© Ирина Юрьевна Рослова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Глава 1. Почему не сбылась мечта

Сначала у нас был совсем обычный день. Мы делали с Машей зарядку, которую передавали по радио. Потом позавтракали самой обычной овсяной кашей с бутербродами и выпили обычный компот.

Потом мы, как обычно, успели разгромить всю квартиру, пока мама убирала со стола. Это мама так сказала. Хотя, на самом деле, мы просто играли в паровоз. Всё началось с того, что Маша решила покататься на своей машинке, а я ей и говорю:

— Маш, вообще-то это не честно, что ты катаешься, а я нет. Давай мы с тобой сделаем паровоз! — Маша закивала головой. Она вообще очень хорошая сестрёнка. С ней всегда можно легко договориться.

Мы принесли из ванной большой таз, а в коридоре из шкафчика с обувью достали самый большой и толстый шнурок от ботинка. И привязали к спинке машинки этот таз. Вот и получился поезд!

Сначала мы туда просто сажали Машу, и я её катала. А потом мы решили, что поезд у нас почтовый и, что мы перевозим всякие почтовые грузы и посылки. Мы стали ездить по квартире и перевозить всякие вещи, которые нам попадались, с одной станции на другую. В результате все вещи у нас в доме немного перепутались. Вот, поэтому мама и сказала, когда пришла:

— Вот. Всё как обычно! Не успела я на кухне убрать, а вы уже успели всю квартиру разгромить.

— Это мы грузы почтовые перевозили! — пояснила я. — Мама! Вот тебе чего привезти?

— Порядок! — ответила мама.

— Ой, а где же его взять? — удивилась я.

— На самой дальней станции, — строго сказала мама. И пришлось нам с Машей всё обратно развозить. Мы решили, что это у нас все перепуталось и мы почту не туда возили. Поэтому надо всё вернуть обратно. Тоже игра получилась весёлая. Только мы не всё вспомнили, куда надо вернуть.

— Эх вы! — сказала мама, — надо было письменный учёт вести! — и разложила оставшийся груз по местам.

— А где он этот учёт? И куда его надо отвезти? — обрадовалась я.

— Хи-хи-хи! — сказала мама. — В смысле, записывать надо было.

И мы, как обычно, пошли гулять. А после прогулки и обеда Маша улеглась спать. Она совсем маленькая — ей годик с половинкой всего. Ей днём надо обязательно спать. А мне уже целых шесть лет. А это уже совсем другое дело. Потому спать я сегодня не собиралась. Мы попили с мамой чаю и стали заниматься своими делами. Мама взялась за книжку. А я за рисование.

Так мы и сидели, каждый со своим делом, пока мама вдруг не заявила, показывая на книжку:

— Вот! И тут — то же самое!

— Что там? — переспросила я, продолжая рисовать.

— Мне начинает казаться, что уже все вокруг кроме нас знают этот секрет! И умеют им пользоваться! Одни мы с тобой темнота! — сокрушенно сказала мама вместо ответа.

— Да что за секрет?! — теперь уже заинтересовалась я и оторвала один глаз от рисования.

— Про то, что мечта обязательно сбудется, если её очень хотеть. И тут опять написано, что мечту надо только представлять себе почаще. Так, будто бы она уже у тебя сбылась. И так, чтобы во всех подробностях. И дело в шляпе!

— Почему в шляпе? — удивилась я.

— Это выражение такое. Означает что-то вроде: «и дело сделано».

— А-а-а-а-а! — разочарованно протянула я и вернула глаз обратно в рисование. Это мне было неинтересно. Не потому, что это не интересно. А потому, что мы уже с мамой читали такие вот всякие книжки и истории. И я уже много раз старалась и хотела, и мечтала, и представляла себе свою мечту во всех подробностях. И какие у меня должны быть крылья, и какого цвета, и куда я полечу. Только мечта почему-то так и осталась мечтой. И я потеряла всякую надежду. И теперь, когда мама опять заводила такие разговоры, я просто привычно спрашивала: «А как же мои крылья?». На что мама всякий раз придумывала какое-нибудь объяснение.

— Вот тебе и «а»! — продолжила мама озабоченно. — Ты представляешь, все мечтают и у них сбывается. А у нас — нет. Как ты думаешь, что всё это значит?!

— Не знаю, — вздохнула я печально.

— А я знаю! — торжественно провозгласила мама. Я прям даже один глаз опять от рисования отлепила. Интересно же. А мама говорит:

— Это всё потому, что мы делаем что-то не так!

— И что же?! — обрадовано спросила я.

— Пока не знаю, — вздохнула мама. Помолчала немного и добавила. — Но догадываюсь! — и уткнулась обратно в книжку.

А я опять взялась за фломастер. Я занималась делом посерьёзней маминого, между прочим! Я рисовала пчёлоптицепса. Это такой очень хороший зверь из мультика. Он сделан из пчелы, птицы и собаки. Правда, в мультике его ни разу не показали. Его придумала младшая сестра, чтобы напугать своего совсем младшего брата. Там была ещё и старшая сестра, но она ничего такого не придумывала.

И вот потому, что она его придумала, его так и не показали. А у меня он так и остался в голове. Он жужжал мне в ухо, кружился вокруг облаков и иногда очень громко лаял. Был он очень симпатичным, но немного надоел мне тем, что всё время жужжал и кружился. Да ещё и лаял к тому же. И я решила, надо его нарисовать. И тогда он перестанет делать это всё у меня в голове. И будет делать это на бумаге. И вот, я уже нарисовала ему полосатое туловище, голову, как у собачки, и ушки, и пчелиные крылышки, конечно… И вот он уже жужжал и летал, как положено — на листочке. Мне оставалось дорисовать только хвостик и лапы. И тут мама говорит:

— Есть идея!

— Ура! — говорю я. — Какая?

— А вот тут написано, как узнать, почему мечта не сбывается.

Я отложила фломастер. Мне стало интересно. А вдруг, правда, узнаю сейчас почему. Пчёлоптицепёс без лап и хвоста вел себя в моей голове тихо. Или это его лапы и хвост вели себя тихо. В общем, я решила, что он может немного и подождать.

— Как узнать? — подбежала я к маме и уселась рядом.

— Напишите на листочке всё, что Вы думаете о своей мечте, — вслух прочла мама.

— И всё? — удивилась я.

— И внимательно прочитайте. Скорее всего, ответ на то, почему мечта не сбывается, Вы заметите сами.

Я соскочила с дивана и достала с полки черновик и ручку. Уселась за стол и положила листочек перед собой.

— А как это: «чего думаете»? — вопросительно поглядела я на маму и попыталась погрызть ручку.

— Ручку не грызи! — тут же отреагировала мама. — Ты же говоришь, что ты про неё много думала?

— Много! — подтвердила я.

— Значит, у тебя есть, что написать, — развела руками мама.

Я сосредоточилась. И стала думать. А потом написала:

«Я ХАЧУ НАСТАЯ…»

— Мам, а, вот, в «настоящие» после «настая», чего потом? Шэ?

— Нет — Ще. Точнее Ща, буква называется… И Ша.

— Ага! Подтвердила я.

Получилось у меня в итоге так:

«Я ХАЧУ НАСТАЯЩИИ КРЫЛЯ НО МАМА МНЕ НИ РАСРИШАИТ»

Решив, что я уже очень много написала, я подбежала к маме.

— Мама! Смотри! Тебе видно?

— Что видно? — не сразу поняла мама.

— Ну, видно, почему не сбывается?

— А! — спохватилась мама и заглянула в листочек. — Ну конечно, видно!

— И что?! — радостно заверещала я.

— Ну как же?!?! — мама была по-настоящему удивлена. — Мы столько с тобой читали… А ты… Ведь надо же очень-очень верить в свою мечту. Аж представлять её себе так, что не отличишь: правда это или только мечта. Если хочешь куклу, надо представить, как ты её держишь и смотришь в её голубенькие глазки, рассматриваешь её длинные реснички, и завязываешь завязочки на её платьице, и оборочки расправляешь. И все узоры на оборочках видишь, и все цвета. А ты даже не веришь в то, что я тебе твою мечту разрешаю. Тут уже и не до представления.

— А ты что, разрешаешь? — подозрительно покосилась я на маму.

— А когда это я тебе не разрешала?!

— Да я даже и не спрашивала. Тут и так понятно. Если я начну летать, то и Маше захочется. А она ещё маленькая.

И я говорила абсолютную правду. Моя маленькая сестрёнка всё время хочет делать всё так, как я. Хочет кушать то, что я, играть в те игрушки и игры, в которые я играю. Надевать то, что я, ну или хотя бы что-то похожее. Например, я надеваю юбку, и Маше надо найти юбку. Я — халат, Маше тоже срочно нужен халат. Потому мне приходится всегда думать, что я собираюсь делать. И что решит по этому поводу Маша. Вот я и думала.

— Ах, вот оно что! — догадалась, наконец, мама. — Да, это здорово, что ты про Машу подумала. Но, знаешь, что я хочу тебе сказать. Ты же катаешься на большом велосипеде. Правильно?

— Правильно! — вспомнила я. И добавила. — А у Маши пока даже маленького нет!

— То-то и оно, — подтвердила мама. — Мы же ей как-то объясняем, что Маша ещё маленькая. На таком ещё не умеет. Как придёт время, тогда и заведём? Да?

— Да-а-а! Объясня-я-я-я-ем, — протянула я, вздыхая. Я уже поняла, что зря я так про маму и про крылья думала. Всю мечту распугала.

— А что, — снова оживилась я, — когда придёт время, ты и Маше разрешишь намечтать крылья?

— А как же! — засмеялась мама.

— А когда придёт такое время? — допытывалась я.

— Если честно, точно пока не знаю. Давай ты сейчас намечтаешь сначала крыльев себе, а там и решим, с какого возраста полёты на крыльях разрешаются. Хорошо? Ты полетаешь и оценишь. Так сказать, с практической точки зрения.

— Хорошо! — согласилась я, хотя не очень поняла про зрение. — А что теперь? Сбудется уже мечта?

— Не знаю. Вдруг ты ещё себе чего-нибудь напридумала.

— А я сейчас заново на листочке напишу! — придумала я.

— Пиши! — согласилась мама. — А я пока помою посуду после обеда.

И мы принялись за дело. Каждый за своё. В результате, когда посуда у мамы была домыта, на моём листочке было написано вот что:

«Я ХАЧУ НАСТАЯЩИИ КРЫЛЯ И ХАЧУ МАШЕ ТОЖЕ»

Я очень старалась всё правильно написать. Даже язык высунула. Я где-то слышала или видела, что так делают, когда стараются. Вот я и высунула. Должно, значит, получиться ещё лучше, чем без языка. И вот, я написала про Машу. И сначала мне показалось, что всё. Всё я написала. Но какое-то противное чувство мне не давало покоя. Рука хватала ручку и рвалась написать что-то ещё. Я не стала ей мешать. И она дописала немного. Получилось вот так:

«Я ХАЧУ НАСТАЯЩИИ КРЫЛЯ И ХАЧУ МАШЕ ТОЖЕ

НО ТАК НИ БЫВАИТ»

— Ого! — огорчилась я. — Дописала то всего ничего. А так всё испортила.

— Мама! — закричала я плаксивым голосом. — Помоги-и-и-те! У меня опять.

Подошла мама.

— Да уж! Опять! — согласилась она. — Что же, давай разберёмся.

— Давай разберёмся! — решительно хлопнула я кулаком по столу. На меня прямо такое возмущение нашло, что я, оказывается, сама из-за себя сижу без крыльев. А ведь могла бы уже давным-давно летать! И может быть, и Маше бы уже разрешили. В общем, я даже чуть-чуть не разревелась из-за этого всего.

— Почему так не бывает? — стала задавать мне вопросы мама таким голосом, будто бы она ведущий какого-нибудь конкурса на сообразительность для детей. Я такие видела как-то по телевизору и очень хотела бы туда попасть. Уж я бы там сообразила.

— Потому что не бывает девочек с крыльями! — бойко и радостно ответила я.

— Вот тебе на! — всплеснула руками мама. — Раз не бывает, зачем тогда хочешь того, чего не бывает?!

— Очень хочется! — пожаловалась я.

— Я где-то слышала, что если очень хочется, то можно, — хихикнула мама.

— Если очень хочется, то бывает? Так что ли? — совсем запуталась я.

— Смотри. Давай я тебе приведу пример. А ты уж сама решай, бывает или нет.

— Давай! — согласилась я, не раздумывая.

— Вот скажи, пожалуйста, автомобиль, он бывает? Или самолёт?

— Автомобиль? — не поверила я своим ушам. — Это машина, что ли?

— Да-да! Именно! — кивнула согласно мама.

— А как же? — удивленно так говорю я. — Мам, ну вон же за окном — всё этими машинами заставлено.

— Получается, у тебя нет никаких сомнений в том, что автомобиль бывает?

— Никаких! — уверенно подтвердила я.

— А теперь внимательно слушай. Лет эдак двести назад на земле не было ни одного автомобиля. Вообще ни одного! И вообще ничего такого, что могло бы ехать само, без лошади или без каких-то прилагаемых человеком усилий.

Я внимательно слушала. И думала: «Двести лет — много это или мало. И кто жил в те времена? Моя прапрапрабабушка и прапрапрадедушка или только прапрабабушка, или вообще только пра и всё…». А мама продолжала рассказывать:

— И вот, представляешь, нашёлся вдруг такой человек, который автомобиль придумал! И ведь он сначала всем говорил: «Вы знаете, я придумал автомобиль! Он может ехать сам!».

— А все ему знаешь, что говорили?

— Такого не бывает! — заблеяла я противным голосом, и мы с мамой вместе рассмеялись.

— И что же было потом? — поинтересовалась я.

— Потом? Потом он его всё-таки сделал. И показал всем. И все увидели и поверили, что автомобиль бывает. И как думаешь, почему у него получилось?

— Потому что он поверил, что автомобиль может быть! — сразу же выпалила я!

И так я громко это выпалила, что Маша в соседней комнате проснулась. И заревела. Она всегда ревёт почему-то, когда просыпается. Думаю, может быть от того, что просыпается, а рядом никого? Обидно! Надо как-нибудь попробовать лечь рядом и дождаться, когда она проснётся. И посмотреть — заревёт или нет?

Мама ушла к Маше и оставила меня одну подумать. И я стала думать.

— Это что же это получается? Всё точно так же, как и у меня! Тоже никто не верил. И только один человек поверил и всё. И получилось. А теперь автомобиль — это САМОЕ ОБЫЧНОЕ ДЕЛО. И значит, если я поверю в то, что крылья у девочек могут быть, они у меня вырастут. А потом я научу Машу. Потом Юльку и Катюшку. А потом, через двести лет, крылья у девочек будут самым обычным делом! Да и чего такого необычного в крыльях у девочек?! Это ведь даже и не машина, и не самолёт. Там нужны какие-то винтики всякие и бензин, и там разбираться надо! А крылья, они должны всего-навсего вырасти! Тут ничего разбираться не надо! Ведь вырастают крылья у птицы! И у бабочки. И нет в этом ничего необычного. А чем маленькая девочка отличается от бабочки без крыльев? Я в задумчивости взяла ручку и на маленьком клочке, случайно оказавшейся рядом бумажки, нарисовала бабочку без крыльев. Получился обычный человечек. Правда, мне вдруг показалось, что у бабочки может быть лапок немного больше, чем у человека рук и ног, но я решила, что это никак не может человеку помешать летать. Скорее наоборот, это бабочке наверняка мешаются лишние лапки, когда она летает. А человеку с этим делом повезло!

Вечером я не стала укладываться спать вместе с мамой и Машей и слушать сказку перед сном. Я решила, что надо мне ещё раз все хорошенько подумать про крылья. Я легла поудобней и стала представлять себя с крыльями. Как я стою перед зеркалом. А у меня корона, палочка волшебная и крылья. И так это всё красиво… А потом, как я лечу с кровати и мне даже и не надо вставать. А потом — как я из нашего окна лечу прямо в Юлькино. Стучусь, а Юлька удивляется…

А Юлька окно не открыла. Ей мама не разрешила. Говорит:

— Вывалишься. Кто ж, — говорит, — на девятом этаже окна открывает.

А что я там за окном, не поверила и даже смотреть не стала. Я тогда махнула Юльке палочкой и дальше полетела. Лечу над детскими площадками, на которых мы днём гуляем, над качелями. А там пусто. Нету никого. Ночь ведь. Все дома спят. Правда, почему-то как-то не темно. Но я точно знаю — ночь. Покружилась я над огромной песочницей. Есть у нас такая площадка у парка и там песочница — огромная. Двести малышей поместится! Вспомнила я откуда-то знакомое число. Там кто-то назабывал игрушек в этой песочнице. И маленький совочек, и ведерко, и морского конька…

Мне вдруг стало жутко смешно почему-то, и я рассмеялась. А нету ведь никого вокруг. Смейся, сколько влезет!

— Чего смешного? — поинтересовался гнусавый голос сзади меня.

— Ой! Пчёлоптицепёс! — обрадовалась я.

— Летаешь? — как-то ехидно спросил он.

— Летаю! — не заметила я его ехидства. — Здорово, правда?

— Здорово — это если летаешь, когда хочешь. А когда не хочешь — не летаешь, — прогнусавил пчёлоптицепёс так недовольно, что я, наконец, это заметила.

— А у тебя, что не так? — заботливо спросила я, начиная догадываться, из-за кого у пчёлоптицепса случились неприятности.

— Нет! — театрально вздохнул пчёлоптицепёс, — У меня не так! Мне кто-то забыл лапы нарисовать! — прорычал он и сделал очень недовольную и сморщенную морду.

— Ой! — хлопнула я себя по лбу. — Ну конечно! Извини! Как только проснусь, сразу нарисую!

— И хвост! Про хвост не забудь! — наставительно проворчал пчёлоптицепёс и улетел в неизвестном направлении.

 

Глава 2. Мечты сбываются!

Я проснулась и подглядела одни глазом. Было светло. Утро значит.

— Надо ещё поспать! — решила я и попыталась улечься на спину. Но мне не удалось осуществить этот поворот. Что-то попало под спину и больно меня укололо. Я протянула руку через плечо за спину и стала тянуть то, что мне мешало. Первым делом я решила, что это кукла. В моей постели встретить куклу — дело обычное. Я же девочка.

— Ой! — вскрикнула я от неожиданности, и идея поспать ещё у меня прошла. Дело было в том, что когда я тянула за то, что мне мешало за спиной, мне становилось больно! Я перестала тянуть. А стала трогать. Это что-то было тонкое и мягкое снаружи, но жесткое изнутри. Вот если взять мягкую тряпочку, прошить её и вставить вовнутрь что-нибудь: палочку или ободок для волос, получается именно так.

Это было что-то не моё. Точнее, я сначала так подумала: «Это что-то не моё». Но потом я подумала ещё и передумала. Потому что: во-первых, если за это потянуть, то мне получалось больно. Во-вторых, если не тянуть, а трогать потихоньку, то мне получалось щекотно. Тогда я решила, это что-то моё, но я к нему совсем не привыкла. И тут же мне вспомнился весь вчерашний день, потом вечер, потом площадка, Юлькино окно, пчёлоптицепёс. Я вдруг спокойно-спокойно так себе и говорю:

— Это же мои крылья! — и только моя улыбка, такая, что, правда, хоть завязочки пришей, и выдаёт, что я волнуюсь. А так, я даже и не удивилась. — Чего такого-то? Девочка с крыльями? Обычное дело!

Я села на кровати и попробовала ими помахать. Крыльями. Точнее я подумала: «Надо помахать». И чувствую — машу. И немножко так поднялась над кроватью.

— Класс! — счастливо прошептала я. Шептала я потому, что ещё пока не решила, что правильно — шептать или орать на весь дом, что у меня есть крылья. Решила пока не орать. И полетела на самую верхнюю перекладину спортивной лестницы. Как и мечтала. Поболталась и проверила то, что мне давно ещё в голову приходило. С крыльями можно болтаться, а руками при этом и не держаться. Просто немножко крыльями подмахивать.

Я подлетела к шкафу. Всегда я его видела снизу. А теперь — сверху. Там стояли всякие игры. И в дальнем углу, у стены, я увидела много всего, о чём давно забыла. Конструктор — кукуруктор, лото, большую мозаику и рыбалку. Был бы обычный бескрылый день, я бы обязательно это всё стащила и стала играть. Но сейчас мне было не до этого. Я подлетела к выходу из комнаты и тихонечко выглянула. Было тихо. И никого.

— Папа на работе, мама с Машей спят, — пришла к выводу я. И смело вылетела в зал. Хотела уже полететь дальше — в коридор, но вдруг вспомнила важное дело. Вернулась и плюхнулась на стул. Сразу по-турецки. Получилось просто блеск! Улыбка так и не покидала моё лицо, потому щеки ближе к ушам уже начали немного ныть.

Я взяла коричневый фломастер. И нарисовала пчёлоптицепсу четыре коротенькие лапки. Не из вредности, — нет. Просто в моей голове лапы у него были именно такими. Как у длинной собачки таксы. А потом я нарисовала ему розовым фломастером павлиний хвост.

— Ну как? Нравится? — спросила я у пчёлоптицепса. Он молчал. Но зато заметно так кивнул своей собачьей головой. И стал, наконец, весёлым пчёлоптицепсом.

А я, сделав важное дело, вспорхнула над стулом и полетела дальше. Выглянув в коридор, я увидела зеркало.

