1. Рентгенологическое исследование костей взрослого неандертальца из грота Киик-Коба

Особенности строения черепа, нижней челюсти и зубов позволили выявить наиболее характерные черты неандерталоидной расы. Все же необходимо преодолеть недооценку своеобразия остальных костей ископаемых скелетов. Во-первых, в этих костях немало характерного, во-вторых, нередко среди предметов нижнего палеолита обнаруживаются только отдельные кости конечностей. Кроме того, заслуживает внимания и диагностика патологических изменений, которые легче распознаются не на костях черепа, а на других костях скелета.

Как известно, археологом Г. А. Бонч-Осмоловским, планомерно исследовавшим 220 пещер в Крыму, были найдены в 8 из них несомненные остатки материальной культуры палеолита. Во время этих раскопок в 1924–1925 гг. им была обнаружена в гроте Киик-Коба чрезвычайно ценная находка. Это были отличавшиеся значительной массивностью кости обеих стоп, берцовые кости правой голени и 18 костей обеих кистей пещерного человека, первого неандертальца, найденного на территории СССР.

В гроте Киик-Коба обнаружено два культурных слоя. Первоначально люди поселились здесь в конце ашельской эпохи. В нижнем культурном слое были найдены остатки угля, кости животных и орудия, характерные для этой эпохи. После продолжительного перерыва грот был вновь заселен. Это произошло уже в эпоху мустьерской культуры. В верхнем культурном слое, помимо орудий, изготовленных при помощи «новой» техники, были найдены кости мамонта, сибирского носорога, зубра, дикой лошади, благородного и гигантского оленей и т. д.

Киик-кобинский человек был захоронен в яме, выдолбленной с большим старанием в скалистом дне. Покойник, по-видимому, лежал на правом боку со слегка поджатыми ногами.

В 40 см от этой могильной ямы, в частности от того места, где должна была находиться голова киик-кобинского человека, были обнаружены в плохой сохранности кости ребенка около 1 года. Ребенок был, по-видимому, погребен в отдельной яме. Голова его была обращена к голове взрослого человека.

От скелета взрослого сохранилось 77 костей: 1 зуб, вероятно резец, с очень резко выраженной стертостью коронки, зуб (как и кости) отличался большой массивностью; 18 костей правой и левой кисти, среди них 2 пястные кости правого и левого I пальца и пястная кость IV пальца, 4 основные фаланги, 6 средних и 4 концевые фаланги; 3 кости правой голени — обе берцовые и надколенник; все кости обеих стоп вместе с сесамовидными, за исключением второй фаланги V пальца левой ноги.

Некоторые видные ученые, в том числе Буль (Boule) и Заразин (Sarasin), считают, что кости кисти (как и стопы) неандертальцев являются вполне человеческими и что по своим признакам они собственно не выходят из вариационного ряда современных людей, но занимают в нем крайнее положение. Все показатели характеризуют большую массивность костей неандертальцев.

Приняв без существенных поправок это положение, можно было бы сделать вывод, что уже на неандертальской стадии развития человека скелет кисти и других костей, за исключением входящих в состав мозгового и лицевого черепа, в основном уже сформировался.

Если бы это было так, то отнесение найденных костей кисти и других костей конечностей к неандертальской стадии определялось бы только одновременно обнаруженными памятниками материальной культуры.

В действительности имеются некоторые особенности, сочетание которых позволяет с достаточным основанием предполагать и даже с уверенностью сказать, что найденные кости конечностей принадлежат неандертальцу.

Целым рядом исследователей давно указано, что на скелетах всех взрослых неандертальцев и в известной мере даже у неандертальцев-детей всегда обнаруживается резко выраженный рельеф костей. Это своеобразие рельефа костей характеризуется резкой шероховатостью мест сухожильного прикрепления мышц, мест прикрепления фасций, апоневрозов, связок (рис. 103). Велики размеры апофизов. Совершенно естественно, что мускулатура и весь опорно-двигательный аппарат у неандертальцев были более мощными, чем у подавляющего большинства современных людей.

Однако еще существеннее, что у киик-кобинского человека запястнопястный сустав I пальца не был седловидным. Эта суставная поверхность I пястной кости у киик-кобинского человека равномерно цилиндрическая. То же самое относится к соответствующей суставной поверхности на большой многоугольной кости. Очевидно, что у киик-кобинского человека способность к противопоставлению в I пальце была сильно ограничена. Эта особенность, как указал Г. А. Бонч-Осмоловский, достаточна, чтобы отличить I пястную кость киик-кобинского человека не только от соответствующих костей современных людей, но и от подавляющего большинства I пястных костей неандертальцев. Это более примитивный признак. Он все же не является «обезьяньим», ибо у шимпанзе и гориллы имеется анатомически выраженный седловидный сустав, функционирующий, однако, не так, как у современного человека, вследствие своеобразия связочного и мышечного аппарата.

Седловидный сустав современного человека, если учесть, что на неандерталоидной или преднеандерталоидной стадии имелись другие соотношения, не является возвратом к еще более отдаленному, «обезьяньему» прошлому. Это движение не по кругу, а восхождение по спирали, т. е. новое качество.

Большая многоугольная кость киик-кобинца отличается не только наличием уплощенной суставной фасетки для сочленения с I пястной костью, но и большей массивностью по сравнению с костями современных людей, резко выраженным рельефом, наличием мощного гребня вместо небольшого бугорка у современного человека. От этого бугорка и от поперечной связки пястья, как известно, начинается мускул, противопоставляющий I палец кисти. Этот мускул, надо полагать, был у киик-кобинского человека более мощным, чем у современного, но функционировал своеобразно, поскольку он прикреплялся не на всем протяжении латерального края диафиза I пястной кости, а лишь в дистальном отделе ее.

В скелете кисти киик-кобинского человека бросается в глаза исключительная мощность концевых фаланг и чрезвычайная ширина их ногтевой бугристости (рис. 103), что было указано Г. А. Бонч-Осмоловским.

Рис. 103. Кости правой кисти взрослого неандертальца из грота Киик-Коба.

Однако если не касаться своеобразно уплощенных суставных поверхностей в I пястнофаланговом суставе, то и у некоторого количества современных людей наблюдаются сходные особенности в отношении мощности костей и рельефа скелета.

При атлетической конституции и при большой физической нагрузке все кости, во всяком случае сильно нагружаемой конечности, занимают вследствие своей массивности крайнее положение в вариационном ряду костей современного человека.

Кости кисти киик-кобинского человека отличаются в общем большей массивностью по сравнению с таковыми у современного человека. Все же в этом отношении среди коротких трубчатых костей можно выделить две группы. В одной, представленной концевыми, средними и основными фалангами, эта массивность выступает очень отчетливо. Особенно резко это проявляется в концевых фалангах, причем исключительно мощными являются ногтевые бугристости (рис. 103). Диафиз I пястной кости киик-кобинского человека отличается от соответствующей кости современных людей лишь в области места прикрепления m. opponens, где вместо обычной шероховатости имеется целый гребень. IV пястная кость, имеющая толстый кортикальный слой в диафизе и головку значительных размеров, все же не является столь мощной, как основные фаланги III и IV пальцев, как средние фаланги и тем более как концевые фаланги. Таким образом, фаланги являются более мощными, чем пястные кости.

В скелете кисти ни при осмотре, ни на рентгенограммах не было обнаружено проявлений старения.

Кости нижних конечностей киик-кобинского человека Г. А. Бонч-Осмоловский в 1941 г. не успел изучить, однако обращался к ряду специалистов за консультацией с целью исключить или подтвердить наличие патологии.

Представляя далее некоторые наши соображения об особенностях костей нижних конечностей киик-кобинского человека, мы не претендуем на должную полноту приводимых данных. Если мы касаемся некоторых проблем антропогенеза на основании наших данных, то лишь попутно. То же самое относится к нашим предположениям о половой принадлежности исследованных костей. Для нас представляли особый интерес продолжительность жизни и болезни древнейшего взрослого человека на территории СССР.

