Гатун Макнамара, ставший президентом Кристобаля по праву совершенной им революции, должно быть, имел среди предков ирландца. Он представлял собой типичную картину ирландского громилы с двумя огромными кулаками, выкрикивающего свои доводы и отказывающегося слушать оппонентов. У него было мало шотландской хитрости и ловкости. Когда он что-либо хотел, он говорил об этом прямо и сопровождал свою речь стуком кулака по столу.
В молодости он был ростом более шести футов, но со временем годы легли тяжким грузом ему на плечи.
Когда-то и шевелюра его была словно копна черной соломы, теперь и она побелела. Но брови его были словно две черные волны, путешествующие по лбу в зависимости от настроения.
Сейчас брови президента поднялись почти к самой линии волос, выражая глубокое удивление тем, что кто-то может быть таким непонятливым.
- Меня неправильно информировали? - спросил он, говоря на английском лучше многих янки. - То, что я прочел, то, что я слышал, все это, как вы называете это, липа? А может быть, вы мне просто, как говорят, лапшу на уши вешаете?
- Я не обманываю вас, - сказал Док. - Я говорю - нет.
- Ба! - Гатун Макнамара смог сказать "Ба!" так, что его услышал бы любой.
Они находились в президентском особняке, в комнате для приемов. Это, без сомнения, была наиболее шикарная комната во дворце. Она была более помпезна, чем Зеркальный зал Версальского дворца, если даже некоторые из зеркал имели вместо позолоченной, как в Версале рамы, раму, сделанную из чистейшего золота.
Стол Гатуна Макнамары, сделанный из куска красного дерева, занимал дальний конец комнаты, дальний от двери, через которую входили посетители. Как и Муссолини, старый Гатун Макнамара умел держать других на расстоянии, и посетитель должен был проделать длинный путь, прежде чем подойти к его столу.
- Ба! - сказал Гатун Макнамара опять. - Мне говорили, что вы тот человек, который помогает задерживать и наказывать злоумышленников, отправляясь за ними куда бы ни было.
- Да, что-то вроде этого, - ответил Док.
- Ну...
- Но я не нанимаюсь вести войны, - прервал его Док. - Вы хотели бы воспользоваться моими знаниями и навыками, которые я мог бы использовать против вашего врага, Испаньолы.
Гатун Макнамара закивал, услышав слова, выражавшие его мысль.
- Я думал, что у вас есть какие-нибудь бациллы, - объяснил президент, - чтобы устроить эпидемию среди этих проклятых испаньолцев. Мы, конечно, их вылечим потом, когда они сдадутся нам.
- Нет.
- Это что? Против ваших принципов?
- Именно так.
Гатун Макнамара со всей силы грохнул по столу кулаком, угрожающе посмотрел на Дока и прогрохотал:
- Мы можем подыскать методы, которые сделали бы вас более сговорчивым.
- Для этого вы меня и арестовали? Вы зря тратите время.
Старый Гатун Макнамара повернулся к секретарю и закричал:
- Этот бронзовый столб имеет пятерых ассистентов! Отправляйтесь в Нью-Йорк и захватите их! Используем их как заложников, чтобы сделать более сговорчивым этого кретина!
Док сухо заметил:
- Кое-кто об этом уже позаботился раньше.
- М-м?
- Четверо моих помощников уже захвачены и находятся где-то под арестом.
- Где?
- В этом и есть вопрос.
Гатун Макнамара потерял последние остатки терпения и заорал:
- Заприте его опять, и пусть хорошенько все обдумает!
Ван Йелку тоже пришлось иметь аудиенцию у кристобальского громилы, и после трех безуспешных попыток заговорить ему просто пришлось с достоинством молчать. Достоинство - это наиболее сильная черта ван Йелка, и ему удалось вернуть себе его в достаточной мере.
Камера, в которой они были заперты, была современна, сделана из бетона, с электрическим освещением, со стальной дверью и полностью обшитым железом замком. И все это имело дистанционное управление.
