Одолеть темноту

Роздобудько Ирэн

…Если попавшей в сачок бабочке по очереди отрывать крылышки и лапки, она будет очень смешно ползти и извиваться. Таких бабочек и других насекомых в его сачке полно. С оторванными крылышками они пытаются взлететь и не понимают, почему у них это не выходит. Снова и снова они ползут, а он просто смотрит на них. Он не палач – он исследователь, и он очень хочет знать, что они чувствуют, эти насекомые. И уверенная детская рука снова тянется к сачку…

…Интересно, а как оно там с людьми?..

 

Двадцать лет назад

…Маленький Мика никогда не бывает на улице один.

Разве что придет тетя Леля. И тогда можно будет тихонько, но настырно, пока Леля с мамой пьют кофе или коричневый прозрачный напиток из пузатой бутылки, время от времени канючить: «Хочу на пруд… Хочу на пруд…»

Тетя Леля не такая занятая, как мама. И не такая строгая. Маленький Мика точно знает: если вот так поканючить хотя бы часок, Леля обязательно сжалится. А маме просто надоест слушать этот скуляж, и она скажет:

– Забери этого дебила! Я больше не могу!

Что такое «дебил», Мика не знает, но слово ему нравится, а главное, это означает, что сейчас тетя Леля вздохнет и скажет:

– Ну что ж, малой, пойдем. Только на полчасика, не больше!

И тогда маленький Мика стремглав бросится за своим заветным снаряжением – стеклянной полулитровой банкой и сачком, натянет шорты, всунет ноги в растоптанные сандалики и, сгорая от нетерпения, застынет на пороге.

Ох, как же долго Леля застегивает свои модные сапожки, подкрашивает и без того яркие губы! Да еще по сигарете надо выкурить с мамой – «на дорожку»!

– Лелька! Только недолго! – приказывает мама. – Я пока поставлю картошку!

И они отправляются на пруд, который находится рядом с их многоэтажным домом.

Пруд – это чудо! В его густых зарослях все движется, шуршит, стрекочет, все наполнено неведомой жизнью. Мика с удовольствием ступает на сырую траву и представляет, что под его ногами – огромные, невидимые человеческому глазу города с удивительными обитателями: насекомыми, букашками, жучками, червями… И там кипит своя жизнь, и там, так же, как и в «большом мире», есть дома, магазины, школы, стадионы. Только живут там не люди, а маленькие насекомые.

И Мика хорошо слышит, как трещат под его сандаликами все их сооружения (возможно, такие же, как и его многоэтажка, только очень-очень маленькие!). Но рассмотреть результат разрушения почти невозможно: слишком густо растет трава.

Лучше наблюдать за муравейником. Если разворошить его веткой, становятся очень хорошо видны коридоры, комнатки, подземные переходы, а главное – возня, которая поднимается там. Совсем как в кино про войну! Вот только жалко, что не слышно никаких звуков! А шума, наверное, там много. И все это сделал он, маленький Мика, обладатель муравьиной вселенной!

После муравейника доходит очередь до еще одного увлечения – ловить стрекоз и бабочек. Надо нахватать их как можно больше, ведь на все про все – всего лишь полчаса, Леля дольше ждать не будет.

Хорошо было бы еще лягушку поймать – их здесь полно. Сверкают гладкой мокрой кожей, как пластмассовые! Отвратительные, пучеглазые, с мягкими белыми брюшками. Если перевернуть их палкой – брюшко раздувается, если нажать палкой сильнее… Бр-р-р…

С лягушками всегда проблема – мама никогда не позволит занести их в дом! Лягушки пойдут «в ход» позже, решает Мика, тогда, когда он сможет приходить сюда сам.

Он с удовольствием носится по берегу, вдыхает немного душный тростниковый запах, всеми фибрами ловит жаркие лучи майского солнца – охотится. Тетя Леля сидит на поваленном дереве с закрытыми глазами, подняв лицо вверх, – загорает.

Сквозь белую ткань легкой юбки просвечиваются нежно-розовые колени. Вот если бы она была его мамой, мечтает Мика. Хотя его мама красивее Лели. Только очень нервная. Не любит Мику…

Вот в банке затрепыхались несколько бабочек, три стрекозы, одна неизвестная зеленая букашка с длинными, как у стрекозы, крылышками. Ура! Теперь можно будет дождаться следующей прогулки с тетей Лелей – есть чем заняться до ее следующего визита.

– Ну, что, малой, нагулялся? – кричит Леля, поглядывая на часы. – Пора. Я еще с твоей мамой не наговорилась!

Мика неохотно сворачивает сачок, расправляет шорты, плотно закрывает банку полиэтиленовой крышкой. Можно идти.

А была бы его воля – сидел бы здесь до вечера, до ночи, до следующего утра! Познакомился бы с ребятами, которые целый день играют во дворе в футбол. А то вообще, собрал бы свой маленький рюкзак и отправился бы в путешествие…

Но ему только семь. Это так мало. Он даже не дотягивается до замочной скважины собственной квартиры! Вот как только дотянется, мама еще за ним поплачет!

Дома на кухне уже сидит соседка, пахнет вареной картошкой, солеными огурцами…

Мика глотает слюну. Но он знает правило: сначала мама принимает гостей и на Мику – ноль внимания, потом – обед для него. Разве что со стола можно что-то незаметно стянуть. Или Леля занесет в его комнату бутерброд…

– Наконец-то! – кричит мама из кухни.

– Вот и наш герой! – сладким голоском говорит соседка.

Мика ее не любит. Он сам слышал, как она говорила, что у его мамы есть «мохнатая лапа». Но сколько Мика ни присматривался к маминым ногам – никакие они ни волосатые! И не «лапы» вовсе. Врет она!

Если бы это было правдой, разве маму показывали бы в кино? А мама у Мики – известная артистка. Он это видел собственными глазами по телевизору!

Правда, фильм этот больше почему-то не крутили – и мама плакала. Но есть несколько маленьких фильмов, которые крутят все время, – про мыло, про какой-то «педигрипал», про стиральную машину…

И везде в главной роли – она! В этих лентах вообще только она – красивая, молодая, улыбающаяся, настоящая кинозвезда! Вот – стоит под душем, голая, вся в пене, как морская царевна, поворачивается и сообщает всему миру: «Мыло «Идеал» сделает вашу фигуру идеальной!»

Или – сидит сверху на стиральной машине в белом пушистом халате, качает стройными ножками и прижимает палец к губам: «Тс-с-с… Никто не услышит, как ты спишь…» И все это видят. Когда мама берет его с собой в магазин, Мика часто слышит шепот в очереди: «Это же – она? Ну та, что голая в пене моется?» Маму это раздражает, а Мика – гордится. «Я еще им всем покажу!!!» – шипит мама. А Мика думает – что она еще собирается показать?

И все будто бы идет хорошо, только совсем не понятно, почему мама считает, что он, Мика, испортил ей жизнь? Так и сказала когда-то Леле (Это Мика сам услышал, когда подслушивал): «И почему я вовремя не сделала аборт? Поверила этому подонку, мол, не бросит, женится, вывезет чуть ли не в Голливуд – родила! И что теперь? Ролики? А на что я способна еще, ведь у меня нянек нет – ни матери, ни бабушки, чтобы сидели с этим придурком!»

А разве плохо иметь ролики, размышлял Мика, он, например, мечтает о роликах… Но мама никогда их не купит…

…Мика хочет есть, но мысль о банке с живностью согревает душу, поесть можно и потом. Тем более, что краем глаза он замечает, как мама прячет в морозилку коробку с тортом, который принесла соседка. В морозилку – это означает, что торт весь сделан из мороженого, и еще сверху посыпан ягодами и шоколадной стружкой! И, видимо, весь его не съели, раз мама прячет его в холодильник.

Мика проскальзывает в свою комнату. Сегодня ему не хочется подслушивать разговоры старших, и он плотно закрывает дверь. У него множество интересных занятий. Он рассматривает банку, улыбается, наблюдая, как мечутся за стеклом стрекозы. Волнуются. Как пациенты в больнице.

Уже несколько недель, как у Мики появилось это увлечение. Оно поглощает его с головой, помогает преодолевать скуку, притупляет недовольство от того, что ему не позволяют гонять по улицам, как это делают другие дети. Даже мысль о еде кажется не такой острой, когда увлечен новым делом.

Мика осторожно достает из банки первую бабочку. Она нежно-белая, только туловище черненькое и тонкое, как у гусеницы. Крошечная головка, едва заметные глазки, два ряда ножек-ниточек.

Сначала Мика отрывает оба крылышка с одной стороны и наблюдает за тем, как смешно забилась бабочка, заваливаясь на сторону, скользя по полу брюшком и выгибая кончик хвостика вверх. Мике даже кажется, что передними лапками бабочка хватается за голову: «Ой-ой! Что со мной случилось?»

Насмотревшись на эти забавные маневры, Мика отрывает остальные крылышки. Теперь насекомое просто ползет, неуклюже, как пьяное (такой иногда Мика видит маму).

Едва шевелит ножками-ниточками. Очередь – за ними! Осторожно и старательно Мика осуществляет и эту операцию. Теперь бабочка превращается в гусеницу и лежит неподвижно.

Мика ложится на пол, приближает лицо к объекту наблюдений, внимательно всматривается, чтобы разглядеть глаза, рот.

Безобразие! Остались еще закрученные усики. Мика мгновенно исправляет ошибку и снова пристально рассматривает плод своего труда, прикладывает ухо: не услышит ли хоть какого-то звука?

Но черненькое продолговатое туловище лежит неподвижно.

Наступает черед стрекозы. Вот она какая – глаза огромные, так и крутит лобастой головкой. И туловище у нее длиннее и толще, чем у бабочки. Следующий опыт должен быть интересным. Мика берет иглу и ножницы…

…Мороженого в этот день он так и не получил. «Не заслужил», – твердо сказала мама.

Мика уже знает, что взрослые парни «служат» в армии, и понимает, что для того, чтобы получить свою порцию сладостей, надо ее «заслужить». Но так хочется съесть торт сейчас! До спазмов в желудке, до истерики, до слез. Но Мика держится изо всех сил, ведь он знает: будет плакать – вообще ничего не получит. Мама говорит, что ее тошнит от его слез. Будто она их пробовала…

Мика ложится спать рассерженный, обиженный на маму, на соседку, на Лелю, которая так и не принесла бутерброд, на весь мир. «Вырасту, пойду служить в армию, – твердо решает он, – буду мороженое каждый день есть!»

…Утром нежный лучик солнца круглым пятнышком лежит рядом с его головой, как шарик мороженого. Мика даже пробует его на вкус – просто облизывает край подушки. Не сладко!

Мика сползает с кровати. В квартире тишина. Возможно, сегодня ему повезет – мама ушла куда-то на репетицию, и он сам залезет в морозилку. И пусть потом она ругается, пусть бьет, закрывает в темноте! Он готов ко всему.

Но мама, как всегда, сидит на подоконнике в кухне в прозрачном кружевном пеньюаре.

– Почему люди не летают?.. – бархатным голосом то спрашивает, то декламирует она. – Я говорю: почему люди не летают так, как птицы? Мне порой кажется, что я – птица… Дай! – Это она обращается к Мике, глазами указывая на пачку сигарет и зажигалку, которые лежат на столе.

Какая она сейчас красивая! Утренние золотистые лучи пронизывают ее насквозь, она вся светится, как сказочная фея, как бабочка…

И ножки такие гладкие, такие длинные, скрещенные, как у фарфоровой статуэтки, которая стоит в серванте. Мама кивает ему головой, закуривает и продолжает говорить что-то непонятное:

– …когда стоишь на вершине горы – так хочется взлететь! Кажется, вот, закроешь глаза, взмахнешь руками и полетишь!..

Мика когда-то видел в кино, как летит женщина.

О чем было кино, Мика не понял – что-то о парне, который выслеживал шпиона. А потом забрался с девушкой на крышу, девушка не удержалась на краю – и полетела вниз. Так медленно, так красиво летела. Как бабочка.

Мама качает ножками, Мика завороженно наблюдает.

– Что смотришь? – плаксивым голосом говорит мама. – Из-за тебя и не летаю! И никто не поможет… Никто…

…Милицейская машина, «скорая» и съемочная группа программы «События» приехали почти одновременно через двадцать минут после того, как соседи сообщили о падении женщины с седьмого этажа четырнадцатиэтажки.

За закрытыми дверями квартиры громко ревел мальчик, сын покойной. Двери пришлось ломать, от чего рев усилился.

Сердобольная соседка сразу же позвонила близкой подруге покойной, мол, «пусть Лелька разбирается. Мне лишний рот ни-на-да!»

Во дворе работали эксперты, суетились врачи, толпились прохожие. А телеоператор, отсняв сюжет на улице, уже входил в квартиру актрисы N. Темный длинный коридор, две комнаты с расстеленными кроватями.

В «детской» – маленький топчан с довольно грязной простыней, засаленные обои, в светло-розовой гостиной более-менее прибрано, большая кровать накрыта игриво-розовым атласом, тусклые искусственные букеты в вазонах, все припорошено пылью…

Камера безжалостно шарила по всем углам и выхватывала мельчайшие детали: бутылки на столе, окурки в горшках с мертвыми цветами, немытая посуда…

А вот и то самое открытое окно на кухне, из которого полчаса назад совершено падение, стол с коробкой, в которой лежит наполовину съеденный торт, и, наконец, испуганное чумазое лицо мальчика…

Мальчик тихо скулит, размазывая по щекам слезы и шоколад. Он боится камеры, машет руками, залезает под стол.

– Прекратите немедленно! – Это врывается в квартиру тетя Леля.

Она обнимает Мику, подхватывает на руки, и он успокаивается, замолкает, только тихо всхлипывает, пряча лицо в ее волосах.

Он сидит, прижимаясь к ней все время, пока ее о чем-то расспрашивает следователь.

О маме, о ее знакомых, о нервном состоянии и последних словах. Леля ничего не знает. Только крепче прижимает к себе Мику – он слышит, как Леля дрожит, как колотится ее сердце. Мика хочет защитить Лелю от строгого милиционера, но не знает – как. Его же не спрашивают! Если бы спросили, он бы объяснил, что мама просто захотела немного полетать.

Леля целует, гладит по головке Мику, говорит ему ласково, едва сдерживая слезы:

– Не волнуйся, золотко. Я возьму тебя к себе. А мама… она…

– Полетела? – подсказывает Мика.

– Да… да… – растерянно повторяет Леля и снова гладит мальчика по кудряшкам. – Я сделаю для тебя все, что захочешь… Хочешь, пойдем на пруд?..

– Нет, – качает головой Мика.

– А что ты хочешь?

– Можно я доем мороженое? – чуть слышно произносит он…

 

Часть первая

 

* * *

«Сегодня, наверное, мой день», – думала Марта, уверенно идя по центральной улице города.

И правда, с самого утра без лишних проблем, которые почти ежемесячно возникали при общении с бухгалтерией, она получила крупную сумму отпускных. И сразу же приобрела белую сумку, именно такую, какая подходила к ее белому сарафану. А еще удалось без очереди заплатить на почте долг за квартиру за три месяца.

Но не это было главным! Просто она ловила на себе дружелюбные взгляды прохожих, смотрела на свое отражение в стекле витрин, и оно, это отражение, ей нравилось. Даже очень. А поэтому надо было сделать еще один шаг: на углу центральной и боковой улиц она давно приметила небольшой магазинчик одежды, в который ей давно хотелось зайти.

Он привлекал тем, что там, за стеклом витрины, на двух длинных элегантных кронштейнах в стиле хай-тек, установленных один напротив другого, висели эксклюзивные изделия – женские платья и мужские костюмы известных иностранных фирм, и, как отмечалось на рекламном щите, они были здесь только в единственном экземпляре.

Марта никогда не отваживалась заглянуть в этот магазин, но сегодня решила хотя бы прицениться к дорогим платьям – потянет ли такую покупку ее кошелек? Она точно знала, что не потянет. Даже на один рукав не хватит. Но в конце концов надо хоть раз поинтересоваться, чтобы успокоиться, а не смотреть на эту витрину, как кот на сало. Главное – уверенно держаться.

Марта решительно открыла дверь. Сразу же раздался мелодичный перезвон колокольчиков, висевших над дверью.

– Добрый день! – поздоровалась с ней любезная молодая продавщица. – Вам помочь?

Марта понимала, что так общаться с потенциальными покупателями требует этикет, это правильно и даже необходимо, но навязчивый сервис раздражал ее и будто обязывал сделать покупку. Марта знала: как только она начинает общаться с любыми продавцами, как ненужная ей вещь – у нее в кармане! Такой уж дурацкий характер – не может сопротивляться! Поэтому она напустила на себя строгий вид.

– Спасибо, я посмотрю сама!

В отличие от назойливых рыночных торговцев, вежливая девушка сразу снова села в свое креслице.

Марта подошла к кронштейну и с удовольствием стала перебирать одежду, которая даже на ощупь казалась сотканной из лепестков или связанной из золотого руна. Но цены! Марта всегда удивлялась: кто такое покупает?! Разве что снобы или придурки.

Она вздохнула и сняла одну вешалку с платьем, которое выглядело солиднее других, было похоже на одежду «бизнес-леди», подошла к зеркалу и с деловым видом приложила платье к себе. Неплохо! Даже очень неплохо, если не сказать – просто замечательно. Марта вздохнула, наклонилась, чтобы внимательнее рассмотреть этикетку, и неожиданно нащупала в кармане платья что-то твердое, продолговатое, похожее на пачку тонких женских сигарет.

Продавщица не смотрела на нее. Марта осторожно полезла в карман и вытащила оттуда… крошечный мобильный телефон. Она даже не сразу сообразила, чтó это, настолько красивым было это произведение дизайнерского искусства.

Конечно же нужно поступить честно и тут же отдать его продавщице, подумала Марта, но есть ли уверенность в том, что та не заберет его себе? А если так, тогда зачем отдавать?

Убедив себя таким образом, девушка быстро сунула телефон в карман, еще раз внимательно пересмотрела платья, сделала вид, что ни одно ей не понравилось, и, кивнув продавщице: «До свидания!», торопливо вышла на улицу, опасаясь, не была ли это какая-нибудь проверка. А еще хуже – съемки скрытой камерой, которые вошли в моду и грозят стать сущим наказанием для нечистых на руку рядовых граждан.

Но никто не бежал за ней, не хватал за руки, не обвинял в присвоении чужого имущества. Несмотря на это, Марта решила срочно перейти на другую сторону улицы и затеряться в толпе.

Было двенадцать часов дня, солнце уже припекало затылок, а щеки Марты горели, будто она совершила преступление.

В половине первого девушка должна была встретиться со своей подружкой возле старинного фонтана в кафе, которое так и называлось – «Фонтан». Марта пришла раньше, заказала бокал холодного пива. Людей в кафе было много, все громко разговаривали, из динамиков лилась музыка. На Марту никто не обращал внимания.

И она наконец смогла извлечь телефон из кармана и внимательно рассмотреть его: маленький аппарат фиолетового цвета с такими мелкими кнопочками, что их можно было нажимать разве что кончиками ногтей. Хорошенькая штучка!

– О, ты уже здесь! – раздалось над ее головой.

Татьяна, как всегда, говорила громко и, по обыкновению, уже стреляла своими черными глазками по сторонам. Наконец ее взгляд невероятным усилием воли смог сконцентрироваться на руках Марты.

– Ого! Купила себе мобильник? Какой хорошенький! – Она присмотрелась внимательнее и разинула рот: – Ого! Крутая штучка! Сколько ты за нее отдала?

– Это выдали на работе, – сухо отрезала Марта, пряча телефон в сумку. Рассказывать о происшествии ей не хотелось. – Сегодня первый день отпуска, а работы столько, что могут в любой момент вызвать…

Татьяна обиженно пожала плечами:

– Хорошая у тебя работа, если на ней выдают такие крутые мобилы…

Конечно, не поверила, подумала Марта.

Они сидели на улице в тени, пили пиво, лениво перебрасываясь репликами. Марта поймала себя на мысли, что общение с бывшей одноклассницей давно потеряло смысл. Обсуждать, кроме мужчин, нечего, других общих тем мало, а повода распрощаться и уйти в ближайшие несколько минут не предвидится. Татьяна громко пересказывает вчерашнее приключение в такси, на них оглядываются. Поток сознания с примесью сексуальной озабоченности. Марта делала вид, что слушает, и украдкой поглядывала на часы.

Вдруг откуда-то до нее донеслась приглушенная мелодия адажио Альбинони. Такая очаровательная, такая завораживающая мелодия! Она будто перечеркнула все попсовые крики, несущиеся от барной стойки, спустилась на этот пивной остров, как золотой шар, окутала какой-то светлой тревогой, предчувствием чего-то настоящего, смутила, заставила вертеть головой в поисках источника, откуда неслись звуки. Приглушенная мелодия звучала где-то совсем рядом. Но – откуда?

– Это же твоя мобилка! – догадалась Татьяна.

Марта робко достала телефон, который наполнил ее ладонь волшебными вибрациями, сделала большой глоток из бокала под любопытным взглядом подруги. Некуда деваться – надо отвечать. Неуверенным жестом поднесла аппаратик к уху, нажала кнопку с нарисованной на ней трубкой:

– Слушаю…

Несколько секунд она просидела неподвижно, потом нажала на противоположную кнопку и спрятала телефон в новую сумку.

– Что-то важное? – ехидно спросила Татьяна, увидев, что подруга изменилась в лице. – На работу вызывают?

– Да, вызывают, – рассеянно подтвердила Марта и встала. – Не обижайся, мне нужно идти…

Татьяна пожала плечами.

Марта шла под пристальным взглядом бывшей одноклассницы, а в голове еще звучал голос из трубки – тихий, хрипловатый, кошачий: «Даю тебе пару часов для возможности не портить наши отношения… Возвращайся или пожалеешь…»

* * *

В этот день у Марты было еще множество неотложных дел. Надо было съездить к нотариусу, переоформить бумаги на автомобиль, который недавно достался ей в наследство от какого-то дальнего родственника по материнской линии, отсидеть два часа на очередной лекции в автошколе, забрать из детского сада сына старшей сестры и отвести его домой, поскольку Мария этого сделать не могла из-за какого-то экстренного собрания на работе.

Казалось, дел – множество. И сначала Марта чувствовала себя озабоченной деловой женщиной, обремененной кучей серьезных проблем. Нотариус, водительские курсы, детский сад – ох…

Но неожиданно на нее свалилась неприятная мысль – так, будто огромная капля холодного дождя попала в самое темечко: все это мелочи, никому не нужная ежедневная суета, «суета сует». В этих делах нет ничего интересного, нового, судьбоносного и духовного. Того, что могло поднять над обыденностью, дать новый толчок к жизни, новые ощущения и возможности. Нет ради чего и чем жить!

Марта даже замедлила шаг, пораженная этой ужасной мыслью. Честно говоря, с такой ясностью эта мысль пришла к ней впервые. Работа, дом, иногда – вечеринки, порой – скучные свидания со скучным предсказуемым финалом, сериалы, которые смотришь «вполглаза», чтобы не лежать в полной тишине, случайное, несистематизированное чтение – чтобы просто уставиться глазами в страницу, когда едешь в транспорте.

Увлечений нет. Настоящих друзей – тоже. Таланта Бог не дал…

Чем жить?

Марта ехала в метро, смотрела на людей вокруг себя и думала – неужели они все живут так же, как и она. И кучу своих мелких будничных дел воспринимают как настоящую жизнь, хлопочут, суетятся, отвоевывают себе место под солнцем, которое в конце концов сводится к вполне определенному масштабу: «два на два» – на кладбище. Зачем все это?

А может, не все так живут? Взгляд выхватил фигуру худощавого юноши, который раскачивался над ней, как водоросль под водой, держа в руке книгу «Чудо полета», а ниже мелкими буквами в кавычках было написано «История космонавтики». Марта улыбнулась почти сквозь слезы – нет, не все…

Лицо юноши было сосредоточенным и отстраненным, как будто он находился в другом измерении. Он внимательно и восторженно смотрел на страницу, иногда поднимал глаза и глядел в окно – в небо. А потом, отдохнув в своих фантазиях, возвращался к каким-то сложным рисункам в книге. У него было тонкое, одухотворенное лицо – лицо, не имевшее опустошенного выражения. Была бы ему интересна она, Марта? Наверняка нет. Марта вздохнула и перевела взгляд дальше.

Женщина, сидевшая рядом, тоже уставилась в книгу – цветастый, как обертка от леденца, любовный роман. Тоже другое измерение. Она представляет себя Дианой, Анжеликой, Изабеллой или Скарлетт и свято верит, что завтра ей на голову свалится Ред Баттлер или дон Педро с маленькими черными усиками и поведет по бурному житейскому морю, аки посуху. Ее жизнь преисполнена мечтами и всякой ерундой, и она никогда не задумается над ее искусственностью. И не будет страдать от мыслей о собственном несовершенстве.

А чем живет она, Марта? Возможно, приключение с телефоном дает шанс что-то изменить, расшевелить себя, кого-то спасти или найти единомышленников?

«Вот растяпа! – мысленно ругала она владелицу телефона. – Наверное, зашла примерить шмотки и случайно сунула аппаратик в карман нового платья, а потом так и повесила его на кронштейн. Теперь, видимо, решается что-то важное в ее личной жизни. А она, дуреха, об этом и не догадывается – ходит где-то вместо того, чтобы идти к обладателю такого красивого бархатного баритона…»

Вот бы ей, Марте, так позвонил Андрей!

Нет! Одно лишь это имя, даже произнесенное в мыслях, заставляет сразу же поднять глаза вверх, ведь они наполняются слезами, и нельзя дать им пролиться, коварно побежать по щекам солеными ручьями. Интересно, когда же пройдет эта боль? Уже год, как они не живут вместе, а все равно – сердце ноет, будто все произошло вчера. И не дают покоя сомнения. Возможно, не надо было горячиться? Думала, что он никуда не денется. А он ушел и не вернулся. Более того, как говорят знакомые – уже собирается жениться.

А она, Марта, только сейчас поняла, что совершенно не может быть одна, что ее угнетают одиночество, тишина, пустота в квартире и в душе. Пусть бы был – уже не такой и любимый, но – привычный. Как у всех. В какой-такой глупый момент она посчитала себя лучше других?

…В нотариальной конторе она пробыла около получаса – все выяснилось довольно быстро. Стало понятно, что автомобиль достанется ей не скоро, ведь на него имеется еще куча претендентов. Марта посмеялась вместе с представителем своих интересов и с легкостью отказалась участвовать в соревновании за какую-то несчастную допотопную «ладу», которую еще должны были каким-то образом разделить на восемь частей.

По пути в автошколу она еще успела зайти в «Украинские блюда» и перекусить несколькими овощными салатами. Теперь, по крайней мере, можно высидеть пару часов на скучных и непонятных, а главное – совершенно бессмысленных в ее ситуации лекциях.

Пойти на курсы ей посоветовала та же Татьяна. «Научишься водить или нет – это дело десятое! – сказала она. – А вот мужиков там наверняка много. Может, познакомишься с кем-нибудь…»

В последнее время все знакомые отчаянно хотели выдать ее замуж, донимали вопросами, почему она – такая красивая, умная и молодая – еще ходит одинокая, как неприкаянная. Слышать это было довольно неприятно. Все же были «прикаянные»! Порой – просто прикованные к семейным галерам. И одна Марта, по их мнению, плыла себе по течению, как отвязанная от причала лодка.

…Марта обошла детскую площадку, зашла во двор средней школы, где находились водительские курсы. Она немного опоздала, извинилась и под укоризненным взглядом инструктора тихонько села на свое место – за школьную парту рядом с дородной женщиной Светланой Сергеевной.

Инструктор стоял у доски и чертил какую-то траекторию. Марта вздохнула, раскрыла тетрадь: деньги заплачены – нужно учиться, может, когда-нибудь понадобится. Впереди и сзади сидело человек семь-восемь, из них только двое мужчин – «старый и малый». Старый засыпал, малый громко жевал жвачку. Вот тебе и «познакомишься»!

Марта не слушала, о чем бубнит инструктор, водила ручкой в тетради и нарисовала какую-то забавную рожицу. А потом снова услышала знакомую мелодию.

Мелодия снова удивила и смутила своей тревожной гармоничностью – слушала бы и слушала…

Инструктор бросил недовольный взгляд на аудиторию, и Марта поспешила вытащить мобильный, молча нажала на кнопку.

«Время истекло, – сразу донеслось из телефона. – Ты непослушная девочка, и я должен наказать тебя…»

Голос еще что-то говорил, но Марта испугалась и отключилась.

К чему ей лишние заботы, чьи-то отрицательные эмоции, которые ее не касаются? Надо будет подумать, как изменить номер, чтобы этот голос больше не беспокоил ее. Или не вычислил через операторов. Но как это сделать, Марта не знала…

Она так и не смогла сосредоточиться до конца занятий и все время боялась, что звонок повторится. Сейчас голос уже не показался ей таким привлекательно-бархатным, теперь он был бесцветным, сухим, как сено.

Если к первому звонку она отнеслась с пониманием и даже позавидовала той, которую ждут, которой дают шанс вернуться, то теперь она представила себе, как где-то в другом конце города в пустом доме сидит брошенный мужчина, возможно, какой-то психопат, и придумывает страшное наказание своей жене или любовнице. Почти так же когда-то звонил и Андрей, но недолго (Марта опустила глаза и снова рассердилась на свою сентиментальность).

А если разыскать эту женщину, найти ее и предостеречь от поспешного шага? Поделиться с ней тем, как по ночам душат воспоминания, а запахи, музыка, места, где бывали вместе, навевают такую тоску, что никуда от нее не сбежать.

На этом занятии, собственно, как и на пяти предыдущих, Марта так ничего и не поняла. Вышла уставшая, хотелось спать. Ее соседка по парте без умолку тарахтела, пока они вместе шли к троллейбусной остановке. Это тоже был поток сознания, как и у Татьяны, но на этот раз в него вплетались ненужные Марте истории о болезни свекрови, о выведении пятен различными химическими средствами и преимуществах одних средств перед другими, о перевозке пекинесов иностранными туристами в обувных коробках в Ливию, о нитратах, которые мы потребляем, о полезном геле от целлюлита и о многих других вещах, которыми Светлана Сергеевна заполняла свою жизнь.

