1

В течение семидневного плавания под посольским флагом в Гранадский эмират Юсуфу на судне было нечего делать. Хотя оно шло вдоль береговой линии, смотреть было не на что, кроме тусклых очертаний берега время от времени по правому борту. Члены валенсийской делегации в плохую погоду расходились по каютам, в погожие дни вели друг с другом серьезные дискуссии. Юсуф в течение нескольких дней стоял, перегнувшись через борт, им овладевали то скука, то дурные предчувствия, однако к месту назначения они как будто не приближались.

Несмотря на долгие часы наблюдения, когда раздался крик впередсмотрящего, Юсуф спал. От крика он внезапно проснулся, сердце его колотилось, желудок сводило. Мальчик вылез из подвесной койки и оделся в потемках насколько мог аккуратно. Когда вышел на палубу, увидел на фоне более светлого неба смутные очертания горизонта. День едва занимался. На суше первые птицы, очевидно, начинали шевелиться перед тем, как нарушить ночную тишину; в море небо начинало светлеть на востоке, и звезды одна за другой гасли.

— Мы почти на месте, — сказал младший судовой офицер из Валенсии, с которым Юсуф делил каюту.

— От берега до города далеко? — спросил мальчик.

— Ты ведь сам из этого города, — сказал офицер. — А я там ни разу не бывал.

— Я семь лет не был в нем, — сказал Юсуф. — И уезжали мы оттуда по суше.

— Не люблю сухопутных путешествий, — сказал офицер с высоты жизненного опыта пятнадцатилетнего. — Буду держаться судна. Однако, думаю, туда день или два быстрой верховой езды.

— Надеюсь, посол знает дорогу, — сказал Юсуф.

— Вас встретят, сказал офицер. — В порту будет ждать толпа стражников и разодетых чиновников, чтобы сопровождать вас в город. А я буду сидеть здесь, пока остальные члены делегации не вернутся. Меня даже не отпустят на берег, такой уж я невезучий, — проворчал он и отправился по своим обязанностям.

Юсуф обдумывал эти сведения с некоторым беспокойством. Одернул надетый в дорогу камзол и принялся энергично отряхивать его руками от пыли и грязи. Это не помогло. Он понимал, что больше похож на обедневшего ученика, чем на члена правящего двора. Любого правящего двора. И висящий на боку меч отнюдь не гармонировал с его невоинственной одеждой. В его сундуке где-то в трюме была одежда получше, но найти сундук сейчас было невозможно.

Он подумал, приведут ли для него лошадь. Он с дурными предчувствиями оставил свою кобылку в королевских конюшнях в Барселоне, чтобы побыстрее вернуться в Жирону. Его близкий друг, сержант, сказал, что хотя никто не будет возражать против ее перевозки в Гранаду, она будет плохо чувствовать себя в плавании, и если оно будет слишком долгим или море слишком бурным, может не выжить. «Оставь ее, — сказал Доминго, — как залог, что вернешься хотя бы повидаться с нами. И может, в следующий раз поедешь в Гранаду по суше».

И если не приведут лошадь, Юсуф надеялся, что для него там будет хороший мул. Он представлял себя в хвосте процессии, едущим на вьючном осле до Гранады.

Юсуф подумал, что его родные будут ждать, что к ним вернется придворный из дворца Его Величества, и удивятся его бедному, секретарскому виду. «Если только у меня есть еще родные», — мысленно добавил он и удержал нахлынувшие слезы.

— Прошу, — пробормотал он ветру, дувшему в борт судна, — пусть они будут не все мертвы, пусть еще будут живы Зейнаб и моя мать.

Однако стоя на палубе галеры под флагом посольства арагонского короля, быстро приближающейся к Гранаде, его родине, он вряд ли понимал, кому молится о милости.

Когда судно приблизилось, земля, которая поднималась перед ним, казалась странной, неприветливой, Утесы вздымались из моря, почему-то казавшимся совсем не таким, как в Барселоне. Потом старший помощник отдал команду; боцман повторил ее, и Юсуф, уже опытный в таких делах пошел к офицерским каютам на корме. Матросы, которые спокойно бездельничали, разговаривали, смеялись, изредка занимались мелкими делами, внезапно подскочили на ноги, и поднялся строго управляемый хаос. Паруса были спущены; команда села на весла, и начался медленный вход в порт.