— Вот это да! — удивилась я. — Как это я забыла посмотреть на свои новые крылышки! — и я подлетела к зеркалу.

Крылышки были что надо. Именно такие, как я и представляла. Серебристые, блестящие. Как у настоящей феи. Я включила в коридоре свет, свет падал на крылышки, и они слегка переливались. Это была та ещё красота! Я долго не могла отлепиться от зеркала. Крутилась, взлетала, строила всякие рожицы: смешные, красивые, строгие, и смотрела, как это всё смотрится с крыльями. Потом, когда мне, наконец, надоело этим заниматься, я решила, что пора уже обрадовать Машу и маму. И я тихонечко открыла дверь в спальню и вошла.

 

Глава 3. Мама не верит!

Я именно вошла. Я подумала, что влетать пока не стоит. Мама говорит, что это называется интуиция. Когда что-то тебе подсказывает, как правильно.

Мама и Маша спали на большой кровати. Маша часто к утру попадала в кровать к родителям. Вообще у неё есть своя кроватка рядом. Но мама говорит, что ближе к утру Маша просыпается и просится к маме. Мама берёт Машу и машину подушку и кладёт их посередине кровати. Машу и подушку. Точнее, сначала подушку, а потом, сверху Машу. И они спят дальше. Вот и сегодня так случилось. Потому Маша спала рядом с мамой и держала маму за палец.

Я тихонечко забралась на кровать и села рядом. Маша сразу проснулась, вскочила и стала сонно оглядываться по сторонам. Она почти сразу увидела мои крылья, показала на них пальцем и сказала:

— О!

Подошла ко мне и стала меня за крылья трогать. Получилось щекотно, и я стала смеяться. Мама открыла один глаз и закрыла заново. Улыбнулась и говорит так тихо-тихо и сонно:

— Марин, ты здесь?

— Здесь! — говорю. А сама смотрю на маму внимательно и улыбаюсь.

А мама тоже улыбается и говорит мне:

— А я ещё сплю! И мне сон снится. Про то, как у тебя появились серебряные крылья, а Маша их тебе щекочет.

Я не выдержала и прыснула.

— Мама! — говорю так понимающе. — Это ты не спишь! Это, правда, крылья!

Я поняла, что мама имеет в виду. Так часто бывает. Когда тебя разбудили. Ты вроде бы проснулась наполовину. Но не до конца. И ещё можешь видеть сон. Можешь, какой-то новый увидеть. А можешь, лечь на другой бок и досмотреть тот, что тебе снился до того, как тебя разбудили. Вот и мама так решила, что мои крылья — это её сон. Но ведь это были мои крылья! А не её сон. Потому я ещё раз повторила:

— Это не сон! Это мои новые крылышки!

И тут мама как-то очень резко подскочила. Так, как будто бы она решила покачать пресс. Это так называется упражнение. Когда ложишься и поднимаешь всё, кроме ног и попы вверх, а потом опускаешь вниз. Мама так и сделала. Подняла всё вверх. Выпучила глаза так, что больше на лице почти ничего и не помещалось, а потом опустила всё обратно — вниз. Но глаза не закрыла. Так и лежала, с выпученными.

— Мама, ты чего, не рада?! — подозрительно спросила я.

Мама опять поднялась. И стала на меня смотреть. Точнее за меня. Как-то она даже и не улыбалась. Я заволновалась. Думаю: «Может ей цвет не нравится?!». А мама говорит каким-то безразличным голосом:

— Потрогать можно?

— Ну конечно! — удивилась я. — Чего это, думаю, мама меня вдруг спрашивает про такое? Никогда она не спрашивает, можно ли, например, потрогать мою руку, или косичку, или синяк какой. Всегда берёт и трогает, если хочется. А тут на тебе!

И мама потрогала. А точнее, она вытянула на руке один палец вперед и потянулась им до меня, дотянулась до крыльев и сразу же убрала его обратно. Так, будто бы она тронула колючего-преколючего ежа.

— Мама! — нахмурилась я. — Тебе что, мои крылья не нравятся?!

— Нравятся, — сказала мама без выражения. И я ей не поверила.

— Нет! Тебе не нравятся! Я же вижу! — начала паниковать я.

— Да дело не в этом, — вздохнула мама.

— А в чём тогда?! — не сдавалась я.

— Дело в том, что я очень… Очень… Удивлена, — вспомнила, наконец, мама нужное слово.

— Удивлена?! — удивилась я. — Почему это?!

— Да потому, что это удивительно! — как-то очень громко сказала или, даже, скорее, прокричала мама.

И тут я, наконец, поняла, что мама, которая сама же всё это вчера и придумала, со мной всё исправляла и мне помогла поверить. Эта вот самая мама не верит в то, что у меня правда выросли крылья!

— Да почему удивительно! — в отчаянии прокричала я в ответ. — Ты же сама вчера…

— Да! Сама! — громко согласилась мама. — Так я и до этого сама! Только до этого никаких крыльев не появлялось!

— Правильно! Потому что до этого мы неправильно всё делали! — не унималась я. — А вчера сделали всё правильно!

— Всё правильно, — эхом повторила мама.

— И вот теперь моя мечта сбылась! — сказала я неуверенным голосом и посмотрела на маму вопросительно.

— Действительно. Сбылась! — согласилась мама.

— Так ведь надо же радоваться! — с сомнением посмотрела я на маму, ожидая, что вот она сейчас, наконец, начнёт радоваться.

— Получается, что надо, — сказала мама, — но у меня почему-то пока что не получается, — честно призналась она.

— Почему? — растерялась я.

И тут мы вспомнили про Машу. Она всё это время бегала то ко мне, то к маме и обеспокоенно показывала на свою спинку и на мои крылья. И это означало, что и Маше тоже нужны крылья.

— Я мигом! — сказала я и сбегала в свою комнату за игрушечными крыльями на резиночках. Мы надели их Маше, и она сразу очень обрадовалась.

— Так. Ладно, — постаралась взять себя в руки мама. — Как известно, что ни делается — всё к лучшему! Давайте сейчас пойдём завтракать, а заодно всё и обсудим, — предложила мама и на её лице, наконец, появилась улыбка.

— Ура! Идём! — обрадовалась я. Вдруг оказалось, что я очень голодная. Маша тоже закивала в подтверждение того, что она тоже согласна позавтракать.

 

Глава 4. Как жить дальше?

Мы сидели за столом — я, Маша и мама и ели кукурузную кашу. Мама сказала, что сегодня ничего сложнее кукурузной каши у неё почему-то не получится. А мы и не возражали. Во-первых, мы с Машей любим кукурузную кашу. А во-вторых, мне было всё равно сегодня, чего есть. Я только и думала, что о своих новых крыльях. А Маша обычно вообще не очень возражала, когда ей предлагали поесть.

Сидели мы, ели и ждали, кто из нас первый начнёт этот серьёзный разговор. Я решила взять это дело на себя.

— Мам, — говорю, — а почему ты не радуешься моим крыльям, я так и не поняла?

— М-м-м-м…, — очень убедительно промычала мама. — Я же мама. Я взрослая. Это у тебя от крыльев в голове одни радости. Потому что ты представляешь себе, как ты летаешь, и как это всё красиво. А я сразу размышляю на бытовые темы. И моя голова от этого становится всё больше… И больше…

— А что это такое за темы? — поинтересовалась я.

— Это про то, как мы будем дальше жить с твоими новыми крыльями, — пояснила мама.

— Как-как! Понятное дело! Очень весело! — уверенно заявила я.

Мама громко вздохнула.

— Ну вот смотри, например, пока ты усаживалась завтракать, ты своими новыми крыльями два раза уронила все, что лежало на вон той полке, и один раз чуть не сшибла горшок с цветком с подоконника, я еле успела поймать. И это самый простой пример бытовой темы. А вот тебе поинтересней: Как вот ты думаешь, что, например, скажет про твои крылья папа?

— Папа? — удивилась я такому простому вопросу. — Папа, наверное, обрадуется! Ему не надо будет теперь меня носить на шее и подбрасывать!

— А это мысль! — обрадовалась мама. — Ну, хорошо, — продолжила она. — А вот, в детский сад, например, ты как пойдешь?

— В детский сад завтра пойду! Надо всем же мои крылья показать! — мечтательно объявила я.

— Вот! А как ты в него пойдешь? Что скажут воспитатели? Заведующая? Медсестра, в конце концов?! — интересовалась мама.

— А что они скажут?! Им, наверное, понравится! Красивые крылья какие! — не сдавалась я.

— А если ты улетишь?!

— Куда улёчу?! — не поняла я.

— Да кто же тебя знает, куда! Возьмешь и улетишь во время прогулки! — наседала мама.

— Зачем это я улечу?! — удивлялась я. — Я же прекрасно знаю, что из сада без родителей улетать нельзя…

— Во-о-от… Что-то я сомневаюсь, что это будет звучать убедительно для сотрудников сада…, — задумчиво протянула мама. — И ещё вопрос интересный, а как мы тебя теперь будем одевать? Это хорошо сейчас жара и у тебя есть пара маек без спины. А вот станет прохладнее. И что тогда? Как вот надевать на твои крылья кофту?! Да или, элементарно, платье? — мама встала, и стала заглядывать со всех сторон на мои крылья.

— Это, получается, — увлечённо вслух размышляла она, — что надо такую кофту на двух молниях… И пальто надо такое же… И куртку. И чтобы это все плотно к крыльям подходило, а то ведь иначе простудишься…

— Ой, ну мам, ну тут ты вообще зря переживаешь! — без всяких размышлений успокоила её я. — Тут мне уже давно всё понятно.

— Да? — заинтересованно посмотрела на меня мама. — Идея про то, что мы скажем папе, ей очень понравилась, и она подумала, может быть, я и на остальные вопросы придумаю такие же замечательные ответы.

— Ну конечно! Помнишь, ты вчера рассказывала про машину? — напомнила я.

— Про какую машину? — не поняла мама.

— Ну, про первую же машину, которую кто-то взял и придумал! — нетерпеливо объяснила я.

— А! Да, — поняла, наконец, мама.

— Вот, там же тоже сначала придумали одну машину. А потом все стали на них ездить. Правильно?

— Та-а-а-ак? — мама смотрела на меня очень внимательно и глаза её как-то немного смеялись. Это было заметно совсем чуть-чуть. Но я заметила. Я ведь её родная дочка.

— Вот и у нас так будет! Зима ведь не скоро ещё. А к зиме такие крылья будут у всех девочек! Ну, или почти у всех. И тогда откроется магазин одежды для девочек с крыльями. Мы туда пойдём и купим мне пальто и кофту, — рассуждала я.

— Ну, ты и голова-а-а-а… — восхищенно покачала головой мама, а глаза продолжали посмеиваться.

— Есть ещё вопросы? — деловым тоном поинтересовалась я.

— Да, буквально, чуть-чуть! — ехидно сказала мама.

— Спрашивай! — с готовностью разрешила я.

— Х-м-м-м…, — мама вдруг растерялась. Она поняла, что вообще-то все вопросы, возникающие у неё в голове, имеют какие-то одинаковые ответы.

— Как, например… А-а-а! Ладно! Я уже поняла. Ты и на этот вопрос ответ придумаешь, — засмеялась мама.

— Всё будет хорошо, мам, — совершенно серьёзно сказала я, глядя маме в глаза. — Разберёмся. Подумаешь, девочка с крыльями. Обычное дело!

 

Глава 5. Я летаю

— Ты летать то пробовала? — спросила мама. И тут я поняла, что они ведь с Машей и не видели, как я умею летать!

— Вот это да! — удивилась я. — Как же это так?! — а потом поняла: я ведь обычно по утрам не летаю. Потому и забыла об этом в суматохе.

— А как же! Ещё как пробовала! — с видом бывалого лётчика заявила я.

— Полетай хоть, мы посмотрим! — попросила мама легкомысленно. Но потом её лицо приобрело, всё-таки, испуганный вид, и она не смогла не добавить:

— Только, пожалуйста, не высоко и аккуратно!

— Да где же здесь можно высоко? — рассмеялась я. — Тут же потолок!

И я, глядя прямо на маму и широко улыбаясь, взлетела до потолка и немного покачалась туда-сюда. Как на гамаке.

— Не больно? — почему-то спросила мама тревожно.

— Ни капельки! — успокоила её я. И подлетела к шкафу в зале. На нём тоже было много всего интересного.

— Ой, пыли сколько! — всплеснула я руками. — Мама! Скорее неси тряпку!

Маму не пришлось долго уговаривать. Она быстренько сбегала за тряпкой. И я протерла пыль сначала на этом шкафу, потом в своей комнате и ещё в коридоре. Заодно я рассматривала всякие интересные штуки, которые там были запрятаны. Про некоторые все давно уже забыли. А некоторые давным-давно хотели найти, но никак не могли вспомнить, где искать.

Потом я ещё протёрла люстру и такие полосочки, на которых висят занавески.

— Ты знаешь, — сказала мама, — пожалуй, мне твои крылья начинают нравиться!

А я очень обрадовалась этим словам и продолжила вытирать пыль с ещё большим усердием.

Маша, тем временем, смотреть на это всё просто так не могла. Она очень переживала, пыталась подпрыгивать, попискивать и изо всех своих силёнок хотела тоже летать.

— Ну вот. И Маша хочет летать, — заметила мама.

А я посмотрела на неё жалостливо и говорю:

— А может, Маше уже тоже пора крылья завести?

— Н-нет-нет! — испуганно закричала мама. — Давайте, немного подождём!

— Чего подождём? — поинтересовалась я.

Мама помолчала.

— Общественной реакции, — наконец, выдала она.

— Ого! А что это?! — с опаской спросила я.

— Вот, заодно и узнаешь, — многозначительно ответила мама.

 

Глава 6. Первая крылатая прогулка

Мы долго думали. А потом взяли и пошли гулять. Потому что все наши попытки придумать, как же мы будем гулять с крыльями, ни к чему нас не привели. И мама тогда сказала:

— Всё ясно! Мы этого не поймём, пока не попробуем!

И мы пошли. Мама только категорически отказалась идти сразу на нашу площадку, где можно встретить много друзей и знакомых.

— Мы пойдем для начала в лес! — заявила она. — То есть в парк! На разведку, — внесла она некоторые уточнения.

Это было жутко здорово пойти на разведку. А пойти на разведку с крыльями это было просто супер-здорово! И я оделась быстрее всех. Правда, одевать было особо нечего — на улице было жарко.

И мы вышли на улицу. Сначала всё было обычно. Даже скучно. Мы повстречали нашего соседа. Он с нами поздоровался и заметил только:

— О, какие крылья! Молодец! Далеко от мамы не улетай! — и пошёл себе дальше, напевая чего-то под нос.

— Мам! А почему он не удивился совсем? — удивилась я.

— Ну, во-первых, все тебя тут знают и все привыкли к тому, что ты вечно чего-нибудь придумываешь. А во-вторых, ты же сама знаешь, сейчас чего только не продаётся в магазинах. Он и решил, что это у тебя крылья магазинные.

— А, ну, тогда ладно, — решила я.

Мы шли к парку. Я с крыльями, мама с коляской и Маша в коляске с любимым кротом в руках. Мимо проходили люди. Кто-то даже и внимания не обращал. Кто-то улыбался. Дети показывали пальцем и оборачивались. Наверное, они знали толк в крыльях и могли понять, где магазинные, а где — нет.

Мама всю дорогу молчала, молчала… А потом говорит:

— Ты это… Не летай, что ли, при всех пока.

— Ладно, — вздохнула я. — Постараюсь.

Около нашего парка есть огромная детская площадка. Хорошая площадка, но, почему-то, в последнее время мы на ней были редкими гостями. Потому мама и предложила туда пойти. Решила, что знакомых мы там, наверное, не встретим.

Тем не менее, там было достаточно народу. И не удивительно. На улице жара. А тут лес рядом. Свежий воздух. Стали мы там гулять. Как обычно. Я пошла искать себе друзей, таких, как я, а Маша стала бродить по всей площадке, везде лазить, ковыряться в песочнице, а мама ходила за Машей и за ней приглядывала. Добавился к нашему обычному гулянию только один маленький пункт — мама поминутно отрывала свой взгляд от Маши и тревожно искала на площадке меня.

Поискав немного, я нашла в таком высоком домике на горке девочку Василису. Мы с ней сразу и познакомились. И она теперь знала, что я Марина, а я знала, что она — Василиса.

Она даже ничего и не спросила про крылья. Мы с ней полазили по всяким лазилкам и лесенкам, покатались на горке, посмотрели, как тётенька кормила голубей, и потом я не выдержала уже и говорю ей:

— Пойдём в домик, я тебе секрет скажу, — а она согласилась. И мы пошли.

— А у меня крылья есть, — шепотом говорю ей я. А она мне так, без всякого интереса:

— Да я вижу!

Я растерялась.

— Нравится? — говорю я.

— Красиво! — соглашается Василиса.

— Что, и всё?! — Удивляюсь я.

— Дай поносить! — говорит вдруг она.

— Не могу! Они же настоящие, — шепчу я и выпучиваю глаза.

— Да ла-а-адно! — жадничаешь просто. — Противным голосом говорит Василиса.

А мне так обидно стало. А как доказать-то? Я маме обещала не летать.

— Честное слово, — говорю. — Настоящие. Я, просто, маме обещала не летать.

— Вот врушка! — разозлилась Василиса.

А я тоже разозлилась. Потому что не знаю, что и сказать. Думаю, ладно. Я же обещала не летать маме, чтобы никто не видел. А если полетать так, чтобы никто не увидел, кроме Василисы, то так можно. И говорю ей:

— Ладно. Давай покажу. Только обещаешь, никому не рассказывать?

— Да, пожалуйста! — безразличным голосом сказала Василиса.

И я уселась в домике по-турецки, как я люблю сидеть на полу или на стуле, и немно-о-ожечко взлетела. Так, чтобы только Василисе было видно, что я не на полу сижу, а вишу в воздухе.

Василиса просто обалдела. Она открыла рот, потом наклонилась и посмотрела под меня. Увидела, что подо мной ничего нет, попыталась выскочить из домика, но потом вернулась и стала смотреть во все глаза на мои крылья. Как они немножечко мельтешат в воздухе, и от этого я не падаю. Я аккуратно опустилась.

— Всё. Хватит, — серьёзным тоном сказала я.

— Где ты такие взяла?! — стала допытываться Василиса.

— Я их очень захотела, — тихо-тихо сказала я.

— И-и-и? Кто тебе их подарил? — нетерпеливо перебила меня она.

— И-и-и…, — передразнила я её. — И они сами выросли!

— Опять врёшь! — топнула ногой моя новая подружка.

— Я тебе вообще-то и до этого не врала, — возмущенно нахмурила я брови.

Василиса посмотрела на меня, посмотрела и выбежала из домика. А я стала за ней наблюдать в окошко. Чую, сейчас что-то будет. И стыдно, что обещание не сдержала. Выглянула я в окошко и сразу наткнулась на мамин тревожный взгляд. Я так улыбнулась и рукой ей помахала, мол, всё хорошо! А сама смотрю, Василиса идёт к домику. Да не одна. А с какой-то тётей. На маму не похожа, скорее — на бабушку. Идут они, а Василиса ревёт и чего-то бабушке рассказывает, и на меня, то есть на домик, тычет. Подошли они и бабушка говорит:

— А вот сейчас мы у неё просто попросим по-хорошему, она и даст тебе крылья поносить! И перестанет тебе голову морочить сказками всякими!

— Начинается, — думаю. Лучше не буду я выходить. — Не полезет же бабушка сюда.

И сижу себе. А Василиса снизу кричит:

— Марин! Иди сюда! С тобой моя бабушка хочет поговорить!

А я молчу. Ну как я ей дам крылья поносить, ну, скажите на милость! А они стоят. Я уже плакать собиралась. А тут мама это всё заметила и поняла, что надо меня спасать. Подходит с Машей к домику и говорит:

— Марина! Иди, пожалуйста, сюда, Машу поймай внизу горки. Она сама боится!

Я обрадовалась и выбежала из домика. Там из домика два выхода было — один на лестницу, около которой меня Василиса с бабушкой поджидали, а другой — на горку.

— Ф-у-у-у-х! — думаю, — обошлось!

Смотрю, — нет! Не обошлось! Подходят к нам. И бабушка так возмущенно моей маме и говорит:

— Что же Вы свою дочку то совсем не воспитываете?

А мама молчит, смотрит на бабушку эту и ждёт, что та дальше скажет. А бабушка помолчала, помолчала, подождала ответа да, так ничего и не услышав, поспокойнее уже продолжила:

— Вот я же вижу, Ваша-то постарше будет. И нет бы младшенькую мою уму-разуму учить, она её, наоборот, последнего разума то и лишила!

У мамы брови удивлённо поднялись, но она опять ничего не сказала. Только слушала.

Бабушка от такого молчания совсем тихо продолжила:

— Говорит моей Василисе, мол, крылья у неё настоящие и летать умеют по-настоящему. А у внучки-то моей день рожденья скоро. Она мне и заявляет, мол, купи и мне такие же!

И так, уже совсем без всякого возмущения, а как-то даже жалостливо, бабушка посмотрела на мою маму и говорит:

— Может, подскажете, где крылышки такие приобресть можно?

Вижу, у моей мамы вид такой растерянный-растерянный… Она то на меня, то на бабушку, то на внучку взгляд переводит и не знает даже, что и сказать. А потом нашлась, наконец, говорит:

— Ой, обидно-то как… А я ведь и не знаю, где эти крылья приобрести-то можно! — и руками развела.