Несомненно, что киик-кобинский человек не страдал ни одним заболеванием, которое надолго сделало бы его неработоспособным. Поэтому наиболее вероятным является предположение, что он погиб от какого-то остро протекавшего заболевания, не оставившего никаких следов на сохранившихся костях.

На обеих берцовых костях не обнаруживается патологических изменений. Это кости крепкого человека, с хорошо выраженными кортикальным слоем и рельефом, без проявлений старения. Как и у современных здоровых людей, у киик-кобинского человека кортикальный слой большеберцовой кости даже в наиболее толстом своем участке меньше ширины костномозговых пространств на том же уровне. Суставная впадина на дистальном конце большеберцовой кости отличается физиологическим склерозом. Она, следовательно, функционировала нормально.

На надколеннике, как в этом можно убедиться при осмотре и анализе рентгеновских снимков (рис. 104, А), имеются резко выраженные краевые костные разрастания. Сухожилие четырехглавой мышцы (точнее сухожилие прямой мышцы) бедра окостенело на всем протяжении у места прикрепления к основанию надколенника. Окостеневший участок в виде мощного выступа поднимается кверху (рис. 104, А). Окостенело и начало связки надколенника у его верхушки.

Рис. 104. А — окостенение места прикрепления сухожилия прямой мышцы бедра к правому надколеннику; Б — мощное окостенение места прикрепления ахиллова сухожилия к бугру правой пяточной кости.

Опрошенные Г. А. Бонч-Осмоловским В. Н. Тонков, Г. И. Турнер, С. А. Рейнберг дали различные заключения о надколеннике.

B. Н. Тонков, крупный анатом, склонен был считать надколенник патологически измененным. Он, однако, не мог уточнить характера патологии, рекомендовав обратиться к рентгенологу и патологоанатому.

Г. И. Турнер, крупный ортопед, исключил патологию, не дав объяснения тем особенностям, которые привлекли внимание Г. А. Бонч-Осмоловского.

C. А. Рейнберг, крупный рентгенолог, считал, что на надколеннике нет патологических изменений. В своем заключении он писал, что «костные гребни и губы на местах прикрепления сухожилия четырехглавой мышцы и связки надколенника бывают выражены на рентгенограмме и нормальных людей в среднем и пожилом возрасте с хорошо развитой мускулатурой. Патологические изменения рентгенологически исследованного препарата надколенника, таким образом, исключаются». Приведя все эти указания, Г. А. Бонч-Осмоловский почему-то отметил, что «такого же мнения придерживается и Д. Г. Рохлин, производивший рентгенологические исследования всех остальных костей». Вывод Г. А. Бонч-Осмоловского таков: «Вряд ли можно что-либо прибавить к этим суждениям крупнейших специалистов. Предположение о патологических изменениях должно быть окончательно отвергнуто».

Однако в приведенных мнениях В. Н. Тонкова, Г. И. Турнера и С. А. Рейнберга нет полного согласия. Первый был склонен считать надколенник патологически измененным, двое других исключали патологию. Что касается нашего мнения, высказанного Г. А. Бонч-Осмоловскому в личной беседе, то оно было все же не так сформулировано, как он об этом сообщил. Мы указали, что, помимо следов патологических изменений в некоторых фалангах обеих стоп, имеются такие изменения в надколеннике и одной из пяточных костей, трактовка которых может быть дана при учете возраста и состояния остальных костей.

Необходимо указать еще одну описку или неточность, которая имеется в монографии Г. А. Бонч-Осмоловского при изложении наших устных высказываний. Это относится к возрасту киик-кобинского человека. Г. А. Бонч-Осмоловский писал, что «и Рохлин пришел к заключению, что ему (т. е. киик-кобинскому человеку, — Д. Р.) было 40–45 лет. Эти пределы и следует принять как наиболее вероятные для возраста нашего костяка».

В действительности нами было указано, что если ориентироваться на возрастные особенности костей кисти современных мужчин, то киик-кобинскому человеку не могло быть больше 40–45 лет, ибо никаких проявлений старения в скелете кисти нами не было обнаружено. Однако ему могло быть меньше лет. Очевидно, что меньше 40–45, может быть и 35 лет. Если же перед нами кости женщины, а не мужчины, то следует учесть, что в костях кисти современных женщин обнаруживаются первые проявления старения раньше, чем у мужчин. Следовательно, если в киик-кобинском гроте была похоронена женщина, то, поскольку в костях кисти нет проявлений старения, весьма вероятно, что ей было меньше 40–45 и даже меньше 35 лет.

Не имея достоверных опорных пунктов для того, чтобы отличить по костям свободных конечностей мужские кости от костей женщины, поскольку это относится к эпохе, отдаленной от нас по крайней мере 40–50 тыс. лет, мы все же склонны считать более вероятной принадлежность их женскому, а не мужскому скелету. В пользу этого говорило не только то обстоятельство, что рядом со взрослым человеком был захоронен ребенок, но и сами найденные кости.

Если ориентироваться на длину тех костей кисти, в которых не было ничего специфического для неандерталоидных форм, а именно на длину основных фаланг, то она несомненно ближе к таковой у современных женщин. О том же, по-видимому, говорит более современная форма сохранившейся средней фаланги V пальца правой стопы.

Эта фаланга имела неправильную трапециевидную форму (рис. 105), тогда как средние фаланги на остальных пальцах правой и левой стопы имели хорошо выраженный диафиз, более узкий (с так называемой талией), при наличии более широкого блока и основания (рис. 105, 106).

Рис. 105. Скелет правой стопы из грота Киик-Коба; нерасчлененная трапециевидная средняя фаланга V пальца и 2 патологически измененные концевые фаланги.

Рис. 106. Скелет левой стопы; одна концевая фаланга патологически изменена.

В стопе современного человека хорошо расчлененная средняя фаланга наблюдается только на II, III и реже на IV пальцах. Эти фаланги имеют более тонкий диафиз («с талией»). Средняя же фаланга V пальца имеет либо кубовидную или трапециевидную форму, либо она вовсе отсутствует. В последнем случае наблюдается двухфаланговый V палец стопы, в котором концевая фаланга ассимилировала недоразвитую, всегда рудиментарную среднюю фалангу. По данным М. А. Финкелынтейн, двухфаланговый V палец в стопе наблюдался у 22 %, двухфаланговый IV палец — у 0.9 %, двухфаланговый III палец — у 0.05 %. Пфитцнер двухфаланговый V палец стопы наблюдал у 37 %, двухфаланговый IV палец — меньше чем у 1 %. Несомненно, что тенденции к редукции скелета V пальца, к упрощению строения средней фаланги V и IV пальцев являются прогрессивным признаком. Таким образом, у киик-кобинского человека наряду с большим количеством чисто неандерталоидных признаков в скелете имелся одновременно и прогрессивный признак в виде укороченной нерасчлененной средней фаланги V пальца стопы.

Прогрессивные признаки давно уже были отмечены на некоторых костях неандерталоидных форм. Они были обнаружены на женских скелетах из Ферраси и Спи. Прогрессивные признаки в скелете связывались с половым диморфизмом. Во всяком случае эти признаки обычно наблюдались либо на женских скелетах, либо на предположительно женских скелетах.

Наличие на скелете из грота Киик-Коба наряду с некоторыми признаками, даже более примитивными, чем у большинства неандертальцев мустьерской эпохи, прогрессивного признака в виде редуцированной не-расчлененной средней фаланги V пальца стопы является обстоятельством, заставляющим думать о возможности его принадлежности женскому скелету.

Эти соображения были нами сообщены в одной из бесед с археологом Г. А. Бонч-Осмоловским, когда он в нашем музее изучал собранные нами остеологические и патоостеологические коллекции, рентгеноанатомические и рентгеноантропологические материалы.

Присутствовавший при этой беседе антрополог Г. И. Петров использовал сообщенные нами данные в своей научно-популярной статье. Несомненно перехвалив наши успехи в рентгеноантропологии, Г. И. Петров представил в одном из абзацев этой статьи наше предположение, что кости, быть может, принадлежат женщине, в виде категорического утверждения.

