В Наб и Городе Забытых Желаний Вилла тосковала по свету и солнечным лучам, а сейчас ей не хватало сумеречного покоя и вуали ночи, которые позволили бы, не закрывая глаз, не зашторивая окон, очутиться в уютном коконе.
Ее тело все еще дрожало от потоков силы, которая напомнила о себе так внезапно и так небрежно разрушила привычный мир. Император говорил, что ее дар только просыпается. Только… А что будет, когда он проснется? Как заявит о себе? Что даст взамен опустошению, которое сжимало сердце, выворачивало душу наизнанку и требовало давить, мстить, крушить только потому что можешь! Теперь ты знаешь и можешь!
Монотонное раскачивание в кресле-кочалке удерживало на грани. Казалось, одно резкое движение, чей-то шепот, и сорвешься. Не упадешь — наоборот, воспаришь над прошлым и прошлыми, поднимешься так высоко, что многое обмельчает, вот только никто не гарантировал, что сможешь вернуться. И захочешь ли?
Зеленые луга, аккуратные домики улыбчивых горожан напоминали застывшую картинку в фильмоскопе, а перед глазами все еще мелькали кадры, вырванные из воспоминаний ведьмы.
Бездыханное тело Дона, полуразложившееся, с жующими белыми личинками, свободно путешествующими от высохших ног к лысому черепу. Рука с согнутыми пальцами, которые вдруг шевельнулись, но не разжались, пряча нечто важное, что он пытался удержать и в смерти. Желто-коричневые глаза, распахнувшиеся после длинного заклятья-монолога и теперь хищником следившие за ритуалом ведьмы и кем-то, кто оставался за кадром.
Чужеродный дух, со скрипом старых пружин входящий в сопротивляющееся вторжению тело. Крик, застывший комом горечи и непонимания, и шепот, едва различимый, повторяющий одно слово.
Вилла…
Он звал ее. Помнил даже тогда, когда памяти не могло быть, разве что на ментальном уровне, будь они связаны отныне и навеки.
Но когда он был жив, она была пятнадцатилетним подростком, и ни о какой связи не могло быть и речи. Дон встречался с другими, взрослыми и красивыми корри, Вилла позволяла соседским мальчишкам изредка украсть ничего не значащий поцелуй. Что-то мелькало между ними, что-то, похожее на искру — протяни спичку и вспыхнет. Но он не протягивал, а она боялась вспыхнуть, боялась, что новые отношения разрушат их дружбу.
А потом он умер. Отныне и навеки.
Но своевольное желание Виллы вторглось за тяжелые кулисы смерти. Тогда она не знала, что приходится дочерью императору, как не знала, что он постарается воплотить ее желание, прибегнув к помощи одной из самых сильных ведьм империи.
Не вина Дуаны, что Дон из корри превратился в могущественного монстра, пожирающего не только город и все, что его окружает, но в первую очередь — самого себя. Осталось ли что-то от него прежнего?
Прежнего?…
Глупо, глупо!
А она просто трусиха!
Он прежний! Он настоящий! И он жив!
Вилла встала с плетеного кресла, проследив взглядом, как оно по инерции качается — так и Ристет вполне себе будет успешно существовать и без нее. Вышла из комнаты. Длинный коридор чуть слышно озвучивал ее шаги. Дойдя до угла, обернулась: расстояние между ней и жителями левого крыла увеличилось, а вскоре Лэйтон и Уна вовсе вздохнут с облегчением. Их опасения, что она захочет остаться, написаны на лицах, несмотря на маски безразличия, но это смешно: задерживаться там, где ты не нужна.
Дверь распахнулась за секунду до стука. Вилла машинально отметила, как плохо выглядит ведьма: потухшие глаза, съедаемые раскаянием, да и мятая юбка смотрелась хуже, чем белый халат черта, преодолевший сумбурный перелет из одного города в другой. Улыбка, мелькнувшая при виде гостьи, стыдливо спряталась.
— Можно войти?
Ведьма кивнула, отошла вглубь комнаты. Вилла закрыла за собой дверь.
— Вилла, я хотела сказать…
— Кто был с тобой рядом?
Ведьма не уточняла, о чем речь. Побледнела, закрыла рукой рот, будто страшась проговориться, и тем самым выдала ответ.