Я думаю: «Странно. Чего это моя мама и вдруг обманывает? Что это за новости такие. А потом сообразила: А, ведь, правда это! Мама не знает, где такие крылья можно купить. Мы же их не покупали!»

И я тоже головой закивала, говорю:

— Правда! Обидно! Где купить, не знаем!

А сама думаю: «Вот она сейчас начнёт спрашивать, а где взяли, а адрес, а телефон…». Смотрю, Василиска куксится. Реветь собирается… Но, оказалось, мама всё здорово придумала, потому что бабушка и говорит:

— Видишь, Василис, не знают они! Подарили им, видать, крылышки. Ну, ты ничего. Не реви! Раз ей подарили, глядишь, и тебе подарят. Чего только на свете не случается…

Я обрадовалась тому, что бабушка такая понятливая попалась и говорю:

— Правильно! Сейчас все уже знают, что главное — это в свою мечту верить. И она обязательно сбудется!

Василиса посмотрела на меня внимательно и кукситься почему-то перестала. А бабушка говорит:

— И то верно! И тебе найдём крылья, Василис, ещё и получше!

— Ну, что-то мы совсем загулялись, — заявила мама. Видимо решила, что на сегодня разведка закончена, и пора нам уже сворачиваться. — Побежали, девчонки, скорее обедать.

— Всего доброго вам и весёлого дня рожденья! — повернулась она к бабушке, а Маша помахала всем ручкой.

— Уф! — удивилась мама. — Оказывается, фантазия бывает порой нужна для того, чтобы просто сказать людям правду.

— А здорово ты правду придумала. И у нас правда получилась, и им подошла!

— Да уж! — усмехнулась мама. — Думала, уже и не придумаю. — Кстати, кто мне обещал не летать?

Я покосилась на маму и быстро ответила:

— Да не летала я совсем. Так только, поднялась в домике чуть-чуть и опустилась! Разве это летала! Вон, хоть у голубя спроси! — показала я на ошивающегося вокруг нас голубя.

— Как думаешь, летала или нет? — строго спросила мама у голубя. Голубь героически молчал. Свой человек!

 

Глава 7. Сюрприз для папы

Дело приближалось к вечеру. Мама нервничала. Она всё спрашивала меня:

— Может, по телефону предупредим? Или лучше вообще — эсэмэской.

— Да ну! Никакого сюрприза не будет! — отмахивалась я.

— Это тебе бы всё сюрпризы. А папу беречь надо. Он так может и с ума сойти, — бурчала мама.

— Ну, ты же не сошла с ума? — возражала я.

— Я то? — Усмехалась мама, — а это вообще вопрос интересный. Не сошла я с ума или всё-таки сошла, — я тихонько хохотала, мама тоже…

— А если ты сошла с ума, то тогда тебе нужен сумасшедший папа, — продолжала я хихикать.

— Тоже верно, — соглашалась мама. — Знаешь что? Давай ты сама папе про крылья объяснишь? У тебя, по-моему, лучше получается. А я лучше пока ужином займусь, у меня это, по-моему, лучше получается.

— Да, пожалуйста! — обрадовалась я. И стала готовиться к приходу папы. Я обычно, чтобы удивить кого-то, кто приходит домой, как-нибудь наряжаюсь необычно. Или прячусь. А тут получалось, что наряжаться уже и не надо. Крылья, думаю, будут очень даже необычным нарядом, а прятаться как-то не хотелось. Как же тогда папа разглядит мои крылья. И я тогда придумала, что надо слететь к папе с потолка вниз, как только он войдёт. И показать ему насадку для дрели, которую он давно потерял, а мы сегодня нашли в самом дальнем углу на самом высоком шкафу.

— Вот это будет класс! — размышляла я.

Я потренировалась прятаться ровно над входной дверью и потом описывать красивую дугу и приземляться посреди коридора. И насадку на шкафу положила. А Маша тем временем все за мной прыгала и очень просилась тоже так полетать. И тут мне в голову пришла совсем гениальная мысль. Я решила, что насадка — это всё ерунда. А вот если папа увидит, как у него целых две дочки летать умеют, он совсем обрадуется.

Я подлетела к Машке и тихонечко взяла её под мышки. И немножечко приподняла её над полом и пронесла до спальни. Машка раскрыла рот и довольно захихикала.

— Здорово, Машунь? — поинтересовалась я. Маша довольно покивала головой. Летать ей понравилось. Ясное дело!

Мы стали с ней репетировать. Сначала пролетали совсем-совсем низко от пола. Потом повыше. Маша была в восторге. Вот только тяжеловата она была всё-таки. А ещё она всё пыталась ножки задрать и перекувырнуться. Она так любит делать с папой или мамой. Берет их за руки, виснет и перекувыркивается в воздухе. И вот Маша когда летала у меня в руках, всё ножками болтала во все стороны, думала, что сейчас кувыркаться будем.

Мама к нам даже и не заглядывала. Она слышала, что Маша смеётся. Значит всё хорошо. Мама всегда заглядывала, если кто-то начинал плакать или раздавался какой-нибудь грохот. Вот тогда мама сразу бывала тут как тут. А если все смеются, значит можно дальше ужин готовить. Так считала мама.

И вот, мама готовила себе ужин, а мы с Машей готовились к папиному приходу. И я всё думала: «Если мы низко полетим, сюрприз не тот будет. Надо лететь высоко. А чтобы лететь высоко, необходимы ремни безопасности». И вдруг меня осенило! Я достала свой рюкзачок-бабочку и вытянула ремни как можно дальше. Сначала хотела привычно надеть рюкзак на спину, но наткнулась на крылья. Пришлось надевать его наоборот. Для этого я посадила Машу к себе на колени и надела на неё рюкзак задом наперёд. Потом я надела лямки рюкзака себе на плечи. А ремешок, который обычно застёгивался на груди, я застегнула себе сзади под крыльями. Получилось неплохо. Я попробовала так подлететь — гораздо легче, чем держать Машку за подмышки на вытянутых руках. Для верности я достала ещё папин серый ремень для джинсов с пластиковой пряжкой и застегнула вокруг нас ещё и этот ремень. И тут уже получилась совсем надёжная конструкция. Мы осмелели и стали летать по всем комнатам, и Маша доставала и до спортивной лестницы, и до колец, и до выключенной люстры, и даже потрогала пальчиком солнышко и облачка, нарисованные на потолке в моей комнате.

Маша была в восторге от всего этого. Да и я, сказать по правде, тоже. Я была очень рада тому, что у меня появились крылья, и что жизнь теперь стала в сто раз интересней.

Я даже, пока у нас был перерыв, и Маша ходила на горшок, сбегала к маме на кухню, обняла её покрепче и говорю:

— Спасибо тебе, мама, за крылышки! Люблю-люблю-люблю тебя больше всех!

А мама улыбнулась, говорит:

— И я тебя, солнышко! Чего это ты в рюкзаке? Опять в поход играете?

Я замешкалась и говорю так неопределенно:

— Почти! — а сама напугалась немножко. Как бы мама сейчас не догадалась. Она вообще-то в таких вопросах жутко догадливая. А если мама прям сейчас узнает, что я Машку на этом рюкзаке к потолку вожу. Она может больше не разрешить. И тогда никакого сюрприза не получится.

— Но мама сильно увлеклась ужином или тем, что передавали по радио. В общем, она не догадалась. А только сказала:

— Молодцы! — и продолжила нарезать картошку на большой доске.

И тут раздался писк домофона. Это означало, что папа идёт.

— Ой-ой…, — трусливо сказала мама. — Девочки! Встретьте папу. Я тут занята.

А нам только этого и надо. Я скорее побежала к Машке и кричу ей:

— Маша! Тревога! Папа идёт! Срочно готовься к вылету!

А Маша хоть и говорит не очень, а понимает всё отлично — все игрушки побросала, на кровать забралась и карабкается ко мне на колени, чтобы я ей ремни безопасности пристегнула.

Мы всё успели вовремя. Когда папа заходил в дверь, мы с Машей тихонечко висели над входом. И, как только он вошел, закрыл дверь и стал оглядываться, я сказала:

— Привет, пап! Сюрприз! И полетела описывать красивую дугу, чтобы спуститься прям перед папой. А Маша помахала папе радостно ручкой и сказала:

— Па-па!

Одним словом, сюрприз проходил так, как надо, если бы папа всё не испортил. Он вдруг как-то очень страшно закричал, как слон в зоопарке. Если кто-то был в зоопарке и слышал, как кричит слон, тот меня поймёт. Действительно жуткий звук какой-то. И в то время, когда папа кричал, он ещё и очень высоко подпрыгнул. Кстати говоря, папа у меня очень серьёзно занимается волейболом. Это когда много дядей прыгает вокруг высокой сетки с мячом. Вот и прыгать все эти дяди умеют высоко. И папа ка-а-а-ак подпрыгнет высоко. Я ещё успела подумать: «Не зря всё-таки наш папа волейболист. Вон как прыгает». И значит, схватил он нас обеих прямо из-под потолка и к себе прижал. Мы как испугаемся. Как все разревёмся. Даже и не знаю, кто больше, я или Машка.

Тут, конечно, мама прибежала. Видит, картина непонятная. Сидит на полу папа с каким-то совершенно глупым выражением лица и держит в охапке своих двух дочурок скреплённых рюкзаком и ремнём, которые при этом ещё и громко ревут.

— Так-так… Глубокомысленно произнесла мама, — Что тут у вас произошло?

Если честно, не знаю, как папа, а я-то уж точно знала, что мама сразу поняла, что тут произошло. Зачем это она спросила и у кого, было непонятно. Но смотрела она при этом на папу, и мне почему-то было неясно, что она при этом думает.

— Я…, — растерянно попытался объяснить папа. — Я пришёл, а тут они…

— Что они? — ехидно поинтересовалась мама.

— Летают, — тихо сказал папа и опустил глаза. Он, конечно же, ожидал дальше насмешек с маминой стороны, но их не последовало. И он поднял глаза обратно. И посмотрел вопросительно на маму.

— Летают, — тихо повторила мама, глядя папе прямо в глаза и, как ни в чём ни бывало, удалилась на кухню.

А я перестала плакать от того, что было больно, и теперь вспомнила, что папа испортил всю нашу красивую дугу и начала реветь и говорить:

— Вот, папа ты весь наш сюрприз испортил.

— Так, — вдруг решительно сказал папа. Снял нас с себя, осторожно расстегнул нашу надёжную конструкцию и расставил рядом. — Давайте по порядку. Это у тебя, Марина, что? — указал он на крылья.

— Крылья! — радостно доложила я.

— Крылья, ага, — согласился папа. — И чего, настоящие что ли крылья у тебя?

— Конечно! — подтвердила я. — Какие же ещё!

— Где взяла? — продолжил папа свой допрос, усевшись на диван и усадив на колени Машку. Маша всё это время слушала нас внимательно и то кивала головой в знак согласия, то мотала — в знак несогласия, а то просто показывала на папу и говорила:

— Па-па!

— Очень захотела! — с особой гордостью заявила я. — И они выросли!

— Вот с этого места поподробнее, — заинтересовался папа.

И я ему всё выложила. От начала и до конца. Ну, точнее всё, что смогла вспомнить.

— Ого! — только и сказал папа. — Крылья вижу. Так. А если я, допустим, хочу моторную лодку?

— Пожалуйста! Просто хоти её как положено. Делов-то!

— Отличные новости! — согласился папа. — Только у меня есть несколько вопросов.

— Каких вопросов? — удивилась я. — Я тебе уже всё рассказала!

— Да не-е-ет. Это пока вопросы по уже сбывшейся мечте.

— А! И какие вопросы?

— Вот, например, как эти твои крылья снимаются?

— Пап, — я с сочувствием посмотрела на папу. — Они вообще-то у меня растут. Как нога или рука. Они не снимаются.

— Т-а-а-а-ак…, — протянул папа. — Прекра-а-а-асно… Великолепно… Ну а как их тогда можно… К-х-м… Я извиняюсь, убрать?!

— Да не надо их убирать! Они же классные! — возмутилась я.

— Как это не надо? А вот, на улицу выйти? В поликлинику. В кинотеатр сходить? Ты там видела ряды для девочек с крыльями? В конце концов, ты хоть приблизительно представляешь, что про это всё скажет бабушка?! — сказал папа испуганным голосом.

— На улице мы уже были. В кинотеатре я вообще могу без места. С потолка смотреть. А вот про бабушку, это да… Это мы пока не думали.

— И вот даже и не думайте! Бабушка пожилой человек! Ей такие фокусы противопоказаны!

— А как же я тогда увижу свою любимую ба-а-а-абушку?!?! — заревела я. И Маша заревела. За компанию. Она тоже любила, когда приходила бабушка.

— Ой, ну ладно вам! Хватит реветь! Давайте, показывайте ваши лётные характеристики. Пока мама на кухне! Интересно же.

И мы стали показывать. Летали в ремнях безопасности, трогали потолок и люстру, достали папину насадку на дрель, покувыркались с Машей в воздухе, а папа нас в это время страховал. В общем, зря мама волновалась. Папа, он всё-таки — папа. Он толк в крыльях даже лучше мамы знает.

А потом я решила все-таки спросить:

— Пап, — говорю, — а зачем ты нас всех свалил?

— Так это я вас это… Спасал…, — неуверенно сказал папа.

— А от чего? — решила уточнить я.

— От опасности, — уверенно сказал папа.

 

Глава 8. Как мы крылья мыли

Вечером мы устроили семейное совещание.

— Тема совещания: поведение и стиль жизни нашей семьи с поправкой на Маринины крылья! — объявил папа.

— Круто! — восхитилась мама.

— Чего делать будем? — спросила я. Все слегка растерялись.

— А давайте заодно и поужинаем! — нашлась мама.

— Неплохая идея! — поддержал папа. А Маша сразу вскарабкалась на свой стул. Она ужинать любила. И завтракать. И обедать. Да и просто так, без всякого повода, чего-нибудь схомячить — тоже.

— Продолжаем наше совещание! — объявил папа, хрустя солёным огурчиком. — Давайте подумаем, какие изменения нам необходимо внести в наши планы, традиции, режим дня и прочее в связи с возникшими у Марины крыльями.

— Я могу подольше спать, а потом быстро долетать до сада! — сообразила я насчёт режима дня.

— Начинается! — вздохнула мама.

— Так-с! — подхватил папа мою идею про сад. — Летать в сад мы пока не будем, но давайте с сада и начнём. Когда у нас ближайшее мероприятие типа «Посещение сада»?

— Завтра! — радостно объявила я. Я вообще в сад ходила редко. Там было интересно, когда готовились какие-нибудь утренники или выступления. Вот тогда я и ходила. Очень я люблю выступать, стихи рассказывать, танцевать и всё такое. А просто так, без повода, я не очень в него любила ходить. Мне и дома хорошо живётся. С мамой и Машей.

Но на завтра повод был явный. Пойти в сад и показать всем свои крылья! Это ли не повод!

Мама с папой переглянулись.

— Так-так. Завтра, — продолжил вслух размышлять папа. — А что скажет про это мама?

— А что я скажу? Пустят если — пусть идёт. Чего же теперь из-за этих крыльев — не ходить что ли никуда.

— А что нам теперь необходимо для посещения сада такого, что раньше было не нужно? — озадаченно спросил всех папа.

— Волшебную палочку! — радостно завопила я — Теперь я буду настоящей феей!

— Допустим, — согласился папа. — И это всё?

— А всё остальное давайте мы будем решать по мере возникновения, — предложила мама. — Давайте мы решим, что наша девочка самая обычная. Просто с некоторыми характерными особенностями… И будем это всем объяснять. Но только, если спросят!

— Как это — характерными? — полюбопытствовала я.

— Ну… С твоими особыми особенностями… По которым тебя отличить можно… От других.

— У меня вопрос! — объявил папа. Все на него посмотрели, а он продолжил. — Что мне завтра говорить воспитателю, если утром меня всё-таки спросят, почему Марина с крыльями?

По утрам меня отводил в сад папа. Вот у него и стали возникать вопросы. А у мамы вопросов не было, она с Машей дома оставалась.

— А я сама первая подойду к воспитателю и спрошу, можно я буду сегодня с такими вот крыльями. Я очень-очень попрошу. Мне и разрешат, — заявила я.

— Отлично! — подытожил папа. — Собрание объявляю закрытым!

А тут и ужин закончился. Мама и говорит:

— Раз ты завтра в сад собираешься, советую помыться. У тебя голова вон три дня уже не мыта.

— Ура! — захлопала я в ладоши и поскакала в ванную. А Маша тоже захлопала и поскакала. Я начала раздеваться и попутно объяснять Маше, что ей не надо сейчас мыться, только мне. В сад-то Маше завтра не надо идти. Да и вообще, нам вместе мыться опасно, мама так говорит. Мы вместе весь дом затопим и разрушим. И только тут я вспомнила про крылья. Выглянула из ванной, а тут и мама идёт с задумчивыми глазами. Вижу, она тоже вспомнила.

— А как их моют-то?! — спросила удивлённо мама.

— Кого? — откликнулся папа из коридора.

— Ну. Крылья…, — вздохнула мама громко. Так, чтобы в коридоре слышно было.

Тут и папа пришёл. Стал меня внимательно осматривать.

Мама говорит:

— Непонятный матерьяльчик какой-то… Не знаю даже… На шерсть вроде не похоже.

— А что такого, если шерсть? — интересуюсь я.

— Шерсть от стирки садится, — неуверенно поглядывает на нас мама.

— Ха-ха-ха! — смеётся папа. — Я за свою жизнь, знаете, сколько котов и собак постирал? Что-то не припомню, чтобы кто-то из них сел.

— Папа! Зачем ты стирал котов и собак?! — в ужасе спрашиваю я и отодвигаюсь от него на всякий случай подальше. Вдруг он и меня сейчас постирает.

— Да это я образно. В том смысле, что помыл, — успокаивает меня папа.

— А вот если бабочку схватить даже пальцами за крылья, — вспоминаю вдруг я, — она потом летать не сможет! У неё какая-то нужная пыльца смоется! — и подумываю, не пора ли начинать реветь.

— Слушайте! Прекратите панику! — возмущается папа. — Если это часть человека, то уход за ней положен такой же, как и за всем остальным человеком!

— Здорово! — понравилась мне папина идея.

— — Ну, знаете ли, — не соглашается мама, — в наше время за каждой отдельной частью человека отдельный и уход предусмотрен. За головой — один, за телом — другой, а за зубами — третий.

— Это, смотря у кого! — мудро подмечает папа. — Человек рождён в природе. Это его обстоятельства вынудили жить в домах и всякие там шампуни для ушей, носов и хвостов придумывать. А если без обстоятельств, то пошёл бы человек в близлежащей реке сполоснулся, и, адью — чистый!

— Правда? — успокаиваюсь я.

— Абсолютно! — уверенно говорит папа и включает мне теплую воду. А я осторожно залезаю в ванную.

Сначала я аккуратно подставляла под струи воды только руки, и ноги, и кончик носа. Потом немножечко придвинулась. Потом ещё чуть-чуть. А потом осмелела и залезла вся. Крыльям было приятно и тепло, как и всему остальному. Я решила, что я помою голову шампунем, а крылья заодно помоются. Так я и поступила.

— Ну что? — услышала я тревожный голос из-за занавески. Выглядываю, а там папа с мамой в дверь заглядывают.

— Всё хорошо! — говорю. — Крыльям нравится мыться!

Намылась я вся. Воду выключила. Выглядываю, опять мама с папой торчат. Мама с таким обеспокоенным видом, а папа — с любопытным.

— Ну как? — спрашивает папа.

— Помылась, — говорю, — хорошо! Можно полотенце?

— Давай помогу! — предложила мама. — С этими твоими крыльями вытираться тоже непонятно как. И крылья, наверное, тоже вытирать надо…, — и потрогала мои крылья.

— Ой! — удивилась она.

— Что?! — хором спросили мы с папой.

— А они сухие!

— Всё правильно! — согласился папа. — По такому принципу любые крылья сконструированы! У всех летучих существ! А то, представьте себе, летит себе человек по делам. А тут дождь. Крылья у него намокли и он всё — не летит уже. Крылья за собой мокрые волочит. Не-е-ет! Природа, она умнее! Потому крылья и сухие!

— Здорово! — говорю я. — Значит, крылья можно мочить под дождём!

— И дождевик нужен с дыркой для крыльев…, — услышали мы. Это мама, как всегда, о своём думала. О мамском.

А меня до сих пор очень беспокоил один вопрос:

— Пап, — решила я всё-таки спросить. — А всё-таки, как насчёт бабочек?

— А что, насчёт бабочек? — насторожился папа.

— Их же тоже природа придумала?

— Природа, — подозрительно подтвердил он.

— А почему же им тогда нельзя крылья мыть? — огорчённо спросила я.

— Кто сказал? — поинтересовался папа.

— Никто не говорил. Но если их даже трогать нельзя. То мыть и подавно, — рассудила я.

— Не скажи… Трогать и мыть… Вещи разные, — возразил папа.

— А куда же тогда деваются бабочки во время дождя? — не сдавалась я.

— Да! Куда? Меня тоже с детства этот вопрос беспокоил, — поддержала меня мама.

— А что, они куда-то деваются? — удивился папа.

— Да! — хором подтвердили мы. И даже Маша согласно покивала.

