В центре анаксагоровского учения о природе находилась космогоническая концепция — концепция происхождения и эволюции космоса. В этом отношении Анаксагор был прямым продолжателем традиций мыслителей милетской школы, развивая и совершенствуя их применительно к новому этапу, достигнутому греческим теоретическим мышлением к середине V в.

Для всех мифологических, а также для генетически связанных с мифологией ранне-научных космогоний характерно представление о первичном состоянии мира как некоей неопределенности или бесформенности, из которой потом оформляются структурные компоненты окружающего нас космоса — Земля и Небо, звезды, Луна и Солнце, моря и горы. Первобытному мышлению это состояние представлялось чаще всего в виде водной бездны; аналогичные представления мы находим в индийских, шумеро-вавилонских и египетских мифах, в библейских легендах (в первых строках Книги бытия), а также в фольклоре народов самых различных стран мира. Учение Фалеса о воде как о первоисточнике всех вещей, как о самой древней и наиболее почитаемой стихии (Аристотель) носит на себе явные следы этих первобытных представлений.

Иной характер имеет начальное состояние мира у Анаксимандра, учение которого испытало другие, прежде всего, по-видимому, иранские, влияния. То, что в перипатетической традиции именуется Беспредельным (apeiron), — независимо от того, называл ли сам Анаксимандр исходную космогоническую идею этим именем или нет, — не совпадает ни с одним из четырех традиционных элементов. К настоящему времени выдвинуто множество интерпретаций идеи Беспредельного, останавливаться на которых мы здесь не имеем возможности. В основном эти интерпретации можно разбить на две группы: те, которые следуют общепринятой ранее трактовке Беспредельного как вещественного первоначала (будь то смесь четырех элементов, или нечто промежуточное между ними, или, наконец, качественно неопределенное первовещество) и те, в которых подчеркиваются иные аспекты этой идеи — пространственно-временные, метафизические или религиозные. Авторами противоречащих друг другу интерпретаций выступают подчас выдающиеся ученые, филологи и историки философии, обосновывающие свои гипотезы с помощью тонких и остроумных аргументов. В целом же проблема анаксимандровского Беспредельного продолжает оставаться нерешенной.

Значительный шаг вперед был сделан Анаксименом, взявшим в качестве исходного первовещества воздух. И здесь можно было бы найти соответствующие мифологические традиции, однако выбор Анаксимена определялся, по-видимому, не этими традициями, а конкретными физическими соображениями, делавшими воздух наиболее удобным элементом для объяснения механизма образования вещей. Эти соображения казались настолько убедительными, что один из наиболее поздних досократиков — Диоген из Аполлонии вернулся к основным посылкам Анаксимена, лишь приписав воздуху некоторые дополнительные атрибуты — божественности, сознательности и т. д., что придало его системе черты известного эклектизма.

Подобно своим предшественникам, Анаксагор считал, что мир получил развитие из неопределенного и бесформенного первичного состояния. С описания этого первичного состояния и начиналась первая книга его сочинения. Однако в трактовке его он существенно отошел от мыслителей VI в. Оно не совпадало у него ни с водой, ни с воздухом и вообще ни с каким из конкретных чувственно воспринимаемых веществ, хотя и имело вполне вещественную, материальную природу. Концепция первичного состояния мира у Анаксагора была теснейшим образом связана с основными принципами его физического учения (о них мы еще будем говорить ниже) и не находила никаких коррелятов в мифологии тех или других народов. Она отражала прогресс, достигнутый греческой научной мыслью, уже во многом освободившейся от воздействия мифологических представлений.