Для нас было тогда и остается теперь несомненным, что скелет принадлежал не пожилому, а зрелому человеку, скорее всего средних лет, в расцвете сил. Вполне возможно, что это была женщина, физически сильная.

Лишь в области надколенника можно было обнаружить локальное преждевременное старение, которого не имелось в скелете кисти, голени и стоп, за исключением правой пяточной кости. В последней наблюдались окостенение места прикрепления Ахиллова сухожилия (так называемая верхняя шпора) и частичное окостенение места прикрепления подошвенного апоневроза. Односторонность этого резкого изменения рельефа пяточной кости (рис. 104, Б) убеждала в том, что это такое же локальное преждевременное старение, как и в надколеннике, не иллюстрирующее возрастных особенностей. Изменения в надколеннике резче выражены, возможно в результате частого и продолжительного стояния на коленях во время тяжелой работы. Это результат суммирования микротравм. Скорее всего такую работу, стоя на коленях, выполняла женщина.

Из других особенностей, заслуживающих внимания, укажем чрезвычайно массивные концевые фаланги I пальца стопы с обеих сторон (рис. 105 и 106).

Основная фаланга V пальца левой стопы (рис. 106) была деформирована на почве старого, давно сросшегося косого перелома диафиза. Толщина диафиза сломанной основной фаланги намного превосходила нормальную толщину диафиза фаланги V пальца с правой стороны (рис. 105).

Помимо указанных, а также посмертно возникших повреждений в костях, имеются и рентгенологически хорошо документируются прижизненно возникшие болезненные изменения, а именно — в концевых фалангах трех пальцев стопы, одной слева и двух справа (рис. 105 и 106). Ногтевая бугристость в них либо полностью, либо частично разрушена. Заболевание закончилось выздоровлением. Костный дефект отграничен реактивным склеротическим валом. При отсутствии явлений остеопороза все указанное в концевых фалангах следует рассматривать как проявления преодоленного остеомиелита ногтевых бугристостей. Такой остеомиелит в трех пальцах мог возникнуть в результате травмы и последующего осложнения, а также на почве отморожения. Иногда отморожение вызывает остеолиз без остеомиелита.

Таким образом, на скелете неандертальца, древнейшего из найденных взрослых обитателей на территории нашей страны, который умер в расцвете сил, можно было наблюдать старую зажившую травму основной фаланги V пальца, преодоленный остеомиелит на трех фалангах стоп, преждевременные проявления старения в результате суммирования микротравм в области правого надколенника, верхнюю «шпору» и частичное окостенение подошвенного апоневроза (только на правой пяточной кости).

Неандерталоидные особенности обнаруживались только на некоторых костях. Многие кости не отличались или мало отличались от современных по форме, размерам и структуре. Наличие некоторых примитивных черт не исключало наличия и прогрессивных особенностей.

Вариабельность числа костей кисти и стопы современного человека, двух важных отделов скелета при изучении антропогенеза, несмотря на очень большое количество анатомо-антропологических работ, не получила исчерпывающего освещения.

В стопе по крайней мере в 25 раз чаще встречаются истинные добавочные кости, чем в кисти.

Только в фалангах стопы вариантом нормального является преждевременное слияние эпифиза с метафизом с укорочением окончательной длины соответствующих костей. В кисти такое преждевременное слияние эпифиза с метафизом в аналогичных коротких трубчатых костях представляет уже проявление аномалии или патологии.

Таким образом, скелет стопы даже современного человека еще далек от той относительной стабилизации, которая характерна для скелета кисти.

Проблема изменчивости скелета кисти и стопы представляет общебиологический интерес. Энгельс указывал: «Постепенное усовершенствование человеческой руки и идущее рядом с этим развитие и приспособление ноги к прямой походке несомненно оказали, также и в силу закона соотношения, обратное влияние на другие части организма. Однако этого рода воздействие еще слишком мало исследовано, и мы можем здесь только констатировать его в общем виде». Вместе с тем Энгельс подчеркивал: «Если прямой походке у наших волосатых предков суждено было стать сначала правилом, а потом и необходимостью, то это предполагает, что на долю рук тем временем доставалось все больше и больше других видов деятельности».

Последнее положение Энгельса может быть подтверждено нашими данными о том, что скелет кисти современного человека в большей мере стабилизировался, чем скелет стопы.

Между тем на том этапе становления, который может быть изучен на неандерталоидных формах, и в частности на скелете из грота Киик-Коба; очень велика вариабельность скелета как кисти, так и стопы.

 

2. Ребенок-неандерталец из грота Тешик-Таш

В 1938 г. археолог А. П. Окладников после планомерных поисков обнаружил в южном Узбекистане, близ г. Тайсуна, в гроте Тешик-Таш, каменные орудия, соответствующие таковым мустьерской эпохи Европы, и фрагментированные кости неполного скелета ребенка. Массивная нижняя челюсть без подбородочного выступа и сплошной надглазничный валик (нерезко выраженный) свидетельствовали о принадлежности его к неандертальскому типу. В гроте среди остатков костищ были найдены многочисленные кости животных: ловких горных козлов, свирепых леопардов и кабанов, диких лошадей охотники-неандертальцы убивали примитивным оружием. Людям, жившим в этом гроте, неоднократно и надолго приходилось его покидать. Об этом свидетельствует наличие ряда культурных слоев (с остатками деятельности человека), отделенных между собой большими «пустыми» пластами рыхлых наслоений (без следов деятельности человека). В данной области Средней Азии не было палеоантропологических находок. Обнаруженный скелет и найденные орудия из камня говорят о том, что прошлое человека в Средней Азии может быть иллюстрировано бесспорными «документами» не только пятитысячелетней, но тридцати- или сорокатысячелетней давности.

Череп ребенка был представлен 150 обломками. Их соединил археолог и скульптор М. М. Герасимов. Он же реконструировал внешний вид ребенка. Эта реконструкция ребенка-неандертальца из Тешик-Таша помещена во многих пособиях и учебниках антропологии.

Г. Ф. Дебец и М. А. Гремяцкий указали, что вместимость черепа была значительной. Если бы ребенок дожил до взрослого состояния, то вместимость черепа равнялась бы 1600 см3, как у неандертальца из Шапелль-о-Сен.

Нам было поручено рентгенологическое исследование, позволяющее существенно дополнить и углубить анатомо-антропологические данные. Рентгенологически без нарушения сохранности уникальных костных материалов можно изучить скрытую структуру кости: толщину компактного вещества, соотношение между компактным и губчатым веществом, расположение спонгиозных пластинок, наличие пневматизации и ее распространение, своеобразие диплоических каналов, т. е. такие возрастные и конституциональные особенности кости, а также патологические изменения в ней, которые недоступны обычному антропологическому исследованию.

Каков был темп дифференцирования организма и отдельных его систем в те отдаленные времена? Такими ли были соотношения между «календарным» и «костным» возрастом, как у современного человека? Дифференцировался ли организм быстрее, чем теперь? Каков был онтогенез отдельных систем и всего организма предков современного человека?

Если бы мы могли осветить вопрос об онтогенезе только костной системы и зубов наших отдаленных предков, то мы бы в какой-то мере приблизились к освещению поставленных вопросов. В этом отношении рентгеноантропологическое исследование может дать немало, но далеко не все.

Существует предположение, что наши предки созревали раньше, чем в настоящее время. Имеются ли для этого веские доказательства? Ранние браки у наших предков можно объяснить и своеобразием социально-экономических, а не физиологических факторов. На обнаруженных при раскопках костных материалах, имеющих определенную документацию, мы неоднократно имели возможность раскрывать физиологический возраст соответствующего человека в общем с такой же точностью, как мы это делаем на современном человеке, раскрывая его физический облик и некоторые конституционально-эндокринные особенности. Следовательно, в исторические времена, несмотря на практиковавшиеся тогда ранние браки, темп дифференцирования скелета был таким же, как и теперь. Нет никаких данных, позволяющих считать, что между темпом дифференцирования скелета и других систем в исторические времена были другие соотношения, чем теперь.

