Город без сна имел непримечательное название — Ристет, а вот сам по себе оказался удивительным. Зеленая долина лежала у подножья огромного белого замка, задравшего остроносые башенки к небу. Вокруг — аккуратные домики с распахнутыми ставнями, заигрывающие с солнцем сквозь витраж. Опрятные дорожки, пересекаясь, не задыхались от камней и пыли, а мелкие полевые цветы, умывшиеся недавним дождем, красовались перед улыбчивыми горожанами.

Улыбки удивили настолько, что Вилла зачарованно всматривалась в приветливые лица, ища подвох, а прохожие, поприветствовав императора и его спутницу, шли по своим делам, улыбкой отвечая на ее замешательство и величественный кивок императора.

Никто не бежал к нему, сломя голову, вымаливая о минуте, как за герцогиней, редко балующей жителей Анидат вниманием. Никто не просил позволения нижайше высказать просьбу и не гнул спину в ожидании решения, зависящего от переменчивого настроения.

Без раболепствия приветствовали слуги в замке, не изображал показную радость темнокожий канцлер, не строил задумчиво-многозначительное лицо придворный маг, не спешил с немедленными докладами, дабы показать работу, начальник охраны.

Император был властителем, а не хозяином чужой короны, поэтому не нуждался в доказательствах величия. Сдержанно-вежлив, откровенно не тактичен, не подавляющий, но не дающий спуска, иначе пятнадцать городов, которыми управлял, давно бы стерли друг друга в крошку, — он обязательно находил время для Виллы.

Прогулки, долгие разговоры, когда самое главное проскальзывало в пустяках — император шел к ее душе семимильными шагами, словно пытался нагнать те годы, что они не были знакомы. Вернее, годы, что она не знала его, потому что он знал все, обо всех и самым первым.

Чтение мыслей было маленькой толикой его способностей. Ну, действительно, этим талантом обладал едва не каждый демон, а что говорить о том, кому они подчинялись?

И Адэр. И Марбас. И Самаэль. И Аббадон. И Ризгор. И Дон, о котором император не хотел ничего даже слышать.

Он просил Виллу не думать о нем. Когда не вышло, просил не думать о Доне в его присутствии, когда снова не получилось, показал, как укрепить мысленный блок, который она только недавно научилась ставить.

Концентрация, и ничего больше.

Но радость, что урок усвоен, омрачилась осознанием, что ее могли научить много раньше Адэр или Дон, но им было удобней этого не делать.

Жизнь в городе текла размеренней, ленивей, чем в Наб, Анидат или ГЗЖ, несмотря на то, что Вилла очень мало времени проводила в замке. Зачем? Осматривать чужие комнаты? Прислушиваться к недовольному шепоту императрицы? Ловить на себе едкие взгляды новоиспеченного братца?

Уна и Лэйтон не слишком радовались, что незаконнорожденную дочь император разместил в противоположном крыле, но в одном замке с ними. Мачеха во время знакомства скукожилась, как прошлогодний мандарин, а Лэйтон рассыпался в лживых комплиментах.

— Я вижу, твое лицо приглянулось солнцу, — намек на противные веснушки. — Представляю, как ты похорошеешь в Ристет.

Демону ясно, во что она превратится в городе, где нет сумерек, ночи и сна: рыжую, вялую тряпку. Но благодаря заклятью Дуаны, Вилла ответила оченно деликатно, и голос-умница, не подвел, не выдал бурлящего внутри вулкана.

— Благодарю, императорское высочество. Мне действительно повезло. У нас с солнцем уговор: оно прикасается к моему лицу, но не затрагивает других частей тела, таких как… — принюхалась, сморщив носик, — подмышки или стопы?

Взгляд Лэйтона после ее слов и раскатистого смеха императора не обещал ничего приятного, а взгляд Уны был холоден, как у мертвой рыбы и маловероятно, если когда-либо хоть что-то выражал.

Что в ней нашел император?

После того спонтанного «папа», Вилла про себя и вслух называла его согласно титула, а не родства. Отчасти считая, что это не слишком уместно, когда рядом люди, гораздо ближе ему, чем она. Отчасти опасаясь сближения, которое он подгонял. Отчасти из солидарности с той девочкой, которая мечтала, чтобы именно он подарил на день рожденья разорванные мальчишками бусы. Отчасти из-за матери, которая так и не соединилась ни с кем, хотя все еще была хороша.