Юсуф пошел в каюту, которую делил с двумя младшими офицерами, и увязал свои немногочисленные пожитки в узел. Он собирался ждать там, в безопасной, душной темноте, пока звук укладываемых весел и удары якорей о воду не дадут ему знать, что они прибыли.

Когда Юсуф отважился выйти, мир был залит серебристым светом, близился восход солнца. Судно стояло на якоре, к нему быстро приближался небольшой флот баркасов. Мальчик подошел к борту понаблюдать за ними, первый баркас сделал четкий поворот и остановился у трапа, один из гребцов поднял взгляд.

— Добро пожаловать в Аль-Андалус, — сказал он с улыбкой.

— Благодарю вас за любезность, — ответил Юсуф, произнося непривычные слова с легкой запинкой. — Я рад оказаться на родине.

Его ответ был встречен одобрительными, веселыми криками и привлек внимание секретаря посла.

— Вы уверены, господин, — негромко произнес он, — что вам следует шутить с простыми матросами теперь, когда вы в родной стране?

— Господин? — переспросил Юсуф и погрузился в молчание.

Путь до Гранады занял столько времени, как предсказывал младший офицер. Сундук Юсуфа с одеждой и книгами, одни из которых подарил Исаак, другие епископ, был надежно погружен на осла, как и сундуки с подарками короля эмиру. Группа была большой. Вместе с Юсуфом ехал посол, знатный дворянин из Валенсии, и его небольшая свита, а также группа придворных из Гранады и их стражники, задачей которых было благополучно сопроводить их до эмирского дворца. Задачей посла было официальное сопровождение Юсуфа, но король доверил ему и другие поручения. Как только они тронулись, посол завел разговор с главой придворных, чтобы не терять попусту времени.

Юсуф ехал рядом с молодым человеком из Гранады, который время от времени странно поглядывал на него.

— Я знаю тебя, — сказал он наконец. — Ты Юсуф ибн Хасан.

— Да, — сказал Юсуф, настороженно взглянув на него.

— Извини, я тебя не помню, но все уверяют меня, что я тебя знаю.

— Значит, я тоже должен тебя знать, — сказал Юсуф. — Но ты кажешься мне незнакомым. Можно спросить, кто ты?

— Кто я сейчас совершенно неважно, — ответил молодой человек с улыбкой, чтобы его слова не прозвучали обидно. — Сегодня важная персона ты. На нашем языке ты говоришь очень странно, — добавил он. — То как ученый, то как простой солдат.

— Там, где я жил, мне было почти не с кем разговаривать на нашем языке, — ответил Юсуф. — Я уже почти забыл его, когда один очень образованный человек помог мне с ним. А обычно, к сожалению, это язык рабов.

— Уверен, его высочество простит тебе любые ошибки в речи. Но, должно быть, в последние семь лет твоя жизнь была очень трудной и интересной. Расскажи, как тебе удалось спастись? Нам всем говорили, что ты убит.

— А тебя послали выяснить, что у меня на уме? — спросил Юсуф. — Я в самом деле тебя знаю?

Тот рассмеялся.

— Знаешь. И да, конечно, меня послали выяснить, что у тебя на уме. У эмира Мухаммеда, как раньше и у его почтенного отца, пусть Аллах улыбнется ему в раю, много врагов. Хотя мы беспокоимся, не можешь ли ты злоумышлять против нас, против тебя мы злоумышлять не собираемся. Ты теперь среди родных и друзей.

Юсуфу предстояло вспоминать эти слова с тревожной ясностью.

Когда они тронулись от побережья в глубь материка, солнце поднималось в безоблачное небо. Но когда поднимались по северной дороге, поднялся свежий ветер и нагнал массу темных, быстро несущихся туч.

— Ты взял плащ? — спросил молодой человек, оглядев небо.

— Плащ привязан у меня за седлом, — ответил Юсуф. — Но мне он наверняка не понадобится.

При этих словах на них упали первые капли дождя.

— Думаю, может понадобиться, — сказал его спутник. — Помогу тебе отвязать его.

— Родина мне помнится солнечной, жаркой, — сказал чуть погодя Юсуф. Несмотря на плащ, он дрожал от холода и прятал лицо от дождя и ветра.

Молодой человек искренне засмеялся.

— Иногда это так, — сказал он. — Особенно летом. Очень солнечно и очень жарко, как сам увидишь. Однако весной, даже поздней, редкий день обходится без дождя. И он может быть очень холодным. Но дети зачастую лучше помнят хорошие дни, чем скверные.