Не дослушав пересказ сто сороковой серии «Цыганского счастья», Марта извинилась, поспешно распрощалась и, заметив маршрутку, помчалась через дорогу. Она правильно рассчитала: полная Светлана Сергеевна на такой поступок не была способна и осталась стоять на противоположной стороне с открытым ртом, в котором застрял последний крик цыганского барона Мурильо, безмерно сожалея о том, что потеряла слушателя.

Марту ждало еще одно дело – детский сад, а потом день можно было бы считать законченным.

В маршрутке мелодия Альбинони, к которой Марта почти привыкла, горячо резанула по нервам – все-таки это какая-то неземная, нечеловеческая мелодия – ее можно было написать только кровью уставшего и разорванного сердца! Надо будет найти какую-то литературу, почитать об этом композиторе…

Что будет на этот раз? Марта не спешила доставать трубку, размышляла, стоит ли сразу послать владельца голоса куда-нибудь подальше, объяснив, что его барышня выбросила мобилку, а она, Марта, подобрала ее в мусорном контейнере? Но, бросив взгляд на попутчиков, решила промолчать – просто нажала кнопку.

«Думаешь, я тебя не найду? Ты плохо меня знаешь. Обещаю: если не вернешься добровольно, мать в Лесном получит твою голову в коробке из-под торта!»

* * *

– Мата пришла! – обрадовался племянник, увидев, как она идет к площадке, на которой играли воспитанники детсада под наблюдением молоденькой студентки-практикантки. Марта улыбнулась. С легкой руки четырехлетнего Славика в семье прижилось это имя – Мата.

А муж сестры даже обращался к ней не иначе как «наша Мата Хари». Вероятно, сестра жены казалась ему загадочной на фоне их стабильной и выверенной по минутам супружеской жизни.

Марта подхватила племянника на руки, кивнула воспитательнице и понесла мальчика к выходу. Он обнимал ее за шею, перебирая пальчиками пряди ее волос. Можно было бы опустить его на землю, но сейчас Марте были приятны его тепло, нежный запах, прикосновение чумазой прохладной щечки к ее горячему лбу.

Марта уже упрекала себя за утреннюю кражу этого телефона. И хотя она понимала, что угрозы ее не касаются, все равно на душе было неуютно. А если это не шутки? И даже если она заблокирует номер или выбросит этот телефон, сможет ли забыть о том, что кто-то – а возможно, какой-то подонок или психопат – охотится на беззащитную женщину? Что делать? И стоит ли что-то делать? А если стоит – что именно? Пойти в милицию? Ну это уж точно – нет. Однажды ей пришлось обращаться в отделение, когда ее ограбили в лифте, и никакого результата, кроме того, что ей сказали, чтобы она не морочила голову своими мелочами. Посоветовали забыть.

Итак, что делать с этими звонками, неизвестно. Лучше забыть.

Словно во сне она донесла Славика домой, как положено, минут десять пообщалась со свекровью сестры (та была совсем старенькая) и решила не ждать возвращения Марии с собрания. Разложила на столе фломастеры, бумагу – пусть пока малой порисует, – налила Анне Павловне чая… Ничего, как-нибудь вместе дождутся!

Ей хотелось поскорее уйти к себе – Марта жила неподалеку – и что-то решить со своей находкой, которая уже порядком потрепала нервы за сегодня.

Дома ее немного отпустило. Телефон молчал. Марта поужинала, включила телевизор, прилегла на диван. Может, не стоит принимать так близко к сердцу чужие проблемы? Она достала из сумки телефончик и внимательно рассмотрела его – миниатюрный, темно-фиолетовый, с золотистыми кнопочками, хорошенький…

Вот если бы знать, как его нейтрализовать. Почему она, Марта, такая неграмотная, когда дело касается какой-то техники? Это же должно быть элементарно! У всех уже давно мобильные телефоны. И все говорят, что это очень удобно. И только она не может решиться посадить себя на этот «короткий поводок». Не видит в этом никакого смысла – все равно звонить некому.

А если посоветоваться с Андреем? А что здесь такого? Отличный повод! И довольно серьезный. До сир пор не было никакого. Даже стиральная машина не портилась.

Может, сегодняшнее приключение с телефоном не случайно – возможно, небо дает шанс наладить когда-нибудь дружеские-супружеские отношения, услышать голос, рассказать о себе? К кому же еще она может обратиться? Не объяснять же Таньке, что украла чужую вещь!

Марта вскочила с дивана. Вдруг у нее не осталось номера телефона его новой квартиры! Она с волнением принялась рыться в старой записной книжке. Вот он, есть! Записан карандашом под диктовку общего друга, которого встретила на улице год назад. Марта уже не боялась, что кто-то заметит ее слезы. Вспомнила, как непринужденно и весело спросила тогда у Саши: «Ну, как там мой бывший, видишься с ним?» И зачем-то выудила у него этот номер… А потом ни разу так и не отважилась набрать эти цифры…

Что ж, время прошло, можно воспользоваться случаем. Но палец предательски останавливался на последней кнопке. Наконец ей удалось преодолеть волнение.

– Слушаю!

В этот момент Марте показалось, что дело у нее мизерное, бессмысленное и похоже на ложь, что никаких ужасных сообщений она не слышала, что все это бред и игра ее больного воображения, а единственное, что было правдой, – желание услышать это спокойное «слушаю» и… нажать на отбой.

– Слушаю, – повторил Андрей.

Марта решилась отозваться.

– Это я, – она пыталась говорить быстро, чтобы он понял, что у нее действительно важное, неотложное дело, которое может решить только он. – Извини, что беспокою, но мне нужно посоветоваться…

И рассказала все, что произошло сегодня, начиная с самого утра, периодически спрашивая: «Ты еще можешь говорить?»

Марте хотелось быть тактичной, дать понять, что она кое-что о нем знает и не собирается вызывать ревность его новой подруги. С другой стороны, этим вопросом она подчеркивала, что теперь он – несвободен. А точнее, не настолько свободен, чтобы не отчитываться за этот долгий разговор с бывшей женой перед другой, которая, возможно, ходит (или лежит?) рядом.

– Да… – задумался он после ее монолога, – ты меня, как всегда, удивляешь. Если ничего не сочиняешь… Все просто. Во-первых, как только будет следующий звонок, посмотри на экране номер абонента – он высвечивается. Во-вторых, на задней панели аппарата имеется ячейка для сим-карты. Открой, вытащи ее. Запомнила?

– И что дальше?

– Ничего. Потом купишь себе новый пакет и будешь пользоваться. Это все, что ты хотела спросить?

– Да…

– Тогда пока!

В трубке раздался отбой.

Вот и все.

Марта представила, как, положив трубку, он недовольно объясняет Той, Которая Рядом, что говорил с женщиной, которая теперь («Не волнуйся, дорогая!») ему безразлична, которую давно забыл (и это было ясно по его спокойному голосу), с женщиной беспомощной и неуравновешенной («Истеричка! Когда-то сама выгнала меня…»), с той, о которой не стоит говорить («Ты у меня – лучше всех!»)…

Марта сама не заметила, как механическим движением нажала кнопку мобилки, которая уже несколько секунд снова наигрывала тревожную мелодию.

Содержание очередного сообщения дошло до нее после того, как она с отвращением отключила неизвестного абонента: «До тебя, девочка, видно, ничего не доходит… Что же… Сделаем иначе: вскоре будешь собираться на похороны своей матери. Я не шучу! Кстати, там и встретимся. Ты не сможешь не приехать».

О господи! Марта резко перевернула телефон, открыла крышку, поддела ногтем тонкую пластинку. Сначала хотела выбросить ее в приоткрытую форточку, но, подумав секунду, сунула на дно прикроватной тумбочки. И вздохнула с облегчением: теперь эта проклятая машинка больше не сыграет ей свое адажио! Все закончилось.

Можно расслабиться и больше никогда не вспоминать о неприятном происшествии. А красивый телефончик сохранить, как талисман. Все же это недоразумение дало повод обратиться к Андрею, услышать его голос. Мобилка понадобится когда-нибудь позже…

Пока же можно будет выкладывать ее на столик в кафе, как это делают «деловые женщины».

Так, для повышения самооценки…

* * *

…Несмотря на то что мобилка больше не отзывалась, заснуть этой ночью Марте так и не удалось. Навязчивые вопросы лезли в голову – кто она, эта женщина, почему ее так настойчиво разыскивают? Возможно, это вовсе не шутки, не угрозы брошенного мужа, а что-то намного серьезнее? Если бы эта растяпа не потеряла телефончик, она бы уже что-то предприняла, чтобы оградить себя или предостеречь мать от мужа-психопата.

Марта была уверена, что владелицу мобилки можно было бы как-то вычислить через телефонную компанию, но как это делается? Не звонить же снова Андрею. Это было бы уже слишком.

Обратиться в милицию? Тогда придется признаться, что она украла чужую вещь. Да и кто станет заниматься таким пустяком, если вокруг столько нераскрытых настоящих преступлений?

За окном уже давно белел заостренный молодой месяц, а Марта все не могла сомкнуть глаз. Словно кинопленку прокручивала весь день, начиная с того момента, как открыла дверь магазина.

Интересно, как мобилка оказалась в новом платье? Видимо, женщина была взволнованна, раздражена, утратила бдительность. Но тогда зачем в таком состоянии заходить в магазин? Хотя здесь все вроде понятно: решила начать новую жизнь с покупки. Нелогично, но очень по-женски. Ведь Марта сама в первые дни разлуки с Андреем поступала так же: пошла сначала в парикмахерскую, сделала короткую стрижку, а потом решительно потратила чуть ли не все деньги на супермодный брючный костюм. Он до сих пор висит в шкафу, ненужный. Андрей так и не увидел, как он ей идет! Но ведь Андрей, хоть и разозлился из-за ее решения расстаться, но не угрожал, не говорил таких ужасных вещей!

По спине пробежали мурашки. «…Мать в Лесном получит твою голову…», «…будешь собираться на похороны своей матери…»

Разве так можно? Марта почувствовала острую жалость к незнакомой женщине. Наверное, она совсем молодая, возможно, ее ровесница. Судя по такой дорогой мобилке и по тому, что посещала бутики, – была при деньгах, а учитывая размер платья, которое примеряла, – была хрупкая, стройная, высокая. Обидно… Вляпалась девочка в историю. И, наверное, некому утешить, помочь. Мать, как говорил голос, живет в Лесном. Глухомань…

Видимо, девушка оттуда сбежала ради «красивой» жизни. Мало ли таких в городе? Он поглощает провинциалок, как Молох, и, как безжалостная мельница, перемалывает, пережевывает и выплевывает на окружную дорогу, где днем и ночью толкутся проститутки… Недавно, вспомнила Марта, поймали двух братьев-бандюг, которые убивали на этой дороге девушек, и не только проституток.

От этой мысли Марту прошибает ледяной пот. А вдруг все эти угрозы действительно не шутка? Женщина спасается от какого-то криминала? Может, она уже далеко и не знает, какая угроза нависла над ее матерью.

Марта даже подпрыгнула на кровати: решение принято! Завтра она поедет в Лесное! Это не так уж и далеко, к тому же у нее отпуск – время есть. Село небольшое, в нем должны знать, у кого дочь уехала в город и, судя по всему, хорошо устроилась, – люди все знают.

«Поеду, – решила Марта, – поговорю с той женщиной, как-то аккуратно расспрошу, узнаю, где ее дочь, с кем? Может, ничего страшного и нет – так, бытовой семейный конфликт… В конце концов, моя совесть будет чиста…»

* * *

Утром все показалось другим, не таким ужасным. Заваривая кофе, Марта даже задумалась, стоит ли ехать в какое-то село в такой жаркий день.

Чужие проблемы отошли на второй план. В конце концов, в мире каждую минуту совершается преступление. Одним больше, одним меньше…

Глоток горячего кофе обжег нёбо и будто повернул мысли в другую сторону. Еще совсем недавно она не проходила мимо любой несправедливости. Теперь душа окаменела, научилась «держать удар», больше не отзывается ни на что. Даже нищие, которые ходят по вагонам метро или сидят в переходах, вызывают только легкое сочувствие. Она проходит мимо, стыдливо придерживая сумку, в которой лежит кошелек, но никогда не достает его – спешит, как все.

Недавно, перебегая из автобуса в метро, услышала тоненький голос: «Купите спички, пожалуйста…», и уже пробежала, фиксируя взглядом маленькую старушку, которая держала в руках несколько коробков со спичками. Кому они сейчас нужны? Промчалась мимо. Оглянулась, похлопала себя по карманам и… побежала дальше. А потом весь день упрекала себя, мысленно возвращалась туда, к тому тоненькому детскому голоску…

Нет, все-таки надо поехать. Хотя бы для того, чтобы доказать себе, что еще способна на сочувствие.

Марта быстро уложила в сумку самое необходимое (на всякий случай захватила и купальник – вдруг в селе есть река) и отправилась на автовокзал.

Уже в десять утра жара была такая, что каблуки вязли в раскаленном асфальте. За билетами в Лесное в кассе стояли только две женщины, автобус отправлялся через десять минут.

Марта нашла платформу и ужаснулась: как она выдержит два часа езды в этой тарантайке? Такие автобусы, конечно, ходят только в заброшенные села – пыльные, узкие, с порезанными сиденьями и множеством грубых надписей на спинках кресел. Но Марта своих решений не меняла: ехать – значит ехать!

По пути в автобус подсели две-три женщины. Марта устроилась на заднем сиденье и смотрела в окно. Женщины громко разговаривали, перекрикивались с мужчинами, автобус тарахтел и прыгал, как игрушечный, дорога желтой пылью клубилась под колесами.

Марта невольно вспомнила, какой была дорога в Черногорию в позапрошлом году, куда они с Андреем ездили отдыхать. Какие удивительные страны есть на белом свете и какие дороги! Автобус, как лайнер, шел по «ужвице» – так называлось шоссе, которое вьется вокруг гор, как лента серпантина.

Марта никогда не забудет эту дорогу… Запах горного леса можно сравнить разве что с запахом моря. Волны соснового воздуха периодически захлестывали окна, возбуждали, как наркотик. И в этих горах, посреди плотной стены сине-зеленых сосен, как грибы, торчали аккуратные домики с красными крышами. Они расположились на возвышенностях и в долинах на большом расстоянии один от другого. Марте хотелось остановиться именно здесь, пожить хотя бы неделю среди этих гор, в этом величественном покое и зеленом разнообразии. Какая это была бы сказка! Днем наслаждаться воздухом, посещать монастыри и часовни, которые каким-то чудом были высечены в скалах, органично вписываясь в горные пейзажи, будто и не были творением рук человеческих. Вечером выходить на трассу в кафе – аккуратные, с современным дизайном и хорошей кухней, где хозяева радуются каждому посетителю.

Пить кофе или пиво и глазеть вокруг – такая красота никогда не надоест! Жить так день за днем и не чувствовать усталости от однообразия, ведь в горах его не бывает…

…Марта не заметила, как осталась в салоне одна. Люди постепенно выходили на остановках в своих селах, никто, кроме нее, не ехал до конечной, до Лесного. Водитель время от времени поглядывал на одинокую пассажирку, поблескивая металлическими зубами, и Марта чувствовала себя неуютно.

– Вам в Лесном где остановить? – наконец крикнул ей водитель.

А действительно – где? К кому она, собственно, едет?

– У продмага, – попросила Марта.

Слово «продмаг» вырвалось случайно – что-то из забытого детства. Но идея правильная: вместо того чтобы расспрашивать по дворам о некой девушке, которая уехала работать или учиться в город и не вернулась, лучше посетить магазин и завести разговор с продавщицей – беспроигрышный вариант!

Автобус въехал в село. Примерно так Марта его себе и представляла: горбатые крылечки, небольшие скособоченные домишки, на площади перед разваленным почтовым отделением – облупленный памятник какому-то вождю. Когда-то выкрашенный «серебрянкой», он напоминает полуистлевшее тело – наверное, жуткое зрелище ночью. И – ни одного человека на улице.

Водитель остановил возле магазина. Марта вышла, огляделась. Над зданием, похожим больше на тюрьму – окна с решетками, металлические двери, покрытые ржавчиной, – две надписи, сделанные, видимо, местным художником: «Маркет», а ниже, в кавычках, было добавлено: «Продмаг».

К счастью, двери магазина были открыты.

Марта отодвинула желтые занавески из марли и вошла внутрь. Женщина, сидевшая за прилавком, листала «покетбук» с огромным розовым сердцем на обложке и жевала огурец. Увидев Марту, она бросила огурец под стол, поправила белую полотняную наколку, торчащую в копне волос, и с интересом посмотрела на приезжую.

Марта поздоровалась.

– Вы откуда и к кому? – приветливо, но с напором спросила женщина, и Марта поняла, что поступила правильно: попала в самый центр распространения информации.

– Проездом… – коротко объяснила она и обвела взглядом прилавки: рыбные консервы, банки с мутным соком, леденцы «Монпансье» в круглой жестянке… Словно машина времени отбросила ее на десять или больше лет назад.

«Монпансье» – это воспоминание о детстве, когда, детишками, они во дворе соревновались, кто больше затолкает в рот этих разноцветных леденцов.

Марта купила круглую коробочку, потрясла ею над ухом – конфеты не тарахтели. Наверное, давно уже превратились в плотный конгломерат, который надо разбивать молотком.

– Вы из города? – снова обратилась к ней продавщица.

Ей хотелось поговорить, а еще больше – узнать, к кому приехала эта красивая молодая женщина.

– Да, – ответила Марта и решила начать игру.

– Вот приехала и не знаю, что делать… – жалобно произнесла она, – придется обратиться к вам за помощью.

В глазах продавщицы засветилась радость, она оперлась грудью на прилавок и вытянула шею:

– Слушаю вас.

– Я разыскиваю одну молодую девушку, жительницу вашего села, – начала Марта, – а проблема заключается в том, что лично я ее не знаю…

– У нас здесь давно нет молодых, все разбежались. Что им тут делать? В клубе уже четвертый месяц идет «Зита и Гита», – сказала продавщица. – А вы, случайно, не из милиции?

– Я работаю в прокуратуре, – неожиданно для себя соврала Марта.

Сообщение, что к ним пришла работница прокуратуры из города, произвело на продавщицу большое впечатление.

– Чем я могу вам помочь? – любезно спросила она.

– Возможно, вы вспомните, у кого из местных есть дочь, которая примерно два-три года назад уехала в город…

– Ой, у нас таких – полсела!

– Кроме того, – продолжала Марта, – она хорошенькая, достаточно высокая…

– Ленка! – радостно перебила женщина. – Точно – Завалишчина Ленка!

– …стройная, – продолжала Марта.

– Нет, не Ленка, – засомневалась женщина, – та при теле…

– А еще эта молодая женщина, скорее всего, неплохо устроилась в городе – учится или работает…

– Они все учиться едут, – буркнула продавщица, – а потом оказывается – сопли богачам подтирают…

– …у нее есть муж или жених…

– Все они так говорят…

Женщина нахмурилась и принялась елозить тряпкой по прилавку.

– Так это же Валькина Зойка! – неожиданно над самым ухом прокричал другой женский голос.

Ни Марта, ни продавщица не заметили, как в магазин вошла еще одна покупательница и даже успела набрать в корзину шесть буханок хлеба, а теперь с интересом прислушивалась к разговору.

– Точно Зойка! – продолжала женщина. – Поехала в прошлом году поступать в институт. А весной привезла Вальке михроволновку, кофту новую – индийскую… За что, интересно, студенткам такие деньги платят?

– Ну, Зойка… – согласилась продавщица. – Она и красивая, и стройная. Да говорила Валька, что жених у нее богатый…

– Да… – поджала губы женщина с буханками. – Встречалась с нашим Серегой. Это, кстати, он и помог ей в городе устроиться. А счас нашла другого, богатого… Вот дуры бабы, я когда-то в свое время…

– А кто такой Серега? – прервала ее Марта, чувствуя, что наткнулась на то, что искала.

– Это наш парень. Бегал за той Зойкой еще со школы. Потом перебрался в город. А что? Руки у него золотые… Работает где-то на хвирме, которая окна эти модные – «стеклопакеты» – устанавливает. Вот она и поехала якобы к нему…

– А Валька говорила, что на экзамены поехала! – вставила продавщица.

– Это она тебе так говорила… Короче, это точно Зойка. У нас другие не привозят таких подарков. Только за картошкой и вареньем приезжают! А Зойка матери всегда что-то припирала – то чайник электрический, то краску для волос. Внимательная девка.

– Да брось ты! Вот моя Майка, может, и не такая разукрашенная, да хоть замужем, – надулась продавщица, – а об этой неизвестно, чем она там, в городе, занимается…

– А не подскажете мне еще вот что: фамилию этого Сергея и где он работает? – Марта даже возгордилась своими розыскными способностями. Если удастся узнать что-то о парне, можно было бы найти его в городе и выяснить, не от него ли скрывается хозяйка мобильного телефона.

Женщины охотно сообщили все, что знали. По крайней мере, фамилию. А потом, поспорив немного, вспомнили и название фирмы, которой неоднократно хвастались перед односельчанами родители Сергея.

– Он и им такие окна поставил! И председателю сельсовета!

– Не председателю, а директору школы!

– А я тебе говорю – председателю!

Они принялись живо обсуждать соседей, а Марта, разузнав, где живет мать девушки, быстро вышла из магазина.

* * *

Валентина Николаевна, к которой женщины направили Марту, жила в небольшом опрятном домишке недалеко от руин сельской библиотеки.

Марта сразу заметила во дворе невысокую худенькую женщину, которая, став на цыпочки, подкрашивала раму белой краской.

– Можно к вам? – крикнула Марта через забор, опасаясь, что на нее бросится собака.

Но никакой живности во дворе не наблюдалось. Только на огороде копошилось несколько кур.

Женщина обернулась. Приятное узкое лицо, большие светлые глаза… Она приветливо улыбнулась и поспешила открыть перекошенные металлические ворота.

– Пожалуйста, – сказала она и, опережая вопрос, внимательно посмотрела на Марту, – вы от Зои?

– Нет. Но, собственно, я бы хотела поговорить именно о ней, – ответила Марта, заметив, как напряглось лицо Валентины Николаевны. Женщина сняла старый фартук, вытерла им руки и пригласила Марту сесть к столику под развесистой старой вишней.

– Отдохните с дороги, – сказала она. – Сейчас принесу вам сок. У меня замечательный свой сок.

Деревянная столешница была усеяна черными переспевшими ягодами, сад был наполнен щебетом птиц, шелестом листвы, порой это живое дыхание сада прерывалось звуком падающего спелого плода с какого-то дерева, и на мгновение наступала тишина. Солнечные лучики торчали в кронах деревьев, как соломинки, спускались к земле и вырисовывали на ней золотую сеть. Сладкий воздух можно было попробовать на вкус, высунув язык. Марта улыбнулась.

От чего ОНИ бегут в города, подумала она, почему ИМ не сидится в таком саду? Почему дают погибнуть библиотекам и клубам, куда ходили в юности, почему не рожают детей здесь – среди покоя и тишины. Едут кормиться иллюзиями…

Валентина Николаевна принесла банку красного сока.

Пока Марта наслаждалась прохладным напитком, женщина молчала, будто боялась услышать что-то плохое. Наконец она решилась.

– От Зои давно нет никаких вестей. Она всегда звонила мне раз в неделю… – сказала Валентина Николаевна и вопросительно взглянула на Марту.

– Вы не волнуйтесь… – пробормотала Марта, размышляя, о чем говорить дальше…

– А зачем вы ко мне? – прямо спросила женщина. – Я вас слушаю.

Марта растерялась лишь на мгновение, а потом заговорила как можно спокойнее:

– Скажу вам откровенно – я не очень хорошо знаю вашу дочь… Я здесь проездом, а заехать к вам меня попросила одна ее знакомая. Зоя ей необходима по какому-то делу – вот она и думала, что она дома, у вас… Или вы знаете, где она может быть…

Марта чувствовала, что ее жалкая болтовня как-то не клеится, но решила не волновать женщину и поэтому на ходу сочиняла более-менее реалистичную историю.

– Так я и знала! – всплеснула руками женщина. – Чувствовала, что сглазят! Ведь так все хорошо складывалось, даже не верилось.

Женщина взволнованно покачала головой, механическим жестом сбросила спелые раздавленные вишни со стола, заговорила, нервно жестикулируя:

– В прошлом году поступила в университет – она у меня отличница. Говорила, что встречается с нашим Сережей, он ей помогает. Вроде уже и о свадьбе речь шла. А три месяца назад приехала такая счастливая, говорит: «Мама, ты только не волнуйся и не осуждай – я выхожу замуж. Только не за Сергея!» Мол, встретила такого мужчину, каких уже и нет на свете: умный, ласковый, имеет свой бизнес, любит ее так, что никого, кроме нее, не видит. Привезла тогда такие подарки, каких у меня сроду не было. И сама была такая красивая – одежда на ней, как в журналах. Показывала, какое кольцо он ей купил, – чудо! А еще подарил такой замечательный аппаратик – мобильный телефончик, хорошенький, как игрушка. Она все при мне ему названивала. И, знаете, так они хорошо говорили, как ангелочки. Я такого никогда не слышала. Мы с мужем, царство ему небесное, за всю жизнь таких слов друг другу не сказали… Мне тогда так уютно стало, спокойно. Она у меня одна! Девочка умная, хозяйственная, добрая. Почему бы ее не любить? А потом как уехала, так ни слуху ни духу. Я звонила ей в общежитие, соседки говорят, что переехала жить к жениху. Но почему мне ничего не сказала? А как же свадьба? Вот теперь жду, что отзовется. Думала, что вы от нее… А вы вот что говорите… Может, не сложилось. Почему же матери не сказать?..

– Возможно, все не так уж и плохо, – начала выкручиваться Марта, с ужасом вспоминая телефонные угрозы. – Возможно, у ее жениха какие-то финансовые неприятности, поэтому и свадьба отложилась. А возможно, ваши молодые сейчас вынуждены скрываться…

Это было уже слишком, но Марта просто не знала, как перейти к делу, с которым она сюда приехала.

– О господи! – всплеснула руками Валентина Николаевна. – Я всегда знала: большие деньги – большие хлопоты! Что же теперь делать? Почему же они ко мне не приехали?

– В том-то и дело! – обрадовалась такому повороту Марта. – К вам нельзя, ведь кредиторы легко бы вычислили, где они. Зоя, наверное, беспокоится о вашей безопасности. Словом, если бы вы могли тоже уехать куда-нибудь на неделю-другую. Пока все не образуется.

Марта не знала, почему не сказала женщине о телефоне, об угрозах и о себе – все, как есть. Ей казалось, что история о бизнесмене, на которого охотятся кредиторы или конкуренты, покажется ей более понятной и не такой жуткой. Хотя тоже приятного мало.

– Значит, вам надо быть осторожной. Ради Зои, – добавила она.

– Правду говоришь, детка? – пристально посмотрела ей в глаза хозяйка.

Марте пришлось приложить немало усилий, чтобы выдержать этот тревожный, изучающий взгляд.

– Валентина Николаевна, вы здесь живете на природе и даже не догадываетесь, что делается в городе! Я бы к вам просто так не приехала – но подруга Зои очень просила! А я думаю, что вы скоро получите от дочери сообщение. Даже если вы не верите, все равно попробуйте уехать куда-то на пару недель. Вам, кстати, есть к кому податься?

– Собиралась к сестре. Правда, позже… – сухо ответила женщина.

– Вот видите, как хорошо. Поезжайте сейчас. Больше ничего от вас не нужно. А когда вернетесь – все выяснится. Зоя отзовется. Я обещаю!

– Даже не знаю… – засомневалась женщина. – Это так неожиданно… И как вам верить?.. Хоть бы открыточка у вас была от дочери. А так…

– А я вам вот что могу показать. – Марта достала из сумочки фиолетовый мобильник. – Узнаете? Это мне та подруга дала – Зоя ей подарила на день рождения.

Марте казалось, что она, как в детстве, играет «в шпионов». Но цель была достигнута: знакомая вещь повлияла на женщину, как стеклянные бусы на туземцев острова Пасхи.

– Видно, придется ехать, – сказала она. – Не знаю, что там Зойка надумала, но я ей не враг. Да и сестру давно не видела.

– Вот и хорошо, – вздохнула с облегчением Марта. – Так будет спокойнее. И жених Зои вам будет очень благодарен. А это очень важно для их будущей жизни.

Такой аргумент также прозвучал убедительно.

* * *

Марта возвращалась в город довольная.

Прежде всего тем, что смогла провести беседу хитро, как настоящий сыщик. Даже узнала, где искать этого Сергея.

Но ее не покидало удивление от того, как легко ввести людей в заблуждение. Ведь, анализируя свою спонтанную беседу с незнакомой женщиной, она понимала, что все ее доводы были шиты белыми нитками. А та повелась на какой-то телефончик, которых могло быть в городе миллион, на невнятную историю с мифической подружкой, имя которой взволнованная женщина даже не спросила, как не спросила ни ее, Марты, имени, ни ее документов. Достаточно Марте было сказать, что она из города, и это решило дело.

Пока Марта тряслась в обратном направлении в том же полуразваленном автобусе, она все время думала о том, как доверчивы те, кого называют «простыми людьми». И не только здесь, в селе. И чем больше думала, тем более неприятным казалось ей это определение. Она даже сама удивлялась, как далеко могут увести мысли ее – «простого человека», каким Марта считала и себя, и членов своей семьи, и большинство людей из своего окружения до сегодняшнего дня. Точнее, до дня находки этого проклятого телефончика. Руками таких вот «простых людей» делаются почти все ошибочные вещи на этой земле, с тех пор, как какая-то «святая простота» подбросила хворост в костер Джордано Бруно. В этом жесте не было ни злобы, ни неприязни, ни других мотивов – просто плохо горело. И это был непорядок. А «простые люди» не могут видеть непорядка, потому что привыкли жить по правилам, как положено, «как все». Опять всплыло это отвратительное определение – «как все»!