Каковы эти соотношения у доисторического человека, возраст которого (количество прожитых лет) может быть приблизительно установлен только на основании состояния скелета?

Знание возрастных особенностей современного человека является тем первым отправным пунктом, который может позволить объективно ориентироваться и в возрастных особенностях скелетов наших отдаленнейших предков. Поправки (возможно, существенные) в отношении своеобразия дифференцирования их скелета и всего организма несомненно нужны. Однако их можно будет сделать, накапливая ископаемый костный материал и изучая своеобразие возрастных особенностей этих скелетов. Особого внимания заслуживает темп дифференцирования различных отделов скелета с учетом тех закономерностей, которые характерны для современного человека.

В этом отношении изучение скелета ребенка-неандертальца из Тешик-Таша может в какой-то мере осветить важный вопрос о темпе дифференцирования отдельных участков скелета для данного возрастного периода.

Показывают ли разные участки скелета тешик-ташского ребенка в общем один и тот же возрастной период или у ребенка-неандертальца имеется «разнобой» в дифференцировании отдельных участков скелета? Каковы соотношения между состоянием зубов ребенка-неандертальца и его костным возрастом?

Атлант этого ребенка представлен единым костным образованием (рис. 107, А), в частности, передняя дуга и задняя дуга срослись с боковыми массами. На задней поверхности задней дуги имеется довольно глубокая выемка, свидетельствующая о том. что давность слияния обеих частей задней дуги невелика. Состояние окостенения атланта в общем соответствует тому, что обычно наблюдается у современных детей в 7—9-летнем возрасте.

Рис. 107. А — атлант ребенка-неандертальца; Б — фрагмент области синостоза седалищной и лонной костей.

Для установления костного возраста ребенка-неандертальца заслуживает внимания нижний фрагмент костного кольца вокруг запирательного отверстия, а именно место схождения лонной и седалищной костей. В этом участке уже наступил синостоз (рис. 107, Б), приблизительно за год до смерти ребенка. Структура в области синостоза характеризуется резким увеличением количества костных пластинок; это фаза физиологической костной мозоли, ошибочно рассматриваемая некоторыми рентгенологами как патологическое явление (как остеохондропатия). В действительности через эту фазу развития проходит каждый нормальный ребенок в возрасте от 7 до 9 лет.

Ввиду того что дифференцирование других участков скелета ребенка-неандертальца также соответствует 7—9-летнему возрасту (см. пневматизацию лобной пазухи, состояние малого вертела, пневматической системы височной кости и другие отделы), можно сделать следующие выводы. Во-первых, различные участки скелета ребенка-неандертальца дифференцировались в том же порядке (с той же последовательностью), как у современного ребенка; во-вторых, состояние окостенения скелета ребенка-неандертальца из Тешик-Таша соответствует состоянию окостенения современного ребенка в возрасте 7–9 лет.

При исследовании состояния физического развития каждого ребенка определенное внимание всегда уделяется развитию зубов.

Нижняя челюсть этого ребенка (рис. 108, А, Б, В, Г) имеет все типичные особенности неандертальской челюсти;. Отсутствие подбородка, значительная высота и массивность челюсти, большие размеры зубной дуги — все эти типичные признаки неандертальской челюсти имеются в том возрасте, когда нет еще всех особенностей скелета неандертальской стадии (см. состояние лобной пазухи).

Рис. 108. А — левая часть сломанной нижней челюсти; Б — схема с рентгенограммы; В — правая часть сломанной нижней челюсти;  Г — схема с рентгенограммы.

Заслуживает упоминания выраженность рельефа нижней челюсти в области прикрепления мышц; шероховатость в этих местах очень резко выражена, что свидетельствует о большой работе и мощности соответствующих мышц.

Как известно, зубы — сложного происхождения. Эмаль зуба — эпителиального происхождения, а дентин, цемент и зубная пульпа — соединительнотканного происхождения. Поэтому состояние зубов может представить известное дополнение к тому, что дает однородная в отношении происхождения костная система.

Эти оба обстоятельства заставляют уделить особое внимание состоянию зубов в типичной неандертальской челюсти и параллелизму между развитием зубов и скелета.

Рентгенограммы показывают, что ребенок-неандерталец находился в той фазе жизни, когда молочные зубы вытесняются постоянными.

В отношении времени появления постоянных зубов и их последовательности в настоящее время в качестве «нормы» принято считать данные, указанные на стр. 33.

Однако в течение многих столетий наблюдалось и наблюдается, что прорезывание постоянных зубов и смена молочных зубов часто отличаются некоторыми отклонениями от той последовательности, которая считается «нормальной».

Большая частота отклонений от «нормальной» последовательности в прорезывании зубов у современного человека еще не получила исчерпывающего объяснения. При различных конституциональных типах (у нормостеников, астеников и гиперстеников, в частности и у «дигестивных») не удалось обнаружить в этом отношении различий.

Необходимо учесть, что при наличии тех или иных отклонений в прорезывании молочных зубов современный ребенок теряет свои 20 молочных зубов обычно в том же порядке, в каком они появились. Поэтому, изучая смену молочных зубов постоянными у ребенка-неандертальца, можно говорить и о порядке появления у него молочных зубов.

Заслуживает внимания состояние других постоянных зубов, а именно больших коренных, а также еще не прорезавшихся. Из постоянных зубов на нижней челюсти ребенка из Тешик-Таша имеются оба первых моляра и все четыре резца (рис. 108, А, Б, В, Г). Корни первого «молочного пре-моляра» слева и справа на нижней челюсти в значительной мере подверглись рассасыванию под влиянием давления нижележащего, растущего постоянного зуба, выталкивающего молочный зуб (рис. 108, Б и Г). Один из корней этого зуба почти полностью рассосался, второй корень смещен и истончен (рис. 108, Б). Еще большему рассасыванию подвергся корень молочного клыка как справа, так и слева (рис. 108, Б и Г). На верхней челюсти наблюдается та же фаза смены зубов.

Таким образом, смена зубов у ребенка-неандертальца отличалась тем же порядком, который принято считать у современного ребенка нормальным и правильным. Состояние зубов у ребенка-неандертальца такое же, как у большинства современных детей в 9-летнем возрасте или немного позже.

Что касается непрорезавшихся зубов, то во втором большом коренном зубе на нижней челюсти хорошо видна полость пульпы; кроме того, уже прослеживаются коротенькие корни (рис. 108, Б и Г).

Зачаток третьего большого коренного зуба представлен у ребенка-неандертальца только коронкой, нет шейки и не видно отграничения полости пульпы в коронке (рис. 108, Б и Г). У современного ребенка зачаток зуба мудрости в 8—9-летнем возрасте обнаруживает более раннюю фазу развития или он еще вовсе не прослеживается.

Если состояние уже прорезавшихся постоянных зубов в общем соответствует возрасту костей, то состояние еще не прорезавшихся зубов позволяет предполагать, что в следующем возрастном периоде выпадение молочных зубов и появление постоянных, по-видимому, происходили в ту эпоху несколько раньше, чем это наблюдается у современного подростка. Такое в общем незначительное ускорение в прорезывании постоянных зубов можно объяснить грубой пищей, которую приходилось ребенку-неандертальцу откусывать, а иногда и отрывать, долго раздавливать и разжевывать. Имеющаяся у данного ребенка отчетливая стертость коронок некоторых зубов, особенно клыков, свидетельствует об этой значительной работе его челюстно-зубного аппарата (это не наблюдается у современных детей, его ровесников).

Имеются, следовательно, основания считать, что после 8–9 лет у под-ростков-неандертальцев прорезывание и смена зубов происходили ускоренно (по сравнению с тем, что считается типичным у современных подростков).