Дорога вилась среди холмов, поднимаясь к горам, которые неясно вырисовывались впереди и скрывались вдали на востоке. Когда тучи разошлись и вышло солнце, Юсуф с изумлением огляделся.

— Что это? — спросил он, указав на горы справа.

— Снег, — ответил молодой человек. — Говорят, несколько дней назад там был сильный буран. Раньше ты никогда не видел снега на горных вершинах?

— Должно быть, я был очень… — Юсуф сделал паузу, подыскивая слово. — Очень ненаблюдательным ребенком. Помню цветы и фонтан с большим бассейном во дворе, лимонные деревья, инжир и другие замечательные вещи. Мать и сестер.

— Вся Гранада знает о красоте, мудрости и доброте госпожи Нур. Я видел ее много раз. А как выглядели твои сестры? — небрежно спросил молодой человек.

Какое-то время Юсуф не мог ответить, облегчение охватило его, словно теплый океан. Впервые с тех пор, как он узнал, что возвращается в Гранаду, кто-то случайно подтвердил, что его мать жива.

— Айеша маленькая, — наконец ответил он, — меньше меня и очень серьезная. У нее длинные темные волосы, которые даже тогда — думаю, когда последний раз видел ее, ей было не больше четырех-пяти лет — были очень длинными и блестящими. Другая сестра немного младше меня, очень умная и красивая. — Закрыл глаза, силясь припомнить. — У Зейнаб большие глаза. Светлые, цвета новой кожи или резных деревянных ставней на наших окнах. Длинные волосы, которые вьются, если она забудет хорошенько умастить их после мытья, тогда мать на нее сердится, говорит, что у нее не будет хорошего мужа. Интересно, вышла ли она замуж? Нет — ей, наверно, еще рановато.

— Думаю, у нее будет хороший муж, — сказал молодой человек все так же приветливо. — Позволь представиться. Я Наср ибн Умар, твой родственник со стороны матери, и, как только получу разрешение, стану мужем Зейнаб и твоим зятем. Добро пожаловать домой, брат.

Уже близился вечер, когда дорога последний раз поднялась по склону холма и начала спускаться в долину.

— Смотри, — сказал Наср, остановив коня и указав прямо перед собой. Под солнцем блестела вьющаяся по долине река, на дальнем ее берегу резко поднимался холм. У основания его западного и южного склонов располагался город, а на вершине стояла крепость с великолепными башнями и массивными стенами, казавшимися красными в лучах предвечернего солнца. — Великолепная, правда?

— Что это? — спросил Юсуф.

— Что это? — повторил Наср. — Этот прекрасный холм называется Сабика, а на вершине его самая великолепная в мире крепость. Это Альгамбра. Это дом, Юсуф.

— А река?

— Это Хениль. А когда подъедем поближе, увидишь Дарро. Она стекает с северо-восточного склона Сабики, а эта с юго-восточного, поэтому город и крепость окружены водой.

— Долго нам ехать туда? — спросил Юсуф. — Кажется, что всего минуту.

— Подольше — ответил Наср. — Но будем там задолго до того, как нас понадобится искать с факелами. Если будем ехать слишком медленно, останемся внизу, в городе, а в Альгамбру въедем утром. Ну, думаю, будем там задолго до заката.

— Почему она такая красная?

— Потому что здесь красная земля, башни сложены из камня и кирпича, а кирпичи красные. Но теперь, раз мы на равнине, давай немного проскачем к городским воротам, пусть наши кони разомнут ноги. Ты едешь на коне моего брата. У него есть еще один, можешь ездить на этом, сколько нужно.

Но они были в пути уже очень долго, и шутливая, быстрая речь Насра требовала большой сосредоточенности, чтобы понимать его.

— Конечно, — ответил, зевая, Юсуф, не понявший, о чем говорит Наср.

Тут конь Насра рванулся вперед, словно на протяжении всего дня прерывистого дождя, предательских, узких горных дорог, крутых подъемов и еще более крутых спусков дожидался возможности поскакать полным галопом.

Конь Юсуфа опустил голову, вытянул шею и пошел вдогон. Они обогнали арагонского посла и сопровождавших его степенных людей, едва не сбив их на землю; пронеслись мимо придворных, приехавших сопровождать их; но когда миновали авангард, Юсуф услышал отрывистую команду, и четверо всадников поскакали рядом с ними. Шумевший в ушах ветер и стук копыт заглушали их слова, поэтому Юсуф не представлял, что они говорят, но что имели в виду, было понятно. Наср натянул поводья, Юсуф последовал его примеру.