Марта вздрогнула.

Эти «простые люди» всегда верят, когда им обещают дешевую колбасу, рабочие места, квартиры – весь этот «бесплатный сыр»… За сто гривен в час они участвуют в митингах, за двести – могут убить, предать, соврать. И иметь это прекрасное оправдание, которое Марта неоднократно слышала, просматривая криминальные передачи: «Мы – люди простые…» И это означало, что решения за них принимают другие.

Но на самом деле, думала Марта, простых людей не бывает! Каждый имеет свою историю, свою боль, свой путь. И одинаковых судеб не бывает – потому и не существует этой общей, дистиллированной простоты, которая, как утверждает пословица, – «хуже воровства». Ей казалось отвратительным, что люди так легко могут попадаться на крючки, развешанные теми, кто считает себя «непростыми», – теми, кто прекрасно разбирается в человеческой психологии, в этой теории «бесплатного сыра».

Тот же водитель снова сверкал ей всеми золотыми зубами, подмигивал и бросал взгляд на ее декольте. Тоже «простой человек»: есть, пить, размножаться…

Бр-р-р… Марта не понимала, от чего возникло это омерзение. То ли действовала жара, дорога, вид полуразрушенного села то ли… событие с кражей телефона, голос из которого не шел из ее головы.

Сомнения снова начали мучить Марту: зачем ей вся эта история? Стоит ли раскручивать ее дальше? Ей было жаль девушку. Где она сейчас? Что это за история с женихами – первым и вторым? Кто из них звонит?..

Марте хотелось получить ответы на эти вопросы.

Она приехала домой под вечер и решила на следующее же утро начать поиски Сергея. Наверняка он должен что-то знать о своей бывшей подруге.

В холодильнике, кроме молока, ничего не было. Марта налила полный стакан, открыла банку с вареньем, нашла кусок булки. Ела в тишине – даже, как всегда, не включила телевизор, видела себя как бы со стороны: какая она трогательная. Сидит себе в одиночестве, жует булку с вареньем, как в детстве, запивает холодным молоком… Молодая, красивая и такая… несчастная. Возможно, так же где-то сидит и эта Зоя, не ведая, что где-то в большом мире о ней думает другая девушка, немного похожая на нее, если им понравилось одно и то же платье…

Марта расчувствовалась.

В последнее время она вообще стала «тонкослезой»… Собственно, ее и раньше часто захлестывала огромная жалость ко всем. Точнее – эмоции, которые раскачивали ее изнутри, как волны океана, от отвращения до жалости.

Она не могла спокойно смотреть на бабушек, которые сидят на лавочках под ее подъездом, в одинаковых беленьких платочках, с одинаковыми палочками в руках. Они выходили вечером и смотрели на мир своими светлыми, почти детскими глазами.

Они чувствовали себя инопланетянками. Жизнь стала непонятной, чужой, враждебной, равнодушной к их воспоминаниям.

Молодые женщины, которые проходили мимо них с тяжелыми сумками, тоже казались Марте инопланетянками: живут себе в своих скафандрах без единого свежего глотка: работа – дом. Лица всегда сосредоточены, будто решают судьбы мира, а на самом деле – только что приготовить на ужин…

Марта тоже была из их числа: сидит, не включая света, на своей кухне, пьет молоко с вареньем, и никто не погладит ее по голове. Все думают, что она умная, взрослая, самостоятельная и вовсе не нуждается в этом теплом, трогательном жесте…

Надо все же непременно разыскать Зою. Возможно, ей сейчас хуже, чем ей, Марте. Объяснить, что жизнь не заканчивается с окончанием отношений, какими бы они ни были, и если кто-то может говорить любимой женщине такие грубые слова, – не надо бояться. И не стоит бежать. Тот, кто убегает, понимает, что его догонят. Это же элементарно! Посмотрите любой фильм ужасов: там жертвы всегда бегут – на экране это выглядит жутко: мчатся по лесу, натыкаясь на деревья, дрожат от страха, прислушиваясь к шагам за спиной. И все заканчивается кровавой драмой. Но это – в кино. Марта всегда представляла, как жертва останавливается, поворачивается лицом к нападающему и… сама начинает наступление. Неплохой приемчик, а главное – неожиданный. А момент неожиданности всегда дает шанс спастись. Или, по крайней мере, погибнуть достойно.

Итак, будем наступать, решила Марта…

…Утром она позвонила в фирму «Комфорт». Ей повезло с первого раза! Оказалось, что Сергей действительно работает здесь, что он на месте и может подойти к телефону.

– Слушаю вас, – услышала Марта в трубке и напряглась, чтобы вспомнить, не этот ли голос она слышала по мобильнику…

Что же дальше? Она решила не говорить много, просто представилась подругой Зои и предложила встретиться после рабочего дня в кафе возле центральной площади.

– Зачем? – с подозрением спросил он.

– Я давно ее не видела и волнуюсь… – стала объяснять Марта.

– Я тоже давно не видел. И… не волнуюсь, – достаточно жестко сказал Сергей.

– Вы мне отказываете? – решила пококетничать Марта.

В трубке повисла пауза.

– Хорошо, – наконец согласился парень, – буду ровно в семь. Как мне вас узнать?

– Я буду в красном, – обрадовалась Марта, – а на столик положу иллюстрированный журнал.

* * *

Вечером, за несколько минут до назначенного времени, Марта сидела за столиком кафе «Старый город».

Она пила кофе и наблюдала за всеми, кто входил в заведение. Настроение у нее было хорошее. Она думала о том, что происшествие с мобилкой каким-то образом вернуло ее к жизни, придало смысл этим долгим и жарким летним вечерам и даже развлекло.

Если бы не эта находка, сидела бы она сейчас в четырех стенах, ворошила воспоминания. А если бы и решилась сама посидеть в ресторанчике, то чувствовала бы большой дискомфорт. А так у нее появилась хоть какая-то цель.

Интересно, как выглядит этот Сергей? Если уж взялась играть в «Пинкертона», попробую угадать, решила она. С открытой площадки кафе ей было видно людей, которые проходили мимо ограды, – кто из них зайдет в увитую искусственной зеленью калитку?

Вот идет молодой человек с папкой в руке – в такую жару ему не мешает темный пиджак и галстук. Прошел мимо. Не он.

Вот юноша в джинсах быстро направляется в сторону кафе, смотрит на часы. Нет, на углу подхватил девушку, которая что-то говорит ему с недовольным видом. Видимо, опоздал на свидание.

А вот другой типчик, уже теплее: и на озабоченного «делового человека» не похож, и нет в нем юношеской неуверенности – идет медленно, с чувством собственного достоинства. Но тоже проходит мимо.

Марта посмотрела на часы – пять минут восьмого…

Возможно, она тратит время зря? Сидит, как паучиха, оценивает мужчин. И ловит себя на мысли, что… выбирает. Да, да, дорогая! И нечего стыдливо прятаться от самой себя – где-то на уровне подсознания крутится и эта мысль: неужели ей никогда не встретится тот, в кого можно безумно влюбиться?

Но не в ресторане же его выбирать!

Марта еще раз взглянула на часы и стала озираться – нет ли здесь другого выхода. Наткнулась на внимательный взгляд мужчины, который сидел в дальнем углу и потягивал пиво из высокого бокала. Невольно поправила волосы…

На вид ему было лет двадцать семь – тридцать, черноволосый, с удивительным разрезом глаз – внешними уголками вниз. Это придавало его лицу особый шарм и какую-то детскую трогательность. Красивые глаза. «Египетские»…

По крайней мере, если ее встреча не состоится, подумала Марта, этот осмелится подойти, ведь, судя по его взгляду, понятно, что человек наблюдает за ней давно. Марта снова нервно посмотрела на часы: да пусть и не приходит!

Между тем мужчина с «египетскими» глазами допил пиво и решительно направился к ее столику.

– Можно? – спросил он, указывая глазами (ох!) на свободный стул.

Марта пожала плечами:

– Вообще-то, у меня здесь встреча…

Вот всегда так бывает: то нет ни одного, а то начинают поступать целыми пачками, и не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Мужчина улыбнулся, сел напротив.

– У вас встреча со мной, – сказал он, – я Сергей!

– Почему же вы сразу не подошли?

– Я вас изучал…

– Вот как? И каковы результаты?

– Для вас неутешительны: я вас не знаю.

– А вы что, знали всех Зоиных знакомых?

– У нее их было немного, не успела завести…

– Но завести другого все же смогла…

– Какие у вас ко мне дела? Что вы хотели узнать? – нахмурился он.

Разговор складывался не так, как того хотела Марта. Она решила ничего не придумывать, а рассказать все, как было, начиная с того момента, как решила примерить платье…

Он, кажется, не очень удивился.

– Откровенно говоря, я хотел бы забыть о своем фиаско: какому мужчине приятно вспоминать о таких вещах? О Зое ничего не могу сказать – я не знаю, где она. И, кстати, знать не хочу! Думаю, надо просто найти этого шутника и надавать ему по морде!

– А кто же это сделает? Я? Я не училась на курсах карате… – улыбнулась Марта. – И вообще, вы меня удивляете. Ваша знакомая девушка попала в какую-то неприятную ситуацию. А у вас нет никакого желания помочь… Что за мужчины пошли? А если на нее действительно охотятся? Вам все равно?

– Не драматизируйте. – Он достал сигарету и закурил. – Она свой выбор сделала. И искать ее мне совсем не хочется. Сама найдется. А вот что касается этого сумасшедшего… Им я бы, возможно, и занялся. Так, для укрепления мышц…

– Вы согласны мне помочь?

Он внимательно посмотрел на нее:

– Можно узнать – зачем это вам?

Марта задумалась. Как объяснить, что она вместо того, чтобы радоваться находке и пользоваться этим чудом техники, начала любительское расследование?

– Сама не знаю, – честно призналась она. – Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что этот человек не шутит. Здесь что-то серьезное. Но даже если это обычный бытовой конфликт, мне тоже не все равно. За свою жизнь я много раз сталкивалась с такой вещью, как домашнее насилие. Во-первых, наблюдала за соседями, знакомыми, во-вторых, когда участвовала в семинаре по этой теме. А вообще, я ненавижу несправедливость! Я бы могла просто помочь Зое, если она боится. Помочь преодолеть страх.

– Искать все же надо не ее, – повторил Сергей, – а его! Его вычислить легче, если он предприниматель.

– А что вы о нем знаете?

– Совсем мало.

– А именно?

Он рассмеялся:

– Вы какая-то волшебница – я уже невольно начинаю помогать. Хотя, откровенно говоря, игра «в сыщиков» не для меня.

– И все же? – поторопила она. – Расскажите!

– Был ясный солнечный день… – Он затянулся сигаретой, картинно выпустил струйку дыма, но тут же стер улыбку и заговорил коротко и жестко: – Мы встречались. Встречались давно, еще там, в Лесном. Она ждала меня из армии. В город я приехал, чтобы начать новую жизнь – вместе. Она поступила здесь в университет, поселилась в общежитии. Хотя я, кретин, надеялся, что будем жить на квартире, которую я снимал. Но она осталась в общежитии. Видимо, у нее были свои планы… Понимаете, город делает из девушек, которые никогда не видели эскалатора, бешеных охотниц за синей птицей. Так вот… День был действительно солнечным и ясным, когда она сказала: «Прощай, дорогой, я полюбила другого!»

Он поморщился, будто его неожиданно прихватила зубная боль.

– Вы его видели? Она что-то рассказывала?

– Нет. Она из всего сделала большую тайну. Сказала, что познакомилась с ним случайно… Он пригласил в кафе. И девочка растаяла. Будто я никогда не водил ее в кафе! О нем сказала лишь, что это – «настоящий мужчина».

Сергей снова усмехнулся:

– Эта «настоящесть» заключалась в том, что у него есть собственный бизнес, у него есть машина и он ежедневно осыпает ее цветами. Это – все. Как вам такой портрет «настоящего мужчины»?

– В принципе, вдохновляет… – улыбнулась Марта. – И это все, что вы о нем знаете?

– Мне не интересно знать о нем… – с вызовом ответил он.

– Но вы согласны мне помочь?

Он внимательно посмотрел на нее.

– Я подумаю…

– Я оставлю вам свой телефон, – сказала Марта. – Если что-то вспомните – позвоните. Возможно, Зоя рассказывала что-то еще. Какой марки машина? Куда чаще всего они ходили? Где собирались жить?

– Ну, это уже слишком! Думаете, я мазохист, чтобы выслушивать такие откровенности от женщины, которая меня бросила?

– И все же подумайте. Эти звонки не идут у меня из головы, – сказала Марта. – Было в них что-то… опасное, не похожее на шутку.

– Хорошо. А теперь позвольте, я закажу нам по бокалу вина. И поговорим о чем-нибудь более приятном…

Они просидели в кафе до вечера. И по просьбе Сергея больше не говорили о его несчастной любви.

Потом он проводил Марту к метро и пообещал перезвонить.

 

Три года тому назад

…Девушка стояла на перекрестке. Нет, она не собиралась переходить улицу – она просто стояла и смотрела на поток машин. Решала, что делать.

Можно просто погулять по городу, купить мороженое, сесть где-нибудь на скамейке и наблюдать за прохожими. Можно пойти в кино. Но как же дорого стоят сейчас билеты!

Все же лучше прогуляться, посмотреть на витрины. Они такие красивые в центре города! Можно представить, что когда-нибудь она сможет зайти в магазин, о котором мечтает, и купить все, что захочет. А сейчас она в состоянии приобрести разве что одну пуговицу с платья от Кардена, надетого на манекен за тонированными стеклами…

Неужели существуют женщины, которые могут прийти сюда и приобрести такое платье? Интересно было бы посмотреть на них вблизи, а не только по телевизору. Какая у них жизнь? И почему ей, студентке факультета «невест» – филологического, – не «светит» запросто зайти сюда сейчас? И, если быть откровенной, «не засветит» никогда, даже если она будет пахать как вол.

Девушка увидела свое отражение в витрине и вдруг подумала, что она не хуже клиенток чудесного бутика. А возможно, даже намного лучше, а то, что умнее, – так это уж точно! Отличница, имеет «красный» диплом, может говорить на английском. А какой результат? Перспектива? Работа в школе?

Она стояла перед витриной и завидовала манекенам. Ей казалось, что изящные женщины из папье-маше улыбаются ей, подмигивают своими красивыми нарисованными глазами: мол, еще пару часов до вечера, и мы выпорхнем отсюда и будем всю ночь танцевать, а что ожидает тебя? Посиделки в общежитии, конспекты и сложные подсчеты, на что израсходовать сорок гривен, оставшиеся от повышенной стипендии?..

Девушка не заметила, как прозрачные двери магазина распахнулись, из них вышла женщина и остановилась за ее спиной:

– Нравится?

Девушка вздрогнула от неожиданности и посмотрела на незнакомку.

Это была женщина, о которых говорят – «без возраста»: выглядела на тридцать, хотя, по всей видимости, была старше. Безупречная фигура, затянутая в ослепительно-белый брючный костюм, ботинки на высоченных каблуках, густой аромат духов, модная прическа, чуть заметный макияж. Словом, женщина с рекламного проспекта.

Типичная бизнес-леди, от которой прямо-таки веет успешностью.

– Да, – коротко ответила девушка и сделала несколько шагов, чтобы уйти. Но женщина остановила ее следующим вопросом:

– Наверное, мечтаешь о таких вещах?

«Чего она ко мне цепляется?» – подумала девушка, но пришлось отвечать:

– У меня другие мечты. Это я так… Задумалась о своем…

Женщина рассмеялась. И этот смех не был пренебрежительным – скорее ласковым, растроганным.

– Не хитри, малышка! Я прекрасно понимаю, как тебе хочется хотя бы примерить платье. Сама была такой. Тем более, что у тебя вполне модельная внешность. – Женщина осторожным жестом отбросила прядь волос с плеча девушки. – А у меня – хорошее настроение! – добавила она. – И мне сегодня хочется побыть для кого-нибудь доброй феей. Кстати, этот бутик принадлежит мне. Если хочешь – разрешаю сделать примерку.

«Бандерша!» – пронеслось в голове у девушки.

Но не успела она как-то отреагировать на это приглашение, как женщина уже снова зазвенела своим мелодичным смехом:

– Я знаю, о чем ты подумала! Мол, вот стоит старая разнаряженная стерва и завлекает бедненьких девочек в ловушку! Не красней! Я бы сама подумала так же. Таково наше время – во всем ищем подвох… А все гораздо проще: эта стерва бальзаковского возраста хочет сегодня побыть доброй феей. Такой день… – добавила она печально. – День воспоминаний… Когда-то я тоже рассматривала витрины, правда, тогда они не были такими привлекательными, и мечтала, что когда-нибудь обязательно куплю дорогое платье. Назло всем! А главное – себе, той, какой была тогда – закомплексованным гадким утенком. И знаешь, что я сделала? Зашла в магазин и перемеряла все, что там было! А знаешь, что дальше? Через год я уже покупала себе одежду по каталогу «Отто»! Ведь есть такой неписаный закон: хочешь завтра иметь машину – сегодня купи ролики! Другими словами: мечты сбываются, если ты хоть что-нибудь для этого делаешь. В данном случае дорогое платье – символ твоего будущего успеха. А успех надо моделировать заранее.

Девушка как зачарованная слушала эти слова. Мать никогда не говорила ей подобных вещей. Наоборот, дома – далеко от столицы – ее учили быть экономной и не пытаться прыгать выше головы, не отличаться от других и усердно работать, ведь труд «облагораживает человека» (мать) и «сделал из обезьяны человека» (отец).

Вот если бы у нее была такая подруга – мудрая, взрослая! Так уже надоели девчачьи разговоры о том, где дешевле купить косметику, куда податься вечером, и бесконечная болтовня об удачном замужестве.

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– Алиса…

– О! Тогда тебе прямая дорога в страну чудес! – Женщина рассмеялась и встала на пороге магазина. Дверь тихо открылась. – Прошу!

– Это неудобно, ведь я не собираюсь ничего покупать… – смутилась Алиса.

– Это мне неудобно, детка, – серьезно произнесла женщина. – Неудобно и стыдно оттого, что наши девушки – порядочные и хорошие – сюда не заходят. Только стоят на пороге и смотрят. А если когда-нибудь потом и заходят, то уже совсем другими людьми, ведь ищут не возможность самой заработать на жизнь, а спонсоров, для которых становятся тряпичными куклами… Это печально.

Алиса не заметила, как оказалась в приятной прохладе небольшого бутика.

– Рассматривай, примеряй! – кивнула ей хозяйка (она представилась Еленой Александровной) и села в углу за маленьким стеклянным столиком, на котором были разложены бумаги. – И никогда не думай о людях плохо… Не все в жизни решают деньги. Не буду мешать тебе…

И она углубилась в бумаги.

Алиса с удовольствием вдохнула запах дорогих вещей. Ей показалось, что она сунула нос в коробочку с пудрой – приятный сладкий аромат защекотал ноздри. Алиса даже чихнула, смутилась. Посмотрела на хозяйку, но та сидела с невозмутимым видом.

Что ж, можно воспользоваться ее настроением и примерить платья – деньги за это платить не нужно. К тому же женщина права: успех надо моделировать, пусть даже и таким образом. Алиса почувствовала уверенность: когда-нибудь она обязательно приобретет здесь платье! И не одно. Хорошо, что все так сложилось. А эта женщина такая замечательная, настоящая фея!

Алиса провела рукой по вешалкам, чувствуя, как разноцветные платья отзываются, словно клавиши, и выбрала то, что звучало, как нежное «соль»: серо-розовое, на тонких бретельках, расшитое серым и розовым бисером…

– Я примерю это, – крикнула она Елене Александровне, но та, не отрываясь от бумаг, только кивнула.

«Хорошо, что не висит над душой, не навязывается, – подумала Алиса, – тактичная женщина…»

В примерочной было огромное зеркало, вмонтированное в стену, – чистое, прозрачное, немного тонированное, как и стекло витрины. Это придавало отражению глубину. Алиса быстро сбросила джинсы, футболку, немного постояла, разглядывая серо-розовое облачко, которое держала в руках: как его надевать? Посмотрела на ценник… Ого!

И решительно расстегнула едва заметную молнию на платье. Надела. Постояла с закрытыми глазами. Открыла их…

Елена Александровна знала, что делала! Конечно же Алиса будет теперь работать как вол, лишь бы только купить эту вещь! Алиса смотрела на себя в зеркало и с ужасом понимала, что вещи обладают огромной властью, о которой она никогда даже не догадывалась. Она привыкла покупать себе что-то практичное, чтобы не пачкалось и носилось дольше – так ее научили родители. А теперь она видела, как легонькая – не более ста граммов! – тряпица изменила ее. В зеркале отразилась удивительной красоты женщина. Такая никогда бы не стояла на перекрестке, не зная, что делать! Слезы подступили к глазам. Алиса решительно сняла платье. Но влезать в потертые, старые джинсы ей не хотелось. Вот так бы взять и пойти голой! Если не это платье – тогда ничего не надо! После него джинсы и футболка показались ей грубейшей «ослиной шкурой».

Надо овладеть эмоциями! Алиса быстро переоделась и вышла с платьем в зал.

– Ну как? – оторвалась от работы хозяйка.

– Лучше бы я этого не делала… – вздохнула Алиса. – Но вам огромное спасибо! Человеком себя почувствовала.

– Ничего, – взялась успокаивать ее Елена Александровна. – Когда придешь его покупать – а я уверена, что это случится очень скоро! – сделаю тебе большую скидку… О’кей?

– Вы действительно добрая фея, спасибо.

– А я ведь тебе говорила! Давай я тебя еще кофе угощу – я всех своих клиенток угощаю – и нынешних, и будущих. Оксаночка! – крикнула она молоденькой продавщице, которую Алиса раньше даже не заметила. – Сделай нам, пожалуйста…

Она не успела договорить – в дверь вошел покупатель.

Алиса потом долго вспоминала этот момент, пытаясь восстановить последовательность событий. Но каждый раз воображение изменяло ей и рисовало совсем другие картинки…

А когда она впоследствии рассказывала эту историю подругам по общежитию, ее слова звучали совершенно неправдоподобно.

И девушка умолкала.

И сама себе не верила…

Вот как это выглядело…

…Мужчина зашел в магазин и прищурился, привыкая к темноте. Ведь темнота так же слепит, как и свет, если войти в нее из белого дня.

Он постоял мгновение, привыкая к тусклому освещению магазина.

Потом оглянулся, кто тут есть, и заметил в углу столик, за которым сидела хозяйка и перед которым стояла Алиса, держа в руках платье.

– Я бы хотел приобрести галстук, – обратился он к девушке, приняв ее за продавщицу или менеджера.

Женщины переглянулись, и в глазах Елены Александровны Алиса заметила озорных чертиков, мол, вот тебе, девочка, еще одно приключение: вот тебе розыгрыш, повеселись!

Удивительная женщина! Не зря же говорят, что нынешние сорокалетние дадут фору молоденьким девочкам – скучным, корыстным, закомплексованным, слишком серьезным, неспособным к игре. Но Алиса не такая. И под веселым взглядом новой знакомой девушка смело перебросила платье через плечо и медленно повернулась к незнакомцу, продемонстрировав почти голливудский взгляд:

– Какой хотите? – и указала на круглый кронштейн с галстуками.

Но мужчина, казалось, не услышал вопроса. Он смотрел на Алису, и на его лице с печатью вечной усталости, которая бывает у людей, сосредоточенных на себе и на своих делах, постепенно расцветала улыбка. И лицо разглаживалось. Алисе было странно наблюдать за этим: будто бы внутри разгоралась свеча, смягчая черты лица.

– Итак? – поторопила она.

– Простите? – Он все не мог оторвать от нее глаз.

– Вы сказали, что хотели приобрести галстук, – напомнила она, чувствуя за своей спиной надежный тыл в виде «феи» – Елены Александровны. – Какой вам показать?

– Этот… – Он ткнул пальцем в первый попавшийся, даже не поворачивая головы к кронштейну.

– Уважаемый, – наконец вмешалась в разговор хозяйка магазина, – вы уверены? Может, примерите или хотя бы скажете, какого цвета и какой фирмы галстук вам нужен?

– Давайте этот. – Он упорно не хотел обременять себя сложным выбором.

– Оксана! – позвала Елена Александровна продавщицу, и та ловко упаковала галстук, открыла кассовый аппарат…

Словно во сне молодой человек совершил все необходимые при покупке операции, продолжая поедать Алису глазами.

– Вы работаете здесь? – наконец решился спросить он.

– Нет, – ответила Алиса и стала цеплять платье на вешалку.

– Девушка – моя клиентка, – с улыбкой пояснила Елена Александровна. – Вот зашла выбрать платье и, кажется, ничего подходящего не нашла… Хотя я считаю, что именно это платье ей очень идет… А, кстати, что скажете вы как мужчина?

Елена Александровна взяла у девушки вешалку с платьем, приложила к ней и снова весело подмигнула, мол, учись, пока я жива!

– Не знаю… Надо посмотреть, – растерянно произнес покупатель.

– Нет проблем! Алиса, девочка, тебе не трудно снова переодеться?

Игра явно затягивалась… Алиса заволновалась, чувствуя какой-то подвох: хозяйка магазина, видимо, намеревалась продать платье – если не ей, то этому чудаку, который так восторженно смотрит на нее.

– Не трудно, но я не хочу, – сказала она. – Тем более сейчас я все равно не могу купить его.

– А сколько стоит эта вещь? – спросил молодой человек.

Хозяйка назвала цену.

«Ну вот и все, – подумала Алиса, – уплывает мое платье…»

– Почему же вы не берете его? Это недорого… – обратился к ней молодой человек.

Алиса уже вешала платье на кронштейн, чувствуя себя Золушкой.

– Для вас, возможно, и недорого… – пробормотала она.

– А если платье куплю вам я? – вдруг тихо произнес человек.

Елена Александровна, забыв о своей респектабельности, даже присвистнула и, как девчонка, захлопала в ладоши: «Браво!»

Алиса застыла. Конечно, в фильмах или женских романах иногда возникают такие вот «принцы» в шикарных автомобилях, которые останавливаются на пыльных дорогах, чтобы подобрать красивую «золушку» и сделать из нее хозяйку своего роскошного замка. Но так бывает только в кино.

– Об этом не может быть и речи! – строго сказала она.

– Я так и думал… – растерянно произнес мужчина. – Вы не из тех, кто принимает такие подарки. Хотя, поверьте, для меня эта сумма – несущественная. Вряд ли вы меня поймете, просто мне было бы очень приятно сделать что-то хорошее для такой красивой девушки, как вы.

Тут уже Алиса не смогла удержаться от улыбки и посмотрела на «добрую фею» Елену Александровну.

– Мне сегодня везет на волшебников! Будто я действительно попала в страну чудес! Но я знаю другое: бесплатный сыр бывает только в мышеловке! Спасибо и – до свидания.

Алиса кивнула хозяйке и решительно направилась к выходу. Но молодой человек не дал ей уйти, заговорил горячо и настойчиво:

– Знаю, что выгляжу странно, но прошу вас – не уходите вот так…

Алису разобрал смех:

– Оставить вам свою туфельку? – весело сказала она, указывая на свои довольно потертые босоножки.

Он не понял или не захотел понять шутки и продолжал вполне серьезно:

– Возможно, я не умею общаться с женщинами и невольно вас обидел… Тогда позвольте предложить другое: я одолжу вам деньги на платье! Вы его купите. А отдавать долг будете постепенно. Вы меня понимаете? Нет, не понимаете…

Он вздохнул и замолчал.

Алиса с удивлением заметила, что в глубине его больших, черных как уголь зрачков блеснуло что-то похожее на слезы. Девушка растерялась.

Продавщица Оксана застыла за кассой с раскрытым от удивления ртом и, кажется, даже перестала дышать.

Алиса пыталась решить, что же ей делать. Быстро уйти? Но этот странный человек вызывал у нее симпатию – своей неловкостью, какой-то старомодной вежливостью. Наконец, он был довольно красивым… А почему бы и нет, крутилось в голове. Сейчас такие странные времена: рядом с грубостью каким-то странным образом уживается благородство. А еще бывает ведь стечение обстоятельств… Сколько раз она мечтала о подобном. Наконец, он предлагает дать деньги взаймы…

Алиса колебалась, посмотрела в сторону серо-розового облачка, по-сиротски висевшего среди других вещей. И ей показалось, что это висит ее душа, которую она оставляет здесь, среди этой роскоши. Которая никогда не будет принадлежать ей…

– Хорошо… – тихо сказала она, представляя, как принесет свою покупку в общежитие, как наденет ее на первую же вечеринку. – Но я беру деньги взаймы.

– Спасибо! – обрадовался мужчина.

Он снял платье с кронштейна и подал Алисе:

– Чтобы вы не передумали – прошу, переоденьтесь! – и полез в карман за портмоне.

…Из магазина они вышли вдвоем, провожаемые изумленными взглядами Елены Александровны и Оксаны.

Алиса так разволновалась, что не успела как следует распрощаться с приветливой хозяйкой магазина. На ней было новое платье – невесомое, как перышко, как пена морская. Девушка, которая растерянно стояла на перекрестке час назад, исчезла! Взамен появилась другая – богиня, Афродита, королева, которая готова смело шагать по жизни.

– Я хочу сразу оговорить, когда и как буду отдавать долг! – сказала Алиса, как только они ступили за порог магазина. – Мне нужно знать, как это будет выглядеть.

– Зайдем пообедаем и обсудим все эти вопросы, – предложил он. – У меня еще есть полчаса свободного времени.

…Они сидели в ресторане «Дежавю», хотя Алиса предлагала зайти в обычную кафешку. Но ее спутник рассмеялся, мол, в таком платье – шутите?

Пока ждали официанта, девушка пыталась выяснить, чем вызван необычный поступок незнакомца.