Их главный разговор, как дочери и отца, пока не состоялся. Иногда Вилле казалось, что не она отдаляет его, боясь получить ответы на нелегкие вопросы, а император. Но разве он мог чего-либо бояться?

Высокий, красивый, подтянутый, властный, вечно молодой и, выходит… вечный.

Да и город, избранный им как резиденция, существенно отличался от тех, в которых была Вилла. Без изгороди, как Наб или Анидат, без закрытых порталов и ограничений, как ГЗЖ, что указывало на доброжелательность ко всем или на уверенность, что нежеланный гость по какой-то причине обойдет стороной.

Она могла полюбить Ристет, стать горожанкой, а не гостьей, тем более что император закрепил синие покои за ней. Она могла полюбить императора, по-настоящему, как единственная дочь любит отца, но несмотря на шкаф, забитый нарядами и смирившихся мачеху и братца, ставила блок не только на мысли, но и чувства.

Семейные ужины тяготили, но она выбирала одно из шикарных платьев, купленных для нее императором, обувала мягкие кожаные туфельки в тон и спускалась в огромную столовую, в которой с легкостью мог поместиться их дом с матерью или два домика, как у Адэра.

Серебряные приборы глаза не пугали — пользовалась ножом и вилкой, с первым блюдом беспроигрышно выручала ложка, а если кто предпочитал разнообразие и посмеиваясь, считал ее недоразвитой, это его проблемы. Хотела бы она посмотреть, как долго сопротивлялись голоду Уна и Лэйтон, попади они в Город Забытых Желаний, прежде чем начать есть руками.

Жареная картошечка Чупа не могла конкурировать с императорскими яствами, но через день пребывания в Ристет, Вилла откровенно по ней скучала. И по кофе, найденному и приготовленному для нее — горьковатому, без сахара, но с любовью.

Две недели, о которых договаривались с императором, прошли, и Вилла подняла тему о возвращении в Анидат. Она погостила, пора и честь знать. Но ему эта тема не понравилась.

— Ты моя дочь, — сказал строго, — я ни к чему тебя не принуждаю, но дай своему старику еще неделю. Три недели за двадцать пять лет — не так много, как думаешь?

Вилла думала, что он отнюдь не старик, по человеческим мерками император выглядел лет на тридцать пять — тридцать, и еще думала, что если хотел видеться чаще, никто его не удерживал. Но он ничем ей, собственно, не обязан. Жена и наследник появились много раньше незаконнорожденной дочери, так что Вилла и ее мать — наверняка, случайность.

— Мама знает, что я у тебя?

— Естественно. И знает, что я прошу тебя задержаться.

— И что сказала?

— Сказала, что соскучилась, но ты достаточно взрослая, чтобы принимать решения. — Он улыбнулся. — Ты, действительно, у меня совсем взрослая, доча.

От этих слов Вилла едва не расплакалась, но запретила себе, не при нем, потому что тогда… Она с нежностью всматривалась в красивое лицо императора… Тогда он бы понял, как много и всегда для нее значил.

Она запретила себе так же вспоминать прошлое, упрекам не было места в новых, таких хрупких еще отношениях. Настоящее — максимум, что можно позволить, а будущее придет, не спрашивая, и рассудит, ни с кем не советуясь.

Еще неделя, согласилась, а потом в Анидат.

— Ты хочешь вернуться из-за матери? — император не слишком обрадовался такой настойчивости. — Или мне поговорить с Уной и Лэйтоном?

Она не хотела вражды с новыми родственниками, хватит, что из-за нее едва война не началась. Из-за матери, пояснила, и еще хочет попросить герцогиню сделать ее легал.

— Легал? — Брови императора недоверчиво сдвинулись на переносице. — Но зачем?

— Я давно мечтала о крыльях.

Он всматривался в ее лицо, не пытаясь, — Вилла чувствовала, — проникнуть в мысли. Он, самый сильный из всех, кого она знала, давал ей свободу, пространство, а те, кому верила, копались в ее голове, как в песочнице.

Отмахнулась от навязчивых мыслей о прошлом.

Настоящее, напомнила себе.

И будущее, которое выбрала.

— Хорошо, — император поднялся, показывая, что утренняя беседа окончена.

— Ты согласен?

Она тут же прикусила язык: ну, какое ей дело, согласен он или нет. Но по довольному лицу императора было заметно: ему вопрос понравился. Он мягко провел рукой по ее волосам, уложенным горничной в замысловатую прическу из кос, приподнял лицо за подбородок, удерживая взгляд.