— Прошу прощения, — со смехом сказал Наср. — Я не собирался причинить вред своему брату. Просто хотел посмотреть, как он среагирует на такой вызов.

— Не сомневаюсь, что господин Юсуф будет состязаться с тобой, сколько захочешь, — сказал капитан. — Поближе к городу где земля больше подходит для скачек. К счастью, пока его не было здесь, он, кажется, стал искусным наездником. Мне было бы интересно узнать, что ты хотел сделать помимо того, чтобы заставить усталых путников скакать с такой скоростью, какой они не ожидали в конце долгого дня.

Он натянул поводья, поскакал назад и негромко заговорил с послом.

— Кто он, раз так просто с тобой разговаривает? — спросил Юсуф.

— Тоже родственник, — ответил Наср. — Мой, возможно, и твой тоже. Вскоре он возглавит армию нашего повелителя. Но должен, как и все остальные, узнать испытания, выпадающие на долю младшего офицера. — Наср покачал головой. — Однако он прав. Я не думал, что вся группа постарается не отставать от нас. Дурно с моей стороны.

Но Юсуф подумал, что на его лице отразился гнев, а не раскаяние.

Тем не менее группа после этого поскакала немного быстрее, и плодородная речная долина осталась позади. Они повернули к западу теперь солнце светило им прямо в глаза, слепя их. Потом дорога повернула на север, и внезапно прямо перед ними выросли городские стены. Юсуф поднял взгляд и ахнул. Холм и крепость были в свете солнца алыми, словно обтянутыми ярко-красным шелком.

— Она поразительная, — сказал Юсуф, однако Наср, казалось, сосредоточился на своих делах и как будто его не слышал. Капитан стражи взял своего рода просвещение Юсуфа на себя. Он вел группу по улицам города, показал им старый королевский дворец и построенную прежними правителями крепость.

— Вас, должно быть, удивляет, — сказал он, — почему они строили на таких небольших возвышениях, когда прямо перед ними находится превосходный для обороны холм.

— Да, — сказал Юсуф.

— Но эти люди, которые были не из рода Насридов, наших великих правителей, не занимались проблемой подъема воды на вершину холма, где можно собирать только дождевую.

Юсуф захлопал глазами. День был долгим, и хотя вода представляла собой важную тему, язык гидротехники не входил в его арабский лексикон, и усилия понять то, что говорил капитан, сморили его. Веки опустились, шум и суета города исчезли из его зрения и слуха, ему стало сниться, что он едет по земле, где деревья ярко-синие и красные, а мостовые желтые и лиловые.

— А это Дарро, — громко произнес голос над его ухом. Он резко выпрямился. Кони шли через крепкий мост над быстрой рекой к массивному, крутому склону, где было уничтожено все, способное служить укрытием для вторгшегося врага. Дорога их шла к крепости на вершине холма, ее защищала толстая стена, высившаяся по правую руку от них. Стену защищала шестиугольная башня у приречного подножья холма. Когда их вереница коней, мулов и ослов с трудом поднималась по склону, с западной башни раздался крик. Капитан в ответ молча махнул рукой.

Стена и дорога окончились у пандуса, ведущего к воротам в массивной башне в северной стене крепости. Теперь Юсуф ехал следом за Насром; усталость его исчезла, сменилась тревожным предчувствием. Наср въехал в открытые ворота и скрылся; Юсуф почувствовал себя таким одиноким, как никогда в своей недолгой, богатой событиями жизни.

В башню свет проникал через бойницы высоко в стенах. Юсуф, когда его глаза привыкли к полумраку, увидел двух тяжеловооруженных людей, стоящих по обе стороны головы его коня. Он находился в прямоугольном пространстве, достаточно просторном для того, чтобы конь мог легко повернуться направо, сделать два шага, резко повернуть налево и остановиться у подставки для спешивания. Юсуф счел ниже своего достоинства предложенную помощь и спрыгнул, доблестно делая вид, что от долгой, трудной езды члены у него не затекли и не болят. Люди, которые привели его сюда, пошли обратно с конем, а двое других стали сопровождать по еще одному повороту к воротам, ведущим в крепость.

«Ни один человек не войдет в эту башню без того, чтобы множество людей не узнало о его присутствии», — подумал пораженный Юсуф. Массивная дверь впереди распахнулась, и он снова оказался снаружи, в красном свете вечернего солнца, вокруг были грозного вида оборонительные башни, высокие стены и лагерь, полный солдат, занимающихся своими повседневными делами. Это был большой армейский лагерь, но Юсуф недоумевал, где может быть спрятан дворец — не говоря уж о доме, где он жил со своей семьей, который помнился ему громадным.

