К городу прикоснулась ночная прохлада, жалобно вскрикнув, зажглись фонари, в их желтом искусственном свете танцевали последний танец шапки синих ромашек. Желания, не просто цветы. И фонари — не просто бетон, лампочка и разбитый планшет. Все в Городе Забытых Желаний не просто.

Озеро бурлило радугой, и разноцветные отблески освещали лицо Дона. Красивое, волевое лицо с наметившейся темной щетиной. И хотя сейчас невозможно рассмотреть четко, Вилла видела три веснушки на ровном носу, и как прищурились недовольно тигриные глаза, и взлетела на секунду черная бровь, после ее предложения.

— Нет.

Он даже не рассматривал вариант, чтобы отпустить ее в Анидат.

— Я покажусь отцу, он убедится, что со мной все в порядке и никакой войны не будет… — Она остановилась под пристальным, чуть сожалеющем взглядом.

— Им нужна не ты, Вилла.

Она покачала головой, отстраняясь от жалящих правдой слов.

— Ты — предлог, чтобы нарушить мирный договор.

Она закрыла лицо руками, но слез, вопреки опасениям, не было. Дон взял ее ладони в свои, заглянул в глаза, и она прильнула к нему. Его руки, холодные, но согревающие заледеневшие уголки сердца, крепко обняли.

— Прости, я мог промолчать.

— Я не останусь в твоем доме. Не хочу, чтобы меня ограничивали. Я не могу так.

— Ладно.

— Мне уходить? Сейчас?

— Куда?

— В Анидат?

— Я сниму защиту, но ты все равно не уйдешь. Я постараюсь сделать так, чтобы ты хотела остаться.

— Правда?

И слезы, наконец, хлынули. Она не нужна отцу, и глупо ухватиться за слова, брошенные подругой. Да, ведьма за нее переживает, потому что Вилла по всем расчетам должна была вернуться раньше. Возможно, она забила тревогу, узнав о странном поступке Адэра, и навела справки о Доне. Естественно, знания не утешили, а насторожили: лучшая подруга, которую отправила для страстной ночи с ее идеальным мужчиной, в гостях у мертвого друга.

Дон прав, здесь столкнулись прочие интересы, а ее имя — предлог.

Война из-за обычной корри? Затеянная отцом? Смешно. Наверное, Дон прав и в остальном: если она вернется в Анидат сейчас, станет козырем в мутных интригах и ее попытаются использовать против него.

Дым рассеивался у ног, проплыв дальше, снова сплетался в мягкий узел, и так же голос Дона оплетал Виллу, убаюкивал и вычеркивал беспокойные мысли.

— Ты полюбишь этот город, — пообещал он. — У тебя будет много хорошей одежды, я достану. Знаешь, мне очень хочется увидеть тебя в длинном темно-синем платье, которое бы подчеркивало плавленое серебро твоих глаз. И в туфлях на высоченных шпильках, чтобы вынудить тебя увидеть в себе женщину.

Женщину… Ради этого она и отправилась на ночевку в Наб, а в итоге? — вздохнула умиротворенно, — а в итоге нашла много больше.

— А главное, у тебя будет Чуп. — Пауза и чуть слышно: — И я.

Вилла скрыла ответную улыбку и призналась:

— Я никогда тебя не забывала.

— Я знаю, но даже если бы ты забыла, я нашел способ напомнить.

— Как?

Дон отвел от ее лица непослушную прядь.

— Не искушай меня.

— Ладно, — быстро согласилась Вилла, и подумала, что, скорее всего, он не имел в виду то, что она навоображала. — Расскажи мне о городе.

— Что тебя интересует?

— Ты можешь вернуться в Анидат?

— Об этом городе мне не сильно хочется разговаривать, — усмехнулся. — Но мой ответ нет.

— А хотел бы?

Долго молчал.

— Хотел. Теперь нет необходимости.

— Почему?

— Зачем?