— Император?
Она закрыла глаза на секунду, едва заметно кивнула.
— Это для тебя он отец… — сказала, перейдя на шепот.
Отец, который двадцать пять лет не напоминал о себе. Отец, который позволил маленькой девочке думать, что ее папа — королевский шут и ни разу не вступился, когда над ней и матерью потешался весь Анидат. Отец, который знал о смерти Дона, — не мог не знать по статусу, — но даже выполнив ее необдуманную просьбу и оживив его, позволил десять лет считать, что он мертв. А теперь запрещал даже думать о Доне в его присутствии.
— Да. Мой брат — принц. Мачеха — императрица. Моя мать — бывшая любовница императора. А я… А кто я, Дуана? Ты знаешь? Не очень похоже, что я — плод любви.
Ведьма что-то сдавленно пробормотала, но Вилла отмахнулась ото лжи, которой пропиталась не только комната, но и большая часть ее жизни.
— Ты могла оживить Дона так, чтобы он… был как прежде?
— Нет.
Правда.
— Ты могла отказаться его оживить?
— Нет.
Правда.
— Ты можешь сделать так, чтобы он стал прежним? Таким, как до смерти?
— Нет.
Повеяло ложью.
Холодный поток иглой ударил ведьму в позвоночник, вызвал протяжный стон.
— Нет! Я не могу! — крикнула ведьма, обиженно сверкнув глазами: то ли потому, что ложь не прошла, то действительно что-то ей было не под силу. — Но я знаю того, кто может.
Ведьма откинула мысленный блок, предлагая прочесть ответ, не сканируя комнату на эмоции. И Вилла прочла… Свое имя.
Ноги ослабели, проснувшаяся зевота требовала впасть в спячку, несмотря на солнечные лучи, пронзающие комнату и особые свойства города. Вилла покачнулась, и если бы не ведьма, подхватившая под руку и подтолкнувшая к дивану, возможно, упала на пол.
— Ты уверена?
В голосе Виллы ведьма прочла ту же наивность, доверчивость и ожидание, как раньше, до того, как она узнала правду о воскрешении Дона. И потянулась к ней ментально, показывая, как она дорога ей, как много для нее значит. Отсутствие блока позволит прочесть все эмоции, прощупать чувства на прочность. Пусть знает, как она скучала по ней. По вечерам, которые Вилла безбоязно проводила с ведьмой. По долгим задушевным разговорам, когда делилась своими представлениями об идеальном мужчине. По доверчивости, с которой выпила отвар и шагнула навстречу к своему будущему. Без оглядки и без страховки, не сомневаясь, что Дуана найдет ее, не позволит случиться чему-то непоправимому.
И ведьма не подводила. Она была рядом, когда Вилла разбила лбом зеркало в замке Ризгора, и когда ее едва не разорвал дракон; когда падала с немыслимой высоты, из Наб в ГЗЖ, а после боялась спуститься с огромного дерева, на которое не помнила как приземлилась. Это не скромно, говорить о том, что ты сделал для того, кто тебе дорог. Но если хватаешься за последний шанс удержать, скромность несется прочь галопом бешеной лошади, как и гордость, которой наступаешь на горло и молчишь, не оправдываясь, пока тебя обвиняют.
— Теоретически, да, ты можешь сделать его прежним, — ответила ведьма, прочистила горло и добавила: — Но я не знаю, что будет, если ты попробуешь, и у тебя не получится. Это не так просто, как кажется. Дон… тот, кем он сейчас является… В общем, его сущность практически бессмертна, и никто, даже император, не может его убить… если… кхм… если захотел бы, да? Я знаю, что никто не желал бы той жизни, которую вынужден вести Дон, но я исполняла приказ, а другого способа оживить твоего друга не было. Прости.
Вилла безуспешно сдерживала слезы. Это ее вина, если бы она только знала… Внутренний голос едко поинтересовался: «И что? Если бы знала, и что? Загадала другое желание вместо приятеля-монстра?» Нет, она бы сформулировала желание четче, чтобы ведьма и император вывернулись ужами, сбросили кожу, но Дон был прежним, а они встретились не через десять лет, которые он провел без нее, а сразу.
— Что мне нужно сделать?