– Я устал просто зарабатывать деньги, – говорил он. – Сначала это было интересно, как в спортивных соревнованиях. Теперь, когда потерял друзей, я имею в виду, потерял по-настоящему, ведь бизнес не терпит трату времени на дружеские посиделки, когда дом мой пуст, а впереди – дела, дела, дела, от которых уже невозможно отказаться и невозможно остановиться, – я пришел к Богу… Это мое единственное утешение. А эта мелочь, за которую вы мне так благодарны, не первый мой поступок, хотя я их не считаю. Каждая, даже самая яркая, самая богатая жизнь имеет свой конец, так почему же не сделать добро ближнему, пока есть такая возможность? Чтобы на Высшем суде иметь хоть какой-то аргумент в защиту своей грешной души…

К столику подошел официант, налил на донышко бокала вино. Новый знакомый Алисы сделал глоток, кивнул, взял бутылку и налил вина ей. Он все делал уверенно, красиво, как завсегдатай подобных заведений. Алиса слишком поспешно ухватилась за бокал и, заметив его взгляд, покраснела.

– Когда-то давно, еще маленьким, я сидел однажды на улице и плакал – взрослые ребята отобрали у меня деньги. Денег было немного, но они были чуть ли не последние, родители дали мне на кино и на мороженое, – продолжал говорить он. – Вот тогда ко мне подошел мужчина – лицо его я помню до сих пор, – расспросил, успокоил, купил билет и мороженое. Не могу вам передать, что я почувствовал в тот момент! Еще тогда я поклялся, что когда вырасту и буду иметь возможность – стану дарить людям те же ощущения. Но потом жизнь так закрутила… Только теперь, когда многое обесценено, а некоторые считают, что будут жить вечно, – я пришел к пониманию, что нет ничего вечного, кроме веры в добро. Я благодарен вам, что вы позволили сделать для вас такую мизерную вещь… А она действительно мизерная. Я бы предпочел сделать больше…

Он замолчал, вытащил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Наступила пауза.

– Вы странный человек, – немного погодя тихо произнесла девушка. – Мне бы хотелось верить вам. Но… деньги я все равно верну.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Но пообещайте, когда наберется вся сумма, мы… вместе отдадим ее тем, кто нуждается в ней больше, чем мы.

– Как хотите, – сказала она.

Когда принесли счет, Алиса ужаснулась сумме, которую ее новый знакомый дал официанту – столько она тратит за два-три месяца своего студенческого существования! Заметив ее взгляд, он покраснел.

– Извините, мне пора бежать, – грустно сказал он. – Сейчас вызову машину и, если вы не против, отвезу вас, куда вам нужно.

Он подвез ее к общежитию. Алиса выпорхнула из машины. Ее спутник не настаивал на встрече. Они просто договорились о том, что через неделю-другую она позвонит ему сама, если сможет отдать первый взнос.

…Машина уехала. Из комнаты на третьем этаже на нее с удивлением смотрели подруги. Они гроздьями свисали из окна. От этих взглядов Алиса чувствовала себя обнаженной…

* * *

…У него был взгляд ребенка.

Взгляд ребенка и красивые узкие ладони с «музыкальными» пальцами.

И короткие волосы, с вьющимися кончиками, которые предательски выдавали кроткий нрав и застенчивость. На нем всегда был дорогой костюм и какой попало галстук, что в глазах Алисы тоже свидетельствовало о милой непосредственности и простоте. Он одновременно напоминал ей героев «мыльных опер», говорящих давно забытым изысканным языком, и супермена, способного на подвиги…

…Уже спали ее соседки, наслушавшись рассказов о сегодняшнем чудаке, в шкафу висело платье, которое перемеряли все по очереди, а Алиса снова и снова вспоминала события этого дня – удивлялась себе, ему, сомневалась, сердилась на себя за недоверие или обвиняла в доверчивости. Еще и девушки из общежития добавили в ее мысли хаоса, выдвинув кучу версий такого необычного поведения.

Если бы все было не так, как говорил он! Точнее, совсем немного НЕ ТАК – пусть бы сказочки о благотворительности были бы прикрытием его интереса к ней! Она бы простила…

Но он вел себя сдержанно и вежливо, ни на чем не настаивал и не предлагал встретиться. Кроме того единственного восхищенного взгляда в магазине – больше ничего. Никакого намека на продолжение отношений, ни единого лишнего слова и вообще – никаких слов, к которым она привыкла в своем кругу.

Утром Алиса, не сомкнувшая глаз почти всю ночь, сладко спала. Она проснулась от криков над ухом. Девушки просто визжали, тормошили ее, стягивали одеяло, под которым она пыталась спрятаться.

– Да вставай уже, соня! – кричали они. – Сейчас упадешь: ты только глянь в окно!

Алиса сопротивлялась, лениво отбиваясь от них руками и ногами.

– Вставай, говорю тебе! – рассердилась одна из девушек – Наталья – и выплеснула на бедную Алису стакан воды. – Слушай! Там! Внизу! Стоит! Вчерашняя машина!

Алиса наконец откинула одеяло, села и серьезно посмотрела на подруг.

– Ну, что скажешь? – Наталья дрожала от возбуждения. Событие было нешуточное: белый «лексус» возле их общежития!

Спокойный взгляд Алисы удивил ее. Та не спешила подбежать к окну.

– Скажу, что… в этом нет ничего удивительного… И не надо так кричать.

* * *

– В Средиземном море, в Которском заливе есть такой маленький остров – Пираст. На нем ничего нет, кроме монастыря Святой Девы, покровительницы мореплавателей. Говорят, что когда-то на этом месте в море была только одна скала, а на ней нашли икону Божьей Матери. Как она туда попала – неизвестно. Возможно, ее занесло на этот клочок безжизненной земли с лодки, разбившейся неподалеку. С тех пор, как ее там нашли, команда каждого судна, проплывая мимо скалы, сбрасывала в море по одному камню. Так и возник этот остров. Впоследствии на камнях построили монастырь, где хранится эта икона. Ее, как выяснилось, вышивала жена моряка. Собственными волосами! А по окончании работы – ослепла. Своего мужа она так и не дождалась… – Голос у него был тихий, ласковый.

Нежными, едва ощутимыми прикосновениями он поглаживал ее волосы, которые, как полотно, лежали рядом, на подушке.

– Кстати, – добавил он, – твоими волосами можно было бы вышить ярчайший нимб…

– Я не способна на такой подвиг, – улыбнулась Алиса. – А что дальше?

– А дальше… – он поцеловал кончики ее волос, – дальше будет так: мы поедем именно туда, в ту обитель, и там обвенчаемся. Нет лучшего места для такого важного дела!

– Ты серьезно? – Алиса оторвала голову от подушки и, опершись на локоть, внимательно посмотрела на любовника.

– Настолько серьезно, что сегодня пойду за билетами! – ответил тот. – Но у меня еще нет твоего согласия… Извини, хотел сделать сюрприз. Возможно, неудачный?

– Господи! – Алиса села на кровати, стараясь осмыслить услышанное. – Два месяца я живу, как в сказке…

– Глупенькая, – улыбнулся он. – Это я два месяца – в сказке. Но я хочу, чтобы она наконец получила название и кульминацию. Я устал от нестабильности во всем.

– Ты говоришь то, что должна говорить я…

– Значит, ты согласна?

– Ты застал меня врасплох. Все так неожиданно. Я думала, что все должно выглядеть иначе: сначала знакомство с родственниками, свадьба, а потом уже венчание… Ну и остальная морока.

– Венчание – не морока, дорогая. Это – прежде всего. По крайней мере, я бы хотел начать нашу жизнь именно так, с того острова, где нет никого, где Святая Дева соединит и благословит нас. А потом, как ты правильно говоришь, будет необходимая в таких случаях морока… Поедем к твоим родителям, привезем их сюда, ко мне. Устроим свадьбу, поведу тебя в офис, познакомлю с партнерами, друзьями, покажу, наконец, свое жилище – если захочешь, переделаешь его на свой вкус…

– …И сказка закончится?..

– Нет, дорогая, я не дам ей закончиться. Я так долго ждал тебя. Помнишь, в первые дни нашей любви ты спрашивала, почему мы встречаемся в гостиницах, почему я не беру тебя на вечеринки и презентации, почему не знакомлю с приятелями…

– И почему же?

– Я не хочу, чтобы тот мир, в котором мне приходится существовать, а точнее – функционировать, – касался наших отношений своими грязными щупальцами. Даже мой дом, каким бы хорошим он ни был, еще не готов достойно принять тебя. В нем гораздо меньше романтики и неожиданностей, чем в этих первоклассных гостиничных стенах. Вот, например, хочешь, закажу еще шампанского – прямо в постель?

– Хочу!

– А в путешествие?

– Очень! Но у меня нет заграничного паспорта.

– Это мои проблемы.

– Когда поедем?

– Скоро. У нас куча дел – надо как следует подумать о твоем гардеробе…

– У нас действительно куча дел… – прошептала Алиса, накрывая его лицо волной своих волос…

* * *

– Ну, кто пойдет на переговорный пункт?

В комнате общежития «факультета невест» собрался целый консилиум: Наталья, две девушки, жившие тут же, и еще – Марина и Елизавета, ближайшие подружки Алисы. Они никак не могли решить, кому разговаривать с родителями подруги, которая вот уже третий месяц как не ночевала в своей постели и не появлялась на занятиях. Судя по тому, что родители вызвали дочь на переговоры, девушка и им не давала о себе знать.

– Загуляла Алиска не на шутку! – пожала плечами Марина. – Хотя бы, свинья такая, по телефону позвонила! Мы же ей были как родные…

– «Родные»! – перебила ее Настя. – А что мы на самом деле знаем?

– Ну, что? – принялась рассуждать Наталья. – Знаем, что поехала куда-то со своим «принцем». Может, уже вернулись и живут себе где-то тихо и мирно. А на нас, как ты сказала – родных, ей наплевать.

– Не верю, чтобы Алиска так поступила. Она обещала всех пригласить на свадьбу, – сказала Светлана. – К тому же здесь остались почти все ее вещи!

– Но он купил ей все новое…

– Только не альбом с семейными фотографиями! За ним она обязательно бы зашла!

– Так, тихо. Ну, что говорить родителям? – напомнила о цели собрания Наталья.

Все растерянно замолчали.

– Послушайте, девчонки, – заговорила Марина, – вспомните: Алиска же рассказывала, куда едет, даже название отеля говорила, где они должны были остановиться. А если позвонить прямо туда?

– И на каком языке разговаривать? – ехидно спросила Наталья.

– Ноу проблем! Мой пупсик, как ты знаешь, работает в турфирме, как-нибудь поможет.

– А за телефон кто заплатит?

– Он и заплатит!

– Хорошо. Когда назначены переговоры с родителями? – руководила Наталья.

– Завтра в двенадцать.

– Успеешь что-то выяснить до тех пор? – обратилась она к Марине.

– Попробую…

…На следующий день все шесть подружек растерянно стояли на междугородном телефонном пункте, снова споря, кому взять трубку. А услышав от телефонистки: «Шахтерск – седьмая кабина!», бросились все разом, но, не сговариваясь, сунули трубку в руку Наташе.

– …И когда вчера мы через турбюро позвонили в Котор, – кричала она в трубку, пересказывая всю историю замужества Алисы, – нам ответили, что ни в этом, ни в других отелях города такая фамилия не зарегистрирована…

Наталья растерянно отняла трубку от уха и посмотрела на девушек:

– Кажется, мать потеряла сознание…

 

Десять лет назад

…Мика учится в восьмом классе.

Он – отличник, победитель математических и физических олимпиад, спортсмен (секция фигурного катания) и, как считают ровесники, первый красавчик в школе. Его все так же называют ласковым именем, только теперь его произносят на американский манер – Микки. «Микки Рурк»…

В школе он на особом счету, о нем ходят слухи, сплетни и легенды: женщина, красивая и молодая, которая всегда добросовестно посещает родительские собрания, – не является его родной мамой, а его настоящая мать – известная артистка, которая много лет назад выбросилась из окна.

Девочки говорят, Микки хвастался, что у него есть отдельная собственная квартира, в которой он пока не живет.

Анук, девочка-мулатка из параллельного класса, рассказывала, что однажды Микки сам пригласил ее в ту квартиру, но в последний момент почему-то передумал. Довел почти до подъезда, а потом сказал: «Беги отсюда!» – и зашел туда один. Загадочный он, этот Микки. Кто его первым укротит?

Одноклассники неоднократно предлагали собраться «на хате» на вечеринку: пиво, вино, сигареты, то, се…

Но Микки только пренебрежительно смотрел на них, пожимая плечами: «Пиво с семечками? Разговоры о футболе? Скучно, малыши…»

Неужели они не понимают, думает Микки, насколько мелки и несущественны их детские интересы? Единственное, что сейчас нужно, это хорошо учиться, поступить в институт. Так считает Леля. И он сделает все, чтобы не расстраивать ее. Ведь она открыла для него целый мир! Такое нельзя проигнорировать. Сколько она для него сделала и делает!

После несчастного случая с мамой Леля взяла его к себе. Первую ночь он спал с ней на большой двуспальной кровати, и шелковая простыня приятно щекотала тело. Рядом он слышал легкое дыхание – он приблизился, чтобы вдыхать его. Дыхание Лели было таким сладким, и он решился еще и руку протянуть, чтобы погладить ее волосы…

Утром Леля, все еще шмыгая носом, кормила его творогом со сметаной. И это было вкуснее мороженого.

Потом вообще началась сказка! Он мог целый день бегать по двору, влезать на крыши гаражей, прыгать с качелей в песочницу. Леля оставляла его во дворе на целый день, давала деньги на булочку с сосиской, а вечером, когда возвращалась с работы, они вместе готовили ужин. Леля научила его чистить картошку!

А потом они ужинали вместе, за одним столом!

Конечно же были и такие дни, когда он оставался на ночь один. Или Леля принимала у себя гостей и не очень обращала на него внимание. Но к этому он привык и лишь терпеливо ждал утра.

Заволновался он лишь однажды, когда услышал от Лели непонятные слова о попечительском совете. Тогда она ходила взволнованная, раздраженная, говорила с кем-то по телефону о том, что кому-то надо дать «на лапу»… Опять – «лапа», подумал Мика, вырастет – уничтожит ее!

Леля повела его «первый раз – в первый класс».

Теперь он в восьмом. Лучший ученик. Гордость школы. Он все делает лучше всех. Даже когда застилает постель, даже когда моет руки – все делает как следует: на кровати нет ни одной лишней складочки, а руки намыливает по локоть!

Леля гордится им, ведь у Микки есть цель в жизни – стать врачом. На его полке стоит куча склянок с заспиртованными животными, которых он изучает с усердием настоящего анатома. Ему очень нравится, когда Леля показывает коллекцию гостям, он гордится их возгласами. Особенно, когда вскрикивают и визжат женщины – ему это смешно.

Чего здесь только нет! Сквозь стекло банок смотрят выпученными глазами зеленые ящерицы, тритоны, рыбы. В больших сосудах препарированные лягушки демонстрируют пораженным зрителям свои аккуратно промытые и сложенные в определенном порядке внутренности: сердце, кишки, селезенку. Этому он научился в кружке естествознания.

Каждый экспонат пронумерован, описание каждого занесено в толстую тетрадь с надписью «Наблюдения». Микки любит перечитывать записи, добавлять новые сведения: «Лягушка белая. Опыт: заспиртованная живьем. Сделано десять конвульсивных движений. Продолжительность – двадцать секунд» или: «Мышь полевая. Надрез брюха. Продолжительность конвульсий – две минуты сорок секунд»…

– Ты стал совсем взрослым, – иногда с любовью повторяет Леля, – надо покупать тебе раскладушку…

Это единственное, от чего у Микки сжимается сердце. Тогда он пытается заговорить Лелю, отвлечь ее словесными маневрами. Он привык засыпать рядом с ней.

А когда она раньше уходит на работу – передвигается на ее место, в теплую ямку, и ему становится так уютно, так хорошо.

Жажда исследований и жажда ее тепла и запаха – вот две движущие силы, которые придают ему сил быть лучшим. Самым лучшим. Первым!

Его раздражает чрезмерное внимание девушек – этих аккуратных «маменькиных дочек». Его тянет к другому. Жажда исследований гонит его на улицу, в грязные закоулки города, где можно поохотиться на лягушек. Леля знает, что, несмотря на эти ежевечерние «охоты», он не пропустит ни одного урока в школе. Она довольна его успехами, поэтому контроля над собой он не чувствует. Да его, слава богу, и нет!

…На дворе – начало лета. Сегодня Микки решил добыть что-то крупнее лягушки или мыши – у него их уже целая куча, некуда ставить стаканы. Возможно, попадется ондатра или крыса…

Микки собирается на прогулку. Надевает новые джинсы, белую футболку, тщательно зачесывает назад густые волосы, слегка смазывает их Лелиным гелем.

Его путь лежит к тому пруду, где он бегал ребенком. Он знает его как свои пять пальцев! Этот пруд – его собственность, его парафия. Там под старой березой, которая вцепилась корнями в край глинистого берега, его место, где он привык сидеть часами и даже дремать, прислушиваясь к тихому шепоту камыша…

Но что за безобразие! Еще издалека Микки замечает, что под березой расположилось какое-то существо. Судя по всему – женского пола. Микки подходит ближе. Так и есть! Довольно-таки грязная девчонка сидит на камне и сплевывает в воду, наблюдая, как вокруг плевка собирается стайка глупых мальков.

На ней засаленная юбка, ржавого цвета кофточка.

Таких девочек в его окружении нет. Микки понимает, что эта девчонка – «с того берега», то есть или жительница деревни, которая начинается сразу за прудом, или какая-то несовершеннолетняя «бомжиха». Микки прячется за кустом, наблюдает. Вот она достала из кармана пачку «Примы», пытается закурить, прикрывая ладонью спичку. Точно – «бомжиха»!

Микки пристально рассматривает девчонку. Локти и колени давно не видели мыла, волосы – расчески, руки грязные. И вся она грязная, будто покрытая патиной.

Но Микки не испытывает отвращения. Наоборот. Девушка кажется ему настоящей, более настоящей, чем разукрашенные опрятные одноклассницы. Она естественна, как… задумывается Микки… как лягушка, как мышь, как скользкая улитка. У нее, видимо, свой запах, без примеси духов, без всей этой косметики…

Девочка наконец оглядывается, замечает Микки.

– У тебя зажигалка есть? – спрашивает она.

– Я не курю, – вежливо отвечает парень.

– Конечно… – Девочка презрительно окидывает взглядом его одежду.

Глаза у нее выпуклые, невыразительные. Но даже этот взгляд почему-то смущает Микки, он не привык, чтобы девочки смотрели на него именно так.

Наконец она справилась со спичкой, прикурила сигарету и выпустила в воздух облако мерзкого дыма.

– А пожевать что-нибудь есть? – спрашивает так же пренебрежительно, как и смотрит.

Еще бы! Он для нее «маменькин сынок», «домашнее ничтожество».

Микки с восторгом рассматривает ее ногти с черной каймой и чувствует, что жажда исследователя достигает своего апогея: ее нужно немедленно отмыть, посмотреть, что кроется под чешуей грязи.

– Здесь нет, – говорит он, а мозг его уже работает, как автомат. – Но могу предложить тебе завтрак. Я живу здесь, неподалеку. У меня отдельная квартира. Только надо сбегать за ключами.

Девочка присматривается к нему уже с бóльшим интересом.

– А деньги у тебя есть?

Микки вспоминает, что в Лелином письменном столе лежат деньги – можно немного взять. Но – немного!

– Сороковник наскребу! – отвечает он.

– Нормально, – говорит девушка. – Купим что-нибудь выпить, хорошо? Веди!

– Только одно условие, – руководит Микки, – я иду за ключом, ты ждешь здесь. – Он не хочет вести ее с собой. – А еще лучше – давай встретимся вон у того дома через полчаса.

– Обманешь, малый? – улыбается она.

– Я никогда никому не вру. Запомни. И я не малый. Мне восемнадцать, – врет Микки.

Потом он бежит к Лелиному дому. Он довольно далеко от маминой квартиры – две троллейбусные остановки. Но Микки это не пугает, не зря же он считается лучшим спринтером в школе!

Дома никого нет. Леля на работе. Микки запихивает в рюкзак чистое полотенце, бросает туда кусок хлеба, нож, консервы, запихивает в карман деньги. Потом, поразмыслив, кладет в рюкзак перчатки, мыло.

…Девочка уже ждет его там, где он велел ей быть.

Они садятся в лифт.

– А ты ничего, – говорит девочка и прижимается к нему ржавой кофточкой, под которой нет белья. – Не обманул…

От нее пахнет диким чесноком – видимо, наелась утром этой травы. Ну, ничего, нормальный запах, животный…

* * *

…Юная певица с патологически широко расставленными глазами и прической трехлетнего ребенка плескалась в ванной, напевая кошачьим голоском о «простых движениях», на экране быстро менялись кадры довоенных кинолент, на которых люди разного возраста и пола выполняли эти «простые движения» – пилили дрова или помешивали чай в стакане. Девушка в ванной плескалась, выгибалась, теряла сознание, пела, глотая пену и половину бессмысленных слов.

Марта лежала на диване, время от времени щелкала пультом телевизора.

Она не знала, что ищет, – просто валяется, смотрит идиотские клипы, и в голове – пусто, что делать – непонятно. Она была не из тех, кто способен самостоятельно заполнять пустоту в душе. И не умела быть одна. Могла бы, как Пенелопа, жить ожиданием. Но, думала она, ей некого ждать.

В этом огромном городе с населением свыше семи миллионов не было ни одного человека, с которым она могла бы поговорить. Возможно, она сделала глупость, заблокировав телефон? А история затерянной в дебрях этого города женщины – это ЕЕ история? И кто-то неизвестный обращается именно к ней – только иначе: «Возвращайся ко мне, девочка. Ты не одна. Я – с тобой…»

Марта снова защелкала пультом.

…Их везут бедуины по знойной Аравийской пустыне, их переправляют в рыбацких лодках на жаркие берега Турции и Израиля, их тайно проводят через границы Нидерландов, Германии, Италии, Греции. Их покупают, продают, перепродают, пока они имеют «товарный вид». А потом они оседают в провинциальных борделях, понимая, что обратного пути нет… Для многих из них нет в прямом смысле: они навсегда остаются лежать в чужой земле – отработанный материал, как хлам, выброшенный на помойку собственной страной…

Марта с интересом смотрела на экран – там шел какой-то документальный фильм. Шумные зарубежные улицы, бары, освещенные неоновыми огнями улиц, сменялись картинками пустынь, морей, горных пейзажей.

– Сумма от продажи людей дает прибыль более чем четыре миллиона долларов ежегодно. В разных странах мира сейчас находятся сотни тысяч наших соотечественниц в возрасте от шестнадцати лет. Но точной цифры вам никто не назовет, ведь многих рабынь обнаружить не удается…

На фоне кадров из жизни других стран диктор рассказал о том, что если бы собрать всех тех, кто в последнее время пропал без вести, набралась бы огромная армия – целая страна! – бóльшую часть которой составляют женщины и дети. Потом на экране появились фотографии. Марта даже поднялась с дивана, пытаясь разглядеть каждое лицо.

Рабство! Наверное, большинство из них бежали от здешнего рабства, чтобы попасть в другое. Но рабство за деньги, еду и возможность увидеть мир, с надеждой заработать деньги и начать новую жизнь – не собственный ли это выбор этих забитых девочек? Или лучше страдать от того насилия, которое, скорее всего, испытала на себе эта бедная Зоя?

Ее мысли прервал телефонный звонок.

– Слушаю. – Марта взяла трубку, и вдруг ей показалось, что сейчас она услышит тот же голос из мобилки. Что за бред?!

Звонил ее новый знакомый, Сергей:

– Я все обдумал, – сказал он, – и кое-что вспомнил… Извините, что сразу не поверил вам. На то у меня были свои причины. Предлагаю встретиться сегодня на том же месте. Сможете быть там хотя бы через час?

– Конечно! Сейчас соберусь.

– Хорошо. Буду ждать вас в кафе в четыре. Устраивает?

Марту устраивало.

Она вскочила с дивана и начала быстро одеваться. Почему-то захотелось надеть тот новый костюм…

Через полчаса она уже сидела за тем же столиком и была несколько разочарована тем, что Сергей смотрит на нее равнодушным деловым взглядом. Хотя почему он должен делать ей комплименты? Марта вздохнула и вслушалась в то, что он говорил. Сергей рассказал, что ему удалось вспомнить: бывшая подруга познакомилась со своим женихом в салоне эксклюзивной одежды («Думаю, это был тот самый магазин, в котором вы нашли мобилку!»).

– А Зоя что-нибудь рассказывала о нем – где он работает, где живет, как его зовут?

– Нет.

– Как же так? Разве она не поинтересовалась, что он за человек? Наконец, какую фамилию она бы носила после замужества?

– Во-первых, этим не интересовался я… Просто не спрашивал. А во-вторых… Мне кажется, что ей все это было безразлично. Так бывает, когда… – он усмехнулся, – словом, «настоящий мужчина» должен быть загадочным… Он появился в ее жизни, как факт: пришел – увидел – победил! Ей этого было достаточно.

– Итак, что мы решаем? У вас есть план?

– Я бы предложил присмотреться к посетителям магазина. Вам это сделать проще. Походите туда, поболтайте с продавщицей. Возможно, она вспомнит эту ситуацию. Не каждый же день там происходит счастливое знакомство… – Он снова иронически улыбнулся. – Думаю, там не так уж много посетителей.

– Конечно, немного – магазин очень дорогой, – согласилась Марта.

– Значит, она могла запомнить пару, которая познакомилась у нее под носом. Эти девушки, по обыкновению, скучают за прилавком. А потому любое, даже незначительное событие вызывает у них интерес. Вы со мной согласны?

– Не знаю… – пожала плечами Марта. – Я не смогу ходить в магазин каждый день!

– Каждый, конечно, и не надо. А пару раз можно. Вдруг повезет? По крайней мере, вы ничего не теряете…

– Это уж точно, – вздохнула Марта, вспомнив цены на ярлыках.

– А вам, наверное, понравилась эта история? – вдруг улыбнулся он.

– Почему вы так решили? – смутилась она.

– Наверное, хотите приключений… – сказал он.

– Таких, как у вашей Зои, думаю, что нет…

– Во-первых, она давно не моя. А во-вторых, вы не можете знать, где она сейчас. Может, нашла свое счастье. А вы тут развлекаетесь, потому что скучаете…

В его словах была доля правда. Но Марту это оскорбило.

– У меня куча дел! – сказала она и, чтобы доказать это, посмотрела на часы.

– Четыре тридцать, – подсказал он.

Марта подумала: если она сейчас поднимется и уйдет отсюда первой – он станет смотреть ей вслед и, возможно, заметит, как ей идет костюм…

Но, взглянув в его странные насмешливые глаза – уголками вниз, она решила, что он бездушный бирюк, скучный и неинтересный. Неудивительно, что Зоя нашла себе лучшего.

– До свидания, – сказала она и встала со стула.

– Ну, если вы больше ничего не хотите… – с улыбкой сказал он.

Это же надо – еще строит из себя мачо: «ничего не хотите»… Какая банальность!

Она молча покачала головой и ушла.

– Я вам позвоню! – крикнул он ей вслед.

 

Десять лет назад

…Микки засыпает только под утро.

Рядом тихо дышит Леля. Сегодня впервые он не взял в руки прядь ее волос. И вообще отодвинулся подальше от этого дыхания, от запаха ее тела.

Его тошнит почти всю ночь, но он боится пошевелиться. Сегодня произошло самое интересное. То, о чем он мечтал давно.

За один вечер он повзрослел и почти… постарел.

Даже Леля заметила!

– Что-то с тобой не так… – сказала она, вернувшись с работы.

Еще бы! Знала бы она, сколько минут Микки простоял перед зеркалом в ванной, рассматривая свое лицо. Оно будто стало другим – от губ пролегли две морщины, совсем как у взрослых мужчин. И руки стали совсем другие, более крепкие. И взгляд…

Но как же утомляет это возмужание. Микки кажется, что он целый день разгружал вагон. А какое противное это дешевое вино! Пришлось-таки сделать несколько глотков.

Хорошо, что Жаба (она не возражала против этого прозвища) выпила его сама, не уговаривала присоединиться. И вообще была к нему равнодушна – только ела, как безумная, жевала полным ртом, раздувая щеки… Настоящая жаба!

Микки снова и снова прокручивает в голове картинки прошедшего дня.

Он все же боец! Теперь он точно знает, что ему нужно, чтобы не чувствовать себя «маменькиным сынком». Это отвратительное чувство – его боль, его стыд, его клеймо, хотя мамы давно нет на свете.

Есть Леля. Хорошая, замечательная, добрая Леля…

Микки засыпает.

А утром удивляет Лелю своим поступком: выносит из дома и раздает малышам, слоняющимся во дворе, свою «кунсткамеру».

Он освободился. Эти склянки ему больше не нужны.

– Ты так этим увлекался! – беспокоится Леля. – Неужели передумал поступать в медицинский?

– Не передумал, – отвечает Микки. – Наоборот. Не волнуйся. Просто все это – для детишек.

– А ты уже вырос? – улыбается она, проводя ладонью по его густым кудрям, и он впервые шарахается от нее, впервые смотрит серьезным, долгим и каким-то странным взглядом:

– По крайней мере, кое-что понял…

– Хорошо, – удивленно говорит Леля. – Но все равно в летний лагерь я тебя отправлю. Взяла на август путевку.

…Итак, осталось два месяца! Два месяца свободы, рассуждает Микки, а самое интересное только начинается! Потом наступит осень, начнется школа, свободного времени почти не будет. Что ж, нельзя расслабляться, нельзя спать до двенадцати, нельзя слоняться без дела. Надо действовать.

