Лишь сознание того, что в изуродованной войной Европе многие тысячи людей страдают так же, как страдаю я, поддерживало меня в течение последующих нескольких дней.

Хотя Ардата снилась мне каждую ночь, в часы бодрствования я решительно гнал прочь все мысли о ней. Как мне казалось, до сих пор мы только терпели одно поражение за другим. Всю дорогу до Гаити я был погружен в собственные мысли и переживания.

На какое-то время азарт боя прошел, потом вернулся ко мне в видоизмененной форме, превратившись в холодную решимость. Если Ардата жива, я найду ее; я пойду к ужасному китайскому доктору, который держит в руках ее жизнь, и выкуплю ее свободу за любую цену, разве что принципами своими не поступлюсь.

Много раз открывал я стеклянную крышку ящика со сморщенной головой и нажимал на красную кнопку, но голова молчала.

Однако повествование подводит меня к событию, благодаря которому я вышел из своего смиренного состояния и позабыл о покорности судьбе, а вместо этого вновь начал живейшим образом интересоваться происходящим.

В Порт-о-Пренсе нас поселили в гостинице, но не в той, где появлялись Щелкающие Пальцы.

Одна стена столовой выходила в красивый тропический сад, где пальмы росли вперемежку со «звездными яблонями» и цветущими лианами, которые образовывали гирлянды и обвивали колонны близ нашего столика.

В это время года, как нам сказал хозяин, посетителей обычно было немного.

Но отель, как и в Кристобале, был набит битком. Если бы не распоряжения, которые получил американский консул на наш счет, вряд ли для нас нашлись бы свободные места. Но все равно наша компания раскололась.

Пока я озирался по сторонам, пробираясь к своим друзьям, я насчитал по крайней мере четырех человека, которых уже видел в Колоне!

Сев на свое место за столом и встряхнув салфетку, я спросил:

— Эти шпионы следуют за нами, Смит? Или мы следуем за ними?

— Как раз об этом, Кэрригэн, я только что спрашивал Смита, — ответил Бартон шепотом, который было слышно за сто ярдов.

— Ни то, ни другое, — ответил Смит. — Но положение союзников в Европе настолько критическое, что, если по эту сторону Атлантики им намерены помогать, то надо помогать быстро. Не хочу сказать, что Британской империи грозит опасность, просто любая держава, желающая принять участие в игре, должна начать действовать сейчас или не начинать вовсе. Соединенные Штаты весьма уязвимы на Карибском фронте. По крайней мере, одна воюющая сторона следит за ними, а возможно, и «нейтральная». Доктор Фу Манчи следит за всеми сразу. — Он отодвинул тарелку и закурил. — Хорошо поспали, Кэрригэн?

— Да не очень. А вы?

— Нет. Эти чертовы барабаны били всю ночь.

— Вот именно.

— Кажется, будто вернулся в Африку, — проворчал Бартон. — Сразу же это ощутил, как только приземлился здесь.

— А это и есть Африка, — бросил Смит. — Африканский остров в Карибском море. Эти барабаны, которые бьют всю ночь, далеко и близко, на холмах и в долинах, с тех самых пор, как мы сюда прибыли, — вы знаете, о чем они говорят?

Я в некоторой растерянности уставился на него.

— Нет, язык африканских барабанов для меня, как китайская грамота.

— Когда-то так же было и со мной, — Смит умолк, потому что гаитянский официант поставил передо мной грейпфрут и удалился. — Но ведь барабанами пользуются и в Бирме, как вы знаете. Да и вообще в Индокитае. Когда я был там, то из кожи вон лез, пытаясь придумать способ передачи сведений, более быстрый, чем телеграф. Кое-что я усвоил, но до специалиста мне еще далеко. Когда мы с вами, — он повернулся к Бартону, — вместе были в Египте, и после, в деле о маске предсказательницы в чадре, я попытался освежить свои познания. И, хотя язык этих негритянских барабанов ни на что не похож, тем не менее я знаю, что они говорят.

— Что же? — воскликнул я.

— Они сообщают кому-то, что мы здесь. Каждое наше движение прослеживается, Кэрригэн.

— И донесения идут к Фу Манчи? — спросил Бартон. Смит немного поколебался, потом неторопливо ответил:

— Не уверен. Я бывал здесь и прежде, не забывайте, хоть и недолго. Однако по ночам я слышал барабанный бой, и мои скромные познания в языке барабанов в конце концов, кажется, помогли определить, каким звуком обозначается мое имя.

— Поразительно! — воскликнул Бартон. — У меня целая кипа нот из языка барабанов, страниц триста, но не думаю, что я смог бы распознать в них свое имя.

— Я же говорю, что не уверен. Но в то время у меня создалось такое впечатление, а последующие события укрепили его. Сообщения барабанщиков адресованы не доктору Фу Манчи. Мы можем более-менее точно узнавать руку доктора. Нам известно, к примеру, что именно он приводит в действие Щелкающие Пальцы, командует тенью и повелевает приглушенными шагами. Именно эта тень проникла в наш номер в Колоне и подмешала вам в виски опиум. Та же самая тень, не замеченная сотрудником полиции, подложила пачку отравленных сигарет на подлокотник его кресла. Ко всему этому теперь добавилась зеленая рука. Но я все чаще ловлю себя на том, что думаю об этой женщине, которую называют Владычицей Мамалуа. — Он умолк, погасил сигарету и вдруг воскликнул: — Боже!

На столе рядом с его тарелкой появился конверт. Ни одного официанта поблизости не было, а ближайший занятый столик стоял довольно далеко.

— Оно пришло вон по той садовой дорожке, — почти прошептал Бартон. — Я определенно видел, как оно влетело.

Но я видел лишь, как оно легло рядом с тарелкой. Я ошеломленно молчал. Кожа на скулах Смита натянулась, но он колебался лишь мгновение, потом вскрыл конверт столовым ножом и невозмутимо прочел вслух:

— «Второе Предупреждение. Совет Семи Си Фана указывает, что на Первое Предупреждение не поступило никакого ответа. Две державы начали переговоры с Советом относительно перегруппировки военно-морских сил в водах Карибского бассейна и Панамского канала. Копия данного Второго Предупреждения отправлена в Вашингтон. В вашем распоряжении три дня.

Президент Совета».