— Дворец в этих стенах? — спросил Юсуф.

Один из сопровождавших его стражников, казалось, пришел от этого вопроса в недоумение, но другой покачал головой и указал на другую башню в стене прямо впереди. Доступ в эту был полегче, однако Юсуф обратил внимание, что входная дверь и выход расположены так, что пущенная в один проем стрела не могла пролететь в другой. Проходя через эту башню, он подумал, что, возможно, его встретят новые стражники, но эти двое остались с ним, спустились на несколько ступеней и пошли по открытому пространству, обсаженному по сторонам деревьями и кустами. Из-за деревьев доносились смех и разговоры. Это были ободряющие звуки обычной жизни.

Затем они поднялись по ступеням в мощеный сад с душистыми цветами и плодовыми деревьями, на ветвях некоторых еще сохранялось несколько цветков.

— Господин Юсуф, здесь мы должны вас покинуть, — сказал шедший справа стражник, оба они поклонились, сделали два шага назад, потом повернулись и молодцевато пошли обратно. Юсуф смотрел им вслед в некотором смятении.

— А ты, должно быть, тот пропавший, которого возвратили нам, — послышался голос, в котором, казалось, звенел колокольчиками смех.

Он повернулся в сторону голоса.

— Я Юсуф ибн Хасан, — сказал он, не найдя лучшего ответа, — господин.

Перед ним стоял молодой человек, возможно, мальчик, в длинном камзоле и брюках, какие были на его сопровождающих. В этот прохладный вечер они казались теплыми, удобными. Его длинные, темные волосы были аккуратно зачесаны назад.

— Почтительных обращений не нужно, — сказал он со смешком. — Я, возможно, почти твоего положения, может быть, равного с тобой, но определенно не высшего. Однако будет, это людное место, и Его Величество почти готов принять тебя. Пошли.

Молодой человек повернулся и направился к ступеням, ведущим в патио с фонтанами, изящным бассейном, деревьями и цветами.

— Ну, вот, мы уже почти во дворце, — сказал он, взбежал по очередному маршу ступеней, прошел по мощеной дорожке и вошел в великолепный зал. — Господин Ридван встретит тебя здесь. Ты удостоился большой чести, поскольку никто полностью не уверен… ладно, болтать мне ни к чему.

— Это тут Его Величество…

— Нет-нет. Его Величество принимает здесь обычных граждан два раза в неделю, будто он не великий правитель, выслушивает их жалобы и выносит решения.

Неожиданно молодой человек вытянулся. Его насмешливая улыбка сменилась выражением серьезной задумчивости, и он низко поклонился.

— Мне тоже? — шепотом спросил Юсуф, не зная, кто появился.

— Это было бы тактично, — тихо ответил его провожатый.

Юсуф последовал его примеру.

— Фарадж, я велел послать кого-нибудь ко мне, как только явится наш гость. Это наш гость, не так ли?

— Господин Ридван, позвольте представить вам Юсуфа ибн Хасана, — сказал молодой человек. — Он только что вошел в ворота.

— Превосходно, — сказал Ридван. — Господин Юсуф, я имею счастье быть визирем его величества.

Юсуф поклонился снова.

— Его Величество просил немедленно привести вас к нему.

— Но, господин, — ответил Юсуф, слегка запинаясь, — я не в том виде, чтобы предстать перед Его Величеством. У меня не было даже возможности умыться.

— Рад обнаружить, что вы не утратили чувства обязанности перед своей семьей и своим правителем, — сказал Ридван, благосклонно улыбаясь. — Но Его Величество понимает, что вы только что спешились. Следуйте за мной.

И маленькая процессия из трех человек, Ридван, высокий, тучный, разодетый в шелка; Юсуф, в темном, пыльном, забрызганном грязью камзоле, который в лучшем виде нельзя было назвать великолепным, и загадочный юный Фарадж, похожий на маленького павлина, пошли мимо стражников и слуг по коридорам в другой патио, облицованный мрамором, сиявшим в низких лучах солнца, в последний, самый красивый патио, с соразмерными бассейном и лимонными деревьями. Но Ридван уже видел все это, Фарадж тоже, и они быстро шли, пока не достигли зала, где Мухаммед Пятый величественно восседал с несколькими советниками.