— Если это то, о чем ты мечтала, я сам тебя сделаю легал.

— Ты?! Но герцогиня…

— Я — император, — напомнил мягко и вышел из комнаты.

Она действительно забывала, кто рядом с ней. Забывала, даже обращаясь по титулу. Он был прост, доступен, открыт для нее и, казалось, прилагал все усилия, чтобы и она открылась.

— Император… — прошептала, глядя на дверь, за которой он скрылся, и тут же попробовала на языке еще одно слово: — Папа…

Первое подходило ему больше, второе казалось правильней. Как говорил Самаэль: надо смириться, что у папы статус выше, чем у шута, как она считала? Наверное, это проще, чем если бы сталось наоборот: думать всю жизнь, что отец император и узнать, что он — королевский шут.

Сменив расшитое бисером утреннее платье на джинсы и майку, а туфельки на кроссовки, Вилла вышла из замка. Первое ее появление в таком одеянии вызвало шок: слуги приросли к месту кто с тряпкой, кто с подносом, кто с чем; мачеха, нервно хихикнув, спрятала лицо в острый кулачок, а братец холодно поинтересовался, не считает ли она нужным немедленно подняться в комнату и переодеться.

Одежда была ношеной, той, в которой она прибыла из ГЗЖ, но Виллу так и подмывало сказать Лэйтону, что она в действительности считает о его вычурных нарядах с разноцветными шарфами, скрывающими шею почти до глаз, но заклятье… эх, заставило собраться с мыслями и ответить не по-хамски, но весьма категорично:

— Благодарю, императорское высочество, но нет.

Уже к вечеру ей доставили коробки с парой джинсов, грудой маек и рубашек, кроссовками, балетками, кедами, мокасинами и, — о, чудо! — носками. Правда, «к вечеру» — это условное выражение, в Ристет день состоял только из светового дня. Ни сумерек с прохладой и срывающимся ветром, ни ночи, обволакивающей тишиной и плотной тенью, ни утра, подкрадывающегося к ресницам, тревожа от сна.

Она привыкла к этой особенности, так же, как горожане привыкли к ее. Ну, ходит дочь императора, как подросток — кому какое дело? Их же не удивляли одежды Лэйтона? И сам император, простите, не выхаживал в длинной мантии и со скипетром. Только его жена придерживалась строгой официальности: длинные платья, застывшее надменной маской лицо, все конечности в драгоценностях и корона, которая, казалось, запуталась в роскошных пшеничных волосах.

Вот и сейчас, заметив Виллу в таком одеянии, она с кислым видом прошла мимо, глаза не выражали ничего. И кого расстроила ее реакция? Вилла обернулась — лицо мачехи едва не трескалось от высокомерия. И кто ей придумал такое имя? Уна — Голод. Наверное, какой-то маг постарался, угадать так точно нереально.

Мимо, визжа и оглядываясь, пробежала группа мальчишек. Эта картинка воспроизвела в памяти другую: девочка и догоняющий ее мальчик. Она, смеясь, несется по старому району Анидат, мимо школы, закрытой до утра, мимо пустующего ангара. Устав, прячется за деревянным забором, сдерживает тяжелое дыхание и смотрит в проем, высматривая мальчика. И вдруг…

— Ух! — прожужжало где-то снизу, ударив по ногам. Неожиданное падение резко выдернуло из прошлого. Напротив нее, протягивая чумазую ладошку, стоял темноволосый мальчик.

— С тобой все в порядке? А? Высочество? С тобой все хорошо, да?

Другой ладошкой он сжимал длинный черный шарф, которым усиленно тер глаза, щурясь от солнца. По тропинке, грозно что-то выкрикивая, спешил мужчина.

— Твой отец? — Вилла вернулась в вертикальное положение, отряхнула джинсы.

— Ага, — поморщился мальчик.

— В догонялки с друзьями играли?

— Ага, — он рассмеялся, и тут же расстроился. — Ох, и попадет же мне за тебя, высочество!

— Почему?

— Ну, мы же играли! А тут ты! И как раз мне под ноги! У моего отца моих братьев еще четверо, а ты у императора одна. Прощай, высочество! — Он смело сделал шаг навстречу наказанию. — Не поминай лихом, несколько дней моей заднице и так будет невесело. И почему он не в кузнице? Невезуха. Отряхнулись бы и разошлись, я же тоже чуть не упал.