Утром он старательно стирает джинсы, футболку. Одевается в другое, собирает рюкзак, сразу кладет в карман ключи. Выбирает новую тетрадь, старательно выводит на ней название «Наблюдения-2» и перед тем, как отправиться из квартиры, делает первую, одному ему понятную запись:

«Жаба. Длит. – 1 час. 5 литров. Семь ходок. Изъято – 5 единиц»… И – не мог удержаться! – добавлено менее разборчивым почерком: «Человек отвратительно пахнет… изнутри…»

 

Часть вторая

 

* * *

…Марта уже стояла на пороге, когда вдруг решила переодеться: жара сменилась неожиданным мелким дождиком, и ее сарафан показался неуместным.

Но что надеть? Лучше всего влезть в универсальные джинсы, самую демократичную одежду, по которой трудно понять, какой у тебя статус.

Прошло уже десять дней с тех пор, как она посетила модный магазин впервые. Конечно же, продавщица вряд ли узнает ее.

Она ехала в автобусе, потом пересела в метро, доехала до центра.

Вот и перекресток, вот и бутик. Марта заметила, что витрина его изменилась. Теперь на манекенах были другие платья, другие дорогие мелочи разбросаны вокруг. Марта остановилась, присматриваясь к сумке, которая, видимо, была сделана из крокодиловой кожи, такие же босоножки были на манекене. Хорошо, ничего не скажешь!

Она вдруг заметила, что ее силуэт, который отразился в тонированном стекле, совпал с силуэтом манекена, и изысканная одежда будто на фотопленке «проявилась» на ней. Вот тебе и примерка!

Она не заметила, как за ее спиной оказалась эта женщина.

– Это – «Карден», – сказала она.

Марта оглянулась.

Женщина имела приятную внешность, приветливое, «породистое» лицо с высокими скулами и четко очерченными губами – лицо кинозвезды.

– Вижу, – соврала Марта. – Красивый наряд.

– Пожалуйста! – сказала женщина, указывая рукой на дверь магазина. – Возможно, вам еще что-то понравится…

Марта догадалась, что эта женщина или продавец, или менеджер.

Она поблагодарила за приглашение и вошла внутрь.

– Вам помочь? – спросила женщина.

На этот раз Марта не отказалась от помощи, и женщина начала перебирать платья, рассказывала о каждом, будто это было живое существо с большой родословной.

– Мне кажется, вам подойдет вот это, – она сняла с кронштейна платье. – Позвольте проводить вас в примерочную!

Отступать было некуда, Марта покорно пошла в кабинку, соображая, как начать разговор о том, что ее интересует. Механическими движениями она стянула с себя одежду, надела платье, постояла несколько секунд перед большим зеркалом, покрутилась и отодвинула бархатные портьеры.

Женщина сидела в глубине зала, занималась своими делами. Марта отступила на несколько шагов, прошлась перед зеркалом по ковровой дорожке… Что дальше?

– Вам очень идет! – крикнула ей женщина. – Будете брать?

– Еще не решила… – Марта крутилась перед зеркалом и жалела, что не представилась работником прокуратуры, как это сделала в селе…

Зачем-то начала примерять платье, думала, что сможет завести легкую, непринужденную беседу. Но женщина, хотя и была достаточно любезной, похоже, не собиралась опускаться до пустой болтовни.

Колокольчик на двери магазина мелодично звякнул. Ну вот, теперь она точно не сможет поговорить! – В магазин вошел покупатель. И внимание женщины переключилось на него.

Он выбирал запонки, женщина помогала ему, не обращая внимания на Марту. Откуда-то появилась девушка с подносом в руках – на ней стояли чашки.

Она поставила поднос на круглый стеклянный столик. Мужчина наконец сделал покупку. Девушка начала упаковывать ее. Мужчина присел на кожаный диван у столика.

Женщина легкой походкой подошла к растерянной Марте:

– Я вижу, вы не очень довольны? Возможно, вы правы – у вас тонкий вкус, – улыбнулась она. – Советую прийти на следующей неделе. Ожидаем новые поступления – осенняя коллекция…

Марта вздохнула с облегчением.

– Спасибо. Действительно, платье хоть и хорошее, но я хочу несколько другое…

Она вернулась в примерочную, быстро переоделась. Краем глаза заметила, что мужчина с интересом наблюдал за ее передвижениями, и задержалась перед зеркалом, поправляя волосы.

Когда она вышла, женщина и покупатель сидели за столиком, пили кофе.

– Прошу! – пригласила ее женщина, указывая на третью чашку. – Все наши клиенты – наши друзья. Надеюсь, в следующий раз вы будете довольны выбором…

Марта слышала, что чашка кофе с постоянными клиентами – вполне естественная вещь для респектабельных заведений. Удивительно, как быстро распространяются эти зарубежные штучки! Марта невольно улыбнулась, представив, как ее соседку с нижнего этажа, которую во дворе называли Клюка, угощают кофе в хозяйственном магазине. Вот было бы разговоров!

Марта присела на диван. Завязался легкий разговор ни о чем. Марта завороженно наблюдала, как виртуозно женщина беседует с незнакомыми людьми. Сама же она оказалась способной лишь на вопрос, всех ли клиентов она знает в лицо. Женщина ответила, что здесь одеваются известные люди, которых нетрудно узнать. С гордостью назвала несколько фамилий…

Наконец ритуал закончился.

Мужчина посмотрел на часы, встал, вежливо подал Марте руку…

* * *

«…Я знала, верила, надеялась, что будет именно так!

Какой-нибудь обычный день – будничный, простой и смешной в своей полной бессмысленности, – а потом, как говорят поэты, «удар молнии» – и все изменится.

Неужели это наконец случилось?

Наверное, кому-то вездесущему надо было провести меня через дни отчаяния, одиночества, бреда и никчемных дел, чтобы потом одним движением руки зачеркнуть и отодвинуть это. Как в театре, закрыть занавес и отделить меня от страха, скуки и обыденности. С самого начала я чувствовала: что-то должно произойти.

Но не представляла, чтó именно. Просто хотела приключений, действия, изменений, новых впечатлений. Но чтобы вот так…»

Комната утопала в аромате роз. Силуэт огромного букета, подсвеченный луной, отражался на противоположной стене, и тени бутонов напоминали толпу ангелов. Возможно, это действительно были ангелы-эльфы, живущие в цветах…

Имя розы, подумалось Марте…

Если у розы есть имя – это ЕГО имя…

Ей захотелось положить самый большой пурпурно-черный цветок рядом с собой на подушку. Она так и сделала. И уснула, погрузившись лицом в сладкие бархатные лепестки.

…Неужели это произошло всего два дня назад. Два дня – и жизнь перевернулась, превратилась в сплошной полет среди звезд и цветов.

– Пойдемте выпьем где-нибудь кофе, – предложил ей незнакомец, как только они вышли из магазина.

– А тот, что мы пили сейчас в магазине, вас не устраивает? – спросила Марта.

– Слишком маленькие чашечки! – серьезно сказал он.

«Какое-то заколдованное место…» – подумала Марта.

– Почему вы улыбаетесь?

– Так… Думаю о… стечении обстоятельств…

– Простите? – Он посмотрел на нее внимательно, и его черные зрачки словно вобрали ее в себя, втянули, как в туннель.

– Не обращайте внимания… – кивнула Марта.

– Так ударим по кофе? – весело и просто предложил он.

– Вы всегда такой… – она не могла подобрать слов, ведь мужчина не казался наглым. Наоборот – при всем своем внешнем виде (Марта сразу заметила, что на нем дорогая одежда и не менее дорогие часы) он казался простым и открытым.

– …Наглый? – подсказал он и улыбнулся. – Если откровенно – никогда.

– Значит, я – первый подопытный кролик?

Он смутился и вдруг произнес совсем по-детски:

– Я не понял… Вы отказываетесь? Вы заняты?

«Ничем я не занята, – подумала Марта. – И меня давно никто не приглашал на кофе…»

– Хорошо, – сказала она. – Пойдем пить кофе.

…Еще никогда ей не было так легко общаться с незнакомым мужчиной. Оказалось, что они читали одни и те же книги, увлекались одной и той же музыкой. Несколько раз он продолжал ее мысль меткой цитатой, которую она забывала на полуслове. Марта специально замолкала, проверяя, не будет ли обременительной пауза в разговоре. Не была!

Дмитрий (так звали нового знакомого) увлекательно рассказывал о странах, в которых ему довелось побывать.

Марта с удовольствием слушала его рассказы о Венецианском карнавале, венских башнях, Каннском фестивале.

Ей нравилось и то, что, говоря о вещах для нее недоступных, он не демонстрировал своего превосходства. Как мальчишка, расставлял на столе зажигалку и чашечку, чтобы лучше объяснить сложную комбинацию в боксе, или забавно морщился, изображая лица светских дам в Венской опере.

В какой-то момент Марте даже захотелось провести рукой по его волосам, как она это делала со своим четырехлетним племянником…

– Я, наверное, похож на ненормального? – поймав ее взгляд, спросил Дмитрий. – Вы так странно смотрите на меня. Я делаю что-то не так?

– Нет, – успокоила она. – Просто я не представляла себе, что мужчины, которые покупают золотые запонки в модных магазинах, могут быть такими, как вы…

– Я вас понимаю, – посерьезнел он. – У вас сложилось определенное впечатление, что все, как говорится, «бизнесмены», должны быть «квадратными». Кстати, эти запонки я купил своему папе. У него завтра день рождения. А я не сторонник всех этих атрибутов. И ненавижу носить костюмы. Если бы мог, с удовольствием ходил бы вот в таких потертых джинсах, как у вас…

Марта покраснела, в последних словах ей послышалась скрытая издевка.

– Да, я могу себе это позволить! – с вызовом сказала она.

– О господи! Я слон в посудной лавке! – Он постучал себя по голове. – Вы меня не поняли. Я, вероятно, не умею вести себя с такими женщинами, как вы.

– Чем же я отличаюсь от женщин вашего круга?

– Господи, какой там «круг»! – горячо заговорил он. – В этом, как вы говорите, кругу, нет живых людей! Есть «кошельки» и «вещи». Толстые кошельки с золотыми запонками покупают любую вещь – не важно, что она, возможно, секонд-хенд, и пользуются, пока не надоест. Как я ненавижу это извращенное общество! Единственное утешение, что, возможно, их дети все же прочитают те книги, которые их родители скупают для создания имиджа или для интерьера.

Он замолчал. А потом решительно добавил:

– Послушайте, Марта, подарите мне этот вечер…

…Потом они бродили по улицам, и он на каждом шагу покупал ей букет роз на длинных ножках. Когда они вышли на освещенную огнями набережную, по желанию Марты они раздарили половину букетов встречавшимся на их пути женщинам.

Вечером начал накрапывать дождик, и дома, холмы, церкви, кафе на причале замелькали в синем мареве, как подводные царства.

– Сейчас будет ливень. Спасаемся! – Дмитрий схватил Марту за руку, и она не заметила, как они уже сидели за изысканно накрытым столиком в каюте одного из ресторанов на воде.

Потом он отвез ее домой. Они устроились на заднем сиденье такси и молчали всю дорогу. Длинный день закончился. Надо было ставить последнюю точку. Или запятую?

Марта смотрела в окно, огни фонарей проносились мимо, как метеориты.

– Помните эпизод из «Иронии судьбы», – наконец нарушил молчание он, – «…я все время ищу повод, чтобы остаться. И не нахожу его…»

– «…А я все время ищу повод оставить вас…» – улыбнулась Марта.

– Правда? – обрадовался он.

– Правда…

– Тогда я буду ждать вас завтра, только скажите где…

Он не сделал попытки «напроситься на чашку чая», просто проводил ее до подъезда, поцеловал руку. Не так, как это делается обычно, а в перевернутую ладонь.

В лифте Марта прижала руку к своим губам, и ей показалось, что его поцелуй пахнет розами.

* * *

– Марта? Куда вы исчезли?

Голос Сергея в трубке заставил Марту недовольно поморщиться, как от зубной боли.

– Как ваши… то есть наши дела? Вы что-то узнали?

– Сергей, посмотрите на часы! Семь утра… Я еще сплю.

– Но я пытался дозвониться и позавчера, и вчера, – начал оправдываться он. – Вас не было. Я стал волноваться… Вы что-нибудь узнали о Зое?

– Какой Зое?.. – начала раздражаться Марта. – Посудите сами, почему о вашей девушке должна заботиться я?

В трубке повисла долгая пауза.

– Я вас не понимаю, – наконец произнес он. – Сначала вы сами завариваете эту кашу, а теперь говорите, что не знаете никакой Зои…

– Я ее действительно не знаю и никогда не видела! Думаю, что поиски вашей бывшей невесты – ваше дело. И вообще, я устала от всего этого. Почему вы, мужчины, так любите перекладывать свои проблемы на наши хрупкие плечи? Вам это не кажется странным?

– Мне кажется странным то, что вы так охладели. Вспомните, вы же нашли меня…

– Ну и что? Я привлекла ваше внимание к ситуации. Если она вас так же обеспокоила, как и меня, продолжайте поиски, делайте хоть что-нибудь, обратитесь в милицию. А мне надоело играть «в сыщиков», мне не десять лет. Наконец, у меня еще есть и другие дела. Вы меня понимаете?

– Откровенно говоря, не очень… Но, в принципе, мне все понятно. Прошу меня простить. До свидания.

В трубке раздались короткие гудки.

Марта накрылась одеялом с головой, но уснуть больше не смогла.

Сегодня, как и вчера, она должна была встретиться с Дмитрием. А поэтому надо было собраться, решить, что надеть, какую сделать прическу…

Теперь она не будет ходить как попало! Тяжелый период позади. Почти год она прожила, как уродливая гусеница. Надо с этим покончить, посмотреть на мир другими глазами, выползти из своего кокона.

Вчера Дмитрий, узнав, что она в отпуске, намекал на совместную туристическую поездку. Она конечно же отказалась, мол, никогда не согласится ехать за чужой счет. Слово «чужой» оскорбило его. Весь вечер он время от времени спрашивал, что должен сделать для нее, чтобы она не чувствовала его посторонним.

Марта улыбалась: «Это покажет время»!

– Для меня время так плотно спрессовано, – говорил он, – что один день похож на неделю! Я давно живу в этом сумасшедшем ритме. И ничего не поделаешь! Если я соберусь жениться, это произойдет молниеносно… Иного я не признаю. А сколько тебе нужно времени на то, чтобы «испытать чувства»? Полгода? Год? Два? А мне кажется, что все решается ТАМ, – он поднял палец вверх, – и – в одно мгновение. Иначе просто не может быть! Иначе – неинтересно. Когда я увидел тебя, во мне все перевернулось. А я доверяю интуиции. Знаешь, так бывает, когда читаешь хорошую книгу или смотришь на гениальную картину старого мастера – в какой-то момент все твои чувства приобретают некую животную чувственность, все воспринимается на уровне инстинкта. Мы стали довольно прагматичными. И, думаю, именно поэтому делаем кучу ошибок, не прислушиваясь к себе. Скажи, а ты совсем ничего не почувствовала, когда увидела меня впервые?

Марта не знала, что сказать. Конечно же она хорошо помнила первое впечатление от его черных зрачков-туннелей, но надо ли вот так сразу признаваться в этом?

– Я что-то не поняла, – с улыбкой ответила она. – Ты делаешь мне предложение? Ты меня почти не знаешь! А если я – обычная аферистка, которая специально вычислила тебя – богатого молодого человека, который пришел и запросто купил дорогие запонки в дорогом магазине? Разве можно быть таким доверчивым?..

Ей понравилась его неподдельная растерянность. Она давно заметила, что какие-то обычные житейские вопросы сбивают его с толку. Его оторванность от жизни, той жизни, которой жила она и миллионы таких, как она, одновременно пугала и привлекала. Марта уже могла погладить его вьющиеся волосы и охотно сделала это.

Он поймал ее руку. И так же, как в первый день, поцеловал, перевернув ладонь, и несколько секунд посидел, погрузив в нее лицо.

– Твоя рука пахнет морем… Если я скажу, что люблю тебя, это будет слишком рано?

– Да, – мягко улыбнулась она. – Но мне это все равно очень приятно.

 

Семь лет назад

…Сегодня Леле исполняется тридцать семь! Дата не круглая, но Микки впервые решает купить ей «взрослый» подарок. В конце концов, ради этого он полмесяца отпахал на автостоянке. А Леле говорил, что ходит заниматься химией к отцу своего друга: тот якобы предложил бесплатное репетиторство, ведь все равно занимается со своим сыном. Леля была довольна – в этом году Микки заканчивает одиннадцатый класс, должен поступать.

Микки пересчитывает деньги – пятьдесят долларов! О том, каким должен быть подарок, он позаботился. Он знает, что нужно! Леля будет довольна.

Теперь он не называет ее «тетей», как это было в детстве.

Какая она «тетя» – Микки выше нее на целую голову, вся домашняя работа – на нем.

Леля… Вот кто никак не вписывается в книгу его наблюдений. Леля для Микки – это целостный инструмент, она как одно большое око – вездесущая. Так было всегда, только раньше он не мог этого понять, осознать, ведь был слишком маленьким. Теперь все изменилось.

Леля живет в его голове, весьма разумной для своего возраста, как говорят люди. Око-Леля спасает его, когда он бродит по городу и кожей чувствует, какой он уродливый, скользкий, как внутренности, пропитанные грязью чужих аур, переполненный мошкарой, как тростник.

И только одно большое Око наверху дает надежду, несет покой, спасение, утешение, прощение…

Он готов на все ради этого Ока. Но, смущается Микки, что он для нее? А если бы она знала ВСЕ, смогла бы вот так, в самые сокровенные минуты, смотреть на него? Не отвела бы взгляд? Вопрос…

Он для нее пока игрушка. Микки бросает в жар. Око-Леля всегда смотрит на него, даже в ТОТ момент… Она наблюдает за ним, как за тем прежним малышом. Она – экспериментатор, он – подопытный. И ничего тут не поделаешь. Вот если бы она увидела его другим, поняла бы, что он давно не ребенок, не игрушка и совсем не похож на других. Леля любит острые ощущения, уж это Микки знает наверняка.

Он выходит из квартиры, едет в центр города. Там на тихой улочке есть магазинчик в полуподвальном помещении, где всегда немного покупателей. Микки обменивает деньги, а потом выбирает подарок: кожаный ошейник и пачку ароматизированных свечей.

Он знает, что Леля удивится, но будет довольна.

А еще он устроит вечеринку на двоих в своей квартире. Они впервые пойдут туда вдвоем. Микки купит бутылку шампанского, конфеты, фрукты. Леля давно намекает, что надо подумать о размене, об объединении двух квартир в одну – большую – просторную, где каждый бы имел свою спальню. Эта мысль больше не пугает Микки, он знает, что Око-Леля теперь принадлежит ему.

– Я, конечно, не могу на этом настаивать, – говорит она, – и квартира – твоя собственность… Ты ведь когда-нибудь женишься…

Микки знает, что она лукавит, что ей тоже невыносима мысль о разлуке. Око-Леля воспитала его для себя… За все эти годы она была в той квартире всего несколько раз. Микки знает, что ей там тяжело дышать.

Но сегодня он сделает генеральную уборку, накроет стол. А за ужином они поговорят о размене – он уже подыскал несколько неплохих вариантов. Это – тоже подарок.

* * *

…Вечер и ночь. Великолепная, чудная Леля…

Микки кажется, что каждый раз он убивает ее и каждый раз она возрождается – еще краше.

Леля – бессмертна.

Леля – спокойная, даже слегка равнодушная под утро.

Это возбуждает. И ему снова хочется убивать ее.

Леля никогда не закрывает глаза, не издает ни звука, как это показывают в кино. Микки ненавидит дешевое кино – оно такое далекое от жизни! А его жизнь – это вот эти ночные часы, когда он так долго и сладко убивает Око-Лелю и никогда не убьет. Под утро ему трудно проснуться. Леля варит кофе, намазывает хлеб маслом…

– Почему мы не пошли домой? – слышит он сквозь утренний сон ее раздраженный голос. – Здесь такая пыль… Надо убрать, если сюда будут приходить покупатели…

Микки делает вид, что спит, слышит, как она возится в ванной, гремит ведром. Набирает воду. Ищет тряпку.

На мгновение все стихает. Микки догадывается почему…

Он открывает глаза. Видит над собой ее фигуру. Леля держит в руках охапку тряпья, которое вытащила из-под ванной, – полуистлевшие майки, цветные лоскутья, уже мало похожие на одежду, ржавые от влаги носки, мерзкие рваные колготки…

Она молчит. Она бездумно перебирает в руках эти тряпки…

Микки с улыбкой смотрит на нее. Ему весело. Наконец она поймет, что он не игрушка!

В ее глазах он видит неподдельный ужас. Мерзкая охапка летит ему в лицо.

– Что это? – выдыхает Леля. – Мальчик мой, что это такое??

…Потом Леля изо всей силы бьет его по щекам.

Она уже не равнодушна.

Она живая.

Микки всей кожей чувствует, как дрожит каждая клеточка ее тела.

Наконец! Микки новым, незнакомым для нее жестом, выбивает из пачки сигарету… А потом плачет, как тогда, и… именно на этом месте, где когда-то ему так хотелось доесть мороженое.

– Ничего, – позже горячо шепчет Леля, обняв его так же, как тогда. – Мы что-нибудь придумаем… Ничего, красавчик…

Микки с удовольствием смотрит на то, как она закрывает глаза, чувствует ее дрожь… Наконец! Он любит, когда ее глаза закрыты и ничто не мешает ему.

Он отбрасывает сигарету.

– Не смотри на меня… – шепчет он, зная, что теперь не нужно «делать лицо», что теперь оно такое, каким должно быть, – жестокое, по-настоящему мужское.

И он не хочет, чтобы Леля случайно увидела его таким и испугалась…

* * *

– Эти люди, как ты считаешь, «моего круга». Но ты сама поймешь, насколько ошибаешься, – говорил Дмитрий Марте, пока они ехали в машине в ресторан. – Не понимаю, почему они тебя так интересуют. Но твое желание – закон. Эту вечеринку я мужественно отсижу в твою честь. Уверен, что ты тоже будешь скучать…

– Ты не понимаешь, – девушка взяла его за руку и прижалась к плечу, с удовольствием вдыхая запах его одеколона. – Я хочу знать о тебе больше! Не обижайся, что напросилась на этот ужин. Мне кажется, ты сам не знаешь, какой ты ранимый. Тебя так легко обидеть, обмануть… От одной мысли об этом меня охватывает ужас. Я хочу знать, кто тебя окружает, чтобы быть спокойной, или…

– Или что? – ласково улыбнулся он.

– Или я их убью! – горячо сказала Марта.

Он сжал ее ладонь, и она почувствовала в этом жесте благодарность.

…В ресторане за накрытым столиком их уже ждали двое.

Взглянув на них, Марта мысленно саркастически усмехнулась: конечно! Белые рубашки, модные галстуки, безупречно завязанные под воротничками, пиджаки, как на манекенах. «Люди в черном»!

Проходя по залу под прицелом множества взглядов, Марта чувствовала себя герцогиней, словно визит в самое дорогое в городе заведение французской кухни был для нее не первым.

На ней новое платье – подарок любимого – то самое, из магазина. Платье было с глубоким декольте до середины спины. Еще пару недель назад она бы никогда не решилась надеть такое! А теперь ей было приятно ощущать в себе эти непостижимые и, как ей казалось, необратимые изменения.

– Состоялась реинкарнация! Ты похожа на мадам Рекамье, – прошептал Дмитрий, бросив на нее взгляд перед входом в зал. Сейчас с таким же восхищением смотрели на нее мужчины, сидевшие за столиком.

«Это и есть те «кошельки», – вспомнила Марта определение, которое услышала от Дмитрия. – Смотрят, как покупатели на рынке. Но я бы не хотела показаться им вещью. Не дождутся!»

Марта непринужденно протянула руку сначала одному, потом другому – и снова так, словно делала этот жест ежедневно. Поздоровалась, назвала себя, выдержала поцелуи на руке, села напротив и почти сразу почувствовала, что Дмитрий был прав: она будет скучать. Присутствующие с деловитым сопением уставились в меню, сделанное в виде старинного свитка. Это продолжалось минут десять. Официант покорно стоял над их головами. В заказах мужчин Марта почувствовала большой снобизм. Чего только стоила улитка в панцире на кучке соли!

Марта мысленно ужаснулась, и ей захотелось сделать что-то такое, что заставило бы их сбросить с себя маски.

Официант разлил вино.

Один из приятелей, кажется, тот, что представился Александром, поднял свой бокал:

– Вот уже почти четырнадцать лет существует наша компания. Десять лет, как к нам присоединился Дмитрий, и с этого времени наша работа превратилась в искусство! Предлагаю выпить за успех и конечно же за тех, кто украшает и делает возможной нашу работу! – Он внимательно посмотрел на Марту и воскликнул: – За искусство быть женщиной! И, в частности, за присутствующую здесь прекрасную даму…

Второй мужчина – он представился Никитой – хихикнул и поднес свой бокал к бокалу Марты, а она почувствовала, как теплая рука Дмитрия успокаивающе коснулась ее колена.

– У меня есть встречное предложение, – неожиданно сказала она. – Давайте выпьем за осуществление наших сокровенных желаний!

– Ну, это почти одно и то же! – рассмеялся Никита. – Тайные желания мужчин всегда связаны с женщинами! Я принимаю ваше предложение! За сокровенные желания!

Зазвенели бокалы, и снова наступила пауза.

Марту неожиданно охватил стыд – зачем она напросилась на эту встречу? Да, Дмитрий слишком деликатный и не мог ей отказать, но на будущее надо предупредить его, чтобы он говорил ей так, как есть, а не шел на поводу ее желаний.

Было очевидно: мужчины собрались поговорить о делах, а она здесь лишняя. Разве что послужит украшением стола.

Марта покраснела и растерялась: любая другая женщина «их круга», которая знает правила этикета и понимает полутона, ни за что не пришла бы сюда, а тем более – не вырядилась бы, как на праздник. Она не знала, как можно исправить ситуацию. Может, придумать какое-то срочное дело и уйти? Но Дмитрий не поймет и обидится – она так старательно сюда собиралась. Ну почему она не поняла его намек на то, что ей будет скучно? Вероятно, он хотел этим сказать, что разговоры пойдут о делах.

– Что-то не так? – тихо сказал Дмитрий.

– Все в порядке, – шепотом ответила она. – Извини, я понимаю, что испортила вам деловую встречу…

Дмитрий снова ласково коснулся ее колена, мол, все хорошо, не расстраивайся.

Марта вздохнула и решила набраться терпения.

Вероятно, мужчины тоже чувствовали неловкость. Чтобы прервать паузу, Марта, кляня себя за глупость, все же вежливо спросила, в какой сфере они работают. Слушая вполуха Никиту, который начал пространно вещать о «человеческом ресурсе», Марта мучительно думала, о чем бы она могла говорить дальше – о погоде, кино, музыке?

Ох, зачем, зачем она сюда пришла?

Дмитрий сразу почувствовал ее настроение и отказался заказывать «горячее».

– Мы скоро должны уходить… – сказал он.

– Хорошо, главное мы увидели, – сказал Александр и добавил, глядя на Марту: – Очаровательная женщина! Когда я вижу таких женщин, мне хочется, чтобы они жили только во дворцах, а не ходили по нашим бандитским улицам. Держитесь за этого болвана, – потрепал он по плечу Дмитрия. – Он надежный.

– Я знаю… – с гордостью сказала Марта.

– «Надежный»… – пробормотал Никита, наливая себе уже четвертую рюмку. – Будем надеяться…

– Оставь! – прервал его Александр. – Все будет хорошо, правда? – снова обратился он к Марте, и она уверенно кивнула:

– Конечно.

– «Конечно»… – эхом отозвался Никита.

Марта разозлилась: он, наверное, издевался.

Она вздохнула с облегчением, когда подошел официант со второй сменой блюд, и это позволило Дмитрию подняться. Он протянул руку Марте:

– Нам пора…

– О’кей! – кивнул Александр.

– В твоем распоряжении неделя, – буркнул Никита и, обращаясь к Марте, поклонился с деланой вежливостью: – Извините, дорогая, дела не терпят!

Когда они возвращались, Марта уже не чувствовала себя герцогиней. Наоборот – она чувствовала себя дурой, испортившей мужчинам беседу, к которой она не имела никакого отношения.

– Они мне не понравились, – сказала она Дмитрию. – Они вели себя с тобой как-то… свысока.

Он тяжело вздохнул:

– Пока что иначе быть не может: я им должен…

– За что? Много? – заволновалась Марта. – Может, я чем-то помогу?

– Не переживай, родная, – снова вздохнул он. – Я скоро все улажу. И… – нежно обнял он ее, – разумеется, без твоей помощи не обойдется!

Он улыбнулся и коснулся пальцем кончика ее носа, будто она была маленькой девочкой.

В такси Марта нежно потерлась щекой о его плечо и прошептала:

– Я дура… Я многого не понимаю – всегда все говори мне прямо. Я бы ни за что туда не пошла. Извини…

– Все нормально, – сказал он, заводя руку за ее талию. – Ты просто увидела, что в этой стороне моей жизни нет ничего интересного. А ты – мое все…

* * *

…Она лежала на спине и смотрела на потолок, на синие тени, отражавшиеся на нем. Это были тени деревьев, обступивших окно. От ветра, который поднялся на улице, деревья раскачивались, а их тени на стене сплетались в узоры. Шорох, доносившийся через открытую форточку, напоминал шелест волн.

Рядом тихо дышал Дмитрий.

Марте казалось, что они лежат в лодке посреди моря – одни в целом мире. А волны несут их к золотому берегу, к другой жизни, в которой не будет места рутине, отчаянию и неосуществленным мечтам.

Она теперь редко могла заснуть сразу – думала, думала, удивляясь тому, как изменилась ее жизнь. Всего за две недели она превратилась в сказку – ту, о которой мечтала в детстве по ночам, прислушиваясь, как ожесточенно ругаются родители, как плачет мать и проклинает не только отца, а вместе с ним и всю семью, которая «выпила из нее все соки».