— Ух, эта новость застала меня врасплох. Ну, раз деваются, значит и правда мыть крылья им тоже не стоит. И вообще. Скажите мне, пожалуйста. Вы хоть раз видели грязную бабочку?

— Нет! — дружно ответили мы.

— У-у! — сказала Маша и помотала головой.

— То-то! А грязную Марину я тысячу раз видел! Говорю же вам, природа — она умнее нас!

 

Глава 9. Правила посещения детского сада крылатыми девочками

Утром в детском саду я, первым делом, побежала к моей любимой воспитательнице, Евдокии Марковне. Мне надо было договариваться. Я же папе обещала.

— Доброе утро, Евдокия Марковна! — говорю. — А можно я сегодня буду с крыльями? Очень надо! — и смотрю на неё так умоляюще.

Евдокия Марковна повернулась ко мне и ахнула:

— Ой, — говорит, — красота-то какая!

А я:

— У меня будет выступление настоящей феи! Хочу ребятам показать. А без крылышек никак!

Евдокия Марковна очень добрая воспитательница. С ней как с Машей — почти всегда можно договориться. Она и говорит:

— Если выступление, то, пожалуй, можно. Выступление — дело хорошее. Только, чур, не задаваться. И что б интересно!

— Ясное дело! — заверила её я, — ещё как интересно! Спасибо! — и подмигиваю папе радостно. Говорю: — Пока, пап!

И папа ушёл на работу. А я осталась со своими крыльями. Конечно же, для начала мне надо было обсудить мои крылатые новости с моей любимой подругой Юлькой. Мы с ней уселись в самом дальнем углу за столиками и стали шептаться.

— Что это у тебя за крылья? — спрашивает тихонько Юлька.

— Настоящие! — шепчу я.

— А летать умеют? — уточняет Юлька.

— А как же! Даже Машу можно катать!

— Ого! А меня? — интересуется Юлька.

— Тебя — не знаю. Надо попробовать, — пожимаю я плечами.

— Давай попробуем!? — загорается Юлька.

— Чего, прямо сейчас? — сомневаюсь я.

— Ну конечно! — не унимается Юлька.

— На зарядку становись! — сообщает Евдокия Марковна.

— Давай после зарядки? — шепчу я Юльке.

— Ага! — Соглашается Юлька.

И мы пошли на зарядку. Входим в зал, дружно под музыку маршируем один круг за физкультурной работницей Светланой Михайловной, а потом Светлана Михайловна так радостно говорит:

— Крылья от-сте-е-е-егнуть! Зарядку положено без крыльев делать! — и на меня смотрит.

— А они не отстёгиваются! — очень честно сообщаю я и для убедительности руками развожу. А заодно и крыльями.

— Т-а-а-а-ак! Всё понятно! — сразу же начинает сердиться Светлана Михайловна. — Значит, садимся на лавочку и ждём. Пока все остальные приличные бескрылые дети сделают зарядку.

Ну, я и села. Мне даже почти не было обидно. Подумаешь, без зарядки даже интересней. Вон, Славик, например, мне наверняка даже завидует. Он всё время от зарядки увиливает. То переодеться не успел, то чешки потерял, то майки у него нету, то нога болит, то рука. Теперь он видимо, узнав, что в крыльях на зарядку нельзя, заведёт себе их при первом же удобном случае. Конечно, мне не понравилось, что Светлана Михайловна сказала, что все бескрылые — приличные дети. Получалось, что я неприличный ребёнок.

— Ничего! — успокаивала я себя. — Вот скоро будут крылья у каждой второй девчонки, тогда придёт ко мне Светлана Михайловна и скажет:

— Извини меня, пожалуйста, Марина, что я тогда тебя неприличной назвала! Не знала я тогда, что девочки с крыльями — дело вполне обычное!

После зарядки Светлана Михайловна, конечно же, нажаловалась Евдокии Марковне, что я отказалась крылья снимать. Это мне тоже не очень понравилось.

— Марин! Мы разве так договаривались?! — вопросительно посмотрела на меня Евдокия Марковна. Я опустила глаза.

— Извините, Евдокия Марковна! — я громко вздохнула, чтобы было понятно, что я, в общем-то, сожалею о том, что так получилось. — Но ведь они, правда, не снимаются! — продолжила я хмуро.

— Да как это не снимаются?! Что за ерунда такая?! Марина! — начала вскипать, как чайник, Евдокия Марковна.

— Да вот так! Не снимаются они. И всё тут! — начала вскипать я и, вдруг, немножечко взлетела. Папа говорил, что теплый воздух поднимается вверх, а холодный опускается вниз. Вот и я, наверное, как воздух, немножечко взлетела от того, что немножечко вскипела… Ну и крылья немного помогли…

— Ай! Мамочки! — как-то совершенно непривычно и чудно заорала Евдокия Марковна. Мне даже ненадолго показалось, что она собирается убежать. — Немедленно встань на место! — скомандовала Евдокия Марковна таким тоном, каким она обычно велит убрать игрушки тем, кто замешкался и не убрал их вовремя.

Я послушалась и опустилась на пол.

— Извините, — говорю я опять и виновато опускаю глаза. — Это я случайно. Больше так не буду.

На самом деле, мне, конечно, было смешновато. Смешновато — это такое забавное слово. Означает, что не так смешно, чтобы прямо до хохота. А немножко смешно. Маловато смешно. Потому и — смешновато. Но я же не могла вот так вот взять и начать смеяться. И вообще, я люблю играть какие-нибудь роли. Сейчас я играла роль девочки, которая стесняется рассказывать в детском саду о том, что у неё есть крылья, но, ничего не поделаешь, надо.

Вокруг нас, конечно же, сбежались ребята. Они обступили меня, и каждый чего-то кричал и спрашивал. Кто-то меня пытался куда-то тащить за руку. Кто-то тихонечко трогал крылья. Кто-то чего-то кричал дурным голосом. Одним словом, караул, что тут началось. Одна Юлька только стояла грустная и ничего не орала и не трогала. Видимо ей было обидно, что мы не успели с ней полетать по секрету.

— Дети! — объявила Евдокия Марковна, подняв один палец руки кверху. — Попрошу всех сесть на свои места! Давайте мы…, — она помолчала, — Подумаем! — озадаченно добавила она.

Все и сели на свои места за столики. Ясное же дело, что дело серьёзное. Есть над чем подумать. Но вместо того, чтобы думать все громко шептались и смотрели на меня во все глаза.

— Марина! — Евдокия Марковна помолчала. — Что всё это значит?! — наконец нашлась она. Это, видимо, было всё, что она пока смогла придумать.

— Это значит, что у меня вчера выросли крылья! — радостно доложила я. Скрывать смысла уже не было.

— Почему выросли? — задала следующий гениальный вопрос Евдокия Марковна.

— Потому что я их очень давно хотела, а вчера я их захотела правильно! А если правильно очень хорошо захотеть, то обязательно сбудется!

Ребята вокруг снова галдели вовсю. Кто-то кричал:

— И я хочу! И я очень правильно хочу! А я хочу вертолёт! А я велосипед!

А кто-то:

— А можно Марина ещё полетает? А можно я с Мариной полетаю? А ты можешь улететь в окно?

Или:

— А мама не ругалась? А это больно? А как ими управлять?

— Погоди! Но ведь мы так не договаривались?! — перекрикивая галдёж, повторилась Евдокия Марковна и посмотрела на меня с упрёком.

— Как не договаривались? — не поняла я.

— Ну… Так, что крылья у тебя настоящие! — попыталась возмутиться воспитательница.

— А-а-а-а! — протянула я. — Я же у вас разрешения спрашивала?

— Спрашивала, но я имела в виду игрушечные крылья! — не сдавалась Евдокия Марковна.

— А я имела в виду — настоящие! — пожала я плечами. — Я же не говорила, что они игрушечные.

Евдокия Марковна покачала головой.

— Надо же…, — Задумчиво сказала она. Голос её было еле слышно сквозь крики. — Слышать-слышала про чудеса всякие. А вижу — в первый раз. Значит правда это — чудеса случаются. И это, дети, хорошая новость! — заключила она, оглядывая толпу скачущих и орущих ребят с радостной улыбкой на лице. — Так. Мне, пожалуй, надо отойти к заведующей! — оставила нас с нянечкой и вышла.

А мы, конечно же, быстренько уговорили няню разрешить мне немножечко полетать. И все были в диком восторге. Я летала сначала сама, потом с домиком-палаткой. Потом с обручем, а мальчишки в него прыгали, как львы в цирке. Потом я даже попробовала полетать вместе с Юлькой, но было прилично тяжело. Я смогла её только приподнять и поставить рядом. И тут я заметила, что в дверях стоит Евдокия Марковна с нашей заведующей детсадом, Варварой Александровной, и вид у неё, в смысле у заведующей, конечно же, был неважнецкий.

— М-да…, — произнесла она, в конце концов. — С вами всё в порядке, Евдокия Марковна! Она действительно летает! Тут надо…, — Варвара Александровна помолчала, — родителей… и… Медсестру! — неуверенно сказала она Евдокии Марковне. — В тихий час. Будем разбираться, — и ушла.

А в тихий час пришли моя мама с Машей. И заведующая с медсестрой. Медсестра велела снять майку, с очень испуганным видом надела очки и внимательно меня осмотрела и ощупала. И сказала почему-то:

— Безобразие!

— Почему безобразие? — удивилась я.

— Безобразие — приводить без предупреждения и соответствующих справок детей с такими вот явными отклонениями! А вдруг это эпидемия?! А если это опасно для здоровья ребёнка?! Это хорошо ещё, если мы успеем вовремя пресечь последствия!

— А-а-а-а! — сделала я вид, что поняла. Впрочем, я кое-что поняла. Например, что медсестре не очень мои крылья понравились. Она в них нашла отклонения какие-то. Я даже подумала: «Надо будет посмотреть внимательно, когда буду летать, куда это у меня крылья отклоняются». И так разволновалась, что пошла в туалет, вроде бы как по обычной надобности, и там тихонько полетала. Никаких отклонений не заметила.

А мама в это время успокаивала медсестру:

— Вы так не волнуйтесь. Уверяю Вас, я абсолютно уверена в безопасности крыльев. И для своего ребёнка и уж тем более для окружающих. Это… Просто такая дополнительная возможность и только. Как способность высоко прыгать или громко петь. Только и всего.

А медсестра все качала головой и причитала:

— Я же Вам не научное светило какое! Я медсестра детсада! А вы ко мне тут с крыльями детей приводите! И без справки! А если проверка?!

И тут меня отправили спать вместе с остальными бескрылыми. Прямо вместе с крыльями. И даже не просили больше их снять. И на совещание не оставили. Мне было жутко обидно. Я говорила всем, что без меня разобраться они ну никак не смогут! Это факт. Но никто не слушал.

Тогда мы с Юлькой сделали домик из одеял и стали секретничать. Наши кровати стояли рядом друг с другом. Так, что если застелить их одним одеялом, можно, подумать, что кровать одна. И сегодня нам никто не мешал. Потому что воспитатели удалились на совет, а нянечка сидела себе в уголочке, читала книжку и на нас особого внимания не обращала.

И я успела рассказать Юльке всё. И как появились крылья. И как удивилась мама. И что Маше скоро тоже разрешат крылья. И о том, как папа прыгал за нами до потолка. И самое главное — что очень скоро девочек с крыльями станет очень много. Потому что я совершила серьёзное научное открытие — я открыла крылья. И теперь остальным остаётся только сделать так же, как я. Мы тут же с Юлькой и порешили, что Юльке срочно надо сделать так же — чего ждать.

— Тогда знаешь, что. Спать надо ложиться, — подытожила я. — Мои крылья во сне выросли. Кто знает, может они только во сне и растут. И Юлька стала изо всех сил спать. А я старалась не уснуть, чтобы увидеть, как у Юльки вырастут крылья. Видимо перестаралась и от этого заснула. А когда проснулась, тихий час уже закончился. Я повернулась к Юльке и заглянула под её одеяло. Крыльев не было.

— Странно! — заметила я. — Где крылья-то?

Юлька повернулась ко мне и виновато так говорит:

— Знаешь, я так не могу.

— Как так? — не поняла я.

— Надо бы маму сначала спросить. Ты ведь спрашивала.

— А-а-а-А-а-аа! — немного разочарованно протянула я. — Наверно надо…

А вечером за ужином у нас опять было совещание. Я ещё подумала:

— Здорово, что крылья появились. Теперь даже ужины у нас не обычные, а очень интересные ужины.

Папа спросил:

— Как прошёл первый день с крыльями в социуме?

— Очень весело! — весело выкрикнула я.

— В целом, прекрасно! — отрапортовала мама.

— Да! — поддержала нас Маша.

— А если подробнее? — заинтересовался папа.

— Всем мои крылья понравились! — похвастала я.

— А если подробнее, к обеду мы были вызваны в сад на собрание недоумевающих работников сада, — продолжила мама.

— Та-а-ак… И что постановили?

— Постановили, что с распиской, которую мы с Машей принесли с собой, и со справкой от врача, которую мы пообещали принести завтра, сотрудники сада согласны считать Марину обычной девочкой.

— Что за расписка? — спросили мы с папой хором.

— Ну… О том, что работники сада не несут ответственность за безопасность нашего ребёнка в воздухе. И что мы, родители, просим сообщать нам незамедлительно обо всех жалобах ребёнка на крылья. Что обещаем, немедленно забирать в таких случаях ребёнка, для устранения неполадок с крыльями, потому как работники сада не имеют достаточно знаний и навыков обращения с крыльями. И что мы обязуемся провести с ребёнком доверительную беседу о том, что летать в саду возможно только с позволения работников сада.

— Это ты всё сама придумала?! — восхитился папа.

— Сама! — гордо ответила мама. — Маша только на клавиши немного понажимала, когда я писала. А не придумала бы — мы бы там до ночи совещались.

— Ох и умная нам мама досталась! — с довольным видом заметил папа. И мы покивали с Машей. — А что за справка? — продолжил папа.

— А справка, — вздохнула мама. — О том, что Марине разрешено посещать детский сад в крылатом состоянии. И… Что это…, — мама ещё раз вздохнула. — Не заразно…, — нехотя выговорила мама.

Мы с папой рассмеялись. А мама хмуро говорит:

— Вот вам смешно. А я, если честно, не уверенна в том, что это не заразно…

— Как это? — удивился папа.

— А вдруг Марина там ещё кого-то научит? — хмуро посмотрела мама на папу.

— Может, — тяжело вздохнул папа.

— Ну ла-а-а-адно! — вздохнула я ещё тяжелее папиного. — Обещаю не учить никого в саду крыльям… И не летать без спросу, — решительно выпалила я. А сама подумала: «Не буду Юльку учить в саду. Буду дома. Тогда будет честно».

— Вот. Доверительная беседа проведена! — обрадовался папа. — Осталась справка!

— Тебе бы вот всё шутить! А ты сам сходил бы за справкой! Про незаразные крылья! — разнервничалась вдруг мама.

— И схожу! — гордо ответил папа. — Я как раз завтра до обеда совершенно свободен!

— Вот и прекрасно! — с облегчением вздохнула мама. — И смотрите, без справки не возвращайтесь! — строго добавила она.

— Идите! И без подснежников не возвращайтесь! — страшным голосом сказал папа. А мы с Машей засмеялась.

 

Глава 10. Как мы с папой за справкой ходили

Пришли мы с папой в поликлинику. Там, конечно же, очередь. И всем надо поскорее. Все спешат. И все говорят друг другу:

— А можно мы с Вами быстренько прошмыгнём? — Или:

— Вы сейчас идёте? Можно и мы заскочим? Нам буквально одну бумажку подписать. — Или:

— Вы не позволите с Вами просочиться? У нас секундное дело!

На крылья тут мало кто обращал внимание. У всех были другие заботы.

Я думала, сейчас и папа будет прошмыгивать, но он хмуро оглядел мои крылья и прошмыгивать не стал. И вообще, выглядел он сегодня не таким уверенным, как вчера. Мы отдали карту медсестре, когда она вышла из кабинета и стали ждать.

— Ты как себя чувствуешь? — зачем-то спросил папа ни с того ни с сего.

— Хорошо! — объявила я.

— Это хорошо…, — протянул папа не очень-то радостно для такой радостной новости.

— Рословы! — позвали нас, наконец. И мы с папой вошли.

Медсестра на нас только посмотрела искоса и сразу вся нахмурилась и начала ругаться:

— Безобразие! Да Вы что, не видите, сколько народу в коридоре?! У нас тут поликлиника, а не зоопарк! Почему крылья до сих пор не сняли?!

Я хотела спросить, зачем это в зоопарке крылья, но посмотрела на всех и решила отложить вопрос на потом. А медсестра продолжила:

— Это, если каждый будет на приём входить кто с крыльями, кто с рогами, никакого времени не хватит! Уважайте других пациентов!

Тут я пришла к выводу, что все медсёстры на свете одинаковые. Для них главное, чтобы все крылья были вовремя сняты и описаны в медицинской карте.

— Да, Вы понимаете, какое дело…, — начал вдруг испуганно мямлить папа. — Мы собственно по вопросу крыльев и пришли.

Медсестра возмущенно взглянула на папу, но не нашлась, что сказать, потому решила подождать. Все это время наш участковый врач, Мила Анатольевна, быстро-быстро чего-то писала. Но услышав папино замечание, она оторвалась от своего занятия, поправила очки и осмотрела нас внимательно. Сначала папу, а потом меня. У нас, сказать по правде, отличный врач! Так мама говорит. И я с ней согласна. Она всегда очень добрая и спокойная. Ни разу не видела, чтобы она чему-то очень сильно удивлялась, ругалась или хотя бы говорила громко. Она всегда очень внимательно выслушивала и давала советы. И улыбалась. И от того, как она это делала, человек сразу становился здоровее. Это я вам точно скажу.

И вот, она подняла на меня глаза и спокойно-спокойно так спрашивает:

— А что у вас с крыльями?

— Они у нас выросли! — радостно сообщила я. А медсестра на меня посмотрела так укоризненно и покачала головой. А тут ещё папа говорит:

— Да-да! Я, конечно, очень извиняюсь. Но всё именно так! Выросли.

— Да что вы говорите! — спокойно удивилась Мила Анатольевна. — И что же? Летают?

— Ещё как! — подтвердила я.

— Безобразие! — не выдержала медсестра. — Уже десять минут приёма мы слушаем эту совершенно неприличную чепуху! А там Сорокины! Многодетные! Им вообще без очереди положено!

— Погодите, Клавдия Андреевна! Тут, похоже, дело-то серьёзное! — озадаченно глядя на нас, остановила Мила Анатольевна медсестру.

— Продемонстрировать можете? — посмотрела она на папу вопросительно.

— Что продемонстрировать? — не понял папа.

— Как ваши крылья летают, — развела руками доктор. А медсестра скривила рот и ждала. Как мы сейчас не сможем продемонстрировать, и тогда она скажет ещё одну кучу всяких гадостей о том, какие мы непорядочные посетители поликлиники.

— Ах, это! — спохватился папа. — Конечно! В чём вопрос. Марина! Ну-ка взлети. Только немного. Для примеру, так сказать.

Ну я и взлетела немножечко. Так на одном месте поднялась даже не до потолка, а чтобы просто видно, что не стою. А парю.

— Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй! — писклявым голосом заявила медсестра. — Допрыгались! К хирургу срочно выписываю направление! Затягивать нельзя! Неизвестно ещё, успеем ли принять меры! Это всё от того, что прививки надо делать! — немного помолчав, она добавила. — Вовремя! — а потом вдруг начала как-то заваливаться на стул.

— О, боже мой! — Всплеснула руками доктор. — Э-э-этого мне ещё не хватало! Клавдия Андреевна! Возьмите себя в руки! Вы же медицинский работник с многолетним стажем!

Она подошла к какому-то шкафчику, достала оттуда вату и какой-то пузырёк, намочила вату и подсунула её под нос медсестре.

— Ф-ф-у-у! — сказала та, но в себя пришла. Огляделась виновато, выровнялась на стуле и стала делать вид, что у неё срочно появились какие-то дела с бумажками и картами, которыми у неё был завален весь стол.

— Пап, а зачем нам к хирургу? — с опаской спросила я шёпотом, пока Мила Анатольевна приводила медсестру в чувства.

— Думаю, до хирурга тут дело не дойдёт! — так же шепотом успокоил меня папа.

Мила Анатольевна осмотрела Клавдию Андреевну, налила ей воды из бутылки, стоявшей на столе, с облегчением вздохнула и села на своё место.

— Ну, что ж! Продолжим…, — обратилась она к нам. — Итак. У вас крылья, — тут она сделала большую паузу. И было понятно, что вообще-то это она скорее себе говорит, а не нам. Дальше Мила Анатольевна немного растерялась. Но ненадолго. Совсем на чуть-чуть. А потом продолжила своим спокойным голосом. — Это любопытно. Не могу не согласиться. А какие у вас, позвольте поинтересоваться, в связи с этим жалобы?

— Никаких! — хором сказали мы с папой.

— А что же вы тогда пришли? — полюбопытствовала доктор.

— Справку в детский сад получить! О том, что мы допущены к посещению. И о том, что… Не заразны, — как-то смято закончил папа.