Мужчина, приблизившись, с опаской посмотрел на Виллу, перевел строгий взгляд на мальчика, снова на Виллу.

— С вами все в порядке?

— Один-два синяка я переживу.

— Ну, а ты так легко не отделаешься, — мужчина сделал вид, что хмурится, но его добродушные усы отказывались притворяться. — Я так за тебя возьмусь, что…

— Что его заднице будет не до веселья несколько дней?

Вилла обменялась улыбкой с мальчиком.

— Не сомневайтесь, — кивнул мужчина.

Мальчик громко вздохнул, с надеждой посмотрел на Виллу.

— Как вас зовут? — спросила она мужчину.

— Гилберт.

— А тебя? — спросила мальчика.

— Как в анекдоте, — буркнул тот.

— Такое длинное имя?

Но шутка прошла мимо, мальчик угрюмо взирал на нее и чуть встревожено — на отца.

— Как в анекдоте, говорю, — продолжил бурчать, — когда туземцы тащат пленника, разводят костер, подвешивают над ним и спрашивают имя. Когда он удивляется, зачем уже это знакомство, они мягко, как и ты, высочество, поясняют, что для меню. Меня зовут Джой, но какая разница? Все равно ведь накажут.

И хитрый взгляд в ее сторону.

— Не сомневайся, — повторил его отец.

— А, может быть, — Вилла улыбнулась мужчине, — обойдется?

Он помолчал, не сводя сурового взгляда с заговорщиков, махнул добродушно рукой и сказал, что если бы не личная просьба принцессы, кто-то забыл бы как сидеть на целую неделю.

— Ты, надеюсь, извинился? — так, поворчал для приличия.

— А она тоже виновата! — весело рассмеялся мальчик и пока отец не передумал, убежал куда-то по тропинке.

— Простите его, — мужчина обернулся вслед пострельцу.

— Пустяки.

— Э, нет, хорошо, что Джой не слышит, а то в следующий раз двумя синяками дело не ограничится.

Вилла рассмеялась.

— Я — кузнец, единственный, но не поэтому лучший в городе. Если что понадобится, наш домик крайний вон у той тропинки. Запомнили?

Вилла проследила взглядом в указанном направлении. В этом городе сложно потеряться — не густонаселен и все как на ладони.

— Запомнила. Домик с зеленой крышей.

— Заходите, если что?

— Зайду.

Мужчина, попрощавшись, ушел, а на душе тепло осталось. И вдруг подумалось, что вот такого, проказливого и шустрого, она бы хотела сына, но вряд ли он у нее будет. Да и вообще странные мысли для той, у кого еще и мужчины не было.

Дальнейшая прогулка прошла без приключений, и через час она вернулась к обеду, за которым, — ну, условно, — собралась вся семья. Император во главе стола, императрица по правую руку, сын — по левую, Вилла занимала место, где свободно, то есть, пока все ютились в одном углу, чувствовала волю.

— Мне нравится, что ты налаживаешь контакт с горожанами.

Оп-па! Ну, конечно, император уже был в курсе утреннего небольшого происшествия.

— Я не пытаюсь здесь освоиться, так вышло.

Он послал ей хитрую улыбку.

— Джой сочинил песенку и теперь воспевает всем, кто готов его слушать, какая принцесса добрая.

— О, Господи…

— Не тушуйся, у мальчика нет слуха, поэтому желающих не так много. Приходится отдуваться его отцу. Ну, и твоему тоже.

Вилла вернула улыбку.

— С кем планируешь познакомиться после обеда?

Она с презрением рассматривала телячьи мозги на тарелке.

— Надеюсь, — сглотнула и отодвинула тарелку подальше, — не с умывальником.

Император, смеясь, приказал убрать ее тарелку, и новое блюдо выглядело вполне безобидно. Беседа возобновилась.

— То, что ты можешь увидеть вокруг замка — центр, город намного больше, чем кажется. — После жеста императора бокалы наполнили вином. — Попробуй, очень вкусное.

— Сыворотка правды?

Он бросил лукавый взгляд через кристальный бокал.

— Да, но из более ранних запасов, чем в Наб.

Не спрашивал, где она с ним познакомилась — знал, как и все остальное. Адэр предпочитал это вино, и однажды оно спасло ее от мысленного вторжения Ризгора в голову. Он тогда засыпал ее вопросами, зная, что ложь после вина исключена. А сейчас, любопытно, отец предложил вино просто так или что-то хотел уточнить для себя?

Она сделала глоток.