Возможно, из-за того, что хотела быстрее уйти из дома, она и выскочила замуж так рано. Собственно, думала Марта, с ее стороны это был шаг к свободе и самостоятельности, которые впоследствии превратились в обычную зависимость: привыкла подчиняться, привыкла действовать так же, как и мать, – каждый вечер стоять у плиты или сгибаться над стиркой (Андрей категорически отказывался копить на стиральную машину, ведь хотел купить автомобиль) и однажды поймала себя на той же мысли – все это выпивает из нее все соки. И ужас заключался не в самой мысли, а в том, что ее жизнь идет по тому же кругу.

Специальность, которую Марта получила в техникуме легкой промышленности, не привлекала ее, ведь стать модельером так и не удалось, а работа мелкого клерка на швейной фабрике казалась ей тупиком, еще более глухим, чем ежевечернее стояние у плиты. Беда заключалась еще и в том, что Марта точно знала: где-то должна быть другая жизнь, другие люди и другие разговоры, а не те, что она слышала в кругу своих сотрудниц. Но для того чтобы найти ее, эту жизнь, ту отправную точку, с которой она должна начаться, нужно сначала изменить то, что есть. Изменить круто и смело. Но этой смелости хватило только на развод и автомобильные курсы, на которые она пошла ради этих перемен.

Марта вспоминала, как, собираясь на работу или на эти курсы, она смотрела на себя в зеркало и с сожалением думала о том, что она – такая молодая, красивая, стройная и, как уверяли подруги, сексапильная – до сих пор остается одна. И никто ее не интересует. А зависимость от привычного быта въелась так, что ее нужно вытаскать клещами!

И вот эта история с телефоном круто изменила ее жизнь, дала ту отправную точку, которую она искала. Удивительно и жутковато: неужели все зависит от случая, от стечения обстоятельств, от какой-то мизерной мелочи, мимо которой можно запросто пройти. И никогда не узнать, что эта мелочь и была твоей «отправной точкой» для большого плавания.

От этой мысли Марта вздрогнула.

Синие тени на потолке раскачивались – лодка отчалила и плыла все дальше в море, оставляя позади все сомнения. А она все же нашла в себе силы и разум откликнуться на звоночек судьбы!

Она с теплотой взглянула на мужчину, который спал рядом. С ним не будет бытовой возни – это точно. От всего, что он делал или говорил, веяло уверенностью и новизной, к которым Марта не привыкла, но привыкнет обязательно, ведь она создана именно для такой жизни, которая проходит в странствиях, увлечениях, мыслях о высоком в любви.

Дмитрий оказался знатоком многих неизвестных или непонятных для нее вещей, или таких, о каких она порой размышляла сама, но не могла найти для их выражения нужных слов.

Марта с удовольствием прокручивала в памяти сегодняшний разговор после их возвращения к ней в квартиру. Вспоминая этот неудачный ужин в ресторане, Дмитрий пространно и остроумно говорил о добре и зле – так, как Марте и в голову не пришло бы, ведь она привыкла пользоваться постулатами, которые вдалбливали в голову со школы. Хотя бы о том, что «добро всегда побеждает зло».

Собственно, с этого и начался разговор, когда она непринужденно произнесла эту фразу относительно сегодняшней встречи. А Дмитрий страстно и аргументированно возразил этому постулату. И сделал это так тонко и мудро, что она пришла в восторг от нового открытия этой, с одной стороны, правильной, а с другой – противоречивой аксиомы.

– Бог создал мир гармоничным, – сказал Дмитрий. – Все в нем должно быть уравновешенным. По закону сообщающихся сосудов. Понимаешь? Поэтому никогда одна чаша весов не должна перевешивать другую – все должно быть на одном уровне! В мире столько же любви, сколько ненависти, столько же боли, сколько и счастья, столько же слез, сколько и смеха. Зло никогда не перевесит добро, и обратного тоже не произойдет. Представляешь, во что превратится это добро, если оно возьмет верх? За добро, которое ты несешь людям, они могут распять. А так – все сбалансировано. Если кто-то добавляет в чашу зла хотя каплю – в это же время в каком-то другом месте, возможно, на другом конце Земли, кто-то так же кладет перышко благодати на противоположную чашу. И снова все уравновешивается. Проблема лишь в том, что в этот момент временного дисбаланса и совершаются неправедные поступки. Но в другой момент, когда перышко добра ложится на весы – пишутся поэмы, слагаются стихи, приходит озарение ученым и художникам, рождаются гении и… встречаются те, кому суждено встретиться.

– То есть во время нашей встречи кто-то неизвестный уравновесил чаши хорошим поступком? – улыбнулась Марта.

– Именно так, малышка, – серьезно ответил он и задумчиво добавил: – А потом опять наступил момент темноты… Так должно быть. Гармония – качели, вечный двигатель, без которого в мире наступит хаос…

Марта пошевелилась, и Дмитрий во сне положил на нее руку. Этот жест наполнил ее нежностью.

И она вдруг подумала о том, что та молодая женщина, которой угрожали по найденной мобилке, вероятно, никогда не была такой счастливой – бедная деревенская дуреха, угодившая в лапы ревнивца. Хорошо, что у нее нашлись силы уйти от него. Возможно, ее «отправная точка» находилась на пересечении с точкой Марты. То есть в гармонии и равновесии: кто-то потерял (момент перевеса зла) – кто-то нашел (момент справедливости). Но в обоих случаях все было к лучшему, подумала Марта, засыпая в успокаивающем мерцании и шелесте синих волн…

* * *

Когда ее разбудил телефон, было около одиннадцати утра. Так долго она еще никогда не спала.

Марта вскочила, не понимая, почему в комнате так светло, механическим движением потрогала вторую подушку – она была прохладной, но под рукой оказалась записка: «Я – на работу. Спи, спи, спи долго и сладко. Пока я не приеду. Тогда пойдем ужинать – только вдвоем. Люблю. Д.» – и рисунок на ней: широкая забавная улыбка с двумя ушами.

Марта поцеловала записку и неохотно протянула руку к телефону, который продолжал настойчиво трезвонить.

– Слава богу! – сразу услышала она в трубке торопливую речь.

– Кто это? – вяло поинтересовалась Марта, хотя и узнала голос Сергея.

Он назвался и растерянно добавил:

– Надеюсь, не разбудил?

– Разбудил, – буркнула Марта.

– Ну и ну! Опять? Теперь вы спите до одиннадцати. Что случилось? – иронично произнес он.

– Мне кажется, я не давала вам повода вмешиваться в мою жизнь! – раздраженно буркнула Марта.

– Да, конечно. Но вспомните, что первой это сделали вы! – парировал Сергей.

Это действительно был аргумент. И Марта решила не бросать трубку.

– Так вот, – продолжал Сергей, – вы сами закрутили это колесо! Я уже был совершенно спокоен, моя жизнь почти входила в нормальное русло – и тут вы.

– Я что-то не понимаю, – пробормотала Марта. – При чем тут я? И что вы от меня хотите?

– Я хочу кое-что вам рассказать, а там решим, что делать.

– Рассказать – о чем? – не поняла она. – Мне больше не о чем говорить с вами, не обижайтесь. Ведите свои дела сами, а меня оставьте в покое. У меня совсем другие планы на предстоящую неделю, – кстати, последнюю неделю отпуска. Не хочу его портить.

– Вот как! Ну что ж, все понятно, но… – На том конце трубки на миг засомневались, но тут же голос Сергея приобрел уверенность, – но я должен вам кое-что рассказать и кое о чем попросить.

– Например?

– Это не телефонный разговор.

– Я не собираюсь выходить на эту жару только ради чашки кофе с таким назойливым человеком, как вы! – категорически отказала Марта и хотела уже добавить «до свидания», но Сергей опередил ее сообщением, которое заставило ее согласиться на встречу:

– Я был в том магазине, где на Зойку свалилось счастье! Довольно гадкое место…

– В вас говорит «классовая ненависть», – улыбнулась Марта и добавила, поглядывая на часы: – Черт с вами, давайте встретимся. Но предупреждаю – у меня мало времени.

…Марта назначила встречу в том же кафе, где они встретились впервые. Ехать не хотелось. А еще она боялась не успеть вернуться к приезду Дмитрия, хотя у него были ключи. Но она не хотела, чтобы он ждал, а еще хуже – подумал, что у нее есть дела поважнее ужина с ним.

Марта с сожалением подумала, что до сих пор не имеет никаких контактов с любимым – хотя бы номер его телефона иметь. Вероятно, из-за того, что они виделись ежедневно и в таких контактах не было никакой нужды: всегда звонил он.

Марта ехала в троллейбусе и ловила себя на мысли, что уже сейчас она мечтает о том моменте, когда вернется назад и будет ждать звонка в дверь. Даже не звонка, сначала на каком-то животном уровне она услышит шаги на лестнице, потом – легкое шуршание за дверью (это он снимает целлофан с букета!), а уже потом – звонок. Но это будет потом, после этой жаркой дороги, скучного сидения в кафе и ненужной беседы с ненужным человеком.

Марта опоздала.

Сергей сидел за тем же столиком, где они сидели в прошлый раз.

Перед ним стоял бокал с пивом, а там, где должна была сесть она, – таяло в широкой креманке клубничное мороженое. Марта села напротив, поблагодарила, отодвинула креманку и внимательно посмотрела на собеседника.

– Вы изменились… – отметил он.

– Неужели? – удивилась Марта. – В чем же именно?

– Не знаю… Но что-то изменилось. Вы вся сияете…

– Оставим это, – не без удовольствия ответила Марта, ехидно подумав о том, что он опоздал с комплиментами. – Итак, что вы хотели мне сказать?

Он молчал, рассматривая ее. Вздохнул.

– Теперь я точно понимаю, что вам это все не будет интересно. Смотрите на меня, как на назойливое насекомое. Тем не менее, вы сами заварили эту кашу. А мне стало интересно «доварить» ее.

– Не проще ли обратиться в милицию?

– Вы когда-нибудь имели дело с милицией? В лучшем случае они занесут ее в список «Разыскиваются». А если она просто уехала, скажем, в отпуск? Как доказать, что ей что-то угрожает?

– А телефон? – начала говорить Марта и замолчала.

– Наконец-то! – почему-то обрадовался Сергей. – Верная мысль. Телефон с номером вызова! Собственно, из-за него я и просил о встрече! Он у вас с собой? Надеюсь, вы сохранили карту памяти?

Марта заметила, как он разволновался, и это насторожило ее. И вообще, теперь она смотрела на него другими глазами – с высоты своей нынешней жизни. С улыбкой вспомнила, как еще совсем недавно с надеждой поглядывала на мужчин, надеясь на то, что хоть какая-то встреча окажется неслучайной. С неприязнью отметила взъерошенные волосы собеседника, цветные носки, которые не подходили к джинсам, претенциозную цепочку на шее…

– Этот телефон – отныне мой талисман, – сказала она. – Я его отдам разве что хозяйке, но лично. А зачем вы спрашиваете?

– Как зачем? Неужели не понятно? – воскликнул он. – По номеру вызова можно вычислить того, кто звонил!

– Знаете что, – медленно произнесла Марта, – вы можете играть в эти игры по-другому: пройдитесь по местам, где вы бывали вместе, наконец, у вас, вероятно, куча общих друзей, которые могут что-то знать. А я жалею о своем опрометчивом поступке. Думаю, что вокруг ходит куча похожих на вашу Зою женщин – и каждая нуждается если не в защите, то хотя бы в понимании. В свое время, видимо, вы ей этого не дали, вот она и переметнулась к другому. Вот и докажите ей, что вы способны ее защитить. Ищите ее, а не какого-то сумасшедшего. Наверное, он уже умерил свой пыл…

– Я искал! – нервно воскликнул он. – Я же говорил, что был в том чертовом магазине!

– И что?

– Продавщица сказала, что она туда заходила еще раз накануне исчезновения.

– Зачем?

– Сдавала платье!

– Вместе с телефоном? Зачем? – снова эхом отозвалась Марта.

– Представляете, в каком нужно быть состоянии, чтобы оставить мобилку в кармане? А платье сдала для того, чтобы получить деньги. У нее же стипендия – копейки.

– Ну, она довольно практичная особа… – улыбнулась Марта.

– Дело не в том! – снова горячо произнес Сергей. – Я думаю, деньги ей были нужны для того, чтобы где-то укрыться. Возможно, уехать. Или снять комнату.

– Значит, она сама справится, – сказала Марта и посмотрела на часы. – Мне пора.

Откровенно говоря, ситуация начала ее раздражать, а Сергей все больше вызывал неприязнь.

– Отдайте телефон, – прямо и мрачно произнес он.

– Отдам только хозяйке. Я сказала.

Они мгновение смотрели друг другу в глаза.

И Марту неожиданно осенила мысль:

– Это звонили вы?

Сергей схватился за голову, широко раскрыл глаза, полез пятерней в свои и без того взлохмаченные волосы и громко выдохнул:

– Если бы вы не были женщиной, я бы…

Не закончив фразу, он хлопнул ладонью себе по колену.

Марта быстро поднялась, показав, что больше разговаривать не о чем.

Она шла, чувствуя на себе его гневный взгляд.

И мурашки бежали по ее спине.

 

Три года назад

…Он назвал ее Эллис Дидон, как только они приземлились в порту «Карташ» и горячий сухой воздух ворвался в прохладный салон самолета.

Она была немного растеряна, смущена и все же – счастлива.

Четыре часа назад, в аэропорту, он с таинственным видом, помахивая их паспортами, сообщил, что путешествие в Котор… отменяется. И, радуясь ее разочарованию, с трудом скрывая свое удовольствие, он сообщил, что сделал ей более экзотический сюрприз, а проще говоря – совершил ее давнюю мечту: они отправляются в Тунис! Она запрыгала, закрутилась на одной ножке и, не обращая внимания на толпу людей, повисла у него на шее.

И вот он – Карташ, Картаго, а точнее – желанный старый Карфаген! Любимое место отдыха Мопассана, Экзюпери, Уайльда, Франсуазы Саган… Колыбель древней культуры, жаркая родина финикийцев, земля «королевы бродяг» – Эллис Дидон.

Пока в прохладном автомобиле они ехали мимо нескончаемых оливковых плантаций, она с восторгом слушала рассказы о тех давних временах, когда финикийское войско во главе с ее тезкой Эллис решило остаться на этих благодатных холмах.

– По легенде, местный царь позволил прибывшим взять себе клочок земли размером с бычью шкуру, – рассказывал он. – И хитроумная Эллис с радостью согласилась, невзирая на возмущение своих вассалов. Она взяла шкуру и отправилась на самый большой холм. Там под ее руководством воины вырезали из кожи микроскопически тонкий и длиннющий ремешок и опоясали им самый лакомый и плодородный участок. Так в 814 году до нашей эры тут возникла «картадажи», что означает – «новая столица». А Эллис Дидон стала ее первой царицей…

Он попросил таксиста остановиться – и они покупали у торговцев, стоящих под пальмовыми палатками прямо при дороге, восточные сладости, черные оливки и запивали их замечательным «пальмовым» ликером.

В машине он облизывал ее сладкие от сока и патоки пальцы…

– Это земля гордых людей, – продолжал рассказывать он, – по крайней мере была такой, пока римляне не разрушили Карфаген. Представь только: когда финикийский полководец стал перед войском победителей на колени, его жена взошла на башню вместе с детьми, отрубила им головы и сама бросилась вниз…

– Не говори мне о грустном… – попросила Алиса.

– Разве это грустное? Это поступок гордой женщины! – улыбнулся он и нежно привлек ее себе. – Хорошо, расскажу о веселом – о нашем ближайшем будущем. Сейчас мы приедем в одно удивительное место – я давно его выбрал для нас. Там нет шума – только море, горы и маленькое бунгало. Завтра, когда ты отдохнешь с дороги, поедем в церковь – здесь есть православные храмы – и обвенчаемся. А потом будем есть фрукты, плавать, рыбачить и… любить друг друга, как одержимые!

Она счастливо засмеялась.

Пейзажи за окнами почти не менялись – оливковые плантации протянулись на многие километры. Они проезжали поселки, и Алиса с удивлением разглядывала необычной формы дома, улочки без единого деревца и множество крошечных кофеен, где сидели смуглые мужчины в длинных халатах, курили кальяны, беседовали. У магазинов на огромных крюках висели туши коров или коз, облепленные мухами. По улицам носились толпы смуглых детей – совсем маленьких и постарше. Стоило притормозить, как они начинали догонять машину, показывая жестами, что хотят есть.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Это страна контрастов. Через пару дней, как только отдохнем, накупаемся, поедем с тобой в Тунис – так называется их столица, и ты увидишь, что это – маленький Париж…

Она не заметила, как в одно мгновение, около восьми часов, на землю упали сумерки – вдруг и сразу. И она заснула, утомленная перелетом и убаюканная гулом мотора. В городок, где должны были остановиться, они приехали в полной темноте. Проснулась она от того, что он нежно будил ее, щекоча травинкой щеки и нос. Машина стояла возле небольшого домика. В темноте вокруг него, как на экзотической открытке, вырисовывались высокие пальмы, четко очерченные лунным светом.

– Просыпайся, соня! Мы приехали! – сказал он. – Я даже успел получить ключ. Жаль было тебя будить, но водителя надо отпустить.

Она вылезла из машины, воздух уже не был таким жарким, как днем. Приятная прохлада щекотала кожу.

– А где море? – спросила она.

– Вот там, – махнул он рукой за дом. – Совсем близко. Утром будем нырять. А сейчас – баюшки, баюшки, спатки… Дай я тебя отнесу!

Он схватил ее на руки, и она, как ребенок, покорно обхватила его за шею.

Пока она, сонная и уставшая, сидела в темноте в плетеном кресле, он занес вещи, зажег свечи и быстро разложил на столе еду – он подумал даже об этом.

– В ресторан идти поздно, – сказал он, – а завтрак начинается рано – не успеем проголодаться. Сейчас только перекусим.

– А где ресторан? – спросила она.

– Здесь все находится на большом расстоянии – и это мне больше всего нравится в этом отеле! Кстати, знаешь, как у них называется отель? Фундук! Смешно, правда? Ну ешь, ешь – и в кроватку!

Они намазывали хлеб джемом, запивали пепси-колой и смеялись.

– Слышишь? – шепотом спросил он.

– Что?

– Море…

Она прислушалась, услышала только ветер, но кивнула.

– Не будем включать свет – так романтичнее, – прошептал он.

…Потом, когда они лежали на плетеных циновках прямо на полу, она сказала, что всегда мечтала об экзотике, и вскрикнула: по белой стене, освещенной луной, ползла ящерица.

Он засмеялся:

– Это и есть экзотика. Привыкай! Они безопасны…

А еще через полчаса, когда сон влился в нее, как струя горячего меда, она, уже погружаясь в эту душную жаркую массу, услышала странные неземные звуки, льющиеся с небес, – длинную пронзительную мелодию, которую напевал странный человеческий голос, и пошевелилась.

– Это муэдзин… Ты еще не раз его услышишь… – прошептал он, целуя ее во влажный лоб. – А теперь спи, детка, спи…

Она уснула.

И медленно поплыла по жаркому медовому туннелю, в волнах голоса, который звучал сверху – где-то оттуда, из середины пальмовых зарослей…

* * *

…Она лежала на спине в горячей воде и знала: откуда-то снизу должна пробиться струя холодного источника и поэтому стоит подождать, потерпеть. Поверхность воды покачивалась и затягивала вниз. Она старалась не делать резких вдохов: с каждым вздохом она все больше погружалась в воду, на поверхности оставались лишь глаза, рот и нос.

Волосы большим цветком распустились вокруг головы, щекотали уши, которые уже были под водой. Она ждала, когда струя источника, который она чувствовала спиной где-то глубоко под собой, подтолкнет ее на поверхность и она снова услышит звуки и сможет выпрыгнуть из этой воды. Тем более, что увидела берег, который был похож на край большой глиняной тарелки. Очерчивая взглядом круг, она неожиданно заметила, что по бокам тарелки появились какие-то тени – очертания мужских торсов.

Именно они и раскачивают тарелку, и поэтому вода выплескивается, заливая лицо. Она хочет попросить не качать ее, но только захлебывается водой, которая имеет привкус формальдегида. Несмотря на жару, ее конечности под горячим слоем становятся ледяными…

Она начинает кашлять, хрипеть, вода разъедает глаза. А тени посмеиваются и напевают песню муэдзина. В отчаянии она шарит рукой рядом с собой, ищет помощи – но рядом с ней, и над ней, и внизу – пустота…

Голоса теней становятся сильнее, звучат угрожающе, пронзительно, гортанно, как шум пеликанов. И она вдруг осознает, что совершенно голая, что ее прикрывает только вода…

Она переворачивается на живот и тонет…

Упирается ногами в скользкое дно, отталкивается от него из последних сил и стремительно летит на поверхность…

– Ох… – Алиса вскакивает на жесткой циновке.

Оглядывается.

Ее слепит острое жаркое солнце.

Алиса падает навзничь, щурится и с удивлением замечает, что в комнате есть люди: несколько темных силуэтов на фоне яркого солнца.

Сон продолжается?

Алиса протягивает руку, нащупывает рядом с собой только скомканную простыню. И окончательно просыпается. Слышит над собой гортанный клекот и с ужасом вскакивает – кто это?

Глаза привыкают к свету. Над ней стоят четверо мужчин. Двое – в выгоревшей, почти белой, грязной форме, похожей на военную. Двое – в длинных, до пят, рубашках, на головах – клетчатые платки. Они что-то говорят – все разом. Наконец один наклоняется над ней. Внимательно осматривает, говорит кратко: «ля бес»…

Алиса натягивает на себя простыню, вертит головой: то, что вчера в сумерках показалось ей гостиничным бунгало, оказывается обшарпанной комнатой со щелями в стенах, с потрескавшимися плетеными табуретами. Циновка грязная, затоптанная, накрытая пожелтевшим одеялом. Мужчина в форме снова произносит короткое слово.

Алиса вертит головой, ищет свою одежду, повторяет лишь одно: «Не понимаю…» Мужчины хохочут. Поднимают ее с циновки, она едва успевает прихватить простыню, кричит. Она знает, что произошла какая-то ошибка, что сейчас с моря вернется тот, кто все уладит.

«Мы будем жаловаться в посольство!» – угрожает Алиса.

Один из мужчин обращается к другому – тому, что в гражданском. И тот, дико коверкая слова, перемежая их какой-то бессмыслицей, смеется, обдавая ее запахом изо рта:

– Цигель-цигель-ай-лю-лю, Наташа! Как делья? На шару! Пажалуста! Адин доллар!

Алиса оглядывается на дверь: сейчас, сейчас все кончится. Она гордо объясняет, что она – туристка, гражданка другой страны. Что они не имеют права на такое вторжение, что им попадет от руководства гостиницы, сейчас вернется ее муж и тогда…

Второй военный трет палец о палец, кивает переводчику, и тот говорит с ударением на последнем слоге:

– Пас-порт!

Алиса бросается в угол, где вчера лежали ее чемодан и сумочка.

Там пусто.

Ни единой ее вещи!

Даже босоножки исчезли.

Алису, несмотря на страшную духоту, прошибает озноб. Она обегает все уголки помещения, мимоходом удивляясь, как она не заметила вчера, какая это дыра. Наконец, плотнее кутаясь в простыню, бессильно оседает на пол.

Потом, когда она уже сидит спокойно, не двигаясь, не спуская глаз с двери, – дверь открывается…

Это еще один.

Он выглядит более цивилизованно, на нем белый полотняный костюм.

– Мархаба! Прив’ет! – здоровается он.

Алиса вздыхает с облегчением.

– Что вы сделали с моим мужем? – спрашивает она. – Мы будем жаловаться!

И слышит нечто совершенно непонятное. То, что она должна отработать дорожные расходы, ведь за нее заплачено, что она не имеет никакого документа, который подтвердил бы ее джансийя — гражданство и право обращаться в посольство.

Алиса смеется.

Она захлебывается смехом.

– Сейчас он вернется и… – угрожает.

– Кто может подтвердить ваши слова? – спрашивает мужчина в костюме.

Алиса напряженно молчит. Кто? И вдруг ее осеняет: таксист! Гостиничный администратор! Конечно!

– Мы приехали в этот отель на такси! Позовите администратора! – радуется Алиса.

– Фундук? – переспрашивает мужчина в костюме.

– Отель! – говорит Алиса. – Мы приехали поздно. Я уснула. Мой жених сам зарегистрировался и взял ключи…

Мужчина иронически улыбается.

– Вы считаете, что это – отель?

Алиса снова растерянно обводит глазами обшарпанное помещение.

Молчит…

Сейчас должен закончиться этот бред – стоит немного потерпеть и успокоиться. Вот это, наверное, и есть экзотика, как вчерашняя ящерица на стене. Какая-то местная игра с туристами. Сейчас будет весело, смешно, спокойно.

– Ля бес! Ля бес! – лопочут мужчины в сорочках.

Сквозь их улыбки проглядывают гнилые зубы.

Мужчина в костюме смотрит на часы – ему некогда. Небрежно подбирая слова, объясняет, что у него нет времени на долгие разговоры, и добавляет:

– Льяма, Лябес!

И объясняет: «Надо работать, красотка белая Лябес».

Алиса не понимает.

Требует позвать мужа, администратора, разыскать таксиста, вызвать, наконец, полицию.

Она кричит, она рвется к двери.

Мужчина в костюме кивает кому-то. Тот подходит и бьет Алису в лицо.

Вместо боли она испытывает удивление – только удивление, а боль приходит позже, когда красные ручьи из носа льются на грудь, на простыню. Мужчины стягивают простыню. Алиса кусается, царапается, кричит и теряет сознание…

* * *

– Теперь я знаю, что это не просто слова – я просыпаюсь и засыпаю счастливой. И весь день думаю о тебе, – говорила Марта, накрывая на стол.

Сегодня они впервые не пошли ужинать в ресторан. Это она уговорила его. За эти дни ресторанная еда ей порядком надоела. Хотелось чего-то «живого» – обычной картошки с огурцами, селедкой, черным хлебом и кучей разной зелени. Когда она сказала об этом, Дмитрий удивился – неужели можно питаться дома?

А теперь из кухни шли такие ароматы, что он не мог сдержать своего восторга. Оказалось, что за годы одинокой жизни он ни разу не питался дома и даже не представлял, каким вкусным может быть обычный борщ. Это растрогало Марту до слез.

Она возилась на кухне и ловила себя на мысли, что тоже давно ничего не готовила, кроме наспех сделанных бутербродов.

Они ужинали, пили вино – какое-то особенное, привезенное им из очередной командировки, и оно склеивало их губы, делало их черными и сладкими. Марте было немного неловко за свою небольшую квартиру со старой мебелью и за то, что, возможно, у нее не очень хороший вкус. Ей так хотелось объяснить ему все – прижаться к плечу и рассказать, как жила и почему так быстро пошла на его зов. Второе случилось потому, что Дмитрий был едва ли не единственным, кто мог так внимательно и сочувствующе слушать о первом…

– Папа ушел от нас, когда мне было двенадцать, – говорила она, все еще удивляясь тому, как внимательно он слушает. – Я ходила в школу и старательно скрывала это событие от одноклассников, мне казалось, что ничего более позорного быть не может. Что это – мое клеймо до конца жизни. Я стала плохо учиться, ведь все время думала, что именно я виновата в разводе родителей. Сестра была уже взрослая и училась в другом городе. Никто не мог помочь мне. Оставалось страдать молча и изображать полнейшее спокойствие. Пока учительница при всем классе не крикнула: «То, что твои родители развелись, не дает тебе права не учить уроки!» Знаешь, тогда мне показалось, что я попала в середину костра – огонь мгновенно охватил меня, и я сгорела на месте. Хотя и продолжала стоять перед классом и… не спускать с лица застывшую улыбку.

– Я представляю, как это было тяжело… – прошептал он.

– Да… Но я хочу сказать не об этом. До сих пор мне казалось, что я так и осталась жить с этой застывшей улыбкой на губах. Чтобы никто в мире не догадался, что творится у меня внутри на самом деле. Но до сих пор я не знала, что она, эта улыбка, – неестественная, искусственная, ненатуральная. А теперь мышцы лица будто расслабились и я отдыхаю – с тобой. Я знаю – мы разные, но я научусь. Я всему научусь…

– Глупенькая, мы одинаковые. Ты это еще увидишь, когда наконец я смогу пригласить тебя к себе. Я покажу тебе кучу старых фотографий, свои детские рисунки, свои дневники, и ты все поймешь. Мое детство тоже не было безоблачным. И поэтому я прекрасно понимаю, о какой улыбке ты говоришь, – задумчиво сказал он. – Кажется, у меня она тоже была. И именно сейчас – исчезла. Тоже благодаря тебе.

– Я хочу посмотреть все это сейчас! – улыбнулась она.

– Хорошо. Но пообещай, что в мой дом ты войдешь как моя жена.

Марта почувствовала, как внутри нее щекотно зашевелился комочек счастья, но сдержалась и решила отшутиться:

– О, тогда тебе придется подождать!

Он тоже улыбнулся, потормошил ее за плечо:

– Я могу подождать еще пару дней, пока закончится ремонт!

– Ты делаешь ремонт?

– Да. Раньше мне все это было безразлично. А теперь вот решился. Догадываешься – почему?

Она не ответила, а вместо этого со смехом наскочила на него, повалила на диван, прилагая все усилия, чтобы победить его. Они рухнули на пол, разливая по ковру черное вино. В ребячьем запале не сразу услышали телефонный звонок.

Тяжело дыша и все еще смеясь, Марта дотянулась до трубки: «Алло» – и практически сразу – нажала на отбой.

Лицо Дмитрия помрачнело.

– Это не то, о чем ты мог подумать… – быстро сказала она.

– Не говори ничего, – попросил он. – У тебя же наверняка была какая-то личная жизнь…

Марта видела, как мгновенно испарилось веселое настроение, как он напрягся – и ее охватила нежность: он не мог скрыть своих эмоций, как ребенок. Такой большой и беззащитный ребенок…

Она рассказала, что это звонил один «мерзкий типчик», которого она сама, к сожалению, материализовала в своей жизни, ведь просто скучала в отпуске, потому что тогда еще не представляла, что ее ждет новая встреча. И что ей хотелось хоть каких-либо развлечений в этом жарком и безысходном августе.