Они смотрели глаза в глаза, вытирая друг другу слезы. Ладонь Виллы нежно прошлась по щекам ведьмы. Ладонь Дуаны стерла влагу с потемневших веснушек Виллы.
— Это не просто и ты… я повторяю, что не знаю, какими будут последствия…
— Что мне нужно сделать?
Ведьма на секунду спрятала взгляд, набрала в легкие побольше воздуха и выпалила, решившись:
— Тебе нужно сделать так, чтобы он согласился умереть. Сам. Добровольно. Сделать так, чтобы он перестал тянуться к источнику жизни, перестал надеяться, перестал верить. А потом… — ведьма вытянула из-под юбки ритуальный нож. — Тебе нужно убить его.
Сердце Виллы пропустило два удара, едва не остановившись. Убить?! Дона?!
— И я повторяю, что это ничего не гарантирует. Это только шанс. Вилла, этот шанс…
Ведьма не закончила фразу, но подтекст читался легко: этот шанс не гарантировал ничего, но он был единственным.
— Мне нужно подумать.
— Да, конечно.
Уходя, Вилла взяла нож, и Дуана, наконец, перевела дыхание и откинулась удовлетворенно на подушках. Голова раскалывалась от двойных усилий: накручивать радужные теплые мысли на реальные, да еще так, чтобы они не пересеклись, и после от них можно было бы избавиться, не повредив рассудок. Тяжело, скажу я вам, и Ант бы точно не справился. Здесь мало таланта, которого у придворного мага сроду не наблюдалось. Здесь нужно мастерство с примесью волшебства, и чуть-чуть везения.
— Ну как? — спросила с улыбкой ведьма у единственного зрителя мизансцены.
— Великолепно! — Лэйтон материализовался в комнате, спрыгнув с подоконника. — Этот твой трюк со снятием блока, этот взгляд, а слезы… Даже я на какую-то минуту поверил. А мысленный посыл, что ты всегда была рядом — очень трогательно! Удивляюсь, как сдержался, чтобы тоже не пустить слезу?
Ведьма милостиво позволила поцеловать пальцы рук.
— Прибереги эмоции для финала. — Она усмехнулась горячности принца и горячему языку, лизнувшему сладострастно кожу. Одернула руку. — Поплачем вместе. От счастья. Когда Вилла убьет своего монстра.
— Торопишься выбиться в придворные маги? Я мог бы взять тебя к себе для начала, а когда Ант уйдет на покой, убедить императора, что ты все осознала, ну и всякое прочее…
Ведьма прочла между строк недосказанное: Лэйтон хотел ее взять для себя, но постель ее не привлекала.
— Это моя должность по праву! — возмутилась ведьма. — Я давно ее заслужила, а ошибку, которая настроила императора против меня, исправлю, и все, дело сделано.
— Руками Виллы?
— Какая разница? — искренне удивилась. — Я получу должность, которую по глупости упустила десять лет назад. Черт получит Виллу. Ты оставишь попытки меня соблазнить и переключишься на управление еще одним городом. Император получит крылатую дочь, которая не будет рваться за горизонты. Все останутся при своих интересах.
Все в плане ведьмы казалось решенным и правильным. От смерти Дона выиграет даже Вилла, которая избавится от чувства вины и давящей обязанности изображать отношения на пустом месте. Одного она не учла…
— И в Ристет, и во всей империи нет ничего, о чем бы не знал император, — прозвучал насмешливый голос. Через долю секунды император материализовался в комнате ведьмы. Два заговорщика с опаской переглянулись.
— Мы… — прошептала ведьма, возненавидела себя за робость и добавила громко. — Ваше императорское величество, я просто пыталась исправить свою ошибку.
Император смерил ведьму скептическим взглядом.
— А Лэйтон просто пытался помочь?
Ведьма недоумевала, почему императорский сын, как мумия, замер и молчит, хотя недоумевала недолго. Он — обычный мужчина, несмотря на статус, а камни с неба сыплются на женщин.
Дуана вспомнила о приличиях, встала, склонив голову перед императором.
— Да, ваше императорское величество, — ответила четко, не дрогнув, несмотря на взгляд серых глаз, которые прожигали ее.
