Путешествие в тропики

Родин Леонид Ефимович

БОГАТСТВО И НУЖДА

 

 

Страна золотых плодов

В начале июня в Рио стали съезжаться все участники советской экспедиции. Каждый привозил уйму материалов и впечатлений, каждому было о чем рассказать.

Пришло известие, что «Грибоедов» снялся с якоря в бухте Баие и следует в Ангра-дос-Рейс, чтобы забрать имущество астрономической группы, уже доставленное из Араша.

Оказалось, что участники экспедиции, оставшиеся на борту «Грибоедова», наблюдали затмение при безоблачном небе. А предполагалось, что именно в Баие ничего не удастся увидеть. По многолетним данным, в Баие в мае бывает 27–28 дождливых дней и только 3 ясных. Подобно тому, как в Араша затмение пришлось на один из очень немногих пасмурных майских дней, в Баие природа «приурочила» к затмению один из трех ясных дней. Действительно, с момента прибытия «Грибоедова» в бухту Баия и до самого дня затмения, 20 мая, шли непрерывные дожди.

Основной задачей корабельной группы ученых было проведение наблюдений над радиоизлучением Солнца. Ученые вели эти наблюдения с помощью особой антенны, улавливающей радиоволны, излучаемые Солнцем.

Возвратились на самолете из Сан-Пауло Борис Константинович Шишкин и руководитель нашей экспедиции — Александр Александрович Михайлов. По приглашению Комитета советско-бразильской дружбы, они выступали там с докладами о советской ботанической науке и о достижениях советской астрономии.

Бразильская интеллигенция впервые услышала от наших ученых об успехах науки в Советском Союзе. Впервые узнали бразильцы и о тех варварских разрушениях, которые причинили немецко-фашистские захватчики Пулковской обсерватории и Ленинградскому ботаническому саду — всемирно известным крупнейшим научным учреждениям.

Бразильские ученые узнали об огромном размахе научно-исследовательской деятельности в нашей стране. Многие передовые бразильские ученые в печати и устно восхищались тем вниманием, которое в нашей стране оказывается науке. Наша экспедиция на «Грибоедове» была тому неоспоримым свидетельством. В то время как советское правительство снарядило большую экспедицию за океан, выделив для этого специальный корабль, бразильские астрономы совсем не получили средств, чтобы наблюдать солнечное затмение.

Борис Константинович совершил интересную экскурсию. В окрестностях города Сантос он познакомился с флорой морского побережья. Он посетил также рестингу. Так называют здесь полосу океанского побережья, покрытую песчаными дюнами, где развивается очень своеобразная растительность. В рестинге произрастает карликовая пальма гурири (Diplothemium maritimum). Здесь можно увидеть оригинальный кактус, носящий название — «монашеская голова» (Melocactus violaceus), дерево кажоэйро, дающее уже знакомые нам замечательные плоды кажу, и многие другие растения, которые нигде больше не встречаются.

Сергей Васильевич Юзепчук доставил из Бани ящик семян и множество предметов, которые изготовляются местными жителями из растений. Он привез нам для пробы манго. В Баие разводят очень много сортов этого замечательного плода.

Сочная мякоть манго настолько нежна, что ее можно принять за сливочное мороженое или крем. Это, конечно, лишь внешнее сходство. Вкус манго — совсем особенный, я бы не рискнул его сравнивать с чем-либо. Это вкус манго.

Манго очень трудно перевозить и сохранять. Через два дня после того, как Сергей Васильевич купил свежие плоды на базаре, некоторые из них уже начали портиться. Еще через два дня они уже совсем не годились в пищу.

В Баие Сергей Васильевич несколько раз посещал находящийся там институт какао. В музее этого института собраны все материалы, связанные с культурой шоколадного дерева в Бразилии: представлено всё сортовое его разнообразие, образцы почв, вредители из мира насекомых. Тут же можно видеть и образцы различных продуктов, изготовляемых из плодов какао. До недавнего времени употреблялись в пищу только самые семена, а мясистая мякоть — пульпа плода — выбрасывалась. Теперь же выведены несколько разновидностей дерева какао, у которых пульпа также пригодна для еды.