Можно ли считать, что не только темп, но и порядок прорезывания и смены зубов были у неандертальцев после 8–9 лет не теми, которые считаются типичными для современных детей. Некоторые считают, что большую близость коронки к краю альвеолярного отростка и тем более частичную видимость ее можно уже рассматривать как доказательство более раннего окончательного прорезывания данного зуба по сравнению с достаточно дифференцированным зубом, расположенным несколько глубже под краем альвеолярного отростка. Однако в практической рентгенологической деятельности при повторных рентгенологических исследованиях спустя 1–3 года мы неоднократно наблюдали, как более глубоко расположенные в челюсти, достаточно дифференцированные зубы прорезывались раньше зубов, расположенных ближе к краю.

Между состоянием скелета и прорезавшихся зубов у ребенка-неандертальца из Тешик-Таша обнаруживаются те же соотношения, которые характерны для современного ребенка. Поэтому нет никаких оснований предполагать, что темп дифференцирования эндокринного аппарата, в частности половых желез, ребенка-неандертальца в этом возрастном периоде существенно отличался от такового у современного ребенка (до 8–9 лет). Различия, можно полагать, могли наступить в следующие возрастные периоды, особенно в пубертатном.

Прорезывание зубов и их смена у современных детей с большой частотой обнаруживают отклонения от того порядка, который принято считать типичным, нормальным. Как рассматривать эти отклонения — как новый признак или как старый?

Наличие у ребенка-неандертальца того же порядка в прорезывании зубов, который, у современных детей принято считать «нормальным», такие же соотношения у подавляющего большинства детей эпохи бронзы и железа позволяют сделать вывод, что эта последовательность в смене зубов в данном возрастном периоде не представляет ничего нового в родословной человека.

За исключением лобной кости, возрастные особенности других отделов черепа и скелета конечностей будут нами отмечаться лишь «попутно», ибо существенных дополнений в указанное эти возрастные особенности не вносят.

На рентгенограмме лобной кости (рис. 109) отчетливо выступают проявления повышения внутричерепного давления. Эти патологические изменения часто встречаются и у современных детей.

Хорошо выражены диплоические каналы. Они представлены асимметрично расположенными образованиями, довольно длинными, змеевидно извивающимися или взаимно переплетающимися и местами бухтообразно утолщающимися. Поперечный размер диплоических каналов не превышает 1 мм. Диплоические каналы подходят к надглазничному отверстию. В отношении диплоических каналов лобная кость ребенка-неандертальца ничем не отличается от того, что наблюдается у здоровых современных детей этого возраста.

В уже имеющемся надглазничном валике (рис. 109), столь характерном для неандертальской стадии человека, лобная пазуха все же очень слабо выражена. Пневматизация имеется лишь в носовой части лобной кости. У 40–50 % современных детей в 9-летнем возрасте лобная пазуха значительно резче пневматизирована, чем у ребенка-неандертальца. Слабое развитие лобной пазухи у ребенка-неандертальца не сопровождалось сохранением метопического шва.

Рис. 109. Лобная кость ребенка-неандертальца с хорошо выраженным надглазничным валиком.

Как объяснить факт почти полного отсутствия лобных пазух у бесспорного ребенка-неандертальца?

Лишь для взрослого неандертальца характерно наличие больших лобных пазух (с вертикально расположенной передней стенкой). Если лобные пазухи взрослого неандертальца в отношении размеров и формы занимают промежуточное место между таковыми у шимпанзе и современного человека, то не следует забывать, что у молодого шимпанзе до определенного возраста нет лобных пазух. Ничего удивительного, что и у ребенка-неандертальца из Тешик-Таша лобные пазухи еще очень слабо выражены. Очевидно, что лишь в более позднем периоде индивидуального развития, скорее всего ко времени активации передней доли гипофиза и включения половых желез в эндокринную систему, выявлялся тот акромегалоидный акцент в отношении лобных пазух, который так характерен для облика неандертальца.

В лобной кости ребенка-неандертальца заслуживает еще внимания ее толщина. Она на всем протяжении была на 1 мм толще, чем у современного ребенка того же возраста.

Рельеф внутренней поверхности черепа таков же, как у современного человека.

Структура обоих сосцевидных отростков ребенка-неандертальца не обнаруживает никаких отклонений от нормы. Ребенок-неандерталец к 7–9 годам имел тот тип пневматизации (правильный, симметричный, крупноячеистый), который у современных людей встречается чаще других вариантов пневматизации.

Осмотр и рентгенографическое исследование небольшого отломка переднего отдела основной кости показывают, что основная пазуха в своем переднем отделе пневматизирована. У современного человека пневматизация основной пазухи начинается также с переднего ее отдела. К 8–9 годам передняя треть основной пазухи современных детей нередко уже частично пневматизирована.

При осмотре костных остатков скелета конечностей нами была установлена значительная выраженность рельефа в области прикрепления связок и мышц, что свидетельствует о мощности этих органов движения ребенка-неандертальца. На скелетах современных детей того же возраста рельеф костей выражен слабее.

Рентгенологически во всем сохранившемся скелете конечностей обнаруживаются исключительная массивность (толщина) кортикального слоя и соответственно этому уменьшение ширины костномозгового пространства.

На рентгенограммах обеих ключиц видны мощные кортикальные слои на протяжении всего тела обеих ключиц. В отличие от того что наблюдается у современных людей, кортикальные слои шире, чем костномозговое пространство. Лишь оба конца обеих ключиц обнаруживают такую же структуру, как это характерно для ключицы современного человека. На правой ключице хорошо выражена реберная бугристость — место прикрепления реберно-ключичной связки. При осмотре сохранившегося диафиза левой плечевой кости привлекают внимание массивность кортикального слоя и выраженность мышечного рельефа в проксимальной трети.

Окостеневающая за счет диафиза часть малого вертела бедренной кости отличается фестончатостью, свидетельствующей о том, что постоянная точка окостенения для малого вертела уже имелась. Эта фаза окостенения наблюдается у современных детей обычно с 8 лет.

На рентгенограмме бедренной и большеберцовой костей обнаруживаются исключительная массивность кортикального слоя и равномерная узость костномозгового пространства (рис. 110, А). Малоберцовые кости отличаются мощным кортикальным слоем; все же такие соотношения иногда наблюдаются и у современных людей.

Рис. 110. А — структура спонгиозных пластинок шейки бедра, характеризующаяся наличием двух почти одинаково выраженных пучков с медиальной и латеральной сторон (у ребенка-неандертальца); Б — структура губчатого вещества головки и шейки бедра современного взрослого; В — структура губчатого вещества шейки бедра современного ребенка 8–9 лет; Г — структура губчатого вещества шейки бедра современного ребенка 8–9 лет при наличии третьего вертела; Д — структура губчатого вещества головки и шейки бедра современного человека при наличии третьего вертела.

Особого внимания заслуживает структура шейки бедра ребенка-неандертальца (рис. 110, А).

Структура шейки бедра современного человека характеризуется большим числом тесно примыкающих друг к другу пластинок, идущих от верхнелатерального отдела головки к внутреннему кортикальному слою диафиза (рис. 110, Б). В области головки эти пластинки веерообразно расходятся. В силу этого внутренний отдел шейки отличается более мощной структурой, чем наружный отдел шейки. Внутренний кортикальный слой шейки является более мощным, чем наружный кортикальный слой шейки. То же самое наблюдается у современного 8—9-летнего ребенка (рис. 110, В).

Только при наличии третьего вертела у современного ребенка и взрослого человека обнаруживается наличие двух мощных групп продольных пластинок в области шейки, а именно — не только в медиальном, но и в латеральном отделе ее (рис. 110, Г, Д). Обе группы продольных пластинок, веерообразно рассыпаясь в области головки, образуют в ней мощные аркады.

Однако у современных людей такая структура наблюдается лишь при наличии третьего вертела. Последний представляет мощное развитие ягодичной бугристости. Третий вертел отмечается сравнительно редко у современных людей (как у взрослых, так и у детей). У многих нижестоящих млекопитающих он представляет постоянное образование.