Неуловимое движение, микросекунда — и император переместился на диван, где до этого уютно себя чувствовала ведьма. Он не позволил знаком или словом ей поднять голову, и она смиренно смотрела на бордовый ковролин, который почему-то вдруг показался насыщенно-красным, плотным и вязким…
Как кровь!
Волна страха прошла через ведьму: это не иллюзия, это предупреждение императора. Ковролин вполне успешно мог впитать ее кровь и, возможно, уже не раз впитывал чью-то другую. Но окончательное решение еще не принято, иначе она не слышала бы размеренного тиканья своих часов и не любовалась их великолепным украшением.
Будет ли россыпь бриллиантов последним, что она видит перед царством мертвых?
А Лэйтон продолжал молчать. И император тоже. Так долго.
Тик-так.
Прошло минут пять, а шея жалостливо ноет.
Тик-так.
Им не скучно, нет? Понятно, что мужчины немногословны, но не настолько же!
Тик-так, тик-так.
Часы на стрелках ускорили бег. Игра. Хороший знак, значит, император в настроении.
Тик-так, тик-так, тик-так.
Но ведь она не нарушила его условия, она не колдовала — так же со скоростью понеслись мысли ведьмы, будто их кто-то накручивал на катушку. Она, действительно, хотела просто исправить свою ошибку десятилетней давности. А Вилла не пострадает — она бы не позволила. Вилла — ее единственная подруга за сто четырнадцать лет, и потерять ее — все равно что сменить цвет волос. Немыслимо! Невозможно! Недопустимо!
Пришлось присвоить чужие заслуги себе, сказать, что оберегала, когда она била лбом зеркала и когда падала с обрыва, но она могла бы! Да, могла! Но кто она, чтобы тягаться с императором?! Это его право, защищать дочь, и сунься ведьма со своей помощью, он бы мог обвинить ее в государственной измене, подумать, что она пытается подорвать его авторитет. Дуана присматривала за его дочерью, но дальше не лезла. С такой защитой, как у нее, это все равно, что владельцу самолета предложить воздушный шарик.
Тик…
Часы остановились, и стрелки пошли в обычном для них ритме.
Решение принято. Но какое?
— Посмотри на меня.
Дуана облегченно выпрямила затекшую шею. Император успел сменить не только позу, расположившись по-царски, но и одежду. Байкерская куртка, ботинки, черная рубашка, кожаные брюки, в руках шлем — выглядело так, будто он собрался на прогулку к смертным.
— Вот мое решение. — Император ласково улыбнулся, но в его глазах клубился серый туман, не предвещавший ничего хорошего. — Ты немедленно телепортируешься в Анидат. Без права приближаться к Ристет и Вилле.
Ведьма пошатнулась.
— Но… ваше императорское…
— Молчи, — его голос не изменился, звучал обманчиво мягко, но тучи за окном скрыли солнце. Ведьма осмелилась перечить, и хорошего на горизонте стало еще меньше. Император ужесточил наказание: — Без права когда-либо оспорить и повысить свой статус.
Она побледнела, как моль, которой и останется. Ведьма, рожденная от союза двух магов — отныне и навсегда только ведьма из Анидат. Заговоры, порча, проклятие… Она задохнулась от несправедливости, но благоразумно молчала. Скажи хоть слово — и у нее отберут и это, запретив колдовать вовсе. Но Вилла… Она ведь хотела, чтобы ведьма была завтра с ней, ей будет проще пройти через обряд посвящения…
— Она уже не так сильно жаждет твоего присутствия, — ответил император на мысли. — И будь уверена, я помогу ей пройти обряд, и не позволю никому разрушить мои планы. Я внятно говорю?
Император бросил многозначительный взгляд на Лэйтона. Ну, да, ведьму с шахматной доски убрали, он был уверен, что она не дернется из своего темного уголка. Вот так и помогай владыкам, останешься с пустыми руками и плевком в душу.
Император рассмеялся.
— Душа! — Новый задорный взрыв хохота. — Ты мне нравишься, Дуана, и это причина столь мягкого наказания. Я пока не отправлю тебя твоей последней «мышке», и даже позволю телепортироваться после того, как озвучу наказание для Лэйтона, чтобы ты не думала, что я справедлив только к подданным.