Дерево какао, или шоколадное дерево (Theobroma cacao из семейства стеркулиевых) — уроженец тропических лесов Амазонки. Там оно растет в виде небольшого деревца с цельными овальными, очень нежными листьями. Цветет мелкими белыми цветками, которые развиваются не только на крупных ветвях, но и прямо на стволе. Крупный ребристый плод какао достигает 30 сантиметров в длину и 10 сантиметров в поперечнике. По форме он напоминает крупный ребристый огурец. Плод содержит от 25 до 60 красновато-коричневых семян. Они и доставляют ценнейший продукт, служащий для приготовления какао и шоколада.

Индейцы с давних пор употребляли семена какао для приготовления бодрящего напитка. Весьма вероятно, что коренные обитатели Южной Америки пользовались не только готовыми дарами природы, но и разводили дерево какао.

Какао.

После открытия Америки какао стало известно европейцам. «Золотые плоды» начали вывозить в европейские страны. Плантации какао появились не только на родине замечательного дерева, но и в Африке, и в Азии, куда семена завезли из Южной Америки.

Бразилия долгое время занимала первое место в мире по сбору какао-бобов. Но потом ее обогнали плантаторы Золотого Берега в Африке, где под какао заняты огромные площади.

Шоколадное дерево можно разводить только в тропиках. Нежное растение погибает не только от заморозков, но от снижения температуры до + 10–12°.

И в Африке, и в Южной Америке плантаторы нещадно эксплуатируют рабочих, занятых выращиванием и сбором какао. Выдающийся бразильский писатель Жоржи Амаду, лауреат международной Сталинской премии мира, в своей книге «Земля золотых плодов» хорошо показал труд и быт на плантациях какао:

«Какаовые плантации для этих людей всё: работа, дом, развлечения, а зачастую и кладбище. Ноги батраков похожи на корни. Клейкий сок какао, этот мед, впитывающийся в кожу, никогда не отмывается, образуя корку, похожую на кору ствола. Из-за лихорадки у всех рабочих желтый цвет лица, напоминающий цвет какао хорошего урожая. Так сказано в песне, которую поет негр Флориндо, собирая какао:

Коричневая кожа, коричневая кожа! Ты на какао так похожа… Увы, моя мулатка! Мне жить совсем не сладко, Хоть я тружусь, как вол.

Негру Флориндо недавно исполнилось двадцать лет. Он здесь родился и никогда не покидал плантаций. Он друг Варапау, и мулат думает прихватить его с собой, когда решится бежать. Негр Флориндо силен, как слон, и добр, как дитя…

За работой он поет. Его сильный и печальный голос, взмывающий над плантациями, уносит ветер. Он рассказывает о жизни людей на земле какао. Много людей живет за счет какаового дерева. Экспортеры — некоторые из них даже никогда не видели плантаций; могущественные и богатые помещики — хозяева земли; адвокаты, врачи, агрономы, прокуроры; надсмотрщики — самые подлые в мире люди; рабочие, которые собирают какао, сушат бобы, подрезают деревья. Самые бедные из всех — батраки, они фактически никогда не получают заработной платы. Голос негра Флориндо рассказывает о жизни негров, мулатов, белых, гнущих спину на плантациях. Песня эта не имеет автора, никто не знает, кто ее написал, как она родилась. С той поры, как завоевали всю землю и рабочие потеряли надежду приобрести и засадить клочок земли, возникла эта песня и стала популярной на плантациях:

Так от восхода до заката Я на плантации тружусь. Пусть будет урожай богатым, Но я на нем не разживусь. И как живется мне несладко, Лишь знаешь ты, моя мулатка!»…

 

Газетная сенсация

Почти месяц пробыла наша экспедиция в Бразилии. Мы посещали научные учреждения, встречались с бразильскими учеными, государственными и общественными деятелями. Многие из участников экспедиции выступали перед прогрессивной бразильской интеллигенцией с докладами о развитии нашей отечественной науки.

Но вот что было странно: газеты замалчивали присутствие советских ученых в Бразилии. Лишь изредка помещались сухие, бессодержательные информации.

В канун же отъезда экспедиции из Рио-де-Жанейро одна продажная вечерняя газета, поддерживаемая деньгами американских финансистов и имеющая весьма символическое название «Голос ночи», поместила «сенсационное» сообщение. В Бразилию, — писала газета, — пришел советский корабль, на борту которого прибыли шпионы, переодетые учеными. Они имеют целью установить контакт с бразильскими коммунистами и свергнуть правительство!