Между тем у ребенка-неандертальца, несмотря на отсутствие третьего вертела, в шейке бедра имеются мощные группы продольных пластинок как во внутреннем, так и в наружном отделах шейки (рис. 110, А). Обе группы пластинок веерообразно рассыпаются в проксимальном отделе шейки, участвующем в образовании головки.

Если дальнейшие наблюдения подтвердят обнаруженные данные, то можно будет считать наличие мощных пластинок и во внутреннем, и в наружном отделах шейки бедра (при отсутствии третьего вертела) отражением приспособленности костной структуры неандертальца к восприятию нагрузок, идущих в весьма разнообразных направлениях.

Что дает рентгенологическое исследование скелета ребенка-неандертальца из Тешик-Таша для изучения предшественников современного человечества, в частности выяснения особенностей онтогенеза скелета неандертальцев?

Состояние окостенения различных отделов скелета ребенка-неандертальца соответствует тому, что наблюдается у современных детей в возрасте от 7 до 9 лет. Различные участки скелета ребенка-неандертальца дифференцировались в том же порядке (с той же последовательностью), как у современного ребенка.

Смена зубов у ребенка-неандертальца отличалась тем же порядком, который принято считать у современного ребенка нормальным и правильным. Состояние прорезавшихся зубов, наличие (6.2.1/1.2.6)(6.2.1/1.2.6) соответствуют тому, что у современного ребенка чаще всего наблюдается в 9-летнем возрасте или немного позже.

Постоянные зубы у ребенка-неандертальца прорезались немного раньше, чем у современных детей (приблизительно на 1 год). Это незначительное ускорение прорезывания постоянных зубов можно скорее всего объяснить грубой пищей.

В общем между костным возрастом и состоянием зубов у ребенка-неандертальца данного возраста наблюдается такой же параллелизм, как и у современного ребенка.

Толщина кортикального слоя в скелете конечностей ребенка-неандертальца намного превосходит таковую у современных детей (с тем же костным возрастом). Такие соотношения между толщиной кортикального слоя и шириной костномозгового пространства, какие имеются у ребенка-неандертальца, не наблюдаются ни в одном возрастном периоде у современных людей.

Значительно резче, чем у современных детей, выражен рельеф костей у ребенка-неандертальца, что свидетельствует о большей мощности его органов движения.

Не все типичные особенности скелета неандертальской стадии наблюдаются уже в том возрасте, в каком находился ребенок из Тешик-Таша.

Лишь для взрослого неандертальца характерно наличие больших лобных пазух (с вертикальным расположением их передней стенки). В том возрасте, в каком находился ребенок из Тешик-Таша, лобные пазухи у него едва намечались. У современных детей того же возраста можно часто обнаружить более сильно развитые лобные пазухи.

У ребенка из Тешик-Таша структура шейки бедра позволяет предполагать большую универсальность функции тазобедренного сустава и всей нижней конечности.

Неандерталец и современный человек в детском возрасте обнаруживают больше общих признаков в скелете, чем взрослые. Это подтверждает биологический закон, гласящий, что у всех антропоидов в более молодом возрасте обнаруживается наибольшее сходство (особенно в эмбриональном периоде жизни).

 

3. Мужской скелет из погребения мезолитической эпохи в гроте Мурзак-Коба в Крыму

Среди раскопок, произведенных в Крыму, заслуживают специального внимания костные материалы и предметы материальной культуры из двойного погребения, обнаруженного экспедицией Института материальной культуры АН СССР в гроте Мурзак-Коба (археологом С. Н. Бибиковым и антропологом Е. В. Жировым).

Оба скелета были найдены на жилой площади грота, в культурном слое и сверху заложены камнями. Грот Мурзак-Коба представляет древнюю стоянку. Захоронение относится к переходному времени от позднего палеолита к неолиту. Давность захоронения, по данным С. Н. Бибикова, не менее 10 000 лет.

Кремневые орудия, найденные при раскопках в наиболее глубоком слое пещеры, по данным С. Н. Бибикова, весьма типичны для тарденуазской культуры. Среди них имеются прекрасно и изящно обработанные кремневые и костные изделия — орудия и оружие с правильными геометрическими очертаниями. Некоторые из них несомненно обеспечивали высокую для того времени разящую способность такого оружия.

В слое, содержащем орудия, характерные для тарденуазской культуры, под грудой камней лежали рядом на спине 2 человеческих скелета в вытянутом положении. Левые верхние конечности обоих скелетов были одинаково согнуты в локтевых сочленениях.

Один скелет был мужской, другой — женский. Мужчина и женщина были, вероятно, похоронены одновременно. Правая рука мужского скелета находилась под костями женского скелета (что позволяет думать о связывавших их семейных узах).

Особенности обоих скелетов, по данным Е. В. Жирова, подтвержденным Г. Ф. Дебецом, характерны для поздних кроманьонцев, относящихся к европеоидной расе. Они отличались узкой формой мозгового черепа и большим его объемом; оба человека были высокими, длинноногими, с мощным торсом.

Проявлений старения в скелете кисти мы не обнаружили. Судя по состоянию скелета кисти, если исходить из темпов старения костно-суставного аппарата современного человека, можно думать, что это был мужчина в расцвете сил — от 30 до 40 лет (рис. 111). Это кисть сильного, физически много работавшего человека (резко выступают места прикрепления сухожилий и связочного аппарата).

Рис. 111. Рентгенограмма дистального отдела кисти мужчины эпохи мезолита, нет даже начальных проявлений старения.

Общий его рост, исходя из индекса Пирсона, равнялся 177.4 см, исходя из индекса Мануврие, — 182.4 см.

Если исходить из длины коротких трубчатых костей кисти, признаваемой «органом из органов», и ориентироваться на те соотношения, которые существуют у современных рентгеноанатомически и рентгеноантропологически исследованных нами мужчин, то получаются следующие данные.

Длина концевой фаланги I пальца у мужского скелета равна 25 мм, что позволяет предполагать общий рост 192 см.

Длина основной фаланги I пальца 33 мм, что позволяет предполагать общий рост также 192 см.

Длина III пястной кости (шиловидный отросток ее не учитывался) 71 мм, а длина V пястной кости 55 мм. Если предположить, что мягкие ткани мышечных возвышений на I и V пястных костях отодвигали эти кости на 1.0–1.5 см от пленки (могло быть и несколько большее расстояние по сравнению с таковыми у современных людей), то получаются следующие соотношения. Исходя из длины III пястной кости, общий рост этого мужчины можно считать равным 191.2 см, исходя же из V пястной кости, — 180.4 см.

Если исходить из средней для всех 4 ориентиров, то получится общий рост 188.9 см.

Если же взять среднее арифметическое из индексов Пирсона и Мануврие и последнюю из указанных цифр, то общий рост этого мужчины можно считать равным 182.9 см.

Заслуживает внимания и своеобразие других коротких трубчатых костей, поскольку они дают представление о некоторых особенностях строения кисти этого кроманьонца эпохи тарденуазской культуры.

Особый интерес представляет длина фаланг кроманьонца, потому что длина этих мацерированных костей в рентгеновском изображении мало отличается от таковых на рентгенограммах с живого человека.

Основная фаланга I пальца современного мужчины на исследованном окружающем нас мужском населении в среднем равна 29.9±0.4 мм при сигме ±2.2 мм; у кроманьонца она имела длину 33 мм, т. е. отчетливо превышала среднюю арифметическую окружающего нас мужского населения. Длина концевой фаланги I пальца у кроманьонца была 25 мм. У современного мужчины она равна 21.7±0.3 мм при сигме 1.6 мм. Размеры этой кости кроманьонца также превышают соответствующие размеры у окружающего нас мужского населения.

Концевые фаланги II, III и IV пальцев имеют у кроманьонца в общем одинаковую длину 20 мм, тогда как у окружающего нас мужского населения длина этих фаланг представлена следующими средними цифрами: 16.5, 17.6 и 18.2 мм. Концевая фаланга V пальца у кроманьонца 18 мм, а у окружающего нас мужского населения 16.2±0.2 мм при сигме 1.2 мм.