Улыбка покинула лицо императора, когда он посмотрел на наследника, но Лэйтон продолжал молчать и вести себя так спокойно, будто ничего не случилось. Ни одним жестом он не выдал своих чувств, когда император озвучил решение.
Последнее предупреждение за попытку своей игры, а после — малейший проступок, и отречение.
Император махнул рукой, и парочка неудачников растворилась. Дуана телепортировалась в Анидат, Лэйтон отправился в свой город, которым черт знает когда научится управлять. А маг, который рискнул влезть в разговор, шепнув ведьме на прощанье довольное «два — ноль» был отправлен составлять каталог для новых книг в библиотеке, вручную. Так что лягушки могут прыгать свободно как минимум… ну, месяца два — так точно.
Не материализуясь, император телепортировался в комнату Виллы, провел ласково рукой по ее волосам, отчего они сверкнули золотыми искрами.
— Спи, — прошептал потоком свежего ветра, и вопреки законам города, отправил ее в долгий, успокоительный сон. Но прежде она посмотрела вправо, будто почувствовала его присутствие, сладко зевнула, закрыла глаза и с улыбкой, одной ногой переступая в царство Морфея, ответила так же, чуть слышно, взмахами крыльев взметнувшегося над замком голубя:
— Спасибо.
Дочь у императора одна, и кто бы что себе не думал… И что бы сама дочь не думала о нем…
Император долго сидел в кресле напротив, крутил машинально ритуальный нож, с гордостью глядя на дочь. Накинул на нее легкий плед, не прикасаясь, чтобы не потревожить, и телепортировался в комнату ее матери.
Нож послушно затерялся в одной из комнат огромного замка.
***
— Наконец-то! — воскликнула Алиша, когда император телепортировался в ее комнате, и отвесила звонкую пощечину.
Нет, он, конечно, не рассчитывал на хлебосольный прием, но и на такой тоже. Император с некоторой долей изумления смотрел на бывшую любовницу, потирая пострадавшую щеку.
— Ты до сих пор жива только потому, что являешься матерью моей дочери, — смилостивился. Не спросив позволения, прошел вглубь комнаты, телепортировал из своей почивальни кожаное кресло, сел в него.
— Моей дочери, — поправила Алиша, но только из упрямства. Оспаривать факт отцовства у нее бы духу не стало. После кивка императора она помедлила, но села в кресло напротив.
— Я пришел кое-что сказать, но для начала послушаю, чем вызвана эта вспышка. Ну? Я и моя щека ждем внятных объяснений.
Алиша внутренне подобралась. Вот он, момент, которого ждала. Любовник снова рядом, и в зоне досягаемости, и она имеет полное право вытрясти из него душу за все неприятности, что последовали за ним, за то, что наобещал, но не спешил помочь их дочери! Но желчь, которую копила, вдруг испарилась: хватило пощечины. Он отобрал у нее все, о чем мечтала, но мстить бессмысленно. Взамен разрушенных грез он подарил ей дочь, в которую она вложила всю нерастраченную любовь и душу, и только будущее Виллы сейчас имело значение. Ее же красота ушла с молодостью, прихватив шанс устроить личную жизнь: никто не воспринимал ее как женщину из-за статуса любовницы императора. Никто не мог, даже если хотел, посягнуть на мать императорского ребенка.
Но уже, наверное, никто и не хотел…
— Я жду.
Алиша подняла глаза на императора. Все так же молод, несмотря на возраст, так же смех искрится в серых дымчатых глазах, и так же стынет кровь от его взгляда. Она знала, что другой на ее месте уже превратился бы в горстку пепла за такой проступок, но благодарности не чувствовала.
— Не только благодарности, — поправил, усмехнувшись, император, и это замечание окрасило щеки женщины в пунцовый. Четверть века они не делят постель, а он не забыл ее холодности.
Император смерил ее снисходительным взглядом. Да, конечно, что для него четверть века? Тем более, что он никогда ничего не забывает. А вот она не раз пыталась стереть воспоминания о нем, но не сумела. Дочь, глаза которой были точной копией отца, браслет, оставленный им на прощанье, да и его короткие визиты из года в год — слишком яркие напоминания.
И непонятно, как он мог позволить Вилле перенестись в Наб? Как разрешил ведьме наложить заклятье, которое вернуло бы их дочь после расставания с девственностью? Алиша выплакала все слезы, когда узнала об ее исчезновении, и только это заставило ее связаться с любовником через браслет.