Вся эта чепуха была напечатана крупным шрифтом на первой и второй страницах газеты.

Поистине у страха глаза велики. Бразильские власти боятся не только советских людей. Незадолго до нашего приезда военная полиция арестовала несколько членов конгресса — коммунистов. Был брошен в тюрьму и генеральный секретарь бразильской компартии — Луис Карлос Престес, которого народ любовно называет «кавалеро да эсперанса» — «рыцарь надежды». Впоследствии Престеса освободили. После того как коммунистическая партия Бразилии была объявлена вне закона, он продолжал работать в подполье.

В Бразилии был объявлен поход против всех передовых людей, которые говорили народу правду и порицали террористическую политику тогдашнего президента Дутры. Дело дошло до того, что осенью 1947 года Бразилия под давлением империалистов из США порвала дипломатические отношения с Советским Союзом.

Почему же власти этой страны так боятся правды? Да потому, что народ Бразилии живет в нищете и угнетении. Узнав правду, трудящиеся потребуют, чтобы правительство изменило свою политику. Это и страшит бразильских капиталистов и их хозяев из США. Ведь они могут лишиться огромных доходов, которые получают, расхищая богатства страны и эксплуатируя ее народ.

 

Природа Бразилии

Бразилия — одна из крупнейших и одна из самых благодатных по природным условиям стран. Благоприятный климат — обилие тепла и влаги — позволяет возделывать на территории Бразилии любые тропические и субтропические растения. Мы уже видели, что некоторые культуры, завезенные сюда из Старого света, например цитрусовые и кофе, нашли в Бразилии даже лучшие условия, чем на своей родине. Природные богатства Бразилии огромны. Взглянем на схематическую карту растительности Бразилии. Весь бассейн Амазонки занимает огромный контур влажной тропической гилей. Это самый крупный массив вечнозеленых тропических лесов в мире, наиболее богатый своим видовым составом древесных пород. Эти леса еще очень мало изучены и крайне мало используются, хотя здесь родина многих полезных деревьев, составивших славу южноамериканскому материку. Отсюда происходят каучуконосное дерево гевея, бертоллетия, дающая бразильские орехи, многочисленные виды из семейства лавровых, миртовых, бобовых и другие, замечательные своей прочной и красивой древесиной. Отсюда же родом хинное дерево, многие пальмы, дерево какао, и, наконец, здесь родина дерева, которое дало название всей стране, — пау-бразил.

Пау-бразил.

Еще до открытия Америки в Европу привозили красивую красную древесину под названием «бразил», повидимому откуда-то из тропической Азии.

Это красное дерево высоко ценилось и шло на изготовление роскошной мебели и украшения дворцовых комнат. Кроме того, из него извлекали красящее вещество особого оттенка, которое и посейчас в красильном деле носит название: «бразилин».

Первые португальские колонизаторы вскоре после открытия Южной Америки на ее восточном побережье обнаружили в лесах красное дерево, которое стали вывозить в Европу под уже известным в торговле названием — пау-бразил (в переводе значит: «дерево-бразил»).

Пау-бразил (Caesalpinia echinata из семейства бобовых) — крупное ветвистое дерево до тридцати метров высоты. Его перистые листья создают густую крону, которая в октябре — ноябре бывает усыпана золотисто-желтыми цветками, собранными в густые соцветия. Крупные плоды-бобы покрыты частыми колючками.

Схематическая карта растительности Бразилии.

Плоды пау-бразил.

Вывоз древесины этого дерева из Южной Америки играл большую роль в торговле того времени. Вскоре вся страна, где произрастало пау-бразил, получила от него свое название.

Пау-бразил и сейчас еще довольно популярно в Бразилии. Близ Рио-де-Жанейро один участок шоссе специально обсажен этим «историческим» деревом.

Вечнозеленые тропические леса гилей протянулись неширокой полосой и вдоль значительной части океанского побережья, спускаясь немного южнее тропика Козерога.