Солнце, уже опустившееся очень низко, лило свет в западные окна, прямо в глаза Юсуфу. Он замигал и сощурился от слепящих лучей. Это не помогло. К его великому огорчению, он не мог разглядеть в этом прекрасном зале с высоким, сводчатым потолком, кто мог быть его родственником. Но под его ногами был мягкий ковер яркой расцветки, и, не имея, выбора, Юсуф бросился на колени, вытянул руки и коснулся лбом пола и мысленно взмолился, чтобы кто-то выручил его.

Потом он услышал довольный голос:

— А меня все уверяли, Юсуф, что ты войдешь сюда в сапогах, как варвар-христианин, и попытаешься пожать мне руку. Встань, брат. Ты несколько запоздал с возвращением из Валенсии, но мы тебя прощаем. Подойди. Мы хотели увидеть тебя раньше, чем кто-либо имел такую возможность, но нас задержали здесь государственные дела.

Юсуф поднялся со всей грациозностью, на какую был способен, и пошел вперед.

— Остановись там. Теперь немного поверни голову к солнцу. Вот, видишь, Ридван, Разве все не так, как говорили. — Эмир повернулся снова к Юсуфу. — Говорить можешь?

— Могу, господин эмир, хотя говорю не с таким изяществом и достоинством, как Ваше Величество. В течение семи лет у меня почти не было возможности говорить на нашем языке.

— Нам сказали, что ты говоришь то как ученый, то как солдат, но речь об этом у нас пойдет потом. Сегодня будешь обедать с нами, но сперва получишь возможность вымыться и переодеться в более подобающую одежду.

— Спасибо, Ваше Величество, — сказал с поклоном Юсуф и поспешил уйти, чтобы не пришлось говорить еще чего-то.

Фарадж подошел к Юсуфу, как только за ним закрылись двери тронного зала.

— Я провожу тебя к бане, — сказал он и щелкнул пальцами. Мальчик лет десяти, сидевший в темном углу комнаты, поднялся и подошел. — Это Абдулла. Он твой, подарок эмира. Он знает двор и не даст тебе заблудиться.

— Но моя мать…

— Увидишься с госпожой Нур завтра, — сказал Фарадж. — Ей сказали, где ты. Она шлет тебе привет и передает, что твой приезд доставил ей громадную радость. Но пока что останешься во дворце.

— А моя одежда…

— Об этом позаботились, — сказал Фарадж. — Баня по тому коридору, потом несколько ступеней вниз. Абдулла проводит тебя. А я нужен господину Ридвану.

— Что у тебя за должность? — спросил Юсуф.

— Я его секретарь, — ответил Фарадж. — Собственно, помощник его секретаря. Должность очень хлопотливая, — сказал он и быстро ушел.

— Абдулла, а ты будешь моим помощником? — спросил Юсуф.

Мальчик поклонился.

— Мне определенно нужна помощь. Сейчас я очень растерян.

— У господина Ридвана, визиря, несколько секретарей, — заметил Абдулла. — Фарадж самый младший из пяти помощников самого младшего секретаря господина Ридвана. Он постоянно вертится на глазах, господин Юсуф, так как самый быстрый из них на ногу и поэтому бегает по всем поручениям.

— Вижу, Абдулла, ты мне будешь очень полезен. А теперь, где баня?

Вышел из бани Юсуф почти два часа спустя. Он отмокал в горячей воде, его растерли грубыми полотенцами, дали обсохнуть, освежили холодной водой, снова дали обсохнуть, после этого натерли усталое тело оливковым маслом и завернули в простыню. Потом оставили в тихом уголке на диване с мягкими подушками, и он быстро уснул.

Разбудили Юсуфа настойчивый голос над ухом и рука, трясшая его за плечо.

— Господин Юсуф, вам нужно проснуться. Уже пора.

— Куда пора? — сонным голосом спросил он.

— Пора обедать с Его Величеством.

Тут он вспомнил, где находится, что делает, у кого в гостях. Сел, захлопал глазами и уставился на мальчика, который стоял перед ним, держа охапку одежды ярких цветов. Это был Абдулла.

— Ваша одежда, господин, — сказал мальчик.

— Это не моя, — сказал Юсуф.

— Мне велено отдать ее вам и помочь одеться, — сказал Абдулла. — И поторопить вас, если можно. Его Величество готов обедать.

— А я готов умереть от голода, — сказал Юсуф, поднимаясь на ноги.