И она рассказала о девушке из села Лесное и о ее парне, которого та бросила ради другого. Теперь этот парень не дает ей покоя. Единственное, о чем Марта не решилась признаться, – о телефоне. Как сказать, что она его украла? Да, да, именно украла, ведь могла бы сразу же сообщить о своей находке продавщице.

– Теперь этот Сергей звонит и докладывает о результатах своего бессмысленного поиска, – закончила рассказ Марта. – Хотя мне кажется, что он просто издевается надо мной. А может, над ним издевается она.

– Не думаю, что это шутки… – сказал он. – Люди исчезают… И это серьезно. До того, как заняться бизнесом, я работал медэкспертом и знаю, о чем говорю. Меня беспокоит это твое знакомство. И то, что он не оставляет тебя в покое.

– Честно говоря, – сказала Марта, – меня это тоже беспокоит. Тем более… – она задумалась и не решилась продолжать, чтобы не разволновать его.

– Что?

– Тем более, что мне кажется, это он достал ее своей ревностью. И что-то с ней сделал… И если бы не я, никто бы ни о чем не узнал. Я нарушила его планы – стала свидетелем этой истории.

Марта впервые так четко сформулировала свои подозрения, что вся картина сложилась в голове, будто рассыпанные перед этим пазлы.

– Надо заявить в милицию! – решительно сказала она.

Дмитрий грустно покачал головой:

– У тебя нет никаких доказательств того, что она в опасности. Единственный аргумент – то, что девушка якобы исчезла. Но она может просто находиться где угодно и с кем угодно. Такое заявление никто не примет.

– А что делать? – растерянно спросила она.

– Наверное, придется мне разобраться с ним по-мужски, – улыбнулся Дмитрий. – Ты знаешь его координаты?

Марта вспомнила только название фирмы, где работает Сергей. Ни его телефона, ни адреса у нее не было. Ей очень хотелось рассказать любимому о происшествии с телефонными угрозами, но она снова решила – не стоит.

Дмитрий слишком уязвим и вспыльчив, он этого не простит!

Пусть во всем разберется сам. Она погладила его по плечу и почувствовала под рукой упругие бицепсы.

Конечно, он избавит ее от неприятностей.

* * *

На следующее утро Марта ехала в метро, и сердце ее напевало мелодию, которую, как ей казалось, слышали все, кто сидел рядом. Отправляясь утром на работу, Дмитрий оставил ей деньги на… путеводители.

Марта удивилась. А он с напускной строгостью велел ехать в самый лучший магазин, набрать кучу познавательных книг и до вечера старательно проштудировать каждую, чтобы он знал, где она хочет провести остаток своего отпуска.

Марта сопротивлялась недолго. Хотя и предупредила, что путеводители она обожает и охотно приобретет с чисто познавательной целью, а вот что касается путешествия – надо подумать. Во-первых, отпуска осталось – кот наплакал, а во-вторых – она не может принять такой дорогой подарок.

Он обнял ее, зарылся в волосы так, чтобы она не видела его глаз, в которых дрожали слезы, и прошептал: «Это не подарок… Я люблю тебя…» – потом развернулся и быстро вышел за дверь.

Теперь она ехала, переполненная этим прерывистым шепотом, прокручивала его в голове сотни раз и светилась изнутри. Как она могла жить до всего этого, думала Марта. С детства ей были известны какие-то простые постулаты и она жила в соответствии с ними, будто листала неинтересный учебник, не зная, что это – учебник ее жизни.

В этом учебнике было написано, что дождь – это плохо для прогулок, а солнце – хорошо, что вечером и утром надо умываться и чистить зубы – тогда родители будут довольны, а если хорошо есть – можно вырасти большой. Она все это прилежно выполняла, но от этого не становилась счастливее. И считала, что жизнь удается, когда все идет, «как у всех».

Теперь она смотрела на этих «всех», и ее душили слезы любви, которую она испытывала к каждому, кто стоял и сидел рядом с ней. Вместе с этой неожиданной любовью ее охватывала и жалость. Эти чувства были такими мощными, что Марта испугалась и подумала, что становится чересчур сентиментальной, ведь в любую минуту те, кого она жалела, могут толкнуть ее, обозвать или сделать еще какую-нибудь пакость, как это обычно делают случайные попутчики в переполненном транспорте, заботясь только о себе. Но даже от этой мысли чувство любви не прошло.

Она рассматривала людей с необычайной нежностью. Вот женщина, которая раньше вызвала бы у нее лишь саркастическую улыбку – в бесцветной футболке и клетчатой бесформенной юбке. У нее полная сумка продуктов – хлеб, фрукты, молоко. Все – вперемешку. Потертые ремешки босоножек, сбитые каблуки – видимо, много ходит. Куда? Зачем? На лице – ранние морщины, взгляд – отстраненный, будто она очерчивает им вокруг себя безопасный вакуум.

Она придет домой, заведет будильник на шесть, чтобы утром сварить борщ на неделю, будет проверять уроки у детей, вечером включит сериал и заживет искусственной «мыльной» жизнью, которая – единственная! – покажется ей настоящей.

Рядом юные создания шепчутся о каком-то Максе – они еще полны надежд и иллюзий.

Даже подвыпивший мужчина сегодня казался Марте милым, беззащитным, хорошим. Он что-то бормотал, икал, по-интеллигентному прикрывая рот краем грязного галстука. Марта представляла, как он заснет сегодня на своем диване, как был – в рубашке, носках и галстуке в синюю полоску. И во сне ему захочется счастья, на утро – холодного пива, а вечером – забытья.

«Жалость и любовь, – подумала Марта, – вот две силы, которые должны сделать мир лучше! Жалость и любовь – и исчезнут войны, недоразумения, обиды». Эта мысль настолько растрогала ее, что она отвернулась к окну, смахнула слезы и стала вглядываться в синюю реку, которую переезжал поезд. Река и берега, обрамляющие ее, были потрясающими и тоже вызвали слезы умиления.

«Я – дура! Влюбленная кретинка!» – сказала себе Марта и начала прокручивать в уме таблицу умножения. По крайней мере цифры не вызвали у нее никаких эмоций, и Марте стало легче.

…В магазине на первом стеллаже у входа Марте сразу бросилась в глаза полка с яркими путеводителями. Один лучшего другого – «Париж», «Вена», «Осло», «Берлин», «Прага», «Амстердам», «Хельсинки»…

Но цены! Марта развернула пачку денег, которую оставил Дмитрий, и поняла, что хватит на все. И не удержалась от соблазна – набрала книг как можно больше.

Города, которые казались ей недостижимой мечтой, становились ближе, приобретали очертания и реальность.

Она приехала домой, налила себе полстакана чинзано, разбавила тоником, уселась среди подушек и разложила перед собой всю кипу ярких буклетов. Начала рассматривать глянцевые страницы, путешествуя пальцем по набережной Сены, каналам Амстердама, фьордам Норвегии, воздушным, безейным городкам Чехии.

Ей хотелось плакать и смеяться одновременно.

Она вспомнила, как когда-то давно – в другой жизни, которая не предполагала никаких путешествий, в ее воображении возникала такая картина: она стоит на какой-то высокой точке незнакомого города – величественного и старинного, полного огней, музыки, запахов ночных фиалок и толп красивых людей… Она наклоняется через перила моста (или медный заборчик башни, или парапет, окружающий гору) и смотрит вниз, на город, лежащий перед ней как на ладони, а тот, кто стоит рядом, кладет руку на ее плечо, крепко прижимает к себе и говорит: «Полетели?»

Позже, когда на экраны вышел «Титаник», она представляла, что стоит на корме, раскинув руки под песню Селин Дион, – и взлетает над морем, над миром, над собой – той, что в этот момент тоже стоит так же, раскинув руки… под веревками, на которых развешивает белье, у плиты или раковины, в которую стекает грязная вода. А тот, кто стоит рядом – там, в воображении, на той горе или корме, – держит ее крепко и нежно. И дарит весь мир.

За эту минуту, помнится, Марта готова была отдать пять или даже больше лет жизни! Но разве тогда она могла знать, что мечты сбываются и без таких жертв?

Когда в дверях заскрипел ключ, Марта лежала, погрузившись лицом в буклеты со сладкой застывшей улыбкой, и не торопилась встать – она знала, что это пришел он и что ей не нужно немедленно вскакивать, бежать на кухню, разогревать ужин, суетиться у стола и подавать блюда. Дмитрий всегда приходил в хорошем настроении и сам начинал выкладывать на стол разные вкусности, жалея ее, интересуясь, не устала ли она за день.

Сегодня было так же.

Он присел рядом с ней, поцеловал в макушку и спросил:

– Ну, что выбрала моя принцесса?

Она взяла в обе руки всю кучу книг, подбросила их над кроватью и выхватила первую попавшуюся.

– Тапиола? Отличный выбор! – засмеялся он, взглянув на буклет.

– Финляндия, – поправила Марта.

И он восторженно заговорил:

– Тапио – это языческий северный бог воды, камней и деревьев. А Тапиола – одно из поэтических названий Финляндии! И мне так больше нравится – в этом названии больше романтики.

И Марта снова удивилась тому, как много он знает и как интересно его слушать.

– А еще в переводе это означает «первичное, родное, сокровенное». То, что происходит между нами. И поэтому это прекрасный и не случайный выбор. Я уже даже представляю маршрут, который тебе понравится. Сначала доедем до Хельсинки, там пересядем на электричку, идущую в Турку. Там сядем на паром… О! Ты когда-нибудь плавала на одиннадцатиэтажном пароме? Нет? Это целый город на воде! Мы поплывем в двухдневный круиз в Стокгольм и обратно – ты увидишь, какие там красивые берега. А сколько развлечений! Такое впечатление, что за два дня объехал мир! И вообще, Финляндия – страна избранных. А мы с тобой и есть избранные. Потому что нашли друг друга…

– Ты действительно хочешь, чтобы мы поехали вместе? – спросила она.

– Очень! – сказал он и лег рядом с ней, не снимая костюма, не боясь помять его.

– Серьезно? – улыбнулась она.

– Если серьезно, то я бы даже хотел ускорить наш отъезд.

Он сел и внимательно посмотрел на нее.

– Что-то случилось? Неприятности на работе?

– В общем-то, ничего особенного, но… обеспокоенность имеется, – сказал он.

Она тоже села, взволнованная изменением в его настроении:

– Что такое?

– Не волнуйся. Просто я… попытался разыскать этого сумасшедшего, – сказал он.

– Кого? – не поняла она.

– Того, кто беспокоит тебя звонками.

– Сергея?

– Кажется, так его зовут.

– Зачем ты берешь это в голову?

– Не волнуйся, я просто люблю расставлять все точки над «і». А в данном случае мне не нравится, что кто-то причиняет тебе неприятности.

– Ты с ним говорил?

– Нет. Вот получил только это, – и он вытащил и бросил на стол бумажку. – Оказывается, он уволился с работы несколько дней назад! Еле выпросил у его генерального директора этот адрес. Тебе не кажется это подозрительным?..

Марта кивнула, посмотрела на бумажку: «Каштановая, 7…»

– Я думаю, – продолжал Дмитрий, – что твои подозрения обоснованны. В лучшем случае, он – обычный шизофреник. А от них трудно отделаться.

– А в худшем? – спросила она.

– В худшем – он действительно причастен к исчезновению своей невесты. Ты со своим обостренным чувством справедливости нарушила его покой. Думаю, ты в опасности. Поэтому давай уедем быстрее. Завтра я займусь билетами и бронированием отелей.

Заметив испуганный взгляд Марты, он снова улыбнулся, нежно потрепал ее по щеке:

– Все. Забудь. Это мое дело…

 

За три года до событий

…Поселок был расположен высоко в горах в восьми километрах от рудников, на которых в две смены работали как местные, так и сезонные рабочие со всех уголков страны.

Вечером они спускались в поселок и до утра сидели в уличных кафе на циновках или прямо на разноцветном кафельном полу, покуривая кальяны, потягивая чай или кофе из стеклянных удлиненных сосудов, изредка поднимая шум и снова погружаясь в свои мысли.

Порой кто-то уходил, на его место садился другой, беря в рот засаленный, заслюнявленный наконечник трубки. Спали, отвалившись, тут же. Или разбредались по домам, что, собственно, было то же, что ночевать на улице – дверей на большинстве из них не было, а в проемы заглядывали вездесущие козы, укладываясь рядом с гостями и хозяевами.

Спали не раздеваясь, только обернув головы от назойливых мух, роившихся у вывешенных освежеванных козьих туш, которыми было завешено пространство вокруг кофеен. Здесь же, отойдя на несколько шагов за белую потрепанную стену, справляли нужду.

Запах табака, кофе и люля-кебаб смешивался с удушающим запахом полусгнившего мяса, которое разлагалось на солнце, и миазматическим духом прогнивших от влаги стен.

При всей антисанитарии в поселке редко болели. Разве что сразу умирали от укусов насекомых, которые разносили малярию, или от других болезней и вирусов, которые носили в себе бродяги.

Напротив одной из таких кофеен стояла «келья», в которой хозяйничала старая Зула. Она вставала за час до первого намаза и готовила кус-кус, закладывая в глиняный котел большие куски мяса, картофель, пшено, добавляла побольше специй, которые должны были забить вкус не очень свежей козлятины и «выжечь» из желудка все возможные микробы.

Устаз – «господин» – строго приказал кормить Лябес хорошо, чтобы она дольше сохраняла «товарный» вид и силы, ведь сезонников было много. По мнению Зулы, «товарного» вида Лябес не имела ну никакого – кожа да кости.

И Зула, принеся миску с кус-кусом на верхний этаж, садилась напротив и внимательно следила, чтобы ее подопечная съедала все до последнего зернышка.

Намучилась только первые пару месяцев, когда девушка совсем не могла проглотить едкую смесь, отказывалась есть и только пила чай с медом, впиваясь черными потрескавшимися губами в пиалу.

Но потом постепенно привыкла, начала выбирать из блюда только картошку. А уже после того, как устаз начал делать уколы или привозить порошки, было гораздо проще – Лябес стала как шелковая. Ела все. Даже тухлятину.

Для Зулы она была чем-то вроде неведомого зверька, за которым нужно ухаживать, время от времени вычищая клетку и следя, не трясет ли девушку от какой-нибудь болезни. Все остальное ее не волновало – выйти здесь некуда, убежать – невозможно и нет смысла – вокруг только горы. Сиди себе, пей чай и прилежно выполняй свою работу, и тогда устаз сделает укол, от которого на лице Лябес расцветает улыбка.

А что скрывается за этой улыбкой, Зуле не интересно – это чужая жизнь. У Зулы есть своя – семеро детей. И особая гордость – старший, который работает таксистом в столице, а это для других жителей поселка – вещь недостижимая. Слава Аллаху и хозяину, ведь у Зулы давно есть эта работа – присматривать за девушками. Плохо, лишь когда они умирают. Тогда устаз ругается, угрожает Зуле за то, что недоглядела. Поэтому Зула всегда подмешивает в чай толченый корень хины. Тогда года три можно жить спокойно. А этих лет вполне достаточно, чтобы устаз был доволен прибылью, которая, по его словам, вдесятеро окупает затраты.

Для Зулы Лябес, хоть ее и назвали этим словом – «красотка», – из другого измерения. Неверная, чужая, все равно, что кошка. Хотя и кошка имеет свою душу. Кошку можно погладить. А эта – кусается и рычит.

По крайней мере так было в первые дни, когда она сидела в ошейнике, пока ей не начали делать эти уколы.

Но с тех пор Зула больше не решается протягивать к ней руку.

Сидя на нижнем этаже, она прилежно ставит палочки в тетрадь: фиксирует посетителей, тщательно складывает полученные динары в сундук и радуется, когда ее процент достигает пяти палочек: хотя Зула и не умеет считать, но с деньгами внимательна. Пять палочек в неделю означает, что в тетради «прихода» за неделю – полсотни посетителей. Через год снова соберется сумма на свадьбу средней дочери. В прошлом году выдала замуж старшую – не стыдно в глаза людям посмотреть: свадьбу гуляли две недели. В этом году – «другая Алла!» – свадьба продлится еще дольше.

Так рассуждает Зула, бросая куски мяса в котел.

После того как стихает голос муэдзина, поднимается на второй этаж – пора кормить Лябес. Входит в полумрак, присматривается к неподвижному телу, истекающему потом, касается его ногой и почти обжигает ступню об обнаженное плечо – тело горит, как раскаленная сковорода!

Зула в ужасе застывает. Потом наклоняется, прислушивается к дыханию – оно хриплое, прерывистое и тоже горячее, как пар.

Зула стягивает грязную простыню с ног – они распухшие, кожа чуть не лопается, блестит, напоминает пергамент. Зула касается ее – и на пергаменте образуется едва заметная трещина, в которой мгновенно появляется желтоватая жидкость.

Не может быть! Как же она проглядела, как допустила такое!

Это все из-за жадности, корит себя Зула. Сказано же было: Абу сюда вход запрещен. Всем – можно, а Абу – нельзя! Но этот сумасшедший собрал-таки свои динары, еще и Зуле сунул в руки «комиссионные»! Трудно было удержаться от соблазна. И вот теперь – получай…

Что делать? Что сказать устазу? Неделя только началась – и такая неприятность! Хотя бы за месяц поправится?

Зула приседает, прислушивается.

Черные губы Лябес полуоткрыты – из них вырываются хрипы, слова, а вместе с ними течет и розовая слюна. Зула вливает в этот бесформенный провал чай, хотя прекрасно понимает – это лишнее. Уже лишнее.

Лябес шевелит пересохшими губами, в бессмысленном напряжении поднимает брови – пытается глотнуть. Смотреть на это жутко и неприятно. Зула отводит взгляд. Лябес захлебывается, ее трясет от кашля. Зула начинает распевать длинную молитву.

Лябес открывает глаза. Может, полегчало? Может, пронесет – ведь Абу не умирает? Зула молится громче.

Взгляд Лябес как будто обретает осмысленность – велика сила Аллаха!

Но – нет, это длится лишь мгновение, во время которого Лябес произносит одно – и, наконец, единственное немного понятное Зуле слово. На всех языках оно произносится почти одинаково.

«Мама…» – выдыхает Лябес. А уже потом черная кровь течет из ее горла…

* * *

…Марта вспоминала, с какого приключения начался месяц. Даже не с приключения – скорее с жажды приключений, с предчувствия. С белой сумочки и белого сарафана… С того момента, когда, стоя на перекрестке, она вдруг подумала: «Сегодня мой день». И не ошиблась.

Жизнь сделала крутой поворот, и теперь можно было сказать: здесь все мое – солнце, воздух, наполненный запахами и звуками, город, цветы, деревья, весь мир. Но где-то в глубине, под слоями всего этого богатства, все же шевелилась неприятная мысль о том, что она бросила дело какой-то незнакомой девушки на полпути, даже – в самом начале.

Люди все же большие эгоисты: когда нечего делать – всегда готовы броситься на помощь, сочувствовать, охать над чужой бедой, а стоит лишь закружиться на веселой карусели своих собственных чувств, как чужие проблемы тут же уходят в небытие, стираются из памяти, как будто их и не было. Значит, выходит, несчастным могут помочь только несчастные?

Эта мысль неприятно поразила Марту. Она вспомнила, как зачем-то поехала в ту деревню, разыскала мать девушки и наверняка внесла в ее сердце смятение и тревогу. И что теперь? Теперь она счастливая, успешная, спокойная, ей есть чем заняться – например, собираться в путешествие, покупать купальник, солнцезащитные кремы и новые босоножки. Остальное, как говорится, – «по барабану»: так, развлечение на пустом месте. От «нечего делать», как, собственно, и водительские курсы, о которых она тоже забыла…

Марта посмотрела на бумажку, оставшуюся лежать на столе, – «Каштановая, 7…» – адрес, который раздобыл Дмитрий, и ей снова стало обидно. Зачем она впутала его в эту странную историю!

«Надо как-то расставить все точки над «і»…» – подумала Марта.

Ей пришло в голову, что стоило бы просто подъехать к этому назойливому ревнивцу, пока ее не опередил Дмитрий и не причинил себе каких-нибудь неприятностей, ведь, несмотря на его мышцы, Сергей все же выглядел гораздо сильнее!

До прихода Дмитрия – а он теперь всегда после работы приезжал к ней – оставалось несколько часов. Марта собралась и, уже не раздумывая над тем, правильно ли поступает, поехала по адресу, указанному на бумажке.

По пути она решила, что уже на месте разберется, уместна ли эта поездка, или она для успокоения совести просто покрутится возле дома.

Как карта ляжет, решила Марта.

Дом на Каштановой стоял в окружении забегаловок. В них торговали сомнительным пивом и разливали крепкие напитки – поэтому и публика была соответствующей. Но дом и двор просматривались довольно хорошо, к тому же, усевшись за столиком, можно было не привлекать к себе внимания жителей.

Марта так и сделала, хотя ей пришлось купить каких-то чипсов, таких же сомнительных, как и разбавленное мутно-желтое пиво на разлив.

Она села, надела черные очки и развернула газету – точно так, как показывали в кино «про шпионов».

Просидев так с полчаса, Марта заскучала, считая свой поступок бессмысленным. Можно было бы просто подняться на нужный этаж, позвонить в дверь и заставить Сергея рассказать правду. Но чем больше она сидела, тем меньше смысла видела во всей этой истории. А идти домой к какому-то неизвестному человеку было неприятно, к тому же, как предостерегал Дмитрий, – опасно. А если он шизофреник или психопат? И что она должна выяснить? Не виноват ли он сам в исчезновении своей «бывшей»? Разве он скажет правду?

Жаркий август медленно сходил на нет, в тени уже веяло прохладой. Газету Марта перелистала несколько раз и на нее уже начали обращать внимание завсегдатаи пивнушки. Что она здесь высиживает?

Жители дома заходили и выходили: сначала в основном это были бабушки с внуками, подростки, которые проводили каникулы дома, и молодые мамы с колясками, чуть позже – пошли «первые ласточки», которые возвращались с работы, а из дома начали выползать в вечернюю прохладу ошалевшие от просмотренных за день телесериалов домохозяйки. У подъезда парковались машины. Жизнь двора оживилась. Одна Марта сидела, окаменев в своем упрямстве.

К дому подъехало такси.

Марта совсем не удивилась, когда из машины показалась голова ее недавнего знакомого – она так устала от этого тупого наблюдения, что приезд Сергея в собственный дом не вызывал у нее никаких эмоций, возникших у нее в самом начале этой игры.

Мужчина вышел, придержал дверцу. Ага. Значит, он не один.

Марта ниже опустила голову, чтобы он случайно не заметил ее, и скосила глаза.

За Сергеем из машины медленно вышла девушка. Точнее, Сергей наклонился над дверцей и буквально вытащил ее из машины – обеими руками. Потом повел к подъезду, держа за плечи. Девушка шла неуверенной походкой. Перед тем, как исчезнуть в дверях, она робко оглянулась. Марта механическим жестом сняла очки.

Она могла дать на отсечение не только руку, но и голову: это была Зоя!

* * *

Назад она ехала более-менее спокойной. Но вместе с тем очень злилась на саму себя: «исчезнувшая» девушка жива-здорова, а все ее «пинкертоновские» расследования – глупая забава, пустое времяпрепровождение. А еще она почти с ненавистью думала о Сергее: зачем он водил ее за нос? Тоже решил поразвлечься? Посмеяться над ней?

Неплохие шуточки, в особенности, если учесть телефонные угрозы…

Но действительно – зачем это все? Что кроется за этими насмешками?

Марта медленно шла к дому, новые мысли постепенно замедляли ее шаги. Наконец она вообще опустилась на лавочку – что-то здесь не так.

Ясно одно: эта девушка, Зоя, не шутила, убегая от этого извращенца, понятно и другое: они снова вместе. Но как совместить первое со вторым?

Марта сидела и, как кадры из фильма, прокручивала в уме тот момент, когда пара выходила из машины. Сначала вышел Сергей – здесь Марта вспомнила, как он огляделся по сторонам и только потом заглянул в глубь машины, что-то сказал. Девушка вылезла не сразу. Скорее всего это выглядело так, будто Сергей вытащил ее оттуда.

Обеими руками вытащил, как рыбу из воды.

Потом крепко схватил за плечи.

Марта чуть не вскрикнула: да, да, он обхватил ее, будто она могла упасть или… или вырваться.

На пороге девушка оглянулась.

Марта напрягла память, чтобы в точности воспроизвести этот взгляд, и снова чуть не подскочила на месте: да, да, в глазах был испуг. Сама девушка выглядела какой-то уставшей.

Итак, это было «возвращение беглянки»!

Ее заставили вернуться!

Марте снова стало грустно. Вроде бы все прояснилось, все стало на свои места, и больше не о чем говорить.

Люди есть люди, и живут они так, как живут, – нельзя волноваться по поводу любого крика за стеной! Но не всегда видишь в лицо того, кто крикнул, – начала убеждать себя Марта, – случайно услышанный крик не мучает совесть. Можно только посочувствовать и понадеяться, что помогут те, кто ближе. А вот когда сталкиваешься с человеком лицом к лицу и понимаешь, что тот метафорический «крик» имеет вполне определенную форму – глаза, цвет волос, в конце концов – душу, тогда он не дает тебе покоя!

Рассуждая так, Марта пришла к выводу, что стоит поговорить с девушкой – это раз. А во-вторых, разоблачить Сергея – и сделать это так, чтобы в случае любого насилия или мести с его стороны он получил наказание.

То есть стоит доказать, и желательно при свидетелях, что угрозы на мобилку девушки шли от него. Но как это доказать?

Марта чуть не рассмеялась вслух – а телефон!! Стоит поставить обратно карточку, согласиться на встречу с Сергеем – желательно на собственной территории в присутствии Дмитрия – и просто набрать номер обратной связи, который сохранился на сим-карте!

Решение было принято. Марта решительно поднялась со скамейки и пошла к своему подъезду. До прихода любимого оставалось полтора часа, и она хотела успеть отдохнуть, переодеться и приготовить что-нибудь вкусненькое…

…В квартире разрывался телефон. Не захлопнув за собой дверь, Марта вбежала в комнату и успела схватить трубку.

– Где ты? – услышала она взволнованный голос Дмитрия. – Я звоню уже час! С тобой все в порядке?

– Да, да, любимый, – поспешила успокоить его Марта.

– Слава богу! – с облегчением вздохнул он. – Завтра же куплю тебе мобилку!

– Ты же знаешь, что я не люблю техники!

– Не спорь, малышка, сама поймешь, как это удобно. К тому же, я схожу с ума, когда не знаю, где ты, что с тобой! Наверное, я кретин… Я люблю, люблю, люблю тебя, малышка… Я скоро буду!

Она хотела ответить, но он, преисполненный чувств, отключился.

* * *

…Розовые сумерки проникают через розовые занавески, недавно купленные Мартой. Комната будто засыпана лепестками роз. В ней многое изменилось. Даже из самых дальних уголков выветрился дух безнадежности, добавились вазы, в которых теперь всегда стоят цветы – как только они начинают увядать, на их месте появляются новые: Дмитрий не терпит вида даже слегка увядших лепестков.

Цветы носит охапками.

И Марта все время находится в сладкой зависимости от удивительного запаха роз, лилий, хризантем.

Она лежит, обставленная цветами даже сегодня, накануне отъезда, и жалеет, что утром всю эту красоту надо будет выбросить.

Но сейчас – их вечер, они станут свидетелями домашних хлопот, сборов, ночного шепота, утреннего питья кофе – такой простой и будничной жизни. От которой у Марты теплеет на сердце. Особенно когда слышит, как в ванной льется вода.

Она уже привыкла, что Дмитрий любит часами плескаться в ванне, и это тоже трогает ее. Он выходит оттуда, как младенец, – для нее он пахнет клубникой и молоком. Когда она однажды сказала об этом, Дмитрий рассмеялся, заметил, что люди действительно находят друг друга по запахам – на животном, чувственном, уровне. Так, как он нашел ее, ведь она в тот момента, когда он подошел к ней, тоже пахла ягодами и медом.

Пока течет вода, у Марты есть время.

Она встает с кровати, роется в ящике, находит фиолетовый телефончик и крошечную пластинку, которую чуть не выбросила в окно в тот далекий первый день своего удивительного отпуска. Это надо сделать сейчас, до отъезда.

Марта вставляет карту памяти, нажимает кнопку, вводит четыре единицы – все, как сказала Татьяна, у которой она завуалированно проконсультировалась еще час назад.

«Вещдок» – готов! Очередь за тем, чтобы добавить к истории, которую Дмитрий уже знает, еще и эту – с найденным телефоном…

Марта кладет симпатичную безделушку под подушку.

И слышит, как на тумбочке у кровати отзывается телефон…

* * *

–  Я тебя плохо слышу… Что это шумит?

– Все идет по плану…

– Сомневаюсь… Он заходил уже дважды!

– Не волнуйся. Я его вычислил. Не позднее чем завтра утром он уже никого не побеспокоит. Особенно тебя. Ты – моя жизнь…

– А что это за звуки? Ты на улице?

– Это – вода…

– Что случилось? Говори честно! Говори! Где ты? Ты отмываешься?

– Не волнуйся, я – чистый…

* * *

– Марта?

Лучше и не придумаешь! Наверное, есть в мире телепатия. Или же он просто заметил ее у своего дома и вот вечером отозвался сам. Будто почувствовал, что запахло жареным. Она ответила как можно любезнее:

– Да, Сергей, это я.

– Спасибо, что не бросили трубку, – сказал он со своей обычной иронией. – Вы наконец, похоже, согласны поговорить? Прекрасно. У меня потрясающие новости! Я…

– Да, согласна, – прервала его Марта, – но не по телефону.

– Да, вы правы, – поспешно согласился он. – Сейчас половина девятого… Не слишком поздно для встречи?

– Слишком, – спокойно и строго ответила она, едва сдерживая радость: все складывается почти так, как она хотела.