— Ты, действительно, хочешь стать легал?

Вот и проверили, но ответ дался легко:

— Да.

— Почему?

— Я уже говорила.

— Тебе нравится в Ристет?

— Да, но я здесь не останусь.

— Почему?

— У меня другие планы.

— Какие?

— Это слишком расплывчатый вопрос, а стопроцентно честно я могу ответить только «нет» или «да».

— Ты… хочешь жить в Городе Забытых Желаний?

— Не хочу.

— В Наб?

— Нет. Допрос окончен?

Он покачал головой:

— Нет.

— Что еще тебя интересует?

— Хочешь стать легал к концу этой недели?

— Так скоро? — воскликнула Вилла и спохватилась, что в голосе и толики радости не было. — Да, хочу, просто… ты просил меня эту неделю побыть у тебя…

— Я помню.

— Но я ведь еще даже не увиделась с матерью!

Уна приняла окрас чистого листа, Лэйтон едко улыбнулся, император молчал, но Вилла не считала, что принимать незаконнорожденную дочь в замке можно, а говорить о ее матери — нет. Если это табу или кому-то неприятно, она не против уйти сегодня.

— Пожалуйста, продолжайте, — Уна демонстративно вышла из-за стола.

— Продолжу, — вспыхнула Вилла, проигнорировав и солидарный уход Лэйтона. — Я хотела провести хотя бы несколько дней с матерью, перед тем, как стать легал. Прости, если это расстраивает твою семью, но для меня это важно.

Молчание затягивалось, тяжелый взгляд императора не отпускал, но она не передумает, не может отказать себе и матери в этой встрече, потому что после, кто знает, когда они смогут увидеться. Корри и легал редко пересекались, только в крайней необходимости или на городских праздниках, да и то жабы настойчиво советовали не провоцировать конфликты. Легал — избранные, корри — скажем деликатно, те, кому не достались крылья.

Ей нужны эти несколько дней до обращения, и отец должен понять!

Ресницы скрыли его глаза на секунду, император пожал плечами.

— Я понимаю. — Он взял Виллу за руку, сжал, выражая поддержку, делясь теплом и частицей силы. — Твоя мать будет приглашена на бал, который состоится за день до твоего обращения. Два дня не так много, но и не мало, к тому же, совет не пересекаться с корри — только совет, а не приказание. Или мы можем наделить тебя крыльями позже, когда ты будешь готова и я относительно свободен.

— Но…

— Легал тебя сделаю я.

Ясно, этот вопрос не обсуждается, да и герцогиня могла отклонить ее просьбу. Никому дважды не предлагают стать легал, а Вилла от такой чести дважды отказывалась.

— Я бы хотела, чтобы Дуана тоже получила приглашение.

— Я бы хотел, чтобы ведьмы здесь не было, но… хорошо, думаю, придворный маг за ней присмотрит. Она будет приглашена.

— И…

— Хватит, доча, — остановил мягко, — я не хочу притворяться ангелом.

Ей тоже не очень хотелось, но она согласилась. Главное, что в такой важный момент рядом будут мать и Дуана. В общем, жизнь не так плоха, как иногда прикидывается. У нее есть дар, который, по словам императора, только начинает раскрываться. И у нее будут крылья.

Лучезарно улыбнувшись, Вилла чмокнула отца в щеку, и поспешно покинула столовую. После ее ухода, император стер с лица ответную улыбку.

У нее будут крылья, он видел это еще до ее рождения. Большие, ухоженные, длинные, как фата невесты. Многие воины потеряют от нее голову. Но легал она будет недолго.

***

В следующие несколько дней Вилла познакомилась почти со всеми жителями центра, успела искуситься тающим на языке сливочным мороженым у молочницы, полакомиться круасанами у булочника, попробовать себя в гончарном деле и получить зигзагообразный кулон на тонкой серебряной цепочке у кузнеца.

От последнего подарка пыталась отказаться, но Гилберт сделал хмурое лицо, и даже кончики его усов осунулись.

— Все в городе знают, что он старался для тебя, высочество, — сказал Джой с обидой, — и если ты откажешься, подумают, что тебе не понравилось. Мой отец — лучший кузнец в городе, высочество, и мы можем себе позволить такие подарки. Пока можем, но когда подумают, что он стал плохо работать… эх… твой отказ нас разорит, высочество, понимаешь?