Дверь за ними захлопнулась, замок проскрипел, и они оказались в одиночестве. Не было слышно ни звука.
- Вы идиот из идиотов! - сказал ван Йелк. - Мы здесь сгнием заживо.
Док посмотрел по сторонам и произнес:
- Этот погребок более комфортабельный, чем тот, в Испаньоле.
- Вы могли бы пообещать ему помощь, а затем сбежать при первой возможности.
- Человек не может разбрасываться обещаниями.
- О, черт! Не будьте же ребенком!
Ван Йелк прошел по камере, повалился на койку.
Через некоторое время он прорычал:
- Я жалею, что обратился к вам за помощью! Прекрасную же услугу вы мне оказали!
Он повернулся лицом к стене.
Док Сэвидж, казалось, не обратил внимания на замечания своего товарища по камере. Он исследовал дверь и решетку и пришел к заключению, что они достаточно прочны. Вряд ли напильником возьмешь тот тип стали, из которого была сделана решетка, да и автоген едва ли помог бы.
Через десять минут замок двери заскрипел, и дверь открылась. Санда вошла в комнату и кивком подозвала их.
- Я не вижу никакого смысла ждать. Давайте-ка побыстрей отсюда, сказала она.
Ван Йелк с великой поспешностью вскочил с койки.
Он подбежал к двери камеры и прокричал:
- Как? Каким образом мы отсюда выберемся?
- Успокойся, миллионер, - посоветовала ему Санда. - Путь свободен. Я отослала охранника прочь... дав ему достаточно денег за хлопоты.
Она повела их по коридору, через какие-то комнаты, к яркому послеполуденному свету. Девушка шла быстро, и оба мужчины старались не отставать. Но когда они почти вышли на свет, старый Гатун Макнамара вырос у них перед носом. В руках у него был большой черный пистолет, кулак напрягся и побелел. Он спокойным голосом сказал:
- Вам следовало бы сказать об этом.
Макнамара стоял и хмуро глядел на них. Верхняя губа поднялась так, что был виден ряд зубов. Черные волны бровей собрались у переносицы, но ствол не дрогнул.
Затем он отвел оружие в сторону.
- Извините, что навел на вас оружие, - сказал он. - Я опасался, что вы броситесь на меня и сделаете что-нибудь решительное, прежде чем я успею вам объяснить...
- Объяснить что? - спросил его Док.
- В вашей камере вделан микрофон, - сказал старик Макнамара, - и я слышал все, что вы сказали этому парню. - Он посмотрел на ван Йелка, и его брови неприятно дернулись. - О человеке и о его обещаниях. Мне понравилось это.
Санда заулыбалась. Она сказала:
- Пап, я теперь понимаю, почему почти все твои политические враги отправляются рано или поздно в психушки: ты непредсказуем.
- Ерунда, я весь как на ладони, - сказал Макнамара и ухмыльнулся.
Док спросил:
- Так что же будет с нами? Нас снова запрут?
Макнамара покачал головой:
- Вы свободны, как птицы, хотя, по правде говоря, я не вижу ничего свободного ни в птицах, ни в том образе жизни, который они ведут, впрочем, это к делу не относится. А дело в том, что вы можете идти.
Он достал ручку и бумагу, развернулся и приложил ее к стене. Несколько минут он писал и в конце красивым росчерком поставил свою подпись.
- Это, - он протянул бумагу, - мандат, который предоставляет вам аэроплан, который вы выберете. Этот мандат действителен до тех пор, пока он у вас в руках. Ни один кристобальский солдат не может побеспокоить вас. И, наверно, по этой же причине испаньолский солдат расстреляет вас сразу же, как увидит его.
Док взял бумагу и спокойно поблагодарил.
Старый Гатун Макнамара протянул свою руку:
- Я хотел бы извиниться, - сказал он, - за то, что угрожал вам. Я много слышал о вас и надеюсь, что это все правда, и я хотел, чтобы вы приняли нашу сторону в этой войне. Ситуация становится довольно безнадежной.