Юсуф решил, что обед представляет собой нечто среднее между государственным пиром и спокойным ужином дома. Проходил он в зале дворца, пристроенном к официальной резиденции эмира, примыкающей к патио с бассейном, но у зала был собственный двор.

В открытые туда двери гостям был виден красивый фонтан замысловатой формы. Покрытие из каменных плит нарушалось широкими, углубленными клумбами с сильно пахнущими цветами, они образовывали великолепный ковер, делавший прохладный вечерний воздух благоуханным. Для тепла в зале были неприметно расставлены жаровни.

Роскошные камзол и брюки, которые принес Абдулла, были такими теплыми, удобными, как Юсуф и предполагал, впервые увидев их на людях. Подаваемые блюда были замечательными, к плеску фонтана добавлялась музыка группы искусных исполнителей.

Когда Юсуф утолил первый голод, к нему вернулась природная любознательность, и он принялся изучать гостей и обычаи двора. Обедавшие были рассажены почти полукругом, эмир сидел в центре, глядя прямо во двор. Юсуфа усадили напротив арагонского посла, он сидел с тремя менее знатными дворянами, все разговаривали с валенсийским акцентом так, словно никто в зале не мог понять их. Юсуф предположил, что это почетные места, но решил ждать и наблюдать, пока в этом не убедится. Визиря, Ридвана, он, разумеется, узнан. Ридван был слишком впечатляющей личностью, чтобы забыть его за несколько часов. Он сидел рядом с эмиром и, очевидно, считал, что государственный пир представляет собой превосходную возможность обсуждать государственные дела. По другую сторону эмира, неподалеку от посла, сидел еще один важного вида человек, неярко, но богато одетый. Он держал чашу с разбавленным вином, но не пил, чутко прислушивался к разговору между эмиром и его визирем, не принимая в нем участия, его острые, проницательные глаза перебегали от одного гостя к другому, с таким же, как у Юсуфа, любопытством, в конце концов Юсуф ощутил их взгляд на себе и смущенно отвернулся.

— Да, господин? — послышался рядом детский шепот.

— Ты все еще здесь? — так же тихо спросил Юсуф.

— Да, господин, — ответил Абдулла. — Я подумал, вы чего-то хотите.

— Только узнать кое-что, — сказал Юсуф. — Кто этот остроглазый человек в темно-зеленом камзоле, который держит чашу с вином, но не пьет?

— Это секретарь Его Величества, он хранит ключи от всех архивов государства, все прошения и юридические документы, заботится о том, чтобы Его Величество прочел все, что нужно прочесть. Кое-кто говорит, что не будь его, управлять государством было бы невозможно. Он знает историю каждого человека в эмирате и, говорят, записывает их все, — прошептал Абдулла.

— Как его зовут?

— Ибн аль-Хатиб. Он очень знаменит, господин.

— Почему он не прикладывается к своей чаше?

— Его Величество эмир хорошо знает запрет пророка пить вино, но позволяет себе в таких случаях выпивать немного вина, разбавленного водой, — ханжеским тоном сказал Абдулла. — Говорят, он терпеть не может пьянства и строго карает за него. Смотрите, как он хмурится потому, что христианский посол просит вина и отказывается от кувшина с водой.

Тут музыка изменилась, в патио вышла группа танцоров и принялась выписывать замысловатые фигуры вокруг фонтана. Абдулла снова удалился в тень, и Юсуф смотрел на представление как завороженный. Один танцор за другим выходили вперед и проделывали сложные движения танца; Юсуф сонно подумал, что, кажется, это пышно растущие на углубленных клумбах весенние цветы выскакивают из увлажненной почвы и пляшут.

Кто-то негромко сказал Юсуфу на ухо, что Его Величество хочет с ним поговорить. Юсуф торопливо поднялся на ноги, как Абдулла, и последовал за смутно видимой фигурой к месту рядом с правителем.

— Ты выглядишь гораздо более чистым, брат Юсуф, — сказал Мухаммед. — Да и пахнешь гораздо лучше. Когда вошел в наш двор, казалось, ты привел с собой свою лошадь.

— Я очень сожалею, что меня привели ко двору в неподобающем виде, чтобы засвидетельствовать почтение моему повелителю и эмиру, — сказал Юсуф.

— Что ты думаешь о нашем дворе? — спросил эмир.

— Ваше Величество, я поражен его великолепием, — ответил Юсуф. — Никогда не видел ничего подобного.

— Он превосходит великолепием арагонский двор?