Они подошли к теме, которая волновала Виллу, но которую она боялась затронуть. Вопрос вертелся на языке, но соскальзывал; трусливо — да, недостойно — пожалуй, но она была вполне откровенна с собой, чтобы признать, что боялась.

И словно почувствовав ее метания, Дон сказал:

— Я не хочу сейчас говорить о смерти. Впервые за десять лет мне захотелось жить.

— Тогда расскажи о ромашках, — облегченно вздохнув, попросила Вилла. — Никогда не видела, чтобы цветы летали и чтобы за ними гонялись так, будто они бесценны.

— Ты не проголодалась?

— Любопытство съедает меня больше.

— Ромашки, которые ты видела — не просто цветы, это чьи-то желания, и в этом городе они, действительно, имеют цену. Как бы объяснить проще? К примеру, живет где-то маленький мальчик, который мечтает о машинке, со временем мальчик вырастает, покупает машину настоящую, а что с желанием? Оно существует, оно есть, забытое, правда, ненужное. Его затягивает в этот город, и оно снова становится полезным.

— Как?

— Его энергии хватает, чтобы на какое-то время насытить сущность.

— И тебя?

— Нет, для меня ее слишком мало.

Вилла заворожено слушала рассказ друга. Для кого-то желание умерло, а кому-то продлило существование. Это правильно, вот только из головы не выходили крики ромашек, которые попадали к бестелесным. Они казались удивительно ранимыми и… живыми.

— Но ты ведь питаешься? Чем? Я что-то не замечала, чтобы ты нахваливал картошку Чупа.

— Нет, еда меня не привлекает.

— А что?

— Ты.

Вилла рассмеялась, и постаралась не обращать внимания на мурашки, которые поползли по телу. Не знай она Дона хорошо, поверила бы и даже испугалась.

— Замерзла?

— Немного, — отогнала ненужные подозрения.

Дон обернулся потоком холодного воздуха и перенес ее к дому. Чуп открыл дверь, не дожидаясь пока войдут, ушел на кухню, ворча по дороге, что картошка остыла, и если она кому не понравится, то вон, полная кладовая продуктов, и плита чистенькая и свободная.

— Божественно пахнет, — похвалила Вилла, поспешив за пушистиком. Воодушевленный похвалой, он щедро добавил в ее тарелку еще две ложки.

— Открыл новую банку огурцов, — сказал, посматривая в ее сторону.

— Это из тех, что хрустят? Такие сладенькие?

— Да, — метнул быстрый взгляд.

— Прям праздник какой-то!

Чуп перестал хмуриться, приосанился и поставил на стол трехлитровый бутыль с обещанными огурцами. Вилла села на длинную лавку, Дон рядом с ней, Чуп занял место напротив.

— Еще один? — подал огурчик. — Вот что бы вы без меня делали? Как знал, что пригодится, бегал по городу, отвоевывал у этих бестелесных. Им-то что?

Гербарий могут жевать, а у нас в гостях девушка. Живая. — Громкий смешок. — Вечно голодная. Прелесть какая! Оказывается, челюсти нужны не только чтобы говорить.

Вилла переглянулась с Доном. Тот пожал плечами, мол, и вот этого ты считаешь добрым? И пока он не разошелся еще больше, завалил, как Золушку, распоряжениями. Передать приглашение троим из первого списка, — Вилла уже понимала, что речь идет о Самаэле, Марбасе и Аббадоне, — убрать со стола до их прихода и достать фэйри-вино и бокалы.

— Что?! — возмутился Чуп. — Да я для этих демонов пальцем не пошевелю, и уж тем более не собираюсь заначку обнулять! Вино для девушки, ясно?! И то если она попросит. Вилла, ты вино хочешь? Лезть мне в темный подвал или лучше компотика? Я только что сварил, и идти никуда не надо.

— Вино и бокалы, — повторил Дон, будто не слыша сетований.

Зверек блеснул глазами, но сник, стоило Дону повернуть голову.

