не моряком. А джентльмены редко были друзьями бедным индусам. Но всё же я понял, что мистер Джон хотел меня похвалить. Это было приятно, хотя памятуя наставления дедушки, я не верил льстивым словам.
Одежду мы связали в узел, чтоб намокнув, она не тянула меня на дно. Сухая доска должна послужить мне опорой, улегшись за которую, я должен был проплыть сотню дханушей до берега.
Помолившись Ганеше, я спустился по канату, свисавшему в воду у борта, невидимого с берега. Всё прошло удачно. Луна еще не взошла, шум волн и скрип снастей скрывал все шорохи, издаваемые нами. Улегшись на свой плот, подгребая руками и подхваченный приливом, я через некоторое время оказался на берегу.
С огромными предосторожностями, с замирающим от любого шороха сердцем, я пробирался к северной излучине широкого ручья, месту высадки. Мокрый песок проваливался под босыми ногами, но в лес я заходить боялся. Всё крался по берегу, в любое мгновение рискуя наткнуться на тех, кого искал. Джон сказал мне, что на этом берегу нет ни тигров, ни волков, но всё равно было страшно. Я подходил к новому повороту берега, скрытому густой растительностью, как вдруг услышал голоса. Кто-то устало ругался, сопя под тяжелой ношей.
— Гром бы поразил того, кто заставляет честного моряка пахать тягловой лошадью!
Это был голос Джейкоба, я сразу узнал его по хриплой интонации и длинному, растянутому «Гроом».
— Иди и не пыхти, ирландский тролль, тобой ещё камни пахать можно! — Свет факела вдруг осветил берег и выбирающихся из кустов людей.
Старый, крепкий как дуб, Марк Хэмилл, казалось, совсем не устал и мог ещё подшучивать над товарищем. Следом вышли Кривой Генри, Ник и Пит.
Флинт ждал их на берегу. Я славил великого Вишну, что не дал мне сделать эти несколько шагов, остававшихся до места высадки. Иначе угодил бы прямо в объятия капитана.
Тайком проскальзывая от укрытия к укрытию, как охотник, я проследил за пиратами до самого тайного места. Они долго добирались, отдыхали поминутно от тяжёлой ноши. Мне не стоило труда следить за ними незаметно, выбирая удобную дорогу в зарослях и тенью проскальзывая через прогалины и полянки.
Выбрав укромный уголок в густом кустарнике, я затаился, чтоб дождаться рассвета. Я боялся заблудиться в темноте и сбиться с дороги на обратном пути.
Два факела были воткнуты по краям ямы, и в их колеблющемся свете я отлично видел происходящее. Насколько я понимал, принесли последний ящик, и опустили его в яму. Оставалось лишь ссыпать золото из мешков и приколотить крышку.
Я уж было собирался юркнуть в низину, к текущей с холма речушке, и добираться до берега, но что-то меня задержало. Хоть я увидел достаточно, смутное чувство того, что ещё не всё кончено, тревожило меня. Потому я решил посмотреть ещё пару минут. Лучше б я этого не делал, и держался подальше от того, что мне предстояло увидеть.
Чёрный Пит притащил большую бутыль с ромом. Флинт склонился над ямой:
— Вы славно поработали, джентльмены. Стоит выпить хорошего вина перед окончанием славного дела! — и он первый отпил из фляги…
Пираты прислонились перевести дух. Последний ящик был заколочен, оставалось лишь засыпать яму землёй. Как всегда по окончании тяжёлой работы, все возбуждённо загомонили в предчувствии скорого отдыха и выпивки.
Один за другим пираты прикладывались к горлышку, делая по несколько глотков. Как всегда, последним пришла очередь Пита, но он отчего-то не притронулся к бутыли.
Капитан Флинт вдруг выплюнул вино, которое держал во рту, и засмеялся смехом, от которого ноги держать переставали. Он хохотал, запрокинув голову, положив свободную руку на рукоять пистолета. Я приник к стволу, спина покрылась холодным потом. Казалось, Яма в преисподней услышал этот смех и сейчас явится на эту поляну, составить компанию своему безумному товарищу.