Первичное состояние мира, по Анаксагору, представляло собой смесь всех веществ, которые потом обнаруживаются в этом мире, — или (как писал сам Анаксагор) всех «существующих вещей». Эти вещества были раздроблены на бесконечно малые, не воспринимаемые нашими органами чувств частички, перемешанные настолько совершенным образом, что ни одно из веществ не преобладало ни в какой точке пространства. По этой причине первичная смесь должна была казаться качественно-неопределенной, и это давало повод сравнивать ее с исходным состоянием мира у Анаксимандра. Однако было бы неправомерно возводить к Анаксимандру идею первичной смеси: анаксимандровские представления о беспредельном первоисточнике всего сущего отражали более архаичный этап космогонического мышления. Анаксагоровская идея первичной смеси была, по-видимому, вполне оригинальной, не имевшей непосредственных предшественников в прошлом. Сам Анаксагор сознавал это очень четко, причем он придавал этой идее настолько большое значение, что сформулировал ее в первой же фразе своего сочинения. «Вместе все вещи были, беспредельные и по множеству и по малости. Ведь и малое было беспредельным. И когда все вещи были вместе, ничто не было различно из-за малости…» .

Оборот «все вместе» (panta homou) приобрел в дальнейшем весьма большую популярность в качестве краткого обозначения анаксагоровского первичного состояния мира. Для древних авторов, не испытавших влияния перипатетической доксографии (а также для Платона), именно «все вместе», а не учение о «гомеомериях» было важнейшей чертой, основным ядром физического учения Анаксагора.

Но первичная смесь Анаксагора обладала еще одной характерной особенностью: она была лишена какого бы то ни было движения. До начала процесса космообразования бесконечно малые частицы бесчисленных «существующих вещей» неподвижно покоились каждая в своем месте: они не изменялись и не перемещались, ибо не было ничего, что побуждало бы их изменяться и перемещаться. Это представление также было новым. И вода Фалеса, и воздух Анаксимена, и беспредельный источник всего сущего у Анаксимандра, и, наконец, огонь Гераклита — каждое из этих первоначал обладало способностью к движению. Наличие этой способности не подвергалось сомнению, ибо без нее нельзя было бы объяснить, каким образом порождаются всевозможные качественно определенные вещи. Механизм такого порождения был в каждом случае различен: у Анаксимандра — выделение противоположностей, у Анаксимена — сгущение и разрежение, у Гераклита — последовательные превращения огня. Но никаких особых стимулов для приведения этих механизмов в действие указанными мыслителями не предусматривалось.

Положение изменилось в послепарменидовскую эпоху. Тезис Парменида о неподвижности и неизменности истинного бытия побудил философов в. искать какие-то особые факторы, вызывающие если не изменение, то по крайней мере перемещение элементов бытия: это представлялось достаточным для объяснения изменений и превращений, наблюдаемых нами в окружающем нас мире. Различные мыслители решали эту задачу по-разному.

Два противоположных по своей сути решения были даны, с одной стороны, Эмпедоклом, а с другой — основателем атомистики Левкиппом. У Эмпедокла факторами, обусловливающими пространственное сближение и разъединение «корней» сущего (т. е. четырех стихий), были полумифологические силы Любви и соответственно Вражды. Из этих сил с течением времени получает преобладание то одна, то другая; в результате космос характеризуется циклическим развитием, попеременно переходя от состояния полной слитность четырех элементов к состоянию их полной разобщенности. Левкипп же предложил решение, которое в дальнейшем оказало большое влияние на развитие естествознания. Его элементы бытия, т. е. атомы, находятся в непрерывном и никогда не прекращающемся движении: они мечутся в пустоте, налетая друг на друга, сцепляются, вновь разлетаясь, чтобы в дальнейшем снова столкнуться. Такого рода движение является неотъемлемым свойством атомов; они не могут не двигаться, ибо такова их природа. На первый взгляд эта концепция кажется приближением к прежним воззрениям Анаксимандра и Анаксимена. Отчасти это так и есть, только Левкипп по сравнению с милетцами уточнил, что именно движется и как движется.

Точка зрения Анаксагора существенно отличается от концепций Эмпедокла и Левкиппа. У него движение отнюдь не является свойством, изначально присущим вещам нашего мира. Вещи покоились неподвижно в составе первичной смеси. Движение было привнесено в нее неким внешним фактором, который Анаксагор назвал Разумом («nous» — ум, разум). Смысл этого наименования станет нам ясен позднее.