Дуана и Вилла думают, что она не знает условий странной сделки, но сердце матери не ошибается. Алиша подняла на уши весь город, и кое-кто шепнул «что, где и как», но это имя Алиша даже мысленно не называла, потому что если император узнает…
— Вилла отдыхает после телепортации, с ней все в порядке. Ее дар пока еще только намекает о себе, но когда вздумает набрать силу, я буду рядом, не беспокойся. А что касается заклятья ведьмы… Я ни на минуту не оставлял нашу дочь без внимания и с ней бы не произошло ничего против ее воли. А девственность… Пожалуй, только ты ее так высоко ценишь, — он усмехнулся. — Наша дочь прекрасна и достаточно взрослая, чтобы ее лишиться, не находишь?
— Я не считаю, что черт подходящая для нее партия.
— А Дон?
— Он… — Алиша с сожалением покачала головой. Вилла права: у нее и бездомного мальчишки не было с ним будущего уже тогда, а сейчас об этом и говорить странно. От прежнего Дона не осталось ничего, другая сущность даже его оболочку поглотила почти полностью.
— Не тебе принимать решение, — отрезал император.
Ну, да, конечно, снова не ей!
Алиша медленно выдохнула, медленно напомнила легкие воздухом. Будь ее воля, она бы запретила любому мужчине крутиться возле своей дочери. Но дело не в этом: сам факт, что ведьма диктовала условия! Ее дочери! Она вынуждала ее разделить постель с чертом, разве не так? Никто в здравом уме не выбрал бы себе его в суженые. А император в это время хлопал ушами!
— Ты мне льстишь, Алиша: даже при моих талантах мои уши не обернутся хлопушками. Я пробовал. Только что. — Император устало вздохнул, повторяя почти по слогам. — Никто не заставил бы Виллу сделать что-то против воли.
— Но Город Забытых Желаний не хотел ее отпускать!
— Не через заклятье ведьмы. Желание Виллы не отпускало ее, но как только она от него отказалась, город открыл портал и убрал сеть. Она, — он подчеркнул это слово, — выбирала. Никто другой.
Алиша потерла виски, будто это помогало справиться с наплывом новой информации. Значит, он всегда был рядом с дочерью. Всегда. И с ней бы не произошло ничего плохого и против ее воли. Бросила взгляд на императора — он кивнул, подтверждая ее мысли.
— А легал? — задала очередной волнующий вопрос.
— Она хотела стать легал с детства, — напомнил император и послал видение почти десятилетней давности. Да, точно, мысленно согласилась Алиша, и видение растворилось. Ее дочь мечтала о крыльях, но отказалась из-за матери и мечты Дона: он хотел путешествовать, показать ей новые города, а легал открыты не все горизонты. Тем более, легал герцогини.
— Она не будет подчинена герцогине, если сама того не захочет, — пояснил император. — А что-то мне подсказывает, что у нее другие планы на свой счет.
— Ты снова заглянул в будущее?
— Нет.
Алиша удовлетворенно выдохнула. Если император не заглядывал в будущее, у Виллы, действительно, есть шанс самой принимать решения. Но сможет ли она обойти пророчество?
— Я сделал все, чтобы она стала хозяйкой своей судьбы.
Да, теперь Алиша это поняла, и даже улыбнулась бывшему любовнику, мысленно послав благодарность.
— Это моя дочь, — напомнил он, потерев незаслуженно оскорбленную щеку. — А теперь, собственно, для чего я пришел: ведьма предпочла не оставаться на церемонию и вернулась в Анидат…
— Спасибо, — Алиша ни секунды не сомневалась, кто ее подтолкнул к этому решению. Сама она вряд ли бы покинула так быстро резиденцию императора, ибо ее меркантильные помыслы жирным шрифтом отпечатались на лбу, и только Вилла этого не замечала.
— Я изменил первоначальное решение, и ужин тебе подадут в комнату.
Так даже лучше. Алиша не горела желанием лишний раз пересекаться с Уной.
— Поверь, это взаимно.
— А Вилла?
— Я отправил ее в сон, ей нужно отдохнуть и восстановить силы. Если хочешь, после ужина я сделаю для тебя то же самое.