— Пей, и дьявол тебя доведет до конца! — в ночной тишине смех Флинта звучал еще ужасней.
Флинт приложился к маленькой фляжке, и, выпив половину, бросил остальное в яму.
— Это противоядие… Кто первый? Всем не хватит.
Старый Марк оказался самым сметливым. Пока остальные соображали, что к чему, он уже схватил фляжку и приник к ней губами. Но допить не успел, Вудс вырвал флягу. Тут до остальных дошло, что во фляжке скрыт единственный шанс к спасению, к самой жизни… Началась свалка. Марк в ней не участвовал, слишком мало у него было шансов против молодых, сильных матросов. Вместо этого он полез из ямы, зажав кирку и глядя прямо в глаза Флинта.
Пит ударил его по голове лопатой, и старик со стоном рухнул назад в яму.
Вудс тянул флягу ко рту, но Генри сдержал одной рукой его запястье, а другой схватил за горло, и стал душить.
Каким-то чудом, видимо, милостью Шивы, фляжка попала в руки Ника Аллардайса. Сперва он держался в стороне от свалки, но когда двое вцепившихся друг в друга упали, он всадил нож Гарри в спину. Гарри обернулся. Он попытался вытянуть нож, но лишь беспомощно шарил руками. Я не мог видеть его лица, но клянусь, что почувствовал его бессильную ярость. Ник трусливо жался к краю ямы, подальше от Генри, который от слабости и не в силах поверить, что умирает, рухнул на колени. Ник ударил его ногой, набросился и выхватил флягу из ослабевших пальцев умирающего. Мгновенно вылил остатки жидкости в свою глотку.
Умирающий Генри выдохнул последнее проклятье и затих, скрючившись на дне ямы. Рама победил могучего Равану. Хотя, рыжий Ник мало походил на славного героя.
Флинт заходился от смеха. Он вообще становился странно весёлым, когда доходило до кровопролития. Он походил на Куберу, смеющегося над смертными, стремящимися обречь богатство богов.
— Вот ослы, так ослы! Дети глупого мула, да! Ром не отравлен, глупцы! Сами как псы, готовы рвать друг другу глотки за глоток настойки… — он разразился новым приступом адского хохота. — Ник, товарищи будут тобой недовольны!
Ник Аллардайс стоял, разинув рот.
— Что смотришь, моржовая отрыжка, долой из ямы! Тебя не тронут. Будешь свидетелем перед командой, что эти свиньи упились до чёртиков и порезали друг друга. Что же касательно Генри… Пусть этот грех будет на твоей совести!
Пит, ухмыляясь, помог выбраться Нику. Тот стал, опустив голову, не в силах сдвинуться с места. Казалось, его сотрясают рыдания.
Флинт ударил его по лицу и указал на лопату. На пару с Питом Ник стал засыпать яму. Вместе с покойниками.
Вдруг Ник вскричал:
— Генри шевелится! Он живой, хвала небесам!
— Ну так что? Это ненадолго, ты ж ему, видать, печенку порезал. Хороните, пускай охраняют наши денежки, покуда мы за ними не вернемся. Славную я шутку сыграл, не так ли? Дураки поверили, но ты свидетель, Ник, нет на моих руках их крови.
Я наблюдал, как они заровняли яму и стали укладывать дёрн.
Флинт был очень хитрым… Насколько я мог разглядеть, землю из ямы при копании бросали не куда попало, а на расстеленный рядом старый парус. Теперь достаточно было ссыпать с него землю обратно в яму, и заложить порезанным заранее дёрном. Излишки земли, вытесненные объемом ящиков с золотом, моряки наверняка ещё днём забирали понемногу с собой и выбрасывали в ручей чуть ниже. Вода сносила землю, не оставляя следов.