Она прекрасно понимала, что это шантаж, но кулон ей очень понравился, и если была хоть малейшая вероятность, что мальчишка прав… Она попросила Джоя застегнуть на запястье цепочку, и усы его отца взметнулись вверх.

А еще местный торговец подарил ей большую банку с ароматным свежемолотым кофе, которую Вилла, поблагодарив, припрятала. Ну, да, император об этом знал, за столом во время обеда посмеивался и спрашивал, какие повару дать указания насчет напитков: чай, лимонад, коктейль или есть другие пожелания?

— Если в замке кофе закончился, можно и воды, — ответила Вилла, но банка укрытия не покинула.

Император раскатисто рассмеялся и остаток обеда разделил внимание между Уной и Лэйтоном. Если Вилла говорила, они демонстративно молчали. Если говорили они, Вилла не вмешивалась. Одним словом, обеды были весьма занимательны.

Лэйтон неохотно делился новостями из Города Разбитых Зеркал, которым управлял, Уна неохотно слушала советы императора и намекала, что мальчик созрел для расширения границ власти. Мальчик, и правда, был весьма и весьма взрослым, ему давно перевалило за сотню лет, но почему-то складывалось впечатление, что мода интересовала его больше управления.

Эти разноцветные шарфы, рубахи в горошек — привыкнув к странному стилю, начинаешь понимать: а стиль-то у него есть. Да, своеобразный, не похожий на все, что приходилось видеть и далек от совершенства в представлении Виллы, но в нем был изюм.

И на Лэйтоне дико смотрелись бы кеды, майка или что-то из не вычурного. Простота ему не к лицу. Да и само лицо простым не было. Не красивое, — опять же, что такое красота? Кто даст ее точное определение? — но привлекающее к себе внимание. Только в глазах такой же холод, как у матери. Ему бы больше взять от императора…

Заметив на себе пристальный взгляд Лэйтона, Вилла спохватилась и установила мысленный блок. Он все слышал, кажется. Черт! Хотя… она могла безбоязно повторить вслух.

— Мне пора, — Лэйтон телепортировался, не вставая из-за стола, а на прощание — едкий взгляд в ее сторону. Дескать, смотри, сестренка, так ты умеешь? Ты даже этого не взяла от императора.

Н-да, когда прав, тогда прав. Сила, которая пару раз пробудилась в ней, снова впала в долгую спячку, и как она ни пыжилась, запираясь в комнате, как ни взывала к ней — тишина. Надежда только на крылья.

— Не переживай, — услышала слова императора, — от меня тебе тоже перепало немало. Я бы даже сказал, ты очень многое переняла.

Голос мягкий, с ноткой… сожаления? Метнула взгляд на отца.

— Не подгоняй свой дар, это многое изменит.

— Изменит меня?

— Не только.

Она хотела узнать подробней, но Уна каким-то пустым вопросом увела беседу в сторону. И только позже, переодеваясь в комнате для прогулки, Вилла заподозрила что-то странное. Отец недоговаривает или просто не успел договорить? Уна нарушила свой бойкот по оплошности или нет?

Вторая версия казалась единственно правильной. Уна была холодной, неприятной, отталкивающей, но, увы, не прощающей, любопытной и дурой.

А что гадать? Если она вмешалась, чтобы император не рассказал подробней о даре Виллы, у нее ни черта не получится. Несложно прогуляться по замку, найти императора и задать интересующие вопросы. Его реакция и его ответы значимей мнимого желания мачехи.

Стоп. Это вечное солнце начинает влиять на сообразительность: если бы император днями сидел в замке, его империя давно распалась. И ничего не остается, как потерпеть до следующей встречи, а вот чем занять себя — вопрос.

Она прилегла на большую кровать поверх расшитого золотом покрывала. Закрыла глаза, полежала минут пятнадцать, а по ощущениям — часа два, встала. Прошлась по мягкому ковролину, покачалась к деревянном кресле-кочалке у окна, встала.

Кто бы сказал, что однажды соскучится по сну — не поверила.

Сейчас она не спит, потому что Ристет — город без сна, а когда станет легал, все города для нее будут наподобие Ристет. Крылья в обмен на сон. Стоят ли они того?

Несмотря на прочие неудобства, которые принесут с собой, да.

Легал не так сладко живется, как кажется. За их крылья охочие платят золотом, даже зная, что прежнего хозяина это убивает, а у нового они могут не прижиться. Не так давно между Анидат и Наб заключили мирный договор, согласно которому время от времени строптивых летающих отправляли к демонам, и возвращались оттуда только слухи об их скоропостижной смерти.