— Ах, вот оно что…, — на лицо Милы Анатольевны вернулась её обычная улыбка. — Не заразны… Хм… Я вам так скажу. У меня сорок лет стажа. Но такое у меня первый раз встречается. И я в некоторой растерянности… Могу ли я, дать вам такую справку…, — она смотрела на нас как обычно — спокойно и задумчиво, а в глазах у неё прыгала смешинка. Теперь то, я её заметила! Такая детская весёлая смешинка всегда появляется у детей тогда, когда им говорят: «Ведите себя тихо! И не смейтесь!». И тогда дети начинают изо всех сил стараться не смеяться. Тут-то и появляется смешинка. И начинает всех смешить…

— А давайте подойдём к вопросу с другой стороны! — предложил папа.

— Давайте попробуем! — заинтересовалась доктор.

— Скажите! У Вас ведь есть определённая инструкция, по которой вы определяете, можно ребёнку идти в сад или нет?

— В общем, да, — согласилась Мила Анатольевна. — Температура там, горло, послушать…

— Предусмотрен ли там пункт про отдельное обследование крыльев?

— Нет, не предусмотрен, — покачала доктор головой, улыбаясь своей уютной улыбкой.

— Возможно, это значит, что Вы можете провести такую процедуру с Мариной и выдать ей справку, не нарушив инструкции?

— Пожалуй, Вы правы! — с облегчением согласилась Мила Анатольевна. — Насчёт заразности у Вас тоже, надеюсь, разработан план?

— Да тут вообще всё проще простого! — Разошёлся папа. — Вам, как доктору с таким внушительным стажем, наверняка известен список всех заразных заболеваний?

— А как же! — согласилась доктор.

— Входит ли в этот список такое заболевание, как крылья?

— Нет, насколько мне известно, не входит, — задумчиво кивнула врач. — Знаете что. Давайте я так напишу:

— Справка дана в том, что крылья не являются инфекционным заболеванием. Вот это я могу написать с чистой совестью. Вас устроит?

— Думаю, вполне! — радостно подтвердил папа.

Через пять минут мы выходили из кабинета очень довольные. Папа нёс справки, нежно прижимая их к груди, и вид у него был, как у настоящего победителя.

— Хотелось бы всё-таки полюбопытствовать! — услышали мы за спиной голос Милы Анатольевны.

Мы разом обернулись и посмотрели на Милу Анатольевну. В глазах у неё всё ещё прыгала та самая смешинка.

— Вследствие чего у вас это произошло? — указала она глазами на крылья. Я не очень поняла сначала, что она имеет в виду. А папа усмехнулся и говорит:

— Вследствие очень сильного желания.

И тогда я поняла, что Мила Анатольевна имела в виду.

 

Глава 11. Пресс-конференция на детской площадке, или Я становлюсь знаменитой

Не знаю, кто из детского сада проболтался или из соседей, но на следующий день во время завтрака зазвонил телефон. Мама взяла трубку и сказала:

— Да, это я! Я Вас слушаю, — и стала слушать. Я, конечно, вертелась вокруг, потому что всегда жутко интересно, кто же там звонит и чего такого интересного рассказывает. А сегодня мне стало совсем интересно. Потому что лицо у мамы удивлённо вытянулось, рот приоткрылся.

Она всё больше слушала. Только пару раз чего-то ответила коротко. Типа:

— Да. Это так. — Или:

— И это тоже верно.

А потом она стала театрально хмурить брови, закатывать глаза и коситься при этом не меня. Я от любопытства чуть на маму не залезла. А мама говорит, наконец, длинно:

— Вы знаете. Это для меня, по правде говоря, очень неожиданно. Сейчас я бы сказала, скорее, нет. Но вы можете позвонить немного позже. Нам надо подумать. Точно могу Вам сказать одно, проводить это мероприятие у нас в квартире я не согласна!

— Ого! — думаю. — Мероприятие! — это точно что-то интересное. — Я сразу представила себе весёлый день рождения с клоунами, или катание на лошадях по парку, или весёлые старты для семейных команд. Много я всего представила. Правда, быстро поняла, что вряд ли кто-то мог предложить катание на лошадях или весёлые старты в нашей квартире. Потому количество вариантов быстро уменьшилось. Тут мама положила трубку, и я перестала гадать, а спросила прямо:

— Мама, кто это звонил?!

— Поздравляю тебя, Марина, ты — звезда! — провозгласила мама. Звонили с телевидения. Хотят приехать, взять у тебя интервью.

— Ух ты! Вот это здорово! — очень-очень обрадовалась я. Я давно мечтала сняться в рекламном ролике, или в ералаше, или, на худой конец, в зарядке какой-нибудь для детей. — Интервью, это, конечно, тебе не реклама и не ералаш, — подумала я. — Но всё равно — здорово!

— Мама! Так почему же ты их не пригласила! — Вдруг до меня дошло, что мама им почти отказала. И я не на шутку испугалась.

— Да я даже и не знаю, что и отвечать…, — растерянно сказала мама. — Вот и решила — сначала с вами посоветуюсь.

— Мама! Надо срочно соглашаться! — выпучила я глаза и постаралась быть очень убедительной.

— Так уж и срочно? Почему надо? Обоснуй? — попросила мама. И я обосновала:

— Мама! Да как же ты не понимаешь! У нас с тобой лето! И всё. И потом, где мы будем искать пальто для девочек с крыльями и прочие нужные вещи?! Нам нужно, как можно скорее, рассказать другим девочкам, как завести себе крылья! Чтобы к осени таких девочек стало много. И тогда магазины для девочек с крыльями у нас в кармане!

— Резонно! — согласилась мама. — Как-то я про это забыла! Да. Мысль дельная. Только все-таки устраивать из дома киностудию я не хочу. У них должны быть альтернативные варианты.

— Какие варианты? — насторожилась я.

— Альтернативные. Другие значит, — пояснила мама.

К обеду выяснилось, что четыре телеканала интересуются моей персоной. Это значит — мной. И мама, наконец, придумала!

— Всё! Я обо всём договорилась! Пресс-конференция на детской площадке в пять часов. И пусть приходят все желающие.

— Вот это будет мероприятие! — обрадовалась я.

По случаю пресс-конференции я надела серебристое платье. Оно очень подходило к моим крыльям, и спина у него очень хорошо растягивалась. Маша с мамой тоже надели платья. Маша белое с розовыми цветочками, а мама — зелёное.

И мы пошли. Сначала мы просто гуляли. Я всё-время подбегала к маме и с волнением спрашивала, когда начнётся эта самая конференция и где же телевидение. Мама объясняла, что ещё рано, но вот-вот…

А потом мне надоело спрашивать, и я немножечко заигралась. Вдруг смотрю, вдоль дороги стоят разные такие маленькие автобусики с надписями, и из них всякие необычные люди выходят. Я даже не поняла толком, чем же они необычные. Но они точно были не такие, как гуляли на площадке. И вот все они вышли, собрались в одну кучку, а мама сразу подошла к ним. Они поговорили о чем-то недолго. Потом все эти дяди и тёти стали о чём-то друг с другом разговаривать. А я подошла к маме. Мама говорит:

— Вот. Дядя Аркадий. Он нам сейчас всё расскажет.

— А чего рассказывать? Стоите тут где-то. Вас все спрашивают, а Вы, как вопрос понравится, так и отвечайте. Желательно, по одному. Чтобы понятно. Кто у Вас отвечать будет?

— Я буду! — смело сказала я. Хотя, конечно, серьёзно трусила. Но я твёрдо решила, что отвечать буду. Потом спохватилась.

— А если я сама захочу сказать? Без вопроса? — посмотрела я на Аркадия.

— Это надо в начале. Или нет — в конце. Лучше в конце. В начале, наверное, какое-то вступление будет.

И тут вдруг все набежали, обступили и началось. Дяденьки и тётеньки направили на нас всякие фотоаппараты, камеры и всякие непонятные штуковины. Они ими щелкали и вспыхивали. Одним словом, всё было как в настоящем кино. И потом они начали спрашивать. Все хором. Я сначала ничего не понимала. Потому молчала. Тогда мама говорит:

— Пожалуйста! Имейте в виду! Это ребёнок и в первый раз!

Какая-то тётенька скомандовала:

— Давайте строго по очереди. Остальным сильно не шуметь.

И тогда кто-то меня спросил:

— Привет! Как тебя зовут!

— Какой легкий вопрос! — обрадовалась я. И громко сказала — Марина! — и сразу перестала бояться.

И меня стали спрашивать. Про крылья, про настоящие ли. Потом маму спрашивали о том, как она ко всему этому относится. Собирается ли она тоже заводить крылья себе и своим родственникам, и возможно ли это. Про бытовые и социальные трудности, с которыми мы столкнулись в связи с появлением крыльев. Про мои ощущения, когда я летаю. И что-то ещё спрашивали. Много всякого. Были интересные вопросы, типа: «В какие игры можно играть девочке с крыльями?». А встречались и глупые. Например: «А как с крыльями плавать?». Хотя, если честно, когда меня это спросили, мне тоже вдруг стало интересно: удобно ли плавать с крыльями. А ответила я что-то вроде:

— Как-как. Обычно! Как все.

Мы отвечали и отвечали. Я и мама немножко. А Маша сидела у мамы на руках. А потом мне надоело отвечать. Я подняла руку, как на занятии, и спрашиваю:

— А можно я кое-что скажу? — все посмотрели на меня. Кто с сомнением, кто с радостью. А тётя, которая больше всех командовала, сказала так, как говорят, например, «Ура!»:

— Говори!

И я, наконец, сказала самое главное.

— Хочу сказать всем девочкам и мальчикам, которые мечтают о крыльях. Оказывается, крылья действительно могут быть! Я тоже сначала не верила. А потом поверила и они появились. Просто я взяла и написала на листочке всё про свою мечту. И оказалось, я думала, что мама мне не разрешит. А потом, что я просто не верила в то, что крылья могу быть. И я взяла и поверила. И теперь у меня есть крылышки. И это очень здорово! Приходите ко мне все, кто тоже хочет крылья, и я обязательно вам помогу! — я замолчала и стала оглядываться на остальных. Все подождали-подождали, а потом захлопали.

Я огляделась по сторонам. Вокруг сбежались толпы гуляющих. Я увидела среди них Василису. И бабушку её увидела. И я очень обрадовалась.

— Ну, вот и отлично! — подумала я. — Будут теперь у Василисы на день рожденья крылья.

— Теперь, видимо, надо полетать! — спохватилась я. — А то какая же я крылатая девочка, если не летаю.

И я взлетела. Сначала невысоко. Стала парить и махать всем ручкой. Все смотрели на меня во все глаза. Дети кричали, подпрыгивали, показывали на меня, а некоторые пытались бежать за мной. Потом я нашла в толпе Василису и помахала ей отдельно. И маме с Машей. А Маша мне помахала в ответ. Ну и всем остальным — за компанию. Намахавшись, я поднялась немного выше и покувыркалась немного, скромно придерживая юбку. Надо же, чтобы красиво было. Как фея. А не как обезьянка какая-нибудь. Затем я подлетела к макушкам деревьев и аккуратненько их потрогала.

Это здорово было, трогать дерево за самую макушку. Просто не передать, как здорово. Сверху было видно много зелёных листочков, ствол, сверху тонкий и раздающийся книзу. А далеко внизу земля немножечко оголила толстые и крючковатые корни, которыми дерево очень цепко за неё, за землю, держалось. А рядом с ними проходила асфальтированная дорожка, вся изрисованная мелом. Я это видела много раз. Оттуда. С дорожки. По ней мы гуляли, катались на самокатах и на ней же мы рисовали мелом лошадок, рыбок и принцесс. А сегодня впервые я увидела всё это сверху. И это выглядело совсем по-другому. Наоборот. Сверху вниз и вверх тормашками. Хотя и было это, то же самое дерево, и те же самые корни, и та же самая дорожка. И только сейчас, вися над этим деревом и глядя вниз, я вдруг до конца поняла, что я летаю! И это здорово! И тут я услышала, как внизу меня зовёт взволнованная мама, и, похоже, что уже давно, а я так замечталась, что даже и не заметила. И я почувствовала, что мне надо что-то сообщить. Срочно. Всем. Что-то очень важное. И вдруг, я, совсем неожиданно для себя, громко закричала:

— Йо-ху-у-у-у! Я летаю! Вот это здорово! Люди! Это так здорово! Когда летаешь! Йо-ху-уу-у-у!

И перекувырнулась ещё несколько раз в воздухе, на этот раз даже забыв про юбку. А потом аккуратненько спустилась к любимой маме, обняла её и поцеловала крепко-крепко, чтобы она больше не волновалась.

 

Глава 12. Юлькины крылья временно откладываются

Вечером к нам, конечно же, прибежали в гости Юлька с мамой. Они к нам вообще часто захаживали. А тут такой повод. Мы тут же разбежались по углам и стали шептаться. И все, конечно же, знали, что шептались мы об одном и том же. Но углы у нас были разные. Потому что всё-таки секреты взрослых и секреты детей — это совершенно разные секреты. Даже, если они об одном и том же.

Юлька почему-то пришла грустная.

— А здорово ты сегодня летала! — сказала она шепотом. Мы с ней спрятались в моей комнате на моей кровати. Она высокая, моя кровать. Снизу у неё ящики с игрушками и ступеньки. А мы ещё на ней установили складывающийся мат, как треугольную крышу. А сверху одеяло повесили. Получилось очень секретно.

— А ты видела? — обрадовалась я.

— Конечно! И мама видела! Чего, думаешь, мы пришли. Мама как увидела, так и говорит:

— Вот это номер! Сегодня идём в гости к Марине! Нам надо с её мамой кое-что обсудить.

Я захихикала.

— И чего это? Обсудить?

— Ясное дело — чего! Крылья твои, — вздохнула Юлька.

— А чего вздыхаешь? Сейчас вот выяснит у моей мамы всё, что надо, и будут у тебя завтра новенькие крылышки!

— Да, в том-то и дело! — всхлипнула Юлька. — Похоже, что не будет у меня теперь крылышек. И она приготовилась реветь. Даже почти заревела.

— Почему это? — озабоченно спросила я. — Она ведь видела, как я летала?

— Видела! — сквозь слёзы подтвердила Юлька.

— Ну? И что сказала?

— Я же тебе уже говорила. Сказала: «Обалдеть. Пойдем вечером к Марине в гости».

— А почему тогда ты решила, что ей крылья не понравились? — недоумеваю я.

— А потому, что я у неё сразу и спросила. Говорю: «Мам, а можно мне тоже такие крылья, как у Марины?». Думаю: «Вон ей как понравилось! Сейчас точно разрешит!»

— А она чего?

— А она глаза выпучила и так на меня посмотрела, как будто бы я не её дочка Юля вовсе, а инопланетянин какой-то. И говорит: «Ещё чего не хватало! Тебе-то они зачем?!»

— А ты чего? — не унимаюсь я.

— А я говорю: «Чтобы вместе с Мариной летать!». А она: «Глупости, какие! Вы вон и не летаете, и то вечно чего-нибудь да натворите. Что же будет, если вы ещё и летать будете».

— Да-а-а-а! — разочарованно протянула я.

— Надо было без спросу всё-таки, — прошептала Юлька обиженно.

— Нет, без спросу лучше не надо! — уверенно сказала я. — Хуже будет. Ты знаешь, с мамами этими, конечно, тяжело договариваться. Моя мама тоже. Сначала разрешила, а потом, как увидела крылья, так чуть с ума не сошла.

— Как это? Чуть не сошла? — хихикает Юлька.

— Да вот так! — смеюсь я. — Глаза выпучила, трогать их боится. И вообще, сначала подумала, что она спит!

— Подумала, что ты ей приснилась? — смеётся Юлька.

— Ага! Говорит: «Марина, я сплю, а мне снится сон, что ты с крыльями»!

— А потом поняла? — хохочет Юлька.

— А потом я ей сказала! Говорю: «Мама! Это не сон — это, правда, крылья!»

— Ой, не могу! Смешно! — держится Юлька от хохота за живот. — Видишь как. У тебя-то они появились, а потом только мама поняла. А моя мама — уже поняла! А крылья не появились.

— Да. Тут другое дело. Будем думать! — решительно заявила я.

— Будем! — решительно поддержала меня Юлька. И мы стали думать.

 

Глава 13. Бабушка всё знает, или Моделирование первой кофты для девочек с крыльями

Утро было субботним солнечным и радостным. Особо радостным оно было именно потому, что было субботним. По такому случаю, мы валялись все вчетвером в постели, мама с папой пытались дремать, а мы с Машей возились и не давали им дремать. Я тихонько пыталась зацеловать всю Машу, потому что уж очень она маленькая и забавная малышка и, когда она рядом, её все время хочется зацеловать. А она от меня уползала и очень здорово хохотала. Так умеют только малыши.

И вот, мама почти совсем перестала дремать, и приступила к выяснению вопроса: «Что же мы будем сегодня на завтрак?», как вдруг, ни с того ни с сего, прозвонил дверной звонок. Все оживились, кто как мог. Папа открыл сразу оба глаза. Мама сказала:

— Это что ещё за новости?!

Я закричала:

— Я открою?!

А Маша, ни на секунду не задумываясь, внесла ясность в неясный вопрос «Кто там?». Мама часто говорит так: «Устами младенца глаголет истина». Это означает, что маленький ребёнок всегда говорит правду. А Маша сказала так:

— Баба! — И поползла задом наперед к краю кровати. Так она с неё слезала.

— Баба?! — удивлённо спросил папа.

— Баба?! — испуганно переспросила мама.

— Я открою?! — прыгала я вокруг.

— Ни в коем случае! — заявил папа. — Детям нельзя самим открывать дверь!

— Ну, тогда, давай ты откроешь! — предложила мама. — Папам можно самим открывать дверь!

— А я — сплю! — спохватился папа и спешно закрыл глаза.

— И я! — объявила мама и закрыла глаза ещё сильнее папы.

Звонок повторился.

— Ишь! Не уходят…, — задумчиво заметила мама.

— Ничего… Уйдут! — заверил её папа. — Это, наверное, картошку продают! — вспомнил он и очень этому обрадовался.

— Мама! Папа! Маша угадала! Это бабушка приехала! — завопила я из коридора. Это я всё-таки не выдержала и приоткрыла внутреннюю дверь. И теперь могла подглядеть в большую замочную скважину внизу, кто там стоит за дверью.

— Это ты зачем это дверь без спросу открываешь?! — закричал испуганный папа.

— Открывайте немедленно! Я ВСЁ ЗНАЮ! — послышался из-за двери угрожающий голос бабушки.

— Мамочки! — тихонечко пропищала мама. Вскочила, схватила халат и сбежала в ванную.

— Ох! — только и сказал папа, встал и пошёл открывать.

Мы с Машей уже давно в нетерпении вертелись у двери. Мы любили, когда приезжали бабушки. Папа открыл дверь и почему-то быстренько вернулся обратно.

— Странно! — подумала я. — Какой-то папа сегодня невежливый. Даже бабушку в дом не проводил.

И тут в квартиру влетела бабушка. В руках у неё было две сумки. Увидев меня, она тут же побросала все эти свои сумки на пол и бросилась ко мне:

— Моя девочка! — попыталась она меня обнять и наткнулась на крылья. — О, боже мой! — всплеснула руками она, оставила затею с обниманием и стала вертеть меня за плечи, целовать и причитать:

— Боже мой! Боже мой! Вы посмотрите! Вы только посмотрите, что вы сделали с ребёнком! Это ж надо! Что же делать-то теперь! Это какой позор! Катастрофа! Это же надо срочно доктора! А они по телевизору снимаются! И ребёнка маленького! Одного! В школу ведь ещё даже не пошел! Одного в небо запускают! Да виданное ли дело! Вот в наше время… Ох! Да чего тут говорить! Ой, заберу я тебя к себе, моя внученька! Бедолажка ты моя несчастная!…

Сказать по правде, я очень большая болтушка. Все так говорят. Мол, я помолчать и минуты не могу. Но бабушка сегодня была в таком ударе, что я даже и не могла слова вставить. Я пыталась говорить:

— Бабушка! Что ты так волнуешься! У меня всё хорошо! Это же мои любимые крылья…

Но бабушка меня не слышала. Она сразу говорила:

— Ты-то, хоть, помолчи! Запудрили ребёнку мозги совсем! Нет бы — грамоте учить! А они ему крылья! Все приличные дети по школам, а у них — по небу летают!

— Да рано же в школу-то ещё…, — тихонечко пыталась вставить мама из ванной.

— Срам! — продолжала бабушка, никого не слушая, — что ни говори. Стыд и срам! Вот! — спохватилась она. Подбежала к своим сумкам и достала из одной пакет, на котором был нарисован зелёный крестик. — Вот я принесла. Травки всякие. Для выведения шлаков и токсинов и прочих вредных веществ… А вот крем — рассасывает рубцы и прочие ненужности…, — доставала она по очереди какие-то коробочки и баночки. — Мы сейчас всё это безобразие быстренько уберём! И следа не останется!

Я вдруг почему-то вспомнила, как энергично моя бабушка пыталась обычно меня накормить, считая, что я очень плохо питаюсь и, что в сытном питании ребёнка заключается главный секрет правильного воспитания. Иногда мне приходилось даже убегать от решительно настроенной бабушки с ложкой в руках. Вот и сейчас я на всякий случай отодвинулась от бабушки подальше и приготовилась бежать. В вопросах правильного выращивания детей бабушка отличалась быстрой реакцией и железной хваткой.

— Но, мама! — попытался возразить папа и на всякий случай героически загородил меня своим большим телом. — Мы не нуждаемся ни в каком рассасывании и выведении!