На самом северо-востоке, где материк тупым углом вдается в Атлантический океан, лежит область чрезвычайно оригинальной тропической растительности засушливого типа. Это каатинга. Здесь развиты своеобразные колючие кустарники, кактусы, жестколистные травы и совершенно особенные «бутылочные» деревья (Cavanillesia arborea из семейства мальвовых), — ствол их раздут наподобие бутылки или редьки. Большинство деревьев и кустарников каатинги сбрасывает листья на сухое время года, травы высыхают и частые пожары проносятся по выжженной солнцем местности.

Араукария.

Между каатингой и амазонской гилеей пролегла небольшая область, которая характерна обилием пальм, образующих редкие светлые леса и рощи. Отсюда происходит знаменитая пальма — «дерево жизни». Здесь произрастают в большом количестве кокосовая пальма и многие ее родичи с менее крупными, но тоже съедобными плодами.

Дальше к югу идут обширные пространства кампосов. Здесь развит богатый злаковый покров, на фоне которого разбросаны редкие небольшие деревья и кустарники. По речным долинам, где много влаги, также развиты леса богатого тропического облика. Южнее кампосов лежит небольшая область тоже весьма оригинальных субтропических лесов. Они состоят главным образом из араукарий — хвойных деревьев с зонтиковидной кроной, собранной на вершине прямого, как колонна, ствола. Такие деревья нигде в Бразилии больше не встречаются. В этих лесах попадаются и другие древесные породы. Нередко коренной обитатель тропиков — пальма — возносит свою пышную голову над зонтиками араукарий.

Шишка араукарии.

Еще дальше, захватывая самый юг Бразилии и далее — весь Уругвай, раскинулась безлесная саванна.

Здесь растительность представлена злаками со значительной примесью разнотравья из сложноцветных, бурачниковых, бобовых, мальвовых и других семейств. Умеренный климат, с более или менее равномерными осадками на протяжении всех месяцев, благоприятствует развитию растений в течение всего года.

Богат не только растительный мир Бразилии. В недрах найдены и нефть и руды.

 

Колонизаторы-хищники

И вот в такой богатой стране народ очень беден. Едва ли найдется еще одна такая страна, где так хищнически и неразумно используются природные богатства. Капиталисты расхватывают только то, что обходится подешевле, на чем можно быстрее нажиться. Знаменитые араукариевые леса уже сведены почти на три четверти. Леса эти расположены невдалеке от океана; через них проходят железные дороги. Сюда кинулись американские и английские компании, создавшие многочисленные лесопильные заводы. Остатки лесов быстро исчезают. Колониальным хищникам нет дела до интересов бразильского народа.

Кампосы бразильского нагорья — ценнейшие пастбища, которые могут прокормить десятки миллионов голов скота. Но скотоводство здесь отсталое, хороших пород скота не разводят. Да и, кроме того, мясо трудно сбыть, так как не на чем вывезти его, — в кампосах нет железных дорог.

В лесах Амазонки добывают каучук. Но сбор драгоценного сырья ведется хищническим первобытным способом. В годы второй мировой войны, когда страны юго-восточной Азии, где добывается главная масса каучука, были захвачены Японией, Соединенные Штаты и Англия заинтересовались бразильскими лесами. В гилей Амазонки бросили целую армию серингейро, сборщиков каучука, — 47 тысяч человек.

Но вот кончилась война. Исчез спрос на бразильский каучук — его теперь легче получить на плантациях Индонезии, на Малайе. Добыча каучука в бразильских лесах почти прекратилась. А как же те 47 тысяч серингейро, которых завезли в дебри амазонских гилей? О них просто забыли. Они остались без работы, без пропитания. Им даже не дали денег, чтобы они могли выехать. И большая часть сборщиков каучука погибла от голода и от болезней.

С первых же своих шагов на южноамериканском континенте колонизаторы повели себя, как хищники, не щадящие ни людей, ни природных богатств.

Из Африки в Южную Америку стали завозить для работы на плантациях негров-рабов. Невольники массами погибали еще в пути к своей бразильской каторге. По официальным сведениям, на кораблях погибала третья часть негров, посаженных на борт у берегов Африки. В условиях же беспримерной, бесчеловечной эксплуатации на плантациях помещиков негры продолжали вымирать. За время работорговли в Бразилию было ввезено 18 миллионов негров-рабов. А в средине XIX века негров в Бразилии насчитывалось всего 3 миллиона человек.