Для Алишы стало открытием, что несмотря на закон в городе, сон был возможен.
— Я — закон, — улыбнулся император. — Так что насчет вздремнуть?
— Нет, спасибо.
— Как знаешь, но время покажется бесконечным, потому что из комнаты тебе лучше не выходить.
— Все равно нет.
Император посмотрел на нее, как на неразумное дитя, но настаивать не стал.
— Завтра тебе принесут одежду, которую ты наденешь на церемонию. Твое происхождение не скроешь, но никто и слова не скажет. Не посмеют. И впредь, Алиша, ты не будешь отказываться от моей помощи. Хватит. Теперь Вилла знает правду, и ты будешь выглядеть согласно своему статусу.
— А какой у меня статус?
Вспылила и тут же пожалела об этом, потому что сама дала возможность императору вернуть ей пощечину, а словесная ударит ничуть не легче. Но он смотрел без насмешки и ответил так же серьезно, не уронив ее достоинства.
— Ты — мать моей дочери.
В его голосе прозвучало уважение.
— Все будут тебя уважать, Алиша, меньшего я не позволю.
Она почувствовала, как щиплет глаза, и тут же в руках появился тонкий белый платочек. Взгляд императора ласково прошелся по плечам, и плакать расхотелось. Гордо выпрямила спину.
— Правильно, — похвалил император. — Пожалуй, я сказал все, что хотел.
И тем не менее, прошла минута, вторая, а он сидел в кресле, не отводя внимательного взгляда. Алиша вспыхнула. Что он видит? Не молодую, уже не привлекательную женщину с тусклыми волосами цвета ржавчины? О чем думает? Волнуется, не опозорит ли она его завтра? Она бы с удовольствием пропустила визит в Ристет и его замок, если бы ее присутствие на церемонии не было так важно для дочери.
— Я не стыжусь тебя, — ответил на хаотичные мысли император. — Я тебе благодарен.
Он поднялся, подошел к двери, будто собирался прогуляться по замку, как простой смертный. Обернулся, посмотрел внимательно на Алишу.
— Забыл самое главное.
— Да?
— После церемонии все в империи будут знать, что я не против, если ты выйдешь замуж.
Алиша уставилась на него так, будто видела привидение. Он скажет, что не против… она свободна… спустя столько лет…
— Я не мог позволить, чтобы мою дочь растил чужой мужчина, — пояснил император, хотя и не обязан ничего пояснять. — И да, ты свободна, Алиша.
Если бы она не сидела в кресле, то непременно упала. Она сквозь слезы посмотрела на любовника. Свободна… вот только… все равно уже слишком поздно…
— Пока ты жив, поздно не бывает, — сказал император и телепортировался из ее комнаты.
Алиша продолжала смотреть на дверь, будто он все еще стоял там и все еще с ней разговаривал. Одна и та же мысль — свободна! — кружилась хороводом, а вторая, — поздно! — ее догоняла. Нет, надеяться на личное счастье глупо, потому что тот, о ком не смела подумать при императоре, никогда не простит измены.
К тому же, у него могут быть другие планы на свой счет, он может быть влюблен в кого-нибудь красивей и моложе, и…
— Алиша, — раздался голос императора, хотя сам он не появился, — я лично скажу шуту, что применил к тебе морок.
Император снизойдет до того, чтобы объясняться с шутом? Алиша нервно рассмеялась. Так не бывает!
— Так будет, — заверил император. — Но есть маленькое «но»: если после всего, что я расскажу, шут откажется от тебя… он умрет.
Мысли Алиши лихорадочно заметались: как уберечь любимого об опасности.
— Если ты его предупредишь, у него не будет выбора вовсе, — зевнул император. — У меня давно руки чесались избавиться от него. Отдыхай, Алиша, и не волнуйся по пустякам — если шут от тебя откажется, он тебя недостоин.
Кресло исчезло: император покинул ее покои.
Пустяк, как же! Оставшись одна, Алиша позволила себе разрыдаться. Невероятно, если шут ее простит. Еще невероятней, если захочет быть связанным с ней, потому что шутом он стал из-за нее и еще потому, что весь Анидат до сих пор не в силах забыть беременную невесту у алтаря.