— А я компот буду, — сказала Вилла, и Чуп забыл про обиды, загордился и засуетился. Только успел бокалы и вино поставить, учуял приближение демонов и ретировался.

Демоны появились вместе, секунда в секунду в означенное время. Аббадон и Марбас впереди, сзади, потягивая сигаретный дым, Хаос.

— Зачем звал? — Самаэль сел в углу, пуская дым в окно.

Аббадон разместился на лавке по центру, Марбас кивнул Вилле, но остался стоять в дверях.

— Разговор долгий, — предупредил Дон, угощая вином демонов.

— Не так часто я пользуюсь ногами, чтобы устать, — отмахнулся Марбас, сделав глоток. Аббадон осушил бокал залпом, Самаэль смаковал с сигаретой.

Дон начал с главного: будет война, и хотя Вилла пыталась вставить ремарки и лепетала, что сведения могут оказаться ложными, повторил, что война будет.

— Значит, император проигнорировал сообщение, — протянул Самаэль. — Я и не надеялся, что все окажется просто, но чтобы так…

— При чем здесь император? — удивилась Вилла. — Вы хотели, чтобы он воевал на вашей стороне?

— Нет, что ты, мы не так самонадеянны. И мы за мир во всем мире.

Дон сжал руку Виллы, чувствуя ее смятение. Она слишком близко принимает все к сердцу, слишком волнуется за тех, кого убить невозможно. Ну, подумаешь, пожертвуют сотней-другой бестелесных, император десятком воинов-легал, в глобальном смысле ничего не изменится.

А могло бы. Жаль, не удалось договориться. Не видать дождя городу.

Заметив, что у Виллы слипаются глаза, Дон приобнял ее, заставил облокотиться о себя. Проще отнести ее спать, но не хотелось с ней расставаться. И пусть демоны недовольны присутствием девушки, пусть Самаэль ухмыляется, кутаясь в дым, он ни минуты не хотел того существования, что влачил до нее. Ни секунды не хотел быть тварью, которой оборачивался без ее иллюзии.

Понимает ли она свою силу? Наделила демонов обликом и приняла как должное. Почти две недели прошло, а лица у них как живые, ни одной морщинки, ни одной трещинки, и одежду сменили, а иллюзия нетронутая.

Спит…

С сожалением, что сегодня не увидит, как она улыбается ему, как смотрит доверчивым котенком, и льнет, не ведая его мрачных мыслей, отнес Виллу в комнату. Она пошевелилась, когда положил на кровать, но глаз не открыла. Раздеть?

Вряд ли обрадуется, но… это будет завтра.

Дон снял с нее кроссовки, стянул джинсы, любуясь стройными ногами, взялся за край мятой футболки, но одернул руку. Не смеет к ней прикасаться. Облик ему подарила красивый, а нутро — гниль, даже сквозь иллюзию смрадный запах.

Закрыл плотно дверь за собой, вернулся в кухню.

— Пока тебя не было, бестелесные снова учинили бунт. Неймется им. — Самаэль выбросил окурок, зажег новую сигарету. Когда-то он из-за нее умер, и теперь она стала его спутницей в смерти.

— О войне мы уже поговорили? — поинтересовался Марбас.

— А что о ней говорить? — зевнул Аббадон. — Император нашлет легал, я нашлю саранчу, те пожрут их крылья, останки легал сметут бестелесные. А бунт снова забудется. Ты же не девушка, чтобы волноваться из-за таких пустяков.

Все так, все предрешено и просто, но Дон не мог отогнать тревогу. Странно, он все еще мог чувствовать, хотя по сути, его уже давно не было. И беспокойство не имело отношения к войне или бунту. Оно набатом выстукивало имя Виллы.

Отмахивался от него, зная, что в его доме ничего с девушкой случиться не может, и самая большая угроза для нее — он сам, но мысли уходили к ней, впиваясь иголками.

— Сейчас вернусь.

