– Ах, вот и ты, Эдвина!

Она оглянулась.

– Джинни! Как мне приятно тебя видеть!

Следом за Джинни шла Дженел, размахивая, словно оружием, своим кружевным веером.

– Мы разыскиваем тебя по всему танцевальному залу, а ты прячешься от нас?

– Просто мне хотелось немного побыть в тишине, – объяснила Эдвина.

Дженел поправила свой лиловый тюрбан.

– Что? Потягивать шампанское, кушать омаров и принимать поздравления для тебя слишком утомительно?

– Ах, не обращай внимания на Дженел, – махнула рукой Джинни. – Просто она расстроилась из-за того, что здесь Бакстер.

– Понятно, – поморщилась Эдвина. – Ну и как ваш сын?

– Прекрасно, просто… прекрасно, – ответила Дженел раздраженно.

Джинни грустно покачала головой.

– Ты хочешь, чтобы мы ушли, Эдвина? Чтобы ты наконец побыла в тишине?

– Нет, что вы! Конечно же, нет. – Эдвина схватила подругу за руку. – Я очень рада вас видеть.

– Я же предупреждала тебя, – напомнила Дженел. – Какими бы качествами ни обладал мистер Дивейн, все будут рассматривать вашу помолвку как ужасный мезальянс. Ради всего святого, он – простолюдин с пустыми карманами, а ты – дочь графа!

– О, вы мне льстите! – За спиной Эдвины раздался насмешливый голос Прескотта, и Эдвина покраснела до корней волос.

Прескотт шел, неся в руках поднос с двумя стаканами лимонада. Остановившись перед дамами, он вежливо поклонился, ухитрившись не пролить ни капли.

– Добрый вечер, леди Энсли и леди Бланкетт. Вы обе выглядите сегодня просто замечательно.

Дженел показала веером в сторону танцевального зала, откуда доносились звуки котильона.

– Я говорила об их отношении.

– А твое? – не удержавшись, спокойно спросила Эдвина.

Шумно вздохнув, Дженел пожала плечами:

– А что я? Мне-то прекрасно известно, что все это не по-настоящему.

– Тише! – шикнула на нее Джинни, с опаской озираясь по сторонам. – Нас могут услышать.

Эдвина взяла протянутый ей Прескоттом стакан и стала потягивать тепловатый лимонад.

– Насколько я понимаю, все идет по плану? – шепотом спросила Джинни.

– Я просмотрела по меньшей мере пятьдесят пар обуви. Но именно ту пару, которая нам нужна, так и не нашла до сих пор. – Эдвина поджала губы. – Мне срочно нужно придумать какую-то новую уловку. Иначе люди подумают, что я стала страшно неуклюжей: уже раз тридцать за этот вечер роняла носовой платок и веер.

Джинни повела бровью и поинтересовалась:

– А как твои поклонники? Не мешают тебе?

Эдвина улыбнулась:

– Мои поклонники ретировались. А значит, хотя бы в этом отношении мой расчет оправдался: мы с Прескоттом заставили всех поверить, что обручены.

– А как дела у вас, мистер Дивейн? – осведомилась Дженел. – Вы уже вдоволь наслушались оскорблений?

– О, не волнуйтесь за меня, леди Бланкетт. Я и не то смогу выдержать.

Джинни недоуменно взглянула на подругу:

– Оскорблений?

Прескотт невозмутимо пожал плечами и объяснил, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся:

– Ну, о том, что я охотник за богатым приданым и все в этом роде…

Эдвина поморщилась:

– О, мне так жаль, Прескотт, что вам пришлось выслушивать всякий вздор!

Однако Прескотта, напротив, все это только веселило. Озорно улыбнувшись, он успокоил Эдвину:

– Ну что вы! Не стоит мне сочувствовать. На самом деле мне очень интересно наблюдать за происходящим. Больше всего меня забавляют люди, которые пока не решили, как ко мне относиться. Они просто кивают и шарахаются от меня как от прокаженного.

Эдвина хитро прищурилась:

– Готова побиться об заклад, что в детстве вы не были пай-мальчиком.

– Вы угадали. Я был настоящим сорвиголовой и обожал всяческие проделки. – Прескотт и Эдвина, улыбаясь, смотрели друг на друга.

Дженел, нахмурившись, указала веером на Эдвину:

– Вижу, исполняя роль невесты мистера Дивейна, ты быстро освоилась. Хотя чему тут удивляться?

Джинни схватилась за голову:

– Да замолчишь ты наконец? Нас могут услышать!

– Не надо так нервничать. – Дженел одернула рукав платья. – Никто ничего не услышит. А если и услышит, то что из этого? Все равно никто не поверит – слишком уж это нелепо!

Джинни вздохнула:

– О, ради Бога, прошу тебя, перестань!