Каково было отношение португальских колонизаторов к неграм-невольникам, свидетельствуют «Записки» лейтенанта А. П. Лазарева, брата знаменитого русского кругосветного мореплавателя, открывшего материк Антарктиду, — М. П. Лазарева. Вот что пишет в своих «Записках» этот русский моряк, посетивший в 1819 году Рио-де-Жанейро:

«Во время пребывания нашего у Рио-Жанейро мы видели приход к оному судов из Африки, наиболее из Англии, с неграми и торг сими невольниками. Зрелище сие и участь сих несчастных возбудили в нас живейшее сострадание.

Хотя уже до меня много было говорено о сей позорной торговле, но я не почитаю лишним рассказать здесь о ней то, чему сам был очевидным свидетелем. На судах, приходивших к Рио-Жанейро с невольниками, сделаны были в трюме, к борту клетками, нары, из которых в каждую влезал негр через узкое четвероугольное отверстие, и там лежал он, запертый вьюшкой с запором. В сем тесном положении страдальцы сии не только не имели возможности быть между собой в сообщении, ибо разделялись один от другого дощатыми стенками, но и едва могли поворачиваться. Таким образом нагружали их иногда вместе до 900 человек. На одном судне я видел их 747, на другом 850 и еще на малом бриге 450… Негров из трюма во время плавания не выпускают ни для каких нужд и надобностей. Случается иногда, и даже нередко, что умершие лежат в своей норе по два и по три дня сряду, ибо когда им раздают пищу, то матрос, которому сие поручается, отпирая пробку каждой клетки, бросает заключенному одну кукурузную шишку на целые сутки и запирает его опять железным засовом, не окликая каждого. Таким образом, умерший лежит несколько суток в числе живых и наравне с ними получает жалкую порцию. Пить им дают весьма редко и то в самом малом количестве, ибо бочек с водой соразмерно числу их поставить негде. Если же вода и есть, то оной едва достает на корабельных служителей. Между заключенными бывают и беременные женщины, которые от перемены своего родного чистого воздуха на столь спертый и удушливый и от несносной жажды рожают прежде времени, и ребенок поневоле, хотя бы он был самого здорового сложения, должен умереть в своей конуре, не видев света.

На том из судов, бывших при нас у Рио-Жанейро, где находилось 747 негров, умерло их 150; на другом из 850–217, а на третьем из 450—45. От недостатка пищи и питья, от худого воздуха и от перемены жизни заключенные большей частью впадают в сухотку и страждут кровавыми поносами. По прибытии судов негров немедленно выгружают в нарочно построенные для сего каменные сараи, занимающие целую улицу, и там отделяют мужчин на одну, а женщин на другую сторону. Пить воды дают им сколько угодно, но если случается между ними некоторый шум, большое движение или разговоры, то бьют их без всякой пощады. Присматривающие за ними и их порядком не выпускают из рук ни на минуту длинного и жесткого кнута и стараются быть всегда на месте, чтобы видеть движение каждого негра, которых в случае малейшего шума бьют, не трогаясь с места, хотя бы за шесть и более сажен, длинным кнутом с удивительной меткостью.

Когда в сараи, наполненные привезенными неграми, является покупщик, то несчастным сим, посредством свистка или удара обо что-либо палкой, приказывают вставать, и они осматриваются, подобно скоту, назначенному в продажу. Нередко для определения, здоров ли негр, бьют его палкой или плетью, замечая, будет ли он от сего морщиться, смотрят у него зубы и т. п. Португалец, купивший негров, считает их своей собственностью и думает, что имеет полное право располагать ею по своему произволу…

Когда мы входили в сараи смотреть негров, то их заставляли плясать под их же песни. Для любопытства достаточно видеть один раз сие зрелище, но повторять оное слишком жестоко. В несчастном своем положении, полумертвый от истощения негр должен еще веселиться! Если же который из них наморщится, то бьют его немилосердно кнутом по голому телу, обыкновенному их костюму. При выгрузке сих невольников из кораблей в сараи многие, выходя на свежий воздух, получают удары, а некоторые и умирают. Впрочем, когда они несколько пооправятся, то становятся живы, умны, расторопны, ловки, иные даже замысловаты и, по большей части, добры».

Португалец считал негров своей собственностью.