Но стоило пойти на поводу у смешного, по сути, порыва, вбежал взъерошенный Чуп с криком:

— Ви… Вилла пропала!

— Девушка предпочла другого? — усомнился Самаэль. — Как странно. Не я?

Дон поднялся, перевернув лавку, его глаза расширились, кожа начала трескаться. Но еще держался, не оборачивался. Пронесся холодным ветром по дому, распахивая каждую комнату. Нет ее, нигде нет, и будто не было!

Только запах ее и жизнерадостность пульсирующей волной подтверждали: не сон, не морок, была с ним, в его доме. Одеяло, которым укрыл ее, скомкано, простынь перетянута, кроссовки разбросаны по разным углам комнаты, джинсы пропали.

Не ушла, увели, силой, но от этого легче не стало.

Одуряющесладкий запах ударил в ноздри. Конечно, как сразу не догадался?

Невероятным усилием Дон вернулся в свой облик. У него нет права на проявление эмоций, позже пронесется по городу смерчем.

— Мне кажется или я слышу… — поморщился Самаэль, заходя в комнату.

— Не кажется, — материализовался за ним Аббадон.

Марбас, который любил женщин в их разнообразии и прощал любые недостатки, считая очаровательными, кивнул, соглашаясь и выплюнул с раздражением:

— Летха.

***

Вот почему, если ты терпеть не можешь, когда тебя ограничивают, обязательно отыщется тот, кто норовит это сделать?

Нет, ну, бывают же пытки голодом, к примеру. После двухнедельной картофельной монодиеты Чупа, она бы день-два без еды перенесла спокойно.

Но ей упорно не везло с тех пор, как сунулась на территорию демонов. Сначала Адэр придумал историю о мстительности добрейшего дракона и установил защиту, которая не выпускала ее из дома. Потом к подобной тирании прибегнул лучший друг. А теперь вот рыжеволосая девица стаскивает ее с кровати практически голышом, переносит в комнату с другой кроватью и первое, что поняла Вилла: выход здесь есть, но на нее опять не рассчитан.

Похитительница — сумасшедшая. Ходит по комнате, отчаянно жестикулирует и в который раз повторяет, что она — солнце. Хотелось спросить у нее, а в чем же у тебя сходство с солнцем? Разве что волосы торчком, но это не лучи, а ежовые иглы. Что еще? А, собственно, вот и все.

Или она это в переносном смысле себя со светилом сравнивала? Вилла с сумасшедшими не общалась — как-то не доводилось, и вообще устала и хотела спать, потому на кровать, куда девица ее толкнула, села и слушала молча.

Император, уничтожение всего живого в городе, пророчества, бла-бла-бла…

Зевнула, посматривая, есть ли в комнате зеркало? Сегодня не ее день: голые стены, голый бетонный пол с остатками замусоленного линолеума; обстановка в трехэтажке Дона теперь казалась роскошной. И там был душка-Чуп, а здесь кроме сумасшедшей ни одной приятной физиономии.

Виллу воровали впервые, в Анидат такое никому не приходило в голову, хотя там у нее отец, ну, скажем так, у очага власти, и похитители могли наивно надеяться на выкуп, а здесь что? Дон отдаст за нее протертый ковролин? Или ее кроссовки, которые- очень жаль стопам-неженкам, — остались в комнате?

В сотый раз крутился вопрос: зачем она подалась из Анидат? Она абсолютно не приспособлена к жизни с демонами. Здесь они через одного, и если не кидаются беззащитными девушками с обрыва, то берут в плен. Прямо не девушкой себя чувствуешь, а переходящим знаменем.

Девушка…

Столько испытаний, и девушка… Поцелуи — все, что удалось опробовать, да и то в воспоминаниях, и если мысли крутились вокруг Адэра, отгоняла их. Нечего на пустяки отвлекаться, война намечается.