Ученые много спорили по поводу того, является ли Разум материальной или духовной сущностью. В зависимости от решения этого вопроса учение Анаксагора трактовалось либо как особая форма материализма, либо, наоборот, как предвосхищение объективного идеализма. В свое время мы рассмотрели существо этих споров и пришли к выводу, что ни то ни другое решение не может считаться соответствующим истине (см. 26). Для того чтобы прийти к правильному ответу на вопрос, что же такое Разум («нус»), рассмотрим функции, выполняемые им в процессе космообразования.

Первую из этих функций можно было бы обозначить — по аналогии с идеями, развивавшимися в натурфилософии XVII–XVI II вв., — как функцию «первичного толчка». В определенный момент времени в каком-то ограниченном участке пространства Разум сообщает первичной смеси мощное круговращательное движение. Это круговращение начинает затем расширяться в силу того, что приведенные в движение частицы смеси увлекают за собой соседние, еще неподвижные частицы, находящиеся на периферии вихря. Захватывая все большие участки пространства и приводя в движение все большие области первичной смеси, космический вихрь, по-видимому, замедляется: он как бы растрачивает свою энергию. Первоначальная же скорость этого круговращения во много раз превосходила любые известные нам скорости — это мы можем заключить на основании дошедшего до нас фрагмента: «Таким образом, происходит вращение… под действием силы и скорости. Ведь силу порождает скорость. Скорость же их несравнима со скоростью какой бы то ни было вещи из тех, что ныне известны людям, но безусловно во много раз больше» .

В другом, самом объемистом из дошедших до нас фрагментов Анаксагора говорится, что Разум «стал властвовать над всеобщим вращением, так как он дал начало этому вращению» . Следовательно, первичный толчок, вызвавший круговращение смеси, определил весь ход дальнейшего процесса космообразования Именно в этом смысле следует понимать фразу из того ж фрагмента: И как должно быть в будущем, и как было то, что теперь нет, и как есть — все устроил Разум, и то вращение, которое теперь совершают звезды, Солнце, Луна, а также отделившиеся воздух и эфир. Люди воспринимают мировое круговращение в форме суточного кругового движения звезд, Солнца и Луны.

Основная космообразующая роль кругового движения состоит в том, что это движение приводит к разделению первичной смеси на составляющие ее компоненты. Прежде всего происходит отделение эфира и воздуха; последние (эфир и воздух) преобладают в первичной смеси над всеми прочими вещами «как по количеству, так и по величине» .«…Воздух и эфир отделяются от массы окружающего», — читаем мы в другом отрывке . Эфир, который, согласно свидетельству Аристотеля, совпадает у Анаксагора с огнем, является, очевидно, носителем сухого, теплого, светлого и тонкого начал; воздуху же по сравнению с ним присущи противоположные качества. Вслед за эфиром и воздухом происходит разделение и других компонентов первичной смеси: «После того как Разум положил начало движению, от всего приведенного в движение началось отделение, и то, что Разум привел в движение, все это разделилось, а круговращение движущихся и разделявшихся веществ вызвало еще большее разделение» .

Разделяющиеся таким образом компоненты первичной смеси образуют несколько концентрических слоев, или оболочек. При этом в центре скапливаются наиболее плотные, влажные и холодные вещества; из них в дальнейшем уплотняется Земля. Редкие же, сухие и горячие компоненты отбрасываются к периферии космоса — туда, где находятся выделившиеся из первичной смеси массы эфира. «Плотное, влажное, холодное и темное собралось там, где теперь Земля; редкое же, теплое и сухое ушло в дали эфира» . Разделение компонентов первичной смеси под действием вращательного движения было важнейшим, но не единственным фактором, обусловившим процесс космообразования. Расслоение вращающихся масс первичной смеси и образование основных космических областей — области эфира и области воздуха, а также уплотнение Земли в центре вихря еще не объясняли возникновения многообразных вещей в окружающем нас мире. Такое объяснение было особенно необходимо для установления причин ряда органических процессов — процесса питания, процесса роста и т. д. Здесь нужно было найти какой-то иной механизм, отличный от механизма вихревого движения.