Но надо же выдержать марку, не выдать ни особого интереса, ни волнения. Потянуть паузу, как говорят актеры.

– Но дело важное! – с отчаянием воскликнул собеседник. – Оно касается не только меня, но и вас…

Конечно, подумала Марта, – и меня, и твоей несчастной женщины, и тебя самого…

– Что вы предлагаете? – Она искусно повела беседу дальше.

– Ну… Я могу подъехать… – сдержанно ответил Сергей. – Уверяю, вам будет интересно. Впустите?

Марта снова выдержала паузу.

– Хорошо, – ответила как бы нехотя, при этом радуясь такому повороту событий. – Хорошо. Записывайте адрес. – И не удержалась от вопроса: – Надеюсь, вы будете один?

– Один? Конечно же один… – пробормотал он и вежливо добавил: – А вы? Я не нарушу ваши планы на вечер?

– Ну что вы! – как можно любезнее ответила она, чувствуя себя настоящей актрисой. – У меня никаких планов. Приезжайте.

Она положила трубку и вскочила с кровати – нужно одеться и быть готовой ко всему. Может быть, позвонить в милицию. Но Марта сразу отбросила эту мысль – никто не будет заниматься странной семейной историей.

К тому же, Зоя нашлась. Тогда о чем она собирается сообщить? Скоро выйдет Дмитрий, и она все ему расскажет – это лучший способ избавиться от всей этой чепухи. Марта представила, как удивится любимый, увидев ее полностью готовой «к бою» – в джинсах.

Она прикрыла разостланную кровать одеялом и легла поверх него, засунув руку под подушку. Туда, где лежал фиолетовый телефон, – и так, будто это был револьвер.

* * *

Она не одна, и поэтому ей не страшно, думает Марта, поглаживая пальцами приятно гладкую поверхность крошечного телефона.

И вдруг у нее возникает новая идея: а если – нажать на кнопку «вызов»? Просто сейчас? Что будет? Ответят ли ей?

И, кстати, должны ответить! Ведь если нет – это будет означать полный провал сегодняшней «операции». А приезд Сергея потеряет смысл. Конечно! Как она раньше об этом не подумала?

Марта достает телефон. И на мгновение у нее перехватывает дыхание – ей категорически не хочется звонить. А если быть откровенной с самой собой – ей просто страшно при одном воспоминании о голосе и угрозах. Но она теперь не одна, уговаривает себя Марта и нажимает на кнопку вызова…

«Ну, ну, ну…» – мысленно произносит она, слушая рингтоны, и чувствует, что ее тело содрогается от волнения. Она не сразу понимает, что ей отвечают, ведь сигнал сменяется каким-то монотонным, скорее всего – уличным – гулом. А на фоне этого монотонного звука она слышит приглушенный, но достаточно четкий шепот: «Ты все же нашлась… Послушная девочка – пожалела мать?.. Это хорошо… Итак… Я буду ждать тебя через час на нашем месте… И не вздумай больше шутить со мной…»

Звучат гудки.

Марта чувствует, как у нее холодеют ноги – колючий холод поднимается выше и выше, изнутри покрывает льдом все тело, которое сразу немеет, затекает, деревенеет, как при судорогах.

Даже тогда, когда она услышала этот шепот впервые, ей не было так страшно. Тогда она еще не могла идентифицировать его с чьей-то конкретной фигурой. Она вспомнила, как ей показалось, что голос существует только в трубке, а если и принадлежит кому-то, то этот «кто-то» – не человек.

Честно говоря, в глубине души, на уровне подсознания, она мечтала, чтобы вся эта история была лишь игрой ее воображения. Слишком пронзительным и жутким был этот шепот, слишком жестоким…

Марта с отвращением сунула телефон в карман джинсов. Сейчас она мечтала только об одном – скорее бы Дмитрий вышел из ванной, обнял ее, одним движением унял эту дрожь, которую она не могла преодолеть.

Марта вышла в коридор и припала ухом к двери.

В такой позе ее и застал удивленный Дмитрий. Он вышел в коридор из ванной комнаты – свежий и тоже одетый, будто они собирались на прогулку.

– Малышка… – начал он с каким-то виноватым, но от этого еще более трогательным видом, ведь его влажные волосы завивались предательскими детскими кудряшками.

Марта, не отодвигая уха от двери, прижала палец к губам: «Тсс – с…», потому что в этот момент достаточно четко услышала движение на лестничной площадке.

Он замер и спросил одними губами: «Что случилось?»

– Он здесь… – прошептала Марта, – под дверью…

Она представила, как рука Сергея тянется к звонку.

Но пока он не прозвучал, надо действовать! Опередить, не дать надеть ему привычную маску, застать врасплох – в том жутком шепоте, в тех угрозах и в той интонации, под которыми он скрывал свою истинную сущность. И любимый должен это увидеть лично и услышать собственными ушами! Иначе – не поверит.

А рассказывать всю историю с телефоном уже нет времени.

Потом.

Все потом! Когда закончится это «мгновение тьмы» и они перенесутся на ее противоположную сторону.

Марта еще раз приложила палец к губам и решительно вынула из кармана фиолетовый телефон.

* * *

…Все случается одновременно!

Сергей и те, кто стоят за его спиной, на мгновение замирают. По обеим сторонам двери наступает невыносимая тишина.

Сергей тянется рукой к звонку…

Марта, все еще держа палец у губ, лезет в карман джинсов…

Сергей нажимает кнопку…

Марта вытягивает из кармана фиолетовый телефон и тоже нажимает на вызов…

Дмитрий делает шаг вперед.

Марта поднимает на него глаза и успевает улыбнуться ему.

…И слышит, как в его кармане раздается знакомая мелодия. Тревожная, неземная… Адажио Альбинони.

А потом наступает тьма.

Кромешная тьма…

 

Семь дней спустя

…Марта даже не могла сказать, сколько это длится – год, два, вечность? Она только помнит свой крик и удар в дверь, а дальше – эта бесконечная тьма.

Возможно, это потому, что ее веки плотно закрыты?

Но Марта боится открывать глаза – не хочет, ничего не хочет видеть. Не хочет видеть света.

Глаза болят.

Болит голова. Будто в тисках. И дышать тяжело.

Но Марта не хочет знать, что с ней, где она и почему так давит в висках, главное – не раскрывать глаза.

Просто лежать.

Не думать.

Не вспоминать.

Видеть только тьму.

Ничего не видеть…

Плавать во мраке и ни о чем не знать, не подпускать к мозгу ничего, кроме тьмы. Даже если ее зарыли живьем, даже если это – летаргический сон, клиническая смерть, кома, паралич – неважно, она не хочет ничего знать, чувствовать и видеть.

Ей достаточно видения, запечатленного радужной оболочкой, – так, как это бывает в последнем взгляде покойника: лицо того, кому она улыбается, вздрагивает, как отраженное в воде или в кривом зеркале, рот превращается в черную пропасть, глаза едва не вываливаются из орбит, наливаются кровью. Все это происходит под музыку, которая доносится из кармана. Под утонченное адажио Альбинони, которым она «дирижирует» одним нажатием кнопки вызова…

Это длится мгновение.

Потом наступает тьма.

– Она пришла в себя? – слышит Марта голоса над собой.

– Кажется, да… Но ее сейчас лучше не беспокоить.

– А что показали анализы?

– Сотрясение мозга. Но обошлось без кровоизлияния. Если бы такой удар пришелся в висок…

– Чем ее ударили?

– Ее не били. Просто резко повысился сахар в крови – такое бывает от сильного стресса, и она потеряла сознание. А падая, она ударилась головой обо что-то твердое.

– У нее диабет?

– Не думаю. Это не обязательно в таких случаях. Просто какое-то время стóит последить за питанием. А вы – муж?

– М-м-м… Она нас слышит, как вы думаете?

– Уже должна слышать, если не спит.

– А почему у нее почти все время глаза закрыты? Это нормально? Это не кома?

– Молодой человек, кто здесь врач – вы или я? С ней все в порядке.

– Тогда я еще посижу.

– Как хотите…

Марта слышит, как шаги удаляются. Рядом остается только чье-то дыхание.

Если она откроет глаза, оно поглотит, испепелит ее.

Марте хорошо плавать во тьме, она бесконечна…

– Марта… Марта… – раздается над ней вкрадчивый шепот, – Марта, ты меня слышишь? Просыпайся…

Марта шевелится, сжимает в кулаке край одеяла, будто хочет найти кнопку и отключить этот шепот. Чья-то ладонь ложится на ее руку, прекращает это судорожное движение.

– Марта…

Веки дрожат, не слушаются ее. В едва заметную щель пробивается разноцветный болезненный свет – оранжевые интегралы, синие точки, зеленые зигзаги. Сквозь них Марта видит, как над ней склоняется черный силуэт…

Проступает лицо: три черных провала – глаза, рот…

Склоняется ниже.

Марте хочется кричать, отбиваться, оттолкнуть. Но сил нет. Она лишь стонет. Лицо колышется, как тогда, в последний момент перед тьмой. Но уже наступает свет – и никуда от этого не денешься.

Обманчивый свет.

Лицо склоняется еще ниже – нет, это не то лицо, рассуждает Марта. Не то. Другое. Уголки глаз опущены вниз.

Странные глаза. «Египетские»…

Смотрят ласково, взволнованно.

– Марта…

Лицо наконец прекращает колыхаться – или это ее зрение медленно фокусируется, глаза привыкают к свету?

– Это я, Сергей…

Теперь Марта узнает.

– Все будет хорошо, – говорит он.

Марта пытается разомкнуть губы, но они слиплись, будто намазаны медом. И слова теряются, выходят из них, как воздух из дырявого детского мячика:

– Где… я?.. Что… произошло?..

– В больнице, – торопится рассказать он, пока она опять не ушла в темноту. – Это был удар. Просто сильный удар. – Сергей колеблется и добавляет: – Ты потеряла сознание, упала и ударилась головой.

– Что… с ним?

– Я не успел… Он… – Сергей украдкой бросает взгляд на дверь, не идет ли врач или медсестра, которые просили не беспокоить больную, и колеблется.

– Го…во…ри… – приказывает Марта.

– Он прыгнул в окно. Его больше нет… Не бойся.

Марта отводит взгляд, все снова всплывает и двоится в глазах: разве она боялась?

Не успела.

– Кто… он? – снова спрашивает она.

– Вербовщик, дилер…

– Кто-о-о?

– Торговец людьми, – серьезно отвечает он, но, увидев тревогу в ее глазах, добавляет: – Тебе надо отдыхать. Я потом все расскажу…

– А Зоя?.. – пытается продолжить разговор она.

– С ней все в порядке. Я разыскал ее, она мне все и рассказала… Она случайно узнала, накануне отъезда… Все было так же, как и с тобой…

– Теперь вы поженитесь… – то ли констатирует, то ли спрашивает Марта, чувствуя невыносимую усталость.

– Вряд ли… – говорит он и встает со стула. – Сейчас можешь спать… Все позади. А я приду еще завтра.

Он наконец улыбается и добавляет:

– Что тебе принести?

– А-пель-си-ны… – говорит она и впадает в глубокий сон.

 

Два года спустя

«Сегодня пошел снег… Он падает и падает. Его так много – тихого белого снега. Такого тихого, что все переходят на шепот, даже собак не слышно – тоже притихли. В окно видно, как светится под фонарями вся зона – каким-то голубым светом, а бараки на синем фоне напоминают новогодние светильники, в которых полыхают свечи. Кажется, что попал в сказку о гномах. Вечернее возвращение из столовой действительно напоминает шествие жителей подземельного царства – под сотней ног ритмично скрипит снег, свет фонарей высвечивает серые платки и фуфайки: гномы молчаливой цепочкой возвращаются в свои пещеры.

Я жду момента, когда все улягутся, стихнет шум, и тогда я буду смотреть вверх – в окно. Я любуюсь густым белым свечением и знаю, что утром площадь перед бараком снова будет ровной, нетронутой, как поверхность налитого в кружку молока с пенкой. Будто ее не топтали, не заплевывали, не замусоривали окурками. Удивительная способность снега – не помнить зла и поглощать всю дневную грязь. На это способна только природа. Люди так не могут.

Зимой лучше думается, чем осенью или летом. И ночи длиннее. Хотя вставать в полной темноте гораздо труднее. Лезть под кран с ледяной водой, надевать на себя все, что есть под рукой, стоять на поверке в дырявых валенках. Бр-р-р.

Единственное, что мне остается, – так это думать. Ведь ЗДЕСЬ хорошо думается. Особенно ночью.

Это интереснее, чем читать книгу. Тем более, что здесь все книги – допотопные, сто раз читаные-перечитаные по школьной или институтской программе, к тому же – рваные на самокрутки или просто рваные. А когда читаешь что-то из времен юности – впадаешь в сентиментальность, вспоминаешь, при каких обстоятельствах читалась та или иная книга, что происходило после того, как она была отложена.

Сначала я даже играла сама с собой: держала в руке пьесы Островского, Чехова или Винниченко – тоже порванные почти пополам – и напрягала память: когда я читала их в последний раз? В школе? В театральном институте? В той квартире, куда приходила, чтобы вывести мальчика погулять на пруд?..

И начинается! Воспоминания, воспоминания…

…В той квартире вообще было мало книг, а если и стояло на полке с десяток – так это пьесы, сценарии. И, помнится, такие же замусоленные, как и здесь, на зоне. Замусоленные не от чтения – читать она не любила! – от использования в качестве подставок под бутылки или горячие кружки с кофе или чаем.

Я всегда подыгрывала ей, как говорят – была на вторых ролях. Иначе и быть не могло – она всегда замечала только себя. Мы познакомились на экзаменах в театральном, так сложилось, что сразу пошли в паре: я – первой, потом вызвали ее. Но я была первой лишь по алфавиту.

Точнее, я была первой, пока не появлялась она. И разрушала все. Сознательно или бессознательно, уже не имело значения. Но так было с самого начала. Я заходила в кабинет, показывала этюд, читала отрывок, пела, танцевала, и «мэтры» одобрительно переглядывались, ставили «плюсики» в своих пометках.

Потом заходила она – делала это хуже (потом, когда мы уже учились, об этом рассказал мне наш куратор), намного хуже, но ее дикая любовь к себе каким-то чудом передавалась и преподавателям. Они так же качали головами и ставили два «плюсика».

В шутку я назвала ее Крошка Цахес.

Это прозвище на многие годы укоренилось за ней, ведь было метким – она умела втирать очки любому. Но впоследствии от прозвища, по этическим соображениям ее поклонников, отвалилась вторая часть, и ее стали называть просто Крошка… И вместо двойного смысла персонажа из сказки Гофмана – низменного и ничтожного, способного втереть очки любому и казаться самым лучшим и самым умным, это сокращенное прозвище лишь прибавило ей шарма. А я опять проиграла.

А шарма в ней не было никакого! Было иконописное лицо – только и всего.

Правильное, будто нарисованное, – ничего особенного, лишенное индивидуальности. Такое легко может нарисовать и ребенок. Собственно, девочки так и рисуют своих сказочных красавиц: большие круглые глаза, брови – дугой, губки – бантиком, две дырочки под носом, волна белых волос. И «принцесса» готова. Меня всегда тошнило от таких лиц.

Обычно от них тошнит и мужчин, имеющих более двух извилин в голове. И это тоже было правдой, ведь среди ее мужчин не было ни одного сколько-нибудь достойного.

Потом, уже после поступления, я удивилась, узнав, что Крошка чуть ли не со школьного возраста имеет ребенка! И с не меньшим удивлением впервые пришла в ее квартиру – СОБСТВЕННУЮ квартиру, пусть и на окраине, возле пруда. Об этой квартире она мимоходом сказала: «Это – подарок мне от одного старого козла… Возместил за это несчастье», – и кивнула на малыша, который возился на грязном паркете и тащил в рот все, что находил на полу.

Тогда никто из нас, особенно тех, кто приехал в столицу из других городов, даже не мечтал иметь собственное жилье. Вероятно, тот «старый козел» давно ушел в прошлое, ведь больше мы о нем не говорили.

Тогда мальчишке было «плюс-минус» годика два, а ей, как и мне, едва исполнилось восемнадцать.

…Снег падает и падает. Удивительно, откуда берется столько снега?

Я где-то слышала, что каждая снежинка имеет свою неповторимую конфигурацию. Неужели это правда?

Неужели это почти плотное белое полотно, которое колеблется и вихрится за стеклом, соткано из миллиардов различных узоров? В это трудно поверить. Они для меня все одинаковые, на одно лицо, разве что промелькнет что-нибудь крупнее снежинки, какая-то плеяда, которая сбилась вместе под давлением воды или ветра.

Этот белый круговорот за окном напоминает мне модель человеческого существования. И если верить в неповторимость каждой мельчайшей белой точечки, все это кажется довольно печальным. Сначала – вдохновенный полет с чувством собственной индивидуальности, потом – некоторое время продолжается падение, которое дуракам тоже кажется полетом. А уже потом – настоящее пике вниз, на землю, покрывающуюся плотным белым ковром, в котором уже не отличить одну снежинку от другой, один узор от миллионов других – просто белая ровная скатерть, в которой теряется вся первозданная индивидуальность. А со временем – вот этот скрип под подошвами перемалывает все до состояния воды, грязи…

…Крошка никогда не задумывалась о таких вещах. Она вообще была простая, как и ее красивое и гладкое лицо.

Когда мы закончили институт, малышу уже исполнилось семь лет. Но он все так же ползал под столом, отыскивая крошки или кусая нас за ноги. Она не торопилась отдавать его в школу, в садик он тоже не ходил – для этого ей нужно было бы рано вставать. Она просто закрывала его в квартире, а точнее – в одной комнате, где он иногда просиживал в одиночестве целые сутки, если у Крошки было свидание. Только благодаря его молчаливости и неприхотливости об этом почти никто не знал.

Еще на третьем курсе нас начали время от времени приглашать на кинопробы, хотя педагоги запрещали нам сниматься. Всем, но не ей. Крошка Цахес умела появляться в двух или трех местах одновременно. Утром успевала показаться на лекциях, пожаловаться педагогам, что ей не с кем оставить сына, и тут же убегала по своим бесконечным делам, которые, как правило, заканчивались пьянкой.

И очень редко – приглашением на съемочную площадку. Снималась она разве что в рекламных роликах, которые как раз начали появляться на телевидении.

Но однажды ей повезло. Хотя все произошло по уже давно известному нам обеим сценарию: на роль в многосерийном фильме пригласили… меня. А Крошка будто случайно пришла на площадку, чтобы занести мне блокнот с телефонами, который я забыла, переночевав у нее.

Я до сих пор уверена, что блокнот был лишь поводом появиться перед камерами, ведь она хорошо знала: там, где я – там должна быть и она. И не ошиблась!

Через пару дней мне сообщили, что меня на роль не утвердили.

В тот же вечер Крошка, не сомневаясь ни минуты, уверенным голосом сказала, что сниматься предложили ей. И – ни слова утешения или извинения. Так должно было быть. Так и случилось.

Точно знаю: если бы снималась я – моя жизнь сложилась бы иначе. Я в этом уверена! После того случая я сильно пала духом, смирилась и вполне сознательно стала тенью Крошки. Хотя эта сыгранная ею роль в четырехсерийном фильме не принесла желаемого и ей. Сыграла она провально. Фильм ругали, а о Крошке забыли. С этого времени у нее так же исчезли все перспективы, как и у меня.

Мы, объединенные общей неудачей, часами просиживали на подоконнике в ее квартире.

Она не отпускала меня. А я не решалась раз и навсегда избавиться от этой дружбы. От этой зависимости. Порой заходила только ради того, чтобы убрать – Крошка жила в невероятном беспорядке – и вывести малыша на свежий воздух…

Я знала – стоит мне освободиться от нее, как все изменится. Я не буду второстепенной. Я расцвету, как дерево, с которого сорвали мерзкую омелу, нальюсь соками. Но все коварство заключалось в том, что я не могла заставить себя не приходить, забыть ее. Вычеркнуть из жизни раз и навсегда. Жалко было малыша, я «подсела» на ежедневные ужины с обязательной рюмкой и бесконечной болтовней о том, что не сложилось. Теперь я думаю, что мне было приятно слышать этот скулеж от самой красивой девочки нашего института. Она утратила свое первенство. А я не могла позволить себе не наслаждаться этим поражением. Мне это было необходимо, как воздух, ведь в конце концов мы обе оказались в тупике…

…Я так долго вспоминаю то, что не заслуживает внимания. Это потому, что ночь только началась, а у меня развилась бессонница. У меня много времени, и я могу пить эти воспоминания маленькими глотками. Без всяких эмоций вспоминать все до того момента, когда в этой истории появится самое главное звено, которое разорвало цепь, приковывающую меня к этой Крошке. Этот момент я заглатываю, как неразбавленный спирт – еще обжигает. Хотя все выглядело банально. То есть – никак не выглядело…

…Подруга мамы водит мальчика погулять на пруд. Подстилает под себя газету, вытягивает ноги, наслаждается тишиной и время от времени окликает малыша – не заблудился ли…

Малыш носится по берегу как сумасшедший. Заглядывает под каждый куст, ловит всякую живность. Он похож на щенка, которого выпустили из будки, он спешит набегаться, насмотреться, впитать в себя впечатления до следующей прогулки. Иногда он надолго застывает, сосредоточенно сидит в траве, склонив голову над своей добычей – бабочками, стрекозами, муравьями.

Потом сажает их в банку. Назад он идет сосредоточенный, пряча под рубашкой банку, набитую всякой мошкарой.

– Только маме не говори, – умоляет он.

Я рада, что у нас есть общая тайна. Представляю, что будет, если его подопечные расползутся по всему дому!

– Зачем они тебе? – спрашиваю я.

– Для опытов… – серьезно отвечает он.

Однажды я увидела эти «опыты»…

Подкралась, когда он сидел на берегу, и через плечо увидела, как он методично лишает насекомых разных частей тела.

Меня стошнило.

Я надавала ему по рукам, объяснила, «что так делать плохо». А потом уже не вмешивалась в его развлечения.

Он все равно не оставил своих опытов, только начал прятаться от меня. Он вообще был неуправляемым, хоть и был похож на ангелочка.

Порой он, устав от своей охоты, садился возле меня, прижимался так, что мне было тяжело дышать.

– Ты будешь меня любить, когда мама умрет? – как-то спросил он.

Я успокоила его, объяснив, что маме нечего умирать – она еще молодая. И вдруг подумала, что Крошка пожирает не только мою жизнь, но и жизнь этого несчастного…

– Она меня не любит… – серьезно сказал он. – Мама любит летать…

– Почему ты так решил? – спросила я.

– Она все время говорит, что я мешаю ей взлететь…

– Взлететь трудно, – сказала я…

Мы еще перебросились двумя-тремя репликами, о которых я не хочу вспоминать…

А на следующий день она умерла: соскользнула со своего любимого места на подоконнике – и полетела.

Так закончилась моя зависимость от Крошки Цахес. Хотя грустила я долго – Крошка еще два-три года оставалась в моей крови, мыслях и воспоминаниях. А когда моя кровь изменилась окончательно, все начало складываться к лучшему. Меня пригласили на один телеканал, потом – на другой, более богатый. Но актрисой я так и не стала – переболела этим желанием. Работа была связана с менеджментом и рекламой. Я научилась управлять людьми, выстраивать отношения, придумывать новые пути развития в работе. Эти навыки мне пригодились, когда я занялась совсем другим. Но это было позже…

…Малыш прикипел ко мне, хотя никогда не называл мамой. Всегда – Леля.

Это был странный мальчик. Незаметно он завладел моей жизнью. Из-за него я не вышла замуж. И никогда об этом не жалела. У меня были мужчины, но я будто чувствовала, что все главное – впереди.

Он хорошо учился, был опрятным и никогда не дружил с ровесниками. Уже с шестого класса все время сидел за анатомическим атласом, мечтая о поступлении в медицинский институт.

Порой он пугал меня пронзительным взглядом черных глаз. Но я знала, что этим взглядом он впитывает каждое мое движение, каждое желание, каждую сокровенную мысль.

Я стала его идолом. Не скажу, что это было неприятно.

Я гордилась его умом, начитанностью и особым умением общаться с людьми – они сразу увлекались им. Однажды я даже подумала, что это мастерство передалось ему от Крошки, а потом он превзошел ее.

Я была уверена, что нас ждет славное будущее. Думала об этом будущем уже тогда, когда он был старшеклассником, ведь он быстро взрослел. Порой мне казалось, что он никогда не был ребенком и выглядит намного старше, чем есть на самом деле.

Помню ту ночь, когда мы стали любовниками…

Шестнадцать лет разницы не казались нам таким уж большим препятствием: он выглядел на все двадцать пять, а мне никогда не давали моего возраста! Лучшего мужчины в моей жизни не было. Для меня он был чистый, совсем чистый, как младенец. Словно лист, на котором я могла писать все, что угодно, – роман, драму, непристойный стишок…

Он никого не любил, кроме меня! Еще с тех времен, когда прижимался ко мне там, на пруду. Еще там он подсознательно учился дышать мной, вжиматься в меня, искать единственного спасения – в середине меня, где было тепло и уютно. Все остальные женщины не имели для него значения, только – отвратительный долг и непреодолимый интерес к экспериментам. А меня он любил, как никого и никогда.

Итак, Крошка, я победила тебя…

…Я рада, что научилась мало спать. Хотя теперь мне здесь ничего не угрожает. В первые месяцы приходилось держать нос по ветру – один глаз спит, другой бдит, чтобы какая-нибудь сумасшедшая не подобралась ночью с заточенной вилкой под мышкой. Но потом я нашла с ними общий язык. Я всегда могла найти общий язык с кем угодно, а уж с такими «простушками» – и подавно. Каждая спит и видит себя на свободе, не зная, что там ее ждет.

А я знаю: соблазны! Неисполнимые желания. Разочарование. Но прежде всего – соблазны.

…В тот день, когда под ванной в его квартире я нашла истлевшую женскую одежду, я пережила шок и ужас. Но не была слишком удивлена. Я давно ждала чего-то подобного. А еще тот случай стал своеобразным катарсисом, после которого я поняла, что никогда его не оставлю. В тот день я поняла, что он обречен.

И что в этом есть доля моей вины.

Его нужно было переключить на какой-то род деятельности, которая соответствовала бы его наклонностям, но была бы безопасной, доставляла бы удовольствие, без которого он не мог полноценно жить. Такая деятельность должна была быть связана с женщинами.

С опасностью и игрой. А еще – с деньгами, иначе эта игра не стоила бы свеч!

А еще все должно было выглядеть элегантно, эстетично, чисто. И даже романтично.

Началось с того, что он сообщил, что в очередной раз познакомился с девушкой. Его трясло. Он сказал, что она приехала из провинции, родственников нет, красивая и глупенькая, как насекомое, – хочет развлечений и приключений, надеется на удачный брак. Его трясло от отвращения, будто он рассказывал о лягушке.

Тогда я и предложила идею, о которой вычитала в одной газете: торговля людьми, в частности женщинами, приносит огромную прибыль. Женщины «второго сорта» – некий суррогатный товар – сами с удовольствием идут на такие приключения, ведь стремятся к красивой жизни. Мы решили попробовать увезти одну такую в «свадебное путешествие» и… оставить в каком-нибудь глухом поселке, продав там как живой товар.

Это было довольно просто сделать. Я даже не думала, что будет так просто, буквально по законам жизни: бабочки сами летели на огонь.

Потом началась настоящая работа, и было сложно до тех пор, пока мы не отработали систему поставки: нашли партнеров, наладили надежные «коридоры» за рубежом. Для обеспечения эстетичности нашего дела я открыла магазин одежды. Возможно, это было лишним с точки зрения наших партнеров. Но мы не могли объяснить, что игра должна быть изысканной, увлекательной, а товар – «элитным», по крайней мере внешне: только красивые, только молодые. И… готовые к искушению. «Фирма» должна держать марку!

Он с восторгом ждал того дня, когда я приглашу в магазин очередную девушку. Сидел по ту сторону двойного стекла в примерочной, фотографировал ее для клиентов и выносил свой вердикт. Я тоже увлеклась этой игрой: если он заходил после примерки в магазин (для этого выходил через черный ход, через склад и появлялся в бутике как обычный покупатель) – я понимала, что «товар» прошел испытание и можно продолжать.

Он был доволен, был увлечен этой охотой. К тому же наш бизнес приносил огромный доход.

Если бы не последний случай…

Он утратил бдительность и говорил с нашими зарубежными партнерами по телефону, когда очередная кандидатка находилась в соседней комнате и якобы спала. А потом она просто сбежала. И это тогда, когда за нее уже была внесена предоплата!

Один «прокол» повлек за собой другие. Случайность повлекла за собой другую случайность.

Я умоляла его не рисковать и на год-два залечь на дно, но потом поняла, что это невозможно. Что игра уже полностью поглотила его, что он стал виртуозом, и если все прервется, мой маленький мальчик снова начнет совершать что-то ужасное. Это все равно, как если бы я тогда, в детстве, отняла у него банку, спрятанную под рубашкой…

Теперь его нет. Он улетел так же, как когда-то улетела Крошка. Даже этаж тот же – седьмой…

Я не успела сказать ему то, что хотела сказать всю жизнь. Хотела – и не решалась. Ведь не была уверена, было ли это на самом деле. Или я придумала это? Тот короткий разговор, то нежное воркование среди зарослей травы на старом пруду, тот недосказанный сговор семилетнего мальчика с девушкой, состоявшийся много лет назад, когда, прижимаясь ко мне, он прошептал, что мама все время мечтает летать, но у нее нет крыльев. А я улыбнулась, поцеловала его и сказала, что крылья эти вырастут в полете. Стоит лишь слегка подтолкнуть…

…Небо сереет. Снег уже полностью укрыл площадь. Через час или два начнется проверка, утренняя суета, умывание-одевание, звяканье сотен алюминиевых ложек по мискам, стрекотание швейных машинок. Так будет продолжаться до конца дней. А я жалею только об одном – что не успела сказать ему: «Я знаю, КТО помог ЕЙ полететь.

Это сделали мы…»