Война…

События как во сне или сериале. А где хэппи-энд? Сегодня ее спасет Дон или лучше закрыть глаза и подождать завтра? Иногда она делала так в детстве, ложилась спать раньше, чтобы скорей новый день и чтобы снова увидеться с Доном, потому что девочкам неприлично по ночам долго общаться с мальчиками. От этого могут появиться слухи, а когда она станет старше — маленькие корри.

Не будет у Дона маленьких корри — он мертв. И у нее не будет — она разочаровалась в мужских особях. В Анидат действительно много почесателей языками, а в Наб или ГЗЖ, по словам девицы, — не осталось никого живого.

Да она просто слепа, или ей проще видеть вместо радуги лужу.

Чуп. Подвижный, болтливый, обидчивый и быстро отходчивый — разве можно его назвать мертвым? Или Дон. Да от его взгляда хищника чувствуешь себя дичью и его слова… от них ни минуты не веяло холодом.

А Марбас? Аббадон? И этот высокомерный блондинистый Самаэль? Любая девушка потеряла бы от них голову, и кровь по венам побежала быстрее. Способны на такое мертвые? Сомнительно. Их выдавали глаза, они бурлили энергией, и даже если тела подвергли процедуре смерти, начатое не завершили.

Из тех, с кем Вилла встречалась после прыжка через зеркало ведьмы, она бы причислила к мертвым Ризгора. В нем не осталось ничего положительного, минимум эмоций, контроль над всем, кроме темноты, которая его окружала. Ему самому с собой не страшно?

Но лучше переключиться на мысли о настоящем, потому что еще секунда и снова подумается о драконе, Адэре и… Да пошло оно все!

— К черту, — процедила чуть слышно.

Рыжеволосая, оторопев, оборвала монолог и, посматривая, как кот на сметану, спросила:

— Что-что?

Нет, можно смолчать, снова притворится, что язык болит, но впервые за почти месяц своих странствий Вилла не в компании мужских особей и как раз накипело…

Она встала с кровати и, как рыжеволосая, используя при необходимости язык жестов, высказала все, что думает об этом гребаном мире темных, о городах, в которых угнетают беззащитных женщин и, — о, как же приятно иногда не фильтровать речь и не говорить глупости, когда срабатывает заклятье Дуаны, — о том, что несмотря на всю свою кажущуюся никчемность, она достаточно сильна, чтобы найти выход. И если кто-то тут подумал, что она будет ждать, пока ее уничтожат или используют против Дона, то не пошел ли он… Далее следовал поток тщательно и долго удерживаемых заклятьем слов.

Выговорившись, Вилла вперила руки в бока, приготовившись к обороне, уставилась на рыжеволосую. Девица присела на кровать, и ее расслабленная поза и лукавая улыбка вовсе не предупреждали о нападении. По крайней мере, интуиция Виллы дремала.

— А знаешь, — сказала рыжеволосая, — я теперь понимаю, почему он на тебя позарился.

Вилла как раз ничего не понимала, в первую очередь, почему у похитительницы такой спокойный голос и улыбка… она выводит ее из себя, сбивает запал. Но она предположила, что речь идет о Доне и позволила ремарку, что никто ни на кого не зарился, и вообще не ее это дело.

— Почему не мое? — усмехнулась рыжеволосая. — Я — член семьи.

Теперь Вилла убедилась, что перед ней сумасшедшая. У ее матери детей больше не было, а у Дона и матери нет.

— Я говорю не о хозяине города, — сказала девица, встряхнув головой. — Никого не напоминаю?

— Лису.

Рыжеволосая рассмеялась.

— А ты похожа на декоративного кролика. Такая же симпатичная, безобидная и хочется потискать.

— Ты украла меня, чтобы это сказать?

— Я тебя не воровала.

— Хм?

Рыжевато-карие глаза похитительницы довольно блеснули.

— Это из разряда того, что невозможно удержать то, что тебе не принадлежит.

Вилла вспомнила наставления друга и подумала, что сейчас именно тот случай. Хотя, он и просил демонам передать, что она принадлежит ему, видимо, в это захолустье новости не добрались.