Такой механизм Анаксагор находит, используя древнее, являвшееся обобщением многих житейских наблюдений положение: «Подобное стремится к подобному». Смысл его в данном случае состоит в том, что, будучи приведены в движение, тождественные по своим свойствам частички первичной смеси стремятся соединиться, слиться, проявляют тенденцию к образованию значительных масс более или менее однородных веществ. В дошедших до нас фрагментах книги Анаксагора мы не находим формулировку этого принципа, но то, что такая формулировка в ней имелась, засвидетельствовано рядом авторов, излагавших воззрения Анаксагора, в том числе Симпликием (со ссылкой на Феофраста), Ипполитом и другими. Процитируем хорошо известное место из поэмы Лукреция «О природе вещей», в котором делается попытка разъяснить понятие анаксагоровской гомеомерии:

В дальнейшем мы укажем на неточности в трактовке теории Анаксагора, которые допускает в этом отрывке Лукреций; но положение «подобное стремится к подобному» изложено им весьма наглядно.

Применительно к органической жизни это положение принимает несколько иную форму: «Подобное питается подобным».

Как мы уже сказали выше, положение «Подобное стремится к подобному» не было изобретением Анаксагора. В его эпоху оно принадлежало к числу общепринятых истин: им пользуются Эмпедокл, атомисты и несколько позднее — Платон (в его теории материи). Судя по дошедшим до нас описаниям процесса возникновения миров согласно Левкиппу и Демокриту, у них это положение было основным космообразующим принципом. Напомним еще одно место из Лукреция, в котором излагается действие этого принципа у Демокрита:

В отличие от Демокрита у Анаксагора положение «Подобное стремится к подобному» лежало в основе не главного, а лишь вторичного механизма, дополнявшего первичный механизм космического круговращения. Эти два механизма по мнению Анаксагора, определяли весь дальнейший ход процесса космообразования. Детальное рассмотрение отдельных этапов этого процесса представляет значительные трудности. От сочинения Анаксагора до нас дошли лишь два коротеньких фрагмента и , которые непосредственно относятся к данному вопросу; правда, они могут быть дополнены доксографическими физическими свидетельствами, но эти свидетельства тоже неполны и подчас противоречивы. С учетом этих обстоятельств постараемся представить себе схему образования основных структурных элементов нашего мира эту схему можно разбить на несколько этапов.

Первый этап, как мы уже указывали выше характеризуется образованием двух огромных концентрических слоев, или сфер, из которых внутренняя состоит из более плотного, влажного, холодного и темного воздуха, а внешняя заполнена разреженным, сухим, горячим и светлым эфиром. Заметим при этом, что космическая центрифуга Анаксагора разделяет компоненты первичной смеси отнюдь не по весу как это может представиться с первого взгляда а по совокупности перечисленных свойств, которые оказываются взаимосвязанными. Это обстоятельство подтверждается свидетельством Феофраста который, излагая мнения ранних философов об ощущениях, пишет следующее: «Они, например, говорят, что редкое и легкое есть одновременно теплое, плотное же и густое — холодное, подобно тому как Анаксагор различает воздух и эфир» (7, 516).

На втором этапе космообразования происходит дальнейшая дифференциация этой структуры, прежде всего за счет воздушной сферы. Из нее выделяются относительно более влажные и темные массы; уплотняясь вокруг экваториальной плоскости космического вихря, они образуют Землю, принимающую вид плотной, расплющенной лепешки; она поддерживается в подвешенном состоянии находящимся под ней воздухом. В дальнейшем по каким-то неясным причинам ориентация этой лепешки в пространстве изменилась, в результате чего ось мирового вращения заняла наклонное положение по отношению к плоскости Земли. Но это произошло гораздо позднее: согласно одному источнику, уже после появления живых существ.