Заслуживает внимания не только увеличение абсолютных размеров, но и то обстоятельство, что концевые фаланги II–III и IV пальцев были одинаковой длины. Такая изофалангия концевых фаланг II–III и IV пальцев наблюдается у окружающего нас населения очень редко, особенно у мужского. Из этих трех пальцев наиболее работающим у нас является II палец; концевая фаланга этого пальца немного раньше прекращает свой рост в длину по сравнению с концевыми фалангами III и IV пальцев.

Концевая фаланга IV пальца обычно меньше нагружается, чем во II и III пальцах. Концевая фаланга в IV пальце («пальце-лентяе») несколько позже заканчивает свой рост.

Если обнаруженные соотношения, в частности в концевых фалангах II–III пальцев, не представляют индивидуальной особенности данного кроманьонца и могут быть установлены и у других кроманьонцев, то это не лишено было бы известного интереса при выявлении незначительных, но хорошо улавливаемых деталей в своеобразии скелета.

Указанные детали не нарушают тех гармонических соотношений, которые характеризуют удлиненную кисть современного человека.

Особенностью лицевого черепа мужчины эпохи мезолита является наличие ступенчатого прикуса — следствие резкой стертости резцов. Это обусловливает некоторое выстояние нижней челюсти. Такое расположение нижней челюсти представляет не врожденную особенность, а приобретенную во взрослом состоянии. Возможно, что это результат очень примитивной технологии обработки ремней из кожи — длительного ее жевания (В. П. Якимов). Такое выступание нижней челюсти вперед и усиленный рельеф надбровных дуг могли придавать лицу этого сильного, высокого и стройного кроманьонца некоторые черты упрямства и жестокости.

 

4. Женский скелет с отрубленными пятыми пальцами из погребения мезолитической эпохи в гроте Мурзак-Коба в Крыму

Вместе с ранее описанным мужским скелетом в том же погребении в гроте Мурзак-Коба в Крыму археологом С. Н. Бибиковым и антропологом Е. В. Жировым был обнаружен скелет женщины. Этот скелет заслуживает не только специального рентгеноанатомического и рентгеноантропологического исследования, но и своеобразной судебно-медицинской экспертизы (спустя 10 000 лет после захоронения), поскольку оба мизинца были отрублены в симметричных местах, а череп женщины имел явный след удара тупым оружием.

Скелет женщины, как и найденный в том же погребении скелет мужчины, носит черты представителей древних европейцев. М. М. Герасимов считает, что женский скелет принадлежит 20—23-летней. По нашим данным, она должна была быть несколько старше, чем указал М. М. Герасимов.

Если ориентироваться на состояние скелета современных женщин, темп окостенения и дифференцирования которых нами исследован (другими критериями мы не располагаем), то в 20—23-летнем возрасте при всем различии, определяемом у разных групп и в различных местах, можно часто обнаружить достаточное количество следов незаконченного дифференцирования скелета. Это относится не только к тонким структурным особенностям. В этом возрасте еще сохраняются отчетливо выступающие признаки заканчивающегося оформления скелета обычно в виде фазы частичного синостоза. Это, в частности, относится не только к симфизу, поскольку лонная кость обычно полностью окостеневает даже у женщин не раньше 25–26 лет, но и к гребню подвздошной кости, к кольцевидному апофизу тел грудных, а иногда и верхних поясничных позвонков. В телах этих позвонков в 20—23-летнем возрасте обычно имеется частичный, но не полный синостоз, а замыкающие пластинки сохраняют еще следы радиарного рисунка (на мацерированных позвонках). Полный синостоз в позвонках наступает у женщин не раньше 23 лет, обычно несколько позже. Следы недавнего синостоза апофизов тел грудных позвонков прослеживаются на мацерированных позвонках обычно у 24—26-летних.

На скелете женщины-кроманьонки эпохи мезолита гребень подвздошной кости уже полностью синостозировал. Кольцевидный апофиз в телах поясничных позвонков также синостозировал, в телах же грудных позвонков этот синостоз наступил незадолго до смерти, ибо можно было установить следы недавнего синостоза и следы радиарного рисунка на замыкающих пластинках. Исследованный скелет в отношении возраста, по нашим данным, соответствует 24—25-летнему у современных женщин. При наличии же своеобразной эндокринной формулы — некоторого субгенитализма — эта женщина могла быть и несколько старше.

Таким образом, женский скелет из погребения мезолитической эпохи несомненно принадлежал молодой женщине в расцвете сил. Никаких проявлений преждевременного старения не было обнаружено. Таковые могли возникнуть при изнуряющей работе, чего, очевидно, не было.

В отношении общего роста этой женщины мы считаем возможным ориентироваться на размеры коротких трубчатых костей кисти. Кости кисти в то же время заслуживают особого внимания для раскрытия некоторых пережитых ею драматических эпизодов, а также некоторых эндокринных и других особенностей.

Основные фаланги V пальцев со следами поверхностных повреждений с обеих сторон имеют длину около 30 мм, что соответствует средней длине этой фаланги у современных женщин. У современных женщин (наблюдения в Ленинграде) этот размер в среднем равен 30.2 + 0.3 мм.

Длина III пястной кости (справа и слева) у этого скелета 62 мм. В рентгеновском же изображении у живой женщины размер этой кости был бы больше, поскольку кисть не прилегала бы к пленке, а была бы отодвинута от нее мышечными возвышениями I и V пальцев. Если ориентировочно принять толщину мягких тканей, отодвигающих эту кость, равной 1.0–1.5 см, то длина указанной III пястной кости на снимке с живой женщины равнялась бы 64.1 мм. У современных взрослых женщин (по нашим наблюдениям в рентгеновском изображении) этот размер в среднем равен 59.8 + 0.6 мм.

Длина V пястной кости у исследованного скелета 52 мм. Если учесть ранее указанное, то длина V пястной кости в рентгеновском изображении у живой кроманьонки равнялась бы 53.8 мм. У современных женщин в среднем этот размер в рентгеновском изображении равен 49.8 + 0.5 мм.

Длина основной фаланги I пальца у скелета слева 29 мм, справа — 30 мм. У современных женщин этот размер равен 26.9 + 0.3 мм.

Концевая фаланга I пальца у скелета 20 мм, у современных женщин — 19.8 + 0.3 мм.

Эти данные говорят, что длина III и V пястных костей и основной фаланги I пальца на скелете женщины мезолитической эпохи была больше современных средних размеров. Длина же основной фаланги V пальца и концевой фаланги I пальца на скелете женщины мезолитической эпохи соответствовала средним данным, характеризующим эти размеры у окружающих нас современных женщин. Во всяком случае кисть молодой женщины эпохи мезолита была такого же типа, как у современных женщин, в частности такой же удлиненной формы.

Длина коротких трубчатых костей кисти в рентгеновском изображении у современных женщин г. Ленинграда была изучена нами в их соотношениях с общим ростом (ростом стоя). Если предположить сохранение тех же соотношений и для мезолита, можно так реконструировать общий рост женщины, скелет которой был нами изучен.

Если исходить из длины III пястной кости, то ее рост 164.1 см; если исходить из V пястной кости, то ее рост 167.1 см; если исходить из основной фаланги I пальца, то ее рост 166.5 см, а исходя из длины концевой фаланги I пальца, — 158.5 см.

В общем можно считать, что общий ее рост (рост стоя) около 164 см (средний рост современной взрослой, нестарой ленинградской женщины 159 см).

Заслуживает некоторого внимания крестец этой женщины, поскольку в нем имеется незарастание дужки I крестцового позвонка (spina bifida S I). Некоторые исследователи ошибочно считают, что этот вариант развития крестца, встречающийся у современных людей в 25 % случаев, якобы говорит о какой-то физической неполноценности.