Прескотт приблизился к Дженел и сказал заговорщически:

– Как захватывающе, правда? Мы единственные, кто знает правду.

Дженел кивнула:

– Это и в самом деле приятно. Это дает какое-то чувство превосходства над всеми…

– В таком случае мы же не хотим испортить себе удовольствие?

Дженел вынуждена была согласиться:

– Разумеется, нет.

«Тогда держи язык за зубами», – подумала Эдвина. Раньше она бросила бы эти слова Дженел в лицо и сейчас не могла не удивляться произошедшим с ней переменам.

– Черт возьми, вот вы где! – раздался мужской голос. Все четверо разом повернули головы и посмотрели на стеклянную дверь в сад.

– Генри! – воскликнула Эдвина.

К ним приближался ее двоюродный брат. Лицо у него было чернее тучи.

– Ради всего святого, скажи мне, что это неправда! Этот алчный охотник за богатыми невестами не посмеет сломать тебе жизнь!

– О, мне кажется, нам пора удалиться в дамскую комнату, – заявила Джинни, хватая Дженел за руку. – Пойдем, дорогая.

Дженел отмахнулась.

– Можешь идти. А я буду ждать тебя здесь, на этом самом месте.

– Но мне нужна твоя помощь. У меня болит нога, и мне трудно одной пробираться сквозь толпу.

Джинни тянула Дженел за руку. Дженел неохотно, с выражением крайнего разочарования на лице, позволила подруге увести себя прочь.

– Ну вот, на самом интересном месте…

Эдвина нервничала, готовясь к неприятному разговору с кузеном. Одно дело – водить за нос своих знакомых, и совсем другое – обманывать Генри. Но ни при каких обстоятельствах он не услышит от нее правду. Ничего сколько-нибудь похожего на правду. Несмотря на искреннюю привязанность к брату, Эдвина сознавала, что Генри обладает вспыльчивым нравом и склонен к опрометчивым поступкам и суждениям. А вот способностями к дипломатии, напротив, похвастать не может.

Стараясь скрыть волнение, Эдвина пододвинулась к Прескотту.

– Мистер Дивейн, разрешите представить вам моего кузена, мистера Бланчарда. Генри, это мистер Прескотт Дивейн, мой… жених.

Лицо Генри сначала побледнело, а затем побагровело от ярости.

– Он же проклятый волокита, Эдвина!

Эдвина старалась держать себя в руках.

– Знаю, ты говоришь так, потому что желаешь мне добра, Генри. Но прошу тебя не оскорблять моего жениха.

Он сокрушенно качал головой.

– Эдвина, если бы ты послушалась меня и вышла замуж за виконта Белвуда, ты бы не оказалась в столь незавидном положении!

Эдвина прищурилась. Ее лицо приняло то решительное и упрямое выражение, которое стало уже хорошо знакомо Прескотту.

– Повторяю тебе в сотый раз, Генри: у меня нет ни малейшего желания выходить замуж за виконта Белвуда…

– Ты сама не знаешь, во что ввязываешься, Эдвина!

Эдвина положила руку на плечо кузену.

– Генри, – проговорила она твердо. – Я уже давно не школьница. Уж кому-кому, а тебе должно быть известно, что я в состоянии думать своей головой.

– Но…

– Хватит, Генри. Если я выбрала мистера Дивейна, значит, я сделала это обдуманно, взвесив все «за» и «против». Оценив его как своего потенциального партнера, я пришла к выводу, что стать его невестой – в моих интересах. Я признательна тебе за твою заботу, но желаю, чтобы ты больше доверял моему суждению.

Спокойные слова Эдвины пришлись по душе Прескотту.

Чего нельзя было сказать о кузене Генри. Его лицо покрылось красными пятнами, он то сжимал, то разжимал кулаки. Своей наружностью двоюродный брат Эдвины напоминал германца: у него были светло-голубые глаза, светлая кожа и белокурые волосы, постриженные коротко, на греческий манер. Для Генри была также характерна чисто немецкая педантичность. В его облике нельзя было найти никакого намека на нудную напыщенность, свойственную английским джентльменам.

Через мгновение Генри вскинул голову и кивнул в знак согласия:

– Как тебе будет угодно.

Очевидно, Генри уважал Эдвину. И Прескотт не мог не отдать должное его здравомыслию.

Одарив Генри благодарным взглядом, который способен был растопить и каменное сердце, Эдвина повернулась к Прескотту:

– Итак, еще раз, мистер Дивейн, познакомьтесь с моим двоюродным братом, мистером Бланчардом. Генри, это мистер Дивейн, мой жених.

Прескотт вежливо кивнул Бланчарду, решив воздержаться от рукопожатия. Хотя раз выяснилось, что Эдвина привязана к своему кузену, Прескотт будет стараться относиться к нему с должным почтением. Если только Генри сам своим поведением все не испортит.