То же самое подтверждал и великий английский натуралист Чарлз Дарвин, который во время путешествия на корабле «Бигль» также посещал Рио-де-Жанейро. В письме своим родным он писал 22 мая 1833 года:

«Невозможно видеть негра и не преисполниться симпатии к нему: такое у всех у них веселое, прямодушное и честное выражение лица…»

Совсем иное впечатление осталось у Дарвина от бразильских колонизаторов, о которых он тут же рядом пишет: «Я не могу видеть этих низкорослых португальцев с их лицами убийц…»

Рабы не раз восставали против своих угнетателей. В северных районах Бразилии, где были сосредоточены основные сахарные плантации, на которых работали невольники, в XVII веке возникло движение киломбо (беглых негров). Это движение возглавил негр Зумби, организовавший в лесах северо-востока отряды бежавших от феодалов негров и индейцев. Движение киломбо приняло широкие размеры. Зумби обнаружил большой военный талант и успешно отражал попытки отрядов португальцев и голландцев ликвидировать движение восставших рабов.

Восставшие создали индейско-негритянское государство — республику Палмарес. Первым верховным главой этой республики был Зумби.

Несмотря на постоянный натиск вооруженных сил голландских и португальских колонизаторов, республика Палмарес просуществовала 65 лет (с 1630 по 1695 год). История Палмарес мало изучена. Известно, что в республике было уничтожено рабство и негры и индейцы имели равные права. Имя Зумби до сих пор остается символом борьбы порабощенного бразильского народа против иностранных угнетателей.

Теперь ни в Бразилии, ни в других странах нет рабства. Негры, индейцы, метисы формально свободны. Но только формально. Мы помним, что наши «цветные» рабочие, которые помогали нам в Национальном парке, не решились сесть с нами в машину. Не решились потому, что боялись расправы. Но не только негры и «цветные», а и миллионы бразильцев со светлой кожей свободны лишь формально. Велика ли цена такой «свободе», если люди обречены на голод или постоянное, вечное недоедание, которое приводит к многочисленным болезням! В Бразилии, в Кубе, в Гватемале и других странах западного полушария многие плантации принадлежат крупнейшей североамериканской компании — «Юнайтед фрут компани». Кстати, в числе основных воротил этой фирмы — министр иностранных дел США Даллес. Условия работы и жизни созданы такие, что трудящиеся Латинской Америки называют эти плантации «зеленой тюрьмой».

 

Голод в стране изобилия

Передо мной лежит книга, написанная бразильским ученым Жозуэ де Кастро. Эта книга издана в Бразилии, но она не продается ни в книжных магазинах Рио и Сан-Пауло, ни в других городах страны. Ее не разрешили открыто продавать.

На обложке книги изображены человеческий череп и кости, выбеленные солнцем и дождями. И называется эта книга (она была переведена у нас в Советском Союзе) — «География голода или голод в Бразилии».

Мы узнаем из этой книги, что и в Северной и в Южной Америке, где так много богатств, где природа так щедра, — голодают десятки миллионов людей. Автор приводит цифры и факты, он не пользуется голословными утверждениями.

Жозуэ де Кастро делит Бразилию на пять областей. Две из них — амазонские гилеи и тропические леса океанского побережья — это области постоянного голодания. Здесь люди едят тапиоковую муку, фейжон, рападуру (брикетный не рафинированный сахар), шарке — сушеное мясо очень низкого качества. Эти продукты недостаточно питательны, да к тому же их мало.

Район каатинги и пальмовых лесов — это область эпидемического голода, вспыхивающего с особенной силой в засушливые годы. Тогда гибнут сотни тысяч людей.

Наконец, две последние области — кампосы и район араукариевых лесов и саванны — это места пониженного питания. Здесь простые люди не умирают с голода сотнями тысяч, но и не наедаются досыта никогда.

В пище бразильского народа мало белков, жиров, витаминов. Это в стране «золотых плодов», где природа так щедро вознаграждает труд человека!

По причине недоедания в стране широко распространены всевозможные заболевания: цынга, пеллагра, бери-бери, рахит, туберкулез, малокровие.