Необходимость, на которую пошла герцогиня и которую, видимо, одобрил император? Или он не вмешивается в текущие дела городов?

Интересно, а вмешался бы, захоти герцогиня отправить в Наб Виллу? Обмен одного на тишину, отсутствие демонов на территории и несколько бликов, которые станут новыми жителями. Раньше такой уговор Вилла считала удачным, когда была корри, но теперь…

Она вышла из комнаты, прошлась по пустующей галерее, разглядывая портреты императорской семьи. Отвлечься. Не думать. Не подпускать к себе навязчивый страх.

Не получалось, мысли прокручивали одно и то же: теперь соглашение между Анидат и Наб ее тоже касается. Она может стать разменной монетой, ее могут отправить в Наб в оплату демонам, как других легал.

По спине прошел холодок. Почему страх является если вопрос касается лично тебя или близких? И почему закрывает глаза, если, пройдя стороной, несчастье коснется другого?

Она чувствовала отвратительную слабость вплоть до того момента, когда снова увиделась с императором. Уверенный в себе, излучающий могущество, одним присутствием и ласковым взглядом, он развеял преждевременные тревоги.

— Ты о чем-то задумалась, я вижу морщинку у тебя на лбу, — улыбнулся, разгладил пальцем намеченную линию. — Не хочешь пройтись? Сегодня ты достаточно времени уделила стенам замка.

Она кивнула, и через секунду очутилась в зеленой долине, откуда и замок, и вопросы, мучившие весь день, казались не такими огромными. Император подмигнул лукаво, взял за руку.

— Думаю, нам пора поговорить.

Он правильно думал, и озеро, к которому привел Виллу, и уютная скамеечка, на которую они сели, располагали.

— Задашь вопрос или мне отвечать так? — снова улыбка.

Поразительно, как она ему шла. Нет в императоре показной мрачности, которую иногда демонстрируют мужчины, суровости, которой часто всего лишь прикрывают злость. Он был таким же солнечным, как и его город, а Вилла, как мотылек, тянулась на его свет.

Ошибка? Или нет? Чувства, возрождаемые в ней императором? Ей ужасно хотелось называть его папой и относиться к нему соответственно, без рамок, которые сама установила, без блока на ощущения. Доверять, делиться секретами, ждать помощи, даже если не просишь. Любить. Только потому, что он есть.

Все соседи смеялись над ней и матерью, когда прошел слух, что ее отец — шут, и вот на тебе: император! Но этот факт уложился в сознании, оставался вопрос, почему ничего не сказала мама? И почему Самаэль намекнул, что смерть Дона связана с тем, что он узнал эту тайну?

Император, как теперь понимала Вилла, знал все: о ней, дружбе с Доном, его смерти. Он знал, а она…

Трусиха — вспомнила слова Дона, когда отказалась видеть его таким, каким он хотел казаться.

Ну, вот, взрослая девочка хоть и ходит в кедах, но перестала бояться.

— Ты знаешь об условии мирного договора между Анидат и Наб? — спросила то, что не было первостепенным сейчас, подготавливаясь к разговору, который состоится позже.

Почти перестала…

— Хозяин города знает обо всем, что происходит в городе. Император знает все об империи. Да, я знаю о соглашении, и знаю, что тебя лишает покоя, потому и увел из замка. Думаю, духота и замкнутое пространство усиливают фобии. Развеем их? Легал тебя сделаю я, ты не будешь в подчинении у герцогини, если сама не захочешь служить ей. Но даже если бы ты стала легал, когда она предлагала, она не отправила бы тебя в Наб.

— Потому что я — твоя дочь?

— Не только. — Он помолчал, рассматривая водную гладь. — Наб был твоим выбором, герцогиня легла бы костьми, чтобы этого не допустить.

— Почему?

— Если я скажу, из-за того, что моей дочери не место в городе демонов, ты удовлетворишься ответом? Да, она знала, кто ты и пыталась заинтересовать тебя, привязать к себе и Анидат — политические интересы. Твой визит в Наб привел и еще приведет к изменениям, которых многие не хотели.

— То есть?

— Твоя встреча с Адэром. Твой поцелуй с Доном. Твоя дружба с Чупарислиодиуссом. Обожание тебя Марбасом, — глаза Виллы, без сомнений, не уступали сейчас глазам Чупа. — Особый интерес Хаоса, повышенный — Аббадона.

А в этот момент готовы были выпрыгнуть из глазниц.