– Как продвигаются наши дела в Кембридже, Генри? – поинтересовалась Эдвина, очевидно, пытаясь сменить тему. – Все идет так, как мы планировали?

– Разве сейчас уместно обсуждать дела, Эдвина? – сказал Генри, которому было неловко от вопросов Эдвины.

– Я не стыжусь своего участия в деловых предприятиях. А ты стыдишься?

Генри, видимо, стало еще больше не по себе.

– Нет, что ты. Разумеется, нет.

– Ну и как, сделка совершилась? – спросила Эдвина, не скрывая своего нетерпения. – Мы получили землю в собственность?

«Мы»! Значит, Эдвина и Генри вместе занимаются куплей-продажей земли. Они партнеры по бизнесу. А может, ее кузен рассчитывает на нечто большее? Нет – учитывая, что он хотел, чтобы она вышла замуж за Белвуда.

Генри понурил голову и тяжело вздохнул:

– Все пропало. Полетело псу под хвост.

– Ах! – Эдвина постаралась не показать виду, что расстроена этой новостью. Но Прескотт видел, что она ожидала совсем другого ответа. – Но договор был у нас почти в кармане! Что именно там произошло?

Бланчард скрестил руки на груди и повел плечом.

– Что я им ни говорил – все не так. Они с самого начала приняли меня в штыки. – Генри поморщился от досады и скривил губы. – Как такое могло случиться? Мы же столько времени успешно вели с ними переписку! Казалось, что все на мази. – Бланчард с недовольной миной покачал головой. – Я уверен, что тот самый парень – Линер – имел на меня зуб. Как только я приехал, он предложил пойти с ними в таверну. Наверняка они хотели подпоить меня, чтобы вывести из игры.

– О Господи, Генри! – раздраженно воскликнула Эдвина. – Неужели ты отказался пойти с ними в таверну?

– Разумеется. Я пришел туда по делу, а не для того, чтобы напиться и веселиться с людьми, стоящими ниже меня на социальной лестнице. – При этих словах кузен Эдвины мрачно взглянул в сторону Прескотта.

– Генри, следи за тем, что говоришь, – предупредила Эдвина.

Увидев расстроенное лицо Эдвины, ее кузен воскликнул:

– Только, пожалуйста, не пытайся убедить меня в том, что эти люди пошли на попятную и не заключили со мной соглашение из-за того, что я не захотел вместе с ними пьянствовать! Это вздор чистейшей воды!

Эдвина посмотрела на Прескотта, ища у него поддержки. Отвернувшись и глядя в сторону, на залитый лунным светом сад, Прескотт невозмутимо заметил:

– Есть такие люди, которые не продадут тебе и тощей хромоногой кобылы, покаты с ними не выпьешь. Это неписаное правило. Совместная выпивка рассматривается как проявление взаимного уважения и доверия между сторонами.

– Проявление уважения? – презрительно фыркнул Бланчард. – Какое все это имеет отношение к делу? – Он поднял вверх указательный палец. – Самое главное, от чего зависит совершение сделки, выгодно ли это сторонам в финансовом плане. Если выгодно, то договор заключается. Если нет – сделка не состоится. Уважение здесь ни причем.

Эдвина продолжала расспросы:

– Ты не выяснил, имелись ли у них другие покупатели, Генри?

– Мы были единственными претендентами на эту землю. Что делает их решение еще более нелепым.

– В таком случае, возможно, еще не все потеряно… – Эдвина задумалась, кусая губы.

– Ты знаешь, Эдвина, чем больше я размышляю над этим, тем больше склоняюсь к мнению, что мы вполне сможем обойтись и без этой земли, – заявил Бланчард. – Я понимаю: ты очень долго вынашивала свои планы. Но не слишком ли это крупное вложение капитала?

– Да. Но прибыль от этого вложения ожидалась немалая. Очень немалая, Генри, – решительно возразила Эдвина. – Не говоря уже о том, что мы принесли бы огромную пользу обществу. Кембридж – место перспективное, стремительно развивающееся. Нужда в жилищном строительстве там огромна. Этот проект полезен для всех. А больше всего – для нас с тобой. – Эдвина отвернулась, стараясь не показывать, как сильно она расстроена. – Давай продолжим этот разговор завтра. Когда у нас будет время все тщательно взвесить и наметить новые шаги.

Бледные щеки Бланчарда вспыхнули. Указывая пальцем на Прескотта, он заявил:

– Я предпочел бы поговорить с тобой о том, как ты… – он замешкался, подыскивая нужное слово, – докатилась до того, что связалась с этим…

– Генри… – с угрозой в голосе проговорила Эдвина.