На северо-восточном побережье Бразилии культивируют сахарный тростник и добывают огромное количество сахара. Здесь выращивают какао и апельсины, кокосовые и восковые пальмы, сеют хлопчатник и маниоку. Урожаи этих культур огромны. Все их продукты и плоды изобилуют витаминами, углеводами, белками, жирами. И это — область постоянного голода. Люди не едят того, что выращивают. Рабочие питаются здесь всё тем же фейжоном, тапиоковой мукой, шарке. Земля в этих местах отличается исключительным плодородием, дожди выпадают равномерно и засух не бывает. Почему же народ недоедает?

Причина в том, что колонизаторы на протяжении веков принуждали население и принуждают сейчас разводить только то, что выгодно хозяевам для продажи на вывоз. Так возникло господство одной культуры — монокультура сахарного тростника.

Владельцы сахарных плантаций и заводов и сеньоры-землевладельцы на своих землях не позволяли сажать ничего, кроме сахарного тростника, искореняя выращиваемые индейцами и неграми маниоку, кукурузу, земляной орех и фасоль.

Сеньоры сами брались за снабжение продовольствием своих рабов, а впоследствии, после отмены рабства, — и арендаторов. В результате выработалось крайнее однообразие пищи, состоящей почти исключительно из муки, бобов, соленого и вяленого мяса. Такой ограниченный набор вошел в традицию и до сих пор сохранился. Обследования показали, что население сахарных районов почти не потребляет молочных продуктов, яиц, овощей и плодов. А эти продукты как раз защищают организм от болезней. Слабое потребление плодов и овощей объясняется отчасти и тем, что хозяева сеяли среди рабочих предрассудки, накладывая «табу» — запрещение — на эти продукты. Сеньоры убеждали простых людей, что, например, плоды хлебного дерева, смешанные с молоком, ядовиты, что апельсины можно есть только утром, и т. п.

То же самое с сахаром. Бедняки до сих пор не потребляют сахар и запрещают детям сосать конфеты. Хозяева сахарных плантаций и заводов, боясь, чтобы рабы не съели слишком много сахара, пугали негров, что сахар вреден для здоровья, вызывает появление глистов и портит зубы. В результате штат Пернамбуко, занимающий первое место по производству сахара, по его потреблению на душу населения стоит на 14-м месте в Бразилии.

Табу привели к тому, что часть населения отказывается культивировать и потреблять такие замечательные плоды, как манго, плоды хлебного дерева, ананасы, арбузы, авокадо и апельсины. Запреты не только лишили население оздоровительной пищи, но и убили интерес к плодоводству.

Инстинктивной попыткой восполнить недостающие в организме вещества (железо, кальций и др.) является широко распространенная в этой области Бразилии так называемая геофагия — поедание земли. Впервые замеченная белыми геофагия рассматривалась как порок, которому предаются только индейцы и негры. Своим же детям, которые, подражая «цветным», тоже пытались отведать земли, белые надевали специальные намордники. Теперь установлено, что поедание земли не порок, а инстинктивная попытка восполнить недостаточное питание. В некоторых бразильских городках и сейчас в кабачках наряду с хлебом и треской продают обожженные шарики из глины, содержащие железо, кальций и фосфор.

Особенно страдают от недоедания, болезней и непосильного труда бразильские дети. Дети работают и на плантациях и на фабриках. В Рио-де-Жанейро на обувной фабрике «Фокс» две трети всех работающих — дети и подростки. На текстильной фабрике Сан Луис Дуран в ночных сменах трудятся более ста детей и подростков. Они работают по 10–12 часов в сутки, а получают только половину или даже треть ставки взрослого рабочего. А на плантациях еще хуже, — там детей заставляют работать по 14–16 часов в день.

На плантациях детей заставляют работать по 14–16 часов.

Не удивительно, что в Бразилии умирает очень много детей, гораздо больше, чем в любой европейской стране.

Между тем в Бразилии существует организация — «Национальное управление по защите детей». Его задача — не допускать эксплуатации детей, препятствовать использованию их на изнурительных работах, заботиться о сохранении здоровья детей, лечении и т. п. На это ведомство по бюджету отпускается 7,5 миллиона крузейро. Однако животные в Бразилии пользуются гораздо большим покровительством: на «Управление по защите животных» ассигнуется втрое большая сумма, — 25,2 миллиона крузейро.

Жозуэ де Кастро заканчивает свою книгу о голоде в Бразилии такими словами: «Экономический строй Бразилии оставляет человека безоружным перед лицом голода и болезней, постоянных спутников бразильца в его вынужденном одиночестве».