— И ты тоже молчи! Чего тут разговаривать! Когда ты до такого ребёнка довёл! Допустил такое распустительство! Куда твои глаза смотрели! О чем твоя голова думала! Я-то думала, вырос уже! Жена у тебя. Дети! Думала, не будет мне беспокойства. А тут — на тебе! Да я как это безобразие-то в телевизоре увидела… Да вы хоть представляете, что со мною было?! Ох… Что-то устала я… Налейте хоть бабке чаю с дороги…, — закончила, наконец, бабушка и присела на табуреточку, которую любезно принесла, наконец-то отважившаяся выйти из ванной, мама.

— Чаю — это мы, пожалуйста! — обрадовалась она. — Это мы быстренько! И, не задерживаясь, убежала на кухню.

— Бабушка! — наконец, смогла вмешаться я. — Бабушка! Я тебе сейчас всё объясню!

— Да! Точно! — очень обрадовался папа. — Марина тебе сейчас всё объяснит!

— Уж будь любезна. Объясни, — смирилась бабушка.

— Чай готов! — позвала из кухни мама. И мы с бабушкой пошли на кухню. И Маша с нами пошла. Она тоже была согласна попить чаю с бабушкой и чего-нибудь ей объяснить. Мама сделала нам чаю и взялась за завтрак.

Мы расселись поудобней, и я начала свой рассказ:

— Дело было так, — начала я.

— Так-так…, — поддержала меня бабушка.

И я всё рассказала по порядку. И про мечту, и про книжки, и про листочек. И про садик, и про справку, и даже про Юльку… Хотя про Юльку зря я рассказала. Бабушка сразу зацепилась за эту историю с Юлькой и говорит:

— Вот! Видите! Нормальные люди своим детям крыльев не разрешают!!!

— Ну, это мы ещё посмотрим! — с хитрым видом заметила я. А мама сразу на меня подозрительно покосилась.

— Как у вас тут дела? Можно ли войти незамеченным? — поинтересовался папа из-за угла.

— Войти можно. Незамеченным — нет, — строго ответила всё ещё не довольная бабушка.

— Я всё-таки войду. А то как-то кушать хочется, — скромно сказал папа и вошел.

— Ну, рассказывайте! Как дальше жить собираетесь? — окинула бабушка родителей хмурым взглядом.

— Хорошо собираемся! — доложил папа.

— Просто замечательно собираемся! — поддержала его мама.

— Всё бы вам шутить! А с крыльями-то этими. Вы чего делать будете? — не унималась бабушка.

— Летать будем! — не выдержала я. — Чего непонятного-то?

— Летать будут они! — опять разошлась бабушка. — Да виданное ли это дело. Чтобы дети летали! Дети, они и на земле во все стороны разбегаются. Только успевай их собирать да пересчитывать. А ежели они ещё и летать начнут. То это просто форменный караул начнётся!

— Брось ты, мама! Дети нынче цивилизованные и ответственные. Летают если, то строго в определенных направлениях и крайне аккуратно.

— Всё бы тебе шутить…, — покачала головой бабушка, которая опять устала ругаться.

— Не уж-то правда, в сад тебя пускают?! — уточнила бабушка, — с этими твоими крыльями?

— Пускают! — успокоила я её. — Ещё как пускают! — затараторила я. — Ты не переживай! Крылья скоро будут самым обычным делом! Я тебе обещаю! А сейчас у меня к тебе очень-очень серьёзная просьба.

— Какая это просьба? — насторожилась бабушка.

— Свяжи мне, пожалуйста, кофточку с дырочками для крыльев. Такую — с молнией на спине. А то вдруг холодно станет!

— Вот! — бабушка бросила на родителей укоризненный взгляд. — Как теперь ребёнка одевать будете?!

А я посмотрела на бабушку так, очень-очень нежно. Как настоящая фея и очень любящая внучка. И бабушка не выдержала и растаяла. Как снегурочка на солнышке.

— Где у вас сантиметр? Надо же тебе всё измерять! — сказала она с деловым видом.

— Сантиметр — это мы сейчас быстренько! — обрадовалась я. — Маша! Побежали за сантиметром!

И мы побежали. Бабушка меня измеряла, и Машу заодно, чтобы ей не было обидно, что её не меряют. Все это мы записывали на маленький синий листочек. Специальный такой листочек. Для записей.

— Бабушка, — говорю.

— Чего? — спрашивает бабушка.

— Ты понимаешь, что в крыльях одни сплошные плюсы?

— Нет, не понимаю! — отвечает. — Какие-такие? Плюсы-то?

— Ну, вот смотри, занавески, например, тебе постирать надо?

— Ой, надо! — вздыхает бабушка.

— Вот! Давай, я к тебе приеду и занавески с крючочков сниму! А потом обратно повешу! И пыль на твоих высоких шкафах протру!

— С крючочков — это хорошо! — обрадовалась бабушка. — Очень уж мне неловко с задранной головой эти крючочки расстегивать. Вся голова кружится.

— Вот! Видишь! — обрадовалась я.

— Знаешь что? — сказала бабушка.

— Что? — поинтересовалась я.

— Будешь летом мне с макушек яблонь яблоки собирать! Столько у меня их пропадает — это жуть! А сорвать некому! Самые красивые ведь наверху!

— А вот и ещё плюс! — засмеялась я. — Это ты, бабушка, очень здорово придумала! Я ещё могу крышу покрасить! И птенцов скворцам в гнездо подсаживать, если вдруг выпадут.

— Но ведь замуж-то тебя никто не возьмёт! — с сомнением посмотрела на меня бабушка,

— Бабуля! — усмехнулась я. — Женихи будут очередь занимать за такой невестой, как я!

— Это ещё почему? — удивилась бабушка.

— Да потому, что бескрылых невест вон сколько. А я — одна!

 

Глава 14. Обычные будни девочки с крыльями. Главная мечта Леонардо да Винчи

Что ни говори, а дела с крыльями развивались по намеченному плану. Все вокруг, кто меня знал, встречался со мной на улице, в садике, на занятиях или в магазине, все эти знакомые и малознакомые люди постепенно привыкали к моим крыльям. Для них, девочка с крыльями постепенно становилась делом обычным. И это было именно то, что нужно!

Конечно же, из-за моих крыльев и мне много к чему приходилось привыкать. Но я привыкала ко всему быстро.

Первое, что действительно сильно изменилось в нашей жизни, это то, что нам стали часто звонить и писать, а некоторые приходили к нам домой. Звонили с телевидения, радио и из газет. Звонили из научно-исследовательских институтов и академий наук. Приходили дети, которые хотели крылья, за ручку с взволнованными родителями. Я ведь тогда на интервью сказала, мол, приходите ко мне все, кто хочет крылья. Вот они и стали приходить… Хорошо, не все знали наш адрес и телефон. И многим родители не разрешали. Но ведь были ребята и постарше, которые могли прийти сами.

Мама мне ещё тогда, после интервью сказала:

— Ну, ты вот это вот зря сказала: «Приходите ко мне все…», — а я тогда ещё не поняла сразу, что она имеет в виду.

А теперь наши планы очень часто прерывались звонками телефона или в дверь. Я сначала очень охотно принимала ребят и рассказывала им все подробно про крылья. Это были очень интересные знакомства. А бывало даже так, что приходили вовсе даже и не ребята. А самые обычные взрослые люди. И с ними я тоже секретничала по вопросу крыльев. И могу сказать — с ними тоже было интересно! Ведь не каждый взрослый хочет завести себе крылья. А если вам всё-таки встретится взрослый, который захотел крылья, то это именно тот взрослый, с которым интересно.

А один раз ко мне даже приходил пожилой дяденька. Можно даже сказать, дедушка. Мало того, он ещё при этом был известным учёным из какой-то там большой академии или института. Это мне всё мама сказала, а дело было так.

Сначала этот дядечка маме позвонил. И очень долго объяснял, что мамин ребёнок, то есть я, представляет собой очень большую научную ценность. Что случившееся со мной — есть великое научное открытие, и что мама ну просто обязана предоставить своего ребёнка в эту самую большую академию или институт. Мама сначала нервно смеялась, а потом почти прокричала:

— Да Вы что мне предлагаете, сдать Вам своего ребёнка для опытов?! Да если Вам так уж нужно изучить этот, как вы выражаетесь феномен, приходите на приём к Марине, как все, и заведите себе такой же! И изучайте на здоровье! Чего Вы не поняли? Чего завести надо не поняли? Говорю: себе заведите Крылья! И летайте, ой, то есть, изучайте, сколько влезет!

И на следующий же день он пришел. Такой очень милый дяденька с седыми волосами. Он очень много спрашивал и записывал в большой пухлый блокнот. Удивлялся, бубнил себе под нос. И опять спрашивал. А потом, похоже, наконец, понял, как это — завести крылья, сразу повеселел, попрощался и ушел. А через несколько дней его показали в телевизоре. Мама откуда-то узнала об этом и включила специально — мне показать. У него были крылья и очень помолодевшее лицо. Крылья, кстати, были ему очень к лицу. Он выступал в телевизоре с докладом о том, что великое научное открытие теперь переместилось в стены их института и скоро весь мир узнает во всех подробностях о новой супервозможности человека.

— Мам! — удивилась я. — А это точно тот дядя?

Мама присмотрелась:

— Тот конечно!

— А почему он тут такой молодой? — не унималась я.

— Думаю, это от того, что летать научился. Ведь не каждому, даже известному научному деятелю, выдаётся возможность полетать. А это, похоже, омолаживает гораздо лучше новых научных открытий…

Вот такие у нас теперь были будни. Вскоре мы с мамой поняли, что так дело не пойдёт. Что мы из-за постоянных гостей не можем вовремя выйти из дома и попасть куда собирались. И потому, в один прекрасный день, мама сказала:

— Всё. Хватит! Вводим расписание посещений!

И мама села и написала график посещений Марины, то есть меня. А внизу подписала: «В остальное время убедительная просьба — не беспокоить».

И повесила такой листочек на дверь. И в интернете повесила. Там, где все желающие про нас читали и нам писали.

После этого звонков стало меньше. А по средам мы сидели и читали письма, которые приходили нам в почтовый ящик настоящий и электронный. Они были разные совсем. Были обычные про то, как вырастить крылья в домашних условиях. А были всякие удивительные и смешные и те, что заставляли задуматься.

Приглашали меня и в рекламу, и в кино, и в библиотеку. На развлекательные мероприятия, в цирк, в театр, в парк для подрезания макушек деревьев. И много ещё куда. Мы всё не очень-то успевали читать.

А одна удивительная старушка, которая умела пользоваться интернетом, написала, что ей надо поменять лампочку, и для этого она приглашает меня к себе в гости. Я представила себе сразу старушку, которая сидит дома в темноте, ждёт меня и плачет. И сказала маме, что надо немедленно ехать. А мама мне сказала, что вкручивание лампочек — это не женское и, уж совершенно точно, не детское дело. Даже если дети при этом с крыльями. И направила на вкручивание лампочки папу без крыльев.

Зато на презентацию книги про лесных фей мама сходить разрешила. Презентация — это когда ты хочешь рассказать всем о чем-то, что у тебя есть и чем ты хочешь со всеми поделиться. И ты рассказываешь и показываешь. Так и с книгой. Сначала мы, конечно же, прочитали книгу с мамой. Она нам очень понравилась. И тогда мы смело пошли на презентацию. Было здорово! Мне выдали специальный костюм. И я была настоящей феей Вильс. С крыльями и волшебной палочкой. Я летала надо всеми и говорила такие же слова, как Вильс в книжке, пела её любимую песенку и улыбалась всем волшебной улыбкой. По-моему получилось всё просто волшебно. Автор книги тоже осталась очень довольна. Сказала, что впервые у неё случилась презентация, на которой её книга ожила. А ещё мне выплатили премию за работу. Я положила её в копилку и решила, что буду копить деньги на свой театр.

Была ещё одна неудобность из-за крыльев, к которой мне приходилось привыкать. Крыльями я часто чего-то задевала сзади себя. Это могло случиться и в детском саду, и в магазине, и на каких-нибудь занятиях. Это что-то падало и часто разбивалось, если оно умело разбиваться. Так я разбила много чего у нас дома. Три раза в гостях. А один раз в магазине я столкнула с витрины какую-то бутылку и она разбилась. Я очень испугалась, но пришла какая-то тётя и сказала не беспокоиться. Что раз упало, то это значит, что бутылка плохо стояла, а не я плохо крыльями махала. И мы перестали беспокоиться. Извинились и решили, что я буду почаще тренироваться быть со своими крыльями аккуратной. Ведь иначе, как сказала мама, из меня получится не фея, а слон в посудной лавке.

Вместе с небольшими трудностями крылья внесли в мою жизнь множество новых интересных дел и обязанностей.

Дома, например, я стала незаменимой маминой помощницей. Я и раньше была ей, конечно! Но теперь я могла делать то, чего не могла раньше я, и даже то, чего не могла мама!

Я могла теперь сама ставить помытую посуду на сушилку, доставать что-то с верхних полок без стула. У меня теперь очень ловко получалось заправлять кровать, поднимаясь с одним краем одеяла в воздух. В магазин за хлебом, сметаной и другими мелкими и нетяжелыми покупками я теперь летала сама. Вылетала с балкона и летела, не останавливаясь, до самых дверей нашего магазина. Там меня все знали и до появления крыльев. С крыльями же я стала самым любимым посетителем. Получалось, как сказал папа, что в этом деле полностью исключается опасность дорог и встреч с подозрительными личностями. Потому, теперь меня смело отправляли одну. Мама была очень довольна. Да и я, скажу честно, тоже.

Как только мои полёты в магазин стали обычным делом, я постепенно убедила маму в том, что летать к Юльке в гости через окно, при условии предварительной договорённости с Юлькой и её мамой, — тоже вполне обычно и прилично. Хоть мама сначала и говорила, что это всё высоко и опасно. Юлька жила на девятом. Но я ей объяснила, что если я всё равно летаю, то не имеет значения, летаю я просто так или летаю к Юльке. Даже если Юлька и живет на девятом этаже. Я же не хожу, я — летаю! Поэтому высота тут не имеет значения. Это у самолёта может закончиться бензин! А у меня — нет. В итоге, мама сдалась. Волновалась, конечно, по началу. Но потом привыкла. И теперь я летала к Юльке почти каждый день. И мы с ней разрабатывали секретный план обретения Юлькой крыльев. А поскольку наш план был в основном в том, чтобы объяснить Юлькиной маме, насколько полезны и незаменимы крылья, чаще всего я намывала им окна, особенно кухонное. Потому что в кухне чаще всего находилась Юлькина мама. Ещё я протирала пыль, летала за хлебом и совершала прочие полезности, которые с крыльями сделать в десять раз проще, чем — без.

Вскоре мне разрешили летать и к Катюшке. Мама у неё была более строгая, чем у Юльки. Но и она тоже постепенно привыкла к летающей девочке в нашем дворе и потому согласилась. И я стала часто заглядывать и к ним — на восьмой. Хотя Катюшкина бабушка, конечно, каждый раз ворчала.

В саду у нас теперь было с ребятами много интересных игр, в которых нужна была летающая девочка. Нам потихоньку разрешили использовать в игре мои полёты. Сначала разрешали неохотно и совсем по чуть-чуть. А потом привыкли. Ещё в мои обязанности теперь входила поливка клумб в садике. Клумбы были большие и квадратные. А я могла дотянуться до каждого цветочка. Это было для всех очень удобно. А один раз я помогала украшать на праздник крыши и столбы сада разноцветными флажками, ленточками и шариками.

На улице я каждый день была просто нарасхват: я помогала сотрудникам парка поправлять скворечники и кормушки, опускать на землю застрявшие ветки, а один раз я даже помогла вернуть выпавшего из гнезда птенца. Меня разыскивали мальчишки, чтобы снять с дерева радиоуправляемый вертолёт, и девчонки — спасти испуганного котёнка, который влез куда-то и боится слезть обратно.

Ко мне обращались дворники, чтобы я сняла с дерева чью-то улетевшую вещь или убрала неизвестно откуда взявшийся пакет или тряпку, а один раз даже — ёлку. Кто-то умудрился выбросить её из окна, и она застряла в ветках дерева.

В общем, кругом были одни сплошные заботы, и я чувствовала себя очень полезной и нужной. Я чувствовала себя настоящим супер-героем спасителем! Просыпалась я теперь рано и с удовольствием. Я не могла себе позволить долго валяться. Боялась чего-нибудь не успеть.

А мой папа смотрел на меня и всё время выдумывал, чего бы такого можно бы было натворить, имея крылья. Один раз, глядя на то, как я летаю от нас к Юльке и обратно, он вспомнил вдруг, как в детстве они устраивали телефон из консервной банки и лески.

— Это вам не мобильники! Это серьёзное устройство! Для строго индивидуального общения! И сделал нам такой телефон. Взял две банки из-под зеленого горошка. Достал из своего специального рыбацкого ящика длинную леску и какие-то ещё маленькие штуковинки. Пропустил леску через банки и закрепил концы этими самыми маленькими штуковинами. После чего одну банку он установил на нашем подоконнике, а со второй он мне велел лететь к Юльке, объяснив:

— Главное — нить должна быть очень хорошо натянута и ничего не должна касаться!

И я потянула её к Юльке. Сначала она упорно касалась деревьев, но потом я аккуратненько пропустила ее в нужный промежуток между ветками, и всё протянулось и натянулось, как надо! И теперь у нас с Юлькой было средство связи индивидуального пользования! Как и обещал папа. И в него действительно было что-то слышно! Не всегда, конечно, было всё понятно. Но мы повторяли по нескольку раз. А когда уж и это не помогало, то брали средство связи общего пользования и уточняли друг у друга по нему, чего же имелось в виду на самом деле.

Единственное, что меня действительно беспокоило, было вот что. Часто бывало так. Приходишь на площадку, а какая-нибудь бабушка, увидев меня издалека, кричит своей внучке:

— Анечка! Идём на другую площадку! Там эта… С крыльями идёт. Не дай Бог, заразит такой напастью! — и они собирались и спешно эвакуировались с площадки.

Вот в такие моменты мне было обидно и как-то даже неудобно, что из-за меня людям приходится с площадки уходить. И я сказала об этом вечером маме. А мама и говорит:

— Ну, знаешь! Первую машину тоже многие боялись. Возможно, даже считали, что это колдовство и подумывали сжечь изобретателя на костре… А от тебя всего-то убегают и то — иногда. У любого новаторства бывают и противники. Это нормально. Но, если хочешь, можем в таких случаях сами с площадки уходить.

— Можно, — поразмышляв, сказала я. — Особенно, если там моих друзей нету. Мам! А как звали того, кто придумал первый автомобиль?

— Это интересный вопрос. Меня он ещё тогда заинтересовал… Когда мы с тобой крылья наколдовали, — усмехнулась мама. — Первый автомобиль создал немецкий инженер Карл Бенц. Он создал автомобиль именно с двигателем внутреннего сгорания, который используется и сейчас. И именно его автомобиль стал выпускаться для других людей и стал обычным делом. Так что, если говорить о том человеке, который заставил людей поверить в то, что автомобиль — это обычное дело, то это про него. Но до него, сказать по правде, были ещё люди, которые ему помогли. Они придумали что-то напоминающее автомобиль Бенца. Двигателя там не было, но кто знает, может быть, без их помощи Бенц и не справился бы… Так вот, самое интересное, что первые чертежи автомобиля создал очень известный и удивительный человек, которого звали Леонардо да Винчи. Его называли универсальным человеком. Это такой человек, который талантлив во всём. Он был великолепным художником, возможно, — и скульптором, и музыкантом, и при этом, был он ещё и учёным и инженером. И жил этот человек намного раньше Бенца. Раньше аж лет на четыреста! Представляешь?

— А четыреста — это ещё больше, чем двести? — тут же поинтересовалась я. Я помнила, что первый автомобиль придумали двести лет назад.

— Да-да. Больше. Это два раза по двести.

— Ого! Почему же это столько времени автомобиль не доделывали?! — удивилась я.

— Наверное, столько лет в него никто не мог поверить. Даже сам Леонардо да Винчи. И ты знаешь, что ещё мне показалось интересным?

— Что? — мне было и так совсем интересно. Я чувствовала себя в тот момент главным героем удивительного фантастического фильма про изобретателей, фей и волшебников.

— Больше всего на свете Леонардо интересовался крыльями! Это была его мечта! И он их придумывал, чертил, рассчитывал, изучал механизм работы крыльев у птиц и у летучих мышей. Он очень много над этим работал. И говорил так: «Кто знает всё, тот может всё. Только бы узнать — и крылья будут!». Но, к сожалению, с крыльями у него ничего не получилось.

— Бедный Леонардо! — я была очень впечатлена его историей, даже слёзы на глаза навернулись. Мне так и представился этот удивительный красивый дяденька, который так много всего умел и сделал… И так не смог за всю свою великую жизнь узнать того, что смогли узнать мы с мамой. Много-премного лет спустя. И что самое обидное, для Леонардо конечно, а не для нас, что это оказалось так просто!

— Зато его картины превосходили мастерством его учителей. И до сих пор ими любуется весь мир и считает их неповторимыми и загадочными, — успокоила меня мама.

 

Глава 15. Не нужны мне больше крылья!

— Права была бабушка-а-а-а! — захлёбывалась я в рыданиях, — Не нужны мне крылья эти! Одни неприятности от них! Как же я теперь с ними буду?! — бубнила я невнятно, — Вот сейчас мама придёт, и я сразу бабушке позвоню-ю-ю-ю, — пусть приезжает и мажет меня кремом для выведения крыльев! — Я сидела на банкетке, задрав колени к подбородку, и громко ревела. Нос у меня при этом громко хлюпал и гремел, а коленки были уже такие мокрые, — хоть выжимай.