Теперь яму можно было обнаружить, лишь подойдя к ней вплотную. К тому же объяснилось, почему каждый раз моряки несли золото новым маршрутом — за исключением узкого места у брода.
Забрав лопаты, все трое оставили поляну и вскоре исчезли из виду. Я еще долго не мог сдвинуться с места. Лишь когда погасли последние отблески факела и тьма с тишиной воцарились на поляне, страх оставаться наедине с мертвецами пересилил опасение попасть в руки к живым.
Спотыкаясь в темноте, я побрёл вслед ушедшим, и вскоре нагнал их на склоне холма. Свет факела освещал две фигуры, склонившиеся над третьей. Что произошло?
— Ник, старина, тебе плохо? — спрашивал Флинт. — Знаешь, Ник, вся шутка в том, что яд таки был… В маленькой фляжке! — и его смех вновь сотряс ночную тишину острова. Смех дьявола, радующегося новой пропащей душе.
Ник стонал и корчился от боли, а Флинт равнодушно смотрел на него, словно упиваясь его страданием. Пит молча ждал, отвернувшись. Вскоре Ник скрючился, как креветка, и затих.
— Вот и славно, вот и отмучился… — Флинт наклонился, светя факелом. — Ах, ты еще живой? Вон как глазки бегают, а шевельнуться никак? Не бойся, паралич не будет долгим, скоро помрешь. Да, помрёшь. — Голос Флинта был хриплым и странно возбуждённым. Мне подумалось, что он наслаждается мукой отравленного. — Страшно умирать? А ты не спеши, полежи, подумай о том, что ждёт твою душу. Кому она достанется после всех дел, что ты натворил, Ник. Кривой Генри уже поджидает тебя там, Ник, и он в ярости за то, что ты с ним сделал. Да, в страшной ярости! Он тоже не хотел умирать, но тебе ведь плевать, да? Ты ведь о себе думал.
Он низко склонился над лежащим, заглядывая прямо в глаза.
— И да, Ник, ты не против послужить мне после смерти, так сказать, напоминанием? А то память у меня никудышная, сам знаешь.
Пит по приказу капитана взял Ника за руки и оттянул повыше, к подножию небольшого деревца, где так и оставил, с руками вытянутыми над головой в направлении, откуда они пришли.
— Прощай, Ник, ты был честным товарищем… А стал замечательным компасом!
Он снова хрипло рассмеялся и отглотнул из фляги. Флинт всегда хохотал там, где другие содрогались от ужаса.
Я не смотрел в их сторону, отвернувшись и переводя дух. На моих глазах совершались ужасные злодеяния, и я не мог ничего поделать. Мысль, что души умерших где-то рядом, и глядят на меня, с укоризной или злобой из за своего бессилия, сводила с ума. Не повернут ли свой гнев они на меня, оказавшегося рядом?
Выждав, когда убийцы отойдут подальше, я выглянул из укрытия.
Тело Ника Аллардайса лежало на узкой тропе, не было возможности миновать его стороной.
Преодолевая страх, я приблизился к мертвецу. Попытавшись обойти его, вдруг с ужасом услышал сиплое дыхание. Сердце чуть не лопнуло от испуга. Проскочив мимо, я без оглядки бросился бежать вниз по склону, рискуя свернуть себе шею.
Луна скрылась за тучей. Стало темно. Ноги несли меня к бухте, все мысли растерялись, лишь одна крутилась в голове — «Скорее, подальше от этого страшного острова, полного мертвецов». И я бежал, задыхаясь, мчался к спасению, так, словно Индра гнался за мной в своей колеснице, метая молнии.
Плескали волны. Ночь отступала. В голове туман был гуще, чем вокруг. От слабости подкашивались ноги. Сердце рвалось из груди. Каким образом удалось вернуться на корабль, я не помню.
Наверное, сам Авалокитешвара вынес меня на руках и отдал моим товарищам на корабле.