А крупный бразильский писатель Америке де Альмейда одно свое произведение начинает фразой: «Есть большее несчастье, чем умереть от голода в пустыне, — это не иметь пищи в обетованной земле».

Это очень грустные слова. Но это — правда, которую тщетно стараются скрыть те, кто правит Бразилией.

После поездки в Южную Америку, в том же году, мне довелось побывать в наших среднеазиатских республиках. В долине реки Чирчик, близ Ташкента, я посетил колхоз.

Будний день. Взрослые на рисовых полях, со всех сторон окружающих поселок. Захожу во двор детского сада. У входа в домик стоят в ряд 40 шкафчиков, в каждом шкафчике висит чистое полотенце, перед шкафчиками на камышевой цыновке стоят 40 пар тапочек. В доме — сейчас «тихий час» — ребята отдыхают каждый на своей постели. Другой двор. Здесь — ясли. В глубине виноградника под навесом, обтянутым кисеей, стоят 20 колыбелек, в которых, раскинувшись кто как, безмятежно спят «ползунки». Каждый младенец — будущий строитель коммунистического общества, и с самых первых шагов своей жизни он окружен заботой, вниманием и любовью нашего государства.

В 1948 году я работал в пустыне Кызыл-Кум. Вот затерянный в песках поселок Тамды. Нет, он совсем не затерян: на сотни километров вокруг пасутся тысячные отары каракулевых овец.

Лучший дом в поселке — школа. В полукилометре от поселка — пруд. Дважды в день воспитатели приводят сюда детей чабанов, живущих в особом интернате, пока отцы и матери их пасут стада в далеких песках. Такие пруды скоро будут у нас в каждом колхозе, каждом ауле. Они не только преобразуют природу, они создадут новую жизнь.

В 1949 году я побывал в сталинградских степях и полупустынях. Зной стоял над выжженной солнцем степью. И только в глубокой балке темнела зелень. Это был «Дубовый овраг», где каким-то чудом рядом с пустыней сохранились великолепные дубы и ильмы.

Свернули по дороге к оврагу. Вдруг перед нами — ворота и маленькая девочка с алым галстуком предостерегающе машет рукой. Девочка объясняет, — здесь сталинградский пионерский лагерь, а она сегодня дежурная. В глубине балки в тени деревьев много домов и павильонов. Всё, что было лучшего поблизости, жители легендарного города отдали своим детям.

В 1950 году я участвовал в экспедиции в Кашкадарьинской области Узбекистана. Мы производили оценку земель и пастбищ в районах предстоящего нового орошения. Машины наши шли то по жаждущим влаги пустыням, то через поля хлопчатника, уже раскрывшего свои коробочки с белоснежным волокном.

Нам пришлось пересекать Туркестанский хребет. Перевалили мы через скалистый гребень и спустились в чудную долину с рощами чинар, кленов, грецких орехов, акаций. Это оказалось опытное лесничество Узбекского министерства лесного хозяйства. На поляне у речки стояли несколько десятков белых палаток. Юные натуралисты Самарканда выехали сюда отдыхать и помогают опытной станции собирать семена для новых десятков и сотен таких же рощ.

В 1951 году я посетил Никитский ботанический сад в Крыму. Рядом с ним — Артек. Тысячи школьников бегут по дорожкам к морю. Их загорелые тела сверкают в брызгах крутой черноморской волны. Со всех концов нашей необъятной страны съезжаются сюда пионеры — наша смена. Они набираются здоровья и сил, чтобы лучше выполнять завет великого Ленина — учиться, учиться и учиться.

Иногда я прохожу по улице Халтурина в Ленинграде. На одном из лучших особняков маленькая вывеска: «Дом престарелых ученых». Тут живут почтенные старцы, закончившие свой трудовой путь. Последние годы их жизни согреты заботой так же, как и первые месяцы жизни тех «ползунков», что я видел в далеком чирчикском колхозе.

У нас в СССР десятки тысяч яслей, детских садов, пионерских лагерей, детских домов отдыха.

Много надо вложить труда, чтобы расставить все их особыми значками на карте. А надо бы составить такую карту!

Это наша география. География жизни и процветания, география коммунизма.