Бланчард снова скрестил руки на груди – видимо, это была его любимая поза.

– А что такого? Он явно не нашего круга! Так что вопрос резонный.

– Я сама выбрала мистера Дивейна, – заявила Эдвина решительным тоном, – придя к выводу, что мне пора выйти замуж во второй раз. Мистер Дивейн – достойный человек с прекрасным характером…

– Ты предпочла его? – спросил Бланчард потрясение – Если тебе так приспичило снова выскочить замуж, я готов был бы сам на тебе жениться.

От улыбки, которой одарила его Эдвина, повеяло холодом.

– Как это мило с твоей стороны, Генри.

– И это все, что ты можешь мне сказать?.. – ахнул Бланчард. У него был такой жалкий вид, что Прескотт от души посочувствовал ему.

– Что бы ты там ни говорил, я выбрала именно мистера Дивейна. В нем есть нечто большее, чем внешний лоск и показная мишура. Он надежен и обладает здравомыслием.

Прескотт с удовольствием слушал, как Эдвина защищает его перед кузеном. И что Прескотта особенно порадовало: она говорила не о его природном обаянии и умении красиво танцевать, что обычно привлекало к нему остальных женщин. Эдвина оценила качества его ума и благородство его характера. Как приятно, когда о тебе так отзываются! Пусть даже это всего-навсего искусная игра – и ничего больше…

– Кроме того, – невозмутимо продолжала Эдвина, – мистер Дивейн хорошо ко мне относится, и я признательна ему за заботу и внимание. Он человек прекрасной души – добрый и отзывчивый, верный и порядочный. В чем ты сам сможешь убедиться, как только познакомишься с ним поближе.

– Познакомлюсь поближе? – У Бланчарда был такой вид, как будто его, того и гляди, хватит апоплексический удар.

– Не мне тебе говорить, какой вред могут нанести репутации злые языки. Надеюсь, свое мнение о мистере Дивейне ты будешь основывать не на слухах и сплетнях, а предоставишь ему возможность доказать тебе, что за человек он на самом деле.

Черт возьми, плутовка Эдвина хорошо вошла в роль! Эти ее слова прозвучали так искренне, что Прескотт сам начал верить тому, что Эдвина так высоко его ценит. Это даже немного пугало Прескотта… Но в то же время в его душе что-то шевельнулось.

– А о своем отце ты подумала? – не унимался Бланчард. – Когда он обо всем узнает, у него будет разрыв сердца. Он и без того волнуется за тебя, беспокоится из-за твоего общества «синих чулок», намеренных спасти мир. – Театральным жестом схватившись за голову, Бланчард заявил: – Увольте меня! Я не скажу графу ни слова. Он застрелит любого, кто принесет ему эти ужасные вести.

– Своего отца я беру на себя.

– Смотри, Эдвина. Будь осторожна, – погрозил ей пальцем Бланчард. – Одно дело – противоречить графу Вуттон-Баррету за глаза. Но бросить ему вызов в лицо намного труднее. Сама знаешь, когда старик хочет кому-то навязать свою волю, сопротивляться бесполезно.

– Спасибо тебе за заботу, кузен. Но я думаю, что на самом деле мне абсолютно не о чем беспокоиться, – заявила Эдвина, однако тревога в глазах и весь ее вид свидетельствовали об обратном. Ее губы были плотно сжаты, брови насуплены. Сердце переполняли дурные предчувствия. Чтобы скрыть волнение, Эдвина с такой силой вцепилась в свой веер, что у нее задрожала рука.

– Я заеду к тебе завтра, дорогая кузина, – сообщил Бланчард, – и мы продолжим разговор.

Уходя, Генри метнул в сторону Прескотта выразительный взгляд.

Когда стук его каблуков по каменной веранде затих, Эдвина повернулась к Прескотту:

– Извините, что мой кузен так отвратительно вел себя с вами.

– О, не стоит извиняться. – Прескотт с опаской посмотрел на стеклянные двери веранды. – Мне почему-то начинает казаться, что на сегодня мне достаточно сердечных поздравлений от ваших родственников и знакомых.

– Вижу, ваша обычная маска снова на прежнем месте. Наблюдательность Эдвины удивила Прескотта.

– Да, наверное, вы правы.

Эдвина вздохнула.

– Едва ли я могу вас укорять за эту маску. В какой-то мере я даже немного завидую, что вам удается так хорошо скрывать ваши чувства. Однако думаю, что это дается нелегко. Должно быть, вы одиноки.

– С этим свыкаешься, – солгал Прескотт.

– Я бы, наверное, так не смогла. У меня бы не хватило терпения.

Он вскинул голову:

– Для этого требуется не терпение, а изрядная доля высокомерия. Я не всякому дозволяю видеть мое настоящее лицо.