Размеры, форма и структура исследованных костей кисти и таза не позволили нам найти такие особенности, которые дали бы возможность анатомически и рентгенологически отличить эти кости человека, жившего около 10 000 лет тому назад, от таковых современных людей. Можно, по-видимому, считать, что к периоду перехода от палеолита к неолиту скелет кисти в общем достиг уже высокой дифференциации в результате длительного участия сотен поколений в таких трудовых процессах, в которых работа рук играла важную роль. Между тем кости кисти, другие отделы скелета конечностей и еще в большей мере мозговой и лицевой череп неандертальцев достаточно отчетливо отличаются от таковых современного человека.

Отсутствие проявлений старения при наличии обызвествлений у мест прикрепления сухожилий и связок и в то же время отсутствие кистовидных изменений в костях запястья и в головках пястных костей позволяют сделать следующий вывод. Эта молодая женщина эпохи мезолита несомненно принимала участие в физической работе. Но эта работа не сопровождалась нагрузкой, выходящей за пределы ее физиологических возможностей. Это в какой-то мере может говорить об условиях, в которых жила и работала данная женщина.

Вместе с тем эти довольно большие, несомненно физически работавшие руки принадлежали женщине со своеобразной эндокринной формулой. На снимках довольно хорошо прослеживается сохранение поперечных пластинок в бывших диаэпифизарных зонах. Это косвенный признак некоторого субгенитализма. Такие женщины не являются плодовитыми матронами. Это обстоятельство по некоторым причинам может представить интерес при попытке восстановить события, приведшие к травмам, которым при жизни подверглась эта женщина.

Специального внимания заслуживают «головки» (блок) основных фаланг обоих V пальцев со следами усечения.

Начиная с ориньякско-солютрейской эпохи во многих древних стоянках на стенной живописи представлены кисти рук без одного или двух пальцев. Очевидно, что пещерная живопись отражает выполнение какого-то обряда.

Усечение было произведено у данной женщины непосредственно под суставным хрящом, несколько наискось, со столь небольшим повреждением кости (рис. 112, А и Б), что длина ее практически не уменьшилась.

Рис. 112. A — короткие трубчатые кости правой кисти женщины эпохи мезолита (ладонная сторона), усеченный мизинец; Б — состояние тех же костей на левой руке.

Область усечения и поверхностно расположенные спонгиозные пространства покрыты замыкающей пластинкой, что свидетельствует о том, что усечение было произведено при жизни и что наступило заживление без следов осложнения. Симметричность усечения на обеих руках говорит об определенном ритуальном вмешательстве, а не о случайной травме.

Это усечение могло быть произведено за год или скорее за несколько лет до смерти этой молодой женщины. Во всяком случае обрубками V пальцев эта женщина в какой-то мере пользовалась, когда работали ее руки. Проявления бездеятельности (в частности, в виде разрежения структуры кости — остеопороза), которые должны были наблюдаться в течение первого года после усечения, исчезли. Мы видим структуру несколько менее нагружаемой, но работающей кости (рис. 113).

Рис. 113. Трубчатые кости 4-го и 5-го пальцев в рентгеновском изображении (справа — кости правой кисти, слева — кости левой кисти).

В области левой теменной кости этой женщины при анатомическом и рентгенологическом исследовании обнаруживается вдавленный округлый перелом наружной пластинки с диаметром около 12 мм, без растрескивания на периферии. Перелом был произведен скорее всего при помощи такого орудия, плоскость соприкосновения конца которого с местом удара была небольшой. Удар по левой половине черепной крыши был нанесен, очевидно, правой рукой, выполнявшей ритуальный обряд. На левой теменной кости определяется вдавление, вмятина, а не дырчатый перелом. Поэтому можно считать, что повреждение скорее всего было произведено оружием с небольшим шишковидным выпячиванием. Форма последнего более или менее соответствовала размерам вдавленного перелома.

На снимке хорошо видны проявления заживления в виде сплошного тонкого склеротического вала в губчатом веществе кости (в диплоэ). Перелом, следовательно, произошел не посмертно, а прижизненно, по крайней мере за год до смерти молодой женщины, вероятнее еще раньше.

Время грубого ритуального вмешательства — отрубания пальцев у этой женщины — более или менее совпадает с травматическим повреждением черепа. Поэтому наиболее вероятным может быть следующее предположение о разыгравшейся трагедии. Чтобы произвести отрубание пальцев, надо было привести в бессознательное состояние жертву. Это и могло быть выполнено при помощи удара по голове.

Для выполнения этого жестокого обряда было использовано какое-то хорошо рубящее оружие, поскольку разможжения костей (довольно тонких, каковыми являются фаланги) не имело места. Специализированные же орудия из кремня и кости, которые могли быть использованы для совершенно определенных целей, у человека этой эпохи уже имелись.

Усечение пальцев со скалыванием лишь тонкого компактного слоя головки основной фаланги, столь симметрично произведенное на обеих руках без следов осложнения, несомненно было выполнено человеком, имевшим опыт в таких «операциях».

Повреждение черепа, которое, видимо, имело целью привести женщину в бессознательное состояние для дальнейшего усечения мизинцев, закончилось без видимых осложнений. Однако очевидно, что и достаточно опытный в таких делах человек не всегда умел правильно рассчитать силу удара по голове, целью которого было обеспечить только длительное оглушение для более легкого выполнения усечения пальцев, а не перелом черепа.

В каком возрасте у этой женщины был произведен ритуальный обряд с усечением пальцев?

Ритуальный обряд не мог быть совершен при рождении, как это сравнительно недавно выполнялось некоторыми племенами северо-западной Австралии. Такая ранняя ампутация была бы связана с укорочением и деформацией кости. Хотя главный источник роста основной фаланги в длину располагается проксимально (а не дистально) и при такой ампутации не повреждается, все же у ребенка короткая трубчатая кость в какой-то мере растет в длину и за счет суставного хряща второго эпифиза (при наличии псевдоэпифиза и без такового). Следовательно, отсечение суставного хряща и повреждение субхондрального участка кости в какой-то мере отразились бы на общей длине этой кости. Кроме того, периостальное окостенение пострадало бы.

В какой-то мере изменения того же порядка наблюдались бы, если такой ритуальный акт совершился бы в период появления первых месячных у девочек (как, например, это в прошлом практиковалось у некоторых племен в Африке). Дело в том, что между временем появления первых месячных и полной зрелостью (и прекращением роста скелета) проходит ряд лет. Как бы в дальнейшем не нагружался этот обрубок, он все же не получал бы нагрузки такой же, как другие нормальные пальцы. Между тем в определенных пределах «мера работы» является «мерой формирования». Это можно проследить при изучении развития и формирования костей детей и подростков, много, но под врачебным контролем занимавшихся физкультурой.

Поскольку длина основных фаланг V пальцев не меньше обычных, а деформации, несмотря на повреждение кости, не наступили, можно считать, что пальцы были отрублены уже у взрослой женщины, у которой рост коротких трубчатых костей закончился.

Остается наиболее вероятное предположение, что этот добровольный или принудительный ритуальный обряд был выполнен в знак траура. Поскольку одновременно в гроте был найден еще один непотревоженный скелет, и притом мужской, можно полагать, что женщина была похоронена одновременно с мужем. Во многих курганах с захоронениями, относящимися к не столь отдаленным эпохам, в соответствии с представлениями, господствовавшими в те времена, жена должна была сопровождать мужа в его «загробной жизни».

Раз отрубание пальцев произошло до смерти мужа, то надо полагать, что траурный обряд скорее всего был связан со смертью ребенка (такое ритуальное отсечение пальцев производилось в прошлом дравидами в Индии и в других местах).

Это предположение более вероятно и потому, что женщина хотя и была молода, но по своей эндокринной конституции, как было указано, была слабо акцентирована в отношении функции половых желез. Вполне возможно, что, будучи несколько лет замужем, она, в отличие от плодовитых матрон, ее ровесниц по замужеству, имела лишь одного ребенка, несмотря на понятное для того времени желание иметь возможно больше детей, обеспечивающих опору и силу семьи. Если бы у нее было несколько детей, то траур по одному погибшему ребенку вряд ли сопровождался бы отсечением пальцев. Это более понятно, если погиб ее единственный ребенок.