— И все равно, — вернула глазам привычный объем. Пусть не такой большой, но более натуральный. — Не понимаю, что такого произошло, даже если все, что ты сказал о демонах, принять за правду.

Император перевел взгляд с озера на нее. Укоризненный, ага, потому что усомнилась в его словах. Тяжко вздохнув, она поддакнула: да, верит, да, признает, что он в курсе некоторых событий, даже если они кажутся странными. Но все равно это ничего не объясняет.

Вот что такого, что она подружилась с Чупом? И что такого в обожании (кхм… кхм) Самаэля? Встречу с Адэром и поцелуй с Доном деликатно изъяла из обсуждения.

— У тебя особый дар, Вилла, — пояснил император, — и когда он раскроется, за него начнется борьба. Кто-то попытается подружиться, кто-то влюбить в себя, кто-то прибегнет к шантажу. Умный сделает это до того, как дар раскроется.

Вилла поднялась со скамеечки. Император, махнув рукой, предложил размять ноги, пройтись вдоль озера. Вот так вот: тихий теплый денек, солнце, а вокруг, такое ощущение, дождевые тучи сгущаются.

— Если я правильно поняла, герцогиня знала, что я окажусь в Наб?

— И о последствиях твоего посещения города. Так было предначертано. Сюрпризом для многих стал твой визит в Город Забытых Желаний и встреча с Доном.

— И для тебя?

— Нет, — он хищно оскалился, разглядывая горизонт. — Потому что именно я спланировал эту встречу. Ты помнишь свое желание на совершеннолетие?

Она помнила. Вилла загадала, чтобы Дон был жив. Любой, не важно, как выглядит, но с ней рядом.

— Я не мог изменить прошлое, но постарался исполнить твою просьбу.

Вилла остановилась, внимательно глядя на императора. Он не лгал. Это он оживил Дона, вот только…

Никаких только. Да, эгоистичное желание девочки сделало из него того, кем он вряд ли мечтал быть, но… Дон Жив, это главное.

— Подарок вышел не совершенным, — словно прочтя мысли, согласился император. — Но я подумал, он понравится тебе больше, чем те бусы.

Его глаза лучились лукавством и… любовью. Бусы, которые разорвали мальчишки, и которые, по словам матери, ей подарил отец. Бусы, за которые отчаянно сражался Дон и благодаря которым они с ним познакомились.

— Ты…

— Да, доча, я спланировал и эту встречу.

— Зачем?

— Ты только что прочла ответ в моих глазах, озвучь его сама.

Любовь… Он ее любит…

— Я угадал с подарком? — улыбнулся император.

— Да, — кивнула, принимая его объятия. — Спасибо тебе, папа.

И дождик закапал не с неба, а из ее глаз. Император обнял дочь, провел рукой по каштановым прядям, которые сверкнув золотом от его прикосновений, чуть выросли и завились. За две с половиной недели, что Вилла провела в Ристет, они удлинились сантиметров на двадцать, но она не зацикливалась на внешности, и не заметила этого, к тому же, косы, которые плела ей горничная, это скрывали.

У него красивая дочь. Смелая, любящая. Жаль только, что он не просто отец, а могущественный император, ставящий личные интересы далеко не на первое место.

Мягкая улыбка на его лице сменилась суровостью, а настроение затянуло таким мраком, что по небу поползли черные тучи. Озерная гладь спрятала прозрачное покрывало за болотным.

— Пойдем домой, — сказал император, — пока нас не застал град.

Вилла встрепенулась. Домой?

— В замок, — тут же уточнил император.

— Ты все-таки читаешь мои мысли…

— Ты не всегда удерживаешь блок, а сейчас совсем сняла его. — Он заглянул в серые глаза, заполненные нежностью. Такие же, как у него, за маленьким исключением. Ее глаза отражали лишь цветовой пигмент, а его — душу. — Пойдем?

— Я еще о многом не успела спросить.

— Задашь вопросы позже, — пообещал ей, но сделал так, чтобы она их забыла.

Доверчивость — недостаток, который она переняла от матери, а ведь он предупреждал, что очень многие хотят контролировать ее дар. Мать Виллы расплатилась за наивность репутацией, а сама Вилла…

— Пойдем, — взяла его за руку.

Император подавил вздох и внезапную вспышку нежности.

Возможно, его дочь образумится и отажется от намеченного, или, вопреки логике Вселенной, возьмет желаемое без крохоборной платы?