— Я принадлежу Дону.

— Что-что? — улыбка сползла с лица рыжеволосой.

Ну, вот, возможно, она признает оплошность и вернет ее хозяину города? Вилла заступится за нее, попросит не наказывать — подумаешь, ночная прогулка в трусах и майке, с кем не бывает? А если перед возвращением девица вернет ей джинсы, она даже пожмет ей руку. На прощанье. В надежде никогда больше не увидеться.

— Ты что? — повторила девица.

И Вилла, полагая, что та в шоке от своего поступка и от осознания, кого решила похитить, по слогам произнесла:

— Я при-над-ле-жу До-ну.

— Хм.

Девица соскочила с кровати, стала напротив, принюхалась, будто перед ней прошелся скунс.

— Уверена?

— Как никогда.

— Действительно, как никогда… — Девица бросила на Виллу сочувственный взгляд и пошла к двери. — Я еще никогда так не ошибалась.

Дверь захлопнулась, заскрипел массивный засов, но прошла секунда, дверь открылась, и рыжая зашла со свечой в темную комнату. Ни фонарей вокруг, ни окна — проемы забиты железом. Кунсткамера какая-то!

— Подожди ругаться, — перебила рыжеволосая. — Ответь мне на один вопрос…

— И что мне за это?

— Если ответ мне понравится, ничего, а если нет, я за разнообразие в пытках.

Вилла открыла рот, чтобы сказать, где она видела эту девушку и куда ей лучше уйти подобру-поздорову, но та напомнила:

— Один вопрос.

— Ну, попробуй, — согласилась неохотно и подумала, что из двух предложенных вариантов всегда можно выбрать третий. Не понравится ей вопрос — она не так глупа, чтобы нарываться с правдивыми ответами непонятно на кого. Промолчит — делов-то.

Рыжеволосая поднесла свечу ближе, чтобы ни малейший оттенок реакции не ускользнул — Вилла снисходительно улыбнулась. Она умеет контролировать свои эмоции, и сейчас рыжеволосая в этом убедится.

— Что ты думаешь об Адэре?

Рассудительность покинула Виллу, даже под перстом императора она не собиралась молчать, тем более, если есть желающие выслушать все, что она думает об этом мерзком предателе. И самой ласковой из ее фраз была любимая:

— Пусть он катится к черту!

Запал неожиданно стух, но Вилла ни о чем не сожалела. В конце концов, за правду многие умирали, в основном люди хорошие, и если они не против ее компании…

Рыжая расхохоталась и, обняв все еще хмурящуюся Виллу, сказала:

— Ну, здравствуй, сестренка!

— Что-то я тебя не признаю, — усомнилась в родстве Вилла.

— Ты — пара моего брата, а значит, моя сестра. И, пожалуйста, не надо мне сейчас лгать о Доне, я не чувствую на тебе его запаха. Только мой брат.

Вилла знала, что вопрос излишний, но надеялась, что ошибалась.

— А брат у тебя…

— Тот, кто тебя целовал, — усмехнулась рыжая. — Адэр.

— Ну, да, конечно, — пробормотала Вилла. Перед ней еще одна уникальная сущность — нюхач, а она когда император раздавал таланты, видимо, погулять вышла.

Врать бесполезно — ее интимный опыт для рыжей как на ладони, но хоть одну шпильку бросить, к тому же, по делу, тянуло неудержимо.

— У вас, наверное, разные папы, что-то у тебя ни копыт, ни рогов не видно.

Рыжая заинтересовалась.

— Он… целовал тебя с рогами и копытами?

— И при хвосте. — Вилла напрягла память. — Нет, шерсть у него на ночь выпадает, и рога тоже.

— На ночь? Была ночь? — Летха снова принюхалась. — О, и не одна.

Вопрос показался странным. Конечно, в Наб были и сумерки, и ночь.

— И как тебе?