Другой неясной проблемой у Анаксагора была проблема происхождения наземных вод — морей, озер и рек. С одной стороны, вода должна была выделиться из воздуха еще до земли: ведь она занимает промежуточное положение между воздухом и землей. Как пишет сам Анаксагор, «из этих выделяющихся масс сгущается Земля. А именно, из облаков выделяется вода, из воды же земля, из земли же сгущаются камни от действия холода…» .

Однако этому, как кажется, противоречат доксографические свидетельства, согласно которым море, по Анаксагору, образовалось из жидкости, находящейся в Земле. Да и у самого Анаксагора имеется указание, что в первичной смеси наряду со всеми другими ее компонентами содержалось «много земли» , т. е. в плане космической иерархии земля, видимо, занимает первичное положение по отношению к воде. Не вдаваясь в детальный анализ этих противоречивых свидетельств, мы допустим, что каждое из них отражало лишь какой-то аспект концепции Анаксагора, в целом до нас не дошедшей. Укажем в связи с этим на гипотезу английского исследователя М. Стокса, который считает, что процитированный выше 16-й фрагмент не имеет космогонического значения, а относится лишь к повседневному кругообороту веществ (см. 72).

К третьему этапу космообразования относится возникновение небесных тел — Солнца, Луны и звезд. С учетом всех имеющихся в нашем распоряжении данных точку зрения Анаксагора по этому вопросу можно изложить следующим образом. По мере дифференциации концентрических оболочек космоса их движение приобретает все более неравномерный характер. В то время как внешняя эфирная оболочка продолжает вращаться с большой скоростью, захватывая все новые массы окружающей смеси и лишь в силу этого постепенно замедляя свое движение, внутреннее ядро космоса вместе с Землей испытывает значительно большее замедление и к настоящему времени, по-видимому, почти совсем остановилось. Это приводит к тому, что вращающиеся массы эфира воздействуют на края земного диска, с которыми они соприкасаются, отрывают от них выступающие глыбы и камни и увлекают их в своем движении. Под действием эфирного жара а также в результате трения эти глыбы и камни раскаляются и становятся светящимися. Солнце — самая большая из этих глыб величиной превышающая Пелопоннес. Луна — другая большая глыба, оторвавшаяся от Земли; она движется по орбите, находящейся ближе к Земле, чем орбита Солнца, поэтому она не так раскалена. Раскаленные области на Луне чередуются с более холодными, имеющими землистую природу кроме того, на Луне можно заметить возвышенности, низменности и глубокие впадины Согласно некоторым источникам Анаксагор допускал возможность существования на Луне живых существ. Звезды — это более мелкие камни, воспламенившиеся под действием эфира. Они удалены от Земли дальше, чем Солнце и Луна; на своих местах они удерживаются силой вращательного движения (т. е. центробежной силой). Но иногда, под влиянием какого-либо колебания или сотрясения, они срываются со своих мест и падают на Землю наподобие искр, гаснущих, как только они попадают в более холодные области воздуха. Именно такой упавшей звездой был, по мнению Анаксагора, знаменитый эгоспотамский метеорит, о котором было сказано выше.

Как объяснял и объяснял ли вообще Анаксагор движение планет по небесному своду — источники хранят об этом полное молчание. О существовании планет, т. е. «блуждающих звезд», он бесспорно знал (упоминание об Утренней и Вечерней звезде, т. е. о Венере, мы находим уже у Гомера), ядро космоса но весьма сомнительно, различал ли он те пять планет, которые в это время были хорошо известны вавилонянам и, возможно, пифагорейцам: Аристотель сообщает о том, как объяснял Анаксагор появление комет: кометы, по его мнению, представляют собой соединения планет, когда последние сближаются и кажутся касающимися друг друга. Эту точку зрения принял потом Демокрит. Подобные мнения показывают, что эти философы не занимались наблюдением планет и не имели никакого представления об их движениях.