Рядом стояла моя учительница по танцам Варвара и пыталась меня успокоить. Вид у неё был при этом испуганный и растерянный. Из-за этого самого вида мне было ещё понятней, что она зря меня успокаивает. Помочь она мне ничем не может.

Мама всё не шла. А я всё сидела, ревела и представляла, как она сейчас придёт, а я заору: «Вот, мамочка, научила ты меня, как крылья сделать, теперь учи, как обратно убрать!». А мама скажет: «Почему это обратно?! Это же твои любимые крылья?!». А я ей в ответ: «Да потому что меня из-за них в мюзикл не берут!».

Тут-то ясное дело мама сразу и поймёт, что крылья действительно пора убирать. Мы дружненько соберёмся и поедем к бабушке. Потому что только бабушка знает, как вывести крылья. Не зря же она в аптеке целый пакет баночек покупала.

Да, к бабушке, пожалуй, поедем сами. Дело ведь срочное!

Бабушка мне быстренько выведет все крылья. И всё!

Стану я как все нормальные девочки, и меня примут обратно в мюзикл!

В голове кто-то тихонечко бурчал:

— Да?! А к Юльке летать больше не будешь!? А в магазин?! А на деревья сверху смотреть?! А котят кто с деревьев снимать будет?! А самолеты…

— Да я целую осень, зиму и весну репетировала! Понимаешь?! Мне микрофон дать обещали! У меня целая роль кота была! А теперь — что?! Ни-че-го! — отмахивалась я тихонечко от надоедливого голоса.

— Как это ничего?! А крылья?! — возмущался голос.

— Никакой роли у меня теперь! — поясняла я бестолковому голосу. — Зря репетировала целых столько месяцев! — с досадой шипела я.

Хотя идея, не летать больше к Юльке и над деревьями мне, признаться, тоже не нравилась. Летать всё-таки хотелось. Но вот мюзикл…

 

Глава 16. О том, как дело было, или Мюзикл — это здорово!

В общем, дело было так.

Ходила я на мюзикл учиться. Уже второй год как ходила. У нас тут не очень далеко.

Мюзикл — это здорово! Там сразу и пение, и танцы, и актёрское мастерство. От такого учения получаешься ты, в конце концов, сразу: и танцор, и певец, и актёр.

И потом, когда уже окончательно научишься, — сплошная красота получается! Захочешь — можешь пойти в певцы, а не захочешь — в певцы, то можно в актёры, а нет, так тогда в танцоры иди себе. Всё ведь хорошо! А можно и прямо сразу в мюзикл пойти. В самый настоящий.

Я ещё, правда, предлагала добавить акробатические номера всякие. Потому что обидно, некоторые мои подружки ходят на гимнастику, а я нет. Но с этим пока неясно. Обещали подумать, но, как-то подозрительно хихикали.

Вот если введут вдруг такие номера, то можно будет потом и в цирк акробатом! Вернее акробаткой.

Учимся мы нашему мюзиклу, как во всех школах положено — весь год. Учебный.

А в конце этого года — самое интересное! Выступление. А точнее конкурс мюзиклов.

Съезжаются все наши школы мюзикла, а их по Москве, скажу я вам, — немало, в самый настоящий театр. И там показывают всем свои достижения. То есть — мюзиклы. Это такие спектакли, а в них сразу и поют и танцуют. Каждый привозит на выступление свой мюзикл! И это всё по-настоящему!

С декорациями, костюмами и микрофонами. Приезжают в этот театр бабушки, дедушки, родители, друзья со всех районов! У каждого куплен билет! Театр как-никак! Билетов лишних, кстати, — не достать!

И это просто потрясающее зрелище! Так моя мама сказала, когда увидела наш мюзикл прошлой весной.

А я и сама знаю, что потрясающее. Ведь я тогда, после нашего выступления, сидела в зале вместе с папой, мамой, Машей и всеми моими бабушками и дедушками. И видела, как выступали группы из других районов, с другими мюзиклами.

Маша тогда спать захотела, мама и говорит:

— Может, поедем домой уже? Маша насмотрелась.

А я ей, умоляюще, отвечаю:

— Нет, мам, пожалуйста, только не это!

Тогда мама с Машей вышли из зала и пошли спать на улицу — в коляске. А я всё смотрела, и смотрела, и смотрела. Пока всё не кончилось. Это было, правда, как по-настоящему!

А самой настоящей была Мэри Поппинс. Она была такая… Такая… Такое у неё было платье, а как она пела, и танцевала. В общем, я потом всё лето тренировалась быть такой, как она.

Вот и все наши зрители смотрят на наши выступления и удивляются. Говорят потом:

— Ну, надо же! Прямо как настоящий театр! Вас от настоящих актёров и не отличишь!

И это они не из вежливости! А честно!

Надеюсь, теперь понятно, как это здорово — наш мюзикл.

И вот, в этом году мы ставили «Бременских музыкантов». А я там собиралась быть котом.

На сцену я выезжала на самокате вместе с петухом, ослом, трубадуром, пела вместе со всеми, конечно же, танцевала, и даже немножко говорила сама. Потому мне обещали выдать свой личный микрофон. Маленький такой, прикрепляется как-то так, что сам держится у рта, и не нужно его держать.

И это было очень серьёзно! Потому что в прошлом году я была малышкой. А все малышки были феями. Они ничего не говорили по отдельности. Только пели и танцевали все вместе.

И микрофона никакого не было.

И вот, дело шло уже к выступлению, я уже была супер-дрессированным, то есть супер-тренированным котом и никак не могла дождаться, когда же начнётся настоящий театр.

А тут эти крылатые неприятности!

И главное, что самое обидное, — я ведь уже два раза сходила на занятия с крыльями. И всё было хорошо и никто мне ничего, по началу, не сказал.

Всё бы было и дальше хорошо, если бы Наталья, наша учительница по пению, всё-таки не решила, один раз, поинтересоваться у Варвары подозрительным голосом:

— А это вообще как, я извиняюсь, — кот с крыльями?

А Варвара, та, что танцы у нас ведёт, она добрая такая, отзывчивая, ей всё всегда нравится, ответила:

— Да нормально! Красиво, по-моему, если кот с крыльями. А, Павлуш, ты как считаешь? — это она уже у нашего руководителя театрального мастерства Павла спросила. Он настоящий актёр. И нас учит быть настоящими актёрами. По-моему, у меня уже получается.

— Да отлично, я думаю, будет! Ни у кого не будет кота с крыльями, а у нас будет!

Тут-то Павел и предложил:

— А вообще, — этим стоит воспользоваться! Я так считаю. Давайте у нас, в том месте, где у Бременских музыкантов концерт, кот летать будет, а? Конечно, было бы лучше, если бы летал петух. Но! Времени в обрез, и переучивать кота с петухом — не с руки. Так что предлагаю ограничиться летающим котом. Как идейка? — он посмотрел на Наталью и Варвару.

Наталья только хмыкнула в ответ, а вот Варвара как всегда поддержала. Она сказала тогда так:

— Идея хорошая, но, возможно, стоит согласовать с руководством этот момент.

— Согласуем! — Уверенно кивнул Павел. И оказался ой как неправ.

А я тогда так обрадовалась! Всё ждала, когда же меня согласуют как летающего кота.

И сегодня пришла на занятие и всё ждала, что вот, наконец, — к моей замечательной роли кота добавится ещё и полёт над сценой. А оказалось всё совсем наоборот!

Сначала никто вообще ничего не сказал. Всё занятие молчали. А я всё ждала — «ну когда же». И вот — дождалась! После занятия Варвара мне говорит невесело:

— Марин, останься, пожалуйста, поговорить надо.

Я, было, обрадовалась, думаю, «ну вот! сейчас скажет про летающего кота, наконец!». И осталась.

Но сама, ведь, чувствую, — что-то тут не так. И не ошиблась!

— Ты только не волнуйся! — сказала мне первым делом Варвара, и я сразу и начала волноваться. — Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Я стояла, молча, и ждала. Было как-то неприятно. А Варвара тоже стояла и ждала. И было видно, что и ей тоже неприятно. Потом она тяжело вздохнула и выдала:

— Зря мы, наверное, про кота этого летучего придумали… — и опять замолчала, печально опустив глаза.

— Почему? Надо было петуха? — начала я, как обычно, свою серию бесконечных вопросов.

— Ой, я и не знаю, что было надо. Скорее всего, ничего было не надо, путано объясняла Варвара. — В общем… — Она опять помолчала немного, а потом всё-таки решилась сказать мне ЭТО. — Руководство, узнав, что у нас есть девочка с крыльями, заявило, что это нарушение правил конкурса мюзиклов. Что условия должны быть равными у всех филиалов.

— Ну ладно! — вздохнула я грустно. — Не буду тогда летать! Раз не разрешают!

Варвара подняла на меня глаза и посмотрела с явным сочувствием. И тут я поняла, что это ещё не всё.

— Мари-и-и-иш… — протянула Варвара виноватым голосом, — Сказали, что девочек с крыльями совсем нельзя. Говорят, мол, девочек с крыльями развелось уже много. Скоро им откроют специальные магазины, театры и кружки. А у нас школа для бескрылых. — Так вот прямо мне и сказали. Я вот, знаешь, сама — очень, ну очень расстроена! И я говорила, что так нельзя и что я не согласна! Подумаешь, крылья! Со всяким может случиться. И это вовсе не повод так вот… — Варвара вдруг на полуслове прекратила тараторить, будто бы у неё закончился завод, как у нашего заводного поросёнка на мотоцикле. Его заведёшь, ключиком он едет, едет, быстро так, а потом раз! И всё. Не едет. Завод кончился! И Варвара так. Тарахтела, тарахтела, как поросёнок своей пружинкой, а потом раз — и перестала. Помолчала, опустив глаза, потом посмотрела на меня так, будто бы извинялась передо мной за что-то и призналась, — Если честно, я так понимаю, наше руководство просто не очень-то поддерживает идею летающих детей. Вот как оно обернулось. Не повезло! — подытожила она.

Я слушала и не верила своим ушам. Как же так?! Ведь это не честно! Ведь я репетировала! На самокате по площадке тренировалась выезжать раз по сто за день! Я ведь всем уже сказала, что у меня будет микрофон! И ещё — немногим о том, что я буду летающим котом.

Одним словом — тут-то я и начала реветь. А Варвара стояла рядом и успокаивала. Правда, получалось у неё, скорее, — наоборот.

Она говорила, например, с сомнением, поглядывая на мои крылья:

— А их нельзя как-нибудь убрать на время представления?

— Не-е-е-ет! — ещё громче начинала реветь я. — Они расту-у-у-ут!

— А если — совсем — продолжала она испуганно. — Совсем убрать можно?

Я прекращала рыдать, смотрела на неё удивлённо и подозрительно и спрашивала:

— Как это совсем?!

Варвара втягивала голову в плечи, а потом, спохватившись, говорила:

— Ну, намечтать, чтобы не было. А потом заново намечтать? Чтобы были. После выступления.

— Я не зна-а-а-а-а-аю! — ревела я пуще прежнего.

— Ну ты… Не реви! — говорила Варвара неуверенно. И я от этого ревела ещё громче. Всегда так почему-то, когда тебя успокаивают и говорят что-нибудь такое вот: «не плачь!» или «не реви», или «да ладно тебе, ерунда-то какая ерундовая!», — отчего-то сразу же хочется реветь ещё сильнее, и сразу начинаешь понимать, что это всё совсем не ерунда!

— Мы точно что-нибудь придумаем! — решительно заявляла вдруг Варвара и хмурила решительно лоб.

— Ничего мы не придумаем! А-а-а-а-а-а! — ревела и ревела я.

И тут, наконец, пришли мама с Машей.

Мама меня увидела и говорит:

— О чём ревём?

— О цём? — поддержала Маша. — Ивём оцём?

А я хотела ответить и поняла, что забыла то, что хотела маме сказать противным голосом про крылья, а вырвалось у меня вместо этого:

— Обо всё-ё-ё-ём!

 

Глава 17. Вечерние мысли

— Мам! — спросила я вечером перед сном.

— Что? — подняла мама на меня глаза от книжки про гномов и божью коровку. Она нам читала её перед сном.

— Мам, почему всё так получилось? Ведь всем всегда нравятся мои крылья? Почему же тогда ИМ не понравились?

— Не скажи. Не всем! — возразила мама, — Вспомни, как некоторые бабушки с площадок от тебя разбегаются.

— Это что получается, что крылья — это плохо? — намылилась я реветь.

— Не получается. Я такого не говорила, — покачала головой мама.

— Ну а как же ещё, если они не нравятся самому руководству! — сделала я круглые глаза, произнося последнее слово.

— Всегда есть разные варианты, — пожала беззаботно мама плечами. — Ведь это, всего лишь, — отношение определённых людей к определённым вещам. Для кого-то крылья — это прекрасно, а для кого-то и ужасно. Тут не угадаешь.

— А как думаешь, почему они не любят крыльев? Ну — наше руководство не любит? — задумчиво спросила я.

— Например — боятся того, что можно упасть.

— А ещё? — не унималась я.

— Находят это не удобным, боятся высоты или полётов, да сколько угодно можно придумать вариантов и просидеть так до завтра. На вот тебе лучше хорошую новость! — и мама кинула в меня маленькой подушечкой.

— Оп! Есть! И что это у нас за новость? — стала я с любопытством вертеть и переворачивать в руках подушечку и даже весело заулыбалась.

— Бывает, что люди меняют свое отношение к определённым вещам. Спокойной ночи!

И мама с очень хитрым видом, поцеловала меня в щечку и тихонечко вышла, оставив меня в задумчивости.

 

Глава 18. Я и моя грусть

Несмотря на мамину хорошую новость, несколько дней я ходила мрачная и почти не летала.

Я думала так:

— Бывает, конечно, что люди меняют своё мнение. Но как сделать так, чтобы его поменяли нужные люди и ещё и в правильную сторону. Вот это неясно! Может надо слетать лично к двум этим тётям и показать им мои крылья? Они им понравятся и они поменяют? — я сначала радовалась такой идее, а потом, в нерешительности вздыхала — Или окончательно решат, что крылья это ужасно и опасно. Нет! Лучше я не буду так поступать.

— Или надо захотеть очень сильно того, чтобы они поменяли своё мнение. И они поменяют? Как с крыльями…

И я хотела очень и очень сильно. И всё ждала. Когда же это мнение поменяется?! И нам позвонят и скажут «Извините! Произошла нелепая ошибка!»

Но никто не звонил, а значит, оно, это самое мнение, судя по всему, — не менялось.

От этого было очень обидно. Наверное, я обиделась на крылья. Или крылья обиделись на меня. Точно не знаю. Но летать почему-то не хотелось.

Маша бродила за мной по пятам, тоже грустила, вздыхала и поглаживала тихонько и сочувственно мои крылышки.

Бабушке я пока ничего не рассказывала — мама попросила подождать немного. Она тоже так сказала, как Варвара «Мы что-нибудь придумаем!». Добавила только, чтобы я «не спешила с выводами».

А папа, увидев меня такую печальную и нелетучую, спросил:

— Это что у нас творится?

Я вздохнула громко-прегромко, так чтобы даже соседи услышали, и поведала:

— С крыльями в мюзикл не берут!

— Вот так?! — удивился папа. — Активные деятели искусства на поверку оказались личностями приземлёнными?!

— Да! — трагично соглашалась я с его непонятностью. И переходила к следующему пункту моей трагедии: — Надо удалять!

— Кого удалять? — весело насвистывая, поинтересовался папа. Его, похоже, моя беда мало расстроила.

— Крылья удалять! — хмуро и торжественно объявила я.

— Ого! Не уж-то будем бабушку вызывать? — поинтересовался папа, сделав большие глаза и прикрыв рот, распахнутый от ужаса, рукой.

Ну что за человек! У меня беда, а он всё шуточки шутит.

— Бабушку звать пока не будем. Мама сказала, — надо что-то придумать.

— Ага! Придумать! Это хорошо! — папа потер ладони друг об друга. Будто бы собирался взяться за что-то. За какое-то дело! — Только разве с таким лицом можно что-то придумать? — добавил с сомнением он.

— С каким это? — я подошла к зеркалу. Да-а-а-а. Видок был ещё тот. Вся какая-то взлохмаченная, бледная, глаза, потерявшиеся на лице, а крылья… Мои великолепные серебристые крылышки… Они будто бы завяли. Как цветочки, за которыми давно никто не ухаживал и не поливал. — Нет. С таким нельзя, — протянула я печально.

— То-то же! Ко всему надо подходить с юмором! — объявил папа. — Радуйся! — добавил он.

— Чему это? — ехидно спросила я.

— Я пока не придумал. — Уклончиво ответил папа. — Но! — он указал пальцем на потолок, — скоро придумаю! Если ты не придумаешь раньше меня, — и ещё и подмигнул вдобавок.

А я думала! Разве же я не думала?! Только что толку?

Ничего толкового у меня почему-то не придумывалось, и я снова грустила и вынашивала план по удалению крыльев.

Никому, ну просто совсем никому я не рассказывала про свою беду. Кроме, конечно же, Юльки.

Ей я в тот же вечер рассказала. Мы с ней спрятались в кустах, и я ей и говорю:

— А хорошо, что у тебя нет крыльев! — и смотрю на неё внимательно.

— Это почему это?! — обиженно спросила она. Подумала — издеваюсь.

— Да потому, что меня в мюзикл не берут! — печально сказала я. — Говорят, он для девочек без крыльев.

— А! Так мне не надо в мюзикл! — возразила Юлька. — Так что мне нужны — крылья!

— Вот бы мне взять и тебе свои крылья отдать! — мечтательно сказала я. — Мне-то не нужны!

Стали мы думать, как же их отдать. Мы и спинами прижимались, и тёрлись друг о друга, и с дерева прыгали в траву, выкрикивая специальные заклинания, чтобы крылья перелетели с меня на Юльку, и закапывали в землю специальное заколдованное стеклышко с секретным письмом.

Держались за руки, закрывали глаза и очень-очень хотели, прямо вдвоём, чтобы у Юльки крылья появились, а у меня исчезли.

Крылья упорно оставались у меня.

— А тебе мама-то разрешила крылья? — с сомнением я посмотрела на Юльку.

— В том-то и дело, что нет пока! — вздохнула Юлька, смущённо опустив глаза, — но, уже скоро разрешит! — добавила она.

— А-а-а-а! — разочарованно протянула я. — Теперь поня-я-я-ятно!

Тут-то я окончательно решила — всё. Пора звонить бабушке. Другого выхода нет. И назначила себе даже день — завтра!

А вечером, когда я ложилась спать, мне вдруг стало стыдно перед своими любимыми крылышками, и я их начала тихонечко жалеть и извиняться перед ними. И даже немножечко полетала. От этого настроение моё вдруг улучшилось, и мне приснился какой-то очень хороший сон.

Я не помнила утром — какой. Но совершенно точно знала — очень хороший.

 

Глава 19. Важное событие, или Спасение утопающих — дело рук самих утопающих

И я бы, может быть, всё-таки позвонила бабушке следующим утром, если бы не: во-первых, непонятно откуда взявшееся, хорошее настроение и, во-вторых, появившаяся вдруг мамина срочная необходимость поехать куда-то, за какими-то документами.

Вместо запланированного мной звонка бабушке, мы быстренько собрались и поехали в это самое куда-то.

А по дороге приключилось вот что. Вернее сказать — важное событие.

Ехали мы на автобусе. Сидели все дружно на двух сиденьях. Я — у окошечка, а мама и Маша — с краю, вместе на одном сиденье.

А перед нами сидел какой-то дедушка. Он как зашел, сразу уселся перед нами и достал газету, развернул её и спрятался за ней. Остались две ноги снизу и две руки — по бокам. И всё.

Мне, вообще-то, кажется, что газеты — это что-то неинтересное. Уж очень много в них написано и какие-то они… Некрасивые. Не то, что книжки. Потому я, обычно, на газеты никакого внимания не обращаю.

Я бы и тут не обратила. Если бы огромная зелёная надпись не торчала прямо перед моим носом. Длинная такая. Пришлось всё-таки прочитать:

— Спа-се-ние уточек…

— Уточек?! — всполошилась мама. — Почему уточек?! Где уточек?!

— Вот! — показываю на газету. — Уточек!

— Ой, хи-и-хихи-хи, ой, не могу! — говорит мама. — Уточек! Ты опять одну букву читаешь, а три пропускаешь. Заново читай!

Ох, и намучалась я с этим словом! Но всё-таки прочла:

— Утопающих! Мам, а, что это?! — сразу же спросила я.

— Утопающий — это тот, кто тонет.

— Мам, а мам! А прочитай, пожалуйста, дальше! Ведь приедем уже скоро!

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих! — пробубнила вдруг наставительно газета.

— Спасибо! — вежливо заметила я.

— Выходим! — вскочила мама. Ловким движением руки она запихнула Машу в коляску и вытащила нас из автобуса.

— Мам! А как же это?! Почему — дело рук утопающих?! Ведь они же тонут?!

— Тут, скорее, имеется в виду не прямой смысл… — попыталась уйти от ответа мама.

— А какой смысл?! — не сдавалась я. — Кривой?

— Можно и так сказать! — мама поняла, что не отвертится. — Смысл такой, что если хочешь чего-то достичь, не стоит ждать помощи других, нужно действовать самому.