Рыжая уселась на кровать по-турецки — видать, рассчитывала надолго. Вилла с сомнением посмотрела на нее. Она ведь не хотела услышать, как они… занимались сексом?

Рот рыжей приоткрылся в ожидании пикантных подробностей. О, да, хотела. Но единственное, чем Вилла готова была поделиться, так это тем, что второй раз она на объятия ее брата не соблазнится.

— Почему? — рыжая даже расстроилась. — Ты мне понравилась.

— Может, потому что ты мне не очень?

— Ты просто меня плохо знаешь, но это поправимо. Меня зовут Летха.

— Летха? Я жила в твоей комнате.

— А я подумала, что ты и мой брат… вместе… нет, я уверена, что спали вы вместе, не путай меня.

Вилла поддакнула. Один или два раза — события так далеки и малозначительны, что туманны.

— Ага, и поэтому лицо как бурак от воспоминаний и глаза сияют как звезды. Так почему ты не хочешь вернуться к моему брату? Я как-то не очень верю, женщины не могут перед ним устоять.

— Не спорю, я кажется, тоже упала в обморок, когда его увидела.

Летха рассмеялась.

— Расскажешь подробности?

— Наверное, вы давно не виделись: рога, копыта, хвост и густая рыжая шерсть. Ты хоть и рыжая тоже, но тебе повезло больше. А, и глаза у него, как два красных фонарика.

— Ой, ничего себе, мне кажется, братец перестарался. Чем ты его вывела?

— Долгая история.

— Ну, хоть намекни.

— Сказала, что он красивый. Теперь я понимаю, что, возможно, именно тогда он затаил обиду. Принял мои слова за издевку и сбросил с обрыва.

— Адэр?

— Ну, не сама же я прыгнула. Единственный, с кем бы я согласилась полетать без крыльев — Невилл.

— Ты хотела бы полетать на драконе?! — глаза Летхи из миндалевидных стали круглыми. — Надеюсь, ты держала свои мечты при себе?

— Вот уж нет, как только увидела это совершенство, я сразу попросила покатать меня.

Рыжая снова расхохоталась.

— Я бы посоветовала тебе покопаться в памяти, возможно, что скинул с обрыва тебя именно Невилл, хотя… Нет, он не любитель долгих выяснений. На зубок — и молчок.

— Это у вас семейная черта.

— Какая?

— Обижать тех, кто не может за себя заступиться.

Разговор Виллу не напрягал, и даже настроение поднялось, а усталость сникла, но пока она болтает и слушает смех Летхи, ее друг, наверняка, перерывает весь город.

Она встала с постели. Хорошо, что сразу не возникала, когда Летха назвала ее парой своего брата, теперь ее замешательство сыграет на руку.

— Слушай, раз мы с тобой почти родственники и все такое, вернешь меня к Дону?

Рыжая покачала головой.

— Нет.

— Он волнуется. Я нужна ему. Летха, я хочу вернуться.

— Дурочка, ты нужна ему только для того, чтобы есть.

— Ты сумасшедшая!

— Наивная клуша! — парировала Летха, ее веселость прошла, она едва не метала молнии. — Он мертв! Он — не корри, которым был, не твой друг! Это совсем другая сущность! И ты — еда, которую, как ты выразилась, я у него украла!

Вилла не поверила. Летха, как и ее брат, лживая, непредсказуемая. Она клевещет на того, кто не может сейчас возразить, запугивает.

— Но ты ведь питаешься? Чем? Я что-то не замечала, чтобы ты нахваливал картошку Чупа.

— Нет, еда меня не привлекает.

— А что?

— Ты.

Вилла едва подавила крик. Он вибрировал где-то в грудной клетке, рвался наружу, но не находил выхода. Дон — ее друг, все еще, она уверена. Но могла ли та сущность, которой он стал, считать ее своим блюдом?

На этот раз интуиция не молчала, и почти явственно с сожалением прошипела… да.