Другая парадоксальная гипотеза была высказана Анаксагором по поводу Млечного Пути. По его мнению, это та область ночного неба, на которую не падают солнечные лучи, поскольку она находится в тени земного диска. В этой области нет звезд, свет которых затмевался бы солнечными лучами (днем мы вообще не видим никаких звезд, ночью же на участках неба, освещенных Солнцем, мы воспринимаем только наиболее яркие звезды); поэтому-то она светится так ярко. Нам теперь трудно представить себе, что Анаксагор не замечал несообразностей, к которым приводила его гипотеза. Как, в частности, ответил бы он на вопрос, почему Млечный Путь занимает всегда одну и ту же область звездного небосвода, а не перемещается соответственно движению Солнца под земным диском. То, что Анаксагор — и не только он, но и Демокрит, и другие современные им мыслители — не ставил подобных, с нашей точки зрения очень элементарных, вопросов или, может быть, игнорировал их, указывает на незрелость научного мышления той эпохи — мышления, стремившегося найти рациональное объяснение любому явлению природы, но не умевшего подойти критически к той или иной попытке такого объяснения.

Не все гипотезы Анаксагора имели столь наивный характер. Непреходящей заслугой философа из Клазомен было впервые им данное — и в принципе совершенно правильное — объяснение солнечных и лунных затмений. Анаксагор понял, что солнечные затмения происходят лишь во время новолуний, и притом только в тех случаях, когда Луна оказывается на прямой, соединяющей Солнце и земного наблюдателя. Древние авторы рассказывают, что, когда в 431 г., в начале Пелопоннесской войны, случилось полное солнечное затмение и среди дня внезапно наступила тьма, афинян охватил ужас. Тогда к народу вышел Перикл и, воспользовавшись знаниями, полученными им от Анаксагора, объяснил причину подобных явлений. Это успокоило граждан и избавило их от суеверного страха (см. 26, 252).

Представление о том, что Луна получает свой свет от Солнца, также обычно связывалось с именем Анаксагора (об этом, в частности, пишет Платон в «Кратиле»). Отсюда легко было сделать шаг и к правильному объяснению лунных затмений. Это объяснение и было дано Анаксагором — чему не помешали его неверные представления о форме Земли. Любопытно, однако, что, по мнению Анаксагора, причиной лунного затмения может быть не только Земля, но и невидимые темные тела, расположенные ниже Луны. Зачем понадобились Анаксагору эти тела? Сколько их и почему они не освещаются лучами Солнца? Мы не знаем этого. Возможно, что он заимствовал эту точку зрения от Анаксимена, которому некоторые источники приписывают аналогичные воззрения.

Несмотря на эти частичные неясности, объяснение солнечных и лунных затмений знаменовало собой очень важный шаг в истории естествознания — между прочим, и потому, что затмения (в особенности солнечные) издавна были связаны со всякого рода предрассудками, которые использовали в своих интересах жрецы и прорицатели. Естественное объяснение этих явлений нанесло этим предрассудкам смертельный удар.

Мы не знаем, имел ли Анаксагор какое-либо представление о величине наклона плоскости эклиптики к плоскости небесного экватора. По некоторым сведениям, первым, кто измерил наклон эклиптики, был астроном Энопид (вт. пол. V в.). Зато мы знаем, какое объяснение давал Анаксагор так называемым «поворотам» Солнца и Луны. Под «поворотами» в данном контексте греки понимали изменения движения этих светил в вертикальном направлении — Солнца в моменты летнего и зимнего солнцестояния, а Луны дважды в течение лунного месяца. По мнению Анаксагора, эти повороты происходят вследствие большего или меньшего давления, производимого холодными северными массами воздуха на движущееся светило. Луна в большей степени подвержена холоду, чем Солнце, поэтому ее повороты случаются чаще.

Таким образом, движение Луны и Солнца оказывается зависящим от чисто метеорологических факторов, Как правильно замечает известный историк науки Ван-дер-Варден, Анаксагор фактически разлагает движение этих светил на две составляющие: одна из них объясняется мировым круговращением, другая же — сопротивлением воздуха. При этом становится непонятной строгая регулярность движения Луны и Солнца, их неизменное возвращение через определенные промежутки времени в одно и то же место небосвода. Ван-дер-Варден усматривает в этом серьезный недостаток системы Анаксагора и указывает, что пифагорейские представления о божественной природе небесных светил были с точки зрения истории астрономии гораздо более плодотворными (см. 17, 178).