- Как долго Кристобаль еще продержится против Испаньолы? - спросил Док.
- Какой, к черту, долго! - Макнамара стукнул кулаком по стене и выругался. - Это позор. Год назад я бы ни за что не поверил в это. Год назад десять Испаньол не смогли бы разбить Кристобаль. Но сейчас у них самая современная военная техника. Танки, пушки, самолеты, газ. В их армии иностранные наемники. Лучшие военные умы мира, если мои сведения верны, руководят их операциями. Они загнали нас в угол.
- Помощь из-за границы?
- Конечно, да еще какая!
- Каким образом?
- Понятия не имею. Это необъяснимо. У Кристобаля нет никаких минеральных ресурсов, достойных упоминания. По крайней мере не больше, чем у других наших соседей.
- У вас есть климат.
- А-а? Какого черта? Что с ним делать? Войны не ведут, чтобы захватить климат.
- В мире нет более райского уголка.
- Да, но мы, кажется, потеряем его, если нас не спасет чудо. Но такова наша доля. - Президент Кристобаля протянул снова руку. - Всего хорошего. До свидания. Если передумаете, дайте мне знать.
- Насчет помощи вам?
- Да.
Док сказал:
- Я не удивлюсь, если окажется, что мы сражаемся с одним и тем же врагом.
Пять минут спустя после того, как Док не объяснил ничего по поводу их общего врага, старый Гатун Макнамара был в состоянии, которое лучше всего описывается словами "рвать и метать". Уткнув руки в боки, он стоял и смотрел вослед удаляющимся, грохоча:
- Ничего себе фразочка! Сказать такое и не объяснить. Нет, я должен его снова запереть!
Санда сказала:
- Вы бы слышали, как он ругается по-настоящему. Я никогда не забуду, как бык погнался за ним, когда он сидел в президентской ложе во время корриды. Он ругался по-американски. Он говорит, что это самый приспособленный для этой цели язык. Я пойду с вами в аэропорт.
Они шли по улицам, то и дело показывая мандат часовым, до тех пор пока не оказались на достаточно большом расстоянии от дворца, где уже не было часовых. Санда коснулась руки Дока.
- Да? - Он посмотрел на нее.
- Вы заметили, что он не упоминал моего брата, Хуана? Он даже не спросил о нем. Вы знаете почему?
- Почему?
- Он боится, что брат разбился, - спокойно сказала Санда. - Он мне это сказал. Он очень гордится, что хоть и стар, но все же стойкий. Он боится говорить о Доне. Я рассказала ему все, что мы узнали.
Они добрались до аэропорта, и еще раз им пришлось показать мандат. Он действовал безотказно. Аэроплан, который они угнали в Испаньоле, стоял, выведенный из ангара, и длинный шланг был подсоединен к горловине топливного бака для заправки.
- Куда вы направляетесь? - спросила Санда.
- Искать вашего брата, моих четырех друзей и остальных, - сказал ей Док.
Она благодарно кивнула:
- Это то, на что я надеялась.
- Нам не нужно оружие? - спросил ван Йелк.
- Я позабочусь об этом, - сказал Док и ушел. Он вернулся назад с двумя автоматическими пистолетами и сумками с патронами.
- Это должно нам помочь, - сказал он, передавая один пистолет ван Йелку.
Заправочная команда закончила свою работу. Длинный шланг был свернут и положен в бухту. Аэроплан выкатили на взлетную полосу. Механик поднялся в кабину и запустил двигатель. Обслуживающий персонал попрощался и ушел.
Санда стояла вблизи аэроплана. Она протянула руку и сказала:
- Я надеюсь, все будет хорошо, хоть я и не вижу, как это может быть. У вас нет никакой зацепки.
Ван Йелк, на поясе которого висел пистолет, взял его в руки и, держа его близко к телу, чтобы никто из обслуживающего персонала на поле не мог его видеть, направил черное дуло на Дока и Санду.
- В кабину, - сказал он, - если вы не желаете себе зла. Оба!
В его голосе слышались неприятные нотки.