— Но, а как же настоящие друзья?! — удивилась я, — Ведь они всегда тебя смогут выручить, если что-нибудь приключится вдруг! — Вспомнила, услышанную где-то фразу.

— И это тоже верно. — Согласилась мама. — Просто — это две разные умные мысли. Мы, кстати, пришли.

Весь вечер я думала об утопающих и представляла, как они себя сами вытаскивают из воды, как Барон Мюнхгаузен.

Ночью мне снилось, как я вытаскиваю себя из воды. Прямо беру себя двумя руками за две косички и тяну вверх. Причём правой рукой я тянула себя за левую косичку, а левой — за правую. Именно поэтому, как мне казалось во сне, получалось хорошо. Я вытягивалась. Правда, медленно.

 

Глава 20. В руководство!

— Пап! Мне нужна твоя помощь! — подошла я к папе тихонечко утром и обратилась к нему тоном деловой особы. Папа собирался на работу и ел при этом яйца, сваренные «в мешочек».

Близко я подходить не стала. Не очень-то люблю яйца. Особенно, если они сварены «в мешочек». Так что — за свой завтрак, папа мог быть совершенно спокоен.

— Так? И какая? — выжидательно поинтересовался он.

— Мне надо в руководство! — смело заявила я, ожидая, что папа начнёт сейчас отнекиваться и рассказывать, что ему некогда глупостями заниматься и что маленькие девочки не ходят в руководство.

— В руководство, говоришь? — вдруг совершенно невозмутимо поинтересовался он. Вид у него был такой, будто бы мы с ним целыми днями только и делаем, что ездим в руководство.

— Та-а-ак. Сегодя у нас… — стал папа смотреть на календарь. — Ага. Угу… — мычал он, — Ага! Завтра в три! Подойдёт?

— Очень даже! — Просияла я и бросилась обнимать папу. — Спасибо, пап!

— Пока не за что! — отозвался папа, увлечённо выковыривая второе яйцо из скорлупки. — С мамой согласуй! Завтра в три!

И назавтра в три мы поехали. А по дороге я рассказывала папе про то, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, а он сидел и очень хитро на меня поглядывал и всё улыбался. Его, бывает, что и не поймёшь! Папу этого.

Приехали мы в это самое руководство. Нас встретила тётенька одна с большими каблуками. Она там всех встречает и спрашивает, кто и зачем пришёл. И провожает в нужное место. И нас она тоже спросила. А мы ей всё сразу и выложили.

Она сбегала куда-то ненадолго, вернулась и говорит:

— Проходите! Вас уже ждут!

Мы пошли, а я удивляюсь:

— Пап, — говорю, — а как это «нас уже ждут»?! Мы же не предупреждали!

— Такое тоже бывает! — загадочно ответил папа. — Главное — уметь вовремя угадать, — где и когда тебя ждут.

 

Глава 21. ТлЯтворное влияние — это не про тлю! Или Зелёная фея и Красный стол

Мы вошли в длиннющую комнату с большим красным столом. В конце сидели две тётеньки. Одна была, вместе со столом, — в чём-то красном. Этот удивительно красный и блестящий стол как-то вот в конце не кончался, а сразу становился тетёй. Так мне почему-то показалось. И вид у неё, в смысле, — у тёти, был строгий, и немножечко даже страшный. На голове пучок, на носу очки. Да ещё и стол! Тётенька-стол — вы бы не испугались?

А вторая была — Зелёная фея. Что-то на ней было надето зелёное, не знаю что, я и не смотрела особо, а ещё были у неё такие очень фейные кудряшки, весёлые глаза и улыбка. Я на неё посмотрела и сразу решила:

— Зелёная фея-то мне и нужна!

Вот потому — и Зелёная фея.

Да! Забыла сказать! Это и было ОНО. Руководство. Я помнила их ещё с того момента, как мы пришли сюда в первый раз и эти тётечки всем рассказывали, что у них в мюзикле, да как. Только тогда они не были разноцветные и со столом. Они были одного черного цвета и показались мне похожими.

Они мне тогда понравились, эти тётечки. И только сейчас немного разонравились, из-за их отношения к моим крыльям.

Смотрела я на них с осторожностью. Даже на Зелёную фею. И мне немножечко хотелось, спрятать крылья подальше за спину. Пока они ещё не поменяли своего мнения.

— Приветствую! Рословы? — весело улыбнулась фея, заглянув тихонечко в бумажку.

— Мы! — бодро подтвердил папа.

— Это просто удивительно, как вовремя вы тут оказались! — красная тетёнька подозрительно приподняла очки и пристально на нас посмотрела. И сказала она это таким тоном, который папа называет «с претензией», — Мы тут как раз сидим и обсуждаем вашу ситуацию! Может быть, это — сговор?! — выдала она и ожидающе на нас уставилась.

А фея удивлённо открыла рот, сказала «э-э-э-э», посмотрела сначала на красную тётеньку со столом, а потом — на нас и тоже стала чего-то от нас ждать.

Мы с папой изо всех сил сохраняли свою невозмутимость. И ведь не зря! Ведь это и правда был не сговор!

— Ни в коем случае! — нашёлся, наконец, папа.

— Ну, вот и отлично! — улыбнулась фея, облегчённо вздохнув. — Может вы нам тогда, и подскажете, как же нам с вами быть?! — она наклонила голову на бок и с любопытством посмотрела на нас.

— А что вы имеете в виду? — папа наклонил голову тоже. Только в другую сторону.

— Ой, а вы не знаете, наверное! — спохватилась Зелёная фея. — У нас сегодня ещё одна девочка из вашей группы… — она сделала паузу, задумалась, — окрылилась! — наконец выдала она и как ребёнок улыбнулась своему успеху.

— Кто?! — заорала я. — И что?! — опять заорала я. — И её не возьмете?! — мои глаза были огромными, примерно как у совы. И в голове метались туда-сюда взбесившиеся перепутанные мысли. Такие вот: «реветь?», «Алёнка или Дашка?», «не уж-то не знала?», «окрылилась! Ха-ха-ха!», «А хорошо я всех крылиться научила всё-таки!», «что же теперь будет?! сейчас влетит за вторую девчонку, наверное…».

— В том-то и дело. — Также как и я, невпопад заметила Красная тётя, нахмурив треугольничками брови. — Если вас уже двое, то это уже не оставишь без внимания…

— Софья Ковальчук! — нежно улыбаясь, ответила на главный мой вопрос Зелёная фея. Даже не посмотрела в бумажку. Видимо они успели до нашего прихода её имя тут подучить.

— И зовут то ведь как девочку прилично! — покачала головой Красный стол. — А тут, на тебе! — потом она зачем-то немного помычала так вот: «м-м-м-м», и будто бы вспомнив, вдруг, где она, и о чём тут все разговаривают, продолжила: — И вот! — тут она показательно громко и очень печально вздохнула, — приходится с вами что-то решать!

— А что с нами решать?! Мы будем отличными летучими артистами! — вдруг выдала я.

— Да? Точно? Будете? — улыбаясь, смотрела на меня зелёная фея.

— Ну конечно! — закивала я изо всех сил головой так, что резинка на конце косички заехала мне по макушке.

— Понимаешь, деточка! — начала объяснять Зелёная фея, — мы опасаемся, что другие наши артисты будут переживать, из-за неравных условий! Скажут, вот, — «как же так?! у них крылья были, а у нас не было! Не честно!»

— Да что уж там, — продолжила красная, — откровенно говоря, мы вообще считаем, что крылья у детей это явное проявление плохого воспитания и распущенности… — тётенька метнула взгляд на папу. Папа был нем, как рыба, и невозмутим, как фонарный столб.

— Ага! — Подумала я. — Ну точно! Это всё Красная тётя-стол придумала! Про то, что наши крылья нельзя.

— И с одной стороны, вы наши ученики всё-таки, — продолжила Зелёная фея, — и имеете полное право принимать участие в итоговом выступлении…

— А с другой стороны, — резко перебила её тётя-красный стол, и при этом из её глаз в сторону Зелёной феи, как мне показалось, вылетали небольшие молнии. Правда, судя по улыбке феи — не долетали. — А с другой стороны — своим поведением вы оказываете тлетворное влияние на других, кхм-кхм, так сказать, нормальных учеников.

— Тля-то тут при чём?! — растерялась очень искренне я.

— Какая тля?! — прервала метание молний Красный стол и оторопело уставилась на меня. Молнии, те, что уже вылетели в заданном направлении, остановились вдруг на полпути, повисели задумчиво на одном месте, и с треском осыпались на стол. И всё от одного моего вопроса из двух слов.

— ТлЯтворный — это ведь, когда тлю натворили? — глядя очень серьёзными и честными глазами на страшную тётю — Красный стол заявила я. — А мы её не творили. Вернее — я не творила. Я её вообще-то сама не люблю, — призналась я для убедительности. И правда, чего её любить?! Мелкая, зелёная, противная, прилипучая — жуть!

Вдруг папа начал давиться, а потом заржал как конь. Нет, ну конечно, не как конь. По правде говоря, кони ржут вообще не так, как все про них говорят. И папа тоже заржал не так. Но, когда ржут вот так, как папа, про них, почему-то говорят «заржал, как папа». Ой! Нет, «заржал, как конь», я хотела сказать! Уже не знаю, почему так говорят… Про коней-то. Тьфу. То есть, про тех, кто заржал.

Зелёная фея просто без всякого стеснения захохотала, откинувшись на спинку стула. И, что самое удивительное, Красная тётя, сначала схватила свои щеки руками, будто бы пытаясь их собрать и не дать им надуться, как шарики, потом в панике обхватила руками рот, а потом всё-таки тоже захохотала.

Я сначала очень растерялась, хотела даже обидеться. Надо же что-то делать, когда вокруг все хохочут, а ты не понимаешь, почему!

И тут у меня в голове что-то щёлкнуло. Вот так, — «трэк!», и я возьми да брякни как-то уж совсем не невпопад:

— Я вот в мультике видела каком-то, как два ангела поднимали такую ленточку и показывали название мультика. Красиво! — и покраснела. Все перестали хохотать, еще, когда я начала говорить, и с любопытством уставились на меня. Я, если честно, опасалась, что они сейчас опять начнут хохотать. А они не начали почему-то. И тут я разволновалась, что я зря, наверное, сейчас не смешно сказала. Наверно — всё испортила опять!

— Вот, — думаю, — теперь точно скажут, что распущенность и плохое воспитание и вообще…

— К чему это ты? — всё ещё покатываясь, поинтересовался папа весело. Опять он шуточки шутит и веселится!

— А мысль интересная! — вдруг заявила Зелёная фея.

Уж она-то меня сразу поняла! Ещё даже и получше, чем я себя поняла. Так-то!

Потому что, если честно, я-то себя поняла не сразу. А сначала ляпнула, а потом поняла. Так бывает, честное слово!

— Какая мысль?! — по-честному не поняла Красная тётенька.

Ну, а где же им, столам, понимать такие тонкости! Даже таким вот замечательно красным и блестящим.

И тут я опять влезла:

— Ну, говорю, — может нам такими быть? Ангелами? — и посмотрела настороженно на тётенек. — Названия объявлять, летать. Красиво будет! И никому не обидно.

— Ангелы?! У ангелов крылья перьевые! — удивлённо и растерянно сообщила красная тётенька. Она уже не возмущалась. Видимо мы её совсем окончательно запутали.

А я сразу себе представила, как у ангелов такие крылья — подушки без наволочек. И из них повсюду торчат тоненькие, пробившиеся сквозь ткань острые кончики перьев. А в некоторых местах сами перья, почти целиком. Так почему-то мне представлялись «перьевые» крылья.

— Значит — феями! — ответила я согласно, отогнав от себя мысли о крыльях-подушках. Я и правда была согласна и на фей и на ангелов.

— Мысль, вообще-то интересная…. — повторилась Зелёная фея.

И тут у красной тётеньки вдруг зазвонил телефон. Она придвинула его к себе, посмотрела, быстро схватила в руку, прижала к уху, ответила в него «Да-да! Извините! Буквально секундочку и я Вам перезвоню!». Затем, она посмотрела на нас так, будто бы нас тут и не было вовсе, и повторила как робот слова Зелёной феи «Да-да! Мысль вообще-то интересная!».

И добавила:

— Дальше разберётесь, надеюсь, без меня? — посмотрев на Зелёную фею так, что было понятно, ответа «нет» она ну никак не ожидает.

Я совсем уже раздухарилась и мне даже захотелось было ляпнуть ещё что-то вроде «Да решим, конечно!», но тут-то мне хватило, вдруг, ума сдержаться, и я промолчала. А Зелёная фея сказала:

— Да решим, конечно! До свидания, Евгения Сергеевна!

— Всего доброго, Евгения Сергеевна! — поддержал её папа.

— До свидания, Евгения Сергеевна! — очень по-взрослому сказала я. А я, и правда, чувствовала себя в тот момент какой-то взрослой.

Евгения Сергеевна улыбнулась всем улыбкой, выражающей благодарность за понимание того, что ей очень не терпится поскорее отсюда убраться, отделилась от стола и поспешно вышла. А стол стал обычным столом. Милым, блестящим и красным.

И тут мы втроём, совершенно не сговариваясь, очень радостно и легко вздохнули. И посмотрели друг на друга весело и заговорщически.

— Пап, а пап! — спросила я вечером задумчиво. — А как думаешь, почему так всё получилось?

— Что получилось? Где получилось?! — папа стал крутиться вокруг себя, поднимая ноги одну за другой и делая вид, будто что-то ищет под своими тапочками. Я захохотала.

— Ну вот — то, что меня обратно берут. — Из-за газеты, из-за того, что мы вовремя поняли, из-за меня, или просто — из-за Софки?

Софка — это та самая вторая, как её назвали, — окрылившаяся девочка. Софья Ковальчук.

— Думаю, — из-за всего и сразу. — Ответил папа и очень серьёзно на меня посмотрел.

 

Глава 22. Настоящий успех

— Собирайся на репетицию да поскорей! — радостно пропела мама, после телефонного разговора, — У вас — дополнительная! У тебя и Софии! Будет у вас отдельный летучий номер.

— Урааа-а-а-а! — заорала я так, что дом немножечко зашатался. — Дополнительная!!! Летучи-и-и-ий номер!!! А как это? — добавила я уже потише.

— Сказали: ввиду экстренной ситуации для вас — серьёзное исключение!

— Мама! Что за номер? — взволнованно спрашиваю я.

— Поехали, узнаем!

Я засобиралась. Быстро так! Обычно я копуша та ещё. Пойду за сумкой, забудусь и сижу себе, играю. Мама придёт следом и удивляется.

— Как, — говорит, — так можно. — Не понимаю!

А я, если честно, совсем не понимаю, чего в этом непонятного!

Приехали. Варвара нас встречает, — радостная. С видом настоящего победителя. И правильно! Она и есть победитель! И я, и папа. И даже мама с Машей.

Я очень рада Варваре. Да и вообще — всем.

— Привет, вам, крылатые-пернатые! — хихикает она. — В общем — новости такие. Тренируем ваш летучий номер-объявление.

— Как это?! Как это летучий номер?! — скакали мы с Софкой вокруг.

— Мы так придумали. Будете перед каждым новым мюзиклом выходить сначала пешком. Под танец фрейлин, вы его все знаете, учили. Петь коротенькую песенку, и растягивать большую красивую ткань с названием Мюзикла. — Варвара помолчала немного. — На лету! — добавила она со значением — Должно получиться эффектно!

— Здорово! — заявила я, счастливо улыбаясь.

— Эффектно! — согласилась со мной София. — А кто будет котом и главным охранником?

— Их возьмём из старшей группы придворных. А придворных просто подсократим слегка. В общем, они уже репетируют новые роли. Они старшие, опытные — выучат!

— А мы? Выучим? — поинтересовалась я.

— А вы? Захотите — выучите! — хитро подмигнула нам Варвара.

И мы, что бы вы думали?! Захотели, конечно!

И это было то ещё представление! Получилось, что мы участвовали ни в одном мюзикле, а во всех сразу! Мы с Софкой были настоящими летающими феями-конферансье!

Нам придумали совсем коротенькую специальную песенку. Такую вот:

Люди, встречайте, к вам чудо спешит

Знатно потешит вас и рассмешит

Да не из золота и серебра

Соткано чудо из грёз и добра!

Так я и узнала, что такое «грёзы». Ничего общего с грозами и слезами, оказывается, нету. Грёзы — это самые обыкновенные необыкновенные мечты! Так-то!

И вот, мы выходили перед каждым новым мюзиклом, танцевали танец придворных и пели эту песенку. А в руках у нас было что-то воздушное и белое.

Мы этим красиво помахивали, чтобы получались волны и расходились в разные стороны. К краям сцены. А потом мы вдруг подлетали вверх и пели при этом уже громко и совсем на другой мотив:

«Гиб-гиб ура! Танцуй и пой!

Звезда! Любуемся тобой!»,

взлетали и разворачивали название нового мюзикла. При этом мы одновременно переворачивались в воздухе.

Ох уж мы и намучились с Софкой с этой одновременностью! И с тем, чтобы надпись после нашего кувырка было хорошо видно. Ну, ничего, — научились, в конце концов!

Да! Совсем забыла! Конферансье тоже оставили! Она, а это была тётенька-артистка, стояла впереди всего этого и, когда мы разворачивали название, она его громко и четко произносила, а ещё говорила из какого района школа и кто руководитель.

Этого решили нам не доверять. Сказали, что это дело чересчур серьёзное для двух крылатых фей.

И правильно сделали, как мне кажется. Не детское это дело, действительно!

Зрители были в восторге! И от замечательных мюзиклов, и от нас, наверное.

Да и мы, по правде сказать, тоже были в восторге. Уж очень это было интересно и необычно: мало того, что петь, и танцевать, так ещё и летать при этом на настоящей сцене театра. Сказочно просто!

Одним словом: это был настоящий успех! И знаете, кто так сказал? Вот это: «Это был настоящий успех!». Вы не поверите — моя бабушка!

 

Глава 23. Заключительная. В ней рассказывается о том, о чём рассказать надо обязательно

Мои крылатые приключения можно было бы рассказывать долго. Может быть, когда-нибудь я расскажу много чего ещё. Но сейчас рассказывать о них мне надоело, потому что для меня мои крылья уже перестали быть чем-то удивительным. А расскажу я только о тех, не совсем моих, приключениях с крыльями, которые даже для меня, обычной крылатой девочки, стали особенным событием.

Первое приключение случилось одним замечательным солнечным утром. Я, как всегда, заглянула в спальню родителей и обнаружила там летающую под потолком сестрёнку Машку. Она здорово летала! Просто настоящий ас! А мама с деловым видом отдавала ей, сидя на кровати, распоряжения:

— Вот! Молодец! Клади подушку в свою кроватку и лети к вешалке. Принеси мне, пожалуйста, оттуда мой оранжевый халат!

И Маша клала подушку и несла халат. Самым удивительным для меня было то, что мама совсем не волновалась за Машу! Назавтра я поняла, почему. Когда увидела маму, с любопытством разглядывающую в зеркало обалденные бледно-салатовые крылышки.

— Это что за новости?! — поинтересовался спросонья папа.

— Знаешь, — сказала мама легкомысленно, — тут по телевизору показывали того научного деятеля, который к нам приходил, чтобы крылья вырастить. Так вот, он помолодел лет на двадцать! А ты же знаешь, что ни одна женщина не упустит такой возможности, — улыбнулась она и поцеловала папу в щечку.

— А они тебе идут! К глазам подходят! — заметил растерянно папа.

А на следующий день он вышел к завтраку с очень мужественными крыльями, которыми тут же разбил кухонную люстру, попытавшись показать мастер-класс по полётам. Но это всё были пустяковые мелочи жизни!

А ещё одним замечательным тёплым и волшебным утром в моё окно постучали. Я отодвинула занавеску и увидела там мою лучшую подружку Юльку!

Глаза у неё были огромные и счастливые. Она повернулась ко мне спиной и показала великолепные сиреневые крылышки. Юлька помахала кому-то рукой вниз, я посмотрела и увидела, что внизу стоит Юлькина мама с младшей сестрёнкой Милашей. Стоит и улыбается. Конечно же, заметно было, что она волнуется за Юльку, которая впервые порхает на высоте третьего этажа. Но, всё-таки, она стояла там и улыбалась! А это значило одно — она разрешила Юльке крылья!

Что ещё мне очень хочется сказать. Сейчас я нисколечко не сомневаюсь в том, что моя мечта сбылась. И я даже смогла сделать так, чтобы в мою мечту поверили другие люди. Теперь, когда крылья есть у многих, это перестало быть мечтой, а стало совершенно обычным делом. И я вдруг поняла вот что. Это только когда твоя мечта — ещё просто мечта, она кажется такой необычной и волшебной. И от этого в неё так трудно поверить. Но стоит ей только сбыться, и она перестаёт тебя удивлять. И ты, вот это да, даже про неё забываешь!

У меня уже есть новая мечта. О чём она — пока секрет. И я думаю так: если у меня не будет получаться в неё поверить, я просто хорошенько вспомню о том, как когда-то мне казалось, что моих крыльев не может быть! А потом просто посмотрю в зеркало на себя и на свои любимые крылышки.

Вот тогда-то, думаю, я легко поверю в то, что и моя новая мечта очень даже может быть! А ещё, что очень скоро она превратится из удивительной и волшебной мечты в самое обычное дело!