— Превосходит. Я побывал в четырех дворцах королевства Арагон: в Барселоне, Перпиньяне, Вилафранке и Валенсии, и, хотя они восхитительны, я ни разу в жизни не видел такой красоты, изящества, великолепия, как здесь.

На лице Мухаммеда появилось довольное выражение.

— Приятно слышать, брат. Это великолепие, разумеется, не наше, а нашего отца, нашего дяди и всех правивших до нас Насридов, которые построили все это, но мы будем стараться продолжать работу, которую они начали. Мы строим новый дворец вокруг этого двора — двор красивый, так ведь? Правда, несколько маловат. Особенно нам нравится этот изысканный фонтан с его очаровательными львами. Он будет центром и вдохновляющей идеей нового дворца. Работы вскоре начнутся. Мы уже ведем обсуждение с архитекторами.

— Ваше Величество, я уверен, это будет более красивое здание, чем те постройки, на смену которым оно придет, — сказал Юсуф.

— Мы ничего не будем разрушать, разве что стену в нескольких местах, — сказал Мухаммед. — Этот дворец должен сохраниться, — добавил он, указывая на постройку за двором, — так как мы содержим там наших братьев и их матерей, и в нем можно следить за каждым их шагом. Мы обязаны оберегать вторую жену нашего отца, хотя она как будто бы считает, что единственная ее миссия в жизни — заменить нас на троне одним из своих сыновей.

— С вашей стороны благородно хорошо обращаться с ней, Ваше Величество, — сказал Юсуф.

— Некоторые монархи держат диких, свирепых зверей. Мы держим Мариам. Кроме того, она очень богата и обладает определенной властью над людьми. Некоторыми людьми. — Он сделал паузу, а потом заговорил так быстро, что Юсуф едва понимал его, правда, говорил он как подросток с подростком, а не как монарх с подданным. — Юсуф, теперь я вспомнил тебя. Я думал и думал о тебе с тех пор, как узнал, что ты жив. Ты был спокойным, тихим мальчиком, хорошо ездил верхом, слушал все и задавал вопросы, на которые я не мог ответить. — Нахмурился и снова облекся невидимой мантией власти. — Теперь, когда мы эмир, никто не смеет задавать нам вопросы, но ты по-прежнему слушаешь нас так, словно от этого зависит твоя жизнь, — добавил он и мягко улыбнулся.

— Время от времени это так, Ваше Величество. Я не помню, каким был, когда жил здесь, в этом раю, но то, что вы говорите, несомненно правда, и мне это очень помогало.

— Арагон нападет на нас? — спросил Мухаммед тем же спокойным тоном. — Здесь, в нашем раю?

— Не знаю, Ваше Величество. Арагон очень занят волнениями на Сардинии и озабочен своими границами с Кастилией. Его Величество Педро Арагонский срочно вызвал меня, как только узнал о вашем письме. Меня поспешили отправить на судне в Гранаду. Я не знаю, что у него на уме, но, судя по его поступкам, он хочет улучшить отношения с Гранадой.

— Тогда почему не отправил тебя домой раньше?

— Ваше Величество, он узнал о моем существовании меньше двух лет назад. Думаю, он знал, что я ездил с отцом в Валенсию, так как должен был стать пажом при его дворе, но ему сказали, что я погиб при нападении на моего отца.

— А твой отец погиб при этом нападении?

— Да, Ваше Величество, — ответил, побледнев, Юсуф. — Отец умер прямо у моих ног, он удерживал меня рукой позади себя. Пол был залит его кровью. Нападавшим, должно быть, помешали, потому что они разбежались, и отец дал мне письмо королю Арагона, которое написал по поручению вашего царственного отца. Велел доставить его, но мне потребовалось очень много времени, чтобы найти короля. Пока я не смог передать это письмо Его Величеству, никто не знал, кто я такой, для всех я был одиноким мальчиком по имени Юсуф. Меня, очевидно, искали, но я убежал, как велел мне отец перед смертью.

— Юсуф, ты обладаешь бесценным качеством.

— Бесценным качеством, Ваше Величество?

— Если оно сочетается с добродетелью и смелостью, то представляет собой самый ценный дар Бога человеку. Мой добрый секретарь, который слушает этот разговор, хотя делает вид, что спит, знает, что оно представляет собой, так ведь, Ибн аль-Хатиб?

— Чистое везение, Ваше Величество, — добродушно ответил сидевший рядом с ним серьезного вида человек.