Разумеется, несмотря на данное им правильное объяснение затмений, астрономом Анаксагор был неважным — это следует из всего вышеизложенного. Но мы должны подчеркнуть общую методологическую тенденцию, красной нитью проходящую через все его астрономические гипотезы и имевшую несомненно прогрессивное значение. Эта тенденция состояла в отрицании сколько-нибудь существенных отличий мира земного от мира небесных светил. И в этом отношении он является последователем мыслителей милетской школы. Заметим, что такая тенденция отнюдь не была господствующей в древнегреческой науке. Не только для пифагорейцев, но также и для Платона небесные светила представлялись существами, имевшими божественную природу. Аристотель проводит резкую грань между миром подлунным, земным, где все вещи подвержены возникновению, уничтожению и всякого рода изменениям, и миром небесных сфер, состоящих из нетленного эфира и вечно совершающих одни и те же повторяющиеся круговращения.

У Анаксагора нет и следа подобного противопоставления, хотя он жил примерно на сто лет раньше Аристотеля. Для него не существовало принципиальной разницы между Небом и Землей, между космологией и метеорологией. Небесные светила у него имели земное происхождение, они были где-то недалеко и подвергались воздействию воздуха; звезды были простыми камнями, а Солнце — раскаленной глыбой; Луна же имела долины, горы и равнины и, возможно, была обитаемой. Короче говоря, весь космос у Анаксагора имел единую природу; это был земной космос, в нем не было ничего божественного, сверхъестественного. В плане общего мировоззрения такое представление о мире явилось безусловным шагом вперед. Продолжателями Анаксагора на этом пути были не Платон и Аристотель, а философы-материалисты Демокрит и Эпикур.

Заканчивая главу о космологических воззрениях Анаксагора, добавим несколько слов о том, как он объяснял некоторые другие явления природы, издавна привлекавшие внимание человека.

Анаксагоровская концепция происхождения молнии и грома известна нам в изложении Аристотеля. Как полагал Анаксагор, некоторые количества горячего эфира иногда попадают в более холодные воздушные области; при этом мы наблюдаем сначала блеск огня (молния), а затем шум и шипение, сопровождающие его потухание (гром). Малые количества эфира являются причиной зарниц; в этом случае звук до нас не доходит.

Отметим в этой связи, что эфир Анаксагора нисколько не похож на эфир аристотелевских «надлунных сфер»: он обладает, в сущности, той же природой, что и воздух, отличаясь от последнего лишь тем, что он горячее, светлее, суше и разреженнее.

Любопытно, что даже землетрясения вызываются у Анаксагора эфиром. Попадающий под землю и в ее пустоты эфир стремится прорваться вверх и, не находя выхода, сотрясает земные пласты. Аристотель, излагающий эту гипотезу, дает ей весьма невысокую оценку. Между тем и в ней проявилась все та же характерная для Анаксагора тенденция объяснять небесные и земные явления с помощью одних и тех же факторов.

В сочинении Анаксагора обсуждались и более тривиальные явления, такие, как ветер, дождь, снег, град, радуга. Град, по мнению Анаксагора, — это тот же дождь, только образующийся на больших высотах, где значительно холоднее, чем у поверхности Земли. Почему там холоднее? Потому, говорит Анаксагор, что на столь больших высотах уже не чувствуется действия солнечных лучей, отражающихся от поверхности Земли. А радуга, по его мнению, есть отражение тех же лучей от плотного облака. Мы видим, что пытливая мысль Анаксагора стремится отыскать естественные, физические причины природных явлений, каковы бы эти явления ни были. Иногда (как в последних двух примерах) он нащупывает правильные пути объяснения.

Таким образом, если создателями греческой математики и астрономии принято считать пифагорейцев, если, далее, у Эмпедокла имеются отдельные положения, которые впоследствии нашли развитие в химии, то Анаксагор наряду с атомистами имеет право претендовать на роль одного из основоположников позднейшей физической науки.